Библейский греческий язык в писаниях Ветхого и Нового завета

• Греческий язык Ветхого и Нового Завета
• I. История образования греческого библейского языка.
• 1. Распространение аттического диалекта: а) Период александрийский или македонский.
• 2. «Общепринятый» греческий язык (Κοιν) или греческий послеклассический.
• 3.  Характеристические особенности «общепринятого языка».
• 4. Иудеи эллинисты.
• 5. Образование эллинистического языка.
• II. Греческий Ветхий Завет или перевод LXX-ти.
• 1. Греческий элемент послеклассического греческого языка у LXX-ти.
• 2. Евраистический элемент LXX-mu.
• 3. Характеристические черты евраистического греческого языка у LXX-ти.
• 4. Примеры, евраизмов в греческом языке LXX-ти.
• III. ГРЕЧЕСКИЙ ЯЗЫК НОВОГО ЗАВЕТА6
• 1. Греческий элемент греческого послеклассического языка в Новом Завете.
• 2. Латинский элемент греческого послеклассического языка в Новом Завете.
• 3. Литературный язык в греческом Новом Завете.
• 4. Распределение греческого элемента (литературного языка) в Новом Завете.
• 5. Евраистический элемент в Новом Завете.
• 6. Евраистический элемент Нового Завета по сравнению с таковым же у LXX-ти.
• 7. Христианский элемент Нового Завета.
• 8. Характеристические черты языка Нового Завета.
• I. «Общий» или разговорный греческий язык
• II. Арамейский и еврейский элемент
• III. Другие инородные элементы
• IV. Религиозный элемент
• V. Новый Завет – литературный памятник
• VI. Проблемы

Греческий язык Ветхого и Нового Завета

Библейским греческим языком называют греческий язык Ветхого и Нового Завета. Первый слагается 1) из греческого послеклассического языка, на котором говорили в эпоху перевода LXX-ти или написания ветхозаветных книг, и 2) из элемента евраистического, а во второй входят I) греческий послеклассический язык, употреблявшийся в эпоху происхождения новозаветных книг, 2) элемент евраистический и 3) элемент христианский.

I. История образования греческого библейского языка.

1. Распространение аттического диалекта: а) Период александрийский или македонский.

Победы Александра в., войны и политические потрясения, происшедшие при его преемниках, стерли маленькие греческие национальности, насильственно привели в соприкосновение греков и азиатов (включая сюда египтян), установили между ними необходимые взаимные соотношения и разрушили дух национализма, обособленности и исключительности. Вот тогда-то и происходит распространение эллинизма, его цивилизации и языка.–До Александра в. были только греческие диалекты, между которыми главнейшим является аттический. Отселе аттический диалект мало по малу вытесняет другие диалекты. Он следует за войсками Александра в. и его преемников и повсюду идет вместе с эллинизмом–даже до границ Индии. Он входит в Палестину и имеет блестящий успех в Египте, в Александрии, Он становится языком стран греческих и эллинизированных, вообще–всего греко-восточного мира,–б) Период греко-римский. Римляне низвели Грецию на степень провинции под именем Ахаии в 146 г. до р. Хр. Они овладели также Египтом и эллинизированными странами западной Азии вплоть до Месопотамии. Тогда аттический диалект распространился в сторону запада и– можно сказать–захватил Рим; он проник до Испании и Галлии, благодаря купцам, рабам и т. д.

2. «Общепринятый» греческий язык (Κοινί ) или греческий послеклассический.

Аттический диалект, который распространился по берегам Средиземного моря и более или менее во внутренние страны на Западе и на Востоке, прозван грамматиками II-го в. «языком общепринятым» (ἡ κοινὴ ) и «языком эллинистическим» (ἤ ἐ λληνική ). Новейшие называют его также «диалектом александрийским» и «диалектом македонским», потому что он принадлежит периоду александрийскому или македонскому. Но при этом не нужно смешивать его ни с диалектом македонским, на котором говорили в Македонии до Александра в. и который нам мало известен, ни с диалектом александрийским или тем «общепринятым языком», видоизмененным местными особенностями, каким пользовались в Александрии. Ныне «язык общепринятый» гораздо чаще называется «послеклассическим греческим языком». Аттический диалект, сделавшийся «языком общепринятым», вовсе не есть литературный аттический язык Афинских ораторов и историков, но тот аттический диалект, каким говорил народ и в Афинах и вдали от европейских и азиатских берегов Эгейского моря. Он обязан своим распространением торговле, мореплаванию, войнам, экспедициям, эмиграциям, колонизациям, обстоятельствам политическим,–одним словом,–тысячам соотношений, установившихся между людьми по необходимым потребностям практической жизни. «Общепринятый язык»–в существе своем–есть язык разговорный, простой и обиходный, на котором писали, как говорят, а иногда и прямо народный. В течение двух периодов– александрийского и римского–он является также и живым языком, при чем подвергается внутренним и внешним влияниям, изменявшим его непрерывно.

3.  Характеристические особенности «общепринятого языка».

Главнейшие из них таковы: а) Образование многочисленных слов производных и сложных или новых многосложных, под влиянием сокровенных идей самого языка и по аналогии. Усвоение так называемых поэтических слов и форм; принятие слов и форм чрез позаимствование из умирающих диалектов; введение необходимого контингента иностранных слов–семитских, персидских, египетских, латинских, даже кельтских. Изменение в произношении и орфографии. Вариации в роде имен, его флексиях именных и глагольных с некоторою тенденцией к единообразию. Исчезновение двойственного числа, а равно слов и форм так называемых классических.–Изменение смысла слов и выражений, некоторые термины, употреблявшиеся в общем смысле, принимаются в специальном и наоборот; теряется прежний смысл и сообщается смысл новый старым словам; первоначально метафорический смысл известных слов и выражений совсем забывается и утрачивается.– Физическая природа стран, где теперь говорят на «общепринятом языке», новые условия жизни при развитии цивилизации, изменения политические и социальные–вызвали новые идеи, новые метафоры и–вслед за сим–новые слова и новые речения. Новые идеи–религиозные, философские, научные и т. д.–тоже сопровождались новыми терминами и новыми выражениями, при чем старые слова получали смысл новый и – в особенности – специальный. – Новые отношения устанавливаются между словами и их дополнениями и являются новые конструкции. Конструкции аналогичные или равнозначащие воздействуют друг на друга или сменяются между собою; тоже по отношению к употреблению падежей (с предлогами и без них), частиц, видов, форм предложений.–Употреблявшийся большинством народа и на значительном пространственном протяжении, – «общепринятый язык» весьма слабо был подвержен влиянию риторов, грамматиков, литераторов, а–напротив – наклонялся к тому, чтобы обогащаться оборотами и терминами совершенно простыми, народными.–Единый повсюду, «общепринятый язык» там и сям представлял, однако, местные особенности; таков, напр., греческий язык эллинов Александрии.–От диалекта аттического и литературного и других исчезнувших диалектов он разнится настолько, что труды поэтов и классических прозаиков требовали комментирования. Тогда-то и рождается филология со схолиастами, грамматиками и пр. – Послеклассические писатели, желавшие подражать классикам, составляют как бы школу; они называются аттическими. б) Произношение испытало существенные перемены. Литературные формы аттического диалекта не соблюдались. Не ищите больше ни периодов хорошо связанных и ловко варьируемых, при чем части распределяются гармонически и взаимно уравновешиваются с искусством и грацией; ни выделения главной идеи, вокруг которой группируются второстепенные, соподчиняясь ей; ни тонких оттенений мысли; ни метафор, сравнений и намеков классических авторов: ни аттикизмов в мысли и в выражении. Язык всех, на котором писали все,– «общепринятый язык» избегали периодичности, синтетичности, одним словом, литературности Он–язык простой, аналитический, разлагающий сложные сочетания на краткие фразы, больше любящий выражать идеи раздельно, чем сливать их; прежде всего он стремится к ясности, простоте, легкости.–Но он еще и интернациональный, употреблявшийся весьма различными народами, которые ни греки, ни европейцы, каковы, напр., сирийцы, иудеи Александрии и Палестины.–Это язык универсальный: он служит всем и на все; изворотливый и гибкий–он может быть употребляем всеми, может выражать все новые идеи, даже иностранные.–Литературная деятельность не сосредоточивалась больше лишь в Афинах или даже в Греции, а проявляется в Александрии. Антиохии, Пергаме, Родосе, Риме и др.,

4. Иудеи эллинисты.

Знание и усвоение греческого языка иудеями–таков один из результатов македонского покорения. В течение периодов александрийского и греко-римского эллинизм и вместе с ним–греческий язык вторгаются или хоть пытаются вторгнуться в Палестину. Греческие колонии окружают Палестину почти со всех сторон. То же встречается и внутри этой страны. Греческие города ее заключали тогда лишь меньшинство иудеев, как города иудейские заключали меньшинство греков-язычников. Разные иноземные властители Палестины ввели туда элементы эллинизации, каковы разные чиновники греческого воспитания, литераторы и риторы греческие, наемные солдаты, говорившие по-гречески. Ирод I имел при своем дворе образованно-литературных греков в роде ритора Николая Дамасского (Иосиф. Флав. Древн. иуд ΧVΙI, V: 4). К сему присоединились праздники, игры, гимназии, театральные представления у греков или эллинистов Палестины. На большие религиозные праздники собирались в Иерусалим массами иноземные иудеи–эллинисты наряду с тысячами иудеев, живших заграницей и говоривших по-гречески. Много таких эмигрировавших иудеев потом возвращались в Палестину, чтобы окончить дни свои в Иерусалиме или Иудее. По необходимым требованиям практической жизни, ради торговли, индустрии, по причине соседства устанавливаются взаимные соотношения между совместными элементами населения–иудейским и греческим. Все эти условия в своей совокупности повели к тому, что иудеи Палестины приобрели знание греческого языка, хотя бы ограниченное. Много палестинских иудеев эмигрировало: это «иудеи рассеяния». Обычно они усвояют язык новой страны. Говорящие по-гречески иудеи,–а таких было множество,–это так называемые «эллинисты» (ελληνισταί : Деян. VI, 1. IX, 29) или «эллинствующие» (ср. ελληνί ζειν «жить как греки» или «говорить по-гречески»), между тем всех язычников, говоривших по-гречески, иудеи называли «греками»­οἱ ἑ λληνες. Но греческий язык, каким говорили иудеи, имеет отличия и Иосифом Скалигером (в Anin advers.in Euseb., in-f., Женева 1609, стр. 134) назван «эллинистическим». Вместо «греческий язык» или «идиом» «эллинистический» лучше бы говорить «греческий язык евраистический», «иудейско-греческий язык». Образованно-литературные иудеи, напр. Иосиф Флавий и Филон, употребляют литературный греческий язык своей эпохи, а не греческий евраистический почему к ним неприложимо то, что сказано здесь об эллинствующих иудеях и их языке.

5. Образование эллинистического языка.

Литературно-образованные евреи знают только еврейский язык. А в занимающие нас периоды времени национальным языком иудеев служит арамейский, который несколько отличался от еврейского по манере мыслительного процесса и по словесному выражению. Однако мы применяем определения «евраистический» и «евраизующий» одинаково и к арамейскому языку, как к еврейскому, ибо здесь не место для таких различений. Говоря вообще, первые эллинствующие иудеи Палестины и иудеи рассеяния узнали греческий язык из разговора, по ежедневным сношениям ради торговли и практической жизни,– от более многочисленной части населения, говорившей по-гречески, но менее культивированной; они узнали язык разговорный или близкий к «языку общепринятому» (Κοινή ). Их непосредственною целью было достигнуть возможности понимать греков и самим стать понятными для них. Эти иудеи еще много времени продолжали мыслить по-еврейски или на еврейский лад, хотя понимали и говорили по-гречески. Поскольку дух языка еврейского существенно разнится, от греческого,– отсюда натурально, что в употреблявшийся ими греческий язык иудеи вносили столько евраизмов и придавали ему столь заметную евраистическую окраску, что он совершенно различался от «языка общепринятого» (Κοινή ). Это греческий язык евраистический. Иудеи-эллинисты передали его своим детям, а равно и иудейским эмигрантам, непрерывно прибывавшим из Палестины; эти последние научались по-гречески в особенности у своих собратьев–иудеев, с которыми они, естественно, поддерживали первые и наиболее частые сношения. Посему евраистический язык греческий есть ветвь «общепринятого языка» (Κοινή ), а окончательно он определился, как разговорный греческий язык, собственный в иудейской расе. Потом, когда священные еврейские книги были переведены или составлены на этом евраистическом греческом языке,–он явился также и в качестве языка письменного. Иудеи, говорившие по-гречески, жили в странах весьма различных и весьма удаленных одна от другой. Но идиом у них везде оставался одинаковым. Основою их языка был «язык общепринятый» (Κοινή ), одинаковый везде, кроме местных особенностей. Влияние еврейского языка воздействовало на него везде тожественным образом. Наконец, влияние священных книг, которые теперь читали по-гречески, могущественно содействовало единообразию разговорного евраистического греческого языка во всем иудейском «рассеянии». По мере того, как протекали годы, иудеи продолжали поддерживать более частые сношения с греками по языку; первоначальная грубоватость евраистического греческого языка постепенно смягчалась; странность этого языка уменьшалась; греки получали возможность более легко объясняться с иудеями–эллинистами и непосредственно знакомиться с еврейским мышлением и евраистическим греческим языком.

II. Греческий Ветхий Завет или перевод LXX-ти.

Эти два названия обозначают все канонические и неканонические книги Ветхого Завета, переведенные или составленные на греческом языке. В занимающие нас периоды иудеи «рассеяния» и Палестины разделялись с точки зрения языка–на три категории: одни знали только по-арамейски и по-еврейски, другие–по-арамейски, по-еврейски и по-гречески, третьи только по-гречески. Лишь иудеи второй и третьей категории могли писать книги, составленные по-гречески. В течение александрийского периода Александрия была колыбелью иудейско-греческой литературы. Население этого города заключало тогда три главнейшие элемента: греческих поселенцев, коммерсантов и весь греческий элемент при дворе и в администрации; египтян или туземцев; иудейских поселенцев и коммерсантов из всех частей мира. Александрия была городом космополитическим. Иудейская колония была многочисленна и могущественна. И именно ради нее прежде всего перевели по-гречески священные еврейские книги. Переводчики или составители LXX-ти обнаруживают иногда известную греческую культурность, между тем они, по-видимому, не были литературно образованными, ибо не являются господами в греческом языке, плохо зная традиционные его правила. Они заранее и вполне были открыты влиянию еврейского языка, который сильно воздействовал на их язык. Книги LXX-ти произошли от разных переводчиков или составителей, писавших с известными промежутками друг после друга; даже больше того,–некоторые книги могли быть составлены не в Александрии, а в другом месте. Посему иногда чувствуется разность руки и стиля, но все-таки этот язык остается в существенном тожественным: это есть греческий евраистический язык такой, на каком говорили в Александрии, в недрах иудейской общины. У LXX-ти мы имеем послеклассический греческий язык этого города с местными особенностями и с огромною примесью евраизмов, из коих многие уже должны были содержаться в обиходном языке александрийских иудеев, – и влияние еврейского текста способствовало только увеличению количества их, с неизбежною шероховатостью.

1. Греческий элемент послеклассического греческого языка у LXX-ти.

В принципиальном смысле считают принадлежащим к «общепринятому языку» (Κοινή ) все, что, с одной стороны, уклоняется от языка классического и–с другой– не является евраистическим. Примеры: а) Новые слова и новые формы (диалектические, александрийские, народные): ἀ ναθεματί ζειν, ενωτί ζεσθαι, ἔ σθοντες, ἐ λή μφθη. б) Слова сложные (прямо или чрез производство):ἀ ποπεμπτό ω, ἐ κτοκί ζειν, ὁ λοκαύ τωσις, προσαποθνή σκειν, πρωτοτοκεύ ω, σκηνοπηγί α. в) Флексии, существительных. В родит. над. Βαλλᾶς, Μωυσῆ (Числ. IX, 23); в дат. пад. μακαὶ ρη (Исх. XV, 9), γή ρει (Быт. XV, 15); в вин. пад. ἅλω иἅλωνα (Руф. V, 6. 14). г) Флексии глаголов: ἐ λεᾶν (Тов. ΧΙII, 2), ἱ στᾶν (2 Цр. XXII, 34) и ἰ στά νω (Иезек. XXVII, 14); в прош. несоверш. ῆ γαν (2 Цр. VI, 3), ἐ κρί νοσαν (Исх. XVIII, 26); в будущ. λιθοβοληθή σεταί , ἐ λά σω, ἀ κού σω, φά γεσαι. (Пс. СХХVII, 2); в аористе ῆ λθαν, ἀ πέ θαναν, καθεί λοσαν (Иис. Нав. VIII, 29), ἤροσαν (Иис. Нав. III, 14), εἴ ποσαν и εῖ παν (Руф. IV, 11 и I, 10), κεκῳά ξαντε; и ἐ κέ κραςεν (Иса. XXII, 23 и Числ. XI, 2), ἀ νέ σαισαν– желат. 3-го л. множ. ч. от ἀ νασεί м (Быт. XLIX, 9), ἔ λθοισαν (Иов. ΧVIII, 9); в прош. сов. παρέ στηκαν (Исх. V, 29). д) Синтаксиса. Употребление непереходного значения от некоторых глаголов в роде κατισχύ ω (Исх. VII, 13), κορέ ννυμι (Второз. XXXI, 20), καταπαύ ω (Исх. XXXI, 18). Совсем нет двойственного числа. После собирательного един. числа те слова, которые относятся к нему непосредственно, обыкновенно согласуются с ним (в числе), но в дальнейшем течении фразы глагол является уже во множ. числе. Наречные частицы движения могут быть заменяемы частицами покоя. Частица нерешительности естьἐά ν; она соединяется с относительными (ὅς, ὅστις, ὅπου, ἡ νί κα и пр.) для обозначения, что смысл относительного или частота действия неопределенны, при чем во втором случае употребляется с временем в изъявительном наклонении (Исх. XVI, 3). Много местоимений в качестве подлежащих или дополнений. Частицы подчинения менее многочисленны и менее употребительны, чем в классическом греческом языке, а в обычном простом языке говорили без связных периодов. Необычайно часто употребление неопределенного наклонения с членом или без него (напр., τοῦ ). Непрямая речь регулярно уклоняется при всех формах и –следовательно–при косвенном желательном. Распространено употребление причастия в качестве родит. самостоятельного. Сочетание глагола со своим дополнением может изменяться, напр. с πολεμεῖ ν(Исх. XIV, 25),ἐ ξελθεῖ ν (Числ. XXXV, 26). Есть тенденция употреблять предлог между глаголом и дополнением и пр.

2. Евраистический элемент LXX-mu.

