Merged files:
1. Уильям Шекспир: Комедия ошибок
2. Уильям Шекспир: Сон в летнюю ночь
3. Уильям Шекспир: Венецианский купец
4. Уильям Шекспир: Мера за меру
5. Уильям Шекспир: Бесплодные усилия любви
6. Уильям Шекспир: Как вам это понравится
7. Уильям Шекспир: Двенадцатая ночь, или Что угодно
8. Уильям Шекспир: Много шума из ничего
9. Уильям Шекспир: Веселые виндзорские кумушки
10. Уильям Шекспир: Виндзорские насмешницы
11. Уильям Шекспир: Конец - делу венец (2)
12. Уильям Шекспир: Перикл
13. Уильям Шекспир: Буря
14. Уильям Шекспир: Цимбелин
15. Уильям Шекспир: Зимняя сказка
16. Уильям Шекспир: Укрощение строптивой
17. Уильям Шекспир: Два веронца
18. Уильям Шекспир: Два знатных родича
Уильям Шекспир
Комедия ошибок
William Shakespeare The Comedy of Errors
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Солин, герцог Эфесский.
Эгеон, сиракузский купец.
Антифол Эфесский, Антифол Сиракузский , братья-близнецы, сыновья Эгеона и Эмилии.
Дромио Эфесский, Дромио Сиракузский, братья-близнецы, слуги двух Антифолов.
Бальтазар, купец.
Анджело, ювелир.
Первый купец, друг Антифола Сиракузского.
Второй купец, кредитор Анджело.
Пинч, школьный учитель.
Эмилия, жена Эгеона, аббатиса монастыря в Эфесе.
Адриана, жена Антифола Эфесского.
Люциана, ее сестра.
Люс, служанка Адрианы.
Куртизанка.
Тюремщик, пристава, свита, слуги.1
Место действия — Эфес.
АКТ I
Зал во дворце герцога.
Входят герцог, Эгеон, тюремщик, пристава и свита.
Кончай, Солин, мою судьбу реши;
Мои мученья смертью заверши.
Не трать речей, купец из Сиракуз;
Я беспристрастен и храню закон.
Вражда, раздор родились из обиды,
Которую нанес ваш злобный герцог
Купцам, почтенным нашим землякам:
Им не хватило золота на выкуп
Своих голов, и был тогда скреплен
Его декрет их кровью; с той поры
И мы к вам потеряли состраданье.
Как только начался раздор смертельный,
Решили мы в собрании старейшин
Немедленно торговые сношенья
Двух наших стран враждебных прекратить!
И сверх того:
Коль кто-нибудь, рожденный здесь, в Эфесе,
Свезет товар на рынок в Сиракузы
Или, напротив, сиракузский житель
Прибудет в порт Эфеса, — пусть умрет,
Имущество же герцог конфискует,
Когда себя не выкупит виновный
И тысячу нам марок не внесет.
Твое ж добро, как ни цени высоко,
Не стоит сотни марок; стадо быть,
Ты осужден на смерть законом нашим.
Утешен я: ваш суд произнесен;
К закату дня покончит муку он.
Но, сиракузянин, скажи мне кратко:
Зачем родной покинул город ты,
И что тебя к нам привело в Эфес?
Что может быть страшнее испытанья,
Чем говорить о несказанном горе?
Но расскажу, насколько скорбь позволит,
Чтоб знали все: я обречен на смерть
Не преступленьем, а самой природой.
Из Сиракуз я родом и женат
На женщине, что счастлива со мной
Была б, как с нею я, будь счастье прочно.
Мы горестей не знали, и богатство
Мое росло в поездках в Эпидамн2,
В торговых сделках; но мой маклер умер;
Чтоб охранить оставшийся товар,
Покинул я объятия супруги.
Шесть месяцев прошло, когда она, —
Хотя уже и очень ослабела
От сладкой кары, женщинам сужденной, —
Собралась вдруг ко мне в далекий путь
И прибыла спокойно, без задержки.
Прошло немного дней еще, и стала
Она счастливой матерью двоих
Здоровых сыновей, так странно схожих,
Что различить их было невозможно.
В тот самый час и в том же самом доме
Такой же двойней схожих близнецов
Одна из нищих женщин разрешилась;
У бедняков-родителей купил
Обоих я, чтоб воспитать в них слуг
Для сыновей. Жена, гордясь детьми,
Домой вернуться все меня просила;
Ей уступил, увы, я слишком скоро.
Мы сели на корабль
И отплыли от Эпидамна милю,
Как вдруг ветрам покорная пучина
Нам стала злою гибелью грозить;
Мы больше не могли питать надежду:
Взамен ее померкший свет небес
Предсказывал трепещущим сердцам,
Что близится, что неизбежна гибель.
Будь я один, я бодрость сохранил бы;
Но плач жены и леденящий ужас
При мысли о мучительном конце,
Крик милых деток, плачущих, не зная,
Что им грозит, но видя общий страх, —
Принудили меня искать отсрочки
Себе и им; я сделал все, что мог.
Матросы в лодку бросились, покинув
Нас и корабль, готовый затонуть.
Моя жена, полна забот о старшем
Из близнецов, малютку привязала
С одним из купленных детей к одной
Из небольших запасных мачт, что возят
На случай бурь с собою моряки.
Я так же поступил с другою парой.
Устроив все и не спуская глаз
С детей, схватились мы с женою каждый
За свой конец, — и волны понесли,
Бушуя, но покорствуя теченью,
Всех нас, казалось, в сторону Коринфа.
Меж тем и солнце, землю осветив,
Рассеяло облекший нас туман;
И этот свет, так горячо желанный,
Волненье усмирил; мы увидали,
Что вдалеке плывут два корабля:
Один был из Коринфа, а другой —
Из Эпидавра3. Не успели к нам
Они подплыть… Позволь не продолжать!
Конец рассказа можно угадать.
О нет, не прерывай его;
Хоть нам тебя помиловать нельзя,
Мы все же сострадать тебе способны!
О, если б боги поступили так,
Чтоб их не звал безжалостными я!
С десяток миль тем кораблям осталось
Проплыть до нас, как на утесы вал
Метнул спасительный кораблик наш
И пополам переломил ударом.
Насильственным разводом разлучив,
Обоим нам оставила Фортуна
То, что дает и радость и печаль.
Обломок, что держал жену-бедняжку,
Был тяжелее скорбью, легче весом;
По ветру вдаль понесся он быстрей,
И видел я, как всех троих забрал
Корабль коринфский, видимо — рыбачий.
Другой позднее подобрал и нас.
Узнав, кого спасти им выпал случай,
В нас приняли участье моряки
И отняли б у рыбаков добычу,
Но их корабль не мог свой ход ускорить,
И им пришлось направиться домой.
Ты видишь, как я счастье потерял,
И жизнь мою продолжила судьба,
Чтобы я мог свое поведать горе.
О, ради тех, по ком теперь ты плачешь,
Тебя прошу я, расскажи подробно,
Что было дальше с ними и с тобой.
Мой сын второй, — в отцовском сердце первый,
В осьмнадцать лет на поиски пустился
Потерянного брата и просил
С ним отпустить слугу (ведь так же тот,
Утратив брата, знал его лишь имя),
Чтоб вместе их искать они могли.
И я рискнул утратить, что любил,
Стремясь вернуть любимую утрату.
Пять лет с тех пор ищу обоих сам;
Всю Грецию и Азию прошел я
И на пути домой в Эфес заехал,
Найти уж не надеясь, но решив
Искать везде, где только жить возможно.
Здесь кончится и целой жизни повесть.
Как радостно б я встретил эту смерть,
Будь мне она за жизнь детей порукой!
Несчастный Эгеон, судьба судила
Тебе до края горестей дойти!
Поверь, когда бы мне не воспрещал
Закон, долг венценосца, клятва, сан —
Все то, что должен государь блюсти, —
Я сам бы адвокатом был твоим.
И все ж, хотя ты к смерти присужден
И приговор я изменить не мог бы,
Не нанеся урона нашей чести,
Я для тебя все сделаю, что можно:
Отсрочку дам на день, чтоб ты найти
В чужих щедротах попытался помощь;
Ты обратись к своим друзьям в Эфесе.
Проси ссудить иль просто подарить
На выкуп деньги. Не дадут — умрешь. —
А ты, тюремщик, стереги его.
Да, государь.
Где Эгеон ту помощь обретет?
Надежды нет; лишь позже он умрет.
Уходят.
СЦЕНА 2
Рыночная площадь.
Входят Антифол Сиракузский, Дромио Сиракузский и первый купец.
Скажите же, что вы из Эпидамна, —
Иначе конфискуют все у вас.
Вот только что купец из Сиракуз
Задержан был за то, что в гавань прибыл,
И, так как внесть не мог он выкуп тот,
Что был назначен городским законом,
Его казнят сегодня на закате.
Вот деньги ваши, те, что я хранил.
Неси к «Кентавру»4 их, туда, где мы
Остановились, Дромио, и жди:
Туда я через час приду обедать;
Пока же поброжу и посмотрю
На город этот, здания и лавки;
Потом вернусь и лягу отдыхать:
Я дьявольски устал от переезда.
Тащи!
Другой бы вас поймал на слове
И впрямь стащил: ведь ноша недурна.
(Уходит.)
Надежный малый, сударь: он нередко,
Когда я загрущу среди забот,
Меня развлечь своей умеет шуткой.
Вам не угодно ли со мной пройтись
И отобедать у «Кентавра» вместе?
Я приглашен знакомыми купцами
И кстати сделку с ними заключу;
Поэтому простите. В пять часов
Мы можем снова встретиться на рынке
И, коль угодно, время провести
До ночи вместе. А теперь есть дело.
Так до свиданья вечером. Пойду
Бродить один, осматривая город.
Желаю вам вполне довольным быть!
(Уходит.)
Желает мне вполне довольным быть!
Как раз того, что недоступно мне,
Ведь в мире я — как капля водяная,
Что в океане хочет отыскать
Другую каплю и в попытках этих,
Незримая, теряется сама.
Так я ищу напрасно мать и брата
И в поисках себя уж потерял.
Входит Дромио Эфесский.
Мой календарь и справка о рожденье!
Что там? Зачем так скоро ты пришел?
Так скоро? Я? Сказал бы лучше — поздно!
Сжег каплуна, передержал свинину;
Часы ударили двенадцать раз,
И раз хозяйка — по моей щеке:
Обед остыл — она разгорячилась;
А он остыл затем, что вас все нет;
Вас нет затем, что не хотите есть;
Есть не хотите — значит, разговелись
Уж где-то вы, заставив тем нас всех
Поститься и замаливать ваш грех.
Вихрь болтовни сдержи. Скажи-ка лучше
Куда девал ты деньги, что я дал?
Шесть пенсов те,5 что вы велели в среду
Дать шорнику в уплату за подхвостник
Для госпожи моей? Их получил он,
И у меня их, сударь, больше нет.
Послушай, я дурачиться не склонен, —
Так не шути. Где деньги, говори!
Мы здесь чужие: как ты смел оставить
Такую сумму денег без присмотра?
Уж вы шутите лучше, сев за стол!
Меня прислала госпожа гонцом;
Вернусь без вас — так мне же будет гонка:
Зарубят счет ваш на башке, как бирке.
А мог бы быть часами ваш желудок,
Как мой, и без посланцев гнать к обеду.
Ну, Дромио, теперь не время шуткам;
Ты до поры их лучше отложи.
Где золото, что отдал я тебе?
Мне, сударь? Вы его мне не давали.
Эй, негодяй, дурачиться довольно!
Скажи, как выполнен тобой приказ?
Мне приказали привести вас с рынка
В наш дом, дом «Феникса»;6 готов обед,
И госпожа с сестрой вас ждут давно.
Не будь христианин я! Коль не скажешь,
Где золото надежно спрятал ты,
Я проломлю башку твою пустую,
Чтоб знал ты впредь, когда нельзя шутить!
Где десять сотен марок? Дай отчет!
Моя башка — та счет ведет тому,
Что дали вы, а плечи — что хозяйка;
Да только то пинки, не марки;7 вздумай
Я вам вернуть подарки эти, вряд ли
Вы б согласились кротко их принять.
Хозяйка? Кто твоя хозяйка, раб?
Супруга ваша. «Феникса» хозяйка.
Без вас она не сядет за обед
И просит вас скорей идти обедать!
Теперь уж ты нахально врешь в глаза —
Так на тебе! Вот, получи, мерзавец!
За что? За что? Сдержите ваши руки,
Не то ведь я и пятки в ход пущу!
(Уходит.)
Клянусь я жизнью, этого болвана
Уже успели здесь обворовать!
Ведь, говорят, мошенников здесь тьма —
Искусников, что всем глаза отводят,
Волшебников, мутящих здравый ум,
Проклятых ведьм, уродующих тело,
Воров переодетых, шарлатанов,
Вралей и всяких жуликов иных.
И, если так, скорей уехать надо.
Пойду к «Кентавру», там его сыщу;
Боюсь, что денег все ж не получу.
(Уходит.)
АКТ II
Дом Антифола Эфесского.
Входят Адриана и Люциана.
И мужа нет, и не вернулся раб,
Которого за ним я посылала;
А два часа теперь ведь, Люциана.
Какой-нибудь купец его позвал,
И с рынка он пошел к нему обедать.
Не жди, сестра, сядь без него за стол.
Мужчина сам себе хозяин: время
Одно ему укажет час, когда
Прийти, уйти. Так будь же терпеливой.
Но почему свободней нас им быть?
Ведь по делам им надо выходить.
Ушла бы я — что б он сказал тогда?
О, для твоих желаний муж — узда.
Одни ослы своей уздой довольны.
Нехорошо, когда мы слишком вольны, —
Опасно то; взгляни на целый свет:
В земле, в воде и в небе воли нет,
Ведь самки рыб, крылатых птиц, зверей —
Все в подчиненье у самцов-мужей.
Мужчины же над миром господа:
Покорны им и суша и вода.
Они наделены умом, душой,
Каких ведь нет у твари ни одной.
Их право — всем в семье распоряжаться,
А долг жены — всегда повиноваться.
Но ты не хочешь стать рабою тоже!
Страшусь забот супружеского ложа.
А выйдя замуж, подчинишься власти?
Я, полюбив, сочту ее за счастье.
А если муж увлекся бы другой?
Я все б ждала, вернется ль он домой.
Легко терпеть, коль горя нет, сестрица,
И кроткой быть, где нет причин сердиться!
Когда судьбой помятые кричать
Начнут при нас, мы им велим молчать;
А если б горе приключилось с нами,
Мы б, верно, больше жаловались сами.
Пока злой муж не оскорбит тебя,
Внушаешь ты другим терпеть, любя;
А если б ты обиду испытала,
Дурацкого терпенья бы не стало.
Ну, ладно: выйду замуж — поглядим.
Вон твой слуга, и муж твой, верно, с ним.
Входит Дромио Эфесский.
Ну что ж? Пожаловал твой господин?
Пожаловал — обеими руками: оба мои уха свидетели.
Ты звал его? Так что же он сказал?
Да речь его заехала мне в ухо;
Едва-едва слова его я понял.
Он говорил так странно? Был неясен смысл?
Гм… он объяснялся так звонко, что я ясно помню все, и в то же время так странно, что не могу опомниться.
Скажи скорей: идет ли он домой?
Как видно, угодить жене он хочет!
Взбесился господин мой, как рогатый…
Рогатый!
Бык, не муж! Поверьте мне,
Совсем взбесился он.
Зову его идти домой обедать
Про тысячу он марок говорит.
«Готов обед». — «Где деньги?» — он твердит.
«Жаркое сохнет». — «Деньги где?» — твердит.
«Идете вы?» — "Где деньги? — он твердит. —
Дурак, где тысяча мной данных марок?"
«Свинья сгорит!» — «Где деньги?» — он твердит.
«Хозяйка ждет». — "Повесься ты с хозяйкой!
Пошел! Хозяйки знать не знаю я!"
Он так сказал?
Да, так сказал он:
«Знать не хочу ни дома, ни жены».
И тот ответ не языку доверил,
А на плечи навьючил, чтоб я снес;
Ну, словом, он поколотил меня.
Ступай опять, зови его домой.
Идти опять, чтоб кулаком прогнал он?
Нет, ради бога, шлите уж других!
Ступай, иль по башке хвачу сейчас.
Он поперек другой мне шрам положит
И так крестом мой череп освятит.
Пошел, дурак! Зови его домой!
Да будто я такой дурак уж круглый,
Чтобы меня, как мяч, пинать ногой?
Оттуда гонит он, а вы — туда;
По крайней мере хоть обшейте кожей!
(Уходит.)
Стыдись, сестра. Как гнев тебе нейдет!
Он в обществе любовниц проведет
Веселый день, жене не кинув ласки!
Иль я стара? Иль уж поблекли краски
Печальных щек? Так он же их согнал!
Иль я скучна? Мой ум живой пропал?
Так невниманье шутку убивает
И остроту, как мрамор, притупляет.
Иль он пленен нарядом дорогим?
Пусть купит мне, владея всем моим!
Все, что могла утратить я в красе,
Разрушил он; и недостатки все —
Его вина. Как солнцем, озарить
Он мог бы взглядом, все мне возвратить;
Но, как олень, ломая все ограды,
Бежит он в лес, я ж — вяну без отрады.
Пустая ревность может так смутить!
Нет, лишь глупец бесчувственный простить
Обиду может явную. Другой
Он занят весь, иначе б был со мной!
Сестра, цепочку мне он обещал:
О, пусть бы обещаний не сдержал,
Но не грязнил супружеского ложа!
Ах, на него кольцо теперь похоже,
Что потеряло блеск; хоть злато тленья
Не ведает, а все ж прикосновенья
Грязнят его; и разве средь мужчин
Развратом не запятнан хоть один?
Моя краса — ничто в его глазах;
Ее оплачу я, умру в слезах!
О, как наш ум темнит ревнивый страх!
Уходят.
СЦЕНА 2
Площадь.
Входит Антифол Сиракузский.
Те деньги, что взял Дромио, лежат,
Все в целости, в «Кентавре»; верный раб
Пошел искать меня. Но странно вот что:
По моему расчету и словам
Хозяина, никак не мог я видеть
Его опять на рынке. Вот он сам!
Входит Дромио Сиракузский.
Ну, сударь, как? Прошла у вас веселость?
Иль нравятся толчки? Так продолжай:
Не знаешь ты «Кентавра»? Не брал денег?
К обеду госпожа прислала звать?
Живу я в «Фениксе»? С ума сошел ты,
Что начал вдруг мне так безумно врать?
Я врал? Я вам не говорил ни слова!
На этом месте, полчаса назад.
Вас не видал с тех пор я, как отсюда
К «Кентавру» послан деньги отнести.
Ты, негодяй, сказал, что денег не брал,
Твердил мне про жену и про обед,
Пока я не отбил охоты к шуткам.
Вы веселы — тому я очень рад;
Скажите лишь, что значат эти шутки?
Глумишься вновь, смеешься мне в глаза?
Шучу? Так вот тебе! А вот еще!
(Бьет его.)
Постойте, сударь! Дело-то серьезно:
Задаток крупный.8 Только дан за что?
Ты думаешь, что если фамильярность
Я допускал и быть моим шутом
Тебе позволил, так ты можешь нагло
Шутить со мной в серьезные минуты?
При свете солнца пляшут роем мошки,
А в хмурый день все прячутся они.
Вперед и ты, когда шутить захочешь,
Взгляни в лицо, не хмуро ли оно.
Крепка башка, но все ж урок вобью я!
Вы принимаете мою башку за какую-то крепость и собираетесь штурмовать ее?9 Пусть лучше она будет просто головой. Но, если вы не прекратите побоев, придется мне ту крепость хорошенько укрепить; иначе мои мозги вывалятся на плечи. А все-таки сделайте милость, сударь, скажите, за что я побит?
Ты этого не знаешь?
Ничего не знаю, кроме того, что был побит.
Сказать тебе, за что?
Да, сударь, за что и почему; ведь, говорят, всему должна быть причина.
За то, что был ты нагл, и потому,
Что повторить решился дерзко шутку.
Ну, били ли кого-нибудь так, ни за что в награду?
В таких «за что» и «почему» ни складу нет, ни ладу.
Спасибо, сударь.
Благодаришь? За что?
За то, сударь, что вы дали мне кое-что за ничто.
Ну, я взыщу с тебя в будущем: не дам ничего за что-нибудь. Но, скажи-ка, не пора еще обедать?
Нет, сударь; я думаю, что говядина еще нуждается в том, что я уже получил.
Это еще что такое?
Ее надо побить и полить.10
А иначе будет жесткой и сухой?
Да, сударь, и я попрошу вас не есть ее.
По какой причине?
Она укрепит ваш холерический темперамент, и вы устроите мне снова сухую поливку.
А вы, сударь, отучитесь шутить не ко времени. На все своя пора.
Очень бы хотелось опровергнуть это, да боюсь опять холерической вспышки.
Опровергнуть? Каким примером?
Таким же ясным, как ясна лысина на голове у старика Времени.
Любопытно было бы послушать.
Да вот; ни в какую пору не удастся вырастить волосы, которые вылезли сами собой.
Разве нельзя это сделать, употребив врачебные средства?
Только употребив денежные средства на покупку чужих волос. Но тогда оплешивеет другой.
Почему же Время так скупится на волосы, когда их всюду так много?
Волосы — дар, который оно бережет для зверей; а людям, недодавая волос, оно прибавляет ума.
Ну, у многих волос больше, чем ума.
А все-таки ума у них хватит на то, чтобы потерять волосы.
Так, по-твоему, люди с густыми волосами — простаки, лишенные ума?
Чем они проще, тем скорее плешивеют; но потеря волос идет им на пользу.
По какому соображению?
По двум и очень здравым.
Здравым? Какое уж тут здоровье?
Ну, так верным.
Что тут верного, когда приходится прибегать к фальшивым волосам?
Ну, скажем, по некоторым.
Каким же именно?
Во-первых, сохранятся деньги, которые уходили на причесыванье волос, а во-вторых, волосы не будут падать в суп.
Ты всем этим хотел доказать, что не на все бывает свое время?
Конечно, и доказал: ни в какое время не вытребуешь у природы пропавших волос.
Но твой аргумент не доведен до конца; почему их не вытребуешь?
А я его дополню: Время само лысо и хочет, чтобы до конца мира у всех было на голове пусто и лысо.
Вот ты и кончил лысым заключеньем.11
Но тише! Кто-то подает нам знаки.
Входят Адриана и Люциана.
Да, Антифол, смотри, суров и хмур;
Дари другим всю сладость этих взоров.
Не Адриана, не жена тебе я!
А было время — ты охотно клялся,
Что слаще слов не слышал никогда,
Что ничего прекраснее не видел,
Прикосновения не знал нежней
И ничего не ел вкусней, как в дни,
Когда с тобой была я, говорила,
Тебя ласкала, подавала есть.
Как мог ты стать таким чужим себе же?
Да-да, себе — чужим став для меня:
Ведь я с тобою слита нераздельно;
Я часть твоя и лучшая притом.
Не разрывай же этого союза:
Ведь легче, мой любимый, каплю бросить
В пучину моря и потом ее
Извлечь опять несмешанной оттуда,
Без приращенья или уменьшенья,
Чем взять тебя, не взяв тем и меня!
Ведь как тебя задело б за живое,
Когда б ты знал, что впала я в разврат.
Что это тело, данное тебе,
Осквернено бесстыдством похотливым?
Ты б отшвырнул с презреньем имя мужа,
Содрал с меня запятнанную кожу,
Сорвал кольцо венчальное с руки
И разломал, навеки дав развод!
Ты это сделал бы? Так сделай сразу!
Меня позор измены запятнал,
И в кровь мою проникла грязью похоть:
Ведь если два — едина плоть, то разом
С тобой ты отравляешь и жену;
Распутна я от твоего разврата.
Оберегай супружеское ложе:
Когда ты чист, чиста я буду тоже.
Сударыня, ко мне ли ваша речь?
Не знаю вас: я два часа в Эфесе;
Мне город чужд, как ваших смысл речей;
Я слушал их, я полон был вниманья,
И все же я далек от пониманья.
Фи, брат! Зачем так изменились вы?
Когда с сестрой так странно обращались?
Она шлет Дромио вас звать домой…
Как, Дромио?
Меня?
Тебя; и, возвратясь, ты говоришь,
Что он побил тебя, крича: "Не знаю,
Знать не хочу ни дома, ни жены!"
Так с этой дамой сговорились вы?
В чем смысл и цель такого заговора?
Я, сударь? Я в глаза ее не видел!
Лжешь, негодяй: как мог тогда ты раньше
Твердить мне то, что говорит она?
Да отродясь не говорил я с нею!
Тогда откуда наши имена
Она узнала? По наитью, что ли?
О, как свое достоинство роняешь
Ты, подстрекая низкого раба
Противоречить мне! Оскорблена
Уже одним твоим я удаленьем;
Зачем удар усиливать презреньем?
Мой муж! За твой рукав я уцеплюсь,
Мой крепкий вяз! Лозою обовьюсь
Вокруг тебя, чтоб мощь твоя и сила
И мне, бессильной, крепость сообщила!
И разделять что может нас с тобой?
Колючки, плющ нахальный, мой дрянной?
Отрежь его, иль будет он впиваться
Все дальше вглубь и соками питаться!
Да, эта речь обращена ко мне…
Уж не женился ль я на ней во сне?
Иль сплю теперь, и это лишь виденье?
Как обмануть нас могут слух и зренье!
Ну что ж, пока загадку не пойму,
В обмане чувств участие приму.
Вели же, Дромио, подать обед.
Спаси нас крест святой! Жаль, четок нет.
Ну, и сторонка леших! Где мы, что мы?
Ведь это черти, домовые, гномы.
Признай их власть, не то без дальних слов
Защиплют нас они до синяков!
Ты что бормочешь там и не идешь?
Ползи, лентяй, слизняк, улитка, вошь!
(Антифолу)
Скажите мне, я, верно, превращен?
Духовно ты, как сам я, подменен.
Духовно и телесно, без изъяна.
Ты — тот же.
Я, должно быть, обезьяна!
Нет, ты прямой осел, коль хочешь знать.
И впрямь: охота травки пощипать!
Как не осел? Она меня взнуздала.
Не знаю, кто она; меня ж признала.
Ну, будет, не хочу я глупой быть,
Тереть глаза и лить насильно слезы,
Смеша и господина и слугу. —
(Антифолу.)
Идем обедать. —
(К Дромио.)
Ты же стой у двери. —
Сегодня, муж, со мною пообедай
И исповедуйся в своих проделках. —
Ты, плут, здесь сторожи, а спросит кто,
Где господин, — скажи: ушел из дома,
И не впускай! — Иду, сестра, иду!
Я на земле, на небе иль в аду?
Я сплю иль нет? Здоров иль ум теряю?
Известно им, а сам того не знаю!
Пока слова их буду подтверждать;
Хочу еще в тумане поблуждать.
Что ж, господин мой, дверь мне сторожить?
Да, берегись кого-нибудь впустить.
Пойдемте, брат: успел обед остыть.
Уходят.
АКТ III
Перед домом Антифола Эфесского.
Входят Антифол Эфесский, Дромио Эфесский, Анджело и Бальтазар.
Синьор добрейший Анджело, прошу мне
Помочь: жена не любит опозданий.
Скажите ей, что в вашей мастерской
Я задержался, глядя, как готовят
Ту цепь, что принесете ей вы завтра.
(Показывает на Дромио.)
Вот этот плут мне врет в лицо: я будто
Его на рынке встретил, колотил,
Снабдил зачем-то тысячею марок,
Отрекся вдруг от дома и жены… —
К чему ты врал — ну, пьяница, скажи?
Говорите что хотите: знаю я, что знаю;
Вы меня на рынке били, боль я ощущаю:
Будь моя спина пергамент, а пинки — чернила,
Ваша рукопись самих вас быстро б убедила.
Убежден я, что осел ты.
Очень может быть:
Как осел, я терпеливо дал себя избить;
А вот если б я лягнул вас, рассержен пинками,
Вы б, узнавши пяток силу, не дрались с ослами.
У синьора Бальтазара невеселый вид;
Может быть, прием радушный вас развеселит.
Яства дешево ценю я, но привет манит.
О синьор, коль мясом, рыбой не полна посуда,
То привет радушный — вряд ли лакомое блюдо.
Угощение найдется и у мужиков.
А привет у всех: не жалко никому ведь слов.
Как ни скромен стол радушный, это пир горой.
Если скуп хозяин дома, да и гость — скупой.
Впрочем, сам я вам ручаюсь только за привет;
Пир найдете вы обильней, но радушней — нет. —
Но все заперто: кричи же, чтоб открыли вход!
Эй, Цецилия, Бригитта, Джен, Джильяна, Мод!
(изнутри)
Дуралей, колпак, бездельник, сборище заплат!
Вон! Не то, у двери сидя, высидишь цыплят!
Что ты кличешь потаскушек без числа и счета?
Убирайся! И с одной нам тяжкая забота.
Олух! Господин наш ждет тут посреди дороги!
(изнутри)
Пусть скорей назад уходит, иль простудит ноги.
Кто там мешкает так долго? Живо, отворите!
(изнутри)
Да зачем вам это нужно, вы сперва скажите.
Как зачем? Хочу обедать: я еще не ел.
(изнутри)
Подадут обед вам завтра: нынче не поспел.
Кто ты? Как меня ты смеешь в дом мой не пускать?
(изнутри)
Дромио, привратник здешний; вот меня как звать.
Негодяй! Украл ты должность, да еще и имя;
Впрочем, выгоды не много приобрел ты с ними.
Стань ты Дромио пораньше в звании моем,
Ты б сменил лицо и имя, чтобы стать ослом.12
(изнутри)
Что за шум там у порога? Дромио, кто там?
Господин мой, Люс.
(изнутри)
Поздненько он приплелся к нам, —
Так ему и передай ты.
Право? Вот потеха!
Но как пустим в ход мы палку, будет не до смеха.
(изнутри)
По пословице, у палки есть другой конец.
(изнутри)
Люс тебя зовут как будто? Девка молодец!
Что же, слышишь нас, милашка? Впустишь или нет?
(изнутри)
Вы уж раз меня спросили.
(изнутри)
И был дан ответ.
Вот лихая перепалка: за привет — привет!
Отворяй сейчас, скотина!
(изнутри)
Было б для кого!
Бейте в дверь!
(изнутри)
Она не плачет; бейте, ничего!
Ты, милашка, будешь плакать, как ее собьем.
(изнутри)
Мы для вас колодок пару без труда найдем.
(изнутри)
Кто стучит так нагло в двери, беспокоя нас?
(изнутри)
Да, хорошие ребята в городе у вас!
Это ты, жена? Вели же, чтоб открыл он нам.
(изнутри)
Что? Жена твоя, бездельник? Убирайся вон!
В час расплаты и «бездельник» будет вам зачтен.
Ни привета, ни обеда; коли так — уйдем.
Да, мы спорили, что лучше, и остались ни при чем.
(Антифолу Эфесскому)
У дверей стоят ведь гости — приглашайте в дом!
Ветром, что ли, нам надуло чертовщину эту?
Хорошо, что вам случилось быть тепло одетым.
Мерзни здесь! Пирог горячий, да не нам назначен;
Как козел, начнет бодаться, кто так одурачен.
Принеси скорее лом мне: дверь я разобью.
(изнутри)
Разбивай, что разобьется; я ж — башку твою.
Эх, слова ведь только ветер: что же ими драться?
Замолчишь ты очень скоро, только б нам ворваться!
(изнутри)
И удары будут, олух! Поспешишь уйти.
Да ушел-то я давно уж; надо бы войти.
(изнутри)
Ну, сперва без перьев птицу нужно принести.
Лом добудь мне у соседей, будем дверь долбить.
Лом? Долбить? Без перьев галку, значит, вам добыть?13
Это можно! Плут, ты слышишь? Птицу мы найдем
И потом тебя ощиплем — будешь голым соколом.
Ступай скорей и принеси мне лом.
Терпенье, сударь! Не годится это:
Вы штурмовать свою ж хотите честь;
Вы шумом навлечете подозренья
На добродетель собственной жены.
Ручаются прожитые года,
Все поведение ее и скромность
За то, что есть теперь у ней причина
Пред вами двери дома затворить.
Она потом вам объяснит ее.
Послушайтесь меня: уйдем спокойно
И сядем в «Тигре» вместе за обед;
А вечером вернетесь вы один
Узнать, зачем вас в дом ваш не пускали.
Но, если силой вы ворветесь в дверь
Средь бела дня, когда полна вся площадь, —
Чего о вас толпа не наплетет?
И клевета, направленная дерзко
На вашу незапятнанную честь,
Проникнет всюду, даже и в могилу, —
Дурная слава держится в потомстве;
Она и вас самих переживет, —
Вселившись в дом, она уж не уйдет.
Вы правы: я уйду отсюда мирно
И даже постараюсь весел быть.
Я знаю здесь веселую девчонку —
Лицом красива, бойкостью мила
И умница; жена моя не раз
(Но, право, без достаточной причины)
К ней ревновала. Так теперь пойдем
Обедать с ней.
(К Анджело.)
А вы домой зайдите,
Возьмите цепь — готова уж она,
Я думаю, — и приходите с ней
В дом «Дикобраза», где сберемся мы;
Девчонка там живет. Хочу цепочку
(Моей супруге назло) подарить
Хозяйке пира. Но поторопитесь!
Когда мои мне двери закрывают,
Стучусь к другим: там, может, принимают.
Вам обождать меня часок придется.
Недешево мне шутка обойдется!
Уходят.
СЦЕНА 2
Там же.
Входят Люциана и Антифол Сиракузский.
Как, Антифол, могли вы так забыть
Свой долг? Ужель назначено судьбиной
Росткам любви во дни весны загнить,
Дворцу любви так скоро пасть руиной?
Коль вас расчет толкнул на брак с сестрой,
Платите ей за деньги честно лаской;
И, если страсть теперь влечет к другой,
Таите грех; грешите, но с опаской.
Пусть не прочтет о нем у вас в глазах
Моя сестра: язык, как лжесвидетель,
Скрывать позор научится в словах;
Пусть ваш порок рядится в добродетель.
Вид чистоты учитесь сохранять,
Святым казаться даже в прегрешенье.
Зачем сестре измены ваши знать?
Какой же вор кричит о преступленье?
Двойное зло — женой пренебрегать
И ей кричать об этом каждым взглядом.
Ведь грех и славу может порождать,
Коль нет злых слов с дурным поступком рядом.
Бедняжки мы! Хоть тень любви нам дав,
Утешьте нас: ведь верим так легко мы!
Отнявши руку, дайте хоть рукав;
В орбите вашей мы, вослед влекомы.
Мой милый брат, вернитесь же туда,
Сестру утешьте, с ней побудьте вместе;
И ложь вам во спасение, когда
Окончить ссору может голос лести!
Прекрасная! Как вас зовут, не знаю;
Не ведаю столкнувших нас чудес;
Вы сами чудо: прелесть неземная
Велит вас счесть посланницей небес.
О дивная! Я б счастлив был, когда бы
Помочь земному грубому уму
Решились вы; растерянный и слабый,
Я скрытый смысл слов ваших не пойму.
Зачем душе доверчивой велите
В пространствах неизвестности блуждать?
Богиня вы? Пересоздать хотите?
Покорен я, готов другим я стать!
Но все ж пока собою остаюсь я.
Та женщина в слезах — мне не жена;
Совсем не к ней, не к ней душой стремлюсь я:
Вам, а не ей над сердцем власть дана.
О, не влеки меня, морская дева,
В пучину слез, излитую сестрой:
Мани к себе всей прелестью напева
И златом кос, раскинутых волной
На ложе вод серебряных. Плененный,
Я лягу сам, чтоб сном любви уснуть;
Умру, блаженством смерти упоенный,
Когда Любовь способна потонуть.
Безумны вы, что говорите так.
Я ослеплен, и сам не знаю как.14
Так пусть порок вам не слепит очей.
Я ослеплен игрой твоих лучей,
Мой дивный свет!
Спешите же к жене!
Любовь моя! Во мраке слепнуть мне?
В сестре моей для вас любовь и свет.
В сестре сестры.
В моей сестре.
О нет!
В тебе одной, душа души моей!
Ты сердце сердца, свет моих очей,
Дороже мне, нужней богатств и хлеба,
Мой рай земной, моей надежды небо!
Но вы должны мою сестру так звать.
О, согласись сестрой своею стать!
Тебя люблю, тебе я жизнь отдам!
Свободна ты, и я свободен сам;
Отдай мне руку…
Полно, замолчите;
Придет сестра, вы это с ней решите.
(Уходит.)
Входит Дромио Сиракузский.
В чем дело, Дромио? Почему ты бежишь?
Узнаете вы меня, сударь? Я — Дромио? Ваш слуга? Это — я сам?
Ты Дромио, ты мой слуга, и ты — ты сам.
Нет, я — осел, я — муж какой-то женщины и я — не я.
Муж какой-то женщины? И как это ты — не ты?
Ну, конечно, сударь, не я; я — собственность какой-то женщины; она требует меня, пристает и хочет владеть мною.
Какие же она предъявляет права?
Да такие самые, господин, по каким вы владеете своей лошадью. Она хочет владеть мной, как скотиной, и не потому, чтобы я был скотом, а потому, что сама на скотину похожа.
Кто же она?
Да просто туша таких почтенных размеров, что прямо мое почтение! Невеста, что и говорить, — жирный кусок, да только я при ней совсем отощаю.
Что же это за жирный кусок?
Она, сударь, кухарка и вся заплыла жиром; не знаю, на что она годится, разве только сделать из нее лампу и бежать от нее при ее собственном свете. И в лохмотьях ее столько сала, что его хватит на всю длинную польскую зиму; а если она доживет до Страшного суда, то будет гореть неделей дольше, чем все остальные люди.
А какова лицом?
Черная, как мои башмаки, только рожа ее гораздо грязнее: она так потеет, что любой мужчина наберет полные башмаки, пройдя по такой грязи.
Ну, этот недостаток можно устранить водой.
Нет, сударь, это уж врожденное: тут и Ноев потоп не помог бы.
А зовут ее как?
Зовут Нелль; и в нее, как в бочку, можно наливать эль: три четверти не заполнят ее от бедра до бедра.15
Так она широка?
От головы до пяток не больше, чем от бедра до бедра; поперек себя толще: совсем шар, глобус; все страны можно отыскать на ней.
Не какой ее части находится Ирландия?
Конечно, сударь, на задней: сразу видно по грязи.
А Шотландия?
Где голо и шероховато: на ладонях.16
А Франция?
На лбу, вооружившемся и поднявшемся войною против собственных волос.17
А Англия?
Искал я меловых утесов, да не нашел ничего белого; полагаю, однако, что Англия находится на подбородке, судя по соленой влаге, протекающей между ним и Францией.
А Испания?
Этого я, право, не знаю, но она чувствуется в ее горячем дыхании.
А Америка и обе Индии?18
О, сударь, на ее носу: он весь усыпан рубинами, карбункулами, сапфирами; все эти богатства рассыпались перед горячим дыханием Испании, высылающей целые армады галер нагружаться под ее носом.
А где находятся Бельгия и Нидерландские низменности?
Сударь, так низко я не стал смотреть. И вот эта грязнуха, эта ведьма предъявила свои права на меня! Она называла меня Дромио; клялась, что обручен с ней, описала мои приметы: пятно на плече, родинку на шее, большую бородавку на левой руке… Я в страхе бежал от нее, как от колдуньи.
Не будь твердыней веры грудь из стали закаленной,
Крутил бы вертел ведьме я, в собаку превращенный.
Беги сейчас, взгляни, откуда дует
Сегодня ветер. Если с берегов,
То не хочу здесь оставаться на ночь.
Найди корабль, к отплытию готовый,
И приходи: я буду ждать на рынке.
Все знают нас, а нам никто не ведом;
Пора бежать; все приготовь — и едем.
Да, господин! Как от медведя, я бы
Удрать был рад от этой скверной бабы!
(Уходит.)
И подлинно здесь колдуны живут;
Пора, давно пора бежать отсюда!
Та, что зовет меня супругом, мне
Не по душе; зато ее сестра
Так привлекательна, кротка, мила,
Так обольстительна лицом и речью,
Что я себе почти что изменил.
Но, чтоб избегнуть гибели и плена,
Заткну я уши — пусть поет сирена!
Входит Анджело.
Вот Антифол!
Да, так меня зовут.
Я знаю, сударь; вот и ваша цепь.
Мне вас застать хотелось в «Дикобразе»,
Но ждать пришлось, чтоб кончили ее.
Чего ж хотите вы? Что с ней мне делать?
Что вам угодно: ваша ведь она.
Она — моя? Я вам давал заказ?
Не раз, не два, а двадцать раз велели
Ее принесть. Идите же домой
Обрадовать жену; а за деньгами
К вам на дом сам я вечером зайду.
Берите деньги сразу: ведь остаться
Вы можете без цепи и без них.
О сударь, вы шутник! До скорой встречи.
(Уходит.)
Что думать мне? Что значат эти речи?
Но, право, глупо было бы не брать
Того, что вам хотят любезно дать.
Ну, город! В нем могли бы жить без трат:
Здесь золото на улицах дарят.
А все ж пойду… Что Дромио нейдет?
Коль есть корабль, пусть тотчас нас везет.
(Уходит.)
АКТ IV
Площадь.
Входят второй купец, Анджело и пристав.
Вы знаете, что с Троицы должны мне,
И я не слишком беспокоил вас;
Не стал бы и теперь теснить, но еду
Я в Персию, и деньги нужны мне.
А потому со мною расплатитесь,
Иль в руки власти вас я передам.
Как раз ту сумму, что я должен вам,
Мне Антифол обязан уплатить.
Сейчас, пред тем, как встретились мы с вами,
Я цепь ему вручил, а в шесть часов
Я должен получить с него и деньги.
Угодно вам пройти со мной к нему?
Я долг верну признательно и честно.
Из дома куртизанки выходят Антифол Эфесский и Дромио Эфесский.
Не надо и ходить: вот он и сам.
(к Дромио)
Схожу я к ювелиру, ты ж купи
Конец веревки мне; хочу жену
И слуг ее попотчевать подарком
За то, что двери заперли мои. —
А, ювелир пришел!.. — Ты все ж поди
И жди меня с веревкой у ворот.
Куплю с такой охотою, как если б
Две тысячи дохода покупал!
(Уходит.)
Как можно вам довериться — я вижу!
Я обещал, что цепь она получит, —
И до сих пор ни вас нет, ни подарка!
Иль вы боялись цепью спутать нас
Уж слишком крепко? Что за осторожность!
Все шутки! Перейдем, однако, к делу.
Вот счет; в каратах здесь указан вес,
И проба цепи, и цена работы;
На два иль три дуката выше сумма
Той, что я должен этому купцу.
Я вас прошу отдать мой долг ему
Теперь же; он совсем готов в дорогу
И ждет лишь денег, чтоб пуститься в путь.
Сейчас при мне такой нет суммы. Сам я
Спешу по делу в город; так пройти
Вы потрудитесь вместе с господином
В мой дом и захватите эту цепь.
Жена сейчас вам за нее заплатит;
А может быть, вернусь уже и я.
Супруге цепь вы сами отдадите?
Снесите вы: я запоздать могу.
Охотно, сударь: ведь она при вас?
Как так — при мне? При вас она должна быть.
За что ж иначе деньги вам платить?
Ну, полно, сударь! Дайте же мне цепь.
Теперь прилив, попутный ветер: время
Как раз отплыть; я задержал его.
Вы не хотите ль этой странной шуткой
Предупредить заслуженный упрек
За то, что не явились к «Дикобразу»?
Затеяв спор, по-бабьи скрыть вину?
Кончайте же; теряю время я.
Вы слышите, торопит он; так цепь…
Отдав жене, свои возьмите деньги.
Ну, будет! Вы ее недавно взяли…
Давайте цепь иль ваш приказ жене.
Фу! В шутке вы уж перешли границы.
Где эта цепь? Показывайте! Ну!
Мои дела не терпят проволочки.
Ответьте же мне, сударь: да иль нет?
Коль нет, я взять его велю под стражу.
Ответить? Вам? О чем вам дать ответ?
О тех деньгах, что мне за цепь должны вы.
Я буду должен, получив ее.
Я дал вам цепь лишь полчаса назад!
Вы не давали! Это уж обида.
Обидно то, что говорите вы,
И подрывает мой кредит торговый.
Ну, пристав, арестуйте же его.
Сейчас. — Во имя герцога, за мною!
Ведь репутацию теряю я!
Платите деньги, или передам,
Иск предъявив, и я вас в руки власти.
Платить за то, чего не получал?
Что ж, арестуйте, коль сошли с ума.
Возьмите плату, пристав: арестуйте. —
Родному брату не простил бы я,
Когда б он стал так нагло издеваться!
Вы слышали? Я арестую вас.
Покуда вам залога не представлю,
Закону должен я повиноваться.19
Но эта шутка обойдется вам
Дороже золота всей вашей лавки.
О сударь! Что в Эфесе есть законы,
Вы убедитесь, к вашему стыду.
Входит Дромио Сиракузский.
Есть, сударь, есть корабль из Эпидамна;
Совсем готов и ожидает только
Хозяина, чтоб паруса поднять.
Я, сударь, уж отнес пожитки наши
На борт; купил бальзама, масла, водки.
Корабль готов, попутный ветер дует
От берегов; хозяина и вас
Ждут моряки, чтобы пуститься в море.
Оно и видно, что купил ты водки!
Какой корабль? Зачем он ждет меня?
Да вы меня искать корабль послали.
Я за веревкой посылал тебя,
Ты, пьяница! Зачем она — ты знаешь.
Для петли? Нам не время в петлю лезть.
Найти корабль меня вы посылали.
С тобой я потолкую на свободе
И дам урок внимания ушам.
Беги, бездельник, прямо к Адриане,
Дай этот ключ, скажи, что в сундуке
Том, что покрыт ковром турецким, спрятан
С дукатами мешок; так пусть пришлет.
Скажи, что я внезапно арестован
И должен дать залог. Ну, раб, беги! —
А мы пока к тюрьме пойдемте, пристав.
Второй купец, Анджело, пристав и Антифол Эфесский уходят.
Какая Адриана? Ах, в том доме,
Где был обед и лезла в жены мне
Грязнуха, трехобхватная кухарка!
Я не пошел бы волею туда,
Да ведь не мы решаем — господа.
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Дом Антифола Эфесского.
Входят Адриана и Люциана.
Так соблазнял тебя он, Люциана?
Но что могла заметить ты в глазах:
Серьезность ли иль признаки обмана?
Румянец был иль бледность на щеках?
Как отражали лик его и взоры
Души волненье, сердца метеоры?
Он отрицал твои права над ним.
Из них он не считался ни с одним.
Поклялся, что он чужестранец, путник.
Да, так; он не во всем клятвопреступник.
Тебя любить просила я.
Что ж? Нет?
Моей любви просить он стал в ответ!
Но как?
Звучала пылкой страстью речь,
И, будь честна, могла б она увлечь:
Хвалил красу, мой разум, речь мою…
Уж ты старалась!
Потерпи, молю!
Я не могу, я не хочу; нет боле
Сдержаться сил; хоть языку дам волю.
Ах он урод горбатый и кривой,
С противной рожей, старый и худой,
Порочный, грубый, глупый, неспособный.
С дурною славой и душою злобной!
Но как такого можно ревновать?
С его уходом нечего терять.
Ах! Для меня он будет мил всегда,
Но станет пусть дурным в чужих глазах:
Так птички крик отводит от гнезда;20
Его люблю, хоть брань в моих устах.
Входит Дромио Сиракузский.
Скорей сундук… мешок… он ключ вам дал…
Да отдышись!
Я весь в поту… бежал…
Где господин твой, Дромио? Что надо?
Попал он в Тартар… это хуже ада!
Был сцапан дьяволом в прочнейшей куртке,
Чье злое сердце оковала сталь.
Проклятый дьявол! Жалости в нем нет;
Он лют, как волк, и буйволом одет, —
Тот приятель, чьи приветы и объятья жестки,
Кто на улице хватает, ждет на перекрестке;
Как собака, забегает он туда, сюда
И несчастных в ад таскает раньше дня суда. —
Да говори, в чем дело?
Я не знаю, в чем там дело; господин в тюрьме!
Неужели арестован? Кем предъявлен иск?
Кем предъявлен иск, не знаю, не видал я сам,
Но у буйвола он нынче, я сказал уж вам.
Выкуп вы ему пошлете? Деньги в сундуке.
Достань, сестра.
Люциана уходит.
Понять я не могу,
Как, у кого он может быть в долгу.
Он связан обязательством прямым?
Не связан, а скорей окован он
Какой-то цепью… Слышите вы звон?
Звон цепи?
Да нет, часов! Скорей, прошу я вас:
Я шел, так было два; а вот уж бьет и час.
Часы бегут назад? О, что ты говоришь!
От пристава назад невольно побежишь!
Но время не должник: зачем ему бежать?
Оно банкрот: не может долга мгновению отдать.21
Оно и вор к тому же: случалось вам слыхать,
Как говорят, что время подкралось, словно тать?
Если так и если пристав попадется на пути,
Как же тут не постараться хоть на час назад уйти?
Входит Люциана.
Вот деньги, Дромио: беги, спеши
И приведи скорей его обратно. —
Пойдем, сестра. В смятении души
О нем мне думать больно и приятно.
Уходят.
СЦЕНА 3
Там же.
Входит Антифол Сиракузский.
Кого ни встречу — все со мной знакомы,
Приветствуют, как давние друзья,
И правильно по имени зовут;
Готовы денег дать и приглашают
К себе, за что-то вдруг благодаря.
Один мне предложил набрать товару,
А вот сейчас портной меня зазвал,
Чтоб показать атлас, что им был куплен
На платье мне, и кстати мерку снять.
Заехал я в страну воображенья?
Иль город здесь лапландских колдунов?22
Входит Дромио Сиракузский.
Вот вам, сударь, деньги, которые вы велели принести. А где же образ древнего Адама, вырядившегося по-новому?23
Какие деньги? И какой такой Адам?
Не тот Адам, что когда-то стерег рай, а тот, что ныне сторожит тюрьму, одетый в кожу жирного тельца, заколотого для блудного сына; тот, что шел за вами, как злой дух, и хотел отнять у вас свободу.
Я не понимаю тебя.
Нет? Да ведь это так ясно. Ну, тот контрабас в кожаном футляре; тот, что сажает в свой карман усталых путников, чтобы они отдохнули; жалеет разорившихся людей и доставляет им даровые квартиры, а сам свой досуг употребляет на то, чтобы дубинкой творить более великие чудеса, чем мавр своим копьем?..
Как! Ты говоришь о приставе?
Ну да, о начальнике стражи, чей долг — тянуть к ответу тех, кто не платит долгов; о том, кто заключил, что всем людям хочется спать, и потому готов дать любому постель в местах заключения.24
Ну, ладно, заключи этим свою болтовню. Уходит какой-нибудь корабль ночью? Можем мы уехать?
Как же, сударь! Час назад я докладывал вам, что судно «Поспешность» отплывает ночью; но вас задержал пристав на пароме «Отсрочка», и вот в мешке ангелочки,25 посланные освободить вас.
Ну, малый с толку сбился, как и я!
Мы оба здесь во власти заблуждений.
Спасите нас, святые силы неба!
Входит куртизанка.
Как рада, Антифол, я встретить вас.
Вы отыскали, вижу, ювелира:
Ведь вот та цепь, что обещали мне?
Не искушай! Отыди, сатана!
Сударь, неужели это госпожа Сатана?
Это сам господин черт.
Нет, хуже; это чертова бабушка, явившаяся сюда в образе женщины легкого поведения. От этого и происходит, что когда женщина говорит: «Прокляни меня, господи!», то это все равно как если бы она сказала: «Сделай из меня, господи, женщину легкого поведения!» Ведь в писании сказано, что дьяволы являлись людям в образе легких и светлых ангелов;26 свет происходил от огня, а огонь жжет; следственно, потаскушка также может обжечь: не подходите к ней!
Шутник вы, сударь, как и ваш слуга.
Пойдем ко мне? Дополним наш обед?
Господин мой, если будет жидкое кушанье, так приготовьте длинную ложку.
Почему, Дромио?
Да потому, что кто ест с дьяволом, у того должна быть длинная ложка.27
Отыди, бес! Какой с тобою ужин?
Ты чародейка, как и все твои.
Аминь, аминь, рассыпься, уходи!
Верните перстень, взятый за обедом,
Иль дайте цепь, обещанную мне, —
Тогда уйду и вас смущать не буду.
Другим чертям обрезок ногтя нужен,
Булавка, капля крови, волосок,
Орешек, косточка от вишни; этой —
Дай дорогую цепь!
Побойтесь, господин мой! Не давайте,
А то нас дьявол в цепи закует!
Прошу, отдайте мне кольцо иль цепь;
Надеюсь, обмануть вы постыдитесь,
Исчезни, ведьма! — Дромио, идем!
«Не чваньтесь, дама», — говорил павлин.28
Антифол Сиракузский и Дромио Сиракузский уходят.
Ну, Антифол с ума совсем сошел,
Иначе б так себя он не унизил.
Он взял кольцо, ценой дукатов в сорок,
И обещал дороже цепь взамен;
Теперь же дать не хочет ничего.
Чем объяснить, как не безумьем явным.
И это, и его внезапный гнев,
И за обедом тот рассказ безумный,
Что дома дверь замкнули перед ним?
Жена болезнь его, конечно, знает,
А потому и не впустила в дом.
Мне надо к ней отправиться сейчас же
И рассказать, что, вдруг сойдя с ума,
Ко мне ворвался он и силой взял
Мое кольцо; да, надо так сказать.
Дукатов сорок! Их нельзя терять.
(Уходит.)
СЦЕНА 4
Улица.
Входят Антифол Эфесский и пристав.
Не бойся за меня: не убегу;
Уйду тогда, когда внесу сполна
Тебе всю сумму должного залога.
Моя жена расстроена сегодня
И не поверит так легко слуге,
Что мог быть арестован я в Эфесе.
Да это, правда, трудно и понять.
Входит Дромио Эфесский с веревкой.
Вот мой слуга; принес, должно быть, деньги. —
Ну, как дела? Что я велел, принес?
А вот; уж этого на всех вам хватит.
А деньги где?
Я, сударь, их истратил на канат.
Пятьсот дукатов — на канат, бездельник?
Что? О, за столько я пятьсот куплю.
Да на какой конец ты послан мной?
Купить конец веревки; вот он, нате.
На, получи, вот этим же концом.
(Бьет его.)
О, сударь, будьте терпеливей!
Терпенья надо пожелать мне: ведь невзгоду терплю я.
Ну, ты, сдержи язык.
Если он сдержит свои руки.
Сын потаскухи, бесчувственный негодяй!
Я хотел бы быть бесчувственным, чтоб не чувствовать ваших ударов.
Ты только удары и чувствуешь, как осел.
Я и в самом деле осел; можете убедиться в этом по моим длинным ушам. — Я служу ему с того часа, как родился, и до сих пор ничего не получил за службу из его рук, кроме побоев. Если мне холодно, он согревает меня ударами; если жарко, прохлаждает ими; меня будят пинками, если я заснул; поднимают ими, если сижу, провожают ими, когда ухожу из дому, и встречают, когда возвращаюсь. Я постоянно ношу их на спине, как нищая — своего ребенка; и, когда он искалечит меня, я так и буду с ними ходить за милостыней из дома в дом.
Идем, идем: вот и моя жена.
Входят Адриана, Люциана, куртизанка и Пинч.
Сударыня! Как говорится, respice finem — помните о конце, а еще лучше пророчество попугая: «Берегись конца веревки!»
Да замолчишь ли ты?
(Бьет его.)
Вот видите? Иль не безумен он?
Да, эта грубость выдает его. —
Мой добрый доктор Пинч,29 вы заклинатель:
Верните же бедняге здравый смысл.
Я заплачу вам, сколько захотите.
Как взор его пронзителен и горд!
Заметьте же, как он дрожит в припадке.
Позвольте руку мне — пощупать пульс.
Пощупайте и выслушайте ухом!
(Бьет его.)
Прочь, сатана, вселившийся в него!
Беги, сокройся пред святой молитвой
И в царство тьмы вернись прямым путем!
Тебя святыми неба заклинаю!
Пошел, колдун! Я вовсе не безумен.
О, если б так, смятенная душа!
У вас, милашка, завелся приятель?
Не этот ли, с шафранной рожей, друг
Вас утешал сегодня за обедом?
Вы потому велели запереть
И заградить хозяину все двери?
Клянусь я богом, ты обедал дома;
И, если б там остался до сих пор,
Ты избежал бы этого позора!
«Обедал дома!» Дромио, что скажешь?
Скажу по чести: не было того.
И дверь они держали на замке?
Perdieu,30 клянусь, ее держали на замке,
Жена меня ругала через двери?
Sans fable,31 сама ругалась через двери.
И судомойка-девка — вместе с нею?
Certes,32 и судомойка — вместе с нею.
И в бешенстве я должен был уйти?
Да, в бешенстве; мои то знают кости:
Им ощутить пришлось ваш ярый гнев.
Полезно ль так больному потакать?
Худого нет: нащупал малый пунктик —
И усмирит, поддакивая, гнев.
Арестовать меня ты подучила.
Напротив! Тотчас деньги на залог
Послала с Дромио, чуть прибежал он.
Со мною? Деньги? Может быть, хотели
То сделать вы, но я их не видал.
Ты к ней ходил, чтоб взять мешок дукатов?
Он прибежал, и я их отдала.
Да, отдала; свидетель я тому.
А мой свидетель — бог и тот канатчик,
К которому послали вы меня!
Сударыня, они безумны оба —
Слуга и господин; теперь я вижу:
Связать их нужно и держать в потемках.
Скажи, зачем ты не впускала в дом? —
Зачем ты врешь, что не видал червонцев?
Я, милый муж, дверей не запирала.
Я, господин мой, их не получал;
А двери, точно, заперли пред нами.
Лгун! Негодяй! Ты лжешь теперь вдвойне.
Сама ты лжешь, распутница, во всем.
Ты сговорилась с этой шайкой сделать
Меня предметом общего презренья.
Но не увидишь ты мой стыд и срам:
Я лживые глаза ногтями вырву!
Связать его! Ко мне не подпускайте!
Входят несколько слуг и вяжут Антифола Эфесского.
Сюда! На помощь! Как в нем бес силен!
О бедный! Как он бледен, как глядит!
Убить меня хотите? — Эй, тюремщик!
Ведь я твой пленник: как же терпишь ты,
Чтоб увели меня?
Оставьте!
Под стражей он; его я не отдам.
(показывая на Дромио Эфесского)
Вяжите и его: и он — безумный.
Слуги связывают Дромио.
Ты допускаешь это, глупый пристав?
Иль любо видеть, как больной, несчастный
Наносит вред себе же самому?
Он арестован; если отпущу,
То долг его потребуют с меня.
Сейчас сниму обязанность твою;
Веди меня немедля к кредитору,
И этот долг сама я уплачу. —
А вы, почтенный доктор, позаботьтесь
Их увести. — О злой, несчастный день!
О злая потаскуха!
Меня связали тоже из-за вас.
Пошел ты прочь! Не зли меня, бездельник!
Себя связать и сделать сумасшедшим
Дадите вы? Я черта б призывал!
Спаси их бог! Как дики все их речи!
Ведите их! — Пойдем со мной, сестра.
Пинч и слуги уходят, уводя Антифола Эфесского и Дромио Эфесского.
Ну, говори, кто требовал ареста?
Анджело, ювелир, известен вам?
Да, знаю. А какая сумма долга?
Он о двухстах дукатах говорил.
А долг за что?
За цепь, что взял ваш муж.
Он заказал, но я не получала.
После того как ваш супруг ворвался
Ко мне сегодня днем и взял кольцо, —
Оно сверкает у пего на пальце, —
Я встретила на улице его:
Он шел один, и цепь была на шее.
Все ж я сама не видела ее.
Веди меня, тюремщик, к ювелиру;
Хочу узнать я истину вполне.
Входят Антифол Сиракузский с обнаженным мечом и Дромио Сиракузский.
О боже мой! Они опять на воле!
Он вынул меч! Скорей людей зови,
Чтоб их связать!
Бежим, а то убьет!
Пристав, Адриана и Люциана уходят.
О, ведьмы испугались лезвия!
Звалась женой, а как бежать пустилась!
Иди к «Кентавру», вещи собери.
Скорей бы нам убраться по-здорову!
Право, если бы мы остались на ночь, они не причинили бы нам вреда. Вы сами видели: разговаривают они с нами любезно, дают деньги. Народ, кажется, добрый. Если бы не эта гора взбесившегося мяса, что хочет получить меня в мужья, я бы не прочь остаться здесь и сам обратиться в колдуна.
Я не хочу, хоть дай мне весь их город.
Иди, сбирай скорей пожитки наши.
Уходят.
АКТ V
Улица перед аббатством.
Входят второй купец и Анджело.
Мне, сударь, жаль, что задержал я вас,
Но, уверяю, цепь он получил,
Хоть отрицает нагло и бесчестно.
И уваженьем пользуется он
У вас в Эфесе?
Лучшей славой, сударь,
Доверьем безграничным и любовью,
Каких никто из граждан не имел.
Я сам ему всегда на слово верил.
Не говорите громко: вот и он.
Входят Антифол Сиракузский и Дромио Сиракузский.
Да, он; и даже цепь висит на шее —
Та самая, что будто он не брал.
Пойдемте, сударь, я скажу ему. —
Я очень удивлен, синьор, что вы
Мне причинить и стыд и затрудненья
Решились вдруг, себе же на позор,
Поклявшись, что не получали цепи,
Какой теперь украсили себя.
Меня вы чуть не ввергнули в тюрьму
И друга моего ввели в убыток.
Не подними вы этот спор и ссору,
Сегодня он взошел бы на корабль —
Что ж, эту цепь не от меня вы взяли?
От вас; когда ж я это отрицал?
Вы отрицали, даже с клятвой ложной.
Кто слышать мог, что лживо клялся я?
Я слышал, я, вот этими ушами.
Мошенник ты! Тебе не место быть
Среди людей порядочных и честных!
Лишь негодяй мне это мог сказать!
Но честь свою и честность докажу я
Мечом, коль в бой посмеешь ты вступить.
Посмею? Сам тебя я вызываю!
Они обнажают мечи.
Входят Адриана, Люциана, куртизанка и другие.
Постойте, ради бога! Он безумен!
Бросайтесь разом, отнимите меч;
И господина и слугу свяжите!
Бежимте, сударь! Я аббатство вижу:
Скорей туда, иль мы пропали оба!
Антифол Сиракузский и Дромио Сиракузский уходят в аббатство.
Входит аббатиса.
Покой и мир! Зачем вы здесь толпитесь?
Мой бедный муж безумный скрылся здесь.
Впустите нас; его мы крепко свяжем
И уведем, чтоб дома полечить.
Я сам подумал: не в своем уме он.
Мне жаль, что на него я так напал.
Давно ли им безумье овладело?
Уже с неделю он угрюм и скучен
И на себя был вовсе не похож;
Но лишь сегодня в полдень овладел им
Безумия припадок в первый раз.
Не разорен он кораблекрушеньем?
Не схоронил ли друга? Может быть,
Он увлечен любовью недостойной?
Ведь этот грех так свойствен молодежи,
Лишь стоит волю дать своим глазам, —
Какой из этих бед он поражен?
Из всех из них, быть может, лишь последней:
Его все что-то из дому влекло.
И вы его за это упрекали?
Да, упрекала.
Как? Сурово? Резко?
Насколько скромность позволяла мне.
Наедине?
Случалось, и на людях.
Наверно, слишком мало!
Ему об этом только и твердила:
Ночами даже не давала спать,
И за обедом часто упрекала, —
В гостях на это намекала вечно, —
Всегда к тому сводила разговор.
Нет-нет, греху не потакала я.
Вот почему твой муж сошел с ума,
Вредней, чем псов взбесившихся укусы,
Ревнивых жен немолкнущий упрек!
Ты сон его своей смущала бранью, —
Вот почему стал слаб он головой;
Ему упреком пищу приправляла, —
Ее не мог усвоить он, волнуясь:
Вот почему жар лихорадки в нем!
Огонь и крови и есть огонь безумья.
Ты говоришь, его лишила ты
Утех и отдыха; то порождало
В нем меланхолию, она ж — сестра
Отчаянья угрюмого и злого;
И вслед за ней идет болезней рать…
Что может быть вредней ее для жизни?
Нет развлечений, и обед и сон,
Что жизнь хранят, упреками смущен.
Взбесился б скот! Так мужа ты сама
Свела своей ревнивостью с ума.
Она всегда так мягко упрекала,
А муж был груб; не он — она страдала.
Зачем, сестра, не возразишь ты ей?
Во мне самой та речь смутила совесть. —
Ну, люди добрые, пойдем за ним.
Нет! Пусть никто в обитель не вступает.
Так ваши слуги приведут его?
О нет! Ваш муж избрал приют священный:
Он защитит его от ваших рук,
Его не выдам я; быть может, разум
Ему еще сумею возвратить.
Но я сама, сама хочу быть с мужем:
Его беречь, смотреть за ним — мой долг;
Мне в этом заместителей не нужно!
Пустите, я возьму его сейчас!
Потише! Я не дам его тревожить,
Пока не испытаю лучших средств —
Лекарств, молитв; ему, возможно, снова
Я образ человека возвращу.
То — исполненье моего обета,
То — орденом предписанный мне долг.
Идите же, у нас оставив мужа.
Я не уйду, его я не покину!
Едва ли вашей святости прилично
Желать жену и мужа разлучить.
Иди, смирись; я не отдам его.
(Уходит.)
Проси у герцога себе защиты.
Да-да, идем. К его ногам я брошусь
И буду плакать и молить, пока
Не согласится сам сюда прийти он
И не прикажет возвратить мне мужа.
Уж циферблат показывает пять.
Должно быть, герцог сам пройдет сейчас —
Здесь мимо нас к обители печали,
К долине смерти, где вершится казнь;
Ведь это здесь, как раз за рвом аббатства.
А для чего сюда прибудет герцог?
Присутствовать при казни старика,
Купца из Сиракуз: он прибыл в гавань
И тем нарушил строгий наш закон,
За что и будет скоро обезглавлен.
Они идут; мы будем видеть казнь.
Стань на колени на его пути.
Входят герцог со свитой, Эгеон с обнаженной головой, палач и полицейские.
Еще раз объявите: если деньги
Хоть кто-нибудь внесет за старика,
Он не умрет; он милости достоин.
Прошу защиты, благородный герцог,
От аббатисы!
Но она особа
Почтенная и добрая: никак
Она тебя обидеть не могла.
Ax, ваша светлость! Муж мой Антифол —
Кому себя и все свое вручила
Я по приказу вашему — сегодня
Охвачен был безумья силой злой.
На улицу он выбежал из дома
С одним слугой, безумным, как и он.
И, устрашая мирных граждан, начал
Врываться в их дома и уносить
Алмазы, кольца, все, что привлекало
Безумный взор. Едва нам удалось
Его, связав, домой отправить, тотчас
Пошла я, чтоб убытки возместить
Всем пострадавшим. В это время он,
Не знаю как, вновь вырвался на волю,
И с ним — слуга; тут, обнажив мечи,
Пылая гневом, в ярости безумной
Они, нас встретив, бросились вперед,
Чтоб заколоть; сбежались, к счастью, люди
И вновь связали б их, но удалось
Обоим скрыться в этом вот аббатстве;
И аббатиса запереть ворота
Велела слугам, вход нам воспретив
И отказавши в выдаче безумных.
О, разреши мне, милостивый герцог,
Несчастных взять и оказать им помощь!
Твой муж служил мне прежде на войне;
В тот день, как ты с ним ложе разделила,
Тебе я сам дал княжеское слово
Его взыскать всей милостью моей. —
Эй, кто-нибудь! В ворота постучите;
Просите аббатису выйти к нам.
Я не уйду, не разрешив их спора.
Входит слуга.
Сударыня, спасайтесь поскорей!
Мой господин и раб его на воле;
Избив служанок, доктора они
Связали, стали бороду палить,
И каждый раз, как вспыхивал огонь,
Они его помоями тушили.
Мой господин его терпенью учит,
Слуга ж стрижет макушку, как безумцу;33
И если вы на помощь не придете,
То заклинателя они, наверно,
Убьют!
Что врешь, дурак? Они — здесь оба.
Все это ложь, что ты сейчас сказал.
Нет, госпожа, я правду говорю.
Я не вздохнул с тех пор, как видел их.
Они грозят добраться и до вас,
Вам опалить лицо, обезобразить.
Крики за сценой.
Чу! Слышно их! Бегите же скорей!
Стань близ меня, не бойся. —
(Страже.)
Обнажите
Свои мечи!
О горе! Это муж мой!
Он носится каким-то невидимкой.
Ведь только что вбежал в аббатство он,
И вот — уж здесь! Непостижимо это!
Входят Антифол Эфесский и Дромио Эфесский.
Молю о правосудье, добрый герцог!
Хотя б за то, что я тебе служил,
Что я собой прикрыл тебя в сраженье,
Спас жизнь твою ценою ран своих, —
Ту вспомни кровь и окажи защиту!
Когда страх смерти не темнит мне взора,
То Дромио и сын мой Антифол!
Спаси меня от женщины, мой герцог,
Которую ты сам дал в жены мне!
Она меня унизила, покрыла
Бесчестьем злым, позором без границ!
И рассказать нельзя все зло, что ныне
Она бесстыдно причинила мне!
Открой мне все; я буду справедлив.
Меня сегодня не впустила в дом,
Пируя в нем с любовником развратным.
Тяжелый грех!
(Адриане.)
Скажи мне: так все было?
Нет, государь: сестра, и я, и он
Обедали все вместе: да погибнет
Моя душа, коль не клевещет он!
Да не увижу больше дня и ночью
Не знаю сна, коль солгала она!
Бесстыдные! Клялись вы обе ложно;
Безумец правду чистую сказал.
Мой государь, я говорю, что знаю.
Мой ум не отуманило вино;
Не омрачен он яростью безумной,
Хоть здесь свели б с ума и мудреца.
Та женщина мне точно дверь замкнула;
Вот ювелир, — коль он не в стачке с ней,
То подтвердит: он был тогда со мною.
Ушли мы вместе; он зашел за цепью,
Чтоб к «Дикобразу» мне ее принесть,
Где я обедал вместе с Бальтазаром.
Но не принес. Я, кончивши обед,
Пошел искать его и скоро встретил.
Он был вдвоем вот с этим господином
И начал вдруг бесчестно уверять,
Что эту цепь уж мне сегодня отдал,
Хоть, видит бог, ее не видел я.
Он приставу отдал меня под стражу.
Я подчинился и послал раба
За кошельком домой; он не принес,
Но пристава я сам уговорил
Пройти со мною к дому; по дороге
Мы встретили жену
С ее сестрой и целою толпою
Сообщников презренных; был средь них
И некий Пинч, с голодной мордой
И на скелет похожий шарлатан,
Паяц оборванный, гадатель голый,
С глазами впалыми, живой мертвец.
И этот гнусный раб был ею нанят
Как заклинатель, чтоб сгубить меня.
Смотря в глаза и щупая мне пульс,
Он, не стыдясь, с нахальством беспримерным,
Вдруг закричал: «Он бесом одержим!»
Тогда меня связали, повели
Домой и там в сырой и темный погреб
Толкнули нас: меня и вот его.
Но я зубами перегрыз веревку,
Вернул себе свободу и тотчас
К вам побежал — молить, чтоб ваша светлость
Дала защиту мне и право мстить
За ряд обид и тяжких оскорблений.
Я, государь, могу вам подтвердить,
Что точно в дом при мне он впущен не был.
А эту цепь — он получил ее?
Да, получил; все видели: в аббатство
Сейчас вбежал он с цепью той на шее.
И я клянусь, что здесь я слышал сам,
Как вы признались в том, что получили,
Хотя сначала отрицали это.
И потому я шпагу обнажил.
Но вы укрылись в этом вот аббатстве;
Потом каким-то чудом вышли вновь.
Я не был никогда в стенах аббатства;
Ты на меня не обнажал меча;
Не видел цепи я, клянусь в том небом,
Все это ложь, все это клевета!
Как это все запутанно и странно!
Не опоила ли уж вас Цирцея?34
В аббатстве он — я здесь передо мною:
Безумен он — и здраво говорит. —
(Адриане.)
Ты поклялась, что он обедал дома, —
(к Анджело)
А ты — что нет! —
(К Дромио Эфесскому.)
Ну, что ты скажешь, плут?
Он с ней обедал нынче в «Дикобразе».
Обедал, да; и с пальца снял кольцо.
То правда, государь; вот этот перстень.
Ты видела, в аббатство он входил?
Так ясно, государь, как вашу светлость.
Как странно все! Зовите аббатису.
Тут сговор, иль вы все сошли с ума!
Один из свиты уходит.
Великий герцог! Разреши мое слово.
Я вижу друга: он спасет мне жизнь,
Внеся в казну положенную сумму.
Я слушаю. Что скажешь, сиракузец?
(Антифолу Эфесскому)
Вас, сударь, называют Антифолом?
То Дромио, привязанный ваш раб?
Лишь час назад я точно был привязан,35
Да господин веревку перегрыз.
Я Дромио и раб, но уж не связан.
Наверно, оба помните меня!
Глядя на вас, себя я вспоминаю.
Ведь час назад я так же скручен был
Не из числа ль вы пациентов Пинча?
Зачем так странно на меня глядите
Вы оба? Ведь вы знаете меня.
Я никогда вас в жизни не встречал.
Меня, конечно, изменило горе,
Часы забот; и времени рука
Немало черт в лице мне исказила.
Но разве голос мой для вас чужой?
Не знаю.
Ну, Дромио, а ты?
Нет, сударь, нет.
А я уверен, что меня узнал ты!
В самом деле, сударь? А я уверен, что нет; и, если человек отрицает что-нибудь, вы обязаны верить ему.
Не узнают и голоса! О время
Суровое! Ужель в семь кратких лет
Ты так могло разбить мой бедный голос,
Что сын родной его не узнает!
Но пусть мое землистое лицо
Снег старости сединами усыпал;
Пусть холод лет оледенил мне кровь, —
Я в годы мрака память не утратил:
Огни очей льют, догорая, свет;
Слабеет слух, но звуки различает;
И эти все свидетели твердят,
Что ты — мой сын, что ты — мой Антифол.
Я никогда отца не знал, не видел.
Мой мальчик, лишь семь лет тому назад
С тобою в Сиракузах мы расстались.
Меня стыдишься ты признать в нужде?
Сам герцог, все, кто знал меня и знает,
Все подтвердят, что не было того:
Я в Сиракузах не жил никогда.
Да, знаю я, что двадцать лет живет
Он здесь, в Эфесе под моей защитой;
Ни разу он не ездил в Сиракузы.
Твой взор боязнью смерти омрачен.
Входят аббатиса с Антифолом Сиракузским и Дромио Сиракузским.
Вот, государь, обиженный жестоко.
Все окружают вошедших.
Два мужа предо мной! Не грежу ль я?
Один из них — двойник иль дух другого.
А эти два? Кто человек из них,
Кто призрак? Как сказать мы это можем?
Я — Дромио; его гоните вон.
Я, сударь, Дромио; меня оставьте!
Ты Эгеон? Или ты дух его?
О, старый господин мой! Кто связал вас?
Кто б ни связал, я разрешу все узы
И, дав свободу, мужа обрету. —
Скажи мне, Эгеон, ты был тем мужем,
Что прежде звал Эмилию женой?
Она тебе двух сыновей родила!
О, если ты тот самый Эгеон,
Скажи о том Эмилии той самой!
Коль я не сплю, Эмилию я вижу!
Но, если ты — она, скажи, что сталось
С тем сыном, что на мачте был с тобой?
Корабль из Эпидамна спас меня,
Его и Дромио. Но тех двоих
Отняли силой рыбаки Коринфа
Почти тотчас; осталась я одна
На корабле людей из Эпидамна.
Судьбу детей я не могла узнать,
А что со мной произошло — ты видишь.
Ну, вот уже начало разъясненья:
Два Антифола на одно лицо,
Два Дромио, как капли две похожих;
Вот подтвержденье их потери в море.
Конечно, здесь родители с детьми
Сошлись опять, и кончен срок разлуки. —
Ты, Антифол, ведь прибыл из Коринфа?
Нет, государь: я сам из Сиракуз.
Отдельно станьте: вас не разберешь.
Я, государь, приехал из Коринфа.
А с ним и я.
И нас привез тот воин знаменитый,
Ваш славный дядя, герцог Менафон.
Но кто из вас со мной обедал дома?
То я, сударыня.
(Антифолу Сиракузскому)
Вы мне — не муж?
Нет, нет, ручаюсь.
И я, хотя меня вы звали так;
Прекрасной дамой же, сестрою вашей,
Я братом назван был.
(Люциане.)
Все, что я ей
Сказал тогда, осуществить готов я,
Конечно, если это все не сон.
А эту цепь из рук моих вы взяли?
Да, сударь, так: не буду отрицать.
Вы ж за нее меня арестовали?
Да, сударь, так: не буду отрицать.
Я деньги вам послала для залога
(показывая на Дромио Эфесского)
Вот с Дромио; он, верно, не принес?
Нет, не со мной!
Я получил мешок дукатов ваших:
Мой Дромио его ко мне принес.
Я вижу, постоянно мы встречались
С чужим слугой: с моим — он, я — с его;
Они ж нас принимали за господ.
Дукаты эти за отца внесу я.
Не надо: я помилую его.
А мой брильянт вы мне вернете, сударь?
Возьми его; спасибо за обед.
Прошу, благоволите, славный герцог,
Пожаловать ко мне в аббатство: там
Я расскажу о наших приключеньях. —
Прошу и вас, собравшихся сюда
И также пострадавших от ошибок,
Случившихся в один лишь этот день,
Зайти ко мне: останетесь довольны. —
О дети, тридцать три тяжелых года
Без вас томилась я; и час один
Освободил от тяжкой ноши сердце, —
Вас, герцог, мой супруг и сыновья,
И вас, календари моих детей,
Зову на праздник дружеской беседы.
Какая радость после скорбных лет!
Всем сердцем принимаю приглашенье.
Уходят все, кроме обоих Антифолов и обоих Дромио.
Забрать мне, сударь, вещи с корабля?
Какие вещи вздумал погружать ты?
Пожитки ваши, что в «Кентавре» были.
То мои. Я, Дромио, твой господин.
Не торопись! Мы вместе все решим.
Ты радуйся и обнимайся с братом.
Антифол Сиракузский и Антифол Эфесский уходят.
А та толстуха, что у вас на кухне
Меня кормила нынче, не женой,
А лишь сестрой-невесткой мне придется!
Да ты не брат, а зеркало мое.
В нем вижу я, что недурен собою.
Ну что ж, пойдем на общую пирушку?
Ладно; только ты иди вперед: ты ведь — старший.
Это еще вопрос. Как его решить?
Давай, бросим жребий; а покамест ты ступай вперед.
Нет, вот что:
Раз вместе мы, как две руки, явились в мир вдвоем,
Так и теперь мы станем в ряд и об руку пойдем.
Уходят.
«КОМЕДИЯ ОШИБОК»
Пьеса эта — одно из самых ранних произведений Шекспира — при жизни его никогда не издавалась и была напечатана лишь в посмертном фолио 1623 года. Известно, что на сцене она шла уже до 1594 года. Но установить еще точнее время ее возникновения помогает один намек, содержащийся в ее тексте.
В акте III, сцене 2 Дромио Сиракузский, уподобляя отдельные части тела дородной кухарки разным странам, на вопрос своего хозяина: «А где находится у нее Франция?» — отвечает: «На лбу, вооружившемся и поднявшемся войною против собственных волос (against her hair)». В этих словах содержится каламбур, основанный на созвучии слов hair — «волосы» и heir — «наследник». Именно, помимо прямого смысла — что кухарка лысеет, — здесь можно обнаружить еще и скрытый — что Франция воюет со своим наследником. А это намек на гражданскую войну, начавшуюся в августе 1589 года, после смерти Генриха III Валуа, между новым королем, протестантом Генрихом IV, основателем династии Бурбонов, и Католической лигой. Война эта закончилась в 1593 году, когда Генрих IV, перешедший в католичество, окончательно утвердился на французском престоле. Отсюда можно заключить, что пьеса написана до 1593 года, вернее всего — в 1591 году, когда королева Елизавета послала на помощь Генриху IV отряд войск под начальством Эссекса: именно в этом году намек на французские дела должен был быть особенно злободневным.
Существует, правда, и другое толкование, основанное на том, что слово France может означать не только «Франция», но и «французский король», и на том, что в момент смерти Генриха III других «королей» во Франции, кроме Генриха IV, не было. А между тем Генрих III, хотя и назначил этого последнего своим наследником, находился с ним во враждебных отношениях, доходивших до военных столкновений. В таком случае пришлось бы признать, что пьеса возникла не после, а до августа 1589 года.
Такое толкование, однако, совершенно не обязательно, да и вообще очень маловероятно, чтобы Шекспир уже до 1589 года, то есть через каких-нибудь два года после приезда в Лондон, писал и ставил на сцене свои пьесы. Но практически это разногласие не представляет никакого значения, ибо и в том и в другом случае пьеса является первой комедией, написанной Шекспиром. 3а это говорят и многие ее стилистические черты, характерные для «первой манеры» Шекспира, как обилие рифмованных стихов, каламбуров, симметрическое расположение действующих лиц и т. п. На то же указывают влечение к школьной эрудиции, проявившееся в выборе сюжета, и решительное преобладание игровой занимательности над разработкой характеров и какой-либо социально-моральной проблематикой.
«Комедия ошибок» — не что иное, как переделка комедии римского писателя III-II века до н. э. Плавта «Менехмы» (личное имя обоих героев ее), где развертывается аналогичная история двух близнецов со всеми вытекающими из их сходства недоразумениями. К фабуле этого основного источника Шекспир добавил еще несколько черт, взятых из других комедий Плавта, особенно из «Амфитриона», откуда почерпнута вторая, дополнительная пара двойников — слуг. Этот выбор материала и манера его обработки проливают свет на истинный характер шекспировской пьесы.
Интерес к античной комедии возник в Англии — как и в других странах Европы — в конце XV века. Сперва подлинные пьесы Плавта — на латинском языке или в переводе на английский, — а затем вольные подражания им появляются на английской сцене начиная с 1520 года. Но всякий раз эти постановки происходят либо в университетских колледжах — в порядке практики студентов в латинском языке или для более глубокого ознакомления с античной литературой, — либо в придворном театре, либо, наконец, на закрытых сценах в домах каких-нибудь вельмож. Так, например, «Менехмы» Плавта исполнялись в 1527 году в присутствии кардинала Вулси, первого министра Генриха VIII, а «Комедия ошибок», поставленная в 1594 году на закрытом спектакле в зале собраний лондонских юристов, была затем возобновлена в 1604 году в дворцовом театре Иакова I, тогда как нет никаких следов того, чтобы она шла когда-либо на сценах публичных театров. 3а пределы узкого круга интеллигенции — преимущественно аристократической — интерес к этой классицизирующей драматургии ни в дошекспировскую, ни в шекспировскую эпоху никогда не выходил.
«Комедия ошибок» — определенно «классическая» пьеса, притом единственная из всех пьес Шекспира, принадлежащая к данному типу. На то, что пьеса предназначалась для закрытой сцены, указывает и необычайная краткость ее (всего лишь 1777 строк). Характерно также подсказанное античностью соблюдение в ней не только единства времени (одни сутки), но и — в слегка расширенном смысле — единство места (в одном городе).
Все это находится в полном согласии с тем, что в первые годы по прибытии в Лондон, стремясь в своих хрониках, ставившихся на сцене публичного театра, к общению с самым широким, народным зрителем, Шекспир в то же время жадно пытался овладеть знаниями, художественным мастерством, всей культурой Возрождения, а это лучше всего он мог приобрести в среде образованных молодых юристов или в кружках просвещенных аристократов, как Саутгемптон и его друг Эссекс, Уолтер Роли, Филипп Сидни и другие. Некоторые из этих вельмож держались весьма передовых взглядов и были склонны к вольномыслию, питательной средой для которого была античная, а также итальянская ренессансная культура. В этой атмосфере, очень далекой от каких-либо феодальных и реакционных традиций, и возникла «Комедия ошибок»; знакомство с этой средой чувствуется также в сонетах и обеих поэмах Шекспира, в «Бесплодных усилиях любви», в «Сне в летнюю ночь» и в некоторых фразах интродукции к «Укрощению строптивой». Во всех этих произведениях Шекспир не отходит от народного и национального начала, а приближается к нему, но сложным путем, развивающим и обогащающим его искусство. Он берет из этой культуры не эстетизированные и окаменелые, а наиболее живые и передовые черты, отлично соединяющиеся с его народным и гуманистическим мироощущением.
Своеобразие освоения Шекспиром античности хорошо раскрывается при сопоставлении его комедии с возникшей лет за сорок до того на основе другой плавтовской комедии пьесы Николаса Юделла «Ралф Ройстер-Дойстер». Тогда как Юделл делает плавтовскую пьесу лишь своей исходной точкой, развивая сюжет по-своему и всюду вводя английские типы, нравы и понятия, Шекспир сохраняет почти весь сценарий, основной дух и тон античной комедии. Но при этом — как он умеет это делать, обрабатывая готовые сюжеты, — немногими добавочными, взятыми из современности чертами и оттенками он придает заимствованному материалу совсем иное звучание и новую выразительность. В результате получается как бы своеобразное слияние двух культур.
Отклонения от римского образца и добавления к нему идут по трем основным линиям. С одной стороны, Шекспир разными средствами еще усиливает фарсовый комизм. Прежде всего он еще более усложняет головоломные недоразумения плавтовской комедии, введя вторую пару близнецов (двоих Дромио), а также гротескную фигуру заклинателя Пинча, прообразом которого, возможно, послужил известный лондонский шарлатан того времени Джон Ди. Комизм усилен также внесением черт современности и шуток на злободневные сюжеты, например политические намеки при обсуждении прелестей кухарки (III, 2), фейерверк английских каламбуров в устах слуг и т. п.
Более близкой шекспировскому зрителю — а тем самым и более забавной — делало пьесу включение черт английского быта. Так, например, в древнем Эфесе действуют пристава; дома, как и в шекспировском Лондоне, носят собственные имена («Дикобраз», «Кентавр» и т. д.); мать Антифолов оказывается «аббатисой»; бойкот Эфесом сиракузских купцов должен был напоминать тогдашние отношения между Англией и Испанией. Но все эти черточки рассыпаны в пьесе очень умело и бережно, и они не стирают ее древнеримского колорита. Тот же самый метод мы обнаружим позже и в «римских» трагедиях Шекспира. Отличие от Юделла, с одной стороны, и от археологизирующего Бена Джонсона («Сеян»), с другой, — очевидно.
Добавим, что живописность и гротескная занимательность повышаются в пьесе использованием добавочных красок из итальянской комедии дель арте. Это особенно относится к ролям обоих Дромио, весьма напоминающих разбитного и дурашливого Дзанни итальянской комедии. Любопытно, что наряду с античными формами имен некоторые персонажи носят итальянские имена — Анджело, Бальтаэар, Адриана, Люциана. Один раз даже встречается выражение «синьор Антифол». Хотя не всегда итальянский колорит выступает осязательно, легкий оттенок его не раз чувствуется в пьесе.
Существеннее, чем все это, смягчение и облагораживание многих образов и мотивов комедии. С этим связана и известная индивидуализация их, совершенно отсутствующая у Плавта. Приезжий Антифол, воспитанный у отца, мягче, тоньше, чем его брат. На его характере лежит отпечаток какой-то меланхолии, мечтательности. Но и Антифол Эфесский при всей своей грубости не лишен честности и прямоты. Это не бесчувственный солдат Плавта, ворующий плащ у своей жены. Напротив, он хочет сам подарить ей золотую цепь, и, только когда дверь собственного дома оказывается перед ним запертой, он отправляется обедать к «веселой девчонке», отношения с которой у него не до конца ясны (у Плавта это обыкновенная гетера), ибо, по его уверению, жена ревнует его к этой особе «без достаточной причины» (III, 1). Вообще эпизод с куртизанкой сильно отодвинут Шекспиром на задний план.
Есть также различие и между обоими слугами. Дромио Эфесский, под стать своему хозяину, грубее своего брата; он приучен к побоям и обладает лишь пассивным комизмом, будучи лишен самобытного, творческого остроумия. Еще более отчетлива разница в обрисовке ревнивой жены. У Плавта комедия кончается тем, что раб местного Менехма ввиду отъезда своего хозяина в Сиракузы объявляет к продаже его дом, все имущество и заодно его сварливую жену. Последнее добавление он делает, конечно, в шутку, но все же в пьесе хозяйка его обрисована истинной фурией. Между тем у Шекспира ревность Адрианы основана на подлинной любви к мужу и изображена в более мягких тонах. То, как она расписывает перед аббатисой свое обращение с мужем (V, 1), объясняется ее желанием заслужить одобрение этой почтенной особы. На самом деле у Адрианы есть глубокочеловечные черты. Она оплакивает свою полуувядшую красоту и недостаток ума и в светлые минуты искренне сожалеет о своем характере.
Но наиболее важным новшеством, крайне характерным для Шекспира, является внесение в этот, казалось бы, насквозь фарсовый сюжет идеальных чувств и лирических тонов. Это относится, во-первых, к драматизации роли отца, который у Шекспира отправляется на поиски утраченного нежно любимого сына и при этом чуть не платится жизнью, попав во враждебный его родине город. Великолепен по своим краскам и глубине чувства монолог Эгеона (I, 1), вызывающий сострадание у всех присутствующих. И еще раз нотки той же семейной и человеческой нежности звучат в сцене счастливой развязки (V, 1).
Второй момент лирического характера — это эпизод, когда приезжий Антифол влюбляется в сестру ревнивой Адрианы — Люциану (образ, кстати сказать, целиком созданный Шекспиром, как и образ матери Антифолов), и его пламенное признание ей в своем чувстве. Получается трогательная и вместе с тем острокомическая ситуация. Люциана, принимая приезжего Антифола за мужа сестры, приходит в ужас от его чувства и всячески убеждает его быть верным Адриане. А в то же время какой-то инстинкт влечет ее к нему, и она не в силах его отвергнуть. Здесь, в этой первой комедии Шекспира, мы уже встречаем мотив, который станет потом одним из самых типичных для него и найдет свое наиболее полное и законченное выражение в двух последних его «романтических» комедиях: чем смешнее, тем трогательнее, — и чем трогательнее, тем забавнее.
А вместе с тем внесение в фарсовую основу элемента лиризма и высоких чувств намечает путь развития общей концепции комедии у Шекспира, стремящегося к синтезу этих двух начал. То, что включение лирического элемента произведено не случайно, не просто ради разнообразия, доказывается тем, в каких местах он помещен в пьесе: в самом начале, в середине, где происходит кульминация интриги, и в финале — как раз там, где Шекспир обычно расставлял «сигналы», долженствующие помочь зрителю верно понять общий характер, «тональность» пьесы. Из этих трех точек «романтическое» начало бросает свой светлый отблеск на всю пьесу, соответственным образом настраивая зрителя.
Все это сделано настолько свежо и оригинально, до такой степени по-шекспировски, что совершенно отпадает предположение некоторых исследователей, будто Шекспир мог почерпнуть кое-какие из своих новшеств и дополнений к Плавту в промежуточном звене между римской пьесой и его комедией. А именно: до нас дошло сведение, что в 1576 году в Лондоне шла пьеса под названием «История ошибок»; но мы не знаем ни ее содержания, ни имени автора, и, если эта пьеса действительно разрабатывала сюжет «Менехмов», она была, вероятно, механическим переложением комедии Плавта, не оставившим в английской драматургии никакого следа.
«Комедия ошибок» писалась, видимо, очень торопливо, на что в ее тексте указывают несколько мелких несогласованностей. Возраст близнецов в I, 1 и V, 1 дан по-разному; рассказ их матери в V, 1 не вполне согласован с рассказом отца в I, 1; кухарка в III, 1 называется Люс, а в III, 2 — Нелль; Анджело в III, 2 забыл то, что он говорил в III, 1. Но эти мелкие царапинки, попадающиеся иногда и в других пьесах Шекспира и почти не встречающиеся у прочих драматургов, его современников, — служат тоже своеобразной «меткой» его стремительного, но глубокого творчества, в котором фактическая точность всегда отступала на второй план перед остротой и верностью мысли.
А. Смирнов
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «КОМЕДИИ ОШИБОК»
Действующие лица.
Имена персонажей комедии представляют смешение латинских (Антифол, Дромио, Эгеон и так далее), итальянских (Анджело, Бальтазар) и даже английских форм (Люс). Имя Пинч — смысловое: pinch значит «ущемление, стесненное положение» (намек на малозначительность и бедность этого персонажа).
Эпидамн — город на северном побережье Адриатического моря, ныне Дуррес.
Эпидавр — город на восточном побережье Греции.
«Кентавр» — название гостиницы.
Шесть пенсов те… — Шекспир здесь больше, чем в какой-либо другой из своих пьес, переносит в древнюю и далекую обстановку современные английские понятия и черты быта.
Мне приказали привести вас… в наш дом, дом «Феникса»… — Во времена Шекспира не только гостиницы, но и частные дома носили особые названия (обычно по лепным украшениям на их фасаде).
Да только то пинки, не марки… — В подлиннике игра двойным значением слова marks — «марки» (монеты) и «отметки» (зарубки, шрамы).
Задаток крупный. — В подлиннике игра двойным значением слова earnest — «серьезный» и «задаток».
Вы принимаете мою башку за какую-то крепость и собираетесь штурмовать ее? — В подлиннике игра двойным значением слова «sconce» — «череп» и «крепостные укрепления».
Ее надо побить и полить. — В подлиннике basting с двойным значением: «бить» и «поливать» (жарящееся мясо).
Вот ты и кончил лысым заключеньем. — В подлиннике игра созвучием слов: bald — «лысый» и bold — «смелый», «дерзкий».
…ты б сменил лицо и имя, чтобы стать ослом… — намек на упомянутое выше «превращение» Дромио.
Лом? Долбить? Без перьев галку, значит, вам добыть? — В подлиннике игра двойным значением слова crow — «ворона», «галка» и «лом».
Я ослеплен, и сам не знаю как. — В подлиннике игра созвучием: not mad, but mated — «не безумен, а ослеплен», с добавочной игрой двойным значением слова mated — «приведен в смятение» в «женат» (здесь — «обручен»).
…и в нее, как в бочку, можно наливать эль: три четверти не заполнят ее от бедра до бедра. — В подлиннике игра созвучием слов: Nell — женское имя (уменьшительное от Елена) и ell — «локоть» (мера длины). Дромио говорит: «Ее имени и трех четвертей (то есть локтя и трех четвертей) не хватит, чтобы измерить ее от бедра до бедра».
А Шотландия? — Где голо и шероховато: на ладонях. — Намек на неплодородную почву и гористость Шотландии.
А Франция? — На лбу, вооружившемся и поднявшемся войною против собственных волос. — Разъяснение каламбура, который содержится в этих словах, см. в общей статье к пьесе.
…обе Индии — Вест-Индия и Ост-Индия.
…закону должен я повиноваться. — За исполнение законных требований частных лиц во времена Шекспира полицейские получали лично от них определенную плату.
…так птички крик отводит от гнезда… — Адриана хочет сказать, что она бранит мужа для того, чтобы другим женщинам он казался дурным; как птичка, отлетая в сторону и крича, старается этим отвлечь человека или собаку от своего гнезда.
Оно банкрот: не может долга мгновению отдать. — Смысл этой фразы таков: время (в абстрактном смысле — совокупность условий жизни, «наш век») иногда бывает не в состоянии удовлетворить всем требованиям, предъявляемым отдельным моментом (положением, стечением обстоятельств); поэтому время, взятое в целом, беднее своей частицы — мгновения.
Иль город здесь лапландских колдунов? — Лапландия славилась своими колдунами.
А где же образ древнего Адама, вырядившегося по-новому? — Дромио называет пристава «древним Адамом», потому что, подобно Адаму (согласно библейской легенде, одевшемуся после грехопадения в звериные шкуры), пристав тоже одет в кожу (буйволовую куртку), только скроенную по-новому.
…дать любому постель в местах заключения. — В подлиннике игра созвучием слов: rest — «отдых» и arrest — «арест».
…и вот в мешке ангелочки… — В Англии XVI в. существовали монеты, называвшиеся ангелами.
…в образе легких и светлых ангелов… — В подлиннике: angels of light с игрой двояким значением слова light — «легкий» и «свет».
…кто ест с дьяволом, у того должна быть длинная ложка — старая пословица.
«Не чваньтесь, дама», — говорил павлин. — Павлин, распуская хвост, как бы говорит женщинам: «Не чваньтесь своими нарядами».
Мой добрый доктор Пинч… — "Доктор" здесь — в общем значении «ученый муж».
Ей-богу. (франц.)
Без лжи. (франц.)
Безусловно. (франц.)
…слуга ж стрижет макушку, как безумцу… — Сумасшедшим подбривали волосы на темени и по каплям лили на бритое место холодную воду.
Не опоила ли уж вас Цирцея? — В «Одиссее» рассказывается, что колдунья Цирцея напоила спутников Одиссея волшебным напитком, под действием которого они превратились в свиней и утратили способность разумно мыслить.
Лишь час назад я точно был привязан… — Дромио играет созвучием слов: bondman — «раб» и bound man — «связанный человек».
А. Смирнов
Уильям Шекспир
Сон в летнюю ночь
William Shakespeare. A Midsummer Night's Dream
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Тезей, герцог Афинский.
Эгей, отец Гермии.
Лизандр, Деметрий, влюбленные в Гермию.
Филострат, распорядитель увеселений при дворе Тезея.
Пигва, плотник.
Миляга, столяр.
Основа, ткач.
Дудка, починщик раздувальных мехов.
Рыло, медник.
Заморыш, портной.
Ипполита, царица амазонок, обрученная с Тезеем.
Гермия, влюбленная в Лизандра.
Елена, влюбленная в Деметрия.
Оберон, царь фей и эльфов.
Титания, царица фей и эльфов.
Пэк, или Добрый Малый Робин, маленький эльф.
Душистый Горошек, Паутинка, Мотылек, Горчичное Зерно, эльфы.
Феи и эльфы, покорные Оберону и Титании, свита.
Место действия — Афины и лес поблизости.
АКТ I
Афины, дворец Тезея.
Входят Тезей, Ипполита, Филострат и свита.
Прекрасная, наш брачный час все ближе:
Четыре дня счастливых — новый месяц
Нам приведут. Но ах, как медлит старый!
Стоит он на пути к моим желаньям,
Как мачеха иль старая вдова,
Что юноши доходы заедает.
Четыре дня в ночах потонут быстро;
Четыре ночи в снах так быстро канут…
И полумесяц — лук из серебра,
Натянутый на небе, — озарит
Ночь нашей свадьбы!
Филострат, ступай!
Расшевели всю молодежь в Афинах
И резвый дух веселья пробуди.
Печаль для похорон пусть остается:
Нам на пиру не нужно бледной гостьи.
Филострат уходит.
Тебя мечом я добыл, Ипполита,;
Угрозами любви твоей добился,
Но свадьбу я в ином ключе1 сыграю:
Торжественно, и весело, и пышно!
Входят Эгей, Гермия, Лизандр и Деметрий.
Будь счастлив, славный герцог наш Тезей!
Благодарю тебя, Эгей! Что скажешь?
Я в огорченье, с жалобой к тебе
На Гермию — да, на родную дочь! —
Деметрий, подойди! — Мой государь,
Вот тот, кому хотел отдать я дочь. —
Лизандр, и ты приблизься! — Государь мой!
А этот вот околдовал ей сердце. —
Ты, ты, Лизандр! Ты ей писал стихи,
Залогами любви менялся с ней,
Под окнами ее при лунном свете
Притворно пел любви притворной песни!
Ты в ход пускал, чтобы пленить ей сердце,
Браслеты, кольца из волос, конфеты,
Цветы, безделки, побрякушки — все,
Что юности неискушенной мило!
Коварством ты ее любовь похитил,
Ты послушанье, должное отцу,
В упрямство злое превратил! — Так если
Она при вас, мой государь, не даст
Согласия Деметрию, взываю
К старинному афинскому закону:
Раз дочь моя, могу всецело ею
Располагать; а я решил: Деметрий
Или — как предусмотрено законом
В подобных случаях — немедля смерть!
Ну, Гермия, прекрасная девица,
Что скажешь ты? Обдумай хорошенько.
Отца должна считать ты как бы богом:
Он создал красоту твою, и ты
Им отлитая восковая форма;
Ее оставить иль разбить — он вправе.
Деметрий — человек вполне достойный.
Лизандр мой — также.
Да, сам по себе;
Но если твой отец не за него,
То, значит, тот достойней.
Как бы я
Хотела, чтоб отец смотрел моими
Глазами!
Нет! Скорей твои глаза
Должны его сужденью подчиняться.
Простите, ваша светлость, умоляю.
Сама не знаю, где нашла я смелость,
И можно ли, не оскорбляя скромность,
При всех мне так свободно говорить.
Но заклинаю, мне узнать позвольте:
Что самое плохое предстоит мне,
Когда я за Деметрия не выйду?
Что? Смерть! Иль отречение навеки
От общества мужчин. Вот почему,
О Гермия, проверь себя. Подумай:
Ты молода… Свою спроси ты душу,
Когда пойдешь против отцовской воли:
Способна ль ты надеть наряд монашки,
Навек быть заключенной в монастырь,
Всю жизнь прожить монахиней бесплодной2
И грустно петь луне холодной гимны?
Стократ блажен, кто кровь свою смиряет,
Чтоб на земле путь девственный свершить;
Но роза, в благовонье растворясь,3
Счастливей той, что на кусте невинном
Цветет, живет, умрет — все одинокой!
Так я цвести, и жить, и умереть
Хочу скорей, чем девичьи права
Отдать ему во власть! Его ярму
Душа моя не хочет покориться.
Обдумай, Гермия! В день новолунья
(В день, что меня с моей любовью свяжет
На вечное содружество) должна
Ты быть готова: или умереть
За нарушение отцовской воли,
Иль обвенчаться с тем, кого он выбрал,
Иль дать навек у алтаря Дианы
Обет безбрачья и суровой жизни.
Смягчись, о Гермия! — А ты, Лизандр,
Моим правам бесспорным уступи.
Деметрий, раз отец тебя так любит,
Отдай мне дочь, а сам женись на нем!
Насмешник дерзкий! Да, любовь отца —
За ним и с ней все то, чем я владею.
Но дочь — моя, и все права над нею
Я отдаю Деметрию сполна!
Но, государь, с ним равен я рожденьем
Да и богатством; я люблю сильней;
По положенью я ничем не ниже,
Скорее даже выше, чем Деметрий;
А главное — что превышает все —
Я Гермией прекрасною любим!
К чему ж от прав моих мне отрекаться?
Деметрий — да, скажу ему в лицо —
В Елену, дочь Недара, был влюблен.
Ее увлек он. Нежная Елена
Непостоянного безумно любит,
Боготворит пустого человека!
Признаться, я кой-что об этом слышал
И даже думал с ним потолковать;
Но, занятый важнейшими делами,
Забыл о том. — Иди со мной, Деметрий,
И ты, Эгей! Со мной идите оба,
И мы найдем, о чем поговорить! —
Ты ж, Гермия, старайся подчинить
Свои мечты желанию отца,
Не то предаст тебя закон афинский
(Которого мы изменить не в силах)
На смерть или на вечное безбрачье. —
Ну, Ипполита… Что, любовь моя?
Идем… — Деметрий и Эгей — за мною.
Я поручу вам кое-что устроить
К торжественному дню и потолкую
О том, что вас касается обоих.
Исполнить долг наш рады мы всегда.
Тезей, Ипполита, Эгей, Деметрий и свита уходят.
Ну что, моя любовь? Как бледны щеки!
Как быстро вдруг на них увяли розы!
Не оттого ль, что нет дождя, который
Из бури глаз моих легко добыть.
Увы! Я никогда еще не слышал
И не читал — в истории ли, в сказке ль, —
Чтоб гладким был путь истинной любви.
Но — или разница в происхожденье…
О горе! Высшему — плениться низшей!…
Или различье в летах…
О насмешка!
Быть слишком старым для невесты юной!
Иль выбор близких и друзей…
О мука!
Но как любить по выбору чужому?
А если выбор всем хорош, — война,
Болезнь иль смерть всегда грозят любви
И делают ее, как звук, мгновенной,
Как тень, летучей и, как сон, короткой.
Так молния, блеснув во мраке ночи,
Разверзнет гневно небеса и землю,
И раньше, чем воскликнем мы: «Смотри!» —
Ее уже поглотит бездна мрака —
Все яркое так быстро исчезает.
Но если для влюбленных неизбежно
Страданье и таков закон судьбы,
Так будем в испытаньях терпеливы:
Ведь это для любви обычной крест,
Приличный ей, — мечты, томленья, слезы,
Желанья, сны — любви несчастной свита!
Да, ты права… Но, Гермия, послушай:
Есть тетка у меня. Она вдова,
Богатая, бездетная притом.
Живет отсюда милях так в семи.
Так вот: она меня как сына любит!
Там, Гермия, мы можем обвенчаться.
Жестокие афинские законы
Там не найдут нас. Если правда любишь,
Ты завтра в ночь уйди тайком из дома.
В лесу, в трех милях от Афин, в том месте,
Где встретил вас с Еленой (вы пришли
Свершать обряды майским утром, помнишь?),
Тебя я буду ждать.
О мой Лизандр!
Клянусь крепчайшим луком Купидона,
Его стрелою лучшей, золотой,4
Венериных голубок чистотой,5
Огнем, в который бросилась Дидона,6
Когда троянец поднял паруса, —
Всем, чем любовь связуют небеса,
Тьмой клятв мужских, нарушенных безбожно
(В чем женщинам догнать их невозможно),
Клянусь: в лесу, указанном тобой,
Я буду завтра ночью, милый мой!
Входит Елена.
Ты сдержишь клятву… Но смотри — Елена!
Привет! Куда идешь, мой друг прекрасный?
Прекрасна — я? О, не шути напрасно.
Твоя краса Деметрия пленяет,
Счастливица! Твой взор ему сияет
Светлей, чем звезды, голос твой милей,
Чем жаворонка песнь среди полей…
Будь красота прилипчивый недуг —
Я б заразилась у тебя, мой друг!
Переняла бы у тебя украдкой
И блеск очей, и нежность речи сладкой…
Будь мой весь мир — Деметрия скорей
Взяла б себе я; всем другим — владей!
Но научи меня: каким искусством
Деметрия ты завладела чувством?
Я хмурю бровь — он любит все сильней.
Такую власть — улыбке бы моей!
Кляну его — в нем только ярче пламя!
О, если б мне смягчить его мольбами!
Чем жестче я, тем он нежней со мной!
Чем я нежней, тем жестче он со мной!
В его безумье — не моя вина.
Твоей красы! О, будь моей, вина!
Я больше с ним не встречусь: не страдай.
Мы навсегда покинем этот край!
Пока я здесь жила, любви не зная,
Афины мне казались лучше рая…
И вот — любовь! Чем хороша она,
Когда из рая сделать ад вольна?
Елена, друг, открою все тебе я:
Назавтра в ночь, едва узрит Фебея7
Свой лик сребристый в зеркале речном,
Камыш усыпав жидким жемчугом, —
В час, что влюбленных тайны бережет,
Мы выйдем с ней из городских ворот.
В лесу, где часто, лежа меж цветами,
Делились мы девичьими мечтами,
Лизандр мой должен встретиться со мной,
И мы покинем город наш родной,
Ища иных друзей, иного круга.
Прощай же, детских игр моих подруга!
Прошу, о нашей помолись судьбе,
И бог пошли Деметрия тебе. —
Так помни уговор, Лизандр: до ночи
Должны поститься будут наши очи.
Да, Гермия моя…
Гермия уходит.
Прощай, Елена!
Деметрия любви тебе желаю.
(Уходит.)
Как счастлива одна в ущерб другой!
В Афинах с ней равна я красотой…
Что из того? Он слеп к моей красе:
Не хочет знать того, что знают все.
Он в заблужденье, Гермией плененный;
Я — также, им любуясь ослепленно.
Любовь способна низкое прощать
И в доблести пороки превращать
И не глазами — сердцем выбирает:
За то ее слепой изображают.
Ей с здравым смыслом примириться трудно.
Без глаз — и крылья: символ безрассудной
Поспешности!… Ее зовут — дитя;
Ведь обмануть легко ее шутя.
И как в игре божатся мальчуганы,
Так ей легки и нипочем обманы.
Пока он не был Гермией пленен,
То градом клятв в любви мне клялся он;
Но лишь от Гермии дохнуло жаром —
Растаял град, а с ним все клятвы даром.
Пойду, ему их замыслы открою:
Он, верно, в лес пойдет ночной порою;
И если благодарность получу,
Я дорого за это заплачу.
Но мне в моей тоске и это много —
С ним вместе в лес и из лесу дорога!
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Афины. Комната в хижине.
Входят Пигва, Миляга, Основа, Дудка, Рыло и Заморыш.
Вся ли наша компания в сборе?
А ты лучше сделай перекличку: вызови нас всех по списку.
Вот список с именами всех, кого нашли мало-мальски пригодными, чтобы представить нашу интермедию перед герцогом и герцогиней вечером в день их бракосочетанья.
Прежде всего, добрейший Питер Пигва, скажи нам, в чем состоит пьеса, потом прочти имена актеров — так и дойдешь до точки!
Правильно! Пьеса наша — «Прежалостная комедия и весьма жестокая кончина Пирама и Фисбы»8.
Превосходная штучка, заверяю вас словом, и превеселая! Ну, добрейший Питер Пигва, теперь вызови всех актеров по списку. Граждане, стройтесь в ряд!
Отвечайте по вызову!… Ник Основа!
Есть! Назови мою роль и продолжай перекличку.
Тебя, Ник Основа, наметили на Пирама.
Что такое Пирам? Любовник или злодей?
Любовник, который предоблестно убивает себя из-за любви.
Ага! Значит, тут требуются слезы, чтобы сыграть его как следует. Ну, если я возьмусь за эту роль — готовь, публика, носовые платки! Я бурю подниму… Я в некоторой степени сокрушаться буду… Но, сказать по правде, главное мое призвание — роли злодеев. Еркулеса9 я бы на редкость сыграл или вообще такую роль, чтобы землю грызть и все кругом в щепки разносить!
Послышится рев,
Удары бойцов —
И рухнет засов
Жестокой темницы.
А Фиб, светлый бог,
Далек и высок,
Изменит злой рок
Со своей колесницы!
Каково это было? Отменно, а? Ну, вызывай других актеров. Вот вам была манера Еркулеса, характер злодея; любовник — куда слезоточивее.
Френсис Дудка, починщик раздувальных мехов.
Есть, Питер Пигва!
Ты должен взять на себя роль Фисбы.
А кто это будет Фисба? Странствующий рыцарь?
Нет, это дама, в которую влюблен Пирам.
Нет, честью прошу, не заставляйте меня играть женщину: у меня борода пробивается!10
Ничего не значит; можешь играть в маске и будешь пищать самым тоненьким голоском.
А! Если можно играть в маске — давайте, я вам и Фисбу сыграю: я могу говорить чудовищно тоненьким голосом. «Твоя, твоя… Ах, Пирам, мой любовник дорогой! Я твоя Фисба дорогая, я твоя дама дорогая!»
Нет! Нет! Ты должен играть Пирама, а ты, Дудка, — Фисбу.
Ну ладно. Валяй дальше!
Робин Заморыш, портной!
Есть, Питер Пигва!
Заморыш, ты будешь играть мать Фисбы. — Томас Рыло, медник!
Есть, Питер Пигва!
Ты — Пирамов отец. Я сыграю Фисбина отца. — Миляга, столяр, ты получаешь роль Льва. Ну вот, надеюсь, что пьеса расходится у нас прекрасно.
А у вас роль Льва переписана? Вы мне теперь же ее дадите, а то у меня память очень туга на ученье.
Тут и учить-то нечего, и так сыграешь: тебе придется только рычать.
Давайте я вам и Льва сыграю! Я так буду рычать, что у вас сердце радоваться будет; я так буду рычать, что сам герцог обязательно скажет: «А ну-ка, пусть его еще порычит, пусть еще порычит!»
Ну, если ты будешь так страшно рычать, ты, пожалуй, герцогиню и всех дам насмерть перепугаешь; они тоже завопят, а этого будет довольно, чтобы нас всех перевешали!
Да, да, перевешают всех до одного!
Это я с вами, друзья, согласен, что если мы настращаем дам, так лучшего ничего не придумают, как нас всех вздернуть. Но я сумею так переделать мой голос, что буду рычать нежно, что твой птенчик-голубенок; буду вам рычать, что твой соловушка!
Никакой тебе роли нельзя играть, кроме Пирама, потому что Пирам — красивый молодец, как раз такой настоящий мужчина во цвете лет, первосортный мужчина, благовоспитанный, с манерами, ну, словом, точь-в-точь такой, как ты… Тебе только и играть Пирама.
Ладно, согласен, беру роль. А в какой бороде мне ее играть?
Да в какой хочешь.
Ладно. Я вам его представлю в бороде соломенного цвета.11 Или лучше в оранжево-бурой? Или в пурпурово-рыжей? Или, может быть, цвета французской короны — чисто желтого цвета?
У некоторых французских корон и вовсе никаких волос нет,12 и придется тебе играть с голой физиономией… — Ну, граждане, вот вам ваши роли, и я прошу вас, умоляю вас и заклинаю вас — вызубрить их наизусть к завтрашнему вечеру. А вечером приходите в дворцовый лес, в одной миле от города: там мы при лунном свете устроим репетицию. А то, если будем собираться в городе, об этом пронюхают и выболтают нашу затею. А пока что я составлю список бутафории, которая нам нужна для пьесы. И прошу вас — не подведите меня.
Придем обязательно. Там можно будет репетировать, как говорится, бесцеремоннее, вольнее. Постарайтесь, не ударьте в грязь лицом! Пока будьте здоровы!
Встреча — у герцогского дуба.
Ладно. Хоть удавитесь, а будьте на месте.
Уходят.
АКТ II
Лес поблизости от Афин.
Появляются с разных сторон фея и Пэк.
А, фея! Здравствуй! А куда твой путь?
Над холмами, над долами,
Сквозь терновник, по кустам,
Над водами, через пламя
Я блуждаю тут и там!
Я лечу луны быстрей,
Я служу царице фей,
Круг в траве кроплю росой.13
Буквицы — ее конвой.
Видишь золотой наряд?
Пятнышки на нем горят:
То рубины, цвет царицы, —
В них весь аромат таится.
Для буквиц мне запас росинок нужен —
Вдеть каждой в ушки серьги из жемчужин.
Прощай, дух-увалень! Лечу вперед.
Сюда ж царица с эльфами придет.
Мой царь здесь ночью будет веселиться, —
Смотри, чтоб с ним не встретилась царица!
Он на нее взбешен, разгневан — страх!
Из-за ребенка, что при ней в пажах
(Похищен у индийского султана).14
Она балует, рядит мальчугана,
А Оберон-ревнивец хочет взять
Его себе, чтоб с ним в лесах блуждать.
Царица же всю радость видит в нем,
Не отдает! С тех пор лишь над ручьем,
На озаренной светом звезд полянке
Они сойдутся — вмиг за перебранки,
Да так, что эльфы все со страху — прочь,
Залезут в желудь и дрожат всю ночь!
Да ты… не ошибаюсь я, пожалуй:
Повадки, вид… ты — Добрый Малый Робин?
Тот, кто пугает сельских рукодельниц,
Ломает им и портит ручки мельниц,
Мешает масло сбить исподтишка,
То сливки поснимает с молока,
То забродить дрожжам мешает в браге,
То ночью водит путников в овраге;
Но если кто зовет его дружком —
Тем помогает, счастье вносит в дом.
Ты — Пэк?
Ну да, я — Добрый Малый Робин,
Веселый дух, ночной бродяга шалый.
В шутах у Оберона я служу…
То перед сытым жеребцом заржу,
Как кобылица; то еще дурачусь:
Вдруг яблоком печеным в кружку спрячусь,
И лишь сберется кумушка хлебнуть,
Оттуда я к ней в губы — скок! И грудь
Обвислую всю окачу ей пивом.
Иль тетке, что ведет рассказ плаксиво,
Трехногим стулом покажусь в углу:
Вдруг выскользну — тррах! — тетка на полу.
Ну кашлять, ну вопить! Пойдет потеха!
Все умирают, лопаясь от смеха,
И, за бока держась, твердит весь хор,
Что не смеялись так до этих пор…
Но, фея, прочь! Вот царь. Ступай отсюда.
А вот она! Ах, не было бы худо!
Входят с одной стороны Оберон со своей свитой, с другой Титания со своей.
Не в добрый час я при сиянье лунном
Надменную Титанию встречаю.
Как, это ты, ревнивец Оберон? —
Летимте, эльфы, прочь! Я отрекаюсь
От общества и ложа Оберона.
Постой, негодная! Не я ль супруг твой?
Так, я — твоя супруга! Но я знаю,
Как ты тайком волшебный край покинул
И в образе Корина на свирели
Играл весь день и пел стихи любви
Филлиде нежной.15 А зачем ты здесь?
Из дальней Индии затем явился,
Что дерзкую любовницу твою,
В котурнах16 амазонку, нынче в жены
Берет Тезей, и хочешь ты их ложу
И счастие и радость даровать?
Стыдись, стыдись, Титания! Тебе ли
Меня за Ипполиту упрекать?
Я знаю ведь твою любовь к Тезею!
Не ты ль его в мерцанье звездной ночи
От бедной Перигены17 увела?
Не для тебя ль безжалостно он бросил
Эгмею,18 Ариадну,19 Антиопу20?
Все измышленья ревности твоей!
Уж с середины лета мы не можем
Сойтись в лугах, в лесу, у шумной речки,
У камнем обнесенного ключа,
На золотом песке, омытом морем,
Водить круги под свист и песни ветра,
Чтоб криком не мешал ты нашим играм!
И ветры нам напрасно пели песни.
В отместку подняли они из моря
Зловредные туманы. Те дождем
На землю пали. Реки рассердились
И вышли, возгордясь, из берегов.
С тех пор напрасно тянет вол ярмо,
Напрасно пахарь льет свой пот: хлеба
Сгнивают, усиков не отрастив.
Пусты загоны в залитых полях,
От падали вороны разжирели…
Грязь занесла следы веселых игр;
Тропинок нет в зеленых лабиринтах:
Зарос их след, и не найти его!
Уж смертные зимы скорее просят;
Не слышно песен по ночам у них…
И вот луна, властительница вод,
Бледна от гнева, воздух весь омыла
И ревматизмы всюду развела.
Мешаются все времена в смятенье:
И падает седоголовый иней
К пунцовой розе в свежие объятья;
Зато к короне ледяной зимы
Венок душистый из бутонов летних
В насмешку прикреплен. Весна, и лето,
Рождающая осень, и зима
Меняются нарядом, и не может
Мир изумленный различить времен!
Но бедствия такие появились
Все из-за наших ссор и несогласий:
Мы — их причина, мы их создаем.
В твоих руках все изменить: к чему
Титания перечит Оберону?
Ведь я прошу немногого: отдай
Ты мальчика в пажи мне!
Будь спокоен:
За весь твой край волшебный не отдам!
Ведь мать его была моею жрицей!
С ней в пряном воздухе ночей индийских
На золотых нептуновых песках21
Сидели часто мы, суда считая.
Смеялись с ней, смотря, как паруса,
Беременные ветром, надувались…
Она шутя им мило подражала
(В то время тяжела она была
Моим любимцем) и плыла, как будто
С какой-нибудь безделкой возвращаясь
Ко мне, как бы из плаванья с товаром…
Но смертною была моя подруга,
И этот мальчик стоил жизни ей.
Любя ее, ребенка я взлелею;
Любя ее, я не отдам его!
Как долго ты пробудешь здесь в лесу?
Должно быть, до венчания Тезея.
Коль хочешь с нами мирно танцевать
И веселиться при луне — останься.
Коль нет — ступай, и я уйду подальше.
Отдай ребенка, я пойду с тобой!
Ни за волшебный край! — За мною, эльфы!
Коль не уйду — поссоримся навек.
Титания и ее свита уходят.
Иди! Ты не уйдешь из леса раньше,
Чем за обиду я не отомщу. —
Мой милый Пэк, поди сюда! Ты помнишь"
Как слушал я у моря песнь сирены,
Взобравшейся к дельфину на хребет?
Так сладостны и гармоничны были
Те звуки, что сам грубый океан
Учтиво стихнул, внемля этой песне,
А звезды, как безумные, срывались
С своих высот, чтоб слушать песнь…
Я помню!
В тот миг я увидал (хоть ты не видел):
Между луной холодной и землею
Летел вооруженный Купидон.
В царящую на Западе Весталку22
Он целился и так пустил стрелу,
Что тысячи сердец пронзить бы мог!
Но огненная стрелка вдруг погасла
Во влажности лучей луны невинной,
А царственная жрица удалилась
В раздумье девственном, чужда любви.
Но видел я, куда стрела упала:
На Западе есть маленький цветок;
Из белого он алым стал от раны!
«Любовью в праздности»23 его зовут.
Найди его! Как он растет, ты знаешь…
И если соком этого цветка
Мы смажем веки спящему, — проснувшись,
Он в первое живое существо,
Что он увидит, влюбится безумно.
Найди цветок и возвратись скорее,
Чем милю проплывет Левиафан24.
Весь шар земной готов я облететь
За полчаса.
(Исчезает.)
Добывши этот сок,
Титанию застигну спящей я,
В глаза ей брызну жидкостью волшебной,
И первый, на кого она посмотрит,
Проснувшись, — будь то лев, медведь, иль волк,
Иль бык, иль хлопотливая мартышка, —
За ним она душою устремится,
И раньше, чем с нее сниму я чары
(Что я могу другой травою сделать),
Она сама мне мальчика отдаст!
Но кто сюда идет? Я невидимкой
Могу подслушать смертных разговор.
Входит Деметрий; Елена следует за ним.
Я не люблю тебя! Оставь меня!
Ну, где же Гермия и где Лизандр?
Хочу убить его, — убит я ею!
Сказала ты: они бежали в лес…
Ну вот, я здесь — я пнем стою в лесу,
А Гермии здесь нету и в помине!
Пошла ты прочь и не тянись за мной!
Ты притянул меня, магнит жестокий,
Хоть не железо тянешь ты, а сердце,
Которое в любви верней, чем сталь.
Брось привлекать — не стану я тянуться.
Да разве я любезничал с тобою?
Я завлекал тебя? Сказал я прямо,
Что не люблю, не полюблю тебя.
А я зато люблю тебя все больше.
Ведь я твоя собачка: бей сильнее —
Я буду лишь в ответ вилять хвостом.
Ну, поступай со мной как с собачонкой:
Пинай ногою, бей, гони меня;
Позволь одно мне только, недостойной
(Могла ли бы я меньшее просить?) —
Чтоб, как собаку, ты меня терпел.
Не искушай ты ненависть мою.
Меня тошнит, когда тебя я вижу.
А я больна, когда тебя не вижу.
Свою ты скромность подвергаешь риску,
Покинув город и отдав себя
Тому на волю, кто тебя не любит:
Ты доверяешь искушеньям ночи
И злым внушеньям этих мест пустынных
Сокровище невинности своей.
Твоя же честь защитой будет мне!
Твое лицо мне освещает ночь.
Пустынным этот лес я не считаю;
Ты здесь со мной, ты для меня — весь мир.
Как я могу сказать, что я одна,
Когда весь мир здесь смотрит на меня?
Я убегу и спрячусь в чаще леса,
Тебя ж зверям я брошу на съеденье.
Ах! Самый лютый зверь добрей! Ну что ж,
Беги. Пусть переменятся все сказки:
Пусть гонится за Аполлоном Дафна,
Голубка — за грифоном25, лань — за тигром, —
Бесцельная погоня, если храбрость
Бежит, а робость гонится за ней!
Довольно, не хочу я больше слушать!
Пусти! А если побежишь за мною,
Тебе в лесу я причиню обиду!
Ах, ты давно обиды мне наносишь
Везде — во храме, в городе и в поле.
Стыдись! Во мне ты оскорбил всех женщин.
Нам не пристало за любовь сражаться:
Нас молят, ваше дело — умолять.
Я не отстану. Ад бывает раем,
Коль от руки любимой умираем.
Деметрий и Елена уходят.
Путь добрый, нимфа! Минет ночь — и будешь
Ты убегать, он гнаться за тобой!
Появляется Пэк.
Привет мой, странник! Что, нашел цветок?
Да, вот он!
О! Давай его скорей!
Есть холм в лесу: там дикий тмин растет,
Фиалка рядом с буквицей цветет,
И жимолость свой полог ароматный
Сплела с душистой розою мускатной;
Там, утомясь веселою игрой,
Царица любит отдыхать порой;
Из сброшенной змеей блестящей кожи —
Для феи покрывало там на ложе.
Там ей в глаза впущу волшебный сок,
Чтоб странный бред Титанию увлек.
Но часть — возьми: блуждает здесь по лесу
Красавица, в надменного повесу
Влюбленная. Ему глаза ты смажь,
Но постарайся, чтоб красавец наш
Ее увидел, чуть откроет вежды.
Ищи: на нем афинские одежды.26
Да сделай так, смотри, чтоб непременно
Сильней ее влюбился он мгновенно.
Вернись, покуда не пропел петух.
Не бойся, все исполнит верный дух.
Уходят.
СЦЕНА 2
Другая часть леса.
Входит Титания со своей свитой.
Составьте круг теперь и спойте песню!
Потом на треть минуты — все отсюда:
Кто — убивать червей в мускатных розах,
Кто — добывать мышей летучих крылья
Для эльфов на плащи, кто — сов гонять,
Что ухают всю ночь, дивясь на нас.
Теперь вы убаюкайте меня,
Потом ступайте: я хочу уснуть.
(поет)
В пестрых пятнах медяницы
И колючие ежи,
Прочь, подальше от царицы,
Змеи, черви и ужи!
Сладкогласный соловей,
С нашей песней песню слей!
Баю, баю, баю, баю, баю, баю, баю, бай!
Козни, чары вражьих ков,
Не смущайте светлых снов.
Спи, царица, отдыхай.
Доброй ночи, баю, бай!
Вы не смейте делать худо,
Долгоножки-пауки!
Все улитки, прочь отсюда!
Сгиньте, черные жуки!
Сладкогласный соловей,
С нашей песней песню слей!
Баю, баю… и т. д.
Спокойно все… Теперь — летим.
Один — останься часовым!
Эльфы исчезают. Титания засыпает. Появляется Оберон.
(выжимая цветок на глаза Титании)
Что увидишь, как проснешься,
Всей душой тем увлечешься.
Пусть любовь тебя гнетет:
Будь то волк, медведь, иль кот,
Иль с щетиной жесткой боров —
Для твоих влюбленных взоров
Станет он всего милей.
Как придет, проснись скорей!
(Исчезает.)
Входят Лизандр и Гермия.
Любовь моя! Устала ты блуждать,
Но признаюсь, что сбился я с дороги.
Не хочешь ли прилечь и подождать,
Чтоб новый день рассеял все тревоги?
Ну что ж, тогда найди себе приют;
А я на мшистый склон прилягу тут.
На тот же мох и я прилягу тоже:
Одно в нас сердце, пусть одно и ложе!
Нет, нет, Лизандр мой! Я тебя люблю!
Но ляг подальше, я о том молю!
Мой друг, пойми невинность слов моих,
Любовь тебе понять поможет их.
Хотел сказать я, что любовь чудесно
В одно слила два наших сердца тесно
И клятвою их так связала оба,
Что верность в них одна живет до гроба.
В местечке рядом мне не откажи:
Поверь, что не способен я ко лжи.
Словами ты играешь преискусно;
Но гордости моей как было б грустно,
Когда в тебе я допустила б ложь!
Но уваженье и любовь ты все ж
Докажешь мне, коль дальше отойдешь:
Для юноши с девицей стыд людской
Не допускает близости такой…
Ляг дальше. Спи спокойно, без забот;
И только с жизнью пусть любовь пройдет.
Аминь, аминь, — вослед твоей мольбе,
И пусть умру, коль изменю тебе.
Здесь лягу я. Во сне найди вновь силы!
Того же и тебе желаю, милый!
Засыпают.
Входит Пэк.
Я прошел весь лес насквозь:
Никого там не нашлось,
Чтоб на нем проверить мог
Я цветка волшебный сок.
Ночь… Молчанье… Тcс! Кто там?
Да не он ли это сам?
Это он, сомненья нет:
По-афински он одет.
Вот и девушка здесь тоже
Сладко спит на влажном ложе.
Ах, бедняжка! Так нежна…
И не смела лечь она
К бессердечному поближе?
О, злодей! Ну, погоди же!
(Выжимает сок цветка на глаза Лизандру.)
Властью чар порабощен,
Пусть, едва проснется, он
От любви утратит сон.
Я ж лечу: ждет Оберон!
(Исчезает.)
Входит Деметрий, за ним бежит Елена.
О, подожди! Убей меня, убей!
Я говорю: прочь с глаз моих скорей!
Одну меня ты бросишь? Пощади!
Оставь меня, не то… Пусти! Уйди!
(Убегает.)
Нет сил! В погоне я изнемогаю.
Чем больше просьб, тем меньше достигаю.
О, счастье ей, — где б ни была она, —
Что прелесть звезд глазам ее дана!
И почему те звезды так блестящи?
Не от соленых слез: я плачу чаще!
Нет, я дурна, противна, как медведь!
Зверь на меня боится посмотреть.
Так как же мне Деметрию дивиться,
Что он, как зверь, прочь от меня стремится?
Как, зеркало, ты, лживое стекло,
Равняться с ней позволить мне могло?
Но что это? Лизандр? Он здесь лежит!
Но мертв иль спит? Нет крови: не убит.
Проснитесь, о Лизандр, мой друг! Что с вами?
(просыпаясь)
Я за тебя с восторгом кинусь в пламя,
Прозрачная Елена! Вижу я,
Как в красоте сквозит душа твоя.
Деметрий где? Вот имя для того,
Кто от меча погибнет моего!
Нет, нет, Лизандр, вы так не говорите.
Пускай ее он любит; но поймите:
Она вас любит — этого довольно!
Довольно? Нет! Мне тяжело и больно,
Что с ней я время тратил добровольно!
Не Гермию люблю — люблю Елену.
Голубку взял вороне я в замену.
Ведь у рассудка воля в подчиненье,
А он сказал: ты выше без сравненья!
До времени ведь не созреть плодам:
Я молод был доселе по годам,
Но разум мой созрел до основанья
И ныне стал вождем моим желаньям.
В твоих глазах читаю в этот миг
Рассказ любви в прекраснейшей из книг.
За что обречена я на мученья?
Чем заслужила эти оскорбленья?
Иль мало вам, иль мало вам того,
Что ласки я не вижу от него,
Что надо мной смеялись вы безбожно?
Нет, хуже поступить едва ль возможно!
Стыдиться б надо шутки вам дурной:
В насмешку вдруг ухаживать за мной!
Прощайте! Но должна я вам заметить,
Что больше рыцарства ждала в вас встретить.
О боги! Быть отвергнутой одним,
Чтоб грубо быть осмеянной другим!
(Убегает.)
А! Гермии не видела она!
Спи, Гермия! Ты мне уж не нужна.
Да, так в нас вызывает отвращенье
Излишек в лакомстве иль пресыщенье.
Так ересь после возмущает тех,
Кого прельщала, — точно тяжкий грех.
Была такой ты ересью моей:
Пусть все тебя клянут, я — всех сильней!
Все силы я отдам во власть Елены:
Любить ее, служить ей без измены.
(Убегает.)
(просыпаясь)
Лизандр мой, помоги! Скорей приди,
Ползучую змею сорви с груди!…
О страшный сон!… Дрожу от страха я.
Мне снилось, что ужасная змея
Мне грызла сердце. Было тяжко, душно,
А ты смотрел с улыбкой равнодушно.
Лизандр! Как! Нет? Ушел? О мой супруг!…
Не слышит он? Откликнись, милый друг,
Во имя всей любви! Да что же это?
Лишаюсь чувств от страха. Нет ответа?
Так, значит, мне на поиски идти?
Найти его — иль смерть свою найти!
(Убегает.)
АКТ III
Лес.
Титания спит.
Входят Пигва, Миляга, Основа, Дудка, Рыло и Заморыш.
Вся ли наша компания в сборе?
Все налицо. А вот и замечательно подходящее местечко для нашей репетиции. Вот эта зеленая лужайка будет нашей сценой, эти кусты боярышника — уборной, и мы можем представлять все в точности как перед самим герцогом.
Питер Пигва!
Что скажешь, удалец Основа?
А то, что в этой комедии о Пираме и Фисбе есть вещи, которые никому не понравятся. Во-первых, Пираму придется вынуть меч, чтобы заколоться; а дамы этого совершенно не выносят. Что же вы на это можете ответить?
Ах ты, сделай милость — это опасная штучка!
Я полагаю, что придется нам в конце концов самоубийство вымарать.
Ничего подобного! Я придумал такую хитрую штуку, что все великолепно обойдется. Напишите вы мне пролог, и пусть этот Пролог доложит публике,27 что, мол, мечи наши никакой беды наделать не могут и что Пирам на самом деле вовсе не закалывается; а чтобы окончательно их уверить в этом, пусть он скажет, что, мол, я, Пирам, вовсе и не Пирам, а ткач Основа: это всех совершенно и успокоит.
Отлично, закажем пролог, велим его написать восьмисложными и шестисложными стихами.
Не пожалейте лишних двух стоп: пусть уж будут восьмисложные с восьмисложными.28
А не испугаются дамы Льва?
Ох, боюсь, что испугаются, — ручаюсь вам.
Друзья, об этом надо хорошенько подумать! Вывести Льва к дамам!… Сохрани нас бог! Это страшная затея. Ведь опаснее дичины нет, чем лев, да еще живой! Надо это иметь в виду.
Так пускай другой Пролог объяснит, что Лев совсем не лев.
Нет, вот что: надо, чтобы он назвал себя по имени. Потом, чтобы полфизиономии его было видно из-под львиной шкуры. А он сам пусть заговорит и скажет что-нибудь в таком роде: «сударыня, позвольте мне просить вас…», или: «позвольте мне умолять вас…», или: «позвольте мне заклинать вас — не дрожать и не бояться: я готов за вас жизнь свою отдать! Будь я в самом деле львом — плохо мне пришлось бы здесь. Но я вовсе не лев, ничего подобного, я такой же человек, как и все другие». И тут пусть он себя назовет: так прямо и скажет, что он, мол, столяр Миляга!
Ладно, так и порешим. Теперь остаются еще две трудности. Как устроить лунный свет в комнате? Потому что, знаете ли, у Пирама и Фисбы — свидание при лунном свете.
А будет луна в вечер нашего представления?
Календарь, календарь! Поглядите в альманах29: найдите луну, найдите луну!
Да, будет луна.
Так чего проще — открыть пошире окно в той комнате, где мы будем играть: луну и будет видно.
Пожалуй. А то можно еще так: кто-нибудь должен войти с кустом и с фонарем и объяснить, что он фигурирует, то есть изображает лунный свет. Отлично! А второе вот что: в комнате еще необходима стена, потому что, по пьесе, Пирам и Фисба разговаривают через щель в стене.
Стену в комнату втащить никак не возможно. Что ты скажешь, Основа?
Опять-таки кто-нибудь нам сыграет стену! Мы его подмажем штукатуркой, глиной и цементом; это и будет значить, что он — стена. А пальцы он пускай вот так растопырит, и сквозь эту щель Пирам и Фисба и будут шептаться.
Ну, раз все так хорошо устраивается, то у нас все обстоит благополучно. Садитесь, и пусть каждый твердит свою роль. Пирам, тебе начинать! Как только отговоришь свои слова, так ступай в кусты.30 И так — каждый, сообразно своей роли.
Сзади них появляется Пэк.
Что здесь за сброд мужланов расшумелся
Так близко от царицы? Ба! Тут пьеса!
Ну что ж, я буду зрителем у них,
При случае, быть может, и актером!
Начинай, Пирам! А ты, Фисба, приготовься.
«О Фисба, цвет цветочков бездыханных!»
«Цветов благоуханных!»
"…цветов благоуханных!
Твое дыхание, о Фисба, друг драгой!
Но чу! Я слышу глас! Останься здесь покуда:
А вскоре, вскоре вновь я здесь с тобою буду!"
(Уходит.)
(в сторону)
Чуднее я не видывал Пирама!
(Исчезает.)
Теперь мне говорить?
Ну да, тебе. Имей в виду, он только пошел взглянуть, что там за шум, и сейчас должен вернуться.
"Блистательный Пирам, чей лик, белей лилей
И алых роз алей, предивно расцветает!
Юнейший юноша, всех миленьких милей,
Верней, чем верный конь, что устали не знает…
Клянусь, мы встретимся у Ниновской гробницы…31"
«У Ниновой гробницы», милый. Да только это еще рано говорить: это ты отвечаешь Пираму. А ты хочешь всю роль сразу отбарабанить! Пирам, ну что же ты! Ты реплику прозевал; твоя реплика: «Что устали не знает…»
«О! Верный конь, что устали не знает!»
Входят Пэк и Основа с ослиной головой.
«Будь я прекрасней всех, о Фисба, все ж я твой!…»
О ужас! О чудо! Здесь нечистая сила! Молитесь, друзья! Спасайтесь, друзья!… На помощь!
Пигва, Дудка, Миляга, Рыло и Заморыш убегают.
Я за вами пойду, я вас в круг заведу;
Сквозь кусты, через гать буду гнать и пугать.
То прикинусь конем, то зажгусь огоньком,
Буду хрюкать и ржать, жечь, реветь и рычать,
То как пес, то как конь, то как жгучий огонь!
(Убегает.)
Чего это они все удирают? Знаю я: это штуки, чтобы напугать меня.
Вбегает Рыло.
Ох, Основа! Тебя подменили! Что это я на тебе вижу?
Чего тебе видеть, кроме собственной ослиной головы?32
Рыло убегает.
Вбегает Пигва.
Спаси тебя бог, Основа, спаси тебя бог! Ты стал оборотнем!
(Убегает.)
Вижу я их плутни! Они хотят осла из меня сделать. Настращать меня! Кабы могли… А я и с места не сдвинусь, что бы они ни вытворяли. Буду здесь разгуливать да песни петь: пускай слышат, что я и не думаю бояться.
(Поет.)
"Эй черный дрозд, эй, черный хвост,
Оранжевый носок.
И сладкозвучный певчий дрозд,
И крошка-королек!"
(просыпаясь)
О, что за ангел пробудил меня
Среди цветов?
(поет)
"Щегленок, зяблик, воробей,
Кукушка с песнею своей,
Которой человек в ответ
Сказать не часто смеет: нет!"
Да и правда: кто станет спорить с такой глупой птицей? Кто ей скажет, что она врет, сколько бы она ни кричала свое «ку-ку»?33
Прошу, прекрасный смертный, спой еще!
Твой голос мне чарует слух, твой образ
Пленяет взор. Достоинства твои
Меня невольно вынуждают сразу
Сказать, поклясться, что тебя люблю я!
По-моему, сударыня, у вас для этого не очень-то много резону. А впрочем, правду говоря, любовь с рассудком редко живут в ладу в наше время, — разве какие-нибудь добрые соседи возьмутся помирить их. Что? Разве я не умею пошутить при случае?
Ты так же мудр, как и хорош собой!
Ну, это, положим, преувеличение. Но будь у меня достаточно смекалки, чтобы выбраться из этого леса, — вот бы с меня и хватило.
Покинуть лес!… Не думай и пытаться.
Желай иль нет — ты должен здесь остаться.
Могуществом я высшая из фей.
Весна всегда царит в стране моей.
Тебя люблю я. Следуй же за мной!
К тебе приставлю эльфов легкий рой,
Чтоб жемчуг доставать тебе со дна,
Баюкать средь цветов во время сна.
Я изменю твой грубый смертный прах:
Как эльф, витать ты будешь в облаках.
Скорей ко мне, Горчичное Зерно,
Горошек, Паутинка, Мотылек!
Появляются четыре эльфа.
Я здесь!
И я!
И мы!
Куда лететь нам?
Вот господин ваш: вы ему служите,
Его воздушной пляской окружите,
Кормите виноградом, ежевикой,
Берите мед ему от пчелки дикой,
А из пчелиных лапок восковых
Наделайте светильников ночных;
О звезды светляков их зажигайте
И милого на отдых провожайте,
Взяв крылья мотыльков на опахала,
Чтоб спать ему луна не помещала.
Склонитесь и приветствуйте его!
Привет тебе! Привет! Привет, о смертный!
Сердечно признателен вашей милости. Нельзя ли узнать, как имя вашей милости?
Паутинка.
Очень рад буду с вами ближе познакомиться, любезная госпожа Паутинка. Если я обрежу себе палец, я обращусь к вам за помощью. — А ваше имя, почтеннейший?
Душистый Горошек.
Позвольте попросить вас передать поклон госпоже Горошине, вашей матушке, и господину Стручку, вашему батюшке. Очень рад буду с вами поближе познакомиться. — А как вас зовут, сударь мой, прошу вас?
Горчичное Зерно.
Добрейший господин Горчичное Зерно! Я хорошо знаю ваше долготерпение. Этот бессовестный великан Ростбиф пожрал не одного члена вашей семьи.34 Уверяю вас, я не раз проливал слезы из-за вашей родни. Очень, очень рад буду с вами поближе познакомиться.
Идите ж с милым к моему покою.
Луна как будто плачет в высоте.
Она в слезах; цветы полны тоскою
О чьей-нибудь погибшей чистоте.
Связав ему уста, ведите молча.
Уходят.
СЦЕНА 2
Другая часть леса.
Входит Оберон.
Хотел бы знать, проснулась ли царица
И кто ей первый на глаза попался
И стал предметом страсти роковой.
Появляется Пэк.
Вот мой посол. — Ну, дух безумный мой,
Что нового в лесу у нас случилось?
В чудовище Титания влюбилась.
Пока в священном уголке своем
Покоилась царица крепким сном,
Поблизости толпа афинской черни —
Мастеровых, свободных в час вечерний, —
На репетицию явилась в лес,
Чтоб разучить глупейшую из пьес.
Сыграть ее взбрела им в ум затея
В день свадьбы благородного Тезея.
Нелепей всех в той кучке был Пирам.
Лишь он в кусты, я вмиг за ним и там
Дурацкую башку сменил ослиной.
Как только вышел с этой образиной
Он к Фисбе, тут все сразу — наутек.
Как гуси дикие, едва стрелок
Покажется, как пестрых галок стая
От выстрелов, крикливо улетая,
В безумии взмывает к небесам, —
Все кинулись. В лесу и шум и гам:
Зовут на помощь; все в них ослабело.
Немые вещи тут взялись за дело:
Терновники протягивают лапки,
Хватают за руки, сбивают шапки,
Бежать мешают им кусты и пни…
Я их завел: пусть кружатся они!
Не выбраться оторопелой шайке.
Герой Пирам остался на лужайке,
Титания разбужена была;
Она влюбилась в тот же миг в осла.
Удачней вышло все на этот раз,
Чем мог я ждать. А мой другой приказ?
Ты юноше глаза обрызгал соком?
Обрызгал. Он лежал во сне глубоком,
С ним рядом я афинянку застиг:
Открыв глаза, ее увидит вмиг!
Входят Деметрий и Гермия.
Стой! Вот и он!
Кто? Я не разумею:
Вот девушка, но ведь другой был с нею!
Не мучь того, кому ты дорога!
Оставь свой гнев для злейшего врага.
Боюсь, ты стал врагом мне настоящим;
Что, если ты убил Лизандра спящим?
По горло ты в крови; тебя кляну
Недаром я… Ныряй же в глубину
И с ним меня убей!
Как солнце — дню, был милый верен мне.
Чтоб бросил он меня, одну, во сне?
Скорей могла бы я себе представить,
Что шар земной возможно пробуравить
И, проскочив через него, луна
Смутит сиянье дня у антиподов.
Да, ты его убил! Не надо слов:
Глядишь убийцей, мрачен и суров.
Гляжу убитым я: убит тобою.
Да, ты пронзила сердце мне враждою.
Убийца же прекрасна и горда,
Как в небесах Венерина звезда.
Ах, что мне в том? О мой Лизандр, где ты? —
Отдай его, во имя доброты.
Отдать бы труп его собачьей своре!
О, сам ты пес! Собака! Горе! Горе!
Нет сил стерпеть. Так ты убил, злодей?
Отныне будь ты проклят средь людей!
Раз в жизни правду мне скажи! Ответь:
В глаза ему боялся ты смотреть?
Его убил ты спящим? Так постыдно
Мог поступить лишь гад, змея, ехидна.
Но что я? Нет, твой яд еще сильней:
Так не ужалить ни одной из змей.
Ты сердишься… Но гнев твой беспричинен,
И я в крови Лизандра неповинен.
Да вряд ли что и приключилось с ним.
Скажи скорей: он жив и невредим?
А что за это будет мне наградой?
Что? Право на меня не кинуть взгляда.
О, ненавистен мне один твой вид:
Прочь от тебя, жив он или убит!
(Убегает.)
Она сейчас раздражена смертельно.
Останусь здесь: бежать за ней бесцельно.
Скорбь — тяжелей, когда не отдает
Своих долгов ей бедный Сон-банкрот.
Попробую заснуть хоть ненадолго:
Быть может, он вернет частицу долга.
(Ложится и засыпает.)
Что сделал ты? Кого в беду вовлек?
Ты не тому впустил волшебный сок,
И верность чьей-нибудь любви сердечной
Нарушил ты небрежностью беспечной.
Что делать? Уж таков судьбы закон:
На верную — фальшивых клятв мильон.
Ступай, несись, как вихрь, лети быстрее!
Елену из Афин найди скорее.
Она бледна: болезнь ее — любовь.
Ей вздохи грусти отравляют кровь.
Сюда ее заманишь, в глушь лесную,
Пока его во сне я зачарую.
Я в путь готов! Смотри, как полетел!
Помчусь быстрее всех татарских стрел.35
(Исчезает.)
Ты, цветок пурпурный мой,
Ранен Эроса стрелой,
Сок в глаза ему пролей:
Пусть, проснувшись рядом с ней,
Он найдет ее прекрасной,
Как Венеру в тверди ясной.
Пробудясь, моли ее
Сердце вылечить твое.
Появляется Пэк.
Мой великий властелин,
Вот Елена из Афин.
Юноша пленен Еленой,
Полюбуйся этой сценой:
Молит он любви с тоской.
Как безумен род людской!
Стань подальше. Что-то будет?
Шум Деметрия разбудит.
Два — в погоне за одной:
Это случай пресмешной.
Чем нелепей приключенье,
Тем мне больше развлеченья.
Входят Лизандр и Елена.
В чем видишь ты насмешку? Я не знаю,
Где видела в слезах насмешку ты?
Но плачу я, смотри: я заклинаю.
Рожденные в слезах слова чисты.
Возможно ль счесть насмешкою пустою
То, что сияет правды чистотою?
О, как хитро вы боретесь со мной!
Убьет ли правда правдой? Клятвы ваши
Принадлежат лишь Гермии одной.
Кладите ж клятвы ей и мне на чаши,
И равный вес получите на двух:
И тут и там — неуловимый пух.
Утратил разум я, когда ей клялся.
С изменою он к вам не возвращался.
Ее Деметрий любит, не тебя.
(просыпаясь)
Елена! О богиня, свет, блаженство!
С чем глаз твоих сравню я совершенство?
Кристалл — тусклей! Уста твои цветут,
Они как вишни, что лобзанья ждут.
А белизна вершины Тавра снежной
Черна в сравненье с этой ручкой нежной.
О, дай же мне, о, дай поцеловать
Верх белизны и счастия печать!
О стыд! О ад! Откуда эта злоба?
Терзать меня вы сговорились оба.
Будь вам учтивость не совсем чужда,
Вы б так не поступили никогда.
Мужчинами не будь вы только с виду,
Вы б женщине не нанесли обиду.
Довольно, что не терпите меня;
Но, издевательства соединя,
Хвалить меня и клясться так бесчестно,
Когда мне ваша ненависть известна!
Соперники вы были в страсти к ней, —
Соперники теперь — в беде моей.
О рыцарство, о подвиг благородный!
Чтоб вызвать слезы скорби безысходной
У бедной девы шуткою холодной,
Насмешкою! О, как вы недобры!
Шутить над беззащитной — для игры!
Нехорошо, Деметрий, неуместно!
Что Гермию ты любишь, всем известно.
Ее любовь тебе я уступлю
От всей души: другую я люблю.
Мне уступи любовь Елены милой:
Ее любить клянусь я до могилы.
Пустых насмешек слушать нету силы!
Лизандр! Знай, Гермия мне не нужна.
Была любовь, теперь прошла она.
Ведь сердце только у нее гостило:
Теперь домой к Елене поспешило,
Чтоб с нею быть.
Не верь его словам!
Смотри — любви, какой не знаешь сам,
Ты не порочь, иль будешь ты наказан!
Вот — та, кого ты любишь, с кем ты связан.
Входит Гермия.
Ночная тьма глаза лишает зренья,
Но обостряет слух наш, без сомненья,
И если нам мешает видеть ночь,
С двойною силой может слух помочь.
Тебя, Лизандр, хоть взор мой не нашел,
Но, к счастью, слух меня к тебе привел.
Как мог меня покинуть ты?
Где ж тот,
Кто станет медлить, если страсть зовет?
Какая страсть могла тебя заставить
Прочь от меня бежать, меня оставить?
Любовь к Елене, блещущей средь ночи
Прекрасней, чем созвездий ярких очи.
Что хочешь ты? Ужель тебе вполне
Не ясно, как ты ненавистна мне?
Не думаешь того, что говоришь ты.
Не может быть!
Как! С ними заодно?
Так вы все трое сговорились вместе,
Чтоб злую шутку надо мной сыграть?
О Гермия, коварная подруга!
И ты могла в их заговор вступить,
Чтоб сделать из меня себе потеху?
Так все, что прежде мы с тобой делили,
Как сестры, клятвы и часы досуга,
Когда мы время горько упрекали,
Что разлучает нас, — ах, все забыто?
Забыта дружба школьных дней невинных,
Когда, как два искусных божества,
Мы, сидя рядом, вместе вышивали
Один цветок по одному узору,
Одну и ту же песню пели в лад,
И наши души, голоса и руки —
Все было неразлучно. Мы росли
Двояшкой-вишнею, хотя по виду
Разделены, но в сущности одно:
Две ягоды на стебельке одном,
Два тела, но одна душа в обеих,
Как бы два поля, что в одном гербе
Увенчаны нашлемником единым.36
И хочешь ты порвать любовь былую,
С мужчинами глумиться над подругой?
Не дружеский, не девичий поступок!
Тебя за это весь наш пол осудит,
Хоть и одна обиду я терплю.
Не понимаю страстных слов твоих.
Я не глумлюсь, скорее ты глумишься.
Кто ж, как не ты, Лизандру приказал
Преследовать меня и восхвалять?
А твоему поклоннику другому,
Что чуть меня ногою не толкал, —
Вдруг величать меня богиней, нимфой,
Божественной, и дивной, и небесной?
К чему так говорит он с ненавистной?
Зачем Лизандр отрекся от тебя
И мне клянется пламенно в любви?
Конечно, только с твоего согласья.
Увы, не так я счастлива, как ты,
Не так окружена любовью общей;
Несчастна я: люблю — и не любима.
Тебе б жалеть, не презирать меня!
Не понимаю, что все это значит?
Так, так. Гляди печально, притворяйся
И строй гримасы за моей спиной.
Перемигнувшись, продолжайте шутку,
Она, пожалуй, может вас прославить.
Когда б была в вас жалость или честь,
Вы б надо мною так не издевались.
Прощайте же! Тут и моя вина.
Но все исправит смерть или разлука.
Стой, милая! Дай оправдаться мне,
Душа моя; любовь и жизнь, Елена!
Чудесно!
Милый, не шути над ней!
Ты не упросишь, — я его заставлю.
Ты не заставишь, ей — не упросить.
Здесь и угрозы и мольбы бессильны.
Клянусь я жизнью, что люблю Елену,
И жизнь отдам, чтоб доказать, что лжет,
Кто скажет, что Елену не люблю я!
А я клянусь, что я люблю сильней.
Ты докажи своим мечом мне это.
Идем — сейчас!
Лизандр, да что же это?
Прочь, эфиопка!37
Славно, сударь, славно!
Ха-ха! Он притворился, что взбешен,
А сам ни с места — смирный малый, право!
Прочь, кошка! Отцепись, оставь, репейник,
Не то тебя стряхну я, как змею!
Как груб со мной ты! Что за перемена?
Мой друг…
Твой друг? Прочь, — смуглая татарка!
Прочь, гадкое лекарство, прочь, микстура!
Ты шутишь?
Да, он шутит, как и ты.
Деметрий, слово я свое сдержу.
Не худо б нам условье подписать:
Тебя легко удерживает слабость.
Что ж, мне ее побить, убить? Ей боли
Не причиню я, как ни ненавижу.
Какая боль мне может быть ужасней,
Чем ненависть твоя? Ко мне? За что?
Иль я не Гермия? Ты не Лизандр?
Я так же хороша, как и была.
Ты в эту ночь еще меня любил.
Но в эту ночь меня ты и покинул.
Так ты меня покинул не шутя?
Какие шутки? Я ушел навек.
Оставь сомненья, просьбы и надежды
И знай вернее верного: тебя
Я ненавижу, а люблю Елену.
Так вот что! Ты — обманщица, ты — язва,
Воровка! Значит, ночью ты прокралась
И сердце у него украла?
Славно!
Нет у тебя ни робости, ни капли
Девичьего стыда; ты хочешь вызвать
Мой кроткий дух на резкие слова.
Стыдись, стыдись, ты, лицемерка, кукла!
Что? Кукла я? Ах, вот твоя игра!
Так ты наш рост сравнила перед ним
И похвалялась вышиной своей,
Своей фигурой, длинною фигурой…
Высоким ростом ты его пленила
И выросла во мнении его
Лишь потому, что ростом я мала?
Как, я мала, раскрашенная жердь?38
Как, я мала? Не так уж я мала,
Чтоб не достать до глаз твоих ногтями!
(Деметрию и Лизандру)
Хоть вы смеетесь надо мной, у вас же
Прошу защиты: так меня никто
Не проклинал! На брань не мастерица,
Я робости девической полна.
Она меня побьет! Хотя она
И ниже ростом, я не справлюсь с нею.
Пониже ростом! Слышите, опять!
Но, Гермия, не надо так сердиться.
Тебя всегда я, милая, любила,
Я слушалась тебя, не обижала.
Одно лишь — что, Деметрия любя,
Ваш план ему открыла. Он за вами
Отправился; я из любви — за ним.
Но он меня прогнал и угрожал
Меня ударить, да, прибить, убить.
Пустите же меня: вернусь в Афины
С своим безумьем и за вами больше
Я следовать не буду. Отпустите!
Ты видишь, как проста я и кротка.
Ступай же прочь! Да кто тебя здесь держит?
То сердце глупое, что здесь оставлю.
С Лизандром?
Нет, с Деметрием.
(Елене)
Не бойся,
Она тебя и тронуть не посмеет.
О да, хотя б и ты ей помогал.
Но Гермия страшна бывает в гневе;
Она была уже и в школе злючкой,
Хоть и мала, неистова и зла.
Опять «мала»! И все о малом росте!
Зачем вы ей даете издеваться?
Пустите к ней!
Прочь, карлица, пигмейка,
Зачатая на спорынье!39 Прочь, желудь!
Прочь, бусинка!
Ты чересчур услужлив
Для тех, кто у тебя услуг не просит.
Оставь! Не смей Елену защищать
И о любви с ней говорить не смей,
Не то раскаешься!
А, я свободен!
Иди ж за мной, коль смеешь, чтоб решить,
Кто больше прав имеет на Елену.
Я — за тобой? Ну нет, пойдем мы вместе.
Лизандр и Деметрий уходят.
Ну, милая, из-за тебя все это!…
Куда ты? Стой!
Тебе не верю я,
И ненавистна близость мне твоя.
Хоть в драке руки у тебя сильней, —
Чтоб бегать, ноги у меня длинней.
(Убегает.)
Как странно все! Не знаю, что подумать.
(Уходит.)
Твоя оплошность! Вечные ошибки!
Но ты нарочно сплутовал, злодей!
Нет, верь мне: я ошибся, царь теней.
Подумай: мне велел искать героя
Ты по плащу афинского покроя.
Кого нашел я — тоже из Афин;
Так, значит, я был прав, мой властелин.
Но я-то рад, что вышло так забавно;
Над распрей их мы посмеемся славно.
Для поединка в глушь пошли они.
Скорее, Робин, ночь им затемни
И затяни все звезды небосклона
Туманной мглой чернее Ахерона.
Соперников упрямых сбей с пути,
Чтоб им никак друг друга не найти.
То, голосу Лизандра подражая,
Дразни Деметрия не умолкая;
То за Деметрия — его брани,
Пока из сил не выбьются они.
Подобный смерти, встанет над врагами
Сон-нетопырь с свинцовыми ногами;
Тогда Лизандру веки смажь травой,
Чей сок своею силою благой
Рассеять может пагубный обман;
В глазах его прояснится туман.
Проснувшимся былые заблужденья
Покажутся игрою сновиденья.
Вернутся вновь они к местам родным:
Союз их вечно будет нерушим.
Пока займешься этим, поспешу
К царице я; отдать мне упрошу
Ребенка. Чары я сниму — очнется
Титания, и всюду мир вернется.
Не торопись: наш срок ведь все короче.
Быстрей летят драконы черной ночи,40
Взошла звезда Авроры в небесах;41
Ее завидев, духи впопыхах
Спешат домой42 скорее на кладбище,
А грешники, чье вечное жилище —
Дорог распутье иль речное дно,
Вернулись в мрачный свой приют давно;
Чтоб ясный день не видел их стыда,
Они сдружились с ночью навсегда.
Но духи мы совсем другого рода.
Играть с зарею мне дана свобода.
В лесу мне, как охотнику, дан срок,
Пока огнем не заблестит восток
И в золото лучей блестящих струны
Не превратят зеленых волн Нептуна.
Однако все ж лети, спеши: пора!
Свои дела мы кончим до утра.
(Уходит.)
Их поведу я там и сям.
Меня боятся здесь и там,
По городам и по полям
Веди их, дух, то здесь, то там!
Один пришел.
Входит Лизандр.
Где ж ты, гордец Деметрий? Отвечай!
Здесь! Меч готов! А ты где, негодяй?
Иду к тебе.
Скорее! Тут ровней:
Иди за мной.
Лизандр уходит на голос Пэка.
(входя)
Откликнись же, злодей!
Лизандр, эй, жалкий трус, да где же ты?
Куда со страха спрятался в кусты?
Сам трус! Ты что же, хвалишься кустам,
Звездам кричишь, что рвешься в бой, а сам
Скрываешься? Мальчишка! Проучу
Тебя я розгой: нечего мечу
С тобою делать.
А, ты здесь? Постой!
Не место драться здесь: иди за мной!
Уходят.
(входя)
Он прочь бежит, меня же вызывает.
Приближусь я — он снова убегает.
Куда проворнее меня, злодей!
Как я ни мчался, он бежал быстрей.
Я наконец упал во тьме ужасной.
Прилягу здесь…
(Ложится.)
Приди, о день прекрасный!
Блеснуть лишь стоит первому лучу —
Найду врага и местью отплачу.
Входят Пэк и Деметрий.
Го-го! Чего ж ты прячешься трусливо?…
Так подожди! Скрываешься ты живо;
Чуть догоню, ты прячешься, как тать:
Не смеешь посмотреть, не смеешь встать.
Да где же ты?
Я здесь. Иди-ка ближе!
Смеешься надо мной? Ну, погоди же!
Дай встретиться с тобой при свете дня.
Ступай! Усталость вынудит меня
Холодную постель собой измерить.
Жди утром гостя — можешь мне поверить.
(Ложится и засыпает.)
Входит Елена.
О долгая, мучительная ночь!
Умерь часы, пошли хоть луч с востока,
Чтоб я могла уйти в Афины прочь
От тех, чья ненависть ко мне жестока.
Сон, взор тоски смыкающий порой,
Ты от себя самой меня укрой!
(Ложится и засыпает.)
Спите, спите сладким сном.
Я тайком своим цветком
Исцелю тебя, влюбленный.
(Выжимает сок на глаза Лизандра.)
Пробудись, в нее вглядись,
Прежним счастьем упоенный.
Пусть пословица на вас
Оправдается сейчас:
Всяк сверчок знай свой шесток,
Всякий будь с своею милой,
Всяк ездок — с своей кобылой,
А конец — всему венец.
(Исчезает.)
АКТ IV
Там же.
Лизандр, Гермия, Деметрий, Елена спят. Входит Титания с Основой, за ними эльфы. В глубине Оберон, невидимый для них.
Любовь моя, здесь на цветы присядь!
Я голову поглажу дорогую.
Дай розами тебя мне увенчать.
Дай уши я большие расцелую.
Где Душистый Горошек?
Я здесь.
Почешите-ка мне голову, Душистый Горошек. — А где Паутинка?
Здесь!
Госпожа Паутинка, любезная госпожа Паутинка, возьмите-ка оружие в руки и убейте вон того красноногого шмеля, что сидит на репейнике, и, милейшая моя, принесите мне его медовый мешочек. Да смотрите, милейшая госпожа Паутинка, берегитесь, чтобы мешочек не лопнул: мне будет очень прискорбно, если вы обольетесь медом, синьора. — А где господин Горчичное Зернышко?
Я здесь!
Пожалуйте-ка сюда вашу лапку, господин Горчичное Зернышко. Да бросьте всякие церемонии, прошу вас, любезный мой господин Горчичное Зернышко.
Что вам угодно приказать?
Ничего особенного, почтеннейший, только помогите кавалеру Душистому Горошку чесать меня. Надо бы мне к цирюльнику, любезнейший: мне сдается, что у меня лицо слишком уж заросло волосами. А я такой нежный осел: чуть меня волосок где-нибудь пощекочет — я должен скрестись.
Не хочешь ли ты музыки послушать,
Любовь моя?
О, что до музыки — у меня отличное ухо. Ну что ж, пожалуй, сыграйте мне что-нибудь на щипцах и на костяшках.43
Грустная музыка.
А может быть, скажи мне, нежный друг,
Желаешь ты чего-нибудь покушать?
Что ж, я, пожалуй, съел бы гарнец-другой корму: пожалуй, пожевал бы хорошего сухого овсеца. Нет, вот что: самое лучшее — дайте мне охапку сена. С хорошим, сладким сеном ничто не сравнится.
Есть у меня один отважный эльф:
У белочек обыщет склады он
И принесет тебе орешков свежих.
Я бы предпочел пригоршни две сухого гороха. Впрочем, пожалуйста, пусть ваш народец пока отстанет от меня: я чувствую, что меня одолевает сон.
Спи! Я тебя руками обовью. —
Ступайте, эльфы, все рассейтесь прочь.
Эльфы улетают.
Так жимолость душистая ствол дуба
Любовно обвивает; пальцы вяза
Корявые плющ женственный сжимает.
Как я люблю тебя, как обожаю!
Засыпают.
Входит Пэк.
Ты видишь эту нежную картину?
Становится мне жаль ее безумья.
Недавно я ее за лесом встретил,
Цветы сбиравшей гнусному уроду.
Я стал ее стыдить и упрекать,
Что голову косматую ему
Украсила она венком душистым;
И та роса, что на цветах обычно
Светлей восточных жемчугов сверкает,
Теперь стояла у цветов в глазах,
Как слезы об их собственном позоре.
Когда ж над ней я вдоволь насмеялся,
Она прощенья кротко попросила,
И я тогда потребовал ребенка.
Она сейчас же уступила, эльфов
Послала отвести его ко мне.
Теперь он мой, и я хочу прогнать
Очей ее пустое заблужденье.
Ты тоже это украшенье, Пэк,
Сними с башки афинского бродяги.
Пусть он проснется вместе с остальными,
В Афины вместе с ними возвратится
И приключенья этой ночи вспомнит
Лишь как нелепую проделку сна.
Но раньше я царицу расколдую.
(Дотрагивается до ее глаз волшебным цветком.)
Будь ты прежней с этих пор:
Пусть как раньше видит взор.
Прогони, цветок Дианы,
Купидона все обманы!44
Титания! Проснись, моя царица!
Мой Оберон! Что может нам присниться!
Мне снилось, что влюбилась я в осла!
Вот милый твой.
Так правда? Я была…
О, на него теперь глядеть мне страшно.
Тсс… тише! — Пэк, личину прочь с него!
Пусть музыки волшебной колдовство
На спящих сон глубокий навевает.
Эй, музыку, чтоб сон наколдовать!
Тихая музыка.
Проснувшись, станешь дураком опять.
Летите, звуки! Мы ж с тобой вдвоем
Своею пляской землю всколыхнем.
Отныне мы с тобою в дружбе, фея,
И завтра в полночь во дворце Тезея
Торжественную пляску поведем,
Благословим союз его и дом.
Влюбленных этих тут же, вместе с ним,
Мы в радостный союз соединим.
Тише… Слышишь, Оберон,
В небе жаворонка звон?
(Титании)
Дай же руку! Улетим
Молча с сумраком ночным
И мгновенно опояшем
Шар земной в полете нашем.
Да, летим! О мой супруг,
Ты расскажешь, как случилось,
Что заснула я и вдруг
Между смертных очутилась.
Улетают.
Звуки рогов.
Входят Тезей, Ипполита, Эгей и свита.
Пусть кто-нибудь лесничего найдет.
Закончены все майские обряды,
И так как мы опередили день, —
Могу перед возлюбленной похвастать
Я музыкою гончих. — Всех спустите
Со своры в западной долине! Живо!
На горную вершину мы взойдем.
Оттуда мы с моей царицей будем
Внимать слиянью эха с звонким лаем.
В лесах на Крите как-то с Геркулесом
И с Кадмом затравили мы медведя
Спартанскими собаками.45 Я в жизни
Прекрасней не слыхала ничего:
Все — небо, горы, лес кругом — слилось
В сплошной могучий шум, — я не слыхала
Разлада музыкальней, грома — слаще.
А псы мои спартанской ведь породы;
По челюстям, по масти их узнаешь.
С подгрудками они, как у быков,
Небыстрый бег, но голосов подбор —
Что колокольный звон. Стройнее сворам
Не улюлюкали, рога не пели
Ни в Спарте, ни в Фессалии, нигде.
Суди сама! Но что это за нимфы?
Я вижу — дочь, мой государь, спит крепко.
А вот Лизандр. А рядом здесь Деметрий.
А вот Елена, дочь Недара-старца.
Зачем они все вместе здесь сошлись?
Обряды майские свершали, верно,
И, зная, что мы явимся сюда,
Остались здесь дождаться торжества.
Но, друг Эгей, скажи мне, не сегодня ль
Свой выбор сделать Гермия должна?
Да, государь.
Пускай же их разбудят
Охотники игрою на рогах.
Звуки рогов и крики за сценой.
Лизандр, Гермия, Деметрий и Елена просыпаются.
Друзья, ведь Валентинов день прошел,
А пташки только начали слетаться.46
Простите, государь!
Все опускаются на колени.
Прошу вас, встаньте.
Я знаю, вы соперники в любви:
Что ж это за согласье стало в мире,
Что ненависть спит с ненавистью рядом
И не боится злобы и вражды?
Я, государь, не знаю, что ответить;
Во сне иль наяву я — сам не знаю;
И как сюда попал — не знаю тоже.
Но кажется… сказать бы только правду…
Нет, нет, вот как все это было, — вспомнил:
Мы с Гермией пришли сюда; решили
Мы из Афин бежать туда, где б можно,
Афинского закона не боясь…
Довольно, государь, довольно с вас.
Закон, закон на голову его!
Они бежали! — Да, они хотели,
Деметрий, нас обоих обмануть:
Тебя — лишить жены, меня же — права
Тебе в супруги Гермию отдать.
Мой государь, прекрасная Елена
Открыла мне их замысел. Взбешенный,
За ними я погнался в этот лес.
Елена ж из любви пошла за мною.
И тут… я сам не знаю, государь,
Чья власть, но — несомненно, чья-то власть —
Заставила любовь мою растаять.
Она мне кажется пустой игрушкой,
Которую в дни детства я любил.
Страсть, цель и радость глаз моих теперь —
Не Гермия, а милая Елена.
Одна Елена! С ней я был помолвлен,
Когда еще я Гермии не знал.
Но как в болезни ненавидят пищу,
В здоровье ж возвращается к ней вкус,
Теперь ее люблю, хочу, желаю
И ей останусь верен я всю жизнь!47
Влюбленные, я в добрый час вас встретил;
Об этом мы еще поговорим.
Эгей, тебе придется уступить.
Сегодня ж в храме две четы влюбленных
Соединятся, как и мы, навеки.
Но утро далеко ушло вперед,
А потому отложим мы охоту.
Скорее все в Афины! Нас три пары:
Торжественно три свадьбы справим там.
Пойдем же, Ипполита!
Тезей, Ипполита, Эгей и свита уходят.
Все кажется мне малым и неясным,
Как будто горы в тучи расплылись.
Я точно вижу разными глазами,
Когда двоится все.
Я точно так же.
Как будто драгоценность, я нашла
Деметрия; он — мой, и он — не мой.
Мне кажется, мы спим и видим сны.
Был герцог здесь? Велел идти за ним?
И мой отец был здесь.
И Ипполита.
И герцог в храм за ним прийти велел.
Так, значит, мы не спим. Пойдем скорее;
Дорогою расскажем наши сны.
Уходят.
(просыпаясь)
Когда будет моя реплика, вы меня только кликните — и я тут как тут. Следующая моя реплика: «Прекраснейший Пирам!» Эй, Питер Пигва! Дудка, починщик мехов! Рыло, медник! Заморыш! Господи помилуй! Удрали, оставили меня тут спать одного. Ну и чудной же мне сон приснился! Такой сон мне приснился, что не хватит ума человеческого объяснить его! Ослом будет тот, кто станет рассказывать этот сон. Мне снилось, что я был… что у меня была… Круглым дураком будет тот, кто вздумает сказать, что у меня было. Глаз человеческий не слыхал, ухо человеческое не видало, рука человеческая не осилила, сердце бы лопнуло, если бы рассказать, какой мне сон снился. Я заставлю Пигву написать балладу про этот сон; она будет называться: «Сон Основы» потому что в ней нет никакой основы. И я ее спою в конце пьесы перед герцогом. Даже вот что: чтобы вышло полюбезнее, спою ее во время Фисбиной смерти.
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Афины. Комната в доме Пигвы.
Входят Пигва, Дудка, Рыло и Заморыш.
Ну что, посылали к Основе? Вернулся он домой?
О нем ничего не слышно: не иначе как его унесла нечистая сила.
Если он не вернется, пропала наша пьеса: ничего не выйдет.
Да, без него играть нельзя. Во всех Афинах не найти человека, подходящего для Пирама.
Не найти! Изо всех афинских ремесленников у Основы самая умная голова.
И к тому же он у нас самый красивый. А уж по голосу так настоящий любовник.
Какое непристойное слове — «любовник»! Скажи лучше: «любитель».
Входит Миляга.
Друзья, герцог возвратился из храма; там с ним заодно обвенчали двух или трех дам и кавалеров. Ох, кабы наша пьеса пошла, мы бы все людьми стали.
Ах, милый наш удалец Основа! Потерял он шесть пенсов в день на всю жизнь. Не миновать бы ему шести пенсов в день пожизненно: пусть бы меня повесили, если 6ы герцог не назначил ему шести пенсов в день. Шесть пенсов — и никаких!
Входит Основа.
Где они, мои молодчики? Где они, мои сердечные дружки?
Основа! Вот благословенный день, вот счастливый час!
Ну, куманьки, и есть же у меня что пересказать вам. Чудеса! Но не спрашивайте меня ни о чем. Не будь честный афинянин, если я не расскажу вам, что со мной было. Я вам все до точности расскажу, как что случилось.
Рассказывай, рассказывай, драгоценный Основа!
Ни слова обо мне. Все, что я вам пока скажу, — это вот что: герцог уже отобедал. Собирайте ваши пожитки. Привяжите новые шнурки к бородам и новые банты к туфлям. Велено нам всем сойтись у дворца. Каждый просмотри хорошенько свою роль. Короче сказать, наша пьеса выбрана. Во всяком случае, Фисба пусть наденет чистое белье, а Лев чтобы не вздумал обрезать ногти: они должны выглядывать из-под львиной шкуры, как когти. А главное, дорогие мои актеры, не ешьте ни луку, ни чесноку. Мы должны испускать сладостное благоуханье, и я не сомневаюсь, что зрители скажут: вот сладчайшая пьеса. Без всяких рассуждений! Марш вперед без дальних слов!
Уходят.
АКТ V
Афины. Зал во дворце Тезея.
Входят Тезей, Ипполита, Филострат, вельможи и свита.
Как странен, мой Тезей, рассказ влюбленных!
Скорее странен, чем правдив. Не верю
Смешным я басням и волшебным сказкам.
У всех влюбленных, как у сумасшедших,
Кипят мозги: воображенье их
Всегда сильней холодного рассудка.
Безумные, любовники, поэты —
Все из фантазий созданы одних.
Безумец видит больше чертовщины,
Чем есть в аду. Безумец же влюбленный
В цыганке видит красоту Елены,
Поэта взор в возвышенном безумье
Блуждает между небом и землей.
Когда творит воображенье формы
Неведомых вещей, перо поэта,
Их воплотив, воздушному «ничто»
Дает и обиталище и имя.
Да, пылкая фантазия так часто
Играет: ждет ли радости она —
Ей чудится той радости предвестник.
Напротив, иногда со страха ночью
Ей темный куст покажется медведем.
Не говори; в событьях этой ночи
Есть не одна игра воображенья.
Как сразу изменились чувства их!
Мне кажется, что правда в этом есть.
Но все-таки как странно и чудесно!
Вот и они идут, сияя счастьем.
Входят Лизандр, Гермия, Деметрий и Елена.
Привет, друзья! Пусть радость и любовь
Живут средь вас.
Пусть вам сторицей радость
Сопутствует на царственном пути.
Что ж нам придумать? Маскарад иль танцы?
Чем сократить нам вечность трех часов
От ужина до сна? Где наш придворный
Веселья поставщик? Что у него
В запасе есть? Какая-нибудь пьеса,
Чтоб облегчить тоску часов ползучих?
Где Филострат?
Я здесь, великий герцог.
Скажи, что ты нам нынче приготовил?
Какие маски, танцы? Чем заполнить
Часы пустые, если не весельем?
Вот список всех готовых развлечений.
Пусть ваша светлость выберет любое,
С чего начать.
(Подает ему бумагу.)
(читает)
"Сражение кентавров, —
Афинский евнух пропоет под арфу".
Не стоит: это я читал жене
В честь Геркулеса, предка моего.
"Как пьяные вакханки растерзали
Фракийского певца48 в своем безумье".
Старо: уж это мне играли раз,
Когда из Фив с победой я вернулся.
"Плач муз, скорбящих о судьбе Науки,49
Скончавшейся в жестокой нищете".
Какая-нибудь острая сатира,
Негодная для свадебных торжеств.
"Любовь прекрасной Фисбы и Пирама,
Короткая и длительная драма,
Веселая трагедия в стихах".
Короткая и длительная пьеса,
Веселая трагедия притом?
Горячий лед! Но как согласовать
Все эти разногласья?
Государь,
Вся эта пьеса — в десять слов длиной;
Короче пьесы нет, насколько помню;
Но лишние все эти десять слов —
Вот чем она длинна. Ни слова в ней
Нет путного, ни путного актера.
Трагедия она лишь потому,
Что в ней герой Пирам с собой кончает.
На репетиции до слез дошел я,
Но признаюсь, что никогда еще
Так весело не плакал я от смеха.
А кто актеры?
Все простые люди,
Ремесленники из Афин. Привыкли
Не головой работать, а руками,
И вдруг свою неразвитую память
Обременили пьесой в вашу честь.
И мы ее посмотрим.
Нет, мой герцог,
Нет, это не для вас; я слушал пьесу:
В ней ничего нет, ровно ничего!
Но, может быть, вас все же позабавят
Их тяжкие усилья вас развлечь.
Да, эту пьесу будем мы смотреть!
Не может никогда быть слишком плохо,
Что преданность смиренно предлагает, —
Зови их! Дам прошу занять места.
Филострат уходит.
Я не люблю над нищетой смеяться
И видеть, как усердье гибнет даром.
Нет, милая, здесь этого не будет.
Сказал он: ничего они не стоят.
Тем будем мы добрей, благодаря
Их за ничто. Мы примем добродушно
Ошибки их. Где преданность бессильна,
Она усердьем искупает все.
Меня в моих поездках иногда
Ученые встречать хотели речью,
Заране приготовленной, и вдруг
Теряли нить: бледнели, забывали
Готовые слова и в заключенье,
Не кончив, обрывали речь свою.
И, веришь ли, любимая моя,
В молчанье их я находил привет,
И в скромности смущенного почтенья
Читал я большее, чем в болтовне
Напыщенных и смелых краснобаев.
Мне кажется, что у любви правдивой
Чем меньше слов, тем больше будет чувства.
Входит Филострат.
Итак, коль вашей светлости угодно,
Пролог готов.
Пускай войдет сюда!
Звуки труб.
Входит Пигва, он же Пролог.
"Не думайте. Коль мы не угодим,50
Что может быть. У нас желанья мало
Искусством скромным вас занять своим.
Вот нашего конца сейчас начало.
Мы не жалеем своего труда
Вас оскорбить. Не входит в наши цели
Вас развлекать. Явились мы сюда
Не с тем. Чтоб вы об этом пожалели,
Актеры здесь. Их стоит показать,
Чтоб вы узнали все, что надо знать".
Этот молодец не очень-то считается со знаками препинания.
Он пустил свой пролог, как необъезженного жеребца: он не знает, где ему остановиться. Отсюда мораль, государь: недостаточно говорить, надо еще говорить правильно.
Действительно, он сыграл свой пролог, как ребенок играет на флейте: звук есть, но управлять им он не умеет.
Его речь похожа на спутанную цепь: все звенья целы, но в беспорядке. А теперь что будет?
Входят Пирам, Фисба, Стена, Лунный Свет и Лев, как в пантомиме.
"Почтенные, сей вид не ясен вам?
Дивитесь: скоро все вам станет ясно.
Сей человек, известно будь, Пирам,
Девицу же звать Фисбою прекрасной.
В известке с глиной человек — Стена,
Любовников жестокая преграда:
Сквозь щель ее шептаться (вот она!)
Бедняжечкам — и то уже отрада.
Вот этот малый — Лунный Свет; при нем —
Терновый Куст, фонарик и собака,
Чета влюбленных виделась тайком
В лучах луны, сияющей средь мрака.
Зверь, Львом рекомый, что наводит страх,
Завидел Фисбу, что спешила к другу.
Он напугал ее — и вот с испугу
Красавица бежала впопыхах,
Свой плащ при этом уронив, к несчастью.
Лев вмиг его порвал кровавой пастью.
Тут появился, строен и высок,
Пирам. Узрел в крови он плащ девицы
И сразу острый в грудь вонзил клинок.
Тем временем, под сенью шелковицы,
Узрев, что мертвый друг ее лежал,
Вонзила Фисба в грудь свою кинжал.
Подробно вам доскажут остальное
Луна, Стена, Лев и влюбленных двое".
Пролог, Пирам, Фисба, Лев и Лунный Свет уходят.
Интересно, заговорит ли и Лев?
В этом ничего не будет удивительного, отчего бы и не поговорить Льву, когда столько ослов разговаривают?
"В сей интермедье решено так было,
Что Стену я представлю, медник Рыло.
Стена такая я, что есть во мне
Дыра, иль щель, иль трещина в стене.
Влюбленные не раз сквозь эту щелку
Все про любовь шептались втихомолку.
Известка с глиной, с камешком должна
Вам показать, что я и есть Стена.
А вот и щель — направо и налево:
Шептаться будут здесь Пирам и дева".
Можно ли требовать, чтобы известь и глина говорили лучше?
Государь, это положительно самая остроумная стена, какую мне приходилось слышать.
Входит Пирам.
Тише! Пирам подходит к стене.
"О ночи тьма! Ночь, что как мрак черна!
Ночь, что везде, где дня уж больше нет!
О ночь, о ночь! Увы, увы, увы!
Боюсь, забыла Фисба свой обет!
А ты, Стена, любезная Стена,
Отцов-врагов делящая владенья, —
Пусть станет мне хоть щель в тебе видна
Для моего предмета лицезренья.
Стена растопыривает пальцы.
Пошли тебе Юпитер благодать!
Но ах, увы! — что вижу я сквозь Стену?
Стена-злодейка, девы не видать!
Будь проклята, Стена, ты за измену!"
По-моему, Стена тоже должна напугаться, раз она обладает всеми чувствами.
Никак это не возможно, ваша светлость: «за измену» — это реплика для Фисбы: она теперь должна войти, а мне надо ее заметить сквозь стену. Вы увидите, что все будет точка в точку, как я сказал. А вот и она идет.
"Не ты ль, Стена, внимала вопль печали,
Что от меня отторжен мой Пирам?
Вишневые уста мои лобзали
Твою известку с глиной пополам".
"Я вижу голос; дай взгляну я в щелку.
Услышу ль Фисбы я прекрасный лик?
О Фисба!"
"Ты ли к щелке там приник?
Я думаю…"
"Что думаешь без толку?
Я, как Лимандр51, не ведаю измены".
«И я, пока жива, верней Елены»52.
"Шафал Прокрусу53 так не обожал".
«И я верна не меньше, чем Шафал».
«Целуй сквозь щель: уста твои так сладки».
«Целую не уста — дыру в стене!»
«К гробнице Ниньевой придешь ко мне?»
«Хоть умереть, приду я без оглядки!»
Пирам и Фисба уходят.
"Тут роль свою закончила Стена,
И может хоть совсем уйти она".
(Уходит.)
Вот и нет больше преграды между соседями.
Это неизбежно, государь, если стены имеют уши и подслушивают без разрешения.
Я никогда ничего глупее не слыхала!
Лучшие пьесы такого рода — и то только тени; а худшие не будут слишком плохи, если воображение поможет им.
Но это должно сделать наше воображение, а не их.
Если мы будем воображать о них не меньше того, что они сами о себе воображают, они могут представиться отличными людьми. А вот идут два благородных зверя: Луна и Лев.
Входят Лев и Лунный Свет.
"Сударыни, в ком нежных чувств излишек
Пугается при виде малых мышек,
Боюсь, чтоб вы не начали кричать,
Коль будет грозный лев при вас рычать.
Но я не лев и не его подруга;
Я лишь столяр; не надобно испуга.
Когда б, как лев, забрался я сюда,
Ведь мне была бы самому беда".
Какое кроткое животное и какое рассудительное!
Самое милое животное, государь, какое я видел.
Этот лев по храбрости — настоящая лисица.
Верно, а по благоразумию — настоящий гусь.
Не совсем так, государь, потому что его храбрость не пересиливает его благоразумия, а лисица всегда пересилит гуся.
Во всяком случае, его благоразумие не пересилит его храбрости, потому что гусь никогда не пересилит лисицы. Однако предоставим его собственному его благоразумию и послушаем, что скажет Луна.
"Двурогую луну фонарь являет сей,
А я — тот человек, что обитает в ней"54.
Вот тут самая большая ошибка: человека надо было поместить в фонаре; какой же он иначе человек на луне?
Он не решился туда влезть из-за свечки: смотрите, как она нагорела.
Мне надоела эта луна; пора бы ей перемениться!
Судя по слабому пламени ее разума, она уже на ущербе; но из любезности нам надо дождаться.
Продолжай, Луна.
Все, что я должен сказать, это вот что только объяснить вам, что фонарь — это луна, а я — человек на луне; этот терновый куст — мой терновый куст, а эта собака — моя собака.
Собственно, все это должно бы было находиться в фонаре: ведь это все на луне. Но тише: вот идет Фисба.
Входит Фисба.
«Вот Нина старого гробница. Где ж мой милый?…»
(рычит)
«У-у-у!…»
Фисба убегает.
Отлично рычишь, Лев!
Отлично светишь, Луна! Право, Луна светит очень мило!
Лев разрывает плащ Фисбы и убегает.
Отлично разодрал, Лев!
Тут является Пирам…
И Лев исчезает.
Входит Пирам.
"Благодарю, Луна, за солнечны лучи,
За то, что ярко так сияешь ты в ночи.
Твой свет мерцающий, златой, лазурно-ясный
Поможет Фисбы мне увидеть лик прекрасный.
Но страх какой!
О рыцарь, стой!
Разит судьбина злая.
Темно в очах…
Возможно ль? Ах!
Друг, дева дорогая!
Твой плащ в крови! Беда!
О фурии, сюда!
Вы, парки, приходите
Разрезать жизни нити,
Ты, злобный рок, спеши:
Рази, грози, убей, добей,
Кончай и сокруши!"
Такое отчаяние и смерть милого друга, право, могут опечалить.
Клянусь душой, мне жаль этого человека.
"Зачем, Природа, жизнь даруешь львам,
Чтоб красоту твою они губили?
Увы, она была милей всех дам,
Что на земле росли, цвели, любили.
О, лейтесь, токи слезны!
Сюда, мой меч любезный!
Рази меня, клинок,
В тот самый левый бок,
Где слышен сердца стук.
Избавь меня от мук!
(Закалывается.)
И вот я мертв, ах, ах!
Мой дух уж в небесах!
На небо улетаю,
Лишь кости здесь слагаю.
Язык, свой свет сокрой!…
Луна, лети долой!
Лунный Свет уходит.
Несчастный, умирай!
Ай-ай-ай-ай-ай-ай!"
(Умирает.)
Какие же он кости слагает?55 Всего одно очко: ведь он один.
Меньше, чем одно очко, приятель: он умер — значит, он пустышка.
С помощью хорошего хирурга он мог бы исцелиться и оказаться ослом.
Как же это Лунный Свет ушел раньше, чем Фисба вернулась? Ведь ей надо отыскать своего любовника.
Она его отыщет при свете звезд. Вот и она: ее отчаянием заканчивается пьеса.
Входит Фисба.
По-моему, из-за такого Пирама отчаяние не может быть слишком продолжительным: надеюсь, она будет краткой.
Пылинка перетянет чашу весов, если начать взвешивать, кто из них лучше, Пирам или Фисба: он как мужчина (боже нас упаси!) или она как женщина (сохрани нас боже!).
Вот она уже высмотрела его своими прелестными глазками.
И начинает его оплакивать.
"Ты спишь ли, голубок?
Как! Умер мой дружок?
Проснись! Ты нем иль мертв совсем
И очи тьмой покрыты?
Твоя исчезла красота —
Вишневый нос алее роз,
Твои лилейные уста
И желтые ланиты…
Любовники, стенайте все:
Вот он лежит во всей красе!
Ах, чудный взор его очей
Был зеленее, чем порей.
Прощай, мой ненаглядный!
Вы, три сестры, сюда скорей,56
С руками молока белей;
Теперь они у вас в крови:
Вы нить шелковую любви
Порвали беспощадно.
Молчи, язык! К чему тут речь?
Приди сюда, мой верный меч!
Рази скорей — вот грудь моя.
(Закалывается.)
Прощайте, все друзья:
Кончает Фисба жизнь свою, —
Адью, адью, адью!"
(Умирает.)
Лев и Луна остались в живых, чтобы схоронить мертвых.
Да, и Стена тоже.
Нет, смею вас уверить, стена, которая разделила их отцов, больше не существует. Угодно вам посмотреть эпилог или прослушать бергамаский танец57 в исполнении двух наших актеров?
Не надо эпилога: ваша пьеса в извинении не нуждается. Какие же извинения? Раз все актеры умерли, бранить некого. Если бы сочинитель этой пьесы сыграл Пирама и удавился бы подвязкой Фисбы, то это была бы отличная трагедия и прекрасно исполненная; но она и так хороша. Покажите нам ваш бергамаский танец, а эпилог не нужен.
Танец.
Ах! Полночь языком своим железным
Двенадцать отсчитала. Спать скорее!
Влюбленные, настал волшебный час.
Боюсь, что утром так же мы проспим,
Как незаметно за ночь засиделись.
Нам пьеса сократила ночи ход.
В постель, друзья, — еще нам две недели
Ночных забав и новых развлечений.
Уходят.
СЦЕНА 2
Там же.
Появляется Пэк.
Вот голодный лев рычит,
И на месяц воет волк.
Утомленный пахарь спит.
Труд окончен, шум замолк.
Гаснут рдяные дрова,
В темноте кричит сова,
И больному крик тот злобный
Предвещает холм надгробный.
Час настал, чтоб на погосте
Разверзалась пасть гробов.
Возле церкви всюду гости —
Бродят тени мертвецов.
Мы ж Гекате вслед летим,
И, как сны во тьме, мы таем;
Но пока везде чудим,
Дом счастливый облетаем.
Не мешай ничто покою,
Даже мышь не смей скрести.
Послан я вперед с метлою
Сор за двери весь смести.
Появляются Титания и Оберон со свитой.
Осветите спящий дом
Сонным мертвенным огнем.
Каждый эльф и крошка-фея,
Легче птичек всюду рея,
Вторьте песенке моей
И пляшите веселей!
Прежде песню разучите,
Нота в ноту щебечите;
Легким роем все потом
Осветим мы с пеньем дом.
Поют и танцуют.
До зари по всем углам
Разлетитесь здесь и там.
Я же царственное ложе
Прежде всех благословлю;
Остальных влюбленных тоже
Светлым счастьем наделю.
В дар прекрасным новобрачным
Верность чувств мы принесем.
Пусть счастливым и удачным
Будет их союз во всем.
Я породы благородство
Навсегда их детям дам.
Не коснется их уродство,
Знак, пятно, рубец иль шрам —
Все природы поврежденья,
Что бывают от рожденья;
Вы росою полевою
Окропите мирный кров:
Будь над царственной четою
Счастье, мир во век веков!
Отправляйтесь, разлетайтесь,
На заре ко мне являйтесь.
Оберон, Титания и свита уходят.
Коль я не смог вас позабавить,58
Легко вам будет все исправить:
Представьте, будто вы заснули
И перед вами сны мелькнули.
И вот, плохому представленью,
Как бы пустому сновиденью,
Вы окажите снисхожденье.
Мы будем благодарны ввек.
Притом клянусь, как честный Пэк,
Что если мы вам угодили
И злобных змей не разбудили,
То лучше все пойдет потом.
Давайте руку мне на том.
Коль мы расстанемся друзьями,
В долгу не буду перед вами.
(Исчезает.)
«СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ»
Ф. Мерес своим упоминанием этой комедии в 1598 году все еще помогает нам установить предел, до которого были созданы некоторые из ранних произведений Шекспира. «Сон в летнюю ночь» также находится в его списке, и это значит, что комедия была написана до 1598 года. Пробовали определить дату ее создания, исходя из того, что она явно была создана для спектакля по случаю свадьбы каких-то высокопоставленных лиц. Исследователи проявили большую старательность, стремясь установить, чье брачное торжество послужило поводом возникновения этой замечательной комедии, но, так как таких свадеб в 90-е годы было изрядное количество и все они с равным основанием могли сопровождаться такого рода спектаклем, то мы даже не станем разбирать вопроса о том, какую из них следует считать причиной, послужившей толчком для шекспировского творчества. Единственное более или менее достоверное основание для датировки пьесы находится в самом ее тексте. Это речь Титании (II, 2) о недавних стихийных бедствиях и наводнении, представляющая собой намек на бурную погоду 1593 и 1594 годов. По-видимому, вскоре после этого — в 1594 или 1595 году — пьеса и была создана.
Название пьесы показывает, что события, изображенные в ней, относятся к празднику ночи на Ивана Купалу, то есть 24 июня. Но в тексте (IV, 1) Тезей упоминает «майские игры», что относит события к 1 мая. Это подало повод для многочисленных догадок комментаторов, по-разному объяснявших такое противоречие. Не вдаваясь в детали, ограничимся тем, что отметим связь комедии Шекспира с народными празднествами и древними поверьями, коренившимися в давних языческих обрядах.
Исследователи установили в пьесе Шекспира отголоски многих литературных источников. Образ Тезея был явно навеян рассказом рыцаря из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Может быть, Шекспир запомнил кое-что также из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха в переводе Порта, где также есть рассказ об этом афинском царе. Историю Пирама и Фисбы Шекспир, конечно, знал из своего любимца Овидия, чьи «Метаморфозы» он учил еще в школе. Фантастические фигуры Оберона, Титании, Пэка и лесных эльфов встречались во многих литературных произведениях, но вероятнее всего, что наименьшую роль здесь играли книжные источники. Подобного рода фантастикой был наполнен английский фольклор, с которым Шекспир был знаком еще с детства. Отзорной лесной дух Пэк, иначе Добрый Малый Робин, встречается во многих сказках, откуда он, по-видимому, и был заимствован Шекспиром.
Однако ни эти, ни другие литературные источники, которые исследователями обнаружены в большом количестве, не говорят нам ничего о самом главном. Все они послужили только составными частями поэтического сплава, созданного Шекспиром совершенно самостоятельно. «Сон в летнюю ночь» — пьеса, выделяющаяся среди произведений Шекспира уже в том отношении, что прямого и непосредственного источника ее сюжета не найдено. Замысел сюжета и композиция действия полностью принадлежат самому Шекспиру.
Каждая из предшествующих комедий Шекспира представляла собой какую-нибудь новую разновидность жанра. То же следует сказать и о «Сне в летнюю ночь». Эта комедия совершенно не похожа на другие ранние комедии Шекспира. Путь Шекспира от «Комедии ошибок» до «Сна в летнюю ночь» характеризовался все большим отходом от бытовизма и постепенным усилением мотивов, которые мы условно назовем романтическими. «Сон в летнюю ночь» — наиболее романтическая из всех комедий Шекспира. Это волшебная феерия, и еще Белинский отметил, что наряду с «Бурей» «Сон в летнюю ночь» представляет собой «совершенно другой мир творчества Шекспира, нежели его прочие драматические произведения — мир фантастический». В этой комедии великий реалист отдался на волю своего воображения. Он наполнил пьесу вымышленными, фантастическими существами, представил события в таком необычном виде, что у зрителя создается впечатление, похожее на то, какое бывает во время сновидений.
Да, это сон — сон в летнюю ночь, когда луна мягким светом озаряет нежно шуршащую под легким ветерком листву деревьев и в шорохе ночного леса чудится какая-то странная и таинственная жизнь. Белинский писал, что в этой пьесе образы героев носятся перед нами, словно «тени в прозрачном сумраке ночи из-за розового занавеса зари, на разноцветных облаках, сотканных из ароматов цветов…».
Но даже фантазия никогда не бывает у Шекспира оторванной от земной реальности. Как и сновидение, она соткана из элементов жизни, и, подобно тому как в сне есть своя логика, так есть она и в этой комедии.
Разнородные мотивы составили основу этого причудливого сна а летнюю ночь. Английская природа и типы, взятые из английской жизни, современной Шекспиру, соседствуют с чертами культуры и быта южных стран. Еще Энгельс отмечал, что в комедии «Сон в летнюю ночь» "в характерах действующих лиц чувствуется влияние юга с его климатом так же сильно, как в «Ромео и Джульетте» «К.Маркс и Ф.Энгельс, Соч., изд. 1, т. II, стр. 60.».
Действие происходит в Афинах. Правитель Афин носит имя Тезея, одного из популярнейших героев античных преданий о покорении греками воинственного племени женщин — амазонок. На царице этого племени, Ипполите, и женится Тезей. Юные герои комедии Лизандр и Деметрий, Гермия и Елена, похожи на образы итальянских комедий Шекспира. Царь эльфов Оберон попал в шекспировскую комедию из средневекового рыцарского романа «Гюон Бордоский», а его жена Титания носит имя, заимствованное Шекспиром у его любимого римского поэта Овидия. Что же касается ремесленников — Основы, Пигвы, Дудки и других, то они были списаны Шекспиром из современной ему английской жизни. И лес, который, судя по ремарке в тексте, должен быть неподалеку от Афин, конечно, совсем не греческий лес. Молодой Энгельс в очерке «Ландшафты» писал: «О, какая дивная поэзия заключена в провинциях Британии! Часто кажется, что ты находишься в golden days of merry England и вот-вот увидишь Шекспира с ружьем за плечом, крадущимся в кустарниках за чужой дичью, или же удивляешься, что на этой зеленой лужайке не разыгрывается в действительности одна из его божественных комедий». В таком именно лесу и развертывается перед нами все действие «Сна в летнюю ночь».
Это одна из самых поэтичных комедий Шекспира. Она производит удивительно обаятельное впечатление совершенно неповторимым сочетанием реальности и фантастики, серьезного и смешного, лирики и юмора. Все это спаяно у Шекспира так прочно и органически, что критический анализ, разлагающий это единство на отдельные элементы, разрушает поэтическую цельность произведения. Зато, с другой стороны, может быть, он в какой-то мере прольет свет на замысел Шекспира и средства, примененные им для его осуществления.
В комедии два основных плана действия — реальный и фантастический. Но внутри каждого из них есть еще свои градации. Они воплощены в сюжетные мотивы, составляющие действие комедии, а оно складывается из пяти элементов.
Бракосочетание Тезея и Ипполиты составляет обрамление всего сюжета. Комедия начинается с изображения двора Тезея, и в ходе первой сцены мы узнаем о предстоящей свадьбе афинского царя с повелительницей амазонок. Завершением действия комедии является празднество по случаю состоявшейся свадьбы Тезея и Ипполиты. Эта сюжетная рамка не содержит никаких драматических мотивов. Здесь нет и намека на конфликт. Тезей — мудрый царь, любящий свою невесту и пользующийся взаимной любовью с ее стороны. Эти образы даны Шекспиром статично.
Второй и центральный сюжетный мотив — истории Лизандра и Гермии, Деметрия и Елены. Действие, развертывающееся здесь, содержит уже значительные драматические мотивы и конфликты. Прежде всего возникает тема отцов и детей и вопрос о праве детей на свободный выбор спутника жизни. Отец Гермии Эгей является к Тезею с жалобой на свою дочь. Он выбрал ей в мужья Деметрия, но она предпочитает Лизандра. Тезей, будучи государем, стоит на страже отцовского права и велит Гермии повиноваться родительской воле. Но молодость не желает мириться с насилием над чувствами. Гермия решает бежать в лес вместе со своим возлюбленным. Туда же отправляются Елена и Деметрий. Но здесь, в лесу — свой мир, в котором уже не действуют законы государства, нравы и обычаи, выработанные обществом. Это царство природы, и чувства здесь раскованы; они проявляются с максимальной свободой.
Мир природы поэтически одухотворен Шекспиром. В чаще леса, среди деревьев и кустарников, травы и цветов витают маленькие духи, легкие, воздушные. Они — душа леса, а что такое душа вообще, душа человека в частности, — не лес ли это, где человек может заблудиться среди собственных чувствований? Так, во всяком случае, можно подумать, глядя на то, что происходит с молодыми влюбленными, попавшими в этот заколдованный мир.
В этом мире есть свой царь — лесной дух Оберон, которому подвластны все эльфы леса. Если афинский царь Тезей требует повиновения обычаям и законам, предоставляя при этом возможность подумать и осознать свою ошибку, лесной царь применит чары колдовства для того, чтобы подчинить своей воле. Так он наказывает Титанию, поспорившую с ним.
Если в жизни всякие уклонения от принятых норм влекут за собой серьезные последствия, то в царстве лесных духов все превращается в веселую шутку.
В этом лесу мы встречаем еще одну группу персонажей, и перед нами возникает еще один сюжетный мотив комедии. Сюда приходят афинские ремесленники, чтобы репетировать пьесу, которую они собираются показать в день свадьбы своего государя. Простодушные ремесленники с крайней серьезностью относятся к своему делу. Им не до шуток, но и они, попав в мир лесных чудес, оказываются вовлеченными в круговорот странных событий и необыкновенных превращений, происходящих в этом мире причуд. Читатели, конечно, помнят, как ткач Основа вдруг оказался с ослиной головой и, несмотря на это уродство, в него влюбилась воздушная царица эльфов красавица Титания. Наконец, последний сюжетный мотив возникает перед нами уже тогда, когда, казалось бы, все действие завершено: ремесленники разыгрывают историю любви Пирама и Фисбы, лишь косвенно связанную с остальными сюжетными мотивами комедии, но имеющую значение в ее общем замысле.
Мы уже сказали выше, что центральный драматический мотив возникает тогда, когда обнаруживается противоречие между волей отца и чувством дочери. На чьей же стороне оказывается победа? Минуя нее перипетии, происшедшие во время пребывания молодых людей в лесу, и приходя к тому, чем все это завершилось, мы видим, что любовь Гермии и Лизандра, пройдя через все испытания, восторжествовала. Что же касается Деметрия, он убедился, что его чувство к Гермии было непрочным. В лесу он полюбил Елену, которая уже давно пылала к нему страстью. Таким образом, чувства двух девушек преодолели все препятствия: Гермия утвердилась в намерении соединить свою жизнь с Лизандром, а Елена завоевала любовь Деметрия, который долго был к ней равнодушен.
Перед этой победой любви вынужден смириться даже Эгей, ревниво оберегавший свое право решать судьбу дочери и навязывавший ей в мужья нелюбимого человека. Перед ней, перед победой чувства склоняется и Тезей, дающий молодым людям возможность вступить в брак согласно своим сердечным влечениям.
Таким образом, природа оказалась сильнее закона и обычая. В этом отражается гуманистический взгляд Шекспира на вопросы морали. В конечном счете весь этот конфликт выражает сдвиги, происшедшие в сфере личных отношений в эпоху, когда старые феодальные нормы уже перестали быть действенной силой, регулирующей взаимоотношения людей в их личном быту, в вопросах любви и брака.
Именно в связи с этим центральным мотивом пьесы находится история Пирама и Фисбы, составляющая сюжет пьесы, которую разыгрывают ремесленники. Пирам и Фисба полюбили друг друга вопреки воле родителей. Вынужденные встречаться тайно, они подвергались опасностям. На Пирама напал лев, и, когда он погиб, любящая Фисба не перенесла смерти своего вoзлюблeннoгo. Вся эта история ремесленниками изображается со всей серьезностью, но пьеса, которую они разыгрывают, явно устарела. Зрители, наблюдающие ее представление, сопровождают спектакль ироническими репликами. И мы можем сказать, что пародийный характер этого представления обусловлен не только тем, как играют пьесу ремесленники, и даже не тем, что драматургия этого произведения наивна, а больше всего тем, что в мире, где природа и чувство оказались сильнее воли отца и традиционного закона, сюжет и самая тема пьесы о Пираме и Фисбе кажутся архаичными.
Однако Шекспир показывает нам не только торжество природы и победу чувства. Со свойственным ему умением видеть явления жизни со всех сторон Шекспир раскрывает нам и противоречия, возникающие там, где чувства выступают в качестве определяющей жизненной силы. Может быть, ни в чем гениальность Шекспира в этой комедии не проявляется так, как в изображении перипетий любовных отношений Деметрия, Лизандра, Гермии и Елены.
Именно здесь сосредоточен основной комический мотив пьесы. Комическое проявляется у Шекспира в разных формах. В «Сне в летнюю ночь» сравнительно мало того острословия, которое вызывает смех зрителя в других комедиях. Зато здесь достаточно фарсовых положений. Элементы фарса особенно наглядны во всей линии действия, связанной с ремесленниками. Фарсовой является также знаменитая сцена, когда Титания ласкает Основу с ослиной головой. Но есть в «Сне в летнюю ночь» и юмор иного, более высокого порядка. Он связан с историей четырех молодых людей, когда они находятся в лесу.
Шекспир с большим поэтическим пафосом воспел любовь как одно из самых прекрасных и возвышенных проявлений человеческой природы. Такой именно предстает перед нами любовь в «Ромео и Джульетте». Но если там Шекспир показал нам трагедию любви, разбившейся о враждебные ей жизненные условия, то в «Сне в летнюю ночь» Шекспир изобразил комедию любви.
Если любовь может поднять человека до высот истинного героизма, как мы это видим в «Ромео и Джульетте», то бывают и такие жизненные ситуации, когда увлеченность своей страстью делает человека смешным. Любовь иногда заставляет человека совершать странные, причудливые поступки. Об этом очень ясно говорит в комедии мудрый Тезей. Сумасшедший, поэт и влюбленный, замечает Тезей, одинаково поддаются воле своего воображения и, находясь под его влиянием, способны наделать тысячи глупостей (V, 1).
Когда человек руководствуется только чувством, он нередко ошибается. Чувства обманчивы, и человек, поддавшись воображению, может ошибиться в своих привязанностях. Так, Деметрию кажется сначала, что он любит Гермию, а потом его чувство переносится на Елену, и он убеждается в том, что первое влечение было ошибочным. Мы знаем, что в комедии метаморфоза чувств юношей и девушек, бежавших в афинский лес, вызвана чарами того волшебного цветочного сока, который Добрый Малый Робин выжал им в глаза. Но если здесь случай представлен в фантастическом образе веселого лесного духа, то это лишь символ того, что может произойти с человеком и в реальной жизни, когда стечение обстоятельств заставит его менять свои симпатии и привязанности самым неожиданным образом.
Эта переменчивость чувств и ослепление, вызываемое ими, достигают своей кульминации тогда, когда Титания под воздействием чар влюбляется в Основу, как если бы он был изумительным красавцем.
Комическое, следовательно, проявляется в «Сне в летнюю ночь» как причудливая игра человеческих чувств, заставляющих героев совершать странные поступки и менять свои симпатии самым необъяснимым образом. Весь этот массив комедии проникнут тончайшей иронией, с какой Шекспир смотрит на странные причуды человеческого сердца. И если он посмеивается над этими героями, проявляющими непостоянство чувств, то в смехе его нет и тени осуждения или сарказма. Ирония Шекспира добродушна. Хотя юным героям и может казаться, что они на грани трагической потери всякой возможности счастья, Шекспир знает, что юность склонна преувеличивать страдания, вызываемые неудачами в любви. В этой комедии, как и в других, Шекспир знает, что истинная любовь победит все препятствия. Тем более должна она победить в сказочном мире, возникающем перед нами в комедии «Сон в летнюю ночь», ибо в сказке добро и все лучшие начала жизни всегда одерживают победу. А «Сон в летнюю ночь» — сказка, полная чарующей прелести, рисующая вымышленный мир, в котором трудности и противоречия жизни преодолеваются легко, по мановению волшебства. Это сказка о человеческом счастье, о свежих юных чувствах, о прелести летнего леса, в котором происходят чудесные и необыкновенные истории.
Художественная смелость Шекспира проявилась в том, как непринужденно сочетал он тончайшую поэзию с самой низменной прозой, волшебную фантастику с фарсом. Именно потому, что он уже сознавал силу своего искусства, он мог так посмеяться над ремесленниками с их примитивным театром и стремлением к натуралистическим подробностям.
Мы не знаем точно, как ставилась комедия «Сон в летнюю ночь» шекспировской труппой. Даже если кое-какие машинные приспособления и применялись при постановке, в основном театр того времени мог рассчитывать главным образом все же на то, что зритель сумеет многое вообразить. Весь сюжет комедии — это смелый полет творческой фантазии драматурга, и от зрителя требовалась способность поддаться игре воображения художника, проникнуться ею, забыв о всех рассудочных требованиях натуральности и правдоподобия.
Мы можем сказать, что ирония пронизывает не только сюжет комедии, но и всю ее художественную структуру. Автор как бы говорит нам: все, что вы видите, конечно, фантазия, шутка, но и в фантазии, и в шутке есть доля правды.
«Сон в летнюю ночь» — вызов художника всякого рода педантизму и догматизму в искусстве, и можно представить себе Шекспира, который, перефразируя слова Гамлета, как бы говорит: «Есть многое в искусстве, друг Горацио, что и не снилось философии твоей». И действительно, эта комедия не укладывается в рамки одного определенного жанра. В ней столько разнообразия вымысла, поэтического взлета, иронии, шутовской буффонады, тонкой психологии, лирики и фарсовых положений, что даже не верится в возможность совместить все это в одном произведении. И, однако, созданная Шекспиром поэтическая форма оказалась настолько емкой, что для всего нашлось место и все слилось в такое нерасторжимое единство, когда уже трудно отделить вымысел от правды. Нам, зрителям, остается лишь поддаться обаянию Шекспира, пойти за ним в это поэтическое царство и пробыть три часа на головокружительных высотах, где владычествуют музы поэзии, веселья и мудрости.
А. Аникст
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «СНА В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ»
…в ином ключе. — Музыкальный термин, здесь означает в другом тоне — весело, радостно.
…быть заключенной в монастырь, всю жизнь прожить монахиней бесплодной. — В Древней Греции не было, конечно, ни монастырей, ни монахинь. Это — один из частых у Шекспира анахронизмов.
…роза, в благовонье растворясь… — Имеется в виду изготовление духов из роз.
Клянусь крепчайшим луком Купидона, его стрелою лучшей, золотой. — Поэты отмечали стрелы Купидона с золотым острием (счастливая любовь) от стрел со свинцовым наконечником (несчастная любовь).
…венериных голубок чистотой. — Афродиту (Венеру) сопровождали целующиеся голубки.
…огнем, в который бросилась Дидона. — В «Энеиде» Вергилия рассказывается, что Дидона, царица карфагенская, после того как троянец Эней покинул ее, сожгла себя на костре.
Фебея (или Феба) — одно из имен Дианы, богини ночи и луны. В данном случае Фебея — поэтическое название луны.
Пирам и Фисба — герои трагической повести о любви, рассказанной в «Метаморфозах» Овидия. Содержание ее довольно верно воспроизведено в пьесе, которую дальше разыгрывают афинские ремесленники.
Еркулес. — Основа искажает имена древнегреческих богов и героев: Еркулес — вместо Геркулес, как немного дальше Фиб вместо Феб.
…не заставляйте меня играть женщину: у меня борода пробивается! — В английском театре времен Шекспира женские роли исполнялись очень молодыми, еще безбородыми актерами.
Я вам его представлю в бороде соломенного цвета. — В театре того времени цвет парика и бороды соответствовал характеру того или иного персонажа. Так, бороду рыжего цвета надевали при исполнении ролей злодеев и предателей, например Иуды. Все цвета, перечисленные Основой, очень мало подходили для роли нежного любовника Пирама.
…цвета французской кроны — чисто желтого цвета… У некоторых французских корон и вовсе никаких волос нет… — Французская крона — золотая монета, то есть монета желтого цвета. Весь этот диалог построен на перекрестной игре слонами: «французская крона» (монета) гола, на ней не может быть волос, но «французская крона», corona Veneris (мед.), является последствием «французской болезни», часто приводящей в выпаданию волос.
Круг в траве кроплю росой. — По народному английскому поверью, в тех местах, где выросла особенно яркая и сочная трава, водили хороводы эльфы и феи. Считалось, что овцы боятся есть эту «заколдованную» траву.
Из-за ребенка, что при ней в пажах (похищен у индийского султана). — По народному поверью, эльфы и феи похищают иногда из колыбелей маленьких детей, взамен оставляя собственных.
Корин и Филлида — условные имена, которые часто давались в античной, а вслед за ней и в ренессансной пасторальной поэзии влюбленным пастухам и пастушкам.
Котурнами у древних греков и римлян назывались шнурованные башмаки на высоких каблуках. По преданию, амазонки носили котурны, тогда как обычной обувью у древних греков и римлян были сандалии.
Перигена — дочь разбойника Синниса, убитого Тезеем. После смерти отца она была некоторое время возлюбленной Тезея.
Эгмея — нимфа.
Ариадна. — См. примечание к «Двум веронцам».
Антиопа — одна из амазонок.
Нептуновы пески — морской песчаный берег.
Весталки (в Древнем Риме) — жрицы богини Весты, принесшие обет безбрачия. «Царящая на Западе Весталка» — английская королева Елизавета.
«Любовь в праздности» — старинное английское народное название цветка «анютины глазки».
Левиафан — упоминаемое в Библии морское чудовище, которое обладало способностью передвигаться с необыкновенной быстротой.
Грифон (или гриф) — сказочное хищное животное, имеющее туловище льва, а голову и крылья — орла.
…на нем афинские одежды. — Афиняне носили плащи особого покроя.
…пусть этот Пролог доложит публике… — Актер, произносивший пролог, сам назывался Прологом.
…пусть уж будут восьмисложные с восьмисложными. — Чередование восьмисложных (то есть четырехстопных) и шестисложных (то есть трехстопных) стихов было обычным в английских народных балладах. Но некоторые баллады были написаны сплошь восьмисложными стихами. Основа полагает, что более длинные строки придадут прологу больше пышности.
Поглядите в альманах. — Альманахами называли в старину подробные календари, содержавшие некоторые астрономические и астрологические сведения.
Как только отговоришь свои слова, так ступай в кусты. — Кусты при случае заменяли актерам кулисы.
Клянусь, мы встретимся у Ниновской гробницы. — Имеется в виду Нинова гробница, т. е. гробница легендарного ассирийского царя Нина, основателя города Ниневии, столицы Ассирии. Дудка говорит неправильно, так же как и дальше, когда он называет гробницу Ниньевой.
Чего тебе видеть, кроме собственной ослиной головы? — Одна из ходячих во времена Шекспира острот. Юмор ее в данном случае усиливается тем, что Основа еще не знает о постигшем его превращении.
Кто ей скажет, что она врет, сколько бы она ни кричала свое «ку-ку»? — Здесь Шекспир не упускает случая сыграть на созвучье слов: cuckoo — «кукушка» и cuckold — «рогоносец».
…великан Ростбиф пожрал не одного члена вашей семьи. — Горчица считалась весьма лакомой приправой к мясу.
Помчусь быстрее всех татарских стрел. — Купидон обычно изображался держащим в руках изогнутый лук с перехватом посредине. Лук такой формы называли во времена Шекспира «татарским» в отличие от прямого английского лука. Поэтому и стрелы Купидона — «татарские».
…как бы два поля, что в одном гербе увенчаны нашлемником единым. — Дворянские гербы состояли из двух половинок (полей) с изображением так называемых геральдических зверей (львы, единороги и тому подобное), которые увенчивались перемычкой («нашлемником»).
Прочь, эфиопка! — Эфиопов считали уродливыми главным образом по причине черного цвета кожи. Лизандр называет Гермию «эфиопкой» для того, чтобы оскорбить ее. С этой же целью он называет ее ниже «смуглой татаркой».
Раскрашенная жердь — украшенное «майское дерево».
…карлица, пигмейка, зачатая на спорынье! — Существовало поверье, что спорынья задерживает рост детей.
Быстрей летят драконы черной ночи. — В древности движение солнца объясняли тем, что бог солнца Феб в своей колеснице едет по небу. Соответственно этому течение ночи рисовалось в виде катящейся колесницы божества ночи. Но колесница Феба запряжена белыми конями, а колесница ночи — черными драконами.
Аврора — богиня утренней зари. «Звезда Авроры» — планета Венера, которую называют также «Утренней звездой».
…ее завидев, духи… спешат домой… — Считалось, что духи бродят только во мраке и не показываются после восхода солнца.
…сыграйте мне что-нибудь на щипцах и на костяшках. — В F имеется ремарка, которую можно истолковать в том смысле, что здесь дело идет о деревенской «шумовой» музыке, отбивающей лишь ритм ударами щипцов о кости.
Прогони, цветок Дианы, Купидона все обманы! — Диана, древнеримская богиня девственности, противница Венеры и Купидона.
…затравили мы медведя спартанскими собаками. — Спартанские псы, по утверждению древних авторов, отличались особенной лютостью.
…ведь Валентинов день прошел, а пташки только начали слетаться. — По народному поверью, в день святого Валентина (14 февраля) птицы прилетают с юга.
Потерял он шесть пенсов в день на всю жизнь. — Дудка надеялся, что Основа за хорошо сыгранную роль получит от Тезея пожизненную пенсию. Такие случаи бывали при английском дворе. Так, например, пожизненную пенсию получил актер Престон.
Фракийский певец — легендарный Орфей, о котором рассказывалось, что после смерти своей жены Эвридики он погрузился в мрачное отчаяние, чем вызвал гнев вакханок, растерзавших его за это.
«Плач муз, скорбящих о судьбе Науки…» — вероятно, намек на поэму Спенсера «Слезы муз» (1591).
Не думайте. Коль мы не угодим, что может быть, и т. д. — Пигва делает паузы не там, где следует, что местами придает тексту смешной или обидный для слушателей смысл. Он должен был сказать: «Мы не жалеем своего труда. Вас оскорбить не входит в наши цели» — и так далее.
Лимандр — вместо Леандр. — См. примечание к «Двум веронцам».
И я, пока жива, верней Елены. — Елена Спартанская, конечно, плохой пример женской верности.
Шафал — вместо Кефал; Прокруса — вместо Прокрида. — Кефал — герой древнегреческого сказания, покончивший с собой после гибели жены.
«Двурогую луну фонарь являет сей, а этот человек, что обитает в ней». — В старину пятна на луне принимали нередко за очертания человеческой фигуры. Считалось, что это какой-то великий грешник (например, Каин), который в наказание за свои грехи осужден жить на луне.
Какие же он кости слагает? — Деметрий шутит, играя словами. Основа говорит о своих костях, Деметрий — об игральных костях.
Вы, три сестры, сюда скорей… — Три сестры — Парки, богини судьбы. Они якобы пряли нить жизни человека и, когда она достигала определенной, предназначенной ими длины, обрезали ее. Тогда человек умирал.
Угодно вам посмотреть эпилог или прослушать бергамасский танец… — Основа по обыкновению путает слова. Он хочет сказать: «прослушать эпилог и посмотреть танец». Бергамасский танец — веселый народный итальянский танец.
Коль я не смог вас позабавить, и т. д. — Этот монолог, являющийся эпилогом всей пьесы, Пэк произносит, обращаясь к зрителям.
А. Смирнов
Уильям Шекспир
Венецианский купец
William Shakespeare. The Merchant of Venice
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Дож Венеции, Принц Марокканский, женихи Порции.
Принц Арагонский.
Антонио, венецианский купец.
Бассанио, его друг.
Саланио, Саларино, Грациано, Салерио, друзья Антонио и Бассанио.
Лоренцо, влюбленный в Джессику.
Шейлок, богатый еврей.
Тубал, еврей, друг его.
Ланчелот Гоббо, шут, слуга Шейлока.
Старый Гоббо, отец Ланчелота.
Леонардо, слуга Бассанио.
Бальтазар, Стефано, слуги Порции.
Порция, богатая наследница.
Нерисса, ее прислужница.
Джессика, дочь Шейлока.
Венецианские сенаторы, члены суда, тюремщик, слуги Порции и другие.1
Действие происходит частью в Венеции, частью в Бельмонте, поместье Порции на материке.
АКT I
Венеция. Улица.
Входят Антонио, Саларино и Саланио.
Не знаю, отчего я так печален.
Мне это в тягость; вам, я слышу, тоже.
Но где я грусть поймал, нашел иль добыл,
Что составляет, что родит ее, —
Хотел бы знать! Бессмысленная грусть моя виною,
Что самого себя узнать мне трудно.
Вы духом мечетесь по океану,
Где ваши величавые суда,
Как богатеи и вельможи вод
Иль пышная процессия морская,
С презреньем смотрят на торговцев мелких,
Что кланяются низко им с почтеньем,
Когда они летят на тканых крыльях.
Поверьте, если б я так рисковал,
Почти все чувства были б там мои —
С моей надеждой. Я бы постоянно
Срывал траву, чтоб знать, откуда ветер,2
Искал на картах гавани и бухты;
Любой предмет, что мог бы неудачу
Мне предвещать, меня бы, несомненно,
В грусть повергал.
Студя мой суп дыханьем,
Я в лихорадке бы дрожал от мысли,3
Что может в море ураган наделать;
Не мог бы видеть я часов песочных,
Не вспомнивши о мелях и о рифах;
Представил бы корабль в песке завязшим,
Главу склонившим ниже, чем бока,
Чтоб целовать свою могилу! В церкви,
Смотря на камни здания святого,
Как мог бы я не вспомнить скал опасных,
Что, хрупкий мой корабль едва толкнув,
Все пряности рассыпали бы в воду
И волны облекли б в мои шелка, —
Ну, словом, что мое богатство стало
Ничем? И мог ли б я об этом думать,
Не думая при том, что если б так
Случилось, мне пришлось бы загрустить?
Не говорите, знаю я: Антонио
Грустит, тревожась за свои товары.
Нет, верьте мне: благодарю судьбу —
Мой риск не одному я вверил судну,
Не одному и месту; состоянье
Мое не мерится текущим годом:
Я не грущу из-за моих товаров.
Тогда вы, значит, влюблены.
Пустое!
Не влюблены? Так скажем: вы печальны.
Затем что вы невеселы, и только!
Могли б смеяться вы, твердя: "Я весел,
Затем что не грущу!" Двуличный Янус!
Клянусь тобой, родит природа странных
Людей: одни глазеют и хохочут,
Как попугай, услышавший волынку;
Другие же на вид, как уксус, кислы,
Так что в улыбке зубы не покажут,
Клянись сам Нестор4, что забавна шутка!
Входят Бассанио, Лоренцо и Грациано.
Вот благородный родич ваш Бассанио;
Грациано и Лоренцо с ним. Прощайте!
Мы в лучшем обществе оставим вас.
Остался б я, чтоб вас развеселить,
Но вот я вижу тех, кто вам дороже.
В моих глазах цена вам дорога.
Сдается мне, что вас дела зовут
И рады вы предлогу удалиться.
Привет вам, господа.
Синьоры, но когда ж мы посмеемся?
Когда? Вы что-то стали нелюдимы!
Досуг ваш мы делить готовы с вами.
Саларино и Саланио уходят.
(к Бассанио)
Синьор, раз вы Антонио нашли,
Мы вас оставим; но прошу — к обеду
Не позабыть, где мы должны сойтись.
Приду наверно.
Синьор Антонио, вид у вас плохой;
Печетесь слишком вы о благах мира.
Кто их трудом чрезмерным покупает,
Теряет их. Как изменились вы!
Я мир считаю, чем он есть, Грациано:
Мир — сцена, где у всякого есть роль;
Моя — грустна.
Мне ж дайте роль шута!
Пускай от смеха буду весь в морщинах;
Пусть лучше печень от вина горит,
Чем стынет сердце от тяжелых вздохов.
Зачем же человеку с теплой кровью
Сидеть подобно мраморному предку?
Спать наяву или хворать желтухой
От раздраженья? Слушай-ка, Антонио:
Тебя люблю я; говорит во мне
Любовь. Есть люди, у которых лица
Покрыты пленкой, точно гладь болота:
Они хранят нарочно неподвижность,
Чтоб общая молва им приписала
Серьезность, мудрость и глубокий ум.
И словно говорят нам: "Я оракул,
Когда вещаю, пусть и пес не лает!"
О мой Антонио! Знаю я таких,
Что мудрыми слывут лишь потому,
Что ничего не говорят, — тогда как,
Заговорив, они терзали б уши
Тем, кто, их слыша, ближних дураками
Назвал бы, верно.5 — Да об этом после.
Но не лови ты на приманку грусти
Такую славу — жалкую рыбешку! —
Пойдем, Лоренцо. — Ну, пока прощай!
А проповедь я кончу, пообедав.
Итак, вас оставляем — до обеда.
Придется мне быть мудрецом таким
Безмолвным: говорить не даст Грациано!
Да, поживи со мною года два —
Звук голоса ты своего забудешь.
Ну, для тебя я стану болтуном!
Отлично: ведь молчанье хорошо
В копченых языках да в чистых девах.
Грациано и Лоренцо уходят.
Где смысл в его словах?
Грациано говорит бесконечно много пустяков, больше, чем кто-либо в Венеции; его рассуждения — это два зерна пшеницы, спрятанные в двух мерах мякины. Чтобы их найти, надо искать весь день, а найдешь — увидишь, что и искать не стоило.
Ну, хорошо. Скажите — кто та дама,
К которой дали вы обет поехать
На поклоненье? Вы мне обещали.
Небезызвестно вам, Антонио,
Как сильно я дела свои расстроил,
Ведя пышней гораздо образ жизни,
Чем позволяла скромность средств моих.
Я не ропщу, что должен сократить
Роскошный обиход: одна забота —
Как с честью выйти из больших долгов,
В какие мотовство меня втянуло.
Вам должен я, Антонио, больше всех —
И деньгами и дружбой. Эта дружба
Порукой мне, что смело вам могу
Открыть мои намеренья и планы,
Как от долгов очиститься совсем.
Скажите все мне, добрый мой Бассанио;
И если ваши планы, как вы сами,
Согласны с честью, — уверяю вас,
Мой кошелек, я сам, мои все средства —
Открыто все, чтоб только вам помочь.
Еще в дни школы, потеряв стрелу,
За ней я тотчас вслед пускал другую, —
И в ту же цель, следя усердней только, —
Чтоб первую найти; рискнув двумя,
Я часто обе находил. Пример
Беру из детства — так мой план невинен.
Я много должен вам; как безрассудный
Мальчишка, это все я потерял.
Но коль решитесь вы стрелу вторую
Послать за первой вслед, — не сомневаюсь,
Что, целясь метко, иль найду я обе,
Иль возвращу вторую, благодарным
За первую оставшись должником.
Вы знаете меня; не тратьте ж время,
Ища окольный путь к моей любви.
Вы больше огорчаете меня,
В моем сильнейшем чувстве сомневаясь,
Чем если б разорили впрах меня.
Скажите просто мне, что надо сделать
И что, по-вашему, я сделать в силах, —
И я готов на все. Так говорите ж!
Богатая наследница в Бельмонте
Живет; красавица — прекрасней вдвое
Высокой добродетелью; порой
Ее глаза привет мне молча слали.
Ей имя — Порция; она не ниже
Супруги Брута, дочери Катона6.
Все знают цену ей: из разных стран
Четыре ветра навевают ей
Искателей. А солнечные кудри
Как золотое светятся руно;
Бельмонт они в Колхиду обращают,
И не один Язон туда стремится.
О, будь возможность у меня, Антонио,
С любым из них достойно состязаться, —
Душа моя предсказывает мне,
Что я бесспорно одержу победу.
Ты знаешь, вся моя судьба — на море:
Нет у меня ни денег, ни товаров,
Чтоб капитал достать; ступай, узнай,
Что может сделать мой кредит в Венеции.
Его я выжму весь и до предела,
Чтоб к Порции в Бельмонт тебя отправить.
Ступай, — разузнавать мы будем оба,
Где деньги есть: найдем их, без сомненья,
Под мой кредит иль в виде одолженья.
Уходят.
Бельмонт. Комната в доме Порции.
Входят Порция и Нерисса.
Правду сказать, Нерисса, моя маленькая особа устала от этого большого мира.
Так бы это и было, моя дорогая синьора, если бы у вас несчастий было столько же, сколько счастья. Но, видно, тот, кто слишком много ест, болеет точно так же, как тот, кто мучается от голода. Поэтому счастье — в золотой середине: излишество скорей доводит до седых волос, чем умеренность, которая ведет к долговечности.
Прекрасные нравоучения, и прекрасно сказаны.
Они были бы еще лучше, если бы исполнялись, как должно.
Если бы делать было так же легко, как знать, что надо делать, то часовни стали бы храмами, а бедные хижины — царскими дворцами. Хорош тот священник, который поступает по собственным поучениям. Мне легче научить двадцать человек, как надо поступать, чем быть одной из этих двадцати и следовать собственным наставлениям. Рассудок может предписать законы крови; но пылкий темперамент перепрыгивает через все холодные правила. Юность — сумасбродный заяц, который перескакивает через капкан калеки-благоразумия. Но все эти рассуждения не помогут мне выбрать мужа! Бедная я! "Выбрать"! Я не смею ни выбрать того, кого хочу, ни отказать тому, кто мне не нравится: воля живой дочери порабощена волей умершего отца! Не жестоко ли это, Нерисса, что я не могу ни выбрать, ни отвергнуть?
Ваш отец был всегда добродетельным человеком, а к людям чистым душою в предсмертные минуты иногда приходит благое прозрение: раз он придумал эту лотерею — три ларца, золотой, серебряный и свинцовый, и тот, кто угадает его мысль, получит вас, — так поверьте, угадает, наверно, тот, кто по-настоящему любит. Но скажите: есть ли у вас хоть к одному из прибывших царственных женихов какая-нибудь склонность?
Пожалуйста, назови их по именам; по мере того как ты их будешь называть, я буду описывать их тебе, и из моих описаний ты сможешь судить о степени моей склонности.
Во-первых, принц Неаполитанский.
О, это настоящий жеребенок7: говорит только о своей лошади и считает своим главным талантом, что сам может ее подковывать. Боюсь, не согрешила ли его светлейшая матушка с каким-нибудь кузнецом.
Затем пфальцграф.8
Этот только и знает, что хмурит брови и точно хочет сказать: "Не желаете меня — воля ваша". Он самые веселые рассказы слушает без улыбки. Раз он в молодости так неприлично угрюм, боюсь, что к старости он превратится в плачущего философа. Да я бы скорей вышла замуж за мертвую голову с костью в зубах, чем за одного из них. Господи, спаси меня от обоих!
А что вы скажете о французском вельможе, мосье Ле-Боне?
Раз уж его бог создал, так пусть слывет за мужчину. Право, я знаю, что насмехаться грех. Но этот! Да, у него лошадь лучше, чем у неаполитанца; гадко хмурить брови он умеет лучше, чем пфальцграф; он — все и никто. Стоит дрозду запеть, он уже готов прыгать… Он рад фехтовать со своей собственной тенью. Выйди я за него, я бы вышла за двадцать мужей сразу. Если бы он презирал меня, я бы ему это простила, потому что, люби он меня до безумия, я никогда не ответила бы ему любовью.
Ну, а что вы скажете о Фоконбридже, молодом английском бароне?
Знаешь, ничего не могу ни о нем, ни ему сказать, потому что ни он меня не понимает, ни я его. Он не говорит ни по-латыни, ни по-французски, ни по-итальянски, а ты смело можешь дать на суде присягу, что я ни на грош не знаю по-английски. Он — воплощение приличного человека; но, увы, кто может разговаривать с немой фигурой? И как странно он одевается! Я думаю, он купил свой камзол в Италии, широчайшие штаны — во Франции, шляпу — в Германии, а манеры — во всех странах мира.
А что вы думаете о шотландском лорде,9 его соседе?
Что в нем есть добрососедское милосердие: он получил от англичанина взаймы пощечину и поклялся, что отдаст ее при первой возможности. Кажется, француз был его поручителем и подписался за него.10
Как вам нравится молодой немец, племянник герцога Саксонского?
Он отвратителен по утрам, когда трезв, и еще отвратительнее после обеда, когда пьян. В лучшие свои минуты он немножко хуже, чем человек, а в худшие — немного лучше, чем животное. В самом худшем случае — я уж постараюсь от него избавиться.
Однако, если он пожелает принять участие в выборе и угадает ларец правильно, вам придется согласиться на брак с ним, или же вы нарушите волю вашего отца.
Во избежание этого поставь, пожалуйста, большой стакан рейнского вина на невыигрышный ящик; и тогда — будь хоть сам черт внутри, а снаружи этот соблазн, — я знаю, немец выберет его. Я пойду на все, Нерисса, лишь бы не выйти замуж за губку.
Не бойтесь, синьора: вам не достанется ни один из всех этих господ. Они сообщили мне свое решение: они намерены разъехаться по домам и больше вас не беспокоить своими домогательствами, если нельзя добиться вашей руки каким-нибудь другим способом, кроме выбранного вашим отцом — при помощи этих ларцов.
Доживи я до старости Сивиллы, я умру целомудренной, как Диана, если никому не удастся получить меня так, как хотел мой отец. Но я очень рада, что эта партия женихов оказалась такой благоразумной, потому что среди них нет никого, о ком бы я сердечно пожалела; и я прошу создателя даровать им счастливый путь.
А помните вы, синьора, когда отец ваш еще был жив, одного венецианца: он был ученый и воин, — он приезжал к нам с маркизом Монферратским?
О, да. Это был Бассанио. Кажется, его так звали?
Верно, синьора. Из всех людей, на которых глядели мои глупые глаза, он всех достойнее прекрасной синьоры.
Я хорошо его помню; и помню, что он вполне достоин твоей похвалы.
Входит слуга.
Что там такое? Какие новости?
Четверо иностранцев ищут вас, синьора, чтобы проститься с вами. А, кроме того, прибыл вестник от пятого — принца Марокканского; он сообщает, что принц, его господин, будет здесь сегодня вечером.
Если бы я могла сказать этому пятому: "здравствуйте" — так же охотно, как скажу тем четверым: "прощайте", — я была бы рада его приезду. Будь у него нрав святого, а лицо дьявола,11 так лучше бы он меня взял в духовные дочери, чем в жены!
Пойдем, Нерисса. — Ты ступай вперед.
Лишь за одним запрем, другой уж у ворот!
Уходят.
Венеция. Площадь.
Входят Бассанио и Шейлок.
Три тысячи дукатов? Хорошо.
Да, синьор, на три месяца.
На три месяца? Хорошо.
За меня, как я уже сказал, поручится Антонио.
Антонио поручится по векселю? Хорошо.
Можете вы мне помочь? Хотите вы обязать меня? Могу я узнать ваш ответ?
Три тысячи червонцев на три месяца и за поручительством Антонио?
Ваш ответ?
Антонио — хороший человек.
Слышали вы когда-нибудь о нем, что это не так?
О, нет, нет, нет, нет! Словами "он хороший человек" я хочу сказать, что он, понимаете, человек состоятельный. Однако капитал его весь в надеждах. У него одно судно плывет в Триполи, другое в Индию; кроме того, на Риальто12 я слыхал, что третье у него сейчас в Мексике, четвертое в Англии и остальные суда тоже разбросаны по всему свету. Но ведь корабли — это только доски, а моряки — только люди; а ведь есть и земляные крысы и водяные крысы, и сухопутные воры и водяные воры, то есть пираты; а кроме того — опасности от воды, ветра и скал. Несмотря на это, он человек состоятельный… Три тысячи червонцев… Пожалуй, вексель его взять можно.
Будьте уверены, что можно.
Я хочу быть уверенным, что можно; а чтобы быть уверенным, мне нужно обдумать. Могу я поговорить с Антонио?
Не угодно ли вам отобедать с нами?
Да? Чтобы свинину нюхать? Есть сосуд, в который ваш пророк-назареянин13 загнал бесов заклинаниями? Я буду покупать у вас, продавать вам, ходить с вами, говорить с вами и прочее, но не стану с вами ни есть, ни пить, ни молиться. — Что нового на Риальто? Кто это идет?
Входит Антонио.
Вот и синьор Антонио.
(в сторону)
Вот истинно на вид слащавый мытарь14!
Он ненавистен мне как христианин,
Но больше тем, что в жалкой простоте
Взаймы дает он деньги без процентов
И курса рост в Венеции снижает.
Ох, если б мне ему вцепиться в бок!
Уж я вражду старинную насыщу.
Он ненавидит наш народ священный
И в сборищах купеческих поносит
Меня, мои дела, барыш мой честный
Зовет лихвой. Будь проклят весь мой род,
Коль я ему прощу!
Ну, что же, Шейлок?
Я обсуждаю мой запас наличный;
По памяти прикинувши, я вижу,
Что сразу мне всей суммы не собрать
В три тысячи червонцев. Что ж такое?
Тубал, еврей, богатый мой сородич,
Поможет мне. Но стойте! Срок какой
Угоден вам?
(К Антонио.)
Привет, синьор добрейший;
Вот только что о вас мы толковали.
Я, Шейлок, не даю и не беру
С тем, чтоб платить или взымать проценты, —
Но, чтоб помочь в нужде особой другу,
Нарушу правило.
(К Бассанио.)
Он знает, сколько вам нужно?
Да, три тысячи червонцев.
И на три месяца.
Забыл! Три месяца: вы так сказали.
И вексель ваш. Подумаем… Но вот что:
Сказали вы, что не берете ссуд
И не даете в рост?
Да, никогда.
Когда Иаков15 пас овец Лавана
(Иаков сей святому Аврааму —
Так мать его устроила премудро —
Преемником был третьим… Так… да, третьим…).
При чем же это? Он проценты брал?
Нет, не проценты… То есть, не проценты
В прямом значенье слова; но заметьте,
Что сделал он: условился с Лаваном,
Что всех ягняток пестрых он получит.
Когда же овцы, полные желанья,
Осеннею порой пошли к баранам
И дело зарожденья началось
Меж этой пышношерстною породой, —
Хитрец узором ветки обдирал16
И в самый миг зачатия их ставил
Он перед зачинающею маткой;
Зачавши так, приплод они несли
Сплошь пестрый; все Иакову досталось.
Вот путь к наживе, — он благословен…
Благословен барыш, коль не украден!
Иакову помог счастливый случай;
Совсем не от него исход зависел:
Он небом был задуман и свершен.
Рассказ ваш был, чтоб оправдать проценты?
Иль ваши деньги — овцы и бараны?
Не знаю; я положу их так же быстро.
Но слушайте, синьор…
Заметь, Бассанио:
В нужде и черт священный текст приводит.
Порочная душа, коль на святыню
Ссылается, похожа на злодея
С улыбкой на устах иль на красивый,
Румяный плод с гнилою сердцевиной.
О, как на вид красива ложь бывает!
Три тысячи червонцев! Куш немалый…
Три месяца… А сколько годовых?
Что ж, Шейлок, вы хотите обязать нас?
Синьор Антонио, много раз и часто
В Риальто поносили вы меня
Из-за моих же денег и процентов.
Я все сносил с пожатьем плеч покорным:
Терпенье — рода нашего примета.17
Меня вы звали злобным псом, неверным,
Плевали на жидовский мой кафтан
За то, что я лишь пользуюсь своим.
Так; но теперь, как видно, я вам нужен.
Что ж! Вы ко мне идете, говорите:
"Нам нужны деньги, Шейлок"… Это вы,
Вы просите, плевавший мне в лицо,
Меня пинками гнавший, как собаку,
От своего крыльца? Вам деньги нужны!
Что ж мне сказать вам? Не сказать ли мне:
"Где ж деньги у собак? Как может пес
Давать взаймы три тысячи червонцев?"
Иль, низко поклонившись, рабским тоном,
Едва дыша и с трепетным смиреньем
Сказать: "Синьор, вы в среду на меня плевали,
В такой-то день пинка мне дали, после
Назвали псом; и вот, за эти ласки
Я дам взаймы вам денег".
Тебя опять готов я так назвать,
И плюнуть на тебя, и пнуть ногою.
Коль хочешь дать нам денег, так давай их
Не как друзьям. Когда же дружба ищет
Приплода от бесплодного металла?
Скорее одолжи их как врагу,
Чтоб, если обанкротился, спокойно
Взыскать с него.
Смотрите, как вспылили!
Хочу вам другом быть, снискать приязнь,
Забыть позор, каким меня клеймили,
Помочь вам и не взять с вас ни гроша
Процентов, — вы же слушать не хотите.
Я говорю по доброте сердечной.
По доброте?
Я это докажу:
К нотариусу вы со мной пойдите
И напишите вексель; в виде шутки, —
Когда вы не уплатите мне точно
В такой-то день и там-то суммы долга
Указанной, — назначим неустойку:
Фунт вашего прекраснейшего мяса,
Чтоб выбрать мог часть тела я любую
И мясо вырезать, где пожелаю.
Отлично, подпишу я этот вексель;
Притом скажу, что жид был очень добр.
Нет, за меня ты векселя такого
Не дашь; нет, лучше я в нужде останусь!
Не бойся, милый друг, я не просрочу.
В ближайшие два месяца — за месяц
До срока, значит, — получить я должен
Раз в десять более, чем эта сумма.
О отче Авраам! Вот каковы
Все эти христиане: их жестокость
Их учит и других подозревать!
Судите сами: если он просрочит —
Что пользы мне от этой неустойки?
Людского мяса фунт — от человека! —
Не столько стоит и не так полезен,
Как от быка, барана иль козла.
Помочь хочу, чтоб милость заслужить;
Согласен он — извольте; нет — прощайте;
За дружбу мне обидой не платите.
Да, Шейлок, я твой вексель подпишу.
Сойдемся ж у нотариуса. Вексель
Шутливый заготовьте у него,
А я пойду и соберу дукаты;
Зайду в мой дом, оставленный на волю
Небрежного слуги, и очень скоро
Приду я к вам.
Ступай же, добрый жид.
Шейлок уходит.
Еврей придет к Христу. Он стал добрей!
Боюсь я сладких слов от злых людей.
Идем. Опасность всякая далеко:
Суда придут за тридцать дней до срока.
Уходят.
АКТ II
Бельмонт. Комната в доме Порции.
Входят принц Марокканский со свитой, Порция, Нерисса и другие ее прислужницы.
Роговая музыка.
Не презирай меня за черноту;
Ливреей темной я обязан солнцу;
Я с ним сосед, я вскормлен рядом с ним.
Зови белейшего из северян
Из края, где под солнцем льды не тают, —
Надрежем кожу из любви к тебе,
Чтоб посмотреть, чья кровь краснее будет. —
Синьора, верь: мой вид страшил храбрейших,
Но, я клянусь тебе моей любовью,
Страны моей прекраснейшие девы
Его любили. Цвет мой изменить
Я только для того бы согласился,
Чтоб этим чувства у тебя похитить,
О нежная владычица моя!
Я в выборе руковожусь не только
Взыскательным советом глаз девичьих;
Притом моя судьба, как лотерея,
Мне запрещает добровольный выбор.
Но, если б мой отец не ограничил
Меня своею мудростью, назначив
Женой тому, кто угадает ларчик, —
Вы, славный принц, темнее б не казались
Для чувств моих, чем все, кого встречала
Доныне.
Благодарен и за это!
Ведите же меня к ларцам, чтоб счастье
Мне попытать. Клянусь мечом, которым
Убит был Софи18 и персидский принц,
Что победил в трех битвах Сулеймана19,
Я взглядом самый грозный взгляд сразил бы,
Померялся б с храбрейшим сердцем в мире,
Сосущих медвежат у матки б вырвал
И посмеялся б над голодным львом, —
Чтоб завладеть тобой. Но ах! Когда
Лихас20 и Геркулес играют в кости,
Решая, кто сильней, случайно может
Слабейшего рука удачней кинуть —
И победит Алкида21 паж его.
Так я могу, ведом слепой судьбою,
Утратить, что получит недостойный,
И умереть от горя.
Вы должны
Решиться иль совсем не выбирать,
Иль раньше клятву дать — коль ошибетесь,
Не говорить о браке никогда
И ни одной из женщин. Обсудите ж.
На все согласен; ну, ведите ж к счастью.
Сначала в храм;22 а после, пообедав,
Дерзните.
Пусть судьба пошлет успех.
Быть мне счастливей иль несчастней всех!
Роговая музыка.
Уходят.
Венеция. Улица.
Входит Ланчелот.
Конечно, совесть моя позволит мне сбежать от этого жида, моего хозяина. Бес меня так вот и толкает, так вот и искушает; говорит: "Гоббо, Ланчелот Гоббо, добрый Ланчелот", или: "Добрый Гоббо", или: "Добрый Ланчелот Гоббо, пусти ноги в ход, беги во все тяжкие, удирай отсюда". А совесть говорит: "Нет, постой, честный Ланчелот, постой, честный Гоббо", или, как выше сказано: "Честнейший Ланчелот Гоббо, не удирай, топни ногой на эти мысли". Ладно; а храбрый дьявол велит мне складывать пожитки: "В путь!" — говорит бес; "марш!" — говорит бес; "ради бога, соберись с духом, — говорит бес, — и лупи". Ладно; а совесть моя вешается на шею к моему сердцу и мудро говорит: "Мой честный друг Ланчелот, ведь ты сын честного отца…", или, скорее, сын честной матери, потому что, сказать правду, отец-то мой несколько… как бы это выразиться… отдавал чем-то… был у него этакий привкус…23 Ладно; совесть мне говорит: "Ланчелот, не шевелись!…" — "Пошевеливайся", — говорит бес. "Ни с места!" — говорит совесть. "Совесть, — говорю, — правильно ты советуешь!" Если повиноваться совести, надо мне остаться у жида, моего хозяина; а он-то — прости меня, господи! — сам вроде дьявола; а чтобы удрать от жида, придется повиноваться лукавому, а ведь он-то, с вашего позволения, и есть сам дьявол. И то правда, что жид — воплощенный дьявол; и, по совести говоря, совесть моя — жестокосердная совесть, если она мне советует остаться у жида. Бес мне дает более дружеский совет; я таки удеру, дьявол; мои пятки к твоим услугам; удеру.
Входит старый Гоббо с корзинкой.
Молодой синьор, скажите, пожалуйста, как тут пройти к синьору жиду?
(в сторону)
О небо! Да это мой единородный отец. Он слеп так, словно ему не то что песком, а крупным гравием глаза засыпало. Не узнает меня; сыграю с ним какую-нибудь штуку.
Почтеннейший молодой синьор, сделайте милость: как мне пройти к синьору жиду?
А поверните направо — при первом повороте, но при самом первом повороте поверните налево; да смотрите, при настоящем-то повороте не поворачивайте ни направо, ни налево, а ворочайте прямехонько к дому жида.
Святые угодники! Трудно будет попасть на настоящую дорогу. Вы не можете сказать мне: некий Ланчелот, что у него живет, живет у него или нет?
Вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?
(В сторону.)
Вот погодите, какую я сейчас историю разведу.
(Старику.)
Вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?
Какой там синьор, ваша милость? Сын бедного человека! Отец его — хоть это я сам говорю — честный, но очень бедный человек, — хотя, благодаря бога, здоровый.
Ну, кто бы там ни был его отец, мы говорим о молодом синьоре Ланчелоте.
О знакомом вашей милости — просто Ланчелоте, сударь.
Но прошу вас, старик, то бишь умоляю вас; следственно, вы говорите о молодом синьоре Ланчелоте?
О Ланчелоте, с позволения вашей милости.
Следственно, о синьоре Ланчелоте. Не говорите о синьоре Ланчелоте, батюшка мой, ибо этот молодой синьор (согласно воле судеб и рока и всяких таких ученых вещей, вроде трех сестер Парок и прочих отраслей науки) действительно скончался, или, если можно выразиться проще, отошел в лучший мир.
Господи упаси! Да ведь мальчуган был истинным посохом моей старости, истинной моей подпорой!
Неужто ж я похож на палку или на балку, на посох или на подпорку? Вы меня не узнаете, батюшка?
Ох, нет! Я вас не знаю, молодой синьор. Но, прошу вас, скажите мне правду: что мой мальчик — упокой, господь, его душу — жив или помер?
Неужто вы не узнаете меня, батюшка?
Ох, горе, я ведь почти что ослеп; не признаю вас.
Ну, по правде, даже будь у вас глаза в порядке, вы и то могли бы не узнать меня; умен тот отец, что узнает собственного ребенка. Ладно, старик, я вам все расскажу про вашего сына.
(Становится на колени.)
Благослови меня. Правда должна выйти на свет: убийства долго скрывать нельзя! Кто чей сын, это скрыть можно, но в конце концов правда выйдет наружу.
Встаньте, синьор, встаньте,24 пожалуйста; это невозможно, чтобы вы были Ланчелот, мой мальчик.
Бросим дурачиться; благослови меня. Я, Ланчелот, был твоим мальчуганом, остался твоим сыном и буду всегда твоим детищем.
Не могу поверить, что вы мой сын.
Не знаю, что мне об этом подумать; но я — Ланчелот, слуга жида, и уверен в одном: что жена твоя Марджери — моя мать.
Да, ее зовут Марджери, верно… И могу дать присягу, что если ты Ланчелот, так ты плоть и кровь моя. Господи! Будь благословенно имя твое! Какую ты бороду отрастил! Да у тебя на подбородке больше волос, чем у моего коренника Доббина в хвосте.
Значит, у Доббина хвост короче стал; когда я его последний раз видел, у него в хвосте куда больше волос было, чем у меня на подбородке.
Господи, как ты изменился! Как же ты ладишь со своим хозяином? Я ему подарок принес. Как вы с ним ладите?
Ничего, хорошо. Но что до меня, я решил от него убежать; и до тех пор не присяду, пока не проделаю хорошего конца. Хозяин мой — настоящий жидюга. Ему — подарки дарить! Подари ему веревку, чтобы удавился; я у него на службе с голоду дохну. У меня все ребра можно пальцами пересчитать. Я очень рад, отец, что ты пришел. Отдай-ка свой подарок лучше синьору Бассанио; какие он, говорят, замечательные ливреи своим слугам заказывает! Если мне не удастся поступить к нему, я убегу, на край света убегу. — Вот редкая удача! Он сам сюда идет. К нему, отец! Потому — будь я жид, если еще останусь служить у жида.
Входит Бассанио с Леонардо и другими слугами.
Это вы можете сделать; но поторопитесь: ужин — не позднее пяти часов. Отправьте эти письма, отдайте ливреи в работу и попросите Грациано зайти ко мне домой.
Один из слуг уходит.
Прямо к нему, отец.
Спаси, господи, вашу милость!
Очень благодарен. Тебе что-нибудь нужно от меня?
Вот, синьор, сын мой, бедный малый…
Не бедный малый, синьор, а слуга богатого жида, который хотел бы… как вам объяснит мой отец…25
Он, синьор, как говорится, спит и видит…
Словом, долго ли, коротко ли, я служу у жида, а желательно мне, как вам объяснит мой отец…
С позволения вашей милости, нельзя сказать, чтобы он жил со своим хозяином душа в душу.
Короче говоря, сущая правда в том, что жид меня всячески притеснял, а это меня и заставляет, как мой отец, старый человек, божьей милостью вам изложит…
Тут вот у меня блюдо из голубей; я осмелюсь предложить его вашей милости, и просьбица моя…
Чтобы не тратить даром слов, просьба эта меня очень интерцедирует, как узнает ваша милость от этого честного старика… потому… хоть я сам это говорю, хоть и старик он, бедняга, а все-таки отец мой.
Говорите кто-нибудь один. Чего вы хотите?
Служить у вас, синьор.
Вот и весь дефект нашей просьбы!
Тебя я знаю, и исполню просьбу.
Тебя хвалил мне нынче твой хозяин;
Повышен ты, коль это повышенье —
Оставить дом богатого жида,
Чтобы служить такому бедняку.
Старая пословица прекрасно поделилась между моим хозяином Шейлоком и вами, синьор: у вас — божья благодать, а у него — деньги.26
Ты хорошо сказал. Ступайте оба;
Простись с хозяином и приходи
Тогда в мой дом.
(Слугам.)
Ему ливрею выдать
Наряднее других. Исполнить точно.
Пойдем, отец. А! Так мне не найти себе места? А! Так у меня языка во рту нет? Ладно!
(Смотрит на свою ладонь.)
Найдите-ка во всей Италии еще такую счастливую ладонь. Готов ее положить на библию для присяги, что я буду удачлив. Вы посмотрите-ка, нечего сказать, простая линия жизни: женщин-то, женщин сколько! Пятнадцать женщин, пустое дело; одиннадцать вдов, девять девиц — для одного человека недурной доходец. Кроме того, трижды буду тонуть на краю гибели. Да еще смертельная опасность на краю перины. Это я называю — удачное спасение. Ну, если фортуна женщина, она добрая бабенка в таких делах. Пойдем, отец; я с жидом прощусь в одно мгновенье ока.
(Уходит вместе со старым Гоббо.)
Так позаймись, прошу, друг Леонардо,
Всем этим. Закупив и все устроив,
Скорей вернись; я нынче угощаю
Друзей ближайших. Поспеши! Ступай.
Со всем усердьем все исполню я.
Входит Грациано.
Где господин ваш?
Вот он там, синьор.
(Уходит.)
Синьор Бассанио…
Грациано!
К вам просьба есть…
Заранее согласен.
Вы не должны мне отказывать в этом: я должен ехать с вами в Бельмонт.
Должны? Так едем! — Но, Грациано, слушай:
Ты слишком резок, пылок, невоздержан
В речах. Тебе идут такие свойства, —
В глазах у нас все это — не пороки;
Но где тебя не знают, там, пожалуй,
Покажешься ты дерзким; постарайся ж
Прибавить несколько холодных капель
Терпения в свой пылкий дух, — иначе
Ты повредишь мне диким поведеньем,
И все надежды рухнут!
О Бассанио!
Коль не приму я скромный вид, не буду
Учтиво говорить, ругаться редко,
Молитвенник носить, взирать смиренно,
Во время предобеденной молитвы,
Глаза прикрывши шляпою,27 вздыхать:
"Аминь", и строго соблюдать приличья,
Как тот, кто смотрит бабушке в угоду
Святошей, — больше вы не верьте мне.
Отлично; мы увидим.
Но эта ночь не в счет: вы не судите
Меня по ней.
Нет, это было б жаль.
Скорей просил бы вас надеть одежды
Смелейшего веселья: жду друзей я
Повеселиться! А теперь прощайте.
Есть дело у меня.
А я иду к Лоренцо и к другим,
Но к ужину мы будем все у вас.
Уходят.
Там же. Комната в доме Шейлока.
Входят Джессика и Ланчелот.
Мне жаль, что ты отца оставить хочешь.
Наш дом ведь ад; а ты, веселый дьявол,
Подчас мне помогал рассеять скуку.
Но — в добрый час… А вот тебе дукат. —
Да, Ланчелот, за ужином увидишь
Ты у Бассанио в гостях Лоренцо:
Отдай ему письмо; но только тайно.
Прощай. Не надо, чтоб отец мой видел,
Что мы с тобою говорим.
Будьте здоровы! Слезы застилают мой язык. Прекраснейшая язычница, очаровательнейшая жидовка! Если какой-нибудь христианин не пойдет из-за тебя на мошенничество, чтобы только заполучить тебя, — я буду положительно обманут. Но… будьте здоровы! Эти глупые слезы затопляют мой мужественный дух. Будьте здоровы!
(Уходит.)
Прощай, друг Ланчелот!
Увы, какой постыдный грех — стыдиться,
Что я ребенок моего отца!
Но я ведь дочь ему по крови только,
Не по душе. Сдержи обет, Лоренцо, —
И стану я, покончивши с борьбой,
И христианкой и твоей женой,
(Уходит.)
Там же. Улица.
Входят Грациано, Лоренцо, Саларино и Саланио.
Так; мы тайком от ужина сбежим
Ко мне, наденем маски и вернемся;
За час успеем.28
Но ничего у нас ведь не готово.
Не заказали мы факелоносцев.
Устраивать кой-как — да это гадость!
Уж лучше не устраивать совсем.
Сейчас четыре; два часа у нас,
Чтоб все успеть…
Входит Ланчелот с письмом.
Что нового, приятель?
А вот, если вы изволите распечатать вот это, — так, верно, узнаете, что нового.
(Дает ему письмо.)
Я знаю руку… Дивная рука!
Белей листка, написанного ею,
Та ручка нежная!
Письмо любви?
Разрешите откланяться, синьор.
Куда идешь ты?
Да вот, синьор, иду приглашать моего прежнего хозяина жида отужинать у моего нового хозяина — христианина.
На вот, возьми. И Джессике прелестной
Скажи секретно, что приду. Ступай.
Ланчелот уходит.
Идем приготовляться к маскараду.
Факелоносец у меня уж нанят.
Ну что ж, иду сейчас же; я готов.
Приду и я.
Так через час сойдемся
Мы все у Грациано на дому.
Придем, отлично.
Саларино и Саланио уходят.
Письмо от Джессики прекрасной было?
Тебе доверюсь я. Она мне пишет,
Как от отца ее мне увезти;
Что у нее есть золото и камни
И что костюм пажа она достала.
Да, если жид попасть на небо может,
Так только из-за дочери прелестной,
И если ей несчастно посмеет
Путь преградить, так только под предлогом,
Что Джессика — дочь гнусного жида.
Пойдем со мной; прочти письмо дорогой.
Мне милая факелоносцем будет.
Уходят.
Там же. Перед домом Шейлока.
Входят Шейлок и Ланчелот.
Увидишь сам. Твои глаза рассудят;
Меж ним и мною разницу увидишь. —
Эй, Джессика! — Не будешь обжираться,
Как у меня… — Эй, Джессика! — Не будешь
Спать и храпеть и рвать свою одежду.
Да что ж ты, Джессика?
Эй, Джессика!
Ты что кричишь? Тебя кричать не просят.
Ваша милость всегда меня бранили, что я ничего не умею без приказания.
Входит Джессика.
Вы звали? Что угодно?
Я, Джессика, сегодня зван на ужин.
Возьми ключи. — Но стоит ли идти?
Зовет не дружба — лесть. Но я пойду,
Из ненависти буду есть: пусть платит
Мот-христианин. — Ну, мое дитя,
Смотри за домом. — Лучше б не ходить мне.
Грозит несчастье моему покою:
Всю ночь мешки с дукатами мне снились.
Сделайте милость, пожалуйте, синьор; мой молодой господин надеется на ваше отвращение.29
Как и я — с его стороны. 30
Там целый заговор; я не говорю, что будет маскарад, но увидите, что недаром у меня в чистый понедельник31 кровь из носу шла с шести часов утра, — а это был как раз тот день, что четыре года тому назад выпал на покаянную среду.32
Как, маскарад? Ну, Джессика, так слушай:
Запрись кругом. Заслышишь барабаны
Иль писк противный флейты кривоносой —
Не смей на окна лазить да не вздумай
На улицу высовывать и носа,
Чтобы глазеть на крашеные хари
Безмозглых христиан; но в нашем доме
Заткни все уши, то есть окна все,
Чтоб не проникнул шум пустых дурачеств
В мой дом почтенный. Ох, клянусь жезлом
Иакова, что мне не до пирушек!
Но я отправлюсь. — Ну, ступай вперед;
Скажи — приду.
Иду, синьор! — А вы, синьора, поглядывайте все-таки в окошко:
Христианин придет сейчас, —
Стоит он еврейки глаз.
(Уходит.)
Что шут сказал, Агари семя?33 А?
Сказал "прощайте", больше ничего.
Не злой бездельник, но обжора страшный.
В работе — что улитка; спит весь день,
Как кот. А мне не надо трутней в улье;
Так я и уступил его другому, —
Пусть он ему опустошать поможет
Заемный кошелек. Ну, дочь, домой!
Быть может, я сейчас же возвращусь.
Все сделай, как сказал я; да запрись.
Запрешь плотней — найдешь верней —
Пословица хозяйственных людей.
(Уходит.)
Прощай! Захочет мне судьба помочь —
Отца я потеряю, ты же — дочь.
(Уходит.)
Там же.
Входят Грациано и Саларино в масках.
Вот тот навес, где подождать Лоренцо
Просил нас.
Час его почти прошел.
Не чудо ль, что опаздывает он?
Любовники бегут скорей часов.
О! Голуби Венеры в десять раз
Быстрей летят скрепить пыл новой страсти.
Чем прежних клятв спешат сдержать обет.
Да, так всегда. Кто ж от стола встает
С таким же аппетитом, как садился?
Где конь, чтобы бежал в обратный путь
Наскучивший с таким же пылким рвеньем,
Как начал бег? За каждой вещью в мире
Нам слаще гнаться, чем иметь ее.
Как с юным мотом схож корабль, когда,
Весь в флагах, покидает порт родимый,
Ласкаемый непостоянным ветром!
Как, возвращаясь, схож он с блудным сыном:
Бока помяты, паруса в лохмотьях,
Он порван, смят непостоянным ветром!
Вот и Лоренцо. Ну, об этом после.
Входит Лоренцо.
Друзья мои, простите промедленье.
Не я — дела мои виной задержки.
Когда жену украсть вы захотите,
Я столько ж буду ждать вас. Подойдите;
Живет здесь тесть мой, жид. — Эй! Кто там есть?
В окне показывается Джессика в мужском платье.
Кто вы? Для верности скажите мне,
Хоть клятву дам, что голос ваш я знаю.
Лоренцо я, твоя любовь!
Лоренцо — так; моя любовь — да, верно.
Кого ж еще я так люблю? Но вот что:
Кто знает, кроме вас, что я-то — ваша?34
Бог и твой ум — свидетели тому.
Лови мой ларчик; этого он стоит.
Я рада ночи: вам меня не видно, —
Так я стыжусь наряда моего.
Но ведь любовь слепа, и тот, кто любит,
Не видит сам своих безумств прелестных;
Не то сам Купидон бы покраснел,
Меня увидев мальчиком одетой.
Спустись; ты будешь мне факелоносцем.
Как? Мне самой же освещать свой стыд?
Ах, он и без того уж слишком ясен.
Я буду всем видна, — а мне ведь надо
Скрываться, милый.
Ангел мой, ты скрыта
Прелестнейшим мальчишеским нарядом.
Но выходи!
Ведь ночь уж скоро обратится в бегство, —
А нас Бассанио на ужин ждет.
Я все запру, позолочу себя
Еще червонцами — и выйду к вам.
(Скрывается.)
Клянусь вам клобуком моим35 — она
Язычница, но вовсе не жидовка!
Будь проклят я, коль не люблю ее.
Она умна, как я могу судить;
Прекрасна, коль мои глаза не лгут мне;
Верна, что доказала мне сама.
Такой же умной, верной и прекрасной
Любовь моя к ней вечно в сердце будет!
Входит Джессика.
А, ты уж здесь? Итак, друзья, вперед!
Давно уж масок сборище нас ждет.
(Уходит вместе с Джессикой и Саларино.)
Входит Антонио.
Кто это здесь?
Синьор Антонио!
Фу, стыд, Грациано! Где же остальные?
Девятый час; друзья давно вас ждут.
Пир отменен: подул попутный ветер, —
Бассанио торопится отплыть.
Я двадцать человек послал за вами.
Я рад! Мне выше счастья не найти —
Под парусами нынче ж быть в пути.
Уходят.
Бельмонт. Комната в доме Порции.
Роговая музыка. Входят Порция, принц Марокканский и их свита.
Отдерните завесу и откройте
Ларцы для благороднейшего принца.
Ваш выбор, принц?
Вот первый, золотой ларец, и надпись:
"Со мной получишь то, что многие желают".
Второй — серебряный и с обещаньем:
"Со мной получишь то, чего достоин ты".
Свинцовый, третий, резко заявляет:
"Со мной ты все отдашь, рискнув всем, что имеешь".
Но как узнаю, правильно ль я выбрал?
В одном из них — портрет мой. Если, принц,
Он будет вами выбран — с ним я ваша.
Пусть некий бог направит выбор мой!
Посмотрим; надписи перечитаю.
Что говорит свинец?
"Со мной ты все отдашь, рискнув всем, что имеешь".
Дать — за свинец? Рискнуть — из-за свинца?
Ларец грозит. Ведь тот, кто всем рискует,
Надеется на выгоду большую.
Ум золотой не соблазнится шлаком.
Нет, не рискну ничем я за свинец!
Что скажет серебро с невинным цветом?36
"Со мной получишь то, чего достоин ты".
Чего достоин?… Стой, Марокканский принц!
Рукою твердой цену взвесь себе.
Ты много стоишь. Но такое "много"
Быть может малым для прекрасной дамы.
Однако ж сомневаться мне в своих
Достоинствах — бессилие и слабость.
Чего достоин?… Я ее достоин!
Ее я стою родом и богатством,
И красотой, и также воспитаньем,
Но более всего — моей любовью.
Что если, не колеблясь, выбрать это?
Прочту еще на золоте я надпись:
"Со мной получишь то, что многие желают".
Ее, конечно! Все ее желают,
Со всех концов земли сюда стремятся —
Облобызать алтарь живой святыни;
Гиркании37 пустыни, даль степной
Аравии — путем проезжим стали
Для принцев, к дивной Порции спешащих.
И царство волн, чьи дерзкие вершины
Плюют в лицо небес, уж не преграда
Для чужестранцев; море, как ручей,
Переплывают, чтоб ее увидеть.
В одном из трех — ее портрет небесный.
Ужель в свинцовом? Нет! Кощунством было б
Так думать; слишком было бы жестоко
Ее в могиле мрачной заключить.
Иль в серебро ее замуровали,
Что золота дешевле в десять раз?
Грех думать так: кто видел ценный перл
В оправе ниже золота? Монета
Есть в Англии: там вычеканен ангел
На золоте; но только он снаружи,
А здесь — внутри, на ложе золотом
Мой ангел! — Дайте ключ — ларец закрыт.
Вот, выбор сделан. Что судьба решит?
Вот… Если там портрет найдете мой, —
Я ваша.
(отпирает золотой ларец)
Смерть и ад! Что предо мной?
Тут череп и в его пустой глазнице
Бумаги свиток. Я прочту его.
(Читает.)
"Не все то злато, что блестит, —
Вот что мудрость говорит.
Жизнь продать иной спешит,
Чтобы лицезреть мой вид.
Червь в злаченом гробе скрыт.
Будь твой ум с отвагой слит,
Разум зрел, — хоть юн твой вид, —
Ты б не был холодом убит.
Так прощай, твой путь открыт".
Холод, да! Мой труд пропал!
Прощай, тепло: мороз настал!
(Порции.)
Прости! Мне тяжко; длить не стану муку.
Так проигравший вынесет разлуку.
(Уходит.)
Избавились! — Спустить завесу. Что ж!
Вот так бы всем, кто с ним по виду схож!
(Уходит.)
Венеция. Улица.
Входят Саларино и Саланио.
Ну что ты, друг? Я видел, как отплыл
Бассанио и вместе с ним Грациано;
Лоренцо, я уверен, с ними нет.
Жид поднял дожа воплями с постели;
Он обыскать решил корабль Бассанио.
Он опоздал: корабль уж отошел.
Но дожу в это время сообщили,
Что видели в одной гондоле вместе
Лоренцо с Джессикой его влюбленной.
К тому ж Антонио заверил дожа,
Что их на корабле Бассанио нет.
Не видел я страстей подобной смены,
Неистовой и странной, как когда
Собака-жид на улице вопил:
"О дочь моя! Мои дукаты! Дочь
Сбежала с христианином! Пропали
Дукаты христианские! Где суд?
Где правосудье? Дочь моя украла
Мешок — нет, два — червонцев за печатью,
Двойных дукатов! Дочь моя украла!
И камни! Два бесценнейших брильянта
Украла дочь! Найди девчонку, суд!
При ней ведь все — и камни и дукаты!"
Со всей Венеции за ним мальчишки
Бегут, крича: "Где камни? Дочь? Дукаты?"
Пусть не просрочит дня Антонио добрый —
Не то за все заплатит он.
Да, кстати, —
Вчера один француз мне рассказал,
Что затонул в проливе нешироком
Меж Францией и Англией корабль
Из наших стран, богато нагруженный.
Мысль об Антонио сразу мне пришла;
Подумал: только б не его корабль!
Про это надо бы сказать Антонио, —
Но исподволь, чтоб он не огорчился.
Добрей его нет в мире человека.
Я видел, как с Бассанио он прощался.
Бассанио обещал скорей вернуться;
Он отвечал: "О, нет! Из-за меня
Не делай дела кое-как, Бассанио!
Жди, чтоб оно от времени созрело;38
И векселем, что выдал я жиду,
Не омрачай души, любовью полной.
Будь весел; мысли посвяти всецело
Ты сватовству и нежным проявленьям
Любви, какие нужными найдешь".
Сказал и со слезами на глазах,
Отворотясь, он руку протянул
И с нежностью глубокою пожал
Бассанио руку; так они расстались.
Он любит жизнь из-за Бассанио только,
Мне кажется! Прошу, пойдем к нему,
Чтоб разогнать хоть чем-нибудь веселым
Привычную тоску его.
Отлично.
Уходят.
Бельмонт. Комната в доме Порции.
Входит Нерисса в сопровождении слуги.
Скорей, скорей отдерни занавеску.
Принц Арагонский клятву уж принес,
И к выбору сейчас приступит он.
Роговая музыка. Входят принц Арагонский, Порция и их свита.
Вот, благородный принц, здесь три ларца.
Коль правильно ваш выбор будет сделан,
Немедленно свершим союз мы брачный;
Но если нет, — без дальних слов, мой принц,
Тотчас же вы уедете отсюда.
Я клятву дал исполнить три условья:
Во-первых, никому не открывать,
Какой ларец я выбрал; во-вторых,
Себе другой невесты не искать;
И, наконец,
Коль в выборе Фортуна не поможет,
Тотчас же вас покинуть и уехать.
Клянется в этом каждый, кто рискует
Судьбой за недостойную меня.
На все пошел я. Помоги, Фортуна,
Надежде сердца! — Золото я вижу,
И серебро, и низменный свинец.
"Со мной ты всем рискнешь, отдав все, что имеешь".
Будь ты красивей, я б рискнул, быть может!
Что скажет золотой ларец? Посмотрим.
"Со мной получишь то, что многие желают".
Так, "многие"; но многие — ведь это
Та пошлая толпа, что выбирает
По виду, слушается глупых глаз,
Не смотрит внутрь, — как стриж, что на ветру
Гнездо возводит на стене наружной,
Открытое всем прихотям ненастья.
Не выберу по вкусу большинства,
Чтоб не смешаться с пошлыми умами
Или сравняться с варварской толпой.39
К тебе, серебряный казнохранитель!
Еще раз повтори мне свой девиз.
"Со мной получишь то, чего ты заслужил".
Прекрасно сказано! И кто же вправе
Обманывать судьбу, искать почета,
Не заслуживши? Пусть никто не смеет
Величье незаслуженно носить.
О, если б званья, должности, чины
Не низкими, бесчестными путями,
А истинной заслугой добывались,
Накрылся б гордо тот, кто спину гнет,40
И подчинился б, кто повелевает!
А сколько плевелов бы отмелось
От чистых зерен чести! Сколько славы
От гибели веков бы уцелело,
Чтоб снова заблестеть! — Но выбор ждет.
"Со мной получишь то, чего достоин ты".
Возьму — чего достоин. — Дайте ключ,
И пусть моя откроется удача!
(Открывает серебряный ларец.)
(в сторону)
Не стоила находка долгой речи.
Что вижу я? Бессмысленная рожа
Записку держит! Я ее прочту. —
О, как на Порцию ты не похож,
На все мои надежды и заслуги!
"Со мной получишь то, чего достоин ты".
Ужель достоин я дурацкой рожи?41
Вот мне награда? Лучшей я не стою?
Ответчик и судья — два разных званья.
Различны свойства их.
Что здесь? Посмотрим.
"Семь раз испытан я огнем;42
Семь раз испытан разум в том,
Кто ошибок не имел.
Тот, кто тень поймать хотел,
Счастья тень — того удел.
Много есть глупцов кругом,
Как я, покрытых серебром.
Кого бы ты ни взял женой,
Я — портрет навеки твой.
В путь! Покончено с тобой".
Тем глупее я кажусь,
Чем здесь дольше нахожусь.
Пришел с дурацкой головой, —
Две их уношу с собой.
Милая, прости… Молчу:
Свой обет сдержать хочу.
(Уходит.)
Моль налетела на свечу…
О мудрые глупцы! Коль выбирают,
То разум свой из-за ума теряют.
В пословице недаром говорится:
"Все от судьбы — жениться ль, удавиться ль".
Идем; задерни занавес, Нерисса.
Входит слуга.
Синьора где?
Здесь. Что тебе, синьор?
Синьора, к вашим воротам подъехал
Венецианец молодой с известьем,
Что вслед прибудет господин его,
Который шлет вещественный привет:
Помимо слов учтивых и поклонов —
Богатые дары. Я не видал
Приятнее посланника любви.
Апрельский день не возвещал так нежно
Роскошнейшего лета приближенье,
Как своего владыку этот вестник.
Прошу, довольно. Я боюсь, ты скажешь,
Что он тебе сродни, — так расточаешь
По-праздничному ум на похвалы!
Пойдем, пойдем, Нерисса; жажду видеть
Посла любви, что так учтив и мил.
Дай бог любви, чтоб то Бассанио был.
Уходят.
АКТ III
Венеция. Улица.
Входят Саланио и Саларино.
Ну, что нового на Риальто?
Да что? По-прежнему упорно держится слух, что корабль Антонио с богатым грузом потерпел крушение в Узком проливе43. Гудвинские пески44, — кажется, так оно называется,45 — роковое место, очень опасная мель, где лежит не один остов большого корабля, если только кумушка-молва, от которой я это знаю, честная женщина и говорит правду.
Хотел бы я, чтобы в данном случае она оказалась самой отъявленной лгуньей из всех кумушек, какие когда-либо грызли имбирные конфеты или уверяли соседей, что оплакивают смерть третьего мужа. Но, видно, правда, — если говорить без всяких околичностей и ничем не преграждать ровной дороги толков, — правда, что добрый Антонио, честный Антонио… О, если бы я нашел эпитет, достойный сопровождать его имя!…
Довольно; поставь точку!
А? Что ты говоришь? Ну, словом, конец тот, что Антонио потерял корабль.
Хотел бы я, чтобы это было концом его потерь!
Дай скорей сказать "аминь", чтобы дьявол не помешал моей молитве; вон он сам идет во образе жида.
Входит Шейлок.
Что скажешь, Шейлок? Что нового в купеческом мире?
Вы же знаете, — никто не знает лучше вас, — что у меня сбежала дочь!
Совершенно верно. Я даже знаю портного, который ей делал крылышки, на которых она улетела.
А Шейлок сам знал, что птичка уже оперилась. В эту пору они все улетают от родителей — такова уж их природа.
Будь она за это проклята!
Непременно — если судьей ей будет дьявол.46
Моя собственная плоть и кровь взбунтовалась!
Ах ты, старая падаль! Взбунтовалась в такие годы!
Я говорю: дочь моя, моя собственная плоть и кровь.
Между твоей плотью и ее больше разницы, чем между черной амброй и слоновой костью; а между вашей кровью — больше, чем между красным вином и рейнвейном. Но скажи, что ты слышал: потерял Антонио корабль на море или нет?
Вот еще моя беда! Банкрот, мот, который едва смеет нос показать на Риальто; нищий, а привык таким щеголем расхаживать по рынку! Пусть попомнит о своем векселе! Он все называл меня ростовщиком — пусть попомнит о своем векселе! Он давал деньги в долг из христианского человеколюбия — пусть попомнит о своем векселе!
Ну, я уверен, если он и просрочит, не станешь же ты требовать его мяса: на что оно годится?
Чтобы рыбу на него ловить! Пусть никто не насытится им, — оно насытит месть мою. Он меня опозорил, помешал мне заработать по крайней мере полмиллиона, насмехался над моими убытками, издевался над моими барышами, поносил мой народ, препятствовал моим делам, охлаждал моих друзей, разгорячал моих врагов; а какая у него для этого была причина? Та, что я жид. Да разве у жида нет глаз? Разве у жида нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей? Разве не та же самая пища насыщает его, разве не то же оружие ранит его, разве он не подвержен тем же недугам, разве не те же лекарства исцеляют его, разве не согревают и не студят его те же лето и зима, как и христианина? Если нас уколоть — разве у нас не идет кровь? Если нас пощекотать — разве мы не смеемся? Если нас отравить — разве мы не умираем? А если нас оскорбляют — разве мы не должны мстить? Если мы во всем похожи на вас, то мы хотим походить и в этом. Если жид обидит христианина, что тому внушает его смирение? Месть! Если христианин обидит жида, каково должно быть его терпение по христианскому примеру? Тоже месть! Вы нас учите гнусности, — я ее исполню. Уж поверьте, что я превзойду своих учителей!
Входит слуга.
Синьоры, мой господин, синьор Антонио, дома и желал бы побеседовать с вами обоими.
А мы его сами везде искали.
Входит Тубал.
Вот еще один из их племени; третьего им под стать не подберешь — разве сам дьявол обратится в жида!
Саланио, Саларино и слуга уходят.
Ну что, Тубал, какие новости из Генуи? Нашел ты дочь мою?
Во многих местах слышал о ней, но найти ее не мог.
Ну так, так, так, так! Пропал брильянт, за который я заплатил во Франкфурте две тысячи дукатов! До сих пор проклятие еще не обрушивалось так тяжко на наше племя; я его никогда не чувствовал так до сих пор. Две тысячи червонцев — в одном этом брильянте, и еще другие драгоценные камни! Хотел бы я, чтобы моя дочь лежала мертвой у ног моих с драгоценными каменьями в ушах! Чтобы ее похоронили у моих ног, а червонцы положили в гроб! Так ничего о них не слышно? Ну, конечно! А сколько истрачено на поиски — я и не знаю! О, чтоб тебя! Убыток за убытком! Столько-то украл вор, да столько-то — чтобы найти вора, и никакого удовлетворения, никакого отмщения. Нет такого несчастья, как то, что на меня обрушилось! Нет вздохов, кроме моих; нет слез, кроме тех, что я проливаю.
Нет, и у других людей бывают несчастья. Антонио, как я слыхал в Генуе…
Что? Что? Что? Несчастье, несчастье?
У него потерпел крушение корабль, возвращавшийся из Триполиса.
Благодарю бога! Благодарю бога! Это верно? Это верно?
Я говорил с несколькими матросами, спасшимися при кораблекрушении.
Благодарю тебя, добрый Тубал! Добрые вести! Добрые вести! Ха-ха! Где же это? В Генуе?
Дочь ваша истратила в Генуе, как я слышал, в один вечер восемьдесят дукатов.
Ты в меня вонзаешь кинжал! Не видать мне никогда больше моего золота! Восемьдесят дукатов зараз! Восемьдесят дукатов!
Со мной приехали в Венецию несколько кредиторов Антонио; они клянутся, что он должен неминуемо обанкротиться.
Очень рад этому! Я его истерзаю! Я его замучаю! Я рад этому!
Один из них показывал мне кольцо, которое он получил от вашей дочери за обезьяну.
Проклятье ей! Ты меня терзаешь, Тубал; это была моя бирюза, — я получил ее от Лии, когда был еще холостым. Я бы не отдал ее за целую обезьянью рощу!47
Но Антонио безусловно пропал.
Да, это верно, это совершенно верно! Ступай, Тубал, найми мне заранее пристава, договори его за две недели до срока. Я вырежу у Антонио сердце, если он только просрочит; когда его не будет в Венеции, тогда я буду волен делать дела, как хочу. Ступай, ступай, Тубал! Мы встретимся в нашей синагоге; ступай, добрый Тубал; в нашей синагоге, Тубал.
Уходят.
Бельмонт. Комната в доме Порции.
Входят Бассанио, Порция, Грациано, Нерисса и свита.
Помедлите, день-два хоть подождите
Вы рисковать; ведь если ошибетесь —
Я потеряю вас; так потерпите.
Мне что-то говорит (хоть не любовь),
Что не хочу терять вас; вам же ясно,
Что ненависть не даст подобной мысли.
Но, если вам не все еще понятно
(Хоть девушке пристойней мысль, чем слово), —
Я б месяц-два хотела задержать вас,
Пока рискнете. Я б вас научила,
Как выбрать… Но тогда нарушу клятву.
Нет, ни за что! Итак, возможен промах.
Тогда жалеть я буду, что греха
Не совершила! О, проклятье взорам,
Меня околдовавшим, разделившим!
Две половины у меня: одна
Вся вам принадлежит; другая — вам…
Мне — я сказать хотела; значит, вам же, —
Так ваше все! Злой рок преграду ставит
Между владельцем и его правами —
И я хоть ваша, но не ваша… Если
Случится, что я вашею не стану, —
Пошлите в ад судьбу, а не меня.
Я слишком много говорю; но это,
Чтоб, время задержав и протянув,
Замедлить выбор ваш.
Позвольте выбрать;
Жить так, как живу я, ведь это пытка.
Как пытка?48 А какую же измену
К любви вы примешали? Сознавайтесь.
Лишь гадкую измену — недоверье,
Мешающее мне поверить в счастье.
Меж снегом и огнем возможней дружба,
Чем меж изменой и моей любовью.
Боюсь, не говорите ль вы под пыткой:
Под пыткой люди могут все сказать.
Даруйте жизнь мне — я сознаюсь в правде.
Признайтесь — и живите.
"И любите".
Вот все мое признание. О пытка
Блаженная, когда палач мой сам
Меня ответам учит для спасенья!
Пустите же к моей судьбе — к ларцам.
Пусть так!
Открывают занавес, за которым находятся ларцы.
В одном из них скрываюсь я.
Коль любите меня вы, так найдете.
Нерисса, стань подальше с остальными.
Пусть музыка сопровождает выбор…
Коль проиграет, кончит он, как лебедь,
Исчезнув с песней. Чтоб сравненье было
Верней, мои глаза потоком будут,
Где влажный смертный одр найдет он. Если ж
Он победит… чем станут эти звуки?
Фанфарой труб, склоняющей народ
Пред нововенчанным его монархом,
Небесно-сладкой песнью на заре,
Что проникает в грезы жениха,
Зовя к венчанью. — Вот, идет, с не меньшим
Величием, но с большею любовью,
Чем молодой Алкид, освобождавший
Скорбящей Трои девственную дань49
От чудища морского. Я как жертва
Стою. Вдали — дарданянки50 с глазами,
Опухшими от слез, глядят, чем подвиг
Окончится. Иди, мой Геркулес!
Живи — я буду жить! Страшней сторицей
Мне видеть битву, чем тебе — сразиться.
(пока Бассанио рассматривает ларцы)
Скажи мне, где любви начало?
Ум, сердце ль жизнь ей даровало?
И чем питаться ей пристало?
Ответь, ответь!
В глазах впервые возникает,
От взглядов пищу получает,
В своей же люльке умирает.
Пусть отпоет ее наш звон.
Я начинаю: динь-динь-дон!
Динь-динь-дон!
Так внешний вид от сущности далек:
Мир обмануть не трудно украшеньем;
В судах нет грязных, низких тяжб, в которых
Нельзя бы было голосом приятным
Прикрыть дурную видимость. В религии —
Нет ереси, чтоб чей-то ум серьезный
Не принял, текстами не подтвердил,
Прикрыв нелепость пышным украшеньем.
Нет явного порока, что б не принял
Личину добродетели наружно.
А сколько трусов, чьи сердца неверны,
Как лестница песчаная, имеют
На подбородках бороды такие,
Как Геркулес или суровый Марс, —
А вскрой их печень — молока белей,
Но на лице знак мужества являют,
Чтоб страх вселять. На красоту взгляните51 —
И ту теперь на вес купить возможно;
И часто мы в природе видим чудо,
Что легче те, на ком надето больше.
Так, эти золотые кудри-змейки,
Что шаловливо с ветерком играют
Над мнимою красавицей, нередко
Принадлежат совсем другой головке,
И череп, что их вырастил, — в могиле.
Вся эта пышность — лишь коварный берег
Опаснейшего моря, шарф прелестный,
Сокрывший индианки красоту.52
Да, ты личина правды, под которой
Наш хитрый век и самых мудрых ловит, —
Ты, золото блестящее! Мидаса
Ты жесткий корм! Я не хочу тебя! —
И не тебя, посредник тусклый, пошлый
Между людьми! — Но ты, простой свинец,
Скорей грозящий, чем сулящий блага, —
Ты бледностью своей красноречив:
Беру тебя — будь выбор мой счастлив!
(в сторону)
Как все другое отлетело вдруг:
Сомнение, отчаянье, испуг
И муки ревности зеленоглазой!
Сдержись, любовь, сдержи порыв восторга;
Дождь радости слегка останови:
О, слишком сильно счастие любви —
Не вынести боюсь!
(открывает свинцовый ящик)
Что я найду?
Твой дивный лик! О, что за полубог53
Природу так постиг? Глаза живут!
Иль потому, что движутся мои,54
Так кажется? Уста полуоткрыты,
Разделены дыханьем сладким губы —
Друзьям прелестным милая преграда.
А волосы! Художник, как паук,
Сплел золотую сеть — ловить сердца,
Как мошек в паутину. Но глаза —
Как мог он их создать и не ослепнуть?
Один из них его б лишил обоих,
Неконченным оставшись. Но насколько
Моя хвала на эту тень клевещет,
Не в силах оценить ее, — настолько ж
Хромает тень за сущностью вослед.
Вот свиток: в нем судьбы моей решенье.
"На внешность ты не стал смотреть, —
Столь же будь удачлив впредь!
Если рок так повелел —
Оцени ты свой удел;
Коль по сердцу он тебе,
Ты рай нашел в своей судьбе:
Ты красавицей своей
С поцелуем завладей!"
Благой приказ! Позвольте же, синьора
Мне взять и дать согласно приговору.
(Целует Порцию.)
Как тот, кто победил из двух борцов, —
Хотя в успех свой верить был готов, —
А после, слыша крик, рукоплесканья,
В каком-то колебании, растерян,
Не знает, для него ль прием такой, —
Красавица, так я перед тобой
Стою в сомненье и поверю лишь,
Коль ты скрепишь, подпишешь, подтвердишь.
Вы видите меня, синьор Бассанио,
Такою, как я есть; хоть для себя
Во мне честолюбивых нет желаний
Быть много лучше, но для вас хотела б
Я в двадцать раз свою утроить цену:
Быть во сто раз красивей и богаче,
Чтоб высоко подняться в вашем мненье,
Талантов, красоты, друзей, богатства
Иметь без счета. Но итог мой полный —
Вполне ничтожен; в сущности, вот он:
Простая девушка, без всяких знаний,
Тем счастлива, что уж не так стара,
Чтоб не учиться; а еще счастливей —
Что не глупа и сможет научиться;
Счастливей же всего, что дух покорный
Вверяет вам, мой господин, мой царь.
И я и все мое — отныне ваше,
Вам отдано; доныне я была
Хозяйкой замка, госпожою слугам,
Сама себе царицей; ныне ж, ныне
Мой дом и слуги, я сама — все ваше.
Супруг мой, все даю вам с этим перстнем;
Расставшись с ним, отдав иль потеряв,
Предскажете конец своей любви
И повод мне дадите к обвиненью.
Синьора, вы меня лишили слов!
Лишь в жилах кровь моя вам отвечает.
В моей душе такое же смятенье,
Какое после речи благосклонной
Любимого монарха наступает
В жужжащей, полной радости толпе,
Когда в ней воедино все слилось,
Смешалось в хаос радости всеобщей
С словами и без слов. Коль этот перстень
Расстанется со мной, — расстанусь с жизнью;
Тогда скажите вы: Бассанио умер!
Синьора и синьор, теперь для нас,
Увидевших венец своих желаний,
Настал черед кричать: дай бог вам счастья!
Синьор Бассанио, милая синьора,
Желаю вам всего, что вы хотите.
Мне к этому ведь нечего добавить!55
Когда же брачных клятв своих обмен
Торжественно свершите вы, прошу —
Тотчас и мне позвольте обвенчаться.
От всей души, коль ты найдешь жену.
Благодарю; вы мне ее нашли.
Мой взгляд, синьор, не меньше быстр, чем ваш;
Вы госпожу увидели, а я —
Прислужницу. Вы полюбили — также
И я. Как вы, я мешкать не люблю.
Вот здесь, в ларцах, судьба таилась ваша,
Но также и моя, как оказалось.
За нею я ухаживал до поту
И клялся так, что в горле пересохло
От пылких клятв; и наконец, вполне
Растрогавши красавицу, добился
Согласия — с условьем, если счастье
Отдаст вам госпожу.
Нерисса, правда?
Да, госпожа, коль вы на то согласны.
И ты, Грациано, говоришь серьезно?
О да, синьор!
Наш пир весьма украсит ваша свадьба.
Мы с ними побьемся об заклад, у кого родится первый мальчик — на тысячу червонцев.
Как, и поставим все на карту?
Нет; в этом случае выиграть нельзя, если все поставить на карту.
Но кто идет сюда? Лоренцо с милой
Язычницей? Как! Старый друг Салерио?
Входят Лоренцо, Джессика и Салерио, посланец из Венеции.
Лоренцо и Салерио, прошу вас, —
Коль новость положенья моего
Мне власть дает принять вас. — Разрешите,
Мой ангел, мне друзей и земляков
Просить гостями быть?
И я прошу их:
Я рада им, супруг мой.
Благодарю, синьора. — Я, синьор,
Не собирался навестить вас здесь;
Но встретился с Салерио по пути —
И он просил меня, чтоб с ним пошел я,
Не принимая отговорок.
Да,
На то причины есть. — Синьор Антонио
Привет вам шлет.
(Отдает Бассанио письмо.)
Еще не вскрыв письма,
Прошу сказать, как друг мой поживает.
Не болен он, коль не считать души;
И не здоров — душой. Его письмо
Вам объяснит все дело.
Бассанио читает письмо.
Нерисса, чужестранку обласкай.
Салерио, руку. Что в Венеции слышно?
Как царственный купец, Антонио добрый?56
Удаче нашей будет рад он, знаю;
Мы, как Язоны, добыли руно.
Найди вы то руно, что он утратил!
Недобрые в письме, должно быть, вести —
Согнали краску всю с его лица.
Друг умер, верно; что б еще могло
Так выраженье изменить мужчины
Столь твердого? Как! Хуже все и хуже? —
Бассанио! Я ведь ваша половина;
Позвольте ж мне по праву половину
Того, что есть в письме.
Любовь моя,
Здесь самые ужасные слова,
Когда-либо чернившие бумагу!
Когда я вам открыл свою любовь,
Я честно вам сказал, что все богатство
Мое в крови: я истый дворянин.
Я правду вам сказал; но, дорогая,
Себя считая за ничто, и тут
Похвастал я, сказав, что ничего
Я не имею, — должен бы сказать я,
Что меньше я имею, чем ничто.
Себя всего я другу заложил,
А друга — злейшему его врагу,
Чтоб денег мне достать. Вот вам письмо:
Бумага эта — точно тело друга;
На ней слова — зияющие раны —
Кровоточат. — Но правда ли, Салерио,
Ужель погибло все, без исключенья?
Из Триполи, из берберийских стран,57
Из Мексики, двух Индий58, Лиссабона,
Из Англии? И ни один корабль
Не спасся? Все разбились об утесы,
Грозу купцов?
Нет, ни один, синьор.
Притом теперь, хотя б имел он деньги
Наличные, чтоб уплатить жиду, —
Тот не взял бы. Я не встречал созданья
Во образе людском, чтобы так жадно
Стремилось человека погубить!
Он день и ночь не отстает от дожа;
Твердит, что попрана свобода будет
В Венеции, когда ему откажут.
Знатнейшие сенаторы, сам дож,
Купцы — его все тщетно убеждали;
Не хочет он от кляуз злых отречься:
"Просрочка… правосудье… неустойка!"
Еще при мне он клялся — я слыхала —
Тубалу с Хусом, землякам своим,
Что хочет получить он лучше мясо
Антонио, чем в двадцать раз ту сумму,
Что задолжал он. И, синьор, я знаю, —
Когда закон, и высший суд, и власти
Не вступятся — погиб Антонио бедный!
Ваш близкий друг в такой беде, скажите?
Ближайший друг, добрейший человек
С душой честнейшею, не устающей
Творить добро; да, человек, в котором
Дух древних римлян больше проявился,
Чем в ком-либо, в Италии рожденном.
Что должен он жиду?
Три тысячи червонцев за меня.
Как! Только? Шесть ему вы заплатите
И выкупите вексель; вдвое, втрое —
Скорей!… Чтоб допустить такого друга
Хоть волос потерять из-за Бассанио!
Пойдем же в храм; меня вы назовете
Женой, а там — скорей в Венецию, к другу!
Вы не должны у Порции в объятьях
Покоиться с тревожною душой.
Дам золота, чтоб в двадцать раз покрыть
Ничтожный долг! Потом вернитесь с другом
Сюда; а мы пока с Нериссой будем,
Как девушки и вдовы, ждать. Вперед!
В день свадьбы вас отъезд немедля ждет.
Приветствуйте друзей с веселым видом:
Так дорого купив, я вас не выдам.
Но прочитайте мне его письмо.
(читает)
"Милый Бассанио, все корабли мои погибли. Кредиторы мои делаются жестоки; положение мое очень плохое. Мой вексель жиду просрочен. И так как, заплатив по нему, мне невозможно будет остаться в живых, то между нами — все долги уплачены, и я только хотел бы увидеть тебя перед смертью. Однако поступай по своему усмотрению; если твоя любовь ко мне не побудит тебя приехать, пусть не побуждает и мое письмо".
Любовь моя, брось все и поезжай!
Коль ехать ты даешь мне позволенье,
Спешу! Пока я не вернусь домой,
Постель виной не будет промедленья,
Разлучником не будет отдых мой.
Уходят.
Венеция. Улица.
Входят Шейлок, Саларино, Антонио и тюремщик.
Смотри за ним, тюремщик! Нет пощады;
Вот он — глупец, ссужавший деньги даром.
Смотри за ним!
Послушай, добрый Шейлок…
Мой вексель! Против векселя ни слова!
Я клятву дал, что получу сполна.
Ты звал меня собакой без причины.
Собака я! Страшись моих клыков!
Дож будет справедлив. Я удивляюсь,
Дрянной тюремщик, — слишком уж ты глуп:
Едва попросит, ходишь с ним на волю.
Прошу, дай мне сказать…
Мой вексель! Ничего не стану слушать.
Плати по векселю; ни слова больше.
Я не из тех глупцов, унылых, слабых,
Что, охая и головой качая,
На просьбы христиан идут. Довольно!
Не слушаю. По векселю плати!
(Уходит.)
Бесчувственнейший пес, какого знаю
Среди людей!
Оставь его. Не стану
Бесцельно больше умолять его.
Моей он ищет смерти. Но причину
Я знаю: часто от его сетей
Спасал несчастных я, и вот за это
Меня он ненавидит.
Я уверен —
Такого иска не признает дож.
Не может дож законы нарушать:
Ведь он, отняв у чужестранцев льготы,
В Венеции им данные, доверье
К законам государства подорвет;
А наши и торговля и доходы —
В руках всех наций. Потому — довольно.
Я изнурен потерями и горем
Так, что едва-едва себе фунт мяса
Найдет мой кровожадный кредитор.
(Тюремщику.)
Идем! — Дай бог, чтоб увидал Бассанио,
Как долг его я заплачу; а там…
Уходят.
Бельмонт. Комната в доме Порции.
Входят Порция, Нерисса, Лоренцо, Джессика и Бальтазар.
Синьора, я в глаза вам говорю:
Постигли благородно вы и верно
Божественную дружбу, — доказали
Вы это тем, как сносите разлуку.
Но знай лишь вы, кому вы честь дарите,
Какому благороднейшему мужу,
Какому другу вашего супруга, —
Конечно, больше б вы гордились этим,
Чем свойственно при вашей доброте.
Я до сих пор ни разу не жалела
О сделанном добре; так и теперь.
Ведь меж друзей, что вместе жизнь проводят,
Чей дух несет одно ярмо любви,
Гармония должна быть несомненно
В чертах лица, и в нравах, и в душе;
И потому я думаю: Антонио,
Как друг сердечный мужа моего,
С ним, верно, схож. А если это так,
Как мало я истратила на то,
Чтобы спасти души моей подобье59
От дьявольской жестокости! Но это
Походит уж на самовосхваленье, —
Так лучше потолкуем о другом. —
Лоренцо, я вручаю все хозяйство
И управленье домом в ваши руки
До возвращенья моего супруга.
Сама ж дала обет я тайный небу:
С Нериссою, пока мой повелитель
И муж ее не возвратятся к нам,
Жить в тихом созерцанье и молитвах.
Есть монастырь отсюда мили за две;
Там будем жить мы. Я бы вас просила
В моем желанье мне не отказать.
Не только дружба — и необходимость
Обязывают вас к услуге этой.
От всей моей души готов, синьора,
Я выполнить все ваши приказанья.
Желания мои известны слугам;
Они вам с Джессикой повиноваться,
Как мне и моему супругу, будут.
Прощайте же, до нового свиданья.
Дай бог вам светлых мыслей, ясных дней!
Я вам желаю радости сердечной.
Благодарю за ваши пожеланья
И их охотно возвращаю вам.
Прощайте, Джессика…
Джессика и Лоренцо уходят.
Ну, Бальтазар,
Ты был всегда и верен мне и честен, —
Будь и теперь таков. Возьми письмо
И, сколько хватит сил у человека,
Мчись в Падую. Там доктору Белларио,
Кузену моему, вручишь посланье,
А он тебе бумаги даст и платье;
Затем доставишь все скорей как можно
Ты к перевозу, где паром отходит
В Венецию. Не трать напрасно слов,
Но поспеши; там ждать тебя я буду.
Синьора, поспешу как хватит сил.
(Уходит.)
Идем, Нерисса, у меня есть план.
Не знаешь ты… Мы их скорей увидим,
Чем ждут они.
А нас они увидят?
О да, увидят. Но в таких одеждах,
Нерисса, что у нас то заподозрят,
Чего нам не дано. Бьюсь об заклад,
Коль мы с тобой мужской наряд наденем,
Я буду лучший мальчик из двоих.
Изящней меч носить, чем ты, сумею;
Ломать свой голос, как при переходе
От мальчика к мужчине; мелкий шаг
Сменять мужской походкой; хвастать дракой,
Как юный хват, и лгать напропалую
О том, как дамы бегали за мной,
Отвергнутые, чахли, умирали:
"Хоть я не виноват, но мне их жалко, —
Уж лучше бы я их не убивал".
И двадцать небылиц таких прибавлю,
Что поклянутся все, что школу кончил
Я с год уже! Я знаю пропасть шуток
Во вкусе тех болтливых хвастунишек, —
Пущу их в ход!
Так пол мужской нам нужен?60
Фу, стыд! Какой вопрос!
Услышь тебя двусмысленные уши!
Пойдем, тебе мой замысел подробно
Я расскажу в карете. Ждет она
У въезда в парк, — теперь же недосужно;
Нам двадцать миль сегодня сделать нужно.
Уходят.
Там же. Сад.
Входят Ланчелот и Джессика.
Да, уж это так; потому что, видите ли, грехи отцов взыскиваются на детях. Потому, уверяю вас, я за вас боюсь. Я всегда был с вами откровенен; и теперь выражаю вам свою ажитацию по этому поводу; поэтому, уж будьте спокойны, я уверен, что вы осуждены на вечные муки. Правда, есть еще одна надежда, которая могла бы вам помочь… Да и та вроде как незаконнорожденная надежда…
Что же это за надежда?
А вот: вы отчасти можете надеяться, что не ваш отец произвел вас на свет и что вы не дочь жида.
Действительно, какая-то незаконнорожденная надежда: ведь тогда с меня взыщут грехи моей матери.
В таком разе я боюсь, что вы осуждены на вечные муки и по батюшке и по матушке. Избегаю я Сциллы — вашего отца, так попадаю в Харибду — вашу мать. Так ли, сяк ли — пропали вы.
Я спасусь через моего мужа:61 ведь он сделал меня христианкой.
Правду говоря, за это его похвалить нельзя; нас, христиан, было и без того довольно: как раз столько, чтобы всем можно было прокормиться. А если еще понаделать христиан, то, пожалуй, повысится цена на свиней: коли мы все начнем есть свинину, так скоро ни за какие деньги ломтя жареного сала не получишь!
Все, что вы говорите, я расскажу моему мужу, Ланчелот; кстати, вот он идет.
Входит Лоренцо.
Я скоро начну ревновать к тебе, Ланчелот, если ты будешь шептаться с моей женой по углам.
Нет, вам нечего за нас опасаться, Лоренцо: мы с Ланчелотом не в ладах. Он прямо заявляет, что нет мне милосердия в небесах, потому что я дочь жида; и прибавляет, что вы плохой гражданин республики, потому что, обращая в христианство евреев, вы повышаете цену на свинину.
Я за это перед республикой меньше отвечу, чем ты за то, что устроил негритянке брюшко; ведь арапка-то от тебя в положении, Ланчелот.
Это одно предположение пока; но положим, что это и так… виной ее расположение ко мне.62
Как любой дурак может играть словами! Скоро, действительно, остроумие будет выражаться в молчании, а болтовня будет поощряться только у попугаев. Ступай, скажи, чтобы все было готово к обеду.
Все готово, синьор: аппетит имеется у всех.
Боже милостивый, что за остряк! Ну, так вели им готовить обед.
И это сделано, синьор, остается только накрыть.
Ну, так вы можете накрыть, синьор.
Накрыться, синьор? Ни в коем случае! Я знаю свое место.63
Опять придрался к слову! Да что ты, хочешь свое богатство истратить за один раз? Прошу тебя, пойми простые слова просто: пойди к своим товарищам, прикажи им накрыть на стол, подай кушанье, а мы придем обедать.
Что касается стола, синьор, он будет подан; что касается кушаний, они будут накрыты; а что касается вашего прихода к обеду, синьор, это уж зависит от вашего каприза и фантазии.
(Уходит.)
О, где ты, разум?64 Сколько лишних слов!
Какое полчище острот дурак
Собрал в своем уме! Я многих знаю
Глупцов, стоящих выше, что, так точно
Вооружась, для острого словца
Вступают с правдой в бой. — Ну что, мой друг?
Как, Джессика? Скажи свое ты мненье.
Как ты нашла Бассанио супругу?
Превыше всех похвал. Синьор Бассанио
Теперь примерной жизнью должен жить.
Такую благодать найдя в жене,
Он на земле вкусит всю радость неба;
А не захочет этого понять,
Так он поистине не стоит неба.
Когда б два бога бились об заклад
И на весы двух смертных женщин взяли, —
Будь Порция одной, к другой пришлось бы
Прибавить кое-что; ведь в жалком мире
Второй подобной нет!
Такого мужа
Во мне имеешь, как он в ней — жену.
Не худо б моего спросить вам мненья.
Спрошу; но раньше мы пойдем обедать.
Дай оценить тебя до насыщенья.
Нет, лучше за застольною беседой.
Тогда, что б ни сказала ты, я легче
Переварю.
Так, ждет тебя оценка.
Уходят.
АКТ IV
Венеция. Зал суда.
Входят дож, сенаторы, Антонио, Бассанио, Грациано, Салерио и другие.
Что, здесь Антонио?
Готов я, ваша светлость.
Мне очень жаль тебя: имеешь дело
Ты с каменным врагом, бесчеловечным,
На жалость не способным; нету в нем
Ни капли милосердия.
Я слышал,
Что вы, светлейший дож, смягчить старались
Жестокий иск; но раз он так настойчив
И нет законных средств меня спасти
От злобных козней, — противопоставлю
Свое терпенье бешенству его;
Вооружась спокойствием душевным,
Снесу его тиранство и жестокость.
Подите, позовите в зал жида.
Он у дверей, светлейший дож; вот он.
Входит Шейлок.
Посторонитесь; пусть пред нами станет.
Все думают, — и я со всеми, Шейлок, —
Что видимость злодейства сохранишь ты
Лишь до развязки дела, а потом
Проявишь милость, поразив сильнее,
Чем мнимою жестокостью своей;
И хоть сейчас ты требуешь в уплату
Фунт мяса у несчастного купца —
Не только не возьмешь ты неустойки,
Но, движим человечною любовью,
Ему простишь ты половину долга,
Взглянувши с состраданьем на потери,
Что на него обрушились: их хватит,
Чтоб царственный купец был разорен
И возбудил участье в медных душах,
И в каменных сердцах, и в непреклонных
Татарах иди турках, не привыкших
К делам любви и жалости. Итак,
Мы все ждем доброго ответа, жид.
Я вашей светлости уж объяснял:
Поклялся я святой субботой нашей,
Что получу по векселю сполна.
Мне отказав, вы ввергнете в опасность
Республики законы и свободу.
Вы спросите, зачем предпочитаю
Фунт падали трем тысячам дукатов?
На это не отвечу. Или, скажем,
Таков мой вкус! Что, это не ответ?
Что, если дом мой беспокоит крыса
И, чтоб ее стравить, хоть десять тысяч
Готов я дать? Что, это не ответ?
Один не любит поросячьей морды;
Другой при виде кошки прямо сходит
С ума; а третий, услыхав волынку,
Не может удержать мечи. Так склонность,
Страстей хозяйка, направляет их
К любви иль отвращенью. 65 Вот ответ мой!
Как объяснить нельзя определенно,
Из-за чего один свиней не любит,
Другой — невинной и полезной кошки,
Волынки — третий, но неодолимо
Он слабости постыдной поддается
И, угнетенный, угнетает сам, —
Так не могу и не хочу назвать
Других причин тому, что я веду
Безвыгодный процесс против Антонио,
Чем ненависть. Что, это не ответ?
Нет, бессердечный, не такой ответ,
Чтоб мог он оправдать твою жестокость!
Тебе ответом угождать не должен!
Да можно ль всех убить, кого не любишь?
А можно ль ненавидеть тех, кого
Убить не хочешь?
Неужели сразу
Должна обида ненависть родить?
Как! Дать змее себя ужалить дважды?
Прошу, подумай — споришь ты с жидом.
Скорей ты можешь стать на берегу
И повелеть понизиться приливу;
Скорей у волка спросишь, почему
Овцу заставил плакать о ягненке;
Скорее запретишь ты горным соснам
Качать вершиной и шуметь ветвями,
Когда их клонит ураган небесный;
Скорее ты свершишь труднейший подвиг,
Чем умягчишь (что в мире жестче?) сердце
Его еврейское! Я умоляю,
Оставьте все попытки, все старанья,
Но коротко и ясно: пусть свершится
Мой приговор, как хочет жид того.
Наместо трех шесть тысяч я даю!
Когда б во всех дукатах этих каждый
На шесть частей делился по дукату, —
Я б не взял их, а взял бы неустойку.
Как можешь ты надеяться на милость,
Когда ее не проявляешь сам?
Какой же суд мне страшен, если прав я?
У вас немало купленных рабов;
Их, как своих ослов, мулов и псов,
Вы гоните на рабский труд презренный,
Раз вы купили их. Ну что ж, сказать вам:
"Рабам вы дайте волю; пожените
На ваших детях; чем потеть под ношей,
Пусть спят в постелях мягких, как у вас,
Едят все то, что вы"? В ответ услышу:
"Они — мои рабы". И я отвечу:
"Фунт мяса, что я требую, купил я
Не дешево; он мой, хочу его!"
Откажете — плюю на ваш закон!
Венеции декреты не надежны.
Я жду суда. Ответьте — будет он?
Я властен заседанье отложить,
Пока Белларио, ученый доктор,
За кем послал я для решенья дела,
К нам не придет.
Ваша светлость, ждет
Здесь посланный от доктора с письмом,
Из Падуи прибывший.
Пусть он войдет; а мне письмо подайте.
Антонио, бодрись, не все пропало.
Отдам жиду и плоть и кровь я раньше,
Чем за меня прольешь ты каплю крови.
Друг, в стаде я паршивая овца, —
Всех ближе к смерти: слабый плод всех раньше
На землю падает. Дай мне упасть.
Тебе ж приличней жить, Бассанио,
И надписью меня почтить надгробной.
Входит Нерисса, одетая писцом адвоката.
Белларио вас из Падуи прислал?
Да, ваша светлость. Он вам шлет почтенье.
(Передает ему письмо.)66
(Шейлоку)
Зачем ты так усердно точишь нож?
Чтоб резать у банкрота неустойку.
Об душу, гнусный жид, не о подошву67
Ты точишь нож;68 но ни один металл, —
Секира палача не так остра,
Как злость твоя. Мольбы тебя не тронут.
Нет, не найдет твой ум такой мольбы.
О, будь ты проклят, пес неумолимый!69
Вся жизнь твоя — закону злой укор.
Во мне почти поколебал ты веру;
И я почти поверить с Пифагором70
Готов в переселенье душ животных
В тела людей. Твой гнусный дух жил в волке,
Повешенном за то, что грыз людей:
Свирепый дух, освободясь из петли,
В утробе подлой матери твоей
В тебя вселился; да, таков твой дух:
Несытый, волчий, кровожадный, хищный!
Хулой печати с векселя не снимешь, —
Тебе не стоит портить легких криком.
Побереги свой ум, юнец любезный,
Иль даром пропадет. — Я жду суда.
Белларио рекомендует нам
Ученого юриста молодого.
Где он?
Тут, недалеко; ждет ответа.
Угодно будет вам его принять?
О, с радостью. — Пусть кто-нибудь пойдет;
Его сюда учтиво проводите. —
А суд пока заслушает письмо.
(читает)
"Да будет известно вашей светлости, что письмо ваше застало меня тяжело больным; но в момент прибытия вашего гонца у меня находился дружески навестивший меня молодой законовед из Рима, — имя его Бальтазар. Я ознакомил его с делом, возникшим между жидом и купцом Антонио. Мы просмотрели вместе множество книг. Мнение мое он знает и, придав ему своей ученостью, обширность которой я не могу достаточно восхвалить, много большую ценность, он изложит его вам, заняв мое место ввиду полной невозможности мне прибыть. Прошу вас, пусть молодость не препятствует достодолжной оценке его; я никогда не встречал в таком юном теле такой старчески мудрой головы. Поручаю его вашей благосклонности; но испытание его на деле будет ему наилучшей рекомендацией".
Вы слышали, что пишет нам Белларио?
Входит Порция, одетая доктором прав.
А вот, должно быть, доктор. — Вашу руку!
Так это вы от старого Белларио?
Да, ваша светлость.
Мой привет; садитесь.
Скажите, вы уже знакомы с тяжбой,
Которую здесь разбирает суд?
Я с делом ознакомился подробно.
Который здесь купец? Который жид?
Антонио, старый Шейлок, — подойдите.
Зовут вас Шейлок?
Шейлок — мое имя.
Вы предъявили иск необычайный;
Но все по правилам, — закон Венеции
Не может запретить вам этот иск.
(К Антонио.)
И с вас взыскать он вправе по суду?
Он так сказал.
Вы признаете вексель?
Да.
Ну, так должен жид быть милосердным.
А по какой причине должен? А?
Не действует по принужденью милость;
Как теплый дождь, она спадает с неба
На землю и вдвойне благословенна:
Тем, кто дает и кто берет ее.
И власть ее всего сильней у тех,
Кто властью облечен. Она приличней
Венчанному монарху, чем корона.
Знак власти временной есть царский скипетр:
Он — атрибут величья и почета,
Внушающий пред царской мощью трепет;
Но милость выше мановенья скиптра,
И трон ее живет в сердцах царей.
Она есть свойство бога самого;
Земная власть тогда подобна божьей,
Когда с законом милость сочетает.
Жид, за тебя закон; но вспомни только,
Что если б был без милости закон,
Никто б из нас не спасся. Мы в молитве
О милости взываем — и молитва
Нас учит милости. — Все это я
Сказал, чтобы смягчить тебя; но если
Ты требуешь, то строгий суд Венеции
Обязан вынесть приговор купцу.
На голову мою мои дела!
Я требую закона и уплаты.
Но разве он внести не может денег?
О да, я пред судом здесь предлагаю
Удвоить сумму; если это мало,
Я обязуюсь удесятерить.
Ручаюсь головой, рукой и сердцем, —
Коль мало этого, так, значит, зло
Попрало истину. Я вас молю,
Закон хоть раз своей склоните властью;
Для высшей правды малый грех свершите
И обуздайте дьявольскую волю.
Нет, так нельзя; в Венеции нет власти,
Чтоб изменить уставленный закон.
То был бы прецедент, и по примеру
Его немало вторглось бы ошибок
В дела республики. Нет, так нельзя.
О, Даниил здесь судит! Даниил!71
Почет тебе, о мудрый судия!
Прошу вас, дайте мне взглянуть на вексель.
Вот, вот он, мой почтенный доктор, вот он.
Вам втрое сумму предлагают, Шейлок.
А клятва? Клятва? Небу дал я клятву!
Так неужель мне душу погубить?
Нет, нет, за всю Венецию…
Итак,
Просрочен вексель. Жид законно может
Потребовать фунт мяса у купца
Как можно ближе к сердцу. — Смилосердись!
Возьми втройне и дай порвать мне вексель.
Когда он будет полностью оплачен.
Как видно, вы достойный судия:
Вы знаете закон; решенье ваше
Прекрасно. Именем того закона,
Которому вы служите опорой,
Прошу — кончайте суд. Клянусь душою,
Ничей язык меня разубедить
Не в силах; я за вексель мой стою.
От всей души я умоляю суд
Произнести свой приговор.
Пусть так.
Вот он: готовьте грудь его ножу.
Судья прекрасный! Юноша достойный!
И дух и текст закона совершенно
Находятся в согласье с неустойкой,
Которая здесь в векселе стоит.
Так, точно так, судья правдивый, мудрый!
Насколько же ты старше, чем на вид!
Так обнажите грудь.
Да! Грудь его!
Так в векселе стоит, судья почтенный, —
Не так ли? Ближе к сердцу — так стоит там.
Да, так. А есть ли здесь весы, чтоб взвесить
Фунт мяса?
Я принес их.
(Шейлоку)
Хирурга на свой счет возьмите — раны
Перевязать, иль изойдет он кровью.
А в векселе написано об этом?
Нет, не написано; но что ж такое?
Из милосердья надо это сделать.
Ну, нет: об этом в векселе ни слова.
Купец, что вы имеете сказать?
Не много: я готов, вооружен.
Дай руку мне, Бассанио; прости
И не скорби, что за тебя я гибну.
Судьба ко мне добрее, чем обычно:
Она ведь большей частью заставляет
Несчастных пережить свое богатство
И с тусклым взором и с челом в морщинах
Влачить век нищеты. От этой пытки
Медлительной избавлен я судьбой.
Привет мой шлю жене твоей достойной.
Ты расскажи ей о конце Антонио;
Скажи, как я любил тебя; воздай
Честь мертвому; когда ж рассказ окончишь,
Пусть судит, был ли у Бассанио друг.
И не жалей, что друга ты теряешь,72
Как не жалеет он, что платит долг:
Ведь если жид поглубже нож запустит,
Я заплачу всем сердцем за тебя.
Антонио! Я на женщине женат,
Которая мне дорога, как жизнь;
Но жизнь сама, жена моя, весь мир —
Все не дороже мне, чем жизнь твоя.
Я дьяволу бы этому все отдал,
Принес все в жертву, чтоб тебя спасти.
Жена была б не очень благодарна,
Услышав, чем вы жертвовать хотите.
И я люблю жену, но был бы рад,
Чтоб в небесах она уже могла
Молить все силы неба о смягченье
Жестокого жида!
Вот хорошо.
Что за ее спиной вы так сказали:
Не то б у вас тревожно стало в доме.
(в сторону)
Вот браки христиан! Я дочь имею…73
О, лучше бы из племени Варравы74
Ей муж достался, чем христианин! —
Мы тратим время. Приговор исполним.
Фунт мяса от купца по праву твой.
Так суд решил, и так велит закон.
Судья премудрый!
И мясо можешь вырезать из груди;
Так повелел закон, так суд решил.
Судья — мудрец! Вот приговор! Готовься!
Постой немного; есть еще кой-что.
Твой вексель не дает ни капли крови;
Слова точны и ясны в нем: фунт мяса.
Бери ж свой долг, бери же свой фунт мяса;
Но, вырезая, если ты прольешь
Одну хоть каплю христианской крови,
Твое добро и земли по закону
К республике отходят.
Судья достойный! — Жид, заметь! — О мудрый!
Таков закон?
Его ты можешь видеть.
Ты хочешь правосудья? Будь уверен —
Его получишь больше, чем желаешь.
Мудрец! Что, жид? Заметь: судья ученый!
Так я согласен получить втройне,
И пусть идет христианин!
Вот деньги.
Постойте!
Жид хочет правосудья; не спешите, —
Он должен получить лишь неустойку.
О жид! Что за судья — достойный, мудрый!
Итак, готовься мясо вырезать,
Но крови не пролей. Смотри, отрежь
Не больше и не меньше ты, чем фунт:
Хотя б превысил иль уменьшил вес
На часть двадцатую двадцатой доли
Ничтожнейшего скрупула, хотя бы
На волосок ты отклонил иглу75
Твоих весов, — то смерть тебя постигнет,
Имущество ж твое пойдет в казну.
О новый Даниил! — Жид! — Даниил! —
А, нехристь, ты теперь-таки попался!
Что медлит жид? Бери же неустойку!
Отдайте деньги мне, и я уйду.
Я приготовил их тебе — возьми.
Он пред судом от денег отказался. —
По праву он получит неустойку.
О Даниил! Да, новый Даниил! —
Спасибо, жид, что подсказал мне слово.
Ужель не получу я капитала?
Получишь ты одну лишь неустойку, —
Бери ее на собственный свой страх.
Так пусть же черт берет ее себе.
Мне нечего здесь делать!
Жид, постой;
Претензию к тебе имеет суд.
В Венеции таков закон, что если
Доказано, что чужестранец прямо
Иль косвенно посмеет покуситься
На жизнь кого-либо из здешних граждан, —
Получит потерпевший половину
Его имущества, причем другая
Идет в казну республики, а жизнь
Преступника от милосердья дожа
Зависит: он один решает это.
Вот ныне положение твое:
Улики ясные нам подтверждают,
Что посягал ты косвенно и прямо
На жизнь ответчика и тем навлек
Опасность на себя, как я сказал.
Пади же ниц — и милости проси!
Моли, чтоб сам повеситься ты мог;
Хоть, раз в казну идет твое богатство,
Тебе не хватит денег на веревку.
Казна тебя повесит за свой счет.
Чтоб ты увидел наших чувств различье,
Дарую жизнь тебе еще до просьбы,
Имущество твое разделим мы
Между Антонио и государством.
Покайся — мы заменим это штрафом.
Да, что касается той половины,
Которую получит государство;76
Другая же к Антонио отойдет.
Берите жизнь и все; прощать не надо.
Берите вы мой дом, отняв опору,
Чем он держался; жизнь мою берите,
Отнявши все, чем только я живу.
Окажет ли ему Антонио милость?
Веревку даром даст; а что же больше?
Коль вы, светлейший дож и суд, решите
Взять штраф взамен законной половины,
С меня довольно, если он запишет
Вторую половину на меня,77 —
Чтоб после смерти Шейлока я отдал
Ее тому, кто дочь его похитил.
Еще: во-первых, чтоб за эту милость
Немедленно он принял христианство;
И, во-вторых, чтоб здесь, перед судом,
Он тотчас завещал все, что имеет,
По доброй воле дочери и зятю.
Быть по сему: иначе отменю я
Прощение, что даровал ему.
Доволен ли ты этим, жид? Что скажешь?
Доволен.
Пусть писец составит акт.
Прошу вас, разрешите мне уйти;
Мне худо. Документ ко мне пришлите, —
Я подпишу.
Ступай, но все исполни.
Двух крестных ты получишь при крестинах;
Будь я судьей, прибавил бы десяток;78
На виселицу бы тебя они,
А не к святой купели проводили.
Шейлок уходит.
(Порции)
Прошу вас отобедать у меня.
Прошу прощенья, ваша светлость: должен
Я в Падуе сегодня ж ночью быть,
И мне пора уж отправляться в путь.
Жаль, что досуг не позволяет вам. —
Антонио, наградите вы синьора;
По-моему, вы перед ним в долгу.
Дож со свитой уходят.
Синьор почтеннейший, меня и друга
Избавили вы мудростью своей
От страшного несчастья, и за это
Те деньги, что жиду предназначались,
Позвольте вам за славный труд вручить.79
И все ж в долгу остаться неоплатном,
Любя вас и служа вам весь свой век.
Нет лучшей платы, чем большая радость;
А я, освободив вас, очень рад
И, значит, щедро плату получил
Корыстнее я не был никогда!
Прошу меня признать при новой встрече.
Желаю счастья вам. Итак, прощайте.
Синьор мой, все ж настаивать я буду:
На память что-нибудь от нас примите —
Как дань любви, не плату. Я прошу вас
Не отказать мне и простить меня.
Вы так настойчивы, что уступлю я.
(К Антонио.)
Перчатки я возьму у вас на память.
(К Бассанио.)
А вы мне дайте перстень в знак любви.
Отдернули вы руку? Не хочу я
Иного; если любите, отдайте.
Синьор… Мой перстень — это ведь безделка!
Мне стыдно вам дарить такой пустяк.
Я не желаю ничего другого —
Такая мне фантазия пришла.
Тут дело не в цене; вам подарю
В Венеции я самый лучший перстень,
Найдя его посредством объявленья.
Но этот удержать позвольте мне.
Я вижу — вы щедры на обещанья!
Сперва меня просить вы научили,
Теперь же учите, — я вижу ясно, —
Как надо попрошайкам отвечать.
Синьор, жена дала мне этот перстень,
Взяв клятву, что не буду никогда
Его дарить, терять иль продавать.
Предлог удобный — отказать в подарке.
Коль не сошла с ума у вас жена, —
Узнав, чем заслужил я этот перстень,
Она на вас разгневаться не может,
Что дали мне его. Что ж, будьте здравы.
Порция и Нерисса уходят.
Бассанио, отдай ему ты перстень.
Его заслуги и любовь ко мне
Должны жены твоей приказ превысить.
Беги, Грациано, догони его,
Дай перстень; приведи его, коль сможешь,
К Антонио в дом. Ступай же, торопись!
Грациано уходит.
Пойдем; отправимся и мы туда же.
А завтра рано утром устремимся
В Бельмонт с тобою мы. Идем, Антонио.
Уходят.
Там же. Улица.
Входят Порция и Нерисса, все еще переодетые.
Спроси, где дом жида; дай акт ему —
Пускай подпишет. Мы уедем в ночь
И раньше, чем мужья, домой вернемся.
Лоренцо будет рад бумаге этой.
Входит Грациано.
Ну вот, я и догнал вас!
Синьор Бассанио после размышленья
Вам перстень шлет и очень просит вас
С ним отобедать!
Это невозможно.
Но перстень с благодарностью приму, —
Так и скажите. Кстати, укажите
Дом Шейлока вы моему писцу.
Исполню с радостью!
Синьор, два слова.
(Тихо, Порции.)
Удастся ль выманить у мужа перстень,
Что клялся он хранить, я посмотрю.
(тихо, Нериссе)
Ручаюсь я, что да. Вот будут клясться,
Что перстни отдали они мужчинам!
Но мы их уличим и переспорим.
(Громко.)
Спеши! Ты знаешь, где я буду ждать.
(к Грациано)
Пойдем; вы мне укажете дорогу.
Уходят.
АКТ V
Бельмонт. Аллея, ведущая к дому Порции.
Входят Лоренцо и Джессика.
Как ярок лунный свет… В такую ночь,
Когда лобзал деревья нежный ветер,
Не шелестя листвой, — в такую ночь
Троил всходил на стены Трои, верно,
Летя душой в стан греков, где Крессида
Покоилась в ту ночь.80
В такую ночь
Пугливо по росе ступала Фисба81
И, тень от льва увидев раньше льва,
Бежала в ужасе…
В такую ночь
Дидона, с веткой ивы грустно стоя
На берегу морском, манила друга
Вернуться в Карфаген.82
В такую ночь
Медея83, верно, собирала травы
Волшебные, чтоб молодость вернуть
Эзону старому.
В такую ночь,
Покинув дом богатого жида,
С беспутным другом Джессика бежала
Из города в Бельмонт!
В такую ночь
Лоренцо юный клялся ей в любви
И клятвами украл ее он душу;
Все клятвы были ложь!
В такую ночь
Хорошенькая Джессика-малютка,
Обидчица-шалунья, клеветала
На милого, и он ее простил.