Еврейский язык, по существу своему, есть язык простой, безыскусственный и народный, несколько даже примитивный и зачаточный по сравнению с греческим классическим. При писании еврей не составлял периодов; он не соподчинял идей, не группировал и не соединял их синтетически. Для него все идеи равны и все занимают место на одинаковом уровне, одни вслед за другими; предложения идут друг за другом, то не будучи связаны, то связанные особою частицей, именуемою «вав consecutivum». Функция этой частицы состоит не только в грамматическом соединении фразы дальнейшей с предыдущей, но и для указания между ними логического соотношения – причинности, цели, условия, сравнения, последовательности, одновременности, сопутствования и предшествования, даже способа и пр. В греческом языке у LXX-ти этот «вав consecutivum» обыкновенно передается чрезκαὶ . Отсюда у LXX-ти множество маленьких фраз и обрывков фраз; неисчислимое множествоκαὶ , которые загромождают страницы греческого Ветхого Завета; встречающиеся неудачные периоды и довольно частая беспорядочность этих периодов; затруднение, которое при чтении сразу испытывается пред таким способом выражения мысли, а равно при овладении новым оттенком значения в частице καὶ .–Таков в элементарных основах механизм языка еврейского и греческого библейского. Отселе объясняются общий ход и строй этих языков.–Если сравнить артистический период классических авторов с фразами авторов, пользовавшихся этим простым языком, то кажется, словно бы греческий период расчленен и разъединен на части, дабы свести его к элементам, которые я полагаются здесь раздельно. Такое образование греческого языка послеклассического, обыденного, с аналитическим наклоном, было необходимо для сближения греческого с еврейским, для применена первого к еврейской мысли и для получения от нее некоторой необычной формовки, тогда как аттический литературный язык уклонился бы от этого с возмущением. Раз это необходимое условие исполнено,–после сего иудейство могло усвоят себе греческий язык, а затем произошло слияние этих двух языков столь безусловно различного духа или–лучше сказать–вторжение (внедрение) мысли, души иудейской в тело греческое–с приспособлением его себе при посредстве внутренней, весьма глубокой и широкой работы этой мысли.–Два примера осязательно покажут преобразование греческого языка под влиянием еврейского согласно сказанному сейчас: καὶ ἐ τά χυνεν ἡ γυνὶ καὶ ἔ δραμεν καὶ ἀ νή γγειλεν κτλ. (Суд. XIII, 10) буквально, по свойству языка еврейского, значит «женщина поспешила и побежала и возвестила», а по собственной природе языка греческого тут требовалось бы: ταχέ ως δέ ἡ γυνὴ δραμοῦ σα ἀ νή γγειλεν в смысле «женщина быстро побежала, чтобы возвестить»; πῶ ς ὑ μεῖ ς βουλεύ εσθε καὶ ἀ ποκριθῶ τῷ λαῷ τού τῳ λό γον (3 Цр. XII, 6) буквально: «как вы советуете и я отвечу слово народу сему?» по-гречески же нужно бы сказать: πῶ ς ὑ μεῖ ς βουλεύ εσθέ (–έ τέ ) μοι ἀ ποκριθῆ ναι τῷ λαῳ τού τῳ; т. е. «как вы советуете мне отвечать народу сему?».

3. Характеристические черты евраистического греческого языка у LXX-ти.

Пиша, еврей гораздо больше следил за мыслью, чем за правилами грамматики, которых он знал мало. Отсюда происходит, напр., то, что фраза, начавшись периодически, потом нарушает этот строй или не выдерживает грамматического согласия в конструкции, которая лишается взаимной зависимости частей, делается более легкою, разлагаясь на короткие предложения (Лев. ХIII, 31. Второз. VII, 1–2. XXIV, 1–4. XXX, 1–3. Иса. ХХIII, 20).–Еврей любит присоединять пояснения, которые логически легко связываются с предшествующим, но грамматически то согласуются, то нет, или согласуются, как угодно.–Библейский греческий язык содержит множество синтаксических случайностей: взаимно независимые приложения и сочетания, изменения в числе, лице, роде, времени и виде; повторения и устранения некоторых слов или части предложения; странные согласования: случаи отсутствия согласования и пр.–Перерывы в правильном развитии фразы и в грамматическом согласовании могут соответствовать паузам: разобщенные этим способом части получают ораторский характер, или сближаются чрез восклицания и вставки, стремясь стать независимыми (Быт. VII, 4. 4 Цр. X, 29. Пс. XXVI, 4).–Еврей любит усиливать утверждение. Мы часто находим: вопросительный тон для более живого утверждения или отрицания (4 Цр. VIII, 24); выражения «весь город, весь Израиль, вся земля, ни один человек, никто» в смысле усиленного и преувеличенного утверждения.–Еврей, как и все восточные народы, употребляет самые необычайные метафоры (Быт. IX, 5. Лев. X, 11. Руф. I, 7).–Еврей любит прямо приводить слова других,–Падежей в собственном смысле мет по-еврейски. По подражанию еврейской конструкции, при двух следующих именах, из коих второе дополняет первое, мы находим у LXX-ти, напр., такое сочетание, κατακλυσμὸ ν ὅδωρ. Даже больше того:–еврейский язык часто отмечает отношение между глаголом и дополнением посредством предлога или предложного речения; и LXX  часто подражают такому употреблению (Быт. VI, 7. Иса. ХХIII, 20 Ион. I; IV, 2. 5. 6. 8. 10. 11).–Еврей любит представлять действие совершившимся или совершающимся, изображать его реальным и рисовать утвердительно. Поэтому действие будущее легко понимается у него в смысле совершившегося или совершающегося (Дев. V, 1. 10. ХIII, 31); отсюда же смешение времен прошедшего, настоящего и будущего в пророчествах, а равно употребление причастия настоящего времени для обозначения акта, как совершающегося.–Греческие наклонения не соответствуют еврейским, и еврей мыслит не так, как грек; еврею трудно было совладать со многими греческими наклонениями. Некоторые из последних становятся редкими, напр. желат. наклонение с ἄ ν или без него, кроме как для приветствования, равно повел. и сослагат. накд. прош. соверш., даже причастие будущ. врем., и пр.–Для еврея слово и мысль составляли одно: выражение «думать» предполагает у него, что говорят с собою или другими, а «говорить» может обозначать не более того, что говорят только с собою или даже только думают (в слух). Не в пример образованному греку–еврей не выработал и не закрепил тонкого различия между глаголами с значением «веровать (полагать), думать, понимать, говорить».– LXX часто переносят насильственно в свой греческий язык чисто еврейские слова, выражения, конструкции, когда не знали в греческом равнозначащих. А затем свой оригинал (еврейский) они считали словом Божиим, и это почтение к подлинной его форме–помимо их воли–тоже способствовало образованию литературных евраизмов.– Богословские доктрины евреев, их моральные идеи, их чувства благочестия впервые нашли себе выражение по-гречески именно у LXX-ти. Чрез это греческий язык получил новую физиономию, совершенно необычную.–В греческом Р. З. нет и страницы, где бы не было евраизмов, но все-же некоторые книги менее евраистичны, чем другие; таковы, напр., книга пр. Даниила в переводе Феодотиона, 2-я Маккавейская, Премудрости Соломоновой, хотя две последние написаны прямо по-гречески, и пр.–Греческий язык LXX-ти допускает в греческом синтаксисе значительную свободу, но везде у них–на всем протяжении–господствует в мыслях, стиле и способе выражения единообразие, граничащее с монотонностью. И когда близко ознакомишься с этим особенным греческим языком, он производит глубокое впечатление совершенно необычное, происходящее из самой- его природы.– Однако на первый раз этот греческий языкLXX-ти по своей основе и форме должен быль представляться несколько непонятным– даже для литературного, образованного грека.

4. Примеры, евраизмов в греческом языке LXX-ти.

а) Религиозные еврейские идеи: Κύ ριος «Бог, Господь, владыка мира»;κτί ζειν и ποιεῖ ν «творить»; πνεῦ μα «дух или вдохновение Божие, которое овладевает человеком, научает или руководит его»; δικαιοσύ νη «оправдание» в богословском смысле; χά ρις «благодать божественная»; τὰ μά ταια, τὰ μὴ ὄ ντα «идолы, боги не сущие».–б) Еврейский смысл греческих слов: σά κκος (Быт. ХХХVII, 53) «одежда печали» (вретище); ἀ ρτος, ἀ ρτοι (Руф. I, 6) «жизненное пропитание, все съедобное»; τὸ ρῆ μα (Руф. III, 18) «вещь, дело»: σκεῦ ος (Второз. I, 41. ХХΙΙ, 5. Иса. LΙV, 16) «одежда, инструмент (орудие), оружие»; διδό ναι (Второз. ΧΧVIII, 1. Числ. XIV, 4) «ставить, поставлять, делать то-то или то-то».–в) Еврейские метафоры: ἐ πέ σκεπται Κύ ριος τὸ ν λαὸ ν αὐ τοῦ δοῦ ναι αὐ τοῖ ς ἄ ρτους (Руф. I, 6) Господь благоволил своему народу дать хлеба»; ευροιτε ὰ νά παυσιν (Руф. I, 9) «покой (пристанище), т. е. тихую и безопасную жизнь»; γέ νοιτο ὁ μισθό ς σου πλή ρης παρὰ Κυρί ου θεοῦ Ἰσραή λ, πρὸ ς ὃν ἤλθες πεποιθέ ναι ὑ πὸ τὰ ς πτέ ρυγας αὐ τοῦ (Руф. II, 12) «укрыться под кровом Его»: ἐ κ χηρὸ ς πά ντων τῶ ν θηοί ων ἐ κζητή σω αὐ τό (Быт. IX, 5) и ἐ λά λησεν ὁ Κύ ριος πρὸ ς αὐ τοῦ ς διὰ χηρὸ ς Μωϋ σῆ , где метафорические речения с χηρό ς употреблены вместо простых предлогов, при чем собственный смысл, χηρό ς устраняется, так что ἐ κ χηρό ς­ἐ κ «из, от», а διὰ χηρό ς­διά «чрез, посредством».–г) Еврейские слова: σά ββατον, οἰ φί , κό νδυ, βαά λ.–д) Евраистические выражения: εὐ ρί σκειν χά ριν; καὶ ἰ δού ; καὶ ἔ σται; καὶ ἐ γέ νετο; τά δε ποιῆ σαί μοι Κύ ριος καὶ τά δε προσθεί η (Руф. I. 17);ἀ ναστῆ σαι τὸ ὄ νομα τοῦ τεθνηκοτος (Руф. IV, 5); ἐ χθἐ ς καὶ τρί της (Руф. III, 11) «вчера и третьего дня» ­ «прежде, доныне»; ζῇ Κύ ριος формула клятвы; ἐ πορεύ θη ἐ ν πά ςῃ ὀ δῷ Ἰεροβοά μ (3 Цр. XVI, 26)«подражал всему, что делал Иеровоам»; ἐ ν βιβλί ῳ λό γων τῶ ν ἡ μερῶ ν τῶ ν βασιλέ ων (3 Цр. XVI, 28).–е) Поставление именит. или винит. пад. абсолютного в начале: Лев. ХХII, 11. Числ. XIX, 5. Иса. XIX, 17.–ж) Женский р. со значением среднего для обозначения вещей: Исх. XIV, 31. Числ. XIX, 2. Суд. XIX, 3. 3 Цр. ХII, 8. 13. Пс. ΧΧVI, 24. Иса. XLVII, 12. Иезек. ХХIII, 21.–з) Обозначения сравн. и превосх. степ.:  δεδικαί ωται Θαμὰ ς ἢ ἐ γώ (Быт. XXXVIII, 26) с ἤ в смысле «более, чем»; ἔ θνη μεγά λα καὶ ἰ σχυρό τερα μᾶλλον ἤ ὑ μεῖ ς (Второз. IX, 1); τὸ δὲ ὕδωρ ἐ πεκρά τει σφό δρα σφοδρῶ ς (Быт. VU, 19). – и) Относительное местоимение восполняется личным, которое следует за глаголом: οἶς εἶπεν αὐ τοῖ ς ὀ Θεὸ ς ἐ ξαγαγεῖ ν (Исх. VI, 26), при чем соединение οἶς иαὐ τοῖ ς равняется простому αὐ τοῖ ς; τὴ ν ὀ δὸ ν δι’ ἦς ἀ ναβησό μεθα ἐ ν αὐ τῇ (Второз. I, 22), где сочетаниеδι’ ἦς и ἐ ν αὐ τῇ равняется одномуδι’ ἦς илитолько ἐ ν αὐ τῇ–и) Множество предлогов и предложных речений: γί νεσθαι ὀ πί σω τινό ς (3 Цр. ΧΙV, 21) «быть (единомышленным, в партии) с кем-либо, следовать за кем-либо»; ἐ κπή σατο... ἐ ν δύ ο ταλά ντων (3 Цр. XVI, 24); ἔ σονται ὑ μῖ ν εἰ ς

19 ἄ νὄ ρας (Руф. 1,11); ἐ λά λησας ἐ πὶ καρδί αν τῆ ς δού λης σου (Руф. II, 13); ἀ νὰ μέ σον τῶ ν δραγμά των συλλεγετω (Руф.ΙΙ, 15); ὄ σα ἐά ν εἴ πης ποιή σω(Руф. III,5); ἐ ποί ησεν κατὰ πά ντα ὅσα ἐ νετεί λατο (Руф. III, 6).– к) Греческий глагол с винословным (причинным) значением еврейской гифильной формы: ἐ βασί λεοσεν τὸ ν Σαού λ (1 Цр. XV, 35) «воцарил, сделал царем Саула»; ὃς ἐ ξή υαρτεν τὸ ν Ἰσραή λ (4 Цр. III, 3) «который заставит согрешить (ввел во грех) Израиля».–л) Вопрос и клятва с εἰ : εἰ γεύ σεται ὁ δοῦ λό ς σοῦ ἔ τι ὅ φά γομαι ἢ πί ομαι (2 Цр. XIX, 35);ὤμοσα αὐ τῷ ἐ ν κυρί ῳ λέ γων. Εἰ θανατώ σω σε ἐ ν ρομφαί α (3 Цр. II, 8)«я поклялся ему Господом убить тебя мечом».–м) Условное предложение при сочетании с последующими главными предложением при помощи καὶ : εά ν δἐ προσή λυτος ἐ ν ὑ μῖ ν γέ νηται... καὶ ποιῆ σαι (Числ. XV, 14; ср. Руф. II, 9).

III. ГРЕЧЕСКИЙ ЯЗЫК НОВОГО ЗАВЕТА6

«Римлянам,–говорит Дройзен в своей «Истории эллинизма», (ср. рус. перев. Э. Циммермана, т. III, Москва 1893, стр. 19),–когда они встречали выработанную цивилизацию, не удавалось утвердить там свой язык вместе с господством, между тем эллинизация вкоренялась как будто тем решительнее, чем более цивилизованными были народы, подвергавшиеся ей». В самом деле, ведь и низведенная Римом на степень провинции Греция и эллинизированные страны, попавшие под римское владычество,– все сохранили свой греческий язык, который даже распространился и среди победителей. Это потому, что греческий язык был легче, богаче и гораздо более знаком и употребителен для разговора, чем латинский–в период своего столкновения с последним. Равно и во второй половине

I-го века нашей эры для проповеди Евангелия в греко-римском мире пользовались послеклассическим греческим языком этого греко-римского мира, но таким, который уже носил евраистическую окраску и который впервые отразил христианские идеи. Посему в этом языке три элемента: греческий, евраистический и христианский.

1. Греческий элемент греческого послеклассического языка в Новом Завете.

Сказанное о греческом элементе у LXX-ти применимо к такому же элементу и в Новом Завете–даже без исключения, где только возможно.

а) Словарь.–Словарь Нового Завета, круглою цифрой простирается до 5.500 слов, а тут слов (и форм) классических немного больше 3.000; слов (и форм) неклассических или послеклассических–вместе с принявшими новый смысл–больше 2.000. Вторые распадаются на следующие группы: I) слова и формы древних диалектов; II) слова и формы так наз. поэтические, которые иногда были в разговорном языке, но литературно употреблялись лишь поэтами; III) слова и формы, по-видимому, специально народные, каких весьма мало; IV) слова и формы послеклассическия, свойственные «общему языку» (Κοινή ), очень многочисленны:                      V) слова и формы, по-видимому, свойственные именно Новому Завету; VI) слова иностранные; VII) слова классические, но принявшие новый смысл; слова греческие, но усвоившие особенное значение,–напр., чисто еврейское. По отношению к словам классическим большинство слов послеклассических–производные или сложные. Много их встречается уже у LXX-ти. Всякие примеры можно отыскать в новозаветных лексиконах и грамматиках. Вот некоторые: γογγύ ζιο, ρή σσω, πλημμιύ ρης, συνειδυί ης– ионийские, как и вообще греческий элемент малоазийских побережьев по Средиземному морю играл, по-видимому, важную роль в «общепринятом языке» (Κοινή ); ἴ λεως аттическое; πιά ζω, κλί βανος–дорийские; κρά βαττος, παρεμβολή (лагерь), ρύ μη (улица), по-видимому, собственно македонские; ἑ ωρακαν, τετή ρηκαν, по-видимому, свойственные Александрии формы; βουνό ς–киренаикского происхождения; εἰ πό ν–сиракузское;ἐ νβριμᾶσθαι находится однажды–у Эсхила; формы апокопическиτ (усеченные) Ζηνᾶς, Δημᾶς – народные; ἐ πί βλημα, εὐ καιρεῖ ν, καταφέ ρεσθαι, οἰ κοδεσπό της, οἰ κιακό ς, παρεκτό ς, ἀ ποκαταλλά σσειν–послеклассические;ἐ νκακεῖ ν, ἀ ποκαραδοκί α, ἐ πιδιορθοῦ ν, (так же и на одной надписи)–собственные Новому Завету; имеют новый смысл греческие слова χρηματί ζειν «получать имя»,οῷά ριον «рыба», περιέ χειν «находиться», συναί ρειν «считаться с кем-либо».

б) Синтаксис.–Традиционные выражения и конструкции, составляющие остов языка, сохраняются в Новом Завете–особенно, если они ясны, просты и легки, но есть там еще и другие конструкции, привычные и легкие. Полный перечень их дается в новозаветных грамматиках, но вот несколько примеров. Тенденция к единообразию флексий: διδῶ , ἀ φί ω, οἰ δα, οἵδαμεν, στή κω, ὀ ρέ ων πλοό ς, νοό ς.–Народные обороты: εῖ ς ἔ καστος, εῖ ς καθ’ εῖ ς –Разделительное подлежащее у глагола: συνῆ λθον δἐ καὶ τῶ ν μαθητῶ ν (Деян. XXI, l9; ср. Ин. XVI, 17).–Особое соотношение между глаголом и его дополнением: напр., употребление εἰ ς с винит. пад. или ἐ ν с дат. пад.–для означения спокойного пребывания на месте или движения: конструкции πιστεύ ειν с его дополнениями или κρατεῖ ν τῆ ς χειρό ς (Mф. IX, 25) и κρατεῖ ν τού ς πό δας (Μф. XXVIII, 9), равно μνημονεύ ειν τι и τινό ς (1 Фессал. I. 3. II, 9), также οἱ χρώ μενοι τ[ον κό σμον (1Кор. VII, 31).– Ὁφελον, как неизменяемая частица для неосуществимых пожеланий. Ἄφες, ἀ φετε в качестве как бы вспомогательного глагола со значением в роде нашего «пусть».– Прямой вопрос вводится чрез τί ὅτι. ὄ τι, ποταπό ς и пр., или же не имеет никакой частицы, как в разговоре. Λαλεῖ ν ассимилировалось с λέ γειν и εἰ πεῖ ν; δεί κνομι, δηλῶ , φανερῶ (­φαί νω) принимают при себеὄ τι.–Предложение цели сἵνα становится слишком частым, бывает даже только (аналитическим) перифразом неопределенного наклонения и сочиняется с ним, напр., ἐ δό θη αὐ τῳ  θαβεῖ ν τὴ ν εἰ ρή νην... καὶ  ἱ να ἀ λλή λους σφά ξωσι  (Апок. VI, 4).–Изъявит. наклон. будущ. вр. и аорист в сослагат. накл. почитаются как бы равнозначащими и заменяют друг друга, почему встречается будущее время после ἐά ν или другой частицы вместе сἄ ν, а сослагат. наклон. аориста–после εἰ или другой частицы без ἄ ν или без εἀ ν.– Много причастий в родит. самостоятельном или даже независимых, когда ожидались бы обычные глагольные конструкции. Но достаточно конструкций простого языка, употребляемых в Новом Завете, встречается и у светских послеклассических писателей. Другие конструкции, по самой природе своей принадлежащие простому языку и встречаемые впервые в Новом Завете,–это уже так назыв. новые конструкции, а фактически большинство их, по крайней мере, должно было употребляться в простом языке той эпохи и особенно в языке иудеев «рассеяния». Послеклассический греческий язык, продолжая испытывать эволюцию, сделался потом греческим христианским и греческим византийским, так что новозаветные формы и конструкции иногда скорее находят себе аналогии и подтверждения в греческом языке позднейшем, христианском, византийском ii новейшем, чем в классическом.

2. Латинский элемент греческого послеклассического языка в Новом Завете.

Этого элемента нет у LXX-ти–до римского владычества в Египте и Палестине, но он есть в Новом Завете. Некоторые новозаветные писатели находились в соприкосновении с латинянами,–в Риме или в провинциях. Но латинский элемент Нового Завета,–впрочем, очень ограниченный,–был уже в ходячем греческом языке той эпохи и в греческом языке иудеев «рассеяния». И в особенности именно у своих современников, говоривших по-гречески, новозаветные писатели позаимствовали слова в роде δηνά ριον, κεντυρί ων, κῆ νσος, κολωνί α, κουστωδί α, κοδραντης, λεγεώ ν, λέ ντιον, λιβερτῖ νοι, φραγελλῶ и др., а равно такие выражения, как ρωμαιστί «по-латыни», τὸ ἱ κανό ν λαμβά νειν, ἱ κανὸ ν ποιεῖ ν τινί , συμβού λιον λαβεῖ ν и пр. Отметим еще ρέ δη–слово кельтское, латинизированное и потом отреченное (см. Р. Viereck, Sermo graecus quo senatus populusque romanus... usi sunt examinatur, Gottingae 1888; F. Vigоuroux, Le Nouveau Testament et les découvertes archéologiques, 2 éd. Paris 1896, p. 13–14).–В качестве источника для познания греческого послеклассического языка Новый Завет весьма превосходит перевод LXX. По сравнению с последним новозаветные писатели гораздо лучше знали общепринятый язык и были в нем более искусны; они думали и излагали по-гречески–тоже–более или менее правильно, но свободнее, чем LXX, находившиеся под постоянным стесняющим влиянием еврейского текста, который они переводили. Особенности словаря, морфологии и синтаксиса Нового Завета составляют положительные характеристические черты его языка. Слова новые, с новыми значениями, новые формы, конструкции новые, даже народные, являются уже собственными приобретениями этого языка.

3. Литературный язык в греческом Новом Завете.

В лексиконе и синтаксисе он представлен довольно изрядным количеством следов–особенно у св. Луки и Апостола Павла, из которых первый был (может быть) Антиохиец, а второй Тарсиец, т. е. из переполненных эллинизмом городов в период александрийский и греко-римский. Эти следы зарегистрированы в полных новозаветных грамматиках, а мы даем лишь некоторые примеры: σύ ν более часто (у свв. Луки и Павла), чем μετα; ἐ γκαλεῖ ν (свв. Лука и Павел) вм. κατηγορεῖ ν–«обвинять»;ζή χημα (Деян.) «предмет розысков (расследований) и рассуждения (спора)»; μὲ ν οὖν; μέ ν и δέ для распределения фразы на две равномерные части, особенно у свв. Луки и Павла (со включением послания к Евреям); ἴ σασι вм. οἴ δασι; οἱ περὶ Παῦ λον (Деян. XIII, 13) «Павел и его спутники»; приспособленное, употребление глаголов простых и сложных с ними; точное употребление прош. совер., а равно желат. наклон. для обозначения возможности и в косвенной речи (у св. Луки); удвоенный вопрос или восклицание (Иак. II, 5); употребление предложения с неопред. наклон. после глаголов с значением «объявлять», а причастия–после глаголов восприятия; употребление ὄ πως ἄ ν (у свв. Луки и Павла); употребление синтетических конструкций подлежащего и сказуемого и др. Но много слов, речений и оборотов весьма литературных не употребляется совсем или начинает выходить из употребления; таковы: желат. наклон., как форма зависимая или независимая,– вне пожелания; несколько вопросов слитых в один; формы, содержащие идею двойства, напр. ἐ κά τερος, πό τερος;ὄ πως; ὅπως и ὄ πως μή с будущ.; причинное причастие с ἄ τε, οἶον, οἶα и причинное неопредел. с ἐ πὶ τῷ после глаголов чувствования; сравнит степень с последующими ἢ ὤστε и другими аналогичными конструкциями; условный период с желат. наклон. для простой возможности и многие формы периода уступительного; одним словом,– конструкции и обороты слишком синтетические, трудные или деликатные для овладения, либо слишком абстрактные или требующие специальной переработки, комбинирования и прилаживания. Слова, формы, речения, конструкции литературного языка, оставленные уже или клонящиеся к сему в Новом Завете, служат отрицательными чертами и составляют потери новозаветного греческого языка.

4. Распределение греческого элемента (литературного языка) в Новом Завете.

Греческий элемент неравномерно распределен по новозаветным писаниям как по количеству, так и по качеству. Здесь на первом плане выступают послания к Евреям, книга Деяний и послание Иакова, а на последнем– Апокалипсис, в средине же другие новозаветные писания с некоторыми степенными различиями между ними. Язык в обеих книгах св. Луки представляет одинаковый контраст: с одной стороны, изысканная корректность и литературные обороты,–напр. в повествованиях, и особенно в Деян., а с другой –самые запутанные конструкции, самые грубые евраизмы или густой евраистический колорит, главным образом в речах или в некоторых рассказах реферирующего характера (где может предполагаться первооснова арамейская или на греческом языке арамаизованном). Наконец, этот язык у св. Павла и св. Луки имеет много пунктов сходства, даже для детальных сближений.

5. Евраистический элемент в Новом Завете.

Сказанное о евраистичфском элементе у LXX-ти применимо без исключения к этому элементу также и в Новом Завете. Природным языком Иисуса Христа и Его Апостолов был арамейский, а так как они жили «в провинции», то их арамейский язык был более груб, чем у образованных людей городов и особенно Иерусалима. Все новозаветные писатели–даже свв. Павел и Лука, родившиеся вне Палестины,–были под евраистическими влияниями и вносили в свои писания евраистический элемент. К арамаизмам нужно присоединить еще «раввинизмы», т. е. известные выражения, ходившие в школах и в устах раввинов или учителей закона. Евраизмы Нового Завета суть совершенные или полные, когда нет ничего греческого; несовершенные, неполные или частичные, когда в них есть и нечто греческое. Все новозаветные евраизмы можно отыскать в новозаветных лексиконах и грамматиках и в специальных трактатах о них. Однако вот некоторые примеры. I. Слова: а) слова еврейский склоняемые и несклоняемые: ἀ βαδδώ ν, γεέ ννα, ἀ μῆ ν, σατᾶν и σατανᾶς.–б) Греческие слова с евраистическим смыслом: θά νατος «гибель, язва»; κακί α «мучение, труд, забота»; ὁ διά βολος «обвинитель, клеветник» (в речи о сатане); ἠ θά λασσα «озеро»; ἡ ἄ δης «преисподняя» (в смысле еврейского «шеола»); τὸ ὑ ποζυγιον «ослица»; εἶς «первый». – в) Евраистические метаформы в иудейском вкусе: σὰ ρξ καὶ αἶμα­человек со стороны его слабой и немощной природы; πλατύ νειν τὴ ν καρδί αν «расширять сердце ­­ распространять свою нежность»; σπλαγχνί ζομαι «чувствую сострадание» и σπλά γχνα «расположение, сострадание (жалость), нежность»; τὰ ς ὁ δού ς μου ἐ ν Χριστῷ «мой способ действования»; στηρί ζειν τὸ ν πρό σωπον αὐ τοῦ τοῦ πορεύ εσθαι «решиться идти»; πορευεσθαι иπεριπατεῖ ν «вести себя, жить, действовать». Но много таких фигуральных выражений общи всем языкам, ибо о ш непроизвольно рождаются в умах людей, напр. «успение смерти», «жаждать отмщения», «поглотить свое состояние». Самая ординарная проза не обходится без таких фигур,–и раз их находят в Новом Завете, тут должно предполагать а priori, что они–евраистические, как, напр., πί νειν τὸ ποτή ριον­«нести свой жребий», «подчиняться своей участи».–г) Евраистические выражения внесены в греческую речь: ἐ ν γεννητοῖ ς γυναικῶ ν ­­ἐ ν ἀ νθρώ ποις; οἱ υἱ οὶ τῆ ς ἀ πειθεί ας­οἰ ἀ πειθοῦ ντες; καὶ προσθεὶ ς εἶπεν и προσέ θετο πέ μψαι.–д) Усилительные утверждения и наглядные представления идеи: πά ντες ἀ πὸ μικροῦ ἔ ως μεγά λου (Деян. VIII, 10); καὶ ὡμολό γησε καὶ οὐ κ ἠρνή σατο (Ин. I, 20);ἀ νοί ξας τὸ στό μα αὐ τοῦ εἶπεν (Деян. VIII, 33. X, 34); διὰ στό ματος Λαυεί δ (Деян. I, 16.IV, 25);ἐ ποί ησεν κρά τος ἐ ν βραχί ονι αὐ τοῦ (Лк. 1, 51). –II. Синтаксис, а) Евраистические конструкции: ἀ νέ πεσον πρασιαὶ πρασιαί (Мрк. VI, 40) «группами, рядами»; τρί την ταύ την ἠυέ ραν ἄ γει. (Лк.XXI V, 21); ὅτι ἤδη ἡ μέ ραι τρεῖ ς προσμέ νουσί ν μοι (Mф. XV, 32).–б) независимая конструкция слова, поставленного в главе фразы, или обособленного приложения, в качествеcasus pendeus (косвенного падежа): Мрк. XII, 38. Лк. XX, 27. Деян. X, 37. Филипп. III, 18. 19. Апок. I, 5. III, 21.– в) Родит. пад. связывается с предшествующим словом для его квалификации или описания: ἀ νἀ στασις ζωῆ ς, ἀ νά στασις κρί σεως, δικαί ωσις τῆ ς ζωῆ ς; σῶ μα τῆ ς ἀ μαρτὶ ας; τὸ ν οἰ κονομον τῆ ς ἀ δικί ας­τὸ ν ἄ δικον οἰ κονό μον: τὸ ν μαμωνᾶ τῆ ς ἀ δικιας, τέ κνα φωτό ς, πληγὴ θανἀ του «смертельная рана», г) Степени сравнения: καλὸ ν σοί ἐ στιν εἰ σελθεῖ ν... ἠ δύ ο χεί ρας ἔ χοντα βληθῆ ναι (Μф. XVII, 8) и λυσιτελεῖ αὐ τῷ ... ἢ ἵνα σκανδαλί σῃ (Лк. XVII, 2), χαλεποὶ λί αν ὠστε (Mф. VIII, 28), πιστό ς ἐ στιν καὶ   δί καιος ἰ να ἀ φῇ (1 Ио. I, 9)­«Он достаточно верен своему слову и достаточно праведен, чтобы отпустить»...–д) Отрицательная клятва (клятвенное отрицание): ἀ μῆ ν λέ γω ὑ μῖ ν, εἰ   δοθή σεται τῇ γενεᾷ  ταύ τῃ  σημεῖ ον у Марк. VIIΙ, 12 и ср. греческую конструкцию у Мф. XVI, 4: σημεῖ ον οὐ  δοθῆ σεται αὐ τῷ .–е) Евраистический смысл сообщается греческой конструкции; так, будущ. время с значением повеления в обыкновенной греческой речи сохраняло этот оттенок лишь в ослабленной степени, а в греческом евраистическом он снова усиливается (Мф. I, 21).–Если евраистический способ выражения находит в греческом соответствующее выражение, он благоприятствует употреблению именно итого последнего; таковы: употребление вопросительного оборота для усиления утверждения и отрицания, употребление перифрастического (описательного) спряжения, употребление настоящ. и прош. несоверш. времен за счет аориста повествовательного, употребление неопродел. наклон. с τοῦ . Вследствие сего влияние еврейского языка простирается и на собственно греческие конструкции, увеличивая их употребление. Наконец, говоря вообще, языки еврейский и арамейский, как простые и народные, способствовали тому, что новозаветные писатели стали употреблять обиходный греческий язык с простыми и даже народными конструкциями.–III. Арамаизмы в собственном смысле.–а) Слова: ἀ ββᾶ, ρακά , μαμωνᾶς, ἐ φφαθά , Κηφᾱς; γεύ εσθαι τοῦ θανά του «подвергнуться смерти»; ἔ ρχου καὶ ἴ δε «иди посмотреть, смотри»–формула приглашения; δέ ω καὶ λοῶ «запрещаю и позволяю»; τὰ ὀ φελή ματα «грехи»; τὰ ὸ φελή ματα или τὰ ς ἀ μαρτί ας ἀ φιέ ναι; σά ρξ κοὶ αῖ μα, как отмечено выше;ο αἰῶ ν ουτος, ὸἐ νεστῶ ς αἰ ων, ο νῦ ν αἰ ιυν «век нынешний до его скончания»; ὁ αἰ ὼν ἐ κεῖ νος, ὁ αἰῶ ν ὁ ἐ ρχό μενος «век будущий после окончания нынешнего»; μεθιστά νειν ὄ ρη «переставлять горы»; θά νατος (Апок. VI, 8. XVIII, 8) «погибель»; εἰ ς «один» в смысле неопределенного члена и перифрастическое спряжение–это особенно заметные арамаизмы; τί ὑ μῖ ν δοκεῖ ; –это есть раввинистическая формула для вступления к обсуждению,– б) Конструкции. Здесь евраизмы менее многочисленны, чем по отношению к смыслу слов. Еврейский язык существенно отличается от греческого; по-гречески невозможно подражать большинству конструкций еврейского языка, но было легко–по аналогии–придать греческому слову еврейский смысл. Ведь и вообще всякий иностранец довольно легко схватывает здесь ходячие и простые конструкции известного языка, но совсем не так легко усвояет все слова лексикона со всеми их значениями или общий характер, «гений» (дух) своего нового языка (Иосиф Флав. Древн. иуд. XX, 11).–Когда известное евраистическое или послеклассическое выражение свойственно Новому Завету и потом встречается у христианских писателей, тут нужно а priori предполагать, что последние заимствовали их из Нового Завета, напр., στηρί ζειν τὸ πρό σωπον, ἐ νωτί ζεσθαι.–В каждой категории евраизмов есть закон или правило, и полезно отыскать их основание. Так, в библейском греческом языке глаголы со значением «веровать, думать, замечать, чувствовать, говорить и объявлять» принимают одинаковую конструкцию–с ὄ τι–или наклоняются к сему, а глаголы со значением «думать» часто содержат идею «говорить, сказывать», напр., ἔ δοξαν (Мф. III, 9. Мрк VI, 49). Основание обоих этих явлений в том, что думать и высказывать свои думы–это часто было для еврея одно и то же (см. и выше). Равно желат. наклон.– кроме пожеланий–есть форма абстракции, возможности, смягченного утверждения, а такие приемы мышления по природе противны еврею.

6. Евраистический элемент Нового Завета по сравнению с таковым же у LXX-ти.

Влияние еврейского языка изменило греческий в Новом Завете так же, как и у LXX-ти, произведши на него одинаковые воздействия. Общий евраистический отпечаток в существенном тожествен в обоих; евраизмы новозаветные аналогичны или тожественны таковым же у LXX-ти.–LXX–это перевод на греческий язык; правда, некоторые книги составлены по-гречески, но можно сказать, что писатели их мыслили по-арамейски или по-еврейски, почему их творения также не менее евраистичны. Новый Завет [кроме первоначального Евангелия от Матфея] написан непосредственно по-гречески, и его писатели мыслили на (евраистическом) греческом языке,–по крайней мире, более часто, чем LXX.–В I-м веке нашей эры евраистический греческий язык являлся более легким, более гибким, более корректным, более богатым такими греческими оборотами, каких не было у LXX-ти в их евраистическом языке за три века раньше или при самом его рождении.–LXX–это были иудеи, жившие в еврейской среде, и переводили они на греческий язык, сами вырабатывая многие термины, обороты и т. и. Евреи – писатели Нового Завета начали не тотчас же с письменного изложения по-гречески христианского откровения, которое было сообщено по-арамейски. Нет,–учение это в течение некоторого времени проповедовалось устно по-гречески еще до написания новозаветных книг; и вот именно этот греческий язык христианского проповедничества, уже сформировавшийся и обращавшийся, употребили в своих творениях новозаветные писатели, более или менее долго пользовавшиеся им словесно.–Греческий язык LXX-ти часто есть лишь буквалистический перевод с еврейского, а в Новом Завете он гораздо независимое от евраистического влияния. Вследствие этого Новый Завет дает нам обычный греческий язык I века гораздо больше и лучше, чем LXX–язык своей эпохи. Отсюда же вытекает, что для выяснения истинного характера свободного и нормального влияния еврейского языка на греческий нужно пользоваться Новым Заветом, а не LXX, да и в Новом Завете следует устранить отрывки, где воспроизводится сказанное или сообщенное по-арамейски, ибо тут греческий язык тоже может носить характер перевода. Должно выбирать книги и отрывки, в коих писатель мыслит сам для себя и выражается по-гречески независимо и свободно; таковы послания.–LXX–это несколько переводчиков, и всеми чувствуется различная рука в разных книгах, но все же язык и стиль в существенном тожественны. В Новом Завете язык с материальной стороны–по словам и конструкциям – остается тожественным или почти таким во всех книгах, но способ распоряжения этим языком и стиль глубоко разнятся у различных писателей.–LXX  имеют евраизмы, а в Новом Завете больше арамаизмов и раввинизмов.–У LXX-ти евраистическая окраска–густая, яркая, простирается во все книги и во всех частях и почти везде в одинаковой степени. В Новом Завете евраистическая окраска ощутительна почти повсюду, но она не чрезмерна, как у LXX-ти, и распределяется весьма неравномерно – даже в одной книге. Едва заметная в послании к Евреям и в некоторых главах книги Деяний,–она весьма сильна в Апокалипсисе и крайне неравномерно распределяется в Евангелии св. Луки и в книге Деяний, где некоторые отрывки–чисто евраистические.–Предшествующие наблюдения показывают, что Новый Завет составлен по-гречески, а не мог быть (–кроме первого Евангелия– ) сначала составлен по-еврейски и потом переведен по-гречески.–В Новом Завете много новых идей, каковы, напр., специально христианские идеи; их у LXX-ти нет.– Язык Нового Завета есть младший брат языка LXX-ти, а не его сын, и–будучи более молодым–нуждался только в помощи и содействии старшого. Ко времени своего распространения в эллинизованном мире чрез проповедь христианство образовало для себя свой язык, как три века пред сим иудейство составило свой (в переводе LXX).–Нельзя постигнуть ясно и полно Новый Завет, не узнавши существенные элементы языка еврейского не менее, чем и при уразумении LXX-ти. Как и при LXX-ти, нельзя предаваться чтению Нового Завета, не отрешившись от литературной и традиционной формы греческого классического языка и не ознакомившись близко с новою манерой мыслить и выражаться.