Нашла б ночей я больше, если б мы
Одни здесь были; но шаги я слышу.
Входит Стефано.
Кто так спешит сюда в молчанье ночи?
Ваш друг!
Друг? Что за друг? Как ваше имя, друг?
Стефано!
Я вам приношу известье,
Что на рассвете госпожа моя
В Бельмонте будет; у крестов она
Сейчас коленопреклоненно молит84
О счастии в супружестве!
Кто с ней?
Святой монах с ней и служанка только.
Прошу, скажите — наш синьор вернулся?
Нет, и о нем не слышно ничего.
Пойдем, однако, Джессика; с тобою
Торжественную встречу как-нибудь
Мы приготовим для хозяйки дома.
Входит Ланчелот.
Ола, ола, о-го-го! Ола-ола!85
Кто там зовет?
Ола, ола! Не видали ли вы господина Лоренцо, господина Лоренцо?
Перестань орать, малый, я здесь.
Ола! Где, где?
Здесь.
Скажите ему, что от хозяина прибыл гонец; его почтовый рог набит добрыми вестями.86 Хозяин будет дома еще до утра.
(Уходит.)
Душа моя, пойдем; там ждать их будем.
А, впрочем, для чего идти нам в замок?
Стефано, друг, прошу вас, сообщите
Домашним, что хозяйка их уж близко,
И музыкантов позовите в сад.
Стефано уходит.
Как сладко дремлет лунный свет на горке!
Дай сядем здесь, — пусть музыки звучанье
Нам слух ласкает; тишине и ночи
Подходит звук гармонии сладчайший.
Сядь, Джессика. Взгляни, как небосвод
Весь выложен кружками золотыми;
И самый малый, если посмотреть,
Поет в своем движенье,87 точно ангел,
И вторит юнооким херувимам.
Гармония подобная живет
В бессмертных душах; но пока она
Земною, грязной оболочкой праха
Прикрыта грубо, мы ее не слышим.
Входят музыканты.
Сюда! Диану разбудите гимном.88
Хозяйки вашей слух плените сладко
И привлеките музыкой ее.
Музыка.
От сладкой музыки всегда мне грустно.
Причина та, что слушает душа.
Заметь: степные дикие стада
Иль необъезженных коней табун
Безумно скачут, и ревут, и ржут,
Когда в них кровь горячая играет;
Но стоит им случайно звук трубы
Или иную музыку услышать,
Как тотчас же они насторожатся;
Их дикий взор становится спокойней
Под кроткой властью музыки. Поэты
Нам говорят, что музыкой Орфей
Деревья, скалы, реки чаровал.
Все, что бесчувственно, сурово, бурно, —
Всегда, на миг хоть, музыка смягчает;
Тот, у кого нет музыки в душе,
Кого не тронут сладкие созвучья,
Способен на грабеж, измену, хитрость;
Темны, как ночь, души его движенья
И чувства все угрюмы, как Эреб89:
Не верь такому. — Слушай эту песню.
Входят Порция и Нерисса — в отдалении.
Ты видишь? В зале свет, горит огонь.
Как далеко свеча бросает луч!
Так добрые дела блестят в злом мире.
При лунном свете не видна свеча.
Так меркнет слава меньшая пред высшей.
Наместник ведь сияет, как король,
Пока король в отсутствии; а после
Его величье тонет, точно в море
Ручей ничтожный. — Музыка! Ты слышишь?
Синьора, это ваш оркестр домашний.
Все хорошо, когда бывает кстати;
Мне звуки слаще кажутся, чем днем.
Молчанье придает им эту прелесть.
Крик ворона и жаворонка пенье
Равны, коль им внимают равнодушно.
И соловей, — когда б запел он днем,
Когда гогочет каждый гусь, — считался б
Не лучшим музыкантом, чем щегленок.
Как многое от времени зависит90
В оценке правильной и в совершенстве! —
Довольно! Спит луна с Эндимионом91;
Не хочет просыпаться!
Музыка прекращается.
Это голос
Синьоры Порции — иль я ошибся?
Меня узнал он, как слепой — кукушку,
По голосу дурному.
О синьора,
Добро пожаловать!
Мы за мужей
Молились, и надеюсь, что успешно.
Они вернулись?
Нет еще, синьора;
Но был сейчас от них гонец с известьем,
Что едут оба!
Так ступай, Нерисса,
И слуг предупреди, чтобы молчали
О том, что отлучались мы из дома.
И вы, Лоренцо; Джессика, и вы.
Звуки труб.
Супруг ваш близко: слышу я, трубят.
Не бойтесь, не болтливы мы, синьора.
Какая ночь! Как будто день больной;
Немногим лишь бледнее. Это день
Такой, как день, когда сокрылось солнце.
Входят Бассанио, Антонио, Грациано и свита.
У вас бы день был, как у антиподов92,
Являйся вы в часы, когда нет солнца.
Пусть я сияю, — только бы не жгла;
Ведь плохо на жене обжечься мужу, —
Я этого Бассанио не желаю.
А, впрочем, это все как бог захочет!…
Синьор, добро пожаловать в ваш дом.
Благодарю, синьора. Встретьте лаской
И друга моего: вот мой Антонио,
Кому так бесконечно я обязан.
Да, вы ему обязаны во всем:
Ведь он за вас немалым обязался!
Со мною расквитался он вполне.
Синьор, вы гость желанный в нашем доме;
Но это вам докажут не слова, —
Так сокращу словесную любезность.
(Нериссе)
Клянусь луной, что ты несправедлива;
Поверь, его я дал писцу судьи.
Да пусть он стал бы евнухом, по мне,
Раз ты так это к сердцу принимаешь.
Ого! Уже и ссора? В чем же дело?
В колечке золотом, в пустой безделке,
Что подарила мне она; с девизом —
Точь-в-точь стишок на черенке ножа:
"Люби меня, со мной не расставайся".
Что говоришь ты про девиз и цену?
Ты поклялся, когда ты перстень брал,
Что будет он с тобой до самой смерти
И что с тобой его положат в гроб.
Берег бы ты его из уваженья
Хоть не ко мне, так к этим громким клятвам!
Писцу судьи? Нет, нет! Бог мне судья:
Писец твой век останется безусым!
Усатым будет, если доживет.
Да, если женщина мужчиной станет!
Клянусь рукой, я дал его юнцу,
Мальчишке, малышу, который ростом
Не выше был тебя: писцу судьи.
Он выклянчил его за труд в награду;
Ну, духу не хватило отказать.
Вас можно упрекнуть, — скажу вам прямо, —
Что с первым даром молодой жены
Расстались так легко. Надет он с клятвой
И этим с вашей верностью был скован.
Я тоже перстень мужу подарила;
Он клятву дал не расставаться с ним.
Вот он, и я готова клятву дать:
Он с пальца никогда его не снимет
За все богатства мира. Нет, Грациано,
Жену вы слишком больно огорчили.
Будь так со мной, с ума бы я сошла.
(в сторону)
Мне лучше б руку левую отсечь
И клятву дать, что с ней утратил перстень.93
Синьор Бассанио тоже отдал перстень
Судье, который попросил его
И заслужил, поистине! А мальчик,
Его писец, за труд просил мое.
Тот и другой не пожелали взять
Иное что-нибудь: просили только
Два этих перстня.
Что ж это за перстень
Вы отдали ему? Не мой, надеюсь?
Когда б к вине я мог прибавить ложь,
Я б отрицал; но видите — на пальце
Нет перстня вашего: я с ним расстался.
Так с верностью рассталось ваше сердце!
Свидетель бог: не стану вам женой,
Пока я перстня не увижу!
Да!
И я, пока я перстня не увижу!
Знай ты, мой друг, кому я отдал перстень,
Знай ты, из-за кого я отдал перстень.
Пойми лишь ты, за что я отдал перстень,
И как я неохотно отдал перстень,
Когда принять хотели только перстень, —
Смягчила б ты свое негодованье.
Знай вы, как драгоценен этот перстень,
Знай цену той, что отдала вам перстень,
Знай честь, что вам хранить велела перстень,
Вы б никогда не отдали тот перстень;
И кто ж бы был настолько неразумен, —
Когда бы вы отстаивали перстень
С горячностью, — кто был бы так нескромен,
Чтоб требовать то, что другим святыня?
Нерисса подсказала, что мне думать:
Хоть умереть — у женщины мой перстень.
Нет, не у женщины. Клянусь вам честью,
Клянусь душой, у доктора мой перстень, —
Достойный доктор денег не хотел,
Просил он перстень; отказал сперва я
И дал ему уйти в большой досаде —
Ему, что другу моему спас жизнь!
Что мне сказать, прекрасная супруга?
Я принужден был вслед за ним послать;94
Меня терзали стыд и долг приличья:
Мне честь пятнать себя не позволяла
Неблагодарностью. Простите ж мне;
Священными светилами ночными
Клянусь: будь вы со мной, меня б вы сами
Просили доктору отдать тот перстень.
Не допускайте доктора вы к дому,
Раз у него любимый перстень мой,
Что из любви ко мне клялись хранить вы,
Я щедростью хочу сравняться с вами:
Ни в чем не будет доктору отказа,
В моей любви и в брачном вашем ложе.
Я с ним сойдусь, уверена я в этом.
Не отлучайтесь на ночь, стерегите
Меня, как Аргус; чуть одна останусь, —
Клянусь я честью, (честь еще моя),
Что доктора возьму к себе в кровать.
А я — писца; так сами посудите —
Как без надзора оставлять меня?
Ну ладно, пусть он мне не попадется, —
Не то пропасть перу его придется.
К несчастью, я причина этой распри.
Не огорчайтесь; все ж вы нам желанны.
Прости мне, Порция, мой грех невольный,
В присутствии друзей клянусь тебе
Твоими же прекрасными глазами,
Где вижу сам себя…
Заметьте это!
В моих глазах себя вдвойне он видит —
По разу в каждом… Двойственной душой
Клянись: доверья это стоит!
Слушай,
Прости мой грех, и я клянусь душой,
Что больше ввек я клятвы не нарушу.
Я тело заложил свое для счастья
Его; когда б не получивший перстень,
Оно погибло б;95 а теперь я душу
Отдам в залог того, что ваш супруг
Уж не нарушит верности обетов.
Вы за него порукой. Так отдайте
Ему; пусть лучше бережет, чем первый.
(Отдает Антонио перстень.)
(передавая перстень Бассанио)
Возьми, Бассанио; клянись хранить.
Мой бог! Тот самый, что судье я отдал!
Он отдал мне его; прости, Бассанио.
За это я спала с ним этой ночью.
И ты прости, мой милый Грациано:
Писец судьи, мальчишка недорослый,
Вчера со мной за этот перстень спал.
Да разве же дороги чинят летом,
Когда они в порядке? Что за черт!
Не заслужив рога, уж мы их носим.
Оставьте грубость. Вы удивлены?
Вот вам письмо, прочтите на досуге.
Из Падуи оно к вам, от Белларио:
Вы из него узнаете, что доктор
Был Порция, писец же был Нерисса.
Лоренцо подтвердит, что мы за вами
Уехали и только что вернулись.
Я в доме не была еще. Антонио,
Я припасла для вас такие вести,
Каких не ждете вы. Письмо прочтите;
Стоит в нем, что три ваши корабля
С богатым грузом возвратились в гавань.
Не стану говорить, как странный случай
Мне в руки дал письмо.
Я онемел!
Ты доктором была — и не узнал я?
Так ты писец, что мне рога наставил?
Да; но писец тебе их не наставит,
Пока мужчиною не станет он.
Прелестный доктор, ложе мы разделим;
А без меня ты спи с моей женой.
Синьора милая, вы жизнь мне дали
И средства к ней; за верное здесь пишут:
Суда мои пришли.
Ну, что, Лоренцо?
Писец мой кое-чем и вас утешит.
Да, и за это платы не возьму.
Вот я вам с вашей Джессикой вручаю
Формальный акт, которым жид богатый
Вам отказал богатства все свои.
Красавицы, небесной манной вы
Осыпали голодных.
Скоро утро;
А, верно, вы подробно знать хотите,
Как все случилось. Так пойдемте в дом;
Там можете подвергнуть нас допросу,
И мы ответим честно вам на все.
Ну, так вопрос мой первый, на который
Нерисса даст ответ мне под присягой:
Желает ли она до завтра ждать,
Или пойти на два часа в кровать?
Я ж предпочел бы утру мрак ночной,
Чтоб дольше мой писец лежал со мной.
Всю жизнь бояться буду одного:
Не потерять бы перстня твоего!
Уходят.
"ВЕНЕЦИАНСКИЙ КУПЕЦ"
Пьеса эта до фолио 1623 года была отдельно издана дважды: в первый раз — в 1600 году под заглавием "Превосходнейшая история о венецианском купце. С чрезвычайной жестокостью еврея Шейлока по отношению к сказанному купцу, у которого он хотел вырезать ровно фунт мяса; и с получением руки Порции посредством выбора из трех ларцов. Как она неоднократно исполнялась лорда-камергера слугами. Написана Уильямом Шекспиром"; во второй раз в 1619 году, под тем же заглавием, но без указания на постановку. Разница между этими двумя изданиями и между ними и текстом в фолио 1623 года очень невелика.
Пьеса содержит несколько намеков на сенсационный процесс придворного врача, португальского еврея Родриго Лопеса (который был казнен 7 июня 1594 г.), и Антонио Переса, претендента на португальский престол, жившего в Лондоне, — обвиненных в попытке отравить королеву Елизавету. Самый яркий из этих намеков содержится в сцене IV, 1: "Твой гнусный дух жил в волке, повешенном за то, что грыз людей (по-латыни волк — lupus, откуда происходит испано-португальская фамилия Лопес). С другой стороны, в двух письмах к Роберту Сесилю, лорду Берли, канцлеру Елизаветы, от 27 октября и 10 ноября 1596 года Френсис Девисон насмешливо называет общего их врага Эссекса "святым Гоббо", что предполагает знакомство с "Венецианским купцом", вероятно, незадолго перед тем представленным. Эти обстоятельства, а также значительная зрелость языка и версификации комедии делают наиболее вероятным возникновение ее ранней осенью 1596 года.
Историю о жестоком заимодавце, пытавшемся вырезать, согласно условиям векселя, фунт мяса у неисправного должника, в соединении с необычным сватовством юноши, ради которого этот купец занял деньги, рассказывается в целом ряде средневековых произведений. Прямым источником послужила Шекспиру новелла (день IV, новелла 1) из сборника "Овечья голова" Джованни Фьорентино, составленного около 1378 года, хотя напечатанного впервые лишь в 1558 году. Именно из всех дошедших до нас версий сказания только в этой содержится название Бельмонте и мотив кольца, отданного в награду искусному адвокату. Хотя сборник Джованни Фьорентино был переведен на английский язык только в XVIII веке, вполне допустимо, что уже во времена Шекспира существовал более старый перевод его, который он мог прочесть в рукописи.
В новелле рассказывается, что молодой венецианец Джаннетто, воспитанник купца Ансальдо, путешествуя, познакомился в Бельмонте с прекрасной и богатой молодой вдовой, поставившей всем искателям ее руки условие — овладеть ею в первое же любовное свидание; в противном случае претендент должен отдать ей все свое состояние. Хитрость алчной вдовы заключается в том, что она дает выпить влюбленному снотворный напиток. Ансальдо дважды снаряжает Джаннетто в путь, и тот дважды терпит неудачу. Он хочет попытать счастья в третий раз, и добрый Ансальдо, уже совсем разоренный им, занимает для этой цели десять тысяч дукатов у еврея ростовщика на тех же самых условиях, как в пьесе Шекспира. Однако на этот раз служанка вдовы, тронутая красотой и достоинством Джаннетто, предупреждает его о напитке. Джаннетто незаметно выливает его и достигает своей цели. Но, среди радостей любви он забывает о сроке векселя и вспоминает об этом слишком поздно. Он все же устремляется в Венецию, так как Ансальдо, прощаясь с ним, сказал, что единственное его желание в случае неудачи Джаннетто — увидеть его перед смертью. Жена следует за ним и, переодевшись адвокатом, выступает на суде. Все происходит так, как у Шекспира, за исключением того, что ростовщик не подвергается никакой каре. После этого мнимый адвокат выпрашивает у Джаннетто кольцо, подаренное ему женой, и когда Джаннетто, привезя с собой Ансальдо, снова встречается с женой в Бельмонте, она обвиняет его в неверности, но затем раскрывает секрет. В заключение Ансальдо женится па служанке, которой Джаннетто обязан своим счастьем.
Шекспир кое-что изменил в этой фабуле и довольно многое добавил от себя. Прежде всего он заменил мотив сонного напитка мотивом трех ларцов, который он заимствовал из совершенно другой истории, рассказанной в латинском сборнике новелл "Римские деяния", возникшем в XIII веке и изданном в английском переводе в 1577 году. Но, по-видимому, Шекспир уже нашел соединение мотива ларцов с историей жестокого ростовщика в недошедшей до нас пьесе "Еврей", ставившейся, по показанию Госсона ("Школа обманов", 1579), в театре Бык. Однако, принимая во внимание свидетельство пуританина Госсона, который хвалит эту пьесу за то, что она "не оскорбляет никакими непристойностями ни зрения, ни слуха чистых душою зрителей", можно сказать, что пьеса эта, при всей возможной сюжетной близости ее к "Венецианскому купцу", по своему характеру имела с ним мало общего. Едва ли также повлияла на него другая, тоже не сохранившаяся пьеса — "Венецианский еврей" Деккера (дата неизвестна).
Скорее можно говорить о влиянии на Шекспира пьесы Марло "Мальтийский еврей" (1588), откуда он взял краски для обрисовки характера Шейлока и мотив любви дочери жестокого еврея к христианину (Джессика — Лоренцо), не считая нескольких прямо заимствованных выражений.
Опуская более мелкие подробности, отметим важнейшие добавочные черты, введенные Шекспиром в его пьесу. Они относятся не столько к ее сюжету в собственном смысле слова, сколько к построению характеров и через это — к идейному содержанию комедии. Это мотивировка (совершенно отсутствующая в новелле) ненависти Шейлока к Антонио; культ дружбы, соединяющий Антонио с Бассанио (вместо полуродственных отношений между ними), делающий отношения между ними более трогательными; знаменитый монолог Шейлока о праве еврея быть человеком (III, 1); благородный характер Порции и влюбленность ее в Бассанио; речь ее о "милости" на суде; широкий показ ее женихов и различного их поведения во время предложенного им испытания; развитие образа Нериссы (служанка из новеллы) и заключительный брак ее с Грациано, а не с Антонио (Ансальдо), что безусловно поднимает последнего; шутливо-лирическая сцена в пятом акте, полная философского смысла; наконец, веселые интермедии с Ланчелотом Гоббо и его отцом. Всего этого более чем достаточно для признания глубокой оригинальности пьесы, являющейся одним из шедевров Шекспира.
Своеобразие этой комедии заключается прежде всего в особенном полусказочном-полуновеллистическом тоне, который ее пронизывает. Мало можно найти комедий Шекспира, где неправдоподобие и подчеркнутая условность положений, характеров, всего сюжета были бы так заметны. Несостоятельность аргументов Порции-адвоката давно уже была отмечена юристами. Не нужно быть особенно ученым законоведом, чтобы признать, что в любую эпоху и в любой стране закон не мог не разрешать заимодавцу взять меньше, чем то, на что он, согласно договору, имел право, и что кровь должна считаться частью тела, поскольку она неотделима от него, подобно тому как вместе с яблоком покупается и его кожура, а вместе с комнатой сдается и содержащийся в ней или притекающий в нее воздух. Невероятно также, чтобы наивная загадка с тремя ларцами не была разгадана давно уже до Бассанио одним из предшествовавших ему женихов Порции или чтобы Порция не нашла способа намекнуть полюбившемуся ей Бассанио, на какой из ларцов ему следует указать. Почему Антонио с первого появления его в пьесе все время томит какая-то непонятная грусть? Почему друзья Антонио, так ему преданные (см. сцену суда), не пришли ему заблаговременно на помощь, одолжив необходимую сумму? Как мог Бассанио забыть о сроке векселя, подписанного лучшим его другом Антонио на таких страшных условиях, чтобы достать для него, Бассанио, деньги, составившие счастье всей его жизни? Не приводя других примеров такого рода, отметим лишь, что все эти условности и натяжки придают пьесе, несмотря на чувственный оттенок ее и материальную яркость и пластичность образов, какой-то фантастический, иллюзорный оттенок, делающий ее слегка похожей на типичные пьесы-сказки Шекспира, как "Сон в летнюю ночь" или "Буря". Не без основания поэтому в своей постановке "Венецианского купца" (в начале XX в.) немецкий режиссер Макс Рейнгардт трактовал его как мимолетную интригу, легкую игру мыслей на фоне происходящего в Венеции карнавала (см. сцену — II, 4).
Другой особенностью, также придающей пьесе большое своеобразие, является богатство ее идейного содержания и многогранность, доходящая почти до противоречивости, ее ведущих характеров. Две темы, как будто бы не имеющие между собой ничего общего, выделяющиеся среди множества мыслей и тенденций комедии, это — тема отношения человека к имуществу, собственности, и тема дружбы как одного из главных устоев светлой, гармонической жизни — именно дружбы, соединяющей благородные натуры независимо от их пола, а не любви между мужчиной и женщиной, которой в пьесе, собственно говоря, и нет; ибо чувство, соединяющее Бассанио и Порцию или Лоренцо и Джессику, менее всего можно назвать страстью: это просто склонность, влечение, имеющее целью наслаждение и счастливую дружную жизнь.
Первая тема выразительнее всего представлена сюжетной линией Шейлока и Антонио, о которой мы подробнее скажем ниже. Но она появляется, хотя и слабее, и в других частях пьесы. Мы не находим в ней ни малейшего намека на презрение к земным благам, на пренебрежение к богатству. Антонио при всей его щедрости производит торговые операции, относясь к ним как к делу естественному и вполне благородному. Бассанио откровенно стремится к женитьбе на богатой наследнице. Да и Порция, умелая и разумная хозяйка, отнюдь не равнодушна к своему достоянию. Джессика, убегая из отцовского дома с Лоренцо, не забывает захватить с собой фамильные драгоценности. Но для всех них деньги — лишь средство, обеспечивающее им светлую и привольную жизнь, а не самоцель, как для Шейлока, влюбленного в деньги, одержимого жаждой накопления и способного пойти на все ради преумножения своего капитала.
Вторая тема, тема дружбы, занимает в пьесе не менее видное место. Культ дружбы, столь типичный для культуры и литературы Возрождения, можно рассматривать как естественный, закономерный ответ гуманистов на безудержную и беспощадную погоню за наживой, все более охватывающую активные элементы общества в век зарождения первоначального капиталистического накопления. Лозунгу "человек человеку — волк" гуманизм противопоставил лозунг человечности, милосердия, дружбы. Как дополнение и корректив ко все более утверждающейся в национальных монархиях XVI века идее "легальности", железной и бездушной, не признающей никаких исключений "законности", выдвигается доктрина милосердия ("милости", к которой призывает в сцене суда адвокат-Порция) как необходимого корректива, без которого нет в жизни человека красоты и радости, без которого, — как в случае Антонио — Шейлок, — по выражению юристов, summum jus (высшее право) становится summa injuria (высшею несправедливостью). Одной из форм этого светлого альтруизма, украшающего и обогащающего человеческую жизнь, и является идея дружбы, занимающая также огромное место в творчестве Шекспира (его сонеты, дружба Валентина и Протея в "Двух веронцах", где дружба выдерживает состязание с любовью; дружба Гамлета с Горацио, дружба Селии с Розалиндой в "Как вам это понравится" или Ромео с Меркуцио). Такова же дружба Бассанио и Антонио, который готов отдать своему молодому другу все, что ему принадлежит, и даже то, чего у него нет. И эта тема дружбы в данной комедии глубоко связана с мечтой о более прекрасной жизни, в которой деньги должны служить человеку, не делая его рабом. Вот в чем заключается связь двух тем, образующая сложное идейное единство этой чудеснейшей пьесы.
Два мира противопоставлены здесь друг другу. Один — мир радости, красоты, великодушия, дружбы; его составляют Антонио с группой его друзей, Порция, Нерисса, в известной мере Джессика. Другой — мир хищничества, скаредности и злобы; его составляют Шейлок, Тубал и их присные, которые не показаны в пьесе, но ощущаются как ее фон. Если в предыдущих комедиях возможно было примирение, превращение злых в добрых (Протей), то здесь это исключено. Между двумя мирами идет война не на жизнь, а на смерть.
Трудно сказать, которая из двух сторон начинает нападение, которая из них более агрессивна: обе они одинаково, еще до начала действия, презирают и ненавидят друг друга. Лица первой группы смотрят на жизнь с доверием, они ощущают ее красоту, их душа открыта всему радостному, прекрасному, благородному. Таков прежде всего сам Антонио, который из природного великодушия одалживает деньги, никогда не беря за это процентов, который исповедует настоящий культ дружбы. Таковы же и все другие члены этого кружка, друзья Антонио. Напротив, Шейлок и ему подобные не знают ничего, кроме сухого расчета и корысти. Им недоступны жалость, душевная щедрость, милосердие. Это хорошо показано в четвертом акте пьесы, в сцене суда, когда Порция в своей замечательной речи о "милости" тщетно призывает Шейлока проявить по отношению к Антонио великодушие.
Разница между этими двумя душевными складами очень тонко обозначена Шекспиром одним поэтическим образом. В пятом акте, этом своеобразном музыкальном финале к сказочному действию, говоря о "небесной музыке", о "гармонии небесных сфер", которая в эту дивную ночь слышится ему и его возлюбленной, Лоренцо отмечает свойство музыки очаровывать и смягчать человеческие сердца. Он прибавляет:
"Тот, у кого нет музыки в душе,
Кого не тронут сладкие созвучья,
Способен на грабеж, измену, хитрость;
Темны, как ночь, души его движенья
И чувства все угрюмы, как Эреб".
Такая угрюмая, темная душа — у Шейлока, который не ощущает и не может создать себе гармонию жизни, который не носит в своей душе музыки.
Многие западные критики пытаются изобразить столкновение между Антонио и Шейлоком как противопоставление идеалов христиан-европейцев идеалам еврейства. По их мнению, Шекспир хотел разоблачить в "Венецианском купце" порочность евреев и написал, таким образом, антисемитскую пьесу. Это, конечно, есть грубейшее искажение замысла пьесы. В целом ряде своих пьес Шекспир проводит идею равенства людей всех рас, наций, вероисповеданий, всех общественных положений. Но почему же в таком случае он сделал Шейлока евреем? Прежде всего, эту черту Шекспир придумал не сам, а заимствовал из итальянской новеллы, послужившей ему источником. Он воспроизвел ее потому, что она соответствовала действительности. В XVI веке евреи, жившие в разных странах Западной Европы, не имея доступа к очень многим, и притом наиболее выгодным и почетным профессиям, усиленно занимались торговлей и ростовщичеством. Но самое существенное — как именно и насколько разносторонне обрисовал своего Шейлока Шекспир, ибо он дал чрезвычайно многогранный образ его. Вспомним замечание Пушкина в его высказывании о разносторонности характеров Шекспира: "Шейлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен".
Чтобы проникнуть лучше в подлинные намерения Шекспира, необходимо учесть, каково было положение евреев в Англии времен Шекспира и каков был господствующий взгляд на них в общественном мнении и художественной литературе эпохи.
С конца XIII века до времен Кромвеля (середина XVII в.) верующие евреи были лишены права жительства в Англии. Евреи, встречавшиеся во времена королевы Елизаветы в Лондоне, — по большей части иностранные подданные, вроде упомянутого выше врача Лопеса, — были редкими исключениями. За все указанные три с половиной столетия в Англии крепко держался религиозный и расовый предрассудок, и среди населения ходило немало рассказов, компрометирующих евреев. Особенно распространены они были в XVI веке, когда в связи с ростом национального сознания и патриотических чувств как искаженная форма их стал усиливаться шовинизм — нелюбовь ко всему иностранному, насмешки над ним и т. п. Эти настроения проявились и в драме того времени, в частности и у Шекспира, но у него в шутливой и весьма безобидной форме (см., например, подтрунивание над замашками и слабостями представителей разных национальностей в "Комедии ошибок", "Виндзорских насмешницах", разбираемой комедии или выпады против французских и итальянских мод в "Ромео и Джульетте"). Но особенно остры были во времена Шекспира нападки на евреев. Госсон в своей "Школе обманов" (1579) упоминает какую-то пьесу о еврее ростовщике, шедшую в одном из лондонских театров. Модный романист эпохи Энтони Мендей обработал в 1580 году в виде романа историю о жестоком ростовщике и похищении его дочери. Существовала баллада (неизвестно, возникла ли она до пьесы Шекспира, или после нее) о еврее Герунтии и бессердечных условиях полученного им векселя, а в своем "Руководстве красноречия" (1596) Александр Сильвен посвящает одну из глав истории еврея, требовавшего от одного христианина в уплату долга фунт мяса. Известен, наконец, успех, каким пользовалась упомянутая уже выше, возникшая лет за десять до "Венецианского купца" трагедия Марло "Мальтийский еврей", где выводится богатый еврейский банкир, который совершает ужасающие предательства и жестокости вплоть до отравления родной дочери, лишь бы отомстить христианам, посягающим на его деньги. Гуманист Джордано Бруно, побывавший в Англии в 1584 году, рассказывал потом, что в Лондоне ни один еврей, проходя по улице, не был гарантирован от худших оскорблений и издевательств. Среди этого потока злобы и ненависти редкими исключениями были такие проявления гуманности и благожелательности, как анонимная пьеса (изд. в 1584 г.) "Три лондонские дамы", где был выведен поражающий своим душевным благородством еврей. Другим примером такого отношения к евреям, но скрытого, требующего комментария, является пьеса Шекспира.
Лучшим свидетельством истинного отношения Шекспира к злостным проявлениям грубого шовинизма является пьеса, коллективно написанная (вероятно, около 1600 г.) пятью авторами и в том числе. как теперь полагает большинство критиков, Шекспиром, — "Сэр Томас Мор". В той части пьесы, которая приписывается Шекспиру, есть и сцена, изображающая бунт лондонских горожан, охваченных таким зоологическим, хищническим национализмом и собирающихся разграбить товары иностранных приезжих купцов. Томас Мор, который был в ту пору лорд-мэром Лондона, выходит навстречу своим мятежным землякам и предлагает им представить себе, что бы они почувствовали, если бы они сами были на чужбине и их имущество подверглось бы опасности такого же расхищения. Вот истинное лицо Шекспира, сторонника человечности, справедливости, морального равенства всех людей, — и эти же черты, как мы покажем далее, наличествуют и в "Венецианском купце".
Еще Гейне в своей замечательной книге "Женщины и девушки Шекспира" (глава "Джессика") заметил, что "о различии религии в этой пьесе нет и речи, нет малейшего намека", как нет намека и на этнические особенности, которые автору, будь он во власти "расового предрассудка", было бы соответственно постараться изобразить в смешном или отталкивающем виде. Нигде во всей пьесе нет ни слова о каких либо страшных суевериях и мрачных религиозных обрядах, якобы свойственных иудаизму, или о превосходстве христианской веры над иудейской. Насквозь фальшивой и грубо искажающей Шекспира следует считать тенденцию английских актеров XVII и XVIII веков, применяя соответствующую мимику, интонации, жестикуляцию, делать образ Шейлока уродливым, мерзким и часто даже комическим. Текст не дает для этого ни малейшего основания. Дело в том, что Шекспир строго различает в Шейлоке, с одной стороны, хищного ростовщика, с другой стороны — еврея как человека, имеющего такое же право на существование, как и окружающие его венецианцы. Сильнее всего это подчеркнуто Шекспиром в знаменитом монологе Шейлока (III, 1), в котором доказывается тождественность природы всех людей независимо от их религии и этнической принадлежности, с помощью аргументов физического тождества их строения, которые не раз повторяются у Шекспира (например, в пьесе "Конец делу венец" — слова короля к графу Бертраму; II, 3). Тот, кто прочел его один раз, никогда не забудет этих страстных, потрясающих в своей справедливости восклицаний Шейлока: "Он меня опозорил… насмехался над моими убытками, издевался над моими барышами, поносил мой народ… А какая у него для этого была причина? То, что я еврей. Да разве у еврея нет глаз? Разве у еврея нет рук, органов, членов тела, чувств, привязанностей, страстей?… Если нас уколоть, разве у нас не идет кровь?… Если нас отравить, разве мы не умираем? А если нас оскорбляют, разве мы не должны мстить?"
Зритель на одно мгновение забывает весь ход пьесы, характер Шейлока, его жестокость и весь проникается сочувствием к нему как к человеку, к его угнетенному человеческому достоинству. Некоторые критики справедливо называют этот монолог лучшей защитой равноправия евреев, какую только можно найти в мировой литературе. Но это не мешает Шекспиру сурово осуждать кровопийцу Шейлока и клеймить его ростовщическую деятельность и мстительность. Эта широта и сложность подхода Шекспира к образу Шейлока проявились, между прочим, и в сложности его характера.
Осуждение власти денег и золота выражено в пьесе не только в связи с действиями Шейлока. Та же самая мысль повторена, в более общей и скрытой форме, в сцене выбора ларца (III, 2). Бассанио отвергает золотой ларец, называя золото "личиной правды", которая прикрывает всякое уродство и порок. Он презрительно отталкивает и серебро второго ларца, которое он называет "тусклым, пошлым посредником между людьми". Им обоим он предпочитает "прямой" и "честный" свинец — и действительно, в свинцовом ларце он находит портрет Порции и свое счастье. И крайне примечательно для идейного единства пьесы то, что в этой сцене Бассанио от темы золота так естественно переходит к теме правды, которая есть основа мира гармонии, грезящейся всем чистым и светлым душам, и которая искажается, уничтожается золотом.
Но дело сводится не только к наличию в злодее и хищнике человека. Надо посмотреть, как этот хищник возникает в человеке и как Шекспир понимает соотношение ростовщической профессии с окружающей средой.
Надо посмотреть также, как рисует он связь между жестокими навыками Шейлока и самыми естественными человеческими началами в его душе.
Шекспир изображает Шейлока не только как нарост на теле Венеции, не только как бич ее, но и как продукт и жертву ее уклада, самого ее строя. Шекспир хорошо знал, что Венеция его времени была образцом торговой республики, все благосостояние и политическая сила которой покоились на той "коммерческой честности", которая составляла и основу английского пуританства, уже медленно подбиравшегося в ту пору к политическому господству. Ведь если нарушить хоть один раз условия векселя, законные права заимодавца, этим будет создан опасный прецедент, Венеция сразу потеряет свой внешний кредит, свою основу и мощь! Вот почему в сцене суда ни все сенаторы, ни сам дож, как им ни хотелось бы спасти Антонио, не решаются вмешаться и нарушить "священную" букву закона, так для них важную. И Шейлок этим пользуется. Поскольку он лишен положения в обществе, титулов, даже равноправия, ему не остается ничего другого. "Отнимая у меня имущество, вы отнимаете у меня жизнь!" — восклицает он в сцене суда. И эти слова, так потрясающе звучавшие в исполнении Кина (1814), положившего начало новой, трагической трактовке этой роли, служат ключом к пониманию всей сущности конфликта между торговой венецианской знатью и страшным, несчастным евреем.
Пушкин указал на сложность характера Шейлока. Но им указаны еще не все положительные или, скажем, достойные человека черты его характера. Надо вспомнить не только его чадолюбие, но и былую верную и трогательную любовь к покойной жене. Ее кольцо, которое Джессика захватила с собой и потом променяла на приглянувшуюся ей обезьянку, дорого Шейлоку не только как денежная ценность (вспомним его восклицания: "Восемьдесят дукатов!…", "Две тысячи дукатов!…" III, 1), но и как память жены. Деньги, вообще говоря, для него не самое главное: дочь дороже ему, — до той минуты по крайней мере, пока она не бежала от него, а, может быть, даже, несмотря на его проклятья, и после того.
Еще дороже, пожалуй, честь, хотя иногда она облекается в страшную форму: иногда это внешнее достоинство, внутренняя гордость, с какой он держит себя с венецианцами, иногда неутолимая, ни перед чем не останавливающаяся месть.
И хотя в объяснении причин его ненависти к Антонио (I, 3) и звучит несколько разных мотивов, главным из них выделяются все же оскорбления, которыми Антонио осыпает его и которых честь Шейлока не может перенести.
Шейлок говорит в лицо своим противникам горькие истины, выраженные Шекспиром в такой прозрачной и убедительной форме, что сам поэт не мог не чувствовать их правдивости. Самая яркая из них — речь Шейлока, обращенная к дожу (IV, 1) о рабах, которых венецианцы не хотят "из милости" отпустить на волю. Шейлок претендует лишь на свое денежное имущество, дож — на живых людей. Не только в своем знаменитом монологе, но и в ряде других мест душевно сложный, хищный и ужасный, но всегда зоркий и разумный, а иногда человечный Шейлок служит рупором мыслей Шекспира. А иногда своим рупором он делает (как в других пьесах) шутовские персонажи, как, например, в созвучном той же распре, отмеченном Гейне (там же) дерзком замечании Ланчелота Гоббо о переходе Джессики в христианство.
Характер Джессики дополняет образ Шейлока. Гейне в названной статье осыпает укорами эту бездушную дочь, стыдящуюся своего отца, не забывающую при своем побеге ограбить его, при несомненной своей внешней привлекательности несущую на себе какой-то налет цинизма. "Этот отец, которого она покинула, ограбила, которому изменила, был не жестокий, но любящий отец… Гнусная измена! Джессика даже действует заодно с врагами Шейлока, и, когда они в Бельмонте говорят про него всякие скверности, она не опускает глаз, ее губы не бледнеют, но сама она говорит про своего отца самое дурное… У нее нет души, есть только ищущий приключений ум".
Есть одна довольно слабо уловимая, но многозначительная подробность. Многие девушки Шекспира, чтобы соединиться с любимым человеком, переодеваются юношами (Джулия в "Двух веронцах", Розалинда в "Как вам это понравится"). Они при этом ведут себя непринужденно, игриво шутят по поводу своего нового положения, деталей своего мужского костюма. Но в каждой из них ощущается какая-то деликатность, трогательная нежность. Джессика, напротив, держит себя (II, 4 и 6) с подчеркнутой развязностью, и ее шутки о том, что "неся факел, она будет освещать свой собственный стыд", удовлетворение тем, что ночь скроет ее "стыд" и т. п., — носят демонстративно-пикантный характер, оттенок какого-то бесстыдства. Сопоставление ее с Шейлоком акцентирует горечь, которую он испытывает и трагизм его судьбы.
Из других характеров увлекателен и разработан лишь характер Порции, веселой, нежной и любящей радости жизни, истинной девушки Ренессанса, в момент рождения которой "в небе плясала звезда". Остальные фигуры, начиная с бесцветного Антонио и банального Бассанио и кончая второстепенными персонажами, как индивидуальные лица, не представляют большого значения.
Но для глубоких мыслей и ведущих образов этой пьесы Шекспир создал замечательную по живописности рамку. Немногими, но выразительными штрихами он передал атмосферу венецианской жизни эпохи — совмещение в ней кипучей деловой деятельности с праздничным духом, весельем и жаждой наслаждений. Этот светлый фон смягчает драматические моменты пьесы. По понятиям того времени, отчасти сохранившим значение и сейчас, "Венецианский купец" считался комедией, так как исход пьесы — счастливый. Ее светлое, оптимистическое настроение еще усиливается вставленными в нее Шекспиром (и, конечно, отсутствовавшими в его источниках) многочисленными шутками и комическими сценами, особенно теми, в которых участвует весельчак Ланчелот Гоббо. Но особенно радужный характер придает пьесе ее пятый акт, в котором красота природы, любовь и радость по поводу победы над злым началом слились в очаровательную лирическую картину.
А. Смирнов
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "ВЕНЕЦИАНСКОГО КУПЦА"
Действующие лица. — Шейлок — еврейское имя, встречающееся в Италии в форме Scialocca. Имя Тубал встречается в Библии (Книга Бытия, X, 2), так же как и Джессика (Есха. — Там же, XI, 29).
Нерисса — итальянское Nericcia — черненькая, черноволосая.
Фамилия Гоббо существует в Италии, но встречается также и на английской почве (в Тичфилде).
Главной героине пьесы Шекспир по неизвестной причине дал римское имя Порция (имя жены Брута, противника Цезаря).
Нет оснований представлять себе Шейлока (как это обычно делается на сцене) глубоким стариком. Хотя он и назван два раза в пьесе "старым" (old), выражение это применялось иногда в ту эпоху к людям, достигшим сорока лет (см. замечания о возрасте Гамлета и Отелло в комментариях к соответствующим пьесам). Напротив, исходя из того, что ничего не говорится о его седине или других признаках старости, и из того, что Джессика, которой, надо думать, лет пятнадцать или шестнадцать, изображена как единственное дитя, можно считать, что Шейлоку от сорока до пятидесяти лет.
В отношении имен Салерио, Саланио и Саларино в различных Q и F наблюдается путаница, в результате чего в некоторых изданиях XIX века Салерио совсем выпадает, что неправильно.
…срывал траву, чтоб знать, откуда ветер… — Травинка, брошенная в воздух, своим полетом показывает направление ветра.
Студя мой суп дыханьем, я в лихорадке бы дрожал от мысли… — В подлиннике сказано более сложно: "Мое дыхание, студя мой суп, надуло бы мне лихорадку…".
Нестор — один из персонажей "Илиады"; здесь приводится как образец серьезности, не любящей смеха.
…тем, кто их слыша, ближних дураками назвал бы, верно. — Шуточный намек на Евангелие Матфея: "Тот, кто назовет братьев своих глупцами, достоин адского огня".
Ей имя — Порция, она не ниже супруги Брута, дочери Катона. — Упоминаемая здесь римлянка Порция выведена Шекспиром в трагедии "Юлий Цезарь".
О, это настоящий жеребенок. — Неаполитанцы в XVI веке славились как превосходные наездники.
Затем пфальцграф. — Думают, что здесь содержится намек на некоего польского пфальцграфа Альберта-а-Ласко, который в 1583 году вел в Лондоне роскошную жизнь, а затем, наделав долгов, скрылся.
…о шотландском лорде… — так стоит в Q, напечатанном до восшествия на престол Якова I, родом шотландца (1603). Но после этого насмешки над шотландцами, хотя бы самые невинные, были признаны цензурой недопустимыми, и поэтому она здесь подставляет: "о другом лорде".
Кажется, француз был его поручителем и подписался за него. — Намек на обещания, неоднократно дававшиеся Францией поддержать Шотландию в ее борьбе против Англии.
Будь у него нрав святого, а лицо дьявола… — Намек на черный цвет кожи Марокканского принца.
Риальто — островок в Венеции, где помещалась биржа.
…пророк-назареянин. — Иисус Христос, который, согласно легенде о нем, провел детство в городе Назарете, в Палестине. В евангелии рассказывается, что Иисус изгнал из одного "одержимого" бесов, которые будто бы переселились из его тела в стадо свиней. Поэтому Шейлок называет свинью "сосудом, в который Иисус загнал бесов заклинаниями". На самом деле религиозный запрет евреям есть свинину не имеет ничего общего с этой легендой о бесах.
Мытарь — старинное слово, обозначающее сборщик податей (в Древней Иудее).
Иаков — один из "патриархов", о которых рассказывается в Библии. Он пас стада Лавана, будущего своего тестя.
…узором ветки обдирал… — "узором", то есть фестонами, вследствие чего они становились наполовину белыми, наполовину черными, "пестрыми". От этого будто бы ягнята, матки которых смотрели на эти ветки, рождались тоже пестрыми.
…рода нашего примета. — Примета — в двояком смысле. Евреи в Венеции носили как отличительный признак своей национальности желтые шапки. Произнося слово "примета", Шейлок дотрагивается до своей шапки.
Софи (Сефевиды) — династия персидских шахов, правившая с 1499 по 1732 год.
Сулейман — турецкий султан Сулейман II Великолепный (1495-1566). завоевавший Венгрию и едва не взявший Вену в 1529 году.
Лихас — раб Геркулеса.
Алкид — потомок Алкея, то есть Геркулес.
Сначала в храм… — Порция предлагает пройти в ее домашнюю часовню для принесения клятвы.
…был у него этакий привкус… — Ланчелот не договаривает своей мысли: его законный отец смахивал на рогоносца.
Встаньте, синьор, встаньте… — По старинной актерской традиции, быть может, воспроизводящей замысел Шекспира, старый Гоббо в этот момент ощупывает затылок Ланчелота и не допускает мысли, чтобы у его сына могла вырасти такая густая борода (см. ниже).
…как вам объяснит мой отец… — Эта фраза, повторяющаяся несколько раз дальше, объясняется следующей сценической игрой: каждый раз, как Ланчелот произносит эти слова, он выталкивает отца вперед и становится за его спиной, а затем, едва тот начинает говорить, отстраняет его и говорит сам.
…у вас — божья благодать, а у него — деньги. — Пословица гласит: "Божья благодать лучше богатства".
Глаза прикрывши шляпою… — Люди знатного происхождения обедали, не снимая шляп.
…наденем маски и вернемся; за час успеем. — Маскарад, затеянный Лоренцо, имеет целью облегчить побег Джессики среди веселой суматохи.
…надеется на ваше отвращение. — Ланчелот говорит "отвращение" вместо "посещение".
Как и я — с его стороны. — Намек на ту ненависть, которую вызовет в Бассанио Шейлок, когда ему удастся погубить Антонио.
Чистый понедельник — понедельник на Фоминой неделе, то есть первый понедельник после пасхальной недели.
Покаянная среда — среда на первой неделе великого поста. Как это с ним часто случается, Ланчелот говорит бессмыслицу, так как "чистый понедельник" приходится через два месяца после "покаянной среды".
…Агари семя. — По библейскому сказанию, от Агари, служанки Авраама, прогнанной им, произошло племя измаильтян, враждовавшее с древними евреями.
…что я то — ваша? — То есть что и я — ваша любовь.
Клянусь вам клобуком моим… — Клобук — капюшон плаща, который надел, замаскировавшись, Грациано.
Что скажет серебро с невинным цветом? — Белый цвет — цвет девственности.
Гиркания — область Древней Персии, расположенная вдоль юго-восточного берега Каспийского моря.
Не делай дела кое-как, Бассанио! Жди, чтоб оно от времени созрело. — Антонио не знает, что решение Порции не зависит от ее воли, и полагает, что Бассанио должен постепенно завоевать ее сердце.
Чтоб не смешаться с пошлыми умами или сравняться с варварской толпой. — Весь облик испанского аристократа, презирающего "варварскую толпу", надменного, самоуверенного и холодного (в отличие от пылкого принца Марокканского, он ничем не проявляет своего чувства к Порции), представляет собой выпад против Испании, с представлением о которой в сознании Шекспира и его аудитории связывались образы Филиппа II, Великой Армады, инквизиции и т. п.
…накрылся б гордо тот, кто спину гнет. — Сохранять на голове шляпу в присутствии знатных особ было привилегией лиц благородных.
Ужель достоин я дурацкой рожи? — Сопоставьте с этим высказанное им раньше презрение к "пошлым умам", и "нравоучение", выраженное в следующих словах Порции, станет ясным.
Семь раз испытан я огнем. — Это говорит про себя серебро кованого ларца.
Узкий пролив — старинное название Ламанша.
Гудвинские пески — находятся в устье Темзы; там действительно нередко происходили кораблекрушения.
…кажется, так оно называется. — Этими словами Шекспир подчеркивает, что говорящий — итальянец, плохо знающий эти места.
…если судьей ей будет дьявол. — То есть сам Шейлок.
Это была моя бирюза… я бы не отдал ее за целую обезьянью рощу! — Камень, потерю которого Шейлок оплакивает как большую денежную ценность и как дорогое ему воспоминание, имеет, кроме того, еще символическое значение. По старинным представлениям, бирюза обладает целым рядом чудесных свойств, в том числе она: 1) предупреждает владельца ее о грозящем ему несчастье, 2) обеспечивает согласие между супругами. Отсюда двойная линия мыслей Шейлока: с одной стороны, пропажа камня острее напоминает ему о постигшей его беде, с другой стороны, он злорадно думает о том, что супружество Джессики, отдавшей камень, не будет счастливым.
Как пытка? — Порция делает вид, будто поняла слова Бассанио о "пытке" в буквальном смысле. Она спрашивает его, какое же преступление он совершил, если его подвергают пытке, чтобы добиться от него признания.
…освобождавший скорбящей Трои девственную дань… — Одним из подвигов Алкида (Геркулеса) было освобождение от морского чудовища Гесионы, дочери троянского царя Лаомедонта.
Дарданянки — троянки.
На красоту взгляните. — Здесь — в смысле поддельной красоты: румян, накладных локонов и т. п.
…индианки красоту. — Сказано здесь в ироническом смысле. См. примечания к "Двум веронцам".
Полубог — в значении: гениальный, "божественный" художник.
Иль потому, что движутся мои… — В подлиннике это выражение затейливее: "Или потому они кажутся движущимися, что (победоносно) катаются на моих глазных яблоках".
Мне к этому ведь нечего добавить. — В подлиннике — очень неясное выражение. Возможные толкования его: 1) "вы не можете пожелать себе ничего такого, что пришлось бы отнять у меня"; 2) "ничего такого, чего бы и я вам не пожелал"; 3) "ничего с моей стороны (поскольку вам вполне достаточно друг друга)".
Как царственный купец, Антонио добрый… — Эпитет "царственный" в применении к купцу объясняется тем, что крупным итальянским купцам, торговавшим на архипелаге, предоставлялись известные административные права на некоторых островах, где они чувствовали себя почти государями, а иногда и на деле основывали самостоятельные княжества. Вообще же выражение royal merchant было довольно привычным в Англии, где в значении "королевский купец" оно применялось, между прочим, к Роберту Грешему, основателю Лондонской биржи, советнику Елизаветы и ее агенту в разных финансовых делах.
…из берберийских стран… — Берберией или Варварией называлась вся область Африки, прилегавшая к западной части Средиземного моря.
Две Индии — Ост-Индия (сейчас называемая просто Индией) и Вест-Индия — архипелаг, лежащий между материками Северной и Южной Америки.
…души моей подобье. — "Душой своей" Порция называет Бассанио.
Так пол мужской нам нужен? — В подлиннике игра слов: to turn to men — "превратиться в мужчин" и "обратиться (отправиться) к мужчинам".
Я спасусь через моего мужа… — пародия на одно место из первого "Послания к коринфянам" (VII, 14): "Неверующая жена спасется через своего мужа".
Это одно предположение пока… виной ее расположение ко мне. — В подлиннике очень сложная игра слов, замененная в переводе другою.
Накрыться, синьор? Ни в коем случае! Я знаю свое место. — Ланчелот делает вид, будто Лоренцо предлагает ему накрыть голову в его присутствии.
О, где ты, разум? — Разум противопоставляется здесь острословию.
Так склонность, страстей хозяйка, направляет их к любви иль отвращенью. — Перевод несколько упрощает выражение подлинника: for affection, mistress of passion, sways it to the mood of what it likes or loathes, заключающее в себе целую психологическую доктрину: "Склонность (порождаемая впечатлениями внешних чувств), руководя страстью (внутренним чувством), заставляет ее служить по линии ее (склонности) симпатией и антипатией". Иначе говоря: "Страсть порождается впечатлениями внешних чувств, управляется ими и служит их усилению".
Передает ему письмо. — В продолжение всего происходящего диалога дож занят чтением письма.
Об душу, гнусный жид, не о подошву. — В подлиннике игра слов: Sole — "подошва", soule — "душа".
…ты точишь нож. — По мнению Грациано, душа Шейлока так "жестка", что об нее можно точить нож.
О, будь ты проклят, пес неумолимый! — Inexeсrаblе — "тот, для которого не найдется достаточно сильных проклятий"; в поздних F inexecrable —"неумолимый".
Пифагор — древнегреческий философ (VI в. до и. э.), учивший о переселении души, то есть о том, что душа человека после его смерти переселяется в тело какого-нибудь родившегося в этот момент животного и, наоборот, из тела умершего животного — в новорожденного младенца.
Даниил — древнегреческий пророк.
И не жалей, что друга ты теряешь… — Вместо Repent not (принятый нами текст F) в Q стоит: Repent but, что дает такой смысл: "Пожалей лишь (немного), что теряешь друга, а он не жалеет…" и т. д.
Я дочь имею… — Довольно трудное место, которое комментаторы толкуют так: Шейлок хочет сказать: "У меня нет жены, но есть дочь, и ее я не принес бы в жертву другу", но тут он вспоминает о предательстве Джессики и, оборвав начатую фразу, восклицает: "О, лучше бы…" и т. д.
Варрава — разбойник, который, согласно евангельскому рассказу, был распят на другом кресте сбоку от Иисуса.
…хотя бы на волосок ты отклонил иглу… — Иглу весов.
Да, что касается той половины, которую получит государство, — то есть лишь конфискация второй половины имущества, переходящей к государству, может быть заменена штрафом.
С меня довольно, если он запишет вторую половину на меня, — Это место ввиду неясности выражения let me have un use допускает несколько толкований, из которых главное следующее: 1) "пусть Шейлок отдаст мне в пользование вторую половину с тем, чтобы после его смерти я передал ее…" и т. д.; 2) "пусть Шейлок передаст мне вторую половину как доверенному лицу (фактически продолжая, с моего согласия, пожизненно пользоваться доходами с нее) с тем, чтобы…" и т. д. Второе толкование, согласующееся с бескорыстием и добротой Антонио, представляется нам более вероятным.
Будь я судьей, прибавил бы десяток. — Намек на двенадцать присяжных в английских судах того времени.
Те деньги… позвольте вам за славный труд вручить. — Комическая черта: Бассанио хочет подарить Порции ее же собственные деньги.
…где Крессида покоилась в ту ночь. — История любви троянского царевича Троила к гречанке Крессиде была позже обработана Шекспиром в пьесе "Троил и Крессида".
Фисба. — Сказание о Пираме и Фисбе использовано Шекспиром в комедии "Сон в летнюю ночь" (V, 1).
Дидона… манила друга вернуться в Карфаген. — История любви карфагенской царицы Дидоны к Энею, который ее бросил, рассказана в "Энеиде" Вергилия (песнь IV).
Медея — жена Язона, героя сказания об аргонавтах; своими волшебными зельями она омолодила Эзона, отца своего мужа Язона.
…у крестов она сейчас коленопреклоненно молит… — Придорожные кресты, часто встречающиеся в католических странах.
Ола-ола, о-го-ого! Ола-ола! — Ланчелот имитирует звуки почтового рожка, намекая на появление Стефано в качестве почтальона-вестника.
…его почтовый рог набит добрыми вестями. — Намек на рог изобилия.
…небосвод весь выложен кружками золотыми; и самый малый… поет в своем движенье… — Намек на учение пифагорейцев о "гармонии небесных сфер".
Диану разбудите гимном. — Диану — то есть луну.
Эреб — подземное царство мрака (в античной мифологии).
Как многое от времени зависит… — Время (season) — "время года", "пора", "момент", в значении не только времени, но и как совокупность обстоятельств.
Эндимион — сын Зевса, возбудивший к себе любовь Селены — богини луны, которая погрузила его в вечный сон, чтобы он не мог ее покинуть.
Антиподы — обитатели противоположного пункта земли на другом полушарии. Бассанио хочет сказать, что Порция могла бы заменить солнце.
Мне лучше б руку левую отсечь и клятву дать, что с ней утратил перстень. — В подлиннике сказано сложнее: "Что я потерял руку, защищая кольцо".
…просил он перстень, отказал сперва я… я принужден был вслед за ним послать. — Бассанио из деликатности не упоминает о том, что Антонио уговорил его отдать кольцо (IV, 1).
…когда б не получивший перстень, оно погибло б… — Не получивший перстень — адвокат (Порция).
Шекспир Уильям
Мера за меру
Уильям Шекспир
Мера за меру
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Винченцио, герцог Венский.
Анджело, наместник герцога в его отсутствие.
Эскал, пожилой вельможа.
Клавдио, молодой дворянин,
Луцио, щеголь.
Первый дворянин.
Второй дворянин.
Варрий, дворянин, приближенный герцога.
Брат Фома
} монахи.
Брат Петр
Судья.
Локоть, простак-констебль.
Пена, ветреный дворянин.
Помпей, слуга Переспелы (шут).
Страшило, палач.
Бернардин, распутный арестант.
Тюремщик.
Изабелла, сестра Клавдио.
Мариана, невеста Анджело.
Джульетта, возлюбленная Клавдио.
Франциска, монахиня.
Переспела, сводня.
Вельможи, стража, горожане,
мальчик, слуги.
Место действия - Вена.
АКТ I
СЦЕНА 1
Зала во дворце герцога.
Входят герцог, Эскал, вельможи, свита.
Герцог
Эскал!
Эскал
Мой государь?
Герцог
Вам пояснять, в чем сущность управления,
Считал бы я излишней тратой слов,
Рад мне известно, что познанья ваши
Намного превосходят все советы,
Которые я мог бы дать. Осталось
Облечь нам только этой властью ваши
Высокие достоинства и - к делу
Их применить. Дух нашего народа,
Уставы государства и язык
Законов наших знаете вы лучше,
Богаче вы и опытом и знаньем,
Чем кто-либо на памяти моей,
Вот полномочье! Следуйте ему.
(Дает ему полномочие.)
Просите Анджело прийти сюда.
Один из свиты уходит.
Герцог
Как, думаете вы, он нас заменит?
Его по воле сердца мы избрали,
Чтобы, пока отсутствовать мы будем,
Он мог достойно здесь нас представлять,
Ссудив ему наш гнев и вверив милость,
Всей нашей власти полноту ему
Вручили мы! Как смотрите на это?
Эскал
О! Если в Вене кто-нибудь достоин
Такую честь и милость оправдать,
То это Анджело.
Герцог
Да, вот и он!
Входит Анджело.
Анджело
Всегда покорен вашей воле, герцог,
Прошу сказать - чем я могу служить?
Герцог
Есть в жизни у тебя черты такие,
Что наблюдателю по ним легко
Прочесть всю будущность твою. И сам ты
И качества твои не таковы,
Чтоб ты на одного себе их тратил:
Себе не вправе ты принадлежать.
Как факелы, нас небо зажигает
Не для того, чтоб для себя горели.
Когда таим мы доблести свои
Их все равно что нет. Высокий ум
Стремится к высшей цели! Ведь без пользы
Природа, бережливая богиня,
Даров своих не даст ни капли в рост,
Но с должника желает получить
И благодарность и процент. Однако
Я говорю тому, кто знает сам
Все то, что я могу ему сказать,
Итак, мой Анджело!
В отсутствие мое будь за меня!
И смерть и милость в Вене пусть живут
В твоих устах и в сердце. Хоть и старше
Эскал - тебе помощником он будет.
Вот полномочье!
(Дает ему полномочие.)
Анджело
Добрый государь!
Прошу вас испытать металл мой, прежде
Чем лик такой прекрасный, благородный
На нем чеканить!..
Герцог
Возраженья брось.
Наш выбор сделан тщательно и тонко.
Ты избран: так прими же эту честь.
Не терпит отлагательств наш отъезд,
И много нерешенных важных дел
Оставит он! Тебе писать мы будем,
Как только время и дела позволят,
И ждать известий будем от тебя.
Прощайте же. Надеюсь на успех
Моих желаний.
Анджело
Государь, позвольте
Хотя бы вас немного проводить?
Герцог
Нет, слишком я спешу!
И пусть тебя сомненья не смущают:
По чести, власть твоя равна моей,
Усиливай иль изменяй законы,
Как ты захочешь! Дай же руку мне.
Уеду тайно я. Народ люблю я,
Но выставляться напоказ ему
Я не люблю; пусть это от души
Мне не по вкусу громкие восторги
И возгласы, а тех, кто это любит,
Я не считаю умными. Прощайте.
Анджело
Пусть небеса удачу вам пошлют!
Эскал
И счастливо вас приведут обратно!
Герцог
Благодарю. Прощайте!
(Уходит.)
Эскал
Позвольте, граф, просить вас уделить
Мне время для беседы: я хотел бы
Исследовать до дна мою задачу.
Даны мне полномочья, но какие
Еще мне неизвестно.
Анджело
Так как и мне. Пойдемте же со мною.
И, верно, скоро выясним совместно
Вопросы эти.
Эскал
Следую за вами!
Уходят.
СЦЕНА 2
Улица.
Входят Луцио и два дворянина.
Луцио
Если наш герцог со всеми другими герцогами не придет к соглашению с венгерским королем, то все герцоги соединятся и нападут на короля.
Первый дворянин
Пошли господь нам мир с любым монархом, кроме одного - монарха Голода!
Второй дворянин
Аминь!
Луцио
Ты отвечаешь вроде того набожного морского разбойника, который вышел в море со всеми десятью заповедями и только одну из них соскоблил с таблицы.
Второй дворянин
"Не укради"?
Луцио
Вот именно эту он вычеркнул.
Первый дворянин
А как же иначе? Ведь эта заповедь, заставила бы капитана и всю его шайку отказаться от своего занятия - они-то как раз и шли на грабеж. Да и среди нас не найдется солдата, которому бы нравилось в предобеденной молитве то место, где просят о мире.
Второй дворянин
А я ни от одного солдата не слышал, чтобы оно ему не нравилось.
Луцио
Охотно верю: ты, я полагаю, никогда вообще этой молитвы и не слыхивал.
Второй дворянин
Нет, раз с дюжину по крайней мере.
Первый дворянин
Чего доброго, в стихах?
Луцио
И в стихах, и в прозе, и на разных языках.
Первый дворянин
И самых разнообразных религий, пожалуй?
Луцио
Почему бы нет? Молитва остается молитвой, несмотря ни на какие религиозные разногласия, как ты остаешься отъявленным мерзавцем, несмотря ни на какие молитвы.
Первый дворянин
Ну, да мы с тобой из одного материала.
Луцио
Согласен. Как бархат с кромкой. Ты - кромка!
Первый дворянин
А ты бархат. Изрядный бархат тройного ворса, ручаюсь в этом. Но я предпочел бы быть кромкой английского сукна, чем французским бархатом с таким облезлым ворсом, как ты. Понятно я говорю?
Луцио
Чего понятней! Верно, по себе судишь? После такого признания я начинаю пить з_а т_е_б_я, только уж, извини, - н_е п_о_с_л_е т_е_б_я... Очевидно, за твое здоровье пить необходимо, но из твоего стакана пить н_е_б_е_з_о_п_а_с_н_о.
Первый дворянин
Я, кажется, сам себе напортил, не правда ли?
Второй дворянин
В обоих случаях - заразился ты или нет?
Луцио
Смотрите-ка, смотрите, сюда шествует госпожа, наша утолительница.
Первый дворянин
Немало болезней подхватил я под ее кровлей, которые мне стоили...
Второй дворянин
Чего, чего, скажи?
Луцио
Оцени сам.
Второй дворянин
Тысячи три долларов в год. А может быть, столько же язвочек?
Первый дворянин
Побольше трех тысяч! Вымотали у меня все деньги и оставили меня с носом.
Луцио
Хорошо, что с носом, а если без носа...
Первый дворянин
Ты все намекаешь на какие-то мои болезни, но это заблуждение - я здоров и крепок.
Луцио
Не то чтобы здоров, но крепок, как бывают полые внутри вещи: в тебе и кости-то пустые, твое распутство съело тебя!
Входит госпожа Переспела.
Первый дворянин
А! Как поживаете? В каком бедре у вас теперь прострел?
Переспела
Ладно, ладно. Сейчас там арестовали и в тюрьму повели человека который стоит дороже, чем пять тысяч таких молодцов, как вы.
Второй дворянин
Кого же это, скажи, пожалуйста?
Переспела
Кого, кого!.. Клавдио, синьора Клавдио!
Первый дворянин
Клавдио... в тюрьму? Не может быть!
Переспела
А вот и может: я своими глазами видела, как его повели. Да еще хуже того: через три дня ему голову отрубят.
Луцио
После всех наших дурачеств - не хочется этому верить!.. Ты в этом убеждена?
Переспела
Слишком хорошо. И все это из-за того, что госпожа Джульетта ждет от него ребенка.
Луцио
Боюсь, что это так и есть, он обещал прийти ко мне еще два часа тому назад и не пришел. А он необыкновенно точно исполняет свои обещания.
Второй дворянин
Кроме того, это как раз близко касается того, о чем мы говорили.
Первый дворянин
А главное, совпадает с новым указом.
Луцио
Пойдем скорее разузнать, в чем дело.
Луцио и два дворянина уходят.
Переспела
Вот так-то: кого на войну, кого в больницу, кого на виселицу, кого в долговое. Этак скоро у меня ни одного клиента не останется.
Входит Помпей.
Ну что, узнал что-нибудь новое?
Помпей
Повели его в тюрьму.
Переспела
Да чем же он попользовался?
Помпей
Женщиной.
Переспела
Но в чем же его преступление?
Помпей
Удил форелей в запретном пруду.
Переспела
Значит, оставил девочку с ребенком?
Помпей
Нет, оставил женщину с девочкой. Вы о новом указе ничего не слыхали?
Переспела
О каком указе, милый?
Помпей
Все веселые дома в предместьях Вены будут снесены.
Переспела
Что? А те, что в городе?
Помпей
Те остаются на развод. Их было тоже хотели снести, да благоразумный гражданин вступился за них.
Переспела
Неужто и все дома свиданий в предместьях снесут?
Помпей
До основания, хозяйка.
Переспела
Вот так перемена в государстве! Что же со мной-то будет?
Помпей
Полноте. Не бойтесь да себя. Хорошие адвокаты в клиентах недостатка не терпят. Хоть вы адрес перемените, но профессию менять не обязаны! Я останусь по-прежнему вашим услужающим. Не робейте, вас пожалеют. Ведь вы на этой работе, можно сказать, все зубы проели. К вам отнесутся с уважением.
Переспела
Что ж тут будешь делать, Томас? Пойдемте-ка отсюда.
Помпей
Вот синьор Клавдио... его ведут в тюрьму. И Джульетта с ним.
Входит тюремщик, Клавдио, Джульетта и стража.
Клавдио
Зачем же напоказ меня водить?
Пойдем в тюрьму, к которой присужден я.
Тюремщик
Да я ведь это делаю не назло:
Граф Анджело так приказал особо.
Клавдио
Власть... Этот полубог... Как тяжело
Платиться за вину нас заставляет.
В писанье сказано: кого захочет
Того помилует, кого захочет
Того ожесточит. Таков закон!
Входят Луцио и два дворянина.
Луцио
Как! Клавдио в цепях!.. За что же цепи?
Клавдио
За лишнюю свободу, милый друг.
Как следует за пресыщеньем пост,
Так и за неумеренной свободой
Нас цепи ждут. Томимы грешной жаждой,
Как крысы, что отравы обожрались,
Мы жадно пьем - и, выпив, умираем.
Луцио
Если б я умел так мудро рассуждать под арестом, я бы послал за некоторыми из моих кредиторов. И, однако, сказать по правде, я предпочитаю быть глупым на свободе, чем умным в тюрьме. - В чем же твое преступление, Клавдио?
Клавдио
Назвать его - уж будет преступленьем.
Луцио
Убийство?
Клавдио
Нет.
Луцио
Разврат?
Клавдио
Зови хоть так!
Тюремщик
Пора, пойдемте, сударь.
Клавдио
Минуту, друг! Мой Луцио, два слова.
Луцио
Хоть сотню, коль они тебе на пользу.
(Вот как берут распутство под надзор!)
Клавдио
Вот дело в чем: я обручен с Джульеттой,
Но с ней до свадьбы ложе разделил,
Ее ты знаешь. Мне она жена.
Нам не хватает внешнего обряда,
Мы медлили из-за ее родных,
Не расстающихся с ее приданым,
Что в сундуках они своих хранят.
От них свою любовь мы скрыть хотели,
Пока на брак согласья не получим,
Но тайных ласк взаимных наших след
Начертан слишком ясно на Джульетте.
Луцио
Ручаюсь, что это так. И голова твоя так плохо держится на плечах, что любая влюбленная девчонка может сдуть ее одним своим вздохом. Пошли к герцогу, подай ему просьбу о помиловании...
Клавдио
Я посылал: его нельзя найти.
И вот тебя прошу я об услуге:
Сестра моя сегодня в монастырь
Послушницей должна была вступить.
Найди ее, скажи, что мне грозит,
И за меня моли, чтоб попыталась
Жестокого наместника смягчить
И упросить: в ней вся моя надежда.
У юности ее, быть может, свой,
Немой, но выразительный язык,
Что трогает людей; к тому ж сестра,
Когда захочет, разумом и речью
Умеет убеждать.
Луцио
Дай бог, чтоб ей это удалось и ради тех, кто в таком тяжелом положении, как ты, и ради того, чтоб ты еще насладился жизнью. Обидно мне будет, если ты ее проиграешь в такую глупую игру трик-трак. Что ж, я отправлюсь к ней.
Клавдио
Мой добрый Луцио, благодарю...
Луцио
И через два часа...
Клавдио
(тюремщику)
Иду за вами.
Уходят.
СЦЕНА 3
Монастырь.
Входят герцог и брат Фома.
Герцог
О нет, святой отец, не думай так:
Бессильная стрела любви не может
Пронзить в броню закованную грудь.
И если я пришел у вас просить
Дать тайно мне приют в монастыре,
То цель моя и строже и важнее,
Чем цели пылкой юности!
Брат Фома
Скажите,
В чем эта цель?
Герцог
Вы знаете, отец мой,
Как я всегда любил уединенье,
Как мало придавал цены собраньям,
Где юность, роскошь и разгул пируют.
И вот я графу Анджело вручил
(Он человек воздержанный и строгий)
Всю власть мою и все права здесь в Вене.
Он думает, что я уехал в Польшу;
Сам этот слух я распустил в народе,
И верят все ему, святой отец!
Вы спросите, зачем я это сделал?
Брат Фома
Да, государь.
Герцог
У нас суров закон, уставы строги
(Узда нужна для лошадей упрямых),
Но вот уже почти пятнадцать лет,
Как мы из виду упустили их,
Как устаревший лев, что из пещеры
Не хочет на добычу выходить,
Как баловник-отец подчас ребенку
Показывает розги, чтобы ими
Не наказать, а только напугать,
И постепенно делаются розги
Предметом не боязни, а насмешки,
Так если мы закон не соблюдаем,
То сам собою отмирает он.
Свобода водит за нос правосудье.
Дитя бьет мамку. И идут вверх дном
Житейские приличья.
Брат Фома
Но от Вас
Зависело вернуть законам силу:
От вас страшней бы это было, чем
От Анджело.
Герцог
Боюсь, что слишком страшно.
Моя вина - я дал народу волю
Тиранством было бы его карать
За то, что я же разрешал им делать:
Ведь н_е к_а_р_а_я, мы уж п_о_з_в_о_л_я_е_м,
Вот почему я это возложил
На Анджело: он именем моим
Пускай карает, я же в стороне
Останусь и злословью не подвергнусь.
А чтоб следить за ним порой, под видом
Монаха буду навещать и власти
И мой народ. А потому, прошу,
Монашеское платье мне достаньте
И научите как себя вести,
Чтоб настоящим иноком казаться.
Еще причины есть, о них потом
Я сообщу, но главное скажу:
Граф Анджело и строг и безупречен,
Почти не признается он, что в жилах
Кровь у него течет и что ему
От голода приятней все же хлеб,
Чем камень. Но когда достигнет власти
Как знать? Увидим, как себя явит
Тот, кто безгрешным кажется на вид.
Уходят.
СЦЕНА 4
Женский монастырь.
Входят Франциска и Изабелла.
Изабелла
И прав других у вас, монахинь, нет?
Франциска
Тебе прав наших мало?
Изабелла
О нет, я б не желала больших прав:
Скорей хотела б я устава строже
Для общины сестер блаженной Клары.
Луцио
(снаружи)
Мир этим стенам!
Изабелла
Кто-то нас зовет.
Франциска
Мужчина! Дорогая Изабелла
Открой ему. Спроси, чего он хочет.
Ты можешь говорить с ним. Мне нельзя.
Послушница ты только, а когда
Ты примешь полный постриг, то с мужчиной
При старшей только сможешь говорить,
И то закрыв лицо, а если будешь
С лицом открытым, то должна молчать.
Опять зовет! Прошу, ответь ему.
(Уходит.)
Входит Луцио.
Изабелла
И вам да будет мир! Что надо вам?
Луцио
Привет вам, дева! Если только, впрочем,
Вы - дева (как легко предположить
По этим розам на щеках). Скажите,
Нельзя ли повидать мне Изабеллу?
Она в монастыре на послушанье,
Несчастный Клавдио - ей брат.
Изабелла
Несчастный?
Скажите, почему же он несчастен?
Я Изабелла. Я его сестра.
Луцио
Прекрасная и кроткая, ваш брат
Вам шлет привет. Но я хочу быть краток:
Ваш брат в тюрьме.
Изабелла
О горе! Но за что?
Луцио
Да то, за что, будь я его судьей,
Я б наказаньем сделал благодарность:
Подруге он ребенка подарил.
Изабелла
О, сударь, не шутите!
Луцио
Я не шучу, хоть мой грешок любимый
С девицами дурачиться, шутить
И вздор болтать... но не со всякой стал бы
Я так себя вести. Вы для меня
Святое и небесное созданье,
Бесплотный дух, отрекшийся от мира,
И с вами говорю чистосердечно,
Как со святой.
Изабелла
Насмешкой надо мной гневите бога!
Луцио
Не думайте! Вот вкратце вам вся правда:
Ваш брат с своей возлюбленной сошелся,
Как тот, кто ест, полнеет, как весна
Цветущая из брошенных семян,
Из борозды выводит пышность жатвы,
Так лоно отягченное подруги
Несет, как урожай, его ребенка,
Изабелла
Ребенок от него... Ужель сестра
Джульетта...
Луцио
Как - сестра?
Изабелла
Названая сестра. Так часто в школе
В своей горячей, хоть бесплодной, дружбе
Меняются подруги именами.
Луцио
Она!
Изабелла
Так пусть он женится на ней!
Луцио
Вот в этом-то и суть. Наш герцог странно,
Исчез (и многих, в том числе меня,
Он обманул надеждой на войну.
Но знаем мы теперь от тех, кому
Известны все пружины государства,
Что все его поступки далеки
От истинных намерений). Оставил
Наместником и с безграничной властью
Он Анджело, а это человек,
В чьих жилах вместо крови снежный студень,
Он никогда не чувствовал биенья
И жара чувств сердечных, но природу
Смирял трудом, наукой и постом.
Чтоб устрашить обычай и свободу,
Которые до сей поры бесстрашно,
Как мыши возле львов, сновали смело
Близ гнусного закона, воскресил он
Закон жестокий тот, под чьим ударом
Жизнь брата вашего погибнуть может.
Его он приказал арестовать
И хочет применить на нем всю силу
Ужасного закона для примера.
И нет надежды, если не удастся
Вам Анджело смягчить мольбою нежной.
Вот сущность порученья, что просил
Ваш бедный брат меня вам передать.
Изабелла
Он хочет жизнь его отнять?
Луцио
Его
Приговорил он к смерти, и тюремщик
Уж получил приказ его казнить.
Изабелла
О! Чем же я, несчастная, могу
Помочь?
Луцио
Вы попытайте ваши силы.
Изабелла
Увы! Какие силы? Сомневаюсь...
Луцио
Сомнения - предатели: они
Проигрывать нас часто заставляют
Там, где могли б мы выиграть, мешая
Нам попытаться. К Анджело ступайте!
Пусть он узнает: там, где просят девы,
Дают мужчины щедро, точно боги.
А если уж, склонив колени, девы
Начнут рыдать, - о, их мольбы тогда
Свершаются, как собственная воля.
Изабелла
Я постараюсь!
Луцио
Только поскорее.
Изабелла
Пойду туда немедля.
Я лишь игуменье должна сказать,
Зачем иду. Благодарю смиренно.
Привет снесите брату. Я до ночи
Ему пришлю сказать, чего добилась.
Луцио
Имею честь.
Изабелла
Благодарю вас, сударь!
Уходят.
АКТ II
СЦЕНА 1
Зала в доме Анджело.
Входят Анджело, Эскал, судья, тюремщик,
полицейские, стража.
Анджело
Но ведь нельзя же из закона делать
Нам пугало воронье, что стоит,
Не двигаясь, пока, привыкнув, птицы
Не обратят его в насест.
Эскал
Пусть так:
Но лучше в гневе нам слегка поранить,
Чем насмерть зарубить. Хотел бы я
Спасти его... Я знал его отца:
Он благороднейший был человек...
Подумайте, достойный граф
(Хоть я и знаю вашу добродетель),
Неужли вы в волнении страстей,
Когда б согласовалось время с местом,
А место отвечало бы желанью,
Или когда б кипенье вашей крови
Могло достичь венца своих стремлений,
Неужли вы хоть раз единый в жизни
Не погрешили сами так, как тот,
Кого теперь вы судите так строго,
И сами не нарушили закона?
Анджело
Изведать искушение - одно,
Но пасть - другое. Я не отрицаю,
Что часто средь двенадцати присяжных,
Произносящих смертный приговор,
Есть вор иль два виновней, чем преступник...
Те преступленья, что суду известны,
Карает суд! Не все ли нам равно,
Что вора вор осудит. Очевидно,
Когда мы на полу брильянт увидим,
То мы нагнемся, чтоб его поднять.
Но если мы чего-нибудь не видим,
То мимо, не задумавшись, проходим.
Вы не должны оправдывать его
Тем, что и я грешил; скорей скажите,
Что если я, судья его, свершу
Такое преступленье, пусть тогда
Мой приговор послужит образцом:
Меня приговорите тоже и смерти!
Без жалости! Он должен умереть.
Эскал
Как хочет ваша мудрость.
Анджело
Где тюремщик?
Тюремщик
К услугам вашим!
Анджело
Завтра к девяти
Часам утра казнен быть должен Клавдио.
Пусть духовник придет к нему сегодня;
Последний час пути его настал.
Тюремщик уходит.
Эскал
Прости его господь и нас прости,
Добро сгубить нас может, грех - спасти.
Кто невредим из дебрей зла выходит,
Кто за проступок легкий смерть находит.
Входит Локоть, стража, Пена и Помпей.
Локоть
Ведите их сюда. Если порядочные люди только и делают что беспорядки в общественных домах, так я не знаю, что такое законы. Ведите их сюда!
Анджело
Что тут еще? Кто ты такой? В чем дело?
Локоть
С разрешения вашей чести, вы видите пред собой бедного герцога констебля. Зовут меня Локоть. Я, так сказать, опираюсь на юстицию, ваша честь. И вот привел к вашей милости двух отъявленных добродеев.
Анджело
Добродеев? Какие такие добродеи? Уж не лиходеи ли?
Локоть
С разрешения вашей чести, я толком не знаю, кто они такие; одно мне доподлинно известно - что они сущие негодяи, и нет в них никакой профанации, которая должна быть у доброго христианина.
Эскал
Замечательно сказано! Вот так мудрый констебль!
Анджело
Но к делу. Что это за люди? Тебя зовут Локоть? Чего же ты молчишь, Локоть? Говори!
Помпей
Он не может говорить, сударь, тот локоть совсем износился!
Анджело
А ты кто такой?
Локоть
Он, ваша милость? Услужающий он, а наполовину сводник! Он служит у скверной бабы: у нее был публичный дом в предместье, его снесли, говорят, так теперь она открыла банное заведение в городе - тоже, полагаю, подозрительное место.
Эскал
Откуда ты это знаешь?
Локоть
Мне сказала жена моя, ваша честь, а она - проклятый враг всякой неправды и лжи.
Эскал
Как, твоя жена?
Локоть
Да, ваша милость, она благодаря богу честная женщина.
Эскал
Почему же ты называешь ее проклятой?
Локоть
Потому что мы с ней оба проклятые враги всякой неправды и лжи, можете ей верить, как мне самому. Если это заведение не сводня содержит, - убей ее бог, - это непотребный дом!
Эскал
Но почему ты в этом уверен?
Локоть
Да как же, ваша милость! От моей жены знаю: не будь она похотливой женщиной, ее бы там непременно совратили на разврат, прелюбодеяние и всякие непотребства.
Эскал
По вине той женшины?
Локоть
Да, по вине этой госпожи Переспелы. Но жена плюнула ему прямо в лицо так его и отшила.
Помпей
С позволения вашей милости, дело было не так.
Локоть
Так докажи это перед лицом этих мошенников. Честный ты человек, а ну-ка, докажи!
Эскал
Слышите, как он путает слова?
Помпей
Ваша милость, его жена пришла к нам на сносях - ей, с позволения вашей милости, вареного черносливу захотелось. А у нас во всем доме нашлись только две черносливины, и лежали они на тарелке: такая тарелка, за три пенса верно, ваша милость, видали такие тарелки; конечно, это не китайский фарфор, но тарелка хоть куда!
Эскал
Брось ты тарелки: не в тарелках дело.
Помпей
Верно, ваша милость. Тарелки тут ни при чем, это правильно, но вот в чем суть. Мадам Локоть-то, как уже было сказано, была не в своей тарелке; она ведь на сносях была, вот и потянуло ее на чернослив - вынь да положь; а у нас всего-навсего две черносливины остались, как уже было сказано, потому что господин Пена - вот, этот самый человек - съел все, что было, как уже было сказано, и заплатил за все сполна и щедро, потому что - помните, господин Пена? - у меня еще не хватило трех пенсов сдачи.
Пена
Да, не хватило, верно.
Помпей
Ну вот видите! Вы еще как раз в то время разгрызали косточки от вышеупомянутого чернослива.
Пена
Да, так и было, верно.
Помпей
Ну вот видите! Я еще тогда говорил вам, что вот такой-то и такой-то никогда не вылечатся - от чего, вы сами знаете, - если не будут соблюдать строжайшей диеты.
Пена
Все это верно.
Помпей
Ну вот видите!
Эскал
Ты скучнейший дурак. Перейдем к делу: что сделали жене Локтя? На что она жалуется? Когда я доберусь до того, что ей сделали?
Помпей
До этого, ваша милость, не скоро можно добраться!
Эскал
Да я и не собираюсь.
Помпей
Но в конце концов вы и до этого доберетесь, с разрешения вашей милости. Покорнейше прошу вас: взгляните на господина Пену. У человека восемьдесят фунтов годового дохода, отец его недавно скончался, в день всех святых. В день всех святых, господин Пена, так ведь?
Пена
Вечером, накануне дня всех святых.
Помпей
Ну вот видите! Правда всегда скажется. А он, ваша милость, сидел в низеньком кресле, ваша милость, в комнате, что называется "Виноградная кисть", где вы любите сидеть, сударь, верно? Любите?
Пена
Верно. Люблю. Комната, где тепло зимой.
Помпей
Ну вот видите, ваша милость: правда свое возьмет.
Анджело
Все это тянется, как ночь в России,
Когда она всего длиннее там...
Я ухожу. Вы выслушайте их.
Надеюсь, повод выдрать всех найдете.
Эскал
И я надеюсь также, граф. Прощайте.
Анджело уходит.
Ну, сударь, в последний раз: что сделали с женой Локтя?
Помпей
В последний раз, ваша милость? В последний раз ничего с ней не делали.
Локоть
Покорнейше прошу вас, ваша милость, вы спросите его, что этот человек сделал моей жене.
Помпей
Покорнейше прошу, ваша милость, спросите меня.
Эскал
Ну так что же этот господин ей сделал?
Помпей
Умоляю вас, ваша милость, взгляните этому человеку в лицо. любезный господин Пена, посмотрите на его милость; я это говорю для вашего же добра. Ваша милость, рассмотрели его лицо?
Эскал
Ну, рассмотрел.
Помпей
Умоляю вас, вглядитесь в него хорошенько.
Эскал
Гляжу. Ну и что же?
Помпей
Видите вы что-нибудь плохое в его лице?
Эскал
Как будто нет...
Помпей
А я готов присягнуть, что его лицо самое плохое в нем! Ну видите. А если самое плохое в нем его лицо, так как же он мог бы что-нибудь плохое сделать жене констебля, желал бы я узнать от вашей милости?
Эскал
Он прав. Что ты на это скажешь, констебль?
Локоть
Во-первых, с разрешения вашей милости, этот дом заслуживает только решпекта; во-вторых, этот малый тоже ничего, кроме решпекта, не заслуживает; и, в-третьих, хозяйка его - женщина, которая тоже ничего, кроме полного решпекта, не заслуживает.
Помпей
Так если на то пошло, его жена заслуживает решпекта больше, чем мы все!
Локоть
Что, что? Лжешь ты, мерзавец, лжешь, злостный мерзавец! Еще не пришло такое время, чтобы моя жена заслужила решпект от кого бы то ни было, будь то мужчина, женщина или малый ребенок!
Помпей
Но к ней, еще пока он не женился на ней, все с решпектом относились.
Эскал
Кто здесь умнее - Правда или Кривда? Верно ли это?
Локоть
Ах ты, злодей! Ах ты, негодяй! Ах ты, нечестивый Ганнибал! До свадьбы с решпектом. Да если к ней или ко мне кто-нибудь с решпектом относился, так не считайте меня больше за бедного герцога констебля. Докажи это, злобный Ганнибал, или я предъявлю к тебе иск за оскорбление действием.
Эскал
А если он тебя по уху съездит, так ты можешь предъявить ему обвинение в клевете?
Локоть
Вот, благодарю вашу милость за совет! Что же ваша милость прикажет делать с этим злостным негодяем?
Эскал
Видишь ли, поскольку ты подозреваешь его в разных проделках, которые хотел бы вывести на чистую воду, так ты оставь его плыть по течению и последи за ним, - тогда ты и узнаешь, какие за ним грехи.
Локоть
Вот, благодарю вашу милость за совет! Видишь ты, негодяй ты этакий, чего ты дождался? Придется тебе плыть по течению. Слышишь, мерзавец, плыть по течению!
Эскал
Где вы родились, приятель?
Пена
В Вене, сударь.
Эскал
Так. И у вас восемьдесят фунтов дохода?
Пена
Да, с вашего позволения, сударь.
Эскал
Так. А ты, любезный, чем занимаешься?
Помпей
Я - услужающий... вина разливаю... служу у бедной вдовы.
Эскал
Как имя твоей хозяйки?
Помпей
Госпожа Переспела.
Эскал
Что же, у нее один муж был или больше?
Помпей
Девять, ваша милость. По последнему-то она и Переспела.
Эскал
Девять? Пожалуйте сюда, господин Пена! Господин Пена, я бы не советовал вам вести дружбу с разливальщиками вина: они скоро выцедят вас до дна, а вы можете довести их до веревки... Ступайте. И чтобы я больше о вас не слыхал!
Пена
Благодарю вашу милость; но что до меня, так ведь я попадаю в распивочную, только если меня туда втянут.
Эскал
Ну, хорошо. Довольно. Прощайте.
Пена уходит.
Пожалуйте-ка сюда, господин услужающий... Как твое имя, господин услужающий?
Помпей
Помпей.
Эскал
Фамилия?
Помпей
Огузок.
Эскал
Да, по правде сказать, эта часть у тебя самая выдающаяся, так что сзади ты - Помпей великий. Итак, Помпей, ты, в сущности, сводник, хоть ты и перекрасился в разливальщика. Так ведь это? Говори правду, для тебя же будет лучше.
Помпей
Правду, ваша милость? Я бедный человек, которому тоже жить хочется.
Эскал
Как же тебе хочется жить, Помпей? Быть сводником? Что ты сам думаешь об этом ремесле? Законное это ремесло?
Помпей
Раз закон его терпит...
Эскал
Но закон его не терпит, Помпей! Оно будет запрещено в Вене.
Помпей
Неужто ваша милость собирается охолостить всех молодых людей в городе?
Эскал
Нет, Помпей!
Помпей
Ну, тогда, ваша милость, они без нас не обойдутся. Если ваша милость примут меры против непотребных женщин да распутников, тогда сводников бояться не придется.
Эскал
Меры уже приняты, можешь мне поверить; топор и виселица.
Помпей
Если вы будете головы рубить и вешать в течение десяти лет всех, кто в этом деле провинится, то придется вам откуда-нибудь новые головы выписывать. И если этот закон продержится в Вене десять лет, так я вам самый лучший дом в Вене найму за три пенса. Если вы до этого доживете, попомните тогда, что вам это Помпей предсказал.
Эскал
Спасибо, любезный Помпей, и в награду да твое предсказание слушай: чтоб больше на тебя никаких жалоб ко мне не поступало да брось тот дом, где служишь, иначе я тебя до самых твоих шатров погоню, как Цезарь великого Помпея, и буду для тебя строгим Цезарем. Проще говоря, я велю тебя выпороть. А пока, Помпей, прощай.
Помпей
Благодарю вашу милость за совет, но воспользуюсь им постольку, поскольку решит плоть моя и судьба.
Пороть меня? Пусть возчик клячу лупит.
Кто сердцем смел - и порке не уступит.
(Уходит.)
Эскал
Пожалуйте сюда, господин Локоть, пожалуйте, господин констебль. Сколько лет, как вы состоите в этой должности?
Локоть
Семь с половиной.
Эскал
Судя по вашей опытности в исполнении ваших обязанностей я так и думал, что вы не новичок в этом деле. Семь лет, говорите вы?
Локоть
С половиной, ваша милость.
Эскал
Каких же вам это трудов стоило, должно быть! Вас напрасно так обременяют. Неужели в вашем участке недостаточно людей и без вас?
Локоть
Люди-то есть, ваша милость, но, по правде сказать, немногие в этих делах толк знают. Их выберут, а они рады-радехоньки свалить все на меня: вот за небольшую плату я их всех и заменяю! И за всех работаю.
Эскал
Доставьте мне завтра список работников - человек шесть кто там у вас поспособнее.
Локоть
К вам на дом доставить прикажете?
Эскал
Ко мне на дом. Прощайте.
Локоть уходит.
Который час?
Судья
Одиннадцать уже.
Эскал
Прошу вас, отобедайте со мной.
Судья
Благодарю покорно.
Эскал
Как горько думать мне о смерти Клавдио.
Но тут нельзя помочь.
Судья
Граф Анджело суров.
Эскал
Но так и нужно.
И милостью порою не бывает,
Что милостью нам кажется на вид,
Прощенье новую вину родит.
Все ж бедный Клавдио!.. Тут не поможешь,
Идемте, сударь!
Уходят.
СЦЕНА 2
Другая комната там же.
Входят тюремщик и слуга.
Слуга
Он слушает доклад, но скоро выйдет.
Я доложу ему о вас.
Тюремщик
Прошу вас.
Слуга уходит.
Спрошу его: быть может, он смягчится...
Несчастный... согрешил он как во сне.
Все возрасты... все люди в этом грешны.
И - умереть за это!..
Входит Анджело.
Анджело
Что вам надо?
Тюремщик
Вам завтра Клавдио казнить угодно?
Анджело
Но разве же я вам не говорил?
Приказа не дал? Так к чему ж опять
Такой вопрос?
Тюремщик
Я поспешить боялся.
Я, с позволенья, видывал не раз,
Как после казни в строгости своей
Раскаивался суд.
Анджело
Моя забота!
Исполните ваш долг иль уходите
В отставку; справимся без вас.
Тюремщик
Простите...
А как с Джульеттой быть? Она уж стонет
И разрешенья ждет...
Анджело
Ее устройте
Вы в надлежащем месте, да скорей.
Входит слуга.
Слуга
Сестра приговоренного вас просит
Принять ее.
Анджело
А! У него сестра?
Тюремщик
Да, редких добродетелей девица:
На днях она вступает в монастырь,
Коль не вступила.
Анджело
Так. Принять ее!
Слуга уходит.
(Тюремщику.)
Прелюбодейку вы переведите.
Дать все, что нужно, ей, но без излишка.
Приказ я дам.
Входят Луцио и Изабелла.
Тюремщик
(собираясь уйти)
Спаси бог вашу честь!
Анджело
Останьтесь здесь.
(Изабелле.)
Прошу вас. Что угодно?
Изабелла
Пришла я в горе умолять вас, граф...
Молю вас выслушать меня.
Анджело
В чем просьба?
Изабелла
Есть грех... Он больше всех мне ненавистен.
Строжайшей кары больше всех достоин.
Я за него не стала бы просить
И вот должна просить... и не должна бы...
Но борются во мне мое желанье
И нежеланье.
Анджело
Так... Но в чем же дело?
Изабелла
Мой брат... Он вами осужден на смерть.
Я умоляю вас: пускай не брат мой,
Но грех его умрет!
Тюремщик
(в сторону)
Пошли ей небо дар его растрогать!
Анджело
Как! Грех - карать, а грешника щадить?
Но каждый грех еще до совершенья
Уж осужден. Обязанность свою
Я обратил бы в нуль, когда бы стал
Карать вину и отпускать свободным
Преступника!
Изабелла
О! Справедлив закон,
Но строг. Так у меня нет больше брата,
Спаси вас бог.
(Хочет уйти.)
Луцио
(Изабелле)
Не отступайтесь так!
К нему! Просите, киньтесь на колени.
Хватайте за полы его, молите!
Вы слишком холодны! Просить так вяло
Нельзя ведь и булавки. Попытайтесь!
Изабелла
Он должен умереть?
Анджело
Спасенья нет.
Изабелла
Нет, есть! Ведь вы могли б его простить?
Анджело
Я не прощу.
Изабелла
Могли б, коль захотели?
Анджело
Раз не хочу, то, значит, не могу.
Изабелла
Но вы могли б, и мир не стал бы хуже...
Когда б его вы сердцем пожалели
Вот так, как я...
Анджело
Он осужден: уж поздно.
Луцио
(тихо, Изабелле)
Вы слишком холодны!
Изабелла
Ужели поздно?
О нет! Ведь если я сказала слово,
То и назад я взять его могу.
Поверьте мне; все украшенье власти
Корона, меч наместника, и жезл
Вождя, и тога судии - ничто
Не может озарить таким сияньем,
Как милость. Если бы на вашем месте
Был брат, а вы на месте брата были,
И вы могли бы пасть, как он; но он,
Он не был бы так строг, как вы.
Анджело
Довольно!
Изабелла
О, если б я имела вашу власть!
О, если бы вы были Изабеллой!
Ужели было б так? О нет! Понять
Сумела б я, что значит быть судьей,
А что - приговоренным.
Луцио
(тихо, Изабелле)
Славно! Дальше!
Анджело
Ваш брат законом осужден, и даром
Вы тратите слова.
Изабелла
О горе, горе!
Но люди были все осуждены,
Однако тот, чья власть земной превыше,
Нашел прощенье? Что же будет с вами,
Когда придет верховный судия
Судить вас? О, подумайте об этом
И милости дыхание повеет
Из ваших уст, и станете тогда
Вы новым человеком.
Анджело
Покоритесь,
Прекрасная девица: ведь ваш брат
Не мною, а законом осужден.
Будь он родным мне братом или сыном,
С ним было б то же: завтра он умрет.
Изабелла
Как? Завтра? О, как скоро! Пощадите!
О, пощадите! Не готов он к смерти.
Ведь и цыплят на кухне мы не бьем
До времени. Так неужели небу
Служить мы будем с меньшею заботой,
Чем собственной утробе? Добрый граф,
Мой добрый граф, подумайте: ну кто же,
Кто умирал за это преступленье?
А многие грешили так.
Луцио
(тихо, Изабелле)
Прекрасно.
Анджело
Закон не умирал, он только спал.
Не многие посмели б так грешить,
Когда бы первый, кто закон нарушил,
Наказан был! Теперь закон проснулся,
Взглянул и увидал, как предсказатель,
В стекле волшебном сразу все грехи
И новые и продолженье старых,
Допущенных небрежностью и ныне
Уже готовых вывестись на свет.
Но больше им теперь не размножаться:
В зародыше умрут.
Изабелла
Явите милость!
Анджело
Я милостив, являя правосудье:
Жалею даже тех, кого не знаю,
Которым я потворством повредил бы;
Спасаю многих, одного карая.
Я прав пред тем, кто за один свой грех
Ответит - он не совершит другого.
Довольно. Он умрет. Покорны будьте.
Изабелла
Так. Первый приговор вы изрекли
И первой жертвой будет брат несчастный.
Счастлив, кто великана мощь имеет,
Но тот жесток, кто пользуется ею
Как грозный великан.
Луцио
(тихо, Изабелле)
Так, так! Прекрасно!
Изабелла
О, если б все имеющие власть
Громами управляли, как Юпитер,
Сам громовержец был бы оглушен.
Ведь каждый жалкий, маленький чиновник
Гремел бы в небесах,
И все гремел бы. Небо милосердней:
Оно своею грозною стрелой
Охотней дуб могучий поражает,
Чем мирту нежную. Но человек,
Но гордый человек, что облечен
Минутным, кратковременным величьем
И так в себе уверен, что не помнит,
Что хрупок, как стекло, - он перед небом
Кривляется, как злая обезьяна,
И так, что плачут ангелы над ним,
Которые, будь смертными они,
Наверно бы, до смерти досмеялись.
Луцио
(тихо, ей)
Еще, еще, девица; он сдается.
Он тронут, видно!
Тюремщик
(в сторону)
Дай ей бог удачи!
Изабелла
Нельзя своею мерой мерять ближних.
Пусть сильные глумятся над святыней
В них это остроумье; но для низших
Кощунством это будет!
Луцио
(тихо, ей)
Ты верный путь нашла; еще, еще!
Изабелла
Что слово гневное для полководца,
То для солдата будет богохульством!
Луцио
(тихо, ей)
Откуда это знаешь ты? Но дальше!
Анджело
При чем же я в подобных рассужденьях?
Изабелла
При том, что власть, хоть может ошибаться,
Как все другие, все ж в себе таит
Противоядье против дел своих.
Вы в собственное сердце постучитесь,
Его спросите: знало ли оно
Такой же грех, как брата; если только
Сознается оно вам в грешных мыслях
О, пусть тогда язык ваш не посмеет
Произнести над братом приговор.
Анджело
(в сторону)
Ее слова полны такого чувства,
Что пробуждают чувства и во мне.
(К ней.)
Прощайте!
Изабелла
О, постойте, добрый граф!
Анджело
Ну, я подумаю. Придите завтра.
Изабелла
Постойте, я хочу вас подкупить!
Анджело
Как? Подкупить меня?
Изабелла
Дарами, что разделит с вами небо.
Луцио
(тихо, ей)
Испортили вы все.
Изабелла
Не жалким золотом и не камнями,
Которых цену изменяет прихоть,
Но искренней молитвою святою,
Которая стремится к небесам,
Пока еще не восходило солнце,
Молитвой чистых душ, смиренных дев,
Что от земного отреклись навеки.
Анджело
Ну, хорошо, придите завтра утром.
Луцио
(тихо, ей)
Так! Все отлично! Но теперь пойдем.
Изабелла
Спаси вас небо, граф!
Анджело
Аминь, аминь!
(Я на пути к такому искушенью,
Которое молитва отвращает.)
Изабелла
Когда мне завтра можно к вам прийти?
Анджело
В любое время утром до полудня.
Изабелла
Пусть небеса спасут вас!
Изабелла, Луцио и тюремщик уходят.
Анджело
От тебя!
От самой добродетели твоей!
Что ж это? Что? Ее вина - моя ли?
Кто тут грешнее? Та, кто искушает,
Иль тот, кто искушаем? Нет, о нет:
Она не искушала, это я.
Я, точно падаль около фиалки,
Лежу на солнце, заражая воздух...
Иль целомудрие волнует больше,
Чем легкость, в женщине? Когда у нас
Так много места, неужли нам надо
Разрушить храм, чтоб свой вертеп построить?
Стыд, Анджело, стыд, стыд! И что с тобою?
Ты ль это? Неужли ее греховно
Желаешь ты а чистоту ее?
Пусть брат ее останется в живых!
Разбойники имеют право грабить,
Когда воруют судьи. Что со мной?
Ужели я люблю, что так хочу
Опять ее услышать? Так хочу
Налюбоваться вновь ее глазами?
О чем мечтаю я? О, хитрый бес!
Святого ловишь ты, надев святую
Приманку на крючок. Но нет соблазна
Опаснее того, что нас ведет
На путь греха, пленив нас чистотою...
Распутнице еще не удавалось
Ни чарами природы, ни искусства
Хотя б немного взволновать мне кровь,
Но побежден я девушкой невинной.
А раньше над любовью я смеялся
И глупости влюбленных удивлялся!
(Уходит.)
СЦЕНА 3
Помещение в тюрьме.
Входят с разных сторон герцог в одежде монаха и тюремщик.
Герцог
Мир вам! Я не ошибся - вы тюремщик?
Тюремщик
Да, это я. Что вам, отец, угодно?
Герцог
По праву милосердия святого
И по уставу нашему пришел я,
Чтоб навестить страдальцев, заключенных
В темнице. Дайте ж разрешенье мне
Их повидать и расскажите, в чем
Их преступленья, чтоб я мог как должно
Им помощь оказать.
Тюремщик
Для вас охотно сделал бы и больше.
Входит Джульетта.
Вот вам одна! Дворянка молодая.
Попалась в сети юности своей
Сгубила честь свою и ждет ребенка,
Ее сообщник к смерти присужден.
Он тоже молод, и скорей пристало б
Ему вторично грех такой свершить,
Чем умереть за этот!
Герцог
Когда ж его казнят?
Тюремщик
Наверно, завтра.
(Джульетте.)
Я все устроил: подождите здесь
Вас скоро уведут.
Герцог
Красавица! Раскаялись ли вы
В своем грехе?
Джульетта
Раскаялась, отец мой,
И терпеливо свой позор несу.
Герцог
Хочу я научить вас, дочь моя,
Как совесть испытать и как проверить,
Действительно раскаяние ваше
Иль мнимо.
Джульетта
О, готова я учиться.
Герцог
Вы любите того, кто был виною
Несчастий ваших?
Джульетта
Да, люблю не меньше,
Чем ту, что для него была виною
Его несчастий.
Герцог
Значит, по согласью
Вы оба согрешили?
Джульетта
По согласью.
Герцог
Тогда ваш грех тяжеле, чем его.
Джульетта
Я в этом сознаюсь вполне и каюсь.
Герцог
Так, дочь моя. Но если вы скорбите
Не о самом грехе, а о позоре,
Который следствием греха явился,
Такая скорбь - не достоянье неба:
Она - о нас самих и указует,
Что мы хотим повиноваться небу
Не от любви, а только из боязни!
Джульетта
Нет, каюсь я, что совершила грех,
И рада стыд терпеть!
Герцог
Вот так и надо.
Сообщник ваш, я слышал, завтра должен
Идти на смерть. Сейчас пройду к нему.
Будь мир над вами. Benedicte .
(Уходит.)
Джульетта
Пойдет на смерть!.. Закон бесчеловечный?
Зачем ты мне даруешь жизнь, когда
В ней ужас хуже смерти для меня?
Тюремщик
Как жаль его!
Уходят.
СЦЕНА 4
Комната в доме Анджело.
Входит Анджело.
Анджело
Хочу ль молиться или размышлять,
Молитвы, мысли - все идет вразброд...
Слова пустые небу говорю:
Не слыша их, мое воображенье
На якоре у Изабеллы стало...
И я жую, как жвачку, имя божье,
А в сердце - ядовитый грех желаний...
Наука государственного дела
Сухой и скучной стала мне, подобно
Полезной, но давно прочтенной книге.
И всю мою прославленную важность,
Которой я горжусь, - не при других
Будь сказано, - я выгодно сменял бы
На перышко, которым на свободе
Играет ветер. О почет! О внешность!
Как часто ты своею оболочкой
Не только на глупцов наводишь страх,
Но мудрых ложным блеском увлекаешь!
Страсть остается страстью. Пусть напишут
У черта на рогах: "вот добрый ангел",
То будет ложный герб.
Входит слуга.
Что там еще?
Слуга
Монахиня одна
Желает видеть вас.
Анджело
Веди сюда.
Слуга уходит.
О боже!
Зачем же кровь так к сердцу прилила,
Что и оно собою не владеет
И остальные члены все лишило
Необходимых сил?..
Вот так теснится глупая толпа
Кругом того, кто в обморок упал:
Помочь ему желая, отнимает
Тот воздух, что его бы оживил.
Так чернь бежит к любимому монарху,
Кругом толпится ревностно и льстиво,
И грубая и шумная любовь
Скорей на бунт похожа.
Входит Изабелла.
Что скажете, прекрасная девица?
Изабелла
Решенье ваше я пришла узнать.
Анджело
Приятней было б мне, когда его
Уже вы знали бы. Ваш брат умрет.
Изабелла
Так. Что ж, храни вас бог.
(Хочет уйти.)
Анджело
А мог бы жить
Как вы и я. Но должен умереть.
Изабелла
Так вы решили?
Анджело
Да.
Изабелла
Когда? Скажите, умоляю вас,
Чтоб в этот срок - пусть в долгий иль короткий
Душа его очиститься успела.
Анджело
О, гнусный грех! Одно и то же будет
Простить того, кто отнял у природы
Жизнь человека, и простить того,
Кто в низком сладострастье беззаконно
Чеканит, как фальшивую монету,
Подобье божие. Да. Ведь не хуже
Отнять уже сложившуюся жизнь,
Чем влить металл в прибор неразрешенный
И жизнь фальшивую создать.
Изабелла
Так судят в небесах - не на земле.
Анджело
Ага, вот как! Я вас ловлю на слове:
Что предпочли бы вы - дать брату
Пасть жертвой справедливого закона
Или ценою собственного тела
Спасти его, отдавшись на позор,
Как та, что обесчестил он?
Изабелла
Поверьте!
Скорее жизнь свою отдам, чем душу.
Анджело
При чем душа тут? Вынужденный грех
Сочтется - не причтется.
Изабелла
Что за речи?
Анджело
Я, впрочем, не ручаюсь. Сам себя
Могу я опровергнуть. Но ответьте:
Я именем закона произнес
Над вашим братом смертный приговор.
Но нет ли милосердия в грехе,
Которым можно жизнь его спасти?
Изабелла
Спасите! Грех я на душу возьму.
Не будет это грех, а милосердье!
Анджело
Коль этот грех вы на душу возьмете
Сравняются и грех и милосердье.
Изабелла
Коль это грех - за жизнь его молить,
Пусть небо даст мне сил на искупленье!
Коль это грех, что вы его простите,
То я прибавлю в утренней молитве
Ваш грех к с_в_о_и_м грехам и за него
Вы не ответите!
Анджело
Но вы меня
Не поняли. Что это? Простота
Иль хитрое притворство? Это хуже.
Изабелла
Пусть я проста, пусть я во всем плоха,
Но лишь бы помнить мне, что я не лучше!
Анджело
Так ум лишь хочет ярче ослепить,
Когда себя скрывает. В черной маске
Сильней нас привлекает красота,
Чем без нее. Но... слушайте меня.
Чтоб быть ясней, заговорю я проще:
Ваш брат умрет.
Изабелла
Так.
Анджело
И грех его таков, что за него
Закон карает только смертью.
Изабелла
Знаю.
Анджело
Допустим, способ есть его спасти.
(Под этим я не мог бы подписаться,
Но предположим!) Вы - его сестра.
И кто-то к вам желаньем воспылал,
Кто б мог... своим влияньем на судей,
Своей ли властью... Клавдио спасти
От кары всемогущего закона,
И в мире не было б другого средства
Спасти его, как только лишь отдать
Сокровище девичьей красоты,
Чтоб выкупить его, иначе смерть...
Как поступили б вы?
Изабелла
О... как для брата, так и для себя:
Будь даже я сама под страхом смерти,
Рубцы бичей носила б, как рубины,
С восторгом в гроб легла бы, как в постель,
Чем тело дать свое на поруганье!
Анджело
Тогда... ваш брат умрет.
Изабелла
И легче этот путь!
Пусть лучше здесь умрет несчастный брат,
Чем чтоб сестра, спасая жизнь его,
Сама бы умерла для вечной жизни.
Анджело
Так чем же вы добрей того закона,
Что так хулите вы?
Изабелла
Бесчестная, позорящая сделка
Свободной просьбе - не сродни.
Равнять нельзя с законным милосердьем
Позорный выкуп!
Анджело
Вот как? И, однако,
Давно ли упрекали вы закон
В жестокости и братняя вина
Казалась шуткой вам - не преступленьем?
Изабелла
О граф, простите мне! Бывает часто,
Чтобы достичь того, чего желаем,
Противоречим мы самим себе.
Я извиняла грех мне ненавистный
Для выгоды того, кого люблю.
Анджело
Мы слабы все...
Изабелла
Иначе - пусть умрет
Мой брат, раз только он один на свете
Виновен в общей слабости людской!
Анджело
Да-да, и женщины все тоже слабы.
Изабелла
Как зеркала, в которые глядятся...
Что так же разбиваются легко,
Как и легко наш образ отражают.
Ах, женщины... Пусть небо нам поможет...
Мужчины, нами пользуясь во зло,
Свои созданья портят. Да, зовите
Нас слабыми, затем что по природе
Мы нежны и доверчивы.
Анджело
Так, верно!
И раз вы сами в слабости сознались
(Признаться, мы, мужчины, не сильнее,
И нас волнует грех...) - я буду смелым.
Ловлю вас на слове: вы будьте только
Тем, что вы есть. Да, женщиной, не больше
Иначе вы не будете ничем,
Когда ж вы - женщина (а в этом мне
Порукой весь ваш облик), докажите,
Что это так: в наряд вы облекитесь,
Что волею судьбы вам предназначен.
Изабелла
Граф! У меня один язык: молю вас,
И вы со мной, как прежде, говорите!
Анджело
Я просто вам скажу: я вас люблю.
Изабелла
Мой брат любил Джульетту. Вы сказали,
Что он умрет за это.
Анджело
Он не умрет, коль ты меня полюбишь!
Изабелла
О, поняла я: ваша добродетель
Имеет право притворяться худшей,
Чем есть, чтоб испытать других.
Анджело
Верь, честью
Клянусь тебе, я правду говорю!
Изабелла
О правда гнусная! О лицемерье!
Но обличу тебя я - берегись!
А! Подпиши помилованье брату
Или кричать я буду на весь мир,
Что ты за человек!
Анджело
А кто тебе поверит, Изабелла?
Ведь все - и незапятнанное имя,
И строгость жизни всей, и отрицанье
Своей вины, и сан мой в государстве
Так перевесят ваши обвиненья,
Что вы задохнетесь в своих словах,
Как в смраде клеветы. Теперь я начал
И со своих страстей узду снимаю.
Отдайся вожделенью моему.
Прочь сдержанность, долой стыда румянец,
Гонящий то, чего сама ты хочешь...
Спаси жизнь брата! Красоту свою
Отдай на волю мне. Иначе он
Не просто кончит жизнь на плахе,
Но в страшных пытках будет умирать
Из-за упрямства твоего. Ответ
Ты дашь мне завтра. Иль, клянусь я страстью,
Во мне кипящей, я сумею стать
Тираном! Говори все, что захочешь,
Но ложь моя - знай это наперед
Над правдою твоею верх возьмет.
(Уходит.)
Изабелла
К кому бежать и где искать защиты?
Кто мне поверит, если все скажу?
О, лживые уста! Один и тот же
Язык что хочет может возвестить:
И смертный приговор и милосердье,
Закон склоняя пред своею волей,
И правдой и неправдою вертя
По прихоти своей. Пойду я к брату:
Хоть согрешил он из-за пылкой крови,
Но чести дух высокий в нем живет.
И если б двадцать он имел голов,
Чтоб их сложить на двадцать плах кровавых,
Он все бы отдал, чтоб его сестра
Не обрекла себя на поруганье!
Чтоб чистой жить, его на смерть предам.
Но чистота дороже брата нам.
Внушу ему - пусть встретит смерть достойно,
И пусть его душа уйдет спокойной!
(Уходит.)
АКТ III
СЦЕНА 1
Помещение в тюрьме.
Входят герцог в монашеской одежде, Клавдио и тюремщик.
Герцог
Ты все ж надеешься на милость графа?
Клавдио
В несчастии другого нет лекарства
Одна надежда.
Надеюсь жить и умереть готов.
Герцог
Готовься к смерти, а тогда и смерть
И жизнь - что б ни было - приятней будет.
А жизни вот как должен ты сказать:
"Тебя утратив, я утрачу то,
Что ценят лишь глупцы. Ты - вздох пустой,
Подвластный всем воздушным переменам.
Которые твое жилище могут
Разрушить вмиг. Ты только шут для смерти,
Ты от нее бежишь, а попадаешь
Ей прямо в руки. Ты не благородна:
Все то, что делает тебя приятной,
Плод низких чувств! Ты даже не отважна,
Тебя пугает слабым, мягким жалом
Ничтожная змея! Твой отдых - сон;
Его зовешь ты, а боишься смерти,
Которая не более чем сон.
Сама ты по себе не существуешь,
А создана из тысяч малых долек,
Рожденных прахом! Ты не знаешь счастья,
Гонясь за тем, чего ты не имеешь,
И, забывая то, чем обладаешь.
Ты не надежна: с каждою луной
Меняется причудливо твой облик.
Ты если и богата, то бедна,
Как нагруженный золотом осел,
Под ношей гнешься до конца пути,
Покамест смерть не снимет этой ноши.
Нет у тебя друзей; твое же чадо,
Которое на свет ты породила,
Чресл собственных твоих же излиянье,
Клянет подагру, сыпь или чахотку.
Зачем с тобой скорее не кончают?
Ты, в сущности, ни юности не знаешь,
Ни старости: они тебе лишь снятся,
Как будто в тяжком сне, после обеда.
Сама твоя счастливейшая юность
По-старчески живет, прося подачки
У параличной старости; когда же
Ты к старости становишься богатой,
То у тебя уж больше нет ни силы,
Ни страсти, ни любви, ни красоты,
Чтобы своим богатством наслаждаться.
Так где ж в тебе, что жизнью мы зовем?
Но в этой жизни тысячи смертей
Скрываются... А мы боимся смерти,
Что сглаживает все противоречья!"
Клавдио
Благодарю смиренно. Я все понял...
В стремленье к смерти нахожу я жизнь,
Ища же смерти - жизнь обрящу. Пусть
Приходит смерть!
Изабелла
(за сценой)
Откройте мне, кто здесь!
Да будут с вами мир и благодать!
Тюремщик
Кто там? Войдите: это пожеланье
Вполне достойно доброго приема.
Герцог
Мой сын, к тебе опять приду я вскоре...
Клавдио
Благодарю, отец мой!
Входит Изабелла.
Изабелла
Мне надо с Клавдио поговорить.
Тюремщик
(Изабелле)
Пожалуйте.
(К Клавдио.)
Вот к вам сестра пришла.
Герцог
(тюремщику)
Прошу вас - на два слова!
Тюремщик
И больше, коль угодно.
Герцог
(тихо, ему)
Меня вы спрячьте, чтоб я мог их слышать!
Герцог и тюремщик уходят.
Клавдио
Ну что, сестра? Какое утешенье?
Изабелла
Как всякое, приятное для нас.
Все хорошо, о да, все хорошо.
У Анджело есть в небесах дела
Тебя туда от спешно посылает,
Чтоб ты его послом навек остался.
Так приготовься же возможно лучше
Назавтра в путь.
Клавдио
Ужели средства нет?
Изабелла
Есть лишь одно: чтоб голову спасти,
То сердце надвое разбить.
Клавдио
Так есть?
Изабелла
Да, брат, ты мог бы жить!
В судье проснулась дьявольская жалость.
Моли его. Он жизнь твою спасет.
Но скованным останешься до смерти.
Клавдио
Тюрьма пожизненная?
Изабелла
Да, тюрьма
Пожизненно: такое заточенье,
Что, если б даже ты владел всем миром,
Ты был бы связанным.
Клавдио
Но как же так?
Изабелла
А так, что если б ты пошел на это,
То честь с себя содрал бы, как кору,
И жил бы обнаженным.
Клавдио
Будь яснее!
Изабелла
О, я боюсь тебя. Я трепещу.
Чтоб, суетную жизнь свою спасая,
Шесть-семь коротких зим не предпочел
Ты вечной чести. Ты боишься смерти?
Но ужас смерти - в страхе перед смертью.
Ничтожный жук, раздавленный ногой,
Такое же страданье ощущает,
Как с жизнью расстающийся гигант!
Клавдио
К чему меня стыдить? Иль полагаешь,
Что мужество я только почерпну
У девушки - у нежного цветка?
Верь, если суждено мне умереть,
То смерть я встречу, как мою невесту,
И радостно приму ее в объятья!
Изабелла
Вот это говорит мой брат! Отец мой
Из гроба говорит! Да! Ты умрешь:
Ты слишком благороден, чтобы жизнь
Купить такою низкою ценою.
Святоша гнусный, кто суровым видом
И мудрой речью юность леденит
И убивает на лету безумство,
Как сокол - птицу. Это сущий дьявол!
Когда бы выкачали из него
Всю грязь, остался б, верно, пруд бездонный,
Как самый ад!
Клавдио
Как? Анджело святейший?
Изабелла
Все это ложь! Все адское притворство,
Чтобы облечь презреннейшую плоть
В одежды царские! Подумай, Клавдио!
Когда б ему я отдала невинность,
Простил бы он тебя.
Клавдио
О, быть не может!
Изабелла
Да, если б этот грех я совершила,
Грешить спокойно мог и ты бы дальше.
Сегодня ночью от меня он ждет
Того, чего я выполнить не в силах
Без отвращения. Иль ты умрешь.
Клавдио
Ты этого не сделаешь!
Изабелла
О Клавдио!
Когда бы дело шло о жизни только,
Ее я кинула бы, как булавку,
Без размышленья, чтоб спасти тебя.
Клавдио
Благодарю, любимая сестра!
Изабелла
Готовься, Клавдио, завтра умереть.
Клавдио
Да, так и в нем есть страсти: из-за них
Готов он дать пощечину закону,
Который только что хотел ввести?
Так грех мой уж не грех, а если грех,
То наименьший из семи грехов!
Изабелла
Как - наименьший?
Клавдио
Когда бы этот грех был самым тяжким,
То неужли он в мудрости своей
Пошел бы из-за прихоти мгновенной
На ужас вечной кары? О сестра!
Изабелла
Что скажет мне мой брат?
Клавдио
О, смерть ужасна!
Изабелла
А жизнь позорная - еще ужасней.
Клавдио
Но умереть... уйти - куда, не знаешь...
Лежать и гнить в недвижности холодной...
Чтоб то, что было теплым и живым,
Вдруг превратилось в ком сырой земли...
Чтоб радостями жившая душа
Вдруг погрузилась в огненные волны,
Иль утонула в ужасе бескрайнем
Непроходимых льдов, или попала
В поток незримых вихрей и носилась,
Гонимая жестокой силой, вкруг
Земного шара и страдала хуже,
Чем даже худшие из тех, чьи муки
Едва себе вообразить мы можем?
О, это слишком страшно!..
И самая мучительная жизнь:
Все - старость, нищета, тюрьма, болезнь,
Гнетущая природу, будут раем
В сравненье с тем, чего боимся в смерти.
Изабелла
О горе, горе!
Клавдио
Милая сестра!
Дай, дай мне жить! Грех во спасенье брата
Природа не сочтет за преступленье,
А в добродетель обратит!
Изабелла
О, зверь!
О, низкий трус, бесчестный, жалкий трус!
Моим грехом ты хочешь жизнь купить?
Не хуже ль это, чем кровосмешенье?
Жизнь сохранить свою ценой позора
Своей сестры? О, что должна я думать?
Иль мать моя была отцу неверной?
Не может же одной быть крови с ним
Такой презренный выродок! Так слушай:
Умри! Погибни! Знай, что, если б только
Мне наклониться стоило б, чтоб гибель
Твою предотвратить, - не наклонюсь!
Я тысячи молитв твердить готова,
Чтоб умер ты. Но чтоб спасти тебя
Ни слова не скажу я!
Клавдио
Изабелла!
Но выслушай меня.
Изабелла
О! Стыд, стыд, стыд!
Твой грех уж не случайность - ремесло,
И милость будет сводней для тебя.
Так лучше умереть тебе скорее.
(Хочет уйти.)
Клавдио
Я умоляю, выслушай меня...
Входит герцог.
Герцог
Позвольте, юная сестра, сказать вам
Одно лишь слово.
Изабелла
Что угодно вам?
Герцог
Если у вас есть минута досуга, я хотел бы с вами поговорить. То, о чем я хочу просить вас, клонится и к вашей пользе.
Изабелла
Досуга у меня нет; мне приходится отнимать время у других обязанностей, но я готова выслушать вас.
Герцог
(к Клавдио, тихо)
Сын мой! Я слышал весь ваш разговор с сестрой. Анджело никогда не имел намерения обольстить ее. Он сделал только вид, что покушается на ее добродетель, чтобы проверить свои наблюдения над натурой человеческой. Он встретил в ней истинную добродетель. Ее целомудренный отказ обрадовал его. Я - духовник Анджело и знаю, как это было. Не обольщай своего мужества ложными надеждами. Завтра ты должен умереть. Ступай преклони колени и приготовься к смерти.
Клавдио
Дайте мне испросить прощения у сестры. Жизнь так опостылела мне, что я буду рад отделаться или избавиться от нее.
Герцог
Оставайся при этих мыслях.
Клавдио уходит. Входит тюремщик.
(Тюремщику.) У меня к вам два слова.
Тюремщик
Что вам угодно, святой отец?
Герцог
Чтобы вы как пришли, так и ушли. Оставьте меня наедине с этой девушкой: мой образ мыслей и мое одеяние порукой, что ей нечего опасаться.
Тюремщик
Ну что ж, извольте. (Уходит.)
Герцог
Десница, создавшая вас прекрасной, создала вас и добродетельной. Красота без добродетели быстро увядает. Но если душа ваша полна благодати, то вы всегда останетесь прекрасной. Случайно я узнал о том, что Анджело посягнул на вашу честь. Я бы удивился, не знай я слабости человеческой. Как же вам быть, чтобы спасти вашего брата? Подчиниться наместнику?
Изабелла
Я сейчас иду к нему. Пусть лучше законно умрет мой брат, чем незаконно родится сын! Но, боже, как ошибается наш добрый герцог в своем отношении к Анджело! Если он только когда-нибудь вернется и я смогу к нему проникнуть, пусть я больше никогда рта не раскрою, если я не изобличу этого правителя!
Герцог
Это было бы полезно... Но так, как теперь обстоит дело, он отречется от вашего обвинения: скажет, что хотел вас только испытать. Поэтому склоните слух к моим советам. В моем желанье сделать доброе дело я нашел одно средство. Я уверен, что вы можете сразу оказать вполне заслуженное благодеяние одной несчастной девушке, спасти вашего брата от смерти, ничем не запятнав своей чести, и доставить большое удовлетворение отсутствующему герцогу, если он только когда-нибудь вернется и узнает об этом деле.
Изабелла
Говорите, говорите. У меня хватит духа на все, что только не опозорит души моей.
Герцог
Добродетель смела, а чистота бесстрашна! Слыхали ли вы когда-либо о Мариане, сестре Фредерика, героя, погибшего при кораблекрушении?
Изабелла
Слыхала... И имя ее сопровождалось только добрыми словами.
Герцог
На ней должен был жениться Анджело. Они были помолвлены, уж и день свадьбы был назначен, но между помолвкой и венчаньем произошло это несчастье. Брат ее погиб в море, а с ним погибло и все приданое его сестры. Смотрите, как была безжалостна судьба к этой бедной девушке: она сразу лишилась своего благородного, славного брата, любившего ее нежно и горячо, затем своего приданого, в котором было все ее состояние, и, наконец, своего нареченного супруга, этого безупречного на вид Анджело.
Изабелла
Может ли быть? И Анджело ее покинул?
Герцог
Покинул в слезах и ни одной слезинки не осушил своим поцелуем. Отрекся от всех своих обетов, да еще оклеветал ее, сказав, что имеет доказательства ее неверности. Словом, оставил ее в горе, в котором она пребывает до сих пор. А он перед ее слезами точно мрамор: они омывают, но не смягчают его.
Изабелла
Смерть была бы милосердной, если бы взяла эту бедную девушку... Как преступна жизнь таких людей! Но чем же я могу ей помочь?
Герцог
Ее рану вам легко излечить, а лечение это не только спасет вашего брата, но и сохранит вас от бесчестья.
Изабелла
Научите меня - как, добрый отец.
Герцог
Эта несчастная девушка продолжает любить его. Его несправедливая жестокость должна бы по всем законам разума погасить эту любовь, но, как препятствие на пути потока, она только делает ее бурнее и стремительнее. Ступайте к Анджело дайте ему ответ. Покорно согласитесь на все его требования, только поставьте ему некоторые условия: во-первых, что вы останетесь с ним недолго, во-вторых, что ваша встреча будет происходить ночью, в полном мраке и молчании, и, наконец, что-бы место было подходящим. Он, конечно, согласится на все. И тогда все уладится. Мы уговорим покинутую Мариану пойти вместо вас. Когда обнаружатся последствия этого свидания, ему придется пойти на уступки... Таким образом, брат ваш останется жив, несчастная Мариана получит должное, а гнусность наместника будет вскрыта, как нарыв! Девушке я все объясню и научу, как вести себя. Что вы на это скажете?
Изабелла
Одна мысль об этом уже успокаивает меня: я надеюсь на полный успех!
Герцог
Все зависит от того, как вы будете действовать. Спешите к Анджело. Если он потребует, чтобы вы сегодня же ночью шли к нему, - соглашайтесь. А я сейчас пойду в предместье святого Луки, где в уединенной усадьбе живет покинутая Мариана. Приходите туда ко мне и вы. И поторопитесь все скорее уладить с Анджело.
Изабелла
Благодарю вас за помощь. Прощайте, святой отец!
Уходят.
СЦЕНА 2
Улица перед тюрьмой.
Входят герцог в одежде монаха, Локоть, Помпей и стража.
Локоть
Нет, если с нами ничего поделать нельзя и вы желаете торговать людьми, как вьючным скотом, так во всем мире останутся только беспошлинные вина и незаконные дети.
Герцог
О господи! Что еще тут за дрянь?
Помпей
Эх, ничего-то на свете веселого не осталось. Были два лихоимца сводник и ростовщик, - из них упразднили как раз самого веселого, а небось тому, кто похуже, закон разрешает теплую шубу носить. Да еще какую! Сверху лисий мех, а подбито овчиной, чтобы, значит, всем понятно было, что хитрость над невинностью всегда возьмет верх!
Локоть
Иди-иди, не рассуждай. Спаси вас бог, брат-отче!
Герцог
И тебя также, отче-брат! Чем тебя оскорбил этот человек?
Локоть
Он закон оскорбил, сударь, да еще к тому же он и вор, сударь, как мы предполагаем: мы при нем нашли престранную отмычку, сударь, которую мы и препроводили наместнику.
Герцог
Стыдись, стыдись ты, сводник, гнусный сводник!
Ты помогаешь страшный грех свершать
И, этим хочешь жить? Подумай только:
Что значит набивать свою утробу
И спину прикрывать таким преступным
И грязным ремеслом? Скажи себе:
Благодаря позорным скотским ласкам
Я ем, пью, одеваюсь - я живу!
И это-то зловонное житье
Ты называешь ж_и_з_н_ь_ю? Кайся! Кайся!
Помпей
По правде сказать, тут пованивает отчасти, но все-таки докажу...
Герцог
Докажешь, если черт тебе поможет,
Без наказанья и без увещанья
Нельзя исправить этого скота...
Локоть
Его сперва надо свести к наместнику, ваше преподобие. Ему уже делали два предостережения. Наместник терпеть не может таких распутников: если кто занимается таким ремеслом, не попадайся ему на глаза. Ох, лучше тому человеку быть от него в нескольких милях.
Герцог
О, если б каждый свят был, как на вид,
А грех - обманом не был бы прикрыт!
Локоть
Будет с его шеей, что и с вашим животом, ваше преподобие: стянут ее веревкой!
Входит Луцио.
Помпей
А вот и помощь. Я представляю поручителя. Вот идет дворянин, он мне друг!
Луцио
А! Здравствуй, благородный Помпей! Как, ты за колесницей Цезаря? Где же твои куколки - женщины, которых ты создаешь так же легко, как Пигмалион? Обыкновенно это они за тебя запускают лапки в наши карманы. Что ты можешь на это ответить, а? Что ты скажешь, маэстро, на эту песню? Или ты утопил все ответы в последнем ливне? Да, что ты скажешь, старая ты сводница? Ответ уж не таков, как раньше, а? Каков он стал, а? Загрустил, замолчал. Каков его обычай, а?
Герцог
А этот все тот же, даже хуже?
Луцио
Как поживает мой лакомый кусочек, твоя хозяюшка, а? По-прежнему сводничает, а?
Помпей
Что же, сударь, свою говядинку всю поела, так сама в чан и попала.
Луцио
И отлично и правильно: пока свеженькая - работай, поседеешь - других заставляй. Неизбежное следствие. Так и должно быть. Так ты отправляешься в тюрьму, а? Помпей?
Помпей
Вот именно, сударь.
Луцио
Это очень тебе полезно, Помпей, прощай. Скажи там, что это я тебя прислал. За долги, Помпей, или за что другое, а?
Локоть
За сводничество, за сводничество.
Луцио
Ну, так засадите его спокойно. Если за сводничество полагается тюрьма, так это его право. Он сводник несомненно, и с глубокой древности: он еще во чреве матери был сводником. Прощай, любезный Помпей! Кланяйся от меня тюрьме, Помпей! Теперь ты станешь хорошим мужем, Помпей! Не будешь больше из дому бегать.
Помпей
Я надеюсь, сударь, ваша милость возьмет меня на поруки!
Луцио
О нет, Помпей, не надейся, это теперь не в моде. Я буду просить, чтобы тебя побольше подержали, Помпей! Если ты не будешь относиться терпеливо к этому, значит, у тебя есть темперамент. Прощай, почтенный Помпей! Спаси вас бог, отец!
Герцог
И вас.
Луцио
А Бригитта все красится, Помпей, а?
Локоть
Ну, иди-иди, не задерживайся.
Помпей
Тогда, значит, вы не возьмете меня на поруки?
Луцио
Ни тогда, ни когда, Помпей! Какие вести, святой отец?
Локоть
Идем-идем.
Луцио
Ступай, Помпей, ступай в свою конуру.
Локоть, Помпей и стража уходят.
Нет ли каких-нибудь известий о герцоге?
Герцог
Я ничего не слышал. А вы?
Луцио
Одни говорят, что он у русского императора, другие уверяют, что он Риге. А вы как думаете, где он?
Герцог
Не знаю. Но, где бы он ни был, желаю ему всего лучшего.
Луцио
Что за нелепая причуда была - тайком выбраться из своего государства и приняться за бродяжничество, как будто он для этого рожден! Граф Анджело тем временем исправно герцогствует за него: всех подтянул.
Герцог
И прекрасно делает.
Луцио
Не мешало бы немного более снисходительности к любовным делишкам, в этом вопросе он уж чересчур строг, отец мой.
Герцог
Распущенность стала слишком велика: только строгостью можно искоренить порок.
Луцио
Да, что правда, семья у порока большая, родственники в лучших домах. Но совсем искоренить его невозможно, святой отец, пока не запретят людям есть и пить. Говорят, что Анджело не произошел от мужчины и женщины по старому, испытанному способу. Как вы полагаете, это правда, а?
Герцог
Как же он мог иначе явиться на свет?
Луцио
Кто говорит, что его народила морская русалка, кто утверждает, что его выметали две вяленые трески; но одно достоверно: когда он выпускает лишнюю жидкость, она сейчас же замерзает. Это я доподлинно знаю. И вообще он автомат, неспособный производить себе подобных.
Герцог
Шутник вы, сударь! Что вы болтаете!
Луцио
Ну, да разве это не безжалостно - лишать человека жизни за то, что у него взбунтовались брюки? Неужели отсутствующий герцог поступил бы так? Раньше чем он повесил бы человека за то, что тот произвел на свет сотню незаконных ребят, он должен был бы из своего кармана заплатить за прокорм целой тысячи. Он эти, забавы понимает: сам хорошо послужил этому делу, потому склонен к милости.
Герцог
Я никогда не слышал, чтобы герцога упрекали в чрезмерном увлечении женщинами. Он к этому не имел склонности.
Луцио
О, отец мой, как вы заблуждаетесь!
Герцог
Это невозможно!
Луцио
Он-то? Герцог! Да как же! Тут была пятидесятилетняя нищенка, так он даже в ее чашечку постоянно опускал свой червонец. Да, за ним водятся грешки. Он, например, пьет запоем - могу вас уверить в этом.
Герцог
Вы на него клевещете, без сомненья.
Луцио
Отец мой, да я же был его лучшим другом! Он был подозрительный малый, этот герцог, и я полагаю, что знаю причины его бегства.
Герцог
Какая же это может быть причина?
Луцио
Нет, уж простите, это тайна - тут надо держать язык за зубами. Одно могу вам сказать: большая часть его подданых считала его умным человеком, а он...
Герцог
Но, кажется, в его уме сомневаться нельзя?
Луцио
Он был поверхностный, невежественный, незначительный малый.
Герцог
В вас говорят зависть, глупость или заблужденье. Вся жизнь герцога, его образ правления могут быть для него лучшей порукой. Если его станут судить только по его делам, то даже завистники должны будут согласиться, что он и выдающийся ученый, и полководец, и государственный человек. Так что вы говорите наобум; а если вы его действительно знаете, то ваше суждение искажено злобой.
Луцио
Нет, я знаю герцога и люблю его.
Герцог
Любовь должна лучше знать, а знание больше любить.
Луцио
Да уж поверьте - я знаю то, что знаю.
Герцог
Трудно этому поверить, раз вы не знаете, что говорите. Но если герцог вернется - о чем мы все молим бога, - позвольте мне вас просить тогда ответить перед ним за ваши слова. Если вы говорите правду, то должны иметь мужество подтвердить ее. Мой долг вас вызвать на это. Как ваше имя?
Луцио
Меня зовут Луцио, и герцог хорошо меня знает.
Герцог
Он еще лучше узнает вас, сударь, если я доживу до встречи с ним.
Луцио
Я вас не боюсь.
Герцог
Вы надеетесь, что герцог не вернется, или считаете меня слишком безопасным противником? Но и то правда: как я могу вам повредить? Вы поклянетесь, что ничего подобного не говорили.
Луцио
Пусть меня раньше повесят, если это так. Ты ошибаешься во мне, монах! Но довольно об этом. Скажи мне, не знаешь ли ты - умрет завтра Клавдио или нет?
Герцог
За что же он должен умереть, сударь?
Луцио
За что? Да то, что наливал бутыль черев воронку. Хотел бы я, чтобы герцог вернулся. Этот импотентный наместник обезлюдит весь наш край благодаря воздержанию. Воробьи не смеют вить гнезда в его застрехах, потому что это сладострастные птицы! Герцог-то уж не стал бы выводить на свет то, что делается в потемках! О, если бы он возвратился! Несчастный Клавдио осужден за то, что расстегнулся не вовремя! Прощай, добрый отец. Помолись обо мне, прошу тебя. И верь мне: герцог отлично ест баранину в постные дни. Теперь его время миновало и то он не прочь даже с нищенкой полюбезничать, хотя бы от нее несло черным хлебом и чесноком. Скажи ему, что я так и сказал! Прощай! (Уходит.)
Герцог
Ни мощь, ни сан - ничто нас не спасает,
Святым нож в спину клевета вонзает!
И где король - чья власть так велика,
Чтоб удержать язык клеветника?
Но кто идет?
Входят Эскал, тюремщик и стража с Переспелой.
Эскал
В тюрьму ее, в тюрьму!
Переспела
Добрый господин, сжальтесь надо мной! Ваше милосердие всем известно. Добрый господин...
Эскал
Второе и третье предостережение, а ты упорствуешь в своих преступлениях? Да тут само милосердие взбесится и возьмет себя роль злодея.
Тюремщик
Вот уж одиннадцать лет, как она занимается своим ремеслом с позволенья вашей милости.
Переспела
Ваша милость, это верно. Некий Луцио меня оговорил. Он при герцоге сделал ребенка девице Кетти Навзничь. Он ей обещал жениться на ней... Ребенку в Филиппов день уж год с четвертью минет. Я его вскормила сама. А он что со мной делает?
Эскал
Это человек очень вольного поведения... Приведите-ка его ко мне. Но ее - в тюрьму. Ступай, ни слова больше!
Переспела и полицейские уходят.
(Тюремщику.) Мой соправитель Анджело неумолим. Клавдио должен завтра умереть. Пошлите к нему духовника: пусть ему будет доставлено всякое духовное утешение. О, если бы Анджело разделял мое сострадание, этого не случилось бы с Клавдио.
Тюремщик
С вашего разрешения, вот этот монах уже был у него и напутствовал его перед смертью.
Эскал
Добрый вечер, почтенный отец!
Герцог
Мир вам и благословение.
Эскал
Откуда вы?
Герцог
Не здешний я, мне по делам на время
Пришлось сюда приехать. Я монах
Святого братства, прибыл с порученьем
Я от его святейшества из Рима.
Эскал
Что нового на белом свете?
Герцог
Ничего, кроме разве того, что у добродетели сильнейшая лихорадка, такая, которая пройдет только со смертью. Только на новое спрос. Сейчас прямо опасно до старости идти по одному пути, и постоянство считается чем-то удивительным. Правды чтоб поручиться да безопасность общества, а поручителей достаточно, чтобы проклясть все общество. Вокруг этой загадки вертится вся мудрость мира. Это все старые новости, тем не менее они всегда остаются новостями. Скажите мне, пожалуйста, каков был образ мыслей у вашего герцога?
Эскал
Больше всего он старался познать самого себя.
Герцог
Какие удовольствия он предпочитал?
Эскал
Скорее радовался, видя других веселыми, чем веселился сам, когда его хотели чем-нибудь порадовать. В высшей степени умеренный человек. Но предоставим его своей судьбе с искренним пожеланием ему всяких преуспеяний, и разрешите мне спросить вас, нашли ли вы Клавдио достаточно подготовленным. Мне сказали, что вы посетили его.
Герцог
Он говорит, что приговор не был слишком жестоким и что он смиренно подчиняется решению правосудия. Однако слабость душевная обольщала его обманчивой надеждой на помилование... Я рассеял эти надежды, и теперь он готов к смерти.
Эскал
Вы исполнили свою обязанность перед небом и свой долг перед заключенным... Я до последней возможности ходатайствовал за бедного юношу, но мой собрат по правосудию оказался невероятно суровым, и мне пришлось ему сказать, что он действительно воплощение сурового закона.
Герцог
Если его жизнь отвечает строгости его поступка, благо ему. Но если он случайно впадет в грех, то он произнесет самому себе смертный приговор.
Эскал
Я пройду к заключенному. Прощайте! (Уходит.)
Герцог
Мир вам!
Кому свой меч вручает бог,
Быть должен так же свят, как строг:
Собою всем пример являть,
В чем чистота и благодать,
И мерить мерою одною
Свою вину с чужой виною.
Позор злодею, что казнит
За грех, что в нем самом сокрыт!
Втройне стыдиться должен тот,
Кто ближнего пороки рвет,
Как сорную траву на поле,
А свой порок растит на воле!
Как часто грешника скрывает,
Кто с виду ангелом бывает,
Как часто лицемерный вид
Преступный замысел таит
И, как паук, способен в сети
Завлечь все сильное на свете!
Направлю хитрость против зла,
Чтоб нынче с Анджело легла
Им позабытая Марьяна.
Так! Прочь обман - путем обмана.
За ложь сочтемся ложью с ним
И их союз возобновим!
(Уходит.)
АКТ IV
СЦЕНА 1
Окруженная рвом ферма у церкви св. Луки.
Входит Мариана и мальчик.
Мальчик
(поет)
"Прочь уста - весенний цвет,
Что так сладостно мне лгали.
Прочь глаза - небесный свет,
Что мне утро затмевали.
Но поцелуй прошу отдать:
То была любви печать,
Любви печать"
Мариана
Довольно петь - скорее уходи:
Сюда идет мой мудрый утешитель,
Смирял он часто горький ропот мой.
Мальчик уходит. Входит герцог.
Простите, мой отец! Мне очень жаль,
Что вы меня за музыкой застали,
Но верьте - это не для развлеченья,
А только чтоб смягчить тоски мученья.
Герцог
Я верю. Но у музыки есть дар:
Она путем своих волшебных чар
Порок способна от греха спасти.
Но добродетель может в грех ввести. Скажите, дочь моя, меня никто не спрашивал сегодня? Именно в это время я назначил сюда встречу.
Мариана
Нет, никто не спрашивал вас. Я весь день была дома.
Герцог
Верю вам, как всегда. Но сейчас как раз наступило время. Я попрошу вас пока удалиться. Может быть, я скоро вас позову, чтобы сообщить вам кое-что приятное для вас.
Мариана
Я вам всем обязана. (Уходит.)
Входит Изабелла.
Герцог
А, в добрый час! Привет! Ну как, скажите,
Прошел ваш разговор с достойным графом?
Изабелла
Он показал мне сад свой, обнесенный
Высокою оградой. Этот сад
На западе выходит в виноградник,
В него ведут дощатые ворота,
Их отпирает этот ключ, побольше,
А этот вот, поменьше, от калитки,
Из виноградника ведущей в сад.
Туда прийти я обещала в полночь.
Герцог
Найдете ли дорогу вы туда?
Изабелла
Я в точности заметила ее.
Таинственно шепча, в волненье грешном,
Все в точности указывая мне,
Он сам прошел по ней со мною дважды.
Герцог
Какие же еще у вас условья,
Которые Марьяна знать должна?
Изабелла
Нет никаких. Одно лишь: полный мрак...
Еще ему сказала я, что долго
Остаться не смогу, и объяснила,
Что мне служанку взять с собой придется.
И будет ждать она, предполагая,
Что я пошла о брате хлопотать.
Герцог
Так, хорошо. Но я еще с Марьяной
Не говорил.
(Зовет.)
Придите к нам Марьяна!
Входит Мариана.
Вот познакомьтесь с этою девицей:
Она желает вам помочь.
Изабелла
Всем сердцем.
Герцог
Вы верите в мое расположенье?
Мариана
Да, верю, и его я испытала.
Герцог
Возьмите ж за руку ее, как друга,
И ей найдется, что вам рассказать.
Я подожду вас здесь. Не торопитесь.
Уж скоро ночь туманная настанет.
Мариана
Угодно ль вам пройтись?
Мариана и Изабелла уходят.
Герцог
О власть! О сан! Мильоны глаз фальшивых
Следят за вами; тьма неверных слухов,
Противоречий вслед ползут за вами;
И тысячи присяжных остроумцев
В вас пищу выдумкам своим находят
И вымыслом терзают злобно вас.
Входят Мариана и Изабелла.
А вот и вы! Ну что же? Сговорились?
Изабелла
Отец, она на все готова, если
Согласны вы.
Герцог
Не только соглашаюсь
Прошу!
Изабелла
С ним говорить вам не придется,
Лишь, расставаясь, шепотом скажите:
"Так помните о брате!"
Мариана
О, не бойтесь!
Герцог
О вы не бойтесь, дорогая дочь.
Он нареченный ваш супруг, и, значит
Грехом не будет вас соединить.
Законность ваших прав и притязаний
Украсит ваш обман! Теперь - идем.
Сперва посеем, а потом пожнем.
Уходят.
СЦЕНА 2
Помещение в тюрьме.
Входят тюремщик и Помпей.
Тюремщик
Поди-ка сюда, малый! Скажи, ты можешь отрубить человеку голову?
Помпей
Если он холостой, могу, сударь. Ведь если он женат, так ведь он голова своей жене, а я не возьмусь отрубить голову женщине.
Тюремщик
Полно, любезный, брось свои увертки, отвечай прямо. На завтра назначена казнь Клавдио и Бернардина. При тюрьме есть палач, но ему необходим помощник при исполнении обязанностей. Если ты берешься ему помогать, с тебя снимут кандалы. А нет, так отсидишь полный срок, да еще перед выпуском получишь изрядную порку за то, что ты известный сводник.
Помпей
Верно, сударь. Был я с давних пор беззаконным сводником, но теперь я готов сделаться законным палачом. Только я хотел бы получить кое-какие указания от моего товарища по работе.
Тюремщик
Эй, Страшило! Да где же Страшило?
Входит Страшило.
Страшило
Изволили звать, ваша милость?
Тюремщик
Вот этот малый будет тебе помощником при завтрашней казни. Если ты найдешь его подходящим, найми его на год и оставь при себе, а нет, так воспользуйся им на этот раз и отпусти его. Особенно церемониться с ним тебе не надо: он был сводником.
Страшило
Сводником! Тьфу! Он позорит наше искусство.
Тюремщик
Ладно уж, оба друг друга стоите: неизвестно, кто перетянет. (Уходит.)
Помпей
Сделайте милость, сударь! У вас ведь очень милостивый вид, не напоминай вы о виселице. Неужто вы называете вашу профессию искусством?
Страшило
Конечно, искусством.
Помпей
Слыхал я, сударь, что живопись, например, - вот это искусство. Так вот, те красоточки, которыми я занимаюсь, всегда имеют дело с живописью: раскрашивают себя. Поэтому мое ремесло скорее сродни искусству. Но какое же искусство вешать людей? Хоть повесьте меня - не понимаю.
Страшило
Сударь, это искусство.
Помпей
А доказательства?
Страшило
Порядочный человек так должен делать свое дело, чтобы каждому вору петля приходилась как раз впору. Если она будет вору тесновата, то порядочному человеку она как раз придется впору; а если она будет вору широка, то он как раз найдет ее подходящей. Значит, доброму вору всякая петля впору.
Входит тюремщик.
Тюремщик
Ну как, поладили?
Помпей
Я готов ему служить, ваша милость: ведь палачу гораздо легче стать раскаявшимся грешником, чем своднику; ему, при своем деле, приходится каждый раз просить прощенья и каяться.
Тюремщик
(Страшиле)
Заготовь плаху и топор на завтрашний день к четырем часам утра.
Страшило
Пойдем, сводник! Я обучу тебя моему ремеслу. За мной!
Помпей
Готов учиться со всем усердием, сударь! Надеюсь, если вам придется на себе проверить мои успехи, вы останетесь довольны моей ловкостью. Право, сударь, вы ко мне так добры, что я должен отплатить вам доброй услугой.
Тюремщик
Позвать ко мне Клавдио и Бернардина.
Помпей и Страшило уходят.
Жаль Клавдио. Убийцу же ничуть
Я б не жалел, хоть он мне братом будь!
Входит Клавдио.
Вот, Клавдио, твой смертный приговор!
Сейчас уж полночь. Утром - ровно в восемь
Бессмертным станешь ты. Где Бернардин?
Клавдио
Так крепко спит, как утомленный путник,
Здоровою усталостью сраженный.
Его никак не могут добудиться.
Тюремщик
Да! Кто бы мог к добру его направить?
Ступай - и приготовься.
Стук в дверь.
Что за шум?
Дай небо сил тебе!
Клавдио уходит.
Иду. Иду!
Быть может, это милость иль отсрочка
Для Клавдио?
Входит герцог.
Привет, святой отец!
Герцог
Прекраснейшие духи мирной ночи
Да охранят вас, добрый человек!
Был кто-нибудь еще здесь?
Тюремщик
Никого
С тех пор, как пробил час тушить огни.
Герцог
А Изабелла?
Тюремщик
Нет.
Герцог
Еще придет.
Тюремщик
Что доброго для Клавдио?
Герцог
Надежда.
Тюремщик
Жесток наместник наш!
Герцог
Не то, не то.
Вся жизнь его идет, как и правленье,
Путями справедливости и долга;
Смиряет он в священном воздержанье
В себе самом то, что смирять в других
Имеет право; если б сам он грешен
Был в том, что так преследует в других,
Тогда б он был тираном, но теперь
Он только справедлив.
Стук в дверь.
Вот и идут.
Тюремщик уходит.
Он очень добр. В надсмотрщиках тюрьмы
Встречаем редко к людям милость мы.
Снова стук в дверь.
Но что за шум?.. Кто одержим так спешкой,
Что сотрясает толщу стен тюремных?
Тюремщик возвращается.
Тюремщик
(в дверь)
Пусть подождет, пока привратник встанет,
Чтобы его впустить. За ним пошли.
Герцог
Что? Не было отмены приговора,
И Клавдио умрет?
Тюремщик
Нет, нет отмены!
Герцог
Хоть и близка заря, но до рассвета
Вы новости услышите.
Тюремщик
Быть может,
Вам что-нибудь известно? Но, боюсь,
Мы не должны помилованья ждать.
Еще таких примеров не бывало.
Притом наместник сам предупредил
Во всеуслышанье, с судейских кресел,
Что и не будет их.
Входит посланный.
Его гонец.
Герцог
И с ним - прощенье Клавдио.
Посланный
(вручая бумагу)
Граф посылает вам эту записку, а на словах приказал мне передать вам, чтобы вы ни в одном пункте не отступили от его приказа касательно времени, предмета поручения и других обстоятельств. Затем желаю вам доброго утра. Кажется, уже рассвело...
Тюремщик
Исполню все в точности.
Посланный уходит.
Герцог
(в сторону)
Итак, прощенье получил несчастный,
Но куплено оно ценой ужасной.
Легко и просто в преступленье впасть.
Да, у порока милость растяжима:
Он всем готов простить свой грех любимый.
Что ж пишет он?
Тюремщик
Я говорил вам: граф Анджело, верно, боится, чтобы я не оказался неисполнительным, и решил подбодрить меня таким необычным способом. Очень странно, раньше он этого не делал.
Герцог
Прочтите, прошу вас.
Тюремщик
(читает)
"Какие бы вы ни получили в дальнейшем противоречащие этому приказания, имейте в виду, что Клавдио должен быть казнен в четыре часа утра, а Бернардин - после полудня. Чтобы я вполне был уверен, что мой приказ был исполнен, ровно в пять часов пришлите мне голову Клавдио. Сделайте все в точности и помните, что от этого зависит больше, чем я могу вам сказать. Не отступайте от исполнения своего долга под страхом собственной гибели". Что вы скажете на это, отец мой?
Герцог
Что это за Бернардин, который должен быть казнен после полудня.
Тюремщик
Цыган родом, но живет и кормится здесь: он у нас сидит уже девять лет.
Герцог
Как же это случилось, что ваш герцог не велел или освободить его, или казнить? Я слыхал, что он обыкновенно так и поступает.
Тюремщик
Друзья заключенного все время выхлопатывают ему отсрочки, да к тому же самый факт его преступления окончательно был установлен только теперь, во время правления графа Анджело.
Герцог
Преступление его доказано?
Тюремщик
С несомненностью: он сам больше не отпирается.
Герцог
Как он вел себя в тюрьме? Высказывал ли раскаяние?
Тюремщик
Это человек, для которого смерть не страшнее пьяного сна. Он ко всему равнодушен, беззаботен, бесстрашен, не думает ни о прошлом, ни о будущем, совершенно равнодушен к смерти, хотя безнадежно обречен на смерть.
Герцог
Он нуждается в наставлениях!
Тюремщик
Да он их и слушать не желает. В тюрьме он чувствует себя как дома, дайте ему возможность бежать отсюда - он не убежит. Напивается по нескольку раз на дню, а иногда пьян целый день. Его иногда нарочно будили будто бы затем, чтобы вести на казнь, даже показывали фальшивый приговор, но это не производило на него никакого впечатления.
Герцог
Ну, о нем поговорим после. У вас на лице написано, что вы человек честный и надежный. Если я читаю неверно, значит, мой долголетний опыт обманывает меня. Но я смело полагаюсь на свою проницательность и решаюсь рискнуть. Клавдио, приговоренный к казни, не больший преступник против закона, чем тот, который приговорил его. Я могу вполне доказать это, мне нужно только четыре дня сроку. А до этого времени вы должны оказать мне немедленно довольно опасную услугу.
Тюремщик
Какую же, отец мой?
Герцог
Отложить казнь его.
Тюремщик
Увы, как же я могу это сделать? Ведь мне указан точный час казни и приказано под страхом ответственности доставить наместнику голову казненного. Уклонившись от исполнения приказа, я могу только разделить участь Клавдио.
Герцог
Клянусь вам уставом моего ордена, я ручаюсь за вашу безопасность, если только вы беспрекословно последуете моим указаниям. Казните утром Бернардина и отошлите его голову наместнику.
Тюремщик
Наместник видел обоих и узнает Бернардина в лицо.
Герцог
О, смерть основательно умеет изменять человека... а вы прибавьте к этому: обрейте ему голову, подвяжите бороду, скажите, что раскаявшийся грешник сам пожелал обриться перед смертью, это ведь часто бывает. Если вы за это получите что-нибудь кроме благодарности и награды, клянусь моим святым угодником, что я вас защищу своей жизнью.
Тюремщик
Добрый отец! Простите мне, ведь это будет с моей стороны нарушением присяги.
Герцог
Кому вы присягали - герцогу или его наместнику?
Тюремщик
Герцогу и тем, кто его замещает.
Герцог
Ну, а если сам герцог одобрит ваш поступок, вы не поступите против своей присяги?
Тюремщик
Какое же в этом может быть вероятие?
Герцог
Не вероятие, а достоверность. Но если уж вы так боязливы, что ни мой сан, ни моя одежда, ни мои убеждения не действуют на вас, - я пойду дальше, чем хотел. Вы знаете его почерк, полагаю? И печать его вам небезызвестна?
Тюремщик
Знаю и то и другое.
Герцог
В этом письме герцог извещает о своем скором возвращении. Прочтите его потом, на досуге: вы увидите, что герцог будет здесь через два дня. Анджело этого не подозревает. Напротив, он сегодня получил письмо другого содержания, не то с известием о смерти герцога, не то о его уходе в монастырь... Но, к счастью, все это неверно. Смотрите, утренняя звезда уже будит пастухов. Не раздумывайте долго: все трудности покажутся вам легкими, когда вы узнаете, как было дело. Позовите палача: пусть падет голова Бернардина. Я исповедую его и напутствую в лучшую жизнь. Вы все еще в недоумении? Но это (показывает на письмо) должно вас подвигнуть на решительные действия. Идем, почти рассвело.
Уходят.
СЦЕНА 3
Другое помещение в тюрьме.
Входит Помпей.
Помпей
Я здесь так освоился, как у себя в борделе! Можно подумать, что мы в доме госпожи Переспелы, столько здесь ее старых знакомцев. Во-первых, молодой господин Шустряга сидит за тюк оберточной бумаги и имбиря, навязанный ему ростовщиком за сто девяносто семь фунтов, из которых он получил наличными марок пять... черт возьми! Верно, на имбирь не было спроса, так как все старухи, которые его так любили, перемерли. Потом сидит здесь господин Попрыгун. Засадил его торговец шелками Трехворсый: за четыре куска красного атласа приходится ему теперь краснеть за свою нищету. Тут же и молодой господин Ветрогон, и молодой господин Ругатель, и господин Медношпор, и господин Слугомор - рыцарь кинжала и шпаги, и молодой господин Прощелыга, который убил пригожего Пудинга, и господин Напрямик - знаменитый фехтовальщик, и господин храбрый Башмачный Шнур, известный путешественник, и полоумный господин Полуштоф, который прикончил бедного Шкалика, да с ним, наверное, еще тьма народа. Все это, можно сказать, столпы нашего ремесла, и вдруг попали сюда - и теперь христа ради просят!
Входит Страшило.
Страшило
Эй ты, малый, приведи сюда Бернардина!
Помпей
Господин Бернардин! Вставайте да пожалуйте вешаться. Господин Бернардин!
Страшило
Эй, Бернардин!
Бернардин
(за сценой)
Чума на ваши глотки! Что вы так разорались? Кто там такой?
Помпей
Ваш друг, сударь, палач! Будьте любезны, сударь, вставайте, пожалуйста, на казнь.
Бернардин
К черту, мерзавцы! Я спать хочу.
Страшило
Скажи ему, чтоб вставал, да живее.
Помпей
Прошу вас, сударь, проснитесь, вставайте. Вас только казнят, а там и спите себе дальше.
Страшило
Пойди да приведи его сюда!
Помпей
Да он сам идет: я слышу, под ним солома зашуршала.
Страшило
Топор на плахе, малый?
Помпей
Все в полной готовности, сударь.
Входит Бернардин.
Бернардин
Здорово, Страшило! Что у вас тут такое?
Страшило
А вот что, сударь: сотворите-ка молитву, приговор получен.
Бернардин
Ах ты, мошенник, да я всю ночь пропьянствовал и совсем к смерти не готов.
Помпей
Тем лучше, сударь: если кто всю ночь пьянствовал, а наутро его повесят, так у него по крайней мере будет время проспаться.
Страшило
Смотрите-ка, вот и ваш духовник идет. Вы видите, что на этот раз мы не шутим?
Входит герцог в монашеском одеянии, как прежде.
Герцог
Я узнал, что скоро ты покидаешь этот мир. Мое милосердие повелевает мне напутствовать тебя, утешить и помолиться вместе с тобой.
Бернардин
Брось, монах! Я всю ночь пропьянствовал, и мне нужно время, чтобы приготовиться к смерти как следует. Да пусть мне хоть мозги из головы дубинами вышибут - не согласен я сегодня помирать, и дело с концом.
Герцог
Смерть неизбежна. Я молю тебя
Ты о пути подумай предстоящем.
Бернардин
Клятву даю: никому не удастся меня уговорить, чтобы я согласился помирать сегодня.
Герцог
Но выслушай...
Бернардин
И не подумаю. Если вам нужно мне что-нибудь сказать - милости прошу ко мне в нору; я сегодня из нее ни шагу не сделаю. (Уходит.)
Герцог
Такой, как он, ни к жизни ни годится,
Ни к смерти. Это каменное сердце.
За ним, и отвести его на плаху.
Помпей и Страшило уходят, входит тюремщик.
Тюремщик
Как вы нашли преступника?
Герцог
В грехе
Он закоснел. Не приготовлен к смерти.
Таким его отправить в мир иной
Преступно было б.
Тюремщик
Здесь в тюрьме, отец мой,
От злой горячки умер нынче ночью
Один морской разбойник, из Рагузы.
Он Клавдио ровесник. Волоса
И бороды у них по цвету схожи;
Что если мы дадим убийце время
Раскаяться, наместнику ж пошлем
Мы голову пирата-рагузинца,
Который с Клавдио и больше схож?
Герцог
О, этот случай нам дарует небо.
Скорей пошлите, наступает час
Назначенный. Исполните приказ.
А я пойду и приложу старанье
Несчастного наставить в покаянье.
Тюремщик
Исполню все, отец! Но Бернардин
Казнен быть должен нынче днем. Так что же
Мы будем делать с Клавдио? Ведь если
Дознаются, что он не умер, трудно
От гибели спастись мне будет.
Герцог
А вот что: поместите их обоих
Вы в потайные камеры. И раньше,
Чем солнце дважды озарит приветом
Тех, кто живет под ним, - найдете
Себя вы в безопасности, поверьте!
Тюремщик
Я ваши указанья все исполню.
Герцог
Так поспешите голову послать
Скорее графу.
Тюремщик уходит.
Я же напишу
Наместнику. Письмо снесет тюремщик;
Я извещу, что я уж близко к дому
И по причинам важным должен в город
Торжественно вступить; его ж прошу
Пожаловать навстречу мне к святому
Колодцу, за три мили от столицы.
Там, холодно, обдуманно все взвесив,
Решу я, как с ним надо поступить.
Входит тюремщик.
Тюремщик
Вот голова. Я сам ее доставлю.
Герцог
Так, хорошо... Скорее возвращайтесь:
Я многое хотел бы вам открыть
Наедине.
Тюремщик
Я поспешу как можно.
(Уходит.)
Изабелла
(за сценой)
Мир вам. Откройте!
Герцог
Голос Изабеллы!
Пришла узнать, помилован ли брат.
Я истины пока ей не открою,
Чтоб радостью небесною утешить,
Когда она и ждать ее не будет.
Входит Изабелла.
Изабелла
Могу ль войти?
Герцог
Привет вам, дочь прекрасная моя.
Изабелла
Привет из уст святых вдвойне мне дорог!
Ну что, освободил наместник брата?
Герцог
Освободил... навек от этой жизни.
Ваш брат казнен, и голову его
Снесли наместнику.
Изабелла
Не может быть!
Герцог
Однако это так. О дочь моя!
Терпением вы мудрость докажите.
Изабелла
К нему! К нему! Ему глаза я вырву!
Герцог
Но вас к нему не пустят на глаза.
Изабелла
О, злополучный Клавдио! О, я
Несчастная! О, лживый мир! Будь проклят,
Жестокий человек!
Герцог
От этих воплей
Ему вреда не будет, вам - нет пользы.
Снесите горе молча. Предоставьте
Все небесам. Запомните, что я
Скажу. Тут будет правда в каждом слове.
Вернется завтра герцог. Так не плачьте.
Один монах, его отец духовный,
Мне сообщил об этом. Он послал
Известие и графу и Эскалу.
Они его у врат столицы встретят
И сложат власть с себя. Сберитесь духом,
Направьте ум по верному пути
И отомстите вы тогда злодею
И герцога приобретете милость
И общую хвалу.
Изабелла
Я повинуюсь.
Герцог
Вот вам письмо: отцу Петру отдайте.
Скажите, что прошу его прийти
К Марьяне в дом сегодня в ночь. Ему
Я поручу обеих вас с Марьяной.
Он к герцогу вас приведет: тогда
Наместника вы гласно обличите.
А я, смиренный раб, обетом связан
Присутствовать при этом не смогу.
Ступайте же и слезы осушите.
Идите с легким сердцем и не верьте
Вы ордену святому моему,
Коль мой совет вам будет не во благо.
Но кто идет?
Входит Луцио.
Луцио
А, добрый вечер. Где же
Тюремщик? Эй, монах!
Герцог
Куда-то вышел.
Луцио
Прелестная Изабелла! Сердце мое бледнеет при виде твоих покрасневших от слез очей. Ах, терпи! Меня самого посадили на сухоядение: овсянка и вода мой обед и ужин. Ради своей головы я не смею набить себе брюха: одна сытная трапеза - и я пропал! Но я слыхал - завтра возвращается герцог. Клянусь честью, Изабелла, я любил твоего брата. Если бы этот полоумный герцог не прятался по углам, а сидел бы дома, брат твой остался бы жив!
Изабелла уходит.
Герцог
Сударь, герцог не поблагодарил бы вас за ваши отзывы о нем. К счастью, в них нет ни слова правды.
Луцио
Монах! Ты не знаешь герцога так, как я: он бабник почище, чем ты полагаешь.
Герцог
Хорошо-хорошо, вы когда-нибудь за это ответите. Прощайте.
Луцио
Нет, подожди. Я пойду с тобой: я тебе много славных историй порасскажу про герцога.
Герцог
Вы и так уже мне слишком много их порассказали. Хорошо, если в них есть правда; а если ложь - так и одна будет лишней.
Луцио
Раз он вызывал меня к себе за то, что я одной девочке ребенка сделал.
Герцог
Вы действительно провинились в этом?
Луцио
И как еще! Но я клятвенно отрекся от всего, а то пришлось бы мне жениться на этой прогнившей ягодке!
Герцог
Сударь, ваша история более занимательна, чем пристойна. Прощайте.
Луцио
Клянусь честью, я провожу тебя до конца улицы. А если похабные разговору тебе не по вкусу, мы их бросим. Я вроде репейника: раз пристал не отцеплюсь, а?
Уходят.
СЦЕНА 4
Зал во дворце Анджело.
Входят Анджело и Эскал.
Эскал
Все его письма так противоречивы...
Анджело
Он пишет очень странно и несвязно. Его поступки похожи на помешательство... Молю небо, чтоб ум его не был поврежден. И почему мы должны встретить его у ворот и там сложить с себя полномочия?
Эскал
Не могу догадаться.
Анджело
И к чему нам вменено в обязанность за час до его приезда всенародно объявить, что все имеющие какие-нибудь жалобы на нашу несправедливость должны тут же на улице подавать свои прошения?
Эскал
Он объясняет это желанием сразу разобрать все жалобы, чтобы на будущее время обезопасить нас от всяких обвинений, которые таким образом потеряют силу!
Анджело
Допустим. Прикажите же, прошу вас,
Все это обнародовать. Я утром
Приду к вам. Дайте также знать вельможам
И свите, чтоб готовы были к встрече.
Эскал
Исполню все. Прощайте.
Анджело
Доброй ночи!
Эскал уходит.
Смущен я этим... Как отупел.
Что предпринять - не знаю. Обесчестить
Девицу - и кому? Тому, кто сам
Назначил казнь за это преступленье!
Когда бы нежная ее стыдливость
Ей не мешала свой позор открыть,
Как обличить она меня могла бы!..
Но нет, ей не позволит здравый смысл.
Мой сан таким доверьем облечен,
Что если клевета меня коснется,
Хулителя она же и погубит!
Он мог бы жить! Когда б я не боялся,
Что пылкая горячность молодая
Его заставит после отомстить
За то, что жизнь бесчестную купил он
Ценой позора. Если б был он жив!..
О, если нас покинет благодать,
Не знаем мы, как жить, чего желать!
(Уходит.)
СЦЕНА 5
Открытое место за городом.
Входят герцог в собственном одеянии и брат Петр.
Герцог
(протягивая ему письмо)
Вот эти письма после мне доставишь.
(Отдает ему письма.)
Тюремщику известен весь наш план.
Мы дело начали. Все помни точно,
И к цели неуклонно ты иди.
Не можешь ты с пути и уклониться,
Коль будет нужно. Так спеши. Ступай
Ты к Флавию; скажи ему, где я.
Дай знать Роланду, Крассу, Валентину
Пускай к воротам вышлют трубачей.
Но Флавия сперва пришли ко мне.
Брат Петр
Я поспешу.
(Уходит.)
Входит Варрий.
Герцог
Благодарю, мой Варрий!
Ты не промедлил, что ж, идем со мной.
Еще друзья придут к нам, добрый Варрий.
Уходят.
СЦЕНА 6
Улица около городских ворот.
Входят Изабелла и Мариана.
Изабелла
Мне тягостно об этом говорить:
Я правду бы охотнее сказала.
Ведь ваше дело - обвинять его.
Но так мне посоветовал наш друг:
Он говорит, что это нужно делу.
Мариана
Послушайтесь его.
Изабелла
Еще сказал он,
Что если вдруг он станет говорить
Против меня, чтоб я не удивлялась,
Что это будет горькое лекарство,
Но приведет нас к сладкому концу.
Мариана
Ах, если бы брат Петр скорей пришел...
Изабелла
Тсс, вот и он.
Входит брат Петр.
Брат Петр
Скорей, скорей идемте!
Я вам нашел удобное местечко:
Не сможет герцог не заметить вас.
Уже два раза трубы протрубили,
Вельможи все и власти городские
Ждут у ворот - с минуты на минуту
В них вступит герцог. Поспешим туда.
Уходят.
АКТ V
СЦЕНА 1
Площадь около городских ворот.
Мариана под покрывалом; Изабелла и брат Петр в отдалении. Входят с одной стороны герцог, Варрий и придворные; с другой Анджело, Эскал,
Луцио, тюремщик, стража, горожане.
Герцог
(к Анджело)
Достойный брат! Привет мой - в добрый час!
(Эскалу.)
Мой добрый друг! Как рад тебя я видеть!
Анджело и Эскал
С счастливым возвращеньем, ваша светлость!
Герцог
Обоим вам - от сердца благодарность.
Я сведенья имел о вас и слышал
Похвал так много вашему правленью,
Что всенародно вас благодарю,
Впоследствии ж вознагражу достойно.
Анджело
Тем более я чувствую свой долг.
Герцог
Заслуги ваши громко говорят.
Скрыв их в душе, несправедлив я был бы.
Они достойны в медных письменах
Найти приют надежный, чтоб его
Не тронули ни ржавчина времен,
Ни вымарки забвенья. Дайте руку:
Пусть видит наш народ, как внешней лаской
Я выражаю внутреннее чувство.
Эскал! Тебе даю другую руку:
Вы оба мне - надежная опора.
Брат Петр и Изабелла выходят вперед.
Брат Петр
Пора! Смелее, говорите громче.
Да встаньте на колени!
Изабелла
Правосудья,
Великий государь! Склоните взор
К поруганной - о, я сказала б - деве,
Когда бы смела! О великий герцог!
Не опозорьте взгляда своего,
Взирая на другой предмет, пока
Вы жалобы не примете моей.
Молю я правосудья! Правосудья!
Герцог
В чем ваша жалоба? Кто вас обидел?
Короче. Вот граф Анджело: ему
Все расскажите смело. Правосудье
В его руках.
Изабелла
Великий государь!
Вы дьяволу мне каяться велите?
Нет, выслушайте сами, что скажу вам:
Меня сурово покарайте, если
Вы не поверите моим словам,
Иль за мою обиду отомстите.
О выслушайте, выслушайте только.
Вот здесь же выслушайте...
Анджело
Государь!
Боюсь, она повреждена в уме.
Она меня за брата умоляла
Его ж приговорил недавно к смерти
Правдивый суд.
Изабелла
Правдивый суд! О боже!
Анджело
И вот слова ее горьки и странны...
Изабелла
Да, очень странны, но зато правдивы.
Что Анджело клятвопреступник - это ль
Не странно? Анджело - прелюбодей,
Насильник девичий и лицемер
Ведь это странно? Странно?
Герцог
Да, стократ.
Изабелла
Но это так же верно, как и странно.
Да, так же верно, как и то, что он
Граф Анджело. Стократ все это верно:
Ведь правда будет правдой до конца,
Как ни считай.
Герцог
Несчастную возьмите:
В ней говорит расстроенный рассудок.
Изабелла
О государь! Молю: коль веришь ты,
Что есть блаженство кроме этой жизни,
Не отвергай меня под впечатленьем,
Что я безумна. Не считай, молю,
Невероятности за невозможность.
Возможно ведь, чтоб самый худший в мире
Злодей казался честным, скромным, строгим,
Как Анджело, и Анджело возможно
При всем величьи, титулах и сане
Быть сверхзлодеем. Верь мне, государь!
Когда он не злодей, то он ничто.
Он больше чем злодей, когда б могла я
Найти еще слова, чтоб зло клеймить.
Герцог
Клянусь, когда помешана она,
Как кажется и мне, - ее безумье
В одежду разума облечено.
Такую связь в словах и мыслях редко
Находим у безумных.
Изабелла
О, не надо!
Не повторяйте этих слов: не надо
Меня безумной звать из-за того,
Что показалось вам невероятным.
Но лучше разум свой заставьте вы
На свет из тайников всю правду вызвать
И ложь прогнать, что притворилась правдой.
Герцог
Я знаю многих и вполне здоровых,
В которых разума гораздо меньше.
Что ж хочешь ты сказать мне?
Изабелла
Брат мой Клавдио
Приговорен был графом к смертной казни
По обвинению в прелюбодеянье.
В тот монастырь, где я была белицей,
Брат некоего Луцио прислал...
Луцио
Я самый - Луцио, если ваша светлость
Мне разрешит... Я к ней пришел от Клавдио
Просить пойти и вымолить у графа
Помилованье брату.
Изабелла
Так и было.
Герцог
(к Луцио)
Вам говорить никто не поручал.
Луцио
Да, ваша светлость, но ведь и молчать
Мне не велели.
Герцог
Но теперь велю,
Заметьте! А когда вам говорить
Придется за себя, молите бога
Послать вам нужные слова.
Луцио
Ручаюсь!
Герцог
Вы за себя ручаетесь, смотрите.
Изабелла
Он за меня кой-что уж рассказал.
Луцио
Так, правильно.
Герцог
Да. Правильно, быть может.
Неправильно, что говорить беретесь,
Пока вас не просили! - Продолжайте.
Изабелла
И я пошла к преступному злодею
Наместнику...
Герцог
Вот, это бред безумной!
Изабелла
Простите, но слова подходят к делу.
Герцог
Опять звучит разумно. Дальше. К делу.
Изабелла
Короче, чтоб не тратить лишних слов,
Рассказывая, как я убеждала,
Как плакала, молила на коленях,
Как он отказывал, что отвечала,
Все это слишком длинно, я начну
С позорного конца, о чем мне стыдно
И больно говорить: он предложил мне
Отдать на жертву похоти его
Мою невинность, девственное тело
И тем купить освобожденье брата.
Боролась долго я, но наконец
Любовь сестры взяла над честью верх!
Я отдалась ему. И в то же утро,
Достигнув цели, он послал приказ
Казнить его.
Герцог
Весьма правдоподобно!
Изабелла
Не столь правдоподобно все, как верно.
Герцог
Клянусь я небом, жалкое созданье,
Не знаешь ты сама, что говоришь.
Иль ты подкуплена, чтоб очернить
Честь графа злобным вымыслом. Во-первых,
Он выше подозрений, во-вторых,
Невероятно, чтобы он так строго
Карал порок, в котором сам виновен.
Будь грешен он - грех брата твоего
Он мерил бы своею мерой
И к смерти бы его не присудил.
Но ты подучена. Скажи всю правду,
Сознайся прямо, по чьему совету
Ты с жалобой пришла?
Изабелла
И это все?
О силы неба! Дайте мне терпенья,
Но час придет, тогда разоблачите
Злодейство, что защиту здесь нашло.
(Герцогу.)
Избавь вас бог от горя, я ж уйду,
Оскорблена и предана стыду.
Герцог
Ты рада бы уйти, я знаю. Стража!
В тюрьму ее! Ужели мы позволим
Чернить того, кто близок нам и дорог,
Дыханьем ядовитой клеветы?
Здесь заговор! Сознайся же, кто знал,
Что ты идешь сюда?
Изабелла
Знал человек,
Кого я здесь хотела б очень видеть.
Отец Людовик!
Герцог
А, отец духовный?
Кто знает этого монаха?
Луцио
Я!
Я, ваша светлость! Вот монах-проныра!
Я не люблю его. Когда б не ряса,
Давно бы я его отколотил
За речи те, что против вас он вел.
Герцог
Как - против нас? Хорош монах, однако!
И эту злополучную настроил
Против наместника? Сыскать монаха!
Луцио
Еще вчера я видел их в тюрьме
Ее с монахом. Пребесстыжий малый,
Нахал монах!
Брат Петр
(подходя)
Мир вам, мой государь!
Я слышал, как обманывали здесь
Ваш августейший слух. Все ложь! Во-первых,
Особа эта ложно обвиняет
Наместника: он так же неповинен
В сношеньях грешных с нею, как она
В связи с младенцем нерожденным.
Герцог
Верю.
А вам известен ли отец Людовик?
Брат Петр
Как человек святой и честной жизни,
Он вовсе не пронырлив, не нахален,
Как утверждает этот дворянин.
И честью вам ручаюсь: никогда
Не стал бы он позорить вашу светлость.
Луцио
Позорил гнусным образом, поверьте.
Брат Петр
Ну, хорошо!.. Со временем он сам
Сумеет оправдаться, но сейчас
В горячке он лежит, мой государь.
И по его-то просьбе, - так как он
Узнал, что будет жалоба на графа,
Я и пришел, чтоб от его лица
Вам рассказать, что правда и что ложь.
Он все готов присягой подтвердить.
И доказательства всему представить.
(Указывая на Мариану.)
Сперва об этой женщине. Чтоб снять
С достойного вельможи обвиненье
Позорное, мы обличим другую
Во лжи: во всем сознаться ей придется.
Изабеллу уводит стража. Мариана приближается.
Герцог
Граф Анджело, ну не смешно ль вам это?
Как велика глупцов несчастных дерзость!
Подайте нам сиденья. Добрый брат мой,
Я здесь хочу остаться беспристрастным,
Вы сами будете своим судьей.
Пускай она лицо свое откроет,
Потом уж говорит.
Мариана
Мой государь!
Простите, но лица я не открою,
Пока мне не прикажет мой супруг.
Герцог
Вы замужем?
Мариана
Нет, государь.
Герцог
Девица?
Мариана
Нет, государь.
Герцог
Вдова?
Мариана
Нет, государь.
Герцог
Так что же вы такое, если вы
Не женщина, не дева, не вдова?
Луцио
Ваша светлость, она, может быть, потаскушка - ведь большая часть из них ни замужние, ни девушки, ни вдовушки.
Герцог
Заставьте замолчать его! Придется
Довольно за себя ему болтать.
Луцио
Я повинуюсь, государь!
Мариана
Я признаюсь, не замужем, но также
Я признаюсь, что не девица я.
Познала мужа я, но муж не знает,
Что он меня познал.
Луцио
Значит, он был пьян, государь: иного быть не может.
Герцог
Жаль ты не пьян, - быть может, ты молчал бы.
Луцио
Я повинуюсь, государь!
Герцог
И что ж здесь в пользу графа говорит?
Мариана
Сейчас я и до этого дойду.
Та, кто его в разврате обвиняла,
В том обвиняла моего супруга.
Притом она указывала время,
Когда его в объятьях я держала
Со всей любовью. В этом дам присягу.
Анджело
А, так она другого обвиняла,
А не меня.
Мариана
Нет, не другого, граф.
Герцог
Но вы сказали - вашего супруга?
Мариана
Да, государь! И Анджело - супруг мой.
Он думает, что он меня не знал,
Но знает он, что знает
Изабеллу!
Анджело
Что тут за обман?
Открой лицо!
Мариана
Когда велит супруг,
Откроюсь я.
(Снимает покрывало.)
Вот, Анджело жестокий,
Вот то лицо, которое - ты клялся
Достойно восхищенья твоего.
Вот та рука, которую сжимал ты,
Произнося обет. Вот я сама:
Я отняла тебя у Изабеллы.
Да! Я с тобой была в беседке ночью
Под видом той, кого воображал ты.
Герцог
(к Анджело)
Вы с ней знакомы?
Луцио
Очень даже тесно,
Как говорит она.
Герцог
Довольно, сударь!
Луцио
Я повинуюсь, государь!
Анджело
Мой государь! Я должен вам признаться,
Я с ней знаком. Лет пять тому назад
Шла даже речь о браке между нами.
Но это дело разошлось: отчасти
Из-за того, что не могли за ней
Приданого обещанного дать,
Но главное - пошла молва худая
О легкомыслии ее... С тех пор
Пять лет уже я с ней не говорил,
Ее не видел и о ней не слышал.
Клянусь вам честью.
Мариана
(на коленях)
Благородный герцог!
Как верно то, что свет с небес исходит,
Что речь идет от слов, что в правде - разум,
А правда - в добродетели живет,
Так верно то, что я его жена,
Коль что-нибудь обет священный значит.
И, государь, в прошедший вторник ночью
Я с ним была в его садовом доме,
И как жену он там меня познал.
Раз это правда - невредимой встану
С колен. А если нет - навеки здесь,
Как памятник из мрамора, застыну.
Анджело
Я до сих пор ее с улыбкой слушал.
Но, государь, теперь прошу, позвольте
Начать мой суд. Терпенья больше нет.
Я вижу, что какой-то сильный враг
Избрал орудьем бедных, глупых женщин
И подослал их. Государь, позвольте
Мне заговор распутать?
Герцог
О, всем сердцем.
Карайте их, как вам угодно будет.
Ты, глупый ты монах. И ты, злодейка,
Сообщница той, прежней! Неужели
Вы думали, что ваших клятв довольно,
Хоть всех святых сюда с небес сведите,
Чтобы превысить славу и заслуги
Того, кто облечен моим доверьем?
Эскал! Прошу, будь вместе с ним судьей
И помоги разоблачить коварство,
Найдя его исток. Другой монах
Замешан тут. Послать за ним немедля.
Брат Петр
Да, если бы он мог сюда прийти...
Он с жалобой направил этих женщин.
Тюрьмы начальник знает, где живет он:
Пускай пойдет за ним.
Герцог
(тюремщику)
Сыскать скорее.
Тюремщик уходит.
(К Анджело.)
А вы, мой верный, благородный брат
Расследуйте все дело до конца.
За нанесенное вам оскорбленье
Карайте как угодно. Я на время
Покину вас, но не сходите с места,
Пока не разберете клеветы.
Эскал
Со всем усердьем разберем мы дело.
Герцог уходит.
Эскал
Господин Луцио! Вы, кажется, говорили, что знаете этого отца Людовика как бесчестного человека?
Луцио
"Cucullum non facit monachum". Честного в нем только его ряса. Он вел самые непристойные речи про нашего герцога.
Эскал
Мы попросим вас остаться здесь до его прихода и подтвердить ваши обвинения в очной ставке с ним. Этот монах, верно, окажется опасной личностью.
Луцио
Даю слово, что другого такого во всей Вене не найти.
Эскал
(одному из слуг)
Привести сюда эту Изабеллу. Мне надо еще с ней поговорить.
Слуга уходит.
Позвольте мне ее допросить, граф! Вы увидите, как я с ней управлюсь.
Луцио
Не лучше, чем он, если верить ее словам.
Эскал
Что вы сказали?
Луцио
Я думаю, что если вы будете управляться с ней наедине, то она скорее покается: при всем народе ей стыдно будет.
Эскал
А вот я на нее напущу темноту.
Луцио
Так и надо: женщины в темноте податливей.
Входит стража с Изабеллой.
Эскал
(Изабелле)
Пожалуйте-ка сюда, сударыня. Вот эта особа опровергает все, что вы сказали.
Луцио
Ваша милость, вот этот самый проходимец, о котором я говорил, он идет с тюремщиком.
Эскал
Очень кстати. Не вступайте с ним в разговоры, пока вас не вызовут.
Луцио
Молчу.
Входят герцог, переодетый монахом, и тюремщик.
Эскал
Отвечайте, это вы подучили этих женщин оклеветать графа? Они сознались, что сделали это по вашему наущению.
Герцог
Это ложь!
Эскал
Что? Да знаете ли вы, где вы находитесь?
Герцог
Почтенье месту! Иногда и дьявол
За огненный престол свой тоже чтится.
Где герцог? С ним хочу я говорить.
Эскал
В н_а_с герцог ныне. Мы вас будем слушать.
Смотрите ж, говорите только правду.
Герцог
По крайней мере смелым буду я.
О бедные созданья! Как же вы
Пришли искать ягненка у лисицы?
Прощай же, справедливость! Государя
Здесь нет, - тогда пропало ваше дело,
Несправедливо герцог поступил,
Отдавши вас во власть тому злодею,
Которого пришли бы обвинять.
Луцио
Он, он - подлец. О нем и говорил я!
Эскал
Что, непочтительный монах, безбожник?
Довольно, что настроил этих женщин
Ты клеветать на честного вельможу,
А ты еще в глаза и всенародно
Его злодеем смеешь обзывать?
А герцога назвать несправедливым
Осмелился? Схватить его! На пытку!
Да из него мы вытянем все жилы,
Пока он не признается во всем.
Несправедлив наш герцог!..
Герцог
Не так пылко!
Меня не смеет тронуть пальцем герцог,
Как самого себя пытать не стал бы.
Ведь я не подданный его, не здешний,
Но в Вене часто по делам бываю
И, наблюдая, вижу развращенье,
Что здесь кипит и хлещет через край.
Законы есть для каждого проступка,
Но все проступки властью так терпимы,
Сто все законы строгие висят,
Как список штрафов в лавке брадобрея
На посмеянье людям!
Эскал
Позорит он правительство! В тюрьму!
Анджело
Что можете сказать о нем вы, Луцио?
Он тот и есть, о ком вы говорили?
Луцио
Он самый и есть, ваша светлость! - Поди-ка сюда, приятель, бритая башка. Узнаешь ты меня?
Герцог
Узнаю по голосу, сударь! Я встречал вас в тюрьме в отсутствие герцога.
Луцио
А, вот как! И помнишь ты все, что говорил про герцога?
Герцог
Очень хорошо помню.
Луцио
А, так, значит, правда, что герцог бабник, дурак и трус, как ты его тогда аттестовал?
Герцог
Нам надо сперва с вами поменяться ролями: это вы тогда так отзывались о нем. И много худшего еще говорили.
Луцио
Я? Ах ты, проклятый монах! Да разве я тогда не оттаскал тебя за нос за твои продерзости?
Герцог
Нет. Я клянусь, что герцога люблю,
Как самого себя!
Луцио
Слышите, как этот негодяй отрекается от своих изменнических ругательств?
Эскал
С таким человеком нечего долго разговаривать. В тюрьму его! Где ж тюремщик? В тюрьму его! Наложить на него кандалы! Нечего еще его слушать. Да и этих, негодниц, с их другим сообщником, туда же!
Тюремщик накладывает на герцога руку.
Герцог
Остановитесь, сударь, подождите!
Анджело
Как! Он сопротивляется! Луцио, помогите ему!
Луцио
Пойдем-пойдем, приятель, нечего. Эх ты, бритый, лысый лгун! Как закутался! Стыдно покарать свою богопротивную морду? Чума на тебя! Открой свою хищную образину да и ступай повиси часок-другой. Что, не желаешь? (Срывает капюшон с герцога.)
Герцог
Ты первый, негодяй, кому пришлось
Монаха сделать герцогом.
Тюремщик указывает на Петра, Мариану и Изабеллу.
Их всех троих беру я на поруки.
(К Луцио.)
Куда, куда? Останьтесь. Вам с монахом
Сказать придется слово! - Взять его!
Луцио
Ну, тут похуже виселицы будет...
Герцог
(Эскалу)
Тебе прощаю я твои слова.
Садись. Ну, а себе его попросим
Мы место уступить.
(К Анджело.)
Позвольте, сударь...
(Садится.)
Найдется ль у тебя довольно слов,
Достаточно ума или бесстыдства,
Которые могли б тебе помочь?
Коль есть - на них надейся лишь, пока
Всего я не открою, а тогда
Покинь надежду.
Анджело
Грозный государь!
Виновнее моей вины я был бы,
Храня надежду быть не обличенным,
Когда узнал, что вы, как божий суд,
В дела мои проникли. Государь!
Не длите же позора моего.
Примите за допрос мое признанье:
Судите и приговорите к смерти.
Вот милость, о которой я прошу.
Герцог
Марьяна! Подойдите. - Говори:
Ты был с ней обручен?
Анджело
Да, государь!
Герцог
Ступай и обвенчайся с ней немедля.
(Петру.)
Святой отец! Свершите вы обряд
И возвратитесь с ними; вы, надсмотрщик,
Сопровождайте их.
Анджело, Мариана, брат Петр и тюремщик уходят.
Эскал
Мой государь!
Позором графа я смущен сильнее,
Чем странностью всего, что происходит.
Герцог
Приблизьтесь, Изабелла! Духовник ваш
Теперь ваш герцог. Но - как и тогда
Служил вам поученьем и советом
С одеждою я сердца не сменил
И предан вам, как прежде.
Изабелла
О, простите,
Мой государь, что утруждать я смела
Величие неузнанное ваше!
Герцог
Вы прощены. Но, милое дитя,
И вы меня простите. Знаю я,
Смерть брата вашего гнетет вам сердце.
Вы удивляетесь, зачем скрывался,
Когда бы мне лишь стоило открыться,
Чтобы его спасти? Зачем я медлил?
О, милая, виной поспешность казни:
Она свершилась раньше, чем я думал,
И замыслы разрушила мои.
Но мир ему. Он нынче и вечной жизни,
Где страха смерти нет. Она прекрасней,
Чем жизнь под страхом смерти на земле.
Утешьтесь же: он счастлив!
Изабелла
Да, я знаю.
Входят Анджело, Мариана, брат Петр и тюремщик.
Герцог
Вот новобрачный.
(Изабелле.)
Он вас оскорбил
Разнузданным своим воображеньем.
Его простите - ради Марианы.
Но так как брата вашего казнил он,
Виновным он является вдвойне.
Он честь невинной девы опозорил
И не исполнил данного ей слова
Ценою этой брата пощадить!
И самый милосерднейший закон
Взывает громко к нам его ж словами:
"Да Клавдио - наместник, смерть за смерть!"
Всегда ведь отвечает гневу - гнев,
Любви - любовь; так по его примеру
И воздадим мы мерою за меру.
Открылась, Анджело, твоя вина;
Ты отрицать ее уже не можешь.
Тебя казнят на той же самой плахе,
Что Клавдио, и с той же быстротой.
Казнить его!
Мариана
О добрый герцог!
Ужель в насмешку вы мне дали мужа?
Герцог
Нет, он в насмешку вашим мужем стал!
Решил я вашу честь восстановить
И счел необходимым обвенчать вас,
Иначе то, что он вас опозорил,
Могло бы жизнь испортить вам в дальнейшем
И счастью помешать в союзе новом.
Его богатства все хоть по закону
Отходят к вам, но мы их отдаем
Как вдовью долю вам. Они вам купят
И лучшего супруга.
Мариана
Добрый герцог!
Иного, лучшего я не прошу!
Герцог
И не просите: твердо я решил.
Мариана
Кротчайший государь...
(Становится на колена.)
Герцог
Мольбы напрасны!
Взять и казнить его.
(К Луцио.)
Теперь вы, сударь!
Мариана
О государь! - Друг нежный, Изабелла!
Со мною вместе преклони колена,
И буду я тебе служить всю жизнь.
Герцог
Вы просите рассудку вопреки:
Когда б она за Анджело молила,
Дух брата встал бы с каменного ложа
И ужасом убил ее.
Мариана
О друг мой!
О Изабелла! Только преклони
Со мной колена рядом, только руки
Воздень безмолвно - и не говори,
Я все скажу. Ведь праведником часто
Становится раскаявшийся грешник.
Кто не грешил - не каялся. Быть может,
Раскается и муж мой? Изабелла!
Ужель не склонишь за меня колен?
Герцог
За Клавдио смерть. Умрет он.
Изабелла
(Опускается на колени.)
Государь!
Судите вы преступника, как будто
Мой брат был жив. Я думаю, - я верю,
Что искренним в своих делах он был,
Пока меня не встретил. Если так,
Оставьте жизнь ему. Брат мой погиб
За ту вину, которую свершил,
Но Анджело...
Намеренья он злого не исполнил,
И так оно намереньем осталось.
Намеренье, погибшее в пути,
Пускай и похоронено там будет.
Намеренья - ведь это только мысли...
Мариана
О, только мысли.
Герцог
Просьбы бесполезны.
Довольно, встаньте. - Вспомнил я еще...
Надсмотрщик, почему казнен был Клавдио
В час неурочный?
Тюремщик
Мне был дан приказ.
Герцог
Как? Письменный приказ вы получили?
Тюремщик
Нет, частным образом - приказ изустный.
Герцог
Вы должности лишаетесь за это.
Отдать ключи!
Тюремщик
Простите, сам я думал,
Что тут ошибка, но уверен не был.
Я пожалел об этом, поразмыслив,
И вот вам доказательство: в тюрьме
Есть заключенный. Должен был его
Казнить и по словесному приказу
Я не казнил его.
Герцог
Кто он такой?
Тюремщик
Преступник Бернардин.
Герцог
Хотел бы я,
Чтоб с Клавдио ты так же поступил.
Сходи за ним: его хочу и видеть.
Тюремщик уходит.
Эскал
(к Анджело)
Как я скорблю, что человек такой
Ученый, мудрый, Анджело, как вы,
Мог погрешить так грубо - вспышкой страсти,
А после - недостатком разуменья.
Анджело
Как я скорблю, что скорбь вам причинил.
Скорбь так сильна в раскаявшемся сердце,
Что жажду я не милости, а смерти.
Я заслужил ее: о ней прошу.
Входят тюремщик, Бернардин, Клавдио, закутанный в плащ,
Джульетта.
Герцог
Который Бернардин?
Тюремщик
Вот, государь.
Герцог
Один монах мне говорил о нем.
(Бернардину.)
Я слышал, ты душой так огрубел,
Что дальше этой жизни ты не видишь,
И так и действуешь. Ты осужден,
Но на земле грехи твои прощаю.
Воспользуйся же милостью такой,
Чтоб лучшей жизни стал и ты достоин.
(Брату Петру.)
Отец! Его наставьте вы: вам в руки
Я отдаю его. А это кто же?
Тюремщик
Еще один спасенный мною узник.
Он с Клавдио был должен умереть,
И на него похож, как на себя.
(Открывает лицо Клавдио.)
Герцог
(Изабелле)
Коль он на брата вашего похож,
Мы ради этого ему прощаем!
А вас прошу - свою мне дайте руку,
Скажите мне, что будете моей.
Он братом станет мне. Об этом после.
Но Анджело увидел луч надежды
Сдается мне, глаза его блеснули...
Так, Анджело. Ваш грех вам отплатил
Добром. Любите же свою жену.
Ее цена пусть вам придаст цены.
Я чувствую потребность всем прощать.
Но есть один, кому простить нет силы.
(К Луцио.)
Так я, по-вашему, глупец, и трус,
Распутник, и невежда, и безумец?
Скажите, что такого я вам сделал,
Чтоб вы могли меня так поносить?
Луцио
По правде говоря, государь, просто я болтал так, в шутку. Если вы желаете меня за это повесить, вы имеете полное право, но я бы предпочел, чтобы вам было благоугодно меня выпороть.
Герцог
Да, выпороть сперва, потом повесить.
Пускай везде глашатаи объявят,
Что, если только девушка найдется,
Которую сгубил распутник этот,
Пусть явится: он женится на ней.
(Он сам мне говорил, что есть одна,
Которую оставил он с ребенком.)
Как обвенчается - тогда его
Пусть выпорют, а уж потом повесят.
Луцио
Умоляю вашу светлость, не жените меня на потаскушке. Вы только что сказали, что я вас сделал герцогом, - неужели вы за это отплатите мне тем, что сделаете меня рогоносцем?
Герцог
Ты женишься, клянусь моею честью,
Тогда тебе прощу я, так и быть,
И клевету и все грехи. В тюрьму
Пока, и все исполнить, как велел я.
Луцио
Женитьба на гулящей девке, государь! Да это хуже смерти, порки, виселицы...
Герцог
Хула на государя заслужила
Подобной кары. - Клавдио, ты честь
Своей невесте должен возвратить.
Тебе, Марьяна, радости желаю.
Да, Анджело, люби ее. Я был
Ее духовником и добродетель
В ней оценил. - Тебя, Эскал мой добрый,
Благодарю за доблесть доброты:
В дальнейшем жди награды по заслугам.
А вас, надсмотрщик, за заботы ваши,
За верность тайне я благодарю:
На лучший пост я вскоре вас назначу.
Ты, Анджело, прости ему обман,
Тебе принес он голову пирата,
Такой обман прощает сам себя.
Мою ты просьбу знаешь, Изабелла!
Она ко благу твоему клонится.
И если только я тобой любим,
Будь все мое - твоим, твое - моим.
Идем к дворцу. Там мне открыть уместно
Все, что досель вам было неизвестно.
Уходят.
"МЕРА ЗА МЕРУ"
Пьеса эта наряду с "Конец - делу венец" и "Троилом и Крессидой", близкими к ней по времени, принадлежит к числу "мрачных", "жестоких" и даже "циничных", как ее любят называть английские критики, комедий Шекспира. При жизни его она не издавалась и была впервые опубликована лишь в фолио 1623 года, притом в столь малоудовлетворительном виде, что возникло предположение, будто издатели фолио не располагали полным списком пьесы, а составили текст ее из актерских списков отдельных ролей, более или менее удачно ими скомбинированных. При такой операции пьеса, вероятно, помимо прямой порчи текста подверглась некоторому сокращению. С другой стороны, в сохранявшемся тексте есть пассажи, возможно, не принадлежащие Шекспиру, например песенка в самом начале IV акта, очень непохожая по стилю на шекспировские песни.
Пьеса была впервые поставлена в придворном театре 26 декабря 1604 года, и можно думать, что была написана незадолго до этого. Некоторые критики хотят видеть в двух местах ее (I, 1, 68-73 и II, 4, 23-30) намек на нелюбовь к шумной - хотя бы и "верноподданной" толпе со стороны Иакова I Стюарта, вступившего на престол в 1603 году. Гораздо более доказательны, чем эти догадки, стиль и метрика пьесы, заставляющие датировать ее как можно позднее. Весьма вероятно поэтому, что комедия была написана в 1604 году. О других ранних постановках ее сведений до нас не дошло, из чего можно за что особенным успехом у публики она не пользовалась.
Сюжет пьесы восходит к популярному в средние века и в эпоху Возрождения рассказу, весьма распространенному не только в виде устного предания, но и в новеллистической и драматической обработке. В основном он сводится к следующему: возлюбленная или сестра приговоренного к смертной казни просит у судьи о его помиловании; судья обещает исполнить ее просьбу при условии, что она за это пожертвует ему своей невинностью. Получив желанный дар, судья тем не менее велит привести приговор в исполнение; по жалобе пострадавшей, правитель велит обидчику жениться на своей жертве, а после свадебного обряда казнит его.
В XVI веке популярностью пользовалась обработка этого сюжета в одной из новелл Джиральди Чинтио (1504-1573; более подробную характеристику этого новеллиста см. в послесловии к "Отелло"), который, по некоторым догадкам, положил в основу своей повести действительный факт. Пользовался ли Шекспир рассказом Чинтио, сборник которого был издан на английском языке лишь в XVIII веке, трудно сказать, но, по существу, он нам безразличен, ибо непосредственным источником для шекспировской пьесы послужила готовая английская обработка новеллы Чинтио, принадлежащая старшему современнику Шекспира Уэтстону (точные годы жизни неизвестны; предположительно 1544-1587). Последний сперва (в 1578 г.) издал драматическую обработку в виде комедии, состоящей из двух пятиактных частей, под заглавием "Подлинно превосходная и славная история Промоса и Кассандры, разделенная на две комические части: в первой показано нестерпимое злоупотребление развратного судьи, добродетельное поведение целомудренной девушки, безмерная порочность привлекательной куртизанки и незаслуженное возвышение вредного паразита. Во второй излагается беспримерное великодушие благородного короля в посрамлении порока и поддержке добродетели, причем показано сокрушение и ниспровержение бесчестных уловок вместе с торжеством прямого образа действий". Эта длинная и утомительная пьеса, с виду морализирующая, но скорее стремящаяся к развлекательности, несмотря на некоторые удачные мысли, привнесенные в ход действия итальянской новеллы, отличается обилием комических сцен, присочиненных самим Уэтстоном, перегружающих и тормозящих развитие действия, а также плохим и нескладным языком (преимущественно рифмованными стихами), на сцене, по-видимому, никогда не ставилась. Позже (в 1582 г.) в собственном прозаическом сборнике рассказов Уэтстон еще раз вольно пересказал новеллу Чинтио. Шекспир, таким образом, мог пользоваться обеими редакциями, хотя по всем признакам он более следовал пьесе Уэтстона, нежели его новелле.
Комедии Уэтстона предпослано авторское "Краткое содержание" ее: "В городе Юлисе (некогда находившемся под владычеством венгерского короля Корвина, в Венгрии) существовал закон, по которому мужчина, совершивший прелюбодеяние, лишался головы, а провинившаяся женщина до конца жизни должна была носить особое платье, отмечающее ее. По снисходительности некоего милосердного судьи этот суровый закон не применялся, пока место судьи не занял вельможа Промос, который, уличив в невоздержании молодого дворянина по имени Андруджо, подверг его вместе с возлюбленной каре этого закона. У Андруджо была весьма красивая и добродетельная сестра, по имени Кассандра, которая обратилась к Промосу с просьбой о даровании жизни брату. Промос, видя ее привлекательность и красоту, был восхищен сладостью ее речей; и, "творя добро так, чтобы оно могло обернуться злом", он отложил казнь ее брата. Но этот порочный человек, уступая своему беззаконному любострастию, предложил ей ценою своей чести выкупить жизнь ее брата. Целомудренную Кассандру, чувствовавшую отвращение к нему и к его предложению, никакие уговоры не могли склонить к такому выкупу. Но под конец, побежденная настойчивостью брата, молившего спасти его жизнь, она дала согласие Промосу на следующих условиях: чтобы он простил брата, а затем женился на ней. Промос, столь же смелый в обещании, как беспечный в исполнении, торжественной клятвой подтвердил согласие на ее условия, но, хуже всякого неверующего, удовлетворив свое желание, он не выполнил ни того, ни другого. Для укрепления своего влияния, не запятнанного проявлениями пристрастия, и для предотвращения жалоб со стороны Кассандры он тайно приказал тюремщику явиться с головою ее брата (как бы "отдавая" ей его голову). Тюремщик, тронутый мольбою Андруджо и возмущенный порочностью Промоса, повинуясь внушению свыше, поступил следующим образом для спасения Андруджо: он явился к Кассандре с головой только что казненного преступника, так им искалеченного, что Кассандра не отличила ее от головы брата, которого тюремщик выпустил на свободу. Кассандра была огорчена этим вероломством и едва не покончила с собой, но не сделала этого, чтоб отомстить Промосу. Обдумывая способы мести, она решила довести свои несчастья до сведения короля. Тот весьма милостиво ее выслушал и предал Промоса суду, который постановил, что Промос должен восстановить поруганную честь Кассандры, женившись на ней, а после этого его обезглавят. Когда этот брак был совершен, Кассандра теснейшими узами любви привязалась к своему супругу и сделалась настойчивым ходатаем за его жизнь. Король, весьма благоволя к ней, но ставя общее благополучие государства выше ее личного дела, отказался удовлетворить ее просьбу. Андруджо, который, переодевшись, находился среди присутствующих, из сочувствия к горю сестры открыл тайну спасения и присоединился к ее мольбам, ходатайствуя о помиловании Промоса. Коороль, чтобы прославить добродетели Кассандры, простил обоих - и его и Андруджо".
В своем резюме Уэтстон проследил только основную интригу, я в таком виде пьесу можно было бы назвать "комедией" лишь по признаку благополучного исхода. Между тем сам Уэтстон предъявляет к комедии более глубокие требования. "Чтобы хорошо сделать комедню, - говорит он в другом месте, серьезный пожилой человек должен поучать, молодые люди должны обнаруживать недостатки, свойственные юности, потаскушки должны быть похотливы, а шуты бестолковы; все эти действия должны быть перемешаны так, чтобы серьезное содержание могло поучать, а шутливое - доставлять удовольствие, ибо без этой смены внимание зрителя быстро может иссякнуть и удовольствие - исчезнуть". Резюме Уэтстона передает только "серьезное содержание" пьесы; между тем в ней имеется параллельная, подчиненная интрига, развивающаяся в шуточном плане: усердный помощник Промоса влюбляется в особу легкого поведения; и развитие этой темы так перегружено "шутливым содержанием", что благодаря именно этому пьеса разбухла до десяти актов. По сравнению с новеллой Чинтио эта часть по преимуществу составляет самостоятельное творчество Уэтстона, если не считать того, что место действия и имена действующих лиц новеллы заменены в "Промосе и Кассандре" новыми. Существенным изменением в разработке "серьезного" сюжета у Уэтстона является отступление, состоящее в том, что Андруджо благополучно избегает казни, и его ходатайство за Промоса вносит разумный мотив в благополучную развязку пьесы (в новелле молодой человек - Визо - казнен, его мертвое тело доставлено на носилках сестре, и император Максимилиан щадит Юриста только по просьбе Эпитии, на которой предварительно Максимилиан велел судье жениться).
Меняя вновь имена и место действия , Шекспир вместе с тем резко изменил характеры персонажей пьесы - вернее, он их создал, сделал жизненными, полнокровными. Анджело - живой представитель определенной породы людей Возрождения, человек неодолимой страсти, невзирая на его большое самообладание и строгую принципиальность; в его поведении, в мотивах его действий нет ничего общего с бескровным резонером Промосом. Предположение (Брандеса и др.), будто Анджело - воплощение лицемерной пуританской морали, произвольно. Шекспир, вообще говоря, не делает аллегорий из своих действующих лиц. А если "пуританство" понимать как обозначение отвлеченной ригористической морали, то Анджело как тип в такой же мере представляет католическую мораль, как и пуританскую. Во всяком случае, обстановка пьесы: монастырь, монашенки, поданные отнюдь не обличительно и даже ни малой мере не полемически, наводит на мысль, что у Шекспира был еще какой-то источник, так как ни Уэтстон, ни Чинтио не дают материала для этого.
Равным образом герцог, заменивший у Шекспира короля, несмотря на то, что как характер он остается бледным и не привлекает к себе острого внимания, оказывается живым действующим лицом в пьесе, а не сухим резонером, как король Корвин у Уэтстона, а персонаж, впутанный в самую интригу пьесы, активно на глазах зрителей подготовляющий и мотивирующий ее развязку. Поэтому не кажется неожиданным, что почтенный герцог, замешанный в какой-то смутной интрижке с "нищенкой", приводя комедию к злополучному исходу, сам выступает претендентом на руку Изабеллы. Этот исход надо признать тем более "благополучным", что он избавляет пьесу от нелепой развязки итальянской новеллы и комедии Уэтстона, где оскорбленная героиня выходит замуж за оскорбителя, а в новелле - и за убийцу брата.
Шекспир нашел способ облегчить роль Изабеллы и провести ее более последовательно и драматургически цельно, заставив герцога найти ей "заместительницу" в лице Марианны. В интересах той же последовательности раскрытия характера Изабеллы Шекспир вносит в один из эпизодов комедии Уэтстона изменение, на первый взгляд незначительное, но тем не менее подготовляющее зрителя к той снисходительности, которая обнаруживается у Изабеллы в самый острый момент развязки. До конца некоторая неувязка в ее поведении, как будет показано, дальше, все же не устранена, но зритель знает больше, и для его восприятия переход у Изабеллы от чувства нанесенного ей оскорбления и от желвния отомстить Анджело к мягкосердечию смягчен и подготовлен. Достигается это в пьесе устранением причины, которая могла бы только ожесточить сердце Изабеллы; у Уэтстона голова казненного преступника, которую Кассандра принимает за голову брата, доставлена по распоряжению Промоса к ней в дом, и этим для нее открывается обман Промоса; все это происходит на сцене. У Шекспира голова фигурирует в сцене всего несколько секунд, когда тюремщик появляется перед герцогом с головою внезапно умершего в тюрьме преступника и получает от герцога приказание отнести ее к Анджело (IV, 3). Повод к дополнительному ожесточению Изабеллы в глазах зрителей, таким образом, устранен. Кстати, в связи с этим еще одна деталь: герцог думает, что это голова казненного Бернардина, и неожиданное поведение последнего при развязке дает возможность Шекспиру внести лишний штрих в комедийно благополучный конец пьесы, - герцог и его милует!
Изабелла замещает Кассандру. Последняя - грубоватая, провинциальная, хотя и не лишенная известного красноречия, девушка, примитивный героизм которой сводится к тому, что для спасения жизни брата она жертвует честью. Но Кассандра - только грубый и отдаленный прототип Изабеллы. Изабелла образ, сильно идеализированный, более уместный, пожалуй, в трагедии или в мелодраме, чем в комедии. Этот образ приобретает трагическую окраску, когда в поведении Изабеллы обнаруживается положительная принципиальность, и соответствующие сцены, лучшие в пьесе и одни из лучших у Шекспира, - оба ее диалога с Анджело (II, 2 и II, 4) и в особенности ее диалог с братом (III, 1) - отличаются большой трагической напряженностью. Сохранение "чести" для нее такой же принцип, как охрана закона для Анджело; она становится для него прямым контрпартнером. Но в то время как Анджело у Шекспира по сравнению с Промосом Уэтстона облекается в плоть и приобретает кровь и жизнь, когда его принципы взрываются бурлящей в нем страстью, Изабелла перестает быть схемою и приобретает жизненность в согласовании принципа и движения сердца: "У меня хватит решимости сделать все, что не нарушает правды моего духа", - говорит Изабелла герцогу (III, 1). Поэтому, когда в последней сцене появляется Клавдио и Изабелла узнает, что он благополучно избежал казни, но никак на это не реагирует (V, 1), - мы здесь, вероятно, имеем ту урезку текста, о которой упоминалось выше, если только не предположить, что Шекспир намеренно хотел подчеркнуть принципиальную последовательность Изабеллы. В этом случае для ее характеристики приобретают особенное значение слова, обращенные ею к брату: "Умри, погибни!.. Шлю тысячу молитв за смерть твою, о жизни ни одной!" (III, 1) и сентенция, обращенная к герцогу незадолго до появления на сцене мнимо казненного Клавдио: "Ведь брат мой по закону был осужден за то, что совершил" (V, 1). Заметим, однако, что в пользу утери текста говорит некоторая несогласованность в поведении Изабеллы: соблюдая по отношению к брату такую строгую принципиальность, Изабелла находит оправдание для Анджело в том, что у него "Деянье ведь намереньем осталось" (V, 1), причем эта сентенция относится не к предотвращенной герцогом казни Клавдио, а к покушению Анджело на ее честь . О спасении брата она еще не знает, но забывает, что грозила за его смерть "вырвать глаза" у "проклятого Анджело" (IV, 3), и все прощает Анджело. Точно так же забывает она и то, что ее подруга и названная сестра Джульетта - невеста Клавдио и что формальное заключение брака Клавдио и Джульетты было только отложено на время (см. I, 2) , - обстоятельство, смягчающее вину Клавдио, ибо вступление в фактический брак до заключения церковного брака не слишком противоречило нравам времени Шекспира (см. аналогичный момент в жизни самого Шекспира).
Если мы обратимся к "Промосу и Кассандре", то найдем, что здесь такого упущения нет, и встреча с сестрою вышедшего из своего убежища Андруджо подготовлена известием его бывшего слуги (Ганнона, видевшего Андруджо на рынке) и сопровождается следующим выражением взаимных чувств:
"Полина (у Шекспира - Джульетта). Мой дорогой Андруджо!
Андруджо. Милая Полина!
Кассандра. Жив Андруджо, здравствуй, милый брат.
Андруджо. Кассандра?
Кассандра. Я.
Андруджо. Как поживаешь, дорогая сестра?
Король. Андруджо, у тебя еще найдется время..."
Из этого отрывка видно также, что и возлюбленная Андруджо принимает участие в развязке комедии, тогда как Джульетта, хотя, как указано в ремарке, появляется на сцене одновременно с закутанным в плащ Клавдио, но точно так же, как Изабелла, ничем не выражает своих чувств при виде спасенного от смерти Клавдио. Поэтому и здесь возникает вопрос - не имеем ли мы дело с потерею текста, или, может быть, ее имя в ремарке поставлено вопреки авторскому намерению? Кстати сказать, также не мотивировано первое появление Джульетты (I, 2), где она сопровождает Клавдио в тюрьму и, не произнося ни слова, остается на сцене во время переговоров Луцио и Клавдио, который излагает положение вещей своему другу и направляет его к Изабелле. Всей этой сцене в комедии Уэтстона нет никакого соответствия.
Истолкованием характеров главных действующих лиц Шекспир резко меняет развитие сюжета и мотивировку этого развития по сравнению с новеллой Чинтио и комедией Уэтстона, сохраняя только внешнюю рамку. Самостоятельность обработки Шекспира становится еще яснее, если учесть роли второстепенных персонажей. Кассандра как бы расщепляется: давая возможность Изабелле до конца остаться принципиальной в охране своей "чести" и доводя этим зрителя и читателя до высшей степени напряжения в ожидании развязки, Шекспир вводит совсем новый персонаж в лице Марианны. "Чистота" Изабеллы торжествует, и пьеса обогащается новым действующим лицом и, следовательно, содержанием. Довольно распространенным, вообще говоря, в новеллистике мотивом женщины, приобретающей благосклонность мужа после того, как она отдается ему, тайно заменив собой другую, с которой у него было назначено свидание, - Шекспир уже воспользовался в комедии "Конец - делу венец", но теперь Шекспир несколько модифицирует этот мотив и вплетает его в основной сюжет "Меры за меру". Марианна, таким образом, - модифицированная и обезличенная (поскольку в новой пьесе она занимает место второстепенного персонажа) Елена. Вероятно, в интересах заострения характеристики Анджело Шекспир делает Марианну не женой, а отвергнутой им - хотя и по корыстным, а не аскетическим мотивам невестой .
Марианна вводится в развитие сюжета через посредство герцога, подобно тому как и спасение жизни Клавдио также происходит через него. Этими простыми приемами Шекспир достигает связности и драматического "сквозного действия", которые отсутствуют в комедии Уэтстона.
В меньшей мере той же цели Шекспир достигает в переработке шутовской части комедии. У Уэтстона эта часть, как уже было отмечено, перегружает комедию, заставляя автора растянуть ее на десять актов. Шекспир ее сжимает и уплотняет. У нас нет уверенности, что сохранившиеся фарсовые сцены целиком принадлежат Шекспиру, - именно к ним относится высказанное выше предположение о возможном "расширении" текста, которое могло быть сделано чужой рукой или привнесено в текст импровизацией актеров, в особенности исполнителей шутовских ролей (в данном случае - Помпея). Во всяком случае, в том виде, в каком эти сцены дошли до нас, они совсем или почти совсем не связаны с основной интригой и лицами, участвующими в ней, - что мало соответствует практике Шекспира. В основном такие сцены являются "переходными" или своего рода интермедиями. Их назначение, по-видимому, в том, чтобы смягчить несколько угнетающее впечатление от развития сюжетного действия. Без этого до конца оставался бы неясным комедийный замысел этой в общем тяжелой ("мучительной", по выражению Колриджа) комедии или, как ее нередко именуют, трагикомедии. Не способствуя связи действия и протекая как бы рядом с ним, названные шутовские интермедии составляли красочный, хотя и грязный бытовой фон, на котором ярче выделяются персонажи благородного происхождения и положения. А это, в свою очередь, содействует впечатлению полноты и конкретности общей картины, без чего пьеса могла бы превратиться в холодное и абстрактное моралите.
Единственная комическая фигура среди активно действующих лиц пьесы Луцио, партнер Клавдио, франт, как его определяет список. действующих лиц, по выразительной, лучшей и исчерпывающей характеристике "гуляка беззаботный, повеса, вздорный враль, но малый доброхотный" (Пушкин). Этот Луцио как тип возвращает нас к прежней "веселой" комедии Шекспира, как бытовой намек приближает чуждое по обстановке действие пьесы (Вена, католичество) к современной для шекспировского зрителя действительности и как роль в пьесе сценически необыкновенно обогащает эту "тяжелую" комедию. В сценическом отношении особенно интересно его участие в беседе Изабеллы с Анджело (II, 2), его собственные беседы с герцогом (IV, 4 и 5), забавность которых для зрителя подчеркивается тем, что зритель узнает в монахе переодетого герцога, и, наконец, ситуация, в которую Луцио попадает в заключительной сцене, после того как сорвал капюшон с мнимого монаха. Луцио - не шутовской, а подлинно комический персонаж - и по характеру и по ситуациям, в которые он попадает (например, решение герцога женить этого франта на потаскушке). Это положение очень забавно применительно к франту, но оно способно вызвать также недоумение: почему Шекспир не пощадил его одного и он один выходит из пьесы осмеянным и "пострадавшим"? Шекспир сердит на "веселого" дворянина и ему за что-то мстит или герцог так мелочен, что наказывает Луцио за неуважительные отзывы о государе? Как бы то ни в создании этого образа Шекспир опять-таки самостоятелен и не зависит от своего источника. Он также самостоятелен и в создании образа Эскала. Бесцветный партнер герцога не оживляет хода действия, и его драматургическое назначение можно считать невыполненным; незльзя сказать точно, в чем оно состояло.
В целом из сказанного можно видеть, что сюжет новеллы и комедия Уэтстона были для Шекспира только сырым материалом, из которого он лепил художественное произведение по собственному замыслу и желанию. Держась в общем в рамках сюжета, он передвигает, меняет и переделывает отдельные его мотивы; многим сценам и даже ситуациям у него можно найти параллели и аналогии у Уэтстона, но способ их изображения и содержание от начала до конца новые. Его собственное воображение оживляет созданные им фигуры, его мастерство располагает свет и тени и его язык сообщает целому яркость, красочность и экспрессию, которые ставят некоторые места "Меры за меру" в один ряд с лучшими образцами творчества Шекспира. Изменение и перестройка в развитии сюжета вызваны главным образом представлением Шекспира о сценически эффектной комедии; психологическое и поэтическое содержание, которым он дополняет формы драматического действия и запас которого у него кажется неистощимым, связано единством замысла в интриге и конечной целью комедийной развязки.
Окидывая пьесу одним взглядом в целом, мы видим в ней двух протагонистов, являющихся крупными и полноценными творениями: это Анджело и Изабелла. Первый и у Чинтио и у Уэтстона просто негодяй. Другое дело - у Шекспира. Еще А. С. Пушкин отмечал большую сложность и глубину характера Анджело:
"Лица, созданные Шекспиром, не суть, как у Мольера, типы такой-то страсти, такого-то порока, но существа живые, исполненные многих страстей, многих пороков; обстоятельства развивают перед зрителем их разнообразные и многосторонние характеры. У Мольера Скупой скуп - и только; у Шекспира Шейлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен. У Мольера Лицемер волочится за женою своего благодетеля - лицемеря; принимает имение под сохранение - лицемеря; спрашивает стакан воды - лицемеря. У Шекспира лицемер произносит судебный приговор с тщеславною строгостию, но справедливо; он оправдывает свою жестокость глубокомысленным суждением государственного человека; он обольщает невинность сильными увлекательными софизмами, не смешною смесью набожности и волокитства. Анджело лицемер - потому что его гласные действия противуречат тайным страстям! А какая глубина в этом характере!"
Анджело претерпевает немалую эволюцию. Чувствуя свою добродетель в опасности, он страшится - не есть ли Изабелла дьявольский соблазн под личиной добродетели. Его душа раздваивается между честной верой в строгий аскетический идеал и чувством, что он уклоняется с пути истины. Он уже не может добросовестно исполнять свою должность, он (как и король Клавдий в "Гамлете") не может молиться. Тогда он капитулирует и делает Изабелле свое мерзкое предложение (II, 4). Но хотя он и примирился со своим падением, он осознает весь его ужас. Он приходит в отчаяние и растерянность, приводящие к полному краху его сознания, и восклицает: "Я заслужил смерть!" Изабелла справедливо говорит, что "он был верен долгу, пока не увидел меня".
Столь же или даже еще более интересное развитие получил под пером Шекспира облик Изабеллы. Она той же породы, что и Порция из "Венецианского купца": ей так же свойственны чувство жизненной гармонии и верность сверхличному идеалу отвлеченной чести, понимаемой как честность. Изабелла воплощение совести, как Елена из "Конец - делу венец" - воплощение воли.
Однако, несмотря на свет, исходящий от лица главной героини комедии, и на проходящий через всю пьесу призыв к милости (вспоминается и здесь "Венецианский купец"), от этой, по выражению Даудена, "комедии разочарований" веет глубокой печалью, а местами даже мрачностью. Центральный монолог герцога (III, 1, вначале) по своей скорби выходит за пределы маскировочной риторики и производит на слушателя, независимо от общего действия пьесы, угнетающее впечатление. Католические элементы (монастырь, монахи, монашки) в пьесе своим суровым лаконизмом подчеркивают не декоративно-эстетические, жизнерадостные, а наоборот - аскетические тона его. Не случайно также (вещь небывалая в ранних, жизнерадостных комедиях Шекспира) носителями фарсового комизма являются исключительно сводни, сутенеры и тому подобные персонажи. Но от печали до отчаяния еще далеко, и разделяющей их черты Шекспир ни разу не переступил. Эта комедия учит, что жизнь требует борьбы и подвига, которые при всех условиях возможны и необходимы, которые должны быть.
А. Смирнов
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "МЕРА ЗА МЕРУ"
...их применить. - В этом месте в дошедшем до нас тексте выпала по меньшей мере одна строка.
...чем французским бархатом с таким облезлым ворсом, как ты. - Намек на "французскую болезнь" (сифилис), от которой человек теряет волосы.
Доллары были первоначально крупной английской серебряной монетой.
...а если без нос а... - Намек на все ту же "французскую болезнь", распространенную в кругу веселящегося дворянства.
Да чем же он попользовался? - Но только что перед этим Переспела сама рассказывала, в чем заключается проступок Клавдио. Причиной непоследовательности является плохое состояние текста или просто небрежность Шекспира. Но возможно, что Переспела не видит в поступке Клавдио ничего предосудительного.
...и о вот уже почти пятнадцать лет... - Выше (I, 2) Луцио заявлял, что закон этот не применяется уже девятнадцать лет. Новый пример мелкой непоследовательности Шекспира. Но возможно, что Луцио считает время со дня издания закона (еще при предшественнике правящего герцога), а герцог - со дня своего вступления на престол. Возможна, наконец, и здесь небольшая порча текста.
Если порядочные люди... - Подобно другим шутовским персонажам Шекспира (как, например, оба других констебля из "Много шума из ничего"). Локоть нередко искажает слова или просто говорит противоположное тому, что хочет сказать.
Но жена плюнула ему прямо в лицо... - Как видно из дальнейшего, "он" это Пена.
...в комнате, что называется "Виноградная кисть"... - Разные комнаты в тавернах и на постоялых дворах имели свои названия.
Правда и Кривда - традиционные аллегорический фигуры средневекового театра.
...нечестивый Ганнибал. - Локоть хочет сказать "каннибал".
Прошу вас, отобедайте со мной. - Люди высшего общества обедали обычно в одиннадцать часов утра, а в пять часов дня.
Будет с его шеей, что и с вашим животом, ваше преподобие: стянут ее веревкой! - Монахи-францисканцы подпоясывались пеньковой веревкой.
Пигмалион - легендарный греческий скульптор, искусный в создании фигур, необычайно похожих на живых людей. В созданную им статую нимфы Галатеи он влюбился и силой своего чувства оживил ее.
...сама в чан и попала. - В те времена больные сифилисом лечились паровыми ваннами, которые они принимали, залезая в бочки.
...доброму вору всякая петля впору. - Платье казненного переходило в собственность палача, который переделывал его потом по своей фигуре.
...приходится каждый раз просить прощения и каяться. - Согласно обычаю, палач, перед тем как лишить осужденного жизни, всякий раз просил у него прощения.
...с только здесь ее старых знакомцев. - Следующее за этим перечисление вымышленных имен (Шустряга, Попрыгун и т. д.), весьма вероятно, содержит ряд намеков на современников Шекспира, сейчас оно не поддается раскрытию.
...навязанный ему ростовщиком... - Ввиду множества законов, ограничивавших доходы ростовщиков, последние прибегали к всевозможным уловкам; например, они включали в ссужаемую сумму разные вовсе не нужные должнику и невыгодные ему товары, как, например, оберточная бумага, притом еще по фиктивной и крайне преувеличенной оценке.
...все старухи, которые его так любили, перемерли. - Любимым напитком старух считалось горячее подсахаренное молоко с имбирем.
...и теперь Христа ради просят! - Заключенные вывешивали в окно тюрьмы корзину, в которую прохожие опускали им подаяние.
Достойный брат! - Брат или кузен - обращение, принятое между владетельными особами.
А. Смирнов
Шекспир Уильям
Бесплодные усилия любви
Уильям Шекспир
Бесплодные усилия любви
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Фердинанд, король Наварры.
Бирон
Лонгвиль } приближенные короля.
Дюмен
Бойе приближенные
} французской
Меркад принцессы.
Дон Адриано де Армадо, чудак испанец.
Отец Натаниэль, священник.
Олоферн, школьный учитель.
Тупица, констебль.
Башка, шут.
Мотылек, паж Армадо.
Лесничий.
Французская принцесса.
Розалина
Мария } придворные дамы принцессы.
Катерина
Жакнета, деревенская девушка.
Вельможи, слуги и другие.
Место действия - Наварра.
АКТ I
СЦЕНА 1
Парк вокруг дворца короля Наварры.
Входят Фердинанд, король Наварры, Бирон,
Лонгвиль и Дюмен.
Король
Пусть будет слава, наша цель при жизни,
В надгробьях наших жить, давая нам
Благообраэье в безобразье смерти.
У времени прожорливого можно
Купить ценой усилий долгих честь,
Которая косу его притупит
И даст нам вечность целую в удел.
Поэтому, воители, - я вам
Такое имя дал за то, что вы
Войну ведете с вашими страстями
И с полчищами помыслов мирских,
Да сохранит указ последний силу.
Наварра наша станет чудом мира,
Двор - малой академией, где будем
Мы созерцанью мирно предаваться.
Вы поклялись, Бирон, Дюмен, Лонгвиль,
Втроем три года провести со мною
В трудах ученых и всегда блюсти
Устав, на этот свиток нанесенный.
Скрепите ж подписями ваш обет,
Чтоб был лишен своей рукою чести
Тот, кто хотя б на миг его нарушит.
Итак, когда в душе решимость есть,
Поставьте ваши имена вот здесь.
Лонгвиль
Я соглашаюсь на трехлетний пост:
Пирует ум, когда худеет тело,
А тот, кто чрево жадно насыщает,
Тучнея плотью, разумом нищает.
Дюмен
Мой государь, Дюмен себя смирил
И низменным рабам мирских забав
Оставил низость суеты мирской.
Теперь я мертв для радостей земных
Мне философия заменит их.
Бирон
Мой государь, лишь в том, в чем прежде клялся,
Я к этим заверениям примкну.
Я клялся вам в ученье быть три года,
А тут немало есть иных обетов
Ну, скажем, женщин избегать три года.
Ужель и этот пункт включен в устав?
Затем: в неделю раз без пищи жить
И есть шесть прочих дней по разу в день.
Ужель и этот пункт вошел в устав?
Потом: спать ночью только три часа,
Глаз не смыкая днем ни на минуту
(А я приучен крепко спать всю ночь
И к ночи добавлять еще полдня).
Ужель и этот пункт внесен в устав?
Не спать, не видеть женщин и поститься
Мне с этим слишком трудно примириться.
Король
Но все сносить вы принесли обет.
Бирон
Осмелюсь, государь, ответить "нет!"
Я клялся лишь делить ученье с вами,
Пожертвовав ему тремя годами.
Лонгвиль
Одно неотделимо от другого.
Бирон
О, если так, то в шутку дал я слово.
В чем цель ученья - мне узнать нельзя ли?
Король
Знать то, чего мы до сих пор не знали.
Бирон
И то, что ум обычный не поймет?
Король
Да, уж таков ученья дивный плод.
Бирон
Тогда клянусь усердно изучать
Все, что устав мне запрещает знать:
Ну, например, - как пообедать сладко,
Когда поститься все принуждены;
Как с милою увидеться украдкой,
Когда от женщин мы удалены;
Как тягостную клятву обойти
И все же верность слову соблюсти.
Вот если смысл трехлетнего ученья
В том, чтоб мне дать такие наставленья,
Я принесу обет без промедленья.
Король
Пусты все эти плотские утехи,
Чинящие учению помехи!
Бирон
Они пусты, и все ж пустей куда
Трудиться ради одного труда.
Чтоб правды свет найти, иной корпит
Над книгами, меж тем как правда эта
Глаза ему сиянием слепит.
Свет, алча света, свет крадет у света.
Пока отыщешь свет во мраке лет,
В твоих очах уже померкнет свет.
Нет, научись, как услаждать свой взгляд
Его в глаза прелестные вперяя,
Которые твои зрачки слепят,
Их тут же снова светом озаряя.
Наука - словно солнце. Дерзкий взор
Теряется в ее небесных тайнах.
В ней книгоед находит лишь набор
Заемных истин и цитат случайных.
Хоть астрономы, крестные светил,
Открыв звезду, ей имя нарекают,
Но звезды и для тех, кто их крестил,
Не ярче, чем для неучей, сверкают.
Лишь имена, все зная, будешь знать,
А их вещам мы все вольны давать.
Король
С ученостью трунит он над ученьем!
Дюмен
Стремится он мешать благим стремленьям!
Лонгвиль
Он полет рожь, перед полынью струся.
Бирон
Весна подходит, коль плодятся гуси.
Дюмен
О чем вы?
Бирон
Да о том, что все - в свой час.
Дюмен
Ответ не в толк!
Бирон
Зато не в бровь, а в глаз!
Король
Бирон завистлив, как мороз весной,
Когда он губит юные растенья.
Бирон
Пусть так. Но не ударит летний зной,
Пока у птиц причины нет для пенья.
Что мне за радость видеть недоноска?
Я розу не прошу в сочельник цвесть,
А вьюгу в майский день сугроб наместь.
Для каждой вещи срок и время есть.
Учиться поздно было бы теперь:
Не лезь в окно, когда открыта дверь.
Король
Бирон, ступайте. Вышли из игры вы.
Бирон
Нет, клятву дав, я не уйду трусливо.
В честь темноты сказал я больше слов,
Чем вы во славу мудрости найдете,
Но, дав обет, три года я готов,
Подобно вам, смирять желанья плоти.
Где свиток? На устав взгляну хоть раз
И подписью скреплю его сейчас.
Король
Ты честь свою уступчивостью спас.
Бирон
(читает)
"Item {Далее. (Лат.)}: ни одна женщина не смеет подходить к местонахождению нашего двора ближе чем на милю". - Это уже обнародовано?
Король
Дня четыре назад.
Бирон
Какое наказанье ей за это полагается? (Читает.) "Под страхом лишения языка". - Кто же внес в устав такой пункт?
Лонгвиль
Я внес его.
Бирон
Но для чего?
Лонгвиль
Пусть женщин строгость кары устрашает.
Бирон
Любезным быть такой закон мешает.
(Читает.)
Бирон
"Item: если в течение этих трех лет кто-либо будет уличен в разговоре с женщиной, он подвергнется такому публичному посрамлению, какое только сумеют измыслить остальные придворные".
Мой государь, придется лично вам
Нарушить этот строгий пункт, коль скоро
Французская принцесса едет к нам.
Добиться лично с вами разговора
Больной отец велел ей. Хочет он,
Чтоб вы ему вернули Аквитанью.
Поэтому: иль зря был пункт внесен,
Иль зря принцесса пустится в скитанья.
Король
Об этом мы забыли, господа.
Бирон
Ученье перелет дает всегда:
Учась, как сделать то, чего желаешь,
Ты сделать то, что должен, забываешь;
Пусть даже ты добился своего,
Что в том? Ты город взял, но сжег его.
Король
Придется отступить нам от декрета:
Необходимость оправдала это.
Бирон
Нас триста раз в течение трех лет
Необходимость отступать заставит:
Ведь от страстей, с которыми на свет
Мы рождены, лишь благодать избавит.
Итак, коль я не соблюду обета,
Необходимость оправдает это.
Поэтому его я подпишу
(подписывает)
И каждого, кем он не будет сдержан,
Бесчестным навсегда провозглашу:
Ведь я соблазну, как и все, подвержен.
Но я, хоть мне противен этот бред,
Надеюсь дольше всех хранить обет.
Ужели без забав нам жить три года?
Король
Отнюдь. Один испанец, отпрыск рода
Дворян кастильских, при дворе гостит.
Он искушен во всех новинках моды;
Сентенциями мозг его набит;
Он из людей, которых опьяняет
Звук собственных речей, как сила чар;
И правый, и неправый избирает
Его судьей в решенье разных свар.
Армадо, детище воображенья,
Нас будет в час досуга забавлять
И доблесть миром преданных забвенью
Воителей испанских восхвалять.
И, что бы ни сказали вы об этом,
Мне весело с таким лгуном отпетым.
Пускай придворным станет он поэтом.
Бирон
В Армадо пропасть блеска и ума:
Он - рыцарь моды и речист весьма.
Лонгвиль
Коль он с Башкой нам будут раэвлеченьем,
Три года не покажутся мученьем.
Входят Тупица с письмом и Башка.
Тупица
Где здесь король собственной особой?
Бирон
Вот он, приятель. Чего тебе надо?
Тупица
Я самолично представляю собой его величество, потому что состою констеблем на службе его величества; но мне желательно видеть его особу в телесном обличье.
Бирон
Вот он.
Тупица
Сеньор Арм-Арм свидетельствует вам свое почтение. Вышло скверное дело: подробности найдете в письме.
Башка
Ваше величество, в письме и про меня написано.
Король
Это письмо от великолепного Армадо?
Бирон
Как бы ничтожно ни было содержание письма, оно, уповаю на милость божью, выражено высоким слогом.
Лонгвиль
Высокие упования по ничтожному поводу? Дай нам, боже, терпенья.
Бирон
Дослушать до конца или удержаться от смеха?
Лонгвиль
Выслушать кротко и посмеяться умеренно или удержаться и от того и от другого.
Бирон
Отлично, сударь. Пусть степень его высокопарности сама подскажет нам степень веселости.
Башка
Ваше величество, там речь идет обо мне, поскольку письмо касается Жакнеты. Дело в том, что я попался на деле.
Бирон
Как это на деле?
Башка
Вот так что на деле или, согласно букве устава, на трех делах. Я был замечен, когда бездельничал с Жакнетой во дворце, - раз. Я сидел с нею два. Я шел следом за ней по парку - три. А согласно букве устава, из этих трех проступков следует, что они в целом и составляют дело. Ибо из буквы устава известно, что когда мужчина вступил с женщиной в разговор об известном деле, это уже целое дело, согласно известной букве устава.
Бирон
Ну, и что же из этого следует?
Башка
А это уж смотря по тому, какое мне воспоследует наказание. И да защитит господь правого!
Король
Угодно вам выслушать письмо?
Бирон
Мы выслушаем его, как оракула.
Башка
Как в простоте душевной человек слушает веления плоти!
Король
(читает)
"Великий престолоблюститель, наместник тверди небесной и единый владыка Наварры, земное божество души моей и питатель тела".
Башка
А ведь о Башке пока что ни слова!
Король
"Случилось так...".
Башка
Всегда что-нибудь случается, но если он пишет, что случилось так, он, по правде говоря, не стоит того, чтобы с ним что-нибудь случалось.
Король
Стой смирно!
Башка
А я всегда смирный, как всякий, кто в драку не лезет.
Король
Ни слова!..
Башка
...о чужих секретах, покорнейше прошу.
Король
"Случилось так, что, постигнутый черной меланхолией, решил я вверить свое мрачно-подавленное настроение целительному действию наилучшего в мире лекарства - твоего животворного воздуха - и, как благородный дворянин, предпринял прогулку. Ты задашь вопрос: в какое время? Около шести часов, то есть в ту пору дня, когда охотнее всего пасутся стада, клюют корм птицы и люди садятся за свою трапезу, которую они нарекли ужином. Это все, что могу я сказать о времени. Теперь о территории, - я имею в виду территорию, по которой я следовал, прогуливаясь: ее именуют твоим парком. Что же касается места, - я разумею то место, где стал я очевидцем непотребного и наипредосудительнейшего происшествия, извлекающего из моего белоснежного пера эбеновые чернила, которые ты усматриваешь, созерцаешь, зришь и видишь в настоящую минуту, - что же касается этого места, то оно расположено к северо-северо-востоку, на восточной стороне западного угла твоего замысловато-извилистого сада. Там-то и явился взору моему этот недоумок, этот деревенщина, это низкое ничтожество, служащее к твоему увеселению..."
Башка
Это про меня?
Король
"...Это невежественное и непросвещенное создание..."
Башка
Это про меня?
Король
"...эта мелкая рабская душа..."
Башка
Опять про меня?
Король
"...которого, насколько мне помнится, именуют Башкой..."
Башка
Конечно, это я!
Король
"...в обществе и общении, вопреки установленному и объявленному тобой декрету и пребывающему в силе указу о...о...о...о!..о... но с кем? Мне тяжко сказать с кем..."
Башка
С бабенкой!
Король
"...с дщерью праматери нашей Евы, с особью женского пола, или - для более просветленного понимания твоего величества - с женщиной! Движимый неослабным сознанием долга, я препровождаю его к тебе на предмет достодолжного ему наказания в сопровождении служителя твоего пресветлого величества Энтони Тупицы, человека отменной репутации, обращения, воспитанности и почтенности".
Тупица
Это уж про меня, с вашего соизволения. Я и есть Энтони Тупица.
Король
"Что же касается Жакнеты, ибо так зовется вместилище слабости, застигнутое мною в обществе вышепоименованного деревенщины, то я задержал ее у себя, как вместилище для ярости твоих законов, и при малейшем указании твоего пресветлого величества представлю ее пред судилище. Прими выражение совершенной преданности и всесожигающего сознания долга
от твоего
дона Адриано де Армадо".
Бирон
Это не так хорошо, как я ожидал, но лучше всего, что мне доводилось слышать.
Король
О да, лучшее из наихудшего. Ну, любезный, что вы на это скажете?
Башка
Ваше величество, насчет бабенки - сознаюсь.
Король
Вы разве не слышали того, что было объявлено?
Башка
Честное слово, я так усердно это слушал, что все и прослушал.
Король
Ведь было же объявлено: год тюрьмы тому, кто будет иметь дело с женщиной.
Башка
Да я с женщинами дела не имел. Я имел дело с барышней.
Король
Ну и что же? Объявление касалось и барышень.
Башка
Да она вовсе не барышня. Она девственница.
Король
Это ничего не меняет. Объявление относилось и к девственницам.
Башка
Ну, если так, то я отрицаю за ней девственность. Я имел дело просто с девушкой.
Король
Эта девушка, сударь, вам ни в чем не поможет.
Башка
Эта девушка, государь, мне кое в чем поможет.
Король
Вот вам мой приговор, сударь: вы будете неделю поститься на воде и мякине.
Башка
Я предпочел бы целый месяц молиться на похлебке и жарком.
Король
И дон Армадо будет вашим стражем.
Бирон, к нему Башку препроводите.
Идемте ж, господа, осуществлять
Все то, в чем мы друг другу клятву дали.
Король, Дюмен и Лонгвиль уходят.
Бирон
Я голову поставлю против шляпы,
Что посмеется жизнь над их затеей.
Идем, мошенник.
Башка
Я страдаю из-за честности, сударь. Ведь, по чести говоря, я имел дело с Жакнетой, а она - честная девушка. Поэтому - добро пожаловать, горькая чаша благополучия. Будет день, и печаль вновь улыбнется мне, а до тех пор сиди здесь, скорбь!
Уходят.
СЦЕНА 2
Там же.
Входят Армадо и его паж Мотылек.
Армадо
Мальчик, в чем выражается меланхолия великого духом человека?
Мотылек
Главным образом в том, что у него грустный вид.
Армадо
Но разве грусть и меланхолия - не одно и то же, дорогое дитя?
Мотылек
Нет, нет, сударь! Что вы, совсем нет!
Армадо
В чем же ты усматриваешь различие меж ними, нежный юноша?
Мотылек
В их внутреннем проявлении, загрубелый старец.
Армадо
Почему "старец"? Почему "загрубелый"?
Мотылек
Почему "нежный"? Почему "юноша"?
Армадо
Я назвал тебя "нежным юношей", потому что эпитет этот соотносится с твоим юным возрастом, который можно именовать нежным.
Мотылек
А я вас - "загрубелым старцем", потому что название это соотносится с вашим пожилым возрастом, который можно именовать загрубелым.
Армадо
Мило и метко.
Мотылек
Что вы имеете в виду, сударь? Что я мил, а слова мои метки, или что я меток, а слова мои милы.
Армадо
Ты мил, ибо мал.
Мотылек
Значит, я мало мил, ибо мал. А почему меток?
Армадо
Потому меток, что изворотлив.
Мотылек
Хозяин, это вы в похвалу мне говорите?
Армадо
Да, в соответствующую твоим заслугам похвалу.
Мотылек
Я бы такой же похвалой и угря похвалил.
Армадо
Как, разве угорь находчив?
Мотылек
Угорь изворотлив.
Армадо
Я хочу сказать, что ты изворотлив в ответах. У меня от них кровь закипает.
Мотылек
Вот я и получил ответ.
Армадо
Я не люблю, когда мне перечат.
Мотылек
(в сторону)
Не любишь, когда перечат, - не говори другим поперек!
Армадо
Я дал обещание пробыть три года в ученье вместе с королем.
Мотылек
Да вы и за час всему научиться сумеете, сударь.
Армадо
Это немыслимо.
Мотылек
Сколько будет трижды один?
Армадо
Я не силен в счете. Это дело буфетчика.
Мотылек
А вы, сударь, дворянин и игрок.
Армадо
Сознаюсь и в том и в другом. Оба эти качества необходимы воспитанному человеку.
Мотылек
Ну, значит, вы знаете, сколько составят в сумме туз и двойка.
Армадо
Их сумма на одно очко больше, чем два.
Мотылек
То, что в просторечье называется "три"?
Армадо
Верно.
Мотылек
Видите, как спорится у вас ученье. Вы три раза глазом моргнуть не успели, а уж дошли до трех. К слову "три" легко прибавить "года", - вот и свелись три года ученья к двум словам. Это и ученая лошадь на ярмарке вам сосчитает.
Армадо
Тонко рассчитано.
Мотылек
(в сторону)
Еще бы, если в итоге выходит, что ты нуль.
Армадо
Засим должен я сознаться, что влюблен. И насколько низок влюбленный воин, настолько же низко происхождение женщины, в которую я влюблен. Если бы, обнажив свой меч против любовного недуга, мог я избавиться от греховных помыслов о ней, я бы взял в плен свое вожделение и отдал бы его какому-нибудь французскому придворному в обмен на новоизобретенную любезность. Я презираю вздыхателей и мог бы, думается, устрашить Купидона. Утешь меня, мальчик, поведай, кто из великих людей был влюблен.
Мотылек
Геркулес, хозяин.
Армадо
Сладчайший Геркулес! - Побольше знаменитых примеров, дорогой мальчик, побольше имен; и пусть, милое дитя мое, принадлежат они людям с положением и весом.
Мотылек
Самсон, хозяин; он-то уж был человек с весом, с большим весом, потому что весьма весомые городские ворота мог на плечах унести. Он тоже был влюблен.
Армадо
О плотно сбитый Самсон! О прочно сшитый Самсон! Я превосхожу тебя в искусстве владения рапирой, как ты меня - в искусстве ношения ворот. И я тоже влюблен. В кого был влюблен Самсон, мой дорогой мальчик?
Мотылек
В женщину, хозяин.
Армадо
Какого темперамента?
Мотылек
Всех четырех, или трех, или двух, или одного из четырех.
Армадо
Определи мне точнее ее темперамент.
Мотылек
Зеленый, цвета морской воды, сударь.
Армадо
Да разве есть такой темперамент?
Мотылек
Судя по тому, что я читал, это самый лучший из всех.
Армадо
Конечно, зеленый цвет означает любовь, но, по-моему, Самсону не стоило выбирать себе возлюбленную зеленого цвета. Наверно, он полюбил ее за ум.
Мотылек
Так оно и есть, сударь. У нее был ум зеленого цвета.
Армадо
У меня же возлюбленная совершенно непорочного белого и алого цвета.
Мотылек
Сударь, под таким цветом и скрываются довольно порочные мысли.
Армадо
Объясни, объясни, образованный отрок.
Мотылек
Да помогут мне ум моего отца и красноречие матери!
Армадо
Какое звучное воззвание в устах младенца! Очень мило и патетично.
Мотылек
Где с белым цветом алый слит,
Там спрятан грех под маску:
Ведь щеки женщин страх белит,
А стыд бросает в краску.
И где тут стыд, и где тут страх
Уразумей, поди ты;
Ведь от рожденья на щеках
У них два цвета слиты.
Довольно опасные стихи, хозяин, насчет белого и алого цвета.
Армадо
Мальчик, разве нет баллады про короля и нищенку?
Мотылек
Был грех: наши прадеды сочинили такую балладу, но теперь ее, кажется, нигде не услышишь, а если и услышишь, то слова и напев ни на что не годны.
Армадо
Я хотел бы заново обработать этот сюжет, дабы заблуждения моего чувства были освящены каким-нибудь авторитетным примером. Мальчик, я влюблен в юную поселянку, которую застиг в парке с этим человекоподобным животным Башкой. Она вполне достойна...
Мотылек
...порки и уж во всяком случае любовника получше, чем мой хозяин.
Армадо
Спой, мальчик! У меня на душе тяжело от влюбленности.
Мотылек
Это странно, потому что любите вы женщину довольно-таки легковесную.
Армадо
Спой, прошу тебя.
Мотылек
Дайте пройти этой компании.
Входят Тупица, Башка и Жакнета.
Тупица
Сударь, король соблаговолил поручить вам надзор за Башкой. Вы не должны ему мирволить, но и притеснять его не следует. Нужно только присматривать, чтоб он постился три дня в неделю. А эту девицу мне приказано держать в парке. Пусть послужит коровницей. Мое почтенье.
Армадо
Я выдаю себя румянцем. - Девушка!
Жакнета
Мужчина!
Армадо
Я навещу тебя в коровнике.
Жакнета
До этого далеко.
Армадо
Я знаю туда дорогу.
Жакнета
Скажите, какой ученый!
Армадо
Я расскажу тебе чудесные вещи.
Жакнета
С такой-то наружностью?
Армадо
Я люблю тебя.
Жакнета
Старые песни.
Армадо
Итак, до встречи.
Жакнета
Ветер вам в корму!
Тупица
Пошли, Жакнета, поторапливайся.
Тупица и Жакнета уходят.
Армадо
Презренный, ты будешь поститься за свои проступки, пока ни заслужишь прощения.
Башка
Слушаюсь, сударь. Надеюсь, что смогу делать это с полным желудком.
Армадо
Расплата с тобой будет тяжелою.
Башка
Ну, значит, я буду вам более признателен, чем ваши слуги, с которыми вы расплачиваетесь куда легковеснее.
Армадо
Увести этого негодяя и заточить!
Мотылек
Идем, строптивый раб! Живо!
Башка
Не велите меня запирать, сударь. Я предпочитаю поститься на воле.
Мотылек
Ну нет, сударь. Кто же по своей воле на хлеб и воду сядет. Тебя посадят в тюрьму.
Башка
Ладно. Но если я вновь увижу веселые дни моей печали, которые я видел, то кое-кто увидит...
Мотылек
Что увидит?
Башка
Ничего особенного, господин Мотылек. Увидит только то, что увидит. Узнику не годится быть слишком скупым на слова, поэтому я ничего и не скажу. Слава богу, терпенья у меня поменьше, чем у других, поэтому я и могу быть спокоен.
Мотылек и Башка уходят.
Армадо
Я обожаю даже почву, сей низкий предмет, который попирает ее башмак, предмет еще более низкий и приводимый в движение ее ногой, предметом самым низким. Полюбив, я делаюсь клятвопреступником, а это первейший признак лживости. Между тем не бывает истинной любви там, где к ней примешана лживость. Любовь - домовой, любовь - дьявол, любовь - самый злой из всех злых духов. Тем не менее она искусила Самсона, а ведь он обладал несравненной мощью; она соблазнила Соломона, а ведь он был отменно мудр. Перед стрелой Купидона не устояла палица Геркулеса; тем более - это неравное оружие для рапиры испанца. Первый и второй поводы для картеля мне не подходят: passado {Удар, выпад - фехтовальный термин. (Слегка искаженное итал. passata.)} Купидон пренебрегает, на duello {Дуэль. (Итал.)} не обращает внимания. Мы, мужи, оскорбляем его, именуя мальчиком, а он торжествует, покоряя нас, мужей. Прощай, мужество! Ржавей, клинок! Умолкни, барабан! Повелитель ваш влюблен. Да, он любит! Приди мне на помощь, гений импровизации. Я, вне всякого сомнения, примусь сочинять сонеты. Изощряйся, ум! Строчи, перо! Я расположен заполнить целые фолианты!
(Уходит.)
АКТ II
СЦЕНА 1
Там же.
Входят французская принцесса, Розалина, Мария,
Катерина, Бойе, вельможи и слуги.
Бойе
Должны, принцесса, вы на помощь ныне
Призвать всю ясность духа своего.
Подумайте, кого, к кому, зачем
Сюда послал король, родитель ваш!
Вам, столь высокочтимой повсеместно,
Он поручил вести переговоры
С тем, кто один владеет всем, что мы
В мужах считать привыкли совершенством,
С Наваррцем несравненным. Речь идет
О целой Аквитании, стране,
Достойной стать приданым королеве.
Так расточайте ж то очарованье,
Тот дар прелестный, коим вашу прелесть
Природа одарила, расточив
Его на вас в ущерб всем остальным.
Принцесса
Хоть красота моя невелика,
Не нужно ей таких похвал цветистых.
Оценку красоте дают глаза
Того, кто пожелал купить ее,
А не язык хвастливый продавца.
И, внемля вам, я менее горда,
Чем сами вы в стремлении прослыть
За острослова вашим восхваленьем.
Но с человеком дела - ближе к делу!
Бойе, известно вам, - молва об этом
Шумит повсюду, - что король Наварры
Решил три года посвятить наукам,
Не допуская женщин в свой приют.
Поэтому нам не мешает, раньше
Чем постучать в запретные ворота,
Знать мненье короля на этот счет.
И вам ввиду достоинств ваших быть
Ходатаем за нас мы поручаем.
Скажите их величеству, что с ним
По делу неотложному хотела б
Увидеться французская принцесса.
Итак, спешите. Мы же будем здесь
Смиренно ждать монаршего решенья.
Бойе
Гордясь доверьем, в путь я рад пуститься.
(Уходит.)
Принцесса
Кто горд, тот рад возможности гордиться.
Скажите, господа, кто дал обет
Подвижничества вместе с королем?
Первый вельможа
Лонгвиль, к примеру.
Принцесса
Вы знакомы с ним?
Мария
Он мне знаком. Когда лорд Перигор
С прелестной дочкой Джека Фоконбриджа
В Нормандии свою справляли свадьбу,
Мне довелось увидеть там Лонгвиля.
Он - человек достоинств самых редких:
В искусствах сведущ, на войне прославлен.
За что б ни взялся, сделать все сумеет.
Блеск доблести его одним запятнан.
Коль может быть на доблести пятно:
В нем ум остер, и воля беспощадна.
Готов он срезать каждого, а тем,
Над кем шутить он волен, нет пощады.
Принцесса
Как видно, он к насмешкам страсть питает?
Мария
Да, каждый, с кем знаком он, так считает.
Принцесса
Ум скороспелый быстро отцветает.
Кто ж остальные?
Катерина
Есть между ними юноша, Дюмен,
За добродетели любимый каждым,
Кто любит добродетель. Делать зло
Тем меньше хочет он, чем больше может.
Ума в нем хватит, чтоб украсить все,
Что чуждо красоте; а красоты
Чтоб даже без ума казаться милым.
У д'Алансона в герцогском дворце
Его видала я. Но слишком бледен
Мой отзыв о достоинствах его.
Розалина
Еще один затворник здешний был
С Дюменом там. Коль я не ошибаюсь,
Его зовут Бироном. Столь веселых
(Конечно, в рамках должного приличья)
Людей еще нигде я не встречала.
Уму его находит пищу зренье:
На что ни взглянет он, во всем находит
Предлог для шутки тонкой и пристойной,
Которую язык его умеет
Передавать таким изящным слогом,
Что слушать даже старикам приятно,
А молодежь приходит в восхищенье,
Внемля его изысканной беседе.
Принцесса
Спаси нас бог! Все фрейлины влюбились,
Судя по красноречию, с которым
Они хвалой свой выбор осыпают.
Первый вельможа
Вот и Бойе.
Возвращается Бойе.
Принцесса
Ну, что решил король?
Бойе
Наваррец знает о приезде вашем.
И он и все сподвижники его
Еще до моего приезда встретить
Готовы были вас. Но предпочел бы
Король, чтоб в поле вы остановились,
Как будто замок осадить решили,
И не пришлось ему обет нарушить,
Вас во дворце безлюдном принимая.
Да вот и сам он.
Принцесса и ее спутницы надевают маски. Входят король, Лонгвиль,
Дюмен, Бирон и приближенные.
Король
Прекрасная принцесса, будьте гостьей!
Принцесса
"Прекрасную" я вам возвращаю обратно, а гостьей еще не стала. Это не ваш дворец, потому что кровля здесь чересчур высока для вас, а быть гостьей в чистом поле - чересчур низко для меня.
Король
Принцесса, будьте гостьей при дворе.
Принцесса
На это соглашаюсь я. Идемте.
Король
Постойте. Дал обет я перед богом...
Принцесса
Бог да поможет вам его нарушить.
Король
Обет не преступлю я своевольно.
Принцесса
Преступите, и по своей же воле.
Король
Принцесса, вам неведомо, в чем дело.
Принцесса
Мудрее чуждый мудрости невежда,
Чем алчущий невежества мудрец.
Давать обет подобный - смертный грех,
И нарушать - не лучше.
Но извинить прошу за откровенность
Ученого учить не смею я.
Прочтите здесь изложенную просьбу
И на нее с ответом поспешите.
(Подает королю свиток.)
Король
Отвечу я, но в спешке нужды нет.
Принцесса
Уеду я, лишь получу ответ,
Чтоб не пришлось вам нарушать обет.
Бирон
Не с вами ль танцевали мы в Брабанте?
Розалина
Не с вами ль танцевали мы в Брабанте?
Бирон
Уверен в этом.
Розалина
А к чему ж тогда
Вопрос подобный?
Бирон
На ответ вы скоры.
Розалина
Но вы мой ум пришпорили вопросом.
Бирон
Ваш ум - как конь. Галоп его запалит.
Розалина
Но раньше седока с седла он свалит.
Бирон
Не знаете ль, который час?
Розалина
Да тот,
Когда дурак вопросы задает.
Бирон
Пусть вашей маске счастья бог пошлет!
Розалина
Не маске, а лицу, - я полагаю.
Бирон
Поклонников побольше вам желаю.
Розалина
Аминь. Без вас найду.
Бирон
Что ж делать! Отойду.
Король
Принцесса, ваш родитель извещает,
Что мне вернул уже сто тысяч крон,
А это половина лишь того,
Что мой отец ссудил ему на войны.
Но если б даже я иль мой отец
Их получили (что отнюдь не так),
Сто тысяч остаются, - и за них
В залог нам Аквитания дана,
Хотя она не стоит этой суммы.
Когда бы ваш отец мне уплатил
Оставшуюся половину долга,
Ему я Аквитанию вернул бы
И с ним вступил бы в дружбу и союз.
Но, кажется, он к этому не склонен.
В письме он предлагает дать ему
Еще сто тысяч крон и обещает
По выплате указанных ста тысяч
От прав на Аквитанию отречься,
Хоть мне приятней было б получить
Моим отцом одолженные деньги,
Чем эту истощенную страну.
Не будь столь безрассудны предложенья,
Я изъявил бы, вопреки рассудку,
На них согласье, чтобы вы, принцесса,
Могли уехать удовлетворенной.
Принцесса
Черните вы и моего отца
И ваше уважаемое имя,
Упорно отрицая полученье
Того, что вам уплачено исправно.
Король
Клянусь, впервые слышу. Докажите
Мне это, и верну я вам сто тысяч
Иль Аквитанию.
Принцесса
Ловлю на слове.
Бойе, вручите королю расписку,
Которой казначей его отца
Уплату подтверждает.
Король
Я прошу вас.
Бойе
Простите, государь, еще не прибыл
Из Франции пакет с распиской вашей,
Но будет завтра мною вам представлен.
Король
Надеюсь я, что, рассмотрев ее,
Пойду на все разумные уступки.
Теперь согласье дайте на прием,
Который, чести не пятная, честь
Окажет вам, достойная принцесса.
Хотя нельзя вам в мой дворец вступить,
Вас в парке примут так, что вы поймете,
Какое место вам я в сердце дал,
Не оказав гостеприимства в доме.
Ваш благородный ум простит меня.
Прощайте! Завтра вас я навещу.
Принцесса
Пускай во всем ждет вас преуспеянье!
Король
Желаю, чтоб сбылись твои желанья!
(Уходит.)
Бирон
Сударыня, я хотел бы предоставить вашему вниманию мое сердце.
Розалина
Сделайте одолжение, предоставьте. Интересно на него взглянуть.
Бирон
Мне хочется, чтобы вы услышали его стоны.
Розалина
Глупышка болен?
Бирон
Сердечною болезнью.
Розалина
Так сделайте ему кровопусканье.
Бирон
Поможет ли такое врачеванье?
Розалина
Как врач, отвечу: "Попытаться стоит".
Бирон
Так пусть ваш взор его пронзит и вскроет.
Розалина
Я и ножом могу его вспороть.
Бирон
Ну нет, пошли вам много лет господь.
Розалина
А вам дай бог не слишком долго жить.
Бирон
За это трудно вас благодарить!
(Отходит в сторону.)
Дюмен
Кто эта дама там, - узнать бы я не прочь.
Бойе
То - Катерина, д'Алансона дочь.
Дюмен
Она прекрасна. До свиданья, сударь.
(Уходит.)
Лонгвиль
Вон, сударь, особа вся в белом. Кто это?
Бойе
Чтоб даму узнать в ней, - довольно тут света.
Лонгвиль
Да, вид у ней светский. А как ее звать?
Бойе
Все так же, как в детстве звала ее мать.
Лонгвиль
Но кто ее отец?
Бойе
Мужчина, как известно.
Лонгвиль
Насмешка неуместна!
Бойе
Прошу вас, успокойтесь!
Она - дочь Фоконбриджа.
Лонгвиль
Отходчив я, не бойтесь.
Прелестнейшая дама!
Бойе
Что ж, я согласен с вами.
Лонгвиль уходит.
Бирон
А та, что в шляпе, кто?
Бойе
Розалина. А что?
Бирон
Кого в мужья ей прочат?
Бойе
Кого сама захочет.
Бирон
Прощайте, сударь. До свиданья.
Бойе
Свиданье - вам, а мне - прощанье.
Бирон уходит. Дамы снимают маски.
Мария
Последним уходил Бирон, остряк известный.
Он вечно с новой шуткой.
Бойе
И вечно - с неуместной.
Принцесса
Вы острастку ему дали с ловкостью лестной.
Бойе
А ведь тоже не промах в дуэли словесной!
Мария
Прямо бой двух баронов.
Бойе
Баранов, верней:
Коль лужайка - ваш рот, попасусь я на ней.
Мария
Мало чести сравнение делает вам.
Бойе
Хорошо здесь пастись!
(Хочет ее поцеловать.)
Мария
Да не всяким скотам:
Частный выгон мой рот - не общинное поле.
Бойе
Кто ж владелец его?
Мария
Я да божия воля.
Принцесса
Неуместна война остроумия боле.
Лучше б тратили вы залпы шуток отборных
На Наваррца и слишком ученых придворных.
Бойе
Насколько я вижу, - а это уменье
Во взорах читать красноречье волненья
Меня не обманет, - король заражен.
Принцесса
Но чем?
Бойе
Знакомой болезнью: он просто влюблен.
Принцесса
А где доказательства?
Бойе
Он замер. Из тела ушедшая сила
Желаньем дворцы его глаз озарила,
А сердце, печать, на которой ваш лик
Свой оттиск прекрасный оставил в тот миг,
Так формой своей возгордилось отныне,
Что их преисполнило блеском гордыни.
Язык запинался, сердясь, что во взгляд
Преобразоваться слова не спешат.
Все чувства пытались со зрением слиться,
Стремясь красотой из красот насладиться,
И были сокрыты в сиянии глаз,
Как будто в хрустальной шкатулке алмаз,
Где камень такою игрой ослепляет,
Что каждый купить его страстно желает.
Так жадно вам в очи он взоры вперял,
Что в книге лица на полях я читал:
"Бери Аквитанию. Все уступлю я,
Лишь дай мне вкусить твоего поцелуя".
Принцесса
Пойдемте в шатер мой. Бойе в настроенье...
Бойе
Лишь высказать то, что увидело зренье.
Очей королевских безмолвную речь
Язык мой сумеет словами облечь.
Розалина
В грех может столь опытный сводник вовлечь!
Мария
Еще б! В волокитстве Бойе искушен:
Приходится внуком ему Купидон.
Розалина
Ну, значит, лишь в мать уродилась Венера,
Поскольку отец безобразен сверх меры.
Бойе
Послушайте...
Мария
Нет.
Бойе
Вы же видите сами...
Розалина
Что время уйти нам.
Бойе
Не сладить мне с вами!
Уходят.
АКТ III
СЦЕНА 1
Там же.
Входят Армадо и Мотылек.
Армадо
Спой, мальчик. Воспламени мой слух.
Мотылек
(поет)
Ля-ре-ми-ля.
Армадо
Прелестный напев! - Нежный цвет юности, возьми этот ключ, ступай освободи мужлана и незамедлительно доставь его сюда. Я хочу через его посредство направить письмо к моей возлюбленной.
Мотылек
Хозяин, а вы не пробовали воздействовать на нее по-французски?
Армадо
Что ты под этим разумеешь? Объясняться с ней по-французски?
Мотылек
О нет, досточтимый хозяин. Вам нужно только насвистывать джигу языком и выделывать ногами канарийские коленца, вращая при этом глазами, вздыхая и вообще издавая разные звуки то горлом, словно вы влюбленно давитесь любовными словами, то носом, словно вы влюбленно вдыхаете любовный запах; шляпу надвинуть на глаза, как навес на окна лавки; руки скрестить на вашем обвислом камзоле, как кролик лапки на вертеле, или засунуть в карманы, как рисовали на старинных портретах. И не задерживаться слишком долго на одном и том же: сделал, - и за другое. Этими приемами, этими хитростями и ловят милых женщин, а уж они только и ждут, чтоб их поймали. Таким-то образом мужчины - оцените мои слова! - и нагоняют себе цену.
Армадо
Как ты приобрел такую опытность?
Мотылек
Имея на грош наблюдательности.
Армадо
"О стыд! О стыд!"
Мотылек
"...Конек-скакунок позабыт!"
Армадо
Уж не мою ли возлюбленную ты к коньку-скакунку приравниваешь?
Мотылек
Нет, хозяин. Конек-скакунок - жеребчик, а ваша возлюбленная - кобылка, да, наверно, еще и заезженная. Но разве вы позабыли вашу возлюбленную?
Армадо
Почти что.
Мотылек
Какая нерадивость! Вы должны бы знать ее на память.
Армадо
Да, на память, храня ее образ на сердце и в сердце.
Мотылек
И вне сердца, хозяин. Все эти три положения я берусь доказать.
Армадо
Что же ты докажешь?
Мотылек
Умереть мне на месте, если я не докажу своей правоты, и притом - мигом. Возлюбленная у вас на сердце потому, что вы не можете на нее наглядеться; в сердце - потому, что вы влюблены в нее; вне сердца - потому, что, будучи для вас недосягаемой, она не может удовлетворить ваши желания.
Армадо
Все три положения ко мне подходят.
Мотылек
Да будь их хоть трижды три, из них все равно ничего не выйдет.
Армадо
Приведи сюда мужлана. Я хочу послать его с письмом.
Мотылек
Удачный выбор: лошадь для осла самый подходящий посол.
Армадо
Что? Как ты сказал?
Мотылек
Видите ли, сударь, вам следовало бы послать этого осла на лошади, потому что он изрядный тихоход. Но я иду.
Армадо
Дорога не длинна. Поспешай!
Мотылек
Быстрее свинца, сударь.
Армадо
Что это значит, любезный мой выдумщик?
Свинец ведь тяжкий, грузный, медлительный предмет.
Мотылек
Minime {Менее всего. (Лат.)}, мой хозяин; мне кажется, что нет.
Армадо
Свинец - не скор.
Мотылек
Но слишком поспешен ваш ответ.
Свинец-то разве медлит, когда летит из пушки?
Армадо
О, перл риторики!
Ты - бомба, раз я - пушка. И выпалить собрался
В мужлана я тобою.
Мотылек
Ну, залп! И я помчался.
(Уходит.)
Армадо
Остер речистый отрок не по летам порою.
Теперь тебе, о небо, я грусть свою открою
И мужество отброшу, чтоб повздыхать с тоскою.
Но вот и мой посланец.
Возвращается Мотылек с Башкой.
Мотылек
Беда: Башке лодыжку, хозяин, вправить надо.
Армадо
Начни с п_о_с_ы_л_а, бросив загадки и шарады.
Башка
Вот именно: очень мне гадко, и отрады никакой нет. И не получал я, сударь, ни посыла, ни посылки. Ох, сударь! Одно горе! Горе горькое! Не п_о_с_ы_л, не посылка, а горе!
Армадо
Клянусь честью, как ни крепись, а рассмеешься. Его тупость разгоняет мою меланхолию. Движение моих легких вызывает у меня неподобающую мне улыбку. О, простите меня, светила небесные! Этот недоумок путает п_о_с_ы_л с посылкой и посылку с п_о_с_ы_л_о_м!
Мотылек
А разве умник не сделает того же: п_о_с_ы_л или посылка - не все ли равно?
Армадо
Нет, паж! П_о_с_ы_л - концовка иль вывод, придающий
Отчетливость и ясность всей речи предыдущей.
Например:
Лиса, мартышка, шмель втроем
Не могут четным быть числом.
Это - д_а_н_н_о_е. Теперь - п_о_с_ы_л.
Мотылек Повторите-ка д_а_н_н_о_е. Я сам сделаю п_о_с_ы_л.
Армадо
Лиса, мартышка, шмель втроем
Не могут четным быть числом.
Мотылек
Но если гусь к ним подойдет,
То нечет превратится в чет.
Теперь я начну сданного, а вы прибавьте п_о_с_ы_л.
Лиса, мартышка, шмель втроем
Не могут четным быть числом.
Армадо
Но если гусь к ним подойдет,
То нечет превратится в чет.
Мотылек
Отличный п_о_с_ы_л в виде гуся! Чего еще душе желать?
Башка
И вовремя же парень гуся приплел, клянусь!
Удачна сделка, сударь, когда упитан гусь.
На рынке этот малый обманет все и вся
И для посыла купит вам жирного гуся.
Армадо
Постой! В чем было дело, когда я в спор вступил?
Мотылек
Башке лодыжку, сударь, я вправить предложил,
А вам посыл был нужен.
Башка
Тут охнул я, а парень, придумав свой посыл,
На данное ответил и вам гуся всучил.
Тем торг и был закончен.
Армадо
Но скажи на милость, каким же это образом у Башки повреждена лодыжка?
Мотылек
Извольте, я расскажу об этом с чувством.
Башка
Да нет, ты не сумеешь, так как сам-то этого не почувствовал.
Лучше уж я расскажу об этом в виде посыла:
К вам я, Башка, пустился бежать, не чуя ног,
Но вывихнул лодыжку, споткнувшись о порог.
Армадо
Ну, хватит разговаривать об этой материи.
Башка
Покуда из распухшей лодыжки не вытечет вся материя.
Армадо
Слушай, Башка, я решил позволить тебе раскрепоститься.
Башка
Да, поститься мне не очень-то по душе: я больше люблю гусиные посылы.
Армадо
Клянусь моей нежной душой, я хотел сказать, что возвращаю тебе свободу, выпускаю тебя на волю, ибо ты пребывал в заключении, в темнице, в тюрьме, под запором.
Башка
Так, так, а вы, значит, будете вроде слабительного при моем запоре?
Армадо
Я дарую тебе свободу, отпускаю тебя на волю и взамен этого ставлю одно условие: передай поселянке Жакнете этот знак внимания. (Дает ему письмо.) А вот тебе репарация (дает ему деньги), ибо главная гарантия моего высокого достоинства в том, что я гарантирую вознаграждение моим подчиненным. Мотылек, следуй за мной. (Уходит.)
Мотылек
Как день вослед за ночью. Прощай, Башка почтенный!
Башка
О, лакомый кусочек! Лукавства перл бесценный!
Мотылек уходит.
А теперь посмотрим, что это еще за репарация. Репарация! Да это латинское слово означает всего-навсего три гроша. Три гроша - репарация. "Сколько стоит эта лента?" - "Три гроша". - "Нет, я заплачу вам репарацию". Вот это да! Репарация-то звучит внушительнее, чем французская крона. Никогда не буду ни покупать, ни продавать без этого слова.
Входит Бирон.
Бирон
А, милейший Башка! Вот кстати я с тобой встретился.
Башка
Скажите, пожалуйста, сударь, сколько лент тельного цвета можно купить на репарацию?
Бирон
А что такое репарация?
Башка
Осмелюсь доложить, сударь, три гроша.
Бирон
Значит, и купить можно на три гроша.
Башка
Покорно благодарен, ваша милость. Имею честь кланяться.
Бирон
Стой, малый! Порученье есть,
И ты его исполнишь, если хочешь
Мое благоволенье заслужить.
Башка
А когда его нужно исполнить?
Бирон
Сегодня днем.
Башка
Слушаюсь, сударь, будет исполнено. До свиданья.
Бирон
Но ты же не знаешь, в чем оно заключается.
Башка
Исполню, так узнаю.
Бирон
Брось дурачиться, мошенник! Нужно раньше знать, в чем дело.
Башка
Вот я и приду к вашей милости завтра утром пораньше.
Бирон
Нет, это надо сделать сегодня же. Слушай, поручение состоит в следующем:
Сюда придет охотиться принцесса.
С ней будет благородная девица,
Чье имя Розалина. Нет на свете
Имен нежнее! Ты ее отыщешь
И в руки белоснежные ей вложишь
Вот эту запечатанную тайну.
Возьми свой гонорарий и ступай.
(Дает ему шиллинг.)
Башка
Гонорарий? Очень приятный гонорарий. Лучше, чем репарация. На целых одиннадцать пенсов и один грош лучше. Очень-очень приятный гонорарий. Все сделаю, сударь, как по писаному. Гонорарий! Репарация! (Уходит.)
Бирон
Как? Я на самом деле влюблен? Я, который всегда был бичом любви.
Гонителем заядлым томных вздохов,
Их критиком, суровым полицейским,
Я, кто был строже, чем педант-учитель
Со школьником, с мальчишкой Купидоном!
Слепой, плаксивый, своенравный мальчик,
Дитя и старец, карлик и гигант,
Правитель рифм, властитель рук сплетенных,
Помазанник унылых воздыханий,
Король разочарованных лентяев,
Владыка юбок и монарх штанов,
Ты - император и верховный вождь
Прелюбодеев. Как я слаб душою!
Мне ль быть капралом в армии твоей
И, как шуту, цвета твои носить?
Что? Я влюблен? 3а женщиной охочусь?
Она ж непостоянней, ненадежней,
Капризней, чем немецкие часы,
Которые всегда неверно ходят,
Как ни трудись ухаживать за ними.
Но худшее - в том, что обет нарушил
И худшую из трех я полюбил:
Белесую, бровастую бабенку
С шарами смоляными вместо глаз.
Клянусь, ее от блуда не удержишь,
Хоть Аргуса поставь над нею стражем.
А я по ней томлюсь! Молю ее!
Из-за нее не сплю! Наверно, мне,
Презревшему могущество его,
Мстит всемогущий крошка Купидон.
Что ж! Вздохи, письма, просьбы пустим в ход;
Ведь любишь ту, кого судьба пошлет.
(Уходит.)
АКТ IV
СЦЕНА 1
Там же.
Входят принцесса со свитой, Розалина, Мария, Катерина,
Бойе и лесничий.
Принцесса
Кто там коня пришпоривал так рьяно,
На холм взлетая? Это был король?
Бойе
Не знаю, но сдается, что не он.
Принцесса
Кем бы он ни был, дух его высок.
Ну, господа, покончив с делом нынче,
В субботу мы во Францию уедем.
Эй, друг-лесничий, укажи нам чащу,
Где мы могли б в убийство поиграть.
Лесничий
Пройдемте на опушку этой рощи
Там самая прекрасная охота.
Принцесса
Прекрасна я, и страсть моя - охота.
Не потому ль, все это сопоставив,
Ты мне сулишь прекрасную охоту?
Лесничий
Простите, я не то в виду имел.
Принцесса
Как? Ты хвалу обратно взять посмел?
Увы! Недолго ж слава тешит нас!
Лесничий
Прекрасны вы.
Принцесса
Не льсти на этот раз.
Прекрасной я не стану от прикрас.
Возьми-ка мзду, правдивое зерцало.
(Дает ему деньги.)
Дать золотой за брань - отнюдь не мало.
Лесничий
Все дышит в вас одною красотой!
Принцесса
Как? Красоту вернул мне золотой?
Вот где порок, присущий нашим дням:
Хвалить мы склонны тех, кто платит нам.
Ко мне, мой лук! Я доброты полна,
Но, раз охочусь, злою быть должна.
Нет, на охоте не грозит мне срам:
Сошлюсь на жалость, если промах дам,
И объясню, попав, что не убить
Хотелось мне, а ловкость проявить.
Вот так порой, и в этом нет сомненья,
Кичливость порождает преступленья.
Меняем мы на почести и лесть
То лучшее, что в нашем сердце есть.
И лань я из тщеславия убью,
Хоть к ней ни капли злобы не таю.
Бойе
Не то же ль чувство воодушевляет
Ту дрянь-жену, которая желает
Себя над мужем госпожой поставить?
Принцесса
О да, тщеславье. И должны мы славить
Жен, спесь с господ своих сумевших сбавить.
Входит Башка.
Но вот один из королевской братьи.
Башка
Добрый день всей компании. Скажите на милость, где здесь дама, которая всем голова?
Принцесса
А разве ты, приятель, сам не можешь догадаться: ведь у остальных-то нет голов.
Башка
Кто здесь самая набольшая, самая высокая?
Принцесса
То есть самая толстая и самая длинная?
Башка
Кто толще и длинней всех прочих? Ваша правда.
Ваш стан, будь он так тонок и гибок, как мой разум,
В браслет любой из этих девиц пролез бы разом.
Вы - толще всех и, значит, всем прочим голова?
Принцесса
Чего же ты желаешь?
Башка
Письмо для Розалины Бирон прислал со мною.
Принцесса
Мы с ним друзья, любезный. Письмо сама я вскрою.
Подай его... Дичину, Бойе, вы резать мастер.
Вскрывайте ж птичку.
Бойе
Вам я служить почту за счастье.
Но адрес перепутан посланцем, без сомненья.
Посланье-то - к Жакнете.
Принцесса
Довольно промедленья.
Сверните шею воску и начинайте чтенье.
Бойе
(читает)
"Клянусь небом, несомненно, что ты прекрасна, неоспоримо, что ты красива, истинно, как сама истина, что ты привлекательна. Ты, которая красивее красоты, привлекательней привлекательности, истинней истины, сжалься над твоим героическим вассалом! Доблестный и достославный король Кофетуа обратил взоры свои на пагубную и несомненную нищенку Зенелофон. И он имел полное право сказать: veni, vidi, vici, что в переводе на язык черни о, этот низкий и невнятный язык! - означает, videlicet {Следовательно, то есть. (Лат.)}: пришел, увидел, победил. Пришел - раз, увидел - два, победил - три. Кто пришел? Король. Зачем пришел? Чтоб увидеть. Зачем увидел? Чтобы победить. К кому пришел? К нищенке. Кого увидел? Нищенку. Кого победил? Нищенку. В итоге - победа. На чьей стороне? На стороне короля. Жертва выиграла. На чьей стороне выигрыш? На стороне нищенки. Катастрофа же заключается в браке. С чьей стороны? Со стороны короля? Нет, со стороны обоих в одном или со стороны одного в обоих. Я - король, ибо на это указывает сравнение. Ты - нищенка, ибо об этом свидетельствует твое низкое происхождение. Прикажу ли я тебе любить меня? Мог бы. Прибегну ли для этого к насилию? Сумел бы. Стану ли искать твоей любви? Намереваюсь. Что получишь ты в обмен на отрепья? Наряды. В обмен на убожество? Почести. В обмен на себя? Меня. В ожидании ответа оскверняю мои губы твоими стопами, глаза твоим обликом, сердце - всеми частями твоего тела.
Твой, в глубочайшей готовности к служению пребывающий
дон Адриано де Армадо.
Овечка, слышишь, как Немейский лев
Рычит, свирепо лапой землю роя?
Склонись пред ним, и он смягчит свой гнев,
И с жертвой позабавится игрою.
Но если с ним попробуешь бороться,
Стать пищей для него тебе придется".
Принцесса
Кто мог сложить такое послание в стихах?
Петух самовлюбленный? Иль щеголь-вертопрах?
Бойе
Коль я не ошибаюсь, мне этот слог знаком.
Принцесса
Еще б! Прочесть успели вы подпись под письмом.
Бойе
Письмо писал испанец Армадо, нравом вздорным
Похожий на Монарко и служащий придворным
И королю забавой.
Принцесса
Ответь, приятель, внятно,
Кто дал тебе посланье.
Башка
Мой господин, понятно.
Принцесса
К кому ж ты им отправлен?
Башка
К кому? Известно, к даме.
Принцесса
Кто господин? Кто дама?
Башка
Меня сюда направил мой господин Бирон.
Шлет даме Розалине письмо со мною он.
Принцесса
Ты адресом ошибся. Ну, время нам идти.
(Розалине.)
Письмо еще получишь. Бедняжка, не грусти.
Принцесса со свитой уходит.
Бойе
Кто это в сердце ранен?
Розалина
Ответить вам, друг мой?
Бойе
О чудо совершенства, ответь!
Розалина
Олень лесной.
Вам мой ответ по вкусу?
Бойе
Да, нынче насмерть много зверей рогатых ранят,
Но после вашей свадьбы их втрое больше станет.
А мой ответ по вкусу?
Розалина
Ну, что ж! Теперь мой выстрел.
Бойе
А дичь-то где же ваша?
Розалина
Хотите, так рогами и вам я лоб украшу.
Вам мой ответ по вкусу?
Мария
Не в бровь, а в глаз попал он. Бойе, сдавайтесь.
Бойе
А ей попало ниже. Что? Меток я? Сознайтесь.
Розалина
Насчет твоей меткости я могу сказать стишком, который уже состарился к тому времени, когда король Пипин Французский был еще мальчишкой.
Бойе
А я тебе тоже отвечу песенкой, которая уже состарилась к тому времени, когда королева Джиневра Британская была еще девчонкой.
Розалина
Попасть ты не можешь, не можешь, не можешь,
Не можешь, мой друг дорогой.
Бойе
Пусть я не могу, не могу, не могу,
Но сможет попасть другой.
Башка
Ну и потеха, право! Стрелки, видать, умелы.
Мария
Да, точно в центр мишени они вгоняют стрелы.
Бойе
В мишень? Тогда давайте начертим круг на ней,
Чтоб в бок не угодил я, спеша, стрелой своей.
Мария
Вы цель пробить не в силах: слаба у вас рука.
Башка
А вы б поближе встали - так легче для стрелка.
Бойе
В моей руке нет силы, но есть в руке ее.
Башка
Пусть в круг сама рукою направит острие.
Мария
Фи, мерзость! Вряд ли можно найти язык грязнее!
Башка
Играть в шары вам лучше: в стрельбе не сладить с нею.
Бойе
Я расколоть боюсь их. Эй, филин, честь имею!
Бойе и Мария уходят.
Башка
Клянусь душой моею, он просто грубиян.
Но дамами и мною ему урок был дан.
Ух, до чего ж все ловки. Крепка любая шутка:
На первый взгляд невинна, а непристойна жутко.
Вот, например, Армадо. - Ну, чем не кавалер!
Как вьется возле дамы, ей веер подает,
Целует нежно ручки, пускает клятвы в ход!
А паж его! О боже! Совсем мозгляк на вид,
Зато поди поспорь с ним - троих переострит.
За сценой шум охоты.
Э-гей! Э-гей!
(Убегает.)
СЦЕНА 2
Там же.
Входят Олоферн, отец Натаниэль и Тупица.
Натаниэль
Воистину забава сия достойна уважения, что и могу засвидетельствовать с чистой совестью.
Олоферн
Олень, как вы видели, был sanguis {Кровь. (Лат.)} - хороших кровей, зрелый, как наливное яблоко, которое, подобно рубину, висит и висит в ухе coelum - неба, тверди, небосвода, - а потом вдруг низвергается, как плод дикой яблони, на лик terra - земли, почвы, континента.
Натаниэль
Воистину, господин Олоферн, вы разнообразите эпитеты ваши с приятностью, которой позавидует любой ученый, но смею вас заверить, сударь, что это был козел, еще не менявший первых рогов.
Олоферн
Отец Натаниэль, haud credo {Не верю. (Лат.)}.
Тупица
Да не haud credo это был, а козленок.
Олоферн
Какое невежественное сопоставление! Это прямо инсинуация, сделанная in via - на пути к экспликации, которая имела целью facere {Сделать. (Лат.)} реплику или скорее ostentare - раскрыть ваше намерение с помощью столь неподобающей, неучтивой, невежливой, необдуманной, неуклюжей, вернее, необразованной, или, что еще вернее, вовсе несообразной попытки уподобить мое haud credo оленю.
Тупица
А я говорю, что зверь был не haud credo, а козленок.
Олоферн
Дважды прокипяченная глупость.
О, как твой чудовищный облик, невежество, странен и дик!
Натаниэль
Но он ведь не пробовал меда, что мы извлекаем из книг. Он, смею так выразиться, не ел бумаги и не пил чернил, тая что ум его не получил пищи. Он вроде животного, у которого восприимчивостью обладают только самые грубые органы.
Вид этих бесплодных растений признательность должен внушать.
Нам, людям, которые могут плоды воспитанья вкушать.
Как глупым, болтливым, тщеславным я не в состоянии быть,
Так было б нелепо за книгу подобных невежд засадить.
Но я, говоря omne bene {Все хорошо. (Лат.)}, сошлюсь на старинное мненье:
"Иной, кому по сердцу буря, от ветра приходит в смятенье".
Тупица
Вы оба - ученые люди. Кто мне, господа, назовет,
О ком говорится в загадке: "Четыре недели в тот год,
Как Каин родился, мне было, а пятая - все не идет"?
Олоферн
О Диктине, добрейший Тупица, о Диктине.
Тупица
Это что еще за Диктина?
Натанирль
Это наименование Фебы, Lunae, луны.
Олоферн
Когда Адаму месяц исполнился всего,
Луна была на небе ровесницей его.
Хотя с тех пор он прожил пять раз по двадцать лет,
Луна не постарела: пяти недель ей нет.
От перемены названий соотношение не меняется.
Тупица
Что верно, то верно: от перемены названий сношение не меняется.
Олоферн
Да укрепит твой разум Всевышний. Я говорю: от перемены названий соотношение не меняется.
Тупица
Ну и я говорю, что от перемены названий поношение не меняется. Луне больше месяца отродясь не бывало. А еще я говорю, что олень, застреленный принцессой, был козленком.
Олоферн
Отец Натаниэль, угодно вам выслушать сымпровизированную иной эпитафию на смерть этого животного? Для вящего разумения невежд я именую оленя, которого застрелила принцесса, козлом.
Натаниэль
Perge {Продолжай, валяй. (Лат.)}, почтеннейший Олоферн, perge, но только избегайте, пожалуйста, неблагопристойностей.
Олоферн
Я позволил себе некоторую игру созвучий, ибо это придает стихам легкость.
Принцесса, прелести полна, прицелившись, попала
В козла, который скок козлом в кусты, но меж кустов
Свалился с ног, стрелой сражен. Собачья стая стала
Рвать раны робкой жертвы в кровь, рыча под рев рогов.
Так, зло и всем козлам назло, беззлобному козлу
Принцесса причинила зло, хоть не склонна ко злу.
Натаниэль
Редкая способность!
Тупица (в сторону)
Драть чужие уши. Это он доказал.
Олоферн
Природа дарования, коим я обладаю, очень-очень проста. Ум мой от рождения предрасположен к фантазии, причудливо выражающейся в образах, фигурах, формах, предметах, понятиях, представлениях, порывах и отступлениях. Зачинаются они во чреве памяти, возрастают в лоне pia mater {Мозговая оболочка. (Лат.)} и рождаются на свет с помощью благосклонной случайности. Но дарование расцветает лишь в том, в ком оно достигает остроты. Мне на свое жаловаться не приходится.
Натаниэль
Сударь, я благодарю творца, пославшего нам вас. И мои прихожане тоже. Вы отлично печетесь об их сыновьях, да и дочерям их от вас большая польза. Вы - добрый член нашей общины.
Олоферн
Mehercle! {Клянусь Геркулесом. (Лат.)} Если их сыновья сообразительны, я не обделю их познаниями; если их дочери способны, я приспособлю их к делу. Но vir sapit, qui pauca loquitur {Малоречивый муж мудр. (Лат.)}. Какая-то особа женского пола приветствует нас.
Входят Жакнета и Башка.
Жакнета
Добрый день, наш духовный отец.
Олоферн
"Духовный" - "Дух-овный"! Почти что "дух овна". Кого же вы это подразумеваете?
Башка
Отца Натаниэля, господин учитель. Ведь он больше всех личиком на барана похож.
Олоферн
Овен - баран! Какой проблеск остроумия в этой щепоти праха! Для кремня в нем довольно искры, для свиньи - бисера. Очень мило! Очень удачно!
Жакнета
Отец мой, будьте добры, прочтите мне это письмо. Мне принес его Башка, а прислал дон Армадо. Прошу вас, прочтите, пожалуйста.
Олоферн
"Fauste, precor gelida, quando pecus omne sub umbra ruminat... {"Фауст, прошу тебя - пока весь скот пасется в прохладной тени...". (Лат.)}" и так далее. О, добрый старый Мантуанец! Смею сказать о тебе то же, что путешественники о Венеции:
"Venegia, Venegia,
Chi non te vede, non te pregia".
{"Венеция, Венеция,
кто тебя не видит, не может тебя оценить". (итал.)}
Старый Мантуанец! Старый Мантуанец! Тебя не ценит лишь тот, кто не понимает. До-ре-соль-ля-ми-фа. - Прошу прощения, сударь, каково содержание письма? Или, вернее, как говорит Гораций в своих... каких, то есть, стихах?
Натаниэль
Да, сударь, в стихах и притом очень искусных.
Олоферн
Дайте мне прослушать какую-нибудь строфу, один куплет, один стих. Lege, domine {Читайте, сударь. (Лат.)}.
Натаниэль
"Как клясться мне в любви? Я клятву преступил.
Ах, лишь одной красе мы верность соблюдаем.
Но, изменив себе, тебе я верен был.
Мой дух, сей дуб, тобой, как ветвь лозы, сгибаем.
В тебе наука вся. Твои глаза - родник,
Где можно почерпнуть все радости ученья.
Тот, кто познал тебя, познания достиг;
Тот мудр, чей ум сумел тебе воздать хваленья.
Лишь неуч не придет в восторг перед тобой.
Коль горд я смею быть, горжусь, что обожаю
И пламя глаз твоих, и голос гневный твой,
Который музыкой небесной почитаю.
О неземная, я простить меня молю
За то, что языком земным тебя хвалю".
Олоферн
Вы скандируете небрежно, и поэтому теряется размер. Дайте мне взглянуть на канцонетту... Здесь соблюдено только количество стоп, но изящество, легкость и золотая поэтическая каденция - caret {Отсутствует, не хватает. (Лат.)}. А вот Овидий Назон был мастером в этих делах. За что его назвали Назоном? За то, что он имел нюх на благоуханные цветы воображения, на причуды вымысла. Imitari {Подражать. (Лат.)} - грош цена: и со- бака подражает псарю, обезьяна - хозяину, выезженная лошадь - седоку. Итак, девственная damosella {Девица. (Искаж. франц.)}, письмо адресовано вам?
Жакнета
Так точно, сударь. Оно от Бирона, придворного иноземной принцессы.
Олоферн
Жажду взглянуть на адрес. "В белоснежные руки прелестнейшей госпожи Розалины". Просмотрю-ка еще раз все письмо, чтобы узнать из подписи имя отправителя. "Вашей милости покорнейший слуга Бирон". - Отец Натаниэль, этот Бирон - один из сподвижников короля по обету затворничества. Письмо же написано им одной из фрейлин иностранной принцессы и, по ошибке или по пути следования, попало не по назначению. - (Жакнете.) Ты, душа моя, отчаливай, беги и вручи это послание королю в собственные руки. Оно может иметь большое значение. Не мешкай, прощаясь. Освобождаю тебя от этой условности. До свиданья!
Жакнета
Идем со мной, добрый Башка. - Храни вас бог, сударь!
Башка
Пошли, девочка.
Башка и Жакнета уходят.
Натаниэль
Сударь, вы поступили как человек богобоязненный. По этому поводу сказано у одного из отцов церкви...
Олоферн
Сударь, не говорите мне об отцах церкви. Я боюсь преувеличенных похвал. Но возвратимся к стихам. Понравились они вам, отец Натаниэль?
Натаниэль
Написаны они великолепно.
Олоферн
Сегодня я зван на обед к отцу одного из моих питомцев. Если вы соблаговолите почтить эту трапезу своим присутствием и благословением, я ручаюсь, - ибо пользуюсь влиянием на родителей вышесказанного дитяти или питомца, - вы будете там ben venuto {Желанный гость. (Итал.)}. И я докажу вам, что эти стихи безграмотны и лишены аромата поэзии, изобретательности и остроумия. Не откажите составить мне компанию.
Натаниэль
Покорно благодарю, ибо компания, как гласит писание, украшает жизнь.
Олоферн
И на этот раз текст писания непогрешимо верен.
Тупица
Вас, приятель, я тоже приглашаю. Никаких отговорок, - pauca verba {Без лишних слов. (Лат.)}. Вперед! Господа забавляются охотой. Не худо и нам развлечься.
Уходят.
СЦЕНА 3
Там же.
Входит Бирон с бумагой в руке.
Бирон
Король гонится за оленем, а я - за самим собой. Он расставляет силки и мажет их смолой, а я сам запутался в них и выпачкался в смоле. А смола марает. Замаран - мерзкое слово. Ну, что ж! Посиди со мной, скорбь. Так, говорят, говорил шут. И я говорю то же. Значит, я тоже шут. Верная мысль! Клянусь создателем, любовь безумна, как Аякс. Он убивал баранов, она убивает меня. Стало быть, я тоже баран. Опять-таки верная мысль! Не хочу я быть влюбленным! Пусть меня повесят, если лгу. Совсем не хочу. Но глаз у нее! Ах, не будь этого глаза, я б не влюбился. Глаза. Два глаза! А ведь я только и делаю, что лгу. Да еще самому себе. Видит небо, я влюблен. Любовь обучила меня стихотворству и меланхолии. И вот уже готов образец моих стихов и моей меланхолии. У госпожи в руках один из моих сонетов. Послал его шут, отнес дурак, получила дама. О милый шут, дурак милее тебя, а уж дама всех милее. Клянусь, я б не стал беспокоиться так, попадись и другие впросак. Да вот один из них; в руках у него бумага. Помоги ему, господи, повздыхать в свое удовольствие. (Влезает на дерево.)
Входит король с бумагой в руках.
Король
Ах!
Бирон (в сторону)
Ей-богу, и он ранен. Продолжай, милый Купидон. Твоя пернатая стрела угодила ему под левый сосок. Сейчас узнаю все его тайны.
Король
(читает)
"Луч золотого солнца не затмит,
В час утра розу влажную целуя,
Твой взор, с моих стирающий ланит
Росу, которой ночью их залью я.
Светлей, чем полный месяц в небесах,
Глядящийся в серебряные волны,
Твой лик, который отражен в слезах,
Из глаз моих струящихся безмолвно.
Меж них любую ты считать могла б
Своею колесницей триумфальной:
Тебе в слезе, которой плачет раб,
Тем больше чести, чем она печальней.
Так не люби, коль хочешь, чтоб сверкал
Твой лик всегда из этих слез-зеркал.
Цариц царица, ум и речь не властны
Постичь и передать, как ты прекрасна".
Как ей поведать о моей печали?
Письмо в ветвях оставлю. О листва,
Мое безумье скрой! - Кто там идет?
(Прячется за дерево.)
Входит Лонгвиль с бумагой в руке.
Король
(в сторону)
Лонгвиль! Ба, он читает. Слух, внемли!
Бирон
(в сторону)
Уже три дурака сюда пришли.
Лонгвиль
Ах! Я обет попрал!
Бирон
(в сторону)
Бумагу держит
Он, как клятвопреступник, на груди.
Король
(в сторону)
Влюблен! Я рад, что делит он мой срам.
Бирон
(в сторону)
Пьянчужек любит тот, кто выпил сам.
Лонгвиль
Ужели первым я обет презрел?
Бирон
(в сторону)
Утешься! От двоих ты уж отстать успел.
Триумвират наш полон. Вслед двум другим
влюбленным
На рель тройную вздернут ты будешь Купидоном.
Лонгвиль
А вдруг сложил бездарные стихи я?
Любви моей владычица! Мария!
Порву их. Ведь не все из нас пииты.
Бирон
(в сторону)
Стихи - галун, в штаны Амура вшитый.
Не рви его одежду.
Лонгвиль
Будь что будет.
(Читает.)
"Хоть ты смогла риторикой очей,
Кто с ней, небесной, спорить в состоянье?
Меня от клятвы отвратить моей,
Я не страшусь за это наказанья.
Нет, не презрел я клятву. Ты - богиня,
А я от женщин отрекался лишь
И получу помилованье ныне,
Коль милостью меня ты подаришь.
Обет - дыханье, а дыханье - пар.
Впивай его, как солнце в вышине,
Не отвергая мой смиренный дар.
Хоть я виновен, нет вины на мне:
Какой глупец откажется от рая,
Земной обет нарушить не желая?"
Бирон
(в сторону)
Богинею гусыню и мясо божеством
Он счел, влюбясь. Что делать с таким еретиком?
Прости, господь, но страсти нас всех с пути собьют.
Входит Дюмен с бумагой в руке.
Лонгвиль
Как переслать? - Бежим. Сюда идут.
(Прячется за дерево.)
Бирон
(в сторону)
Играют в прятки ребятишки тут.
Как полубог, вверху я восседаю,
За тайнами безумцев наблюдая.
Дюмен! На мельницу еще мешок!
Четвертый карп попался на крючок.
Дюмен
Божественная Кет!
Бирон
(в сторону)
Эх, простачок!
Дюмен
Клянусь, сияешь ты красой небесной!
Бирон
(в сторону)
Клянусь, он лжет: она весьма телесна.
Дюмен
Ты золото затмишь своей косой.
Бирон
(в сторону)
Вот диво! Ворон масти золотой!
Дюмен
Стройна, как кедр!
Бирон
(в сторону)
Вот врать ему не лень:
Плечом она крива.
Дюмен
Светла, как день!
Бирон
(в сторону)
Да, если с хмурым днем сравнить ее.
Дюмен
Осуществись, желанье.
Лонгвиль
(в сторону)
И мое!
Король
(в сторону)
О боже, и мое сверши!
Бирон
(в сторону)
Аминь - да и мое! Молитвы хороши!
Дюмен
Она, как жар, живет в моей крови:
Хочу забыть, но помню о любви.
Бирон
(в сторону)
Как жар в крови? О, бред пустой, хоть сладкий!
Пустите кровь - и будет все в порядке.
Дюмен
Еще разок письмо я прочитаю.
Бирон
(в сторону)
Еще одной я глупости внимаю.
Дюмен
(читает)
"Раз весной, - увы, весь год
Для любви весна цветет,
Розу я увидел вдруг.
Ветер тихо дул на луг
И, резвясь, лобзал слегка
Венчик бархатный цветка.
Я, ревнуя к ветерку
И томясь, сказал цветку;
- Если б этих нежных щек
Я, как он, коснуться мог!
Но тебя мне рвать не след:
Руки мне связал обет.
Ах, он тяжек молодым:
Розы рвать в охоту им.
Не сочти за грех, молю,
Что его я преступлю.
Если б Зевс тебя нашел,
Он жену б арапкой счел,
О бессмертье позабыл
И тебя одну любил!"
Послав стихи, письмо к ним приложу.
В нем о сердечных муках расскажу.
О, если бы король, Лонгвиль, Бирон
Влюбились тоже, был бы извинен
Мой грех и смыт с чела позора след
Где виноваты все, виновных нет.
Лонгвиль
(подходит)
Дюмен, любовь безжалостна твоя.
Зачем в тоске тебе нужны друзья?
Бледнеешь ты? Я б стал красней огня,
Подслушай так же кто-нибудь меня.
Король
(подходит)
Красней! Раскрыта и твоя измена.
Ты согрешил вдвойне, браня Дюмена.
О да! К Марии нет любви в Лонгвиле.
Вы в честь ее сонет не сочинили.
Руками вы не стискивали грудь,
Чтоб сердце успокоить как-нибудь.
Тем временем я здесь в кустах сидел
И, видя вас, за вас двоих краснел.
Я слышал все греховные признанья,
Стихи и речи, вздохи и стенанья.
Один взывал: "Увы!", другой - "Зевес!"
"Ах, злато кос!" - "Ах, очи - синь небес!"
(Лонгвилю.)
Один, чтоб в рай войти, нарушил слово.
(Дюмену.)
Распутником стал Зевс в устах другого.
Что б вам сказал Бирон, будь он при этом
Глумленье над торжественным обетом?
Как издевался б, как торжествовал,
Острил, смеялся, прыгал, ликовал!
За всю мою казну, скажу по чести,
Быть не хотел бы я на вашем месте.
Бирон
Ну, время наказать ханжей настало.
(Слезает с дерева.)
Мой государь, прошу простить вассала.
Вы за любовь корите двух червей,
А сами влюблены еще сильней.
Не ваши ль слезы словно колесницы?
Не в них ли лик принцессы сохранится?
О, нет! Уж вы-то клятвы не презрели!
Сонеты ж пишут только менестрели!
Не стыдно ль вам за ханжество такое,
В котором вы уличены все трое?
В глазах вы сор узрели у других;
В них вижу я бревно у всех троих.
О, при какой присутствовал я сцене!
Безумье, грусть, стенанья, вздохи, пени!
О, как я долго молча возмущался
Тем, что монарх в букашку превращался.
Что на скрипице Геркулес пиликал,
Что джигу мудрый Соломон мурлыкал,
Что Нестор в чехарду с детьми играл
И что Тимон их игры одобрял!
Дюмен любезный, что за мрачный вид?
Лонгвиль, признайтесь, что у вас болит?
У вас, король? Живот? Грудная клетка?
Эй, рвотного!
Король
Ты шутишь слишком едко.
Ужель наш срам тобой разоблачен?
Бирон
Не мною вы - я вами осрамлен,
Я, честный, я, наивный, я, считавший
Грехом презреть обет, меня связавший,
Как посрамлен за дружбу с вами я,
Мои непостоянные друзья!
Видали ль вы, чтоб я стихи строчил,
Вздыхал по юбкам, щегольством грешил?
Пришлось ли вам когда-нибудь слыхать,
Чтоб восхвалял я формы, плечи, стать,
Походку, ручки, ножки, грудь, персты,
Глаза...
(Хочет бежать.)
Король
Зачем бежать, раз честен ты.
Лишь вору есть нужда в подобной прыти.
Бирон
Бегу любви. Влюбленные, пустите.
Входят Жакнета и Башка.
Жакнета
Храни вас бог, король.
Король
С чем вы пришли?
Башка
С изменой.
Король
Как вы впасть в нее могли?
Башка
Никак.
Король
А если так, то вы с изменой вашей
Уйдите с глаз моих, иль вас прогонят взашей.
Жакнета
Письмо, государь, соизвольте прочесть.
Священник сказал, что измена в нем есть.
Король
Бирон, читай.
(Дает ему письмо.)
Кто дал тебе его?
Жакнета
Как кто? Башка.
Король
(Башке)
Кто дал тебе его?
Башка
Дун Аграмадьо, дун Аграмадьо.
Король
Бирон, да что с тобою? Зачем ты рвешь листки?
Бирон
Вы, государь, не бойтесь: там только пустяки.
Лонгвиль
Однако он взволнован. Прочту-ка я клочки.
(Подбирает их.)
Дюмен
Да то Бирона почерк. И подпись здесь его.
Бирон
(Башке)
Ублюдок, ты причина позора моего!
Виновен я, виновен и каяться готов.
Король
В чем?
Бирон
В том, что перед вами четвертый из глупцов.
Вы, я и эти двое уличены в обманах.
Пусть Купидон повесит нас, как воров карманных.
Ушлите посторонних, чтоб я во всем сознался.
Дюмен
Числом мы стали четным.
Бирон
Четвертым я попался.
Пусть голубки уходят.
Король
А ну-ка вон! Живее!
Башка
Изменники остались, а честных гонят в шею.
Жакнета и Башка уходят.
Бирон
Друзей в любви обнять позвольте мне!
Верны, как плоти кровь, себе мы были.
С тех пор как солнце светит в вышине,
Старик-закон и юность не дружили.
Наперекор ему мы рождены,
А потому и клятве не верны.
Король
Как? Тот листок запиской был любовной?
Бирон
Еще б! Кто ж, видя Розалину, словно
Дикарь-индиец в час, когда сверкнет
С востока луч восхода раскаленный,
Не рухнет ниц и к праху не прильнет,
Смиренный и сияньем ослепленный?
Кто б мог, на красоту ее лица
Орлиным оком дерзновенно глядя,
Не превратиться тотчас же в слепца?
Король
Как много слов звезды неяркой ради!
Как солнце, блещет госпожа моя,
Твоя же - только спутница светила.
Бирон
Без Розалины, - или я не я,
Навеки б тьма вселенную сокрыла.
Все краски, слив сверкание свое,
Украсили собой ее ланиты.
Так совершенна красота ее,
Что в ней одной все совершенства слиты.
О риторы, язык мне дайте ваш!
Нет, прочь, ненужны ваши ухищренья!
Пусть хвалит жалкий свой товар торгаш,
А Розалину лишь хулят хваленья.
Лет пятьдесят из сотни с плеч долой
Отшельник, заглянув ей в очи, сбросит
И, к детству возвращенный красотой,
Не костылей, а помочей попросит.
Как солнце, блеск всему дает она.
Король
Но ведь она лицом смолы чернее.
Бирон
Она, хоть и черна, да мне нужна.
Я буду счастлив обвенчаться с нею.
Где Библия? Я присягну сейчас,
Что даже красота с уродством схожа,
Коль нет у ней таких же черных глаз,
Коль у нее чуть-чуть светлее кожа.
Король
Софизм! Черны темница, ад и мгла,
А красота сиянием одета.
Бирон
Особенно опасны духи зла,
Принявшие обличье духов света.
Она черна, но с горя, - из-за тех,
Кто блеклый лик под париком румянит,
Чтобы склонять поклонников на грех.
Но скоро черный цвет всем сладок станет.
Она изменит моду наших дней:
Румяна навсегда в забвенье канут
И все, красою тщась сравниться с ней,
Чернить, а не румянить щеки станут.
Дюмен
За Феба трубочиста мы сочтем.
Лонгвиль
Нам угольщик покажется прекрасен.
Король
Начнет хвалиться негр своим лицом.
Дюмен
Не будет свеч, раз мрак, как полдень, ясен.
Бирон
Под дождь не посылайте ваших дам,
Не то румяна могут отвалиться.
Король
А вашей под дождем, - признаюсь вам,
Не худо б прогуляться, чтоб умыться.
Бирон
Хваля ее, на Страшный суд приду я!
Король
Кто с чертом свыкся, тем не страшен ад.
Дюмен
Хвалить барышник клячу рад худую!
Лонгвиль
(указывает на свой сапог)
Она и мой сапог - сестра и брат.
Бирон
Когда б глазами вымостить ты мог
Путь перед нею, - он ее не стоит.
Дюмен
О, стыд! Тогда все то, что выше ног,
Вниз головой идя, она откроет.
Король
К чему слова! Любой из нас влюблен.
Бирон
И клятву все нарушили, конечно.
Король
Оставим споры! Докажи, Бирон,
Что наша страсть законна и безгрешна.
Дюмен
Грех оправдать попробуй как-нибудь.
Лонгвиль
У адвокатов перейми ухватки,
Чтоб крючкотворством черта обмануть.
Дюмен
Примеры приведи.
Бирон
Они - в достатке.
Итак, вперед, соратники в любви!
Какой обет мы принесли? Поститься,
Учиться и от женщин отказаться.
Но это значит молодость предать.
Пост не под силу юным животам,
Грозит им воздержание недугом.
А клятву дав учиться день и ночь,
Мы отреклись от истинного знанья:
Ведь в жизни есть не только созерцанье.
Нельзя ни вам, мой государь, ни нам
К истокам дивным знания подняться
Без лицезренья женской красоты.
Из женских глаз доктрину вывожу я:
Они - тот кладезь, тот первоисточник,
Где Прометей огонь свой почерпнул.
Увы, корпенье вечное над книгой
Скует наш дух и кровь оледенит,
Равно как от чрезмерных переходов
У путника все мускулы слабеют.
Итак, отказ смотреть на лица женщин
Есть в то же время наш отказ от зренья,
От знания, которого мы алчем.
Какой философ лучше женских глаз
Сумеет красоту нам преподать?
Наука - добавленье к человеку:
Где человек, там и его познанья,
И, взор вперяя в женские глаза,
Мы всю науку нашу видим в них.
О господа! Обет учиться дав,
Мы отреклись тем самым и от книг.
Ни вы, король, ни мы не почерпнули б
В свинцовом созерцанье те стихи,
Чьи пламенные строки так недавно
Продиктовал нам взор наставниц наших.
В мозгу коснея, прочие науки
Скупою жатвой редко награждают
Служителей своих за тяжкий труд.
Одна любовь, преподанная нам
Глазами женщин, мозг не тяготит,
Как мертвый груз, но с быстротою мысли
Стихийно разливается по телу.
Она, все наши чувства изощряя,
Им остроту двойную сообщает.
Она дает такую силу зренья
Любовнику, что блеск его зрачков
Способен ослепить глаза орла.
Слух любящего ловит даже шорох,
Невнятный настороженному вору.
Чувствительней и тоньше, чем рога
Улитки, осязанье у влюбленных,
А вкус - разборчивее, чем у Вакха.
Любовь, затмив отвагой Геркулеса,
Плод Гесперид всегда искать готова.
Она мудрее сфинкса; мелодичней
И сладостней, чем лютня Аполлона.
Любовь заговорит - и небеса
Баюкает согласный хор богов.
Поэт не смеет взяться за перо,
Не разведя чернил тоской любовной.
Зато стихом слух дикарей пленяет
И пробуждает в деспотах смиренье.
Из женских глаз доктрину вывожу я:
Лишь в них сверкает пламя Прометея,
Лишь в них - науки, книги и искусства,
Которыми питается весь мир;
Без них нельзя достигнуть совершенства.
Безумьем было от любви отречься,
Безумье - соблюдать такой обет.
Во имя мудрости, любезной людям,
Любви, которой столь любезны люди,
Мужчин, на свет производящих женщин,
И женщин, породивших нас, мужчин,
Нарушим клятву, сохранив себя,
Не то, ее храня, себя разрушим.
Измена наша вере не противна:
Ведь милосердье есть основа веры,
А там, где нет любви, нет милосердья.
Король
Святой Амур, ура! Вперед, солдаты!
Бирон
Знамена развернем, и на врагов!
Повалим их. Пусть будет, господа,
В сраженье этом верх всегда за нами.
Лонгвиль
За дело. Хватит болтовни. Итак,
Француженок мы будем добиваться?
Король
И покорим их. А теперь должны мы
Придумать развлечение для них.
Бирон
Сперва пойдем, проводим их к палаткам.
Пусть каждый, руку ей подав, ведет
Свою красавицу. А пополудни
Потешим наших дам такой забавой,
Какую время изобресть позволит.
Ведь танцы, игры, песни, маскарад
Всегда любви передовой отряд.
Король
Не будем медлить. Поскорее в пути.
Упущенной минуты не вернуть!
Бирон
Allons! {Идем! (Франц.)} Кто сеет плевел, ржи не жнет.
Весы судьбы точны и справедливы.
Изменника брак с потаскушкой ждет:
Червонца не купить за грош фальшивый.
Уходят.
АКТ V
СЦЕНА 1
Там же.
Входят Олоферн, отец Натаниэль и Тупица.
Олоферн
Satis quod sufficit {Довольно того, что достаточно. (Лат.)}.
Натаниэль
Благодарю господа, создавшего вас, сударь. Беседа ваша за трапезой была остра и назидательна, забавна без грубости, остроумна без напыщенности, смела без наглости, учена без педантизма, оригинальна без ереси. Quondam {Как-то. (Лат.)} на днях говорил я с одним из сотоварищей короля, титулуемым, именуемым и называемым доном Адриано де Армадо.
Олоферн
Novi hominem tanquam te! {Я знаю этого человека так же хорошо, как тебя. (Лат.)} Характер у него самоуверенный, речь заносчивая, язык острый, взгляд высокомерный, поступь спесивая, и весь облик - надутый, смехотворный и чванный. Он чересчур чопорен, чересчур франтоват, чересчур жеманен, чересчур неестествен и, по правде, если смею так выразиться, чересчур обыноземен.
Натаниэль
(записывает выражение в записную книжку)
Какой изысканный и оригинальный эпитет!
Олоферн
Уток его рассуждений выткан искусней, чем основа его доводов. Терпеть не могу таких фанатичных фантазеров, таких необщительных и натянутых собеседников, таких палачей правописания, которые вместо "кого" говорят "каво", вместо "конечно" произносят "канешна", а вместо "милость" мямлят "милась". Это мне так отовратительно (они-то бы сказали "отвратительно"!), что доводит меня почти до умалишенности, - ne intelligis, domine? {Понимаете ли вы, сударь? (Лат.)} - то есть до безумия, до бешенства.
Натаниэль
Laus Deo, bone intelligo {Слава богу, отлично понимаю. (Лат.)}.
Олоферн
Bone? Bone вместо bene! Присциан получил пощечину, но ничего, стерпится!
Входят Армадо, Мотылек и Башка.
Натаниэль
Videsne, quis venit?
Олоферн
Video et gaudeo {Видишь, кто идет? - Вижу и радуюсь. (Лат.)}.
Армадо
(Мотыльку, шепелявя)
Эй, ссенок!
Олоферн
Quare {Почему? (Лат.)} ссенок, а не щенок?
Армадо
Счастлив видеть вас, мирные люди.
Олоферн
Привет вам, воинственный муж.
Мотылек
Они оба побывали на каком-то словесном пиру и наворовали там объедков.
Башка
Да они уж давно на словесной помойке отбросами кормятся. Удивляюсь я, как это твой хозяин еще не сожрал тебя, приняв За чье-нибудь чужое слово. Ведь ты на целую голову короче такого словечка, как honorificabilitudinitatibus {Бессмысленное слово, склеенное из ряда латинских слов и слогов.}. Тебя-то уж легче проглотить, чем вино с зажженной паклей на закуску.
Мотылек
Тихо. Перестрелка начинается.
Армадо
(Олоферну)
Скажите, monsieur, вы ведь из ученых?
Мотылек
Правильно. Он обучает мальчишек букварю. - (Олоферну.) А что получится, если "э" и "б" прочесть навыворот, подрисовав к ним рога?
Олоферн
Pueritia! {Детство. (Лат.)} Если подрисовать рога, выйдет "бэ".
Мотылек
Бэ-э! И впрямь баран с рогами! - (К Армадо.) Видите, сударь, какой он ученый.
Олоферн
Quis, quis? {Кто, кто? (Лат.)} Что ты подразумеваешь под этим созвучием?
Мотылек
Назовите мне последний гласный звук, а я назову вам шестой, - вот и получите ответ.
Олоферн
Сейчас соображу. Я.
Мотылек
А теперь и я скажу: а, е, и, о, у, ы. Вы и есть баран.
Армадо
Клянусь соленой влагой Средиземноморья, отличный удар, меткий выпад остроумия! Раз, два, три - и попал в цель! Мой разум наслаждается таким неподдельным остроумием.
Мотылек
Которое ребенок, как рог изобилия, подносит старцу. Вот и получается старый рогоносец.
Олоферн
Что это за фигура? Что за фигура?
Мотылек
Рогатая.
Олоферн
Ты рассуждаешь по-детски. Ступай-ка лучше гонять кубарь.
Мотылек
Тогда одолжите мне ваши рога, а я сделаю из них кубарь и буду гонять ваш позор circum, circa {Кругом (по окружности). (Лат.)}. Из рогов рогоносца выйдет отличный кубарь!
Башка
Да будь у меня за душой хоть грош, я б и его отдал тебе на пряники! Вот репарация, которую я получил с твоего хозяина. Возьми-ка ее себе, грошовый кошелек ума, голубиное яичко рассудительности. Ох! Если б небу было угодно сделать тебя моим сыном, хоть незаконным, - какого бы веселого папашу ты из меня сделал! Валяй, малыш! Ведь ума у тебя, как говорится, полная лядунка.
Олоферн
Тут запахло подпорченной латынью: он говорит - лядунка вместо - ad unguem {Полным-полно. (Лат.)}.
Армадо
Ученый муж, praeambula {Проходи мимо. (Лат.)}: удалимся от этих невежд. Скажите, не вы ли воспитываете юношество в общеполезном заведении, стоящем на вершине вон той горы?
Олоферн
Вернее, mons - холма.
Армадо
Это уж как вам заблагорассудится: пусть холма.
Олоферн
Воспитываю, sans question {Без сомнения. (Франц.)}.
Армадо
Сударь, король соизволил и пожелал почтить своим вниманием принцессу в закатной части сего дня, которую невежественная толпа именует вечером.
Олоферн
Закатная часть дня, ваша милость, - выражение очень подобающее, соответствующее и равноценное для обозначения вечера. Это слово удачно подобрано и употреблено. Это мило и метко, смею вас уверить, сударь, смею уверить.
Армадо
Сударь, король - благородный человек и мой близкий, смею вас уверить, мой закадычный друг... Не стану распространяться о нашей с ним близости. "Прошу тебя, избавь меня от этих церемоний, прошу тебя, накройся!" И заметьте, все это во время неотложнейших и серьезнейших разговоров, которые имеют, поверьте мне, огромное значение... Но оставим это. Клятвенно заверяю вас еще и в том, что нередко его величеству угодно бывает опереться на мое жалкое плечо, играя своими королевскими перстами атрибутом моей доблести mustachio {Усы, борода. (Исп.)}. Но оставим это, любезнейший. Клянусь, я не басни вам рассказываю. Его величество оказывает немало особых милостей своему Армадо, воителю и скитальцу, повидавшему мир. Но оставим и это. Дело в том, - однако, любезнейший, я умоляю вас сохранить это в тайне, - что король желает, чтобы я развлек эту очаровательницу-принцессу каким-нибудь усладительным увеселением, зрелищем, спектаклем, пантомимой или фейерверком. А посему, сведав, что священник и вы, дражайший мой, не чужды вышесказанным импровизациям и внезапным излияниям веселости, пожелал я обратиться к вам, дабы просить вас содействовать мне в этом деле.
Олоферн
Сударь, советую вам вывести перед принцессой "Девять героев". Отец Натаниэль, поелику речь идет о времяпрепровождении принцессы в закатной части дня, об устройстве некоего увеселения для нее, в котором по воле короля и этого доблестного, достославного и образованного дворянина и мы должны принять участие, - лучше всего, мнится мне, будет представить "Девять героев".
Натаниэль
Но где же найдете вы людей, пригодных для этого?
Олоферн
Иисусом Навином будете вы сами; Иудой Маккавеем - я или этот доблестный кавалер; мужлан этот ввиду громадности своей корпуленции, или телосложения, сойдет за Помпея Великого, а паж - за Геркулеса.
Армадо
Прошу прощенья, сударь, но вы заблуждаетесь. Ведь паж ростом всего с большой палец этого героя; он меньше кончика его палицы.
Олоферн
Соблаговолите выслушать меня. Он будет представлять Геркулеса во младенчестве, и вся роль его сведется к тому, что он задушит змею. Я же на этот случай сочиню специальный аполог.
Мотылек
Славно придумано! Если кто-нибудь из публики начнет мне свистеть, вы всегда можете закричать: "Браво, Геркулес, ловко же ты душишь змею!", то есть обратить порицание в похвалу, а ведь это не каждый умеет.
Армадо
А как же быть с остальными героями?
Олоферн
Я берусь сыграть сразу трех.
Мотылек
Ах, трижды геройский кавалер!
Армадо
Угодно вам выслушать меня?
Олоферн
Прошу вас.
Армадо
Если дело у вас не пойдет на лад, разыграйте пантомиму. Соизвольте следовать за мной.
Олоферн
Via {В путь! (Лат.)}, почтеннейший Тупица! А ты за все время так и не проронил ни слова.
Тупица
Да и не понял ни одного, сударь.
Олоферн
Allons! Мы и тебя приспособим к делу.
Тупица
Я танцевать согласен - умею я плясать;
Могу на барабане героям поиграть.
Олоферн
Вы скромны, друг Тупица. Ну марш, нельзя нам ждать.
Уходят.
СЦЕНА 2
Там же.
Входят принцесса, Катерина, Розалина и Мария.
Принцесса
Богачками мы станем до отъезда,
Коль будем столько получать подарков.
Я гнусь уже под тяжестью алмазов.
Взгляните, что король влюбленный шлет.
Розалина
Он ничего не приложил к подарку?
Принцесса
Как ничего? Стихов любовных столько,
Что ими сплошь исписан без полей
И с двух сторон огромный лист бумаги,
А воск печати за нехваткой места
Приложен прямо к слову "Купидон".
Розалина
Лепить из воска любит он, как в детстве,
Хотя уже пять тысяч лет мальчишке.
Катерина
Ах, этот злой, коварный озорник!
Розалина
Ты - враг ему: сестры тебя лишил он.
Катерина
Ее он вверг в тоску, печаль, унынье
И тем сгубил. А если б у нее
Был, как у вас, нрав легкий и веселый,
Прабабушкой могла бы стать она,
Как, без сомненья, станете вы, ибо
Век долог у того, кто сердцем легок.
Розалина
Ты в слово "легкий" темный смысл влагаешь.
Катерина
Да, легкость нрава красоту темнит.
Розалина
Темны намеки. Свет на них пролей.
Катерина
Нет, ибо на свету вам станет жарко.
Пусть лучше остаются в темноте.
Розалина
Да, все творить ты в темноте привыкла!
Катерина
Еще б! Ведь я не так легка, как вы.
Розалина
Конечно, легче я, раз вешу меньше.
Катерина
Меня вам взвесить не пришлось ни разу.
Розалина
Равно как и тебе свои слова.
Принцесса
Ловки вы обе в мяч играть. Ничья!
Но, Розалина, ведь и вам подарок
Был прислан. От кого и что?
Розалина
Скажу.
Будь я, как вы, красавицей, подарки
Богаче были бы. Но посмотрите:
Стихи Бирон прислал мне. Что ж, спасибо.
Размер их верен, но, приняв на веру
Их смысл, себя сочла б я божеством:
Я сравнена в них с тысячью красавиц.
В письме Бирон портрет мой набросал.
Принцесса
И что же? Сходство есть?
Розалина
Большое - в буквах, малое - в оценке.
Принцесса
Так, значит, ты красива, как чернила.
Удачно же подобрано сравненье!
Катерина
Бела, как прописное "Б" в тетрадке!
Розалина
Полегче с краской. Иль забыли вдруг вы,
Что вы - как календарь, где красны буквы?
Ведь сотней "О" лицо у вас покрыто.
Катерина
Пусть оспой будет и твое изрыто!
Принцесса
(Катерине)
Что шлет Дюмен возлюбленной своей?
Катерина
Перчатку.
Принцесса
Как? Одну? Где ж пара к ней?
Катерина
Их две, а к ним добавок - и немалый:
Стихов любовных с тысячу, пожалуй.
Они - набор нелепый чувств притворных,
Смесь фраз глубокомысленных и вздорных.
Мария
А мне был жемчуг прислан от Лонгвиля
И с жемчугом - письмо длиной в полмили.
Принцесса
А ты в душе желала б получить
Письмо короче и длиннее нить?
Мария
Такую, чтоб в руках не уместить!
Принцесса
Умны же мы, коль можем так смеяться!
Розалина
А как еще с глупцами обращаться?
Бирона я заставлю настрадаться.
О! Залучи его я дней на семь,
Он стал бы у меня ручным совсем.
Как умолял бы он, просил, скучал,
Свой ум в стихах ненужных расточал,
Считал законом мой каприз любой
И, гордость потеряв, был горд собой,
А я б его звездой несчастной стала
И, как судьба, глупцом повелевала!
Принцесса
Никем нельзя так прочно завладеть,
Как мудрецом, решившим поглупеть.
Ведь глупость, порожденная умом,
Опору для себя находит в нем,
И разум, отшлифованный ученьем,
Глупцам ученым служит украшеньем.
Розалина
Кровь в юношах и та кипит слабей,
Чем вожделение в сердцах мужей.
Мария
Тот, кто не видит глупости в глупце,
Ее всегда заметит в мудреце,
Который ищет в разуме и знанье
Своим поступкам глупым оправданье.
Входит Бойе.
Принцесса
Вот и Бойе. Он к нам спешит, ликуя.
Бойе
Принцесса где? Ох, со смеху умру я.
Принцесса
Что нового?
Бойе
Готовьтесь, дамы, к бою!
На ваш покой враги идут войною,
Личиною ученой прикрываясь
И вас врасплох застичь намереваясь.
Итак, ваш ум и волю напрягите
Иль с поля, словно трусы, убегите.
Принцесса
Ударь на Купидона, Сен-Дени!
Ну, а враги, лазутчик, кто они?
Бойе
Под явор я забрался и прилег
В тени ветвей, чтобы вздремнуть часок,
Но не успел и глаз сомкнуть, как вдруг
Невдалеке шагов заслышал звук.
То сам король с друзьями шел туда.
Отполз в кустарник тихо я тогда
И услыхал, - как слышите вы тут,
Что ряжеными к вам они придут.
Герольдом ими избран паж-юнец.
Роль вытвердил на память сорванец.
Они ему давали наставленья:
"Так говори, а так держись в движенье",
Хоть опасались, что придет повеса
В растерянность при виде вас, принцесса.
Король предупреждал: "Хоть встретишь в ней
Ты ангела, душою не робей!"
"Ну, ангел добр! - ответил мальчик смело.
Будь дьяволом она, другое дело".
Тут все, смеясь, давай трепать юнца,
Хвалой удвоив храбрость храбреца.
Один божился, потирая плечи,
Что в жизни не слыхал удачней речи.
Прищелкивая пальцами, другой
Вопил: "Via! Мы выиграем бой!"
"Идет на лад!" - кричал, танцуя, третий.
Четвертый шлепнулся на пируэте.
Попадали за ним и остальные,
От смеха надрываясь, как шальные,
И хохотали б до изнеможенья,
Не брызни градом слезы от волненья.
Принцесса
Как! Удостоят нас они визита?
Бойе
Ну да. Наряжены король и свита
Как русские, иначе московиты.
Их цель - шутить, ухаживать, плясать,
По собственным подаркам опознать
Своих избранниц, несмотря на маски,
И смелостью завоевать их ласки.
Принцесса
Кто верх возьмет - еще мы поглядим!
Сударыни, мы в масках выйдем к ним,
Но вопреки мольбам и просьбам их
Пред ними не откроем лиц своих.
Алмаз мой, Розалина, нацепи,
А мне свои брильянты уступи,
И будет в заблуждение введен
Тобой - король, а мною - твой Бирон.
(Марии и Катерине.)
Вы с ней подарки тоже обмените
И тем своих влюбленных обманите.
Розалина
Идет! Подарки выставим на вид.
Катерина
В чем ваша цель, принцесса, состоит?
Принцесса
В том, чтоб идти наперекор их целям:
Угодно им над нами посмеяться,
Мне - смехом за насмешки рассчитаться.
Пусть выдадут они свои секреты
Чужим возлюбленным, а мы за это
При первой встрече на смех их поднимем,
Представ уже без масок перед ними.
Розалина
Принять ли нам на танцы приглашенье?
Принцесса
Нет. Лучше смерть, чем сделать хоть движенье!
Любезникам один ответ давайте:
Чуть рот раскроют, к ним спиной вставайте.
Бойе
Но ведь из-за презренья полной встречи
Они лишиться могут дара речи.
Принцесса
Да, таково намеренье мое.
Кто с роли сбился, не войдет в нее.
Вот это шутка: шутку подхватить
И его шутников перешутить!
Расстроив так их замысел смешной,
Мы их прогоним, осмеяв, домой.
Трубы за сценой.
Бойе
Труба! Они идут. Наденьте маски.
Дамы надевают маски.