7. Христианский элемент Нового Завета.

Первое лингвистическое изменение, произведенное христианством, было в языке арамейском, где оно начато Самим Иисусом Христом и продолжено Его учениками, пока они жили с христианскими арамейскими общинами Палестины.–Второе было в языке греческом чрез эллинистических христианских проповедников. Оно совершилось при следующих условиях: а) греческий язык подпадал влиянию языка арамейского, уже христианизированного, и копировал отсюда или переносил по-гречески арамейские христианские выражения, б) Религиозные рассуждения христианских проповедников по поводу своих принципов, споры с иудействующими противниками или еретиками, опровержение язычества, разъяснения в интересах научения неофитов–все эти причины вели к теоретическому развитию христианской доктрины. Но последняя является также и практическою: она даст жизни новое, сверхъестественное понятие, она применяется ко всем потребностям и ко всем актам обыкновенной жизни, подлежащей моральному закону. Это теоретическое и практическое развитие христианства по необходимости произвело соответствующее изменение в обычном греческом языке, который стал развиваться параллельно сему, вырабатывая христианский греческий язык. Так, в посланиях первородный грех, благодать, обитание и действование Духа Св. в душах, духовное возрождение души и возникающая затем новая жизнь, бесполезность дел и обрядностей иудейского закона, искушения и испытания, отношение христианина ко внешнему миру и его благам–все эти идеи глубоко затрагивают греческий язык, развивают и преобразуют его. в) Поскольку новозаветные писатели употребляли в своих писаниях язык устного проповедания, уже сформировавшийся до известной степени,–этим самым они способствовали дальнейшему развитию языка в том же христианском направлении, как это было с самого начала, г) Изменения языка под христианским влиянием подчинялись законам аналогии: собственный смысл греческого слова расширялся, чтобы чрез него выражалась христианская идея; евраистический смысл греческого слова тоже получал расширение одинакового свойства; новые сложные или производные, выражая чисто христианские идеи, следовали обычным законам евраистического греческого языка, и пр. д) Христианский элемент не одинаково равномерно распространен но Новому Завету. Напр., в посланиях, которые дают нам развитие христианских принципов, он является значительным и отчетливым, более чистым и специально христианским, чем в Евангелиях, где он несколько окутан иудейским покровом, е) Христианский колорит совершенно отличен от евраистического. Влияние и колорит христианские более глубоки и более распространены в Новом Завете, чем евраистические. При всем том христианский колорит менее поражает нас: мы слишком привыкли к христианским идеям и выражениям; христианский смысл заключается особенно в христианизации значения греческих или греко-евраистических слов и потому гораздо более затрагивает лексикон, стиль и экзегезис, чем морфологию или синтаксис. Напротив, евраистическое влияние производило значительные изменения и неправильности.– Приводим, примеры христианского влияния. Новые слова–сложные или производные: ἀ ναγεννᾷν. ἀ ναζῇν, ἀ λλοτριεπί σκοπος, αἰ μβτεκχυσί α, βά πτισμα, σαββατισμό ς. συνσταυροῦ σθαι. Слова и выражения, принявшие христианский смысл; ἄ ρτονκλά σαι, κό σμος, σωτηρί α, ζωή , εὐ αγγέ λιον, κηρύ σσειν и κή ρυγμα; οἱ κλητοί ; οἱ ἐ κλεκτοί , ἀ πό στολοι, μά ρτυρες; οἰ κοδομή и οἰ κοδομεῖ ν; ἄ νωθεν γεννᾶσθαι; ἀ κού ειν и ὁ ρᾷν в применении к актамλογος’а в Евангелии св. Иоанна. Слова и выражения технические: βαπτί ζειν, πί στις, οἱ πιστοί , διά κονος, επί σκοπος, πά σριειν в речи о страданиях Господних, ζῇν ἐ ν κυρί ῳ, πρεσβύ τερος; τὸ πνεῦ μα или πνεῦ μα ἄ γιον для обозначения Третьего Лица Св. Троицы и ὁ λό γος, ὁ  υἱό ς–для Второго Лица; (ὁ ) θεό ς–с членом или без члена, как собственное имя единственно существующего Бога, Которого евреи называли ὁ θεὸ ς ὁ ζῶ ν. Новые метафоры, где явлениями материального мира описываются явления христианского сверхъестественного мира: περιπατεῖ ν ἐ ν καινό τητι ζωῆ ς, κατὰ σά ρκα. ἐ ν ῆ μέ ρᾳ, ἐ ν σκό τει, κατὰ ἄ νθρωπον, τῷ αὐ τῷ πνεύ ματι, ἐ ν τῷ φωτί и пр.; πέ τρα σκανδά λου, τὸ σκά νδαλον τοῦ σταυροῦ ; τὰ βέ λη τοῦ πονηροῦ τὰ πεπυρωμέ να иτὸ ν θυρεὸ ν τῆ ς πί στεως (Еф. VI, 16);εἵ τις θέ λει ὀ πί σω μοῦ ἐ λθεῖ ν, ἀ παρνησά σθω ἑ αυτὸ ν καὶ ἀ ρά τω τὸ ν σταυρὸ ν αὐ τοῦ καὶ ἀ κολουθεί τω μοι (Мф. XVI, 24), при чем, евраистическое выражение ὀ πί σω μου ἐ λθεῖ ν принимает христианский характер; ἐ πὶ ταύ τῃ τῇ πέ τρα οἰ κοδομή σω μου τὴ ν ἐ κκλησιαν καὶ πύ λαι ἄ δου οὐ κατισχύ σουσιν αὐ τῆ ς, δώ σω σοι τὰ ς κλεί δας κτλ. (Mф. XVI, 19); ὁ ὠν εἰ ς τὸ ν κό λπον τοῦ πατρό ς  (Ин. I, 18). Новое– христианское–соотношение между словом и его дополнением и конструкции особенные: ἀ ποθανεῖ ν τῇ ἀ μαρτιᾳ; ζῇν τῷ θεῷ ἐ ν Χριστῷ Ἰησου (Рим. VI, 11);τῶ ν πιστευό ντων δι’ ἀ κροβυςτί ας иτῆ ς ἐ ν ἀ κροβυστί ᾳ πί στεως; βαπτί ζειν τινὰ ἐ ν πνεύ ματι, εἰ ς πνεῦ μα, εἰ ςτὸ ὄ νομα τοῦ πατρό ς, ἐ πὶ τῷ ὀ νό ματι. ἐ ν τῷ ὀ νό ματι, εἰ ς Χριστό ν εἰ ς τὸ ν θά νατον, εἰ ς ἒν σῶ μα; ἧν πρὸ ς τὸ ν θεό ν с богословским значением «в Боге и в единении с Богом» – ὁ ὢν εἰ ς τὸ ν κό λπον (Ин. I, 1. 18);ἐ νδυναμοῦ σθε ἐ ν Κυρί ῳ καὶ ἐ ν τῳ κρά τει τῆ ς ἰ σχύ οц αὐ τοῦ (Еф. VI, 10) «чрез Господа и в единении с Ним. Его силою и пребывая в сфере действия этой силы».

8. Характеристические черты языка Нового Завета.

а) Анализ составных элементов новозаветного языка показывает, что на него нужно смотреть, как на язык живой, радикально преобразующийся под «иностранным» воздействием иудеев при проповедании нового христианского учения в мире. По смерти первых проповедников такое преобразование продолжалось еще некоторое время уже под одним христианским влиянием, в результате чего должен был явиться собственно, так называемый, греческий христианский язык. При нормальном полном развитии всякий язык заключает фактически три элемента: литературный язык–ораторов, историков, философов и пр.; обычный язык, употребляемый людьми хорошего воспитания для повседневного обращения; народный язык у людей без всякой культуры. Все эти три языка могут проникнуть и удержаться в письмени без изменения. Так, и в некоторых частях Нового Завета заметен именно литературный язык. Послание к Евреям соприкасается с ним своим периодическим и тщательным стилем. Послание св. Иакова обнаруживает в стиле и колорите поэтические свойства, которые справедливо вызывают удивление. В книге Деяний–особенно после IХ-й главы – некоторые рассказы и речи не лишены ни чистоты, ни изящества; когда св. Павел говорит там грекам или царю Агриппе,–язык сейчас же принимает известный литературный отпечаток. Впрочем, и литературные греческие писцы могли поправлять некоторые новозаветные творения. Эти писцы упоминаются в Рим. XVI, 2. 1 Кор.ΧΛἸ, 21. Кол. ИV, 28.    2 Фессал. III, 18, а в Деян. XXIV, 1–2 иудейский первосвященник для ведения своего дела пользуется услугами греческого ритора Тертулла. Послание св. Иакова могло выйти из рук литературного писца. Но,–говоря точно,–новозаветные писатели вовсе не литераторы вроде Элия Аристида, Диона Хризостома, Иосифа Флавия и Филона, св. Климента римского, св. Иустина и др. Пиша для (миссионерского) обращения, для всех, они по необходимости пользовались языком всех, какой узнали из уст всех; они старались быть ясными, простыми и легкими, не заботясь о том, чтобы писать искусно. Общий тон новозаветного языка–это тон языка простого и ходячего. Но в этом простом языке подмечается заботливость, которая человека среднего класса заставляет писать лучше, чем он говорит, инстинктивно избегая слов и речений слишком простонародных, небрежных или неправильных. С другой стороны, – вышедши из народа и соприкасаясь особенно с народом,–новозаветные писатели не могли вполне избежать его влияния; отсюда слова, формы, конструкции и речения иногда простонародные, какие можно назвать вульгаризмами, а иногда еще и некоторая просто народная манера в стиле. Литературного грека смущали идеи, образы, строй и колорит в языке Нового Завета, недостаточность искусства новозаветных авторов в их писаниях. Даже св. Павел должен был считаться с этим несколько неблагоприятным впечатлением, какое производил на грека его новый язык христианского проповедничества (см. 1Кор. II, 1 и 2Кор. I, 6). Это неблагоприятное впечатление испытывали и образованные люди эпохи возрождения – при сравнении греческого классического и новозаветного языков. Мнение их резюмируется словами Сомова (Sanmaise, Salmosius) в его книге De hellenistica (Лейден 1643, в 12ο): «каковы сами эти люди (новозаветные писатели), таков у них и язык Посему язык их,–что называется,–ἰ διωτικό ς, язык общеупотребительный и народный. Ибо термином ἰ διῶ ται называют людей из народа без литературного воспитания, употребляющих разговорный народный язык, как они усвояли его от своих нянек». В ХVII и ХVIII веках страстно препирались о качестве и природе греческого Нового Завета. Эти дебаты имели ту заслугу, что побуждали к изучению новозаветного языка, и в результате их явились системы пуристов, евраистов и эмпиристов. – 1) Пуристы защищали абсолютные чистоту и корректность греческого новозаветного языка, отрицая или замалчивая евраизмы, оправдывая необычайности этого языка действительно или мнимо аналогичными примерами, отыскиваемыми у светских писателей, даже у Гомера. Система эта поддерживалась до половины ХVIII в.–2) Евраисты. Система их, бывшая в почете в конце ХVII в., господствовала в течение ХVIII столетия. Новозаветные писатели, согласно ей, мыслили по-еврейски или по-арамейски и свои мысли переводили на греческий язык, почему язык их есть собственно еврейский облеченный в греческие звуки и формы. – 3) Эмпиристы ХVIII в. думали, что новозаветные писатели не знали греческого языка или знали его только слабо и писали на нем наудачу («как придется»). Эмпиристы всюду видели «эналлаги», при чем, благодаря этой грамматической фигуре, новозаветные писатели будто бы получали возможность употреблять одно время вместо другого, одно наклонение взамен другого, один падеж на место другого и, пр., не считая эллипсисов. Эмпиристы защищали свою систему под тем предлогом, яко бы еврейский язык не различал ни времен, ни наклонений и не имел синтаксических правил. Истинный грамматический метод, примененный к греческому языку Нового Завета в новейшее время, осудил эти фантазии. Заблуждение ученых и эллинистов XVI–ХVIII столетия заключалось в игнорировании той истины, что всякий язык имеет не только так называемую классическую эпоху; что это–живой организм, изменяющийся в течении веков; что он должен быть изучаем и оцениваем на каждой отдельной и отличительной фазе своего развития, когда подвергается известному характеристическому изменению; что всякий вполне развитый язык включает языки литературный, общепринятый и народный, из коих каждый должен быть изучаем сам по себе и оцениваем по его собственной значимости–без осуждении или устранения; что всякое учение–даже божественное–может быть проповедано и записано именно на обычном языке этих проповедников и их слушателей. Впрочем,–поскольку язык Нового Завета составлен из различных элементов и находится в состоянии преобразования, неполного, изменчивого и обуславливавшегося разными влияниями,– по всему этому все утверждения касательно его по необходимости бывают относительными и должны соизмеряться с каждым из этих влияний, почему утверждения исключительные или абсолютные обязательно являются ошибочными в том, что в них есть исключительного или абсолютного.

б) Психологический характер новозаветного языка.

Будучи негреками, писатели Нового Завета не могли мыслить и выражаться по-гречески чисто, как это делает природный грек, а равно они не заботились о сообразовании своих мыслей с грамматическими и традиционными конструкциями обычного греческого языка. Они следовали своим собственным идеям в их непосредственности, как последние зарождались, всяким движениям души, какие их увлекали; то совсем, то почти без всякого сопротивления подчинялись они воздействию различных влияний, перечисленных нами при анализе их языка. Отсюда непосредственный характер выражения в Новом Завете, где идея создает выражение, фразу, движение стиля. Отсюда же и многие последствия, среди коих отметим следующие: а) Материал языка–в лексиконе и грамматике–безличен, а стиль весьма персонален. Новозаветные писатели мыслят и пишут с уверенностью и отчетливостью, без колебания, без заботы о подготовлении и синтезе идей, о полировке фраз. Ни утомительности, ни вымученности изложения не замечается у них,–по крайней мере, в общем. Они следуют свободному полету их духа, живости своих впечатлений, быстроте своего воспоминания, подвижности своего воображения (в том именно смысле, что идею–даже абстрактную–они любят представлять конкретно или рассказывать событие с наглядными подробностями).–б) В свою очередь, фраза и стиль отражают манеру мыслить, свойственную каждому из них. Сообразно случаю, фраза является простою или сложною; легкою или запутанною, между тем расположение в ней не трудное; корректною и единой или прерывистою, оборванной, а вследствие всего этого ясною или темною (для нас). Стиль обнаруживает монотонную торжественность у св. Матфея, живость и картинность у св. Марка, захватывающую величавость у св. Иоанна, мягкую и проникающую очаровательность в книге Деяний, нежность или страстность у св. Павла и пр.;–все это при однообразии и даже посредственности языка.–в) Инстинктивно, новозаветный писатель-иудей усвоял ту греческую конструкцию или то греческое слово, которые более близки были к его природному языку; он лишь прикрывал греческою одеждой арамаистические речения; он решительно приспособлял греческие язык и конструкцию к своей мысли и на служение ей,–тем более, что эта мысль была для него божественною истиной и часто,–напр., в Евангелиях,–дается уже раньше его, как мысль самого Божественного Учителя-Христа.–г) Довольно часты в Новом Завете вставочные (парентетические) идеи: согласованы или нет,– они все же вносятся на свое логическое место, связываются с предшествующим чрез καὶ или местоимение, либо текут независимо. Если такая изъяснительная вставка длинна,– напр., в посланиях,–то писатель забывает начало фразы и потом снова продолжает фразу уже в другой форме. Эти замечания применимы, впрочем, и к другим синтаксическим случаям у Мф XV, 32. XXV, 15. Мрк. XII, II. Лк. IX, 28. ХХIII, 51. Ин. Т, 6. 39. III, 1. Рим. V, 12. 18. IX, 11. XV, 23. 25. 1 Кор. ΧVI, 5. Евр. XII, 18 – 22, часто в Апокалипсисе, а равно в цитатах и припоминаниях из LXX-ти–особенно в Апокалипсисе.–д) Писатель несознательно переходит от косвенного стиля к прямому, который, так сказать, снова звучит в его ушах, как только начинается припоминание.–е) Почти все новозаветные писания назначены христианским общинам и потому написаны для отчетливого прочтения в собрании верующих, которым они адресованы. И теперь еще–для полнейшего усвоения–читают их громко, с интонациями, ораторскими ударениями, паузами и изменениями тонов в речах, беседах, посланиях, с жестами и позами. Тогда идея писателя одушевляется и приобретает отчетливость без всякого другого разъяснения, при чем лучше определяются истинный смысл фраз и их важность, оттенки и противоположения в идеях, перерывы и возобновления рассказа, беседы, рассуждения, устранение некоторых вспомогательных переходных идей, тенденция к нарушению согласия после паузы и перерыва и пр. Точно также именно живой голос отличает вопрос, да еще лучше и более живо, чем всякая частица. в) Достоинство новозаветного языка.

Несмотря на все свои особенности, греческий новозаветный язык был самым наилучшим для христианской проповеди: он богат и гибок. Греческий словарь был достаточно обширен, и новозаветные писатели в полную волю могли черпать из него слова, сообщая им христианский смысл. Даже больше того:–в своих производных и сложных словах этот греческий язык был столь неограничен, что давал простор выразить все идеи и все их оттенки с желательною для писателей ясностью и точностью.

Синтаксис обычного языка был простой, единообразный, легкий,– и евраистическое влияние только увеличило эти качества, Не стесняя и не затрудняя новозаветных писателей, как это было бы с языком классическим,– язык евраистический прилаживался и подчинялся их мысли, немедленно воспринимая ее форму и отпечаток. Он с одинаковою легкостью применяется и к обычным явлениям повседневной жизни и к самым возвышенным спекуляциям,–к идеям абстрактным и конкретным. Присутствие в нем евраистического элемента делало его легким и для иудея, привыкшего к языку совсем отличному, при чем он оставался связанным с миром иудейским и вообще ориенталистическим, с его идеями, верованиями, с его манерою мыслить и выражаться, сохраняя ь множество еврейских идей, перешедших в христианство. Еще большее количество греческого элемента делало его доступным для масс греко-римского мира. Греческий новозаветный язык был по существу своему языком общения, циркуляции, пропаганды, т. е. именно тем языком, который был нужен христианству в его стремлении к победе над греко-римским миром. Таков был греческий новозаветный язык, где сливались греческий обычный и греческий евраистический–в том виде, как три-четыре века политических и социальных переворотов сформировали и возрастили его для христианского проповедания. Для него не были столь пригодны ни еврейский, ни арамейский, ни латинский, и ни в одном из них не имелось богатства, гибкости и универсально- международных свойств языка греческого.

Предметом настоящего трактата служит тот греческий язык, на котором написаны наши канонические новозаветные книги.

Человек, привыкший к аттическому греческому языку, взяв в первый раз греческий Новый Завет, был бы сразу поражен характерными, лишь ему свойственными особенностями. Помимо черт, которые отличают одну часть канонического сборника от другой (см. ниже),–и вообще язык новозаветный показался бы ему необычным:–по причине подмеси если не плебейских, то популярных терминов в его вокабуляре; своими случайно попадающимися иноземными и трудно понимаемыми фразами и конструкциями; скудостью употребления соединительных и других частиц, какими раннейшие писатели уравновешивали, оттеняли и подчеркивали свои периоды; почти устранением или неправильным употреблением родительного самостоятельного, аттракции и других синтаксических приемов, применяемых ради обеспечения сжатости и постепенности в раскрытии мыслей; а повсюду– своим стилем, который хотя часто монотонен, за-то превосходен по прямоте и простоте,–стилем, который иногда имеет случайные уклонения и перерывы или анаколуфические сентенции, характерные для разговорной и необразованной (нелитературной) речи, но редко уснащается парентезами (вставками) или растянутыми и запутанными периодами,–стилем, который, очевидно, является выражением людей совсем простых, забывавших о себе и слишком ревностных, чтобы еще уделять много внимания литературным элегантностям или принятым риторическим правилам.

Прежде, чем рассматривать характеристические свойства этой разновидности греческого языка, столь явно отличающейся по вокабуляру, конструкции и стилю, мы должны кратко отметить ее наименование, происхождение и историю.

а) Наименование. – Некоторые из названий, предложенных для этого особенного идиома, являются, бесспорно, слишком узкими по отношению ко времени или месту, или же к обоим (каковы: «церковный диалект», «александрийский диалект», «палестинский греческий язык»). Другие наименования,–напр., «иудейско-греческий», «иудейско-христианский греческий» язык,–не приобрели распространения, хотя по существу удачны. Но название «эллинистический греческий язык», впервые данные, по-видимому, Скалигером младшим, теперь принято почти повсюду. И оказались бессильными устранить его все протесты–с возражениями, что это имя не выражает, в каком направлении этот язык уклоняется от обыкновенного греческого (и, следовательно, менее описывает его природу по сравнению, напр., хотя бы с названиями «еврейский» или «арамейский» греческий язык), а сверх того оно еще тавтологично или бессмысленно, поскольку равняется фразе «эллинистический эллинский язык». Усвоению этою названия способствовало без сомнения, употребление слова Ἑλληνστή ς в Деян. (VI, 1. IX, 29. XI, 20 с разночтением Ἔλλην, признаваемым более вероятным в XI, 20) для обозначения погречившихся или говоривших по-гречески иудеев. Применение термина «диалект» к греческому библейскому языку, как языку отдельной местности и периода,–неудачно и вредно, ибо этот термин уже принят для идиома различных ветвей греческой расы.

б) Происхождение.–Литературное преобладание Афин, (ок. 500–300 гг. до р. Хр.) повело к тому, что ее диалект– аттический–постепенно вытеснил формы языка, употреблявшиеся другими племенами греческого народа, а распространение греческого языка было много подвинуто покорением и колонизацией Востока при Александре В. и его преемниках. Однако при этом процессе распространения и сам аттический диалект потерпел изменения по влиянию речи и обычаев тех народов, среди которых он распространялся, пока наконец возник космополитический тип греческого языка, известный в качестве «общего диалекта» (η κοινή , т. е. διά λεκτος); местом его преимущественного господства столетия за два или более до христианской эры служила империя Птоломеев и их столица Александрия. Здесь жило множество выселившихся из отечества евреев, для которых природный или прадедовский язык еврейский со временем стал столь непривычен, что для удовлетворения их нужд был изготовлен (приблизительно между 285 и 150 гг. до р. Хр.) греческий перевод священных книг (так наз. LXX-ти толковников). Почтение к еврейскому подлиннику Ветхого Завета скоро было перенесено на этот перевод, а всеобщее употребление его среди внепалестинских иудеев много способствовало утверждению и сохранению представленного в нем типа греческого языка. Потерпевши изменения, неизбежные при употреблении в различных местностях и промежуточными (переходными) генерациями, этот греческий язык стал органом для откровения Божия, которое даровано миру чрез Иисуса Христа.

Самое происхождение сего языка делало его правоспособным для такой провиденциальной миссии. Он воплощал возвышенные понятия еврейской и христианской верив языке, который обеспечивал для них доступность среди людей деловых и занятых житейскими интересами. Он был пригоден для подобного употребления, поскольку не потерял уважения образованной публики (см., напр.. Деян. XVII, 22 слл., 26 слл.), а между тем был языком повседневной жизни и–потому–являлся удобным для распространения семян Евангелия проповедью его повсюду, где говорили по-гречески. Он заметно разнится от языка писателей в роде Филона и Иосифа Флавия, которые, хотя и были еврейского рода, но обращались в своих писаниях к образованным классам и стремились к специально-греческой элегантности выражения. Он явно занимает среднее место между вульгаризмами простонародья и выработанным стилем литераторов своего времени. В нем мы имеем поразительную иллюстрацию того [ср 1Кор. 1,27 слл], как промысл божественный возвышает к особой почести то, что называют «общепринятым» (κοινος).

в) История.–Однако было время, когда истинная природа этого библейского языка, как своеобразного идиома, в некоторых кругах не признавалась. Такое отношение является удивительным в виду уклонений от классической нормы, какие бросались в глаза на всякой странице Нового Завета. При том же самый образованный среди Апостолов открыто заявляет об отсутствии у него прелестей классической речи (1Кор. II, 1.4. 2Кор. XI, 6), а компетентные судьи насчет греческого языка среди древних христиан, напр., Ориген (Против Цельса VII, 59 сл.: Philocalia IV по изд. Robinson’a стр. 42 сл.) и св. Иоанн Златоуст (Беседа 3 на 1Кор. I, 17), не только с готовностью признавали сравнительную литературную низменность библейского языка, но и находили в этом факте доказательство божественного снисхождения к низшим слоям наряду с превосходящим достоинством содержания, поскольку–лишенный чар литературной полированности – он все-же смог возобладать над образованными классами. Руководящие ученые периода реформации (Еразм, Лютер. Меланхтон, Беза), в главнейшем, держались именно этого правильного мнения, но в начале ХVН века последнее встретило решительное несогласие; отсюда родились споры, известные под именем «пуристических», которые тянулись больше столетия и велись временами с немалою горячностью. Во многом эта страстность вызывалась тем, что отрицание классической чистоты новозаветного греческого языка казалось их оппонентам, унижающим для священного автора той или другой новозаветной книги. Но если бы эти чересчур ревностные поборники священного достоинства писаний пошли данным путем с полною решительностью, то они, конечно, совсем упразднили бы право новозаветного канона считаться произведением говоривших по-гречески иудеев I-го в., а этим уничтожалась бы содержавшаяся тут филологическая очевидность, что в эту именно эпоху вошла в область человеческой мысли новая и преобразующая энергия, где мы видим, как «буее Божие премудрее человек есть» (1Кор. I, 25).

Особенности новозаветного языка наиболее удобно изложить по связи с разными элементами, входящими в его состав; именно: I) позднейший или «общий» разговорный греческий язык; II) еврейский или разговорный арамейский язык; III) латинский и другие иностранные языки; IV) религиозные или отличительные христианские элементы. Наряду с этими заслуживают некоторого внимания еще следующие пункты: V) сжатый обзор особенностей отдельных писателей и VI) некоторые из лингвистических проблем в Новом Завете с указаниями к их разрешению. Особенности первых четырех категорий могут быть распределены на А) лексические и В) грамматические, при чем к первым относятся: а) новые слова и б) новые значения, а вторые обнимают: а) особенности формы и б) особенности конструкции иди синтаксические. Но прежде всего должно быть отмечено, что есть немало неясности еще для многих детальных пунктов: пределы же настоящего трактата заставляют ограничиться лишь немногими характерными представителями для большей части примеров и частностей.

I. «Общий» или разговорный греческий язык

В лексикальном отношении мы находим:

а) Новые слова. Немногие новозаветные слова, обычно почитаемые за позднейшие греческие, суть следующие: ἀ βαρή ς, ἀ γαλλιά μαι, ἀ γνό ημα, ἀ δηλό της, ἄ θεσμος, ἀ θετέ ω, ἀ καιρέ ομαι, ἀ κατά λυτος, ἀ κατά παυστος, ἀ λεκτοροφωνί α, ἀ λληγορέ ω, ἀ μετά θετος, ἀ μετανό ητος, ἀ νά δειξις, ἀ ναθεωρέ ω, ἀ ναντί ρρητος, ἀ ναπολό γητος, ἀ νά χυσις, ἀ ντιδιατί θημι, ἀ ντοφθαλμέ ω, ἀ νυπό τακτος, ἀ παρά βατος, ἀ πελπί ζιο, ἀ περισπά στος, ἀ ποθησαυρί ζω, ἀ ποκαραδοκί α, ἀ ποκεφαλί ζω, ἀ πρό σιτος, ἀ στοχέ ω, ἀ τενεί ζω, βραβεῖ ον, γογγύ ζω, γονυπετέ ω, δεισιδαιμονί α, διαγνωρί ζω. διαγρηγορέ ω, διαυγά ζω, διαφημί ζω, διερμηνεύ ω, διθά λασσος, δυοδεύ ω, δί ψυχος, δουλαγωγέ ω, δυσερμή νευτος, ἐ γγί ζω, ἐ γκακέ ω, ἐ γχρί ω, ἐ θνικό ς, ἐ κδαπανά ω, ἐ κδικ.ω (etc.), ἐ κθαμβος, ἐ κπλὴ ρωσις, ἐ κτέ νεια, ἐ ξαρτί ζί ο, εξισχύ ω, ἐ πιθανά τιος, ἐ πισκηνό ιο, ἐ πιχορηγέ ω, ἐ τερό γλωσσος, εὐ αρεστέ ω, εὐ δοκέ ω, εὐ θοδρομέ ω, εὐ καιρέ ω, εὔκοπος, ἠμιώ ριον, ἤρεμος, θηριομαχέ ω, θριαμβευω, ἰ ματισμό ς; ἱ σό τιμος, καθημερινό ς, καταβαρέ ω, καταγωνί ζομαι. κατά κριμα. κατά λυμα, καταντά ω, καταπονέ ω. κατοπτρί ζομαι. κενοδοξί α. κερματιστή ς, κωμό πολις, μεθερμηνεύ ω. μεταμορφό ω. μετριοπαθέ ω, νεωτερικό ς, οδηγό ς. οἰ κοδομή . ὀ ψώ νιον. παλινγενεσί α, πά ντοτε. παραχειμασί α, παρεί σακτες. παρεισέ ρχομαι, παρεπί δημος, περιλά μπω. περιοχη. πορισμό ς, προελπί ζω, προσεγγί ζω προσκαιρος. προσκληρό ω, ῥᾳδιού ργημα. σημειό ω, σκωληκό βρωτος. στρατολογέ ω στρατοπεδἀ ρχης. συνκαταθεσις, συνβασί λευω, συνμερί ζω, συνοδί α. συνπνί γω συνυποκρί νομαι. τελώ νιον. τετρά διον, τετρά ρχης, τρί στεγος. υἰ οθεσῦί α. υπερπλεονά ζω. ὐ πογραμμό ς. ὐ πολιμπἀ νω, ὑ ποτύ πωσις. φί λαυτος, φυλή δονος, χειρό γραφον. Некоторые (образования) глаголы на –ὀ ω (напр., ἀ νακαινό ω, δολιοω, δυναμό ω. χαριτό ω), на -ιζω (напр., αἰ χμαλωτί ζω, ἀ ναθεματί ζω, ἀ νεμί ζω), на–εύ ω (напр., αἰ χμαλωτεύ ω, γυμνιτεύ ω, μαθητεύ ω, μεσιτεύ ω) либо позднейшего сочинения, либо суть модификации прежних окончаний.

Приведенные выше примеры могут служить образцами разности между вокабулярами Нового Завета и классических писателей. Но должно помнить, что по несовершенству наших познаний мы пока не можем еще сказать, сколь много слов, по-видимому поздних, было собственно возобновлением вышедших на время из употребления древних слов, (а это явление не редкость во всех языках); равно оказывается неясным и то, как долго такие слова ходили в разговорной речи, оставаясь чуждыми языку литературы.

Но этот список примеров позволяет видеть некоторые общие характеристические черты новозаветного вокабуляра; таково, напр., употребление в нем терминов, которые в раннейшем греческом языке были явно литературными и даже поэтическими. К данным уже словам этого рода можно присоединить еще следующие: ἀ γέ λη, ἀ δά πανος. ἀ δημονέ ω αἰ σθηχή μιον, ἀ λυσιτελή ς, ἀ μά ω. ἄ μεμπτος. ἀ μέ ριμνος, ἀ ναθά λλω, ἀ νακρά ζω, ἀ νή μερος, ἀ παλλοτριό ω, ἀ πέ ραντος, ἀ πό δημος, ἀ ποφθέ γγομαι. ἀ ποτομί α (–μως), ἀ ποψύ χω, ἀ σά λευτος, ἀ σχή μων, ἄ τακτος, ἀ τιμά ζω, αὐ γά ζω, αὐ θά δης, αὔξω, αὐ τό χειρ, αὐ χέ ω, ἄ φαντος, ἀ φρί ζω, βαρέ ω, βαστά ζω, βρέ χω, βρώ σιμος, γενετή , δέ σμιος, διαυγή ς, διηνεκή ς, δό λιος, ἔ κδηλος, ἐ κμά σσω. ἐ κτελέ ω, ἐ μβατέ υω, ἐ μπαί ζω, ἐ μφανί ζω, ἐ νά λιος, ἐ παιτέ ω. επακρυά ομαι, ἐ πικέ λλω, ἐ πισφαλή ς, ἐ ρεί δω, ἐ ριθί ζω, ἐ σθή ς, εὐ δί α. εὐ σχημοσύ νη, εὐ φροσύ νη, ἤπιος, ἠχέ ω (ἦχος), θανἀ σιμος, θεοστυγή ς. θύ ελλα, θυμομαχέ ω, ἰ κμά ς, ἰ μεί ρομαι (ὁ μ.), καχό ω, καύ χημα, κενό ω, κλαυθμό ς, κλέ ος, κλύ δων, κολλά ω, κραταιό ς, κυρό ω. λά μπω, μαγεύ ω, μαστί ζιο. μητρολῴας. μό χθος, μαθειλό ς. μωμά ομαι. νυστά ζω, ὀ δό νη, οἰ κτιρμό ς, ὄ ρασις, οὐ ρανό θεν. πανοικεί . πανπληθεί , παραλογί ζομαι. (etc.), παροτρύ νω. πενιχμό ς, πιά ζω, πολυποί κιλος. προπετή ς, ῥιπί ζω, ῥυπαρό ς, σαπρό ς, σκορπί ζω. συμπαθή ς. τηλαυγῶ ς, τρό μος. τρύ βλιον. τυρβά ζω. ὑ περή σανος, φαντά ζω. φέ γγος. φιμό ω, χειμά ζομαι. χειραγωγέ ω χλιαρό ς, ὠδί νω. Из этих примеров ясно, что позднейший греческий–согласно народному влечению к сильным выражениям–любит снова сложные и многосложные. Для них можно указать еще следующие образцы: ἀ νεκδιή γητος. ἀ νεκλά λητος, ἀ νεξερεύ νητος, ἀ νεπαί σχυντος, ἀ νταποκρί νομαι, δυσβά στακπος, ἐ μπεριπατέ ω, ἐ ξαγορά ζω, ἐ ξακολουθέ ω, ἐ ξανατέ λλω, ἐ ξομολογέ ω, ἐ πιγαμβρέ ω, ζωογονέ ω, καταβραβεύ ω, καταδυναστεύ ω, κατασοφί ζομαι, κατισχύ ω, λιθοβολεω, ματαιολογί α, μετοικεσί α, οἰ κοδεσποτέ ω, ὀ λιγό ψυχος, πατροπαρά δοτος, προσαναβαί νω, προσαναπληρξω, προσανατί θημι, προσκαρτερέ ω, προσπορεύ ομαι, συναναμί γνομι, συνευωχέ ομαι, συνκαταψηφί ζω, συναντιλαμβά νομαι, συνυποκρί νομαι, συνυπουργέ ω.

Библейские писатели простирают это пристрастие еще дальше,–и вот сему свидетели: ἀ γενενεαλό γητος, αἱ ματεκχυσί α, ἀ λλοτριοεπί σκοπος. ἀ νεξί κακος, ἀ νθρωπά ρεσκος, διενθυμέ ομαι, ἐ κζητέ ω, ἐ κμυκτηρί ζω, ἐ κπειρά ζω, ἐ ξαστρά πτω, ἐ παναπαύ ω, ἐ πιδιατά σσομαι, ἐ πιδιορθό ω, ἐ πισκευά ζω, ἐ πισυντρέ χω, ἱ ερουργέ ω, κατακληροδοτέ ω, κατακληρονομέ ω, καταλιθά ζω, κατεξουσιά ζω, κατεφί στημι, κατοικητή ριον, μισθαποδοσί α, ὀ ρθοτομέ ω, ὀ ρκωμοσί α, ὀ χλοποιέ ω, παραπικραί νω, περιαστρά πτω, ποταμοφό ρητος, προενά ρχομαι, συναιχμά λωτος, ὑ περεκπερισσῶ ς, ὑ περεντυγχά νω, χρηστολογί α, χρυσοδακτύ λιος. Сверх сего, есть немало слов, которые–как и вообще в позднейшем греческом языке–образованы приставлением впереди предлога (напр., ἐ πί , διά , παρά , πρό , πρό ς, σύ ν, ὑ πέ ρ) к употреблявшемуся уже слову. Наоборот, сложные слова, более обычные в классический период, иногда заменяются простыми: напр., ἐ ρωτά ω вместо ἐ περωτά ω (Мрк. VIII, 5) κρύ πτω вм. ἀ ποκρύ πτω (Мф. XI, 25), ἀ θροί ζω вм. συναθροί ζω (Лк. XXIV, 33), δειγματί ζω вм. παραδειγματί ζω (Мф. I, 19), ὄ χλέ ω вм. ἐ νοχλέ ιο (Деян. V, 16), τρέ φω вм. ἀ νατρέ φω (Лк. IV, 16).

Другою характеристическою чертой новозаветного греческого языка (как новейшего греческого и вообще народной речи) является непропорционально большое количество так называемых уменьшительных слов в его вокабуляре; среди них мы находим:                       ἀ ρνί ον, γυναικά ριον. ἐ ρί – φιον, θυγά τριον, ἰ χθύ διον, κλινά ριον, κλινί διον, κορά σιον, κυνά ριον, ὀ νά ριον, ὀ ψά ριον, (παιδί ον,) παιδά ριον, πινακί διον, πλοιά ριον, ποί μνιον, προβά τιον, σανδά λιον, στρουθί ον, σχοινί ον, φορτί ον, ψιχί ον, ψωμί ον, ὠτἅριον, ὠτί ον; встречается даже уменьшительное от уменьшительного–βιβλαρί διον. Некоторые из этих слов совсем потеряли всякую уменьшительную силу, если только они когда-либо имели ее (ср., напр., θηρί ον, κρανί ον и пр.). Вместоὤτά ριον (Мрк. XIV, 47. Ин. ХVIII, 10) и ώ τί ον (Мф. ΧΧ\Ἰ, 51) Лука (ХХII, 50) ставит οῦ ς.