Входят с музыкой мавры, за ними Мотылек, король, Бирон,
Лонгвиль и Дюмен в масках и русских костюмах.
Мотылек
"Привет пышнейшей красоте земли!"
Бирон
Пышней их красоты тафта их масок.
Мотылек
"Священное собранье дам прелестных..."
Дамы поворачиваются спиной.
"Что к взорам смертных обратили... спины".
Бирон
(Мотыльку)
Мерзавец, очи, очи!
Мотылек
"Что к взорам смертных обратили очи.
Вон..."
Бойе
Верно! Вон его скорей!
Мотылек
"Вонмите, духи неба, просьбе нашей
Закрыть сиянье..."
Бирон
(Мотыльку)
Плут, "открыть сиянье".
Мотылек
"Открыть сиянье лучезарных глаз...
Лучезарных глаз..."
Бойе
Не жди ответа на эпитет льстивый.
Не проще ли сказать "девичьих глаз"?
Мотылек
Не слушают они, и сбит я этим.
Бирон
Вот так оратор! Убирайся, плут!
Мотылек уходит.
Розалина
Бойе, порасспросите иноземцев,
И, если им известен наш язык,
Пусть вам о цели своего прихода
Они расскажут.
Бойе
Что вам здесь угодно?
Бирон
Быть принятыми мирно и любезно.
Розалина
Чего они хотят?
Бойе
Быть принятыми мирно и любезно.
Розалина
Их приняли. Теперь пускай уходят.
Бойе
Ответ таков: вы приняты; уйдите.
Король
Скажите, что прошли мы сотни миль,
Чтоб в танце с нею по траве пройтись.
Бойе
Он говорит, что сотни миль прошел,
Чтоб в танце с вами по траве пройтись.
Розалина
У них спросите: сколько дюймов в миле?
Нетрудно будет, сделав столько миль,
Расчет подобный сделать им для каждой.
Бойе
Раз вы сумели сделать столько миль,
Принцесса просит сделать ей расчет,
По скольку дюймов будет в каждой миле.
Бирон
Скажи: лишь вздохи мы в пути считали.
Бойе
Она вам внемлет.
Розалина
Сколько тяжких вздохов
Успели сделать вы в пути тяжелом,
И сколько их приходится на милю?
Бирон
Трудясь для вас, усилий не считаешь!
Наш труд так беспредельно всеобъемлющ,
Что может продолжаться без конца.
Откройте нам свой лик, чтоб перед ним
Простерлись мы, как дикари пред солнцем.
Розалина
Он, как луна, за тучами не виден.
Король
Блаженны тучи. Их удел завиден!
Луна и звезды, бросьте из-за туч
На влагу наших глаз свой яркий луч.
Розалина
Просите-ка луну о чем-нибудь,
Что поважней, чем на воду взглянуть.
Король
Раз вы просить даете разрешенье,
Прошу принять на танец приглашенье.
Розалина
Эй, музыканты! Я плясать склонна.
Играет музыка.
Нет, не пойду. Изменчива луна.
Король
Но что же вынуждает вас к отказу?
Розалина
То, что луна уже сменила фазу.
Король
Хоть вы - луна, я - человек на ней.
Последуем за музыкой скорей.
Розалина
Я следовать за ней готова слухом.
Король
Не проще ль следовать ногой, чем ухом?
Розалина
Я не хочу обидеть чужестранцев.
Вот вам моя рука, но не для танцев.
Король
На что ж она тогда нам?
Розалина
На прощанье.
Поклон примите наш - и до свиданья.
Король
Что стоит вам сплясать со мной хоть раз?
Розалина
Цена чрезмерно высока для вас.
Король
За сколько ж нам купить любезность можно?
Розалина
Цена - уход ваш.
Король
Но она безбожна!
Розалина
Так бросим торг. Не тратьте зря слова.
Вам - полпоклона, вашей маске - два.
Король
Потолковать мы можем не танцуя.
Розалина
Но не при всех.
Король
Об этом и прошу я...
Отходят в сторону разговаривая.
Бирон
Дай мне услышать сладостное слово!
Принцесса
Вот три: мед, сахар, молоко коровы.
Бирон
Коль ты сластена, их число удвой
Мальвазиею, брагой и сытой.
Шестерка на костях! За мною кон.
Шесть сладких слов!
Принцесса
А вот седьмое - "Вон!"
Я в кости с плутом не хочу играть.
Бирон
На пару слов!
Принцесса
Чур, сладких избегать.
Бирон
Вы желчь во мне разбередили злобно.
Принцесса
Да, желчь - горька.
Бирон
Ну, значит, вам подобна.
Отходят в сторону разговаривая.
Дюмен
Словцом не обменяться ль с вами нам?
Мария
Каким?
Дюмен
Красавица...
Мария
Я вам отдам
Красавца за красавицу.
Дюмен
Вдвоем
Сперва поговорим. Уйду - потом.
Отходят в сторону разговаривая.
Катерина
Иль языка у вас под маской нет?
Лонгвиль
Мне цель вопроса вашего известна.
Катерина
Ах, вот как? Что ж, спешите дать ответ.
Лонгвиль
У вас два языка. Во рту им тесно,
И вы мне уступаете второй.
Катерина
Пускай теленок одолжит вам свой.
Лонгвиль
Зачем он мне?
Катерина
Затем, что ваш - пропал.
Лонгвиль
Я не теленок.
Катерина
Тот бы хоть мычал.
Едва ли выйдет бык из вас с годами!
Лонгвиль
О свой язык не уколитесь сами.
Склонны вы наставлять рога, монашка?
Катерина
До них не дорастете вы, бедняжка.
Лонгвиль
Пока еще я жив, скажу вам, как...
Катерина
Мясник услышит, - не мычите так.
Отходят в сторону разговаривая.
Бойе
Насмешницы! Так остр у них язык,
Что волосок, невидимый для взора,
Как бритва, перерезать может вмиг.
Мысль тщетно ловит смысл их разговора,
Но как его осмыслишь, если мчится
Он побыстрей, чем ветер, пуля, птица.
Розалина
Ни слова больше. Гости пусть уйдут.
Бирон
Клянусь, изрядно нам досталось тут.
Король
Прощайте, привередницы шальные!
Принцесса
До встречи, московиты ледяные!
Король, вельможи и мавры уходят.
Но как их счесть за умников могли?
Бойе
Вы их умы задули, словно свечи.
Розалина
Мозги в них слоем жира заросли.
Принцесса
Как плоски шутки и убоги речи!
Клянусь, теперь им всем один конец:
Повеситься иль век ходить под маской.
Сконфузился Бирон, хоть он наглец.
Розалина
Мы их смутили всех крутой острасткой.
Король уныло слова ласки ждал.
Принцесса
Бирон до исступления божился.
Мария
Дюмен себя и меч мне отдавал
И языка, услышав: "Нет!" - лишился.
Катерина
Лонгвиль твердил: "Как тошно мне сейчас!",
Назвав меня...
Принцесса
Наверно, тошнотою?
Катерина
Вот именно.
Принцесса
Боюсь, стошнит и нас.
Розалина
Умы острей под шапкой шерстяною.
Вы знаете, король в любви признался.
Принцесса
Бирон мне клятву верности принес.
Катерина
Лонгвиль служить мне вечно обязался.
Мария
Как ствол к коре, Дюмен ко мне прирос.
Бойе
Красавицы мои, даю вам слово,
Что к нам в своем обычном платье снова
Они сейчас вернутся вчетвером:
Им не переварить сухой прием.
Принцесса
Возможно ли?
Бойе
Да. Не придут - прискачут,
Хоть от побоев ваших чуть не плачут.
Итак, скорей подарками меняйтесь
И, словно розы утром, распускайтесь.
Принцесса
Что слово "распускайтесь" значить может?
Бойе
С цветком в бутоне дамы в масках схожи.
Явив без масок розовые лица,
Они должны, как розы, распуститься.
Принцесса
Молчи, напыщенность! - Как нам встречать их,
Когда они придут в обычных платьях?
Розалина
Советую над ними вновь смеяться,
Как если б в масках нам пришлось остаться.
Пожалуемся им сперва сердито
На дурней, ряженных как московиты,
Расспросим, кто они, чего хотят,
К чему весь этот глупый маскарад,
И заключим, что был нелеп пролог,
А сам спектакль - напыщен и убог.
Бойе
Скрывайтесь, дамы! Враг подходит к вам.
Принцесса
Бежим в шатры, как лани по лесам.
Принцесса, Розалина, Катерина и Мария уходят.
Входят король, Бирон, Лонгвиль и Дюмен в обычном
платье.
Король
Храни вас, сударь, бог! А где принцесса?
Бойе
В шатре. Быть может, вам через меня
Ей передать угодно что-нибудь?
Король
Скажите, что принять меня прошу.
Бойе
Она к вам поспешит, как я спешу.
(Уходит.)
Бирон
Как голубь корм, остроты он клюет
И где попало их пускает в ход.
Ум продавая в розницу, с товаром
Он бродит по пирам, торгам, базарам,
А мы, хоть оптом продаем остроты,
Сбыть с рук товар пока не можем что-то.
Любезник так прельщает женщин всех,
Что, будь Адамом, ввел бы Еву в грех.
Как шепелявит, как жаркое режет,
Как дам воздушным поцелуем нежит!
А как поет! Как знает этикет!
Monsieur, учтивостью пленивший свет,
Мартышка мод, он даже за костями
Бранится лишь пристойными словами.
Он "душечкой" слывет у милых дам.
Ступени лестниц льнут к его ногам.
Цветок, дарить улыбки всем готовый,
С зубами белыми, как ус китовый!
Кто хочет должное Бойе воздать,
Его "медоточивым" должен звать.
Король
Ему б язык намазать дегтем надо
За то, что с роли сбил пажа Армадо.
Бирон
Да вот и он. - Учтивость, чем ты стала,
Отдавшись в руки этого нахала!
Входят принцесса под руку с Бойе, Розалина, Мария и
Катерина.
Король
Позвольте вам здоровья пожелать.
Принцесса
Но и без пожеланий я здорова.
Король
Меня прошу я не перебивать.
Принцесса
А я прошу не говорить пустого.
Король
Пришли мы во дворец вас отвести.
Не откажите двинуться в дорогу.
Принцесса
Мне - в поле жить, а вам - обет блюсти:
Клятвопреступник - враг и мне и богу.
Король
Не ставьте мне свою вину в упрек:
Обет мой сила ваших глаз сломила.
Принцесса
При чем здесь сила? Слабость и порок
Вот что обет забыть вас побудило,
Порукой мне моя девичья честь
Она чиста, как лилия, покуда,
Что я готова муки предпочесть,
Но гостьей во дворце у вас не буду!
Мне совесть никогда не даст прощенья,
Коль вас толкну на клятвопреступленье.
Король
Томит здесь скука вас и ваших дам.
В глуши вас видеть стыдно мне и больно.
Принцесса
О нет, мой государь, ручаюсь вам.
Здесь развлечений и забав довольно.
Недавно были русские у нас.
Король
Как! Русские?
Принцесса
Да, государь. Учтиво
Они нас развлекали целый час.
Розалина
Не верьте, государь. Хвала - фальшива.
Принцесса то, что следует хулить,
Готова из любезности хвалить.
Да, вчетвером явились московиты
И с нами час протолковали битый,
Но не сумели нам сказать они
Двух умных слов за время болтовни.
Боюсь их звать глупцами, но, коль глотку
Дерет им жажда, пьют глупцы в охотку.
Бирон
Таких острот наслушавшись, запьешь.
Красавица, ваш разум с солнцем схож,
А тот, кто в око неба взор вперяет,
От света свет своих очей теряет.
Вот так и ум ваш превращать готов
Богатых в бедных, умников в глупцов.
Розалина
Вы, значит, умник и богач, поскольку...
Бирон
Вам кажется, что глуп и нищ я только.
Розалина
Хоть воровать чужие мысли гадко,
Прощаю вас, так как верна догадка.
Бирон
Взять можете взамен меня всего вы.
Розалина
Всю глупость?
Бирон
Хоть ее, раз нет другого.
Розалина
Признайтесь мне, в какой вы маске были?
Бирон
Я? В маске? Здесь? Что вы вообразили?
Розалина
Да, в маске, под личиною нарядной
Пытаясь скрыть свой облик неприглядный.
Король
Попались мы. Нас засмеют они.
Дюмен
Сознаемся, все в шутку обратив.
Принцесса
Что с вами, государь? Вы нездоровы?
Розалина
Он бледен. Эй, воды!.. Болезнь морская:
Ведь к нам он из Московии приплыл.
Бирон
Мстят звезды тем, кто клятву преступил.
Чей медный лоб снесет позор подобный?
Красавица, казни: я согрешил.
Рази презреньем, бей насмешкой злобной,
Мечом острот мой ум в куски рубя,
Сарказмом раздави меня, невежду.
Не стану я на танцы звать тебя,
У московитов занимать одежду,
В речах кудрявых чувство изливать,
Мальчишке в важном деле доверяться,
В поэта, как слепой арфист, играть
И маской от любимой закрываться.
Прочь, бархат фраз, ученых и пустых,
Парча гипербол, пышные сравненья.
Они - как мухи. От укусов их
Распухла речь моя до омерзенья.
От них отрекшись, я даю обет
Перчатке белой с ручки белоснежной
Лишь с помощью сермяжных "да" и "нет"
Отныне объясняться в страсти нежной.
Итак, начну. - Я обожаю вас
Без фальши, без притворства, без прикрас.
Розалина
Оставьте ваши "без".
Бирон
Хоть надо мной
Опять возобладал недуг былой,
Я вылечусь.
(Показывает на других мужчин.)
А им троим должны
Вы надписать на лбу: "Заражены".
Чума занесена в сердца несчастных
Опасным блеском ваших глаз прекрасных.
Но ею не одни они задеты:
Я вижу и на вас ее приметы.
Принцесса
(показывая на подарок, украшающий ее платье)
Ну что ж, назад вы можете их взять.
Бирон
Не стыдно ль вам банкротов добивать?
Розалина
Солгали вы, а ложь - не оправданье:
Кто нищ, банкротом стать не в состоянье.
Бирон
Вам что за дело? Дел не вел я с вами.
Розалина
Быть и не может дела между нами.
Бирон
Я сдался, господа. Сражайтесь сами.
Король
Принцесса, как нам заслужить прощенье?
Принцесса
Признанье - путь кратчайший к искупленью.
Скажите: в маске к нам вы приходили?
Король
Да.
Принцесса
Помните ль вы то, что говорили?
Король
Да, наизусть.
Принцесса
Тогда узнать нельзя ли,
Что вашей даме вы в ушко шептали?
Король
Что чту ее превыше всех на свете.
Принцесса
Боюсь, что лживы заверенья эти.
Король
Клянусь, что нет.
Принцесса
Как верить в ваши клятвы,
Раз две из них нарушили подряд вы!
Король
Коль я солгал, презрением казните.
Принцесса
Ах, вот как! Розалина, подойдите.
Что на ухо шептал вам московит?
Розалина
Что выше всех меня на свете чтит,
Что я ему дороже, чем зеницы
Очей, что жаждет он на мне жениться
Иль должен будет с жизнью распроститься.
Принцесса
Молю творца вам счастье с ним послать!
Король не может слова не сдержать.
Король
Но от меня, клянусь вам, дама эта
Не слышала подобного обета.
Розалина
Нет, слышала, но возвратить и слово
И дар, его скрепивший, я готова.
Король
И дар и слово я принцессе дал.
Ее я по алмазу опознал.
Принцесса
О, нет. Алмаз мой был на Розалине,
А я Бирону суждена отныне.
(Бирону.)
Меня иль жемчуг, - что вы взять склонны?
Бирон
Нет, мне ни вы, ни жемчуг не нужны.
Мне все понятно: разгадав наш план,
Они решили нас ввести в обман
И разыграть, как ряженных в сочельник.
Какой-то сплетник, блюдолиз, бездельник,
Угодник, льстец, лакей, болтун пустой,
На сладкие улыбки не скупой,
Умеющий до колик дам смешить,
Им ухитрился наш секрет раскрыть.
Тогда подарки дамы обменяли,
И мы своих любимых не узнали,
Свершив двойное клятвопреступленье:
Раз - с умыслом, раз - по неразуменью.
Беда одна не ходит.
(К Бойе.)
Уж не вы ли
Наш замысел коварно разгласили?
Ловки вы мерку с ножек дамы снять,
Захохотать - чуть подмигнет шутливо,
Меж нею и огнем камина встать
И кушанья ей подавать учтиво.
Паж вами сбит, но вам-то все сойдет:
Не саван - юбка вас по смерти ждет.
Коситесь вы? Страшнее ваши взоры,
Чем сабля оловянная!
Бойе
Как скоро
Он обскакал арену, алча боя.
Бирон
Что ж, подходи! Померимся с тобою.
Входит Башка.
Вот тот, чей ум решит все наши споры.
Башка
Я послан, сударь, вас спросить,
Не время ль трем героям выходить?
Бирон
Как трем? А шесть сбежали?
Башка
Да нет, идет все гладко:
Троих играет каждый.
Бирон
А трижды три - девятка.
Башка
Нет, сударь, уж простите, а что-то здесь не так.
С того, в чем я уверен, меня не сбить никак.
Я думаю, что трижды три...
Бирон
Не девять. Так, что ли?
Башка
Вы уж простите, сударь, я сам знаю, сколько это будет.
Бирон
А я-то всегда считал, что трижды три - девять.
Башка
О господи! Вот было бы несчастье, сударь, если б вам пришлось зарабатывать на хлеб счетоводством.
Бирон
Так сколько же, по-твоему, это будет?
Башка
О господи! Да вам, сударь, сами герои, то бишь исполнители, покажут, сколько это будет. А на мою долю, как они сказали, придется одна роль. Я человек маленький и буду изображать всего одного человека, да зато Помпиона Великого.
Бирон
Выходит, ты тоже будешь героем?
Башка
Им угодно было поручить мне роль героя Помпиона Великого. Я уж там не знаю, вправду ли он был герой, но изображать-то мне придется именно его.
Бирон
Ступай. Вели приготовляться.
Башка
Уж мы-то не сплошаем. Сумеем постараться.
(Уходит.)
Король
Бирон, прогнать их нужно. Мы осрамимся с ними.
Бирон
Но нам прямой расчет при нашем сраме
Искать таких, кто хуже, чем мы сами.
Король
Не смей впускать их!
Принцесса
Простите, государь, но вы неправы.
Чем безыскусней, тем милей забавы.
Стремленье проявить излишек рвенья
Лишает смысла лучшие стремленья,
И тем быстрее, чем сложней их форма,
Большие мысли превратим во вздор мы.
Бирон
Усилий наших верная картина!
Входит Армадо.
Армадо
Помазанник божий! Испрашиваю такое количество вашего благодатного монаршего дыхания, которого довольно для произнесения двух слов. (Отходит с королем, в сторону, вручает ему бумагу и беседует с ним.)
Принцесса
Этот человек - служитель божий?
Бирон
Почему вы так думаете?
Принцесса
Потому что он говорит не так, как все прочие люди.
Армадо
Это совершенно все равно, мой достославный, драгоценнейший и сладчайший повелитель, ибо школьный учитель, уверяю вас в этом, человек характера крайне причудливого и слишком, слишком тщеславного. Но мы, как говорится, все-таки положимся на fortuna della guerra {Военная удача. (Итал.)}. Прошу у царственных особ позволения пожелать им душевного спокойствия! (Уходит.)
Король
Похоже, что сейчас перед нами пройдут парадом славные герои. Вот этот человек изображает Гектора Троянского, шут - Помпея Великого, приходский священник - Александра, паж Армадо - Геркулеса, школьный учитель - Иуду Маккавея.
Коль удадутся роли героев четверых,
Они, сменив костюмы, сыграют остальных.
Бирон
Но и сейчас уже их пять.
Король
Вы не умеете считать.
Бирон
Школьный учитель, фанфарон, попик, шут и мальчишка!
Никто, играй он в кости хоть целые года,
Не выбросит пятерки подобной никогда.
Король
Корабль под парусами и к нам плывет сюда.
Входит Башка, изображающий Помпея.
Башка
"Вот я, Помпей..."
Бойе
Поверить трудно мне.
Башка
"Вот я, Помпей..."
Бойе
С пантерой на броне.
Бирон
Недурно! Могу примириться с таким шутником я вполне.
Башка
"Вот я, Помпей, по прозвищу Огромный".
Дюмен
Великий.
Башка
Так точно, сударь, Великий.
"...Помпей, по прозвищу Великий,
Который в битвах истреблял врагов мечом и пикой.
Придя сюда издалека, я счастлив меч ужасный
Снять и сложить во прах у ног француженки
прекрасной".
Если ваше высочество скажет мне: "Спасибо, Помпей", то я свою роль окончил.
Принцесса
Великому Помпею - великое спасибо.
Башка
Ну, такого великого я, конечно, не стою. Но надеюсь, что не оплошал. Только вот на "великом" малость сбился.
Бирон
Ставлю свою шляпу против гроша, что Помпей-то и окажется самым лучшим из героев.
Входит отец Натаниэль, изображающий Александра.
Натаниэль
"Когда я в мире жил, над миром я царил,
Юг, север, и восток, и запад покорив.
Я - Алисандр, и в том мой герб вас убедил..."
Бойе
Нет, вы - не Александр, так как ваш нос не крив.
Бирон
(к Бойе)
А ваш - отменно чуток, такой изъян открыв.
Принцесса
Насмешками в герое не охлаждайте пыл.
Натаниэль
"Когда я в мире жил, над миром я царил..."
Бойе
Ты впрямь, я вижу, Алисандром был.
Бирон
Помпей Великий!
Башка
Он же и Башка, ваш покорный слуга.
Бирон
Уведи-ка завоевателя, уведи Алисандра.
Башка
Ну, сударь, провалились вы с вашим Алисандром-эавоевателем. Стащат с вас теперь ваши расписные доспехи, вашу пантеру, которая расселась с алебардой на стульчаке, и отдадут Аяксу, девятому герою. Тоже мне завоеватель: двух слов связать не может. Уходи-ка, Алисандр, от стыда подальше.
Натаниэль уходит.
Вот он, с вашего позволения, человек хоть глуповатый, но тихий и порядочный, а сбить его с толку - легче легкого. Сосед он превосходный, и в шары хорошо играет, только в Алисандры, сами видите, не вышел. Вовсе не годится! Но зато следующие герои совсем по-другому заговорят.
Принцесса
Отойди-ка в сторону, любезный Помпей.
Входят Олоферн, изображающий Иуду Маккавея, и Мотылек,
изображающий Геркулеса.
Олоферн
"Сей юноша - великий Геркулес,
Кем Цербер побежден, треглавый canus,
{Пес (правильно: canis). (Лат.)}
Кто сыном был властителя небес,
Кто в детстве змей душил своею manus {Рука. (Лат.)}.
Quoniam {Так как. (Лат.)} он ребенок по годам,
Я, ergo {Следовательно. (Лат.)}, аполог исполнил сам"
(Мотыльку.)
Теперь уйди, сохраняя достойную осанку.
Мотылек отходит в сторону.
"Иуда я..."
Дюмен
Иуда!
Олоферн
Не Искариот, сударь.
"Иуда я, что прозван Маккавеем..."
Дюмен
Отбрось Маккавея - все равно остается Иуда.
Бирон
Лобзающий предатель, как же ты стал Иудой?
Олоферн
"Иуда я..."
Дюмен
Тем больше сраму для тебя, Иуда.
Олоферн
Позвольте, сударь...
Бойе
Позволяю Иуде пойти и повеситься.
Олоферн
Покажите пример: вы - древнее.
Бирон
Недурно сказано. Древний Иуда тоже повесился на древе.
Олоферн
Я не позволю касаться моей личности.
Бирон
Да у тебя нет никакой личности, потому что и головы нет.
Олоферн (подносит руку к лицу)
А это что?
Бойе
Головка на цитре.
Дюмен
Головка булавки.
Бирон
Мертвая голова, вырезанная на печатке.
Лонгвиль
Голова на стертой римской монете.
Бойе
Рукоять меча, принадлежавшего Цезарю.
Дюмен
Резная пробка солдатской пороховницы.
Бирон
Полщеки святого Георгия на пряжке.
Дюмен
Да еще на оловянной.
Бирон
Носимой зубодерами на шляпе.
Ну, дальше. С личностью твоей все ясно.
Олоферн
Я из-за вас голову потерял.
Бирон
Наоборот, мы-то тебя ею и наградили. И притом не одной.
Олоферн
И все это для того, чтобы оскорбить мою личность!
Бирон
Будь ты хоть львом, мы сделали бы то же.
Бойе
А так как ты осел, тебе здесь быть негоже.
Иди, Иуда, прочь. Чего ж ты встал, осел?
Дюмен
Ему не хватает удара кнутом.
Бирон
Я помогу ему. А ну, пошел!
Олоферн
Учтивей и умней вы быть могли б!
Бирон
Огня monsieur Иуде, чтоб нос он не расшиб.
Принцесса
Злосчастный Маккавей! Как ты осмеян!
Входит Армадо, изображающий Гектора.
Бирон
Прячься, Ахилл: идет вооруженный Гектор.
Дюмен
Вот теперь я посмеюсь хоть на свою же голову.
Король
По сравнению с этим настоящий Гектор был самым заурядным троянцем.
Бойе
Да разве это Гектор?
Король
Думается мне, Гектор был не так хорошо сложен.
Лонгвиль
Для Гектора у него ноги толстоваты.
Дюмен
Особенно в икрах.
Бойе
Нет, настоящий Гектор был куда тщедушнее.
Бирон
Какой это Гектор!
Дюмен
Он либо бог, либо художник: все время делает рожи.
Армадо
"Копьеметатель Марс, непобедимый бог,
Дал Гектору..."
Дюмен
Золоченый орех.
Бирон
Лимон.
Лонгвиль
С воткнутой в него гвоздикой.
Дюмен
Нет, просто с гвоздем.
Армадо
Внимание!
"Копьеметатель Марс, непобедимый бог,
Дал Гектору, троянскому герою,
Такую мощь, что тот с зари сражаться мог,
До темноты не прерывая боя.
Я - этот цвет..."
Дюмен
Чертополоха.
Лонгвиль
Мяты.
Армадо
Дорогой Лонгвиль, обуздай свой язык.
Лонгвиль
Наоборот, мне нужно его разнуздать, потому что он должен угнаться за Гектором.
Дюмен
А Гектор - быстр, как гончая.
Армадо
Славный воин умер и истлел. Милые дети, не ворошите прах усопшего. Пока он дышал, он был настоящим человеком. Но продолжаю свою роль. (Принцессе.) Очаровательная принцесса, обрати ко мне чувство слуха твоего королевского высочества.
Принцесса
Говори, храбрый Гектор, мы с удовольствием тебя послушаем.
Армадо
Я боготворю туфлю твоего прелестного высочества.
Бойе (тихо, Дюмену)
Его любовь ограничивается пятками.
Дюмен (тихо, к Бойе)
Потому что выше ему не добраться.
Армадо
"Сей Гектор Ганнибала превзошел..."
Башка
Плохо дело, друг Гектор, плохо. Оно уже два месяца тянется.
Армадо
Что ты имеешь в виду?
Башка
Ей-богу, если вы не будете честным троянцем, - бедной бабенке пропадать. Она на сносях. Ребенок уже шевелится у нее в животе, а ведь он от вас.
Армадо
Ты диффамируешь меня перед владетельными особами! Ты заслуживаешь смерти.
Башка
А Гектор заслуживает порки за то, что обрюхатил Жакнету, и виселицы за то, что убил Помпея.
Дюмен
Несравненный Помпей!
Бойе
Достославный Помпей!
Бирон
Великий из великих, превеликий, величайший Помпей! Непомерный Помпей!
Дюмен
Смотрите, Гектор трепещет.
Бирон
Помпей разгневался. Сюда, Ата! Трави их, трави!
Дюмен
Гектор вызовет его на бой.
Бирон
Даже если в нем крови не больше, чем нужно блохе на ужин.
Армадо
Северным полюсом вызываю тебя на поединок.
Башка
Ни полюсом, ни палицей я драться не умею, а вот мечом могу! Пожалуйста, верните мне оружие Помпея.
Дюмен
Место для разгневанных героев!
Башка
Я буду драться в одной рубашке.
Дюмен
Неустрашимый Помпей!
Мотылек
Хозяин, позвольте мне расстегнуть вас. Разве вы не видите, что Помпей разоблачается для боя? Чего же вы ждете? Вы погубите свою репутацию.
Армадо
Извините меня, господа, но я не хочу биться в рубашке.
Дюмен
Вам нельзя отказываться: ведь вызов сделан Помпеем.
Армадо
Драгоценные мои, я желаю только того, что могу.
Бирон
Что это значит? Объяснитесь.
Армадо
Открою вам голую правду: у меня нет рубашки и я надеваю шерстяной камзол прямо на тело, как власяницу.
Бойе
Он правду говорит. На него эту эпитимью наложили в Риме за то, что у него не водится белья. С тех пор, ручаюсь вам, он никогда не надевал белья, если не считать кухонной тряпки Жакнеты, которую он носит на груди, как залог любви.
Входит Меркад.
Меркад
Бог да хранит принцессу!
Принцесса
Вам, Меркад,
Я рада, хоть забаву вы прервали.
Меркад
Я удручен, что должен сообщить
Вам горестную весть. Король, отец ваш...
Принцесса
Он умер? Боже!
Меркад
Да, вы угадали.
Бирон
Герои, скройтесь с омраченной сцены.
Герои уходят.
Король
Принцесса, успокойтесь!
Принцесса
Бойе, мы едем ночью. Собирайтесь!
Король
Останьтесь с нами, умоляю вас.
Принцесса
Нет, собирайтесь. Слышите? - Спасибо
Вам за прием любезный, господа.
Надеюсь всей душой моей печальной,
Что ваш широкий ум нас извинит
За слишком смелые порой насмешки.
И если с вами были мы дерзки,
То лишь терпенье и учтивость ваши
Тому виной. Прощайте, государь!
Кто грустен сердцем, на слова не щедр.
Простите ж мне скупую благодарность
За исполненье столь огромной просьбы.
Король
Бег времени в последнюю минуту
События нередко ускоряет,
Мгновенно разрешая все, о чем
До этих пор шли безуспешно споры.
Хоть горе дочери и несовместно
Со светлой и смеющейся любовью,
Как ни чисты ее святые цели,
Но если к ним она уже открыто
Пошла своим путем, пусть тучи скорби
Его не затемнят. Благоразумней
Искать себе отраду в новых ближних,
Чем сокрушаться о потере старых.
Принцесса
Я вас не понимаю. Скорбь - глуха.
Бирон
Вонмет и скорбь простой и ясной речи.
Я объясню намеки короля.
Лишь ради вас мы, расточая время.
Обет презрели; ваша красота
Преобразила нас, и чувства наши
Наперекор намереньям пошли.
Вот почему вы нас сочли смешными.
Любовь порывиста до неприличья,
Капризна, как дитя, тщеславна, вздорна.
Из глаз родясь, она, как и глаза,
Полна страннейших образов и форм,
Меняющихся с той же быстротою,
С какой глаза меняют впечатленья.
И если мы в одежде шутовской
Глазам небесным вашим показались
Пустыми и бесчестными лгунами,
То кто же, кроме глаз небесных ваших,
Нас уличивших, в этом виноват?
Вы породили в нас любовь, а значит,
И все ее ошибки. Мы обет
Нарушили, чтоб верность сохранить
Вам, кто его заставил преступить.
И этим самым зло измены нашей,
Само себя очистив, стало благом.
Принцесса
Пришли от вас любовные посланья
С подарками - посланцами любви,
Но наш совет девичий их почел
За шутку, за любезность, за узор
Для вышиванья по канве досуга,
И мы, всерьез подарки не приняв,
Ответили насмешкой на любовь,
В которой лишь насмешку увидали.
Дюмен
Отнюдь не шуткой были наши письма.
Лонгвиль
И взоры...
Розалина
Мы их поняли иначе.
Король
Так удостойте нас любви хотя бы
В последний час.
Принцесса
Час - слишком краткий срок
Для заключенья вечного союза.
Нет, государь, вы тяжко провинились,
Обеты преступив. А потому,
Коль вам нужна моя любовь (чему я
Пока не верю), поступите так:
Клятв не давайте мне, но поскорее
В какой-нибудь заброшенный приют
От светского веселья удалитесь
И ждите там, пока не совершат
Свой круг двенадцать знаков зодиака.
И если в одиночестве суровом
Не охладеет пыл желаний ваших,
И если от постов, нужды и стужи
Не облетит любви цветок веселый,
Из испытаний выйдя столь же пышным,
Тогда, чуть год окончится, во имя
Своих заслуг моей любви потребуй,
И этой девственной рукой, которой
Твою сжимаю, клятву я даю
Тебе принадлежать. А я отныне
Уединюсь в своем жилище мрачном,
В котором буду горькими слезами
Оплакивать усопшего отца.
А коль не хочешь - руки разомкнем,
Чтоб врозь сердца пошли своим путем.
Король
Коль побоюсь я променять покой
На искус этот иль еще труднее,
Пускай глаза мне смерть смежит рукой.
Навеки сердце отдаю тебе я.
Бирон
А мне что скажет милая моя?
Розалина
Как и король, должны вы искупить
Грех клятвопреступленья и обмана.
И если вам нужна моя любовь,
Вы будете в больнице за больными
Ухаживать без отдыха весь год.
Дюмен
Жду слова и от вас, моя любовь.
Катерина
Вот три: здоровья, честности, усов
Я вам желаю с нежностью тройною.
Дюмен
Могу ль теперь я вас назвать женою?
Катерина
Пока что - нет. Но год и сутки ровно
Глуха я буду к болтовне любовной.
Когда ж принцесса под венец пойдет,
И вам кроха любви перепадет.
Дюмен
Слугою вашим быть даю вам слово.
Катерина
Без клятв! Иль вы нарушите их снова.
Лонгвиль
А вы, Мария?
Мария
Траурное платье
На друга через год могу сменять я,
Лонгвиль
Хоть долог срок, придется подождать.
Мария
Мой долговязый друг, он вам под стать.
Бирон
О чем ты так задумалась? Взгляни
В мои глаза, как в окна сердца, чтобы
В них прочитать смиренную готовность
Любой ценой снискать твою любовь.
Розалина
Бирон, еще до нашего знакомства
О вас мне слышать много приходилось.
Молва везде твердит, что вы - насмешник,
Обидных прозвищ и сравнений мастер,
Всегда готовый высмеять любого,
Кто попадется вам на язычок.
Чтоб выполоть ваш плодовитый ум
И тем завоевать мою любовь,
Которой вам без этого не видеть,
Благоволите провести весь год
В больнице меж страдальцами немыми,
Даря беседой лишь калек брюзгливых
И тратя остроумье лишь на то,
Чтобы больных заставить улыбнуться.
Бирон
Как! Вырывать из пасти смерти смех?
Я не могу! Мне это не под силу.
Агонию смягчить не властна шутка.
Розалина
Но это укрощает едкий ум,
Опасный лишь благодаря хвале
Глупцов, чей хохот вторит остряку.
Остроту делают удачной уши
Тех, кто внимает ей, а не язык
Того, кто отпустил ее. И если
Те, кто оглох от собственного стона,
Ваш вздор согласны слушать, что ж! - острите,
Я вас приму и с этим недостатком.
А если нет, - старайтесь от него
Избавиться, чтоб я при встрече с вами
Порадовалась этой перемене.
Бирон
Хоть срок велик, придется с ним смириться.
Отправлюсь на год я острить в больницы.
Принцесса
(королю)
Теперь нам, государь, пора проститься.
Король
Но мы вас проводить еще желаем.
Бирон
Не так, как в старых фарсах, мы кончаем:
В них Дженни получает Джек, а нам
Достался лишь отказ от наших дам.
Король
Нам не отказ, а срок годичный дали.
Бирон
Да зритель вытерпит его едва ли.
Входит Армадо.
Армадо
Светлейший государь, соблаговолите...
Принцесса
Не Гектор ли это?
Дюмен
Доблестный троянский воитель.
Армадо
Я жажду облобызать монаршие персты и откланяться. Меня связал обет: я поклялся Жакнете три года ходить за плугом ради се сладчайшей любви. Но не угодно ли будет теперь вашему досточтимому величеству послушать диалог, сочиненный двумя учеными мужами в похвалу сове и кукушке? Им и могло бы завершиться наше представление.
Король
Зови их скорее; мы согласны.
Армадо
Эй! Входите.
Входят Олоферн, Натаниэль, Мотылек, Башка и другие.
С одной стороны - Hiems, Зима; с другой - Ver, Весна. Одну олицетворяет сова, другую - кукушка. Ver, начинай.
ПЕСНЯ
Весна
Когда фиалка голубая,
И желтый дрок, и львиный зев,
И маргаритка полевая
Цветут, луга ковром одев,
Тогда насмешливо кукушки
Кричат мужьям с лесной опушки:
Ку-ку!
Ку-ку! Ку-ку! Опасный звук!
Приводит он мужей в испуг.
Когда пастух с дудою дружен,
И птицы вьют гнездо свое,
И пахарь щебетом разбужен,
И девушки белят белье,
Тогда насмешливо кукушки
Кричат мужьям с лесной опушки:
Ку-ку!
Ку-ку! Ку-ку! Опасный звук!
Приводит он мужей в испуг.
Зима
Когда свисают с крыши льдинки,
И дует Дик-пастух в кулак,
И леденеют сливки в крынке,
И разжигает Том очаг,
И тропы занесло снегами,
Тогда сова кричит ночами:
У-гу!
У-гу! У-гу! Приятный зов,
Коль суп у толстой Джен готов.
Когда кругом метут бураны,
И онемел от кашля поп,
И красен нос у Марианны,
И птица прячется в сугроб,
И яблоки румянит пламя,
Тогда сова кричит ночами:
У-гу!
У-гу! У-гу! Приятный зов,
Коль суп у толстой Джен готов.
Армадо
Слова Меркурия режут ухо после песен Аполлона. А теперь разойдемся кто куда.
Уходят.
"БЕСПЛОДНЫЕ УСИЛИЯ ЛЮБВИ"
Комедия эта была впервые напечатана в 1598 году под заглавием "Забавная и остроумная комедия, называемая Бесплодные усилия любви, как она была представлена перед ее величеством в минувшее рождество, вновь исправленная и дополненная У. Шекспиром".
Уже одно заглавие это доказывает, что комедия была написана раньше, быть может, задолго до 1598 года. О том же свидетельствует и целый ряд стилистических черт, характерных для ранней манеры Шекспира: огромное количество рифмованных стихов (значительно более половины всего текста), обилие мифологических образов, вставных иноязычных слов и фраз, каламбуров и вообще всяких языковых прикрас, свойственных эвфуизму. В этой пьесе Шекспир заканчивает начатое им в "Комедии ошибок" усвоение гуманистической литературной культуры в той форме, в какой он мог познакомиться с нею в кружках передовой английской аристократии (см. выше статью о "Комедии ошибок").
Анализ сюжета пьесы позволяет примерно определить время ее возникновения. В отличие от большинства других пьес Шекспира комедия не представляет собой обработки какой-либо готовой фабулы. Да фабулы в ней, в сущности, и нет. Что же касается фона, на котором развертывается действие, то он навеян историческими фактами и персонажами. Место действия комедии Наварра (на юге Франции), герой ее - никогда не существовавший король Фердинанд, в котором нетрудно узнать популярного в эпоху Шекспира Генриха Наваррского, вступившего в 1589 году на французский престол под именем Генриха IV. Выступающие в пьесе приближенные короля - Бирон, Лонгвиль, Дюмен - также являются историческими лицами, игравшими видную роль в политических событиях 1581-1590 годов. Маршал Бирон и герцог Лонгвиль были соратниками Генриха во время "религиозных" войн, а герцог Дюмен (de Mayenne) - его политическим врагом, одним из вождей Католической лиги. Что касается французской принцессы, то в ней нетрудно узнать Маргариту Вадуа, сестру королей Карла IX и Генриха III, первую жену Генриха Наваррского, с которой он расстался после организованной в день их свадьбы католиками резниВарфоломеевской ночи (1572). Осенью 1578 года Маргарита, якобы для примирения с мужем, совершила поездку в местечко Нейрак, где Генрих жил уединенно в кругу своих приверженцев. Приезд Маргариты вызвал ряд блестящих празднеств, служивших прикрытием для политических интриг, которые являлись главной целью поездки Маргариты.
Итак, при всей своей галантной условности фабула пьесы имеет реальную основу в исторических фактах, являвшихся злободневными в 1590-1591 годах, когда внимание всей Европы, а в особенности Англии, было устремлено на французские события. Королева Елизавета была союзницей Генриха и помогала ему в борьбе против Лиги. В октябре 1591 года граф Эссекс отправился во главе английской армии в Дьепп и вместе с маршалом Бироном действовал против Руана. В это время интерес английского двора к борьбе гугенотского короля за власть достиг своего апогея. В следующем году граф Эссекс вернулся в Англию, а вслед за тем Генрих парализовал происки папы, поддерживавшего Лигу, своим переходом в католичество (1593). Это ренегатство разгневало Елизавету, и Генрих сразу утратил свою популярность в Англии. Таким образом, возникновение первой редакции комедии можно с большой вероятностью отнести к 1590-1591 годам, а окончательную обработку ее - на основании стилистических признаков - скорее всего к 1594 или 1595 году.
В чем состояла эта переработка, мы можем лишь догадываться. По всей вероятности, дело свелось главным образом к вставкам в IV и V акты разных дивертисментных номеров (маскарад "московитов", интермедия "Девять героев" и т. п.), предназначавшихся для увеселения придворной публики. Отсюда непомерная длина этих двух актов по сравнению с первыми тремя, совсем короткими.
На представлении в сезон 1597/98 года комедия имела, по-видимому, успех у придворной публики, так как в 1604 году она была снова поставлена при дворе по инициативе графа Саутгемптона. Но несомненно, что у широкого зрителя эта почти бессюжетная и очень изысканная по стилю пьеса не могла иметь успеха. До нас все же дошло известие об одном ее представлении на сцене публичного театра. Но дошло также стихотворение (1598) некоего Тофта, очевидно, выразителя вкусов широких слоев горожан, отозвавшегося об этой комедии как о "натянутой" и "фальшивой".
По своему построению и стилю "Бесплодные усилия любви" являются, формально рассуждая, типичной пьесой придворно-аристократического театра. Она приближается к тому жанру галантно-любовных, аллегорических или пасторальных представлений, которые назывались в Англии "масками" и являлись излюбленным украшением придворных празднеств. Весь последний акт комедии с его любовными поединками, дивертисментными номерами и ряженьем вводит нас в атмосферу придворных маскарадных представлений.
Также и основная ситуация комедии - создание группой молодых образованных вельмож философской "академии" с полным отрешением от житейских забот и сердечных страстей уводит нас в ту же среду. Италия позднего Возрождения была полна такого рода "академиями", где дебатировались и излагались в стихах и прозе всякого рода морально-философские вопросы, проблемы любви, пристойного жизненного поведения. Европейскую славу приобрел сборник таких бесед, происходивших в герцогском кружке г. Урбино, записанных Бальдассаре Кастильоне, озаглавленный "Придворный" (1528). Подобные "академические" заседания происходили и при дворе французского короля Генриха III (ум. в 1589 г.). Были такие кружки и в Англии - например кружок, собиравшийся в 1592 году в доме сэра Уолтера Роли, или другой, группировавшийся вокруг покровительствовавшего Шекспиру Саутгемптона и его друга Эссекса. Дошло сведение, что граф Нортемберленд, патрон многих ученых и поэтов, в том числе, по-видимому, и Марло, написал этюд, в котором доказывал несовместимость любви с наукой. Вообще вопросы о природе любви, о ее правах и возможностях - конечно, любви "возвышенной", в плане платонического мировоззрения - волновали всю "философствующую" Европу XVI века.
Для задуманной им картины Шекспир использовал материал и краски весьма различного происхождения. Одним из источников послужило ему творчество драматурга Лили, создателя эвфуистического стиля, затейливого и утонченно-изящного. Влияние Лили проявилось не только в стиле, но и в построении комедии и ее сюжетных ситуациях. В композиции пьесы царит четкая симметрия. Она сказывается и в распределении персонажей (с одной стороны король с тремя придворными, с другой - принцесса с тремя дамами) и в построении отдельных сцен и диалогов, состоящих из правильно чередующихся, точно соразмеренных реплик. Рисунок диалога имеет четкость балетных фигур и как бы подчиняется правилам светского этикета. Сюда присоединяется правильное чередование сцен верхнего и нижнего плана - лирических и буффонных. Введение параллельной интриги низшего плана, как бы пародирующей основную, - тоже излюбленный прием Лили. Отдельные ситуации комедии также имеют свои прототипы в изящных комедиях Лили - "Сафо", "Мидас", "Метаморфоза любви" и особенно "Эндимион", в котором мы находим прототипы испанца Армадо и его пажа Мотылька.
Другим источником - именно для персонажей низшего плана - послужила очень привлекавшая молодого Шекспира итальянская комедия дель арте. Здесь на первом месте стоит долговязый дон Адриано де Армадо, напоминающий излюбленный в итальянской комедии тип Капитана, находящийся в родстве с плавтовским "хвастливым воином". Подобно итальянскому Капитану, Армадо испанец, и карикатурная фигура его должна была казаться особенно злободневной в годы ожесточенной борьбы между Англией и Испанией. Самое имя причудливого испанца напоминало публике о разгроме "Непобедимой Армады" английским флотом (1588). Заметим, однако, что дон Армадо имеет у Шекспира очень мало национальных черт; он совсем не пользуется иностранным акцентом, и самый стиль его речей не носит отпечатка причудливой напыщенности, характерной для Капитана итальянской комедии. В основе его стиля лежит скорее велеречивый педантизм, лишенный, однако, южного колорита.
Такой же традиционно комической фигурой является педант Олоферн, имя которого восходит, по-видимому, к "великому ученому софисту, именуемому господин Тубал Олоферн" из знаменитого романа Рабле. Но вместе с тем он имеет общие черты и с весьма популярным в итальянской комедии типом Педанта, или Доктора. Однако, в отличие от последнего, Олоферн - карикатура не на ученого юриста, а на школьного учителя, вследствие чего он и разглагольствует преимущественно на темы из области грамматики и филологии. Олоферн - хронологически первый тип педанта на английской сцене. Дополнением к нему является священник Натаниэль, его почитатель и подражатель.
К этим основным комическим типам присоединяется ряд буффонных персонажей, которые, хотя и имеют известную связь с масками итальянской комедии, все же в гораздо большей степени восходят к народной английской основе, к бытовым крестьянским театрализованным типам. Таков шут Башка, который при известном сходстве с типом "второго Дзанни" заключает в себе достаточно национальных черт и должен быть рассматриваем как тип английского клоуна. Его достойным партнером является другой клоун, констебль Тупица. Наконец, предмет вожделений Башки и дона Армадо крестьянка Жакнета представляет собой яркий тип здоровой и жизнерадостной английской крестьянки, чуждой ухищрений и изворотов светского обхождения и, при всей своей простоте, в душе посмеивающейся над ними.
Но все перечисленные элементы пьесы, все эти великосветские и итальянские влияния - лишь материал, которым Шекспир воспользовался совсем в других, противоположных целях. Подобно тому как позже, в "Сне в летнюю ночь" и в "Как вам это понравится", предлагая сходный материал в весьма с виду привлекательном, как бы опоэтизированном виде, он, по существу, его развенчивает, - так и здесь уже он противопоставляет ему правду живых и естественных чувств.
Псевдоисторическая костюмерия и аристократическая декоративность послужили Шекспиру лишь поводом для утверждения самых передовых идей и реального чувства жизни. Изысканность придворных персонажей пьесы изобличает сама свою пустоту, и эвфуизм их стиля и чувств незаметно переходит в пародию на него. В пьесе высмеивается попытка молодых эстетизированных фантазеров уйти от жизни, от действительности в абстракцию, в пустые претенциозные бредни. Жизнь опрокидывает их нелепый замысел, и все их философические обеты летят кувырком с приездом принцессы и ее подруг.
Так же плачевно заканчиваются и другие, едва намеченные интриги пьесы. Выспренний дон Армадо позорно оттеснен в его любовных искательствах грубоватым, но житейски неглупым шутом Башкой, а "премудрые" Олоферн и его дружок сэр Натаниэль, добродушно высмеянные персонажами верхнего плана, стушевываются и бесследно исчезают из пьесы.
Рупором идей Шекспира в этой комедии является самый умный, самый живой, самый привлекательный из ее персонажей - Бирон. Непринужденная веселость, яркость, правдивая жизненность его речей и жестов проходят красной нитью через всю пьесу, начиная с первой сцены (у Шекспира почти всегда очень важной), где он потешается над "заповедями", которые ему пытаются навязать, и кончая двумя его блестящими монологами (V, 2), резюмирующими весь смысл и содержание пьесы.
В первом из них (примерно в середине сцены) он отрекается от всякого притворства и жеманности, призывая к простоте, к естественности как самих чувств, так и их выражения. Острыми и точными, притом горячими, идущими от души словами он отвергает всякий эвфуизм и вычуры, высмеивая их весело и жестоко.
Во втором (к концу пьесы) - Бирон произносит вдохновенное славословие любви, которую его легкомысленные сотоварищи хотели изгнать из своей жизни, заменив абстрактным мудрствованием, холодной метафизикой. Нет, любовь к женщине и есть единственный живой источник всякой мудрости, всякого знания. Это главный светоч человека, истинный огонь Прометея.
Мысль эта в теоретических рассуждениях XVI века была широко распространена. Восходя к идеалистической концепции любви у трубадуров, подхваченная всей школой "сладостного нового стиля", включая Данте, она получила новое и пышное развитие в неоплатонической философии позднего Ренессанса. Но дело не в теоретической формулировке ее, а в наличии реального переживания, живого и глубокого внутреннего опыта, с которым она связана. Бирон - тот из всей компании, который способен наиболее искренне и пылко чувствовать. И отсюда его огненные слова, пламенная вера в то, что он говорит. А говорит он, в сущности, о торжестве жизни, о правде чувства, о радости реальной действительности, перед которой должны скрыться все метафизические призраки.
Пьеса как будто бы не имеет развязки. Согласия на брак ни одна из четырех красавиц не дала, и все они потребовали отсрочки на один год. Но, собственно говоря, это и есть вполне удовлетворительная развязка, заключающая в себе очень важную и интересную мысль. Счастье не падает человеку само в руки. Нужно его заслужить, нужно суметь стать достойным его. Молодые метафизики только что предавались смешным бредням. Теперь они должны проверить свои внезапно вспыхнувшие чувства, должны стать людьми по-настоящему простыми и верными. Счастье - не формула, а путь, и они должны показать себя способными идти по этому пути. Но, как всегда в комедиях Шекспира, мысль эта выражена без всякой назидательности, а в легкой, юмористической форме разных шутливых заданий, даваемых красавицами влюбленным в них юношам.
А. Смирнов
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "БЕСПЛОДНЫХ УСИЛИЙ ЛЮБВИ"
Действующие лица. - Фердинанд, король Наварры, - см. статью о пьесе. В самом тексте имя короля ни разу не встречается. Переименование Генриха в Фердинанда было сделано, вероятно, для того, чтобы избежать обвинения со стороны цензуры в каком-либо нежелательном, с ее точки зрения, политическом намеке.
Бирон, Лонгвиль, Дюмен, Армадо - см. статью о пьесе.
Имя пажа Мотылек указывает на его миниатюрность и подвижность.
Натаниэль (франц. форма имени Нафанаил) - одно из популярных среди пуритан библейских имен.
Аквитания - первоначально область Галлии от реки Гаронны до Пиренеев. Зятем она вошла в состав Франции, образовав провинцию Гюийенн.
Это и ученая лошадь на ярмарке вам сосчитает. - Намек на популярную в то время дрессированную лошадь, известную под кличкой Марокко, о которой упоминают современники Шекспира.
...весьма весомые городские ворота мог на плечах унести. - Намек на библейское сказание о Самсоне, который, будучи заперт филистимлянами в одном из их городов, снял ворота с петель, взвалил их себе на плечи и унес.
Баллада про короля и нищенку - часто упоминаемая у Шекспира баллада о короле Кофетуа и нищенке Зенелофон.
Конек-скакунок - одна из забав английских народных гуляний и ярмарочного театра: кукла в виде конской головы с грудью прикреплялась к спине или шее человека, который, упершись руками в колени, прыгал, изображая лошадь. Под влиянием пуритан забава эта во времена Шекспира начала выходить из моды.
Посыл - последняя строфа из стихотворения, содержащая восхваление лица, которому оно адресовано.
Данное - основная часть стихотворения, излагающая исходное положение или задание.
...что это еще за репарация. - В подлиннике renumeration "вознаграждение". Слово это, непонятное для деревенской простака Башки, обыгрывается в последующих строках.
Аргус - в греческой мифологии стоглазый великан.
...Немейский лев рычит... - Один из подвигов Геркулеса состоял в том, что он убил грозного льва, жившего в Немейском лесу
Монарко - прозвище, которое дал себе один полубезумный итальянец, вообразивший себя "императором мира". Во времена Шекспира он проживал в Англии.
Пипин Французский - король франков Пипин Короткий, отец Карла Великого, живший в VIII в. н. э.
Джиневра Британская - жена Артура, легендарного короля древней Британии.
Диктина - критское божество, древними отождествлявшееся с Дианой, богиней луны.
"Фауст, прошу тебя..." - первые слова латинской эклоги поэта XV в. Баптисты Спаньолы, уроженца Мантуи.
"Венеция, Венеция..." - итальянское двустишие, которое приводится в учебнике итальянского языка Флорио, изданием в Лондоне в 1591 г.
За что его назвали Назоном? - Назон как имя нарицательное по-латыни означает - большой нос.
...любовь безумна, как Аякс, - намек на предание об Аяксе, одном из героев Троянской войны, который в припадке безумия бросился с мечом на стадо баранов, приняв их за обидевших его греков, и принялся их избивать. Сказание это составило сюжет трагедии Софокла "Аякс-Биченосец".
Что за фигура? - Рогатая. - Здесь намек на так называемый "рогатый силлогизм" (фигура логики), сводящийся к шуточному рассуждению, пользовавшемуся большим успехом у средневековых школяров: "То, что ты не потерял, у тебя еще есть?" - "Есть". - "Ты не терял рогов?" - "Нет". "Значит, ты рогат".
...вывести перед принцессой "Девять героев". - "Девять героев" - одно из излюбленных театрализованных зрелищ, показывавшихся на городских и придворных празднествах позднего средневековья. Обычно трое из героев, состав которых иногда менялся, избирались из числа библейских персонажей, трое - из древнегреческих героев и трое - из героев средневековых сказаний.
Ведь сотней "О" лицо у вас покрыто. - Имеются виду кружки веснушек или оспинок на лице.
Наряжены король и свита как русские, иначе московиты. - В хронике Холла, из которой Шекспир часто черпал данные для своих драматических хроник, приводится случай, когда на банкет при дворце Генриха VIII явилось несколько лордов, переодетых русскими.
Умы острей под шапкой шерстяною. - Лондонские горожане были обязаны ходить в шерстяных колпаках, тогда как шляпы с перьями были исключительным достоянием дворян. Розалина хочет сказать, что простые люди - и те умнее напыщенных вельмож.
С зубами белыми, как ус китовый! - Китовый ус - совсем не белый. Но в XVI в. иногда путали кита с моржом, кости и клыки которого, действительно очень белые, шли на всякие поделки.
С пантерой на броне. - На броне Помпея оттиснуто изображение пантеры.
Нет вы не Александр, так как ваш нос не крив. - На античных бюстах голова Александра Великого немного склонена набок, вследствие чего можно в шутку сказать, что нос его несколько "искривлен".
Иуда я, что прозван Маккавеем... - Исполнитель роли Иуды подчеркивает, что он не Иуда Искариотский, предавший Христа, а Иуда Маккавей, военачальник иудеев, боровшихся за независимость родины. Рвение, которое проявляет исполнитель, вполне понятно: в те времена зрители, не слишком четко отличавшие исполнителя от его роли, иногда избивали актеров, исполнявших роль Иуды.
...у тебя нет никакой личности... - В подлиннике face - слово, имеющее ряд смыслов (личность, лицо, контур лица и так далее); именно это дает возможность отпускать ряд замечаний, построенных на образах; личность, головка, изображаемая на деке цитры, головка булавки, Адамова голова на печати и так далее.
Прячься, Ахилл: идет вооруженный Гектор. - Во всех средневековых пересказах истории Троянской войны идеальным героем изображался не Ахилл, а Гектор.
Он либо бог, либо художник: все время делает рожи. - Бог создал людей (и их лица), художник рисует их.
А Гектор - быстр, как гончая. - Во время единоборства Гектора с Ахиллом Гектор, преследуемый противником, семь раз обежал вокруг Трои.
Ата - в античной мифологии божество мести и раздора.
А. Смирнов
Уильям Шекспир. Как вам это понравится
William Shakespeare As You Like It
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Старый герцог, живущий в изгнании.
Герцог Фредерик, его брат, захвативший его владения.
Амьен, Жак — вельможи, состоящие при изгнанном герцоге.
Ле-Бо, придворный Фредерика.
Шарль, борец Фредерика.
Оливер, Жак, Орландо — сыновья Роланда де Буа.
Адам, Деннис — слуги Оливера.
Оселок, шут.
Оливер Путаник, священник.
Корин, Сильвий — пастухи.
Уильям, деревенский парень, влюбленный в Одри.
Лицо, изображающее Гименея.
Розалинда, дочь изгнанного герцога.
Селия, дочь Фредерика.
Феба, пастушка.
Одри, деревенская девушка.
Вельможи, пажи, слуги и прочие.
Место действия — дом Оливера; двор Фредерика; Арденнский лес.
АКТ I
Плодовый сад при доме Оливера.
Входят Орландо и Адам.
Насколько я помню, Адам, дело было так: отец мне завещал всего какую-то жалкую тысячу крон, но, как ты говоришь, он поручил моему брату дать мне хорошее воспитание. Вот тут-то и начало всех моих горестей. Брата Жака он отдает в школу, и молва разносит золотые вести о его успехах. А меня он воспитывает дома, по-мужицки, вернее говоря, держит дома без всякого воспитания. В самом деле, разве можно назвать это воспитанием для дворянина моего происхождения? Чем такое воспитание отличается от существования быка в стойле? Лошадей своих он куда лучше воспитывает; не говоря уже о том, что их прекрасно кормят, их еще и учат, объезжают и нанимают для этого за большие деньги наездников. А я, брат его, приобретаю у него разве только рост; да ведь за это скотина, гуляющая на его навозных кучах, обязана ему столько же, сколько я. Он щедро дает мне — ничто; а кроме того, своим обхождением старается отнять у меня и то немногое, что дано мне природой. Он заставляет меня есть за одним столом с его челядью, отказывает мне в месте, подобающем брату, и, как только может, подрывает мое дворянское достоинство таким воспитанием. Вот что меня огорчает, Адам, и дух моего отца, который я чувствую в себе, начинает возмущаться против такого рабства. Я не хочу больше это сносить, хотя еще не знаю, какой найти выход.
Вот идет мой господин, брат ваш.
Отойди в сторону, Адам: ты услышишь, как он на меня накинется.
Входит Оливер.
Ну, сударь, что вы тут делаете?
Ничего: меня ничего не научили делать.
Так что же вы портите в таком случае, сударь?
Черт возьми, сударь, помогаю вам портить праздностью то, что создал господь: вашего бедного, недостойного брата.
Черт возьми, сударь, займитесь чем-нибудь получше и проваливайте куда глаза глядят!
Прикажете мне пасти ваших свиней и питаться желудями вместе с ними? Какое же это имение блудного сына я расточил, чтобы дойти до такой нищеты!
Да вы знаете ли, где вы, сударь?
О, сударь, отлично знаю: в вашем саду.
А знаете ли вы, перед кем вы стоите?
О да, гораздо лучше, чем тот, перед кем я стою, знает меня. Я знаю, что вы мой старший брат, и в силу кровной связи и вам бы следовало признавать меня братом. Обычай народов дает вам передо мной преимущество, так как вы перворожденный; но этот же обычай не может отнять моей крови, хотя бы двадцать братьев стояли между нами! Во мне столько же отцовского, сколько и в вас, хотя, надо сказать правду, вы явились на свет раньше меня, и это даст вам возможность раньше добиться того уважения, на которое имел право наш отец.
Что, мальчишка?
Потише, потише, старший братец: для этого вы слишком молоды.
Ты хочешь руку на меня поднять, негодяй?
Я не негодяй, я младший сын Роланда де Буа. Он был отец мой, и трижды негодяй тот, кто смеет сказать, что такой отец произвел на свет негодяя! Не будь ты мой брат, я не отнял бы этой руки от твоей глотки, пока другою не вырвал бы твой язык за такие слова: ты сам себя поносишь!
(выступив вперед)
Дорогие господа, успокойтесь; ради вашего покойного отца, помиритесь!
Пусти меня, говорят тебе!
Не пущу, пока не захочу! Вы должны меня выслушать. Отец завещал вам дать мне хорошее воспитание, а вы обращались со мной как с мужиком: вы душили и уничтожали во мне все качества истинного дворянина. Но дух моего отца крепнет во мне, и я не намерен больше это сносить. Поэтому либо дайте мне заниматься тем, что приличествует дворянину, либо отдайте ту скромную долю, что отец отказал мне по завещанию, и я с ней отправлюсь искать счастье.
Что же ты будешь делать? Просить милостыню, когда все промотаешь? Однако довольно, сударь, убирайтесь и не докучайте мне больше: вы получите часть того, что желаете. Прошу вас, оставьте меня.
Я не буду докучать вам больше, как только получу то, что нужно мне для моего блага.
(Адаму)
Убирайся и ты с ним, старый пес!
Старый пес? Так вот моя награда! Оно и правда: я на вашей службе все зубы потерял. Упокой господи моего покойного господина! Он никогда бы такого слова не сказал.
Орландо и Адам уходят.
Вот как? Вы желаете бунтовать? Я вас от этой наглости вылечу, а тысячу золотых все-таки не дам. — Эй, Деннис!
Входит Деннис.
Ваша милость звали?
Не приходил ли сюда, чтобы переговорить со мной, Шарль, герцогский борец?
С вашего позволения, он у дверей дома и добивается, чтобы вы приняли его.
Позови его.
Деннис уходит.
Это будет отличный способ… На завтра назначена борьба.
Входит Шарль.
Доброго утра вашей милости.
Добрейший мсье Шарль, каковы новые новости при новом дворе?
При дворе нет никаких новостей, кроме старых, сударь, а именно: что старый герцог изгнан младшим братом, новым герцогом, и что трое или четверо преданных вельмож добровольно последовали за ним в изгнание, а так как их земли и доходы достанутся новому герцогу, то он милостиво и разрешает им странствовать!
А не можете ли мне сказать: Розалинда, дочь герцога, также изгнана со своим отцом?
О нет! Потому что дочь герцога, ее кузина, так любит ее, что в случае ее изгнания либо последовала бы за ней, либо умерла бы с горя, разлучившись с ней. Розалинда при дворе: дядя любит ее как родную дочь. И никогда еще две женщины так не любили друг друга.
Где же будет жить старый герцог?
Говорят, он уже в Арденнском лесу и с ним веселое общество: живут они там будто бы, как в старину Робин Гуд английский. Говорят, множество молодых дворян присоединяется к ним каждый день, и время они проводят беззаботно, как, бывало, в золотом веке.
Вы будете завтра бороться в присутствии нового герцога?
Да, сударь, и как раз по этому делу я пришел поговорить с вами. Мне тайно сообщили, сударь, что ваш младший брат собирается переодетым выйти против меня. Но завтра, сударь, я буду бороться ради моей репутации, и тот, кто уйдет от меня без переломанных костей, может почесть себя счастливым. Ваш брат очень юн. Во имя моей преданности вам — мне будет неприятно уложить его, но во имя моей чести — мне придется сделать это. Из любви к вам я пришел вас предупредить, чтобы вы его отговорили или чтоб уж не пеняли на меня, когда он попадет в беду, — потому что это его добрая воля и совершенно против моего желания.
Шарль, благодарю тебя за преданность: ты увидишь, что я отплачу тебе за нее по заслугам. Я сам узнал о намерении брата и всякими способами старался помешать ему, но его решимость непоколебима. Скажу тебе, Шарль, это самый упрямый юноша во всей Франции. Он честолюбив, завистлив, ненавидит всех, кто одарен каким-либо достоинством, и тайно и гнусно злоумышляет даже против меня, своего родного брата. Поэтому поступай в данном случае как хочешь. Палец ли ты ему сломаешь, шею ли свернешь — мне все равно. Но смотри берегись: если он отделается только легким повреждением или не добьется славы, победив тебя, он пустит в ход против тебя отраву или заманит тебя в какую-нибудь предательскую ловушку и не успокоится до тех пор, пока так или иначе не лишит тебя жизни. Уверяю тебя — и мне трудно удержаться от слез при этом, — что до сего дня я не встречал никого, кто был бы так молод и уже так коварен. Я еще говорю о нем как брат, но если бы я подробно рассказал тебе, каков он, — о, мне бы пришлось краснеть и плакать, а тебе бледнеть и изумляться.
Я сердечно рад, что пришел к вам. Если он выступит завтра против меня, уж я ему заплачу сполна! И если он после этого сможет ходить без посторонней помощи, не выступать мне никогда на арене! А затем — да хранит бог вашу милость!
Прощай, добрый Шарль!
Шарль уходит.
Теперь надо подзадорить этого забияку. Надеюсь, я увижу, как ему придет конец, потому что всей душой — сам не знаю почему — ненавижу его больше всего на свете. А ведь он кроток; ничему не учился, а учен, полон благородных намерений, любим всеми без исключения, всех околдовал и так всем вкрался в сердце — особенно моим людям, — что меня они ни во что не ставят… Но это не будет так продолжаться: борец исправит это. Остается разжечь мальчишку на борьбу, — вот этим я теперь и займусь.
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Лужайка перед дворцом герцога.
Входят Розалинда и Селия.
Прошу тебя, Розалинда, милая моя сестричка, будь веселей.
Дорогая Селия, я и так изо всех сил стараюсь делать вид, что мне весело; а ты хочешь, чтобы я была еще веселей? Если ты не можешь научить меня, как забыть изгнанного отца, не требуй, чтобы я предавалась особенному веселью.
Я вижу, что ты не любишь меня так, как я тебя люблю. Если бы мой дядя, твой изгнанный отец, изгнал твоего дядю — герцога, моего отца, а ты все же осталась бы со мной, я приучила бы мою любовь смотреть на твоего отца как на моего; и ты так же поступила бы, если бы твоя любовь ко мне была столь же искренней, как моя к тебе.
Ну хорошо, я забуду о своей судьбе и стану радоваться твоей.
Ты знаешь, что у моего отца нет других детей, кроме меня, да и вряд ли будут; и, без сомнения, когда он умрет, ты будешь его наследницей, потому что все, что он отнял у твоего отца силой, я верну тебе из любви; клянусь моей честью, верну; и если я нарушу эту клятву, пусть я обращусь в чудовище! Поэтому, моя нежная Роза, моя дорогая Роза, будь весела.
С этой минуты я развеселюсь, сестрица, и буду придумывать всякие развлечения. Да вот… Что ты думаешь, например, о том, чтобы влюбиться?
Ну что ж, пожалуй, только в виде развлечения. Но не люби никого слишком серьезно, да и в развлечении не заходи слишком далеко — так, чтобы ты могла с честью выйти из испытания, поплатившись только стыдливым румянцем.
Какое же нам придумать развлечение?
Сядем да попробуем насмешками отогнать добрую кумушку Фортуну от ее колеса, чтобы она впредь равномерно раздавала свои дары.
Хорошо, если бы нам это удалось. А то ее благодеяния очень неправильно распределяются: особенно ошибается эта слепая старушонка, когда дело касается женщин.
Это верно; потому что тех, кого она делает красивыми, она редко наделяет добродетелью, а добродетельных обыкновенно создает очень некрасивыми.
Нет, тут ты уже переходишь из области Фортуны в область Природы: Фортуна властвует над земными благами, но не над чертами, созданными Природой.
Входит Оселок.
Неужели? Разве когда Природа создает прекрасное существо, Фортуна не может его заставить упасть в огонь? И хотя Природа дала нам достаточно остроумия, чтобы смеяться над Фортуной, разве Фортуна не прислала сюда этого дурака, чтобы прекратить наш разговор?
Действительно, тут Фортуна слишком безжалостна к Природе, заставляя прирожденного дурака прервать остроумие Природы.
А может быть, это дело не Фортуны, а Природы, которая, заметив, что наше природное остроумие слишком тупо для того, чтобы рассуждать о таких двух богинях, послала нам этого дурака в качестве оселка; потому что тупость дураков всегда служит точильным камнем для остроумия. — Ну-ка, остроумие, куда держишь путь?
Сударыня, вас требует к себе ваш батюшка.
Тебя сделали послом?
Нет, клянусь честью, но мне приказали сходить за вами.
Где ты выучился этой клятве, шут?
У одного рыцаря, который клялся своей честью, что пирожки отличные, и клялся своей честью, что горчица никуда не годится; ну, а я стою на том, что пирожки никуда не годились, а горчица была отличная. И, однако, рыцарь ложной клятвы не давал.
Как ты это докажешь, при всем твоем огромном запасе учености?
Да-да, сними-ка намордник со своей мудрости.
Ну-ка, выступите вперед обе; погладьте свои подбородки и поклянитесь своими бородами, что я плут.
Клянемся нашими бородами — как если бы они у нас были, — ты плут.
Клянусь моим плутовством, что, если бы оно у меня было, я был бы плут. Но ведь если вы клянетесь тем, чего нет, вы не даете ложной клятвы; так же и этот рыцарь, когда он клялся своей честью, — потому что чести у него никогда не было, а если и была, то он всю ее истратил на ложные клятвы задолго до того, как увидал и пирожки и горчицу.
Скажи, пожалуйста, на кого ты намекаешь?
На человека, которого любит старый Фредерик, ваш отец.
Любви моего отца довольно, чтобы я уважала этого человека. Не смей больше говорить о нем: высекут тебя на днях за дерзкие речи!
Очень жаль, что дуракам нельзя говорить умно о тех глупостях, которые делают умные люди.
Честное слово, ты верно говоришь: с тех пор как заставили молчать ту маленькую долю ума, которая есть у дураков, маленькая доля глупости, которая есть у умных людей, стала очень уж выставлять себя напоказ. Но вот идет мсье Ле-Бо.
У него полон рот новостей.
Сейчас он нас напичкает как голуби, когда кормят своих птенцов.
Тогда мы будем начинены новостями.
Тем лучше, с начинкой мы станем дороже.
Входит Ле-Бо.
Bonjour1, мсье Ле-Бо. Что нового?
Прекрасные принцессы, вы пропустили превосходную забаву.
Забаву? Какого цвета?
Какого цвета, сударыня? Как мне ответить вам?
Как вам позволит остроумие и Фортуна.
Или как повелит Рок.
Хорошо сказано: прямо как лопатой прихлопнул.
Ну, если я не стану проявлять свой вкус…
То ты потеряешь свой старый запах.
Вы меня смущаете, сударыня. Я хотел вам рассказать о превосходной борьбе, которую вы пропустили.
Так расскажите, как все происходило.
Я расскажу вам начало, а если вашим светлостям будет угодно, вы можете сами увидеть конец; ибо лучшее — еще впереди, и кончать борьбу придут именно сюда, где вы находитесь.
Итак, мы ждем начала, которое уже умерло и похоронено.
Вот пришел старик со своими тремя сыновьями…
Это похоже на начало старой сказки.
С тремя славными юношами прекрасного роста и наружности…
С ярлычками на шее: «Да будет ведомо всем и каждому из сих объявлений…».
Старший вышел на борьбу с борцом герцога Шарлем. Этот Шарль в одно мгновение опрокинул его и сломал ему три ребра, так что почти нет надежды, что он останется жив. Точно так же он уложил второго и третьего. Они лежат там, а старик отец так сокрушается над ними, что всякий, кто только видит это, плачет от сострадания.
Бедные!
Но какую же забаву пропустили дамы, сударь?
Как — какую? Именно ту, о которой я рассказываю.
Видно, люди с каждым днем все умнее становятся. В первый раз слышу, что ломанье ребер — забава для дам.
И я тоже, ручаюсь тебе.
Но неужели есть еще кто-нибудь, кто хочет испытать эту музыку на собственных боках? Есть еще охотники до сокрушения ребер? — Будем мы смотреть на борьбу, сестрица?
Придется, если вы останетесь здесь: это место назначено для борьбы, и сейчас она начнется.
Да, действительно, сюда все идут. Ну что ж, останемся и посмотрим.
Трубы.
Входят герцог Фредерик, вельможи, Орландо, Шарль и свита.
Начинайте. Раз этот юноша не хочет слушать никаких увещаний, пусть весь риск падет на его голову.
Это тот человек?
Он самый, сударыня.
Ах, он слишком молод! Но он смотрит победителем.
Вот как, дочь и племянница! И вы пробрались сюда, чтобы посмотреть на борьбу?
Да, государь, если вы разрешите нам.
Вы получите мало удовольствия, могу вас уверить; силы слишком неравны. Из сострадания к молодости вызвавшего на бой я пытался отговорить его, но он не желает слушать никаких увещаний. Поговорите с ним вы: может быть, вам, женщинам, удастся убедить его.
Позовите его, добрый мсье Ле-Бо.
Да, а я отойду, чтобы не присутствовать при разговоре.
Господин борец, принцессы зовут вас.
Повинуюсь им почтительно и с готовностью.
Молодой человек, это вы вызвали на бой Шарля, борца?
Нет, прекрасная принцесса: он сам всех вызывает на бой. Я только, как и другие, хочу померяться с ним силой моей молодости.
Молодой человек, дух ваш слишком смел для ваших лет. Вы видели страшные доказательства силы этого человека. Если бы вы взглянули на себя собственными глазами и оценили своим рассудком, страх перед опасностью посоветовал бы вам взяться за более подходящее дело. Мы просим вас ради себя самого подумать о безопасности и отказаться от этой попытки.
Да, молодой человек, ваша репутация не пострадает от этого: мы сами попросим герцога, чтобы борьба не продолжалась.
Умоляю вас, не наказывайте меня дурным мнением обо мне. Я чувствую себя очень виноватым, что отказываю хоть в чем-нибудь таким прекрасным и благородным дамам. Но пусть меня в этом поединке сопровождают ваши прекрасные глаза и добрые пожелания, и — если я буду побежден, стыдом покроется только тот, кто никогда не был счастлив; если же я буду убит, умрет только тот, кто желает смерти. Друзей моих я не огорчу, потому что обо мне некому плакать. Мир от этого не пострадает, потому что у меня нет ничего в мире. Я в нем занимаю только такое место, которое гораздо лучше будет заполнено, если я освобожу его.
Мне хотелось бы отдать вам всю ту маленькую силу, какая у меня есть.
Да и я бы отдала свою в придачу.
В добрый час! Молю небо, чтобы я ошиблась в вас!
Да исполнятся желания вашего сердца!
Ну, где же этот юный смельчак, которому так хочется улечься рядом со своей матерью-землей?
Он готов, сударь, но желания его гораздо скромнее.
Вы будете бороться только до первого падения.
Да, уж ручаюсь вашей светлости, так усердно отговаривавшей его от первого, что о втором вам его просить не придется.
Если вы надеетесь посмеяться надо мной после борьбы, вам не следует смеяться до нее. Но к делу.
Да поможет тебе Геркулес, молодой человек!
Я бы хотела быть невидимкой и схватить этого силача за ногу.
Шарль и Орландо борются.
О, превосходный юноша!
Будь у меня в глазах громовые стрелы, уж я знаю, кто лежал бы на земле.
Шарль падает. Радостные крики.
Довольно, довольно!
Нет, умоляю вашу светлость, — я еще не разошелся.
Как ты себя чувствуешь, Шарль?
Он не в состоянии говорить, ваша светлость.
Унесите его.
Шарля уносят.
Как твое имя, молодой человек?
Орландо, государь; я младший сын Роланда де Буа.
О если б ты другого сыном был!
Все твоего отца высоко чтили,
Но я всегда в нем находил врага.
Ты больше б угодил мне этим делом,
Происходи ты из другой семьи.
Но все ж будь счастлив. Ты — хороший малый.
Когда б ты мне назвал отца другого!
Герцог Фредерик, свита и Ле-Бо уходят.
Могла ли б так я поступить, сестрица?
Будь я на место моего отца?
Горжусь я тем, что я Роланда сын.
Пусть младший! Не сменил бы это имя,
Хотя б меня усыновил сам герцог.
Роланда мой отец любил как душу, —
Все разделяли эти чувства с ним.
Знай раньше я, что это сын его,
Прибавила б к своим мольбам я слезы,
Чтоб он не рисковал собой!
Сестрица,
Пойдем, его ободрим добрым словом.
Завистливый и злобный нрав отца
Мне сердце ранит.
(К Орландо.)
Как вы отличились!
Когда в любви так держите вы слово,
Как здесь все обещанья превзошли,
То счастлива подруга ваша.
Сударь,
Прошу, возьмите это и носите
На память обо мне, судьбой гонимой.
(Сняв с шеи цепь, передает ему.)
Дала б я больше вам, имей я средства. —
Пойдем, сестра.
Пойдем. — Прощайте, сударь.
Как благодарность выражу? Исчезли
Способности мои, а здесь остался
Немой чурбан, безжизненный обрубок.
Он нас зовет?..
Со счастием моим ушла и гордость.
Спрошу, что он хотел. — Вы звали, сударь?
Боролись славно вы и победили
Не одного врага.
Идем, сестра?
Иду, иду. — Прощайте.
Розалинда и Селия уходят.
Каким волненьем скован мой язык!
Я онемел; она же вызывала
На разговор. Погиб Орландо бедный:
Не силою, так слабостью сражен ты.
Входит Ле-Бо.
Любезнейший, дам вам совет по дружбе —
Уйти скорей. Хотя вы заслужили
Хвалу, и одобренье, и любовь,
Но герцог в настроении таком,
Что плохо он толкует ваш поступок.
Упрям наш герцог, а каков он нравом —
Приличней вам понять, чем мне сказать.
Благодарю вас, сударь. Но скажите:
Которая — дочь герцога из дам,
Здесь на борьбу смотревших?
Судя по нраву, ни одна из них;
На деле ж та, что меньше, дочь его,
Другая — дочь им изгнанного брата.
Здесь задержал ее захватчик-дядя
Для дочери своей; а их любовь
Нежней родных сестер природной связи
Но я скажу вам: герцог начинает
Питать к своей племяннице немилость,
Основанную только лишь на том,
Что весь народ достоинства в ней видит
И из-за доброго отца жалеет.
Ручаюсь жизнью: гнев против нее
Внезапно может вспыхнуть… Но прощайте:
Надеюсь встретить вас в условьях лучших
И дружбы и любви у вас просить.
Я вам весьма признателен; прощайте.
Ле-Бо уходит.
Так все равно я попаду в капкан:
Тиран ли герцог, или брат — тиран…
О, ангел Розалинда!
(Уходит.)
СЦЕНА 3
Комната во дворце.
Входят Селия и Розалинда.
Ну, сестра, ну, Розалинда! Помилуй нас, Купидон! Ни слова?
Ни одного, чтобы бросить на ветер.
Нет, твои слова слишком драгоценны, чтобы тратить их даром; но брось хоть несколько слов мне; ну, сокруши меня доводами рассудка.
Тогда обе сестры погибнут: одна будет сокрушена доводами рассудка, а другая лишится рассудка без всяких доводов.
И все это из-за твоего отца?
Нет, кое-что из-за дочери моего отца. О, сколько терний в этом будничном мире!
Нет, это простые репейники, сестрица, брошенные на тебя в праздничном дурачестве; когда мы не ходим по проторенным дорогам, они цепляются к нашим юбкам.
С платья я легко стряхнула б их, но колючки попали мне в сердце.
Сдуй их прочь.
Я попыталась бы, если бы мне стоило только дунуть, чтобы получить этого юношу.
Полно, полно, умей бороться со своими чувствами.
О, они стали на сторону лучшего борца, чем я.
Желаю тебе успеха. Когда-нибудь ты поборешься с ним, и он еще положит тебя на обе лопатки. Но шутки в сторону — поговорим серьезно: возможно ли, чтобы ты сразу вдруг почувствовала такую пылкую любовь к младшему сыну старого Роланда?
Герцог, отец мой, любил его горячо.
Разве из этого следует, что ты должна горячо любить его сына? Если так рассуждать, то я должна его ненавидеть, потому что мой отец горячо ненавидел его отца. Однако я Орландо не ненавижу.
Нет, ты не должна его ненавидеть ради меня.
За что мне его ненавидеть? Разве он не выказал своих достоинств?
Дай мне любить его за это, а ты люби его потому, что я его люблю. Смотри, сюда идет герцог.
Как гневно он глядит!
Входят герцог Фредерик и вельможи.
Сударыня, спешите удалиться
От нашего двора.
Я, дядя?
Да!
И если через десять дней ты будешь
Не дальше, чем за двадцать миль отсюда,
То смерть тебе.
Молю я вашу светлость:
Позвольте мне в дорогу взять с собой
Сознание того, в чем я виновна.
Когда сама себя я вопрошаю
И ясно сознаю свои желанья, —
Коль я не сплю и не сошла с ума
(Чего, надеюсь, нет), — то, милый дядя,
Я никогда и нерожденной мыслью
Не оскорбляла вас.
Язык измены!
Когда б слова служили очищеньем!
Изменники всегда святых невинней.
Достаточно, что я тебе не верю.
Меня не может подозренье сделать
Изменницей. Скажите, в чем измена?
Дочь своего отца ты — и довольно.
Я дочерью его была в то время,
Когда отца с престола вы свергали;
Я дочерью его была в то время,
Когда отца послали вы в изгнанье.
Измена нам в наследство не дается.
А если б даже это было так,
То мой отец изменником ведь не был.
Не будьте ж так ко мне несправедливы:
В несчастье я изменницей не стала.
Мой государь, послушайте меня…
Да, я ее из-за тебя оставил,
Иначе б ей пришлось с отцом скитаться.
Я не просила вас ее оставить, —
То были ваша воля, ваша жалость:
Дитя — я не могла ценить ее.
Теперь же оценила; коль она
Изменница, я тоже; с нею вместе
Мы спали, и учились, и играли:
Где б ни было, как лебеди Юноны,
Мы были неразлучною четой.
Она хитрей тебя! Вся эта кротость,
И самое молчанье, и терпенье
Влияют на народ: ее жалеют.
Глупа ты! Имя у тебя ворует
Она: заблещешь ярче и прекрасней
Ты без нее. Не размыкай же уст:
Неколебим и тверд мой приговор;
Я так сказал — она идет в изгнанье.
Приговори к тому же и меня,
Мой государь: жить без нее нет сил.
Глупа ты! — Ну, племянница, сбирайтесь;
Пропустите вы срок — порукой честь
И слов моих величье, — вы умрете.
Герцог Фредерик и свита уходят.
О бедная сестра! Куда пойдешь ты?
Ну, хочешь, поменяемся отцами?
Прошу тебя, не будь грустней меня.
Причин есть больше у меня.
Нет-нет!
Утешься. Знаешь, он изгнал меня,
Родную дочь.
Он этого не сделал.
Нет? Значит, в Розалинде нет любви,
Чтоб научить тебя, что мы — одно.
Нас разлучить? Нам, милая, расстаться?
Пусть ищет он наследницу другую.
Давай же думать, как нам убежать,
Куда идти и что нам взять с собой.
Не пробуй на себя одну взвалить
Несчастий бремя, отстранив меня.
Клянусь я небом, побледневшим с горя;
Что хочешь говори — пойду с тобой.
Куда же нам идти?
В Арденнский лес, на поиски, за дядей.
Увы! Но как нам, девушкам, опасно
Одним пускаться в путь! Ведь красота
Сильней, чем золото, влечет воров.
Оденусь я в убогие лохмотья
И темной краской вымажу лицо,
Ты тоже: так идти спокойно будет;
Никто на нас не нападет.
Не лучше ль
Так сделать нам: я ростом не мала;
В мужское платье я переоденусь!
Привешу сбоку я короткий меч,
Рогатину возьму: тогда пусть в сердце
Какой угодно женский страх таится —
Приму я вид воинственный и наглый,
Как многие трусливые мужчины,
Что робость прикрывают смелым видом.
Как звать тебя, когда мужчиной станешь?
Возьму не хуже имя, чем пажа
Юпитера, и буду — Ганимедом.
А как мне звать тебя?
Согласно положенью моему:
Не Селией я буду — Алиеной2.
А что, сестра, не попытаться ль нам
Сманить шута придворного с собой?
Он мог бы нам в дороге пригодиться.
Со мною на край света он пойдет:
Я с ним поговорю. Собрать нам надо
Все наши драгоценности и деньги
И выбрать час и путь побезопасней,
Чтоб нам с тобой погони избежать.
Теперь — готовься радостно к уходу:
Идем мы не в изгнанье — на свободу.
Уходят.
АКТ II
Арденнский лес.
Входят старый герцог, Амьен и другие вельможи, одетые охотниками.
Ну что ж, друзья и братья по изгнанью!
Иль наша жизнь, когда мы к ней привыкли,
Не стала много лучше, чем была
Средь роскоши мишурной? Разве лес
Не безопаснее, чем двор коварный?
Здесь чувствуем мы лишь Адама кару —
Погоды смену: зубы ледяные
Да грубое ворчанье зимних ветров,
Которым, коль меня грызут и хлещут,
Дрожа от стужи, улыбаюсь я:
«Не льстите вы!» Советники такие
На деле мне дают понять, кто я.
Есть сладостная польза и в несчастье:
Оно подобно ядовитой жабе,
Что ценный камень в голове таит.3
Находит наша жизнь вдали от света
В деревьях — речь, в ручье текучем — книгу,
И проповедь — в камнях, и всюду — благо.
Я б не сменил ее!
Вы, ваша светлость,
Так счастливо переводить способны
На кроткий, ясный лад судьбы суровость.
Но не пойти ль нам пострелять оленей?
Хоть мне и жаль беднягам глупым, пестрым,
Природным гражданам сих мест пустынных,
Средь их владений стрелами пронзать
Округлые бока!
Так, ваша светлость,
И меланхолик Жак о том горюет,
Клянясь, что здесь вы захватили власть
Неправедней, чем вас изгнавший брат.
Сегодня мы — мессир Амьен и я —
К нему подкрались: он лежал под дубом,
Чьи вековые корни обнажились
Над ручейком, журчащим здесь в лесу.
Туда бедняга раненый олень
Один, стрелой охотника пронзенный,
Пришел страдать; и, право, государь,
Несчастный зверь стонал так, что казалось,
Вот-вот его готова лопнуть шкура
С натуги! Круглые большие слезы
Катились жалобно с невинной морды
За каплей капля; так мохнатый дурень,
С которого Жак не сводил очей,
Стоял на берегу ручья, слезами
В нем умножая влагу.
Ну, а Жак?
Не рассуждал ли он при этом виде?
На тысячу ладов. Сперва о том,
Что в тот ручей без пользы льет он слезы.
"Бедняк, — он говорил, — ты завещаешь
(Как часто — люди) тем богатство, кто
И так богат!" Затем — что он один,
Покинут здесь пушистыми друзьями.
"Так! — он сказал. — Беда всегда разгонит
Приток друзей!" Когда ж табун оленей
Беспечных, сытых вдруг промчался мимо
Без всякого вниманья, он воскликнул:
"Бегите мимо, жирные мещане!
Уж так всегда ведется; что смотреть
На бедного, разбитого банкрота?"
И так своею меткою сатирой
Он все пронзал: деревню, город, двор
И даже нашу жизнь, клянясь, что мы
Тираны, узурпаторы и хуже
Зверей — пугая, убивая их
В родных местах, им отданных природой.
Таким вы и оставили его?
Да, государь, — в раздумье и в слезах
Над плачущим оленем!
Где то место?
Люблю поспорить с ним, когда угрюм он:
Тогда кипит в нем мысль.
Я вас к нему сведу.
Уходят.
СЦЕНА 2
Зал во дворце.
Входят герцог Фредерик и вельможи.
Возможно ли, чтоб их никто не видел?
Не может быть! Среди моих придворных
Злодеи-укрыватели нашлись.
Не слышно, чтобы видел кто ее.
Придворные прислужницы, принцессу
На отдых проводив, нашли наутро
Сокровища лишенную постель.
Мой государь, тот жалкий шут, что часто
Вас заставлял смеяться, тоже скрылся.
Гисперия, прислужница принцессы,
Созналась, что подслушала тайком,
Как ваша дочь с племянницей хвалили
И доблести и красоту борца,
Что Шарля силача сразил недавно.
Ей кажется, — где б ни были они, —
Что этот юноша, наверно, с ними.
Послать за ним! И привести красавца!
А нет его — так старшего сюда:
Уж братца разыскать заставлю!.. Мигом!
Не прекращайте сыска и расспросов,
Пока беглянок глупых не вернем!
Уходят.
СЦЕНА 3
Перед домом Оливера.
Входят Адам и Орландо с разных сторон.
Кто здесь?
Как? Молодой мой господин? О добрый,
О милый господин! Портрет Роланда
Почтенного! Зачем вы здесь? Зачем
Вы добродетельны? Зачем вас любят?
Зачем вы кротки, сильны и отважны?
Зачем стремились победить борца
Пред своенравным герцогом? Хвала
Опередила слишком быстро вас.
Вы знаете, есть род людей, которым
Их доблести являются врагами.
Вот так и вы: достоинства все ваши —
Святые лишь предатели для вас.
О, что за мир, где добродетель губит
Тех, в ком она живет!
Да что случилось?
Юноша несчастный!
О, не входи сюда: под этой кровлей
Живет твоих достоинств злейший враг.
Ваш брат — нет-нет, не брат… но сын… нет-нет;
Нет сил сказать, что это сын того,
Кого его отцом хотел назвать я, —
Узнал про подвиг ваш, и этой ночью
Решил он вашу комнату поджечь
И сжечь вас в ней. Коль это не удастся,
Он как-нибудь иначе сгубит вас!
Подслушал я все замыслы его.
Не место здесь вам; тут не дом, а бойня,
Бегите, бойтесь, не входите в дом.
Как? Но куда ж деваться мне, Адам?
О, все равно, лишь здесь не оставайтесь.
Что ж мне — идти просить на пропитанье?
Презренной шпагой добывать доходы
На столбовой дороге грабежом?..
Так поступить? Иначе что ж мне делать?
Нет! Ни за что не стану: будь что будет;
Скорей согласен, чтоб меня сгубили
Кровавый брат и извращенье крови.
Нет-нет! Есть у меня пять сотен крон:
Я их при вашем батюшке скопил,
Берег, чтобы они меня кормили,
Когда в работе одряхлеют члены
И старика с презреньем в угол бросят.
Возьмите. Тот, кто воронов питает
И посылает пищу воробью,
Мою поддержит старость! Вот вам деньги:
Все вам даю… Позвольте мне служить вам:
Я с виду стар, но силен и здоров.
Я с юности себе не портил крови
Отравой возбуждающих напитков,
И никогда бесстыдно я не гнался
За тем, что разрушает нас и старит.
Мне старость — как здоровая зима:
Морозна, но бодра. Меня с собою
Возьмите: буду вам, как молодой,
Служить во всех делах и нуждах ваших.
О добрый мой старик! В тебе пример
Той честной, верной службы прежних лет,
Когда был долгом труд, а не корыстью.
Для нынешних времен ты не годишься:
Теперь ведь трудятся все для награды;
А лишь ее получат — и конец
Всему усердию. Ты не таков;
Но дерево плохое выбрал ты:
Оно тебе плодов не принесет
За все твои труды, за все заботы.
Ну, будь по-твоему: пойдем же вместе —
И раньше, чем истратим твой запас,
Найдется скромный угол и для нас.
Идем, мой господин: тебе повсюду
Служить до смерти верой, правдой буду.
В семнадцать лет вошел я в эту дверь;
Мне семьдесят — я ухожу теперь.
В семнадцать лет как счастья не искать?
Но в семьдесят поздненько начинать.
А мне бы только — мирную кончину
Да знать, что долг вернул я господину.
Уходят.
СЦЕНА 4
Арденнский лес.
Входят Розалинда под видом Ганимеда, Селия под видом Алиены и Оселок.
О Юпитер!.. Как устала моя душа!
До души мне мало дела, лишь бы ноги не устали.
Я готова опозорить мой мужской наряд и расплакаться как женщина… Но я должна поддерживать более слабое создание: ведь камзол и штаны обязаны проявлять свою храбрость перед юбкой; и потому — мужайся, милая Алиена!
Простите… вам придется выносить мою слабость: я не в состоянии идти дальше!
Что до меня, то я скорей готов выносить вашу слабость, чем носить вас самих. Хотя, пожалуй, если бы я вас нес, груз был бы не очень велик: потому что, мне думается, в кошельке у вас нет ни гроша.
Ну вот мы и в Арденнском лесу!
Да, вот и я в Арденнском лесу; и как был — дурак дураком, если не глупее: дома был я в лучшем месте. Но путешественники должны быть всем довольны.
Да, будь доволен, добрый Оселок… Смотрите, кто идет сюда? Молодой человек и старик, занятые, видно, важным разговором!
Входят Корин и Сильвий.
Вот способ в ней усилить к вам презренье.
Когда б ты знал, как я ее люблю!
Могу понять: я сам любил когда-то…
О нет, ты стар, и ты понять не можешь,
Хотя бы в юности ты был вернейшим
Из всех, кто вздохи посылал к Луне.
Но будь твоя любовь моей подобна —
Хоть никогда никто так не любил! —
То сколько же поступков сумасбродных
Тебя любовь заставила б свершить?
Да с тысячу; но все уж позабыл я.
О, значит, не любил ты никогда!
Коль ты не помнишь сумасбродств нелепых,
В которые любовь тебя ввергала, —
Ты не любил.
Коль слушателей ты не утомлял, —
Хваля возлюбленную так, как я, —
Ты не любил.
Коль от людей не убегал внезапно,
Как я сейчас, гоним своею страстью, —
Ты не любил.
О Феба, Феба, Феба!
Уходят.
Увы, пастух! Твою больную рану
Исследуя, я на свою наткнулась.
А я на свою. Помню, еще в те времена, когда я был влюблен, я разбил свой меч о камень в наказание за то, что он повадился ходить по ночам к Джон Смайль. Помню, как я целовал ее валек и коровье вымя, которое доили ее хорошенькие потрескавшиеся ручки; помню тоже, как я ласкал и нежил гороховый стручок вместо нее, потом вынул из него две горошинки и, обливаясь слезами, отдал их ей и сказал: «Носи их на память обо мне». Да, все мы, истинно влюбленные, способны на всевозможные дурачества, но, так как в природе все смертно, все влюбленные по природе своей — смертельные дураки!
Ты говоришь умнее, чем полагаешь.
Да, я никак не замечаю собственного ума, пока не зацеплюсь о него и не переломаю себе ноги.
В его любви — о боже! —
Как все с моею схоже!
Да и с моей, хоть она выдохлась.
Спроси, дружок мой, старика, не даст ли
За деньги нам чего-нибудь поесть?
Иначе я умру.
Эй ты, осел!
Молчи! Тебе он не родня.
Кто звал?
Кто малость познатней тебя.
Надеюсь!
Иначе бы я пожалел его.
Молчи, я говорю! — Привет, приятель!
И вам, мой добрый господин, привет.
Прошу, пастух: из дружбы иль за деньги —
Нельзя ли здесь в глуши достать нам пищи?
Сведи нас, где бы нам приют найти:
Вот девушка — измучена дорогой,
От голода без сил.
Как жаль ее!
Не для себя, а для нее хотел бы
Богаче быть, чтоб как-нибудь помочь ей,
Но я пастух наемный у другого:
Не я стригу овец, пасомых мной.
Хозяин мой скупого очень нрава,
Он не стремится к небу путь найти
Делами доброго гостеприимства.
К тому ж, его стада, луга и дом
Идут в продажу. Без него в овчарнях
У нас запасов нету никаких,
Чтоб угостить вас. Но, что есть, посмотрим;
А я душевно буду рад гостям.
Кто ж покупщик его лугов и стад?
Тот человек, что был сейчас со мною,
Хотя ему сейчас не до покупок.
Прошу тебя: коль это не бесчестно —
Не купишь ли ты сам всю эту ферму?
А мы тебе дадим на это денег.
И жалованья мы тебе прибавим.
Здесь хорошо: я жить бы здесь хотела.
Конечно, эта мыза продается.
Пойдем со мной: коль вам по сердцу будет
Рассказ о почве и доходах здешних,
Я буду верным скотником для вас
И вам куплю все это хоть сейчас.
Уходят.
СЦЕНА 5
Лес.
Входят Амьен, Жак и другие.
(поет)
Под свежею листвою
Кто рад лежать со мною,
Кто с птичьим хором в лад
Слить звонко песни рад, —
К нам просим, к нам просим, к нам просим
В лесной тени
Враги одни —
Зима, ненастье, осень.
Еще, еще, прошу тебя, еще!
Эта песня наведет на вас меланхолию, мсье Жак!
За это я буду только благодарен. Спой еще, прошу тебя, спой! Я умею высасывать меланхолию из песен, как ласточка высасывает яйца. Еще, прошу тебя!
У меня хриплый голос; я знаю, что не могу угодить вам.
Я не хочу, чтобы вы мне угождали, я хочу, чтобы вы пели. Ну, еще один станс, — ведь вы так их называете, кажется?
Как вам будет угодно, мсье Жак.
Мне все равно, как они называются: ведь они мне ничего не должны. Будете вы петь или нет?
Скорее по вашей просьбе, чем для собственного удовольствия.
Отлично! Если я когда-нибудь кого-нибудь поблагодарю, так это вас. Но то, что люди называют комплиментами, похоже на встречу двух обезьян, а когда кто-нибудь меня сердечно благодарит, мне кажется, что я подал ему грош, а он мне за это кланяется, как нищий. Ну пойте; а вы, если не желаете петь, придержите языки.
Ну хорошо, я окончу песню. — А вы, господа, приготовьте тем временем все, что надо: герцог придет пообедать под этими деревьями. — Он вас целый день разыскивал.
А я целый день скрывался от него. Он слишком большой спорщик для меня; я думаю, мыслей у меня не меньше, чем у него, но я благодарю за них небо и не выставляю их напоказ. Ну, начинайте чирикать!
(поют хором)
В ком честолюбья нет,
Кто любит солнца свет,
Сам ищет, что поесть,
Доволен всем, что есть, —
К нам просим, к нам просим, к нам просим.
В лесной тени
Враги одни —
Зима, ненастье, осень.
А я прибавлю вам куплет на этот же мотив, я сочинил его вчера, несмотря на полное отсутствие у меня стихотворной изобретательности!
А я его спою.
Вот он
Кому же блажь пришла
Разыгрывать осла,
Презрев в глуши лесной
Богатство и покой, —
Декдем, декдем, декдем,4 —
Здесь он найдет
Глупцов таких же сброд.
Что это значит — декдем?
Это греческое заклинание, чтобы заманивать дураков в заколдованный круг. Ну, пойду посплю, если удастся. А если не смогу, то буду ругать всех перворожденных Египта.5
А я пойду за герцогом: угощение ему приготовлено.
Уходят в разные стороны.
СЦЕНА 6
Лес.
Входят Орландо и Адам.
Дорогой мой господин, я не могу идти дальше. Я умираю с голоду! Лягу здесь да отмерю себе могилу. Прощайте, мой добрый господин.
Как, Адам? Только-то в тебе мужества? Поживи немножко, подбодрись немножко, развеселись немножко! Если в этом диком лесу есть хоть какой-нибудь дикий зверь, — либо я пойду ему на съеденье, либо принесу его на съедение тебе. Твое воображение ближе к смерти, чем твои силы. Ради меня будь бодрее! Некоторое время еще не подпускай к себе смерть, я скоро возвращусь; и если я не принесу тебе чего-нибудь поесть, тогда позволю тебе умереть: если ты умрешь раньше, чем я вернусь, значит, ты посмеешься над моими стараниями. Отлично! Вот ты и повеселел, и я скоро буду опять здесь. Но ты лежишь на холодном ветру. Дай, я отнесу тебя в какое-нибудь защищенное место, и, если в этой пустыне есть хоть одно живое существо, ты не умрешь от недостатка пищи. Веселей, мой добрый Адам!
Уходят.
СЦЕНА 7
Лес.
Накрытый стол.
Входят старый герцог, Амьен и вельможи-изгнанники.
Должно быть, сам он в зверя превратился.
Его в людском я виде не нашел.
Он только что ушел, мой государь:
Был весел он и слушал нашу песню.
Он? Воплощенье диссонанса стал
Вдруг музыкантом? Будет дисгармонья
В небесных сферах!.. Но пойди за ним:
Скажи, что с ним поговорить хочу я.
Он от труда меня избавил: вот он!..
Входит Жак.
Что ж это, сударь? Что за образ жизни?
Друзья должны о встречах вас молить…
Но что это — я вижу вас веселым?..
Шут! Шут! Сейчас в лесу шута я встретил!
Да, пестрого шута! О, жалкий мир!..
Вот как живу я — пищею шута!
Лежал врастяжку и, на солнце греясь,
Честил Фортуну в ловких выраженьях,
Разумных, метких этот пестрый шут.
«Здорово, шут!» А он мне: "Не зовите
Меня шутом — пока богатства небо
Мне не послало!" Тут часы он вынул
И, мутным взглядом посмотрев на них,
Промолвил очень мудро: "Вот уж десять!
Тут видим мы, как движется весь мир.
Всего лишь час прошел, как было девять,
А час пройдет — одиннадцать настанет;
Так с часу и на час мы созреваем,
А после с часу и на час — гнием.
Вот и весь сказ". Когда я услыхал,
Как пестрый шут про время рассуждает,
То у меня в груди запел петух
О том, что столько мудрости в шутах;
И тут смеялся я без перерыва
Час по его часам. О, славный шут!
Достойный шут! Нет лучше пестрой куртки!
Кто ж этот шут?
Почтенный шут! Он, видно, был придворным,
Он говорит, что дамы обладают,
Коль молоды и хороши они,
Талантом это знать. В его мозгу,
Сухом как не доеденный в дороге
Сухарь, есть очень много странных мест,
Набитых наблюденьями: пускает
Он их вразбивку… О! Будь я шутом!
Я жду как чести пестрого камзола!
И ты его получишь.
Он к лицу мне:
Но только с тем, чтоб вырвали вы с корнем
Из головы засевшее в ней мненье,
Что я умен, и дали мне притом
Свободу, чтоб я мог, как вольный ветер,
Дуть на кого хочу — как все шуты,
А те, кого сильнее я царапну,
Пускай сильней смеются. Почему же?
Да это ясно, как дорога в церковь:
Тот человек, кого обидит шут,
Умно поступит, как ему ни больно, —
Вся глупость умника раскрыта будет
Случайной шутовской остротой.
Оденьте в пестрый плащ меня! Позвольте
Всю правду говорить — и постепенно
Прочищу я желудок грязный мира,
Пусть лишь мое лекарство он глотает.
Фу! Я скажу, что стал бы делать ты…
Хоть об заклад побьюсь, — что, кроме пользы?
Творил бы тяжкий грех, грехи карая.
Ведь ты же сам когда-то был развратным
И чувственным, как похотливый зверь:
Все язвы, все назревшие нарывы,
Что ты схватил, гуляя без помехи,
Ты все бы изрыгнул в широкий мир.
Нет! Гордость кто хулит —
Корит ли этим он людей отдельных?
И гордость не вздымается ль, как море,
Пока сама, уставши, не отхлынет?
Какую же из женщин я назвал,
Сказав, что наши горожанки часто
Наряды княжеские надевают
На тело недостойное свое?
Которая из них себя узнает,
Когда ее соседка такова же?
И скажет ли последний человек,
Что, мол, не я ему купил наряды,
Подумавши, что целюсь я в него,
И тем свою мне подставляя глупость?
Ну, что? Ну как? Скажите же, прошу,
Чем я его обидел? Коль он плох,
Он сам себя обидел; коль невинен,
То мой укор летит, как дикий гусь —
Совсем ничей. — Но кто сюда идет?
Входит Орландо с обнаженным мечом.
Стойте! Довольно есть!
Да я не начал…
И не начнешь, пока нужда не будет
Насыщена!
Что это за петух?
С отчаянья ль ты взял такую смелость
Иль вежливость так грубо презираешь,
Что нет в тебе приличия ни капли?
Вы сразу в цель попали! Острый шип
Отчаянной нужды меня лишил
Приличья внешнего: хоть не дикарь я
И кое-как воспитан… Но — еще раз:
Смерть первому, кто съест хотя б кусок.
Пока я не возьму то, что мне нужно!
Пусть я умру, если мы не уладим дело разумно.
Что нужно вам? Скорее ваша кротость
Принудит нас, чем ваше принужденье
В нас кротость вызовет.
Я умираю
От недостатка пищи: есть мне дайте!
Садитесь, кушайте, прошу за стол.
Какие добрые слова! Простите:
Я думал — все здесь диким быть должно,
И потому взял резкий тон приказа.
Но кто б вы ни были, что здесь сидите
В тени задумчивых деревьев этих,
В местах пустынных, диких, расточая
Небрежно так часов ползущий ход, —
О, если вы дни лучшие знавали,
Когда-нибудь слыхали звон церковный,
Когда-нибудь делили пищу с другом,
Когда-нибудь слезу смахнули с глаз,
Встречали жалость и жалели сами, —
Пусть ваша кротость будет мне поддержкой;
В надежде той, краснея, прячу меч.
Да, правда, мы дни лучшие знавали:
Мы слышали когда-то звон церковный,
Делили трапезу друзей и с глаз
Стирали слезы жалости священной;
А потому садитесь к нам как друг
И что угодно, все себе берите,
Что только может вам помочь в нужде.
Тогда помедлить вас прошу немного;
Пойду, как лань за сосунком своим.
Со мной старик несчастный; из любви
Ко мне он путь мучительный проделал;
Пока не подкрепится он, ослабший
От двух недугов — голода и лет,
Не трону я куска.
За ним пойдите,
А мы без вас не прикоснемся к пище.
Благодарю. Спаси вас бог за помощь!
(Уходит.)
Вот видишь ты, не мы одни несчастны,
И на огромном мировом театре
Есть много грустных пьес, грустней, чем та,
Что здесь играем мы!
Весь мир — театр.
В нем женщины, мужчины — все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий горько на руках у мамки…
Потом плаксивый школьник с книжной сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь, —
Так он играет роль. Шестой же возраст —
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса — кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта… А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы —
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.
Снова входит Орландо и с ним Адам.
Привет! Сложите ваш почтенный груз,
Пусть подкрепится он…
Благодарю вас за него.
И кстати:
Сам я едва могу «спасибо» молвить.
Привет вам! Ну, за дело! Я не стану
Покамест вам расспросами мешать. —
Эй, музыки! — А вы, кузен, нам спойте!
(поет)
Вей, зимний ветер, вей!
Ты все-таки добрей
Предательства людского:
Твой зуб не так остер,
Тебя не видит взор,
Хоть дуешь ты сурово!
Гей-го-го!.. Пой под вечнозеленой листвой!
Дружба часто притворна, любовь — сумасбродна.
Так пой — гей-го-го! — под листвой:
Наша жизнь превосходна!
Мороз, трещи сильнее!
Укус твой не больнее
Забытых добрых дел!
Сковала воды стужа;
Но леденит нас хуже
Друг, что забыть сумел.
Гей-го-го! (и т. д.)
Когда вы в самом деле сын Роланда
Почтенного, как вы шепнули мне, —
Чему мой взгляд находит подтвержденье,
Живой портрет его увидев в вас, —
Приветствую сердечно вас. Я герцог,
Любивший вашего отца! Пойдемте
Ко мне в пещеру: там вы свой рассказ
Докончите. — А ты, почтенный старец,
Будь гостем у меня, как твой хозяин. —
Его сведите. — Дайте руку мне
И все откройте искренне вполне.
Уходят.
АКТ III
Зал во дворце.
Входят герцог Фредерик, вельможи и Оливер.
С тех пор его не видел?.. Быть не может!
Не будь я создан весь из милосердья,
Не стал бы я искать для мести лучше
Предмета, раз ты здесь. Но берегись:
Найди мне брата, где бы ни был он.
Ищи хоть со свечой. Живым иль мертвым,
Но в этот год доставь его, иначе
Не возвращайся сам в мои владенья.
Все земли, все, что ты своим зовешь,
Достойное секвестра, — мы берем,
Пока твой брат с тебя не снимет лично
То, в чем тебя виним.
О государь! Знай ты мои все чувства!..
Я никогда ведь брата не любил.
Тем ты подлей — Прогнать его отсюда…
Чиновников назначить: пусть наложат
Арест на дом его и все владенья.
Все сделать быстро!.. А его — убрать!
Уходят.
СЦЕНА 2
Лес.
Входит Орландо с листком бумаги.
Виси здесь, стих мой, в знак любви моей.
А ты, в тройном венце царица ночи,
На имя, что царит над жизнью всей,
Склони с небес свои святые очи.
О Розалинда!.. Будут вместо книг
Деревья6: в них врезать я мысли буду,
Чтоб всякий взор здесь видел каждый миг
Твоих достоинств прославленье всюду.
Пиши, Орландо, ты хвалы скорей
Прекрасной, чистой, несказанной — ей!
(Уходит.)
Входят Корин и Оселок.
Ну как вам нравится эта пастушеская жизнь, господин Оселок?
По правде сказать, пастух, сама по себе она — жизнь хорошая; но, поскольку она жизнь пастушеская, она ничего не стоит. Поскольку она жизнь уединенная, она мне очень нравится; но, поскольку она очень уж уединенная, она преподлая жизнь. Видишь ли, поскольку она протекает среди полей, она мне чрезвычайно по вкусу; но, поскольку она проходит не при дворе, она невыносима. Так как жизнь эта умеренная, она вполне соответствует моему характеру, но, так как в ней нет изобилия, она не в ладах с моим желудком. Знаешь ли ты толк в философии, пастух?
Знаю из нее только то, что чем кто-нибудь сильнее болен, тем он хуже себя чувствует; что если у него нет денег, средств и достатка, так ему не хватает трех добрых друзей; что дождю положено мочить, а огню — сжигать; что на хорошем пастбище овцы скоро жиреют и что главная причина наступления ночи — то, что нет больше солнца; что у кого нет ума ни от природы, ни от науки, тот может пожаловаться, что его плохо воспитали или что он родился от глупых родителей.
Да ты природный философ! Бывал ты когда-нибудь при дворе, пастух?
По правде сказать, нет.
Ну, тогда быть тебе в аду!
Ну нет, надеюсь.
Обязательно будешь в аду! Поджарят тебя, как плохо спеченное яйцо, — только с одной стороны.
Это за то, что я при дворе не бывал? Почему же это, объясните?
Потому, что, если ты никогда не бывал при дворе, значит, ты никогда не видал хороших манер; если ты никогда не видал хороших манер, значит, у тебя дурные манеры; а что дурно, то грех, а за грехи попадают в ад. Ты в опасном положении, пастух.
Ничуть не бывало, Оселок! Хорошие манеры придворных так же смешны в деревне, как деревенские манеры нелепы при дворе. Вот, например, вы мне говорили, что при дворе не кланяются, а целуют руки: ведь это была бы нечистоплотная любезность, если бы придворные были пастухами.
Доказательство, скорее доказательство!
Да как же! Мы постоянно овец руками трогаем, а у них шкуры, сами знаете, жирные.
Можно подумать, что у придворных руки не потеют! А разве овечий жир хуже человечьего пота? Нет, слабо, слабо! Лучшее доказательство, скорей!
А кроме того, руки у нас жесткие.
Тем скорее губы их почувствуют. Опять слабо. Подавай лучшее доказательство, ну-ка!..
И часто они у нас в дегте выпачканы, которым мы овец лечим. Что ж, вы хотите, чтобы мы деготь целовали? У придворных руки-то мускусом надушены.
Ах, глупый ты человек! Настоящая ты падаль по сравнению с хорошим куском мяса! Поучайся у людей мудрых и рассудительных: мускус более низкого происхождения, чем деготь: это нечистое выделение кошки! Исправь свое доказательство, пастух.
У вас для меня слишком придворный ум: дайте дух перевести.
Так ты хочешь попасть в ад? Глупый ты человек! Исцели тебя бог… Очень уж ты прост!
Сударь, я честный работник: зарабатываю себе на пропитание, раздобываю себе одежду, ни на кого злобы не питаю, ничьему счастью не завидую, радуюсь чужой радости, терплю свои горести, и одна моя гордость — это смотреть, как мои овцы пасутся, а ягнята их сосут.
И тут в простоте своей ты грешишь: ты случаешь овец с баранами и зарабатываешь свой хлеб размножением скота, ты служишь сводником барану-вожаку и, вопреки всем брачным правилам, предаешь годовалую ярочку кривоногому, старому рогачу барану. Если ты за это в ад не попадешь — так, значит, сам дьявол не хочет иметь пастухов, а иначе уж не знаю, как бы ты спасся.
Вот идет молодой господин Ганимед, брат моей новой хозяйки.
Входит Розалинда с листком в руках.
(читает)
"Нет средь Индии красот
Перла краше Розалинды.
Ветра вольного полет
В мире славит Розалинду.
Все картины превзойдет
Светлым ликом Розалинда.
Все красавицы не в счет
Пред красою Розалинды".
Я вам могу так рифмовать восемь лет подряд, за исключением часов обеда, ужина и сна: настоящая рысца, какой молочницы едут на рынок.
Убирайся прочь, шут!
Для примера:
"Если лань олень зовет,
Пусть поищет Розалинду.
Как стремится к кошкам кот,
Точно так и Розалинда.
Плащ зимой подкладки ждет,
Так и стройность Розалинды.
Тот, кто сеет, тот и жнет
И — в повозку с Розалиндой.
С кислой коркой сладкий плод,
Плод такой же Розалинда.
Кто рвет розу, тот найдет
Шип любви и Розалинду". Вот настоящая иноходь стихов. И зачем вы ими отравляетесь?
Молчи, глупый шут. Я нашла их на дереве.
Поистине дурные плоды приносит это дерево.
Я привью к нему тебя, а потом кизил: тогда это дерево принесет самые ранние плоды в стране, потому что ты сгниешь прежде, чем наполовину созреешь, — ведь это и есть главные свойства кизила.
Вы свое сказали, а умно или нет — пусть судит лес.
Тсс… Отойди! Сюда идет сестра, читает что-то.
Входит Селия с листком в руках.
(читает)
"Почему же здесь — пустыня?
Что людей не видит взгляд?..
Нет, везде развешу ныне
Языки, и пусть гласят:
То, как быстро жизнь людская
Грешный путь свершает свой;
То, что краткий миг, мелькая,
Заключает век земной;
То, что клятвы нарушенья
Очень часты меж друзей.
После ж каждого реченья
Средь красивейших ветвей
«Розалинда» начертаю,
Чтобы каждый мог узнать,
Как, все лучшее сливая,
Может небо перл создать.
Так природе повелели
Небеса — чтобы слила
Прелесть всю в едином теле,
И тогда она взяла:
Клеопатры горделивость,
Аталанты чистоту,7
И Лукреции стыдливость,8
И Елены красоту.9
Так в Розалинде дали боги
Созданий высших образец,
Вручив ей лучшее из многих
Прекрасных лиц, очей, сердец.
Ей небо это все сулило,
Мне ж — быть рабом ей до могилы".
О милосердный Юпитер! Какой скучной проповедью о любви вы утомили ваших прихожан и ни разу даже не сказали: «Потерпите, добрые люди!»
Как, вы тут?.. Уходите-ка, приятели! Ступай, пастух; и ты с ним, любезный.
Пойдем, пастух; свершим почетное отступление — если не с обозом и поклажей, то с сумой и кулечком.
Корин и Оселок уходят.
Ты слышала эти стихи?..
О да, слышала все и даже больше, чем следует, — потому что у некоторых стихов больше стоп, чем стих может выдержать.
Это не важно — стопы могут поддержать стихи.
Да, но эти стопы хромали и без стихов не стояли на ногах, а потому и стихи захромали.
Неужели тебя не изумляет, что твое имя вывешено и вырезано на всех деревьях здесь?..
Я уже успела наизумляться, пока ты не пришла, потому что посмотри, что я нашла на пальмовом дереве. Такими рифмами меня не заклинали со времен Пифагора, с тех пор как я была ирландской крысой,10 о чем я, впрочем, плохо помню.
Ты догадываешься, кто это написал?
Мужчина?..
Да, и у него на шее цепочка, которую ты когда-то носила. Ты краснеешь?
Скажи, пожалуйста, кто это?
О господи, господи!.. Друзьям трудно встретиться; но бывает так, что во время землетрясения гора с горой сталкиваются.
Да кто же он?..
Возможно ли?..
Нет, прошу тебя с самой настоятельной неотступностью скажи мне, кто это!
О, удивительно, удивительно, удивительнейшим образом удивительно! Как это удивительно! Нет сил выразить, до чего удивительно!
Не выдай меня, цвет лица! Не думаешь ли ты, что раз я наряжена мужчиной, так и характер мой надел камзол и штаны?.. Каждая минута промедления для меня — целый Южный океан открытий.11 Умоляю тебя, скорей скажи мне, кто это! Да говори живее. Я бы хотела, чтобы ты была заикой; тогда это имя выскочило бы из твоих уст, как вино из фляги с узеньким горлышком: или все зараз, или ни капли. Умоляю тебя, раскупори свой рот, чтобы я могла упиться твоими новостями!
Тогда тебе придется проглотить мужчину.
Создан ли он по образу и подобию божию? Какого рода мужчина? Стоит ли его голова шляпы, а подбородок бороды?
Ну, бороды-то у него не много.
Что ж, бог пошлет ему побольше, если он будет благодарным. Пусть уж его борода не торопится расти — лишь бы ты поторопилась с описанием его подбородка.
Это молодой Орландо, тот самый, что разом положил на обе лопатки и борца и твое сердце.
К черту шутки! Говори серьезно и как честная девушка.
Да право же, сестричка, это он.
Орландо?..
Орландо.
Вот несчастье! Как же мне быть с моим камзолом и штанами? Что он делал, когда ты его увидела? Что он сказал? Как он выглядел? — Куда он ушел? Зачем он тут? Спрашивал ли тебя обо мне? Где он живет? Как он с тобой простился? Когда ты его опять увидишь? Отвечай мне одним словом.
Тогда одолжи мне рот Гаргантюа: это слово в наши времена будет слишком велико для любого рта. Ответить «да» и «нет» на все твои вопросы займет больше времени, чем ответ на все вопросы катехизиса.
Но знает ли он, что я здесь, в лесу, и в мужском наряде? Он так же хорошо выглядит, как в тот день, когда боролся?
Отвечать на вопросы влюбленных так же легко, как считать мошек; но выслушай мой рассказ о том, как я его нашла, и вникни как следует. Я нашла его лежащим под деревом, как упавший желудь.
Это дерево можно назвать деревом Юпитера, раз оно дает такие плоды!
Будьте любезны, выслушайте меня, сударыня.
Продолжай.
Он лежал растянувшись, как раненый рыцарь.
Как ни печально такое зрелище, оно должно быть очень красиво.
Попридержи свой язычок, он не вовремя делает скачки. Одет охотником.
О зловещее предзнаменование! Он явился, чтобы убить мое сердце.
Я бы хотела допеть мою песню без припева: ты меня сбиваешь с тона.
Разве ты не знаешь, что я женщина? Раз мне пришла мысль — я ее должна высказать! Дальше, дорогая!
Ты сбиваешь меня. Постой, не он ли сюда идет?
Да, он. Мы спрячемся и будем слушать.
Входят Орландо и Жак.
Спасибо за компанию; но, право,
Я предпочел бы здесь один остаться.
Я точно так же; но, приличья ради,
За общество я вас благодарю.
Прощайте! Будемте встречаться реже.
Останемся друг другу чужими.
Прошу вас, не портите больше деревьев, вырезая любовные стихи на их коре.
Прошу вас, не портите больше моих стихов, читая их так плохо.
Вашу любовь зовут Розалиндой?
Да, именно так.
Мне не нравится это имя.
Когда ее крестили, не думали о том, чтобы вам угодить.
Какого она роста?
Как раз на уровне моего сердца.
Вы битком набиты ответами! Не водили ли вы знакомства с женами ювелиров, не заучивали ли вы наизусть надписей на их перстнях?12
Нет, но отвечаю вам, как на обоях, с которых вы заимствовали ваши вопросы.13
У вас быстрый ум. Я думаю, он был сделан из пяток Аталанты. Не хотите ли присесть рядом со мной? Давайте вместе бранить нашу владычицу-вселенную и все наши бедствия.
Я не стану бранить ни одно живое существо в мире, кроме себя самого, за которым знаю больше всего недостатков.
Самый главный ваш недостаток — то, что вы влюблены.
Этого недостатка я не променяю на вишу лучшую добродетель. Вы надоели мне.
Уверяю вас, что я искал шута, когда встретил вас.
Шут утонул в ручье: посмотрите в воду — и вы увидите его.
Я увижу там свою собственную особу.
Которую я считаю или шутом, или нулем.
Я не хочу дольше оставаться с вами; прощайте, милейший синьор влюбленный!
Очень рад, что вы удаляетесь; прощайте, милейший мсье меланхолик!
Жак уходит.
(тихо, Селии)
Я заговорю с ним, притворившись дерзким лакеем, и подурачу его. — Эй, охотник, слышите вы?
Отлично слышу. Что вам надо?
Скажите, пожалуйста, который час?
Вам следовало спросить меня — какое время дня: в лесу часов нет.
Значит, в лесу нет ни одного настоящего влюбленного: иначе ежеминутные вздохи и ежечасные стоны отмечали бы ленивый ход времени не хуже часов.
А почему не быстрый ход времени? Разве не все равно, как сказать?
Никоим образом, сударь: время идет различным шагом с различными людьми. Я могу сказать вам, с кем оно идет иноходью, с кем — рысью, с кем — галопом, а с кем — стоит на месте.
Ну скажи, пожалуйста, с кем время идет рысью?
Извольте: оно трусит мелкой рысцой с молодой девушкой между обручением и днем свадьбы; если даже промежуток этот только в семь дней, время тянется для нее так медленно, что он кажется ей семью годами.
С кем время идет иноходью?
С попом, который не знает по-латыни, и с богачом, у которого нет подагры: один спит спокойно, потому что не может заниматься наукой, а другой живет спокойно, потому что не испытывает страданий; одного не гнетет бремя сухого, изнуряющего ученья, другой не знает бремени тяжелой, печальной нищеты. С ними время идет иноходью.
А с кем оно несется галопом?
С вором, которого ведут на виселицу: как бы медленно он ни передвигал ноги, ему все кажется, что он слишком скоро придет на место.
А с кем же время стоит?
Со стряпчими во время судейских каникул, потому что они спят от закрытия судов до их открытия и не замечают, как время движется!
Где вы живете, милый юноша?
Живу с этой пастушкой, моей сестрой, здесь, на опушке леса как бахрома на краю юбки.
Вы родом из этих мест?
Как кролик, который живет там, где родился.
Ваше произношение лучше, чем можно было надеяться услышать в такой глуши.
Это мне многие говорили, но, правда, меня учил говорить мой старый благочестивый дядюшка; он в молодости жил в городе и хорошо знал светское обхождение, потому что был там влюблен. Немало поучений слышал я от него против любви и благодарю бога, что я не женщина и что во мне нет всех тех сумасбродных свойств, в которых он обвинял весь женский пол.
А вы не можете припомнить главных пороков, которые он ставил в вину женщинам?
Главных не было: все были похожи один на другой, как грошовые монетки, и каждый порок казался чудовищным, пока не появлялся новый.
Прошу вас, укажите на какие-нибудь из них.
Нет, я буду тратить мое лекарство только на того, кто болен. Здесь в лесу есть человек, который портит все наши молодые деревья, вырезая на их коре имя «Розалинда», и развешивает оды на боярышнике и элегии на терновнике; во всех них обоготворяется имя Розалинды. Если бы я встретил этого вздыхателя, я дал бы ему несколько добрых советов, потому что, мне кажется, он болен любовной лихорадкой.
Я тот самый, кого трясет эта лихорадка: пожалуйста, дай мне свое лекарство!
Но в вас нет ни одного из признаков, о которых говорил мой дядя, — он научил меня, как распознавать влюбленных. В эту клетку, я уверен, вы еще не попались.
Какие это признаки?
Исхудалые щеки, чего у вас нет; ввалившиеся глаза, чего у вас нет; нестриженая борода, чего у вас нет (впрочем, это я вам прощаю, потому что вообще бороды у вас столько, сколько доходов у младшего брата). Затем чулки ваши должны быть без подвязок, шляпа без ленты, рукава без пуговиц, башмаки без шнурков, и вообще все в вас должно выказывать неряшливость отчаяния. Но вы не таковы: вы скорей одеты щегольски и похожи на человека, влюбленного в себя, а не в другого.
Милый юноша, я хотел бы заставить тебя поверить, что я влюблен.
Меня — поверить, что вы влюблены? Вам так же легко было бы заставить поверить этому ту, кого вы любите; а она, ручаюсь вам, скорее способна поверить вам, чем сознаться в этом. Это один из тех пунктов, в которых женщины лгут своей собственной совести. Но, шутки в сторону, неужели это вы развешиваете на деревьях стихи, в которых так восхищаетесь Розалиндой?
Клянусь тебе, юноша, белой рукой Розалинды: я тот самый, тот самый несчастный!
Но неужели же вы так страстно влюблены, как говорят ваши стихи?
Ни стихи, ни ум человеческий не в силах выразить, как страстно я влюблен.
Любовь — чистое безумие и, право, заслуживает чулана и плетей не меньше, чем буйный сумасшедший, а причина, по которой влюбленных не наказывают и не лечат, заключается в том, что безумие это так распространено, что надсмотрщики сами все влюблены. Однако я умею вылечивать любовь советами.
А вы уже кого-нибудь вылечили таким образом?
Да, одного человека, и вот как. Он должен был вообразить, что я его любовь, его возлюбленная; я заставил его приходить ко мне каждый день и ухаживать за мной, а сам, словно изменчивая Луна, был то грустным, то жеманным, то капризным, гордым, томно влюбленным, причудливым, кривлякой, пустым, непостоянным, то плакал, то улыбался, во всем что-то выказывал и ничего не чувствовал: ведь юноши и женщины большей частью скотинка одной масти в этих делах. То я любил его, то ненавидел, то приманивал, то отталкивал, то плакал о нем, то плевал на него, и так я заставил моего поклонника от безумия любви перейти к настоящему безумию, а именно — покинуть шумный поток жизни и удалиться в совершенное монашеское уединение. Вот как я его вылечил; таким же способом я берусь выполоскать вашу печень так, что она будет чиста, как сердце здоровой овцы, и что в ней ни пятнышка любви не останется.
Я бы не хотел вылечиться, юноша.
А я бы вас вылечил, если бы вы только стали звать меня Розалиндой, каждый день приходить в мою хижину и ухаживать за мной.
Вот на это, клянусь верностью моей любви, я согласен. Скажите мне, где ваша хижина?
Пойдемте со мной, я вам ее покажу; а дорогой вы мне расскажете, в какой части леса вы живете. Пойдете?
Охотно, от всего сердца, добрый юноша!
Нет, вы должны звать меня Розалиндой. — Пойдем, сестра. Идешь?
Уходят.
СЦЕНА 3
Лес.
Входят Оселок и Одри, за ними — Жак.
Иди скорей, добрая Одри! Я соберу твоих коз, Одри. Ну что ж, Одри? Я все еще тебе по сердцу? Нравятся ли тебе мои скромные черты?
Ваши черты? Помилуй нас, господи! Какие такие черты?
Я здесь, с тобой и твоими козами, похож на самого причудливого из поэтов — на почтенного Овидия среди готов.14
(в сторону)
О ученость! Куда ты попала? Даже у Юпитера под соломенным кровом шалаша было лучшее пристанище.15
Когда твоих стихов не понимают или когда уму твоему не вторит резвое дитя — разумение, это убивает тебя сильнее, чем большой счет, поданный маленькой компании. Право, я хотел бы, чтобы боги создали тебя поэтичной.
Я не знаю, что это такое значит — «поэтичная»? Значит ли это — честная на словах и на деле? Правдивая ли это вещь?
Поистине нет: потому что самая правдивая поэзия — самый большой вымысел, а все влюбленные — поэты, и, значит, все, все их любовные клятвы в стихах — чистейший вымысел.
И после этого вы хотите, чтобы боги сделали меня поэтичной?
Конечно, хочу, так как ты клялась мне, что ты честная девушка. А будь ты поэтом, я мог бы иметь некоторую надежду, что это вымысел.
А вы бы не хотели, чтобы я была честной девушкой?
Конечно, нет, разве если бы ты была безобразна: потому что честность, соединенная с красотой, — это все равно что медовая подливка к сахару.
(в сторону)
Глубокомысленный шут!
Ну, так как я некрасива, то и прошу богов сделать меня честной.
Да, но расточать честность на безобразную неряху — это все равно что класть хорошее кушанье в грязную посуду.
Я не неряха, хоть и безобразна, благодаря богам!
Ладно, слава богам за твое безобразие: неряшливость успеет прийти потом. Но как бы то ни было, я хочу жениться на тебе и с этой целью побывал у твоего господина Оливера Путаника, священника соседней деревни, который обещал мне прийти сюда в лес и соединить нас.
(в сторону)
Охотно бы поглядел на эту встречу!
Ладно, да пошлют нам боги радость!
Аминь! Человек трусливого десятка задумался бы перед таким предприятием, потому что церкви здесь никакой, один лес, а свидетели — только рогатые звери. Но что из того? Смелей! Рога — вещь столь же гнусная, как и неизбежная. Недаром говорится: «Многие не знают сами всего своего богатства». Это правильно: у многих людей славные рога, а они и не знают всей их длины. Ну да ладно, это приданое ему жена приносит, а не сам он добывает. Рога!.. Да, рога… Неужели только люди бедные наделены ими? Вовсе нет: у благороднейшего оленя они такие же большие, как у самого жалкого. Значит, блажен холостой человек? Нет; как город, обнесенный стенами, поважнее деревни, так и лоб женатого человека почтеннее обнаженного лба холостяка; насколько способность защищаться лучше беспомощности, настолько иметь рога ценнее, чем не иметь их.
Входит Оливер Путаник.
Вот и господин Оливер. Добро пожаловать, господин Оливер Путаник! Как, вы нас здесь, под деревьями, повенчаете, или нам пойти с вами в вашу часовню?
А здесь нет никого, чтобы вручить вам вашу невесту?16
Я не желаю принимать ее в подарок ни от какого мужчины.
Но ее должны вручить вам, или брак не будет законным.
Совершайте обряд! Я вручу невесту.
Добрый вечер, любезный господин. Как вас зовут? Как вы пожинаете, сударь? Вы очень кстати! Награди вас бог за последнюю нашу беседу. Я очень рад вас видеть. Но прошу, накройтесь.
Ты хочешь жениться, пестрый шут?
Как у быка есть свое ярмо, у лошади — свой мундштук, у сокола — свой бубенчик,17 так у человека есть свои желания, и как голуби милуются, так супруги целуются.
И вы, человек с таким воспитанием, собираетесь венчаться вокруг куста, как нищий? Ступайте в церковь, пусть хороший священник объяснит вам, что такое таинство брака. А этот малый склепает вас, как две доски к стенке, одна половинка рассохнется и — как негодное дерево — крак, крак!
(в сторону)
А по-моему, не лучше ли, чтобы именно этот меня повенчал, чем другой? Потому что он вряд ли повенчает по правилам, а если я не буду повенчан по правилам, то у меня будет хороший повод бросить потом мою жену.
Идем со мной; и послушайся моего совета.
Пойдем, душенька Одри: как все люди,
Мы должны или повенчаться, или жить в блуде. — Прощайте, добрейший господин Оливер: тут уже не —
"О милый Оливер,
О храбрый Оливер,
Тебя не покидать бы!.."
а напротив:
"Ступай назад!
Прочь, говорят!18
У нас не будет свадьбы!"
Жак, Оселок и Одри уходят.
Все равно: ни один из этих сумасбродных плутов не поколеблет моего призвания! (Уходит.)
СЦЕНА 4
Лес.
Входят Розалинда и Селия.
Не разговаривай со мной: я хочу плакать.
Плачь, сделай милость, но изволь заметить, что слезы неприличны мужчине.
Разве у меня нет причины для слез?
Лучшая причина, какой можно желать; поэтому — плачь.
У него даже волосы непостоянного цвета.
Немного темнее, чем у Иуды. А уж его поцелуи — родные дети Иудиных поцелуев!
По правде сказать, волосы у него очень красивого цвета.
Превосходного цвета: нет лучше цвета, чем каштановый.
А поцелуи его невинны, как прикосновение святых даров.
Он купил пару выброшенных губ у Дианы; монахини зимнего братства не целуют невиннее, чем он: в его поцелуях — лед целомудрия.
Но почему же он поклялся прийти сегодня утром — и не идет?..
Право, в нем нет ни капли честности!
Ты так думаешь?
Да. Я не думаю, чтобы он был карманный вор или конокрад, но, что до честности в любви, — мне кажется, он пуст, как опрокинутый кубок или как выеденный червями орех.
Неверен в любви?
Да, если бы была любовь; но я думаю, что тут любви нет.
Ты слышала, как он клялся, что был влюблен.
«Был влюблен» — не значит, что и теперь влюблен. Кроме того, клятвы влюбленного не надежнее слова трактирщика: и тот и другой ручаются в верности фальшивых счетов. Он здесь в лесу состоит в свите герцога, отца твоего.
Я встретила герцога вчера! Он очень долго расспрашивал меня; между прочим, спросил, какого я рода. Я ответила, что родом не хуже его. Он засмеялся и отпустил меня. Но что мы говорим об отцах, когда существует такой человек, как Орландо?
О да! Это прекрасный человек! Он пишет прекрасные стихи, произносит прекрасные клятвы и прекрасно их разбивает прямо о сердце своей возлюбленной, как неопытный боец на турнире, который, пришпоривая коня с одной стороны, ломает копье, как настоящий гусь. Но все прекрасно, на чем ездит молодость и чем правит безумие! — Кто это идет сюда?
Входит Корин.
Хозяюшка, хозяин! Вы справлялись
Не раз о том влюбленном пастухе,
Что как-то тут сидел со мной на травке
И восхвалял надменную пастушку —
Предмет своей любви.
Да; что же с ним?
Хотите видеть, как отлично сцену
Играет бледность искренней любви
С румянцем гордым гнева и презренья?
Идите-ка со мной: я нас сведу,
Коль вам угодно.
О, без промедленья!
Влюбленных вид — влюбленным подкрепленье.
Веди туда, и, слово вам даю,
В их пьесе роль сыграю я свою.
Уходят.
СЦЕНА 5
Другая часть леса.
Входят Сильвий и Феба.
О Феба! Сжалься надо мною, Феба!
Скажи мне, что не любишь, — но не так
Враждебно! Ведь любой палач, в ком сердце,
Привыкнув к виду крови, очерствело,
Топор над бедной жертвой не опустит,
Не попросив прощенья. Иль ты будешь
Суровей тех, кто кормятся убийством
И умирает — проливая кровь?
Входят Розалинда, Селия и Корин.
Я не хочу быть палачом твоим.
Бегу тебя, чтобы тебя не мучить.
Ты говоришь, в моих глазах убийство?
Как это мило, как правдоподобно —
Глаза, что нежны, хрупки, что пугливо
От мелкой мошки двери закрывают,
Убийцами, тиранами их звать!
Вот на тебя я гневный взгляд бросаю:
Коль в силах ранить — пусть тебя убьет.
Что ж, притворись, что обмер. Ну же, падай! —
Не можешь? — Так стыдись, стыдись! Не лги,
Глазам моим убийц давая имя!
Где рана, что мой взгляд тебе нанес?
Булавкой ты уколешься — и будет
Царапина видна; осоку схватишь —
Ладонь хоть ненадолго сохранит
Порез и оттиск: но мои глаза,
Бросая взгляд, не ранили тебя;
И вообще в глазах людей нет власти
Боль причинять.
О дорогая Феба!
Настанет день, он близок, может быть, —
Ты встретишь в ком-нибудь всю мощь любви:
Тогда узнаешь боль незримых ран
От острых стрел любви.
Но до тех пор —
Прочь от меня. Когда ж тот день настанет,
То смейся надо мной, а не жалей,
Как до тех пор тебя не пожалею.
А почему — спрошу! Кто вас родил,
Что вы так мучите и так браните
Несчастного? Хоть нет в вас красоты
(По-моему, у вас ее настолько,
Чтоб с вами без свечи в кровать ложиться),
Вы все-таки горды и беспощадны?
В чем дело? Что вы на меня глядите?
Вы для меня одно из тех изделий,
Что пачками природа выпускает.
Уж не хотите ль вы меня пленить?
Нет, гордая девица, не надейтесь:
Ни черный шелк волос, ни эти брови
Чернильные, ни темных глаз агаты,
Ни щек молочных цвет — меня не тронут. —
Глупец пастух! К чему бежишь за нею,
Как южный ветер, с ливнем и туманом?
Ты как мужчина в тысячу раз лучше,
Чем эта девушка. Такие дурни,
Как ты, женясь, плодят одних уродов.
Не зеркало ее, а ты ей льстишь:
В тебе она себя красивей видит,
Чем в отраженье собственном своем. —
А вы себя узнайте! На колени!
Постясь, хвалите небо за его
Любовь! Как друг, вам на ухо шепну,
Что ваш товар не все на рынке купят.
Раскайтесь, выходите за него!
Ведь трижды некрасив, кто нагл притом. —
Бери ж ее себе, пастух! Прощайте!
Красавец мой, хоть целый год бранись!
Мне брань твоя милей его признаний.
Он влюбился в ее уродство, а она готова влюбиться в мой гнев! Если это так, то каждый раз, когда она будет отвечать тебе гневными взорами, я ее буду угощать горькими истинами. — Что вы так на меня смотрите?
О, не от злого чувства.
Я вас прошу — в меня вы не влюбляйтесь;
Я лживей клятвы, данной в пьяный час,
И не люблю вас! Вы хотите знать,
Где я живу? В тени олив — тут близко. —
Идем, сестра! — Пастух, будь с нею тверд! —
Сестра, идешь? — Будь с ним добрей, пастушка,
И не гордись! Пусть целый мир глядит, —
Все ж никого не обольстит твой вид. —
Идем к стадам!
Розалинда, Селия и Корин уходят.
Теперь, пастух умерший,
Мне смысл глубокий слов твоих открылся:
«Тот не любил, кто сразу не влюбился».
О Феба милая!..
А? Что ты, Сильвий?
О Феба, сжалься!..
Да, я тебя жалею, милый Сильвий.
Где жалость есть, там близко утешенье.
Коль ты жалеешь скорбь моей любви —
Дай мне любовь: тогда и скорбь и жалость
Исчезнут обе вмиг.
Тебя люблю как друга. Ты доволен?
О, будь моей!
Уж это будет жадность!
Была пора — ты был мне ненавистен…
Хоть и теперь я не люблю тебя,
Но о любви прекрасно говоришь ты, —
И общество твое, твои услуги,
Несносные мне раньше, я готова
Терпеть. Но ты не жди другой награды,
Чем радость, что ты можешь мне служить.
Так велика, чиста моя любовь
И так я беден милостью твоею,
Что я готов считать богатой долей —
Колосья подбирать за тем, кто жатву
Возьмет себе. Роняй мне иногда
Свою улыбку: ею буду жить.
Скажи, ты с этим юношей знаком?
Не то чтобы… но часто с ним встречаюсь;
Ведь он купил ту хижину и земли,
Которыми владел здесь старый скряга.
Не думай, что любовь — расспросы эти.
Он злой мальчишка, но красноречив!
Но что в словах мне?.. Впрочем, и слова
Приятны, если мил, кто говорит их.
Красивый мальчик он!.. Хоть и не очень.
Но, видно, очень горд… Ему, однако,
Пристала эта гордость. Он с годами
Красавцем станет. В нем всего пригожей —
Его лицо. Едва словами боль
Он причинит, как взглядом вмиг излечит.
Он ростом выше многих однолеток,
Но до мужчины все же не дорос.
Нога хоть так себе, но все ж красива.
А как прелестна губ его окраска!
Она немного лишь живей и ярче,
Чем щек румянец, — таково различье
Меж розовым и ярко-алым цветом.
Немало женщин, Сильвий, если б так же,
Как я, его подробно рассмотрели,
Влюбились бы в него. Что до меня,
Я ни люблю его, ни ненавижу;
Хоть надо бы скорее ненавидеть,
А не любить! Как он меня бранил!
Сказал — черны мои глаза и косы…
И, вспоминаю, оскорблял меня.
Дивлюсь, как терпеливо я смолчала.
Но что отложено, то не пропало:
Ему письмом насмешливым отвечу, —
А ты его снесешь; не правда ль, Сильвий?
Охотно, Феба.
Напишу сейчас же.
Письмо готово и в уме и в сердце.
Я напишу и коротко и зло.
За мною, Сильвий!
Уходят.
АКТ IV
Лес.
Входят Розалинда, Селия и Жак.
Пожалуйста, милый юноша, позвольте мне поближе познакомиться с вами.
Говорят, что вы большой меланхолик.
Это правда. Я люблю меланхолию больше, чем смех.
Люди, которые доходят до крайности в том или в другом. отвратительны и достойны общего осуждения хуже, чем пьяницы.
Но ведь хорошо быть серьезным и не говорить ни слова.
Но ведь хорошо в таком случае быть столбом.
Моя меланхолия — вовсе не меланхолия ученого, у которого это настроение не что иное, как соревнование; и не меланхолия музыканта, у которого она — вдохновение; и не придворного, у которого она — надменность; и не воина, у которого она — честолюбие; и не законоведа, у которого она — политическая хитрость; и не дамы, у которой она — жеманность; и не любовника, у которого она — все это вместе взятое; но у меня моя собственная меланхолия, составленная из многих элементов, извлекаемая из многих предметов, а в сущности — результат размышлений, вынесенных из моих странствий, погружаясь в которые я испытываю самую гумористическую грусть.19
Так вы путешественник? По чести, вам есть отчего быть грустным. Боюсь, не продали ли вы свои земли, чтобы повидать чужие: а много видеть и ничего не иметь — это все равно что обладать богатыми глазами и нищими руками.
Да, я дорого заплатил за мой опыт.
И ваш опыт делает вас грустным? Я бы лучше хотел иметь шута, который веселил бы меня, чем опыт, который наводил бы на меня грусть. И ради этого еще странствовать!
Входит Орландо.
Привет мой, дорогая Розалинда!
Ну, раз уж вы разговариваете белым стихом, — прощайте!
(Уходит.)
(вслед ему)
Прощайте, господин путешественник. Смотрите, вы должны шепелявить, носить чужеземное платье, презирать все хорошее, что есть в вашем отечестве, ненавидеть место своего рождения и чуть что не роптать на бога за то, что он создал вас таким, каков вы есть: иначе я никак не поверю, что вы катались в гондолах.20 — Ну, Орландо, где же вы пропадали все это время?.. Хорош влюбленный! Если вы еще раз устроите мне такую штуку, не попадайтесь мне больше на глаза!
Моя прекрасная Розалинда, я опоздал не больше, чем на час против обещания.
Опоздать на час — в любви? Если кто-нибудь разделит минуту на тысячу частей и опоздает в любовных делах на одну частицу этой тысячной части, — можно сказать, что Купидон хлопнул его по плечу, но я поручусь, что сердце его не затронуто.
Простите меня, дорогая Розалинда.
Нет, если вы так медлительны, не показывайтесь мне больше на глаза: пусть лучше за мной ухаживает улитка.
Улитка?..
Да, улитка; она хоть и движется медленно, зато несет свой дом на голове; лучшее приданое, я думаю, чем вы можете предложить женщине. Кроме того, она несет с собою свою судьбу.
Какую именно?
Да как же! Рога, которыми вам подобные якобы обязаны своим женам. А улитка-муж сразу является уже вооруженным своей судьбой и предотвращает клевету по отношению к своей жене.
Добродетель рогов не наставляет, а моя Розалинда добродетельна.
А я ваша Розалинда.
Ему нравится так звать тебя; но у него есть другая Розалинда — получше, чем ты.
Ну, ухаживайте, ухаживайте за мной; я сегодня в праздничном настроении и готов на все согласиться. Что бы вы мне сказали сейчас, если бы я был самая, самая настоящая ваша Розалинда?
Я бы поцеловал ее, раньше чем сказать что-нибудь.
Нет, лучше бы вам сперва что-нибудь сказать, а уж когда не хватит предметов для разговора, тогда можно и поцеловать. Самые лучшие ораторы, когда им не хватает слов, сплевывают; а когда влюбленным — сохрани нас боже от этого — не хватает темы, тогда лучший исход — поцеловать.
А если нам откажут в поцелуе?
Тогда это дает вам повод умолять, и таким образом появляется новая тема.
Но кому же может не хватить темы в присутствии возлюбленной?
Да хотя бы вам — будь я вашей возлюбленной, иначе я счел бы мою добродетель сильнее моего ума.
Значит, я запутаюсь в своем сватовстве?
В фатовстве своем вы не запутаетесь, а в сватовстве — уж наверно.
Ну так как же мои надежды?
Одежды в порядке, а надежды нет… Но все это никуда не годится. Разве я не ваша Розалинда?
Мне доставляет удовольствие так называть вас потому, что я таким образом говорю о ней.
Ну так вот: от ее имени заявляю, что я отказываю вам.
Тогда мне остается умереть уже от собственного имени.
Нет, лучше умрите через поверенного! Этот жалкий мир существует около шести тысяч лет, и за все это время ни один человек еще не умирал от собственного имени, я имею в виду от любви videlicet21. Троилу22 раздробили череп греческой палицей, а между тем он до этого делал все возможное, чтобы умереть от любви; ведь он считается одним из образцовых любовников. Леандр23 прожил бы много счастливых лет, — хотя бы Геро и поступила в монастырь, — не случись жаркой летней ночи: добрый юноша отправился в Геллеспонт, только чтобы выкупаться, с ним случилась судорога, и он утонул, а глупые летописцы его времени все свалили на Геро из Сестоса. Но это басни: люди время от времени умирали, и черви их поедали, но случалось все это не от любви.
Я не хотел бы, чтобы моя настоящая Розалинда так думала, потому что — клянусь — один ее гневный взгляд убил бы меня.
Клянусь вот этой рукой — он и мухи не убил бы! Но довольно; теперь я буду вашей Розалиндой в более благосклонном настроении: просите у меня чего хотите — я не откажу вам.
Так полюби меня, Розалинда.
Да, клянусь, буду любить по пятницам, по субботам и во все остальные дни.
И ты согласна взять меня в мужья?
Да, и еще двадцать таких, как вы.
Что ты говоришь?..
Разве вы не хороши?
Надеюсь, что хорош.
А разве может быть слишком много хорошего? — Поди сюда, сестра, ты будешь священником и обвенчаешь нас. — Дайте мне руку, Орландо! — Что ты на это скажешь, сестрица?
Пожалуйста, повенчайте нас!
Я не знаю, какие слова говорить.
Ты должна начать: «Берете ли вы, Орландо…»
Я знаю! «Берете ли вы, Орландо, в жены эту девушку, Розалинду?»
Беру!
Да, но когда?..
Хоть сейчас: как только она нас повенчает.
Тогда вы должны сказать: «Беру тебя в жены, Розалинда».
Беру тебя в жены, Розалинда.
Я могла бы потребовать свидетельство на право венчаться. Но я и так беру тебя в мужья, Орландо!.. Невеста опередила священника: ведь у женщины мысли всегда обгоняют действия.
Это свойственно всем мыслям: они крылаты.
Ну, а скажите, сколько времени вы захотите владеть ею после того, как ее получите?
Вечность и один день.
Скажите: «один день» без «вечности». Нет, нет, Орландо: мужчина — апрель, когда ухаживает; а женится — становится декабрем. Девушка, пока она девушка, — май; но погода меняется, когда она становится женой. Я буду ревнивее, чем берберийский голубь к своей голубке, крикливее, чем попугай под дождем, капризней, чем обезьяна, вертлявей, чем мартышка; буду плакать из-за пустяка, как Диана у фонтана,24 как раз тогда, когда ты будешь расположен повеселиться, и буду хохотать, как гиена, как раз тогда, когда тебе захочется спать.
Но неужели моя Розалинда будет так поступать?
Клянусь жизнью, она будет поступать точь-в-точь, как я.
О!.. Но ведь она умна.
Да, иначе у нее не хватило бы ума на это. Чем умнее, тем капризнее. Замкни перед женским умом дверь — он выбежит в окно; запри окно — он ускользнет в замочную скважину; заткни скважину — он улетит в дымовую трубу.
Человек, которому досталась бы жена с таким умом, мог бы спросить: «Ум, ум, куда ты лезешь?»
Нет, этот вопрос вы должны приберечь до той поры, когда увидите, как ваша жена полезет на кровать вашего соседа.
А у какого ума хватило бы ума найти этому оправдание?
Вот пустяки! Она скажет, что отправилась туда искать вас. Без ответа вы никогда не останетесь, — разве что она останется без языка. Такая женщина, которая не сумеет всегда свалить всю вину на мужа, — о, лучше пусть она не кормит сама своего ребенка, не то выкормит дурака!
Я покину тебя на два часа, Розалинда.
Увы, любовь моя, я не могу прожить двух часов без тебя!
Я должен прислуживать герцогу за обедом. В два часа я опять буду с тобой.
Ну, ступайте, ступайте своей дорогой; я знал, что это так будет. Мои друзья предостерегали меня… и сам я так думал; но наши льстивые речи соблазнили меня. Еще один покинутый… Приди же, смерть! В два часа, говорите вы?
Да, прелестная Розалинда.
Ручаюсь моей верностью, истинная правда, бог мне свидетель, клянусь всеми хорошими и неопасными клятвами: если вы хоть на одну йоту нарушите ваше обещание или на одну минуту опоздаете, я сочту вас самым жестоким клятвопреступником, самым неверным любовником и самым недостойным той, которую вы зовете своей Розалиндой, какой только найдется в великой толпе изменников. Поэтому бойтесь моего приговора и сдержите свое обещание.
Сдержу так же свято, как если бы ты действительно был моей Розалиндой! Итак, прощай.
Посмотрим. Время — старый судья — разбирает все такие преступления… Пусть оно рассудит и нас. Прощай.
Орландо уходит.
Ты просто оклеветала наш пол в своей любовной болтовне. Следовало бы задрать тебе на голову камзол и панталоны и показать миру, что птица сделала со своим собственным гнездом.
О сестрица, сестрица, сестрица, моя милая сестричка, если бы ты знала, на сколько футов глубины я погрузилась в любовь!.. Но измерить это невозможно: у моей любви неисследованное дно, как в Португальском заливе.
Вернее, она просто бездонна: сколько чувства в нее ни вливай, все выливается обратно.
Нет, пусть судит о глубине любви моей сам незаконный сын Венеры, задуманный мыслью, зачатый раздражением и рожденный безумием, этот слепой и плутоватый мальчишка, который дурачит чужие глаза потому, что потерял свои собственные. Говорю тебе, Алиена, я не могу жить без Орландо. Пойду поищу тенистый уголок и буду там вздыхать до его прихода.
А я пойду поспать!
Уходят.
СЦЕНА 2
Лес.
Входят Жак, вельможи и охотники.
Кто из вас убил оленя?
Я, сударь.
Представим его герцогу как римского победителя; хорошо было бы украсить его голову оленьими рогами в виде триумфального венка. — Охотники, нет ли у вас какой-нибудь песни на этот случай?
Есть, сударь.
Так спойте ее, как бы ни фальшивили — это не важно, лишь бы шуму было побольше.
Музыка.
(поет)
Носи, охотник, в награжденье
Ты шкуру и рога оленьи;
Мы ж песнь споем!
Остальные подхватывают припев.
Носить рога не стыд тебе;
Они давно в твоем гербе.
Носил их прадед с дедом,
Отец за ними следом…
Могучий рог, здоровый рог
Смешон и жалок быть не мог!
Уходят.
Лес.
Входят Розалинда и Селия.
Что ты скажешь? Два часа прошло, а моего Орландо не видно.
Ручаюсь, что он от чистой любви и умственного расстройства взял свой лук и стрелы и отправился спать. Но посмотри, кто идет сюда?
Входит Сильвий.
К вам порученье, юноша прекрасный,
От милой Фебы — это вам отдать.
(Дает письмо.)
Не знаю содержания; но, судя
По гневным взорам и движеньям резким,
С которыми письмо она писала,
Письмо — сердитое. Простите мне:
Я не причем — я лишь ее посланец.
(прочитав письмо)
Само терпенье вышло б из себя
От этих строк! Снести их — все снесешь!
Я некрасив, мол, и манер не знаю;
Я горд; она в меня бы не влюбилась,
Будь реже феникса мужчины. К черту!
Ее любовь — не заяц, мной травимый.
Зачем она так пишет?.. Нет, пастух,
Посланье это сочинил ты сам.
О нет, клянусь, не знаю я, что в нем;
Его писала Феба.
Ты безумец,
До крайности в своей любви дошедший.
А руки у нее! Дубленой кожи
И цветом — как песчаник; я их принял
За старые перчатки, а не руки.
Совсем кухарки руки. Но не важно —
Ей этого письма не сочинить.
Да в нем и слог и почерк — все мужское.
Нет, все ее.
Но как же? Слог и наглый и суровый —
Слог дуэлиста. И чернит меня,
Как турки христиан. Ум нежный женский
Не мог создать таких гигантски грубых
И эфиопских слов, чей смысл чернее,
Чем самый вид. Письмо прослушать хочешь?
Прошу, прочтите: я его не слышал…
Но знаю хорошо жестокость Фебы.
Вот вам и Феба! Как злодейка пишет!
(Читает.)
"Вид пастуха принявший бог,
Не ты ли сердце девы сжег?"
Может ли женщина так браниться?
Вы называете это бранью?
(читает)
"Зачем святыню ты забыл
И с женским сердцем в бой вступил?"
Может ли женщина так оскорблять?
"Мужчины взоры никогда
Не причиняли мне вреда".
Что же я — животное, что ли?
"Коль гневный взгляд твоих очей
Страсть возбудил в душе моей, —
Увы, будь полон добротой,
Он чудеса б свершил со мной!
Влюбилась, слыша оскорбленья, —
Что б сделали со мной моленья?
Посол мой, с кем любовь я шлю,
Не знает, как тебя люблю.
С ним, за печатью, мне ответь:
Навеки хочешь ли владеть
Всем, что отдам я с упоеньем, —
И мной и всем моим именьем?
Иль с ним ты мне пошли «прости» —
И смерть сумею я найти!"
Это вы называете бранью?
Увы, бедный пастух!
Ты его жалеешь? Нет, он не стоит жалости. — Как ты можешь любить подобную женщину? Она из тебя делает инструмент и разыгрывает на тебе фальшивые мелодии. Этого нельзя терпеть! Ладно, возвращайся к ней — видно, любовь сделала из тебя ручную змею — и скажи ей, что если она меня любит, я приказываю ей любить тебя; а если она этого не исполнит, я никогда не буду с ней иметь никакого дела, разве ты сам станешь меня умолять за нее. Если ты истинный влюбленный… Но ступай отсюда и ни слова больше, потому что к нам идут гости.
Сильвий уходит.
Входит Оливер.
Привет, друзья! Не знаете ли вы,
Где мне найти здесь на опушке леса
Пастушью хижину среди олив?..
На западе отсюда: там в лощине,
Где ивы у журчащего ручья, —
От них направо будет это место.
Но дом сейчас сам стережет себя:
В нем — никого.
Когда язык глазам помочь способен —
По описанью я узнать вас должен:
Одежда, возраст… "Мальчик — белокурый,
На женщину похож, ведет себя
Как старшая сестра… девица — меньше
И посмуглее брата". Так не вы ли
Хозяева той хижины, скажите?
Не хвастаясь, ответить можем: мы.
Орландо вам обоим шлет привет,
Тому ж, кого зовет он Розалиндой,
Платок в крови он шлет. Вы этот мальчик?
Да, я… Но что же мы от вас узнаем?
Мой стыд, коль захотите знать, что я
За человек и где и как был смочен
Платок в крови.
Прошу вас, расскажите.
Расставшись с вами, молодой Орландо
Вам обещал вернуться через час.
Он шел лесной тропинкой, погруженный
То в сладкие, то в горькие мечтанья…
Вдруг — что случилось? Кинул взор случайно
И что же видит он перед собой?
Под дубом, мхом от старости поросшим,
С засохшею от дряхлости вершиной,
В лохмотьях, весь заросший, жалкий путник
Лежал и спал; а шею обвила
Ему змея зелено-золотая,
Проворную головку приближая
К его устам. Внезапно увидав
Орландо, в страхе звенья разомкнула
И, извиваясь, ускользнула быстро
В кусты. А в тех кустах лежала львица
С иссохшими от голода сосцами,
К земле приникнув головой, как кошка,
Следя, когда проснется спящий; ибо
По царственной натуре этот зверь
Не тронет никого, кто с виду мертв.
Тут к спящему приблизился Орландо —
И брата в нем узнал, родного брата!
Он говорил не раз об этом брате…
Чудовищем его он выставлял
Ужаснейшим.
И в этом был он прав.
Чудовищем тот был, я это знаю!
Но что ж Орландо? Он его оставил
На пищу львице тощей и голодной?
Два раза уж хотел он удалиться:
Но доброта, что благородней мести,
И голос крови, победивший гнев,
Заставили его схватиться с зверем;
И львицу он убил. При этом шуме
От тягостного сна проснулся я.
Вы брат его?
И это вас он спас?
Но вы ж его не раз убить хотели!
Да, то был я; но я — не тот; не стыдно
Мне сознаваться, кем я был, с тех пор
Как я узнал раскаяния сладость.
Ну, а платок в крови?
Все объясню вам.
Когда с начала до конца мы оба
В благих слезах омыли свой рассказ
И он узнал, как я попал сюда, —
Он к герцогу добрейшему меня
Повел. Тот дал мне пищу и одежду
И братской поручил меня любви.
Тут брат повел меня к себе в пещеру,
Там снял одежды он, и я увидел,
Что львицей вырван у него клок мяса;
Кровь из руки текла, и вдруг упал он
Без чувств, успев лишь вскрикнуть: «Розалинда!»
Его привел я в чувство, руку я
Перевязал ему: он стал покрепче
И тут послал меня — хоть я чужой вам —
Все рассказать, просить у вас прощенья,
Что слова не сдержал, платок же этот
В крови отдать мальчишке-пастуху,
Что в шутку звал своей он Розалиндой.
Розалинда лишается чувств.
О что с тобой, мой милый Ганимед?
Иные вида крови не выносят.
О нет, тут больше. Роза… Ганимед!
Очнулся он…
Домой, хочу домой.
Тебя сведем мы.
Прошу, возьмите под руку его.
Подбодритесь, молодой человек. И это мужчина?.. У вас не мужское сердце!
Да, сознаюсь в этом. А что, сударь, не скажет ли всякий, что это было отлично разыграно? Пожалуйста, расскажите вашему брату, как я хорошо разыграл обморок… Гей-го!
Ну нет, это не было разыграно: ваша бледность доказывает настоящее волнение.
Разыграно, уверяю вас!
Ну, хорошо: так соберитесь с духом и разыграйте из себя мужчину.
Я так и сделаю. Но, по чистой совести, мне бы следовало быть женщиной!
Ты все бледнее и бледнее! Пойдем домой. — Будьте так добры, сударь, проводите нас.
Охотно: я ведь должен принести
Слова прощенья Розалинды брату.
Я уж что-нибудь придумаю… Но только, пожалуйста, расскажите ему, как я ловко разыграл обморок. Идем!
Уходят.
АКТ V
Лес.
Входят Оселок и Одри.
Уж мы найдем время, Одри; потерпи, милая Одри!
Право, тот священник отлично бы пригодился, что там ни говори старый господин.25
Нет, никуда не годный этот Оливер, в высшей степени гнусный путаник! Но, Одри, здесь в лесу есть молодой человек, который имеет на тебя притязания.
Да, я знаю кто. Никакого ему дела до меня нет. Да вот тот самый человек, про кого вы думаете.
Меня хлебом не корми, вином не пои, только покажи мне какого-нибудь олуха. Право, нам, людям острого ума, за многое приходится отвечать. Мы не можем удержаться — непременно всех вышучиваем.
Входит Уильям.
Добрый вечер, Одри.
И вам дай бог добрый вечер, Уильям.
И вам добрый вечер, сударь.
Добрый вечер, любезный друг. Надень шляпу, надень; да прошу же тебя, накройся. Сколько тебе лет, приятель?
Двадцать пять, сударь.
Зрелый возраст! Тебя зовут Уильям?
Уильям, сударь.
Хорошее имя! Ты здесь в лесу и родился?
Да, сударь, благодарение богу.
«Благодарение богу»? Хороший ответ! Ты богат?
Правду сказать, сударь, так себе.
«Так себе». Хорошо сказано, очень хорошо, чрезвычайно хорошо; впрочем, нет, не хорошо, так себе! А ты умен?
Да, сударь, умом бог не обидел.
Правильно ты говоришь. Я вспоминаю поговорку: «Дурак думает, что он умен, а умный человек знает, что он глуп». Языческий философ, когда ему приходило желание поесть винограду,26 всегда раскрывал губы, чтобы положить его в рот, подразумевая под этим, что виноград создан затем, чтобы его ели, а губы — затем, чтобы их раскрывали. Любишь ты эту девушку?
Да, сударь.
Давай руку. Ты ученый?
Нет, сударь.
Так поучись у меня вот чему: иметь — значит иметь. В риторике есть такая фигура, что когда жидкость переливают из чашки в стакан, то она, опорожняя чашку, наполняет стакан, ибо все писатели согласны, что «ipse»27 — это он, ну а ты — не «ipse», так как он — это я.
Какой это «он», сударь?
«Он», сударь, который должен жениться на этой женщине. Поэтому ты, деревенщина, покинь, что, говоря низким слогом, значит — оставь, общество, что, говоря мужицким слогом, значит — компанию, этой особы женского пола, что, говоря обыкновенным слогом, значит — женщины, а вместе взятое гласит: покинь общество этой особы женскою пола, — иначе, олух, ты погибнешь, или, чтобы выразиться понятнее для тебя, помрешь! Я тебя убью, уничтожу, превращу твою жизнь в смерть, твою свободу в рабство; я расправлюсь с тобой с помощью яда, палочных ударов или клинка; я создам против тебя целую партию и сгублю тебя политической хитростью; я пущу в ход против тебя яд, или бастонаду28, или сталь; я тебя погублю интригами, я умерщвлю тебя ста пятьюдесятью способами: поэтому трепещи — и удались!
Уйди, добрый Уильям!
Сударь, да хранит вас бог всегда таким веселым. (Уходит.)
Входит Корин.
Хозяин и хозяйка ищут вас: ступайте-ка, ступайте, поторапливайтесь!
Беги, Одри, беги, Одри! — Иду, иду.
Уходят.
СЦЕНА 2
Лес.
Входят Орландо и Оливер.
Возможно ли, что при таком кратковременном знакомстве она сразу понравилась тебе? Едва увидев, ты полюбил? Едва полюбив, сделал предложение? Едва сделал предложение, как получил согласие? И ты настаиваешь на том, чтобы обладать ею?
Не удивляйся сумасбродству всего этого, ни ее бедности, ни кратковременности нашего знакомства, ни моему внезапному предложению, ни ее внезапному согласию; но скажи вместе со мной, что я люблю Алиену; скажи вместе с ней, что она любит меня; и согласись с нами обоими, что мы должны обладать друг другом. Тебе это будет только на пользу, потому что и дом отца и все доходы, принадлежавшие старому синьору Роланду, я уступлю тебе, а сам останусь, чтобы жить и умереть пастухом.
Я даю свое согласие. Назначим вашу свадьбу на завтра: я приглашу герцога и всю его веселую свиту. Иди и подготовь Алиену, потому что, видишь, сюда идет моя Розалинда.
Входит Розалинда.
Храни вас бог, брат мой.
И вас, прекрасная сестра. (Уходит.)
О мой дорогой Орландо, как мне грустно, что ты носишь сердце на перевязи.
Только руку.
А я думал, что твое сердце ранено львиными когтями.
Оно ранено, но только глазами женщины.
Рассказал вам ваш брат, как я хорошо разыграл обморок, кода он показал мне ваш платок?
Да, и еще о больших чудесах.
А, я знаю, о чем вы говорите! Нет, это правда. Ничего не могло быть внезапнее — разве драка между двумя козлами или похвальба Цезаря: «Пришел, увидел, победил». Действительно: ваш брат и моя сестра едва встретились — взглянули друг на друга, едва взглянули — влюбились, едва влюбились — стали вздыхать, едва стали вздыхать — спросили друг у друга о причине вздохов, едва узнали причину — стали искать утешения… и так быстро соорудили брачную лестницу, что теперь надо им без удержу взбираться на самый верх или быть невоздержанными до брака: они прямо в любовном бешенстве и тянутся друг к другу так, что их палками не разгонишь.
Они обвенчаются завтра. И я приглашу на свадьбу герцога. Но, боже мой, как горько видеть счастье глазами других. Завтра я буду тем несчастнее, чем счастливее будет мой брат, овладевший предметом своих желаний.
Как! Значит завтра я уже не смогу заменить вам Розалинду?
Я не могу больше жить воображением!
Так я не стану вас больше утомлять пустыми разговорами. Слушайте же меня — теперь я говорю совсем серьезно: я считаю вас человеком очень сообразительным; но говорю я это не для того, чтобы вы получили хорошее представление о моих суждениях, поскольку я вас таким считаю; равным образом я не стараюсь заслужить от вас больше уважения, чем нужно для того, чтобы вы немного поверили мне… Я хочу оказать вам услугу, а вовсе не прославить себя. Так вот, верьте, если вам угодно, что я могу делать удивительные вещи. Я с трехлетнего возраста завел знакомство с одним волшебником, чрезвычайно сильным в своем искусстве, по при этом не имевшим дела с нечистой силой. Если вы любите Розалинду так сердечно, как можно судить по нашему поведению, то, когда ваш брат женится на Алиене, вы женитесь на ней. Мне известно, в каких трудных обстоятельствах она находится, и у меня есть возможность — если вы не найдете это неуместным — показать ее вам завтра в настоящем виде, и притом не подвергая ее никакой опасности.
Неужели ты говоришь это серьезно?
Да, клянусь моей жизнью, которую я дорого ценю, хотя и говорю, что я волшебник. Поэтому наденьте ваше лучшее платье и пригласите друзей, ибо, если вы желаете, завтра вы женитесь, и притом, если вам угодно, на Розалинде.
Входят Сильвий и Феба.
Смотрите — вот идут влюбленная в меня и влюбленный в нее.
(Розалинде)
Как вы со мной жестоко поступили,
Что прочитали вслух мое письмо!
А что мне в том?.. Я и намерен вам
Жестоким и презрительным казаться.
Пастух ваш верный здесь: его цените,
Его любите; он вас обожает.
Мой друг пастух, скажи ему, что значит любить.
Вздыхать и плакать беспрестанно —
Вот так, как я по Фебе.
А я — по Ганимеду.
А я — по Розалинде.
А я — ни по одной из женщин.
Всегда быть верным и на все готовым —
Вот так, как я для Фебы.
А я — для Ганимеда.
А я — для Розалинды.
А я — ни для одной из женщин.
Быть созданным всецело из фантазий,
Из чувств волнующих и из желаний,
Боготворить, покорствовать, служить,
Терпеть, смиряться, забывать терпенье,
Быть чистым и сносить все испытанья —
Вот так, как я для Фебы.
А я — для Ганимеда.
А я — для Розалинды.
А я — ни для одной из женщин.
Коль так, что ж за любовь меня винишь?
Коль так, что ж за любовь меня винишь?
Коль так, что ж за любовь меня винишь?
Кому вы сказали: «Коль так, что ж за любовь меня винишь?»
Той, кто не здесь… и кто меня не слышит.
Пожалуйста, довольно этого: вы точно ирландские волки, воющие на луну. (Сильвию.) Я помогу вам, если смогу. (Фебе.) Я полюбил бы вас, если бы мог. — Приходите завтра все ко мне. (Фебе.) Я обвенчаюсь с вами, если вообще обвенчаюсь с женщиной; а завтра я обвенчаюсь. (К Орландо.) Я дам вам полное удовлетворение, если вообще когда-нибудь дам удовлетворение мужчине; а завтра вы обвенчаетесь. (Сильвию.) Я обрадую вас, если вас обрадует обладание тем, что вам нравится; а завтра вы обвенчаетесь. (К Орландо.) Во имя любви к Розалинде, приходите. (Сильвию.) Во имя любви к Фебе, приходите. И во имя отсутствия у меня любви хотя бы к одной женщине — я вас встречу. Пока прощайте: я вам оставил мои приказания.
О, непременно, если буду жив.
Я тоже.
Я тоже.
Уходят.
СЦЕНА 3
Лес.
Входят Оселок и Одри.
Завтра счастливый день, Одри: завтра мы обвенчаемся.
Я желаю этого всем сердцем и надеюсь, что это не бесчестное желание — стать замужней женщиной, как все другие. А вон идут два пажа изгнанного герцога.
Входят два пажа.
Счастливая встреча, почтенный господин.
По чести, счастливая! Садитесь, садитесь, и скорей — песню!
Мы к вашим услугам. Садитесь посредине.
Как нам начинать? Сразу? Не откашливаться, не отплевываться, не жаловаться, что мы охрипли?.. Без обычных предисловий о скверных голосах?
Конечно, конечно, и будем петь на один голос — как два цыгана на одной лошади. (Поет.)
Влюбленный с милою своей —
Гей-го, гей-го, гей-нонино! —
Среди цветущих шли полей.
Весной, весной, милой брачной порой,
Всюду птичек звон, динь-дон, динь-дон…
Любит весну, кто влюблен!
Во ржи, что так была густа, —
Гей-го, гей-го, гей-нонино! —
Легла прелестная чета.
Весной, весной…
(и т. д.)
Запели песнь они о том, —
Гей-го, гей-го, гей-нонино! —
Как расцветает жизнь цветком.
Весной, весной…
(и т. д.)
Счастливый час скорей лови. —
Гей-го, гей-го, гей-нонино!
Весна, весна — венец любви.
Весной, весной…
(и т. д.)
По правде, молодые люди, хотя слова вашей песенки и не очень глубокомысленны, но спета она была прескверно.
Вы ошибаетесь, сударь: мы выдерживали лад и с такта не сбивались.
Наоборот, клянусь честью; а вот с моей стороны было неладно и бестактно слушать песню, лишенную такта и лада. Храни вас бог… и исправь он ваши голоса. — Идем, Одри.
Уходят.
СЦЕНА 4
Лес.
Входят старый герцог, Амьен, Жак, Орландо, Оливер и Селия.
И веришь ты, Орландо, что твой мальчик
Исполнить может все, что обещал?
И верю, и не верю, и боюсь
Надеяться, и все-таки надеюсь.
Входят Розалинда, Сильвий и Феба.
Минуточку терпения, пока
Наш договор мы точно обусловим.
(Старому герцогу.)
Так: если Розалинду приведу я,
Ее Орландо в жены вы дадите?
Да, если б даже отдавал с ней царство.
(к Орландо)
А вы ее готовы в жены взять?
Да, если б даже был царем всех царств!
(Фебе)
А вы готовы выйти за меня?
Да, если б даже смерть меня ждала!
Но если отречетесь от меня?
За преданного пастуха пойдете?
Торг заключен.
(Сильвию)
А вы готовы Фебу в жены взять?
Да, будь она и смерть — одно и то же.
Я обещал все это нам уладить.
Сдержите ж слово, герцог, — дочь отдать;
А вы, Орландо, — дочь его принять;
Вы, Феба, — выйти замуж за меня,
А если нет — стать пастуха женою;
Вы ж, Сильвий, — с Фебой тотчас обвенчаться,
Когда откажет мне она. Теперь
Уйду я, чтобы это все уладить.
Розалинда и Селия уходят.
Невольно что-то в этом пастушке
Мне дочери черты напоминает!
Когда его я встретил, государь,
Подумал я, что он ей брат, по сходству.
Но, ваша светлость, он в лесу родился,
И здесь он получил начатки знанья
Магических наук и тайн — от дяди,
Которого считает сланным магом,
Затерянным в лесном уединенье.
Входят Оселок и Одри.
Наверно, близится новый всемирный потоп и эти пары идут в ковчег. Вот еще пара очень странных животных, которых ни всех языках называют дураками.
Поклон и привет всему обществу!
Добрый герцог, примите его благосклонно: это тот господин с пестрыми мозгами, которого я часто встречал в лесу; он клянется, будто живал при дворе.
Если кто-нибудь в этом усомнится, пусть произведет мне испытание. Я танцевал придворные танцы; я ухаживал за дамами; я был политичен с моим другом и любезен с моим врагом; я разорил трех портных; я имел четыре ссоры, и одна из них чуть-чуть не окончилась дуэлью.
А как же эта ссора уладилась?
А мы сошлись и убедились, что ссора наша была по седьмому пункту.29
Как это — по седьмому пункту? Добрый герцог, прошу вас полюбить этого человека.
Он мне очень полюбился.
Награди вас бог, сударь; об этом же я вас и прошу. Я поспешил сюда, сударь, с остальными этими деревенскими парочками, чтобы дать здесь клятву и нарушить ее, так как брак соединяет, а природа разъединяет. Бедная девственница, сударь, существо на вид невзрачное, сударь, но мое собственное; таков уж мой скромный каприз — взять себе то, чего никто другой не захочет: богатая добродетель живет, как скупец в бедной лачуге, вроде как жемчужина в мерзкой устрице.
Клянусь честью, он быстр, умен и меток.
Как и должны быть стрелы шута, сударь, и тому подобные приятные неприятности.
Но вернемся к седьмому пункту. Как вы убедились, что ссора у вас вышла именно по седьмому пункту?
Она произошла из-за семикратно опровергнутой лжи. — Держись приличней, Одри! — Вот как это было, государь. Мне не понравилась форма бороды у одного из придворных. Он велел передать мне, что если я нахожу его бороду нехорошо подстриженной, то он находит ее красивой; это называется учтивое возражение. Если я ему отвечу опять, что она нехорошо подстрижена, то он возразит мне, что он так стрижет ее для своего собственного удовольствия. Это называется скромная насмешка. Если я опять на это скажу «нехорошо подстрижена», он скажет, что мое суждение никуда не годится. Это будет грубый ответ. Еще раз «нехорошо» — он ответит, что я говорю неправду. Это называется смелый упрек. Еще раз «нехорошо» — он скажет, что я лгу. Это называется дерзкая контратака. И так — до лжи применительно к обстоятельствам и лжи прямой.
Сколько же раз вы сказали, что его борода плохо подстрижена?
Я не решился пойти дальше лжи применительно к обстоятельствам, а он не посмел довести до прямой. Таким образом, мы измерили шпаги и разошлись.
А вы можете перечислить по порядку все степени лжи?
О, сударь, мы ссорились по книжке; есть такие книжки для изучения хороших манер. Я назову все степени: первая — учтивое возражение, вторая — скромная насмешка, третья — грубый ответ, четвертая — смелый упрек, пятая — дерзкая контратака, шестая — ложь применительно к обстоятельствам и седьмая — прямая ложь. Все их можно удачно обойти, кроме прямой лжи, да и ту можно обойти при помощи словечка «если». Я знал случай, когда семеро судей не могли уладить ссоры, но когда оба противника сошлись, то один из них вспомнил о словечке «если», то есть «если вы сказали то-то, то я сказал то-то»… После этого они пожали друг другу руки и поклялись в братской любви. О, «если» — это великий миротворец; в «если» огромная сила.
Ну не редкостный ли это человек, ваша светлость? Он во всем такой же молодец, а между тем — шут.
Он употребляет свое шутовство как прикрытие, из-под которого пускает стрелы своего остроумия.
Входят Гименей, Розалинда и Селия.
Тихая музыка.
На небе ликованье,
Когда в земных созданьях
Царит согласье.
О герцог, дочь родную
С небес тебе верну я
Гимена властью,
Чтоб ты теперь ее вручил
Тому, кто сердцу девы мил.
(старому герцогу)
Вам отдаюсь я, так как я вся ваша,
(К Орландо.)
Вам отдаюсь я, так как я вся ваша.
Коль верить мне глазам, ты — дочь моя!
Коль верить мне глазам, вы — Розалинда!
Коль правду вижу я,
Прощай, любовь моя!
(старому герцогу)
Коль не тебя, не нужно мне отца.
(К Орландо.)
Коль не тебя, не нужно мне супруга.
(Фебе.)
Ты — иль никто не будет мне женой.
Довольно! Прочь смятенье!
Я должен заключенье
Всем чудесам принесть.
Здесь — восьмерых союзы
Гимена свяжут узы,
Коль в правде правда есть.
(К Орландо и Розалинде.)
Вам — быть неразлучными вечно!
(Оливеру и Селии.)
Вам — любить всегда сердечно!
(Фебе, указывая на Сильвия.)
Быть его — судьба твоя,
Или взять женщину в мужья.
(Оселку и Одри.)
Вы же связаны природой,
Как зима с плохой погодой. —
Брачный гимн мы вам споем.
Потолкуйте обо всем.
Вам разум объяснит всецело,
Как мы сошлись, чем кончим дело.
(Поет.)
О брак, Юноны ты оплот,30
Святой союз стола и ложа!
Гимен людей земле дает,
Венчаньем населенье множа.
Гимен, бог всей земли! Почтим
Тебя хвалением своим.
Племянница, обнять тебя хочу я
Не менее, чем дочь мою родную!
(Сильвию)
Сдержу я слово — и теперь ты мой.
Ты стал мне дорог верностью большой.
Входит Жак де Буа.
Прошу, позвольте мне сказать два слова!
Я средний сын Роланда де Буа.
Собранью славному несу я вести,
Что герцог Фредерик, все чаще слыша,
Как в этот лес стекается вся доблесть,
Собрал большую рать и сам ее
Повел как вождь, замыслив захватить
Здесь брата и предать его мечу.
Так он дошел уж до опушки леса,
Но встретил здесь отшельника святого.
С ним побеседовав, он отрешился
От замыслов своих, да и от мира.
Он изгнанному брату возвращает
Престол, а тем, кто с ним делил изгнанье, —
Все их владения. Что это правда —
Клянусь я жизнью.
Юноша, привет!
Ты к свадьбе братьев дар принес прекрасный.
Владенья — одному из них, другому —
Весь край родной и герцогство в грядущем,
Но раньше здесь, в лесу, покончим все,
Что началось и зародилось здесь же;
А после каждый из числа счастливцев,
Что с нами дни тяжелые делили,
Разделит к нам вернувшиеся блага,
Согласно положенью своему.
Пока ж забудем новое величье
И сельскому веселью предадимся. —
Эй, музыки! — А вы, чета с четой —
Все в лад пуститесь в пляске круговой.
Скажите мне! Когда я верно понял,
То бывший герцог жизнь избрал святую
И презрел роскошь пышного двора?
Да, так!
Пойду к нему. У этих обращенных
Есть что послушать и чему учиться.
(Старому герцогу.)
Вас оставляю прежнему почету;
Терпеньем он и доблестью заслужен.
(К Орландо.)
Вас — той любви, что верность заслужила.
(Оливеру.)
Вас — вашим землям, и любви, и дружбе.
(Сильвию.)
Вас — долгому заслуженному браку.
(Оселку.)
Вас — драке; в брачный путь у вас припасов
На месяц-два. Желаю развлекаться!
А я не склонен пляской услаждаться.
Останься, Жак!
Ну нет! Я не любитель развлечений;
В пещере ваших буду ждать велений.
(Уходит.)
Вперед, вперед! Начнем мы торжество
И так же кончим в радости его!
Пляска.
Уходят.
ЭПИЛОГ
Не принято выводить женщину в роли Эпилога; но это нисколько не хуже, чем выводить мужчину в роли Пролога. Если правда, что хорошему вину не нужно этикетки, то правда и то, что хорошей пьесе не нужен Эпилог. Однако на хорошее вино наклеивают этикетки, а хорошие пьесы становятся еще лучше при помощи хороших Эпилогов. Каково же мое положение? Я — не хороший Эпилог и заступаюсь не за хорошую пьесу! Одет я но по-нищенски, значит, просить мне не пристало; мне надо умолять вас; и я начну с женщин. О женщины! Той любовью, которую вы питаете к мужчинам, заклинаю вас одобрить в этой пьесе все, что вам нравится в ней. А вас, мужчины, той любовью, что вы питаете к женщинам, — а по вашим улыбкам я вижу, что ни один из вас не питает к ним отвращения, — я заклинаю вас сделать так, чтобы и вам и женщинам пьеса наша понравилась. Будь я женщиной, я расцеловала бы тех из вас, чьи бороды пришлись бы мне по вкусу, чьи лица понравились бы мне и чье дыханье не было бы мне противно; поэтому я уверен, что все, у кого прекрасные лица, красивые бороды и приятное дыханье, в награду за мое доброе намерение ответят на мой поклон прощальными рукоплесканиями. (Уходит.)
«КАК ВАМ ЭТО ПОНРАВИТСЯ»
Комедия «Как вам это понравится»31 вместе с «Двенадцатой ночью» и «Много шума из ничего» увенчивает серию ранних комедий Шекспира, полных нежного лиризма, ласки и жизнерадостности.
Время ее написания определяется довольно просто: отсутствие ее в списке Мереса указывает, что она возникла не ранее 1598 года. С другой стороны, один книгоиздатель взял лицензию на ее опубликование в 1600 году. Следовательно, пьеса была написана в 1599 или 1600 году. Правда, лицензия не была использована, и пьеса была опубликована впервые лишь в фолио 1623 года.
Если «Сон в летнюю ночь» является трансформированной «маской», то комедия «Как вам это понравится» содержит в себе элементы также трансформированные, другого драматического жанра — пасторали.
Основные сцены пьесы протекают в лесу, где добрый изгнанный герцог ведет с последовавшими за ним придворными простую и здоровую жизнь, которую он так убедительно восхваляет:
Ну что ж, друзья и братья по изгнанью!
Иль наша жизнь, когда мы к ней привыкли,
Не стала много лучше, чем была
Средь роскоши мишурной? Разве лес
Не безопаснее, чем двор коварный?
…
Находит наша жизнь вдали от света
В деревьях — речь, в ручье текучем — книгу,
И проповедь — в камнях, и всюду — благо.
(II, 1)
После того как Боккаччо в своих «Фьезоланских нимфах» дал первый в европейской поэзии образец пасторали, насытив взятую у древних (например, у Вергилия) схему гуманистическими чувствами и живым реалистическим содержанием, жанр повествовательной и драматической пасторали испытал большую эволюцию, причем в основном он аристократизировался. Таковы виднейшие образцы пасторального романа или поэмы конца XV и XVI века: в Италии — «Аркадия» Саннадзаро (ок. 1490 г.), в Испании — «Презрение ко двору и хвала сельской жизни» Антонио до Гевары (1539; в том же году было переведено на английский язык Франснсом Брайаном; незадолго до появления комедии Шекспира перевод этот вышел новым изданием) и «Диана» Монтемайора (1559), в Англии — произведения современников Шекспира: «Ода о презрении ко двору», роман «Аркадия» Филиппа Сидни и роман «Розалинда» или «Золотое наследие Эвфуса» Томаса Лоджа (1590; затем вышло еще несколько изданий в 90-х гг.). Последний из этих романов и послужил сюжетным источником шекспировской комедии32.
Шекспир весьма близко придерживается своего источника, изменяя лишь все собственные имена (кроме Розалинды). Из более крупных его отклонений отметим лишь введение им таких значительных персонажей, как придворный шут Оселок и меланхолический Жак. Он опустил также несколько мелких сюжетных деталей. Но гораздо важнее всего этого внесенное им коренное изменение духа и смысла рассказа.
В романе Лоджа, так же как и во всех перечисленных выше образцах жанра, изображающих прелесть жизни на лоне природы, среди простых и честных пастухов, довольных своим скромным уделом и способных на благородные чувства, несомненно звучит здоровый протест против типичного для той эпохи разврата феодальных дворов и жестокой, беззастенчивой хищности входящей в силу буржуазии. Но по существу это призыв не к поискам лучших, более справедливых форм активной жизни, а к уходу от действительности в мир отвлеченной, идеальной мечты. Пастушеская жизнь в этих произведениях изображена в условных, слащавых тонах, имеющих мало общего с реальностью. Пастухи и пастушки, вечно вздыхающие, изысканно вежливые, сочиняющие вычурные стихи, — в сущности, переряженные аристократы. Таков же и слог этих поэм-романов, чрезвычайно манерный и витиеватый.
Шекспир придал всему этому совершенно иной характер и направленность. Прежде всею он заострил в своей комедии сатирический момент, осудив устами некоторых ее персонажей порочность современного ему городского, особенно столичного общества. Старый честный слуга Адам сетует о наступившем упадке нравов, когда достоинства человека «являются врагами» ему, а Орландо, восхваляя благородство души Адама, называет его примером
Той честной, верной службы прежних лет,
Когда был долгом труд, а не корыстью.
(II, 3)
Умный шут Оселок, хотя и сам отравлен придворной культурой, обличает лицемерие и пошлость знати. Меланхолический Жак бичует бессердечие «жирных мещан», в стремительном беге за наживой бросающих без помощи раненого товарища, чванство разбогатевших горожан, которые «наряды княжеские надевают на тело недостойное свое», жен ювелиров с тупыми и пошлыми надписями на их кольцах (весьма ярко все это выражено в его размышлениях о раненом олене — II, 1).
В свете этих высказываний получает особый смысл изображение в пьесе злых и беззаконных поступков. Захват престола насильником Фредериком и ограбление Орландо его старшим братом — это лишь проявление воцарившейся всюду погони за наживой, бессердечия. По сравнению с этим жизнь изгнанников в лесу оказывается действительно полной нравственной чистоты и здоровой человечности. Не случайно поэтому при первом упоминании в пьесе о лесной жизни герцога и его приближенных они сравниваются не с томными пастухами, а с Робином Гудом, героем английских народных баллад, собравшим, по преданию, отряд «благородных» разбойников в целях борьбы против злых насильников-богачей и помощи беднякам (I, 1).
Вообще же, рисуя картину жизни среди природы, Шекспир придает ей, насколько это возможно, правдоподобие. Бесспорно, и в его пьесе есть черты специфически «пасторального» стиля: таковы страдающий от неразделенной любви пастушок Сильвий и прециозно жеманная, зараженная аристократическим эвфуизмом пастушка Феба. Но эти образы носят скорее характер шутливой пародии, так как Шекспир для снижения их выводит рядом фигуру избранницы Оселка крестьянки Одри, в словах и поведении которой так много здравого смысла и прямодушия. Преодоление пасторального идеала в этой пьесе достигается также помимо пародирования любовного дуэта Сильвия — Фебы выступлением старого пастуха Корина с вымазанными дегтем руками, жалующегося на суровый нрав своего хозяина, богатого пастуха. Так Шекспир вкрапливает реалистические черточки в свое идиллически-мечтательное изображение жизни на лоне природы.
Существенно то, что, отдавая дань пасторальному стилю (тому, что можно было бы назвать реалистическим вариантом его), Шекспир преодолевает пасторальность еще и тем, что показывает пребывание изгнанников в лесу как вынужденное и привлекательное лишь до того момента, когда победа над злыми силами позволяет всем вернуться к реальной и деятельной жизни. В лесу остается лишь брюзгливый мечтатель Жак, полный мизантропии и предпочитающий одиночество среди природы людскому обществу, неисправимо, по его мнению, глупому и пошлому. Некоторые критики, например Брандес, хотели видеть в Жаке прообраз Гамлета и считали его речи выражением образа мыслей самого Шекспира. Без сомнения, в уста Жака Шекспир вложил ряд своих собственных тонких наблюдений, но в целом, конечно, автор этой очаровательной, веселой и дышащей любовью к природе и людям пьесы бесконечно далек от унылого человеконенавистника Жака. Шекспир в этой пьесе явно заодно с теми, на чью сторону он привлекает все симпатии зрителей: с Орландо, воплощающим в себе юную силу и смелость, наряду со способностью глубоко и благородно чувствовать, и Розалиндой, такой же смелой и глубоко чувствующей, но вместе с тем пленительно остроумной и нежной.
Новый оттенок «пасторальному» жанру Шекспир придает в этой пьесе трактовкой обстановки действия. В пьесе есть некоторые указания на то, что местом и временем действия в ней является Фламандско-Бургундское княжество XV века: Арденнский лес, некий герцог, суверенно правящий в этих краях, французская форма большинства имен. Но дело в том, что в Англии, в близком Шекспиру Уоркшире, был тоже Арденнский лес (с ударением на первом слоге), тесно связанный с фольклорной традицией о Робине Гуде. Отсюда Шекспир и черпал краски для обрисовки своего Арденнского леса. Несомненно, надо предположить, что географическая локализация леса двоилась в его сознании, приближаясь к утопическому образу. Лиственный лес, где водятся змеи и львы, — этого не бывало ни в английских, ни во французских лесах той эпохи. Этот абсолютно сказочный лес является не только местом, но и фактором действия, подобно афинскому лесу в «Сне в летнюю ночь». Этим отчасти объясняется и легкость исправления «злодеев», едва они попадают в его атмосферу (Оливер, узурпатор герцог). Мы здесь оказываемся в сказочной стране чудес, очень далекой от слащаво жеманных «красот» пасторальной фантазии.
Музыка и пение насыщают эту прелестную комедию. Но это не условная мелодика итальянских напевов, а нечто родственное по духу лихим песням Робина Гуда и его товарищей, беспечно и радостно живущих «под зеленым деревом», и задорным хорам английских охотников. К этим народным корням восходит инспирация данной комедии Шекспира.
В этой пьесе, самая обстановка которой не оставляет места для «злых», имеется целый ряд положительных образов: старый герцог, Амьен, Адам, Корин… Но все они тускнеют и отступают на задний план перед основной парой — Розалиндой и Орландо. Орландо — идеальная, рыцарственная натура того же склада, что Эдгар в «Лире», соединяющая в себе силу и смелость с душевной тонкостью, обладающая фантазией, которая позволяет ей вести себя сообразно обстоятельствам — то как разбойник с большой дороги, то как нежный юноша, слагающий любовные стихи. Он образован, не учившись, воспитан без школы.
Розалинда — воплощение нежности и деятельного начала в женщине. Лукавая, задорная, плетущая свои прелестные интриги в Арденнском лесу, словно лесной дух, ставший духом жизни.
Вся пьеса похожа на сказку, но сказку почти без событий, — скорее на мечту, фантазию, сюиту грез, полных сладостной нежности и любви к жизни.
А. Смирнов
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «КАК ВАМ ЭТО ПОНРАВИТСЯ»
Здравствуйте (Франц.).
Alienа — чужая (Лат.).
Оно подобно ядовитой жабе, что ценный камень в голове таит. — Одно из многочисленных перешедших из средневековья в Возрождение суеверных представлений о чудесных свойствах некоторых животных.
Декдем, декдем, декдем — припев неясного происхождения. Возможно, что это урльское слово, означающее: «приди ко мне».
…всех перворожденных Египта. — Начитанные в библии (см. Вторую книгу Моисея) англичане того времени разумели под этим богатых и знатных людей.
Будут вместо книг деревья…и т. д. — Сцена эта является пародией на эпизод поэмы Ариосто «Неистовый Роланд», где описывается, как влюбленный в Анджелику Роланд (по-итальянски — Орландо) бродит среди деревьев, читает на их стволах сплетенные инициалы Анджелики и своего соперника Медора и рубит мечом эти надписи вместе с деревьями.
Аталанта — в греческой мифологии девушка, славившаяся своей гордостью и нравственной чистотой.
Лукреция — древняя римлянка, лишившая себя жизни после того, как ее обесчестил сын царя Тарквиния.
Елена — Елена Прекрасная, из-за красоты которой разгорелась, согласно мифу, Троянская война, длившаяся десять лет.
…с тех пор как я была ирландской крысой… — Намек на ирландских «заклинателей», выманивавших пением и игрой на волынке крыс из погребов и топивших их.
…целый Южный океан открытий. — На рубеже XVI и XVII веков английские мореплаватели открыли в океанах целый ряд новых островов и земель.
…не заучивали ли вы наизусть надписи на их перстнях? — На обручальных кольцах в те времена нередко вырезались краткие изречения из библии или какие-либо морализирующие сентенции.
…отвечаю вам, как на обоях, с которых вы заимствовали ваши вопросы. — В те времена на стенных обоях нередко изображались человеческие фигуры с выходившими из их уст лентами, на которых были написаны какие-нибудь ходячие изречения.
похож на… Овидия среди готов. — Овидий, поэт времен Августа (I в. до н. э. — I в. н. э.), был сослан на побережье Черного моря, заселенное тогда готами.
Даже у Юпитера под соломенным кровом шалаша было лучшее пристанище. — Намек на рассказ Овидия (в «Метаморфозах») о посещении Юпитером хижины Филемона и Бавкиды, двух престарелых любящих супругов.
А здесь нет никого, чтобы вручить вам вашу невесту? — По английским обычаям свадебный обряд требовал присутствия лица, обычно пожилого, передававшего невесту жениху.
…у сокола — свой бубенчик… — Во время соколиной охоты к лапке сокола прикреплялся бубенчик для того, чтобы, если сокол далеко залетит и не вернется, было легче его отыскать, идя на звон бубенчика.
«О милый Оливер!» и «Ступай назад! Прочь, говорят!..» — строки из баллад того времени.
…я испытываю самую гумористическую грусть. — Согласно учению Аристотеля о темпераментах, общий жизненный тонус человека определяется преобладанием в теле одной из четырех «жидкостей» (humores, откуда — «гуморальный», «гумористический», позднее — «юмористический»). Грусть, меланхолическое настроение, согласно этой теории, объяснялись преобладанием в организме так называемой «черной желчи».
…иначе я никак не поверю, что вы катались в гондолах. — То есть побывали в Венеции. Уже в те времена Венеция была излюбленным местом, посещавшимся богатыми и знатными путешественниками.
То есть, а именно (Лат.).
Троил — см. пьесу «Троил и Крессида».
Леандр — герой древнегреческого сказания, переплывавший каждый вечер при свете звезд Геллеспонт (пролив, отделяющий Черное море от Мраморного, нынешние Дарданеллы), чтобы повидаться со своей возлюбленной Геро, жившей на противоположном берегу, пока однажды темной и бурной ночью он не утонул.
…буду плакать… как Диана у фонтана. — В 1590 году в Лондоне, в Чипсайде, был поставлен фонтан из серого мрамора с изваянием Дианы, из грудных сосков которой лилась вода.
…старый господин. — Сказано, вероятно, в шутку.
Языческий философ, когда ему приходило желание поесть винограду… — Намек на басню Эзопа о лисице и винограде. «Языческий философ» — сказано в шутку, вероятно, о самом Эзопе.
Бастонада — итальянское слово, означающее «избиение палками».
Сам, он самый (Лат.).
…ссора наша была по седьмому пункту. — Эта строка и следующие являются пародией на переведенный в 1595 году на английский язык трактат итальянца Савболи «О чести и честных ссорах».
О брак, Юноны ты оплот. — Юнона (Гера), супруга Юпитера (Зевса), подобно Гименею, также считалась хранительницей чистоты брака.
Заглавие это допускает несколько толкований. Большинство критиков XIX века, связывая его с содержанием Эпилога к пьесе, склонно было понимать это заглавие как просьбу автора к зрителям о снисхождении: примите, мол, нашу пьесу как вам будет угодно; пусть каждый найдет в ней и одобрит то, что ему больше всего понравится. Однако новейшие критики относят его не к содержанию пьесы, а исключительно к ее наименованию: «назовите это как хотите». Ввиду неясности вопроса мы сохраняем традиционный русский перевод заглавия.
Источником романа Лоджа, в свою очередь, является анонимная, раньше приписывавшаяся Чосеру повесть о Гамелине (XIV в.). Существовало мнение, что Шекспир наряду с романом Лоджа знал также и повесть о Гамелине, откуда он почерпнул несколько сюжетных деталей. Но сейчас это мнение не находит поддержки среди исследователей.
А. Смирнов
Уильям Шекспир. Двенадцатая ночь, или что угодно
William Shakespeare Twelfth Night
Действующие лица
Орсино, герцог Иллирийский.
Себастьян, брат Виолы.
Антонио, капитан корабля, друг Виолы.
Валентин, Курио — приближенные герцога.
Сэр Тоби Белч, дядя Оливии.
Сэр Эндрю Эгьючик.
Фабиан, Фесте, шут — слуги Оливии.
Оливия.
Виола.
Мария, камеристка Оливии.
Придворные, священник, матросы, пристава, музыканты, слуги.
1
Место действия — город в Иллирии и морской берег вблизи него.
АКТ I
Дворец герцога.
Входят герцог, Курио и другие придворные; музыканты.
О музыка, ты пища для любви!
Играйте же, любовь мою насытьте,
И пусть желанье, утолясь, умрет!
Вновь повторите тот напев щемящий, —
Он слух ласкал мне, точно трепет ветра,
Скользнувший над фиалками тайком,
Чтоб к нам вернуться, ароматом вея.
Нет, хватит! Он когда-то был нежнее…
Как ты могуч, как дивен, дух любви!
Ты можешь все вместить, подобно морю,
Но то, что попадет в твою пучину,
Хотя бы и ценнейшее на свете,
Утрачивает ценность в тот же миг:
Такого обаянья ты исполнен,
Что подлинно чаруешь только ты!
Угодно ль вам охотиться сегодня?
А на какого зверя?
На оленя.
О Курио, я сам оленем стал!
Когда мой взор Оливию увидел,
Как бы очистился от смрада воздух,
А герцог твой в оленя превратился,
И с той поры, как свора жадных псов,
Его грызут желанья…
Входит Валентин.
Наконец-то!
Какую весть Оливия мне шлет?
Я не был к ней допущен, ваша светлость.
Служанка мне передала ответ,
И он гласил, что даже небеса,
Ее лица открытым не увидят,
Пока весна семь раз не сменит зиму.
Росою слез кропя свою обитель,
Она затворницею станет жить,
Чтоб нежность брата, отнятого гробом,
В скорбящем сердце не могла истлеть.
О, если так она платить умеет
Дань сестринской любви, то как полюбит,
Когда пернатой золотой стрелой
Убиты будут все иные мысли,
Когда престолы высших совершенств
И чувств прекрасных — печень, мозг и сердце2 —
Навек займет единый властелин! —
Идемте же под своды рощ зеленых;
Их тень сладка мечтаниям влюбленных.
Уходят.
СЦЕНА 2
Берег моря.
Входят Виола, капитан и матросы.
Где мы сейчас находимся, друзья?
Мы, госпожа, в Иллирию приплыли.
Но для чего в Иллирии мне жить,
Когда мой брат в Элизие3 блуждает?
А вдруг случайно спасся он?
Возможно:
Ведь вы спаслись!
Увы! Мой бедный брат…
Какой бы это был счастливый случай!
Но, госпожа, должно быть, так и есть:
Когда разбился наш корабль о скалы,
И все мы — горсть оставшихся в живых —
Носились по волнам в убогой лодке,
Ваш брат, сообразительный в беде,
Наученный отвагой и надеждой,
Себя к плывущей мачте привязал
И, оседлав ее, поплыл по морю,
Как на спине дельфина — Арион.4
Я это видел сам.
Вот золото в награду за рассказ.
Он укрепляет робкую надежду,
Рожденную спасением моим,
Что жив и брат. Ты здесь бывал?
Еще бы!
Не больше трех часов ходьбы отсюда
То место, где родился я и рос.
Кто правит здесь?
Высокородный и достойный герцог.
А как его зовут?
Орсино.
Орсино! Мой отец о нем не раз
Мне говорил. Тогда был холост герцог.
Он холост был, когда я вышел в море,
А с той поры минул всего лишь месяц,
Но слух прошел, — ведь любит мелкий люд
Судачить о делах людей великих, —
Что герцог наш в Оливию влюблен.
А кто она?
Прелестная и юная дочь графа.
Он умер год назад, ее оставив
На попеченье сына своего.
Тот вскоре тоже умер, и, по слухам,
Оливия, скорбя о милом брате,
Решила жить затворницей.
О если б
Я к ней на службу поступить могла,
До времени скрывая от людей,
Кто я такая!
Это будет трудно:
Она не хочет сидеть никого
И даже герцога не принимает.
Ты с виду прям и честен, капитан.
Хотя природа в благородный облик
Порой вселяет низменное сердце,
Мне кажется, в твоих чертах открытых,
Как в зеркале, отражена душа.
Поверь, тебя вознагражу я щедро, —
Ты лишь молчи, кто я на самом деле,
И помоги мне раздобыть одежду,
Пригодную для замыслов моих.
Я к герцогу хочу пойти на службу.
Шепни ему, что я не я, а евнух…5
Он будет мной доволен: я пою,
Играю на различных инструментах.
Как дальше быть — увидим, а пока
Пусть правда не сорвется с языка.
Вы евнух, я немой…6 Ну что ж, клянусь:
Коль проболтаюсь, тотчас удавлюсь.
Благодарю. Идем.
Уходят.
СЦЕНА 3
Дом Оливии.
Входят cэp Тоби Белч и Мария.
Ну какого дьявола моя племянница так убивается о своем покойном братце? Горе вредит здоровью, это всякий знает.
А вы, сэр Тоби, пораньше возвращались бы домой. Когда вы поздно засиживаетесь бог весть где, ваша племянница, моя госпожа, прямо из себя выходит.
Ну и пусть себе выходит на все четыре стороны!
Нет, нехорошо, что вы являетесь в таком неприличном виде.
А что в нем неприличного, скажи на милость? Самый подходящий для выпивки вид. И ботфорты хоть куда. А если никуда, так пусть повесятся на собственных ушках!
Не доведут вас до добра кутежи и попойки. Вчера об этом говорила госпожа, я сама слышала. И еще она поминала вашего дурацкого собутыльника, которого вы притащили сюда ночью и навязывали ей в женихи.
Ты это о ком? О сэре Эндрю Эгьючике?
О ком же еще?
Ну, он почище многих в Иллирии.
Нам-то что от его чистоты?
А то, что у него три тысячи дукатов в год.
Ему и на полгода всех его дукатов не хватит, — такой он дурак и мот.
Ну что ты болтаешь! Он и на виоле играет, и на нескольких языках как по писаному говорит, и вообще богатая натура.
Еще бы! Дурак пренатуральный! И не только дурак, но и забияка: разумные люди говорят, что, если бы его задор не ходил в одной упряжке с трусостью, быть бы ему давным-давно покойником.
Клянусь этой рукой, они мерзавцы и клеветники, коли несут такую чушь! Кто это тебе наплел?
Те самые, от которых я узнала, что он вдобавок ко всему вечера не пропустит, чтобы не напиться в вашем обществе.
Все потому, что пьет за мою племянницу. Я буду пить за нее, покуда у меня глотка не зарастет, а в Иллирии вино не переведется. Трус и мерзавец, кто не желает пить за мою племянницу, пока мозги не полетят вверх тормашками. Тсс, красотка! Castiliano vulgo!7 Сюда шествует сэр Эндрю Чикчирик!
Входит сэр Эндрю Эгьючик.
Сэр Тоби Белч! Как живете, сэр Тоби Белч?
Дражайший сэр Эндрю!
Приветствую тебя, миленькая злючка!
И я вас тоже, сударь!
Наступай, сэр Эндрю, наступай!
Кто это?
Камеристка моей племянницы.
Милейшая миссис Наступай, я бы не прочь познакомиться с тобой поближе.
Меня зовут Мэри, сударь.
Милейшая миссис Мэри Наступай…
Ты не понял, рыцарь. «Наступай» — это значит «смелей», «не робей», «атакуй», «штурмуй»!
Ну, знаете, вы столько насчитали, что мне к ней теперь и подступиться страшно. Вот так «наступай»!
Желаю вам всего хорошего, господа мои.
Чтоб тебе никогда не работать твоей шпагой, сэр Эндрю, если ты так отпустишь эту красотку!
Чтоб мне никогда не работать моей шпагой, милочка, если я так тебя отпущу. Ты что же, красавица, за дураков нас держишь?
Да нет, сударь, я за вас не держусь.
А ты попробуй, подержись: вот моя рука.
Сударь, хотенье ваше, да позволенье наше. Лучше отнесли бы вы свою руку в погреб и угостили бы ее элем покрепче.
Это зачем, душечка? Что-то мне непонятна твоя шутка.
Уж очень вы сухорукий.
Вот это верно: осел я, что ли, чтобы ходить с мокрыми руками? Но в чем все-таки соль твоей шутки?
Для вас, сударь, она чересчур соленая.
И много их у тебя припасено?
Уж на вас-то моего запаса хватит… А вот сейчас я отпустила вашу руку и сразу обезопасилась. (Уходит.)
Ох, рыцарь, подкрепись-ка скорее стаканчиком канарского8: отроду не видел, чтобы тебя так здорово укладывали на обе лопатки.
Пожалуй, что и не видел… Нет, канарское тоже здорово укладывало. Ей-ей, мне иногда кажется, что у меня ума не больше, чем у любого христианина, а может, и вообще чем у любого человека. Но я большой любитель говядины, а говядина, наверно, вредит моему остроумию.
Ну разумеется!
Если б я и вправду так думал, ни за что не стал бы ее есть. Сэр Тоби, завтра я уезжаю домой.
Pourquoi9, мой дорогой рыцарь?
Что это означает — «pourquoi»? Ехать или не ехать? Эх, если бы я убил на изучение языков то время, которое перевел на фехтование, танцы и медвежью охоту! Если бы я развивал себя!
Твоим волосам это ни к чему.
А при чем тут мои волосы?
Как это — при чем? Они же у тебя отроду не вились.
Ну и что же? Разве они мне не к лицу?
Очень к лицу: висят, как лен на прялке. Вот ты обзаведешься женой, и я еще посмотрю, как она зажмет тебя промеж колен да как начнет прясть — только держись.
Ей-богу, завтра же я уеду. Твоя племянница не желает меня видеть. А если и пожелает, то бьюсь об заклад, что в мужья себе не возьмет: ведь за ней бегает сам герцог.
А герцог ей ни к чему: она ни за что не выйдет за человека старше себя, или богаче, или умней; я сам слышал, как она в этом клялась. Так что не все еще пропало, дружище.
Ну ладно, останусь на месяц. Странный у меня нрав: иной раз мне бы только ходить на балы и маскарады…
И ты способен на такие дурачества, рыцарь?
Могу потягаться с кем угодно в Иллирии, — конечно, не считая тех, кто знатнее меня; ну, а старикам я и вовсе в подметки не гожусь.
И ты умеешь отплясывать гальярду, рыцарь?
Еще бы! Я так выписываю козлиные коленца…
Не лучше, чем я уписываю бараньи ляжки!
А уж в прыжке назад мне не найдется равных во всей Иллирии.
Так почему все эти таланты чахнут в неизвестности? Почему скрыты от нас завесой? Или они так же боятся пыли, как портреты миссис Молл?10 Почему, идучи в церковь, ты не отплясываешь гальярду, а возвращаясь, не танцуешь куранту? Будь я тобой, я всегда на ходу откалывал бы джигу11 и даже мочился бы в темпе контрданса. Как же так? Разве можно в этом мире скрывать свои дарования? У тебя икры такой восхитительной формы, что, бьюсь об заклад, они были созданы под звездой гальярды.
Да, икры у меня сильные и в оранжевых чулках выглядят совсем недурно. А не пора ли выпить?
Что еще нам остается делать? Мы же родились под созвездием Тельца!
Телец? Это который грудь и сердце?12
Нет, сударь, это который ноги и бедра. А ну-ка, покажи свои коленца. Выше! Еще выше! Отменно!
Уходят.
СЦЕНА 4
Дворец герцога.
Входят Валентин и Виола в мужском платье.
Цезарио, если герцог и впредь будет так благоволить к вам, вы далеко пойдете: он вас знает всего три дня и уже приблизил к себе.
Если вы не уверены в длительности его благоволения, значит, опасаетесь изменчивости его нрава или моей нерадивости. Вы считаете, что герцог непостоянен в своих привязанностях?
Помилуйте, я вовсе не то хотел сказать!
Благодарю вас. А вот и герцог.
Входят герцог, Курио и придворные.
Кто знает, где Цезарио?
Я здесь, к услугам вашим, государь.
Пусть станут все поодаль. — Я прочел,
Цезарио, тебе всю книгу сердца.
Ты знаешь все. К Оливии пойди,
Стань у дверей, не принимай отказа,
Скажи, что ты ногами врос в порог,
И встречи с ней добейся.
Господин мой,
Она меня не примет, если правда,
Что так полна тоской ее душа.
Шуми, стучи, насильно к ней ворвись,
Но поручение мое исполни.
Положим, я свиданья с ней добьюсь:
Что мне сказать ей?
Пусть она поймет
Всю преданность, весь пыл моей любви.
Рассказывать о страсти и томленье
Пристало больше юности твоей,
Чем строгому, внушительному старцу.
Не думаю.
Поверь мне, милый мальчик:
Кто скажет о тебе, что ты мужчина,
Тот оклевещет дней твоих весну.
Твой нежный рот румян, как у Дианы,
Высокий голосок так чист и звонок,
Как будто сотворен для женской роли.
Твоя звезда для дел такого рода
Благоприятна. Пусть с тобой идут
Вот эти трое. — Нет, вы все идите!
Мне легче одному. — Вернись с удачей
И заживешь привольно, как твой герцог,
С ним разделив счастливую судьбу.
Я постараюсь к вам склонить графиню.
(В сторону.)
Мне нелегко тебе жену добыть:
Ведь я сама хотела б ею быть!
Уходят.
СЦЕНА 5
Дом Оливии.
Входят Мария и шут.
Говори сейчас же, где ты пропадал, а не то я вот настолечко губ не разожму, чтобы выпросить тебе прощение; за эту отлучку госпожа тебя повесит.
Ну и пусть вешает: кто повешен палачом, тому и смерть нипочем.
Это еще почему?
Потому, что двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Плоская острота. Знаешь, кто говорит: «двум смертям не бывать»?
Кто, почтенная Мэри?
Отважные воины. А у тебя хватает отваги только на глупую болтовню.
Что ж, дай бог мудрецам побольше мудрости, а дуракам побольше удачи.
И все равно за такую долгую отлучку тебя повесят. Или выгонят. А какая тебе разница — выгонят тебя или повесят?
Если повесят на доброй веревке, то уже не женят на злой бабе, а если выгонят, так летом мне море по колено.
Значит, ты уже не цепляешься за это место?
Нет, не скажи. Две зацепки у меня все-таки остались.
Выходит, что если одна лопнет, так другая останется, а если обе лопнут, то штаны свалятся?
Ловко отбрила, ей-богу, ловко! Продолжай в том же духе, и, если еще вдобавок сэр Тоби бросит пить, я буду почитать тебя за самую занозистую из всех дочерей Евы в Иллирии.
Ладно, негодный плут, придержи язык. Сюда идет госпожа: попроси у нее прощения, да как следует, с умом, — тебе же будет лучше. (Уходит.)
Остроумие, если будет на то воля твоя, научи меня веселому дурачеству! Умники часто думают, что они бог весть как остроумны, и все-таки остаются в дураках, а я вот знаю, что неостроумен, однако иной раз могу сойти за умника. Недаром Квинапал13 изрек: «Умный дурак лучше, чем глупый остряк».
Входят Оливия и Мальволио.
Благослови вас бог, госпожа!
Уберите отсюда это глупое существо.
Слышите, что говорит госпожа? Уберите ее отсюда!
Пошел вон, дурак, твое остроумие иссякло! Видеть тебя не могу! К тому же у тебя нет совести.
Мадонна, эти пороки можно поправить вином и добрым советом: дайте иссякшему дураку вина — и он наполнится; дайте бессовестному человеку добрый совет — и он исправится. А если не исправится, — позовите костоправа, и тот уж справится. Все, что поправлено, — только залатано: дырявая добродетель залатана грехом, а исправленный грех залатан добродетелью. Годится вам такой простой силлогизм — отлично; не годится — что поделаешь? Несчастье всегда рогоносец, а красота — цветок. Госпожа велела убрать глупое существо? Вот я и говорю: уберите ее.
Я приказала убрать тебя.
Какая несправедливость! Госпожа, cucullus non facit monachum15, а это значит, что дурацкий колпак мозгов не портит. Достойная мадонна, позвольте мне доказать вам, что это вы — глупое существо.
И ты думаешь, тебе это удастся?
Бессомненно.
Что ж, попытайся.
Для этого мне придется допросить вас, достойная мадонна: отвечайте мне, моя невинная мышка.
Спрашивай: все равно других развлечений нет.
Достойная мадонна, почему ты грустишь?
Достойный дурак, потому что у меня умер брат.
Я полагаю, что его душа в аду, мадонна.
Я знаю, что его душа в раю, дурак.
Мадонна, только круглый дурак может грустить о том, что душа его брата в раю. — Люди, уберите отсюда это глупое существо!
Мальволио, что вы скажете о нашем шуте? Он, кажется, начинает исправляться.
Еще бы! Теперь он все время будет исправляться, пока смерть не пришибет его. Старость только умным вредит, а дуракам она на пользу.
Дай тебе бог, сударь, скоропостижно состариться и стать полезным дураком. Сэр Тоби побьется об заклад, что я не лисица; но он и двумя пенсами не поручится, что ты не болван.
Что вы теперь скажете, Мальволио?
Не могу понять, как ваша милость терпит этого пустоголового мерзавца: недавно на моих глазах он спасовал перед обыкновенным ярмарочным шутом, безмозглым, как бревно. Видите, он сразу и онемел. Когда вы не смеетесь и не поощряете его, он двух слов связать не может. По-моему, умники, которые хихикают над остротами таких завзятых дураков, сами не лучше балаганных фигляров.
Мальволио, у вас больное самолюбие: оно не переваривает шуток. Человек благородный, чистосердечный и непредубежденный считает такие остроты безвредными горошинами, а вам они кажутся пушечными ядрами. Домашний шут не может оскорбить, даже если он над всем издевается, так же как истинно разумный человек не может издеваться, даже если он все осуждает.
Да ниспошлет тебе Меркурий умение складно врать14 в награду за твое доброе слово о шутах.
Входит Мария.
Сударыня, какой-то молодой человек у ворот очень хочет вас видеть.
От герцога Орсино, вероятно?
Не знаю, сударыня. Красивый юноша, и свита у него не маленькая.
А кто его не пропускает?
Ваш родственник, сударыня, сэр Тоби.
Уведите его оттуда, пожалуйста: вечно он несет всякую чепуху. Просто стыдно за него!
Мария уходит.
Пойдите вы, Мальволио. Если это посланец герцога, то я больна или меня нет дома — все что угодно, только спровадьте его.
Мальволио уходит.
Теперь ты сам видишь, сударь, что твои шутки обросли бородой и никого не смешат.
Ты так заступалась за нас, мадонна, словно твоему старшему сыну на роду написано быть дурачком. Желаю тебе, чтобы Юпитер не поскупился на мозги для его черепа, а то у одного из твоих родственников — вот и он, кстати! — pia mater16 совсем размягчилась.
Входит сэр Тоби.
Честное слово, он уже успел выпить! Дядя, кто это там у ворот?
Дворянин.
Дворянин? Какой дворянин?
Этот дворянин… (Икает.) А будь она неладна, эта маринованная селедка! — Как дела, дурень?
Достойный сэр Тоби!
Дядя, дядя, еще совсем рано, а вы уже дошли до такого неподобия!
Преподобия? Плевал я на преподобие! Пускай себе стоит у ворот!
Да кто же там, наконец?
Хоть сам черт, если ему так нравится, мне-то что? Уж кто-кто, а я врать не стану. Да что с вами разговаривать! (Уходит.)
Дурак, на кого похож пьяный?
На утопленника, дурака и сумасшедшего: с одного лишнего глотка он дуреет, со второго — сходит с ума, с третьего — идет ко дну.
Пойди-ка и приведи пристава, пусть освидетельствует тело моего дядюшки: он в третьей степени опьянения, значит, уже утонул. Присмотри за ним.
Нет, мадонна, пока что он еще только спятил; придется дураку присмотреть за сумасшедшим. (Уходит.)
Входит Мальволио.
Сударыня, этот молодой человек хочет видеть вас во что бы то ни стало. Я сказал, что вы больны; он ответил, что знает и именно поэтому хочет вас видеть. Я сказал, что вы спите; это он тоже предугадал, и как раз поэтому ему особенно нужно вас видеть. Что ему ответить, сударыня? Его не собьешь никакими отговорками.
Скажите ему, что он меня не увидит.
Говорил. Он ответил, что будет стоять у ваших ворот, как столб у дверей шерифа,17 и что дождется вас, даже если из него сделают подпорку для скамьи.
Какого рода он человек?
Мужского, разумеется.
Да нет, какого сорта?
Хуже не бывает: хотите или не хотите, но он к вам прорвется.
Каков он на вид и сколько ему лет?
Для мужчины мало, для мальчика много: недозрелый стручок, зеленое яблочко. Он, так сказать, ни то ни се: серединка наполовинку между мальчиком и мужчиной. Он очень хорош собой и очень задирист. С вашего позволения, у него еще молоко на губах не обсохло.
Пусть войдет. Только раньше позовите мою камеристку.
Мария, вас зовет госпожа! (Уходит.)
Входит Мария.
Закрой лицо мне этим покрывалом:
Посол Орсино к нам сейчас придет.
Входят Виола и придворные.
Кто из вас достойная хозяйка этого дома?
Обращайтесь ко мне: я отвечу за нее. Что вам угодно?
Ослепительнейшая, прелестнейшая и несравненнейшая красавица, скажите мне, действительно ли вы хозяйка этого дома. Я никогда ее не видел, и мне не хотелось бы пустить по ветру свое красноречие: не говоря уже о том, что я сочинил замечательную речь, мне еще стоило немалого труда вытвердить ее наизусть! — Милые красавицы, не вздумайте насмехаться надо мной: я очень обижаюсь, когда со мной неласково обходятся.
Откуда вы явились, сударь?
Мне трудно сказать что-нибудь сверх того, что я заучил, а этого вопроса нет в моей роли. Благородная дама, дайте мне хоть какое-нибудь доказательство того, что вы — хозяйка этого дома, иначе я не смогу произнести свою речь.
Вы комедиант?
Нет, мое глубокомысленное сердечко, хотя, клянусь клыками хитрости, я действительно не тот, кого играю. Вы хозяйка дома?
Если я не присваиваю себе собственных прав, то я.
Конечно, присваиваете, если вы — это она, так как то, что вы можете отдать, вы уже не можете оставить при себе. Впрочем, я превышаю свои полномочия. Сейчас я произнесу похвальное слово в вашу честь, а потом перейду к сути дела.
Начните с главного; похвалы можете опустить.
Но я так старался их затвердить, и они так поэтичны!
Значит, особенно лживы: оставьте их про себя. Мне сказали, что вы дерзко вели себя у ворот, и я впустила вас больше из желания увидеть, чем услышать. Если вы не в себе — уходите, если в здравом рассудке — будьте кратки. Я сейчас не расположена к препирательствам.
Не поднять ли вам паруса? Плывите к дверям.
Нет, дорогой боцман, я еще подрейфую здесь. — Утихомирьте вашего великана, прелестная дама.
Говорите, что вам угодно?
Я посланец.
Должно быть, вы посланы с бесчестным поручением, если вам так трудно изложить его. Приступайте к делу.
Оно предназначено только для вашего слуха. Я не собираюсь объявлять войну или требовать дань: у меня в руках оливковая ветвь. Слова мои и намерения полны миролюбия.
Однако начали вы с грубости. Кто вы такой? Чего вы хотите?
Эта грубость рождена приемом, который мне здесь оказали. Кто я и чего хочу, должно быть окружено не меньшей тайной, чем девственность. Для ваших ушей — святое откровение, для посторонних — кощунство.
Оставьте нас одних: послушаем это откровение.
Мария и придворные уходят.
Итак, сударь, что гласит текст?
Очаровательнейшая властительница…
Очень приятная доктрина, и развивать ее можно без конца. Где хранится подлинник текста?
В груди у Орсино.
В его груди? В какой именно части?
Если быть точным, то в самой середине сердца.
Я его читала: это ересь. Больше вам нечего сказать?
Достойная госпожа, позвольте мне взглянуть на ваше лицо.
Ваш господин поручил вам вступить в переговоры с моим лицом? Вы явно отклонились от текста. Но мы отдернем занавес и покажем вам картину. Смотрите, сударь, вот какова я сейчас. Правда, недурная работа?
(Откидывает покрывало.)
Превосходная, если это действительно дело рук божьих.
Краска прочная, сударь: не боится ни дождя, ни ветра.
Да, подлинно прекрасное лицо!
Рука самой искусницы-природы
Смешала в нем румянец с белизной.
Вы самая жестокая из женщин,
Коль собираетесь дожить до гроба,
Не снявши копий с этой красоты.
Что вы, сударь, я совсем не так бессердечна! Поверьте, я обязательно велю составить опись всех моих прелестей: их внесут в реестр и на каждой частице и принадлежности наклеят ярлык с наименованием. Например: первое — пара губ, в меру красных; второе — два серых глаза и к ним в придачу веки; третье — одна шея, один подбородок… и так далее. Вас послали, чтобы оценить меня?
Я понял вас: вы чересчур надменны.
Но, будь вы даже ведьмой, вы красивы.
Мой господин вас любит. Как он любит!
Будь вы красивей всех красавиц в мире,
Такой любви не наградить нельзя.
А как меня он любит?
Беспредельно.
Напоминают гром его стенанья,
Вздох опаляет пламенем, а слезы
Подобны плодоносному дождю.
Он знает, что его я не люблю.
Не сомневаюсь, он душой возвышен
И, несомненно, молод, благороден,
Богат, любим народом, щедр, учен, —
Но все-таки его я не люблю,
И это он понять давно бы должен.
Люби я вас, как любит мой властитель,
С таким несокрушимым постоянством,
Мне был бы непонятен ваш отказ,
И в нем я не нашел бы смысла.
Да?
А что б вы сделали?
У вашей двери
Шалаш я сплел бы, чтобы из него
Взывать к возлюбленной; слагал бы песни
О верной и отвергнутой любви
И распевал бы их в глухую полночь;
Кричал бы ваше имя, чтобы эхо
«Оливия!» холмам передавало:
Вы не нашли бы на земле покоя,
Пока не сжалились бы.
Вам дано
Достигнуть многого… Кто родом вы?
Я жребием доволен, хоть мой жребий
И ниже, чем мой род: я дворянин.
Вернитесь к герцогу и передайте:
Я не люблю его. Пусть он не шлет
Послов ко мне. Вот разве вы зайдите,
Чтоб рассказать, как принял вас Орсино.
А это вам на память обо мне.
(Протягивает кошелек.)
Я не посыльный. Спрячьте кошелек:
Не мне, а герцогу нужна награда.
Пусть камнем будет сердце у того,
Кто вам внушит любовь; пусть он отвергнет
С презрением холодным вашу страсть,
Как вы отвергли герцога Орсино.
Прощайте же, прекрасная жестокость!
(Уходит.)
«Кто родом вы?» — "Я жребием доволен,
Хотя мой жребий ниже, чем мой род:
«Я дворянин». Клянусь, что это так!
Поступки, речь, движения, лицо —
Вот твой дворянский герб… Спокойней, сердце!
Когда б слуга был господином… Боже!
Ужели так заразна эта хворь?
Я чувствую, что, крадучись беззвучно,
Очарованье юного посланца
В мои глаза проникло… Будь что будет! —
Мальволио, сюда!
Входит Мальволио.
Я здесь, графиня.
Беги скорей за юношей упрямым,
За герцогским послом, и этот перстень
Верни ему, скажи — он мне не нужен.
Я не хочу надеждами пустыми
Манить Орсино — я не для него.
Вот если юноша зашел бы завтра —
Я объяснила б все… Иди, не медли!
Сударыня, иду.
(Уходит.)
Что делаю — сама не понимаю:
Я не уму, а лишь глазам внимаю…
Нет, человек не властен над собой!
Пусть будет так, как решено судьбой.
(Уходит.)
АКТ II
Берег моря.
Входят Себастьян и Антонио.
Значит, вы не хотите остаться у меня? И не хотите, чтоб я вас проводил?
Простите великодушно, не хочу. Звезда моя еле мерцает во мраке; судьба ко мне столь враждебна, что может обрушиться и на вас. Поэтому я должен разлучиться с вами и одиноко нести свои невзгоды. Я плохо отблагодарил бы вас за расположение ко мне, если бы переложил их хоть отчасти на ваши плечи.
Скажите хотя бы, куда вы идете?
Нет-нет, сударь! Мой путь — это путь скитаний. Но вы, я вижу, так скромны, что даже не пытаетесь выведать то, о чем до сих пор я умалчивал: тем легче мне повиноваться учтивости и рассказать о себе. Знайте, Антонио, что, хотя я назвался Родриго, зовут меня Себастьяном. Отец мой был тем самым Себастьяном из Мессалина18, о котором, как мне кажется, вы наслышаны. После его смерти остались близнецы, рожденные в один и тот же час, — я и моя сестра. Почему судьбе не было угодно, чтобы мы и погибли одновременно? Но этому помешали вы, сударь, ибо за час до того, как вы спасли меня от ярости волн, моя сестра утонула.
Боже милосердный!
Хотя люди говорили, что мы с ней очень похожи, многие считали ее красавицей. Разумеется, я был не вправе разделять их восхищение, но одно я утверждаю смело: и сама зависть признала бы, что ее душа была прекрасна. Сударь, сестра моя уже утонула в соленой воде, а я все еще, как видите, топлю память о ней в соленых слезах.
Вы уж не взыщите, что я не мог принять вас как подобает.
Добрый мой Антонио, это я должен просить у вас прощения за то, что доставил вам столько хлопот.
Если вы не хотите в награду за преданность казнить меня, позвольте мне быть вашим слугой.
Если вы не хотите разрушить дело рук своих и убить человека, которого вернули к жизни, не просите меня об этом. Попрощаемся сразу. Я по натуре мягкосердечен и к тому же так похож на свою мать, что достаточно малости — и глаза мои сразу же меня выдают. Я иду ко дворцу герцога Орсино. Прощайте. (Уходит.)
Да сохранят тебя благие боги!
Я за тобой пошел бы ко двору,
Но там полно врагов… Нет, будь что будет!
Опасность — вздор. Я так тебя люблю,
Что в бой шутя с любым врагом вступлю!
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Улица.
Входит Виола, за ней — Мальволио.
Не вы ли только что вышли от графини Оливии?
Вы не ошиблись, сударь: я шел не спеша и успел дойти всего лишь до этого места.
Графиня возвращает вам этот перстень. Вы избавили бы меня от лишнего беспокойства, если бы потрудились забрать его сразу. Кроме того, графиня просит вас втолковать вашему господину, что он ей не нужен окончательно и бесповоротно. И последнее: не вздумайте еще раз являться к ней от имени герцога, — разве что захотите рассказать, как он принял ее ответ. Вот и все.
Но перстень дан был ей: он мне не нужен.
Нет уж, сударь, вы дерзко бросили его графине, и она желает, чтобы его вернули вам таким же образом. (Бросает перстень.) Если перстень стоит того, чтобы нагнуться, — вот он лежит перед вами; если нет — пусть достается тому, кто его найдет. (Уходит.)
Я перстня ей не приносила… Странно!
А вдруг Оливия пленилась мною?
Не дай господь! Она в мои глаза
Так неотрывно, пристально смотрела,
Что спотыкаться стал ее язык
И не вязались меж собою фразы…
Сомнений нет: она в меня влюбилась,
А этот перстень и гонец ворчливый —
Уловка страсти, чтоб меня вернуть.
Орсино, перстень — это все предлоги,
А суть во мне. Но если я права, —
Бедняжка, лучше б ей в мечту влюбиться!
Притворство! Ты придумано лукавым,
Чтоб женщины толпой шли в западню:
Ведь так легко на воске наших душ
Искусной лжи запечатлеть свой образ.
Да, мы слабы, но наша ль в том вина,
Что женщина такой сотворена?
Как дальше быть? Ее мой герцог любит;
Я, горестный урод, люблю его;
Она, не зная правды, мной пленилась…
Что делать мне? Ведь если я мужчина,
Не может герцог полюбить меня;
А если женщина, то как бесплодны
Обманутой Оливии надежды!..
Орешек этот мне не по зубам:
Лишь ты, о время, тут поможешь нам!
(Уходит.)
СЦЕНА 3
Дом Оливии.
Входят сэр Тоби и сэр Эндрю.
Входи, сэр Эндрю! Кто к полуночи не добрался до постели, тот все равно что встал спозаранку. Знаешь, diluculo surgere…19
Вот уж, право, не знаю. Знаю только, что, кто поздно ложится, тот ложится поздно.
Неверное заключение. Оно мне противно, как пустой жбан. Кто лег спать после полуночи, лег в ранний час; ну и выходит — кто лег после полуночи, лег ни свет ни заря. Ведь говорят же, что наша жизнь состоит из четырех стихий.20
Понимаешь, я и сам это слышал, но, по мне, так она состоит из еды и питья.
Ну, ты прямо мудрец! Значит, давай есть и пить. — Эй, Мэриен, вина!
Входит шут.
Как дела, красавчики? Видели вы вывеску «Нас здесь трое»?21
Здорово, осел! А ну-ка, споем застольную.
Ей-богу, у этого дурака замечательный голос. Будь у меня такая сладостная глотка и такие икры, как у этого дурака, я бы их и на сорок шиллингов не сменял. Знаешь, ты отлично валял дурака вчера ночью, когда болтал о Пигрогромитусе и о вапианцах, которые прошли по Квеубусскому меридиану22. Провалиться мне на месте, очень здорово валял. Я послал тебе шестипенсовик для твоей девчонки. Ты получил?
Да, я приручил его к ней, потому что нос у Мальволио чует, но не бичует, у моей красотки ручки не коротки, а мирмидонцев23 не пускают туда, где выпивают.
Замечательно! Чепушистей этой чепухи и не придумаешь. А теперь запевай.
Мы ждем. Вот тебе шестипенсовик. Заводи песню.
И от меня столько же. Если один рыцарь дает…
Вам какую песню — любовную или поучительную?
Любовную, любовную!
Конечно, любовную! Ненавижу поучения.
(поет)
Где ты, милая, блуждаешь,
Что ты друга не встречаешь
И не вторишь песне в лад?
Брось напрасные скитанья,
Все пути ведут к свиданью, —
Это знает стар и млад.
Ей-богу, отлично!
Неплохо, неплохо.
(поет)
Нам любовь на миг дается.
Тот, кто весел, пусть смеется:
Счастье тает, словно снег.
Можно ль будущее взвесить?
Ну, целуй — и раз, и десять:
Мы ведь молоды не век.
Сладкозвучное горло, вот вам слово рыцаря!
И какое притом пахучее!
Да-да, сладко-пахучее.
Если слушать носом, так все кишки выворотит. Ну как, грянем застольную, чтобы небу жарко стало? Распугаем сов, такого шума наделаем, что и у глухого душа с телом расстанется! Давайте?
Конечно, давайте, я же на застольных песнях собаку съел.
Черт подери, сударь, а собака-то, видать, была музыкальная.
Еще бы! Давайте споем «Мошенника».
«Молчи, молчи, мошенник!», рыцарь? Выходит, мне придется называть тебя мошенником, рыцарь?
Ну, меня не впервой мошенником называют. Начинай, дурак. Она начинается: «Молчи, молчи!»
Но если я буду молчать, я никогда не начну.
Отлично, ей-богу, отлично! Начинай же.
Поют застольную песню.
Входит Мария.
Это что еще за кошачий концерт? Я не я, если госпожа не послала уже за дворецким Мальволио и не приказала ему выставить вас за дверь.
Твоя госпожа просто эфиопка, Мальволио старая перечница, а мы трое весельчаков. И вообще (поет) «Мы трое славных весельчаков!» Что же, я не родственник ей? Не одной с нею крови? Тьфу ты, ну ты, госпожа! (Поет.) "Жил в Вавилоне человек,24 эх, госпожа, госпожа!"
Ох, умру! И знатно же этот рыцарь умеет валять дурака!
Конечно, умеет, когда хочет, и я тоже. Только у него это получается красивее, а у меня натуральнее.
(поет)
«Двенадцатого декабря…»
Уймитесь вы, ради бога!
Входит Мальволио.
С ума вы сошли, господа мои? Опомнитесь! Где ваш разум, где пристойность и совесть? В такой поздний час гогочете, точно пьяные сапожники, расселись тут, как в пивной, и горланите площадные песни! Неужели у вас нет уважения к госпоже и к ее дому, нет простого такта?..
Нет уж, сударь, что-что, а такт мы в песнях соблюдаем. И вообще заткнитесь.
Сэр Тоби, я вынужден говорить с вами без обиняков. Графиня велела передать, что она дает вам приют как своему родственнику, но не потерпит у себя никаких безобразий. Если вы способны расстаться с распутством, ее дом к вашим услугам; если предпочитаете расстаться с ней, она охотно с вами попрощается.
(поет)
«Прощай, о милая, настал разлуки час…»
Дорогой сэр Тоби, не надо!
(поет)
«Мутнеет взгляд полузакрытых глаз…»
Ах так?
(поет)
«Но не умру я, нет!»
(поет)
«Ты тут соврал, сосед!»
Нечего сказать, благородное поведение!
(поет)
«Я прогоню его!»
(поет)
«Вот будет торжество!»
(поет)
«Я прогоню его немедленно, друзья!»
(поет)
«Вы струсите, вы струсите, уверен я».
Сбился с такта, сударь: теперь врешь ты. — А ты что за птица? Дворецкий какой-то! Думаешь, если ты такой уж святой, так на свете больше не будет ни пирогов, ни хмельного пива?
Клянусь святой Анной, имбирное пиво тоже недурно обжигает глотку!
И то верно. — А ты, сударь, отправляйся-ка восвояси, сними свою цепь и начисти ее как следует.25 — Мария, принеси вина.
Если бы вы хоть немного дорожили расположением госпожи, уважаемая Мэри, вы не стали бы потакать такой безнравственности. Клянусь этой рукой, графине будет обо всем доложено. (Уходит.)
Проваливай-проваливай, лопоухий!
Вот была бы потеха — вызвать его на поединок, а самому не прийти и оставить его в дураках! Это вроде как выпить на пустой желудок!
А ты попробуй вызови: я напишу за тебя вызов или, если хочешь, изложу твое негодование устно.
Миленький сэр Тоби, будьте сегодня вечером благоразумны: госпожа места себе не находит после нынешней беседы с этим герцогским юнцом. А уж с мосье Мальволио я сама разделаюсь. Если я не сумею одурачить его и сделать всеобщим посмешищем, значит, я уж такая круглая дура, что и в собственную постель не смогу улечься. Я его насквозь вижу, будьте спокойны.
А ну, а ну, расскажи и нам, что ты о нем знаешь.
Понимаете, сударь, он иногда смахивает на пуританина.
Если бы я этому поверил, то избил бы его как собаку.
Только за то, что он пуританин? Нечего сказать, основательный резон!
Ну, резону у меня, может, и нет, но других оснований предостаточно.
Да какой он, к черту, пуританин! Ни рыба ни мясо, подлиза, надутый осел! Зубрит с чужого голоса правила хорошего тона и сыплет их пригоршнями. Лопается от самодовольства и так уверился в собственном совершенстве, что воображает, будто стоит женщине на него взглянуть, как она тут же и влюбится. Вот на этой его слабой струнке я сыграю и так отомщу, что он света невзвидит.
А что ты сделаешь?
Я подкину ему невразумительное любовное послание и так опишу его икры, бороду, походку, выражение глаз, лоб и цвет лица, что он обязательно узнает свой портрет. Я умею подражать почерку графини, вашей племянницы, до того точно, что, если нам попадается какая-нибудь забытая записка, мы с госпожой и сами не можем разобрать, кто из нас ее писал.
Отлично! Я уже чую, в чем дело.
Кажется, и я унюхал.
Он решит, что записку написала моя племянница и что она в него влюбилась.
Вот-вот, на эту лошадку я и собираюсь поставить.
И твоя лошадь превратит его в осла.
И в какого осла!
Замечательно!
Позабавимся на славу! Будьте спокойны, это лекарство его проймет! Я спрячу вас обоих и шута в придачу где-нибудь поблизости, так что вы воочию увидите действие моего зелья. А пока что — спать, и пусть вам приснится эта потеха. Спокойной ночи. (Уходит.)
Спокойной ночи, Пентезилея26.
Славная девчонка, провалиться мне на месте!
Да, гончая чистых кровей и к тому же обожает меня. Но дело не в этом.
Меня одна тоже обожала.
Пошли спать, рыцарь. Придется тебе еще раз послать за деньгами.
Если я не подцеплю вашей племянницы, плохи мои дела.
Посылай за деньгами, рыцарь. Если она в конце концов не станет твоей, можешь называть меня кургузым мерином.
Я не я, если не назову. А уж там как хотите.
Ну идем, идем, я приготовлю жженку. Ложиться спать уже поздно. Идем, рыцарь, идем.
Уходят.
СЦЕНА 4
Дворец герцога.
Входят герцог, Виола, Курио и другие.
Я музыки хочу. — Друзья, привет вам! —
Цезарио, пусть мне опять сыграют
Ту песенку старинную, простую,
Которую мы слышали вчера.
Она мне больше облегчила душу,
Чем звонкие, холодные напевы
Шальных и суетливых наших дней.
Один куплет сыграйте.
Простите, ваша светлость, здесь нет того, кто умеет петь эту песню.
А кто он такой?
Шут Фесте, государь. Его выходки очень забавляли отца графини Оливии. Он сейчас где-то во дворце.
Найти его. — А вы напев сыграйте.
Курио уходит. Музыка.
Когда узнаешь сладкий яд любви,
Ты вспомяни меня, мой милый мальчик.
Влюбленные все на одно лицо:
Изменчивы, неровны, прихотливы,
И только образу своей любимой
Они всегда верны… Ну, как напев?
Он эхо пробуждает в том дворце,
Где властвует любовь.27
Как это метко!
Хотя ты очень молод, но клянусь,
Что чей-то взор, благоволенья полный,
Нарушил твой покой.
Вы, государь,
Проникли в самые глубины сердца.
А кто она?
Во всем — подобье ваше.
Ты плохо выбрал. Сколько же ей лет?
Не более, чем вам.
Ох, как стара!
Ведь женщине пристало быть моложе
Супруга своего: тогда она,
Обыкновеньям мужа покоряясь,
Сумеет завладеть его душой.
Хотя себя мы часто превозносим,
Но мы в любви капризней, легковесней,
Быстрее устаем и остываем,
Чем женщины.
Вы правы, государь.
Найди себе подругу помоложе,
Иначе быстро охладеешь к ней.
Все женщины, как розы: день настанет —
Цветок распустится и вмиг увянет.
Как жаль мне их, о, как мне жаль цветы,
Чей жребий — вянуть в цвете красоты!
Курио входит с шутом.
А, ты пришел! Порадуй нас, дружище,
Вчерашней песней старой, заунывной.
Ее мурлычут пряхи за работой,
Вязальщицы на солнышке поют,
Перебирая костяные клюшки.
Она полна сердечности и правды,
Как старина.
Можно начинать, государь?
Да-да, мы слушаем.
(поет)
Поспеши ко мне, смерть, поспеши
И в дубовом гробу успокой,
Свет в глазах потуши, потуши, —
Я обманут красавицей злой.
Положите на гроб не цветы,
А камни.
Только ты, о смерть, только ты
Мила мне.
Схороните меня в стороне
От больших проезжих дорог,
Чтобы друг не пришел ко мне
И оплакать меня не мог,
Чтобы, к бедной могиле моей
Склоненный,
Не вздыхал, не рыдал над ней
Влюбленный.
Возьми себе за труд.
Какой же это труд, государь? Для меня петь — удовольствие!
Тогда за удовольствие возьми.
Справедливо, государь: за удовольствие тоже рано или поздно надобно расплачиваться.
Прости, но нам придется распроститься.
Да хранит тебя бог меланхолии и да сошьет тебе портной камзол из переливчатой тафты, потому что душа твоя ни дать ни взять — опал. Людей с таким постоянным нравом следовало бы отправлять в море: там они могли бы заниматься чем вздумается и плыть куда заблагорассудится, вот и совершили бы отменное путешествие, ловя собственный хвост. Счастливого пути. (Уходит.)
Оставьте нас.
Курио и придворные уходят.
Цезарио, пойди
Еще раз к ней, к жестокости надменной,
И повтори ей, что моей душе,
Объятой благороднейшей любовью,
Не нужен жалкий прах земных владений.
Я презираю и дары Фортуны,
Которыми Оливия богата,
И самое Фортуну; но безмерно
Я очарован чудом красоты,
Которая по милости природы
В моей владычице воплощена.
Но если вас она любить не может?
Я не могу принять такой ответ.
Но вы должны! Представьте, ваша светлость,
Что женщина — быть может, есть такая! —
Терзается любовью к вам, а вы
Ей говорите: «Не люблю!» Так что же,
Возможно ль ей отказом пренебречь?
Грудь женщины не вынесет биенья,
Такой могучей страсти, как моя.
Нет, в женском сердце слишком мало места:
Оно любовь не может удержать.
Увы! Их чувство — просто голод плоти.
Им только стоит утолить его —
И сразу наступает пресыщенье.
Моя же страсть жадна, подобно морю,
И так же ненасытна. Нет, мой мальчик,
Не может женщина меня любить,
Как я люблю Оливию.
И все же
Я знаю.
Что, Цезарио, ты знаешь?
Как сильно любят женщины. Они
В любви верны не меньше, чем мужчины.
Дочь моего отца любила так,
Как, будь я женщиною, я, быть может,
Любил бы вас.
Ну что же, расскажи,
Что было с ней.
Ее судьба, мой герцог,
Подобна неисписанной странице.
Она молчала о своей любви,
Но тайна эта, словно червь в бутоне,
Румянец на ее щеках точила.
Безмолвно тая от печали черной,
Как статуя Терпения застыв,
Она своим страданьям улыбалась.
Так это ль не любовь? Ведь мы, мужчины,
Хотя и расточаем обещанья,
Но мы, твердя о страсти вновь и вновь,
На клятвы щедры, скупы на любовь.
И от любви твоя сестра исчахла?
Я нынче, государь, — все сыновья
И дочери отца. Хотя, быть может…
К графине мне идти?
Да, и скорее
Вручи мой дар, и пусть она поймет:
Любовь не отступает и не ждет.
Уходят.
СЦЕНА 5
Сад Оливии.
Входят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.
Пойдешь с нами, синьор Фабиан?
Еще бы! Пусть меня заживо сожрет меланхолия, если я упущу хоть крупицу этого развлечения.
А ты хотел бы, чтобы этого мерзавца, этого ничтожного кусачего пса опозорили на глазах у всех?
Запрыгал бы от радости: вы же знаете, он рассказал, что я занимался здесь медвежьей травлей, и с тех пор госпожа меня не жалует.
Сейчас мы ему такую медвежью травлю устроим, что он позеленеет от злости. Мы чучело гороховое из него сделаем. Правда, сэр Эндрю?
Лопнуть нам на месте, если не сделаем.
А вот и маленькая негодница явилась.
Входит Мария.
Ну, что нового, золото мое индийское?
Скорее спрячьтесь за буксом, сюда идет Мальволио. Он сейчас на солнцепеке добрых полчаса обучал собственную тень хорошим манерам. Если вам охота позабавиться, следите за ним, ручаюсь, это письмо так вскружит ему голову, что он совсем одуреет. Прячьтесь же, не то конец нашей шутке. А ты лежи тут (бросает на землю письмо): сюда плывет рыбка, которая только на лесть и клюет. (Уходит.)
Входит Мальволио.
Это зависит от удачи. Все зависит от удачи. Мария как-то сказала мне, будто я нравлюсь графине, да и сама графиня однажды намекнула, что влюбись она, так обязательно в человека вроде меня. И обходится она со мной куда уважительней, чем с другими домочадцами. Какой из этого вывод?
Вот самоуверенная скотина!
Тише! Он размечтался и стал вылитый индюк! Глядите, как распускает хвост и пыжится!
Прямо руки чешутся намять бока скоту!
Тише вы!
Стать графом Мальволио!
Ox, пес!
Пристрелить собаку на месте!
Тише, тише!
Идти за примером недалеко: всем известно, что графиня Стрейчи вышла замуж за собственного камер-лакея.
Вот Иезавель бесстыжий!28
Да тише вы! Теперь он совсем размечтался: ишь как его распирает.
Я уже три месяца женат на ней и вот сижу в своем кресле под балдахином…
Арбалет мне! Глаз ему выбить!
…в бархатном расшитом халате; и призываю слуг; и я только что поднялся с ложа, где еще спит Оливия…
Разрази его гром!
Тише! Тише!
…и тут на меня находит каприз; я медленно обвожу всех взглядом, словно говорю, что хорошо бы им знать свое место, как я знаю свое, и сразу велю позвать моего родственника Тоби.
Чтоб его на части разорвало!
Тише! Тише! Тише! Ну, ну?
Семеро слуг угодливо бегут за ним, а я продолжаю сидеть нахмурившись и, может быть, завожу часы или играю своей… какой-нибудь драгоценной безделушкой. Входит Тоби, отвешивает низкий поклон…
Я ему голову сверну!
Тише! Молчите, даже если из вас будут тянуть слова клещами.
Я протягиваю ему руку вот так, смягчая свой строгий и властный взгляд милостивой улыбкой…
И Тоби не дает тебе затрещины?
…и говорю: «Кузен мой Тоби, поелику благосклонная судьба соединила меня с вашей племянницей, я вправе обратиться к вам с увещанием».
Что, что?
«Вам не приличествует пьянствовать…»
Умри, мерзавец!
Ну потерпите еще, иначе мы сами же выбьем зубы нашей затее.
«К тому же вы расточаете ваше бесценное время с этим олухом… с рыцарем…»
Ей-богу, он это обо мне!
«…с этим сэром Эндрю».
Так я и знал, что обо мне! Сколько раз меня уже называли олухом!
А что это тут лежит перед нами? (Поднимает письмо.)
Сейчас птичка попадется в силок!
Тише! Хоть бы бог насмешки надоумил его прочесть письмо вслух!
Почерк графини, клянусь жизнью! Ее "б", ее "в", ее "п"; и заглавное "М" она всегда так пишет. Несомненно ее почерк, тут и думать нечего!
Ее "б", ее "в", ее "п"… Что это значит?
«Моему безыменному возлюбленному вместе с наилучшими пожеланиями». И слог ее! Не обессудь, воск! Аккуратней! И печать с головой Лукреции: она всегда пользуется этой печаткой. Интересно, кому это она пишет?
Увяз с головой и потрохами!
(читает)
"Я пленена,
Но кем, —
Молчать должна:
Язык, будь нем!"
«Язык, будь нем». А дальше что? Размер меняется. «Язык, будь нем». Вдруг это о тебе, Мальволио?
Вздернуть бы тебя, барсук вонючий!
(читает)
"Хотя могу повелевать
Любимым я, но на уста
Легла молчания печать:
М.О.А.И. — моя мечта".
Вот так головоломка!
Ну не молодчина ли девка!
«М.О.А.И. — моя мечта»! Да, это нужно хорошенько обмозговать, обмозговать, обмозговать…
И тухлую же приманку она ему подкинула!
А наш сокол налетел на нее, как стервятник!
«Хотя могу повелевать любимым я»… Конечно, она может мной повелевать: я ей служу, она моя госпожа. Это всякому разумному человеку понятно, тут все ясно как день. Но вот конец, — что может значить такое расположение букв? Если бы они складывались в мое имя… Ага! М. О. А. И…
А ну-ка, а ну, пусть поломает себе голову: он сбился со следа.
Не беспокойтесь; эту дрянь даже такой паршивый пес учует: от нее воняет, как от лисицы.
"М" — Мальволио. Да, с "М" начинается мое имя.
Что я вам говорил? Дворняга всегда бежит по ложному следу!
"М", — но в середине все перепутано и ничего не получается: вместо "А" стоит "О".
Надеюсь, он и в конце закричит: "О"!
Будь спокоен, а не то я его так отлупцую, что он поневоле взревет: "О"!
«АИ» стоят рядом.
«Айкать» тебе тоже придется немало: не знаю, как насчет почестей, а уж насмешки тебе обеспечены.
«М.О.А.И.» — это будет похитрее, чем начало. Но если нажать, все станет по местам, потому что в моем имени есть каждая из этих букв. Так, так! Дальше идет проза. (Читает.)
"Если это попадет тебе в руки, — вникни. Волею судеб я стою выше тебя. Но да не устрашит тебя величие: одни рождаются великими, другие достигают величия, к третьим оно нисходит. Фортуна простирает к тебе руки. Овладей ими во всеоружии ума и смелости и, дабы приучить себя к тому, что может стать твоим, сбрось убогую оболочку и явись как заново рожденный. Будь хмур с родственником, надменен с челядью, громогласно рассуждай о делах государственных, порази всех странностью повадок: это советует тебе та, что вздыхает по тебе. Вспомни, кого восхищали твои желтые чулки, рождая желание видеть их всегда подвязанными крест-накрест. Вспомни, говорю тебе! Смелей, ты займешь высокое положение, если пожелаешь, а если нет, то пусть ты останешься для меня дворецким, жалким слугой, недостойным коснуться перстов Фортуны. Прощай. Та, что поменялась бы с тобой жребием.
Счастливая Несчастливица".
Теперь я как среди ровного поля в белый день: все кругом видно, не заблудишься. Я буду надменным, я начну читать политические трактаты, не дам спуску сэру Тоби, порву низменные знакомства, я буду таким, как требуется. Уж на этот раз я себя не обольщаю, не заношусь в мечтах: кто ж усомнится сейчас в том, что графиня меня любит? Она недавно хвалила мои желтые чулки, одобряла подвязки крест-накрест. В этом письме она признается мне в любви и тонкими намеками учит одеваться по ее вкусу. Хвала небу, я счастлив! Я буду загадочен, груб, в желтых чулках, спозаранку подвязан крест-накрест. Слава богам и моей счастливой звезде! Но здесь есть еще приписка. (Читает.)
«Ты не можешь не угадать, кто я такая. Если ты не отвергаешь моей любви, дай мне об этом знать улыбкой: улыбка тебе очень к лицу, поэтому, прошу тебя, драгоценный мой возлюбленный, в моем присутствии всегда улыбайся».
Примите мою благодарность, боги! Я буду улыбаться, я сделаю все, что ты пожелаешь! (Уходит.)
Такое представление я не променял бы на пенсию в тысячу золотых от самого персидского шаха!
Я прямо готов жениться на этой девчонке за ее выдумку!
И я готов!
И мне не нужно другого приданого, кроме второй такой шутки!
И мне не нужно!
А вот и наша достопочтенная охотница за дураками!
Входит Мария.
Хочешь, я стану перед тобой на колени?
И я тоже.
Может, мне проиграть в кости свободу и сделаться твоим рабом?
Слушай, а может, и мне сделаться?
Ты навеяла на него такие сладкие грезы, что он просто рехнется, проснувшись.
Нет, скажите правду, подействовало на него?
Как водка на повивальную бабку.
В таком случае, если хотите посмотреть, что выйдет из нашей затеи, будьте при его первой встрече с госпожой: он наденет желтые чулки, — а она терпеть не может этот цвет, — и перевяжет их крест-накрест, — а она ненавидит эту моду, — и будет ей улыбаться, — а это так не подходит к ее теперешнему расположению духа, к меланхолии, в которую она погружена, что она непременно на него разозлится. Если хотите видеть это, идите за мной.
За таким остроумнейшим дьяволенком хоть в самый Тартар29!
Ну и я не против Тартара!
Уходят.
АКТ III
Сад Оливии.
Входят Виола и шут с бубном.
Бог в помощь тебе и твоей музыке, приятель. Ты что ж, так и состоишь при бубне?
Нет, сударь, я состою при церкви.
Как, разве ты священник?
Не совсем, сударь: понимаете ли, мой дом стоит у самой церкви, вот и выходит, что я состою при церкви.
Да этак ты, чего доброго, скажешь, что король сумасброд, потому что за ним бредет нищий с сумой, а церковь стала забубенной, если ты с бубном стал перед церковью.
Все может статься, сударь. Ну и времена настали! Хорошая шутка нынче все равно что перчатка: любой остряк в два счета вывернет ее наизнанку.
Пожалуй, ты прав: стоит немного поиграть словом, как его уже треплет вся улица.
Потому-то, сударь, я и хотел бы, чтобы у моей сестры не было имени.
А почему все-таки?
Да ведь имя — это слово: кто-нибудь поиграет ее именем, и она, того и гляди, станет уличной. Что говорить, слова сделались настоящими продажными шкурами с тех пор, как их опозорили оковами.30
И ты можешь это доказать?
Видите ли, сударь, без слов этого доказать нельзя, а слова до того изолгались, что мне противно доказывать ими правду.
Как я погляжу, ты веселый малый и не дорожишь ничем на свете.
Нет, сударь, кое-чем все-таки дорожу. Но вот вами, сударь, говоря по совести, я действительно не дорожу. Если это значит не дорожить ничем, значит, вы, сударь, ничто.
Ты случайно не дурак графини Оливии?
Что вы, сударь? Оливия не в ладах с дуростью; она не заведет у себя дурака, пока не выйдет замуж, а муж и дурак похожи друг на друга, как селедка на сардинку, только муж будет покрупнее. Нет, я у нее не дурак, а главный словоблуд.
Я недавно видел тебя у герцога Орсино.
Дурость, сударь, вроде как солнце, всюду разгуливает и везде поспевает светить. Мне было бы очень жаль, сударь, если бы вашего господина она навещала реже, чем мою госпожу. Кстати, господин премудрый, я, кажется, уже встречал вас здесь?
Ну, если ты взялся за меня, лучше мне уйти от тебя. На вот, получай. (Дает ему денег.)
Да ниспошлет тебе Юпитер бороду из следующей же партии волос.
Сказать по совести, я сам тоскую по бороде (в сторону), только не на своем подбородке. — Твоя госпожа дома?
Вы не думаете, что если эту штуку спарить с другой,31 то они расплодятся?
Еще бы, если их положить вместе и пустить в дело.
Я с охотой сыграл бы Пандара32 Фригийского, чтобы заполучить Крессиду для этого Троила.
Я тебя понял: ты ловко умеешь попрошайничать.
Надеюсь, сударь, мне будет просто выпросить у вас попрошайку: Крессида-то была попрошайкой.33 Сударь, моя госпожа дома. Я доложу им, откуда вы явились, но кто вы такой и что вам нужно, ведомо одному небу; я сказал бы — одним стихиям, да слово больно затерто. (Уходит.)
Он хорошо играет дурака.
Такую роль глупец не одолеет:
Ведь тех, над кем смеешься, надо знать,
И разбираться в нравах и привычках,
И на лету хватать, как дикий сокол,
Свою добычу. Нужно много сметки,
Чтобы искусством этим овладеть.
Такой дурак и с мудрецом поспорит,
А глупый умник лишь себя позорит.
Входят сэр Тоби и сэр Эндрю.
Храни вас бог, господин хороший.
И вас также, сударь.
Dieu vous garde, monsieur.34
Et vous aussi; votre serviteur.35
He сомневаюсь, сударь; а я ваш.
Не заблагорассудится ли вам соизволить в этот дом? Моя племянница вознамерена принять вас, если таково ваше направление.
Я держу курс на вашу племянницу, сударь: я хочу сказать, что именно ею должно завершиться мое путешествие.
Тогда испробуйте ваши ноги, сударь; приведите их в действие.
Мои ноги лучше понимают меня, сударь, чем я понимаю ваше предложение испробовать мои ноги.
Я хочу сказать — переступите порог, сударь, входите.
Я отвечу на это переступлением и входом. Но нас опередили.
Входят Оливия и Мария.
О дивно-совершеннейшая госпожа моя, да изольет на тебя небо потоки благовоний.
А мальчишка мастер льстить! «Потоки благовоний» — здорово сказано!
Госпожа, дело мое такого рода, что голос его должен достичь только вашего изощреннейшего и многомилостивого слуха.
«Благовония», «изощреннейший», «многомилости» эта тройка будет у меня теперь всегда наготове.
Закройте садовые ворота, и пусть никто не мешает мне выслушать его.
Сэр Эндрю, сэр Тоби и Мария уходят.
Вашу руку, сударь.
Я вам готов покорнейше служить.
Как ваше имя?
Цезарио был назван ваш слуга.
Вы мой слуга? Стал мир невыносим
С тех пор, как лесть учтивостью назвали.
Вы служите Орсино, а не мне.
Он служит вам, а я служу ему,
И, стало быть, я ваш слуга покорный.
Ax, что мне в нем! Я из его души
Себя бы стерла, пустоту оставив.
А я хотел бы образом его
Заполнить вашу душу.
Я просила
Мне никогда о нем не говорить.
Вот если б вы хотели рассказать,
Что кое-кто другой по мне томится,
Вы больше усладили бы мой слух,
Чем музыкою сфер.36
О госпожа!
Молю, не прерывайте. В прошлый раз
Я, словно околдованная вами,
Чтоб вас вернуть, послала вам свой перстень,
Обманом этим оскорбив себя,
Слугу и даже вас. Теперь я жду
Суда над хитростью моей постыдной
И явной вам. Что думаете вы?
Должно быть, честь мою к столбу поставив,
Ее казните вы бичами мыслей,
Рожденных черствым сердцем? Вы умны,
Вам ясно все. Прозрачный шелк, не плоть
Мне облекает сердце. Говорите ж.
Мне жаль вас.
Жалость близит нас к любви.
Нет, ни на шаг. Ведь всем давно известно,
Что часто мы жалеем и врагов.
Лишь улыбнуться я могу в ответ.
О люди, как вы преданы гордыне!
Когда терзает ваше сердце хищник,
Вы счастливы, что он не волк, а лев.
Слышен бой часов.
Часы корят меня за трату слов.
Ты мне не нужен, мальчик, успокойся.
И все ж, когда ты возмужаешь духом,
Твоя жена сорвет прекрасный плод!
Направлен вдаль твой путь.
Что ж, значит, вдаль!
Пусть счастье вечно пребывает с вами.
Для герцога ни слова нет у вас?
Постой!
Что обо мне ты думаешь, признайся?
Что вы не то, чем кажетесь себе.
Тогда и ты иной, чем я считаю.
Вы правы: я совсем не то, что есть.
Так будь похожим на мою мечту!
Что ж, может быть, так было бы и лучше:
Ведь в этот миг я вам кажусь глупцом.
О, как прекрасна на его устах
Презрительная, гордая усмешка!
Скорей убийство можно спрятать в тень,
Чем скрыть любовь: она ясна как день.
Цезарио, клянусь цветеньем роз,
Весной, девичьей честью, правдой слез, —
В душе такая страсть к тебе горит,
Что скрыть ее не в силах ум и стыд.
Прошу, не думай, гордостью томим:
«Зачем любить мне, если я любим?»
Любовь всегда прекрасна и желанна,
Особенно — когда она нежданна.
В моей груди душа всего одна,
И женщине она не отдана,
Как и любовь, что неразрывна с ней:
Клянусь вам в этом чистотой моей.
Прощайте же. Я не явлюсь к вам боле
С мольбою герцога и стоном боли.
Нет, приходи: ты властен, может быть,
Мою любовь к немилому склонить.
Уходят.
СЦЕНА 2
Дом Оливии.
Входят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.
Нет, ей-богу, не останусь здесь больше ни минуты.
Но почему, изверг души моей, почему?
И вправду, сэр Эндрю, объясните нам, почему?
Да потому, черт возьми, что ваша племянница любезничала в саду с этим герцогским прихвостнем, как она никогда не любезничала со мной. Я сам это видел.
Ты мне вот что скажи, старина: видела она тебя в это время?
Не хуже, чем я вижу вас.
Да ведь это лучшее доказательство ее любви к вам.
Что ж, по-вашему, я совсем осел?
Сэр, я берусь доказать это по всем правилам перед судом рассудка и здравого смысла.
А они судили и рядили еще до того, как Ной стал моряком.37
Она любезничала на ваших глазах с мальчишкой только для того, чтобы подстегнуть вас, растолкать вашу лежебоку-доблесть, зажечь огонь в сердце, расшевелить желчь в печени. Вы должны были сразу подойти к ней и заткнуть юнцу рот остротами, новенькими и блестящими, прямо с монетного двора. Она играла вам на руку, а вы это проморгали; вы позволили времени стереть двойной слой позолоты с удобного случая, удалились от солнца благоволения графини и теперь плывете на север ее немилости, где повиснете, как сосулька на бороде у голландца. Впрочем, вы можете исправить эту ошибку, если представите похвальное доказательство своей отваги или политичности.
Значит, придется доказывать отвагу. Политичность я терпеть не могу: по мне, уж лучше быть браунистом,38 чем политиком.
Ладно, тогда строй свое счастье на отваге. Вызови герцогского юнца на поединок и нанеси ему одиннадцать ран. Моя племянница обязательно пронюхает об этом, а, можешь мне поверить, даже самая пронырливая сводня, и та не расположит женщину к мужчине так, как слава о его подвигах.
Другого выхода нет, сэр Эндрю.
А кто-нибудь из вас отнесет ему мой вызов?
Иди, напиши его размашистым почерком, воинственно и кратко. Плюнь на остроумие: главное, чтобы вызов был красноречивый и выразительный. Заляпай противника чернилами. Можешь тыкнуть его разок-другой, тоже будет не худо. Навороти столько несуразиц, сколько уместится на листе бумаги шириной в уэрскую кровать в Англии.39 Берись за дело, валяй. Пусть в твоих чернилах будет побольше змеиного яду, а чем писать, это не суть важно: хоть гусиным пером. Ну, ступай.
А где я потом найду вас?
Мы сами придем к тебе в cubiculo40. Иди же.
Сэр Эндрю уходит.
Видно, сэр Тоби, этот человечек вам очень дорог?
Да, дорог. Но я ему еще дороже: обошелся тысячи в две, как пить дать.
Надо думать, письмо он напишет необыкновенное. Но ведь вы его не передадите?
Разрази меня гром, если не передам. А ты во что бы то ни стало постарайся вытянуть ответ у юнца: сдается мне, эту парочку даже быками и канатами друг к другу не подтащить. Если ты взрежешь Эндрю и в его печени хватит крови, чтобы утопить блошиную ногу, то я готов проглотить всю остальную анатомию.
Да и на лице его соперника, этого мальчишки, тоже не заметно особой свирепости.
Входит Мария.
А вот и моя птичка-невеличка.
Если хотите повеселиться и похохотать до упаду, идите за мной. Этот болван Мальволио стал язычником, ну настоящий вероотступник: ведь ни один истинный христианин в жизни не поверит такой дурацкой выдумке. Он в желтых чулках.
И в подвязках крест-накрест?
Да, как самый мерзкий педант-учитель из приходской школы. Я шла за ним по пятам, словно его убийца. Он точка в точку следует письму, которое я ему нарочно подкинула, и так улыбается, что теперь на его физиономии больше борозд, чем на новой карте с добавлением Индий.41 Вам и во сне ничего подобного не снилось. Так бы чем-нибудь и запустила в него. Вот увидите, госпожа побьет его. Впрочем, пусть побьет, он все равно будет улыбаться и примет это как знак особого расположения.
А ну, веди, веди нас к нему.
Уходят.
СЦЕНА 3
Улица.
Входят Себастьян и Антонио.
Я вас хотел избавить от хлопот,
Но если вы находите в них радость,
Я умолкаю.
Я не мог оставить
Вас одного. Как острие стальное,
Впилась мне в грудь бессонная тревога:
Не только жажда вместе с вами быть —
Хотя она во мне неутолима, —
Но страх за вашу жизнь. В чужом краю
Неопытному страннику порою
Опасность угрожает. Этот страх
Мою любовь пришпорил и за вами
Погнал сюда.
Антонио, мои друг,
Я вам могу ответить лишь: "Спасибо,
Спасибо много раз". Такой монетой
Частенько платим мы за доброту,
Но будь я столь богат, сколь благодарен,
Я отплатил бы вам куда щедрее…
Пойдем на город взглянем.
Лучше завтра:
Сейчас нам нужно подыскать приют.
Я не устал, а ночь еще далеко.
Сперва глаза насытим чудесами,
Живущими в твореньях старины,
Которыми прославлен этот город.
Простите, но открыто здесь бродить —
Опасно для меня. Случилось как-то
Мне крепко насолить в морском бою
Галерам герцога. Меня узнают
И, уж поверьте, спуска не дадут.
Как видно, многих вы в тот день сразили.
Нет, к счастью, кровь тогда не пролилась,
Хотя в пылу ожесточенной схватки
Дойти легко и до кровопролитья.
Конечно, возместить убытки можно,
И многие сограждане мои
Так поступили, чтоб торговых связей
Не порывать. Но я не согласился
И дорого за это заплачу,
Попавшись здесь.
Так будьте осторожны.
Придется. Вот вам, сударь, кошелек.
Мы остановимся в предместье южном,
В «Слоне» — гостиниц лучше не сыскать.
Я позабочусь обо всем, а вы
Меж тем спокойно проводите время
И насыщайте ум. До скорой встречи.
Но кошелек к чему?
Захочется безделицу купить,
А ваш карман, я думаю, пустует.
Мой друг, я буду вашим казначеем
Всего лишь час.
Итак, в «Слоне».
Отлично!
Уходят.
СЦЕНА 4
Сад Оливии.
Входят Оливия и Мария.
Нет, он придет; ведь я за ним послала.
Как мне принять его? Чем одарить?
Ведь юность легче подкупить подарком,
Чем просьбами смягчить. Как я кричу!
А где Мальволио? Он горд и сдержан, —
Вполне подходит мне такой слуга.
Так где ж Мальволио?
Сейчас явится, сударыня. Но он в очень странном расположении духа: сдается мне, он не в своем уме, сударыня.
Как — не в своем уме? Он, что же, бредит?
Нет, сударыня, только улыбается. Когда он придет, лучше бы вашей милости не оставаться с ним наедине, потому что, ей-богу, он спятил.
Поди за ним.
Мария уходит.
Ах, я безумна тоже,
Коль скорбный бред и бред веселый схожи.
Возвращается Мария с Мальволио.
Ты что, Мальволио?
Ха-ха-ха, прекрасная дама!
Тебе смешно? Я за тобой послала,
Чтоб обсудить серьезные дела.
Серьезные, сударыня? Я и сам сейчас расположен к серьезности: у меня застой в крови от этих подвязок крест-накрест. Но что из того? Если они нравятся чьим-то глазам, то, как говорится в одном правдивом сонете: «Кто мил одной, тот всем по вкусу».
Что с тобой, Мальволио? Как ты себя чувствуешь?
Мысли у меня розовые, хотя ноги и желтые. Все получено, и все пожелания будут исполнены. Нам ли не узнать этот изящный римский почерк?42
Не лечь ли тебе в постель, друг мой?
В постель? Ну, конечно, милая, я приду к тебе!
Господи помилуй! Почему ты так улыбаешься и все время целуешь себе руку?
Что это с вами, Мальволио?
Вы изволите обращаться ко мне с вопросами? Впрочем, даже соловьи вынуждены слушать галок.
Как вы смеете в присутствии госпожи так глупо и развязно себя вести?
«Да не устрашит тебя величие» — так сказано в письме.
Как это понять, Мальволио?
«Иные рождаются великими…»
Что, что?
«…другие достигают величия…»
Что ты такое болтаешь?
«…к третьим оно нисходит…»
Да смилуются над тобой небеса!
«Вспомни, кого восхищали твои желтые чулки…»
Мои желтые чулки?
«…рождая желание видеть их подвязанными крест-накрест…»
Крест-накрест?
«Смелей, ты займешь высокое положение, если пожелаешь…»
Я займу высокое положение?
«А если нет, пусть ты останешься слугой…»
Нет, у него, несомненно, солнечный удар!
Входит слуга.
Госпожа, молодой придворный герцога Орсино явился: я еле-еле упросил его вернуться. Он ждет распоряжений вашей милости.
Я выйду к нему.
Слуга уходит.
Пожалуйста, Мария, пусть за этим человеком присмотрят. Найди дядюшку Тоби, пусть позаботится, чтобы при нем кто-нибудь неотлучно находился. Я готова отдать половину состояния, только бы с ним не случилось ничего худого.
Оливия и Мария уходят.
Ну как, понятно вам, что я за человек? За мной будет присматривать не кто-нибудь, а сам сэр Тоби! Впрочем, это ясно из письма, — она посылает ко мне Тоби нарочно, чтобы я наговорил ему дерзостей: ведь она прямо подбивает меня на это в своем письме. «Сбрось убогую оболочку, — пишет она, — будь хмур с родственником, надменен с челядью, громко рассуждай о делах государственных, порази всех странностью повадок»; и тут же указывает, как мне себя вести: вид должен быть суровый, осанка величавая, речь медлительная, манеры важного господина и прочее. Теперь ей от меня не уйти! Но все это свершилось волей небес, и я благословляю небеса. А когда она сейчас уходила: «Пусть за этим человеком присмотрят!» За человеком! Не за Мальволио, не за дворецким, а за человеком! Все ясно, все одно к одному, ни тени сомнений, ни намека на тень сомнений, никаких препятствий, никаких опасностей и тревог. Что говорить! Никаких преград между мной и полным завершением моих надежд! Но я тут ни при чем, так повелели небеса, и небесам я шлю свою благодарность.
Мария возвращается вместе с сэром Тоби и Фабианом.
Ради всего святого, где он? Даже если им черти завладели, пусть хоть целый легион дьяволов, — все равно я должен с ним поговорить.
Вот он, вот он! — Что с вами, сударь? Скажите, что с вами?
Подите прочь, я с вами не знаюсь. Не мешайте мне наслаждаться уединением. Прочь отсюда!
Слышите? Думаете, это он так хрипло бормочет? Это бес, который в него вселился. — Сэр Тоби, госпожа просила вас присматривать за ним.
Ага! Вам понятно?
Ну-ну-ну, успокойся, успокойся! — С ним нужно обращаться поласковей: предоставьте это мне. — Как ты себя чувствуешь, Мальволио? Как твое здоровье? Не поддавайся дьяволу, друг мой, вспомни — он враг рода человеческого.
Что вы такое несете?
Видите, как он злится, когда бранят нечистого? Упаси нас боже, а вдруг на него напустили порчу?
Надо бы отнести его мочу к знахарке.
Завтра же отнесу, если только доживу до утра. Сказать вам не могу, как расстроится госпожа, если его потеряет.
Как-как, сударыня?
Ой, господи!
Придержи-ка язык: так нельзя. Видишь, как ты его раздражаешь. Я с ним без твоей помощи справлюсь.
Лаской, только лаской! Совсем ласково. Дьявол такой грубиян, что терпеть не может, когда с ним грубо обходятся.
Ну как, петушок? Как тебе кукарекается?
Сударь!
«Пойдем со мною, Бидди!» Вот что, приятель, не подобает порядочному человеку водиться с сатаной: гони его в шею, черномазого!
Дорогой сэр Тоби, заставьте его читать молитвы! Пусть молится!
Читать молитвы, дерзкая девчонка?
Вот видите, он просто не выносит, когда при нем говорят о чем-нибудь божественном!
Да провалитесь вы все, пустые, жалкие твари! Я вам не чета! Вы еще узнаете, кто я такой. (Уходит.)
Сплю я, что ли?
Если бы я увидел это на сцене, я сказал бы, что в жизни такого вздора не бывает.
Наша выдумка влезла ему прямо в печенки.
Бегите за ним, а не то как бы эта самая выдумка не вылезла на свет божий и не завоняла.
А вдруг он и впрямь рехнется?
Спокойнее станет в доме, только и всего.
Пойдемте запихаем его в чулан и свяжем. Племянница уже поверила, что он спятил, поэтому мы можем продолжать, себе на радость, а ему в наказание, пока эта затея нам не прискучит. Ну, а тогда мы смилуемся над ним. Потом мы обнародуем всю историю, а тебе выдадим награду за поимку сумасшедшего. Но смотрите, кто идет!
Входит сэр Эндрю.
Еще один шут гороховый!
Вот мой вызов. Прочтите его. Уж я не пожалел уксуса и перца.
Будто бы и впрямь такой острый?
Еще бы! Могу поручиться! Читайте же.
Дай-ка мне. (Читает.) «Молокосос, кто бы ты ни был, ты паршивое отродье!»
Крепко сказано. И красиво к тому же.
(читает)
«Не удивляйся и не спрашивай, почему я тебя так обзываю, потому что я не намерен тебе это объяснять».
Тонко придумано: на нет и суда нет.
(читает)
«Ты приходишь к графине Оливии, и на моих глазах она любезничает с тобой. Но ты гнусный лжец, хотя я вызываю тебя не по этой причине».
Кратко и совершенно… бессмысленно!
(читает)
«Я подкараулю тебя, когда ты пойдешь домой, и если тебе удастся убить меня…»
Превосходно!
(читает)
«…ты убьешь меня как подлец и негодяй».
Лазейку вы все-таки себе оставляете. Превосходно!
(читает)
«Будь здоров, и да смилуется небо над душой одного из нас. Может, это будет моя душа, но я надеюсь на лучшее: поэтому берегись. Твой друг, если ты хорошо со мной обойдешься, и твой заклятый враг Эндрю Эгьючик». Если это письмо не выведет его из себя, значит, он вообще не в себе.
И случай сейчас подходящий: он вот-вот кончит беседовать с госпожой и уйдет от нее.
Иди, сэр Эндрю, засядь где-нибудь в саду, точно ты судебный пристав, а как только завидишь его, так прямо и кидайся со шпагой и при этом ругайся на чем свет стоит; знаешь, чтобы прослыть храбрецом, можно обойтись и без подвигов: сумей только браниться позычнее, да похвастливее, да позабористей. Ступай!
Что-что, а ругаться я мастер. (Уходит.)
Ну нет, письмо я передавать не стану. По манерам этого молодого человека сразу видно, что он и неглуп и хорошо воспитан, да и доверие к нему его господина и моей племянницы подтверждает это. Стало быть, такое дурацкое письмо никак не испугает мальчишку: он сразу поймет, что его писал олух. Лучше я передам вызов устно, распишу в самых ужасных выражениях отвагу Эгьючика и заставлю юнца поверить — юность ведь всегда доверчива, — что нет на свете человека более искусного в фехтовании, более бесстрашного, отчаянного и неистового. Они оба до того перетрусят, что прикончат друг друга взглядами, как василиски.
Возвращается Оливия вместе с Виолой.
А вот и он сам, и ваша племянница с ним. Давайте отойдем, пусть он попрощается, а потом сразу его нагоним.
Я же тем временем сочиню такой вызов, что у него кровь заледенеет в жилах.
Сэр Тоби, Фабиан и Мария уходят.
Я все сказала каменному сердцу,
Я даже гордость в жертву принесла,
И вот корю себя теперь за слабость…
Но эта слабость так во мне сильна,
Что мне смешными кажутся укоры!
Теперь я вижу: ваша страсть похожа
На горе государя моего.
Возьмите медальон — в нем мой портрет.
Он докучать не станет вам, не бойтесь.
Я жду вас завтра. Как! Опять отказ?
А я ни в чем, что чести не порочит,
Не отказала б вам.
Тогда, прошу,
Отдайте сердце герцогу Орсино.
Но честно ль подарить Орсино то,
Что отдано тебе?
Я не обижусь.
Итак, до завтра. Ты исчадье ада,
Но я с тобою и погибнуть рада.
(Уходит.)
Входят сэр Тоби и Фабиан.
Храни вас бог, юноша.
Вас также, сударь.
Если у вас есть чем защищаться, будьте наготове. Мне неведомо, чем вы оскорбили этого человека, но он полон злобы и подстерегает вас у садовых ворот, точно алчущий крови охотник. Пусть ваша рапира покинет свое убежище, не теряйте ни минуты; ваш недруг искусен, ловок и неутомим.
Сударь, вы ошибаетесь: уверяю вас, на свете нет человека, который мог бы считать себя оскорбленным мною. В здравом уме и твердой памяти говорю вам, что никогда никого ничем не обидел.
А я утверждаю, что скоро вы убедитесь в противном. Поэтому, если вам хоть немного дорога жизнь, приготовьтесь к защите, ибо враг ваш обладает всем, чем юность, сила, ловкость и гнев могут одарить человека.
Сударь, скажите хотя бы, кто он такой?
Рыцарь, посвященный в рыцарство придворной шпагой за кошельковые заслуги.43 Но в уличных потасовках он — сам дьявол. Он уже трижды разлучал души с телами, а ярость его сейчас так разбуянилась, что утихомирить ее можно только смертными муками и могилой. Будь что будет — таков его клич. Убей или умри!
Я вернусь и попрошу у графини провожатых. Я не любитель драк. Мне доводилось слышать о людях, которые нарочно задирают других, чтобы испытать их храбрость: должно быть, ваш приятель тоже из этой братии.
Нет, сударь, он негодует по очень существенной причине; поэтому приготовьтесь исполнить то, что он требует. Никуда вы не вернетесь, если не хотите иметь дело со мной, а я не менее опасен, чем он. Поэтому либо идите к воротам, либо обнажайте шпагу. Хотите не хотите, а драться вы будете, или навсегда распроститесь с оружием.
Это не только неучтиво, но и непонятно. Прошу вас, окажите мне услугу, узнайте у рыцаря, чем я перед ним провинился. Если я и обидел его, то непреднамеренно.
Что ж, так и быть, исполню вашу просьбу. — Синьор Фабиан, побудьте с молодым человеком, пока я вернусь. (Уходит.)
Скажите, пожалуйста, сударь, известно вам что-нибудь об этом деле?
Могу только сказать, что рыцарь готов драться не на жизнь, а на смерть, в такой он ярости; больше я ничего не знаю.
Позволю себе спросить вас, что он за человек?
Видите ли, по внешности этого рыцаря никак не скажешь, что он такой уж отважный. Но испытайте его храбрость, и вы поймете, что он самый искусный, свирепый и опасный фехтовальщик во всей Иллирии. Хотите, пойдем к нему навстречу. Я постараюсь помирить его с вами.
Я буду вам очень признателен. Судите как хотите о моем мужестве, но, если на то пошло, общество священников подходит мне куда больше, чем общество рыцарей.
Уходят.
Возвращается сэр Тоби с сэром Эндрю.
Скажу по правде, он сущий дьявол. В жизни не видывал такого гарпия. Я попробовал сразиться с ним на рапирах, ножах и прочем, и у него оказался такой смертельный выпад, что деваться некуда. А уж отбиваясь, он попадает в цель так точно, как ноги в землю при ходьбе. Говорят, он был фехтовальщиком у самого персидского шаха.
Пропади он пропадом! Не хочу я с ним связываться.
Но его никак не утихомирить: Фабиан еле-еле справляется с ним там.
Вот черт! Знал бы я, что он такой храбрец и так здорово фехтует, я подождал бы с вызовом, пока он не издохнет. Уговорите его отказаться от поединка, и я подарю ему за это мою серую лошадку Капилет.
Что ж, пойду попробую, а ты стой тут да держи голову повыше: вот увидишь, все обойдется без членовредительства. (В сторону.) Лопни мои глаза, если я не буду ездить на твоей лошади, как сейчас езжу на тебе.
Возвращаются Фабиан и Виола.
(Фабиану.) Я получу его лошадь, если улажу дело. Я его убедил, что этот мальчишка — дьявол, дьявол во плоти.
А тот сам до смерти его боится: видите, побледнел и тяжело дышит, будто за ним медведь гонится.
(Виоле)
Ничего не попишешь, сударь, он поклялся, что будет с вами драться. Но так как, поразмыслив насчет этой обиды, рыцарь считает ее пустячной и не стоящей разговоров, то он обещает не причинить вам вреда, если только вы обнажите шпагу и не помешаете ему исполнить клятву.
(в сторону)
Да поможет мне бог! Еще немного — и все увидят, что я вот ни на столько не мужчина.
Если он очень уж разъярится — отступайте.
Ничего не попишешь, сэр Эндрю: молодой человек должен разок скрестить с тобой шпагу. Этого требует его честь. По законам дуэли он не может отказаться от схватки, но зато дает слово дворянина и воина, что не причинит тебе вреда. Ну-ка, становись в позицию.
Дай бог, чтобы он сдержал слово! (Обнажает шпагу.)
Уверяю вас, мне совсем не хочется драться! (Обнажает шпагу.)
Входит Антонио.
(сэру Эндрю)
Постойте, сударь! Он ли вас обидел,
Иль вы его — но драться на дуэли
Вы будете со мною, а не с ним!
(Обнажает шпагу.)
С вами, сударь? А кто вы такой?
Тот, кто способен из любви к нему
На большее, чем выразить умеет.
Ну, если вы любитель совать нос в чужие дела, обнажайте шпагу!
Дерутся.
Сэр Тоби, бога ради, прекратите, сюда идут пристава!
Входят пристава.
Сейчас я с ним управлюсь!
(сэру Эндрю)
Сударь, будьте добры, вложите шпагу в ножны.
С великой охотой, сударь. А что касается моего обещания, то можете не сомневаться, я свое слово сдержу. Она смирная и хорошо слушается поводьев.
Вот он. Скорее арестуй его.
По приказанью герцога Орсино,
Антонио, я арестую вас.
Меня? Вы, сударь, верно, обознались.
Ну нет! Я вас в лицо отлично знаю,
Хоть вы и без матросского берета.
Веди его: мы старые знакомцы.
Что ж, подчинюсь.
(Виоле.)
Я всюду вас искал,
Вот и попался. Дела не поправишь.
Но вы-то как же? Ведь теперь придется
Мне попросить у вас мой кошелек.
Я не смогу помочь вам — это хуже
Всех бед моих. Вы смущены, мой друг?
Прошу вас, не горюйте.
Ну, пошли.
Лишь часть тех денег я возьму себе.
Какие деньги, сударь?
Я тронут вашей добротой ко мне
И тем, что вы сейчас в беду попали, —
Поэтому, конечно, я согласен
Помочь вам из моих убогих средств.
Немного денег в этом кошельке,
Но вот вам половина.
От меня
Вы отрекаетесь? Ужель могли вы
Забыть о том, что сделал я для вас?
В мой черный день меня не искушайте,
Иль я унижусь до напоминанья
О всех моих услугах вам.
Но я
О них не знаю, как не знаю вас.
Неблагодарность в людях мне противней
Хмельного пустословья, низкой лжи,
Любых пороков, что, как червь, снедают
Податливую нашу плоть.
О небо!
Идемте, сударь. Хватит болтовни!
Нет, подождите! Этого юнца
Я выхватил из лап когтистых смерти,
Любил его, пред ним благоговел,
Как будто все, что людям в жизни свято,
Он, безупречный, воплотил в себе.
А мы при чем? Нам некогда, пойдемте.
Но он кумир презренный, а не бог.
О Себастьян, ты красоту порочишь!
Чернит природу зла тлетворный дух;
Тот выродок, кто к благу сердцем глух;
Добро прекрасно, а порок смазливый —
Бесовский плод, румяный, но червивый.
Совсем рехнулся! Ну пошли, пошли.
Ведите, я готов.
(Уходит вместе с приставами.)
Он говорил, в свою ошибку веря
И мучаясь… Но верю ль я химере?
Ах, брат мой, если б не было мечтой,
Что спутали сейчас меня с тобой!
Иди сюда, рыцарь; иди сюда, Фабиан: обменяемся тихонько словечком об этом деле. На этот счет есть презабавные куплеты…
Меня назвали Себастьяном… Боже!
Мне стоит в зеркало взглянуть — и что же?
Передо мной его живой портрет:
Черты лица, покрой одежды, цвет…
Да, если мне с ним суждено свиданье,
То в соли волн есть сладость состраданья.
(Уходит.)
Бесстыжий, дрянной мальчишка, и к тому же труслив как заяц: что бесстыжий, это ясно, раз он бросил друга в беде, а насчет трусости можешь спросить Фабиана.
Трус, притом добротный — первый сорт!
Ей-богу, сейчас пойду за ним и отлупцую его.
Правильно. Отколошмать как следует, только не вздумай обнажать шпагу.
Ну нет, обязательно вздумаю. (Уходит.)
Пойдемте посмотрим, что из этого выйдет.
Голову прозакладываю, что ничего.
Уходят.
АКТ IV
Перед домом Оливии.
Входят Себастьян и шут.
И думаете, я поверю, что вы не тот, за кем меня послали?
Иди-иди, оставь меня в покое:
Ты не в своем уме.
Ей-ей, отлично сыграно! Ну еще бы, я вас в глаза не видел, и госпожа послала меня не за вами, и хочет видеть она не вас, и Цезарио не ваше имя, и мой нос не мой, а чужой. И вообще черное — это белое.
Не изливай потока безрассудств:
Меня не знаешь ты.
Изливать поток безрассудств! Он подцепил эти слова у какого-нибудь важного господина, а теперь повторяет их шуту! Изливать поток безрассудств! Ох, боюсь, как бы весь род людской, этот великовозрастный пентюх, не оказался на проверку жеманным фатом. — Знаешь что, брось кривляться и скажи, что мне излить госпоже: излить ей, что ты придешь?
Прошу тебя, уйди, глупец несчастный!
Вот деньги, получай. А не отстанешь,
Получишь по зубам…
Рука у тебя щедрая, ничего не скажешь. Умники тем и славятся, что швыряют деньги дуракам.
Входят cэp Эндрю, сэр Тоби и Фабиан.
Как, сударь, вы опять здесь? Получайте, вот вам! (Дает пощечину Себастьяну.)
А вот тебе, и вот еще, и вот!
(Бьет сэра Эндрю.)
Тут, видно, все взбесились!
Прекратите, сударь, или ваша шпага полетит на крышу! Пойду и доложу обо всем госпоже; ни за какие деньги не согласился бы очутиться в вашей шкуре, — такое она вам пропишет. (Уходит.)
(держит Себастьяна)
Успокойтесь, сударь, прекратите!
Оставьте, не трогайте его: я с ним по-другому рассчитаюсь. Я подам на него в суд за оскорбление действием — ведь есть же еще в Иллирии законы. Правда, я первый стукнул его, но это не в счет.
Прочь руки от меня!
Утихомирьтесь, сударь, я ваших рук не отпущу. Ну-ну, мой юный вояка, спрячьте эту железку. Слишком уж вы разбуянились, успокойтесь.
(вырываясь из рук сэра Тоби).
Прочь, говорю! Тебе, я вижу, мало?
Коль хочешь драться, шпагу обнажай!
Что, что? Нет, видать, придется мне выпустить из тебя парочку унций твоей бешеной крови. (Обнажает шпагу.)
Входит Оливия.
Стой, Тоби, слышишь? Отпусти его!
Сударыня!..
Доколь терпеть мне? Грубиян несносный,
Тебе бы жить в горах, в берлогах диких,
Где не нужна учтивость… Вон пошел! —
Цезарио, прошу вас, не сердитесь! —
Уйдите, негодяи!
Сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан уходят.
Милый друг,
Пусть будет разум, а не гнев судьею
Бесчинного и грубого набега
На твой покой. Пойдем ко мне скорей:
Я расскажу о каверзах нелепых
Невежи этого — и сам ты первый
Над ними посмеешься. Ну идем же!
Ах, выносить его уже нет сил:
Задев тебя, он сердце мне пронзил.
Что это значит? Кто она, кто он?
Я обезумел иль мне снится сон?
К тебе моленье, Лета, возношу:
Коль это сон, продли его, прошу.
Доверься мне!
Всю жизнь я вверяю вам.
О, повтори обет свой небесам!
Уходят.
СЦЕНА 2
Дом Оливии.
Входят Мария и шут.
Надень, пожалуйста, эту рясу и подвяжи бороду: пусть он думает, что ты сэр Топас, священник. Только побыстрей, а я тем временем сбегаю за сэром Тоби. (Уходит.)
Ладно, надену, притворюсь, что я не я. Эх, кабы я был первым притворщиком в рясе! В проповедники я не гожусь — ростом не вышел, в ученые богословы не возьмут — брюха не отрастил, но, по мне, прослыть честным малым и рачительным хозяином не хуже, чем считаться добрым пастырем и великим ученым. А вот и заговорщики явились.
Входят cэp Тоби и Мария.
Да благословит тебя Юпитер, господин пастор.
Bonos dies44, сэр Тоби, ибо, подобно тому как древний пражский старец-отшельник,45 отродясь не видывавший пера и чернил, с великим остроумием ответил племяннице короля Горбодука: «Что есть, то есть», так и я, поскольку я есмь господин пастор, постольку я есмь господин пастор, ибо что такое «то», как не «то», и что такое «есмь», как не «есмь»?
Обратись к нему, сэр Топас.
Эй, как там тебя! Мир сей темнице!
А здорово передразнивает плут! Отменный плут!
(за сценой)
Кто меня зовет?
Сэр Топас, священник, явился навестить Мальволио, помешанного.
Сэр Топас, сэр Топас, дорогой сэр Топас, пойдите к моей госпоже.
Изыди, враг неизреченный! Как искушаешь ты сего человека! — Ты что же, только о госпожах и умеешь разговаривать?
Хорошо сказано, господин пастор.
Сэр Топас, меня неслыханно оскорбили! Дорогой сэр Топас, поверьте мне, я вовсе не сумасшедший. Они заперли меня здесь в мерзостной темноте.
Сгинь, сатана бесчестный! Скажи спасибо, что я обхожусь с тобой столь мягко: я принадлежу к тем кротким душам, которые и с чертом сохраняют учтивость. — Ты смеешь утверждать, что помещение сие погружено во тьму?
Как преисподняя, сэр Топас.
Да ведь тут окна в нишах, и они прозрачны, как забор, и еще есть оконца на юго-север, и они сияют, как черное дерево! И ты смеешь жаловаться на помрачение!
Я в своем уме, сэр Топас: говорю вам, тут темно, хоть глаз выколи.
Умалишенный, ты бредишь: говорю тебе, ты не во мрак погружен, а в невежество, в коем блуждаешь, как египтянин во тьме.46
А я вам говорю, что этот чулан темнее всякого невежества, будь оно темнее преисподней, и что меня неслыханно оскорбили. Я не больше сошел с ума, чем вы: можете проверить, задайте мне любой здравый вопрос.
Каково воззрение Пифагора на дичь?47
Таково, что, может быть, душа нашей бабушки переселилась в глупую птицу.
Каков твой взгляд на это воззрение?
У меня более возвышенный взгляд на душу, и я никак не одобряю его воззрений.
Счастливо оставаться. Продолжай пребывать во тьме. Да проникнешься ты воззрением Пифагора, иначе я не признаю тебя здравомыслящим, и да убоишься стрелять глупышей, дабы не покалечить душу своей бабушки. Счастливо оставаться!
Сэр Топас, сэр Топас!
Неподражаемый сэр Топас!
Видите, я и швец и жнец, и на дуде игрец!
А ряса и борода ни к чему: он ведь тебя не видит.
Поговори с ним обычным своим голосом, а потом расскажешь мне, что и как. Очень мне хочется поскорее развязаться с этой затеей. Хорошо бы освободить его под каким-нибудь пристойным предлогом: моя племянница сейчас так гневается на меня, что продолжать нашу игру не следует. Не мешкай, скорей приходи ко мне в комнату.
Сэр Тоби и Мария уходят.
(поет)
"Эй ты, Робин, храбрый Робин,
Ты доволен ли женой?"
Шут!
(поет)
«С ней мне больше жить невмочь!»
Шут!
(поет)
«Что такое, расскажи!»
Шут, послушай!
(поет)
«Изменяет мне…»
Кто это меня зовет?
Пожалуйста, дорогой шут, окажи великую услугу, принеси мне свечу, перо, чернил и бумаги. Даю слово дворянина, я по гроб жизни буду тебе обязан.
Господин Мальволио!
Что, мой добрый шут?
Увы, сударь, как это случилось, что вы тронулись умом?
Шут, со мной обошлись постыднейшим образом. Я так же в своем уме, как и ты.
Как я? Ну, если у вас ум, как у дурака, значит, вы действительно помешанный.
Они сунули меня сюда, держат в кромешной тьме, подсылают ко мне каких-то ослов-священников и стараются свести меня с ума.
Подумайте, что вы такое болтаете: священник-то здесь. — Мальволио, Мальволио, да укрепят небеса твой разум! Постарайся уснуть и прекрати нечестивую болтовню.
Сэр Топас!
Не вступай с ним в переговоры, сын мой. — С ним в переговоры, отче? Да ни за что на свете, отче! Благослови вас бог, дорогой сэр Топас! — Ну еще бы, аминь. — Слушаюсь, отче, слушаюсь.
Шут, шут, слышишь, шут?
Имейте терпение, сударь. Что вы говорите, сударь? Меня бранят за то, что я разговариваю с вами.
Шут, пожалуйста, раздобудь мне бумагу и свечу. Уверяю тебя, я не более сумасшедший, чем любой здравомыслящий иллириец.
Эх, кабы оно было так, сударь!
Это так, клянусь своей рукой! Ради всего святого, шут, немножко чернил, бумаги и огарок свечи — и отнеси потом мою записку госпоже: ты получишь на чай столько, сколько в жизни не получал ни за одно письмо.
Так и быть, помогу вам. Только скажите по совести, вы и впрямь сумасшедший или только прикидываетесь?
Да нет же, истинная правда, нет!
В жизни не поверю помешанному, пока не увижу его мозгов.
Шут, я ничего не пожалею, чтобы отблагодарить тебя. Только прошу тебя, поскорее.
(поет)
Иду, бегу
И помогу
Тебя поднять на смех.
Болвану спесь
Собьем мы здесь,
Как делает старый Грех,48
Когда меч он берет
И от злости орет:
«Ко всем чертям ступай!»
И лукавому вмиг
Когти режет старик:
«Почтенный черт, прощай!»
(Уходит.)
СЦЕНА 3
Сад Оливии.
Входит Себастьян.
Вот небеса, вот царственное солнце,
Жемчужина — ее подарок мне…
Со мною чудеса тут происходят,
И все же я не поврежден в уме!
Но где Антонио? Он был в «Слоне»,
И мы с ним разминулись. Мне сказали,
Что в город он пошел искать меня.
Его совет мне был бы драгоценен.
Хотя мой разум, несогласный с чувством,
Здесь видит не безумье, а ошибку,
Но все же этот дивный поворот
В моей судьбе так странен, так немыслим,
Что, разуму не веря, я твержу:
«Она безумна или я помешан».
Но будь она действительно безумна,
Ей было б не по силам дом вести
И так спокойно, твердо, неприметно
Распоряжаться и делами править.
Тут что-то непонятное таится…
Но вот она сама сюда идет.
Входят Оливия и священник.
Прошу, не осуждай мою поспешность,
Но если ты в своем решенье тверд,
Святой отец нас отведет в часовню:
Там под священной кровлей перед ним
Ты поклянешься соблюдать мне верность,
Чтоб, наконец, нашла успокоенье
Ревнивая, тревожная душа.
Помолвку нашу сохранит он в тайне,
Пока ты сам не скажешь, что пора
Нам обвенчаться, как пристало мне
И сану моему. Ведь ты согласен?
Да, я готов произнести обет
И быть вам верным до скончанья лет.
Идемте, отче. Небеса так ясны,
Как будто нас благословить согласны.
Уходят.
АКТ V
Перед домом Оливии.
Входят шут и Фабиан.
Прошу тебя, сделай милость, покажи мне его письмо.
Почтеннейший Фабиан, тогда и ты исполни мою просьбу.
Ну, конечно, с удовольствием!
Не проси меня показать тебе его письмо.
Это называется — возьми мою собаку, а взамен отдай мне ее назад.
Входят герцог, Виола, Курио и придворные.
Вы служите графине Оливии, друзья?
Да, государь: мы вроде как ее парадная амуниция.
А, старый знакомый! Как дела, приятель?
Правду сказать, государь, хорошо по милости врагов, худо по милости друзей.
Наоборот: хорошо по милости друзей.
Нет, государь, худо.
Как же это может быть?
Очень просто, государь: друзья так меня расхваливают, что превращают в осла, а враги прямо говорят, что я осел; стало быть, враги помогают мне познать самого себя, а друзья морочат голову; ну, а так как выводы подобны поцелуям и четыре «нет» дают в итоге два «да», то и получается, что хорошо по милости врагов и худо по милости друзей.
Восхитительное рассуждение!
Вот уж нет, государь, хотя вы, видать, решили удостоить меня великой чести и вступить в число моих друзей.
Ну, от моей дружбы тебе худо не будет: на, возьми золотой.
Пожалуйста, государь, станьте двурушником и удвойте левой рукой дело правой.
В твоем совете мало благородства.
Я только советую, чтобы ваше благородство посоветовало вашей плоти и крови слазить в карман.
Что ж, придется согрешить и стать двурушником: на тебе еще один.
Раз, два, три — вот это действительно круглый счет. Недаром говорят, что без третьего раза как без глаза, а на третий раз ноги сами пускаются в пляс; если вы мне не верите, прислушайтесь к колоколу святого Бенедикта49: раз, два, три.
Ну, нет, больше ты меня не одурачишь и денег из меня не вытянешь. Вот если ты скажешь своей госпоже, что мне нужно побеседовать с ней, и приведешь ее сюда, тогда, может быть, моя щедрость снова проснется.
В таком случае, государь, побаюкайте вашу щедрость, пока я не вернусь. Я иду, государь, только не думайте, что если я чего-то хочу от вас, так, значит, я и впрямь впал в грех похоти. А покамест, государь, пусть ваша щедрость действительно вздремнет, я ее сию минуточку разбужу. (Уходит.)
А вот и мой спаситель, ваша светлость.
Входят Антонио и пристава.
О, мы уже встречались с ним! Я помню,
Он был тогда в грязи и, как Вулкан,
Весь черен от порохового дыма.
Он — капитан суденышка дрянного,
Осадки и вместимости ничтожной,
И все же причинил такой ущерб
Сильнейшему из наших кораблей,
Что даже гнев и зависть побежденных
Ему воздали должное. — В чем дело?
Мой государь, Антонио пред вами:
Им «Феникс» был захвачен вместе с грузом
И «Тигр» на абордаж взят в том бою,
Где ваш племянник Тит ноги лишился.
Сегодня он, забыв и страх и совесть,
Ходил по нашим улицам открыто
И даже с кем-то дрался.
Государь,
Он шпагу обнажил в мою защиту,
Но столько странного наговорил,
Как будто был горячкою охвачен.
Прославленный пират! Морской разбойник!
Что за безумье привело тебя
К твоим врагам, которым ты нанес
Кровавую обиду?
Славный герцог,
Прозваний этих я не заслужил:
Я не пират и не морской разбойник,
Хотя и вправду ваш старинный враг.
Сюда я колдовством был завлечен:
Вон тот молокосос неблагодарный
Из пенной пасти яростного моря
Был мной спасен, — он погибал в волнах.
Ему я жизнь вернул, ему я отдал
Свою любовь, не знавшую предела.
Пришел я во враждебный этот город
Из преданности, из любви к нему,
А он, хитрец и лицемер трусливый,
Боясь опасность разделить со мной,
Отрекся от меня и отдалился
На двадцать лет в один короткий миг.
Он даже возвратить мне отказался
Мой кошелек, всего лишь час назад
Ему врученный.
Что за странный бред!
Когда, по-твоему, пришел он в город?
Сегодня. А до этого мы с ним
Три полных месяца не разлучались:
Мы дни и ночи проводили вместе.
Входит Оливия со свитой.
Графиня! Божество сошло на землю!
(К Антонио.)
А ты, приятель, не в своем уме:
Три месяца мне служит этот мальчик.
(К приставам.)
Теперь в сторонку отойдите с ним.
Чем может быть Оливия полезна
Прославленному герцогу Орсино? —
Цезарио, ты слова не сдержал.
Сударыня!
Прекрасная графиня!
Цезарио, ответь же! — Ваша светлость…
При герцоге мне долг велит умолкнуть.
Ах, только старой темы не касайтесь:
Она, как после музыки вытье,
Противна мне.
Все так же вы жестоки.
Все так же постоянна, государь.
В своем упрямстве? Злая красота,
На чей алтарь, молитвам недоступный,
Души моей бесценнейшую нежность
Я приношу, — скажи, что делать мне?
Да все, что вам угодно, ваша светлость.
Быть может, должен мне служить примером
Египетский пират, что перед смертью
Хотел убить любимую?50 Ведь ревность
Порой в своих порывах благородна…
Но нет! Хотя ты страсть мою отвергла —
И я отчасти знаю, кто посмел
Закрыть мне путь к венцу моих желаний, —
Живи и впредь принцессой ледяной!
Но твоего избранника, любимца, —
Клянусь, он горячо любим и мной, —
Не допущу к тебе, жестокосердой,
Отвергнувшей меня ради него. —
Пойдем, мой мальчик! Злоба мозг туманит.
Я погублю тебя, ягненок хрупкий,
Мстя ворону в обличии голубки.
(Направляется к выходу.)
А я, чтоб только вам вернуть покой,
С восторгом смерть приму, властитель мой!
(Следует за герцогом.)
Куда, Цезарио?
Иду за ним,
Кого люблю, кто стал мне жизнью, светом,
Кто мне милей всех женщин в мире этом.
Коль это ложь, пускай огонь небес
Меня сожжет, чтоб я с земли исчез!
Покинута! Какое вероломство!
Кто вас покинул? Кто обидеть мог?
Забыл? Уже? В такой короткий срок? —
Позвать священника!
Слуга уходит.
(Виоле)
Ступай за мною.
Ужели ты расстанешься с женою?
С женой?
С женой. Посмей солгать в ответ!
Ты ей супруг?
Я? Нет, мой герцог, нет!
Увы, ты от меня сейчас отрекся
Из низменного страха. Не страшись,
Прими свою судьбу, собой останься,
И сразу же ты станешь вровень с тем,
Кого боишься.
Входит священник.
О святой отец,
Сейчас нежданно все узнали то,
Что до поры до времени хотели
Мы утаить, — и я молю поведать.
Какое таинство соединило
Меня вот с этим юношей.
Какое?
Союз любви нерасторжимый, вечный:
Он подтвержден соединеньем рук,
Запечатлен священным поцелуем,
Скреплен обменом золотых колец.
Обряд в моем присутствии свершился
И засвидетельствован мной как должно.
С тех пор, как говорят мои часы,
На два часа я ближе стал к могиле.
Щенок лукавый! Кем ты станешь в жизни,
Когда седины шерсть посеребрят?
Иль, может, надувая всех на свете,
Ты в собственные попадешься сети?
Прощай, бери ее и не забудь:
Страшись еще раз пересечь мне путь.
Мой государь…
Молчи, не надо лести:
Храни и в трусости хоть каплю чести.
Входит сэр Эндрю с разбитой головой.
Ради бога, лекаря! Скорее лекаря к сэру Тоби!
Что с ним такое?
Он проломил мне голову и сэру Тоби тоже раскроил череп. Ради бога, помогите! Я бы сорока фунтов не пожалел отдать, чтобы мне быть сейчас дома!
Но кто на вас напал?
Герцогский придворный, Цезарио. Мы думали, он трус, а он самый отъявленный дьявол.
Цезарио?
Господи спаси и помилуй, он опять тут! Вы проломили мне голову ни за что ни про что, а если и было за что, так это сэр Тоби меня подговорил.
Что это значит? Я не трогал вас.
Вы обнажили шпагу без причины,
А я старался вас уговорить.
Если раскроить череп — значит уговаривать, вы уговорили меня. Для вас, видно, раскроить череп пустячное дело.
Входит шут, поддерживая пьяного сэра Тоби.
А вот и сэр Тоби приплелся. Сейчас он сам все расскажет. — Не будь он так на взводе, уж он бы разделался с вами по-своему!
Что с вами, сударь? Что произошло?
А мне наплевать! Стукнул меня, и все тут. Дурак, куда запропастился Дик-лекарь, а, дурак?
Да он уже с час назад как совсем упился, сэр Тоби. У него с восьми утра язык не ворочается.
Значит, он скотина и к тому же бодливая. Ненавижу пьяную скотину.
Уберите его. Кто это их так изукрасил?
Я помогу вам, сэр Тоби, — нас ведь вместе будут перевязывать.
Поможешь? Ах ты, ослиная голова, плут, худоба несчастная, образина!
В постель его! Пусть перевяжут рану.
Шут, Фабиан, сэр Тоби и сэр Эндрю уходят.
Входит Себастьян.
Я родственника вашего ударил
И виноват, конечно, перед вами.
Но будь он даже брат мне, я не мог бы
Иначе поступить. Смятенье ваше
Мне говорит, что гневаетесь вы.
Во имя нашей нерушимой клятвы,
О милая, простите мне мой грех!
Одно лицо, походка, голос тот же
У двух людей! Как в зеркале волшебном!
Антонио, Антонио, мой друг!
Как я считал минуты, как терзался
С тех пор, как ты бог весть куда пропал!
Вы — Себастьян?
Ты не уверен в этом?
Но как же вы могли так раздвоиться?
Две половинки яблока различней,
Чем вы. Скажите, кто же Себастьян?
Невероятно!
Там не я ль стою?
Нет брата у меня, и я не бог,
Чтоб сразу быть двумя. Мою сестру
Слепые волны жадно поглотили.
Во имя неба, кто же вы такой?
Где ваша родина? Кто ваш отец?
Отец мой — Себастьян из Мессалина,
И брата звали тоже Себастьян, —
Увы, он смерть нашел в могиле водной.
Коль призраки в людской одежде ходят, —
Вы — дух и нас пугать пришли.
Я дух,
Но в том обличье низменном, в котором
На этот свет из чрева был рожден.
Ах, если бы вы женщиною были,
Я зарыдал бы и воскликнул: "Здравствуй,
Виола, погребенная в волнах!"
Пятном родимым, помню, был отмечен
Лоб моего отца.
И моего.
И умер он в тот день, когда Виоле
Исполнилось тринадцать.
Неизгладимое воспоминанье!
Земной свой путь окончил он в тот день,
Когда сестре тринадцать лет минуло.
Хотя мешает нам отдаться счастью
Лишь мой наряд, не мне принадлежащий, —
Не обнимай меня и не целуй,
Пока приметы времени и места
Не подтвердят тебе, что я — Виола.
Я к капитану отведу тебя:
Он спрятал девичью мою одежду
И к государю мне потом помог
На службу поступить. С тех пор мой жребий
От герцога зависел и графини.
(Оливии)
Как видите, графиня, вы ошиблись,
Но промах ваш теперь судьбой исправлен;
Вы с девушкой хотели обвенчаться
И этого по-своему достигли:
Вам достается девственник в мужья.
Вы смущены? Супруг ваш знатен родом.
Ну, что же, если мне мой взор не лжет,
Найду и я в крушенье этом счастье.
(Виоле.)
Мой мальчик, ты твердил мне много раз,
Что я тебе милей всех женщин в мире.
И в этом снова сотни клятв я дам
И сохраню их в сердце так же прочно,
Как прочно свод небес в себе хранит
Огонь, что день от ночи отделяет.
Дай руку мне. Хочу тебя увидеть
В наряде женском.
Он у капитана,
Который спас меня. Но капитан
Сидит сейчас в тюрьме из-за доноса
Мальволио, дворецкого графини.
Он будет выпущен. — Позвать немедля
Мальволио. — Ах, я совсем забыла:
Бедняга помешался, говорят.
Возвращаются шут с письмом и Фабиан.
Смешались у меня самой все чувства,
И вовсе позабыла я о нем.
Скажи, что с ним сейчас?
Что ж, госпожа, он отбрыкивается от сатаны, как может. Вот написал вам письмо, и мне бы следовало передать его утром, да ведь послание помешанного — не проповедь, с ним можно и повременить.
Вскрой и прочти его.
Да укрепит вас своим примером дурак, чьими устами глаголет помешанный. (Читает.) «Клянусь богом, сударыня…»
Да что с тобой? В своем ли ты уме?
Я-то в своем, да он сбрендил. Если ваша милость желает, чтобы оно было прочитано так, как задумано, вы дозволите мне провопить его.
Читай как полагается.
Я и стараюсь, мадонна: чтобы это читать как полагается, надо читать именно так. Воспарите же мыслью и преклоните ухо, моя властительница.
(Фабиану)
Нет, лучше ты читай.
(читает)
"Клянусь богом, сударыня, вы оскорбили меня, и скоро все узнают об этом. Вы заперли меня в темноте и поручили вашему пьянчуге-дядюшке надзирать за мной, хотя я не больше сумасшедший, чем вы сами. Я сохранил ваше собственноручное письмо, побудившее меня принять вид, в котором я перед вами предстал, и не сомневаюсь, что с помощью этого письма добьюсь полного признания моей правоты и полного вашего посрамления. Думайте обо мне, что хотите. Я выражаюсь не совсем почтительно, потому что глубоко оскорблен.
Подвергшийся безумному обхождению Мальволио".
Записка в самом деле от него?
Да, госпожа.
Я в ней безумия не замечаю.
Пойди за ним сейчас же, Фабиан.
Фабиан уходит.
Мой государь, коль вы согласны видеть
Во мне свою сестру, а не супругу,
Мы в этом доме две счастливых свадьбы
Отпразднуем в один и тот же день.
Я с радостью приемлю приглашенье.
(Виоле.)
Ваш господин освобождает вас.
Но вы так долго службу мне несли,
Столь несовместную с девичьим нравом
И с вашим благородным воспитаньем,
Меня своим властителем считая,
Что вот моя рука: отныне вы
Становитесь владычицей владыки.
А мне сестрою.
Возвращается Фабиан с Мальволио.
Это — ваш безумец?
Да, государь. — Мальволио, ну как ты?
Сударыня, я вами оскорблен,
Жестоко оскорблен.
Помилуй, чем же?
Я оскорблен, графиня. Вот письмо, —
Его писали вы, не отрекайтесь.
Печать, и почерк, и слова, и мысли —
Все ваше, это каждый подтвердит.
Так объясните мне, во имя чести,
Зачем вы, намекая на любовь,
Велели мне носить подвязки накрест,
И желтые чулки, и улыбаться,
И сэра Тоби презирать, и слуг?
Зачем, когда, надеждой окрыленный,
Исполнил я все ваши повеленья,
Вы заперли меня в кромешной тьме,
Священника прислали и меня
На посмеянье отдали? Скажите,
Зачем понадобилось это вам?
Увы, Мальволио, но этот почерк
Не мой, хотя и очень схож с моим;
Письмо написано рукой Марии.
Она-то и сказала мне о том,
Что ты безумен. Вдруг приходишь ты.
Одетый, как указано в записке,
Все время улыбаешься… Послушай,
С тобой сыграли очень злую шутку,
Но мы узнаем имена виновных,
И будешь ты судьею и истцом
В своем же деле.
Госпожа моя,
Дозвольте мне покаяться — в надежде,
Что брань, и препирательства, и ссоры
Не запятнают праздничных часов,
Которым я свидетель. Эту шутку
Придумали мы вместе с вашим дядей,
Чтоб наказать Мальволио за спесь.
Письмо по приказанью сэра Тоби
Своей рукой Мария написала, —
За это Тоби обвенчался с ней.
В ответ на эту каверзу смешную
Мальволио не должен был бы злиться,
Особенно же если честно взвесить
Взаимные обиды.
В какую западню попал бедняга!
Итак, «одни рождаются великими, другие достигают величия, к третьим оно приходит». Сударь, я принимал участие в этой интерлюдии — играл роль некоего сэра Топаса, но это не суть важно. «Клянусь небом, шут, я не помешанный!» Помните, сударь? «И чего вы, сударыня, смеетесь шуткам этого пустоголового мерзавца? Когда вы не улыбаетесь, он и двух слов связать не может». Вот так-то круговорот времен несет с собой отмщение.
Я рассчитаюсь с вашей низкой сворой!
(Уходит.)
Он в самом деле оскорблен жестоко.
Догнать его и к мировой склонить.
Он должен рассказать о капитане,
А там блаженные настанут дни,
И свяжут нас торжественные узы. —
Сестра моя, до той поры мы будем
У вас в гостях. — Цезарио, пойдем.
В наряде этом для меня вы мальчик.
Потом передо мной предстанет дева, —
Моей души любовь и королева.
Все, кроме шута, уходят.
(поет)
Когда я был и глуп и мал —
И дождь, и град, и ветер, —
Я всех смешил и развлекал,
А дождь лил каждый вечер.
Когда я достиг разумных лет —
И дождь, и град, и ветер, —
Наделал соседям я много бед,
А дождь лил каждый вечер.
Когда я ввел жену в свой дом —
И дождь, и град, и ветер, —
Пошло все в доме кувырком,
А дождь лил каждый вечер.
Когда я стал и стар и хил —
И дождь, и град, и ветер, —
Я эль с утра до ночи пил,
А дождь лил каждый вечер.
Был создан мир бог весть когда —
И дождь, и град, и ветер, —
Но мы сюда вас ждем, господа,
И смешить хотим каждый вечер.
(Уходит.)
«ДВЕНАДЦАТАЯ НОЧЬ, ИЛИ ЧТО УГОДНО»
Сохранились сведения, что эта комедия игралась в 1602 году в юридической корпорации Мидл-Темпль. Из этого не следует, однако, что она была новой пьесой. Э. К. Чемберс датирует ее 1599-1600 годами. В последнее время все чаще высказывают мнение, что имя одного из главных героев было дано Шекспиром в честь итальянца Орсино, герцога Браччиано, посетившего Лондон в 1600-1601 годах. Таким образом, мнения сходятся на том, что комедию следует отнести к 1600 году. При этом ее считают последней из жизнерадостных комедий великого драматурга.
При жизни Шекспира комедия в печати не появлялась и впервые была опубликована в фолио 1623 года. Основная линия действия (Оливия — Орсино — Виола) заимствована из книги Барнеби Рича «Прощание с военной профессией» (1581), но сюжет имел долгую историю до Рича: сначала он появился в итальянской комедии «Перепутанные» (1531), затем в одной из новелл Банделло (1554), от него перешел к французу Бельфоре и уже отсюда попал в Англию. Но заимствованной была только романтическая линия сюжета. Мальволио, сэр Тоби Белч, Мария, сэр Эндрю Эгьючик — создания Шекспира. Впрочем, и вся романтическая история тоже по-своему осмыслена Шекспиром.
Название является случайным. Двенадцатая ночь после рождества была концом зимних праздников, и она отмечалась особенно бурным весельем. К такому случаю и была приурочена комедия, для которой Шекспир не искал названия, предложив публике считать ее «чем угодно». Критика, однако, приписала названию более значительный смысл. Двенадцатая ночь рождественских праздников была как бы прощанием с весельем. Если верить принятой хронологии творчества Шекспира, то его комедия оказалась «прощанием с веселостью» и для самого драматурга. После «Двенадцатой ночи» появляются «мрачные комедии» и великие трагедии Шекспира, ни одной веселой комедии он уже больше не создаст.
Итак, Шекспир прощается с веселостью. Кажется, он и в самом деле исчерпал все источники комизма и теперь, создавая эту комедию, повторяет в новой комбинации многое из того, с чем мы уже встречались в его прежних произведениях. Комическая путаница из-за сходства близнецов составляла основу сюжета его первой «Комедии ошибок». Девушка, переодетая в мужской наряд, была в «Двух веронцах», «Венецианском купце» и «Как вам это понравится». Такой персонаж как сэр Тоби Белч сродни Фальстафу, а Эндрю Эгьючик — Слендеру из «Виндзорских насмешниц».
Новым вариантом старого комедийного мотива Шекспира является и тема обманчивости чувств, играющая такую важную роль в «Двенадцатой ночи». Первый намек на это был в «Комедии ошибок», где мы видели Люциану, ошеломленную тем, что Антифол Сиракузский, которого она принимает за его брата, объясняется ей в любви. Еще более развит мотив обманчивости чувств в «Сне в летнюю ночь»: здесь Елена, сначала отвергнутая своим возлюбленным, потом сама отворачивается от него под воздействием колдовских чар. Но самым ярким проявлением ослепленности под влиянием любовных чар был, конечно, знаменитый эпизод, в котором царица эльфов Титания ласкает ткача Основу, украшенного ослиной головой. В «Двенадцатой ночи» обман чувств характерен для Орсино и Оливии.
Наконец, как и в ряде других комедий, действие «Двенадцатой ночи» происходит в обстановке несколько нереальной. Чувства героев являются вполне земными, и сами они — существа из плоти и крови, но мир, в котором они живут, — это сказочная для англичан шекспировского времени Иллирия. Красивое название страны, расположенной на восточном побережье Адриатического моря, звучало тогда так же экзотично, как теперь. Весть об этом далеком крае донесли до Англии моряки, прибывавшие в Лондон со всех концов света. Шекспир любил выбирать для своих комедий сказочные, экзотические места действия. Иллирия, Сицилия, Богемия — эти названия звучали для публики шекспировского театра романтически, и для романтических историй он выбирал страны с такими загадочно заманчивыми названиями.
Нужно было это и для данной комедии, для веселой романтической сказки, которую хотел поведать публике Шекспир. Ведь его «Двенадцатая ночь» изображает то, что не часто случается в жизни, и если бывает, то только там, где происходит действие всех сказок, а оно, как правило, там, куда мы никогда не попадем.
В прекрасной Иллирии живут даже более беззаботно, чем в Арденнском лесу. Здесь не трудятся, не воюют и только иногда охотятся. Главное же занятие населения — любовь и развлечения. Этим занимаются все — от герцога до слуг. Правитель этой сказочной страны делами своего государства не озабочен. У Орсино более важное занятие: он влюблен и услаждает душу мечтами о своей прекрасной возлюбленной, слушая музыку.
В эту страну любви и веселых шуток попадает юная Виола сразу же после кораблекрушения, во время которого она потеряла единственного близкого человека, брата Себастьяна, как две капли воды похожего на нее лицом. И стоит ей оказаться на берегу Иллирии, как ее сразу охватывает особая атмосфера этой сказочной страны. Отважная девушка любит приключения, и раз судьба забросила ее сюда, она готова пойти навстречу любым неожиданностям. Переодевшись в мужское платье, она поступает музыкантом ко двору герцога. Ее маскарад — и средство самозащиты, обычное в те времена, когда женщина должна была скрывать свою слабость, и проявление свойственного героине авантюризма, и своего рода «розыгрыш», шутка, породившая неожиданные для нее осложнения. И, конечно же, она сразу влюбляется, не только потому, что молода, но и потому, что попала в атмосферу двора, напоенного мечтаниями Орсино о прекрасной любви. В него она и влюбляется, и эта любовь оказывается для нее источником мучительных переживаний.
Прелесть ее юной музыкальной души мгновенно завоевывает Виоле нежное расположение Орсино, чувствующего, что из всех окружающих его паж Цезарио, как назвала себя Виола, лучше всего способен понять его чувства. Но для герцога она — мужчина, и, хотя ренессансные нравы поощряли платоническую страсть между людьми одного пола, о чем свидетельствуют «Сонеты» самого же Шекспира, Виола жаждет любви иной. Но ей присуща самоотверженность. Ее любовь не эгоистична. Для нее будет горьким счастьем, если она сумеет добиться расположения к Орсино со стороны любимой им Оливии. Хотя аналогия не является полной, но строй чувств Виолы находит некоторое соответствие в тех же «Сонетах» Шекспира, лирический герой которых тоже испытал горькое удовлетворение в том, что два прекрасных существа, дорогих для него, полюбили друг друга. Так или иначе, Виола самоотверженно борется за то, чтобы Оливия ответила на чувство Орсино взаимностью. Она умеет так красиво говорить о любви, что добивается неожиданного результата: Оливия влюбляется в переодетую девушку. И здесь начинается комедия обманчивости чувств, которую так любил изображать Шекспир.
Из трех романтических героев комедии Виола единственная обладает не только горячим сердцем, но и ясным умом. Ей одной видна и вся запутанность ситуации, возникшей из-за ее переодевания. Она принадлежит к числу тех шекспировских героинь, чья прекрасная женственность сочетается с устойчивостью чувств, беспредельной верностью, глубиной сердечных переживаний.
Орсино обладает иным душевным складом. Он, как и Ромео до встречи с Джульеттой, не столько любит предмет своих воздыхании, сколько влюблен в любовь. Его молодая душа открылась для большого чувства, но его любовь — это как бы любование красотой переживаний, связанных с этим чувством. Недаром ему так нужна музыка. Она и питает и успокаивает его взволнованные эмоции. Чувства его тонки, и прежние мужественные развлечения, вроде охоты, теперь не доставляют ему удовольствия. Общение с Цезарио дает ему гораздо больше, ибо в нежной душе пажа он находит созвучие своим переживаниям. Он даже сам не сознает, насколько важна для него эта дружба. Когда в финале комедии оказывается, что Цезарио — девушка, Орсино не приходится перестраивать свое отношение к этому юному существу, которое он уже раньше полюбил за то, что оно так хорошо понимало его чувства. Поэтому для него открытие подлинной личности Виолы является радостью, и он мгновенно отдает ей всю свою жаждущую взаимности любовь.
Если вся жизнь Орсино проходит в ожидании большой любви, способной заполнить его сердце, то с Оливией мы знакомимся тогда, когда она, вопреки природе, решила отказать себе во всех радостях жизни. Пережив большое горе, утрату отца и брата, Оливия хотела уйти от суеты мира, закрыть доступ привязанностям, лишение которых причиняет страдание. Но душой она молода и, подобно Орсино и Виоле, тоже созрела для любви. Ее решимости вести отшельнический образ жизни не хватает надолго. Как только появляется Цезарио, в ней пробуждается сначала любопытство, а затем страсть. Натура волевая, она готова теперь презреть все и обязательную женскую скромность, и неравенство положения (Цезарио, хотя «он» и дворянин, все же ниже ее по званию). И теперь она добивается взаимности с той энергией, какую Виола-Цезарио проявляла для того, чтобы завоевать ее сердце для Орсино.
Мы смеемся, наблюдая перипетии этой забавной истории, но каким чистым и прекрасным является этот смех! Нам известно, что Оливия ошибается, но смеемся мы не над ней, а над причудами юных сердец, ослепленных избытком кипящих в них чувств. Чувства эти прекрасны и благородны. В них проявляются лучшие душевные способности человека, но и это лучшее, оказывается, может поставить в смешное положение того, кто лишен возможности узнать, что представляет собой тот или та, на кого направлено сердечное чувство.
С Оливией происходит примерно то же, что и с Орсино в конце комедии. Встретив брата Виолы, Себастьяна, она принимает его за полюбившегося ей пажа и, дойдя до предела страсти, предлагает ему немедленно венчаться. Случай свел ее сначала с Виолой, душевные качества которой увлекли воображение юной графини. Она полюбила Цезарио-Виолу не за внешность, а за мужество, характер, настойчивость и поэтичность души. А затем случай же произвел подмену: Оливия встретила Себастьяна, не только лицом, но и другими качествами схожего с сестрой. Он смело пошел навстречу неожиданно обрушившемуся на него потоку страсти Оливии и, подхваченный им, нежданно-негаданно в один миг обрел счастье, которого другие ищут всю жизнь и далеко не всегда находят. Так бывает только в сказках, по ведь перед нами именно сказка о том, как люди ищут счастья в любви, и о том, как оно приходит к ним совсем не так, как они его ожидали. Орсино добивался Оливии, а счастье нашел в Виоле; Оливия жаждала взаимности Цезарио-Виолы, а обрела ее у Себастьяна; Виола страдала, не питая надежд на счастье, но оно неожиданно само пришло к ней; Себастьян искал сестру, а нашел возлюбленную и жену.