б) Но позднейший греческий язык, как он представляется в Новом Завете, не только расширил вокабуляр введением новых слов (или возобновлением давно вышедших из употребления);–сверх сего он еще более или менее изменил значения многих терминов, удержавшихся от классического периода. Это видно по приводимым значениям следующих слов: ἀ καταστασί α «политический беспорядок», ἀ νά κειμαι и ἀ ναπί πτω «возлежать за столом», ἀ ναλύ ω «разрешаться (от жизни)», ἀ ναστρέ φομαι «вести себя» (жить), ἀ ντί λημψις «помощь», ἀ ποτά σσομαι «прощаться», «отказываться», ἀ φανί ζω «помрачать», γενή ματα «плоды земные»,δῶ μα «крыша», ἔ ντευξις «прошение», ἐ ντροπή «стыд» (посрамление), ἐ ρεύ γομα «высказывать»,ἐ ροτά ω «спрашивать», εὐ σχή μων «почетный» по положению («благообразный»), εὐ χαριατέ ω «благодарить», ζωοποιέ ω «возбуждать к жизни», «оживлять», «животворить», καταστολή «одежда» (одеяние),ξύ λον «дерево», τὰ περί εργα «чародейства», περισπά ομαι. «быть отвлеченным» (заботами и пр.), πτῶ μα (без всяких присоединений) «труп», ῥύ μη «улица», στέ λλομαι «удаляться», στιγμή «мгновение», συγκρί νω «сравнивать», «истолковывать», συνί στημι «устанавливать», «доказывать», σχολή «училище» (школа),σώ ματα (без всяких присоединений) «рабы», τρώ γω­ἐ σθί ω, φθά νω «спешить», «поспевать» (прибивать), χορτά ζω «насыщать» (о лицах), ὑ πά ρχω почти тоже, что εἰ μί , χρηματί ζω «быть названным» или «позванным» (получить повеление). Когда изменение не столь ясно, как в отмеченных случаях,–и тут иногда перемена в частоте употребления указывает на разность–по крайней мере–в оттенке. Иллюстрация сему в употреблении βλέ πω, θεωρέ ω и ὁ ρά ω для выражения понятия видения; ἔ ρχομαι, πορεύ ομαι и ὑ πά γω для означения хождения; λαλέ ω иλέ γω касательно говорения. С этой стороны и в древние и в новейшие времена бывали в словах такие вариации соответственно векам и местностям.

Сверх того, много слов, обычно бывших прежде переходными, получили возвратный или средний смысл; напр., ἀ πέ χω (Лк. XV, 20), ἀ πορί πτω (Деян. ХХVII, 43), αὐ ξανω, αὔξω (Мф. VI. 28. Еф. II, 21), ἐ νυσχύ ω (Деян. IX, 19), ἐ πιβά λλω (Мрк.IV, 37), κλί νω (Лк. IX, 12), παραδί δωμι (м.б.Мрк.IV, 29), στρέ φω (Деян. VII, 42) и их сложные. С другой стороны, некоторые средние глаголы стали употребляться переходно или причинно: напр., βλαστά νω (Иак. V, 18), βλασφημέ ω (Мф. ХХVII, 39), γονυπετέ ω (Мф. XVII, 14), διψά ω и πεινά ω (Мф. V, 6), ἐ μπορεύ ομαι (2Петр. II, 3), εὐ δοκέ ω (Мф. ХII, 18), μαθητεύ ω (Мф. ХХVIII. 19). Интересным случаем распространения такого употребления является фраза:ὁ γὰ ρ ἀ πέ θανεν... ὂ δὲ ζῇ (Рим. VI, 10).

Б.

Эти факты направляют наше внимание к грамматическим особенностям, какие представляет язык Нового Завета на ряду с позднейшим греческим вообще. Особенности этого класса–для формы ли то, или для конструкции–менее многочисленны, чем те, которые–согласно общему закону возрастания языка–затрагивают его вокабуляр.

а) Из особенностей формы некоторые встречались в разных диалектах раннейшего греческого языка; таковы: βού λει, ὄ ψει, διδό ασι, τιθέ ασι, ἐ δαφιοῦ σιν, ἠδυνά μην, ἤμελλε, ἠβουλή θην в аттистическом; дат. п. γή ρει, род. и дат. п. на–ης,– ῃ от имен на–ρα (напр., μά χαιρα, πρῴρα, πλή μμυρα, σπεῖ ρα), наст. вр. γί νομαι, γινώ σκω, также εἰ τεν (εἶτα) по-ионийски; ἀ φέ ωνται (вм. ἀ φεῖ νται), ἤτω (вм. ἔ στω), ὄ ρνιξ (вм. ὀ ρνις) употреблены по-дорийски; ἐ δυνά σθην–другая форма дляἠδυνή θην, ἐ κά μμυσα (καμμύ ω), ῥή σσω (ῥά σσω)–эпические; ἀ ποκτέ ννω (–κτεί νω) по-эолийски. Корни других особенностей могут быть в народном предрасположении к регулярности в окончаниях: напр., изменение глаголов на–μι в глаголы на–ω; окончание·–σαι во 2-м лице ед. ч., в родеδύ νασαι, καυχᾶσαι; спряжение οἶδα,–δας, – δατε и пр., форма аориста ἔ δωσα, ἔ ζησα, ἡ μά ρτησα, ἦζα от ἄ γω и ἦξα (?) от ἥκω и под. Здесь есть наклонность к опущению приращения в давнопрош. вр., а особенно к тому, чтобы давать 2-му аористу окончания 1-го аориста, напр., εἴ δαμεν,– αν, εἰ παν, ἔ πεσα,–αν, ἦλθαν, ἕλθἄ τω и пр., равно и в. прош. несоверш. от ἔ χω мы находим εἶχαν иεἴ χοσαν (так и ἐ δί δοσαν, ἐ δολιοῦ σαν), обязанные, без сомнения, любви к ассимиляции по форме. Некоторые существительные имеют разные роды, напр. ὁ иῆ –βὰ τος, ληνό ς λιμος; ὁ и τὸ – ἔ λεος, ζῆ λος, ἦχος (?), θεμέ λιος–λιον, πλοῦ τος, σκό τος; ἠ νί κη и τὸ νῖ κος, и даже двоякое склонение, напр., от δεσμό ς мн. ч.–μοί и μά , от ἔ λεος–ου и–ους, σκό τος– ου и–ους, равно и существительные с окончанием на– ἀ ρχος,–αρχης (напр., ἐ κατό νταρχος и ἐ κατοντά ρχης); другие обнаруживают расположение к формам несокращенным, напр. ὀ στέ α, ὀ στέ ων. Вероятно, тою же тенденцией к ассимиляции объясняется пристрастие к конечному ν–и в существительных, напр., ἀ ρσεναν, μῆ ναν, ἀ σεβή ν, ἀ σφαλή ν, συγγενῆ ν, χεῖ ραν–и в глаголах, напр., 3-е л. мн. ч. прош. совр. вр. γεγοναν, ἔ γνωκαν, εἴ ρηκαν, ἐώ ρακαν (ἐό ρακαν), πέ πτωκαν (πέ πωκαν). Сему благоприятствовало и постепенное потемнение разности между прош. совр. вр. и аористом (см. ниже под б), при чем, может быть, этой именно причине обязано появление окончания–κες вм.–κας во 2-м лице ед. ч. прош. сов. вр. Двойственное число исчезло, и самое слово δύ ο тяготеет к тому, чтобы сделаться несклоняемым. Частицы покоя (ποῦ , ὅπου и пр.) вытесняли и заменяли частицы движения (ποῖ , ὅποι и пр.); εἶς широко употреблялось вместо и в значении τις, а πό τερος (–ρον) исчезло (кроме Ин. VII, 17).

Неотчетливость или вариации произношения сказываются в неправильностях написания, – в таких случаях, как удержание μ в разных формах и производных от λαμβά νω (напр., λή μψεσθαι, ἀ νά λημφις и пр.); пренебрежение к ассимиляции при сложениях с ἐ ν и σύ ν, удвоение или неудвоение ν,ρ и некоторых других букв (звуков), напр., γέ νημα; непостоянство касательно подвижного ν, элизии и конечного ς в ἄ χρις, μέ χρις, οὕτως. Смена разных букв (звуков), напр., μαστό ς иμασθό ς, ζβέ ννυμι и σβέ ννυμι, σφυρί ς и σπυρί ς, οὐ θεί ς и οὐ δεί ς, ποταπό ς и ποδαπό ς, особенно же для гласных ε’. ε, η, ι, равно αι, ει усматривается тенденция к такому сглажению различий, которое увенчивается в «итацизме» и новогреческом произношении.

Многие из этих неправильностей–и в форме и в произношении–усвоены издателями новозаветного текста в согласии с употреблением древнейших существующих манускриптов, но насколько они,–в каждом данном случае, – принадлежат собственно авторам или позднейшим писцам,– этот вопрос может быть решен лишь после того, когда другие почти современные писания будут изданы с равною тщательностью в таких деталях, а равно при свете накопляющихся свидетельств из надписей, папирусов и других памятников.

б) Синтаксические особенности, которые у Нового Завета общи с позднейшим и разговорным греческим языком, не менее достопримечательны, хотя их меньше, чем касательно формы. Они особенно сказываются в конструкциях глагола. Кроме намеченных во вводном параграфе этого трактата, можно упомянуть еще следующие;– общее исчезновение желат. наклонения в зависимых (подчиненных) предложениях; ослабление конструкций сινα (каковое почтя вытеснило частицу ὅπως), получающих часто силу прежнего неопредел. наклонения классических писателей; смена ἐά ν и ἄ ν; употребление ὅταν с изъявит. наклонением (Апок. VIII, 1) и в зависимых предложениях для означения неопределенной частоты; распространенное употребление ὅτι, а также неопредел. накл. цели, формы родит. пад. от неопред. накл. и неопредел. накл. с ἐ ν и εἰ ς; редкое употребление вопросительных частиц и применение εἰ в прямых вопросах (может быть, евраизм); обычное поставление причастия наст. вр. вм. будущ. и вообще расположенность к настоящему времени (специально λέ γει, ἔ ρχεται и пр.) по любви к живости и непосредственности; невыдержанное употребление причастия аориста, при фактической тенденции к изглаждению различия между аорист. и прош. сов. вр.; употребление ὄ φελον в качестве частицы желания; предварение чрез ἄ φες увещательного сослагат. накл. и плеонастическое употребление повелит. накл. от ὁ ρᾶν, βλέ πειν (напр., ὁ ρᾶτε βλέ πετε ἀ πό и пр. у Мрк. VIII, 15); тенденцияμή к захвату областиοὐ , особенно с неопредел. и причастиями, и стремление к предотвращению зияния (hiatus); употребление сложного отрицательного οὐ μή ; εἰ μί с причастиями описательно вместо простого глагола; частое опущение εἰ μί , как связки; небрежность в поставлении частиц (напр., ἄ ρα Лк. XI, 20. 48, γε Лк. XI, 8, τοί νυν Евр. ХIII, 13, ὅμως Гал. III, 15).

Народное стремление к выразительности (эмфазису), обнаруживающееся во многих из отмеченных особенностей, сказывается–далее–в употреблении действ. глагола с возвратным местоимением вм. среднего,–ἵδιος вместо простого притяжательного местоимения,–εἶς в замену неопределенного τις и, вообще, ненужное нагромождение местоимений;–ухищрения к усилению форм сравнения, напр., ἐ λαχιστό τερος, μειζό τερς, μᾶλλον περισσό τερον, и употреблениеπαρά и

57 ὑ πέ ρ со сравнит. или вместо ἤ (однако одно ἤ по временам употребляется с энергией сравнительности, напр., Мф. ХVIII, 9. Лк. XV, 7. 1Кор. XIV, 19);–прибавление предлогов для усиления простых падежей. Употребление средн. рода ед. ч. прилагательного с членом в качестве существительного для абстрактных существительных, хотя встречается и у классиков, однако же более обычно у Апостола Павла и в послании к Евреям, а у позднейших греч. писателей это становится бьющею в глаза литературною манерой.

II. Арамейский и еврейский элемент

Обычно евраизмы Нового Завета разделяются на два класса: а) «совершенные» или чистые евраизмы, которые составляются из таких слов, фраз и конструкций, для коих нет прецедентов или аналогий в наличном греческом языке, почему их считают перенесенными в Н. З. прямо из природного языка евреев, и б) «несовершенные» евраизмы, состоящие из евраистических выражений, которые в существенном находятся и в греч. языке, но употребление их у новозаветных писателей всего естественнее объясняется влиянием их природного языка. Однако при нашем скудном познании истории позднейшего греческого языка трудно установить границы второго класса, а для нашей настоящей цели гораздо удобнее следовать усвоенной нами прежде классификации. При том и для точности впечатления касательно этого элемента в Новом Завете требуется скорее свободное и широкое представление фактов, чем слишком ограничительное. Напр., слово σπέ ρρμα со значением потомство может быть прослежено до Эсхила и Пиндара, но более чем тридцать случаев его употребления с таким смыслом в Новом Завете вполне уполномочивают зачислять его в категорию евраизмов.

А.

Лексические евраизмы.–должно помнить, что из них не все впервые являются в Новом Завете. а. Новые слова.–Из них 1) некоторые суть просто транскрибированные семитические слова, напр., ἀ ββά , ἀ λληλουιά , ἀ μή ν, γαββαθά , γολγοθά , κορβά ν, πά σχα, ῥαββεί и пр., ῥακά . σαβαώ θ, σατά ν, σί κερα. ταλειθά , χερουβεί ν; 2) другие несколько изменены на греческий лад, обыкновенно в окончаниях: таковы: βά τος, γέ εννα, ζιζά νιον, (и как принято думать) κά μηλος, κιννά μωνον (к коим с вероятностью можно присоединить название некоторых других растений и пряных кореньев, а также драгоценных камней, напр., κύ μινον, λί βανος, συκά μινος, ὕσσωπος), σά πφειρος, κό ρος, μαμωνᾶς, μἀ ννα, σά τον, σά ββατον.

б. Более многочисленны слова и фразы, греческие по форме, но под еврейским влиянием принявшие новое значение; таковы: ἄ γγελος (ἀ ρχά γγελος), ὁ αἰ ὼν οὗτος (ἐ κεῖ νος, ὁ μέ λλων), ἀ νά θεμα (–τί ζειν), γλῶ σσα «народ», δέ ειν и λύ ειν «запрещать» (связывать) и «позволять» (разрешать), ὁ διά βολος, δό ξα «сияние», слава(τοῦ φωτό ς в Деян. XXII, 11),δύ ναμις τοῦ οὐ ρανοῦ (о звездах), ἐ νώ πιον τοῦ θεοῦ «на суде Божием»,ἐ ξομολογεί σθαι «прославлять» (исповедовать), ἐ ξορκιστή ς «заклинатель», ἐ πιοκοπή о божественном «посещении», μακροθυμέ ω «долготерпеть», νύ μφη «невестка», οἰ κοδομεῖ ν в переносном смысле (?), ὄ νομα «авторитет» (власть), ὀ φθαλμὸ ς πονηρό ς о зависти, ὀ φειλέ της (–λή ματα, по отношению к греху), περιπατεῖ ν иὁ δό ς в техническом смысле о ходе жизни, (ποιεῖ ν νό μον в классическом греческом языке «издавать закон», а) в Новом Завете ποιεῖ ν τὸ ν νό μον «исполнять, содержать закон», πορεύ εσθαι «умирать», также πορ. ὀ πί σω τινό ς «делаться последователем кого-либо», πορνεύ ειν (–νεί α) об идолослужении, πρό σωπον θαομά ζειν и λαμβά νειν, также εἰ ς πρό σωπον βλέ πειν и пр. о наружности или внешности, σκά νδαλον (–λιζειν) в фигуральном смысле, σπέ ρμα «потомство», φωτί ζω о духовном просвещении.

Немало слов относятся к национальным учреждениям, обычаям, историческим происшествиям и т. под.; таковы: ἀ κροβυστί α, ἀ ποδεκατό ω, ἀ ποσυνά γωγος (ἀ ρχισονά γωγος ипр.),

οἱ  ἄ ρτοι τῆ ς προθέ σεως, γραμματευς, διαθή κη, διασπορά , δωδεκά φυλον, ἐ γκαί νια (–νί ζω), ἐ πιγαμβρεύ ω, εὐ νουχί ζω, θυσιαστή ριον, τὸ  ἱ λαστηριον, καθαρί ζω  и κοινό ω  о левитски чистом и нечистом, κληρονομέ ω  в техническом употреблении, λατρεί α  ритуальное служение («богослужение»), λυτρό ω  в теократическом смысле, μοσχοποιέ ω, νομοδιδά σκαλος, ὁ λοκαύ τωμα, πατριά ρχης, πεντηκοστή , πρεσβυτέ ριον, πρωσή λυτος, προφή της, πρωτοκαθεδρί α, πρωτοτό κια, σκηνοπηγί α, υἱὸ ς τοῦ  ἀ νθρώ που (τοῦ  θεοῦ ), φυλακτή ριον. Однако есть указания, что некоторые из этих терминов (напр., καθαρί ζω, πρεσβυτέ ριον, προφή της) в их религиозном применении были известны и язычникам (Ad. Deissmann: Neue  Bibelstudien, Marburg 1897; Bible Studies, Edinburgh  ²1909).

Другие слова возникли по восточной любви к живости и обстоятельности; напр., ἀ περί τμητος τῇ καρδί ᾳ, ἐ ν καρδί ᾳ λέ γειν, ἡ  καρδί α ἡ μῶ ν πεπλά τυνται, ἐ ν γεννηχοῖ ς γυναικῶ ν, ἐ ν ἡ μέ ραις Ἡρώ δου, ἐ νωτί ζεσθαι, ἔ σκαψε καὶ  ἐ βά θυνε, ζητεῖ ν τὴ ν ψυχή ν τινος, καρπὸ ς τῶ ν χειλέ ων, ποτή ριον  в фигуральном применении, σὰ ρξ καὶ  αἷμα σπλαγχνί ζεσθαι, στηριζειν τὸ  πρό σωπον, στό μα μακαί ρης, υἱὸ ς  или τέ κνον  с родит. пад., особенно абстрактного существительного (напр., εἰ ρή νης, βροντῆ ς, φωτό ς, ὀ ργῆ ς, ὐ πακοῆ ς и пр.), равно χεῖ λος τῆ ς θαλασσης.

Но некоторые из этих фраз с равным правом могут быть почитаемы за

Б.

Грамматические евраизмы.–Большая разница в строении между еврейским и греческим языками служила препятствием для свободного перенесения характеристических особенностей первого языка во второй. У новозаветных писателей грамматическое влияние родного языка сказывается скорее в общем стиле выражений; таковы, в частностях, заметная неопытность, неловкость в употребления времен (даже по сравнению с современными им греческими авторами), простота конструкции и такое сочинение предложений, которое для грека могло бы показаться монотонным, если и не нелогичным. При том же не исчезли и приемы, прямо напоминавшие о еврейском языке. Между ними укажем на следующие особенности:–не столь строгое употребление предлогов в таких, напр., комбинациях: ἐ ν (ср. בְּ ) не только в сочетании с глаголами, напр., εὐ δοχεῖ ν, ὀ μνύ ειν и пр., но еще и в инструментальном смысле, напр.,κραζειν ἐ ν φωνῇ μεγά λῃ (Апок. XIV, 15),ποιεῖ ν κρά τος ἐ ν βραχί ονι (Лк. I, 51),πολεμεῖ ν ἐ ν τῇ ῥομφαί ᾳ τοῦ στό ματος (Апок. Π, 16);–εἰ ς (ср. ל ) во фразах в роде γί νεσθαι εἰ ς οὐ δέ ν (Деян. V, 36), λαμβά νειν εἰ ς κληρονομί αν (Евр.XI, 8), λογί ζεσθαι εἰ ς περιτομή ν (Рим. II, 26), и вообще внесение его пред вторым вин. пад. после глаголов со значением «делать», «считать» и пр., напр., εἰ ς προφή την αὐ τὸ ν εῖ χον (Mф. XXI, 46);–ἀ πό (ср. מִן ), напр., φεό γειν ἀ πό и пр. (Мф. III, 7. Ин. X, 5);–ἐ πί (ср. עַל ), напр., ἐ λπί ζειν ἐ πί и пр.:–μετά (ср. עִם ): μεγαλύ νειν, ποιεῖ ν, ἔ λεος μετά и пр. (Лк. I, 58. 72).–Перифрастические выражения для предлогов с употреблением для сего ὀ φθαλμό ς (ср. בְּעיני ) Μο. XXI, 42. Лк. XIX, 42:–προσωπον (ср. לִפְני ) Деян. V, 41.Μρκ. I, 2. Деян. XIII, 24;–στό μα (ср. בְּפִי ) Мф. IV. 4. Лк. I. 70, (פִּי   עַל ) 2Кор. XIII, 1. Мф. ХVIII, 16;–χεί ρ (ср. בְּיַד ) Ин. X, 39. Гал. III, 19. Деян. II, 23. VII, 35.–Употреблениеἔ μπροσθεν (Мф. XI, 26. ХVIII. 14), ἐ νώ πιων (Деян. VI, 5), κατενώ πιον (Еф. I, 4), κατέ ναντι (Рим. IV, 17), ὀ πί σω (Лк. XIV, 27) в качестве предлогов. – Плеонастическое употребление местоимений (см. выше I. Б. б в конце), специально αὐ τό ς (напр., Апок. II, 7. 17), которое прибавляется даже в относительных предложениях (Мф. III, 12. Мрк. VII, 25. Апок. VII. 2. 9 и пр.).–Употребление определительного род. пад. для выражения качества (Лк. XVIII, 6. Иак. II, 4. Т. 25).–Употребление (излишнего) καὶ ἐ γέ νετο (или ἐ γέ νετο δέ ) пред определением времени или известного случая.–Подражание еврейскому infinitivus absolutus чрез предварение глагола родственным словом в дат. пад. (напр., ἐ πιθυμί ᾳ ἐ πεθό μησα Лк. ХХII, 15, χαρᾷ χεί ρει Ин. III, 29), или (в цитатах) чрез предварение причастием того же глагола (напр., βλέ ποντες βλέ ψετε Μф. XIII, 14; ср. картинное ἀ ναστά ς или πορευθεις пред глаголом).–Εἰ (cp. евр. אִם ) во фразах без аподосиса в качестве формулы клятвы или для выражения энергического отрицания (Евр. IV, 3. 5. Мрк. VIII, 12).–Неточное употребление ἀ ποκρί νομαι (ср. עָנָת ), когда впереди нет собственно вопроса.–Προστί θημι. (ср. יָסַף ) с неопред. накл. для выражения повторения (напр., προσέ θετο τρί τον πέ μψαι Лк. XX, (11) 12).–Излишнее употребление ὄ νομα (Mф. I, 21. Лк. II, 21; встречается в папирусах уже от 260 г. до р. Хр.).–Повторение числительного для указания его разделительного значения (напр., δύ ο δύ ο Мрк. VI, 7; ср. συμπό σια σομπό σια, πρασιαὶ πρασιαί Мрк. VI, 39сл. [и, вероятно,] ἡ μέ ρᾳ καὶ ἡ μέ ρᾳ 2Кор. IV, 16). –οὐ ... πᾶς равнозначуще с οὐ δεί ς.–Такие фразы, как τί ἐ μοὶ καὶ σοί (Мрк. I, 24. Ин.II, 4), περὶ ἁμαρτί ας, т. θ. θυσί α (Рим. VIII,3?).

Большинство этих евраистических форм и конструкций встречаются также у LXX; труд их, как переводный, во многих частях буквальный, при том же сделанный лицами, из коих некоторые лишь несовершенно знали греческий язык, этот труд по строю своему еще болτе евраистический, чем Новый Завет. Но ошибочно принимать, что этот перевод представляет тип греческого языка установившийся и действительно обращавшийся в то время. Такое предположение несогласно с историческим процессом. Конечно, в основе своей этот язык воспроизводит народную греческую речь периода Птоломеев, а потому отличительный его характер является скорее следствием преувеличенного почтения переводчиков к еврейскому священному тексту и их механической передачи последнего. Но все-же бесспорно, что особенности греческого языка раннейших писаний LXX-ти, ставшие обычными среди иудеев рассеяния по причине религиозного употребления перевода в течении целых поколений, должны были получить огромное влияние при формировании своеобразного греческого языка среди населения иудейского племени. А при космополитических сношениях этой нации за время между моментами происхождения обеих частей священного греческого канона (LXX-ти и Нового Завета) ничуть неудивительно, что явно евраистические особенности стали свободно обращаться и в коренных греческих кругах. Значит, здесь, как и в других случаях, наша классификация применяется больше ради удобства, чем по строгой исторической точности. Мы не должны забывать о неясностях, неизбежных при недостаточности наших наличных познаний. Мы не должны истолковывать дело так, что первый пример употребления есть очевидное доказательство первоначального происхождения непременно здесь и заимствования другими именно отсюда. Мы не должны опускать из вида и той истины, что совпадения в народных выражениях встречаются в многих языках, слишком удаленных взаимно и не имеющих между собою отношения. Впрочем, –при всех этих неясностях и оговорках –общее влияние LXX-ти на Новый Завет, без сомнения, было велико.

Но не все влияние на язык новозаветных писателей гало только из еврейского и арамейского языков или отLXX-ти. Другие языки, иностранные для греческого, тоже оставили свои следы на этом языке в течении 1-го столетия, и некоторые из этих следов могут быть отмечены с достаточною уверенностью.

III. Другие инородные элементы

Преобладание Рима и его многообразные официальные сношения с подвластными народностями, при каковых сношениях, естественно употреблялся латинский язык, заставляют ожидать, что мы найдем некоторые следы латинской речи в народном языке апостольского периода.

а. Лексические латинизмы в Новом Завете состоят главным образом из юридических и военных терминов, имен монет, предметов одежды, утвари и пр.; напр., ἀ σσά ριον, δηνά ριον, ἔ χω  aestimo,κεντυρί ων, κῆ νσος, κοδρά ντης, κολωνί α, κουστοδί α, λεγεώ ν, λέ ντιον, λιβερτῖ νος, λί τρα (лат. libra?), μά κελλον, μεμβρά να, μί λιον, μό διος, ξέ στης, πραιτώ ριον, σικά ριος, σιμικί νθιον, σουδά ριον, σπεκουλά τωρ, αἱ ταβέ ρναι, τί τλος, φελό νης, φό ρον, φραγέ λλιον (–λό ω), χά ρτης?, χῶ ρος.

Встречается более четырех десятков латинских имен лиц и мест, равно как технические термины ὁ Σεβαστό ς (Augustus) и Καῖ σαρ.

Попадаются латинские фразы: ἐ ργασί αν δοῦ ναι  (operam dare), τὸ ἰ κανὸ ν λαμβά νειν  (satis accipere), τὸ ἱ κανὸ ν ποιεῖ ν (satis facere), συμβού λιον λαμβά νειν (consilium capere). Следует отметить также σύ  ὄ ψη (Мф. ХХVII, 4 tu videris), ὄ ψεσθε αὐ τοί  (Деян. ΧVIIΙ, 15).

б. Проследить с уверенностию влияние латинского языка на грамлиатику Нового Завета гораздо труднее, чем по отношению к еврейскому языку; причина сего в более близком сходстве по структуре между языками латинским и греческим. Однако думают, что следы этого влияния могут быть находимы–с большею или меньшею отче тливостию–в следующих конструкциях:–предрасположение к ὅτι и ἵνα по сравнению с винит. пад. и неопределенным накл. (ср. увеличивающееся употребление ut  после impero, rogo и пр.. aequum est, mos est etc.):возобладание сослагат. накл. над желательным после форм исторических времен: тенденция к потемнению разности между прош. сов. и аористом: употребление ἀ πό   пред родит. пад. после φολά σσειν и других глаголов опасения (ср. cavere ab): исключительное употребление только неопред. накл. (даже неопред. страд. зал.) после κελεύ ειν: употребление винит. пад. после προέ ρχεσθαι. (ср. praeire aliquem),–дат. пад. после γαμέ ω–ομαι (connubeo alicui), ἐ κ  после νικά ω (ср. victoriam ferre ex); ὄ ς  в равном значении с καὶ  οῦ τος (ср. qui­et hic) для продолжения речи в сочиненной части предложения; поставление впереди предлогов ἀ πὸ   и πρό  при точных определениях времени и места; повсюдное опущение восклицания (ὦ) пред звательн. пад.; употребление предлога σύ ν  в смысле καὶ .

Б.

Но ходивший во дни Господа Христа греческий язык воспринял и другие инородные элементы из языков, употреблявшихся в разных провинциях империи. Это опять главным образом были обозначения местных (туземных) предметов или обычаев. Сюда могут быть причислены следующие:–βαί ον, βί βλος (βύ βλος), σί ναπι, σινδώ ν (однако ср. Ἴνδος, Sind), призванные египетскими; κρά βαττος (ср. лат. grabatus),παρεμβολή , ῥύ μη (?)–македонские;ἀ γγαρεό ω (см. однако Эсхила Агамемнон. 282), γά ζα, σανδά λιον (–δαλον)–персидские; ἀ ῤῥαβώ ν–финикийское;ῥέ δη (–δα)–галльское или кельтское; βουνό ς–киренское и сицилийское. Однако некоторые из этих слов уже издавна натурализовались в греческом языке.

IV. Религиозный элемент

Но наиболее ясно различаемый элемент греческого новозаветного языка есть религиозный элемент. Здесь центр и душа всего предмета. Новозаветный язык не просто смесь различных лингвистических пережитков, не механическое сочетание ингредиентов. Его жизненность покоится на его животворящем духе. Это открывается на каждой странице. Читатель переносится в новое царство мысли и вводится в новый тип жизни. То и другое производило свое естественное действие на речь первых верующих. Но именно потому, что сущность этого языка состоит в новом духе его, он и не поддается анатомическому расчленению. Это свойство проникает всюду подобно атмосфере, но неосязаемо, как благоухание. Всякий перечень таких особенностей, поэтому, будет до крайности несоответствующим своему объекту. Немногие частности приводятся, как такие, которые лучше всего указывают характеристические качества.

А.

Религиозный элемент во лексических применениях. Много новозаветных слов, означающих конкретные предметы или внешние учреждения и отношения, были заимствованы из иудейства; они рассмотрены выше (см. II. А. а и б). Поэтому теперь мы ограничимся главным образом терминами более внутреннего или духовного характера.

а) По самой природе вещей понятно, что совсем новые слова сравнительно редки, и всякий возможный список их будет возбуждать сомнения и вызывать пересмотры, ибо наши теперешние познания несовершенны. Но, пожалуй, наиболее отличаются с этой стороны следующие слова, которые заслуживают упоминания: ἀ γαθοποιί α, αἰ σχροκερδῶ ς, ἀ κατά κριτος, ἀ λί σγημα, ἀ νακαινό ω (–καί νωσις), ἀ ντιμισθί α, ἀ ντί χριστος, ἀ πέ κδυσις, ἀ πελεγμό ς, αὐ τοκατά κριτος, ἀ φιλά γαθος, ἀ φιλά ργυρος, βαττολογέ ω, δαιμονιώ δης, δικαιοκρισί α, δί λογος, διώ χτης, δοκιμή , ἐ γκομβό ομαι, ἐ θελοθρησκί α, εἰ δωλολατρί α ипр., ἐ πιού σιος, ἐ τεροδιδασκαλέ ω, εὐ αγγελιστή ς, εὐ μετά δοτος, εὐ προσωπέ ω, θεοδί δακτος, ἰ σἀ γγελος, καλοδιδά σκαλος, καρδιωγνώ στης, καταθεματί ζω, χενοφωνί α, λογομαχέ ω (–χί α), ὀ λιγοπιστος (–πιστί α), ὀ ρθοποδέ ω, ὀ φθαλμοδουλί α, πληροφορί α, πολύ σπλά γχνος, προσωπολή μπτης (–λημπτἐ ω,–λημψί α), πρωτοκαθεδρί α, συνζωοποιέ ω, συνκακοπαθέ ω, συνκακουχέ ω, συνσταυρό ω, σύ νψυχος, φρεναπατἀ ω (–πά της), φυσιό ω (–σί ωσις), χρηστεύ ομαι, ψευδά δελφος, ψευδαπό στολος (и другие сложные с ψευδο–).

Несравненно более достопримечательны б) Новые значения., какие новая вера сообщила старым терминам. Несколько этих значений–технического или ритуального значения, напр., ἀ δελφό ς о брате-христианине, τὸ ἀ ντί τυπον (τύ πος), ἀ ποστολή (–λος, в официальном (должностном) смысле), ἀ ρκαί , ἐ ξουσί αι и пр. об Ангелах,βά πτισμα, γλῶ σσα о «даре языков»,διά κονος, ἐ κκλησί α (ср. ἐ κλεκτοί , κλητοί ), ἐ πί ακοπος, εὐ αγγέ λιον (–λιστή ς), ἱ ερεῖ ς о христианах, παρά δεισος (2Кор. XII, 4),ὁ παρά κλητος, προφητεύ ω (–φή της) о христианской функции (ср. выше II. А. б), ὁ χριστό ς.

Но христианское влияние сказалось в большем или меньшем изменении всего новозаветного вокабуляра. Ходившие прежде слова–в нем возвышены, одухотворены, преображены, а старые термины приведены в новые соотношения; сиявшим уже концепциям придан блеск; выражения для инстинктивных суждений и влечений человеческих получили существенное значение и облеклись божественным величием. Эта преобразующая сила, будучи рассеянной в разной степени, не может (–как и было сказано–) быть представлена с соответствующею точностью на изолированных частностях. Для попыток этого рода у нас нет здесь и места. Посему будут предложены лишь немногие термины, изучение коих, по нашему убеждению, послужит к наибольшему удостоверению сделанных сейчас заявлений. Такие слова, как ἀ γά πη, εἰ ρή νη, ζωή , πί στις, συνεί δησις, σωτηρί α, χά ρις свидетельствуют о христианской мощи к возвышению языка до нового уровня. Слова со «светскими» отношениями, напр. κό σμος,– с национальным применением, как οἱ ἅγιοι, ὁ λαὸ ς τοῦ θεοῦ (Евр. ΙV, 9), Ἰσραῆ λ (Рим. IX, 6),–из повседневной жизни, в роде ὁ δό ς, παγί ς, πρό σκομμα, φαρτί ον, даже для самых составных частей человеческого существа–σά ρξ, ψυχή , πνεῦ μα:–все они приняли этическое значение, для коего позднейшее философское их употребление было лишь некоторым предварением. Рабское слово– ταπεινοφροσύ νη было облагорожено; термин – σταυρό ς, говоривший о позоре, был увенчан ореолом славы. Выразительность, сообщенная другим словам, повела к тому, что они сделались кардинальными терминами догматических рассуждений в течение целых христианских столетии: свидетели сему δικαιό ω и сродные, ἀ πολύ τρωσις, ἀ πώ λεια, ἐ πιστρέ φεσθαι, ἔ ργα, θά νατος, μετά νοια и пр.

Б.

Даже в грамматическом отношении сказывается влияние новой религиозной мысли, свидетельствуя о ее оплодотворяющей силе. Возьмем для образца πιστέ ω, для коего в Новом Завете имеется до полдюжины конструкций (каковы: независимо; с дат. пад.; сεἰ ς и вин. пад.; сἐ πί и с вин. или дат. пад,; с ἐ ν и дат. пад.; с винит. пад. объекта). Ἐ λπί ζειν, ὁ μολογεῖ ν и другие слова получили сходное увеличение конструкций ради христианских концепций (ср. А. Bultmann,  Grammatikdes NeutestamentlichenSprachidioms,Berlin 1859, § 133, 4 ff., S. 151 ff.),а богатство наводящих указаний в таких фразах, как ἐ ν Χριστῷ , ἐ ν χυρί ῳ, полно поучительности (ср. G. A. Deissmann,  Die neutest. Formel «in Christo Jesu» untersucht, Marburg 1892).

V. Новый Завет – литературный памятник

Однако то обстоятельство, что Новый Завет образует литературный памятник, имеющий свои собственные отличительные лингвистические особенности, не должно закрывать от нас и другого факта, что в нем есть значительная разность по языку и по стилю в отдельных частях. Единственность этого сборника и пользование им в качестве законоположительного источника и свидетеля христианской истины, конечно, склоняют нас к выделению его из исторической связи с литературою непосредственно предшествующего и последующего периодов, располагая прямо объединять все новоз. книги в нечто целое. Но в этом сборнике заключены труды писателей десяти. Положение, что «все они употребляют один и тот же язык», сразу требует ограничения, что «не все они пользовались им одинаковым образом». Напр., три первые Евангелия–при всех указаниях своих на общую первооснову–содержат в нынешней форме бесспорные признаки индивидуальности разных своих питателей. Частое употребление τό τε (ἀ πὸ τό τε–до 90 раз), ἡ βασιλεί α τῶ ν οὐ ρανῶ ν (до 33 раз), ἵνα (ὅπως)· πληρωθῇ (τὸ ῥηθέ ν и пр., до 12 раз), ὁ  πατηρ ὁ ἐ ν (τοῖ ς) οὐ ρανοῖ ς или ὁ οὐ ρά νιος (20 раз), προσέ ρχεσθαι (51 раз), συνά γειν (24 раза), ἀ ναχωρειν (10 раз) и пр. явно выделяют личность св. Матфея. Употребление εὐ θύ ς (до 40 раз), живописующих причастий, уменьшительных имен и латинизмов и–при всем изяществе–наклонность к усилению чрез повторение равнозначуших речений (напр.,διοπαντό ς νυκτὸ ς καὶ ἡ μέ ρας V, 5; ἔ σωθεν ἐ κ τῆ ς καρδί ας VII, 21: νῦ ν ἐ ν τῷ καιρῷ τού τῳ X, 30; σή μερον ταύ τῃ τῃ νυκτί XIV, 30) и пр.:–вот некоторые из характеристических черт, не менее особенных для второго Евангелиста. Сравнение отделений, общих у св. Луки с другими двумя синоптиками, обнаруживает особенный литературный тип его фразеологии, а тожество того или иного отрывка (по содержанию) с параллельными только обрисовывает с большею рельефностью разность по языку. Св. Лука отличается от других синоптиков любовью к неопред. накл.(ἐ ν τῷ с неопред. 37 раз,τοῦ с неопред. 25 раз), к καὶ ἐ γέ νετο или ἐ γέ νετο δέ (43 раза), δὲ καὶ (29 раз), καὶ αὐ τό ς (28 раз), σύ ν (25раз), πορεύ ομαι (50 раз), ὑ ποστρέ φειν (22 раза), ἐ νώ πιον (20 раз), ἔ μπροσθεν (10 раз). Разительно семитическая окраска первых глав и разности в его языке между Евангелием и книгою Деяний, без сомнения, могут быть относимы в значительной мере и на долю его источников. Термины λό γος, σκοτί α (σκό τος), φῶ ς, ζωή (αἰ ωνιος), ἀ λή θεια, δό ξα, κρί σις, κό σμος, μαρτυρέ ω (–ρί α), γινώ σκω, πιστεύ ω, фразы ἀ μὴ ν ἀ μὴ ν, ἀ μαρτί αν ἔ χειν, γεννηθῆ ναι ἐ κ (τοῦ ) θεοῦ (или πνεύ ματος), εἶναι ἐ κ (τοῦ κό σμου и пр.), ἡ ἐ σχά τη ἡ μέ ρα, ὃ υἱὸ ς

69 ὁ πατή ρ и пр. сразу познаются нами в качестве характеристических особенностей св. Иоанна, как еще отличительны для него краткие и простые сентенции и их асиндетическое (без посредства союзов) сочетание, координация и параллелизм конструкций (достойно замечания ἀ πεκρί θη καὶ εῖ πεν), повторения слов, евраизмы (χαρᾷ χαὶ ρει III, 29, υἰ οὶ φωτὸ ς ΧII, 36, ὁ υἱὸ ς τῆ ς ἀ πωλεί ας ХVII,12), усилительные указательные местоимения, сложные частицы (καί τοιγε, ὅμως μέ ντοι), ослабленное ἵνα и–особенно–повторяющееся οὖν, которое часто обозначает лишь простой переход, а не логическую последовательность.