То, что происходит в кругу Орсино — Оливии — Виолы — Себастьяна, является высокой комедией, комедией чистых и прекрасных чувств. Все они люди большого душевного благородства, может быть, даже слишком прекрасные для реального мира, но идеальный душевный склад таких людей и вносит в жизнь истинную красоту. Искусство, стремящееся к тому, чтобы поднять человека до подлинных высот гуманности, истины и красоты, избирает таких героев, чтобы через них раскрыть, на что способен человек в своих лучших проявлениях.
Но это не та бесплотная идеальность, которая лишает художественное изображение убедительности, а высокая духовная настроенность, сочетающаяся с изумительным проникновением в действительные свойства человеческого сердца. Вот почему Шекспир остается реалистом и тогда, когда погружается в мир романтики. И поэтому же во всей этой милой сказке, где красивые чувства ставят людей в смешные положения, мы ощущаем несомненную жизненную правду.
Рядом с этим миром высоких чувств — иной, более земной мир, где человек предстает не в столь изящном виде, но все же не лишен черт по-своему симпатичных. Это мир сэра Тоби Белча и Марии. Они — центр его, как центром мира красивых чувств является Виола.
Сэр Тоби Белч совсем не иллирийский житель. У него не только имя английское. Он типичный «пожиратель бифштексов» и такой же любитель веселых попоек, как сэр Джон Фальстаф. Остроумия у него поменьше, чем у славного рыцаря, но разгульную жизнь он любит не меньше его и хорошей шутке тоже знает цену.
Как и Фальстаф, сэр Тоби считает, что рожден для веселья и беззаботной жизни. Но при рождении ему не достались средства для этого. Он обедневший дворянин и вынужден жить милостями своей племянницы Оливии. Впрочем, его нисколько не смущает положение приживалы, ибо, как и Фальстаф, о существовании морали он даже смутно не подозревает. Было бы лишь что поесть, а главное, выпить! Надо, однако, отдать должное его изобретательности: у него есть и свой источник доходов, помимо харча, получаемого в доме богатой племянницы. Он занимается ремеслом, которое в Лондоне шекспировских времен называлось «ловлей кроликов» — обиранием наивных провинциалов, приезжавших в столицу. Роберт Грин, недруг Шекспира, в нескольких памфлетах описал приемы этого вида городской «охоты».
Сэру Тоби удалось подцепить такого «кролика» — это провинциальный щеголь сэр Эндрю Эгьючик, приехавший в Лондон — простите, в Иллирию, — чтобы себя показать, людей посмотреть и заодно подыскать богатую невесту. Сэр Тоби взялся сосватать ему Оливию. Воздыхания сэра Эндрю по Оливии — забавная пародия на ухаживания Орсино. Конечно, сэр Тоби ни на миг не обманывался насчет возможности женить этого простачка на Оливии. Обманывался сэр Эндрю, и этот обман стоил ему дорогонько. Сэр Тоби ест и пьет на его счет, облегчая кошелек простоватого провинциала. Мы встретим впоследствии у Шекспира еще одну такую ситуацию — в «Отелло» (Яго и Родриго), но там она кончится для простака трагично. Но Тоби не Яго, не злодей, а веселый бонвиван, и Эндрю отделывается потерей кошелька и лошади да несколькими ушибами от Себастьяна.
Под стать пожилому ветрогону сэру Тоби озорная Мария. Она мастерица на выдумки, которыми потешает себя и других. Ей хочется женить на себе сэра Тоби: это сравняло бы ее с госпожой, которой она прислуживает. Впрочем, расчетливость она проявляет не столько в этом, сколько в забавных проделках, увлекающих ее гораздо больше матримониальных планов. Завлечь сэра Тоби в сети брака — нелегкое дело, ибо он не из тех мужчин, которые добровольно расстаются со свободой бражничать и веселиться. Если уж ему и придет в голову жениться, то разве что на такой озорной девчонке, как Мария, которая сама неистощима на веселые проделки.
Нельзя сказать, что круг сэра Тоби — это дно жизни, ее подонки. Конечно, респектабельностью здесь даже не пахнет, но это не мир зла. Если романтические герои комедии живут в царстве любви, то компания сэра Тоби живет в царстве веселья, и только ханжи да пуритане откажут этому миру в моральном праве на существование. Правда, люди этого мира сами о морали не помышляют, но для нравственного здоровья человечества смех и веселье необходимы, и в этом оправдание веселых домочадцев графини Оливии.
Есть у этих людей враг — дворецкий Мальволио. Положение он занимает невысокое, но окружающим может принести достаточно вреда. Он враг не только им, но и приятной жизни вообще. Мальволио — сухой, чопорный, суровый человек, и есть в нем нечто пуританское. Он охотно поддерживает Оливию в ее стремлении соблюдать траур и жить, отгородившись от сует жизни. С неудовольствием смотрит он на благосклонность Оливии к Цезарио. Его возмущает уже одно то, что люди хотят и могут веселиться, предаваться развлечениям и любить. Сам он имеет одну страсть — честолюбие. Положение дворецкого дает ему малую, но ощутимую власть над домочадцами Оливии. Правда, они весьма непокорны и ему постоянно приходится воевать с ними, но он не теряет надежды укротить их.
Веселая компания сэра Тоби решает проучить Мальволио. Как это сделать, придумывает хохотушка Мария. Этот эпизод слишком известен, и нет нужды пересказывать его. Остановимся на характере его.
Поначалу розыгрыш, заставляющий Мальволио поверить, что Оливия влюблена в него, кажется просто смешным и безобидным. Постепенно, однако, шутники доходят до того, что издеваются над Мальволио не без ожесточения и злости. Современному читателю и особенно зрителю шутка начинает казаться слишком грубой и жестокой, и она уже не доставляет удовольствия. Но не следует забывать, что сэр Тоби и его компания — люди в самом деле грубоватые, любящие на английский манер самые беспощадные «практические шутки» — розыгрыши, от которых человек может иногда серьезно пострадать. Публика шекспировского театра, для которой и казни были интересным зрелищем, смотрела на подобные шутки иначе, чем мы. Одна из шуток — появление шута в облачении священника и исповедь Мальволио (IV, 2)представляет собой пародию на католическую обрядность (над католицизмом в протестантской Англии разрешалось потешаться).
Образ Мальволио, вначале комический, постепенно приобретает иную окраску. В нем появляется нечто вызывающее жалость. Это с одной стороны. А с другой — фигура его становится зловещей. И хотя в этом мире веселья и любви он бессилен, мрачная тень, отбрасываемая им, напоминает о зле, которое существует в реальном мире, ибо, пусть в приуменьшенном виде, он все же обладает такими чертами, которые омрачали ренессансные идеалы. Его честолюбие, злобность, ханжество и мстительность были теми пороками, которые Шекспир видел и показывал как источники трагического в жизни.
Но здесь Мальволио только угрожает. В мире сказки он немощен. Поэтому даже его герцог велит «уговорить на мир». Мальволио, однако, покидает сцену непримиренным и непримиримым врагом радости и веселья. Они торжествуют победу в серии браков, завершающих комедию. А у нас остается ощущение, что хотя все кончается благополучно, но где-то за пределами этого сказочного мира таятся страшные угрозы человеку и человечности.
Шекспир остается верен себе в том, что даже этот зловещий образ не превратил в ходульное воплощение злодейства. Прежде всего это своеобразный человеческий характер, пусть неприятный, но безусловно реальный. Сэр Тоби, Мария и остальные правы, воюя против Мальволио. Но не вся правда на их стороне. Выше та правда, которая воплощена в душевном благородстве Виолы, Орсино и Оливии. Но в общем люди этих двух миров — союзники в отрицании ханжества и утверждении радости жизни. При этом счастье благородной любви выше тех примитивных удовольствий, ради которых живут Тоби и иже с ним.
Кроме Мальволио, все персонажи комедии добры, жизнерадостны, отзывчивы и веселы. Но есть еще один персонаж, выделяющийся среди них. Это шут Фесте. Мы видим его в числе участников веселого розыгрыша, учиняемого над Мальволио, слышим его дерзкие шутки над теми, кому он обязан повиноваться. Он один из самых остроумных шекспировских шутов. Но есть в нем черта, отличающая его от всех предшественников в комедиях Шекспира.
Фесте меланхоличен, в нем ощущается некоторая усталость от веселья, которым другие так непринужденно наслаждаются. Он выступает в комедии как выразитель настроений, расходящихся с общим тоном ее. В меланхолии Фесте критика давно уже увидела предвестие будущего трагизма Шекспира.
Между тем образ Фесте, каким мы его теперь знаем, — результат изменений, внесенных в комедию в процессе ее сценической истории на шекспировском театре. Открытием этого мы обязаны трем исследователям — Флэйю, Ноблу и Дж. Доверу Уилсону.
Чтобы понять суть дела, надо вспомнить начало комедии. Виола говорит, что она умеет петь и играть на музыкальных инструментах. В качестве музыканта она и поступает ко двору Орсино. Но в нынешнем тексте она нигде не поет и не музицирует. Что это — «забывчивость» Шекспира? Нет. Первоначально роль Виолы исполнял мальчик-актер, умевший красиво петь и игравший на музыкальных инструментах. Нетрудно представить себе, что именно Виола исполняла грустную песню «Поспеши ко мне, смерть, поспеши…», которая так понравилась Орсино. Она соответствовала и его печальному настроению, вызванному неразделенной любовью, и чувствам самой Виолы.
Но прошло время, мальчик-актер утратил данные, необходимые для этой роли, и песня должна была выпасть из пьесы. Но тут помогло новое обстоятельство. В труппу Бербеджа — Шекспира вступил замечательный комик Роберт Армин, превосходный музыкант, обладавший хорошим голосом. Песня была передана ему. Вчитываясь внимательно в текст, нетрудно увидеть, как была переделана сцена для того, чтобы Фесте был призван ко двору Орсино и исполнил лирическую песню. По-видимому, заодно была добавлена и заключительная песенка, также исполняемая Фесте и носящая иронически-меланхолический характер.
Именно таким путем, по-видимому, проникли в комедию те меланхолические мотивы, которые не только придали новую окраску образу Фесте, но и наложили печать на всю пьесу в целом. Переделка эта относилась уже к тому времени, когда Шекспир создавал свои великие трагедии и «мрачные комедии». Отсюда можно сделать вывод о том, что внесение новых мотивов в комедию не было случайностью. Но не следует преувеличивать их значение. «Двенадцатая ночь» остается одной из самых жизнерадостных, оптимистических комедий Шекспира. Создавая ее в первоначальном виде, Шекспир и не подозревал ни о каком «прощании с веселостью». Лишь потом оказалось, что он никогда уже больше не смог написать ни одной такой веселой и очаровательной комедии, как эта.
А. Аникст
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «ДВЕНАДЦАТОЙ НОЧИ»
Действующие лица:
Герцог Иллирийский. — Иллирия — восточный берег Адриатического моря. Здесь это название дано воображаемой стране.
Некоторые персонажи носят смысловые имена; Белч значит — отрыжка. Эгьючик — имеющий бледные щеки (от английского «aique» — лихорадка и «cheek» — щеки); имя Мальволио образовано от итальянского «mala voglia» — злая воля, злонамеренность.
…печень, мозг и сердце… — Отражение доктрины Платона, считавшего эти три органа носителями трех видов душевной деятельности — страсти, мышления и воли.
Элизий, или Элизиум, Елисейские поля (миф.) — обитель доблестных душ.
…как на спине дельфина — Арион. — Согласно античному мифу, дельфин, очарованный пением Ариона, спас его во время кораблекрушения, вынеся на своей спине на берег из бушующих волн.
Шепни ему, что я не я, а евнух… — Кастраты ценились как певцы — исполнители дискантовых партий.
Вы евнух, я немой… — В турецких гаремах наряду с евнухами были и немые прислужники.
На народном испанском языке! (Исп., искаж.)
…подкрепись-ка скорее стаканчиком канарского. — Крепкое канарское вино (с Канарских островов) очень ценилось в Англии.
Почему? (франц.)
…так же боятся пыли, как портреты миссис Молл. — Миссис Молл — известная лондонская куртизанка времени Шекспира. Портрет ее завешивался под предлогом предохранения от пыли, но в действительности оттого, что оригинал пользовался дурной славой.
Гальярда, куранта, джига — названия популярных в те времена танцев.
Телец? Это который грудь и сердце? — Согласно астрологическим представлениям той эпохи, небесные светила оказывали влияние на отдельные части человеческого тела.
Квинапал — вымышленное имя.
Да ниспошлет тебе Меркурий умение складно врать… — Меркурий (миф.) — бог торговли; считался покровителем тех, кто обмеривал или обвешивал, и вообще всякого рода лгунов.
Клобук не делает человека монахом (лат.).
Мягкая мозговая оболочка (лат.).
…как столб у дверей шерифа. — У входа в помещение, где заседал шериф (судья округа), обычно устанавливались два столба со скамьей между ними, на которой сидели просители или арестованные, дожидавшиеся очереди.
Мессалин — вымышленный город или, может быть, остров.
Diluculo surgere saluberrimum est — рано вставать полезно (лат.).
…наша жизнь состоит из четырех стихий. — Древние философы утверждали, что мир состоит из четырех стихий (или «элементов»): земли, воды, воздуха и огня.
Видели вы вывеску «Нас здесь трое»? — На вывесках некоторых таверн того времени в виде шутки изображались две ослиных головы с надписью «А третий — тот, кто на них смотрит».
Пигрогромитус, вапианцы, Квеубусский меридиан — вымышленные имена и названия.
Мирмидонцы — древнегреческое племя. Вся эта фраза шута — нарочитая нелепица.
«Мы трое славных весельчаков», «Жил в Вавилоне человек…». — Вся речь сэра Тоби пересыпана отрывками из баллад того времени.
…с ними свою цепь и начисти ее как следует. — Дворецкие знатных домов носили на груди золотую цепь.
Пентезилея — царица мифического племени амазонок (женщин-воительниц).
…в том дворце, где властвует любовь — то есть в сердце.
Иезавель — упоминаемая в библии иудейская царица, отличавшаяся гордостью и порочностью. Сэр Эндрю употребляет ее имя как ругательство, обращенное к Мальволио.
Тартар — в античной мифологии преисподняя, ад.
…слова сделались настоящими продажными шкурами с тех пор, как их опозорили оковами. — Намек на указ 1600 года, вводивший в театр цензурные ограничения.
…если эту штуку спарить с другой… — Шут говорит о монете, которую ему дала Виола.
Пандар — см. пьесу «Троил и Крессида».
Крессида-то была попрошайкой. — В английских балладах XVI века рассказывалось, что в наказание за ее неверность боги осудили Крессиду в старости на нищету.
Храни вас бог, сударь (франц.).
И вас также; ваш слуга (франц.).
Вы больше усладили бы мой слух, чем музыкою сфер. — По представлению древних, мир состоял из нескольких вложенных одна в другую движущихся хрустальных сфер с укрепленными в них звездами, которые вращались внутри охватывающей мир сферы неподвижных звезд. При вращении сферы эти издавали будто бы музыкальные звуки, сливавшиеся вместе в гармонию, доступную лишь слуху «избранных».
…еще до того, как Ной стал моряком. — То есть до «всемирного потопа» (о котором рассказывается в библии), когда Ной построил свой ковчег.
…по мне, уж лучше быть браунистом… — Браунисты — последователи Роберта Брауна, основавшего около 1580 года пуританскую секту.
…шириной в уэрскую кровать в Англии. — Один трактирщик в городе Уэре в целях привлечения любопытных поставил в своей гостинице гигантскую кровать, в которой одновременно могли поместиться двадцать четыре человека.
В спальню (лат.).
…больше борозд, чем на новой карте с добавлением Индий. — Географическая карта с впервые нанесенными на нее обеими Индиями (азиатской Индией и американской Вест-Индией) незадолго перед тем была напечатана в Англии.
Римский почерк. — Так называлась (всюду принятая сейчас) закругленная форма букв, в противоположность остроконечному готическому письму.
…посвященный в рыцарство… шпагой за кошельковые заслуги — то есть не на поле битвы (за подлинные заслуги), а во дворцовой зале, за деньги.
Добрый день (исп., искаж.).
…древний пражский старец-отшельник — по-видимому, персонаж из какой-то несохранившейся легенды или анекдота.
…блуждаешь, как египтянин во тьме. — Намек на библейское сказание о том, что по велению божьему, в наказание за грехи египтян в их земле три дня не светило солнце («египетская тьма»).
Каково воззрение Пифагора на дичь? — Намек на учение Пифагора о переселении душ из человеческих тел в тела животных и наоборот.
…старый Грех. — Олицетворение Греха или Порока — традиционная фигура средневекового театра. Одетый в длинный балахон, в шапке с ослиными ушами, вооруженный деревянным кинжалом, Грех всячески издевался над Дьяволом, обрубая ему когти, но под конец Дьявол все же утаскивал его в ад.
Колокол святого Бенедикта — то есть колокол в церкви св. Бенедикта, одном из лондонских храмов во времена Шекспира. Вся эта тирада шута является пародией на средневековые рассуждения о мистическом значении разных чисел.
…египетский пират, что перед смертью хотел убить любимую? — В романе Гелиодора «Эфиопика» (III-IV вв. н. э.), изданном в английском переводе в 1569 году, содержится рассказ о том, как разбойник Фиамид, видя свою неминуемую гибель и не желая, чтобы его прекрасная пленница Хариклия пережила его, решил ее убить.
А. Смирнов
Уильям Шекспир
Много шума из ничего
William Shakespeare. Much Ado About Nothing
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Дон Педро, принц Арагонский.
Дон Хуан, его побочный брат.
Клавдио, молодой знатный флорентинец.
Бенедикт, молодой знатный падуанец.
Леонато, мессинский губернатор.
Антонио, его брат.
Бальтазар, слуга дона Педро.
Борачио, Конрад — приближенные дона Хуана.
Отец Франциск, монах.
Кизил, полицейский пристав.
Булава, помощник его.
Протоколист.
Мальчик.
Геро, дочь Леонато.
Беатриче, племянница Леонато.
Маргарита, Урсула — камеристки Геро.
Гонцы, стража, свита, слуги.
Место действия — Мессина.
АКТ I
Перед домом Леонато.
Входят Леонато, Геро, Беатриче и гонец.
Я вижу из этого письма, что герцог Арагонский прибудет сегодня вечером к нам в Мессину.
Сейчас он уже близко: я его оставил мили за три отсюда.
Сколько же дворян потеряли вы в этом сражении?
Очень немного; а из знатных — никого.
Победа — двойная, когда победители возвращаются без потерь. В письме сообщается, что дон Педро весьма отличил молодого флорентийца по имени Клавдио.
Он вполне заслужил это, и дон Педро, упомянув о нем, лишь воздал ему должное: синьор Клавдио превзошел все, что можно было ожидать от него в его возрасте: он дрался как лев во образе агнца. Словом, он превысил все надежды настолько, что это превышает мое уменье рассказывать.
В Мессине у него есть дядя, которого эти вести очень порадуют.
Я уже вручил ему письма: он очень обрадовался им — до такой степени, что радость из стыдливости прибегла к наружным признакам горести.
Он заплакал?
Неудержимо.
Сердечный избыток сердечности! Что может быть правдивее лица, омытого подобными слезами? Насколько лучше плакать от радости, чем радоваться слезам!
А скажите, пожалуйста, синьор Фехтовальщик вернулся с войны или нет?
Я такого имени не слыхал, синьора. В нашем войске такого человека не было.
О ком это ты спрашиваешь, племянница?
Кузина имела в виду синьора Бенедикта из Падуи.
А, он вернулся; и такой же весельчак, как всегда.
Он по всей Мессине развесил объявления, вызывая Купидона на состязание в стрельбе острыми стрелами, а дядюшкин шут прочел вызов, расписался за Купидона и предложил состязаться тупыми стрелами.2 Скажите, пожалуйста, много людей он на этой войне убил и съел? То есть много ли он убил? Потому что съесть всех, кого он убьет, обещала я.
Право, племянница, ты слишком нападаешь на синьора Бенедикта; но я не сомневаюсь, что он поладит c тобой.
Он очень отличился на войне, сударыня.
Верно, у вас был залежалый провиант, он помог вам с ним управиться? Он доблестный обжора, желудок у него превосходный.
Он превосходный воин, сударыня.
Да, когда с дамами; а каков-то он с кавалерами?
С кавалером он — кавалер, а с воином — воин: он полон всяких достоинств.
Прямо-таки начинен ими, как пирог; но что до качества начинки… все мы — люди смертные.
Не принимайте, сударь мой, всерьез выходок моей племянницы. Между нею и синьором Бенедиктом идет шуточная война: стоит им только сойтись, как сейчас же начинается перестрелка остротами.
Увы, он никогда не остается в выигрыше! В нашей последней стычке четыре из его пяти умственных способностей получили тяжелое увечье,3 и теперь им управлявляет одна-единственная; если у него хоть малая толика ума осталась — так хватит разве на то, чтобы отличить его от его лошади. Это единственное, что дает ему право называться paзумным существом. А кто теперь его приятель? У него ведь каждый месяц новый названый братец.
Возможно ли?
Очень даже возможно; его верность — все равно что фасон его шляп: меняется с каждой новой болванкой.
Я вижу, сударыня, что этот кавалер не записан у вас в книге почета.
Нет! Будь это так, я сожгла бы всю мою библиотеку. Но все-таки — кто же его приятель? Неужели нет какого-нибудь молодого шалопая, который готов с ним вместе отправиться хоть к самому черту?
Он чаще всего бывает в обществе благородного Клавдио.
О господи! Он пристанет к нему, как болезнь: он прилипчивее чумы, а кто им заразится, тот непременно сойдет с ума. Помоги, создатель, благородному Клавдио! Если он заразился Бенедиктом, леченье обойдется ему в тысячу фунтов.
Разрешите мне быть вашим другом, синьора.
Сделайте одолжение, милый друг.
Ну, племянница, тебе-то уж не грозит опасность сойти с ума.
Разве что в январе жара хватит.
Идет дон Педро.
Входят дон Педро, дон Хуан, Клавдио, Бенедикт и Бальтазар.
Добрейший синьор Леонато, вы сами причиняете себе беспокойство. Другие стараются избежать лишних расходов, а вы сами напрашиваетесь на них.
Беспокойство никогда не является в мой дом в лице вашего высочества. Ведь когда беспокойство исчезает — остается облегчение, а когда вы от меня уезжаете — остается огорчение, а счастье говорит: "прости".
Вы слишком охотно берете на себя заботы. — Это, вероятно, ваша дочь?
По крайней мере ее мать не раз мне это говорила.
А вы разве сомневались в этом, что спрашивали ее?
Нет, синьор Бенедикт, потому что вы тогда были еще ребенком.
Получайте, Бенедикт. Теперь ясно, чем вы стали, когда сделались мужчиной. — Но, право, ее лицо ясно говорит, кто ее отец. (К Геро.) Будьте счастливы, сударыня; вы походите лицом на достойнейшего человека.
Хотя синьор Леонато и отец ей, однако я уверен, что она за всю Мессину не согласилась бы иметь его голову на своих плечах, — как ни велико между ними сходство.
Удивляюсь, как это вам охота все время болтать, синьор Бенедикт, когда на вас никто не обращает внимания.
Как, милейшая Шпилька, вы еще живы?
Может ли Шпилька умереть, когда у нее есть такой удобный предмет для уколов, как синьор Бенедикт? Сама Любезность должна превратиться в Шпильку в вашем присутствии.
Тогда Любезность станет оборотнем. Но одно верно: в меня влюблены все дамы, за исключением вас одной. А я, хоть и от всего сердца хотел бы, чтобы мое сердце не было таким жестоким, ни одной из них не люблю.
Какое счастье для женщин! Иначе им пришлось бы терпеть убийственного поклонника. Благодарю бога и мою холодную кровь за то, что в этом я похожа на вас: для меня приятнее слушать, как моя собака лает на ворон, чем как мужчина клянется мне в любви.
Да укрепит небо вашу милость в подобных чувствах! Это избавит немало синьоров от царапин на физиономии.
Если физиономия вроде вашей, так от царапин хуже не станет.
Ну, вам бы только попугаев обучать.4
Птица моей выучки будет лучше, чем животное, похожее на вас.
Хотел бы я, чтобы моя лошадь равнялась быстротой и неутомимостью с вашим язычком. Впрочем, продолжайте с богом; я кончил.
Вы всегда кончаете лошадиной остротой. Я это давно знаю.
Отлично, Леонато.5 — Синьор Клавдио и синьор Бенедикт, мой дорогой друг Леонато приглашает нас всех к себе. Я ему сказал, что мы пробудем здесь по меньшей мере месяц, но он выражает сердечное желание, чтобы какая-нибудь случайность задержала нас еще дольше. И я готов поклясться, что это не притворство, а чистая правда.
Если вы в этом поклянетесь, ваше высочество, то не рискуете оказаться клятвопреступником. (Дону Хуану.) Позвольте мне приветствовать и вас, ваша светлость. Раз вы примирились с вашим братом, я весь к вашим услугам.
Благодарю. Я не люблю лишних слов, но… Благодарю.
Не угодно ли вашему высочеству пройти вперед?
Вашу руку, Леонато: войдемте вместе.
Все, кроме Бенедикта и Клавдио, уходят.
Бенедикт, заметил ты дочь синьора Леонато?
Заметить не заметил, но видел ее.
Какая скромная молодая девушка!
Как вы спрашиваете меня: как честный человек — только затем, чтобы узнать мое искреннее мнение, или хотите, чтобы я ответил вам, по своему обыкновению, как признанный враг женского пола?
Нет. Прошу тебя, отвечай просто и прямо.
Что ж, по-моему, для большой похвалы она слишком мала; для высокой — слишком низка ростом; для ясной — слишком смугла. Одно могу сказать в ее пользу: будь она иной, она была бы нехороша; а такая, как есть, она мне не нравится.
Ты думаешь, что я шучу? Нет, я прошу тебя сказать искренне, как она тебе нравится.
Да что ты, купить ее, что ли, хочешь, что так о ней расспрашиваешь?
Разве может кто-нибудь в мире купить такую драгоценность?
О да, и даже найти футляр, чтобы уложить ее. Но что это ты — серьезно говоришь или так, играешь в остроумие, вроде болтунов, утверждающих, что Купидон — хороший охотник на зайцев, а Вулкан — отличный плотник?6 Скажи, в каком ключе надо тебе подпевать, чтобы попасть в тон твоей песне?
На мой взгляд, это прелестнейшая девушка, какую я когда-либо видел.
Я могу еще обходиться без очков, однако ничего такого не вижу. Вот ее сестра — не вселись в нее бес — была бы лучше ее настолько, насколько первые дни мая лучше конца декабря. Но, я надеюсь, тебе не захотелось обратиться в женатого человека? Или захотелось?
Я не поверил бы самому себе, если бы поклялся в противном, согласись только Геро стать моей женой.
Вот до чего дело дошло! Да неужели же во всем мире нет ни одного человека, который бы желал носить на голове шапку, не вызывая подозрений?7 Неужели так мне никогда и не видать шестидесятилетнего холостяка? Ну что ж, валяй! Раз ты непременно хочешь носить ярмо, подставляй шею и вздыхай напролет все воскресные дни. — Смотри, дон Педро идет сюда: должно быть, он ищет нас.
Входит дон Педро.
Какие это секреты задержали вас здесь, помешав последовать за Леонато?
Я бы хотел, чтобы ваше высочество принудили меня открыть вам все.
Повелеваю тебе именем твоей присяги на верность.
Ты слышишь, граф Клавдио? Я умею хранить тайны, как немой, — ты в этом не должен сомневаться. Но именем моей присяги на верность — слышишь, присяги на верность! — он влюблен! "В кого?" (Это спрашивает ваше высочество.) Заметьте, до чего быстр его ответ: "В маленькую Геро, дочь Леонато".
Если это действительно так, ответ правильный.
Как в старой сказке, ваше высочество: "Это не так, и не было так, и дай боже, чтобы этого не было".
Если страсть моя внезапно не исчезнет, дай боже, чтобы так оно и было.
Аминь, если вы любите ее; она вполне достойна любви.
Вы это говорите, чтобы меня поймать, ваше высочество?
Клянусь честью, я искренне высказал свои мысли.
И я, клянусь истиной, высказал свои.
А я клянусь и честью и истиной, что высказал свои.
Что я люблю ее — я это чувствую.
Что она достойна любви — я это знаю.
А вот я так не чувствую, как ее можно любить, и не знаю, достойна ли она любви. Таково мое мнение, и его из меня огнем не выжечь: готов за него на костре умереть.
Ты всегда был закоренелым еретиком в отношении прекрасного пола.
И он всегда выдерживал эту роль только благодаря силе воли.
Я очень благодарен женщине — за то, что она меня родила, и за то, что меня выкормила, тоже нижайше благодарю; но чтобы у меня на лбу играла роговая музыка или чтобы привесить мне рожок на невидимый ремешок,8 — нет, тут уж пусть женщины меня извинят. Я не желаю оскорбить своим недоверием какую-нибудь одну из них и потому не верю ни одной. Окончательный вывод тот, что меня не проведешь, и я до конца жизни останусь холостяком.
Прежде, чем умру, я еще увижу тебя побледневшим от любви.
От злости, от болезни или от голода, ваше высочество, но уж никак не от любви. Если я начну бледнеть от любви, вместо того чтобы краснеть от вина, — позволяю вам выколоть мне глаза пером плохого стихоплета и повесить меня вместо вывески над входом в публичный дом в качестве слепого Купидона.
Ну, если ты когда-нибудь отречешься от своих слов, ты будешь славной мишенью для насмешек.
Если отрекусь, повесьте меня, как кошку, в кувшине и стреляйте в меня. И кто в меня попадет, того можете хлопнуть по плечу и назвать Адамом Беллом.9
Время покажет! Говорят ведь: "И дикий бык свыкается с ярмом!"
Дикий бык — может быть; но если благоразумный Бенедикт влезет в ярмо — спилите у быка рога и нацепите мне их на голову, потом размалюйте меня и подпишите под портретом огромными буквами, как пишут: "Здесь сдается внаем хорошая лошадь", — "Здесь показывают женатого Бенедикта".
Если это случится, ты, пожалуй, станешь бодаться.
Нет. Если только Купидон не растратил в Венеции всех своих стрел,10 не миновать тебе этого потрясения.
Скорее землетрясение случится.
Время покажет. А пока что, любезнейший синьор Бенедикт, отправляйтесь к Леонато, передайте ему мой привет и скажите, что я не премину прийти к нему на ужин. Он затеял большие приготовления…
Вот такое поручение особенно охотно исполню. "А засим вручаю вас…"
"…милости божией. Писано в моем доме, если бы он был у меня…"
"…июля шестого дня. Ваш любящий друг Бенедикт".11
Нечего смеяться, нечего смеяться. Красноречие ваше заштопано лохмотьями, да и те плохо держатся на нем. Вы бы посовестились пускать в ход старые остроты. На этом я вас оставляю. (Уходит.)
Я вас прошу помочь мне, государь.
Моя любовь помочь тебе готова.
Но как? Скажи — и выучит она
Урок труднейший, чтоб тебе помочь.
Есть сын у Леонато, государь?
Наследница и дочь одна лишь — Геро.
Ее ты любишь?
О мой государь,
Когда мы шли в поход, что ныне кончен,
Я любовался ею как солдат,
Которому суровый долг мешает
Дать нежной склонности расцвесть в любовь.
Но я вернулся — бранные заботы
Меня покинули; на место их
Стеклись толпою сладкие желанья
И шепчут мне: прекрасна Геро,
Что до войны была уж мне мила.
Теперь всех слушателей, как влюбленный,
Потоком слов ты станешь донимать!
Ты любишь Геро — ну так и люби.
С ее отцом и с ней поговорю я:
Она твоею будет. Не затем ли
Ты стал плести искусный свой рассказ?
Как нежно вы врачуете любовь,
По бледности поняв ее страданья
Чтоб вы ее внезапной не сочли,
Хотел помочь я делу длинной речью.
Зачем же шире речки строить мост?
Подарок лучший — то, в чем есть потребность.
Смотри, как это просто: ты влюблен,
А я тебе лекарство предоставлю.
Сегодня ночью будет маскарад.
Я за тебя могу сойти под маской,
Скажу прекрасной Геро, что я Клавдио,
От сердца к сердцу все открою ей,
И слух ее я силой в плен возьму
И пылким приступом влюбленной речи.
Затем с ее отцом я потолкую,
И в заключение — она твоя.
Давай скорее примемся за дело.
Уходят.
Комната в доме Леонато.
Входят с разных сторон Леонато и Антонио.
Ну что, братец? Где же мой племянник, где твой сын? Позаботился он о музыке?
Хлопочет изо всех сил. Но послушай-ка, братец; я сейчас расскажу тебе такие новости, что тебе и во сне не снились.
А хорошие это новости?
Смотря по тому, как развернутся события; но на первый взгляд неплохие, я бы сказал даже — очень хорошие. Принц и граф Клавдио прогуливались в густой аллее у меня в саду, и один из моих слуг подслушал их разговор. Принц признавался Клавдио, что он влюблен в мою племянницу, твою дочь, и намерен открыться ей нынче вечером, во время танцев; и если получит ее согласие, то времени терять не станет, а сейчас же переговорит с тобой.
А у него есть царь в голове? У того, кто это тебе говорил?
Это малый смышленый; я пошлю за ним — расспроси его сам.
Нет-нет. Будем считать это сном, пока все не сбудется в действительности. Но дочь мою надо предупредить — на случай, если это окажется правдой. Ступай, расскажи ей это.
Входят слуги.
Вы, голубчики, знаете, что вам надо делать. (К Антонио.) Эй, дружок, сделай милость, пойдем со мной. Придется тебе проявить всю свою сноровку. Уж постарайся, голубчик, помоги мне в хлопотах.
Уходят.
Там же.
Входят дон Хуан и Конрад.
Что это значит, ваша светлость? Почему вы так безмерно печальны?
Причина этому превыше всякой меры; оттого и у моей печали нет границ.
Вам бы следовало послушаться доводов рассудка.
Ну, а если я их послушаюсь, какую пользу мне это принесет?
Если это и не доставит вам быстрое облегчение, то по крайней мере поможет терпеливо переносить неприятности.
Странно! Ты сам говоришь, что родился под знаком Сатурна,12 а вместе с тем пытаешься предложить мне нравственные средства против смертельного недуга. Я не умею скрывать свои чувства: когда у меня есть причина для печали, я должен быть печальным и ни на чьи шутки не улыбаться; когда я голоден, я должен есть и никого не дожидаться; когда меня ко сну клонит, должен спать, не заботясь ни о чьих делах; когда мне весело, смеяться — и никогда не подделываться под чье бы то ни было настроение.
Да, но вам не следует выказывать свой характер, пока вы не будете вполне самостоятельны. Вы так недавно восставали против вашего брата; сейчас он вернул вам свою милость, но, чтобы вам утвердиться в ней, уж вы сами должны позаботиться о хорошей погоде. Сумейте выбрать время для своей жатвы.
Я бы лучше хотел быть чертополохом у забора, чем розой в саду его милости. По моей натуре, мне приятнее терпеть общее презрение, чем притворством красть чью-нибудь любовь. Хоть и нельзя сказать, что я льстиво добродетелен, никто не станет отрицать, что я откровенный негодяй. Мне доверяют, надев намордник, и дают свободу, опутав ноги. Вот я и решил: не буду петь в клетке! Снимите с меня намордник — я буду кусаться; дайте мне свободу — я буду делать все, что хочу. Пока что дай мне быть самим собой и не старайся изменить меня.
Неужели вы не можете извлечь какой-нибудь пользы из вашего недовольства?
Я из него извлекаю всю пользу, какую могу, потому что это все, что у меня есть! Кто это идет?
Входит Борачио.
Что нового, Борачио?
Я только что с великолепного ужина. Леонато по-царски принимает вашего брата. Могу вам сообщить o предстоящей свадьбе.
Нельзя ли из этого устроить какую-нибудь каверзу? Какой дуралей хочет обручиться с заботами?
Представьте себе, правая рука вашего брата.
Кто? Очаровательный Клавдио?
Он самый.
Прекраснейший кавалер. Но на ком же? На ком? Кто прельстил его?
Представьте себе, Геро — дочь и наследница Леонато.
Быстро же он оперился! Но как ты это узнал?
Мне приказали покурить в комнатах. И вот, когда я зашел в одну непроветренную комнату, вдруг вижу идут мне навстречу принц и Клавдио под ручку и о чем-то серьезно разговаривают. Я мигом юркнул за занавеску и оттуда все слышал — как они условились, что принц посватает Геро и, получив ее согласие, вручит ее графу Клавдио.
Ого! Пойдем-ка туда. Пожалуй, тут есть на чем сорвать мою досаду. Этот юный выскочка — причина моего падения, и, если я хоть как-нибудь сумею насолить ему, я буду очень счастлив. Верны ли вы оба и беретесь ли мне помочь?
По гроб жизни, ваша светлость.
Пойдем же на их великолепный ужин. Их веселье еще увеличивается сознанием, что я побежден. О, если бы повар разделял мои чувства! Но пойдем посмотрим, что тут можно сделать.
Мы к услугам вашей светлости.
Уходят.
АКТ II
Зал в доме Леонато.
Входят Леонато, Антонио, Геро, Беатриче и другие.
А графа Хуана не было за ужином?
Я не видел его.
Какое кислое выражение лица у этого господина! Стоит на него взглянуть — и меня потом целый час изжога мучает.
Он очень меланхолического нрава.
Вот если бы взять среднее между ним и Бенедиктом, превосходный вышел бы человек: один — совсем истукан, ничего не говорит; другой, как любимый сынок, вечно болтает без умолку.
Значит, если бы половину языка синьора Бенедикта в уста графа Хуана, а половину меланхолии графа Хуана на лицо синьора Бенедикта…
…да еще вдобавок стройные ноги, дядюшка, и побольше денег в кошельке. О, такой мужчина покорил бы любую женщину в мире, если бы только мог заслужить ее благосклонность!
Право, племянница, ты никогда не найдешь себе мужа, если будешь так остра на язык.
Да, уж очень любит она бодаться.
Не страшно! Ведь говорят: "Бодливой корове бог рог не дает".
Так ты думаешь, что и тебе бог рог не даст?
Конечно, если он не даст мне мужа, о каковой милости я коленопреклоненно молю его денно и нощно. О господи! Бородатый мужчина — какой ужас! Да я лучше соглашусь спать на шерстяных простынях!
Может попасться и безбородый.
А что мне с ним делать? Одеть его в мое платье и сделать своей горничной? У кого есть борода, тот уже не юноша; у кого ее нет, тот еще не мужчина. Если он уже не юноша, он для меня не годится; если он еще не мужчина, я для него не гожусь. Лучше уж наймусь к вожаку медведей и буду водить его обезьян в аду.13
Что же это, ты намерена отправиться в ад?
Нет, только до ворот, дядюшка! Там меня встретит дьявол — этот старый рогоносец — и скажет: "Ступай на небо, Беатриче, ступай на небо! Тут вам, девицам, нет места!" Тогда я ему оставлю обезьян, а сама — к святому Петру на небеса. Он мне укажет, где помещаются холостяки, и тут пойдет у нас веселье день-деньской.
(к Геро)
А ты, племянница, надеюсь, будешь повиноваться отцу?
О, конечно. Кузина сочтет своим долгом присесть и сказать: "Как вам будет угодно, батюшка!" — Но смотри, кузина, пусть это будет красивый малый, а то лучше присядь в другой раз и скажи: "Как будет угодно мне, батюшка!"
Хорошо-хорошо, племянница. А я все-таки надеюсь в один прекрасный день увидеть тебя замужем.
Нет, пока бог не создаст мужчину из какой-нибудь другой материи, чем земля! Не обидно ли для женщины чтобы ею управлял комок земли? Отдавать отчет в своем поведении куску грубой глины!14 Нет, дядюшка, я этого не желаю. Все мужчины мне братья по Адаму, а выходить за родственников я считаю грехом.
Помни, дочка, что я тебе сказал: если принц будет просить твоего согласия, ты знаешь, что ему ответить.
Он погрешит против музыки, кузина, если посватается не в такт. Если принц будет слишком настойчив, ты скажи ему, что во всякой вещи надо соблюдать меру, протанцуй ему свой ответ. Потому что — поверь мне, Геро, сватовство, венчанье и раскаянье — это все равно что шотландская джига, менуэт и синкпес15. Первое протекает горячо и бурно как джига, и так же причудливо; венчанье — чинно и скромно, степенно и старомодно, как менуэт; ну, а потом приходит раскаянье и начинает разбитыми ногами спотыкаться в синкпесе все чаще и чаще, пока не свалится в могилу.
Ты все видишь в дурном свете, племянница.
У меня хорошее зрение, дядюшка. Днем могу даже церковь разглядеть.
Вот и маски, братец. Дадим им место.
Входят дон Педро, Клавдио, Бенедикт, Бальтазар, дон Хуан, Борачио, Маргарита, Урсула и другие, в масках.
Не угодно ли вам пройтись с вашим поклонником, синьора?
Если вы будете идти медленно, смотреть нежно и ничего не говорить, я готова пройтись с вами, — особенно чтоб уйти в сторону.
Вместе со мной?
Может быть, и так, если мне вздумается.
А в каком случае вам это вздумается?
Если мне понравится ваше лицо. А то вдруг, упаси боже, лютня окажется такой же, как футляр!
Моя маска — вроде крыши Филемоновой хижины: внутри нее — Юпитер.16
Так отчего же на ней нет соломы?
Говорите тише, если хотите потолковать о любви.
(уводит ее в сторону)
Хотел бы я вам понравиться!
А я бы этого не хотела — ради вас самих, потому что у меня очень много недостатков.
Ну, например, хоть один.
Я молюсь вслух.
Тем более вы мне милы: кто будет вас слушать, может приговаривать: "аминь".
Пошли мне боже хорошего танцора!
Аминь.
И убери его с глаз моих, как только танец кончится! Ну что же, пономарь?
Ни слова больше: пономарь получил ответ.
Я вас узнала: вы синьор Антонио.
Даю слово, нет.
Я вас узнала по тому, как у вас голова трясется.
Сказать по правде, я его передразниваю.
Нет, так ловко это проделывать умеет только сам синьор Антонио. И рука у вас сухая и с той и с другой стороны,17 точь-в-точь как у него. Узнала, узнала!
Даю слово, нет.
Полно, полно! Вы думаете, я не узнаю вас по вашему замечательному остроумию? Разве талант можно скрыть? Будет, не спорьте: вы — Антонио, вы — Антонио. Достоинства всегда обнаруживаются — и дело с концом!
Вы так и не скажете мне, кто это вам говорил?
Простите, нет.
И не скажете мне: кто вы?
Пока — нет.
Что я капризница и что все мое остроумие заимствовано из "Ста веселых рассказов"18 — это, наверно, сказал синьор Бенедикт.
А кто он такой?
Я уверена, что вы его отлично знаете.
Уверяю вас, нет.
Он ни разу не заставлял вас смеяться?
Да кто же он такой, скажите, пожалуйста!
Принцев шут, совсем плоский шут. Единственный его талант — выдумывать самые невероятные сплетни. Нравится он одним только распутникам, да и те ценят в нем не остроумие, а подлость. Он одновременно забавляет людей и возмущает их, так что они и смеются и колотят его. Я уверена, он где-нибудь здесь крейсирует. Хотела бы я, чтобы он причалил ко мне.
Когда я познакомлюсь с этим господином, я передам ему ваш отзыв о нем.
Сделайте милость! Он только разразится на мой счет двумя-тремя сравнениями; а если этого никто не заметит и не рассмеется, он погрузится в меланхолию — и тогда за ужином уцелеет какое-нибудь крылышко от куропатки, потому что в этот вечер шут не будет ужинать.
Музыка.
Нам нужно следовать за первой парой.
Во всем хорошем, надеюсь?
Ну, если она поведет нас к дурному, я ее покину при первом же туре.
Танцы.
Все, кроме дона Хуана, Борачио и Клавдио, уходят.
Положительно, мой брат влюблен в Геро. Он увел ее отца, чтобы просить ее руки. Дамы последовали за ней, и осталась только одна маска.
Это Клавдио, я его узнаю по осанке.
Вы не сеньор Бенедикт?
Вы угадали; он самый.
Синьор, вы очень близки с моим братом. Он влюбился в Геро. Прошу вас, постарайтесь как-нибудь отвлечь его от нее. Она неровня ему по рождению: вы сыграете благороднейшую роль в этом деле.
Откуда вы знаете, что он ее любит?
Я слышал, как он клялся ей в любви.
Я тоже. Он клялся, что готов на ней жениться сегодня же вечером.
Однако пойдем ужинать.
Дон Хуан и Борачио уходят.
Вот так я отвечал за Бенедикта;
Но Клавдио дурную весть услышал.
Так, значит, принц хлопочет за себя!
Во всех делах бывает дружба верной,
За исключением любовных дел.
Любя, надейся лишь на свой язык
И доверяй любовь своим лишь взглядам.
Посредникам не верь: растает верность
В крови от чар колдуньи-красоты.
Случается все это ежечасно,
А я о том забыл. — Прощай же, Геро!
Входит Бенедикт.
Граф Клавдио?
Он самый.
Ну что ж, идем?
Куда?
Очевидно, до ближайшей ивы, по вашему же делу, граф. Как вы намерены носить свою гирлянду? На шее, как цепь богатого ростовщика?19 Или через плечо, как перевязь лейтенанта? Так или иначе, а вам ее надеть придется, принц подцепил вашу Геро.
На здоровье.
Гм! Так говорят честные торговцы скотом, продав быка.20 Но скажите-ка, вы ожидали, что принц так удружит вам?
Прошу вас, оставьте меня.
Ого! Это вроде как слепой дерется: мальчишка стянул мясо, а вы колотите по столбу.
Если вы не удалитесь, так я уйду. (Уходит.)
Увы, бедная подстреленная птичка! Теперь пойдет и спрячется в камышах. Но как странно: синьора Беатриче и знает меня и не знает! Принцев шут. А может быть, я получил это прозвище потому, что всегда весел? Ну нет, тут я сам к себе несправедлив: репутация моя не такова. Это только злой и едкий язык Беатриче выдает ее мысли за общее мнение. Ну хорошо же, я сумею за себя отомстить.
Входит дон Педро.
Послушайте, синьор, где граф? Вы его видели?
По правде говоря, ваша светлость, я сыграл роль госпожи Молвы. Я его нашел здесь — он был грустен, как заброшенная сторожка в лесу. Я сказал ему — и думаю, что сказал правду, — что вашей светлости удалось добиться благосклонности молодой особы, и вызвался проводить его до ближней ивы, чтобы сплести ему гирлянду в знак траура, как покинутому любовнику, или связать пук розог, потому что его стоит высечь.
Высечь? Но в чем же он провинился?
Сглупил, как школьник: на радостях, что нашел птичье гнездо, показал его товарищу — а тот его и украл.
Доверчивость ты ставишь ему в вину? Виноват тот, кто украл.
А все-таки не мешает и пучок розог связать, и гирлянду сплести: гирлянда ему самому пригодится, а розги он мог бы предоставить вам, потому что, как я понимаю, вы-то его гнездо и украли.
Я только научу пташек петь, а потом верну владельцу.
Если они запоют в лад с вашими словами, то вы честный человек.
Беатриче очень сердита на вас: кавалер, с которым она танцевала, сказал ей, что вы плохо о ней отзывались.
О, да она сама обошлась со мной так, что бревно не выдержало бы! Дуб, будь на нем хоть один зеленый листочек, и тот не смолчал бы: сама моя маска начала, кажется, оживать и браниться с ней. Не догадавшись, что это я сам с ней, она заявила мне, что я "принцев шут", что я несноснее осенней распутицы, и пошло, и пошло: насмешка за насмешкой сыпались с такой неимоверной быстротой, что я себя чувствовал мишенью в которую стреляет целая армия. Ее слова — кинжалы; каждое из них наносит рану. Будь ее дыханье так же ядовито, как ее речи, около нее не осталось бы ничего живого: она бы отравила все и всех, вплоть до Полярной звезды. Я бы не женился на ней, даже если бы в приданое за ней дали все, чем владел Адам до грехопадения. Она бы самого Геркулеса засадила за вертел, а палицу заставила бы его расщепить на растопку. Бросим о ней говорить. Вы должны будете согласиться, что это сама адская богиня Ата21 в модном наряде. Молю бога, чтобы какой-нибудь чародей заговорил нас от нее. Поистине, пока она на земле, в аду живется спокойно, как в святом убежище, и люди нарочно грешат, чтобы попасть туда. Где она, там смуты, ссоры и беспокойство.
Входят Клавдио, Геро и Леонато, с другой стороны — Беатриче.
А вот и она.
Не угодно ли вашему высочеству дать мне какое-нибудь поручение на край света? Я готов за малейшим пустяком отправиться к антиподам, что бы вы ни придумали; хотите, принесу вам зубочистку с самой отдаленной окраины Азии, сбегаю за меркой с ноги пресвитера Иоанна22, добуду волосок из бороды Великого Могола23, отправлюсь послом к пигмеям? Все будет мне приятнее, чем перекинуться тремя словами с этой гарпией. Есть у вас для меня какое-нибудь дело?
Единственно, чего я хочу от вас, — это наслаждаться вашим приятным обществом.
О боже мой, нет — это кушанье мне не по вкусу: я терпеть не могу трещоток. (Уходит.)
Да-да, синьора Беатриче, вы потеряли сердце сеньора Бенедикта.
Это правда, ваше высочество: он мне его на время давал взаймы, а я ему за это платила проценты — и он получил обратно двойное сердце. Он его у меня когда-то выиграл мечеными костями, так что ваше высочество правы, говоря, что оно для меня потеряно.
Вы его положили на обе лопатки, синьора, на обе лопатки.
Только бы не он меня, — чтобы мне не народить дураков. Я привела вам графа Клавдио, за которым вы меня посылали.
Что это, граф? Отчего вы так печальны?
Я не печален.
Так что же, больны?
И не болен, ваше высочество.
Граф ни печален, ни весел, ни болен, ни здоров. Он просто благопристоен, благопристоен, как апельсин, и такого же желтого цвета — цвета ревности.
Я нахожу, синьора, что ваше описание весьма правильно. Но клянусь — если это так, то воображение обмануло его. — Знай, Клавдио, я посватался от твоего имени, и прекрасная Геро согласна. Я переговорил с ее отцом — он тоже согласен. Назначай день свадьбы, и дай тебе бог счастья.
Граф, возьмите мою дочь и с ней все мое состояние. Его высочество устроил этот брак, и да скажет милость небесная: "аминь".
Говорите, граф: сейчас ваша реплика.
Молчание — лучший глашатай радости. Если бы я мог высказать, как я счастлив, я не был бы счастлив. — Геро, вы — моя, как и я — ваш; я себя отдаю за вас и в восторге от этой мены.
Теперь говори ты, кузина, а если не можешь, то закрой ему рот поцелуем, — пусть и он больше не говорит.
Поистине, синьора, у вас веселое сердце.
Да, ваше высочество, я ему очень благодарна, моему бедному глупенькому сердцу, что оно все принимает с лучшей стороны. Кузина говорит графу на ушко, что он завоевал ее сердце.
Совершенно верно, кузина.
Вот мы с вами и породнились! Так-то вот все на свете устраиваются, кроме только одной меня, бедной чернушки. Остается мне сесть в уголок и кричать: "Дайте мне мужа!"
Синьора Беатриче, я вам доставлю мужа.
Лучше бы мне его доставил ваш батюшка. Нет ли у вашего высочества брата, похожего на вас? Ваш батюшка наготовил превосходных мужей, — лишь бы девушки им нашлись под пару.
Хотите пойти за меня?
Нет, ваше высочество, разве только у меня будет еще муж для будничных дней. Ваше высочество слишком драгоценны, чтобы носить вас каждый день. Но простите меня, ваше высочество; такая уж я уродилась: болтаю одни пустяки и ничего серьезного.
Я не простил бы вам только молчания: веселость очень вам к лицу. Без сомненья, вы родились в веселый час!
Нет, конечно: моя матушка ужасно кричала. Но в это время в небе плясала звезда, под ней-то я и родилась. — Кузина и кузен, дай вам бог счастья!
Племянница, ты позаботишься, о чем я тебя просил?
Извините, дядя. — Прошу прощения, ваше высочество. (Уходит.)
Клянусь честью, превеселая девушка!
Да, ваше высочество, элемента меланхолии в ней очень мало. Она бывает серьезна, только когда спит. Да и то не всегда: моя дочь рассказывает, что Беатриче нередко видит во сне какие-нибудь проказы, и тогда она просыпается со смехом.
Она и слышать не хочет о замужестве?
Никоим образом: насмешками всех женихов отваживает.
Вот была бы превосходная жена для Бенедикта.
О господи! Ваше высочество, да они в неделю заговорили бы друг друга насмерть.
Граф Клавдио, когда же свадьба?
Завтра, ваше высочество. Время тащится на костылях, пока любовь не исполнит всех своих обрядов.
Нет, мой дорогой сын, не раньше понедельника, ровно через неделю. И то это слишком мало времени, что-бы все устроить, как мне хочется.
Я вижу, ты покачиваешь головой, услышав о такой отсрочке. Но ручаюсь тебе, Клавдио, что время у нас пролетит незаметно. Пока что я попытаюсь совершить один из подвигов Геркулеса — возбудить безумную любовь между синьором Бенедиктом и синьорой Беатриче. Мне ужасно хочется устроить этот брак, и я не сомневаюсь в успехе предприятия, если только вы все трое будете мне помогать и действовать по моим указаниям.
Ваше высочество, я весь к вашим услугам, если даже мне придется для этого не спать десять ночей подряд.
Я также, ваше высочество.
И вы тоже, красавица Геро?
Я готова исполнить любое скромное поручение, чтобы помочь кузине получить хорошего мужа.
А Бенедикт — не самый безнадежный из всех, кого я знаю. Смело могу сказать в похвалу ему; он благородного происхождения, испытанной смелости и неоспоримой честности. Я научу вас, как подействовать на вашу кузину, чтобы она влюбилась в Бенедикта, а сам с вашей помощью так настрою Бенедикта, что при всем своем остром уме и привередливом вкусе он влюбится в Беатриче. Если мы этого добьемся, не зовите больше Купидона стрелком: он уступит нам свою славу, и мы станем единственными божествами любви. Идемте, со мной, вам расскажу мой план!
Уходят.
Другая комната в доме Леонато.
Входят дон Хуан и Борачио.
Значит, это правда: граф Клавдио женится на дочери Леонато?
Да, ваша светлость; но я могу этому помешать.
Каждая помеха, каждая преграда, каждое препятствие будет лекарством для меня. Я болен ненавистью к нему, и все, что противоречит его желаниям, совпадает с моими. Как ты можешь помешать этой свадьбе?
Нечестным путем, ваша светлость, но так искусно, что нечестности этой никто не заметит.
Расскажи в двух словах: как?
Кажется, я говорил вашей светлости — уже с год тому назад, — что я пользуюсь милостями Маргариты, камеристки Геро?
Припоминаю.
Я могу в неурочный час ночи попросить ее выглянуть из окна спальни ее госпожи.
Что же тут такого, что могло бы расстроить свадьбу?
От вас зависит приготовить настоящий яд. Ступайте к принцу, вашему брату, и без обиняков скажите ему, что он позорит свою честь, способствуя браку славного Клавдио, к которому вы преисполнены величайшего уважения, с такой грязной распутницей, как Геро.
Какие же доказательства я представлю?
Вполне достаточные для того, чтобы обмануть принца, вывести из себя Клавдио, погубить Геро и убить Леонато. Вам этого мало?
Чтобы только досадить им, я на все готов.
Ступайте же. Улучите минутку, чтобы договорить с доном Педро и графом Клавдио наедине. Скажите им, что вы знаете о любовной связи Геро со мной. Притворитесь, что вами руководит дружеское расположение к ним, что вы открываете все это, дорожа честью вашего брата, который устраивает эту свадьбу, и репутацией его друга, которого хотят обмануть поддельной девственностью. Они едва ли без доказательств поверят этому. Представьте им улики самые убедительные: они увидят меня под окном спальни Геро и услышат, как я буду называть Маргариту "Геро", а Маргарита меня — "Борачио". Покажите им это как раз в ночь накануне свадьбы. Я подстрою тем временем так, что Геро не будет в комнате, и неверность ее будет представлена так правдоподобно, что ревность станет уверенностью, и все приготовления к свадьбе рухнут.
К какому бы роковому исходу это дело ни привело, я берусь за него! Устрой это половчее, и награда тебе будет — тысяча дукатов.
Будьте только настойчивы в обвинениях, а уж моя хитрость не посрамит себя.
Пойду узнаю, на какой день назначена свадьба.
Уходят.
Сад Леонато.
Входит Бенедикт.
Мальчик!
Входит мальчик.
Синьор?
В моей комнате на окне лежит книга: принеси мне ее сюда, в сад.
Слушаю, синьор. Я здесь.
Знаю, что здесь. Но я хотел бы, чтоб ты исчез, а потом появился здесь снова.
Мальчик уходит.
Удивляюсь я: как это человек, видя, какими глупцами становятся другие от любви, издевается над этим пустым безумием — и вдруг сам становится предметом насмешек, влюбившись. Таков Клавдио. Помню я время, когда он не признавал другой музыки, кроме труб и барабанов, — а теперь он охотнее слушает тамбурин и флейту. Помню, как он готов, бывало, десять миль пешком отмахать, чтобы взглянуть на хорошие доспехи, — а сейчас может не спать десять ночей подряд, обдумывая фасон нового колета. Говорил он, бывало, просто и дельно, как честный человек и солдат; а теперь превратился в какого-то краснобая: его речи — это фантастическая трапеза с самыми невиданными блюдами. Неужели и я могу так измениться, пока еще смотрят на мир мои глаза? Не знаю. Не думаю. Клятвы не дам, что любовь не превратит меня в устрицу. Но в одном клянусь смело: пока я еще не стал устрицей, подобным глупцом любовь меня не сделает. Одна женщина прекрасна, — но я уцелел. Другая умна, — но я уцелел. Третья добродетельна, — но я уцелел. Пока я не встречу женщины, привлекательной во всех отношениях зараз, — ни одна не привлечет меня. Она должна быть богата — это обязательное условие; умна — или мне ее не надо; добродетельна — или я за нее не дам ни гроша; красива — иначе я и не взгляну на нее; кротка — иначе пусть и близко ко мне не подходит; знатна — иначе ни за какие деньги ее не возьму; она должна приятно разговаривать, быть хорошей музыкантшей, а волосы пусть будут такого цвета, как богу угодно. Вот и принц с мсье Купидоном! Спрячусь в беседке. (Прячется.)
Входят дон Педро, Клавдио и Леонато, за ними — Бальтазар с музыкантами.
Ну что ж, хотите музыку послушать?
Да, добрый принц. Как вечер тих! Он будто
Притих, чтобы гармонии внимать.
Ты видел, где укрылся Бенедикт?
Отлично видел. Музыку прослушав,
Поймаем мы лисенка в западню.
Ну, Бальтазар, спой снова нам ту песню.
Не заставляйте, ваша светлость, вновь
Позорить музыку столь скверным пеньем.
Вернейшая порука мастерства —
Не признавать свое же совершенство.
Пой! Что ж, тебя молить мне, как невесту?
Когда на то пошло, я вам спою:
Ведь часто о любви невесту молят,
Невысоко ценя ее и все же
Клянясь в любви.
Ну полно, начинай!
А хочешь дальше спорить — спорь, но только
По нотам.
Раньше сообщу вам ноту:
Нет в нотах у меня достойных нот.
Он говорит как будто бы по нотам.
Нет в нотах нот, — довольно же нотаций!
Музыка.
(в сторону)
Теперь последует божественная песня! И душа его воспарит! Не странно ли, что овечьи кишки способны так вытягивать из человека душу? Нет, что до меня, так я бы за свои деньги лучше бы послушал роговую музыку.
(поет)
К чему вздыхать, красотки, вам?
Мужчины — род неверный:
Он телом — здесь, душою — там,
Все ветрены безмерно.
К чему ж вздыхать?
Их надо гнать,
Жить в радости сердечной
И вздохи скорби превращать -
Гей-го! — в припев беспечный.
Не пойте ж нам, не пойте вы
Напевов злой кручины:
Спокон веков уж таковы
Коварные мужчины.
К чему ж вздыхать?
Их надо гнать,
Жить в радости сердечной
И вздохи скорби превращать -
Гей-го! — в припев беспечный.
Честное слово, хорошая песня.
Но плохой конец, ваше высочество.
Нет-нет: ты поешь совсем недурно, на худой конец.
(в сторону)
Если бы пес так выл, его бы повесили. Молю бога, чтобы его голос не накликал мне беду. По-моему, лучше ночного ворона слушать, какое бы несчастье он ни сулил.
Да, конечно.24 Послушай, Бальтазар, раздобудь нам, пожалуйста, самых лучших музыкантов: мы хотим завтра ночью устроить серенаду под окнами синьоры Геро.
Постараюсь, ваше высочество.
Так сделай это. Прощай.
Бальтазар и музыканты уходят.
Послушайте, Леонато, что это вы говорили сегодня? Будто ваша племянница Беатриче влюбилась в Бенедикта?
Да-да! (Тихо, дону Педро.) Подкрадывайтесь, подкрадывайтесь: дичь уже села. (Громко, к Леонато.) Вот уж не подумал бы никогда, что эта особа может в кого-нибудь влюбиться.
Я тоже. А всего удивительнее, что она с ума сходит по Бенедикту, которого, судя по ее поведению, она всегда ненавидела.
(в сторону)
Возможно ли? Так вот откуда ветер дует!
По чести, ваше высочество, не знаю, что об этом и подумать. Но она безумно любит его: это превосходит всякое воображение.
Может быть, она только притворяется?
Похоже на то.
Бог мой! Притворяется! Да никогда притворная страсть так не походила на истинную, как у нее!
Но в чем же эта страсть выражается?
(тихо)
Насаживайте приманку на крючок: рыба сейчас клюнет.
В чем выражается? Она сидит и… да вы слышали, как моя дочь рассказывала.
Да, правда.
Что? Что? Прошу вас! Вы изумляете меня: я всегда считал ее сердце неуязвимым для стрел любви.
Я тоже готов был поклясться в этом. Особенно по отношению к Бенедикту.
(в сторону)
Я бы счел это за надувательство, если бы не его седая борода. Плутовство не может скрываться под такой почтенной внешностью.
(тихо)
Яд подействовал: подлейте еще.
Что же, она открыла свои чувства Бенедикту?
Нет. И клянется, что никогда этого не сделает: это-то ее и мучает.
Совершенно верно. Ваша дочь передавала, что она говорит: "Как же я, которая всегда относилась к нему с таким пренебрежением, и вдруг напишу ему, что люблю его?"
И говорила это она, когда садилась за письмо к нему. Раз двадцать она вставала в одной рубашке и исписала целый лист с обеих сторон. Так дочь рассказывала.
Кстати, о листе бумаги: я вспомнил одну забавную мелочь, о которой рассказывала ваша дочь.
Да-да! Когда она написала письмо и стала перечитывать, то вдруг заметила, что если письмо сложить, то имена "Бенедикт" и "Беатриче" ложатся вместе.
Вот-вот.
Тогда она разорвала письмо в мелкие клочки и стала корить себя за нескромность — писать к тому, кто, как она знает, только посмеется над ней. "Я сужу по себе, — говорит она, — ведь если бы он вздумал написать мне, я бы подняла его на смех. Да-да, хоть и люблю его, а на смех бы подняла".
А потом падает на колени, стонет, рыдает, бьет себя в грудь, рвет на себе волосы, молится, проклинает: "О мой милый Бенедикт! Боже, пошли мне сил!"
Действительно, она все это проделывает, — так говорит моя дочь. Страсть ею так владеет, что моя дочь боится — как бы она с отчаяния не сделала что-нибудь над собой. Истинная правда!
Надо, чтобы Бенедикт узнал об этом от кого-нибудь другого, раз уж она сама не хочет открыться ему.
К чему? Он только бы высмеял это и измучил бедную девушку еще больше.
Если бы он так поступил, так его повесить мало! Она прелестная, милая девушка и, уж вне всяких сомнений, добродетельная.
И необычайно умна при этом.
Умна во всем, если не считать того, что влюбилась в Бенедикта.
Ах, ваше высочество, когда рассудок и страсть борются в таком хрупком теле, можно поставить десять против одного, что победит страсть. Мне жаль ее, и я имею для этого достаточное основание, будучи ее дядей и опекуном.
Хотел бы я, чтобы она избрала меня предметом своего увлечения: я отбросил бы все другие соображения и сделал бы ее своей дражайшей половиной. Прошу вас, расскажите все это Бенедикту: посмотрим, что он скажет.
Вы думаете, это будет хорошо?
Геро уверена, что Беатриче умрет. Она сама говорит, что умрет, если он ее не полюбит; и тут же добавляет, что скорей умрет, чем признается ему в любви; и еще — что если он посватается к ней, то она скорей умрет, чем отступится от своей обычной насмешливости.
Она права. Если она признается ему в своей любви, очень возможно, что он станет над ней издеваться. Ведь вы знаете, какой он заносчивый человек.
Но красавец мужчина!
Это правда, внешность у него счастливая.
Ей-богу, по-моему, он очень умен.
Да, у него бывают проблески остроумия.
Я считаю его очень храбрым человеком.
Настоящий Гектор, уверяю вас. А в делах чести необычайно мудр: он либо старается избежать поединка, либо уж если решается на него, так с истинно христианским страхом.
Если в нем есть страх божий, так он и должен соблюдать мир, а уж если нарушать его, так со страхом и трепетом.
Так он и поступает: он человек богобоязненный, хоть этому и трудно поверить, судя по его слишком вольным иногда шуткам. Но мне жаль вашу племянницу. Хотите, разыщем его и расскажем о ее любви?
Нет, не говорите ему ничего: может быть, ее сердце само справится с этой страстью.
Невозможно: скорее оно перестанет биться.
Ну, хорошо. Мы узнаем о дальнейшем от вашей дочери. А тем временем пусть все это немного поостынет. Я очень люблю Бенедикта, но хотел бы, чтобы он взглянул на себя беспристрастно и понял, насколько он недостоин такой прекрасной жены.
Не угодно ли пожаловать, ваше высочество? Обед готов.
(тихо)
Если после этого он в нее не влюбится, я перестану верить чему бы то ни было.
(тихо)
Теперь надо расставить такие же сети и для нее. Этим пусть займутся ваша дочь и ее камеристка. Вот-то будет потеха, когда каждый из них вообразит, что другой его обожает, а на самом деле — ничего подобного. Хотел бы я видеть эту сцену: славная получится пантомима! Пошлем ее звать его к обеду!
Дон Педро, Клавдио и Леонато уходят.
(выходит из беседки)
Нет, это не может быть подстроено: разговор шел в самом серьезном тоне. Они узнали всю правду от Геро. По-видимому, они жалеют Беатриче. Кажется, страсть ее дошла до предела. Влюбилась в меня! За это надо вознаградить ее. Слышал я, как они обо мне судят: думают, что я зазнаюсь, если замечу ее любовь; по их словам, она скорей умрет, чем выдаст чем-нибудь свое чувство. Я никогда не собирался жениться; но не надо казаться гордым. Счастлив тот, кто, услышав о своих недостатках, может исправиться. Они говорят, что она красавица: это правда — могу сам засвидетельствовать; и добродетельна — и это так: ничего не могу возразить; и умна, если не считать того, что влюбилась в меня, — по чести, это не очень-то говорит в пользу ее ума, но и не доказывает ее глупости, потому что я готов в нее по уши влюбиться. Конечно, тут не обойдется без разных сарказмов и затасканных острот по поводу того, что я так долго издевался над браком. Но разве вкусы не меняются? В юности человек любит какое-нибудь кушанье, а в старости его в рот не берет. Неужели колкости и шуточки, эти бумажные стрелы, которыми перебрасываются умы, должны помешать человеку идти своим путем? Нет, мир должен быть населен! Когда я говорил, что умру холостяком, я думал, что не доживу до свадьбы! Вот идет Беатриче. Клянусь дневным светом, она прехорошенькая девушка! Я замечаю в ней некоторые признаки влюбленности!
Входит Беатриче.
Меня, против моей воли, прислали просить вас идти обедать.
Прекрасная Беатриче, благодарю вас за труд.
Мне стоило не больше труда заслужить вашу благодарность, чем вам поблагодарить меня. Если бы это было трудно, я бы не пришла.
Значит, это поручение доставило вам удовольствие?
Так, на грошик. У вас нет аппетита, синьор? Тогда прощайте. (Уходит.)
Эге! "Меня, против моей воли, прислали просить вас идти обедать" — в этом заключается двойной смысл. "Мне стоило не больше труда заслужить вашу благодарность, чем вам поблагодарить меня!" — это то же, что сказать: "Всякий труд для вас мне так же легок, как вам — благодарность". Если я не сжалюсь над ней, я буду негодяем! Будь я турок, если не полюблю ее! Постараюсь достать ее портрет. (Уходит.)
АКТ III
Сад Леонато.
Входят Геро, Маргарита и Урсула.
Ступай скорее, Маргарита, в зал.
Там ты найдешь кузину Беатриче
Беседующей с Клавдио и принцем:
Шепни ей на ушко, что мы с Урсулой
В саду гуляем и о ней толкуем;
Скажи ей, что подслушала ты нас,
И предложи ей спрятаться в беседке,
Где жимолость так разрослась на солнце,
Что солнечным лучам закрыла вход:
Так фаворит, монархом вознесенный,
Порою гордо восстает на власть,
Что гордость эту в нем и породила.
Здесь спрячется она, чтоб нас подслушать.
Сыграй получше роль свою. Ступай.
Ручаюсь вам, она придет, и скоро.
(Уходит.)
Как только Беатриче подойдет,
Давай, Урсула, лишь о Бенедикте,
Гуляя по аллее, говорить.
Лишь назову его — ты начинай
Хвалить его превыше всякой меры.
Я ж буду говорить, что Бенедикт
Любовью к Беатриче прямо болен.
Ведь Купидон отлично может ранить
Своей стрелой и через слух.
В глубине сцены показывается Беатриче.
Начнем!
Смотри: как пеночка, к земле приникнув,
Скользит она в траве, чтоб нас подслушать.
Удильщику всего приятней видеть,
Как рыбка золотыми плавниками
Вод рассекает серебро, чтоб жадно
Коварную приманку проглотить.
Так мы сейчас поймаем Беатриче,
Что в жимолости притаилась там.
Не бойтесь, диалога не испорчу.
Пойдем поближе, чтоб не проронила
Она ни крошки из приманки сладкой.
Подходят к беседке.
Нет, право, слишком уж она спесива.
Душа ее пуглива и дика,
Как горный сокол!
Но скажите, правда ль,
Что Бенедикт влюблен в нее так страстно?
Так говорят и принц, и мой жених.
И поручили вам сказать ей это?
Просили, да. Но я их убедила -
Пусть, если только любят Бенедикта,
Внушат ему, чтоб чувство поборол он
И никогда любви ей не открыл.
Но почему? Ужель он не достоин
Счастливого супружеского ложа,
Какое заслужила Беатриче?
Клянусь Амуром, он всего достоин,
Чего мужчина может пожелать.
Но женщины с таким надменным сердцем
Природа до сих пор не создавала;
Глаза ее насмешкою блестят,
На все с презреньем глядя; ум свой ценит
Она так высоко, что все другое
Ни в грош не ставит. Где уж там любить!
Она любви не может и представить -
Так влюблена в себя.
Да, это верно.
Уж лучше о любви его совсем
Не говорить ей, чтоб не засмеяла.
Да, ты права. Как ни был бы мужчина
Умен, красив собою, молод, знатен, -
Навыворот она его представит.
Будь миловиден — "годен в сестры ей",
А смугл — так "кляксу сделала природа,
Шутя рисуя"; коль высок — так "пика
С тупой верхушкой"; мал — "плохой брелок";
Красноречив — "игрушка ветра, флюгер";
А молчалив — так "неподвижный пень":
Так вывернет любого наизнанку
И никогда не будет справедливой
К заслугам доблести и прямоты.
Разборчивость такая не похвальна.
И быть такою странной, своенравной,
Как Беатриче, — вовсе не похвально.
Но кто посмеет это ей сказать?
Осмелься я — да ведь она меня
Насмешкой уничтожит, вгонит в гроб!
Пусть лучше, словно пламень приглушенный,
Наш Бенедикт зачахнет от любви:
Такая легче смерть, чем от насмешки.
Ужасно от щекотки умереть!
Но все ж сказать бы; что она ответит?
Нет, лучше к Бенедикту я отправлюсь
И дам совет — преодолеть любовь,
Да что-нибудь дурное с доброй целью
Про Беатриче сочиню. Кто знает,
Как можно страсть убить одним лишь словом!
Ах, нет, не обижайте так сестру.
Она не может быть так безрассудна,
Чтоб, при живом ее уме, который
Так ценят в ней, отвергнуть жениха
Столь редкого, синьора Бенедикта.
В Италии такого больше нет,
За исключеньем Клавдио, конечно.
Прошу вас не прогневаться, но я
Скажу вам так: синьора Бенедикта
По храбрости, уму и красоте
Во всей Италии считают первым.
Да, слава превосходная о нем.
А славу заслужил он превосходством. —
Когда же ваша свадьба?
Хотела бы, чтоб завтра. — Ну, пойдем;
Посмотрим платья; ты мне дашь совет —
В какое лучше завтра нарядиться.
(тихо)
Попалась птичка, уж ручаюсь вам!
(тихо)
Коль так, в любви случайно все на свете:
Есть у Амура стрелы, есть и сети.
Геро и Урсула уходят.
(выходит из беседки)
Ах, как пылают уши! За гордыню
Ужель меня все осуждают так?
Прощай, презренье! И прости отныне,
Девичья гордость! Это все пустяк.
Любовью за любовь вознагражу я,
И станет сердце дикое ручным.
Ты любишь, Бенедикт, — так предложу я
Любовь союзом увенчать святым.
Что ты достоин, все твердят согласно,
А мне и без свидетельств это ясно.
(Уходит.)
Комната в доме Леонато.
Входят дон Педро, Клавдио, Бенедикт и Леонато.
Я дождусь только, когда вы отпразднуете свадьбу, а затем отправлюсь в Арагон.
Я провожу вас туда, ваше высочество, если вы разрешите мне.
Нет, это слишком омрачило бы новый блеск вашего счастья. Это все равно что показать ребенку новое платье и запретить его надевать. Я только позволю себе попросить Бенедикта быть моим спутником: он с головы до пят — воплощенное веселье. Два-три раза он перерезал тетиву у Купидона, и этот маленький мучитель не отваживается больше стрелять в него. Сердце у него крепкое, как колокол, и язык хорошо привешен, так что у него всегда что на сердце, то и на языке.
Господа, я уже не тот, что прежде.
Вот и я то же говорю: по-моему, вы стали серьезнее.
Хочу надеяться, что он влюблен.
Черт побери этого гуляку! Да в нем нет ни капли настоящей крови, чтобы почувствовать настоящую любовь. Если он загрустил, значит, у него нет денег.
У меня зуб болит.
Вырвать его!
К черту его!
Сперва послать к черту, а потом вырвать.
Как! Вздыхать от зубной боли?
Из-за какого-нибудь флюса или нарыва?
Другому легко советы давать, а вот сами бы попробовали.
А я все-таки говорю: он влюблен.
В нем нет ни малейшего признака любви, если не считать его любви к странным переодеваниям: сегодня он одет голландцем, завтра — французом, а то и вместе соединяет две страны: от талии книзу у него Германия — широчайшие штаны, а от талии кверху — Испания: не видно камзола.25 Если только он не влюблен в эти глупости, как мне кажется, то во всяком случае не поглупел от влюбленности, как вам кажется.
Если он не влюблен в какую-нибудь женщину, так ни одной старой примете нельзя верить. Он каждое утро чистит свою шляпу — к чему бы это?
Видел его кто-нибудь у цирюльника?
Нет, но цирюльника у него видели, и то, что было украшением его щек, пошло на набивку теннисных мячей.
Правда, он выглядит гораздо моложе, сбрив бороду.
Мало того: он натирается мускусом; заметили, как от него пахнет?
Яснее ясного: прелестный юноша влюблен.
Но главное доказательство — это его меланхолия.
А бывало ли когда-нибудь, чтобы он так мыл свою физиономию?
Да, или подкрашивался? Об этом уже поговаривают.
А вся его веселость переселилась в струну лютни и управляется струнными ладами.
Печальный случай. Это выдает его. Ясно, ясно: он влюблен.
А я знаю, кто в него влюблен.
Хотел бы и я это знать. Ручаюсь, что кто-нибудь, кто не знает его.
Напротив, она знает все его недостатки и тем не менее умирает от любви к нему.
Придется ее похоронить лицом кверху.
Все это зубной боли не заговорит! — Почтенный синьор Леонато, пройдемтесь немного: у меня есть для вас десяток умных слов, которых эти пустомели не должны слышать.
Бенедикт и Леонато уходят.
Клянусь жизнью, он будет свататься к Беатриче.
Без сомнения, Геро и Маргарита уже разыграли свою комедию с Беатриче, и теперь, когда эти два медведя встретятся, они уже не погрызутся.
Входит дон Хуан.
Мой повелитель и брат, храни вас бог.
Добрый день, братец.
Если у вас есть минута досуга, я бы хотел поговорить с вами.
Наедине?
Если позволите. Впрочем, граф Клавдио может слушать, так как то, что я имею сообщить, касается его.
В чем дело?
(к Клавдио)
Ваша милость собирается венчаться завтра?
Вы же знаете это.
Я не уверен в этом, если он узнает то, что известно мне.
Если есть какое-нибудь препятствие, прошу вас, откройте его.
Вы вправе думать, что я не люблю вас. Дайте срок — время покажет; и будьте лучшего мнения обо мне после того, что я вам сейчас сообщу. Что касается моего брата, он, видимо, очень расположен к вам и от чистого сердца помог вам устроить этот брак. Поистине, это плохая услуга и напрасный труд.
Что такое? В чем дело?
Я затем и пришел, чтобы все рассказать вам. Оставляя в стороне разные подробности — ибо уже и без того мы слишком долго о ней толкуем, — скажу просто: девушка нечестна.
Кто? Геро?
Вот именно, она: дочь Леонато, ваша Геро, чья угодно Геро!
Нечестна?
Это слово слишком мягко, чтобы выразить ее безнравственность. Я бы сказал: она хуже чем нечестна. Придумайте худшее выражение, и я применю его к ней. Не удивляйтесь, пока не получите доказательства. Пойдемте сегодня ночью со мной. Вы увидите, как лазают в окна ее спальни даже накануне ее свадьбы. Если и тогда любовь ваша устоит, венчайтесь завтра; но для вашей чести было бы лучше изменить ваши намерения.
Может ли это быть?
Не хочу и думать об этом.
Если вы не захотите верить своим глазам, отрицайте очевидность. Последуйте за мной — я покажу вам достаточно. А когда вы все увидите и услышите — поступите соответственно.
Если я увижу этой ночью что-нибудь такое, что помешает мне жениться на ней, я завтра в той самой церкви, где хотел венчаться, при всех осрамлю ее.
А я, который был твоим сватом, присоединюсь к тебе, чтобы опозорить ее.
Не стану больше порочить ее, пока вы сами не увидите все. Потерпите до полуночи — дальнейшее само за себя скажет.
О, день нежданных несчастий!
О, ужасное злополучие!
"О, счастливо предотвращенный позор!" — скажете вы, увидав развязку.
Уходят.
Улица.
Входят Кизил, Булава и сторожа.
Вы люди честные и верные?
Еще бы! А то не стоили бы они того, чтобы претерпеть спасение души и тела.26
Нет, мало было бы с них такого наказания, будь у них хоть капля верноподданничества, — раз они выбраны в охрану самого принца.
Ладно, дай им теперь наказ, сосед Кизил.
Во-первых, кто, по-вашему, всех непригоднее быть полицейским?
Хью Овсянка или Франсис Уголек, потому что они оба читать и писать умеют.
Подойди поближе, сосед Уголек. Бог тебе послал добрую славу; потому что красота — это дар судьбы, а грамотность — ну, это уж от природы.
И то и другое, господин пристав…
Тебе дано? Я так и знал, что ты это ответишь. Ну, так вот, за свою красоту воздай богу благодарение, да не хвались ею; а что до грамотности, то применяй ее там, где в этой чепухе нет надобности. Ты, говорят, самый непригодный на полицейскую должность — так бери фонарь. Вот тебе наказ: хватай всех праздношатающихся и останавливай всех именем принца.
А если кто не захочет остановиться?
Не обращай на него внимания; пусть себе уходит. А затем созови всех остальных сторожей, и возблагодарите господа, что избавились от мошенника.
Если он не остановился по твоему приказанию, значит, он не из подданных принца.
Правильно, потому что страже можно вмешиваться только в дела принцевых подданных. Затем, вы не должны производить на улицах шума. Разговаривать да болтать для ночных сторожей — дело самое дозволительное и никак не допустимое.
Зачем разговаривать? Мы лучше всхрапнем. Мы знаем, что сторожам полагается.
Да, ты рассуждаешь как сторож бывалый и надежный. И я так думаю: кто спит, тот не грешит. Смотри только, чтобы у вас алебарды не стащили. Ну, затем надо вам в пивные заходить, и кого там найдете пьяных — гнать их домой спать.
А если кто не захочет домой?
Так оставьте его в покое, пока не протрезвится. И если он и на это не согласится, скажите, что он не тот, за кого вы его приняли.
Слушаю, господин пристав.
Если встретите вора, то в силу вашего звания можете его заподозрить, что он человек непорядочный. А чем меньше с такими людьми связываться, тем лучше для вашего достоинства.
А если мы наверняка знаем, что он вор, надо нам его хватать?
По правде сказать, в силу вашего звания можете его схватить. Но я так полагаю: тронь деготь — замараешься. Самый для вас спокойный выход: если захватите вора — дайте ему возможность самому показать, что он за птица, и улизнуть из вашей компании.
Тебя, братец, недаром зовут милосердным человеком, соседушка.
Верно, я по своей воле и собаки бы не повесил, а тем более человека, в котором есть хоть капля честности.
Если услышите ночью, что где-нибудь младенец плачет, позовите мамку, чтобы успокоила его.
А если мамка спит и не слышит?
Тогда проходите с миром; пусть уж ребенок сам криком ее разбудит. Если овца не слышит, как ее ягненок блеет, тем более на мычанье теленка не отзовется.
Что верно, то верно.
Вот и вся недолга. Ты — пристав, стало быть, представляешь особу самого принца. Если принца ночью встретишь, ты и его можешь задержать.
Нет, ей-богу, этого он, мне думается, не может.
Ставлю пять монет против одной! Всякий, кто знает судебные усыновления, скажет тебе: можешь, но только с согласия его высочества. Потому что стража никого не должна оскорблять, а насильно задержать человека — это уж оскорбление.
Ей-богу, верно!
Xa-xa-xa! Ну, ребята, доброй ночи. Если что особенно важное случится, зовите меня. Слушайтесь вашего собственного разума и советов товарищей. Спокойной ночи. Идем, соседушка.
Ладно, господа хорошие, мы свое дело знаем: посидим вот тут у церкви на лавочке часов до двух, а потом на боковую.
Еще одно слово, соседушки: приглядывайте-ка за домом синьора Леонато. Там завтра свадьба, так всю ночь будет суматоха. Прощайте. А главное — будьте бдительны. Честью прошу.
Кизил и Булава уходят.
Входят Борачио и Конрад.
Ну, Конрад!
(тихо)
Тихо! Не шевелись!
Конрад! Да где же ты?
Здесь я, брат, у самого твоего локтя.
Клянусь обедней, то-то у меня локоть чешется. Я думал, что у меня парша завелась.
Я тебе это еще припомню! А теперь досказывай свою историю.
Станем сюда под навес, а то дождь накрапывает. Я расскажу тебе все без утайки, как истый пьяница.
(тихо)
Тут дело нечисто, ребята. Стойте смирно!
Так знай: я заработал у дона Хуана тысячу дукатов.
Неужели за подлость так дорого платят?
Ты лучше спроси: неужели подлость может быть так богата? Ведь когда богатый подлец нуждается в бедном, так бедный может заломить какую угодно цену.
Удивляюсь.
Что доказывает твою неопытность! Не все ли равно, какого фасона на человеке камзол, или шляпа, или плащ?
Ну да, все равно — одежда.
Я про фасон говорю.
Ну да: фасон фасоном.
Фу! Я мог бы сказать: а дурак дураком. Разве ты не знаешь, какой ловкач этот фасон? Как хочет, так людей и уродует и обворовывает.
(в сторону)
Знаю я, про кого они говорят: этот Фасон уж лет семь как воровством занимается. А разгуливает как настоящий кавалер! Я его имя запомнил.
Ты ничего не слышал?
Нет, это флюгер на крыше скрипит.
Так вот, разве ты не знаешь, какой ловкий вор этот фасон? Как он всем людям от четырнадцати до тридцати пяти лет головы кружит? Фасон рядит их то как фараоновых солдат на закопченных картинах, то как вааловых жрецов на старых церковных окнах, то как бритого Геркулеса на засаленных и вытертых стенных коврах, причем гульфик на штанах сделан величиной будто для его палицы.
Все это я знаю. Знаю и то, что фасон скорее изнашивает платья, чем человек. Но у тебя самого, видно, от фасонов голова закружилась, что ты перескочил со своей истории на разглагольствования о фасонах!
Ничуть не бывало. Знай же, что этой ночью я любезничал с Маргаритой — камеристкой синьоры Геро, причем называл ее "Геро"; а она высунулась ко мне из окна спальни своей госпожи и тысячу раз желала мне доброй ночи. Я плохо рассказываю свою историю: мне надо было сначала сказать тебе, что принц, Клавдио и мой хозяин, издали, из сада, подсматривали наше нежное свидание. А свел, и привел, и подвел их мой хозяин — дон Хуан.
И они приняли Маргариту за Геро?
Двое из них, принц и Клавдио. Но этот дьявол, мой господин, отлично знал, что это была Маргарита. И вот, отчасти вследствие его заверений, которыми он сначала опутал их, отчасти из-за ночной темноты, которая ввела их в заблуждение, а главное — из-за моей подлости, подтвердившей клевету дона Хуана, — Клавдио пришел в ярость и убежал, поклявшись, что завтра в церкви вместо свадьбы осрамит Геро при всем честном народе, рассказав все, что видел ночью, и отошлет ее домой невенчанною.
(выступая вперед)
Именем принца — стой!
Позовите сюда пристава. Мы тут открыли такое беспутное распутство, какого еще не бывало в нашем государстве.
И некто Фасон с ними заодно: я его знаю, у него еще локон на лбу.
Братцы, братцы!..
Ладно, вы нам этого Фасона предоставите, ручаюсь вам.
Братцы…
Нечего разговаривать. Мы вас арестуем. Извольте повиноваться и следовать за нами.
В славную историю мы попали, нечего сказать: напоролись прямо на алебарды.
Слава сомнительная, ручаюсь тебе. Ладно, мы повинуемся.
Уходят.
Комната Геро.
Входят Геро, Маргарита и Урсула.
Милая Урсула, разбуди кузину Беатриче и скажи ей, что пора вставать.
Слушаюсь, синьора.
Да попроси ее прийти сюда.
Будет исполнено. (Уходит.)
Право, мне кажется, что другой воротник будет лучше.
Оставь, дорогая Маргарита, я надену этот.
Уверяю вас, этот не так красив; ручаюсь, что и кузина ваша то же скажет.
Кузина моя — дурочка, и ты тоже. Не надену никакого другого.
Ваша новая накладка мне ужасно нравится; вот только волосы должны были бы быть чуточку потемнее. А фасон вашего платья, право, замечательный! Я видела платье герцогини Миланской, которое так расхваливают.
Говорят, что-то необыкновенное.
Честное слово, в сравнении с вашим — просто ночной капот! Золотая парча с отделкой и с серебряным кружевом, усыпано жемчугом, верхние рукава, нижние рукава, круглая баска на голубоватой подкладке; но что касается тонкости, красоты и изящества фасона, так ваше в десять раз лучше.
Дай бог, чтобы мне в нем было радостно! У меня ужасно тяжело на сердце.
Скоро станет еще тяжелее: мужчина ведь весит.
Фи, как тебе не стыдно!
Чего же мне стыдиться? Что я высказываю честные мысли? Разве брак не честное дело, даже для нищего? И разве ваш повелитель не честный человек, даже и без свадьбы? Вам, верно, хотелось бы, чтобы я сказала: "С вашего разрешения, ваш муж"? Мои слова надо понимать без задней мысли. Я никого не хотела обидеть. Что плохого, если сказать: "Ваш муж весит"? По-моему, ничего, если речь идет о законном муже и законной жене; иначе это было бы не тяжело, а совсем легко. Спросите хоть синьору Беатриче; да вот она сама идет сюда.
Входит Беатриче.
С добрым утром, кузина.
С добрым утром, милая Геро.
Что с тобой? Отчего у тебя такой унылый вид?
Вероятно, я потеряла всякий другой тон.
Затяните тогда "Свет любви"27. Его поют без припева. Вы пойте, а я попляшу.
Да, "Свет любви" — это как раз тебе подходит. Найдись только для тебя муж — о приплоде уж ты позаботишься.
Какие вы ужасные вещи говорите! Делаю вид, будто их не слыхала.
Скоро пять часов, кузина: тебе пора уже быть готовой. Я прескверно себя чувствую. Ох-хо-хо!
О чем этот вздох? О соколе, о скакуне или о супруге?
О букве "С", с которой начинаются все эти слова.
Ну, если вы не стали вероотступницей, так больше нельзя держать путь по звездам.28
На что эта дурочка намекает, скажите?
Я? Ни на что. Пошли, господи, каждому исполнение его желаний!
Вот перчатки, которые мне прислал граф: как они чудно пахнут!
У меня нос заложило, кузина, совсем дышать не могу: такая тяжесть!
Девушка — и отяжелела! Видно, основательно простудилась.
Милостивый боже! С каких пор это ты принялась за остроты?
С тех пор как вы их бросили. А разве остроумие ко мне так уж нейдет?
Что-то незаметно его. Ты бы его к чепцу приколола. Право, я совсем больна.
Возьмите настойку Carduus benedictus29 и приложите к сердцу. Это лучшее средство против тошноты.
Уколола, как чертополохом.
Benedictus! Почему Benedictus? На что ты намекаешь?
Намекаю? И не думаю намекать. Я просто говорила о целебном чертополохе. Вы, пожалуй, думаете, что я считаю вас влюбленной? О нет, клянусь, я не так глупа, чтобы думать все, что мне вздумается, и не хочу думать того, что мне может вздуматься, да и вообще не могу подумать, — хоть и не знаю, до чего бы додумалась, — что вы влюблены, или будете влюблены, или можете быть влюблены. Хотя вот Бенедикт был совсем вроде вас, — а теперь все же стал настоящим мужчиной. Он клялся, что ни за что никогда не женится, — а теперь, хоть и не по сердцу, кушает свою порцию и не поморщится. Можете ли вы также перемениться — не знаю, но, по-моему, вы стали смотреть такими же глазами, как все другие женщины.
Ох какую прыть твой язычок развил!
Да, но мимо цели не проскачет.
Входит Урсула.
Синьора, приготовьтесь. Принц, граф, синьор Бенедикт, дон Хуан и все городские кавалеры собрались, чтобы проводить вас в церковь.
Помогите мне одеться, милая кузина, милая Mapгарита, милая Урсула.
Уходят.
Другая комната в доме Леонато.
Входят Леонато, Кизил и Булава.
Чего вы от меня хотите, почтенный сосед?
Да вот, синьор, мне бы с вами маленькую конфиденцию: дело вас касается…
Только покороче, прошу вас. Сейчас время для меня очень хлопотливое.
Вот уж правда, время такое, синьор.
Что, верно, то верно: такое время.
Так в чем же дело, друзья?
Кум Булава, синьор, порасскажет вам кое-что. Человек он старый, разум у него уж не такой острый, как мне бы, в божьей помощью, того хотелось бы. Но, даю слово, человек он честный, с головы до пят.
Да, благодарение богу, человек я честный: любого старика возьмите — честнее меня не будет.
Сравнения тут ни при чем: поменьше слов, кум Булава.
Какие вы, однако, канительщики, братцы!
Вашей чести угодно нас так называть, хотя мы всего лишь смиренные принцевы слуги. Однако скажу по совести: будь у меня этой канители столько, сколько у короля, я всю бы ее предоставил вашей чести.
Всю канитель — мне? Ого!
Да, и будь ее даже на тысячу фунтов больше, потому что у вас в городе такая превосходная репетиция, как мало у кого. И хоть я маленький человек, а рад это слышать.
Также и я.
Но я хотел бы знать, что вы имеете мне сообщить.
Так что, ваша милость, наша стража нынче ночью — не при вас будь сказано — изловила парочку таких мошенников, каких в Мессине еще не видывали.
Добрейший старик, синьор, любит потолковать. Как говорится, старость в двери — ум за двери. Господи прости, много чего на своем веку видывал. — Правильно сказано, кум Булава, правильно, — божий ты человек! А все-таки, если двое на одной лошади едут, так кому-нибудь приходится сидеть позади. — Честнейшая душа, ваша милость, честью клянусь: мало таких найдется из тех, что хлеб жуют. Но, благодарение богу, не все люди бывают одинаковы. Так-то, соседушка.
Действительно, братец, ему за тобой не угнаться.
Это уж божий дар.
Я должен оставить вас.
Одно словечко, ваша милость: наша стража действительно задержала две обозрительных личности, и мы хотели бы их нынче утром допросить в присутствии вашей милости.
Допросите их сами и принесите мне потом протокол. Я сейчас очень занят, вы сами видите.
Все исполним в аккуратности.
Выпейте по стакану вина перед уходом. Прощайте.
Входит слуга.
Ваша милость, вас ждут, чтобы вы вручили вашу дочь жениху.
Иду-иду. Я готов.
Леонато и слуга уходят.
Сходи, кум, за Франсисом Угольком, вели ему принести в тюрьму перо и чернильницу: мы там учиним допрос этим молодцам.
Это нужно сделать умненько.
Да уж ума не пожалеем, ручаюсь тебе. (Показывая на голову.) Здесь хватит, чтобы загнать их в тупик. Только приведи ученого писца, чтобы записать всю эту экскоммуникацию. Встретимся в тюрьме.
Уходят.
АКТ IV
Внутренность церкви.
Входят дон Педро, дон Хуан, Леонато, монах, Клавдио, Бенедикт, Геро, Беатриче и другие.
Покороче, отец Франциск. Совершите только свадебный обряд, а наставление об их обязанностях вы прочтете потом.
(к Клавдио)
Вы пришли сюда, синьор, затем, чтобы заключить брачный союз с этой девушкой?
Нет.
Он пришел, чтобы вступить в брачный союз, а уж заключите его вы, отец Франциск.
(к Геро)
Вы пришли сюда, синьора, затем, чтобы вступить в брачный союз с графом?
Да.
Если кому-либо из вас известны тайные препятствия к заключению этого союза, ради спасения ваших душ предписываю вам открыть их.
Известно вам какое-нибудь препятствие, Геро?
Нет, мой супруг.
А вам, граф?
Решусь ответить за него: нет.
О, на что только не решаются люди! На что только они не дерзают! Чего только они не делают каждодневно, сами не зная, что они делают!
Это еще что за междометия? Можно бы найти и повеселее, например: xa-xa-xa!
Постой, монах. — Отец, прошу ответить:
Вы с легкою душой и добровольно
Мне отдаете в жены вашу дочь?
Да, сын мой, как ее господь мне дал.
А чем вам отплачу? Какой ценою -
За этот щедрый, драгоценный дар?
Ничем. Вернув ее обратно разве.
Принц! Благодарности учусь у вас. —
Возьмите ж дочь обратно, Леонато.
Гнилым плодом не угощайте друга:
Ее невинность — видимость, обман.
Смотрите: покраснела, как девица!
О, как искусно, как правдоподобно
Скрывать себя умеет хитрый грех!
Не знак ли добродетели чистейшей
Румянец этот? Кто бы не поклялся
Из всех вас здесь, что девушка она,
Судя по виду? Но она не дева.
Она познала ложа страстный жар.
Здесь краска не стыдливости — греха.
Что это значит, граф?
Что не женюсь я
И душу не свяжу с развратной тварью.
О, дорогой мой граф, когда вы сами
Над юностью победу одержали
И погубили девственность ее…
Я знаю, вы сказать хотите: если
Я ею овладел, то потому лишь,
Что видела она во мне супруга,
Грех предвосхищенный смягчая тем…
Нет, Леонато:
Ее не соблазнял я даже словом,
Но ей выказывал, как брат сестре,
Любви безгрешной искренность и робость.
Когда-либо иной я вам казалась?
"Казалась"? Постыдись! Я так сказал бы:
Ты кажешься Дианою небесной
И чище нерасцветшего цветка;
Но в страсти ты несдержанней Венеры
И хуже, чем пресытившийся зверь,
Что бесится в животном сладострастье.
Здоров ли граф? Он говорит так странно.
Что ж вы молчите, принц?
Что я скажу?
Я честь свою тем запятнал, что друга
Хотел связать с развратницей публичной.
Что слышу я? Иль это снится мне?
Нет, это явь, и слышите вы правду.
(в сторону)
Здесь свадьбою не пахнет!
Правду? Боже!
Я ль это, Леонато?
А это принц? А это — брат его?
А это — Геро? Не обман ли зренья?
Все это так; но что же из того?
Один вопрос задать хочу я Геро;
А вы священною отцовской властью
Ей прикажите нам ответить правду.
Дитя мое, я требую всей правды.
О господи, спаси! Какая мука!
Что надо вам? Зачем такой допрос?
Чтоб честно вы назвали ваше имя.
Или оно не Геро? Это имя
Кто может очернить?
Сама же Геро
Невинность Геро может очернить.
Какой мужчина с вами говорил
У вашего окна вчера за полночь?
Когда вы девушка, ответьте мне.
Я в этот час ни с кем не говорила.
Так вы не девушка! — О Леонато,
Мне жаль вас, но, клянусь моею честью,
Я сам, мой брат и бедный граф видали
И слышали средь ночи, как она
С каким-то проходимцем говорила,
Который, как завзятый негодяй,
Припоминал позорную их связь
И тайные свиданья.
Стыд! Их речи
Нельзя ни повторить, ни передать;
Чтоб выразить их, слух не оскорбляя,
Нет слов хоть сколько-нибудь скромных. — Грустно,
Красавица, что так порочна ты.
О Геро! Что за Геро ты была бы,
Когда бы вполовину так прекрасна
Была душой и сердцем, как лицом!
Прощай! Ты хуже всех — и всех прекрасней
Невинный грех и грешная невинность!
Из-за тебя замкну врата любви,
Завешу взоры черным подозреньем,
Чтоб в красоте лишь зло предполагать
И никогда в ней прелести не видеть.
Кто даст кинжал мне, чтоб с собой покончить?
Геро лишается чувств.
Ты падаешь, кузина? Что с тобой?
Уйдем! Разоблаченье этих дел
Сразило дух ее.
Дон Педро, дон Хуан и Клавдио уходят.
Что с Геро?
Умерла? На помощь, дядя!
О Геро! — Дядя! — Бенедикт! — Отец!
О рок, не отклоняй десницы тяжкой!
Смерть — лучший для стыда ее покров,
Какой желать возможно.
Геро! Геро!
Утешься, Беатриче.
Что? Очнулась?
А почему же не очнуться ей?
Как почему? Да разве все живое
Ей не кричит: "позор"? Ей не отвергнуть
Того, в чем обличил ее румянец. —
Не открывай глаза для жизни, Геро!
О, если бы я знал, что не умрешь ты,
Что дух твой может пережить позор, —
Тебя убил бы я своей рукою!
А я жалел, что дочь одну имею!
Я сетовал на скупость сил природы!
О, слишком много и тебя одной!
Зачем ты мне прекрасною казалась?
Зачем я милосердною рукой
Не подобрал подкидыша у двери?
Пусть запятнал бы он себя позором, —
Я б мог сказать: "Здесь нет моей вины.
Позор его — позор безвестной крови".
Но ты — моя, моя любовь, и радость,
И гордость. Ты моя, моя настолько,
Что сам я не себе принадлежал,
Скорей тебе, — и вот свалилась в яму
Столь черной грязи, что в безбрежном море
Не хватит капель, чтоб тебя омыть,
Ни соли, чтоб от порчи уберечь
Гнилую плоть!
Прошу вас, успокойтесь.
Что до меня, я так всем поражен…
Не знаю, что сказать.
Клянусь душой, сестру оклеветали.
Вы прошлой ночью спали вместе с ней?
Не с нею, нет. Но до последней ночи
Я вместе с нею целый год спала.
Так-так! Еще сильнее подтвердилось
То, что и без железа тверже.
Солгут ли принцы? И солжет ли граф,
Любивший так, что омывал слезами
Ее позор. Уйдите! Пусть умрет.
Послушайте меня.
Недаром я молчал, предоставляя
Всему своим свершиться чередом.
Я наблюдал за ней, и я заметил,
Как часто краска ей в лицо кидалась,
Как часто ангельскою белизной
Невинный стыд сменял в лице румянец.
Огонь, в глазах ее сверкавший, мог бы
Сжечь дерзкие наветы на ее
Девичью честь. Глупцом меня зовите,
Не верьте наблюдениям моим,
Что опыта печатью подтверждают
Мою ученость книжную; не верьте
Моим летам, ни званию, ни сану —
Когда не злостной сражена ошибкой
Девица милая.
Не может быть!
Ты видишь сам: лишь тем свой грех смягчая,
Она его не хочет ложной клятвой
Отягощать. Она не отрицает!
Зачем прикрыть ты хочешь извиненьем
То, что предстало в полной наготе?
Кто тот, с кем вас в сношеньях обвинили?
Кто обвинял, тот знает; я не знаю.
И если с кем-нибудь была я ближе,
Чем допускает девичья стыдливость,
Пускай господь мне не простит грехов!
Отец мой, докажи, что я с мужчиной
Вела беседу в неурочный час,
Что этой ночью тайно с ним встречалась, —
Гони меня, кляни, пытай до смерти!
В каком-то странном заблужденье принцы.
Двоим из них присуще чувство чести.
И если кто-нибудь их ввел в обман —
Тут происки проклятого бастарда:
Ему бы только подлости творить.
Не знаю. Если есть в словах их правда,
Убью ее своей рукой; но если
Ее оклеветали, то, поверьте,
Я проучу наглейшего из них.
Года во мне не иссушили крови,
Не выела во мне рассудка старость,
Судьба меня богатства не лишила,
Превратности не отняли друзей.
В злой час для наших недругов найдутся
И руки сильные, и разум ясный,
И средства, и подмога от друзей,
Чтоб рассчитаться с ними.
Подождите;
Я в этом деле вам подам совет.
Ведь принцы вашу дочь сочли умершей:
Так вот, ее от всех на время скройте
И объявите, что она скончалась,
И, соблюдая траур показной,
На родовом старинном вашем склепе
Повесьте эпитафии, свершив
Пред этим похоронные обряды.
Зачем? К чему все это поведет?
К тому, что клеветавшие на Геро
Раскаются тогда: и то уж благо.
Но не о том мечтал я, замышляя
Свой необычный план: чреват он большим.
Узнавши с ваших слов, что умерла
Она под гнетом тяжких обвинений,
Жалеть ее, оплакивать все станут,
Оправдывать. Ведь так всегда бывает;
Не ценим мы того, что мы имеем,
Но стоит только это потерять —
Цены ему не знаем и находим
В нем качества, которых не видали
Мы прежде. Вот и с Клавдио так будет:
Узнав, что он своим жестоким словом
Убил ее, в своем воображенье
Он в ней увидит прежний идеал.
Все, что в ней было милого, живого,
Каким-то новым светом облечется,
Прелестнее, нежней, полнее жизни
В глазах его души, чем это было
При жизни Геро. Если он любил,
Оплакивать ее тогда он станет,
Жалеть о том, что обвинил ее, —
Хотя б еще в ее виновность верил.
Устроим так, и верьте мне: успех
Прекрасней увенчает наше дело,
Чем я могу представить вам сейчас.
Но если бы я даже ошибался,
То слух о смерти Геро заглушит
Молву о девичьем ее бесчестье;
А в худшем случае он нам поможет
Укрыть ее поруганную честь
В каком-нибудь монастыре, подальше
От глаз, от языков и от обид.
Послушайтесь монаха, Леонато.
Хотя, как вам известно, близок я
И Клавдио и принцу и люблю их,
Но я клянусь быть с вами заодно,
Как заодно ваш дух и ваше тело.
Я так сейчас тону в потоке горя,
Что за соломинку готов схватиться.
Я рад согласью вашему. Итак,
Каков недуг, такое и леченье.
(К Геро.)
Умри, чтоб жить! И, может быть, твой брак
Отсрочен лишь. Мужайся и — терпенье.
Все, кроме Бенедикта и Беатриче, уходят.
Синьора Беатриче, вы все это время плакали?
Да, и еще долго буду плакать.
Я не желал бы этого.
И не к чему желать; я и так плачу.
Я вполне уверен, что вашу прекрасную кузину оклеветали.
Ах, что бы я дала тому человеку, который доказал бы ее невинность!
А есть способ оказать вам эту дружескую услугу?
Способ есть, да друга нет.
Может за это дело взяться мужчина?
Это мужское дело, да только не ваше.
Я люблю вас больше всего на свете. Не странно ли это?
Странно, как вещь, о существовании которой мне неизвестно. Точно так же и я могла бы сказать, что люблю вас больше всего на свете. Но мне вы не верьте, хотя я и не лгу. Я ни в чем не признаюсь, но и ничего не отрицаю. Я горюю о своей кузине.
Клянусь моей шпагой, Беатриче, ты любишь меня!
Не клянитесь шпагой, лучше проглотите ее.
Буду клясться ею, что вы меня любите, и заставлю проглотить ее того, кто осмелится сказать, что я вас не люблю.
Не пришлось бы вам проглотить эти слова.
Ни под каким соусом! Клянусь, что я люблю тебя.
Да простит мне господь!
Какой грех, прелестная Беатриче?
Вы вовремя перебили меня: я уж готова была поклясться, что люблю вас.
Сделай же это от всего сердца.
Сердце все отдано вам: мне даже не осталось чем поклясться.
Прикажи мне сделать что-нибудь для тебя.
Убейте Клавдио!
Ни за что на свете!
Вы убиваете меня вашим отказом. Прощайте.
Постойте, милая Беатриче…
Я уже ушла, хоть я и здесь. В вас нет ни капли любви. Прошу вас, пустите меня!
Беатриче!
Нет-нет, я ухожу.
Будем друзьями.
Конечно, безопаснее быть моим другом, чем сражаться с моим врагом.
Но разве Клавдио твой враг?
Разве он не доказал, что он величайший негодяй, тем, что оклеветал, отвергнул и опозорил мою родственницу? О, будь я мужчиной! Как! Носить ее на руках, пока не добился ее руки, и затем публично обвинить, явно оклеветать с неудержимой злобой! О боже, будь я мужчиной! Я бы съела его сердце на рыночной площади!
Выслушайте меня, Беатриче…
Разговаривала из окна с мужчиной! Славная выдумка!
Но, Беатриче…
Милая Геро! Ее оскорбили, оклеветали, погубили!
Беат…
Принцы и графы! Поистине рыцарский поступок! Настоящий граф! Сахарный графчик! Уж именно, сладкий любовник! О, будь я мужчиной, чтобы проучить его! Или имей я друга, который выказал бы себя мужчиной вместо меня! Но мужество растаяло в любезностях, доблесть — в комплиментах, и мужчины превратились в сплошное пустословие и краснобайство. Теперь Геркулес тот, кто лучше лжет и клянется. Но раз по желанию я не могу стать мужчиной, мне остается лишь с горя умереть женщиной.
Постой, дорогая Беатриче. Клянусь моей рукой, я люблю тебя.
Найдите вашей руке, из любви ко мне, лучшее применение, чем клятвы.
Убеждены ли вы в том, что граф Клавдио оклеветал Геро?
Убеждена, как в том, что у меня есть душа и убеждение.
Довольно; обещаю вам, что пошлю ему вызов. Целую вашу руку и покидаю вас. Клянусь моей рукой, Клавдио дорого мне заплатит. Судите обо мне по тому, что обо мне услышите. Идите утешьте вашу кузину. Я буду всем говорить, что она умерла. Итак, до свиданья.
Уходят.
Тюрьма.
Входят Кизил, Булава и протоколист в судейских мантиях; стража вводит Конрада и Борачио.
Вся диссамблея в сборе?
Эй, табурет и подушку для писца.
Где тут злоумышленники?
Так что я и мой приятель.
Так-так, правильно: мы должны провести экзаменацию.
Да нет, где обвиняемые, с которых будут снимать показание? Пусть они подойдут к старшему из вас.
Да, понятно, пусть они ко мне подойдут. — Как тебя зовут, приятель?
Борачио.
Запишите, пожалуйста: Борачио. — А тебя как звать, малый?
Я дворянин, сударь, и мое имя — Конрад.
Запишите: дворянин Конрад. — Веруете ли вы в бога, господа?
Да, сударь, надеемся, что так.
Запишите: надеются, что веруют в бога. Да поставьте бога на первом месте: упаси боже поставить бога после таких мерзавцев! — Ну, судари мои, уже доказано, что вы немногим лучше мошенников, и вскорости все в этом убедятся. Что вы о себе скажете?
Что мы вовсе не мошенники, сударь.
Удивительно хитрый малый, честное слово! Но я с ним справлюсь. — Подойдите-ка вы поближе. Словечко вам на ушко, сударь: говорю вам — утверждают, что вы мошенники.
А я утверждаю, что мы не мошенники.
Ладно, отойдите в сторонку. — Ей-богу, они сговорились. Записали вы, что они не мошенники?
Господин пристав, вы неправильно ведете допрос: вы должны вызвать сторожей, которые являются обвинителями.
Ну, конечно, это самый лучший способ. Пусть подойдет стража. — Ребята, именем принца приказываю вам: обвиняйте этих людей.
Вот этот человек, сударь, говорил, что дон Хуан, принцев брат, подлец.
Запишите: принц дон Хуан — подлец. Да ведь это подлинное клятвопреступление — принцева брата назвать подлецом!
Господин пристав…
Сделай милость, помолчи, милейший; право, мне твоя физиономия не нравится.
Что он еще говорил?
Что он получил от дона Хуана тысячу дукатов, чтобы ложно обвинить синьору Геро.
Чистейший грабеж, какой только можно себе представить!
Клянусь обедней, верно!
Еще что?
Что граф Клавдио, поверив его словам, решил осрамить Геро при всем честном народе и отказаться от женитьбы на ней.
Ах, мерзавец! Ты будешь за это осужден на вечное искупление.
Еще что?
Это все.
Всего этого более чем достаточно, и никакие отпирательства, братцы, вам уже не помогут. Дон Хуан сегодня утром тайно бежал. Геро была по указанной причине обвинена, отвергнута и скоропостижно умерла от потрясения. Господин пристав, велите связать этих молодцов и отвести их к синьору Леонато. Я пойду вперед и ознакомлю его с протоколом допроса. (Уходит.)
Мы с ними живо управимся.
Связать их!
Прочь, болван!
Господи боже мой! Где протоколист? Пусть запишет: принцев слуга — болван! Вяжите их! Ах ты, жалкий мошенник!
Убирайся прочь, осел! Осел!
Как! Никакого подозрения к моему чину! Никакого подозрения к моему возрасту! Ах, будь здесь протоколист, чтобы записать, что я осел! — Ты, негодяй, хоть и полон почтения, а свидетели на тебя найдутся. Я парень не дурак, да подымай выше — принцев слуга, да подымай выше — отец семейства, да подымай выше — не хуже кого другого во всей Мессине. И законы я знаю — вот как! И денег у меня довольно — вот как! И дефектов у меня сколько хочешь — вот как! Да у меня два мундира, да и все у меня в порядке — вот как! — Ведите его! Экая досада: не успели записать, что я осел!
Уходят.
АКТ V
Перед домом Леонато.
Входят Леонато и Антонио.
Таким путем ты сам себя убьешь!
Разумно ли так поддаваться горю
Во вред себе?
Прошу, оставь советы.
Они проходят через слух бесследно,
Как в решете вода. Оставь советы!
Меня утешить мог бы только тот,
Чьи горести совпали бы с моими.
Дай мне отца, чтоб так же дочь любил,
Чью радость так же вырвали б жестоко, —
И пусть он говорит мне о терпенье.
Измерь его страданья по моим,
И если между ними нет различья
И скорбь его точь-в-точь моей равна
Во всех чертах, и образах, и видах
И если он с усмешкой, вместо вздоха,
"Прочь горе!" крикнет, бороду погладив,
Остротами заштопав грудь, пропьет
С кутилами беду, — дай мне его —
И от него я научусь терпенью.
Но нет такого человека, брат!
Советовать умеет каждый в горе,
Которого еще не испытал.
В беде же сам совет на ярость сменит,
Кто от нее прописывал лекарства,
Хотел связать безумье шелковинкой
И сердца боль заговорить словами.
Нет, нет! Всегда советуют терпеть
Тем, кто под тяжким грузом скорби гнется.
Но смертным не дано ни сил, ни власти
Свои советы на себе проверить,
Когда беда у них. Оставь советы!
Сильней, чем увещанья, боль кричит.
Так в чем ребенок разнится от мужа?
Прошу, молчи. Я только плоть и кровь.
Такого нет философа на свете,
Чтобы зубную боль сносил спокойно, —
Пусть на словах подобен он богам
В своем презренье к бедам и страданьям.
Но не бери всю тяжесть на себя:
Обидчики пусть тоже пострадают.
Вот тут ты прав. Я так и поступлю.
Мне сердце говорит — невинна Геро;
И это должен Клавдио узнать,
И принц, и все, кто дочь мою позорил.
Входят дон Педро и Клавдио.
Вот принц и Клавдио спешат сюда.
День добрый.
Добрый день вам, господа.
Послушайте…
Спешим мы, Леонато.
Спешите, принц? Желаю вам удачи.
Вы так спешите? Что же; все равно.
Не затевайте ссор, старик почтенный.
Когда бы ссорой мог помочь он делу,
Один из нас лежал бы мертвым здесь.
Кто оскорбил его?
Кто? Ты, притворщик!
Ты, ты. Да, нечего за меч хвататься.
Не испугаешь!
Пусть рука отсохнет,
Что старости бы стала угрожать.
Без умысла рука взялась за меч.
Молчи, шутить со мной я не позволю!
Я не безумец и не враль пустой,
Чтоб, прикрываясь старости правами,
Хвалиться тем, что "в молодости делал"
Иль "сделал бы, не будь я стар". Но слушай,
Ты так меня и Геро оскорбил,
Что принужден я, сан мой забывая,
Мои седины и обиды лет,
Тебя на поединок вызвать. Знай:
Ты дочь мою безвинно опорочил,
И клевета пронзила сердце ей.
Она лежит теперь в гробнице предков,
Где никогда позор не почивал.
Ее ж позор ты создал подлой ложью.
Как! Я?!
Да, ты. Ты, говорю тебе!
Старик, неправда это.
Принц, ту правду —
Я докажу сейчас же, невзирая
На все его искусство в фехтованье,
На юность майскую и сил расцвет.
Довольно! Я с тобой не стану биться.
Не ускользнешь! Ты дочь мою убил;
Убив меня — убьешь ты мужа, мальчик.
Обоих нас, мужей, убить он должен.
Но все равно! Я первым с ним дерусь.
Пусть победит меня, но мне ответит.
За мной, молокосос! Иди за мною!
Тебя хочу я отстегать, мальчишка, —
Да, слово дворянина, отстегать!
Мой брат…
Молчи. Бог видит, как любил я Геро!
Она мертва, убита подлецами,
Которые так жаждут поединка,
Как жажду я змею схватить за жало.
Мальчишки, хвастуны, молокососы!
Антонио…
Молчи. О, я их знаю
И цену им. Я вижу их насквозь:
Лгуны, буяны, франты, пустоцветы,
Что только лгут, язвят, клевещут, льстят,
Кривляются, десятком страшных слов
И грозным видом запугать хотели б
Своих врагов, когда бы лишь посмели, —
Вот и всего.
Но, брат Антонио…
Не в этом дело.
Ты не мешайся: предоставь мне все.
Мы не хотим вас раздражать, синьоры.
Я всей душой скорблю о смерти Геро,
Но честью вам клянусь: ее вина
Доказана вполне и непреложно.
Мой принц!..
Я вас не стану слушать.
Нет?
Пойдем же, брат: я слушать их заставлю.
Да, иль один из нас за то заплатит.
Леонато и Антонио уходят.
Входит Бенедикт.
Смотри, вот тот, кого искали мы.
Ну, синьор, что нового?
Добрый день, ваше высочество.
Привет, синьор. Вы пришли почти вовремя, чтобы разнять почти драку.
Нам чуть не откусили носов два беззубых старика.
Леонато и его брат. Что ты на это скажешь? Если бы мы с ними сразились, боюсь, что мы оказались бы слишком молоды для них.30
В несправедливой ссоре настоящей храбрости нет. Я искал вас обоих.
Мы сами тебя повсюду разыскивали. На нас напала ужасная меланхолия, и нам хотелось бы ее разогнать. Не поможешь ли нам своим остроумием?
Оно в моих ножнах. Прикажете его вытащить?
Разве ты носишь свое остроумие сбоку?
Этого еще никто не делал, хотя многим их остроумие вылезает боком. Мне хочется попросить тебя ударить им, как мы просим музыкантов ударить в смычки. Сделай милость, развлеки нас.
Клянусь честью, он выглядит бледным. — Ты болен или сердит?
Подбодрись, дружок! Хоть говорят, что забота и кошку уморить может, у тебя такой живой нрав, что ты можешь и заботу уморить.
Синьор, я ваши насмешки поймаю на полном скаку,31 если они ко мне относятся. Нельзя ли выбрать другую тему для разговора?
Так дайте ему другое копье: он разломал свое на куски.
Клянусь дневным светом, он все более меняется в лице. По-моему, он не на шутку сердит.
Если так, он знает, какую занять позицию.
Разрешите сказать вам словечко на ухо.
Не вызов ли, боже упаси?
(тихо, к Клавдио)
Вы негодяй. Я не шучу. Я готов подтвердить это, где вам будет угодно, как вам будет угодно и когда вам будет угодно. Я требую удовлетворения, или я при всех назову вас трусом. Вы убили прелестную девушку, и смерть ее дорого обойдется вам. Жду вашего ответа.
(громко)
Я охотно принимаю ваше приглашение и рассчитываю, что вы хорошо меня угостите.
Что такое? Пирушка?
Да, я ему очень благодарен. Он приглашает меня на телячью голову и каплуна. И, если мне не удастся его разрезать как следует, можете считать, что мой нож никуда не годится. А не будет ли там еще вальдшнепа?
Ваше остроумие легко на ногу — бежит хорошей иноходью.
Надо рассказать тебе, как на днях Беатриче расхваливала твое остроумие. Я сказал, что у тебя тонкий ум. "Верно, — говорит, — такой тонкий, что и не заметишь". — "Я хочу сказать, широкий ум". — "Да, — говорит, — плоскость необозримая". — "Я хочу сказать, приятный ум". — "Правильно, — говорит, — никого не обидит". — "Я хочу сказать, что он большой умница". — "Вот именно, — говорит, — ум за разум заходит". — "Он отлично владеет языками". — "Верно, — говорит, — он мне поклялся кое в чем в понедельник вечером, а во вторник утром уже нарушил клятву. Он двуязычный человек, хорошо владеет двумя языками". Так она битый час выворачивала наизнанку твои достоинства; но в конце концов заявила со вздохом, что лучше тебя нет человека во всей Италии.
При этом горько заплакала и сказала, что ей нет до тебя дела.
Да, так оно и было. Но дело в том, что, если бы она не ненавидела его смертельно, она бы его страстно полюбила. Дочь старика нам все рассказала.
Решительно все. И то, как "бог видел его, когда он прятался в саду"32.
Но когда же мы водрузим рога дикого быка на голову мудрого Бенедикта?
Да, и с надписью: "Здесь живет Бенедикт, женатый человек".
Прощай, мальчик. Ты понял меня. Предоставляю вас вашему болтливому настроению. Вы сыплете остротами, как хвастуны машут мечами, — не задевая, слава богу, никого. — Ваше высочество, я очень вам благодарен за ваши милости ко мне, но принужден оставить вас. Ваш побочный брат бежал из Мессины. Вы с ним сообща убили прелестную невинную девушку. А с этим молокососом мы еще встретимся. Пока желаю ему счастливо оставаться. (Уходит.)
Он говорил серьезно.
Как нельзя более серьезно. Ручаюсь вам, что это из-за любви к Беатриче.
Он вызвал тебя на дуэль?
Без всяких околичностей.
Какая забавная штука — человек, когда он надевает камзол и штаны, а рассудок забывает дома!
Он ведет себя как великан перед мартышкой, а в сущности, перед таким человеком и мартышка — мудрец.
Но довольно! Надо собраться с мыслями и отнестись к делу серьезно. Он, кажется, сказал, что будто мой брат скрылся?
Входят Кизил, Булава и стража с Конрадом и Борачио.
Идем, идем, сударь. Если правосудие не справится с вами, так не вешать ему на своих весах ничего путного. Хоть вы и лицемер проклятый, вас уж там разберут.
Что это? Двое из приближенных моего брата связаны! И один из них — Борачио!
Спросите, за что их арестовали, ваше высочество.
Господа, в чем провинились эти люди?
Так что, сударь, они сделали ложный донос; кроме того, сказали неправду; во-вторых, оклеветали; в-шестых и последних, оболгали благородную девицу; в-третьих, подтвердили неверные вещи; и, в заключение, они лгуны и мошенники.
Во-первых, я спрашиваю; что они сделали? В-третьих, я спрашиваю: в чем их вина? В-шестых и последних; за что они арестованы? И, в заключение: в чем их обвиняют?
Правильное рассуждение, по всем пунктам, честью клянусь, один и тот же вопрос в разных формах.
Что вы совершили, господа, что вас ведут связанными к допросу? Этот ученый пристав так хитроумен, что ничего не понять. В чем ваше преступление?
Добрый принц, не велите меня вести к допросу: выслушайте меня сами, и пусть граф убьет меня. Я обманул ваши собственные глаза. То, чего ваша мудрость не могла обнаружить, открыли эти круглые дураки. Сегодня ночью они подслушали, как я признавался вот этому человеку в том, что ваш брат дон Хуан подговорил меня оклеветать синьору Геро. Я рассказал ему, как вас привели в сад и вы там видели мое свидание с Маргаритой, одетой в платье Геро, как затем вы опозорили Геро в самый момент венчания. Моя подлость занесена в протокол. Но я охотнее запечатлею ее своей смертью, чем повторю рассказ о своем позоре. Девушка умерла от ложного обвинения, взведенного на нее мной и моим хозяином. Короче говоря, я не желаю ничего, кроме возмездия за мою низость.
(к Клавдио)
Он не вонзил ли сталь в тебя речами?
Внимая им, я выпил страшный яд.
(к Борачио)
Ужель мой брат толкнул тебя на это?
Да, и за труд он заплатил мне щедро.
В себе он вероломство воплощал
И, подлость эту совершив, бежал.
О Геро, вновь в душе воскрес твой образ
В той красоте, какую я любил!
Ну, уведите истцов! Теперь протоколист уже реформировал обо всем синьора Леонато. А главное, господа, не забудьте подтвердить в надлежащее время и в надлежащем месте, что я — осел.
А вот идет и синьор Леонато с протоколистом.
Входят Леонато и Антонио с протоколистом.
Где негодяй? Я на него взгляну,
Чтоб, встретивши такого же злодея,
Я мог поостеречься. Кто из них?
Хотите знать злодея? Он пред вами.
Так это ты, подлец, убил словами
Невинное созданье?
Я один.
Нет, негодяй, ты на себя клевещешь.
Гляди: вот два почтенных человека,
А третий скрылся, — это дело их!
Спасибо, принцы, за убийство Геро.
Вы к вашим громким подвигам прибавьте
Еще и это славное деянье.
Не знаю, как просить вас о терпенье,
Но не могу молчать. Назначьте сами,
Какое вы хотите, искупленье
За этот грех, — хотя лишь тем я грешен,
Что заблуждался.
Как и я, клянусь.
Но, чтоб вину загладить перед старцем,
Приму любую тягостную кару,
Что он назначит мне.
Я не могу вам повелеть, чтоб вы
Ожить велели ей: вы в том не властны.
Но я прошу вас огласить в Мессине,
Что умерла невинною она.
И, если даст любовь вам вдохновенье,
Ее почтите надписью надгробной:
Пусть в эту ночь она звучит, как гимн,
А завтра утром я вас жду к себе.
И, если не могли вы стать мне зятем,
Племянником мне будьте. Дочка брата —
Двойник покойной дочери моей.
Она наследница отца и дяди.
Отдайте ж ей, что назначалось Геро, —
И месть умрет.
Какое благородство!
Я тронут вашей добротой до слез.
Согласен я; во всем располагайте
Отныне бедным Клавдио.
Так завтра утром жду обоих вас.
Пока — прощайте. Этого злодея
Сведем мы в очной ставке с Маргаритой:
Она замешана в позорном деле,
Подкуплена…
Нет, нет, клянусь душою,
Она не знала цели разговора,
Но честною была всегда и верной, —
Я в этом за нее ручаюсь вам.
Кроме того, сударь, хоть это и не занесено в протокол белым по черному, но этот истец и обидчик назвал меня ослом. Прошу вас, пусть это припомнят, когда будут назначать ему наказание. И еще: стража слышала, как они толковали о некоем Фасоне. Говорят, он всегда носит у уха камертон, ходит в локонах и у всех клянчит деньги взаймы. И он так давно этим занимается, никогда не отдавая долгов, что люди очерствели душой и не хотят больше давать ему денег взаймы во имя божие. Прошу вас допросить его по этому пункту.
Благодарю тебя за заботу и честный труд.
Ваша милость говорит как признательный и почтительный юноша, и я хвалю за вас бога.
Вот тебе за труды.
Благослови, господи, вашу обитель.33
Ступай. Я снимаю с тебя надзор за арестованными. Благодарю тебя.
Поручаю этому отъявленному мерзавцу вашу милость. И прошу вашу милость: примерно накажите себя, другим в поученье. Спаси господи вашу милость. Желаю всякого благополучия вашей милости. Верни вам бог здравие. Имею честь уволить себя от вашего присутствия, а коли желательна приятная встреча, так с божьего недозволения. — Идем, сосед!
Кизил, Булава и протоколист уходят.
Итак, до завтра, господа. Прощайте!
Ждем утром вас. Прощайте, господа.
Придем.
Всю ночь скорбеть о Геро буду.
Дон Педро и Клавдио уходят.
(первому сторожу)
Ведите их. Допросим Маргариту,
Как с мерзким плутом сблизилась она.
Все уходят в разные стороны.
Сад Леонато.
Входят, навстречу друг другу, Бенедикт и Маргарита.
Прошу тебя, милая Маргарита, сослужи мне службу: помоги мне поговорить с Беатриче.
А вы напишете за это сонет в честь моей красоты?
В таком высоком стиле, Маргарита, что ни один смертный не дотянется до него. Даю слово, ты вполне заслуживаешь этого.
Чтобы ни один смертный не дотянулся до меня? Неужели же мне век сидеть под лестницей?
Остроумие у тебя что борзая: сразу хватает.
А ваше похоже на тупую рапиру: попадает, но не ранит.
Остроумие, подобающее мужчине: не хочет ранить даму. Так прошу тебя, позови Беатриче: я побежден и отдаю тебе щит.
Отдавайте нам мечи, — щиты у нас свои найдутся.
Если вы будете пускать в ход щиты, нам придется прибегнуть к пикам, а для девушек это небезопасно.
Так я сейчас позову к вам Беатриче. Полагаю, что ноги у нее есть. (Уходит.)
Значит, она придет. (Поет.)
"О бог любви,
С небес взгляни,
Ты знаешь, ты знаешь,
Как слаб и жалок я…"
Я подразумеваю: в искусстве пения, потому что в смысле любви ни знаменитый пловец Леандр, ни Троил, первый прибегший к сводникам, ни весь набор былых щеголей, чьи имена так плавно катятся по гладкой дороге белых стихов, не терзался любовью так, как я, несчастный. Правда, на рифмы я не мастер: бился, бился — ничего не мог подобрать к "прекрасная дама", кроме "папа и мама", — рифма слишком невинная; к "дорога" — "рога", — рифма слишком опасная; к "мудрец" — кроме "глупец", — рифма слишком глупая. Вообще очень скверные окончания. Нет, я родился не под поэтической планетой и не способен любезничать в торжественных выражениях.
Входит Беатриче.
Милая Беатриче, неужели ты пришла потому, что я позвал тебя?
Да, синьор, и уйду по вашему приказанию.
О, оставайся до тех пор, пока…
Вы уже сказали "до тех пор"; так прощайте! Впрочем, я не уйду, пока не получу того, зачем пришла: что было у вас с Клавдио?
Кроме бранных слов — ничего. По этому случаю я тебя поцелую.
Слова — ветер, а бранные слова — сквозняк, который вреден; поэтому я уйду без вашего поцелуя.
Ты не можешь не искажать прямого смысла слов: таково уж твое остроумие. Но я тебе скажу прямо: Клавдио принял мой вызов, и мы должны вскоре с ним встретиться — или я его ославлю трусом. А теперь скажи, пожалуйста: за какой из моих недостатков ты влюбилась в меня?
За все вместе. Они так искусно охраняют в вас владычество дурного, что не допускают никакой хорошей примеси. А теперь я спрошу: какое из моих достоинств заставило вас заболеть любовью ко мне?
Заболеть любовью? Отлично сказано: я действительно болен любовью, потому что люблю тебя вопреки моей воле.
Значит, вопреки вашему сердцу? Увы, бедное сердце! Но, если вы ему противоречите из-за меня, я тоже хочу ему противоречить из-за вас. Я никогда не полюблю врага моего друга.
Мы с тобой слишком умны, чтобы любезничать мирно.
Судя по этому признанию, вряд ли: ни один умный человек умом хвалиться не станет.
Старо, старо, Беатриче: это было верно во времена наших прабабушек. А в наши дни, если человек при жизни не соорудит себе мавзолея, так о нем будут помнить, только пока колокола звонят да вдова плачет.
А сколько же времени это длится, по-вашему?
Трудно сказать. Думаю, так: часок на громкие рыдания и четверть часика на заплаканные глаза. Поэтому для умного человека — если только ее величество Совесть этому не препятствует — выгоднее всего самому трубить о своих достоинствах, как я это и делаю. Ну, довольно о похвалах мне, который — могу это засвидетельствовать — вполне достоин их. А теперь скажите мне, как себя чувствует ваша кузина?
Очень плохо.
А вы?
Тоже очень плохо.
Молитесь богу, любите меня и старайтесь исправиться. Теперь я с вами прощусь, потому что кто-то спешит сюда.
Входит Урсула.
Синьора, пожалуйте скорее к дядюшке. У нас в доме страшный переполох. Стало известно, что синьору Геро ложно обвинили, принц и Клавдио были обмануты, а виновник всего, дон Хуан, бежал и скрылся. Идите скорее.
Хотите пойти со мной, чтобы узнать, в чем дело?
Я хочу жить в твоем сердце, умереть у тебя на груди и быть погребенным на дне твоих глаз; а кроме того, хочу пойти с тобой к твоему дядюшке.
Уходят.
Церковь.
Входят дон Педро, Клавдио и трое или четверо вельмож с факелами.
Так это — склеп фамильный Леонато?
Да, граф.
(читает по свитку)
"Убитой гнусной клеветой
Прекрасной Геро здесь могила.
В награду Смерть ее покой
Бессмертной славой озарила,
И жизнь, покрытую стыдом,
Смерть явит в блеске неземном!"
(Прикрепляет свиток к гробнице.)
Вещайте здесь хвалу над нею,
Меж тем как в скорби я немею.
Теперь — торжественный начните гимн.
Богиня ночи, о, прости
Убийц твоей невинной девы!
К ее могиле принести
Спешим мы скорбные напевы.
Ты, полночь, с нами здесь рыдай,
Наш стон и вздохи повторяй
Уныло, уныло.
Могила, милый прах верни!
Взываем в гробовой сени
Уныло, уныло.
Спи с миром! Буду я вперед
Свершать обряд здесь каждый год.
Уж близко утро — факелы гасите.
Замолкли волки; первый луч заря
Пред колесницей Феба шлет. Взгляните:
Спешит уж день, огнем восток пестря.
Благодарю вас всех; ступайте с богом.
Прощайте; расходитесь по домам.
Идем. Одежду сменим на другую
И — к Леонато, где с утра нас ждут.
Пошли ж нам, Гименей, судьбу другую,
Чем та, что мы оплакивали тут.
Уходят.
Комната в доме Леонато.
Входят Леонато, Антонио, Бенедикт, Беатриче, Маргарита, Урсула, монах и Геро.
Я говорил вам, что она невинна!
Как невиновны Клавдио и принц;
Лишь по ошибке обвинили Геро.
Но Маргарита здесь не без вины,
Хотя и против воли, как нам ясно
Установил подробнейший допрос.
Я рад, что все окончилось удачно.
Я тоже. Иначе я должен был бы
Сразиться с Клавдио на поединке.
Прекрасно. Дочь моя и все вы, дамы,
Пока в свои покои удалитесь.
Когда вас позовут, придите в масках.
Дамы уходят.
(к Антонио)
И принц и Клавдио мне обещали
Прийти с утра. Ты знаешь роль свою,
Племяннице отцом на время станешь
И Клавдио отдашь в супруги.
Спокоен будь: я роль свою исполню.
Отец Франциск, мне вас просить придется…
О чем, мой сын?
Одно из двух: связать иль развязать.
(К Леонато.)
Синьор мой, наконец-то на меня
Взглянула благосклонно Беатриче.
Ей одолжила дочь моя глаза.
И я ей отвечаю нежным взглядом.
Которым вы обязаны как будто
Мне, Клавдио и принцу. В чем же дело?
Таит загадку ваш ответ, синьор.
Но к делу: дело в том, чтоб ваша воля
Совпала с нашей. Нас соедините
Сегодня узами святого брака, —
В чем, брат Франциск, нужна и ваша помощь.
Согласен я.
И я готов помочь вам.
Вот принц и Клавдио.
Входят Дон Педро, Клавдио и двое или трое вельмож.
Приветствую почтенное собранье.
Привет, мой принц; и Клавдио, привет.
Мы ждали вас. Ну что же, вы решились
С племянницей моею обвенчаться?
Согласен, будь она хоть эфиопка.
Брат, позови ее; свершим обряд.
Антонио уходит.
День добрый, Бенедикт. Но что с тобой?
Ты смотришь февралем; морозом, бурей
И тучами лицо твое мрачится.
Он вспоминает дикого быка.
Смелей! Твои рога позолотим мы -
И всю Европу ты пленишь, как встарь
Европу бог Юпитер полонил,
Во образе быка явив свой пыл.34
Тот бык мычать с приятностью привык.
Теленка дал подобный странный бык
Корове вашего отца, и, кстати, —
По голосу вы брат того теляти.
Входят Антонио и дамы в масках.
Ответ за мной, — сейчас не до того.
Которая ж из дам моя по праву?
Вот эта: я ее вручаю вам.
Она — моя? — Но дайте вас увидеть.
О нет, пока не поклянетесь вы
Перед святым отцом с ней обвенчаться.
Так дайте руку: пред святым отцом
Я — ваш супруг, когда вам так угодно.
(снимая маску)
При жизни — ваша первая жена:
И вы — мой первый муж, пока любили.
Вторая Геро!
Истинно — вторая.
Та умерла запятнанной, а я
Живу и, так же как жива, невинна.
Та Геро! Та, что умерла!
Она
Была мертва, пока жило злоречье.
Я разрешу вам все недоуменья,
Когда окончим мы святой обряд,
О смерти Геро рассказав подробно.
Пока же чуду вы не удивляйтесь
И все за мной последуйте в часовню.
Отец, постойте. Кто здесь Беатриче?
(снимает маску)
Я за нее. Что от нее угодно?
Вы любите меня?
Не так чтоб очень.
Так, значит, дядя ваш, и принц, и Клавдио
Обмануты: они клялись мне в том.
Вы любите меня?
Не так чтоб очень.
Так Геро, Маргарита и Урсула
Обмануты: они клялись мне в том.
Они клялись, что вы по мне иссохли.
Они клялись, что насмерть влюблены вы.
Все вздор! Так вы не любите меня?
Нет — разве что как друга… в благодарность…
Брось! Поклянись: ты любишь Бенедикта.
Я присягну, что любит он ее.
Вот доказательство — клочок бумаги:
Хромой сонет — его ума творенье —
В честь Беатриче.
Вот вам и другой,
Украденный у ней, — ее здесь почерк:
Признанье в нежной страсти к Бенедикту.
Вот чудеса! Наши руки свидетельствуют против наших сердец. Ладно, я беру тебя; но, клянусь дневным светом, беру тебя только из сострадания.
Я не решаюсь вам отказать; но, клянусь светом солнца, я уступаю только усиленным убеждениям, чтобы спасти вашу жизнь; ведь вы, говорят, дошли до чахотки.
Стой! Рот тебе зажму я! (Целует ее.)
Как Бенедикт женатый поживает?
Вот что я вам скажу, принц: целая коллегия остряков не заставит меня отказаться от моего намерения. Уж не думаете ли вы, что я испугаюсь какой-нибудь сатиры или эпиграммы? Если бы острое словцо оставляло след, мы бы все ходили перепачканные. Короче говоря: раз уж я решил жениться, так и женюсь, хотя бы весь мир был против этого. И нечего трунить над тем, что я прежде говорил другое: человек — существо непостоянное, вот и все. — Что касается тебя, Клавдио, я хотел было тебя поколотить, но раз ты сделался теперь чем-то вроде моего родственника, то оставайся невредим и люби мою кузину.
А я-то надеялся, что ты откажешься от Беатриче: тогда я вышиб бы из тебя дух за такую двойную игру. А теперь, без сомнения, ты будешь ее продолжать, если только кузина не будет хорошенько присматривать за тобой.
Ладно, ладно, мир! — Давайте-ка потанцуем, пока мы еще не обвенчались: пусть у нас порезвятся сердца, а у наших невест — ноги.
Танцевать будете после свадьбы!
Нет, до свадьбы, клянусь честью! — Эй, музыка! — У вас, принц, унылый вид. Женитесь, женитесь! Плох тот посох, у которого на конце нет рога.
Входит гонец.
Принц! Дон Хуан, ваш брат бежавший, схвачен
И приведен под стражею в Мессину.
Забудем о нем до завтра, а там уж я придумаю ему славное наказание. Эй, флейты, начинайте!
Танцы.
Все уходят.
"МНОГО ШУМА ИЗ НИЧЕГО"
Комедия эта при жизни Шекспира была издана лишь один раз в кварто 1600 года. Это вполне удовлетворительный текст, от которого посмертное фолио отличается очень мало.
Время возникновения пьесы определяется тем, что она не упоминается у Мереса в списке шекспировских пьес, опубликованном в 1598 году. Еще точнее можно ее датировать благодаря тому обстоятельству, что в нескольких репликах Кизила в кварто говорящий обозначен именем не изображаемого персонажа, а его исполнителя — известного комика Кемпа. Между тем мы знаем, что Уильям Кемп ушел из шекспировской труппы в 1599 году. Таким образом, появление пьесы несомненно относится к театральному сезону 1598/99 года.
У Шекспира мало найдется пьес, где бы он так близко придерживался своего сюжетного источника. История оклеветанной с помощью инсценировки любовного свидания девушки и притворной смерти ее как средства восстановления ее чести, составляющая главную сюжетную основу комедии, встречается в новелле 22-й Банделло (1554), переведенной на французский язык тем самым Бельфоре ("Трагические истории", 1569, рассказ 3), у которого была взята и фабула шекспировского "Гамлета". Кроме того, сюжет этой новеллы воспроизвел с большой точностью, изменив лишь имена и место действия, Ариосто в эпизоде Ариоданта и Джиневры ("Неистовый Роланд", песнь V). Еще до появления в 1591 году полного перевода на английский язык поэмы Ариосто эпизод этот был переведен отдельно и использован как в поэме Спенсера "Царица фей" (1590; песнь V), так и в анонимной, не дошедшей до нас пьесе "Ариодант и Джиневра", исполнявшейся в придворном театре детской труппой в 1583 году.
Шекспир, без сомнения, был знаком с обеими редакциями этой повести — как Банделло (через посредство Бельфоре), так и Ариосто (прямо или через посредство одной из названных английских его переделок), ибо только у Бельфоре приводятся имена Леонато и Педро Арагонского и действие происходит в Мессине, а с другой стороны, хитрость клеветника в этой редакции сводится лишь к тому, что его слуга влезает ночью через окно в одну из комнат дома Леонато, без сознательного сообщничества служанки героини, которое добавлено у Ариосто, но отсутствует у Шекспира.
В сюжетном отношении Шекспир почти ничего не изменил в своих источниках. Нельзя также сказать, чтобы он особенно углубил характеры главных персонажей, которые у него даны довольно схематично. Интересное развитие получил только образ дона Хуана, прототип которого обрисован в обеих версиях очень слабо. У Банделло, например, клеветник (Тимбрео) — отнюдь не злой человек; он опорочивает девушку только из зависти, а после того как план его удался, раскаивается и сам открывает жениху всю правду. У Шекспира, наоборот, все действия дона Хуана последовательны и достаточно мотивированы гордостью и озлобленностью незаконнорожденного и нелюбимого при дворе принца.
Зато вполне оригинальна присоединенная Шекспиром к основной фабуле вторая сюжетная линия — история Бенедикта и Беатриче, характеры которых, кстати, наиболее индивидуализированы в пьесе. А к этому надо еще добавить великолепно развитый и разросшийся почти до самостоятельного действия эпизод с двумя полицейскими.
Основную прелесть этой комедии, пользовавшейся во времена Шекспира огромным успехом на сцене — подобно тому как она пользуется им и сейчас, — составляет то мастерство, с каким Шекспир слил вместе эти три идейно и стилистически столь разнородные темы, совместив требования драматического единства со своим обычным стремлением обогатить и разнообразить действие. Средством для этого ему служит единая идея, проходящая в трех разных планах и крепко связывающая пьесу одним общим чувством жизни. Это — чувство зыбкости, обманчивости наших впечатлений, которое может привести к великим бедам и от которой человеку неоткуда ждать помощи и спасения, кроме счастливого случая, доброй судьбы.
Вся пьеса построена на идее обмана чувств, иллюзорности наших впечатлений, и эта иллюзорность симметрично прослеживается в трех планах, образуя глубокое стилистическое и идейное единство комедии. Внешне этой цели всякий раз служит один и тот же драматический прием — вольное или невольное подслушивание (или подсматривание), но всякий раз психологически и морально осмысливаемое по-иному.
Первая и основная тема пьесы — история оклеветанной Геро — носит отчетливо драматический характер. Примесь трагического элемента присуща в большей или меньшей степени почти всем комедиям, написанным Шекспиром в пятилетие, предшествующее созданию его великих трагедий (например, "Венецианский купец", "Как вам это понравится" и т. д.). Но ни в одной из них этот элемент так не силен, как в рассматриваемой комедии. Кажется, в ней Шекспир уже предвосхищает тот мрачный взгляд на жизнь, то ощущение неотвратимости катастроф, которое вскоре станет господствующим в его творчестве. Но только сейчас у него еще сохраняется "комедийное" ощущение случайности, летучести всего происходящего, оставляющее возможность внезапного счастливого исхода, и не возобладало представление о неизбежности конфликтов, завершающихся катастрофой.
В частности, ситуация "Много шума" имеет много общего с ситуацией "Отелло". Клавдио — благороднейшая натура, но слишком доверчивая, как Отелло, и чрезмерно пылкая, как и он. Оскорбленный контрастом между видимой чистотой Геро и примерещившимся ему предательством, он не знает меры в своем гневе и к отвержению невесты присоединяет еще кару публичного унижения (что, впрочем, соответствовало понятиям и нравам эпохи). Дон Хуан помимо естественного чувства обиды самой природой своей расположен ко злу: как для Яго невыносима "красота" существования Кассио, так и подлому бастарду нестерпимы благородство и заслуги Клавдио. Также и Геро, подобно Дездемоне, бессильно и безропотно склоняется перед незаслуженной карой как перед судьбой. Наконец, и Маргарита не лишена сходства с чересчур беспечной и бездумной, покорной мужу (или любовнику) Эмилией. Им обеим чужда моральная озабоченность, активная преданность любимой госпоже: иначе такое чувство предостерегло бы их и побудило бы предостеречь жертву.
Но мы здесь в мире доброй, ласковой сказки, — вот почему все кончается счастливо. И потому, заметим, все изображено бархатными, пастельными, а не огненными, жгучими тонами "Отелло". А отсюда — возможность стилистического слияния с двумя другими, комическими частями пьесы — не только с историей Беатриче и Бенедикта, но и с эпизодом двух очаровательных полицейских.
Вторая, комическая тема пьесы тесно связана с первой. Обе они дополняют друг друга не только сюжетно, но и стилистически. Первая в решительный момент переводит вторую в серьезный и реалистический план, тогда как вторая смягчает мрачные тона первой, возбуждая предчувствие возможной счастливой развязки. Возникает ощущение сложной, многопланной жизни, где светлое и мрачное, смех и скорбь не сливаются между собой (как в "Венецианском купце" или хотя бы в "Двух веронцах"), но чередуются, соседят друг с другом, подобно тому как в рисунках "белое и черное" оба тона оттеняют один другой силой контраста, придавая друг другу выразительность и приводя целое к конечному единству. Отсюда, при мягкости и гармонии речи этой пьесы, в ее конструкции и общем колорите есть нечто "испанское" (по жгучести и пылкости), напоминающее позднейшую "Меру за меру".
Взрыву любви Бенедикта — Беатриче предшествует долгая пикировка между ними, блестящее состязание в колкостях и каламбурах, которое похоже на войну двух убежденных холостяков, но на деле прикрывает глубокое взаимное влечение, не желающее самому себе признаться. Комментаторы, ищущие всюду и во всем готовых литературных источников, полагают, что кое-что в этой перестрелке навеяно такой же дуэлью остроумия между Гаспаро Паллавичина и Эмилией Пиа, описанной в книге Бальдассаре Кастильоне "Придворный" (1528), переведенной на большинство европейских языков, и в том числе на английский — в 1561 году. Книга эта, считавшаяся руководством благородного образа мыслей и изящных бесед, была, без сомнения, известна Шекспиру, и он мог мимоходом почерпнуть из нее несколько острот и каламбуров, вложенных им в уста Беатриче и Бенедикта. Но ситуация у Кастильоне совсем иная, не говоря о том, что кое в чем могли быть и просто совпадения. Существеннее то, что уже в целом ряде более ранних своих комедий Шекспир разрабатывал ту же самую ситуацию: поединок остроумия между молодым человеком и девушкой, предшествующий зарождению между ними любви. Довольно развернуто дана такая ситуации в "Укрощении строптивой", но еще более разработана она в "Бесплодных усилиях любви", где пара Бирон — Мария является прямой предшественницей пары Бенедикт — Беатриче.
Параллелизм этот, по-видимому, не случаен, ибо в том самом 1598 году, когда возникла комедия "Много шума", старая названная нами пьеса, написанная за четыре-пять лет до того, была не только поставлена на сцене придворного театра, но и издана кварто. Видимо, интерес к названному мотиву оживился к этому времени снова, и у Шекспира явилось желание разработать его еще раз, и притом углубленно, что он и сделал. Веселую сцену пикировки, лишенную в "Бесплодных усилиях любви" всякого психологического обоснования, он здесь насквозь психологизировал.
Прежде всего, Бирон у него совсем не является по самой своей натуре таким женоненавистником, как Бенедикт. С другой стороны, Розалинда далеко не так строптива, как Беатриче. Их перестрелка не выходит за пределы обычного поддразнивания и заигрывания, свойственных тому, что нынешние потомки Шекспира называют "флиртом". Но Беатриче — натура гордая и требовательная. Ей нужно, чтобы ее избранник не был ни молодым вертопрахом, ни человеком с увядшими чувствами, ищущим спокойного и удобного брака; ей нужен человек, который соединял бы в себе пылкость юноши и опытность мужчины. А где такого найти? И что если, делая выбор (а он, кажется, ею уже сделан!), ошибешься? Беатриче — натура сильная, мало чем уступающая Порции в "Венецианском купце". Она хочет научить уважать себя как человека. И потому из гордости она не выдает своих чувств, боясь насмешки, и приходит к отрицанию любви.
Как обычно бывает у Шекспира, он более тщательно, более заботливо исследует чувства женщины, обозначая чувства мужчины суммарно и лаконично, как более натуральные, более понятные зрителю. Но и в задорном упрямстве Бенедикта мы видим проявление его личного характера, нечто принципиальное, роднящее его с Беатриче: такое же благородство чувств и такую же сердечную гордость. Но последняя является вместе с тем и преградой, разделяющей их.
Однако несчастье, постигшее Геро, ломает эту преграду и, пробудив в юных сердцах их лучшие чувства: в ней — верность и твердость дружбы, в нем — способность к самопожертвованию, — бросает их в объятия друг друга. И одно мгновение кажется — такова композиционная тонкость пьесы, — что основное, серьезное действие только и существует для того, чтобы служить опорой второму действию, собственно комедийному. Горе — жалость — любовь: вот линия развития всей пьесы. В сравнении с этой мощной логикой чувств чисто подсобную роль играет та интрига, которая внешним образом приводит к желанному результату. Это тот же прием подслушивания, который явился пружиной и основного, трагического действия. Но только здесь прием подслушивания использован на редкость оригинально: заговорщики, шепчущие именно то, что они хотят довести до сведения влюбленных, заставляют последних вообразить, что они случайно подслушали разговор. Минус на минус в алгебре дает плюс; две перемноженные фикции в действительности дают истину. Закон шекспировской комедии: чем смешнее, тем трогательнее; чем иллюзорнее, тем правдивее.
Комическое (или комедийное) в этой удивительной пьесе перевешивает трагическое. Но, как все это нами было изложено выше, оно слишком абстрактно, ему недостает материальной плотности. Чтобы придать ее пьесе, Шекспир вносит в нее третью тему, элемент бытового гротеска: эпизод с двумя полицейскими. Эпизод этот имеет весьма реальное основание. Канцлер Елизаветы Берли в 1586 году писал другому ее министру Уолсингему в выражениях, весьма близких к тексту комедии, что Англия полна таких блюстителей общественного порядка, которые "сторонятся преступления, как чумы", предпочитая болтать, спать, пить эль и ничего не делать. Как мы видим, шекспировские зрители воспринимали эти образы не только как гротеск, но и как кусочек действительности. Поясним, между прочим, что Кизил и его собратья не являются полицейскими на королевской службе. Они принадлежат к той добровольной страже, которая создавалась корпорациями горожан для охраны порядка, особенно в ночное время. В такие стражи нанимались те, кто ни к какому другому делу не был приспособлен. Не случайно поэтому литература той эпохи полна шуток и острот по адресу безалаберных и нерасторопных людей, взявших на себя миссию охраны общественного порядка.
О том, что Шекспир списал образы стражников с натуры, сохранилось предание, записанное в 1681 году любителем старины Джоном Обри. "Бен Джонсон и он (Шекспир. — А. А.), — сообщает Обри, — где бы они ни оказывались, повседневно подмечали странности людей (humours)". И вот пример этого: "Характер констебля из "Сна в летнюю ночь" он списал в Грендоне-на-Баксе, по дороге из Лондона в Стретфорд, и этот констебль еще жил там в 1642 году, когда я впервые направлялся в Оксфорд. Мистер Джоз Хоу из этого прихода знал его". Простим антиквару его ошибку — он спутал "Сон в летнюю ночь" с "Много шума из ничего", но предание, сообщаемое им, от этого не утрачивает своей ценности. Оно лишний раз подтверждает наше ощущение жизненности этих забавных фигур, введенных Шекспиром. Но, конечно, только Шекспир мог сделать их такими живыми в пьесе и так вплести в ее действие, что без них оно многое теряет в комизме.
Кизил — невероятно чванливый глупец, к тому же постоянно путающий слова. Желая придать себе как можно больше значительности, он любит пользоваться юридическими терминами, помпезными словами и выражениями, но, будучи малограмотным, все время впадает в ошибки. Его постоянный спутник Булава под стать ему.
Словоохотливость Кизила способна вывести из себя самого терпеливого человека. Уже обладая ключом к той грязной интриге, которая направлена против Геро, он, однако, не в состоянии помешать тому, чтобы клевета пала на чистую девушку. Да его это и не заботит. Он, как мы помним, больше всего взволнован тем обстоятельством, что его обозвали ослом. Он и ходит теперь жаловаться на это, разнося повсюду, что его обругали ослом, и требуя, чтобы это было документально зафиксировано.
Незачем распространяться о том, насколько комична эта фигура и сколько юмора вложил Шекспир в изображение ее. Парадоксально однако, то, что именно глупость Кизила в конечном счете приводит к спасению чести Геро. То, чего не смогли сделать все умные люди из круга героини, сделали эти нелепые ночные стражи. Они нашли виновников клеветы и содействовали их разоблачению. Понятно, этим комическая окраска финала и всей пьесы еще усиливается.
И, наконец, не следует забывать еще об одном аспекте пьесы — нарядном и праздничном, несмотря на прорезывающие ее трагические нотки. Действие все время развивается на фоне торжественных встреч, празднеств, балов, прогулок по парку, на фоне цветущей природы знойного юга, благоухающих в ночной темноте цветов, шляп, украшенных перьями, и гибких клинков шпаг. В этой комедии еще больше, чем в других, Шекспир хотел дать почувствовать всю роскошь жизни и притаившееся в ней, стерегущее человека зло.
А. Смирнов
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "МНОГО ШУМА ИЗ НИЧЕГО"
Действующие лица: Борачио — смысловое имя. По-испански оно означает "пьяница" (boriacho).
…предложил состязаться тупыми стрелами. — Тупые стрелы употреблялись при стрельбе в птиц, чтобы подшибать их не раня. Они же были постоянным атрибутом шутов.
…четыре из его пяти умственных способностей получили тяжелое увечье. — Пятью умственными способностями считались: здравый смысл, воображение, изобретательность, способность суждения и память. По мнению Беатриче, Бенедикт сохранил из них только здравый смысл.
Ну, вам бы только попугаев обучать. — Любители грубых шуток нередко обучали своих попугаев ругательным словам.
Отлично, Леонато. — Во время словесной дуэли между Бенедиктом и Беатриче дон Педро о чем-то тихо разговаривал с Леонато.
Купидон — хороший охотник на зайцев, а Вулкан — отличный плотник. — Примеры нелепостей, так как Купидон изображался с завязанными глазами, а Вулкан, бог подземного огня, был кузнецом, а не плотником.
…носить на голове шапку, не вызывая подозрений. — Намек на "рога" обманутого мужа, торчащие из-под шапки.
…повесить мне рожок на невидимый ремешок. — "Невидимый" — в отличие от "видимого" ремня, на котором висит охотничий рог.
…Адам Белл — знаменитый английский стрелок, воспетый в балладах.
Если только Купидон не растратил в Венеции всех своих стрел… — Венеция считалась городом, особенно богатым любовными приключениями.
…июля шестого дня. Ваш любящий друг Бенедикт. — Клавдий и дон Педро цитируют заключительные строки воображаемого любовного письма Бенедикта.
…родился под знаком Сатурна. — Согласно астрологическим представлениям, люди, родившиеся под знаком планеты Сатурна, должны были обладать меланхолическим темпераментом.
…буду водить его обезьян в аду. — Согласно старому английскому поверью, старым девам суждено после смерти в аду прогуливать чужих детей в наказание за то, что при жизни они не имели своих.
…отдавать отчет в своем поведении куску грубой глины! — Намек на библейское сказание о том, что бог создал первого человека Адама из глины.
Синкпес — танец в пять па (от французского cinq-pas).
Моя маска — вроде крыши Филемоновой хижины: внутри нее — Юпитер. — В "Метаморфозы" Овидия входит сказание о Филемоне и Бавкиде, благочестивой чете старых любящих супругов, которые радушно приняли в своей хижине посетивших их под видом усталых путников Зевса и Гермеса.
И рука у вас сухая и с той и с другой стороны… — Сухая ладонь считалась признаком отсутствия темперамента.
"Сто веселых рассказов" — распространенный в те времена список анекдотов.
На шее, как цепь богатого ростовщика. — Богатые горожане нередко носили на шее массивную золотую цепь.
Так говорят честные торговцы скотом, продав быка. — После заключения сделки продавец высказывал покупателю пожелание, чтобы тот счастливо владел скотиной.
Ата (греч. миф) — божество мести и раздора.
Пресвитер (священник) Иоанн — в средневековых легендах — владыка христианского царства в глубине Азии.
Великие Моголы — тюркская династия в Индии, основанная в начале XVI века.
Да, конечно. — Во время предыдущей реплики Бенедикта дон Педро тихо разговаривал с Леонато или Клавдио о задуманной последними серенаде, и начальные слова этой реплики обращены им к одному из них.
…от талии кверху — Испания: не видно камзола. — Испанцы тоже носили камзолы, но обычно у них камзол был прикрыт плащом и потому мало заметен.
…претерпеть спасение души и тела. — Подобно многим другим персонажам у Шекспира, Кизил и Булава здесь и дальше коверкают слова или говорят противоположное тому, что надо сказать. Например, "претерпеть" — вместо "заслужить", далее "наказания" — вместо "награды", "непригоднее" вместо "пригоднее" и т. д.
"Свет любви" — популярная песня.
…если вы не стали вероотступницей, так больше нельзя держать путь по звездам. — Маргарита хочет сказать: "Если вы не изменили своей закоренелой ненависти к мужчинам, право, нельзя больше доверять ясным указаниям, которые дает нам природа".
Carduus benedictus (Целебный чертополох (лат.).) — целебный чертополох, считавшийся хорошим средством при сердечных заболеваниях.
…боюсь, что мы оказались бы слишком молоды для них. — то есть слишком сильными противниками.
Синьор, я ваши насмешки поймаю на полном скаку… — образ из практики рыцарских турниров, содержащий скрытую угрозу вызова на поединок.
…"Бог видел его, когда он прятался в саду". — Шутливый намек на библейский рассказ о грехопадении Адама.
Благослови, господи, вашу обитель. — Такими словами нищие обычно выражали свою благодарность, когда получали милостыню в монастыре.
Европа — дочь финикийского царя Агенора, которую влюбленный в нее Юпитер похитил, приняв образ быка.
А. Смирнов
Шекспир Уильям
Веселые виндзорские кумушки
Уильям Шекспир
Веселые виндзорские кумушки
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Сэр Джон Фальстаф.
Фентон, дворянин.
Шеллоу, мировой судья.
Слендер, родственник Шеллоу.
Мистер Форд |
} два дворянина, живущие в Виндзоре.
Мистер Педж |
Вильям Педж, мальчик, сын мистера Педжа.
Сэр Гью Эванс, валлийский священник.
Доктор Кайюс, французский лекарь.
Хозяин гостиницы "Подвязка".
Бардольф |
Пистоль } бездельники, спутники Фальстафа.
Ним |
Робин, паж Фальстафа.
Симпль, слуга Слендера.
Регби, слуга доктора Кайюса.
Мистрис Форд.
Мистрис Педж.
Анна Педж, ее дочь.
Мистрис Куикли, служанка доктора Кайюса.
Слуги Педжа, Форда и др.
Место действия: Виндзор и его окрестности.
АКТ I
СЦЕНА 1
Виндзор. Перед домом Педжа.
Входят судья Шеллоу, Слендер и сэр Гью Эванс.
Шеллоу
Не уговаривайте меня, сэр Гью; я собираюсь подать на это жалобу в Звездную палату; будь он двадцать раз сэром Джоном Фальстафом, ему не удастся безнаказанно оскорблять Роберта Шеллоу, эсквайра.
Слендер
Из Глостерского графства, мирового судью и coram. {В 'присутствии' (лат.). Слендер употребляет это слово некстати.}
Шеллоу
Да, братец Слендер, и custalorum.
Слендер
Да, и кроме того ratolorum и родовой дворянин, ваше преподобие, который пишет себя armigero, на каждом прошении, решении, расписке, обязательстве armigero. {Custalorum (вместо custos rotulorum) - 'хранитель актов'. Ratolorum - искажение слова rotulorum. Armigero - 'оруженосец', 'эсквайр'. Слова, взятые из юридических формул.}
Шеллоу
Да, так у нас водится, так мы писали уже на протяжении трех сотен лет.
Слендер
Все потомки, что были до него, так делали, и все его предки, что после него будут, будут так же делать. Они имеют право на то, чтоб у них было вшито двенадцать белых щук в мантию.
Шеллоу
Это старинная мантия!
Эванс
Шеллоу
Щука - свежая рыба; в старой же мантии они не пресноводные, а морские.
Слендер
Мне хоть бы четвертушку из этой мантии, братец.
Шеллоу
Можете, когда вступите в брак.
Эванс
Да, он взаправду превратит ее в брак, если получит четвертушку.
Шеллоу
Ни капельки.
Эванс
Да, да, клянусь пресвятой девой! Если он возьмет четвертушку вашей мантии, то, по моему скромному разумению, у вас самих останется только три четверти; но это все равно. Если сэр Джон Фальстаф по отношению к вам совершил непотребства, то я, как человек, принадлежащий к церкви, буду рад сподобиться содействовать миру и благоволению между вами.
Шеллоу
Совет услышит про это. Это - бунт.
Эванс
Совету не надлежит слышать о бунте, так как в бунте нет страха божьего; Совету, видите ли, желательно слышать о страхе божием, а не слышать о бунте. Подумайте об этом.
Шеллоу
А! Черт возьми! Сделайся я по-прежнему молодым, меч разрешил бы дело!
Эванс
Гораздо лучше, когда мечом вам служат друзья, и они разрешают дело; но в уме у меня появляется еще один план, который, может быть, принесет с собою толк. Насчет Анны Педж, дочери мистера Джорджа Педжа, чистой девственницы.
Слендер
Мистрис Анна Педж? У нее темно-русые волосы, и она говорит дискантом, как женщина.
Эванс
Эта самая персона во всем свете как раз та, которую вам следовало бы желать; у нее кроме того есть еще на семьсот фунтов монет, да золота, да серебра, которое ее дед на смертном одре (дай бог ему радостного воскресения!) отказал ей, когда она будет в состоянии иметь семнадцать лет от роду; это не плохой куш, если вы, бросив всякие ссоры и пересвары, пожелаете устроить брак между мистером Абрагамом и мистрис Анной Педж.
Шеллоу
Ее дед завещал ей семьсот фунтов?
Эванс
Да, и еще отец даст ей побольше денег.
Шеллоу
Я знаю эту девушку, данные у нее хорошие.
Эванс
Семьсот фунтов да виды на будущее - неплохое приданое.
Шеллоу
Хорошо. Посетим почтенного мистера Педжа. Фальстаф там?
Эванс
Должен ли я вам сказать неправду? Я презираю лжеца, как презираю всякого фальшивого человека или как презираю всякого человека, который не правдив. Рыцарь сэр Джон там, но я умоляю вас, поступайте по совету ваших благожелателей. Я сейчас постучусь к мистеру Педжу. (Стучит.) Эй, кто там? Благословение господне над домом сим!
Педж
Кто там?
Эванс
Божье благословенье и друг ваш судья Шеллоу; а вот юный мистер Слендер: он, может статься, и другое вам что порасскажет, если вам по вкусу придется то, о чем будет речь.
Входит Педж.
Педж
Я рад видеть ваше преподобие в добром здравии. Благодарю вас за дичь, мистер Шеллоу.
Шеллоу
Мистер Педж, я рад видеть вас. Пусть она вам пойдет на пользу. - Я бы лучшей для вас пожелал дичи; эта неважно была убита. Как поживает добрая мистрис Педж? Всегда сердечно вам предан. Да, сердечно.
Педж
Благодарю вас, сэр.
Шеллоу
Я благодарю вас. Что бы ни случилось, за все благодарю вас.
Педж
Рад видеть вас, добрый мистер Слендер.
Слендер
Как поживает ваша рыжая борзая, сэр? Я слышал, будто ее Котсоле {Городок в Глостершире, где производились состязания собак в резвости.} обогнали.
Педж
Это еще дело не решенное, сэр.
Слендер
Вы не хотите признаться, вы не хотите признаться.
Шеллоу
Конечно, он не хочет признаться. Вам не везет, вам не везет; собака хорошая.
Педж
Паршивый пес, сэр.
Шеллоу
Хорошая собака, сэр. И видная собака. Что можно еще сказать? Хорошая и видная. Сэр Джон Фальстаф здесь?
Педж
Он здесь, сэр. И я хотел бы оказать вам обоим хорошую услугу.
Эванс
Он говорит, как подобает говорить истинному христианину, да.
Шеллоу
Он обидел меня, мистер Педж.
Педж
Он до некоторой степени сознается в этом.
Шеллоу
Сознаться еще не значит рассчитаться, - не так ли, мистер Педж? Он обидел меня, в самом деле обидел, честное слово, обидел, поверьте мне, Роберт Шеллоу, эсквайр, говорит вам, что он обижен.
Педж
Вот идет сэр Джон.
Входят сэр Джон Фальстаф, Бардольф, Ним и Пистоль.
Фальстаф
Ну что же, мистер Шеллоу, вы хотите жаловаться на меня королю?
Шеллоу
Рыцарь, вы прибили моих людей, перестреляли мою дичь и взломали сторожку.
Фальстаф
Но не целовал дочки вашего лесничего.
Шеллоу
Это пустые отговорки. Вы за это ответите.
Фальстаф
Отвечу, хоть сейчас. Да, я все это сделал. Вот и ответил.
Шеллоу
Совет услышит об этом.
Фальстаф
Лучше бы вы послушали моего совета. Ведь вас подымут насмех.
Эванс
Pauca verba, {'В немногих словах' (лат.).} сэр Джон, добрая дичь.
Фальстаф
Кого печь? Репу, что ли? Слендер, я вам проломил голову; что за материю имеете вы против меня?
Слендер
Из головы моей вышло немало материи против вас и против ваших подлых мошенников: Бардольфа, Нима и Пистоля.
Бардольф
Ну, вы, бенберийский сыр!
Слендер
Это к делу не относится.
Пистоль
В чем дело, Мефистофилус?
Слендер
Это к делу не относится.
Ним
Молчать, говорю я! Pauca, pauca. Такой у меня нрав.
Слендер
Где же это Симпль, мой человек? Не можете ли вы сказать, братец?
Эванс
Тише, прошу вас. Приступим теперь к выяснению. Здесь три посредника в этом деле, насколько я понимаю: вот мистер Педж, fidelicet {Fidelicet искажение слова videlicet (лат.) - 'то есть', 'а именно'.} мистер Педж, затем я сам, fidelicet я сам; и с третьей стороны, окончательно и заключительно, наш хозяин "Подвязки".
Педж
Мы трое готовы выслушать и привести к концу дело между вами.
Эванс
Очень хорошо. Я отмечу в своей записной книжке, а затем приступим к разбирательству с возможною для нас осторожностью.
Фальстаф
Пистоль!
Пистоль
Он весь превращен в cлух.
Эванс
Что за чертовщина! Что это за оборот речи? "Он весь превращен в слух". Это - вычурность.
Фальстаф
Пистоль, опорожнили вы кошелек мистера Слендера?
Слендер
Клянись этими перчатками, опорожнил! Пусть мне иначе не входить в свою гостиную. Семь гротов шестипенсовиками, два стертые - Эдуарда для игры, за которые, клянусь этими перчатками, я заплатил Киллеру по два шиллинга два пенса за штуку.
Фальстаф
Правда это, Пистоль?
Эванс
Нет, это фальшь, раз это было карманным воровством.
Пистоль
Ну ты, черный иностранец! Сэр Джон и мой хозяин,
Я вызов шлю жестяной этой шпаге!
Слова неправды у тебя в устах,
Слова неправды. Лжешь, нагар и накипь!
Слендер
Тогда, клянусь этими перчатками, это сделал вот он.
Ним
Ну, вы, сэр, эти шутки оставьте. Я ведь могу тоже сказать вам "попался", если вы вздумаете напустить на меня полицейских ищеек. Зарубите у себя на носу.
Слендер
Тогда, клянусь этой шапкой, вот эта красная рожа. Хоть я и не - помню, что со мною было, когда вы меня напоили, но не такой же я все-таки осел.
Фальстаф
Что скажете вы, Краснушка и Джон?
Бардольф
Что до меня, так я скажу, что господин этот упился до потери пяти своих чувствий.
Эванс
Это значит: пяти своих чувств. Что за невежество!
Бардольф
А нагрузившись, как говорится, он облегчил свою казну, и шутка зашла слишком далеко.
Слендер
Да, вы и тогда по-латыни разговаривали; но не в этом дело. После такой выходки я никогда в жизни не буду пить иначе, как в честной, вежливой, хорошей компании. Если захочу выпить, так буду пить с людьми, в которых есть страх божий, а не с пьяницами.
Эванс
Суди меня бог, добродетельное намерение.
Фальстаф
Вы слышали, господа: все обвинения опровергаются! Вы слышали?
Входит Анна Педж с вином, за нею следом мистрис Педж и
мистрис Форд.
Педж
Нет, дочка, в дом неси вино, мы там будем пить.
Уходит Анна Педж.
Слендер
О небеса! Вот мистрис Анна Педж!
Педж
Как поживаете, мистрис Форд?
Фальстаф
Мистрис Форд, уверяю вас, я очень рад вас видеть. С вашего позволения, почтеннейшая.
(Целует ее.)
Педж
Приглашай, жена, этих джентльменов. Идемте; у нас на обед будет горячий пирог с дичью. Идемте, господа! Надеюсь, что мы за питьем утопим все неприятности.
Уходят все, кроме Шеллоу, Слендера
и Эванса.
Слендер
Не пожалел бы я теперь сорока шиллингов, имей я сейчас мой сборник песен и сонетов.
Входит Симпль.
Ну как дела, Симпль? Куда вы провалились? Сам я должен себе услуживать, сам должен? Не при вас ли сборник загадок? Не при вас ли он?
Симпль
Сборник загадок? Разве вы не отдали его Алисе Шорткек в день Всех святых за две недели до Михайлова дня?
Шеллоу
Идемте, братец. Идемте, братец. Вы нас задерживаете. Еще одно слово, братец. Вот в чем дело, братец. Сэр Гью сделал вроде как бы предложение, так, издали, обиняками. Вы понимаете меня?
Слендер
Да, сэр, и вы найдете меня благоразумным. Если это так, то я буду поступать благоразумно.
Шеллоу
Да, но поймите меня...
Слендер
Я это и делаю, сэр.
Эванс
Склоните слух к его внушениям, мистер Слендер. Я сделаю вам описание, в чем суть дела, если вы способны слушать.
Слендер
Нет, я собираюсь делать то, что скажет братец Шеллоу. Прошу вас извинить меня. Он мировой судья у нас в графстве, а я - частный человек.
Эванс
Но совсем не об этом идет речь; речь идет касательно вашей женитьбы.
Шеллоу
Да, в этом как раз вопрос, сэр.
Эванс
Как раз в этом; настоящий вопрос в этом, в мистрис Анне Педж.
Слендер
Что ж, если так, я готов жениться на любых разумных условиях.
Эванс
Но можете ли вы иметь расположение к этой женщине? Разрешите нам узнать это из ваших уст, или из ваших губ, - ведь некоторые философы называют губы частью уст. Так вот: определенно можете вы направить свое благоволение на эту девицу?
Шеллоу
Братец Абрагам Слендер, можете вы полюбить ее?
Слендер
Надеюсь, сэр. Я поступлю так, как надлежит человеку, который руководится благоразумием.
Эванс
Но, господи боже и пресвятая дева, вы должны в конце концов сказать: можете ли вы направить свои желания в ее направлении?
Шеллоу
Да, вы должны на это дать ответ. Хотите ли вы жениться при хорошем приданом?
Слендер
Я готов и на большее, если вы, братец, по каким-нибудь соображениям этого потребуете.
Шеллоу
Нет, милый братец, вникните в мои слова, вникните в мои слова. Ведь все, что я делаю, я делаю для вашего удовольствия, братец. Можете вы полюбить эту девушку?
Слендер
Я женюсь на ней, сэр, если вы этого потребуете; вначале любовь будет не так велика, но с божьей помощью, может, и уменьшится при ближайшем знакомстве, когда мы поженимся и будем иметь случай узнать друг друга. Надеюсь, что при нашем сближении недовольство сильно возрастет; но если вы скажете: женись - я женюсь. Я решил это добровольно и решительно.
Эванс
Это вполне осмотрительный ответ; одна только ошибка - в слове "решительно": тут должно согласно вашим намерениям стоять "положительно". Намерение прекрасное!
Шеллоу
Полагаю, что у братца хорошие намерения.
Слендер
Иначе - пускай меня повесят!
Шеллоу
Вот идет прекрасная мистрис Анна.
Входит Анна Педж.
Видя вас, мистрис Анна, я жалею, что не могу помолодеть!
Анна
Обед на столе. Моему отцу очень желательно быть в обществе вашей милости.
Шеллоу
Я сейчас присоединюсь к нему, прекрасная мистрис Анна.
Эванс
Господи благослови! Я не хочу пропускать предобеденной молитвы.
Уходят Шеллоу и Эванс.
Анна
Угодно ли вашей милости войти в дом, сэр?
Слендер
Мне не хочется есть, право; благодарю вас. - Идите, малый; раз вы мой слуга, идите к моему братцу Шеллоу.
Уходит Симпль.
Иногда и мировому судье можно оказать дружескую услугу, послав ему человека. Покуда матушка не умерла, я держу только троих слуг, не считая мальчика, но что же из этого? Все же я живу как бедный прирожденный дворянин.
Анна
Я не могу идти в дом без вашей милости; они не сядут за стол, пока вы не придете.
Слендер
Уверяю вас, я совсем не хочу есть; благодарю вас за приглашение.
Анна
Пожалуйста, сэр, прошу вас, пойдите туда.
Слендер
Благодарю вас, я лучше здесь погуляю. На этих днях я зашиб себе коленку, упражняясь на шпагах и кинжалах с мастером фехтовального дела; уговор был: за три удара - блюдо вареного чернослива. Так, поверите ли, я теперь запаха горячего кушанья не выношу. Что это ваши собаки так лают? Не привезли ли в город медведей?
Анна
Кажется, что так, сэр. Я слышала, об этом говорили.
Слендер
Обожаю эту забаву. Но очень уж я горяч пари держать. Кажется, нет другого такого человека в Англии. А вы боитесь или нет, когда видите медведя спущенным?
Анна
Ну, конечно, боюсь, сэр.
Слендер
А меня, так хлебом не корми. Секерсона {Имя медведя, которого часто спускали с цепи и травили в "Парижском саду", поблизости от театра "Глобус".} я раз двадцать видел, даже за цепь трогал, но если бы вы знали, какой крик и писк подняли женщины: просто страсть! Но понятно, женщинам трудно на них смотреть: это такие неприглядные, грубые животные.
Входит Педж.
Педж
Идемте, дорогой мистер Слендер, идемте, мы ждем вас.
Слендер
Мне совсем есть не хочется, благодарю вас, сэр.
Педж
Нет, чорт побери, вам выбора нет. Идем, идем!
Слендер
Пожалуйста, прошу вас, покажите пример.
Педж
Идите, сэр.
Слендер
Мистрис Анна, вам идти первой!
Анна
Не мне, сэр. Прошу вас, идите.
Слендер
Право же, я не хочу идти первым; право же, я не хочу наносить вам обиды.
Анна
Прошу вас, сэр.
Слендер
Лучше быть невежливым, чем надоедливым. Вы сами виноваты я этой обиде, да.
Уходят.
СЦЕНА 2
Там же.
Входят сэр Гью Эванс и Симпль.
Эванс
Идите своей дорогой и спросите, какой дорогой пройти к дому доктора Кайюса; там обитает некая мистрис Куикли, которая у него чем-то вроде няньки или мамки: не то она стряпает, не то стирает, не то выжимает.
Симпль
Хорошо.
Эванс
А вот так будет еще лучше. Отнесите ей письмо; эта женщина хорошо знакома с мистрис Анной Педж, а в письме выражено желанье и просьба, чтобы она содействовала вашему хозяину в его желаниях относительно мистрис Анны Педж. Прошу вас, сходите, а я хочу докончить свой обед. Там еще будут подавать ранеты и сыр.
Уходят.
СЦЕНА 3
Комната в гостинице "Подвязка".
Входят Фальстаф, Хозяин гостиницы, Бардольф, Ним, Пистоль
и Робин.
Фальстаф
Дорогой хозяин "Подвязки"!
Хозяин
Что скажет мой вояка-забияка? Говори умно и книжно.
Фальстаф
Уверяю, дорогой хозяин, я кое-кого из своих спутников принужден рассчитать.
Хозяин
Увольняй, вояка Геркулес, гони, укажи им дорогу: марш, марш!
Фальстаф
Мне каждая неделя обходится в десять фунтов.
Хозяин
Ты - император, цезарь, кесарь, слесарь. Бардольфа я возьму к себе: он будет цедить, он будет пенить. Верно я говорю, вояка Гектор?
Фальстаф
Сделай так, мой дорогой хозяин.
Хозяин
Сказано - сделано. Скажи ему, чтобы он следовал за мною. (Бардольфу) Посмотрим, как у тебя пена и игра пойдет. Мое слово крепко. Следуй за мной!
Уходит.
Фальстаф
Бардольф, иди за ним. Трактирный слуга - хорошее занятие; из старого плаща сделаем новую жилетку, из подержанного услужающего - свежего целовальника. Ступай! Adieu!
Бардольф
Я о такой жизни и мечтал. Тут я процвету.
Пистоль
Ты хочешь кран вертеть, цыганская утроба?
Ним
Он был зачат вполпьяна. Разве плоха острота?
Уходит Бардольф.
Фальстаф
Я рад, что избавился таким образом от этого огнива; он плутовал вроде как плохой певец, не соблюдая такта.
Ним
Ловкий вор всегда крадет с передышкой.
Пистоль
"Перемещает" - сказал бы умный человек! "Крадет" - Фи! Получай фигу за такое выражение!
Фальстаф
Прекрасно, господа, но у меня на сапогах пятки почти совсем истоптались.
Пистоль
Тогда можно их отморозить.
Фальстаф
Этим делу не поможешь. Я должен приняться за мошенничество, пуститься на разные выдумки.
Пистоль
Воронятам надо питаться.
Фальстаф
Кто из вас знает Форда в этом городе?
Пистоль
Я знаю этого человека: зажиточный малый.
Фальстаф
Почтенные мои друзья, нужно вам сказать, что теперь во мне...
Пистоль
Два ярда, если не больше.
Фальстаф
Не издевайся, Пистоль. Конечно, в талии у меня два ярда, но я теперь не в такой талии, которая проигрывает. Я теперь занят выигрышем; короче сказать, я хочу завести любовь с женою Форда: в ней я пронюхиваю расположение ко мне; она вступает в разговор, любезничает, делает всякие пригласительные жесты; смысл ее тайного языка я могу разгадать; самое непонятное слово в ее обращении на чисто английском языке обозначает; "Я принадлежу сэру Джону Фальстафу".
Пистоль
Он изучил ее тайные желания и перевел эти желания с языка благопристойности на английский.
Ним
Якорь брошен глубоко. Хороша острота?
Фальстаф
Слух идет, что она распоряжается мужниным кошельком, а у него легион ангелов.
Пистоль
Найми себе столько же чертей, и я скажу тебе: "В бой, мой мальчик!"
Ним
Остроты растут. Прекрасно! Состри мне насчет ангелов.
Фальстаф
Я написал к ней вот это письмо, а это другое - к жене Педжа, которая тоже достаточно дарила меня благосклонными взглядами и осматривала со всех сторон с видом знатока; иногда луч ее взглядов золотил мне ногу, иногда мой мощный живот.
Пистоль
Значит, солнце светило на навозную кучу.
Ним
Спасибо тебе за остроту.
Фальстаф
О, она разглядывала мою внешность с такими плотоядными намерениями, что вожделение ее глаз жгло меня, как зажигательное стекло. Это другое письмо к ней. Она тоже владеет кошельком мужа; она как область Гвиана, изобилующая золотом и достатком. Я подвергну конфискации ту и другую, и они будут моими казначейшами: они будут для меня восточной и западной Индией, и я с обеими заведу торговлю. Отнеси это письмо мистрис Педж, а ты это - мистрис Форд. Мы еще поживем, молодцы, мы еще поживем!
Пистоль
Что ж я - Пандар троянский, что ли?
Я меч ношу, возьми вас Люцифер!
Ним
Я избегаю низкопробных шуток. Вот, берите ваше шутовское письмо. Я хочу соблюдать пристойность.
Фальстаф
(Робину)
Так ты неси тогда скорее письма.
Как парусник, лети к златым брегам!
А вы, мерзавцы, прочь! Себе ищите
Пристанище другое. К чорту! Вон!
Фальстаф дух времени усвоит живо!
Вдвоем с пажом он заживет счастливо.
Уходят Фальстаф и Робин.
Пистоль
Пусть коршун рвет кишки! Фальшивые есть кости,
Чтоб богачей обыгрывать и бедных.
Набью кошель, когда ты будешь нищ,
Фригийский турок!
Ним
У меня есть махинация для остроумного мщения.
Пистоль
Ты хочешь мстить?
Ним
Клянусь небом и его звездой!
Пистоль
Остроумием или сталью?
Ним
Обоими, клянусь!
Его любовный план открою Педжу я.
Пистоль
А я так Форду дам понять,
Что хочет гусь Фальстаф
Голубку взять, казну отнять,
Их ложе запятнав.
Ним
Мой характер не охладится! Я подстрекну Педжа пустить в дело яд. Я вгоню его в желтуху, так как возмущение мое опасно. Вот какой у меня характер!
Пистоль
Ты - Марс всех недовольных! Я - второй после тебя. Пошагаем.
Уходят.
СЦЕНА 4
Комната в доме доктора Кайюса.
Входят мистрис Куикли, Симпль и Регби.
Куикли
Вот что, Джон Регби; прошу тебя, пойди открой окно и посмотри, яе идет ли мой хозяин, мистер доктор Кайюс. Если он придет и застанет хоть единую чужую душу в доме, опять по-старому примется испытывать долготерпение господа бога и английского короля.
Регби
Пойду покараулю.
Куикли
Иди, а я тебе, не поспеешь оглянуться, на последнем огне молочный суп разогрею.
Уходит Регби.
Хороший малый! Честный, услужливый, для дома находка и, поручусь за него, не сплетник, не задира; хуже всего то, что очень богомолен: в этом отношении он немного придурковат, но ведь у всякого есть свои недостатки. Довольно об этом! Значит, Питер Симпль, - так вас и зовут, говорите вы?
Симпль
Да, за неимением лучшего.
Куикли
И мистер Слендер - ваш хозяин?
Симпль
Так точно.
Куикли
Он носит большую круглую бороду, как нож у перчаточника?
Симпль
Ничего подобного. У него маленькое, крохотное лицо и маленькая желтая бородка, рыжая, как у Каина.
Куикли
Смирный, покладистый человек?
Симпль
Так точно; но чуть что, так он может между моей и своей головой орудовать руками, как и всякий другой. Как-то подрался он с кроличьим сторожем...
Куикли
Что вы говорите? О, теперь я вспоминаю. Он все так задирает голову и выступает фертом.
Симпль
Так точно, он самый.
Куикли
Прекрасно. Хуже партии Анне Педж не найти. Передайте мистеру пастору Эвансу, что я все, что могу, сделаю для вашего хозяина: Анна славная девушка, и я бы хотела...
Входит Регби.
Регби
Беда! Хозяин сюда идет!
Куикли
Здорово нам всем достанется. Спрячьтесь сюда, славный молодой человек. Пойдите в его кабинет: он не долго дома пробудет. (Вталкивает Симпля в соседнюю комнату.) Эй, Джон Регби! Джон, эй! Джон, говорят тебе! Ступай, Джон, узнай, что с хозяином. Боюсь, не случилось ли чего-нибудь, что он так долго не идет домой. (Напевает) "Там внизу, внизу, под горкой..."
Уходит Регби.
Входит доктор Кайюс.
Кайюс
Что это вы поете? Не люблю этих глупостей. Пожалуйста, пойдите и поищите у меня в кабинете boitier vert - коробку, зеленую коробку. Поняли, что я говорю? 3еленую коробку.
Куикли
Слушаюсь, пойду сейчас отыщу. (В сторону) Я рада, что он сам туда не идет. Если бы он там нашел молодого человека, он взбесился бы, как бык.
Кайюс
Fe, fe, fe, fe! ma foi, il fait fort chaud. Je m'on vais la cour - la grande affaire. {'Фф, фф... чорт возьми, жарко! Пойду на двор по серьезному делу' (франц.).}
Куикли
Эта, сэр?
Кайюс
Oui. Mets le {'Да. Положи ее' (франц.).} в мой карман, depeche, {'Торопись' (Франц.).} проворней! Где этот негодяй Регби?
Куикли
Эй, Регби! Джон Регби! Джон!
Входит Регби.
Регби
Здесь, сэр.
Кайюс
Вы - Джон Регби, вы - Джек Регби. Возьмите вашу рапиру и сопровождайте меня по двору.
Регби
Она наготове, сэр, здесь в прихожей.
Кайюс
Чорт возьми, как я опаздываю. Господи, qu'ai j'oublie! {'Что я забыл!' (франц.).}. Забыл кое-какие снадобья у себя в кабинете, которые я ни за что на свете не хотел бы оставлять.
Куикли
Беда мне! Теперь он найдет там молодого человека и взбесится!
Кайюс
Oh, diable, diable! {'Чорт, чорт!' (франц.).} Что это в моем кабинете? Подлец larron! {'Вор' (франц.).} (Выталкивает Симпля.) Регби, рапиру мне!
Куикли
Хозяин, сделайте милость, успокойтесь.
Кайюс
А зачем мне успокаиваться?
Куикли
Молодой человек - честный человек.
Кайюс
Зачем честному человеку ходить в мой кабинет? Он - нечестный человек, раз забрался в мой кабинет.
Куикли
Умоляю вас, не будьте так флегматичны. Послушайте, в чем дело. Он пришел с поручением от пастора Гью.
Кайюс
Прекрасно.
Симпль
Так точно. Он желал...
Куикли
Молчите, пожалуйста.
Кайюс
Вы придержите свой язык. - Продолжайте свою историю.
Симпль
Он желал, чтоб эта почтенная женщина, ваша девушка, замолвила доброе словечко мистрис Анне Педж за моего хозяина по поводу его сватовства.
Куикли
Все это истинная правда, но я пальца в огонь не собираюсь класть. Была нужда!
Кайюс
Сэр Гью вас послал? Регби, baillez {'Дайте' (франц.).} мне какой-нибудь лист бумаги. А вы подождите одну минуту.
(Пишет.)
Куикли
(тихо Симплю)
Я рада, что он так спокоен; если бы он как следует рассердился, наслушались бы от него всяких криков и м_а_л_о_х_о_л_и_и. Но как бы там ни было, голубчик, я для вашего хозяина сделаю, что могу. Потому что, сказать по правде, французский доктор - мой хозяин: я могу его назвать хозяином, так как я у него веду весь дом - я и стираю, и полощу, и пеку, и варю, и чищу, и приправляю кушанья и напитки, и делаю постель, - все сама.
Симпль
(тихо Куикли)
Много дела для рук одного человека.
Куикли
(тихо Симплю)
Вы так думаете? Находите, что много дела? И надо вставать рано, ложиться поздно. Но как-никак, скажу вам по секрету, - ни слова об этом! мой хозяин сам влюблен в мистрис Анну Педж; но как-никак, что в голове у Анны, я знаю: она ни за того ни за другого.
Кайюс
Вы, обезьяна, отдайте это письмо сэру Гью; ей-богу, это - вызов. Я перережу ему горло в парке, я научу эту паршивую поповскую обезьяну вмешиваться не в свои дела. Вы можете идти, нет толку вам здесь топтаться. Ей-богу, я ему ядра отрежу, - ему нечем будет в собаку запустить.
Уходит Симпль.
Куикли
Бедняга! Ведь он только за своего друга хлопочет.
Кайюс
Мне до этого дела нет. Разве вы не говорили, что Анна Педж достанется мне самому? Ей-богу, я убью этого дурацкого попа, а на то, чтобы вымерить наше оружие, я выбрал своего приятеля, хозяина "Подвязки". Ей-богу, я хочу, чтобы мне самому досталась Анна Педж.
Куикли
Сэр, девушка вас любит, и все обойдется хорошо. Пусть народ болтает себе на здоровье. Вам какая нужда?
Кайюс
Регби, сопровождай меня во двор. Ей-богу, если Анна Педж мне не достанется, я вас выставлю из дома башкой вперед. - Регби, следуй за мной.
Уходят Кайюс и Регби.
Куикли
Самому вам ослиная башка достанется. Нет, что у Анны в голове, т_о мне известно; ни одной женщине в Виндзоре не известно лучше, чем мне, что у Анны в голове. Благодарение небу, никто не может сделать с ней того, что я могу.
Фентон
(за сценой)
Кто тут есть? Эй!
Куикли
Кого еще принесло? Войдите, прошу вас.
Входит Фентон.
Фентон
Ну, как, почтеннейшая? Как поживаешь?
Куикли
Хорошо, тем более, что ваша милость изводит спрашивать об том.
Фентон
Что нового? Как поживает прелестная мистрис Анна?
Куикли
Вот это верно, сэр. Она и прелестная, она и честная, и милая, и, кстати, могу вам сказать, принадлежит к числу ваших друзей. Благодарю небо за это.
Фентон
Так что, ты думаешь, выйдет толк? Ухаживаю я не зря?
Куикли
Это, сударь, в руках всевышнего, но как-никак, мистер Фентон, - могу присягнуть на Библии, - она вас любит. У вашей милости есть бородавка над глазом?
Фентон
Ну, есть. Так что же из этого?
Куикли
Так вот, по поводу этой бородавки вышла делая история. Славная она, Нен! Другую такую не сыскать; можете мне поверить, честнейшая девушка из тех, что хлеб ели; мы целый час про бородавку проговорили. Ни с кем я так не смеюсь, как с этой девушкой. Конечно, она слишком склонна к м_а_л_о_х_о_л_и_и и задумчивости, но вам одно могу сказать: действуйте.
Фентон
Отлично. Я ее сегодня увижу. Вот деньги тебе; замолви за меня слово. Если увидишь ее раньше, чем я, не забудь обо мне.
Куикли
Я-то! Мы всегда о вас помним, а когда на досуге еще встретимся с вами, я вам расскажу про бородавку и про остальных женихов.
Фентон
Ладно. Прощай, я очень тороплюсь.
Куикли
Прощайте, ваша милость!
Уходит Фентон.
Ничего не скажешь, - честный джентльмен; но Анна-то его не любит. Ведь кому же знать, как не мне, что в голове у Анны! - А, чтоб тебя! Как это я позабыла!
Уходит.
АКТ II
СЦЕНА 1
Перед домом Педжа.
Входит мистрис Педж с письмом.
Мистрис Педж
Вот как! В счастливые дни моей молодости я была избавлена от любовных писем, а теперь стала их получать! Посмотрим!
(Читает) "Не спрашивайте у меня, почему я вас люблю; рассудок призывается иногда любовью в качестве врача, но никогда не в качестве советника. Вы немолоды, я тоже, - вот уже между нами точка соприкосновения; вы веселы, я тоже, - еще точка соприкосновения; вы любите херес, и я также, - какой же вам еще точки соприкосновения? Удовлетворись, мистрис Педж, тем (если любовь солдата может доставить удовлетворение), что я люблю тебя. Я не хочу говорить: "сжалься надо мною", так как не подходят такие Фразы солдату; я говорю: люби меня. Остаюсь
Я рыцарь твой
Во тьме ночной,
Также в час любой,
С отвагой злой,
Готовый в бой
Джон Фальстаф". Вот Ирод-то иудейский! О подлый, подлый свет! Такая почти окончательно источенная временем развалина мнит себя молодым кавалером! Неужели я так необдуманно вела себя, что подала повод этому фламандскому пьянице, чорт бы его побрал, так приставать ко мне? Он и встречался со мной всего раза три. Что я ему могла сказать? Я своей веселости воли не давала, да простит мне небо. Право, я внесу билль в парламент об упразднении мужчин. Как же мне ему отомстить? Уж отомстить-то я отомщу, это так же верно, как то, что у него кишки - сплошная колбаса.
Входит мистрис Форд.
Мистрис Форд
Мистрис Педж, а я, верьте моему слову, шла к вам.
Мистрис Педж
А я, верьте моему слову, шла к вам. Вы совсем плохо выглядите.
Мистрис Форд
Никогда не поверю этому. Я могу вам дать доказательство, что как раз наоборот.
Мистрис Педж
Право, так по-моему.
Мистрис Форд
Ну, хорошо. Но повторяю, я могу дать доказательство, что как раз наоборот. О, мистрис Педж, дайте мне совет.
Мистрис Педж
В чем дело, дорогая?
Мистрис Форд
Ах, дорогая, если бы я не обращала внимания на один пустяк, я могла бы приобрести большую честь.
Мистрис Педж
Плюньте на этот пустяк, дорогая, и приобретайте честь. Но в чем и дело? Бросьте о пустяках! В чем дело?
Мистрис Форд
Если бы я согласилась на одну-две вечные минуты сойти в ад, я получила бы рыцарское звание.
Мистрис Педж
Как! Что ты врешь? Сэр Алиса Форд! Грош цена такому рыцарству. Лучше тебе уж не менять своего дворянского звания.
Мистрис Форд
Мы только время попусту теряем. Вот читай, читай - поймешь, как я могу получить рыцарское звание. Пока глаза мои смогут различать одного человека от другого, я всегда буду иметь самое плохое мнение о толстых мужчинах; а между тем этот толстяк не сквернословил, хвалил в женщинах скромность и так рассудительно и складно осуждал всякую непристойность, что я готова была присягнуть, что мысли у него не расходятся со словами; а они у него подходили друг к другу, как сотый псалом к напеву "Зеленых рукавов". Какая буря, хотела бы я знать, выбросила на Виндзорский берег этого кита, у которого столько бочек сала в брюхе? Как бы мне отомстить ему? Я думаю, лучше всего будет поддерживать в нем надежду, покуда он от нечистого пламени похоти сам не растопится в собственном жиру. Слышали вы что-нибудь подобное?
Мистрис Педж
Слово в слово! Только тут имя Педж, а там - Форд! Это может служить тебе не малым утешением, как объяснение, откуда о тебе такое плохое мнение. Вот близнец твоего письма; но наследственное право принадлежит твоему: я за своего торжественно отказываюсь от всякого наследства. Я уверена, что у него заготовлена тысяча таких писем с чистыми местами для разных имен - наверное, даже больше, и это - уже второе издание. Без всякого сомнения, он хочет их напечатать: ему все равно, что пускать под пресс, раз он нас обеих хотел загнать под пресс. Я бы предпочла быть великаншей и лежать под горой Пелионом. {Согласно античному мифу, гиганты, восставшие против богов Олимпа, пытались взобраться на него, вгромоздя Оссу на Пелион.} Право, я легче найду двадцать распутных горлиц, чем одного целомудренного мужчину.
Мистрис Форд
Да, да, совершенно то же самое! Та же самая рука, те же самые выражения. Что он о нас думает?
Мистрис Педж
Право, не знаю. Я готова поссориться со своею собственною порядочностью. Я готова относиться к себе, как к совершенно незнакомой мне личности. Наверное, во мне есть какие-то неизвестные мне самой наклонности, что он решился пойти на такой бешеный абордаж.
Мистрис Форд
Вы называете это абордажем? Ну, я ручаюсь, что он не заберется ко мне на палубу.
Мистрис Педж
Да и я тоже; если он попадет в мой трюм, я навсегда откажусь от плавания. Но надо ему отомстить! Давайте назначим ему свиданье, дадим ему кое-какое поощрение в его ухаживанье и под благовидными предлогами будем все откладывать и водить его за нос, пока он своей лошади не отдаст в заклад хозяину "Подвязки".
Мистрис Форд
Хорошо; я на всякую пакость по отношению к нему согласна, если только это не запятнает нашей заботы о порядочности. О, если бы мой муж увидел это письмо! Это послужило бы ему навсегда пищею для ревности.
Мистрис Педж
Вот он и идет, смотрите. И мой добряк с ним вместе. Он настолько же далек от ревности, насколько я от того, чтобы подать повод к ней. Надеюсь, что между нами неизмеримое расстояние.
Мистрис Форд
Да, вы счастливее меня.
Мистрис Педж
Давайте же сговоримся, что предпринять против этого жирного рыцаря. Отойдем сюда. (Отходят в сторону.)
Входят Форд с Пистолем и Педж с Нимом.
Форд
Право, надеюсь, все это не так.
Пистоль
Надежда иногда - что пес бесхвостый.
Сэр Джон влюблен, влюблен в твою жену.
Форд
Да что вы, сэр! Моя жена уже не молода.
Пистоль
Он гонится за бедной и богатой,
За старой, молодой - за всеми, Форд.
Он любит винегрет, - вниманье, Форд.
Форд
Влюблен в мою жену!
Пистоль
Всем жаром печени. Предупреди
Иль будешь Актеон с Рингвудом * по пятам.
{* Кличка борзой.}
О, слово гнусное!
Форд
Что за слово, сэр?
Пистоль
Рог! Я сказал. Прощай!
Бди! Не смыкай очей! Ступают воры ночью,
Бди! Лето уж идет, кукушка закукует.
Вперед, капрал сэр Ним!
Верь, Педж, - толкова речь.
Уходит.
Форд
(в сторону)
Запасусь терпением. Это надо расследовать.
Ним
(Педжу)
Это правильно; я не такого рода человек, чтобы иметь склонность ко лжи. Он в некотором роде оскорбил меня. Я бы мог к ней отнести его письмо, написанное в известном духе, но у меня есть меч, который в необходимые минуты колется. Он влюблен в вашу жену, коротко и ясно. Меня зовут капрал Ним. Я говорю и заявляю: меня зовут Ним, и Фальстаф влюблен в вашу жену. Adieu! Я не в таком духе, чтобы любить хлеб с сыром. У меня такой дух. Adieu!
Педж
Такой дух! Рассказывай! Вот малый, у которого ума мало, да и тот ум за разум зашел.
Форд
Буду присматривать за Фальстафом.
Педж
Никогда еще не слыхивал такого болтливого и жеманного бездельника.
Форд
Если там что-нибудь окажется - ладно!
Педж
Ни за что бы я не поверил этому китайцу, хотя бы наш городской священник ручался за него, что он правдивый человек.
Форд
Он добрый и чуткий малый, - прекрасно.
Мистрис Форд и мистрис Педж приближаются.
Педж
Как поживаешь, Мег?
Мистрис Педж
Куда вы идете, Джордж? Послушайте.
Мистрис Форд
Как поживаете, милый Френк? Что вы так меланхоличны?
Форд
Я меланхоличен? Я не меланхоличен. Ступайте домой, ступайте.
Мистрис Форд
Ну, конечно, у тебя какие-то пустяки в голове. - Ну, что же, идемте, мистрис Педж.
Мистрис Педж
Иду с вами. Вы придете к обеду, Джордж? (Тихо к мистрис Форд) Смотрите, кто сюда идет. Она будет послом от нас к этому жалкому рыцарю.
Мистрис Форд
(тихо к мистрис Педж)
Поверьте мне, я только что о ней думала. Она это устроит.
Входит мистрис Куикли.
Мистрис Педж
Вы пришли повидаться с моею дочкою Анной?
Куикли
Точно так. Будьте добры, как поживает добрая мистрис Анна?
Мистрис Педж
Вот идемте с нами и увидите, как она поживает. Пойдемте в комнаты, нам надо кое о чем поговорить с вами.
Уходят мистрис Педж, мистрис
Форд и мистрис Куикли.
Педж
Ну, как, мистер Форд?
Форд
Вы слышали или нет, что этот негодяй рассказывал мне?
Педж
Да. А что другой мне рассказывал, вы слышали?
Форд
И вы думаете, есть правда в их словах?
Педж
Чорт с ними, с подлецами! Я не думаю, чтобы рыцарь пошел на это. Да и кто обвиняет его в замыслах против наших жен? Двое слуг, которых он рассчитал, остались без работы и сделались форменными мошенниками.
Форд
Разве они были у него в услужении?
Педж
Ну, конечно, были.
Форд
Мне от этого не легче. Он стоит в "Подвязке"?
Педж
Ну да, он там стоит. Если он предпримет набег на мою жену, я предоставлю это дело ей самой и голову прозакладываю, что кроме ругани он от нее ничего не добьется.
Форд
У меня нет никаких сомнений насчет моей жены, но я не хотел бы полагаться только на нее. Мужья часто слишком доверчивы. Мне мало прозакладывать свою голову, меня этим не удовлетворишь.
Педж
Глядите, вон идет хозяин "Подвязки", распустя глотку. Или у него хмель в голове, или деньги в кошельке, что он смотрит так весело.
Входит Хозяин.
Ну, как, добрейший хозяин?
Хозяин
Ну, как, вояка-забияка? Ведь ты же дворянин, кавалер-судья, говорю я.
Входит Шеллоу.
Шеллоу
Иду следом, дорогой хозяин, иду следом. Добрый и еще двадцать раз добрый вечер, мистер Педж. Мистер Педж, хотите пойти с нами? У нас наготове забавная штука.
Хозяин
Расскажи ему, кавалер-судья! Расскажи ему, вояка-забияка.
Шеллоу
Сэр, речь идет о дуэли между сэром Гью, уэльским пастором, и Кайюсом, французским доктором.
Форд
Почтеннейший хозяин "Подвязки", на два слова.
(Отводит его в сторону.)
Хозяин
Что скажешь, мой вояка-забияка?
Шеллоу
(Педжу)
Угодно вам пойти с нами взглянуть? Мы весельчака хозяина выбрали, чтобы он мерил оружие, а он, сдается мне, назначил им разные места для встречи. Ведь с пастором, как мне говорили, шутки плохи. Послушайте, что я вам скажу про ожидающую нас забаву.
Говорят между собою.
Хозяин
Нет ли у тебя исполнительного листа на моего рыцаря, на моего кавалера-гостя?
Форд
Никакого, уверяю. Но я вам преподнесу кувшин выдержанного испанского вина, если вы сведете меня с ним и скажете, что меня зовут Брук. Так, - для шутки.
Хозяин
Идет, мой забияка! Ты будешь иметь вход и выход, - хорошо оказано? - ты будешь называться Брук. Он - весельчак-рыцарь! - Ну, идемте, честная компания.
Шеллоу
К вашим услугам, хозяин.
Педж
Я слышал, что француз - большой мастер драться на рапирах.
Шеллоу
Ну, сэр, я бы еще большее мастерство мог показать вам. Теперь вы очень считаетесь с вашими пассадами, эстокадами, не знаю уж как они там называются. А дело в сердце, мистер Педж, в нем дело, в нем дело! Видывал я такое времечко, что от моего длинного меча вы четверо запрыгали бы у меня, как крысы.
Хозяин
Ну, молодцы, ну, ну! Идем, что ли?
Педж
Мы готовы к вашим услугам. Но я предпочел бы слушать их ругань, чем смотреть на их драку.
Уходят Хозяин, Шеллоу и Педж.
Форд
Хотя Педж до глупости беспечен и крепко полагается на честь своей хрупкой жены, я не могу так легко отказаться от своего мнения. Она с ним встречалась в доме у Педжа. Что они там делали, я не знаю. Ладно, я это дело расследую: я, переодевшись, расспрошу Фальстафа. Если я найду ее честной, труд мой не будет потерян; если она окажется в другом роде, труд мой будет хорошо вознагражден.
Уходит.
СЦЕНА 2
Комната в гостинице "Подвязка".
Входят Фальстаф и Пистоль.
Фальстаф
Не дам я тебе ни гроша.
Пистоль
Как устрицу, я мир
Мечом тогда открою!
Фальстаф
Ни гроша. Я уже не раз ручался за вас, сэр, и вы закладывали мой кредит моим согласием. Я своими решительными хлопотами у своих друзей добился троекратных отсрочек для вас и для вашей пристяжной - Нима. А то смотреть бы вам из-за решетки, как паре обезьян. Я в преисподнюю себя посылал, распинаясь за вас перед дружественными мне джентльменами, что вы - хорошие солдаты и храбрые малые, а когда мистрис Бриджот потеряла ручку от веера, я честью поручился, что этой вещи у тебя нет.
Пистоль
Разве я с тобой не поделился? Разве ты не получил пятнадцать пенсов?
Фальстаф
Так и следовало, каналья, так и следовало! Ты думал, что я даром буду рисковать своей душой? Одним словом, не висни больше на мне, я тебе не виселица. Ступай. Короткий нож да толкучка! Проваливай в свой замок в Пикт-Хетче {Квартал в Лондоне, изобиловавший притонами.}. Ты, каналья, письма моего не хотел отнести? Считал, что это ниже твоей чести? Как? Ты неизмеримая низость, когда даже я не могу удержаться в границах, допускаемых честью. Я, я, я сам, случается, принужден бываю смотреть сквозь пальцы на страх божий, прикрывая свою честь необходимостью изворачиваться, скрываться, притворяться. А ты, каналья, хочешь свои лохмотья, свои глаза дикой кошки, свои кабацкие фразы, свои сногсшибательные ругательства поставить под прикрытие своей чести! Ты этого не желаешь исполнить!
Пистоль
Сдаюсь! Чего же требовать еще?
Входит Робин.
Робин
Сэр, тут какая-то женщина хочет говорить с вами.
Фальстаф
Пусть приблизится.
Входит мистрис Куикли.
Куикли
Добрый день вашей милости.
Фальстаф
Добрый день, славная женщина.
Куикли
Не так, с позволения вашей милости.
Фальстаф
Значит, славная девушка.
Куикли
Такая,
Клянусь, как мать была, меня рожая.
Фальстаф
Верю клятве; чего же ты хочешь от меня?
Куикли
Могу ли я сказать вашей милости слова два-три?
Фальстаф
Хоть две тысячи, чудная женщина. Можешь получить от меня аудиенцию.
Куикли
Есть некая мистрис Форд, сэр... Прошу вас, отойдемте немного в сторону. А я живу у доктора Кайюса.
Фальстаф
Хорошо. Продолжайте. Мистрис Форд, говорите вы?
Куикли
Совершенно верно изволили выразиться, ваша милость. Прошу вас, отойдемте немного в сторону.
Фальстаф
Уверяю тебя, никто не слушает. Это - мои собственные люди, мои собственные люди.
Куикли
Ах, так? Благослови их господь и помоги им сделаться рабами божьими.
Фальстаф
Ну хорошо... Мистрис Форд - что же она?
Куикли
Она, сэр, прекрасное созданье. Господи, господи, какой ваша милость греховодник! Ну, ладно. Да простит небо вам и всем нам - вот моя молитва.
Фальстаф
Мистрис Форд... ну дальше!.. Мистрис Форд...
Куикли
Ну вот, коротко и ясно. Вы ее всю так растревожили, хуже канарского танца! Прямо удивительно. Лучшие придворные из тех, что здесь были, когда двор находился в Виндзоре, не могли ее до такой степени растревожить. А тут бывали и рыцари, и лорды, и дворяне, все со своими каретами, уверяю вас: карета за каретой письмо за письмом, подарок за подарком, - все пахло так сладко мускусом и так шуршало шелком и золотом; и все в таки отборных выражениях! А что касается вин и сладостей - все это было лучшее и прелестнейшее, чего только может пожелать женское сердце; и смею заверить, она хоть бы взглянула на них. Мне само сегодня утром давали двадцать ангелов, но я пренебрегаю всяким ангелами, всякого сорта, как говорится, если только они отвлекаю от честной стези. И смею вас заверить, самый знатный из них мог добиться, чтобы она пригубила из его бокала. А там были всякие графы, даже пенсионеры. {Так назывались лица, служившие в личной охране королевы.} Смею вас уверить, для нее это все едино!
Фальстаф
Что же она говорит мне? Будь коротка, мой милый Меркурий женского пола.
Куикли
Ну, она получила ваше письмо, благодарит вас за него тысячу раз в извещает вас, что мужа ее не будет дома между десятью и одиннадцатью.
Фальстаф
Десятью и одиннадцатью?
Куикли
Так точно. И тогда вы можете придти и посмотреть на картину, которую, говорит она, вы знаете. Мистера Форда, ее мужа, не будет дома. Увы, плохо живется с ним этой прелестной женщине! Он настоящий ревнивец; она ведет прямо каторжную жизнь с ним, бедное сердечко.
Фальстаф
Между десятью и одиннадцатью. Женщина, кланяйся ей от меня. Не премину придти.
Куикли
Прекрасно сказано. Но у меня есть еще другое поручение к вашей милости. Мистрис Педж тоже шлет вам свой сердечный привет. И позвольте сказать вам по секрету, она - добродетельная, скромная и приличная дама, которая ни за что не пропустит ни утренней ни вечерней молитвы. Другой такой нет в Виндзоре. И она послала меня сообщить вашей чести, что муж ее редко отлучается из дому, но она надеется, что со временем это случится. Никогда я еще не знала женщины, которая бы так сходила с ума по мужчине. Наверное, я думаю, есть у вас какое-нибудь приворотное зелье. Не спорьте.
Фальстаф
Нет, уверяю вас, кроме привлекательности моих достоинств, у меня нет другого приворотного зелья.
Куикли
Да будет за это благословенно ваше сердце!
Фальстаф
Но вот что скажи, пожалуйста: жена Форда и жена Педжа признались друг другу, что любят меня?
Куикли
Вот это была бы, действительно, штука! Но они не так просты судьбою, надеюсь. Это была бы, действительно, история! Но мистрис Педж просит прислать ей своего маленького пажа, очень, очень просит. Ее муж чувствует удивительную симпатию к этому маленькому пажу; а мистер Педж, уверяю вас, порядочный человек. Ни одна женщина в Виндзоре не видит лучшей жизни, чем она; она делает, что ей угодно, говорит, что ей угодно; все у нее есть, за все она может заплатить; ложится спать, когда ей заблагорассудится, встает, когда ей заблагорассудится, и, право, она достойна такой жизни - нет более обходительной женщины в Виндзоре, чем она. Вам придется прислать вашего пажа - никаких отговорок!
Фальстаф
Ну что же, я согласен.
Куикли
Непременно пришлите. И заметьте, он может ходить от одного к другому; но на всякий случай, пусть будет у вас какое-нибудь условленное слово, чтобы вы могли узнавать, что она думает, а мальчик бы ничего не понимал. Ведь нехорошо, когда детям известны разные безнравственные вещи, а старые люди, сами знаете, умеют соблюдать приличие и, как говорится, знают жизнь.
Фальстаф
Будь здорова; кланяйся от меня обеим. Вот мой кошелек, но я еще перед тобой в долгу. - Мальчик, иди за этой женщиной.
Уходят мистрис Куикли и Робин.
От этих новостей у меня закружилась голова!
Пистоль
Из вестниц Купидона - эта шкура.
К снастям скорей! За ней! Готовься к бою!
Огонь! Она - моя иль скрой все, океан!
Уходит.
Фальстаф
Ну, что ты на это скажешь, старый Джек? Продолжай, продолжай продолжай. Я использую твое старое тело больше, чем делал это до сих пор. Они еще обращают внимание на тебя? Что же, после того как ты меня вводило только в расходы, ты хочешь стать источником дохода? Спасибо, славное тело! Пусть себе говорят, что ты грубо сделано - не важно! Лишь бы прочно было!
Входит Бардольф.
Бардольф
Сэр Джон, там внизу находится мистер Брук; он очень хочет поговорить с вами и завязать с вами знакомство. Это он сегодня утром прислал вам утренний глоток хереса.
Фальстаф
Брук, говоришь, зовут его?
Бардольф
Да, сэр.
Фальстаф
Зови его.
Уходит Бардольф.
Нам друг - всякий Брук, который источает из себя такие напитки. Ага, мистрис Форд и мистрис Педж, попались в ловушку! Ну, ну, via! {'В путь, вперед!' (итал.).}
Входит Бардольф с переодетым Фордом.
Форд
Всякого благополучия, сэр.
Фальстаф
И вам того же, сэр.
Форд
С моей стороны дерзость - так бесцеремонно являться.
Фальстаф
Милости просим. Чего вы желаете? - Освободи нас от своего присутствия, прислужник.
Уходит Бардольф.
Форд
Сэр, я дворянин, истративший массу денег. Зовут меня Брук.
Фальстаф
Почтеннейший мистер Брук, я горю желанием поближе познакомиться с вами.
Форд
Почтеннейший сэр Джон, я ищу знакомства с вами не для того, чтобы вводить вас в расходы; потому что, должен вам заметить, я нахожусь в таком положении, что скорее сам вас могу ссужать деньгами, чем брать у вас; это обстоятельство до некоторой степени и придало мне храбрости для такого несвоевременного вторжения; ведь, как говорится, везде дорога открыта, если впереди деньги бегут.
Фальстаф
Деньги, сэр, - хорошие солдаты, которые рвутся вперед.
Форд
Правильно: и вот у меня с собою мешок с деньгами, который меня связывает; если бы у вас, сэр Джон, явилось желание помочь мне нести его, то берите хоть весь, хоть половину, чтобы избавить меня от ноши.
Фальстаф
Сэр, не знаю, что меня сделало достойным быть вашим носильщиком.
Форд
Я об этой расскажу вам, если вы меня удостоите вниманием.
Фальстаф
Говорите, добрейший мистер Брук, я буду очень рад оказать вам услугу.
Форд
Я слышал, сэр, что вы - человек ученый. Буду с вами краток: вы давно уже были для меня знакомым человеком, хотя я до сих пор не имел удобного случая, как хотел бы, завязать лично с вами знакомство. Я сообщу вам об одной вещи, причем должен буду открыть вам свои собственные недостатки: но, добрейший сэр Джон, когда вы увидите мои сумасбродства, когда я буду вам их открывать, обратите взоры на список ваших собственных. Я легче заслужу снисхождение, если вы сами сознаетесь, как легко впасть в эти крайности.
Фальстаф
Совершенно верно, сэр. Продолжайте.
Форд
Здесь, в этом городе, находится одна женщина; фамилия ее мужа - Форд.
Фальстаф
Ну и что же, сэр?
Форд
Я долго был влюблен в нее и, могу вам заявить, много на нее потратил; ходил за нею следом с упрямой страстностью, раздавая всевозможные предлоги, чтобы увидеться с нею, пользовался малейшим случаем хотя бы тайком посмотреть на нее; не только покупал множество подарков и посылал ей, но щедро платил за то, чтобы узнать, какие она хотела бы получить; короче сказать, я преследовал ее таким же образом, каким любовь преследовала меня на крыльях всяческих случайностей. Но чего бы я ни заслуживал моим образом мыслей и действий, поверите ли, награды я не добился никакой, кроме драгоценного опыта, который я приобрел такой чрезмерной ценой и который убедил меня в справедливости изречения:
Любовь, как тень, бежит тех, кто за ней летит,
И тех преследует, кто от нее бежит.
Фальстаф
Вы никогда не получали от нее какого-нибудь утешительного обещания?
Форд
Никогда.
Фальстаф
Но вы добивались от нее этого?
Форд
Никогда.
Фальстаф
Какой же характер носила тогда ваша любовь?
Форд
Она была подобна прекрасному дому, выстроенному на чужой земле. Я потому и лишился своего здания, что ошибся в месте, на котором воздвиг его.
Фальстаф
С какою целью вы мне в этом признались?
Форд
Когда я вам это скажу, я вам все скажу. Поговаривают, что, как она ни добродетельна со мною, в других местах она дает такую волю своему веселому нраву, что о ней составилось нелестное мнение. Вот, сэр Джон, в этом и заключается сущность моей цели: вы - джентльмен с превосходным воспитанием, удивительным красноречием, высокопоставленным знакомством, имеющий большой вес по своему положению, вообще личность, пользующаяся всеобщим уважением как примерный воин, придворный и начитанный человек.
Фальстаф
О сэр!
Форд
Не сомневайтесь, вы сами это знаете. Вот деньги. Тратьте их, тратьте! Тратьте все, что у меня есть. Взамен я попрошу вас уделить мне из вашего времени столько, сколько потребуется на ведение любовной осады против добродетели жены этого Форда. Пустите в ход ваше искусство соблазнителя, добейтесь, чтоб она дала вам согласие; если какой-нибудь человек может этого достигнуть, то вы скорее всякого другого.
Фальстаф
Хорошо ли будет для вашего пылкого чувства, если я добьюсь того, чем вы желаете насладиться? Не прописываете ли вы себе лекарство, явно противоречащее всем законам природы?
Форд
О, поймите мой замысел! Она так безопасно чувствует себя в совершенстве своей добродетели, что безумие моей души даже не представляется ей; она слишком блистает, чтобы можно было взирать на нее. Теперь же, когда у меня в руках будет находиться какое-нибудь уличающее свидетельство, мои желания найдут в нем ходатая и заступника перед нею. Мой план заключается в том, чтобы выступить против ее чистоты, доброго имени, супружеской верности и тысячи прочих оплотов, с помощью которых она так сурово отбивается от меня. Что скажете вы на это, сэр Джон?
Фальстаф
Мистер Брук, прежде всего я смело беру ваши деньги; затем дайте мне вашу руку, и так же, как я джентльмен, верно то, что если вам будет угодно, вы сможете насладиться женою Форда.
Форд
Добрейший сэр!
Фальстаф
Говорю вам, что сможете.
Форд
Не жалейте денег, сэр Джон, - у вас будет их, сколько захотите.
Фальстаф
Не жалейте мистрис Форд, мистер Брук, - она будет ваша, сколько захотите. Должен вам сказать, что я с нею движусь: она сам назначила мне свиданье; только что перед тем, как вы пришли ко мне, от меня ушла ее приспешница, или сводня. Повторяю, я увижусь с нею между десятью и одиннадцатью: в это время этого мошенника, ревнивого канальи, ее мужа, не будет дома. Приходите ко мне под вечер, - вы узнаете, как у меня все выйдет.
Форд
Для меня прямо счастье - знакомство с вами. А вы знаете Форда, сэр?
Фальстаф
Чтобы черт его побрал, бедного рогача! Я его не знаю. Впрочем, я напрасно называю его бедным: говорят, что у ревнивого рогатого мерзавца масса денег; потому-то мне его жена и кажется такой желанной. Я хочу воспользоваться ею, как ключом к сундуку рогатого. мерзавца. Тогда настанет для меня время жатвы.
Форд
По-моему, вам лучше бы знать Форда в лицо, сэр, чтобы, в случае встречи, вы могли избегнуть его.
Фальстаф
Чорт бы его побрал, проклятого разносчика соленого масла! Я так взгляну на него, что он ума решится. Я его палкой запугаю; она будет носиться, как метеор, над его речами. Мистер Брук, я знаю, что одержу верх над этим мужланом, и ты будешь целоваться с его женою. Приходи ко мне сегодня под вечер. Форд - мерзавец, и я хочу умножить его титулы; знай, мистер Брук: он и мерзавец и рогач. Приходи ко мне под вечер.
Уходит.
Форд
Что за проклятый эпикурейский мерзавец! У меня сердце готово лопнуть от злости. А еще говорят, что я ревную без причины! Моя жена посылала к нему, час назначен, соглашение состоялось! Кто бы Это мог подумать? Смотрите, какой ад - иметь неверную жену! Мое ложе будет осквернено, мои сундуки расхищены, моя репутация испорчена, и я принужден буду не только подвергаться подлым оскорблениям, но и выслушивать отвратительные выражения от того самого человека, который нанес мне эти оскорбления. Название Амайон - звучит хорошо, Люцифер - хорошо, Барбазон - хорошо, а ведь это все названия дьяволов и имена нечистых! Но рогач, слепой рогач! У самого дьявола нет такого имени. Педж - осел, беспечный осел; он доверяет своей жене и не хочет быть ревнивым. Я скорее доверю свое масло фламандцу, сыр - уэльскому пастору Гью, бутылку с водкой - ирландцу и дам вору проездить своего иноходца, чем доверю свою жену ей же самой; она сейчас же начнет составлять заговоры, придумывать что-нибудь, строить всякие каверзы, и если что решит в сердце сделать, так скорее сердце разобьет, а сделает. Благодарю бога за свою ревность! Одиннадцать часов - назначенное время. Я предупрежу свиданье, разоблачу свою жену, отомщу Фальстафу и насмеюсь над Педжем. Поспешу: лучше придти тремя часами раньше, чем одной минутой позже. Тьфу, тьфу, тьфу! Рогач, рогач, рогач!
Уходит.
СЦЕНА 3
Поле близ Виндзора.
Входят Кайюс и Регби.
Кайюс
Джек Регби!
Регби
Что прикажете, сэр?
Кайюс
Который час, Джек?
Регби
Прошел тот час, сэр, когда сэр Гью назначил встречу.
Кайюс
Ей-богу, он спас свою душу тем, что не пришел. Он усердно читал свою Библию, потому и не пришел; ей-богу, Джек Регби, он был бы мертв, если бы пришел сюда.
Регби
Он хитер, сэр. Он догадался, что ваша милость убьет его, если он придет.
Кайюс
Ей-богу, если я его убью, он будет мертв, как селедка. Возьми свою рапиру, Джек, я хочу тебе рассказать, как я его убью.
Регби
Увы, сэр, я фехтовать не умею.
Кайюс
Бери свою рапиру, подлец!
Регби
Постойте, сюда идут!..
Входят Хозяин, гостиницы, Шеллоу, Слендер и Педж.
Хозяин
Господь тебя благослови, вояка-доктор.
Шеллоу
Доброго здоровья, доктор Кайюс.
Педж
Здравствуйте, добрейший доктор.
Слендер
С добрым утром, сэр.
Кайюс
Что это все - раз, два, три, четыре - пришли сюда?
Хозяин
Смотреть на твой поединок, смотреть на твое фехтованье, смотреть на твои выпады, смотреть на тебя и так и сяк, смотреть, как ты выделываешь свои пунто, стаккато, реверсы, вольты, парады. Он мертв, мой Эфиоплянин? Он мертв, мой Франческо? Эй, вояка! Что скажешь, мой Эскулап, мой Гален, моя бузинная сердцевина? А, он мертв, мочевой вояка? Он мертв?
Кайюс
Ей-богу, это самый трусливый поп на свете, он носа своего не показал.
Хозяин
Ты - кастильский король Уринал, Гектор греческий, мой мальчик.
Кайюс
Прошу вас, будьте свидетелями: я провел в ожидании его шесть, семь, два, три часа, а он не пришел.
Шеллоу
Он - умный человек, доктор; он врачует души, а вы врачуете тело; если бы вы вступили в бой, вы бы погладили против шерсти ваши профессии. Не правда ли, мистер Педж?
Педж
Мистер Шеллоу, вы сами были великим воителем, хотя и водворяете мир.
Шеллоу
Чорт побери, мистер Педж, хотя я стар и должен быть миротворцем, но стоит мне увидеть меч, как пальцы начинают зудеть и тянуться к нему. У всех нас, мистер Педж, у судейских, у докторов, у духовных лиц, - у всех нас какая-то закваска от молодости сохраняется; все мы - сыновья женщин, мистер Педж.
Педж
Правильно, мистер Шеллоу.
Шеллоу
Я тоже так нахожу, мистер Педж. Доктор Кайюс, я пришел сюда, чтоб отвести вас домой. Я давал присягу, как мировой судья, и я могу сказать, что вы себя выказали, как мудрый доктор, а сэр Гью выказал себя, как мудрое и терпеливое духовное лицо. Вам нужно идти со мною, мистер доктор.
Хозяин
Простите, выездной судья. Два слова, monsieur Навозная Жижа.
Кайюс
Навозная жижа? Что это такое?
Хозяин
Навозная жижа на нашем английском языке - очень ценная вещь, вояка.
Кайюс
Чорт возьми! Тогда я такая же навозная жижа, как и всякий англичанин. Паршивый поп, собака! Чорт возьми, я обрежу ему уши.
Хозяин
Он накостыляет тебе по шее, вояка.
Кайюс
Накостыляет? Что это значит?
Хозяин
Это значит, что он понесет за тебя взыскание.
Кайюс
Чорт возьми, увидишь, как он мне накостыляет. Чорт побери, я хочу этого!
Хозяин
А я подстрекну его к этому, или пускай проваливает.
Кайюс
Благодарю вас за это.
Хозяин
А кроме того, вояка... (Тихо другим) Но прежде всего, господин судья и мистер Педж, а также кавалер Слендер, отправляйтесь через город в Фрогмор.
Педж
А сэр Гью, он там находится?
Хозяин
Он там. Посмотрите, в каком он духе, а я проведу туда доктора лугами. Хорошо?
Шеллоу
Мы согласны.
Педж, Шеллоу и Слендер
Прощайте, добрейший доктор.
Уходят Педж, Шеллоу и Слендер.
Кайюс
Чорт возьми! Я убью попа, потому что он хлопочет перед Анной Педж за обезьяну.
Хозяин
Пусть его сдохнет! Вложи свое нетерпение в ножны, облей свой гнев холодной водой и пойдем со мной через поля в Фрогмор; я приведу тебя туда, где находится мистрис Анна Педж, - она в фермерском доме на празднике, - и там ты будешь ухаживать за нею. Ну как, правильно я говорю?
Кайюс
Чорт возьми, благодарю вас. Чорт возьми, я люблю вас. И я доставлю вам хороших постояльцев: графов, рыцарей, лордов, джентльменов, всех моих пациентов.
Хозяин
За это я выступлю твоим ходатаем перед Анной Педж. Правильно. я говорю?
Кайюс
Чорт возьми, правильно! Хорошо сказано!
Хозяин
Ну, значит, давай проваливать.
Кайюс
Следуй за мной, Джек Регби.
Уходят.
АКТ III
СЦЕНА 1
Поле близ Фрогмора.
Входят сэр Гью Эванс и Симпль.
Эванс
Прошу вас, услужающий человек добрейшего мистера Слендера и друг мой, называемый Симплем, скажите, с какой стороны вы караулили приход мистера Кайюса, именующего себя доктором медицины?
Симпль
Уверяю вас, и со стороны Питти и со стороны парка, со всех сторон: со старой Виндзорской дороги и со всех дорог, исключая городской.
Эванс
Я имею настоятельное желание, чтобы вы посмотрели также с этой стороны.
Симпль
Слушаю, сэр.
Уходит.
Эванс
Господи благослови мою душу: как она полна раздражения как мятутся мои мысли! Я буду рад, если он надует меня. В какой я меланхолии! Я хотел бы разбить все банки с мочой на голове этого негодяя, если бы представился удобный случай. Господи благослови мою душу! (Поет)
"У мелких рек, где по привычке
Слагают мадригалы птички;
Там ложе сделаем из роз.
Туда букетов я нанес.
У мелких..."
Господи помилуй, я чувствую великую потребность плакать.
"У мелких рек, где по привычке
У Вавилона я сидел,
Там ложе сделаем из роз.
У мелких..."
Входит Симпль.
Симпль
Он идет с этой стороны, сэр.
Эванс
Милости просим.
"У мелких рек, где по привычке..."
Небо да благоприятствует правому. Какое при нем оружие?
Симпль
Он безо всякого оружия, сэр. С ним идут мой хозяин, мистер Шеллоу и другой какой-то господин - из Фрогмора, на место поединка, этой дорогой.
Эванс
Прошу вас, дайте мне мою рясу. Впрочем, лучше оставьте ее у себя на руках.
Входят Педж, Шеллоу и Слендер.
Шеллоу
Как поживаете, ваше преподобие? Здравствуйте, почтеннейший сэр Гью. Удивительная вещь - встретить игрока не за костями, а ученого человека не за книгой.
Слендер
(в сторону)
Ах, милая Анна Педж!
Педж
Будьте здоровы, добрейший сэр Гью.
Эванс
Да будет благословение господне со всеми вами!
Шеллоу
Как, и меч и речь? Вы упражняетесь в той и другой области, ваше преподобие?
Педж
И ведете себя как молодой человек - в одной куртке и штанах в такой сырой, ревматический день!
Эванс
На это есть поводы и причины.
Педж
Мы пришли сюда для доброго дела, ваше преподобие.
Эванс
Прекрасно. В чем же оно заключается?
Педж
Некий весьма почтенный дворянин, сочтя себя оскорбленным известной особой, впал в такие нелады с собственною степенностью и терпением, что вы и представить себе не можете.
Шеллоу
Мне вот больше восьми десятков, и то я никогда не слыхивал, чтобы человек такого положения, солидности и воспитанности имел так мало уважения к самому себе.
Эванс
Кто же это?
Педж
Я полагаю, вы знаете его. Это доктор Кайюс, известный французский лекарь.
Эванс
Господи спаси и помилуй! Лучше бы уж вы мне стали рассказывать о горшке с похлебкой.
Педж
Что так?
Эванс
Да он не больше имеет понятия о Гиппократе и Галене. Кроме того - плут и трус, если вам угодно знать.
Педж
Уверяю вас, вот - тот человек, который с ним должен драться
Слендер
(в сторону)
О, милая Анна Педж!
Шеллоу
Да, судя по вооружению. Не подпускайте их близко одного к другому. Вот идет доктор Кайюс!
Входят Хозяин гостиницы, Кайюс и Регби.
Педж
Ну, почтеннейшее ваше преподобие, вложите ваше оружие в ножны.
Шеллоу
И вы также, добрейший доктор.
Хозяин
Разоружите их и предоставьте им возможность объясниться; пусть они сохранят свои тела невредимыми и калечат только наш английский язык.
Кайюс
Прошу вас, позвольте мне сказать вам два слова на ухо. Почему вы избегаете встречи со мною?
Эванс
(тихо Кайюсу)
Прошу вас, имейте терпение. Все будет во благовремении.
Кайюс
Чорт возьми, вы - трус, собака, обезьяна!
Эванс
(тихо Кайюсу)
Прошу вас, не делайте нас посмешищем в глазах посторонних людей. Я по-дружески прошу вас об этом и так или иначе готов дать вам удовлетворение. (Громко) Я на вашей негодяйской башке разобью все ваши склянки с мочой за то, что вы не пришли на назначенное место!
Кайюс
Diable! Джек Регби, любезнейший хозяин "Подвязки", разве я не стоял на месте с тем, чтобы убить его? Разве я не находился там, где было назначено?
Эванс
Как верно то, что у меня есть христианская душа, вот - это место, обозначенное в условии. Ссылаюсь на суждение добрейшего хозяина "Подвязки".
Хозяин
Спокойствие, прошу вас! Галлия и Валлия, француз и валлиец, врач души и врач тела!
Кайюс
Вот это очень хорошо! Вот это превосходно!
Хозяин
Спокойствие, прошу вас! Послушайте добрейшего хозяина "Подвязки". Разве я - не политик? Разве я - не тонкий человек? Разве я - не Макиавелли? Согласен ли я потерять моего доктора? Нет; он дает мне слабительное и усыпительное. Согласен ли я потерять моего пастора, моего пастыря? Моего сэра Гью? Нет: он дает мне проповеди и отповеди. Дай мне руку, земной, так! Дай мне руку, небесный, - так! Ради науки, я обоих вас обманул: я направил вас в разные места. Ваши сердца возвышенны, ваша шкура в целости, и выходом из всего этого пусть будет подогретый херес. Возьмите их мечи в залог. За мной, миролюбцы, за мной, за мной, за мной!
Шеллоу
Уверяю вас, хозяин с ума сошел. За ним, джентльмены, за ним.
Слендер
(в сторону)
О, милая Анна Педж!
Уходят Шеллоу, Слендер, Педж и Хозяин.
Кайюс
Что же, я не понимаю разве? Он хочет из нас сделать sots {'Дураков' (франц.).}, xa-xa!
Эванс
Прекрасно! Он сделал нас посмешищем. Прошу вас, будем друзьями, соединим наши усилия, чтобы отомстить этому паршивому, шелудивому малому, хозяину гостиницы "Подвязка".
Кайюс
Чорт возьми! От всего сердца! Он обещал свести меня туда, где находится Анна Педж, чорт возьми. Он обманул меня!
Эванс
Прекрасно! Я ему проломлю череп. Прошу вас, следуйте за мною.
Уходят.
СЦЕНА 2
Улица в Виндзоре.
Входят мистрис Педж и Робин.
Мистрис Педж
Ну, идите, идите, кавалерчик! Вы привыкли ходить следом, а теперь вам нужно будет идти во главе. Что вы предпочитаете: идти впереди моих глаз или следовать по пятам вашего хозяина?
Робин
Конечно, я предпочитаю идти впереди вас, как человек, чем следовать за ним, как карлик.
Мистрис Педж
О, какой вы льстивый мальчик! Видно, что из вас выйдет придворный.
Входит Форд.
Форд
Рад вас видеть, мистрис Педж. Куда это вы идете?
Мистрис Педж
По правде сказать, сэр, повидаться с вашей женой. Она дома?
Форд
Да. И ничего не делает за неимением компании. Я думаю, умри ваши мужья, вы бы обе вышли замуж.
Мистрис Педж
Конечно, за двух других мужей.
Форд
Откуда у вас этот хорошенький флюгерок?
Мистрис Педж
Не могу сказать вам имени того человека, от которого мой муж его получил. Как зовут вашего рыцаря?
Робин
Сэр Джон Фальстаф.
Форд
Сэр Джон Фальстаф?
Мистрис Педж
Да, да. Никак не могу запомнить это имя. Он так сдружился с моим мужем. Так ваша жена в самом деле дома?
Форд
В самом деле дома.
Мистрис Педж
Прошу прощения, сэр. Мне не терпится повидать ее.
Уходят мистрис Педж и Робин.
Форд
Есть ли у Педжа какие-нибудь мозги? Есть ли у него какие-нибудь глаза? Есть ли у него какое-нибудь соображение? Очевидно, все это спит, он всем этим не пользуется. Да ведь этому мальчугану отнести письмо за двадцать миль так же легко, как пушке попасть в цель на расстоянии в триста шагов. Он потворствует наклонностям своей жены, он раздувает ее безумие и способствует его развитию. И вот она идет к моей жене, и Фальстафов мальчишка с нею. Всякий мог бы расслышать в завывании ветра бурю и град. И Фальстафов мальчишка с нею! Хорошие заговорчики они составляют! А наши взбунтовавшиеся жены обе стараются о своей погибели. Прекрасно! Я хочу его поймать, затем хорошенько помучить мою жену, сорвать заимствованное покрывало скромности со столь благообразной мистрис Педж, ославить Педжа в его собственных глазах, как беспечного и упрямого Актеона и все эти решительные действия мои соседи только похвалят.
Бьют часы.
Часы подают мне сигнал, и моя уверенность заставляет меня идти на поиски; я найду там Фальстафа. Этим я заслужу скорее похвалы, чем насмешки; как верно, что земля неподвижна, так верно то, что Фальстаф там. Пойду!
Входят Педж, Шеллоу, Слендер, Хозяин гостиницы, сэр Гью Эванс,
Кайюс и Регби.
Шеллоу, Педж и другие.
Здравствуйте, мистер Форд.
Форд
По чести, славная компания. У меня дома хорошее угощение, и я прошу вас, пойдемте со мною.
Шеллоу
Что касается меня, то я должен извиниться, мистер Форд.
Слендер
И я тоже, сэр. Мы условились обедать вместе с мистрис Анной, и я ни за какие деньги не хотел бы нарушить своего слова.
Шеллоу
Мы устраиваем свадьбу Анны Педж с моим родственником Слендером, и как раз сегодня должны получить решительный ответ.
Слендер
Надеюсь, вы не откажете мне, батюшка Педж?
Педж
Нет, мистер Слендер. Я всецело на вашей стороне; а вот моя жена, доктор, стоит, наоборот, за вас.
Кайюс
Да, чорт возьми! Да и сама девушка любит меня. Моя экономка Куикли твердит мне об этом.
Хозяин
А что вы скажете о молодом мистере Фентоне? Он порхает, он танцует, у него молодые глаза, он пишет стихи, он говорит по-праздничному, от него пахнет апрелем и маем. Он одержит верх! Само собой разумеется, он одержит верх!
Педж
Но без моего согласия, ручаюсь вам. Это дворянин из безземельных; он водит компанию с беспутным принцем и Пойнсом; он слишком высокого ранга; он слишком много чего знает. Нет, ему не удастся пальцами моего состояния завязать узлы своего положения. Если он берет ее, пусть берет просто, без всякого приданого. Путь моего богатства сопровождается моим согласием, а на такой путь нет моего согласия.
Форд
Сердечная просьба, пойдемте хоть кто-нибудь ко мне домой на обед. Кроме угощенья я вам доставлю и забаву, я вам покажу диковину. Мистер доктор, пойдем, пожалуйста, и вы, мистер Педж, и вы, сэр Гью.
Шеллоу
Ну, так прощайте. Нам будет свободнее сговариваться о свадьбе с мистером Педжем.
Уходят Шеллоу и Слендер.
Кайюс
Иди домой, Джон Регби; я скоро приду.
Уходит Регби.
Хозяин
Прощайте, мои дорогие. А я пойду к моему уважаемому рыцарю Фальстафу и выдую с ним канарского.
Уходит.
Форд
(в сторону)
Я рассчитываю сам сначала с ним выдуть такого канарского, что он у меня попляшет. Угодно вам войти, мои милые?
Все
Пойдем посмотрим на его диковину.
Уходят.
СЦЕНА 3
Комната в доме Форда.
Входят мистрис Форд и мистрис Педж.
Мистрис Форд
Эй, Джон! Эй, Роберт!
Мистрис Педж
Проворней, проворней! А бельевая корзина?
Мистрис Форд
Все готово. - Эй, где же Робин?
Входят слуги с корзиной.
Мистрис Педж
Сюда, сюда, сюда!
Мистрис Форд
Сюда, ставьте сюда!
Мистрис Педж
Сделайте распоряжение вашим людям: времени у нас мало.
Мистрис Форд
Значит, Джон и Роберт, как я раньше вам говорила, будьте наготове, неподалеку, в пивоварне, и как только я позову, тотчас приходите, без всяких промедлений и проволочек, берите эту корзину себе на плечи, идите с нею как можно скорее и несите ее на Детчетский луг, туда, где прачки стирают, и там вывалите все из нее в грязный ров у берега Темзы.
Мистрис Педж
Поняли?
Мистрис Форд
Я уж им и так и этак объясняла. Больше учить их нечего. Идите, и как только я позову - скорее сюда!
Уходят слуги.
Мистрис Педж
Вот идет маленький Робин.
Входит Робин.
Мистрис Форд
Ну что, моя пташечка, что нового?
Робин
Мой хозяин, сэр Джон, пришел к вам с черного хода, мистрис Форд, и добивается увидеть вас.
Мистрис Педж
А вы, святочная куколка, нас не выдадите?
Робин
Нет, клянусь вам. Мой хозяин ведь не знает, что вы, мистрис Педж, здесь находитесь, и пригрозил мне, если я вам проговорюсь, освобождением на веки вечные; значит, он прогонит меня.
Мистрис Педж
Ты славный мальчик; твоя скромность будет тебе портным и доставит тебе новую куртку и штаны. Пойду спрячусь.
Мистрис Форд
Да, да. Поди скажи своему хозяину, что я одна.
Уходит Робин.
Мистрис Педж, не забудьте вашей роли.
Мистрис Педж
Ручаюсь за себя. Если плохо сыграю, можете меня освистать.
Уходит.
Мистрис Форд
Ну, встретим, как следует, эту вредную сырость, эту разбухшую тыкву, научим его отличать голубок от сорок.
Входит Фальстаф.
Фальстаф
"Сокровище небес, ужель моя ты?" {Начало стихотворения современника Шекспира Ф. Сиднея "Астрофель и Стелла".} О, пусть я теперь умру: я жил достаточно долго, я дожил до предела моего честолюбия. О благословенный час!
Мистрис Форд
О милый сэр Джон!
Фальстаф
Мистрис Форд, я не умею льстить, я не умею празднословить, мистрис Форд. Но сейчас я грешу в помыслах. Я желал бы, чтобы твой муж был мертв. Я скажу в присутствии любого лорда: я хочу сделать из тебя свою жену, свою леди!
Мистрис Форд
Из меня сделать вашу жену, сэр Джон? Увы, жалкая вышла бы из меня леди!
Фальстаф
Пусть французский двор покажет мне подобную! Я вижу, что твои глаза могли бы состязаться с бриллиантами, к прелести твоих бровей и их правильным дугам так пошли бы и шляпа-кораблик, и шляпа-амазонка, и всякий головной убор венецианского фасона.
Мистрис Форд
Простой чепчик, сэр Джон, вот это идет к моим бровям, - ничего больше.
Фальстаф
Клянусь богом, говоря это, ты изменяешь самой себе; из тебя вышла бы законченная придворная дама, и крепкая постановка твоей ноги придала бы превосходное движение твоей походке, если бы ты носила полукруглые фижмы. Я вижу, чем бы ты стала, не будь Фортуна врагом тебе, при благосклонности к тебе природы. Полно, тебе этого не скрыть!
Мистрис Форд
Ничего подобного нет во мне, поверьте.
Фальстаф
Что же заставило меня полюбить тебя? Пусть хоть это убедит тебя в том, что в тебе есть что-то из ряду вон выходящее. Полно, я и умею льстить и говорить, что ты такая и сякая, как какой-нибудь из тех лепечущих цветочков, похожих на женщин в мужском наряде от которых пахнет, как на Беклерсберийской улице {Улица в Лондоне, на которой помещался ряд аптек.} во время сушки лекарственных трав. Я не умею этого делать, но я люблю тебя и люблю только тебя, и ты этого заслуживаешь.
Мистрис Форд
Не обманывайте меня, сэр. Боюсь, что вы любите мистрис Педж.
Фальстаф
Ты могла бы с таким же успехом сказать, что я люблю гулять мимо Коунтергетской тюрьмы {Долговая тюрьма в Лондоне.}, которая мне ненавистна, как дым известковой печи.
Мистрис Форд
Прекрасно. Небу известно, как я люблю вас, и в один прекрасный день вы убедитесь в этом.
Фальстаф
Останься верна этой любви. Я заслужу ее.
Мистрис Форд
Должна признаться, что вы уже заслужили ее; иначе я не полюбила бы вас.
Робин
(за сценой)
Мистрис Форд, мистрис Форд! Здесь мистрис Педж у дверей. Она вся в поту, еле переводит дыхание, смотрит растерянно и хочет немедленно, сейчас же поговорить с вами.
Фальстаф
Она не должна меня видеть; я спрячусь за ковер.
Мистрис Форд
Спрячьтесь, пожалуйста: она ужасно болтливая женщина.
Фальстаф прячется.
Входят мистрис Педж и Робин. Что случилось? Что с вами?
Мистрис Педж
О мистрис Форд, что вы наделали! Вы осрамлены, унижены, вы погибли навеки!
Мистрис Форд
Но что случилось, добрейшая мистрис Педж?
Мистрис Педж
Увы, мистрис Форд! Будучи замужем за таким честным человеком, как ваш супруг, подавать такие поводы к подозрениям!
Мистрис Форд
Какие поводы к подозрениям?
Мистрис Педж
Какие поводы к подозрениям? Стыдитесь! Как я в вас ошиблась!
Мистрис Форд
Но, ради бога, в чем дело?
Мистрис Педж
В том дело, милая, что муж ваш идет сюда со всеми полицейскими Виндзора, чтобы искать некоего джентльмена, который, по его словам, находится у вас в доме с целью злоупотребить его отсутствием. Вы погибли.
Мистрис Форд
Надеюсь, все это не так.
Мистрис Педж
Я тоже молю небо, чтобы это было не так, если этот человек здесь. Но наверняка то, что ваш муж идет в сопровождении половины Виндзора искать его здесь. Я пришла сказать вам об этом. Если вы чувствуете себя совершенно чистой, я очень рада этому; но если у вас здесь находится друг, выпроводите его скорей. Не теряйтесь, соберите все ваше присутствие духа, защищайте вашу репутацию или навсегда распроститесь с вашей счастливой жизнью.
Мистрис Форд
Что мне делать? Здесь находится один джентльмен, мой дорогой друг, и я боюсь не столько срама для себя, сколько опасности для него. Я бы не пожалела тысячи фунтов, чтобы только он не был здесь.
Мистрис Педж
Фу, стыд! Бросьте ваши "я бы не пожалела", "я бы не пожалела".., Ваш муж близко, рукой подать. Придумайте, как выпроводить вашего друга. В доме вы его не сможете спрятать. Как вы меня обманули, смотрите - вот корзина. Если он не слишком высок и тучен, он мог бы в ней поместиться. Прикройте его грязным бельем, как будто вы отправляете все это в стирку, а так как теперь как раз стирают, пусть двое из ваших слуг снесут его на Детчетский луг.
Мистрис Форд
Нет, он слишком тучен для этой корзины. Что мне делать?
Фальстаф
(выходя)
Дайте мне посмотреть, дайте мне посмотреть! О, дайте мне посмотреть! Я помещусь, я помещусь! Последуйте совету вашей подруги. Я помещусь!
Мистрис Педж
Как, сэр Джон Фальстаф? А что же ваши письма, рыцарь?
Фальстаф
Я люблю тебя... Помогите мне выбраться... Дайте, я влезу туда. Если я когда-нибудь...
(Влезает в корзину; они прикрывают его грязным бельем.)
Мистрис Педж
Помоги прикрыть твоего хозяина, мальчик. Зовите ваших слуг, мистрис Форд. Ах, вы, двуличный рыцарь!
Мистрис Форд
Эй, Джон, Роберт, Джон!
Уходит Робин.
Входят слуги. Живей берите это белье. Где у вас шест? Ну, что вы копаетесь? Несите его к прачкам на Детчетский луг. Живей поворачивайтесь!
Входят Форд, Педж, Кайюс и сэр Гью Эванс.
Форд
Прошу вас, заходите. Если мои подозрения не имеют оснований, потешайтесь надо мною; пусть я буду для вас посмешищем, я заслуживаю этого. - Это что? Куда вы это несете?
Слуги
Разумеется, в стирку.
Мистрис Форд
Что вам до того, куда они это несут? Нехватает, чтобы вы совали свой нос в грязное белье.
Форд
Грязь! Я хотел бы сам себя отмыть от грязи! Грязь! грязь! грязь! грязь! Да, грязь! Уверяю вас, грязь, - и настал условленный час, чтобы она обнаружилась.
Уходят слуги с корзиной.
Господа, сегодня ночью я видел сон. Я расскажу вам свой сон. Вот, вот, вот мои ключи, подымитесь в мою комнату, ищите, ройтесь, копайтесь; ручаюсь вам, что мы поднимем лисицу. Надо, прежде всего, запереть дверь. (Запирает дверь.) Так. Теперь на облаву.
Педж
Добрейший мистер Форд, успокойтесь. Вы сами себе вредите.
Форд
Верно, мистер Педж. За дело, господа! Вы позабавитесь. За мною, господа!
Уходит.
Эванс
Вот сумасбродный и ревнивый характер!
Кайюс
Чорт возьми, во Франции не такие нравы. Во Франции не ревнуют.
Педж
Пойдемте за ним, господа. Посмотрим, что выйдет из его поисков.
Уходят Педж, Эванс и Кайюс.
Мистрис Педж
Не оказалась ли шутка вдвойне превосходной?
Мистрис Форд
Я даже не знаю, что мне больше доставило удовольствия: то, что мы надули моего мужа, или - сэра Джона.
Мистрис Педж
Что он должен был чувствовать, когда ваш муж спросил, что это за корзина?
Мистрис Форд
Я почти уверена, что помыться ему очень нужно; поэтому мы оказали ему благодеяние, сунув его в воду.
Мистрис Педж
Пусть и сидит там, бесчестный негодяй! Желаю того же и всем ему подобным.
Мистрис Форд
Я думаю, что у моего мужа были особые основания предполагать, что Фальстаф находится здесь. Я никогда до сих пор не замечала у него таких припадков ревности.
Мистрис Педж
Я попытаюсь как-нибудь разузнать это. Но мы сыграем еще какую-нибудь штуку с Фальстафом. Эта распутная болезнь сразу не проходит от лекарства.
Мистрис Форд
Пошлем к нему эту глупую тварь, мистрис Куикли, извиниться, что его бросили в воду, и, заново обнадежив, подвергнем его еще какому-нибудь наказанию.
Мистрис Педж
Отлично. Пригласим его в виде возмещения за сегодняшнюю неудачу завтра на восемь часов.
Входят Форд, Педж, Кайюс и сэр Гью Эванс.
Форд
Я не мог его найти. Может быть, негодяй хвастался тем, чего на деле ему не удалось получить.
Мистрис Педж
(тихо к мистрис Форд)
Вы слышали?
Мистрис Форд
Хорошо вы со мной поступаете, мистер Форд, как по-вашему?
Форд
Плохо, я и сам вижу.
Мистрис Форд
Пусть небо сделает вас лучшим, чем ваши мысли.
Форд
Аминь!
Мистрис Педж
Вы сами себе приносите большой вред, мистер Форд.
Форд
Да, да, я должен страдать за это.
Эванс
Пусть мои грехи припомнятся в день страшного суда, если хоть одна душа находится в этом доме и в этих комнатах, в этих сундуках и шкафах.
Кайюс
Чорт возьми, и я того же мнения: здесь нет ни души.
Педж
Фу, фу, мистер Форд, как вам не стыдно! Какой злой дух, какой дьявол внушает вам эти бредни? Не хотел бы я за все сокровища Виндзорского замка страдать таким расстройством, как ваше.
Форд
Это моя вина, мистер Педж, и я за нее страдаю.
Эванс
Вы страдаете вследствие нечистой совести. Ваша жена - честная женщина; хотел бы я найти такую среди пяти тысяч и еще среди пяти сотен.
Кайюс
Чорт возьми, я вижу, что она - честная женщина.
Форд
Ладно. Я обещал вас угостить обедом. Пойдемте, пойдемте прогуляться по парку. Прошу вас, простите меня; впоследствии я вам объясню, почему так поступил. Идем, жена. Идемте, мистрис Педж. Прошу вас, простите меня, от всего сердца прошу вас, простите меня.
Педж
Что же, пойдемте, господа. Но уверяю вас, надо бы его поднять на смех. Приглашаю вас к себе завтра утром на завтрак. Потом мы вместе отправимся на охоту: у меня есть отличный сокол для леса. Согласны?
Форд
К вашим услугам.
Эванс
Если у вас найдется одиночка, я готов составить ему пару.
Кайюс
А если будет одиночка или пара, я могу составить тройку.
Форд
Прошу вас, пожалуйста, мистер Педж.
Эванс
Прошу вас, вспомните завтра об этом вшивом мошеннике, моем хозяине.
Кайюс
Это хорошо, чорт возьми! Одобряю от всего сердца.
Эванс
Чтобы этот вшивый мошенник смел всячески издеваться и насмехаться!
Уходят.
СЦЕНА 4
Комната в доме Педжа.
Входят Фентон и Анна Педж.
Фентон
Я вижу, твой отец меня не любит;
Не отсылай же, Нен, меня к нему.
Анна
Что ж делать нам?
Фентон
Что ты решишь сама.
Находит он, что слишком знатен я
И что, свое наследство промотав,
Я помощь вижу лишь в его богатстве.
Затем еще имеет возраженья:
Проказы прошлые, друзей беспутных,
И говорит, что прямо невозможно,
Чтоб я любил тебя не из-за денег.
Анна
А, может быть, он прав?
Фентон
Нет, нет! Клянусь я будущей удачей!
Хотя признаюсь, что отца богатство
Посвататься к тебе меня толкнуло,
Но стал ухаживать я и увидел,
Что всех мешков с чеканною монетой
Милее ты, сокровище мое.
Стремлюсь к тебе!
Анна
Но, милый мистер Фентон,
Любовь отца старайтесь заслужить.
А если все окажутся старанья
Напрасными, тогда... Сюда идут!
(Отходят в сторону, продолжая тихо разговаривать.)
Входят Шеллоу, Слендер и мистрис Куикли.
Шеллоу
Прервите их разговор, мистрис Куикли. Мой родственник хочет переговорить сам за себя.
Слендер
Как бы там ни было, попытаюсь. Только, чтобы испытать судьбу.
Шеллоу
Не робей!
Слендер
Она не внушает мне робости; об этом я и не думаю; но я боюсь.
Куикли
Послушайте, мистер Слендер хочет перекинуться с вами словечком.
Анна
Иду сейчас.
(В сторону)
Таков отцовский выбор!
И целый мир нелепых недостатков
Приятен - при доходе в триста фунтов.
Куикли
А вы как поживаете, добрейший мистер Фентон? Прошу вас, позвольте мне сказать вам кое-что.
Шеллоу
Она подходит. К делу! О мальчик, у тебя был отец!
Слендер
У меня был отец, мистрис Анна. Мой дядюшка знает про него Забавные истории. Пожалуйста, дядюшка, расскажите мистрис Анне историю, как мой отец из птичника двух гусей украл, добрейший дядюшка.
Шеллоу
Мистрис Анна, мой родственник любит вас.
Слендер
Да, я люблю, люблю, как всякую женщину в Глостершире.
Шеллоу
Он будет содержать вас как благородную даму.
Слендер
Да, я намерен это сделать, жить как короткохвостый или длиннохвостый, чином ниже эсквайра.
Шеллоу
Он откажет вам полтораста фунтов.
Анна
Добрейший мистер Шеллоу, пускай он сам ухаживает.
Шеллоу
Благодарю вас, благодарю вас за такое поощрение. Она приглашает вас, племянник, я оставляю вас.
Анна
Ну, мистер Слендер.
Слендер
Ну, добрейшая мистрис Анна.
Анна
Какова ваша последняя воля?
Слендер
Моя последняя воля? Вот умора! Благодарю небо, я не составлял еще последней воли, я, слава богу, не такое хворое существо.
Анна
Я спросила, мистер Слендер, чего вы от меня желаете?
Слендер
По правде сказать, для себя лично я ничего от вас не желаю, или самую малость. Ваш батюшка и мой дядюшка пустили дело в ход. Удастся мне отлично, не удастся - пусть будет счастлив, кто хочет. Они об этих вещах могут лучше рассказать, чем я. Вы можете справиться у вашего батюшки. Вот он идет.
Входят Педж и мистрис Педж.
Педж
А, Слендер? - Полюби его, дочь Анна.
Что это? Вы зачем здесь, мистер Фентон?
Мне ваши посещения досадны.
Я вам сказал, что не свободна дочь.
Фентон
Не будьте, мистер Педж, нетерпеливы.
Мистрис Педж
Оставьте, мистер Фентон, нашу дочь.
Педж
Да, не для вас она.
Фентон
Послушайте меня!
Педж
Нет, мистер Фентон.
Идемте, вы, сынок, и мистер Шеллоу.
(Фентону)
Меня упорство ваше оскорбляет.
Уходят Педж, Шеллоу и Слендер.
Куикли
Поговорите с мистрис Педж.
Фентон
О мистрис Педж, я вашу дочь люблю,
Так искренно люблю, что, несмотря
На все обиды эти и отказы,
Любовного я флага не спущу,
Содействие, прошу вас, окажите.
Анна
Не выдайте меня за дурака.
Мистрис Педж
Нет, нет, я лучшего готовлю мужа.
Куикли
Моего хозяина, доктора.
Анна
Живьем пусть лучше в землю закопают
Иль репою забьют меня насмерть!
Мистрис Педж
Не беспокойся, дочка. - Мистер Фентон,
Не буду вам ни другом ни врагом:
Я дочь спрошу, любимы ли вы ею,
И с ней свои я чувства согласую.
Пока прощайте, сэр. Идти ей надо.
Отец сердиться будет.
Фентон
Прощайте, мистрис Педж. Прощайте, Нен.
Уходят мистрис Педж и Анна.
Куикли
Это ведь я так устроила. "Неужели, - сказала я, - вы отдадите свою дочь дураку и лекарю? Взгляните на мистера Фентона". Это я устроила.
Фентон
Благодарю. И передай мой перстень
Сегодня Нен. Вот в тебе за службу.
Куикли
Дай бог тебе удачи!
Уходит Фентон.
Кроткое у него сердце: за такое кроткое сердце любая женщина согласится пойти в огонь и воду. Но я хочу, чтобы Анну Педж получил мой хозяин, или чтоб ее получил мистер Слендер, или, по правде сказать, чтоб ее получил мистер Фентон. Прекрасно, ведь у меня еще есть поручение от моих обеих мистрис к сэру Джону Фальстафу; а я болтаюсь как дура!
Уходит.
СЦЕНА 5
Комната в гостинице "Подвязка".
Входят Фальстаф и Бардольф.
Фальстаф
Эй, Бардольф!
Бардольф
Здесь, сэр.
Фальстаф
Принеси мне кварту вина да захвати сухарей.
Уходит Бардольф.
Затем ли я жил на свете, чтобы меня таскали в корзине, как остатки мяса в тачке, и бросили в Темзу? Ну, хорошо! Если я второй раз позволю сыграть со мной такую штуку, то пусть вытащат мои мозги, поджарят на масле и бросят их собаке как новогоднюю подачку. Негодяи швырнули меня в реку без малейшего зазрения совести, как будто они хотели утопить пятнадцать слепых щенят; а вы можете заключить по моей фигуре, что я отличаюсь способностью быстро погружаться в воду: будь дно глубже ада, я все равно дойду до дна. Я бы утонул, не будь река так мелководна и камениста, и погиб бы смертью, которую ненавижу; от воды ведь человек разбухает, а что я из себя буду представлять, если разбухну? Я был бы похож на гору!
Входит Бардольф с вином.
Бардольф
Там мистрис Куикли, сэр: хочет с вами поговорить.
Фальстаф
Ну, подбавим немного хересу в воду Темзы; моему желудку так холодно, точно я наглотался снежных комьев вместо пилюль для охлаждения чресел. Позови ее.
Бардольф
Войди, женщина!
Входит мистрис Куикли.
Куикли
С вашего позволения, прошу прощения. Доброе утро вашей милости.
Фальстаф
Убери рюмки. Подогрей мне самым лучшим манером бутылку хереса.
Бардольф
С яйцами, сэр?
Фальстаф
Нет, без всякой примеси. Я не хочу, чтобы в моем питье были куриные зародыши.
Уходит Бардольф.
Что нового?
Куикли
Да вот, сэр, пришла к вашей милости от мистрис Форд.
Фальстаф
Мистрис Форд! Знаю я этот форт. Вот где у меня этот форт! Полно брюхо этого форта.
Куикли
Сударь, она так горюет, что у вас сердце сжалось бы, если бы вы увидели ее. Ее муж сегодня утром идет на охоту, и она просит вас придти к ней между восемью и девятью. Я должна проворно принести ей ответ. Она вознаградит вас, уверяю вас.
Фальстаф
Хорошо, я посещу ее. Передай ей это. И скажи, чтобы она подумала, что такое есть человек, чтобы приняла во внимание человеческую хрупкость и посудила о моих достоинствах.
Куикли
Я ей передам это.
Фальстаф
Сделай это. Между девятью и десятью, говоришь?
Куикли
Между восемью и девятью, сэр.
Фальстаф
Хорошо, я приду. Непременно приду.
Куикли
Да будет мир с вами, сэр.
Уходит.
Фальстаф
Удивляюсь, что о мистере Бруке ни слуху ни духу; он известил меня, чтобы я ждал его здесь. Его деньги весьма мне по вкусу. О, вот и он идет.
Входит Форд.
Форд
Будьте здоровы, сэр.
Фальстаф
Что, мистер Брук? Вы пришли узнать, что произошло между мною и женою Форда?
Форд
Действительно, сэр Джон, это меня крайне интересует.
Фальстаф
Мистер Брук, не хочу вам лгать: я был у нее в доме в назначенное время.
Форд
И это увенчалось успехом, сэр?
Фальстаф
Поистине, очень неблагополучным, мистер Брук.
Форд
Что так, сэр? Или она переменила свое решение?
Фальстаф
Нет, мистер Брук, но ее муж, этот жалкий рогач, мистер Брук, находясь в непрерывном припадке ревности, явился как раз во время нашего свидания, после того как мы обнялись, поцеловались, признались друг другу в любви, одним словом, сыграли пролог нашей комедии. По его пятам шла шайка его приятелей, которых он созвал и возбудил своими бреднями. И они взаправду стали отыскивать в доме любовника его жены.
Форд
Как! В то время, когда вы там находились?
Фальстаф
В то время, когда я там находился.
Форд
И он искал вас и не нашел?
Фальстаф
Вот послушайте. К счастью, туда пришла некая мистрис Педж. Она предупредила о том, что муж приближается, в, благодаря ее выдумке и расстройству мистрис Форд, меня выпроводили в бельевой корзине.
Форд
В бельевой корзине?
Фальстаф
Ей-богу, в бельевой корзине! Меня запихали вместе с грязными рубашками, женским бельем, носками, грязными чулками, жирными скатертями. Все это, мистер Брук, производило зловоннейшую смесь отвратительных запахов, которая когда-либо оскорбляла ноздри.
Форд
И долго вы там пролежали?
Фальстаф
Сейчас вы услышите, мистер Брук, сколько я вытерпел, стараясь для вашего блага склонить эту женщину к злу. Когда меня запихали в корзину, двое Фордовских мерзавцев, позванных хозяйкой, понесли меня под видом грязного белья на Детчетский луг. Они взвалили меня себе на плечи, но в дверях их встретил ревнивый мерзавец, их хозяин, и раз или два спросил, что у них в корзине. Я дрожал от страха, как бы этот полоумный мерзавец не задумал осматривать корзину, но судьба, постановившая, чтоб он был рогоносцем, удержала его руку. Прекрасно: он отправился дальше на поиски, а я был вынесен под видом грязного белья. Но заметьте, что из этого воспоследовало, мистер Брук. Я испытывал муки трех различных родов смерти; во-первых, невыносимый страх, что меня откроет гнилой ревнивый баран; затем - быть скрюченным, как добрый испанский клинок, на крошечном расстоянии, рукоять к острию и пятки к голове; затем - быть плотно укупоренным, как крепкая настойка, в вонючем белье, разлагавшемся в собственном соку. Представьте себе человека моей комплекции, представьте себе! Я вообще склонен подвергаться таянию, как масло; я - человек, который постоянно находится в состоянии таяния и топления; это чудо, что я там не задохся. И в самом разгаре этой бани, когда я больше чем наполовину стушился в сале, как голландское кушанье, вдруг меня швыряют в Темзу и, докрасна раскаленного, как подкову, охлаждают в воде. Представьте себе это: раскаленное докрасна тело; представьте себе это, мистер Брук!
Форд
По совести говоря, мне очень жаль, сэр, что из-за меня вы претерпели все это. Мое домогательство, очевидно, в безнадежном состоянии. Вы, конечно, ничего больше не предпримете?
Фальстаф
Мистер Брук. пускай меня швырнут в Этну, как меня швырнули в Темзу, если я все это так оставлю. Ее муж сегодня отправится на охоту, и я получил от нее новое приглашение на свидание, между восемью и девятью часами, мистер Брук.
Форд
Восемь уж било, сэр.
Фальстаф
Вот как! Я на свой страх отправлюсь, как условились. Приходите ко мне, когда у вас будет свободное время, и вы услышите о моих успехах. Adieu! Вы ее будете иметь, мистер Брук; мистер Брук, вы наставите рога Форду.
Уходит.
Форд
Гм! Что это? Наваждение? Сон? Сплю я, что ли? Мистер Форд, проснись! Проснись, мистер Форд! В твоем лучшем платье образовалась дыра, мистер Форд. Вот что значит быть женатым! Вот что значит иметь белье и бельевую корзину! Отлично! Я самому себе покажу, что я за человек. Теперь я поймаю этого распутника. Он находится у меня в доме, он не сможет увернуться от меня, ему это не удастся. Не сможет же он забраться в кошелек для полупенсовых монет или в перечницу? Но, чтобы дьявол, руководящий им, не помог ему, я обыщу даже самые невозможные места. Пусть мне не избежать своей участи, - все же я не дам себя этому поработить. Если у меня рога такие, что можно взбеситься, я оправдаю пословицу - взбешусь, как рогатый бык.
Уходит.
АКТ IV
СЦЕНА 1
Улица.
Входят мистрис Педж, мистрис Куикли и Вильям.
Мистрис Педж
Ты думаешь, он уже в доме мистера Форда?
Куикли
Наверно там, или сию минуту явится. Но, надо сказать, он взбешен тем, что его бросили в воду. Мистрис Форд просит вас придти к ней немедленно.
Мистрис Педж
Я сию минуту буду у нее, только провожу моего мальчика в школу. Смотрите, учитель сюда идет. Должно быть, сегодня нет занятии.
Входит сэр Гью Эванс.
В чем дело, сэр Гью? Сегодня нет занятий?
Эванс
Да, мистер Слендер попросил меня отпустить школьников погулять.
Куикли
Да будет благословенно его сердце!
Мистрис Педж
Сэр Гью, вот муж мой говорит, что никакого толка мой сын от книг не получает. Прошу вас, задайте ему какие-нибудь вопросы по латинской грамматике.
Эванс
Подойдите сюда, Вильям. Подымите голову. Подойдите.
Мистрис Педж
Ну, иди, глупенький, подыми голову, отвечай учителю, не бойся.
Эванс
Вильям, сколько существует чисел?
Вильям
Два.
Куикли
Ей-богу, я думала, что больше! Как же говорят: "бесчисленное множество"?
Эванс
Прекратите ваши глупости. Как "красивый", Вильям?
Вильям
Pulcher.
Куикли
Пухлый? Ну, не всегда пухлый бывает красивым.
Эванс
Вы - совершенная дура, тетушка. Прошу вас, умолкните. - Что значит "lapis", Вильям?
Вильям
Камень.
Эванс
А что значит "камень", Вильям?
Вильям
Булыжник.
Эванс
Нет. Камень значит "lapis". Удержи это у себя в уме, пожалуйста.
Вильям
Lapis.
Эванс
Верно, Вильям. От чего, Вильям, получают свое начало члены?
Вильям
Члены происходят от местоимений и склоняются так. Singulariter, nominative: hic, haec, hoc {Здесь и дальше называются различные формы латинских местоимений, а также - грамматические категории (числа, падежи и т. д.).}.
Эванс
Nominativo: hic, haec, hoc. Заметьте это, пожалуйста. Genitivo: huius. Отлично. А как будет винительный падеж, accusative?
Вильям
Accusative: hinc.
Куикли
Хинч, хонч! На такой латыни, уверяю вас, в свинарне разговаривают.
Эванс
Прекратите ваши глупости, женщина. - Как звательный падеж, Вильям: vocative?
Вильям
Гм, vocative, гм...
Эванс
Припомните, Вильям. Vocative caret {'Звательный падеж отсутствует' (лат.).}.
Куикли
Кого же он парит?
Эванс
Женщина, прекратите!
Мистрис Педж
Тише!
Эванс
Как будет родительный падеж множественного числа, Вильям?
Вильям
Родительный падеж?
Эванс
Да.
Вильям
Родительный: horum, harum, horum.
Куикли
Ой, какой срам! Никогда не говори об этом хором.
Эванс
Стыдитесь, женщина!
Куикли
Плохо вы делаете, что учите ребенка таким словам: родительные падежи множественного числа сами по себе уж срамота, а тут еще говорить о них хором! Фуй!
Эванс
Да что, женщина, ты в своем уме? Ты понятия, что ли, не имеешь о падежах, числах и родах? Я не встречал еще такой глупой христианки.
Мистрис Педж
Прошу тебя, умолкни.
Эванс
Просклоняй теперь, Вильям, некоторые местоимения.
Вильям
Я, по правде сказать, позабыл.
Эванс
Они склоняются так: qui, quae, quod. Если вы забудете ваши qui, ваши quae и quod, вас высекут. Теперь идите играть; ступайте.
Мистрис Педж
Он гораздо больше знает, чем я думала.
Эванс
У него хорошая память. Прощайте, мистрис Педж.
Мистрис Педж
Прощайте, добрейший сэр Гью.
Уходит сэр Гью.
Ступай домой, мальчик. Идем, мы долго здесь замешкались.
Уходят.
СЦЕНА 2
Комната в доме Форда.
Входят Фальстаф и мистрис Форд.
Фальстаф
Мистрис Форд, ваша печаль заставляет меня забыть свои страдания, Я вижу, как пламенно вы меня любите, и заявляю, что воздам за это до последнего волоска не только, мистрис Форд, простым исполнением долга любви, но и соблюдением всех ее прерогатив, ритуалов и обязанностей. Но уверены ли вы насчет вашего мужа?
Мистрис Форд
Он на охоте, милый сэр Джон.
Мистрис Педж
(за сценой)
Эй, кумушка Форд! Эй!
Мистрис Форд
Войдите в эту комнату, сэр Джон.
Уходит Фальстаф.
Входит мистрис Педж.
Мистрис Педж
Как поживаете, голубушка? Вы совершенно одна в доме?
Мистрис Форд
Да; кроме нашей прислуги, больше никого нет.
Мистрис Педж
В самом деле?
Мистрис Форд
Ну да, конечно. (Тихо) Говорите громче.
Мистрис Педж
Ну, я очень рада, что у вас никого нет.
Мистрис Форд
А что?
Мистрис Педж
А то, милая моя, что у мужа вашего возобновились прежние его бредни. Он там шумит с моим мужем, мечет громы на все женатое человечество, проклинает всех дочерей Евы без всякого исключения, колотит себя по лбу, крича: "Улита, улита, высунь рога!" Сколько я бешенства на свете ни видывала, все мне кажется кротким, вежливым, терпеливым по сравнению с его теперешним припадком. Я очень рада, что толстого рыцаря здесь нет.
Мистрис Форд
Как, разве о нем шла речь?
Мистрис Педж
Только о нем и шла. Он клянется, что последний раз, когда он его искал, рыцаря унесли в корзине, и уверяет моего мужа, что он и теперь находится здесь; он потащил его и остальную компании с охоты, чтобы вторично проверить свои подозрения. Но я рада, что рыцаря здесь нет: теперь ваш муж увидит сам, как он глуп.
Мистрис Форд
Он близко, мистрис Педж?
Мистрис Педж
Совсем близко, в конце улицы, сейчас придет.
Мистрис Форд
Я погибла! Рыцарь здесь.
Мистрис Педж
Как? Вы навсегда опозорены, а он не избежит смерти! Что вы за женщина! Вон его! Вон его! Лучше срам, чем смерть.
Мистрис Форд
Каким же путем он выйдет? Как я его спасу? Не запрятать ли мне его опять в корзину?
Входит Фальстаф.
Фальстаф
Нет, я не хочу больше лезть в корзину. Нельзя ли мне выйти из дому до его прихода?
Мистрис Педж
Увы, три брата мистера Форда с пистолетами в руках караулят у дверей, чтобы никто не мог выйти вон; иначе вы могли бы ускользнуть до того, как он придет. Но что же вы будете делать?
Фальстаф
А что мне делать? Запрячусь в камин.
Мистрис Форд
Через него они обыкновенно разряжают свои ружья после охоты. Спрячьтесь в печь.
Фальстаф
Где она?
Мистрис Форд
Слово даю, что он будет ее осматривать. Ни один ящик, шкаф, сундук, колодец, подвал не будет забыт им: он все решительно осмотрит. В доме вам некуда спрятаться.
Фальстаф
Так я выйду наружу.
Мистрис Педж
Если вы выйдете в вашем настоящем виде, вы лишитесь жизни, сэр Джон. Вы можете выйти разве только переодетым.
Мистрис Форд
Да во что же мы можем одеть его?
Мистрис Педж
Ах, не знаю! Всякое женское платье недостаточно для него широко, а то он мог бы надеть шляпу, плащ и покрывало - и так спастись.
Фальстаф
Добрые души, выдумайте что-нибудь. Всякое самое необычайное средство лучше, чем убийство.
Мистрис Форд
Тетка моей горничной, толстуха из Брентфорда, оставила наверху свое платье.
Мистрис Педж
Честное слово, оно ему годится. Она такая же толстая, как он И там же находится ее мохнатая шапка и плащ. Подымайтесь наверх, сэр Джон.
Мистрис Форд
Идите, идите, милый сэр Джон. Мистрис Педж и я поищем какого-нибудь платка для вашей головы.
Мистрис Педж
Проворней, проворней! Мы сейчас придем одевать вас. А вы покуда наденьте платье.
Уходит Фальстаф.
Мистрис Форд
Хотелось бы мне, чтобы мой муж встретил его в этом наряде. Он не выносит брентфордскую старуху и клянется, что она ведьма; он запретил ей показываться у нас в доме и пригрозил, что побьет ее.
Мистрис Педж
Да подставит небо его под палку твоему мужу, в пусть дьявол направляет эту палку!
Мистрис Форд
Но муж-то мой идет?
Мистрис Педж
Идет на самом деле. И толкует о бельевой корзине. Откуда-то он разузнал.
Мистрис Форд
Мы это разъясним. Ну, так я велю своим слугам опять нести бельевую корзину и встретиться с ним в дверях, как было прошлый раз.
Мистрис Педж
Но он сию минуту придет. Пойдемте наряжать Фальстафа брентфордской ведьмой.
Мистрис Форд
Сначала я дам наставления моим людям, что делать с корзиной. Идите наверх, я сейчас отыщу какой-нибудь платок для головы.
Уходит.
Мистрис Педж
Чтоб ему пусто было, бесчестному негодяю! Что бы мы с ним ни сделали, все будет мало.
И мы докажем шуткою уместной,
Что можно быть веселою и честной.
Смеяться вовсе не грешно, поверьте,
И в тихом омуте бывают черти.
Уходит.
Входят мистрис Форд и двое слуг.
Мистрис Форд
Ну вот, молодцы, взвалите снова эту корзину себе на плечи. Хозяин ваш находится у дверей. Если он велит вам поставить ее на землю, исполните его приказание. Живей, пошевеливайтесь!
Уходит.
1-й Слуга
Ну, ну, подымай.
2-й Слуга
Дай бог, чтобы там опять не лежал рыцарь.
1-й Слуга
Надеюсь, что не лежит. Лучше уж свинец таскать, чем его.
Входят Форд, Педж, Кайюс, Шеллоу и Эванс.
Форд
Ну, мистер Педж, если я вам докажу справедливость моих подозрений, чем вы меня вознаградите за то, что называли меня безумцем. - Опустить корзину, подлецы! Эй, кто-нибудь - позвать мою жену! Молодчик - в корзине! Ах, вы, мерзкие пособники! Здесь целая толпа, ватага, шайка сговорилась против меня. Но чорт будет посрамлен! Где же жена? Поди, поди сюда! Посмотри, какое славное белье ты отправляешь в стирку!
Педж
Вы пересаливаете, мистер Форд. Вас дальше нельзя оставлять на свободе. Вас надо связать.
Эванс
Это - бредни! Он взбесился, как бешеная собака.
Шеллоу
Право, мистер Форд, это нехорошо. Право.
Форд
Я вполне с вами согласен, сэр.
Входит мистрис Форд. Подойдите сюда, мистрис Форд! Мистрис Форд, честная женщина, скромная супруга, добродетельное созданье, у которой муж - сумасшедший ревнивец! Я подозреваю вас без всякого основания, не так ли?
Мистрис Форд
Если вы меня заподозрили в чем-нибудь бесчестном, то, небо мне свидетель, что вы не имели для этого основания.
Форд
Хорошо сказано, меднолобая! Продолжай в том же роде. Ну, выходи наружу, мерзавец!
(Выбрасывает белье из корзины.)
Педж
Вы пересаливаете.
Мистрис Форд
Как вам не стыдно? Оставьте белье в покое.
Форд
Сейчас я вас поймаю.
Эванс
Это противно здравому смыслу. Неужели вы собираетесь ворошить женино белье? Бросьте!
Форд
Опорожните корзину, говорят вам!
Мистрис Форд
Как, мой муж? Как?
Форд
Мистер Педж, как верно то, что я мужчина, так верно то, что вчера в этой корзине был выпровожен отсюда некий человек; отчего ему и теперь там не находиться? Что он в моем доме, в этом я уверен, мои сведения верны, и ревность моя основательна. - Выбросьте все это белье!
Мистрис Форд
Если вы найдете там кого-нибудь, убейте как блоху.
Педж
Там никого нет.
Шеллоу
Клянусь моею верностью, это нехорошо, мистер Форд; вы сами себе вредите.
Эванс
Мистер Форд, вы должны молиться, а не следовать воображению своего собственного сердца. Это - чистейшая ревность.
Форд
Отлично. Того, кого я ищу, здесь нет.
Педж
Его нет нигде, кроме вашего мозга.
Форд
Помогите мне еще раз обыскать дом! Если я не найду, кого ищу, не оказывайте никакого снисхождения моему самодурству: пусть я навсегда останусь для вас застольным посмешищем, пусть обо мне говорят: "Ревнив, как Форд, что искал в ореховой скорлупе женина любовника". Уважьте меня еще раз, сделайте еще раз обыск вместе со мною.
Мистрис Форд
Эй, мистрис Педж, идите вниз со старухой. Мой муж собирается подняться наверх.
Форд
Со старухой? Что еще за старуха?
Мистрис Форд
Да тетка моей служанки, - из Брентфорда.
Форд
Ведьма, рухлядь, старая пакостная рухлядь! Разве я не запретил ей являться к нам в дом? Что ж она, с порученьем пришла? Мы люди простые, мы не знаем, какие фокусы можно протащить под видом гаданья. Ее дело гаданье, колдовство, ворожба и всякая всячина, которая выше нашего разума: мы в этом ничего не понимаем. - Спускайся, ведьма, старая карга, спускайся, говорят тебе!
Мистрис Форд
Полно, добрый, милый муженек! - Добрые господа, не позволяйте ему бить старушку.
Входит Фальстаф в женском платье и мистрис Педж.
Мистрис Педж
Идемте, бабушка Прет, идемте; дайте мне вашу руку.
Форд
Вот я покажу ей сейчас! (Бьет его) Вон из моих дверей, вы - ведьма, мерзавка, дрянь, негодница, шельма! Вон, вон! Я тебе поворожу, я тебе погадаю!
Уходит Фальстаф.
Мистрис Педж
Как вам не стыдно! Вы до полусмерти избили бедную женщину.
Мистрис Форд
Наверно это так. Очень хорошо это вас рекомендует.
Форд
Чорт с ней, с ведьмой!
Эванс
Так или иначе, а я полагаю, что эта женщина действительно ведьма. Мне не нравится, когда у женщины большая борода. Я разглядел у нее на подбородке большую бороду, торчащую из-под платка.
Форд
Угодно вам идти за мной, господа? Умоляю вас, идите за мной. Посмотрите, чем кончится моя ревность. Если я своим лаем не наведу вас на след, не верьте впредь ни в чем мне.
Педж
Уважим еще раз его причуду. Пойдемте, господа.
Уходят Форд, Педж, Шеллоу,
Кайюс и Эванс.
Мистрис Педж
Уверяю вас, он отколотил его самым жалостным манером.
Мистрис Форд
Нет, право же, это не так. Я полагаю, что он отколотил его самым безжалостным манером.
Мистрис Педж
Я освящу эту палку и повешу ее у алтаря. Она сослужила хорошую службу.
Мистрис Форд
Как вы думаете, можем ли мы, не оскорбляя своего женского достоинства и сохраняя чистую совесть, продолжать нашу месть?
Мистрис Педж
Я уверена, что дух распутства из него изгнан. Если дьявол не взял его в вечное и потомственное владение, то, я думаю, он откажется от всяких поползновений относительно нас.
Мистрис Форд
Расскажем мы нашим мужьям, как мы с ним обошлись?
Мистрис Педж
Да, конечно, хотя бы для того, чтобы ваш муж выкинул из головы всякие бредни. Если они решат, что этого злополучного толстого рыцаря, лишенного добродетели, надо еще наказать, мы обе опять примем на себя исполнение их решения.
Мистрис Форд
Бьюсь об заклад, что они захотят публично его осрамить; да вообще, по-моему, наша шутка окажется не доведенной до конца, если он не будет осрамлен публично.
Мистрис Педж
Тогда за дело! Надо ковать железо, пока горячо.
Уходят.
СЦЕНА 3
Комната в гостинице "Подвязка".
Входят Хозяин гостиницы и Бардольф.
Бардольф
Сэр, немцы желают взять трех из ваших лошадей. Сам герцог ожидается завтра ко двору, и они хотят выехать ему навстречу.
Хозяин
Как же приезд герцога хранился в такой тайне? Я ничего не слышал о том, что он едет ко двору. Дай я поговорю с этими господами. Они говорят по-английски?
Бардольф
Да, сэр. Я позову их к вам.
Хозяин
Лошадей-то моих они подучат, но надо будет заплатить. Я их поприжму. Целую неделю моя гостиница была к их услугам; всех прочих гостей я отсылал обратно. Теперь надо расплачиваться. Я их и поприжму. Идемте.
Уходят.
СЦЕНА 4
Комната в доме Форда.
Входят Педж, Форд, мистрис Педж, мистрис Форд и сэр Гью Эванс.
Эванс
Это одно из лучших женских изобретений, которые мне удавалось наблюдать.
Педж
И он обеим вам послал письма одновременно?
Мистрис Педж
В одну и ту же четверть часа.
Форд
Прости, жена. Теперь, что хочешь, делай.
Скорее солнце я сочту холодным,
Чем легкомысленной тебя. И честь
Твоя для бывшего еретика
Незыблема.
Педж
Ну, полно, перестаньте,
Не надо пересола в подчиненье,
Как и в обиде.
Но двинем дальше план. Пусть наши жены
Назначат вновь свиданье толстяку,
Чтоб мы могли его тут осрамить,
Форд
Придумать лучше, чем они, нельзя.
Педж
Как! Известить его, что они в полночь будут ждать его в парке? Вздор! он никогда не войдет!
Эванс
Вы говорите, что его ввергали в реку, что его подвергали жестоким побоям под видом старой женщины. Я думаю, что ужас до такой степени обуял его, что он не пойдет. Я думаю, его плоть претерпела такое наказание, что из нее улетучились все вожделения.
Педж
Я согласен с вами.
Мистрис Форд
Придумайте лишь, как с ним постудить,
А заманить его уж мы сумеем.
Мистрис Педж
Есть старое предание о Герне,
Что был давно лесничим в здешнем парке:
Он будто бы зимою по ночам,
Украшенный рогами, дуб обходит,
Деревья сушит и скотину портит,
Удой кровавит и гремит цепями,
Внушая всем смятение и страх.
Вы слышали и знаете прекрасно,
Что деды эту сказку принимали
За истину; таким же перешел
И к нам о Герне - егере рассказ.
Педж
Да много и теперь людей боятся
У дуба Герна ночью проходить.
Но что с того?
Мистрис Форд
А то, что мы свиданье
Под этим дубом рыцарю назначим.
Педж
Ну, хорошо; положим, он придет
В таком наряде, как вы пригласите,
Но что же делать с ним? В чем ваши планы?
Мистрис Педж
И это все обдумано у нас.
Мы нашу дочку Нен, меньшого сына,
Трех-четырех ребят такого ж роста
Оденем в белое с зеленым, словно эльфов,
На головы дадим кружки из свечек,
Трещотки в руки. Только мы сойдемся,
Фальстаф, она и я, - как изо рва
Они на нас набросятся сейчас же
С нестройным пеньем. Мы при виде их
В ужаснейшем испуге убежим,
Они же, окружив кольцом, как феи,
Начнут щипать нечистого героя
И спрашивать, как смел нарушить он
Урочный час волшебного веселья
Своим приходом.
Мистрис Форд
И пока не скажет,
Его щипать не перестанут феи
И жечь свечами.
Мистрис Педж
А как скажет правду,
Мы выступим, рога с него мы снимем
И все, смеясь, домой.
Форд
Ребятам надо
Прорепетировать, а то не выйдет.
Эванс
Я научу детей, что им надо будет делать, да и сам наряжусь какой-нибудь обезьяной, чтоб подпалить рыцаря свечкой.
Форд
Так будет отлично. Пойду покупать маски.
Мистрис Педж
А Нен изобразит царицу Фей
В прекрасном белом платье.
Педж
Пойду куплю я шелку.
(В сторону)
Тут же может
Похитить нашу дочку мистер Слендер
И обвенчаться в Итоне.
(Громко)
Скорей
Фальстафу посылайте приглашение.
Форд
Я сам пойду к нему как мистер Брук.
Он мне расскажет все. Придет наверно.
Мистрис Педж
Не сомневайтесь. Ну, идем готовить
Костюмы нашим феям.
Эванс
Да, давайте готовиться. Это будет забава на диво и вполне благородное плутовство.
Уходят Педж, Форд и Эванс.
Мистрис Педж
Ну, мистрис Форд, пишите к сэру Джону.
Что вам ответит он?
Уходит мистрис Форд.
Я к доктору. К нему благоволю я,
И только он и женится на Нен.
Вот Слендер, хоть помещик, да дурак,
А муж из всех его предпочитает.
У доктора и деньги есть и связи.
Пусть двадцать тысяч лучше есть других
Но дочь свою я не отдам за них.
Уходит.
СЦЕНА 5
Комната в гостинице "Подвязка".
Входят Хозяин и Симпль.
Хозяин
Чего ты хочешь, мужлан? Чего, пентюх? Говори, произноси, заявляй коротко, сжато, быстро, разом.
Симпль
Право, сэр, я пришел поговорить с сэром Джоном Фальстафом от имени мистера Слендера.
Хозяин
Вот его комната, его жилище, его замок, его постоянная кровать и его исходная кровать, над ней только что расписана история блудного сына. Стучи, зови его, он с тобой поговорит подобно антропофагу. Стучи, говорят тебе.
Симпль
Сейчас какая-то старуха, толстая старуха вошла в его комнату, Я возьму на себя смелость, сэр, подождать, когда она выйдет. Мне нужно, право, с нею поговорить.
Хозяин
Как! Толстая старуха? Рыцаря могут обокрасть! Я позову его. Вояка-забияка! Сэр Джон-вояка, произнеси что-нибудь своей воинственной глоткой. Здесь ли ты? Это - твой хозяин, твой эфесец {Названия: эфесец, коринфянин и т. п. были синонимами слов 'плут', 'грабитель'.} зовет тебя.
Фальстаф
(за сценой)
В чем дело, почтенный хозяин?
Хозяин
Здесь бродячий цыган ждет, когда от тебя спустится толстая старуха. Спусти ее, вояка, спусти ее. У меня честные комнаты. Фи, что за секретничанье! Фи!
Входит Фальстаф.
Фальстаф
У меня сейчас, почтеннейший хозяин, действительно была толстая старуха, но она уже ушла.
Симпль
Скажите, пожалуйста, сэр, не брентфордская ли это была ворожея?
Фальстаф
Она самая, устричная вы ракушка. А что вам от нее угодно?
Симпль
Мой хозяин, мистер Слендер, увидя, что она идет по улице, послал меня за нею вслед, узнать, сэр, насчет некоего Нима. Тот выманил у него цепочку, так вот: у него эта цепочка или нет?
Фальстаф
Я говорил со старухой насчет этого.
Симпль
Ну, и что же она сказала, сэр?
Фальстаф
Она сказала, что человек, который выудил у мистера Слендера цепочку, и есть тот самый, который стибрил ее.
Симпль
Я хотел бы поговорить с ней самой. Он мне еще поручил поговорить с ней насчет одной вещи.
Фальстаф
О чем же? Открой нам.
Хозяин
Ну, живо!
Симпль
Я никак не могу скрыть этого, сэр.
Хозяин
Скроешь - тут тебе и смерть.
Симпль
Так, сэр, пустяки, насчет Анны Педж. Узнать: судьба ли моему хозяину получить ее или нет?
Фальстаф
Судьба, судьба.
Симпль
Что судьба, сэр?
Фальстаф
Получить ее или нет. Передай, что она мне так сказала.
Симпль
Могу ли я это передать, сэр?
Фальстаф
Можете, можете. Очень даже можете, сэр.
Симпль
Благодарю вашу милость. Я очень обрадую моего хозяина такими новостями.
Уходит.
Хозяин
Ты говоришь, сэр Джон, как ученый, прямо как ученый. У тебя была ворожея?
Фальстаф
Была, почтеннейший хозяин. И так меня научила, как в жизни меня не учили. И за ученье я ничего не дал, - наоборот, мне еще надавали.
Входит Бардольф.
Бардольф
Ну, сэр, беда! Мошенничество, чисто мошенничество!
Хозяин
Где мои лошади? Говори толком, varletto! {'Лакей' (итал.).}
Бардольф
Ускакали вместе с мошенниками. Как только мы проехали Итон, они столкнули меня, сидевшего позади одного из них, в лужу, а сами дали шпоры и ускакали, как три немеющих дьявола, три доктора Фауста. {Намек на пьесу современника Шекспира, Марло "Доктор Фауст".}
Хозяин
Они просто поехали навстречу герцогу. Невежа, нельзя сказать что они удрали: немцы - честные люди.
Входит сэр Гью Эванс.
Эванс
Где мой почтеннейший хозяин?
Хозяин
В чем дело, сэр?
Эванс
Держите ухо востро с вашими постояльцами. В город прибыл один из моих друзей и рассказал мне, что здесь находятся три немецких мошенника, которые обмошенничали всех содержателей гостиниц в Ридинге, в Меденхеде и в Кольбруке: забрали и лошадей и деньги. Говорю, желая вам добра. Смотрите в оба. Вы - человек умный, полный всяких шуток, проделок, и вам не к лицу быть обманутым. Всего хорошего.
Уходит.
Входит доктор Кайюс.
Кайюс
Где почтеннейший хозяин "Подвязки"?
Хозяин
Здесь, доктор, и находится в смущенье перед затруднительной дилеммой.
Кайюс
Не могу вам в точности сказать, что это такое, но мне говорили, будто вы делаете большие приготовления для встречи немецкого герцога; ручаюсь вам, что о прибытии какого бы то ни было герцога при дворе ничего не слышно. Я говорю из желания вам добра. Прощайте!
Уходит.
Хозяин
Вопи, кричи, подлец! - Помогите мне, рыцарь! Я пропал! - Лети, беги, вопи, кричи, подлец! Я пропал!
Уходят Хозяин и Бардольф.
Фальстаф
Хотел бы я, чтобы весь свет был обманут, затем, что сам я обманут и избит к тому же. Если бы до двора дошли слухи о том, какие превращения я претерпеваю и как при этих превращениях подвергался я мытью и катанью, наверное весь жир из меня вытопили бы капля за каплей и смазали бы им сапоги рыбаков. Я уверен, что своими острыми шуточками они добичевали бы меня до того, что я повесил бы нос и сморщился, как сушеная груша. Ни разу я не имел удачи с тех пор, как сам не сдержал своего слова в п_р_и_м_е_р_о. {Карточная игра.} Ладно, если у меня хватит духу прочитать молитвы, я готов покаяться.
Входит мистрис Куикли. Ну, от кого вы являетесь?
Куикли
Право же, от обеих.
Фальстаф
Пусть чорт возьмет одну, а его бабушка другую: вот они и устроятся обе. По их милости я претерпел больше, чем может вынести жалкий и непрочный человеческий состав.
Куикли
А они не пострадали? Еще как! Уверяю вас. Особенно одна из них, мистрис Форд; бедное сердечко, она избита до того, что вся в синяках - черных и синих; белого местечка на ней не найдете.
Фальстаф
Что ты там толкуешь про черные и синие пятна? Меня самого отколотили так, что я окрасился во все цвета радуги. Кроме того, чуть не схватили вместо брентфордской ведьмы. Только моя удивительная находчивость и ловкость, с которой я представился обыкновенной старухой, помогли мне освободиться от негодного полицейского, который посадил бы меня в колодки, в общественные колодки, как ведьму.
Куикли
Сэр, разрешите побеседовать с вами в вашей комнате: вы узнаете, как идут дела, и, уверяю вас, останетесь довольны. Вот письмо: из него вы тоже кое-что узнаете. Милые мои, сколько нужно труда, чтобы свести вас вместе! Наверное кто-нибудь из вас не угодил небу, что столько вам встречается препятствий!
Фальстаф
Идем в мою комнату.
Уходят.
СЦЕНА 6
Другая комната в гостинице "Подвязка".
Входят Фентон и Хозяин.
Хозяин
Оставьте меня в покое, мистер Фентон. У меня на душе тяжело. Мне все безразлично.
Фентон
Послушайте: лишь помогите мне
И я, как дворянин, вам обещаю
Сто фунтов золотом за все убытки.
Хозяин
Я выслушаю вас, мистер Фентон, и, конечно, никому не выдам, что вы мне доверите.
Фентон
Не раз мне вам случалось признаваться,
Как от души люблю я Анну Педж
И как она взаимно отвечает,
Насколько это от нее зависит,
Моим желаньям. Вот ее письмо.
Оно вас содержаньем удивит.
Но здесь забава связана так тесно
С моими планами, что невозможно
Отдельно говорить о них. Фальстаф
Играет здесь большую роль. В чем дело,
Поймете из письма. Так вот, хозяин,
Сегодня в полночь возле дуба Герна
Царицу фей изображает Нен.
Цель из письма видна. Отец велел ей,
Чтоб так, как есть, не переодеваясь,
Со Слендером ушла в разгаре шутки
И в Итоне немедля обвенчалась.
Она отцу никак не возражала.
Но, сэр,
Противится такому браку мать:
Она за то, чтоб зять был доктор Кайюс,
И сговорилась, что он дочь похитит,
Когда все увлекутся представленьем;
Пойдут в приход, где будет ждать священник,
И обвенчаются. План материнский
Она для виду только приняла
И обещала доктору. Теперь заметь:
Отец желает, чтоб была вся в белом.
Ее увидя в этом платье, Слендер
К ней подойдет и скажет, что пора.
Она за ним пойдет. А мать решила,
Чтоб доктор Кайюс легче мог узнать,
Когда все будут ряжеными в масках,
Одеть ее в зеленый балахон
И лентами ей голову украсить.
Когда увидит доктор, что пора,
Он руку ущипнет ей, знак давая
Идти за ним. И Анна согласилась.
Хозяин
Кого, отца иль мать она обманет?
Фентон
Обоих, милый мой, уйдя со мною.
Вы помогите пастора достать,
Чтоб ждал он нас меж полночью и часом
И нам сердца соединил навек
Законного супружества обрядом.
Хозяин
Обделывайте дело. Пастор будет.
Вы девушку нам дайте, - поп найдется.
Фентон
Навеки буду я тебе обязан.
Что дам тебе сейчас я, то не в счет.
Уходят.
АКТ V
СЦЕНА 1
Комната в гостинице "Подвязка".
Входят Фальстаф и мистрис Куикли.
Фальстаф
Не болтай больше, прошу тебя. Я приду. Это будет в третий раз. Надеюсь, что нечетные числа - счастливые. Ну, марш! Ступай Говорят, что в нечетных числах таится что-то роковое, касается ли это рождения, судьбы или смерти. Марш!
Куикли
Я добуду вам цепь, а также приложу все усилия, чтобы достать вам пару рогов.
Фальстаф
Иди, говорят тебе! Время не терпит. Голову вверх и марш мелкой рысцой.
Уходит Куикли.
Входит Форд. А, мистер Брук! Мистер Брук, дело наше выяснится сегодня ночью или никогда не выяснится. Будьте в парке около полуночи под дубом Герна - и вы увидите чудеса.
Форд
А разве вчера, сэр, вы не ходили туда, куда вам было назначено?
Фальстаф
Ходил, мистер Брук, таким, как вы видите, бедным стариком, а вернулся оттуда, мистер Брук, бедной старухой. Ее муж, этот самый негодный Форд, одержим, мистер Брук, самым безумным бесом ревности, каким только бывал одержим сумасшедший. Могу признаться, он меня жестоко избил, когда я находился в женском образе; в мужском образе, мистер Брук, я не испугаюсь и Голиафа, хотя бы у меня был один навой в руках; ведь я знаю, что жизнь наша - как ткацкий челнок! У меня времени мало, пойдемте вместе со мною, я вам все расскажу, мистер Брук. С тех времен как я ощипывал гусей, убегал с уроков и гонял кубарь, я не знал до вчерашнего дня, что значит быть поколоченным. Идемте вместе, я странные вещи вам расскажу про этого негодяя Форда. Но сегодня ночью я с ним расквитаюсь и передам вам его жену из рук в руки. Идемте. Странные вещи должны произойти, мистер Брук! Идемте.
Уходят.
СЦЕНА 2
Виндзорский парк.
Входят Педж, Шеллоу и Слендер.
Педж
Идемте, идемте! Заляжем в замковом рву, пока не увидим огоньков наших фей. Помни, сынок Слендер, о моей дочери.
Слендер
Еще бы! Я с ней сговорился, и мы придумали пароль, чтобы узнать друг друга. Я подойду к той, что одета в белое, и скажу "ни", а она докончит "гу-гу": так мы и узнаем один другого.
Шеллоу
Превосходно. К чему только ваша "ни" и ее "гу-гу"? Белый цвет и без того хорошо поможет ее узнать. Десять часов пробило.
Педж
Ночь темная, для огоньков и духов очень подходящая. Да поможет небо нашей выдумке! Никто не имеет зла на уме, кроме дьявола, рога которого мы скоро увидим. Ну, вперед! Идите за мною.
Уходят.
СЦЕНА 3
Улица, ведущая к парку.
Входят мистрис Педж, мистрис Форд к доктор Кайюс.
Мистрис Педж
Доктор, моя дочь одета в зеленое. Когда вы увидите, что пора, возьмите ее за руку и отправляйтесь в приходскую церковь кончать скорее дело. Теперь идите в парк. Мы обе должны явиться вместе.
Кайюс
Я знаю, что я должен делать. Прощайте!
Мистрис Педж
Прощайте, сэр.
Уходит Кайюс. Мой муж не столько будет радоваться нашей расправе с Фальстафом, сколько рассердится на то, что доктор женится на моей дочери. Но это не важно, лучше небольшая воркотня, чем целый короб сердечных неприятностей.
Мистрис Форд
Где же Нен со своей толпой фей и с уэльским дьяволом Гью?
Мистрис Педж
Они спрятались около дуба Герна и прикрыли свои огоньки. Но как раз в ту минуту, когда Фальстаф встретится с нами, они вдруг выйдут из темноты.
Мистрис Форд
Конечно, он будет испуган.
Мистрис Педж
Если он не будет испуган, то будет осмеян; а если будет испуган, то тем более будет осмеян.
Мистрис Форд
Ловко мы его обманем!
Мистрис Педж
Когда урок распутным людям дан,
Считать не должно это за обман.
Мистрис Форд
Час приближается. К дубу, к дубу!
Уходят.
СЦЕНА 4
Виндзорский парк.
Входит сэр Гью Эванс, одетый духом; с ним прочие, одетые феями.
Эванс
Марш, марш. Феи! Идите! Помните ваши роли. Прошу вас, не бойтесь. Идите за мною следом в ров, и когда я дам сигнал, действуйте, как я вас научил. Идем, идем! Марш, марш!
Уходят.
СЦЕНА 5
Другая часть парка.
Входит Фальстаф, переодетый Герном.
Фальстаф
На виндзорской колокольне пробило двенадцать. Минута приближается. Пылкие боги, помогите мне! Вспомни, Юпитер, ведь ты превратился в быка для твоей Европы. Любовь довела тебя до рогов. Всевластная любовь! В некотором отношении ты из животных делаешь людей, в другом отношении ты из людей делаешь животных. Ты, Юпитер, обращался также и в лебедя из-за любви к Леде. О всемогущая любовь! Как мало отличался бог от гуся по сложению! Первый грех, совершенный в образе животного, о Юпитер, - животный грех. А второй, совершенный в образе дичи, - дикий грех. Подумай об этом, Юпитер! Уж если у богов такая горячая кровь, то что же делать нам, бедным людям? Что до меня, то я теперь обратился в виндзорского оленя, самого жирного, полагаю, во всем лесу. Повей на меня прохладой, Юпитер, во время течки; а иначе моя ли будет вина, если я весь истеку жиром? Кто идет сюда? Моя лань?
Входят мистрис Форд и мистрис Педж.
Мистрис Форд
Сэр Джон, ты ли это, мой олень, мой дорогой олень?
Фальстаф
О чернохвостая моя лань! Пусть теперь с неба льется картофельный дождь, пусть гром грохочет на напев "Зеленых рукавов", пусть сыплется град из ароматных лепешек, пусть падает снег из ванили, пусть разразится ураган возбудительных средств, - здесь я нашел себе убежище.
Мистрис Форд
Мой любимый, мистрис Педж пришла со мною вместе.
Фальстаф
Делите меня, как покупного барашка: каждой по ляжке. Бока я оставлю себе, лопатки здешнему сторожу, а свои рога я откажу вашим мужьям. Хороший я егерь, а? Вылитый Герн-охотник! Ну, сегодня Купидон, совестливый ребенок, платит свои долги. Добро пожаловать, - говорю вам это, как настоящее привидение!
Шум за суженой.
Мистрис Педж
Ах, что это за шум?
Мистрис Форд
Небо да простит наши прегрешения!
Фальстаф
Что это может быть?
Мистрис Форд и Мистрис Педж
Бежим! Бежим!
Убегают.
Фальстаф
Я полагаю, что дьявол не хочет моей погибели, боясь, чтобы от моего сала не загорелась преисподняя; иначе он не стал бы так мешать мне.
Входят сэр Гью Эванс. одетый духом. Пистоль в виде Гоб-Гоблина,
мистрис Куикли, Анна Педж и остальные в виде фей со свечками.
Куикли
Зеленый, белый, серый рой,
Вам любы лунный свет и мрак ночной,
Наследники судьбы вы и сиротки,
Приступимте скорей к своей работке:
Призвал нас Гоб-Гоблин ведь не для шутки.
Пистоль
Внимайте, эльфы! Тишина, малютки!
Смотри в виндзорских очагах, сверчок:
Огня не видно ль, прибран ли шесток?
А то в чернику исщипи стряпух,
Не терпят феи грязи и грязнух.
Фальстаф
То - феи. Коль скажу что, - я пропал;
Зажмурюсь, будто я их не видал.
(Ложится ничком.)
Эванс
Где Шарик? Если девушку найдет,
Что три молитвы перед сном прочтет,
Пусть вознесет воображенье ей
И будет сон ей детского мирней,
Кто ж перед сном не вспомнит о грехах,
Исщипан будет пусть во всех местах.
Куикли
За дело! Ну же!
Внутри обшарьте замок и снаружи:
Пусть счастье в залу каждую слетит,
И пусть такою, как теперь, стоит,
Стоит она до страшного суда,
Хозяина достойна, как всегда.
Ряд кресел орденских * там перебрав,
{* Кресла, которые предназначались для
лиц, принадлежащих к рыцарским орденам.}
Бальзамом освежите чудных трав.
Ряд шлемов и гербов вдоль старых стен
Навеки будет пусть благословен.
Вам, луговые феи, - песни, пляски
И хороводами плести подвязки,
И где траву помнете, зеленей
Она останется других полей
И "Honni soit qui mal y pense" * готов
{* 'Да будет стыдно тому, кто дурно об
этом подумает' (Франц.) - один рыцарских
девизов. Эльфы должны с помощью цветов
вычертить девиз наподобие того, который
украшал колено рыцарей ордена Подвязки.}
Из синих, белых, розовых цветов:
Как над коленом рыцарским, для глаза
Горит он из сапфира и топаза.
Цветы - у эльфов буквы для указа.
Вперед лети! Пока не пробил час
Потанцевать, как принято у нас,
Пусть к дубу Герна феи все летят.
Эванс
Прошу: рука с рукой, все становитесь в ряд;
И двадцать светляков - нам фонари,
Чтоб мы вести могли свои круги.
Стоп! Чую я: здесь смертный человек.
Фальстаф
Небо да защитит меня от этого уэльского духа, а то он обратит меня в кусок сыра.
Пистоль
Червяк несчастный, проклятый навек!
Куикли
Для испытанья пальцы подпалим.
Коль чист, так будет он неуязвим;
Огонь отклонится. А вздрогнет он,
В разврат душой и телом погружен.
Пистоль
Пытай его!
Эванс
Приступим к испытанью!
Жгут Фальстафа свечками.
Фальстаф
Ой, ой, ой!
Куикли
Нечист! Нечист! В нем низкие желанья.
За дело, феи, - песней осмеять,
И будем в такт, летя, его щипать. ПЕСНЯ
"Фу, греховное стремленье!
Похоть, фу! и вожделенье!
Похоть - крови возгоранье
От нечистого желанья.
Сердце - жар его питает,
Мысль - все больше раздувает.
Жги, щипли его все враз!
Жги его за подлый глаз!
Жги и щипли и туда и сюда,
Пока не погасла свеча и звезда!" Во время этой песни феи щиплют Фальстафа. Доктор Кайюс выходит с одной стороны и уводит юношу в зеленом платье; Слендер - с другой стороны и уводит юношу в белом платье. Приходит Фентон и уводит Анну Педж. За сценой слышен шум охоты. Все феи разбегаются. Фальстаф сбрасывает с головы рога и
хочет бежать.
Входят Педж, Форд, мистрис Педж и мистрис Форд.
Педж
Не убежать! Попались вы с поличным.
Один лишь выход был - одеться Герном?
Мистрис Педж
Прошу вас, не ведите дальше шутки.
Ну, как вам, сэр, понравились виндзорки?
Супруг, взгляните: эти украшенья
Скорей к лесам, чем к городу подходят.
Форд
Ну, сэр, кто теперь рогоносец? Мистер Брук, Фальстаф - негодяй, негодный рогоносец: вот его рога, мистер Брук. И заметьте, мистер Брук, из имущества Форда он попользовался только его бельевой корзиной, его палкой и двадцатью фунтами денег, которые он должен будет уплатить мистеру Бруку; ибо мистер Брук в обеспеченье уплаты долга захватил его лошадей.
Мистрис Форд
Сэр Джон, нам не повезло: так и не удалось сойтись. Я теперь уже не хочу делать вас своим возлюбленным, но вы всегда будете считаться моим оленем.
Фальстаф
Я начинаю замечать, что из меня сделали осла.
Форд
Да, и вола к тому же. Доказательства того и другого налицо.
Фальстаф
И это были не феи? Мне три или четыре раза приходило в голову что они не феи, но сознание моей вины и внезапное помрачение моих умственных способностей заставили меня поддаться грубейшему обману и вопреки всякому смыслу принять их за фей. Вот в какую святочную куколку превращает человека дурно направленный ум!
Эванс
Сэр Джон Фальстаф, чтите бога, бросьте ваши вожделенья, - и феи не будут больше вас щипать.
Форд
Хорошо сказано, фея Гью.
Эванс
А вы бросьте вашу ревность, прошу вас.
Форд
Я не буду иметь недоверия к своей жене, пока вы не научитесь любезничать с нею на чистом английском языке.
Фальстаф
Или у меня мозг высох от солнца до того, что не мог меня охранить от такого грубого обмана? Что же, меня оседлает уэльский козел? Что же, я напялил уэльский колпак? Теперь только осталось подавиться куском жареного сыра.
Эванс
Сыр не идет к жиру, а ваш желудок - сплошной жир.
Фальстаф
"Сыр и жир". Что же, я дожил до того, что меня оскорбляет человек, острящий так глупо? Этого достаточно, чтобы всякое распутство и бездельничанье вымерло во всем королевстве.
Мистрис Педж
Как, сэр Джон! Вы воображали, что, если бы мы и вытолкали добродетель из нашего сердца и обрекли себя без всякого зазрения совести адским мукам, дьявол мог бы нас заставить плениться вами?
Форд
Такой требухой, таким тюком льна?
Мистрис Педж
Такой тушей?
Педж
Таким потасканным, поганым стариком?
Форд
Злобным, как сатана?
Педж
Бедным, как Иов?
Форд
Злонравным, как его жена?
Эванс
Преданным блуду, и тавернам, и вину, и пиву, и пивомедию, и винопитию, и срамословию, и суесловию, и вздорам, и раздорам?
Фальстаф
Отлично. Я вам попался на зубок. Ваш верх, я проиграл. Я не способен даже ответить этому уэльскому войлоку. Я опустился ниже самого невежества. Пользуйтесь мною, как вам заблагорассудится.
Форд
Ладно, сэр, мы поведем вас в Виндзор к некоему мистеру Бруку, у которого вы вытянули деньги, пообещав ему свои услуги в качестве сводника. Полагаю, что из всех ваших злоключений необходимость вернуть деньги будет для вас самой чувствительной обидой.
Педж
Не падай духом, рыцарь. Сегодня ночью ты будешь у меня в доме ужинать, и я желаю, чтобы ты посмеялся над моей женой, которая теперь над тобой смеется. Ты сообщишь ей, что мистер Слендер женился на ее дочери.
Мистрис Педж
(в сторону)
Ученые доктора думают иначе. Если Анна Педж - моя дочь, то в настоящее время она - жена доктора Кайюса.
Входит Слендер.
Слендер
Ой, ой, он! Батюшка Педж!
Педж
Сынок, в чем дело? В чем дело, сынок? Покончили вы?
Слендер
Покончили! Я расскажу об этом всем лучшим людям в Глостершире. Пусть бы меня чорт подрал!
Педж
Что случилось, сынок?
Слендер
Пошел я в Итон венчаться с мистрис Анной Педж, а она - здоровый, высоченный парень. Если бы дело происходило не в церкви, так я бы его отдул или он бы меня отдул. Провалиться мне на этом месте! Я думал, что иду с Анной Педж, а она, оказывается, почтальон.
Педж
Видно, вы ошиблись.
Слендер
Для чего вы мне говорите это? Конечно, ошибся, раз я принял мальчика за девушку. Но хоть я чуть-чуть не женился на нем, потому что он был одет в женское платье, - он мне не нужен.
Педж
Это все по вашей собственной глупости. Разве я вам не говорил, как узнать мою дочь по платью?
Слендер
Я и подошел к той, что была в белом, и сказал: "ни", а она сказала мне: "гу-гу", как у нас с Анной было условлено, а все-таки оказалось, что это не Анна, а почтальон.
Мистрис Педж
Не сердись, добрый Джордж. Я узнала о вашем уговоре и одела свою дочь в зеленое платье. Теперь она, наверное, находится в приходской церкви с доктором и обвенчана с ним.
Входит Кайюс.
Кайюс
Где мистрис Педж? Ей-богу, я обманут, я женился на garcon, на мальчике, на деревенском парне, ей-богу, на garcon. Это - не Анна Педж. Ей-богу, я обманут.
Мистрис Педж
Вы взяли ту, что была в зеленом?
Кайюс
Ну, конечно, а она оказалась мальчиком. Ей-богу, я подыму весь Виндзор!
Форд
Странное дело! Кому же досталась настоящая Анна?
Педж
Чует мое сердце недоброе. Вот идет мистер Фентон.
Входят Фентон и Анна Педж. Что это значит, мистер Фентон?
Фентон
Простите, батюшка. Матушка, простите.
Педж
Ну, сударыня, по какому случаю вы не пошли с мистером Слендером?
Мистрис Педж
Почему вы не пошли с мистером доктором Кайюсом?
Фентон
Ее смутили вы. Скажу я правду.
Вы заключить хотели брак постыдный,
Без соответствия с ее любовью.
Она и я обручены давно,
Теперь же нас ничто не разлучит.
Проступок, совершенный ею, свят.
Нельзя строптивостью его назвать,
Непослушаньем или непочтеньем.
Благодаря ему она избегла
Проклятий богохульных, что исторг бы
Из уст ее навязанный ей брак.
Форд
Не огорчайтесь. Дела не поправишь.
Поместья мы за деньги покупаем,
А жен - по воле неба получаем.
Фальстаф
Я рад, что ваша стрела, хоть вы и целились в меня, попала в вас самих.
Педж
Ну что ж? Пошли вам небо счастье, Фентон.
Чему уж быть, тому не миновать.
Фальстаф
Всю дичь собаки могут в ночь поднять.
Мистрис Форд
Ну, дуться я не буду. - Мистер Фентон,
Пусть небо даст вам много дней счастливых.
Ну, муженек, пойдемте все домой
И шутке посмеемся у камина.
Сэр Джон, идем!
Форд
Отлично. Ну, сэр Джон,
Сдержали все-таки вы Бруку слово:
Сегодня мистрис Форд с ним спать готова.
Уходят.
ВЕСЕЛЫЕ ВИНДЗОРСКИЕ КУМУШКИ
Текст. Комедия эта была в первый раз издана в 1602 г. под весьма сложным заглавием: "Чрезвычайно забавная и превосходно составленная комедия о сэре Джоне Фальстафе и веселых виндзорских кумушках. Пересыпанная разнообразными забавными выходками сэра Гью, уэльского рыцаря, судьи Шеллоу и, его премудрого племянника, мистера Слендера. С пустым хвастовством прапорщика Пистоля и капрала Нима. Сочинение Вильяма Шекспира. Как она не раз исполнялась слугами достопочтенного лорда-камергера, как в присутствии ее величества, так и в других местах" (Q1). Текст этот был перепечатан без всяких изменений в Q2 1619 г.
Q1 - типичный образец "пиратского" издания, сделанного, повидимому, по стенографической записи спектакля, вдобавок еще плохо использованной. Он содержит огромное количество искажений и пропусков: сцены III, 4 и III, 5 переставлены, сцены IV, 1 и V, 1-4 вовсе выпали и т. п.
Наоборот, F1 1623 г. дает чрезвычайно удовлетворительный текст пьесы.
Датировка и первые представления. Пьеса в списке Миреса 1598 г. не упоминается. Хронологическим пределом для нее является январь 1602 г., когда она была внесена в книгопродавческие списки (анонс издания Q1). По всей вероятности, пьеса возникла в 1600-1601 гг.
По довольно достоверному преданию, восходящему к первым годам XVIII в., Шекспир написал эту комедию по приказанию Елизаветы, пожелавшей, после Генриха IV, еще раз увидеть Фальстафа на сцене, именно - в роли влюбленного. Исполняя желание королевы, Шекспир будто бы написал пьесу в две недели. Этим, быть может, объясняется тот факт, что она почти целиком написана прозой и притом с явной торопливостью, ибо язык ее изобилует погрешностями и шероховатостями.
Сведений о постановке комедии, кроме указаний титульного листа Q1 не сохранилось.
Источники. Пьеса в целом представляет собою свободную композицию Шекспира. Наиболее "фабульная" ее часть, - проделки виндзорских дам, издевающихся над влюбленным Фальстафом, - принадлежит к числу мотивов, много раз обрабатывавшихся в средневековой и ренессансной литературе. Чрезвычайно общая форма, в какой эпизоды эти изложены в пьесе, делает невозможным установление непосредственных источников Шекспира. Все остальное в пьесе является плодом его свободного вымысла.
Время действия. События пьесы развертываются, повидимому, в течение трех дней, следующих один за другим. Точная разверстка времени очень затруднительна в виду явной путаницы со свиданиями Фальстафа в сцене 5-й акта III. Допуская в двух или трех местах ошибку в тексте с приветствиями "доброе утро" вместо "добрый вечер", Дениел приходит к такой схеме:
День 1-й: акт I, сцены 1-4.
День 2-й: акт II, сцены 1-3; акт III, сцены 1-4 и часть сцены 5, где
участвует мистрис Куикли.
День 3-й: конец акта III, сцены 5 с участием мистера Форда; акты IV и
V.
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ ПЬЕСЫ
Действующие лица:
Среди имен персонажей имеется довольно много смысловых: Шеллоу 'плоский', 'пустой'; Слендер - 'хилый', 'тупой'; Пистоль - 'пистолет' и название золотой испанской монеты; Симпль - 'простец'; Куикли 'торопящаяся'.
В оригинале сэр Гью Эванс и доктор Кайюс говорят с сильным уэльским и французским акцентом, который мы не сочли возможным воспроизвести в переводе, ограничившись передачей стилистической причудливости и некоторой неправильности их речи.
Акт I, сцена 1
2. Звездная палата - верховное уголовное судилище, учрежденное в XVI в.; названо так от изображений звезд на потолке помещения суда в Вестминстере.
14. Вшито двенадцать белых щук в мантию... В подлиннике игра слов, основанная на созвучии: luces - 'щука' и louses - 'вши'. Биографы пытались связать это место с фактом из биографии юного Шекспира, который якобы, браконьерствуя в лесах сэра Джона Люси, имение которого было неподалеку от Стретфорда, был привлечен за это к суду (или бежал, чтобы избежать этого, в Лондон).
19. В старой же мантии они не пресноводные, а морские - намек на соленый пот, которым пропитана старая мантия.
41. Джорджа Педжа. В некоторых изданиях он назван Томасом Педжем.
102. Но не целовал дочки вашего лесничего - вероятно, намек на современную песню или ходячий анекдот.
118. В чем дело, Мефистофилус? - намек на персонаж исполнявшейся в то время пьесы Марло о докторе Фаусте.
139. Семь гротов шестипенсовиками. Неточность: в гроте было четыре пенса; следовательно, семь гротов уплатить шестипенсовиками невозможно.
Акт II, сцена I
17. Вот Ирод-то иудейский! - намек на чувственность Ирода, отмеченную Библией.
44. Сэр Алиса Форд. У англичан и сейчас жена носит сословное звание и имя своего мужа.
54. Как сотый псалом к напеву "Зеленых рукавов" - комический контраст между популярным веселым напевом и священным текстом.
106. Иль будешь Актеон с Рингвудом по пятам - намек на мифологический рассказ об Актеоне, который подсмотрел наготу Дианы, богини целомудрия, за что и был растерзан сворой собак Дианы. Историю эту Шекспир мог прочесть в "Метаморфозах" Овидия, которые он хорошо знал.
195. Меня зовут Брук. В устах Форда этот псевдоним звучит как синоним. Brook значит - 'ручей', ford - 'брод'.
Акт II, сцена 2
17-18. Намек на ремесло воров, срезавших кошельки, которые носились на ремешке.
54-55. Растревожили, хуже канарского танца. Канарский танец, как и канарское вино, очень часто упоминается Шекспиром. Танец этот исполнялся в быстром темпе, а вино, если судить по соответствующим местам текста, быстро сваливало с ног.
56. Когда двор находился в Виндзоре. Виндзорский замок, на берегу Темзы, в дне езды (на лошадях) от Лондона, был летней резиденцией английского короля.
66. Игра слов, основанная на двойном значении слова angel - 'ангел' и золотая монета.
102. Мистрис Педж просит прислать ей своего маленького пажа. Игра двойным смыслом: page ('паж') и Page (Педж).
Акт III, сцена 1
15. Песенка Эванса, находящегося в состоянии тревожного ожидания, построена на эффекте полной спутанности мыслей: тут и начальная строка из стихотворения Марло, говорящая о "птичках, поющих мадригалы", и стих из 137 псалма Давида, и отрывок из популярной баллады, и дважды всплывающая ассоциация "shallow - Shallow" ('пустой' - Шеллоу).
95-94. Разве я - не Макиавелли? Имя Никколо Макиавелли, итальянского автора политического трактата "Государь" (начала XVI в.), уже в шекспировские времена сделалось в Англии нарицательным для обозначения человека, который не останавливается ни перед чем для достижения своих целей.
Акт III, сцена 2
4-5. По обычаю того времени, паж, сопровождая даму, шел впереди, расчищая ей дорогу; напротив, карлик, если таковой имелся, шел за нею.
62. Он водит компанию с беспутным принцем и Пойнсом - фраза, указывающая, что время действия "Веселых виндзорских кумушек" предшествует последнему акту второй части "Генриха IV".
Акт III, сцена 4
44 - 45. Как короткохвостый или длиннохвостый. Этими птицеводческими терминами Слендер обозначает более высокое или более низкое социальное положение.
Акт III, сцена 5
51. Мистрис Форд! Знаю я этот форт. В подлиннике - другая игра слов (ford - 'брод').
Акт IV, сцена 5
5-6. Его постоянная кровать и его походная кровать. В то время, обычно, под кровать на высоких ножках пододвигалась легкая низкая кровать, игравшая роль запасной.
87-88. Если бы до двора дошли слухи о том, какие превращения я претерпеваю... - еще одно указание на то, что время действия настоящей комедии предшествует концу второй части Генриха IV.
Акт V, сцена 1
3. Говорят, что в нечетных числах таится что-то роковое. Самое английское слово odd означает и 'нечет', и 'несовпадающее', и 'странное', и 'неблагоприятное'.
20-21. В отличие от Давида, Фальстаф готов выступить против Голиафа с одной пустой пращой в руках (с "навоем"),
Акт V, сцена 5
17 и сл. Перечисление ряда возбуждающих, по взглядам того времени, средств: картофель, ваниль и т. д. Здесь еще раз звучит мотив веселых "Зеленых рукавов".
Уильям Шекспир
Виндзорские насмешницы
William Shakespeare The Merry Wives of Windsor
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Сэр Джон Фальстаф.
Фентон, молодой дворянин.
Шеллоу, судья.
Слендер, племянник судьи Шеллоу.
Форд, Пейдж — виндзорские горожане.
Уильям, сын Пейджа.
Сэр Хью Эванс, пастор, уроженец Уэльса.
Каюс, врач, француз.
Хозяин гостиницы «Подвязка».
Бардольф, Пистоль, Ним — свита Фальстафа.
Робин, паж Фальстафа.
Симпл, слуга Слендера.
Регби, слуга Каюса.
Миссис Форд.
Миссис Пейдж.
Анна Пейдж, дочь миссис Пейдж.
Миссис Куикли.
Слуги Пейджа, Форда и т. д.
Место действия — Виндзор и его окрестности.
АКТ I
Виндзор. Перед домом Пейджа.
Входят Шеллоу, Слендер и сэр Хью Эванс.
Нет, дорогой сэр Хью. И не уговаривайте меня. Я подам жалобу в Звездную палату.1 Да будь он двадцать раз сэром Джоном Фальстафом, он не смеет оскорблять меня, эсквайра Роберта Шеллоу!
Мирового судью в графстве Глостершир, и coram2.
Да, племянник Слендер, и cust — alorum3.
Да, и сверх того еще ratulorum4. И природного дворянина, ваше преподобие, который подписывается armigero5. Да, да, на всех счетах, приказах, квитанциях, обязательствах: armigero!
Что? Да, ты прав, племянник Слендер, ты совершенно прав, — судью и природного дворянина, который носит свой герб по крайней мере триста лет.
Все наши покойные потомки были джентльмены, и все наши будущие предки будут джентльмены. Они носили, носят и будут носить двенадцать серебряных ершей на своем гербе!6
Двенадцать серебряных вшей на своем горбе?
Да, на своем старом гербе!
Я и говорю, на своем старом горбе… Ну что ж, человек давно свыкся с этой божьей тварью и даже видит в ней весьма хорошую примету: счастливую любовь, говорят.
Я имею право рассчитывать по крайней мере на четверть этой дюжины. Не так ли, дядюшка?
Женись — и ты получишь свою долю.
И будешь носить ее на своем горбе. Но, впрочем, это не относится к делу. По простому разумению моему, если сэр Джон Фальстаф оскорбил вас, мистер Шеллоу, — мой долг служителя церкви уладить дело миром.
Нет! Этим делом займется королевский совет! Это больше, чем оскорбление. Это мятеж!
Королевским советникам не подобает заниматься мятежом. В мятеже нет страха божия. А королевские советники любят страх божий и не любят мятежей. Примите это к сведению, сэр.
Клянусь жизнью! Будь я помоложе, я бы просто взялся за меч, и дело с концом!
А еще лучше взяться за ум, и дело с концом. Тем более что мне на ум приходит мысль, которая, быть может, принесет вам умиротворение. Анна Пейдж, дочь мистера Пейджа, прекрасная девица.
Анна Пейдж? Помню, помню. У нее каштановые волосы, и говорит она так тонко-тонко, ну, как все женщины.
Это лучшая девушка на свете! Семьсот фунтов стерлингов чистыми деньгами и много фамильного золота и серебра… Все это оставил ей дедушка на смертном одре, — да уготовит ему господь радостное пробуждение. И она вступит во владение своим приданым, чуть только ей исполнится семнадцать лет. Вот я и думаю: не лучше ли нам бросить споры да раздоры и… (тихо, к Шеллоу) женить мистера Авраама Слендера на мисс Анне Пейдж?
Вы говорите, дедушка оставил ей семьсот фунтов?
Семьсот, и отец, пожалуй, оставит еще больше.
О, я знаю эту девицу и очень высоко ценю ее достоинства.
Еще бы не ценить! Семьсот фунтов деньгами и надежда на второе наследство…
Ну что ж, зайдем к доброму мистеру Пейджу. А что, Фальстаф — у него?
Не стану вам лгать. Я презираю лжецов, как презираю тех, кто не говорит правды или, вернее, говорит неправду. Да, рыцарь сэр Джон Фальстаф сейчас находится у мистера Пейджа. Но, умоляю вас, доверьтесь нашим доброжелателям. Сейчас я постучу в дверь. (Стучит.) Эй! Хо! Да пошлет господь благословение дому сему!
(за сценой)
Кто там?
Благословение божье, то есть я, ваш покорный слуга, пастор Эванс, а со мной судья Шеллоу и молодой мистер Слендер, который, я надеюсь, скажет вам нечто приятное, если вы отнесетесь к нему благосклонно.
Входит Пейдж.
Рад видеть вас, почтенные джентльмены. Благодарю вас, мистер Шеллоу, за олений окорок, который вы мне прислали в подарок.
И мне весьма приятно видеть вас, мистер Пейдж. Да порадует ваше доброе сердце этот добрый окорок! Я хотел послать вам мясо получше, да уж такой олень попался на охоте. Как поживает добрая миссис Пейдж? Я благодарен вам обоим. Да, от всей души благодарен!
Это я, сэр, должен благодарить вас.
Нет уж, сэр, я вас благодарю! Хотите вы этого или не хотите, а я вас благодарю.
Рад видеть и вас, любезный мистер Слендер.
А как поживает ваш рыжий кобель, сэр? Мне говорили, будто его недавно обогнали на собачьих бегах.
Нет, сэр, это была ошибка судьи.
Э-э, вы не хотите сознаться, не хотите сознаться!
Ему и не в чем сознаваться. Это ты путаешь, племянник, это ты что-то путаешь. Отличная собака!
Дворняжка, сэр!
Нет, сэр, отличная собака. И красивая собака. Что можно еще прибавить? Отличная, красивая собака. Сэр Джон Фальстаф у вас?
У меня, сэр. И мне бы очень хотелось вас помирить.
Вот это слова истинного христианина!
Но он оскорбил меня, мистер Пейдж.
Сэр, он до некоторой степени сознается в этом.
Сознаться — это еще не значит оправдаться! Он оскорбил меня, не правда ли, мистер Пейдж? Да, да, оскорбил! Другого слова не придумаешь. Поверьте: вам говорит Роберт Шеллоу, природный дворянин, что его кровно оскорбили.
А вот и сам сэр Джон Фальстаф!
Входят Фальстаф, Бардольф, Ним, Пистоль и паж Фальстафа Робин.
Что же, мистер Шеллоу, вы собираетесь жаловаться на меня королю?
Рыцарь, вы побили моих слуг, подстрелили моего оленя и ворвались в дом моего лесничего.
А дочку вашего лесничего я не поцеловал?
Рыцарь, вы за это ответите!
Пожалуйста, хоть сейчас! Да, сэр, я все это сделал… Вот я и ответил.
Об этом будет доведено до сведения королевского совета.
Тем лучше для вас. Вы доставите лордам случай от души посмеяться над вами.
Сэр Джон! Paucа verba7, в молчании благо.
Какая там палка верба? Слендер, я вам, кажется, проломил голову… Что вы имеете против меня?
Черт возьми, сэр, проломить голову — это дело уголовное. Так сказать, головоломное дело. Да к тому же ваши негодяи — Бардольф, Ним и Пистоль — затащили меня в таверну, напоили пьяным и обобрали до нитки.
Ах ты, бенберийский сыр!8(Обнажает меч.)
При чем же тут сыр?
Эх ты, Мефистофель, черт остробородый!
(Обнажает меч.)
При чем же тут черт?
Режь его, палка верба, режь! Это мне по характеру!
Где же мой слуга Симпл? Вы не знаете, где он, дядюшка?
Спокойней, прошу вас! Давайте разберемся в этом деле. Ясно, что у нас в данном казусе трое третейских судей: лично мистер Пейдж — ну да, мистер Пейдж, затем лично я — ну, конечно, лично я, и, в конце концов, напоследок, хозяин «Подвязки».
Да, мы трое должны их выслушать и добиться какого-нибудь соглашения.
Отлично! Я изложу обстоятельства дела в своей записной книжке, а потом мы разберем все это как можно тщательнее.
Слушай, Пистоль!
На то даны нам уши, чтобы слушать!
Вот черт и его бабушка, прости меня господи! Как он торжественно выражается, этот малый.
Пистоль, ты стянул кошелек у мистера Слендера?
Да, он! Клянусь этими перчатками, он!9 Не вернуться мне в мой родовой замок, если не он! У меня в кошельке было семь раз по четыре пенса в новеньких шестипенсовых монетах, да еще фишки для игры в кости. Я их купил у одного парня за два шиллинга и два пенса. Клянусь вот этими перчатками!
Это правда, Пистоль?
Как можно называть правдой кражу?
Тише ты, иностранец с Уэльских гор!
Сэр Джон, мой господин, на поединок
Его я вызываю. Пусть немедля
Он обнажит игрушечный свой меч
Иль отречется подлыми устами
От слов своих. Ты лжешь, нагар и накипь!
Ну, в таком случае, он! Клянусь перчатками, он! (Указывает на Нима.)
Будьте осторожны, сэр, не давайте волю своему характеру. Мне и не такие крючки, как вы, на крючок попадались. Я еще вам покажу свой характер!
В таком случае, клянусь шляпой, меня обокрал вон тот, с красным лицом. (Указывает на Бардольфа.) Правда, я не могу точно вспомнить, что было со мной, когда вы меня напоили, но ведь нельзя же считать меня совершенным ослом!
А ты что скажешь, Скарлет и Джон?10
Что же я могу сказать, сэр? Этот джентльмен до того наклюкался, что лишился своих семи чувств.
Пяти чувств. Какое невежество!
Не знаю, сударь, я его чувств не считал. И, будучи под мухой, он и попал в эту пертурбацию.
Да-да, помню, ты и тогда говорил по-латыни, но не в этом дело. А дело в том, что теперь я даю себе слово напиваться в лежку только в компании честных, любезных, богобоязненных людей. Уж если напиваться, так напиваться с теми, у кого есть страх божий, а не с пьяными мошенниками.
Эти слова говорит сама добродетель!
Итак, джентльмены, все обвинения были сейчас опровергнуты. Вы свидетели.
Входят миссис Форд, миссис Пейдж и Анна Пейдж, которая несет вино на подносе.
Нет, дочка, неси вино обратно, мы будем пить дома.
Анна Пейдж уходит.
О небо, это мисс Анна Пейдж!
Здравствуйте, миссис Форд.
Миссис Форд, клянусь честью, я рад встретиться с вами. С вашего разрешения, добрая миссис Форд! (Целует ее.)
Жена, проси этих джентльменов к столу. Пойдемте, друзья, у нас сегодня к обеду горячий паштет из оленьей печенки. Я надеюсь, мы зальем вином вашу ссору.
Все, кроме Шеллоу, Слендера и Эванса, уходят.
Ах, если бы у меня была сейчас при себе моя книжка сонетов и любовных песен! Она мне нужнее, чем сорок шиллингов.
Входит Симпл.
Что это значит, Симпл? Где ты пропадал? Ты думаешь, кажется, что порядочный джентльмен может сам себе прислуживать, а? Ты захватил с собой мою книжку загадок?11
Книжку загадок? Да вы же сами, сударь, отдали их этой пышке Алисе в день всех святых, за две недели до Михайлова дня.
Ну, идем, идем, племянник. Мы ждем тебя. Но сначала я должен сказать тебе два слова. Есть тут одно предложение или, так сказать, намек издалека со стороны его преподобия сэра Хью Эванса. Ты меня понял?
Да, сэр, вы увидите, как я благоразумен. Я сделаю все, что полагается в таких случаях.
Да нет, пойми меня.
Я уже понял, сэр.
Нет, вы сперва выслушайте, мистер Слендер. Я вам изложу, что от вас требуется, если только вы к этому способны.
Нет-нет, я сделаю все, что посоветует мне мой дядюшка Шеллоу, с вашего разрешения. Он мировой судья в своем округе, хоть по мне этого и не видно.
Да не в том суть. Дело касается вашей женитьбы.
Да-да, именно так.
На мисс Анне Пейдж.
Ах, только-то? Ну что ж, я готов жениться на ней… На тех или иных условиях.
На каких именно?
Я уже сказал: на тех или иных.
Но можете ли вы расположить к себе эту девицу? Способны ли вы объясниться в любви? Дайте нам услышать это из ваших собственных уст, или губ, ибо многие философы утверждают, что уста и губы — одно и то же. Скажите же точно: можете ли вы проникнуться расположением к этой девице?
Племянник мой, Авраам Слендер, можешь ли ты полюбить ее?
Надеюсь, что могу, сэр. Я сделаю все, что требуется от разумного человека.
Ах, небесные лорды и леди! Мистер Слендер, вы должны дать нам определенный ответ. Хотите ли вы довести свои желания до сведения этой девицы?
Одним словом: женишься ли ты, если тебе дадут хорошее приданое?
Я сделаю даже больше, дядюшка, если вы этого потребуете. Для вас — хоть в воду!
Да нет, пойми, что я хочу сказать, пойми, дорогой племянник. Я хочу все устроить, к твоему удовольствию. Я спрашиваю: можешь ли ты полюбить ее?
Во всяком случае, я на ней женюсь, сэр, если вам это угодно. И если даже вначале между нами и не будет особенной любви, то, с божьей помощью, мы еще больше разойдемся, когда сойдемся, то есть еще больше сойдемся, когда разойдемся. Но, раз вы говорите — женись, я и женюсь. Это я решил аллегорически и безразвратно.
Ну вот и хорошо. То есть вы плохо выражаете свои мысли; должно быть, вы хотели сказать: «категорически» и «безвозвратно». Но намерения у вас прекрасные.
Да, мне кажется, намерение у него есть.
Конечно, есть, а если нет, пусть меня повесят!
Входит Анна Пейдж.
Вот она, прелестная мисс Анна Пейдж. (Кланяется.) Глядя на вас, сударыня, мне хочется быть молодым.
Обед на столе, джентльмены. Мой отец просит вас пожаловать.
Не смею ослушаться, прекрасная мисс Пейдж.
Да будет воля божья! Но главное — не опоздать к предобеденной молитве.
Эванс и Шеллоу уходят.
(Слендеру)
Прошу и вас, сэр, к столу.
Нет, благодарю вас от всего сердца. Честное слово, мне и здесь хорошо.
Вас ждут к обеду, сэр.
О, я не голоден, — благодарю вас, честное слово! (Симплу.) Эй, малый! (Анне.) Это мой слуга. (Симплу.) Ступай-ка, прислуживай за обедом моему дядюшке, мировому судье и дворянину Шеллоу.
Симпл уходит.
Да, иной раз и мировые судьи пользуются слугами своих племянников. У меня всего только трое слуг и мальчишка-паж. Это до тех пор, пока не помрет моя матушка. Что поделаешь! До получения наследства я живу так, как должен жить бедный, но благородный дворянин.
Пожалуйте, сэр, мне велено вас привести — без вас не сядут за стол.
Честное слово, мне есть не хочется. Но я благодарю вас так, как будто бы я уже пообедал.
Ах, сэр, я очень прошу вас — войдемте в дом.
Я предпочел бы погулять здесь, сударыня, благодарю вас. Знаете, меня на днях ранили в ногу. Это случилось как раз тогда, когда я защищал свою голову. Я фехтовал на мечах и кинжалах с одним мастером фехтования. Кто проиграет, должен был съесть целое блюдо тушеного чернослива. И, честное слово, с тех пор я не выношу ничего тушеного или жареного. Где это так лают собаки? Уж не медведей ли привели в город?
Да, кажется, мне что-то об этом говорили.
О, это прекрасная забава! Клянусь, во всей Англии нет человека, который бы столько прозакладывал на медвежьей травле, сколько я. А вам, наверное, страшно бывает, когда медведя спускают с цепи?
Разумеется, сэр.
А меня хлебом не корми — только дай посмотреть медвежью травлю. Я раз двадцать видел, как Секерсона12 спускали с цепи, и даже дергал его за цепь. Честное слово, женщины при этом так кричали и визжали, что и описать невозможно. Ведь женщины их не выносят. Медведи — это такие грубые и неприличные животные!
Входит Пейдж.
Где же вы, дорогой мистер Слендер? Мы вас ждем.
Мне не хочется есть, сэр, благодарю вас.
Клянусь петушиными потрохами, мы вас заставим с нами отобедать! Ну-ну, заходите, сэр, прошу, прошу.
(Пропускает Слендера вперед к двери.)
Нет, я вас прошу, войдите прежде меня!
Следуйте за мной, сэр. (Входит в дом.)
Сударыня, вы должны войти в дверь первой.
Что вы, сэр! Пожалуйте, пожалуйте!
Честное слово, я первым не войду, я не такой невежа!
Умоляю вас, сэр.
Так и быть, чтобы не спорить с вами, я буду на этот раз невежей. Но вы сами этого пожелали!
Уходят.
СЦЕНА 2
Там же. Эванс, Симпл.
Беги, Симпл, отыщи дом, где живет доктор Каюс. Там ты найдешь некую миссис Куикли. Она у него не то кормилица, не то нянька, не то кухарка, а может быть, и прачка или штопальщица.
Очень хорошо, сэр.
Нет, дальше будет еще лучше. Отдай это письмо миссис Куикли. Она близко знакома с мисс Анной Пейдж. Я пишу ей, чтобы она замолвила словечко в пользу твоего господина, Авраама Слендера. Ну, беги с богом, а я пойду кончать с божьей помощью обед. Сейчас подадут сыр и яблочки!
Уходят.
СЦЕНА 3
Комната в гостинице «Подвязка».
Входят Фальстаф, Пистоль, Ним, Бардольф, хозяин гостиницы, Робин.
Послушай-ка, почтенный хозяин «Подвязки»!
Что скажешь, мой толстый буян? Произнеси нам свое ученое, мудрое слово!
Мне придется распустить свою свиту.
Давно пора, трактирный Геркулес, гони их в шею! Пусть убираются — топ-топ-топ.
Я сижу на десяти фунтах в неделю!
Ах ты, Цезарь-кесарь, жирное брюхо — тощий карман! Так и быть, я тебя избавлю от Бардольфа: возьму его к себе. Он будет у меня откупоривать, цедить, разливать. Правильно я говорю, мой храбрый Гектор?
Пожалуйста, возьми его, хозяин.
Сказано — сделано. (Бардольфу.) Следуй за мной, малый. Посмотрим, умеешь ли ты наливать пиво так, чтобы пены было побольше, а пива поменьше. Лови меня на слове, идем. (Уходит.)
Ступай, ступай с ним, Бардольф. Разносить пиво в трактире — прекрасное ремесло. Из старого плаща можно сделать новенький передник, из потрепанного кавалера — свеженького трактирного слугу. Ступай себе с богом, малый.
Вот жизнь, о которой я всегда мечтал! (Уходит вслед за хозяином.)
О жалкий раб! Неужто сменишь ты
Свой меч на вертел, шлем — на кружку пива?
Он был во хмелю зачат и рожден в похмелье. Вот откуда у него такой характер.
По совести сказать, я рад, что избавился от этой огненной рожи. Он воровал слишком откровенно. Как неумелый певец, он не соблюдал в этом деле ни меры, ни такта.
Порядочный вор крадет с передышкой. Украл — отдохни маленько, а потом опять за дело.
«Украсть»! Как низко это выраженье!
«Приобрести» — так в свете говорят.
Слушайте, друзья, я скоро останусь без подметок!
И наживешь мозоли.
Ничего не поделаешь, придется, кажется, пуститься во все тяжкие.
Без пищи не живет и вороненок!
Кто из вас знает Форда — жителя этого города?
О нем я слышал: ценный человек!
Мои честные парни, знаете ли вы, что у меня на сердце?
Два пуда жира с лишком.
Брось шутки, Пистоль. Сейчас мне не до жиру, быть бы живу. Для того чтобы жить, нужны деньги. Короче говоря, я собираюсь приударить за женой Форда. Я замечаю с ее стороны некоторые признаки благосклонности. Беседуя со мной, она жеманилась, улыбалась, зазывала меня соблазнительной улыбкой. Если перевести это с языка чувств на простой английский язык, то все в ней говорит: Фальстаф, я твоя.
Видно, он уже успел ее изучить и перевести с пути добродетели на английский язык.
Глубоко закинут якорь! Не так ли?
Говорят, она располагает кошельком своего мужа, как своим собственным, а в кошельке у мужа целый легион золотых ангелов!
Пошли за ними легион чертей!
Признаюсь, и мне по душе золотые ангелы. Недаром говорят, что у меня ангельский характер.
Я написал миссис Форд вот это письмо. А другое такое же письмо написал жене мистера Пейджа, которая тоже строит мне глазки. Еще сегодня она пристально изучала каждую подробность моей фигуры. Лучи ее сияющих глаз то скользили по моей могучей ноге, то золотили мое внушительное брюхо.
Сияло солнце над навозной кучей!
(Пистолю)
Благодарю тебя за этот пышный стих!
Да-да, она изучала мою наружность с таким вниманием, что взор ее прожигал меня насквозь, как луч солнца через зажигательное стекло. Вот и для нее письмецо. Эта дама тоже располагает кошельком своего мужа. Она, как Гвиана, полна золота и всяческого изобилия.13 Я буду их казначеем, а они моими казначействами. Одна будет для меня Ост-Индией, другая — Вест-Индией, и с обеими я заведу выгодные дела. Ступай, Ним, отнеси это письмо миссис Пейдж. А ты, Пистоль, отнеси это письмо миссис Форд. Мы еще поживем, ребята, мы еще поживем!
Как! Сводником мне стать? Я — честный воин.
Клянусь мечом и тысячей чертей!
(Бросает письмо на стол.)
Мой характер не позволяет мне заниматься такими подлыми делами. Я берегу свою ампутацию.
(Робину)
Держи покрепче эти письма, мальчик,
Направь свой парус к золотым краям.
А вы, мошенники, ступайте к черту!
И топайте копытами, покуда
Другое стойло не найдете вы.
Фальстаф теперь не тот, он научился
Расчетливости века своего,
Французской бережливости. Вы — черти!
Пускай останусь я с одним пажом:
Без вас двоих мы больше сбережем.
Фальстаф и Робин уходят.
Пусть ястреб расклюет твою печенку!
Играя в кости, я прожить сумею,
Покуда есть на свете дураки,
Ты ж по миру пойдешь, фригийский турок!
Не в моем характере много болтать. Я скажу одно: месть!
Ты хочешь мстить?
Клянусь луной и небом!
Чем — острым словом или острой сталью?
И тем и другим. Но прежде всего я позабочусь о том, чтобы мистер Пейдж узнал, какова любовь Фальстафа к его жене.
А от меня узнает Форд,
Что этот старый толстый черт
Себе поставил целью
Поймать его голубку в сеть,
Его деньгами завладеть,
А заодно постелью!
Что касается меня, то я человек с характером… Я доведу Пейджа до того, что он пустит в ход отраву. От ревности он заболеет желтухой. Ибо в гневе я опасен. Вот какой у меня характер!
Ты настоящий бог мщения. Я следую за тобой. Вперед!
Уходят.
СЦЕНА 4
Комната в доме доктора Каюса.
Входят миссис Куикли, Симпл и Джон Регби.
Послушай-ка, Джон Регби. Ступай, пожалуйста, к окошку да посмотри, не идет ли домой хозяин, доктор Каюс. А не то ежели он, не дай бог, найдет в доме посторонних, тут уж не поздоровится ни божьим заповедям, ни нашему доброму английскому языку.
Ладно, я буду сторожить.
Ступай. А я за это угощу тебя вечерком стаканом теплого вина с сахаром. Посидим с тобой у камина и выпьем, когда угольки начнут гаснуть.
Регби уходит.
Вот честный, исполнительный, добрый малый! Другого такого слуги не найдешь: и не сплетник, и ссоры никогда не затевает. Одно плохо: слишком много молится, такая уж у него слабость. Ну, да и все мы не без греха! (Симплу.) Так ты говоришь, что тебя зовут Симпл?
Да, лучшего имени для меня не выдумали.
А мистер Слендер — это твой хозяин?
Хозяин.
Это который же Слендер? Уж не тот ли, что носит большую бороду? Широкую и круглую, как нож у перчаточника?
Да нет! Какая там борода! У него этакое маленькое, бледненькое личико с этакой маленькой, желтенькой бородкой.
Он, кажется, человек тихого нрава — Слендер?
Да. Но при случае он не уступит никому, кто слабее его. Он раз даже подрался со сторожем крольчатника.
Что ты говоришь! Ах, так я его знаю. Это тот, который ходит вытягивая носки и задрав голову? Вот этак…
Он, он самый и есть.
Что ж, дай бог Анне Пейдж муженька не хуже этого! Скажи его преподобию мистеру Эвансу, что я сделаю все, что смогу, для твоего господина. Анна Пейдж — хорошая девушка, и мне хотелось бы…
(за сценой)
Беда! Беда! Хозяин идет!
Ну, будет нам трепка! (Симплу.) Иди сюда, молодой человек, посиди немного в этом чуланчике.
Симпл прячется в чулан. (Затворяет за ним дверь.) Хозяин пробудет дома недолго. (Кричит.) Эй, Джон Регби, Джон, где же ты?
Входит Каюс.
(Притворяется, что не видит его.) Ступай, Джон, проведай хозяина. Что-то он долго не идет домой. Уж не заболел ли он? (Напевает.)
Вниз по дорожке, вниз по дорожке…
(смотрит на нее подозрительно)
Что ты пель? Я не люблю такой пустяки. Достань из мой чулян и дай мне un boitier14, коробка пилюль! Понимай, што я говориль. Зелени коробка!
Сейчас подам. (В сторону.) Хорошо еще, что он не пошел сам доставать свои лекарства Если бы он нашел в чулане этого парня, он бы поднял меня на рога, как бык! (Идет за коробкой.)
Пф, пф, пф! Какой жара! А мне надо ходить на королевски двор лечиль один важни персон.
(возвращается)
Вот эта коробка, сэр?
Полежи на мой карман. Скоро, скоро. Depeche15. Где эта плют Регби?
(кричит)
Эй, Джон Регби! Джон!
Входит Регби.
Я здесь!
Жак Регби, бери моя рапир и ходи за мной на королевски дворец.
Слушаю, сэр.
О, дьябль, я опоздаль! Qu'ai j'oublie?16 Там в чулян лечебни травки — leg simples. Надо браль его на королевски двор!
Ах ты господи! Если он найдет в чулане парнишку, он взбесится!
О, diable, diable!17(Идет к чулану и открывает дверь.) Кто это в мой чулян? Вор, мошенник! (Вытаскивает Симпла за шиворот.) Регби, моя рапир!
Ах, сударь, что с вами? Успокойтесь!
Почему я должен быть спокойник?
Право, этот юноша — честный малый.
А что делаль честни мали мой чулян? Честни мали не сидит чужой чулян!
Да вы не сердитесь, сударь, уж очень вы флегматичны! Выслушайте всю правду. Этот парень пришел сюда с поручением от его преподобия мистера Эванса.
Так-так…
Клянусь вам, сударь, от него. Его преподобие прислал меня к миссис Куикли, чтобы она…
Молчи!
Нет, ты сам мольчи! А он пускай говориль!
Мистер Эванс просил эту госпожу, вашу служанку, замолвить доброе словечко мисс Анне Пейдж за моего господина насчет его женитьбы, так сказать.
Только и всего! Ну нет, уж лучше я суну палец в огонь!
Тебя послаль сэр Хью? Отшень карошо! Регби, бумага! (Симплу.) А ты жди немножко. (Садится за стол и быстро пишет.)
(тихо Симплу)
Он еще сегодня тихий. Кабы он вышел из себя, у нас бы уши не выдержали — такая бы пошла милохолия! Ну да ладно: я сделаю для твоего хозяина все что могу. Беда только и том, что мой хозяин, этот французский доктор… Ведь я могу называть его хозяином, раз я управляю всем его домом — стираю, глажу, варю пиво, жарю, пеку, стелю постель…
(тихо ей)
Нелегкая служба!
(тихо ему)
Еще бы легкая! Ложусь поздно, встаю рано и целый день не знаю покоя… Так знай: мой хозяин — скажу тебе на ушко — сам влюблен в мисс Анну Пейдж. Она, конечно, за него не пойдет, потому что сердце ее принадлежит другому.
(встает и дает Симплу письмо)
Эй ты, обезьян! Неси этот письмо мистер Эванс. Я визиваль его на дуэль. Буду кололь ему горло Виндзорский лес. Буду отучиль эта обезьян поп мешалься чужой дела… Да-да, а ты можешь уходить домой. Тебе нетшего делаль на мой чулян… Diable! Я отрежу ему нос и ушей!
Симпл уходит.
Да ведь он не для себя старается, а для своего друга.
О, для себя, для свой друг — это все равно! Ты сам мне говориль: Анна Пейдж выйдет только за доктор Каюс. Я хочу убиваль этот плют, преподобий Эванс. Я буду браль секундант хозяин «Подвязка». Diable! Анна Пейдж будет мой.
Сэр, вы же знаете, что девушка от вас без ума. Ей-богу, все наладится. А народ пусть себе болтает что хочет.
Регби, ходи за мной на королевский двор. — Ей-богу, если я не получай Анна Пейдж, ви будет летай отсюда, голева вперед. — Ходи за мной, Регби! (Быстро уходит.)
Регби уходит за ним.
Да, сударь, вы женитесь на Анне. (Затворяет дверь.) Как бы не так! Держи карман шире!.. Я-то знаю, что у моей Анны на душе. Ни одна женщина в Виндзоре не знает ее так, как я знаю, и никого она так не слушается, как меня.
Голос Фентона: «Эй, есть ли тут кто-нибудь?»
Кто там? Входите, сударь!
Входит Фентон.
Здорово, тетушка Куикли! Как поживаешь?
Благодарю вас. Уж верно, неплохо, ежели о моем здоровье справляется такой джентльмен, как ваша милость.
Что нового? Как поживает прекрасная мисс Анна Пейдж?
Что правда, то правда, сэр: она и прекрасная, и честная, и милая девушка, наша мисс Анна, и уж такой ваш друг, скажу вам по секрету.
Ну, а как, по-твоему, идут мои дела? Добьюсь я своего?
Конечно, сэр, все в руке божьей. А все-таки, мистер Фентон, я готова присягнуть, что она любит вас. У вашей милости, кажется, есть родимое пятнышко над глазом?
Да, есть, но что из того?
А вот сейчас сами узнаете. Ах, какая она чудачка, эта Анна Пейдж! На днях мы целый час проболтали с ней об этой родинке. Ох, и насмеешься же с ней! Но ей-то самой совсем не до смеху. Она все больше грустная и задумчивая. Такая милохоличная, как говорят. Может, о вас-то она и грустит, сэр…
Я сегодня же с ней увижусь. Вот тебе деньги, и не забывай о моем деле. Похлопочи за меня. Если увидишь ее раньше, чем я, замолви ей словечко.
Уж будьте спокойны! А когда мы встретимся с вашей милостью в следующий раз, я еще больше расскажу вам и о вашей родинке, и обо всех поклонниках нашей милой мисс Анны.
Ну, прощай, я тороплюсь. (Уходит.)
Прощайте, ваша милость. — Вот это благородный молодой человек. Однако дела его плохи. Анна, кажется, его не любит. Мне ли не знать, что у нее на сердце? Да ну их всех!.. Что такое я собиралась делать? Совсем забыла! (Уходит.)
АКТ II
Перед домом Пейджа.
Входит миссис Пейдж с письмом в руках.
Каково! Я не получала любовных писем, даже когда была в расцвете молодости и красоты, а вот сейчас удостоилась этой чести. Посмотрим. (Читает.) "Не спрашивайте, почему я люблю вас. Ибо хотя любовь и прибегает к разуму, как к врачу, она не внемлет его советам. Вы не молоды, не молод и я. Вот и основание для взаимности. Вы веселы, весел и я. Ха-ха! Вот другое основание для взаимности. Вы любите херес, и я люблю херес. Что же может связать двух людей теснее? Знай же, миссис Пейдж, и поверь слову солдата, я люблю тебя! Я не скажу: «Сжалься надо мной», ибо такие слова неуместны в устах воина. Я говорю просто: «Полюби меня».
Итак, с почтительным поклоном
Я остаюсь Фальстафом Джоном,
В тебя без памяти влюбленным,
Готовым драться эспадроном
И шпагой с целым эскадроном!
Ответа ждет, к ногам припав,
Твой верный раб
Сэр Джон Фальстаф". Ах он, Ирод иудейский!18 О порочный, порочный свет! Старая развалина, которая того и гляди рассыплется, а туда же — разыгрывает из себя молодого волокиту. Да как он посмел, наглец, так писать ко мне. Разве я подала этому фламандскому пьянчуге какой-нибудь повод?19 Мы с ним и трех раз не встречались. Что такое я могла ему сказать? Кажется, я не была при нем ни слишком веселой, ни слишком развязной, прости меня бог! Положительно, я внесу билль в парламент об истреблении мужского пола. Как бы мне наказать его? А наказан он будет. Непременно будет! Это так же верно, как то, что брюхо у него туго набито пудингами.
Входит миссис Форд.
Миссис Пейдж! А ведь я как раз шла к вам.
А я к вам, миссис Форд. Здоровы ли вы? Что-то вы нынче нехорошо выглядите.
О нет, вы ошибаетесь! У меня есть доказательства, что вы неправы.
А по-моему, у вас плохой вид.
Ну, будь по-вашему. Хотя, как я вам уже сказала, у меня есть доказательство того, что я прекрасно выгляжу… О, миссис Пейдж, дайте мне совет!
Что случилось, дорогая моя?
Ах, моя дорогая, не будь одного крошечного препятствия, я могла бы добиться большой чести.
Не обращайте внимания на мелочи и добивайтесь чести. В чем, однако, дело?
Если бы я не боялась греха, я могла бы попасть в рыцарское сословие.
Что за пустяки! Не может этого быть! Сэр Алиса Форд!..20 Ну, какой из вас рубака-рыцарь!.. Нет уж, по-моему, вам лучше сохранить свое скромное, но честное имя: миссис Форд.
Однако довольно нам болтать попусту. (Достает письмо.) Вот читайте, читайте, и вы сами увидите, каким образом я могла бы получить рыцарское звание. Пока глаза мои будут способны глядеть на мужчин, я буду самого дурного мнения о толстяках! Он вел себя так прилично, восхвалял женскую скромность, осуждал безнравственность. Я могла бы поклясться, что мысли и слова его — в полном согласии. А на самом деле они оказались так же далеки друг от друга, как сотый псалом и песенка о зеленых рукавах.21 И какая буря выбросила на наш Виндзорский берег этого кита, из брюха которого можно вытопить столько бочек жира! Как бы мне проучить его? Лучше всего, пожалуй, подать ему кое-какие надежды, помучить его ожиданием… Пускай жарится в собственном сале на огне сладострастия. Вы когда-нибудь видали что-нибудь подобное?
(сравнивая оба письма)
Слово в слово, буква в букву. Только в одном письме сказано «прекрасная миссис Пейдж», а в другом — «прелестная миссис Форд». Вот и вся разница. Но чтобы вас не очень огорчала эта обидная и загадочная история, позвольте вам показать кое-что. Это близнец вашего письма. Но мы дадим ход вашему, а мое письмо останется при мне. У этого толстяка, надо думать, припасены сотни таких писем, и не проставлены только имена. Наши письма, наверно, уже второе издание. Скоро он их, пожалуй, начнет печатать в тысячах оттисков и заведет для этого у себя дома печатный пресс. Ведь ему все равно, что и кого тискать. Но я скорее согласилась бы стать великаншей и лежать под горой Пелионом.22 Положительно, легче найти двадцать развратных голубок, чем одного целомудренного мужчину!
(читает письмо к миссис Пейдж)
Да, точно такое же письмо. Тот же почерк, те же слова… Невысокого же он о нас мнения!
Тут можно заподозрить собственную добродетель. Должно быть, я до сих пор сама не знала себя. Зато он знает какие-то мои слабости. Иначе он не решился бы так дерзко брать меня на абордаж.
Вы называете это «брать на абордаж»? Ну, я могу поручиться, что у меня бы он ниже палубы не проник.
Да и у меня тоже. Если бы ему удалось пробраться ко мне в трюм, мой корабль никогда больше не вышел бы в плавание. Ну, хорошо же, мы отомстим ему за это. Назначим ему свидание, подадим ему надежду и будем водить за нос до тех пор, пока он не заложит свою последнюю клячу хозяину гостиницы «Подвязка».
Знаете, дорогая, чтобы проучить этого старого потрепанного волокиту, я готова отдать все что угодно… Кроме чести, разумеется. Ах, если бы мой муж увидал это письмо! Это дало бы ему повод для ревности на всю жизнь.
Да вот, кстати, и он сам, мистер Форд, а с ним и мой муженек. К счастью, мой Пейдж так же далек от ревности, как я от измены. Так мы оба и держимся от греха подальше.
Ах, вы счастливее меня, миссис Пейдж!
Однако мы с вами еще не придумали, как нам проучить этого сального рыцаря. Идите-ка сюда.
Садятся под деревом. Входят парами Форд и Пистоль, Пейдж и Ним.
А все-таки я надеюсь, что это не так!
В таких делах надежда — пес бесхвостый!
Сэр Джон Фальстаф пленен твоей женой.
Но подумайте сами, сэр, моя жена уже не так молода.
Он ловит всех — и молодых и старых,
Богатых, бедных, знатных и безродных.
Любую дичь готов он ощипать.
Форд, берегись!..
Скажите на милость — влюблен в мою жену!
Ее он любит сердцем, полным жара,
И печенью, горячей, как огонь.
Не допусти! Или навек заслужишь
Ты украшенье страшное…
Какое, сэр?
Рога оленьи! А пока прощай!
Следи за ней, шныряют ночью воры,
Следи за ней, иль трижды не успеет
Прокуковать кукушка, у тебя
На голове рога ветвиться будут. —
Идем, капрал! —
Пейдж, верь ему: он говорит резонно.
(Уходит.)
Я буду терпелив и доберусь до правды!
(Пейджу)
Я говорю вам сущую правду, сэр. Не в моем характере врать, он нанес мне обиду особого характера — он потребовал, чтобы я отнес записку любовного характера вашей жене. Но у меня есть меч, и при случае он больно кусается. А Фальстаф любит вашу жену, вот и все! Меня зовут капрал Ним. Запомните: меня зовут Ним, а Фальстаф любит вашу жену. Прощайте. Хватит с меня Фальстафа и его хлеба с сыром! Это мне не по характеру. Прощайте! (Уходит.)
Пейдж и Форд стоят задумавшись.
Как странно говорит этот капрал: характер да характер… Он обращается с английским языком как с неприятелем.
Я изобличу этого Фальстафа!
В жизни своей не видел я такого косноязычного и болтливого мошенника!
А если все это окажется правдой? Что тогда?..
Ни за что не поверю этому проходимцу, даже если бы за него поручился сам епископ!
Этот Пистоль кажется мне разумным малым… Ладно же, хорошо.
Миссис Пейдж и миссис Форд подходят к ним.
Ну что, Мег, как дела?
А ты куда идешь, Джордж? Послушай-ка…
Беседуют в стороне.
Что с тобой, милый Фрэнк? Ты что-то невесел.
Невесел? Нет. Я очень весел. Иди-ка ты домой. Ступай, ступай! (Отворачивается от нее.)
Ну вот! Опять какие-нибудь пустяки взбрели в голову. — Пойдемте, миссис Пейдж.
Пойдемте. (Мужу.) Не опоздай к обеду, Джордж. (Тихо, к миссис Форд.) Посмотрите, кто идет сюда. Ее-то мы и пошлем к этому жалкому рыцарю!
Поверьте мне, я и сама уже думала о ней. Она как раз подходящая для этого особа.
Входит миссис Куикли.
Вы пришли навестить мою дочь Анну?
Да, сударыня. Как поживает милая мисс Анна?
А вот зайдите к нам и увидите. Кстати, нам нужно с вами потолковать кое о чем.
Миссис Пейдж, миссис Форд и миссис Куикли уходят в дом.
Ну что, мистер Форд?
Вы слышали, что мне сказал этот плут?
Да, а вы слышали, что мне сказал другой?
Вы думаете, в их словах есть доля правды?
Да ну их, этих негодяев! Никогда не поверю, чтобы этот рыцарь осмелился приставать к нашим женам. Да к тому же оба доносчика — бывшие слуги, которых Фальстаф прогнал от себя, — двое мошенников, оставшихся без дела.
Так это его бывшие слуги?
Вот именно.
От этого мне не легче… А где он живет? В гостинице «Подвязка»?
Да, в гостинице. Если он в самом деле хочет пробраться в мой дом, я готов оставить для него все двери открытыми и принять на свою голову все, что перепадет ему от моей жены, кроме пощечины да крепкого словца, конечно.
Я тоже верю своей жене. Но я не желаю оставлять их вдвоем. Некоторые мужья слишком доверчивы. Я бы за свою головой не поручился. Меня не так-то легко успокоить.
Глядите-ка, мистер Форд, вон идет этот говорун, хозяин «Подвязки». Что-то он больно весел сегодня. Либо у него хмель в башке, либо деньги в кошельке.
Входит хозяин гостиницы.
Ну, как дела, хозяин?
А твои как, молодчага? О, ты настоящий джентльмен! (Оборачивается.) Эй, cabaliero23 судья, что же вы?
(входит запыхавшись)
Иду, хозяин, иду! — Двадцать раз приветствую вас, добрейший мистер Пейдж. Пойдемте с нами — нас ждет сегодня недурное развлечение.
Расскажите им, в чем дело, cabaliero судья. Ну, рассказывайте, рассказывайте, почтеннейший!
Сэр, нынче должна состояться дуэль между сэром Хью Эвансом, уэльским попом, и Каюсом, французским лекарем.
Милейший хозяин, на два слова.
Что скажешь, удалец?
Отходят и беседуют.
(Пейджу)
Вы пойдете с нами посмотреть на дуэль? Наш веселый хозяин будет секундантом. Он уж им назначил место для встречи, и каждому — другое место. Говорят, этот поп шутить не любит. Я вам объясню, в чем будет состоять наша потеха.
Отходят в сторону и тихо разговаривают между собой.
(Форду)
Уж не хочешь ли ты затеять тяжбу с моим толстым рыцарем, моим благородным постояльцем?
Нет, зачем же?.. Слушай! Я пришлю тебе кувшин подогретого хереса, если ты представишь меня Фальстафу и скажешь, что моя фамилия не Форд, а Брук. Так, просто для шутки, Брук.24
Вот тебе моя рука, храбрец. Я открою тебе все входы и выходы, и будешь ты Брук. Наш рыцарь не прочь пошутить. (К Шеллоу.) Ну идем, что ли, приятель?
Мы готовы, хозяин.
Говорят, этот француз ловко владеет шпагой.
Пустяки, сэр, тут дело только в сердце, в храбрости сердца, сэр, а не во всяких там пассадах да эстокадах. В былое время я своим мечом обращал четверых молодцов в бегство, словно крыс, а про эстокады и не слыхал.
(зовет)
За мной, мальчики, за мной! Бегом!
Пойдем, пожалуй, хоть, признаться, я не охотник до драки. Бранись сколько хочешь, а зачем драться?
Шеллоу и Пейдж уходят вслед за хозяином.
Пейдж — доверчивый глупец. Он слишком полагается на свою жену. А я не могу так легко отделаться от подозрения. Когда мы были у Пейджа, моя жена была все время в обществе Фальстафа. Что они там делали — не знаю, но я это расследую. Под именем Брука, как под маской, я все выведаю у самого Фальстафа. Если она честна, труды мои не пропадут даром. Если же нет… Истина будет мне наградой! (Уходит.)
СЦЕНА 2
Комната в гостинице «Подвязка».
Входят Фальстаф и Пистоль.
Не дам ни одного пенни.
Пусть устрицей мне будет этот мир.
Его мечом я вскрою!
Ни одного пенни. Тебе, видно, мало того, что ты не раз закладывал и перезакладывал мое доброе имя. Мало того, что я трижды поручился за тебя и за твоего собутыльника Нима. Без меня вы бы уже давно смотрели сквозь решетку, как пара павианов. Я еще попаду в ад за то, что поклялся моим друзьям джентльменам, что вы хорошие солдаты и храбрые парни. А когда миссис Бриджет потеряла ручку от веера, я поручился своей рыцарской честью, что ты тут ни при чем.
А разве я с тобой не поделился,
Тебе пятнадцать пенсов заплатив?
А ты думаешь, я стал бы даром губить свою душу? Ну, довольно, не болтайся возле меня, я тебе не виселица. Короткий нож и чужой карман — вот все, что тебе нужно. Отправляйся в свой родовой замок, который называется перекресток на большой дороге. Негодяй! Он отказался отнести мое письмо потому, что, видите ли, честь ему не позволяет. Ах ты, беспредельная подлость! Разве ты не знаешь, что даже я иной раз поступаюсь своей честью? Да, я, я сам иногда, забыв страх божий, прячу свою честь в карман по необходимости: передергиваю карту, изворачиваюсь, плутую, а ты, проходимец, хочешь прикрыть свои лохмотья, свои разбойничьи повадки, свои кабацкие речи и площадные ругательства плащом чести! Скажите пожалуйста, он не пожелал отнести мое письмо! Это унизило бы его достоинство!
Я каюсь и сдаюсь. Чего еще
От человека требовать возможно?
Входит Робин.
Сэр Джон, вас хочет видеть какая-то женщина.
Пускай войдет.
Входит миссис Куикли. Робин и Пистоль беседуют в стороне.
(приседая)
С добрым утром, ваша милость!
С добрым утром, прекрасная дама.
О нет, сударь, с вашего позволения, я не дама.
Ну так прелестная девица.
Была и мать моя такая же девица
В тот час, когда мне довелось родиться.
Охотно верю. Что же тебе от меня угодно?
Разрешите сказать вам два слова, сэр.
Хоть две тысячи слов, красавица. Слушаю со вниманием.
Здесь, в Виндзоре, сэр, живет некая миссис Форд. (Оглянувшись на Робина и Пистоля.) Сэр, прошу вас, подойдите ко мне ближе. Я, видите ли, сама живу у доктора Каюса, сэр.
Вот как! Что же миссис Форд?
Именно о ней речь. Но сделайте милость, сэр, отойдемте в сторонку.
Ручаюсь тебе, нас никто не слышит. (Указывает на Пистоля и Робина.) Это все мои люди, мои люди.
Ах, ваши? Да благословит их господь и сделает не только вашими, но и своими.
Итак, что же миссис Форд?
Уж такая она добрая женщина… Боже мой, и проказник же вы, ваша милость! Да простит господь вас и всех нас, грешных.
Ну, а что же миссис Форд, миссис Форд что?
Говоря ни коротко, ни длинно, вы совсем вскружили ей голову. И как вам это удалось? Просто удивительно! Самому блестящему из придворных — ведь вы знаете, к нам в Виндзор частенько наезжает двор, — так вот, самому блестящему придворному кавалеру не удавалось до такой степени вскружить ей голову. А ведь тут были и рыцари, и лорды, и другие знатные джентльмены — и все в каретах. Клянусь вам, карета за каретой, письмо за письмом, подарок за подарком. И все это пахнет духами — сплошной мускус! — все так и шелестит шелками и парчой. А какие любовные записки, вежливые, алигантные! Я уж не говорю о вине и сластях — все было самое дорогое, самое сладкое. Кажется, ни одна женщина в мире не устояла бы, а она не мигнула им даже глазом. Мне и самой нынче утром предлагали двадцать золотых ангелов, но на кой черт мне эти ангелы, — я беру их только за честные дела. А уж ее, клянусь вам, не могли уговорить пригубить бокал вина даже самые важные люди, а ведь это были графы, да что там графы! Вся королевская стража в полной форме! Но я уверяю вас, что ей все это нипочем.
Да что ж мне-то она велела передать? Говори покороче, мой дорогой Меркурий в юбке.
Так вот что: она получила ваше письмецо, за которое благодарит вас тысячу раз, и просит передать вам, что ее мужа не будет дома между десятью и одиннадцатью.
Между десятью и одиннадцатью?
Именно так, и в это время вы можете прийти взглянуть на картину, — она говорит, вы знаете, на какую. Мистера Форда дома не будет. Ах, как трудно ей, бедняжке, жить с ним! Он у нее такой ревнивый, такой ворчливый — просто терпенья нет!
Значит, между десятью и одиннадцатью? Женщина, передай ей мой поклон и скажи, что я буду.
Передам, сударь. Но у меня есть к вам еще одно поручение — тоже от дамы, от миссис Пейдж, сэр, которая шлет вам сердечный привет. И я должна сказать вам на ушко, что она тоже особа скромная, добродетельная, ни одной молитвы не пропустит — ни утренней, ни вечерней. Другой такой во всем Виндзоре не сыщешь. Она просила сказать вашей милости, что ее муж редко уходит из дому. Но она надеется когда-нибудь улучить минутку. Ах, никогда еще я не видала, чтобы женщина так сходила с ума по мужчине! Уж нет ли тут колдовства с вашей стороны, ваша милость?
Нет, уверяю тебя. Привлекательная внешность, мужественная осанка — вот и все мое колдовство.
Да благословит вас за это бог!
Постой, голубушка, как ты думаешь, рассказали эти дамы друг дружке, что любят меня?
Вот была бы потеха!.. Да нет, не такие уж они простушки, как вы думаете. Вот была бы штука!.. Миссис Пейдж просит вас прислать к ней вашего пажа. Ее муж питает к нему такую нежную антипатию. Он очень честный человек — мистер Пейдж. Ни одной женщине в Виндзоре не живется так хорошо, как ей: делает все, что хочет, говорит что вздумает, покупает, тратит деньги, ложится когда ей угодно, встает когда ей заблагорассудится — все по ее желанию. И, сказать по совести, она заслуживает этого. Уж если есть одна любезная женщина во всем Виндзоре, так это именно она, миссис Пейдж. Вы должны послать ей вашего пажа, ничего не поделаешь.
Что ж, я готов.
Непременно пошлите. Ведь он может служить вам посредником. Только придумайте какое-нибудь тайное слово, чтобы дитя не поняло, что оно передает. Нехорошо детям знать про наши греховные дела. Мы-то, старики, — другое дело: мы видали виды и умеем держать язык за убами.
Прощай, голубушка, да кланяйся обеим. Вот тебе кошелек. И помни, что я еще твой должник. — Робин, ступай-ка с этой женщиной.
Робин и миссис Куикли уходят.
Эта новость мне по душе!
(с восхищением смотрит вслед миссис Куикли)
Посыльная Амура — это сводня!
Вперед, Пистоль, плыви за ней вдогонку,
Все паруса раскрой, пали из пушек!
На абордаж! Она твоя добыча!
(Уходит.)
Ну, что ты скажешь на все это, старый Джон? Продолжай в том же роде! Твое старое тело послужит еще тебе лучше прежнего! Кажется, немало потрачено, а есть что пустить в оборот. Ну, спасибо тебе, мое доброе старое тело! Пусть говорят, что ты грубо сколочено, — да зато прочно!
Входит Бардольф с кубком хереса.
Сэр Джон, там внизу ждет какой-то мистер Брук. Он желал бы поговорить с вами. Это он послал вам бутылку хереса.
Мистер Брук, говоришь?
Мистер Брук, сэр.
Ну ладно, зови мистера Брука.
Бардольф уходит.
Люблю таких мистеров Бруков, которые, прежде чем войти, угощают хозяина хересом. (Поднимает кубок.) Ага, миссис Форд и миссис Пейдж, попались вы на мою удочку. Ваше здоровье, прекрасные дамы! (Пьет.)
Входит Бардольф, за ним Форд, переодетый, с мешком денег в руках.
Да благословит вас бог, сэр.
И вас, сэр. Вы хотите поговорить со мной?
Простите, что я осмелился обеспокоить вас без предупреждения.
Милости просим. Что вам угодно, сэр? (Бардольфу.) Ступай отсюда, трактирный слуга, марш!
Бардольф уходит.
Сэр, я человек, который истратил на своем веку немало денег. Моя фамилия Брук.
Добрейший мистер Брук, мне очень приятно с вами познакомиться.
Добрейший сэр Джон, я горжусь знакомством с вами. Я буду откровенен, сэр Джон: мне кажется, что в настоящее время у меня больше лишних денег, чем у вас. Поэтому-то я и взял на себя смелость явиться к вам без приглашения. Люди говорят: кати монету пред собой, и будет рад тебе любой.
Да, деньги — славные солдаты, всюду себе дорогу пробьют.
Правильно, сэр! Вот у меня, кстати, целый мешок с деньгами, надоело мне его носить. Разделите со мной, сэр Джон, эту тяжелую ношу. Возьмите половину или даже все целиком.
Благодарю вас, сэр, но и не знаю, чем я заслужил это лестное право быть вашим носильщиком?
Я вам объясню, сэр, если вам угодно меня выслушать.
Говорите, говорите, дорогой мистер Брук. Я рад служить вам.
Сэр, я слышал, вы — человек ученый, и поэтому поймете меня с двух слов. Я давно имею желание, но только не имел случая с вами познакомиться. Позвольте же открыть вам тайну, которая обнаружит перед вами некоторые мои слабости. Но, добрый сэр Джон, умоляю вас, слушая эту исповедь, не закрывайте глаз и на свои собственные провинности. Надеюсь, вы будете снисходительны ко мне, если припомните, что и сами вы не без греха.
Очень хорошо, сэр. Слушаю вас.
Здесь в Виндзоре живет одна дама. Мужа ее зовут мистер Форд.
Ах, вот как! Ну и что же?
Я давно люблю ее и, клянусь вам, пожертвовал для нее многим. Я следовал за ней по пятам, ловил каждый случай встретиться с ней, платил дорогой ценой за каждую счастливую возможность хотя бы мельком взглянуть на нее. Я раздавал подарки направо и налево, поверите ли, чтобы только разузнать, какой подарок хотела бы она получить. Короче говоря, я преследовал эту женщину так, как любовь преследовала меня. Я не упускал ни одного удобного случая. Но все мои усилия и деньги, потраченные мной, не принесли мне никакой награды. Нельзя же считать наградой горький опыт, который обошелся мне дороже, чем самый крупный бриллиант! Весь этот опыт можно выразить двумя беглыми строчками поэта:
Преследуя любовь, мы гонимся за тенью,
А убегаем — нас преследует любовь.
Ну и что же, подает ли вам эта дама хоть какую-нибудь надежду?
Ни малейшей!
А вы добивались от нее ответа?
Никогда!
В таком случае какая же это любовь?
Увы, моя любовь была подобна прекрасному зданию, воздвигнутому на чужой земле! Я потерял волшебный замок только потому, что построил его не там, где должен был строить.
А для чего, собственно, вы рассказываете мне это, сэр?
О, когда вы дослушаете до конца, вы узнаете и поймете все! Видите ли, сэр, мне эта дама кажется честной и неприступной, но ходят слухи, что с другими она бывает иной раз чересчур весела и так далеко заходит в своем легкомыслии, что вызывает немалые подозрения… Так вот в чем суть дела, сэр Джон. Вы дворянин, прекрасно воспитанный, блестящий собеседник, джентльмен по происхождению и манерам, человек, обладающий доблестью воина, учтивостью царедворца и глубокомыслием ученого…
Ну что вы, сэр, помилуйте!
Вы и сами это отлично знаете! (Кладет мешок с деньгами на стол.) Вот мои деньги, тратьте их, тратьте! А когда все истратите, возьмите еще. Располагайте всем моим состоянием. Я ничего не прошу у вас взамен. Уделите только часть вашего времени на то, чтобы всеми средствами испытать честность этой добродетельной жены Форда. Пустите в ход всю вашу галантность, обворожите ее, вскружите ей голову. Если это и вправду удается кому-нибудь, то перед вами она, конечно, не устоит.
Но позвольте, сэр, если вы ее любите, то какой же вам расчет предоставлять мне пользоваться тем, о чем вы сами так страстно мечтаете? Мне кажется, что вы действуете вопреки вашим собственным интересам.
Ах, поймите мою военную хитрость, сэр Джон! Эта дама кажется мне такой целомудренной, что я боюсь открыть ей свои греховные помыслы и чувства. Чистота ее сверкает таким блеском, что я не смею даже смотреть на нее. Но, если бы у меня в руках были какие-нибудь улики, я бы действовал смелей. Я бы заставил ее покинуть неприступную крепость нравственной чистоты, доброго имени, супружеской верности и тысячу других укреплений, которые сейчас так защищают ее от меня. Ну, что вы на это скажете, сэр Джон?
Во-первых, мистер Брук, я готов воспользоваться вашими деньгами. Во-вторых, дайте руку. В-третьих, не будь я джентльменом, если жена Форда не будет принадлежать вам!
Ах, сэр, как вы добры!
Она ваша!
А деньги ваши, сэр Джон. Все мои деньги в вашем распоряжении.
А миссис Форд в вашем распоряжении! Скажу вам по секрету: я сегодня же буду у нее. Она мне сама назначила свидание. Как раз перед вашим приходом здесь была женщина, которую можно назвать ее доверенным лицом или посредницей. Свидание наше состоится между десятью и одиннадцатью часами, когда не будет дома ее мужа, этого ревнивого негодяя Форда. Приходите ко мне сегодня вечером, и я вам расскажу, как у меня подвигаются дела.
Я счастлив, что познакомился с вами. Кстати, знаете ли вы Форда в лицо?
А ну его ко всем дьяволам, этого жалкого, бедного рогоносца. Я с ним незнаком. Впрочем, я ошибся, назвав его бедным: у этого ревнивого рогатого подлеца, говорят, уйма денег. Потому-то его жена мне так и понравилась. Она будет тем ключом, который откроет передо мной сундук этого подлого ревнивца. Поверьте, мистер Брук, меня ждет богатая жатва.
А вам бы не мешало знать его в лицо, сэр Джон, хотя бы для того, чтобы избежать неприятной встречи с ним…
Очень я боюсь этого лавочника, торгующего соленым маслом! Он сойдет с ума от одного моего взгляда. Моя дубинка засверкает, как метеор, над его рогатой головой и приведет его в трепет. Ты можешь мне поверить, дорогой Брук, я поставлю на колени этого мужика, а ты будешь лежать в постели с его женой. Приходи ко мне сегодня вечером. Форд — негодяй, а я еще один титул ему прибавлю: ты узнаешь, что он не только негодяй, но и рогоносец! Приходи же пораньше. (Уходит.)
Ах, гнусный волокита! У меня сердце готово лопнуть от нетерпения. Ну кто теперь посмеет сказать, что моя ревность ни на чем не основана! Жена подослала к нему сводню, назначила час свидания… Все между ними решено. Кто бы мог это подумать! О, какая мука иметь неверную жену! Она осквернит ваше ложе, вытрясет деньги из ваших сундуков, обесчестит ваше доброе имя… Мало того! Вам не только нанесут чудовищное оскорбление, но тот, кто вас оскорбит, еще приклеит вам отвратительное прозвище… Ох, эти прозвища, клички! Что перед ними имена чертей и нечистых духов! Сатанаил, Вельзевул, Люцифер, Барбазон — все это звучит красиво. А вот «рогач», «рогоносец»… Да самого дьявола так не называют! Нет, я не таков, как мой сосед Пейдж. Это настоящий осел, доверчивый осел. Подумать только, он верит своей жене, он не ревнует! А я скорее доверю фламандцу горшок масла, уэльскому попу — кусок сыра, ирландцу — бутылку виски, конокраду — коня, чем моей жене ее собственную честь! Что только не придет женщине в голову: козни, хитрости, каверзы… И все, что женщина задумала сделать, она сделает, разобьет себе голову, а сделает… Господи, благодарю тебя, что ты наделил меня ревностью!.. Одиннадцать часов — вот час моей мести… Я помешаю их свиданию, разоблачу жену, отомщу Фальстафу и всласть посмеюсь над Пейджем! Пора!.. Лучше три часа прождать, чем на одну минуту опоздать. Рогоносец, рогоносец, рогоносец! (Уходит.)
СЦЕНА 3
Поле близ Виндзора.
Входят Каюс и Регби.
Жак Регби!
Сэр?
Котори есть тшас!
Ровно час с того часа, когда мистер Эванс должен был драться с вами на шпагах.
Шорт бобри! Он спасаль своя голева, что не пришоль! Верно, карошо молилься на свой пиблий, что не пришоль. Если бы он был аккюратни человек, он был бы уже мертви человек!
Он, видно, не дурак, сэр! Знал небось, что ваша милость убьет его, поэтому и не пришел.
Дьябль! Я его сделаю мертви, как солений селедка! Возьми рапир, Жак. Я буду тебе показываль, как я буду его убиваль.
Что вы, сэр! Я не умею драться на рапирах.
Трюс, бери рапир!
Они фехтуют.
Пощадите, сэр! Сюда идут.
Входят хозяин гостиницы, Слендер, Шеллоу и Пейдж.
Здорово, храбрый доктор!
Благослови вас бог, доктор Каюс.
Мое почтение, милейший доктор.
С добрым утром, сэр.
Зачем ви — одна, две, три, шетире — все пришоль сюда?
Посмотреть, как ты будешь делать все эти выпады, траверсы, вольты, пунтореверсы, пассадо, парировки, монтаны, как ты наносишь удар за ударом, как налетаешь и отбиваешься. Ну что, он уже убит, мой эфиоп? Отвечай, мой храбрый Гален, мой Эскулап, мое бузинное сердце! Мертв, убит?
Шорт! Этот поп Эванс перви трюс на вес мир! Он не показаль сюда даже свой нос.
Зато ты, доктор, — храбрый король мочегонов, мастер рапиры и клистира!
Господа, ви будет свидетель, что я жду этот поп уже шесть-семь-два-три тшас… А она все еще не пришла!
Что же, это очень умно с его стороны, милый доктор. Он врач душ человеческих, вы врач плоти. А если плоть и душа начнут воевать друг с другом, тогда все на свете пойдет кувырком. — Не правда ли, мистер Пейдж?
Однако вы, почтенный мистер Шеллоу, тоже, как говорят, недурно дрались, прежде чем сделались судьей и стали мирить людей.
Недурно, мистер Пейдж, совсем недурно! Да и сейчас, хоть я уж не молод и занимаюсь делами мира, — а руки у меня чешутся, чуть только я завижу шпагу. Ведь кто бы мы ни были — судьи, врачи или служители церкви, — а кровь у нас с рождения соленая и горячая. Все мы рождены женщиной, мистер Пейдж!
Что верно, то верно, мистер Шеллоу.
Да, уж это так, мистер Пейдж. — Доктор Каюс, я пришел сюда, чтобы проводить вас домой. Я мировой судья и присягал в том, что буду служить делу мира. Вы показали себя искусным врачом, а сэр Хью — мудрым и терпеливым пастырем. Идемте, доктор, идемте.
Этот поп — трюсливи пьес! Я ему отрежу ушей!
Он тебе и сам даст подзатыльника, чего доброго.
Что это значиль — «подзатульник»?
Значит — даст тебе удовлетворенье!
Отшень карошо. Я хотель полючаль подзатульник! И полючю ее!
Получишь, получишь, уж я об этом позабочусь.
О, я вам отшень благодару!
Не стоит благодарности. (Тихо, чтобы Каюс не слышал.) А вы, мистер Шеллоу, мистер Пейдж, и вы, cabaliero Слендер поспешите через весь город на Лягушечье болото.
(тихо)
Сэр Хью там?
Там. Узнайте, как его дела. А я приведу туда доктора через поле. Согласны, джентльмены?
Хорошо, мы идем.
Прощайте, дорогой доктор!
Пейдж, Шеллоу и Слендер уходят.
Шорт! Я убью этот поп за то, что она хочет делаль свадьба мадмуазель Анна Пейдж на этот обезьян Слендер!
И в самом деле, убей его. А пока вложи в ножны свое нетерпение, опрыскай холодной водой свой гнев и пойдем-ка со мной через Лягушечье болото. Я проведу тебя тихонько к ферме, где сейчас гостит твоя Анна Пейдж, и ты приударишь за ней. Ловко придумано?
Тысяча дьябль, благодару! Тысяча дьябль, я вам люблю! Клянусь моя голова, я буду рекомендоваль мой пациент на ваш отель: все граф, лорд, джентльмен.
А уж я за это постараюсь расстроить твою свадьбу с Анной Пейдж!
Это отшень карошо! У вас благородни душа!
Ну, пошли!
Следуй за мной, Жак Регби!
Уходят.
АКТ III
Поле близ Лягушечьего болота.
Входят сэр Хью Эванс и Симпл.
О ты, верный служитель мистера Слендера, друг Симпл, во святом крещении Сэмюэл! Посмотри-ка, не приближается ли к нам с той или иной стороны мистер Каюс, именующий себя доктором медицины?
Сэр, я смотрел и в сторону церкви, и в сторону леса, не смотрел только еще в сторону Виндзора.
Всепокорнейше прошу тебя, Сэмюэл, устреми свой взор и в сторону города Виндзора!
Слушаю, сэр! (Смотрит в сторону города.)
Ох, да простятся мне грехи мои! Велик гнев мой, и душа моя в смятении!.. Хоть бы он и в самом деле обманул меня и не явился на место поединка… Иссохло сердце мое от печали… С какой отрадой разбил бы я об его нечестивую голову все его пробирки, реторты и колбы с чужой мочой. Да простит меня небо!.. (Напевает.)
Здесь у ручья под сенью скал25
Поют нам птицы мадригал.
Мы над ручьем с тобой вдвоем
Венки душистые совьем! О небесное милосердие, слезы туманят мои глаза! (Напевает.)
В тени деревьев над ручьем
Свой мадригал нам птицы вели,
Когда с тобою мы вдвоем
У вавилонских рек сидели!
Сэр Хью, он идет сюда!
Ну, что же, милости просим! (Напевает.)
У вавилонских рек сидели… О небо, сохрани и помилуй тех, кто поднимает меч за правду! Чем вооружен мой противник?
Оружия не видать, сэр… Впереди идет мой хозяин — мистер Слендер, за ним его дядюшка — судья мистер Шеллоу, и еще какой-то джентльмен. А идут они со стороны Лягушечьего болота, перебираются через изгородь.
Подай мне плащ. Нет, лучше держи его наготове.
Входят Пейдж, Шеллоу, Слендер.
Как дела, дорогой служитель церкви? С добрым утром, сэр Хью. Странно видеть игрока без костяшек и школяра без книги.
(вздыхает)
О прекрасная Анна Пейдж!
Здравствуйте, любезнейший мистер Эванс.
Да будет над всеми вами небесное милосердие.
Пастырская речь и рыцарский меч — как видно, вы владеете и тем и другим, почтенный сэр Хью.
А душой вы все еще юноша! В одном камзоле, панталонах и чулках, без плаща — а погода самая ревматическая.
Всякое явление имеет свое объяснение, сэр.
Мы явились сюда, чтобы оказать вам дружескую услугу.
Какую?
Один весьма достойный джентльмен, вообразив, что его оскорбил другой джентльмен, тоже весьма достойный, потерял, так сказать, равновесие и вышел из границ терпения.
Я прожил на этом свете не двадцать лет, а по крайней мере четырежды двадцать. Но никогда еще я не видел, чтобы человек его положения, солидности и учености доходил до такого, можно сказать, исступления…
Кто же этот джентльмен?
Кажется, вы его знаете. Это некий мистер Каюс, знаменитый доктор из Франции.
Да простит меня небо, но лучше б вы мне рассказали про миску овсяной каши, чем про него!
Почему?
Потому, что миска овсяной каши столько же понимает в латыни и в медицине, сколько ваш знаменитый доктор! Но при этом миска овсяной каши — не трус и не подлец! Да простит господь мои прегрешения!
Вдали показывается Каюс с обнаженной шпагой в руке.
Боюсь, что это и есть тот человек, который собирается драться с ним.
(вздыхает)
Ах, прекрасная Анна Пейдж!
Пожалуй, это так, если судить по его оружию. Не пускайте их близко друг к другу! Это доктор Каюс!
Подходят Каюс, хозяин и Регби.
Спрячьте ваше оружие, дорогой пастырь!
И вы спрячьте свое, дорогой лекарь!
Разоружите их и заставьте вступить в переговоры. Пусть они пощадят свои головы и не щадят языков — ни своих собственных, ни нашего английского!
У противников отнимают оружие.
(тихо, Эвансу)
Прошю вас сказаль мне по секрет — почему ви не приходиль фехтоваль со мной на рапир?
(тихо)
Потерпите, сударь, не горячитесь, пожалуйста!
Шорт! Ви есть трюс! Ви есть обезьян, пьес!
(тихо, Каюсу)
Умоляю вас, сэр, не делайте меня, да и себя посмешищем в глазах моих прихожан и ваших пациентов, смирите свой гнев. Я желаю мира с вами и найду случай дать вам полное удовлетворение. (Громко.) Ну, погоди у меня, негодный лекаришко! Я разобью все твои банки и склянки с мочой о твой петушиный гребень за то, что ты забываешь о времени и месте дуэли!
Шорт! Жак Регби и ви, хозяин отель «Подвьязка», будьте свидетель: разве я не ждаль на свой время и свой место этот поп, чтобы убиваль его? Разве я не ждаль?
Клянусь спасением моей души — место дуэли здесь, под моими ногами! Призываю хозяина гостиницы «Подвязка» в свидетели!
Тише вы оба, французский пластырь и уэльский пастырь, лекарь духа и лекарь брюха!
Ошень карошо, ликолепно!
Да тише же, говорю я! Слушайте лучше, что скажет вам хозяин гостиницы «Подвязка». Ну, кто из вас посмеет сказать, что я не политик, не хитрец, не Макиавелль?26 Разве мог я допустить, чтобы убили моего лекаря и аптекаря, который дает мне порошки и травы и прочие отравы? Мог ли я допустить, чтобы убили моего дорогого исповедника и проповедника, который меня наставляет и обставляет?! Дайте-ка мне ваши руки. — Ты, сэр небесный. Так! — И ты, сэр телесный! Так! — Старые школяры, я обманул вас обоих. Вместо одного места дуэли я назначил вам целых два. Каждому свое. Зато ваши могучие сердца все еще бьются, ваши шкуры целы и невредимы, и вам остается покончить дело стаканом горячего хереса. В залог мира беру себе ваши шпаги. Ну, за мной, мои мирные ребята! За мной, за мной, за мной!
Ох уж этот хозяин гостиницы! Ну и сорви-голова… Вперед, джентльмены, вперед!
(тихо)
О прелестная Анна Пейдж!
Шеллоу, Слендер, Пейдж и хозяин уходят.
Ага! Вот как? Ви хотель делаль нас дурак, des sots? Xa-xa!
Хорошо же… Он обратил нас в посмешище! Так давайте же заключим отныне дружеский союз, дабы, пораскинув мозгами, придумать вместе достойное возмездие сему нечестивому, низкому, подлому грешнику, хозяину «Подвязки»!
Шорт бобри! От вес мой сердце! Он обешаль проводиль мне то место, где Анна Пейдж. Шорт бобри! Он и тут обмануль мне.
Ладно, он поплатится за это своей башкой. Следуйте за мной, почтенный доктор!
Уходят.
СЦЕНА 2
Улица в Виндзоре.
Входят миссис Пейдж и Робин.
Ну, иди вперед, мой маленький кавалер. До сих пор ты следовал за своим господином, а теперь ведешь даму. Что тебе больше нравится: указывать путь моим глазам или любоваться пятками твоего господина?27
Мне гораздо приятнее быть настоящим мужчиной и служить прекрасной даме, чем бегать за хозяином, как собачонка.
Какой же ты, однако, льстец! Я уверена, что из тебя выйдет отличный придворный.
Входит Форд.
Рад встретиться с вами, миссис Пейдж. Куда это вы идете?
Хочу навестить вашу жену. Она дома?
Да, дома! И не занята ничем. Даже болтовней, потому что ей пока не с кем болтать. О, я уверен, что, если бы ваши мужья отправились на тот свет, вы с ней составили бы прекрасную пару!
Две пары — с нашими новыми мужьями.
(показывая на Робина)
Где раздобыли вы такого хорошенького петушка?
Мне достал его мой муж у этого… как его?.. Я не могу запомнить его имя… Мальчик, как зовут твоего господина?
Сэр Джон Фальстаф.
Сэр Джон Фальстаф?
Вот именно. А я все забываю… Кажется, он приятель моего мужа. Так вы говорите — ваша жена дома?
Да-да.
Разрешите мне навестить ее, сэр. Я так скучаю, когда долго не вижу ее.
Миссис Пейдж и Робин уходят.
Ну где у этого Пейджа мозги? Где у него глаза? Есть ли у него голова на плечах? Должно быть, все это у него спит, перестало ему служить. А между тем этот юркий мальчишка переносит любовные записки с быстротой пушечного снаряда. Пейдж во всем потворствует своей жене, исполняет все ее капризы. И вот — радуйтесь! — его жена идет к моей жене с мерзким мальчишкой, пажом Фальстафа. Это первая капля, по которой узнаешь, что будет ливень! Мальчишка подослан Фальстафом. Настоящий заговор! Они собираются вместе загубить свои души! Ну что же, я поймаю этого соблазнителя под своей крышей. Отомщу жене, сорву маску скромности с лицемерной миссис Пейдж и докажу Пейджу, что он — терпеливый и добровольный Актеон28. И какую бы жестокую кару я ни придумал для этих заговорщиков, все мои ближние скажут только: так им и надо!
Бьют часы.
Часы подают мне знак. Уверенность велит мне начать розыски. Я найду там Фальстафа. Не смеяться надо мной будут люди, а восхвалять меня; это так же верно, как то, что земля стоит на месте. Фальстаф окажется там. Иду!
Входят Пейдж, Шеллоу, Слендер, хозяин гостиницы, Эванс, Каюс и Регби.
Мистер Форд! Здравствуйте, мистер Форд! Рады вас видеть, мистер Форд!
И я рад видеть такую веселую компанию. Прошу, прошу вас пожаловать ко мне в гости. У меня дома приготовлено для всех вас развлечение.
Простите меня, дорогой мистер Форд, но я не могу.
И я не могу, сэр. Мы все собираемся обедать у мисс Анны Пейдж. И я не откажусь от этого, нет, ни за какие деньги!
Мы тут, видите ли, затеваем свадьбу прекрасной мисс Анны Пейдж с племянником моим Слендером и ожидаем нынче благоприятного ответа.
Надеюсь, вы будете ко мне благосклонны, дорогой папаша Пейдж?
Не сомневайтесь, любезный мистер Слендер. Я всецело на вашей стороне. А вот жена моя со мной не согласна — она стоит горой за вас, почтенный доктор Каюс!
Да, шорт бобри, я это знай. И ваш прелестний дочь в меня влюблен. Так говориль мой слюжанка миссис Куикли.
А что вы думаете, господа, о молодом мистере Фентоне? Он пляшет, порхает, в глазах у него юность, а на устах праздник; он пишет стихами и пахнет духами — не то апрелем, не то маем. Этот добьется своего, добьется! У него даже на пуговицах написано, что он добьется своего в конце концов!
Но только не с моего согласия! У этого джентльмена нет никакого состояния. Он водил дружбу с беспутным принцем Гарри и Пойнсом. Да и слишком уж он высокого круга и чересчур учен. Нет, я не позволю ему строить свое благополучие на приданом моей дочери. Если он хочет жениться на ней, пусть берет ее так — без денег! А приданое достанется только тому, кто получит мое согласие на брак. Но на брак с Фентоном я не согласен.
Прошу вас от всего сердца, господа, пойдемте же ко мне обедать. Уж если не все, то хоть кто-нибудь из вас! Поверьте: нас ждет не только угощение, но и веселая забава. Я покажу вам некое чудо природы. Пожалуйте, доктор, и вы, мистер Пейдж, и вы, пастор!
Ну что ж, прощайте, господа. (Слендеру.) Нам легче будет уладить наше дело у мистера Пейджа без них.
Шеллоу и Слендер уходят.
Иди домой, Жак Регби. Я тоже скоро будет приходиль.
Регби уходит.
Будьте здоровы, любезные мои! Я иду к своему старому доброму рыцарю сэру Джону Фальстафу и выпью с ним по кружке канарского.
(в сторону)
Врешь, чертов трактирщик! Пусть он сперва хлебнет вина из моей бочки и попляшет под мою дудку! (Громко.) Ну что ж, идем, джентльмены!
Идем-идем, посмотрим на ваше чудо природы!
Уходят.
СЦЕНА 3
Комната в доме Форда.
Входят миссис Форд и миссис Пейдж.
Джон! Роберт!
Живее! Живее! Где бельевая корзина?
Все, все готово. А Робин где?
Входят двое слуг, неся большую корзину.
Сюда, сюда, сюда!
Ставьте ее. Так.
Объясните вашим людям, что им делать. Нужно торопиться.
Слушайте! Как я вам уже говорила, вы оба, Джон и Роберт, ждите у пивоварни. Как только я кликну вас, сейчас же бегите сюда и немедленно, не мешкая, взвалите эту корзину на плечи и как можно скорее несите ее на берег к прачкам. Там вы опрокиньте корзину и вывалите все, что в ней находится, в грязную канаву около Темзы.
Поняли?
Я повторила им это по крайней мере двадцать раз. Надо надеяться, что они наконец запомнили. — Ну, ступайте и приходите, как только я вас позову.
Слуги уходят. Входит Робин.
А вот и Робин.
Ну что, петушок, какие вести?
Сударыня, мой господин сэр Джон Фальстаф находится у заднего крыльца вашего дома и просит разрешения войти.
А скажи нам, маленький плутишка, ты остался нам верен?
О да, миссис Пейдж! Клянусь честью, мой господин не знает, что вы здесь, миссис Пейдж. Он грозится дать мне вечную свободу, то есть попросту выгнать меня вон, если я расскажу вам о его свидании с миссис Форд.
Ты очень хороший мальчик. Своей скромностью ты заработал себе новый камзол и штаны… Ну, я пойду спрячусь.
Да, пора. А ты, мальчик, скажи своему господину, что я одна.
Робин уходит.
Так вы, дорогая миссис Пейдж, не забудьте вашей роли.
Не беспокойтесь за меня. Если я плохо ее сыграю, можете меня освистать.
Ну, за дело! Погоди, раздувшийся пузырь, погоди, разбухшая тыква, мы научим тебя отличать горлиц от ворон!
Миссис Пейдж уходит. Входит Фальстаф.
«Тебя ли я нашел, алмаз небесный!»29 Честное слово, я готов умереть в этот блаженный миг! Довольно пожил я на свете. Я достиг предела своих желаний… О благословенный час!
О дорогой сэр Джон!
Миссис Форд, я не умею лукавить, не умею льстить. Лучше уж я прямо открою свое грешное желание. Мне хочется, чтобы твой муж был мертв. Говорю это перед всевышним: тогда бы я сделал тебя моей благородной супругой.
Меня — вашей супругой, сэр Джон? Ах, к сожалению, из меня не выйдет знатной дамы!
А ну-ка, пусть двор французской королевы покажет мне еще хоть одну такую, как ты! Твои глаза могут соперничать с бриллиантами. Твое чело, дуги твоих бровей будут казаться еще прекраснее, когда волосы твои причешут по венецианской моде — этаким шлемом или корабликом.
Лучше уж я похожу в простом платочке, сэр Джон. Да и платочек, боюсь, уж мне не к лицу.
Грех говорить так. Не будь несправедливой к себе! Из тебя выйдет настоящая придворная дама. Твоя прелестная упругая походка словно создана для того, чтобы ты ходила в пышных полукруглых фижмах. «Судьба твой враг, а друг тебе природа», как сказал поэт. И ты не скроешь этого, как ни старайся!
Поверьте, сэр Джон, во мне нет ничего подобного.
А за что же, в таком случае, я тебя полюбил? Значит, в тебе есть нечто особенное, сверхъестественное, необычайное… Да что там. Я уже сказал, что не умею льстить, рассыпаться в любезностях, доказывать тебе, что ты — то, да се, да это, как делают тощие шепелявые щеголи, которые похожи на женщин в мужском наряде и от которых пахнет духами, как в аптеке лекарствами. Я не умею говорить красно, но я люблю тебя, одну тебя. И ты достойна этого.
Не обманывайте меня, сэр! Я боюсь, что вы любите миссис Пейдж.
С тем же нравом ты могла бы сказать, что я люблю прогуливаться перед воротами долговой тюрьмы, которая мне так же ненавистна, как дым от жженой извести.
Ах, только небо знает, как я люблю вас, сэр Джон! Может быть, когда-нибудь вы и сами в этом убедитесь…
Продолжай в том же духе. Я оправдаю твою любовь.
О, я в этом уверена и потому буду продолжать в том же духе.
Вбегает Робин.
Миссис Форд! Там у наших дверей — миссис Пейдж… Она вся красная, потная, еле дышит и непременно хочет вас видеть сию же минуту!
Я не хочу попадаться ей на глаза! Я лучше спрячусь за ковер.
Спрячьтесь, прошу вас! Миссис Пейдж — ужасная сплетница.
Фальстаф прячется. Входит миссис Пейдж.
Что случилось? Что с вами?
Ах, миссис Форд, что вы натворили! Вы пропали, опозорены, вы погибли безвозвратно!
Да что же такое случилось, милая миссис Пейдж?
Как — что случилось, миссис Форд? Ваш муж — такой честный человек, и вы подаете ему повод для подозрений!
Какой повод я ему подаю?
Уж лучше и не спрашивайте! О, я так ошиблась в вас!
Ах, боже мой, да в чем же дело?
Ваш муж идет сюда со всей виндзорской стражей. Он уверяет, будто у вас здесь находится какой-то посторонний джентльмен, которого вы спрятали у себя, воспользовавшись его отсутствием. Они собираются обыскать, обшарить весь дом. Вы погибли!
Но ведь все это неправда!
Дай-то бог, чтоб это было неправдой и чтобы в вашем доме и в самом деле не оказалось ни одного постороннего мужчины! Но все-таки ваш муж идет сюда, а за ним — добрая половина жителей Виндзора! Они намерены искать спрятавшегося у вас джентльмена. Я решила предупредить вас. Если вы уверены, что никого у себя не спрятали, я очень рада. Но, если у вас и вправду скрывается мужчина, спровадьте его, спровадьте поскорей отсюда! Да не стойте же так! Придите в себя! Спасайте свое честное имя — или навсегда распрощайтесь с достойной семейной жизнью!
Ах, что мне делать?.. У меня и в самом деле сейчас находится один джентльмен… Это мой преданный друг, и я не столько боюсь своего позора, сколько угрожающей ему опасности… Я бы охотно дала тысячу фунтов, чтобы в эту минуту его не было у меня в доме!
О, какой стыд! Но теперь уже поздно рассуждать!.. Ваш муж — за дверями. Нужно скорее что-нибудь придумать. Только что же? В доме этого — человека спрятать невозможно. Ах, как я обманулась в вас!.. Погодите, погодите, тут стоит какая-то корзина. Если ваш друг не очень высок и не слишком толст, он сможет, пожалуй, залезть в нее. А мы накроем его грязным бельем, приготовленным для стирки, а так как сейчас идет большая стирка, двое ваших слуг отнесут корзину на Детчетский луг к прачкам.
Мой друг слишком толст, чтобы поместиться в такой корзине! Что же мне делать?
(выходит из-за ковра)
А ну-ка, покажите мне эту корзину! Помещусь, как-нибудь помещусь… Это неплохо придумано, а уж я как-нибудь втиснусь! (Выбрасывает из корзины белье и влезает в корзину.)
Как! Сэр Джон Фальстаф? Это вы? (Тихо.) А ваше письмо ко мне, благородный рыцарь?..
(тихо)
Я люблю тебя. Только выручай!.. Ну вот я и поместился. Клянусь, никогда больше…
Миссис Форд и миссис Пейдж накрывают его грязным бельем.
Мальчик, помоги спрятать твоего господина. — Теперь зовите слуг, миссис Форд. О вероломный рыцарь!
Робин уходит.
Джон! Роберт! Джон!
Входят слуги.
Возьмите-ка эту корзину белья и несите к прачкам! Да где же шест для корзины? Не мешкайте, тащите скорей на Детчетский луг. Живее!..
Слуги несут корзину.
Входят Форд, Пейдж, Каюс и сэр Хью Эванс.
Пожалуйте, пожалуйте, господа! Если окажется, что подозрения мои напрасны и тут никого нет, смейтесь, издевайтесь надо мной сколько хотите! Я этого стою… Это еще что такое? Куда вы несете корзину?
К прачкам, сэр, — куда же еще!
Не все ли тебе равно, куда несут корзину? Только и не хватало, чтобы ты стал заниматься стиркой грязного белья.
Да-да, стиркой! Именно стиркой! Я должен смыть пятно со своего доброго имени! Да разве его смоешь…
Слуги уносят корзину.
Джентльмены, мне сегодня приснился сон. Я вам его расскажу. Но сначала возьмите ключи от всех наших комнат. Вот они, вот! Ступайте направо, налево, вверх, вниз, ищите, шарьте, обыскивайте, заглядывайте во все углы! Пусть лисица забилась в нору, мы ее оттуда выкурим! Надо только запереть выход на улицу. (Запирает дверь.) Готово! Начнем охоту!
Успокойтесь, милейший мистер Форд. Стоит ли так выходить из себя?
Вы правы, мистер Пейдж. Пойдемте, господа. Я обещал вам развлечение. За мной!.. (Уходит.)
Поистине ревность лишает рассудка!
Шорт бобри! У нас во Франс нет такой фасон. Во Франс нет такой мод ревноваль.
Ну что ж, пойдемте-ка за ним, джентльмены. Поглядим, чем кончится эта облава!
Все, кроме миссис Пейдж и миссис Форд, уходят.
(к миссис Форд)
Вот это славно! Нечаянно мы с вами разыграли двойную шутку.
Я сама не знаю, что мне было бы приятнее: проучить мужа за ревность или наказать Фальстафа за распутство.
Как он, наверное, перепугался, ваш толстый друг, когда мистер Форд спросил, что находится в корзине.
Пожалуй, после такого перепуга ему в самом деле полезно будет выкупаться.
Он стоит петли, этот жирный бездельник! Всех господ такого рода следовало бы выкупать в грязной луже, а потом повесить.
Кажется, до моего мужа каким-то образом дошли слухи, что Фальстаф будет здесь. Я никогда еще не видала Форда в таком сумасшедшем припадке ревности.
Я кое-что придумала, чтобы еще раз проучить Фальстафа. Одной холодной ванной его не вылечишь.
Не послать ли нам завтра утром к нему эту пройдоху миссис Куикли? Пусть она извинится перед ним за то, что его выкупали в прохладной воде, и снова подогреет его надежды. А мы уж позаботимся о том, чтобы опять охладить его пыл!
Так и сделаем! Назначим ему свидание завтра в восемь часов и посулим награду за сегодняшнюю неудачу.
Входят Форд, Пейдж, Каюс и Эванс.
Я никак не могу найти его. Может быть, этот плут только хвастался тем, чего не в силах был добиться…
(к миссис Форд, тихо)
Вы слышите?
Нечего сказать, мистер Форд, хорошо вы обходитесь со своей женой!
По заслугам.
Дай бог, чтобы ваши дурные мысли никогда не оправдались!
Аминь.
Вы сами себя жестоко наказали, мистер Форд.
Что ж, приходится терпеть.
В этом доме — ни в комнатах, ни в сундуках, ни в кладовых, ни в чуланах, ни в каминах — не прячется ни одна живая душа. Если это не так, пусть не простятся мне грехи в день Страшного суда.
Шорт бобри! Я тоже не видаль здесь никакой шеловек.
Ох, мистер Форд, мистер Форд! И как вам не стыдно! Какой злой лукавый дух, какой дьявол подсказал вам эти подозрения? Нет, ревность — это тяжкая ноша. Я бы не согласился носить ее в душе за все богатства Виндзорского замка.
Что поделаешь, мистер Пейдж! От своей вины страдаю больше всего я сам.
Вы страдаете от грешной совести. Ваша жена — честная женщина, лучшая из пяти тысяч и даже из пяти тысяч пятисот женщин.
Он тшесни мадам.
Я пригласил вас к обеду. Пойдем пока прогуляться в парке. Прошу у вас у всех прощения. Я объясню вам как-нибудь, почему я все это затеял. Миссис Пейдж и ты, жена, простите меня. От всего сердца прошу у вас извинения.
Что ж, пойдем. Но ручаюсь вам, и посмеемся же мы над ревнивым Фордом! А завтра утром, господа, я приглашаю вас всех на соколиную окоту. Какой у меня новый сокол! Вы сами увидите, как он бьет птицу с лету. Согласны, джентльмены?
Я на все согласен.
А я по Писанию: где двое, там и я.
И я тоше. Где есть два, там я буду три — для компани.
Пожалуйста, прошу вас к столу.
Но я очень прошу вспомнить завтра об этом вшивом мошеннике, хозяине «Подвязки».
О, карошо, шорт бобри, от всей сердца согласен.
Чтобы этот вшивый мошенник смел так издеваться и глумиться над людьми!
Уходят.
СЦЕНА 4
Улица в Виндзоре перед домом мистера Пейджа.
Входят Фентон и Анна Пейдж.
Мой друг, меня не любит твой отец.
Не посылай меня к нему напрасно!
Но что ж нам делать?
Будь сама собой.
Он думает, для вас я слишком знатен
И, в юности наследство промотав,
Хочу свой кошелек лечить приданым.
Все прошлое он ставит мне в вину —
Кутеж, разгул, пирушки холостые.
И говорит, что я в тебе люблю
Не красоту, не сердце, а богатство…
А может быть, он правду говорит?
О нет, клянусь надеждою на счастье!
Пускай тебя я добиваться стал,
Прельщенный блеском золотым и звоном.
Но скоро я узнал, что стоишь ты
Дороже самых полновесных слитков.
Редчайшее богатство — ты сама,
Другого мне не надо…
Милый Фентон!
Предубежденье моего отца
Попробуйте преодолеть, но, если
Ни случай, ни смиренная мольба
Вам не помогут, есть одно спасенье.
Вот слушайте…
(Шепчет что-то ему на ухо.)
Из дома выходят Шеллоу, Слендер и миссис Куикли.
Миссис Куикли, прервите их разговор. Мой племянник сейчас сам будет объясняться ей в любви.
Да-да, я попробую. Попытка — не пытка.
Только не бойся, племянник.
Я не боюсь. Мне все равно… А все-таки страшно!
Послушайте, мисс Анна, мистер Слендер хочет сказать вам на ухо одно словечко.
Иду. (Фентону.)
Вот выбор моего отца —
Смешенье всех уродливых пороков,
Зато доход — три сотни фунтов в год!
(тихо, Фентону)
Ну, как дела, добрый мистер Фентон? Позвольте вам сказать одно словечко.
Она идет сюда. Смелей, племянник! Ведь и у тебя был отец!
Да-да, у меня был отец, мисс Анна Пейдж. Дядя Шеллоу знает о нем разные смешные истории. Пожалуйста, дядюшка, расскажите мисс Нэн, как мой отец украл однажды двух гусей из птичника. Пожалуйста, добрый дядюшка!
Мисс Нэн, мой племянник любит вас.
Да, это правда. Я люблю вас, как и всех женщин в этом графстве.
Вы будете жить за ним, как знатная леди.
Ну, не совсем как леди, но и не так, как всякая мелкая сошка.
Он выделит в ваше распоряжение сто пятьдесят фунтов.
Добрый мистер Шеллоу, позвольте ему самому объясниться.
Охотно, прекрасная мисс Анна, с большим удовольствием. Благодарю вас. (Слендеру.) Она хочет поговорить с тобой, племянник. Я вам не буду мешать. (Отходит в сторону.)
Ну, мистер Слендер?
Ну, мисс Пейдж?
Скажите, какова ваша последняя воля?
Последняя воля? Вот так штука! Да я вовсе не так слаб здоровьем, чтобы думать об этом!
Вы меня не поняли, сэр. Я спрашиваю, чего вы от меня хотите.
Откровенно говоря, очень мало или даже совсем ничего. Это ваш отец и мой дядюшка решили поженить нас. Если вы согласны — хорошо. Если нет — тоже недурно! Впрочем, мой дядюшка и ваш отец объяснят вам все это гораздо лучше меня. Вот спросите, вашего отца. Он идет сюда.
Входят Пейдж и миссис Пейдж.
Ах, это мистер Слендер? — Дочка Анна,
Вот твой жених. Прошу его любить, —
А это кто? Конечно, мистер Фентон…
Зачем вы, сэр, врываетесь в мой дом?
Поймите же, я дал другому слово.
Не гневайтесь, почтенный мистер Пейдж!
Оставьте нашу дочь, милейший Фентон!
Она для вас не пара.
Я прошу —
Позвольте мне сказать одно лишь слово.
Довольно слов. — Пойдемте, мистер Шеллоу.
Пойдем и ты, мой будущий зятек. —
Прощайте, и надолго, мистер Фентон,
Не оскорбляйте Анну и меня!
Пейдж, Шеллоу и Слендер уходят в дом.
(тихо, Фентону)
Поговорите, сударь, с миссис Пейдж.
Сударыня, я вашу дочь люблю
Так бескорыстно, вопреки преградам,
Наперекор сомненьям и упрекам!
Как рыцарь, я ношу ее цвета
На знамени и отступать не вправе…
Я вашей благосклонности прошу!
О матушка, не выдавайте замуж
Единственную дочь за дурака!
Не беспокойся, Анна. Я найду
Тебе другого жениха — получше.
Мой доктор Каюс — этот женишок!
Нет, пусть меня живую в гроб уложат
Иль закидают репою гнилой…
Да что ты, Анна! Полно, не тревожься…
А Вам я обещаю, мистер Фентон,
Проверить чувства дочери моей.
Пускай ее любовь основой будет
Для моего решенья, а пока
Не буду вам ни другом, ни врагом.
Ну, а теперь прощайте! Нам пора.
Боюсь, что мистер Пейдж сердиться будет.
Прощайте, миссис Пейдж. Прощайте, Анна.
Миссис Пейдж и Анна уходят.
(Фентону)
Это все я, сэр! Все я! Нет, сказала я ей, как хотите, а грешно выдавать дочку за дурня или за лекаря! Лучше посмотрите-ка на моего мистера Фентона! Уверяю вас, я ей так и сказала.
Спасибо, ты не пожалеешь об этом. Вот тебе за труды. А это кольцо передай сегодня же вечером моей милой Анне. (Дает ей деньги и кольцо и уходит.)
(вслед)
Да пошлет вам бог удачи, сэр!.. Ах, какое у него доброе сердце! За такое сердце всякая женщина кинется в огонь и в воду. А все-таки, может быть, лучше, чтобы на Анне Пейдж женился доктор Каюс? Или мистер Слендер? Или все-таки мистер Фентон? Ладно, я буду им всем троим помогать по мере сил. Я дала им слово, а слово всегда надо держать! Но больше всего я буду помогать мистеру Фентону… Ах, что же это я?.. Ведь мне пора к сэру Джону — у меня к нему порученье от двух моих дам… Что же я, ослица безмозглая, теряю даром время! (Уходит.)
СЦЕНА 5
Комната в гостинице «Подвязка».
Входит Фальстаф.
Эй, Бардольф!
(входит)
К вашим услугам, сэр!
Принеси мне кварту хереса. И поджаренного хлеба…
Бардольф уходит.
Неужели я дожил до этих лет только для того, чтобы меня погрузили в корзину, как отбросы из мясной лавки, и вывалили в Темзу? Ну, хорошо же! Если я позволю еще раз сыграть над собой такую шутку, пусть выбьют из моей головы мозги, поджарят на масле и скормят собакам под Новый год!.. Эти мошенники безо всякой жалости бросили меня в реку, точно одного из пятнадцати слепых щенят, которых принесла сука. А ведь я погружаюсь в воду, как это и полагается мне по моему весу, с необыкновенной быстротой. Даже если бы дно было глубоко, как преисподняя, я бы и то сразу же там очутился. Но, к счастью, река в этом месте мелка и берега пологи. А то бы я непременно потонул… Противная смерть: от воды человек разбухает, а чем бы я стал, если бы еще разбух! Меня бы раздуло горой!
Появляется Бардольф с двумя кубками хереса.
С вами, сэр, желает поговорить миссис Куикли.
Погоди, я сначала подмешаю немного хереса к воде Темзы. В брюхе у меня такой холод, будто я наглотался снежных комьев вместо пилюль, чтобы охладить свои чресла. (Выпивает кубок.) Теперь зови ее.
Входи, женщина.
Входит миссис Куикли.
С вашего позволения… Прошу извинить меня… С добрым утром, сэр Джон.
(выпивает второй кубок, Бардольфу)
Возьми эти сосуды да вскипяти мне еще хереса, как полагается.
С яйцами, сэр?
Без всяких примесей; не желаю я куриных зародышей в моем питье!
Бардольф уходит.
Ну, что скажешь?
Сэр, я пришла к вашей милости от миссис Форд…
От миссис Форд? Бр-р-р… Опять купаться? Нет, благодарю покорно, у меня и так брюхо полно холодной воды.
Ах, я слышала про ваше несчастье. Бедняжка миссис Форд! Она тут совершенно ни при чем. Если бы вы знали, как она сердилась на своих слуг. Они все перепутали!
Сам я запутался, доверившись вздорной женщине!
Я оставила ее, голубушку, в слезах. У вас бы сердце изныло, если бы вы ее сейчас увидели… Ее муж отправляется нынче с утра на соколиную охоту, и она просит вас снова прийти к ней между восемью и девятью… Я должна передать ей ваш ответ. Уж она вознаградит вас, будьте в этом уверены!
Что ж, я, пожалуй, наведаюсь… Так и передай ей. Но сначала пусть она подумает, что такое человек, какое это хрупкое создание… Только тогда она оценит мою храбрость и постоянство.
Так и передам ей, сэр.
Не забудь же!..
Бардольф вносит вино и уходит.
(Пьет). Стало быть, между девятью и десятью?
Между восемью и девятью, сэр.
Хорошо, ступай. Я не заставлю себя ждать.
Желаю вам доброго здоровья, сэр. (Уходит.)
Что же это мистер Брук до сих пор не идет? Он присылал сказать, чтобы я его ждал. Мне нравятся его деньги. А, вот и он. Легок на помине!
Входит Форд, переодетый.
Здравствуйте, сэр.
Ну, мистер Брук, вы, конечно, пришли узнать, как обстоят у меня дела с миссис Форд?
Не скрою, сэр Джон, за этим я и пришел.
Мистер Брук, не буду лгать вам. Я был у нее в условленный час.
И дело кончилось удачей?
Великой неудачей, мистер Брук!
Как же так? Вы потеряли ее расположение, что ли?
Нет, дорогой мистер Брук, на этот счет все обстоит благополучно. Но, едва только мы успели с ней обняться, поцеловаться, объясниться друг другу в любви, словом, разыграть пролог к нашей любовной комедии, как в дом ворвался ее муж, этот пронырливый рогач, который следит за ней днем и ночью и живет в вечной тревоге. А за ним — буйная шайка его приятелей, которых он привел для того, чтобы обыскать дом и найти любовника своей жены!
Как? И вы были там в это время?
Вот именно.
Как же это он вас не нашел?
Сейчас вы все узнаете… Мне просто повезло. Судьба послала нам миссис Пейдж, которая предупредила нас о том, что скоро явится Форд со всей своей шумной компанией. Эта хитрая миссис Пейдж и обезумевшая миссис Форд второпях запихали меня в корзину с бельем.
В корзину с бельем!
Клянусь богом, в корзину с бельем! Они обложили меня грязными рубашками и юбками, носками, чулками, засаленными салфетками… Черт побери, мистер Брук, никогда еще ноздрей благородного джентльмена не оскорбляло такое ужасное сочетание невыносимых запахов!
И долго вы пробыли в корзине?
Постойте, мистер Брук, я расскажу все по порядку, и вы поймете, сколько страданий я перенес с одной только целью — заставить эту женщину согрешить ради вашего блага. После того как меня втиснули в корзину, миссис Форд приказала двум своим мошенникам слугам отнести грязное белье — то есть меня — на берег Темзы. Они взвалили белье — то есть меня — к себе на плечи, но в дверях нам встретился этот ревнивец и полюбопытствовал, что находится в корзине. Я так и замер от страха, как бы этот болван не запустил свою пятерню в корзину. Однако сама судьба, видимо, бесповоротно решив сделать его рогоносцем, удержала его руку. Он отправился искать меня по всему дому, а я двинулся на плечах моих носильщиков по направлению к Темзе под видом грязного белья. Вы подумайте только, мистер Брук: за один день я почти испытал три вида смерти. Во-первых, я чуть не умер от страха, когда думал, что меня найдет этот гнусный ревнивец, этот рогатый баран с колокольчиком. Во-вторых, я чуть не сломался пополам, когда меня согнули в кольцо, как сгибают лезвие испанской шпаги, — рукоятью к острию, головой к пяткам… И наконец, я едва не задохнулся от испарений грязного белья, которое прело от пота и сала. Просто удивительно, что человек моей комплекции не умер от удушья и не растаял от жары, как масло. И вот в ту минуту, когда я парился в собственном соку, будто голландская говядина, меня бросили в реку и остудили сразу, со свистом, как раскаленную подкову. Вы только представьте себе все это, мистер Брук!..
Право же, мне очень жаль, сэр, что из-за меня вы испытали столько мучений… Значит, теперь мне придется отказаться от своих надежд. Вы уже не будете больше ухаживать за женой Форда?
Нет, мистер Брук. Пусть швырнут меня в самое жерло огнедышащего вулкана, как швырнули в Темзу, но я не оставлю в покое эту особу. Кстати, ее муж отправляется сегодня утром на соколиную охоту, и она дала мне об этом знать. Я должен быть у нее между восемью и девятью, мистер Брук.
Восемь часов уже пробило, сэр!
Неужели? Ну, значит, пора мне на свидание к миссис Форд. Приходите ко мне, мистер Брук, как-нибудь на досуге, и я расскажу вам, далеко ли подвинулись наши дела. Помяните мое слово: ей не миновать в конце концов ваших объятий. Прощайте! Она будет вашей, мистер Брук, вы еще наставите рога этому проклятому Форду! (Уходит.)
А?.. Что?.. Почудилось мне все это? Или это сон? Мистер Форд, проснитесь! Проснитесь, мистер Форд! В вашем праздничном кафтане — прореха. Теперь вы понимаете, что такое быть женатым? Теперь вы понимаете, что такое корзина с грязным бельем? Хорошо же! Я выставлю всем напоказ свое бесчестье. Я поймаю этого развратника с поличным. Он у меня в доме. На этот раз ему не удастся скрыться. Нет такого места, где бы я его не нашел. Не заберется же он, черт возьми, в кошелек или в перечницу! А чтобы дьявол, которому он служит, снова не пришел ему на помощь, я обыщу в доме каждую щель, каждый уголок. Пусть мне и не удастся избежать того, чем я, может быть, уже стал, пусть я стану тем, чем не хочу быть, — я и тогда не смирюсь перед судьбой! Если у меня выросли на голове рога, я напомню вам старинную пословицу: не дразните рогатого зверя — он может взбеситься! (Уходит.)
АКТ IV
Улица.
Входят миссис Пейдж, миссис Куикли и Уильям.
Он уже у мистера Форда, — как ты думаешь?
Да уж наверно там или вот-вот явится. Но, говоря по правде, он просто с ума сходит от ярости после того, как его бросили в воду. Миссис Форд просит вас прийти к ней сейчас же.
Скоро буду. Только отведу моего молодого человека в школу. Э, да вон идет его учитель. Должно быть, у них сегодня свободный день.
Входит сэр Хью Эванс.
Что случилось, сэр Хью? Уроков сегодня не будет?
Не будет. По просьбе мистера Слендера я отпустил мальчиков играть.
Благослови бог его доброту.
Сэр Хью, мой муж говорит, что книги пока что не прибавили ни капли ума нашему сыну. Прошу вас, задайте ему как бы невзначай несколько вопросов.
Подойди сюда, Уильям. Подними голову. Ну!
Да подойди же, сынок! Подними голову и отвечай своему учителю. Не бойся.
Сколько чисел у имен существительных?
Два.
Вот как! А я, признаться, думала, что их гораздо больше. Да неужто двух чисел хватит на все имена?
Перестаньте болтать пустяки. — Теперь скажи мне, Уильям, что значит прилагательное durus, dura, durum?
Твердый, жестокий, суровый.
Не знаю, как по-латыни, а по-нашему — дура это и есть дура.
Помолчите немного, невежественная женщина! — Что такое lapis, Уильям?
Камень.
А камень — что такое?
Ну, булыжник.
Нет, камень — это lapis. Запомни раз навсегда.
Lapis.
Хорошо, Уильям. А ну-ка, скажи, от какой части речи происходят члены?
От местоимений и склоняются так: именительный единственного числа: hie, haec, hoc.
Правильно. Singulariter, nominative: hie, haec, hoc. И, пожалуйста, запомни — родительный, genetivo — hujus… Ну, а как будет винительный падеж — accusative?
Accusative — hinc.
Запомни же, дитя мое, accusative — hunc, hanc, hoc.
Хунк, хок!.. Не понимаю, что за язык такой — не то лай, не то хрюканье.
Бросьте эти глупости, женщина! — А ты, Уильям, скажи мне, как это будет в звательном падеже — vocativo.
Гм, vocativo, гм…
Запомни, Уильям, vocativo — caret30.
Что, что? Покатила и шпарит? Ничего не понимаю!
Угомонитесь, женщина.
Помолчите.
Как будет родительный падеж множественного числа, Уильям?
Родительный падеж?
Да, родительный.
Horum, harum, horum.
Ничего не разберу… То ли хари поют хором, то ли харям дают корм…
Постыдитесь, женщина!
Нет, это не мне, это вам стыдно учить ребенка таким словам. Они и сами-то набираются разных словечек довольно рано, а тут еще учитель икает, точно пьяный: хик-хэк, хик-хэк! Фу, какой срам.
Женщина, да в своем ли ты уме! Неужели ты и в самом деле ничего не понимаешь в склонениях и спряжениях? Глупее тебя нет никого в христианском мире!
И вправду, помолчи немного, Куикли.
А ты, Уильям, просклоняй мне какое-нибудь местоимение.
Боюсь, что я их позабыл…
А ты вспомни: qui, quae, quod. Да смотри больше не забывай. Если забудешь qui, quae, quod — который, которая, которое, — тебя высекут. А пока побегай, порезвись. Ну ступай, ступай!
Он знает больше, чем я думала.
У него отличная память. Ну, прощайте, миссис Пейдж.
До свидания, добрейший сэр Хью.
Сэр Хью Эванс уходит.
Идем, мой мальчик. Мы и так запоздали.
Уходят.
СЦЕНА 2
Комната в доме Форда.
Входят Фальстаф и миссис Форд.
Миссис Форд, ваша печаль — лучшая награда за мои страдания. Я теперь уверен в том, что вы меня любите; а я привык расплачиваться за все до последнего гроша и заплачу вам не только любовью, но и всем, что в таких случаях полагается. Однако вы уверены, что ваш муж не явится сюда?
Он охотится на уток, милый сэр Джон.
(за сценой)
Эй, соседка, вы дома?
Спрячьтесь в эту комнату, сэр Джон.
Фальстаф скрывается за дверь, входит миссис Пейдж.
Здравствуйте, дорогая. Вы одна, или у вас в доме есть посторонние?
Никого, кроме моих домашних.
В самом деле?
Ручаюсь вам! (Шепотом.) Говорите громче!
Ах, как я счастлива, что у вас нет посторонних!
Почему?
А потому, что ваш муженек опять впал в бешенство. Он спорит с моим мужем до хрипоты, клянет все женатое и замужнее человечество, угрожает местью всем дочерям Евы без разбора, бьет себя кулаком по голове и вопит: «Пробиваются, растут!» Самый буйный сумасшедший по сравнению с ним — тихий, ласковый, благовоспитанный ребенок. До такой ярости он дошел… Как хорошо, что у вас нет сейчас этого толстого рыцаря!
А разве и о нем говорит Форд?
Он только о нем и говорит! Уверяет всех, будто в прошлый раз сэра Джона Фальстафа вынесли от вас в корзине с грязным бельем. Клянется, что сэр Джон и сейчас здесь; отговорил всю компанию ехать на охоту и собирается снова проверить свои подозрения. Я так рада, что сэра Джона у вас нет. Наконец-то ваш муж сам поймет, как бессмысленны его подозрения…
А что, они уже близко отсюда?
В двух шагах. Сейчас будут здесь.
О, я погибла! Фальстаф у меня!
Ну, значит, вы навсегда опозорены, а он может уже считать себя покойником… И что вы за женщина такая! Избавьтесь от него, спровадьте его куда-нибудь… Уж лучше позор, чем убийство!..
Но куда же мне его девать, куда спрятать? Может быть, опять — в корзину?
(выходит)
Нет уж, в корзину я ни за что больше не полезу! Разве я не успею выйти отсюда, прежде чем он войдет?
Поздно! У дверей стоят трое братьев Форда с пистолетами в руках — следят, чтобы никто из дома не вышел; не будь этого, вы могли бы ускользнуть отсюда.
Что же мне сейчас делать? Я залезу в каминную трубу.
Мужчины, возвращаясь с охоты, стреляют в камин, чтобы разрядить ружья. Полезайте в печь.
А где печь?
Да он вас везде найдет! Не беспокойтесь, он обыщет все сундуки, шкафы, корзины, чуланы, подвалы — ничего не пропустит. Нет, в доме вам не спрятаться!
Ну, будь что будет, — я выйду через дверь!
Если вас узнают, вас убьют. Вам нужно переодеться.
Во что бы нам его переодеть?
Ох, беда! Прямо ума не приложу! Наши женские платья для него малы и тесны. А то мы могли бы надеть на него шляпу, шаль, накинуть на голову платок и тихонько выпроводить его.
Добрые женщины, придумайте что-нибудь! Я на все согласен! Любой риск лучше верной смерти…
Наверху у нас висит платье тетки моей служанки, толстой старухи из Бренфорда.
Пожалуй, оно будет ему как раз впору. Она такая же толстая, как и он. Да вот и ее войлочная шляпа с бахромой и шаль. Бегите скорей наверх, сэр Джон!
Идите, идите, милый сэр Джон. Мы с миссис Пейдж сейчас отыщем какой-нибудь платок вам на голову.
Живей, живей! Мы сию минуту тоже поднимемся наверх и посмотрим, все ли у вас в порядке. А пока надевайте платье.
Фальстаф поднимается вверх по лестнице.
Мне очень хотелось бы, чтобы мой муж и в самом деле принял его за старуху из Бренфорда. Он ее терпеть не может, уверяет, что она ведьма, и грозит поколотить ее, если она еще раз попадется ему на глаза у нас в доме.
Пусть сам господь подтолкнет Фальстафа ему под руку и пусть сам дьявол управляет этой рукой!
А это правда, что мой муж идет сюда?
Сущая правда! Идет и что-то кричит по поводу корзины. И откуда он узнал про нее?
Мы сейчас это выясним. Я велю слугам взять корзину и опять вынести ему навстречу, как в прошлый раз.
Но он сейчас будет здесь. Пойдем скорей, нарядим рыцаря бренфордской ведьмой.
Сейчас. Я только научу прислугу, что делать с корзиной. Ступайте наверх, я сейчас принесу для него платок. (Уходит.)
Ах, толстый старый плут! Что бы мы с ним ни сделали — все будет мало.
Пускай отныне будет вам известно,
Что может женщина веселой быть и честной.
Верны мужьям шалуньи и насмешницы,
А в маске благочестья ходят грешницы.
(Уходит наверх.)
Возвращается миссис Форд с двумя слугами.
Возьмите корзину и несите ее. Мистер Форд сейчас войдет сюда. Если он вам прикажет опустить корзину на пол, повинуйтесь. Скорей, скорей, поторапливайтесь! (Уходит наверх.)
Ну, ну, подымай корзину!
Авось на этот раз она не набита доверху этим рыцарем!
Надеюсь, что нет. Я бы скорей согласился таскать свинцовые ядра!
Входят Форд, Пейдж, Шеллоу, Каюс и сэр Хью Эванс.
Вы меня считаете дураком, мистер Пейдж. Но если то, что я говорю, окажется правдой, вам придется изменить свое мнение! (Видит, что слуги несут корзину.) Мерзавцы, поставьте корзину на пол! Позовите мою жену! Знаю, кто у вас в корзине! Знаю. Сводники! Негодяи! Вас тут целая шайка, банда, волчья стая — все вы в заговоре против меня. Но сейчас самому дьяволу станет жарко!.. Ну, женушка, где ты там? Иди-ка сюда! Посмотрим, что за белье ты посылаешь в стирку!
Ну, это уж ни на что не похоже, мистер Форд! Вас больше нельзя оставлять на свободе. Придется надеть на вас смирительную рубашку.
Это сумасшествие! Он взбесился, как пес от жары.
Честное слово, мистер Форд, это нехорошо, честное слово, нехорошо!
Да уж что хорошего, джентльмены!
Входит миссис Форд.
Пожалуйте сюда, миссис Форд. Вот она — честная женщина, скромная жена, добродетельное создание, которое замучил ее муж, ревнивый дурак. Ведь я подозреваю вас напрасно, сударыня, не так ли?
Свидетель бог, ты подозреваешь меня напрасно.
Золотые слова, бесстыдница, — жаль только, что в них нет ни капли правды. Ну, вылезай из корзины, негодяй! (Роется в белье.)
Это ни на что не похоже!
И тебе не стыдно? Оставь это грязное белье!
Теперь уж я тебя поймаю!
Это бессмысленно! Неужели вы будете рыться в женском исподнем платье?
(слугам)
А ну-ка вываливайте все из корзины!
Да зачем тебе, зачем?
Мистер Пейдж, я могу вам поклясться, что вчера в этой самой корзине вынесли кой-кого из нашего дома. Почему бы этому молодчику и сегодня не сидеть в той же самой корзине? Я уверен, что он здесь, в моем доме. Сведения у меня вполне точные. Если я и ревную, то не без причины. Вываливайте белье!
Ну что же, если ты найдешь в корзине кого-нибудь живого, можешь прищелкнуть его ногтем.
Во всяком случае, человека в этой корзине нет.
Уверяю вас, мистер Форд, это недостойно вас!
Лучше молиться, мистер Форд, чем поддаваться причудам воображения. Это ревность!
Да… Здесь его нет…
Нигде его нет. Вы сами его выдумали.
Джентльмены, помогите мне обыскать дом. Ну, в последний раз! Если мы никого не найдем, издевайтесь надо мной, сколько хотите. Пусть я буду притчей во языцех. Пусть люди говорят: «Ревнив, как Форд, который искал любовника своей жены в пустом орехе»… Но только исполните мою просьбу: обыщите этот дом еще один раз!
Миссис Пейдж! А миссис Пейдж! Послушайте! Идите сюда вниз вместе со старухой. Мой муж хочет осмотреть верхние комнаты.
Со старухой? С какой еще старухой?
Ах, это тетка моей служанки — старуха из Бренфорда.
Как! Опять она здесь, эта ведьма, сводня, сплетница, побирушка! Я же запретил ей приходить сюда. Небось притащилась с тайным поручением? Что, разве не так? Кто их знает, этих гадалок, чем они промышляют под видом всякой ворожбы, наговоров и заговоров!.. — А ну-ка спускайся сюда, ты, чертова ведьма, старая шептунья, ядовитая жаба! Иди, иди сюда!
Прошу тебя, мой милый, дорогой муженек, не тронь ее! Джентльмены, не позволяйте ему бить старуху!
По лестнице сходят миссис Пейдж и Фальстаф, переодетый старухой.
Идем, идем, бабушка, дай мне руку.
Вот я ей покажу чертову бабушку! (Бьет Фальстафа палкой.) Убирайся отсюда, старая крыса, потаскуха, дармоедка, проныра! Я тебе поворожу, я тебе погадаю! Вон отсюда! (Гонится за Фальстафом с палкой.)
Фальстаф убегает в дверь.
И вам не стыдно! Вы чуть было не убили бедную старушку!
От него всего можно ждать. Стыдитесь, сударь, вам это не делает чести.
Ко всем чертям ее!
Грех осуждать, но я боюсь, что эта старая женщина и в самом деле ведьма. Не люблю я, когда у женщин растет борода! А у нее я заметил под шалью настоящую бороду.
Пойдемте, джентльмены! Умоляю вас, пойдемте! Вы будете свидетелями того, что у ревности моей есть причина. Если и на этот раз я не наведу вас на верный след, не доверяйте больше моему чутью.
Ну, так и быть, покоримся еще раз его причуде!
Все, кроме миссис Пейдж и миссис Форд, уходят.
Здорово же он его поколотил!
Да, от такой дубинки не поздоровится.
Знаете, я отнесу эту дубинку в церковь. Пусть ее освятят и повесят над алтарем. Она послужила добродетели!
Как вы думаете, — не изменяя женской скромности и сохраняя чистую совесть, не проучить ли нам его еще разок?
По-моему, мы отбили у него охоту волочиться за честными женщинами. Если только черт его опять не попутает, он никогда больше не посягнет на нашу честь.
А не рассказать ли нашим мужьям, как мы расправились с Фальстафом?
Непременно! Хотя бы только для того, чтобы изгнать привидения, которые поселились в мозгу у вашего мужа. А если наши мужья найдут, что этот распутный толстяк недостаточно наказан, мы разыграем с ним еще одну комедию.
Только на этот раз нужно выставить его на посмешище всему свету. Иначе у нашей комедии не будет достойной развязки.
Ну, скорей за дело! Будем ковать железо, пока горячо!
Уходят.
СЦЕНА 3
Комната в гостинице «Подвязка».
Входят хозяин гостиницы и Бардольф.
Сэр, немцы требуют у нас трех лошадей. Завтра во дворец прибудет сам герцог, и они хотят встретить его.
Что это за герцог, который держит свой приезд в таком секрете! Я что-то ничего не слыхал о нем при дворе. Дай-ка я потолкую с этими господами. Говорят они по-английски?
Да, сэр, говорят. Я сейчас позову их к вам.
Я дам им лошадей, но заставлю за это платить. Выжму из них денежки. Целую неделю они хозяйничали в моей гостинице, как у себя дома, и я вынужден был гнать от дверей других постояльцев. Так уж теперь пускай рассчитываются. Я из них вытрясу денежки. Идем!
Уходят.
СЦЕНА 4
В доме Форда.
Пейдж, Форд, миссис Пейдж, миссис Форд и Эванс.
Ни одной женщине еще не приходила в голову такая прекрасная мысль!
И он вам обеим послал эти письма в одно и то же время?
В одну и ту же минуту!
(становится на колени)
Прости, жена! Отныне все, что хочешь,
Вольна ты делать. Так тебе я верю,
Что заподозрю в холодности солнце
Скорее, чем в неверности тебя…
Кто был неистовым еретиком,
Тот ревностнее верит в добродетель!
Давно бы так! Но надо меру знать
В раскаянье, мой друг, как в подозренье!
Вернемся к нашим планам. Пусть опять
Назначат наши женушки свиданье
Повесе толстому, чтоб мы могли
Его поймать на месте преступленья
И перед целым светом обличить.
Для этого нет средства остроумней
Того, что жены предлагают нам.
Как? Назначить ему свиданье в лесу в полночь? Бросьте, бросьте! Он ни за что не придет!
Его уже бросали в реку, приняв за грязное белье, и больно били, приняв за бренфордскую ведьму. Я полагаю, он так напуган, что ни в коем случае не явится на свидание. Плоть его жестоко наказана, и, надо надеяться, бес вожделения покинул его навсегда.
Так думаю и я.
Подумайте-ка лучше вы о том,
Что делать с ним, когда придет он в полночь.
А как его вернее заманитъ —
Вы предоставьте думать вашим женам!
Я вам напомню сказку древних дней.
Охотник Герн, который был лесничим
В тенистом вашем Виндзорском лесу,
И после смерти навещает лес.
Зимою в полночь тихую он бродит
Вокруг большого дуба на опушке,
Огромнейшие острые рога
На лысой голове его ветвятся.
Он насылает порчу на стада,
В кровь превращает молоко коровье,
Деревья губит и крадет овец.
Его грехи на нем бряцают цепью.
И страшно слышать в полночь этот звон…
С младенчества мы сказку эту знаем.
Болтливая, седая старина
Ее как правду внукам рассказала.
Да, это так. Немало среди нас
Таких глупцов, что ночью к дубу Герна
Ни за какие деньги не пойдут,
Но что ж из этого?
Сейчас скажу.
Фальстафа мы попросим нарядиться
Лесничим Горном и явиться в лес.
Допустим, он придет, одетый Горном,
Но что мы дальше делать будем с ним?
Успели мы подумать и об этом.
Пусть наша Анна и наш младший сын
С подругами своими и друзьями
Оденутся, как феи, эльфы, гномы,
В зеленые и белые одежды.
Дадим им факелы, трещотки, и когда
Мы обе в полночь встретимся с Фальстафом,
Пусть из оврага выбегут они,
Трещотками треща, грозя огнями,
С неистовою песней на устах!
Мы убежим от них в притворном страхе,
Оставив им Фальстафа. И тогда
Пусть, окружив повесу хороводом,
Они его толкают и щекочут
И спрашивают все наперебой:
Как он посмел непрошеным явиться
На праздник фей и дерзостной стопой
Топтать траву лужайки заповедной?
И до тех пор, покуда толстый плут
Не скажет правды, пусть лесные феи
Его щекочут, щиплют, тормошат
И ослепляют беглыми огнями.
Когда же он покается в грехах,
Рога мы снимем с головы беспутной,
А сами сбросим маски и плащи
И старого бездельника проводим
Свистками и насмешками домой.
Но надо раньше обучить детей,
А то они не справятся с ролями.
Что ж, я берусь дать детям наставленье, как разыграть такое представленье. Я даже сам готов надеть любую личину, чтобы только подпалить этого грешника своей свечкой.
Превосходно! Я сейчас же иду покупать маски.
Пусть Анна будет королевой фей.
Ее мы в платье белое оденем.
(в сторону)
За белым шелком в лавку я пойду,
Сегодня дочке предстоит венчаться:
Ее похитит мой любезный Слендер
И в белом платье в церковь поведет.
(Громко.)
Ну, живо посылайте за Фальстафом!
О нет! К Фальстафу забегу я сам
Опять под именем и маской Брука.
Он с Бруком откровенен, все расскажет
И на свиданье ночью прибежит.
Уж в этом я ничуть не сомневаюсь.
Идите же наряды покупать.
Скорей, скорей! Мы всласть повеселимся.
Святой обман простят нам небеса!
Все, кроме миссис Пейдж и миссис Форд, уходят.
А все-таки, соседка, мы пошлем
К Фальстафу письмецо на всякий случай.
Миссис Форд уходит.
А я отправлюсь к доктору тайком.
Пускай сегодня он похитит Анну
Во время плясок, шуток и затей.
Я Фентону не верю — слишком знатен,
А Слендер глуп. Мой доктор и не глуп
Да и не знатен — он для нас подходит.
К тому же деньги, связи при дворе…
Нет, только он получит нашу Анну.
(Уходит.)
СЦЕНА 5
Комната в гостинице «Подвязка».
Входят хозяин гостиницы и Симпл.
Ну что тебе, простота? Чего тебе, неотесанный пень? Ну говори, выкладывай, рассуждай, да покороче, поскорей, поживей — одним духом!
Дело в том, сэр, что я пришел от моего хозяина, мистера Слендера, потолковать маленько с вашим постояльцем, сэром Джоном Фальстафом.
Вон там его покои, его обитель, его замок, его спальня и опочивальня. На стенах намалевана самыми свежими красками старая повесть о блудном сыне. Поднимись и стукни в дверь кулаком. Он отзовется ревом людоеда. Ну ступай, колоти в дверь!
Да нет, к нему тут поднялась какая-то старуха, очень толстая старуха, сэр, в пестрой шали. Уж лучше я здесь постою, пока она не сойдет вниз. Она-то мне и нужна, старуха эта.
Что? Толстая старуха? Уж не грабят ли моего толстого рыцаря? Дай-ка я его позову. Эй, ты, старый буян, сэр Джон, отзовись во всю силу своих солдатских легких. Где ты там? Это я, твой хозяин, твой сотрапезник и собутыльник.
Голос Фальстафа: «Что случилось, хозяин?»
Тут какой-то парень, то ли цыган, то ли татарин, поджидает твою толстую старуху. Ну-ка, выпроводи ее сейчас же, греховодник! У меня честная гостиница, а ты здесь шашни заводишь. Тьфу!
Входит Фальстаф.
Полно, хозяин! Ну, заходила ко мне на минутку старая толстая женщина… Но она уже ушла.
А скажите, сударь, сделайте милость, уж не была ли это старая гадалка из Бренфорда?
Да, раковина без устрицы, это была она. А на что она тебе?
Понимаете, сэр, мой хозяин мистер Слендер, сэр, видел, как она бежала сюда по улице, сэр. Вот он и послал меня к ней, сэр, чтобы она погадала насчет золотой цепочки, которую стянул у него какой-то парень по имени Ним, сэр. Дескать, у него ли еще эта цепочка, сэр, или ее уже нет?
А, насчет цепочки! Я уже спрашивал ее об этом.
А она что, сэр?
Она говорит, что тот, кто украл у твоего хозяина цепочку, тот и стибрил ее.
Ишь ты!.. А все-таки мне бы самому с ней поговорить, сэр. У меня есть еще одно дельце к ней…
Что такое? Рассказывай, что за дельце.
Ну, выкладывай, да поживее!
Мне велено не говорить, а молчать об этом, сэр.
Если будешь молчать, так у нас, чего доброго, навсегда замолчишь.
Что вы, сэр! Тут ничего такого нет. Только насчет мисс Анны Пейдж, — пойдет она за него или не пойдет? Как у него там на роду написано?
Так и написано.
Да что написано, сэр?
Что она пойдет за него или не пойдет. Ступай, передай ему это.
Так и передать?
Да, сэр дубовый пень: слово в слово.
Благодарю вас, ваша милость. То-то обрадуется мой господин, когда узнает это! (Уходит.)
Ну и хитер же ты, сэр Джон, ну и хитер. А гадалка-то в самом деле была у тебя?
Была, хозяин, была. И научила меня уму разуму, как никто еще не учил за всю мою жизнь! Другие платят за науку, а тут со мной расплатились.
Входит Бардольф.
Беда, сэр, беда! Жульничество! Чисто жульничество!
Где мои лошади? Говори толком, негодяй!
Ускакали вместе с этими мошенниками. Как только мы проехали Итон, разбойник, за спиной которого я сидел, сбросил меня с седла в грязную канаву — и поминай как звали! Все трое пришпорили коней и умчались прочь, как три немецких дьявола, три доктора Фауста!31
Да нет, они просто отправились встречать герцога, дурень. Кто сказал, что они удрали? Немцы — честные люди.
Входит сэр Хью Эванс.
Где хозяин гостиницы?
В чем дело, сэр?
Берегитесь, хозяин. Один из моих приятелей который только что прибыл в город, рассказывает, что три мошенника немца обобрали всех содержателей гостиниц в Рединге, Мейденхеде, Кольбруке: выманили у них деньги и угнали лошадей. Для вашего же блага говорю вам: смотрите в оба. Вы человек умный, сами можете над кем угодно подшутить. Вам не к лицу попасть впросак. Прощайте.
Входит Каюс.
Где мой хозяин «Подвьязка»?
Здесь, господин доктор, — в смущенье и тягостном раздумье.
Я не знай, что это значиль, но мне говориль, ви делаль большой приготовлений для один немецки герцог. Я могу даваль слово, королевский двор не ожидаль никакой герцог. Я рассказаль вам это по секрет, потому что желаль вам добро. Адье! (Уходит.)
(Бардольфу)
Беги, кричи, зови на помощь, негодяй! (Фальстафу.) Помогите мне, рыцарь, я разорен! (Бардольфу.) Лети, беги, кричит вопи, подлец! Я пропал! (Уходит.)
Ох, как бы я хотел, чтобы весь этот бесчестный мир надули и обвели вокруг пальца! Ведь меня-то не только надули, но и вздули. Что, если при королевском дворе узнают, в каких я побывал переделках, как меня полоскали, катали, колотили… То-то будет смеху! Из меня вытопят весь мой жир, каплю за каплей, и рыбаки станут мазать моим салом грубую кожу своих башмаков. Придворные острословы будут колоть меня иголками своих шуток, пока я не сморщусь, как сухая груша. Да, мне перестало везти с тех пор, как я, передернув карту, поклялся именем святого Джона. Ах, если бы только одышка не мешала прочесть молитвы, я бы покаялся!
Входит миссис Куикли.
А! Ты откуда?
От двух особ, сударь, — от кого же еще!
Пусть одна пойдет к черту, а другая — к чертовой бабушке! Там этим особам и место! Я вынес ради них такие муки, какие только способна вынести эта хрупкая человеческая плоть.
А они-то сами разве не измучились? В особенности одна из них. Мистер Форд так исколотил свою женушку, что она вся в синяках — ни одного белого пятнышка на ней не сыщешь.
Что ты там толкуешь о синяках! Посмотрела бы, как расписали меня — с ног до головы — во все цвета радуги. Да мало того? Чуть не обвинили меня в том, что я — бренфордская ведьма! Если бы я не был так умен и находчив и не сумел бы сыграть роль честной, невинной старухи, я бы уже сидел в колодках — в обыкновенных тюремных колодках, как настоящая ведьма!
Ах, сэр, разрешите только поговорить с вами по душам, наедине, в ваших покоях. Я расскажу, как идут наши с вами дела, и вы сами увидите, что все оборачивается к полному вашему удовольствию. Вот тут у меня письмецо для вас, прочтите, и вы кое-что узнаете… Ах, бедняжки мои, как трудно мне сводить вас. Уж наверно кто-нибудь из вас прогневал бога, что вам так не везет!
Ладно уж, пойдем в мою комнату!
Уходят.
СЦЕНА 6
Другая комната в гостинице «Подвязка».
Входят хозяин гостиницы и Фентон.
Нет, и не говорите, мистер Фентон. На душе у меня тяжело. Я готов от всего отказаться…
Мой старый друг, ты должен мне помочь!
Тебе клянусь я словом джентльмена,
Что ты получишь больше, чем утратил,
По крайней мере на сто золотых!
Ладно, я вас слушаю, мистер Фентон. И уж во всяком случае ваша тайна останется при мне.
Как я не раз тебе уж говорил,
Всем сердцем полюбил я Анну Пейдж,
И на любовь она мне отвечает —
В той мере, что зависит от нее, —
Взаимностью. Она письмо прислала,
Что и тебя, пожалуй, удивит.
В нем шутка так лукаво сплетена
С важнейшим для меня на свете делом,
Что их понять отдельно невозможно.
В затеянной игре толстяк Фальстаф
Посмешищем для всех сегодня будет…
Но обо всем узнаешь из письма.
Сегодня в полночь возле дуба Герна
Готовится веселая забава.
Моей души царица — Анна Пейдж —
Изображать царицу эльфов будет.
И вот в разгаре шуток и веселья
По приказанью своего отца
Моя невеста Нэн должна бежать
С безмозглым Слендером в соседний город
И там без материнского согласья
С ним сочетаться браком в тот же час.
Бедняжка Нэн дала свое согласье…
Но слушай дальше, друг. У миссис Пейдж,
У матери моей прелестной Анны,
Другой жених для дочки припасен —
Петух задорный, некий доктор Каюс.
Он явится туда же, к дубу Герна,
Чтобы во время праздничной потехи
Мою похитить Анну и тайком
С ней обвенчаться в церкви этой ночью.
Притворно подчинившись, Анна Пейдж
И доктору дала свое согласье…
Постой, еще не все. Отец велит
Ей нарядиться в белую одежду,
Чтоб Слендер сразу мог ее узнать.
А мать ей приказала быть в зеленом,
С венком из пышных лент на голове.
По этим-то приметам доктор Каюс
Ее при свете факелов найдет
Среди толпы в плащах и пестрых масках.
Кого ж она намерена надуть —
Отца иль мать?
Отца и мать, добрейший мой хозяин,
И убежать со мной. Прошу тебя:
Найди-ка нам священника такого,
Чтоб согласился нынче, ровно в полночь,
Святым обрядом бракосочетанья
Соединить влюбленные сердца!
Ну что же, действуй. Я не подведу.
Была б невеста, поп всегда найдется!
Тебе я вечно буду благодарен.
А вот пока задаток. Получай!
Уходят.
АКТ V
Комната в гостинице «Подвязка».
Входят Фальстаф и миссис Куикли.
Довольно болтать. Ступай. Слово мое твердо. Так и быть, попытаю счастья в третий раз. Я верю в нечет и всегда ставлю на нечетные числа — говорят, счастье их любит. Ну, отправляйся!
Я раздобуду для вас все, что нужно, — тяжелую цепь и парочку рогов.
Ладно, не трать времени попусту. Голову вверх — и рысью, рысью!
Миссис Куикли уходит. Входит Форд.
А, мистер Брук! На этот раз могу вам сказать с уверенностью: сегодня ночью или никогда! Будьте в лесу в полночь возле дуба Герна, и вы увидите чудеса!
А разве вчера вы не были у нее? Ведь вы мне говорили, что она назначила вам свиданье.
Да, я был у нее, мистер Брук. Но беда в том, что пошел я к ней бедным, но почтенным стариком, каким вы меня знаете, а ушел от нее бедной избитой старухой. Этот негодяй Форд, ее супруг, одержим таким бешеным духом ревности, какого свет не видал. Скажу прямо: он исколотил меня до полусмерти. А все потому, мистер Брук, что я был в образе женщины! О, если бы я в это время был в образе мужчины, мистер Брук, я бы не побоялся не только Форда с палкой, но и самого Голиафа с палицей. Я ведь знаю, что жизнь — это ткацкий челнок: вперед-назад, вперед-назад. Но мне пора. Пойдемте вместе. Я вам все расскажу по дороге. С младенчества, мистер Брук, с тех пор, когда я только и делал, что ощипывал чужих гусей, шлялся без дела и гонял волчок, я не знал, что такое розга. А вот теперь, на старости лет, узнал. Идемте, идемте! Я расскажу вам по дороге удивительные вещи об этом разбойнике Форде… Ничего! Сегодня ночью я с ним расплачусь за все и вручу его жену вам. Ну, за мной, за мной. Нас ждут чудеса, мистер Брук!
Уходят.
СЦЕНА 2
Виндзорский парк.
Входят Пейдж, Шеллоу и Слендер.
Сюда, сюда, пожалуйста! Мы спрячемся во рву старого замка и будем ждать до тех пор, пока не увидим факелов, которые зажгут наши феи. Сынок Слендер, смотри не прозевай мою дочку!
О нет, я не прозеваю! Мы с ней сговорились и придумали, как узнать друг друга в масках. Я подойду и девушке, которая будет в белом, и скажу: «Му-у!» — а она мне ответит: «Бэ-э!» — вот мы и узнаем друг дружку.
Это хорошо, но при чем тут «му-у» и «бэ-э» — не понимаю! Ведь ты и так узнаешь ее по белому платью. Однако бьет десять часов…
Какая темная ночь выдалась! Самая подходящая для факелов и привидений. Да благословит небо нашу затею. Никто не хочет зла, кроме черта, а его мы узнаем по рогам. Пойдемте.
Уходят в парк.
СЦЕНА 3
Улица, ведущая к Виндзорскому парку.
Входят миссис Пейдж, миссис Форд и Каюс.
Помните же, дорогой доктор, моя дочь будет в зеленом платье. Улучите удобную минуту, возьмите ее за руку — и скорее к отцу настоятелю! Он вас обвенчает. А пока ступайте в лес. Я приду туда вместе с миссис Форд.
Мерси, мадам, я тепер зналь, что буду делаль.
Желаю вам успеха!
Каюс уходит в лес.
Ах, я боюсь, что мой муж не так обрадуется сегодня нашей проделке над Фальстафом, как рассердится на меня, когда узнает, что я выдала Анну за доктора. Но что поделаешь! Лучше ненадолго поссориться с мужем, чем навсегда разбить сердце дочери.
Где она, наша Анна, со всеми своими эльфами и феями? И куда девался наш священник, одетый дьяволом?
Все они прячутся в овраге возле дуба Герна. Как только мы встретим Фальстафа, они выбегут с факелами.
То-то он струсит, старый греховодник!
Если даже он не струсит, все равно мы над ним посмеемся всласть. А если струсит, это будет лучше вдвое, потому что вдвое смешнее!
Ах, как мы его проведем, жирного волокиту!
Не грех прелюбодея провести,
Который нас пытался сбить с пути!
Но, кажется, пора. Скорее в лес, к волшебному дубу!
Уходят.
СЦЕНА 4
Виндзорский парк.
Входят Эванс, одетый сатиром, Анна Пейдж, одетая царицей фей, и другие, в костюмах фей.
На носочках, на носочках, эльфы и феи! Пусть каждый помнит свою роль. Не робейте. Следуйте за мной в овраг. И, как только я подам вам сигнал, делайте то, о чем я вам говорил. За мной, за мной, на носочках, на носочках!
Уходят.
СЦЕНА 5
Другая часть парка.
Входит Фальстаф, одетый Герном.
Виндзорский колокол пробил двенадцать раз. Вот она, долгожданная минута! Эй вы, боги с горячей кровью в жилах, помогите мне! Вспомни, старый Юпитер, тот день, когда ты сделался быком ради своей Европы. Любовь украсила и твою божественную голову рогами. О могущественная любовь! Зверя она превращает иной раз в человека, а человека — в зверя. Ты, Юпитер, превратился однажды в лебедя — помнишь, когда ты влюбился в Леду? О всесильная любовь! Она заставила бога, отца богов, уподобиться глупой птице гусиной породы. «Он для коровы стал быком, а для гусыни — гусаком!» Ну уж если боги, полюбив, сидят точно на угольях, то чего же требовать от нас, бедных смертных! Что касается меня, то здесь, в Виндзоре, судьба превратила меня в рогатого оленя, — пожалуй, самого жирного в здешнем лесу. Помоги мне, Юпитер, охлади мою любовную горячку, чтобы я не растаял и не истек салом!.. Эй, кто там? Уж не моя ли легконогая лань?
Входят миссис Форд и миссис Пейдж.
Сэр Джон? Здесь ли ты, мой олень, мой рогатый красавец?
Ах ты, моя лань с черным хвостиком! Пусть с неба вместо дождя сыплется картошка,32 пусть гром грянет песню о зеленых рукавах, пусть хлещет град из леденцов и метет сахарная метель, пусть разразится буря соблазнов и наслаждений — я ничего не боюсь, потому что я нашел приют на твоей груди! (Обнимает миссис Форд.)
Со мной вместе пришла сюда миссис Пейдж, мой милый!
Ах, миссис Пейдж? Делите меня, как убитого оленя: каждой по окороку. Бока я оставлю себе, копыта — лесному сторожу, а рога завещаю вашим мужьям. Ну что, похож я на покойного лесничего? Похож на охотника Герна? Кажется, маленький плутишка Купидон вспомнил на этот раз, что он бог любви, и решил вознаградить меня за все прошлые испытания и бедствия!.. Дух Герна приветствует вас прелестные дамы!
Слышатся звуки охотничьих рогов.
Но что там за шум?
Пусть небо простит наши грехи!
Что бы это могло значить?
Бежим, бежим!
Видно, сам дьявол не желает моего грехопадения: должно быть, боится, как бы от жира моего адское пламя не спалило всю преисподнюю… Иначе зачем бы он стал мне так перечить!
Входят сэр Хью Эванс, одетый сатиром, духи и феи; среди них Пистоль, одетый хобгоблином33, Анна Пейдж, одетая царицей фей, с восковыми свечками на головах.
Слетайтесь, феи белые и черные,
Плясуньи ночи, месяцу покорные!
Вы, падчерицы роковых судьбин,34
Места займите, соблюдая чин,
Пускай скликает вас хобгоблин, мой глашатай!
С вас, эльфы, я начну. Потише, рой крылатый!
Сверчок, в дома виндзорские скачи!
Где не метен очаг, зола в печи —
До черных синяков щипли хозяек.
Царица фей не жалует лентяек.
Что это? Феи, эльфы, гномы, черти?
Кто видит их, тот не избегнет смерти.
Хоть я и сам сейчас похож на духа,
Глаза прищурив, лягу я на брюхо!
Где Бусинка? Лети и, коль в пути
Тебе случится девушку найти,
Что спать легла с молитвой троекратной,
Пошли ей сон младенчески приятный.
А тем, кто не молясь дерзнул уснуть,
Щипли бока, живот, колени, грудь!
Спешите, эльфы! Из конца в конец
Вы облетите дремлющий дворец,
Усыпьте счастьем каждый пышный зал,
Чтоб до конца веков он устоял
Нетронутый, незыблемо-спокойный,
Достойнейших владетелей достойный.
Пускай цветы сладчайшие струят
На кресла ордена свой аромат.
Пусть каждое сиденье, герб и щит
От разрушенья время сохранит.
Вы, феи луга, образуйте в пляске
Кружок, подобный ордену Подвязки,
Зеленый, словно вешняя трава.
А из цветов сложите вы слова
«Honny soit qui mal у pense»35, окраски
Такой же, как на ордене Подвязки.
Пусть зеленеют буквы этих слов
Меж красных, синих, белых лепестков,
Как на шитье узорно-драгоценном
У рыцаря под согнутым коленом.
Спешите, феи! Вам язык цветов
Понятней всех на свете языков.
Внемлите мне. Сегодня ровно в час
Под дубом Герна будет пир у нас,
Как нам велит обычай наш старинный.
Беритесь за руки и выступайте чинно.
Пусть светляки зажгут для нас скорей
Десятка два зеленых фонарей,
Пускай наш танец озарят их свечи…
Но, чур! Я чую запах человечий!..
Меня заметили. Спаси, господь,
Греховную и немощную плоть
От этого уэльского сатира!
Он съест меня, приняв за груду сыра.
О гнусный червь, ты проклят до рожденья!
Пускай для испытания огонь
Попробует лизнуть его ладонь.
Не тронет пламя праведного тела,
А если обожжет — так уж за дело!
Эй, факелы!
Ну что ж, начнем
Бревно испытывать огнем.
Ох! Ох! Ох! Ох!
Нечист! Нечист! Порочной полон страсти!
Ну, если так, он будет в нашей власти.
Сложите, эльфы, песенку о нем,
Об этом старом грузном волоките,
Испытывайте грешника огнем,
Его щиплите, жгите, щекочите!
Феи, танцуя, пробегают мимо Фальстафа, щиплют его и поют.
Стыд и срам повесам,
Одержимым бесом,
Кто живет под властью
Духа сладострастья!
Если ты в себе зажег
Вожделенья огонек
И порочными мечтами
Распалил желаний пламя, —
Будем мы щипать, колоть
Взбунтовавшуюся плоть.
Здесь щипнем и там щипнем,
Будем жечь тебя огнем
До тех пор, пока погаснут
Сонмы звезд и месяц ясный!
(Переворачивают Фальстафа, щекочут и щиплют его.) В продолжение этой сцены появляются Каюс, который убегает с феей в зеленом платье, Слендер, который убегает с феей в белом платье, и Фентон. Он убегает с Анной Пейдж. Звуки охотничьих рогов. Фальстаф встает и хочет бежать.
Пейдж, Форд, миссис Пейдж и миссис Форд преграждают ему дорогу.
Стой! Не уйдешь! Попался, толстый плут.
Ох, не к добру прикинулся ты Герном!
Пора прервать веселую игру.
Достигли мы всего, чего желали.
Сэр Джон Фальстаф, что думаете вы
Теперь о нас, о женщинах виндзорских?
Не правда ли, ваш головной убор
В лесу уместней, чем в семейном доме?
Ну что, сэр? Скажите по совести: кто из нас двоих оказался рогоносцем? Кто? Полюбуйтесь, мистер Брук: перед вами Фальстаф — рогатый мошенник. Вот его рога, мистер Брук. Он хотел отнять у Форда его жену и денежки, а познакомился только с его корзиной и с его дубиной, если не считать двадцати фунтов золотом, каковые сэр Джон Фальстаф не преминет возвратить мистеру Бруку, если пожелает получить своих лошадей, которые взяты мистером Бруком в залог.
Сэр Джон, нам с вами не повезло. Ни одно свидание нам не удалось. Я не возьму вас больше себе в любовники, но зато всегда буду считать своим оленем!
Я вижу, что из меня уже сделали осла!
Нет, вола. (Показывает на рога.) Оба доказательства налицо.
Так это, значит, были не феи. Признаться, и сам три-четыре раза подумал: тут что-то неладно!.. Однако нечистая совесть и внезапное помрачение ума заставили меня вопреки всякому здравому смыслу поверить в этот грубый балаган, в этих поддельных фей! Вот пример того, как умный человек может оказаться в дураках, ежели ум его занят глупостями!
Сэр Джон Фальстаф, покайтесь в своих грехах, оставьте пути разврата, и тогда ни феи, ни пагубные страсти не будут больше терзать вашу грешную плоть!
Хорошо сказано, отец сатир!
А вам, мистер Форд, я желаю побольше ревности к нашей святой церкви и поменьше ревности к вашей жене!
Клянусь, я больше не буду подозревать ее ни в чем, если только вы, ваше преподобие, не соблазните ее своей благочестивой проповедью.
Уж не сидел ли я слишком долго на солнце и до того высушил свои мозги, что они больше не могут отличить правды от самого грубого обмана? Даже этот уэльский козел брыкает меня своим копытом. Как мог я позволить нахлобучить на себя дурацкий колпак? После этого мне остается только подавиться ломтиком жареного сыра!
Из сыра, говорят, не выжмешь жира. А ваше чрево, сударь, туго набито жиром.
Вот до чего я дожил! Выносить такие дурацкие шутки, да еще от кого? От человека, у которого во рту каша вместо английского языка! Этого одного довольно, чтобы положить конец старому доброму разврату и веселым ночным похождениям во всем нашем королевстве.
А скажите мне, сэр Джон, по совести, как вы полагаете: ежели бы мы, замужние женщины, решились опрокинуть добродетель и принять на свою душу адский грех, — неужели бы мы выбрали для этой цели вас?
Этакий пудинг из требухи! Этакий мешок сена!
Этакий надутый пузырь!
Старый потертый бурдюк с прокисшим вином.
Лгун, злоречивый, как Сатана!
Нищий, как Иов!
И злой, как его жена!
Раб всех смертных грехов — пьянства, чревоугодия, стяжания, прелюбодеяния, сквернословия… Трактирный завсегдатай, любовник винной бочки!
Ладно, ладно, смейтесь надо мной, издевайтесь! Ваша взяла. Бейте лежачего. Мне даже нечего ответить этой уэльской фланелевой фуфайке. Само невежество топчет меня ногами. Делайте со мной что хотите!
Что хотим? А вот мы сейчас поведем вас, сэр, в город Виндзор, к некоему мистеру Бруку. Вы у него, насколько мне известно, выудили немало денежек, обещая свести его с женой некоего мистера Форда. Вам придется вернуть должок сполна. Я полагаю, это будет для вас самым чувствительным наказанием из всех, какие вам пришлось испытать за последнее время!
А впрочем, не унывай, рыцарь! Сегодня ночью я угощу тебя славным кубком вина за свадебным ужином, и у тебя будет случай вдоволь посмеяться над моей женой, которая сейчас так весело смеется над тобой. Ну-ка, ну-ка, скажи ей, что мистер Слендер только что женился на ее дочке Анне!
Я знаю одного доктора, который мог бы с этим поспорить. (Про себя.) Если только Анна Пейдж и вправду моя дочь, то она сейчас уже стала докторшей Каюс.
(за сценой)
Ой, папаша Пейдж! О-го-го! Ау! (Вбегает.)
Ну как, ну как, сынок? Сделано дело?
В том-то и дело, что до дела не дошло. Я подыму скандал на весь Глостершир! Пусть повесят меня, если не подыму скандала!
Да что же случилось, сынок?
Я прихожу с ней в церковь венчаться, с вашей Анной Пейдж, и вдруг оказывается, что ваша Анна Пейдж — здоровенный мальчишка-почтальон. Не будь мы в церкви, перед алтарем, я бы его вздул… А может быть, и он — меня… Не сойти мне с этого места, если я не был уверен, что это мисс Анна Пейдж, а не мальчишка-почтальон!
Ах, черт возьми! Значит, ты ошибся?..
Ясное дело, ошибся, если привел в церковь мальчишку вместо девчонки. Хорошо еще, что нас не успели повенчать. Но если бы даже повенчали, я бы ни за что не признал его своей женой!
Ты сам во всем виноват. Ведь я же тебе говорил, что Анна будет в белом платье!
Он и был в белом платье, этот мальчишка. Я сказал: «Му-у!», а он сказал: «Бэ-э!», как мы и условились с вашей Анной. И все-таки оказалось, что он — не Анна Пейдж, а почтальон!
Дорогой муженек, не сердись на меня. Я узнала, что ты задумал, и потому велела Анне надеть не белое, а зеленое платье. В этом самом платье она только что повенчалась с доктором Каюс…
Входит Каюс.
Где миссис Пейдж? Шорт бобри, меня обмануль! Я жениль на un garden, на мальшик, un paysan, шорт бобри! Мальшик — это не Анна Пейдж. Шорт бобри, меня обмануль!
Как! Да ведь вы же увели ту, что была в зеленом?..
Да, шорт бобри, и это биль мальшик, шорт бобри! Я весь Виндзор на нога подниму! (Уходит.)
Странное дело! Кому же досталась настоящая Анна?
Сердце мое чует недоброе. Глядите-ка, мистер Фентон идет сюда!
Входят Фентон и Анна Пейдж.
И Анна с ним!
Прости меня, отец,
И матушка простит меня, надеюсь.
Погодите, сударыня. Сначала скажите, почему вы ослушались моей воли и не последовали в церковь за мистером Слендером?
Почему ты обманула меня и не пошла венчаться с доктором Каюсом?
Позвольте мне ответить за нее.
Не упрекайте дочь за непокорство
И за обман. Что было делать Анне?
Послушаться отца, обидев мать?
Иль материнской воле покориться
И оскорбить отца? Из двух мужей
Ни одного не смела выбрать Анна…
И, обещанье данное храня,
Она разумно выбрала меня.
Кого ж она при этом обманула?
Клянусь своею честью, никого!..
Обманом было бы — пред алтарем
В любви поклясться, если ты не любишь,
И проклинать потом отца и мать
И мужа-рогоносца проклинать!
Ну что ж, соседи, дела не поправишь.
Что сделано, того не изменить.
На золото мы покупаем землю.
А жен сама судьба нам продает!
И хорошо, что звонкая стрела,
Летя в меня, другую цель нашла!
Да, это верно. Дорогой мой Фентон,
Да ниспошлют вам радость небеса.
Пусть неизбежное желанным будет!
В ночном лесу охотничьи собаки
Нечаянно вспугнут любую дичь.
Пора и мне с судьбою примириться.
Мой милый зять, будь счастлив с нашей Анной.
Прошу я всех пожаловать в мой дом
И там перед семейным очагом
За кружками веселых вин заморских
Отпраздновать победу жен виндзорских.
Пусть будет так. А все-таки был прав,
Давая клятву мне, сэр Джон Фальстаф:
Бедняге Бруку обещал от твердо
Соединить его с женою Форда!
Уходят.
«ВИНДЗОРСКИЕ НАСМЕШНИЦЫ» И ОБРАЗ ФАЛЬСТАФА У ШЕКСПИРА
Комедия «Виндзорские насмешницы» при жизни Шекспира была издана один раз — в 1602 году — под весьма сложным названием: «Чрезвычайно занятная и весьма остроумная комедия о сэре Джоне Фальстафе и виндзорских насмешницах. Содержащая разные забавные выходки уэльского рыцаря сэра Хью, судьи Шеллоу и его премудрого племянника мистера Слендера. С пустым хвастовством прапорщика Пистоля и капрала Нима. Сочинение Уильяма Шекспира. Как она не раз исполнялась слугами достопочтенного лорда-камергера и в присутствии се величества, и в других местах». Это кварто, переполненное грубейшими искажениями и пропусками (сцены III, 4 и III, 5 переставлены, сцены V, 1-4 совсем выпущены и т. п.) было выполнено, несомненно, без всякого участия Шекспира, скорее всего на основе «воровски» сделанной стенографической записи спектакля, вдобавок еще плохо напечатанной. Второе отдельное издание комедии (кварто) вышло после смерти Шекспира, в 1609 году, и представляет собой перепечатку первого кварто, с воспроизведением всех его ошибок. Лишь фолио 1623 года дает удовлетворительный текст пьесы.
Ясно, что комедия возникла в период между появлением «Генриха IV» (1597), где Шекспир впервые вывел на сцену Фальстафа, и январем 1602 года, когда в книгопродавческих списках была сделана заявка на издание первого кварто. Долгое время исследователи были склонны приближать пьесу, насколько возможно, к этому позднему пределу, датируя ее 1600 или 1601 годом ввиду отсутствия сведений о более ранних постановках. Получалось, таким образом, что два сценических облика Фальстафа, появившиеся из-под пера Шекспира, отделены дистанцией в три-четыре года.
Такая датировка хорошо согласовывалась и с показанием Мереса, который в свой список пьес Шекспира, составленный в 1598 году, данную комедию не включил. С этой поздней датировкой связывалось и предание, относящееся к началу XVIII века. В 1702 году некий Джон Деннис, издавший свою переработку шекспировской комедии под заглавием «Комический любовник, или Любовные затеи сэра Джона Фальстафа», оправдывал в предисловии свое право на переделку пьесы Шекспира ее «грубостью», а также другими причинами. «Я хорошо знал, — писал он, — что комедия Шекспира снискала одобрение одной из величайших королев, когда-либо живших на свете, королевы, которая была велика не только своей мудростью в управлении государством, но и познаниями в науках и тонким вкусом в драматическом искусстве. Что она обладала таким вкусом, в этом мы можем быть уверены, так как она ведь особенно любила писателей древности. Так вот, эта комедия была написана по ее повелению и указанию, и она с таким нетерпением ожидала увидеть ее на сцене, что велела, чтобы комедия была готова в две недели. И предание гласит, что королева потом, при представлении, осталась очень довольна ею». То же предание сообщает в 1709 году и первый биограф Шекспира Н. Pay, уточняющий: «Королева Елизавета так восхищалась достойным удивления характером Фальстафа, что велела вывести его еще в другой пьесе, изобразив его в ней влюбленным». Спешностью выполнения комедии объясняется, по мнению многих критиков, то, что она почти целиком написана прозой, а поздним ее возникновением — глубокое изменение в ней образа Фальстафа, который в творческой фантазии Шекспира, успевшего к этому времени им пресытиться и охладеть к нему, утратил прежнюю свою масштабность и глубину и в соответствии с новым заданием, полученным от королевы, превратился в заурядный водевильный персонаж.
Однако в недавнее время был найден документ, свидетельствующий о том, что комедия Шекспира исполнялась (видимо, в первый раз) в день св. Георгия, 27 апреля 1597 года, на празднестве в честь ордена Подвязки в Гринвиче. Эта новая датировка, по существу, ничего не меняет. Напротив, она лишь подтверждает предание о «заказе», данном Елизаветой еще под свежим впечатлением постановки «Генриха IV». А с другой стороны, это сведение проливает свет на возникновение пьесы, объясняя появление в ней ряда эпизодов чужеродных и никак не связанных с ее основной фабулой, например выбор места действия (Елизавета часто любила проводить время в Виндзоре), восхваление виндзорского замка и ордена Подвязки (V, 5), капитул которого собирался в Виндзоре, а также неожиданное и непонятное упоминание какого-то проезжего немецкого герцога, связанное с загадочным эпизодом кражи лошадей на постоялом дворе (IV, 3 и IV, 5). Дело в том, что в 1597 году в Англию приезжал некий немецкий герцог, который посетил Елизавету в Виндзоре, хлопотал о награждении его орденом Подвязки (орден, который давался лишь особам королевского рода или лицам особенно заслуженным), но ничего не добился и стремительно уехал, наделав много шуму.
Весьма вероятно, что в связи с этим молниеносным приездом и отъездом герцога возникли какие-то местные анекдоты, отразившиеся в названных сценах, хорошо известные той публике, для которой была поставлена пьеса. Как мы видим, «заказ» был дан не одной Елизаветой, а всем ее придворным кругом, любившим и поощрявшим зрелища легкие, развлекательные и полные намеков на обстоятельства жизни высшего общества.
И до и после этого Шекспиру случалось писать подобного рода пьесы. Так, «Сон в летнюю ночь», «Как вам это понравится», «Зимняя сказка», «Буря» полны черт пасторали и комедии масок, столь излюбленных придворным зрителем. Но в данном случае Шекспир пошел другим путем: он сделал своим средством не фантастику и декоративность, а веселое бытовое обозрение — жанр, по сути дела, буржуазный, но также имевший хождение и в аристократической аудитории. Фигуры забавных мещан с их гротескными манерами, комичным выговором (особенно, конечно, иностранных слов), нелепыми похождениями — развлекали, смешили, увеселяли утонченного зрителя, искавшего в театре не назидания, или обличения, или углубленной трактовки больших моральных и социальных проблем, а лишь беспечного и добродушного веселья, приятной смены забавных и живописных ситуаций, — и все это завершается примирительным финалом.
Наша пьеса имеет немало общего (вплоть до интимно-бытовых деталей, а также шуточно-декоративного появления фей) хотя бы с довольно известным образцом этого жанра — «Игрой в беседке» аррасского трувера XIII века Адама де-Ла-Галль, который был также автором придворной пасторальной «Игры о Робене и Марион». Пьесы такого типа не переводились в течение XIV-XVI веков как во Франции, так и в Англии, особенно в конце этого периода, при дворе английских королей, и к их традиции и восходят «Виндзорские насмешницы». Но, как обычно бывало с Шекспиром, он в данном случае, используя готовую литературную (или театральную) схему, вложил в нее глубокое реалистическое содержание.
Прежде всего характерна изображаемая им на сцене общественная среда. Пейджи и Форды со всем их окружением — это в основном не старое родовое дворянство, но и не быстро крепнущее в ту пору исконно городское сословие, а нечто среднее между тем и другим — джентри, то есть мелкое дворянство, усваивавшее все навыки богатеющей буржуазии и пополнявшееся из ее рядов. Обе центральные пары — Пейджи и Форды — ведут сытое и солидное существование, чуждое смелых мыслей и высоких чувств. Перед нами проходят или упоминаются охота, стирка белья, пивоварня, радушные приемы соседей, беседы с пастором, близким к домам обеих семей. Жены-мастерицы на веселые выдумки, что не мешает им соблюдать верность своим мужьям.
Все их окружение, за исключением лишь единственного положительного «героя» пьесы, изящного дворянина Фентона (по уверению Пейджа в III, 2, состоявшего раньше в дружбе с принцем и Пойнсом из «Генриха IV») и, понятное дело, самого Фальстафа, этого прогоревшего придворного рыцаря, — богатейшая коллекция комических типов и штрихов, которые, как на выставке, проходят перед зрителем. И, что особенно характерно, ситуации, в которых они предстают перед нами, совсем не являются обязательным условием или решающим поводом для обнаружения их комизма, но служат всякий раз лишь внешней опорой, одним из множества возможных поводов для этого. Именно в этих типах, а не в образе Фальстафа или в его приключениях, заключено основное комическое содержание пьесы.
Хорошо известно замечание Энгельса, что «в одном только первом акте» этой пьесы «больше жизни и движения, чем во всей немецкой литературе». Вполне возможно, что Энгельс не отказался бы распространить свою оценку и на всю комедию в целом, но все же он счел подходящим назвать один первый акт, где Фальстаф почти совсем не выступает и где об интриге его с обеими виндзорскими дамами нет и речи, но зато богато представлена среда и составляющие ее персонажи.
Мы видим перед собой как живых глупого и ничтожного, чванящегося дворянскими и служебными титулами провинциального судью Шеллоу; его хилого и совсем уж слабоумного племянника Слендера — второй, еще ухудшенный «экземпляр» сэра Эндрью Эгьючика из «Двенадцатой ночи»; смешного педанта и резонера пастора Хью Эванс; забавную картину экзамена маленького Пейджа, дающую неплохое представление о схоластическом способе обучения того времени; задорного чудака доктора Каюса с гротескной сценой его дуэли с Эвансом; обстановку постоялого двора с его грубоватым и оборотливым весельчаком хозяином; расторопную и готовую услужить за деньги кому угодно и чем угодно миссис Куикли, тоже перекочевавшую в эту комедию из «Генриха IV»; комически зловещую компанию также интересно нюансированных бездельников (Бардольф), наглых головорезов (Пистоль) и мелких плутов, приятелей Фальстафа, тоже перекочевавших с ним оттуда; простака Симпла и т. д. — целая гамма глупости и порождаемого ею смеха. А надо всем этим высятся две мастерски нарисованные супружеские пары — Пейджи и Форды, эти полудворяне-полумещане, новые поднимающиеся «господа Англии», самодовольно деловитые, горделиво солидные, сытые и бесконечно ограниченные. Если обе женщины и превосходят остротой ума и способностью к веселым выдумкам своих дубоватых супругов, они все-таки тоже лишь заурядные обывательницы, истинные мещанки, способные находить достоинства в сумасбродном докторе Каюсе, падкие на всякие сплетни и сенсации. Из этой среды несколько выделяются только Анна Пейдж и Фентон, впрочем, лишь бегло обрисованные и представляющие собой лишь условные фигуры, подобно юным «любовникам» итальянской или французской комедии XVI-XVII веков.
В комедии собраны все оттенки и все формы проявления человеческой глупости и нелепости — картина, которой позавидовал бы и Бен Джонсон, изобразитель «юморов», то есть индивидуальных и типических причуд и несуразностей человеческого характера («Всяк в своем нраве», «Вольпоне», «Алхимик» и т.д.). В сравнении со всем этим на второй план в пьесе отступают как сам характер Фальстафа, так и его любовные похождения, не выходящие за пределы фарсового шаблона и ничем не обогащающие характеры их участников. Все это сложное приключение, например, нисколько не значительнее психологически, чем любовная интрига Фентона и Анны Пейдж или эпизод дуэли доктора Каюса с Хью Эвансом.
История проказницы жены, дурачащей незадачливого поклонника, а заодно издевающейся и над ревнивым простаком мужем, была распространена в эту эпоху в большом количестве новеллистических обработок, из которых многие, вероятно, были известны Шекспиру и могли послужить ему источником. В частности, к излагаемой им версии очень близки две итальянские новеллы — Страпаролы (в его сборнике «Тринадцать весело проведенных ночей», 1550-1553) и Джованни Фьорентино (в том же самом сборнике его «Овечья голова», 1378, откуда Шекспиром заимствован сюжет и «Венецианского купца»). В первой из них три дамы, которым некий студент объясняется одновременно в любви, узнают об этом друг от друга и решают проучить наглеца, назначая ему свидания, а затем пугая его неожиданным возвращением мужа и подвергая всяким унижениям. Во второй студент хвастается перед старым учителем своими успехами у некой юной красавицы, которая оказывается женой этого самого учителя, и тот пытается поймать виновного, но безуспешно, ибо жена всякий раз ловко прячет любовника, притом один раз — в куче грязного белья.
Есть и другие рассказы (а также и пьесы, в том числе одна немецкая), содержащие детали, которые мы находим в комедии Шекспира. Трудность установления его прямого и основного источника увеличивается оттого, что многие мотивы (муж, невольно помогающий любовнику или по крайней мере не умеющий его поймать; спасительная корзина с грязным бельем; желание любовника «перестраховать» себя, приводящее к полному его провалу, и т. п.) могли возникнуть параллельно в нескольких рассказах без каких-либо влияний и заимствований, а единственно лишь в силу естественной логики комического воздействия или же сходства бытовой обстановки, подсказывающей соответствующий новеллистический мотив.
Второе же, что необходимо заметить, это глубокое несходство моральной обстановки действия в шекспировской пьесе и в тех новеллах, которые обычно приводятся в качестве ее «источников». Что общего между опустившимся старым распутником Фальстафом и проказливым студентом итальянского новеллиста? И как непохожи грубо несдержанный мистер Брук на старого обманутого ученого! Совсем несходны также в шекспировской и в нешекспировских версиях побуждения, смысл и стиль поведения всех участников мнимо-адюльтерного фарса. Он, конечно, сделан со всем обычным у Шекспира мастерством. Но искать в нем глубокую мысль и тонкое искусство автора «Двенадцатой ночи» или хотя бы «Укрощения строптивой» — не приходится.
И тем не менее Фальстаф остается и ведущим образом и композиционным центром всей комедии. Но своим местом в этой пьесе, тем ореолом, в каком он сразу же здесь появляется, он обязан главным образом своей предыстории. При первом же выходе его на сцену тогдашние зрители прежде всего думали о незадолго перед тем ими виденном и стоявшем у них в глазах Фальстафе из «Генриха IV». К этому последнему мы и должны на время вернуться, чтобы понять значение нового появления в этой комедии «жирного рыцаря» и смысл последней метаморфозы, которой он в ней подвергся. Ибо метаморфоз у него было несколько.
2
Фальстаф начал жить раньше, чем приобрел свое театральное имя и вышел с ним на подмостки. У него было несколько предков: один исторический и целый ряд литературных.
Исторический предок его, сэр Джон Олдкасл, лорд Кобем, состоял при дворе Генриха IV и был другом принца Уэльского (ставшего в 1613 году королем Генрихом V). Несмотря на свое знатное происхождение, он примкнул к секте лоллардов, этих предшественников пуритан. По преданию, он сам переписывал и распространял экземпляры библии на английском языке, запрещенные католической церковью. Олдкасл отрицал главенство папы и обличал злоупотребления католического духовенства, за что собор епископов в 1415 году осудил его на смерть. Несмотря на уговоры молодого короля отречься от «ереси», Олдкасл не сделал этого и был заключен в Тауэр, откуда вскоре ему удалось с чьей-то помощью (быть может, самого короля) бежать. Два года он скрывался в Уэльсе, но в 1417 году, когда король воевал во Франции, был схвачен, вторично судим и сожжен на костре.
Однако, воспользовавшись именем Олдкасла, Шекспир в корне изменил его характер, превратив благороднейшего человека и мученика в старого шута и бездельника. Чем он при этом руководствовался, мы сейчас бессильны установить. Нам известно только, что после первых же постановок пьесы под влиянием протестов со стороны потомков Кобема, занимавших видное положение при дворе, Шекспир изменил имя своего героя, переименовав его в Фальстафа. При этом Шекспир совершил другую несправедливость, использовав с небольшим изменением фамилию другого вполне приличного человека, лишь один раз в жизни проявившего недостаток мужества. Баронет Джон Фастолф (1377-1428), современник Генриха V, сражался вместе с ним при Азинкуре, но впоследствии был лишен воинских чинов за бегство с поля битвы при Патэ — эпизод, изображенный Шекспиром в сценах III, 2 и IV, 1 первой части «Генриха VI».
Следы старого имени, однако, сохранились в дошедшей до нас редакции «Генриха IV». В одном месте пьесы Фальстаф назван «the old lad of the castle» — старым молодцом из Касла (замка): если в этом выражении соединить первое слово с последним, получится — Олдкасл. Еще яснее говорит об этом одно место эпилога второй части пьесы, где, говоря о Фальстафе, поясняется: «Кстати сказать, он и Олдкасл — совсем разные лица, и Олдкасл умер мучеником».
Но, как бы ни назывался старый плут и весельчак, Шекспир раскрасил его образ чертами, почерпнутыми из богатой комедийной традиции как средневековой Англии, так и античности. Главными литературными предшественниками Фальстафа в этом смысле являются: с одной стороны, жирный и разгульный Порок (Vice), аллегорический персонаж средневекового моралите, одновременно смешащий и возмущающий зрителя своим забавным и уродливым бесстыдством, своими уморительными и гнусными выходками; а с другой стороны, тип «хвастливого воина» древнеримской комедии, забияки и труса, глупца и нахала, который при первом же серьезном испытании с позором проваливается, — тип, который привился и в английской дошекспировской комедии.
Однако из обоих этих источников Фальстаф перенял лишь некоторые внешние черты: свою непомерную толщину, паразитический образ жизни, склонность к пьянству и озорству, трусость, плутоватость и лживость; но черты эти в его облике органически слиты вместе, восполнены и реалистически углублены тем, что под них подведена крепкая социальная база, что весь образ приобрел жизнь и оказался осмыслен в плане совершавшегося в эту эпоху социально-исторического и культурного процесса.
Фальстаф в «Генрихе IV» — не просто условный и абстрактный театральный тип веселого забавника, вроде Ланса в «Двух веронцах» или некоторых других шутовских персонажей в ранних комедиях Шекспира; это образ, выражающий важнейший момент в истории общества и в развитии сознания той эпохи. Фальстаф — разорившийся и деклассированный рыцарь эпохи первоначального капиталистического накопления, когда знатность рода и звучное имя утрачивали свое значение, не будучи подкреплены неотчуждаемыми земельными владениями или звонким металлом, когда смелый купец и ловкий промышленник оттесняли на задний план обедневшего рыцаря, не желавшего идти в ногу с веком и упорствовавшего в желании по-прежнему вести паразитарное существование. Такова первая великая метаморфоза (а их будет еще несколько), которой подвергся в «Генрихе IV» Фальстаф в творческом воображении Шекспира.
Младший сын младшего сына видного феодала и тем самым лишенный земельных владений и прочих благ, он не сумел занять выгодного положения в обществе или пойти в ногу с веком, занявшись какой-нибудь прибыльной деятельностью, но был вынужден смолоду служить и прислуживаться у знатных лиц (см. часть вторая, III, 2). Военная служба его не обогатила по причине его лености и трусости. Сейчас, когда ему перевалило за шестьдесят, он состоит на положении не то компаньона, не то шута при наследном принце, кормясь на его счет и не брезгуя при этом подработать путем ограбления проезжих путешественников (часть первая, II, 1-2) или займов у влюбленной в него и мечтающей стать путем брака с ним «знатной барыней» хозяйки постоялого двора.
При всем том, лишенный подлинной «рыцарственности», он не отказался от аристократических замашек. Он сыплет направо и налево рыцарскими клятвами, умеет разговаривать с первыми лицами государства (Джон, принц Ланкастерский, лорд верховный судья), умеет занимать деньги и негодует на портного, отказывающегося сшить ему костюм в кредит (часть вторая, 1, 2). Критиками было отмечено, что Фальстаф, особенно в первой части хроники, не лишен хороших манер, образованности, художественного вкуса. Но самая выразительная примета аристократического происхождения Фальстафа — это окружающая его шайка бездельников (Бардольф, Пистоль и т. д.), не состоящих у него на жалованье, но служащих на вассальных началах — за корм и долю в случайной добыче, подобно феодальным дружинам средневековых баронов. Хотя перечень пороков Фальстафа мог бы быть продлен до бесконечности, в большинстве своем это черты типично дворянские.
Можно было бы составить весьма внушительный список пороков Фальстафа. И тем не менее, несмотря на явное намерение Шекспира сделать образ Фальстафа в моральном отношении отталкивающим, в нем есть стороны, которые действуют на современного зрителя (как действовали они и на тогдашнего зрителя) чрезвычайно привлекательным образом. Фальстаф нас радует, веселит, удовлетворяет наши очень глубокие душевные запросы. Причины этого в том, что Фальстаф хроники воплощает в себе некоторые прекраснейшие черты Возрождения, составляющие крупнейшее достижение той эпохи и придавшие совершенно новое направление мировой истории.
Первым таким свойством Фальстафа является его ум, для которого характерна не столько глубина, сколько свобода от всех средневековых догм, от всех предрассудков. Сама деклассированность его, незаинтересованность в поддержании каких-либо сословных идеалов и норм сообщают ему эту свободу. Он не верит в те рыцарские понятия и нормы, которыми ловко оперирует, и глумится над ними. В первой же сцене, в которой он появляется, он претендует для себя и для своих сотоварищей на звание «лесничих Дианы, рыцарей мрака, фаворитов Луны» (часть первая, 1, 2). Особенно замечательно его рассуждение о рыцарской чести, целиком направленное против старых феодально-рыцарских идеалов Генри Хотспера и ему подобных: «А что если честь меня обескрылит, когда я пойду в бой? Что тогда? Может честь приставить мне ногу? Нет. Иль руку? Нет. Или унять боль от раны? Нет… Что же такое честь? Слово, Что же заключено в этом слове? Воздух. Хорош барыш! Кто обладает честью? Тот, кто умер в среду. А он чувствует ее? Нет. Слышит ее? Нет. Значит, честь неощутима? Для мертвого — неощутима. Но, может быть, она будет жить среди живых? Нет. Почему? Злословие не допустит этого. Вот почему честь мне не нужна. Она не более как щит с гербом, который несут за гробом. Вот и весь сказ» (часть первая, V, 1).
Но главным образом свобода фальстафовского ума проявляется в его способности возвыситься над собственным положением. Он говорит: «Я не только сам остроумен, но и пробуждаю остроумие в других» (часть вторая, I, 2). Несомненно, что выходки Фальстафа служат ему средством снискать благоволение принца, при котором он состоит чем-то вроде платного шута. Но еще важнее выгоды, доставляемой ему этим, сам процесс шутки или проделки, от которой он испытывает как бы артистическую радость, чистую и в сущности своей бескорыстную. Этим Фальстаф возвышается над самим собой и бесконечно превосходит свои названные выше литературные прототипы — как хвастливого воина, стремящегося наглостью чего-то достигнуть, так и старый Порок, погрязший в своей низости и в своих вожделениях.
Будучи стар и с виду тяжеловесен, Фальстаф отличается необыкновенной легкостью чувств, мыслей и всех движений. С конем он справляется, видимо, довольно лихо, да и жалобы его на непомерную трудность пешего передвижения (II, 4) выглядят не признаниями старого ожиревшего человека, а скорее веселым комедиантством. Вообще же он перемещается, удирает, вновь появляется с удивительной подвижностью; но еще подвижнее его мысль, мгновенно приспособляющаяся ко всевозможным обстоятельствам, гибкая, живая, изобретательная. Можно сказать, что Фальстаф обладает вечной молодостью, что уже всегда бывает привлекательно, особенно на сцене, и его разговоры об одолевающих его болезнях (напр., часть первая, I, 2) — это не горестные его признания, а прием, чтобы прибедниться, сделаться интереснее, вызвать к себе сочувствие, подобно тому как в других случаях он кокетничает, выражая намерение покаяться и утверждая, что не он развращает принца, а наоборот, именно принц оказывает на него, честною старого человека, дурное влияние (часть первая, I, 2).
Другая черта Фальстафа, связанная с его свободомыслием и также имеющая корни в духе всего Возрождения, — это его переливающая через край жизнерадостность, его эпикуреизм, чувственное, плотское восприятие жизни. Всем своим существом он выражает протест против аскетизма, вызов ему. Любовь жирного рыцаря к хересу и каплунам, приверженность к чувственным наслаждениям полны такой наивной непосредственности, такой душевной ясности, что почти не вызывают у нас осуждения. Реабилитация плоти тесно связана у Фальстафа с освобождением ума, как органически связаны у него и оба его облика — физический и душевный. Есть нечто общее между жизнерадостным и красочным мироощущением Фальстафа и философией великого современника Шекспира, основателя материализма Бэкона, у которого, по выражению Маркса и Энгельса, «материя улыбается своим поэтически-чувственным блеском всему человеку». Это тот разгул красок и расцвет плоти, какой мы встречаем у Рабле и какой мы наблюдаем на картинах развивающейся около этого времени фламандской школы. Не случайно Фальстаф одним из персонажей (правда, уже в «Виндзорских насмешницах») назван «фламандским пьянчугой».
С жизнелюбием и свободомыслием Фальстафа связана еще третья, менее существенная, но тоже характерная его черта, также типичная для эпохи. Фальстаф воспринимает жизнь не однотонно и статически, но в ее постоянном движении, изменчивости, переливчатости красок. Эта непрерывная трансформация, эта гибкая и мгновенная реакция на меняющуюся обстановку, типичная для Фальстафа, находит свое наиболее ясное выражение в принципе игры, маскировки, ряженья, которые он при всяком случае пускает в ход. Все, что он делает и говорит, он не столько выполняет целеустремленно, сколько разыгрывает на потеху себе и другим (нападение на путешественников, пикировка с принцем, буффонады на войне). Им владеет страсть к игре, перевоплощению как выражение жизненных сил и фантазии, типичное для эпохи Возрождения. Он привирает большей частью бескорыстно, как виртуоз лжи, любящий вранье как веселую забаву, и ломается, как площадной актер, в ожидании хохота и аплодисментов.
Два самых блестящих игровых перевоплощения Фальстафа, следующих непосредственно одно за другим, — это гениальный по фантастичности рассказ о битве на проезжей дороге, а затем, без перехода, придуманная Фальстафом, чтобы замять его смущение, инсценировка, в которой он изображает короля, журящего принца за дружбу… «с этим старым развратником Фальстафом»… Но, вообще говоря, во всем, что делает или заявляет Фальстаф, чувствуется поза, рисовка, особенная манера.
Те же самые свойства мы находим у другого блестящего представителя духа Ренессанса, такого же деклассированного и бесшабашного искателя приключений и такого же дерзкого вольнодумца (кстати сказать, такого же любимца наследного принца, — но это уж просто «счастливое совпадение»), что и Фальстаф, у Панурга из романа Рабле. У обоих — те же бесконечные проделки и вольный ум. Но оба эти почти что современники, будучи продуктом одной эпохи (Панург на полвека опередил Фальстафа, но ведь и Возрождение оформилось во Франции раньше!), многим весьма существенно друг на друга непохожи. Панург сух, костляв, колюч, и ум у него злой и мстительный, ибо он выразитель французского плебейства, теперь жестоко, наотмашь мстящего за долгие века угнетения разряженным и пустоголовым сеньорам. Тучный и хохочущий Фальстаф, наоборот, порождение «старой веселой Англии», где иллюзия контакта между разными прослойками прикрывала остроту классовой борьбы. Вот почему Фальстаф, если он и совершает жестокости и бесчинства (грабеж на больших дорогах, методы набора рекрутов), не до конца отдает себе отчет в творимом им зле и субъективно незлобив и добродушен.
Однако это бескорыстие и безобидность Фальстафа объективно не имеют никакой цены, ибо он обладает способностью искажать самые прекрасные человеческие качества. Фальстаф — ограниченный и неполноценный вариант человека Возрождения, критицизм которого принимает у него форму нигилизма, индивидуализм — беззакония, апология плоти — гипертрофии ее, свобода — разнузданности. Эпикуреизм Фальстафа насквозь антисоциален, и «гуманизм» его оказывается антигуманистичным. Вот почему мы вполне солидарны с молодым королем, отдаляющим от себя в финале второй части старого шута — притом отдаляющим в достаточно мягкой и милостивой форме, что не всегда бывает отмечено сердобольными критиками, упрекающими за это принца в сухом морализме, бездушии и неблагодарности.
И вот, незаметно для зрителя и, может быть, даже для самого автора, по мере развития пьесы внешний блеск Фальстафа тускнеет, и все более проступает наружу истинная его сущность. Уже к концу первой части, где сосредоточены все наиболее увлекательные сцены с Фальстафом, он начинает несколько блекнуть, повторяться, как бы выцветать. Но отчетливо новая метаморфоза обозначается во второй части, где остроты Фальстафа уже приедаются и где собраны все его не только низкие (ограбление путешественников и комедию с телом убитого Перси иначе не назовешь), но все же занимательные, а в подлинном смысле слова — грязные, отталкивающие проделки: насмешки над верховным судьей, сцены с Долли Тершит, взяточничество при наборе рекрутов, грубое (и не очень остроумное) издевательство над другом юных лет Шеллоу…
И, наконец, еще одна, последняя метаморфоза Фальстафа — когда он появляется в «Виндзорских насмешницах». Слишком решительны критики, утверждающие, что между Фальстафом хроники и Фальстафом комедии нет ровно ничего общего, кроме имени. Внимательное изучение всех «возобновляемых», то есть пересаживаемых из одной пьесы в другую, фигур (Антоний в «Юлии Цезаре» и в посвященной ему трагедии, Болингброк в «Ричарде II» и в «Генрихе IV», Ричард Глостер в двух хрониках Шекспира и т. д.) показывает, что эти образы сохраняют связь с их первым наброском, но в то же время сильно отклоняются от него — отчасти оттого, что оказываются перемещены в другие обстоятельства, отчасти в силу внутреннего своего развития. И то и другое случилось с Фальстафом. Сообразуясь с духом времени, он решил изменить свою натуру — отказаться от своего «бескорыстия» и «беспечности», от «чистого искусства» веселой жизни и начать наживать деньги. Он надумал распустить свою феодальную банду и пуститься в интриги и спекуляции, оперируя своим знатным именем (своего рода пародия на Дон-Жуана) и искусством притворства:
"Фальстаф теперь не тот: он научился
Расчетливости века своего.
….
Пускай останусь я с одним пажом:
Без вас двоих мы больше сбережем" (I, 3). За эту измену лучшему, что в нем было, он сурово наказан: он потерял всю свою легкость, свой блеск, свое очарование, и все его замыслы заканчиваются позорным провалом.
В превосходной комедии «Виндзорские насмешницы» ее главный герой играет жалкую роль. В сцене I, 1 Фальстаф всего лишь обвинен в дебоширстве, причем отбивается он без особого остроумия. В I, 3, решив перестроиться, он ограничивается пошлыми прибаутками и присказками. В I, 4 он совсем отсутствует, в II, 2 (разговор с Фордом) вял и бесцветен. Нет былой его живости и в III, 3 (первая ловушка с корзиной) и т. д. Лишь в III, 4 (монолог о купанье) мы находим проблески если не фальстафовского остроумия, то хотя бы его краснобайства, так же как и в IV, 5. И это все, В остальной части пьесы Фальстаф, фабульно действуя, как характер почти отсутствует.
Заметим, кстати, что такому же обесцвечению подверглись все компаньоны Фальстафа, особенно Куикли, из лихой хозяйки развеселого постоялого двора ставшая, в соответствии с «духом времени», скучной экономкой чудака доктора и ординарной свахой.
Фальстаф проделал благодаря творческому воображению Шекспира и под пером его удивительный путь метаморфоз: доблестный реформатор и мученик, «хвастливый воин» и седобородый распутник, бог плоти и дух веселья, мудрец и гаер, свободолюбец и распутник, придворный и люмпен-пролетарий, дерзкий авантюрист и осмеянный герой фарса… Но всеми этими метаморфозами жирного рыцаря руководила не одна лишь причудливая и неисчерпаемая фантазия создавшего его поэта, но и некая закономерность.
У шекспирологов старого времени (эпохи романтизма) была склонность выделять в творчестве Шекспира последнее пятилетие XVI века, предшествующее появлению «Гамлета», в особый «фальстафовский» период. Для присвоения целому периоду имени одного образа, прошедшего через два или три произведения на протяжении каких-либо пяти лет (как думали тогда; теперь мы считаем: одного-двух лет), нет серьезных оснований. И тем не менее образ Фальстафа в творчестве Шекспира имеет особый выразительный смысл.
Самый конец XVI века в истории английской культуры носит особый характер. Это начало кризиса ренессансного мировоззрения, вскрытие острых противоречий гуманизма. Образ Фальстафа — это лебединая песнь Шекспира «старой веселой Англии», духу бездумной радости, духу легкой и светлой комедии и раскрытие острых противоречий прежнего беззаботного оптимизма.
Метаморфозы Фальстафа — это метаморфозы в душе Шекспира и в то же время метаморфозы самой Англии. Старая веселая (подчас озорная) шутка кончилась, наступил век Пейджей и Фордов, а вместе с тем век верховного судьи.
В последней сцене комедии Фальстаф говорит: «…смейтесь надо мной, издевайтесь!.. Бейте лежачего… Само невежество топчет меня ногами. Делайте со мной что хотите!»
А. Смирнов
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «ВИНДЗОРСКИХ НАСМЕШНИЦ»
Звездная палата — верховное уголовное судилище, учрежденное в XVI веке; названо так потому, что на потолке зала заседаний суда были изображены звезды.
В присутствии (лат.).
Хранитель актов (лат., искаж.).
Актов (лат., искаж.).
Имеющий герб (лат., искаж.).
…двенадцать серебряных ершей на своем гербе! — В подлиннике другая игра слов, основанная на созвучии: luces — щуки и louses — вши. Биографы пытались связать это место с фактом из биографии юного Шекспира, который, якобы браконьерствуя в лесах сэра Джона Люси, чей заповедник находился неподалеку от Стретфорда, был привлечен за это к суду (или бежал от суда в Лондон). Сейчас эта легенда опровергнута.
Поменьше слов (лат., искаж.).
Ax ты, бенберийский сыр! — Насмешка над худобой Слендера. Бенбери — городок в Оксфордшире, известный изготовлением тощих сыров.
Клянусь этими перчатками, он! — Во времена Шекспира перчатки были предметом большого щегольства, и Слендер из фатовства клянется перчатками, как признаком того, что он следит за модой.
Скарлет и Джон. — Так звали двух товарищей Робин Гуда в старой английской балладе. Scarlet (багровый) — намек на красный нос Бардольфа.
Ты захватил с собой мою книжку загадок? — Здесь имеется в виду сборник «Книга веселых загадок», весьма популярных во времена Шекспира.
Секерсон — кличка медведя, которого часто спускали с цепи и травили в Парижском саду, поблизости от театра «Глобус».
Она, как Гвиана, полна золота и всяческого изобилия. — Намек на рассказы о богатствах Гвианы сэра Уолтера Роли после его экспедиции в Южную Америку, в 1596 году.
Коробка (франц.).
Поторапливайся! (франц.).
Не забыл ли я чего-нибудь? (франц.).
Ах, черт, черт! (франц.).
Ax он, Ирод иудейский! — Намек на чувственность Ирода, отмеченную в библии.
Разве я подала этому фламандскому пьянчуге какой-нибудь повод? — Во времена Шекспира фламандцы считались большими пьяницами.
Сэр Алиса Форд!.. — У англичан и сейчас жена носит сословное звание и имя своего мужа.
…так же далеки друг от друга, как сотый псалом и песенка о зеленых рукавах. — Комический контраст между популярным веселым напевом и священным текстом.
…скорее согласилась бы стать великаншей и лежать под горой Пелионом. — Согласно античному мифу, гиганты, восставшие против богов Олимпа, пытались взобраться на него, «громоздя Оссу на Пелион».
Кабальеро (португал.).
Так, просто для шутки, Брук. — В устах Форда этот псевдоним звучит как синоним: brook значит — ручей, ford — брод.
Здесь у ручья под сенью скал… — Песенка Эванса, находящегося в состоянии тревожного ожидания, построена на эффекте полной спутанности мыслей: тут и начальная строка из стихотворения Марло, говорящая о птичках, поющих мадригалы, и стих из 137 псалма Давида, и отрывок из популярной баллады, и дважды всплывающая ассоциация: shallow — shallow (пустой — Шеллоу).
…кто из вас посмеет сказать, что я не политик, не хитрец, не Макиавелль? — Имя Николло Макиавелли, автора итальянского политического трактата «Государь» (начала XVI в.), уже в шекспировские времена сделалось в Англии нарицательным для обозначения человека, который не останавливается ни перед чем для достижения своих целей.
До сих пор ты следовал за своим господином, а теперь ведешь даму. Что тебе больше нравится?.. — По обычаю того времени, знатные и богатые дамы, отправляясь гулять, брали с собой щегольских пажей, которые шли впереди своих хозяек; мужчин же сопровождал мальчишка, идущий сзади. Должность пажа была почетной, на что указывают слова миссис Пейдж и ответ Робина.
Актеон (греко-римск, миф.) — юноша, во время охоты нечаянно увидевший в лесу купающуюся Диану. Разгневанная богиня обратила его за это в оленя, и его собственные собаки растерзали его.
«Тебя ли я нашел, алмаз небесный!» — Начало одного стихотворения из сборника современного Шекспиру поэта Ф. Сидни «Астрофель и Стелла».
Отсутствует (лат.).
…как три немецких дьявола, три доктора Фауста. — Намек на пьесу современника Шекспира Марло «Доктор Фауст».
Пусть с неба вместо дождя сыплется картошка… — Картофель в те времена считался возбуждающим средством.
Хобгоблин — один из духов английского фольклора, вроде нашего лешего.
Вы падчерицы роковых судьбин… — Имеются в виду дети людей, усыновленные феями.
«Да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает» (франц.) — девиз английского Ордена Подвязки.
А. Смирнов
Шекспир Уильям
Конец - делу венец (2)
Уильям Шекспир
Конец - делу венец
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Король французский.
Герцог флорентийский.
Бертрам, граф Руссильонский.
Лафе, старый вельможа.
Пароль, приближенный Бертрама.
Первый дворянин } соратники Бертрама
Второй дворянин } по Тосканской войне.
Дворецкий графини Руссильонской.
Шут графини Руссильонской.
Паж.
Графиня Руссильонская, мать Бертрама.
Елена, воспитанница графини.
Старая вдова, флорентийка.
Диана, дочь вдовы.
Марианна, соседка и приятельница вдовы.
Французские и флорентийские дворяне,
офицеры, солдаты и проч.
Место действия Франция и Тоскана.
АКТ I
СЦЕНА 1
Руссильон. Комната в замке графини.
Входят Бертрам, графиня Руссильонская, Елена и Лафе,
они в трауре.
Графиня
Разлучаясь с сыном, я как бы вторично хороню супруга.
Бертрам
И я, матушка, покидая вас, заново оплакиваю отца. Но мой долг повиноваться воле его величества короля, тем более что он теперь и опекун мой.
Лафе
Вместо супруга король будет вашим защитником, графиня; вам, граф, он заменит отца. Он, кто всегда так добр, несомненно окажет вам свое особое благоволение: ваши достоинства скорее могли бы встретить доброту там, где ее нет, чем не найти ее там, где она есть в избытке.
Графиня
Каковы надежды на исцеление его величества?
Лафе
Он отказался от врачей, графиня. Своим лечением они заставляли его тратить время на надежды, а результат был лишь тот, что с течением времени он и надежды утратил.
Графиня
(указывая на Елену)
У этой девушки был отец - увы, сколько скорби в слове "был"! - его ученость почти равнялась величию его души. Если бы первая ни в чем не уступала последнему, то он мог бы сделать жизнь вечной и смерти пришлось бы сидеть сложа руки. О, если бы, на счастье монарха, он был еще в живых! Я уверена, что он нанес бы смертельный удар недугу короля.
Лафе
Как звали того, о ком вы говорите, графиня?
Графиня
Он был знаменитым врачом, мессир, и был вполне достоин своей славы. Его звали Жерар Нарбоннский.
Лафе
Да, это был искуснейший врач. Совсем еще недавно государь вспоминал о нем с хвалою и сокрушением. Если бы наука могла противостоять смерти, то он, с его познаниями, был бы жив и посейчас.
Бертрам
А чем же, скажите, болен государь?
Лафе
У него незаживающий свищ.
Бертрам
Я и не слыхивал о такой болезни.
Лафе
Желал бы я, чтобы и никто о ней не слышал. Так эта девушка - дочь Жерара Нарбоннского?
Графиня
Единственное его дитя; и он поручил ее моему попечению. Ее прекрасное воспитание позволяет мне возлагать на нее самые смелые надежды. Унаследованные ею душевные свойства таковы, что придают еще большую цену ее дарованиям. Ибо если хорошими качествами наделен человек дурной, то похвалы им смешаны с сожалением; это добродетели, вводящие в обман. Ее же достоинства подкупают своей естественностью. Она унаследовала чистоту души и усовершенствовала свои добродетели.
Лафе
Ваши похвалы, графиня, вызвали слезы на ее глаза.
Графиня
Слезы - это рассол, в котором лучше всего сохраняются похвалы девушкам. Всякий раз как воспоминание об отце сжимает ей сердце, рука скорби стирает румянец с ее щек. - Полно, Елена, полно, не плачь. Не то еще подумают, что ты больше выказываешь горе, чем чувствуешь его.
Елена
Да, я выказываю горе, но лишь потому, что чувствую его.
Лафе
Сдержанная печаль - дань усопшим, излишняя скорбь - враг живых.
Графиня
Да, живые арендуют со скорбью и, быть может, доводят ее до излишеств, дабы скорей ее умертвить.
Лафе
Как это следует понимать?
Бертрам
Матушка, я жду от вас напутствия.
Графиня
Прими, Бертрам, мое благословенье.
Но только видом - духом будь в отца.
Пускай равно и кровь твоя и доблесть
Тобою управляют. Будь достоин
Высокого рожденья своего.
Будь добр со всеми, доверяй немногим
И ни к кому не будь несправедлив.
Врагов спокойной мощью устрашай,
Не яростью. Друзей храни, как жизнь.
И лучше пусть немым тебя считают,
Чем станут за болтливость порицать.
Да ниспошлет тебе благое небо
Все милости свои. Прощай, мой сын!
(К Лафе.)
Несведущ он в обычаях придворных,
Прошу не отказать ему в советах.
Лафе
Вся опытность моя к его услугам.
Графиня
Пусть небеса его благословят.
Прощай, Бертрам!
(Уходит.)
Бертрам
(Елене)
Чего бы ни пожелали вы для себя, пусть ваши мечты исполнятся. Утешайте мою мать, госпожу вашу, заботьтесь о ней.
Лафе
Прощайте, красавица. Надеюсь, вы окажетесь достойной своего отца.
Бертрам и Лафе уходят.
Елена
Отец!.. Нет, я печалюсь не о нем.
Чужие слезы больше, чем мои,
Приличествуют памяти отцовской.
Каков он был? Его забыла я.
Воображение мое хранит
Одно лицо, одни черты - Бертрама.
Теперь погибну я. Уехал он,
И жизнь ушла. Любить Бертрама - то же,
Что полюбить звезду и возмечтать
О браке с ней, - так он недосягаем.
Его лучи издалека ловлю,
Но не могу взнестись к его орбите.
В своей любви я слишком дерзновенна:
Ведь если лань стремится к льву - ей смерть.
О, боль и радость ежечасных встреч,
Когда могла я на страницах сердца,
Страницах, красоте его открытых,
Запечатлеть и соколиный взор,
И полукружия бровей, и кудри!
Уехал он - и память лишь о нем
Боготворить любви моей осталось...
Но вот один из тех, кто едет с ним,
И рада я ему из-за Бертрама,
Хоть мне известен он как лгун бесстыдный,
Пустейший скоморох и жалкий трус.
Пороки эти так ему к лицу,
Что теплое гнездо себе в нем свили,
Оставив доблесть дрогнуть на ветру.
Ах, часто видим мы, как зябнет ум,
А глупость нежится в тепле и холе.
Входит Пароль.
Пароль
Да хранит вас бог, моя королева.
Елена
И вас, мой король.
Пароль
Я разве король?
Елена
А я разве королева?
Пароль
Вы размышляете? Наверное, о девственности?
Елена
Вот именно. Вы с виду такой бравый воин. Позвольте задать вам один вопрос. Мужчина - враг девственности. Как же нам, девушкам, оборонять ее от врага?
Пароль
Не впускайте его в свою цитадель.
Елена
Но он идет на приступ. А девственность, как бы отважно она ни защищалась, так слаба. Посоветуйте, как нам отбить атаку.
Пароль
Ничто не поможет. Мужчина осадит вашу крепость, подведет подкоп и пробьет брешь.
Елена
Да сохранит господь нашу девственность от этих ужасов! Неужели нет такой военной хитрости, чтобы женщины могли одержать верх?
Пароль
Чем раньше мужчина окажется сверху, тем скорее женщина одержит верх. Не забудьте, что, отбив атаку, вы сами останетесь в накладе. Не в сохранении девственности мудрость природы. Наоборот, потеря девственности приумножает ее достояние: ведь ни одна новая девственница не может появиться на свет без того. чтобы ради этого не была утрачена девственность. То, из чего вы созданы, - это материал для изготовления девиц. Единожды утратив девство, можешь приобрести дюжину девственниц; если же будешь сквалыжничать, то останешься на бобах. Что в ней толку, в девственности? К черту ее!
Елена
И все же я буду оберегать ее от посягательств, пусть даже мне из-за того придется умереть девственницей.
Пароль
Стоит ли оберегать такой пустяк? Это значит идти против самой природы. Восхвалять девственность - все равно что осуждать собственную мать, а это уже просто срам. Девственницы ничем не лучше самоубийц, и их надлежало бы хоронить за церковной оградой как закоренелых преступниц против законов природы. Девственность, подобно сыру, порождает червей, которые разъедают ее; она гибнет, пожирая сама себя. Не говорю уже о том, что девственность отличается сварливостью, высокомерием, ленью, а более всего себялюбием, каковое есть страшнейший из смертных грехов. Что вы носитесь со своей девственностью? Тут и думать нечего: отделаться от нее, и все. И тогда через десять лет у вас будет десять девственниц - процент изрядный. Да и самый капитал от того не станет хуже. К черту девственность!
Елена
Но как сделать, чтобы отдать ее тому, кто ей мил?
Пароль
Сейчас подумаем. Дело, правду сказать, трудное: как девственности может быть мил тот, кому она не по вкусу? А ведь этот товар быстро портится: чем дольше его хранить, тем он меньше стоит. Надо его сбыть, пока на него есть спрос; не упускайте времени. Девственность - это престарелая щеголиха, разряженная в пух и прах, в прическе, каких уже давно не носят: она вертится при дворе, да не ко двору пришлась. Девственность вышла из моды так же, как вышли из моды броши и зубочистки. С возрастом улучшается только вино, но не девичьи щечки. Перезрелая девственность похожа на французскую сушеную грушу: ни вида, ни вкуса. Ей-богу, ни дать ни взять - сушеная груша. Когда-то была она, может, хороша, а нынче - сушеная груша, да и только. На что она годится?
Елена
Оставим это. - Графа при дворе
Ждут тысячи привязанностей новых.
Он будет звать их множеством имен,
Причудливых, любовных, нежных прозвищ,
Нашептанных незрячим Купидоном:
"Владычица", "возлюбленная", "друг",
"Губительница", "госпожа", "царица",
"Изменница", "волшебница", "богиня",
"Снятая гордость", "гордое смиренье",
"Согласье злое", "сладостный разлад",
"Пленительная мука", "упованье"...
И станет он... Ах, кем же станет он?
Храни его господь!.. Но научиться
Нетрудно при дворе... А он такой...
Пароль
Какой?
Елена
Он тот, кому желаю я добра.
Но жаль...
Пароль
Чего вам жаль?
Елена
Жаль, что у наших добрых пожеланий
Нет плоти. Жаль, что нам, низкорожденным,
Позволено не больше чем желать.
О, если бы, облекшись в плоть и кровь,
Помчались пожеланья вслед за другом,
Чтобы ему открыть мечты, которым
Не сбыться никогда!
Входит паж.
Паж
Господин Пароль, граф прислал меня за вами. (Уходит.)
Пароль
Прощай, малютка. При дворе, если только я тебя не забуду, непременно, стану о тебе вспоминать.
Елена
Вы, господин Пароль, родились под звездой милосердия.
Пароль
Я родился под звездой войны, под Марсом.
Елена
Под звездой войны? Несомненно.
Пароль
Почему - несомненно?
Елена
Даже самые незаметные военные светила так высоко стоят над вами, что вы всегда оказываетесь под звездой войны.
Пароль
Я родился под Марсом, когда он был в зените.
Елена
Пожалуй, скорее когда он скрывался за горизонт.
Пароль
Почему?
Елена
На войне вы тоже норовите скрыться от противника.
Пароль
Только по соображениям тактики.
Елена
Когда страх подает свой голос на военном совете, то лучшая тактика бегство. Но сочетание отваги и трусости поистине придает вам крылья, и я с удовольствием наблюдаю птиц вашего полета.
Пароль
У меня дел по горло, и состязаться с тобой в острословии некогда. Погоди, вот вернусь настоящим придворным и смогу просветить тебя насчет кой-чего. Тогда уж ты будешь более податлива и дашь себе вдолбить здравые мысли. Не то, смотри, невежество доведет тебя до погибели и ты так в неблагодарности и помрешь. Прощай. Будет у тебя досуг - читай молитвы, не будет - вспоминай своих дружков. А лучше раздобудь-ка себе супруга и постарайся выжать из него столько же, сколько сможешь дать сама. И на том прощай. (Уходит.)
Елена
Когда помочь себе ты можешь сам,
Зачем взывать с мольбою к небесам?
Нам выбор дан. Те правы, что посмели;
Кто духом слаб, тот не достигнет цели.
Любимый так высок, я так низка,
Взираю на него издалека.
Но большие, чем скромность и величье,
Природа может сочетать различья.
"Несбыточно!" - так говорит лишь тот,
Кто мешкает, колеблется и ждет.
Возможно ль, чтоб любовь не победила,
Когда в ней есть и мужество и сила?
Болезнь монарха... Ошибусь ли я?
Но я решилась. Мысль тверда моя!
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Париж. Зал в королевском дворце.
Трубы. Входят король с письмами в руке и свита.
Король
Сиена и Флоренция в раздоре,
Они воюют с переменным счастьем.
Первый вельможа
Да, государь, прошел об этом слух.
Король
Он достоверен. Нам кузен австрийский
Об этом пишет, сообщая также,
Что флорентийский герцог за поддержкой
Намерен к нам прибегнуть. Добрый друг
Нас предостерегает; видно, хочет,
Чтоб в той просьбе отказали мы.
Первый вельможа
Свою любовь к вам, государь, и мудрость
Он проявлял тик часто, что они
Велят прислушаться к его совету.
Король
Он дал за нас ответ. И флорентийцу
Отказ, еще до полученья просьбы.
Но мы не возбраняем тем дворянам,
Что захотят Тоскане послужить,
Примкнуть к любой из двух сторон враждебных.
Второй вельможа
Да, это может быть отличной школой
Для юношей, мечтающих о битвах,
О ратных подвигах...
Король
Кто к нам явился?
Входят Бертрам, Лафе и Пароль.
Первый вельможа
Бертрам, граф Руссильонский, государь.
Король
Как ты похож, мой мальчик, на отца!
Не поскупилась щедрая природа,
Когда тебя любовно созидала.
Так будь в отца и благородством духа.
Добро пожаловать сюда, в Париж.
Бертрам
Я вашему величеству принес
И преданность мою и благодарность.
Король
Вернуть бы вновь мне силу и здоровье
Тех дней, когда с твоим отцом, два друга,
Отправились мы в первый наш поход.
Он, ученик храбрейших, был знаток
Тогдашнего военного искусства.
Он времени сопротивлялся долго.
Но ведьма-старость подобралась к нам
И силы отняла. Мне так отрадно
О друге вспомнить, о твоем отце.
Любил он в молодости пошутить;
Не то же ль мы и нынче наблюдаем
Средь молодых дворян? Но их остроты,
Отскакивая, ранят их самих,
Поскольку в одеянье благородства
Они облечь насмешку не умеют.
Он резок был, но он не оскорблял,
Был горд, но не бывал высокомерен,
Лишь с равным иногда, в ответ на вызов.
И честь его тогда была часами:
По ним он точно узнавал минуту,
Когда дать слово гневу; и язык
Лишь стрелке тех часов повиновался.
А к низшим относился он как к людям
Иным по должности, но не породе.
Величие свое он к ним склонял,
Их возвышая скромностью своею
И скромность черпая в их похвалах.
Вот муж - для наших юношей пример.
Сравнив его с собой, они бы знали,
Как сыновьям далеко до отцов.
Бертрам
Воспоминанья ваши, государь,
Щедрей, чем надпись на могильном камне.
И строки эпитафии бледнеют
Перед хвалой монарха.
Король
О, если бы и я был там, где он!
Он говорил (я слышу как сейчас
Его слова; он не бросался ими,
Но сеял семена, чтоб дали всходы):
"Пусть я не доживу... - так начинал он
Задумчиво в конце веселых пиршеств,
Пусть я не доживу до тех времен,
Когда сгорит в моей лампаде масло.
Зачем мне жить посмешищем для юных,
Которые чтут только новизну,
Беседуют лишь о покрое платья,
Меняют мненья чаще, чем наряды".
Такой судьбы хотел он для себя,
И я, вослед за ним, хочу того же.
Раз я уже ни меда и ни воска
Для улья своего не приношу
Пора уйти и место уступить
Другим рабочим пчелам.
Второй вельможа
Государь,
Вас любят все. И кто молчит об этом
Сильней других потерю ощутит.
Король
Напрасно занимаю я престол.
Скажите, граф, давно ли умер врач,
Что вашего отца лечил когда-то?
Он так молвой прославлен.
Бертрам
Государь,
Тому полгода, как скончался он.
Король
Будь жив он, я к нему бы обратился.
Граф, я на вашу руку обопрусь.
А эти лекари своим леченьем
Измучили меня. Пускай теперь
Болезнь с природой спорят без помехи.
Я рад нам, граф. Вы для меня отныне
Как сын.
Бертрам
Благодарю вас, государь.
Трубы. Все уходят.
СЦЕНА 3
Руссильон. Комната в замке графини.
Входят графиня, дворецкий и шут.
Графиня
(дворецкому)
Теперь я могу вас выслушать. Что вы намереваетесь сказать мне об этой девушке?
Дворецкий
Ах, если бы усердие, с которым я стараюсь угадать желания вашей светлости, значилось уже в перечне моих былых заслуг! Ведь распространяясь о чистоте своих побуждений, мы заставляем в ней усомниться и грешим против скромности.
Графиня
(замечая шута)
Зачем здесь этот плут? Ступай вон. Счастье твое, что я верю не всем жалобам на тебя, - почему что скучно в них разбираться. Мне-то известно, что ты достаточно глуп, чтобы решиться на любую пакость, и достаточно хитер, чтобы выпутаться из нее.
Шут
Ваша светлость знает, что я бедняк.
Графиня
Ну хорошо, хорошо.
Шут
Не так уж это хорошо, что я бедняк, хотя многих богачей и ждет преисподняя. Но если бы ваша светлость позволили мне жениться, то мы с моей невестой Изабеллой уж как-нибудь да свели концы с концами.
Графиня
Ты что же, хочешь стать вовсе нищим?
Шут
Неужели я уйду от вас вовсе ни с чем?
Графиня
В каком смысле?
Шут
В смысле Изабеллы. Служба хорошо, а счастье лучше. И сдается мне, что не будет у меня счастья, пока не будет потомства. Ведь, как говорится, дети - благословение божие.
Графиня
Так, значит, тебя тянет жениться?
Шут
Ваша светлость, этого требует мое бренное тело. Плоть тянет меня, а уж если дьявол тянет - плачешь, да идешь.
Графиня
И это единственная причина?
Шут
Клянусь вашей светлости, есть и другие, притом самые благочестивые.
Графиня
А можно о них узнать?
Шут
Я грешил, как и вы, ваша светлость, как всякий, кто создан из плоти. А уж если я женюсь, то, конечно, стану каяться.
Графиня
Каяться, что женился, но не каяться в грехах.
Шут
Кроме того, у меня нет друзей. И я надеюсь приобрести их через жену.
Графиня
Такие друзья - твои враги, шут.
Шут
Вы плохо разбираетесь, ваша светлость, в том, что такое настоящие друзья. Эта молодцы будут выполнять за меня работу, которая мне наскучила. Тот, кто возделывает мое поле, бережет мою рабочую скотинку, а урожай-то все равно достается мне. Если я для него рогоносец, то он для меня - батрак. Жена - плоть и кровь моя. Кто ублажает мою жену, ублажает мою плоть и кровь; кто ублажает мою плоть и кровь, тот любит мою плоть и кровь; кто любит мою плоть и кровь, тот мне друг; следственно, тот, кто обнимается с моей женой, - мой друг. Если бы люди были согласны оставаться тем, что они есть на самом деле, им нечего было бы опасаться женитьбы. Ибо если даже у молодого пуританина Чарбона и у старого паписта Пойзама мозги устроены совсем по-разному в смысле религии, то лбы у них украшены одинаково и бодаться друг с другом они могут ни дать ни взять, как два барана.
Графиня
Ты, видно, так навсегда и останешься сквернословом и клеветником?
Шут
Пророком, ваша светлость. Послушайте истину из моих уст.
(Поет.)
Судьба воистину щедра,
Воистину блага:
Уж если даст кому жену,
Добавит и рога.
Графиня
Поди-ка, милейший, вон. Я еще с тобой поговорю.
Дворецкий
Не угодно ли вашей светлости приказать, чтобы он позвал к вам Елену? Речь моя будет о ней.
Графиня
(шуту)
Поди скажи моей воспитаннице, что мне надо с ней побеседовать. Ты понял, я имею в виду Елену.
Шут
(поет)
Она промолвила, вздохнув:
"Я правду вам открою.
Из-за Елениной красы
Сгубили греки Трою".
Ах, стыд и срам!
Ах, стыд и срам!
Ах, бедный, бедный царь Приам!
"У жен, - прибавила она,
Прескверные повадки:
На девять дряней лишь одна
Благопристойна и скромна,
Не дрянь - одна в десятке".
Графиня
Как! Только одна в десятке? Ты исковеркал песню, шут!
Шут
Разве что исправил, ваша светлость: подумайте, все-таки одна порядочная в десятке. Хоть бы господь посылал нам каждый год такой урожай! Будь я священником, я не стал бы жаловаться на такую жено-десятину. Одна из десяти! Да ведь если бы всякий раз, когда появляется комета или случается землетрясение, на свет рождалось по одной порядочной женщине, - и то у мужчин были бы какие-то виды на выигрыш в лотерее. Пока что мужчина раньше протянет ноги, чем вытянет счастливый жребий.
Графиня
Иди-ка, иди, любезный, да исполни то, что я тебе приказала.
Шут
Итак, ничего не поделаешь, - мужчина должен выполнять приказания женщины. Ничего не поделаешь, - служба не пуританка, и придется ей натянуть белый стихарь смирения на черную рясу строптивости. Иду, спешу. Стало быть, требуется послать сюда Елену. (Уходит.)
Графиня
Так что же?
Дворецкий
Я знаю, ваша светлость, как горячо вы любите свою воспитанницу.
Графиня
Да, это правда. Отец Елены поручил ее моим заботам. К тому же она и заслуживает самой нежной любви. Она достойна большего, чем получает, и получит больше, чем потребует.
Дворецкий
Ваша светлость, случилось мне на днях войти в зал, где была Елена, но она меня не приметила. Думая, что она одна, она разговаривала сама с собой. Могу поручиться, что ни к кому другому она не обращалась. Она говорила о своей любви к нашему сыну. "Фортуна, - воскликнула она, - ты не богиня, если не можешь преодолеть различия между его и моим положением! Купидон, ты не бог, если властвуешь только там, где люди равны друг другу! Диана, ты не царица девственниц, если можешь допустить, чтобы бедная воительница из твоего воинства была захвачена в плен при первой же стычке и не была ни отбита, ни выкуплена. И в словах ее была такая скорбь, такая горечь, каких я не мог ожидать от юной девушки. И я почел своим долгом уведомить вас об этом, ибо вам следует все знать, - как бы не случилось какого несчастья.
Графиня
И вы хорошо поступили. Держите это в тайне. Я по многим признакам давно уже обо всем догадывалась, но чаши весов колебались, и я не знала - верить или не верить. Прошу вас, оставьте меня. Итак, никому ни слова; благодарю за вашу преданность. Я еще вернусь к этому разговору.
Дворецкий уходит.
Графиня
Я и сама все эго испытала.
Ведь розе юности шипы любви
Даны земной природой изначала:
Кипит в нас кровь, и страсть кипит в крови.
Противиться любви в младые годы
То значило б восстать против природы.
И мы грешили в наши дни, любя,
Но не считали грешными себя.
Входит Елена.
Ее недуг в глазах ее читаю.
Елена
Что приказать изволит ваша светлость?
Графиня
Дитя, ты знаешь, что тебе я мать?
Елена
О госпожа!
Графиня
Не госпожа, а мать.
Зачем тебя пугает это слово?
Ты вздрогнула, его услышав, будто
Увидела змею. Но почему?
Хочу тебя я числить между теми,
Кто мной рожден; тебе я, значит, мать.
Родство по выбору не уступает
Родству по крови. Можно ведь навек
Привить к стволу чужой ему побег.
Хоть мне ты не дала мук материнства,
По-матерински я тебя люблю...
Но что с тобой? Как будто слово "мать"
В тебе оледенило кровь. Я вижу,
Что радуга, предвестница дождя,
Уже блеснула на твоих ресницах.
Из-за чего же плачешь ты, скажи?
Из-за того, что дочь мне?
Елена
Что не дочь.
Графиня
Тебе я мать.
Елена
Простите, ваша светлость,
Граф Руссильон не может быть мне братом.
Я незнатна, мои безвестны предки,
Его же род высок, в веках прославлен.
Он добрый повелитель мой; а я
Его служанка; вот судьба моя,
Нет-нет, не брат он мне!
Графиня
И я не мать?
Елена
Вы? Нет, вы мать. О, если б можно было
Вам быть мне матерью, но без того,
Чтобы ваш сын мне приходился братом!
Могу ли стать вам дочерью родной,
Но так, чтобы не быть ему сестрой?
Графиня
Да, ты могла бы стать моей невесткой.
Не это ли имеешь ты в виду?
О боже, как тебе все эти речи
Волнуют кровь. Ты побледнела снова.
Моя тревога, значит, разгадала
Твою любовь. Теперь понятно мне
Твое пристрастие к уединенью,
И вижу я источник слез твоих.
Мне ясно все: ты влюблена в Бертрама.
Не отрицай: когда призналось сердце,
То незачем притворствовать устам.
Итак, скажи мне правду. Тайну эту
Твои глаза и щеки выдают,
И лишь язык еще грешит упрямством.
Скажи, ведь это правда? Если правда,
То нелегко такой клубок распутать.
А если я ошиблась, - поклянись,
Но, чтобы небеса тебе послали
Во мне помогу, ты должна открыть
Всю истину.
Елена
Простите, ваша светлость.
Графиня
Ты любишь сына моего, Елена?
Елена
Простите, госпожа.
Графиня
Его ты любишь?
Елена
А разве вы не любите его?
Графиня
Оставь. Моя любовь - любовь по крови,
Ее нельзя оспорить. Ну, смелей,
Поверь мне тайну чувства своего,
Которую ты скрыть уже не в силах.
Елена
Да будет так. И, преклонив колени,
Я признаюсь пред богом и пред вами,
Что больше вас и первым после бога
Бертрама я люблю.
Хотя мой род и небогат, - он честен.
Так и моя любовь. И оскорбить
Того, кто мной любим, она не может.
Назойливо преследовать его
Я не пыталась. Ждать любви ответной
Не стану я, пока не заслужу;
А чем мне заслужить ее - не знаю.
Люблю его напрасно, без надежды:
Неиссякающий поток любви
Лью в решето, его не наполняя.
Я, как индеец, поклоняюсь солнцу,
Которое, взирая с высоты,
Меня не замечает. Госпожа,
Вы вправе гневаться, что я посмела
Того же полюбить, кто дорог нам.
Но если вас, чья благостная старость
О юности свидетельствует чистой,
Сжигал когда-то пламень тех же чувств
Стыдливость и томленье, страсть и нежность
И если иногда была для вас
С Венерою тождественна Диана,
Вы сжалитесь над той, кому в удел
Дано мучительное наслажденье:
Дарить, не получая возмещенья;
Над той, пред кем один лишь путь открыт:
Там жизнь искать, откуда смерть грозит.
Графиня
Скажи мне откровенно, - ты решилась
Отправиться в Париж?
Елена
Да, госпожа.
Графиня
А для чего? Будь искренна со мною.
Елена
Я буду с вами искренна - клянусь!
Вы знаете - отец мне завещал
Немало чудодейственных рецептов,
Которые для блага всех людей
Открыл он знаньем, опытом проверил.
Он мне велел их бережно хранить
Как средства, чья целительная сила
Намного превосходит их известность.
Меж них испытанное есть лекарство
И от того смертельного недуга,
Который убивает короля.
Графиня
И только потому - скажи мне правду
Ты собралась в Париж?
Елена
Ваш сын меня о том заставил вспомнить.
Не то Париж, король и врачеванье
Мне, верно, и на ум бы не пришли.
Графиня
Но все ли ты обдумала, Елена?
А вдруг тобой предложенную помощь
Король отвергнет? Он в одном как будто
С врачами согласился - что они
Его не в состоянье излечить.
Как неученой девушке поверят,
Когда наука, истощив все средства,
Давно уж отказалась от борьбы?
Елена
Предчувствие мне большая порука,
Чем все познанья моего отца
А он из всех врачей был величайшим,
Что средство, им завещанное мне,
Благословят счастливые созвездья.
И если ваша светлость мне позволит,
Своей ненужной жизнью поручась,
Пообещаю исцелить монарха
В назначенный им день.
Графиня
Ты в это веришь?
Елена
Я это знаю.
Графиня
Что же, если так,
Тебя, Елена, отпущу с любовью
И денег дам тебе и провожатых.
Ты отвезешь поклон моим друзьям.
А я останусь за тебя молиться.
Твоим намереньям помочь я рада
Всем, чем могу. И завтра поутру
Отправиться должна ты ко двору.
Уходят.
АКТ II
СЦЕНА 1
Париж. Зал в королевском дворце.
Трубы. Входят король в сопровождении двух молодых дворян,
отправляющихся во Флоренцию, Бертрам, Пароль и свита.
Король
(прощаясь с отъезжающими дворянами)
Прощай, мой юный рыцарь. Не забудь,
Что я сказал про воинский обычай.
Прощай и ты. - Прошу вас разделить
Советы, мною данные, меж вами.
От дележа мой дар не уменьшится.
Первый дворянин
Мы, государь, надеемся найти
Вас в добром здравии, когда вернемся,
Обогатившись опытом войны.
Король
Нет, не бывать тому, хотя душа
Мириться с безнадежностью не хочет.
Итак, прощайте, юноши мои!
Умру я или нет, не забывайте,
Что вы потомки доблестных французов.
И пусть Италия, которой Рим
Упадок лишь в наследие оставил,
Увидит, что французские дворяне
Явились не заигрывать со славой,
Но с нею обвенчаться. И когда
Храбрейшие отступят, стойте твердо.
И прогремит о вас молва. Прощайте.
Второй дворянин
Желаю вам здоровья, государь.
Король
Смотрите, опасайтесь итальянок.
Как говорят, на просьбу итальянки
Француз досель не отвечал отказом;
Так до войны не попадитесь в плен.
Первый и второй дворяне
(вместе)
Советы ваши в сердце сохраним.
Король
Итак, прощайте!
(Слугам.)
Помогите мне.
Король и свита отходят в глубину сцены.
Король опускается на ложе.
Первый дворянин
(Бертраму)
Как жаль нам, граф, что едем мы без вас.
Пароль
Не по его вине: ведь он храбрец!
Второй дворянин
Война! Вот счастье!
Пароль
Счастья нету выше!
Уж я, поверьте, всласть повоевал.
Бертрам
Со мною нянчатся, мной помыкают:
"Ты слишком молод!", "Позже!", "Через год!"
Пароль
Уж если так приспичило, сынок,
Чего бояться, удери без спросу.
Бертрам
Лощить полы я должен башмаками
И гарцевать среди придворных юбок,
А там пока всю славу расхватают,
И шпаги будут годны лишь для танцев.
О нет! Клянусь, я убегу тайком.
Первый дворянин
Такое бегство - подвиг.
Пароль
Граф, решайтесь.
Второй дворянин
Рассчитывайте на меня во всем.
Прощайте.
Бертрам
В нашей дружбе мы срослись;
Разлука разрывает нас на части.
Первый дворянин
(Паролю)
Капитан, прощайте.
Второй дворянин
Прощайте, любезнейший господин Пароль.
Пароль
Доблестные герои, ваши шпаги сродни моему мечу. Вы благородные и блестящие удальцы, словом - благородный металл! В Спинийском полку вы найдете некоего капитана Спурио; у него на левой щеке шрам, зарубка войны, сделанная вот этим самым мечом. Передайте ему, что я жив, и намотайте себе на ус все, что он обо мне порасскажет.
Второй дворянин
Непременно, доблестный капитан.
Пароль
Пусть Марс примет вас в число своих любимчиков.
Дворяне уходят.
Пароль
Что же вы собираетесь делать?
Король поднимается с ложа.
Бертрам
Тсс!.. Король...
Пароль
Вам бы не мешало проститься с этими господами более пространно и торжественно. Вы ограничились довольно холодным прощанием, а надо бы употребить побольше красноречия. Ведь они - самоновейшие побрякушки, которые Время прицепило к своему колпаку. Они задают тон и определяют, как надо ходить, есть и разговаривать, причем следуют предначертаниям надежнейших из небесных светил. И если даже сам дьявол управляет Этой музыкой, все равно надо плясать под их дудку. А потому догоните-ка их и проститесь с ними покудрявее.
Бертрам
Ну что ж, пожалуй.
Пароль
Они молодцы хоть куда и, сдается мне, будут славными вояками.
Бертрам и Пароль уходят.
Король выходит на авансцену. Входит Лафе.
Лафе
(преклоняя колени)
Прощенье, добрый государь! И мне
И моему известью!
Король
Встань с колен,
И это будет выкуп за прощенье.
Лафе
(вставая)
Итак, я за прощенье внес вам выкуп.
О, если б, государь, могли и вы
С такой же легкостью стать на колени
И встать с колен по моему приказу!
Король
Ах, если бы! Тогда б я с плеч твоих
Снес голову и попросил прощенья.
Лaфе
И я безропотно бы это снес.
Но, добрый государь, вот речь о чем:
Угодно ль вам с недугом распрощаться?
Король
Нет.
Лафе
Как! Виноград лисице неугоден?
Ну, этот виноград угоден будет,
Лишь бы достался царственной лисе!
Я лекаря такого раздобыл,
Который может в камень жизнь вдохнуть,
Скалу расшевелить и вас заставить,
Мой добрый государь, пуститься в пляс.
Довольно одного прикосновенья
Того врача, чтобы король Пипин
Восстал из гроба, чтобы Карл Великий
Вновь взял перо и написал бы ей
Любовное признанье.
Король
Ей? Кому же?
Лафе
Да дело в том, что этот врач - она.
Она предстанет здесь, лишь позовите.
Нет, шутки в сторону, клянусь вам честью;
Я познакомился с одной особой
И так был удивлен и ней сочетаньем
Девичьей прелести, и красноречья,
И твердости, и знаний, и ума,
Что не виню себя за легковерье.
Угодно ль вам (она об этом просит)
Ее принять, а там уж надо мною
И посмеяться?
Король
Что ж, Лафе мой добрый,
Позволь нам поглядеть на это диво,
Чтоб мы с тобой делили удивленье
Или рассеяли его, дивясь,
Что ты так удивлен.
Лафе
Да будет так.
Откладывать на завтра мы не станем.
(Уходит.)
Король
Он так всегда: большие предисловья
К ничтожным пустякам.
Возвращается Лафе с Еленой.
Лафе
(Елене)
Прошу сюда.
Король
Его усердие летит на крыльях!
Лафе
Пожалуйте сюда.
Вот государь. Ему все расскажите.
Вы смущены, как будто бы повинны
В крамоле; но крамольников таких
Король не опасается. А я
Оставлю вас наедине - как сводник.
(Уходит.)
Король
Красавица, я слышал, что у вас
Есть дело к нам.
Елена
Да, добрый государь.
Отец мой был искусный врачеватель
Жерар Нарбоннский.
Король
Я его знавал.
Елена
И, значит, мне не надо тратить слов,
Чтоб восхвалять его. На смертном ложе
Он передал мне разные лекарства;
Одно из них - венец его искусства
И опыта его ценнейший перл
Велел хранить он как зеницу ока.
И я храню. Недавно я узнала
О том, что вас терзает, государь,
Мучительный недуг, недуг тот самый,
Который может быть излечен средством,
Оставленным мне в дар моим отцом.
И я пришла смиренно предложить
Лекарство это и свои услуги.
Король
Благодарю, красавица. Но как
Поверить я могу в выздоровленье,
Когда ученейшие доктора,
Мудрейшие светила медицины
Признали, что наука здесь бессильна?
Прилично ль нам рассудок наш унизить,
Бессмысленной надеждой обольстясь,
И наш недуг отдать на поруганье
Слепому знахарству? Величье наше
Нам подает единственный совет:
Отвергнуть помощь, раз в ней смысла нет
Елена
Своих услуг навязывать не смею.
Так пусть я буду вознаграждена
Сознанием исполненного долга.
О, если б я могла уйти и думать,
Что вспомнит государь меня добром!
Король
Каким же был бы я неблагодарным,
Когда бы в этой просьбе отказал.
Благодарю за то, что ты хотела
Вновь жизнь вдохнуть в мертвеющее тело.
Не знаешь ты того, что знаю я:
Близка, неотвратима смерть моя.
Елена
Раз вы уже не верите в спасенье,
То принесет ли вред мое леченье?
Пусть я слаба; но часто небеса
Творят руками слабых чудеса.
Ведь если провиденье соизволит,
Уста младенцев истину глаголят.
Порой из маленького ручейка
Рождается могучая река;
Порою же и море высыхает,
Когда владыкам веры не хватает.
Бывает, что ошибочен расчет,
А там, где нет надежд, - спасенье ждет.
Король
О нет, дитя. Напрасные старанья!
Благодарю тебя за состраданье.
Лишь этим я могу тебе воздать.
Елена
Не отвергайте божью благодать!
Желаем мы все взвесить, все измерить,
Когда творец повелевает верить,
И то, чем мы обязаны ему,
Хотим людскому приписать уму.
Быть может, оттолкнув мое усердье,
Вы оскорбите божье милосердье.
Не самозванка я, я вам не лгу,
Не обещаю больше, чем могу.
Я верю твердо, нет в душе сомненья:
Бальзам целебен, ждет вас исцеленье!
Король
Так веришь ты? И страждущую плоть
Когда ж излечишь?
Елена
Если даст господь,
То ранее, чем колесница Феба
Двукратно пересечь успеет небо,
И раньше, чем вечерняя звезда
Двукратно в сумрак канет без следа.
Лишь склянка кормчего перевернется
Двадцать четыре раза, - как вольется
Здоровье в вас и вы поймете вдруг.
Что жизнь воскресла, умер злой недуг.
Король
А если лживо это обещанье?
Елена
Тогда снесу любое наказанье:
Пусть на меня падут позор и стыд,
Пусть в песнях непристойных заклеймит
Меня народ как шлюху, ведьму, лгунью,
Пусть казнь меня постигнет, как колдунью.
Король
Ужели правда, что твои слова
Внушение благого божества?
И то, что ум людской счел безнадежным,
Верховный разум признает возможным?
Дитя, ты жизнью дорожить должна;
Все лучшее дала тебе она.
Есть у тебя все мыслимые блага:
Ум, красота, и юность, и отвага.
И ты рискуешь всем! Одно из двух:
Иль ты мудра, или в тебе злой дух!
Что ж, милый врач, лечи! И будь что будет,
Но смерть моя тебя на смерть осудит.
Елена
Коль в должный срок я вас не излечу,
Да буду отдана я палачу,
Но если принесу вам исцеленье,
Какое ждет меня вознагражденье?
Король
Проси - получишь дар любой.
Елена
Любой?
Король
Клянусь своей короной и душой.
Елена
Тогда в награду за мои услуги,
Кого скажу, посватай мне в супруги.
Свой низкий род связать я б не могла
С побегами монаршего ствола
И не дерзну, поймав тебя на слове,
Просить о принце королевской крови,
Но из своих вассалов мне в мужья
Отдай того, кого назначу я.
Король
Что ж, вот моя рука. Твое желанье
Исполню я, сдержи лишь обещанье.
Тебе вполне я вверился, мой врач;
Сама, что нужно, прикажи, назначь.
Испытывать тебя я мог бы дольше,
Но больше знать - не значит верить больше.
Кто ты, зачем, откуда держишь путь
Не все ль равно? Благословенна будь!
(Свите.)
Пойдемте.
(Елене.)
Нанеси удар недугу
И я воздам услугой за услугу.
Уходят.
СЦЕНА 2
Руссильон. Комната в графском замке.
Входят графиня и шут.
Графиня
Продолжай, любезный; посмотрим, каково-то ты воспитан.
Шут
Каково у вас питание, таково и воспитание. Но я-то лучше откормлен, чем выучен. А значит, я только на то и гожусь, чтобы меня отправили к королевскому двору.
Графиня
"К королевскому двору"! Если о нем ты говоришь с таким презреньем, то где же ты мог бы ужиться? Скажи на милость, "к королевскому двору"!
Шут
По чести, ваша светлость, если господь бог одарил кого учтивостью, тот при дворе и уживется и наживется. А ежели у тебя нет уменья шаркать ножкой, посылать воздушные поцелуи, болтать вздор и с вывертом снимать шляпу, то ты там останешься без сапог, без рук, без языка, да и без шляпы. Нет, такому молодцу, верно вам говорю, при дворе делать нечего. А я не пропаду, я-то знаю одно словцо, которое может служить ответом на любой вопрос.
Графиня
Неужели? Какой же должен быть ответ, чтобы годился для всякого вопроса?
Шут
Да уж вроде как стул брадобрея, который впору любому заду. На нем умещается и острозадый, и плоскозадый, и толстозадый, и какой-хотите-задый.
Графиня
Так твой ответ подходит ко всякому вопросу?
Шут
Так же подходит, как взятка - стряпчему, как дурная болезнь расфуфыренной потаскушке, как тростниковое колечко Тибби - указательному пальцу Томми, как блин - масленице, как танец моррис - майскому празднику, как гвоздь - к своей дыре, как рога - рогоносцу, как сварливая баба драчливому мужику, как монашкины губы - к поповскому рту и как к колбасной кишке ее начинка.
Графиня
Так, стало быть, у тебя есть ответ на всякий вопрос?
Шут
На любой вопрос, кто б его ни задал - от вельможи до стражника.
Графиня
Но если это ответ на все вопросы, то какого же исполинского размера он должен быть!
Шут
Да ничуть; если бы ученые высказались на этот счет, они признали бы, что это сущик пустяк. Сейчас вы получите его в наиполнейшем виде. Спросите-ка меня: "Вы придворный?" Вам тоже полезно поучиться.
Графиня
Став для этого снова молодой? Ах, если бы это было возможно. Я задам тебе дурацкий вопрос в надежде поумнеть от твоего ответа. Скажите, пожалуйста, сударь, вы придворный?
Шут
Ах боже мой, сударь! - Чего проще? Вот я от вас и отделался. Валяйте, валяйте, хоть сотню таких вопросов.
Графиня
Сударь, знаете ли вы, что я смиренный ваш друг и люблю вас?
Шут
Ах боже мой, сударь! - Похлеще, похлеще, не щадите меня.
Графиня
Я полагаю, сударь, вы не станете есть столь грубую пищу?
Шут
Ах боже мой, сударь! - Ну, задавайте же вопросы потруднее, не стесняйтесь.
Графиня
Вас, сударь, кажется, недавно высекли?
Шут
Ах боже мой, сударь! - Похлеще, не щадите меня.
Графиня
Значит, во время порки ты кричишь: "Ах боже мой!" и "Похлеще, не щадите меня!" Поистине твое "Ах боже мой" очень подходит к порке. Если случится, что тебя высекут, твой ответ подойдет к порке как нельзя лучше.
Шут
Впервые в жизни у меня вышла осечка с моим "Ах боже мой, сударь!" Как видно, вещь может служить долго, но не может служить всегда.
Графиня
Я слишком щедро расточаю время
На балагурство со своим шутом.
Шут
"Ах боже мой!" - ответ мой снова к месту.
Графиня
Ну, хватит. К делу. Вот письмо Елене.
Пусть тотчас же ответит мне она.
Да кланяйся моим родным и сыну.
Немного это.
Шут
Кланяться немного?
Графиня
Немного поручила я тебе,
Ты понял ли?
Шут
Как не понять? Все понял.
Сейчас же ноги в руки и - бегом.
Графиня
И сразу же назад.
Уходят.
СЦЕНА 3
Париж. Зал в королевском дворце.
Входят Бертрам, Лафе и Пароль.
Лафе
А говорят, что время чудес миновало! У нас развелись философы, которые все сверхъестественное и загадочное объявляют простым и обыденным. А из этого проистекает, что мы отгораживаемся мнимым знанием от мира и потрясающие явления считаем пустяками, тогда как следовало бы испытывать священный ужас.
Пароль
Вот-вот. Это самое удивительное из чудес, какие только случались в наше время.
Бертрам
Да, бесспорно.
Лафе
Подумать, что от него отказались знаменитейшие врачи...
Пароль
Я о том и говорю: последователи и Галена и Парацельса.
Лафе
...ученейшие светила медицины...
Пароль
Верно. Я это и говорю.
Лафе
...признав его неизлечимым...
Пароль
Вот именно. И я это говорю.
Лафе
...безнадежным...
Пароль
Совершенно правильно. Приговоренным... мм...
Лафе
...к верной смерти.
Пароль
Вы справедливо заметили. Я так и собирался сказать.
Лафе
Смело могу утверждать: это нечто небывалое!
Пароль
Так оно и есть. Я еще видел такое представление... Как бишь оно называется... мм...
Лафе
Мы получили представление о том, как небесное могущество проявляется в земном существе.
Пароль
Вот это самое я и собирался сказать. Именно это.
Лафе
Ведь он теперь прыгает от радости, как дельфин на волнах, - да не упрекнут меня в непочтительности.
Пароль
Нет, это просто удивительно. Тут нечего и размазывать - удивительно, да и только. Лишь тот, в ком нет ни стыда, ни совести, не признает, что здесь видна... мм...
Лафе
Десница божья.
Пароль
Ну да, это я и говорю.
Лафе
Подумать, что в столь слабом...
Пароль
...и хрупком создании воплотилась великая сила, великая мощь, каковая не только излечила короля, но и пробудила в нас сверх того... мм...
Лафе
Чувство благодарности.
Пароль
Именно это я и хотел заметить. Метко сказано. - Но вот и король.
Входят король, Елена и свита.
Лафе
"Lustick!" {"Веселье, радость!" (Голланд.)} - как сказал бы голландец. Теперь я буду вовсю ухаживать за девушками, пока у меня во рту будет хоть один зуб. Королю, видать, даже в танце с ней пройтись, так и то впору.
Пароль
Mort du vinaigre! {Одна из форм божбы, дословно - "Смерть от уксуса!" (Франц.)} Да ведь это Елена!
Лафе
Бог свидетель, это она.
Король
Созвать немедля всех моих дворян.
Один из придворных уходит.
Пусть рядом с исцеленным врач мой сядет.
Клянусь вторично этою рукой,
Которой ты чувствительность вернула,
Получишь дар, желаемый тобою,
Лишь назови его.
Входят молодые дворяне.
Красавица, взгляни на цвет дворянства,
На юношей отважных, благородных,
Которым я монарх и опекун.
Бери себе в мужья из них любого
И ни один не возразит ни слова.
Елена
(молодым дворянам)
Пускай любовь позволит вам самим
Избрать невест прекрасных и достойных,
Но одному судьбу назначу я.
Лафе
Я отдал бы коня со всею сбруей,
Чтоб средь мальчишек этих оказаться,
Чтоб у меня зубов был полон рот
И молодой пушок на подбородке.
Король
(Елене)
Все - отпрыски стариннейших родов.
Елена
О рыцари!
Мне бог позволил исцелить монарха.
Дворяне
Благословен творец, тебя пославший.
Елена
Я только девушка простого званья,
И все мое богатство лишь в одном:
Что девушкой могу себя назвать я...
Нет, государь, прости, я откажусь!..
Мне шепчут щеки, заливаясь краской:
Мы оттого краснеем, что решилась
Ты выбирать; когда ж отказ ты встретишь,
Зальемся смертной бледностью навек".
Король
Нет, выбирай! Ответивший отказом
Сердца обоих нас отвергнет разом.
Елена
Союз со мной, Диана, разорви!
Служу отныне божеству любви.
(Подходя к первому дворянину.)
Кто ж мой избранник? Рвусь к нему незримо.
Первый дворянин
Я рад быть им.
Елена
Благодарю. Но - мимо.
Первый дворянин отступает с поклоном.
Лафе
Быть на его месте немногим приятнее, чем поставить на кон свою жизнь и выбросить на двух костях два очка.
Елена
(подходя ко второму дворянину)
Ваш взор так горделив и так суров,
Что я ответ читаю в нем без слов.
Меня любить я вас не приневолю.
Пусть лучшее вам выпадет на долю.
Второй дворянин
Вы - лучшая!
Елена
Желаю вам найти
Достойнее, а нам - не по пути.
Второй дворянин отступает с поклоном.
Лафе
Что ж, они так-таки и отступятся от нее? Будь эти молодцы моими сыновьями, я бы их высек или отправил к туркам, чтобы те взяли их к себе евнухами.
Елена
(подходя к третьему дворянину)
Не бойтесь, вам не предложу я руку;
Вам не придется отвергать докуку.
Пусть небеса ваш брак благословят
С женой прекраснее, чем я, стократ.
Третий дворянин отступает с поклоном.
Лафе
Да эти мальчишки сделаны изо льда! Так легко отказываться от нее! Не иначе, как матери прижили их от англичан: у французов ни может быть таких сыновей.
Елена
(подходя к четвертому дворянину)
Вы юны, счастливы, добры, - и все же
Я не взойду женою к вам на ложе.
Четвертый дворянин
Но почему, красавица, скажи!
Лафе
Все-таки нашлась во Франции виноградная гроздь! Видно, что хоть твой отец не был трезвенником. Впрочем, мне хорошо известно, ты - набитый дурак, это так же верно, как то, что мне не четырнадцать лет.
Елена
(подходя к Бертраму)
Боюсь сказать, что вас я выбираю,
Но и себя и все, чем обладаю,
Вручаю вам. - Вот он, избранник мой!
Король
Итак, Бертрам, она твоя жена.
Бертрам
Моя жена? Молю вас, государь,
Позвольте поступить мне в этом деле
По разуменью моему.
Король
Бертрам,
Ты знаешь ли, чем я обязан ей?
Бертрам
Я знаю, государь, но почему
На ней жениться должен я - не знаю.
Король
Со смертного одра я поднят ею.
Бертрам
Но если, государь, вы поднялись,
То нужно ли ронять меня за это?
Я с ней знаком, она росла у нас.
Дочь лекаря моей женою станет?
Бесчестье н позор!
Король
Гнушаешься ты низким ее званьем?
Но я могу ее возвысить. Странно,
Что принято людей ценить по крови.
Ведь если нашу кровь налить в сосуд,
Ни теплотой, ни густотой, ни цветом
Одну не отличите от другой.
Вот девушка, она полна достоинств,
Но ты "дочь лекаря" в ней презираешь.
Ты имя ценишь, не дела. Напрасно!
Кто подвигом себя прославить смог,
Пусть низок родом, духом он высок.
А кто гордится пышностью убранства
Да званьем, тот раздут водянкой чванства.
Под именем любым зло будет злом,
Как и добро останется добром.
Делами люди ценятся своими,
В вещах лишь сущность нам важна, не имя.
Взгляни на эту девушку: юна,
Умом и красотой наделена,
Вот честь, которую дала природа.
Но если кто, твердя о чести рода,
Прославленными предками кичась,
Ничтожен сам, тот честь роняет в грязь.
Что значит слово "честь"? Как раб бессильный
Приковано к любой плите могильной,
Оно костям неблагодарным льстит,
Тогда как честный прах молвой забыт.
Люби же это милое созданье;
Дана ей добродетель в достоянье
На свете нет приданого ценней.
А я дам имя и богатство ей.
Бертрам
Любить ее не стану, не хочу.
Король
Себе же ты вредишь своим упрямством.
Елена
Я счастлива, что мой король здоров,
И мне другой ненадобно награды.
Король
Теперь уже моя задета честь,
И власть моя ей на защиту встанет.
Возьми Елену за руку, ты слышишь,
Гордец, мальчишка дерзкий, недостойный
Такого дара! Ты посмел презреть
Ее и с ней - мое благоволенье.
Кто тяжелее - взвешиваешь ты.
Но знай, положим мы свое величье
На чашу, где она, - и, - как пушинка,
Взлетишь ты к перекладине весов.
Иль ты забыл, что честь твоя взрастет
Лишь там, где мы решим ее посеять?
Смири гордыню, повинуйся нам;
Тебе на благо наши повеленья.
Высокомерья своего не слушай,
Но подчинись судьбе, как указуют
Тебе твой долг и вместе наша власть,
Иначе отрекусь я от тебя,
Пускай невежество и безрассудство
Тебя затянут в свой водоворот;
И на тебя, во имя правосудья,
Обрушу я свой гнев, свое возмездье,
И жалости не жди! Ну, выбирай.
Бертрам
Простите, государь, я подчиняю
Свои влеченья взору короля.
Я понял, что благоволенье ваше
Почет дарует, облекает честью,
И вижу я, что ту, кого считал
Я в горделивых мыслях слишком низкой,
Взыскал своею милостью монарх,
И, стало быть, он дал ей благородство,
Которого рожденье не дало.
Король
Дай руку ей и назови женою.
Ее приданое уравновесит
Твое богатство; даже превзойдет.
Бертрам
Я дам ей руку.
Король
Ваш союз Фортуна
И милость короля благословляют.
Мы нынче ж договор, сейчас рожденный,
Скрепим обрядом бракосочетанья,
А свадебное торжество отложим
Впредь до прибытья близких и друзей.
Любезен будешь мне, ее любя,
А если нет, - пеняй уж на себя.
Король, Бертрам, Елена, вельможи и свита уходят.
Лафе
(Паролю)
Послушайте-ка, на одно слово.
Пароль
К вашим услугам, мессир.
Лафе
Ваш покровитель и господин хорошо сделал, что пошел на попятный.
Пароль
На попятный?.. Мой покровитель? Мой господин?
Лафе
Ну да. Разве я говорю не на родном нашем языке?
Пароль
На грубом языке. И если я пойму его как следует, то прольется кровь. Какой такой мой господин?
Лафе
А что же, вы родня графу Руссильонскому? Товарищ?
Пароль
Любому графу. Всем графам на свете. Любому из людей.
Лафе
Любому из графских людей - пожалуй. А сам граф из другого теста.
Пароль
Вы, сударь, слишком стары. Вот вам: вы слишком стары.
Лафе
Заруби себе на носу, любезный, что я зовусь Человек, а тебе этого звания, сколько бы лет ты ни прожил, не заслужить.
Пароль
Того, что так легко получить, я получать не собираюсь.
Лафе
Разделив дважды с тобою трапезу, я было счел тебя неглупым малым: ты разглагольствовал о своих странствиях, и это было довольно забавно. Однако пестрые ленты, которыми ты украшен, как праздничная барка, наглядно меня убедили, что у этакой посудины не бог весть какое водоизмещение. Теперь я тебя раскусил; не жалко и выплюнуть. Можно было бы взять тебя в оборот, да браться противно.
Пароль
Ну, если бы у тебя не было привилегий дряхлости...
Лафе
Не переусердствуй в споем гневе, не то как раз нарвешься на поединок, а уж тогда... да пощадит тебя господь, цыплячья душа! Прощай, решетчатое окно: мне не надо открывать твои створки, я и так вижу все насквозь. Давай руку.
Пароль
Вы, мессир, нанесли мне жесточайшую обиду.
Лафе
И с превеликим удовольствием. Ты того стоишь.
Пароль
Я этого не заслужил, ваша милость.
Лафе
Клянусь, что заслужил, заслужил на полновесный червонец. А уж я тебе не дам спуску ни на грош...
Пароль
Я постараюсь быть умнее.
Лафе
Старайся изо всех сил, тем более что ты сильно кренишься в противоположную сторону. Если когда-нибудь тебя свяжут твоими собственными лентами и высекут, ты узнаешь, что значит гордиться своими связями. Я не прочь продолжать с тобой знакомство, вернее, изучать тебя, чтобы, когда поймают тебя с поличным, я мог заявить: "Мне этот прохвост известен".
Пароль
Мессир, ваши издевательства просто нестерпимы.
Лафе
Я бы хотел, чтобы это были адские муки и чтобы я мог потешаться над тобой вечно. Ведь для мужской потехи я уже слишком стар, как ты изволил заметить. (Уходит.)
Пароль
Погоди, твой сын заплатит мне за это унижение, ты, паршивый, дряхлый, мерзкий дворянишка!.. Ничего-ничего, главное - выдержка: истинное достоинство недолго терпит унижения. Клянусь жизнью, я его изобью, только бы подвернулся удобный случай, - будь он хоть дважды, четырежды дворянин! Уж тогда я не пощажу его преклонного возраста, нет уж... Я его изобью! Только бы с ним повстречаться снова!
Возвращается Лафе.
Лафе
Эй ты, твой покровитель и господин женился. Могу сообщить новость: у тебя есть молодая госпожа.
Пароль
Осмелюсь со всем чистосердечием умолять вашу светлость, чтобы вы обратили внимание на свою ошибку: граф - мой добрый покровитель, но господин, коему я служу, он там наверху.
Лафе
Кто? Бог?
Пароль
Да, мессир.
Лафе
Дьяволу ты служишь, вот кто твой господин. Чего это ты на рукава нацепил ленты? Решил их сделать штанами? Разве кто-нибудь еще из слуг так носит? Уж тогда переставь и зад на место носа. Клянусь честью, будь я моложе хотя бы на два часа, я бы тебя отлупил. Ты всеобщее позорище, и всем и каждому следовало бы тебя лупить. Я полагаю, что ты и сотворен только для того, чтобы люди пробовали на тебе свои кулаки.
Пароль
Жестоко и незаслуженно, ваша милость.
Лафе
Полно, любезный. В Италии ты был бит за то, что украл какую-то мелочь. Какой ты путешественник? Ты бродяга. Ты держишься куда нахальнее со знатными и почтенными людьми, чем тебе позволяют твое рождение, звание и заслуги. Не стоит тратить на тебя слова, а то бы я назвал тебя канальей. Прощай. (Уходит.)
Пароль
Хорошо!.. Отлично!.. Так-так... Хорошо!.. Отлично!.. Ничего, дай срок.
Входит Бертрам.
Бертрам
Теперь погиб я! Связан навсегда!
Пароль
Мой мальчик, что стряслось?
Бертрам
Хоть я и дал обет пред алтарем,
Но ложа с ней не разделю вовеки.
Пароль
О чем ты говоришь? О чем, сынок?
Бертрам
Пароль! Ах, мой Пароль, меня женили!
Я убегу в Тоскану, на войну!
Я никогда не разделю с ней ложа.
Пароль
Да! Франция - собачья конура,
В ней жить противно. Едем на войну!
Бертрам
От матушки пришло письмо, но я
Еще не знаю, что она мне пишет.
Пароль
Успеется. В поход, сынок! В поход!
Бесплодно держит честь свою под спудом,
Кто дома обнимается с бабенкой
И тратит с нею мужественный пыл,
Который лучше бы употребил он,
Пришпоривая скакуна войны.
В чужие страны! Франция - конюшня,
В ней прозябать пристало только клячам,
А посему - в поход!
Бертрам
Да, решено. Ее ж домой отправлю
И матушку немедля извещу
О том, как ненавистна мне жена,
Причина бегства. Также государю
Все напишу, чего сказать не смею.
А свадебный подарок короля
Поможет снарядиться для похода
В Италию, где храбрецы воюют.
Поход не труден, не страшна война,
Когда в дому постылая жена.
Пароль
Надолго ли, скажи, такая прихоть?
Бертрам
Пойдем, мне твой совет необходим.
Ее я тотчас отошлю, а завтра
И мы с тобою в путь. Ей суждена
Скорбь одиночества, а мне - война.
Пароль
Итак, вперед, под пули! Дай мне руку.
Все, поженившись, пожинают скуку.
Мужайся! В путь! Оставь ее одну.
Король тебя обидел. На войну!
Уходят.
СЦЕНА 4
Там же. Другой зал во дворце.
Входят Елена и шут.
Елена
Матушка шлет мне душевный привет. Как она поживает?
Шут
Не совсем хорошо. Впрочем, она совершенно здорова. Она в прекрасном расположении духа, и все же ей нехорошо. Благодарение богу, она поживает отлично и ни в чем не нуждается, но все же ей не совсем хорошо.
Елена
Но если она поживает отлично, то почему же ей не совсем хорошо.
Шут
Ей было бы совсем хорошо, если бы не две вещи.
Елена
Какие же?..
Шут
Во-первых, то, что она еще не в раю, да возьмет ее туда поскорее господь. А во-вторых, то, что она еще на земле, откуда господь да возьмет ее поскорее.
Входит Пароль.
Пароль
Благослови вас бог, счастливейшая госпожа!
Елена
Надеюсь, сударь, вы радуетесь моему счастью.
Пароль
Я молился о том, чтобы вы его получили, и теперь молюсь, чтобы вы его удержали при себе... - А, это ты, приятель! Как поживает моя старая госпожа?
Шут
Если бы вам отдать ее морщины, а мне - ее деньги, то она бы поживала именно так, как вы сказали.
Пароль
Да я же ничего не сказал.
Шут
Именно поэтому вы истинный мудрец. Ибо язык человеческий болтает, как правило, в ущерб своему владельцу. Ничего не говорить, ничего не делать, ничего не понимать и ничего не иметь за душой - вот главнейшие из ваших достоинств, сумма которых мало отличается от нуля.
Пароль
Пошел вон! Ты прохвост.
Шут
Вам бы, сударь, следовало сказать так: "Для прохвоста ты прохвост". То есть: "Для меня ты прохвост". Это было бы вернее, сударь.
Пароль
Пошел ты к... премудрый дурак! Я дурака сразу вижу.
Шут
Может быть, в зеркале? Или вы видели, как кто-то на вас показывал пальцем? Полезное признание, сударь. В зеркале вы мо;ете увидеть большого дурака: всем людям будет чем позабавиться и смеха достанет на всех.
Пароль
Пройдоха ты! Зажравшийся пройдоха!
Сударыня, сегодня на закате
Граф должен ехать: срочные дела.
Права любви, супружества права,
Что вам принадлежат, он уважает,
Однако вынужден просить отсрочки.
Но сладкий есть нектар и в промедленье:
Тугой уздой придержанное время
Удвоит вашу будущую радость,
Наполнит кубок счастья до краев.
Елена
Так что же мне супруг повелевает?
Пароль
Чтоб тотчас вы простились с королем,
Своим желаньем объяснив отъезд
И благовидный подыскав предлог
Для этого поспешного решенья.
Елена
Что приказал еще он?
Пароль
Чтобы вы
Дальнейших повелений ожидали.
Елена
Во всем его желаньям я послушна.
Пароль
Так и скажу.
Елена
Пожалуйста.
(Шуту.)
Идем.
Уходят.
СЦЕНА 5
Там же. Другая комната во дворце.
Входят Лафе и Бертрам.
Лафе
Не может быть, ваша светлость, чтобы вы считали его настоящим воином.
Бертрам
Разумеется, да, мессир; притом испытанным храбрецом.
Лафе
Вам об этом известно от него самого?
Бертрам
Ну да, и от заслуживающих доверия свидетелей.
Лафе
Значит, у меня слабое зрение: я принял этого сокола за ворону.
Бертрам
Уверяю вас, мессир, что это человек огромных познаний и не меньшего мужества.
Лафе
Ну, если так, то, стало быть, я содеял грех против его многоопытности и совершил кощунство против его отваги. И положение мое отчаянное, ибо я не нахожу раскаяния в своей душе. Да вот и он. Прошу, помирите нас. Я мечтаю с ним подружиться.
Входит Пароль.
Пароль
(Бертраму)
Ваша светлость, все будет исполнено, как вы велели.
Лафе
Соблаговолите сообщить, сударь, кто ваш портной?
Пароль
Мессир...
Лафе
О, конечно, он мне известен! Как же, сударь! Он превосходный мастер, он, сударь, преискуснейший портной.
Бертрам
(тихо, Паролю)
Она пошла к королю?
Пароль
(тихо, Бертраму)
Пошла.
Бертрам
(тихо, Паролю)
И к вечеру уедет?
Пароль
(тихо, Бертраму)
Как вы ей приказали.
Бертрам
Написаны все письма, а казна
В ларце, и лошадей седлать велел я.
И до начала нашей ночи брачной
Наступит ей конец.
Лафе
Бывалого путешественника почему бы и не послушать после обеда; но если кто, сказав три слова, три раза соврет и вместе с одной избитой истиной сбывает вам тысячу вздорных небылиц, такого молодца достаточно однажды выслушать, чтобы трижды отколотить. Да помилует вас бог, капитан.
Бертрам
Не вышло ли у вас с мессиром какой неприятности, Пароль?
Пароль
Не знаю, почему я попал в немилость у мессира.
Лафе
Да, вы ухитрились попасть в нее, с головой, и с сапогами, и со шпорами, и со всеми потрохами, как тот молодец, который прыгает в праздничный пирог. И выбраться из этой немилости вам будет не легче, чем ответить на вопрос, зачем вы туда залезли.
Бертрам
Вы, мессир, должно быть, не так его поняли, он порядочный человек.
Лафе
Я понял, что он дрянь порядочная, даже когда читает молитвы. Прощайте, ваша светлость. Поверьте мне, что он пустой орех, без ядра. У этого человека нет ничего за душой, кроме его платья. Не полагайтесь на него в трудную минуту. Мне случалось иметь дело с такими господами, и я знаю им цену. (Паролю.) Прощайте, сударь. Я отозвался о вас лучше, чем вы того стоите или впредь будете стоить. Но, так и быть, надо проявлять великодушие. (Уходит.)
Пароль
Вот, ей-богу, пустейший старик.
Бертрам
Пожалуй.
Пароль
А что, разве он вам не известен?
Бертрам
Известен, как же. И могу сказать:
Хвалу ему возносят все. - Но вот
Колодка, что надета мне на шею.
Входит Елена.
Елена
Как вы мне повелели, мой супруг,
Я говорила с королем, он дал
Согласие на мой отъезд. Но прежде
Он хочет видеть вас наедине.
Бертрам
Его приказ я выполню... Елена,
Не удивляйтесь моему решенью,
Хотя оно с обычаем в разладе
И к положенью моему нейдет.
Застигнут я врасплох всем происшедшим,
И выбит я совсем из колеи,
Вот почему уехать вас прошу;
А если вам угодно удивляться,
То хоть не задавайте мне вопросов:
Причины важные таятся здесь.
Дела, которые меня зовут,
Значительней, чем могут показаться
На первый взгляд тому, кто их не знает.
(Протягивая ей письмо.)
Вот - матушке отдайте. На два дня
Мы расстаемся. Будьте же разумны.
Елена
Супруг мой, вам отвечу лишь одно:
Во всем я покоряюсь вашей воле...
Бертрам
Ступайте же.
Елена
...и приложу все силы,
Чтоб заслужить вниманьем и заботой
Высокий жребий, на который права
Мне скромное рожденье не дает.
Бертрам
Достаточно об этом. Я спешу.
Прощайте. В путь.
Елена
Супруг мой...
Бертрам
Что еще?
Елена
Сокровища того, что мне досталось,
Не стою я. Не смею я сказать:
"Оно мое!" - хоть это так и есть.
И то, что мне вручил закон, хочу я
Украсть, как вор трусливый.
Бертрам
Что же это?
Елена
Немного... даже меньше... так, ничто.
Чего хочу, сказать я не хочу...
Супруг мой! Лишь чужие и враги
Друг Друга на прощанье не целуют.
Бертрам
Не медлите. Скорей, заждались кони.
Елена
Я повинуюсь, добрый мой супруг.
Бертрам
(Паролю)
Все люди собраны мои?
(Елене.)
Прощайте.
Елена уходит.
Ступай и, сидя дома, дожидайся.
Туда я больше не вернусь. Милей
Мне барабанный бой и стук мечей!
(Паролю.)
Бежим!
Пароль
Не бойся ничего. Coraggio! {Смелей! (Итал.)}
Уходят.
АКТ III
СЦЕНА 1
Флоренция. Зал в герцогском дворце.
Трубы. Входят герцог флорентийский со свитой, двое
французских дворян и солдаты.
Герцог
Итак, мы вам подробно изложили
Главнейшие причины той войны,
Что столько уже крови поглотила,
Но жажды не умерила своей.
Первый дворянин
На вашей стороне добро и правда,
На стороне противной - ложь и зло.
Герцог
И потому весьма нас удивляет,
Что наш кузен, король французский, сердце
Для наших просьб о помощи замкнул.
Второй дворянин
Я вашему высочеству признаюсь,
Что в государственных делах не смыслю.
Я человек простой, неумудренный;
В руках у государственных мужей
Я лишь марионетка. Так могу ли
Вам домыслы высказывать свои?
Легко на скользкой почве оступиться.
Герцог
В своих решеньях волен он, конечно.
Второй дворянин
Но я уверен: юные французы,
Больные праздностью, к вам поспешат
Искать лекарства.
Герцог
Мы им будем рады,
Их всем, чем можем, щедро наградим.
Свои места вы знаете в сраженье;
Коль старшие падут - вам повышенье.
Итак, до завтра. Свидимся в бою.
Трубы. Все уходят.
СЦЕНА 2
Руссильон. Комната в замке графини.
Входят графиня и шут.
Графиня
Все случилось, как я желала; но почему же он не приехал с ней вместе?
Шут
По совести сказать, я полагаю, что молодой граф человек весьма меланхолического склада.
Графиня
Из чего это следует? Вот вздор!
Шут
А как же? Он смотрит на свой сапог - и насвистывает, поправит на нем отворот - и насвистывает, спросит что-нибудь - и насвистывает, ковыряет в зубах - и насвистывает. Я знал одного меланхолика, который так любил музыку, что просвистал все родовое имение.
Графиня
(распечатывая письмо)
Посмотрим, я хочу узнать, чти он пишет и когда собирается приехать.
Шут
А я, побывав при дворе, разочаровался в своей Изабелле. Наша деревенская соленая треска и наши Изабеллы в подметки не годятся придворной соленой треске и придворным Изабеллам. Теперь у моего Купидона мозги сдвинулись набекрень, и я начинаю относиться к любви, как старик к деньгам: мне жалко ее тратить.
Графиня
Что я вижу!
Шут
Ровнехонько то самое, на что вы глядите. (Уходит.)
Графиня
(читает)
"Я отправляю к вам вашу невестку. Она спасла короля, а меня погубила. Я с ней обвенчан, но она не стала моей женой; и я поклялся, что этого не случится вовеки. До вас дойдет слух о том, что я бежал из Франции. Узнайте же это раньше от меня. Если мир достаточно велик, то я буду держаться на большом расстоянии от дома. Почтительно приветствую вас. Ваш несчастный сын Бертрам".
Нехорошо, строптивый мой гордец!
Бежал ты от добрейшего монарха,
Его немилость на себя навлек
И чем же? Тем, что пренебрег невестой,
Такой, которой даже император
Стыдиться бы не стал.
Шут возвращается.
Шут
Ах, ваша светлость, прибыли дурные вести в сопровождении двух солдат. Они направляются к вам вместе с молодой графиней.
Графиня
Что случилось?
Шут
Правда, в новостях есть и кое-что утешительное: ваш сын уцелеет дольше, чем я предполагал.
Графиня
Как уцелеет?
Шут
Вот именно, ваша светлость, раз он сбежал, - по крайней мере до меня дошел этот слух. Не так опасно бежать, как лежать: хотя второе занятие и умножает количество младенцев, но зато мужчинам сокращает век. Вот они сами идут сюда и расскажут вам все подробности. А я слышал только одно - что ваш сын сбежал. (Уходит.)
Входят Елена и два офицера.
Первый офицер
Храни вас бог, графиня.
Елена
Ваша светлость,
Уехал он! Уехал навсегда!
Второй офицер
Не говорите так.
Графиня
(Елене)
Терпение!
(Офицерам.)
Вам, господа, я рада.
(Елене.)
Мне в жизни испытать пришлось так много
Смен радости и горя, что ничем
Нельзя меня согнуть. - Ну, где мой сын?
Второй офицер
Уехал к флорентийскому двору.
Мы повстречались с ним на полдороге.
Депеши из Флоренции в Париж
Доставим мы и вновь туда вернемся.
Елена
Взгляните, вот письмо - теперь вольна я
На все четыре стороны идти.
(Читает.) "Когда ты завладеешь кольцом, которое я не снимаю со своего пальца, когда ты сможешь показать мне свое дитя, зачатое от меня, - только тогда можешь называть меня своим мужем. Но такое тогда означает никогда...".
Вот он, мой приговор!
Графиня
(офицерам)
Вы привезли письмо?
Первый офицер
Да, ваша светлость.
Но каемся теперь, узнав, что в нем.
Графиня
О дочь моя, не сокрушайся так.
Все это горе взяв себе одной,
Меня лишишь моей законной доли.
Он был мне сыном, но теперь исторгну
Из сердца имя самое его.
Отныне только ты мое дитя.
Итак, он во Флоренцию уехал?
Второй офицер
Да, ваша светлость.
Графиня
Чтобы там сражаться?
Второй офицер
Да, с этим благородным побужденьем.
И смею вас уверить, что с почетом
Его там встретит герцог.
Графиня
Вы туда
Вернетесь скоро?
Первый офицер
Полетим на крыльях.
Елена
(читает)
"У меня во Франции, пока там есть жена, нет ничего".
Как это горько!
Графиня
Так он пишет?
Елена
Да.
Первый офицер
Но, может статься, дерзкая рука
Писала то, с чем сердце несогласно.
Графиня
"Пока там есть жена, нет ничего!"
Да по сравненью с ней он сам - ничто.
Она бы стоила такого мужа,
Какому двадцать этаких мальчишек
Почли б за честь служить и называли б
Ее тогда смиренно госпожой.
Кто был при нем?
Первый офицер
Всего один слуга
Да некий капитан. Я с ним знаком.
Графиня
Его зовут Пароль?
Первый офицер
Да, ваша светлость.
Графиня
Дряннейший малый, с грязною душой.
Все доброе в себе мой сын погубит,
Водя знакомство с ним.
Первый офицер
Да, ваша светлость.
Чего-то слишком много в этом малом,
Что заставляет легковерных верить,
Как будто в нем и вправду что-то есть.
Графиня
Вы, господа, желанные здесь гости,
А сыну моему вы передайте,
Что не добудет он вовек мечом
Той чести, от которой сам отрекся.
Все остальное изложу в письме,
Которое вручу вам для него.
Второй офицер
Мы счастливы служить вам, ваша светлость.
Графиня
Служить? О нет! Лишь дружеской услуги
Прошу от вас. Пожалуйте за мной.
Графиня и офицеры уходят.
Елена
"Пока там есть жена, нет ничего".
Нет ничего во Франции, пока
Там есть жена! Ну что ж, ее не будет,
И все вернется к вам, граф Руссильон.
Супруг мой бедный! Неужели я
Из родины твоей тебя изгнала,
Отдав твое прекраснейшее тело
Превратностям безжалостной войны?
И неужель, из-за меня покинув
Веселый двор, где ты мишенью был
Для женских взглядов, станешь ты теперь
Мишенью для дымящихся мушкетов?
О вы, свинцовые посланцы смерти,
Летящие на огненных крылах,
Промчитесь мимо! Воздух рвя со свистом,
Не трогайте супруга моего!
Кто бы в него ни целил - мной подослан,
И, кто бы в грудь ни выстрелил ему,
Подвигнут на убийство мной, злодейкой.
Не я убью, но я причина смерти.
О нет! Уж лучше встретиться бы мне
С голодным львом, что вышел на добычу.
Уж лучше бы на голову мою
Все бедствия обрушила природа.
Вернись домой, Бертрам! Вернись оттуда,
Где честь в награду может получить
Одни рубцы, но чаще - все теряет.
А я уйду. Ты там, пока я здесь,
Так смею ль я здесь дольше оставаться?
Нет, ни за что, хотя бы в этом доме
Благоуханье райское лилось
И ангелы служили вместо слуг.
Да, я уйду, и пусть утешит слух твой
Известье о моем уходе горьком.
Мой день окончен, - ночь в друзья возьму.
Как жалкий вор, скрываюсь я во тьму.
(Уходит.)
СЦЕНА 3
Флоренция. Перед герцогским дворцом.
Трубы. Входят герцог флорентийский, Бертрам, Пароль,
дворяне, офицеры, солдаты и другие.
Герцог
Начальником тебя мы назначаем
Над конницею нашей. И с надеждой
Мы доверяемся твоей звезде.
Бертрам
О государь! Такое бремя тяжко,
Но, если таково желанье ваше,
Его приму и с этой ношей ринусь
Опасностям навстречу.
Герцог
Мчись же в бой,
И пусть Фортуна, возлюбив тебя,
Сияет на твоем победном шлеме!
Бертрам
Великий Марс, тебе служу отныне.
О, дай моим мечтам осуществиться,
И докажу я миру, что во мне
К любви презренье и любовь - к войне!
Уходят.
СЦЕНА 4
Руссильон. Комната в замке графини.
Входят графиня и дворецкий.
Графиня
Зачем вы взяли у нее письмо?
Могли бы догадаться, что она
Мне пишет неспроста. Прочтите снова.
Дворецкий
(читает)
"Я оскорбила гордую любовь.
Паломницей к Иакову Святому,
Босая, ноги раздирая в кровь,
Замаливать свой грех уйду и? дому,
Пускай ваш сын, кого я так люблю,
Узнав о том, вернется с поля брани.
Всем сердцем я его благословлю,
Влачась по горестной стезе скитаний.
Пусть он меня простит за то, что я,
Подобная безжалостной Юноне,
Его послала на труды в края,
Где рыщет смерть за храбрыми в погоне.
Смерть пощадит его, как я щажу:
Сдружившись с ней, его освобожу".
Графиня
Ах, сколько острых жал в словах столь мягких!
Как вы неосмотрительно, Ринальдо,
Уйти ей дали. Если б я успела,
Ее отговорить бы я могла.
Но поздно уж.
Дворецкий
Простите, ваша светлость.
Когда б я ночью вам вручил письмо,
Ее могли б еще догнать, хотя
Скорей всего она бы не вернулась.
Графиня
Где ангела-хранителя найдет
Супруг заблудший? Нет ему спасенья,
Вот разве та, кому так внемлет небо,
Всевышнего умолит судию
Смягчить свой гнев! - Пишите же, Ринальдо,
Дурному, недостойному супругу.
В словах высоких оцените ту,
Кого так низко сам он оценил.
Поведайте, как я скорблю глубоко,
Хоть сам он мелок, чтоб меня понять.
Письмо с гонцом падежным отошлите.
Услышав, что она ушла из дому,
Вернется он. Надеюсь, что тогда,
Ведомая своей любовью чистой,
Она сюда обратно поспешит.
Кто мне из них дороже, разум мой
Не знает. - Снарядите же гонца!
Покоя старость хочет и молчанья,
Но скорбь ждет слез, слов требует страданье.
Уходят.
СЦЕНА 5
Перед стенами Флоренции.
Вдали раздается звук трубы. Входят старая вдова, Диана,
Марианна и другие горожане.
Вдова
Да ну же, поторопитесь! Ведь когда они подойдут к самому городу, мы уже ничего не увидим.
Диана
Говорят, этот французский граф совершил славные подвиги.
Вдова
Рассказывают, будто он взял в плен неприятельского военачальника и собственной рукой убил брата их герцога... Ну вот, мы только понапрасну спешили: они проходят через другие ворота. Слышите? Трубы удаляются.
Марианна
Пойдемте. Ничего не поделаешь, вернемся домой и хоть послушаем, что другие расскажут. А ты, Диана, смотри остерегайся этого французского графа. Честь девушки в ее добром имени, и целомудрие дороже всяких богатств.
Вдова
Я уже рассказывала соседке, как к тебе приставал один из его приближенных.
Марианна
Знаю я его, негодяя! Пароль его зовут. Он гнусный пособник молодого графа во всех этаких делах. Берегись их, Диана. Все их посулы, обещания, клятвы, знаки внимания и прочие средства, измышляемые похотью, ничего не стоят. Многих уже девушек они совратили. Но беда в том, что, как бы ни были ужасны примеры, сколько бы девушек ни погибало, это не мешает другим бедным пташкам лететь прямо в силки. Тебе-то, я надеюсь, мои предостережения не нужны. Тебя будет охранять твоя чистота, хотя бы опасность угрожала всего лишь твоей скромности.
Диана
За меня вам не нужно бояться.
Вдова
Я думаю. - Смотрите, вот идет паломница. Должно быть, она захочет остановиться на моем постоялом дворе: пилигримы посылают ко мне друг друга. Спрошу-ка ее.
Входит Елена в одежде паломницы.
Вдова
Храни вас бог. Куда лежит ваш путь?
Елена
К Иакову Святому.
Скажите, где живут здесь пилигримы?
Вдова
Близ городских ворот, в "Святом Франциске".
Елена.
Так прямо мне идти?
Вдова
Да-да, конечно.
Вдали слышна военная музыка.
Прислушайтесь! Они идут сюда.
Вы подождите. Вот пройдут войска
И я сама туда вас провожу,
Тем более что я хозяйку знаю,
Как самое себя.
Елена
Не вы ли это?
Вдова
Да, это я и рада вам служить.
Елена
Спасибо. Я вас подожду охотно.
Вдова
Вы не из Франции ли?
Елена
Да, оттуда.
Вдова
Здесь одного из земляков своих
Увидите сейчас. На поле брани
Он славно отличился.
Елена
Кто же он?
Диана
Граф Руссильонский. Знаете такого?
Елена
Слыхать слыхала: он молвой прославлен;
Но видеть не случалось.
Диана
Кто б он ни был,
Его здесь все считают храбрецом.
Он, говорят, из Франции бежал
Из-за того, что должен был жениться
По воле короля на нелюбимой.
Не знаю, правда ли?
Елена
Да, это правда.
С его женой знакома я.
Диана
О ней
С пренебреженьем крайним отзывался
Один из графской свиты.
Елена
Кто же это?
Диана
Его зовут Пароль.
Елена
Я с ним согласна.
В сравнении с высокородным графом
Она низка настолько, что не стоит
И имени ее упоминать.
Но есть у ней достоинство одно:
Смиренная, безропотная верность,
В которой невозможно усомниться.
Диана
Несчастная! Уж лучше быть рабой,
Чем быть женой, супругу ненавистной.
Вдова
И правда. Где она сейчас, не знаю,
Но, верно, ей, бедняжке, нелегко.
(Указывая на Диану.)
Вот кто бы мог, когда б желанье было,
Ей причинить немало зла.
Елена
Но чем же?
Быть может, граф влюблен и предлагает
Ей связь преступную?
Вдова
Вы угадали.
На все готов, чтоб своего добиться
И оскорбить девическую честь.
Но дочь моя атаки отбивает
И не сдается.
Марианна
Бог ее храни!
Входят с барабанным боем и развернутыми знаменами флорентийские войска,
Бертрам и Пароль.
Вдова
Идут! Идут! Смотрите же: вот этот
Сын герцога, Антонио, а тот
Эскал.
Елена
А где же здесь французский граф?
Вдова
Вон тот красавец с перьями на шлеме.
Как жаль, что он жене своей неверен:
Будь он честней, он был бы лучше всех.
А вам он тоже нравится?
Елена
Да, очень!
Диана
Да, жаль, что он испорчен. А вон там
Тот негодяй, что завлекает графа
В дурное общество. Будь я графиней,
Велела б я мерзавца отравить.
Елена
Который? Не пойму.
Диана
Вон та мартышка,
Что лентами обвита. Это странно...
Он что-то приуныл.
Елена
Быть может, ранен?
Пароль
(в сторону)
Проморгать барабан! Вот так история!
Марианна
Что с ним? Он словно бы не в себе. Смотрите, он нас заметил.
Вдова
Чтоб тебя черт побрал!
Марианна
Вместе с твоими льстивыми речами и ужимками, паршивый сводник!
Бертрам, Пароль, офицеры и солдаты уходят.
Вдова
Войска прошли. Паломница, пойдемте
Со мной в мой дом. И вы найдете там
Еще пять-шесть таких же пилигримов,
Что держат путь к Иакову Святому.
Елена
Благодарю смиренно. Может быть,
Вы с нашей милой дочкой согласитесь
Со мной поужинать? Само собою,
Я с благодарностью плачу за всех.
И кой-какие ценные советы
Я этой девушке могла бы дать.
Вдова и Диана
(вместе)
Охотно принимаем приглашенье.
Уходят.
СЦЕНА 6
Лагерь близ Флоренции.
Входят Бертрам и двое французских дворян.
Первый дворянин
Прошу вас, любезный граф, выведите этого Пароля на свежую воду. Не мешайте ему сделать то, что он задумал.
Второй дворянин
Если ваша светлость не убедится, что он - полное ничтожество, вы можете лишить меня своего уважения.
Первый дворянин
Клянусь жизнью, граф, это мыльный пузырь.
Бертрам
Вы полагаете, что я в нем ошибаюсь?
Первый дворянин
Уверяю вас, граф. Я говорю только то, что хорошо знаю, без всякого предубеждения. Будь он даже моим родичем, я не мог бы не признать, что он отъявленный трус, безудержный хвастун, бесстыдный клятвопреступник и что нет за ним ни одного из достоинств, которое могло бы объяснить ваше к нему расположение.
Второй дворянин
Вам бы надо подвергнуть его испытанию. Иначе может случиться, что в каком-нибудь важном и секретном предприятии вы положитесь на его доблесть, которой на деле нет, а в решительную минуту он вас предаст.
Бертрам
Надо придумать, на чем бы его испытать.
Второй дворянин
Чего же лучше, - дайте ему случай вернуть потерянный барабан. Ведь он хвастал, что для него это сущий пустяк.
Первый дворянин
А тут я с отрядом флорентийцев и схвачу его. Возьму с десяток незнакомых ему солдат - и он не отличит нас от неприятеля. Мы свяжем его по рукам и ногам, завяжем глаза - и он, очутившись в нашем собственном лагере, вообразит, что его притащили во вражеский стан. Пусть только ваша светлость будет при его допросе. Ручаюсь, что он, побуждаемый подлым страхом, ради сохранения жизни решится на предательство и разболтает врагу все, что ему известно о ваших планах, не устыдясь нарушения воинской присяги. А если нет, то не верьте после этого ни единому моему слову.
Второй дворянин
Хотя бы для потехи пошлите его на поиски барабана! Он уверяет, что разработал для этого хитроумный план. Когда ваша светлость увидит плоды его стараний и убедится, что при переплавке из этой глыбы руды выйдет только комок грязи, то или вы прикажете выбивать барабанную дробь на его собственной спине, или придется признать, что слабость ваша к нему непреодолима... А вот и он.
Первый дворянин
О, хотя бы для смеха не препятствуйте ему в осуществлении столь славной задачи: пусть он выручает свой барабан.
Входит Пароль.
Бертрам
Ну как, Пароль? Мысль о барабане все не дает тебе покоя?
Второй дворянин
Да чтоб он лопнул! Ну его! Подумаешь, барабан!
Пароль
"Подумаешь, барабан""! Разве только в барабане дело? Лишиться барабана таким дурацким образом! Нечего сказать, славные отдаются приказы: наша конница врезалась в наш собственный фланг и смяла своих же пехотинцев!
Второй дворянин
Приказы тут ни при чем. Произошла несчастная случайность, которой не мог бы предвидеть даже сам Цезарь, если бы он командовал в этом бою.
Бертрам
Однако не приходится жаловаться на исход сражения. Правда, потеря барабана уронила нашу воинскую честь, но, что пропало, того не вернешь.
Пароль
Можно было вернуть.
Бертрам
Можно было. Но этого не случилось.
Пароль
Барабан нужно вернуть. Жаль только, что награда за подвиг редко достается тому, кто ее заслужил, а то бы я вернул этот барабан, или захватил какой-нибудь другой, или... "hic jacet..." {Здесь покоится... (Лат.)}.
Бертрам
Ну, если уж тебе так неймется и ты уверен, что достаточно искушен в военных хитростях, чтобы вернуть утраченный символ воинской славы, то ступай и соверши чудеса храбрости. Я почту доблестным подвигом твою попытку. А буде она увенчается успехом, - сам герцог похвалит тебя и вознаградит с подобающей ему щедростью за каждую крупицу проявленного тобой геройства.
Пароль
Клянусь моей рукой воина, я совершу этот подвиг!
Бертрам
Но тогда надо поторапливаться.
Пароль
Займусь этим делом нынче же вечером. Сейчас я составлю диспозицию, вдохновлюсь уверенностью в успехе операции, отдам распоряжения на случай своей смерти, - и можете рассчитывать на то, что к полуночи обо мне кое-что услышите.
Бертрам
Могу ли я взять на себя смелость доложить его высочеству о твоем замысле?
Пароль
Не знаю, что получится, но попытаться попытаюсь, и в том даю клятву.
Бертрам
Мне известно, как ты храбр, как искусен в военном деле, я готов поручиться за успех. Счастливого пути!
Пароль
Я не люблю бросать слова на ветер. (Уходит.)
Первый дворянин
Так-то вот и рыба не любит плавать. Ну не чудак ли? С какой самонадеянностью он берется за дело, которое, как он хорошо знает, невыполнимо. Кричит: "Будь я проклят, если не совершу подвига!" - а сам скорее даст себя проклясть, чем отважится на подвиг.
Второй дворянин
Вы его не знаете, ваша светлость, как знаем мы. Спору нет, он способен вкрасться в доверие и продержаться с неделю, пока его не раскусят. Но достаточно однажды понять, что он за птица, и он уж вас больше не обманет.
Бертрам
Вы и в самом деле считаете, что он не исполнит ничего из того, за что берется с таким жаром?
Первый дворянин
Ровным счетом ничего. Он вернется, выдумав какую-нибудь историю, и преподнесет вам с десяток небылиц, могущих сойти за правду. Но мы его выследили и, вот увидите, этой ночью затравим. Вы убедитесь, что он не заслуживает уважения вашей светлости.
Второй дворянин
Мы славно потешим вас травлей, прежде чем сдерем шкуру с этой лисы. Первым вспугнул ее старик Лафе. Когда личина будет сорвана, - а это произойдет нынче ночью, - вы сами признаете, что под ней скрывается жалкая тварь.
Первый дворянин
Пойду-ка я проверю западню.
Бертрам
А брат ваш пусть останется со мною.
Первый дворянин
Как вам угодно. Я прощаюсь с вами.
(Уходит.)
Бертрам
Пойдемте. Я хочу вам показать
Ту девушку.
Второй дворянин
Но мне от вас известно,
Что будто к ней никак не подступиться!
Бертрам
И в том ее единственный изъян.
Всего лишь раз я с нею говорил
На редкость холодна. Я посылал ей
Записки и подарки через франта,
Которого выслеживаем мы.
Вернула их! Вот все мои успехи.
Она красавица! Угодно вам
Пойти со мной взглянуть?
Второй дворянин
Я буду счастлив.
Уходят.
СЦЕНА 7
Флоренция. Комната в доме вдовы.
Входят Елена и вдова.
Елена
Но если вы не верите, что я
Его жена, то как мне убедить вас,
Не погубив при этом весь свой план?
Вдова
Мы люди бедные, но мы честны,
И дел таких я отроду не знала.
Сомнительным поступком не хочу
Себя позорить.
Елена
Нет о том и речи!
Сперва поверьте мне, что граф мой муж,
Что все, рассказанное мною вам,
А вы его клялись не разглашать
От слова и до слова только правда.
Тогда поймете: оказав мне помощь,
Которой я прошу, не ошибетесь.
Вдова
Я верю вам. Я вижу по всему.
Что вы, конечно, знатная синьора.
Елена
Возьмите этот кошелек в обмен
На дружескую помощь, а в дальнейшем
Я награжу еще вас и еще.
Влюбленный в вашу дочь, решился граф
Взять крепость красоты ее осадой.
Пускай она смягчится - лишь для вида;
Что делать дальше, мы ее научим.
Пылая страстью, граф ей не откажет
Ни в чем. На пальце носит он кольцо.
Оно из поколенья в поколенье
Уж сотни лет в роду их переходит.
Кольцо ему дороже всех сокровищ.
Однако же, томим голодной страстью,
Для достиженья цели он отдаст
И то кольцо, хоть пожалеет после.
Вдова
Теперь ваш план становится понятным.
Елена
Судите сами - за меня закон.
Дочь ваша, графу уступив притворно,
Потребует кольцо и согласится
Свидание назначить, а тогда
Ее я тайно подменю; она же
Останется чиста. И от меня
Пять тысяч крон в приданое получит,
Сверх раньше данного.
Вдова
Ну, хорошо.
Вы объясните дочке, что ей делать,
Назначьте час и выберите место,
Чтоб честный наш обман осуществить.
А ваш супруг-то, что ни вечер, - здесь,
Под окна к нам приводит музыкантов,
Слагает песни девушке безродной.
Мы гоним - где тут! Так настойчив, будто
О жизни и о смерти речь идет.
Елена
Итак, сегодня мы раскинем сети.
Коль будет нам сопутствовать успех,
Добру послужим, поощряя грех.
Закону беззаконием поможем;
Постель порока станет брачным ложем.
Уходят.
АКТ IV
СЦЕНА 1
Близ флорентийского лагеря.
Входит первый французский дворянин в сопровождении
нескольких солдат. Они прячутся в засаду.
Первый дворянин
Иначе как вдоль этой изгороди, ему дороги нет. Напав на него, болтайте всякую тарабарщину, и не беда, если сами себя не будете понимать. Надо сделать вид, что его языка не знает никто из нас, кроме одного, который будет разыгрывать роль толмача.
Первый солдат
Можно, капитан, я буду толмачом?
Первый дворянин
А ты незнаком с ним? Он не узнает тебя по голосу?
Первый солдат
Нет, капитан.
Первый дворянин
На каком же тарабарском наречии ты будешь с нами изъясняться?
Первый солдат
Да на том же, что и вы со мной.
Первый дворянин
Он должен принять нас за отряд иноземцев, наемных солдат противника. А так как он малость смыслит в языках, похожих на его родной язык, то каждому из нас придется изобретать что-нибудь свое, не обращая внимания на то, что бормочут остальные. При этом надо только делать вид, что мы отлично понимаем друг друга. Галдите как сороки, и чем больше будет трескотни, тем лучше. Что же касается тебя, толмач, то держи ухо востро. - Но вот и он. Прячьтесь! Он, видно, собирается продрыхнуть тут полночи и вернуться с каким-нибудь враньем, подкрепляя его клятвами и божбой.
Входит Пароль.
Пароль
Десять часов! Часика через три можно будет и восвояси отправиться. Что бы им такое наплести? Надо выдумать что-нибудь правдоподобное, а то не поверят. Они о чем-то пронюхали, и за последнее время насмешка стала частенько стучаться в мои двери. Пожалуй, язык мой чересчур храбр. А сердце робеет перед лицом Марса и его слуг. Вот почему и нет согласия между речами и поступками.
Первый дворянин
(в сторону)
Это первое правдивое слово, которое изрек твой язык.
Пароль
Какой дьявол подбил меня пуститься на розыски этого барабана? Я же отлично знал, что его не вернуть, что я и пробовать не стану. Придется самому себя поранить и сказать, что получил увечья в бою. Но легкие раны не убедят их. Они скажут: "Из-за такой-то малости ты повернул назад?" А нанести себе серьезную рану я не решаюсь. Ну как тут быть? Что придумать? Язык мой, за то, что твоя болтовня так меня подвела, я подарю тебя торговке маслом, а себе куплю язык у немого.
Первый дворянин
(в сторону)
Как это может быть, чтобы он, зная себе цену, оставался таким как есть?
Пароль
А может, будет достаточно, если я искромсаю свою одежду? Или сломаю свой испанский меч?
Первый дворянин
(в сторону)
Ну нет, этим ты от нас не отделаешься.
Пароль
Или сбрею бороду и заявлю, что враги надо мной так надругались?
Первый дворянин
(в сторону)
И это не пройдет.
Пароль
Или брошу одежду в воду и скажу, что враги раздели меня донага?..
Первый дворянин
(в сторону)
И этого маловато.
Пароль
А если поклянусь, что выпрыгнул из окна крепости?..
Первый дворянин
(в сторону)
С какой высоты?
Пароль
...с высоты в тридцать сажен?
Первый дворянин
(в сторону)
Хоть трижды поклянись, - все равно не поверят.
Пароль
Эх, найти бы мне неприятельский барабан! Тогда бы я поклялся, что выручил собственный.
Первый дворянин
(в сторону)
Тебе нужен барабан? Изволь.
За сценой барабан бьет тревогу.
Пароль
Ой! Вражеский барабан!
Первый дворянин и солдаты выскакивают из засады.
Первый дворянин
Трока мовезус! Карго, карго, карго!
Солдаты
Карго, карго! Вилианда пар корбо! Карго!
Хватают Пароля и завязывают ему глаза.
Пароль
Я выкуп дам! Повязку развяжите!
Первый солдат
Соскос тромульдо боскос.
Пароль
А, понял я, - вы из отряда Муско!
Неужто вы убьете человека
За то, что ваш язык ему неведом?
Есть между вами немец иль датчанин,
Голландец, итальянец иль француз?
По-своему со мной пусть потолкует.
Я вам открою все, и флорентийцев
Вы победите.
Первый солдат
Боскос ваувадо!
Я знаю твой язык. - Корелибонто!
Подумай о душе: к твоей груди
Приставлены две дюжины кинжалов.
Пароль
Ой-ой! Ой-ой!
Первый солдат
Молись! Молись! Молись!
Манка реванья дульче!
Первый дворянин
Оскорби дульчос воливорко.
Первый солдат
Наш генерал пока тебя щадит.
Сейчас ты будешь так как есть, с повязкой,
Отправлен на допрос. И если ты
Дашь сведенья полезные, тебе
Оставят жизнь.
Пароль
О дайте мне пожить!
Я тайны вам военные открою,
О наших силах расскажу, о планах!
Такие сведенья могу я дать,
Что вас ошеломлю.
Первый солдат
А не соврешь?
Пароль
Клянусь душою, нет!
Первый солдат
Акордо линта.
Пойдем. Пока тебя никто не тронет.
Пароль под конвоем и первый солдат уходят.
Первый дворянин
(второму солдату)
Ты графу Руссильонскому скажи
И брату моему, что в наши сети
Попался этот гусь. До их прихода
Глаза ему развязывать не будем.
Второй солдат
Я понял, капитан.
Первый дворянин
И сообщи,
Что нас он хочет нам самим предать.
Второй солдат
Я так и доложу.
Первый дворянин
А он покамест
Пускай сидит в потемках под замком.
Уходят.
СЦЕНА 2
Флоренция. Комната в доме вдовы.
Входят Бертрам и Диана.
Бертрам
Я слышал, ваше имя - Фонтибель?
Диана
Меня зовут Дианой.
Бертрам
Как богиню!
И этого достойны вы вполне.
Но почему же ваша красота
Чуждается любви? Ведь если юность
Своим огнем не зажигает вас,
Вы статуя, не девушка из плоти!
Когда лежать вы будете в гробу,
Не будете ни холодней, ни строже.
Пример возьмите с матери своей:
Узнав любовь, она дала вам жизнь.
Диана
Ее любовь была чиста.
Бертрам
А ваша?
Диана
Нет. Мать любила своего супруга,
Как вы должны любить свою жену.
Бертрам
Молчи! Не поминай о ней, Диана.
Я с нею скован цепью, а к тебе
Любви меня привязывают узы.
Тебе я буду угождать всегда!
Диана
Да, как же! Вы нам рады угождать,
Пока мы вам угодны. А когда
Все розы оборвете, нам оставив
Лишь тернии, - с насмешкой говорите.,
Что нет у нас цветов.
Бертрам
Но я клянусь...
Диана
Для истины не нужно стольких клятв;
Один обет ей нужен, но правдивый.
Мы, в чем бы ни клялись, взываем к небу.
Скажите же мне сами: если б я
Величьем громовержца поклялась,
Что вас люблю, поверили бы вы,
Когда б моя любовь была преступной?
Такие клятвы оскорбляют небо.
А потому все ваши обещанья
Слова, не подкрепленные ничем,
Пустые речи. Так по крайней мере
Мне кажется.
Бертрам
Не надо, чтоб казалось!
Не будь жестокой в святости своей.
Любовь - святыня. И моя правдивость
Чужда тому, в чем ты винишь мужчин.
Не уклоняйся же! Я болен страстью,
Отдайся ей - и ты меня излечишь.
Тебя любить вовеки буду я,
Как в этот миг! Скажи, что ты - моя!
Диана
Как вижу я, находчивы мужчины;
Их красноречье побеждает нас.
Вы не подарите мне этот перстень?
Бертрам
Любимая, возьми его на время,
А подарить - не смею.
Диана
Не хотите?
Бертрам
В нем - родовая честь. Передается
Оно из поколенья в поколенье.
Его утрата для меня - позор.
Диана
Но честь моя - такое же кольцо,
Наш родовой алмаз. Передается
Она из поколенья и поколенье.
Ее утрата для меня позор.
Смотрите, ваша собственная мудрость
В защиту мне от ваших настояний
Призвала честь на сторону мою.
Бертрам
Возьми кольцо! Мой род, и честь, и жизнь
Одной тебе принадлежат. Я твой.
Диана
Так в полночь стукните в мое окно.
Мать не услышит, я уж позабочусь.
Но если вправду любите меня,
Завоевав мое девичье ложе,
Вы от меня уйдите через час
И говорить со мною не пытайтесь.
Причину вы узнаете тогда,
Когда кольцо вернется к вам обратно.
А ночью я надену вам на палец
Кольцо другое. Будет вам оно
Напоминать о том, что свершено.
Я жду. Во мне жену вы обретете,
Хоть смерть моим надеждам принесете.
Бертрам
Рай на земле я обрету с тобой!
(Уходит.)
Диана
Живите долго и благодарите
Меня и небеса!
Мне матушка все точно предсказала,
Не побывала ль в сердце у него?
Мужчины, по ее словам, клянутся
Все на один манер. Он поклялся
На мне жениться, как умрет жена.
Но я с ним лягу разве лишь в могилу.
Коль все мужья - как этот вот француз,
Пускай вовек не знать мне брачных уз.
И обмануть того мы можем смело,
Кто сам решился на дурное дело.
Уходят.
СЦЕНА 3
Флорентийский лагерь.
Входят двое французских дворян и солдаты.
Первый дворянин
Ты передал ему письмо от матери?
Второй дворянин
Передал, час тому назад. Что-то в письме его очень задело: читая, он изменился и лице.
Первый дворянин
Он достоин самого большого порицания за то, что отверг такую достойную жену, такую прелестную женщину.
Второй дворянин
Чем и заслужил на веки вечные королевскую немилость. А король уж настроил было свою щедрость на такой лад, чтобы она спела графу песенку о счастье. Я скажу тебе одну вещь, но это должно остаться строжайшей тайной.
Первый дворянин
Все, что ты скажешь, тотчас же умрет и будет во мне погребено.
Второй дворянин
Он соблазнил здесь, во Флоренции, одну юную девушку с незапятнанным доселе именем. Нынче ночью он насытит свою похоть на погибель ее чести. Он отдал ей свое кольцо - фамильную драгоценность - и весьма доволен этой постыдной сделкой.
Первый дворянин
От такого падения да сохранит нас господь. Ибо, если бы мы были предоставлены своим порокам, чем бы мы стали?
Второй дворянин
Предателями по отношению к самим себе. Обычно предатель изобличает себя, еще не достигнув своей гнусной цели. Так предательство графа по отношению к его собственному благородству не может оставаться тайной.
Первый дворянин
Не отвратительно ли, что люди сами трубят о своих дурных умыслах? Значит, сегодня вечером он с нами не будет?
Второй дворянин
Он придет после полуночи. Ему для свидания отпущен один лишь час.
Первый дворянин
Ждать уже недолго. А я хотел бы, чтобы мы вывели его приспешника на чистую воду при нем: пусть-ка граф убедится, как ошибается в людях. Превозносить такую шельму!
Второй дворянин
Мы без него не начнем. Ведь и для того плута присутствие графа будет как наказание плетьми.
Первый дворянин
А пока не расскажешь ли, что нового слышно об этой войне?
Второй дворянин
Да говорят, что идут переговоры о мире.
Первый дворянин
Могу тебе сказать больше, - мир уже заключен.
Второй дворянин
Что же будет тогда делать граф Руссильонский? Будет продолжать свои скитания или вернется во Францию?
Первый дворянин
По твоему вопросу видно, что он поверяет тебе не все свои намерения.
Второй дворянин
И слава богу. Не то пришлось бы мне отвечать за все его поступки.
Первый дворянин
Месяца два назад его жена покинула Руссильонский замок, чтобы совершить паломничество к Святому Иакову. Этот благочестивый замысел она и осуществила. Но когда она добралась туда, ее хрупкость пала жертвой испытанных ею страданий; словом, она испустила последний вздох и теперь приобщилась к хору ангелов.
Второй дворянин
Откуда все это известно?
Первый дворянин
Большая часть - из ее собственного письма. Там рассказано все, что предшествовало ее смерти. О самой же смерти, которую она, конечно, не могла описать, имеется достоверное свидетельство приходского священника.
Второй дворянин
И граф это знает?
Первый дворянин
Да, во всех подробностях; он во всеоружии истины.
Второй дворянин
Меня безмерно печалит, что эта новость должна его радовать.
Первый дворянин
Подумать, как порою нас веселят наши утраты!
Второй дворянин
И как иной раз мы топим в слезах наше счастье. Великая слава, которую он стяжал здесь своей доблестью, на его родине сменится таким же позором.
Первый дворянин
Ткань человеческой жизни сплетена из двух родов пряжи - хорошей и дурной. Наши добродетели преисполнили бы нас гордыней, если бы их не бичевали наши грехи; а наши пороки ввергли бы нас в отчаяние, если бы их не искупали наши достоинства.
Входит слуга.
Ну что? Где твой господин?
Слуга
Он повстречался на улице с герцогом, который отпустил его с почетом. Завтра утром его сиятельство уезжает ко Францию. Герцог обещал дать ему рекомендательное письмо к королю.
Второй дворянин
Такое письмо ему крайне необходимо; и если похвалы будут даже преувеличены, то тем лучше.
Слуга уходит.
Первый дворянин
Король испытал такую горечь, что ее никакими похвалами не подсластишь. А вот и граф.
Входит Бертрам.
Ну как, ваша светлость? Ведь уже далеко за полночь.
Бертрам
Я успел сегодня сделать добрых полтора десятка дел, на каждое из которых был бы нужен месяц. Редкая удача! Я простился с герцогом, раскланялся с его приближенными, овдовел, оплакал покойную жену, написал матери о своем возвращении, подобрал себе спутников. А между этими важными делами завершил еще несколько других, более приятных. Последнее из них было важнейшим, но с ним я еще не совсем покончил.
Второй дворянин
Если это дело не из легких, а уезжаете вы утром, то вашей светлости нужно поторопиться.
Бертрам
Я не покончил с этим делом в том смысле, что мне, боюсь, еще придется впоследствии о нем услышать... Ну, а как же наш веселый диалог между шутом и солдатом? Пусть приведут сюда Этот поддельный образчик всех совершенств. Он ввел меня в обман, как двусмысленный оракул.
Второй дворянин
Ведите его сюда.
Несколько солдат уходят.
Он всю ночь просидел в колодках, несчастный герой.
Бертрам
И поделом: колодки к его ногам подходят лучше, чем шпоры, которые он так долго носил незаслуженно. Как он себя держит?
Первый дворянин
Я уже сказал вашей светлости: он себя - никак, а вот колодки его держат. Но если уж говорить всю правду, то он ревет, как девка, пролившая молоко. Он исповедовался Моргану, которого принял за монаха, во всем, что с ним случилось с младенчества до того злополучного дня, когда он угодил в колодки. Как вы думаете, что он рассказал на исповеди?
Бертрам
Надеюсь, не про меня что-нибудь?
Второй дворянин
Его исповедь записана и будет прочитана в его присутствии. И если о вашей светлости там упоминается, в чем я не сомневаюсь, то вам придется выслушать терпеливо все до конца.
Возвращаются солдаты с Паролем.
Бертрам
Чтоб ему провалиться! Как, с завязанными глазами! Но обо мне он ничего не посмеет сказать. Тсс... тсс...
Первый дворянин
Начинается игра в жмурки. - Порто тартаросса.
Первый солдат
Приказано принести орудия пытки. Что ты скажешь, пока тебя не начали пытать?
Пароль
Я все скажу, что мне известно, вам не придется меня принуждать. Если вы даже сотрете меня в порошок, я не смогу ничего добавить.
Первый солдат
Боско чимурчо.
Второй дворянин
Боблибиндо чикурмурко.
Первый солдат
Вы милостивы, генерал. (Паролю.) Наш генерал приказывает тебе ответить на вопросы, которые у меня здесь записаны.
Пароль
Я буду отвечать чистую правду, клянусь своей надеждой остаться в живых.
Первый солдат
(читает)
"Во-первых, спросить у него, какова численность конницы у флорентийского герцога?" Что ты на это скажешь?
Пароль
Пять-шесть тысяч. И то народ вовсе негодный. Солдаты одна дрянь, да и командиры - людишки самые никудышные, клянусь моей доброй славой и честью. Если лгу, пусть не быть мне живым.
Первый солдат
Так, значит, и записать?
Пароль
Пишите. Если надо, я могу присягнуть на чем угодно.
Бертрам
(тихо)
Ему все нипочем! Какой закоренелый мерзавец!
Первый дворянин
(тихо)
Что вы, ваша светлость! Это же ваш Пароль, отважнейший воин. По его собственным словам, в одной пряжке его перевязи вся стратегия войны, и вся тактика - в ножнах его кинжала.
Второй дворянин
(тихо)
Нет уж, больше я не стану доверять человеку только потому, что он умеет начищать до блеска свой меч, и не буду считать его совершенством только за то, что он щеголяет нарядами.
Первый солдат
Так, записано.
Пароль
Я сказал: "пять-шесть тысяч всадников". Но я хочу говорить чистейшую правду. Поэтому припишите: "или около того". Я буду говорить правду.
Первый дворянин
(тихо)
Тут он, действительно, весьма близок к истине.
Бертрам
(тихо)
Но я за это не собираюсь его благодарить: не в таких случаях надо говорить правду.
Пароль
Не забудьте записать: "людишки никудышные, дрянцо".
Первый солдат
Ладно, записал.
Пароль
Покорнейше вас благодарю. Начистоту так уж начистоту: на редкость никудышные.
Первый солдат
(читает)
"Спросить его о численности пехоты". Что ты ответишь на это?
Пароль
Поверьте, мессир, пусть это будет последний час моей жизни, если я не скажу всю правду. Сейчас соображу: у Спурио полтори сотни, у Себастьяна столько же, столько же у Корамбуса, столько же у Жака... У Гильтиана, Космо, Лодовико и Грацио по две с половиной сотни... В моем собственном отряде, у Читофера, Вомона, Бенцо - по две с половиной сотни... Общим счетом по спискам, если считать строевых и обозных, не наберется, клянусь жизнью, и пятнадцати тысяч голов. Да и то, добрая половина из них не отважится стряхнуть снег со своих плащей, чтобы тут же и самим не рассыпаться.
Бертрам
(тихо)
Что с ним делать?
Первый дворянин
(тихо)
Ничего, сказать ему спасибо. - Спроси-ка у него, что я за человек и на каком счету у герцога?
Первый солдат
Так, записано. (Читает.) "Спросить - имеется ли в лагере некий француз, капитан Дюмен? На каком счету он у герцога? Что известно о его храбрости, честности и воинском искусстве? Нельзя ли подкупить его и подбить на измену?" Что ты скажешь на это? Известно тебе что-нибудь?
Пароль
Покорнейше вас прошу, позвольте мне ответить на вопросы по порядку. Спрашивайте.
Первый солдат
Знаешь ли ты некоего капитана Дюмена?
Пароль
Как же, знаю. Он был подмастерьем у одного портняжки в Париже. Потом его оттуда выгнали и отстегали плетьми за то, что он сделал ребенка одной слабоумной девке, содержавшейся на казенный счет, - немой дурочке, которая не умела сказать "нет".
Первый дворянин в гневе замахивается.
Бертрам
(тихо)
Прошу вас, удержите руку! Хоть я и знаю, что по его башке плачет первая черепица, которой суждено сорваться с крыши.
Первый солдат
Значит, упомянутый капитан служит в войсках герцога?
Пароль
Конечно, этот паршивец там.
Первый дворянин
(тихо)
Что вы на меня так смотрите? Дайте срок, мы кое-что услышим и о вашей светлости.
Первый солдат
На каком счету он у герцога?
Пароль
Герцог знает его как самого никчемного из моих подчиненных и написал мне на днях, чтобы я выгнал его из отряда. Постойте, кажется, это письмо у меня в кармане.
Первый солдат
Да ну? Сейчас мы тебя обыщем.
Пароль
Впрочем, по правде говоря, я не помню: то ли оно при мне, то ли осталось в моей палатке, среди других писем герцога.
Первый солдат
Вот оно, - тут какая-то бумага. Прочесть его тебе?
Бертрам
(тихо)
Наш толмач хорошо играет роль.
Первый дворянин
(тихо)
Просто молодец.
Первый солдат
(читает)
"Диана, граф набитый дурак, но набит он золотом...".
Пароль
Это не то, мессир. Это предостережение одной флорентийской красотке, некой Диане, чтобы она остерегалась некоего графа Руссильонского, безмозглого и никчемного молокососа, притом отчаянного развратника. Прошу вас, мессир, положите письмо обратно.
Первый солдат
Сперва, с твоего позволения, я его прочту.
Пароль
Уверяю вас, что у меня были самые лучшие намерения по отношению к девице. Уж я-то знаю, что молодой граф - зловредный сластолюбивый мальчишка, который прямо-таки глотает девушек, словно кит мелкую рыбешку, целыми косяками.
Бертрам
(тихо)
Проклятый двуличный негодяй!
Первый солдат
(читает)
"Не верь его признаниям в любви:
Не клятвы, золото пускай он тратит.
Торгуйся с ним и не продешеви.
Бери вперед: потом он не заплатит.
Тебе я дам еще совет один,
Гони мальчишек прочь, ласкай мужчин:
Граф и в своей любви - поверь солдату!
Щедрее на авансы, чем на плату.
Твой, как тебе шепнул я на ушко,
Пароль"
Бертрам
(тихо)
Ему надо бы вырезать эти вирши на лбу и прогнать сквозь строй!
Второй дворянин
(тихо)
Но ведь это же, граф, ваш преданный друг. Прославленный знаток языков и бесстрашный воитель!
Бертрам
(тихо)
Я до сих пор относился терпимо ко всякой твари, кроме кошек. Но эта тварь для меня теперь хуже кошки.
Первый солдат
По выражению лица нашего генерала вижу я, что нам придется тебя повесить.
Пароль
Ради всего святого, оставьте мне жизнь, мессир! Не то чтобы я боялся смерти, но поскольку я много грешил, то хотел бы остаток моих дней употребить на покаяние. Дайте мне пожить, мессир! Хотя бы в темнице, в колодках, как угодно, только бы жить!
Первый солдат
Посмотрим, нельзя ли будет что-нибудь сделать, если ты все чистосердечно расскажешь. Итак, вернемся к капитану Дюмену. Ты ответил на вопросы касательно его репутации, отношения к нему герцога и его храбрости. Что ты скажешь о его честности?
Пароль
Да для него нет ничего святого: из монастыря яйцо украдет. По части похищения и насилования чужих жен он не уступит Нессу. Клятвы он ставит ни во что, и рядом со списком его клятвопреступлений бледнеют подвиги Геркулеса. Лжет он, мессир, с таким красноречием, что способен одурачить самое истину. Лучшее из его качеств то, что он пропойца, ибо когда он пьян в стельку, то дрыхнет и не причиняет вреда никому, кроме своей простыни. Но его повадки всем известны, поэтому его кидают на солому. К сказанному мной об его честности остается прибавить немногое: он обладает всем, чего не должно быть у честного человека; из того, чем должен обладать честный человек, у него нет ничего.
Первый дворянин
(тихо)
Он начинает мне нравиться.
Бертрам
(тихо)
Чем? Отзывом о твоей честности? Язва ему в глотку! Для меня он, ни дать ни взять, кошка.
Первый солдат
Что ты знаешь о его познаниях в воинском искусстве?
Пароль
Сказать правду, об его воинском искусстве мне известно, что в Англии он хаживал во главе отряда странствующих комедиантов и бил в барабан. Не хочу взводить на него напраслину, - других воинских успехов за ним не знаю. Вот разве что, говорят, он в той же стране заслужил офицерское звание тем, что обучал инвалидную команду вздваивать ряды на плацу, называемом Майл-Энд. Как видите, я рад упомянуть и о его заслугах, хоть и ни могу поручиться, что это было на самом деле.
Первый дворянин
(тихо)
Он настолько переподличал самую подлость, что вызывает восхищение как истинная диковина.
Бертрам
(тихо)
Язва ему в пасть! Кошка, да и только!
Первый солдат
Раз уж он такой дрянной человек, то нечего и спрашивать, можно ли его подкупить.
Пароль
Мессир! Да за четверть экю он продаст вам свою бессмертную душу и откажется от райского блаженства за себя самого и всех своих потомков на веки вечные.
Первый солдат
А что такое его брат, другой капитан Дюмен?
Второй дворянин
(тихо)
Зачем он спрашивает обо мне?
Первый солдат
Ну, каков он?
Пароль
Два сапога пара. Он несколько уступает своему брату в достоинствах, зато намного превосходит его в пороках. Он еще трусливее брата, который слывет отчаянным трусом. При отступлении он обгоняет любого скорохода; зато, когда надо идти в атаку, у него трясутся поджилки.
Первый солдат
Если тебе сохранят жизнь, возьмешься ты выдать флорентийского герцога?
Пароль
Возьмусь. А также начальника его конницы графа Руссильонского.
Первый солдат
Я доложу генералу и узнаю его решение.
Пароль
(в сторону)
Хватит с меня барабанного боя! Чтоб их разнесло, все эти барабаны! Попасть в такую передрягу, и ради чего? Чтобы показать, будто я храбрец, и рассеять подозрения этого графа, похотливого мальчишки! Но кто бы мог подумать, что меня ждет засада?
Первый солдат
Ничего не поделаешь: тебя казнят. Генерал говорит, что тот, кто так предательски выдал все тайны своего войска и гнусно оклеветал почтеннейших людей, не годен ни на что путное. Поэтому тебя казнят. - Эй, палач! Голову ему долой!
Пароль
Ради самого господа, мессир! Пощадите меня! Развяжите хоть глаза перед смертью.
Первый солдат
Так и быть. Простись со всеми своими друзьями. (Снимает с него повязку.) Ну, погляди вокруг. Не узнаешь ли кого-нибудь?
Бертрам
Здравствуйте, благородный капитан.
Второй дворянин
Благослови вас бог, капитан Пароль.
Первый дворянин
Спаси вас господь, благороднейший капитан.
Второй дворянин
Капитан, не прикажете ли передать привет мессиру Лафе? Я еду во Францию.
Первый дворянин
Доблестный капитан, не перепишете ли вы для меня сонет, сочиненный вами для Дианы в честь графа Руссильонского? Не будь я таким трусом, я бы заставил вас это сделать. Счастливо оставаться.
Бертрам и оба дворянина уходят.
Первый солдат
Ну, вот, капитан, вы и разоблачили себя. Можно сказать, вы разделись донага; одни только ленты и остались.
Пароль
Кого бы не погубил такой заговор?
Первый солдат
Если бы вам посчастливилось найти страну, где водятся настолько же покрытые позором девки, вы могли бы стать родоначальником племени бесстыжих. Прощайте. Я тоже еду во Францию. Мы уж там о вас порасскажем. (Уходит.)
Пароль
Однако же спасибо и на том.
А будь я сердцем горд, - оно б разбилось.
Мне капитаном больше не бывать.
Но разве я не буду наслаждаться
Едой, питьем и сном, как капитаны?
Я и такой как есть не пропаду.
А хвастуны пускай остерегутся:
Кто хвастает, не избежит никак,
Чтоб где-нибудь да не попасть впросак.
Меч, ржавей! Стыд, умри! К чему тут вздохи?
Осмеян? Что ж, дела не так уж плохи
Я проживу, - живут же скоморохи.
Во Францию, за прочими вослед!
(Уходит.)
СЦЕНА 4
Флоренция. Комната в доме вдовы.
Входят Елена, вдова и Диана.
Елена
Порукой правоты моей вам будет
Один из величайших государей
В крещеном мире. Чтобы завершился
Мой замысел, склонюсь к его стопам.
В былые дни ему я помогла,
И, может быть, он мне обязан жизнью.
Будь он татарин с сердцем, как кремень,
И то нашлась бы в сердце благодарность.
Известно мне, что государь в Марселе,
И в этот город мы направим путь.
Вы знаете, меня считают мертвой.
Войска распустят, граф домой поедет,
И мы туда же с помощью небес,
С соизволенья доброго монарха,
Нежданно явимся.
Вдова
О, ваша светлость,
Слуги верней, чем я, не знали вы.
Елена
А вы во мне нашли такого друга,
Который помышляет лишь о том,
Чем отплатить вам за любовь. И разве
Не сам творец послал меня сюда,
Чтоб наделить приданым вашу дочь
И чтобы в ней помощницу нашла я
Для возвращенья моего супруга?
О странные мужчины! Как они
Способны наслаждаться ненавистным,
Когда обмануты мечтой распутной,
Чернящей черную ночную тьму.
Коль милое далеко, - с тем же пылом
Разврат способен тешиться немилым.
Но полно... - Вас, Диана, я прошу,
Уж вы еще немного потерпите.
Диана
Хотя бы вы мне умереть велели,
Я ваша, - ради вас на все пойду.
Елена
Прошу вас потерпеть. Настанет лето,
Когда шиповник колкий зацветет
И тернии закроются цветами.
В путь! Ждет карета. Время нас торопит.
Как говорят, конец венчает дело,
И если даже горько мне - ну что ж,
Все хорошо, когда конец хорош!
Уходят.
СЦЕНА 5
Руссильон. Комната в замке графини.
Входят графиня, Лафе и шут.
Лафе
Нет, нет и нет. Вашего сына сбил с пути этот расфуфыренный молодчик. Того количества шафрана, которое он употребляет на окраску своих воротничков и манжет, хватило бы, чтобы всю нашу зеленую молодежь перекрасть в его цвета. Ах, если бы ваша невестка была жива, если бы сын ваш находился под отчим кровом и пользовался благоволением короля, а не этого краснохвостого трутня, о котором я говорю...
Графиня
...и о котором лучше бы мне вовеки не слышать! Подумать только, что умерла благороднейшая из женщин, которую когда-либо создавала природа. Если бы она была плотью от плоти моей и стоила бы мне материнских мук, я не могла бы привязаться к ней крепче.
Лафе
Это была славная женщина, славная женщина. Переберешь не одну тысячу салатов, пока найдешь такую травку, как она.
Шут
И правда, мессир, она была как душистый левкой в салате, скорее даже как резеда.
Лафе
Дурень, эти травы не кладут в салат, это душистые растения.
Шут
Откуда мне разбираться в растениях? Не считайте, мессир, что я какой-нибудь Навуходоносор.
Лафе
Сам-то ты кем себя считаешь: пройдохой или дураком?
Шут
Когда служу мужчине, то пройдохой, а когда женщине - дураком.
Лафе
А в чем же разница?
Шут
Служа мужчине, я его обманываю с его женой, значит, присваиваю себе его права.
Лафе
Поистине ты служишь ему, как пройдоха.
Шут
А на службу его жене я ставлю свой дурацкий жезл.
Лафе
Да ты и впрямь и дурак и пройдоха.
Шут
Рад вам служить.
Лафе
Ну уж нет.
Шут
Если нельзя служить вам, то придется служить одному князю, который еще почище вас.
Лафе
Кто же он? Француз?
Шут
У него есть название на любом языке, хотя морда у него на французский манер.
Лафе
Что же это за князь?
Шут
Князь тьмы, мессир. Сиречь - дьявол.
Лафе
Вот тебе мой кошелек, держи. Даю его не для того, чтобы переманить тебя от твоего князя. Служи ему, как служил.
Шут
Я родом из лесных краев, ваша светлость, у нас не жалеют дров, а у этого князя тоже огонек на славу. И все-таки, раз он князь мира, пусть сильные мира сего толпятся при его дворе. Мне больше по душе домик с узкой калиткой, куда спеси никак не протиснуться. Немногие, кто согласен смириться, туда попадут, но благородные люди большей частью такие привередливые и изнеженные, что предпочитают идти по пути, усыпанному цветами, который заканчивается широкими воротами и жарким пламенем.
Лафе
Ладно, ступай-ка отсюда тем путем, который тебе больше по душе, ты мне что-то надоел. Я тебя нарочно предупреждаю об этом, чтобы нам не поссориться. Ступай. Скажи, чтобы позаботились о моих лошадях, да смотри без этих твоих шуток.
Шут
Ну, а если и с шутками? Лошади над ними поржут, но ведь им-то велит ржать закон природы. (Уходит.)
Лафе
Он себе на уме и за словом в карман не лезет.
Графиня
Что верно, то верно. Мой покойный муж очень смеялся его шуткам. Потому-то дурака этого отсюда и не гонят, и он уверен, что ему любое непотребство сойдет с рук. В самом деле, он совсем распустился и переходит всякие границы.
Лафе
Он мне нравится: малый не промах. Но вот что я хотел вам сказать: когда я прослышал об ее кончине и о том, что ваш сын возвращается домой, я обратился с просьбой к нашему государю, чтобы он замолвил слово о моей дочери. Еще когда граф и моя дочь были детьми, его величество сам заговаривал об этом браке. Государь обещал мне возобновить это сватовство, и нет лучшего средства для того, чтобы вернуть его милостивое расположение вашему сыну. Как вы на это смотрите, графиня?
Графиня
Очень благосклонно, мессир. И желаю, чтобы ваш план счастливо осуществился.
Лафе
Его величество едет сюда из Марселя. Он так бодр, как если бы ему было тридцать лет. Если верить человеку, который обычно бывает хорошо осведомлен, - государя следует ждать здесь завтра.
Графиня
Я почту себя счастливой, увидав его прежде, чем умру. Я получила письмо о том, что сын мой приедет сегодня к вечеру. Прошу вас, мессир, остаться у меня и присутствовать при встрече его с государем.
Лафе
Я именно и думал, как бы получить эту возможность.
Графиня
Вам стоит только воспользоваться принадлежащими вам правами.
Лафе
Я широко пользовался ими, ваша светлость; но, благодарение богу, они еще сохранили свою силу.
Входит шут.
Шут
Ах, ваша светлость! Там прибыл молодой граф, ваш сын, с бархатной повязкой на лице. То ли под ней рубец, то ли нет, одному бархату известно. Но бархатная повязка выглядит превосходно. Это, верно, особый форс: на левой щеке - черный ворс; зато правая щека у него без ворса, голая.
Лафе
Рубец, приобретенный в честном бою, благородный шрам - почетное украшение. Таков, верно, и этот.
Шут
Так-то так, но лицо у него словно нашпиговано.
Лафе
Пойдемте навстречу вашему сыну. Мне не терпится потолковать с юным героем.
Шут
Да их там целая дюжина. И все в деликатных шляпах с учтивыми перьями, которые кивают и раскланиваются с каждым встречным и поперечным.
Уходят.
АКТ V
СЦЕНА 1
Марсель. Улица.
Входят Елена, вдова, Диана и двое слуг,
Елена
Мы гнали лошадей и день и ночь.
Устали вы, конечно. Что же делать!
Но знайте, - изнурив себя дорогой,
С ночами дни смешав из-за меня,
Мне в сердце крепко вы пустили корни,
И вас ничто не вырвет из него.
И если счастье...
Входит дворянин, королевский сокольничий.
Вот кто мне поможет
Увидеть короля, лишь захотел бы.
Благослови вас бог, мессир.
Дворянин
И вас.
Елена
Я вас, мессир, встречала при дворе.
Дворянин
Да, это может быть.
Елена
Надеюсь я, что общая молва
О вашем добром сердце справедлива,
Гонимая нуждой своей великой,
Приличья все отбрасывая прочь,
Я прибегаю к вашей доброте
И буду благодарна беспредельно.
Дворянин
Чего же вы хотите?
Елена
Чтобы вы
Мое прошенье королю вручили
И всем своим влияньем помогли
Увидеться мне лично с государем.
Дворянин
Но короля здесь нет.
Елена
Как - нет?..
Дворянин
Уехал.
Еще вчера собрался он внезапно.
Вдова
О боже мой! Так, значит, все напрасно!
Елена
И все-таки конец венчает дело,
Хотя судьба как будто против нас.
Скажите мне, куда же он уехал?
Дворянин
Насколько мне известно, в Руссильон.
И я туда же еду.
Елена
Ах, мессир,
Вы короля нагоните скорее,
Вручите же ему посланье это.
Оно не навлечет на вас опалы;
Ваш труд заслужит только благодарность.
А я за вами следом поспешу.
Мне хватит средств, чтоб средства отыскать
Для достиженья цели.
Дворянин
Вашу просьбу
Исполню я.
Елена
И, что бы ни случилось,
Об этом вы не будете жалеть.
А мы должны продолжить нашу скачку.
Скорей! Скорее - в путь!
Уходят.
СЦЕНА 2
Руссильон. Двор графского замка.
Входят шут и Пароль.
Пароль
Добрейший господин Лаваш, передайте это письмо мессиру Лафе. В прошлые времена, когда я был в дружбе с нарядным платьем, вы меня узнавали. А теперь нечистый окунул меня в нечистоты, и от меня разит разительными превратностями судьбы.
Шут
Видно, судьба порядочная грязнуля, если от ее неблаговоления так неблаговонно разит, как ты говоришь. Отныне я отказываюсь есть варево, которое она мне приготовит на своей кухне. Послушай-ка, стань с подветренной стороны.
Пароль
Не бойтесь, сударь, не зажимайте нос. Я выразился фигурально.
Шут
Ну и что ж, что фигурально? Если от твоей фигуры воняет, то почему бы мне и не зажать нос? Я зажимаю нос при виде любой вонючей фигуры. Честью тебя прошу, отойди подальше.
Пароль
Пожалуйста, сударь, возьмите у меня эту бумагу.
Шут
Фу! Отойди-ка подальше. Чтобы я вручил бумагу из ночного горшка судьбы дворянину? Да, кстати, вот и он сам.
Входит Лафе.
Тут, ваша милость, к вам пришла помурлыкать драная кошка Фортуны, а может, это ободранная крыса Фортуны (только уж наверняка не мускусная крыса, запах тут другой). Это животное плюхнулось в грязную лужу превратностей судьбы и, по собственным его словам, выкупалось в нечистотах. Прошу вашу милость выудить эту рыбину из лужи и использовать по назначению, ибо она смахивает на жалкого, замызганного, продувного, дурашливого, бессовестного бродягу. Я соболезную его несчастьям с высоты собственного благополучия и препоручаю его вашей милости.
(Уходит.)
Пароль
Мессир, перед вами человек, жестоко исцарапанный Фортуной.
Лафе
Что же я могу сделать? Подстричь ей когти? Так все равно, уж слишком поздно. Какую же пакость учинил ты Фортуне, что она так исцарапала тебя? Она ведь, в общем, порядочная женщина и не позволяет, чтобы пакостникам долго везло. Возьми четверть Экю на бедность. Пусть мировой судья примирит тебя с Фортуной, а у меня есть дела поважнее.
Пароль
Умоляю вашу милость выслушать еще одно словцо.
Лафе
Тебе нужен еще один медяк? На, бери и не трать лишних слов.
Пароль
Мессир, меня зовут Пароль.
Лафе
Вот так словцо! Да тут и пароль и отзыв. Страсти господни! Вашу руку. Ну, как поживает ваш барабан?
Пароль
Ах, мессир! Ведь это вы первый раскусили меня.
Лафе
Да ну? И, значит, меня первого стошнило.
Пароль
Мессир! От вас зависит меня спасти, ибо вы меня погубили.
Лафе
Стыда в тебе нет! Ты хочешь, чтобы я был зараз и сатаной и богом? И вверг тебя в погибель и был твоим спасителем?
За сценой трубы.
Это король: я узнаю звуки труб. Ладно, наведайся попозже. Я еще вчера тебя вспоминал. Ты дурак и мошенник, но не помирать же тебе с голоду. А пока убирайся.
Пароль
Вечно буду за вас бога молить!
Уходят.
СЦЕНА 3
Там же. Комната в графском замке.
Трубы. Входят король, графиня, Лафе и свита.
Король
Сокровище утратили мы в ней
И стали оттого бедней намного.
А сын ваш, ослеплен своим безумьем,
Не смог ее как должно оценить.
Графиня
Былого не вернешь, мой государь.
Сочтите это вспышкой безрассудства.
Богата ими пламенная юность;
Не может разум справиться с огнем,
В который юность подливает масло.
Король
Я все ему простил, я все забыл,
Хоть был уже натянут лук возмездья,
И мига ждал я, чтоб стрелу пустить.
Лафе
Прошу прощенья, - должен я сказать,
Что юный граф тяжелую обиду
Нанес монарху, матери, супруге,
Но самого себя сильней обидел:
Лишился он жены, чья красота
Пленяла и пресыщенные взоры,
Чьи речи зачаровывали слух,
Чьи совершенства признавал смиренно
Любой гордец и рад был ей служить.
Король
Когда мы хвалим то, что потеряли,
Еще больней утрату вспоминать.
Зовите же его. Мы примирились,
И первый взгляд попреки умертвит.
Просить у нас прощенья он не должен;
Раз умерла причина прегрешенья,
И головни дымящиеся гнева
Забвеньем я засыплю. Пусть войдет
Не как преступник он, - как незнакомец.
Скажите: наша воля такова.
Придворный
Да, государь.
(Уходит.)
Король
(к Лафе)
Беседовал ты с ним
О дочери своей? Что он ответил?
Лафе
Что предает себя монаршей воле.
Король
Поженим их. О нем весьма хвалебно
Мне пишут.
Входит Бертрам.
Лафе
У него довольный вид.
Король
Ни с летним днем, ни с зимним я не схож:
Во мне одновременно можешь встретить
И солнца свет и тучу снеговую.
Но пусть лучи разгонят облака.
Так подойди же. Небо снова ясно.
Бертрам
О государь возлюбленный, простите
Мою вину! Я каюсь горько в ней.
Король
Забыто все. Ни слова о прошедшем,
Но будем настоящим дорожить.
Я стар и не могу в решеньях медлить,
Иль времени бесшумная стопа
Меня опередит. Скажи, ты помнишь
Дочь этого вельможи?
Бертрам
Государь,
Я с ней знаком. Ее уже давно
Избрал я сердцем, но оно не смело
Язык мой взять в глашатаи свои.
В глазах запечатлелся этот образ,
И тут свою подзорную трубу
Дала мне гордость. Все иные лица
Представились мне в искаженном виде:
Слиняли краски и черты сместились,
Уродством показалась красота.
Вот отчего случилось, что Елена,
Которую все люди восхваляли.
Которую и сам я полюбил,
Когда навек утратил, - для меня
Была тогда попавшей в глаз пылинкой.
Король
Ты хорошо сказал. И часть вины
Загладил тем, что полюбил Елену.
Однако запоздалая любовь,
Как и помилованье после казни,
Нас наполняет горечью, твердя:
"Прекрасно было то, чего уж нет".
Чтоб мы как должно ценное ценили,
Оно должно покоиться в могиле.
Жестокостью друзей своих губя,
Потом мы слезы льем, корим себя;
Рыдает, пробудясь, любовь у гроба,
И, устыдившись, засыпает злоба.
Вот по Елене погребальный звон.
Мир ей. Теперь шли свадебный подарок
Красавице Мадлен. Ты с ней сосватан.
А мы здесь остаемся до конца:
До новой свадьбы юного вдовца.
Графиня
Дай бог, чтоб новая была счастливей,
Иль пусть я до нее не доживу!
Лафе
О сын мой, в ком продолжится мой род,
Подай невесте обручальный перстень,
Чтоб он ее сиянием своим
Привел сюда...
Бертрам снимает с пальца перстень и дает ему.
Покойная Елена,
Клянусь моей седою бородой,
Была прелестным существом. Я помню,
Заметил я, когда прощались мы,
Вот этот перстень у нее на пальце.
Бертрам
Нет, этот перстень не ее.
Король
Постой!
Дай мне взглянуть. Пока мы говорили,
Мой взор к нему все время обращался.
Я этот перстень подарил Елене
В залог того, что к ней приду на помощь,
Когда она окажется в беде.
Как выманить сумел ты у нее
Ценнейшее из всех ее сокровищ?
Бертрам
Мой государь, вы гневаться вольны,
Но этот перстень не ее.
Графиня
Мой сын!
Клянусь, она носила этот перстень
И так же дорожила им, как жизнью.
Лафе
Ручаюсь, - это самое кольцо.
Бертрам
О нет, мессир, вы, право же, ошиблись.
Однажды во Флоренции был брошен
Мне этот перстень из окна. Он был
Завернут в лист бумаги, на котором
Стояло имя благородной дамы.
Она считала, что свободен я.
Когда ж я все ей о себе поведал,
Сказав, что ей ответить не могу
Взаимностью, она смирилась грустно,
Но перстень отказалась взять назад.
Король
Сам Плутос, обладающий секретом,
Как в золото металлы превращать.
Знаком не больше с тайнами природы,
Чем с этим перстнем я. Он был моим,
И, кто бы ни вручил его тебе,
Я дал его Елене. Признавайся,
Коль ты еще рассудка не утратил,
Какое совершил над ней насилье,
Чтобы отнять кольцо? Она клялась,
Что не расстанется с кольцом, - вот разве
Отдаст его тебе на брачном ложе
(Но ложа с нею ты не разделил)
Иль мне, случись беда, его пошлет.
Бертрам
Нет, перстень не ее.