Отличительный и собственный вакабуляр св. Апостола Павла слишком бросается в глаза и хорошо известен, чтобы задерживаться на нем. У него встречаются абстрактные слова: ἀ γαθωσυνη, ἁγιωσύ νη. ἁγνό της, ἁπλό της, δικαιοκρισί α, δικαί ωσις, δοκιμή , ἐ νέ ργεια, ἐ νό της, ἐ ξαναστασις, ἐ πιπό θησις, εὐ σχημοσύ νη, ἱ κανό της, ἱ λαρό της, καινό της, κενοδοξί α, μεθοδί α, μωρολογί α, ὁ φθαλμοδουλί α, πεποί θηαις, πιθανολογί α, πιό της, προσαγωγή , σκληρό της, οἱ οθεσί α;– сложные: ἀ κατακαλυπτος, ἀ λαλητος, ἀ μεταμέ λητος, ἀ μετανό ητος, ἀ ναπολό γητος, ἀ νεκδιή γητος, ἀ νεξερεύ νητος, ἀ νεξιχνί αστος, ἀ νθρωπά ρεσκος, ἀ νταναπληρό ω, ἀ παρασκεύ αστος, ἀ ποκαραδοκί α, ἀ πορφανί ζω, ἀ ποτολμά ν, ἐ θελοθρησκί α, ἐ παναμιμνή σκω, ἐ τεροδιδασκαλεο, ἐ τεροζυγέ ω, εὐ πρωσοπέ ω, θηριομαχέ ω, ἰ σό ψιχος, ὀ λιγό ψυχος, καταβραβέ ω, κατοπτρί ζομαι, κενοδοζί α, κοσμοκρά τωρ, μετασχηματί ζω, ὀ ρθοποδεὐ ω, παρεισέ ρχομαι, προενά ρχομαι, προσαναπληρό ω, συνυπουργέ ω, συνυπακρί νομαι, ὑ περεντυγχά νω; частицы: ἀ λλὰ μενοῦ γγε, ἄ ρα οὖν, ἐ αν τὲ γἀ ρ, ἐ κτὸ ς εἰ μή , οὐ μό νον δὲ ἀ λλὰ καὶ , τἐ γὰ ρ... ὁ μοί ως δὲ καὶ , ὑ περεκπερισσοῦ , ὡσπερεί , ὡς ὅτι, Не менее известны и характеристические особенности стиля Павлова: – длинные и иногда запутанные сентенции, всякие приложения и распространения при помощи причастий, непреодолимый напор мыслей, царственное невнимание к деликатностям конструкции при ее окончании, когда значение подавляет фразеологическое выражение. Выделяется школьная риторическая периодичность послания к Евреям. Конечно, самое свойство темы вело к употреблению многих слов и конструкций, находимых у LXX-ти, но общая атмосфера его вокабуляра, как и стиля,–литературная. Классическую фразеологию напоминаютὡς ἔ πος εἰ πεῖ ν и ἔ μαθεν ἀ φ’ ὦν ἔ παθεν. Разнообразное употребление частиц–δή που, ἐά νπερ, καθώ σπερ, καί περ, καί τοι, μετέ πειτα, τε (τε γά ρ) и искусственно неопределенное τοῦ (II, 4. IV, 4)– тоже удостоверяют культурность. Таковы же описательные фразы ἀ ρχὴ ν λαμβά νειν (­ἄ ρχεσθαι), πεῖ ραν λαμβά νειν (однако ср. ὑ πό μνησιν λ. 2Тим. I, 5, λή θην λ. 2Петр. I, 9 и пр.) и термины в роде αἰ σθητή ριον, ἀ παύ γασμα, ἔ γγυος, ἔ λεγχος, ἕξις, εἰ ς τὸ διηνεκέ ς, πρό σφατος, τραχηλί ζειν, χαρακτή ρ. Явно сказывается и позднейше–греческая любовь к звучным словам (см. выше): напр., ἀ γενεαλό γητος, αἱ ματεκχυσί α, ἀ κατά λυτος, ἀ μετά θετος, ἀ νασταυρό ω, ἀ ντικαθή στημι, ἀ παρά βατος, αφομοῦ σθαι, δυσερμή νευτος, ἐ πεισαγωγή , εὐ περί στατος, καταγωνί ζεσθαι, μετριοπαθεῖ ν, μισθαποδοσί α, ὅρκωμοτί α, συνεπιμαρτυρεῖ ν и пр. свидетельствуют о сем. Одна из достопримечательных грамматических особенностей послания к Евреям заключается в употреблении прош. сов. времени почти равнозначительно с аористом (напр., XI, 17. 28; достойна внимания и координация обоих в первом месте), в согласии с растяжимостью позднейших и менее культивированных писателей (впрочем, ср., напр., и Апок. V, 7. VIII, 5 и пр.).

В некоторых отношениях послание св. Иакова сходно по характеристическим особенностям с посланием к Евреям. Разумеется, по стилю первое совершенно отлично: он изящный, отрывистый, живой, острый, по временам живописный, если не сказать–поэтический. Но в его вокабуляре равно господствуют разнообразие и обширность, а по искусному пользованию греческим языком этот писатель не ниже никого из других новозаветных писателей. Особенны для него сложные ἀ διά κριτος, ἀ κατά στατος, ἀ νέ λεος, ἀ πεί ραστος, ἀ ποκυέ ω, ἀ φυστερέ ω, δαιμονιώ δης, θανατηφό ρος, κακο-

παθί α, κατιό ομαι, νομοθέ της, πολύ σπλά γχνος, σητό βρωτος, χρυσοδακτύ λιος, «книжные» терминыἀ ποσκί ασμα, βρύ ω. ἔ μφυτος, ἐ νά λιος, κατή φεια, ὅψιμος, παραλλαγή , ῥυπαρί α, τροπή , τροχό ς, τρυφά ω и картинные ἀ νεμί ζω, αὐ χέ ω, δί ψυχος, εὐ πρέ πεια, ὀ λολύ ζω, ῥιπί ζω, σή πω, φλογί ζω, φρί σσω, χαλιναγωγέ ω. Это послание имеет до семидесяти слов, свойственных только ему, между тем послание к Евреям, которое полти втрое больше, превосходит это количество едва на сотню, а 1-е Петрово, почти равное по величине с Иаковлевым, менее, пожалуй, на десяток по числу своих особенных терминов. Думают, что некоторые из Иаковлевых слов,–напр.,–πολύ σπλά γχνος, χρθσοοδακτύ λιος,–образованы самим писателем.

Пропорционально своему краткому объему–послание св. Иуды столь же характерно по терминологии, как и Иаковлево. Слова и фразы в роде ἀ ποδιορί ζω, ἄ πταιστος, ἐ κπορνεύ ω, ἐ παγιονί ζομαι, ἐ παφρί ζω, μεμψί μοιρος, παρεισδύ ω, σπιλας, φθινοπωρινό ς, πρὸ παντὸ ς τοῦ αἰῶ νος, θαυμά ζοντες πρό σωπα достаточно обозначают его индивидуальность.

Вокабуляр Петровых посланий представляет то явление, что из ста двадцати и одного слов, находимых в них ине встречающихся более в Новом Завете, только одно (ἀ πό θεσις)–общее для обоих посланий, между тем каждое из них содержит, приблизительно, по равному количеству особенных терминов, а именно: первое около шестидесяти трех, второе до пятидесяти семи, хотя по объему они относятся почти как семь к пяти.

Апокалипсис, самый яркий евраистический и ориенталистический обращик литературы в Новом Завете, обязан своею лингвистическою индивидуальностью не столько вокабуляру (–хотя лишь ему свойственны слова и фразы в роде βασανισμό ς, δρά κων (о диаволе), ἐ γχρί ω, ἐ νδώ μησις, ζηλεύ ω, ἡ μί ωρον, ὁ θά νατος. ὁ δεύ τερος, θειώ δης. τὸ ἱ ππικό ν, κατά θεμα, κατή γωρ, κολλού ριον. κρυσταλλί ζω, ἡ κυριακὴ ἡ μέ ρα, μεσουρά νημα, ὁ που... ἐ κεῖ , πελεκί ζω, ποταμοφό ρητος. τὸ σιρικό ν, στρηνιά ω. τιμιό της–), сколько неустранимому невниманию к принятым условностям греческой грамматики, чему образцы ὁἀ μή ν, ἀ πὸ ὁ ὢν καὶ ὁ ἦν καὶ ὁ ἐ ρχό μενος, ἀ νὰ εἶς ἔ καστος, δὶ ς μυριά δες, ὅμοιον υἱὸ ν ἀ νθρώ που, φωνη λέ γων, ἡ οὐ αί , οὐ αί в сопутствии винит. пад. (VIII, 13. ХII, 12), ἐ δό θη μοι κά λαμος... λέ γων и пр.: сюда же можно причислить наклонность к употреблению именит. пад., хотя здесь дело не столь ясно в указанном смысле (ср. I, 5. II, 18. III, 12. VII, 4. IX, 14. XIV, 12. 14. XIX, 11). Отступления от обычных законов греческой конструкции повременим столь смелы и капризны, что иногда возбуждается даже вопрос, не есть ли этот труд–по крайней мере, частью–механическое воспроизведение арамейского оригинала?

Не отрицаемая индивидуальность некоторых новозаветных писателей побуждает нас предостеречь против уверенного преувеличения маленьких вариаций во фразеологии до степени доказательства различия по авторству или существенной разницы по мысли. Изменения в вокабуляре писателя, даже в его стиле, могут вызываться обсуждаемым предметом, или характером и обстоятельствами адресуемых лиц, а то бывают ничем иным, как разными манерами, которые временами овладевают и потом сменяются новыми у всех писателей – кроме самых опытных. Напр.,уже отмечено (см. W. H. Simcox, The Writers of the New Testament, p. 37), что св.Павел для выражения «во всем» употребляет ἐ ν πά ντι в посланиях к Фессалоникийцам и Коринфянам (12 раз), а в пастырских посланияхἐ ν πᾶσιν (6 (5) раз), между тем в послании к Филиппийцам (IV, 12) соединяются оба: ἐ νπαντὶ καὶ ἐ ν πᾶσιν (ср. 2 Kop. XI, 6). С другой стороны, сходство, даже совпадения, по языку, иногда достойные замечания у различных новозаветных писателей (для примера ср. Павловы послания и 1-е Петрово, или 1-е Петрово и Иаковлево, или же писания св. Луки и послание к Евреям, представляют проблему, которую не место обсуждать здесь. Достаточно подчеркнуть, что они указывают на раннее возрастание отличительной религиозной терминологии, ставшей общим достоянием в широких кругах среди братства верующих; следует иметь в виду и то, что не все взаимное влияние христианских вождей одного на другого исчерпывалось только взаимодействием их чрез свои писания. Сверх сего, и совпадения и разности в вокабуляре располагают нас снова напомнить, что новозаветный греческий язык–не изолированный, а может быть правильно оценен лишь при изучении в его соотношениях с письменным и разговорным языком апостольского периода.

VI. Проблемы

В этом трактате намекалось уже не раз, что еще много неизвестного касательно разных деталей, относящихся к новозаветному языку. Этой неизвестности не должно преувеличивать, и она не такого свойства, чтобы порождать неясность насчет общего содержания библейского учения. Однако в ее устранении равно заинтересованы и ученый филолог, и христианин. Откровенное признание сего служит необходимым предварением для терпеливого изучения и расследования, какими только данная неясность и может быть уничтожена. Сверх и помимо предметов неясных от недостатка исторических сведений–напр., «крещение мертвых ради» (1Кор. XV, 29), о «даре языков» (1Кор. XIV и др.), апостольском «жале в плоть» (2Кор. XII, 7) и пр.,–есть пункты лексикографического и грамматического свойства, где руководящими толкователями еще не достигнуто единодушия и где–посему–требуются новые ученые разыскания.

Среди первых (лексикографических) пунктов можно указать: ἁρπαγμό ς (Филипп. II, 6; в новозаветном греческом языке совсем или насколько сглажено и потемнилось различие между отглагольными словами на–μα, μό ς и– σις?), τὴ ν ἀ ρχή ν  (Ин. VΙII, 25), ἐ μβριμά ομαι (Мрк. I, 43. Ин. XI, 38 и др.), ἐ ξουσί α (1Кор. XI, 10), ἐ περώ τημα (1Петр. III, 21), ἐ πιβαλώ ν (Мрк. XIV, 72),ἐ πιού σιος (Мф. VI,11. Лк. XI, 3), εὐ περί στατος (Евр. ΧII, 1), κατοπτρί ζομαι, (2Кор. III, 18), κεφαдιό ω (Мрк. ΧII, 4), κοσμικό ς (Евр. IX, 1), ὁ δὸ ν ποιεῖ ν (или ὁ δοποιεῖ ν у Мрк. II, 23) παραρυῶ μεν (Евр. II, 1), προεχό μεθα (Рим. ΙII, 9), σπιλά δες (Иуд. 12), συναλί ζομαι (Деян. I, 4), συνκρί νοντες (1Кор. II, 13), τροπῆ ς ἀ ποσκί ασμα (Иак. I, 17),τροχὸ ς γενέ σεως (Иак. III, 6).Далее: каково различие–или насколько оно соблюдалось новозаветными писателями–между ἄ λλος и ἒτερος (напр., Гал. I, 6 сл.), βού λομαι и θέ λω (напр. Μф. I, 19), εἰ μί и ὑ πά ρχω (напр., Филипп.II, 6) и др.? Насколько сближаются случаи сочетаний с εἰ ς и с ἐ ν, а разница между некоторыми падежами после предлогов (напр., πρό ς) у классиков насколько становится незаметною? Всегда ли εἰ ς τό с неопред. накл. выражает цель (намерение)? Какое различие между εἴ γε и εἴ περ? Всегда ли διό τι равняется «потому что»? Гдеὅτι равнозначуще причинному почему(Μρκ. IX, 11. 28), аεἰ  вводит ли прямой вопрос? Употребляет ли св. Павел 1-е лицо мн. ч. об одном себе? и пр. и пр.

Обращаясь к пунктам более строго-грамматическим, мы можем упомянуть касательно употребления и силы члена: сколько тут уклонения (если оно есть) от классической нормы–с πᾶς (напр., Еф. II, 21. III, 8. Деян. II, 36. 1Тим. I. 16); сνό μος; с πνεῦ μα (ἅγιον); в сочетаниях в роде тех, что в Рим. V, 7. III, 30. 1Тим. II, 15? Соблюдается ли со строгостью классическое правило, требовавшее члена пред атрибутивным причастием, которое следует за чем-либо, определенным (ср. 1Петр. III, 19. 20)? Есть ли разница по значению между ὁ ὄ χλος πολύ ς иὁ πολύ ς ὄ χλος (ср. Ин. ХII, 9. 12 и Мрк. ХII, 37)? Какая разница между αὐ τό ς и ἐ κεῖ νος в 2Тим. II, 26? Употребляются ли αὐ τοῦ и пр. возвратно? Всегда ли ὅςτις есть просто относительное местоимение (тоже, чтоὅς: ср. Мф. XXII, 2. ΧVΙII, 23)? Каково значение род. над. во фразах δικαιοαύ νη θεοῦ (ср. Рим. I, 17), πί στις Ἰησοῦ Χριστοῦ (Рим. III, 22)? Различается ли по значению ἀ κού ειν φωνῆ ς отφονὴ ν ἀ κού ειν (ср. Деян.IX, I. 7. ХХII, 7. 9. XXVI, 14 и см. А. Buttmann, Grammatik des NeutestamentlichenSprachidioms § 132, 17; § 144, 16)?

Формулированные выше пункты потому названы «проблемами», что относительно их все еще продолжается разногласие в известных комментариях, хотя о некоторых можно спросить, не покончены ли они уже по суждению ученых? К сему можно прибавить группу экзегетических проблем,–напр., Мф. VI, 13. Лк. XII, 49. XVIII, 7. Деян. XXVI, 28 сл. Иак. IV, 5. 2Петр. I, 20,–вместе с общими вопросами в роде следующих: Какое влияние (если только оно было) оказывали переписчики на стиль новозаветных писаний? Какие указания (если только они есть) дают новозаветные писания о месте своего происхождения? Какое влияние (если только оно было) имел еврейский параллелизм на изглаждение в иудейско-греческом уме тонких оттенков разности между греческими синонимами? Какое влияние (если только оно было) оказывало употребление иудейских руководств в деле согласия по форме или по употреблению цитируемых ветхозаветных мест? (Достойно внимания согласие в сложных цитатах–при уклонении от LXX-ти в тех же частностях–в Рим. IX, 32. 33 и 1Петр. II. 6–8: ср. Рим. XII, 19 и Евр. X, 30).

Ничуть не будет излишнею самонадеянностью думать, что все еще тяготеющие над новозаветным греческим языком неясности постепенно станут умаляться, пока в конце концов исчезнут совсем. Немалая помощь при достижении этого результата может быть извлечена из литературных остатков от времен, непосредственно предваряющих и сопровождающих христианскую эру. Более аккуратное издание и тщательное изучение этих остатков, уже при-

76 влекших усилия ученых, дает результаты, которые оправдывают и даже превосходят ожидания. Частности, отдельно незначительные, оказывают важную пользу в своей совокупности. Изрядные прибавления к нашим познаниям о языке александрийского и греко-римского периода уже получены из надписей и–особенно–папирусов (из коих иные восходят ко дням Птоломеев), добытых за несколько последних десятилетий,–и теперь справедливо питать уверенность, что это лишь начатки богатой жатвы открытий. Созвучия во фразеологии поучительны даже и тогда, когда интеллектуальное и религиозное качество соответствующих им концепций может быть глубоко различным (напр., οὑὸ ς θεοῦ , κύ ριος, σωτή ρ употребляются о римских императорах и в вокабуляре стоиков). Сверх того, неизменность и–во многих случаях–определенная дата многих из этих источников ставят их свидетельство выше подозрения в возможности клерикальных изменений, от которых не всегда вполне свободен текст даже самих лучших из существующих новозаветных рукописей.