Король
Клянусь, ты лжешь
И пробуждаешь этим подозренье,
Которое прогнать бы я хотел.
Ужель ты мог быть так бесчеловечен...
Не может быть... И все-таки... Как знать!
Ее возненавидел ты смертельно,
И вот она мертва. Увидев перстень,
Я в этом более не сомневаюсь,
Как если бы ей сам закрыл глаза.
Эй, взять его!
Стража окружает Бертрама.
Пока я только знаю,
Что не без основанья я боялся
И что бояться больше должен был.
В тюрьму его! - Произведем дознанье.
Бертрам
Коль вы докажете, что от Елены
Я взял кольцо, то будет не трудней
Вам доказать, что с ней делил я ложе
Там, во Флоренции, где никогда
Она и не бывала.
Стража уводит Бертрама.
Король
Я угнетен печалью.
Входит дворянин-сокольничий.
Дворянин
Государь,
Не гневайтесь, взялся я передать
Прошенье вам от некой флорентийки,
Которая, вас не застав в Марселе,
Вручить его сама вам не могла.
Я согласился передать письмо,
Равно плененный красотой и речью
Просительницы. Здесь она теперь
И ждет ответа. По ее лицу
Могу судить, что дело очень важно.
А на словах добавила она,
Что жалоба касательство имеет
И к вашему величеству и к ней.
Король
(читает, сначала про себя, потом вслух)
"...щедро расточая уверения в том, что женится на мне, если умрет его жена, - я краснею от стыда, признаваясь в этом, - он овладел мною. Теперь граф Руссильонский овдовел и нарушил свои клятвы, положившись на которые я принесла ему в жертву свою девическую честь. Он скрылся из Флоренции, не простясь со мною, и я последовала за ним на его родину в поисках правосудия. Я ищу его у вас, государь! Где же иначе я его найду? Неужели же соблазнитель останется безнаказанным, а бедная девушка погибнет? Диана Капилетти".
Лафе
Нет, уж лучше я куплю себе зятя на ярмарке и заплачу за него наличными деньгами; а такого мне даром не надо.
Король
Лафе, тебя спасают небеса,
Послав известье это. - Позовите
Просительницу. - Приведите графа.
Сокольничий и несколько придворных уходят.
Мне кажется, графиня, что Елена
Предательски убита.
Графиня
Если так,
Убийц да покарает правосудье!
Стража вводит Бертрама.
Король
Я удивляюсь одному, мессир:
Считая жен исчадиями ада,
От них спасаясь бегством в тот же день,
Как в верности навек им поклялись,
Вы все еще мечтаете жениться!
Возвращается сокольничий, за ним вдова и Диана.
Кто эта женщина?
Диана
О государь,
Я обесчещенная флорентинка,
Несчастный отпрыск рода Капилетти.
Известно вам, о чем я вас прошу,
А стало быть, известно и о том,
Насколько я достойна сожаленья.
Вдова
Я, государь, ей мать. Уязвлены
И честь моя и годы оскорбленьем.
Без вас конец как чести, так и годам.
Король
Что скажешь, граф? Ты знаешь этих женщин?
Бертрам
Я, государь, не стану отрицать,
Что знаю их. Но в чем же обвиненье?
Диана
Как на свою жену ты странно смотришь!
Бертрам
Она жена? Уж только не моя!
Диана
Как - не твоя? Ведь если б ты женился,
Ты руку б отдал, - но она моя!
Ты клятвы дал бы, - но они мои!
Ты отдал бы себя, - но весь ты мой!
С тобой душой и телом мы едины,
И та, что стала бы тебе супругой,
Тем самым сочеталась бы со мной,
Взяла б обоих нас, иль никого.
Лафе
(Бертраму)
Вы так запятнали свое имя, что моей дочери не пристало его носить. Не бывать вам ее мужем.
Бертрам
Не слушайте безумную, мессир.
Я с ней однажды... пошутил, и только.
Мой государь, как вы могли поверить,
Что честь мою я мог так уронить?
Король
Поверить мог? Ты веру заслужи,
Тогда уж я и в честь твою поверю.
Диана
Пусть, государь, он скажет под присягой,
Похитил ли невинность у меня.
Король
Ответь.
Бертрам
Она бесстыдна, государь,
И в лагере была солдатской девкой.
Диана
О, клевета! Но если так, - он мог
Меня купить за мелкую монету.
Не верьте, государь. Взгляните лучше
На этот перстень, - нет ему цены.
Зачем же он сокровище такое
Решился подарить солдатской девке?
Графиня
Он покраснел! Я узнаю кольцо:
Оно шесть раз уже в семействе нашем
Переходило к сыну от отца.
Она его жена. В том нет сомненья:
Одно кольцо - мне тысяча свидетельств.
Король
(Диане)
А нет ли здесь кого, кто подтвердил бы
Правдивость ваших слов?
Диана
Есть, государь,
Хоть прибегать к свидетельству такому
Противно мне. Его зовут Пароль.
Лафе
Здесь был сегодня этот человек,
Коль назван быть он может человеком.
Король
Найти его и привести.
Один из придворных уходит.
Бертрам
К чему?
Как знают все, он вероломный раб,
Отмеченный печатью всех пороков;
Для этой твари слово правды - яд.
Кто может утверждать, что я таков,
Как скажет он? Сказать же все он может.
Король
Твой перстень у нее.
Бертрам
Да, признаю.
Она мне приглянулась. И ее
Я с юным пылом начал домогаться.
Она меня к себе не подпускала,
Чтоб, раззадоренный сопротивленьем,
Попался я, как рыба на крючок:
Препятствия ведь разжигают страсть.
Она своей красою заурядной
И редкостною хитростью своей
Заставила меня пойти на сделку.
Я отдал ей кольцо, а от нее
Я получил лишь то, что первый встречный
Купить бы мог по рыночной цене.
Диана
Что ж, я стерплю. Раз вы отвергли прежде
Такую благородную супругу,
Чего ждать мне? Еще одна лишь просьба:
Возьмите этот перстень и верните
Мое кольцо.
Бертрам
Нет у меня его.
Король
Кольцо? Какое?
Диана
Государь, оно
Точь-в-точь такое, как у вас на пальце.
Король
Знаком вам перстень? Он с его руки.
Диана
Ему я перстень отдала на ложе.
Король
Так, стало быть, не бросили кольцо
Вы из окна?
Диана
Я вам сказала правду.
Возвращается придворный, за ним - Пароль.
Бертрам
Кольцо ее, я каюсь, государь.
Король
Я вижу, ты запутался во лжи;
Тебя нетрудно сбить.
(Указывая на Пароля.)
Свидетель - он?
Диана
Да, государь.
Король
Скажи, но только правду!
Не бойся господина своего,
Тебя я защищу, но будь правдивым,
Все расскажи, что знаешь ты о нем
И женщине, которая пред нами.
Пароль
Пусть ваше величество не прогневается, мой господин всегда был благороднейшим дворянином. Любил он и поразвлечься, как все истые дворяне.
Король
Ну, ближе к делу. Любил он эту женщину?
Пароль
Любить-то любил, государь. Но как?
Король
Что значит - как?
Пароль
Он любил ее по-дворянски.
Король
Как же это?
Пароль
Государь, он ее любил и в то же время не любил.
Король
Точно так же, как ты плут и в то же время не плут? Ну и скользкий же малый!
Пароль
Я неимущий человек и весь к услугам вашего величества.
Лафе
Он искусный барабанщик, государь, но никудышный оратор.
Диана
Вы знаете, что граф обещал на мне жениться?
Пароль
По совести, я знаю больше, чем могу говорить.
Король
Но разве ты не хочешь говорить все, что знаешь?
Пароль
Хочу, если так угодно вашему величеству. Я, как бы сказать, был между ними посредником. Но он не только, чтобы так... Нет, он действительно любил ее, - был просто без ума. Толковал о Вельзевуле, о преисподней, об адских фуриях и прочих высоких материях. В ту пору они еще мне вполне доверяли, и я знал, когда они отправились в постель и многое другое, вроде того, что он обещал на ней жениться и всякие там тонкости, так что расскажи я это - худо бы мне пришлось. А потому знать-то я знаю, но ничего не расскажу.
Король
Ты уже все рассказал, если только не можешь добавить, что они обвенчаны. Но ты в своих показаниях лукавишь. Отойди.
(Диане.)
Так этот перстень ваш?
Диана
Да, государь.
Король
Где куплен он? Иль, может быть, подарен?
Диана
О нет, он не подарен и не куплен.
Король
Но кто же вам его ссудил?
Диана
Никто.
Король
Тогда его нашли вы?
Диана
Не нашла.
Король
Но как могли вы, им не обладал,
Его отдать?
Диана
Его не отдавала.
Лафе
Показания этой женщины, государь, что просторная перчатка: так же легко снимается, как надевается.
Король
Но перстень мой. Я дал его Елене.
Диана
Быть может, он ее; быть может, ваш.
Король
Эй, взять ее! Я на нее разгневан.
В тюрьму ее! Да и его туда же!
(Диане.)
Когда не скажешь, где взяла кольцо,
Ты через час умрешь!
Диана
Я не скажу.
Король
Эй, увести ее!
Диана
О государь,
Меня вы на поруки отпустите!
Король
Ты кажешься и мне публичной девкой.
Диана
Клянусь вам небом, я мужчин не знала.
Король
Так почему же графа ты винишь?
Диана
Он виноват и все же невиновен.
Я девушка, поклясться в том могу,
Хотя он присягнет, что я вам лгу.
Я не распутница, избави боже!
Скорей...
(указывая на Лафе)
жена вот этого вельможи.
Король
Она обманывает нас. В тюрьму!
Диана
О матушка, где ж поручитель мой?
Вдова уходит.
Постойте, государь! Владелец перстня
Сейчас войдет, чтоб оправдать меня.
А тот, которым я обольщена,
Как он считает, но который все же
Не сделал мне вреда, - не нужен мне.
От той обиды, что нанес он деве,
Его жена дитя несет во чреве.
Прошу мою загадку разгадать:
Кто и мертва и будущая мать?
А вот вам и разгадка.
Входят вдова и Елена.
Король
Что за чудо!
Иль волшебством отводят нам глаза?
Его супруга ты иль тень ее?
Елена
Да, государь, я тень его супруги:
Он дал мне имя, но не дал любви.
Бертрам
Возьми то и другое! И прости!
Елена
О мой супруг! Как ты со мной был нежен
В ту ночь, когда считал, что я - она!
Твой перстень у меня. А вот письмо,
В котором ты писал мне: "Лишь тогда,
Когда моим кольцом ты завладеешь,
Когда ты от меня зачнешь дитя...".
Я выполнила эти два условья.
Итак, двукратно завоеван мной,
Согласен ты признать меня женой?
Бертрам
Я твой навек. Не преступлю обета.
Но как же, расскажи, случилось это?
Елена
Всю истину узнаешь, все поймешь.
Разводом покарай меня за ложь.
О матушка!
Графиня
Тебя живой я вижу!
Лафе
Тут лук натертый, что ли, не пойму:
С чего это глаза мне защипало?
(Паролю.) Эй ты, пустой барабан, дай-ка мне платок. Спасибо. Поступай ко мне в шуты. Да хватит кланяться, ты это делаешь очень противно.
Король
(Елене)
Мы знаем, что правдивый твой рассказ
Растрогает и усладит всех нас.
(Диане.)
А ты, цветок, еще никем не смятый,
В приданое получишь дар богатый.
Оставшись девушкой, как ясно мне,
Женою стать ты помогла жене.
Когда найдем досуг и час удобный,
Мы твой рассказ послушаем подробный.
Все счастливы. К союзу двух сердец
Был горек путь. Тем сладостней конец.
Трубы.
ЭПИЛОГ
(произносится, актером, играющим короля)
Спектакль окончен. Я уж не король,
Я лишь бедняк, игравший эту роль.
Но будем мы считать конец счастливым,
Коль представленьем угодить смогли вам.
А если и похлопать вам не лень,
Мы рады вам играть хоть каждый день.
Все уходят.
"КОНЕЦ - ДЕЛУ ВЕНЕЦ"
Текст пьесы, впервые напечатанной в фолио 1623 года, издавна поражал критиков значительным количеством явных опечаток, трудных для расшифровки фраз, но более всего разностильностью. В стихотворной ткани пьесы, близкой по духу и языку наиболее зрелым произведениям Шекспира, разительно выделяются несколько мест: беседа короля с Еленой (II, 1), часть ее же в II, 3 и письмо Елены в форме сонета (111, 4). Диалоги написаны рифмованными двустишиями, которыми Шекспир пользовался в ранних пьесах, но почти совсем не применял в пору зрелости. Нечто подобное можно встретить, например, в ранней комедии "Бесплодные усилия любви" (1594-1595). В период зрелости Шекспир пользовался такими двустишиями лишь для того, чтобы оттенить отличие искусственной речи актеров от естественной речи других персонажей. Так сделал он в "Гамлете", выделив этим приемом речи в пьесе, разыгрываемой бродячей труппой, от основного стиля трагедии. Расчленителям шекспировского текста, дезинтеграторам, разностильность подала повод утверждать, что "Конец - делу венец" - плод коллективного авторства. Дж. М. Робертсон считал, что Шекспир вообще не имел касательства к пьесе, которую, по его мнению, написал Чепмен. Дж. Довер Уилсон полагает, что перед нами произведение Шекспира, отредактированное каким-то второстепенным драматургом около 1605 года. Э. К. Чемберс предлагает психологическое объяснение: "...эту трудную пьесу может сделать более понятной только предположение, что Шекспир написал ее в необычном для него состоянии". Наконец, существует и распространенная гипотеза, поддерживаемая Ч. Дж. Сиссоном: "...разностильность стиха указывает на два слоя текста, и вполне возможно, что Шекспир отредактировал и частично переписал заново раннюю пьесу". Последнее предположение представляется более достоверным, чем другие.
Возможно, что ранний вариант был создан между 1592-1595 годами. В пользу этого говорит несколько обстоятельств. Во-первых, близость указанных стихотворных сцен стилю "Бесплодных усилий любви". Во-вторых, параллелизм по принципу контраста между "Укрощением строптивой" и "Конец - делу венец". В первой комедии воля Петруччо превращает строптивую Катарину в образцовую жену, а в "Конец - делу венец" настойчивая любовь Елены превращает легкомысленного и своевольного Бертрама в искренне любящего мужа (Ф. С. Боас). В-третьих, сюжет пьесы наталкивает на предположение, что в первом варианте она могла называться иначе, а именно "Вознагражденные усилия любви". Пьесу с таким названием упоминает в своем списке произведений Шекспира Ф. Мерее, но она не сохранилась. Возможно, в первоначальном виде пьеса носила мересовское название, а после переработки получила оставшееся за ней заглавие - "Конец - делу венец".
Основной текст в стилевом отношении близок к "Мера за меру". Это является главным основанием для датировки окончательного варианта 1603-1604 годами. Такая датировка, предложенная Э. К. Чемберсом, принята большинством современных шекспироведов.
"Конец - делу венец" не принадлежит к числу перворазрядных драматических шедевров Шекспира. В критике было высказано много нареканий по поводу пьесы. Помимо неорганичности стиля осуждение вызывали некоторые детали сюжета, казавшиеся строгим моралистам недостойными Шекспира. Особенно упрекали Елену за обман, посредством которого она залучает Бертрама в постель. Чистые ризы гения будто бы пятнает и неприличный обмен остротами между Еленой и Паролем по поводу девственности (конец 1-й сцепы I акта).
Все это смущало критиков морализаторского толка в XIX веке. Теперь, когда достигнуто правильное историческое понимание условий деятельности Шекспира, стало ясно, что для публики театра его времени ничего аморального в пьесе не было. Обман с постелью применен и в "Мера за меру", а что касается неприличных острот о женском целомудрии, то они есть и в "Ромео и Джульетте" и в "Гамлете".
Критику долго смущало и то, что пьеса лишена жанровой определенности. Редакторы первого фолио включили ее в раздел комедий, однако комические мотивы не играют в ней большой роли. Как и "Мера за меру", "Конец - делу венец" относится к группе пьес, лишенных трагического финала, но достаточно серьезных и даже несколько мрачных по общей тональности, чтобы не быть отнесенными в число комедий. В критике эта группа драматических произведений Шекспира получила несколько обозначений: "мрачные комедии", "реалистические драмы" и "проблемные пьесы". Каждое из этих определений отмечает одну из черт, действительно присущих данным произведениям: их близость к трагедиям, созданным Шекспиром в те же годы; насыщенность реальными мотивами (в отличие от романтики комедии первого десятилетия творчества Шекспира) и подчеркнуто острую постановку проблем общественной и личной морали.
Как обычно, Шекспир не сам придумал фабулу, а заимствовал ее. Сюжет он нашел у великого итальянского гуманиста Джованни Боккаччо (1313-1375). Изложенная им в "Декамероне" история Джилеты Нарбонской (день третий, новелла девятая) была пересказана на английском языке Пойнтером в его "Дворце удовольствий" (1566), и отсюда взял ее Шекспир для пьесы, развив и дополнив рядом деталей, а также введя новые персонажи (Лафе, Пароль, шут).
Уже у Боккаччо новелла была проникнута гуманистической критикой сословных предрассудков: у него героиня тоже была незнатной горожанкой, а ее любимый - благородным графом. Шекспир усилил социальный контраст Джилета была богата, Елена - бедная сирота без всяких средств.
Мотив социального неравенства выразительно подчеркнут Шекспиром. Сама Елена сознает и постоянно говорит об этом. Бертрам для нее то недосягаемая звезда, то само солнце; она - скромная лань, а он - царственный лев (I, 1), но ее любовь сильнее всех созданных веками перегородок между людьми. Конфликт между естественным человеческим чувством и искусственными общественными различиями составляет основу этой пьесы Шекспира. Поставленную в ней проблему Шекспир решает с народно-гуманистических позиций в пользу природного равенства. Он отвергает сословное деление на "черную" и "белую" кость, на "красную" и "голубую" кровь. Истинное благородство, утверждали гуманисты, борясь против феодальной морали, - не в званиях, наследственных титулах и привилегиях, а в человеческих качествах: уме, доброте, честности, в благородных поступках.
Когда Бертрам, полный аристократического чванства, отказывается взять женой Елену, потому что она девушка низшего сословия, король разъясняет ему, что благородство ума и добродетели выше благородства титула (II. 3). Его речь, утверждающая естественное равенство людей, осуждающая расовые и сословные предрассудки, является одной из наиболее прямых деклараций гуманизма и народности у Шекспира. Ос грая постановка проблемы социального неравенства и смелая критика его характерны для драматургии английского Возрождения, особенно в первое десятилетие XVII века. В ряде пьес начала века, созданных драматургами демократического направления (Т. Деккер, Т. Хейвуд, Д. Вебстер), настойчиво проводится идея нравственного превосходства людей низшего звания над испорченной дворянской знатью.
Елена завоевывает любовь Бертрама не обманом (она вынуждена его применить, чтобы выполнить невероятное условие, поставленное им, - родить ребенка от него, несмотря на то, что он отказывается разделить с ней супружеское ложе, и получить кольцо, которое он не снимает с пальца), а своей верностью, готовностью отдать все ради любви и любимого человека.
Она отнюдь не терпеливая Гризельда феодальной легенды, покорно принимающая любую волю мужа-владыки, а героиня нового, ренессансного типа. Чувство любви делает ее активной. В ней есть авантюристическая жилка, свойственная другим героиням Шекспира: Юлии ("Два веронца"), Виоле ("Двенадцатая ночь"). Порции ("Венецианский купец"), Розалинде ("Как вам это понравится"). Отбросив робость, скромная провинциалка является ко двору короля и вызывается сделать то, на что оказались неспособны лучшие врачи страны; в награду за излечение короля она просит в мужья Бертрама. Покинутая им сразу после венчания, она отправляется в одеянии паломника следом за ним в Италию, куда он уехал воевать. Она действует, борется и в полном смысле слова завоевывает право на любовь.
Уже было сказано, что не в меру строгих моралистов смущала неженская настойчивость, с какой Елена добивается близости с любимым человеком. Хотя она и воспитывалась в замке, опекаемая утонченной светской дамой, графиней Руссильонской, Елена - девушка из народа, лишенная малейшей светской чопорности, привыкшая к откровенности в речах, и можно только удивляться слепоте критиков, которые не заметили, насколько в характере Елены отпугивающая своей остротой ее беседа с Паролем о девственности. Этот штрих принадлежит не "чужой руке", как полагают текстологи, а внесен почерком реалиста Шекспира. Именно такая Елена и пойдет на рискованный трюк с обманом в постели. Трюк этот был традиционным "бродячим" сюжетом. Шекспир придал ему правдивую мотивировку своей обрисовкой характера героини.
Образ Бертрама также смущал критиков: он не тот "голубой" герой, с которым мы обычно сталкиваемся в комедиях. Ему сродни не Валентин ("Два веронца"), не Орландо ("Как вам это понравится"), а Протей ("Два веронца") и Клавдио ("Много шума из ничего"). Как и два последних, он жесток по отношению к любящей его девушке, и кажется странным то чувство, которое он вызывает к себе у отвергнутой им возлюбленной. Но по сравнению с более ранними комедиями Шекспир сумел создать образ гораздо более психологически убедительный. Добавим: и более ясно очерченный.
То, о чем мы в других комедиях должны догадываться, здесь выявлено в сюжете. Бертрам мужествен и красив, но его снедает аристократическая гордость, и его благородство не распространяется на людей низшего звания, к каким принадлежит и Елена. Кроме того, он считает насилием над своей свободной волей то, что его принуждают жениться на Елене. Аристократическая гордость сочетается в нем с ренессансным представлением о свободе личности, и ему кажется, что насильственный брак лишает его естественного права выбора спутницы жизни. Отвергая Елену, он думает, что отстаивает себя как личность. На самом же деле в его поведении больше юношеского упрямства, чем действительного понимания ситуации, в какой он оказался. К тому же, как старательно подчеркнуто Шекспиром, Бертрам находится под дурным влиянием Пароля. Наконец, в нем есть также и то презрительное отношение к любви, которое мы видим у некоторых других юных героев Шекспира (Валентин в начале "Двух веронцев", Меркуцио и Бекволио в "Ромео и Джульетте"). Но приходит время, и два препятствия для его любви к Елене устраняются. В сердце воинственного юноши начинает пробуждаться интерес к женщинам. Сначала это физическое влечение к Диане, затем более высокое чувство к дочери Лафе, на которой он готов жениться. Итак, с одной стороны, он душой созревает для любви. С другой стороны, разоблачение Пароля высвобождает ею из-под дурного влияния этого циника. Тогда-то Бертрам начинает понимать, какого сокровища он лишился, отвергнув Елену. Поверив ложному известию о ее смерти, выслушав все справедливые упреки матери, он признает несправедливым и жестоким свое поведение по отношению к Елене. Правда, один из французских дворян не без горечи иронически замечает по поводу поведения Бертрама после известия о ее мнимой смерти: "Подумать, как порою нас веселят наши утраты!" (IV, 3). Но чем дальше, тем более искренним становится сожаление Бертрама. Когда же в финале снова появляется Елена, мы понимаем, что теперь между ними действительно возможно не только примирение, возможен и брачный союз, основанный на взаимной любви.
Финал пьесы многим критикам казался искусственным. Он даже подал повод для острот: "Не всякий конец венчает дело", "Не все хорошо, что хорошо кончается". Сущность сомнений в том, может ли быть счастливой любовь, подвергшаяся таким испытаниям? Бертрам ведь оказался не столь чистым с точки зрения строгой морали: если не фактически, то психологически он изменил Елене с Дианой.
Это, конечно, так. Но критики, упрекающие Шекспира, рассуждают, исходя из наивно романтических представлений о жизни. Правда, так, по видимости, рассуждал и сам Шекспир в большинстве своих прежних комедий. Но не всегда. Он уже и тогда обращал внимание на причудливые зигзаги в сердечных влечениях молодых людей. Вспомним Протея, любившего Юлию, затем увлекшегося Сильвией и, наконец, вернувшегося к первой возлюбленной, которая его простила, ибо любила безмерно. Вспомним и перемену предмета сердечных влечений у молодых героев "Сна в летнюю ночь"; между прочим, здесь тоже была Елена, сначала отвергаемая своим возлюбленным, затем вдруг страстно полюбившим ее. Иначе говоря, мотив, встречаемый в "Конец - делу венец", не нов для Шекспира.
Если понимать слова в их точном значении и признавать "Конец - делу венец" произведением поры наивысшей зрелости Шекспира, то вправе ли мы требовать от него розово-романтического изображения испытаний любви, как это имело место в прежних комедиях? Не вернее ли, что именно в таком изображении проявляется более зрелое и реальное понимание жизни? Во всяком случае, оно естественно для автора "Сонетов", где также дано изображение любви, прошедшей через горнило неверности любимого существа. А в дальнейшем Шекспир покажет еще более сложную диалектику страсти в "Антонии и Клеопатре". Да, это не похоже на ту чистоту чувств, которая предстает в идеальной любви Ромео и Джульетчы, но жизненной правды здесь не меньше, хотя горечи, конечно, больше.
Неприязнь критики к Бертраму объясняется отсутствием в нем идеальности. Его считают недостойным любви Елены. Но разве чистые женщины любят только достойных? И не приходится ли им, этим идеальным женщинам, опускаться до уровня тех, кого они любят, чтобы затем поднять их до себя? Все это показывает отличие данной пьесы от более ранних, накладывая на нее колорит менее радужно чистый. И все же мрачность ее несколько преувеличена критикой Добрых, хороших людей здесь куда больше, чем дурных. Пропорция их примерно та же, что и в "Отелло". К конце концов, зло воплощено в одном лишь Пароле, персонаже жалком и ничтожном, не в пример Яго. Откуда же возникает ощущение большой силы зла в этой пьесе? А ощущение это несомненно. Суть в том, что зло проникло в душу благородного человека, каким, в сущности, является Бертрам. В этом более всего причина мрачного ощущения, оставляемого пьесой, и ее благополучный финал не дает полного удовлетворения потому, что герой не прошел того очищения страданием, которое делает убедительной моральную победу добра в трагедиях. И это тем более так, что многие мотивы пьесы перекликаются с тематикой трагических произведений, созданных Шекспиром в те же годы.
Другие части сюжета вызывали меньше нареканий и недоумении, но и они подавали повод для них. Может показаться, например, что Шекспир непоследователен, когда, с одной стороны, осуждает дворянскую спесь Бертрама, а с другой - вкладывает глубокие мысли о равенстве в уста короля. Но Шекспир не писал революционной антифеодальной пьесы. Пусть в этом была незрелость его социально-политической идеологии, но он, по-видимому, предполагал возможность нормальных и человечных отношений в пределах существовавших тогда форм государственности. Нам надо судить Шекспира не по тому, что он не дошел до мысли о революционном ниспровержении тогдашнего политического строя, а по той глубоко прогрессивной для его времени мысли, что достоинство человека не определяется ни титулами, ни должностями, ни богатством. Это ведь та же самая мысль, которую Шекспир с еще большей художественной силой выразит в трагедиях "Король Лир" и "Тимон Афинский".
Другое замечание, совсем уже частного характера, относится к образу Пароля. Он схож кое в чем с Фальстафом: тоже почти деклассированный, опустившийся рыцарь, тоже циник, тоже совратитель молодых людей, тоже трус, но тоже остроумен. Но лишен он фальстафовского обаяния. Его считают ухудшенным вариантом сэра Джона, а раз он хуже, значит, Шекспир здесь не проявил в полной мере своего мастерства. Но Шекспир явно и не думал создавать нового Фальстафа. Роль данного персонажа в композиции пьесы и ее идейном замысле очевидна: только такой молодой человек, как Бертрам, не умеющий разбираться в людях, мог отвергнуть Елену и водить дружбу с Паролем. Для умного и проницательного принца Генриха нужен был такой титан веселья, как сэр Джон, с Бертрама хватит и Пароля.
Неровности в пьесе есть, есть и следы небрежности, впрочем, обычной для Шекспира, но критика XIX века часто была несправедлива к этой пьесе. В последние десятилетия наметилась тенденция более вдумчивого отношения к этому произведению в критике, открывающей в нем все больше достоинств. Но еще не сказал решающего слова театр. У нас была только одна попытка дать пьесе новую жизнь на сцене - постановка Ф. Каверина в Новом театре (Москва, 1930-1931). Пьеса "Конец - делу венец" достойна имени своего великого творца. Долг театров - подтвердить это.
А. Аникст
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "КОНЕЦ - ДЕЛУ ВЕНЕЦ".
...он теперь и опекун мой... - Король номинально считался опекуном всякого знатного дворянина, потерявшего отца.
...даже у молодого пуританина Чарбона и у старого паписта Пойзама... Смысловые имена, свидетельствующие о скептическом отношении Шекспира как к католицизму, так и к пуританству: "charbon" значит "уголь" или "головня" (намек на религиозный пыл, рвение пуритан; секты); "poysam" - слегка измененная форма слова "poison" - яд.
...не дрянь - одна в десятке - по-видимому, искажение старой английской песенки, в которой говорится о десяти сыновьях Приама.
...придется ей натянуть белый стихарь смирения на черную рясу строптивости. - В то время как католическое духовенство носило белое облачение, пуританское предпочитало носить черные сюртуки.
...чтобы король Пипин восстал из гроба, чтобы Карл Великий вновь взял перо... - Пипин Короткий, король франков, и его сын Карл Великий жили в VIII веке.
...как тростниковое колечко Тибби - указательному пальцу Томми. - В английской деревне того времени легкие связи, не ведущие к браку, зачастую отмечались кольцами, свитыми из жилок тростника, что не стоило ни одного пенни.
Танец моррис - старинный английский народный танец.
Ах боже мой, сударь! - Среди пуритан в то время было в ходу восклицание "О Lord, sir!"
Гален - знаменитый греческий врач II века н. э.
Парацельс - швейцарский врач (XVI в.), пользовался в эпоху Возрождения славой философа, алхимика и выдающегося медика.
Чего это ты на рукава нацепил ленты? Решил их сделать штанами? - В то время входили в моду буффированные рукава с перехватами.
...как тот молодец, который прыгает в праздничный пирог. - Сохранился рассказ о том. что однажды для городского праздничного обеда был изготовлен гигантский пирог, внутри которого был спрятан шут лорд-мэра.
...паломницей к Иакову Святому... - Имеется в виду монастырь св. Иакова Компостельского (Сант-Яго де Компостела), на самом деле находящийся в северной Испании, - одна из нередких географических вольностей Шекспира.
...подобная безжалостной Юноне... - Намек на двенадцать подвигов Геркулеса, которые тот должен был совершить по требованию Юноны, стремившейся погубить его.
...чтобы вернуть утраченный символ воинской славы... - В те времена тамбур-мажор, которому поручался полковой барабан, почти приравнивался к знаменосцу. Потерять в бою барабан считалось позором.
Трока мо везус!.. и т. д. - Набор искаженных слов, частью французских.
Несс (миф.) - кентавр, известный своим коварством и посягнувший на честь жены Геркулеса Деяниры.
Майл-Энд - луг, на котором во времена Шекспира производились военные учения отрядов городского ополчения, нередко вызывавшие насмешки.
Того количества шафрана, которое он употребляет на окраску своих воротничков и манжет... - Щеголи времен Шекспира, крахмаля свои воротнички и манжеты, подкрашивали их в желтый цвет шафраном.
...Этого краснохвостого трутня... - по-видимому, намек на яркий костюм Пароля.
Не считайте... что я какой-нибудь Навуходоносор. - В библии рассказывается, что вавилонский царь Навуходоносор в наказание за свои грехи был превращен в быка и, следовательно, вынужден был питаться травой (сделавшись тем самым "знатоком трав").
...меня зовут Пароль. - Игра слов: "parole" по французски значит "слово".
А. Смирнов
Шекспир Уильям
Перикл
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Антиох, царь Антиохийский.
Перикл, царь Тирский.
Геликан и Эскан — тирские вельможи.
Симонид, царь Пентаполисский.
Клеон, правитель Тарса.
Лизимах, правитель Митилены.
Церимон, эфесский вельможа.
Тальярд, антиохийский вельможа.
Филемон, слуга Перикла.
Леонин, слуга Диониссы.
Маршал.
Сводник.
Засов, его слуга.
Дочь Антиоха.
Дионисса, жена Клеона.
Таиса, дочь Симонида.
Марина, дочь Перикла и Таисы.
Лихорида, кормилица Марины.
Сводня.
Диана и Гауэр — в качестве хора
Вельможи, рыцари, придворные, матросы, пираты, рыбаки и гонцы.
Место действия — разные страны.
АКT I
Перед дворцом Антиоха.
Входит Гауэр.
Гауэр
Из праха старый Гауэр сам,
Плоть обретя, явился к вам.
Он песню древности споет
И вас, наверно, развлечет.
Не раз и в пост, и в мясоед,
Под шум пиров или бесед
Та песня для вельмож и дам
Была приятна, как бальзам,
И озаряла их, как Гелиос,
Et bonum quo antiquius, eo melius[1]
Но если вам, чей ум живей,
Я, старец, песенкой своей
Могу понравиться сейчас
Мне лестно позабавить вас.
Приятно жить мне, если вам
Я, как свеча, свой свет отдам.
Итак, теперь смотрите сами:
Антиохия перед вами.
Построил много лет назад
Царь Антиох сей пышный град,
Почти восьмое чудо света
От древних я узнал про это.
Его супруга умерла,
Оставив дочь, а дочь была
Наделена красой небесной,
Столь небывалой и прелестной,
Что царь-отец, греховный пыл
К ней ощутив, ее склонил
На мерзкий грех кровосмешенья
Погибель ей, отцу — презренье.
Свое дитя он вверг в разврат,
Позором грех такой клеймят.
Но грех царя забыли скоро,
И нет на нем клейма позора.
А внешность грешницы младой
Неотразимой красотой
Отличных женихов немало
В Антиохию привлекала,
Желавших с нею в брак вступить
И ложе неги разделить.
Отец их запугать желал
И вот какой закон издал:
«Коль хочешь царским зятем стать,
Сумей загадку разгадать,
Не сможешь — к смерти будь готов!»
Погибло много женихов,
Принцессе предлагавших руку,
Могилы их тому порукой.
Что дальше — будет видно вам:
Я все, что знаю, передам!
(Уходит.)
СЦЕНА 1
Антиохия. Зал во дворце.
Входят Антиох. Перикл и свита.
Антиох
Итак, ты знаешь, юный Тирский царь,
Опасности, грозящие тебе.
Перикл
Да, Антиох. Но окрыляет душу
Мне дивная награда, и при мысли
О той награде — смерти не боюсь.
Антиох
Пусть дочь моя войдет в одеждах брачных
Как если бы Юпитера объятьям
Она предназначалась. Ведь природа
Без ведома Луцины, ей на радость,
Взвела на небеса конклав планет,
Чтоб каждая высоким совершенством,
Ей свойственным, принцессу наградила.
Музыка.
Входит дочь Антиоха.
Перикл
Она идет! Прекрасна, как весна!
Все Грации покорны ей. Она
Все совершенства как бы совместила.
В ее лице, как в книге песнопений,
Читаю я одни восторги счастья.
Ни злой досаде, ни унылой скорби
Подругою она не может быть.
О боги, сотворили вы меня
Мужчиной, наслаждающимся страстью,
Воспламенили вы в груди моей
Желание вкусить небесный плод
Иль умереть — так будьте ж мне защитою
Я сын ваш, я ваш раб! О, помогите
И мне познать бессмертное блаженство!
Антиох
Перикл!
Перикл
Который зятем Антиоха
Великого хотел бы стать.
Антиох
Ты видишь
Плоды златые сада Гесперид.
Остерегайся их: драконы смерти
Не позволяют прикоснуться к ним.
Ее лица небесное сиянье
Тебя влечет, но нужно заслужить
Победою божественное право,
Иначе ты умрешь. Немало славных
Искателей, бесстрашных, как и ты,
Свидетельствуют бледными устами
И навсегда умолкшим языком
О том, как, прославляя Купидона,
Они погибли, мученики страсти.
Одно лишь небо покрывает их.
Ужасен вид их мертвых тел немых,
Они совет дают: дерзать напрасно;
Тенета смерти крепки и ужасны!
Перикл
Спасибо, Антиох. Ты мне напомнил
О том, что смертен я, что тело это
Такое же, как и тела погибших,
Я должен приготовить ко всему,
Что мне грозит. Да, помню я и знаю:
Законы смерти поучают нас
Не верить жизни слабому дыханью.
Пора подумать о последней воле.
Я, как больной, еще любуюсь жизнью,
Но к радостям земным уж не тянусь.
Я завещаю вам: живите мирно,
Как всем хорошим людям подобает
И всем владыкам! Все, чем я богат,
Как прах земной, пускай во прах вернется.
(Дочери Антиоха.)
Но пламя чистое моей любви
Тебе одной! Отныне я готов.
Иду навстречу жизни или смерти
И смело жду судьбы своей решенья.
Антиох
Ты пренебрег моим советом. Что ж!
Загадку разгадай или умри,
Как те, что прежде разгадать пытались.
Дочь Антиоха
Из всех моих искателей — тебе,
Лишь одному тебе желаю счастья!
Лишь одному тебе хочу удачи!
Перикл
Как смелый воин, принимаю вызов
И призываю в помощь только смелость
И верную любовь мою.
(Читает загадку.)
Реши загадку; «Я не змея,
Но плотью родившей питаюсь я.
Ту нежность супруга, что женам мила,
В отцовском сердце я обрела.
Он сын, отец и супруг мой тоже,
Я — мать, и жена, и дитя его все же.
Как может чудо такое случиться
Реши, если с жизнью не хочешь проститься».
(В сторону.)
Так вот оно, мое лекарство злое!
Скажите мне, неведомые силы,
Усеявшие небо сонмом звезд,
Глядящих вниз на все дела людские,
Как не затмятся звезды, если правда
То, что сейчас, бледнея, разгадал я?
(Берет дочь Антиоха за руку и говорит ей.)
Сосуд прекрасный! Я тебя любил,
Не зная, сколько мерзости вместил
Твой совершенный образ; но теперь
От слепоты я излечен, поверь.
Мужчины званья недостоин тот,
Кого постыдный грех к тебе влечет.
Ты скрипка. Если б струн твоих касался
Тот, кто с тобой законно сочетался,
Внимало б небо музыке твоей
Божественной. Но ежели злодей
До времени расстроил их звучанье,
Пусть пляшет мерзкий ад под их бренчанье,
А ты мне не нужна!
Антиох
Не прикасайся к ней, Перикл. Закон
Карает смертью за такую смелость.
Реши загадку: истекает срок;
Готовься грозный приговор услышать.
Перикл
Великий царь!
Не любят люди слушать о грехах,
Хотя грешат охотно. Не хочу я
Открыто мысли высказать мои.
Имея книгу всех деяний царских,
Надежнее держать ее закрытой.
Молва о мерзостях подобна ветру,
В глаза людей бросающему пыль,
Что причиняет боль и раздраженье:
Зажмурь глаза — не испытаешь боли,
Промчится ветер — ты открой глаза.
Ведь крот слепой, спасаясь от людей.
Поработивших землю, насыпает
Холмы и этим выдает себя.
Цари — как боги. Прихоть их — закон.
Кто скажет 3евсу, что преступен он?
Ты понял, что сказал я. Полагаю,
Разумнее не знать того, что знаю.
Я головою дорожу. Прости:
Молчит язык мой, чтоб ее спасти.
Антиох
(в сторону)
Я доберусь до этой головы!
О небо! Понял он и догадался.
Но с ним я буду ласковым пока.
(Громко.)
О, юный Тирский царь, ты понял ложно
Загадку и по нашему условью,
Ты должен бы закончить дни свои.
Но, чтя в тебе цветущий юный отпрыск
Прекраснейшего царственного древа,
Отсрочку в сорок дней тебе даю,
Чтоб ты загадку эту разгадал
И, к радости моей, мне зятем стал.
Пока гости у нас. Ты будешь принят,
Как подобает моему величью
И царственному сану твоему.
Все, кроме Перикла, уходят,
Перикл
Приветливостью этой ты скрываешь
Свой низкий грех. Она, как лицемер,
Приятна и красива только с виду.
Но может быть, я все-таки ошибся,
И нет притворства в ласковости этой,
И низостью твой дух не осквернен?
Но кто же ты, как не отец и сын,
Когда объятья нежного супруга
Ты открываешь дочери своей?
И разве мать свою не пожирает
Та, что родившей ложе оскверняет?
Цветами вы питаетесь, как змеи,
Лишь яд смертельный источать умея.
Да, Антиох! Подобные тебе
Своих деяний черных не страшатся,
Но показать их свету не решатся!
Убийство и разврат — одно с другим
Так неразлучны, как огонь и дым.
Любой порок от срама защитят
Его рабы — предательство и яд.
Чтоб ты на жизнь мою не покусился,
Я от опасности бежать решился!
(Уходит.)
Входит Антиох.
Антиох
Он догадался, и решил я твердо
Его убить.
Нельзя, чтоб разглашал он обо мне,
Великом Антиохе, всенародно,
Что впал я в мерзкий грех.
Он должен умереть. Я так желаю!
Я этим честь свою оберегаю.
Эй, кто-нибудь сюда!
Входит Тальярд.
Тальярд
Ты звал, о царь?
Антиох
Тальярд, слуга мой добрый! Я решился
Доверить дело трудное тебе.
За преданность получишь повышенье.
Тальярд, смотри: вот золото, вот — яд.
Царь Тирский враг мне. Ты его убьешь.
За что — тебе не должно рассуждать.
Таков приказ мой. Исполняй скорей!
Тальярд
Я все исполню, государь!
Антиох
Довольно!
Входит гонец.
Ну, отдышись и объясни причину
Поспешности твоей.
Гонец
Мой государь!
Царь Тирский скрылся.
Антиох
Что же ты стоишь?
Коль хочешь жить — лети за ним стрелою,
Которую пустил стрелок искусный.
Рази его без промаха. Не смей
Мне на глаза являться без известья,
Что умер царь Перикл.
Тальярд
Мой государь,
Уж я-то уложу его, поверь мне.
Вот только бы стрелой его достать.
Спешу, мой государь.
Антиох
Прощай, Тальярд.
Тальярд уходит.
Пока Перикл не умер, в страхе я,
В смятенье разум и душа моя.
Уходят.
СЦЕНА 2
Тир. Зал во дворце.
Входит Перикл.
Перикл
(вельможам, находящимся за сценой)
Зачем вы беспокоите меня?
Зачем плывут неукротимо мысли
И меланхолия с потухшим взором
Меня, как гость докучный, посещает?
Ни ясный день, ни ласковая ночь,
Могила всех печалей, не дает
Успокоенья мне. Утехи жизни
Не радуют меня. Пускай опасность,
Которой я страшился, далека,
Здесь Антиох меня сразить не может,
Но эта мысль меня не утешает,
И радости ни в чем не вижу я.
Когда в груди из ложных опасений
Рождаются причудливые страсти,
Наш страх пред тем, что лишь могло свершиться,
Становится причудливей от мысли,
Что страшное еще не совершилось.
Так и со мною: Антиох силен;
Я мал и с ним не в силах состязаться.
Все, что замыслил, он осуществит.
Но он меня боится, мне не веря,
И, как бы я ни чтил его, меня
Подозревает, что его бесчещу.
Трепещет он огласки. Непременно
Захочет он опасность устранить.
Его войска займут мою страну;
Война охватит всех великим страхом;
Смятение отвагу умертвит;
И будем сразу мы побеждены,
Еще не оказав сопротивленья,
Наказаны, не совершив проступка.
Скорблю не о себе — я только крона
Большого дерева; мне подобает
И ствол его и корни защищать.
Об участи народа моего
Душой и телом я грущу, тоскуя,
И, не казненный, сам себя казню я.
Входят Геликан и другие вельможи,
Первый вельможа
Да осенит тебя покой душевный!
Второй вельможа
И сохрани его до той поры,
Пока не возвратишься!
Геликан
Тише, тише!
Прислушаемся к голосу рассудка.
Все льстящие царю ему вредят.
Ведь лесть, подобная мехам кузнечным,
Простую искру маленькой заслуги
Раздуть способна в пышущее пламя.
Меж тем почтительное осужденье
Царям полезней, ибо ошибаться
Способны и они, как всякий смертный.
Кто говорит о радостном покое,
Тот, льстя тебе, клевещет на тебя.
Я все сказал. Колени преклоняю:
Прощенья иль удара ожидаю.
Перикл
Оставьте нас. Пойдите посмотрите,
Какие в гавани суда грузятся,
И донесите мне.
Вельможи уходят.
Ты, Геликан,
Меня смутил. Что ты во мне заметил?
Геликан
Угрюмый гнев, великий государь.
Перикл
Но ты ведь знаешь: царский гнев опасен.
Как смел язык твой вызвать этот гнев?
Геликан
Как смеют взор свой поднимать растенья
К дающим жизнь и пищу небесам?
Перикл
Ты знаешь ли, что я имею власть
Тебя убить?
Геликан
(опускаясь на колени)
Топор точил я сам
Ты только порази меня.
Перикл
Вставай!
Прошу тебя, садись. Да, ты не льстец.
Спасибо. Царь не должен закрывать
Ушей, свое услышав осужденье.
Лишь тот советник верный и слуга.
Чья мудрость подчиняет властелина.
Ну, что ж мне делать? Говори!
Геликан
Покорно
Сносить беду, когда в ней сам виновен.
Перикл
Ты, Геликан, как настоящий лекарь,
Мне снадобье такое предлагаешь,
Какое сам принять бы побоялся.
Так слушай же: я был у Антиоха
И там, перед лицом жестокой смерти,
Красавицу хотел завоевать,
Которая дала бы мне потомство
Мне в помощь, подданным моим на радость.
Ее лицо мне показалось чудом,
Но грязь ее души открылась мне
Ужасная. Отец ее преступный
Меня не покарал, а обласкал.
Тиран всего страшней, то каждый знает,
Когда врагов притворно лобызает.
Мой страх был так велик, что я сюда
Бежал под кровом благосклонной ночи,
Меня оберегавшей. Лишь теперь
Я понял, что грозило и грозит мне.
Тирана страх всегда обуревает;
С теченьем лет он только нарастает,
Не может не страшиться Антиох,
Что я кому-либо открою все же,
Как много славных юношей погибло,
Не разгадав позорной тайны. Он
Не побоится и войну затеять,
Провозгласив, что я же виноват.
В отмщенье этой якобы вины
Не пощадит невинных меч войны;
А я люблю всех подданных моих,
И в том числе тебя, который ныне
Меня корит.
Геликан
Увы, мой государь!
Перикл
Да, скорбь моя, прогнав с лица румянец,
И сон прогнала мой. Толпа сомнений
Меня терзает. Как предотвратить
Грозу, пока она не разразилась?
Я, видя, что народ не защищу.
Как добрый царь, и день и ночь грущу.
Геликан
Что ж, государь! Поскольку ты позволил
Мне говорить — скажу. Боишься ты
Тирана Антиоха. Он, конечно,
Открытою войной иль вероломством
Тебя уже задумал извести.
А посему разумно, государь,
Тебе отправиться в другие страны.
Пока не стихнет злоба Антиоха
Иль волей Парки не прервется нить
Его преступной жизни. Власть свою
Вручи хотя бы мне на время это:
С тобою связан я, как день со светом.
Перикл
Я в верности твоей не сомневаюсь,
Но, если вторгнутся его войска
В пределы наши, что ты будешь делать?
Геликан
Тогда земля, что всем нам дорога,
Впитает нашу кровь и кровь врага.
Перикл
Так. Решено. Прощай же, Тир! Я в Тарс
Отправлюсь. Посылай туда известья,
Чтоб знал я все о подданных моих.
Тебе о них вседневную заботу
Вверяю. Мудрости твоей посильно
Такое бремя. Клятвы не прошу:
Я знаю, тот, кто слово нарушает,
И клятвою легко пренебрегает.
Мы оба соблюдаем долг и честь,
Мы остаемся тем же, что мы есть:
Ты — подданным пример и украшенье,
Я — царь, тебе доверивший правленье.
Уходят.
СЦЕНА 3
Тир. Передняя дворца.
Входит Тальярд.
Тальярд
Так это, значит. Тир, а это — дворец. И здесь именно я должен убить царя Перикла; а если я его не убью, то меня повесят, как только я вернусь на родину. Опасное дело. Да, как поразмыслишь, разумный человек был тот, кто на вопрос, чего бы он хотел от царя, ответил, что не хотел бы знать ни одной из царских тайн. Теперь я вижу, что это просьба весьма разумная. Ведь ежели царь прикажет человеку быть негодяем, то человек этот обязан в силу присяги быть негодяем. Тсс! Сюда идут тирские вельможи!
Входят Геликан, Эскан и другие вельможи.
Геликан
Друзья! Расспрашивать меня не нужно
О том, куда правитель удалился.
Он мне доверил власть — гласит приказ
И ныне путешествовать изволит.
Тальярд
(в сторону)
Как! Царь уехал?
Геликан
Если вы хотите
Узнать — зачем, ни с кем не попрощавшись,
Он нас покинул, я вам намекну:
Царь Антиох…
Тальярд
(в сторону)
Что? Что про Антиоха?
Геликан
…По никому неведомым причинам
Разгневался на нашего царя.
И царь наш, проявить пред ним желая
Раскаянье в невольной сей вине,
Решил пуститься в море, где пучина
Ему всечасно смертью угрожает.
Тальярд
(в сторону)
Выходит, что теперь меня не повесят, даже если я буду об этой ходатайствовать!
Наш царь, наверно, будет очень рад,
Что он в такое плаванье пустился:
На суше не погиб — погибнет в море.
К ним подойду.
(Громко).
Привет вельможам Тира!
Геликан
Привет антиохийскому вельможе,
Посланцу Антиоха.
Тальярд
Я с письмом
К царю Периклу; но, как мне известно,
Уехал он неведомо куда.
Я полагаю, что письмо вернуться
Должно к тому, кто написал его.
Геликан
Нам это обсуждать не подобает:
Письмо не к нам, а к нашему царю.
Ты пред отъездом посети наш пир:
С Антиохией не враждует Тир.
Уходят.
СЦЕНА 4
Тарс. Зал в доме правителя.
Входят Клеон, Дионисса и другие.
Клеон
Здесь, друг мой Дионисса, отдохнем,
И пусть рассказы о чужих печалях
Научат нас забыть свою печаль.
Дионисса
Мы только раздуваем пламя скорби,
Когда его пытаемся задуть!
Напрасно землекопы холм срывают:
Они такой же рядом насыпают.
Мой друг! Напоминает наша скорбь
Кустарник. Садовод, его стригущий.
Способствует тому, чтоб стал он гуще.
Клеон
О Дионисса!
Голодный неспособен скрыть свой голод;
Кто хочет пищи, тот ее попросит.
Да, очи плачут, языки вопят
Без передышки, но они хотят,
Чтоб вопли скорби громче становились,
Чтоб разбудили дремлющее небо,
Способное страдающим помочь.
О бедствиях, перенесенных нами,
Я расскажу словами, ты — слезами!
Дионисса
Все, что могу, я выражу.
Клеон
Внемлите!
Наш Тарс, которым правлю я сейчас,
Когда-то был прославлен изобильем,
По улицам его текло богатство,
И башни, гордо головы вздымая,
Как будто целовали облака.
Всему у нас дивились иноземцы.
Друг перед другом пышностью нарядов
Хвастливо щеголяли горожане;
На пиршествах столы от яств ломились,
И меньше гости ели, чем дивились,
О бедности народ уже не знал
И слово «помощь» низким почитал.
Дионисса
Увы, все это истина!
Клеон
Гляди же,
Как небо покарало нас теперь!
Вот эти рты, которым было мало
Всей роскоши земного изобилья,
Которых щедро и вода и воздух
Богатыми дарами ублажали,
Теперь, как позабытые дома,
Потрескались от злого запустенья.
Вот эти рты, что тешили себя
Изысканными яствами недавно,
Теперь бывают рады корке хлеба.
Вот эти матери, детей любимых
Привыкшие закармливать сластями,
Теперь готовы съесть своих малюток:
Так остры зубы голода! Супруги
Бросают жребий, кто продлит другому
Существование, погибнув первым.
Как нищие, рыдают богачи,
Все мечутся в отчаянье. И, видя,
Как надают от голода другие,
Не в силах мы ни руку им подать,
Ни, даже мертвых, их земле предать.
Дионисса
Запавшие глаза и щеки наши
О бедствии свидетельствуют этом.
Клеон
Пускай же города, что пьют беспечно
Из чаши изобилья золотой,
Услышат вопль измученного Тарса!
Их может ждать такая же судьба.
Входит вельможа.
Вельможа
Где наш правитель?
Клеон
Он перед тобой.
Ну, говори, с каким же новым горем
Ко мне пришел ты? Я не ожидаю
Вестей отрадных.
Вельможа
Флот замечен в море,
Идущий прямо к нашим берегам.
Клеон
Меня уже ничто не удивит.
Ведь каждое несчастье порождает
Несчастье новое. Понятно мне;
Какая-то соседняя держава,
Воспользовавшись бедствиями Тарса,
На кораблях везет свои войска,
Рассчитывая нас, уже разбитых,
Разбить и затоптать и надо мной,
И без того несчастным, одержать
Бесславную, дешевую победу.
Вельможа
Нет, государь, нам нечего бояться:
Под белым флагом эти корабли
Несут нам мир, а может быть, и помощь.
Клеон
Ужели ты не знаешь до сих пор
Чем лучше внешность, тем обман коварней?
Но, что бы ни несли они сейчас,
Что испугает полумертвых нас?
Что худшее нам может угрожать?
Вели ж их предводителю сказать:
Я жду его. Пусть он объявит мне,
Кто он, откуда и чего он хочет.
Вельможа
Иду, мой государь!
(Уходит.)
Клеон
Коль друг он — помощь нам его любезна.
Коль враг — сопротивляться бесполезно.
Входит Перикл со свитой.
Перикл
Правитель! Пусть ни наши корабли,
Ни войско наше взор твой не смущают
Слепящим светом, как маяк полночный.
О бедствиях народа твоего
Узнали в Тире мы, и вот пред нами
Безлюдье этих мертвых, страшных улиц.
Явились мы не с тем, чтобы умножить
Страданья ваши, но чтоб это бремя
Тяжелых испытаний облегчить.
Не думайте, что эти корабли
Троянский конь, набитый до отказа
Безжалостными слугами войны.
Они везут зерно — залог спасенья,
От голода и смерти избавленье.
Все
Пусть боги Греции тебя хранят!
Мы за тебя молиться будем!
(Падают на колени.)
Перикл
Встаньте!
Не почестей мы ищем, а любви
И в гавани надежного укрытья.
Клеон
Тех, кто откажет вам в гостеприимстве
И вам неблагодарностью отплатит
Будь это наши дети или жены,
Да покарает небо, да постигнет
Всеобщее проклятье! Но надеюсь,
Что среди нас не сыщется таких,
И от лица народа моего
Добро пожаловать вам говорю я!
Перикл
Спасибо. Погостить нам здесь придется,
Пока судьба нам вновь не улыбнется.
Уходят.
АКТ II
Входит Гауэр.
Гауэр
Могучий царь пред вами был:
Дитя свое он совратил.
Но лучший царь явился вам:
Хвала Перикловым делам.
Не беспокойтесь: будет он
От всех превратностей спасен.
За лепту малую сто крат
Его потом вознаградят.
Отменно речь его умна:
Клянусь — прельщает всех она.
И в Тарсе, где герой живет,
Такой от всех ему почет,
Что статую его отлили
И в честь героя водрузили.
Но снова бедствия грозят:
Смотрите, что они сулят.
Пантомима.
В одну дверь входят, беседуя, Перикл и Клеон, и с ними вся их свита; в другую — дворянин с письмом к Периклу. Перикл подаст письмо Клеону, награждает посланца и посвящает его в рыцари. Затем Перикл уходит в одну сторону, а Клеон — в другую.
Не трутнем Геликан живет,
Чужих трудов вкушая мед.
Он хочет зло искоренить,
Добро сберечь и сохранить.
Царя желанье выполняя,
Ему он пишет, сообщая
О жизни в Тарсе. Пишет он,
Как, в злое дело вовлечен,
Тальярд убить царя стремится.
Из Тарса лучше удалиться.
И вот плывет Перикл опять:
Но можно ль морю доверять?
Вновь буря, гром над головой,
Внизу — пучины жадный вой.
Корабль сейчас ко дну пойдет;
Царя такая ж участь ждет:
Совсем один остался он,
Богатства, слуг, друзей лишен.
И море, словно дикий зверь,
Над ним натешится теперь.
Но вот устала наконец
Судьба от ярости. Храбрец
На сушу выброшен. И вот
Перикл по берегу идет.
Что будет дальше — поглядите,
Меня ж за болтовню простите.
(Уходит.)
СЦЕНА 1
Пентаполис. Открытый берег моря.
Входит Перикл, весь промокший.
Перикл
О звезды гневные! Уймите ярость!
Дождь, ветер, гром! Пред вами только смертный,
Который вам подвластен. Мне велит
Природа уступить и покориться.
Безжалостно меня швыряло море
На берега скалистые, но я
Остался жив. О, где же смерть моя?
Ужели вашей грозной, злобной силе
Нужны несчастья бедного царя?
Ах, из могилы, из морской пучины
Извергнутый, я жажду лишь кончины.
Входят три рыбака.
Первый рыбак
Ну, что ты стал, дуралей?
Второй рыбак
Иди-ка, тащи сети!
Первый рыбак
Ты что, оборванец, не слышишь?
Третий рыбак
Что ты говоришь, хозяин?
Первый рыбак
Пошевеливайся-пошевеливайся, а то будет тебе.
Третий рыбак
Ей-богу, хозяин, я никак не могу забыть тех бедняг, которых смыло только что волной.
Первый рыбак
Уж точно, бедняги! У меня у самого защемило сердце от их жалобных криков, когда они, утопая, молили о спасении. А нам впору было самих себя спасать.
Третий рыбак
А ведь, помнишь, хозяин, что я сказал, когда мы увидели дельфина? Здорово он прыгал и кувыркался. Я слыхал, будто дельфины на вкус напоминают и рыбу и мясо. Пропасти на них нет, проклятых! Каждый раз. когда вижу дельфина, боюсь, что меня волной смоет в море. Дивлюсь я, хозяин, как это рыбы живут в море!
Первый рыбак
Да живут они точно так же, как и люди на суше: большие поедают маленьких. Посмотри, например, на богатого скрягу: чем не кит? Играет, кувыркается, гонит мелкую рыбешку, а потом откроет пасть и всех их, бедненьких, одним глотком и сожрет. Да и на суше немало таких китов: откроет пасть и целый приход слопает, да и церковь с колокольней в придачу…
Перикл
(в сторону)
Послушаешь — есть чему поучиться.
Третий рыбак
А все-таки, хозяин, будь я звонарем, я бы не прочь оказаться на колокольне как раз в тот день, когда кит ее слопает.
Второй рыбак
Это почему же?
Третий рыбак
А потому, что тогда киту пришлось бы и меня проглотить, а уж я, только окажись в его брюхе, поднял бы такой трезвон, что не дал бы киту и минуты покоя, пока он не отрыгнул бы и колокола, а колокольню, и церковь, и весь приход. Эх, кабы добрый наш царь Симонид со мной согласился…
Перикл
(в сторону)
Симонид?
Третий рыбак
Мы очистили бы страну от трутней, крадущих мед у трудолюбивых пчел.
Перикл
(в сторону)
О рыбах рассуждая, люди эти
О человеческих пороках судят.
В подводном царстве, как и на земле,
Есть представленье о добре и зле.
(Громко.)
Мир труженикам, честным рыбакам!
Второй рыбак
Честным? Эх, приятель, что проку в том, чтобы быть честным? Коли найдешь в календаре удачный денек — забирай его скорее, чтобы никто другой не стащил.
Перикл
Вы видите: море выбросило меня на ваш берег.
Второй рыбак
Ну, это уж оно, наверно, с пьяных глаз подкинуло тебя нам!
Перикл
Я был игрушкой ветров и валов.
Меня, как мяч, швыряло на просторе.
Теперь у вас я жалости прошу,
Я, отроду подачек не просивший.
Первый рыбак
Это жаль, приятель, что ты не умеешь просить. Здесь у нас в Греции есть такие, которые, попрошайничая, зарабатывают больше, чем мы, работая.
Второй рыбак
Ну, а рыбу-то ты ловить умеешь?
Перикл
Ни разу не пробовал.
Второй рыбак
Так ты с голоду пропадешь, право! В наши дни кто не умеет рыбу ловить хоть в мутной воде, — обязательно пропадет.
Перикл
Чем был я прежде, я про то забыл,
А чем я стал — я только ощущаю:
Я человек, продрогший до костей.
Кровь так застыла в жилах у меня,
Что мой язык уже почти не в силах
О помощи просить. И если вы
Откажете — безропотно умру.
Но тело мертвое не оскорбляйте
И по обычаю земле предайте!
Первый рыбак
Да зачем же тебе умирать? Боги не допустят этого. Возьми-ка мой плащ, завернись в него и согрейся. Полно! Ободрись! Ты малый хоть куда. Пойдешь с нами, будем жить-поживать, по праздникам у нас будет мясцо, а в постные дни — рыбка, а то и пироги да вафли. Идем! Мы все тебе будем рады!
Перикл
Благодарю тебя за эту милость.
Первый рыбак
А как же ты сказал, друг любезный, что не умеешь просить милостыню?
Перикл
Я только умолял.
Второй рыбак
Только умолял! Это ловко! Надо будет и мне поучиться только умолять; тогда, пожалуй, и от плетей увернешься.
Перикл
Как, неужели здесь всех нищих наказывают плетьми?
Второй рыбак
Не всех, приятель, далеко не всех. Кабы у нас всех нищих стегали плетьми. так должность палача была бы выгодной! Я бы не прочь был променять свою работу на работу палача. — Ну, я пойду. Пора вытаскивать сети! (Уходит с третьим рыбаком.)
Перикл
Да, труд их прост, веселость непритворна.
Первый рыбак
Послушай-ка, друг, знаешь ли ты, где ты находишься?
Перикл
Не совсем.
Первый рыбак
Ну, так я тебе расскажу: страна эта называется Пентаполис, а царя нашего зовут Добрым Симонидом.
Перикл
Царя зовете Добрым Симонидом?
Первый рыбак
Да, и он заслужил мирным и мудрым правлением того, чтобы его так называли.
Перикл
Да, он счастливый царь. Отрадно заслужить у людей прозвище Добрый. А далеко ли его дворец от берега?
Первый рыбак
Да, пожалуй, полдня пути. И еще я тебе скажу: у него есть дочь раскрасавица. И завтра день ее рождения. И со всех концов света понаехали разные князья да рыцари сражаться на турнире, чтобы добиться ее любви.
Перикл
Будь мои возможности в соответствии с моими желаниями, я был бы не прочь оказаться среди состязающихся.
Первый рыбак
Эх, господин хороший! На том и мир стоит, что человеку не запрещено добиваться того, чего он не имеет.
Входят второй и третий рыбаки, волоча сети.
Второй рыбак
Подсоби, хозяин, подсоби! Рыба запуталась в сетях, как бедняк в наших законах: ей уже не выпутаться. Уж мы тащили, тащили! И, черт возьми, когда вытащили, оказалось, что это не рыба, а старые ржавые доспехи.
Перикл
Доспехи! Дайте я на них взгляну,
Друзья мои! — Хвала тебе, Фортуна!
От всех моих жестоких испытаний
Позволила ты мне передохнуть.
Доспехи эти мне принадлежали,
Их мне отец покойный завещал,
Сказав: «Доспехи эти, мой Перикл,
Меня всегда от смерти ограждали.
Храни же их и ты: они спасут
Тебя от бед, от коих, я надеюсь,
Тебя и боги наши защитят!»
И бережно хранил я дар отцовский,
Но злое море отняло его
В неистовстве своем и вдруг вернуло!
О небо, небо! Я теперь спасен:
Отцовский дар мне морем возвращен.
Первый рыбак
Что это ты замышляешь?
Перикл
Друзья! Отдайте мне доспехи эти,
Когда-то защищавшие царя!
Я их узнал. Тот царь меня любил.
Я чту его, и я его доспехи
Хочу надеть. Друзья мои, прошу вас
Мне указать дорогу во дворец.
Как дворянин пред вашим государем
Предстану я и попытаю счастья.
Пока я ваш должник, но, может быть,
Еще смогу вам щедро заплатить.
Первый рыбак
Ты что же, никак, хочешь принять участие в турнире?
Перикл
Я только покажу свое уменье.
Первый рыбак
Что ж, бери их, эти доспехи, и да пошлют тебе боги удачу.
Второй рыбак
Э, нет! Подожди, приятель. Ведь из воды-то тебе вытащили это одеяние мы, и тащить было трудненько: даже сети порвались. Надеюсь, если тебе повезет, ты нас не забудешь.
Перикл
Поверьте мне, я не забуду вас!
Вы помогли мне получить доспехи.
А вот, смотрите, на руке моей
Запястье драгоценное осталось.
Не удалось прожорливому морю
Ею сорвать. За эту драгоценность
Добуду я отличного коня,
Чья царственная поступь очарует
Всех зрителей. Но должен я добыть
Ему еще и поножи вдобавок.
Второй рыбак.
Ну, это мы тебе достанем: можешь сделать их из моего лучшего плаща. А во дворец я проведу тебя сам.
Перикл
Иду! Я должен одержать победу,
Иль новые меня постигнут беды.
Уходят.
СЦЕНА 2
Там же. Дорога, ведущая к ристалищу. В стороне шатер для царя, принцессы и вельмож.
Входят Симонид, Таиса, вельможи и свита.
Симонид
Готовы ль рыцари начать турнир?
Первый вельможа
Да, государь, они давно готовы
Предстать перед тобою.
Симонид
Возвести,
Что я и дочь моя готовы тоже.
Ведь это праздник в честь ее рожденья.
Ее природа сотворила так,
Что красоте ее дивится всяк.
Один вельможа уходит.
Таиса
Отец мой благородный и любимый,
Не по заслугам я тобой хвалима!
Симонид
Так нужно, дочь моя. Ведь мы, цари,
Сотворены по образу богов.
Как драгоценности от небреженья,
Цари теряют от неуваженья
Свой гордый блеск. Теперь, о дочь моя,
Твой долг почетный, полагаю я,
Мне рыцарей девизы объяснить
И каждого достойно оценить.
Таиса
Клянусь богами, это я исполню.
Входит рыцарь; он проходит по сцене, а его оруженосец подносит принцессе щит.
Симонид
Кто этот рыцарь, что выходит первым?
Таиса
Из Спарты родом он, отец мой славный;
И на щите его изображен
Простерший руки к небу эфиоп.
Его девиз: Lux tua vita mihi.[2]
Симонид
Коль для него ты жизнь, тебя он любит.
Проходит второй рыцарь.
А кто вторым явился перед нами?
Таиса
Он македонец, царственный отец мой,
И на щите его изображен
Отважный рыцарь, дамой побежденный.
Его девиз испанский: Piu per dulnura que per fuerna.[3]
Проходит третий рыцарь.
Симонид
А третий кто?
Таиса
Антиохийский рыцарь.
Венок лавровый на его щите,
Девиз: Me pompae provexit apex.[4]
Проходит четвертый рыцарь.
Симонид
А кто четвертый?
Таиса
На его щите
Горящий факел, обращенный книзу.
Его девиз: Quod гае alit, me extinguit.[5]
Симонид
Что означает: красота сильна;
И озаряет и разит она.
Проходит пятый рыцарь.
Таиса
А на щите у пятого — рука,
Окутанная облаком; на камень
Она для пробы золото кладет.
Девиз героя: Sic spectando tides.[6]
Проходит шестой рыцарь — Перикл.
Симонид
А что изображает этот символ,
Который рыцарь без оруженосца
С такой отменной легкостью несет?
Таиса
По виду он как будто чужеземец.
Его эмблема — высохшая ветка
С зеленою верхушкой, а девиз
In hac spe vivo.[7]
Симонид
Славные слова!
Он в бедственном, должно быть, положенье,
Но уповает на свою судьбу
В твоем лице.
Первый вельможа
Но вид его едва ли
Ему на пользу: ржавые доспехи!
Убожество какое! Он, наверно,
Кнутом владеет лучше, чем копьем!
Второй вельможа
Он, вероятно, вправду иноземец:
Уж в очень странном виде он явился
На пышный праздник наш.
Третий вельможа
Своим доспехам
Нарочно дал он заржаветь: уж тут
Землей и пылью ржавчину сотрут.
Симонид
Суждения глупей не может быть.
По внешности о существе судить!
Пора уж: рыцари готовы к бою;
Взойдем на галлерею.
Уходят.
За сценой шум и возгласы: «Бедный рыцарь!»
СЦЕНА 3
Пентаполис. Парадный зал во дворце. Накрытый стол. Входят Симонид, Таиса, вельможи, рыцари и свита.
Симонид
Всем рыцарям привет!
Слова: «Добро пожаловать» — излишни,
Излишни и высокие слова
О вашей доблести: я мог бы их
На книге ваших доблестей поставить.
Но не того вы ждете от меня.
Пусть будет пир наш весел! Для веселья
Вы, гости знатные, здесь собрались.
Таиса
(Периклу)
Но ты мой гость и рыцарь, и дарю я
Тебе венок в счастливый этот день,
Тебя его героем называя!
Перикл
Победою обязан я судьбе.
Моей заслуги в этом нет, принцесса!
Симонид
Ты победил, и день сегодня твой.
Никто тебе завидовать не будет.
Искусству служишь ты — соревнованье
Искусства поощряет процветанье.
Так будь же горд победой. Дочь моя
Царица пира: пусть она укажет
Места гостям, как разум ей подскажет.
Рыцари
Почетно нам вниманье Симонида.
Симонид
Я всем вам рад. Отвагу чту я сам:
Кто разучился чтить, тот враг богам!
Маршал
Вот место для тебя!
Перикл
Да для меня ли?
Первый рыцарь
Не надо спорить. Все мы польщены,
И в нашем сердце нет и не бывало
К великим зависти, презренья — к малым!
Перикл
Я это чувствую.
Симонид
Садись, садись!
Перикл
(в сторону)
Клянусь Юпитером, владыкой мыслей,
Мне пир не в пир — все думаю о ней.
Таиса
(в сторону)
Клянусь Юноною, богиней брака,
Мне никакие яства не нужны;
Все не по вкусу мне, лишь он по вкусу.
Я чувствую — он смел и благороден.
Симонид
(в сторону)
Едва ли знатен он! Ничем особо
Не отличился он перед другими,
Но похвалу достойно заслужил.
Таиса
(в сторону)
Все — как простые стекла. Он — алмаз!
Перикл
(в сторону)
Мне этот царь отца напоминает:
Вот так же тот был славен и на троне
Сидел, как солнце, а вокруг, как звезды,
Цари другие. Все они согласно,
Как меньшие покорные светила,
Почтительно тускнели перед ним.
А сын его, как светлячок унылый,
С ним состязаться не имеет силы.
Да, злое время над людьми царит:
Оно творит, оно и пожирает
И всех своим причудам подчиняет.
Симонид
Надеюсь, всем вам весело, друзья?
Первый рыцарь
Не может быть иначе, государь.
Симонид
Вот до краев я кубок наполняю
И за здоровье ваше пью вино,
Как вы порою пьете за любимых.
Рыцари
Спасибо, государь!
Симонид
Но посмотрите,
Как этот рыцарь грустен и задумчив.
Сдается мне, что наш роскошный пир
Ему не по нутру и не по нраву.
Не правда ли, Таиса?
Таиса
Что мне в том,
Отец мой?
Симонид
Нет, запомни, дочь моя;
Цари, как боги, осыпают щедро
Дарами тех, кто воздает им честь.
Иначе царь похож на комара:
Пока живет — жужжит неугомонно,
А умер — не осталось и следа.
Поди развесели его, Таиса,
Скажи ему, что за него я пью.
Таиса
Увы, отец, не подобает мне
Такая смелость с этим чужеземцем.
Приветливость мою он не поймет
И, может быть, бесстыдством назовет.
Симонид
Не возражай и не гневи меня.
Таиса
(в сторону)
Как рада я исполнить приказанье!
Симонид
Скажи ему, что я желаю знать,
Кто он таков и как его зовут.
Таиса
(Периклу)
Отец мой за твое здоровье пьет!
Перикл
И я благодарю его за это.
Таиса
Желает он, чтоб жизнь твоя была
Полна, как этот кубок.
Перикл
И за это
Благодарю и пью его здоровье.
Таиса
А он еще тебя спросить желает,
Кто ты таков и как тебя зовут.
Перикл
Из Тира я. Зовут меня Периклом.
Военное и прочие искусства
Я изучил и в дальний путь пустился,
Ища везде чудесных приключений.
Но злое море корабли мои
Похитило, друзей меня лишило
И выбросило на пустынный берег.
Таиса
Отец мой! Он тебя благодарит.
Из Тира он. Зовут ею Периклом.
Он кораблекрушенье потерпел
И выброшен один на этот берег.
Симонид
Клянусь богами, мне прискорбно это,
Но я его от грусти излечу.
Друзья, напрасно время мы теряем;
Увеселений много впереди!
Неплохо, если воины в доспехах
Затеют танец. Пусть не говорят,
Что девы бранной музыки не любят,
Что лязг оружья докучает им.
Ведь рыцарь, коль мужчина он на деле,
Приятен и в доспехах и в постели.
Рыцари танцуют.
Отличный танец. Значит, просьба кстати
Смотри, мой друг, красавица скучает.
Слыхал я, будто рыцари из Тира
И до упаду танцевать умеют,
И в плавных танцах тоже мастера.
Перикл
В искусстве этом нужно упражняться.
Симонид
Ну полно, и тебе присущи, друг,
Все эти качества!
Рыцари и дамы танцуют.
Наш бал окончен!
Спасибо всем: все танцевали славно!
(Периклу)
Ты лучше всех. Теперь пускай пажи,
Взяв факелы, гостей проводят в спальни,
Твоя с моею рядом.
Перикл
Я твой слуга, во всем тебе покорный.
Симонид
Однако поздно, гости дорогие,
Отложим разговоры о любви.
Идите-ка спокойно отдыхайте,
А завтра вновь за счастье в бой вступайте.
Уходят.
СЦЕНА 4
Тир. Зал в доме правителя.
Входят Геликан и Эскан.
Геликан
Узнай, Эскан: царь Антиох преступен;
Он грех кровосмешеиья совершил,
И потому-то праведные боги
Уже не в силах были отвратить
Давно ему назначенную кару.
И вот, когда он с дочерью своей,
Сияя славой, гордостью и счастьем,
В роскошной колеснице проезжал,
Огонь небесный поразил обоих,
Тела их изуродовав ужасно,
И сразу смрад пошел от них такой,
Что те, кто им при жизни поклонялись,
Теперь земле предать их погнушались.
Эскан
Как странно!
Геликан
Да, но так оно и было.
Величье Антиоха не спасло
От кары за содеянное зло.
Эскан
Да, это так.
Входят несколько вельмож.
Первый вельможа
(тихо)
Смотрите: одному ему он верит
И только с ним одним и говорит.
Второй вельможа
(тихо)
Довольно мы терпели это молча!
Третий вельможа
(тихо)
Проклятье тем, кто не поддержит нас!
Первый вельможа
(тихо)
Идите все за мной!
(Громко.)
Позволь, правитель…
Геликан
Ко мне? Добро пожаловать. Привет.
Первый вельможа
Знай, бурная река обиды нашей
Из берегов уже готова выйти.
Геликан
Обиды? На кого? Ужели вы
Царю любимому вредить хотите?
Первый вельможа
Ты сам, наш благородный Геликан,
Себе вредить не должен. Если жив
Наш царь Перикл, позволь его почтить.
Скажи: какую землю осчастливил
Он славным пребыванием своим?
Коль жив он — мы везде его разыщем;
Коль умер он — найдем его могилу.
Пусть, если жив он, сам он правит нами,
А если мертв — пускай позволит нам
Его оплакать и избрать другого.
Второй вельможа
Весьма возможно, что скончался он,
И наше государство без главы,
Как всякий дом без крыши, разрушенью
Подвержено. А потому тебя,
Разумный и рачительный правитель,
Мы просим: будь наш царь и повелитель.
Все
Да здравствует наш мудрый Геликан!
Геликан
Друзья, повременим во имя чести!
Любя царя Перикла, подождем!
Желанья ваши исполняя, в море
Пустился б я, себе и вам на горе.
Но пусть двенадцать месяцев пройдет.
И, если царь наш все же не вернется,
Я вами предлагаемое бремя
С терпеньем мудрой старости приму.
Но ныне вы, как подобает смелым
И благородным подданным, спешите
На поиски царя. Отважный дух
И смелость вы проявите при этом.
Найдя царя, его уговорите
Вернуться, и тогда в его короне
Вы, как алмазы, будете сиять.
Первый вельможа
Совету мудрости не уступают
Одни глупцы. Отправимся немедля,
Как Геликан достойный указал.
Геликан
Пожмем же руки все. Я убежден:
Где нет раздоров, там надежен трон.
Уходят.
СЦЕНА 5
Пентаполис. Зал во дворце.
Входит с одной стороны Симонид, читающий письмо, с другой, навстречу ему, — рыцари.
Симонид
Вам, рыцари, от дочери моей
Известие: откладывает на год
Она свой брак.
Причину этого ее решенья
Я даже сам никак узнать не мог.
Первый рыцарь
Нельзя ли нам хоть повидать принцессу?
Симонид
Увы, никак нельзя. Уединилась
Она от всех людей в своих покоях.
Двенадцать месяцев убор Дианы
Носить и соблюдать она поклялась
Пред ликом Цинтии девичьей честью.
Третий рыцарь
Как ни прискорбно нам, но удалимся.
Рыцари уходят.
Симонид
Что ж!
Все разошлись. Прочтем письмо Таисы:
«Женой желаю чужеземцу быть.
Таиса пишет, — или мне не жить!»
Что ж, дочь моя, твой выбор совпадает
С моим. Но все ж какое своеволье!
Ей все равно, согласен я иль нет!
Да, этот выбор мне вполне по сердцу.
Откладывать решенье не хочу.
Тсс! Он идет! Пусть он пока не знает!
Входит Перикл.
Перикл
Удачи и успеха, добрый царь!
Симонид
Взаимное желанье, славный рыцарь.
Благодарю за музыку, которой
Ты развлекал нас ночью. Я давно
Уже не тешил слух мой столь прекрасной,
Столь сладостной гармонией.
Перикл
Меня
По доброте ты хвалишь, государь.
Симонид
О нет, ты мастер в музыке отличный.
Перикл
Я — худший из ее учеников.
Симонид
Позволь тебя спросить, какое мненье
Составил ты о дочери моей?
Перикл
Принцесса добродетелями блещет…
Симонид
Притом она собою хороша,
Не правда ли?
Перикл
Как летний день прекрасна.
Симонид
А знаешь ли, что дочери моей
Ты по сердцу пришелся, и желает
Она учиться у тебя. Смотри!
Наставником она тебя избрала.
Перикл
Увы, я этой чести недостоин.
Симонид
Она другого мненья. Вот, читай!
Перикл
(в сторону)
Да что же это? Судя по письму,
Принцесса любит рыцаря из Тира.
Нет, царь меня задумал погубить.
(Громко.)
О государь, я весь в твоих руках,
Я чужеземец, я злосчастный рыцарь.
Я никогда не мог и помышлять
О том, чтоб дочь твоя меня любила.
Я ей служить и чтить ее готов.
Симонид
Ты дочь мою приворожил, несчастный!
Ты негодяй.
Перикл
О нет, клянусь богами,
Я помысла такого не имел
И вызывать, конечно, не дерзал бы
Ее любовь и гнев твой справедливый.
Симонид
Ты лжешь, предатель!
Перикл
Кто предатель?
Симонид
Ты!
Перикл
Я не предатель. Гнусной клеветы
От самого царя не потерплю я!
Симонид
(в сторону)
Я смелой гордостью его любуюсь!
Перикл
Дела мои и мысли благородны,
Я низких побуждений не имею!
К тебе сюда пришел я с честным сердцем,
И честь мою никто не посрамит.
А кто меня бесчестным почитает,
Того мой меч в бесчестье уличает.
Симонид
Ну что ж! Вот дочь моя. Пускай решает!
Входит Таиса.
Перикл
Скажи, о красота и добродетель,
Родителю разгневанному, точно ль
Сказать иль написать тебе дерзнул я
Хотя бы слово о моей любви?
Таиса
Но я совсем тебя не упрекаю;
Приятна мне была бы речь такая.
Симонид
Однако ты решительна, мой друг!
(В сторону.)
Ах, как я рад решительности этой.
(Громко.)
Тебя я укрощу и усмирю!
Как смела ты без моего согласья
Свою любовь и нежность подарить
Какому-то пришельцу?
(В сторону.)
Он, пожалуй,
По крови столь же знатен, как и я.
(Громко.)
Итак, принцесса, либо ты смиришься
Передо мной, а ты, бесстрашный рыцарь,
Мою признаешь волю, либо я
Вас повенчаю. Ну, подайте руки
друг другу. Пусть уста скрепят союз.
И пусть взамен печали и тревоги
Лишь радости вам посылают боги.
Довольна ль ты?
Таиса
Да, если я любима.
Перикл
Любима больше жизни!
Симонид
Хорошо.
Так вы согласны?
Таиса и Перикл
Если есть на это
Твое соизволенье, государь.
Симонид
Мое соизволенье — вас поздравить.
Вас обвенчать и в спальню вас отправить!
Уходят.
АКТ III
Входит Гауэр.
Гауэр
Сонм пировавших сном объят:
Наелись гости и храпят;
Тем громче храп, чем крепче сон,
Желудок их обременен.
Зеленоглазый хищный кот
У норки мышку стережет,
Сверчки за печкою поют:
Им хорошо, им сладко тут.
Возвел невесту Гименей
На ложе. С девственностью ей
Пришлось расстаться, и растет
Ее дитя — зачатый плод.
Все, что пришлось мне пропустить,
Я вас прошу вообразить.
Вот пантомима перед вами;
Я поясню ее словами.
Пантомима
Входят с одной стороны Перикл и Симонид со свитой. Навстречу Им — гонец; он склоняет колени перед Периклом и подает ему письмо. Перикл показывает письмо Симониду. Вельможи преклоняют колонн перед Периклом. Затем входит Таиса, беременная, и кормилица Лихорида. Симонид показывает дочери письмо; она выражает радость. Таиса и Перикл прощаются с Симонидом и уходят с Лихоридой и свитой. Затем уходят Симонид и другие.
Великим рвением горя,
Перикла, своего царя,
По всем путям, во все концы
Искать отправились гонцы.
Иной — на быстром корабле,
Иной — пешком, иной — в седле.
Молва в Пентаполис ведет
Отважных путников. И вот
Теперь читает Симонид
Письмо, которое гласит,
Что Антиох-прелюбодей,
С преступной дочерью своей
Погибли. Тирский же народ
Царя Перикла тщетно ждет.
И Геликану царский трон
Предложен; но не хочет он
Принять венец; народ в смятенье.
Но Геликан умов броженье
Весьма искусно усмирил.
Он всенародно объявил:
«Пускай двенадцать лун сменится;
Коль царь Перикл не возвратится,
Он, Геликан, принять венец
Согласен будет наконец».
Когда про это все узнал
Пентаполис, возликовал
Его народ; рукоплеща,
Шумели граждане, крича:
«Ну кто бы мог предугадать,
Что Симонида славный зять
И сам окажется царем?»
Но вот покинуть царский дом
Спешит Перикл, а с ним жена,
Хоть и беременна она.
Как ей перечить в час такой?
Берет кормилицу с собой
Царица. Слезы расставанья
Не поддаются описанью,
А потому пропустим их.
Уже Нептун средь волн морских
Качает путников. Почти
Свершил корабль их полпути.
Но рок изменчив: норд завыл
И злую бурю породил.
Корабль, как утка, на волнах
Ныряет. Всех объемлет страх.
Царица бедная кричала
Так, что рожать с испугу стала.
Рассказ не стану продолжать:
На сцене можно увидать
Все, что последует. Итак,
Вообразить сумеет всяк,
Что это палуба, и вот
Перикл к богам взывать начнет.
(Уходит.)
СЦЕНА 1
На палубе корабля в море.
Входит Перикл.
Перикл
О бог пучины! Обуздай же ад
Встающих к небу волн! Тебе подвластны
Все ветры. Ты, их вызвавший, свяжи
Их медью окрика! О, заглуши же
Неистовство громов и злую ярость
Могучих вспышек молний обуздай!
Где Лихорида? Что с моей царицей?
О буря, да когда же ты утихнешь?
Все заглушаешь ты. Свистки матросов
Для уха смерти все равно что шепот.
О, помоги, пресветлая Луцина,
Божественная повитуха, где ты?
Ты, нежная и добрая ко всем,
В ночи вопящим, — посети, богиня,
Наш пляшущий корабль и злые муки
Жены моей, царицы, утоли.
Входит Лихорида с младенцем.
О боги! Молви слово, Лихорида!
Лихорида
Смотри! Созданье это слишком слабо,
Чтоб вынести такую злую бурю.
Но, будь оно разумнее, наверно,
Оно, как я, желало б только смерти.
Вот, государь, прими его: оно
Часть умершей жены твоей, царицы!
Перикл
Что, Лихорида, что сказала ты?
Лихорида
О, успокойся, государь! Не нужно
Усиливать жестокий ужас бури.
Вот маленькая дочь твоя: она
Живая часть жены твоей — царицы.
Мужайся ради этого младенца
И успокой себя!
Перикл
О боги, боги!
Зачем же нам даете вы любить
То, что вы отнимете так скоро?
Мы, смертные, не так легко берем
Свои дары обратно: мы честнее!
Лихорида
О, успокойся, добрый государь,
Младенца ради.
Перикл
Да, я знаю, знаю,
Безоблачною будет жизнь твоя:
Какой ребенок бурно так рождался?
Приветливой и кроткой будешь ты:
Случалось ли, чтоб так встречали грубо
Ребенка царской крови? Будь счастливое
Ты, на кого огонь, вода и воздух
Набросились, когда еще на свет
Едва ты появилась. В первый миг
Ты потеряла все — ничто не сможет
Тебе потерю эту возместить.
Взгляните же, о боги, благосклонно
На этого младенца!
Входят два матроса.
Первый матрос
Не бойся, царь, храни тебя господь!
Перикл
Я бури не боюсь: она не сможет
Мне большее несчастье причинить.
Но из любви к несчастному младенцу,
Который стал игрушкой волн морских,
Едва родился, я молю богов,
Чтоб эта буря стихла наконец.
Первый матрос
Отдай канаты. А ну-ка, живо! Ах, дуй тебя горой!
Второй матрос
Эх, будь бы мы в открытом море, было бы не так страшно! Волненья-то я не боюсь: пусть хоть до луны достает!
Первый матрос
Царь, надо бы тело царицы бросить за борт: смотри, как воет ветер, как разъярилось море, — оно ведь не успокоится, пока мертвое тело будет на корабле.
Перикл
Это суеверие!
Первый матрос
Ты на нас, царь, не сердись, но у нас в море такой обычай, а обычаи мы привыкли строго соблюдать. Словом, поскорее отдай нам тело царицы: его нужно бросить за борт.
Перикл
Ах, поступайте как знаете! Несчастная моя царица!
Лихорида
Вот она, государь!
Перикл
Как ты терзалась на ужасном ложе
Без света, без огня! К тебе враждебны
Стихии оказались. Я не в силах
Тебя предать земле, как подобает.
Без отпеванья гроб твой опущу я
В пучину, и ни мраморной гробницы,
Ни трепетных лампад не будет там
Лишь кит с разверстой пастью проплывет,
Когда вода сомкнется над тобою
И ляжешь ты, как раковина, скромно
На тихом дне морском. О Лихорида!
Вели, чтоб Нестор мне принес бумагу,
Чернила и ларец мой, где храню я
Сокровища; вели, чтобы Никандр
Принес мне ящик, выстланный шелками.
Ребенка на подушку положи.
Скорее! Я хочу обряд последний
Над мертвой совершить! Спеши, сказал я!
Второй матрос
Царь! У нас в трюме есть подходящий ящик, просмоленный и законопаченный.
Перикл
Благодарю тебя. Скажи, матрос,
Какой там берег виден?
Второй матрос
Берег Тарса.
Перикл
Спеши туда, матрос! Не в Тир, а в Тарс.
Когда могли бы мы туда добраться?
Второй матрос
К рассвету, если ветер поутихнет.
Перикл
Скорее в Тарс! Я навещу Клеона.
Дитя не выдержит пути до Тира.
Клеону я его на попеченье
Оставлю. — Торопись, моряк мой славный!
А тело я вам вынесу сейчас.
Уходят.
СЦЕНА 2
Эфес. Комната в доме Церимона.
Входят Церимон, слуга и несколько человек, потерпевших кораблекрушение.
Церимон
Эй, Филемон!
Входит Филемон.
Филемон
Что хочет господин?
Церимон
Согрей и накорми людей несчастных:
Ночь выдалась жестокая для них.
Слуга
Я видел бурь немало, но такой,
Как эта, не видал еще ни разу!
Церимон
Хозяина ты не найдешь в живых:
Его спасти уже ничто не сможет.
(Филемону.)
Аптекарю снеси записку эту,
И мне потом расскажешь, помогло ли
Мое лекарство.
Все, кроме Церимона, уходят.
Входят два дворянина.
Первый дворянин
С добрым утром, сударь!
Второй дворянин
Привет наш, благородный Церимон!
Церимон
С чего вы это поднялись так рано?
Первый дворянин
На самом берегу живем мы, сударь.
Дрожали наши домики от бури,
Как от землетрясенья. Все стропила
Ходили ходуном, и нам казалось
Вот-вот они обрушатся. От страха
Жилища мы оставили свои.
Второй дворянин
Вот почему тебя мы беспокоим
Так рано, благородный Церимон.
Церимон
Отлично!
Первый дворянин
Но достойно удивленья,
Что ты, живя в довольстве и покое,
Так рано сбросил золотую дрему.
Не странно ль это, добрый Церимон?
Ужель твоя природа такова,
Что мучишь ты себя без принужденья?
Церимон
Всегда ценил я ум и добродетель
Превыше знатности и состоянья:
Наследник беззаботный расточает
Богатство и свою позорит знатность.
А ум и добродетель человека
Богам бессмертным могут уподобить.
Давно уж я упорно изучаю
Науку врачеванья; в мудрых книгах
Я черпал знанья и в искусство тайном
Немало изощрялся, чтоб постичь
Целебные таинственные свойства
Растений, и металлов, и камней;
Я изучил, что может вызывать
Расстройства организма или снова
Их устранять. И большую отраду
Занятья эти доставляют мне,
Чем преходящих почестей восторги
И накопленье праздное сокровищ
Глупцам на радость, смерти на забаву.
Второй дворянин
Прославился ты по всему Эфесу
Своею добротой: тобою сотни
Исцелены и спасены от смерти.
Ты щедро отдаешь свой труд и знанья,
И даже кошелек свой открываешь,
Вот потому-то имя Церимона
Столь знаменито, что никто не сможет…
Входят двое слуг с ящиком.
Первый слуга
Поставь сюда!
Церимон
Что это?
Первый слуга
Господин!
Вот этот ящик выбросило море
На берег только что…
Церимон
Поставь. Посмотрим!…
Второй слуга
На вид как будто гроб.
Церимон
Какой тяжелый!
Гм, странно. Открывайте, поглядим!
Во чреве моря золота немало,
И хорошо, что благосклонный рок
Его заставил отрыгнуть добычу.
Второй дворянин
Да, это верно.
Церимон
Ящик просмолен
И очень хорошо законопачен.
Когда ж он морем выброшен и как?
Первый слуга
Я не видал волны такой огромной,
Как та, которая его швырнула
На берег.
Церимон
Открывайте поскорей!
Мне кажется, исходит от него
Чудесный аромат.
Второй дворянин
Нежнейший запах!
Церимон
Благоуханье мне щекочет ноздри.
Откройте же скорей! — О боги, боги!
Что это? Труп?
Первый дворянин
Необычайно странно!
Церимон
Завернут в драгоценную парчу
И умащен. Мешки душистых трав
Вокруг. А вот бумага с письменами.
(Развертывает свиток.)
О, проясни мой разум, Аполлон,
И помоги прочесть!
«Я, царь Перикл, взываю к вам.
Коль гроб сей, вверенный волнам,
На берег море принесет,
Того молю я, кто прочтет:
В гробу лежит моя жена,
Из рода царского она,
Прошу ее земле предать,
Себе ж за то в награду взять
Сокровища, что здесь лежат,
И боги вас благословят!»
Увы, Перикл! Коль ты еще живешь,
То сердце бедное твое разбито.
И нынче ночью это все стряслось.
Второй дворянин
Возможно, сударь.
Церимон
Так оно и было.
Смотрите, как свежа она. Ужасно,
Что в море бросили ее! Огонь
Мне разведите здесь и принесите
Сюда скорей все снадобья мои!
Второй слуга уходит.
Порою смерть на несколько часов
Овладевает телом, подавляя
Все чувства в нем, но брезжит искра жизни
В подобных трупах. Я слыхал: в Египте
Больного, что лежал совсем как мертвый
В теченье девяти часов, сумели
Искусным врачеваньем воскресить.
Входит второй слуга с ящиками, полотенцами и жаровней.
Отлично! Полотенце и жаровню
Давай сюда, а музыканты наши
Играют пусть пронзительно и скорбно.
Подай мне эту склянку поскорей!
Побольше воздуха! Побольше звуков!
Пусть музыка играет! Господа,
Царица эта будет жить. Смотрите;
Уже в ней просыпается тепло,
Струящееся трепетным дыханьем.
В оцепененье пробыла она
Не более пяти часов. Смотрите,
Как распускается она опять
Цветком прекрасной жизни!
Первый дворянин
Это чудо
Через тебя явили небеса,
Тебе во славу!
Церимон
Да, она жива!
Смотрите: эти веки, что скрывали
Два радостных небесных самоцвета,
Раздвинули златую бахрому,
И два алмаза дивною игрой
Умножили богатство мирозданья!
Живи, живи, прекрасное созданье,
И расскажи нам о своей судьбе,
Поистине чудесной!
Таиса делает движение.
Таиса
О Диана!
Где я? Где мой супруг? Кто эти люди?
Первый дворянин
Неслыханно!
Второй дворянин
Необычайно!
Церимон
Тише!
Прошу вас! Помогите отнести
Ее в покой соседний осторожно.
А слуг пошлите за бельем скорее:
Здесь неустанный надобен уход.
Вторично я спасти ее не в силах.
Спешите! И да будет Эскулап
Моим руководителем отныне!
Уходят, унося Таису.
СЦЕНА 3
Тарс. Комната в доме правителя.
Входят Перикл, Клеон, Дионисса и Лихорида с Мариной на руках.
Перикл
Клеон достопочтенный! Уж пора мне
В Тир возвратиться: скоро истекает
Годичный срок; волнуется народ.
Всем сердцем я тебя благодарю
И добрую твою супругу: боги
Да ниспошлют вам все земные блага!
Клеон
Тебя поранив, стрелы злого рока
И в нас с такой же яростью впились.
Дионисса
Ах, бедная царица! Почему же
Судьба не пожелала, нам на радость,
Ее сберечь!
Перикл
Должны мы покоряться
Небесным силам! Я бы мог реветь
И выть, как море, что ее сгубило,
Но ничего поделать бы не смог!
Вот бедное дитя мое, Марина,
Ей, на море рожденной, это имя
Пристало, — вашим ласковым заботам
Я доверяю девочку. Молю вас
Ее как подобает воспитать:
Ведь царского она происхожденья!
Клеон
Не бойся, ты, который накормил
Своим зерном страну мою! Доселе
Тебя в молитвах люди поминают.
Тебе воздается за твое добро!
Когда бы я преступно позабыл
Свой долг перед тобою и покинул
Дитя твое на произвол судьбы,
Народ, тобой спасенный, мне б напомнил
Мой долг и пристыдил меня; но если
Нуждаюсь я в таком напоминанье;
Пусть боги покарают весь мой род
Отныне и навеки!
Перикл
Верю! Верю!
И честь и доброта твоя, Клеон,
Порукой мне! А я — клянусь Дианой,
Которую мы все согласно чтим!
Не буду стричь волос, пока принцесса
Не вырастет и не найдет супруга.
Пусть буду странен я в таком обличье,
Но таково решение мое.
Прощайте все! Прошу вас об одном:
Дитя мое взрастите!
Дионисса
Я сама
Имею дочь, и дочь твою я буду
Любить не меньше!
Перикл
Будь благословенна!
Клеон
Тебя теперь мы к пристани проводим
И там доверим хитрому Нептуну,
Попутным ветрам и погоде доброй!
Перикл
Спасибо! — Так пойдем же, Дионисса!
Ну, полно плакать, Лихорида, полно.
Ухаживай за маленькой принцессой,
Заботься бережно и заслужи
Ее любовь. — Ну что ж, друзья, идемте!
Уходят.
СЦЕНА 4
Эфес. Комната в доме Церимона.
Входят Церимон и Таиса.
Церимон
В твоем гробу, царица, я нашел
Сокровища и это вот посланье.
Вручаю их тебе. Ты этот почерк
Узнала?
Таиса
Почерк моего супруга!
Я помню: все мы плыли в бурном море.
Но как я разрешилась и когда
Не помню вовсе и, клянусь богами,
Не вспомню. Верно, мне царя Перикла,
Супруга моего, уж не увидеть!
Надену же я Весты покрывало,
Чтоб никогда мне радостей не знать!
Церимон
Царица! Если ты уж так решила,
Недалеко отсюда — храм Дианы,
Где ты могла бы до скончанья дней
Остаться. Там племянница моя:
Она с тобою будет постоянно!
Таиса
Благодарю тебя, о Церимон!
Пусть благодарности слова — не плата,
Но сила этих слов ценнее злата.
Уходят.
AКТ IV
Входит Гауэр.
Гауэр
Вернулся в Тир Перикл опять
И стал народом управлять.
В Эфесе царская жена,
Навеки с ним разлучена,
Решила, глубоко скорбя,
Диане посвятить себя.
Теперь к Марине мы вернемся
И снова в Тарс перенесемся.
Клеон красавицу взрастил,
Наукам многим обучил;
Умом и грацией своей
Она пленяет всех людей.
Она любимица молвы,
Но зависти дракон — увы!
Враг всех заслуженных похвал,
Таит предательский кинжал.
Марине смерть готовит он.
Невесту дочь имел Клеон;
Пора вступить ей было в брак,
Но не могла она никак
Затмить Марину: ни умом,
Ни красотой, ни мастерством.
Всем дочь Периклова взяла
Всегда, везде была мила.
Ткала ль тончайшие шелка
Лилейно-белая рука,
Иглой ли ранила холсты,
Чтоб вышивать на них цветы,
Иль пела так в тени ветвей,
Что умолкал и соловей,
Иль сладкозвучным языком
Диану славила — во всем
Она подругу превзошла.
И Филотену зависть жгла.
Но как с Мариной спорить ей?
Как с белизною голубей
Невзрачной галке состязаться?
К Марине взоры все стремятся.
Клеона хитрая жена,
За дочь свою оскорблена,
Готовит злое преступленье,
Чтоб не страдала от сравненья
С Мариной дочь ее. И вот
Уже убийца деву ждет.
Судьба презренным помогла:
Вдруг Лихорида умерла.
Теперь жена Клеона злая,
Ни дня, ни часа не теряя,
Удар сумеет нанести:
Марину некому спасти.
О том, что с ней произойдет,
Я рассказал вам наперед,
Но время на крылах несется,
А стих мой, как хромой, плетется.
Все передать бы я не смог,
Когда бы зритель не помог
Живой игрой воображенья.
Итак — смотрите представленье.
Вот — Дионисса, а пред ней
Убийца Леонин, злодей.
(Уходит.)
СЦЕНА 1
Тарс. Открытое место около морского берега.
Входят Дионисса и Леонин.
Дионисса
Запомни: ты поклялся это сделать.
И сделать то легко: один удар!
О нем никто на свете не узнает,
А прибыль ты немалую получишь.
Не позволяй же совести холодной
В груди своей хозяйничать напрасно
И жалости, которую забыть
Мы, женщины, умеем, не давай
Собою помыкать. Ну, будь мужчиной,
Будь воином!
Леонин
Да-да, я постараюсь!
А все ж она прекрасна и добра!
Дионисса
Тем ей уместней быть на небесах.
Смотри, она идет сюда, рыдая
О Лихориде. Ну, готов ли ты?
Леонин
Да, я готов!
Входит Марина с корзиной цветов.
Марина
Нет! У земли я отниму наряд,
Чтоб разукрасить дерн твоей могилы
Цветами желтыми и голубыми.
Смотри: ее покрою я ковром
Из маргариток пестрых и фиалок.
Все лето будет он красив. Увы!
Я родилась под завыванье бури,
Когда скончалась мать моя, — и вот
Вся жизнь была мне бурей непрестанной,
Безжалостно лишающей меня
Друзей и близких.
Дионисса
Что же ты, Марина,
Идешь одна? И почему с тобою
Нет дочери моей? Не изводи
Себя тоскою: умершую няню
Я заменю тебе! Ах, боже мой,
Как ты от этой скорби бесполезной
Ужасно изменилась! Дай-ка мне
Свои цветы: от воздуха морского
Они поблекнут, а тебе полезно
По берегу немного погулять.
Морская свежесть вызывает бодрость
И аппетит. Пройдись-ка с Леонином.
(Леонину.)
Ну, предложи ей руку, Леонин!
Марина
Нет-нет, не надо: вовсе не хочу я
Служителя отнять у Диониссы.
Дионисса
Ах, полно, друг мой! Как родных, люблю я
Тебя и твоего отца, Перикла.
Мы каждый день его приезда ждем.
Подумай, если только он увидит
Тебя, красавица, такой унылой,
Раскается он, что тебя оставил,
И попрекнет и мужа и меня,
Что о тебе заботились мы плохо.
Прошу тебя, иди, развеселись
Прогулкою. Верни румянец нежный,
Что стариков и юношей пленял.
Не беспокойся обо мне: могу я
Одна дойти до дома.
Марина
Хорошо,
Но, право, нет желанья у меня
Гулять…
Дионисса
Ну полно! Для тебя полезна
Прогулка. И не меньше получаса
Гуляйте. — Леонин, не забывай
Приказа моего.
Леонин
Я все исполню.
Дионисса
Так я тебя оставлю, дорогая!
Ходи спокойно, сердце береги:
Ведь я всечасно о тебе забочусь!
Марина
Спасибо!
Дионисса уходит.
Ветер западный как будто?
Леонин
Нет, юго-западный.
Марина
В ту ночь, когда
Я родилась, дул северный.
Леонин
Ах, вот как?
Марина
Мне говорила няня, что отец мой,
Не зная страха, ободрял матросов,
Кричал им: «Молодцы, не унывай!»
Тянул канаты с ними и мозоли
На царственных руках своих натер.
На палубе под натиском стихии
Он устоял, за мачту ухватясь.
Леонин
Давно ли это все случилось?
Марина
В ночь
Рожденья моего. О, никогда,
Наверно, буря так не бушевала.
Мне говорила няня, что матроса
Сорвало с мачты и швырнуло в море
Волной высокой, и никто не стал
Его спасать. Все бегали в смятенье
С кормы на носа с носа на корму.
Лишь изредка вопили: «Берегись!»
Да криком капитан, а шкипер — свистом
Усиливали общий страх.
Леонин
Довольно.
Молись-ка поскорей!
Марина
Что ты сказал?
Леонин
Сказал я — если хочешь помолиться,
Поторопись. Не глухи наши боги:
Они тебя услышат. Я ж поклялся
Не мешкая покончить.
Марина
Для чего
Меня убьешь ты?
Леонин
Госпоже в угоду.
Марина
Но для чего ей смерть моя нужна?
Клянусь, я за собой вины не знаю:
Я никогда не досаждала ей,
Я никогда ей зла не причиняла,
Не только ей — ни одному созданью!
Ни мухи не убила, ни мышонка;
Я, даже наступив на червяка
Нечаянно, до слез о том жалела.
Что совершила я? Какая польза
Ей от того, что буду я убита?
Чем я опасна ей?
Леонин
Мне приказали
Не рассуждать, а действовать, и быстро.
Марина
Нет! Ни за что на свете не поверю,
Что ты способен это сделать! Нет!
Заметно по лицу, что ты хороший
И добрый человек. Совсем недавно
Я видела, как ты, рискуя жизнью,
Дерущихся разнял: стремился ты
Слабейшего спасти. Так повтори же
Поступок этот. Госпожа твоя
Моей желает смерти. Стань меж нами
И защити несчастную, меня.
Леонин
Я клятву дал убить тебя — и я
Убью.
(Бросается на нее.)
Марина бьется в его руках.
Входят пираты.
Первый пират
Стой, негодяй!
Леонин убегает.
Второй пират
Сюда! Добыча!
Третий пират
Чур, общая, друзья, общая! Разделим ее поровну! А ну-ка, живо На корабль ее!
Пираты уходят с Мариной.
Входит Леонин.
Леонин
Пиратам знаменитого Вальдеса
Досталась девушка. Ну что же, ладно!
Теперь ей не вернуться. Я скажу,
Что я ее убил и бросил о море.
Но надо подождать. А что как вдруг,
Натешившись, они ее оставят
На берегу? Но это не беда:
Злосчастную прикончу я тогда!
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Митилена. Комната в публичном доме.
Входят сводник, сводня и Засов.
Сводник
Эй, 3асов!
Засов
Да, сударь!
Сводник
Что-то у нас плохо с товаром. В Митилене множество распутников! Ярмарочное время в разгаре, а мы теряем много денег из-за того, что у нас мало девчонок.
Сводня
Никогда еще у нас такого не бывало! Только и есть, что три несчастных твари. Ну куда им управиться! Они так умаялись, что просто никуда не годятся!
Сводник
Вот потому-то и нужно достать свеженьких, сколько бы они ни стоили. Во всякой торговле нужна прежде всего добросовестность по отношению к покупателям, иначе прогоришь.
Сводня
Что правда, то правда! А я вот ничего не нажила тем, что выходила с дюжину подкидышей.
Засов
Да, выходила-то ты их выходила, а потом их же и уходила! Ну, так пойти поискать на рынке, что ли?
Сводня
А то как же? Ведь посмотри, какой у нас хлам остался! Они до такой степени прогнили, что от ветра валятся.
Сводник
Что правда, то правда! Да оно и для потребителей нездорово, говоря по совести. Помнить бедного трансильванца. что переспал с нашей малюткой? Он ведь помер.
Засов
Да, быстро она его доканала! Для червей, впрочем, блюдо получилось отличное. Ну, я иду на рынок! (Уходит.)
Сводник
Эх, иметь бы три-четыре тысячи цехинов: такого состояньица хватило бы для того, чтобы бросить наш промысел и жить мирно.
Сводня
То есть как это — бросить? Скажите на милость! Разве стыдно иметь кое-какие доходы на старости лет?
Сводник
Эх, уважения-то ни от кого тебе нет при таких доходах, да и доходов меньше, чем опасности. Словом, кабы в юности мы с тобой скопили состояньице, так не плохо бы закрыть нашу лавочку. Притом же мы из-за нашего промысла в прескверных отношениях со всеми богами! А это очень веский довод в пользу того, чтобы бросить все это!
Сводня
Полно! Есть грешники и почище нас!
Сводник
Почище! Ловко сказано! Именно «почище»! Мы с тобой грешим больше всех. И занятие-то наше какое: ни делом не назовешь, ни призванием. А вот и наш Засов идет.
Входят Засов, пираты и Марина.
Засов
(Марине)
Подойди-ка! (Пиратам.) Так вы, ребята, говорите, что она девственница?
Первый пират
Без сомнения, сударь!
Засов
Видишь, хозяин, я уж изо всех сил постарался, чтобы раздобыть тебе этот лакомый кусочек. Если девица тебе по вкусу — хорошо, а нет — так пропал мой задаток.
Сводня
А для нас-то она подойдет?
Засов
Лицом она хороша, говорит складно, одета богато — кто ж от такой откажется?
Сводня
А цена ей какая, Засов?
Засов
Уверять не буду, а думаю, что меньше, чем за тысячу, ее не уступят.
Сводник
Ладно, идемте за мной. Деньги я вам сейчас дам. — Жена, проводи-ка ее к нам, объясни ей, как нужно держаться, а то она ведь неопытна в обхождении. (Уходит с пиратами.)
Сводня
Иди-ка сюда, Засов. Посмотри на нее как следует, запомни цвет волос, рост, цвет кожи, возраст. Отправляйся на рынок и кричи во всю глотку: вот такая и этакая, ручательство за девственность. Кто больше заплатит, тому достанется первому. Эх, в прежние времена за нее дали бы немало: мужчины были другие, не чета нынешним! Ну, иди и делай, как я приказала.
Засов
Выполню без промедления. (Уходит.)
Марина
Увы, зачем не сразу Леонин
Меня убил! Зачем пираты эти
Меня в пучину пожалели бросить,
Там я нашла бы мать свою! Увы!
Сводня
Ты о чем печалишься, красавица?
Марина
Именно о том, что красавица!
Сводня
Полно-полно, боги к тебе благосклонны.
Марина
Я их не упрекаю.
Сводня
Радуйся тому, что ты в мои руки попала; здесь тебе понравится!
Марина
Мое несчастье в том, что я спаслась
Из рук того, кто б отнял жизнь мою.
Сводня
Уж поверь мне, жизнь твоя будет полна удовольствий!
Марина
Нет.
Сводня
А я говорю — да! Ты отведаешь мужчин всех сортов. Жизнь твоя будет пестрая, веселая. Ну, что же ты затыкаешь уши?
Марина
Женщина ли ты?
Сводня
Я-то? А чем бы ты хотела меня видеть, коли не женщиной?
Марина
Честной женщиной или никакой.
Сводня
Ах, оттаскать бы тебя, дурочка! Видно, мне с тобой сразу не сладить. Полно-полно, образумься! Деревце ты молодое, глупое — как я тебя согну, так и будешь расти.
Марина
Да будут боги ко мне милостивы!
Сводня
Если боги пожелают быть к тебе милостивыми через посредство мужчин, мужчины будут тебя утешать, угощать, распалять. Так-то! — А вот и Засов вернулся.
Входит Засов.
Ну, как там? Объявил о ней всем на рынке?
Засов
Уж я ее так разрисовал — ни одного волоска не забыл. И орал-то что было мочи.
Сводня
Ну и что же? Какое это произвело впечатление, особенно на тех, кто помоложе?
Засов
Слушали, нечего сказать, слушали внимательно, будто я объявлял им отцовское завещание. У одного испанца просто слюни потекли! Он от одного описания ее прелестей уже улегся в постель.
Сводня
Ну, этот завтра же здесь будет в своем лучшем наряде!
Засов
Чего там — завтра! Сегодня же вечером, сегодня же! А помнишь ли ты, хозяйка, того француза, у которого коленки тряслись?
Сводня
Это господина Вероля?
Засов
Да-да! Знаешь, хозяйка, он как услышал, что я объявлял, хотел подпрыгнуть от удовольствия, да ничего не получилось. Взвыл от боли, но поклялся, что хоть посмотреть на нее завтра же придет.
Сводня
Ну, этот нам как раз и занес свою болячку: здесь он ее только подновляет. Он-то придет и порастрясет червонцы.
Засов
Эх, право, кабы здесь были приезжие из самых разных стран, мы бы нынче всех заманили к себе.
Сводня
(Марине)
Эй, ты, подойди-ка поближе и послушай, что я скажу. Тебя ожидает богатство. Только запомни: ты должна притворяться, будто боишься делать то, что делаешь с охотой, а главное — прикидывайся бескорыстной, когда загребаешь деньги. Плакать можешь сколько хочешь и сокрушаться, что сюда попала. Это только вызовет жалость в твоих любовниках, а жалость — дело такое, что обязательно порождает расположение к тому, кого жалеют; а уж это верная прибыль.
Марина
Я не понимаю, зачем ты это говоришь
Засов
Поучить ее нужно, хозяйка, поучить нужно. Не мешало бы и эту ее стыдливость поубавить.
Сводня
Что правда, то правда — не мешало бы. Да ведь и новобрачная вначале стыдится того, на что имеет законное право!
Засов
Ну, иная стыдится, а иная и нет. Но вопрос-то вот какой, хозяйка: ведь мясцо-то выторговал я…
Сводня
Что ж, и тебе позволят отрезать кусочек…
Засов
Вот-вот, об этом я и речь веду.
Сводня
Да кто же тебе в этом откажет? — А знаешь, милая, мне твое платье очень понравилось.
Засов
Эй, послушайся моего совета, хозяйка: пусть она пока остается в этом платье.
Сводня
Ладно. А ты походи еще по городу и раззвони, что у нас новая красавица завелась: это будет тебе же на пользу. Верно, сама природа сотворила эту девушку для того, чтобы ты нажился. Расскажи всем, какое это чудо, и пожнешь плоды своих трудов.
Засов
Ей-богу, хозяйка, если правду говорят, что гром будит спящих угрей, так я, как тот гром, своими восхвалениями в честь ее красоты растормошу всех, кто хоть немного склонен к распутству. Нынче ж вечером несколько человек приведу.
Сводня
Ступай-ступай!
(Марине.)
А ты иди за мной!
Марина
Пусть нож остер и глубока вода,
Пусть пламя жжет — не сдамся никогда.
Свою невинность гордо сохраню я.
Диана! Помоги, тебя молю я!
Сводня
Что нам за дело до Дианы? Иди-ка за мной, слышишь?
Уходят.
СЦЕНА 3
Тарс. Комната в доме правителя.
Входят Клеон и Дионисса.
Дионисса
Довольно, не безумствуй: ты не в силах
То, что уже свершилось, изменить.
Клеон
О Дионисса! Ни луна, ни солнце
Не видели такого злодеянья
Жестокого.
Дионисса
Не будь таким ребенком.
Клеон
Когда б я был властителем вселенной,
Я отдал бы вселенную за то,
Чтоб совершенное не совершилось!
О боже, сколько было благородства
В ее душе прекраснейшей! Марина
Одной уж добротою несравненной
Заслуживала царского венца.
О подлый Леонин! Ты отравила
Его, но жаль, что ты сама отрави
Не выпила. Что скажешь ты Периклу
Теперь о милой дочери его?
Дионисса
Скажу, что умерла она. Ведь нянька
Не в силах уберечь дитя от смерти.
Скажу, что ночью умерла, внезапно
Кто это опровергнет? Ты, быть может
Окажешься наивным дурачком
И, пожелав прослыть благочестивым,
Раскроешь всем, что дело тут нечисто
Клеон
Молчи, молчи! Ужасное злодейство
Совершено, и боги не потерпят
Такого.
Дионисса
Уж не думаешь ли ты,
Что птички Тарса полетят к Периклу
И все ему откроют? Стыдно видеть,
Что человек столь благородной крови
Так малодушен!
Клеон
Кто такому делу
Потворствует безмолвно, если даже
Его не замышлял, — уже не может
Считаться благородным.
Дионисса
Может быть.
Но Леонина нет. Никто не знает,
Как умерла она, — лишь ты да я.
Она вредила дочери моей
И на пути ее всегда стояла.
Никто на Филотену не глядел
Все взоры обращались на Марину,
А бедной дочери моей одни
Глумливые ухмылки доставались,
Которые терзали сердце мне.
Пускай жесток поступок мой, но я
Его считаю подвигом великим
Для счастья нашей дочери!
Клеон
Пускай
Тебе простят поступок этот боги!
Дионисса
А о Перикле ты не беспокойся:
Ни в чем он нас не сможет упрекнуть.
Мы все о ней рыдали и доныне
Печалимся; ей памятник поставим,
И будет эпитафия на нем
Златыми буквами вещать хвалу
И ей и нам, чья нежная забота
Воздвигла этот памятник.
Клеон
О да!
Ты — гарпия с орлиными когтями
И ангельским лицом!
Дионисса
А ты, голубчик,
Жалеть способен и мышей и мух,
Но и к моим советам ты не глух…
Уходят.
СЦЕНА 4
В Тарсе, перед памятником Марине.
Входит Гауэр.
Гауэр
Мы сокращали время, расстоянье,
Моря переплывали по желанью,
Воображенье наше беспрестанно
Нас в разные переносило страны.
Надеюсь, нет греха большого в том,
Что говорят на языке одном
Во всех краях, где с вами мы бывали.
Послушайте о том, что было дале.
Пред вами царь Перикл. И снова он
Неукротимым морем окружен.
Спешит он с пышной свитою своей
Увидеть дочь — отраду жизни всей.
А в Тире по совету Геликана
Оставил царь правителем Эскана.
Ведь Геликан, как все должны вы знать,
Царя никак не хочет покидать.
Вот корабли летят под парусами
В далекий Тарс. Вообразите сами,
О чем мечтает царь Перикл теперь,
Спеша домой вернуть родную дщерь.
Как призраки, пред вами проплывали
Они, пока вы их воспринимали
Ушами лишь. Но приглашаю вас
Проверить зреньем слух, увидев их сейчас.
Пантомима
Входят с одной стороны Перикл со свитой, с другой — Клеон, Дионисса и другие. Клеон показывает Периклу гробницу Марины. Перикл выражает глубокую скорбь; надевает рубище и уходит в большой печали. Затем Клеон, Дионисса и другие уходят.
Притворству Простодушие внимает
И вздохи лицемеров принимает
За истинную скорбь. Смотрите, вот
Перикла горе страшное гнетет,
Он слезы льет ручьями, он стенает
И город Тарс навеки покидает.
Он клятву дал богам лица не мыть,
Не стричь волос и рубище носить.
В его груди бушует буря горя,
Бессилен он, как челн в открытом море.
Но не погиб отчаянный пловец
И справится он с бурей под конец.
Теперь я эпитафию читаю,
Что сочинила Дионисса злая
Марине на могилу. Вот она:
(читает надпись на памятнике Марине)
«Прекраснейшее, нежное творенье,
Загубленное на заре цветенья,
Дочь Тирского царя вот здесь зарыта:
Презренной Смертью бедная убита.
Мариною красавица звалась.
Фетида, этой крестницей гордясь,
Ее рожденье бурею почтила
И, веселясь, часть суши поглотила.
Земля, страшась такого, может быть,
Ее спешила небу уступить.
За это мстить нам поклялась богиня
И бьет волнами берег наш поныне!»
Так служит вкрадчивая лесть обычно
Для подлости личиною отлично.
Пускай уверен царь Перикл, что дочь
Мертва. Ему не в силах мы помочь.
В вертеп разврата поспешим за ней
Что может быть судьбы ее страшней!
Внимание! Смотрите все на сцену,
Перенесемся с вами в Митилену.
(Уходит.)
СЦЕНА 5
Митилена. Перед публичным домом.
Из него выходят двое дворян.
Первый дворянин
Слыхали ль вы что-нибудь подобное?
Второй дворянин
Конечно не слыхал да и не услышу в таком месте, когда ее там не будет.
Первый дворянин
Говорить в таком доме о религии! Да это и во сне не приснится.
Второй дворянин
Нет-нет! Меня теперь в эти вертепы разврата не заманишь. Пойдем-ка лучше послушаем пенье весталок!
Первый дворянин
С удовольствием: я охотно совершу любой добродетельный поступок. Положительно я навеки покинул путь разврата!
Уходят.
СЦЕНА 6
Там же. Комната в публичном доме.
Входят сводник, сводня и Засов.
Сводник
Ну, знаете! Я отдал бы вдвое больше того, что заплатил за нее, лишь бы она здесь никогда не появлялась!
Сводня
Ведь какая подлая! Она способна заморозить самого Приапа! Вот из-за таких-то и не появляются на свет десятки младенчиков нового поколения! Нет! Ее нужно как-нибудь лишить невинности или просто выпроводить отсюда. Вместо того чтобы вести себя с гостями как подобает в нашей профессии, она мне устраивает всякие сюрпризы: то проповеди читает, то молитвы, то на колени становится. Да она самого черта превратила бы в пуританина, кабы тот вздумал приставать к ней со своими поцелуями.
Засов
Давайте-ка я вам ее изнасилую. А не то ведь она отвадит всех наших посетителей и всех паскудников превратит в священнослужителей!
Сводник
Ах, дурная болезнь ее забери! Тоже мне, бледная немочь!
Сводня
Вот и я это самое говорю: будь бы у нее дурная болезнь, мы бы уж с ней как-нибудь справились. А вон смотрите-ка — сюда пробирается сам господин Лизимах.
Входит Лизимах.
Лизимах
Ну, как дела? Почем дюжина девственниц?
Сводня
Ах, да благословят вас боги, ваша милость!
Засов
Я радуюсь, что лицезрю вашу милость в добром здравии!
Лизимах
Радуйся, радуйся! Тебе же лучше, коли ваши посетители способны держаться на ногах. Послушайте-ка вы, отъявленные нечестивцы: найдется ль у вас такая, чтоб порядочный мужчина мог развлечься с нею и после этого не обращаться к врачу?
Сводня
Ах, есть одна, сударь! Есть! Кабы только она согласилась! Уж такой у нас в Митилене еще не бывало.
Лизимах
Ты разумеешь — кабы она согласилась заняться тем, чем занимаются в темноте?
Сводня
Вы меня с полуслова поняли, сударь!
Лизимах
Ну, позови-ка ее, позови!
Засов
На вид она, сударь, настоящая роза: и бела и нежна… Вот кабы только…
Лизимах
Что? Говори!
Засов
Нет, я уж лучше помолчу. Я ведь тоже умею быть скромным, сударь! (Уходит.)
Лизимах
Что ж! Скромность украшает сводника не меньше, чем тех, кому она создает славу непорочности.
Сводня
Сейчас она явится: настоящий цветочек, могу вас уверить, и еще никем не сорванный!
Входит Засов с Мариной.
Ну разве не красавица?
Лизимах
Да, после долгого плаванья подойдет. Ну, на, получай деньги и оставь нас одних.
Сводня
Ваша милость, пожалуйста, разрешите мне сказать ей одно словечко. Я мигом!
Лизимах
Пожалуйста, разрешаю!
Сводня
(Марине)
Во-первых, прошу тебя уважить этого господина: он человек благородный.
Марина
Я очень хочу, чтобы это было так: я тогда смогла бы его уважать по заслугам.
Сводня
Потом запомни: он наш правитель, а значит, все мы от него зависим.
Марина
Если он правитель, так вы, конечно, все от него зависите, но считает ли он это почетным для себя — не знаю.
Сводня
И, прошу тебя, перестань ты носиться со своей девственностью. Обойдись с ним поприветливей. Он тебя озолотит.
Марина
Если он будет ко мне милостив, я сумею быть благодарной.
Лизимах
Ну, поговорили?
Сводня
Да она у нас, сударь, еще не объезжена — вам с ней придется повозиться и помучиться. — Ну, идем, идем. Оставим его милость наедине с нею.
Сводник, сводня и Засов уходят.
Лизимах
Теперь скажи мне, красотка, давно ли ты занимаешься этим ремеслом?
Марина
Каким ремеслом, сударь?
Лизимах
Ну зачем же я стану обижать тебя, называя его вслух?
Марина
Я то, что я есть, и в этом нет ничего оскорбительного.
Лизимах
Вот я и спрашиваю, с каких пор ты стала тем, что ты есть?
Марина
С тех пор как я себя помню.
Лизимах
Так рано? Да неужто ты была распутной с пяти, семи лет?
Марина
Я совершенно такая же, какой была тогда.
Лизимах
Я что-то не понимаю тебя: ведь этот дом уже сам по себе доказательство того, что ты — дитя порока.
Марина
А как же вы, зная, каков этот дом, сюда приходите? Мне сказали, что вы благородный человек и здешний правитель.
Лизимах
Что? Твоя хозяйка уже сказала тебе, кто я такой?
Марина
Кто это — моя хозяйка?
Лизимах
Ну, эта вот, что разводит в своем огороде бесстыдство и распутство. О, ты, наверно, кое-что узнала о моем положении и ломаешься, чтобы вернее завлечь меня. Но уверяю тебя, красотка, я не причиню тебе никакого зла. Я человек добрый и честный. Пойдем, пойдем! Отведи меня в укромный уголок, где мы сможем уединиться!
Марина
Коль вам высокое происхожденье
Поступки благородные диктует,
Явите их. Коль вы облечены
Высоким саном — докажите ныне,
Что вы его достойны.
Лизимах
Что такое?
К чему такие речи? Объясни!
Марина
Так знайте же:
Я — девушка, безжалостной судьбою
Заброшенная в этот грязный хлев,
Где мерзкие болезни продаются
Дороже, чем лекарства. — Боги, боги!
Когда освободите вы меня
Из этого вертепа! Превратите
Меня в пичужку, чтобы я могла
Отсюда улететь на свежий воздух!
Лизимах
Я поражен. Ты столь красноречива,
Что, даже будь я развращен и низок,
Меня бы изменила речь твоя.
Вот золото. Бери его себе
И продолжай свой честный путь достойный,
Пусть боги укрепят тебя на нем.
Марина
Да сохранят вас боги!
Лизимах
И поверь,
Что я не с низким умыслом явился
В сей дом разврата. Даже двери эти
И окна мне внушают омерзенье.
Прощай. Ты добродетельна и, верю,
Воспитана в понятьях благородства.
Вот золото еще. Возьми его.
Да будет проклят тот, кто покусится
На честь твою. Пусть он умрет, как вор.
Я возвращусь не раньше, чем сумею
Тебе большую радость сообщить.
Входит Засов.
Засов
Ваша честь, попрошу вас! Один золотой пожалуйте и мне!
Лизимах
Прочь, мерзостный тюремщик! Вон отсюда!
Твой гадкий дом, не будь в нем этой девы,
Обрушился б и раздавил тебя!
Прочь с глаз моих!
(Уходит.)
Засов
Да что ж это такое? За тебя, детка, видимо, нужно приняться как следует. Ведь этакое дурацкое целомудрие. Да ему цена меньше, чем закуске в самом паршивом трактире! А ведь это может оказаться причиной разорения целого семейства. Ну нет! Либо меня выхолостят, как спаньеля, либо я с тобой справлюсь — идем-ка со мной!
Марина
Что тебе от меня нужно?
Засов
Я расправлюсь с твоей невинностью, или пусть это делает любой палач. Идем-идем! Ты нам больше не будешь отваживать благородных гостей! Иди же, говорят тебе!
Входит сводня.
Сводня
Что такое? В чем дело?
Засов
Да уж хуже не может и быть, хозяйка. Эта святоша наговорила бог весть чего самому господину Лизимаху.
Сводня
Ах, ужас какой!
Засов
Она тут проповедует, что наш промысел смердит, оскорбляя богов.
Сводня
Да повесить ее мало!
Засов
Наш знатный гость готов был обойтись с ней как подобает знатному гостю, а она его сразу заморозила да еще заставила читать молитвы.
Сводня
Забирай ее, Засов, и потешься над ней вдоволь: разбей нам только стеклышко ее девственности — и она станет податливее.
Засов
Ничего, как-нибудь управимся! Вспахать можно и более тернистый клочок земли!
Марина
Внемлите мне, внемлите, боги, боги!
Сводня
И еще заклинания произносит. Вон отсюда! И зачем только она вошла в этот дом. Ах, нет на тебя веревки! Эта девка родилась, чтобы нас пустить по миру! Ты что же? Не желаешь покоряться общей женской участи? Скажите пожалуйста! Еще кичится своей девственностью! Украшайся, украшайся! Там вкусней будет блюдо. (Уходит.)
Засов
Идем, сударыня, идем со мной.
Марина
Чего тебе от меня нужно?
Засов
Нужно отнять драгоценность, которой ты так дорожишь.
Марина
Ответь мне только на один вопрос.
Засов
Ну, выкладывай свой один вопрос.
Марина
Чего врагу ты мог бы пожелать?
Засов
Да как тебе сказать? Я пожелал бы ему быть моим хозяином даже, вернее, моей хозяйкой.
Марина
Но ты-то ведь презренней их обоих:
Ты служишь им, ты угождаешь им.
Ведь даже самый мерзкий бес в аду
С тобою поменяться постыдился б.
Ты злой тюремщик у проклятой двери,
И каждый, приходящий к жалким тварям.
Срывает гнев свой на твоих щеках.
Вся жизнь твоя — блевотина, и мерзость,
И оплеухи грязных подлецов.
Засов
А что ж мне делать, по-твоему? В солдаты, что ли, идти? Да ведь там за семь лет службы только ногу потеряешь и не на что будет даже деревянную купить.
Марина
Займись любой работой: убирай
Отхожие места, канавы чисти,
Служи у палача — занятья эти,
Как ни ужасны, лучше твоего.
Ведь постыдился б даже павиан
Такого ремесла. О, если б боги
Мне помогли отсюда убежать!
Вот золото. Возьми его себе.
Быть может, твой хозяин согласится,
Чтоб деньги зарабатывала я
Тканьем и вышиваньем, даже пеньем.
Я многое умею — я могла бы
Учить других. Ваш город многолюден.
Учеников нашла бы я легко.
Засов
А ты и впрямь сумеешь обучать всему этому других?
Марина
Поверь мне на слово. А если лгу я,
Верни меня в проклятый этот дом
И самому последнему отдай
На поруганье.
Засов
Ладно, постараюсь тебя устроить. Сумею, так устрою.
Марина
Только, прошу тебя, в доме честной женщины.
Засов
По правде сказать, я с этой породой знаком мало. Но уж поскольку мои хозяин и хозяйка тебя купили — тебе не уйти отсюда без их согласия. Поэтому я им расскажу о твоей просьбе и думаю, что сумею их уломать. Пойдем, я постараюсь это дело уладить.
Уходят.
АКТ V
Входит Гауэр.
Гауэр
Притон покинуть удалось Марине,
Она у честной женщины живет:
По-прежнему танцует, как богиня,
Под стать бессмертным сладостно поет
И разумом ученых поражает;
Волшебною иглой творит цветы
И пестрых птиц; природе подражает
Оттенками тончайшей красоты.
Живые розы силятся напрасно
Искусственных подруг своих затмить,
И вишни, шелком вышитые красным.
От сочных вишен трудно отличить.
За обученье знатные девицы
Марине платят щедро, но она,
Чтоб от проклятой сводни откупиться,
Все, что получит, ей отдать должна.
Теперь пора к Периклу возвратиться:
В открытом море долго он блуждал,
Пока к стране, где дочь его томится,
Его попутный ветер не пригнал.
На берегу справляли горожане
Свой праздник в честь Нептуна. Лизимах
Заметил на далеком расстоянье
Над кораблем Перикла черный флаг.
(Уходит.)
СЦЕНА 1
Палуба корабля Перикла, близ Митилены.
В занавешенном шатре на палубе возлежит Перикл.
К тирскому кораблю причалила лодка. Входят два матроса: один с лодки, другой — с корабля. Им навстречу идет Геликан.
Тирский матрос
(митиленскому матросу)
Где ж Геликан почтенный? Он сумеет
На все ответить нам. — А вот и он!
Входит Геликан.
Здесь, господин мой, Лизимах, правитель
Из Митилены. Он к тебе явился
На этой лодке и весьма желает
Тебя увидеть. Что прикажешь ты?
Геликан
Его желанье выполнить. Зови
Сюда вельмож.
Тирский матрос
Эй, господа, живее!
Мой господин зовет вас.
Входят несколько придворных.
Первый придворный
Мы явились.
Геликан
Пожаловало знатное лицо
К нам на корабль. Его должны мы встретить
Достойно.
Придворные и оба матроса спускаются в лодку и возвращаются с Лизимахом и вельможами.
Тирский матрос
Вот, сударь, тот, кто все у нас решает.
Лизимах
Привет тебе, почтенный муж, привет!
Да сохранят тебя надолго боги!
Геликан
И да пошлют тебе и долголетье
И мирную кончину.
Лизимах
Что ж, спасибо!
На суше поклонялся я Нептуну,
И, в море славный твой корабль заметив,
К нему я устремился, чтоб узнать,
Кто вы такие и откуда вы.
Геликан
Позволь тебе задать вопрос такой же.
Лизимах
Я Лизимах, правитель Митилены.
Геликан
А наш корабль из Тира. И на нем
Наш царь. Уже три месяца молчит он
И пищу принимает лишь затем,
Чтобы продлить страданье.
Лизимах
Отчего же
Страдает он?
Геликан
Мне трудно говорить
Об этом. Потрясла его утрата
Жены и дочери, любимых нежно.
Лизимах
А можно ли его увидеть?
Геликан
Можно,
Но он ни с кем не говорит ни слова.
Лизимах
А все же я хочу его увидеть.
Геликан
Ну что ж, смотри!
(Отдергивает занавес и показывает Лизимаху Перикла.)
Он был умен и смел,
Но ужасы одной жестокой ночи
Его повергли в это состоянье.
Лизимах
Приветствую тебя, великий царь!
И да хранят тебя благие боги!
Геликан
Напрасны эти речи: все равно
Он говорить не станет!
Первый вельможа
В Митилене
Есть девушка у нас. Она, ручаюсь,
Заставила б его заговорить!
Лизимах
О, это мысль отличная! Бесспорно
Она и нежной внешностью своей
И голосом божественным могла бы
Воздействовать на эту глухоту,
И, может быть, его окаменелость,
Подвергнувшись такому нападенью,
Невольно содрогнувшись, уступила б.
Поверь: она поистине прекрасна.
Взгляни: она с подругами своими
Сейчас на берегу, в тенистой роще
Гуляет.
(Шепчется с одним из вельмож, после чего тот отплывает на лодке Лизимаха.)
Геликан
Напрасно все, я знаю. Но ничем,
Что только почитается целебным,
Пренебрегать не надо. Разреши нам
Воспользоваться добротой твоей:
Купить должны мы новый провиант,
Испортила жара запасы наши,
А золотом в избытке мы владеем.
Лизимах
Когда б я отказал в подобной просьбе,
Наслали бы всеправедные боги
На нивы наши злую саранчу.
Но умоляю: разреши мне все же
Подробнее узнать причину скорби
Великого царя.
Геликан
Садись, послушай…
Ах, нам опять мешают!
Входят, выйдя из лодки, вельможа с Мариной и ее подругой.
Лизимах
Вот она
Та, за которой я послал. — Привет!
Не правда ль, хороша?
Геликан
Она красива.
Лизимах
Так хороша, что будь я сам уверен
В ее происхожденье благородном,
Считал бы я за честь ее назвать
Своей женой.
(Марине.)
Вся доброта и прелесть,
Присущие тебе, нужны больному
Царю. Когда бы только ты сумела
Добиться от него хотя бы слова,
За это получить ты сможешь все,
Что пожелаешь.
Марина
Все, что в силах сделать,
Я сделаю. Но только с тем условьем,
Что лишь меня с подругою допустят
К болящему.
Лизимах
Идем. Оставим их,
И да помогут боги исцеленью.
Марина поет.
Понравилось ему, как пела ты?
Марина
Он даже не взглянул на нас ни разу.
Лизимах
Смотрите: с ним она заговорила.
Марина
О государь! Послушай речь мою…
Перикл
А? Что такое?
Марина
Слушай, государь!
Я не умею привлекать вниманье;
Как на комету, люди на меня
Лишь издали смотрели. Но, поверь мне,
Я девушка, страдавшая, быть может,
Не менее, чем ты. Фортуна злая
Из зависти всего меня лишила.
А я происхожу от знатных предков;
Они могуществом царям равнялись.
Но уничтожил рок моих родных,
Меня же сделал жалкою рабою
Случайностей.
(В сторону.)
Он все еще молчит;
Но что-то мне уйти не позволяет,
Пока его ответа не услышу.
Перикл
«Фортуна злая»… «Предки»… «Знатный род»…
«Не менее, чем я»… Что ты сказала?.
Марина
Сказала я, что если б, государь,
Ты знал, какого я происхожденья,
Со мной ты был бы ласковей.
Перикл
Возможно.
Глаза твои… Взгляни-ка на меня!
Похожи… нет… Скажи, в какой стране
Ты родилась?
Марина
Я ни в какой стране
Не родилась, хотя на свет явилась,
Как каждый смертный.
Перикл
Что со мной? Вот-вот
Рыданьем бремя скорби разрешится!
Она похожа на мою супругу;
Такой была бы дочь моя родная!
Да, те же брови, тот же стройный стан,
Такой же нежно-серебристый голос,
Глаза — сапфиры в дорогой оправе,
Юноны поступь, ласковая речь,
Что собеседникам всегда внушает
Желанье жадное внимать подольше.
Но где живешь ты?
Марина
У чужих людей
Вон там, на берегу.
Перикл
Скажи, но кто же
Воспитывал тебя? Где научилась
Ты так чудесно петь и говорить?
Марина
Коль правду я скажу, презренной ложью
Слова мои покажутся тебе.
Перикл
Нет, говори, прошу тебя! Не может
Ложь исходить из чистых уст твоих.
Ты кажешься мне храмом совершенным,
Где обитает истина святая.
Всему поверю я, что скажешь ты,
Как странно бы мне это ни казалось;
Ведь ты похожа обликом на ту,
Кого я так любил. О, расскажи мне,
Где ты росла! Ты, кажется, сказала,
Когда тебя еще не разглядел я,
Ты рода знатного?
Марина
Да, я сказала.
Перикл
Скажи мне, кто родители твои?
Ты говорила, что Фортуна злая
Тебя кидала от беды к беде
И что твои страдания, быть может,
Равны моим?
Марина
Да, так я говорила.
Но верь мне, говорила только то,
Что я считаю правдой.
Перикл
Расскажи мне,
Какие ты невзгоды испытала.
Коль тысячную часть моих скорбей
Ты вынести смогла, то ты — мужчина,
А я был слаб, как девушка. Ведь ты
Как статуя Терпенья на гробницах
Властителей. Скорее расскажи мне,
Как потеряла ты друзей и близких,
И, умоляю, подойди поближе
И мне поведай, как зовут тебя.
Марина
Зовут меня Мариной.
Перикл
Издеваться
Какой-то бог задумал надо мной,
Тебя ко мне пославший…
Марина
Успокойся,
Не то я замолчу.
Перикл
Я успокоюсь.
Не понимаешь ты, как потрясен я
Тем, что тебя зовут Мариной!
Марина
Имя
Марины дал мне мой отец и царь.
Перикл
Как! Дочь царя, по имени Марина?
Марина
Ты обещал мне верить, государь.
Но твой покой я нарушать не стану
И замолчу.
Перикл
Быть может, ты — виденье?
Бесплотный и бескровный бледный облик.
Быть может, сердце у тебя не бьется?
Но где ж ты родилась и почему
Ты названа Мариной?
Марина
Потому,
Что ночью родилась в открытом море.
Перикл
Ты? Ночью? В море? Кто же мать твоя
Марина
А мать моя, дочь славного царя,
В миг моего рождения скончалась.
Рыдая, мне рассказывала часто
Об этой страшной ночи Лихорида,
Моя кормилица.
Перикл
Молчи! Молчи!
(В сторону.)
Ни разу сон виденьем столь жестоким
Над жалкими глупцами не глумился!
Нет! Дочь моя давно уже в могиле!
Не может быть! — А где же ты росла?
Рассказывай. Я выслушаю молча
Все до конца и не прерву ни разу.
Марина
Едва ли ты поверишь мне. Довольно.
Перикл
Поверю! Слову каждому поверю!
Всему, что скажешь. Только объясни,
Как здесь ты очутилась. Где росла ты?
Марина
Царь, мой отец, меня оставил в Тарсе;
Я там росла, пока Клеон жестокий,
С преступною женой своей замыслив
Меня сгубить, не подослал злодея
Свершить убийство. Нож был занесен,
Но в этот миг пираты появились,
Меня спасли и привезли сюда…
Ты плачешь? Что с тобой? Ты, может быть,
Не веришь мне? Клянусь тебе, клянусь,
Я — дочь царя Перикла, если только
Такой есть царь на свете!
Перикл
Геликан!
Геликан
Да, государь!
Перикл
Ты, честный мой советник,
Ты, благородный, мудрый человек,
Скажи мне, если можешь, Геликан:
Кто эта девушка, меня сегодня
Заставившая плакать?
Геликан
Я не знаю.
Но Лизимах, правитель Митилены,
С высокой похвалою, государь,
Мне говорил о ней.
Лизимах
Она ни разу
Не вспоминала о своих родных,
А на расспросы отвечала только
Печальными и тихими слезами.
Перикл
О Геликан, ударь меня ножом,
Чтоб чувство боли испытал я снова,
Чтоб это море радости великой
Моих не затопило берегов.
О, подойди, дарующая жизнь
Тому, кто даровал ее когда-то
Тебе самой! Ты в море рождена,
Ты в Тарсе умерла и снова в море
Обретена и обретаешь жизнь!
О Геликан мой, преклони колени,
Пускай звучит торжественно, как гром,
Хвала богам! Так, значит, ты — Марина?
Скажи мне имя матери твоей
Хотя сомненья спят, еще я жажду
Прекрасной этой правды подтвержденья.
Марина
Но, государь, сперва скажи, кто ты!
Перикл
Я — царь Перикл из Тира. Назови
Моей царицы утонувшей имя
С такою же правдивостью — и станешь
Наследницей престола и владений,
И жизнью твоего отца, Перикла.
Марина
Достаточно ль для этого сказать,
Что имя матери моей — Таиса?
Да, государь, Таиса имя той,
Чья жизнь окончилась с началом жизни
Моей.
Перикл
Так будь же ты благословенна!
Встань, дочь моя! — Скорее, Геликан,
Вели подать мне новые одежды.
Она жива и в Тарсе не убита
Клеоном злобным. Все она расскажет
И перед ней преклонишь ты колени,
Признав ее принцессой. — Это кто?
Геликан
Правитель Митилены, государь.
Он, о твоем печальном состоянье
Узнав, к тебе явился.
Перикл
О блаженство!
Но почему я так одет ужасно?
Подать мне платье! — Дочь моя Марина,
Пусть небеса тебя благословят.
Я слышу звуки дивные. — Марина!
Все расскажи подробно Геликану.
Мне кажется, еще в сомненье он,
Что подлинно ты дочь моя. — Послушай:
Откуда эта музыка опять?
Геликан
Я ничего не слышу, государь.
Перикл
Ты музыки небесных сфер не слышишь.
А ты, Марина, слышишь?
Лизимах
Говорите,
Что слышите; нельзя ему перечить.
Перикл
О звуки дивные!
(Лизимаху.)
Ты слышишь их?
Музыка.
Лизимах
Отлично слышу, государь.
Перикл
Невольно
Я музыке небесной покоряюсь.
Мне дрема затуманивает очи!
Хочу я отдохнуть.
(Засыпает.)
Лизимах
Подушку дайте
Под голову ему, и все уйдем.
Коль оправдаются мои надежды,
Я этот день запомню навсегда.
Все, кроме Перикла, уходят.
Перикл спит. В сновидении ему является Диана.
Диана
Мой храм — в Эфесе. Поспеши туда
И принеси мне жертву. Соберутся
Там девы-жрицы: ты поведай им,
Как отняло царицу море злое,
Как ты судьбой жестокою гоним;
Проси их горе разделить с тобою.
Исполнишь — будешь счастлив и любим.
Проснись и расскажи свой сон другим.
(Исчезает.)
Перикл
Богиня серебристая, Диана,
Исполню все. — Сюда, мой Геликан!
Входят Геликан, Лизимах и Марина.
Геликан
Ты звал, мой государь?
Перикл
Я собирался
В далекий Тарс. Хотел я наказать
Бесчестного Клеона. Но решенье
Я изменил. К Эфесу поверните
Надувшиеся ветром паруса,
Зачем — об этом ты узнаешь позже.
(Лизимаху.)
Дозволено ль нам будет отдохнуть
На этом берегу и золотыми
За провиант, как должно, заплатить?
Лизимах
Я, государь, тебе душевно рад.
Когда ты на берег сойдешь, хочу я
Тебя просить…
Перикл
Проси, чего желаешь,
Хотя бы даже в жены дочь мою.
Ты с нею благородно поступил,
Лизимах
Дай руку, государь!
Перикл
Пойдем, Марина!
Уходят.
СЦЕНА 2
Перед храмом Дианы в Эфесе.
Входит Гауэр.
Гауэр
К концу подходит мой рассказ.
Минуты три еще у вас
Хочу я все же попросить:
Не трудно вам вообразить,
Какими пышными пирами,
Увеселеньями, дарами
Перикла Лизимах почтил,
Как весел и радушен был.
В том нет большого дива — он
С принцессой нежной обручен.
Но повенчают их не ране,
Чем жертву принесет Диане
Перикл. О сборах в этот путь
Я не успел упомянуть:
Как птицы, паруса взвились,
Быстрее мысли понеслись.
Вот царь уже в Эфесе, вот
Со свитой он во храм идет.
А вы фантазией своей
Им помогли путь долгий сей
Молниеносно совершить,
За что вас надо похвалить!
(Уходит.)
СЦЕНА 3
Храм Дианы в Эфесе.
Таиса стоит у алтаря как верховная жрица; вокруг нее — девы; тут же Церимон и другие жители Эфеса.
Входят Перикл со свитой, Лизимах, Геликан и Марина с подругой.
Перикл
Хвала тебе, Диана! Исполняя
Высокое веление твое,
Я объявляю здесь: я — царь Перикл.
Врагов своих страшась, я Тир покинул,
В Пентаполисе браком сочетался
С прекрасною Таисой, но она.
Когда корабль наш был в открытом море,
Скончалась от родов, мне дочь оставив,
Мариной нареченную. Я отдал
Ее Клеону в Тарсе; там росла
Марина до четырнадцати лет,
Пока Клеон убить ее не вздумал.
Но привела счастливая звезда
Спасенную Марину в Митилену,
А в Митилене я ее увидел
И, выслушав рассказ ее печальный,
В ней дочь свою признал.
Таиса
Его лицо
И голос! Ты ли это, царь Перикл!
(Лишается чувств.)
Перикл
Что это значит? Что она сказала?
Ей плохо! Помогите!
Церимон
Государь!
Коль правду ты сказал у алтаря
Дианы, пред тобой — твоя супруга.
Перикл
О нет! Я сам вот этими руками
Похоронил ее в морской пучине.
Церимон
Недалеко от этих берегов?
Перикл
Пожалуй, так…
Церимон
Взгляни же на нас!
Однажды утром выбросило море
На этот берег гроб. Я гроб открыл,
Нашел в нем драгоценности и тело
Красавицы. Ее вернул я к жизни
И в этот храм привел.
Перикл
Могу ли я
Увидеть то, что было в этом гробе?
Церимон
Тебя в мой дом прошу я, государь,
Пожаловать, и там ты все узнаешь.
Смотри, смотри: пришла в себя Таиса!
Таиса
О, дайте мне взглянуть! Да, это он!
Не будь он мне супругом, я сумела б
Не слышать и не видеть ничего
И помнить лишь о святости обета.
Ужели ты — Перикл? И голос твой,
И облик твой… Ты говорил о буре,
О родах и о смерти…
Перикл
Милый голос
Утраченной Таисы!
Таиса
Это я,
Которую считали погребенной
В морских волнах!
Перикл
Бессмертная Диана!
Таиса
Теперь сомнений нет, что это ты.
Когда Пентаполис мы покидали,
Слезами обливаясь, царь, отец мой,
Тебе такой же перстень подарил.
(Показывает ему свой перстень.)
Перикл
Да, этот самый! Праведные боги!
Так щедрость ваша велика, что все
Прошедшие несчастья и невзгоды
Мне кажутся ничтожными! Одно
Осталось мне — прильнуть к ее устам
И в сладостном блаженстве раствориться.
Дай заключу тебя в свои объятья.
Как в гроб тебя однажды заключил,
Любимая моя!
Марина
Как рвется сердце
Прижаться к сердцу матери моей!
(Опускается на колени перед Таисой.)
Перикл
Смотри, кто пред тобою на коленях.
Таиса, это дочь твоя Марина,
Которую ты в море родила.
Таиса
Благословляю дочь мою родную!
Геликан
Приветствую и я тебя, царица!
Таиса
Тебя не знаю я.
Перикл
Я говорил,
Что, покидая Тир, я власть доверил
Надежному наместнику. Припомни:
Я часто это имя называл.
Таиса
Ты — Геликан?
Перикл
Ты знаешь это имя!
Вот подтвержденье новое. Таиса,
Да, это он. Так обними ж его.
Теперь узнать хочу, кто спас тебя
И где тебя нашли. За это чудо
Кого благодарить мне кроме неба?
Таиса
Перед тобой почтенный Церимон:
Свое могущество явили боги
Через него. Он все тебе расскажет.
Перикл
О муж почтенный! Боги не могли бы
Избрать слугу достойнее, чем ты.
Ты сам богам подобен! Объясни же,
Как воскресил ты мертвую царицу.
Церимон
О государь! Прошу тебя сперва
Войти в мой дом: там покажу тебе
Все то, что я нашел в гробу царицы,
И расскажу, как в этот храм она
Попала.
Перикл
Непорочная Диана!
Хвала тебе за дивное виденье!
Я принесу тебе ночные жертвы!
Таиса, вот жених твоей Марины.
В Пентаполисе мы их повенчаем;
Теперь я срежу волосы густые,
Мой облик исказившие. Довольно!
Четырнадцать уж лет, как я не брился;
В честь свадьбы их хочу красивым стать.
Таиса
В Пентаполисе нас никто не ждет
Скончался мой отец.
Перикл
Да станет он
По воле неба нового звездою!
Но все же свадьбу праздновать хочу я
В Пентаполисе, ибо там решил я
С тобой остаться. Дочь моя и зять
Получат царство Тирское в наследство.
Теперь веди нас, Церимон, прошу,
В твой дом: послушать твой рассказ спешу!
Уходят.
Входит Гауэр.
Гауэр
Так Антиох, развратник похотливый,
За мерзкий блуд наказан справедливо,
Меж тем Перикл с женой и дочкой юной,
Как ни был угнетаем злой Фортуной,
В страданьях добродетель сохранил
И как награду счастье получил.
Вы видели, что Геликан не льстец,
А верности и чести образец,
И удивил вас Церимон почтенный
Ученостью и добротой отменной.
Клеон же низкий и его жена,
Когда открылась злая их вина,
В своем дворце народом сожжены:
Так были в Тарсе все возмущены.
Ведь кто преступный умысел таит,
Хоть даже он его не совершит,
Достоин кары, как убийца злой,
И по сердцу богам закон такой.
Спасибо вам за доброе вниманье.
На том и пьесы нашей окончанье.
(Уходит.)
А.Смирнов. Примечания к тексту «Перикла»
Луцина — древнеримская богиня родов, отождествляемая одними мифографиями с Юноной, другими — с Дианой.
Геспериды (греч. миф.). — В их саду, находившемся на «счастливых островах» на далеком западе, росли золотые яблоки, которые охранял огнедышащий дракон. Последний из двенадцати подвигов Геркулеса состоял в том, что он добыл эти яблоки.
…разумный человек был тот, кто на вопрос, чего бы он хотел от царя, ответил, что не хотел бы знать ни одной из царских тайн. — По-видимому, анекдот этот заимствован из сборника новелл Барнеби Рича «Прощание с военным ремеслом», где подобный ответ дает поэт Филиппид царю Лизимаху.
…музыканты наши играют пусть пронзительно и скорбно. — Можно предположить, что музыка (действуя наподобие заклинаний) имеет в таких случаях цель призвать бога врачевания Эскулапа, Возможно, что вместо «пронзительно» («rough») надо читать: «slow» («медленно») или «soft» («нежно»),
Вероль (verole) — по-французски значит люэс.
Гарпии (греко-римск. миф.) — наполовину женщины, наполовину птицы, отличавшиеся крайней жестокостью,
Фетида, этой крестницей гордясь… — Фетида (греч. миф.) — богиня моря, поэтому «рожденная морем» Марина — ее дочь или «крестница».
Марина поет. — Песня Марины приводится у Туайна и (с небольшими отклонениями) у Уилкинса. Можно думать, что та же песня исполнялась на представлениях драмы. Приводим текст ее в дословном прозаическом переводе: «Я живу среди распутниц, но сама распутницей не стала: роза растет в терновнике, но неуязвима для терний. Разбойник, похитивший меня, наверно, давно погиб. Сводня купила меня, но я не осквернила себя плотским грехом. Для меня не было бы ничего отраднее, как узнать моих родителей. Я отпрыск царя, и кровь во мне царская. Надеюсь, что господь изменит мое положение и пошлет мне лучшие дни. Перестаньте плакать, воспряньте духом и прогоните тоску; исполнитесь радостью, глядите веселее, ибо жив бог, создавший из ничего небо и землю. Он не допустит, чтобы вы провели всю жизнь в тоске и печали, и все понапрасну».
Да станет он по воле неба новою звездою! — По представлениям древних греков и римлян, души особенно доблестных и добродетельных людей после их смерти боги иногда превращали в звезды.
A.Aникст. Шекспир: «ПЕРИКЛ»
Когда после всего цикла драм от «Ричарда III» до «Тимона Афинского» читатель переходит к «Периклу», то он испытывает ощущение, что данная пьеса не принадлежит перу Шекспира. Как первый, так и второй акты пьесы совсем не похожи на то, с чем мы привыкли встречаться у Шекспира. Даже при знакомство с пьесой в переводе, обычно сглаживающем стилистические особенности оригинала, такое ощущение возникает у всякого вдумчивого читателя, а при чтении «Перикла» в подлиннике с еще большей несомненностью обнаруживаются отличия от того, к чему мы привыкли в других произведениях нашего автора.
Но уже в третьем акте мы совершенно явственно слышим голос Шекспира и узнаем его манеру речи. Постепенно мы начинаем чувствовать, что перед нами подлинный Шекспир. Остается только чувство, что по сюжету и драматургической конструкции эта пьеса нее же непохожа на другие произведения зрелой поры творчества Шекспира.
Для того чтобы фактическая сторона была ясна читателю, напомним, что Хеминг и Конделл не включили «Перикла» в фолио 1623 г., хотя они утверждали, что изданный им том содержал в_с_е написанное Шекспиром. С другой стороны, известно, что пьеса была опубликована впервые еще при жизни Шекспира, а 1609 г., и на титульном листе указывалось, что она «много раз и в разное время игралась слугами его величества в театре „Глобус“». На титульном листе также полностью было обозначено имя Шекспира как автора пьесы. Она еще два раза была переиздана при жизни Шекспира (1609, 1611) и три раза после его смерти (1619, 1630, 1635). Наконец, в 1664 г. в третьем издании фолио (во втором его выпуске) она была включена в собрание сочинений наряду с некоторыми другими пьесами, приписанными Шекспиру.
Таким образом, если Хеминг и Конделл по неизвестной нам причине не включили «Перикла» в свое собрание, то, с другой стороны, прижизненные издания пьесы являются достаточно веским аргументом в пользу ее принадлежности Шекспиру, если не целиком, то хотя бы частично. 06 этом говорит также то, что пьеса игралась труппой, к которой принадлежал Шекспир, и шла на сцене театра «Глобус».
Было время, когда некоторые критики полностью отвергали принадлежность «Перикла» Шекспиру, Позже утвердилось мнение, что пьеса является шекспировской частично. Этой точки зрения придерживалось большинство исследователей в XIX в. Установлено, что в 1608 г. некий Джордж Уилкинс опубликовал повесть «Печальные приключения Перикла, принца Тирского». При этом в подзаголовке было добавлено, что книга является «Подлинной историей пьесы о Перикле, как она была недавно представлена достойным и древним поэтом Джоном Гауэром». Содержание повести соответствует сюжету пьесы. Но в данном случае перед нами не произведение, послужившее источником для пьесы, а, наоборот, повесть, для которой пьеса была источником.
В связи с этим возникло довольно правдоподобное предположение о том. что Джордж Уилкинс был, возможно, автором первого варианта пьесы, которую он предложил шекспировской труппе, но Шекспир эту пьесу переделал, оставив, по-видимому, нетронутыми первые два акта.
Я уже сказал, что первые два акта не производят впечатления шекспировских. И все же вполне возможно, что это впечатление является ошибочным. Писатель такого широкого диапазона, как Шекспир, мог, конечно, писать в любом стиле.
За последние годы все чаще раздаются голоса в пользу того, что «Перикл» был написан Шекспиром, В частности, такого мнения придерживается Ч, Дж. Сиссон. «Пьеса, — пишет он, — является цельной и принадлежит Шекспиру, в чьем доме было много разных палат». Он же рассказывает, что недавняя постановка «Перикла» в Стретфорде, в которой был опущен первый акт, произвела большое впечатление на зрителей, включая и присутствовавших на спектакле шекспироведов. Поскольку лучшей проверкой всякой пьесы является ее сценическое воплощение, это свидетельство театральной эффективности «Перикла» нельзя не принимать в расчет. Вполне убедительно и другое соображение Сиссона, а именно, что «отрицание авторства Шекспира и попытка распределить авторство пьесы между различными авторами порождает гораздо Гюлыне неразрешимых проблем, чем признание авторства самого Шекспира». Три следующие пьесы — «Цимбелин», «Зимняя сказка» и «Буря» — тоже существенно отличаются от предшествующих пьес Шекспира. Правда, здесь стиль автора не вызывает сомнений и почерк Шекспира узнается без труда, но тем не менее по характеру содержания и драматургической композиции эти пьесы, как и «Перикл», непохожи на все, что Шекспир писал до того.
Нам удастся преодолеть представление об этой пьесе как нешекспировской, если мы сразу же поймем, что, создавая это произведение, драматург вступил на новый путь. Если мы при этом еще откажемся от мысли, что каждое следующее произведение Шекспира должно по своим художественным качествам превосходить предыдущие, это тоже поможет нам вернее понять данное произведение. Естественно предположить, что, обращаясь к новому жанру, Шекспир не сразу достиг в нем большого мастерства. Нельзя не вспомнить в данном случае мнения польского ученого Романа Дибоского о том, что творческий путь Шекспира отнюдь не представлял собой прямой поступательной линии развития, а характеризовался перемежающимися периодами подъема и спада. «Перикл», во всяком случае, подтверждает такое мнение.
Эта пьеса отличается от предшествующих тем, что здесь нет ни шекспировского мастерства в раскрытии сложностей душевной жизни, нет и характеров, которые могли бы быть поставлены на один уровень с Гамлетом, Отелло или Макбетом. При всем желании трудно извлечь из этого произведения значительные социально-философские проблемы. Столь же несомненно, что композиция пьесы лишена того подлинного драматизма, который присущ лучшим из произведений Шекспира.
Автор пьесы как бы возвращается к принципам построения действия, характерным для начального периода английской драмы эпохи Возрождения. В основу сюжета положен не драматический, а эпический сюжет. Перед нами история злоключений героя, распадающаяся на ряд отдельных, почти не связанных Друг с другом эпизодов.
Романтическая история Перикла была слишком обширна, чтобы ее можно было всю представить на сцене. Автор поэтому прибегнул к помощи пролога — актера, знакомящего публику с событиями, которые нельзя было изобразить. Роль пролога возложена на английского поэта XIV в. Гауэра. Гауэр был выбран потому, что он был автором, впервые рассказавшим историю Перикла на английском языке в своей поэме «Исповедь влюбленного». Но Шекспир, по-видимому, пользовался также в качестве источника сюжета прозаическим пересказом этой истории в книге Лоренса Туэйна («Образцы печальных приключений» (2-е изд., 1607 г.).
На протяжении всего действия Гауэр выступает как рассказчик и комментатор происшествий. Его речи написаны стихом, не похожим на обычные шекспировские стихи. Он говорит рифмованными стихами в старинной манере. Речь его изобилует словами, являвшимися архаичными уже в шекспировскую эпоху. В частности, именно речи Гауэра создают впечатление того, что перед нами не шекспировский текст. Но нетрудно представить себе, что Шекспир мог прибегнуть к стилизации, для того чтобы сделать фигуру Гауэра более достоверной. Если подойти к образу Гауэра с точки зрения художественной правдивости, то при всем том, что его монологи кажутся наивными, в этом следует видеть яе незрелость автора, написавшего их, а сознательный прием. Ведь Шекспир не раз прибегал к тому, что включал в текст своих пьес речи, написанные в манере, отличающейся от его обычного стиля. Вспомним, например, пьесу «Убийство Гонзаго», которую играют заезжие актеры при дворе Клавдия в трагедии «Гамлет». Кто читал эту сцену в подлиннике, тот легко согласится с тем, что Шекспир иногда нарочно менял стиль речи, желая подчеркнуть условность и театральность определенных персонажей. Гауэр говорит языком, отличающимся от языка персонажей «Перикла», и это выделяет его, как условную театральную фигуру, среди остальных действующих лиц, которые должны производить на зрителя впечатление реальных людей. Это тот же самый прием, который был применен Шекспиром в «Гамлете».
Надо, однако, отметить, что на протяжении пьесы стилевое разграничение речей Гауэра от речей других персонажей выдержано не полностью. Так, например, во второй половине пьесы Гауэр иногда переходит с четырехстопного рифмованного ямба на нерифмованный пятистопный белый стих (III, 1), или на рифмованный пятистопный стих с парными рифмами (IV, 1), пли, наконец, на пятистопник с перекрестной рифмой (abab, в начале V акта).
Это разнообразие может подать повод для предположения, что все речи, написанные четырехстопником, не шекспировские, а те, которые написаны пятистопником, — шекспировские. Думается, однако, что если мы считаем разнообразие стиля одним из качеств Шекспира вообще, то и в данном случае различия между речами Гауэра отнюдь не обязательно означают, что в каждом отдельном случае следует искать иного автора, чем Шекспир.
В XIX в, критики, утверждавшие особую моральность Шекспира, отказывались считать его автором сцен в публичном доме (IV, 2; IV, 6). Особенно настаивали на этом английские шекопироведы «викторианского» периода, считая, что «сладостный лебедь Эйвона» не мог написать сальных речей и выражений, встречающихся в этой сцене.
Современные шекспироведы, свободные от моральных предрассудков и лицемерия «викторианского» периода, нисколько не сомневаются в принадлежности этих сцен Шекспиру. Сопоставляя их с тем, что мы знаем о Шекспира по другим его пьесам, легко убедиться в том, что эти эпизоды написаны с подлинно шекспировским реализмом, как и все эпизоды его трагедий, комедий и хроник, где изображаются низшие слои общества. Яснее всего принадлежность этих сцен Шекспиру обнаруживается при сопоставлении их с эпизодами в трактире «Кабанья голова» во 2-й части «Генриха IV» (II, 1 и особенно II, 4).
С другой стороны, мы также узнаем Шекспира в поэтических речах Перикла, Геликана, Таисы, Марины, Лизимаха, Дианы и других персонажей пьесы. Сочетание возвышенного и низменного, реализма и романтики, как известно, всегда было присуще Шекспиру, и «Перикл» в этом отношении не отличается от других пьес Шекспира, где его авторство является неоспоримым.
«Перикл», однако, отличается от других произведений тем, что романтическое здесь решительно преобладает над реальным. Пьеса в целом производит впечатление сказки. Хотя мы встречаем в ней вполне жизненные мотивы злобы, зависти, жестокости, продажности, но все они не раскрываются Шекспиром с такой тщательностью, как мы это видели в трагедиях третьего периода. Там Шекспир был погружен в исследование корней зла и раскрывал перед нами всю сложную механику противоречий жизни. Здесь эти мотивы только называются и обозначаются чисто внешним образом как поводы и причины бедствий героя.
Концентрация проявлений зла в «Перикле» довольно большая. Однако не трудно увидеть, во-первых, что зло возникает как ряд случайностей, встречающихся на пути героя или других персонажей, а во-вторых, то, что положительные персонажи ни в малейшей степени не испытывают влияния зла на своем характере. Беды и злоключения Перикла не ожесточают его. Он от начала и до конца остается благородным и прекрасным человеком, полным доброжелательства. Еще выразительнее это бессилие зла проявляется в образе Марины. Сила ее душевного благородства столь велика, что она даже оказывает нравственно очищающее воздействие на людей, преданных пороку, сама ни в малой степени ие поддаваясь влиянию той низменной среды, в которую она попала.
Не трудно представить себе, что при сценическом воплощении «Перикла» зритель с какого-то момента перестанет ощущать наивность и даже примитивность драматургической формы «Перикла» и будет хотя бы в некоторой степени увлечен стремительным ходом событий, сменой разнообразных эпизодов. При чтении тот же эффект производит поэзия пьесы, которую мы начинаем постепенно воспринимать, поддаваясь ее обаянию. И тогда совершенная нереалистичность всего происходящего перестает нас смущать. Мы проникаемся сознанием того, что это сказка. Но в этой сказке рядом с невероятными случайностями много проблесков самой доподлинной жизненной правды. Правда жизни дает себя знать в том дурном и отвратительном, что предстает перед нами в пьесе. Ей Шекспир противопоставляет другую правду-истину человеческого благородства, нравственной чистоты, прекрасных чувств, выдерживающих любое испытание.
«Перикл» знаменует поворот в творчестве Шекспира. С этой пьесы начинается новый, последний период его драматической деятельности. По сравнению с трагедиями поворот в шекспировском мировосприятии сказывается в том, что пьеса проникнута идеей непобедимости лучших начал жизни. В ней утверждается мысль, что, как ни много зла в жизни, добро сильнее его, ибо коренится в самой природе человека.
Когда-то в романтических комедиях первого и второго периода герои Шекспира находили спасение от бед цивилизации на лоне природы. В «Перикле» природа равно творит добро и зло. Воплощением ее является морская стихия. Перикл все время плавает по волнам, и кроме житейских бурь он переживает бури на море. Море, по которому он плавает, бросает его в разные стороны. Это имеет символический смысл: Перикл одновременно носится по волнам житейского моря и по волнам моря настоящего, то оказываясь на гребне волны, то низвергаясь вниз. В этом неустойчивом мире есть только один устойчивый элемент — человеческая душа. Если она предана добру, то это должно вывести ее обладателя из всех бедствий и страданий к солнцу человеческого счастья.
Сила добра в самом человеке. Его сердце, его ум, его преданность благородным началам нравственности и его знания — вот что является единственным источником возможного обновления жизни, средствами к победе над злом. Эта мысль выражена врачом Церимоном:
«Всегда ценил я ум и добродетель
Превыше знатности и состоянья:
Беспечные наследники и знатность
Позорят и богатство расточают,
А ум и добродетель человека
Богам бессмертным могут уподобить» (III, 2).
Для того чтобы победить зло, существующее в жизни, Церимон обратился к науке, ибо она должна дать в руки человека средства достижения благополучия и счастья. Для этого надо познать природу. Однако природа содержит в себе равно как возможности добра, так и зла. Церимон говорит о том, что природа является источником потрясений жизни, но она же содержит и средства от них. (Ср. с монологом Лоренцо в «Ромео и Джульетте», II, 3). Чудесное исцеление Таисы, осуществляемое им, как бы наглядно подтверждает это. Природа поставила Таису на грань смерти, врачебное искусство Церимона, основанное на знании тайн природы, вернуло ей жизнь, В этом смысле «искусство» человека могущественнее природы. Эта мысль не раз встречается у Шекспира. Вполне в духе гуманистической идеологии эпохи Возрождения Шекспир утверждает здесь могущество человеческого знания. Величайшая сила жизни не в самой природе, а в способности человека заставить природу служить его целям и потребностям.
Если в период создания трагедий внимание Шекспира было сосредоточено на познании тех причин, которые делают зло таким могущественным, то, начиная с «Перикла», он обращается к поискам тех животворных начал, которые могут принести победу добру.
Мы не скажем, что художественное воплощение этой идеи дано в «Перикле» с несокрушимой убедительностью жизненной логики. Едва ли можно утверждать, что а данной пьесе Шекспир искал эту логику. Он только хотел выявить тот непреложный факт, что в море житейских бед и страданий человек может остаться верен себе, истинной нравственности, сохранить преданность лучшим идеалам гуманности. Может быть, нельзя доказать, что добро должно победить. Но если этого нельзя доказать, то Шекспир, создавая «Перикла», хочет в это верить. Этой верой он стремится заразить тех, к кому обращено его произведение.
Зло можно истребить. Хотя человек способен сбиться с пути добра, но от него самого зависит отдаться ли злу или стать на стезю подлинной нравственности. Люди, обладающие, чистой душой и незапятнанной совестью, могут оказать благоприятное воздействие на других. Когда испробованы все средства убедить Марину, чтобы она стала проституткой, и все уловки оказались бесплодными, сводня решает прибегнуть к насилию. Она предоставляет Марину вышибале своего публичного дома, разрешая ему делать с ней что угодно. Но даже на этого закоренелого в зле человека Марина оказывает нравственно очищающее воздействие своими речами. Эти сцены, пожалуй, являются центральными в пьесе, ибо здесь непосредственно изображено столкновение добра и зла, добродетели и порока. Это столкновение завершается торжеством душевной чистоты Марины.
Через всю драму проходит мысль о том, что добрые начала жизни побеждают зло, и, чтобы в этом не было сомнений, в эпилоге выражается «мораль» пьесы с ясностью, не оставляющей места для сомнений. Именно это обстоятельство лишний раз заставляет задуматься над тем. Шекспир ли написал все это. Ведь мы видели, что поучение менее всего было свойственно ему. Не является ли в таком случае финал «Перикла» основанием для того, чтобы все же отвергнуть авторство Шекспира?
«Перикл» — произведение переломное для Шекспира.
Если не требовать от Шекспира всякий раз художественного совершенства, а видеть в нем писателя, подверженного тем же законам, что и другие художники слова, то есть писателя, не всегда ровного, тогда мы найдем место для «Перикла» в творческой эволюции Шекспира, Мы признаем, что «Перикл» значительно уступает в художественной силе шедеврам Шекспира, но вместе с тем, смотря на это произведение без предубеждения, увидим в нем великого художника в состоянии поисков новых путей, и тогда эта пьеса привлечет паше внимание, хотя бы ради той ясности, с какой она обнаруживает идейные искания автора.
Новая идейная направленность Шекспира, отошедшего от трагического мировосприятия, в «Перикле» уже определилась. Наметилась и новая художественная форма. Однако Шекспир еще не в полной мере овладел ею. Ни в одной из Драм Шекспира повествовательный элемент не доминирует в такой степени, как в «Перикле». Вся пьеса представляет собой как бы рассказ Гауэра, прерывающего речь для того, чтобы дать возможность актерам наглядно изобразить самые драматичные эпизоды в судьбах героев. Затем рассказ возобновляется и снова прерывается иллюстративным эпизодом. Рассматривая композицию «Перикла» под таким углом зрения, мы должны будем признать, что драматическая конструкция пьесы имеет свой стержень, определяющий ее единство. Однако обнаженность драматической конструкции свидетельствует о ее художественном несовершенстве. «Перикл» — первенец новой творческой манеры великого драматурга. Отсюда недостатки этого произведения, поражающие нас сочетанием зрелого шекспировского стиха с наивностью драматургической композиции.
Если многое в этой пьесе кажется не шекспировским, то это потому, что Шекспир и в самом деле писал это произведение в манере, не свойственной ему. Если несомненным шедеврам трагического периода от «Гамлета» до «Антония и Клеопатры» присуща монолитность и Шекспира мы узнаем как в композиции целого, так и в деталях, то здесь нет той цельности замысла, которая характеризует зрелые творения Шекспира. В «Перикле» только местами вспыхивают искры шекспировского гения, тогда как в целом пьеса едва ли доставит эстетическое наслаждение читателям и зрителям нашего времени.
Современники иначе отнеслись к этой пьесе, чем последующие поколения. Дух романтики был жив в эпоху Шекспира. Публику лондонских театров того времени «Перикл» увлек. О популярности пьесы можно судить по количеству ее изданий. «Макбет» и «Отелло» такого количества изданий не имели. То, что Уилкинс даже написал повесть на сюжет «Перикла», также свидетельствует об интересе современников Шекспира к подобным историям.
Начиная примерно с 1607 г. в английском театре эпохи Возрождения начал утверждаться новый жанр — трагикомедия. Своей популярностью эта разновидность пьес была в значительной мере обязана младшим современникам Шекспира — Бомонту и Флетчеру. Своим «Периклом» Шекспир также внес вклад в развитие нового жанра и продолжил деятельность в этом направлении своими следующими пьесами, завершившими его творческий путь.
Вкусы меняются. Я не хочу убеждать читателя, что «Перикл» хорошая пьеса. Мне самому как читателю в ней нравится только несколько сцен, те, в которых есть неприкрашенная жизненная правда. Богатых многосторонними чертами характеров в пьесе нет, но образы Перикла, Марины и Церимона очень выразительны и рельефны, так же как написанные в фальстафовской манере фигуры Пандара, хозяйки публичного дома и вышибалы.
Мы не раз сталкивались у Шекспира с тем, что отдельные произведения как бы предвосхищают мотивы последующих драм. Так было, например, в начальный период его творчества, когда в «Двух веронцах» воплотился ряд тем, получивших впоследствии разработку в других комедиях «романтического» типа. Точно так же в начале последнего периода творчества Шекспир в «Перикле» затронул ряд тем, к которым еще раз вернулся в написанных после этого драмах. Соединение супругов после долгой разлуки, правда, обусловленной разными причинами, мы находим также и в «Зимней сказке» (Леонт и Гермиона). В обеих пьесах сходным является мотив нахождения утраченной дочери. Эта тема является также общей для «Перикла» и «Цимбелина». Таким образом, не только идейная направленность, но и отдельные сюжетные мотивы «Перикла» теснейшим образом связаны с остальными пьесами, написанными Шекспиром в последние годы творческой деятельности.
Уильям Шекспир
БУРЯ
Действующие лица
Алонзо, король Неаполитанский.
Себастьян, его брат.
Просперо, законный герцог Миланский.
Антонио, его брат, незаконно захвативший власть в Миланском герцогстве.
Фердинанд, сын короля Неаполитанского.
Гонзало, старый честный советник короля Неаполитанского.
Адриан, Франсиско, придворные.
Калибан, раб, уродливый дикарь.
Тринкуло, шут.
Стефано, дворецкий, пьяница.
Капитан корабля.
Боцман.
Матросы.
Миранда, дочь Просперо.
Ариэль, дух воздуха.
Ирида, Церера, Юнона, Нимфы, Жнецы – духи.
Другие духи, покорные Просперо.[1]
Место действия – корабль в море, остров.
Место действия – корабль в море, остров.
Акт I
Сцена 1
Корабль в море. Буря. Гром и молния.
Входят капитан корабля и боцман.
Корабль в море. Буря. Гром и молния.
Входят капитан корабля и боцман.
Боцман!
Слушаю, капитан.
Зови команду наверх! Живей за дело, не то мы налетим на рифы. Скорей!.. Скорей!..
Капитан уходит; появляются матросы.
Капитан уходит; появляются матросы.
Эй, молодцы!.. Веселей, ребята, веселей!.. Живо! Убрать марсель!.. Слушай капитанский свисток!.. Ну, теперь, ветер, тебе просторно – дуй, пока не лопнешь!
Входят Алонзо, Себастьян, Антонио, Фердинанд, Гонзало и другие.
Входят Алонзо, Себастьян, Антонио, Фердинанд, Гонзало и другие.
Добрый боцман, мы полагаемся на тебя. А где капитан? Мужайтесь, друзья!
А ну-ка, отправляйтесь вниз.
Боцман, где капитан?
А вам его не слышно, что ли? Вы нам мешаете! Отправляйтесь в каюты! Видите, шторм разыгрался? А тут еще вы…
Полегче, любезный, усмирись!
Когда усмирится море!.. Убирайтесь! Этим ревущим валам нет дела до королей! Марш по каютам!.. Молчать!.. Не мешайте!..
Все-таки помни, любезный, кто у тебя на борту.
А я помню, что нет никого, чья шкура была бы мне дороже моей собственной! Вот вы, советник. Может, посоветуете стихиям утихомириться? Тогда мы и не дотронемся до снастей. Ну-ка, употребите вашу власть! А коли не беретесь, то скажите спасибо, что долго пожили на свете, проваливайте в каюту да приготовьтесь: неровен час, случится беда. – Эй, ребята, пошевеливайся! – Прочь с дороги, говорят вам!
Все, кроме Гонзало, уходят.
Все, кроме Гонзало, уходят.
Однако этот малый меня утешил: он отъявленный висельник, а кому суждено быть повешенным, тот не утонет. О Фортуна, дай ему возможность дожить до виселицы! Сделай предназначенную для него веревку нашим якорным канатом: ведь от корабельного сейчас пользы мало. Если ему не суждено быть повешенным, мы пропали.
Гонзало уходит, боцман возвращается.
Гонзало уходит, боцман возвращается.
Опустить стеньгу! Живо! Ниже! Ниже!.. Попробуем идти на одном гроте.
Слышен крик.
Слышен крик.
Чума задави этих горлодеров! Они заглушают и бурю, и капитанский свисток!
Возвращаются Себастьян, Антонио и Гонзало.
Возвращаются Себастьян, Антонио и Гонзало.
Опять вы тут? Чего вам надо? Что же, бросить все из-за вас и идти на дно? Вам охота утонуть, что ли?
Язва тебе в глотку, проклятый горлан! Нечестивый безжалостный пес – вот ты кто!
Ах так? Ну и работайте тогда сами!
Подлый трус! Мы меньше боимся утонуть, чем ты, грязный ублюдок, наглая ты скотина!
Он-то уж не потонет, если б даже наш корабль был не прочней ореховой скорлупы, а течь в нем было бы так же трудно заткнуть, как глотку болтливой бабы.
Держи круче к ветру! Круче! Ставь грот и фок! Держи в открытое море! Прочь от берега!
Вбегают промокшие матросы.
Вбегают промокшие матросы.
Мы погибли! Молитесь! Погибли!
(Уходят.)
(Уходят.)
Неужто нам придется рыб кормить?
Король и принц мольбы возносят к богу.
Наш долг быть рядом с ними.
Я взбешен.
Нас погубила эта шайка пьяниц!..
Горластый пес! О, если б утонул
Ты десять раз подряд, избитый морем!
Нет, поручусь, – он виселицей кончит,
Хотя бы все моря и океаны
Уговорились потопить его!
Спасите!.. Тонем! Тонем!..
Прощайте, жена и дети! Брат, прощай!..
Тонем! Тонем! Тонем!..
Погибнем рядом с королем!
Все, кроме Гонзало, уходят.
Все, кроме Гонзало, уходят.
Я бы променял сейчас все моря и океаны на один акр бесплодной земли – самой негодной пустоши, заросшей вереском или дроком. Да свершится воля господня! Но все-таки я бы предпочел умереть сухой смертью!
(Уходит.)
(Уходит.)
Сцена 2
Остров. Перед пещерой Просперо.
Входят Просперо и Миранда.
Остров. Перед пещерой Просперо.
Входят Просперо и Миранда.
О, если это вы, отец мой милый,
Своею властью взбунтовали море,
То я молю вас усмирить его.
Казалось, что горящая смола
Потоками струится с небосвода;
Но волны, достигавшие небес,
Сбивали пламя.
О, как я страдала,
Страданья погибавших разделяя!
Корабль отважный, где, конечно, были
И честные и праведные люди,
Разбился в щепы. В сердце у меня
Звучит их вопль. Увы, они погибли!
Была бы я всесильным божеством,
Я море ввергла бы в земные недра
Скорей, чем поглотить ему дала бы
Корабль с несчастными людьми.
Утешься!
Пусть доброе твое не стонет сердце:
Никто не пострадал.
Ужасный день!
Никто не пострадал. Я все устроил,
Заботясь о тебе, мое дитя, –
О дочери единственной, любимой!
Ведь ты не знаешь – кто мы и откуда.
Что ведомо тебе? Что твой отец
Зовется Просперо и что ему
Принадлежит убогая пещера.
Расспрашивать мне в мысль не приходило.
Настало время все тебе открыть.
Но помоги мне снять мой плащ волшебный![2]
(Снимает плащ.)
(Снимает плащ.)
Лежи, могущество мое.
(Миранде.)
(Миранде.)
Утешься,
Отри, Миранда, слезы состраданья:
Столь бедственное кораблекрушенье,
Которое оплакиваешь ты,
Я силою искусства своего
Устроил так, что все остались живы.
Да, целы все, кто плыл на этом судне,
Кто погибал в волнах, зовя на помощь,
С их головы и волос не упал.
Садись и слушай: все сейчас узнаешь.
Вы часто собирались мне открыть,
Кто мы; и прерывали свой рассказ
Словами: «Нет, постой, еще не время…»
Но пробил час – внимай моим речам.
Когда в пещере поселились мы,
Тебе едва исполнилось три года,
И ты, наверное, не можешь вспомнить
О том, что было прежде.
Нет, я помню.
Ты помнишь? Что же? Дом или людей?
Поведай обо всем, что сохранила
Ты в памяти своей.
Так смутно-смутно,
Скорей на сон похоже, чем на явь,
Все то, что мне подсказывает память.
Мне кажется, что будто бы за мной
Ухаживали пять иль шесть прислужниц.
И более. Но как в твоем сознанье
Запечатлелось это? Что еще
В глубокой бездне времени ты видишь?
Быть может, помня, что происходило
До нашего прибытия на остров,
Ты вспомнишь, как мы очутились здесь?
Нет, не могу, отец!
Двенадцать лет!
Тому назад двенадцать лет, дитя,
Родитель твой был герцогом миланским,
Могущественным князем.
Как? Так вы
Мне не отец?
От матери твоей,
В которой воплотилась добродетель,
Я знаю, что ты дочь моя. И все же
Был герцогом миланским твой отец,
А ты – наследницей его владений.
О небеса! Какое же коварство
Нас привело сюда? Иль, может, счастье?
То и другое вместе: нас изгнало
Коварство, счастье – привело сюда.
Ах! Сердце кровью облилось при мысли
О том, что я напомнила невольно
Вам горести былые… Что же дальше?
Мой младший брат Антонио, твой дядя…
Узнай, Миранда, что и брат родной
Порой врагом бывает вероломным!..
Его любил я больше всех на свете
После тебя; я поручил ему
Делами государства управлять.
В то время герцогство мое считалось
Первейшим из владений италийских,
А Просперо – первейшим из князей,
В науках и в искусствах умудренным.
Занятьями своими поглощен,
Бразды правленья передал я брату
И вовсе перестал вникать в дела.
И тут, Миранда, твой коварный дядя…
Ты слушаешь меня?
Со всем вниманьем!
Он изучил, когда на просьбы надо
Согласьем отвечать, когда – отказом;
Кого приблизить, а кого сослать.
Он слуг моих себе служить заставил,
Переманил к себе моих друзей;
Держа в руках колки от струн душевных,
Он все сердца на свой настроил лад.
Вкруг моего державного ствола
Обвился он, как цепкая лиана,
И высосал все соки…
Ах, отец!
Но слушай дальше. Отойдя от дел,
Замкнувшись в сладостном уединенье,
Чтобы постичь все таинства науки,
Которую невежды презирают,
Я разбудил в своем коварном брате
То зло, которое дремало в нем.
Как, балуя, отец ребенка губит,
Так в нем мое безмерное доверье
Взрастило вероломство без границ.
Брат, опьяненный герцогскою властью,
Могуществом, богатством, и почетом,
И всеми атрибутами величья,
Которые ему я предоставил,
Как своему наместнику, решил,
Что он воистину миланский герцог:
Так лжец, который приучил себя
Кривить душой, быть с истиной в разладе,
Подчас в свою неправду верит сам.
Все возрастало честолюбье брата…
Ты слушаешь, Миранда?
Ваш рассказ
Заставит и глухого исцелиться!
Он грань хотел стереть меж тем, чем был
И чем казался; он хотел Миланом
Владеть один, всецело, безраздельно.
Ведь Просперо – чудак!
Уж где ему
С державой совладать?
С него довольно
Его библиотеки!..
И настолько
Мой брат стал жаждой власти одержим,
Что с королем Неаполя стакнулся:
Дань обещал выплачивать ему,
Признать себя вассалом королевским
И подчинить свободный мой Милан –
Увы, неслыханное униженье –
Короне неаполитанской…
Боже!
За это выторговал он… Скажи-ка,
Не изверг ли? И это брат родной!
Я вашу матушку не осужу:
Злодеев носит и благое чрево.
Итак, каков же был позорный торг?
Король Неаполя, мой враг заклятый,
С Антонио о том договорился,
Чтобы в обмен на денежную дань,
На подчиненье герцогства короне
Отдать изменнику мои права
И титул герцогский, изгнав меня
И весь мой род навеки из Милана.
Так и сбылось: в условленную ночь
Открыл мой брат ворота городские,
Своих пособников впустил в Милан,
И в ту же ночь нас увезли в изгнанье
Его клевреты. Ты рыдала горько…
Увы! Не помню, как тогда рыдала,
Но заново сейчас об этом плачу:
Для слез моих достаточно причин.
Еще немного потерпи – и повесть
Я доведу до нынешнего дня;
Иначе мой рассказ без смысла будет.
Но почему же нас не умертвили?
Законен твой вопрос. Они не смели!
Народ меня любил. Они боялись
Запачкаться в крови; сокрыть хотели
Под светлой краской черные дела.
Итак, поспешно вывезя на судне,
В открытом море нас пересадили
На полусгнивший остов корабля
Без мачты, без снастей, без парусов,
С которого давно бежали крысы,
И там покинули, чтоб, нашим стонам
Печально вторя, рокотали волны.
А вздохи ветра, вторя нашим вздохам,
Нас отдаляли от земли…
О ужас!
И я была обузой вам!
Напротив,
Ты ангелом-хранителем была!
Божественным неведеньем сияя,
Ты кротко улыбалась мне, в то время
Как я стонал и слезы проливал
Под бременем обрушившейся скорби.
Твоя улыбка придала мне силы
И укрепила мужество мое.
Но как спаслись мы?
Волей провиденья.
Один вельможа неаполитанский,
По имени Гонзало, тот, кому
Отправить нас на гибель поручили,
Из состраданья наделил нас пищей
И пресною водой, дал нам одежду
И все необходимые припасы.
К тому же, зная, как я дорожу
Своими книгами, он мне позволил
С собою захватить те фолианты,
Что я превыше герцогства ценю.
Ах, если б я могла его увидеть!
Теперь я встану!
(Надевает свой плащ.)
(Надевает свой плащ.)
Ты же, дочь моя,
Сиди и слушай о конце скитаний.
На этот остров выбросило нас.
И тут я стал учителем твоим –
И ты в науках преуспела так,
Как ни одна из молодых принцесс,
У коих много суетных занятий
И нет столь ревностных учителей.
Вам воздадут за это небеса!
Но я, отец, еще не понимаю,
Зачем вы бурю вызвали?
Узнай!
Случилось так, что щедрая Фортуна,
Теперь благоволящая ко мне,
Врагов моих направила сюда.
Исчислил я, что для меня сегодня
Созвездия стоят благоприятно;
И если упущу я этот случай,
То счастье вновь меня не посетит.
Но больше мне не задавай вопросов.
Ты хочешь спать. То будет сон благой.
Ему сопротивляться ты не в силах.
Миранда засыпает.
Миранда засыпает.
Сюда, ко мне, слуга мой и помощник!
Я жду тебя! Приблизься, Ариэль!
Появляется Ариэль.
Появляется Ариэль.
Приветствую тебя, мой повелитель!
Готов я сделать все, что ты прикажешь:
Плыть по волнам, иль ринуться в огонь,
Иль на кудрявом облаке помчаться.
Вели – и все исполнит Ариэль!
Ты выполнил ли все мои приказы
О буре?
Сделал так, как ты велел.
На королевский я напал корабль;
Повсюду там – от носа до кормы,
На палубе, и в трюме, и в каютах –
Я сеял ужас; пламенем взвивался
На мачте, на бушприте и на реях.
Быстрей, неуловимей не бывают
И молнии, которые Юпитер
Шлет как предтеч раскатов громовых.
И от сверканья, грохота и дыма
Затрепетал в пучине сам Нептун,
Его трезубец грозный задрожал.
И в ужасе взметнулись к небу волны.
Прекрасно! Кто ж остался духом тверд?
В сумятице кто сохранил рассудок?
Никто. Все обезумели от страха
И начали бессмысленно метаться.
Все друг за другом, кроме моряков,
Кидаться стали в пенистую бездну.
Чтобы спастись от пламени пожара,
Который я зажег на корабле.
Сын королевский, Фердинанд, был первым,
И волосы его стояли дыбом,
Когда он прыгнул в волны, закричав:
«Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!»
Вот как? Но берег был недалеко?
Да, господин.
И все они спаслись?
Все невредимы. Даже их одежда
Не тронута, ни пятнышка на ней.
Как ты мне повелел, я разбросал их
По острову; а королевский сын
Оставлен мной один в пустынном месте
Вздыхает он, в тоске ломая руки.
Что с королевским кораблем ты сделал,
С матросами и с флотом остальным?
Корабль стоит на якоре в той бухте,
Куда меня призвал ты как-то в полночь
Сбирать росу Бермудских островов.[3]
Весь экипаж я крепко запер в трюме:
Там моряки усталостью своей
И волшебством моим усыплены.
А королевский флот, который я
По морю Средиземному рассеял,
Соединился вновь и держит путь
Домой, в Неаполь, с грустными вестями:
Ведь все видали, что корабль разбился
И что король погиб.
Так, Ариэль!
Ты порученье выполнил отлично.
Но дело есть еще. Который час?
Уже за полдень.
Два часа, не меньше.
А до шести должны мы все успеть.
Ты шлешь меня на новые труды?
Позволь же, господин, тогда напомнить:
Ведь ты мне обещал…
Как? Недовольство?
Чего ты хочешь от меня?
Свободы!
Чтоб я тебя до срока отпустил?
И слышать не хочу о том.
Но вспомни –
Тебе служил я преданно и честно,
Без лени, без ошибок, без обмана,
И жалоб от меня ты не слыхал.
Ты обещал меня освободить
За год до срока.
Ах, неблагодарный!
Забыл ты, от каких мучений страшных
Я спас тебя?
О нет!
Нет, ты забыл!
А разве сделанное мной добро
Того не стоит, чтобы, мне служа,
Ты в бездну вод соленых погружался,
Летел на крыльях северного ветра
Иль пробивался в скованные льдом
Земные недра?
Стоит, господин.
О лживый дух, ты все забыл. Припомни
Ужасную колдунью Сикораксу,
Которая от старости и злобы
В дугу согнулась! Помнишь ты ее?
Да, господин.
Где родилась она?
Ну, отвечай!
В Алжире.
Так. Раз в месяц
Тебе о ней напоминать я должен.
За колдовство и разные злодейства,
О коих мне и говорить противно,
Изгнали Сикораксу из Алжира.
Но все-таки оставили ей жизнь,
Не знаю уж за что. Ну, так ли это?
Да, господин.
Матросы эту ведьму
С ее исчадьем привезли сюда.
Теперь – мой раб, ты ей тогда служил.
Но ты был слишком чист, чтоб выполнять
Ее приказы скотские и злые;
Нередко проявлял ты непокорство.
И вот колдунья в ярости своей,
Призвав на помощь более послушных
И более могущественных духов,
В расщелине сосны тебя зажала,
Чтоб там ты мучился двенадцать лет.
Тот срок истек, но умерла колдунья,
А ты остался в тягостной тюрьме
И воплями весь остров оглашал.
Тогда еще здесь не было людей,
Коль не считать поганого отродья
Проклятой ведьмы; он один здесь жил.
Да, Калибан здесь жил тогда один.
Тот самый Калибан, тупой и темный,
Которого держу я для услуг.
Ты помнишь ли, в каких жестоких муках
Ты изнывал, когда сюда я прибыл?
Твоим стенаньям вторя, выли волки,
Внушал ты жалость яростным медведям –
То были муки ада. Сикоракса
Уж не могла тебя освободить.
Но я, прибыв сюда, своим искусством
Сосну разверз и выпустил тебя.
Тебе я благодарен, господин.
Но станешь мне перечить – расщеплю
Я узловатый дуб, и в нем ты будешь
Еще двенадцать лет вопить от боли.
О, пощади! Тебе я повинуюсь!
Ну то-то же. Еще два дня послужишь,
И я тебя на волю отпущу.
О мой великодушный повелитель!
Приказывай! Что делать мне? Скажи!
Ступай и обернись морскою нимфой.
До времени будь видим только мне
И больше никому. В обличье этом
Вернись сюда. Ступай же. Торопись.
Ариэль исчезает.
Ариэль исчезает.
Проснись, дитя! Твой сон был благодатен.
Проснись!
Отец, чудесный ваш рассказ
Меня сковал какой-то странной дремой.
Стряхни ее с себя. Вставай, Миранда.
Теперь позвать нам нужно Калибана,
Хоть от него мы, верно, не услышим
Ни слова доброго.
Он груб и страшен.
Я не люблю встречаться с ним, отец.
Но без него мы обойтись не можем:
Он носит нам дрова, огонь разводит
И делает всю черную работу.
Эй, Калибан! Ты, грубая скотина!
Откликнись, раб!
Еще там хватит дров.
Раз я зову – тебе найдется дело.
Ну, черепаха, шевелись быстрей!
Кому я говорю?
Появляется Ариэль в облике морской нимфы.
Появляется Ариэль в облике морской нимфы.
Мой Ариэль! Чудесное виденье!
Послушай же…
(Шепчет Ариэлю на ухо.)
(Шепчет Ариэлю на ухо.)
Исполню, господин.
(Исчезает.)
(Исчезает.)
Эй, грязный раб! Ублюдок злобной ведьмы
И дьявола! Живей иди сюда! –
Входит Калибан.
Входит Калибан.
Пускай на ваши головы падет
Зловредная роса, что мать сбирала
Пером совиным с гибельных болот![4]
Пусть ветер юго-западный покроет
Вам тело волдырями!
За эту брань ты дорого заплатишь!
Всю ночь – попомни это – будут духи
Тебя колоть и судорогой корчить.
От их щипков ты станешь ноздреватым,
Как сот пчелиный, и щипки их будут
Еще больнее, чем укусы пчел.
Ты даже и поесть мне не даешь!..
Я этот остров получил по праву
От матери, а ты меня ограбил.
Сперва со мной ты ласков был и добр,
Ты вкусным угощал меня напитком,
Ты научил меня, как называть
И яркое и бледное светила,
Которые нам светят днем и ночью,
И я тебя за это полюбил,
Весь остров показал и все угодья:
И пастбища, и соляные ямы,
И родники… Дурак я! Будь я проклят!..
Пусть нападут на вас нетопыри,
Жуки и жабы – слуги Сикораксы!..
Сам над собою был я господином,
Теперь я – раб. Меня в нору загнали,
А остров отняли!
Ты лживый раб!
С тобой добром не сладишь, только плетью.
Сначала я с тобою обращался,
Хоть ты животное, как с человеком.
Ты жил в моей пещере. Но потом
Ты дочь мою замыслил обесчестить!
Хо-хо! Хо-хо! А жаль, не удалось!
Не помешай ты мне – я населил бы
Весь остров Калибанами.
Презренный!
Нет, добрых чувств в тебе не воспитать,
Ты гнусный раб, в пороках закосневший!
Из жалости я на себя взял труд
Тебя учить. Невежественный, дикий,
Ты выразить не мог своих желаний
И лишь мычал, как зверь. Я научил
Тебя словам, дал знание вещей.
Но не могло ученье переделать
Твоей животной, низменной природы.
И за нору меня благодари.
Ты стоишь кары злейшей, чем темница.
Меня вы научили говорить
На вашем языке. Теперь я знаю,
Как проклинать, – спасибо и за это.
Пусть унесет чума обоих вас
И ваш язык.
Отродье ведьмы, сгинь!
Дров принеси. Да поживее, слышишь?
Еще работа будет. Что? Кривишься?
Смотри, за нерадивость и за лень
Нашлю я корчи на тебя и кости
Заставлю ныть. Так заревешь от боли,
Что звери испугаются.
Нет! Сжалься!
(В сторону.)
(В сторону.)
Пока смирюсь. Сильна его наука.
Ему подвластен даже Сетебос,[5]
Бог матери моей.
Ступай же, раб!
Калибан уходит.
Появляется невидимый Ариэль, он поет в сопровождении музыки; за ним следует Фердинанд.
Калибан уходит.
Появляется невидимый Ариэль, он поет в сопровождении музыки; за ним следует Фердинанд.
Духи гор, лесов и вод,
Все в хоровод! Утихло море.
В легкой пляске, с плеском рук
Сомкните круг,
Мне дружно вторя!
Внимайте!
Гау! Гау!
Псы сторожевые, лайте!
Гау! Гау!
Внимайте!
Море смолкло, даль тиха,
Слышно пенье петуха!
Кукареку!
Откуда эта музыка? С небес
Или с земли? Теперь она умолкла.
То, верно, гимны здешним божествам.
Я, смерть отца оплакивая горько,
Сидел на берегу. Вдруг по волнам
Ко мне подкрались сладостные звуки,
Умерив ярость волн и скорбь мою.
Я следую за музыкой; вернее,
Она меня влечет… Она умолкла.
Нет, вот опять.
Отец твой спит на дне морском,
Он тиною затянут,
И станет плоть его песком,
Кораллом кости станут.
Он не исчезнет, будет он
Лишь в дивной форме воплощен.
Чу! Слышен похоронный звон!
Дин-дон, дин-дон!
Морские нимфы, дин-дин-дон,
Хранят его последний сон.
Поется в песне о моем отце!
Не могут быть земными эти звуки,
Они сюда нисходят с высоты.
Приподними же занавес ресниц,
Взгляни туда.
Что это? Дух? О боже,
Как он прекрасен! Правда ведь, отец,
Прекрасен он? Но это лишь виденье!
О нет, дитя, он нам во всем подобен:
И спит, и ест, и чувствует, как мы.
Он спасся вплавь при кораблекрушенье;
Здесь ищет он товарищей пропавших.
Когда бы только скорбь, враг красоты,
Не искажала черт его лица,
Ты назвала бы юношу красивым.
Божественным его б я назвала!
Нет на земле существ таких прекрасных!
Случилось все, как я предначертал.
Мой Ариэль искусный! Я за это
Через два дня тебя освобожу.
Так вот она, богиня, в честь которой
Звучал тот гимн!.. Ответом удостой:
Ты здесь, на этом острове, живешь?
Что делать мне велишь? Вопрос последний,
Но главный для меня: скажи мне, чудо,
Ты фея или смертная?
Синьор!
Я девушка простая. Я не чудо.
Как? Мой родной язык! Но если б я
Был там, где говорят на нем, – я был бы
Из всех, кто говорит на нем, первейшим!
Первейшим? Ну, а если б услыхал
Тебя король Неаполя?
Он слышит,
Дивясь, что вдруг ты вспомнил про Неаполь:
Увы, король Неаполя – я сам.
Мои глаза с тех пор не просыхали,
Как видели, что мой отец, король,
Погиб в морских волнах.
Увы! Несчастный!
Погибли с ним и все его вельможи,
Погиб миланский герцог вместе с сыном…[6]
Миланский герцог с дочерью своей
Тебя легко могли бы опровергнуть…
Еще не время… С первого же взгляда
Огонь любви зажегся в их глазах…
Мой нежный Ариэль, тебе свободу за это дам.
(Вслух.)
(Вслух.)
Послушайте, синьор!
Зачем позорите себя неправдой?
Ах, почему отец мой так суров?
Передо мною третий человек,
Которого я знаю. Но он первый,
Кто вызвал в сердце странное томленье.
Как я хочу, чтобы отец смягчился!
О, если никому своей любви
Еще не отдала ты, королевой
Неаполя я сделаю тебя.
Держитесь поскромней, синьор!
(В сторону.)
(В сторону.)
Они
Друг другом очарованы. Но должно
Препятствия создать для их любви,
Чтоб легкостью ее не обесценить.
(Вслух.)
(Вслух.)
Я разгадал тебя: ты самозванец.
Тайком пробрался ты на этот остров,
Чтоб у меня отнять мои владенья.
О нет, клянусь!
В таком прекрасном храме
Злой дух не может обитать. Иначе
Где ж обитало бы добро?
Идем!
(Миранде.)
(Миранде.)
А ты не заступайся – он обманщик.
(Фердинанду.)
(Фердинанду.)
Идем! Тебя я в цепи закую,
Ты будешь пить одну морскую воду,
Ты будешь есть ракушки, да коренья,
Да скорлупу от желудей. Ступай!
Нет, я не подчинюсь, пока мой враг
Меня не одолеет в поединке.
(Выхватывает меч, но чары Просперо не позволяют ему пошевелиться.)
(Выхватывает меч, но чары Просперо не позволяют ему пошевелиться.)
Отец, к чему такое испытанье?
Вы видите: он добр, учтив и смел.
Что? Яйца учат курицу?
(Фердинанду.)
(Фердинанду.)
Предатель!
Вложи свой меч в ножны! Ты мне грозишь,
Но, отягченный совестью нечистой,
Ударить не посмеешь. Брось свой меч,
Не то его я выбью этой палкой.
Отец, я умоляю!
Прочь! Отстань!
Ах, сжальтесь! Я ручаюсь за него!
Не возражай – во мне пробудишь ярость,
Не только гнев! Как! Под свою защиту
Ты смеешь брать обманщика!.. Молчать!
Ты видела его да Калибана
И думаешь, что он красивей всех?
Ах, глупая! С мужчинами другими
Его сравнить – он сущий Калибан,
А те пред ним – как ангелы господни.
Непритязательна моя любовь:
Он для меня достаточно красив.
Ступай за мною! Слышишь? Повинуйся!
Ведь ты теперь бессилен, как дитя!
Да, это так. Я скован, как во сне.
Но все – и это странное бессилье,
И смерть отца, и гибель всех друзей,
И плен, которым враг мне угрожает, –
Легко я снес бы, если б только знал,
Что из моей тюрьмы хотя бы мельком
Увидеть эту девушку смогу.
Пусть на земле везде царит свобода,
А мне привольно и в такой тюрьме!
Любовь овладевает им.
(Фердинанду.)
(Фердинанду.)
Идем!
(Ариэлю.)
(Ариэлю.)
Ты сделал все как должно, Ариэль!
(Фердинанду и Миранде.)
(Фердинанду и Миранде.)
За мною оба следуйте!
(Ариэлю.)
(Ариэлю.)
Послушай,
Что надлежит еще тебе исполнить…
(Шепчет Ариэлю на ухо.)
(Шепчет Ариэлю на ухо.)
Не бойтесь: мой отец добрей и лучше,
Чем можно по речам его судить.
Не понимаю, что случилось с ним.
Свободен будешь ты, как горный ветер,
Когда все сделаешь, что я сказал.
Исполню все. Ты будешь мной доволен.
Ступайте!
(Миранде.)
(Миранде.)
За него не смей просить!
Уходят.
Уходят.
Акт II
Сцена 1
Другая часть острова.
Входят Алонзо, Себастьян. Антонио, Гонзало, Адриан, Франсиско и другие.
Другая часть острова.
Входят Алонзо, Себастьян. Антонио, Гонзало, Адриан, Франсиско и другие.
Я вас молю – утешьтесь, государь!
Спасенью радоваться надо больше,
Чем горевать о тягостных утратах.
Несчастия такие повседневны:
Они знакомы женам моряков,
Судовладельцам и негоциантам;
Но мало кто – один на сотню тысяч –
Поведать мог бы о спасенье чудном.
И если на весы благоразумья
Печаль и утешенье положить –
Вторая чаша, верно, перетянет.
Прошу тебя, оставь меня в покое.
Эти утешения ему так же по нутру, как остывшая похлебка.
От утешителя отделаться не так-то просто.
Смотрите, он заводит часы своего остроумия; сейчас они начнут бить.
Но, государь…
Раз!.. Считай.
Когда мы горю делаем уступки,
Ему послушно отдавая…
Пенни.
Вот именно пени – мы пеняем и жалуемся; вы сказали умнее, чем вам кажется.
А вы поняли меня мудрее, чем я сам.
Итак, мой государь…
Тьфу, пропасть! Язык его мелет без устали.
Молчи, пожалуйста!
Молчу. Однако…
Однако он будет болтать.
Предлагаю побиться об заклад – кто, он или Адриан, первый начнет кукарекать.
Старый петух.
Молодой кочет.
А какой заклад?
Смех.
Идет.
Хотя этот остров, по-видимому, необитаем…
Ха-ха-ха!
Ну вот ты со мной и в расчете.
…и почти недосягаем с моря…
Однако.
…однако…
Без этого словца он не может обойтись.
…это местечко в известной мере не лишено приятности.
В известной Мэри? А, как же! Эта Мэри – известная потаскушка.
И, как он справедливо заметил, не лишенная приятности.
Здесь ветерок так нежно вздыхает…
Словно у него есть легкие, да к тому же изъеденные чахоткой.
Или будто он надушен ароматами гнилого болота.
Как все располагает к тому, чтобы здесь жить!
Совершенно верно. Только чем жить-то?
Да, жить, пожалуй, нечем.
Какая здесь пышная и сочная трава! Какая свежая зелень!
Эта голая земля и впрямь бурого цвета.
С пятнами плесени.
Он не так уж отклонился от истины.
Ничуть не отклонился – он просто вывернул ее наизнанку.
Но вот что приятно на редкость…
Неслыханное количество приятных редкостей.
Наша одежда, вымокшая в море, не утратила тем не менее ни свежести, ни красок; она не только не полиняла от морской воды, но даже стала еще ярче.
Если бы хоть один из его карманов мог заговорить, то обвинил бы его во лжи.
Еще бы. Если только это не фальшивый карман.
По-моему, наше платье выглядит новехоньким, как в Африке, когда мы надели его впервые на празднество по случаю бракосочетания прекрасной дочери короля, Кларибель, с царем Туниса.
Это было прелестное бракосочетание, и нам необыкновенно повезло на обратном пути.
Еще никогда царицей Туниса не было подобное совершенство.
Никогда со времен матроны Дидоны.[7]
Матроны Дидоны? Язва ему в глотку, при чем тут эта Дидона? Матрона Дидона!
Не стоит так горячиться. Хорошо, он еще не добавил, что при ней был Эней.
Вы сказали – матрона Дидона? Постойте-ка, ведь она была царицей Карфагена, а не Туниса.
Синьор, нынешний Тунис это и есть Карфаген.
Карфаген?
Да, Карфаген, смею вас уверить.
Он своей болтовней способен творить чудеса.
Поднимать из праха дома и крепостные стены.
Какое еще несбыточное дело окажется для него легче легкого?
Наверно, он положит этот остров себе в карман и отвезет сыну в подарок вместо яблока.
А зернышки посеет в море, и из них вырастет целая куча островов.
Что?
Ничего. На здоровье.
Государь, мы говорили о том, что наше платье выглядит таким же новым, как во время бракосочетания вашей дочери, царицы Туниса.
И самой редкостной царицы, которая была там когда-либо.
Не забудь присовокупить – со времен матроны Дидоны!
Да, матроны Дидоны. О матрона Дидона!
Не правда ли, ваше величество, мой камзол выглядит как с иголочки?
Вернее, с рыболовного крючка.
Как в день бракосочетания вашей дочери?
Вы уши мне наполнили словами,
Противными рассудку моему.
Увы, зачем я этот брак затеял?
При возвращенье потерял я сына;
А дочь так от Неаполя далеко,
Что свидеться мне с ней не суждено.
Мой Фердинанд, мой царственный наследник!
Добычею каких морских чудовищ
Ты стал?
Быть может, государь, он жив.
Я видел, как боролся он с волнами,
Как грудью он встречал напор валов
И побеждал их бешеную ярость.
Он, голову отважную вздымая
Над пенистыми гребнями, их с силой
И с ловкостью руками рассекал
И приближался к берегу. А скалы,
Подточенные морем, перед принцем,
Как будто бы стремясь ему помочь,
Склонялись ниже. Я не сомневаюсь,
Что спасся он.
Нет, нет, мой сын погиб!
Что ж, государь, себя благодарите
За горькую потерю. Вы Европе
Не захотели дочь свою оставить,
Вы африканцу отдали ее.
И скрылась дочь навек из ваших глаз,
Которым остается только плакать.
Прошу тебя, молчи!
Мы на коленях
Вас умоляли изменить решенье.
Бедняжка, чистая душа, страдала:
Покорность в ней боролась с отвращеньем.
Что ж вышло из того? Погиб ваш сын;
В Неаполе осталось и в Милане
Намного больше безутешных вдов,
Чем жен, которым мы вернем супругов.
И в этом виноваты только вы.
Я и утратил больше, чем другие.
Синьор, как ни похвальна прямота,
Сейчас она груба и неуместна.
Накладывать на рану должно пластырь,
А вы лишь растравляете ее.
И очень хорошо!
Как истый врач.
О государь, отчаиваться рано!
Вы пасмурны, и вот нам всем темно.
Как – всем темно?
О да, весьма темно.
Когда бы эту землю дали мне…
Засеял бы весь остров он крапивой.
Репейник тут везде бы насадил.
…И королем бы здесь я стал, то что бы
Устроил я?
Уж верно, не попойку –
По той причине, что вина тут нет.
Устроил бы я в этом государстве[8]
Иначе все, чем принято у нас.
Я отменил бы всякую торговлю.
Чиновников, судей я упразднил бы,
Науками никто б не занимался,
Я б уничтожил бедность и богатство,
Здесь не было бы ни рабов, ни слуг,
Ни виноградарей, ни землепашцев,
Ни прав наследственных, ни договоров,
Ни огораживания земель.[9]
Никто бы не трудился: ни мужчины,
Ни женщины. Не ведали бы люди
Металлов, хлеба, масла и вина,
Но были бы чисты. Никто над ними
Не властвовал бы…
Вот тебе и раз,
Ведь начал он с того, что он властитель!
В конце он позабыл уже начало.
Все нужное давала бы природа –
К чему трудиться? Не было бы здесь
Измен, убийств, ножей, мечей и копий
И вообще орудий никаких.
Сама природа щедро бы кормила
Бесхитростный, невинный мой народ.
А можно будет подданным жениться?
Нет, это тоже труд.
Все будут праздны:
Толпа бездельников и свора шлюх.
И я своим правлением затмил бы
Век золотой.
О, мудрый государь!
Да здравствует король Гонзало Первый!
Что скажете на это, государь?
Ах, перестань! Я все равно не слышу,
Вокруг меня как будто пустота.
Я вас понимаю, ваше величество. Зато по крайней мере я дал возможность этим смешливым господам посмеяться попусту.
Попусту? То есть над вами.
Вы так наполнены глупым шутовством, что по сравнению с вами я пуст. Можете продолжать смеяться попусту.
Вот, что называется, отбрил.
Спасибо еще, что тупой бритвой.
Я знаю, господа, что на вас угодить трудно. Если бы луна не менялась недель пять кряду, вы бы и ее сбросили с неба.
Появляется невидимый Ариэль. Торжественная музыка.
Появляется невидимый Ариэль. Торжественная музыка.
Конечно. А потом бы поохотились с факелами на птиц.[10]
Не гневайтесь, любезный синьор.
И не думаю. Я не так низко ценю свой гнев. Не посмеетесь ли еще, чтобы мне спалось покрепче? Что-то мне захотелось спать.
Спите и прислушивайтесь к нам во сне.
Все, кроме Алонзо, Себастьяна и Антонио, засыпают.
Все, кроме Алонзо, Себастьяна и Антонио, засыпают.
Все спят уже? О, если б мои веки,
Сомкнувшись, отогнали злую скорбь!
Ко сну и правда клонит…
Государь,
Не отвергайте сна. Он посещает
Так редко тех, кто горем удручен.
Сон – лучший утешитель.
Государь, Вы можете здесь отдохнуть спокойно,
А мы вдвоем вас будем охранять.
Благодарю… Слипаются глаза…
(Засыпает.)
(Засыпает.)
Ариэль исчезает.
Ариэль исчезает.
На них напала странная сонливость.
Должно быть, климат этому причиной.
Но почему он нас не усыпляет?
Меня ко сну не клонит.
И меня.
Заснули все, как будто сговорились.
А если бы, достойный Себастьян…
Что, если бы случилось так… Молчу!..
Но все же на лице твоем читаю
Твою судьбу. Не случай ли дает
Тебе совет? Мое воображенье
Корону видит на твоем челе.
Ты спишь?
А разве ты меня не слышал?
Нет, слышал. Но, конечно, это сон.
Ты говорил во сне. Что ты сказал?
Ты странно спишь – с открытыми глазами:
Ты ходишь, говорить и видишь сны –
Все сразу.
Благородный Себастьян!
Ты сам не усыпи свою фортуну,
Не умертви ее. Проспать ты можешь,
Хоть бодрствуешь.
Ты явственно храпишь,
Но в храпе я улавливаю смысл.
Я не шучу. И ты, внимая мне,
Брось шутки – и возвысишься ты втрое.
Ну, где мне, я – стоячая вода.
Я научу тебя, как стать потоком.
Учи, но не забудь – я неудачник,
В наследство получил я только лень.
О, если б знал ты, как мечту лелеешь,
Смеясь над ней. Чем дальше ее гонишь,
Тем ближе и настойчивей она.
Что тянет неудачников на дно?
Их собственная лень и трусость.
Дальше!
По блеску глаз твоих, румянцу щек
Я вижу, что чреват ты важной мыслью, –
Так пусть она родится.
Хорошо.
Итак, хотя забывчивый синьор,
Которого и самого забудут
Назавтра после смерти, уверял
(Он просто страсть питает к увереньям),
Что королевский сын не утонул,
Но это так же верно, как и то,
Что сам сейчас плывет он, а не дрыхнет.
Надежды нет, что спасся Фердинанд.
Надежды нет! – вот в этом и надежда!
Ведь безнадежность и дает тебе
Такую величайшую надежду,
Что даже честолюбие робеет
И на нее взирает боязливо.
Уверен ты, что Фердинанд погиб?
Уверен.
Кто ж наследует корону?
Дочь короля.
Тунисская царица?
Живущая за тридевять земель?
Которая, коль солнце не послужит
Ей вестником, узнает все тогда,
Когда младенец, нынче спящий в люльке,
Научится брить бороду? Принцесса.
Из-за которой смерть нас всех ждала?
О нет, не для того мы уцелели!
Все, что случилось с нами, лишь пролог
К тому, что мы с тобой должны свершить!
Бессмыслица!.. Да нет!.. Так ты считаешь?..
Гм… Кларибель, тунисская царица, –
Наследница Неаполя… Да странно…
От одного владенья до другого
И вправду расстоянье велико.
И каждый локоть водного пространства
Кричит: «Как сможет эта Кларибель
Измерить нас, чтоб вновь узреть Неаполь?»
Так пусть спокойно царствует в Тунисе.
И пусть скорей проснется Себастьян!
Взгляни на них: их сон подобен смерти;
Умри они – им не было бы хуже.
А для Неаполя король найдется
Получше этого, который спит.
Найдутся и вельможи, как Гонзало,
Чтоб мудрый вздор без умолку молоть, –
Я сам трещать сумею, как сорока.
О, если б мысль моя твоею стала,
То как их сон возвысил бы тебя!
Меня ты понимаешь?
Да, как будто.
Ужель ты оттолкнешь свою фортуну?
Ведь помнится, и сам ты брата сверг,
Чтоб овладеть Миланом.
Ну и что же?
Мне герцогская мантия к лицу,
А слуги Просперо, которым прежде
Я ровней был, все нынче служат мне.
Да, может быть, ты прав… Но совесть?..
Совесть?
А что это? Мозоль? Так я хромал бы.
Нет, я такому богу не молюсь.
Когда бы между мною и Миланом
Не совесть – двадцать совестей легло,
Как ледники или озера лавы,
Я все равно бы их перешагнул.
Вот на земле лежит твой брат; но, спящий
Или мертвец, – он то же, что земля.
Достаточно трех дюймов этой стали –
И не проснется он; ты ж в это время
Проткнешь благоразумного святошу,
Чтоб он не вздумал нам читать мораль.
А остальные – те любую новость
Проглотят, словно кошки молоко,
И нашим песням станут подпевать.
Сподвижник мой! Возьму с тебя пример!
Что сделал ты в Милане, то свершу я
В Неаполе. Так обнажи свой меч!
Удар – и ты платить не будешь дани;
Мне, королю, ты будешь первый друг!
Мы обнажим мечи одновременно.
В тот миг, когда свой меч я занесу
Над королем, – ты поражай Гонзало.
Постой, еще хочу сказать два слова.
Отходят в сторону и совещаются. Музыка. Появляется невидимый Ариэль.
Отходят в сторону и совещаются. Музыка. Появляется невидимый Ариэль.
Мой господин провидел, что грозит
Его доброжелателю опасность,
И мне он приказал спасти обоих:
Ведь с ними – замысел его умрет.
(Поет над ухом Гонзало.)
(Поет над ухом Гонзало.)
Ты крепко спишь, а в этот час
Измена не смыкает глаз
И обнажает меч.
Дремоту сбрось с тяжелых век,
Проснись, чтоб не уснуть навек
И короля сберечь!
Проснись! Проснись!
Мы оба нападем на них внезапно.
Ну!..
Обнажают мечи.
Обнажают мечи.
Ангелы, спасите короля!
Все просыпаются.
Все просыпаются.
Что?.. Как!.. Зачем мечи обнажены?
Как дико смотрите вы…
Что случилось?
Мы здесь на страже возле вас стояли
И вдруг… услышали ужасный рев
Быка… нет, льва скорей. Он разбудил вас?
Мой слух был потрясен.
Нет, я не слышал.
Ужасный рев! Он мог бы испугать
И великана… Сотряслась земля,
Как будто сотня львов взревела сразу.
А ты слыхал, Гонзало?
Государь,
Сквозь сон я странное услышал пенье,
Которое меня и разбудило.
Я громко закричал – и вы проснулись.
Тут вижу их, с оружием в руках.
Да, шум здесь был. Остерегаться надо.
А лучше бы совсем уйти отсюда.
На всякий случай обнажим мечи.
Пойдемте прочь и поиски продолжим:
Быть может, сына я еще найду.
Он здесь, на острове, я в это верю.
Бог да хранит его от этих диких
И яростных зверей.
Пойдемте прочь.
Оповестить мне надо господина,
Что жив король и что он ищет сына.
Все уходят.
Все уходят.
Сцена 2
Другая часть острова.
Входит Калибан с вязанкой дров. Раскаты грома.
Другая часть острова.
Входит Калибан с вязанкой дров. Раскаты грома.
Пускай пары гнилых болот и топей,
Которые высасывает солнце,
Падут на Просперо! Пусть он зачахнет!
Я не могу не проклинать его,
Хотя меня подслушать могут духи.
Они меня не тронут без приказа;
А скажет он – и тотчас же начнут
Меня толкать, щипать, сбивать с дороги,
Пугать и мучить всякой чертовщиной.
Чуть что, их напускают на меня.
Они то корчат рожи, как мартышки,[11]
Стараясь укусить исподтишка;
То, как ежи, колючими клубками
Мне на дороге норовят попасться,
Чтоб я босые ноги занозил;
То, как гадюки, жалят и шипят,
Сводя меня с ума…
Входит Тринкуло.
Входит Тринкуло.
Ну вот! Опять!
Опять наслал он духа… Будет мучить
За то, что долго дров я не несу.
А если распластаться на земле?
Он, может быть, меня и не заметит.
Ни тебе деревца, ни тебе кусточка, чтобы укрыться даже от пустячного дождя, а тут надвигается новая буря. Ветер-то как завывает! Вон та черная туча, вон та тучища – ни дать ни взять огромный гнилой бурдюк, который, того и гляди, лопнет и выпустит из себя всю жижу. Если снова разразится такая же гроза, я уж не знаю, куда и голову приклонить! А если хлынет из этой тучи, то будет настоящий потоп… Это еще что? Человек или рыба? Мертвое или живое? Рыба! – воняет рыбой. Застарелый запах тухлой рыбы; что-то вроде соленой трески, и не первой свежести. Диковинная рыба! Будь я сейчас в Англии – а я там был однажды – да показывай я эту рыбу,[12] пусть даже на картинке, любой зевака отвалил бы мне серебряную монету за посмотрение. Там бы это чудище вывело меня в люди. Там всякое странное животное выводит кого-нибудь в люди. Те, кому жалко подать грош безногому калеке, охотно выложат в десять раз больше, чтобы поглазеть на мертвого индейца… Да у нее человечьи ноги! А плавники точь-в-точь как руки! Ей-богу, оно теплое! Нет, я ошибся! Отрекаюсь от своих слов. Никакая это не рыба. Это здешний островитянин, которого убило грозой.
Снова гремит гром.
Снова гремит гром.
Ай-ай-ай! Опять начинается гроза. Ничего не поделаешь – придется залезть под его лохмотья: больше деваться некуда. Каких странных сопостельников дает человеку нужда! Устроюсь тут, пока буря не выплеснет всех своих помоев.
Входит Стефано, с бутылкой в руках.
Входит Стефано, с бутылкой в руках.
Я больше в море не пойду,
На берегу помру!
Ну и дрянная же песня, только на похоронах ее и петь. Одна только есть у меня отрада!
(Пьет.)
(Пьет.)
И юнга, и боцман, и шкипер, и я –
Каждый гуляет с девчонкой,
Но гордую Китти – совет мой, друзья, –
Вы обходите сторонкой,
Коль вы не хотите
Услышать от Китти:
«Матросов – к чертям!»
От нашего брата воротит свой нос;
Мол, пахнет смолою и варом матрос.
Но слышал вчера я от девки одной –
Гуляет с гордячкой какой-то портной.
С портняжкой не споря,
Уходим мы в море,
А Китти – к чертям!
Тоже дрянная песня. Но вот моя отрада.
(Пьет.)
(Пьет.)
Не мучай меня! О-о-о!
В чем дело? Может, у нас тут водятся черти? Может, думают нас разыграть, прикинувшись дикарями или индейцами? Как бы не так! Не для того я вышел сухим из воды, чтобы вы меня напугали своими четырьмя ногами. Как говорится, – не родилась еще четвероногая овца, чтобы напугать такого молодца. И это будут повторять до тех пор, пока Стефано дышит воздухом.
Дух мучает меня! О-о-о!
Это какое-нибудь здешнее четвероногое чудище. Не иначе как его трясет лихорадка. Но что за дьявольщина – откуда оно умеет говорить по-нашему? Уже ради одного этого стоит ему помочь. Если бы мне удалось вылечить его, да приручить, да вернуться с ним вместе в Неаполь – ни один император не отказался бы от такого подарка.
Пожалуйста, не мучай меня! Я сейчас отнесу дрова домой.
У него, видно, сейчас приступ: плетет оно какую-то чепуху. Дам-ка ему глотнуть из моей бутылки. Если оно еще никогда не пробовало вина, припадок может пройти. Только бы мне вылечить его да сделать ручным, а там уж я на нем наживусь. Тот, кто захочет его получить, мне за него заплатит. И заплатит как следует быть!
Пока ты, еще не очень больно дерешься. Но я знаю, что сейчас будет больно, потому что ты дрожишь. Это Просперо тебя науськивает.
Кис-кис-кис! Открой ротик. Здесь у меня есть что-то – оно развяжет тебе язык, киска.[13] Открой рот. Поверь моему слову, это снадобье стряхнет с тебя твою трясучку; ручаюсь – стряхнет. Ты не понимаешь, кто тебе друг, а кто враг. Ну же, открой пасть еще разок.
Знакомый голос: это… Не может быть, он ведь утонул. Это, верно, нечистая сила! Ой! Господи помилуй!..
Четыре ноги и два голоса – ну и ловко же устроено это чудище! Передним голосом оно может расхваливать своих друзей, а задним – клепать на них и поносить их последними словами. Я вылечу его от лихорадки, если даже для этого потребуется опорожнить всю бутылку. Ну, лакай!.. Аминь!.. Теперь немножко в твою другую глотку.
Стефано!..
Другая глотка зовет меня по имени? Вот так штука! Это не чудище, а сам сатана! Нет, надо уходить, у меня нет длинной ложки.[14]
Стефано, – если только ты Стефано, – дотронься до меня, поговори со мной. Это я, Тринкуло. Не бойся, это я, твой закадычный друг Тринкуло.
Если ты Тринкуло, то вылезай. Я буду тебя тащить за те ноги, что поменьше. Если тут есть ноги Тринкуло, то это они. И правда, ты настоящий Тринкуло. Как тебя угораздило выползти из этого урода? Или он испражняется Тринкулами?
Я решил, что его убило громом, и… Но разве ты, Стефано, не утонул? Кажись, ты и вправду не утонул. Гроза уже прошла? Я спрятался от грозы под тряпьем этого урода. Так ты жив, Стефано? Ура, Стефано, вот уже два неаполитанца спаслись!
Послушай, не верти меня так: меня стошнит.
Они не духи. Этот – добрый бог.
В его руках божественный напиток.
Я на колени стану перед ним.
А ты-то как спасся? Как ты сюда попал? Поклянись на этой бутылке, что расскажешь мне правду. Я спасся на бочке хереса, которую матросы выкинули за борт, – клянусь этой бутылкой! Я собственноручно сделал ее из древесной коры, как только очутился на суше.
Я буду служить тебе верой и правдой – клянусь этой бутылкой, потому что в ней божественный напиток.
Поклянись, что расскажешь чистую правду. Как ты спасся?
Я просто пустился вплавь к берегу, как утка. Я, друг ты мой, плаваю как утка, ей-богу!
На, приложись к моему евангелию. Хоть ты и плаваешь как утка, но вообще-то ты хорош гусь.
Ах, Стефано! А у тебя больше нету?
Говорят тебе – целая бочка. Мой винный погреб на берегу, под скалой. Там спрятано мое винцо. Ну как, образина? Как твоя лихорадка?
Скажи, на остров с неба ты сошел?
А как же! С луны свалился. Разве ты не знаешь – я ведь жил да поживал на луне.
Мне говорила о тебе хозяйка,
Она показывала мне тебя,
Твой куст, твою собаку.[15] Ты – мой бог!
Да? Тогда приложись к моему евангелию. Я скоро наполню его новым содержанием. Поклянись, что не врешь.
Да это, ей-богу, ерундовое чудище! А я-то его боялся! Жалкое чудище!.. Человек с луны! Ха-ха-ха! Ну и простофиля же это несчастное чудище. А ты неплохо лакаешь, чудище, право слово!
Пойдем, я покажу тебе весь остров.
Я буду ноги целовать тебе.
Прошу, будь моим богом!
Клянусь, это чудище – хитрец и пьянчуга. Как только его бог заснет, чудище выкрадет у него бутылку.
Тебе я буду ноги целовать.
Хочу тебе я в верности поклясться.
Ладно. Становись на колени и клянись.
Нет, я просто лопну со смеху, глядя на это безмозглое чудище! Мерзкое чудище! Так бы и стукнул его…
На, целуй.
…не будь несчастное чудище таким пьяным. Поганое чудище.
Я покажу тебе все родники,
Рыб наловлю, насобираю ягод,
Дров принесу. Будь проклят мой мучитель,
Который в рабство обратил меня!
Служить ему не буду; за тобою
Пойду я следом, человекобог!
Ой, умора! Ай да чудище! Из ничтожного пьянчужки бога себе сотворило!
Позволь, тебе нарву я диких яблок…
Нарою сладких земляных орехов…
Я гнезда соек покажу тебе…
Я научу тебя ловить силками
Мартышек юрких… Я тебе достану
Птенцов с отвесных скал… Пойдем за мной!
Ладно, хватит болтовни, показывай дорогу. – Послушай, Тринкуло, раз король и все остальные вкупе с ним потонули, нам придется принять тут бразды правления. – Эй ты, неси мою бутылку! – Мы сейчас наполним ее снова, дружище Тринкуло.
Прощай, хозяин мой, прощай!
Вот горластое чудище! Вот пьяное чудище!
Не стану я ему в угоду
Весь день таскать дрова и воду,
И рыбу загонять в запруду,
И стол скоблить, и мыть посуду.
Прочь рабство, прочь обман!
Бан-бан! Ка… Калибан,
Ты больше не один:
Вот новый господин!
Твой добрый господин!
Свобода, эгей! Эгей, свобода! Свобода, эгей! Свобода!
Ай да молодчина! Ну, чудище, показывай дорогу!
Уходят.
Уходят.
Акт III
Сцена 1
Перед пещерой Просперо.
Входит Фердинанд с бревном на плече.
Перед пещерой Просперо.
Входит Фердинанд с бревном на плече.
Порой забава причиняет боль,
Порою тяжкий труд дает отраду.
Подчас и униженье возвышает,
А скромный путь приводит к славной цели.
Мне был бы ненавистен этот труд,
Когда бы не она. Она способна
Смерть сделать жизнью, муку – наслажденьем.
Она добра настолько же, насколько
Жесток ее безжалостный отец.
Он тысячи таких огромных бревен
Велел перенести и здесь сложить.
Она, бедняжка, смотрит со слезами,
Как я тружусь, и скорбно повторяет,
Что не бывало у работы грубой
Доныне исполнителей таких…
Я замечтался. Но от этих мыслей
Тяжелая работа мне легка.
Входят Миранда и в отдалении – Просперо, не замечаемый ими.
Входят Миранда и в отдалении – Просперо, не замечаемый ими.
Я вас прошу, не тратьте столько сил!
Ах, если б молния сожгла все бревна,
Которые должны вы здесь сложить!
На землю сбросьте ношу, отдохните!
О, сам этот чурбан, горя в огне,
Прольет над вами смоляные слезы.
Вы отдохните. Мой отец сейчас
В науку погружен. Сюда вернется
Не раньше он, чем через три часа.
Увы, прекраснейшая госпожа,
Урок я должен кончить до заката.
Вы посидите, а пока за вас
Я потружусь. Давайте мне бревно.
О нет, великодушное созданье!
Пусть у меня сломается хребет,
Пусть разорвутся жилы от натуги,
Но я не стану праздно наблюдать,
Как черная работа вас бесчестит.
Мне так же, как и вам, приличен труд.
Но мне он легче: я по доброй воле
Трудиться буду, вы ж – по принужденью.
Попалась ты, бедняжка! Ах, как тянет
Тебя к нему!
Вы так утомлены.
Нет, госпожа. Когда я вас встречаю,
Мне даже ночь светла, как ясный день.
Молю вас, назовите ваше имя,
Чтоб мог я вас в молитвах поминать.
Меня зовут Миранда.
(В сторону.)
(В сторону.)
Ах, отец!
Я ваш запрет нарушила!
Миранда!
Миранда – значит чудная. И вправду
Вы чудная, чудесней всех на свете!
Случалось с восхищеньем мне смотреть
На многих женщин, часто я бывал
Журчанием их речи околдован,
Иные мне по сердцу приходились, –
И все же ни одной я не встречал,
В которой бы не видел недостатков,
Пятнающих достоинства ее.
Но в вас изъянов нет, вы – совершенство,
Созданье выше всех земных существ.
Здесь женщин нет, и женское лицо
Я видела лишь в зеркале. И знаю
Я только двух мужчин, кого могу
Назвать людьми: отца и вас, друг милый.
Все остальные неизвестны мне;
Но поклянусь ценнейшим из сокровищ
В моем приданом – чистотой своей, –
Мне больше в мире никого не надо,
Вас избрала я в спутники себе.
Само воображение не может
Создать лицо прекраснее, чем ваше.
Но я заговорилась, позабыв
Внушения отца.
Я принц, Миранда,
А может быть (не дай господь!), король.
И дровоносом был бы я не дольше,
Чем муху на лице своем терпел,
Когда бы не… Послушайте, Миранда!..
В тот миг, как я увидел вас впервые,
Моя душа взметнулась вам навстречу,
Отдав меня вам в рабство навсегда.
Лишь ради вас ношу я терпеливо
Тяжелые колоды.
Так меня Вы любите?
И небеса и землю
Зову в свидетели своей любви!
Коль правду говорю я – пусть они
Мое признанье счастьем увенчают;
А если лгу – пусть в беды обратят
Все радости, что мне судьба сулила!
Бескрайне, безгранично, беспредельно
Тебя люблю, боготворю и чту!
Как я глупа: я слезы лью от счастья!
Прекрасна встреча любящих сердец!
Пусть небеса дадут благословенье Союзу их!
О чем же плачешь ты?
О том, что не могу, что не умею
Расстаться с тем, что я хочу отдать,
Взять то, что мне нужнее самой жизни.
Но нет!.. Чем больше я скрываю чувства,
Тем вырываются они сильней.
Прочь, лицемерье робкое! На помощь
Приди ко мне, святое простодушье! –
Твоей женой я стану, если ты
Меня захочешь взять. А не захочешь –
Умру твоей рабой. Ты как подругу
Меня отвергнуть можешь, но не в силах
Мне помешать служить тебе всегда!
Нет, будешь ты владычицей моей,
А я – твоим рабом.
Так ты – мой муж?
О да! Ликует сердце, словно пленник,
Отпущенный на волю. Дай мне руку!
Возьми ее! И вместе с нею – сердце!
Теперь прости. Прости – на полчаса.
Прощай! Сто тысяч добрых пожеланий!
Фердинанд и Миранда уходят в разные стороны.
Фердинанд и Миранда уходят в разные стороны.
Я не могу таким же быть счастливым,
Как те, кому все эти чувства внове;
И все-таки я бесконечно счастлив.
Но мне уже пора вернуться к книгам:
Немало предстоит еще свершить.
(Уходит.)
(Уходит.)
Сцена 2
Другая часть острова.
Входят Стефано и Тринкуло; за ними – Калибан с бутылкой в руках.
Другая часть острова.
Входят Стефано и Тринкуло; за ними – Калибан с бутылкой в руках.
И слушать не желаю! Вот когда бочка опустеет, тогда и начнем хлебать воду. До тех пор – ни капли. А потому держись по ветру и лавируй. Эй ты, слуга-чудище, лакай за мое здоровье.
Слуга-чудище?.. Ну и дурацкий остров! Говорят, на нем живет всего пять человек. Трое из них – мы. Если у остальных в башке творится то же, что у нас, то здешнее государство шатается.
Пей, слуга-чудище! Пей, раз я тебе приказываю. Смотри-ка, да у тебя уже глаза на лоб полезли.
А куда же им лезть? Вот было бы занятное чудище, если бы у него глаза полезли под хвост.
Мой вассал-чудище утопил свой язык в хересе. А вот меня и море не могло утопить. Я плавал, плавал – сто двадцать миль проплыл, пока добрался до берега. Ей-богу, чудище, я назначу тебя моим главнокомандующим… нет, лучше моим знаменосцем.
Главнокомандующим – еще куда ни шло. А знамя ему не удержать.
Видишь ли, мусью чудище, мы не собираемся ходить в атаку.
Никуда вы не будете ходить. Уляжетесь тут, как псы, без дальних слов.
Урод! Пророни хоть раз в жизни словечко, если ты приличный урод!
Здоров ли ты, мой светлый повелитель?
Позволь мне полизать тебе сапог,
А трусу этому служить не стану.
Ты врешь, невежественное чудище! Я сейчас такой храбрый, что могу даже стражника толкнуть. Отвечай, распутная ты рыба, разве может быть трусом человек, который выпил столько хереса, сколько выпил я за сегодняшний день? Ты, наверно, потому так чудовищно врешь, что сам ты полурыба, получудовище.
Смотри, как он глумится надо мной!
Не дай меня в обиду, государь!
Хи-хи-хи! Он изрек «государь»! Это чудище совсем дурачок!
Опять! Ты слышал – он опять смеется.
Молю – его ты насмерть загрызи!
Тринкуло, не распускай язык! Если подтвердится, что ты мятежник, то я прикажу на первом же дереве… Бедное чудище – мой подданный, и я не позволю его обижать.
Спасибо, мой благородный государь. Не удостоишь ли услышать еще раз мою просьбу?
Чего там еще? Ну, повторяй свою просьбу. Только на коленях. А я буду стоять. И Тринкуло тоже будет стоять.
Появляется невидимый Ариэль.
Появляется невидимый Ариэль.
Я уже говорил тебе, что я в рабстве у тирана. У волшебника, который обманом и хитростью отнял у меня остров.
Ты лжешь.
Нет, лжешь ты сам, крикливая мартышка!
Пускай мой справедливый господин
Тебя убьет! Я правду говорю!
Тринкуло, если ты посмеешь еще раз прервать его, то, клянусь своим кулаком, я вышибу из тебя дух.
Да я ничего не говорил!
Цыц! Молчать!
(Калибану.)
(Калибану.)
Продолжай.
Он колдовством мой остров захватил.
Когда твое величество захочет,
То отомстит ему. Ты можешь, знаю;
А эта тварь не может.
Да уж где ему!
Ты станешь тут, на острове, владыкой,
А я – твоим рабом.
А как же это обстряпать? Можешь ты объяснить толком?
Да, господин, его тебе я выдам,
И гвоздь ему ты в голову забьешь.
Ты лжешь. Ты сделать этого не можешь.
Дурак лоскутный! Пестрый негодяй! –
Твое величество, побей его
И отбери бутылку. Пусть лакает
Одну соленую морскую воду.
Я родников ему не покажу.
Эй, Тринкуло, берегись! Если ты еще хоть одним словечком заденешь чудище, то, клянусь своим кулаком, я забуду про свое милосердие и отколочу тебя, как колотят вяленую рыбу.
Да что я такое сделал? Ничего я не сделал. Уйду от вас подальше…
Как – ничего? А разве ты не сказал, что он врет?
Ты лжешь.
Что? Я тоже? Вот тебе.
(Бьет Тринкуло.)
(Бьет Тринкуло.)
Ну-ка, скажи еще раз, что я вру.
И не думал я говорить, что вы врете… Совсем рехнулись, у вас уже в ушах звенит!.. Пропади она пропадом, ваша бутылка! Вот до чего доводит пьянство… Чтоб чума скрутила твое паршивое чудище! Чтоб черт сожрал твои кулаки!
Ха-ха-ха!
Ну, рассказывай.
(К Тринкуло.)
(К Тринкуло.)
А ты лучше отойди от греха.
Ударь его еще. Я скоро буду
Сам колотить его.
Отойди.
(Калибану.)
(Калибану.)
Ну, продолжай.
Я говорил тебе: после обеда
Он спит всегда. Убей его во сне.
Но только книги захвати сначала.
Ему ты череп размозжи поленом,
Иль горло перережь своим ножом,
Иль в брюхо кол всади. Но помни – книги!
Их захвати! Без книг он глуп, как я,
И духи слушаться его не будут:
Ведь им он ненавистен, как и мне.
Сожги все книги. В доме у него
Есть утварь (так он это называет),
Ее возьмешь ты, домом завладев.
Но более, чем всем другим, гордится
Он красотою дочери своей:
Ее он сам считает несравненной.
Двух женщин только в жизни я и видел:
Ее да Сикораксу, мою мать.
Но знаю, что она и Сикоракса –
Как свет и тьма.
Девчонка и вправду недурна?
Да, государь! И клятву я даю –
Она твоей наложницею станет
И славных наплодит тебе детей.
Чудище, я прихлопну этого колдуна. Мы с его дочкой станем королем и королевой. Да здравствуют наши королевские величества! А вы с Тринкуло будете вице-королями. – Как тебе нравится наш заговор, Тринкуло?
Здорово.
Дай мне руку. Прости, что я тебя поколотил. Но если хочешь остаться живым, держи язык на привязи.
Он должен через полчаса уснуть.
Убьешь его тогда?
Ага. Клянусь честью.
Я расскажу об этом господину.
Как ты меня обрадовал! Я счастлив!
Давайте веселиться! Соизволь
Еще раз, государь, нам спеть ту песню,
Которой ты меня учил.
Готов уважить твою просьбу, чудище.
Любую просьбу. – Давай, Тринкуло, споем.
(Поет.)
(Поет.)
Чихать на все, плевать на все!
Плевать на все, чихать на все!
Свободны мысли ваши!
Мне кажется, что ты не так поешь.
Ариэль наигрывает мотив на дудке и барабане.
Ариэль наигрывает мотив на дудке и барабане.
Это еще что?
Это мотив нашей песни; а играет ее господин Никто.
Если ты человек, то покажись, каков ты есть. А если дьявол, то прими любой вид – на выбор.
Господи боже, отпусти мне мои грехи!
Коли ты помрешь, с тебя ничего не взыщут… Я тебя не боюсь!.. Господи, прости и помилуй!
Ты испугался?
Кто? Я? Ну нет, чудище, я не таковский.
Ты не пугайся: остров полон звуков –
И шелеста, и шепота, и пенья;
Они приятны, нет от них вреда.
Бывает, словно сотни инструментов
Звенят в моих ушах; а то бывает,
Что голоса я слышу, пробуждаясь,
И засыпаю вновь под это пенье.
И золотые облака мне снятся.
И льется дождь сокровищ на меня…
И плачу я о том, что я проснулся.
Вот это королевство! Даже музыка задарма.
Но только сначала убей Просперо.
Это само собой. Я все помню.
Музыка удаляется. Пойдем вслед за нею, а потом займемся нашим делом.
Чудище, ступай вперед, а мы пойдем следом… Хотел бы я посмотреть на этого барабанщика: здорово он лупит по барабану.
Эй ты, ступай вперед. – Стефано, я за тобой.
Уходят.
Уходят.
Сцена 3
Другая часть острова.
Входят Алонзо, Себастьян, Антонио, Гонзало, Адриан, Франсиско и другие.
Другая часть острова.
Входят Алонзо, Себастьян, Антонио, Гонзало, Адриан, Франсиско и другие.
Клянусь пречистой девой, государь,
Ни шагу больше не могу я сделать:
Изныли кости старые. Весь остров
Измерили мы вдоль и поперек.
Позвольте хоть немного отдохнуть.
Тебя, старик, я осуждать не стану:
И сам уже и выбился из сил.
Что ж, отдыхай. Прощаюсь я с надеждой,
Которой обольщался до сих пор.
Он утонул, сомнений в этом нет;
И море насмехается над теми,
Кто на земле его добычу ищет.
Он потерял надежду. Превосходно!
Смотри же, из-за первой неудачи
Решенья своего не измени.
Нет, нет, пусть только подвернется случай.
Итак, сегодня ночью все свершим!
Они измучены. Спать будут крепко,
Не то что днем.
Да, ночью. Решено.
Странная и торжественная музыка. Наверху появляется невидимый Просперо.
Странная и торжественная музыка. Наверху появляется невидимый Просперо.
Вы слышали, друзья? Какие звуки!
Волшебная гармония!
Появляются странные фигуры; они вносят накрытый стол. Танцуя и кланяясь, они жестами приглашают к столу короля и его свиту, после чего исчезают.
Появляются странные фигуры; они вносят накрытый стол. Танцуя и кланяясь, они жестами приглашают к столу короля и его свиту, после чего исчезают.
О боже!
Кто эти существа?
Живые куклы.[16]
Теперь и я поверю в чудеса:
В единорогов,[17] в царственную птицу,
Что Фениксом[18] зовется и живет
В Аравии…
И я готов поверить
Во все, что ты сказал… Во что угодно…
Нет, путешественники нам не лгут,
Хоть дураки над ними и смеются.
Вернись в Неаполь я и расскажи
Об этом чуде – кто бы мне поверил,
Что видел я таких островитян
(А это люди здешние, конечно),
Которые, хоть обликом и странны,
Но так гостеприимны и учтивы,
Как мало кто из нас.
Мой честный друг,
Ты прав: здесь, между вами, люди есть
Похуже дьяволов.
Я надивиться не могу на них:
Их музыка, их жесты, их движенья
Красноречивей, чем потоки слов.
Постой хвалить: конец венчает дело.
Как странно все они исчезли вдруг.
Что за беда? Зато остались яства,
А мы проголодались не на шутку.
(К Алонзо.)
(К Алонзо.)
Отведать не угодно ли?
О нет!
Чего же вам бояться, государь?
Да, в юности не верил я рассказам
О том, что есть диковинные люди
С подгрудками, как у быков; что есть
Другие – с головами на груди,
Но нашему свидетельству поверит
И самый искушенный мореход.
Ах, все равно! Я сяду и поем,
Будь даже эта трапеза последней:
От жизни больше нечего мне ждать. –
Брат, герцог, подкрепитесь вместе с нами.
Гром и молния. Появляется Ариэль в образе гарпии.[19] Он взмахивает крылами над столом, и яства исчезают.
Гром и молния. Появляется Ариэль в образе гарпии.[19] Он взмахивает крылами над столом, и яства исчезают.
Преступники вы трое, и судьба,
Которой в этом мире все подвластно,
Велела ненасытной бездне моря
Извергнуть вас на сей пустынный остров:
Вы недостойны жить среди людей.
Я на безумие вас обрекаю.
Алонзо, Себастьян и другие обнажают мечи.
Алонзо, Себастьян и другие обнажают мечи.
Жалка отчаянность самоубийц.
Глупцы! И я, и все мои собратья –
Посланники судьбы. И ваша сталь
Могла бы точно так же ранить ветер
Иль поцарапать воду, как она
Из крыл моих пушинку вырвать может.
Неуязвимы и мои собратья.
Да вам и не поднять своих мечей.
Для вас их тяжесть стала непосильной.
Итак, я здесь, чтоб вам троим напомнить:
Вы Просперо изгнали из Милана
И отдали во власть морской стихии.
За Просперо и за его дитя
Нескорое, но тяжкое возмездье
Благие силы ниспослали вам:
По воле их на вас восстало море,
Земля и все живые существа. –
Алонзо, ты уже утратил сына.
И, сверх того, на ваших всех путях
Вас ожидают медленные муки,
Которые страшнее самой смерти.
И вас на этом острове пустынном
От моего проклятья не спасет
Ничто – одно лишь разве покаянье
И праведная жизнь!
Раскаты грома, Ариэль исчезает. Под звуки мелодичной музыки снова появляются странные фигуры. Приплясывая, с гримасами и ужимками, они уносят стол.
Раскаты грома, Ариэль исчезает. Под звуки мелодичной музыки снова появляются странные фигуры. Приплясывая, с гримасами и ужимками, они уносят стол.
Мой Ариэль! О, как ты был прекрасен
И вместе страшен, гарпией явившись!
Сказал ты все, что я тебе велел,
Не упустив ни слова. И другие
Помощники мои легко и живо
Сыграли им порученную роль.
И вот уже подействовали чары:
Мои враги охвачены безумьем
И власть моя над ними безгранична.
Оставлю их пока, чтоб возвратиться
К покинутому мною Фердинанду,
Которого они сочли погибшим,
И к той, что нам обоим дорога.
(Исчезает.)
(Исчезает.)
Что с вами, государь? О боже правый,
Куда так странно вы вперили взор?
Чудовищно! Ужасно! Мне казалось,
Что волны мне об этом говорили,
Что ветер мне свистал об этом в уши,
Что в исступленном грохоте громов
Звучало имя Просперо, как будто
Трубили трубы о моем злодействе!
За это сын мой в тине погребен.
Но хоть пришлось бы мне спуститься глубже,
Чем лот свинцовый, я его найду,
Чтобы уснуть навеки рядом с ним!
(Уходит.)
(Уходит.)
Всех дьяволов – по очереди только –
Зову на бой!
А я – твой секундант!
Себастьян и Антонио уходят.
Себастьян и Антонио уходят.
Все трое обезумели. Их мозг
Давно отравлен ядом преступленья.
Но лишь теперь подействовал тот яд! –
Синьоры, вы моложе и проворней,
Так поспешите же вослед безумцам,
Чтобы в своем неистовстве они
Не натворили бед.
Скорей! За мной!
Уходят.
Уходят.
Акт IV
Сцена 1
Перед пещерой Просперо.
Входят Просперо, Фердинанд и Миранда.
Перед пещерой Просперо.
Входят Просперо, Фердинанд и Миранда.
Жестоко я с тобою поступил,
Но будешь ты вознагражден сторицей:
Нить жизни собственной тебе вручаю,
Все, чем живу, тебе я отдаю.
С тобою так сурово обращаясь,
Твою любовь хотел я испытать.
И выдержал ты с честью испытанье.
Прими же, друг, перед лицом небес
Мой драгоценный дар. О Фердинанд!
Не удивляйся, что горжусь я так
Своею дочерью. Ты сам увидишь,
Что все хвалы ничтожны по сравненью
С достоинствами редкими ее.
Клянусь, что в этом ни один оракул
Меня не разуверил бы!
Итак.
Бери мой дар, тобою он заслужен.
Но если ты кощунственной рукой
Ей пояс целомудрия развяжешь
До совершенья брачного обряда –
Благословен не будет ваш союз.
Тогда раздор, угрюмое презренье
И ненависть бесплодная шипами
Осыплют ваше свадебное ложе,
И оба вы отринете его.
Так охраняй же чистоту, пока
Не озарил вас светоч Гименея.
Клянусь своею жизнью и любовью,
Грядущим счастьем и потомством нашим,
Что не позволю сумраку пещер,
Уединенью и дурным внушеньям
Злых духов осквернить мои мечты,
Благоговенье переплавить в похоть.
Не омрачу тот лучезарный день,
Когда казаться будет мне, что Феб
Остановил коней на небосводе,
Что ночь внизу прикована цепями!
Такая речь мне по душе. Садись же
И побеседуй с ней. Она твоя. –
Мой Ариэль! Искусный мой помощник!
Появляется Ариэль.
Появляется Ариэль.
Я здесь! Что мне прикажет повелитель?
И ты, и младшие твои собратья
Мне послужили нынче хорошо.
Еще хочу вам дать я порученье.
Зови сюда тебе подвластных духов.
Пусть поспешат. Для молодой четы
Я зрелище волшебное устрою.
Я обещал, и ждут они чудес.
Когда мне их созвать?
Без промедленья.
Рад служить тебе всегда,
Для тебя не жаль труда.
Миг – и явится сюда
Легких духов череда.
Ты доволен? Нет иль да?
Доволен я, мой нежный Ариэль,
Явись сейчас же, как мой зов услышишь.
Приказ я понял.
(Исчезает.)
(Исчезает.)
Клятву не забудь.
Своим желаньям воли не давай,
Будь сдержан. И великие обеты
В огне страстей сгорают, как солома.
Нет, мой отец, я не нарушу клятвы!
Снег целомудрия лежит на сердце,
Жар страсти охлаждая.
Верю, верю. –
Явись, мой Ариэль! И приведи
С собою сонм тебе подвластных духов.
(К Фердинанду и Миранде.)
(К Фердинанду и Миранде.)
Молчание! Смотрите и внимайте!
Музыка. Начинается Маска.[20] Появляется Ирида.[21]
Церера щедрая, услышь призыв!
Покинь просторы благодатных нив,
Покинь равнины с их ковром зеленым,
Стада, бродящие по горным склонам,
Покинь цветы на берегах реки,
Из коих нимфы вьют себе венки,
Покинь шатер ветвей уединенный,
Где слезы льет отвергнутый влюбленный,
Покинь сады с их ароматом роз
И тот прибрежный сумрачный утес,
Где отдыхаешь ты. Сюда Юнона
Грядет, сойдя с заоблачного трона.
Я, радуга, предвестница чудес,
Мост, на землю опущенный с небес,
Зову – встречай ее! Уже долины
Наполнил шум: летят ее павлины.[22]
Появляется Церера.[23]
Появляется Церера.[23]
Привет тебе, небесная дуга,
Посланница Юноны и слуга!
О вестница, чьи радужные крылья
Моим полям даруют изобилье,
Дождем их окропляя и росой.
О ты, что многоцветной полосой,
Как поясом, охватываешь землю!
Зачем меня зовешь? Тебе я внемлю.
Исполни волю царственной сестры:
Юнона хочет принести дары,
Благословенье дать чете влюбленной.
О ты, венец, над миром округленный,
Скажи, не явятся ль с моей сестрой
Венера или сын ее слепой?
Я видеть не хочу ни Купидона,
Ни матери его. Ведь для Плутона[24]
Они вдвоем мою украли дочь,
И вечная ее сокрыла ночь.
О нет, не опасайся встречи с ними,
С обидчиками давними твоими:
Они сейчас на Пафос[25] держат путь
В досаде, что не удалось толкнуть
Влюбленных этих: на стезю распутства,
Внушить им страсти пыл и безрассудство,
Пока Гимена светоч не зажжен.
Смущенный неудачей Купидон
Сломал свой лук и клятву дал – отныне
Не осквернять людских сердец святыни
И лишь невинно резвым быть.
Но вот
Самой Юноны слышу я полет.
Появляется Юнона.
Появляется Юнона.
Привет тебе, сестра! В свои владенья
Вернешься ты опять без промедленья,
Прошу лишь, чтоб со мною вместе ты
Благословила брак младой четы.
(Поет.)
(Поет.)
Род ваш славный процветет.
Вам богатство и почет,
Счастья годы без числа
Я, Юнона, принесла.
Будут щедры к вам поля,
Изобилье даст земля,
Хлеб заполнит закрома,
Маем станет вам зима,
Будут вам давать сады
Небывалые плоды,
Жизнь без горя и забот
Вам Церера в дар несет.
C великолепным зрелищем в согласье
Чарующая музыка. Осмелюсь
Спросить: не духи ль это?
Это духи.
Которых я своим искусством вызвал,
Желаниям моим служить велел.
О, если бы остаться здесь навеки!
С такой женой, с таким отцом премудрым
Здесь был бы рай.
Юнона и Церера шепчутся и отдают Ириде какое-то приказание.
Юнона и Церера шепчутся и отдают Ириде какое-то приказание.
Постой-ка! Помолчи!
О чем-то важном шепчутся богини,
Готовят, верно, что-то. Замолчи же,
Иначе наши чары пропадут.
Кувшинками венчанные наяды!
Покиньте реки, полные прохлады!
Сюда, на этот изумрудный луг,
Своих Юнона созывает слуг.
Влюбленным, нимфы, пожелайте счастья,
Примите в брачном празднестве участье.
Появляются нимфы.
Появляются нимфы.
Вы, солнцем опаленные жнецы,
Чьи шляпы из соломы как венцы
Горят над лбами, мокрыми от пота!
Сюда! Дневная кончена работа!
Пусть каждый нимфу за руку возьмет
И вступит с ней в веселый хоровод.
Появляются жнецы в крестьянской одежде. Вместе с нимфами они кружатся в грациозном танце. Внезапно Просперо встает и начинает говорить, в конце его речи раздается странный глухой шум и видения исчезают.
Появляются жнецы в крестьянской одежде. Вместе с нимфами они кружатся в грациозном танце. Внезапно Просперо встает и начинает говорить, в конце его речи раздается странный глухой шум и видения исчезают.
Я и забыл о гнусном покушенье
На жизнь мою, которое готовят
Зверь Калибан и те, кто с ним. А час,
Назначенный злодеями, уж близок.
(Духам.)
(Духам.)
Доволен я. – Исчезните. – Конец.
Чем огорчен родитель твой, Миранда?
Не знаю. Не видала никогда
Его я столь встревоженным и гневным.
Мой милый сын, ты выглядишь смущенным
И опечаленным. Развеселись!
Окончен праздник. В этом представленье
Актерами, сказал я, были духи.
И в воздухе, и в воздухе прозрачном,
Свершив свой труд, растаяли они. –
Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают, словно дым,
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь – о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь. – Мой сын,
Взволнован я. Простите эту слабость.
Смешались мысли в старой голове.
Не обращайте на меня вниманья.
Ступайте же в пещеру, отдохните,
А я пока немного поброжу,
Чтобы унять волненье.
Успокойтесь!
Уходят.
Уходят.
Ко мне, мой Ариэль! Будь скор, как мысль!
Появляется Ариэль.
Появляется Ариэль.
Я исполнитель мыслей. Что прикажешь?
Дух! Нам уже готовиться пора,
Чтоб Калибана встретить.
Повелитель,
Хотел тебе напомнить я об этом,
Когда Цереру здесь изображал,
Но побоялся рассердить.
Скажи,
Где ты оставил этих негодяев?
Они совсем взбесились от вина.
С отвагой пьяной бьют безумцы ветер
За то, что им подул в лицо; бьют землю
За то, что прикоснулась к их подошвам;
Но все же замысел лелеют свой.
Я в барабан ударил. С недоверьем,
Как необъезженные жеребцы,
Они сейчас же навострили уши,
Глаза скосили, подняли носы,
Принюхиваясь к музыке. А я
Заворожил их слух, и, как телята
Вослед мычанью, побрели они
Сквозь заросли шиповника и дрока,
Колючками с себя сдирая кожу.
Я их завел в болото, где они
Увязли по уши в вонючей жиже.
Так! Хорошо, помощник мой крылатый!
По-прежнему незримым оставайся.
В моей пещере много ярких тряпок –
Сюда их принеси, чтоб эти воры
Прельстились мишурой.
Лечу! Лечу!
(Исчезает.)
(Исчезает.)
Нет, Калибана мне не приручить!
Он прирожденный дьявол, и напрасны
Мои труды и мягкость обращенья.
Напрасно все! Становится с годами
Он лишь еще уродливей и злей.
Но я их покараю всех, да так,
Что завопят…
Является Ариэль с яркими одеждами.
Является Ариэль с яркими одеждами.
Развесь все на веревке.
Просперо и Ариэль остаются невидимыми. Входят промокшие и грязные Калибан, Стефано и Тринкуло.
Просперо и Ариэль остаются невидимыми. Входят промокшие и грязные Калибан, Стефано и Тринкуло.
Тсс! Тише! Чтоб и крот слепой не слышал,
Как мы ступаем. Вот его пещера.
Послушай, чудище, эта твоя фея, о которой ты говорил, что она безвредная фея, сыграла с нами премерзкую штуку.
Чудище, я с ног до головы провонял конской мочой; в мой нос испытывает по этой причине великое негодование.
И мой тоже. Слышишь, чудище? Если ты попадешь ко мне в немилость, то смотри у меня!..
Фью-у-у-у!.. Тогда ты будешь вовсе пропащее чудище!
О, не лишай меня благоволенья,
Мой добрый повелитель! Потерпи –
За все вознагражден ты скоро будешь.
Но тише! Тсс! Здесь тихо, будто в полночь.
Так-то так, но потерять наши бутылки в болоте…
Чудище, это не только стыд и срам, но более того – невознаградимая утрата.
Для меня это еще хуже, чем купанье в грязи. Вот так безобидная фея.
Я разыщу бутылку, хотя бы мне для того пришлось залезть снова по уши в болото.
О мой король, тревожиться не надо!
Вот вход. В пещеру прокрадись бесшумно,
Благое преступленье соверши,
И станешь ты на острове владыкой,
А я – лизальщиком твоих сапог.
Дай-ка мне руку. Я чувствую, как во мне просыпается жажда крови.
О король Стефано! О ваша светлость! О знаменитый Стефано! Погляди, какие тут висят одежды для тебя!
Оставь, дурак, ведь это только тряпки!
Как бы не так, чудище! В чем в чем, а уж в тряпье мы знаем толк… О король Стефано!
Сдерни-ка эту мантию, Тринкуло! Клянусь кулаком, я надену эту мантию.
Твоя милость ее наденет.
Раздуй тебя водянка, остолоп!
Что к этому тряпью ты привязался?
Сначала надо Просперо убить.
Ведь он же, если мы его разбудим,
Исщиплет нас от головы до пят
Так, что самих себя мы не узнаем.
Чудище, не ерепенься! Госпожа веревка, не мой ли это камзол? Ну вот, господин камзол, вы так прильнули к госпоже веревке, что никак ее не распутать. От этого распутства вы еще, чего доброго, сотрете свой ворс и станете плешивым камзолом.
Давай, давай! Если будет угодно вашему высочеству, мы стащим с веревки все до нитки.
Спасибо, ты славно сострил. Вот тебе за это платье. Пока я царствую в этой стране, остроумие всегда будет вознаграждаться. Стащить с веревки все до нитки? Вот здорово отмочил. На тебе за это еще штаны.
Ну-ка, чудище, намажь птичьим клеем свои лапы да забирай то, что осталось.
Не буду. Мы напрасно тратим время.
Он в чаек может нас преобразить
Иль в мерзких низколобых обезьян.
Чудище, протяни свои лапы. Помоги мне снести все имущество туда, где спрятана бочка, не то я тебя вышвырну из своего королевства. Ну, живо! Держи это.
И это.
И вот это.
Слышен шум приближающейся охоты. Появляются духи в образе гончих псов и преследуют воров. Просперо и Ариэль науськивают собак.
Слышен шум приближающейся охоты. Появляются духи в образе гончих псов и преследуют воров. Просперо и Ариэль науськивают собак.
Ату, Алмаз, ату!
Куси его, Тиран!
Эй, Фурия, возьми их, улю-лю!
Калибан, Стефано и Тринкуло убегают, преследуемые псами.
Калибан, Стефано и Тринкуло убегают, преследуемые псами.
Лети и духам прикажи лесным,
Чтоб корчами замучили злодеев,
Чтоб судорогой мышцы им свели,
Чтоб кожу им щипками испестрили,
Как шкуру леопарда.
Чу, вопят!
И поделом – пусть гончие их травят.
Итак, отныне все мои враги –
В моих руках. Труды я скоро кончу,
Тогда вздохнешь ты воздухом свободы.
Но напоследок послужи еще.
Уходят.
Уходят.
Акт V
Сцена 1
Перед пещерой Просперо.
Входят Просперо в своей волшебной мантии и Ариэль.
Перед пещерой Просперо.
Входят Просперо в своей волшебной мантии и Ариэль.
Мой замысел уж близок к завершенью.
Власть чар сильна, покорно служат духи,
И колесница времени как должно
Везет свой груз. Скажи, который час?
Шестой. Ты говорил мне, повелитель,
Что кончишь в шесть часов свои труды.
Я так определил еще тогда,
Когда впервые вызвал эту бурю.
Что делают сейчас король и свита?
Они, как пленники, не могут выйти
Оттуда, где оставлены тобой:
Все в той же роще, что от непогоды
Защитой служит для твоей пещеры.
Освободить их можешь только ты.
Король, брат короля, твой брат – все трое
По-прежнему безумны; остальные
В отчаянье оплакивают их.
А больше всех горюет тот, кого
Назвал ты добрым стариком Гонзало.
По бороде его струятся слезы –
Так дождь стекает с камышовой кровли.
Как мучатся от чар твоих они!
Взглянув на них, ты сам их пожалел бы.
Ты полагаешь?
Будь я человеком,
Мне было бы их жаль.
И мне их жалко.
Уж если их мученьями растроган
Ты, бестелесный дух, то неужели
Я, созданный из плоти, как они,
Кому близки их чувства и желанья,
Не буду сострадательней, чем ты?
Хотя обижен ими я жестоко,
Но благородный разум гасит гнев
И милосердие сильнее мести.
Единственная цель моя была
Их привести к раскаянью. Я больше
К ним не питаю зла. Освободить
Ты должен их. Заклятье я сниму,
И возвратится снова к ним рассудок.
Лечу приказ исполнить, повелитель.
(Исчезает.)
(Исчезает.)
Вы, духи гор, ручьев, озер, лесов!
И вы, что на брегах морских резвитесь,
Что гоните Нептуна в час отлива
И от него опять потом бежите,
Следов не оставляя на песке!
Вы, крошки эльфы, что при лунном свете
В незримой пляске топчете траву,
Которую потом обходят овцы![26]
Вы, по ночам растящие грибы!
Вы все, кого зовет вечерний звон
К ночным забавам, шалостям и играм!
Хотя вы сами не сильны, но все же
Лишь с вашей помощью затмил я солнце,
Мятежный ветер подчинил себе,
В лазурь небес взметнул зеленый вал
И разбудил грохочущие громы.
Стрелой Юпитера я расщепил
Его же гордый дуб, обрушил скалы,
С корнями сосны вырвал я и кедры.
По моему велению могилы
Послушно возвратили мертвецов.
Все это я свершил своим искусством.
Но ныне собираюсь я отречься
От этой разрушительной науки.
Хочу лишь музыку небес призвать
Чтоб ею исцелить безумцев бедных,
А там – сломаю свой волшебный жезл
И схороню его в земле. А книги
Я утоплю на дне морской пучины,
Куда еще не опускался лот.
Торжественная музыка. Возвращается Ариэль. За ним следует Алонзо, делающий судорожные движения, его сопровождает Гонзало. Далее, в таком же состоянии, – Себастьян и Антонио, которых сопровождают Адриан и Франсиско. Все они вступают в магический круг, очерченный Просперо, и останавливаются, зачарованные.
Торжественная музыка. Возвращается Ариэль. За ним следует Алонзо, делающий судорожные движения, его сопровождает Гонзало. Далее, в таком же состоянии, – Себастьян и Антонио, которых сопровождают Адриан и Франсиско. Все они вступают в магический круг, очерченный Просперо, и останавливаются, зачарованные.
Торжественная музыка врачует
Рассудок, отуманенный безумьем,
Она кипящий мозг твой исцелит.
Стань здесь и знай, что ты во власти чар. –
Гонзало добродетельный и честный,
Мои глаза, сочувствуя твоим,
Роняют слезы. – Но уже слабеет
Могущество ужасного заклятья.
Как утро, незаметно приближаясь,
Мрак ночи постепенно растопляет,
Так воскресает мертвое сознанье,
Туман безумья отгоняя прочь. –
Гонзало, мой спаситель благородный
И государя преданный слуга!
Я, возвратясь на родину, словами
И делом отблагодарю тебя. –
Алонзо, поступил бесчеловечно
Со мною ты и с дочерью моей.
Твой брат был соучастником злодейства. –
Ты, Себастьян, казнись теперь за это. –
Ты, плоть и кровь моя, родной мой брат;
Ты, в ком неистовое честолюбье
Попрало совесть и природу; ты,
Кто думал с Себастьяном (пусть за это
Казнится вдвое) короля убить, –
Хоть изверг ты, но и тебя прощаю. –
Сознанье возвращается к безумцам,
И полноводный разума поток
Вновь затопляет илистое русло.
Но ни один из них меня не видит,
Узнать меня не может. – Ариэль!
Возьми в моей пещере меч и шляпу.
Ариэль исчезает.
Ариэль исчезает.
Теперь я стану зримым и явлюсь
Пред ними снова как миланский герцог. –
Скорее, дух! Близка твоя свобода!
Буду я среди лугов
Пить, как пчелы, сок цветов,
Ночью лютик даст мне кров,
Там засну под крики сов;
Чуть зари услышу зов –
К ней помчусь быстрей ветров.
Радостной, радостной жизнью свободы
Буду я жить средь цветущей природы.
Мой нежный, мой веселый Ариэль!
Как мне ни жаль с тобою расставаться,
Свободу ты получишь. Да, да, да!
Но мчись теперь незримым на корабль
И разбуди матросов, спящих в трюме.
Пускай немедля капитан и боцман
Появятся пред нами. Торопись!
Глотать я буду воздух на лету,
Мой путь займет лишь два биенья пульса.
(Исчезает.)
(Исчезает.)
Как все вокруг таинственно и странно,
Тревожно и зловеще. Силы неба,
Молю, отсюда выведите нас!
Король, взгляни сюда – перед тобою
Обиженный тобой миланский герцог.
Я – Просперо. Не бойся, я не призрак
И это докажу, обняв тебя.
Король, и ты, и спутники твои,
Добро пожаловать на этот остров!
Кто ты – тот, кем назвался, иль виденье
Из тех, что здесь преследуют меня, –
Не знаю я… Но слышу, что в тебе,
Как в существах из плоти, бьется сердце.
И вот – проходит боль в моем мозгу;
Боюсь, что был я одержим безумьем.
То было явью или сном? Как странно!
Прости меня за тяжкие обиды,
Я герцогство твое тебе верну. –
Но как мог Просперо живым остаться
И очутиться здесь?
Хочу сначала
Обнять тебя, мой седовласый друг,
Тебя, чье благородство безгранично.
На самом деле это или только
Мне кажется? Клянусь, не понимаю.
Вы все еще не до конца свободны
От власти волшебства. И нелегко
Поверить вам в действительность. –
Друзья, Вам всем я рад.
(Тихо, Себастьяну и Антонио.)
(Тихо, Себастьяну и Антонио.)
А что до вас, синьоры, –
Вы стоите друг друга, – я бы мог
Навлечь на вас немилость государя,
Изобличив в измене. Но не бойтесь:
Я промолчу.
Он, видно, дьявол?
Нет.
(К Антонио.)
(К Антонио.)
Тебе ж, злодей (чтоб уст не осквернить,
Тебя назвать я братом не хочу),
Твой давний грех прощаю. Все прощаю.
Но герцогство ты должен мне вернуть.
Когда ты – Просперо, то объясни,
Как спасся ты и как нашел ты нас
Здесь, где всего лишь три часа назад
Мы потерпели кораблекрушенье,
Здесь, где – о горе мне! – утрачен мною
Мой милый сын.
Мне скорбь твоя понятна.
Увы, потеря невознаградима.
Здесь даже и терпенье не поможет.
А у него искал ли ты поддержки?
В потере столь же горькой я прибег
К его державной помощи – и, видишь.
Утешился.
В потере столь же горькой?
О да, в столь же большой, в столь же недавней!
И возместить бесценную потерю,
Пожалуй, мне труднее, чем тебе:
Утратил я единственную дочь.
Утратил дочь? О, если б небеса
Обоих оживили и вернули
В Неаполь королем и королевой!
О, если бы не сын мой Фердинанд,
А я лежал, покрытый грязной тиной!..
Когда же дочь свою ты потерял?
Во время этой бури. Но я вижу,
Что наша удивительная встреча
Так потрясла умы синьоров этих,
Что собственным глазам они не верят
И не находят слов. Но знайте все:
Я точно – Просперо, тот самый герцог,
Которого изгнали из Милана.
На этот берег, так же как и вы,
Был выброшен я чудом и остался
Владыкой острова. Но кончим с этим:
Ведь было б глупо хронику читать
За трапезой иль в час подобной встречи.
Добро пожаловать в мою пещеру.
Глубокая пещера – мой дворец,
Слуг мало здесь, а подданных нет вовсе.
Взгляни, король! За герцогство мое,
Которое ты мне вернул обратно,
Тебе я отплачу великодушно.
Моим чудесным даром восхитишься
Ты больше, чем я – герцогством своим.
Открывается вход в пещеру; там Фердинанд и Миранда играют в шахматы.
Открывается вход в пещеру; там Фердинанд и Миранда играют в шахматы.
Мой нежный друг, не хочешь ли меня
Поймать в ловушку?
Ни за что на свете,
Любимая, хитрить с тобой не мог бы.
За сотню царств наверно бы схитрил,
Но честной все ж сочла бы я игру.
Коль это – лишь волшебное виденье,
Утрачу я единственного сына
Сегодня дважды.
Чудо из чудес!
Так море я напрасно проклинал?
Оно грозит, но все же милосердно!
Мой Фердинанд! Тебя благословляет
Счастливый твой отец. Но встань с колен
И расскажи, как спасся ты.
О чудо!
Какое множество прекрасных лиц!
Как род людской красив! И как хорош
Тот новый мир, где есть такие люди!
Тебе все это ново.
Кто она,
Та девушка, с кем в шахматы играл ты?
Ты с ней знаком не дольше трех часов.
Скажи, – она, наверное, богиня,
Что разлучила нас и вновь свела?
Нет, смертная она. По мне ее
Бессмертное вручило провиденье.
Когда ее я избирал – не думал,
Что у отца смогу спросить совета.
Дочь герцога Миланского она,
Которого я не видал, хоть много
О нем слыхал. Он дал мне жизнь вторично.
И вот теперь избранница моя
Его вторым отцом мне нарекает.
Зато я тем же стану для нее.
Но не ужасно ли просить прощенья
У собственных детей?
Оставим это.
Отягощать не будем нашу память
Несчастьями, которые прошли.
Не мог я подавить рыданий сердца
И оттого молчал. Венчайте, боги,
Двух любящих короною счастливой:
Конечно, вами был начертан путь,
Приведший нас сюда.
Аминь, Гонзало!
Не для того ль был изгнан из Милана
Миланский герцог, чтоб его потомки
В Неаполе царили? О, ликуйте!
Пишите золотыми письменами
На нерушимых каменных скрижалях
О том, как в этом плаванье счастливом
Дочь короля нашла себе супруга,
Сын короля нашел себе жену
Там, где мы все сочли его погибшим,
А Просперо нашел свои владенья
На острове пустынном. Мы же все
Нашли себя, когда уже боялись
Утратить свой рассудок.
Дайте руки.
Пусть тот, кто вам не пожелает счастья,
Скорбит всю жизнь.
Да будет так. Аминь!
Появляется Ариэль, за ним следуют изумленные капитан и боцман.
Появляется Ариэль, за ним следуют изумленные капитан и боцман.
О государь! Еще знакомцы наши!
Я говорил, что этот не утонет, Пока на свете виселицы есть.
Ну, богохульник, ты ругался в море, На суше ты молчишь? Отсох язык?
Какие новости ты нам расскажешь?
Вот новость, лучшая для нас: король
И спутники его – все невредимы!
А вот другая новость: наш корабль,
Что три часа назад разбился в щепы,
Стоит опять целехонек, наряден,
Как в первый день, когда он вышел в море.
Все это, повелитель, я устроил.
Искусный и проворный Ариэль!
Событья сверхъестественные, право!
И с каждою минутой все чудесней!
Как вы сюда попали?
Государь,
Я расскажу, хотя и не уверен,
Что я не сплю. Не знаю, как случилось,
Но в трюме нас свалило мертвым сном.
Вдруг поднялся какой-то странный шум,
И крик, и вой, и лязг цепей, и скрежет.
Проснулись мы и, выйдя на свободу,
Увидели наш царственный корабль
В порядке полном и новей, чем прежде.
От радости подпрыгнул капитан.
Тут подхватила нас, как в сновиденье,
Какая-то неведомая сила,
И в миг один мы очутились здесь.
О повелитель, ты доволен мною?
Прекрасно, мой усердный Ариэль!
Свободен будешь ты.
Мы словно бродим
В таинственном и дивном лабиринте.
Таких чудес не ведает природа,
Их лишь оракул сможет объяснить.
О государь, не напрягайте ум
Разгадываньем тайн. Сам на досуге
Я происшедшее вам объясню;
Вы скоро все поймете. А пока
Отдайтесь радости, вкушайте счастье.
(Ариэлю.)
(Ариэлю.)
Мой Ариэль! Освободи от чар
И приведи скорее Калибана
И двух его сообщников сюда.
Ариэль исчезает.
Ариэль исчезает.
Ну как вы, государь? Из вашей свиты
Здесь кой-кого еще недостает.
Возвращается Ариэль, гоня перед собою Калибана, Стефано и Тринкуло: последние двое наряжены в украденные одежды.
Возвращается Ариэль, гоня перед собою Калибана, Стефано и Тринкуло: последние двое наряжены в украденные одежды.
Все за одного, а один за никого, ибо нами управляет рок. Бодрись, молодчага чудище, бодрись!
Если только два соглядатая на моем лице не врут, то перед нами – зрелище на славу!
О Сетебос! Как грозны эти духи!
Как ослепителен мой господин!
Боюсь, накажет он меня.
Ха, ха!
Взгляни, Антонио, на эти рожи!
Нельзя ли их купить?
Должно быть, можно.
Одна из этих тварей – просто рыба
И, верно, продается.
Полюбуйтесь
На этих трех преступников, синьоры.
Вот этот безобразный раб – сын ведьмы,
Колдуньи столь искусной, что луна
Служила ей покорно, вызывая
Приливы и отливы ей в угоду…
Они втроем ограбили меня.
А этот полудьявол – потому что
Он отпрыск дьявола и этой ведьмы –
Их подговаривал меня убить.
Те двое вам достаточно известны,
А это порожденье тьмы – мой раб.
Теперь меня защиплет он до смерти.
Как! Стефано? Мой пьяница дворецкий?
Пьян и сейчас. Где ж он добыл вина?
Алонзо
И Тринкуло качает, как былинку!
Но где они нашли такую жидкость.
Чтоб человеческий утратить облик?
(К Тринкуло.)
(К Тринкуло.)
Ответь, дурак, где нахлестались вы?
Ох, с тех пор как мы виделись в последний раз, меня так нахлестали, что пробрало до самых костей. Теперь уж меня ничем не удивишь.
А ты что скажешь, Стефано?
Ой, не трогайте меня! Я не Стефано, а сплошная судорога.
Ты, плут, мечтал быть здешним королем?
Если и королем, то уж тогда королем болячек.
Вот удивительное существо.
Уродлив он и телом и душой.
(Калибану.)
(Калибану.)
Эй ты, в мою пещеру отправляйся,
С собой возьми приспешников своих.
Коль вы хотите заслужить прощенье –
Все вычистите там и приберите.
Исполню все. Прощенье заслужу
И стану впредь умней. Тройной осел!
Дрянного пьяницу считал я богом!
Я дураку тупому поклонялся!
Ступайте прочь!
А вещи положите
Туда, где их нашли.
Верней, украли.
Калибан, Стефано и Тринкуло уходят.
Калибан, Стефано и Тринкуло уходят.
Вас, государь, и приближенных ваших
Прошу пожаловать в мою пещеру,
Мы эту ночь там вместе проведем.
Надеюсь, время быстро пролетит:
Часть ночи я займу своим рассказом
О том, как я попал на этот остров,
О том, как жил я здесь. И поутру
Мы отплывем на корабле в Неаполь,
Где бракосочетание детей
Хочу я поскорее увидать.
А после возвращусь домой, в Милан,
Чтоб на досуге размышлять о смерти.
Жду твоего рассказа с нетерпеньем,
Он, верно, слух наш прикует к себе.
Все расскажу я вам. И обещаю;
Под вами будет море безмятежным;
Попутный ветер, паруса надув,
Поможет вам догнать флот королевский!
(Ариэлю.)
(Ариэлю.)
Исполни это, мой крылатый друг, –
И ты свободен! Возвратись к стихиям.
Прощай! Прощай!
(К остальным.)
(К остальным.)
Друзья, прошу сюда.
Уходят.
Уходят.
Эпилог
(произносится актером, играющим Просперо)
(произносится актером, играющим Просперо)
Отрекся я от волшебства.
Как все земные существа,
Своим я предоставлен силам.
На этом острове унылом
Меня оставить и проклясть
Иль взять в Неаполь – ваша власть.
Но, возвратив свои владенья
И дав обидчикам прощенье,
И я не вправе ли сейчас
Ждать милосердия от вас?
Итак, я полон упованья,
Что добрые рукоплесканья
Моей ладьи ускорят бег.
Я слабый, грешный человек,
Не служат духи мне, как прежде.
И я взываю к вам в надежде,
Что вы услышите мольбу,
Решая здесь мою судьбу.
Мольба, душевное смиренье
Рождает в судьях снисхожденье.
Все грешны, все прощенья ждут.
Да будет милостив ваш суд.
А. Смирнов
«Буря»: историко-литературная справка
Пьеса была впервые напечатана в фолио 1623 года. Текст ее дошел до нас в хорошем состоянии. Несмотря на то, что «Буря» после «Комедии ошибок» – самая короткая из шекспировских пьес (2058 строк), некоторые критики полагают, что кое-что в дошедшем до нас тексте добавлено каким-то другим автором. Думают, например, что эпилог, а также вся «маска» с античными божествами и духами (IV, 1, после появления Ириды, особенно же песни Юноны и Цереры) не принадлежат Шекспиру. Все это, однако, маловероятно. Краткость пьесы скорее всего объясняется тем, что она была написана для постановки в придворном театре, где спектакли были короче, чем в городских театрах.
По своему стилю и общему характеру (принадлежность к жанру трагикомедии и определяемая этим пышность и живописность) «Буря» несомненно относится к последнему периоду творчества Шекспира, тесно примыкая к «Периклу», «Цимбелину» и «Зимней сказке». Известно, что «Буря» была представлена шекспировской труппой в придворном театре 1 ноября 1611 года. По всей вероятности, это была первая постановка пьесы, которая была написана незадолго перед тем.
В мае 1613 года «Буря» снова исполнялась при дворе во время празднеств по случаю бракосочетания дочери Иакова I принцессы Елизаветы и пфальцграфа Фридриха. Хотя о других ранних постановках ее сведений не сохранилось, однако, судя по ряду упоминаний о ней у современников, можно предполагать, что пьеса пользовалась успехом.
Узловой момент действия пьесы, определивший ее заглавие, – буря, разбившая корабль поблизости от Бермудских островов, – был подсказан Шекспиру действительным событием его времени. В 1609 году английская эскадра под начальством адмирала Джорджа Сомерса, плывшая в Виргинию, первую английскую колонию в Америке, потерпела жестокое крушение около Бермудских островов. Адмиральский корабль дал течь и спасся от гибели только благодаря тому, что Сомерсу удалось сделать благополучную высадку на берегу одного из островов, усеянном острыми скалами.
В 1610 году вышло в свет описание этой экспедиции, в котором, между прочим, рассказывается: «Сэр Джордж Сомерс сидел на корме при свете звезд и, считая, что спасение невозможно, ежеминутно ожидал, что пойдет ко дну. Вдруг он завидел землю, – по мнению капитана Ньюпорта и его собственному, это не могло быть ни чем иным, как только берегами тех ужасных Бермудских островов, которые у всех народов слыли зачарованными, населенными дьяволами и ведьмами, так как около них вечно гремел гром, сверкали молнии и бушевали ужаснейшие бури. Все побережье было усеяно крайне опасными подводными скалами, вследствие чего к нему невозможно было приблизиться без риска потерпеть кораблекрушение». Все это соответствует описанию острова в шекспировской пьесе.
Что касается сюжета пьесы, прикрепленного к этой обстановке, то прямой источник его до сих пор не разыскан. В сюжетном отношении к «Буре» чрезвычайно близка немецкая драма XVI или самого начала XVII века (точная дата неизвестна) Якоба Айрера (ум. в 1605 г.) «Прекрасная Сидея». В ней рассказывается, что князь Лейдегаст захватил владения князя Лудольфа, который вместе со своей дочерью Сидеей был вынужден отправиться в изгнание и поселиться в дремучем лесу. Будучи искусным волшебником, Лудольф заставил служить себе духа Рупцифаля (шекспировский Ариэль) и грубого, совсем дикого человека Яна Моситора (шекспировский Калибан). Через некоторое время в тот же лес попал сын Лейдегаста, Энгельбрехт. Оказавшись во власти Лудольфа, и был осужден последним на носку дров. Сидея, увидев юношу, прониклась к нему жалостью, перешедшей в любовь. Энгельбрехт также полюбил ее, и дело кончилось браком между молодыми людьми, который привел к примирению их родителей.
Трудно допустить, чтобы пьеса Айрера могла получить известность в Англии, поскольку на знакомство с этим автором по ту сторону Ламанша нет никаких указаний. Основываясь на том, что Айрер нередко обрабатывал сюжеты пьес, привозимых в Германию странствующими английскими труппами, исследователи предполагают, что и «Буря» и «Прекрасная Сидея» восходят к какой-то более старой английской пьесе, до нас не дошедшей.
Делались попытки искать сюжетный источник шекспировской пьесы и в других направлениях. Было, например, отмечено, что в одном из рассказов книги испанского писателя Антонио де Эславы «Зимние вечера» (1609) изображается король-волшебник, вынужденный вместе с дочерью удалиться в изгнание за море; в те же места попадает и сын гонителя короля, влюбляющийся в дочь последнего, и дело оканчивается браком между молодыми людьми, примирением их отцов и восстановлением изгнанного короля на престоле.
Большое сходство с «Бурей» представляют также четыре сравнительно недавно опубликованных сценария итальянских комедий импровизации, особенно один из них – «Три сатира», где изображается, как потерпевшие кораблекрушение моряки пристают к острову, над которым властвует «великий маг». Моряки ухаживают за туземками, а туземцы принимают прибывших иноземцев за богов (подобно тому как Калибан обожествляет Стефано). На этой почве возникает ряд комических сцен.
Между прочим, двое туземцев крадут волшебную книгу «мага» (подобно ому как Стефано и Тринкуло хотят похитить книги Просперо). В другом сценарии, очень близком по сюжету, «Панталончино», маг, подобно Просперо, в конце концов отрекается от своей волшебной власти. Хотя рукописи этих сценариев датируются лишь 1618–1622 годами, они почти несомненно являются переработками более старых сценариев, которые вполне могли получить известность в Англии благодаря старым связям между английскими актерскими труппами и труппами итальянской комедии импровизации.
Вполне возможно, что Шекспир использовал для своей пьесы два источника, которые он скомбинировал между собой: какой-нибудь итальянский сценарий, вроде «Трех сатиров» или «Панталончино», и старую пьесу (или, быть может, какую-нибудь новеллу, вроде упомянутой испанской новеллы), послужившую источником и для Айрера. Из первого он заимствовал всю обстановку действия, изображение туземцев и матросов, а вместе с тем разные комические эпизоды, из второй – служение духов волшебнику, историю любви молодых существ и примирение их родителей.
Утрата этих источников не позволяет нам судить о характере обработки Шекспиром заимствованного им материала, но искусство его сказывается уже в том, что пьеса его, построенная из довольно разнородных материалов, производит впечатление полного стилистического и сюжетного единства.
«Буря» – единственная пьеса Шекспира, в которой почти полностью соблюдено единство места и вполне, даже с избытком, – единство времени. Из нескольких мест пьесы (I, 2; и V, 1) следует, что все действие происходит в течение примерно четырех часов.
Мы охарактеризовали в своем месте творчество Шекспира последнего периода, отметив в его поздних творениях черты, приближающие их к модному в то время жанру трагикомедии. Такой трагикомедией была, по существу, и «Буря», представляющая собой живописное и развлекательное зрелище, где отсутствуют большие гуманистические проблемы и героическая борьба за лучшие идеалы, уступая место мягкой гуманности и духу всепрощения. Центральное место в «Буре» занимает образ «мудреца» Просперо (prospero – по-итальянски – «счастливый», с оттенком: «блаженный», «безмятежный»), который своей великодушной волей и глубокими познаниями в магии (конечно, «белой магии», направленной на извлечение из природы всего доброго и целебного, а не зловещей и губительной «черной» магии) обуздывает эгоистические побуждения в себе и в других, в конце концов направляя судьбу всех окружающих к их собственному и общему благу. Но все это происходит уже без борьбы и конфликтов (как в прежних трагедиях или в наиболее глубоких, «проблемных» комедиях Шекспира), разыгрывается как по нотам по мановению волшебного жезла Просперо, знающего наперед, когда и что ему надо предпринять и чем все это кончится.
И потому истинным ключом к пониманию этой чудесной комедии, венца всех последних пьес Шекспира и завершения в известном смысле всего его творческого пути, является, пожалуй, не логическая, а музыкальная ее интерпретация. Не случайно вся пьеса в гораздо большей степени, чем все остальные творения Шекспира, симфонична, являясь игрой звуков, песен, стонов, радостных и печальных: рев морских волн, завывание ветра, стоны бури, шепот леса, шорох человеческих шагов в зарослях или по песчаному берегу – все то, что мы слышали в звуках вдохновенной увертюры-фантазии Чайковского «Буря». Голоса природы – голоса мироздания…
Но ни на миг не замолкают у Шекспира и голоса человеческие – голоса гнева, обиды, жалобы, восхищения, любви. И есть в «Буре» еще один, первостепенной важности момент. Здесь Шекспир отразил в прямой и развернутой форме одно из крупнейших исторических явлений своей эпохи: политику колониальной экспансии, столь существенную для процесса первоначального капиталистического накопления, и все связанные с нею общественно-моральные проблемы. Ответ его на все это характеризуется двойственностью, отражающей сложность позиций Шекспира в этот последний период его творчества.
Старший современник Шекспира, французский гуманист Монтень, настроенный отрицательно к поднимающейся вокруг него феодальной реакции, реагировал в своих «Опытах» (1588) на новую для того времени картину жизни американских дикарей идеализацией ее, фантазией о блаженной жизни первобытных людей, не знающих насилия, чинов и рангов, корыстных влечений, раздирающих общество культурных европейцев. Еще раньше из описаний жизни дикарей почерпнул краски Томас Мор для набросанной им в «Утопии» (англ. изд. 1551) картины идеального устройства человеческого общества, где нет ни государственной власти, ни частной собственности, ни тяжкой нужды, ни угнетения человека человеком. Несколько иначе реагирует на все это Шекспир в своей «Буре». Он как будто оправдывает, даже обосновывает методы колониальной политики с закабалением туземцев, изображая Калибана как существо по природе своей тупое и злобное, умственно и морально неполноценное, годное лишь на то, чтобы таскать дрова да подвергаться за свою строптивость телесным наказаниям, а Просперо – как «естественного» его повелителя, истинного «культуртрегера» далеких стран.
Как мало похоже это «решение расовой проблемы» на то, которое Шекспир намечал ранее в «Венецианском купце» и в «Отелло»!
Однако Шекспир не мог до конца отречься от своих старых позиций. Наряду с указанным решением вопроса в пьесе мелькает другая точка зрения, ему противоположная. Любопытна прежде всего фантазия Гонзало (самого разумного и «положительного» персонажа в пьесе после самого Просперо), развиваемая им сразу же после того, как он и его спутники попадают на остров (II, 1). Подобно Монтеню (послужившему здесь Шекспиру прямым источником), он также мечтает о создания на этом острове государства, где не будет ни денег, ни торговли, ни чинов, ни наследства, ни «огораживания» (злоба дня тогдашней экономически развивающейся Англии), ни даже правительства… Слушатели поднимают Гонзало на смех, но остроты их тупы и плоски, как сами они, и симпатии автора и читателей – целиком на стороне Гонзало.
Но еще важнее другое: замечательный показ методов «колонизаторов» в той сцене, где Стефано опаивает Калибана, который за «божественный» напиток выражает готовность стать навеки его рабом и предоставить ему все естественные богатства своего острова:
«Пойдем, я покажу тебе весь остров.
Я буду ноги целовать тебе.
Прошу, будь моим богом!
Я покажу тебе все родники,
Рыб наловлю, насобираю ягод,
Дров принесу…» (II, 2).
Водка и бич плантатора – таково гениально вскрытое Шекспиром резюме миссионерско-культуртрегерских методов первоначального накопления в применении к «дикарям». И еще замечательно другое: изображение бунта Калибана. Упрощенно и нескладно выражает он сначала Просперо свой протест:
«Я этот остров получил по праву
От матери, а ты меня ограбил.
Сам над собою был я господином,
Теперь я – раб. Меня в нору загнали,
А остров отняли» (I, 2).
За этим следует прямое восстание. Правда, не во имя абсолютного освобождения (в данной ситуации оно Калибану недоступно, хотя он сильнее всего мечтает о нем), а только ради замены одного хозяина другим, «худшего», по его понятиям, «лучшим». Но все равно: им владеет порыв к свободе, находящий выражение в его неистовой, подлинно бунтарской песне:
«Прощай, хозяин мой, прощай!..
Не стану я ему в угоду
Весь день таскать дрова и воду,
И рыбу загонять в запруду,
И стол скоблить, и мыть посуду.
Прочь, рабство, прочь, обман!
Бан-бан! Ка… Калибан,
Ты больше не один:
Вот новый господин!
Твой добрый господин!
Свобода, эгей! Эгей, свобода! Свобода, эгей! Свобода!» (II, 2)
Интересно далее, как осуществляется это восстание. Калибан, Стефано и Тринкуло отправляются убивать Просперо. По дороге Ариэль развешивает красивые одежды, которые прельщают обоих европейцев. Калибан в отчаянии, он умоляет своих спутников не соблазняться этим тряпьем, не задерживаться, а прямо идти к главной своей цеди – свободе, но уговоры его бессильны. Калибан оказывается на голову выше Стефано и Тринкуло. Только он один одушевлен порывом к свободе, только он один – настоящий мятежник.
Шекспир, несомненно, не мог долго удержаться на новых, частично вынужденных позициях, так противоречивших мироощущению и художественному методу цветущей поры его творчества. Чувствуя, в какое нестерпимое противоречие с самим собой он попал, он предпочел расстаться со сценой и уйти в частную жизнь стретфордского горожанина и семьянина. Решение его было, конечно, сознательным. Правы те критики, которые видят в «Буре» прощание Шекспира с театром. Это придает пьесе оттенок глубокой грусти, сконцентрированной в образе Пpoсперо. Соединив Миранду и Фердинанда, обеспечив им и себе счастливое будущее, он сразу же после великолепной феерии, показанной обрученным, впадает в печальное раздумье, предсказывая наступление момента, когда весь мир разрушится и все, что было так прекрасно и так нас радовало, исчезнет без следа, ибо
«Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь» (IV, 1).
И он прибавляет, ставя, как это часто бывает у Шекспира, точку над i:
«Взволнован я. Простите эту слабость».
Хотя духи, казалось бы, могли служить Просперо с пользой для него и на родине, он все же, покидая остров, отпускает их навсегда. И тот же пониженный, грустный тон слабого, отрекшегося от своей власти и от борьбы человека слышится в эпилоге пьесы, который произносит Просперо.
Остров и духи, говорят критики, – это та сцена и то служение искусству, с которым расстается Шекспир. Весьма возможно. Но в более глубоком плане уход Просперо с острова – признание великого писателя и борца в глубокой усталости, охватившей его, в утрате им веры в возможность победы и в уходе в мир сказки и музыкальной фантазии.
Шекспир Уильям
Цимбелин
Уильям Шекспир
Цимбелин
Действующие лица
Цимбелин, король Британии.
Клотен, сын королевы от первого брака.
Леонат Постум, муж Имогены.
Беларий, изгнанный вельможа, скрывающийся под именем Моргана.
Арвираг } сыновья Цимбелина, скрывающиеся под именами Полидора и
Гвидерий } Кадвала, мнимых сыновей Моргана.
Филарио, друг Постума
} итальянцы.
Якимо, друг Филарио
Француз, друг Филарио.
Кай Луций, римский полководец.
Римский военачальник.
Два британских военачальника.
Пизанио, слуга Постума.
Корнелий, врач.
Два дворянина.
Два тюремщика.
Королева, жена Цимбелина.
Имогена, дочь Цимбелина от первого брака.
Елена, прислужница Имогены.
Вельможи, дамы, римские сенаторы, трибуны, призраки, прорицатель,
голландец, испанец, музыканты, офицеры, солдаты, гонцы и слуги
Место действия - Британия и Италия.
АКT I
СЦЕНА 1
Британия. Сад за дворцом Цимбелина.
Входят два дворянина.
Первый дворянин
Кого ни встретишь - вид у всех унылый.
Не столь покорен дух наш небесам,
Сколь королю придворные. Все тщатся
Монарху подражать.
Второй дворянин
Но что случилось?
Первый дворянин
Дочь и наследницу свою король
За сына королевы прочил замуж
(Король ведь на вдове женат); а дочь
Другого полюбила; он хоть беден,
Но человек достойный. Брак свершился,
И вот она в темнице, он - в изгнанье.
Все с виду хмуры, хоть один король
Скорбит глубоко.
Второй дворянин
Только ли король?
Первый дворянин
И тот, кто потерял ее, конечно;
И королева, жаждавшая сына
На ней женить. А те, кто носит маску
Печали на глазах у короля,
В душе ликуют, радуясь причине
Своей притворной грусти.
Второй дворянин
Почему же?
Первый дворянин
Тот, кто принцессу упустил, так низок,
Что недостоин даже низких слов.
А тот, кто овладел (ее рукою
Хотел сказать я) и за это изгнан.
Таков, что, обойди хоть целый мир,
И все равно нигде найти не сможешь
Соперника ему по совершенной,
Не знающей изъянов красоте
Души и тела.
Второй дворянин
Похвала чрезмерна.
Первый дворянин
Нет, только соразмерна. Я скорее
Приуменьшил достоинства его,
Чем переоценил.
Второй дворянин
Кто он? Откуда?
Первый дворянин
Я знаю род его лишь в двух коленах.
Его отец Сицилий славно бился,
Когда Кассивелаун шел на римлян,
Потом служил Тенакцию, который
Пожаловал ему за храбрость земли
И Леонатом за нее прозвал.
Еще двух сыновей имел Сицилий;
Те пали на войне с мечом в руках.
И он (уж старый и детей любивший)
Удара этого не снес и умер.
Его жена, родив на свет того,
О ком здесь речь, скончалась. Наш король
Берет на попечение младенца
И нарекает: Постум Леонат;
Растит и делает пажом; дает
Все знания, что юности доступны,
И мальчик их впивает словно воздух
Учителя за ним не поспевают.
А вскоре зримы стали и плоды:
Его (столь редкий случай!) все любили
И восхваляли при дворе. Для юных
Он был примером, для мужей в летах
Зерцалом совершенства, и для старцев
Поводырем. Принцесса доказала,
Его избрав (за что понес он кару),
Как высоко она его ценила,
И явствует из выбора ее,
Что он за человек.
Второй дворянин
Его я чту
По одному уж вашему рассказу.
А дочь у короля одна?
Первый дворянин
Одна.
Двух сыновей имел он, - коль угодно,
Я расскажу. Был старший сын трех лет,
Второй еще грудным, когда обоих
Похитили из детской, и о них
Никто доныне ничего не знает,
Второй дворянин
А сколько лет с тех пор минуло?
Первый дворянин
Двадцать.
Второй дворянин
Украсть детей у короля? Неужто
Так плохо стерегли их и искали,
Что не нашли следов?
Первый дворянин
Да; как ни странно,
Как ни смешна подобная небрежность,
Но это так...
Второй дворянин
Я верю вам вполне.
Первый дворянин
Нам надо удалиться: вон идут
Сам Постум, королева и принцесса.
Уходят.
Входят королева, Постум и Имогена.
Королева
Нет, дочь моя, поверь: хоть и клевещут
На мачех часто, нет во мне и тени
Враждебных чувств; ты узница моя,
Но твой тюремщик сам тебе вручает
Ключ от темницы. - Постум, а за вас
Ходатайствовать буду я, как только
Смягчить сумею сердце короля.
Сейчас он в гневе; право, вам бы лучше
На время подчиниться приговору.
Пусть разум вас вооружит терпеньем.
Постум
Я еду.
Королева
Да, опасность велика.
Терзаниям любви запретной вашей
Сочувствуя, я выйду в сад, хоть вас
Король вдвоем велел не оставлять.
(Уходит.)
Имогена
О доброта притворная! Как нежно
Змея ласкает жертву, больно жаля.
Супруг любимый! Страшен гнев отца,
Но надо мной, хранящей долг священный,
Его бессильна ярость. Уезжай!
Я ж под обстрелом злобных глаз останусь
И силу жизни буду черпать в том,
Что я тобой - сокровищем - владею,
Что свидимся мы вновь.
Постум
Моя царица!
Любовь моя! О милая, не плачь,
Иначе повод я подам к упрекам
В чувствительности большей, чем мужчине
Пристало. Буду самым верным я
Из всех мужей, святую клятву давших.
Филарио, друг моего отца,
Мне в Риме даст приют, хоть лишь по письмам
Мы с ним знакомы. Мне туда пиши,
Владычица моя; я стану жадно
Впивать слова твои, хотя б из желчи
Чернила были.
Входит королева.
Королева
О, скорей! Расстаньтесь!
Коль явится король, то на меня
Падет его неистовая злоба.
(В сторону.)
Я приведу его сюда сама;
Поссорившись со мной, он щедро платит
Потом за примирение.
(Уходит.)
Постум
Когда бы
Всю жизнь прощались мы, разлуки горечь
Все только возрастала бы. Прощай!
Имогена
Нет, погоди немного!
Ведь даже на прогулку уезжая,
Со мною дольше бы прощался ты.
Смотри - вот перстень матери моей.
Возьми его, любимый, и храни,
Пока другой жены не изберешь,
Когда меня не станет.
Постум
Что? Другой?
О небеса, мне эту сохраните!
Ее одну! Пусть смерть меня избавит
От ласк другой жены.
(Надевая кольцо.)
Останься здесь,
Пока я жив. - Прекрасная моя!
Когда свою ничтожность дал в обмен
Я за любовь твою, неисчислимый
Убыток понесла ты, - так и ныне
Я выгадал, подарками меняясь.
Возьми на память и носи вот эти
Любви оковы; их я надеваю
(надевает ей на руку браслет)
На узницу прелестную.
Имогена
О боги!
Когда ж опять мы свидимся?
Входят Цимбелин и вельможи.
Король!
Цимбелин
Бесчестный, вон! Прочь с глаз моих! И если
Ты двор еще хоть раз обременишь
Присутствием своим, конец тебе!
Ты яд в крови моей!
Постум
Храни вас небо
И всех достойных здесь. Я ухожу.
(Уходит.)
Имогена
У смерти мук ужасней быть не может!
Цимбелин
Ты, лживая преступница! Могла бы
Ты молодость мою вернуть - так нет,
Меня ты на год старишь.
Имогена
Государь,
Себе волненьем злобным не вредите.
Ваш гнев меня не тронет. Скорбь во мне
Убила страх и совести укоры.
Цимбелин
И послушанье? Кротость?
Имогена
Тем, кто был
Лишен надежды, чуждо послушанье.
Цимбелин
Принц должен был твоим супругом стать!
Имогена
И счастье, что не стал. Орла избрав,
Я коршуна отвергла.
Цимбелин
Ты нищего взяла! Хотела ты
Ничтожество на трон мой возвести?
Имогена
Нет, новым блеском трон ваш озарить.
Цимбелин
И это дочь моя? Ах, негодяйка!
Имогена
Вы, вы виной, что Постума люблю я!
Вы нас растили вместе. Он достоин
Прекраснейшей из всех на свете женщин!
Я перед ним ничто!
Цимбелин
Она безумна!
Имогена
Почти! - О небо, помоги! - Ах, если б
Отец мой был пастух, а Леонат
Сын пастуха-соседа!
Входит королева.
Цимбелин
Замолчи!
(Королеве.)
Они опять встречались! - Мой приказ
Нарушили вы вновь. - Убрать ее,
И под замок!
Королева
Ах, успокойтесь! Тише!
Дочь милая, сдержись! - Мой повелитель,
Оставьте нас одних и постарайтесь
Развлечься...
Цимбелин
Нет. Пусть день за днем от горя
Кровь иссыхает в ней! Пускай она.
Состарившись, умрет в своем безумье.
(Уходит.)
Королева
(Имогене)
Стыдись же! Уступи!
Входит Пизанио.
Вот твой слуга.
(К Пизанио.)
Что скажешь?
Пизанио
Сын ваш только что напал
На господина моего.
Королева
О небо!
Надеюсь я, несчастья не случилось?
Пизанио
Могло случиться, но хозяин мой
Скорей играл беззлобно с ним, чем дрался.
Поблизости случившиеся люди
Разняли их.
Королева
Ах так? Я очень рада.
Имогена
Ваш сын в ладу с моим отцом! Напасть
На изгнанного! Нет, каков храбрец!
В пустыне им сойтись бы, так с иглою
Стояла бы я рядом и колола
Того, кто отступает. - Почему
Ты господина своего оставил?
Пизанио
Он так велел и, не позволив в гавань
Его сопровождать, наказ мне дал,
Как вам служить, - коль вам угодно будет
Принять мои услуги.
Королева
Он был верным
Слугою вам, и я могу поклясться,
Что будет им и впредь.
Пизанио
Благодарю вас.
Королева
(Имогене)
Пройдемся вместе.
Имогена
(к Пизанио)
Через полчаса
Поговорим. Ты сходишь на корабль
К супругу моему. Теперь оставь нас.
Уходят.
СЦЕНА 2
Входят Клотен и двое вельмож.
Первый вельможа
Принц, я бы советовал вам переменить рубашку. Вы так распалены неистовым поединком, что пар валит от вас, как от только чго принесенной жертвы. Ветер входит туда же, откуда выходит, но никакой ветер так не благоухает, как то, что испускаете вы.
Клотен
Я меняю рубашку, только когда она окровавлена. Вывел я его из строя?
Второй вельможа
(в сторону)
Ей-богу, нет. Даже из себя не вывел.
Первый вельможа
Вывели из строя? Если вы не ранили его, значит, он весь - один дырявый скелет; у него не тело, а проезжая дорога для шпаг, если вы не ранили его.
Второй вельможа
(в сторону)
Его шпага избегала противника, как должник кредитора; она ходила стороной.
Клотен
Негодяй не мог устоять передо мною!
Второй вельможа
(в сторону)
Как же он мог устоять, когда не стоял, а шел прямо на тебя!
Первый вельможа
Кто устоит перед вами! У вас и так достаточно земель, а противник, отходя, уступал вам еще и ту землю, что была под ним.
Второй вельможа
(в сторону)
В ней не больше дюймов, чем у тебя океанов. Олухи!
Клотен
Ух, как я зол, что нас растащили!
Второй вельможа
(в сторону)
И я! А то бы ты шлепнулся и показал нам, какой длины бывает дурак врастяжку.
Клотен
И как это она могла влюбиться в такого мерзавца и отказать мне!
Второй вельможа
(в сторону)
Да, если правильный выбор - грех, не спастись ей от вечного проклятия.
Первый вельможа
Принц, я всегда говорил вам, что ее красота и разум не в ладу друг с другом. Лицо ее так и светится красотой, но я не замечал, чтобы ум у нее был светлый.
Второй вельможа
(в сторону)
Еще бы! Она боится светить на дураков, чтобы ей не повредило отражение.
Клотен
Пойдем ко мне. Все-таки досадно, что из этой встречи не вышло беды.
Второй вельможа
(в сторону)
Не нахожу. Ну убили бы осла - так это еще небольшая беда.
Клотен
Идете вы с нами?
Первый вельможа
Я вскоре последую за вами, принц.
Клотен
Ну нет, идем все вместе.
Второй вельможа
Извольте, ваше высочество.
Уходят.
СЦЕНА 3
Комната во дворце Цимбелина.
Входят Имогена и Пизанио.
Имогена
Хотела б я, чтоб врос ты в берег моря
И каждый вопрошал корабль. А вдруг
Напишет муж и не дойдет письмо?
Потеря эта то же, что утрата
Прощенья узнику! Какое слово
Последним он сказал?
Пизанио
"Моя принцесса".
Имогена
Махал платком он?
Пизанио
Да, его целуя.
Имогена
Бездушный холст счастливее меня!
И это все?
Пизанио
Нет, госпожа. Пока
Я мог средь прочих различать его,
На палубе стоял он и махал
Платком своим, перчаткой или шляпой,
И по его волненью было видно,
Что так же рвался он душой назад,
Как несся вдаль корабль.
Имогена
Ты должен был
Глаз не сводить с него, пока не стал бы
Он меньше ворона.
Пизанио
Я так и сделал.
Имогена
А я - я проглядела бы глаза,
А все следила бы за тем, как он
Становится все меньше, меньше, меньше
И тоньше кончика моей иглы;
Покуда он совсем бы не исчез,
Как мошка в воздухе; тогда лишь взор,
Рыдая, отвела бы. Ах, когда же,
Пизанио, о нем услышу я?
Пизанио
При первой же возможности, принцесса.
Имогена
Я не простилась с ним, а мне хотелось
Еще так много важного поведать.
Когда мы расставались, не успела
Ему я ни сказать, как стану думать
И день и ночь о нем; ни клятву взять,
Что он мне в этом Риме не изменит
С какой-нибудь лукавой итальянкой;
Ни попросить, чтоб на рассвете, в полдень
И в полночь к небесам его молитва
Взлетала и встречала там мою;
Ни дать ему, слова любви прервав,
Прощальный поцелуй. Отец ворвался,
Подобно злому северному ветру,
И почки сбил, готовые расцвесть.
Входит придворная дама.
Придворная дама
Вас ждет ее величество, принцесса.
Имогена
(к Пизанио)
Исполни все, что приказала я,
Иду я к королеве.
Пизанио
Все исполню.
Уходят.
СЦЕНА 4
Рим. В доме Филарио.
Входят Филарио, Якимо, француз, голландец и испанец.
Якимо
Поверьте, синьор, я знал его в Британии. Слава его росла, и все ждали, что он оправдает те достоинства, которые ему теперь приписывают. Но я взирал на него без всякого восхищения, хотя уж и тогда рядом с ним вывешивали список его доблестей, так что я мог прочитать его по пунктам.
Филарио
Ты говоришь о временах, когда он еще не обладал всеми теми совершенствами души и тела, которые украшают его теперь.
Француз
Я встретил его во Франции, но там было немало людей, которые не хуже его умели смотреть на солнце, не жмурясь.
Якимо
А вся эта история с женитьбой на дочери короля! Его теперь судят скорее по достоинствам принцессы, чем по его собственным, потому так и превозносят.
Француз
И потом это изгнанье...
Якимо
Вот-вот - сторонники принцессы, оплакивающие ее горе и печальную разлуку, как раз и рады возвеличить этого Постума. Своей хвалой они стараются доказать, что она сделала правильный выбор. Выйди она замуж за нищего, не обладающего всеми совершенствами, такой поступок не выдержал бы и самого легкого обстрела. Но каким образом он поселился у вас? Как вы завели с ним знакомство?
Филарио
Мы с его отцом оба были воинами, вместе сражались. И не раз я ему бывал обязан жизнью.
Входит Постум.
Вот идет наш британец. Примите его, как подобает людям вашего положения принять достойного чужеземца. (Знакомит с Постумом.) Прошу вас всех поближе познакомиться с моим благородным гостем и другом. Он достоин вашей дружбы, и время скоро убедит вас в его доблестях, поэтому сейчас, в его присутствии, я не стану воздавать ему хвалу.
Француз
По-моему, мы с вами уже встречались в Орлеане?
Постум
Да, и с того времени я ваш неоплатный должник. Вы оказали мне так много любезностей, что, сколько бы я ни старался уплатить свой долг, я так и не смог бы расплатиться до конца.
Француз
О, вы преувеличиваете мою ничтожную услугу. Я рад был примирить вас с моим земляком. Было бы обидно, если бы такая пустячная ссора привела к кровавой развязке.
Постум
Простите, сударь, тогда я был молодым путешественником и предпочитал поступать по-своему, а не руководствоваться мнением людей более опытных. Теперь - прошу не счесть это хвастовством - я стал рассудительнее и все асе считаю, что повод для ссоры был в тот раз не так уж ничтожен.
Француз
Может быть, но, во всяком случае, не стоило решать спор мечами. Особенно таким противникам, как вы. Ведь ваш поединок мог кончиться только смертью одного или обоих.
Якимо
Не будет ли нескромностью спросить, что послужило причиной этой ссоры?
Француз
О нет! Ссора произошла публично, и нет никаких оснований о ней умалчивать. Это было очень похоже на наш вчерашний спор когда каждый из нас превозносил красавиц своей страны. В те дни этот дворянин утверждал и был готов подтвердить свое мнение кровью, что его дама прекраснее, добродетельнее, умнее, а главное, неприступнее, чем самая прелестная дама Франции.
Якимо
А теперь либо эта дама скончалась, либо ее рыцарь уже не настаивает на своем утверждении?
Постум
Я остался при своем мнении, так же как она при своей добродетели.
Якимо
Но не станете же вы утверждать, что она превосходит наших итальянок?
Постум
Если меня к этому принудят, как тогда во Франции, я не отступлюсь от своего мнения; пусть даже меня сочтут не ее возлюбленным, а лишь поклонником ее совершенств.
Якимо
Как! Сравнить ее по красоте и добродетели с итальянками! Нет, это даже при игре словами слишком лестно для любой британской дамы! Пусть она даже превосходит всех дам, которых я знаю, как этот перстень на вашем пальце превосходит все перстни, которые мае доводилось видеть, - я и тогда скажу: она лучше многих! Но ведь я не видел самого лучшего в мире перстня, а вы лучшей в мире дамы.
Постум
Я оцениваю ее по ее собственным достоинствам, так же как а свой перстень.
Якимо
А как вы их оцениваете?
Постум
Выше всех даров вселенной.
Якимо
Значит, ваша несравненная дама умерла, если такую безделушку вы оцениваете выше ее?
Постум
Вы ошибаетесь. Перстень может быть куплен или подарен. Куплен тем, у кого есть достаточно денег для покупки, подарен тому, кто заслуживает такого подарка. Дама, о которой я говорю, не может быть куплена. Она - дар богов.
Якимо
И боги поднесли ее в дар вам?
Постум
Да, и по милости богов она останется моей.
Якимо
Конечно, по имени вы можете считать ее своей. Но знаете, утки любят ловить рыбу в соседском пруду. Перстень ваш тоже может быть украден. Итак, оба ваши бесценные сокровища ненадежны. Ловкий вор и опытный волокита могут лишить вас и той и другой драгоценности.
Постум
Никогда! Во всей Италии не найдется такого искусного волокиты, который мог бы одержать победу над честью владычицы моего сердца. Воров у вас здесь достаточно, не сомневаюсь, и тем не менее за свой перстень я тоже не боюсь.
Филарио
Прекратите этот разговор, синьоры.
Постум
Охотно. Мне очень приятно, что этот достойный синьор не считает меня чужим. Мы с ним сразу сблизились.
Якимо
Вы в этом уверены? Один разговор, раз в пять длиннее этого, и я отбил бы у вас вашу красавицу. Представься мне только случай поухаживать за ней, я бы мигом заставил ее сдаться.
Постум
Ну нет!
Якимо
Я готов побиться об заклад на половину моего состояния против вашего перстня, хотя, на мой взгляд, оно стоит несколько больше. Но ведь я оспариваю не столько честь вашей дамы, сколько вашу уверенность в ней. А для того чтобы мое предложение не оскорбило вас, я готов попытаться соблазнить любую женщину в мире, а не вашу даму.
Постум
Вы заблуждаетесь в своих чересчур смелых утверждениях. Я не сомневаюсь, что ваши попытки встретят то, чего заслуживают.
Якимо
Что же?
Постум
Отказ. Хотя подобная попытка, как вы ее называете, заслуживает не только отказа, но и наказания.
Филарио
Синьоры, довольно. Ваш спор возник внезапно, пусть он так же и закончится. Прошу вас сначала познакомиться поближе.
Якимо
Я готов ответить за свои слова не только своим состоянием, но и состоянием своих родных.
Постум
Какую даму вы избираете для своей попытки?
Якимо
Вашу, которую вы считаете такой недоступной и верной. Ставлю десять тысяч дукатов против вашего перстня! Но вы должны дать мне возможность проникнуть во дворец принцессы и, не больше чем после второго свидания, я вам привезу ее честь, хоть вы и считаете ее такой неприступной.
Постум
Против вашего золота я тоже ставлю золото! Этот перстень дорог мне, как мой палец, - он часть его.
Якимо
И вы боитесь его потерять? Но заплатите вы даже миллион за золотник женского мяса, вам и тогда не уберечь его от порчи. Впрочем, я вижу, что для вас она святыня и потому вы так боитесь.
Постум
Ваш язык болтает по привычке; я надеюсь, что намерения у вас не столь бесчестны.
Якимо
Я хозяин своему слову и клянусь, я готов отвечать за предложенный мной заклад.
Постум
Да? Ну что же, я готов отдать в залог мой перстень до вашего возвращения. Мы подпишем договор по всей форме. Добродетель моей дамы стоит выше всех ваших недостойных замыслов, ей нечего опасаться. Ну, так я принимаю ваш вызов. Вот мой перстень!
Филарио
Я не допущу такого заклада!
Якимо
Клянусь богами, заклад состоялся! Если я не привезу вам достаточных доказательств, что насладился владычицей вашего сердца, то мои десять тысяч дукатов принадлежат вам вместе с перстнем. Если я вернусь, оставив ее такой же непорочной, какой вы ее считаете, то она - ваше сокровище, и ваш перстень и мое золото принадлежат вам. Но все это при том условии, что вы мне дадите рекомендательное письмо и я подучу к ней свободный доступ.
Постум
Согласен! Но и я поставлю условие. Если вы по возвращении доставите мне явные доказательства вашей победы - мы с вами не враги, ибо в таком случае дама не стоит нашего спора. Если же она отвергнет вас и вы не сможете доказать ее измены, то вы с мечом в руках ответите мне за ваше оскорбительное мнение о ней, за дерзкое покушение на ее честь!
Якимо
По рукам! Я согласен. Мы скрепим наш спор договором, и я немедленно отправляюсь в Британию. Боюсь, что, если буду медлить, пыл ваш угаснет и наш заклад зачахнет без пищи. Иду за деньгами, и мы сейчас же составим письменное условие.
Постум
Согласен!
Постум и Якимо уходят.
Француз
Как вы полагаете, они доведут спор до конца?
Филарио
Да, Якимо не отступится. Пойдем за ними!
Уходят.
СЦЕНА 5
Британия. Комната во дворце Цимбелина.
Входят королева, придворные дамы и Корнелий.
Королева
Скорей, пока роса, цветов нарвите.
А у кого их список?
Первая дама
У меня.
Королева
Ступайте!
Придворные дамы уходят.
Ну, доктор, ты мне снадобья принес?
Корнелий
Да, государыня; вот здесь они.
(Подает ей ящичек.)
Но умоляю вас, не обижайтесь
На мой вопрос - он совестью подсказан;
К чему вам эти страшные составы,
Ведущие хоть медленно, но верно
К ужасной смерти?
Королева
Доктор, твой вопрос
Мне странен. Не твоей ли ученицей
Была я долго? И не ты ль меня
Учил, как надо составлять лекарства?
Их очищать? Хранить? Король и тот
Хвалил мое уменье. Если в этом
Я преуспела (ты ведь не считаешь,
Что я в связи с нечистым), так не должно ль
Мне расширять познания свои
На опытах? Я силу этих зелий
Испробую, не бойся, не на людях
На тварях, недостойных и петли.
Я действие составов изучу,
Противоядья применю, узнав
Все свойства их.
Корнелий
Но опыты такие
Ожесточают сердце, ваша милость.
За действием отравы наблюдать
И тягостно и вредно.
Королева
Успокойся!
Входит Пизанио.
(в сторону.)
А, льстивый плут! С тебя я и начну.
Враг сына моего, за господина
Горой стоишь ты.
(Громко.)
Это ты, Пизанио?
В тебе я больше не нуждаюсь, доктор.
Ступай.
Корнелий
(в сторону)
Нет, я тебе не доверяю,
Но никому ты зла не причинишь.
Королева
(к Пизанио)
Хочу тебе сказать я кое-что...
Корнелий
(в сторону)
Я не люблю ее. Пускай считает,
Что получила медленные яды.
О, никогда б такой душе коварной
Не вверил я столь страшную отраву.
Начнет она, быть может, с псов и кошек,
Потом пойдет и дальше; но вреда
От мнимой смерти никому не будет.
Мои составы только оглушают,
Лишь ненадолго притупляя чувства.
Настанет срок - и дух почти угасший
Вновь оживет! Я обману ее,
Служа обманом правде.
Королева
(Корнелию)
Ты свободен,
Пока не призову.
Корнелий
Я повинуюсь.
(Уходит.)
Королева
(к Пизанио)
Ты говоришь, она все время плачет?
Ужели не поддастся уговорам
И разум в ней безумье не осилит?
Так действуй же! Ты только дай мне знать,
Что мил ей сын мой, - и, поверь, я тотчас
Тебя вельможей сделаю таким же,
Как господин твой был, и даже выше!
Безмолвствует теперь его Фортуна,
И при последнем издыханье - честь.
Ни жить, где он живет, ни возвратиться
Нельзя ему. Менять места? - Он этим
Одни мученья сменит на другие,
И с каждым новым днем он разрушает
Труды минувших дней. Так что ж ты ищешь
Опоры в том, кто, падая, не сможет
Подняться вновь; кто потерял навеки
Друзей, способных поддержать его?..
(Роняет ящичек.)
Пизанио поднимает его.
Не знаешь ты, что поднял. Но в награду
За труд возьми себе. Здесь мой состав,
Пять раз от смерти короля спасавший.
Такого укрепляющего средства
Нет больше в мире. - Ну прошу, возьми
В залог тех благ, что я тебе готовлю.
С принцессой же поговорить ты должен
Так... ненароком... будто от себя;
Ей опиши, что ждет ее... Ты понял,
Какое счастье выпадет тебе?
Благоволенье сохранишь принцессы,
Любимцем станешь сына моего;
Заставлю короля тебя возвысить,
Как ты захочешь; и сама по-царски
Тебя за все старанья награжу,
Зови придворных дам. Слова мои
Обдумай.
Пизанио уходит.
Верен и хитер! Его
Не купишь. Он раб Постума и страж
Супружеского долга Имогены.
Но я дала ему такого зелья,
Что если примет, то навек она
Посланца к другу милому лишится,
А коль она не сдастся, то сама
Отведает того же.
Входят Пизанио н придворные дамы.
Принесли?
(Разглядывает цветы.)
Фиалки, примулы и анемоны...
Снесите их ко мне. - Прощай, Пизанио.
Подумай же!
Пизанио
Да, да. Примусь за дело.
Королева и придворные дамы уходят.
Мне - господину изменить! Ну нет!
Скорей повешусь - вот вам мой ответ!
(Уходит.)
СЦЕНА 6
Там же. Другая комната.
Входит Имогена.
Имогена
Отец жесток, а мачеха коварна;
Жених-глупец; посвататься ко мне,
Жене изгнанника! Ах, муж мой милый,
Венец моей тоски! Я так страдаю!
Зачем меня, как братьев, не украли!
Вот было б счастье! О, как тяжко бремя
Величья царского! Блажен бедняк,
Чьи скромные сбываются желанья...
Входят Пизанио и Якимо.
Кто там?
Пизанио
С письмом от вашего супруга
Из Рима к вам прибывший дворянин.
Якимо
Принцесса, отчего вы побледнели?
Ваш благородный Леонат здоров
И кланяется вам.
Имогена
Благодарю.
Добро пожаловать, я очень рада.
Якимо
(в сторону)
В ней все, что видно взору, - совершенство!
Коль так же и душа ее прекрасна,
То, значит, предо мною чудо, феникс,
И проиграл я! Дерзость, будь мне другом!
Вооружи меня надежно, ложь!
Не то и мне придется, как парфянам,
Сражаться на бегу - верней, бежать.
Имогена
(читает)
"Он принадлежит к одному из самых благородных домов, и я бесконечно обязан его доброте. Прими его достойно, если тебе дорог твой преданный Леонат".
Я вслух могла прочесть вам только это,
Все остальное лишь меня касалось
И мне согрело сердце. Гость любезный,
Нет слов, чтобы сказать, как я вам рада.
Но вы и сами по моим поступкам
В том убедитесь.
Якимо
Очень благодарен.
(Пристально смотрит на нее.)
О, как безумны люди! Им богами
Даны глаза, чтоб видеть свод небесный,
Раскинутый над морем и землей;
Чтоб различать сверкающие звезды,
Каменья на кремнистом берегу.
И эти же глаза не отличают
Дурное от прекрасного!
Имогена
Но что
Так удивляет вас?
Якимо
Нет, не глаза
Виною здесь. Ведь даже павиан
Из самок двух красивую избрал бы,
С гримасой отвернувшись от урода.
Тут неповинен ум: глупец и тот,
Красу такую видя, станет мудрым.
Тут ни при чем и чувственность: ведь страсть,
Которая такому совершенству
Предпочитала б грязь, была бы только
Бессильным возбужденьем, неспособным
Желанье утолить.
Имогена
Что вы сказали?
Якимо
И лишь один сосуд бездонный - похоть,
Неутолимая в своих желаньях,
Пожрав сначала нежного барашка,
На требуху кидается...
Имогена
Что с вами?
Вы не больны?
Якимо
Благодарю. Здоров я.
(К Пизанио.)
Прошу тебя: слуга мой там остался,
Он никого не знает, да и робок,
Найди его.
Пизанио
А я как раз хотел
С ним познакомиться.
(Уходит.)
Имогена
Что мой супруг? Скажите, он здоров?
Якимо
Здоров, принцесса.
Имогена
Весел или грустен?
Надеюсь, весел?
Якимо
Меж иностранцев первый он шутник
И весельчак. Поэтому его
Прозвали мы повесою-британцем.
Имогена
А здесь он больше склонен был к печали,
Порою беспричинной.
Якимо
Быть не может!
К печали? Он? Поверить не могу.
Есть в Риме у него француз-приятель,
Влюбленный в девушку своей страны.
Он все вздыхает, а шутник британец
Ваш муж - над ним хохочет, повторяя:
"Со смеху лопнешь, глядя на мужчину,
Который из примеров, книг, молвы
И собственного опыта узнав,
Что женщина собою представляет,
Во что ей превратиться суждено,
В часы досуга станет тосковать
По прочному ярму".
Имогена
Так говорит он?
Якимо
Да, да, притом смеясь до слез, принцесса!
Быть с ним и слушать шутки над французом
Потеха просто! Видит небо, все
Не без греха мужчины.
Имогена
Но не он!
Якимо
О нет! Но за дары небес он мог бы
Признательнее быть. А что до вас,
Доставшейся ему не по заслугам, - .
Я столь же удивляться принужден,
Сколь и жалеть.
Имогена
Кого жалеть, скажите?
Якимо
Обоих - от души!
Имогена
Как! И меня?
Вы так глядите... Что во мне такое
Внушает жалость вам?..
Якимо
Весьма прискорбно!
Ах!.. От сиянья солнца отвернуться
И предпочесть ему ночник тюремный...
Имогена
Прошу вас, отвечайте откровенней:
Что вынуждает вас жалеть меня?
Якимо
То, что другие...
Едва не вырвалось - владеют вашей...
Но пусть уж боги разберутся в этом
Не мне судить.
Имогена
Вам, вероятно, сударь,
Известно что-то обо мне; прошу,
Скажите же. Ведь предвкушенье горя
Порой страшней уверенности в нем;
Коль зло непоправимо - с ним миришься,
Но, вовремя узнав о нем, возможно
Предотвратить беду. Что вас толкает
И сдерживает вместе с тем?
Якимо
О, если б
К такой щеке я мог прильнуть устами,
Взять эту руку, чье прикосновенье,
Одно прикосновенье призывает
Дать верности обет! Владеть всем тем,
Что жадный взор влечет мой, - неужели
Проклятье мне! - слюнявил бы я губы,
Доступные любому, как ступени
У Капитолия; иль руки жал
Шершавые от грязных, лживых ласк,
Как от работы; иль глядел любовно
В бесцветные глаза, чей тусклый блеск
Не ярче, чем мерцанье фитиля,
Чадящего в зловонной плошке с салом?
Достоин был бы я всех адских мук,
Когда бы грех такой свершил.
Имогена
Мой муж
Забыл меня!
Якимо
Он сам себя забыл!
Его б не выдал я, но ваша прелесть
Моей безмолвной совести велела
Открыть его измену языку.
Имогена
Я слушать больше не хочу. Довольно!
Якимо
О чистая душа! Мне ваше горе
Сжимает сердце жалостью до боли!
Жену свою, красавицу такую,
Которая любого из монархов
Могла б возвысить, - приравнять к блудницам,
Продавшимся ему за ваши деньги,
К подлейшим тварям, девкам, что способны
Корысти ради на любую мерзость!
Их гниль опасней яда. Отомстите!
Иль ваша мать была не королевой?
Иль вы забыли род свой?..
Имогена
Отомстить?
Но как же мстить? Будь это даже правда,
Не так легко ушам поверит сердце,
Не так поспешно... Если это правда,
Как мстить ему?
Якимо
Меня бы не заставил
Он жить весталкой меж холодных простынь,
Когда он сам утехам предается
За ваш же счет, смеясь над вами! Мстите!
Я предлагаю вам себя, принцесса,
Взамен того, кто изменил вам низко.
Хранить любовь я обещаю вашу
И тайно и надежно.
Имогена
Что? - Пизанио!
Якимо
Могу ль скрепить обет мой поцелуем?
Имогена
Прочь от меня! Я проклинаю уши,
Тебе внимавшие! - Будь честен ты,
Ты эту сказку рассказал бы мне
Из добрых, а не грязных побуждений.
Порочишь ты того, кто столь же чужд
Всей этой клевете, как сам ты чести,
И смеешь соблазнять его жену,
Которой ты, как дьявол, ненавистен!
Сюда, Пизанио! - Король, отец мой
Об этом оскорблении узнает;
Коль он сочтет, что грязный иноземец
Держаться может во дворце его,
Как в Риме у себя, в публичном доме,
И скотские намеренья свои
Нам излагать, - так двор ему не дорог
И дочь не уважает он! - Пизанио!
Якимо
Счастливец Леонат! Скажу одно:
Уверенность в тебе твоей жены
Заслуживает постоянства мужа,
А блеск твоих достоинств отвечает
Ее доверью. - Долгих лет вам счастья,
Супруга лучшего из всех людей
Своей страны! Вы госпожа его,
Достойная достойнейшего мужа!
Молю простить! Я лишь узнать хотел,
Сколь глубоко вы верите в него.
Теперь скажу, что есть на самом деле:
Он чистотою жизни всех затмил;
Он чародей, сердца к себе влекущий...
Имогена
Как! Вы раскаялись?
Якимо
Он словно бог,
Сошедший к смертным. Столько благородства
В душе его, что над людьми высоко
Вознесся он. Великая принцесса!
Не гневайтесь на то, что я дерзнул
Испытывать вас ложными вестями;
Ведь это только подтвердило вам,
С какою мудростью в мужья избрали
Вы лучшего из лучших на земле!
Я испытал вас из любви к нему,
Но вижу, что, в отличье от других,
Соблазну неподвластны вы. Простите!
Имогена
Все прощено. Чем вам могу служить я?
Якимо
Благодарю. Хочу у вас просить
Услуги хоть и небольшой, но важной
Тем, что она имеет отношенье
К супругу вашему; и я с друзьями
Причастен к этому.
Имогена
А что такое?
Якимо
Двенадцать римлян и супруг ваш с нами
(В крыле у нас он лучшее из перьев)
Купить подарок Цезарю сложились.
По просьбе их во Франции купил я
Серебряную утварь и каменья
Огромной ценности. Я здесь чужой
И как сберечь сокровища - не знаю.
Не будете ль добры их взять к себе
На сохранение?
Имогена
О да, охотно!
Я честью поручусь за их сохранность.
А так как и супруг мой тоже в доле,
Их спрячу в спальне.
Якимо
В сундуке они
Под наблюденьем слуг моих. Осмелюсь
К вам на одну лишь ночь его прислать.
Я завтра утром еду.
Имогена
Нет, о нет!
Якимо
Я должен ехать, иль нарушу слово.
Из Галлии я плыл через моря
Лишь потому, что видеть вашу светлость
Желал и обещал.
Имогена
Благодарю.
Но завтра вы не едете?
Якимо
Обязан!
Прошу вас, если можно, напишите
Сегодня же супругу. Я и так
Замешкался, а наш подарок нужно
Доставить вовремя.
Имогена
Я напишу.
Сундук пришлите. Сохранен он будет
И отдан в целости. Желаю счастья.
Уходят.
АКТ II
СЦЕНА 1
Британия. Двор перед дворцом Цимбелина.
Входят Клотен и двое вельмож.
Клотен
Видел ли кто такое невезение? Мой шар катится прямо к цели, как вдруг налетает второй шар - бац! - ста фунтов у меня как не бывало! А этот ублюдок с обезьяньей рожей еще кричит, зачем я ругаюсь, как будто я беру ругательства у него взаймы и не имею права ругаться, сколько мне вздумается!
Первый вельможа
А чего он добился? Вы проломили ему голову шаром, и делу конец.
Второй вельможа
(в сторону)
Было бы у него столько ума, сколько у тебя, так мозгу не вытекло бы ни одной капли.
Клотен
Пусть знает, что, когда знатному человеку придет охота ругаться, никто из присутствующих не смеет его останавливать.
Второй вельможа
Конечно, принц! (В сторону.) Так же как и ты не имеешь права терзать наш слух своей руганью,
Клотен
Сукин сын! Он еще требует удовлетворения! Как бы не так! Вот будь он мне ровней...
Второй вельможа
(в сторону)
То есть будь он такой же круглый дурак, как ты...
Клотен
Чума его возьми! Из-за чего-нибудь другого я бы так не разозлился. Лучше бы уж я не принадлежал к такому высокому роду. Из-за того, что мать моя - королева, никто не смеет драться со мной. Любой мужлан может в свое удовольствие драться с кем захочет и сколько захочет, а я вынужден шагать как петух, к которому никто не смеет подступиться!
Второй вельможа
(в сторону)
Не петух ты, а каплун! Петушиного в тебе только то, что ты петушишься.
Клотен
Что ты сказал?
Второй вельможа
А то, что вам не пристало драться с каждым, кого вы оскорбляете.
Клотен
Конечно! Но мне пристало оскорблять всех, кто ниже меня.
Второй вельможа
Это только вам и пристало, ваше высочество.
Клотен
Вот и я то же самое говорю.
Первый вельможа
Слыхали вы, принц, что ко двору прибыл чужестранец?
Клотен
Как! Прибыл чужестранец, а я этого еще не знаю?
Второй вельможа
(в сторону)
Ты еще, например, не знаешь того, что ты дурак.
Первый вельможа
Он итальянец и, говорят, друг Постума.
Клотен
Друг этого изгнанного подлеца? Значит, он сам тоже подлец! Кто тебе сказал об этом итальянце?
Первый вельможа
Один из ваших пажей.
Клотен
А что, если я пойду и посмотрю на него? Ведь этим я себя не унижу в глазах света?
Первый вельможа
Вам невозможно себя унизить, ваше высочество.
Клотен
Я тоже так думаю!
Второй вельможа
(в сторону)
Ты такой отъявленный дурак и так низок, что ниже тебе уже не стать, как ни старайся.
Клотен
Пойду взгляну на этого итальянца! А то, что я проиграл в шары днем, отыграю у него сегодня вечером.
Второй вельможа
Я следую за вами, принц!
Клотен и первый вельможа уходят.
Второй вельможа
Могла же мать, лукавая как дьявол,
Родить осла такого! Нет преград,
Которых бы она не одолела
Умом своим, а олух, сын ее,
Не может вычесть двух из двадцати,
Чтоб вышло восемнадцать. - О принцесса,
Что терпишь ты, бедняжка, от отца,
Покорного раба своей жены,
Плетущей ежечасно злые козни!
От домогательств жениха - они
Тебе страшнее, чем изгнанье мужа,
Чем с ним разлука... Небо, укрепи
Твердыню чести в ней! Да не падет
Храм разума ее. Пошли ей сил,
Чтоб выстоять могла она в несчастье,
Соединиться с мужем наконец
И царский на главу надеть венец.
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Спальня Имогены. В углу стоит сундук.
Имогена читает, лежа в постели. В отдалении Елена.
Имогена
Кто там? Елена, ты?
Елена
Да, да, принцесса.
Имогена
Который час теперь?
Елена
Подходит полночь.
Имогена
Читаю три часа; глаза устали.
Загни листок вот тут и спать ложись.
Не уноси свечу, пускай горит;
А если ты часа в четыре встанешь,
То разбуди меня. Я засыпаю.
Елена уходит.
Вверяюсь вам, о боги. Охраните
Меня от искусителей ночных
И духов злых, молю!
(Засыпает.)
Из сундука вылезает Якимо.
Якимо
Трещит сверчок, и дух усталый ищет
Во сне отдохновенья. Так Тарквиний,
Раздвинув полог тихо, разбудил
Невинность оскорбленьем. Киферея!
Ты украшенье ложа своего,
Ты лилий чище и белее простынь.
О, если бы я мог тебя коснуться!
Один лишь поцелуй! Всего один...
Желанные уста ее - рубины,
Ее дыханье аромат струит;
Огонь свечи к ней клонится и хочет
Взглянуть под сень ресниц и увидать
Покровом нежных век прикрытый свет,
Струящийся из глаз ее лазурных...
Но должен я все в комнате запомнить
И записать... вон там окно... картины...
Они изображают... Ах, вот если б
Найти примету у нее на теле...
Ведь это было бы куда важнее,
Чем тысячи предметов обстановки,
Для подтвержденья лжи моей. О сон,
Ты обезьяна смерти, охвати
Ее сильней, чтоб Имогена стала
Бесчувственной, как изваянье в храме.
Стащу-ка я браслет с ее руки!
(Снимает с ее руки браслет.)
Снимайся же! Так снять его легко,
Как узел гордиев распутать трудно.
Он мой! И это столь же непреложно,
Как то, - что муж ее сойдет с ума,
Едва его увидит. А вот здесь,
Под левой грудью, родинка у ней:
Пять пятнышек - как пять пурпурных точек
На венчике у буквиц. Вот улика!
Сильней не нужно даже и в суде.
Поверит Постум, что, сорвав замок,
Клад чести я украл. Чего же больше?
Зачем писать? Запечатлелось все
И в память врезалось. Она читала
Историю Терея; загнут лист
На месте, где сдается Филомела.
Пора опять в сундук. Замкну пружину.
Скорей, драконы тьмы! Не то рассвет
Заставит очи ворона ослепнуть.
Как страшно стало мне... Скорей назад!
Хоть ангел здесь, но в этих стенах ад.
Бьют часы.
Один, два, три - пора, пора мне скрыться.
(Прячется в сундук.)
СЦЕНА 3
Комната, примыкающая к покоям Имогены.
Входят Клотен и двое вельмож.
Первый вельможа
Вы, принц, поразительно спокойно относитесь к проигрышу. Я никогда не видал такого хладнокровного игрока.
Клотен
Когда проигрываешься в пух и прах, поневоле чувствуешь холод.
Первый вельможа
Но редко кто так мирится с проигрышем. Зато, выигрывая, вы становитесь сущим дьяволом.
Клотен
Еще бы! Выигрыш горячит и бодрит! Овладеть бы мне только этой дурой Имогеной! Вот тогда бы я набил золотом карманы! - Что это? Светает?
Первый вельможа
Уже утро, принц.
Клотен
Так тащите сюда музыкантов! Мне советовали каждое утро преподносить Имогене порцию музыки!
Входят музыканты.
Живей! Живей! Настраивайте инструменты! Для начала сыграйте какую-нибудь штучку, а потом великолепнейшую арию с этакими забористыми словечками - вот тогда посмотрим, что будет. Если вам удастся расшевелить ее пальцами, я довершу дело языком. А не захочет, пусть делает что хочет.
Песня
Чу! Жаворонка песнь звончей
Несется с высоты;
Проснулся Феб - его коней
Росой поят цветы.
Открылись ноготков глаза
Златисты и чисты.
Как все прекрасное, вставай,
Любовь моя, и ты!
Вставай! Вставай!
Хватит! Проваливайте! Если это на нее подействует - честь и слава вашей музыке. Нет - так, значит, уши у нее с изъяном и, сколько ни пили конским волосом по бараньей кишке, - не поможешь.
Входят Цимбелин и королева.
Второй вельможа
Король идет!
Клотен
Вот и чудесно, что я не ложился спать. Теперь можно сказать, что чуть свет - я уж на ногах! Король обрадуется, что я так люблю его дочь. С добрым утром, ваше величество, с добрым утром, матушка!
Цимбелин
Суровой нашей дочери ты ждешь
Здесь у дверей? Она не выходила?
Клотен
Я пытался атаковать ее слух музыкой, но она не обратила на меня ни малейшего внимания.
Цимбелин
Грустит она об изгнанном супруге,
Но время неминуемо сотрет
В душе ее печать воспоминаний;
Тогда она - твоя.
Королева
Ты королю
Обязан всем, тебя он превозносит
И хвалит дочери, он твой ходатай,
Но ты и сам пленить ее старайся,
Влюби ее в себя. Ее отказы
Пускай твое усердие умножат.
Пусть мнит она, что жизнь ты посвятил
Служенью ей; не спорь, не ссорься с нею,
Но, если с глаз она тебя погонит,
Стань глух и нем.
Клотен
Что? Глух и нем! Ну нет!
Входит гонец.
Гонец
Явились, государь, послы из Рима.
Средь них Кай Луций.
Цимбелин
Благородный муж!
Он прибыл к нам сейчас с недоброй целью,
Но в том не виноват и будет принят,
Как сан того, кем послан он, велик.
Он в прошлом нам оказывал услуги,
И мы должны почтить его. - Мой сын,
Поговорив с невестой, возвратись,
Чтоб вместе нам принять посла из Рима.
Пойдемте, королева.
Цимбелин и королева уходят.
Клотен
Коль проснулась,
Я с ней поговорю, а если нет,
Пускай лежит и грезит.
(Стучит в дверь.)
Эй, откройте!
Служанки с ней... А если подкупить
Одну из них? Все двери распахнет
Пред нами золото. Оно заставит
Лесничих изменить самой Диане
И гнать ее оленя прямо к вору;
Невинного убьет, спасет злодея,
А иногда обоих в петлю сунет;
Все золото устроит и расстроит!
Найму-ка я ходатаем своим
Ее служанку. Сам я не мастак
В таких делах. Откройте, эй, откройте!
Входит придворная дама.
Дама
Кто здесь стучит?
Клотен
Вельможа.
Дама
Как! И только?
Клотен
А также сын весьма вельможной дамы.
Дама
Немногие из тех, кому портной
Обходится так дорого, как вам,
Похвастать могут этим. Что угодно?
Клотен
Принцессу мне. Она готова?
Дама
Да,
Готова в комнате своей остаться.
Клотен
Послушайте, вот золото, берите,
Мне слава добрая нужна.
Дама
Но чья же?
Моя? Иль я должна ославить вас?
Сюда идет принцесса.
Входит Имогена.
Клотен
Прекрасная сестрица, с добрым утром.
Позвольте ручку.
Имогена
С добрым утром, принц.
Хлопочете вы, право, понапрасну.
Вам в благодарность лишь скажу, что я
Настолько благодарностью бедна,
Что уделить ее вам не смогу.
Клотен
Но я клянусь в любви.
Имогена
Не все равно ли,
Клянетесь вы иль просто говорите
Я слушать не хочу.
Клотен
Что за ответ?
Имогена
Я с вами говорю лишь для того,
Чтоб вы молчанье не сочли согласьем.
Оставьте наконец меня в покое;
Лишь резкость встретят ваши угожденья.
Ужель такому умнику, как вы,
Отказ мой не понятен?
Клотен
Вы безумны!
В таком безумье вас грешно оставить,
И я не согрешу.
Имогена
На этом свете
Лишь дураки с ума не сходят.
Клотен
Что?
Так я дурак?
Имогена
Раз я безумна - да.
Отстаньте - и пройдет мое безумье;
Мы оба исцелимся. Принц, мне жаль,
Что я приличья из-за вас забыла
И так резка. Раз навсегда поймите:
Я не люблю вас. Говорю открыто,
Свое проверив сердце. До того
Мне чуждо снисхожденье к вам, что вас
До глубины души я ненавижу.
Простите, но, пойми вы это сами,
Я не была бы так дерзка.
Клотен
Но вы
Грешите непокорностью отцу.
Ваш брак с безродным, недостойным нищим,
Которому из милости кидали
Объедки с царского стола, - не брак!
Пусть черни низкой, как и Постум ваш,
Разрешены те узы, от которых
Плодятся только нищие ублюдки,
Но вы принцесса, вы от уз таких
Ограждены престолом, и не вам
Пятнать свой сан с рабом, отребьем грязным,
Наемником, рожденным для ливреи,
С каким-то приживалом, недостойным
Быть даже свинопасом.
Имогена
Негодяй!
Будь ты потомком солнца самого,
Знай, и тогда ты был бы недостоин
Его рабом назваться. Для тебя
Великой честью было бы служить
Подручным палача в его владеньях,
Где с ненавистью думали бы все,
Что ты не по заслугам вознесен.
Клотен
Чума его возьми!
Имогена
Всего обидней,
Что смеешь ты пятнать хулою низкой
Супруга моего. Его обноски
Дороже мне волос твоих, хотя бы
От каждого из них родился принц
Такой, как ты! - Пизанио, сюда!
Клотен
"Его обноски"!.. Дьявол побери...
Входит Пизанио.
Имогена
Пришли ко мне служанку Доротею.
Клотен
"Обноски"!..
Имогена
До сих пор еще дурак
Преследует меня, пугает, бесит.
Вели служанке поискать браслет.
Наверно, он упал с моей руки
Во время сна. Пусть перероют все!
Супруг мне подарил его, прощаясь,
И я вовек его не променяла б
На все сокровища любого царства.
Он, кажется, при мне был нынче утром,
А ночью, твердо помню, на руке,
Его я целовала, и надеюсь
Не побежал он к мужу рассказать,
Что без него другого я целую.
Пизанио
Найдется он.
Имогена
Наверно. Поищите.
Пизанио уходит.
Клотен
Я вами оскорблен! "Его обноски"!
Имогена
Да, то мои слова. Подайте в суд.
Клотен
Я королю скажу.
Имогена
И королеве;
Она меня так любит, что поверит
И худшему. Итак, прощайте, принц,
Я оставляю вас. Беситесь вволю.
(Уходит.)
Клотен
"Его обноски"! О! Я отомщу!
(Уходит.)
СЦЕНА 4
Рим. Комната в доме Филарио.
Входят Постум и Филарио.
Постум
Синьор, не бойтесь! Я б хотел так верить,
Что милость короля верну я вновь,
Как верю в честь ее!
Филарио
Что ты предпринял
Для примиренья с ним?
Постум
Да ничего.
Быть может, переменится погода.
Пока что замерзаю я, хоть верю.
Что теплых дней дождусь; благословляю
Я вашу доброту; но, если рухнут
Надежды эти, вашим должником
Умру.
Филарио
Ты обществом своим и дружбой
За все с избытком платишь мне. Наверно,
Король уж принял Августа послов.
Кай Луций выполнит наказ успешно,
Получит дань, сберет все недоимки,
Иль римляне, которых не забыли
Еще в Британии, в нее ворвутся.
Постум
Хоть не политик я и им не стану,
Но полагаю - быть войне. Скорей
Услышит мир, что ваши легионы
В Британию вступили, чем известье,
Что дань платить мы согласились Риму.
Британцы ныне опытней, чем прежде,
Когда ваш Юлий Цезарь потешался
Над неуменьем их, хоть и не раз,
Смущенный их отвагой, хмурил брови.
Теперь же наше ратное искусство
И храбрость явствуют, что наш народ
Шагает в ногу с веком.
Входит Якимо.
Филарио
Уж вернулись?
Постум
Олени, видно, мчали вас по суше,
А ветры целовали паруса,
Гоня корабль обратно.
Филарио
Мой привет!
Постум
Надеюсь, из-за краткости ответа
Вернулись быстро вы?
Якимо
Супруга ваша
Прелестней всех, кого я в жизни видел.
Постум
И лучше всех. Иначе бы пленяла
Ее краса лишь лживые сердца,
Обманывая их.
Якимо
Вот вам письмо.
Постум
Приятное, надеюсь?
Якимо
Да, быть может.
Филарио
В Британию не прибыл ли при вас
Кай Луций храбрый?
Якимо
Там его все ждали,
Но он не прибыл.
Постум
(читая письмо)
Все пока отлично.
Еще сверкает перстень мой? Не стал
Он плох для вас?
Якимо
Что ж, проиграй я перстень
Я б отдал золото. Но я готов
И вдвое дальше съездить ради ночи
Столь сладостной и быстро промелькнувшей,
Какую там провел. Ваш перстень - мой!
Постум
Взять перстень трудно...
Якимо
Нет! Супруга ваша
Труд облегчила мне.
Постум
Не прячьте, сударь,
За шуткой неудачу. Нам друзьями
Не быть, конечно.
Якимо
Отчего же нет?
Ведь вы условье помните? Вернись я.
Не насладившись вашею женой,
Мы дрались бы. Но говорю открыто
Я выиграл и честь ее и перстень
И не обидел ни ее, ни вас,
Раз действовал с согласия обоих.
Постум
Докажете, что с ней делили ложе,
Дам руку вам и перстень. Если ж нет
За гнусный наговор на честь ее
Ваш меч иль мой хозяина лишатся,
Иль оба сразу пусть осиротеют
И подберет их кто-нибудь в пыли.
Якимо
Рассказ мой точен, вам придется верить.
Могу дать клятву - впрочем, вам едва ли
Потребуются клятвы...
Постум
Говорите!
Якимо
Итак, во-первых, спальня, где не спал я
(Признаюсь, было от чего не спать),
Коврами среброткаными обита;
Один из них изображает нам,
Как встретились Антоний с Клеопатрой;
Другой - как Кидн из берегов выходит
От спеси иль под тяжестью судов.
Работа так искусна, так богата,
Что спорит мастерство с ценою ткани.
Не мог я надивиться, сколь прекрасно
И ярко выткано - все, как живое...
Постум
Да, верно. Но могли вы это слышать
От многих.
Якимо
Что ж, подробности иные
Рассказ мой подкрепят.
Постум
Давайте их,
Иль обвиню вас в клевете!
Якимо
Камин
На южной стороне украшен дивной
Фигурою купальщицы Дианы.
Столь совершенных статуй я не видел,
Ваятель просто превзошел природу!
Он дал богине жизнь; ей не хватает
Дыханья и движенья лишь.
Постум
И это
Могли вы слышать от кого угодно:
О ней толкуют много.
Якимо
Потолок
Амурами украшен золотыми.
Чуть не забыл! - Подставками камину
Два дремлющие купидона служат:
Они стоят, на факел опершись.
Постум
А честь ее при чем? Допустим, вс?
Вы видели, - хвалю я вашу память.
Но описанье обстановки - это
Еще не доказательство.
Якимо
Ах вот как!
Бледнейте, если можете.
(Достает браслет.)
Смотрите
Одну вам драгоценность покажу.
Вы видели? Так... А теперь верните:
Ее соединю я с вашим перстнем
И спрячу хорошенько.
Постум
О Юпитер!
Еще раз дайте мне взглянуть... Тот самый?
Подарок мой?
Якимо
Я так ей благодарен.
Она сняла его - я до сих пор
Прелестное движенье это вижу,
Оно превосходило самый дар
И ценность увеличило его.
Браслет мне протянув, она шепнула,
Что прежде он ей дорог был.
Постум
Неправда!
Сняла она его, чтоб мне послать!
Якимо
Она так пишет, да?
Постум
О нет, нет, нет.
Вы правы. Вот, берите перстень мой!
Он ранит взор мне. Он, как василиск,
Убьет меня. Что ж это? Неужели,
Где красота, нет чести? Правды нет,
Где показное все, и нет любви,
Едва появится другой мужчина?
Обеты женщин так же ненадежны,
Как вся их добродетель напускная.
О, лживость без предела!
Филарио
Успокойся!
Возьми кольцо - еще не проиграл ты.
Она браслет могла и потерять,
Иль кто-нибудь служанку подкупил,
И та его украла.
Постум
В самом деле!
И он им завладел. - Отдай мне перстень.
Я требую улик верней. Скажи
Какую-нибудь тайную примету
На теле у нее. Браслет украден!
Якимо
Юпитером клянусь, я взял браслет
С ее руки.
Постум
Вы слышите, клянется!
Юпитером клянется - значит, правда!
Нет, нет, она браслет не потеряла б;
Служанки все честны и не польстятся
На подкуп, да еще от чужеземца.
Да, ею он владел. И вот улика
Ее паденья. Дорогой ценой
Она купила званье шлюхи. - Вот!
Бери заклад! Пусть дьяволы разделят
Его с тобой.
Филарио
Приди в себя! Опомнись!
Все это недостаточно, не должен
Так слепо верить ты.
Постум
Ни слова больше!
Он ею насладился.
Якимо
Мало вам?
Тогда еще скажу - у ней под грудью,
Достойной ласк, есть пятнышко; гордится
Оно своим пленительным местечком;
Клянусь, я целовал его и голод
Вновь возбудил в себе, хоть был я сыт.
Вы помните то пятнышко?
Постум
О да!
И о другом пятне оно кричит,
Таком большом, что лишь в аду оно
Вместиться может, ад собой заполнив.
Якимо
Еще?
Постум
Брось арифметику свою!
Мне все равно, одна была измена
Иль миллион.
Якимо
Клянусь...
Постум
Нет, не клянись.
Поклявшись мне в противном, ты солжешь.
Убью, коль станешь отрицать, что мне
Рога наставил.
Якимо
Отрицать не стану.
Постум
Я растерзать готов ее сейчас!
Туда отправлюсь. Там покончу с ней
Я на глазах ее отца... Так будет...
(Уходит.)
Филарио
Он вне себя. Вы выиграли, сударь.
Пойдем за ним. Он в бешенстве способен
На все решиться.
Якимо
Что же, я готов.
Уходят.
СЦЕНА 5
Там же. Другая комната.
Входит Постум.
Постум
Ужель мужчине без участья женщин
Нельзя родиться? Да, мы все ублюдки!
И тот почтенный человек, кого
Отцом я звал, был неизвестно где,
В то время как какой-нибудь молодчик
Меня своим чеканил инструментом,
Фальшивую монету создавая.
И все же мать моя слыла Дианой,
Как и жена слывет. О мщенье! Мщенье!
Она стыдилась ласк моих законных,
Как часто, вся зардевшись, умоляла
Сдержать нетерпеливый пыл страстей
С такою скромностью и так смущаясь,
Что сам старик Сатурн воспламенился б.
Казалось мне, она была чиста
Как снег, не тронутый лучами солнца.
О дьявол! А смазливый итальянец
В один лишь час, да что там в час - в минуту,
И слова не промолвив одного,
Как досыта нажравшийся кабан
Лесов германских, только хрюкнул "хо"
И взял ее. Не встретил никаких
Препятствий даже, разве лишь подумал,
Что встретит их, и ждал сопротивленья.
О, если б мог я истребить, исторгнуть
Все женское из собственного сердца!
От женщин в нас, мужчинах, все пороки.
От них, от них и мстительность, и похоть,
Распутство, честолюбье, алчность, спесь,
И злой язык, и чванство, и причуды!
Пороки все, какие знает ад,
Частично ль, целиком - да, целиком
У нас от женщин! И в самих грехах
Они непостоянны!.. Все обман!
Спешат они, одним грехом пресытясь,
Сменить его на тот, что поновее.
Кричать о них я буду, бичевать,
Их проклинать и ненавидеть! Нет,
Чтоб мщение мое насытить вволю,
Молить я буду дать во всем им волю!
Сам дьявол худшей пытки им не сыщет!
(Уходит.)
АКТ III
СЦЕНА 1
Британия. Тронный зал во дворце Цимбелина.
Входят с одной стороны Цимбелин, королева, Клотен
и вельможи; с другой - Кай Луций со свитой.
Цимбелин
Итак, чего желает Август Цезарь?
Луций
Когда Кай Юлий Цезарь, о котором
Пребудет до скончанья века память,
Ваш край завоевал, Кассивелаун,
Твой славный дядя по заслугам чтимый
Победоносным Цезарем самим,
Дал обещанье об уплате Риму
Трех тысяч фунтов дани ежегодно.
Но ты ее не платишь.
Королева
И по праву
Платить не будет.
Клотен
Цезари родятся
В большом числе, но Юлий был один.
Британия сама - отдельный мир.
И за ношенье собственных носов
Платить мы не хотим.
Королева
Все, что у нас
Вы отняли, мы возвратить сумеем.
Король мой, вспомните о ваших предках!
Наш остров укреплен самой природой;
Как парк Нептуна, окружен и замкнут
Грядою рифов, грозною пучиной,
Песками, что судов не примут вражьих,
Но засосут по мачты их. Сам Цезарь,
Хоть одержал подобие победы,
Не мог, воюя с нами, похвалиться
Своим "пришел, увидел, победил".
Впервые со стыдом он был отброшен
От наших берегов и дважды бит.
Суда его - игрушки в нашем море
Носились, как скорлупки, на волнах,
Дробясь о скалы, и Кассивелаун,
Успехом окрыленный, был готов
(Изменчива Фортуна!) выбить меч
У Цезаря. Он город Люду ярко
Огнями озарил, вливая бодрость
В сердца британцев.
Клотен
Да что там долго толковать! Не будем мы больше платить дани, и все тут! Государство наше теперь посильней, чем было тогда, да и Цезарей таких больше нет. У нынешних носы, может, и по- горбатей, да руки покороче.
Цимбелин
Сын мой, дай договорить королеве.
Клотен
Среди нас найдутся такие, у которых хватка не хуже, чем у Кассивелауна. Не скажу, что я из их числа, но и у меня тоже кулаки здоровые. Какая такая дань? Почему это мы должны платить ее? Вот если бы Цезарь завесил солнце простыней или луну себе в карман сунул - ну, тогда бы мы ему за свет платили. А теперь - дудки, не будет вам никакой дани, понятно?
Цимбелин
Ты должен знать, Кай Луций, что, пока
Нас не заставил дерзкий, хищный Рим
Платить вам дань, свободны были мы.
Но Цезарь в честолюбье безграничном,
Раздувшемся, заполнившем весь мир,
Надел на нас ярмо несправедливо,
С которым мы, воинственный народ,
Не захотим смириться никогда.
И Цезарю мы ныне заявляем:
Мульмуций предком нашим был; он создал
Законы наши. Их изранил Цезарь
Мечом своим - и мы своею властью
Должны восстановить и укрепить их,
Хотя бы Рим и гневался. Мульмуций,
Законодатель наш, из бриттов первый
Короной золотою был увенчан
И королем назвался.
Луций
Сожалею,
Что слышу эту речь. Великий Цезарь,
Под чьею властью больше королей,
Чем у тебя придворных, - ныне враг твой!
От имени его провозглашаю
Британии войну и разоренье.
Знай, беспощаден будет гнев его!
А за прием - благодарю.
Цимбелин
Будь гостем.
В сан рыцаря возвел меня твой Цезарь,
И я служил ему. Он дал мне честь,
Но, прежде чем ее отнимет вновь,
Я за нее сражаться буду насмерть.
Известно, что паннонцы и далматы.
Восстали за свободу. Не последуй
Мы их примеру доблестному, люди
Сочтут британцев трусами. Но трусов
Не встретит Цезарь здесь!
Луций
Война решит.
Клотен
Его величество рад вам. Проведите с нами денек-другой, а погостится, так и дольше. А вернетесь к нам с иными намерениями, найдете нас на том же острове, опоясанном соленой водицей. Удастся вам выбить нас с острова - ваше счастье, берите его себе! Костьми поляжете - тем лучше, знатная закуска достанется вашим воронам. Другого ничего не скажешь.
Луций
Да, принц.
Цимбелин
Мысль Цезаря я знаю, он - мою.
А в остальном - я рад тебе, Кай Луций.
Уходят.
СЦЕНА 2
Другая комната во дворце.
Входит Пизанио, читая письмо.
Пизанио
Как! Неверна она? Что ж ты не пишешь,
Кто подлый клеветник! О мой хозяин,
Ужель твой слух податливый отравлен
Каким-нибудь коварным итальянцем,
Носящим яд на языке и в мыслях?
Ее в измене ты винишь? О нет!
Скорей за верность мучится она,
Не женщине подобна, а богине,
Снося такие горькие обиды,
Которые могли бы сокрушить
Любую добродетель! Господин мой!
Ты стал душою ниже, чем она,
Как прежде ниже был происхожденьем.
Ты требуешь, чтоб я во имя клятвы
Любви и долга, что я дал тебе,
Убил ее? Чтоб кровь ее я пролил?
Коль это значит хорошо служить,
Так мне усердным не бывать слугою.
Бесчеловечным ты меня считаешь,
Коль думаешь, что я решусь на это.
(Читает.)
"Исполни все. Она, прочтя письмо,
Сама тебе поможет". Лист проклятый!
Черней чернил, которыми написан!
Бесчувственный лоскут, и ты участник
Чудовищного, подлого злодейства,
Хоть с виду чист и бел! - Она идет.
Прикинусь, будто ничего не знаю.
Входит Имогена.
Имогена
Что нового, Пизанио?
Пизанио
Письмо, от господина моего.
Имогена
От твоего? Мой господин он, мой!
Ах, сколь великим слыл бы меж людьми,
Сколь глубоко грядущее постиг бы
Тот звездочет, который знал бы звезды,
Как почерк мужа знаю я. О боги!
Пусть эти строки о любви твердят,
О том, что он доволен и здоров
И лишь страдает от разлуки. Пусть!
Пусть он грустит из-за нее. Порой
Целительна и скорбь, а скорбь такая
Полезна для любви. Будь всем доволен,
Лишь не разлукой нашей. - Милый воск,
Сниму тебя. Благословенны пчелы
За воск, хранящий тайны. Молят разно
Богов любовники и должники.
Виновным ты грозишь тюрьмою, воск,
Но охраняешь тайны Купидона.
Весть добрую пошлите мне, о боги!
(Читает.)
"Ни грозный суд, ни гнев твоего отца, если он схватит меня в своих владениях, не смогут поразить меня, бесценная, если ты бросишь на меня свой животворный взор. Знай же, я нахожусь в Камбрии, в Мильфордской гавани; поступи так, как велит тебе твоя любовь. Я желаю тебе всяческого счастья, любимая, и остаюсь верным своим клятвам и любви, растущей с каждым днем. Леонат Постум".
Коня! Коня! Крылатого коня!
Он в Мильфорде! Прочти! Далеко ль это?
Коль тащатся из-за ничтожных дел
Туда неделю, я домчусь и в сутки!
Пизанио мой верный, ты ведь тоже
С ним жаждешь встречи, так же как и я?
Ах нет, не так, как я! Я - бесконечно,
Ты - меньше, правда? О, скажи скорей
И громче, громче. Ты, любви наперсник,
Ты должен слух мой радостью наполнить,
Рассудка голос заглушив. Далеко ль
Желанный Мильфорд? Как счастлив Уэльс,
Владея гаванью такой! Но прежде
Скажи, как ускользнуть нам из дворца?
Как объяснить часы отлучки нашей?
Но главное - как выбраться? Да нет!
К чему искать заране оправданий
Проступку, не свершенному еще?
Мы после их найдем. Ответь мне, сколько
Десятков миль проскачем за день мы?
Пизанио
По двадцать миль с рассвета до заката,
И то с большим трудом, принцесса.
Имогена
Что?
Да человек, плетущийся на казнь,
Не медлит так. Быстрей песка в часах,
Я слышала, на скачках кони мчатся.
Ах нет, все это глупости. Иди
Скажи моей служанке, чтоб она
Прикинулась больной и отпросилась
Домой к отцу. Немедленно достань
Простое платье для дороги мне,
Как у крестьянок здешних.
Пизанио
Госпожа,
Обдумать надо...
Имогена
Нет, вперед, вперед!
Все, что кругом, что справа, слева, сзади,
Бледнеет, как в тумане, предо мной.
Беги же. Все исполнить не забудь.
О Мильфорд! Лишь туда ведет мой путь!
Уходят.
СЦЕНА 3
Уэльс. Гористая местность. В скалах пещера.
Из пещеры выходит Беларий; за ним Гвидерий и Арвираг.
Беларий
День слишком ясен, чтоб сидеть под крышей
Столь низкой. Сыновья мои, нагнитесь.
Вас учит этот вход склонять главу
Пред небесами в утренней молитве.
У королей так кровля высока,
Что и гигант пройдет под ней, не сняв
Чалмы надменной для поклона солнцу.
Так будь благословенно ты, о небо!
В пещере мы живем уж много лет,
Но благодарны более тебе,
Чем жители дворцов.
Гвидерий
Привет, о небо!
Арвираг
Привет!
Беларий
Теперь пора и на охоту
Вам, легконогим, вон на тот утес,
А мне в долину. И когда я сверху
Вам покажусь с ворону, то заметьте,
Что место, на котором мы стоим,
Нас умалить иль возвеличить может.
Тогда припомните мои рассказы
О принцах, о дворцах, делах военных.
О том, что свет не по заслугам чтит,
А за уменье льстить. И, помня это,
Вы пользу извлечете из всего.
Утешьтесь тем, что жук короткокрылый
Порой надежней защищен бывает,
Чем воспаривший в облака орел.
Поверьте, дети, наша с вами жизнь
Достойней прозябанья в суете
И вечном униженье. Мы богаче
Подачками живущих вертопрахов
И благородней щеголей нарядных,
Берущих в долг шелка свои; торговец
С поклоном провожает их, однако
Не вычеркнет из списка должников.
Нет! Мы счастливей их!
Гвидерий
Ты видел свет,
А мы еще бескрылые птенцы,
Гнезда не покидавшие; нам даже
Окрестный воздух незнаком. Конечно,
Коль счастье заключается в покое
Мы счастливы. Ты, знавший столько горя,
Покою рад под старость. Но для нас
Такая жизнь в неведенье - темница,
И мы, как должники, порог ее
Переступить не смеем.
Арвираг
Что мы сможем,
Состарившись, как ты, поведать людям?
Как дни в пещере этой душной, мрачной,
Под шум дождя и злой декабрьский ветер
Мы станем коротать? Мир незнаком нам.
Как звери мы; хитрей лисы в охоте,
Смелей волков в погоне за добычей.
В чем доблесть наша? Затравить бегущих?
Из клетки сделав клирос, мы, как птицы,
Свою неволю сами воспеваем.
Беларий
Что слышу я! Когда б вы только знали
Всю мерзость городов! С придворной жизнью
Расстаться трудно, но еще труднее
Жить при дворе. Путь к славе -- путь к паденью;
Так скользок он, что страх упасть страшней
Паденья самого! А ратный труд?
Ты ищешь славы в доблестном бою,
А смерть найдешь - тебя же и помянут
Позорною хулой за славный подвиг.
Как часто доблесть клеветой встречают!
И, что всего ужасней, ты покорно
Несправедливость вынужден сносить!..
О дети! Мир на мне прочесть бы мог
Всю эту повесть. От мечей врага
Я весь в рубцах; я был в зените славы,
Сам Цимбелин любил меня; едва
Речь заходила о храбрейших - тотчас
В устах у всех мое звучало имя.
Я был подобен дереву, что гнется
Под тяжестью плодов; и в ночь одну
Вор или вихрь - зовите как хотите
Унес мою листву, меня оставив
Нагим под стужей.
Гвидерий
Как превратно счастье!
Беларий
Клянусь, за мною не было вины,
Но два лжеца монарху нашептали,
Что с Римом в тайный сговор я вступил,
И клевета их восторжествовала
Над честностью моей. Меня изгнали.
Уж двадцать лет, как этот лес и скалы
Мой мир. Здесь на свободе я живу
И небу возношу хвалу усердней,
Чем в дни былые. - Но пора вам в горы.
Охотник быть не должен краснобаем.
Кто первый дичь подстрелит - тот король
На нашем пиршестве, другие двое
Прислужники. Мы можем не бояться,
Что пищу нам предательски отравят,
Как во дворце. Мы встретимся в долине.
Гвидерий и Арвираг уходят.
Да, трудно подавить в себе природу.
Не знают юноши, что оба - принцы,
А Цимбелин - что живы сыновья.
Они меня своим отцом считают,
Но хоть взрастил я их в пещере низкой,
Где в рост не встать, и в бедности - однако
Они мечтой стремятся во дворец
И царственность природы их видна
Во всем, чему других и не научишь.
Так Полидор, наследник Цимбелина,
Король его Гвидерием назвал,
Когда, усевшись на трехногий стул,
Я речь веду о подвигах военных,
С восторгом пламенным внимает мне.
Едва скажу: "Так пал мой враг, а так
Я наступил ему ногой на шею",
К его щекам кровь царственная хлынет,
Пот выступит, и в страшном возбужденье
Он жестами рассказ мой дополняет.
Брат младший Кадвал - прежде Арвираг
К моим речам внимателен не меньше,
Свой нрав горячий выдавая... - Чу!
Они спугнули зверя... - О король!
Известно только совести моей
Да небу, что безвинно изгнан я
И потому твоих детей похитил,
Лишив тебя наследников, как ты
Лишил меня всего. А Эврифила,
Кормилица, им заменила мать,
И чтут они досель ее могилу,
Меня ж, Белария, - теперь я Морган
Отцом зовут. - Да, началась охота!
(Уходит.)
СЦЕНА 4
Местность близ Мильфорда.
Входят Пизанио и Имогена.
Имогена
Сойдя с коня, сказал ты: "Мильфорд близко".
Сильнее, чем впервые рвется мать
К младенцу своему, я к мужу рвусь.
Пизанио! Где Постум? Что с тобой?
Зачем глядишь так дико? Что за вздохи?
Нарисовать бы так кого-нибудь
И он казался б воплощеньем скорби.
Ах, измени свой страшный вид, иначе
С ума могу сойти я. Что случилось?
Ты так зловеще подаешь письмо!
В нем вести о весне? Так улыбнись!
Иль о зиме? Тогда твой вид уместен.
Пизанио подает ей письмо.
Рука супруга! Он в беде! Его
В проклятом этом Риме отравили?
О, говори скорей! Твои слова
Смягчат удар, а коль сама прочту
Умру на месте.
Пизанио
Нет, прошу, читайте.
И вы увидите, как я, несчастный,
Судьбой наказан зло.
Имогена
(читает)
"Твоя госпожа, Пизанио, оказалась потаскушкой и опозорила мое брачное ложе. Сердце мое облилось кровью от доказательств ее измены. Я говорю не о каких-то ничтожных подозрениях; доказательства так же сильны, как мое горе, и так же верны, как, надеюсь, будет мое мщение. Ты должен отомстить за меня, Пизанио, если ее измена не поколебала твоей верности. Лиши Имогену жизни твоей собственной рукой. Эта возможность представится тебе в Мильфордской гавани, куда завлечет ее мое письмо. Если ты побоишься убить распутницу и не уверишь меня в ее смерти, значит, ты сообщник ее бесчестья и изменил мне так же как она".
Пизанио
Мне вынуть меч? Зачем, когда и так
Ей горло перерезало письмо?
Нет, жало клеветы острей меча,
Укус - опасней яда нильских змей;
Дыхание ее на крыльях бури
Летит, все уголки земли пятная,
Черня царей, цариц, и дев, и жен,
И даже тайны склепов отравляет
Ехидна клеветы. - Мой бог! Что с вами?
Имогена
Я - неверна?.. Что значит быть неверной?
Лежать без сна и думать о любимом
И плакать без конца? Глаза смежить,
Когда над горем верх возьмет усталость,
И тотчас в страшном сне его увидеть
И с криком пробудиться? Это значит
Неверной быть? Скажи!
Пизанио
Увы, принцесса...
Имогена
Я - неверна? Будь, Якимо, свидетель,
Когда винил ты Постума в распутстве,
Тебя я подлецом сочла. А ныне
Я вижу, ты не лгал. Он околдован
Какою-нибудь римскою сорокой,
Румянами наведшей красоту.
А я плоха, я - платье не по моде,
Но слишком дорогое, чтоб висеть
На стенке. Ну так режь меня, кромсай!
Предательство для нас мужские клятвы!
О мой супруг! Из-за твоей измены
Все доброе на свете стало злым
И лицемерным - нет добра для женщин,
Все фальшь, приманка!
Пизанио
Госпожа, постойте...
Имогена
Честнейшим людям верить перестали
Из-за лжеца Энея. Плач Синона
К святым слезам других убил доверье
И состраданье к подлинному горю.
Так, Постум, ты людей пятнаешь честных
Своим поступком. Благородство, доблесть
В предательство, коварство обратились.
Что ж медлишь ты, Пизанио? Скорей!
Хоть ты будь честным и приказ исполни.
А встретишь снова Постума - скажи,
Покорна я была. Вот посмотри,
Сама я вынула твой меч. Возьми же!
Рази приют любви невинный - сердце.
Не бойся: пусто в нем - одна лишь скорбь;
Там нет того, кто был его богатством.
Исполни же приказ, убей меня.
Был храбрым ты, но, кажется, сейчас
Ты трусишь?
Пизанио
Прочь, презренный меч! О нет,
Руки не оскверню тобой.
Имогена
Должна
Я умереть, и если это будет
Не от твоей руки, плохой слуга ты.
Самоубийство воспрещают боги,
И потому рука моя дрожит.
Скорей! Вот сердце... Грудь прикрыта чем-то?
Прочь! Прочь! Не надо сердцу лат. Пусть будет
Оно мечу послушно, как ножны.
Что это? Письма верного супруга?
Вы - ересь! Вы мою сгубили веру,
Не щит для сердца вы. Хоть может пастырь
Своею ложью обмануть глупцов,
В страданья ввергнув их, но и обманщик
От кары не уйдет!
О Постум, ты, заставивший меня
Ослушаться отца и государя
И предложенья принцев отвергать
С презрением надменным, - ты поймешь,
Что подвигом, какой не часто встретишь,
Была любовь моя. Мне горько думать,
Что ты, устав от ласк любви продажной,
Вздохнешь с тоскою, вспомнив обо мне.
Скорей! Торопит мясника ягненок;
"Где нож твой?" Медлишь ты приказ исполнить,
Желанный для меня.
Пизанио
О госпожа,
Я, получив приказ, лишился сна.
Имогена
Исполни - и заснешь.
Пизанио
Пускай я раньше
От бдения ослепну.
Имогена
Так зачем же
Ты взялся выполнить его? Зачем
За столько миль завез меня обманом?
Зачем мы здесь в столь поздний час? Зачем
Ты так старался? Лошадей загнал?
И взволновал моей отлучкой двор,
Куда я больше не вернусь? Зачем,
Настигнув лань, ты тетиву ослабил?
Пизанио
Чтобы, подольше время оттянув,
Уйти от злого дела. Госпожа,
Я план придумал. Выслушать меня
Прошу.
Имогена
Что ж, дай работу языку.
Я потаскушкой названа! Нельзя
Сначала сердце мне пронзить, а после
Перевязать его. Но говори.
Пизанио
Отсюда не вернетесь вы.
Имогена
Конечно;
Ведь ты убьешь меня.
Пизанио
Не потому.
Будь так умен, как честен я, мой план
Счастливым оказался б. Мой хозяин
Введен в обман каким-нибудь лжецом,
Жестоко оскорбившим вас обоих.
Имогена
Распутницей из Рима?..
Пизанио
Нет, клянусь вам!
Я напишу, что вы убиты мною.
Он приказал, и я пошлю ему
Кровавую улику вашей смерти.
Исчезновенье ваше из дворца
Все это подтвердит.
Имогена
А мне что делать?
Где жить? Скрываться? И к чему мне жизнь,
Раз для супруга буду я мертва.
Пизанио
Но стоит вам вернуться во дворец...
Имогена
Нет, ни к отцу, ни во дворец. Там Клотен,
Мучитель мой, ничтожный, грубый, наглый.
Он мне страшней, чем городу осада.
Пизанио
Тогда вам жить в Британии нельзя.
Имогена
Но где ж? А впрочем, разве солнце всходит
Лишь над одной британскою землею?
Британия - часть мира, но не мир
В пруду большом гнездо лебяжье. Люди
Живут не только в ней.
Пизанио
Я очень рад,
Что мыслью вы в других краях. Прибудет
Посланник Рима Луций завтра в Мильфорд.
Когда б свой облик изменить могли вы,
Скрыв то, что вам при вашей горькой доле
Опасно обнаружить, вы б сумели
Вступить на путь надежд и жить счастливо
Близ Постума, хоть и не видясь с ним,
Но слыша каждый день о нем рассказы
Молвы правдивой.
Имогена
Я на все готова!
Пусть скромности моей грозит опасность,
Лишь бы не чести.
Пизанио
В этом-то и суть.
Забудьте, что вы женщина, отныне.
Пусть робость, нежность - вечные служанки
Всех женщин, а верней - их украшенье
Уступят место дерзостной отваге,
Находчивости, пылкости; забудьте
О нежном цвете ваших щек - увы,
Иного средства нет, - пусть солнца луч
Целует жадно их. Забыть придется
Изящные наряды, безделушки,
Которым позавидовать могла бы
Сама Юнона.
Имогена
Говори скорее!
Мне ясен смысл твоих речей. Мужчиной
Себя уже я чувствую.
Пизанио
Сначала
Вам надо стать похожей на мужчину.
Я догадался сунуть в свой мешок
Камзол, штаны и шляпу, и другое,
Что будет нужно. Вы переоденьтесь,
Явитесь к Луцию и добивайтесь,
Чтоб взял он вас на службу. Расскажите,
В чем вы искусны; пойте для него;
Коль музыку он любит, то охотно
Возьмет вас. Человек он благородный
И, что всего важнее, строгих правил.
Я дам вам средства к жизни на чужбине
И буду впредь давать.
Имогена
Один лишь ты
Богами послан мне на утешенье.
Идем же. Надо многое обдумать,
Покуда время есть, и все, уладить.
Сейчас я воин и на этот риск
Иду с отвагой царской. Но скорее!
Пизанио
Нет, госпожа, простимся. Во дворце
Меня не видя, могут заподозрить,
Что я ваш соучастник. Вот вам ларчик,
Дар королевы. В нем состав бесценный.
Какой бы вас ни одолел недуг,
Один глоток - и все пройдет. Возьмите.
Теперь за дело! Там, в тени деревьев,
Примите вид мужской, и да помогут
Вам небеса.
Имогена
Аминь. Благодарю.
Уходят в разные стороны.
СЦЕНА 5
Комната во дворце Цимбелина.
Входят Цимбелин, королева, Клотен, Луций и
вельможи.
Цимбелин
Прощай! Счастливый путь.
Луций
Благодарю.
Мне Цезарь возвратиться повелел.
Поистине скорблю, провозглашая
Тебя врагом его.
Цимбелин
Народ не хочет
Под игом оставаться; а король,
Не поддержавший подданных своих,
Унизил бы свой сан.
Луций
Прошу тебя
До Мильфорда мне дать проводников.
Вам с королевою желаю счастья.
Цимбелин
(вельможам)
Вы будете посла сопровождать.
Ни в чем не нарушайте долг почтенья!
Прощай, Кай Луций.
Луций
(Клотену)
Вашу руку, принц.
Клотен
Даю ее как друг, по скоро станет
Она рукой врага.
Луций
Покажет время,
Кто победит. Желаю всяких благ.
Цимбелин
Посла до переправы через Северн
Не покидайте, господа. Привет!
Луций и вельможи уходят.
Королева
Ушел он хмурясь; нам гордиться должно,
Что мы причина этого.
Клотен
Тем лучше;
Войны желают храбрые британцы.
Цимбелин
Кай Луций в Рим уже послал известье
О происшедшем здесь. Пришла пора
Готовить всадников и колесницы.
Войска, что в Галлии стоят сейчас,
Пополнит Рим, снабдит необходимым
И двинет их на нас.
Королева
Теперь придется
Нам действовать решительно и быстро.
Цимбелин
Предчувствуя, как дело обернется,
Готовились к войне и мы. Но где,
Скажите, наша дочь? Не появилась
Она перед послом и не почтила
Нас утренним приветом. Как я вижу,
Строптивости гораздо больше в ней,
Чем послушания. - Позвать ее!
Мы слишком снисходительны к ней были.
Один из вельмож уходит.
Королева
Мой государь! С тех пор как изгнан Постум,
Она к уединению стремится,
И рану эту исцелит лишь время.
Молю вас, резко с ней не говорите;
Чувствительна она; и для нее
Упрек - удар; удар же - смерть.
Вельможа возвращается.
Цимбелин
Где дочь?
Чем непокорность может оправдать?
Вельможа
Ее покои заперты на ключ,
Как ни стучали - не было ответа.
Королева
Когда мы виделись в последний раз,
Принцесса умоляла извинить
Ее затворничество, уверяя,
Что только нездоровье ей мешает
К вам по утрам являться, и просила
Все это передать вам, но, простите,
Я в хлопотах забыла...
Цимбелин
Дверь закрыта?
Ее не видно? Небо, сделай ложным
Предчувствие мое!
(Уходит.)
Королева
(Клотену)
Ступай за ним.
Клотен
Я верного слугу ее Пизанио
Два дня не видел.
Королева
Все узнай. Ты слышишь?
Клотен уходит.
Пизанио - пособник Леоната!
Он взял мой яд. Ах, если б это зелье
Отсутствие слуги нам объяснило...
Ведь он в его целительность поверил.
Но где ж она? Куда исчезла вдруг?
Ах, если бы в отчаянье она
Или в пылу любви умчалась к мужу,
Себе готовя смерть или позор!..
Не все ль равно, каков ее конец?
Мне нужен лишь Британии венец!
Клотен возвращается.
Ну как, мой сын? Узнал?
Клотен
Она бежала!
Король безумствует! Никто не смеет
Приблизиться к нему.
Королева
Ну что ж, тем лучше.
О, если бы, судьбу свою кляня,
Не дожил он до завтрашнего дня!
Королева уходит.
Клотен
Люблю и ненавижу Имогену.
Она красива - истая принцесса;
Другие все, и дамы и девицы,
Пред ней - ничто. Ах, черт, она сумела
Все лучшее соединить в себе!
Она затмила всех, и вот за это
Я и люблю ее. Но, мной гнушаясь
И Постума презренного избрав,
Она свой вкус позорит и теряет
Всю прелесть для меня. Вот потому
Ее я ненавижу, буду мстить ей
Лишь дураки...
Входит Пизанио.
Кто здесь? Ах, ты?.. - Приблизься!
Ты, значит, строишь козни, мерзкий сводник?
Ах, негодяй! Где госпожа твоя?
Ну, живо отвечай! Иначе вмиг
Тебя к чертям отправлю.
Пизанио
О мой принц!
Клотен
Принцесса где? Юпитером клянусь,
Спросил в последний раз я! Пес! Мошенник!
Я вырву тайну у тебя из сердца
Иль сердце вместе с тайной. С кем она?
Неужто с Постумом, с навозной кучей,
Где чести нет и зернышка?
Пизанио
Да что вы!
Как быть ей с ним? Когда ее хватились?
Он в Риме ведь.
Клотен
А где она? Стань ближе!
Свои увертки брось. Ответь мне толком,
Что с ней произошло?
Пизанио
Великий принц!
Клотен
Великий ты пройдоха!
Сейчас же говори, где госпожа?
Немедленно! Без "принцев" и "великих".
Ну? Смертный приговор себе подпишешь
Молчанием своим!
Пизанио
Вот, принц, письмо.
Там все, что о побеге госпожи
Известно мне.
(Подает письмо.)
Клотен
Посмотрим. Я за нею
До трона Цезаря намерен гнаться.
Пизанио
(в сторону)
Что делать мне? Иль это, или смерть.
Она далеко; не опасно ей,
Коль он за ней погонится.
Клотен
(читая письмо)
Ага!..
Пизанио
(в сторону)
Придется господину моему
Мне написать, что умерла она.
Прощай, о госпожа! Счастливый путь!
Скорей вернись. Благословенна будь!
Клотен
А письмо это не лжет?
Пизанио
Я полагаю, нет.
Клотен
Это рука Постума! Да, я ее знаю! - Эй, бездельник! Если ты перестанешь мошенничать и будешь верно служить мне, будешь точно и честно исполнять все мои приказания, какие бы они ни были бесчестные, то я буду считать тебя честным и можешь рассчитывать на мою помощь. Ты нужды знать не будешь, и я тебя вознесу.
Пизанио
Я согласен, мой добрый принц.
Клотен
Будешь ты служить мне? Ты так терпеливо и преданно служил этому нищему Постуму, что уж из одной благодарности станешь моим верным слугой. Будешь служить мне?
Пизанио
Буду, ваше высочество.
Клотен
Держи руку - вот тебе кошелек! Сохранилось у тебя какое-нибудь платье твоего бывшего господина?
Пизанио
Да, принц, у меня в комнате лежит то самое платье, в котором он прощался с госпожой перед отъездом.
Клотен
Иди и тащи сюда это платье. Пусть это будет твоей первой услугой. Ступай!
Пизанио
Иду, ваше высочество! (Уходит.)
Клотен
Мне нужно застать ее в Мильфорде. Эх, черт, забыл спросить его, ну да это не уйдет. Вот так-то, Постум, негодяй ты этакий, я и убью тебя. Принес бы он поскорее платье! Она сказала - до сих пор у меня от этих слов сердцу желчью исходит! - что обноски Постума ей дороже моей светлейшей особы, украшенной всеми моими достоинствами. Так вот в этих обносках Постума я насильно овладею ею, но прежде на ее глазах убью его. Вот тут-то она и увидит мою доблесть и раскается в своем высокомерии. Он будет повержен в прах, я надругаюсь над его трупом, а затем утолю свою страсть, но, чтобы еще сильнее поиздеваться над красавицей, проделаю все это в платье, которое она так высоко оценила. А потом пинками погоню ее обратно домой! Тебе доставляло удовольствие презирать меня, а мне радостно будет отомстить тебе.
Пизанио возвращается с платьем.
Клотен
Это то самое платье?
Пизанио
То самое, принц.
Клотен
А давно принцесса отправилась в Мильфорд?
Пизанио
Едва ли она уже успела туда добраться, ваше высочество.
Клотен
Отнеси платье в мою комнату; это твоя вторая услуга, а третья - никому ни слова не говори о моих намерениях. Будь только верен, и тебе не придется долго ждать повышения. Моя месть ждет меня в Мильфорде! Ах, будь у меня пара крыльев, я бы полетел за ней. Идем со мной и будь мне вереи. (Уходит.)
Пизанио
Чтоб я тебе дал верности обет,
Предав моих господ? Не выйдет, нет!
Мчись в Мильфорд, там беглянки не найти.
О небо, охрани ее в пути!
Глупцу же ставь преграду за преградой;
Да будут лишь они его наградой!
(Уходит.)
СЦЕНА 6
Уэльс. Перед пещерой Белария.
Входит Имогена, одетая мальчиком.
Имогена
Теперь я знаю - трудно быть мужчиной!
Я так устала. Вот уже две ночи
Моя постель - земля. Не будь мой дух
Так тверд, занемогла бы я. Ах, Мильфорд,
Казался близким ты! Но вижу я,
Дома и те бегут от бедняков,
Лишая крова их. Путь указали
Два нищих мне, я сбиться не могла.
Ужель бедняк, изведавший невзгоды,
Обманет, зная, что обман его
Несет мученье ближним? Мы привыкли,
Что часто лгут богатые, и все же
В богатстве лгать постыдней, чем в нужде:
Ложь королей гнусней, чем ложь бездомных.
И ты солгал, супруг мой дорогой!
При мысли о тебе проходит голод,
А я ведь чуть не падаю. - Что здесь?
В пещеру дикую ведет тропинка?..
Не крикнуть ли? Нет, я боюсь. Но голод
Пред смертью храбрость придает. Довольство
И лень рождают трусов, а нужда
Мать мужества. - Эй! Кто там? Человек
Так отзовись! Дикарь - так жизнь мне дай
Иль отними! Эй!.. Тихо... Я войду,
Но выну меч, и если враг боится
Меча, как я сама, едва ль посмеет
Он на меня напасть. Пошли мне бог
Врага такого!
(Входит в пещеру.)
Появляются Беларий, Гвидерий и Арвираг.
Беларий
Ты, Полидор, из нас охотник лучший
И пиршества хозяин. Я и Кадвал
Слуга и повар: таково условье.
Искусство и старанье погибают,
Не вдохновленные конечной целью!
Идемте же. Приправит голод славно
Обед неприхотливый наш. Усталость
На голом камне спит, зато лентяю
Перина жестче камня. Мир тебе,
Приют наш скромный, сам собой хранимый.
Гвидерий
Как я устал!
Арвираг
Хоть я и обессилен
От голода, но сам не ослабел.
Гвидерий
Ведь есть у нас еще немного мяса
Холодного. Мы им и подкрепимся,
Пока поспеет дичь.
Беларий
Стой! Не входите!
Когда бы он не ел запасы наши,
Я принял бы его за божество.
Гвидерий
А что случилось там?
Беларий
Нет, это ангел!
Клянусь, что это дух! Воздушный эльф
В обличье юноши.
Имогена выходит из пещеры.
Имогена
Молю вас, сжальтесь!
Я звал у двери - никого! Ужасно
Мне есть хотелось. Я не вор. Вот плата,
Клянусь, я даже золота не взял бы,
Рассыпанного по полу...
(Протягивает деньги.)
Вот деньги.
Еду окончив, я бы на столе
Оставил их и снова в путь пустился
С молитвой за хозяев.
Гвидерий
Деньги, мальчик?
Арвираг
Пусть раньше золото и серебро
В грязь обратятся! Чтят их только те,
Кто грязных чтит богов.
Имогена
Вы рассердились?
Но если вы меня убить хотите
За мой проступок, знайте - я бы умер,
Не совершив его.
Беларий
Куда идешь ты?
Имогена
Спешу я в Мильфорд.
Беларий
Как тебя зовут?
Имогена
Фиделе. Захотел один мой родич
Из Мильфорда в Италию отплыть.
Я шел к нему, но, голодом томимый,
Взял пищу здесь.
Беларий
Мой мальчик, не считай
Нас дикарями; не суди о нас
По грубому жилищу. Будь нам гостем.
Уж поздний час. Мы угостим тебя,
Чем только сможем. Будем благодарны
Коль ужин с нами ты разделишь. - Дети,
Просите же.
Гвидерий
Будь женщиной ты, мальчик,
Я за тобой ухаживать бы начал,
Как за невестою.
Арвираг
А я доволен,
Что ты мужчина. Ты мне мил, как брат,
И я тебя встречаю, словно брата,
С которым был в разлуке. Мой привет!
Развеселись; ведь ты попал к друзьям.
Имогена
(в сторону)
Зачем не к братьям? Будь они мне братья,
Я не была б наследницей престола
И, цену потеряв свою тогда,
С тобою равной стала бы, мой Постум.
Беларий
Он чем-то опечален.
Гвидерий
Я хотел бы
Помочь ему.
Арвираг
И я. Ценой любых
Трудов, хлопот, усилий...
Беларий
Вот что, дети...
Беларий, Гвидерий и Арвираг шепчутся.
Имогена
О, если б на земле существовали
Такие короли, под чьим господством
Исчезли б рабство, голод и нужда;
Дворцы такие, где одна лишь совесть
Мерилом бы величия служила,
А не хвала льстецов! О, будь на свете
Такие короли - то и они
Не превзошли б своим величьем этих
Простых людей! Меня простите, боги,
Но, Постума измену испытав,
Хотела б я теперь мужчиной стать
И здесь остаться с ними.
Беларий
Так и будет...
(Гвидерию и Арвирагу.)
Пойдем готовить дичь.
(Имогене.)
Входи, мой милый,
Что за беседа на пустой желудок?
Мы после ужина тебя попросим
Поведать о себе все то, что сам
Захочешь рассказать.
Гвидерий
Прошу, входи.
Арвираг
Не так приятны жаворонку утро
И ночь сове, как ты приятен нам.
Имогена
Благодарю.
Арвираг
Прошу тебя, войди.
Уходят.
СЦЕНА 7
Рим. Площадь.
Входят два патриция и трибуны.
Первый патриций
Вот смысл указа Цезаря. Внимайте;
Ввиду того что посланы войска
Паннонцев и далматов усмирять,
А легионов, в Галлии стоящих,
Нам будет мало, чтоб начать войну
С мятежными британцами, наш Цезарь
Призвал патрициев принять участье
В походе на Британию. Назначил
Он Луция проконсулом. А вам
Велит немедля же вступить в войска.
Да здравствует наш Цезарь!
Трибун
Командует войсками Луций?
Второй патриций
Да.
Трибун
Он в Галлии сейчас?
Первый патриций
При легионах,
Которые обязаны пополнить
Набором вы. Указывает Цезарь
В приказе и число людей, и сроки
Отправки их.
Трибун
Мы выполним свой долг.
Уходят.
АКТ IV
СЦЕНА 1
Уэльс. Близ пещеры Белария.
Входит Клотен.
Клотен
Если Пизанио верно описал мне, то встреча у них назначена где-то поблизости. Платье Постума пришлось мне впору, как по мерке. Отчего бы мне не прийтись по мерке и его возлюбленной? Ведь говорят, что женщине впору тот придется, кто к ней в пору подберется. Вот тут-то .я и должен изловчиться. Раз нет ничего зазорного в том, что человек, находясь наедине с зеркалом, любуется собой, то могу признаться, что сложен я нисколько не хуже Постума. Я не моложе его, но сильнее; состояние мое не меньше, а положение повыше. Я знатнее его родом, искусен в делах государственных, а в поединке мне равного не найти. И все-таки эта взбалмошная дура, мне назло, любит его. Вот она, человеческая жизнь! Голова твоя, Леонат, все еще сидит на плечах, но через час слетит; возлюбленную твою я обесчещу, платье на ней изорву в клочья. А как покончу со всем этим, погоню красавицу пинками домой к отцу. Он, может быть, и посердится немножко за такое грубое обращение с дочкой, но моя матушка умеет прибирать его к рукам, и все обернется так, что он еще меня и похвалит... Лошадь я привязал надежно. Ну, меч, вон из ножен! Трудная тебе предстоит работа! Эх, Фортуна, только отдай их в мои руки! По описанию это как раз похоже на то место, где у них назначена встреча; обмануть меня этот Пизанио не посмел бы. (Уходит.)
СЦЕНА 2
Перед пещерой Белария.
Из пещеры выходят Беларий, Гвидерий, Арвираг и Имогена,
Беларий
(Имогене)
Ты нездоров? Останься здесь, а мы
Придем после охоты.
Арвираг
(Имогене)
Брат, останься;
Мы братья, правда ведь?
Имогена
Все люди братья.
Но зачастую, знатностью кичась,
Себя возвысить хочет плоть над плотью,
Хоть после смерти все лишь прах. Я болен.
Гвидерий
Охотьтесь без меня, я с ним останусь.
Имогена
Зачем? Не так опасно болен я
И не из тех, кто, прихворнув немного,
Уж видит смерть перед собой. Прошу вас,
Трудом своим обычным занимайтесь;
Привычку раз нарушить - все нарушить.
Да, болен я, но вы, со мной оставшись,
Помочь не в силах. Вид людей не может
Утешить тех, кто от людей бежит.
Не так мне плохо, если я об этом
Судить могу. Я дом стеречь останусь
И ничего не украду, поверьте,
Уж разве только самого себя,
А коль умру - невелика потеря.
Гвидерий
Люблю тебя, мой мальчик. Повторяю,
Люблю тебя не меньше, не слабее,
Чем своего отца.
Беларий
Как? Что такое?
Арвираг
Коль это грех - грешны мы оба с братом;
Пришелец этот стал мне странно близок.
Ты говорил - любовь необъяснима!
Да, если встанет у порога смерть,
Спросив, кто должен умереть, отвечу:
"Отец мой, а не мальчик!"
Беларий
(в сторону)
Вот она,
Кровь королей! Природное величье!
Ничтожество - отродие ничтожеств;
Рождает труса трус. В природе есть
Мука и отруби, позор и честь.
Пусть им я не отец, но отчего же
Для них стал мальчик ближе и дороже?..
Уже девятый час.
Арвираг
Брат, до свиданья!
Имогена
Успеха вам!
Арвираг
Тебе - здоровья. В путь!
Имогена
(в сторону)
О, как они добры! А мне казалось,
Что вне дворцов лишь дикари живут,
Но я совсем иное вижу тут.
Родит чудовищ глубина морей,
А вкусную форель - простой ручей.
Но мне все хуже. В сердце боль... Пизанио,
Приму твое лекарство.
Гвидерий
(Беларию и Арвирагу)
Ничего
Я не узнал: ответил мальчик только,
Что знатен он и честен, но бесчестно
Преследуют его.
Арвираг
И мне поведал
Он то же самое, но обещал,
Что позже все расскажет.
Беларий
Нам пора!
(Имогене.)
А ты здесь отдохни.
Арвираг
Мы ненадолго.
Беларий
И не хворай; ведь ты хозяйку должен
Нам заменить.
Имогена
Больной я иль здоровый,
Служить вам рад.
Беларий
Навек останься с нами.
Имогена уходит в пещеру.
Хоть юноша и бедствует, но видно
Он знатен родом.
Арвираг
Он поет, как ангел.
Гвидерий
А стряпает как славно! Как умеет
Коренья резать, приправлять похлебку,
Как будто для стола больной Юноны.
Арвираг
Вы видели, как мило у него
Улыбка сочетается со вздохом?
Горюет вздох, что не улыбка он,
Улыбка ж потешается над вздохом,
За то что он мечтает улететь
Из храма своего и слиться с бурей
Грозою моряков.
Гвидерий
Переплелись
Корнями в нем терпение и скорбь.
Арвираг
Расти, расти, терпение, а ты,
Сорняк негодный - скорбь, умри скорей
И виноградных лоз глушить не смей!
Беларий
Уже светло. Поторопитесь! - Кто там?
Входит Клотен.
Клотен
Бродяг я этих так и не нашел.
Пизанио, подлец, надул меня.
Я изнемог!
Беларий
Бродяг? Уж не о нас ли?..
Он мне знаком как будто... Это Клотен,
Сын королевы. Нет ли здесь измены?
Его узнал я, хоть давно не видел.
Мы вне закона. Скрыться надо нам.
Гвидерий
(Беларию)
Он здесь один. Вы с братом посмотрите,
Не прячется ли кто еще в лесу.
Меня оставьте с ним.
Беларий и Арвираг уходят.
Клотен
Стой! Ты куда?
Бежать? Ты кто такой? Разбойник мерзкий?
Я знаю вас! Эй, низкий раб, ты кто?
Гвидерий
Не столь я низок, чтобы не проткнуть
Тебя своим мечом за это.
Клотен
Вор,
Грабитель, негодяй! Сдавайся, пес!
Гвидерий
Кому? Тебе? Ты кто? Иль у меня
Рука слабей твоей? Душа слабее?
Слова твои наглее, это верно,
Но не во рту ношу я свой кинжал.
Ты кто? Зачем тебе я сдамся?
Клотен
Раб!
Ты не узнал меня по платью?
Гвидерий
Нет!
Нахал! Твой дед, наверно, был портняжка;
Тебе он платье сшил, и лишь по платью
Ты человеком стал.
Клотен
Ах ты мерзавец!
Не мой портной мне это платье шил.
Гвидерий
Так убирайся и скажи спасибо
Тому, кто подарил тебе его.
Болван! Мне даже бить тебя противно.
Клотен
Ах, висельник, подлец, узнай, кто я,
И трепещи!
Гвидерий
Ну, кто же ты такой?
Клотен
Я Клотен, негодяй!
Гвидерий
Будь, Клотен ты хоть дважды негодяй,
Я не боюсь. Будь ты паук иль жаба,
И то бы я скорей смутился.
Клотен
Знай
И цепеней - сын королевы я!
Гвидерий
Срамишь ты, значит, свой высокий род.
Клотен
Как, ты не испугался?
Гвидерий
Нет, нисколько?
Боюсь и почитаю я лишь умных!
А дурни мне смешны.
Клотен
Тогда умри!
Убью тебя своей рукой, а после
И тех двоих; на городских воротах
Повешу ваши головы. Сдавайся,
Дикарь несчастный!
Уходят, сражаясь.
Входят Беларий и Арвираг.
Беларий
Ни души вокруг.
Арвираг
Нет никого. Ты, видимо, ошибся.
Беларий
Боюсь сказать. Прошли года, но время
Не изменило черт его лица;
Отрывистая речь и грубый голос
Все те же. Нет, конечно, это принц
Уверен я.
Арвираг
Они вдвоем остались.
Дай бог, чтоб с братом он не начал ссоры...
Ты говоришь, опасен принц?
Беларий
Настолько
Он туп и недалек, что часто глупость
В нем гасит чувство страха, и не знает
Он удержу ни в чем. Но вот твой брат.
Входит Гвидерий, в руках у него голова Клотена.
Гвидерий
Дурак был этот Клотен, пустозвон!
Не мог бы выбить из него мозгов
Сам Геркулес - их не было в помине.
Не уничтожь его я, этот дурень
Мне б голову отсек своим мечом,
Как я сейчас ему.
Беларий
Что ты наделал!
Гвидерий
Я знаю что - снес Клотену башку.
Назвал себя он сыном королевы,
Кричал, что я разбойник, вор, бродяга,
Клялся своей рукой нас уничтожить,
Нам головы срубить, повесив их
На городских воротах!
Беларий
Мы погибли!
Гвидерий
Но почему, отец? Что нам терять?
Хотел он погубить нас. Ведь закон
Нам не зашита - так ужель мы станем
Сносить его угрозы малодушно
Иль ждать, чтобы кусок спесивый мяса
Судьею нашим стал и палачом
Лишь потому, что вне закона мы?
А вы нашли кого-нибудь в лесу?
Беларий
Нет, ни души. Но вряд ли он явился
Сюда без свиты. Хоть непостоянен
Он был всегда и рвался от худого
К тому, что вдвое хуже, - ни причуда,
Ни полное безумье не смогли бы
В наш лес завлечь его. А может быть,
Слух во дворце прошел, что здесь живут
Опальные бродяги, что из них
Со временем собраться может шайка;
Вспылил он - это на него похоже
И нас поймать поклялся. Но не верю,
Чтоб он один пошел. Не так он смел,
Да и пустили бы его навряд ли.
Боюсь, у нас есть основанье думать,
Что хвост у этой гадины, пожалуй,
Опасней головы.
Арвираг
Пускай свершится,
Что небом суждено, но брат мой прав.
Беларий
Сегодня мне не до охоты, дети;
Меня болезнь Фиделе беспокоит.
Гвидерий
Мечом, которым угрожал мне Клотен,
Отсек ему я голову. Я брошу
Ее в залив за нашею скалою;
Пускай плывет и хвастается рыбам,
Что красовалась на плечах того,
Кто был при жизни сыном королевы.
Мне дела нет!
(Уходит.)
Беларий
Боюсь, вам будут мстить.
Ах, лучше бы не ты его убил,
Мой храбрый Полидор!
Арвираг
Я должен был
Его убить и быть один в ответе.
Брат, я люблю тебя, но этот подвиг
Свершил ты мне на зависть. Пусть же кара,
Какой она ужасной ни была бы,
Падет на нас обоих.
Беларий
Что сделано, того не воротить.
Охотиться сегодня мы не будем.
(Арвирагу.)
Не стоит рисковать. Ступай в пещеру,
Хозяйничай с Фиделе, я же здесь
Ждать буду Полидора и приду
К обеду с ним.
Арвираг
Иду. - Ах, мальчик бедный!
Чтобы вернуть щекам твоим румянец,
Готов я сотню Клотенов убить
И не сочту себя бесчеловечным.
(Уходит.)
Беларий
Великая природа! О богиня!
Как дивно в этих юношах державных
Себя явила ты! Они нежны,
Как легкий ветерок, когда ласкает
Фиалку он, цветок едва колебля.
Но чуть вскипит в них царственная кровь.
Как оба станут схожи с буйным вихрем,
Который гнет вершины горных сосен
И клонит их в долину. Просто чудо,
Как возникают в них непроизвольно,
Без поучений, царственные чувства;
Как честь и долг без наставлений крепнут;
Учтивость - без примеров. Доблесть в них
Хоть и дика еще, но даст плоды,
Как при посеве тщательном. Однако
Зачем сюда явился этот Клотен
И что сулит нам смерть его?
Входит Гвидерий.
Гвидерий
Где брат?
Я вплавь отправил во дворец гонцом
Башку пустую Клотена, а тело
В залог оставил здесь.
Торжественная музыка.
Беларий
Что слышу я?
Заветный инструмент мой! Он звучит!..
Но почему привел в движенье струны
Твой брат?
Гвидерий
Он дома?
Беларий
Да, пошел туда.
Гвидерий
Молчала лютня с матушкиной смерти.
Я не пойму... Торжественные звуки
Сопутствуют торжественным событьям.
Что с ним? Пустой восторг, пустая скорбь
Забава для детей и обезьян.
Не помешался ль Кадвал?
Возвращается Арвираг, неся на руках бесчувственную Имогену.
Беларий
Вот идет он
И объясненье скорбное несет
Вины своей.
Арвираг
Скончалась наша птичка,
Отрада наша. Лучше бы мне стать
В шестнадцать лет шестидесятилетним,
На костылях ходить, чем видеть это!
Гвидерий
Прекрасная, нежнейшая из лилий,
Ты вдвое краше на стебле была,
Чем на руках у брата!
Беларий
Горе, горе,
Кто глубину твою измерить может?
Где мера всем страданиям земным?
Прекрасный отрок! Знали только боги,
Кем стать ты мог! Увы, скончался ты
От злой тоски в расцвете юных лет...
Каким его застал ты?
Арвираг
Бездыханным.
С улыбкой на устах, как будто их
Не смерть стрелой, а бабочка коснулась;
Лежал щекой он правой на подушке...
Гвидерий
Где?
Арвираг
На полу; я думал, он заснул,
И даже обувь снял, чтобы шагами
Его не разбудить...
Гвидерий
Да, он заснул
Последним, вечным, непробудным сном.
Постелью гроб я сделаю ему,
Слетаться будут феи на могилу
И не посмеет червь в нее вползти.
Арвираг
Коль буду жив, Фиделе, я все лето
Печальную твою могилу стану
Цветами украшать. Увидишь ты
Подснежник белый, как твое лицо,
И колокольчик, голубее жилок
Твоих; и розы, аромат которых
Не сладостней дыханья твоего.
Их будут реполовы приносить
Тебе, к стыду наследников богатых,
Не ставящих надгробия отцам.
Когда ж цветов не будет, я укрою
Могилу мхом от стужи.
Гвидерий
Хватит, брат,
По-женски причитать. Слезам не время.
Час похорон настал! Не нарушай
Наш скорбный долг своим бесплодным воплем.
Давай же выроем могилу.
Арвираг
Где?
Гвидерий
Близ Эврифилы, матери любимой.
Арвираг
Пусть будет так. Послушай, брат, хоть голос
С годами погрубел у нас, споем
Ту песню, что над матерью мы пели.
Слова оставим те же и мотив,
Лишь "Эврифилу" сменим на "Фиделе".
Гвидерий
Нет, Кадвал, не могу.
Рыдания расстроят нашу песню,
А в скорбном пенье фальшь звучит ужасней,
Чем слово лжи в устах жреца во храме.
Арвираг
Тогда мы просто скажем их.
Беларий
Я вижу,
Большое горе - меньшее целит;
Забыли мы о Клотене совсем.
Он враг наш и наказан по заслугам,
Но он - сын королевы; и хотя
В могиле нищий и вельможа равны,
Но долг почтенья, суетный, как мир,
Предать земле по-разному велит их.
Раз Клотен - принц, хоть он убит, как враг,
Должны мы схоронить его, как принца.
Гвидерий
Терсита труп Аякса трупу равен.
Неси его сюда.
Арвираг
Ступай, отец,
Мы песнь свою прочтем.
Беларий уходит.
Брат, начинай!
Гвидерий
(укладывают Имогену)
Нет, положи его лицом к востоку,
Как нас учил отец.
Арвираг
Да, да, ты прав.
Гвидерий
Так повернем его.
Арвираг
Теперь начнем.
Гвидерий
Для тебя не страшен зной,
Вьюги зимние и снег,
Ты окончил путь земной
И обрел покой навек.
Дева с пламенем в очах
Или трубочист - все прах.
Арвираг
Все прошло - тиранов гнет,
Притеснения владык.
Больше нет ярма забот,
Равен дубу стал тростник.
Царь, ученый, врач, монах
После смерти - все лишь прах.
Гвидерий
Не страшись ни молний ты...
Арвираг
Ни раскатов громовых...
Гвидерий
Ни уколов клеветы.
Арвираг
Радость, скорбь - не стало их.
Оба
Кто любовь таил в сердцах,
Все, как ты, уйдут во прах.
Гвидерий
Злобных сил не знай ты...
Арвираг
Духам не внимай ты...
Гвидерий
Ада не страшись ты...
Арвираг
К небу вознесись ты.
Оба
Спи среди цветов и трав,
Память вечную снискав.
Беларий возвращается с телом Клотена.
Гвидерий
Обряд свершен. Сюда положим тело.
Беларий
Вот им цветы. Еще достану в полночь.
Омытые ночной росой прохладной,
Они подходят больше для могил.
Прикроем их тела. - Вы как цветы;
Увяли вы, они увянут тоже.
Идем. Помянем мертвецов молитвой.
Земля дала их и взяла к себе;
Конец их горю, счастью и борьбе.
Беларий, Гвидерий и Арвираг уходят.
Имогена
(просыпаясь)
Да, в Мильфорд, сударь. Как туда пройти?
Благодарю... Тем лесом?.. А далеко?
О небеса! Ужель еще шесть миль?
Я шла всю ночь... Прилягу тут...
(Видит тело Клотена.)
Ах нет,
Никто не нужен мне на ложе. Боги!
Цветы передо мной - земная радость!
И тут же скорбь земная - труп. Я сплю...
Казалось мне, я стерегла пещеру
И честным людям стряпала обед...
Но нет, не так... То был обман... Стрела,
Летящая из ничего в ничто,
Пустое порождение мечты.
Наш взор, как и рассудок, часто слепы.
Дрожу... боюсь. Но если в небесах
Еще осталась капля состраданья,
Такая малая, как глаз у пташки,
Частицу мне, о боги, уделите!
Я сплю еще... Проснусь - и длится сон
Внутри и вне меня... Вернулись чувства!..
Безглавый труп!.. Ах, Леоната платье!
Его нога... Рука его... Нога
Меркурия и стан, достойный Марса...
И плечи Геркулеса... Где ж лицо?
Лицо Юпитера? Иль убивают
И небожителей? Он обезглавлен?
На голову Пизанио обрушьтесь,
Проклятия Гекубы и мои!
С ним сговорившись тайно, дьявол Клотен
Убил здесь мужа! Пусть отныне будут
Предательством и чтение и письма!
Проклятый раб! Письмом своим подложным
У лучшего на свете корабля
Сломал ты мачту, негодяй! - Увы,
Где голова твоя, мой Леонат?
Мог в сердце поразить тебя Пизанио,
Но голову оставить... Кто ж убийца?
Пизанио, да, это он и Клотен!
Виной всему корысть и злоба. Ужас!
Он дал питье живительное мне...
Уж не оно ль все чувства умертвило?
Еще улика! Клотен и Пизанио!
Убийцы! Милый, дай твоею кровью
Окрасить щеки бледные мои,
Чтоб мы страшнее показались тем,
Кто нас найдет. О Постум! Властелин мой!
(Припадает к трупу.)
Входят Луций, военачальник, несколько римских
офицеров и прорицатель.
Военачальник
По вашему приказу легионы
Из Галлии приплыли. Вас они
Ждут вместе с флотом в Мильфорде. Войска
Готовы к бою.
Луций
Есть из Рима вести?
Военачальник
Патрициев и жителей границ
Сенат призвал. Их рвенье и отвага
Успех нам предвещают. Брат Сиенны,
Отважный Якимо ведет войска.
Луций
Когда вы ждете их?
Военачальник
С попутным ветром.
Луций
Такая быстрота - залог победы.
Теперь мы смотр войскам произведем.
Отдай приказ.
(Прорицателю.)
А что, скажи, мой друг,
Нам сны твои вещают о войне?
Прорицатель
Постился долго я, моля богов,
И прошлой ночью было мне виденье:
Орел Юпитера сюда, на запад,
Летел с далеких южных берегов
И скрылся в золотом сиянье солнца,
А это значит - коль не помрачили
Грехи мой дар провиденья, - что римлян
Победа ждет.
Луций
Пусть будут сны такие
Нелживыми и частыми. - Но что тут?
Безглавый труп?.. О, судя по обломкам,
Строенье было славное. Кто это?
Паж? Мертв он или спит? Скорее мертв.
Чуждается природа ложа смерти,
Не спят живые с мертвыми. Взглянуть
Хочу я мальчику в лицо.
Военачальник
Он жив.
Луций
Тогда он скажет, кто убит. - Эй, мальчик,
Поведай о судьбе своей. Она
Достойна любопытства. Кто служил
Тебе кровавым изголовьем? Кто
Разрушить смел творение природы?
Иль ты причастен к этому убийству?
Как все произошло? Кто он такой?
Ответь нам. Кто ты?
Имогена
Я ничто. Вернее,
Хотел бы стать ничем. То господин мой,
Британец храбрый, добрый человек,
Убитый жителями гор. Увы!
Таких господ, как он, на свете нет!
Пусть обойду я запад и восток,
Пусть я найду себе других хозяев,
Пусть буду верно им служить - нигде
И никогда такого господина
Не будет у меня.
Луций
Ты славный мальчик,
Твоей печалью тронут я не меньше,
Чем смертью господина твоего.
Кто он, дружок?
Имогена
Ричард дю Шан.
(В сторону.)
Я лгу,
Но в этом нет вреда. Надеюсь, боги
Простят мне ложь.
Луций
Как звать тебя?
Имогена
Фиделе.
Луций
Да, это имя по тебе. Оно
Достойно верности твоей, а верность
Достойна имени. Служить мне хочешь?
Хоть я не так хорош, как твой хозяин,
Но я тебя любить не меньше буду.
И если бы в письме ко мне сам Цезарь
Достоинства твои превозносил,
Он больше о тебе сказать не мог бы,
Чем ты сейчас сказал. Идем со мной.
Имогена
Но прежде господина я зарою
В могилу так глубоко, как смогу;
Листвой ее засыплю и цветами.
Произнесу над нею сто молитв,
Слезами орошу, вздыхая тяжко,
А там уж к вам пойду, коль вам угодно
Принять меня.
Луций
Я для тебя, мой милый.
Скорей отцом, чем господином, стану.
Друзья!
О долге мальчик нам, мужам, напомнил.
Среди цветов мы выроем могилу
Мечами. Поднимите труп. - Мой мальчик,
В знак уваженья и любви к тебе
Почтим мы господина твоего,
Как воина, похоронив его.
Утешься же, утри глаза. Подчас
Паденье может и возвысить нас.
Уходят.
СЦЕНА 3
Комната во дворце Цимбелина.
Входят Цимбелин, вельможи, Пизанио и слуги.
Цимбелин
(слуге)
Узнай, что с королевой.
Один из слуг уходит.
С той поры
Как принц исчез, она в безумье впала.
О небеса, какая злая кара
Ниспослана мне вами! Дочь моя,
Моя отрада, скрылась. Королева
На ложе смерти. Нам война грозит,
И принц, столь нужный мне сейчас, пропал.
В отчаянье я от ударов этих!
(К Пизанио.)
Ты, раб лукавый, знаешь, где она!
Не лги, что ты здесь ни при чем. Иначе
Заговоришь под пыткой.
Пизанио
Государь.
Казните, но, клянусь вам, я не знаю,
Где госпожа, зачем она ушла,
Когда вернется, - ничего не знаю.
Я ваш слуга покорный, государь.
Первый придворный
Он вам не лжет. Когда принцесса скрылась,
Его видали здесь. Слуга он верный,
А принца ищут всюду и найдут.
Цимбелин
Тревожные настали времена.
(К Пизанио.)
На этот раз ты вывернулся, раб,
Но ты на подозренье!
Первый придворный
Повелитель!
Уж легионы галльские на берег
Сошли, а в подкрепленье к ним сенат
Прислал отряд патрициев из Рима.
Цимбелин
Как нужен мне совет жены в принца!
Я стал в тупик...
Первый придворный
Но, государь великий,
Нам хватит войск, чтоб встретиться с врагом.
Не только к ним - и к нам придет подмога,
Лишь прикажите действовать. Давно мы
Приказа ждем.
Цимбелин
Благодарю. Ну что ж,
Судьбу мы смело встретим. Угнетает
Меня не то, что Рим готовит нам,
А горести семейные. - Идем!
Уходят.
Пизанио
Не пишет господин мой - нет ответа
На весть о смерти Имогены. Странно!
Не слышно и о ней, а ведь хотела
Она писать мне часто. Что могло
Случиться с принцем? Я в большой тревоге.
Но справедливость есть еще на небе!
Во имя верности я изменяю
И лгу, чтоб честным быть. Война докажет,
Как верно я служу своей отчизне,
Иль пусть паду в бою. Рассеет время
Сомненья остальные. Иногда
Без кормчих в порт судьба ведет суда.
(Уходит.)
СЦЕНА 4
Уэльс. Перед пещерой Белария.
Входят Беларий, Гвидерий и Арвираг.
Гвидерий
Тревога поднялась.
Беларий
Уйдем подальше.
Арвираг
Нет смысла в жизни, если избегать
Опасных подвигов.
Гвидерий
К чему таиться?
Нас, как британцев, римляне казнят
Или свои, сочтя за бунтарей,
Служить заставят, а потом убьют.
Беларий
Уйдемте, дети, в горы. Там спокойней.
Нам путь к своим закрыт. Безвестны мы
И в списки войсковые не попали.
Смерть принца может привести к расспросам,
Кто мы, где жили, и признанье вырвать,
А наказание за это - смерть
Под пыткою.
Гвидерий
Отец мой, не к лицу
Тебе в такое время спасенья;
И нас не убедишь ты, нет!
Арвираг
Едва ли,
Услышав ржанье римских лошадей
И увидав костры врага вблизи,
Британцы в ожидании сраженья
Решатся тратить время, выясняя,
Кто мы, откуда здесь.
Беларий
Но ведь знаком
В войсках я многим. Клотена не видел
Я много лет, но все ж его узнал я.
Король не стоит ни моих услуг,
Ни преданности вашей.
Изгнание мое виной тому,
Что воспитанья вы не получили,
Что жили в бедности, лишившись счастья,
Которого вы вправе были ждать;
Что летом вы палящий зной терпели
И, как рабы, тряслись зимой от стужи.
Гвидерий
Нет, лучше смерть, чем эта жизнь! Отец,
Молю, идем к войскам. Никто не знает
Ни брата, ни меня; тебя забыли;
Ты постарел и стал неузнаваем.
Арвираг
Клянусь блистаньем солнца, я иду!
Я не видал, как смерть встречает воин
В сражениях. Я видел только кровь
Трусливых зайцев, горных коз и ланей.
Коней не знал я, кроме жалких кляч,
Удил и шпор не ведавших. Под стать
И всадник им такой, как я. Мне стыдно
Смотреть на солнце, жить его теплом
И пребывать в ничтожестве безвестном.
Гвидерий
Клянусь, и я пойду. Благослови
Меня, отец. Тогда в бою не ставу
Я рисковать напрасно. А не пустишь
Я все равно пойду; и ты судьбою
Наказан будешь тем, что я в сраженье
Умру от рук врагов.
Арвираг
И я. Аминь!
Беларий
Коль юной жизнью вы не дорожите,
Зачем же старость мне тогда беречь?
Да будет так! Иду я с вами, дети,
И, если суждено вам пасть в бою,
Я вместе с вами смерть приму свою!
Вперед! Вперед! Сказалась кровь царей,
Кипит она и рвется в бой скорей!
Уходят.
АКT V
СЦЕНА 1
Британия. Римский лагерь.
Входит Постум с окровавленным платком в руках.
Постум
Я сберегу тебя, платок кровавый,
Я сам хотел тебя таким увидеть.
Мужья! Когда б вы все так поступали,
Любой проступок мог бы погубить
Вернейшую из жен. - Нет, мой Пизанио,
Не все приказы нужно выполнять,
А только справедливые. - О боги,
Зачем меня не покарали вы
И дали мне дожить до этой пытки?
Зачем вы Имогену не спасли
Для жизни, полной горести? Зачем
Меня, злодея, не сгубили? Ах,
Любя иных, вы их к себе берете
За малый грех, от большего спасая;
Другим же позволяете свершать
Грех за грехом, один другого хуже,
И те живут, в чудовищ превращаясь.
Она теперь у вас! Так дайте, боги,
Мне силу покориться вашей воле.
Сюда из Рима прибыл я сражаться
С отчизною своей. - О нет, Британия,
Довольно и того, что я убил
Твою принцессу. Ран тебе я больше
Не нанесу. - Внимайте, боги, мне:
С себя сниму я римскую одежду,
Крестьянином простым переоденусь,
Сражаться буду против тех, с кем прибыл,
И смерть в бою приму за Имогену!
Ведь жизнь сама и каждый вздох - мне смерть!
Не узнанный никем, ни в ком не вызвав
Ни злобы, ни участья, ни любви,
Себя предам я смерти. Пусть узнают
О доблести моей, хоть и таилась
Она под рубищем раба. О боги!
Пошлите вновь мне силу Леонатов!
Надменный мир хочу я научить
Не внешний блеск, а силу духа чтить.
(Уходит.)
СЦЕНА 2 Поле сражения между британским и римским лагерями. Входят с одной стороны Луций, Якимо и римское войско, с другой стороны - британское войско. За ними следует Постум как простой воин. Они проходят через сцену. Затем входят, сражаясь, Якимо и Постум. Постум побеждает Якимо, обезоруживает и уходит,
оставив его одного.
Якимо
Великий грех отяготил мне душу
И мужества лишил. Оклеветал
Я женщину, британскую принцессу,
И воздух здешний, словно мстя за это,
Все силы отнял у меня. Иначе
Как мог меня, искусного в бою,
Сразить простой мужлан? Мой сан и званье
Стыда источник ныне и страданья.
Британия! Коль рыцари твои
Еще сильней, чем этот раб убогий,
То мы ничтожны, а британцы - боги!
(Уходит.)
Битва продолжается. Британцы бегут. Цимбелин захвачен в плен,
Входят, спеша ему на помощь. Беларий, Гвидерий и Арвираг,
Беларий
Стой! Все назад! За нами поле битвы!
Теснина - наша! Нам страшна лишь трусость!
Позор бегущим! Стой!
Гвидерий и Арвираг
Назад! Сражайтесь!
Входит Постум и бьется на стороне британцев; они освобождают
Цимбелина и уходят. Входят Луций, Якимо и Имогена.
Луций
Прочь с поля битвы, мальчик, жизнь спасай!
Свои своих разят, полны смятенья;
Бой ослепляет разум.
Якимо
Подошло
К ним подкрепление.
Луций
Как странно бой
Вдруг обернулся! Если помощь к нам
Не подоспеет - отступать придется.
Уходят.
СЦЕНА 3
Другая часть поля сражения.
Входят Постум и британский вельможа.
Вельможа
Оттуда ты, где наши бьются?
Постум
Да.
А вы из беглецов, как видно?
Вельможа
Да.
Постум
Винить вас трудно. Нам конец пришел бы,
Не помоги нам небо. Сам король
Уже отрезан был; ряды смешались;
В теснине узкой можно было видеть
Лишь спины отступающих британцев.
Резню противник начал, кровь почуяв
И видя пред собою больше жертв,
Чем он имел мечей; кто был изрублен,
Кто ранен, кто перепугался насмерть.
В теснине выросла гора убитых
И трусов, в спину раненных, которых
Позорный ждал конец.
Вельможа
Где та теснина?
Постум
Близ поля битвы, между двух откосов.
В теснине этой вдруг старик явился
Отважный воин, подвигом своим,
Свершенным для отчизны, доказавший,
Что дожил он недаром до седин.
С ним было двое юношей, которым
Пристало бы скорей играть в пятнашки,
А не участвовать в бою кровавом;
Их лица, словно девичьи, скрывать
От холода должна была бы маска
Они ж загородили вход в теснину,
Крича бегущим: "Жизнь спасает бегством
Олень, а не солдаты! К черту трусов!
Назад! Не то мы римлянами станем
И, как скотов, вас будем бить за то,
Что вы бежите, как скоты. Назад!
Лицом к врагу! Спасенье только в этом!"
Да, эти трое стоили трех тысяч.
Три смельчака таких в бою дороже,
Чем рать бездельников. И с криком "Стой!",
Проходом узким пользуясь искусно,
Еще искусней доблестью своей,
Способной прялку превратить в копье,
Они зажгли огонь в погасших взорах;
Проснулся у бегущих стыд, а с ним
И мужество вернулось и отвага;
И те, кто струсил, глядя на других
(Будь проклят тот, кто первым дрогнет в битве!).
Вернулись вновь и бросились, как львы,
На вражьи копья. Дрогнул неприятель,
Нарушил строй, и началось смятенье;
И те, кто прежде шли вперед орлами,
Теперь назад бежали, как цыплята.
Переменилось все в одно мгновенье
Вдруг стали победители рабами.
К сердцам бегущих отыскал дорогу
Зов, брошенный им вслед, и трус недавний,
Воспрянув духом, стал полезен нам,
Как иногда сухарь в походе тяжком.
О небо! Как ударили британцы
На мертвых, раненых, живых, своих же,
Напором смятых! Если раньше десять
От одного бежали, то теперь
Один гнал двадцать. Кто предпочитал
Погибнуть, но не драться, тот теперь
Был для врага грозой.
Вельможа
Однако странно:
Теснина... двое юношей и старец...
Постум
Вам странно это? Склонны вы скорей
Дивиться подвигам, чем их свершать?
Хотите, зарифмую этот случай
Вам на потеху? Слушайте мой стих:
"Старик и два юнца, заняв теснину,
Нам счастье принесли, врагу - кончину".
Вельможа
Ты сердишься?
Постум
Нет, я дружить готов
С тем, кто бежит трусливо от врагов;
В согласии с привычкою своей,
Он и от дружбы убежит моей...
Вы довели меня до виршеплетства.
Вельможа
Прощай. Ты сердишься.
(Уходит.)
Постум
Опять бежишь?
Вельможное ничтожество! Быть в битве
И у меня расспрашивать о ней!
Иной, спасая шкуру, честь позорил,
Иной бежал - и все ж погиб, а я,
Хранимый горем, словно чародейством,
Смерть не обрел там, где она царила.
Смерть, страшное чудовище, таится
Порой в бокалах, в ласковых речах,
На мягком ложе - много слуг у смерти
Помимо тех, кто носит меч. Нет, я
Найду ее. Сражался я за бриттов,
Но больше я не бритт. Надену платье,
В котором прибыл. Воевать не стану
И сдамся первому, кто руку мне
Положит на плечо. Был враг жесток,
Но будут мстить жестоко и британцы.
Мне искупленье - смерть. О ней мечтал,
На той, на этой стороне искал;
Но, где ее ни встречу, здесь иль там,
За Имогену жизнь свою отдам!
Входят два британских военачальника и воины.
Первый военачальник
Хвала богам! Взят Луций в плен. А старца
И юношей считают за богов.
Второй военачальник
Там был еще один - иль раб, иль нищий;
Он бился как герой.
Первый военачальник
Да, говорят;
Но он исчез куда-то. - Стой! Ты кто?
Постум
Я римлянин!
И не блуждал бы тут, когда бы все,
Как я, сражались.
Второй военачальник
Взять его! Собака!
Ты не вернешься в Рим, чтоб рассказать,
Как вороны клевали вас. Ты дерзок
И, видно, знатен. К королю его!
Входят Цимбелин, Беларий, Гвидерий, Арвираг, Пизанио и пленные римляне. Военачальники подводят Постума к Цимбелину, который знаками велит тюремщику
взять его, после чего все уходят.
СЦЕНА 4
Британская тюрьма.
Входят Постум и два тюремщика.
Первый тюремщик
Тебя уж не угонят, ты стреножен.
Пасись, пожалуй, коль найдешь траву...
Второй тюремщик
...И есть захочется.
Тюремщики уходят.
Постум
Привет вам, цепи!
Вы путь к освобожденью моему!
А все же я счастливей, чем подагрик,
Который предпочел бы век стонать,
Чем исцеленным быть наверняка
Врачом надежным - смертью, тем ключом,
Что отмыкает все замки. О совесть,
Ты скована теперь намного крепче,
Чем эти щиколотки и запястья.
Даруйте искупленье мне, о боги,
И обрету я вечную свободу.
Иль моего раскаянья вам мало?
Печаль детей смягчает гнев отцовский,
А боги милосерднее людей;
Отрадней каяться в цепях желанных,
А не надетых на тебя насильно.
Возьмите жизнь в расплату за свободу!
Я знаю, вы добрей ростовщиков,
Берущих с должников в уплату долга
Лишь четверть, треть или шестую часть.
Чтоб те могли, дела свои поправив,
Платить им вновь. Мне этого не нужно!
За Имогены жизнь - мою возьмите;
Она хоть и не так ценна, но все же
Дана мне вами, боги. Человек
Не взвешивает каждую монету
И легкую берет, чеканке веря;
Возьмите жизнь мою - я ваш чекан,
О всеблагие силы! Если вы
С таким согласны счетом - рад я жизнью
Свой долг вам уплатить. - О Имогена,
К тебе без слов взываю я!
Торжественная музыка. Появляются призраки: Сицилий Леонат, отец Постума, величавый старец в одежде воина; он ведет за руку пожилую женщину, мать Постума; перед ними идет музыкант. Затем, позади другого музыканта, следуют два молодых Леоната, братья Постума; на груди у них раны, от которых они
погибли на поле битвы. Они окружают спящего Постума.
Сицилий
О громовержец, не карай
Презреньем нас, людей,
Будь с Марсом крут, с Юноной строг,
Чей гнев неверностью своей
Ты распалил.
В чем грешен сын? Не довелось
Его мне повидать.
Я умер, а дитя еще
Носила в чреве мать.
Но ты - ведь на земле зовут
Тебя отцом сирот,
Ты должен оградить его
От всех земных невзгод.
Мать
Не помогла Люцина мне;
Скончалась я, родив.
В чужой и бесприютный мир
Явился, сиротлив,
Мой бедный сын.
Сицилий
Подобно предкам славным, он
Был мудр, красив и смел
И, как наследник мой, хвалу
Везде снискать сумел.
Первый брат
Когда созрел он, возмужал
В Британии во всей
Кто мог сравниться с ним? Кто был
Достойней и милей?
Он мужем Имогены стал,
Как лучший из мужей.
Мать
За что же брак его теперь
В насмешку превращен?
За что он изгнан и за что
Навеки разлучен
С женой своей?
Сицилий
Зачем ты Якимо, шуту
Из Рима, разрешил
Бесчестной клеветой разжечь
Его ревнивый пыл,
Чтоб в жертву подлости людской
Заклан мой Постум был?
Второй брат
Из обиталища теней
Отец его, и мать,
И братья, павшие в бою
Явились в мир опять.
Чтоб грудью за права и честь
Тенанция стоять.
Первый брат
За Цимбелина в битве брат
Свой обнажил клинок.
За что ж, Юпитер, царь богов,
Ты так к нему жесток?
Ты не воздал ему хвалу,
А горестям обрек!
Сицилий
Открой хрустальное окно,
Взгляни на нас с высот;
Не изливай свой страшный гнев
На доблестный наш род.
Мать
Коль прав наш сын, избавь его
От горя и забот.
Сицилий
Покинь свой мраморный дворец,
Сверши свой правый суд,
Иль тени к сонму всех богов
Свой голос вознесут.
Оба брата
И жалобу им на тебя,
Юпитер, принесут.
Среди раскатов грома и сверканья молний, на орле спускается Юпитер
и бросает огненную стрелу. Призраки падают на колени.
Юпитер
Довольно, о бесплотный рой видений,
Терзать наш слух! Умолкни, жалкий род!
Тому ль бояться ваших обвинений,
Кто молнией разит мятеж с высот?
Прочь, призраки Элизия! Покойтесь
Среди его невянущих лугов
И за живущих на земле не бойтесь;
Заботиться о них - удел богов.
Кого люблю, тому преграды ставлю;
Победа тем дороже, чем трудней.
Утешьтесь! Скоро я его прославлю
И возвеличу после черных дней.
Он родился под нашею звездою,
И в нашем храме брак его свершен.
Прочь, сгиньте! Постум свидится с женою;
Счастливее, чем прежде, станет он.
Оставьте свиток на его груди вы
В нем скрыт грядущих радостей залог.
Итак, рассейтесь! Будьте терпеливы,
И помните, что в гневе я жесток.
Лети, орел, в хрустальный мой чертог.
(Улетает.)
Сицилий
Слетел он с громом, серою дыша.
Казалось, что орел его священный
Нас растерзает. Но отлет их ввысь
Был сладостней, чем ароматы рая.
Орел, расправив крылья, чистил клюв,
Как будто нам он показать хотел,
Что бог доволен.
Все
Слава громовержцу!
Сицилий
Пол мраморный сомкнулся. Он взлетел
Под свод лучистый. Скроемся сейчас!
Мы выполнить должны его наказ.
Призраки исчезают.
Постум
(просыпаясь)
Ты, сон, мне деда заменил: ты дал
Мне мать, отца и братьев. О насмешка!
Родились и исчезли навсегда
Они, как сновиденье, - без следа,
А я проснулся. Те, кто уповает
На милость свыше, грезят, как и я,
Но пробужденье отрезвляет их.
Увы! Отвлекся я. Порой судьба
Вдруг возвеличит жалкого раба,
Хоть благ он недостоин и не смел
Мечтать, чтоб стал иным его удел.
Так счастье золотое в этом сне,
И сам не знаю, как пришло ко мне.
Не фей ли видел я? - Что здесь? Пергамент?
О дивный дар, не будь как царедворец:
Снаружи блеск и пустота внутри,
Исполни, что сулишь.
(Читает.)
"Когда львенок, сам не ведая, кто он такой, найдет то, чего не искал, и будет объят струей нежного воздуха; когда отсеченные ветви величественного кедра, много лет считавшиеся мертвыми, вновь оживут, прирастут к старому стволу и зазеленеют на нем, тогда окончатся бедствия Постума, а в счастливой Британии вновь процветут мир и изобилие".
Я сплю еще иль это бред безумца?
Одно из двух: иль это предсказанье
Бессмыслица, иль в нем так много смысла,
Что не постичь рассудком. Будь что будет!
Но это так на жизнь мою похоже,
Что сберегу его.
Входит тюремщик.
Тюремщик
Идем, приятель. Готов ли ты к смерти?
Постум
Давно готов; пожалуй, даже пережарился.
Тюремщик
Виселица - вот что тебя ждет! Если ты готов для нее, значит, хорошо приготовлен.
Постум
Выходит, если блюдо придется по вкусу зрителям, оно оправдает расходы.
Тюремщик
Тяжелая для тебя расплата, приятель. Но утешайся тем, что больше тебе платить не придется. Да и трактирных счетов можешь не бояться, а ведь они напоследок отравляют полученное удовольствие. Входишь туда - голова кружится от голода, выходишь - от вина, и злость тебя разбирает, что ты и лишнее перехватил, и переплатить пришлось. И кошелек и голова у тебя пусты. Голова тяжела, потому что ты был легкомыслен, а кошелек легок, потому что освободился от тяжести. Отныне ты будешь избавлен от всех этих противоречий. Веревка, хоть и стоит грош, ценна своим милосердием! Она мгновенно подводит все итоги - лучшего счетовода, пожалуй, не найдешь. Она сразу сводит к нулю все прошлые, настоящие и будущие расходы. Твоя шея, приятель, для этого счетовода - и перо и счетная книга: не успеешь моргнуть, расчет готов.
Постум
Для меня смерть большая радость, чем для тебя жизнь.
Тюремщик
И в самом деле, дружище, кто спит, тот зубной боли не чувствует. Но человек, которому предстоит уснуть твоим сном, да еще улечься спать с помощью палача, я думаю, охотно поменялся бы с ним местами. Не угадаешь ведь, что за дорога предстоит тебе после смерти.
Постум
Представь себе, я ее вижу, друг мой.
Тюремщик
Значит, у твоей смерти есть глаза во лбу, хоть я и никогда не видел, чтобы ее изображали зрячей. Обычно после смерти идешь себе за проводником, который уверяет, что ему все пути известны, либо плетешься наугад. Так или иначе, а обратно ты не вернешься, чтобы рассказать нам, как дошел до конца своего пути.
Постум
Говорю тебе, друг мой, у каждого есть глаза, чтобы разыскать дорогу, по которой пойду я. Только многие предпочитают закрыть их и не смотреть.
Тюремщик
Ну не насмешка ли это: выходит, человеку глаза нужнее всего, чтобы различить дорогу к слепоте! Впрочем, виселица закроет глаза кому угодно.
Входит гонец.
Гонец
Сними со своего узника цепи и отведи его к королю.
Постум
Ты пришел с добрыми вестями! Меня зовут к королю, чтобы даровать свободу.
Тюремщик
Пусть меня раньше повесят!
Постум
Тогда ты станешь свободнее всякого тюремщика. Для мертвеца не существует никаких замков.
Постум и гонец уходит.
Тюремщик
Даже тот, кто желал бы жениться на виселице и народить малюток, не стал бы так стремиться к своей нареченной, как этот парень. Хоть он и римлянин, но, скажу по чести, на свете есть немало негодяев похуже его, которые цепляются за жизнь; тем не менее многим из них приходится умирать. Во всяком случае, я бы так поступил, будь я на его месте. Хотел бы я, чтобы по этому вопросу все мы держались одного мнения, притом мнения хорошего. Тогда худо пришлось бы только виселице и тюремщикам! Я говорю против своей выгоды, но желание мое, если осуществится, всем принесет счастье. (Уходит.)
СЦЕНА 5
Шатер Цимбелина.
Входят Цимбелин, Беларий, Гвидерий, Арвираг,
Пизанио, вельможи, офицеры и слуги.
Цимбелин
Приблизьтесь, вы, что волею богов
Спасли наш трон! Печалюсь я душою,
Что не разыскан неизвестный воин,
Сражавшийся так славно, что затмил
Сверканье лат лохмотьями своими.
Он голой грудью шел на вражьи копья.
Нашедшего его я осчастливлю,
Коль счастьем нашу милость можно счесть.
Беларий
Таким пылал он благородным гневом,
Какого я досель еще не видел.
По платью жалкий нищий, он в бою
Героем был.
Цимбелин
Вестей о нем все нет?
Пизанио
Его искали средь живых и мертвых,
Но не нашли следов.
Цимбелин
Я, к сожаленью,
Наследником наград его остался.
(Беларию, Гвидерию и Арвирагу.)
Их вам отдам, спасители страны,
Земли британской мозг, душа и печень.
Но мне пора спросить, кто вы? Ответьте!
Беларий
Из Камбрии мы родом и дворяне.
Иным хвалиться было бы нескромно,
Но мы честны.
Цимбелин
Колени преклоните.
Так! Встаньте, рыцари мои! Отныне
Вы в свите нашей будете, и вам
Почет согласно сану воздадут.
Входят Корнелий в придворные дамы.
Что вижу я? На ваших лицах скорбь!
Встречать победу так? Вы не похожи
На победивших бриттов.
Корнелий
Государь,
Я омрачаю радость грустной вестью:
Скончалась королева.
Цимбелин
Не пристала
Такая весть врачу. Однако знаю:
Лекарства могут жизнь продлить, но смерти
И врач подвластен. Как она скончалась?
Корнелий
Как и жила - ужасно, и в безумье.
Жестокая, она рассталась с жизнью
В жестоких муках. Передать позвольте
Предсмертные признания ее.
Коль я солгу, пусть уличат меня
Те дамы, что у ложа королевы
В слезах стояли.
Цимбелин
Говори.
Корнелий
Она
Призналась в том, что не любила вас,
Что лишь стремилась к власти и величью
И с вами в брак вступила для того,
Чтоб королевским троном завладеть.
Цимбелин
То знала лишь она одна. И если
Она пред смертью в этом не призналась,
Я б не поверил. Дальше.
Корнелий
Ваша дочь,
Которую она ласкала лживо.
Была, как скорпион, ей ненавистна;
И, если бы принцесса не бежала,
Дала бы ей отраву королева.
Цимбелин
Чудовищно! О, кто постигнет женщин?
И это все?
Корнелий
Есть кое-что похуже.
Она для вас смертельный яд хранила,
И, если бы вы приняли его,
Он медленно точил бы вашу жизнь.
Она ж намеревалась в это время
Заботой, лаской, просьбами, слезами
Всецело подчинить вас и потом
Заставить вас наследником престола
Назначить Клотена. Но планы эти
Нарушило его исчезновенье.
Тогда она в отчаянье бесстыдном,
Прокляв людей и небеса, открыла
Все замыслы свои, жалея горько,
Что не свершила их. Вот так, в безумье,
Она и умерла.
Цимбелин
(к придворным дамам)
Вы все слыхали?
Придворные дамы
Да, государь.
Цимбелин
Мой взор винить нельзя
Она была прекрасна. Невиновен
И слух, плененный льстивостью ее,
И сердце, верившее ей во всем,
Преступным было бы не верить ей.
И все же, Имогена, дочь моя,
Ты вправе называть меня безумцем,
Пройдя все испытания свои.
О небо, помоги мне зло исправить!
Входят Луций, Якимо, прорицатель и другие римские
пленники под стражей; позади всех Постум.
Ну, Кай, теперь уже не требуй дани:
Ее мечом сложили мы с себя,
Утратив многих храбрецов, чьи души
Нас родственники успокоить просят,
Обрекши смерти пленных; мы на это
Согласье дали. Умереть готовься.
Луций
Но ты учти превратности войны.
Помог вам только случай. А достанься
Победа нам - грозить бы мы не стали
Так хладнокровно беззащитным пленным.
Что ж, если боги только нашу жизнь
Берут, как искупительную жертву,
Мы, римляне, достойно встретим смерть,
Но Цезарь жив, и он запомнит это.
Что до меня, прошу лишь об одном:
Со мной здесь юный паж, британец родом;
Позволь мне выкуп за него внести.
Пажей таких не знал я; кроткий, верный,
Усердный и заботливый по-женски.
Достоинства его - поддержка просьбе,
В которой ты, надеюсь, не откажешь.
Служил он римлянину, но отчизне
Не причинил вреда. Спаси его,
А нас казни.
Цимбелин
Его я где-то видел.
Лицо мне так знакомо... - Мальчик милый,
Твой взгляд меня пленил - не знаю чем.
Теперь ты мой. Я жизнь тебе дарю!
Ты почему-то сразу стал мне дорог.
Живи! Проси что хочешь у меня
Все дам, что положенью твоему
И нашей милости пристало. Хочешь
Знатнейшему из римлян дам свободу?
Имогена
Благодарю смиренно, государь.
Луций
Моей не требуй жизни, мальчик. Знаю,
Что ты о ней попросишь.
Имогена
Нет, увы!
Тут есть другое что-то... Мне оно
Страшнее смерти. Ваша жизнь сама
Сумеет отстоять себя.
Луций
Он предал,
Отверг меня. Недолго счастлив тот,
Кто молодым всю душу отдает.
Но чем он так смущен?
Цимбелин
Чего ты хочешь?
Все больше ты мне нравишься, мой мальчик.
Подумай лучше. Может быть, попросишь
Спасти его? Тебе родня он? Друг?
Имогена
Он римлянин, и мне родня не больше,
Чем я вам. Нет, я ближе; я - британец.
Цимбелин
Так что же ты так смотришь на него?
Имогена
Наедине скажу, коль вы меня
Благоволите выслушать.
Цимбелин
Охотно.
Как звать тебя?
Имогена
Фиделе.
Цимбелин
Ты мой паж.
Твой господин я. Говори смелее.
Цимбелин и Имогена беседуют в стороне.
Беларий
Воскрес из мертвых мальчик наш!
Арвираг
Песчинки
Не схожи так, как этот милый паж
И бедный наш Фиделе. Что ты скажешь?
Гвидерий
Усопший ожил!
Беларий
Тсс... Погодите... Ведь порою сходство
Обманчиво... Он подошел бы к вам,
Будь он Фиделе. А ведь этот даже
Не обернется.
Гвидерий
Умер наш Фиделе!
Беларий
Молчи... Посмотрим.
Пизанио
(в сторону)
Это госпожа!
Ну ладно, будь теперь что будет - благо
Она жива.
Цимбелин и Имогена подходят.
Цимбелин
Стань подле нас и громко
Вопросы задавай.
(К Якимо.)
Ты подойди
И отвечай правдиво нам, иначе
Клянусь венцом своим - жестокой пыткой
Отделим мы от правды ложь.
(Имогене.)
Спроси!
Имогена
Пусть скажет, от кого он получил
Свой перстень.
Постум
(в сторону)
Для чего им знать об этом?
Цимбелин
Как стал твоим алмаз, который носишь
На пальце ты?
Якимо
Мне пыткой ты грозил за ложь, но правда
Твоею будет пыткой.
Цимбелин
Что? Моею?
Якимо
Пора открыть мне душу наконец!
Молчать - мученье! Перстень этот добыл
Обманом я. Владел им Леонат,
Тобою изгнанный, а он - пусть это
Тебя терзает больше, чем меня,
Достойнейший из всех людей на свете.
Желаешь слушать дальше, государь?
Цимбелин
Все знать хочу я.
Якимо
Ангел - дочь твоя...
Лишь вспомню - сердце кровью истекает
И лживый дух скорбит... Прости... Мне дурно...
Цимбелин
Дочь? Что с ней? Овладей собой. Скорей
Согласен я, чтоб до седин ты дожил,
Чем умер, промолчав. Так говори же!
Якимо
Однажды - будь он проклят, этот час,
Я в Риме пировал - будь проклят дом,
Где был я! Ах, зачем отраву в яства
Не подложили мне... Достойный Постум...
Что мне сказать? - он слишком был хорош,
Чтоб жить с дурными; он из самых лучших
Был наилучшим... - Он печально слушал,
Как мы своих красоток восхваляли
И самое искусное витийство
Бледнело перед нашим хвастовством.
Венера и Минерва рядом с ними
Дурнушками казались, хоть в природе
Никто богиням красотой не равен.
Хвалили мы возлюбленных своих,
Все прелести приписывая им,
Которые нас в женщинах пленяют
И позволяют им ловить мужчин
На удочку свою.
Цимбелин
Скорее к делу!
Я словно на горячих углях.
Якимо
К делу
Я скоро перейду, и ты узнаешь,
Что значит скорбь. Тут Леонат достойный,
Возлюбленный принцессы, речь повел.
Тех не хуля, кого мы расхвалили,
Он, добродетели самой подобный,
С такою скромностью, но вдохновенно
Живописал достоинства жены,
Что стало ясно каждому из нас:
Мы дуралеи, а красотки наши
Не лучше прачек.
Цимбелин
Ближе, ближе к делу.
Якимо
Превозносил он чистоту принцессы
Вот тут-то все и началось, - сказал,
Что по сравненью с ней сама Диана
В греховных сновидениях повинна,
Что лишь одна жена его чиста,
А я, несчастный, усомнился в этом
И золото поставил против перстня,
Который он носил; я похвалялся,
Что Имогену я склоню к измене
И выиграю перстень. Верный рыцарь,
Он, веря в честь ее (в чем убедился
Потом и я) в заклад поставил перстень.
Конечно, мог он смело сделать так,
Будь то карбункул с колесницы Феба,
Ценой превосходящий колесницу.
Я поспешил в Британию. Быть может,
Вам памятен приезд мой? Ваша дочь
Мне разницу сумела показать
Меж похотью и подлинной любовью,
Лишив меня надежд, но не желанья
Верх в споре одержать. Мой хитрый ум
Придумал план один... позорный, низкий.
Он удался вполне. Я в Рим вернулся
С такою цепью ложных доказательств,
Что Леоната свел с ума, разрушив
Уверенность его в своей жене.
Я описал ковры, картины в спальне.
Браслет, добытый дьявольским коварством,
Ему я предъявил. Я перечислил
Приметы тайные у ней на теле.
Не мог он не поверить, что со мной
Его жена нарушила обет,
И вот теперь я вижу - словно он
Передо мной...
Постум
(выступая вперед)
Да, итальянский дьявол,
Он пред тобой! - О горе мне! Глупец я,
Чудовищный убийца, вор и все
Чем свет клеймит злодеев, мне подобных.
О, дайте мне веревку, нож иль яд!
Назначьте суд! - Король, придумай пытки!
Страшней я, хуже всех чудовищ мира!
Я - Постум, умертвивший дочь твою!
Нет, лгу, я приказал убить ее
Другому негодяю святотатцу.
Она была святыней чистоты,
Нет, чистота сама. В лицо мне плюйте,
Кидайте камни, грязь, травите псами.
Пусть впредь любой злодей зовется Постум
И все же будет лучше он, чем я.
О Имогена, жизнь моя, принцесса!
О Имогена!
Имогена
Стой, супруг мой! Слушай...
Постум
Над горем издеваешься моим?
Прочь, дерзкий паж!
(Наносит Имогене удар. Она падает.)
Пизанио
На помощь госпоже!
О Постум, господин мой! Лишь теперь
Убили вы ее. - Скорей на помощь!
О госпожа...
Цимбелин
Иль свет перевернулся?
Постум
В уме ли я?
Пизанио
О госпожа, очнитесь!
Цимбелин
Коль так, то боги радостью хотят
Убить меня.
Пизанио
Принцесса, лучше вам?
Имогена
Прочь с глаз моих!
Ты дал мне яд. Не смей дышать, преступник,
Близ королей.
Цимбелин
То голос Имогены.
Пизанио
Принцесса! Порази меня Юпитер,
Коль не считал я тот состав целебным.
Его мне подарила королева.
Цимбелин
Что? Что?
Имогена
Он отравил меня.
Корнелий
О небо!
Забыл я передать вам, государь,
Еще одно признанье королевы.
Он им оправдан. "Если даст Пизанио,
Она сказала, - мой состав принцессе,
Который я лекарством назвала,
Он так услужит этим ей, как крысе
Я услужила бы".
Цимбелин
Что это значит?
Корнелий
Мой государь, нередко королева
Заказывала яды мне, твердя,
Что ей они для опытов нужны,
Что травит только псов она и кошек
И тварей бесполезных. Но, боясь,
Что преступленье совершит она,
Я сделал для нее такой состав,
Который вместо смерти вызывает
Подобье смерти - сон, а после снова
Приходит жизнь.
(Имогене.)
Вы приняли его?
Имогена
Наверно, если я была мертва.
Беларий
Вот это нас и обмануло, дети.
Гвидерий
Фиделе! Да, конечно, это он!
Имогена
(Постуму)
Зачем ты оттолкнул свою жену?
Представь, что мы с тобою на скале,
И вновь толкни меня.
(Обнимает его.)
Постум
Пока я жив
Как плод на дереве, держись на мне.
Цимбелин
Дитя мое! Родная плоть моя!
А что же я, по-твоему, - лишь зритель?
Ты для меня и слова не найдешь?
Имогена
Благословите нас, отец.
Беларий
(Гвидерию и Арвирагу)
Понятно,
Что мальчика вы сразу полюбили,
Была причина.
Цимбелин
Для тебя, дитя,
Святой водой мои пусть будут слезы...
Скончалась мать твоя.
Имогена
Мне жаль ее.
Цимбелин
Нет, нет, она жестокою была.
Из-за нее мы встретились так странно.
Но сын ее исчез.
Пизанио
Теперь и я
Скажу без страха все. Явился принц
Ко мне, когда исчезла госпожа,
И с пеною у рта грозил меня
Убить мечом, коль скрою, где она.
При мне письмо случайно оказалось
От господина. Он прочел; узнал,.
Что в Мильфорд, в гавань, госпожа помчалась,
И, в гневе приказав отдать ему
Одежду господина моего,
Он кинулся туда с нечистой целью
Принцессу обесчестить. Что с ним сталось,
Мне неизвестно.
Гвидерий
Я могу сказать:
Его убил я.
Цимбелин
Смилуйтесь, о боги!
Я не хотел бы за твои заслуги
Обречь тебя на смерть. Скажи скорее,
Что это ложь.
Гвидерий
Я сделал, как сказал.
Цимбелин
Он принцем был!
Гвидерий
И наглецом! Ругательства его
Отнюдь не царственно звучали! Если б
Ревело море так, я и ему
Отсек бы голову; и очень рад,
Что не стоит он, похваляясь тем же,
Пред нами здесь.
Цимбелин
Мне жаль тебя, но вынес
Ты смертный приговор себе. Умри же!
Имогена
Я приняла за мужа этот труп
Без головы!
Цимбелин
Преступника связать
И увести!
Беларий
Нет, погоди, король;
Он выше принца родом и не ниже,
Чем ты. И ты ему обязан больше,
Чем сотне принцев.
(Страже.)
Рук его не троньте
Они не для оков.
Цимбелин
Зачем ты, старец,
Еще не получив награды, губишь
Свои заслуги, гнев наш вызывая?
Нам равен он?
Арвираг
Перехватил отец!
Цимбелин
За это ты умрешь!
Беларий
Мы все умрем,
Но прежде докажу я, что они
Так знатны, как сказал я. - Дети, должен
Открыть я тайну. В ней моя беда
И ваше счастье.
Арвираг
Но твоя беда
И наша!
Гвидерий
Счастье наше - и твое.
Беларий
Внимайте! У тебя, король великий,
Был подданный Беларий.
Цимбелин
Ну в что же?
Изменник, изгнан он.
Беларий
Моих он лет
И вправду изгнан, но за ним доселе
Не знаю я измены.
Цимбелин
Взять его!
Пощады нет ему.
Беларий
Не горячись!
За воспитанье сыновей твоих
Сначала уплати мне, а потом
Взыщи, что дал.
Цимбелин
За сыновей моих?
Беларий
Я слишком дерзок, но с колен не встану,
Пока высокий сан им не верну,
А там - казните старца. О король!
Меня считают юноши отцом,
Себя - моими сыновьями. Нет!
Они твое потомство, повелитель,
В них кровь твоя.
Цимбелин
Они - мое потомство?
Беларий
Да, это так же верно, как и то,
Что ты, король, сын своего отца.
Я, старый Морган, - изгнанный Беларий,
И твой каприз - вот вся моя вина
И вся моя измена. Мой проступок
В моих страданьях. Принцев - это принцы!
Растил я двадцать лет, их обучил
Всему, что знал, - тебе, король, известна
Моя ученость. Няньке Эврифиле
Велел я их украсть, когда был изгнан,
И в благодарность я на ней женился.
Ты наказал меня несправедливо
За грех, который позже я свершил.
За верность был я изгнан, и тогда
Я стал изменником. Ты горевал,
А я был рад, своей достигнув цели.
Но дети вновь с тобой, а я, несчастный,
Двух лучших в мире потерял друзей.
Благословенье неба да падет
На их главу росой. Они достойны
Сиять средь звезд.
Цимбелин
Ты говоришь и плачешь.
Но помощь ваша мне еще чудесней,
Чем твой рассказ. Я потерял детей,
Но, если это сыновья мои,
Я лучших не желаю.
Беларий
Погоди.
Вот этот юноша, который прозван
Мной Полидором, - старший твой, Гвидерий;
А Кадвал - Арвираг, твой младший сын.
Он был тогда завернут в одеяло,
Рукой царицы вытканное дивно.
Его, как доказательство, отдам.
Цимбелин
Постой! Был у Гвидерия на шее
Знак наподобье звездочки кровавой
Чудесная примета.
Беларий
Сохранилась
Она доныне. Мудрою природой
Отмечен он, чтоб легче можно было
Признать его.
Цимбелин
Итак, я словно мать,
Родившая троих. Но никогда
Не радовалась детям больше мать!
Благословенны будьте и, вернувшись,
Навек останьтесь с нами. - Имогена,
Но ты престол теряешь.
Имогена
Ах, отец,
Зато два мира мне возвращены.
О дорогие братья, как пришлось
Нам свидеться! Но я правдивей вас;
Меня, сестру свою, вы звали братом,
А я вас, братьев, братьями звала.
И вправду мы родные!
Цимбелин
Вы встречались?
Арвираг
Да, государь.
Гвидерий
Мы с первых встреч любили
Ее, пока умершей не сочли...
Корнелий
От яда королевы.
Цимбелин
Перст судьбы!
Когда ж узнаю все? Событий столько
Сплелось чудесных, что рассказ короткий
Не объяснит их. Где и как вы жили?
Как пленник наш тебя на службу взял?
Как братьев ты нашла, как потеряла?
Зачем бежала из дворца? Куда?
И многое еще спросить мне нужно.
Событий поразительную связь
Хочу скорей постичь я. Но сейчас
Не время и не место для расспросов.
Смотрите: Постум подле Имогены
Вновь бросил якорь. Как зарница, взор
У ней сверкает, озаряя мужа,
Меня и братьев радостью. И каждый
Ей взгляд ответный шлет. Пойдемте в храм,
И дым от жертв пусть вознесется к небу!
(Беларию.)
Отныне ты навек мне будешь братом.
Имогена
А мне - отцом: ты мне помог дожить
До счастия такого.
Цимбелин
Кроме пленных,
Все счастливы. Пусть и они ликуют:
Их милость ждет!
Имогена
(Луцию)
Мой господин! Теперь
Хочу я услужить вам.
Луций
Будь счастливой!
Цимбелин
Когда бы тот исчезнувший герой
Был с нами, отблагодарить его
От полноты души я смог бы.
Постум
Этот воин
Я, государь. Я вместе с ними бился
В простой одежде. - Якимо, скажи,
Кто воин тот. Тебя я победил
И мог убить.
Якимо
(опускаясь на колени)
Я вновь у ног твоих.
Теперь меня повергла наземь совесть,
Как прежде мощь твоя. Тебе обязан
Я жизнью - так возьми ее; но раньше
Возьми свой перстень и браслет принцессы,
Вернейшей в мире.
Постум
Не склоняй колен.
Я властен лишь прощать и зло забыть.
Вся месть моя - прощение. Живи
И стань честней!
Цимбелин
Достойные слова!
Великодушию нас учит зять.
Прощенье всем!
Арвираг
(Постуму)
Ты нам помог как брат,
И счастлив я, что мы и в самом деле
С тобою братья.
Постум
Готов служить вам, принцы. - Римский воин,
Здесь прорицатель твой. Во сне сегодня
Ко мне слетел Юпитер на орле
И призраки родных моих. Проснувшись,
Я на груди нашел пергамент этот,
Но был не в силах разгадать писанье.
Пусть он свое искусство нам покажет,
Его растолковав.
Луций
Где Филармон?
Прорицатель
(выходя вперед)
Я здесь.
Луций
Прочти и растолкуй нам смысл.
Прорицатель
"Когда львенок, сам не ведая, кто он такой, найдет то, чего не искал, и будет объят струей нежного воздуха; когда отсеченные ветви величественного кедра, много лет считавшиеся мертвыми, вновь оживут, прирастут к старому стволу и зазеленеют на нем, тогда окончатся бедствия Постума, а в счастливой Британии вновь процветут мир и изобилие".
Ты львенок, Леонат. Ведь по-латыни
Ты Leonatus, то есть львом рожденный;
А ласковая воздуха струя
То дочь твоя, король; ведь mollis aer
Нежнейший воздух; это схоже с mulier,
А по-латыни mulier - супруга
Вернейшая. Не лживы письмена.
(Постуму.)
Нежданно ты овеян ею был,
Как воздуха нежнейшею струею.
Цимбелин
Здесь есть глубокий смысл.
Прорицатель
Могучий кедр
Ты, Цимбелин, а ветви - сыновья,
Которых у тебя украл Беларий.
Они считались мертвыми, но ныне
Вновь приросли к могучему стволу,
Суля стране и мир и процветанье.
Цимбелин
Прекрасно! С мира и начнем. - Кай Луций,
Хоть победили мы, но добровольно
Власть Цезаря и Рима признаем
И обещаем дань платить, как прежде,
От коей отказались мы по воле
Супруги злобной нашей. Но ее
И сына справедливо покарало
Судилище богов.
Прорицатель
Персты небесных сил коснулись струн
Гармонии и мира. То виденье,
Которое перед кровавой битвой
Я Луцию поведал, стало явью.
Орел наш римский, с юга воспарив,
На запад полетел и, уменьшаясь,
Исчез там в свете солнца. Это значит,
Что царственный орел, могучий Цезарь,
Свою любовь с великим Цимбелином,
Сияющим на западе, сольет.
Цимбелин
Хвала богам! Пусть дым от алтарей
Несется к небу! - Возвестить о мире
Всем подданным! - Идем! Пусть реют вместе
Британские и римские знамена!
Так мы пройдем по городу во храм
Великого Юпитера, где с Римом
Скрепим союз и празднество устроим.
Хотя еще с мечей не стерта кровь,
Но мир царит; войне не вспыхнуть вновь!
Уходят.
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "ЦИМБЕЛИНА"
Действующие лица. - В именах персонажей, наблюдается пестрое смешение форм кельтских (Цимбелин, Гвидерий, Арвираг), латинских (Постум, Леонат и др.) и итальянских (Филарио, Якимо).
Имя Постум по-латыни значит "рожденный после смерти отца", прозвище его Леонат означает "рожденный львом".
Когда Кассивелаун шел на римлян... - Кассивелаун - один из вождей древних бриттов, упорно боровшихся с Юлием Цезарем.
Так Тарквиний... - намек на сказание, обработанное Шекспиром в поэме "Лукреция".
...историю Терея... - История Терея и жертвы его насилия Филомены, рассказанная в "Метаморфозах" Овидия, несколько раз упоминается в трагедии Шекспира "Тит Андроник" (см. об истории Терея в комментариях к "Титу Андронику").
Письма верного супруга? - Имогена находит на своей груди письма Постума, которые называет ересью, как бы противопоставляя их священному писанию.
Северн - река, которую им надлежит перейти, чтобы добраться до Мильфорда.
Их будут реполовы приносить... - Существовало народное поверье, что реполовы покрывают непогребенных покойников мхом.
Он печально слушал, как мы своих красоток восхваляли... - Эта сцена у Шекспира отсутствует, хотя в новелле Боккаччо, послужившей ему источником, она имеется.
А.Смирнов
"ЦИMБЕЛИН"
Пьеса была в первый раз напечатана в фолио 1623 г. Текст ее дошел до нас в плохом состоянии. Многие места производят впечатление недоработанности, что побуждает некоторых критиков считать этот текст скорее наброском, чем вполне законченной пьесой.
Сомнение в принадлежности Шекспиру вызывает у многих исследователей "видение" в сцене V, 4, похожее на вставку, сделанную другим автором для какого-нибудь придворного спектакля, где такие пышные аллегории весьма ценились.
Для точной датировки пьесы мы не располагаем достаточными данными. Сохранилась запись от 15 мая 1611 г. некоего доктора Формена, который отмечает, что он был на представлении "Зимней сказки" в театре "Глобус", добавляя при этом, что он видел там также "Цимбелина", но не указывает даты представления второй пьесы. Хотя некоторые критики считают этот документ подделкой, большинство исследователей признают их подлинность.
По своему стилю и общему характеру пьеса близка к "Периклу", "Зимней сказке" и "Буре", относящимся к последним годам творчества Шекспира. Находят также черты влияния "Цимбелина" на пьесу Бомонта и Флетчера "Филастр", возникшую примерно в 1610-1611 гг. Все это в соединении с некоторыми метрическими данными заставляет критиков предположительно датировать "Цимбелина" 1609-1610 гг. О ранних постановках пьесы, не считая упомянутой записи Формена, сведении не сохранилось.
Сюжет комедии чрезвычайно сложен и представляет собой свободное соединение весьма разнородных материалов. Источником для исторической рамки Шекспиру послужили "Хроники" Холиншеда (2-е изд., 1587 г., кн. Ill, гл. 17-18), откуда взяты имена самого короля (у Холиншеда - Кунобелин) и двух его сыновей. Но образы Постума, Клотена и злой королевы добавлены Шекспиром. Из других мест той же хроники заимствованы кое-какие детали - например, имя Имогены или рассказ Постума о перипетиях битвы с римлянами. Этим, однако, исторический колорит пьесы исчерпывается, если не считать того, что действующие лица, как и в "Короле Лире", клянутся языческими богами. В эту условно-историческую рамку Шекспир вставил сюжет частью фольклорного, частью новеллистического характера, насытив его чертами нравов современного ему общества, Оставляя в стороне множество осложняющих фабулу деталей (почерпнутых из Овидия, Плутарха, предшествующих английских драматургов и т.д.), в пьесе можно различить две основные темы: историю оклеветанной Имогены и судьбу двух сыновей Цимбелина, воспитанных в лесной глуши, включая счастливую встречу их с сестрой.
Первая из них - вариант широко распространенного в средневековой и ренессансной литературе рассказа о верной жене и дерзко посягнувшем на ее честь наглеце. Наиболее известная форма этого сказания представлена 9-й новеллой и дня "Декамерона" Боккаччо, где рассказывается о том, как Бернабо из Генуи, обманутый Амброджоло, теряет свое состояние, на которое побился об заклад, и, чтобы отомстить жене, велит ее убить. Она, однако, спасается и в мужском платье служит у султана; открыв обманщика, она направляет Вернабо в Александрию, где обманщик наказан, а сама снова надевает женское платье и, разбогатев, возвращается с мужем в Геную. По-видимому, эта новелла Боккаччо и послужила прямым источником Шекспиру, который в обработке ее проявил значительную свободу. Главное из его отклонений заключается в том, что им совершенно отброшен момент разорения и обогащения основных персонажей и все внимание сосредоточено на анализе их переживаний. Однако кроме "Декамерона" Шекспир был, вероятно, знаком с некоторыми другими, по-видимому французскими, версиями этого сюжета, откуда он почерпнул кое-какие детали, как, например, изображение представителей четырех национальностей (I, 4).
Вторая тема - явно фольклорного происхождения. В известной сказке о Белоснежке рассказывается, как один король, вторично женившись на чрезвычайно красивой, но весьма гордой и жестокой женщине, предоставил ее попечению свою маленькую дочь от первого брака. Девочка бежит от злой мачехи и попадает в пещеру, где живут добрые карлики. Они ласково принимают Белоснежку, и она остается у них, чтобы стряпать им и вести их хозяйство. Эта идиллическая жизнь на лоне природы, среди ее добрых сил прерывается мнимой смертью Белоснежки, которую, однако, оживляют.
Все это очень близко к тому, что изображено у Шекспира. Главное его отступление заключается в том, что он заменил добрых карликов двумя братьями юной героини и их воспитателем. Хотя английский вариант этой сказки до сих пор не был найден, он без сомнения существовал во времена Шекспира и послужил ему прямым источником.
Введение, с одной стороны, двух похищенных сыновей короля, с другой стороны - сына королевы от первого ее брака, Клотена, объединяет обе названные темы и придает всему сюжету известную политическую окраску.
Итак, 1) как исходный пункт, псевдоисторическая хроника Холиншеда, к которой Шекспир уже не раз обращался в поисках сюжетов ("Король Лир", "Макбет" и т. д.) и которая на сей раз повествует о событиях I в. до н.э. и I в. н.э.; 2) средневековая новелла - анекдот о верной, подло оклеветанной жене; 3) патриотическая тема борьбы за национальную независимость против римлян; 4) полуновеллистическая тема порочных махинаций злой королевы, стремящейся сжить со света лучшего из вельмож государства, мужа дочери короля, как раньше она заставила бежать от двора лучшего военачальника короля Белария, уведшего с собой двух маленьких сыновей короля, чтобы воспитать их на лоне природы, в лесной глуши, в неведении зла; 5) всевозможные отклики римской мифологии, переполняющие пьесу, - таково пестрое смешение всевозможных сюжетных измышлений, волнующих и развлекательных, вполне в духе и стиле тех трагикомедий, которые начинают входить в моду около 1609 г. сначала в придворном театре, а затем, после перехода всех актерских трупп под надзор и опеку короля, и в городских лондонских труппах.
Чтобы сделать из этой причудливой рапсодии нечто лучшее, нежели мелодрама Бомонта и Флетчера, насытив ее подлинным гуманистическим содержанием, понадобились весь гений и вся поэтическая непосредственность Шекспира. Ему очень помогло при этом то, что помимо всех перечисленных выше источников он использовал еще один - на этот раз уже не книжный, а живой, пришедший к нему из жизни и потому особенно важный и действенный. Некоторые критики отрицают этот источник, ввиду того что ему недостает "портретной" точности, близости в мельчайших деталях. Они забывают при этом, что в случаях с живым источником или образцом совпадения в деталях как раз не требуется: гораздо важнее общий характер, атмосфера, которою овеяны события, если только она действительно содержит черты специфические, имеющие "необщее выражение".
Весной 1610 г. произошли политические события, отразившиеся в пьесе. К этому времени характер придворной жизни при первом короле из династии Стюартов значительно изменился. Надежды, вызванные началом правления Иакова I (заботы о просвещении, покровительство искусству), не оправдались. Двор стал ареной либо пустейших увеселений, либо самого необузданного разврата. Единственным светлым пятном на нем оставалась Арабелла Стюарт, племянница короля. Но в качестве таковой она обладала какими-то неясными правами на престол и по этой причине состояла под строжайшим надзором. На свою беду она влюбилась в Уильяма Симора (Seymour), сына лорда Бошана, который также имел какие-то смутные претензии на трон. Иаков этой близости между молодыми людьми не сочувствовал, но они не захотели быть покорными и тайно обвенчались. Тогда Иаков велел арестовать обоих, но любящим удалось бежать. Однако несчастная случайность разрушила планы беглецов. Уильям счастливо скрылся на континент, но Арабелла слишком долго прождала мужа в условленном месте встречи и, пойманная посланной за ней погоней, была отвезена на родину и там умерла в заточении, сойдя с ума. Не будучи прямой аналогией, история Арабеллы Стюарт имеет черты некоторого сходства с судьбой Имогены.
Есть серьезные основания полагать, что "Цимбелин" был не с самого начала задуман Шекспиром как "трагикомедия" (или, как мы бы сказали сейчас, "мелодрама"), но что первый его набросок мыслился Шекспиром как "трагедия" (так, кстати сказать, и обозначена пьеса в первом фолио 1623 г.). Слишком выразительна в этом отношении перекличка первых сцен пьесы с экспозициями "Гамлета", "Короля Лира" и "Тимона Афинского", характеризующими моральную обстановку во дворце или в среде древнегреческого патрициата. Лишь постепенно и нерешительно акцентируются жизнерадостные или, скажем, примирительные тона, пока они не прозвучат с полной силой в сценах "лесной идиллии" Белария и двух юных принцев. Но еще долго зловещие и мрачные интонации (например, в роли королевы, слишком поздно и без достаточной мотивировки готовящей яд для Цимбелина) слышатся в пьесе с большей силой и ожесточением, чем это допускалось каноном трагикомедии.
Одна роль как в "трагедийном", так и в "трагикомедийном" плане резко выделяется среди остальных как своей человеческой значительностью, так и глубиной своей разработки: это - Имогена, любимица многих патентованных и непатентованных шекспиристов(как, например, Стендаля, положительно влюбленного в этот действительно прелестный образ). В этой редакции сказания об испытании верной жены и посрамлении наглого хулителя, какую избрал Шекспир, унижен и наказан до некоторой степени и муж красавицы. Можно думать, что эта черта наложила печать и на характер Имогены, взятый в целом.
Здесь Шекспир, чтобы иметь возможность резче противопоставить чистоту наглости, показать их решающую схватку, не довольствуется подкупом одной женщины, к которому прибегает негодяй, чтобы проникнуть в спальню Имогены, но показывает его попытки обольстить ее. Когда Якимо уверяет Имогену в измене ей Постума, Имогена отвергает эту низкую клевету, уже показывая таким образом свое нравственное превосходство. Она - натура сильная, и ее характер определяется не одной лишь любовью и преданностью (подобно Геро в "Много шума из ничего", Дездемоне или Гермионе). Она столь же горда и решительна, как и смела. Она не боится смерти (в Мильфорде), даже жаждет ее, узнав, что муж усомнился в ее моральной стойкости. Она не боится своей злой мачехи, спорит с отцом, отстаивая свое право любить Постума. Кажется, что Шекспир для ее образа заимствовал некоторые краски у чуть-чуть строптивых и задорных, умеющих постоять за себя героинь своих ранних комедий, как Розалинда, Беатриче, Порция, Виола.
Несмотря на исключительное внимание, которое Шекспир уделил Имогене, нельзя все же сказать, что ее образ заслоняет другие образы пьесы, заполняя все действие. Судьба героини связана с двумя противопоставленными друг другу мирами. С одной стороны, это двор, являющийся, как и в "Гамлете", средоточием всякой низости и морального падения. Тон здесь задает развратная и гнусная королева, под неограниченным влиянием которой находится вовсе не преступный, но крайне слабохарактерный и морально неполноценный король. Украшение двора и любимец царственных супругов, не знающий преград своей воле и своим низким выдумкам, - сын королевы от первого брака Клотен, самое имя которого, явно смысловое (clot - "комок, глыба земли"), в достаточной мере свидетельствует о его тупости и распутстве.
Но постепенно, и чем дальше, тем отчетливее, вырисовывается второй центр действия, противоположный двору, - лесная глушь, приют Белария и его двух питомцев, где все дышит чистотой и безмятежным спокойствием. Изображенная здесь лесная идиллия многими чертами напоминает пастораль "Как вам это понравится". Задуманное первоначально как месть оскорбившему Белария королю похищение юных принцев оказалось для них благодеянием, ибо, не зная о своем королевском происхождении, воспитанные на лоне природы, принцы морально оказались выше, чем они были бы, живя во дворце. Недаром в решающей схватке с римлянами они выступают спасителями отечества.
Подобно идиллической жизни изгнанников в Арденском лесу ("Как вам это понравится"), здесь нет денег: все нужное для жизни доставляет охота. Старшие делятся опытом жизни с младшими. Законы здесь не имеют цепы, и ссылки на "исторические" права Клотена вызвали бы презрительный смех. Даже религия, если ее понимать как "предание", а не как "естественное откровение природы", утрачивает здесь всякий смысл. Утренний привет заре, солнцу, которое все питает, - вот и весь известный живущим здесь ритуал. Нет никаких похоронных обрядов. Краткое задушевное прощание, цветы, брошенные на гроб как пожелание вечного покоя, - вот и все (IV, 2); ни слова о воскресении, о загробной встрече, просто уход из жизни и посмертное растворение в природе, как более живая и глубокая, чем наша, жизнь. На этой части пьесы, как бы предвосхищающей идеи Руссо, автор особенно охотно задерживается. Читатель видит перед собой живых людей, а не штампы пастушеской поэзии античности или Возрождения. Но вместо веселой выпивки и задорных песен старой пасторали Шекспира лесное уединение "Цимбелина", подобно "Тимону Афинскому", хранит в себе привкус "мировой скорби". Ненависть к порочному двору таит в себе нелюбовь ко всему человечеству. Тут нет шутов, влюбленных крестьянок и стихов, развешанных на деревьях. Беларий воспитывает юношей в презрении к земным благам. Он учит их понимать неблагодарность мира, от которой когда-то бежал в лесную, глушь. И ненависть ко двору переходит у него (как в "Тимоне") в ненависть ко всему человечеству. Но счастье при виде доблести воспитанников смягчает это чувство и несколько примиряет Белария с жизнью.
Здесь находит приют Имогена. Здесь добрые образуют незримый союз, своего рода братство. Воодушевленная этим чувством, Имогена в ответ на ласковое предложение Арвирага, называющего ее "братом", остаться у них жить, отвечает (IV, 2, в самом начале):
"Все люди братья.
Но зачастую, знатностью кичась,
Себя возвысить хочет плоть над плотью,
Хоть после смерти все лишь прах".
Различия между людьми создаются культурой, природа их не знает. Шекспир от пастушеской лирики здесь поднимается до сознательной гуманистической идеи, недоступной его эпохе: человеческие понятия о нравственности условны и относительны...
Постум - слышим мы о нем от придворных кавалеров - лучший человек при дворе:
"Его (столь редкий случай!) все любили
И восхваляли при дворе. Для юных
Он был примером, для мужей в летах
Зерцалом совершенства, а для старцев
Поводырем" (I, 1).
Правда, мы не знаем, насколько можно доверять прямоте и искренности суждений развращенной придворной среды, где предмет поклонения - королева и ее достойный сынок. Но контекст за то, что эта характеристика - авторская.
Яснее всего раскрывается характер Имогены в ее взаимоотношениях с мужем. В общем, Постум - хороший человек, но испытавший влияние среды; он более чувствителен к внешней "чести", чем к внутренней "честности". Для него Имогена - "ангел-хранитель". Пока он с ней, он проявляет лишь одни свои хорошие стороны. Но стоит ему перебраться в Италию, как мы обнаруживаем уже нечто совсем другое. Ему недостаточно того, что у него хорошая жена, ему надо еще похвастаться этим! Он знает лишь придворных дам, и ему чужда мысль, что Имогена может оказаться иною. Ему приходит даже низменная мысль поручить то, что он считает "законной карой", другому, слуге (вспомним итальянскую новеллу, послужившую Шекспиру сюжетным источником для "Отелло", где венецианский мавр поручает убить Дездемону лицу, соответствующему шекспировскому Яго, - мотив, отброшенный Шекспиром). А потом приходит безграничное, по, увы, слишком позднее раскаяние (черта, явно недооцененная Б. Шоу, написавшим новое окончание "Цимбелина"). Постум Шекспира налагает на себя покаяние - смерть в бою, и молит о ней богов (V, 4).
Безусловно, с точки зрения композиции в пьесе есть спорные и даже явно слабые места, К числу таких относится интермедия с появлением Юпитера на орле и призраков предков Постума в его темнице (V, 4). Весьма возможно, что эта сцена, вполне соответствующая вкусам придворного спектакля, была подсказана Шекспиру включением в ""Перикла" сцены с Дианой Эфесской (V, 1); однако невысокий художественный уровень всей этой интермедии делает вероятным предположение, что Шекспиру принадлежит лишь первоначальный набросок ее, который он передал на разработку актерам своей труппы. Во всяком случае, интермедия эта не имеет никакого отношения к действию пьесы.
По меньшей мере еще в двух случаях сопоставление Имогены с Постумом подчеркивает ее нежность и душевную тонкость. Способная перенести довольно спокойно любое оскорбление или клевету, идущие от глупца и негодяя Клотена, она вспыхивает как порох, когда он пытается унизить и опорочить ее избранника. Когда он называет Постума "каким-то приживалом, недостойным быть даже свинопасом", она восклицает: "Негодяй! Будь ты потомком солнца самого, знай - и тогда ты был бы недостоин его рабом назваться" (II, 3).
И еще: когда Пизанио сообщает ей о смертном приговоре, вынесенном ей Постумом, она но трепещет за свою жизнь, но ее терзает мысль о том, как он будет потом раскаиваться в содеянном (III, 4).
Еще раньше, когда Якимо рассказывает ей о мнимой неверности мужа, рассчитывая таким образом проложить себе путь к ее сердцу, она в ответ на его уговоры "отомстить" за себя откликается:
"Отомстить? Но как же мстить?
Будь это даже правда,
Не так легко ушам поверит сердце,
Не так поспешно...
Если это правда,
Как мстить ему?" (I, 6).
Сцена в спальне, когда Якимо пытается обольстить ее, - одна из лучших, написанных Шекспиром. Контраст между чистой дремой Имогены и душевной грязью Якимо не мог быть передан выразительнее.
В заключение отметим два момента первостепенной важности, оба относящиеся к сдвигам во взглядах и мироощущении Шекспира последних лет. Один относится к контрасту между образами Белария и героя незадолго перед тем написанного "Тимона Афинского". Если Тимон весь уходит в проклятия миру и в отрицание его, Беларий, хотя и сильнее пострадал от человеческой несправедливости, устремляется в деятельную борьбу за исправление людей, тянется к жизни среди них и к служению добру.
Второй относится к одному из самых трогательных мотивов финала, Когда все заблуждения, несправедливости, даже преступления Якимо оказываются раскрыты и правильно всеми оценены, он становится на колени перед Постумом, прося у него прошения (вспомним Лира, преклоняющего колени перед Корделией), на что Постум откликается:
"Не склоняй колен.
Я властен лишь прощать и зло забыть.
Вся месть моя - прощение. Живи
И стань честней".
И Цимбелин подводит итог и этой сцене и пьесе в целом:
"Достойные слова!
Великодушию нас учит зять.
Прощенье - всем!" (V, 5).
В призыве к великодушию хотели видеть апелляцию к "христианскому всепрощению", упуская и", виду, что в общем контексте этой совершенно чуждой религиозным мотивам пьесы "прощение" гораздо ближе к светскому, вполне гуманистическому "великодушию", "душевной щедрости", "милости", к которому безуспешно призывает Шейлока Порция в сцене суда, чем к христианскому идеалу "всепрощения", и что этот призыв явно не распространяется ни на королеву, ни на Клотена, которые понесли заслуженную и не подлежащую, по мысли Шекспира, отмене кару. "Прощенье - всем", - говорит великий поэт-гуманист, и в этом призыве, правильно понятом, весь смысл и назначение пьесы.
А.Смирнов
Уильям Шекспир
Зимняя сказка
William Shakespeare. Winter's Tale
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Леонт, король Сицилии.
Мамиллий, юный принц Сицилийский.
Камилло, Антигон, Клеомен, Дион — сицилийские вельможи.
Поликсен, король Богемии.
Флоризель, сын его, принц Богемии.
Архидам, богемский вельможа.
Старый пастух, названый отец Утраты.
Крестьянин, его сын.
Работник пастуха.
Автолик, бродяга.
Матрос.
Тюремщик.
Гермиона, королева, жена Леонта.
Утрата, дочь Леонта и Гермионы.
Паулина, жена Антигона.
Эмилия, придворная дама Гермионы.
Мопса, Доркас — пастушки.
Придворные, слуги, свита, судьи, сатиры, пастухи, пастушки. Время, заменяющее хор.
Место действия — частью в Сицилии, частью в Богемии.
АКТ I
Сицилия. Парадный зал во дворце короля Леонта.
Входят Камилло и Архидам.
Если вам случится, Камилло, по долгу государственной службы приехать в Богемию, как я приехал к вам, вы убедитесь, насколько я прав, говоря, что между нашей Богемией и вашей Сицилией огромная разница.
Я полагаю, этим летом король Сицилии нанесет богемскому королю ответный визит.
Мы не сможем оказать вам достойный прием, но искупим это своей сердечностью, так как поистине…
Умоляю вас…
Поверьте мне, я знаю, что говорю: мы не сумеем принять вас так пышно, с таким великолепием, с таким поразительным… я просто не нахожу слов… Придется одурманить снотворными напитками ваш рассудок, чтобы он не мог судить, насколько мы посрамлены, — и пусть вы не будете нас хвалить, зато не сможете и хулить.
К чему платить дорого за то, что вам дарят от чистого сердца.
Клянусь, я говорю то, что мне подсказывают честь и разум.
Любовь короля Сицилии к богемскому королю безгранична. Они вместе воспитывались в детстве, и тогда возникли корни их дружбы, которая с тех пор пускает все новые ветви. Едва их королевские величества возмужали, их разлучили державные заботы. Но, лишенные возможности встречаться, они поддерживали свою дружбу дарами, письмами и дружескими посольствами. Они и в разлуке оставались неразлучны, и на огромном расстоянии продолжали обмениваться горячими рукопожатиями. Разделенные землей и морем, они братски обнимали друг друга, и небо да продлит их любовь.
Я полагаю, нет такой причины, нет такой беды, которая могла бы ее разрушить. В лице молодого принца Мамиллия господь послал вам несказанное утешение. Он подает самые большие надежды, такого ребенка я в жизни не видал.
Полностью разделяю ваши мысли. Это чудесный мальчик. Все подданные не нарадуются на него, а старым сердцам он приносит молодость. Даже те, кто ходил до его рождения на костылях, теперь хотят жить подольше, чтоб увидеть его взрослым мужчиной.
А если б не принц, они предпочли бы умереть?
Конечно, если бы ничто другое не привязывало их к жизни.
Не имей ваш король сына, они, вероятно, согласились бы ходить на костылях и жить, пока он не появится.
Уходят.
То же. Зал во дворце.
Входят Леонт, Гермиона, Мамиллий, Поликсен, Камилло и свита.
Итак, неутомимый земледел
Уж девять раз отметил новолунье
С тех пор, как мы пустились в дальний путь,
Покинув королевство без боязни.
И, если бы от полноты сердечной
Мы столь же долго, дорогой наш брат,
За честь и дружбу вас благодарили,
То все ж навек остались бы в долгу.
Но как один стоящий справа нуль
Десятикратно числа умножает,
Пускай одно "благодарим еще раз!"
Умножит все, что говорили мы.
Приберегите речь свою к отъезду.
Мы едем на заре. Благоразумье
Уже тревогу бьет по временам:
Спокойно ли без нас в державе нашей?
Что, если буря встретит наш возврат?
Придется пожалеть, что загостились.
Да и притом уж, верно, стали в тягость
Мы вашему величеству.
О нет!
Я крепче, брат, чем вам угодно думать.
Я должен торопиться.
Хоть неделю!
Мы уезжаем завтра.
Кончим спор,
Помиримся, мой брат, на середине.
Нет, право, не задерживай меня.
Никто, никто на свете не умеет
Так быстро убеждать меня, как ты,
И я бы согласился, если б видел
В желании твоем необходимость.
Нет, государь, не надо нас просить!
Ведь если б мы пренебрегли делами,
Для нас бичом бы стала ваша дружба
И наше пребывание у вас
Доставило б вам только беспокойство.
Вот почему — прощайте, милый брат!
А вы лишились речи, королева?
Просите!
Я ждала, мой государь,
Чтоб дал он клятву в том, что едет завтра.
Но ваши просьбы слишком холодны.
Сказали бы, что утром были вести,
Что все в его Богемии спокойно, —
Тогда ему пришлось бы замолчать.
Вот это справедливо, Гермиона!
Хоть бы сказал, что хочет сына видеть,
Никто ему перечить бы не стал.
Пусть это скажет — выпроводим сами,
Еще погоним прялками домой.
Нет, коль просить, так уж просить иначе:
Неделю в долг нам дайте, государь!
Когда мой муж в Богемию поедет,
Ему сверх срока дам я целый месяц.
А между тем на свете нет жены,
Которая сильней любила б мужа,
Чем я Леонта. Ну, вы остаетесь?
Нет, королева.
Нет, вы остаетесь.
Я, право, не могу.
Ах, право, право?
Ну, это слабый довод. Но пускай бы
Вы даже звезды клятвами сдвигали,
Я вам сказала б: "Оставайтесь! Право,
Вы остаетесь". А ведь право дамы
Не уступает праву кавалера.
Как, вы хотите ехать? Но тогда
Считать вас будут пленником, не гостем
И за отъезд возьмут немалый выкуп:
Три сотни благодарностей. Ну что же?
Мой пленник или гость? Даю вам право
Избрать одно.
Сударыня, ваш гость.
Мне оскорбить вас предпочтеньем плена
Трудней, чем вам послать меня на казнь.
Тогда для вас я больше не тюремщик,
А добрая хозяйка. Расскажите
О вашей дружбе с мужем. Верно, в детстве
Немало вы проказили?
Случалось.
Да, королева, мы росли с Леонтом,
Не помня промелькнувшего вчера,
Не отличая завтра от сегодня,
Считая детство вечным.
Мой супруг —
Убеждена! — в проказах верховодил.
Мы были как ягнята-близнецы,
Что на лугу и прыгают, и блеют,
И веселят невинностью невинность,
Не зная зла в сердечной чистоте.
И если б так могли мы жить всегда,
Чтоб слабый дух не ведал буйства крови,
Мы богу бы ответили: "Безгрешны!
На нас лежит лишь первородный грех".
О, значит, после вы споткнулись оба?
Соблазн пришел, но это было позже,
Светлейшая владычица моя!
А в те незабываемые годы
Моя жена была еще ребенком.
И вашей юной прелести не видел
Товарищ игр моих.
Остановитесь!
Не то меня и вашу королеву
Вы в дьяволы сейчас произведете.
А впрочем, продолжайте! Если так,
Мы обе за вину свою ответим.
Что делать! Мы ввели вас в этот грех,
Вы из-за нас невинность потеряли,
Ни с кем вы не грешили, кроме нас!..
Ну, наконец противник твой сдается?
Он не поедет.
Мне он отказал.
Ты никогда еще не говорила
Так хорошо.
Да что ты!
Никогда.
Иль только раз.
Ах, так — ну, значит, дважды.
Открой же мне, когда был первый раз?
Я жду похвал, я стану от похвал
Спесивее раскормленной гусыни.
Не забывай: ты должен непременно
Хвалить меня за добрые дела! —
Я всем мужьям советую запомнить:
Нас тридцать миль прогонишь поцелуем, —
А шпорой — еле сдвинешь. — Ну открой же:
Второй мой подвиг — то, что он остался,
А первый — что? Когда он совершен?
Скорей, иль я сгорю от любопытства!
Ты совершила первый раз добро,
Когда меня, три месяца промучив,
Любимым назвала и протянула
Мне руку белоснежную, воскликнув:
"Твоя навеки!"
Лучше не сказать!
Итак, два славных подвига — и первый
Мне дал навеки мужа-короля,
Второй, на время, друга.
(Протягивает руку Поликсену.)
(в сторону)
Слишком пылко!
От пылкой дружбы — шаг до пылкой страсти.
Как бьется сердце… Сердце так и пляшет…
Но не от счастья, не от счастья, нет…
Иль то игра, возникшая случайно
От доброты, сердечности, радушья?
Опасная, однако же, игра!
Иль я воображением обманут?
Нет, эти взгляды, и касанья рук,
И эти пальцы, вложенные в пальцы,
Ответные улыбки, этот вздох,
Подобный стону раненого зверя, —
Такой игры мое не терпит сердце,
Не скроют брови ярости моей. —
Мамиллий, ты мне сын?
Да, государь.
Ты — мой, пострел. Но чем ты нос испачкал?
Все говорят, твой нос похож на мой.
Фу, капитан, не надо быть грязнулей,
Старайтесь чистым быть, мой капитан.
Рогатый скот — быки, телята — чисты!
Ну, мой теленок! Что ж, ты мой теленок?
Да, если вам угодно, государь.
Чтоб видно было сходство между нами,
Ты должен стать рогатым. А болтают,
Что мы с тобою, мой теленок, схожи,
Как два яйца. Так бабы говорят.
Им врать легко, но, будь они фальшивей
Воды и ветра, крашеных волос,
Костей игральных под руками плута,
Который хочет загрести чужое, —
Все ж это правда: мальчик схож со мной.
Ну, подойди, мой паж, и посмотри
В мои глаза глазами голубыми.
Мой милый мальчик! Сын мой! Кровь моя! —
Могла ль она? Могла ли эта самка?..
О ревность, как впиваешься ты в сердце!
Немыслимое делаешь возможным
И явью — сон. Откуда власть твоя?
Мелькнувший призрак одеваешь плотью —
И человек погублен. И ничто,
Преобразившись в нечто, существует,
И мозг отравлен, ум ожесточен.
О чем король задумался?
Что с ним?
Он озабочен.
Государь, в чем дело?
Что с вами, брат мой?
Вы глядите хмуро,
Как будто рассердились, мой супруг.
Нет, нет, ну что вы! Иногда природа,
Пресытясь видом нежности сердечной,
Себе забаву новую находит
В жестокосердье. Я глядел на сына
И мысленно переносился в детство,
Тому назад на года двадцать три,
В те дни, когда ходил я без штанов,
В темно-зеленом бархатном камзоле,
За поясом серебряный кинжальчик
В наморднике, чтоб укусить не мог, —
Игрушка также может стать опасной!
И думалось; я, верно, был в ту пору
Похож на это зернышко, жучка,
На этого пострела. —
(Мамиллию.)
Честный друг мой!
Когда ты станешь сильным и большим,
Как отвечать ты будешь на обиду?
Я буду драться, государь.
Вот как!
Счастлив твой жребий! — Мой бесценный брат,
Вам так же дорог юный ваш наследник,
Как нам — наш сын?
Когда я дома, брат мой,
Он для меня все в мире: и забота,
И радость, и печаль, и утешенье,
Мой друг, мой враг, солдат мой и вельможа,
С ним летний день короче зимних дней.
Он все, чем нас обворожает детство,
Мой избавитель от тяжелых дум.
Таков и мой высокочтимый рыцарь.
Мы, понимая важность ваших дел,
С ним удалимся, чтоб не стать помехой. —
Ты, Гермиона, из любви ко мне,
Всем удовольствуй дорогого гостя.
Пусть лучшее — чего дороже нет —
В Сицилии мой брат получит даром.
Ведь после вас двоих — тебя да сына —
Он мне дороже всех…
Мы в сад пойдем. Вы к нам придете? Ждать вас?
Вы можете идти куда угодно,
Я вас найду везде, хоть под землей.
(В сторону.)
Ловец хитер, и пташкам невдомек,
Что он для них уже раскинул сети.
Добро, добро!
(Наблюдая за Поликсеном и Гермионой.)
Ишь как она к нему
Свой птичий нос и губы протянула,
Чтоб дерзкой откровенностью кокетства
Сбить мужа с толку.
Поликсен, Гермиона и свита уходят.
Наконец ушли…
Рога, рога! громадные рога!
Играй, мой сын, — и мать твоя играет,
И я играю, но такую роль,
Которая сведет меня в могилу.
Свистки мне будут звоном погребальным.
Играй, играй! Иль твой отец рогат,
Иль дьявол сам его толкает в пропасть.
О, разве я один? Да в этот миг
На белом свете не один счастливец
Дражайшую супругу обнимает,
Не помышляя, что она недавно
Другому отдавалась, что сосед
Шмыгнул к жене, как только муж за двери,
И досыта удил в чужом пруду.
Хоть в этом утешение: у многих
Ворота настежь, как ни запирай,
И если б всех распутство жен смущало,
Так каждый третий в петлю бы полез.
Лекарства нет! Какая-то звезда
Все развращает, сводничает всюду
И отравляет воздух — ей подвластны
И юг и север, запад и восток.2
Один лишь вывод — чрево не закроешь:
И впустит в дверь и выпустит врага
Со всем добром. И тысячи мужей
Больны, как я, но этого не знают. —
Так что ж, мой сын?
Мне часто говорили,
Что я похож на вас.
Какое счастье! —
Ты здесь, Камилло?
Здесь, мой государь.
Играй, мой сын, играй, ты честный малый. —
Мамиллий уходит.
Камилло, знатный гость решил остаться.
С трудом вы этот якорь укрепили:
Вы — вниз его, он — кверху.
Ты заметил?
Да, он считал отъезд необходимым
И глух был к вашим просьбам.
Верно, верно.
(В сторону.)
Почуяли… уже все видят, шепчут:
"А наш король-то…" Далеко зайдет,
Пока я твердый разгрызу орешек! —
Камилло, почему же он остался?
Чтоб не обидеть доброй королевы.
Зачем же — доброй? Просто — королевы.
Названье "доброй" надо заслужить.
А есть еще сметливая башка,
Заметившая то, что ты заметил?
Ведь ты умен, ты подмечаешь больше,
Чем эти остолопы. Кто попроще,
Я думаю, глядел да не видал.
Из бывших здесь еще один, ну двое
Все поняли — не правда ли, Камилло?
Еще один иль двое, государь?
Все поняли, что гость ваш остается.
Да?
Остается.
Да, но почему?
Чтоб удовольствие доставить вам и вашей
Достойнейшей супруге.
А, так вот что?
Чтобы моей достойнейшей супруге
Доставить удовольствие! Довольно!
Камилло, я вверял тебе и сердце
И тайны государства моего.
Как духовник, ты облегчал мне душу,
И, кающийся грешник, обращенным
С тобой я расставался. Но ужасно
Обманут был я честностью твоей,
Обманут тем, что честностью казалось.
Спаси господь, мой добрый государь!
Да, если разобраться, — ты бесчестен.
Ты честности удар наносишь в спину,
Сбивая с толку тех, кто видит правду.
Скажи мне сам: ты нерадивый раб,
Доверьем господина развращенный,
Или глупец, который милой шуткой
Готов назвать преступную игру?
Мой государь, не знаю, что ответить.
Быть может, я труслив иль нерадив,
Быть может, глуп — нет совершенства в мире,
И часто трусость, глупость, нерадивость
Одерживают верх над человеком.
Но если, государь, когда-нибудь
В том, что вы мне изволили доверить,
По доброй воле был я нерадив,
То это глупость. Если был я глуп —
Моя оплошность иль недальновидность.
А если трусость проявлял в делах,
Исход которых вызывал сомненья,
То это страх, не чуждый и мудрейшим.
Мой добрый господин, ведь это все
Такие недостатки, от которых
Нельзя и честность полностью избавить.
Но я хочу понять мою ошибку.
Позвольте мне узнать мой тяжкий грех,
И если от стыда я не ослепну,
То я не грешен.
Замолчи, Камилло!
Да разве ты не видел, что случилось,
Не догадался, чем я оскорблен?
Ты, может быть, очки напялил на нос
И стекла закоптил, чтобы не видеть?
Иль ты не слышал — но могла ль молва
Не разгласить того, что всем известно?
Иль не подумал — ибо, если думал,
Не мог же, наконец, ты не понять,
Что я женой обманут. Низкий плут,
Иль поклянись трусливо господину,
Что у тебя нет мозга, глаз, ушей,
Иль сукой назови мою жену,
Распутницей, разнузданною девкой,
Которая до свадьбы отдается.
Ну, говори, я прав?
Даю вам клятву,
Когда посмел бы кто-нибудь другой
При мне чернить супругу государя,
Он жизнью поплатился бы. О боже!
Я никогда, я никогда не слышал
От вас речей, которые настолько
Вам не к лицу. Тому, кто повторит их, —
Великий грех.
А что, не грех — шептаться,
Щекою льнуть к щеке, губами — в губы,
Смех похотливый вздохом прерывать?
Не может быть измена очевидней!
Друг к другу прижиматься потесней,
Чтоб ногу через ногу перекинуть,
Молить нетерпеливо небеса,
Чтоб утро ночью стало, час — мгновеньем,
При всех глазами предаваться блуду, —
И это — ничего? Тогда весь мир,
Весь мир — ничто, ничто — создатель мира,
Моя жена, Богемия — ничто!
Я сам — ничто, со всем, что есть под солнцем!
Мой государь, покуда время есть,
Гоните прочь болезненные мысли,
Таящие великую опасность.
Скажи, я прав?
Нет, нет, мой государь.
Нет, прав, ты лжешь, ты подло лжешь, Камилло!
Трусливый лжец, предатель двоедушный,
Чему служить ты хочешь — выбирай! —
Добру иль злу? Да если б кровь жены,
Как жизнь ее, была насквозь гнилою,
Она и часу жить бы не могла.
Но кто же заразил ее?
Король
Богемии. Да! Тот, кому на шею
Она, как шлюха, вешается нагло.
Имей я верных слуг, они бы сразу
Конец прелюбодейству положили.
Ты сам, мой кравчий, ты, моей рукой
Из нищего в вельможу превращенный,
Ты, видевший всю горечь мук моих,
Как только небо может видеть землю, —
Ты яду мог ему насыпать в чашу,
Убить его, но исцелить меня!
Мой государь, чтобы себя не выдать,
Я предпочел бы медленной отравой
Его сгубить. Но не могу поверить
В позор моей прекрасной госпожи,
Чья добродетель служит всем примером.
Я вас люблю…
На том умри, Камилло!
Ты думаешь, я так безумен, низок,
Что сам оклеветал свою супругу?
Что чистоту и белизну постели,
Хранившей сон мой, обратил я в грязь,
Покрыл крапивой, иглами, шипами,
Что сына кровь без смысла, без причины
Позорным обвиненьем обесчестил!
Настолько ль безрассуден я и слеп?
Не смею вам не верить, государь.
Я устраню богемца. Но надеюсь,
Когда его не станет, вы супруге
Свою любовь вернете? Ради сына!
Вы этим сразу пресечете сплетни
И клевету.
Такой совет, Камилло,
Мне по душе, я сам бы не хотел
Предать позор огласке.
Государь,
Пройдите в сад, явитесь к ним с приветом,
С улыбкой, как на пиршестве веселом,
И, видит бог: когда своей рукой
В его стакан я не насыплю яду,
Я недостоин вашего доверья!
Вот все, чего хотел я, — сделай это,
И я тебе полсердца отдаю,
Не сделаешь — твое я вырву сердце.
Клянусь вам, государь.
А я пойду
И притворюсь по твоему совету
Веселым и любезным.
(Уходит.)
Горе, горе!
Бедняжка королева! Что ж, Камилло,
Преступной воле кесаря покорствуй,
Преступником, убийцей подлым стань!
Меня за низость хочет он возвысить?
Да если б знал я тысячи имен,
Обретших славы блеск в цареубийстве,
Я и тогда бы этого не сделал.
Но нам не говорит о них ни мрамор,
Ни бронза, ни пергамент, их удел —
Бесславное забвенье. Нет, бежать!
Свершу злодейство — отомстит мне совесть,
Не совершу — мне отомстит король.
Благословенна будь моя звезда:
Идет король Богемии.
Входит Поликсен.
Как странно!
Сам убеждал и сам же обозлился.
Со мной — ни слова. — Добрый день, Камилло!
День добрый, государь.
Какие вести?
Что при дворе?
Покуда все — как было.
Король угрюм, как будто он лишился
Иль города, иль области любимой.
Мы встретились у выхода — я тотчас
Приветствовал его, но он безмолвно
Прошел вперед, не глядя на меня,
И, рот скривив презрительной усмешкой,
Как будто непосильную загадку
Мне предлагал.
Не смею знать причины.
Не смею? Знаю, но не смею знать?!
О, я прошу вас, будьте откровенны.
Иль то, что вам известно, не должны вы,
Не можете, не смеете сказать
И самому себе? Но в чем же дело?
Камилло! Вы меняетесь в лице,
И в нем, как в верном зеркале, я вижу
Ту перемену, что меня коснулась.
Да, есть недуг, который омрачает
Всех нас; его назвать я не могу;
И тот недуг от вас, король, исходит,
Хоть вы здоровы.
От меня? Недуг?
Иль наделен я взглядом василиска?
Но взгляд мой горя людям не приносит,
А счастье приносил. Непостижимо!
Камилло, вы, я знаю, благородны.
Пусть благородство дали вам не предки,
Но знанья, опыт — это все равно.
И я прошу вас, если вам известно
Хоть что-нибудь, что связано со мной,
Не замыкайтесь в тайну и в молчанье!
Я не могу!
Во мне очаг заразы,
Хоть я здоров! Ты должен мне ответить,
Камилло, слышишь? Я прошу тебя,
Я заклинаю уваженьем к сану,
Которым облечен, твоею честью —
Скажи, какая мне грозит беда?
И где она? Далеко или близко?
Возможно ли ее предотвратить?
А если нет — возможно ль с ней бороться?
Так. Если тем, кто безусловно честен,
Во имя чести спрошен я — отвечу.
Исполните совет мой, государь,
Немедленно! Иль мы погибнем оба!
Я жду, Камилло.
Он мне поручил
Вас отравить.
Кто — он?
Король.
За что?
Он думает, нет, он клянется небом,
Что видел вас и вам помог невольно
В прелюбодействе с нашей королевой.
В прелюбодействе! Мне помог! Так пусть
В гниющий студень кровь моя сгустится,
Пусть назовут меня вторым Иудой,
И пусть не слава — трупное зловонье
Предшествует мне всюду, чтобы люди,
Как от чумы, в смятенье разбегались.
Хотя б клялись вы каждою звездой,
Планетой каждой — клятвы не помогут.
Как море в сушу вам не обратить,
Так вам не совладать с его безумьем.
Оно умрет лишь вместе с королем.
Как эта мысль могла в нем зародиться?
Не знаю, но умней и безопасней
От этого чудовища бежать,
Чем предаваться тщетным размышленьям.
Прошу вас, если честности моей
Вы верите, — меня с собой возьмите,
И вам залогом будет жизнь моя.
Бежим сегодня ночью. Вашим людям
Шепну, что нужно, выведу их сам,
И по два, по три мы покинем город.
Мне места нет в Сицилии, я ваш.
Что не солгал, клянусь вам честью предков.
Но если захотите вы свидетельств,
Не стану ждать, не то погибну с вами —
Вы королем на смерть осуждены.
Тебе я верю. По его лицу
Я понял все. Отныне ты мой кормчий,
И жизнь пройдешь ты об руку со мной.
Уже два дня к отплытью мы готовы,
Суда под парусами, люди ждут.
Слепой безумец! Лучшему созданью
Не верит он. И тем сильнее ревность,
Что сам ревнивец так силен и горд,
Так несравненна прелесть королевы.
В безумной слепоте вообразив,
Что лучший друг нанес ему бесчестье,
Он ярости исполнился. Ужасно!
Да принесет нам счастье мой отъезд,
Невинной да поможет королеве.
Бежим, Камилло! Выведи меня,
И как отца тебя любить я буду.
Бежим!
Уходят.
АКТ II
Сицилия. Комната во дворце.
Входят Гермиона, Мамиллий и придворные дамы.
Ах, заберите шалуна! — Мамиллий,
Довольно прыгать, голова болит!
Пойдемте, принц, хотите, будем с вами
Во что-нибудь играть.
Я не хочу.
Да неужели? Почему, мой принц?
Так. Вы меня начнете целовать
И говорить со мною, как с ребенком.
(Второй даме.)
Вот вы мне больше нравитесь.
Да? Чем же?
Не думайте: не тем, что ваши брови
Черны как смоль, — хоть говорят, что брови,
Когда они изогнуты и тонки,
Как лунный серп, начерченный пером,
Должны быть черными.
Кто вам сказал?
Не помню кто. Я, сравнивая женщин,
Сам это понял. Ну, а ваши брови
Какого цвета?
Синие, мой принц.
Вы шутите, у женщин только нос
Бывает синий, а совсем не брови.
Взгляните! Королева-мать полнеет,
Настанет время, новый принц придет,
И мы к нему поступим в услуженье.
А уж тогда придется вам просить,
Чтоб мы играли с вами.
Пожелаем
Благополучных родов королеве.
По талии судя, подходит срок.
О чем это вы шепчетесь? — Мой мальчик,
Поди ко мне. Садись. Мне стало лучше.
Побудь со мной и расскажи мне сказку.
Веселую иль грустную?
Любую.
Нет, самую веселую!
Зачем?
Зиме подходит грустная. Я знаю
Одну, про ведьм и духов.
Хорошо.
Садись и расскажи как можно лучше,
Чтоб маму небылицей напугать.
Ведь ты умеешь.
Жил да был на свете…
Нет, сядь сначала. Вот. Ну, начинай.
Жил бедный человек вблизи кладбища.
Я буду шепотом, совсем тихонько,
Чтобы сверчка не напугать — он спит.
Да, да, ты на ушко мне говори.
Входят Леонт, Антигон и придворные.
Он в гавань шел? Со свитой? И с Камилло?
Я встретил их за рощей и глазами
До кораблей за ними проследил.
Могу сказать, спешили наши гости!
Как был я прав! Я видел их насквозь!
О, лучше бы не понимать, не видеть,
Я проклинаю правоту мою!
Когда паук утонет в винной чаше,
Ее любой осушит, не поморщась,
Но лишь увидит гадину на дне —
Вмиг тошнота, и судорога в горле,
И вырвет все, что с наслажденьем пил, —
Вот так лежал паук в моем бокале.
Им нужен трон мой, жизнь моя нужна,
И подлый раб Камилло помогал им.
Я прав во всем, во всех догадках прав!
Меня прислужник собственный им предал,
Предупредил ее и Поликсена,
И вот Леонт остался в дураках.
Для них я тут. Кто им открыл ворота?
Камилло, — он и раньше это делал.
Его приказ был все равно что ваш.
Мне это слишком хорошо известно.
(Гермионе.)
Ты сына мне отдашь. Я очень рад,
Что не твоею грудью был он вскормлен.
Хоть, спора нет, он на меня похож,
В нем слишком много материнской крови.
Что это? Шутка?
Уведите сына!
Мамиллия уводят.
Он рядом с ней не должен находиться.
Ее утешит тот, который в ней, —
Ведь это Поликсен набил ей брюхо.
Ложь! Это ложь! Убей меня, но верь!
Нет, ты мне веришь!
Приглашаю всех:
Всмотритесь в королеву. Рассмотрите
Ее получше — и воскликнет каждый:
"Красавица!" — но справедливым сердцем
Добавит молча: "Жаль, что не чиста!"
И как же в ней греха не заподозрить:
Едва начнешь дивиться красоте —
Что говорить! достойной восхищенья, —
Как вдруг услышишь: этот скажет: "Ах",
Другой: "Да, да", "Гм, гм", — прибавит третий.
Пусть это все любимые словечки
Пятнающей невинность клеветы
Иль жалости, которая горюет,
Когда при ней клевещут на невинность, —
Но, право, после этих восклицаний
"Она чиста" уже никто не скажет,
А я, хотя и больно мне признать,
Я прямо говорю: "Прелюбодейка!"
Скажи мне так последний негодяй,
Он дважды оказался б негодяем,
Но вы, мой муж, вы попросту ошиблись.
Нет, вы ошиблись, вы, моя жена!
Вы Поликсена спутали с Леонтом.
Ты, тварь! Да я бы именем другим
Назвал тебя, когда б не опасался,
Что чернь сошлется на пример монарха
И, разнуздавшись, станет выражаться
Одним и тем же грубым языком
О короле и нищем. — Я сказал вам:
Она прелюбодейка. Я назвал
Предателя, который с ней в союзе.
Я более скажу: моя жена
И лицемер Камилло, этот сводник,
Виновны в государственной измене.
Он знал все то, в чем ей признаться стыдно,
Он совершил побег с ее согласья.
Нет, нет и нет! Я жизнью вам клянусь!
Поймите же, ведь это клевета.
Вам, государь, самим же будет стыдно.
О, никаким признанием ошибки
Вам честь мою теперь не обелить!
Признанием ошибки! Я — ошибся!
Я строил на непрочном основанье!
Скорей поверю, что устои мира
Не выдержат под тяжестью волчка!
В тюрьму ее! Кто слово молвит против,
Того я за изменника сочту.
Какое-то враждебное созвездье
Царит над нами. Призовем терпенье,
Покуда не смягчатся небеса.
Я женских слез чужда, мои синьоры.
Увы, без их живительной росы,
Боюсь, увянет ваше милосердье,
А горе будет жечь меня сильней.
Но я готова. Суд ваш непреклонный
Да будет справедлив, как ваша совесть.
Смиренно жду приказов короля.
(страже)
Я приказал вам.
Кто пойдет со мной?
У вашего величества прошу,
Как милости великой, разрешенья
Впускать ко мне моих придворных дам,
Мое здоровье требует ухода. —
Ах, глупые, расплакались! О чем вы?
Вот если б я преступницей была,
Но наслаждалась полною свободой,
Тогда прилично было б слезы лить.
Как благодать приму я заточенье. —
Прощайте, государь, я никогда
Вас не хотела видеть огорченным,
Теперь — хочу. — Пойдемте, мои дамы,
Вам разрешают.
Вон! Ступайте с ней!
Королева под стражей уходит, за нею — дамы.
Верните королеву, государь,
Мы умоляем.
Государь, смягчитесь.
Не то ваш гнев великим станет злом
Для нас, для королевы и для принца.
О государь, возьмите жизнь мою,
Но верьте: пред супругом и богами
Безгрешна королева.
Я жену
Запру в конюшню, если это правда.
Я буду сам впрягаться с нею в дышло,
Чтоб всюду видеть, осязать ее,
И то вовеки не решусь ей верить.
Нет, если лжива наша королева, —
Не только речь, но каждый женский взгляд,
Движенья все, дыханье женщин лживо!
Прошу не горячиться!
Государь!
Ведь мы для вас, не для себя хлопочем.
Вас обманул какой-то клеветник,
Будь проклят он, — о, попадись он мне,
Я шею бы свернул ему! Бесчестна!
Она бесчестна! У меня три дочки:
Двенадцать старшей, средней скоро девять,
А младшей — пять. Но если это правда,
Я отплачу им: я их изувечу,
Чтоб не плодили незаконных внуков.
Они мои наследницы, и лучше
Своей рукой себя же оскопить,
Чем видеть столь приятное потомство.
Довольно, замолчите! Вы ослепли!
А для меня тут ясно все как день.
Ну, если так, не надо рыть могилу
Для честности — ее на свете нет!
Как! Мне не верят!
Я предпочитаю,
Чтобы не вам поверили, а мне.
Сердитесь на меня, но мне приятней,
Чтоб королева честной оказалась.
Что вам приятней — это дело ваше.
Не возражать, когда я говорю!
Ведь если я в советники избрал вас,
Так только от излишней доброты.
И я не знаю, глупость иль притворство
Вас принуждает истины не видеть, —
Но мне таких советников не нужно.
Расследованье, суд и все решенья
Беру я на себя.
А я б хотел,
Мой государь, чтоб вы решали тайно
И без огласки.
Мыслимо ли это?
Рехнулся ты иль от рожденья глуп?
Я понял все по одному их виду,
Для полноты улик лишь оставалось
Застигнуть их на месте преступленья.
Вот почему я действовать решил.
Но если хочешь избежать сомнений,
Не доверяй глазам. Неосторожность
В таких делах презрения достойна,
Вот почему я только что послал
В святые Дельфы, к храму Аполлона,
Гонцами Клеомена и Диона,
Людей весьма надежных. Пусть оракул
Решит за нас. Его совет священный
Меня иль остановит, иль заставит
Все кончить. Хорошо я поступил?
Да, государь.
Я знаю то, что знаю,
И в подтвержденьях правды не нуждаюсь
Но пусть оракул просветит глупцов,
Которым скудоумие мешает
Постигнуть то, что ясно. Мы решили
Подвергнуть королеву заточенью,
Дабы пример преступных беглецов
Ее не соблазнил. Теперь идемте.
Мы гласный суд назначим. Это дело
Взволнует всех.
(в сторону)
И все от смеха лопнут,
Как только правда выплывет на свет.
Уходят.
Сицилия. Приемная тюрьмы.
Входят Паулина, слуги.
Позвать сюда начальника тюрьмы,
Сказать ему, кто я.
Слуга уходит.
О королева!
Во всей Европе нет дворца иль замка,
Достойного тебя, — а ты в тюрьме!
Слуга возвращается вместе с тюремщиком.
Так что же, сударь, вам известно, кто я?
Достойная и знатная синьора.
Мне нужно повидаться с королевой.
Велели никого не пропускать.
Все ясно! Разве честность и невинность
Имеют право видеться с друзьями!
Но я прошу вас — может быть, возможно
Одну из дам придворных повидать?
Любую, ну Эмилию хотя бы.
Я приведу Эмилию, синьора,
Но ваши слуги пусть уйдут.
Прошу вас. —
А вы уйдите.
Слуги уходят.
Добрая синьора,
Я вынужден присутствовать при встрече.
Да как хотите, только поскорее.
Тюремщик уходит.
Вот так красильня! Белый цвет хотят
Представить черным, а невинность — ложью.
Тюремщик возвращается вместе с Эмилией.
Ах, дорогая, здравствуйте! Ну что?
Как переносит горе королева?
С той твердостью великой, на какую
Способны лишь великие сердца.
Измученная горем, королева
От бремени до срока разрешилась.
Что, сын?
Нет, дочь. Чудесная малютка!
Красивый, крепкий и живой ребенок.
В ней госпожа находит утешенье
И говорит ей: "Бедная моя!
Мы пленницы, и мы безвинны обе".
Чума возьми безумство короля!
Он должен, должен истину услышать!
Но это дело женщины — и если
Язык мой оробеет перед ним,
Пускай отсохнет! Даже в лютой злобе
Пускай не сможет правду говорить! —
Прошу вас, передайте королеве,
Что, как всегда, я повинуюсь ей.
И если мне дитя она доверит,
Отцу я дочь родную покажу
И буду защищать пред ним супругу.
Король, быть может, увидав ребенка,
Смягчится. Ведь невинности молчанье
Порой сильней красноречивых слов.
Сударыня, вы так добры и смелы,
Что ваше благородное желанье
Не может к неудаче привести.
Кто, кроме вас, среди придворных дам
С такой задачей справится? Пройдите
В ту комнату. О вашем предложенье
Уведомлю я тотчас королеву.
Она сама уж думала, кому бы
Шепнуть об этом, но, боясь отказа,
К мужчинам не решилась обратиться.
Эмилия, скажите королеве,
Что все-таки я верю в свой язык.
Когда он будет мудр, как сердце храбро,
Сомненья нет, мы сломим короля.
Храни вас бог. Пойду спрошу ее
И тотчас возвращусь, не уходите.
Сударыня, с меня, боюсь я взыщут,
Когда я пропущу без разрешенья
Младенца королевы.
Что за глупость!
Ребенок, бывший пленником во чреве,
Освобожден законами природы
И не подвластен гневу короля.
Хотя бы мать его и согрешила,
Не мог он соучаствовать в грехе.
Вы правы.
Вас не тронут, я ручаюсь.
А если что — я заступлюсь за вас.
Уходят.
Зал во дворце Леонта.
Входят Леонт, Антигон, придворные и слуги.
Ни днем, ни ночью мне покоя нет!
Но эти муки — слабость, только слабость.
И я, пожалуй, мог бы исцелиться,
Ее источник главный уничтожив:
Мою жену. Пускай король-развратник
Недосягаем, вне пределов мщенья,
Но ведь ее-то я держу в руках!
Я чувствую: умри она, сгори —
И мой покой, быть может, возвратится. —
Эй, вы!
Да, государь?
Что сын мой?
Он ночью спал спокойно. Есть надежда,
Что скоро выздоравливать начнет.
Как чист и благороден этот мальчик!
Едва открылся матери позор,
Он стал хиреть, ослабевать и чахнуть,
Утратил сон, на пищу не глядел
И занемог. — Оставь меня покуда.
Вступай взгляни, как поживает сын.
Слуга уходит.
О короле пока не нужно думать.
Ему не отомстишь — он сильный враг,
И мощные державы с ним в союзе.
Нет, королю мы мстить повременим,
Сполна отплатим только королеве.
Пускай ликуют Поликсен с Камилло,
Глумясь над горем рогача. Пускай!
В моих руках они бы смех забыли.
Зато она теперь забудет смех.
Входит Паулина с младенцем на руках.
Сюда нельзя.
Да вы бы уж не гнали,
А лучше помогли бы мне войти.
Что вам страшнее, добрые синьоры, —
Гнев короля иль королевы смерть?
Что больше стоит: злоба короля
Иль чистота прекрасной королевы?
Ну, будет, будет!
Он всю ночь не спал
И вас не примет.
Сударь, успокойтесь!
Я государю сон хочу вернуть.
Вы бродите вокруг него как тени,
Чуть он вздохнет, вздыхаете в вы —
Так может ли он спать? А я пришла
Его печаль бессонную развеять
Целебным словом разума и правды.
Что там за шум?
Нет никакого шума.
Мы просто обсуждаем, государь,
Кто в ваши кумовья годится.
Что?
Вон, шельма! Вон! Ты все-таки явилась! —
Где Антигон? — Ведь я тебе велел
Ее не пропускать.
Мой господин!
Я передал ей все, что вы сказали,
Грозил ей гневом и моим и вашим.
Где власть твоя?
Он властен запретить
Мне только то, что низко и бесчестно.
Но в деле чести — если он не будет
Примеру господина подражать,
Не заключит жену свою в темницу —
Мне власть его препятствовать не может.
Вы слышите? Как удила закусит
Да понесет — куда твой борзый конь!
Мой повелитель, выслушайте ту,
Что к вам явилась верною рабыней,
Правдивою советчицей, врачом, —
Не буду льстить вам, как другие слуги,
Без раболепства возвещаю правду:
Достойная супруга государя
Шлет государю радостную весть.
Достойная супруга государя?!
Да, государь! Сто раз вам повторю:
Достойная супруга государя!
Будь я мужчиной, меч мой доказал бы,
Что это непреложно.
Вон отсюда!
(слугам)
Ну, сунься, кто не дорожит глазами!
Да я сама уйду, когда скажу.
Достойная супруга — повторяю:
Достойная! — вам дочку родила.
Благословите, государь, малютку.
(Кладет младенца.)
Прочь, ведьма, прочь, пронырливая сводня!
Я в ведьмовстве не лучше разбираюсь,
Чем вы в моих поступках, государь.
Насколько вы ослеплены неправдой,
Настолько я правдива: не довольно ль,
Чтоб в этом мире честною прослыть?
Изменники! Гоните прочь ее!
Пусть уберет паршивого ублюдка!
(Антигону.)
Ты, хвост овечий, тряпка, рот разинул!
Бери ублюдка, я сказал, бери!
Отдай его своей карге.
(мужу)
Не трогай!
Будь проклят каждый, чья рука посмеет
Притронуться к принцессе оскорбленной!
(показывая на Антигона)
Жены боится!
Если бы и вы
Своей жены боялись! Нет сомненья,
Ее детей тогда вы признавали б.
Изменники!
Клянусь, я не изменник.
Я также не изменница, клянусь!
Меж нас король — единственный изменник:
Он честью короля, и королевы,
И лучшего из принцев, и принцессы
Пожертвовал презренной клевете.
И он не хочет — да, теперь я вижу,
Что корень зла в его слепом упрямстве, —
Не хочет правде посмотреть в глаза!
Ах ты, трещотка! В спальне мужа бьешь,
А на людях кусаешь господина!
На что мне Поликсеново отродье, —
Прочь вместе с ним и с матерью его!
Обеих сжечь!
Но это ваша дочь!
Как говорит пословица: "На вас
Похожа так, что и смотреть противно!"
Ведь это вы, лишь в уменьшенном виде:
Глаза, и нос, и то, как хмурит бровки,
И этот лоб высокий, и улыбка,
И даже ручки, пальчики — ну все! —
Природа-мать, великая богиня,
Ей сходство даровавшая с отцом!
Когда ты будешь создавать ей душу,
Возьми все краски мира, кроме желтой, —
Да не внушит ей желчное безумье,
Что не от мужа дети у нее.
Вот подлая! — Ты, старый дуралей,
Ты стоишь петли, если не умеешь
Ей рот зажать.
Но если всех повесить,
Кто не умеет рот зажать жене,
Мир опустеет.
Выгнать вон ее!
Нет, худший из мужей не поступил бы
Так низко.
Что? Я сжечь тебя велю.
Я не боюсь. Не тот, кого сжигают,
Тот, кто сжигает, — лютый еретик.
Тираном вас я называть не смею,
Но ваши обвиненья без улик,
Жестокость в обращенье с королевой
Позорят вас и делают тираном
В глазах людей.
Гоните прочь ее!
Кто верен мне, гоните эту ведьму!
Будь я тираном, ты была б мертва,
И языком бы не молола. Вон!
(слугам)
Не трогайте! Сама уйду отсюда! —
Взгляните на малютку, государь:
Ведь это ваша дочь. — Пошли, Юпитер,
Ей лучшую защиту. — Руки прочь!
Вы только льстить умеете! Мужчины!
Никто из вас ему добра не хочет.
Да, да, никто. Прощайте. Я ушла.
(Уходит.)
Ты эту тварь подговорил, изменник.
Дочь принесла мне! Вышвырнуть! А если
Ты возымел такую нежность к ней,
Так сам возьми и брось в огонь ублюдка.
Да, на тебя, ни на кого другого,
Я возлагаю этот долг почетный.
Ступай, и доложи мне через час,
Что мой приказ исполнен. Да смотри мне,
Чтоб были доказательства, не то
С твоей каргой тебя на казнь отправлю.
Ступай! А если вывернуться хочешь,
Заранее скажи. Тогда я сам
Своей рукой девчонку уничтожу.
Нет, это вздор! Ты сжечь ее обязан
За то, что натравил свою жену.
Я в этом не повинен.
(Придворным.)
Подтвердите,
Достойные синьоры.
Это правда.
Он даже не хотел ее впустить.
Вы все лжецы.
Мы просим, государь,
Доверия. Мы все вам честно служим
И на коленях умоляем вас
За нашу верность и усердье в службе,
В награду нам, приказ ваш отменить.
Он так свиреп и так бесчеловечен,
Что принесет ужасные плоды.
Мы умоляем!
Что ж я вам — пушинка,
Летящая куда подует ветер!
Дожить до тех времен, когда девчонка
Поклонится и скажет мне: отец!
О нет, уж лучше сжечь ее сейчас,
Чем проклинать потом. Но я согласен.
Пускай живет. Ей все равно не выжить.
(Антигону.)
Пожалуйте сюда, вы так усердно
Старались вместе с вашей повитухой
Ее спасти — ну! что ж для этой цели
Готов ты сделать?
Все, что буду в силах!
Все, что позволит честь, мой государь!
Я кровь отдам, чтоб не губить невинность, —
Но что ж ее спасло бы?
Я скажу!
Клянись мечом мою исполнить волю!
Клянусь, мой государь!
Запоминай!
И точен будь, иль казнь тебя постигнет
С твоею злоязычною женой,
Которую на этот раз прощаю.
Тебе велим, как нашему слуге,
Без промедлений отвезти ублюдка
В пустынный край, далекий от пределов
Державы нашей. Там свой груз ты бросишь
На произвол природы и судьбы.
Пусть ей, по воле случая рожденной,
Предпишет случай: умереть иль жить.
Бери ее.
Немедленная смерть
Была бы милосердней, но клянусь вам
Исполнить все. — Пойдем, мое дитя.
Быть может, некий благосклонный дух
Стервятникам и коршунам прикажет
Тебя вскормить. Я слышал, даже волки,
Забыв природу, жалость проявляли. —
Я вам желаю счастья, государь,
Хотя вы поступили недостойно. —
Бедняжка, обреченная на смерть,
Да ниспошлет судьба тебе защиту.
(Уходит.)
На что чужая дочь мне!
Государь,
Вам сообщают: час тому назад
Из Дельф вернулись и сошли на берег
Дион и Клеомен. Они в столицу
С ответом от оракула спешат.
Невероятно быстро.
С их отъезда —
Лишь двадцать третий день. Но это значит,
Что всемогущий Аполлон желает
Скорей открыть нам истину. Готовьтесь!
Созвать весь двор, и пусть на общий суд
Жена прелюбодейная предстанет.
Я обвинил изменницу открыто,
Открытым и правдивым будет суд.
Мне жизни нет, пока она жива.
Ступайте все! Исполнить повеленье!
Уходят.
АКТ III
Улица в сицилийском порту.
Входят Клеомен и Дион.
Я не забуду этот край цветущий,
Душистый воздух, величавый храм,
Красой превосходящий все святыни.
Как хороши средь этой белизны
Жрецов одежды, желтые с лазурным!
А шествие во славу Аполлона
И жертвоприношенья торжество —
Поистине великолепный праздник!
А трубный глас оракула, подобный
Раскату грома! Я таким ничтожным
Почувствовал себя!
Молю богов,
Да принесет паломничество наше
Счастливые плоды для королевы,
Как нам оно отраду принесло.
Тогда скажу: мы ездили недаром.
Благослови, великий Аполлон!
Не по душе мне суд над Гермионой.
События бегут, и скоро время
Рассеет мрак и злу конец положит.
Когда прочтут оракула ответ,
Который сам верховный жрец вручил нам,
Скрепив решенье храмовой печатью,
На темное прольется яркий свет.
Но нам пора. Глашатаи трубят.
Все лучшее да ниспошлют нам боги!
Уходят.
Сицилия. Зал суда.
Входят Леонт, придворные и судьи.
К великой нашей скорби открываем
Мы этот суд. Обвинена в злодействе
Дочь короля и короля супруга,
Возлюбленная нами. Но тираном
Никто не назовет нас, ибо мы
Передаем решенье правосудью,
Чтоб осудить иль оправдать открыто.
Введите подсудимую.
Согласно
Высокому веленью короля
Перед судом предстанет королева.
Молчание!
Входит Гермиона в сопровождении Паулины и приближенных дам.
Читайте обвиненье!
(читает)
"Гермиона, супруга достославного Леонта, короля Сицилии, ты привлечена к суду по обвинению в государственной измене, в преступной связи с Поликсеном, королем Богемии, и в заговоре с Камилло против жизни нашего великого государя, твоего царственного супруга, а также обвиняешься в том, что, когда злой умысел был частично обнаружен, ты, Гермиона, вопреки верности и долгу супруги и подданной, помогла преступникам советом и делом спастись бегством в ночное время".
Что мне сказать? Я эти обвиненья
Могу лишь отвергать с негодованьем.
Но в подтвержденье правоты моей
Ни на кого сослаться не могу я.
Что пользы говорить: "Я не виновна!"
Кто мне поверит? Вы хотите видеть
В моем чистосердечии обман.
Но если боги правят справедливо
(А в этом нет сомненья!), то невинность
Восторжествует здесь над клеветой
И правда победит несправедливость.
Вам, государь, как никому, известно
(Да и какое дело всем другим?),
Что жизнь моя чиста и непорочна
И в прошлом незапятнанна настолько ж,
Насколько ныне в грязь обращена.
В каких преданьях, летописях, былях
Найдешь пример, подобный моему:
Дочь короля и короля супруга,
Мать принца, я стою перед судом
И защищаю жизнь и честь мою
От ложных и постыдных обвинений.
Не жаль мне жизни. Жизнь моя — страданье,
И с ней расстаться было бы легко. —
Отстаивать я буду только честь,
Чтоб детям передать ее в наследье.
Я вопросить хотела б вашу совесть,
Мой государь: покуда Поликсен
Не прибыл в дом ваш гостем долгожданным,
Вы мне благоволение дарили,
Но разве встречей и приемом гостя
Дала я повод обвинить меня?
Когда я в чем-нибудь переступила
Дозволенное честью и приличьем,
Пускай сердца у вас окаменеют
И на мою могилу плюнет сын.
Я так и знал: порок всегда бесстыден
И отрицает все свои грехи.
Вы правы, государь, но разве это
Относится ко мне?
Не сознаешься?
Могу лишь в том сознаться, что была
Радушною, любезною хозяйкой,
Что мной любим был царственный наш гость
Лишь в меру дружбы и гостеприимства,
Как мне, супруге вашей, подобало.
Да, государь, я так его любила,
Как вы мне приказали, но не больше.
Когда б я отнеслась к нему иначе,
Вы были б вправе называть меня
И непослушной и неблагодарной
По отношенью к вам и к Поликсену,
Который другом стал вам с детских лет,
С тех пор как говорить вы научились.
А то, что заговорщицей я стала,
Ну, это, право, уж такая глупость —
Не знаю, что об этом и сказать.
Мне лишь одно известно: что Камилло
Был честный и достойный человек,
А почему бежал он, только боги
Нам объяснить могли бы, государь.
Не лги! Ты помогала им в побеге,
И ты осталась продолжать их дело.
Я вас не понимаю, государь.
Но вашего безумья не сломлю я
И вам готова жизнь мою отдать.
Твои поступки — вот мое безумье!
Ужель мое безумье — дочь твоя,
Ублюдок, прижитой от Поликсена?
Ты, как и все, подобные тебе,
Не только стыд забыла, но и правду.
Не будет в запирательстве добра!
Я вышвырнуть велел твое отродье.
Его отец бежал, но ты преступней,
Чем он. Так подчинись же правосудью
И смерть легчайшей карою сочти.
Напрасно вы грозите, государь.
Вы смертью запугать меня хотите,
Но смерть — освобождение от жизни,
А жизнь мученьем стала для меня.
Ее венец и радость — ваше чувство —
Я потеряла, а за что — не знаю.
Вторая радость — сын мой, от меня
Он вами огражден, как от проказы.
И третья радость — мой второй ребенок,
Рожденный под злосчастною звездой,
Оторван от груди и предан смерти.
Бесправная, покрытая позором,
Я после родов лишена покоя,
Доступного для женщин всех сословий.
Меня к вам привели, еще больную,
По холоду. Скажите, государь,
Могу ли я какой-нибудь отрады
От жизни ждать? И чем страшна мне смерть?
Но честь я защищаю. Если вы,
Лишь подозреньям смутным доверяясь,
Меня признали без улик виновной,
То это произвол, не правосудье,
А потому, мой государь, прошу вас:
Пусть огласят оракула ответ,
И Аполлон моим судьею будет.
Я нахожу законной эту просьбу.
Во имя Аполлона, огласите
Ответ оракула.
Некоторые из членов суда уходят.
Моим отцом
Был русский царь. Когда б он жил еще
И видел суд над дочерью любимой,
Он взором состраданья, но не мести
Измерил бы всю горечь мук моих.
Члены суда возвращаются с Дионом и Клеоменом.
Клянитесь над секирой правосудья,
Дион и Клеомен, что были в Дельфах,
Что привезли оракула ответ,
Что был он по уставу запечатан,
Что отдал вам его собственноручно
Верховный жрец и что святых печатей
Вы не сломали и великой тайны
Нарушить не посмели.
(вместе)
Мы клянемся.
Сорвать печати и прочесть ответ.
(читает)
"Гермиона — целомудренна. Поликсен — безвинен. Камилло — верный слуга. Леонт — ревнивый тиран. Его невинное дитя — законно. У короля не будет наследника, покуда не найдется утраченное".
Хвала тебе, великий Аполлон!
Хвала, хвала!
А верно ли прочел ты?
Да, государь, все точно, слово в слово.
От слова и до слова — это ложь.
Суд не окончен!
Входит слуга.
Государь, простите!
Мой государь!
В чем дело?
Государь,
Не гневайтесь на вестника печали!
Встревоженный судьбою королевы,
От горести и страха принц, ваш сын…
Принц…
Говори же!
В вечность отошел.
О силы неба! Мне за богохульство
Мстит Аполлон.
Гермиона падает без чувств.
Что там случилось?
Дурная весть сразила королеву,
Я чувствую, над нею кружит смерть.
Велик удар! Пусть унесут ее.
Она очнется. О, зачем я верил
Слепому подозренью! Умоляю,
Все сделайте, чтобы ее спасти.
Паулина и дамы уносят Гермиону.
Прости, прости, великий Аполлон!
Прости мне богохульство! Поликсену
Я возвращаю дружбу. Королеву
Вновь назову возлюбленной женой.
У доблестного, честного Камилло
Я на коленях вымолю прощенье.
Ревнивец лютый, в злобе кровожадной
Ему велел я друга отравить,
Но ясный ум Камилло не смутился
Пред выбором награды или смерти.
В порыве доброты и благородства
Мой умысел открыл он Поликсену,
Не пожалев своих богатств, бежал
И вверил жизнь изменчивой фортуне.
Каким алмазом честь его сияет
Сквозь ржавчину моих деяний темных!
В сравненье с ним я черен!
Входит Паулина.
Горе, горе!
Разрежьте мне одежду, или сердце,
Стесненное шнуровкой, разорвется.
Сударыня, что с вами?
Ты, тиран!
Какие пытки ты мне уготовишь,
Колесованье, дыбу иль костер?
Или велишь сварить в кипящем масле?
Что ты измыслишь, если каждым словом
Я самых страшных пыток заслужу?
Твоей ревнивой злобы тирания,
По глупости достойная мальчишки,
Какие принесла она плоды!
Подумай — и казни себя, проклятый!
Пред этим злодеянием кровавым
Померкло все, что прежде ты свершил.
Ты сделался глупцом неблагодарным,
Когда в измене друга заподозрил;
Как верности и чести отравитель,
К убийству ты Камилло подстрекал,
Все это — вздор, ничтожные проступки
В сравненье с новым подвигом твоим.
И даже то, что воронам в добычу
Дочь бросил ты, — не самый тяжкий грех,
Хоть этого и дьявол бы не сделал!
И то, что принц убит твоею злобой,
Наследник твой, чей благородный дух
Заставил сердце юное разбиться,
Когда отец бесчестью предал мать, —
Не в этом величайшее злодейство!
Нет, ты стократно худшее свершил,
Гнуснейшее — о небо! — Плачьте, плачьте
Кровавыми слезами: королева,
Чудесное и чистое созданье,
Скончалась — и убийца не наказан!
Помилуй, Аполлон!
Она мертва!
Клянусь, она мертва! Кто мне не верит,
Ступай и убедись. О! Если б ты
Ее щекам вернул румянец нежный,
Губам дыханье, телу теплоту,
Тебе как богу вновь бы я служила.
Но ты напрасно каешься, палач!
Нет скорби, равной твоему злодейству.
Отчаянью бессильному предайся.
Коленопреклоненный и нагой,
Бессонницей и голодом терзаясь,
Под бурями, на ледяном утесе
Стой десять лет, нет, десять тысяч лет —
Ты у богов не вымолишь прощенья.
Так! Продолжай! Язви! Все будет мало.
Мне мало слов, хотя бы все вы, все
Горчайшее в лицо мне говорили.
На государе нет лица, довольно!
Пускай великий совершил он грех,
Вы речью дерзкой перешли границы.
Вы правы, сударь… Верно… Перешла…
Язык-то бабий, как его удержишь!
Смотрите, весь дрожит и побледнел.
Что горевать, когда уж не воротишь,
Какой в том прок! — Утешься, государь!
Стыд мне за то, что прошлым вас корила!
Простите дуру! Только потому,
Что всей душой любила королеву…
Опять! Ах, дура! Больше я не буду.
Ни бедную покойницу, ни принца,
Ни вашу дочь, ни моего супруга
Погибшего… Молчу, молчу, не надо!
Ни слова больше, добрый государь!
Ты хорошо и честно говорила.
Мне правда легче жалости твоей.
Пройди со мной к телам жены и сына.
Я их в одной могиле схороню
И надпись дам с правдивым изложеньем
Причин их смерти — вечный мой позор!
И каждый день к ним приходить я буду,
И слезы лить, и каяться в грехах.
Пойдем взглянуть на это ложе скорби.
Уходят.
Богемия. Дикая пустыня на морском берегу.
Входят Антигон с младенцем на руках и матрос.
Так мы пустынь Богемии холодной,
По-твоему, достигли? Ты уверен?
Да, господин, но мы в недобрый час
Пришли сюда. Глядите, небо в тучах
И молнии сверкают. Будет буря.
Мне сердце говорит, что небеса
Накажут нас за этого младенца.
Да совершится их святая воля!
Ступай на борт и подавай мне голос.
А я недолго.
Сударь, торопитесь.
И вглубь не заходите. Будет буря.
А здесь в трущобах рыщет дикий зверь.
Иди, я крикну.
Слава небесам,
Что я избавлен от такого дела.
(Уходит.)
Несчастная малютка! Я слыхал,
Что мертвецы порой встают из гроба.
Я думал, это вздор, но прошлой ночью,
Сомненья нет, я видел королеву.
Она явилась в белом одеянье
И головой качала сокрушенно.
Такой печальной и такой прекрасной
Я госпожу мою еще не видел.
Она склонилась трижды и хотела
Мне что-то молвить, но внезапно скорбь
Стеснила ей дыханье, а глаза,
Казалось, в два потока обратились,
Но все же наконец она сказала:
"Мой добрый Антигон, ты клятву дал.
Жестокая судьба тебе велела
Стать палачом моей малютки бедной.
В Богемии немало диких мест,
Где слез ее никто и не услышит.
Прошу, навек утраченное нами
Дитя мое Утратой назови.
Ты невиновен, знаю, но злодейству
Покорно ты служил, и в наказанье
Ты не увидишь больше Паулины".
И, зарыдав, растаяла она.
Я от испуга памяти лишился,
Когда же с глаз упала пелена,
Я понял ясно, что не сон я видел.
Сны лгут всегда, но этот сон не лжив.
Я понял: Гермиона умерла,
И справедливый Аполлон желает,
Чтобы младенец, отпрыск Поликсена,
Жил или умер на земле отца.
Живи, цветок, родным хранимый небом!
Лежи здесь рядом с именем твоим
И с тем, что может обернуться счастьем,
Когда иначе не рассудят боги.
Ну, буря поднимается! Бедняжка,
За прегрешенья матери ты гибнешь.
В моих глазах нет больше слез, но сердце
Исходит кровью. Будь я трижды проклят
За то, что против разума поклялся.
Прощай, дитя, прощай! Какие тучи!
День будто ночь. А море и гроза
Хотят мою сиротку убаюкать.
Где ж барка? Тьфу ты, ветер валит с ног.
И эта темень! Что там? Рев какой-то.
Медведь, медведь! О боги, я погиб!
(Убегает, преследуемый медведем.)
Входит пастух.
Лучше бы люди, когда им уже исполнилось десять, но еще не стукнуло двадцать три, вовсе не имели возраста. Лучше бы юность проспала свои годы, потому что нет у нее другой забавы, как делать бабам брюхо, оскорблять стариков, драться и красть.
За сценой охотничьи рога.
Слышите? Кто, кроме этих двадцатилетних балбесов, станет охотиться в такую погоду? Они спугнули двух моих лучших баранов, и волк, чего доброго, разыщет их скорей, чем хозяин. Вернее всего искать их на берегу, где плющ. Они его любят. Пошлите мне, боги, счастья, да будет ваша воля. — Что это? Милосердное небо, ребенок! Да какой красавчик! Мальчик это или девочка? Ох, ты, наверно, чей-нибудь грешок. Хоть я и не обучен грамоте, а вижу, вижу: дело не обошлось без служанки. Была работа где-нибудь под лестницей или в чулане. А им, греховодникам, было теплей, чем бедной малютке. Надо взять ее, пожалеть бедняжку. А где же сын? Ведь он только что кричал оттуда. Эй! Ау!
Входит крестьянин.
Ау!
Ты так близко! Если хочешь увидеть что-то, о чем будут говорить, когда ты уже истлеешь в могиле, так ступай сюда. Что случилось?
Я такое видел на земле и на море! Да где там на море — теперь это небо. Между морем и небом не просунешь и тонкого шила.
Ну и что же?
Если бы ты видел, как оно ревет, беснуется и кидается на берег! Но дело не в этом. Если бы ты слышал вопли несчастных! То их выносит наверх, то захлестывает. А корабль то упрется мачтой в луну, то закружится в пене, словно пробка в пивном бочонке. А на земле, на земле! Медведь рвет ему плечо, а он барахтается и зовет меня на помощь. Кричал, что он Антигон, дворянин. Потом корабль так и проглотило — видно, морю надоело потешаться над несчастными. А дворянин бедный воет, и медведь тоже воет — забавляется. Этот вой не могли заглушить даже море и буря.
Ради всех богов, когда это было?
Вот только сейчас, только что! Я с тех пор и моргнуть не успел. Люди еще не остыли под водой, а медведь еще не дообедал дворянином. Вон там он сидит на нем.
Жаль, меня не было. Я-то уж помог бы старику.
Жаль, тебя не было кораблю помочь, с твоим милосердием. Посмотрел бы я, что ты сумел бы сделать.
Печальные дела, печальные! Но ты, малый, погляди. Тебе подвернулись умирающие, а мне новорожденный. Полюбуйся: пеленки-то — господские! Видишь? Тащи, тащи! Ну-ка раскрой, что там? Феи мне предсказывали, что я буду богат. Э, да они подкинули мне младенца.3 Ну, чего же ты! Раскрывай!
Повезло тебе, старина! Если твои грехи прощены, на старости лет можешь веселиться. Золото! Все — золото!
А ведь это, малый, волшебное золото — увидишь! Бери его и прячь! Домой, домой, ближайшей дорогой! Нам повезло, только никому ни слова! Дьявол с ними, с овцами. Домой, малый, домой!
Ты ступай домой со своим кладом, а я пойду взглянуть, сидит ли еще медведь на дворянине и сколько он его съел. Медведь только с голоду страшен. Если еще остался хоть кусочек дворянина, я его похороню.
Доброе дело! Коли распознаешь по останкам, кто такой, кликни меня!
Ладно, ты мне и поможешь его зарыть.
Нам выдался счастливый день, малый, надо его отпраздновать добрым делом.
Уходят.
АКТ IV
Входит Время — хор.
Не всем я по душе, но я над каждым властно.
Борьбу добра и зла приемлю безучастно.
Я — радость и печаль, я — истина и ложь.
Какое дело мне, кто плох, а кто хорош.
Я — Время. Я хочу вас наделить крылами.
Мы сказочный полет свершаем ныне с вами
И вмиг перенеслись через шестнадцать лет,
Они ушли во тьму, но не исчез их след.
Игра и произвол — закон моей природы.
Я разрушаю вмиг, что создавалось годы,
И созидаю вновь. С начала бытия
От прихотей своих не отступало я.
Свидетель прошлого, всего, что стало былью,
Я настоящее покрою темной пылью,
И лучезарный круг свершающихся дней
Потомки назовут легендою моей.
Итак, терпение! Шестнадцать лет вы спали.
Вращаю зеркало. В магическом кристалле
Читайте прошлое. О сделанном скорбя,
Уединению Леонт обрек себя.
И нас в Богемию влечет событий смена.
Уже вели мы речь о сыне Поликсена,
Мой добрый слушатель. Он прозван — Флоризель.
Утрата расцвела, как солнечный апрель.
Она красавица. О том, что будет с нею,
Пророчествовать я пока еще не смею,
Но срок придет всему. Мы дочке пастуха,
Конечно, посвятим не два, не три стиха.
И те, кому не жаль убить часы без дела,
Пускай останутся и ждут развязки смело.
А кто спешит к делам и ценит свой досуг,
Покиньте этот зал — советую как друг.
(Уходит.)
Богемия. Дворец Поликсена.
Входят Поликсен и Камилло.
Прошу тебя, мой добрый Камилло, не настаивай. Когда я тебе отказываю, мне так тяжело, словно я болен. Но остаться без тебя — равносильно смерти.
Пятнадцать лет я не был на родине.4 Хоть большую часть своей жизни я провел на чужбине, мне хотелось бы сложить свои кости в родной земле. Кроме того, король, мой господин, раскаявшись, прислал за мною. Смею думать, я бы мог облегчить его горе, и это также заставляет меня уехать.
Если ты любишь меня, Камилло, не уничтожай внезапным отъездом всего, что сделал для меня. Ведь если я не могу без тебя обойтись — тому виной твои же достоинства. Лучше бы мне не знать тебя вовсе, чем теперь остаться без тебя. Того, что сделал ты для меня, не мог бы сделать никто другой. И ты должен кончить то, что начал. Если я недостаточно ценил твои услуги, то они ведь неоценимы. Но моя благодарность и дружеское чувство к тебе возрастают с каждым днем. Прошу тебя, не вспоминай больше о Сицилии, этой роковой стране. Уже одно ее название вызывает во мне тягостные мысли о кающемся, как ты сказал, короле, моем брате. Гибель его достойной супруги и детей еще и доныне острой болью отзывается в моем сердце. Скажи, когда ты видел в последний раз принца Флоризеля, моего сына? Дурные дети — большое горе для королей, не меньшее, чем смерть хороших детей.
Государь, вот уже три дня, как я не видел принца. Не знаю, каким он предается развлеченьям, но, несомненно, он реже показывается при дворе и стал менее прилежен в занятиях, достойных его сана.
Я сам это заметил, Камилло, и немало встревожился. На первых порах я ограничусь тайным надзором: доверенные люди осторожно следят за принцем. От них я знаю, что принц постоянно бывает в доме какого-то пастуха, который много лет назад непонятным для соседей образом из нищего превратился в богача.
Об этом человеке я слышал, государь. У него есть дочь — девушка необычайной красоты. Слава о ней превосходит все, о чем могли бы мечтать обитатели такой лачуги.
Я слышал то же самое. Боюсь, это и есть та удочка, на которую попался мой сын. Мы пойдем туда вместе и, не открывая, кто мы, расспросим пастуха. Простак не утаит, почему мой сын привязался к его дому. Прошу тебя, помоги мне в этом деле и перестань думать о Сицилии.
Готов повиноваться вашему приказанию.
Мой дорогой Камилло! Ну, пойдем переоденемся.
Уходят.
Дорога близ хижины пастуха.
Входит Автолик, одетый оборванцем.
(поет)
Поля расцветают — юххей, юххей! —
Красотки, спешите ко мне!
И воздух теплей, и душа веселей —
Мы рады зеленой весне.
Хозяев не видно — юххей, юххей! —
Холстами увешан забор.
Тащи, не робей, полквартой запей,
И будешь король, а не вор.
Малиновка свищет — юххей, юххей! —
Кричат "тира-лира" дрозды.
Мне любо их слушать с подружкой моей,
Забравшись подальше в кусты.
Было время, служил я у принца Флоризеля, ходил в шелку и в бархате, а теперь я без места.
Моя голубка, не грусти,
Я знаю, ночь темна,
Но, чтоб не сбился вор с пути,
Из туч глядит луна.
Твой медник сорок миль пройдет,
И ни гроша в суме.
А мне в любом дворе доход,
Пока я не в тюрьме.
Я промышляю простынями, а в пору, когда ястреб начинает вить гнездо, не брезгаю и мелким бельем. Отец назвал меня Автоликом; ведь этот парень, так же как и я, родился под знаком Меркурия и был воришкой, прикарманивал мелкую дребедень. Игральные кости да веселые девки довели меня до этих лохмотьев, и вот приходится жить воровством. За грабеж на большой дороге платят виселицей и плетьми. Мне и то и другое не по вкусу. А мысли о будущей жизни мне сна не портят. — Добыча, добыча!
Входит крестьянин.
Раскинем мозгами. Каждые одиннадцать овец дают 28 фунтов шерсти; каждые 28 фунтов шерсти приносят фунт золота. Острижено полторы тысячи. На сколько же всего шерсти?
(в сторону)
Лишь бы силок выдержал, тогда тетеря — моя.
Нет, на память не сочтешь. Лучше проверим, чего купить к празднику стрижки овец. "Три фунта сахара, пять фунтов коринки, рису". — Зачем это рис моей сестренке? Но это уж ее дело, если отец назначил ее хозяйкой праздника. Она приготовила для стригачей двадцать четыре букета; все стригачи — певцы как на подбор. Очень недурно поют на три голоса. Большинство из них — басы. Один там — пуританин, и он поет псалмы под волынку. Надо еще купить шафрану — заправить яблочный пирог, мускатных орехов, фиников — нет, этого в списке нету. Орехов — семь штук. Один или два имбирных корешка — это я попрошу в придачу, без денег. Четыре фунта чернослива и столько же изюма.
(корчась на земле)
О, зачем я родился на белый свет!
Во имя…
О, помогите, помогите! Только бы снять эти лохмотья, а потом хоть умереть, все равно, хоть умереть!
Несчастная твоя душа! Не снимать бы тебе эти лохмотья, а побольше их напялить на себя!
О господи, эта мерзость позорнее тех ударов, которые мне достались, а было их тысячи и миллионы.
Вот бедняга! Миллион ударов — этак можно человека искалечить.
Меня ограбили, господин, и избили. Отобрали у меня деньги и платье, а взамен нарядили в это мерзкое тряпье.
Кто же тебя так отделал: конный или пеший?
Пеший, мой добрый господин, пеший.
Правда, что пеший, коли судить по наряду, который он тебе оставил. Если в этой куртке ездили когда-нибудь верхом, то немало с тех пор она послужила. Давай же руку, я помогу тебе. Дай руку!
Осторожнее, добрый господин! Ой-ой!
Бедняга!
Ах, дорогой господин! Я боюсь, у меня вывихнута лопатка!
Этого еще не хватало! Не можешь встать?
Осторожно, драгоценный господин! (Вытаскивает у него кошелек.) Осторожно, драгоценный господин! Вы меня просто облагодетельствовали!
Дать тебе немного денег? У меня, кажется, есть мелочь.
Нет, мой несравненный господин, не надо. Прошу вас, не надо. За полмили отсюда живет мой родственник, как раз к нему я шел. У него и добуду денег, сколько понадобится. Прошу вас, не предлагайте мне денег — вы меня этим оскорбляете.
Что за человек вас ограбил?
Я его знаю, мой господин, когда-то мне довелось играть с ним в фортунку. Он был слугой у принца Флоризеля. Не знаю, за какую добродетель, господин, но его прогнали со службы плетьми.
Вы, верно, хотите сказать: не знаю, за какой порок. Плетей за добродетель при дворе не полагается. За ней, напротив, там ухаживают, но она все-таки не держится при дворе.
Да, господин, я хотел сказать — порок. Я хорошо знаю этого человека. Когда-то он ходил с обезьянкой, потом служил рассыльным в суде, потом носил кукольный театр и показывал историю блудного сына, и, наконец, женился на вдове лудильщика, живущего за милю от моего поместья. Перепробовал разные жульнические промыслы и стал наконец бродягой. Зовут его Автоликом.
Чтоб его черт побрал! Вор, первейший вор! Он шатается по всем приходским праздникам, по ярмаркам и медвежьим травлям.
Чистейшая правда, господин. Это он, хороший мой господин, он самый. Он, проклятый, вырядил меня в эти лохмотья.
Во всей Богемии нет более трусливого бродяги. Если б вы были побольше ростом, вам стоило только поглядеть сердито и плюнуть ему в рожу — он тотчас дал бы тягу.
Должен вам сказать, мой господин, я терпеть не могу драться. У меня плохое сердце — и он это знал, уверяю вас.
А как вы теперь себя чувствуете?
Хорошо, мой ласковый господин, гораздо лучше. Я могу и стоять и ходить. Я даже скажу вам: прощайте! — и потихонечку поплетусь к моему родственнику.
Не вывести ли вас на дорогу?
Нет, благодетель, нет, милейший господин.
Ну, так прощайте — мне еще нужно накупить съестного для праздника стрижки овец.
Желаю вам счастья, добрейший господин.
Крестьянин уходит.
Хватит ли в твоем кошельке на эти покупки? Я тоже буду на твоей овечьей стрижке, и, если не остригу тебя опять со всеми стригачами, пусть мое имя будет первым в списке честных людей.
(Поет.)
Эй, пешеход, шагай вперед,
Не бойся ни дождя, ни пыли.
Кто весел — тридцать миль пройдет.
Кто грустен — не пройдет и мили.
(Уходит.)
Луг перед хижиной пастуха.
Входят Флоризель и Утрата.
В таком наряде ты еще прелестней.
Ты не пастушка, ты богиня Флора,
Предвестница апреля. Праздник стрижки
Вокруг тебя барашков соберет,
Как божества вокруг земной богини.
Достойный принц, прошу простить мне дерзость,
Не мне проказы ваши осуждать,
Но, если вы, надежда королевства,
В пастушеское рубище оделись,
А мне, пастушке, дали сан богини, —
Я вам дивлюсь. И если бы не праздник
И не обычай ряженья, наряд ваш
Меня бы только унижал, всечасно
Напоминая о моей одежде
И о ничтожном звании моем.
Благословен тот сокол, что спустился
В твоих владеньях и привел меня
На эту землю.
Да пошлют мне боги
Благословенье ваше. Сан высокий
От страхов ограждает ваше сердце.
Но я дрожу, меня приводит в ужас
Различье между нами. Ведь случайно
Сюда заехать может сам король.
О боги! Что сказал бы ваш отец,
Когда бы он наследника престола
Увидел здесь в обличье пастуха.
И как в таком нелепом одеянье
Я вынесла бы взгляд его суровый?
Поверь, все будет к лучшему, Утрата.
Теснимые любовью, сами боги
Животных облик часто принимали.
Юпитер стал быком. Нептун — бараном.
А лучезарный Аполлон являлся,
Подобно мне, убогим пастухом.
Но все их превращенья совершались
Не ради столь высокой красоты,
И не были так чисты их желанья,
Как помыслы мои. Ведь я над сердцем
Поставил долг, а над желаньем — честь.
Но ваш отец, мой благородный принц,
Когда узнает — распалится гневом.
Одно из двух должно тогда погибнуть:
Иль ваше чувство, или жизнь моя.
Молю тебя, прелестная Утрата,
Не омрачай веселый этот праздник
Печалью преждевременных сомнений.
Иль буду я принадлежать тебе,
Или отцу не буду больше сыном.
Да, я самой судьбе наперекор
Не откажусь от своего решенья!
Так посмотри в глаза мне веселее,
Не думай о грядущем, наслаждайся
Днем настоящим. Соберутся гости,
И ты должна сегодня быть счастливой,
Как будто свадьбы день уже настал.
А он настанет, раз мы дали клятву.
Да охранят нас боги!
Вот и гости.
Ну, милая, развесели же всех,
Чтоб и глаза и щеки разгорелись.
Входят Поликсен и Камилло, переодетые, за ними — пастух, Доркас, Мопса, крестьянин и другие.
Ну, дочка, что ж ты? В этот день, бывало,
Для праздника покойница моя
Не только что хозяйкой — поварихой
И даже зазывалой становилась
И не гнушалась прислужить гостям.
Еще споет, а там, глядишь, и спляшет,
Подносит, приглашает, угощает
И с каждым перекинется словцом.
А как хлебнет стакан-другой хмельного,
Так вся и разрумянится, а ты
На празднике без дела, будто гостья.
Пойди встречай с поклоном незнакомцев,
Чужого приласкаешь — вот и свой.
Да не красней, ведь ты же здесь хозяйка,
Знай, чем радушней встретишь ты гостей,
Тем больше будет овцам благодати.
(Поликсену)
Прошу покорно, сударь. Мой отец
Велит мне быть на празднике хозяйкой.
(К Камилло.)
И вас мы просим. — Доркас, дай цветы. —
Вот вам букет. Здесь розмарин и рута,
Они цветут и пахнут и зимой.
Возьмите их на память и на счастье
И будете желанными гостями.
Благодарю, прекрасная пастушка.
Тем, кто подходит к зимнему порогу,
Приличествуют зимние цветы.
Мой господин, еще дыханьем лета
Наполнен воздух осени прохладный,
Хотя недалеко и до снегов.
И лучшие цветы в такую пору —
Гвоздика и левкои. Их назвали
Природы незаконными детьми.
Но ими сад мой я не украшала.
За что ж ты им обиду нанесла?
Я слышала, что их наряд махровый
Дала им не природа, но искусство.
И что же? Ведь природу улучшают
Тем, что самой природою дано.
Искусство также детище природы.
Когда мы к ветви дикой прививаем
Початок нежный, чтобы род улучшить,
Над естеством наш разум торжествует,
Но с помощью того же естества.
Да, спору нет.
Так посади левкои
И незаконным цвет их не зови.
Хотя румянец нравится мужчинам,
Я на лице румян не выношу
И точно так же не люблю левкоев,
Но и для вас найдутся здесь цветы.
Вот майоран, вот мята и лаванда,
Вот ноготки, что спать ложатся с солнцем
И с солнцем пробуждаются в слезах,
И это все — цветы средины лета,
Они подходят людям средних лет.
Прошу!
Когда б я был твоей овцой,
Я жил бы тем, что на тебя глядел бы
И о траве не думал.
О Юпитер!
Вы отощали б так, что зимним ветром
Вас унесло бы.
(Флоризелю.)
Мой прекрасный друг!
Мне жаль, что нет теперь цветов весенних,
Которые по возрасту подходят
Тебе, а также вам, мои подруги,
Вам, девушки. Зачем, о Прозерпина,
Не можешь ты мне подарить цветы,
Которые в испуге обронила
Ты с колесницы Дия? Где нарциссы,
Предшественники ласточек, любимцы
Холодных ветров марта? Где фиалки,
Подобные мгновенной красотой
Глазам Юноны, темным и глубоким,
А запахом — дыханию Венеры?
Где скороспелки, что в безбрачье вянут,
Не испытав лобзаний жарких Феба,
Подобно многим девушкам? Где розы,
Где ландыши и лилии, шиповник?
Из них венки сплела бы я для вас,
Осыпала б возлюбленного ими.
Как мертвеца?
Как ложе наслаждений.
Иль, может быть, ты прав — как мертвеца,
Который погребен в моих объятьях.
Берите же цветы, мои друзья!
В таком наряде я себе кажусь
Актрисой из любовной пасторали.
О, что бы ты ни делала, Утрата,
Ты с каждым мигом лучше для меня.
Ты говоришь — готов я вечно слушать,
Ты запоешь — и вдруг, моя певунья,
Тебя хозяйкой я воображаю.
Как ты хлопочешь, вяжешь, иль прячешь,
Иль оделяешь бедных подаяньем.
Когда же начинаешь ты плясать,
Шепчу: танцуй! Еще, еще движенье!
Как бег волны, пусть вечно длится танец.
Ты царственна, во всем прекрасна ты!
О Дориклес, ты мне чрезмерно льстишь,
И, если бы не юный твой румянец,
Чистосердечья девственный свидетель,
Я думала б, мой милый Дориклес,
Что лестью злой ты мне готовишь гибель.
Насколько чисты помыслы мои,
Настолько страх твой был бы неуместен. —
Ну, танцы, танцы! — Руку дай, Утрата!
Мы будем, точно пара голубков,
Вовеки неразлучны.
О, за них-то,
За голубков, я клятву бы дала!
Среди пастушек мир не знал подобной
Красавицы. Она скромна, проста,
Все дышит в ней высоким благородством,
В такой глуши невиданным.
Смотрите,
Она краснеет, слушая его.
Вот королева творога и сливок!
Эй, музыка!
Ты с Мопсой? Вон чеснок,
Заешь им поцелуй твоей красотки.
Додумалась! Да ты б еще сказала…
Молчи! У нас на празднике сегодня
Приличья соблюдаются. Ну, вместе!
Музыка. Начинается танец пастухов и пастушек.
Скажи, старик, вон тот пастух красивый
С твоею дочкой в паре — кто такой?
А! Дориклес, он женишок богатый.
Я это слышал только от него,
Но все же верю. Парень, видно, честный!
Клянется мне, что любит дочь! Я верю.
Так ласково не смотрит месяц в воду,
Как он глядит в глаза моей Утраты,
Читая в них свою же думу. Да!
Взвесь их любовь — ей-ей, они друг дружку
На поцелуй один не перетянут.
Я в том клянусь.
Она чудесно пляшет.
Да у нее что ни начнет — чудесно.
И хоть не мне об этом говорить,
Но, если Дориклес ее получит,
Он завладел сокровищем. Вот что!
Входит работник.
Ну, хозяин, кабы вы послушали разносчика у ворот, никогда бы вы больше не плясали под бубен и дудку. А на волынку и смотреть бы не захотели. Этот малый дует одну песню за другой скорее, чем вы деньги считаете. Он словно набит старыми песнями. Там уж все прямо уши развесили.
Он явился как раз вовремя. Зови его сюда. Я люблю старые песни, особенно если веселую поют печально, а печальную — весело.
Он знает песни любой длины, и для мужчин и для женщин. Никакой торговец так не угодит покупателю перчатками. Для молодых девиц у него есть песенки про любовь, и притом без всяких пакостей, а ведь это, знаете, такая редкость. Припевы самые деликатные: "Хватай ее! валяй ее!" — а если какой-нибудь бесстыдник захочет ей гадостей наделать, так девица только и ответит: "Гоп, не обижай меня, добрый человек!" Так ему и отрежет, так его и отбреет: "Гоп, не обижай меня, добрый человек!"
Вот это славный малый!
Да уж это видно, парень отличный! А есть у него хорошие товары?
У него ленты всех цветов радуги, такие хитрые кружева, что ни одному судейскому крючку их не расплести, тесемки, галуны, полотно, батисты — он их так воспевает, словно это боги или богини. Можно подумать, что он поет не о рубашке, а об ангеле небесном, так он восхваляет вышивку на рукавах и вырезе.
Тащи его сюда скорее; пускай поет здесь.
Но предупреди, чтобы никаких гадостей не пел.
Работник уходит.
У этих разносчиков имеется такое, сестрица, такое, чего ты и вообразить не можешь.
Да и не хочу воображать, мой добрый братец.
(входит и поет)
Полотно — как снег бело,
Креп — как ворона крыло.
Шаль, перчатки мягче роз,
Маски на лицо и нос.
Гребешки, духи, стеклярус,
Для вязанья шерсть и гарус,
Пудру, щипчики для дам
Верным рыцарям отдам.
Ленты, шпильки, банты, бусы
На все платья, на все вкусы.
Эй, давай, давай, давай,
Приценяйся, не зевай,
Чтоб была девица рада,
Денег, денег, денег надо.
Не торгуйся, не глупи,
Эй, купи, купи, купи!
Не будь я влюблен в Мопсу, не видать бы тебе от меня ни гроша. Но я попал к ней в рабство, и моей данью будут ленты и перчатки.
Ты мне обещал их еще к празднику. Но лучше поздно…
То ли еще он тебе обещал, если люди не лгут.
Зато с тобой он уже расквитался, и даже с надбавкой. Будешь отдавать излишки — не красней.
Неужели девки в наше время всякий стыд потеряли? Скоро они начнут носить юбки на голове. Обо всем этом можно шушукаться в коровнике, в спальне или на кухне, а зачем тары-бары при гостях разводить? Хорошо бы еще говорили шепотом. Да будет вам трещать!
Идем, ты обещал мне ожерелье и душистые перчатки. Я кончила.
Разве я тебе не рассказывал, как меня облапошили на дороге, — у меня не осталось ни гроша.
Это точно, сударь, на здешних дорогах много мошенников. Ох как надо быть осторожным!
Здесь тебя не обчистят, старина, можешь быть спокоен.
Да уж только на это, сударь, я и рассчитываю: товар у меня дорогой.
А это что у тебя? Песни?
Умоляю, купи мне несколько. Страх как люблю печатные песни. Уж если напечатано — значит, правда.
Вот одна, очень хорошая, — на самый жалостный голос: о том, как жена ростовщика родила двадцать мешков золота, а потом захотела поесть гадючьих голов и жареных лягушек.
А это правда?
Истинная правда, и случилось месяц тому назад.
Вот ни за что не пошла бы за ростовщика.
Тут названа и повивальная бабка, которая принимала мешки, — госпожа Сплетня, и пять или шесть свидетельниц, самые порядочные женщины. Уж вы поверьте, я вздором не торгую.
Пожалуйста, купи мне эту песню.
Хорошо, отложи ее. Сначала посмотрим еще какие-нибудь песни, а потом другие товары разберем.
Вот тоже хорошая песня: о рыбе, которая в среду восьмидесятого апреля поднялась на сорок тысяч футов над водой и спела балладу о жестокосердных девушках. Говорят, это была женщина, обращенная в холодную рыбу за то, что не пожалела человека, который ее любил. Песня очень жалостная, а главное, достоверная.
Ты думаешь, это правда?
За нее ручаются пять судейских подписей, а остальных свидетельств не вместит мой короб.
Эту тоже отложи. Дай еще какую-нибудь.
Вот веселая песня, и притом отличная.
Купи веселую.
Веселее не найти, а поется на голос: "Две влюбились в одного". Во всей округе нет девицы, которая ее не распевала бы. Нарасхват берут, честное слово!
Мы с Доркас можем ее спеть, если ты присоединишься. Ведь она на три голоса.
Мы ее еще месяц назад слышали.
Споем, споем, еще бы не спеть! Ведь это мое ремесло. Валяйте! (Запевает.)
Прочь вы, девки, надоело!
Ты куда?
Не ваше дело.
Ах, нахал, нахал, нахал!
(Наперебой.)
Кто теперь твоя зазноба?
Ты клялся в любви до гроба
И налгал, налгал, налгал.
Ты на хутор или в поле?
Что ж, иль я у вас в неволе?
Он удрал, удрал, удрал.
(Наперебой.)
Звал меня своей женою,
Но смеялся надо мною,
Только даром честь украл.
Довольно, мы потом будем песни распевать. Отец толкует с этим господином о каких-то важных делах, не надо мешать. Идем, тащи свой короб. Девушки, я куплю подарки вам обеим. Разносчик, первый выбор мне! Пойдем, красотки! (Уходит с Мопсой и Доркасом.)
Ну, теперь я с него сдеру.
(Поет.)
Подари мне, мой дружок,
Ленты, пудру, гребешок,
Или кружев на подушку,
Или юбку, или шаль;
Если денег очень жаль,
Подари хоть безделушку,
В деньгах толку ни на грош,
Если в ларчик их запрешь,
Не порадовав подружку.
Возвращается работник.
Хозяин, там пришли три козлопаса, три свинопаса, три волопаса и три овчара — нарядились козлищами и называют себя как-то чудно: сатиры, что ли, или сартиры. Какой-то у них особый танец. Девки говорят, что это окрошка из прыжков и скачков, — ну, да это они злы оттого, что без девушек танцуется. А свинопасы клянутся, что пляска их понравится, хоть она и диковата для тех, кто в танце только кружиться да кланяться привык.
Не надо, гони их прочь! Тут и без них довольно всяких мужицких забав. Господа, верно, обижаются на нас.
Ты обижаешь тех, кто хочет нас повеселить. Мы просим, дайте нам взглянуть на этих плясунов.
Они говорят, что тройка свинопасов плясала перед самим королем и даже худший из этих сартиров прыгает вверх на двенадцать с половиной футов.
Если почтенные господа согласны, зови плясунов, живее!
Да они тут за воротами.
Работник уходит и возвращается с плясунами.
Пляска двенадцати сатиров.
(пастуху)
Ты кой-чего еще не знаешь, друг!
(К Камилло.)
Не слишком ли мы тянем? Надо кончить.
Старик болтлив и глуп.
(Флоризелю.)
Ну что, красавец?
Ты так влюблен, что праздник позабыл.
Когда б я был, как ты, влюблен и молод,
Я милую осыпал бы дарами,
Я перерыл бы все тюки торговца,
Чтоб для нее сокровище найти,
А ты и безделушки не купил ей.
О, если бы желанная твоя
Подумала об этом, то сказала б,
Что ты ее не любишь, и, пожалуй,
Ты не нашел бы, что ответить ей.
Достойный гость, мою любовь Утрата
Не станет пустяками измерять.
Мой лучший дар ношу я скрытым в сердце,
И он обещан ей уже давно. —
О жизнь моя, тебе пред этим старцем,
Который знал в былые дни любовь,
Излить хочу я душу. Дай коснуться
Руки твоей, она нежнее пуха
Голубки молодой, она белее,
Чем зубы мавра, чем полярный снег,
Провеянный жестоким зимним ветром.
И что же дальше? Как белишь ты руку,
Которая и без того бела!
Я перебил? О, продолжай, мы просим, —
Ты будешь клясться?
Вас просить я буду
В свидетели.
И друга моего?
Да, и его! И небеса, и землю! —
Когда б я был красавцем первым в мире,
Когда б я был сильнейшим из царей,
Когда б я был умнее самых мудрых,
Я б это отдал за твою любовь. —
Лишь ей служить, все принести ей в жертву,
Или погибнуть!
Что за щедрый дар!
Он страстно любит!
Что ты скажешь, дочка?
Так хорошо сказать я не сумею,
А лучше и придумать не смогу.
Лишь по своей любви судить могу я,
Как любит он.
Ну вот и по рукам.
В свидетели друзей мы просим новых,
Я дочь свою отдам ему с приданым,
Которое не посрамит невесты.
Пусть будут лишь достоинства Утраты
Ее приданым. А когда умрет
Один вам неизвестный человек,
Я стану так богат, как вам не снилось. —
Старик, благослови нас при друзьях.
Давайте руки!
Подожди, любезный!
Не торопись. — Есть у тебя отец?
Да, есть, а что?
Об этом знает он?
Не знает и не должен.
Мне казалось,
Что лучший гость на брачном пире сына —
Его отец. Прошу тебя, скажи мне —
Отец твой, верно, выжил из ума,
Так одряхлел, что потерял рассудок?
Еще он может говорить и слушать,
Вести свой дом? Распознавать людей?
Иль в детство впал и не встает с постели?
О нет, мой господин, отец не стар,
Он крепче многих сверстников здоровьем.
Клянусь моей седою бородой,
Плохой ты сын, отца ты оскорбляешь.
Сын вправе выбирать себе жену,
Но для отца все счастье — в счастье сына,
В хороших внуках. Он имеет право
В подобном деле сыну дать совет.
Мой добрый друг, не буду спорить с вами,
Но есть причины — все равно какие, —
Чтоб от отца мою женитьбу скрыть.
Скажи отцу!
Нет, нет!
Скажи отцу!
Я не могу.
Открой отцу свой выбор,
Ты не рассердишь этим старика.
Но я клянусь вам, это невозможно.
Довольно будет, если вы скрепите
Наш договор.
Я твой разрыв скреплю.
(Является в своем настоящем виде.)
Ах ты, мальчишка! Это ли мой сын!
Ты слишком низко пал для принца крови.
На посох ты державу променял! —
А ты, предатель старый! Жаль, что петля
Уж ненадолго век твой сократит. —
А ты, колдунья, наглая девчонка!
Так моего наследника решила
Ты соблазнить!
О боги, мое сердце!
Я выбью дурь из красоты твоей,
Ее поставят розгами на место!
(Флоризелю.)
Вперед попробуй к ней ходить, повеса,
Посмей вздохнуть, когда тебя навеки
С ней разлучат, — тогда прощайся с троном!
Запомни это! И ступай за нами! —
А ты, старик, ты мог бы только смертью
Свою вину пред нами искупить. —
Ты, чародейка, ты была б достойна
Любого, даже этого безумца,
Когда б себя он не унизил так,
Что стал девчонки нищей недостойным.
Но если ты открыть ему посмеешь
Свою лачугу иль обнять его, —
О, я клянусь, насколько ты прекрасна,
Настолько будет казнь твоя страшна.
(Уходит.)
Я все равно погибла — и без казни.
Но, право, он не испугал меня.
Я раз иль два хотела вставить слово,
Сказать, что над лачугой и дворцом
Одно и то же солнце светит в небе.
Прошу вас, принц, оставьте нас, я знала,
Что так случится. Будьте осторожны.
А я спала и вот теперь проснулась.
Пойду опять пасти мои стада
И горько плакать…
Говори, отец.
Пока ты жив, хоть пораскинь мозгами.
Я не могу ни говорить, ни думать.
А ты-то, принц! Из-за твоей причуды
Погиб старик восьмидесяти лет,
Мечтавший умереть в своей постели,
В том домике, где умер дед, отец,
Лежать в могиле рядом с их костями.
Что сделал ты со мной! Теперь палач
Оденет в саван труп мой неомытый
И выбросит его без погребенья.
Проклятая! Уж ты, наверно, знала,
Что это принц. Куда ж ты занеслась?
О горе! Если б умереть до казни!
(Уходит.)
Зачем так странно на меня ты смотришь?
Мне тяжело, но я не испугался.
Преграды закаляют, и решенья
Не изменю я ни за что на свете.
Отцу не покорюсь и только буду
Упорнее стремиться к той же цели.
Любезный принц, вам нрав отца известен.
Он сгоряча и слушать не захочет.
Да вы к нему пока и не пойдете,
Боюсь, он вас не пустит на глаза.
Дождитесь, принц, покуда он остынет.
И я дождусь. Камилло, это вы?
Да, принц.
Ведь сколько раз я говорила,
Что кончится бедой и счастье рухнет,
Едва о нем узнает кто-нибудь.
Нет, милая, твое не рухнет счастье,
Пока я верен, — если ж изменю,
Иссякнет жизнь и рухнет свод вселенной.
О, посмотри в глаза мне! Пусть отец
Отнимет трон! Что в нем? Моя держава —
Твоя любовь.
Благоразумье, принц!
Моя любовь — мое благоразумье.
А если разум не в ладу с любовью,
Отраду я в безумии найду.
В вас говорит отчаянье, мой принц.
Мне все равно — отчаянье иль доблесть
То, что поможет клятву мне сдержать.
Ни честь, ни слава, верьте мне, Камилло,
Ни древний трон Богемии великой,
Ни все богатства гор, земли, морей
Меня нарушить клятву не заставят,
Любимой изменить не соблазнят.
А потому, Камилло, вас прошу я,
Прошу как друга моего отца,
С которым ныне расстаюсь надолго:
Когда начнет о сыне он грустить,
Его утешьте дружбой и советом,
Смягчайте мудро гнев его неправый.
Я твердо верю, что дорогу в жизни
Мы для себя сумеем проложить.
Мои слова отцу вы передайте,
Скажите, что с возлюбленной моей
Уплыл я в море, потеряв надежду
С ней быть счастливым на родной земле.
Корабль мой близко, он предназначался
Для дел иных, но так велит судьба.
Куда плыву я — знать вам бесполезно.
Желаю, принц, вам стойкости в нужде,
Но не гнушайтесь дружеским советом…
Утрата, слушай… — Я сейчас, Камилло. —
(Отходит с Утратой в глубину сцены.)
Бесповоротно он решил бежать.
Я был бы счастлив ехать вместе с ними,
Служить им верно, охранять в пути
И, воротясь в Сицилию родную,
Увидеть вновь несчастного Леонта,
Владыку моего и господина,
Которого люблю я всей душой.
Прошу простить, мой дорогой Камилло:
Так много дел, что я невежлив с вами.
Мой милый принц, надеюсь, вы слыхали,
Что мне случалось вашему отцу
Оказывать различные услуги.
Да, вы служили преданно и честно.
Отец мой любит говорить об этом,
И он не знает, как вас наградить.
Отлично, принц, тогда нет нужды клясться,
Что я люблю и короля и все,
Что королем любимо; это значит:
Люблю и вас, и вам хочу служить.
Примите ж мой совет, я укажу вам
Страну, где встретят дружбой и любовью
И вас и вашу милую, с которой —
Храни вас небо! — только смерть, я вижу,
Вас разлучит. Так поскорей женитесь,
А я стараться буду, чтоб король
Забыл свой гнев и с вами примирился.
Со мной… король… но это будет чудо!
Камилло, друг мой, сотвори его —
И жизнь тебе отдам я.
Вы решили,
Куда вам плыть?
Пока еще не знаю.
Игра судьбы нас вынудила к бегству,
И потому мы вверимся судьбе
И будем плыть по ветру.
Если так —
Внимание! Немедля отправляйтесь
В Сицилию и со своей принцессой
(Что быть ей вашей, видно и слепцу)
Идите прямо к королю Леонту.
Конечно, нужен ей наряд, достойный
Подруги принца. Я уж представляю,
Как вас Леонт в объятья заключит
И со слезами радости у сына
Просить прощенья будет за отца,
Как будет руки целовать принцессе,
Как он любовь сравнит с прошедшим гневом
И гнев отправит в тартар, а любовь
Оставит в сердце расцветать и крепнуть.
Но под каким предлогом, мой Камилло,
Явиться к королю?
А вы скажите,
Что вас король послал к нему с приветом
И утешеньем. Как держаться дальше,
Как сообщить от имени отца
То, что пока лишь нам троим известно,
Я напишу вам, принц; необходимо,
Чтобы с Леонтом вы при каждой встрече
Об этом говорили, чтобы в вас
Почувствовал он душу Поликсена
И, как ему, во всем поверил вам.
Благодарю. Придумано чудесно.
И, право, это больше вам сулит,
Чем бегство в неизведанные воды
К далеким и враждебным берегам,
Где за бедой идет беда другая,
Где мореход, надеясь лишь на якорь,
Стоит подолгу в нежеланном месте.
Да и притом, запомните, мой принц,
Основа для любви — благополучье,
А горе разрушает красоту
И убивает чувства.
Вы неправы.
Румянец гаснет в горестях нужды,
Но чувства неизменны.
Что я слышу!
Раз в сорок лет рождаются такие,
Как вы, пастушка.
Дорогой Камилло!
Насколько низок род ее и званье,
Настолько ж высока она душой.
О да, хоть ей не дали воспитанья,
Она могла б учить учителей.
Оставьте, я и так уж покраснела.
Любимая, прекрасная Утрата!
За что нам дан такой тернистый путь! —
Вы моего отца спасли, Камилло.
Вы друг наш и целитель. Что мне делать?
Где средства взять, чтобы прийти к Леонту
В достойном принца пышном одеянье?
Об этом, милый принц, не беспокойтесь.
В Сицилии ведь все мои богатства.
Я напишу, и вам дадут одежду.
А чтобы вы не удивлялись больше,
Пойдемте, я скажу вам кое-что.
Отходят в сторону.
Возвращается Автолик.
Ха-ха! Ну какая же дура эта честность! А доверчивость, ее родная сестрица, — тоже балда! Я спустил им весь мой хлам. В моем коробе не осталось ни фальшивых бриллиантов, ни ленточки, ни зеркальца, ни брошки, ни песенника, ни тесемки, ни перчаток, ни шнурка, ни браслетки, ни колечка — пусто! Каждый лез первым, точно я продавал амулеты, которые приносят счастье. Тут-то я и приметил, чей кошелек потолще, и хорошо это запомнил. Этот шут, который хвалился своим умом, так очаровался песнями девок, что не отходил от меня, пока не вызубрил и слова и голос. А глядя на него, и остальное стадо так заслушалось, что весь ум ушел у них в уши. Можно было в любой карман под юбку залезть — никто бы и не заметил, — отрезать кошелек, отпилить ключи от цепочки. Каждый только и слышал, что песни моей милости, и наслаждался этим враньем. И пока они этак спали наяву, я прикарманил все кошельки, туго набитые для праздника. Не явись этот старый хрен со своими воплями о дочке и о королевском сыне, не спугни он этих галок с мякины, я бы уж ни одного кошелька в живых не оставил.
Камилло, Флоризель и Утрата возвращаются на авансцену.
Мое письмо прибудет вместе с вами
И все его сомненья разрешит.
А то письмо, что вам Леонт напишет…
Подарком будет вашему отцу.
Храни вас небо! Вы нам каждым словом
Сулите радость.
(видит Автолика)
Это кто такой?
Он будет нам помощником прекрасным,
Мы не должны ничем пренебрегать.
(в сторону)
Если они слышали — горе, я повешен!
Эй, молодец! Чего тебя лихорадка трясет? Не бойся, мы тебе зла не сделаем.
Я, сударь, человек бедный.
Ну и оставайся таким. Никто у тебя твоей бедности не украдет. Мы только хотим присвоить твой нищенский вид. Поэтому разоблачайся — пойми, брат, это необходимо — и обменяйся платьем вот с этим господином. Хоть в проигрыше останется он, мы тебе еще дадим прибавку.
Я, сударь, человек бедный. (В сторону.) Отлично вижу, кто вы такие.
Ну, живей, живей! Видишь, господин уже раздевается.
Так вы взаправду? (В сторону.) Я, кажется, раскусил эти шутки.
Поторопись, любезный.
Конечно, я вам благодарен за щедрость. Но, по совести, мне неудобно…
Отстегивай, отстегивай крючки.
Флоризель и Автолик меняются одеждой.
Прекрасная счастливица, пусть небо
Исполнит то, что вам я предсказал.
Подите за кусты, переоденьтесь.
Лицо закройте шарфом, на глаза
Надвиньте шляпу принца, чтобы в гавань
Неузнанной пробраться, — я уверен,
За вами кое-кто уже следит.
Играть, я вижу, надо как на сцене.
Нельзя иначе. Вы готовы, принц?
Да если б я отца родного встретил,
Он, кажется, меня бы не узнал.
Нет, вам придется обойтись без шляпы.
(Отдает шляпу Утрате.)
Идите же, принцесса.
(Автолику.)
Друг, прощай!
Adieu, синьор!
Утрата, мы забыли!..
Два слова…
(Шепчет ей на ухо.)
(в сторону)
Я тотчас же королю
Скажу об их побеге и открою,
Куда они отплыли. Может быть,
За ними он отправится в погоню,
А я, сопровождая короля,
Сицилию увижу, по которой
Как женщина вздыхаю.
Да помогут
Нам небеса. Камилло, мы идем.
Да, да, идите. Чем быстрей, тем лучше.
Флоризель, Утрата и Камилло уходят.
Хо-хо, я понял все, я слышал все! Недаром главное для вора: острый слух, зоркий глаз и проворные руки. Хороший нюх тоже не мешает — чтобы вынюхивать работу для других частей тела. Однако в наши дни мошеннику — рай. Такой обмен хорош и без приплаты, а с приплатой это сущий клад. Боги нам помогают, что ни делаешь, все удается. Сам принц плутует: удирает от отца, да еще с камнем на шее. Считай я честным предупредить короля — я бы к нему не побежал. Но скрыть от него — много бесчестней. Поэтому останусь верен своим убеждениям.
Входят крестьянин и пастух.
В сторонку, в сторонку. Есть еще одно дельце для хорошей головы. Умный человек везде найдет работу: на каждом перекрестке, в каждой лавке, в церкви, на суде, даже возле виселицы.
Будет, будет, ну что ты за человек! Надо сказать королю, что она подкидыш, а не твоя дочь.
Нет, ты послушай…
Нет, дай мне сказать…
Ну, выкладывай.
Если она не твоя плоть и кровь, значит, твоя плоть и кровь ничем короля не оскорбила. Значит, твою плоть и кровь не за что наказывать. Покажи те вещи, которые были при ней. Все, что было на ней и с ней, кроме того, что она сама хранит в секрете. Пускай тогда закон свистит. Плевать тебе.
Я все расскажу королю, каждое слово и все проделки его сынка. Он и с отцом поступил нечестно и со мной — хотел меня свояком самому королю сделать.
Именно свояком, никак не меньше. Вот вздорожала бы наша кровь, уж я не знаю, почем стала бы за унцию!
(в сторону)
И умны же, сукины дети!
Ну, пошли к королю. Как увидит, что в этом узелке, дернет он себя за бороду!
(в сторону)
Не помешал бы их донос побегу моего благодетеля!
Только бы застать его во дворце.
(в сторону)
Хоть по природе я вор, а иногда бываю честным. Спрячем в карман примету разносчика. (Снимает фальшивую бороду.) Эй, вы, мужичье! Куда ковыляете?
Во дворец, почтенный господин.
У вас там дела, что ли? Какие, с кем? Что в этом узле? Ваше имя, ваше звание, состояние, воспитание, сколько вам лет — все выкладывайте, живее!
Мы люди простые, сударь!
Ложь! Вы люди грубые, лохматые, подавайте мне правду. Лгать полагается только купцам. Лгут они нам, солдатам, а мы им платим за это звонкой монетой, а не острым клинком, так что лгут они не даром.
Ваша милость хотели, видно, и нам заплатить, да вовремя спохватились.
Ведь вы придворный, сударь, с вашего позволенья.
С позволенья или без позволенья, но я придворный. Разве ты не видишь по моей одежде, что я придворный? Разве ты не видишь по моей осанке, что я придворный? Разве не чувствуешь по моему запаху, что я придворный? Разве не понимаешь по моему презрению к тебе, что я придворный? Ты думаешь, если я расспрашиваю о твоих делишках, значит, я не придворный? Я придворный с головы до ног, и я могу тебя при дворе и водворить и выдворить, так что докладывай по порядку!
У меня, сударь, дело к королю.
А адвокат у тебя есть?
А что это такое, с вашего позволенья?
Адвокатами при дворе называют индюков. Скажи, что у тебя их нет.
Нет у меня, сударь, ни индюка, ни петуха, ни курицы.
Какое счастье, что рожден я знатным!
Но я ведь мог родиться мужиком,
Вот почему к ним снизойти хочу я.
Наверно, знатный вельможа.
Платье на нем хорошее, да носит он его плохо.
Это самый вельможа и есть, когда дураком покажется. Важная особа, я это вижу по его зубочистке.5
Вон тот узел — что в этом узле? Коробка? Что в ней такое?
Сударь, в этой коробке такая тайна, которую может знать один лишь король, и он ее скоро узнает, если только я до него сразу доберусь.
Старик, ты напрасно трудишься.
Почему, сударь?
Короля нет во дворце. Он поехал на новом корабле освежиться и проветриться. Если ты способен чувствовать — я тебе скажу, что у короля большая печаль.
Я слышал, сударь; толкуют, что виноват в этом его сын, который хотел жениться на дочери пастуха.
И если этот пастух еще не схвачен, пусть удирает. Ему грозят такие муки, такие пытки, от которых лопаются кишки у человека и разрывается сердце у чудовища.
Вы так думаете, сударь?
И это грозит не только ему, но и всем его родственникам до пятого колена — никто не минует палача. И так им и надо! Какой-то подлый, выживший из ума овчар задумал породниться с королевским сыном. Иные говорят, что его побьют камнями, но, по-моему, это слишком мягкая смерть. Переставить трон нашего монарха в овчарню! Да самой страшной казни мало за это!
С вашего позволенья, сударь, вы не слыхали, есть у этого старика сын?
Есть, и с него заживо сдерут кожу. Потом вымажут медом и поставят возле осиного гнезда. Там он будет стоять, пока на три четверти не умрет. Потом его оживят водкой или другим горячительным и в самый жаркий день приставят к кирпичной стене, которую палит южное солнце, и так он будет стоять, пока мухи не заедят его насмерть. Но к чему толковать об этих гнусных мошенниках? Скажите лучше, добрые люди, что у вас за дело до короля, — вы, мне кажется, люди простые и честные. Если вы меня хорошо поблагодарите, я вас провожу к королю и шепну ему словечко в вашу пользу. Если кто-нибудь может вам помочь, кроме короля, так это я.
(пастуху)
Он, кажется, очень сильный человек. Подмажь его, дай ему несколько золотых. Власти — это упрямый медведь, но помани их золотом — и будешь водить за нос. Вывороти ему кошелек на ладонь — и дело с концом. Ты только вспомни: "побьют камнями, сдерут заживо кожу".
Если ваша милость хотите нам помочь — вот все мое золото. Но я могу сбегать домой и принести еще столько же, а этот молодец покуда останется у вас заложником.
Когда я сделаю, что обещал, тогда и отдашь.
Слушаю, ваша милость.
Хорошо, пока давай половину. А ты тоже хлопочешь об этом деле?
Отчасти да, почтенный господин. Но хоть и плохо быть в моей шкуре, надеюсь, ее с меня не сдерут.
Это сделают только сыну пастуха. Или повесят его, тоже будет острастка для других.
Утешил, нечего сказать. — Нет, мы должны увидеть короля и показать ему наши диковины. Пускай узнает, что она тебе не дочь, а мне не сестра, иначе мы пропали. (Автолику.) Я дам вам, сударь, столько же, сколько этот старик, когда дело будет сделано, и останусь вашим заложником, пока он не принесет золото.
Я верю вам. Идите направо, к берегу моря, я только отойду на минутку и — за вами.
Благословенье, что нам попался этот человек, прямо благословенье.
Пойдем, как он велел. Само небо его послало, чтоб нам помочь.
Пастух и крестьянин уходят.
Если бы я решил стать честным человеком, сама Фортуна мне помешала бы. Она сует добычу мне прямо в рот. Теперь она послала мне двойную благодать. И золото получил и принцу послужил, моему господину. Может, еще за это и повышение дадут. Сведу этих кротов безголовых к принцу на корабль. Если он отправит их на берег и не обратит внимания на их донос — пусть назовет меня бродягой за мою услужливость. Этой кличкой меня не прошибешь, я уже к такому позору привык. Сведу их к принцу, может, из этого что-нибудь и выйдет. (Уходит.)
АКТ V
Зал во дворце Леонта.
Входят Леонт, Клеомен, Дион, Паулина и другие.
О государь, довольно предаваться
Бесплодной скорби! Грех уже искуплен.
Раскаянье превысило вину.
Пора вам поступить подобно небу,
Которое простило вас давно.
Забудьте то, что позабыли боги.
Пока я жив и помню Гермиону,
Моя вина мне будет сердце жечь.
Могу ль простить себе я злодеянье,
Лишившее наследника престол мой,
Убившее нежнейшую подругу,
Которой нет подобных на земле?
К несчастью, это слишком справедливо!
Мой государь, когда бы вы собрали
Всех в мире жен и взяли бы от каждой
Все лучшее, чтобы создать одну,
Она б с убитой вами не сравнилась.
Да, ты права! С убитой… гм, с убитой…
Ты не упустишь случая ужалить!
Какое право… Впрочем, мы не будем…
Но перестань мне это повторять!
Есть тысячи предметов для беседы,
Вполне достойных вашей доброты
И более полезных государю.
Я знаю, вы женить его хотите.
Чего ж другого можем мы хотеть?
Сударыня, иль вам не жаль отчизны,
Не жаль, что род высокий прекратится?
Подумайте, какая вспыхнет смута,
Когда король останется бездетным.
Пусть радует нас то, что в лучший мир
Вознесся дух покойной королевы.
Наш долг теперь — подумать о живых.
А что важней для блага всей державы,
Чем нового наследника рожденье?
Но где найти для короля подругу,
Достойную усопшей? И возможно ль
Препятствовать велению богов?
Не прорицал ли Аполлон могучий,
Что будет без наследника Леонт
До той поры, покуда не найдется
Потерянная дочь? Такого чуда,
Равно как возвращенья Антигона,
Наш слабый ум вообразить не может.
Но что с того? Нет, сударь, ваш совет
Противен воле неба. — Не тревожьтесь!
Наследник вам найдется, государь!
Ведь завещал же Александр Великий
"Достойнейшему" трон — и отыскался
Ему наследник.
Верно, Паулина,
Ты свято память Гермионы чтишь.
Когда б я не отверг твоих советов,
Я и теперь, счастливый, бы глядел
В глубокие глаза моей подруги
И принимал дары желанных губ.
И сколько бы они вам ни дарили,
Богатство их росло бы.
Ты права!
Нет жен таких! И если б я женился
И отдал сердце менее достойной,
Передо мной бы встал, как судия,
Священный дух прекрасной Гермионы
И молвил бы: "За что?"
Да, государь,
И так спросить она была бы вправе.
Конечно, вправе. Страшно и подумать,
Но я убил бы новую жену.
Я только бы того и добивалась!
Когда б могла я духом королевы
Явиться к вам, о, я бы вам велела
Смотреть в глаза своей второй жене
И перед ней мне объяснить свой выбор.
И вас ударом грома поразил бы
Мой крик прощальный: "Помни обо мне!"
Ее глаза сияли мне как звезды,
А у других они — потухший уголь.
Не бойся, Паулина, у Леонта
Другой жены не будет.
Дайте клятву
Жениться только с моего согласья.
Спасением души тебе клянусь.
Вы, господа, свидетелями будьте.
Как вы его связали!
Развяжу!
Когда найду подобье Гермионы.
Сударыня…
Молчите! — Государь,
Когда вы захотите вновь жениться,
Позвольте мне найти для вас подругу.
Одну я знаю — старше Гермионы,
Но на нее похожую настолько,
Что светлый дух погибшей королевы
Благословил бы вас на этот брак.
Ты верный друг! Итак, распоряжайся
Моей судьбой.
(в сторону)
Вы женитесь не раньше,
Чем встанет из могилы Гермиона.
Входит придворный.
К вам, государь, какой-то чужеземец.
Себя он называет Флоризелем,
Богемским принцем, сыном Поликсена.
И с ним принцесса — дивной красоты.
Что? Так внезапно! Быть того не может!
Несовместим с его державным саном
Такой приезд. У них большая свита?
Нет, только челядь, да и то немного.
Ты говоришь, принцесса тоже здесь?
Красавица! Я не видал подобной!
О Гермиона! Новый век всегда
Глядит с пренебрежением на старый.
И, мертвая, ты новой красоте
Дорогу уступаешь. Вы же сами
Писали ей надгробные стихи:
"Не будет, нет и не было подобной!"
И так остыл недавний ваш восторг,
Что гостью вы находите прекрасной!
Сударыня, простите! Королеву
Почти забыл я — но, прошу прощенья,
Лишь только вы увидите принцессу,
Ей похвала сорвется с ваших губ.
Я слов не нахожу, ее достойных.
Здесь будут все у ног ее.
Да что вы!
И женщины?
О, женщины полюбят
Ее за то, что лучше всех она,
А мы — за то, что лучшая из женщин.
Ты, Клеомен, с друзьями выйди к ним
И приведи гостей в мои объятья.
Клеомен и другие уходят.
Нет, это все мне кажется загадкой.
Вот если б жив был наш чудесный принц —
Как с этим гостем мог бы он сдружиться!
Они ведь однолетки.
Паулина!
Оставь! Когда ты говоришь о принце,
Мне кажется, он снова умирает.
Зачем, зачем ты это мне сказала —
При виде гостя я с ума сойду.
Вот он идет.
Входят Клеомен, Флоризель, Утрата и другие.
Я рад вас видеть, принц!
О, ваша мать была верна супругу!
Клянусь, вы так похожи на отца,
Что, если бы мне лет на двадцать меньше,
Я кинулся бы к вам, воскликнув: брат!
И забросал словами, доверяя
Вам чувства, мысли, шалости, надежды.
Привет вам, принц, привет! И вам, принцесса!
Какая вы красавица! Увы!
И у меня такие были дети,
И мог я быть счастливейшим отцом,
Но сам разрушил собственное счастье,
Отвергнул дружбу вашего отца,
Которого я так люблю доныне,
Так жажду вновь хотя бы раз увидеть.
Я по его желанью прибыл к вам.
Отец мой шлет, как королю и брату,
Вам свой привет и просит передать,
Что, если б не томился он недугом,
Ослабившим и дух его и тело,
Он пересек бы земли и моря,
Чтоб вновь обнять любимого монарха.
О брат мой! Он, как прежде, благороден!
Я узнаю его высокий дух.
И гложет стыд меня сильней, чем прежде.
Я рад вам, дети, как земля весной
Теплу и солнцу рада. Но скажите,
Как ваш отец такую красоту
Доверить мог безумству океана
И ради недостойного собрата
Послать принцессу в этот тяжкий путь?
Мой государь, мы к вам явились прямо
Из Ливии.
Где правит храбрый Смал,
Которого и любят и боятся?
Да, государь. Он слезы лил невольно,
На мой корабль сопровождая дочь.
А мы, простясь, поплыли с южным ветром,
Чтоб вашему величеству покорно
Привет отца сердечный передать.
От берегов Сицилии я свиту
Домой отправил — сообщить отцу,
Что сватовство успехом увенчалось
И я благополучно прибыл к вам.
Пока вы здесь, пусть праведные боги
Благословляют счастьем эту землю.
Судьба послала вашему отцу
Достойное заслуг его потомство.
А я наказан за свои грехи.
О, если бы вернуть мне дочь и сына!
Входит придворный.
Великий государь, такая весть,
Что невозможно было б ей поверить,
Когда б ее не подтверждало все!
Вам шлет король Богемии привет
И просит вас, чтоб задержали принца,
Который, сан, и честь, и долг забыв,
Бежал с пастушкой.
Где ж он? Где король?
Здесь, в городе, я прямо от него.
Я говорю бессвязно, но событье
Настолько неожиданно… Простите,
Я отклонился вновь… Когда король
Шел ко дворцу, ему упали в ноги
Два пастуха — как после оказалось,
Отец и брат поддельной королевы,
Бежавшей с юным принцем.
Что я слышу!
Камилло, благороднейший, честнейший,
Нас выдал!
Вы спросите у него.
Он прибыл с государем.
Кто? Камилло?
Да, государь, и я с ним говорил.
Он пастухов допрашивал. Вот случай!
Их ужас невозможно описать.
Валяются в ногах у короля,
Целуют землю, плачут и клянутся,
Но их король и слушать не желает
И казнью жесточайшей им грозит.
О мой отец! Нам подослали боги
Предателя, чтоб наш союз расторгнуть.
Вы не венчались?
Нет, и я боюсь,
Что легче звездам обвенчаться с морем.
Скажите, принц, возлюбленная ваша —
Дочь короля?
Конечно, — с той минуты,
Когда она моей женою станет.
Увы, поспешность вашего отца
Заставит долго ждать такой минуты.
Мне жаль, мой принц, мне очень жаль, что вы
Сыновний долг решаетесь нарушить,
И я скорблю, что избранная вами
Настолько ниже вас происхожденьем
И вам, увы, не может стать женой.
О, посмотри в глаза мне, дорогая!
Пусть нам враждебны боги и отец,
Мою любовь они убить не в силах. —
Я умоляю, государь, когда-то
Вы были юны, вы, как я, любили, —
Вы можете спасти мою любовь.
Отец ни в чем, ни в чем вам не откажет —
Сокровище отдаст вам, как безделку!
О, я не знал, тогда пускай вручит
Мне вашу драгоценную невесту.
Мой государь, у вас блестят глаза!
Но вспомните, за пять недель до смерти
Супруга ваша не была ль прекрасней?
В ней… странно… мне почудилась… она!
(Флоризелю.)
Я вам еще на просьбу не ответил,
Но я согласен. Где же ваш отец?
Мы с ним поговорим, я обещаю.
И если брак ваш не противен чести,
Я вам обоим друг. Пойдемте, принц.
Уходят.
Сицилия. Перед дворцом Леонта.
Дворянин и Автолик.
Простите, сударь, вы присутствовали при этом?
Я видел, как вскрывали ларчик. В это время пастух начал что-то рассказывать. И вдруг на их лицах выразилось неописуемое изумление, нам всем приказали удалиться, и я расслышал только, что пастух нашел ребенка.
Хотелось бы знать, чем это кончилось.
Я только это и знаю. Король и Камилло прямо в лице переменились. Глаза у них чуть не вылезли на лоб. Они молчали, но удивление их было такое, как будто целый мир не то погиб, не то родился. И нельзя было догадаться, чем это вызвано: горем или радостью. Во всяком случае, они узнали нечто невероятное. Но вот идет человек, который, наверно, знает больше, чем я.
Входит второй дворянин.
Что нового, Роджеро?
Только то, что всюду готовятся к празднествам. Сбылось пророчество оракула: дочь короля отыскалась. В Сицилии не хватит поэтов, чтобы воспеть чудеса, случившиеся за какой-нибудь час.
Входит третий дворянин.
Вот управитель госпожи Паулины. Он, наверно, знает больше моего. Ну, что слышно, синьор? Вся эта правда так похожа на сказку, что ей не верить. Неужели король нашел наследную принцессу?
Совершенно точно. Доказательства такие, что кажется, будто сам все видел. Мантия королевы Гермионы, ее ожерелье на шее ребенка, лежавшая в ларчике записка Антигона, руку которого все узнают; наконец, царственный облик молодой девушки, ее сходство с матерью, врожденное благородство осанки и тысячи других признаков свидетельствуют, что она королевская дочь. А встречу королей вы видели?
Нет.
Вы пропустили зрелище, которого не опишешь. Если б вы видели их радость! А потом слезы! Казалось, плачет само горе, вынужденное покинуть их сердца. Лица королей стали неузнаваемы, и только по одежде можно было догадаться, что это они. Наш король был вне себя от радости, что нашел пропавшую дочь. Но радость напомнила ему о другой потере, и он начал восклицать: "О Гермиона, Гермиона!" Потом он просил прощения у богемского короля, потом кинулся обнимать своего зятя, потом принялся опять душить в объятьях свою дочь. И кончил тем, что стал благодарить старого пастуха, стоявшего тут же, подобно памятнику, разрушенному временем и бурями, видавшему многие царства и многих королей. Одним словом, я никогда не слышал и не видел ничего подобного.
А что стало с Антигоном, с тем, который увез ребенка?
А это как в старой сказке, где события продолжают наворачиваться, хотя никто уже не верит и не хочет слушать: Антигон был разорван медведем. Это рассказывает сын пастуха, и в том, что он не врет, убеждает не только его простодушие и искренность, но также перстень и платок погибшего, которые Паулина узнала.
А что сталось с его кораблем и спутниками?
Корабль потерпел крушение на глазах пастуха в ту самую минуту, как был растерзан Антигон. Так что все, кто участвовал к этом преступном деле, погибли именно тогда, когда малютка была спасена. Пастух подробно рассказал об их смерти. Но какая благородная борьба между горем и радостью бушевала в сердце Паулины! Она оплакивала гибель супруга и в то же время благодарила оракула за исполнение пророчества. Она подняла принцессу и сжала в объятиях так, как будто хотела навеки приковать ее к сердцу, чтобы не потерять вторично.
Да, величие этой сцены было достойно царственных актеров.
Но самым трогательным было другое — то, что выудило из глаз моих если не рыбу, так целый поток слез. Вы не представляете, как потрясающе подействовал на дочь рассказ о смерти королевы — чистосердечное и горестное признание короля. Она сначала слушала безмолвно, но вдруг воскликнула: "Несчастный день!" — и залилась кровавыми слезами, я говорю — кровавыми, потому что сердце мое тоже плакало кровью. При этом зрелище даже люди твердые как мрамор изменились в лице, а иные лишились чувств. Это было всеобщее горе.
Они уже вернулись во дворец?
Нет, принцесса услышала, что Паулина хранит у себя статую покойной королевы — многолетний и недавно законченный труд знаменитого мастера Джулио Романо,6 который с таким совершенством подражает природе, что, кажется, превзошел бы ее, когда бы сам он был бессмертен и мог оживлять свои творения. Говорят, он придал статуе такое сходство с Гермионой, что, забывшись, можно к ней обратиться и ждать ответа. Туда и направилась принцесса в великом нетерпении любви. И там они все останутся на вечернюю трапезу.
Я всегда подозревал, что у Паулины есть какая-то тайна. Со дня смерти Гермионы она по два, по три раза в день посещала свою уединенную виллу. Не пойти ли и нам туда, чтоб разделить всеобщую радость?
Кто же, имея возможность туда пойти, откажется от этого? Там новая радость рождается каждое мгновенье, а мы упускаем такое зрелище. Идемте.
Дворяне уходят.
Вот когда я мог заработать повышение, если бы не темные пятна на моей прошлой жизни. Ведь это я привел пастуха и его сына на корабль принца, я рассказал ему все, что они болтали о каком-то ларчике и о всякой всячине. Только принц на ту пору занят был мнимой пастушкой и ее морской болезнью, хотя и сам он был не в лучшем виде. А непогода не утихала, и поэтому тайна осталась тайной. Впрочем, не о чем тужить: если бы тайну раскрыл именно я, разве эта услуга сняла бы мои прежние грехи?
Входят пастух и крестьянин.
Вот шествуют те, кого я невольно облагодетельствовал. На глазах расцветают от счастья!
Ну, сынок, у меня уже детей больше не будет. Но твои сыновья и дочери — все будут дворянами.
(Автолику)
Очень рад, сударь, что встретил вас. Намедни вы отказались драться со мной, потому что я не был тогда прирожденным дворянином. Видите этот камзол? Попробуйте сказать, что не видите и что я не прирожденный дворянин! Лучше уж скажите тогда, что этот камзол не прирожденный дворянин. Ну-ка, скажите, что я лгу, а тогда испытайте, прирожденный ли я дворянин.
Я вижу, сударь, что теперь вы прирожденный дворянин.
Да, и вот уже четыре часа пребываю в этом звании.
И я, сынок.
И ты. Но я угодил в дворяне прежде, чем мой отец. Потому что королевский сын взял меня за руку и назвал братом, потом оба короля назвали моего отца братом. Потом принц, мой брат, и принцесса, моя сестра, назвали моего отца отцом. И тогда мы заплакали, и это были наши первые дворянские слезы.
Поживем, сынок, — будут не последние.
А иначе было бы обидно — раз уж мы попали в такое положение.
Сударь, я смиренно молю вас, простите мне все провинности перед вашей милостью и замолвите за меня словечко принцу, моему прежнему хозяину.
Изволь, сынок, не отказывай ему. Уж будем благородны, коль попали в благородные.
Ты изменишь свою жизнь?
Непременно, если вашей милости угодно.
Давай руку. Я поклянусь принцу, что ты такой же верный и честный малый, как всякий человек в Богемии.
Можешь это сказать, но зачем клясться?
Как же не клясться, когда я дворянин? Пусть мужичье говорит просто, а я буду клясться.
А что, если это вранье, сынок?
Какое бы ни было вранье, истинный дворянин может ради своего друга поклясться. И я непременно поклянусь принцу, что ты честный малый и больше не будешь пьянствовать, хотя и знаю, что ты нечестный малый и пьянствовать будешь. Непременно поклянусь.
А я, сударь, изо всех сил буду это доказывать.
Главное, стань честным. И если я тогда не удивлюсь, почему ты пьянствуешь, назови меня лжецом.
Трубы.
Слышишь, короли и принцы, наши родственники, идут смотреть изображение королевы. Идем, ступай за нами; мы тебе будем добрыми господами.
Уходят.
Капелла в доме Паулины.
Входят Леонт, Поликсен, Флоризель, Утрата, Камилло, Паулина, придворные и слуги.
Спасибо, дорогая Паулина,
Я так тебе обязан.
Государь!
Я не по злобе вас порой сердила.
Я вам добра желала, и за это
Вы мне добром платили. Но сегодня,
В мой скромный дом придя желанным гостем
С державным братом, с юною четой —
Наследниками вашего престола, —
Вы оказали мне такую честь,
Что я мой долг не оплачу и жизнью.
О Паулина! Только беспокойство
Тебе мы этой честью причинили.
Я с наслажденьем осмотрю твой дом.
Но где же то, чего принцесса жаждет,
Где изваянье матери ее?
Она была живая несравненна,
И потому ее изображенье
Затмило все творенья рук людских.
Ему не место в общей галлерее.
Она вон там. Холодный этот камень
С живою королевой больше схож,
Чем спящий с мертвецом. Вы посмотрите!
Распахивается занавес и открывает Гермиону, стоящую на пьедестале в виде статуи.
Молчанье ваше — признак восхищенья,
Но все-таки скажите что-нибудь.
Вам слово, государь! Она похожа?
Непостижимо! О прекрасный мрамор,
Когда б я мог услышать твой укор
И радостно воскликнуть: Гермиона!
Но ты молчишь, ты упрекать не можешь,
И тем вдвойне похож ты на нее.
Но все ж таких морщин у Гермионы
Я, Паулина, что-то не припомню.
Она здесь много старше.
Это верно.
Тем прозорливей наш великий мастер.
Он на шестнадцать лет ее состарил,
Как если бы она не умерла.
Такой она была бы мне на радость.
А ныне я, живое знавший тело,
Пред равнодушным мрамором стою
И не могу холодное величье
Склонить мольбой к любви, к ответной ласке.
Позор, позор! Она как будто молвит:
Не я из камня сделана, а ты.
Но это колдовство! В ней все живое!
Я вспоминаю… Дочь моя, смотри,
Ты веришь ли? Но что с тобой, Утрата,
И ты подобно статуе стоишь…
Мой государь, позвольте мне — не знаю…
Позвольте стать пред нею на колени
И попросить ее благословенья.
О мать, о дорогая королева,
Дай руку мне твою поцеловать!
Не прикасайтесь! Краски еще влажны.
О государь! Пора изгнать печаль!
Ужель шестнадцать лет ее не стерли!
Какое счастье может столько жить,
Какое горе вправе столько длиться!
Мой милый брат, о, если бы я знал,
Как облегчить твоей печали бремя,
Взять хоть частицу горя твоего!
Когда б я знала, государь, что вас
Так опечалит это изваянье,
Нет, я бы вам его не показала!
Не закрывай!
Нельзя смотреть так долго,
Не то воображенье вас обманет
И вам она покажется живой.
(Хочет задернуть занавес.)
Оставь, оставь! Но, боги, что за чудо!
Кто создал эту статую? Смотри:
Она ведь дышит! Разве в этих жилах
Не бьется кровь?
Прекрасное творенье!
Мне чудится улыбка на губах.
Глаза блестят, какая мощь искусства!
Нет, я закрою! Право — государь
Подумать может, что она живая.
О Паулина, если я обманут,
Пускай обман продлится двадцать лет!
Да есть ли счастье больше на земле,
Чем это счастье моего безумья!
Мне жаль вас, государь, так долго мучить,
Вам волноваться вредно.
Ах, оставь!
Что сладостней подобного мученья!
А все-таки она, клянусь вам, дышит.
Вы надо мною можете смеяться,
Но я хочу ее поцеловать.
Да что вы, государь! Остановитесь!
Ведь краска на губах ее свежа.
Вы можете гармонию нарушить.
Уж лучше я задерну.
Перестань!
Я двадцать лет могу смотреть.
Я тоже!
Готова здесь не меньше простоять!
Иль уходите, или приготовьтесь
И не такие чудеса увидеть.
Да! Если хватит мужества у вас,
Я изваянье двигаться заставлю —
Сойти и взять вас за руку. Но только
Прошу вас не подумать, государь,
Что я тут занимаюсь чернокнижьем.
Все, что ты в силах, сделай, Паулина!
Сойти велишь ей — буду я смотреть.
Велишь ей говорить — я буду слушать.
О, ты ведь можешь! Пусть сойдет на землю,
Пусть говорит!
Согласна, государь.
Но вы должны всем сердцем верить чуду.
Не шевелитесь. Тот, кто хочет видеть
Здесь колдовство, пускай уйдет.
Мы верим
И жаждем чуда.
Музыка, играй!
Музыка.
Пора, проснись! Не будь отныне камнем!
Покинь свой склеп для радостного солнца!
Приди в объятья дружбы и любви!
Приди, мы ждем! Лишь мертвые недвижны,
Но движется и дышит тот, кто жив.
Гермиона сходит с пьедестала.
Она сошла. Подходит. Не пугайтесь.
Как темным чарам замысел мой чужд,
Так все с живой природой в ней согласно.
Теперь до гроба с ней не разлучайтесь,
Иль королеву вы убьете вновь.
Мой государь, прошу вас, дайте руку.
Когда-то вы ее руки просили,
Теперь супруга вашей ждет руки.
(обнимает ее)
О, теплая! Пусть это волшебство,
Ему я верю, как самой природе.
Она его целует!
Обнимает!
Она жива! Так что ж она молчит?
Пусть нам расскажет, где она таилась
И как была похищена у смерти.
Ведь вы лжецом назвали бы любого,
Кто вам сказал бы, что она жива.
Но видите: жива, хотя молчит.
Так потерпите! — Милая принцесса,
Склонитесь перед матерью своей,
Просите у нее благословенья. —
Вот ваша дочь!
Утрата падает на колени перед Гермионой.
О, посмотрите, боги!
Пролейте благодать на дочь мою!
Кто спас тебя, дитя мое, скажи мне!
Где ты жила? Как ты нашла отца?
От верной Паулины я узнала,
Что Аполлон предрек тебе спасенье,7
И для тебя я сохранила жизнь.
Она вам все расскажет, будет время!
Не омрачайте этот светлый миг
Минувшим горем. Милые счастливцы,
Идите во дворец. Пусть вашу радость
Разделит весь народ. А я останусь,
Чтоб, как голубка на засохшей ветке,
Оплакивать покойного супруга,
С которым встречусь только в лучшем мире.
Нет, Паулина, победи печаль!
Жену мне выбрать я тебе позволил,
Позволь мне выбрать мужа для тебя.
Где ты нашла жену мою — не знаю
И не могу понять, ведь каждый день,
Молясь, я плакал на ее могиле.
Но мужа мне искать недалеко,
Тебя он ждет. — Ну, подойди, Камилло.
Дай руку той, чей ум и добродетель
Прославила молва и подтверждают
Два короля. Идемте во дворец. —
Что? Гермиона! Ты на брата смотришь?
Простите же меня. Вы оба чисты,
А я безумец. Вот твой юный зять,
Сын короля. Он волею богов
Помолвлен с нашей дочерью. — Идемте. —
Веди нас, дорогая Паулина,
Туда, где мы за дружеским столом
Расспросим и расскажем по порядку,
Где каждый был, как жил он эти годы. —
Не правда ли, пора за пир, друзья!
Уходят.
"ЗИМНЯЯ СКАЗКА"
Пьесу видел в "Глобусе" 15 мая 1611 года Саймон Форман, о чем имеется запись в его дневнике. На основании стилевых, версификационных и композиционных признаков пьеса датируется 1610/11 годом (Э.-К. Чемберс).
Текст, впервые напечатанный в фолио 1623 года, не является сценическим вариантом, а, по-видимому, сделан по авторской рукописи.
Источником сюжета послужил прозаический роман Роберта Грина "Пандосто, или Торжество Времени" (1588). Книга была переиздана в 1607 году под названием "Дораст и Фавния". Гриновский Пандосто — это Леонт у Шекспира, а Дораст и Фавния — Флоризель и Утрата. Автолик, Паулина, Антигон — образы, не имеющие параллели у Грина.
Мы признаем многогранность Шекспира, но нередко впадаем в односторонность, подходя ко всем его произведениям с одними и теми же мерками. Над нами довлеет представление о Шекспире как авторе великих и глубоких по мыслям трагедий, и мы равняем под их уровень и остальные его драмы. Так, в частности, обстоит с "Зимней сказкой".
Эта пьеса не выдержит проверки критериями реалистического искусства, Все в ней невероятно: и неожиданно вспыхнувшая ревность Леонта, и мнимая смерть Гермионы, скрывавшейся шестнадцать лет от своего ревнивого мужа, и чудесное спасение их дочери Утраты, и пасторальная любовь Утраты и Флоризеля. Напрасно стали бы мы искать здесь жизненного правдоподобия. Если бы Л. Толстой применил свой метод анализа творчества Шекспира к "Зимней сказке", он легко убедил бы нас, что это произведение абсурдно от начала и до конца. И самый неверный путь, который можно избрать при разборе этого произведения, — это пытаться доказать, что действие его поддается мотивированному объяснению.
Мы привыкли игнорировать значение названий пьес Шекспира. Он сам приучил нас к этому своими уклончивыми "Как вам это понравится" и "Что угодно". Но в данном случае название является ключом к пьесе: это — сказка. Почему "зимняя" — нам объяснит самый юный ее персонаж, принц Мамиллий, и устами младенца нам глаголет истина: "Зима подходит грустная" (II, 1).
Долго живя в народе, сказка вбирает много необыкновенного и всяких чудес. Кто богат на выдумку, рассказывая ее, добавит что-нибудь и от себя. Если вам приходилось когда-нибудь рассказывать детям сказки, вы согласитесь с этим. Нисколько не заботясь о правдоподобии, вы вставите в свое повествование самые странные подробности, извлекая из запасов памяти разнообразные эпизоды.
Так складывал эту "Зимнюю сказку" и Шекспир. Все равно, как будет называться страна, где происходит действие. Пусть это будет Сицилия, а другая страна пусть называется Богемией. Шекспировский зритель знает, что такие страны где-то существуют, но никакого представления о них не имеет, и это тем лучше для сказки. Для этой истории понадобилось кораблекрушение, и оно происходит у берегов Богемии (нынешняя Чехия). Какое значение имеет то, что около Богемии нет моря? Для рассказа оно нужно, и оно появляется так же легко, как и медведь, который тут же на морском берегу загрызает Антигона. К Сицилии надо добавить Дельфы, куда отправляют послов к оракулу, и для вящей красочности Дельфы оказываются расположенными на острове. Рядом с дельфийским оракулом соседствует пуританин, поющий псалмы под звуки волынки (IV, 2). А героиня, Гермиона, пусть будет дочерью русского царя. Когда же понадобится сказать о том, что скульптор изваял ее статую, то этим скульптором будет итальянец Джулио Романо. Так нужно тоже для большей красочности рассказа.
Какая смесь имен, названий и понятий! Нет, это, конечно, не может быть реальным миром! Это мир сказки, и было бы смешно искать в ней правдоподобия. Рассказчика не надо пытать придирчивыми расспросами. Слушайте и удивляйтесь! Ведь когда вам рассказывают сказку, вы хотите услышать про удивительное, и сказочник вам его дает.
Но, мы знаем, —
"Сказка — ложь, да в ней намек,
Добрым молодцам урок!"
Так и в "Зимней сказке" Шекспира. Сквозь фантастику и вымысел нам светит правда жизни, в которой есть и дурное, и печальное, и радостное. Только правда эта возникает перед нами не в картине, последовательно изображающей причины и следствия, а в сумбурном стечении неожиданностей и случайностей. От этого она не становится меньшей правдой, потому что, слушая сказку, мы ведь не забываем о настоящей жизни и среди чудесных сказочных происшествий мы узнаем то, что бывает на самом деле. И мы знаем — на самом деле бывают ревнивые мужья, отвергнутые жены, брошенные дети, как бывают и добрые кормилицы, верные слуги, честные советники.
Мы сказали, что эту пьесу не следует равнять с драмами большого социально-философского значения, ибо автор здесь не доискивается тайных пружин событий и человеческих судеб, но и эта пьеса является социальной и философской. В ней даже обнаженнее, чем в великих трагедиях, предстают философские категории добра и зла. Как в сказке, все здесь аллегорично и символично. Леонт — зло, Гермиона — его жертва, Паулина — верность, Утрата — невинная юность. И каждый персонаж пьесы, как это полагается в сказке, сразу обнаруживает — хороший он или плохой.
Перед нами рассказ о невероятном, но все в нем вероятно. В сказочных происшествиях пьесы можно разглядеть ту же борьбу добра и зла в жизни, какую мы видим и в великих трагедиях Шекспира. Поэтому "Зимняя сказка" тоже философская пьеса. Это пьеса о зле, овладевшем душою человека, который разбил свое счастье и счастье тех, кого он больше всего любил.
Давно уже было замечено, что одна из центральных тем пьесы — ревность — повторяет одну из тем трагедии "Отелло". Но Леонт — не Отелло, ему несвойственна великая доверчивость венецианского мавра, и не понадобилось страшного коварства Яго, чтобы разрушить его доверие к любимой женщине. Леонт носит натуру Яго в душе своей, ибо он истинный ревнивец, человек, полный подозрительности, не верящий никому и ничему, кроме голоса своей темной страсти. Даже когда сам оракул вещает, что Гермиона невинна, он остается при своем слепом убеждении в ее неверности. Страшное чудовище ревности заставляет его желать смерти Гермионе и ее ребенку, последствию ее греха, как думает Леонт.
Мы видели, что и Отелло творил суд над Дездемоной, когда поверил в ее вину. Но мавр был введен в заблуждение, и некому было открыть Отелло глаза. Леонт не торопился так, как Отелло. Он судил Гермиону не в душе своей, как мавр, а открытым судом перед всеми, но и он был слеп, хотя не великие побуждения гуманности, не жажда нравственной чистоты, а только ложное понятие об оскорбленной чести руководило им.
А потом и в нем, как у Отелло, пробуждается сознание своей ошибки, горькое чувство вины за зло, причиненное чистой женщине — Гермионе, раскаяние в содеянном, понимание того, что он собственными руками лишил себя возможности счастья быть мужем и отцом. Но Леонт не обладает героической натурой Отелло, столь решительно покаравшего себя за роковую ошибку. Он не налагает на себя рук. Свои душевные муки он принимает как расплату за слепую страсть. В душе его теперь родилось преклонение перед Гермионой, верной женой и прекрасной матерью. Человек страсти, он, прежде безумно ревновавший, теперь так же безудержно предается раскаянию и тоске.
Раскаяние оказывается великой целительной силой. Мы не согласимся, однако, с теми критиками, которые утверждают, будто душевная драма Леонта призвана иллюстрировать христианскую мораль. Пьеса Шекспира свободна от малейшего налета религиозной этики. Если в ней и есть боги, то лишь языческие, от имени которых вещает дельфийский оракул. Вообще же Шекспир придал всему произведению такой сказочный колорит, который исключает самую возможность сведения его к любой этической доктрине, кроме одной — той, которая исходит из природы человека.
Леонт сам ответствен за зло, совершенное им, и ничто, кроме его собственного сознания, не побуждает его к раскаянию. Шекспир и в этой пьесе верен своей арелигиозности и вражде к этическому догматизму. Для него и здесь, как в других произведениях, человек является началом и концом всего происходящего между людьми.
Тема "преступления и наказания" решается в "Зимней сказке" так же, как в "Макбете" и во всех других произведениях Шекспира: хороший человек, поддавшийся дурной страсти, расплачивается за преступление душевными муками, ибо сама природа в нем возмущается против совершенного им зла. Такова вообще "естественная" или "природная" мораль Шекспира.
Леонта не следует ставить в один ряд с теми персонажами Шекспира, которые творили зло ради зла и никогда не раскаивались в этом.
Ни Ричард III, ни Яго, ни Макбет, ни Клавдий не желали отречься от себя, признать вину, и тогда их постигала кара, но то была не божественная кара, а возмездие, свершаемое людьми же.
Леонт раскаялся, и это меняет к нему отношение всех, в том числе и Паулины, беспощадной обличительницы его злобного своеволия. Своим раскаянием он заслуживает прощения, и Гермиона возвращается к нему.
Добро одерживает победу над злом. Оно одерживает ее там, где корень и источник зла жизни — в самой душе человека, и жизнь, другие люди, обстоятельства — все соединяется для того, чтобы увенчать эту победу добра в человеческой душе торжеством согласия, дружбы и любви во внешнем мире.
Об этом и повествуется в сказке Шекспира. Верность, честность, нравственная чистота оказались сильнее зла. Таков морально-философский итог шекспировской пьесы. Но ее содержание составляет отнюдь не одна только этическая проблема.
Вглядимся внимательнее в истоки зла. Оно все исходит от Леонта. Не случайно он представлен королем. Мы знаем, правда, что злодеи у Шекспира не обязательно цари. Яго и Эдмонд — люди сравнительно невысокого общественного положения. Но зло, как правило, имеет у Шекспира своим источником стремление людей возвыситься, приобрести власть над другими либо эгоистическое использование своего могущества. Высшая степень самовластья испортила Леонта так же, как испортила она и Лира. Он расправляется с женой не только как муж, но и как государь. Он судит ее открыто и осуждает своей властью монарха. Сознание своего могущества придает ему уверенность даже тогда, когда все свидетельствует в пользу невиновности Гермионы. Сцена суда над ней — великолепный образец шекспировского реализма. Это кусок страшной жизненной правды, включенной Шекспиром в его романтическую сказку. Вспомним "суд" тирана Ричарда III над Хестингсом ("Ричард III"; III, 4). Леонт проявляет ту же беззастенчивость деспота, когда при полном отсутствии улик осуждает Гермиону. Это уже не сказка, а ветер истории и реальной жизни, ворвавшийся в пьесу. В сознании народа еще была жива память о короле-деспоте Генрихе VIII, с чудовищным цинизмом предававшего суду и казни своих жен. Мы можем не сомневаться в том, что именно этим был навеян рассматриваемый эпизод пьесы, ибо Шекспир вскоре вернулся к данной теме в "Генрихе VIII", где показал уже не сказочного короля далекой Сицилии, а английского монарха, так же необоснованно обвинявшего свою жену в измене.
Корень зла, таким образом, не просто в дурных качествах человека, но в деспотизме. Сказка Шекспира не лишена, как видим, вполне ясного социально-политического мотива. Она осуждает тиранию, равно жестокую и в своих общественных проявлениях и в частной жизни.
Откуда же приходит избавление от зла? Как ни романтически случайны все стечения обстоятельств, приносящих счастливую развязку, нельзя не заметить определенной закономерности. Добро живет не во дворце, и носителями его являются не люди, наделенные властью.
Прежде всего активное утверждение добра воплощено в Паулине. Жена одного из придворных, она совсем не похожа на фрейлину. В ней нет ни капли придворной чопорности, жеманства или угодничества. Ее отличает прямота, и она смело говорит правду Леонту. Воплощенная преданность, именно Паулина прячет у себя Гермиону и в конце устраивает примирение супругов. Такой же честностью отличается и советник короля Камилло. Но они не могут помешать злу до тех пор, пока оно само не исчерпало свою силу. Лишь тогда они оказываются в состоянии не только говорить правду, но и сделать что-либо для реальной победы справедливости.
Полным контрастом жизни королевского дворца является картина той сельской идиллии, которая разворачивается перед зрителем в четвертом и пятом актах. Здесь вдали от мира живут пасторальные поселяне полуфантастической Богемии, и среди них воспитывается, растет юная Утрата, злосчастная дочь Леонта и Гермионы. Сюда приходит принц Флоризель, полюбивший девушку и решивший соединиться с ней, несмотря на то, что она простая крестьянка.
Так возникает новый социальный мотив — отрицание сословных различий. То, что Утрата, как выясняется в конце, сама является королевской дочерью, несущественно. Важно, что Флоризель во имя своей любви отвергает сословные различия. Он-то ведь думает, что Утрата — простая крестьянка, однако это не останавливает его. Он скорее откажется от своего будущего царства, чем от счастья с Утратой, и, натолкнувшись на сопротивление отца, бежит с девушкой из страны.
Сопоставляя этот мотив сюжета с сюжетом пьесы "Конец — делу венец", мы видим, что Шекспир здесь, как и там, утверждает идею человечности, силы чувств, ломающих сословные перегородки.
Победа добра в пьесе — это торжество лучших проявлений человечности, присущих людям, которые не признают насилия над чужой волей, отрицают всякие различия между людьми, кроме естественных. В мире простых людей, где выросла Утрата, тоже не все идеально. Здесь также есть свои носители зла. Автолик, этот бродяга и обманщик, плут и вор, без зазрения совести стащит у бедняка кошелек. Но он веселый и в общем безобидный жулик, который большого зла причинить не может. Думается, совсем не случайным является тот иронический штрих, что такой проходимец претендует на дворянское благородство.
Дух подлинной народности пронизывает всю пьесу Шекспира. Она похожа именно на народные сказки, каковы бы ни были литературные источники пьесы. Злой король и добрые бедные люди, помогающие обиженным, — это типичные образы народных сказок. И у Шекспира добро и счастье приходят от тех, кто живет не по законам власти и силы, а согласно морали верности и любви.
Есть в пьесе еще одна тема, не новая для Шекспира, но возникающая здесь в новом значении. Это тема времени. Впервые мы встречаемся с ней в его ранней поэме "Лукреция". Там "Время" было равнодушным, не вмешивавшимся в жизнь и, главное, не препятствовавшим Злу. В трагический период "Время" предстает у Шекспира в другом виде. Оно само покалечено, "вышло из суставов", как говорит Гамлет, тоже оказывается не в силах противостоять злу. В "Зимней сказке" "Время" оказывается могущественной целительной силой.
Давно замечено, что в композиции "Зимней сказки" Шекспир, всегда вольно обращавшийся с временем действия, дошел до крайнего нарушения драматической структуры. Обычно, какова бы ни была длительность действия, оно в его пьесах является непрерывным. Проходит ли один день ("Комедия ошибок", "Буря"), около недели ("Ромео и Джульетта"), несколько месяцев ("Гамлет") или ряд лет (хроники), — мы всегда ощущаем в пьесах Шекспира временную последовательность. В "Зимней сказке" этого нет. После третьего акта действие обрывается и в четвертом акте возобновляется шестнадцать лет спустя.
Об этом перерыве в действии зрителей оповещает пролог, который воплощает Время. Конечно, в этом можно видеть всего лишь примитивный драматургический прием. Но Шекспир вложил в уста актера не только оповещение публики о том, что прошло шестнадцать лет и действие переносится в Богемию. Речь идет не о том, что произошли какие-то события, а о большем — прошло время, а время способно творить все: оно испытывает всех, принося радость и горе, добро и зло, оно может ниспровергнуть закон и в час единый утвердить или разрушить обычай. Оно было таким испокон веков и остается таким теперь, оно — свидетель всего, что происходит.
Идея вечного текущего времени отнюдь не связана здесь с мыслью о бренности, а только с представлением о постоянной изменчивости, переходе от добра к злу и обратно — от зла к добру. Обычаи рушатся, но утверждаются новые. Старые законы отвергаются, уступая место другим. Мир меняется, и в его постоянных переменах залог возможной победы добра.
Это именно и происходит в "Зимней сказке". Образ "Времени" обретает здесь, таким образом, глубокое значение, соединяя нравственно-этические и социальные идеи пьесы в концепцию прогресса жизни, протекающего в борьбе двух противоречивых начал добра и зла. Для Шекспира теперь существенно не то, что есть зло и что оно могущественно, но что добро — не случайный гость в этом мире, а постоянная и самая животворная сила бытия. Оно и придает жизни ее действительную цену и смысл. И мы видим в сказке Шекспира, что только добро и может принести счастье. Это не новая для Шекспира мысль. Новым является акцент. Если раньше в трагедиях Шекспир изображал "праведность на службе у порока" (66-й сонет), то теперь он рисует добро, освобождающееся из-под ига зла.
Разглядев и услышав эти социально-философские мотивы в "Зимней сказке", мы, однако, сделали бы ошибку, уподобив пьесу морализирующему произведению. Меньше всего этого хотел сам Шекспир. Его мысль глубоко растворена в образах и ситуациях пьесы, которая является не просто сказкой, а сказкой поэтической. Один современный критик предлагает смотреть на пьесу именно таким образом, и тогда "отдельные этапы действия предстанут перед нами как следующие друг за другом части, различные по настроению и темпу, как это бывает в симфонии" (Д. Траверси).
Да, это поэтическая симфония, и только исходя из такого понимания пьесы, можно преодолеть трудности постановки ее в современном театре, ибо попытка понять "Зимнюю сказку" как реалистическую драму неизбежно приведет к художественной неудаче.
Сказка, поэма, симфония — только через эти понятия раскрывается нам сущность шекспировской пьесы, иначе она покажется произведением не только странным, но и просто плохим. Лишь забыв, что Шекспир реалист, поймем мы то реальное и жизненное содержание, которое было им вложено в это причудливое создание его художественной фантазии.
А. Аникст
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "ЗИМНЕЙ СКАЗКИ"
Действующие лица. — В именах персонажей наблюдается пестрое смешение форм греческих (Леонт, Поликсен, Гермиона и др.), латинских (Мамиллий) и даже итальянских (Паулина и др.). Имя Флоризель придумано Шекспиром на основе латинского (или романского) корня flor — цветок, цветущий. Крестьянин был назван у Шекспира, подобно могильщикам в "Гамлете" или деревенскому парню в "Антонии и Клеопатре", clown, т. е. "деревенщина", "простак", "шут".
…ей подвластны и юг и север, запад и воcток. — Согласно астрологическим воззрениям, планеты оказывали влияние на судьбу лишь в определенных сочетаниях и условиях; по мнению ослепленного ревностью Леонта, "планета сводничества" действует повсюду и в любых положениях.
…они подкинули мне младенца. — Существовало поверье, что феи иногда выкрадывают полюбившееся им человеческое дитя и подкидывают на его место собственное. Такой подкидыш фей упоминается также в "Сне в летнюю ночь".
Пятнадцать лет я не был на родине. — Небрежность Шекспира: только что перед этим (IV, 1,) хор возвестил, что истекло шестнадцать лет.
Важная особа, я это вижу по его зубочистке. — Зубочистка во времена Шекспира была французской модой, лишь недавно занесенной в Англию и получившей распространение среди аристократии.
…недавно законченный труд знаменитого мастера Джулио Романо. — Джулио Романо был итальянским живописцем (1482-1546), и нет никаких данных полагать, чтобы он когда-либо занимался скульптурой.
От верной Паулины я узнала, что Аполлон предрек тебе спасенье… — Неточность со стороны Шекспира: Гермиона присутствовала, когда читали изречение оракула.
А. Смирнов
Уильям Шекспир. Укрощение строптивой
William Shakespeare. Taming of the Shrew
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Лорд, Кристофер Слай, медник, Трактирщица, Паж, актеры, егеря и слуги — лица из интродукции.
Баптиста, богатый дворянин из Падуи.
Винченцио, старый дворянин из Пизы.
Люченцио, сын Винченцио, влюбленный в Бьянку.
Петруччо, дворянин из Вероны, жених Катарины.
Гремио, Гортензиo — женихи Бьянки.
Транио, Бьонделло — слуги Люченцио.
Грумио, Кертис — слуги Петруччо.
Учитель.
Катарина, Бьянка — дочери Баптисты.
Вдова.
Портной, галантерейщик, слуги Баптисты и Петруччо.
Место действия — Падуя и загородный дом Петруччо.
ИНТРОДУКЦИЯ
Перед трактиром в пустынной местности.
Входят трактирщица и Слай.
Вот ей-богу, я тебя отколочу.
Пару бы колодок тебе, мазурику!
Ты нахалка! Слаи не мазурики. Загляни-ка в хроники. Мы пришли вместе с Ричардом Завоевателем.1 А посему, paucas palabris пусть все идет своим чередом. Sessa!
Так ты не заплатишь мне за разбитые стаканы?
Ни гроша. Проходи, Иеронимо, ложись в свою холодную постель, погрейся.
Я знаю, что мне делать:пойду приведу стражу из третьего округа. (Уходит.)
Хоть из третьего, хоть из пятого — я им всем отвечу по закону. Я, голубушка, с места не двинусь. Пускай себе приходят на здоровье. (Ложится на землю и засыпает.)
Рога. Возвращается с охоты лорд с егерями и слугами.
(егерю)
О гончих позаботься хорошенько,
Спусти Весельчака, — он еле дышит;
А Резвого сосворь вон с тем басистым.
Видал, как стойку сделал Серебро
В углу загона, хоть уж след простыл?
За двадцать фунтов я бы пса не продал!
А ведь Звонарь не хуже, ваша светлость;
Чуть след утерян, он уж лает сразу,
И дважды след сегодня находил.
Из ваших псов он лучший — верьте мне.
Дурак! Да если б Эхо был резвее,
Я за него б дал дюжину таких.
Ну, накорми собак, следи за ними —
Охоту будем завтра продолжать.
Все сделаю, милорд.
(заметив Слая)
А это кто?
Мертвец? Иль пьяный? Дышит ли, взгляните.
Он дышит. Если б не согрелся элем,
На холоде не спал бы мертвым сном.
О подлый скот! Разлегся, как свинья!
Смерть злая, как твое подобье гнусно!
Что, если шутку с пьяницей сыграть?
Снести его в роскошную постель,
Надеть белье тончайшее и перстни,
Поставить рядом стол с едою вкусной
И слуг кругом, чтоб ждали пробужденья.
Узнает этот нищий сам себя?
Сейчас он ничего не понимает.
Вот будет удивлен, когда проснется!
Сочтет все волшебством иль сном чудесным.
Берите же его. Сыграем шутку!
Несите в лучшую из комнат в доме,
Развесьте сладострастные картины,
Башку ему вонючую промойте
Надушенною теплою водою,
Зажгите ароматные куренья;
Пусть музыка, едва лишь он проснется,
Мелодией небесной зазвучит.
Заговорит он — будьте наготове:
Почтительный поклон ему отвесьте;
Скажите: "Что прикажет ваша светлость?"
Подайте таз серебряный ему
С душистою водою и спросите,
Кувшин и полотенце поднося:
"Милорд, вам не угодно ль вымыть руки?"
Один пусть держит дорогие платья,
Осведомляясь, что милорд наденет;
Другой о гончих и коне расскажет
И о жене, которая вконец
Удручена его болезнью странной.
Уверьте, что безумье им владело;
А назовет себя, скажите — бредит,
Что он на самом деле — знатный лорд.
Как следует сыграйте, молодцы,
И славная получится потеха,
Лишь удалось бы меру соблюсти.
Милорд, поверьте, мы сыграем ловко,
И по усердью нашему сочтет
Себя он тем, кем мы его представим.
В постель его снесите осторожно,
А лишь проснется — сразу все за дело!
>Слая уносят. Звучит труба.
Эй ты, поди узнай, кто там трубит.
Слуга уходит.
Быть может, дворянин какой-нибудь,
В пути устав, нуждается в ночлеге.
Возвращается слуга.
Ну что? Кто там?
Актеры, ваша светлость.
Хотят вам предложить свои услуги.
Пускай войдут.
Входят актеры.
Друзья, я рад вас видеть.
Мы, ваша милость, вас благодарим.
Хотите у меня остановиться?
И услужить вам, если разрешите.
От всей души. А этого актера
Я в роли сына фермера запомнил:
Так мило он за леди увивался!
Как вас там звали — я забыл, но роль
Вам подошла, и вы сыграли славно.
Играл я, верно, Сото, ваша милость.2
Да, да; и ты сыграл великолепно.
Ну что ж, вы вовремя ко мне явились:
Задумал шутку я одну, и может
Искусство ваше пригодится мне.
Посмотрит вашу пьесу некий лорд.
Но выдержкой вам надо запастись;
Боюсь, чтоб странные его манеры
(Он в первый раз увидит представленье)
Не вызвали бы хохота у вас, —
Не то обидится, предупреждаю;
Разгневаться он может за улыбку.
Мы сдержимся, милорд, не беспокойтесь,
Будь он забавнейший чудак на свете.
(слуге)
Ступай, сведи в буфетную актеров,
Прими радушно, вкусно угости,
Все предоставь им, чем богат мой дом.
Слуга и актеры уходят.
Сходи-ка за пажом Бартоломью;
Скажи, чтоб женское надел он платье,
И в спальню к пьянице его сведи,
Зови "мадам" и кланяйся. И если
Он хочет заслужить мою любовь,
Пусть держится с достоинством таким,
Какое видел он у знатных леди
По отношенью к их мужьям вельможным.
Так он вести себя с пьянчужкой должен
И нежно говорить с поклоном низким:
"Что приказать угодно вам, милорд,
Чтобы могла покорная супруга
Свой долг исполнить и явить любовь?"
В объятье нежном, с поцелуем страстным
Пусть голову на грудь ему опустит
И слезы льет как будто бы от счастья,
Что видит в добром здравии супруга,
Который все последние семь лет
Считал себя несчастным, грязным нищим.
А если мальчик не владеет даром
По-женски слезы лить как на заказ,
Ему сослужит луковица службу:
В платок припрятать, поднести к глазам —
И слезы будут капать против воли.
Исполни все как можно поскорей
И жди моих дальнейших приказаний.
Слуга уходит.
Способен этот мальчик перенять
Манеры, грацию и голос женский.
Я жажду услыхать, как назовет он
Пьянчужку дорогим свои супругом,
Как со смеху давиться будут слуги,
Ухаживая за бродягой этим.
Пойду взгляну. Присутствие мое
Умерит их излишнее веселье,
Не то оно границы перейдет.
(Уходит.)
Спальня в доме лорда.
Входит Слай в сопровождении слуг; одни несут платья, другие таз, кувшин и прочие принадлежности. С ними лорд.
Ох, ради бога, дайте кружку эля!
А не угодно ль хересу, милорд?
Цукатов не хотите ль, ваша светлость?
Какое платье ваша честь наденет?
Я — Кристофер Слай; не зовите меня ни "вашей милостью", ни "вашей честью"; хересу я отродясь не пил, а уж если хотите угостить меня цукатами, так угощайте цукатами из говядины. Незачем вам спрашивать, какое я платье надену, потому что у меня не больше камзолов, чем спин, не больше чулок, чем ног, не больше башмаков, чем ступней, а иногда ступней даже больше, чем башмаков, или такие башмаки, что из них пальцы наружу торчат.
Спаси вас бог от этакого бреда!
Подумать только, что могучим лордом,
Богатым, знатным и высокочтимым,
Так овладели низменные мысли!
Вы что же, хотите меня с ума свести? Разве я не Кристофер Слай, сын старого Слая из Бертонской Пустоши,3 разносчик по происхождению, чесальщик по образованию, медвежатник по превратности судьбы, а по теперешнему ремеслу медник? Да спросите вы Мериан Хеккет,4 толстую трактирщицу из Уинкота5, знает ли она меня. Если она вам скажет, что я не задолжал по счету четырнадцать пенсов за светлый эль, считайте меня самым лживым мерзавцем во всем христианском мире. Что! Не одурел же я окончательно! Вот…
Вот почему скорбит супруга ваша!
Вот почему грустят и ваши слуги!
Вот почему родня вас избегает!
Безумье ваше гонит их отсюда.
О благородный лорд, подумай, кто ты,
Свое происхождение припомни;
Былой свой разум снова обрети,
Очнись от недостойных сновидений.
Смотри, как за тобою ходят слуги
И угодить готовы — лишь кивни.
Ждешь музыки? Чу! Аполлон играет.
Музыка.
И в клетках соловьи залились трелью.
Захочешь спать? Положим на постель,
Нежнее, и роскошнее, и мягче
Семирамиды6 сладостного ложа.
Гулять пойдешь? Усыплем путь цветами.
Кататься хочешь? Оседлаем коней,
Заблещут жемчуг, золото на сбруе.
Ты любишь соколиную охоту?
Взлетит твой сокол жаворонка выше.
Пойдешь на зверя? Лай твоих собак
Заставит отозваться свод небесный
И эхом прозвучит из недр земли.
Травить начнешь? Летят твои борзые
Быстрей оленя и резвее лани.
Картины любишь? Их мы принесем.
Изображен Адонис у ручья
И Цитерея, скрытая в осоке,7
Колеблемой ее дыханьем легким,
Как нежным дуновеньем ветерка.
Тебе покажем мы, как деву Ио
Сумел Юпитер захватить врасплох.8
Все точно нарисовано, как было.
Иль Дафну, что бредет в тернистой чаще,
Изранив ноги нежные до крови;
В слезах глядит на это Аполлон,9
И кажется, что все воочью видишь,
Так верно переданы кровь и слезы.
Ты — лорд, пойми; не кто иной, как лорд!
Красавица жена твоя прекрасней
Любой из женщин нашего столетья.
Пока она не портила лицо
Ручьями слез, из-за тебя пролитых,
Она была всех женщин в мире краше,
Да не уступит и теперь любой.
Я — лорд? И у меня жена-красотка?
Я, может, сплю? Иль спал я до сих пор?
Не сплю! Я говорю, я вижу, слышу,
Тут сладко пахнет, мягкие все вещи.
Ей-богу, кажется, я вправду лорд.
Не медник вовсе, не Кристофер Слай.
А ну, ведите-ка сюда жену
И дайте, повторяю, кружку эля.
Угодно ль вымыть руки, ваша светлость?
Мы счастливы, что к вам вернулся разум
И вспомнили вы, кто же вы такой.
Вы спали крепким сном пятнадцать лет,
И даже пробуждаясь — тоже спали.
Пятнадцать лет! Ей-ей, вздремнул недурно!
И я не разговаривал все время?
Нет, говорили, только очень странно.
Вы, лежа в этой комнате прекрасной,
Кричали, что вас вышибли за дверь,
Трактирщицу ругали беспощадно
И в суд грозились потянуть ее
За то, что эль недоливает в кружки;
Иль начинали кликать Сайсли Хеккет.
Ну да! Это дочка трактирщицы.
Вам не знакомы ни трактир, ни дочка,
Ни те, кого вы называли здесь,
Ни Стивен Слай, ни Старый Джон Непс-Сало,10
Ни Питер Торф, ни Генри Пимпернел,
Ни прочие, подобные им лица,
Которых не знавал никто на свете.
Ну, возблагодарим же тебя, господи боже мой, за то, что я исцелился!
Аминь.
Спасибо; но и ты не прогадаешь.
Входит паж, переодетый дамой, за ним слуга.
Как чувствует себя милорд сегодня?
Отлично чувствую. Еды здесь вдоволь.
А где моя жена?
Я здесь, милорд. Что приказать угодно?
Жена моя? Что ж не зовете мужем?
Для слуг я лорд, а вам я муженек.
Вы муж мой и милорд. Милорд и муж,
А я жена, и вам во всем послушна.
Ну ясно! — Как мне звать ее?
Мадам.
Мадама Элс или мадама Джон?11
Мадам — и все. Так жен зовут вельможи.
Мадам жена! Мне сказывают, спал я;
Проспал пятнадцать лет, а то и больше.
А мне казалось — три десятка лет
Я лишена супружеского ложа.
Долгонько! — Слуги, убирайтесь вон. —
Мадам, разденьтесь живо, и в постель!
О трижды благородный лорд, молю вас
Ко мне не прикасаться ночь иль две
Или хотя бы до захода солнца;
Врачи мне настоятельно велели,
Боясь, чтоб к вам недуг не возвратился,
Супружеского ложа избегать —
И в этом оправдание мое.
Да ведь дело так обстоит, что долго ждать мне невтерпеж. Но и заболеть этими снами мне опять же не хочется. Придется, видно, подождать, невзирая на плоть и кровь.
Входит слуга.
Актеры вашей светлости, узнав,
Что вам полегче, разыграть готовы
Веселую комедию пред вами.
По мнению врачей, полезно это,
Печаль вам чересчур сгустила кровь,
А меланхолия родит безумье.
Вам представленье нужно посмотреть,
Настроившись на радость и веселье;
Они ведь изгоняют тьму недугов
И помогают людям жизнь продлить.
Ладно уж, — пусть себе играют. А это что будет — святочная потеха или акробаты?
Нет, это презабавная вещица.
Из домашних вещиц, что ли?
Нет, что-то вроде хроники.
Ну что ж, посмотрим. Давай-ка, мадама жена, садись со мной рядком, и будь что будет. Один раз молоды бываем.
АКТ I
Падуя. Площадь.
Входят Люченцио и Транио.
Сбылось мое заветное желанье
Увидеть Падую, наук питомник,
И наконец в Ломбардию я прибыл —
Волшебный сад Италии великой.
Благодаря отцу, его заботам
И доброму ко мне расположенью,
Я заручился обществом твоим,
Испытанный слуга мой, верный Транио.
Здесь заживем и в добрый час приступим
К познанию наук и изысканьям.
Родился в Пизе я. Был город этот
Давно прославлен именами граждан
Достойнейших; средь них и мой отец
Винченцио из рода Бентиволио;
Торговлю с целым миром он ведет.
А я был во Флоренции воспитан
И должен оправдать его надежды,
Украсив добродетелью богатство.
Вот почему я, Транио, займусь
Той областью науки философской,
Которая трактует нам, что можно
Лишь добродетелью достигнуть счастья.
Что скажешь ты? Ведь, оставляя Пизу,
Я в Падую спешил как человек,
Которого влечет из мелководья
Скорее погрузиться в глубину,
Чтоб утолить томительную жажду.
Mi pardonate,12 добрый мой хозяин!
Я рад, что твердо вы решили сласть
Сладчайшей философии вкусить,
Но только, мой хозяин, преклоняясь
Пред этой добродетельной наукой,
Нам превращаться вовсе нет нужды
Ни в стоиков, синьор мой, ни в чурбаны.
И, Аристотелевы чтя запреты,
Овидием нельзя пренебрегать.13
Поупражняйтесь в логике с друзьями,
Риторикой займитесь в разговорах,
Поэзией и музыкой утешьтесь,
А математику и вместе с нею
И метафизику примите в дозах,
Не больших, чем желудок позволяет.
В чем нет услады, в том и пользы нет;
Что вам по нраву, то и изучайте.
Спасибо, Транио! Совет хорош.
Вот если бы здесь был уже Бьонделло,
Устроиться бы сразу мы могли
И дом нанять удобный для приема
Друзей, которых в Падуе найдем.
Постой! А кто это идет сюда?
Торжественно встречают нас, наверно.14
Входят Баптиста, Катарина, Бьянка, Гремио и Гортензио.15
Люченцио и Транио отходят в сторону.
Прошу, не докучайте мне, синьоры,
Вы знаете — я тверд в своем решенье
И замуж дочку младшую не выдам,
Пока для старшей не найдется муж.
Другое дело, если кто из вас
Отдал бы предпочтенье Катарине,
Тогда, обоих зная и любя,
Не стал бы вам препятствий я чинить,
И сладили б мы дело полюбовно.
(в сторону)
Сам черт не сладит с нею, так зловредна. —
Гортензио, ее возьмете в жены?
К чему, отец, вам превращать меня
В посмешище для пары дураков?
Для пары? Вот как? Мы-то вам не пара,
Пока не поутихнете немного.
Синьор, вам брак со мною не грозит:
Таким путем не побеждают женщин.
А не отстанете, так причешу
Я вам башку трехногим табуретом
И, как шута, измажу вас при этом.
Спаси нас бог от этакого черта!
Да и меня спаси.
Синьор, глядите-ка! Ну и дела!
Она взбесилась иль как ведьма зла.
Зато в молчанье той, в ее обличье
Я вижу тихий, скромный нрав девичий.
Тсс, Транио, молчи.
Молчу, синьор. Но вы глядите в оба.
А чтоб свое решенье подтвердить,
Тебе велю я, Бьянка, удалиться.
Ступай домой. Не огорчайся, дочка, —
Тебя я никогда не разлюблю.
Любимица, уж что и говорить!
Глаза ее всегда на мокром месте.
Что ж, радуйся, сестра, моей беде. —
Отец, я покоряюсь вашей воле.
Пусть музыка и книги мне заменят
Друзей в уединении моем.
Ты слышишь, Транио? То речь Минервы16.
Ужель вы так поступите, синьор?
Как жаль, что Бьянке принесли мы горе
Своей любовью.
Вы ее запрете,
Синьор Баптиста, из-за ведьмы этой?
Страдать должна за злой язык сестры?
Синьоры, хватит. Это решено. —
Иди же, Бьянка.
Бьянка уходит.
А так как знаю я, что очень любит
Поэзию и музыку она,
Я для нее найму учителей;
Пусть наставляют юность. — Если вы,
Синьоры, знаете таких, прошу
Прислать их в дом ко мне. Ученым людям
Я буду рад; не пожалею денег.
Прощайте же. — Останься, Катарина,
Еще поговорить мне надо с Бьянкой.
(Уходит.)
А мне нельзя уйти отсюда, что ли?
Указывают! Будто я сама
Не знаю, что мне надо, что не надо.
(Уходит.)
Можешь отправляться к чертовой бабушке. Ты так прелестна, что никто не станет тебя удерживать. — Видно, Гортензио, отец и старшая дочка не очень-то между собой ладят, а нам с вами придется слюнки пускать, покуда пирог наш не подрумянится. Прощайте. Но в знак любви, которую я питаю к дорогой моей Бьянке, если мне удастся подыскать ей подходящего учителя, я его порекомендую синьору Баптисте. Пусть обучает ее тому, что ей нравится.
Так же поступлю и я, синьор Гремио. Однако разрешите сказать вам словечко. Хотя характер нашей ссоры и не давал нам возможности поговорить откровенно, знайте — все, что я сейчас скажу, касается нас обоих. Мы можем снова получить доступ к нашей прекрасной повелительнице и снова стать счастливыми соперниками в любви к Бьянке — только после того как потрудимся и наладим одно дело.
Прошу сказать, какое.
Ясное дело, сударь: раздобудем мужа для ее сестры.
Мужа? Черта ей нужно, а не мужа.
Я говорю — мужа.
А я говорю — черта. Неужели вы думаете, Гортензио, что при всем богатстве ее отца кто-нибудь согласится жениться на ведьме из пекла?
Полно, Гремио! Хоть у нас с вами и не хватит терпения выносить ее вопли, на свете есть молодцы, которые возьмут ее со всеми недостатками, было бы лишь денег вволю. Надо только напасть на такого.
Сомневаюсь. Я бы скорее согласился взять ее приданое с условием, что меня каждый день будут бить кнутом у позорного столба.
Да, между гнилыми яблоками выбирать не приходится. Но так как эта помеха сделала нас друзьями, нам следует сохранять дружбу до тех пор, пока мы не выдадим замуж старшую дочь Баптисты и не освободим младшую. А там снова начнем соперничать. Дивная Бьянка! Счастлива участь того, кому она достанется! Кто окажется проворнее, тот и получит приз. Что скажете, синьор Гремио?
Я согласен. Я подарил бы лучшего скакуна в Падуе тому, кто согласился бы ухаживать за Катариной, посвататься к ней, жениться на ней, разделить с нею ложе и избавить от нее отцовский дом. Идемте!
Гремио и Гортензио уходят.
Возможно ли, синьор мой, чтоб любовь
Вдруг овладела вами так внезапно?
Не убедись я только что на деле,
Я сам бы не поверил в это, Транио.
Пока стоял я праздно и смотрел,
Родилась вдруг из праздности любовь.
И я тебе признаюсь откровенно, —
Ведь для меня ты так же дорог, Транио,
Как Анна для царицы Карфагенской,17 —
Горю я, изнываю и погибну,
Коль скромницы прелестной не добьюсь.
Дай, Транио, совет; ведь знаю — можешь.
О Транио, спаси; ведь знаю — хочешь.
Вас побранил бы, сударь, да не время.
Любовь из сердца не прогонишь бранью.
Уж раз влюбились, так одно осталось —
Redime te captum quam queas minimo.18
Спасибо, друг мой, продолжай. Ты прав.
Утешь меня; твои советы мудры.
Так страстно вы на девушку глядели,
Что углядеть суть дела не смогли.
О да, я видел красоту ее:
Такой лишь Агенора дочь блистала,19
Когда ей руку целовал Юпитер
На Критском берегу, склонив колена.
И это все? Так, значит, проглядели
Скандал, затеянный ее сестрицей?
Был шум такой — хоть уши затыкай!
Движенье губ коралловых я видел;
Струило аромат ее дыханье;
Все в ней святым казалось и прекрасным.
Ну, надо в чувство привести его! —
Опомнитесь, синьор! Уж раз влюбились,
Так потрудитесь шевелить мозгами,
Чтоб девушку добыть. Вот дело в чем:
Сестра у ней сварлива, точно ведьма;
Пока отец не выдаст замуж старшей,
Сидеть в девицах вашей милой, сударь.
Он для того на ключ ее и запер,
Чтоб ей не докучали женихи.
Ах, друг мой, как жесток ее отец!
А ты слыхал, что он нанять желает
Наставников для обученья дочки?
Еще бы, сударь! И кой-что придумал.
И я придумал тоже.
Ну, хозяин,
Ручаюсь, наши планы совпадут.
Скажи мне прежде свой.
Хотите вы
Учителем явиться в дом к Баптисте
И девушку наукам обучать —
Вот план ваш!
Верно. Выполним его!
Немыслимо! А кто, скажите, сударь,
Как сын Винченцио здесь будет жить?
Науки изучать, и дом вести,
И для друзей устраивать пирушки?
Да перестань! Я все уже обдумал.
Мы не знакомы в Падуе ни с кем,
А ведь по лицам нашим не узнать,
Кто господин, а кто слуга; так вот,
Отныне господином станешь ты!
Ты дом веди и управляй прислугой,
А я прикинусь неаполитанцем
Иль бедняком каким-нибудь из Пизы.
Так, значит, решено! Разденься, Транио,
Возьми-ка плащ мой и цветную шляпу,20
Придет Бьонделло — пусть тебе он служит,
А я велю помалкивать ему.
Да, это никогда не помешает.
Они обмениваются платьем.
Ну что ж, синьор, коль вы решили так,
Мой долг велит мне вам повиноваться.
Отец ваш мне сказал перед отъездом:
"Старайся сыну услужить во всем", —
Хоть, правда, он имел в виду другое…
Но я охотно превращусь в Люченцио
Из-за того, что я люблю Люченцио.
И потому, что сам Люченцио любит.
О, дай мне стать рабом, чтоб той добиться,
Чей образ взор мой раненый пленил! —
А, вот он, плут!
Входит Бьонделло.
Ты где же пропадал?
Где я пропадал? Нет, как это вам нравится? Вы-то сами куда пропали? Хозяин, это мой друг Транио украл у вас платье? Или вы у него украли? А может быть, вы обокрали друг друга? Ради бога, скажите, что случилось?
Бездельник, подойди, шутить не время,
Веди себя с делами сообразно.
Меня спасая, Транио решил
Принять мой вид, надев мою одежду,
А мне отдал свою. Вот дело в чем:
Сойдя на берег и ввязавшись в драку,
Убил я человека и теперь
Боюсь, как бы меня не опознали.
Теперь служить, как мне, ты должен Транио,
Я ж должен скрыться, чтобы жизнь спасти.
Ты понял?
Я? Нет, ни черта не понял.
Ты имя Транио забудь отныне.
Нет Транио! Он стал теперь Люченцио.
Тем лучше для него. Вот мне бы так!
Пойми, ведь я не для себя стараюсь:
Забочусь только, чтобы мой хозяин
Заполучил меньшую дочь Баптисты,
Поэтому советую тебе —
Не для меня, а только для синьора —
Держать язык покрепче за зубами.
Когда одни мы — для тебя я Транио,
А при других — Люченцио, твой хозяин.
Ну, Транио, пойдем.
Теперь осталось выполнить одно:
Тебе в число влюбленных записаться,
А если спросишь, для чего, — отвечу:
Есть веские причины у меня.
Уходят.
Милорд заснул; совсем не смотрит пьесу.
Нет, клянусь святой Анной, смотрю. Хорошая штучка, ей-богу! А что, много еще осталось?
Начало лишь, милорд.
Замечательная история, мадама жена; поскорей бы только кончилась!
Падуя. Перед домом Гортензио.
Входят Петруччо и Грумио.
Оставил я Верону ненадолго,
Чтоб в Падуе с друзьями повидаться,
Особенно с моим любимым другом
Гортензио. Не это ль дом его?
Эй, Грумио, ну, стукни-ка разок.
Стукнуть, синьор? Кого стукнуть? Разве кто-нибудь обидел вашу милость?
Говорю тебе, плут, валяй на мою голову, стукни покрепче!
Стукнуть покрепче, синьор? Что вы, синьор! Да кто я такой, синьор, чтобы стукнуть вас покрепче?
Стучи в ворота, негодяй, в ворота,
Не то башку сверну тебе в два счета.
(в сторону)
Вот ведь пристал!
(Громко.)
А стукни первый я,
От вас потом мне не было б житья.
Так ты не стукнешь, нет?
Сейчас задам тебе я звону, плут,
Поверь, иначе запоешь ты тут.
(Треплет Грумио за уши.)
На помощь! На помощь! Мой хозяин спятил!
Стучи, когда велят, мошенник!
Входит Гортензио.
Что тут случилось? Как! Старина Грумио! Мой добрый друг Петруччо! Как вы там живете, в Вероне?
Явились драку вы разнять, приятель?
Con tutto il cuore ben trovato21 — очень кстати.
Alla nostra casa ben venuto, molto onorato signer mio Petruccio.22 Встань, Грумио. Сейчас мы разберемся.
Нет, синьор, тут латынью не отговоришься.23 Неужто уж и это не законный повод для меня отказаться от службы? Сами рассудите, синьор: он велел мне стукнуть его, да еще покрепче. Ну подобает ли слуге обходиться так со своим господином? Да ведь ему уже чуть не за тридцать два перевалило!
Когда бы стукнул я его сначала,
Так не моя бы голова трещала.
Ну и болван! — Любезный мой Гортензио,
Велел я олуху стучать в ворота,
Так ведь его и силой не заставишь!
Стучать в ворота! О господи! Да разве вы мне не говорили вот эти самые простые слова: "Эй ты, стукни, стукни покрепче, валяй на мою голову, стукни"? А теперь вдруг появились "ворота".
Прочь, негодяй, иль замолчи сейчас же!
Ну, полно. Я за Грумио ручаюсь;
Он старый, славный, преданный слуга.
Вы просто с ним не поняли друг друга.
Но, милый мой, какой счастливый ветер
К нам в Падую занес вас из Вероны?
Тот ветер, друг, что гонит молодежь
За опытом и счастьем на чужбину.
Скажу я вкратце, как мои дела:
Синьор Антонио, мой отец, скончался,
Я ж устремился в этот лабиринт,
Чтоб преуспеть и выгодно жениться.
Есть деньги в кошельке, добро есть дома, —
И я решил постранствовать по свету.
А что, Петруччо, если я тебе
Посватаю без долгих разговоров
Строптивую и злющую невесту?
Спасибо вряд ли скажешь за услугу;
Но поручусь я, что она богата,
Весьма богата. Впрочем, ты мне друг,
И убеждать тебя я не хочу.
Таким друзьям, как мы с тобой, Гортензио,
Не нужно лишних слов. И если знаешь
Богатую невесту мне под пару, —
А для меня основа в браке — деньги, —
То будь она страшней, чем смертный грех,
То будь она дурней жены Флорентия,24
Дряхлей Сивиллы25, злее и строптивей
Сократовой Ксантиппы26, даже хуже? —
Намерений моих не изменить ей,
Хотя б она и стала бушевать,
Как шторм на Адриатике свирепой.
Хочу я выгодно жениться в Падуе,
И будет брак мой в Падуе удачен.
Ну вот видите, синьор, он так прямо и выложил все, что думает. Дайте ему только золота — и он вам женится хоть на кукле, хоть на деревяшке, хоть на старой карге, у которой ни одного зуба во рту нет, а болезней больше, чем у пятидесяти двух кляч. Ему все нипочем, были бы деньги.
(к Петруччо)
Ну, раз уж мы так далеко зашли,
Продолжу то, о чем сказал я в шутку.
Могу тебе невесту предложить.
Она богата, молода, красива,
Воспитанна, как знатная синьора,
Один порок имеет, но немалый:
Она сварлива просто нестерпимо,
Строптива и груба сверх всякой меры.
Приди мои дела в упадок полный,
За горы золота ее не взял бы.
Молчи! Ты силы золота не знаешь!
Скажи мне только, кто ее отец,
А я с ней справлюсь, если даже будет
Она, как гром в ненастье, грохотать.
Отца зовут Баптиста Минола,
Он добрый и учтивейший синьор.
А дочка — Катарина Минола,
И всем известен злой ее язык.
О ней не знал, но об отце наслышан:
С ним был знаком родитель мой покойный.
Пока с ней не увижусь, не усну,
И потому прости, но я тебя
Покину в первую минуту встречи,
Коль сам туда меня ты не проводишь.
Прошу вас, синьор, пусть себе идет, пока есть охота. Помяните мое слово, если бы она его знала так же хорошо, как я, то поняла бы, что руганью его не проймешь. Да обзови она его двадцать раз негодяем, он и глазом не моргнет. А если уж сам начнет браниться, так не уймется, пока все свое красноречие не израсходует. Вот что я вам скажу, синьор: пусть только она ему одно словечко наперекор скажет, — он ей такую фигуру отмочит, что от ее фигуры ничего не останется и будет она на свет глядеть вроде слепого котенка. Вы его не знаете, синьор.
Постой, Петруччо! Я пойду с тобою.
Баптиста держит в доме, как в темнице,
Свою меньшую дочь, красотку Бьянку,
А мне она дороже всех сокровищ.
Ее укрыл он от меня и прочих
Поклонников — соперников в любви.
Считая, что пороки Катарины,
Известные тебе, помехой будут
Ее замужеству, — старик решил
Упрятать Бьянку под замок, покуда
Не сбудет с рук чертовку Катарину.
"Чертовку Катарину"! Слышал брань я,
Но хуже нет для девушки прозванья.
Петруччо, милый, сделай одолженье,
Представь меня в переодетом виде
Баптисте и скажи, что я учитель,
Весьма искусный в музыке и пенье.
Проделка эта даст возможность мне
Наедине ухаживать за Бьянкой,
Ни в ком не возбуждая подозрений.
Ну и плутовство! Смотри-ка только, как молодежь сговаривается между собой, чтобы одурачивать стариков!
Входят Гремио и переодетый Люченцио с книгой под мышкой.
Тсс, Грумио! Вот это — мой соперник. —
Петруччо, отойдем.
Хорош! Ну, прямо создан для любви.
Они отходят в сторону.
Прекрасно! Прочитал я список книг
И их велю переплести получше.
Пусть будут книги только о любви —
Иных читать не вздумайте девице.
Вы поняли меня? А сверх того,
Что вам заплатит сам синьор Баптиста,
Прибавлю щедро я. Тетради эти
Как следует велите надушить.
Ведь та, кому назначены они,
Сама любых духов благоуханней.
А что вы ей намерены читать?
Что ни прочту, все будет вам на пользу,
Мой покровитель, можете поверить, —
Как будто с ней вы сами объяснились
И даже поуспешней, если вы
Не из ученых сами, мой синьор.
Ученость! О, великое то дело!
(в сторону)
Тетеря! О, великий ты осел!
Бездельник, смолкни!
Тсс, Грумио!
(Выходит вперед.)
Привет мой вам, синьор!
Синьор Гортензио, я рад вас видеть!
Сказать, куда иду я? В дом к Баптисте.
Я справиться ему пообещал
Насчет учителя для дивной Бьянки,
Мне посчастливилось найти такого:
Учен и молод, скромен поведеньем,
В поэзии начитан и умен;
Он подойдет ей, уверяю вас.
Прекрасно. Повстречал и я синьора,
Который обещал мне музыканта,
Чтоб заниматься с нашей госпожой:
Так, значит, не отстал от вас и я
В служенье Бьянке, столь любимой мною.
Нет, мной любимой! Докажу на деле.
(в сторону)
Докажет денежный его мешок.
Сейчас не время спорить о любви.
Угодно выслушать меня, синьоры?
Скажу вам новость, важную для всех.
Вот дворянин, — мы встретились случайно, —
И он готов охотно ради нас
Посвататься к сварливой Катарине
И, о приданом сговорясь, жениться.
Сказал и сделал — я люблю таких.
А он о всех ее пороках знает?
Я слышал, что она весьма криклива.
Коль это все, невелика беда.
Вот как, дружок! А вы откуда родом?
Я родился в Вероне, сын Антонио.
Отец мой умер, но богатство живо;
А я лет сто хочу прожить счастливо.
С такой женой? Поверить очень трудно!
Но если это вам под силу — с богом,
Я помогу! Нет, вправду вы решили,
Синьор, венчаться с этой дикой кошкой?27
Да, так же твердо, как я жить решил.
Решил ли он венчаться? Ну, еще бы!
Не для того ли я сюда приехал?
Да разве слух мой к шуму не привык?
Да разве не слыхал я львов рычанья?
Не слышал, как бушующее море
Бесилось, словно разъяренный вепрь?
На бранном поле пушек не слыхал я
Или с небесным громом не знаком?
В пылу сраженья я не слышал, что ли,
Сигналов боевых и ржанья коней? —
А мне твердят о женском языке!
Да он трещит едва ль не вдвое тише,
Чем на огне у фермера каштаны.
Пугайте им детей!
Уж он не струсит!
Послушайте, Гортензио!
Мне кажется, синьор явился кстати —
На счастье нам и самому себе.
Я обещал, что мы участье примем,
Расходы оплатив по сватовству.
Да, безусловно, только б он женился.
(в сторону)
Хотел бы так в обеде быть уверен.
Входят Транио, богато одетый, и Бьонделло.
Храни вас бог, синьоры! Смею ль я
Спросить у вас, как лучше мне пройти
К любезному Баптисте Минола?
Синьор имеет в виду того, у кого две красивые дочери.
Да, именно его.
А не ее ль хотите видеть там?
Его, ее — какое дело вам?
Вас не строптивая пленить сумела?
Строптивых не люблю. — Идем, Бьонделло.
(в сторону)
Прекрасно, Транио.
Синьор, минутку!
Вы свататься решили не на шутку?
А если да, кто будет оскорблен?
Никто, коль тотчас уберетесь вон!
Но для меня, синьор, как и для вас,
Свободны улицы.
Не в этот раз!
А по какой причине, объясните?
По той причине, если знать хотите,
Что Бьянка выбрана синьором Гремио.
И что ее избрал синьор Гортензио.
Спокойней, господа, ведь вы дворяне;
Благоволите выслушать меня.
Баптиста — благороднейший синьор,
И мой отец ему небезызвестен;
Была бы дочь его еще прекрасней,
Пленяя вдвое больше женихов, —
Я все равно б в числе их оказался.
Прекрасная Елена, дочка Леды,
До тысячи вздыхателей имела28 —
Так их у Бьянки может быть и больше
На одного. Вот я и стану им,
Будь сам Парис соперником моим.
Ну, этот, кажется, нас всех обскачет.
Спокойствие! Окажется он клячей.
К чему слова вы тратите, Гортензио?
Осмелюсь я спросить у вас, синьор,
Вы дочь Баптисты видели хоть раз?
Нет, мой синьор, но знаю, что их две.
Злым языком одна из них известна.
И славится вторая кротким нравом.
Стоп, стоп! Не трогать первую — моя!
Оставьте этот подвиг Геркулесу:
Он потруднее дюжины других.
Синьор, могу сказать вам в утешенье:
Дочь младшую, к которой вы стремитесь,
Отец упрятал и не пустит к ней
Ни одного поклонника, покуда
Он старшей дочке мужа не найдет, —
Тогда меньшой он волю даст, не раньше.
Так, значит, вы тот самый человек,
Что всем, а в том числе и мне, поможет!
Клянусь, что если лед вы разобьете
И, подвиг совершив, добьетесь старшей,
Освободив для нас сестру меньшую, —
Счастливый обладатель юной Бьянки
Пред вами не останется в долгу.
Прекрасно рассудили вы и здраво,
Но так как сами тоже влюблены,
То вам придется с нами наравне
Вознаградить синьора за услугу.
Я не замедлю с этим, для чего
Прошу под вечер всех ко мне собраться
И выпить за здоровье нашей милой.
Давайте поступать как адвокаты —
В делах браниться, пить же сообща.
Вот это предложенье! Ну, идем.
Да, я не знаю предложенья лучше.
Ну что ж, добро пожаловать, Петруччо!
Уходят.
АКТ II
Падуя. Комната в доме Баптисты.
Входят Катарина и Бьянка.
Не издевайся надо мной, сестрица:
Ведь и сама себя ты унижаешь,
Меня в рабу пытаясь превратить.
Обидно мне! Я все наряды эти
Отдам тебе, лишь развяжи мне руки;
Да, все мои одежды, вплоть до юбки.
И все исполню, что ты ни прикажешь;
Мой долг святой — повиноваться старшим.
Скажи сейчас же, кто из женихов
Тебе милей. Смотри не притворяйся!
Поверь, сестрица, среди всех мужчин
Мне ни один доныне не встречался,
Кому б я оказала предпочтенье.
Лжешь, душечка! А это не Гортензио?
Тебе он нравится. Так я сама
Похлопочу, чтоб он тебе достался.
А, значит, ты предпочитаешь деньги
И Гремио хотела бы в мужья?
Как! Ревновать меня ты можешь к Гремио?
Нет, шутишь ты — теперь я понимаю,
И ты шутила надо мной все время.
Сестрица Кет, ну развяжи мне руки.
Шутила я? Тогда и это шутка?
(Бьет ее.)
Входит Баптиста.
Да что ж это такое? Ну и наглость! —
Ты, Бьянка, отойди. Бедняжка! Плачет!
Сядь вышивать, не связывайся с ней.
(Катарине.)
Стыдилась бы! Вот дьявольский характер!
Обидела сестру. А ведь она
Тебя не задевает: ты слыхала
От Бьянки хоть словечко поперек?
Она меня своим молчаньем бесит!
Я этого не в силах перенесть!
(Бросается к Бьянке.)
В моем присутствии! — Ступай-ка, Бьянка.
Бьянка уходит.
Меня вы не выносите, я знаю,
Все — для нее. Она получит мужа,
А мне остаться старой девой, что ли,
И из-за вас в аду мартышек нянчить?29
Молчите! Сяду вот и буду плакать,
Пока мне не удастся отомстить.
(Уходит.)
Ну есть ли кто несчастнее меня! —
Сюда идут…
Входят Гремио, Люченцио, бедно одетый, Петруччо, Гортензио под видом музыканта, Транио и Бьонделло с лютней и книгами.
День добрый, сосед Баптиста.
Здравствуйте, сосед Гремио. Бог в помощь вам, синьоры.
И вам, синьор. Скажите, вы отец
Прекрасной и любезной Катарины?
Да, у меня такая дочка есть.
Вы слишком прямо; надо постепенно.
Оставьте, не мешайте мне, синьор.
(Баптисте.)
Я дворянин, приехал из Вероны,
Узнав, что Катарина, ваша дочь,
Умна, скромна, приветлива, красива
И славится любезным обхожденьем,
Решился я прийти, не званный вами,
Чтоб самолично убедиться в том,
Насколько справедливы эти слухи.
Для первого знакомства разрешите
Представить моего слугу, синьор.
(Представляет Гортензио.)
Искусный музыкант и математик,
Он вашу дочь обучит в совершенстве
Наукам этим, для нее не чуждым.
Его не взяв, обидите меня.
Из Мантуи он родом; имя — Личио.
Я рад вас видеть и его приму.
А что до Катарины, как ни грустно,
Я знаю — вам она не подойдет.
Вы, верно, не хотите с ней расстаться?
Иль общество мое противно вам?
Нет-нет. Я только то сказал, что думал.
Как вас зовут, синьор, и чей вы сын?
Меня зовут Петруччо, сын Антонио;
Повсюду он в Италии известен.
Отца я знал и сыну очень рад.
Остановитесь же на миг, Петруччо,
И хоть словечко дайте вставить нам.
Черт побери! Торопитесь вы слишком!
Хочу покончить с делом я скорей.
Вы проклянете этот брак, ей-ей!
Сосед, я уверен, что вы очень довольны услугами, оказанными синьором Петруччо. Не хочу быть менее любезным, ибо я обязан вам более, чем все остальные, и посему смело рекомендую этого молодого человека (представляет Люченцио), который долго обучался в Реймсе. Он так же хорошо знает греческий, латынь и другие языки, как тот музыку и математику. Зовут его Камбио; я вас прошу принять его услуги.
Приношу вам тысячу благодарностей, синьор Гремио. — Добро пожаловать, милый Камбио. (К Транио.) Однако, любезнейший синьор, вы, кажется, человек не здешний; осмелюсь спросить о причине вашего прибытия?
Прошу, синьор, мою простите смелость,
Что сразу по приезде в этот город
Решил посвататься я к вашей дочке —
Прекрасной, добродетельнейшей Бьянке.
Небезызвестно мне решенье ваше —
Для старшей мужа подыскать сначала,
Но я просил бы только об одном —
Чтоб вы, узнав мое происхожденье,
Мне женихом позволили считаться
И благосклонны были, как к другим.
Люченцио зовут меня, синьор.
А вашим дочерям, для их занятий,
Я скромный инструмент принес, а также
Латинские и греческие книги.
И если вы принять их согласитесь,
Они тем самым ценность обретут.
Люченцио зовут вас?30 Вы откуда?
Я сын Винченцио, синьор, из Пизы.
Он важный в Пизе человек; я знаю
Его по слухам. Очень рад вас видеть.
(К Гортензио.)
Возьмите лютню.
(К Люченцио.)
Вы возьмите книги
И тотчас же пройдите к ученицам.
Эй, кто-нибудь!
Входит слуга.
Синьоров проводи
Немедля к дочерям; скажи, что я
Велел учителей принять любезно. —
Пройдемте в сад, потом обедать будем.
Синьоры, верьте, я вам очень рад,
Вы можете не сомневаться в этом.
Синьор Баптиста, медлить не могу я
И каждый день со сватовством являться.
Отец мой был известен вам, а я —
Наследник всех родительских богатств
И приумножил их — не промотал.
Итак, коль я добьюсь согласья дочки,
Приданое какое вы дадите?
По смерти — половину всех владений,
А к свадьбе дам я двадцать тысяч крон.
А я намерен закрепить за ней,
На случай, если бы вдовой осталась,
Имения мои и все аренды.
Напишем обязательства сейчас же,
И пусть они послужат нам контрактом.
Напишем после. Главное, добейтесь
Ее любви — все дело только в этом.
Вот пустяки! Не сомневайтесь, тесть:
Она строптива — но и я настойчив.
Когда же пламя с пламенем столкнутся,
Они пожрут все то, что их питало.
Хоть слабый ветер раздувает искру,
Но вихрь способен пламя погасить.
Таков и я. Она мне покорится:
Я не юнец безусый, а мужчина.
Ну, сватайтесь, и дай вам бог удачи,
Но ругани наслушаетесь вдоволь.
Я не боюсь. Не свалит гору ветер,
Как ни силен подчас его напор.
Входит Гортензио с разбитой головой.
Что с вами? Отчего так бледны, друг мой?
От страха бледен, смею вас уверить.
Ну как, из дочки музыкантша выйдет?
Скорее выйдет из нее солдат.
Оружие ей нужно, а не лютня.
Ее презренья к лютне не сломили?
Она сломала лютню об меня.
Сказал я только, что в ладах ошиблась,
Согнул ей руку, чтоб поставить пальцы,
Как в раздраженье дьявольском она:
"Лады? — вскричала. — Ладьте с ними сами!"
И инструментом так меня хватила,
Что сразу голова прошла сквозь деку,
И я, как у позорного столба,
Стоял, оторопев, торча из лютни.
Она ж меня тем временем честила
Негодным струнодером и болваном
И всякими поносными словами,
Как будто их нарочно заучила,
Чтобы обидней обругать меня.
Клянусь душой, веселая девчонка!
Желаннее мне стала в десять раз.
Эх, перекинуться бы с ней словечком!
(к Гортензио)
Со мной идемте и не огорчайтесь.
Займитесь с младшей дочерью; она
Понятлива и будет благодарна. —
Синьор Петруччо, вы пройдете с нами,
Иль Катарину к вам прислать сюда?
Пришлите лучше. Здесь я подожду.
Баптиста, Гремио, Транио и Гортензио уходят.
Придет она — ухаживать примусь;
Начнет беситься — стану ей твердить,
Что слаще соловья выводит трели;
Нахмурится — скажу, что смотрит ясно,
Как роза, окропленная росой;
А замолчит, надувшись, — похвалю
За разговорчивость и удивлюсь,
Что можно быть такой красноречивой;
Погонит — в благодарностях рассыплюсь,
Как будто просит погостить с недельку;
Откажет мне — потребую назначить
День оглашения и день венчанья.
Она идет. Петруччо, начинай!
Входит Катарина.
День добрый, Кет! Так вас зовут, слыхал я?
Слыхали так? Расслышали вы плохо.
Зовусь я от рожденья Катариной.
Солгали вы; зовут вас просто Кет;
То милой Кет, а то строптивой Кет,
Но Кет, прелестнейшей на свете Кет.
Кет — кошечка, Кет — лакомый кусочек,31
Узнай, моя сверхлакомая Кет,
Моя любовь, отрада, утешенье,
Что, услыхав, как превозносят люди
Твою любезность, красоту и кротость, —
Хоть большего ты стоишь, несомненно, —
Я двинулся сюда тебя посватать.
Он двинулся! Кто двинул вас сюда,
Пусть выдвинет отсюда. Вижу я,
Передвигать вас можно.
То есть как?
Как этот стул.
Садись же на меня.
Ослам таким, как ты, привычна тяжесть.
Вас, женщин, тяжесть тоже не страшит.
Ты про меня? — Ищи другую клячу.
О, я тебе не буду в тягость, Кет.
Я знаю, молода ты и легка.
Я так легка, что не тебе поймать,
А все же вешу столько, сколько надо.
Жужжишь, пчела!
Ты на сыча похож!
Так горлинка достанется сычу!
Побьет, пожалуй, горлинка сыча.
Спокойнее, оса; ты зла не в меру.
Коль я оса — остерегайся жала.
А я его возьму да вырву прочь.
Сперва найди его.
Да кто не знает,
Где скрыто жало у осы? В хвосте.
Нет, в языке.
А в чьем, скажи?
Дурак!
В твоем, раз о хвосте сболтнул. Прощай.
Как! Мой язык в твоем хвосте! Ну нет!
Я дворянин!
А вот сейчас проверим.
(Бьет его.)
Ударь еще — я сдачи дам, клянусь.
Тогда с гербом простись:
Меня прибьешь — так ты не дворянин,
А герб не дворянину не положен.
Выходит, ты геральдики знаток?
Тогда внеси мой герб к себе в гербовник.
А что на шлеме — петушиный гребень?
Пусть я петух — будь курочкой моей.
Хорош петух! Боится кукарекать.
Ну полно, Кет! Ну, не смотри так кисло.
Я кисну от кислятины всегда.
Здесь нет кислятины — так и не кисни.
Нет, есть; нет, есть.
Где, покажи?
Нет зеркала с собой.
Так это я?
Хоть молод, а догадлив.
Да, молод — для тебя.
Ты весь в морщинах.
Все от забот.
А мне заботы нет!
Ну, Кет, послушай, так ты не уйдешь.
Останусь — только рассержу. Пустите.
Сердись — не страшно. Мне с тобой приятно.
Мне говорили — ты строптива, зла,
Но вижу я — все эти слухи ложны.
Ты ласкова, приветлива на редкость,
Тиха, но сладостна, как цвет весенний;
Не хмуришься, не смотришь исподлобья
И губы не кусаешь, словно злючка;
Перечить в разговоре ты не любишь
И с кротостью встречаешь женихов
Любезной речью, мягким обхожденьем.
Кто говорил мне, будто Кет хромает?
Клеветники! Нет, Кет стройна, как прутик
Ореховый. Смугла же, как орешек,
Но много слаще ядрышка его.
Пройдись, а я взгляну. Ты не хромаешь?32
Ступай, болван, командуй над прислугой!
Могла ли в роще выступать Диана
Так царственно, как в этом зале Кет?
Ты стань Дианой, а Диана — Кет;
Кет станет скромной, а Диана резвой.
Да где таким речам вы научились?
Экспромты — от природного ума.
Природа-мать умна, да сын безмозглый.
Я не умен?
Пошли б вы лучше спать.
Я собираюсь спать в твоей постели.
Оставим болтовню. Я буду краток:
Отец тебя мне в жены отдает;
В приданом мы сошлись, а потому
Я на тебе женюсь добром иль силой.
Клянусь тем светом, что позволил мне
Узреть и полюбить твою красу, —
Ни за кого другого ты не выйдешь.
Рожден я, чтобы укротить тебя
И сделать кошку дикую — котенком,
Обычной милою домашней киской.
Вот твой отец. Отказывать не вздумай!
Я должен мужем быть твоим — и буду!
Возвращаются Баптиста, Гремио и Транио.
Ну как, синьор? Поладили вы с дочкой?
Во всем сошлись?
Могло ли быть иначе?
Нам невозможно не поладить с ней.
Но, дочка, что же ты невесела?
И вы меня еще зовете дочкой!
Так вот отцовская забота ваша —
Меня за полоумного просватать,
Разбойника, нахала, грубияна,
Что наглостью рассчитывает взять!
Скажу вам, тесть: и вы, и все другие,
Болтавшие о ней, болтали зря.
Она сварлива так, для виду только,
На деле же голубки незлобивей;
Не вспыльчива совсем, ясна, как утро;
Терпением Гризельду33 превзойдет,
А чистотой Лукреции34 подобна.
Ну, словом, так сумели мы сойтись,
Что свадьба состоится в воскресенье.
Увижу раньше, как тебя повесят!
Ого, Петруччо! Раньше вас повесят!
Вот так сошлись! Ну, наше дело плохо!
Я выбрал для себя ее, синьоры,
А раз довольны мы — что вам за дело?
Условились мы с ней, что при других
Она по-прежнему сварливой будет.
Поверить невозможно, говорю вам,
Как влюблена в меня! О Кет моя!
Она повисла у меня на шее
И щедро поцелуй за поцелуем,
За клятвой клятву расточала мне,
Покуда страсть мою не разожгла.
Эх, суслики! Не знаете вы, видно,
Что может приручить наедине
Любой тихоня злейшую чертовку. —
Дай ручку, Кет. В Венецию я еду,
Куплю уборы свадебные там. —
Отец, готовьте пир, гостей зовите,
Пусть будет Кет моя прекрасней всех.
Что мне сказать? Соедините руки.
Петруччо, будьте счастливы! Я рад.
Аминь. Свидетелями будем мы.
Отец, жена, синьоры, до свиданья.
Я уезжаю. Воскресенье близко,
Куплю наряды, украшенья, кольца.
Целуй же, Кет, меня без опасенья,
Сыграем свадьбу в это воскресенье!
Петруччо и Катарина уходят в разные стороны.
Как быстро свадьбу сладили, однако!
Я роль купца играю, господа,
Что сбыл товар неведомо куда.
Товар ваш залежаться мог, синьор,
Теперь же прибыль даст иль в море сгинет.
Их счастье в браке — вот и прибыль мне.
О, будьте в том уверены вполне.
Теперь поговорим о младшей дочке —
Настал желанный день. Я ваш сосед
И первым сватался к прелестной Бьянке.
Но Бьянку я люблю сильней, чем можно
Сказать словами иль представить в мыслях.
Не можешь ты любить, как я, глупыш!
Застудишь ты любовь.
А ты спалишь!
Прочь, сосунок. Старик — жене опора.
Но к молодым стремятся женщин взоры.
Синьоры, стойте, я решу ваш спор.
Приз — по заслугам! Тот из вас, кто больше
Во вдовью часть моей назначит дочке,
Тот и получит Бьянку от меня.
Вы, Гремио, что можете ей дать?
Дом городской мой серебром заставлен,
И золотой посудой, и тазами
Для омовенья рук ее нежнейших.
Он весь увешан тирскими коврами;35
В ларцах слоновой кости груды денег,
А в кипарисных сундуках — наряды,
Тончайшее белье и балдахины,
Турецкие подушки с жемчугами,
Венецианское шитье златое,
И утварь медная, и все, что нужно
В хозяйстве. У меня стоят на ферме
До ста коров с удоем по ведру,
Откормленных быков побольше сотни
И всякой прочей живности в избытке.
Я сам уже в летах, признаться должен,
Умри я завтра — ей оставлю все,
Пусть только согласится стать моею.
Все дело в этом "только". Я, синьор,
Единственный наследник у отца,
И, если дочь вы отдадите мне,
Достанется ей несколько домов
В богатой Пизе, — и любой из них
Нисколько не уступит дому Гремио.
А сверх того она получит в год
Две тысячи дукатов от имений.
Вот что составит вдовью часть ее.
Ну как, поддел я вас, синьор мой Гремио?
Две тысячи дохода ежегодно?
Мои именья все того не стоят.
Но я еще корабль могу добавить;
Он в гавани стоит сейчас, в Марселе.
Что, сударь, подавились кораблем?
Все знают, что у моего отца
Три корабля помимо двух галер
И дюжины гребных судов. Все — Бьянке!
Что ни предложите, могу удвоить.
Все предложил! Нет больше ничего!
Не в силах дать я больше, чем имею.
Гожусь — меня со всем добром берите.
Ну, значит, девушка теперь моя.
(Баптисте.)
Вы обещали. Победил я Гремио.
Признаюсь, ваше предложенье лучше,
И если бы отец ваш поручился, —
Берите Бьянку. Если ж нет — простите!
Умри вы до него — что с Бьянкой будет?
Вот пустяки! Я молод, он старик.
А разве молодые-то не мрут?
Прошу, синьоры, выслушать меня.
Вот как решил я: в это воскресенье
Дочь Катарину замуж выдаю,
(к Транио)
И в то же воскресенье Бьянка станет
Невестой вашей, коль отец согласен;
А нет — ее за Гремио я выдам.
Спасибо вам обоим. До свиданья.
Сосед, прощайте.
Баптиста уходит.
Ну, ты мне не страшен.
Балбес! Отец твой не такой дурак,
Чтоб, все отдав, идти на склоне лет
К тебе в нахлебники. Нет, милый, дудки!
Со старым лисом плохи будут шутки.
(Уходит.)
Ну, старый хрыч, тебе я отомщу!
Есть у меня еще в запасе козырь;
Я знаю, как хозяину помочь.
Не может разве мнимый сын — Люченцио
Добыть и мнимого отца — Винченцио?
Вот чудо! Ведь обычно создают
Отцы детей. Но я любви служу
И, если нужно, сам отца рожу!
(Уходит.)
АКТ III
Падуя. Дом Баптисты.
Входят Люченцио, Гортензио и Бьянка.
Эй, музыкант, кончай! Ты обнаглел!
Забыл уже, какой тебе прием
Устроила синьора Катарина?
Молчи, педант крикливый! Здесь сама
Гармонии царица пред тобою.
Так уступи мне первенство без спора.
Часок займусь я музыкой, а там
Часок и ты для чтения получишь.
Тупой осел! Ты так необразован,
Что назначенья музыки не знаешь.
Она должна лишь освежать наш ум,
Уставший от занятий и трудов.
Займусь я философией и чтеньем,
А ты потом сыграй для развлечья.
Твоих насмешек я терпеть не стану.
Вы обижаете меня, синьоры,
Своими пререканьями о том,
Что следует решать лишь мне одной.
Не школьница я, розги не боюсь,
Себя связать не дам я расписаньем —
Когда хочу, тогда и занимаюсь.
Давайте кончим спор и сядем здесь.
(К Гортензио.)
Возьмите вашу лютню и настройте;
А мы тем временем займемся чтеньем.
Когда настрою, бросите читать?
Как бы не так! Настраивайте лютню.
Где мы остановились в прошлый раз?
Вот здесь, синьора.
"Hic ibat Simois; hic est Sigeia tellus;
Hic steterat Priami regia celsa senis".36
Переведите мне.
Hic ibat — как я уже говорил; Simois — я Люченцио; hic est — сын Винченцио из Пизы; Sigeia tellus — переоделся для того, чтобы завоевать вашу любовь; hic steterat — а Люченцио, что сватается к вам; Priami — мой слуга Транио; regia — переодетый в мое платье; celsa senis — для того, чтобы получше провести старого Панталоне.
Синьора, я уже настроил лютню.
Послушаем… Фи, как верхи фальшивят!
Поплюйте и настраивайте снова.
Смогу ли я перевести, посмотрим. Hic ibat Simois — я вас не знаю; hic est Sigeia tellus — я вам не верю; hic steterat Priami — будьте осторожны, чтобы он нас не услышал; regia — не будьте самонадеянны; celsa senis — не отчаивайтесь.
Ну вот, настроил я.
Низы фальшивят.
Низы верны; фальшивит низкий плут.
(В сторону.)
Учителишка дерзок и развязен;
Клянусь, за ней приволокнуться хочет,
Pedascule! Я выслежу тебя!
Когда-нибудь, быть может, и поверю.
Сейчас боюсь.
Не бойтесь, Эакид37
По деду был Аяксом наречен.
Учителю обязана я верить,
А то бы волю я дала сомненьям.
Оставим это, Личио, прошу вас. —
Любезные наставники, простите,
Что с вами я обоими шутила.
(к Люченцио)
Оставьте нас. Пойдите прогуляйтесь.
В три голоса я петь не собираюсь.
Вот строгости! Нет, я уж подожду.
(В сторону.)
Я послежу. Бьюсь об заклад, что наш
Любезный музыкант в нее влюбился.
Синьора, прежде чем коснуться струн
И до того, как вам поставить пальцы,
Азы искусства с вами мы пройдем.
Я объясню вам построенье гаммы
Понятнее, успешнее и лучше,
Чем всякие другие музыканты.
Вот гамма — я ее переписал.
Но гамму я и так отлично знаю.
Все ж ознакомьтесь с гаммою Гортензио.
(читает)
"Я гамма, всех аккордов основанье.
A, re — Гортензио пленен тобой,
В, mi — не отвергай его признанья!
С, fa — позволь тебя назвать женой.
Do, sol, re — ключ; две ноты в нем найдешь.
Е, la, mi — сжалься, иль меня убьешь".
И это гамма ваша? Нет, милей
Мне гамма старая, и я не стану
Ее менять на ваши измышленья.
Входит слуга.
Синьора, ваш отец велит оставить
Занятья ваши и помочь сестрице:
Ведь завтра под венец она идет.
Наставники любезные, прощайте!
Бьянка и слуга уходят.
Тогда и мне нет смысла оставаться.
(Уходит.)
А мне есть смысл за ним понаблюдать:
Он что-то на влюбленного походит.
Но если, Бьянка, помыслы твои
Столь низки, что любому прощелыге
Ты строишь глазки, — так ступай к нему.
Но, убедившись в низости такой,
Гортензио расплатится с тобой.
(Уходит.)
Падуя. Перед домом Баптисты.
Входят Баптиста, Гремио, Транио, Катарина, Бьянка, Люченцио и слуги.
(к Транио)
Синьор Люченцио, сегодня день
Венчанья Катарины и Петруччо,
А зятя и в помине даже нет.
Посмешищем в глазах людей мы станем!
Жених пропал, а в церкви ждет священник,
И все давно готово для венчанья.
Что скажете вы о позоре нашем?
Позор лишь мне. Заставили насильно
И против воли сердца дать согласье
Заносчивому, грубому нахалу,
Шуту, который свататься спешил,
Да только не торопится жениться.
Я говорила вам, что он дурак
И прячет злость за наглостью своею.
А чтоб ему прослыть весельчаком,
Готов посватать тысячу невест,
Назначить свадьбу, пригласить друзей,
Не помышляя вовсе о женитьбе.
В лицо теперь мне пальцем будут тыкать:
Она, мол, стала бы женой Петруччо,
Когда б на ней изволил он жениться.
Баптиста, Катарина, успокойтесь!
Петруччо вас обманывать не станет.
Его случайность, видно, задержала.
Он хоть и груб немного, но разумен;
Хоть весельчак, да честный человек.
Ах, лучше б я его совсем не знала!
Уходит плача; за нею Бьянка и другие.
Ступай, дитя! Не упрекну за слезы.
Святая не снесет такой обиды,
Не то что ты, с твоим строптивым нравом.
Входит Бьонделло.
Хозяин! Хозяин! Новости, старые новости, такие новости, каких вы никогда не слыхали!
Что это за старые новости? Как это может быть?
А разве не новость — прибытие Петруччо?
Он прибыл?
Нет, синьор.
Так в чем же дело?
Он прибывает.
А когда он будет здесь?
Тогда, когда будет стоять на моем месте и глядеть на вас.
Но расскажи нам твои старые новости!
Ну как же! Петруччо едет в новой шляпе и старой куртке, в старых, трижды лицованных штанах; сапоги его служили свечными ящиками — один застегнут пряжкой, другой подвязан шнурком; старый ржавый меч из городского арсенала с изломанной рукояткой, отбитым острием и без ножен. На лошади — изъеденное молью седло, и стремена друг с другом в родстве не состояли. Вдобавок еще лошадь больна сапом, холка сбита, зубы шатаются, селезенка екает, кожа в болячках, суставы распухли; страдает желтухой и головокружением; ее грызут глисты, спина с изъяном, лопатки торчат, на передние ноги припадает, удила сломаны, а недоуздок из бараньей кожи, да его, видно, так часто натягивали, чтобы лошадь не свалилась, что он разорвался и теперь в нескольких местах связан узлами. Подпруга сшита из шести кусков, а подхвостник бархатный, с дамского седла; на нем именные буквы, красиво выложенные гвоздиками, и связан он бечевкой.
А кто едет с ним?
Ах, синьор, его слуга, разукрашенный не хуже лошади. На одной ноге у него бумажный чулок, на другой шерстяная гетра, и подвязаны они синим и красным шнурками. Старая шляпа, а вместо пера воткнуто сорок пестрых лент. Чудовище, истинное чудовище по наряду, и не похож ни на христианского лакея, ни на человеческого слугу.
Не зря Петруччо так смешно наряжен,
Обычно он как принято одет.
Я рад, что он явился, в каком бы он виде ни прибыл.
Нет, синьор, он не прибыл.
Разве ты не сказал, что он прибыл?
Кто? Петруччо прибыл?
Ну да; Петруччо прибыл.
Нет, синьор; я сказал, что его лошадь прибыла, а он сидит на спине у нее.
Да ведь это одно и то же.
Где видано такое?
Тут дело не простое;38
Ведь конь и господин,
Хоть больше, чем один,
А все-таки не двое.
Входят Петруччо и Грумио.
Куда все подевались? Эй, кто дома?
Вы в добром здравии?
Куда там в добром!..
Но не хромаете?
Сказать по правде,
Одеты вы не так, как подобает.
И в лучшем платье я спешил бы так же. —
Где Кет? Где нежная моя невеста?
Как тут мой тесть? Друзья, что ж вы надулись?
Что на меня вы пялите глаза?
Я статуя диковинная, что ли,
Комета иль невиданное чудо?
Синьор, но ведь сегодня ваша свадьба.
Грустили мы, что вас так долго нет;
Теперь грустим сильней, таким вас видя.
Ведь ваш наряд — позор для жениха,
Долой его, он осквернит наш праздник.
Какие неотложные дела
С невестой разлучили вас, скажите?
И что это за необычный вид?
Рассказ не из коротких — скучно слушать;
Достаточно, что слово я сдержал,
Хоть и пришлось явиться с опозданьем.
Я на досуге оправдаюсь так,
Что, верьте, вы останетесь довольны.
Но где же Кет? Мы долго не видались,
Проходит утро — время в церкви быть.
Нельзя идти к невесте в этих тряпках,
Зайдем ко мне, наденьте мой костюм.
Нет, не надену; я явлюсь к ней в этом.
Но ведь венчаться так вы не пойдете?
Нет, только так, а не иначе! Хватит!
Она со мной венчается, не с платьем.
Когда бы мог я собственную душу,
Которую она мне поистреплет,
Сменить так просто, как лохмотья эти,
Ей лучше было бы, а мне подавно.
Но что же я, дурак, стою, болтаю,
Когда мне следует спешить к невесте,
С ней поздороваться и закрепить
Свои права над нею поцелуем?
Петруччо и Грумио уходят.
Он с умыслом так нарядился странно.
Попробуем-ка убедить его
Венчаться в более приличном виде.
Пойду за ним, взгляну, что будет дальше.
Баптиста, Гремио и слуги уходят.
(к Люченцио)
К любви синьоры вам добавить нужно
Еще согласье вашего отца.
Для этого, как я уж говорил,
Нам нужен подходящий человек.
Не важно, кто он, — мы его научим
И назовем Винченцио из Пизы.
Пускай он здесь поручится за вас
На суммы покрупней, чем я сулил;
Тогда плоды своих надежд пожнете,
И дочку вам отдаст синьор Баптиста.
Когда бы жалкий этот музыкантик
Так не следил за каждым шагом Бьянки,
Я мог бы тайно обвенчаться с нею,
А там — пусть будет против целый свет —
Я за свое сумею постоять.
Мы это подготовим постепенно
И дело в нашу пользу обернем.
Мы околпачим старикашку Гремио
Ехидного папашу Минола
И влюбчивого музыканта Личио,
Раз это нужно вам, хозяин мой.
Возвращается Гремио.
Вы возвращаетесь из церкви, Гремио?
Я прежде так из школы убегал.
Муж молодой с женою тоже вышли?
Мужик он неотесанный — не муж;
Он грубиян и ей себя покажет.
Как! Он грубей ее? Нет, невозможно!
Он дьявол, дьявол, настоящий черт.
Но и она чертовка, просто ведьма.
Она дитя, ягненок рядом с ним.
Послушайте! Когда спросил священник,
Готов ли взять он в жены Катарину,
Он громко завопил: "Да, черт возьми!" —
И начал так отчаянно божиться,
Что ужаснулись все, а сам священник
От перепугу требник уронил;
Когда ж нагнулся, чтоб поднять его,
Жених ему такого дал пинка,
Что поп свалился наземь вместе с книгой.
"Ну, а теперь — загрохотал жених, —
Кому охота, поднимайте их!"
Ну, а невеста что же говорила?
Она тряслась, а он ругался, топал,
Как будто поп его надуть хотел;
Когда же кончился обряд венчанья,
Потребовал вина39 и тост заздравный
Так гаркнул, точно он на корабле
С матросами пирует после бури.
Мускат весь выдул и плеснул опивки
В лицо пономарю из-за того лишь,
Что тот своею жидкой бороденкой
К нему тянулся, будто ждал подачки.
Потом невесту обхватил за шею
И так ее он звонко чмокнул в губы,
Что эхо в сводах церкви отдалось.
Я со стыда сбежал, увидев это,
А вслед за мной и остальные тоже.
Столь дикой свадьбы свет еще не знал!
Но слышите?
Музыка.
Уж музыка играет.
Возвращаются Петруччо, Катарина, Бьянка, Баптиста, Гортензио, Грумио и гости.
Благодарю за хлопоты, друзья.
Вы собирались сесть за стол со мною
И приготовили роскошный пир;
Но у меня по горло спешных дел,
И потому я должен вас покинуть.
Как! Вы хотите ехать на ночь глядя?
Уеду я до наступленья ночи.
Не изумляйтесь. Если бы вы знали
Мои дела — совет бы дали ехать.
Спасибо всей компании любезной.
Вы видели, как отдал я себя
Нежнейшей, добродетельной супруге.
А вы останьтесь, попируйте с тестем.
Прошу вас выпить за мое здоровье.
Я ж должен ехать. Ну, прощайте все.
Мы просим вас остаться пообедать.
Нет, не могу.
Я очень вас прошу.
Нет, невозможно.
Я прошу вас очень.
Я рад.
Остаться рады?
Нет, я рад,
Что попросили вы меня остаться.
Но, как бы ни просили, не останусь.
Ну, из любви останьтесь.
Лошадей!
Готовы, синьор; овес уже всех лошадей съел.
Ну, если так —
Что хочешь делай, я не двинусь с места.
Нет, нет, и не сегодня, и не завтра,
Пока сама не захочу поехать.
Открыты двери; скатертью дорога,
И топай, пока целы сапоги.
Что до меня, то я останусь здесь.
Вот, нечего сказать, хороший муж!
Себя вы сразу показать сумели.
Да успокойся, киска, не сердись.
Хочу сердиться! Вам-то что за дело? —
Отец, он будет с нами, я ручаюсь;
Пока не захочу, он не уедет.
Заварится сейчас такая каша!..
Прошу к столу пожаловать, синьоры.
Из женщины не трудно сделать дуру,
Когда она боится дать отпор.
Они пойдут к столу, как ты велела.
Прошу повиноваться новобрачной,
Идите пировать и веселиться
И пейте вдоволь за ее невинность,
Буяньте и кутите сколько влезет,
А не хотите — убирайтесь к черту!
Но милая жена со мной поедет;
Не топай, киска, не косись, не фыркай —
Я своему добру хозяин полный,
А ты теперь имущество мое:
Мой дом, амбар, хозяйственная утварь,
Мой конь, осел, мой вол — все что угодно.
Вот здесь она стоит. Посмейте тронуть —
И тут же я разделаюсь с любым,
Кто в Падуе меня задержит. Грумио,
К оружию! Хотят ограбить нас!
Спасай хозяйку, если ты мужчина.
Не бойся, Кет, тебя никто не тронет:
Я отобью хоть миллион врагов.
Петруччо, Катарина, Грумио уходят.
Пусть их идут. Не пара — загляденье!
Еще чуть-чуть — и со смеху б я лопнул.
Безумней в мире не бывало брака.
Что скажете, синьора, о сестре?
Безумная она, и брак безумный.
Она окатаринила его.
Друзья, хоть новобрачных с нами нет
И за столом пустуют их места,
Зато в избытке яства на пиру.
Пусть место жениха займет Люченцио;
Ты, Бьянка, сядь на место Катарины.
Чтоб к роли новобрачной приучаться?
Да, да, Люченцио. За стол, друзья!
Уходят.
АКТ IV
Загородный дом Петруччо.
Входит Грумио.
Тьфу, да пропади они пропадом, все дохлые клячи, все сумасбродные хозяева и все скверные дороги! Бывал ли когда человек так истрепан? Бывал ли когда человек так забрызган? Бывал ли когда человек так измучен? Меня послали вперед развести огонь, а они приедут следом греться. Не будь я мал да горяч, так у меня бы губы примерзли к зубам, язык к небу, сердце к желудку, прежде чем я бы успел развести огонь, чтобы оттаять. Но, раздувая огонь, я и сам согреюсь. Ведь по этакой погоде человек и повыше меня схватит простуду. Эй, эй, Кертис!
Входит Кертис.
Кто это зовет меня таким застывшим голосом?
Кусок льда. Если сомневаешься, скатись вниз по моему плечу до пяток: разбега больше, чем от головы до шеи, не потребуется. Огня, славный Кертис!
Мой хозяин и его жена едут, Грумио?
Едут, Кертис, едут, а потому огня, огня! Хватит воду лить.
А она в самом деле так горяча и строптива, как говорят?
Была, добрый Кертис, до этого морозца. Но ты ведь знаешь, стужа смиряет и мужчину, и женщину, и скотину. Вот она и смирила моего старого хозяина, и новую хозяйку, да и меня самого, друг мой Кертис.
Убирайся ты, трехдюймовый болван! Я не скотина.
Неужто во мне только три дюйма? Да у тебя рога длиной в целый фут, а уж я по крайней мере не меньше их. Намерен ты разводить огонь, или мне нужно жаловаться хозяйке? А так как она сама под рукой, то от ее руки тебе сразу холодно станет, за то, что медлишь со своим горячим делом.
Прошу тебя, любезный Грумио, расскажи, что делается на свете?
Холодно на свете, Кертис, холодно во всех должностях, кроме твоей. А посему — давай огня. Займись своим делом — и получишь поделом, потому что хозяин, и хозяйка чуть не до смерти замерзли.
Ну, вот и огонь готов. Выкладывай теперь новости, милый Грумио.
(напевает)
"Эх, Джек! Ах, Джек!.."40 Новостей сколько тебе угодно.
Ну и плут же ты отъявленный!
Давай же огня! Меня страх как продуло. Где повар? Готов ли ужин, прибран ли дом, вымыты ли полы, сметена ли паутина? Надели слуги новые платья, белые чулки и свадебные украшения? Вымыты ли стаканы внутри, а чашки снаружи, постелен ли ковер и все ли в порядке?
Все готово; поэтому прошу тебя, выкладывай новости.
Ну так вот: во-первых, моя лошадь устала, а мой хозяин с хозяйкой бултыхнулись.
Как?
С седел прямо в грязь; вот тут и начинается история.
Расскажи ее, добрый Грумио.
Давай ухо.
Вот оно.
(бьет его)
Получай.
Это значит почувствовать историю, а не выслушать.
Потому-то и говорят люди: чувствительная история. А в ухо я тебе заехал для того, чтобы постучаться и попросить внимания. Начинаю: во-первых, спускались мы с грязного пригорка, причем мой хозяин ехал позади хозяйки…
Оба на одной лошади?
А тебе что?
Не мне, а лошади…
Ну, так сам дальше и рассказывай. А если бы ты меня не перебил, ты бы услышал, как ее лошадь оступилась, а она свалилась под лошадь; ты бы услышал, что там была за грязь, как хозяйка вся выпачкалась, как он ее оставил лежать под лошадью, а сам принялся лупить меня за то, что ее лошадь оступилась, как она шлепала по грязи, чтобы оттащить его от меня, как он ругался, как она умоляла — она, которой раньше и просить-то ни о чем не приходилось, — как я орал, как лошади разбежались, как ее уздечка лопнула, как я потерял подпругу и еще много всяких интереснейших вещей, которые теперь останутся в забвении, а ты сойдешь в могилу, так ничего и не узнав.
По этому расчету выходит, что он еще строптивей ее!
Вот именно. И ты, и самый важный из вас это сразу почувствуют, как только он вернется домой. Да что я заболтался? Зови сюда Натаниэля, Джозефа, Никласа, Филиппа, Уолтера, Лакомку и всех остальных. Пусть гладко причешут волосы, вычистят свои синие куртки, как следует завяжут подвязки. Пусть встанут на левое колено и не посмеют дотронуться даже до волоска в хвосте лошади хозяина, пока не приложатся к ручке. Ну как там, все готовы?
Готовы.
Зови их сюда.
Эй, слышите? Вы должны встретить хозяина, чтобы не ударить лицом в грязь перед хозяйкой.
Да ведь она сама лицом в грязь ударила.
Кто же этого не знает?
Ты не знаешь, раз собираешь людей, чтобы перед ней в грязь лицом не ударить.
Я их зову, чтобы ее разодолжить.
А она вовсе не собирается одалживаться.
Входят несколько слуг.
Добро пожаловать, Грумио!
Ну, как дела, Грумио?
Эй, Грумио!
Дружище Грумио!
Как поживаешь, старина?
Добро пожаловать… Ну как дела… Эй, ты… Здорово, дружище… Ну и хватит для встречи. А теперь, друзья-щеголи, все ли готово, все ли в порядке?
Все готово. Что, наш хозяин близко?
Рукой подать, наверно, уже спешился; поэтому не… Тихо, черт побери! Я слышу его голос!
Входят Петруччо и Катарина.
Где эти олухи? Никто не встретит,
Коня не примут, стремя не подержат!
Где Грегори, Филипп, Натаниэль?
Мы тут, синьор, мы тут, синьор, мы тут!
"Мы тут, синьор, мы тут, синьор, мы тут!"
Мужланы неотесанные, плуты!
Ни рвенья, ни заботы, ни старанья!
Где тот болван, кого вперед я выслал?
Я здесь, синьор, и так же глуп, как прежде.
Ах ты растяпа, сукин сын, прохвост!
Ведь я тебе велел встречать нас в парке
И всех этих мерзавцев привести.
У Натаниэля не готова куртка,
Разлезлись башмаки у Габриэля,
А Питер не успел покрасить шляпу,
Кинжал Уолтера еще в починке.
Лишь Ралф, Адам и Грегори одеты,
А остальные босы и в отрепьях,
Но даже в этом виде все пришли.
Ступайте, дурни! Подавайте ужин. —
Слуги уходят.
(Поет.)
"Где ты, жизнь моя былая,
Где…" — Кет, добро пожаловать, садись.
Ух-ха-ха-ха!
Входят слуги с ужином.
Мой милый котик, будь повеселее. —
Тащите сапоги с меня, мерзавцы!
(Поет.)
"Жил монах, молился богу,
Раз он вышел на дорогу…"41 —
Прочь, ротозей! Ты ногу оторвал мне.
Вот, получай!
(Бьет его.)
Не оторвешь другую! —
Развеселись же, Кет! — Эй, дайте воду! —
А где мой пес Троил? — Беги, болван,
Да позови кузена Фердинанда. —
Ты, Кет, должна поцеловаться с ним. —
Где туфли? Ну, дождусь ли я воды?
Входит слуга с кувшином и тазом.
Помойся, котик, сделай одолженье.
Слуга роняет кувшин.
Ах, сукин сын, еще ронять ты вздумал!
(Бьет его.)
Ну, успокойтесь. Он ведь не нарочно.
Пес, олух, вислоухая каналья! —
Садись же, Кет. Ты голодна, конечно.
Прочтешь молитву, или мне читать? —
Барашек это?
Да.
Кто подал?
Я.
Он подгорел. Все начисто сгорело.
Ну что за псы! А где мошенник-повар?
Как смели вы из кухни принести
И мне подать к столу такую мерзость?
Долой ножи, тарелки, — все убрать!
(Сбрасывает блюда с мясом и посуду на пол.)
Лентяи! Бестолковые рабы!
Еще ворчите? Я вам покажу!
Супруг мой, я прошу вас, не волнуйтесь.
Вам показалось, мясо не плохое.
Кет, я сказал — жаркое подгорело.
Нельзя такое есть. От этих блюд
Желчь разливается, рождая злобу.
Уж лучше попоститься нам сегодня,
Чем пережаренное мясо есть:
У нас с тобой и так довольно желчи.
Ну, потерпи! Мы утром все исправим.
А ночью попостимся за компанию.
Я в спальню провожу тебя, пойдем.
Петруччо и Катарина уходят.
Возвращаются несколько слуг.
Ну, Питер, видел ты что-нибудь подобное?
Он ее бьет ее же оружием.
Возвращается Кертис.
Где он?
В спальне. Читает ей проповедь о воздержании.
Орет, буянит, а она не знает,
Куда деваться, что ему ответить;
Сидит, бедняжка, будто в полусне.
Уйдем скорее! Он идет сюда.
Уходят.
Входит Петруччо.
Свое правление я мудро начал.
Надеюсь, что и завершу успешно.
Мой сокол голоден и раздражен.
Пока не покорится — есть не дам,
А то глядеть не станет на добычу.
Еще есть способ приручить дикарку,
Чтобы на зов хозяина бежала:
Мешать ей спать, как ястребу, который
Не хочет слушаться, клюет и бьется.
Кет голодна и снова не поест;
Ночь не спала, другую спать не будет.
Сперва придрался к мясу, а теперь
К постели придерусь: перину сброшу,
Подушки, одеяла расшвыряю,
Твердя при этом, что скандал я поднял
Единственно из-за вниманья к ней.
Всю ночь она, конечно, спать не сможет,
А чуть задремлет — я начну ругаться
И ей не дам уснуть ни на минуту.
Вот способ укротить строптивый нрав.
Кто знает лучший, пусть расскажет смело —
И сделает для всех благое дело.
(Уходит.)
Падуя. Перед домом Баптисты.
Входят Транио и Гортензио.
Как, друг мой Личио, ужели Бьянка
Мечтает о другом, не о Люченцио?
Она меня предпочитала всем!
Хотите убедиться — встаньте здесь;
Проверьте-ка, чему ее он учит.
Входят Бьянка и Люченцио.
Как вы преуспеваете в ученье?
А вы чему же учите? Скажите.
Учу я одному — любви искусству.
Владеете искусством вы таким?
Да, милая, как сердцем вы моим.
Отходят в глубину сцены.
Блестящие успехи! А теперь
Вы поклялись бы, что синьора Бьянка
Лишь одному Люченцио верна?
О женское коварство! Вероломство!
Ах, Личио, я просто поражен.
Синьор, не заблуждайтесь. Я не Личио,
Не музыкант, каким казался вам,
Я маску больше не хочу носить
Во имя той, которая способна
Мне, дворянину, предпочесть мужлана,
Любовь свою бродяге подарив,
Узнайте же — меня зовут Гортензио.
Синьор Гортензио, мне доводилось
О ваших пылких чувствах к Бьянке слышать,
Но я теперь, воочью убедившись
В ее непостоянстве, предлагаю
Нам вместе от любви ее отречься.
Видали, как целуются? Люченцио,
Вот вам моя рука. Клянусь душою,
Не стоит Бьянка преданной любви,
Которую я нежно предлагал ей.
Клянусь и я ненарушимой клятвой,
Что не женюсь на ней, пусть даже просит!
Стыд и позор! Как льнет к нему, смотрите!
Все отречемся — пусть идет к нему!
Что до меня, то, клятву соблюдая,
В три дня женюсь я на вдове богатой,
Которая меня не меньше любит,
Чем я любил кокетку эту, Бьянку.
Итак, Люченцио, до скорой встречи.
Отныне в женщинах ценить я буду
Не красоту, а преданное сердце.
Прощайте. Клятву я свою сдержу.
(Уходит.)
(подходя к Бьянке)
Ну, вы достигли счастья наконец,
Желанного для любящих сердец.
Гортензио и я, мы ваши шашни
Увидели и отреклись от вас.
Вы оба отреклись? Ты шутишь, Транио!
Нет.
Значит, Личио нам не опасен.
Он свататься решил к вдове богатой
И свадьбу справить с нею в тот же час.
Вот и прекрасно! Дай им счастья, боже!
Ее он укротит.
Не сомневаюсь!
Ведь в школу укрощенья поступил он.
Да разве есть такая школа, Транио?
А как же! В ней учителем Петруччо.
Он знает двадцать способов различных,
Как жен строптивых прибирать к рукам
И воли не давать их языкам.
Входит Бьонделло.
Синьор, синьор! Я сторожил так долго,
Что хуже пса устал. Но наконец
С холма спустился старикан почтенный;
Он подойдет, пожалуй, нам.
А кто он?
Учителишка, верно, иль купец, —
Не знаю; но по виду и осанке
Сойдет вполне за вашего отца.
Ну, Транио, что скажешь ты об этом?
Что ж, если басне он моей поверит,
То будет рад изобразить Винченцио
И поручительство Баптисте дать,
Как будто он ваш подлинный родитель.
Теперь, синьор, уйдите с вашей милой.
Люченцио и Бьянка уходят.
Входит странствующий учитель.
Храни вас бог, синьор.
И вам того же.
Идете дальше или остаетесь?
Неделю или две пробуду здесь
И двинусь дальше. В Рим я направляюсь
И в Триполи, коль бог пошлет мне силы.
Откуда вы?
Из Мантуи, синьор.
Из Мантуи, синьор? Храни вас небо!
Здесь, в Падуе, рискуете вы жизнью!
Рискую жизнью? Я не понимаю.
Здесь мантуанцам угрожает смерть.
Синьор, ваш флот в Венеции задержан,
И герцог наш, поссорившийся с вашим,
Публично нам об этом объявил.
Прибудь сюда вы чуточку пораньше,
Все это вы услышали бы сами.
Ну, значит, мне конец пришел, синьор!
Ведь во Флоренции взят мною вексель,
Который здесь я должен предъявить.
Не прочь бы я вам оказать услугу…
Мы вот что с вами сделаем: скажите,
Бывали в Пизе вы когда-нибудь?
Бывал, синьор. И знаю, что немало
В том городе достойнейших людей.
А вам знаком один из них — Винченцио?
Мы незнакомы, но о нем я слышал;
Он превосходит всех своим богатством.
Синьор, он мой отец. Замечу кстати,
Что очень вы похожи друг на друга.
(в сторону)
Ни дать ни взять, как устрица на грушу.
Чтоб из беды вас выручить, готов я
Помочь вам ради моего отца.
А ваше поразительное сходство
С Винченцио — немалая удача.
Примите имя и кредит его.
И как отец со мною поселитесь.
Смотрите, разыграйте роль получше.
Понятно вам? Живите у меня,
Пока закончите свои дела.
Угодно вам принять мою услугу?
Приму, синьор, и буду век считать,
Что жизнью и свободой вам обязан.
Пойдемте же, сейчас мы все уладим.
Да, между прочим, должен вам заметить,
Здесь ждут приезда моего отца,
Чтоб подтвердил он вдовью часть при браке
Меж мной и дочерью купца Баптисты.
Я объясню вам, как себя вести.
Пойдемте. Вам переодеться надо.
Уходят.
Комната в доме Петруччо.
Входят Катарина и Грумио.
Нет, нет, клянусь вам жизнью, я не смею.
Чем хуже мне, тем бешеней Петруччо.
Ужель на мне женился он затем,
Чтоб голодом морить свою супругу?
Когда стучался нищий в наши двери,
И то он подаянье получал
Иль находил в других домах участье.
Но мне просить еще не доводилось,
И не было нужды просить, а ныне
Я голодна, смертельно спать хочу,
А спать мешают бранью, кормят криком,
И самое обидное — что он
Любовью это смеет объяснять,
Как будто, если б я спала и ела,
Болезнь могла грозить мне или смерть.
Достань какой-нибудь еды мне, Грумио;
Не важно — что, лишь было бы съедобно.
Ну, а телячья ножка, например?
Чудесно! Принеси ее скорей!
Боюсь, она подействует на печень.
Что скажете о жирной требухе?
Люблю ее. Неси, мой милый Грумио.
Но, впрочем, вам и это будет вредно.
А может быть, говядины с горчицей?
О, это блюдо я охотно съем.
Пожалуй, вас разгорячит горчица.
Ну, принеси мне мясо без горчицы.
Нет, так не выйдет. Я подам горчицу,
Иначе вам говядины не будет.
Неси все вместе иль одно — как хочешь.
Так, значит, принесу одну горчицу?
Вон убирайся, плут, обманщик, раб!
Меня ты кормишь только списком блюд.
Будь проклят ты с твоею гнусной шайкой,
Что лишь смеется над моей бедой!
Пошел отсюда прочь!
Входят Петруччо с блюдом и Гортензио.
Ну как ты, Кет? Что, душечка, печальна?
Как вы живете?
Хуже быть не может.
Приободрись, взгляни повеселее.
Смотри-ка, ангел мой, как я заботлив!
Сам приготовил блюдо для тебя.
Уверен, ты внимание оценишь.
(Ставит блюдо на стол.)
Как, ты молчишь? Не нравится тебе?
Так, значит, я трудился понапрасну?
Эй, все убрать!
Нет, я прошу, оставьте.
А где же благодарность за услугу?
Скажи спасибо перед тем, как есть.
Спасибо вам, синьор.
Синьор Петруччо! Как же вам не стыдно?
Прошу к столу, синьора. Сядем вместе.
(тихо к Гортензио)
Гортензио, будь другом. Съешь все сам.
(Громко.)
Ну, кушай на здоровье, дорогая,
Скорее ешь, и мы с тобой вернемся
К отцу и там повеселимся вдоволь.
Мы щегольнем, покажем все обновы,
Наряды, шляпки, бусы и браслеты,
И кружева, и ленты, и манжеты,
Шарфы и брыжи, веера и рюшки,
И всякие другие безделушки.
Ты все уж съела? Там портной хлопочет;
Твой стан украсить дивным шелком хочет.
Входит портной.
А ну, портной, показывай нам платье,
Тащи скорей.
Входит галантерейщик.
А ты что нам принес?
Вы шапочку заказывали, сударь.
Ты на горшке ее утюжил, что ли?
Какая гадость! Бархатная миска!
Фи, фи! Да это просто неприлично!
Ракушка или скорлупа ореха,
Игрушка, финтифлюшка, детский чепчик.
Прочь убери! И сделай-ка побольше.
Не надо мне побольше. Эти в моде.
У всех хороших дам такие точно.
Сперва хорошей стань, потом получишь.
Не раньше!
(в сторону)
Долго ей придется ждать.
Я тоже говорить имею право
И все сейчас скажу; я не ребенок,
Получше люди слушали меня;
А не хотите, так заткните уши;
Уж лучше дать свободу языку
И высказать, что в сердце накопилось.
Да, ты права! Негодная шапчонка.
Пирог из шелка, побрякушка, блюдце! —
Тебя еще сильней за то люблю я,
Что эта дрянь тебе противна.
Люби иль не люби, а я надену!
Она по вкусу мне, другой не надо.
Галантерейщик уходит.
Как наше платье? Покажи, портной.
Помилуй бог! Оно для маскарада?
А это что? Рукав или мортира?
Изрезан он, как яблочный пирог, —
Надрез, прореха, вырез и прорез!
Ну, право, как курильница в цирюльне!
Черт побери! Да что ж это такое?
(в сторону)
Ей не видать ни шапочки, ни платья.
Вы приказали сшить его красиво
И в соответствии с последней модой.
Да, приказал. Но вовсе не велел я
Его испортить по последней моде.
Ступай домой и прыгай через лужи.
Напрыгаешься без моих заказов.
Бери-ка платье! Делай с ним что хочешь.
Но я прелестней не видала платья;
Изящно сшито, похвалы достойно!
Меня вы пугалом одеть хотите?
Не я, а он.
Нет, вы правы, синьора.
Ах, грубиян! Ты лжешь, наперсток, нитка!
Ты, ярд, три четверти, нет, четверть дюйма!
Ты, клоп, блоха, сверчок паршивый, вот кто!
Ты смеешь поносить меня, катушка,
Лоскут, тряпье, заплатка? Прочь отсюда,
Не то тебя я разутюжу так,
Что спорить ты отучишься навеки.
Я говорю — ты ей испортил платье.
Нет, сударь, вы ошиблись. Платье сшито,
Как моему хозяину велели;
Дал Грумио приказ, как надо шить.
Материю я дал, а не приказ.
Но как вы платье наказали сшить?
Черт побери! Иголкою и ниткой!
Но разве вы покрой не указали?
Много ты платьев украсил мишурой?
Порядочно.
Ну, а меня ты не обмишуришь. Много костюмов отделал? А от меня не отделаешься. И не обмишуришь и не отделаешься. Вот что я тебе скажу: я велел твоему хозяину покроить платье, но не велел раскроить его на кусочки, — значит, ты врешь.
Да вот записка насчет фасона, она вам все докажет.
Читай.
Записка врет, если там сказано, что я так сказал.
(читает)
"Во-первых, свободное платье".
Хозяин, если я когда-нибудь говорил "свободное платье", — зашейте меня в подол и лупите концом суровой нитки, пока я не протяну ноги.
Продолжай.
(читает)
"С маленьким закругленным воротником".
Воротничок — я признаю.
(читает)
"С пышным рукавом".
Признаю даже два рукава…
(читает)
"Изящно вырезанным".
Вот это и пакостно.
Ошибка в записке, синьор; ошибка в записке. Я велел, чтобы рукава сначала были вырезаны а затем опять вшиты. И я тебе это докажу, хоть твой мизинец и вооружен наперстком.
Все, что я сказал, правда. Попадись ты мне в другом месте, я бы тебе показал.
Я готов хоть сейчас. Бери себе записку, отдавай мне свой ярд42 и наступай, не щади меня.
Помилуй бог, Грумио. Силы-то будут уж очень неравны.
Скажу короче: платье не по мне.
Да, платье по хозяйке.
Подними-ка,
Портной, ты это платье, и пускай
Хозяин твой поступит как захочет.
Негодяй, если дорожишь жизнью, не смей поднимать платье моей хозяйки для твоего хозяина.
Ты что этим хочешь сказать?
Ах, синьор, дело-то ведь посерьезнее, чем вам кажется. Поднять платье моей хозяйки для его хозяина! Фи, стыд, стыд, стыд!
(тихо, к Гортензио)
Скажи портному — все ему уплатят.
(Портному.)
Бери же платье. Вон, без рассуждений!
(тихо, портному)
Портной, я завтра уплачу тебе;
Ступай, на брань не обращай вниманья,
Хозяину же передай поклон.
Портной уходит.
Что ж делать, Кет, придется ехать к тестю
Нам в этом скромном и обычном платье.
Хоть плох наряд — зато карман набит.
Не платье украшает человека.
Как из-за черных туч сверкает солнце,
Так честь блистает под одеждой бедной.
И разве сойка жаворонка лучше
Лишь потому, что ярче опереньем?
И предпочтем ли мы угрю гадюку
За то, что кожа у нее красивей?
Поверь мне, Кет, и ты не станешь хуже
Из-за простого, будничного платья.
А застыдишься — на меня свали.
Развеселись же. Мы немедля едем
На пир веселый к твоему отцу.
Зови-ка слуг, нам надобно спешить.
Пусть подадут коней к большой аллее;
Отправимся с тобою мы оттуда.
Теперь, наверно, около семи,
И мы как раз к обеду попадем.
Не около семи, а ровно два —
Поспеть мы даже к ужину не сможем.
Поеду в семь и ни минутой раньше.
Вот посмотри, ведь ты все время споришь,
Что б ни сказал, ни сделал, ни решил я.
Эй, распрягать! Сегодня не поеду,
А прежде чем я вздумаю поехать,
Часы покажут, сколько я сказал.
Он скоро управлять захочет солнцем!
Уходят.
Падуя. Перед домом Баптисты.
Входят Транио и учитель, одетый как Винченцио.
Вот этот дом; могу я постучать?
Конечно. Может быть, синьор Баптиста
Меня припомнит. Вместе проживали
Мы в Генуе, в гостинице "Пегас",
Тому лет двадцать, коль не ошибаюсь.
Ну, очень хорошо. Но вы держитесь
С достоинством, как надлежит отцу.
Не беспокойтесь.
Входит Бьонделло.
Вот и ваш слуга;
Его предупредить бы не мешало.
Не бойтесь за него. — Вот что, Бьонделло,
Советую тебе не сплоховать:
Запомни — пред тобой синьор Винченцио.
Да уж не сомневайтесь.
Ты передал мои слова Баптисте?
Сказал ему, что ваш отец в Венеции,
Что в Падую его сегодня ждете.
Ты молодец; возьми-ка вот и выпей. —
Идет Баптиста! Ну, смелей, синьор!
Входят Баптиста и Люченцио.
Синьор Баптиста, очень рад вас видеть,
Вот тот синьор, о ком я говорил.
Теперь прошу вас, станьте мне отцом
И вашу дочь в наследство мне отдайте.
Не будь так тороплив, мой милый сын.
Я прибыл в Падую, синьор Баптиста,
Взыскать долги, а тут мой сын Люченцио
Признался мне, что он и ваша дочь
Друг друга нежно любят. Так как я
Хорошего слыхал о вас немало,
А дети наши влюблены друг в друга,
То, не желая мучить долго сына,
Как любящий отец, я согласился
На этот брак. Когда и вы согласны,
Мы, без сомненья, с вами сговоримся,
И вы увидите, что я готов
Всем, чем хотите, обеспечить Бьянку.
Хитрить мне не к чему, синьор Баптиста:
Вы — человек, достойный уваженья.
Синьор, простить прошу мои слова,
Но по душе мне ваша откровенность.
Да, совершенно верно, ваш Люченцио
И дочь моя друг друга любят, если
Они не притворяются искусно.
Поэтому, коль вы, без лишних слов,
Поступите, как надлежит отцу,
И согласитесь закрепить за Бьянкой
Достаточную вдовью часть наследства,
То свадьбе быть, и дело решено —
Ваш сын получит дочь мою в супруги.
Благодарю, синьор. А где, скажите,
Удобней будет заключить контракт
И обязательствами обменяться?
Не у меня. Вы знаете, Люченцио,
У стен есть уши, в доме много слуг,
И вечно Грумио вокруг шныряет,
В любой момент нам могут помешать.
Тогда прошу пожаловать ко мне;
Отец живет со мной, и мы сегодня
Покончим дело тихо и спокойно.
Скорей пошлите Камбио за дочкой,
А я нотариуса приглашу.
Мне только жаль, что времени не хватит
Получше угощенье приготовить.
Отлично! — Камбио, живей домой;
Пусть наготове будет дочь моя.
Ей можно рассказать, что здесь случилось, —
Приехал, мол, сюда отец Люченцио,
И брак ее с Люченцио решен.
Молю богов, чтоб так оно и вышло.
Брось думать о богах. Беги скорее! —
Бьонделло уходит.
Прошу, синьор Баптиста. К сожаленью,
Могу вам предложить одно лишь блюдо;
Все в Пизе наверстаем.
Я за вами.
Транио, учитель и Баптиста уходят.
Возвращается Бьонделло.
Ну, Камбио?
Что скажешь мне, Бьонделло?
Как Транио подмигивал, видали?
Что ж из того, Бьонделло?
Ровно ничего; но он оставил меня здесь, чтобы объяснить вам смысл его кивков и подмигиваний.
Прошу тебя, объясни.
Дело обстоит так. Баптиста не опасен, он сейчас разговаривает с поддельным отцом поддельного сына.
Ну и что же?
Вы должны привести его дочь к ужину.
А потом?
Старый священник из церкви святого Луки в любой час готов к вашим услугам.
Что же из того?
Не знаю. Только, пока они там возятся с подложным обеспечением, обеспечьте девушкой себя — cum privilegio ad imprimendum solum. Спешите в церковь, да прихватите с собой священника, причетника и нескольких честных свидетелей.
А если вы не к этому стремитесь,
Смолкаю я, но Бьянки вы лишитесь.
Но послушай, Бьонделло…
Мне некогда. Я знал одну девушку, которая успела обвенчаться в полдень, когда бегала на огород за петрушкой для начинки кролика. Так же можете сделать и вы, синьор; а засим до свиданья. Мой хозяин приказал мне отправиться в церковь святого Луки и сказать, чтобы священник был готов принять вас, когда вы появитесь со своим довеском. (Уходит.)
На все согласен я, но вот она…
Да нет, она согласна — прочь сомненья!
Ну, будь что будет! Побегу скорей,
И горе мне, коль не вернусь я с ней.
(Уходит.)
Проезжая дорога.
Входят Петруччо, Катарина, Гортензио и слуги.
Скорей, скорей, скорее — едем к тестю!
Вот дьявол, как сияет солнце ярко!
Какое солнце? — На небе луна.
А я сказал, что солнце ярко светит.
Иль это не луна? Иль я ослепла?
Клянусь я сыном матери родной,
Короче говоря, самим собою,
Светить мне будет то, что я назвал.
Сказал я — солнце, значит, будет солнце.
Эй, поворачивайте лошадей!
Все спорит, спорит, только бы ей спорить!
(Катарине)
Не спорьте с ним, а то мы не доедем.
Прошу, поедем, раз уж мы в пути,
Ну, пусть луна, пусть солнце — что хотите;
А назовете свечкою, клянусь,
Что это тем же будет для меня.
Я говорю, что солнце.
Да, конечно.
Нет, то волшебница-луна. Ты лжешь.
Луна, конечно же, царица ночи.
А скажете, что солнце — будет солнце.
Подобны вы изменчивой луне,
Но, как бы ни назвали, — так и есть,
И так всегда для Катарины будет.
Ты выиграл сражение, Петруччо.
Вперед, вперед! Катиться должен шар
По склону вниз, а не взбираться в гору.
Но тише! Кто-то к нам сюда идет.
Входит Винченцио.
Синьора, добрый день! Куда спешите? —
Кет, милая, по совести скажи,
Не правда ли, прелестная девица?
Румянец спорит с белизной на щечках!
Какие звезды озаряют небо
Такою красотой, как эти глазки —
Ее прелестнейший и юный лик?
Еще раз добрый день, моя синьора!
Кет, поцелуй красотку молодую.
С ума сойдет старик от этих шуток.
Привет прекрасной, нежной, юной деве!
Куда идешь ты? Где твоя обитель?
Как счастливы родители, имея
Такое дивное дитя! Счастливец
Тот, кто, веленьем благосклонных звезд,
Тебя женою назовет своей.
Опомнись, Кет! В своем ли ты уме?
Ведь это же мужчина, дряхлый старец,
А вовсе не прелестная девица.
Достойнейший отец, прости ошибку.
Глаза мои так ослепило солнцем,
Что до сих пор все кажется зеленым.
Теперь я вижу — ты почтенный старец.
Прости мне эту глупую оплошность.
Синьор, ее простите и ответьте —
Куда вы? Нам, быть может, по пути, —
Тогда мы вам компанию составим.
Синьор, и вы, синьора-озорница,
Ошеломившая меня приветом, —
Из Пизы я. Зовут меня Винченцио.
Приехал в Падую проведать сына,
Которого давно уж не видал.
Как звать его?
Люченцио, синьор.
Вот кстати — и для нас, и для него.
Теперь я вас могу назвать отцом
Не только по годам, но и по праву:
С сестрой моей жены — синьоры этой —
Ваш сын уже, наверно, обвенчался.
Но вы не удивляйтесь, не сердитесь —
Она известна скромным поведеньем,
Богата, дочь родителей почтенных
И образованна, как подобает
Жене любого знатного синьора.
Позвольте вас обнять, синьор Винченцио.
Все вместе мы отправимся к Люченцио.
Ваш сын достойный будет очень рад.
Но правда ль это? Или пошутили,
Как часто путешественники шутят
Над теми, кто встречается в пути?
Нет, нет, отец, поверьте, это правда.
Вы зря нас приняли за шутников.
Поедем вместе — убедитесь сами.
Уходят все, кроме Гортензио.
Ну, друг Петруччо, ты мне придал духу.
Зазнается вдова моя не в меру —
С ней поступлю по твоему примеру.
(Уходит.)
АКТ V
Падуя. Перед домом Люченцио.
Входят сначала Гремио, который становится в глубине сцены, затем Бьонделло, Люченцио и Бьянка.
Потише и побыстрей, синьор; священник уже готов.
Лечу, Бьонделло. Но ты можешь им понадобиться дома; оставь нас.
Нет, я раньше присмотрю за тем, чтобы вы вошли в церковь, а уж потом во всю прыть пущусь к хозяйскому дому.
Люченцио, Бьянка и Бьонделло уходят.
Как странно! Камбио все нет и нет.
Входят Петруччо, Катарина, Винченцио, Грумио и слуги.
Здесь дом Люченцио, синьор; вот двери.
Мой тесть живет немного ближе к рынку;
Спешу к нему. Я должен вас оставить.
Нет, нет, нам с вами надо прежде выпить;
А здесь, мой друг, я вас могу принять
И угощенье, верно уж, найдется.
(Стучит.)
Они там заняты; стучите громче.
Учитель выглядывает из окна.
Кто это там стучит, как будто собирается выломать дверь?
Дома ли синьор Люченцио?
Он дома, синьор, но сейчас не может разговаривать с вами.
Ну, а если я принес ему сотни две фунтов на забавы?
Оставьте их при себе: он ни в чем не будет нуждаться, пока я жив.
Ну, не говорил ли я вам, что вашего сына полюбили в Падуе? — Послушайте, синьор, шутки в сторону, — скажите, пожалуйста, синьору Люченцио, что его отец приехал из Пизы и хочет поговорить с ним.
Ты лжешь; его отец приехал из Пизы и глядит на вас из окна.
Это ты его отец?
Да, синьор. Так утверждает его мать, если ей можно верить.
(к Винченцио)
Что вы теперь скажете, синьор? Ну, знаете, нет хуже надувательства, чем присваивать себе чужое имя.
Держите этого негодяя; он, верно, хочет надуть здесь кого-нибудь, прикрываясь моим именем.
Возвращается Бьонделло.
Я оставил их вдвоем в церкви. Пошли им бог счастливого плавания! — Но кто это здесь? Мой старый хозяин Винченцио! Теперь мы пропали, конец всему!
(заметив Бьонделло)
Пойди сюда, разбойник!
А это уж как мне захочется, синьор.
Иди сюда, мерзавец! Ты что же, забыл меня?
Забыл вас? Нет, синьор. Я никак не мог забыть вас, потому что ни разу в жизни вас не видел.
Ты что же это, мерзкий негодяй, ни разу в жизни не видел Винченцио, отца твоего хозяина?
Моего старого, достойнейшего хозяина? Ну еще бы, синьор, конечно, видел; да вот он, смотрит из окна.
(бьет его)
В самом деле?
Спасите, спасите! Тут какой-то сумасшедший хочет убить меня. (Убегает.)
На помощь, сын мой! На помощь, синьор Баптиста! (Отходит от окна.)
Отойдем-ка в сторону, Кет, и посмотрим, чем кончится эта кутерьма. (Отходит в сторону.)
Учитель, Транио, Баптиста и слуга выходят на улицу.
Кто вы такой, синьор, что осмеливаетесь бить моего слугу?
Кто я такой, синьор? Нет, кто такой вы, синьор? О бессмертные боги! Мерзкий плут! Шелковый колет! Бархатные штаны! Алый плащ! Остроконечная шляпа! О, я разорен, я разорен! В то время как я дома радею о хозяйстве, мой сын и слуга все проматывают в университете.
Что такое? В чем дело?
Спятил он, что ли?
Синьор, по виду вас можно принять за почтенного пожилого человека, но разговариваете вы, как сумасшедший. Какое вам дело до того, что я ношу золото и жемчуг? Благодаря моему доброму отцу я могу себе позволить это.
Твоему отцу! Ах ты мошенник! Твой отец изготовляет паруса в Бергамо.
Вы ошибаетесь, синьор, вы ошибаетесь. Ну, как его имя, по-вашему?
Его имя! Еще бы мне не знать его имени. Я воспитываю его с трехлетнего возраста. Его имя — Транио.
Убирайся, убирайся отсюда, безмозглый осел! Его имя — Люченцио; он единственный сын и наследник всех моих земель, земель синьора Винченцио!
Люченцио! Значит, он убил своего господина! Держите его! Приказываю вам именем герцога, держите! О сын мой, сын мой! Отвечай мне, негодяй, где мой сын Люченцио?
Позовите сюда стражу.
Входят стражники.
Отправьте этого безумца в тюрьму. Отец Баптиста, прошу вас, последите, чтобы его отвели туда.
Отправить меня в тюрьму!
Стой, стража! Он не пойдет в тюрьму!
Замолчите, синьор Гремио; я говорю вам, что он пойдет в тюрьму.
Берегитесь, синьор Баптиста, чтобы вас не впутали в темное дело. Я готов поклясться, что это настоящий синьор Винченцио.
Присягни, если смеешь!
Нет, присягнуть я не смею.
Вы бы еще сказали, что я не Люченцио.
Я знаю, что вы синьор Люченцио.
Уберите обманщика! В тюрьму его!
Так вот как вы оскорбляете чужестранцев, чудовищный негодяй!
Входят Бьонделло, Люченцио и Бьянка.
Мы погибли! Вот, вот он. Отказывайтесь от него, отказывайтесь от него — или мы все пропали.
Прости, отец.
Ты жив, мой милый сын!
Бьонделло, Транио и учитель поспешно убегают.
Прости, отец.
А ты в чем виновата?
И где Люченцио?
Вот он, Люченцио,
Неложный сын неложного Винченцио.
Пока вы с мнимым спорили отцом
Мы с Бьянкою стояли под венцом.
Здесь заговор, нас провести хотят.
Где этот Транио, мошенник, шут,
Который так бесстыдно врал мне тут?
Постойте! Да ведь это же мой Камбио.
Ваш Камбио в Люченцио превратился.
Любовь свершила чудо. Из-за Бьянки
Я поменялся с Транио местами.
Он в городе изображал меня,
А я тем временем счастливо прибыл
К давно желанной гавани блаженства. —
Он роль играл по моему приказу;
Прошу тебя, отец, прости его.
Я расквашу нос этому негодяю, который собирался засадить меня в тюрьму!
(к Люченцио)
Послушайте, синьор, вы женились на моей дочери, не спросив моего согласия!
Не беспокойтесь. Баптиста; мы договоримся, поверьте. Однако я пойду и рассчитаюсь за такую наглость. (Уходит.)
А я пойду и докопаюсь до глубины их надувательства. (Уходит.)
(Бьянке)
Не бойся, твой отец не будет на нас долго сердиться.
Не спекся мой пирог, но все ж пойду;
Хоть на пиру я душу отведу.
(Уходит.)
Вперед выходят Петруччо и Катарина.
Муженек, пойдем за ними, поглядим, чем кончится вся эта история.
Раньше поцелуй меня, Кет, и пойдем.
Как! Прямо на улице?
Как! Ты стыдишься меня?
Боже упаси, синьор; я стыжусь целоваться.
Ах так? Тогда немедленно домой!
Нет, стой! Я поцелую, милый мой.
Ну вот и хорошо! Согласна, да?
Уж лучше поздно, Кет, чем никогда.
Уходят.
Падуя. Комната в доме Люченцио.43
Входят Баптиста, Винченцио, Гремио, учитель, Люченцио, Бьянка, Петруччо, Катарина, Гортензио и вдова, Транио, Бьонделло и Грумио. Грумио и слуги вносят угощение.
Ну, наконец все споры позади
И мы пришли к желанному согласью.
Война окончена, настало время
Над страхами былыми посмеяться. —
Проси же, Бьянка, моего отца,
Я ж твоего с почтеньем приглашу. —
Сестрица Катарина, брат Петруччо,
Гортензио с женой своею милой,
Пируйте. Рад вас видеть у себя.
Сейчас нам подадут вино и сласти.
Садитесь, я прошу. Мы можем здесь
Беседовать и продолжать наш пир.
Садятся за стол.
Вот так все и сиди, сиди да ешь.
Добром встречают в Падуе всегда.
Да, в Падуе мы доброе нашли.
Хотел бы я для нас двоих того же.
Клянусь, Гортензио, я в страхе за вдову.
Страх на меня нагнать вам не удастся.
Смышлены вы, а смысла не постигли.
Хочу сказать: он страх как вас боится.
Кружится мир у пьяного в глазах.
Кругло отвечено.
(вдове)
Как вас понять?
Поймала я его!
Меня поймала! — Ты слыхал, Гортензио?
Поймала смысл твоих речей она.
Сумел поправить!
(Вдове.)
Поцелуйте мужа.
"Кружится мир у пьяного в глазах"…
Так что же этим вы сказать хотели?
Ваш муж, с женой строптивою измучась,
И моему пророчит ту же участь.
Понятна стала мысль моя теперь?
Дрянная мысль.
Я думала о вас.
Да, знаясь с вами, я бы стала дрянью.
А ну, задай ей, Кет!
А ну, вдова!
Готов поспорить, Кет ее уложит.
Нет, это уж обязанность моя.
Прекрасно сказано! Твое здоровье!
(Чокается с Гортензио.)
(к Гремио)
Что скажете об этих остроумцах?
Они бодаются, синьор, отлично.
Бодаются! Ну, как здесь не сострить,
Что зуд во лбу рога вам предвещает?
А, молодая! Вот вы и проснулись!
Не беспокойтесь, я усну опять.
Ну нет! Вы сами начали острить, —
Стрельнем и в вас мы парочкой острот.
Что я вам — птица? Ну, так упорхну!
Попробуйте преследовать меня.
Счастливо оставаться вам, синьоры.
Бьянка, Катарина и вдова уходят.
Не удался мой выстрел. В эту птичку
Вы метили, да не попали, Транио.
Так выпьем же за тех, кто промахнулся!
Я спущен был как гончая, синьор:
Что изловил — хозяину принес.
Недурно, хоть сравнение собачье.
Но вы-то лань травили для себя,
А вас она, слыхать, не подпускает.
Ого, Петруччо! Это выстрел в цель.
Ну, Транио, спасибо за остроту!
Сознайтесь же, он ловко в вас попал!
Задел меня немножко, признаюсь,
Но тотчас же насмешка отскочила
И вас пронзила, бьюсь я об заклад.
Увы, как мне ни жаль, сынок Петруччо,
Твоя жена строптивей, чем у всех.
Нет, говорю, — и докажу немедля.
Пошлите каждый за своей женой;
Тот, чья жена окажется послушней
И прибежит по первому же зову, —
Пускай возьмет заклад, что мы поставим.
Согласен. Сколько ставим?
Двадцать крон.
Как, двадцать крон? Но двадцать крон я ставлю
На лошадь иль на гончую собаку,
А на жену раз в двадцать надо больше.
Ну, сто тогда.
Согласен.
Решено.
Кто начинает?
Я. — Иди, Бьонделло,
Скажи хозяйке — пусть придет сюда.
Иду.
(Уходит.)
(к Люченцио)
За Бьянку в половине я, сынок.
Нет, нет, зачем? Поставлю я один.
Возвращается Бьонделло.
Ну что?
Синьор, хозяйка говорит,
Что занята, прийти никак не может.
Ах, занята? Прийти никак не может?
Вот так ответ!
Еще весьма любезный,
Дай бог, чтоб вы не получили худший.
Надеюсь я на лучший.
Эй, Бьонделло,
Ступай и попроси мою жену
Прийти ко мне.
Бьонделло уходит.
Ах, вот как! Попроси!
Ну, отказать не сможет.
Я боюсь,
Что вашу упросить вам не удастся.
Возвращается Бьонделло.
А где моя жена?
Ответила, что вам шутить угодно,
И не придет. Велит вам к ней идти.
Еще не легче! Не придет! Видали?
Нельзя стерпеть! Невероятно! Дерзко!
Эй, Грумио, иди к своей хозяйке
И передай, что я велю прийти.
Грумио уходит.
Ответит просто.
Как же?
"Не приду".
Ну что ж, тем хуже для меня — и только.
Помилуй бог! Смотрите! Катарина!
Входит Катарина.
Синьор, меня вы звали? Что угодно?
А где жена Гортензио и Бьянка?
Болтают там в гостиной, у камина.
Тащи-ка их сюда. А не пойдут —
Пинками их гони без церемоний!
Ступай и приведи обеих к нам.
Катарина уходит.
Коль чудеса бывают — это чудо!
Да, чудо. Только что оно сулит?
Сулит оно любовь, покой и радость,
Власть твердую, разумную покорность,
Ну, словом, то, что называют счастьем.
Так будь же счастлив, милый мой Петруччо!
Ты выиграл. А я тебе прибавлю
К их проигрышу двадцать тысяч крон.
Другая дочь — приданое другое!
Совсем переменилась Катарина.
Чтоб мой заклад достался мне по праву,
Я покажу вам, как она послушна,
Какою стала кроткой и любезной.
Вот ваших дерзких жен ведет она,
В плен взяв их женской силой убежденья.
Возвращается Катарина с Бьянкой и вдовой.
Кет, шапочка уродует тебя:
Скинь эту гадость, на пол брось сейчас же.
Катарина снимает шапочку и бросает ее на пол.
Дай бог мне в жизни горестей не знать,
Пока такой же дурой я не стану!
Такое поведенье просто глупо.
Вот бы и вам вести себя так глупо,
А то на вашем мудром поведенье
Я сотню крон сегодня потерял.
Так ты ведешь себя еще глупее,
Коль ставишь деньги на мою покорность.
Кет, объясни строптивым этим женам,
Как следует мужьям повиноваться.
Вы шутите? К чему нам наставленья?
Смелее, Кет! С нее и начинай.
Не будет этого!
Нет, будет, говорю! С вас и начнет.
Фи, стыдно! Ну, не хмурь сурово брови
И не пытайся ранить злобным взглядом
Супруга твоего и господина.
Гнев губит красоту твою, как холод —
Луга зеленые; уносит славу,
Как ветер почки. Никогда, нигде
И никому твой гнев не будет мил.
Ведь в раздраженье женщина подобна
Источнику, когда он взбаламучен,
И чистоты лишен, и красоты;
Не выпьет путник из него ни капли,
Как ни был бы он жаждою томим.
Муж — повелитель твой, защитник, жизнь,
Глава твоя. В заботах о тебе
Он трудится на суше и на море,
Не спит ночами в шторм, выносит стужу,
Пока ты дома нежишься в тепле,
Опасностей не зная и лишений.
А от тебя он хочет лишь любви,
Приветливого взгляда, послушанья —
Ничтожной платы за его труды.
Как подданный обязан государю,
Так женщина — супругу своему.
Когда ж она строптива, зла, упряма
И не покорна честной воле мужа,
Ну чем она не дерзостный мятежник,
Предатель властелина своего?
За вашу глупость женскую мне стыдно!
Вы там войну ведете, где должны,
Склонив колена, умолять о мире;
И властвовать хотите вы надменно
Там, где должны прислуживать смиренно.
Не для того ль так нежны мы и слабы,
Не приспособлены к невзгодам жизни,
Чтоб с нашим телом мысли и деянья
Сливались в гармоничном сочетанье.
Ничтожные, бессильные вы черви!
И я была заносчивой, как вы,
Строптивою и разумом и сердцем.
Я отвечала резкостью на резкость,
На слово — словом; но теперь я вижу,
Что не копьем — соломинкой мы бьемся,
Мы только слабостью своей сильны.
Чужую роль играть мы не должны.
Умерьте гнев! Что толку в спеси вздорной?
К ногам мужей склонитесь вы покорно;
И пусть супруг мой скажет только слово,
Свой долг пред ним я выполнить готова.
Ай да жена! Кет, поцелуй! Вот так!
Да, старина, твой счастлив будет брак.
Нам послушание детей — отрада.
Зато строптивость женщин хуже ада.
Кет, милая, в постель нам не пора ли?
Ну, что ж, друзья, вы оба проиграли.
Хоть мне никто удачи не пророчил,
Моя взяла! Желаю доброй ночи!
Петруччо и Катарина уходят.
Строптивая смирилась. Поздравляю!
Но как она сдалась — не понимаю!
Уходят.
"УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ"
Комедия эта при жизни Шекспира ни разу не издавалась и впервые была напечатана лишь в посмертном F 1623 года. В списке шекспировских пьес, опубликованном в 1598 году Мересом, она не фигурирует, из чего, однако, нельзя делать вывод, что она была написана позже, так как перечень Мереса мог быть и неполным, а кроме того, в его списке значится загадочная пьеса "Вознагражденные усилия любви", что могло быть вторым заглавием шекспировской комедии — вроде того как это имело место с пьесой "Двенадцатая ночь, или Что угодно". Наконец, не исключена возможность, что Мерес просто смешал пьесу Шекспира с одноименной пьесой другого, анонимного автора на тот же сюжет. Вообще анонимная пьеса должна быть в первую очередь учтена при решении вопроса и о датировке шекспировской комедии и о ее возникновении.
Эта вторая пьеса была издана в 1594 году, а затем дважды переиздана — в 1596 и 1607 годах. Однако по некоторым признакам она была написана за несколько лет до ее первого издания. Называлась она: "Забавно придуманная история, именуемая — Укрощение одной строптивицы". Отличие от заглавия шекспировской пьесы сводится к двум последним словам: у анонима — "одной строптивицы" (a shrew), у Шекспира же просто "строптивой" (the shrew) — оттенок совсем незначительный и не поддающийся точному переводу на русский язык.
Все в анонимной пьесе — фабула с ее тремя темами (интродукция с пьяницей Слаем, укрощение Катарины, история замужества Бьянки), почти все персонажи с их характерами, даже в основном "мораль" пьесы — соответствует шекспировской комедии. Мелкие расхождения сводятся лишь к следующему. У анонима действие происходит не в Падуе, а в Афинах; все имена персонажей другие: главный герой зовется Феррандо, героиня всегда сокращенно Кет, и т. п.; у Кет не одна, а две сестры — Эмилия и Филена, к каждой из которых сватается какой-нибудь один юноша, тогда как у Шекспира выведена одна сестра, имеющая зато нескольких поклонников; тайного брака у анонима нет, и вся развязка скомкана; расширена роль пьяницы в интродукции, который у Шекспира исчезает вскоре после начала настоящей пьесы, тогда как у анонима он остается до конца на сцене, прерывая действие своими смешными возгласами, и т. д.
Чередование эпизодов и развитие действия в обеих пьесах одинаковы, и в некоторых местах (особенно в сцене с портным, IV, 3) одна из них прямо копирует другую. Тем не менее самый текст всюду различен, и на всю пьесу приходятся лишь шесть строк, в точности совпадающих. И это различие текстов таково, что комедию Шекспира мы должны признать шедевром комедийного искусства, тогда как анонимная пьеса — ремесленное изделие. Касается это не только тонкой разработки характеров в шекспировской пьесе, главным образом Петруччо и Катарины, мотивировки поведения персонажей, великолепного языка, смягчения тона, придающего даже самым грубым фарсовым мотивам оттенок живого юмора и веселого удальства, — но и того, как подана "мораль" пьесы и каково ее истинное содержание.
Внешнее сходство обеих пьес столь велико, что при отсутствии общего сюжетного источника, самостоятельными переработками которого они могли бы явиться, приходится допустить, что одна из них послужила моделью для другой. Но какая же комедия более ранняя?
С давних пор господствующим среди шекспирологов было мнение, что Шекспир получил предложение от своей труппы, ввиду появления анонимной пьесы, возникшей не позже 1592 года и шедшей с успехом на одной из лондонских сцен, создать нечто вроде нового варианта того же сюжета, который труппа Бербеджа могла бы противопоставить этой пьесе. Эту переработку Шекспир выполнил с блеском — создав, судя по метрическим и стилистическим признакам, около 1594 года, по существу, глубоко оригинальное произведение, полное юного вдохновения и поэтической прелести.
Однако уже лет сто тому назад возникла и другая гипотеза, нашедшая в новейшее время убежденных очень авторитетных защитников (Крейценах, Смарт, П. Александр). По их мнению, первой возникла шекспировская пьеса, а анонимная является очень неуклюжим плагиатом некоего писаки, который, чтобы замаскировать свой литературный грабеж и создать впечатление новизны пьесы, переписал весь текст заново. Если принять эту теорию, пришлось бы отодвинуть дату шекспировской комедии на два или три года назад.
Хотя в пользу второй точки зрения было приведено немало остроумных доводов, все же старая теория нам, как и большинству критиков, кажется более убедительной. Решающим здесь является следующее соображение. Для Шекспира крайне характерен такой способ переработки чужих пьес, когда он, заимствуя фабулу и образы, создает целиком новый текст, где использует лишь две-три фразы или выражения старой пьесы, но при этом все содержание ее необычайно углубляет, украшает и наполняет нередко совершенно новым смыслом. Примеры этому из раннего периода его творчества — "Комедия ошибок" и некоторые хроники ("Король Иоанн", фальстафовская часть "Генриха IV"), позже — "Мера за меру", "Лир", вероятно, "Гамлет". Наоборот, для многочисленных других тогдашних "переработчиков" чужих пьес типично беззастенчивое использование старого текста; бывали даже случаи, когда они ограничивались добавлением одной или двух сцен и переделкой нескольких реплик. Нечего и говорить, что до внутреннего обогащения пьесы дело почти никогда не доходило.
Надо еще заметить, что все три темы комедии Шекспира помимо анонимной пьесы были широко распространены в ту эпоху в самых разнообразных формах и версиях. Так, например, тема интродукции ("халиф на час") встречается в английских народных балладах, в дидактических трактатах, в английском переводе сказок "Тысячи и одной ночи"; история укрощения строптивой — во множестве назидательных повестушек, песен, анекдотов; история Бьянки с переодеванием ее поклонников учителями была известна хотя бы по знаменитой комедии Ариосто "Подмененные", переведенной на английский язык еще в 1560 году Гаскойном. Из всех этих произведений Шекспир заимствовал некоторые выразительные добавочные черты; но основным источником ему все же послужила анонимная пьеса.
Этому происхождению "Укрощение строптивой" обязано многими своими жанровыми и стилевыми особенностями, внушенными или хотя бы подсказанными Шекспиру анонимной пьесой, заинтересовавшей неутомимого искателя драматических форм и возможностей, каким был Шекспир. Действительно, многое ставит эту комедию Шекспира особняком в его творчестве. Дело тут не в таких деталях, как большое количество вставных латинских и итальянских слов или примесь стихов неправильного, шутовского размера (так называемых "догрелей"). Эти черты, указывающие на близость молодому Шекспиру забавных школьных воспоминаний, встречаются и в других ранних пьесах его, как, например, "Тит Андроник", "Бесплодные усилия любви" и т. п. Но ни в одной из остальных его пьес мы не находим такого сильного влияния итальянской комедии дель арте и такого безраздельного господства фарсового тона. Эти два момента тесно здесь связаны между собой.
Из всех персонажей пьесы лишь два представляют собой яркие, живые, хорошо разработанные характеры: это Катарина и Петруччо, и лишь с очень большими оговорками можно к ним еще присоединить Бьянку. Все же остальные персонажи — условные фигуры, шаблонные гротески, очень близкие к маскам итальянской комедии. Добродушный и глуповатый скупой старик Баптиста очень похож на таких же одураченных отцов итальянской комедии, ловкий слуга Транио — на хитрого Бригеллу, молодящийся старик Гремио — на дурашливого венецианца Панталоне, и т. п. Этому соответствует и насквозь фарсовый характер действия (всевозможные проделки, потасовки, сплошной хохот), без всякой примеси хотя бы самого легкого лиризма, нежных, идеальных чувств, какая есть, например, в почти одновременной, по существу — тоже фарсовой "Комедии ошибок". Соответственно этому язык персонажей сочен и резок без малейшего намека на характерный для раннего Шекспира эвфуизм. Это случай почти уникальный во всем творчестве Шекспира: только еще "Уиндзорские насмешницы" могут быть причислены к чисто фарсовому жанру.
Это объясняет и ту внутреннюю скрепу, которая соединяет интродукцию с самой пьесой. Тщетно искали "философствующие" критики связь между ними в единстве мысли или морали (никто не должен выходить за грань назначенного ему удела; все существующее — мираж, и т. д.). На самом деле Шекспир охотно воспроизвел интродукцию старой пьесы как подготовляющую и оправдывающую буффонный характер самой комедии. Она разыгрывается странствующими комедиантами с целью развлечь больного — естественно, что ждешь от нее зрелища легкого, грубоватого, чисто увеселительного, без всякой сложности и глубины.
И тем не менее в пьесе содержится в скрытом виде глубокая проблема, воплощенная в образах Катарины и Петруччо, не случайно разработанных по-особому и неизмеримо более содержательных, чем у анонима. Ее трактовка служит камнем преткновения для многих исследователей, а между тем это момент центральный для понимания смысла пьесы и раскрытия ее художественного интереса.
Концепция пьесы не может вызывать сомнений. Избалованная и своенравная Катарина усмирена своим умным и ловким женихом, а затем мужем Петруччо. Плоды его стараний не замедлили сказаться: она превратилась в идеальную по благонравию жену. В финале пьесы, когда происходит своеобразное испытание жен, оказывается, что бывшая смиренница Бьянка успела превратиться в сварливую капризницу, тогда как сама Катарина стала воплощением кротости и приветливости. Пьеса заканчивается ее знаменитым монологом, в котором она утверждает природную слабость женщин и призывает их к покорности мужьям.
Такая мораль как будто плохо согласуется с нашим представлением о свободолюбии Шекспира, создателя образов смелых, инициативных, борющихся за свои человеческие права, за свободу своих чувств женщин (Джульетта, Дездемона, Гермия из "Сна в летнюю ночь", Елена из "Конец делу венец" и многие другие).
Что не только нас, но и некоторых современников Шекспира эта мораль шокировала, видно из того, что драматург Флетчер написал в противовес ей комедию "Укрощенный укротитель" (точная дата неизвестна), где женщина берет реванш. Герой пьесы, который также называется Петруччо, влюбляется (видимо, после смерти Катарины — в пьесе это ясно не сказано) в одну девушку и решает на ней жениться, причем жена обращается с ним так же, как у Шекспира его Петруччо обращается с Катариной. Пьеса кончается словами: "Укрощен укротитель! Но так, что ни один мужчина не имеет права жаловаться, если учтет, что ему не предназначено в этом мире быть тираном женщины. Однако и женщины не найдут здесь основания для торжества и насмешек, ибо мы теперь признали равенство между мужчиной и женщиной, как и должно быть. Мы учим любви ради любви!"
Многие критики пытались "реабилитировать" Шекспира, обелить его пьесу с помощью разных натяжек и самых произвольных толкований, начиная с заявления, что, поскольку Шекспир взял готовый сюжет, ему "пришлось" сохранить и его мораль или что Катарина не есть рупор Шекспира, который сам смотрел на дело иначе, и кончая допущением, что Катарина и Петруччо борются между собой лишь ради забавы и что Катарина свой знаменитый монолог произносит только для того, чтобы посмеяться над Гортензио и его супругой, сама же нисколько не верит в то, что говорит. Все эти домыслы идут вразрез с прямым смыслом текста. Они к тому же совершенно антиисторичны.
Шекспир, несмотря на всю свою гениальность и прогрессивность критики современного ему общества, был все же сыном своего века, которому не могла даже в голову прийти мысль о полной юридической и бытовой эмансипации женщины. Буржуазия такого равенства полов не знала. Видимость равенства существовала в некоторых кругах передового дворянства, но там она носила эпикурейский характер и служила тому, чтобы повысить цену эгоистического наслаждения вплоть до утверждения полной свободы адюльтера и утонченного аморализма. Прообразом морали для Шекспира в данной его пьесе — как, впрочем, и во всех других — могла скорее всего послужить народная мораль крестьянской семьи, признающая внутреннее (нравственное и практическое) равенство мужа и жены, но тем не менее в смысле направляющего и руководящего начала отдающая первенство мужу.
Этот живой образец и источник мысли Шекспира отлично согласовался с той стадией гуманистического сознания, которую он выражал в своей борьбе против хищнического, анархического аморализма эпохи первоначального капиталистического накопления. Шекспир, восстававший против всякого тиранического насилия над человеческой личностью и всегда защищавший свободу детей и жен от грубого и тупого деспотизма отцов и мужей, вместе с тем никоим образом не отказывался от признания необходимости твердого строя в семье, обществе и государстве. Без этого строя, по мнению Шекспира, невозможно разумное и гармоничное устройство человеческого общества, которое является такой же задачей гуманистов, как и завоевание свободы человеческой личности. Восхвалению этого строя и идеальной гармонии, долженствующей господствовать в обществе и государстве, подобно тому как она господствует в природе, посвящена знаменитая речь Улисса в "Троиле и Крессиде": "Везде свой строй — и на земле внизу и в небесах, среди планет горящих: законы первородства всюду есть. Есть первенство во всем, есть соразмерность — в обычаях, в движении, в пути…" (I, 3).
Так, считает Шекспир, должно быть и в семье, где мужу принадлежат ведущая роль и решающий голос. Мысль эту можно найти не только в "Укрощении строптивой", но и в ряде других пьес Шекспира. В "Комедии ошибок" Люциана стыдит свою ревнивую и сварливую сестру, убеждая ее быть кроткой и покорной по отношению к мужу. Такую же робость и кротость проявляет по отношению к Бруту его благородная, героическая подруга Порция ("Юлий Цезарь", II, 1, в конце).
Однако все дело в том, каковы формы и назначение такой покорности мужу. Ее цель — не утверждение эксплуатации и порабощения женщины в согласии с феодальными нормами, а внесение в семью того "порядка" и "гармонии", которые Шекспир в соответствии с общественным и культурным состоянием эпохи мог представлять себе лишь в тех формах, какие мы находим в его произведениях.
В "Укрощении строптивой", несмотря на резкость отдельных выражений (значительно меньшую, однако, чем в старой пьесе), речь идет всего лишь о том, кому должно принадлежать решающее слово — мужу или жене. Петруччо надо сломить только "строптивость" Катарины, после чего в их жизни установится гармония.
Чтобы полностью оценить это, следует хотя бы бегло сравнить комедию Шекспира не только с анонимной пьесой, но и с другими более старыми разработками той же темы, бесспорно, известными драматургу. Сравнение это в основном должно коснуться двух моментов — во-первых, характера героини, во-вторых, характера отношений, которые устанавливаются между нею и мужем, и вообще всей атмосферы, окутывающей действие.
В старых, в основном средневековых, версиях строптивица представлена в отталкивающем виде, уродливой в своем гневе и взбалмошных причудах, как зачинщица беспричинных ссор и отравительница покоя. Отголоски такого отношения звучат и в пьесе Шекспира, где окружающие называют Катарину "чертовкой", "ведьмой", "зловредной", "злющей", "строптивой и грубой свыше всякой меры". Но такова ли она в пьесе Шекспира на самом деле? Проследим все ее поведение вместе с теми обстоятельствами, в которых оказывается героиня.
Катарина появляется в самом начале пьесы (I, 1). Ее отец объявляет женихам, сватающимся к Бьянке, что выдаст ее не раньше, чем устроит Катарину, старшую дочь. Катарина, зная общее к ней отношение, чувствует всю унизительность своего положения и высказывает прямо свою обиду: "К чему, отец, вам превращать меня в посмешище для пары дураков?" Следует перепалка, в которой она лишь отвечает — хотя достаточно резко — на насмешки и оскорбления женихов сестры. Бьянка начинает плакать, что вызывает гневную реплику Катарины: "Глаза у ней всегда на мокром месте". Ее раздражение и здесь понятно. Поведение "кроткой страдалицы" Бьянки, ее духовное убожество, прямо задевает Катарину, выставляя ее каким-то чудовищем, виновницей несчастья сестры. Отец уходит с Бьянкой, бросив старшей дочери: "Останься, Катарина", на что та возмущенно восклицает: "А мне нельзя уйти отсюда, что ли? Указывают! Будто я сама не знаю, что мне надо, что не надо" — и уходит, провожаемая ругательствами женихов сестры. Она права — что ей делать здесь, среди враждебно настроенных к ней людей?
До сих пор мы наблюдали в Катарине резкость, даже грубость, но "сварливости" в подлинном смысле слова мы не видели. Она была стороной не нападающей, а защищающейся.
Но следующее ее появление (II, 1) раскрывает в ней как будто нечто худшее. Оставшись наедине со своей "тихой" сестрой, она связала ей руки и бьет ее. За что же? Ответ Бьянки все разъясняет: она вообразила, будто Катарина хочет отнять у нее все платья и драгоценности, и выражает готовность отдать ей все свои наряды "вплоть до юбки" на том основании, что ее "долг святой — повиноваться старшим". Катарина добивается от нее, который из женихов ей больше нравится, — и тогда Бьянка, решив, что один из них, может быть, приглянулся ее сестре, уверяет, что она ни одному из них не отдает предпочтения и готова уступить ей любого.
Такое духовное убожество, безличие, склонность истолковывать все свободолюбивые порывы сестры на свой собственный, низменный лад окончательно выводят из себя Катарину, которая пыталась найти у этой куклы хоть какое-либо проявление чувства, что-нибудь похожее на живую душу. И отсюда — гнев Катарины и жестокость по отношению к сестре. Сцена заканчивается появлением Баптисты, который утешает плачущую тихоню Бьянку и, по обыкновению, сурово укоряет Катарину. Конечно, в этой сцене все сочувствие зрителей — как во времена Шекспира, так и в наши дни — на стороне Катарины, ведущей смелую борьбу за права женщины как личности.
В третий и последний раз до ее "укрощения" мы видим Катарину в непосредственно следующей за этим сцене ее объяснения с Петруччо. Этот решает сразу ее ошеломить — осыпает комплиментами, хвалит ее "любезность, красоту и кротость", которую все "превозносят"… Естественно, что на это издевательство Катарина отвечает резкостями. Происходит забавная перепалка с фейерверком острот, и в заключение Петруччо объявляет Баптисте, что они "поладили" и что "свадьба состоится в воскресенье". Катарина в последний раз огрызается: "Увижу раньше, как тебя повесят!" — и замолкает. Здесь мы меньше всего видим "строптивицу". Катарина лишь пытается защититься от грубо ворвавшегося насильника. Что же касается ее колкостей, то в них ей немногим уступят получившие весьма тонкое воспитание и Розалинда из "Бесплодных усилий любви" и Беатриче из "Много шума из ничего". Правда, после одной из дерзостей Петруччо она дает ему пощечину, чего те, вероятно, не сделали бы. Но ведь и Бирон или Бенедикт не стали бы вести себя так, как Петруччо. На то это и фарс, в котором любой из персонажей (кроме лицемерной Бьянки) в грубости поспорят с Катариной.
После этого мы видим сразу же "укрощенную" Катарину. Да и при каких обстоятельствах происходит это укрощение? Не в ответ на своеволие, а просто так, без всякого повода Петруччо унижает жену, морит ее голодом, принуждает делать и говорить нелепости. В итоге в пьесе перед нами — женщина, борющаяся за свое достоинство и после всех испытаний обретающая заслуженное ею счастье.
Общий тон пьесы по сравнению со старыми обработками сюжета в корне иной. Там мрачная, "монастырская" атмосфера, беспощадная жестокость (муж бьет жену или пытается устрашить ее, убивая на ее глазах любимого коня, гончего пса или сокола), приводящая к превращению молодой женщины, морально сломленной, в бессловесную рабу. Здесь смех, веселые (хотя иногда и небезболезненные) проделки — предвестие счастливой, полнокровной жизни в лучах ласкового и горячего итальянского солнца.
Катарина — цветущая, даровитая девушка со смелым и сильным характером, задыхающаяся в кругу пошлых ничтожеств (не исключая отца и сестры), среди которых она обречена жить. Она рождена, чтобы встретить такого же сильного и смелого, такого же живого человека, как она сама. И она встречает его — дерзкого искателя приключений, темпераментного и остроумного, из породы конкистадоров, отчаянных мореплавателей XVI века, любимцев фортуны. Конечно, он элементарен и эгоистически ограничен в своем жадном порыве к жизни, но тип исторически глубоко верен и к тому же трактован в ярко фарсовом плане. Стоило Петруччо и Катарине встретиться, и между ними сразу же пробегает электрическая искра — залог того, что их борьба и ее испытания закончатся не тоской и неволей, а большим человеческим счастьем.
В целом пьеса — и в этом ее глубокое, передовое для той эпохи значение — утверждает идею не "равноправия", а "равноценности" мужчины и женщины. Как и во многих других пьесах Шекспира, Катарина обнаруживает такое же богатство внутренней жизни, как и Петруччо. Это такая же сильная и полноценная натура. Подобно тому как это произошло между Беатриче и Бенедиктом, их толкнули друг к другу свойственные обоим прямота, избыток здоровья и жизнерадостность. Каждый нашел в другом достойного противника — и партнера. Человеку ей враждебному или безразличному Катарина, конечно, не подчинилась бы. Тяжба между ними, имеющая серьезный, проблемный характер, ими самими переживается как увлекательная, радостная игра, потому что между ними уже вспыхнула любовь и потому что они ощущают в себе избыток молодых сил, требующих разрядки.
Замысел Шекспира имеет гораздо более глубокий характер, чем мораль пьесы Флетчера, где защита "престижа" женщины достигается снижением и мужчины и женщины, обрисованных как натуры мелочные, лишенные размаха и полноценности шекспировских героев.
А. Смирнов
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ "УКРОЩЕНИЯ СТРОПТИВОЙ"
Ричард Завоеватель — вместо "Вильгельм Завоеватель". Знатнейшие английские феодалы кичились своим происхождением от баронов, пришедших в Англию вместе с нормандским герцогом Вильгельмом Завоевателем, покорившим Англию в 1066 году.
Играл я, верно, Сото, ваша милость. — Сын фермера по имени Сото фигурирует в комедии Флетчера "Женщины довольны". Но он не ухаживает там за дворянкой, и, кроме того, пьеса эта написана была позже "Укрощения строптивой" (по-видимому, около 1620 г.). Вместо "Сото" F1 дает "Синкло" — имя второстепенного актера шекспировской труппы.
Бертонская Пустошь (Бертон-Хит) — деревня в Йоркшире, где жили родственники Шекспира, Ламберты.
Мериан Хеккет — личность реальная; она была родом из Глостершира.
Уинкот — деревня близ Стретфорда; здесь жил дед Шекспира с материнской стороны.
Семирамида — легендарная царица древней Ассирии, славившаяся своей роскошью и изнеженностью.
Цитерея — Венера. Адонис — юноша, в которого Венера была влюблена.
Ио — дочь аргосского царя, возлюбленная Зевса (Юпитера).
Дафна — нимфа, которую преследовал своей любовью Аполлон.
…ни Стивен Слай, ни Старый Джон Непс-Сало… — В подлиннике: "Джон Непс из Греции", с игрой созвучием: Greece — "Греция", grease — "жир", "сало".
Мадама Элс или мадама Джон? — Слай принимает слово "мадам" за фамилию.
Mi pardonate… — Сценический вариант: "Прошу прощенья, добрый мой хозяин".
…Овидием нельзя пренебрегать. — Овидий здесь имеется в виду как автор "Искусства любви".
Торжественно встречают нас, наверно. — Существовал обычай высылать делегацию навстречу знатным лицам, прибывавшим в город.
Входят Баптиста… Гортензио — В перечне вошедших персонажей к имени Гортензио фолио прибавляет сценическую характеристику: "Панталоне" (маска commedia dell'arte — смешной старик, одураченный в своих любовных исканиях).
Минерва — богиня мудрости у древних римлян, соответствующая греческой богине Афине-Палладе.
Ведь для меня ты так же дорог… как Анна для царицы Карфагенской… — Анна — сестра Дидоны, Карфагенской царицы (в "Энеиде" Вергилия).
Redime te… — фраза из комедии Теренция "Евнух". Сценический вариант: "Старайтесь откупиться подешевле".
…такой лишь Агенора дочь блистала… — Европа, похищенная Зевсом (Юпитером) и поселенная им на Крите.
…возьми-ка плащ мой и цветную шляпу — Знатные лица носили цветные шляпы.
Con tutto il cuore… — Сценический вариант: "Душевно рад вас снова повидать".
Alla nostra casa ben venutо… — Сценический вариант: "Добро пожаловать, синьор достойный".
Нет, синьор, тут латынью не отговоришься. — Одна из условностей елизаветинской драматургии: предыдущие итальянские фразы никак не могли итальянцу Грумио показаться латынью.
…дурней жены Флорентия… — В средневековой повести о рыцаре Флорентии рассказывается, что он женился на чрезвычайно уродливой женщине, которая, разгадав загадку, спасла ему этим жизнь.
Сивилла — прорицательница в древнеримских сказаниях — в эпоху Возрождения всегда изображалась как дряхлая старуха.
Ксантиппа — жена Сократа, была известна своей сварливостью.
…вы решили… венчаться с этой дикой кошкой? — Игра слов: cate — "кошка"; Kate — "Катарина".
Дочка Леды, до тысячи вздыхателей имела. — Елена Прекрасная, возлюбленная Париса, была дочерью смертной женщины Леды и Зевса (Юпитера).
…а мне остаться старой девой, что ли, и из-за вас в аду мартышек нянчить? — Согласно пословице, старым девам суждено в аду прогуливать (точнее — водить на помочах) чужих детей за то, что они при жизни не имели своих.
Люченцио зовут вас? — Комментаторы полагают, что Баптиста мог узнать имя мнимого Люченцио или во время тихого разговора с ним в стороне, или потому, что Транио — Люченцио надписал свое имя на связке принесенных им книг. Но елизаветинские драматурги не задавали таких хитрых загадок своим зрителям, и скорее всего здесь простая небрежность со стороны автора.
Кет — кошечка, Кет — лакомый кусочек. — В подлиннике игра слов: Kate — "Катарина", cate — "кошка", cates — "сласти".
Ты не хромаешь? — Так как перед этим Петруччо отрицал сварливость Катарины, из этого места можно было бы заключить, что она хромая. На самом деле это лишь шутка: Петруччо намеренно смешивает правду с выдумкой, чтобы окончательно сбить Катарину с толку.
Гризельда — героиня популярного в средние века рассказа, образец кротости и смирения (история ее рассказана, между прочим, в последней новелле "Декамерона" Бокаччо).
Лукреция — древняя римлянка, лишившая себя жизни после того, как ее обесчестил сын царя Тарквиния (на этот сюжет Шекспиром написана поэма "Оскорбленная Лукреция").
Он весь увешан тирскими коврами… — Тир — город в Сирии, славившийся в средние века своими коврами.
Hic ibat Simоis… — Двустишие из "Героид" Овидия.
Эакид — потомок Эака.
Где видано такое? Тут дело не простое и т. д. — по-видимому, отрывок из старинной баллады.
…когда же кончился обряд венчанья, потребовал вина… — Новобрачные сразу после венчания, согласно распространенному в те времена обычаю, выпивали в церкви кубок вина.
"Эх, Джек! Ах, Джек!" — начало застольной песни.
"Где ты, жизнь моя былая…", "Жил монах, молился богу…" — отрывки из старинных песен.
…отдавай мне свой ярд… — Ярд — английская мера длины (91 сантиметр) и соответствующая ей мерка (палка).
Вступительная ремарка. Десерт, состоявший из фруктов, сластей и вина, подавался через некоторое время после трапезы и притом обязательно в другой комнате.
Уильям Шекспир
Два веронца
William Shakespeare Two Gentlemen of Verona.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Герцог Миланский, отец Сильвии.
Валентин, Протей — дворяне из Вероны.
Антонио, отец Протея.
Турио, глупый соперник Валентина.
Эгламур, пособник Сильвии в бегстве.
Спид, слуга-шут Валентина.
Ланс, слуга-шут Протея.
Пантино, слуга Антонио.
Хозяин гостиницы в Милане, где поселилась Джулия.
Разбойники.
Джулия, дама из Вероны, любимая Протеем.
Сильвия, дочь герцога, любимая Валентином.
Лючетта, прислужница Джулии.
Слуги, музыканты.
Место действия — частью Верона, частью Милан, частью лес на границе Мантуи.
АКТ I
Верона. Площадь.
Входят Валентин и Протей.
Нет, нет, Протей, не убеждай меня,
Не развит ум у юных домоседов.
Когда б любовь твои златые дни
Не приковала сладостною цепью
К живому взору девушки прелестной,
Я пригласил бы в спутники тебя,
Чтоб чудесам земли дивиться вместе,
Чтоб, сидя дома, молодость свою
Не расточил ты в суетном безделье.
Но если полюбил, то счастлив будь, мой друг,
Как был бы счастлив я, узнав любви недуг.
Итак, ты отплываешь, Валентин.
Прощай же, милый. Если ты увидишь
Диковину, достойную вниманья,
То вспоминай Протея. В миг удачи
Позволь с тобою счастье разделить.
В опасности доверь свое несчастье
Моим молитвам. Помни, Валентин,
Что о тебе молюсь я непрестанно.
Что молишься по книге о любви?
Да, что молюсь я по любимой книге.
По мелкой книжке о глубоких чувствах,
О том, как море переплыл Леандр.
Нет, по глубокой книге о любви,
Глубокой, как пучина Геллеспонта.2
Но ты бы Геллеспонт не переплыл:
В любви увяз ты вместе с башмаками.
Не будь глупцом, при чем тут башмаки?
При том, что взял не по ноге ты обувь.
Как! Покупать мольбами лишь презренье,
Мильоном вздохов — только строгий взгляд!
Тяжелыми, бессонными ночами —
Мгновенье счастья! В длительной игре
Выигрывать лишь горесть неудачи,
Проигрывать ценой горчайших мук!
Нет, видно, ум твой побежден безумьем,
Иль ты на глупость выменял его.
Так вы глупцом считаете Протея?
Ты от любви становишься глупцом.
Не понимаю ваших опасений —
Я не влюблен.
Вы, сударь, раб любви.
А кто оседлан глупостью любовной,
Тот, верьте мне, от мудрости далек.
Мудрец сказал бы: как в нежнейшей почке
Гнездится червь, так в самый сильный разум
Внедряется любовь.
Но и другое
Сказал бы он: как почка, не раскрывшись,
Внезапно вянет, съедена червем,
Так юный ум, охваченный любовью,
До срока вянет, обращаясь в глупость,
И, зелень потеряв еще весною,
Обещанных плодов уж не дает.
Но бесполезны умные советы
Тому, кто хочет глупости служить.
Простимся ж. Мой отец уже в дороге,
Меня он провожает на корабль.3
Я также провожу тебя.
Не надо,
Простимся здесь, любезный мой Протей.
Пиши в Милан почаще, сообщай мне
И о твоей любви и обо всем,
Что здесь в мое отсутствие случится.
Я также буду обо всем писать.
Да будешь, милый, счастлив ты в Милане.
Да будешь дома счастлив ты. Прощай!
(Уходит.)
Он ищет славы, я ищу любви.
Он ради славы с другом расстается,
А я собой, друзьями, целым миром
Пожертвовать готов моей любви.
Ты, Джулия, виновна в том, что я
Теряю время, от наук отбившись,
Не слушаю разумных рассуждений,
Не сплю, не ем, томлюсь, коснею в лени.
Входит Спид.
Поклон мой вам, синьор. Вы не видали,
Где мой хозяин?
Только что был здесь
И в порт ушел, — сейчас он отплывает
В Милан.
Бьюсь об заклад — отплыл!
Я тоже собирался плыть в Милан,
Да вот отстал, веронский я баран.
А так всегда: пастух чуть зазевался,
А уж баран невесть куда девался.
Так вы и впрямь считаете его пастухом, а меня бараном?
Конечно.
Тогда — хотите смейтесь, хотите плачьте, — но, мои рога это его рога.
Рассужденье глупое, но для барана подходящее.
Значит, еще раз выходит, что я баран.
И что твой хозяин — пастух.
А вот и неправда. И я докажу, что неправда.
А я докажу, что правда.
Пастух ищет барана, а не баран пастуха. А я ищу своего хозяина, но хозяин меня не ищет. Значит, я не баран.
Баран ради корма идет за пастухом, но пастух ради пищи не пойдет за бараном. Ты ради платы идешь за хозяином, но хозяин денег ради не пойдет за тобой. Значит, ты баран.
Еще одно такое доказательство — и я закричу «мээ».
Скажи, однако, передал ты Джулии мое письмо?
Конечно, синьор. Я с ним совсем закружился, с вашим письмом. И вот я, закружившийся баран, отдал ваше письмо этой баранине в кружевах. Но эта баранина в кружевах ничего не дала мне, закружившемуся барану.
Ты столько баранов нагнал, что пастбища не хватит.
А если на пастбище тесно, то не заколоть ли вам свою овечку?
Эк куда повернул! Ну ладно, не пора ли барану отваливать в свой загон?
Не столько в свой загон, сколько за свой гон. И не я должен отваливать, а вы должны мне отвалить.
Под загоном я разумею твой хлев.
Значит, вместо того чтобы сунуть мне в кошелек, вы хотите засунуть меня за загородку? Стоило после этого разыскивать вашу красотку!
Выкладывай, что она сказала.
Спид кивает головой.
Кивнула, болван?
Да.
Что — да? Что ты — болван?
Нет, синьор. Я сказал, что она кивнула. А вы спросили: она кивнула? А я сказал: да.
А вместе и вышло, что ты болван.
Если вы взяли на себя труд открыть мне это, так в награду за то, что потрудились, возьмите это себе.
Нет, это именно тебе — за то, что ты носил мое письмо.
Ладно, я уж вижу, мне от вас многое сносить придется.
А что же, синьор, вы собираетесь от меня сносить?
Ах, синьор, я честно отнес ваше письмо, а за свои труды получил от вас только «болвана».
Клянусь, у тебя быстрая сметка.
И все же она никак не догонит ваш медлительный кошелек.
Ладно, ладно, не болтай по-пустому и открой мне, наконец, что она сказала.
Так откройте свой кошелек: пусть ее ответ и ваши деньги придут к цели одновременно.
Хорошо, синьор, вот вам за ваше усердие. Что же она сказала?
Честное слово, синьор, вряд ли она достанется вашей милости.
Почему, разве ты что-нибудь заметил?
Синьор, я ровно ничего не заметил, я не заметил даже медяка в награду за то, что принес ей ваше письмо. А если она ни в грош не ставит того, кто принес ей часть вашей души, — боюсь, она решит, что и самая душа не стоит ломаного гроша. Не дарите ей ничего, кроме камней, — она тверда как сталь.
Так она ничего не сказала?
Нет, даже не сказала — «вот тебе за труды». Свидетельствую вашу доброту и благодарю вас, принимая в свидетели вашу шестипенсовую монету. В награду за нее носите сами свои письма, а я, синьор, отнесу ваш привет моему хозяину.
Ступай! Когда ты сядешь на корабль,
Он будет от крушенья обеспечен, —
Не под водой, а в петле твой конец!4
Спид уходит.
А я найду посланника получше.
Когда такой неисправимый шут
Вручил прекрасной Джулии посланье,
Она могла над ним лишь посмеяться.
(Уходит.)
СЦЕНА 2
Верона. Сад Джулии.
Входят Джулия и Лючетта.
Скажи, Лючетта, мы теперь одни:
Ты, значит, мне советуешь влюбиться?
Да уж пора бы. Только не споткнитесь.
Из множества синьоров, что приходят
Развлечь меня игрой или беседой,
Которого, по-твоему, мне выбрать?
Вы называйте их, а я отвечу,
Как в простоте сердечной разумею.
Откроем счет красавцем Эгламуром.5
Красив, учтив, речистей всех других,
Но я скажу: для вас он не жених.
Ну, а Меркацио? Щедр и денег тьма.
Э, денег тьма, да много ли ума?
Так кто же — не Протей ли благородный?
Простите мне, болтушке сумасбродной!
Тебе? Простить? Да что за чепуха!
Язык всегда доводит до греха.
Прилично ль мне! Мое ли это дело:
Таких синьоров я хулить посмела!
Что ж, и Протей не лучше остальных?
Вот он для вас — единственный жених.
Ты это можешь доказать?
По-женски.
Он всех милей мне — значит, лучше всех.
Отдать ему любовь мою?
Надеюсь,
Вы не хотите вышвырнуть ее?
Но он один мне сердце не волнует.
Но он один все сердце вам бы отдал.
Он о любви своей не говорит.
Тем жарче пламень, чем он глубже скрыт.
Не любит тот, кто слов любви страшится.
Не любит тот, кто в ней спешит открыться.
Как разгадать мне, что в душе таит он?
Пожалуйста, прочтите: вот письмо.
(Отдает ей письмо.)
«Для Джулии». Кто пишет?
Прочитайте, —
Узнаете.
Кто дал его тебе?
Слуга синьора Валентина, Спид.
Он от Протея шел, и я случайно
С ним встретилась. Простите, синьорина,
Что я взяла письмо на ваше имя.
Клянусь моей невинностью, ты сводня!
Как! Принимать любовные записки
И соблазнять неопытность мою!
Поистине достойное занятье,
Но, видимо, тебе оно подходит.
Возьми письмо и отнеси немедля,
Иль на глаза не смей мне попадаться!
Заступницу любви вы так браните!
Ступай!
Уйду, чтоб дать вам поразмыслить.
(Уходит.)
Письмо мне страшно хочется прочесть,
Но как-то стыдно вновь позвать Лючетту,
Просить о том, за что сама бранила.
А все ж она порядочная дура.
Я — девушка, чего ж она ждала?
Она меня должна была заставить
Прочесть письмо. Всегда в устах девицы
Под строгим «нет» улыбку прячет «да».
О, глупая любовь! Как злой ребенок,
Она кусает няньку, а потом
Целует розгу. Я гнала Лючетту —
И так хотела, чтоб она осталась!
Я гневно брови хмурила, а сердце
От радости улыбкою сияло.
Так позову Лючетту, в наказанье
Себе самой, и попрошу прощенья.
Лючетта!
Входит Лючетта.
Что угодно, ваша милость?
Когда обед?
Не скоро, к сожаленью.
Не то вы утолили бы свой голод
Едой, а не попреками служанке.
А что ты так поспешно подняла?
Да ничего.
Чего ж ты наклонилась?
Бумажку ненароком уронила.
И что ж, бумажка эта — ничего?
Да ничего, что бы меня касалось.
Тогда не тронь — оставь ее для той,
Кого она касается.
Вы правы.
Она сама за сердце тронет ту,
Кто слов правдивых не толкует ложно.
Тебе твой милый написал стихи.
Их можно спеть, но вы должны на голос
Их положить, — вы в этом мастерица.
Подобный вздор моих трудов не стоит,
Пой на мотив: «Блаженный свет любви»6.
Но стих тяжелый, а мотив — веселый.
Да что ж он — гири подвязал к словам?
Вы спели б сами — вышло б мелодичней.
А ты не можешь?
Слишком высоко.
Давай письмо, плутовка!
(Берет письмо.)
Разберемся.
Возьмите верный тон, — и песня будет
Чудесная. Пока ваш тон фальшив.
А ты дерзка.
Тут нужно петь дуэтом,
Ваш голос должен тенор поддержать.
Твой бас все портит.
Я ведь за Протея
Стараюсь.
Прекрати-ка болтовню!
Любовные мольбы, признанья…
(Разрывает письмо.)
В клочья!
И пусть лежат, а ты ступай, Лючетта,
Не смей их подбирать — я рассержусь.
Ишь, недотрога! А ведь как хотела б
Сердиться вновь — за новое письмо!
(Уходит.)
Когда б я рассердилась хоть за это!
Вы, руки ненавистные мои,
Зачем слова любви вы разорвали?
Как злые осы, сладкий мед сосете,
Кусая насмерть медоносных пчел!
Я в искупленье каждую бумажку,
Обрывок каждый нежно расцелую.
Не стыдно ль? «Доброй Джулии» — он пишет.
В отместку за свою неблагодарность
Я брошу имя «Джулия» на камень,
Я растопчу свою пустую спесь!
Смотри: «Любовью раненный Протей».
О сладостное раненое имя!
Лежи отныне на моей груди,
Пока твои не исцелятся раны.
Их боль я поцелуями смягчу.
А ведь Протей здесь назван был три раза.
О ветер милый, не умчи ни слова,
Дай мне собрать по буквам все письмо.
Но лишь не имя «Джулия»! Ты, буря,
Взмети его на край скалы прибрежной
И с вышины в морскую бездну кинь!
А! вот! В одной строке он назван дважды:
"Протей влюбленный, горестный Протей —
Прелестной Джулии". Я это разорву…
Нет, ни за что! Ведь правда, как красиво
Соединил он наши имена!
Я лучше приложу одно к другому:
Целуйтесь нежно, ссорьтесь, обнимайтесь.
Входит Лючетта.
Сударыня, обед уже готов.
Вас ждет отец.
Иду, иду, Лючетта.
А что ж клочки — останутся лежать,
Чтоб выдать нас?
Возьми их, если хочешь.
Когда я подбирала их, вы были
Разгневаны, но все ж я их возьму.
Ведь здесь они простынут.
Вижу, вижу,
Без них тебе и жизнь уж не мила.
Коль видите, вы так и говорите.
Я и сама все вижу — не слепая!
Идем, идем. Пойдешь ты, наконец?
Уходят.
СЦЕНА 3
Верона. Комната в доме Антонио.
Входят Антонио и Пантино.
Каким, Пантино, важным разговором
Мой брат вас задержал в монастыре?
Шла речь о вашем сыне, о Протее.
И что же говорил он?
Удивлялся,
Что ваша милость позволяет сыну,
Теряя дни, сидеть бесплодно дома,
Меж тем как люди победнее родом
Шлют сыновей за прибылью и славой,
Тот — на войну, чтоб испытать фортуну,
Тот — в море, чтобы земли открывать,
Тот — в университет, во храм науки.
Он говорит, что сын ваш преуспел бы
В любом из мною названных занятий,
И мне велел настойчиво просить вас,
Чтоб сын ваш дома больше не сидел,
Не пожалел бы в старости бессильной,
Что мир широкий смолоду не видел.
Меня не нужно долго убеждать
В том, что ему твердил я целый месяц.
Я знаю сам, что он теряет время,
Что не созреет ни умом, ни сердцем,
Покуда школу жизни не пройдет.
Мы лишь в трудах приобретаем опыт,
А время совершенствует его.
Куда ж послать мне сына, посоветуй.
Но ваша милость, вероятно, знает,
Что друг Протея, юный Валентин,
Не так давно в столицу перебрался
И состоит при герцоге.
Я знаю.
Отправьте также сына ко двору,
Чтоб он учился рыцарскому делу,
Изысканным речам и обращенью,
Беседовал с вельможами и видел,
Каким быть должен юный дворянин.
Совет хорош. И мне он так по сердцу,
Что я б ему последовал немедля,
Когда бы вдруг представился мне случай
Тотчас же ко двору его отправить.
Осмелюсь молвить: завтра дон Альфонсо
И с ним другие знатные синьоры
В Милан поедут к герцогу, чтоб лично
Свои услуги предложить ему.
Что ж, общество прекрасное для сына.
Я прикажу! Пусть едет в добрый час!
Входит Протей.
О светлый день! О сладостные строки!
О нежные признания в любви!
Ее рукой здесь говорило сердце,
Здесь клятва — чести девичьей залог.
Когда б отцы наш брак благословили,
Согласьем наше счастье закрепив!
О Джулия, небесное созданье!
Мой сын, что за письмо в твоих руках?
Ах, мой отец, привет от Валентина,
Доставленный мне нашим общим другом.
Дай мне письмо, посмотрим, что он пишет.
Он пишет, мой отец, лишь об одном:
Как он любим и как живет счастливо,
Как благосклонно герцогом он принят.
Зовет меня — с ним разделить фортуну.
А ты б хотел откликнуться на зов?
Я подчиняюсь только вашей воле,
А не порывам дружеских желаний.
Его порыв совпал с моею волей.
Не удивляйся, я решенье принял,
Я так хочу! Да, так хочу — и все.
Ты должен будешь вместе с Валентином
Пожить в гостях при герцогском дворе.
Тебе я назначаю ту же сумму,
Какую шлет его отец ему.
Готовься в путь. Поедешь завтра утром.
Я так решил, не вздумай возражать.
Синьор, так быстро я не соберусь.
Прошу вас, на день, на два отложите.
Вслед за тобой пошлю твои пожитки.
Мы кончили, ты едешь завтра утром.
А вам, Пантино, поручаю сборы.
Задержки я не разрешу. Пойдемте.
Антонио и Пантино уходят.
Чтоб не сгореть, от пламени бежал я,
Но вот упал в пучину и тону.
Ему письмо я показать боялся,
Чтоб не восстал он на мою любовь.
Но тем, что скрыл мою любовь трусливо,
Я сам же на любовь мою восстал.
О, как весна любви напоминает
Апрельский день, изменчивый полет!
Едва блеснуло солнце золотое,
На небе туча темная встает.
Входит Пантино.
Синьор Протей! Отец велел позвать вас.
Он хмурится! Прошу, поторопитесь.
Что делать сердцу? Молвив «да» в ответ,
Сто тысяч раз воскликнуть хочет «нет»!
Уходят.
АКТ II
Милан. Комната во дворце герцога.
Входят Валентин и Спид.
(протягивая перчатку)
Синьор, перчатка ваша?
Нет, как видишь.
Мои — на мне.
А эта — ни на ком.
Жаль, что она не ваша.
Покажи-ка.
Моя! Она моя! Дай мне ее!
Божественной руки покров прелестный!
О Сильвия, Сильвия!
(во все горло)
Сильвия! Сильвия!
Ты что, дурак?
Все равно она не слышит, синьор.
Кто вас просил, синьор, звать ее?
Да вы сами, ваша милость. Или я ослышался?
Всегда ты норовишь забежать вперед.
Но вы же только вчера сказали, что я нерасторопный.
Убирайтесь к черту, синьор. Однако скажи, ты знаешь госпожу Сильвию?
Ту, в которую ваша милость влюблены?
Откуда ты знаешь, что я влюблен в нее?
По следующим признакам: во-первых, вы научились подобно синьору Протею стоять скрестив руки на груди и так смотреть, как будто вам жизнь не мила; наслаждаться любовной песней, как малиновка; бродить в одиночку, как зачумленный; вздыхать, как школьник, потерявший букварь; плакать, как девушка на могиле бабушки; поститься, как больной, посаженный на голодную диету; не спать по ночам, как богач, боящийся вора; гнусавить, как нищий на паперти. Прежде, когда вы смеялись, можно было подумать, что это кукарекает петух. Вы не шли, а гордо выступали, точно лев на прогулке. Вы постились только час после обеда. Вы грустили только при отсутствии денег. А теперь ваша возлюбленная так преобразила вас, что я на вас гляжу и не знаю: мой ли это господин?
Неужели это так заметно по мне?
Это заметно всем, кроме вас.
Кроме меня? Быть не может.
Кроме вас! И это святая истина, потому что второго такого простака в целом свете не сыщешь. И эта глупость так заполнила ваше нутро, что она поминутно выпирает из вас наружу. А когда глядишь на вас, она просвечивает, словно моча в ночном сосуде. Поэтому нужны только глаза, чтобы стать вашим врачом и распознать вашу болезнь.
Но скажи, наконец, ты знаешь мою Сильвию?
Ту, с которой вы глаз не спускаете за обедом и ужином?
Ты это заметил? Да-да, именно ее.
Нет, синьор, я ее не знаю.
Как, ты знаешь, что я с нее глаз не спускаю, а ее самой не знаешь?
Не та ли это, которую от всех придворных дам отличает уродство?
Напротив, дружище, ее отличает красота, а еще больше отличает ее нечто другое.
Вот это я знаю, синьор.
Что ты знаешь?
Знаю, что ее отличает не столько красота, сколько ваша милость.
Не в этом дело. Я хочу сказать, что ее красота необычайна, а другие достоинства неисчислимы.
Ну, конечно, потому что ее красота намалеванная, а другого никто и не считал.
Как — намалеванная? Как — никто не считал?
А вот так, синьор. Ради красоты она так размалевала себя, что ее красота ни у кого в счет не идет.
А меня ты ни за кого считаешь? Я в восторге от ее красоты.
А вы ее вовсе и не видали с тех пор, как она так изменилась.
Когда же это она так изменилась?
А тогда, когда вы в нее влюбились.
Я люблю ее с тех пор, как увидал, и вижу, что она по-прежнему красива.
Если вы ее любите, то не можете ее видеть.
Как так?
А вот так. Любовь слепа. О, если бы у вас были мои глаза! Если бы ваши глаза были так же остры, как в ту пору, когда вы бранили синьора Протея за то, что он ходит без подвязок!7
Что же я тогда увидел бы?
Вы увидели бы свою нынешнюю глупость, а заодно разглядели бы ее уродство. Синьор Протей, когда был влюблен, не видел, что он вышел без подвязок, а вы не видите, что не надели брюк.
Тогда, видимо, и ты влюблен, дружище: сегодня утром ты видел так плохо, что не мог почистить мои башмаки.
Вы правы, синьор. Я был влюблен в свою постель. Спасибо, вы из меня вытрясли мою любовь. Это дает мне смелость ругать вас за вашу.
Как бы ты ни ругал меня, я очарован ею, я люблю Сильвию бесконечно.
А хорошо бы вы разочаровались. Тогда бы кончилась и любовь.
Вчера она приказала мне написать несколько строк тому, кто мил ее сердцу.
И вы написали?
Написал.
И неплохо написали?
Друг мой, я постарался написать как можно лучше. Но тише. Это она!
(в сторону)
Вот так штука! Вот так кукольная комедия! Он, значит, будет всю ее роль говорить за нее!
Входит Сильвия.
Синьора и госпожа моя, тысячу раз доброе утро!
(в сторону)
А кстати, и доброй ночи! А тогда уж — целого миллиона любезностей!
Синьор Валентин, мой слуга, две тысячи раз доброе утро!8
(в сторону)
Полагалось бы, чтоб он давал проценты ей, а выходит, что она их дает ему.
Я вашему неназванному другу,
Как вы велели, написал за вас.
Я это сделал крайне неохотно,
Но долг мой я исполнил, госпожа.
(Отдает ей письмо.)
Благодарю вас, мой слуга любезный!
Письмо прелестно.
Верьте мне, синьора:
Писать неведомо кому, вслепую —
Нелегкий труд, я был в больших сомненьях.
И вы свой труд считаете чрезмерным?
О нет, синьора, я писал для вас.
Велите — сотни писем напишу я.
И все ж…
Вы фразу строите отлично.
Я знаю, что идет за многоточьем:
И все ж молчу. И все ж мне дела нет.
И все ж возьмите. Я благодарю вас,
И все же впредь вас утруждать не буду.
(Возвращает ему письмо.)
(в сторону)
И все же будешь, все же — будешь все же.
Я вас не понял. Вы им недовольны?
О нет, оно написано прекрасно,
Но, если вы писали с неохотой,
Возьмите, — возвращаю вам его.
Письмо, синьора, — ваше!
Нет, синьор.
Я вам писать велела, но письмо
Не нужно мне. Оно всецело ваше.
Я больше чувства в нем хотела б видеть.
Позвольте мне другое написать.
Но, написав, его вы за меня
Прочтите сами. Если чтенье вам
Доставит радость — будет превосходно.
А не доставит радости — тем лучше.
Я думаю, доставит, — что тогда?
Тогда за труд себе его возьмите.
Прощайте, мой слуга.
(Уходит.)
Невиданно-невидимая скрытая игра!
Точь-в-точь, как скрыт на роже нос, на башне — флюгера!
Мой господин решил за ней поволочиться,
Но учит обожателя его же ученица.
Отличный ход! Ослам влюбленным в назиданье:
Он сам, как секретарь ее, себе же настрочил посланье.
В чем дело, синьор, о чем вы сами с собой рассуждаете?
Я плету вирши, синьор, а вот вам бы надо порассудить.
О чем же это?
О том, что вы стали ходатаем за госпожу Сильвию.
Ходатаем? Перед кем?
Перед самим собой. Она фигурально посваталась к вам.
Фигурально?
Правильнее сказать — письменно.
Как так? Она мне ничего не писала.
А зачем ей писать, когда вы себе сами написали? Вы все еще не догадываетесь?
Поверь, нисколько.
Я и так, синьор, нисколько вам не верю. Но неужели вы не заметили, как серьезно она говорила?
Я заметил только, что она разгневалась.
А письма вы не заметили?
Но ведь письмо написано ее другу.
А было отдано вам. Поняли?
Боюсь, как бы не вышло гораздо хуже, чем ты думаешь.
А я ручаюсь, выйдет гораздо лучше.
Ведь вы писали часто ей, она ж из страха и приличий
Не отвечала вам — таков у честных девушек обычай.
Она боялась, что посыльный предаст ее, и против правила
Любимому письмо любимой писать любимого заставила.
Я говорю как по писаному, потому что это написано в одной книге. Но о чем вы задумались, синьор? Пора обедать.
Я сыт и без того.
Однако послушайте, синьор. Если любовь, этот хамелеон, питается воздухом,9 так я-то питаюсь пищей и с большой охотой подзакусил бы. Не уподобляйтесь же вашей возлюбленной: склонитесь к моим мольбам. Склонитесь к моим мольбам!
Оба уходят.
СЦЕНА 2
Верона. Дом Джулии.
Входят Протей и Джулия.
Запаситесь терпением, милая Джулия.
Придется, — все равно нет выбора.
Едва возможно будет, я вернусь.
Храните верность — и скорей вернетесь.
Возьмите, вот, от Джулии на память.
(Дает ему кольцо.)
Свершим обмен. Я вам дарю свое.
(Дает ей кольцо.)
И закрепим наш сговор поцелуем.
Я буду верен, вот моя рука.
И если в сутки час один случится,
Когда бы не вздыхал я о тебе,
Пусть небо мне пошлет, как святотатцу,
Любую кару. Но отец мой ждет.
Не возражай, — подходит час прилива.
Уйми же слез прилив. Такой прилив
Меня лишь бесполезно задержал бы.
Прощай!
Джулия уходит.
Ушла? Ни слова не сказав?
Да, такова любовь, она безгласна.
Она в делах находит выраженье,
Но не в словах.
Входит Пантино.
Синьор Протей, вас ищут.
Иду, иду. Увы, в прощальный миг,
Любовь, нам изменяет твой язык.
Уходят.
СЦЕНА 3
Верона. Улица.
Входит Ланс со своей собакой.
Нет, нет, я еще с часок поплачу. Уж таков порок всей нашей семьи. Отец выделил мне, как приблудному сыну, мою пропорцию, и вот я отправляюсь ко двору миланского герцога. Из всех собак на свете самый плохой характер у моего Креба10. Моя мать плакала, мой отец рыдал, моя сестра заливалась слезами, наша кухарка выла, наша кошка в отчаянии ломала руки, весь наш дом пришел в смятение. Однако этот жестокосердный пес не проронил ни единой слезы. Он — камень, сущий булыжник, и у него в сердце не больше жалости, чем у собаки. Еврей, и тот заплакал бы, увидев, как мы прощаемся. Какое там! Даже моя бабушка выплакала себе глаза при разлуке со мной. Сейчас я представлю вам эту сцену. Этот башмак — мой отец. Нет, вот этот — левый башмак — мой отец. Нет, нет, левый башмак — это моя мать. Опять что-то не так. А может, и так. Конечно, так. Здесь подошва с дыркой. Значит, этот башмак с дыркой — моя мать, а этот — мой отец. А, черт побери, что-то не так. Нет, все в порядке. Эта палка — моя сестра. Видите ли — она бела, как лилия, и легка, как трость. Эта шляпа — наша кухарка Нэн. Я — собака. Нет, собака — собака. Нет — я за собаку. Ах вот что: собака — это я. Нет — я сам за себя. Ну, теперь все в порядке. Вот я подхожу к отцу: «Отец, благослови меня». Башмак и слова выговорить не может, он плачет. Вот я целую отца. А он все плачет. Теперь подхожу к матери. О, если бы этот башмак умел говорить как женщина, у которой в голове помутилось от горя! Вот я поцеловал ее. Да, это она, я чувствую дыханье моей матери. Ну, а теперь сестра. Слышите, как она стонет, а между тем эта собака не проронила ни единой слезы и не сказала ни единого слова. Даже песок за это время стал мокрым от моих слез.
Входит Пантино.
Скорее, скорее, Ланс. Твой хозяин уже на корабле, но ты на лодке еще догребешь до него. Да что случилось, чего ты нюни распустил, парень? Эй ты, осел, поторопись! Упустишь час прилива, так не доберешься до корабля.
А лучше бы я упустил прилив. Потому что это самая невоспитанная скотина11 из всех, которых воспитывал человек.
Кто скотина — прилив?
Да нет, вот эта скотина — Креб, моя собака.
Не болтай, дурак. Говорю тебе, ты упустишь прилив. А если опустишь прилив, так упустишь поездку, а если упустишь поездку, так упустишь хозяина, а если упустишь хозяина, так упустишь службу, — почему ты мне зажимаешь рот?
Чтобы вы не упустили язык.
А как я могу упустить язык?
Вы его заболтаете.
Заболтаю?
Ну да. Упустишь и прилив, и хозяина, и службу, и скотину! Нет, сударь, если не будет прилива, я наполню море слезами. Если не будет ветра, я наполню паруса вздохами.
Идем, идем, человече, мне велели позвать тебя.
Зовите, если хотите.
Пойдешь ты наконец?
Да уж ладно, пойду.
Уходят.
СЦЕНА 4
Милан. Комната во дворце герцога.
Входят Валентин, Сильвия, Турио и Спид.
Мой слуга!
Моя госпожа?
Хозяин, синьор Турио сердито смотрит на вас.
Это потому, что он любит.
Только не вас.
Он любит мою госпожу.
Вам бы съездить его по роже.
Мой слуга, вы печальны.
Да, госпожа, я кажусь печальным.
Только кажетесь?
Может быть, только кажусь.
Значит, вы прикидываетесь?
Так же, как вы.
Кем же я прикидываюсь?
Умным.
А у вас есть доказательства обратного?
Ваша глупость.
В чем вы видите мою глупость?
В вашем камзоле.
Мой камзол не просвечивает. Он двойной.
Значит, вы вдвойне глупы.
Как вы смеете?
Вы рассердились, синьор Турио? Вы изменились в лице.
Не мешайте ему сердиться, моя госпожа. Его лицо меняет цвет, как хамелеон.
Но этот хамелеон не станет питаться воздухом. Он предпочитает вашу кровь.
Вы что-то сказали?
Да, сударь, сказал и сделал. И на этот раз кончено.
Я это знаю, сударь, вы всегда кончаете прежде, чем начнете.
Великолепная перепалка, синьоры!
Вы правы, моя госпожа. Но ею мы всецело обязаны ее виновнице.
Кому же это, мой слуга?
Вам, дорогая госпожа. Вы сообщаете вашим речам огонь. Синьор Турио заимствует его из ваших взоров и потом блистает этим огнем в вашем обществе.
Если вы, синьор, будете со мной меняться слово за слово, то я заставлю ваше остроумие обанкротиться.
Я это отлично знаю, синьор, вы обладаете целой сокровищницей слов и ни единой монеткой для оплаты ваших слуг. Судя по их жалким ливреям, вы им платите только жалкими словами.
Довольно, синьоры, довольно, идет мой отец.
Входит герцог Миланский.
Ну, Сильвия, я вижу, ты в осаде!
Отец ваш в добром здравьи, Валентин.
Как отнеслись бы вы к письму от друга
С хорошей вестью?
О, я был бы счастлив
Любой хорошей вестью из Вероны.
Известен вам земляк ваш дон Антонио?
Да, герцог, он достойный дворянин
И окружен всеобщим уваженьем.
А у него есть сын?
Да, есть, мой герцог.
И сын достоин своего отца.
Вы знаете Протея?
С детских лет.
Как самого себя, его я знаю,
Немало дней мы вместе провели.
Я был тогда беспечным празднолюбцем, —
Я расточал в пустых забавах время
И совершенством ангелоподобным
Свой юный дух украсить не стремился.
Зато Протей умел свой каждый день
Использовать умно и благородно.
Он жизнью молод, знаниями стар,
Умом созрел, хотя годами зелен.
И, словом, яркий блеск его достоинств
Любые похвалы мои затмил бы,
Настолько щедро наделен он всем,
Что составляет славу дворянина.
Но если он действительно таков,
Нет спора, он любви моей достоин,
Достоин быть советником моим.
Так вот, синьор, он к нам приехал ныне
И погостит, надеюсь, при дворе.
Его мне хвалят в письмах и вельможи.
Я думаю, вам эта весть по сердцу.
О, мне здесь не хватало лишь Протея!
Тогда примите гостя по заслугам.
Я обращаюсь, Сильвия, к тебе,
И к вам, любезный Турио, — прошу вас.
А Валентина мне просить не нужно.
Я к вам сейчас его пришлю.
(Уходит.)
Синьора,
Я вам о нем рассказывал не раз.
Он был бы здесь со мной, когда б любовь
Его глаза своим волшебным взором
Не заманила в плен.
И, вероятно,
Их отпустила для другого плена?
Нет, он свой плен не сменит на другой.
Тогда он слеп. Но, будучи слепым,
Как мог он к вам сюда найти дорогу?
Владычица, но ведь любовь стоока.
Любовь не может видеть. У нее
Нет вовсе глаз.
Да, для таких влюбленных,
Как вы, синьор. Уродство ей противно.
Довольно, господа! А вот ваш друг.
Входит Протей.
Привет тебе, мой дорогой Протей!
Синьора, я прошу у вас для друга
Особой благосклонности.
Пусть будет
Уверен в благосклонности моей,
Когда он тот, чьих писем так вы ждали.
Да, это он, синьора, разрешите
Ему, как мне, слугою вашим быть.
Таких высоких слуг я недостойна.
Нет, вашей благосклонности высокой,
Синьора, недостоин ваш слуга.
Довольно обсуждать, кто недостоин.
Примите, госпожа, его услуги!
Я преданность почту за высший долг.
Кто верен долгу, тот всегда бывает
Вознагражден за верность. Вы желанный
Слуга для недостойной госпожи.
За эту дерзость меч мой наказал бы
Любого.
Как! За то, что вы желанны?
О нет, за то, что недостойны вы.
Входит слуга.
Синьора, мой господин, ваш отец, желает поговорить с вами.
Иду. —
Слуга уходит.
Пойдемте, Турио, со мною. —
Вас, новый мой слуга, я оставляю,
Чтоб вы могли потолковать друг с другом.
Беседу кончив, приходите к нам.
Мы оба тотчас к вам придем, синьора.
Сильвия, Турио и Спид уходят.
Ну, расскажи, как все там поживают.
Твои друзья здоровы, шлют поклон.
Ну, а твои?
Все были в добром здравье.
А как твоя любовь?
Я помню, друг мой,
О ней подчас ты не хотел и слушать.
Рассказы о любви тебе докучны.
Протей, во мне найдешь ты перемену.
Я искупил презрение к любви.
Покорный властным мыслям о любимой,
Не ем, не сплю, не ведаю покоя,
Тоскую днем, ночами слезы лью.
Любовь мне за презренье отомстила,
Сон отогнав от покоренных глаз,
Чтобы всечасно видели они,
Как безутешно раненое сердце.
О милый друг! Любовь — владыка смертных.
Я побежден, и для меня отныне
Страданья нет сильней ее страданий,
Нет радостей возвышенней и чище,
Нет мысли, нет беседы вне любви.
Еду и сон, всю жизнь и все желанья
Отныне заменила мне любовь.
В твоих глазах твою судьбу читаю, —
Не это ли была твоя богиня?
Она, мой друг, — небесный ангел мой.
Небесный? Нет, ее краса — земная.
Божественная!
Не хочу ей льстить.
Но мне польсти — хвала нужна влюбленным.
Ты подносил мне горькие пилюли,
Когда я был влюблен, — так принимай
За меру — меру.
Нет, скажи мне правду,
И если не божественна она,
Признай ее царицей земнородных.
За исключеньем Джулии.
Мой друг!
Без исключений, если ты не хочешь
Мою любовь жестоко оскорбить.
Как! Я не вправе предпочесть свою?
Я сам тебе открою, в чем могло бы
Ей предпочтенье быть: в высокой чести
Шлейф Сильвии носить, чтобы земля
Не возгордилась тем, что поцелует
Ее одежды край и не решила
Проститься с летом, зеленью, цветами
И облачиться в вечные снега.
Оставь, мой друг, напыщенный свой тон!
Прости, Протей, но все бессильно меркнет
Пред Сильвией. Все совершенства жалки
В сравненье с ней, единственной.
Смотри же,
Оставь ее в единственном числе.
Нет, ни за что. Мой друг, она моя.
И я мое сокровище живое
Не отдал бы за десять океанов,
Хотя б нектаром влага их была
И золотом — береговые скалы,
И драгоценным жемчугом — песок.
Прости, мой друг, что о тебе забыл я,
Но мысль моя поглощена любовью,
А глупый мой соперник — он богач
И потому любим ее отцом.
Ты видел, он отправился за нею,
Вот почему и я спешу туда.
Ты сам ведь знаешь, как любовь ревнива.
Но ты любим?
Мы тайно обручились.
Теперь еще побег нам предстоит,
А там — венчанье. Я уж все обдумал.
По лестнице веревочной я влезу
В ее окно, и да хранят нас боги!
Пойдем ко мне, мой дорогой Протей,
Ты мне поможешь делом и советом.
Ступай вперед, а я приду потом.
Сейчас мне нужно в гавань ненадолго,
Чтоб с корабля забрать свои пожитки.
Ну, а затем немедленно к тебе.
Мой друг, ты не задержишься?
Нет-нет!
Валентин уходит.
Как сильным жаром заглушают слабый
Иль клином выбивают клин другой,
Так прежний образ, созданный любовью,
Пред этим новым образом померк.
Глаза ль мои, хвала ли Валентина,
Моя ль неверность, красота ль ее
Мой разум безрассудно помрачили?
Она прекрасна, да, но не прекрасна ль
И Джулия, которую люблю я.
Люблю? О нет! Любил в былое время.
Моя любовь растаяла, как воск,
Перед огнем утративший подобье
Того, чем прежде восхищал он взор.
И мнится, охладел я к Валентину,
Любовью воспылав к его любимой.
Но, если я люблю ее, не зная,
Как полюблю, когда узнаю глубже!
Покуда мне знаком лишь облик внешний.
И что же? Мой рассудок помутился,
И, нет сомненья, мой ослепнет взор,
Увидев совершенство в полном блеске.
Смири, любовь, безумие свое!
Не властна ты? Так завоюй ее!
(Уходит.)
СЦЕНА 5
Милан. Улица.
Входят Ланс и Спид.
Ланс! Клянусь моей честью — добро пожаловать в Милане!
Не клянись понапрасну, милый юноша. Пока что ты не имеешь права сказать мне: «добро пожаловать!» Мое мнение, что человеку, если его еще не повесили, не может быть совсем плохо. С другой стороны, человек не может пожаловать добром, пока за него не заплатили по счету в таверне и хозяйка сама не сказала ему: «добро пожаловать!»
Ах ты, сорви-голова, пойдем же немедленно в таверну. Закажи на пять пенсов, и ты пять тысяч раз услышишь: «добро пожаловать!» Но как, скажи, расстался твой господин Протей с госпожой Джулией?
Ну, если они сошлись не для шутки, так расстались они шутя.
Но выйдет она за него замуж?
Нет.
А что же? Он на ней женится?
Нет и никак нет.
Значит, у них что-то сломалось?
Напротив, оба целы, как рыба в воде.
Но как же все-таки у них обстоит с этим?
А вот как: если у него хорошо стоит, так и для нее хорошо обстоит.
Какой ты, однако, осел! Невозможно и представить!
Какой же ты чурбан, если ничего не можешь представить! Моя палка, и та может что-то представить.
На основании твоих слов?
И моих действий. Смотри, я ее ставлю перед собой, и она уже что-то представляет.
Оттого, что ты ее ставишь перед собой?
А разве поставить перед — не то же самое, что представить?
Скажи, наконец, толком: будет свадьба?
Спроси мою собаку: если она скажет «да», значит, будет. Если она скажет «нет», значит, будет. Если она вильнет хвостом и ничего не скажет, значит, все равно будет.
Из этого следует, что свадьба будет наверняка.
Ты можешь вырвать из меня признание только при помощи сравнения.
Мне все равно, каким способом вырвать его. Но как тебе нравится, Ланс, — мой господин таки здорово втюрился.
Как всегда.
Что — всегда?
А я всегда и считал, что твой господин здоровая тюря, как ты только что изволил его окрестить.
Ах ты, беспутный осел! Никак ты меня понять не можешь.
Ах ты, безмозглый дурак, я не тебя понять не могу, а твоего господина.
Я говорю тебе, мой господин сгорает от любви.
А я говорю тебе, пусть он сгорит со своей любовью вместе. Если хочешь, пойдем в таверну. Если не хочешь, значит, ты еврей, нехристь, и недостоин имени христианина.
Это почему же?
Потому что не хватает в тебе милосердия, чтобы угостить христианина пивом.12 Идем, что ли?
Я к твоим услугам.
Уходят.
СЦЕНА 6
Милан. Комната во дворце герцога.
Входит Протей.
Измена клятве — Джулии неверность,
Измена клятве — к Сильвии любовь,
Измена клятве — оскорбленье друга.
Я той же силой, что исторгла клятвы,
Увы, к тройной измене принужден.
Любовь клялась, любовь нарушит клятву.
Лишь ты, любовь, на грех меня толкнула,
Открой же, как мне искупить свой грех!
Любил я прежде бледную звезду,
Теперь, прозрев, боготворю я солнце.
Ведь умный клятве глупой изменяет.
Тот слаб умом, чей разум не велит
На лучшее переменить плохое.
Стыдись, богохулительный язык!
Ты оскорбляешь ту, чьи совершенства
С таким восторгом прославлял недавно!
Забыть любовь не мог я, но забыл, —
Забыл тогда, когда любить я начал.
Теряю Джулию, теряю Валентина,
Но, сохранив их, я себя б утратил,
А потеряв обоих, обретаю
Себя в замену сладостному другу,
И Сильвию — возлюбленной взамен.
Я самому себе дороже друга.
Любовь же нам всего дороже в мире.
А Джулия — тому свидетель бог —
Пред Сильвией черна, как эфиопка.13
О, если умерла моя любовь,
Я Джулию живой считать не стану,
И Валентина я сочту врагом,
Чтоб Сильвия подругою мне стала.
Могу ль я верность сохранить себе,
Не изменяя дружбе с Валентином?
Он замышляет ночью по веревке
В окно к небесной Сильвии проникнуть.
Я это знаю, я, его соперник!
Я должен сообщить ее отцу,
Что с нею Валентин побег замыслил.
Ведь герцог прочит Турио в зятья,
И в гневе он изгонит Валентина.
А там найду я хитроумный способ,
Чтоб Турио, докучному глупцу,
Помехой стать в намереньях любовных.
Дай мне, любовь, для быстрых дел крыла,
Как ты мне ум для замыслов дала.
(Уходит.)
СЦЕНА 7
Верона. Комната в доме Джулии.
Входят Джулия и Лючетта.
Дай, милая Лючетта, мне совет,
Тебя любовью нежной заклинаю.
Ты — мой дневник. Ты все мои желанья
Записываешь и лелеешь в сердце.
Дай мне совет, как, чести не затронув,
Мне к моему любимому Протею
Скорее путь желанный совершить.
К несчастью, труден этот путь и долог.
Усердный пилигрим не устает,
Шагами измеряя королевства.
Так я ль устану, на крылах любви
Летя к тому, кто мне безмерно дорог
И наделен небесным совершенством!
Не лучше ль подождать его возврата?
Но встречи с ним мою питают душу.
Ужель ты не сочувствуешь страданьям
Моей изголодавшейся души?
Когда б любви мучения ты знала,
Скорей бы снег пыталась ты зажечь,
Чем погасить огонь любви словами.
Не потушить огонь ваш я стремлюсь,
Но лишь его неистовство умерить,
Чтоб он в границах разума остался.
Чем больше гасишь, тем сильней горит он.
Скользящий тихо по лесу ручей,
Запруду встретив, буйством закипает,
Но если не мешать его теченью,
Он плещет мирно по камням блестящим,
Целуя каждый стебель камыша,
Встречающийся волнам в их дороге,
И, кончив путь, еще прозрачен, кроток,
Вливается он в бурный океан.
Не становись же на пути моем,
И, как ручей, я буду терпелива,
И легким я сочту мой трудный путь,
Когда он приведет меня к Протею.
С ним — отдохну! Так, после жизни горькой,
Блаженствует в Элизии душа.
В какой одежде вы хотите ехать?
Не в женской, чтоб в дороге избежать
Бесстыдного мужского любострастья.
Ты мне поможешь раздобыть одежду,
Какую носят при дворе пажи.
Но волосы тогда остричь придется.
Я подвяжу их шелковою нитью
И заплету двенадцатью узлами,14
Упрямыми, как верная любовь.
Причудливость и юноше подходит,
Хотя б он старше был, чем я кажусь,
Штаны какого мы возьмем покроя?
Ну, право, смех! Так точно прозвучало б:
«Какой длины, синьор, вам сделать юбку?»
На свой вопрос ответь себе сама.
Вам надо бы штаны с широким буфом.
Оставь, Лючетта, это ведь уродство!
Штаны без буфов ничего не стоят.
Вы хоть иголку спрятать в буф могли бы.
Моя Лючетта, ты меня ведь любишь.
Дай мне костюм, какой найдешь приличным.
Но что, как сплетню пустят обо мне —
О том, что я в подобный путь пустилась?
Не станет ли молва меня бесчестить?
Молвы боитесь, так сидите дома!
Нет, ни за что.
Тогда скорее в путь,
И перестаньте думать о бесчестье.
Когда ж Протей одобрит ваш приезд,
Не все ль равно, кто вашу прыть осудит?
Но вряд ли будет вас Протей хвалить.
Вот этого я не боюсь, Лючетта.
Его слова о вечности любви,
Потоки слез, и клятвы, и моленья
Порукой мне, что буду для Протея
Желанной гостьей.
Да, но это все
Используют мужчины для обмана.
Лишь те, что низки, и для низкой цели.
Протей родился под звездой правдивой,
Слова его прочнее крепких уз,
Правдивее не может быть оракул,
И сердцем так далек он от обмана,
Как от земли далек лазурный свод.
Дай бог вам не найти в нем перемены.
Лючетта, если любишь ты меня,
Не оскорбляй Протея недоверьем.
Люби его — и будешь мной любима.
Ступай за мной, мы все должны собрать,
Что может мне в дороге пригодиться.
Богатство, имя доброе мое,
Владенья, словом, все, моя Лючетта,
Оставлю я в твоем распоряженье.
Взамен — лишь снаряди меня в дорогу.
Не возражай, приступим лучше к сборам;
Клянусь, я больше медлить не могу.
Уходят.
АКТ III
Милан. Комната во дворце герцога.
Входят герцог, Турио, Протей.
Прошу вас, Турио, оставьте нас на время,
Нам нужно кой о чем поговорить.
Турио уходит.
Теперь, Протей, готов я слушать вас.
Я, государь, хочу открыть вам тайну,
Которую мне дружба скрыть велит.
Но вам, за вашу доброту и щедрость,
Я, недостойный, расскажу о том,
Чего б не выдал ни за что на свете.
Узнайте, герцог, друг мой Валентин
Решил похитить вашу дочь сегодня.
Он сам открыл мне их преступный сговор.
Я знаю, вы ее решили выдать
За Турио, который ненавистен
Синьоре, вашей дочери. И если
Ее похитят, это будет вам
На склоне лет жестоким огорченьем.
Так вот, во имя долга я решил:
Пускай я лучше другу помешаю,
Зато седины ваши охраню
От множества печалей, что могли бы
Вас привести к безвременной могиле.
Я тронут всей душой. Благодарю вас.
Теперь до гроба я у вас в долгу.
Признаться, я и сам подозревал их.
Мне довелось беседу их услышать,
Когда казалось им, что я заснул.
Не раз хотел я прекратить их встречи,
Отставить Валентина от двора,
Но думалось: быть может, я ошибся,
Напрасно человека заподозрил,
А справедливость — первый долг владык,
И оттого я дружелюбным взором
Искал все то, о чем ты мне поведал,
Но дочь мою, чтоб молодость ее
Надежней оградить от искушенья,
С тех пор я на ночь запираю в башню,
А ключ держу бессменно при себе.
Теперь ее похитить невозможно.
Узнайте, мой достойный повелитель:
К ее окну решил любовник пылкий
По лестнице веревочной взобраться,
И он как раз за лестницей пошел,
Чтоб с нею воротиться, чуть стемнеет.
Вы там его застигнете на месте.
Но всю охоту, государь, прошу я
Так провести, чтоб он не догадался
О том, что я открыл вам план побега.
Ведь я был движим лишь любовью к вам,
А не презренной ненавистью к другу.
Клянусь вам честью, он не заподозрит,
Что я от вас их умысел узнал.
Но вот он сам. Синьор, прошу прощенья.
(Уходит.)
Входит Валентин.
Куда вы так торопитесь, синьор?
Там ждет гонец в Верону, ваша светлость.
И с разрешенья вашего иду я
Отдать ему два небольших письма.
А эти письма — важные?
Да, в общем.
Я в них пишу, что я здоров и весел,
И счастлив жить при герцогском дворе.
О, только-то! — Тогда побудь со мной.
Тебе свою заботу я открою.
Но никому ни слова, я прошу.
Ты слышал, дочь хочу я выдать замуж
За друга моего, синьора Турио.
Я знаю, ваша светлость, он бесспорно
Жених весьма почтенный и богатый.
К тому ж он добродетелен и щедр,
И муж для вашей дочери — отличный.
Но разве он синьоре не по нраву?
К несчастью, нет. Она дерзка, строптива,
Надменна, раздражительна, упряма,
Чужда и долгу и любви дочерней, —
Все оттого, что с ней отец не строг.
Она своей гордыней, признаюсь,
Мою любовь заметно охладила.
Я так мечтал остаток дней своих
Согреть ее любовью и заботой,
Но обманулся и теперь — женюсь.
Пускай в мужья берет кого захочет,
Но ей за непочтительность к отцу
Лишь красота приданым будет ныне.
К чему ведет рассказ ваш, повелитель?
Здесь дама есть, Вероны уроженка.
Едва узнав, я полюбил ее.
Но, как ни убеждал, ни изощрялся, —
Не мог ее застенчивую скромность
Растрогать старомодным красноречьем.
Хочу твоим я стать учеником.
Я позабыл искусство обольщенья,
Да ведь и нравы уж давно не те.
Так научи, каким путем добиться
Улыбки нежной от прекрасных глаз.
Где речь бессильна, действуйте другим:
Порой для сердца женщины прелестной
Дороже слов подарок бессловесный.
Мой дар она отвергла.
Для начала!
Отвергла то, о чем сама мечтала.
Пошлите новый дар — и в добрый час!
Порой сулит взаимность их отказ,
И ненависть их гнев не означает.
О нет, он часто милость предвещает.
Нас гонят — что ж! — смирим на время кровь:
То в нас хотят сильней разжечь любовь.
И нас бранят, поверьте, лишь для вида:
Уйти, обидясь, — это им обида.
Прямых речей от женщины не жди:
В ее «уйди» звучит «не уходи»;
На похвалы, на лесть ее ловите,
Чернавку божьим ангелом зовите, —
На то мужчине и дается речь,
Чтоб мог он в сети женщину завлечь.
Но этой даме близкие нашли
Достойного и молодого мужа,
А чтоб другой не занял это место,
За нею днем ведут надзор строжайший.
Так я бы ночью к ней рискнул проникнуть.
Дверь заперта, а ключ — в руках надежных.
Пожалуй, к ней и ночью не пройдешь.
А что мешает влезть в ее окно?
Стена крута, окно так высоко,
Что невозможно, не рискуя жизнью,
Добраться к ней.
Ну, это не помеха, —
Веревочную лестницу возьмите,
И если вы отважны, как Леандр,
То проберетесь в башню к новой Геро.
Дай мне совет, — ты опытный повеса,
Где мне такую лестницу достать?
Когда, скажите, лестница нужна вам?
Сегодня в ночь: любовь ведь, как дитя, —
Скорей хватает все, что только может.
К семи часам я лестницу достану.
Но я пойду один, так расскажи:
Как лестницу вернее пронести мне?
Она ведь легкая, — накиньте плащ,
И под плащом ее вы пронесете.
Годится плащ такой длины, как твой?
О да, синьор.
Дай мне его примерить.
Мой государь, тут плащ любой пригоден.
А как его надеть? Прошу тебя,
Дай мне накинуть твой.
(Распахивает плащ Валентина.)
Что за письмо?
Кому оно? Как, «Сильвии»? А вот
И лестница, которая нужна мне.
(Достает из-под плаща Валентина лестницу.)
Ну, если так, позвольте вскрыть печати.
(Читает.)
"Мои мечты — у Сильвии далекой,
Я им велел не покидать любимой,
Но если б мог я ночью одинокой
Гонцов бездушных заменить, незримый!
В твоей груди — их нежная обитель,
Я вдалеке томлюсь один, ревнуя.
Счастливых слуг печальный повелитель,
Чужое счастье в горести кляну я.
Кляну себя за то, что их послал
Туда, где сам блаженствовать желал".
Что это такое?
«Ты, Сильвия, свободна станешь ночью».
Так вот зачем ты лестницу припрятал!
Но Фаэтон15, сын Меропса бескрылый,
Задумал править колесницей Феба
И чуть в безумстве не поджег весь мир!
Не хочешь ли звезду с небес похитить?
Обманщик низкий! Наглый раб, ступай!
Припрячь улыбку лести для глупцов,
И если ты уйдешь неотомщенный,
Благодари за то мое терпенье,
А не свои заслуги. Эта милость
Превыше всех благодеяний, мною
Оказанных тебе. Но если ты
Задержишься в моих владеньях дольше,
Чем требуют немедленные сборы,
Клянусь, мой гнев безмерно превзойдет
И ту любовь, с какой тебя я принял,
И ту любовь, что к дочери питал.
Без оправданий! Вон отсюда, слышишь?
(Уходит.)
О, лучше смерть, чем жизнь в таких мученьях!
Ведь смерть — уход от самого себя,
А Сильвия и я — одно и то же.
В изгнании от Сильвии моей
От самого себя я буду изгнан.
Не это ли — смертельное изгнанье!
Без Сильвии ярчайший свет — не свет,
И радость мне без Сильвии — не радость.
Ужель мечтою мне питать любовь,
Воображать сиянье совершенства?
Но если ночь без Сильвии провел я,
Нет музыки мне в пенье соловьином,
И если днем я Сильвию не вижу,
Нет солнца в небе синем для меня.
Я без нее — ничто. Любимой близость
Дает мне жизнь, и сущность, и основу.
Не смерть — лишь казнь предотвратить могу я.
Оставшись тут, я только смерти жду;
Бежав отсюда, я бегу от жизни.
Входят Протей и Ланс.
Скорей, скорей, Ланс, найди мне его во что бы то ни стало.
Ату, ату его!
Кого ты там видишь?
Того, кого мы ищем. На его шкуре нет ни одного волоска, который не был бы Валентином.16
Валентин?
Нет.
Кто же ты? Призрак Валентина?
И не призрак.
Что же ты такое?
Ничто.
Разве ничто может разговаривать? Хозяин, можно его хорошенько вздуть?
Кого ты хочешь вздуть?
Ничто.
Замолчи, дурак!
А почему, хозяин, ведь я хочу вздуть ничто. Позвольте мне…
Невежа, я тебе сказал, замолчи! — Друг Валентин, два слова.
Мой слух, дружище, глух для добрых слов,
Он оглушен недобрыми словами.
Тогда в молчанье я похороню
Свои слова — они и злы и грубы.
Скончалась Сильвия?
Нет, Валентин.
Но Валентин для Сильвии скончался.
Так изменила мне?
Нет, Валентин.
О, если б изменила, ты сказал бы:
Нет Валентина! С чем же ты пришел?
Ты из Милана изгнан. Да! Ты должен
Покинуть двор, и Сильвию, и друга.
Мой друг, я горем сыт. Еще немного —
И горе с жизнью разлучит меня!
Но Сильвия уже об этом знает?
Да, знает все. Жестокому решенью
Она напрасно в жертву принесла
Те жемчуга, что мир зовет слезами;
Упав к ногам сурового отца,
Она рыдала и ломала руки,
Что, побледнев от горя и тревоги,
Белей казались, чем нагорный снег.
Но ни мольбы, ни клятвы, ни стенанья,
Ни скорбное коленопреклоненье,
Ничто, ничто не тронуло тирана.
Он ей ответил: если Валентин
Промедлит здесь, его казнить велю я.
И дочь свою за то, что умоляла
Простить тебя, он в ослепленье гнева
Велел тотчас же в башню запереть
И угрожал ей вечным заточеньем.
Ни слова больше, если этим словом
Ты не убьешь меня. Но если можешь
Меня убить, так продолжай рассказ:
Дай мне покончить с мукой бесконечной.
Не сокрушайся о непоправимом,
Но что испортил, то скорей поправь.
Оставшись, ты не мог бы с ней встречаться,
Но жизнь и честь поставил бы на карту.
Надежда — посох любящих. Иди,
Ты будешь там, но письма будут здесь.
На этот посох крепкий опираясь,
Пиши их мне, чтоб я передавал их,
Чтоб их на беломраморной груди
Могла твоя возлюбленная прятать.
Но, друг мой, рассуждать теперь не время.
Пора идти. К воротам городским
Я провожу тебя. Мы потолкуем
О том, что для любви твоей полезно.
Пойдем. Во имя Сильвии, спеши.
Послушай, Ланс, коль повстречаешь Спида,
Скажи, чтоб шел он к Северным воротам.
Ступай за ним. Пойдем же, Валентин.
О Сильвия моя, о дорогая!
О горестный, несчастный Валентин!
Валентин и Протей уходят.
Смотрите, я дурак, а ума у меня все-таки хватило, чтобы догадаться, что мой хозяин в некотором роде негодяй. В каком роде — не важно, важно, что негодяй. Не родился еще тот человек, который скажет, что я влюблен. А между тем я действительно влюблен. Целая шестерка лошадей не вытянет из меня, в кого я влюблен. А между тем это — женщина. Но какая женщина — этого я и самому себе не скажу. Положим, я-то знаю, что она — коровница. И знаю, что она уже не девушка, о ней ходят дурные толки. И все-таки она девушка, потому что она девушка у своего хозяина и работает у него за плату. А всяких штук она знает — что твоя водолазная собака.17 А для крещеного человека это уже много. Вот роспись ее добродетелей. (Достает бумагу.) Во-первых, она может приносить и носить. Большего не может и лошадь. Нет, лошадь может только носить, приносить она не может. Значит, она лучше, чем любая кляча. Во-вторых, она умеет доить. Большое достоинство для девушки, если только руки у нее чистые.
Входит Спид.
Здорово, синьор Ланс, что это вы читаете?
Я не вычитаю, а складываю.
Ты опять за старое — все слова наизнанку выворачивать. Какие новости в твоей бумажке?
Самые черные, какие ты видел.
Почему же они черные?
Потому что написаны чернилами.
Дай-ка прочесть.
Постыдился бы, дурак! Ты и читать-то не умеешь.
А вот врешь. А вот умею.
А вот я тебя проверю. Отвечай: кто тебя родил?
Кто же, как не сын моего дедушки?
Ах ты, невежественная башка! Не твоего дедушки сын, а твоей бабушки! Вот и видно, что ты читать не умеешь.
Давай, давай, дурак! Покажи, что там написано, в твоей бумаге.
Смотри. И да поможет тебе святой Николай.18
(читает)
«Во-первых, она умеет доить».
Да, это она умеет.
«Во-вторых, она умеет варить пиво».
И отсюда поговорка: благослови тебя небо, ты хорошо варишь пиво.
«Также она умеет шить».
Это все равно что спросить: шить она также умеет?
«А еще она умеет вязать».
Так разве станет мужчина отдавать свои чулки какой-нибудь девке, если жена его сама умеет вязать?
«Еще она умеет мыть и катать».
Это уже особая добродетель: не мытьем, так катаньем.
«Еще она умеет прясть».
А если прялкой она умеет зарабатывать на пропитание, то, значит, Ланс вовсю запустит колесо фортуны.
«Дальше: у нее множество безымянных добродетелей».
Это значит: побочных добродетелей, как бы прижитых со стороны. У них нет отца и поэтому нет имени.
Дальше следуют ее недостатки.
По пятам за ее достоинствами.
«Первое: не целовать ее натощак, у нее дурной запах изо рта».
Ну, этот недостаток можно исправить завтраком.
«Дальше: она сластена».
Значит, постоянно примешивает к дурному запаху хороший.
«Дальше: она разговаривает во сне».
Ну, это не имеет значения, лишь бы она не спала разговаривая.
«Дальше: она скупа на слова».
Какой болван записал это в недостатки! Если женщина не болтлива, это величайшая добродетель. Очень прошу тебя: вычеркни это отсюда и запиши в число главных достоинств.
«Дальше: она норовиста».
Тоже вычеркни: это же у них от Евы. Лишить женщину такого наследства просто невозможно.
«Дальше: она беззуба».
Тем лучше, я сам люблю корки.
«Дальше: она сварлива».
Это не важно. Раз у нее нет зубов, она не укусит.
«Дальше: она любит выпить».
Ну что ж, если спиртное хорошего качества, пускай пьет. Она не захочет, так я выпью. Хорошую вещь надо ценить.
«Дальше: она слишком щедра».
На разговоры? Нет, конечно, — тут написано, что она скупа на слова. На деньги? Пустое! Деньги всегда будут у меня. Ну, а на другие вещи — пускай. Ничего не поделаешь. Ладно, поехали дальше.
А дальше вот что: «У нее больше волос, чем ума, больше недостатков, чем волос, и больше денег, чем недостатков».
Стой, стой. Я хочу на ней жениться, а по этой статье я дважды или трижды решал и да и нет. Прочти еще раз.
«У нее больше волос, чем ума».
Больше волос, чем ума? Может быть; и я это докажу. Крышка солонки накрывает солонку, и, значит, ее больше, чем соли. Волосы покрывают голову, значит, их больше, чем ума в голове, потому что большее всегда больше, чем меньшее. Продолжай.
«Больше недостатков, чем волос».
Вот это чудовищно. О, если бы этого пункта не было!
«И больше денег, чем недостатков».
А вот уж это обстоятельство скрашивает все недостатки. Конечно, я на ней женюсь, и если так случится, — ведь нет ничего невозможного…
Что тогда?
Тогда я тебе скажу, что твой хозяин уже целый час ожидает тебя у Северных ворот.
Меня!
Тебя! А кто ты такой? Он поджидал людей и почище тебя.
Значит, я должен идти к нему?
Ты должен бежать к нему! Ты здесь проторчал так долго, что идти к нему у тебя уже нет времени.
Почему же ты молчал? Пропади они пропадом, твои любовные письма! (Уходит.)
Всыплют ему за то, что он читал мое письмо. Болван неотесанный! Сует нос в чужие секреты! Пойду за ним. Хоть настроенье лучше станет, если ему взбучку дадут! (Уходит.)
СЦЕНА 2
Комната во дворце герцога.
Входят герцог и Турио.
Не беспокойтесь, Турио; теперь,
Лишенная навеки Валентина,
Она полюбит вас.
Но с той поры
Как изгнан он, я стал ей ненавистен.
Едва я появлюсь, она уходит,
И я уже надежду потерял.
Любовь девичья сходна с начертаньем
На льдине. Чуть повеяло теплом —
И тает лед, и, смотришь, нет рисунка.
Так мысль ее застывшая растает,
И будет сразу Валентин забыт. —
Входит Протей.
Ну что, синьор Протей, ваш старый друг,
Надеюсь, внял приказу и уехал?
Уехал, герцог.
Дочь моя грустит?
Мой герцог, эта грусть недолговечна.
Ты прав, но Турио думает иначе.
Протей, я полюбил тебя всем сердцем.
Ты доказал мне преданность свою,
И я доверюсь твоему совету.
О, если я вас обману, лишите
Меня и вашей милости и жизни.
Ты знаешь сам, с какой охотой дочь
Я за синьора Турио бы выдал.
Да, герцог.
И тебе небезызвестно,
Что дочь моей сопротивлялась воле.
Пока здесь находился Валентин.
О нет, она упорствует. Как сделать,
Чтоб девочка забыла Валентина
И полюбила Турио?
Есть способ.
Пусть ей наговорят на Валентина,
Что он обманщик, трус и низок родом, —
Три свойства, ненавистные для женщин.
Она поймет, что на него клевещут.
Да, если это скажет враг его.
Но ваша дочь должна рассказ подробный
О Валентине услыхать от друга.
Тогда возьмите это на себя.
Мой герцог, это было бы мне тяжко.
Достойно ль дворянина — клеветать,
Особенно на друга?
Но поскольку
Вы похвалой ему не помогли бы,
То клеветой ему не повредите.
А значит, вам должно быть безразлично,
Чем герцогу вы будете служить.
Мой герцог, я согласен. Если дело
Лишь в том, чтоб развенчать его пред нею,
Она его разлюбит, я ручаюсь.
Но Валентина выбросить из сердца,
Еще не значит в Турио влюбиться.
Поэтому, когда вы отвратите
Ее от Валентина, торопитесь
Любовь ее направить на меня,
И с этой целью, как его хулите,
Так вы меня хвалите перед ней.
Да, в этом я, Протей, вам доверяю.
Я знаю по рассказам Валентина,
Что сами вы в цепях любви томитесь
И навсегда верны своей любви.
Поэтому я вам предоставляю
Свободный доступ к дочери моей.
Она печальна, замкнута, угрюма,
Но вас, как друга Валентина, — примет,
А уж тогда сумейте сделать все,
Чтобы скорей он стал ей ненавистен.
Клянусь вам сделать все, на что способен,
Но мой синьору Турио совет:
Попробуйте поймать ее, как птицу,
В силки любовных песен и сонетов,
Исполненных покорности и страсти.
Ты прав, Протей, могущественна сила
Поэзии, наперсницы богов.
Пишите ей, что на алтарь любви
Приносите вы слезы, стоны сердца, —
Все в жертву столь великой красоте!
Испишете чернила — продолжайте
Чертить хоть кровью пламенные строки.
Орфей, создав магическую лютню,
Поэтов жилы взял для вещих струн,19
И золотыми звуками она
Смягчила сталь и вековые скалы,
И приручала львов, и заставляла
Левиафана20, чудище морское,
Покинув глубь, плясать на берегу.
Отдав свой день созданью чудных песен,
Ступайте ночью под окно любимой
И, пригласив искусных музыкантов,
Игрой и пеньем тешьте слух ее.
С молчаньем ночи так согласны звуки
Тоскующей, зовущей серенады,
И для победы нет пути другого.
Лишь тот, кто любит, может так учить.
Я твой совет сегодня же исполню,
Наставник мой, любезный мой Протей.
Прошу тебя, пойдем со мною в город —
Наймем оркестр. А я как раз сегодня
Великолепный выучил сонет.
Его спою — и будет он началом
Любовной битвы.
В добрый час, синьоры.
Мы до обеда, герцог, ваши слуги,
А там — в поход.
О нет, не тратьте время.
Я отпускаю вас, мои друзья.
Уходят.
АКТ IV
Лес между Миланом и Вероной.
Входят несколько разбойников.
Друзья, держитесь крепко, вот прохожий.
А хоть бы десять — бейте их, не трусьте!
Входят Валентин и Спид.
Стойте, синьоры, отдайте все, что имеете, не то мы свяжем вас и все отнимем.
Хозяин, мы погибли. Это злодеи, убивающие всех путешественников.
Друзья мои…
Ошибка, синьор, мы ваши враги.
Молчи, послушаем, что он скажет.
Правильно. Клянусь моей бородой, он хороший человек.
Так знайте же, мне нечего терять.
Ко мне судьба относится враждебно,
И все мое богатство — в той одежде,
Которая на мне.
Куда идете?
В Верону.
Откуда вы?
Из Милана.
И долго жили там?
Да больше года.
Но был бы там и ныне, если б злая
Судьба не встала на моем пути.
Вы изгнаны?
Да, изгнан.
А за что же?
За то, о чем мне тяжко вспоминать.
Я в стычке заколол там человека
И все еще раскаиваюсь в том.
Но я убил его на поединке,
А не ударом в спину.
Если так,
Поверьте, вам раскаиваться не в чем.
И вас изгнали за такой пустяк?
И хорошо, что обошлось лишь этим.
Вы знаете чужие языки?
Да, в юности поездил я немало,
А в общем, я судьбой не избалован.
Ручаюсь плешью старого монаха
Из удалой ватаги Робин Гуда,21
Он подходящий атаман для нас!
Он мне по сердцу. Господа, два слова!
Хозяин, принимайте предложенье,
Займитесь честным воровством.
Молчи ты!
Не связаны ли в жизненном пути
Вы с кем-нибудь?
Нет, лишь с моей судьбою.
Так знайте, между нами есть дворяне, —
Слепое буйство юности безумной
Нас от людей достойных удалило.
Я сам был изгнан из родной Вероны
За то, что вознамерился похитить
Воспитанницу герцога.
Я также
Из Мантуи был изгнан, — но за то,
Что проучил кинжалом дворянина.
И я в таком же пустяке повинен.
Но к делу! Мы и грехах своих винимся,
Чтоб объяснить вам, отчего пошли мы
В разбойники. Вы статны и сильны,
Притом вы человек с образованьем,
Владеете, как видно, языками,
А нам такой и нужен атаман.
Да, только потому, что вы — изгнанник,
Мы первым делом спрашиваем вас;
Хотите ль быть вы нашим атаманом,
Хотите ль сделать проигрыш доходным
И с нами жить в лесу?
Ответь нам прямо:
Ты хочешь править шайкой удальцов?
Скажи лишь «да» — и станешь атаманом,
И будем мы тебе повиноваться,
Тебя любить и чтить, как короля.
А если ты откажешься — убьем!
Чтоб ты не хвастал нашим предложеньем.
Пожалуй, я — согласен. Остаюсь.
С условием, чтоб вы не обижали
Ни бедняков, ни беззащитных женщин.
Столь подлых дел гнушаемся мы сами.
Пойдем, мы отведем тебя в пещеру
И отдадим в твое распоряженье
Себя самих и все свое добро.
Уходят.
СЦЕНА 2
Милан. Перед дворцом герцога.
Я Валентина оболгал, и ныне
Мне Турио придется обмануть.
Пообещав хвалить его пред нею,
Я думал только о своей любви,
И Сильвию теперь могу я видеть.
Но Сильвия правдива и честна
И на обеты верности с презреньем
Ответствует, что я неверен другу.
Когда я славлю красоту ее,
Она глумится над моей изменой
И просит клятвы Джулии припомнить.
Но, несмотря на все ее насмешки,
Я перед нею — точно пес ручной.
И я люблю тем преданней, чем больше
Она мои моленья презирает.
Но вот пришел и Турио. Пойду
Любимой петь с ним вместе серенаду.
Входят Турио и музыканты.
Как! Раньше нас, Протей, вы прилетели?
Да, прилетел, мой Турио достойный.
Любовь, где не пройдет, перелетит.
Да, но любовь-то ваша ведь не здесь!
Нет, здесь, иначе я бы здесь и не был.
И, может быть, вы к Сильвии явились?
Да, к Сильвии, но ради вас.
От сердца
Благодарю вас. Господа, начнем.
Настраивайте ваши инструменты.
Входят хозяин гостиницы и Джулия, одетая мальчиком.
Ну, юный мой постоялец, мне кажется, вы хлебнули лишнего. Почему вы грустите?
Да потому, добрый хозяин, что мне невесело.
Ладно, мы вас развеселим. Вы сейчас услышите музыку и увидите синьора, о котором спрашивали.
И услышу его голос?
Да, услышите.
Это будет для меня музыкой.
Музыка.
Слушайте.
Он здесь, среди них?
Да. Но тише, послушаем.
(исполняется музыкантами)
Кто Сильвия? И чем она
Всех пастушков пленила?
Умна, прекрасна и нежна,
Велением богов дана
Ей чар любовных сила.
О слепоте своей скорбя,
Амур к ней приласкался:
«О, как хочу узреть тебя!»
И вдруг прозрел он и, любя,
В ее глазах остался.
Друзья, среди чудес земли
Что Сильвии чудесней?
Мы к нежной Сильвии пришли,
Мы ей гирлянды принесли,
Ее мы славим песней.
В чем дело? Вы стали еще печальнее. Что с вами, друг мой? Видно, вам не нравится эта музыка?
Вы ошиблись, мне музыкант не нравится.22
Чем же, прекрасный юноша?
Он фальшивит.
Как так, он играет не на тех струнах?
Нет, нет. И все же он фальшивит так, что все струны моего сердца дрожат от боли.
У вас тонкий слух.
Лучше бы мне оглохнуть. У меня сердце разрывается от этого.
Я вижу, вы не любите музыки.
Если она фальшива — не люблю.
Вы послушайте, как меняются голоса.
Вот эти-то смены меня и раздражают.
Так что ж, вы хотите, чтоб он играл на один голос?
Да, я хочу, чтоб один музыкант играл на один голос. А что, хозяин, этот ваш Протей часто приходит к окнам этой дамы?
Я знаю только то, что сказал мне его слуга Ланс: он по уши в нее влюблен.
Тише! Отойдем в сторону, они уходят.
Не беспокойтесь, Турио, клянусь вам,
Я так искусно дело поведу,
Что хитрости моей вы удивитесь.
Где встретимся мы с вами?
У фонтана
Григория святого. —
Турио и музыканты уходят.
В окне появляется Сильвия.
Привет вам, благородная синьора.
(хозяину)
Где Ланс?
Пошел искать собаку, которую по приказу своего господина он должен поднести в подарок Сильвии.
Благодарю за музыку, синьор.
Скажите, кто вы?
Если бы вы знали,
Насколько чисты помыслы мои,
Вы узнавать умели бы мой голос.
Синьор Протей?
Ваш преданный слуга.
Что вам угодно?
Слепо подчиняться
Желаньям вашим.
Очень рада слышать.
Так вот мое желанье: убирайтесь
Немедленно домой! Ты, лжец, предатель,
Иль думаешь, я так глупа, ничтожна,
Что лестью соблазнить меня ты можешь,
Как обманул ты клятвами другую?
Ступай, пади пред нею на колени,
Моли прощенья у ее любви!
А я клянусь — клянусь царицей ночи,
К твоим мольбам не снизойду вовеки
И домоганья лживые твои
Всем разумом, всем сердцем презираю.
Мне стыдно, что с тобой на болтовню
Я трачу время.
Госпожа моя,
Скрывать не стану, я любил другую,
Но ведь она скончалась.
(в сторону)
Я свидетель,
Ее пока не опускали в гроб.
Допустим, это правда, но твой друг,
Твой Валентин, он жив, а ты ведь знаешь,
Что мы обручены, и не стыдишься
Своей любовью друга оскорблять!
Идет молва, что Валентин скончался.
Тогда и я мертва, моя любовь
Навек погребена в его могиле.
Позвольте воскресить ее, синьора!
Нет, воскреси любовь своей любимой,
Иль вместе с ней свою похорони.
(в сторону)
Он этого не слышал.
О синьора!
Вы так жестокосердны, но молю вас,
Отдайте мне на память свой портрет,
Висящий в вашей комнате. Я буду
С ним говорить, вздыхать пред ним и плакать,
И вашу тень, сам обратившись в тень,
Любить неугасающей любовью.
(в сторону)
Живую, лицемер, вы разлюбили б
И в тень бы превратили, как меня.
Мне неприятно быть кумиром вашим,
Но вам, лжецу, пожалуй, так подходит
Молиться тени и любить подобье,
Что вам портрет дарю я. Завтра утром
Кого-нибудь пришлите за подарком.
Покойной ночи.
Я спокоен буду,
Как пленник, ждущий казни поутру.
(Уходит.)
Сильвия скрывается в окне.
Хозяин, пойдем, что ли?
Клянусь всеми святыми, я хорошо всхрапнул.
Скажи, где живет синьор Протей?
В моей гостинице. Вы поглядите, скоро уже светать начнет.
А ночь из всех ночей моих бессонных
Была и самой длинной и тяжелой.
Уходят.
СЦЕНА 3
Там же.
Входит Эгламур.
Меня синьора Сильвия просила
Зайти к ней нынче. Этот час настал.
Я для каких-то важных дел ей нужен.
Синьора Сильвия!
В окне появляется Сильвия.
Кто звал меня?
Слуга и друг ваш.
Это Эгламур?
Синьор, примите тысячу приветствий.
И столько же приветствий вам, синьора.
Я к вам пришел так рано, чтоб узнать,
Какой могу быть службой вам полезен.
Ты — рыцарь, мой достойный Эгламур.
Клянусь тебе, в моих словах нет лести.
Ты просвещенный, мудрый и отважный,
Ты справедлив и прям. Тебе известно,
Что всей душой люблю я Валентина,
Но мой отец меня желает выдать
За Турио, ничтожного глупца.
Ты сам любил. Ты мне сказал когда-то,
Что, безутешной горестью теснимый,
Печалясь о возлюбленной своей,
Ты над ее безвременной могилой
Поклялся верным быть ей даже мертвой.
О Эгламур, я в Мантую решила
Уехать, — там живет мой Валентин.
По на дорогах, говорят, опасно;
Прошу тебя, будь спутником моим.
Подумай, как разгневан мой родитель,
Подумай, как в разлуке я страдаю,
И скажешь сам, что вправе я бежать,
Чтобы спастись от мерзкого союза,
Который проклят небом и судьбой!
Мой добрый друг, молю тебя всем сердцем,
А в нем страданий — как песчинок в море, —
Будь провожатым Сильвии несчастной!
Но если ты не можешь, обещай мне
Молчать о том, что я тебе открыла,
И я тогда решусь бежать одна.
Всем сердцем вам сочувствую, синьора.
И, зная ваших горестей причину,
Охотно буду вас сопровождать.
И о своей судьбе я не забочусь,
Я лишь для вас прошу у неба счастья.
Когда же в путь?
Сегодня ввечеру.
Где встретимся?
У брата Пьетро в келье.
Пред ним я исповедаться хочу.
Я встречу вас у врат монастыря.
До вечера, прекрасная синьора!
Мой добрый друг, мой Эгламур, прощайте.
(Скрывается в окне.)
Эгламур уходит.
СЦЕНА 4
Входит Ланс со своей собакой.
Когда слуга ведет себя, как неблагодарный пес, то господин обижается. Но ведь его-то я воспитывал с детства. Я спас этого щенка, когда его хотели утопить вместе с тремя или четырьмя слепыми братцами и сестрицами. Я учил его, как настоящего пса. Меня послали поднести его синьоре Сильвии в подарок от моего хозяина. Не успели мы войти в столовую, как он уже подобрался к тарелке синьоры и стащил. Противно смотреть, когда собака не умеет вести себя в обществе. Мне хотелось, чтобы он показал себя образованным псом, как говорится — псом на все руки. Если б у меня не хватило ума взять на себя его грех, его бы за такую проделку повесили. Ей-богу, он был бы за это сурово наказан. Посудите сами. Он без всяких церемоний врывается в общество двух или трех знатных собак, которые сидели под столом герцога, и, не пробыл он там, — ну просто диву даешься! — не пробыл он там даже столько времени, сколько нужно, чтобы помочиться, как уже все в комнате почувствовали запах. «Гоните вон эту собаку!» — кричит один. «Это еще что за пес!» — кричит другой. «Хорошенько его хлыстом!» — кричит третий. «Повесить его!» — говорит герцог. Так как мне этот запах хорошо знаком, я сразу понял, что это Креб. И вот подхожу я к малому, который собирается бить его хлыстом. «Друг, — говорю я, — вы собираетесь бить эту собаку?» — «Да, черт возьми, собираюсь», — говорит он. «Вы его напрасно обижаете, — говорю я, — это я наделал в комнате». Он без дальних слов давай меня хлестать и выставил вон. Много ли хозяев сделали бы это ради слуг? Готов поклясться, я сиживал в колодках за те колбасы, которые он крал. Я стоял у позорного столба за тех гусей, которых он задушил, иначе он пострадал бы за это. — А ты и думать об этом забыл. Но я-то не забыл, что ты наделал, когда я уходил от госпожи Сильвии. Разве я не просил тебя не спускать с меня глаз и повторять то, что буду делать я? Видел ли ты когда-нибудь, чтобы я вдруг поднял ногу и помочился на юбку знатной дамы? Видел ты когда-нибудь, чтобы я творил такое безобразие?
Входят Протей и Джулия, одетая мальчиком.
Тебя зовут Себастьян? Ты мне сразу
Понравился. Окажешь мне услугу?
Все что угодно! Все, что буду в силах!
Благодарю. —
(Лансу.)
Так вот ты где, мерзавец!
Скажи, где прошатался ты два дня?
Синьор, я по вашему приказу водил собаку к госпоже Сильвии.
Ну, и что же она сказала, получив эту прелестную собачку?
Черт возьми, синьор, она говорит, что собака, которую вы ей прислали в подарок, — дворняжка и достойна лишь собачьей благодарности.
Но ведь она приняла собачку в подарок?
Нет, синьор, не приняла. Вот я и веду ее назад.
Как, ты этого пса хотел ей подарить?
Да, синьор. А ту другую, маленькую собачку, похожую на белку, у меня вчера на рынке подручные палача украли из кармана. Вот я вместо нее и поднес госпоже Сильвии своего собственного пса. Он в десять раз больше той вашей собачки, а значит — в десять раз лучше как подарок.
Ступай к чертям! Иль разыщи собачку,
Иль на глаза не смей мне попадаться!
Чего стоишь? Взбесить меня решил?
Из-за слуги всегда краснеть я должен!
Ланс уходит.
Себастьян, будь моим слугою ты.
Мне нужен юноша, который может
Исполнить мой приказ умно и тонко,
Не так, как этот пентюх толстокожий.
А ты лицом приятен и воспитан
И, если я в тебе не ошибаюсь, —
Удачу можешь принести и счастье.
За это я и взял тебя. Так вот что:
Ступай к синьоре Сильвии тотчас же
И ей отдай кольцо мое в подарок.
Его владелица меня любила.
Но вы ее, должно быть, не любили,
Когда с ее подарком расстаетесь.
Или она скончалась?
Нет, жива.
О горе мне!
Тебе? При чем же ты здесь?
Я не могу не пожалеть ее.
Ты? Почему ты Джулию жалеешь?
Она не меньше, видно, вас любила,
Чем вы синьору Сильвию? И что же,
Ей дорог тот, кто позабыл ее,
А вы влюбились в ту, кто вас не любит.
Всегда с любовью жизнь в противоречье,
Вот почему вскричал я: горе мне!
Ну, не печалься. Отнеси кольцо,
А с ним письмо. Вот комната синьоры.
Скажи, что за обещанным портретом
Явился ты, и, получив портрет,
Лети ко мне тоску мою развеять.
(Уходит.)
Ах, многие ли женщины могли бы
Такое поручение исполнить!
Протей, бедняга! Ты лису приставил
Твоих ягнят пасти. А я-то дура!
Мне жаль того, кто надо мной смеется!
Едва ее увидел, он с презреньем
Отверг меня, а я люблю его
И оттого жалею. В час разлуки
Ему кольцо дала я, чтобы вечно
Меня он помнил, а теперь должна я —
Посол несчастный! — Сильвию просить
О том, что запретить бы ей хотела,
Отдать ей то, что отобрать хочу,
Хвалить того, кого браню всем сердцем.
Не я ли с ним сама обручена!
Чтоб стать Протею преданным слугою,
Должна предать я самое себя.
И, сватая любимому невесту, —
О господи! — я жажду лишь отказа.
Входит Сильвия со свитой.
Привет вам, госпожа! Нельзя ли мне
Сказать синьоре Сильвии два слова?
Я — Сильвия. Но что же вам угодно?
О, если это вы, прошу терпенья —
Я с порученьем прислан.
От кого?
Синьор Протей меня прислал, синьора.
А, верно, вас прислал он за портретом?
Да.
Хорошо. Урсула, мой портрет!
Урсула приносит портрет.
Отдай его Протею, но скажи,
Что Джулия, которой изменил он,
Подходит больше комнате его,
Чем эта тень.
Вот вам письмо, синьора.
Простите, я случайно передал вам
Не тот листок. Ах, вот он, ваша милость.
А покажи-ка мне еще раз тот.
Прошу простить, я не могу, синьора.
Возьми! Я не хочу и видеть, что мне пишет
Твой господин. Я знаю, там полно
Любовных клятв, неслыханных обетов, —
Он лжет с такой же легкостью всегда,
С какой его письмо я разрываю.
(Разрывает письмо.)
Синьора, вам кольцо он посылает.
Кольцо? Тогда позор ему вдвойне!
Он сотни раз твердил, что это — память,
Что это милой Джулии кольцо —
Залог любви, врученный в миг разлуки.
И пусть он осквернил его изменой,
Я Джулию не стану оскорблять.
Она благодарит вас.
Что такое?
Благодарю вас за участье к ней.
Бедняжка, мой синьор ее обидел!
Ее ты знаешь?
Так же, как себя.
Я часто плакал над ее печалью.
Она, быть может, знает, что Протей
Ей изменил?
Я полагаю, знает.
И в этом горьких слез ее причина.
Она красива?
Нет, была красива,
Когда могла в любовь Протея верить.
Она была красавица, как вы.
Но в зеркало давно она не смотрит.
Под маскою не прячется от солнца,23
И воздух розы щек ее убил,
Ее чело лишилось лилий белых,
Подобно мне, теперь она смугла.
А ростом высока она?
Как я.
Когда мы с ней в комедиях играли,
Мне часто роли женщин доставались,
И были платья Джулии мне впору,
Как будто шил портной их для меня.
Вот почему известно мне, что ростом
Мы с ней равны. А как-то раз случилось,
Что я всерьез ее заставил плакать.
Я Ариадну представлял тогда,
Убитую предательством и бегством
Изменника Тезея.24 Я играл
Так живо, был так неподдельно грустен,
Что госпожа моя разволновалась
И горько зарыдала. Пусть умру я,
Когда не плакал сам ее слезами.
О благородный мальчик, как отрадно
Должно быть ей сочувствие твое,
Когда она покинута, забыта!
Сама я плачу, думая о ней.
За то, что госпожу свою ты любишь,
Дарю тебе мой кошелек. Прощай!
Как Джулия благодарить вас будет,
Когда вы с нею встретитесь, синьора!
Сильвия со свитой уходит.
Она добра, прекрасна, благородна.
И если ей так жаль меня, — быть может,
Она отвергнет сватовство Протея.
Любовь, любовь! Как над собой ты шутишь!
Но вот портрет соперницы. Посмотрим.
Пожалуй, дать такое платье мне,
Лицом бы оказалась я не хуже.
Но, право, живописец ей польстил.
Иль, может быть, себе я льщу невольно?
Она темноволоса — я светла.
Но если он ее за это любит,
Я завтра же парик надену темный.
Глаза у нас обеих голубые,
Но у нее гораздо ниже лоб.
Так что же в ней он любит? Чем я хуже?
И что во мне он мог бы порицать,
Не будь Амур шальным, слепым мальчишкой.
Неси же, тень, соперницу твою —
Другую тень. Бездушное подобье!
Тебе молиться будут, поклоняться.
Но если в поклонении кумиру
Есть чувство, пусть моя живая плоть
Заменит этот образ бестелесный.
Я пощажу тебя во имя той,
Кто так скорбит о Джулии, — не то бы
Я вырвала глаза твои пустые,
Чтоб разлюбил тебя мой повелитель.
(Уходит.)
АКТ V
Милан. Монастырь.
Входит Эгламур.
Позолотило солнце хмурый запад.
Условленный уже подходит срок,
И Сильвию тотчас я должен встретить.
Она придет. Влюбленные иль точны,
Иль сонное опережают время.
Но вот она. —
Входит Сильвия.
Синьора, добрый вечер!
Аминь, аминь. Ступай вперед, мой рыцарь,
И жди за монастырскою оградой.
Боюсь, отец велел за мной следить.
Не бойтесь, лес недалеко отсюда,
Мы добежим — и будем спасены.
Уходят.
СЦЕНА 2
Комната во дворце герцога.
Входят Турио, Протей и Джулия.
Синьор Протей, как Сильвия теперь
Относится к моим смиренным просьбам?
Она, пожалуй, стала благосклонней,
Но все же в вас не нравится ей что-то.
Но что же? Или ноги слишком длинны?
О нет, скорее — чересчур худы.
Надену сапоги, чтоб округлить их.
(в сторону)
Ты шпорами любовь не обратишь
К тому, что от природы ей противно.
А нравится ли ей мое лицо?
Она его считает слишком белым.
Плутовка лжет! Я темен, точно мавр.
Но жемчуг бел, а темные мужчины,
Как говорят, в глазах красавиц — жемчуг.
(в сторону)
Да, этот жемчуг ослепляет женщин, —
И, право, лучше с глаз его долой!
Ей нравится беседовать со мною?
Рассказы ваши о войне ей скучны.
Но о любви и мире — интересны?
(в сторону)
Ей было б интересней услыхать,
Что с миром ты ушел — и не вернулся.
А что она о храбрости моей
Сказала вам?
Она молчит об этом.
(в сторону)
А что сказать, когда храбрец труслив?
Известно ль ей мое происхожденье?
Известно то, что вы от высшей знати
Свой род ведете.
(в сторону)
Из князей в шуты.
Она слыхала о моем богатстве?
Да, и жалеет вас.
А почему?
(в сторону)
А потому, что им осел владеет.
Да ведь оно заложено.
Вот герцог!
Входит герцог.
А, Турио! Протей! Синьоры, кстати,
Вы Эгламура нынче не встречали?
Нет.
Нет.
А дочь мою?
Я не встречал.
Так, значит, дочь бежала к Валентину,
И Эгламур ее сопровождает.
Да, это так. Их брат Лоренцо встретил,
Когда он шел, в молитвы погруженный,
Лесной тропой. Он Эгламура знает
И думает, что с ним была она,
Хотя под маской он лица не видел.
Затем она хотела к брату Пьетро
На исповедь прийти, но понапрасну
Он ждал ее весь вечер. Я уверен,
Что Сильвия бежала. Мой Протей,
Седлай коня, скачи до поворота
На Мантую, — они туда спешили.
Там под горой я назначаю встречу.
Скорей, синьоры, следуйте за мной.
(Уходит.)
Однако нрав строптивый у девицы!
Бежать от счастья! Я за ней отправлюсь —
Не из любви к упрямице, о нет,
Но отомстить хочу я Эгламуру.
А я отправлюсь только из любви,
Я к Эгламуру злобы не питаю.
(в сторону)
А я пойду — не мстить ее любви,
Но стать помехой для его любви.
Уходят.
СЦЕНА 3
Лес.
Входят разбойники, ведя Сильвию.
Ну, ну, терпенье! Мы вас отведем
К начальнику.
Мне горе так привычно,
Что это горе я стерплю легко.
Ведите же ее.
А где тот малый,
Который с нею был?
Удрал, как заяц.
За ним пустились Мозес и Валерий.
Веди ее к начальнику. Ступай!
А я в погоню, — мы его поймаем,
Ему засад в лесу не миновать.
Второй и третий разбойники уходят.
Пойдемте, я вас отведу в пещеру
Начальника. Вам нечего бояться.
Он справедлив, а с женщинами — рыцарь.
Уходят.
СЦЕНА 4
Другая часть леса.
Входит Валентин.
Как быстро в нас рождается привычка!
Мне лес безлюдный, глушь и полумрак
Милей, чем пестрый и богатый город.
Я здесь брожу один, никем не видим,
И вторю песне томной соловья
Стенаньями тоскующего сердца.
Красавица, живи в моей груди,
Люби приют, счастливый лишь тобою,
Не то печаль изгложет эта стены
И рухнет опустелое жилище.
О Сильвия, мне душу воскреси,
Утешь страдальца, ласковая нимфа!
Шум за сценой.
Что там за крик? О чем шумит ватага,
Возведшая в закон лишь своевольство?
Иль бедный путник в этот лес забрел?
Хотя меня вся шайка полюбила,
Как трудно мне обуздывать их буйство!
Но спрячься, Валентин, сюда идут.
Входят Сильвия, Протей, Джулия.
Чтоб вам услугу оказать, синьора, —
Хоть вы моих не цените услуг, —
Я жизнью рисковал, и этой шпагой
Наказан вор, грозивший чести вашей.
Так неужели я не заслужил
В награду хоть улыбки благосклонной?
Я меньшей не придумаю цены,
Да меньше мне и дать вы не могли бы.
(в сторону)
Не сон ли все, что вижу я и слышу?
Дай мне, любовь, терпенья хоть на миг!
О господи, взгляни, как я несчастна!
Несчастною могли вы стать, синьора,
Но я пришел и счастье вам принес.
Мое несчастье в том, что ты посмел
Приблизиться.
(в сторону)
А я несчастна буду,
Когда ты станешь близок ей.
О небо!
Я предпочла бы, чтобы лев голодный
Меня в лесной трущобе растерзал,
Чем быть тебе обязанной, предатель!
Бог видит, как люблю я Валентина.
Он дорог стал мне, как души спасенье,
И столь же (я спасением клянусь!)
Мне лжец Протей вовеки ненавистен.
Прочь от меня, я повторяю, прочь!
За нежный взор твой, за одну улыбку
В объятья смерти кинусь я с восторгом!
Ужель сулит мне рок неотвратимый
За всю любовь — лишь ненависть любимой?
Ты сам не любишь ту, кем так любим.
Припомни, как ты в клятвах рассыпался
Пред Джулией, твоей любовью первой.
И эти клятвы в ложь ты обратил,
Чтоб кинуться за новою любовью.
Нет, ты неверен, если только верность
Не многолика. Впрочем, верность многим
Еще, пожалуй, хуже, чем неверность.
И лучше бы не клялся ты совсем,
Чем клялся многим, а солгал бы всем,
Изменник дружбе!
Кто же другу в жертву
Любовь приносит?
Только не Протей!
Нет, если даже нежным красноречьем
Я не могу ваш гнев обезоружить,
То, как солдат, я силой вас заставлю
Ответить мне любовью на любовь.
Прочь руки!
Я сломлю твое упорство!
(выступая вперед)
Презренный лжец! Прочь руки!
Валентин!
Так вот что значит быть притворным другом!
Ты предал все — и дружбу и любовь!
В твою измену я бы не поверил,
Когда бы сам ее не увидал.
Теперь сказать вовеки не смогу я,
Что хоть единый друг есть у меня.
Как верить, если правая рука
Столь вероломно изменяет сердцу!
Протей, ты стал чужим для Валентина,
Ты подорвал его доверье к людям.
Больней всех ран — невидимая рана.
Мой друг — мой враг! О подлый век обмана!
Я виноват, мне стыдно, Валентин,
И если можно искупить обиду
Признаньем и раскаяньем глубоким,
Прими его. Моя вина не больше,
Чем скорбь моя.
Тогда я все забыл.
Я верю вновь, что друг мой чист и честен.
Да, верю! Или пусть меня отвергнут
И небо и земля: они прощают
Тягчайший грех, и даже гнев господень
Пред искренним раскаяньем стихает.
А чтобы ты увидел дружбы щедрость,
Я уступаю Сильвию тебе.
О горе мне!
(Лишается чувств.)
Что с мальчиком, смотрите!
Мой мальчик милый! Что с тобой случилось?
Открой глаза, поговори со мной.
Ах, добрый мой синьор, Протей велел мне
Отдать синьоре Сильвии кольцо,
А я забыл.
Но где ж кольцо, проказник?
А вот оно.
Как, покажи поближе!
Ведь это то кольцо, что в день разлуки
Я отдал Джулии.
Синьор, простите!
Я попросту ошибся, вот кольцо,
Которое вы Сильвии послали.
(Показывает другое кольцо.)
Но как тебе досталось то кольцо?
Его, прощаясь, Джулии вручил я.
Мне Джулия сама его дала
И принесла сюда его сама же.
Как, Джулия!
Смотри, Протей, на ту,
Чье сердце помнит пламенные клятвы
Твоей любви. Ты лгал мне, вероломный!
Красней, стыдись, что ты меня заставил
Надеть мужской костюм, хотя едва ли
Постыдна маскировка для любви,
И скромность утверждает, что мужчине
Постыднее от слова отступиться,
Чем девушке — мужчиной нарядиться.
От слова отступиться? Ты права!
Но ведь мужчина стал бы совершенством,
Когда б он постоянством обладал.
Непостоянство — всех грехов исток,
В нем, нерожденном, скрыт уже порок.
Храни я верность Джулии моей —
Ужели счел бы Сильвию милей?
Давайте руки, я соединю вас,
И дружеский союз ваш никогда
Да не смутит коварная вражда!
Клянусь, мое исполнилось желанье.
Клянусь и я.
Входят разбойники, ведя герцога и Турио.
Сюда, сюда! Добыча!
Оставьте их! — Мой герцог, вашу милость
Приветствует изгнанник Валентин.
Как, Валентин!
И Сильвия меж ними!
Она моя!
Прочь, Турио, не то
Мой ярый гнев тебя настигнет смертью.
И Сильвию не называй своей,
Иль ты Милана больше не увидишь.
Не смей ее хотя б мизинцем тронуть
Иль осквернить ее своим дыханьем!
Синьор, синьор, прошу — не горячитесь!
Осел безмозглый тот, кто лезет в драку
За девушку, которой он отвергнут!
Пускай красотка достается вам!
Тем более ты мерзок и ничтожен,
Коль так стремился ею обладать,
А пятишься при первой же угрозе.
Но, я клянусь высоких предков славой,
Ты мне по сердцу, храбрый Валентин!
Ты королеву в жены взять достоин,
И я забыл, что оскорблен тобой.
Вернись в Милан. Какой бы сан высокий
Ни попросил ты, я на все согласен.
Ты дворянин, твой род и стар и славен, —
Бери же Сильвию, ты заслужил ее.
Благодарю! Я счастлив, государь!
Но я во имя Сильвии прошу вас
Мою исполнить просьбу.
Говори!
Не для нее, но для тебя — исполню.
Изгнанники, к которым я примкнул, —
Я вам клянусь — достойнейшие люди.
Простите им все то, что совершали
Они в лесу, и дайте им вернуться
В свои дома. Вы можете, мой герцог,
Доверить им важнейшие дела.
Согласен. И тебя и всех прощаю.
Ты знаешь их, распоряжайся ими.
А мы пойдем, забудем все тревоги
В пирах, в веселье, в шумном торжестве.
Но путь ваш долог. Я осмелюсь, герцог,
Заставить вашу светлость улыбнуться.
Как нравится вам этот юный паж?
Мальчишка грациозен. Он краснеет.
От граций больше в нем, чем от мальчишки.
Что означает ваших слов игра?
Я расскажу вам, если разрешите,
И ход судьбы вас удивит немало.
Пойдем, Протей, ты должен в наказанье
Прослушать повесть о своей любви.
А там сыграем обе свадьбы наши.
Единый дом, единый дружный пир,
Единое безоблачное счастье!
Уходят.
«ДВА ВЕРОНЦА»
Хотя «Два веронца» были впервые напечатаны лишь в F 1623 года, все данные свидетельствуют о том, что комедия была создана Шекспиром в ранний период его творчества. Сведений о постановке ее на сцене не сохранилось, но Френсис Мерес в 1598 году в своем обзоре английской литературы, перечисляя комедии Шекспира, ставит на первое место в списке «Два веронца». Исследователи датируют пьесу по-разному, в пределах 1591-1595 годов. По мнению авторитетнейшего шекспироведа XX века Э. К. Чэмберса, ее появление относится к началу сезона 1594/95 года.
Источником сюжета комедии является история Феликса и Фелисмены из испанского пасторального романа «Диана» Монтемайора. Однако едва ли Шекспир был непосредственно знаком с ним в оригинале, так как испанского языка не знал. Он мог читать его перевод в рукописи, сделанный Бартоломью Юнгом, но вероятнее всего, что он знал пьесу «Феликс и Филомена», представление которой давалось при дворе труппой королевы в 1585 году. Возможно даже, что комедия Шекспира представляет собой переработку этой пьесы, но судить об этом мы не можем, ибо текст ее не сохранился.
Комедия Шекспира далека от совершенства. Внимательное изучение ее привело к обнаружению некоторых противоречий и несогласованности ряда моментов. Давно уже был замечен явный географический ляпсус: Валентин едет из Вероны в Милан на корабле, тогда как оба города находятся в глубине страны. В другом месте просто описка: Спид приветствует Ланса с прибытием в Падую, тогда как на самом деле они встречаются в Милане, где происходит значительная часть действия. Но больше всего недоумений вызывает финал. Об этом будет сказано ниже.
Исследователи спорят о том, на чей счет следует отнести несовершенства пьесы. Одни видят в них свидетельство незрелости самого автора, что естественно, если пьеса действительно была продуктом его раннего творчества. Но редакторы «Нового Кембриджского издания» сочинений Шекспира А. Куиллер-Кауч и Дж. Довер Уилсон полагают, что их следует в значительной степени объяснить дефектностью рукописи, с которой печатался текст. Дж. Довер Уилсон утверждает, что перед нами не воспроизведение рукописи Шекспира, а сводный текст, составленный из списков отдельных ролей при помощи плана спектакля (plot). Отсюда будто бы и явные сокращения в тексте и частичная несогласованность отдельных моментов.
Возможно, что это было так. Но при всем том «Два веронца» несомненно выделяются не только над уровнем всей дошекспировской комедиографии, но и над его собственными комедиями, написанными до того. По сравнению с «Комедией ошибок» и «Укрощением строптивой» «Два веронца» представляют собой явный шаг вперед, притом в новом направлении.
Названные две комедии принадлежат еще к фарсовой традиции, хотя они кое в чем переросли ее. «Два веронца» — первая «романтическая» комедия Шекспира. И дело не только в том, что действие здесь строится не на случайном совпадении, не на фарсовых недоразумениях и перебранках. Новым здесь является центральный мотив сюжета, отношение к людям, к их духовному миру.
«Два веронца» — пьеса о любви и дружбе. Шекспир здесь заглядывает в человеческие души глубже, чем в «Комедии ошибок» и «Укрощении строптивой». Вполне оставаясь на почве реальности, Шекспир вводит в «Два веронца» мотивы идеальные. Речь идет о высоких человеческих чувствах и больших нравственных ценностях — о верности в любви и дружбе.
Но необходимо сразу же сказать, что морализаторские цели Шекспиру чужды в этой комедии, как и в остальном драматургическом творчестве. Он создает характеры, и раскрытие их в действии составляет его главную цель как художника. Перед нами обнаруживаются различия в поведении героев, охваченных чувством, и мы видим, что различия эти обусловлены характером.
Валентин — чистая, цельная натура. В речи он прям, чувство и выражение его последовательны. Он стоек в дружбе, верен своей любви даже в разлуке. Его характеризует благородная простота и решительность. В одном он только проявил свою робость — он не покоритель сердец, как его друг, и не он, а Сильвия сделала первый шаг к их сближению. Такой же цельностью отличается нежная, хрупкая Джулия. Она не сразу поддалась ухаживанию Протея, но, полюбив его, всем сердцем отдалась своему чувству. Во имя него она готова и на жертву и на подвиг.
В отличие от робкой Джулии, Сильвия решительна и уверена в себе. Она смела, умна, насмешлива, остроумна, готова прибегнуть к крайним средствам для достижения счастья с любимым.
Как ни различны они, есть черта, свойственная им в равной мере, — цельность натуры, верность чувству. Именно этим они отличаются от героя, которого Шекспир многозначительно назвал именем мифологического персонажа, менявшего свой облик, — Протея.
Как правило, Шекспир не давал своим героям имен со значением. Это осталось у него принадлежностью персонажей комических. Но фигура Протея не шутовская. И, добавим, не злодейская.
Правильному пониманию «Двух веронцев» всегда мешает то, что мы хотим оценить смысл драматического конфликта в плане противопоставления этических норм и принципов. Это не входило в замысел Шекспира и только запутывает зрителя и читателя. Конфликт у Шекспира не этический, а психологический. В Протее нет ничего злодейского, хотя поведение его оказывается весьма предосудительным.
Протей — человек чувства. Жить без любви, без страсти он не может. Не случайно, что любовь проснулась в его сердце раньше, чем у друга. Валентин еще посмеивался над любовным увлечением Протея, когда мы знакомимся с ними. Ему, Валентину, свойственны другие стремления: он честолюбив, хочет проявить себя в деле, завоевать положение. До всего этого Протею дела нет; он живет жизнью сердца, и это дает ему высшие радости.
Но чувство Протея отличается одной особенностью. Ему необходимо, чтобы предмет его любви был перед ним. Нельзя сказать, что его чувство поверхностно. По-своему оно глубоко, но оно нуждается в повседневной пище. Когда Протей разлучился с Джулией, она как бы выпала из его сердца. Им овладела страсть к Сильвии. А так как эмоции его очень сильны и властно требуют удовлетворения, то Протей со всей присущей ему страстностью стал бороться за Сильвию, презрев и преданность Джулии, и дружбу к Валентину, и все правила добропорядочности.
Можно и, вероятно, нужно оценить поведение Протея с точки зрения норм нравственности. Но не это интересовало Шекспира и его современников. В эпоху Возрождения и критерии морали были несколько иными. Высшая человеческая добродетель усматривалась не в том, чтобы быть моральным (так думали пуритане), а в том, чтобы следовать своей природе, стремлениям ума и сердца, проявляя максимум энергии в достижении цели. Вот почему и Валентин и Джулия оказываются в состоянии простить неверность Протею, как только он изъявляет готовность признать свою неправоту и исправиться. Каждый из них знает, как велика сила чувства, и в этом смысле они могут не только понять, но и простить Протея.
Здесь мы уже подошли к тому месту пьесы, которое подало повод для разных оценок и споров критиков. Развязку комедии находили недостаточно моральной, неэстетичной и психологически неоправданной. Новейшие исследователи, как Дж. Довер Уилсон, предложили для «оправдания» Шекспира текстологические мотивы. Довер Уилсон считает, что развязка дошла до нас в значительно сокращенном виде, притом с изменениями, сделанными не самим Шекспиром, а кем-то другим, отчего и происходят все несообразности финала.
Мы не видим необходимости в таком объяснении и полагаем, что Довер Уилсон переоценивает значение неясностей развязки. Если сокращения и имели место, то в целом дошедшую до нас финальную сцену можно считать вполне шекспировской. Другое дело, что современному сознанию она представляется неоправданной. Правильно понять ее можно, лишь учитывая своеобразие ренессансного мировоззрения. С точки зрения людей эпохи Шекспира не было ничего несообразного ни в том, что Протей раскаивается, ни в том, что друг и возлюбленная прощают его.
Правда, если зритель нашего театра незнаком с этими обстоятельствами, он будет испытывать некоторое неудовлетворение такой развязкой. Помочь здесь сможет лишь творческая инициатива театра, умение так воссоздать атмосферу ренессансной жизни, так динамически построить спектакль, что финал покажется оправданным в той напряженной эмоциональной атмосфере, в какой живут герои.
Пьеса вся пронизана духом эпохи Возрождения. Недаром действие ее происходит в Италии, обетованной земле Ренессанса. Юг с его знойными страстями, стремительностью и горячностью людей во многом дает знать о себе в «Двух веронцах». Но четкая локализация действия никогда не была свойственна Шекспиру. Свое национальное, английское властно вторгалось в его пьесы, где бы ни происходило их действие. Так это случилось и здесь.
Валентин, изгнанный из Милана, сразу попадает в лес, который совсем не похож на итальянский. Английский зритель шекспировского времени безошибочно узнавал в нем Шервудский лес, в котором прятался Робин Гуд со своими лесными братьями. Английская природа и английский фольклор придают дополнительный романтический колорит комедии Шекспира.
Мы сказали «комедии», и надо уточнить это жанровое обозначение применительно к пьесам Шекспира. В «Комедии ошибок» и «Укрощении строптивой» все было форсированно комедийным. В «Двух веронцах» отнюдь не все действие является комедийным. Нет ничего смешного в драме преданной Джулии, совсем не комичны последствия предательства Протея для Валентина и Сильвии. «Два веронца» — первая из комедий Шекспира, в которой определилось своеобразие этого жанра у великого драматурга. Серьезное и смешное уживаются рядом. Счастливая развязка обращает все происшедшее в повод для веселья. Собственно комическое составляет лишь часть действия, но столь значительную, что оно определяет колорит всей пьесы. Мы имеем в виду шутовские эпизоды со слугами.
Рядом со стихией возвышенных романтических чувств героев соседствует самая откровенная клоунада. Искусство Шекспира проявилось в том, что вставные клоунские интермедии были им органически сплетены с основным сюжетом. Замечательная пара слуг здесь не так безлика, как в «Комедии ошибок». В первой комедии Шекспира Дромио Эфесский и Дромио Сиракузский не только внешне неразличимы. Они похожи друг на друга и во всем остальном. В «Двух веронцах» Ланс и Спид наделены определенностью характера. При этом они контрастны не только по отношению друг к другу, но и в сравнении со своими господами. У прямодушного Валентина, несколько медлительного и, если так можно выразиться, внутренне неповоротливого, — ловкий, изворотливый, быстрый Спид (самое имя его по-английски означает «быстрый»). У гибкого, изменчивого Протея — медлительный, меланхоличный Ланс. Он очень смешон, и недаром Энгельс писал, что один только Ланс со своей собакой Кребсом стоит всех немецких комедий, вместе взятых.
Шекспир написал потом комедии более тонкие и изящные. Но путь к ним лежал через «Двух веронцев». Именно в этой пьесе исток всего того нового, что внес Шекспир в искусство комедии: романтика высоких чувств, озаренных молодостью, красотой, изяществом мысли, сочетание всего этого с бравурным площадным юмором и реминисценциями фольклорных сказочных мотивов.
У Ланса и Спида будет потом целая серия продолжателей — и ткач Основа (в «Сне в летнюю ночь»), и Оселок (в «Двенадцатой ночи»), и даже трагический шут короля Лира. И мы увидим также, как разовьет Шекспир психологические мотивы, представленные в образах героев комедии. Джулия найдет свое продолжение в образе Виолы («Двенадцатая ночь»), Сильвия — в Порции («Венецианский купец») и Розалинде («Как вам это понравится»). Валентин открывает собой целую галлерею юных героев комедий, он предшественник и Лизандра, и Орландо, и других. Но наибольший интерес представляет развитие и углубление тех психологических мотивов, с которыми мы впервые сталкиваемся в образе Протея. Это Клавдио (в «Много шума из ничего») и в особенности Анджело (в «Мера за меру»), это и некоторые другие герои поздних комедий Шекспира.
Сравнение «Двух веронцев» с более зрелыми комедиями Шекспира, естественно, не всегда в пользу этого раннего произведения. Но оно имеет свою прелесть — прелесть открытия художником новой, неизведанной области жизни. И молодой Шекспир с упоением щедро накладывал краски на холст, создавая резкие контрасты, не боясь ярких цветовых пятен. Это еще не до конца отделанное полотно, а скорее этюд, но этюд гения.
А. Аникст
ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «ДВУХ ВЕРОНЦЕВ»
Действующие лица. — Протей — древнегреческое божество, обладавшее будто бы способностью менять свой облик; вследствие этого его имя стало синонимом человека крайне непостоянного.
Спид (Speed) — значит «спешка». — Ланс (Launce) — быть может, диалектальная фopмa слова lance — «копье». Обозначение обоих этих персонажей — «дурашливые» (clownish) слуги — указывает на их театральное амплуа «шутов» (clowns).
…о том, как море переплыл Леандр… глубокой, как пучина Геллеспонта. — Леандр — герой древнегреческого сказания. В Сесте, на европейском берегу Геллеспонта (Дарданелльского пролива), жила Геро, жрица Афродиты (Венеры). Леандр, ее возлюбленный, живший на малоазийском берегу, в Абидосе, каждый вечер, спеша к ней на тайное свидание, переплывал Геллеспонт, а затем, под утро, таким же способом возвращался обратно, пока однажды, в бурную ночь, не утонул.
Мой отец уже в дороге, меня он провожает на корабль. — Одна из географических небрежностей Шекспира. Верона и Милан — отнюдь не приморские города. Однако, хотя в подлиннике стоит слово the road («рейд»), возможно, что Шекспир представлял себе эта два города сообщающимися между собой с помощью каналов.
Не под водой, а в петле твой конец! — Существовала пословица: «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет».
Откроем счет красавцем Эгламуром. — Неожиданное упоминание здесь Эгламура, живущего при герцогском дворе в Милане (см. IV, 3), — небрежность Шекспира.
Пой на мотив: «Блаженный свет любви». — «Свет любви» — популярная во времена Шекспира песенка.
…вы бранили синьора Протея за то, что он ходит без подвязок! — Беспорядок в одежде — в частности, незавязанные подвязки — считался признаком влюбленности.
Синьор Валентин, мой слуга, две тысячи раз доброе утро! — Мой слуга — в подлиннике слово servant, то есть «слуга» в смысле признанный, официальный поклонник.
Если любовь, этот хамелеон, питается воздухом… — Существовало нелепое мнение, что хамелеон (вид ящерицы) питается воздухом.
Имя собаки Crab может означать либо «краб», либо — что более вероятно — «дикая яблоня» (также — яблоко с нее).
Упустишь час прилива… а лучше бы я упустил прилив. Потому что это самая невоспитанная скотина… — В последних словах Пантино и в ответе Ланса содержится игра слов: to lose the tide — «пропустить прилив», to lose the tied — «потерять привязанного» (то есть пса).
…недостоин имени христианина… Потому что не хватает в тебе милосердия, чтобы угостить христианина пивом. — В подлиннике: to go to the ale. Словом «Эль» («пиво») обозначался также народный христианский праздник (в котором не могли участвовать евреи). Для таких праздников духовенство приготовляло пиво, которое продавалось в церквах и на кладбищах, а доход шел на ремонт церковных зданий.
А Джулия… пред Сильвией черна, как эфиопка. — Темный цвет лица и волос считался недостатком у женщины. В своем раздражении Протей приписывает Джулии мнимые «недостатки» (Джулия — блондинка).
Я подвяжу их шелковою нитью и заплету двенадцатью узлами… — Сложные прически были в ходу не только у дам, но и у кавалеров той эпохи.
Фаэтон — сын Феба — Аполлона и смертной женщины Климены. Тем, что он назван сыном Меропа (мужа Климены), выражается сомнение в его божественном происхождении.
На его шкуре нет ни одного волоска, который не был бы Валентином. — Намек на народное поверье, согласно которому в день святого Валентина (14 февраля) птицы начинают спариваться, вследствие чего это имя стало синонимом брака.
А всяких штук она знает — что твоя водолазная собака. — В подлиннике — «водяной спаньель» — порода собак, особенно хорошо поддающихся дрессировке.
И да поможет тебе святой Николай. — Святой Николай считался покровителем школяров (грамотеев).
Орфей, создав магическую лютню, поэтов жилы взял для вещих струн… — Согласно одному из вариантов сказания об Орфее, струны его лютни были сделаны из жил умерших поэтов.
Левиафан — упоминаемое в библии морское чудовище.
Ручаюсь плешью старого монаха из удалой ватаги Робин Гуда… — «Старый монах» — монах Тек, лихой сподвижник Робин Гуда, знаменитого «великодушного разбойника» XII века, героя народных баллад.
Вы ошиблись, мне музыкант не нравится. — В подлиннике игра слов, не поддающаяся переводу: the musicians likes me not может значить и «музыкант мне не нравится» и «музыкант меня не любит».
Под маскою не прячется от солнца… — Во времена Шекспира дамы носили для защиты от солнца бархатные маски.
Я Ариадну представлял тогда, убитую предательством и бегством изменника Тезея. — Тезей — прославленный герой древнегреческих мифов, совершивший множество подвигов. Наиболее известный из них — победа над чудовищем Минотавром, с которым Тезей сразился в лабиринте критского царя Миноса. Дочь Миноса Ариадна помогла Тезею выбраться из лабиринта. Победив Минотавра, Тезей увез с собой Ариадну, но на пути в Афины высадил ее на острове Наксосе и оставил там.
А. Смирнов
Шекспир Уильям
Два знатных родича
Вильям Шекспир
Два знатных родича
Действующие лица
Тезей, герцог Афинский.
Пиритой, афинский генерал.
Артезий, афинский капитан.
Паламон | племянники Креона,
Аркит | короля Финского.
Валерий, фивский дворянин.
Шесть рыцарей.
Герольд.
Тюремщик.
Дочь тюремщика.
Жених дочери тюремщика.
Доктор.
Брат и друзья тюремщика.
Дворяне.
Джеррольд, школьный учитель.
Ипполита, амазонка, невеста Тезея.
Эмилия, ее сестра.
Три королевы.
Служанка Эмилии.
Крестьяне, гонцы, лицо, изображающее Гименея,
мальчик, палач, стража, свита, девушки-поселянки,
женщины, изображающие нимф.
Действие происходит в Афинах и окрестностях Афин,
кроме части первого акта, где действие происходит
в Фивах и их окрестностях.
ПРОЛОГ
Трубы.
Судьба девиц и новых пьес сходна:
Поклонники и деньги к ним стремятся,
Пока заветы чести в них хранятся;
Так, если пьеса дельная скромна,
То в брачный день - в день первый
представленья
Она полна невольного смущенья,
Дрожит за честь свою, подобно той,
Кто, брак святой свершив и первой ночи
Страх пережив, стыдливо клонит очи
И кажется девицей, не женой.
И с нашей пьесой, если вам угодно,
Пусть будет так; прекрасно, благородно
Ее рожденье: автор был - поэт,
Какого знаменитей в мире нет
От тех краев, где вьется По, как лента,
До берегов серебряного Трента.
Тот автор - Чосер; он нам тему дал
И всем векам в наследье завещал.
И если мы с наследьем этим чистым
Не справимся, и встретите вы свистом
Дитя усилий наших, чуть на свет
Оно родится, - то в гробу поэт
Невольно содрогнется и застонет:
"О кто мне даст защиту, кто прогонит
Пустую эту болтовню писак,
Испортивших мои творения так,
Что Робин Гуд серьезней их стократно!"
Вот что нам страшно! Было бы превратно
И безнадежно нам мечтать о том,
Чтоб с ним сравняться собственным трудом,
И может быть, что на свое лишь горе
Отважились поплыть мы в это море;
Но протяните руку нам: тогда
Мы выплывем, быть может, без вреда,
Дадим ряд сцен, хоть и не превосходных,
Как дал бы Чосер, но вполне пригодных,
Чтоб час - другой занять вас. Мир костям
Поэта! Радость и веселье - вам!
Но если вас развлечь мы не сумеем,
Так докучать вам долго не посмеем.
(Трубы.)
АКТ I
Сцена 1
Афины, перед храмом.
Входит Гименей с горящим факелом; перед ним мальчик в белом платье, разбрасывающий цветы; за Гименеем нимфа с распущенными волосами и в венке из колосьев; за нею Тезей между двумя нимфами в венках из колосьев; затем Ипполита, невеста, с распущенными волосами, в сопровождении Пиритоя и другого лица, держащего над нею венок; позади нее Эмилия, поддерживающая ее
шлейф, Артезий и свита.
Хор
(под музыку)
Ароматнейшие розы,
Без шипов и без занозы,
По красе им равных нет;
Маргаритки, видом скромны,
И гвоздики, нежно-томны,
И тимьянной травки цвет;
Первоцвет, весны рожденье,
Ранний вестник наслажденья,
Колокольчиков пучок;
Белых буквиц цвет и почки,
Ноготки - могил цветочки,
Синий шпорника цветок,
Все, природы милой дети,
Собирайтесь в пышном цвете
Пред невестой с женихом!
(Хор разбрасывает цветы.)
Хор воздушных духов - птички,
Сладкогласные певички,
Все слетайтесь здесь кругом!
Но ни ворон, ни сорока,
Ни кукушка - вестник рока,
Пусть не жалуют сюда,
Не грозят чете прекрасной,
Не тревожат мир согласный,
Но бегут отсель всегда!
Входят три королевы, в трауре, с черными вуалями, в коронах. Первая королева падает к ногам Тезея, вторая - к ногам Ипполиты, а третья - перед Эмилией.
Первая королева
Во имя милосердия и чести
Ты выслушай и пожалей меня!
Вторая королева
Во имя матери твоей, во имя
Детей, которых ты зачнешь во чреве,
Ты выслушай и пожалей меня!
Третья королева
О, заклинаю суженым, который
С тобой разделит ложе, - заклинаю
Твоею чистой девственностью: будь
Заступницей в тяжелом нашем горе!
Все, в чем ты только погрешить могла б,
За добрый подвиг тот тебе простится.
Тезей
Встань, грустная жена.
Ипполита
Прошу я, встань.
Эмилия
Не преклоняй колен передо мною:
Когда я вижу женщину в беде,
Сама невольно сердцем к ней склоняюсь.
Тезей
В чем ваша просьба, расскажите нам!
Первая королева
Пред вами здесь три скорбных королевы,
Мужья которых пали жертвой злобы
Жестокого Креона, - их тела
Лежат добычей коршунов когтистых
И пищею слетевшихся ворон
В полях нечистых Фив. Тиран свирепый
Не позволяет нам их трупы сжечь
И в урны пепел их собрать, чтоб ветер
Зловонье их окрест не разносил,
Чтоб светлый Феб благословенным оком
Не созерцал бы тленья мертвых тел.
О, сжалься, герцог! Мира очиститель,
Ты извлеки за нас твой грозный меч,
Которым столько благ ты сделал миру!
Нам возврати тела супругов наших,
Чтоб мы могли гробницам их отдать!
И, в благости своей неизреченной,
Воззри на то, что мы, нося короны,
Увы, иного крова лишены,
Как свод небесный, кровлею служащий
Медведю, льву, - и общий тварям всем!
Тезей
Прошу, колен своих не преклоняйте!
Услышав вашу речь, я возмущен;
Мне ваших жаль колен, во прах склоненных.
Супругов ваших гибель мне известна,
И столько же о ней я сожалел,
Насколько воспылал я жаждой мести.
(Первой королеве.)
Твой муж - король был славный Капаней:
В тот день, когда с тобою в брак вступал он,
В такое ж время года, как теперь,
Пред Марса алтарем его я встретил.
Как ты была прекрасна! Плащ Юноны
Был не пышней кудрей твоих роскошных!
В тот день колосья брачного венца
Рассыпаться, увянуть не грозили:
Фортуна сладко улыбалась вам;
Сам Геркулес, мой родственник, - столь слабый
Пред взорами очей твоих прекрасных,
Покорно булаву свою сложил
И, шкурой льва Немейского прикрывшись,
Свою вам кротко клятву приносил.
О, грозная печаль и злое время,
Как жадно вы готовы все пожрать!
Первая королева
О, кажется, что некий бог внушает
Тебе, герою, милосердным быть!
Тебе он силу даст, чтоб был ты нашим
Заступником.
Тезей
О, встань, вдова, прошу!
Молись у ног Беллоны шлемоносной
Ты обо мне, о воине своем!
О, как смущен мой дух!
(Отворачивается.)
Вторая королева
О Ипполита!
Ты, амазонка грозная, чьей силой
Сражен клыкастый вепрь; ты, чья рука
Настолько же сверкает белизною,
Насколько мощной силою полна;
Ты, чья отвага подчинить грозила
Пол сильный слабому, и подчинила б,
Когда б тебя властитель твой, - который
Рожден на то, чтоб всюду водворять
Все естество в природные границы,
Вновь не заставил подчиниться узам,
Которые ты сбросить порывалась,
Пленив тебя и силой, и любовью;
Воительница смелая, чей гнев
Настолько ж страшен, как прекрасна милость;
Ты, кто теперь, - я знаю, - больше власти
Имеешь над властителем своим,
Чем над тобой когда-либо имел он,
Он рад служить по слову твоему,
О женственности чистое зерцало!
Проси его, чтоб мы, огнем войны
Жестоко опаленные, под сенью
Меча его, простертого над нами,
Могли б прохладу сладкую найти!
Моли его, как женщина лишь может
Молить, такая ж, как одна из нас!
Плачь перед ним, склони пред ним колена,
Хоть ненадолго, хоть на краткий миг,
Достаточный, чтоб встрепенулся голубь,
Которому головку отрывают;
Скажи ему, что сделала бы ты,
Когда бы он лежал в кровавом поле,
Оскалив мертвый рот навстречу солнцу,
Осклабившись недвижно на луну!
Ипполита
Несчастная, умолкни, успокойся!
Настолько же охотно я пойду
За вами вслед, как шла в тот путь, который
Прервали вы, - а в этот путь я шла
Всего охотней в жизни. Мой властитель
Глубоко тронут вашим горем. Дайте
Ему обдумать; после я за вас
Замолвлю слово.
Третья королева
(Эмилии)
О, я вижу, просьба
Моя была подобна льду, который,
Не растопленный жгучею печалью,
Лишь слабо каплет. Скорбь в моей груди
Бесформенною массою сдавилась.
Эмилия
Встань, встань, прошу я! На твоих щеках
Начертаны следы твоей печали.
Третья королева
На них ее не можешь ты прочесть;
Она едва-едва видна сквозь слезы;
Так камни дна кремнистого ручья
Виднеются сквозь струйки волн прозрачных.
Кто хочет знать земли все тайны, - должен
В ее проникнуть недра; тот, кто хочет
Хоть малую рыбешку в мире скорби
Моей поймать, - тот пусть свою уду
В пучину сердца моего забросит.
Жестокая лишь крайность побуждает
Меня к сравненьям странным прибегать.
Я, кажется, с ума сойти готова.
Эмилия
Умолкни же! Я чувствую все это;
Кто под дождем не чувствует дождя,
Тот понимать, конечно, не способен
Различья между мокрым и сухим.
Поверь мне: если б ты была картиной,
У живописца, я б тебя купила,
Чтоб сердце тяжким зрелищем терзать
И упражнять его в борьбе со скорбью;
Но я слаба, как женщине обычно
Быть слабою, и грустный твой рассказ
Меня так больно в сердце ударяет,
Что, отразясь, удар тот сердцу брата,
Конечно, передастся и заставит
Его невольно жалость ощутить,
Хотя б то сердце было тверже камня.
Утешься ж, успокойся.
Тезей
Поспешим
Скорее в храм! Ни йоты не пропустим
В священной церемонии.
Первая королева
Увы!
Все эти торжества продлятся дольше
И стоят вам дороже той войны,
Которую начать теперь мы молим!
О, вспомните, что имя ваше славно,
Что скоро поступить - для вас не значит
Быть опрометчивым, что ваши думы
Сильней вполне обдуманных решений
Других всех смертных; что решения ваши
Могучее, чем действия других;
Деянья ж ваши, - о клянусь Зевесом,
Быстрей орла, хватающего рыбу,
Едва возникнут, - к цели уж придут.
О, вспомни, герцог, вспомни, что за ложе
Дано убитым нашим королям!
Вторая королоева
Как грустно наше ложе, на котором
Супругов наших нет!
Третья королева
И даже ложа,
Приличного для мертвых, нет у них!
О, даже те, кому свет милый солнца
Наскучил, кто ужасной умер смертью,
Убив себя веревкою, кинжалом
Иль ядом, или бросившись с горы,
И те имеют мир и тень могилы,
Не лишены гробов!
Первая королева
Супруги ж наши
Лежат, под жгучим солнцем разлагаясь,
При жизни ж это были короли!
Тезей
Вы правы; я исполню вашу просьбу
И дам могилы вашим королям,
Для этого иметь придется дело
С Креоном.
Первая королева
И немедленно теперь
Свершить тебе удобно это дело;
До завтра зной улегся; труд усталый
Испариной себя вознаграждает,
И в полной безопасности себя
Тиран считает; он далек от мысли,
Что мы стоим здесь пред тобой, стараясь,
Чтоб ты прочел мольбу у нас в очах.
Вторая королева
Он упоен теперь своей победой.
Третья королева
Насытясь, отдыхает вражья рать.
Тезей
Артезий, ты всех лучше понимаешь,
Что нужно делать в этом предприятьи,
С чего начать и сколько войск собрать;
Устрой же это все как можно лучше,
А мы скорей приступим к исполненью
Торжественного акта нашей жизни,
В супружество свершим мы смелый шаг.
Первая королева
Подруги вдовы, дайте руки: будем
Оплакивать втроем свое вдовство;
Отсрочка нас томиться осуждает
Голодною надеждою.
Все королевы
Прощай!
Вторая королева
Не вовремя явились мы; но разве
Печаль способна рассуждать спокойно,
Как ум, ничем не мучимый, - когда
О помощи просить всего удобней?
Тезей
Как, что вы говорите? Акт священный,
К которому хочу я приступить,
Серьезней всяких войн; он мне важнее
Всех дел, какие прежде я свершил,
И всех, какие совершу в грядущем.
Первая королева
Я знаю: как бы ни молили мы,
Все наши просьбы будут безуспешны.
Когда она лилейными руками,
Которые увлечь могли бы Зевса
С высот Олимпа, шею обовьет
Тебе в ночной тиши, при лунном свете,
Когда две вишни этих алых губ
К устам твоим, любовью опьяненным,
Прильнут, - ужели будешь думать ты
О королях гниющих, королевах
Заплаканных? Как можешь думать ты
О том, чего не чувствуешь? Кто может
Вновь пробудить воинственного Марса,
Чтоб он ударил в барабан войны?
О, если с нею проведешь ты сладко
Одну лишь ночь, - то час один той ночи
Залогом будет ста таких ночей!
И с той поры ты будешь думать только
О новых наслаждениях!
Ипполита
Нет, о, нет!
(Преклоняет колени.)
О государь! Быть может, прогневлю я
Тебя печальной просьбою своей;
Но если б я отсрочить отказалась
Тот сладкий час, к которому всем сердцем
Стремлюсь я, чтобы тем уврачевать
Скорбь этих вдов несчастных, - навлекла бы
Я на себя проклятия всех женщин.
Итак, теперь решаюсь испытать,
Имеют ли немного силы просьбы
Мои перед тобой, иль, может быть,
От просьб должна навек я отказаться.
Отложим наше дело! Подыми
Свой щит, надень сверкающие латы
На плечи, дорогие мне! Охотно
Готова я их одолжить для дела
Несчастных этих королев.
Все королевы
(Эмилии)
Проси,
Проси за нас! Обида наша просит
Коленопреклоненья твоего!
Эмилия
(преклоняя колени)
О повелитель, если не исполнишь
Того, о чем сестра моя просила,
С готовностью и смелой быстротой,
То никогда и ни о чем не буду
Тебя просить я; даже не отважусь
Себе супруга выбрать.
Тезей
Встаньте, встаньте!
Я сам решил исполнить то, о чем
Вы просите так слезно. Пиритой!
Сопровождай невесту! Помолитесь
Богам прилежно о победе нашей
И скором возвращенье. Торжества
Свершить все без изъятья! Королевы,
Идите вслед за воином своим!
Артезий, как тебе велел я раньше,
Сбирай войска; у берегов Авлиды
Меня ты встретишь с половиной рати,
Достаточной и для труднейших дел.
Итак, спешу! Дозволь же, дорогая,
Запечатлеть мне на устах румяных
Прощальный поцелуй!
(Целует Ипполиту.)
Храни его,
Как мой завет. Скорее же в дорогу,
Скорей!
Артезий уходит.
Прощай, красавица сестра!
Ты ж, Пиритой, заботься, чтобы праздник
Своим порядком шел и ни на час
Не сократился б.
Пиритой
Государь, дозволь мне
Идти с тобой; не в праздник будет праздник,
Пока ты не вернешься.
Тезей
Нет, кузен!
Прошу не делать из Афин ни шагу.
Надеюсь я, что мы вернемся раньше,
Чем кончится ваш пир; прошу его
Не сокращать. Еще раз, все прощайте!
Первая королева
Весь мир тебя восславит!
Вторая королева
Равным Марсу
Ты станешь божеством!
Третья королева
Быть может, выше:
Затем, что ты, хоть смертный, но смиряешь
Любовь перед божественною честью.
Как говорят, такое испытанье
Едва выносят даже боги.
Тезей
Мы же,
Как люди, это выдержать должны.
Когда своим страстям мы уступаем,
Мы недостойны имени людей.
Прощайте же; иду за вас на битву.
Трубы.
Все уходят.
Сцена 2
Фивы. Двор перед дворцом.
Входят Паламон и Аркит.
Аркит
О Паламон, друг милый, мне родной
По сердцу даже больше, чем по крови,
С невинной, неиспорченной душой!
Кузен, покинем этот город - Фивы
Со всеми их соблазнами, пока
Еще чиста, без пятен наша юность!
Оставшись здесь, обречены мы оба
На стыд, когда останемся воздержны,
И также - если бросимся в разврат.
Не плыть с течением - значит погрузиться
И потонуть в борьбе бесплодной с ним;
А если мы теченью подчинимся,
Оно нас унесет в водоворот,
В котором мы погибнем иль насилу
Лишь выбьемся, ослаблены навек.
Паламон
Ты прав; примеры привести не трудно.
С тех пор, как мы с тобой учились в школе,
Как изменился город наш родной,
Какое всюду видно разоренье!
Везде вокруг - лишь камни да трава;
Вот все, что приобрел завоеватель,
Поставивший своею гордой целью
Почет и слитки золота; и вот
Того уж нет, за что борьба кипела!
И кто же смеет Марсу предложить
Такой алтарь позорный? Право, кровью
Все сердце обливается, когда
Я вижу это. О, как я хотел бы,
Чтобы опять великая Юнона
Прониклась прежней ревностью своей,
Чтоб воин снова получил работу,
Очистил бы презренный этот мир
От гнусного обжорства, чтобы снова
Его смягчилось сердце, в эти годы
Сильнее загрубевшее, чем было
Среди войны и тяжких битв.
Аркит
И только?
Не видишь ты иного разоренья,
Как лишь паденье в Фивах духа войн?
Когда ты начал говорить, казалось,
Что и в другом упадок видишь ты.
Ужель жалеть нам не о чем, как только
О том, что дух военный здесь в упадке?
Паламон
Мне жаль всего, что здесь в пренебреженье,
Но более всего жаль тех, кому,
За жаркий пыл труда их ради чести,
Здесь платят льдом, чтоб пыл тот охладить.
Аркит
Я не об этом говорил, а только
О том, что добродетель в наших Фивах
Не ценится; я говорил о том,
Как было б нам опасно здесь остаться,
Когда хотим мы честность сохранить.
Здесь зло имеет вид добра, добро же
Считается за зло; не быть мерзавцем
Здесь значит быть чужим, а быть таким,
Как все другие - значит быть уродом.
Паламон
Все это так; но, право, в нашей власти
Вести себя, как надо; стоит только
Не брать примера с обезьян. Кто может
Меня принудить, чтобы я пошел
Чужим путем, идущим мимо чести?
Кто б мог меня заставить перенять
Чужой язык, когда своею речью
Могу я все, что нужно, изъяснить?
Чем связан я, чтоб следовать безумцу,
Следящему прилежно за портным,
Пока портной за ним следить не станет?
Чем худ мой брадобрей, а вместе с ним
Мой бедный подбородок, если бреюсь
Я не пред модным зеркалом? Какой
Закон меня заставит, снявши шпагу
С бедра, к руке ее привесить? Я
Хочу быть первой лошадью в упряжке,
Иль вовсе не везти. Все эти вещи
Так вздорны, так ничтожны, маловажны,
Что стоит ли заботиться о них?
Другая мысль меня терзает, мучит
Мне сердце; это...
Аркит
Дядя наш Креон.
Паламон
Да, он, тиран, забывший честь и меру!
Его успехи повели к тому,
Что гнев небес стал никому не страшен;
Все негодяи думают, что нет
Могущества сильней их гнусной власти;
Он даже веру подорвать готов,
Боготворя лишь гнусную удачу;
Чужие силы, ум чужой он ценит
Своих лишь ради прихотей и целей;
Добычу, почесть, славу, - все себе
Он рад присвоить; зла он не боится,
Добро ж творить не смеет. Всю ту кровь,
Какая есть во мне ему родная,
Хотел бы я, чтоб высосали пьявки
Из жил моих, освободив меня
От этой злой заразы!
Аркит
Ум твой ясен,
Мой дорогой кузен; уйдем отсель,
Чтоб не делить бесчестья со злодеем!
Ведь может наше молоко принять
Вкус пастбища; придется подчиниться
Всем гнусностям иль отказать ему
В покорности; не можем быть родными
Ему мы ни по крови, ни по духу.
Паламон
Да, это так; согласен я с тобой.
Мне кажется, что оглушил он небо
Злодействами своими, так что боги
Не слышат вопля вдов. Но вот Валерий!
Валерий
Король к себе зовет вас; но идти
К нему не торопитесь: пусть немного
Его утихнет ярость. Крики Феба,
Которыми он погонял коней
На лучезарной колеснице солнца,
Сломавши бич свой, эти крики - шепот
В сравнении с ревом гнева короля.
Паламон
Его и слабый ветер потрясает!
Но что ж могло случиться с ним?
Валерий
Тезей,
Которого угрозы не напрасны,
Ему прислал сегодня грозный вызов
И обещает Фивы разорить.
Он двинулся в поход уж, чтоб исполнить
Свои слова.
Аркит
Пускай себе идет;
Лишь гнев богов в нем страшен нам, а сам он
Нимало нас не может испугать.
Но как стоять за честь свою, - а это,
Конечно, неизбежно, - если ясно,
Что право не нашей стороне?
Паламон
Теперь об этом рассуждать не время:
Не за Креона мы стоим, - за Фивы.
Держаться в стороне - бесчестно было б,
Сопротивляться - было б мятежом.
А потому должны мы быть с ним вместе
И покориться случаю, который
Застал нас в это время вместе с ним.
Аркит
Да, это верно. Что же, началась ли
Уже война, иль, может быть, начнется,
Когда Креон условий не исполнит,
Поставленных противником?
Валерий
Война
Уж началась; гонец принес известие
Об этом вместе с вызовом.
Паламон
Итак,
Идемте ж к королю. О, если б чести
Хоть четверть было в нем, в сравнении с честью
Врага его, то кровь свою с отрадой
Могли б пролить мы! Жертвой нашей жизни
Мы принесли бы пользу. Но увы!
Теперь сражаться будут наши руки,
А сердце будет чуждо им; смерть наша
Не принесет ни пользы, ни вреда.
Аркит
Пусть будет рок судьею; он единый
Не делает ошибок никогда.
Мы знаем только, что велит нам совесть,
Судьба же пусть творит, что суждено.
(Уходят.)
Сцена 3
Перед воротами Афин.
Входят Пиритой, Ипполита и Эмилия.
Пиритой
Прошу вас дальше не идти.
Ипполита
Прощай же
И государю передай привет наш.
Не смею я питать сомнений робких
В его успехе; буду лишь желать
Ему избытка мужества и силы
В опасностях. Спеши к нему скорей:
Как ни искусен полководец, - помощь
Излишнею не будет никогда.
Пиритой
Хоть океан его могучей силы
В содействии моих немногих капель,
Конечно, не нуждается, но все же
Я дань свою обязан принести.
(Эмилии.)
Достойнейшая дева! Все, что небо
Дает своим созданьям лучшим в дар,
Все те дары царят на пышном троне
В прекрасном сердце девственном твоем!
Эмилия
Благодарю, и царственному брату
Прошу привет мой передать. Я буду
Великую Беллону умолять
Помочь ему, и, так как просьбы смертных
Без жертвы не доходят до богов,
Я поспешу узнать, какая жертва
Приятна ей. Душой мы с государем
В бою, в его палатке.
Ипполита
В нем самом!
Мы сами были воины; не станем
Мы плакать, если в шлемах на войну
Идут друзья иль в море отплывают;
Мы слез не льем, услышав о младенцах,
На копья воткнутых, о матерях,
Которые детей своих варили
И, съев их, горько плакали о них;
Будь мы такими пряхами простыми,
Мы б вас не отпустили от себя.
Пиритой
Пошли вам небо мир, пока я буду
Там, на войне: надеюсь, что тогда
Исход ее вам не внушит сомнений.
(Уходит.)
Эмилия
Как он стремится к другу своему!
С тех пор, как нет Тезея с нами, - в играх
Хотя, как прежде, ловок Пиритой,
Но мало к ним внимателен; удача
Не льстит ему, а промах - безразличен;
Руками совершает он одно,
А на уме его - совсем другое;
Так принужден он думать о вещах,
Несходных меж собою. Наблюдала ль
Его ты в это время?
Ипполита
Да, конечно;
И мне он дорог стал. Они с Тезеем
Вдвоем живали в диких захолустьях,
Неся нужду, рискуя каждый миг
Своею жизнью; бурные потоки,
Из коих наименьший был ужасен
Неистовою силою своей
Они вдвоем переплывали; вместе
Они сражались там, где смерть гнездилась,
И вместе грозный рок их пощадил.
Их прочная любовь узлу подобна,
Который и завязан и запутан
Искуснейшими пальцами так сложно,
Что может быть разрублен, но нельзя
Его ослабить. Кажется мне даже,
Что сам Тезей, когда б он мог раздвоить
Свое сознанье и затем сравнить
Ту и другую часть, - решить не мог бы,
Которую он любит больше.
Эмилия
Правда!
Но некто есть, кого он любит больше,
И это - ты, конечно. Я сама
Была дружна с одной подругой детства;
Ты на войне была, когда она
Увы, так рано - в гроб легла печальный,
В роскошную, но грустную постель,
Простившись с милым месяцем, который,
Казалось, от разлуки побледнел.
Одиннадцать ей было лет, мне также.
Ипполита
Я помню: то была Флавина.
Эмилия
Да.
О дружбе Пиритоя и Тезея
Ты говорила; эта их любовь
Взаимная - серьезна и разумна,
Возникла в зрелом возрасте она;
Ее могла бы я сравнить с водою,
Повсюду пропитавшей разветвления
Корней их дружбы, тесно меж собою
Сплетенных. Наша ж детская любовь,
Любовь моя и той, о ком, вздыхая,
Сейчас с тобою говорила я,
Была едва сознательна, невинна
И все-таки сильна и глубока;
Как действуют стихии, - без рассудка,
Не зная, что, и как, и почему,
И все ж творят великое, - так точно
Стремились сердцем мы одна к другой.
Что любо было ей, - мне было любо
Без рассужденья; если я срывала
Цветок, чтоб меж грудей моих воткнуть,
Тогда еще едва лишь припухавших
Вокруг сосцов, - старалась и она
Найти цветок такой же и спешила
Вложить его в такую ж колыбель
Невинную, где сладко умирал он,
Благоухая, фениксу подобный.
Любила ль я уборы головные,
Они и ей служили образцом;
Любила ли она покрой одежды,
Всегда изящный, хоть порой небрежный,
И мне покрой тот нравился всегда;
Когда я чутким уловляла ухом
Мотив и напевала что-нибудь,
Старалась и она его запомнить,
И тот напев ее не покидал:
Сквозь сон его Флавина напевала.
Вся эта речь, столь длинная, - как это
Понятно всем, кто чист душой,
Лишь плод побочный сладкого былого,
И цель ее лишь в том, чтоб показать,
Что и любовь простая девы к деве
Порой сильней, чем зрелая любовь.
Ипполита
Ты - вне себя. Ты хочешь этой речью,
Столь быстрою и страстною, - сказать,
Что никогда не будешь ты мужчину
Любить так нежно, с силою такой,
Как девочку Флавину ты любила.
Эмилия
Да, в этом я уверена.
Ипполита
Увы,
Сестренка, в этом я тебе не верю,
Как не поверю, чтобы аппетит
Мог быть совместен с отвращением к пище.
Но если б я могла тебе поверить,
Меня ты оттолкнула б от руки
Героя благородного - Тезея,
О счастии которого теперь
Готова я молиться, твердо веря,
Что царствую я в сердце у него
Прочней, чем Пиритой.
Эмилия
Не стану спорить,
Но при своем я мнении останусь.
Звуки рожков. Ипполита и Эмилия уходят.
Сцена 4
Поле близ Фив.
За сценой шум битвы. Отбой. Трубы.
Входят Тезей, одержавший победу, герольд и свита.
Три королевы встречают Тезея и падают перед ним ниц.
Первая королева
Звезда твоя вовек да не затмится!
Вторая королева
Земля и небо да благословят
Тебя навеки!
Третья королева
Кто ни пожелал бы
Тебе всех благ, - воскликну я: аминь!
Тезей
С высот небесных боги беспристрастно
На смертных нас взирают и творят
Свой правый суд, карая по заслугам.
Идите же теперь, чтоб разыскать
Тела супругов ваших; погребенье
Им воздадим мы с торжеством тройным.
Пусть в пышности скорей избыток будет,
Чем недостаток. Мы пошлем людей,
Которые в правах законных ваших
Вас водворят и все устроят вам,
Чем лично мы заняться здесь не можем
По недостатку времени. Прощайте ж
И да хранят вас небеса!
Королевы уходят.
Вносят Паламона и Аркита, они без сознания, на носилках.
Кто это?
Герольд
Судя по их значению в войске, - лица
Высокие. Я слышал, что они
Из знати Фив, двоюродные братья
И короля племянники.
Тезей
Клянусь
Шеломом Марса; я в бою их видел!
Как пара львов, добычу жадно рвущих,
Они себе прокладывали путь
В рядах врага, во всех вселяя ужас.
Я не сводил с них глаз: они являли
Мне зрелище, достойное богов.
Что пленник мне сказал, когда спросил я,
Как их зовут?
Герольд
Зовут их, сколько помню,
Аркит и Паламон.
Тезей
Так, это верно;
Припоминаю. Живы ли они?
Герольд
Не живы и не мертвы; если взяты
Они в то время, как нанесть сбирались
Последние удары, - может быть,
Они еще очнутся. Оба дышат
И сохраняют звание людей.
Тезей
Тогда прошу я с ними обращаться,
Как с честными людьми. Во много раз
Такие дрожжи лучше и ценнее,
Чем зрелое вино в лице других.
Пусть наши все хирурги им помогут;
Целительных бальзамов - не жалеть!
Жизнь этих двух - дороже нам, чем Фивы.
Конечно, если б, полные здоровья
И сил, они остались на свободе,
Я предпочел бы мертвыми их видеть;
Но в сорок тысяч раз приятней мне
Теперь в плену их сохранить живыми.
Несите ж их отсюда прочь скорее,
От нашего лица: хотя мы к ним
И благосклонны, - нам они враждебны.
Служите им, как люди могут людям
Служить, и даже больше - для меня!
С тех пор, как мне все ужасы знакомы,
Гнев, ярость, заклинания друзей,
Свободы жажда, бешенства порывы,
Любовь и ревность и супруги просьбы,
Все это наложило на меня
Свою печать, - природа не могла бы
Ее без принужденья наложить:
Я мягче стал в своих веленьях; больше
Рассудок с волей борется во мне.
Итак, во имя Аполлона, ради
Любви моей, - что лучшего есть в нас,
Пусть это все сослужит службу лучшим
Их качествам! Теперь пойдемте в Фивы;
Исполнив там, что нужно, мы обратно
Пойдем в Афины во главе полков.
Трубы. Все уходят. Свита уносит Паламона и Аркита.
Сцена 5
Другая часть того же поля, далее от Фив.
Торжественная похоронная процессия. Входят королевы, сопровождая
носилки с телами королей.
Хор
Все урны, все благоуханья
Пусть унесут отсюда прочь!
Пусть стоны, плач и воздыханья
День ясный превращают в ночь!
Мрачнее смерти скорби наши,
Мы погребальный льем бальзам,
Слезами наполняем чаши
И шлем стенанья к небесам!
Прочь, быстроокая отрада!
Печаль, веселья враг, приди!
Прочь утешения, - их не надо;
Лишь скорбь лелеем мы в груди!
Третья королева
Здесь к нашим усыпальницам дороги
Расходятся. Пусть снова радость к вам
Придет, а к мертвым - тихий мир.
Вторая королева
(первой)
Вот там
Твоя дорога.
Первая королева
(второй)
Там - твоя.
Вторая королева
Хоть боги
Ведут всегда по разным нас путям,
Но всех к концу приводят роковому.
Третья королева
Наш мир подобен городу большому,
Где много улиц к площади ведут:
Та площадь - смерть, и все туда придут.
(Расходятся).
АКТ II
Сцена 1
Афины; сад; на заднем плане - тюрьма.
Входят тюремщик и жених его дочери.
Тюремщик
На мой век мне довольно малого; кое-что я оставлю вам, но немного. Что делать! Я служу при тюрьме, назначенной для важных узников, но такие здесь редко бывают: пока попадется семга, наловишь множество пескарей. Обо мне ходят слухи, что я богаче, чем это есть на деле; мне хотелось бы, чтобы я был таким, как обо мне рассказывают. Как бы то ни было, я клянусь, что завещаю моей дочери все имущество после моей смерти.
Жених
Я ничего не требую, кроме того, что вы сами обещаете, и со своей стороны исполню все, что обещал вашей дочери.
Тюремщик
Ладно, мы поговорим об этом подробнее, когда все торжества окончатся. Но имеете ли вы согласие моей дочери? Если да, то я согласен.
Жених
Я имею ее согласие. Вот идет она сама.
Входит дочь тюремщика.
Тюремщик
Мы с твоим другом говорили здесь об известном тебе деле. Теперь не будем больше говорить об этом, пока суматоха при дворе не пройдет; тогда мы побеседуем окончательно. Будь внимательна к узникам: я слышал, что это принцы.
Дочь тюремщика
Вот эти покрывала назначены для их комнаты. Право, жаль, что они в тюрьме; впрочем я пожалела бы тоже, если бы их здесь не было. Мне кажется, что своим терпением они могут посрамить всякое несчастье; сама тюрьма гордится ими, а они в своей комнате вмещают целый мир.
Тюремщик
Говорят, что они оба - просто совершенство.
Дочь тюремщика
Я готова поклясться, что всякая слава мала для них: они стоят гораздо выше всяких росказней.
Тюремщик
Я слышал, что в битве они одни только и сражались храбро.
Дочь тюремщика
Весьма вероятно; это благородные страдальцы. Воображаю, как прекрасны были бы они, если бы остались победителями, - с таким благородством они остаются свободными, несмотря на тюрьму, превращая свое горе в веселье и подшучивая над своим несчастьем.
Тюремщик
Неужели?
Дочь тюремщика
У них такой вид, как будто они так же мало знают о своей неволе, как я об афинском правительстве. Они хорошо едят, смотрят весело и разговаривают обо всем, кроме своего плена и своей беды. Лишь изредка у одного из них вырывается вздох, как бы рожденный в муках; тогда другой сейчас же упрекает товарища, но так нежно, что мне самой хотелось бы вздохнуть, чтобы быть так наказанной или, вернее сказать, чтобы вздох принес мне такое утешение.
Жених
Я никогда не видал их.
Тюремщик
Ночью сам герцог тайно приходил сюда, и они вели себя точно так же. Не знаю, что это значит.
В окне тюремной башни показываются Паламон и Аркит.
Смотрите, вон они; это выглядывает Аркит.
Дочь тюремщика
Нет, это Паламон; Аркит пониже ростом, и его почти не видно.
Тюремщик
Довольно, не показывайте на них пальцами; не нужно, чтобы они нас видели. Уйдем отсюда.
Дочь тюремщика
Смотреть на них - просто праздник. О боги! Как люди бывают различны! (Уходят.).
Сцена 2
Там же.
Входят Паламон и Аркит
Паламон
Как поживаешь, дорогой кузен?
Аркит
Как ты живешь?
Паламон
Во мне осталось силы
Довольно, чтоб смеяться над несчастьем
И жребий несть, войною данный нам.
Мы узники, кузен, - боюсь - навеки.
Аркит
Да, кажется, что так; и я готов
Покорно ждать велений злой судьбины.
Паламон
О, дорогой Аркит мой! Что-то Фивы?
Что с нашими друзьями и родными?
Как грустно знать, что родины прекрасной
Мы больше не увидим никогда;
Не будем мы на играх благородных
Смотреть на смелых юношей фивян,
Несущих гордо бант от дамы сердца
И мчащихся, подобно кораблям
На парусах; не будем становиться
Мы с ними в ряд, чтоб ринуться вперед
Быстрее, чем восточный буйный ветер,
И за собой соперников оставить,
Как стаю туч, и в беге быстрых ног
При возгласах восторженных народа
Добыть венцы победные скорей,
Чем пожелать победы нам успеют!
Не будем мы, как чести близнецы,
В бою с врагом отважно биться рядом;
Не будут кони гордые под нами,
Как море, волноваться и кипеть!
Увы, мечи сверкающие наши,
Сам бог войны кровавыми очами
Меча грозней и лучше не видал,
Мы их лишились! Их судьба - заржаветь,
Состарившись; они украсят храмы
Богов, которым ненавистны мы!
Извлечь их нам не суждено, чтоб в битве
Толпу врагов, как молнией, разить!
Аркит
Нет, Паламон; увы, надежды эти
В плену, как мы; увянет наша юность
В тюрьме, как слишком ранняя весна.
Нас старость здесь застанет, Паламон,
И, что всего ужаснее, - безбрачных.
Объятий сладких любящей жены,
Вооруженных чарами Амура,
Увы, не будут шеи наши знать;
Потомства не оставим мы; не будем
Смотреть на повторенье наших лиц
В утеху нашей старости, не будем
Учить своих прекрасных сыновей,
Как молодых орлят, бесстрашным оком
Смотреть на блеск мечей: "Не забывайте,
Кто ваш отец; старайтесь победить!"
Оплачут нас прекраснейшие девы
И будут в грустных песнях проклинать
Судьбу слепую, чтобы устыдилась
Она несправедливости своей,
Сгубившей нашу радостную юность.
Вот весь наш мир! Здесь будем видеть мы
Друг друга лишь; о горе нашем тяжком
Лишь бой часов рассказывать нам будет;
Не суждено нам видеть, как на воле
Созреет виноград; настанет лето
И принесет всем радости, - а здесь
Царить зима в жилище нашем будет.
Паламон
Ты прав, Аркит. Фиванских верных псов,
Леса родные оглашавших лаем,
Не будем мы, как прежде, громко звать;
Метать не будем острых копий наших
В свирепых вепрей, в ужасе пред нами
Бегущих, как парфянские стрелки,
Не поразим их нашей острой сталью!
Вся мужества отрада, все утехи
Отважных душ - умрут для нас навек,
И, что всего ужаснее для чести,
Угаснем мы в бездействии пустом,
Как дети плена, грустно и безвестно.
Аркит
Все это так. Но все же я скажу,
Что даже в этой бездне злого горя
Из этих всех ударов злой судьбы
Две выгоды большие происходят:
Во-первых, если боги соизволят,
Свою мы твердость можем показать,
А во-вторых - мы здесь вдвоем с тобою.
Пусть пропаду я, если эти стены
Считать я буду за тюрьму, пока
Мой Паламон со мною!
Паламон
Да, конечно,
Мы счастливы, что нас судьба связала.
Две честные, высокие души,
Два благородных тела оживляя,
Сумеют злобе случая слепого
Противостать, пред горем не падут,
Пасть не должны, хоть, право, и могли бы:
Лишь стоит умереть, - конец всему!
Аркит
Не можем ли найти мы долю счастья
Средь этих стен, столь ненавистных всем?
Паламон
Но как, кузен?
Аркит
Вообразим себе,
Что мы живем в святилище, чтоб скрыться
От злых людей, которые могли бы
Испортить нас влиянием своим;
Мы молоды, идем путями чести,
Свобода же и разговор пустой
Яд чистых душ; они могли б, пожалуй,
Нас соблазнить, как женщины, - и вот
Мы сбились бы с пути. А здесь - чего
Воображеньем мы достичь не можем?
Мы без конца принадлежим друг другу;
Ты для меня жена, - я для тебя,
И оба мы все вновь и вновь рождаем
Детей любви; друг другу мы - отец,
Друзья, семья, знакомство; мы друг другу
Наследники, наследство ж - эти стены;
Их никакой насильник не отнимет;
Вооружась терпением, мы можем
Здесь долго жить, любовью наслаждаясь;
От пресыщения мы здесь изъяты;
Нам не грозит война, и волны моря
Не поглотят нас. Будь мы на свободе,
Должны б мы были время разделять
С женой, с делами; нашего знакомства
Искали бы дурные люди; мог бы
Я захворать, а ты бы мог не знать,
Что болен я; и я бы умер, ты же
Своею благородною рукой
Мне не закрыл бы глаз, не помолился б
Богам при этом. Тысяча причин
Вне этих стен могла бы разлучить нас!
Паламон
Благодарю, Аркит! Твои слова
Мне сделали мой плен - почти отрадой!
Как грустно было б жить мне где-нибудь
Вне этих стен: я б походил на зверя!
Тюрьма - дворцом прекрасным стала мне;
Все развлеченья суеты блестящей,
Весь мир - я вижу - только тень пустая;
Которую уносит, проходя,
Седое время. Что бы сталось с нами,
Когда б мы жили при дворе Креона,
Где грех - закон, а прихоть и разврат
Всей знати доблесть! О Аркит мой милый!
Когда бы боги нас не привели
Сюда, в темницу, - мы, в грехах состарясь,
Как все другие, умерли б; никто бы
Нас не оплакал; надписью надгробной
Проклятие народа было б нам!
Сказать еще?
Аркит
Я слушаю.
Паламон
Возможно ль,
Скажи, чтоб были где-нибудь два друга,
Которых дружба пламенней была б,
Чем наша?
Аркит
Нет, конечно, невозможно.
Паламон
Нет ничего на свете, что б могло
Разрушить наш союз.
Аркит
Пока мы живы,
Он будет жить, а после нашей смерти
Туда придем мы, где любовь вечна.
Внизу в сад перед тюрьмой входит Эмилия в сопровождении
служанки.
Эмилия
Прекрасный сад! Здесь целый мир отрады!
Как этот называется цветок?
Служанка
Сударыня, его зовут нарциссом.
Эмилия
Нарцисс... Прекрасный юноша он был,
Но так безумен, что в себя влюбился.
Иль мало было девушек тогда?
Аркит
(стараясь заглянуть в окно, в которое смотрит Паламон)
Пусти, кузен.
Паламон
Сейчас.
Эмилия
Иль, может быть,
Они жестоки были все?
Служанка
Возможно ль
Жестокой быть перед таким красавцем?
Эмилия
Ты не могла б?
Служанка
И даже не должна бы.
Эмилия
Хорошая девица! Постыдись,
Немного хоть припрячь свою готовность!
Служанка
Но почему ж?
Эмилия
Мужчины нам опасны.
Аркит
Пусти ж меня, кузен!
Эмилия
Умеешь ты
Цветы такие вышивать шелками?
Служанка
Умею, госпожа.
Эмилия
Так я хочу,
Чтоб ими было вышито все платье,
Вот этими, - и эти так красивы!
Неправда ли, как славно будет ими
Весь борт украсить?
Служанка
Дивно, госпожа!
Аркит
Кузен, кузен мой, Паламон: что скажешь?
Паламон
Теперь лишь вижу, что в темнице я!
Аркит
Нет, какова она, скажи?
Паламон
Прелестна!
Клянусь я небом, - это божество!
Аркит
А!
Паламон
Будь, Аркит, почтителен и сдержан:
Богиня пред тобой!
Эмилия
Из всех цветов,
Мне кажется, прекраснее всех - роза.
Служанка
Осмелюсь ли спросить я: почему?
Эмилия
Она - эмблема девственности чистой:
Когда ее Зефир ласкает нежно,
Она цветет так скромно, распускаясь,
Румяная, под солнцем золотым;
Когда ж Борей нетерпеливый грубо
Касается ее, - она стыдливо
Сжимается, скрывая всю красу
В зеленой почке: пусть Борей ласкает
Простой терновник.
Служанка
Право, госпожа,
Такая скромность иногда чрезмерна:
Не гибнуть же из-за нее цветам!
Мне кажется, порядочной девице
Совсем не стоит с розы брать пример.
Эмилия
Бесстыдница!
Аркит
О, как она прекрасна!
Паламон
Вся красота соединилась в ней!
Эмилия
Уж солнце высоко, - пора домой.
Возьми цветы: посмотрим мы, насколько
Искусство может подражать их краскам.
Не знаю, отчего мне так легко,
Так весело, так хочется смеяться!
Служанка
А я не прочь бы лечь.
Эмилия
И положить
Кого-нибудь с собой?
Служанка
Пожалуй, если
Мы сговоримся.
Эмилия
Что же, сговорись!
(Уходят.)
Паламон
Что скажешь ты об этой красоте?
Аркит
Она на редкость хороша.
Паламон
На редкость?
И только!?
Аркит
Да, прекрасна, несравненна.
Паламон
Ведь голову возможно потерять,
В нее влюбившись?
Аркит
Право, я не знаю,
Что ты бы сделал, - я ж готов поклясться,
Что голову уже я потерял.
Паламон
Ее ты любишь?
Аркит
Можно ль не любить?
Паламон
Владеть ты ею хочешь?
Аркит
Да! Свободы
Дороже мне она!
Паламон
Но все ж я первый
Ее увидел.
Аркит
Что же из того?
Паламон
Нет, это важно.
Аркит
Но я тоже видел
Ее!
Паламон
Не должен ты ее любить!
Аркит
Да, я не буду на нее молиться,
Как ты, не буду называть богиней
Небесною: хочу ее любить
Как женщину, чтоб ею наслаждаться.
Так оба можем мы любить.
Паламон
Не смей
Любить ее совсем!
Аркит
Как? Чтоб не смел я
Любить ее? Но кто ж мне запретит?
Паламон
Я запрещу! Ее увидел первый я;
Мой глаз впервые завладел красою,
Которую в ней небеса открыли
Для смертных! Если будешь ты, Аркит,
Любить ее и тем грозить надеждам
Любви моей, - тогда изменник ты,
Ты так же лжив, как не имеешь права
Любить ее! От дружбы, от родства,
От всякой нашей связи отрекусь я,
Когда посмеешь думать ты о ней!
Аркит
Да, я ее люблю, и всею жизнью
Своей готов я это доказать!
Люблю ее душой, любить я должен!
И если это поведет к разрыву
Между тобой и мною, Паламон,
Тогда прощай! Люблю я, повторяю!
И утверждаю, что ее любви
Достоин я и что любить я волен
И столько ж прав имею на нее,
Как Паламон какой-нибудь, как всякий,
Кого мужчины сыном мы зовем!
Паламон
Тебя ль я другом звал?
Аркит
И был я другом!
Зачем ты так волнуешься? Позволь
Поговорить с тобою хладнокровно:
Не я ль - часть плоти и души твоей?
Не сам ли ты твердил еще недавно,
Что ты - Аркит, я ж - Паламон?
Паламон
Так, так!
Аркит
А если так, то разве не могу я
Участие принять в твоей любви,
В твоих печалях, радостях и страхе,
Во всех страданиях?
Паламон
Да, ты это можешь.
Аркит
Так почему ж так злобно, так коварно
Ты смотришь, точно ты мне стал чужим
И не в родстве со мною благородном?
Ее один желаешь ты любить!
Скажи мне прямо: разве недостоин
Я на нее смотреть?
Паламон
Достоин ты,
Но ты не прав, стремясь ее увидеть.
Аркит
Как? Потому, что кто-нибудь заметит
Врага скорей, чем я, - обязан я
Спокойно ждать, о чести забывая,
Не нападать?
Паламон
Да, если враг один.
Аркит
А если враг грозит мне нападеньем?
Паламон
Пусть сам он скажет это, - и тогда
Свободен ты; теперь же, если станешь
Преследовать ее, - будь проклят ты,
Как враг страны, как негодяй клейменый.
Аркит
Ты сумасшедший.
Паламон
Буду сумасшедшим,
Пока ты стоишь этого, Аркит,
И если в этом бешенстве удастся
Мне погубить тебя, - я буду прав.
Аркит
Фуй, фуй! Себя ведешь ты, как ребенок.
Ее любить я буду, смею, должен,
Имею право!
Паламон
О, когда б судьба
Нам даровала только час свободы
И наши добрые мечи, чтоб мог
Ты, лживый друг, сойтись со мной лицом к лицу!
Тебе тогда я скоро б показал,
Что значит похищать любовь у друга!
Ты сердцем ниже, чем презренный вор!
Посмей хоть раз лишь выглянуть в окошко:
Клянусь, тебя к нему я пригвозжу!
Аркит
Ты этого не смеешь, полоумный!
Ты этого не можешь, ты бессилен!
Я выгляну не только головой,
А высунусь всем телом; в сад я прыгну,
Когда ее увижу, - отдохну
В ее объятьях для твоей досады!
Паламон
Молчи пока: сюда идет тюремщик;
Живи, чтоб мог я череп раздробить
Тебе вот цепью этою.
Аркит
Попробуй!
Входит тюремщик.
Тюремщик
Прошу прощения, господа.
Паламон
Что нужно,
Почтеннейший тюремщик?
Тюремщик
Принц Аркит,
К себе вас герцог требует, - причина
Мне неизвестна.
Аркит
Я готов, тюремщик.
Тюремщик
Принц Паламон, я принужден лишить
Вас общества прекрасного кузена.
Паламон
Лиши меня хоть жизни, - все равно!
Тюремщик и Аркит уходят.
Зачем его отсюда отозвали?
Возможно, что он женится на ней:
Быть может, герцог о происхождении
Его, о красоте его узнал...
Но до чего коварен он! Возможно ль,
Чтоб друг так друга предавал? О, если
Такую благородную жену,
Красавицу такую он получит,
То честному не стоит и любить!
О, если бы хоть раз еще единый
Увидеть мне ее!
(Смотрит в окно.)
Счастливый сад!
Твои цветы блаженствуют в сиянии
Очей ее прекрасных! О, когда бы,
Хотя б ценою будущей всей жизни,
Я мог стать этим малым деревцом,
Цветущим абрикосом! Как я рос бы,
Как жадно ветви простирал бы я
К ее окну! Плоды я приносил бы,
Достойные стола самих богов;
Отведав их, она цвести бы стала
Еще пышней, еще прекрасней вдвое,
И, если эта дева не богиня,
Она подобна стала бы богам
Настолько, что они бы устрашились.
Наверное за это все она
Меня бы полюбила!
Входит тюремщик.
А, тюремщик!
Что, где Аркит?
Тюремщик
Он изгнан из страны.
Принц Пиритой ему освобождение
Доставил, но с условием одним,
Чтоб он поклялся жизнию своею,
Что никогда ногой он не коснется
Земли афинской.
Паламон
(в сторону)
Он счастливец! Фивы
Увидит он опять, собрать он может
Опять, как прежде, юношей отважных,
Которые, когда прикажет он,
Сражаться будут пламенно; возможно,
Что он войну начнет из-за нее,
И если он тогда не овладеет
Красавицей - он будет жалким трусом;
А если точно благороден он,
Он тысячу найдет путей отважных,
Чтоб ею завладеть. О, если б я
Был на свободе, - подвигов великих
Я совершил бы столько, что она,
Сама она, прекраснейшая дева,
В мужчину превратиться пожелала б,
Чтоб покорить меня!
Тюремщик
Достойный принц!
Я дело к вам имею.
Паламон
Дело? Чтобы
Отделаться навеки от меня?
Убить меня?
Тюремщик
О, нет; но вашу светлость
Приказано отсюда удалить:
Окно здесь слишком велико.
Паламон
Чтоб черти
Побрали всех завистников! Прошу
Убей меня!
Тюремщик
Тогда меня повесят.
Паламон
Клянусь сиянием солнца, если б меч
Мне дали, я б убил тебя!
Тюремщик
За что же?
Паламон
Ты все такие вести мне приносишь,
Что жизни, право, не достоин ты.
Я не пойду.
Тюремщик
Пойдемте, принц: так надо.
Паламон
Я буду видеть сад оттуда?
Тюремщик
Нет.
Паламон
Так ни за что я не пойду.
Тюремщик
Я должен
Принудить вас, а так как вы опасны,
Оков я должен больше наложить.
Паламон
Что ж, наложи, любезный; ими стану
Я так трясти, что спать я вам не дам:
То будет новый мавританский танец!
Так должен я идти?
Тюремщик
Увы, должны!
Паламон
(в сторону)
Итак, прощай же, милое окошко!
Пусть никогда тебя не смеет ветер
Захлопнуть! О, красавица моя!
Знавала ль ты когда-нибудь, что значит
Тоска? И если знала, то пойми,
Как горько мучаюсь в своей печали я!
(Тюремщику.)
Ну, что ж, идем: похорони меня.
(Уходят.)
Сцена 3
Местность близ Афин.
Входит Аркит.
Аркит
Я изгнан из Афин. Конечно, - это
Благодеянье мне, - благодарю!
Но жить в изгнании, чтобы не видеть вечно
Той, для кого я рад бы жизнь отдать,
О, это казнь изысканная, гибель
Ужасней смерти, это - злая кара,
Какую я не мог бы заслужить,
Будь даже я преступный, старый грешник!
Перед тобою, Паламон, открыто
Ристалище; быть может, каждый день
Встречать ты будешь взор ее блестящий
В окне своем, и жить ты будешь им!
Ты можешь наслаждаться красотою,
Которой нет подобной и не будет!
О, как богами взыскан Паламон!
Бьюсь об заклад: заговорит он с нею,
И, если сердце нежно у нее
Настолько ж, как ее прекрасен образ,
Клянусь, она достанется ему!
Его язык смирить способен бурю,
Способен он очаровать скалу!..
Но будь что будет: смерть всего ужасней;
Я из страны афинской не уйду;
В развалинах страна моя родная,
И если я уйду, то все погибло:
Он ею овладеет. Решено:
Я вид иной приму, переоденусь
И попытаю счастья иль погибну.
Так или нет, - хочу счастливым быть,
Жить близ нее иль более не жить.
Входят четыре крестьянина, пятый идет впереди
и несет венок.
Первый крестьянин
Товарищи! Туда пойду я, право!
Второй крестьянин
И я иду туда!
Третий крестьянин
И я туда!
Четвертый крестьянин
Эх, парни! Уж куда ни шло: за вами
Пущусь и я! Ну что мне брань жены?
Пускай сегодня этот плуг попашет,
А завтра я отлично из него
Кляч выпрягу.
Первый крестьянин
Сужу я точно так же:
Моя жена ревнива, как индюк;
А мне-то что? Пускай себе бормочет!
Второй крестьянин
Борт к борту с нею следующей ночью
Сойдешься ты и тем поправишь все!
Третий крестьянин
Да не забудь указку дать ей в руку:
Взяв тот урок, - увидишь ты, - она
Исправится и славной бабой станет.
Участвовать мы будем в танце?
Четвертый крестьянин
Будем!
Что помешает нам?
Третий крестьянин
Придет Аркас.
Второй крестьянин
Придут Рикас и Сенноис, - танцоры,
Каких не может лучше быть для пляски!
А что за девки будут там, - ого!
Не знаете ль, придет ли наш учитель?
Он обещал прийти. На все ведь руки
У нас он мастер: все мы это знаем.
Третий крестьянин
Скорее съест он свой букварь, чем нас
Обманет: он будет там наверняка.
Уж завязалось дело между ним
И дочерью кожевника так прочно,
Что не развяжешь. И она придет;
Она желает герцога увидеть
И вместе с нами будет танцевать.
Четвертый крестьянин
Достаточно ли будем мы проворны?
Второй крестьянин
Пусть дуют все афинские мальчишки
Нам в зад, как ветер! Буду здесь и там,
И снова здесь, и снова там - знай наших!
Да здравствуют ткачи!
Первый крестьянин
В лесу удобно
Устроить это.
Четвертый крестьянин
Вот еще!
Второй крестьянин
Не спорь:
Так наш учитель сказывал; сумеет
Он герцога весьма красноречиво
Уговорить для нашей общей пользы.
В лесу ему привычно; на равнине
Его наука будет ни к чему.
Третий крестьянин
Посмотрим игры, а потом - за дело!
Сперва одни проделаем все это,
Покуда дамы не видали нас,
А там - старайся, кто как лучше может...
Кто знает, что за это нам дадут!
Четвертый крестьянин
Отлично! Пусть они кончают игры,
А там - свое исполним мы. Вперед!
Аркит
Позвольте вас спросить, друзья: куда вы
Идете?
Четвертый крестьянин
Как куда? Что за вопрос?
Аркит
Когда б я знал, то спрашивать не стал бы.
Третий крестьянин
На игры, друг!
Второй крестьянин
Да где же ты родился,
Что этого не знаешь?
Аркит
Недалеко.
Сегодня игры здесь?
Первый крестьянин
Такие игры,
Каких ты в жизнь не видывал: сам герцог
Присутствовать на них намерен лично!
Аркит
Какие ж будут состязания там?
Второй крестьянин
Бег и борьба.
(В сторону.)
А право, он красавчик.
Не хочешь ли пойти ты с нами?
Аркит
Нет.
Четвертый крестьянин
Ну, нет, так нет; ступай своей дорогой.
Товарищи, идем!
Первый крестьянин
Подозреваю,
Что это парень дошлый: посмотрите,
Как он сложен.
Второй крестьянин
Пускай меня повесят
Когда решится он бороться! Он?
Чтоб он боролся? Этакая каша!
Яичница! Не медлите ж, идем!
Крестьяне уходят.
Аркит
Является такой удобный случай,
Какого я не смел и ожидать.
Мне приходилось много раз бороться,
И говорили знатоки, что я
Борюсь прекрасно; точно так же в беге
Я отличался: ветер, вдоль по ниве
Несущийся, колосья нагибая,
Не мог лететь быстрей, чем я летел.
Итак решаюсь: в бедную одежду
Оденусь я, чтоб узнанным не быть;
Как знать: быть может, мне венок украсит
Чело; быть может, счастье приведет
К тому, что буду жить я близко к милой!
(Уходит.)
Сцена 4
Афины. Комната в тюрьме.
Входит дочь тюремщика.
Дочь тюремщика
Как мне любить такого человека?
Мы так различны: родом я ничтожна,
Простой тюремщик мой отец, а он
Он знатный принц! Чтоб он на мне женился,
О том, конечно, нечего мечтать,
А быть его любовницей - безумно.
Прочь эти мысли! Что за испытания
Готовятся нам, девушкам несчастным,
Как только минет нам пятнадцать лет!
Его увидев в первый раз, нашла я
Его красивым, - в нем так много есть,
Что женщинам понравиться могло бы,
Когда б желал он нравиться; потом
Жалеть его я стала, и, понятно,
Какая же из девушек, мечтавших
Когда-либо о женихе красивом,
Чтоб девственность свою ему вручить,
Его не пожалела бы! А после
Его я полюбила, - полюбила
Безумно, беспредельно! У него
Ведь есть кузен, - как он, красавец тоже,
Но в сердце у меня царит один
Лишь Паламон, - царит там безраздельно!
Как слушать я люблю по вечерам,
Как он поет, хоть песни эти грустны!
А как он говорит! Нет дворянина,
Который бы изящней говорил!
Когда я утром прихожу, чтоб воду
Подать ему, - свой благородный стан
Сгибает он и так меня учтивой
Приветствует он речью: "С добрым утром,
Прекрасная девица! Пусть тебе
За доброту твою дарует небо
Хорошего супруга!" Он однажды
Меня поцеловал - и десять дней
С тех пор свои я обожала губы;
О, если б так он делал каждый день!
Но вечно он грустит и этой грустью
Мое терзает сердце. Чем могла бы
Я доказать, что я его люблю?
Как я его обрадовать хотела б!
Попробовать его освободить?
Что скажет правосудье? Иль я слишком
Забочусь о законе, о родных?
Так, решено: ему я дам свободу
И в эту ночь иль завтра, может быть,
Добьюсь того, что он меня полюбит!
(Уходит.)
Сцена 5
Площадь в Афинах.
Короткие звуки рожков и крики народа за сценой. Входят Тезей, Ипполита,
Пиритой, Эмилия и Аркит в крестьянской одежде, в венке, за ними народ.
Тезей
Ты действовал прекрасно; я не видел
С тех пор, как с нами Геркулеса нет,
Таких могучих мускулов; ты в беге
Был первым, и в борьбе ты отличился,
Насколько лишь возможно в наше время.
Аркит
Я очень горд, что угодить сумел.
Тезей
В какой стране родился ты?
Аркит
В Элладе,
Но очень далеко от этих мест.
Тезей
Ты дворянин?
Аркит
Так говорил отец мой:
Он дал мне жизнь для благородных дел.
Тезей
И ты его наследник?
Аркит
Нет, я младший
Из сыновей.
Тезей
Счастливец твой отец.
Что ж ты умеешь делать?
Аркит
Понемногу
Из всех занятий благородных: мог бы
Я сокола держать; люблю в охоте
Скликать я громким зовом верных псов;
Хоть не могу похвастаться я слишком
Своим искусством в верховой езде,
Но те, кто знал меня, всегда твердили,
Что в этом деле я всего искусней.
Но более всего хотел бы я
Быть воином.
Тезей
Ты, право, совершенство!
Пиритой
Клянусь душой, он бравый молодец!
Эмилия
Да, это так.
Пиритой
Что скажет герцогиня?
Ипполита
Я восхищаюсь им: мне не случалось
Такого благородства видеть в людях
Столь молодых и в этом звании, - если
Он звания настоящего не скрыл.
Эмилия
Должно быть, мать его была красива
И от нее он получил в наследство
Лицо свое.
Ипполита
А смелый, гордый нрав
И мощное его телосложение
В нем отличают бравого отца.
Пиритой
Заметьте, как из-под одежды скромной,
Как будто солнце из-за серых туч,
Сквозит в нем доблесть!
Ипполита
Да, он бравый малый.
Тезей
Скажи, чего ж ты для себя желаешь?
Аркит
Тезей светлейший, я хочу себе
Составить имя на достойной службе
Тебе, героев образец прекрасный,
Затем, что здесь лишь, при твоем дворе,
Трон и жилище светлоокой чести.
Пиритой
Прекрасны все его слова!
Тезей
Твой подвиг
Приятен нам, и мы твое желание
Исполним. Пиритой, располагай
Прекрасным этим юным дворянином.
Пиритой
Благодарю, Тезей.
(Аркиту.)
Кто б ни был ты,
Теперь ты мой, и я тебя приставлю
К прекраснейшей из служб: вот к этой юной
Принцессе, деве чудной красоты.
Храни ее! Ты подвигом высоким
Почтил прекрасный день ее рожденья,
Так будь слугой ей. Поцелуй ей руку!
Аркит
Ты столь же щедр, как благороден принц!
(Эмилии.)
Красавица божественная! Клятву
Позвольте вам принесть от сердца!
(Целует ей руку.)
Если
Слуга ваш, - это жалкое создание
В сравнении с вами, вас когда-нибудь
Обидит или огорчит, велите,
Чтоб умер он, - и тут же он умрет!
Эмилия
Нет, это слишком было бы жестоко,
Когда ты будешь верно мне служить,
Вознаградить тебя я не замедлю;
С тобой я буду обращаться лучше,
Чем мог бы ты по званью ожидать.
Пиритой
Тебя снабдим мы всем необходимым;
И так как ты сказал, что ты наездник,
То к вечеру на скачку приходи,
Хотя, предупреждаю, эта скачка
Сурова будет.
Аркит
Тем она приятней:
Я не озябну на своем седле.
Тезей
(Ипполите)
Прошу я, дорогая, приготовься;
Эмилия, и ты,
(Пиритою.)
И ты, мой друг,
И все вы: завтра мы с восходом солнца
Отправиться предполагаем в рощу
Дианину - встречать веселый май.
Ты, новый паж, ступай за госпожою.
Надеюсь, что пойдет он не пешком?
Эмилия
Мне было б это стыдно: я имею
Коней довольно.
(Аркиту.)
Выбери коня
И вообще проси всего, в чем будешь
Нуждаться: если верен будешь мне,
Всегда я буду доброй госпожою.
Аркит
А если дурно буду я служить,
То пусть меня постигнут все несчастья,
Которые отец мой ненавидел,
Немилость и удары.
Тезей
Ты вступаешь
На путь, который сам ты заслужил.
Всегда получишь ты вознаграждение
Достойное за подвиги свои;
Не дать его - несправедливо было б.
Клянусь, сестра, слуга тебе достался,
Который, если б женщиной я был,
Пожалуй, превратился б в господина.
Но ты умна.
Эмилия
На этот раз, надеюсь,
Я буду даже чересчур умна.
Трубы. Уходят.
Сцена 6
Улица перед тюрьмой.
Входит дочь тюремщика.
Дочь тюремщика
Пусть бесятся все герцоги, все черти,
Он на свободе: выпущен он мною!
Его я в рощу отвела, за милю
Отсюда, где растет высокий кедр,
Вокруг свои распростирая ветви,
У самого ручья; скрываясь там,
Он будет ждать, пока пилу и пищу
Я принесу: железные браслеты
Еще с него не сняты. О Амур,
Бесстрашное дитя, как ты отважен!
Отец мой сам скорей надел бы цепи,
Чем сделал бы, что совершила я!
Его люблю я без ума, без меры,
Без робких дум, без страха за себя,
И к прочему всему я равнодушна.
О, пусть я рук закона не избегну,
Пускай меня осудят и казнят,
Но все-таки, - уверена я в этом,
Всегда найдутся женские сердца,
Сердца невинных, чистых дев, которым
Внушу я жалость; песнью погребальной
Они меня почтят; они расскажут,
Что благородна смерть моя была,
Что я, почти как мученица, в жертву
Жизнь отдала за страстную любовь.
Какую изберет себе дорогу
Возлюбленный, по той и я пойду:
Не может быть, чтоб он меня покинул!
А если бросит он меня, мужчинам
Не будут верить девушки совсем!
Однако, он, приняв мою услугу,
За то мне даже не сказал "спасибо";
Меня он даже не поцеловал.
Да, это знак дурной; притом же, трудно
Мне было убедить его бежать:
Он все боялся причинить несчастье
Мне и отцу. Но все же я надеюсь,
Что, убедясь вполне в любви моей,
Он, наконец, и сам меня полюбит.
Пускай со мной он делает, что хочет,
Но должен он со мною ласков быть;
Он будет ласков, иль ему скажу я,
Скажу в лицо, что не мужчина он!
Итак, спешу я; всем необходимым
Снабжу его, возьму свои все платья,
А там, - куда б судьба не занесла,
Я буду с ним, его сопровождая
Везде, как тень. И пусть здесь через час
Пойдут по всей тюрьме и шум, и крики:
Я в это время буду целовать
Того, кого искать напрасно будут!
Прощай, отец! Имей побольше только
Ты узников таких и дочерей
И сам себя в тюрьму посадишь скоро!
Итак, бегу! Скорей, скорей к нему!
(Уходит.)
АКТ III
Сцена 1
Лес близ Афин.
С разных сторон раздаются звуки рогов. За сценой шум и перекликающиеся
голоса народа, встречающего майский праздник.
Входит Аркит.
Аркит
Расстался герцог с Ипполитой; каждый
Отправился один; таков обычай,
Которым здесь встречают светлый май;
Его в Афинах свято соблюдают.
Эмилия, красавица принцесса!
Милее ты, чем майская краса,
Прекраснее весенних нежных почек,
Роскошней, чем цветочный весь ковер
Полей, лугов, садов! Мы величаем
По именам прекрасных нимф лесных.
Ручьи в их чудных берегах цветистых,
А ты, краса лесов, краса вселенной,
Одним лишь посещением своим
Всю эту местность обоготворила!
О, как бы я блажен был, недостойный,
Когда бы в размышлениях своих
Хоть изредка меня ты вспоминала,
Хоть равнодушной мыслию меня
Касалась бы! Благословен мой жребий,
Меня приведший стать ее слугой,
О чем не смел я и мечтать! Скажи мне,
Судьба, моя владычица вторая
Вслед за моей Эмилией: насколько
Могу мечты я гордые питать?
Ко мне всегда внимательна принцесса,
К себе меня приблизила она;
Сегодня, в это радостное утро,
В день лучший года, - подарила мне
Она коней прекраснейшую пару:
Таких коней, что сесть на них могли б
Два короля, когда б на поле чести
Корону им отстаивать пришлось!
А Паламон? Увы, кузен мой бедный,
Несчастный узник! Ты так мало грезишь
О счастье, мне доставшемся на долю,
Что ты себя счастливее считаешь,
Чем я, мечтая, что ты ближе к ней!
Ты думаешь, что я блуждаю в Фивах,
А потому несчастен, хоть свободен;
О, если бы ты только знал, что я
Еще недавно пил ее дыхание,
Внимал ее речам, смотрел ей в очи,
Как страшно разгорелся бы твой гнев!
Из-за куста выходит Паламон в цепях и грозит Аркиту кулаком.
Паламон
А, родственник изменник! Ты узнал бы,
Каков мой гнев, когда б от этих уз
Свободен был я и мечом владел бы!
Клянусь я всеми клятвами и правдой
Любви моей, - заклятый ты злодей!
Ты вероломнейший из всех на свете,
Имевших внешность доблестную; худший,
Бесчестнейший из всех рожденных честно!
Ты лживейший из родственников кровных!
Итак, своею ты ее зовешь?
Так знай, злодей, что/даже не снимая
Оков своих, вот этими руками,
Без всякого оружья, докажу я,
Что ты солгал, что ты лишь вор любви,
Презренное ничтожество, что даже
Названия негодяя ты не стоишь!
Когда б не эти путы, если б меч
В руках имел я...
Аркит
Дорогой кузен мой...
Паламон
Кузен, на козни быстрый, речь держи
Такую же, как все твои поступки!
Аркит
Не нахожу я в сердце у себя
Той грубости, какою полн твой окрик,
А потому тебе отвечу так,
Как мне велит ответить благородство.
Твой гнев тебя ввергает в заблуждение:
Он враг тебе, и мне не может он
Быть другом. Честь и честность сохраняю
Я всюду и во всем намерен ими,
Кузен, руководиться я и впредь.
А потому прошу тебя спокойно
Сказать мне, в чем твоя печаль, и знай:
Я говорю с тобой, как равный с равным,
Как благородный человек, который
Всегда себя сумеет защищать
Мечом и веским словом.
Паламон
Полно, так ли?
На это ты способен ли, Аркит?
Аркит
Кузен, кузен! Не раз имел ты случай
Узнать, довольно ль смелости во мне;
Ты видел сам, как отражать угрозы
Умею я мечом! Никто другой
Во мне не усомнится; ты ж не мог бы
Смолчать, хотя бы даже в храме был.
Паламон
Все это так; тебя я в битвах видел,
Где мужество свое ты доказал;
Тебя зовут все рыцарем отважным;
Но если раз в неделю дождь идет,
Нельзя уже сказать, что всю неделю
Хорошая погода простоит.
Раз изменив, теряют люди храбрость
И бьются слабо, как ручной медведь,
Который рад бы обратиться в бегство,
Когда его бы не держала цепь.
Аркит
Кузен, ты можешь говорить все это
Пред зеркалом себе же самому;
Не мне бы это слышать, мне, который
Тебя за это презирает.
Паламон
Стой:
Сперва сними с меня вот эти путы,
Дай в руки мне хотя бы ржавый меч
И дай мне есть, чтоб утолил я голод;
Затем с мечом на битву выходи
И смей назвать Эмилию своею:
Тогда клянусь обиду всю забыть,
Которую ты мне нанес, и если
Тебе удастся жизнь мою отнять,
Тогда в загробном мире душам храбрых,
В бою умерших мужественной смертью,
Которые спросили бы меня,
Что на земле творится, - расскажу я
Одно: что благороден ты и храбр.
Аркит
Спокоен будь; опять в кустах укройся
И жди меня: наутро я приду
С запасом пищи, распилю оковы
И свежие тебе одежды дам;
Я принесу тебе благоухания,
Чтоб заглушить темницы запах; после,
Когда вполне оправишься, скажи:
"Аркит, готов я" - и тебе на выбор
Я предложу тогда и меч и латы.
Паламон
О небеса! Кто, если не Аркит,
Имея на душе дурное дело,
Так благороден может быть! Кто может
При этом быть столь смелым, как Аркит?
Аркит
Друг Паламон...
Паламон
Готов тебя обнять я
За это предложение! Но заметь:
За это лишь тебя я обнимаю,
Без этого тебя я не коснулся б
Иначе, как мечом.
Слышен звук рожков.
Аркит
Чу! Слышишь ты?
В убежище свое скорее скройся,
Чтоб состоялся поединок наш
И не был прерван раньше, чем начнется.
Прощай же! Дай мне руку: будь спокоен;
Все нужное тебе я принесу,
Чтоб был ты крепок.
Паламон
Так сдержи же слово,
Приди сюда и беспощадно бейся.
Наверное не любишь ты меня,
Так будь же груб со мною, не старайся
Слова свои подмаслить. Я готов
За каждое из слов тебя ударить:
Желудок мой речами не уймешь.
Аркит
По крайней мере это откровенно!
Так извини ж за грубые слова:
Когда коня я шпорю, - не ругаюсь;
Доволен ли, сердит ли я, лицо
Мое одно и то же.
Звук рожков.
Слышишь зов?
К обеду всех сзывают; ты, конечно,
Поймешь, что я обязан поспешить.
Паламон
Едва ль твое присутствие при этом
Богам угодно: ты путем неправым
Ту приобрел обязанность.
Аркит
Я знаю,
Что я имею право на нее.
Вопрос об этом разрешится кровью.
За эти речи взыскивать я буду,
И должен будешь ты ответ держать.
О том ни слова более.
Паламон
Одно лишь
Позволь сказать: сейчас ты видеть будешь
Владычицу мою, - она моя,
А не твоя...
Аркит
О, нет!
Паламон
Нет, нет! Ты хочешь
Мне пищу дать, чтоб подкрепить меня,
А сам идешь теперь смотреть на солнце,
Которого блестящие лучи
Еще гораздо больше укрепляют,
И в этом ты имеешь предо мной
Большое преимущество. Что делать:
Воспользуйся, пока не соберу
Я сил своих для мести. До свиданья.
(Уходят в разные стороны.)
Сцена 2
Другая часть того же леса.
Входит дочь тюремщика.
Дочь тюремщика
Оставил он кусты, где я ему
Велела ждать, - ушел куда-то. Утро
Уж близко, но мне это все равно:
Пускай бы вечно длилась ночь, покрыла б
Весь мир своею тьмой! Чу - это волк!
Я не боюсь; меня тревожить может
Одна лишь мысль: мысль эта - Паламон.
Пускай меня бы волки растерзали,
Лишь передать бы мне ему пилу!
Не крикнуть ли? Нет, крикнуть я не смею:
Он может не откликнуться, и только
Своим я криком привлеку волков
И окажу ему услугу злую.
В ночь эту бесконечную не раз
Я слышала ужасный вой: быть может,
Давно уж волки овладели им?
Он безоружен, он бежать не в силах;
Быть может, звон цепей его привлек
Зверей свирепых: эти звери чуют,
Кто беззащитен, кто не может им
Сопротивляться. Верно, так и было!
Я слышала, как несколько волков
Завыли громко: в это время, верно,
Он ими был разорван на клочки!
Не позвонить ли в колокол, тревогу
Забить? Но что же станется со мной?
Все кончено: уж он ушел. Нет, лгу я:
За тот побег несчастный мой отец
Повешен будет; для себя спасения
Искать ли? Жизнь я столько не ценю,
Чтоб от поступка своего отречься:
Нет, лучше я двенадцать раз умру!
Я вся разбита; целых двое суток
Не ела я, лишь несколько глотков
Воды я пригубила; глаз ни разу
Я не смыкала, - разве лишь тогда,
Когда потоки слез я утирала.
Увы, увы! Разрушься, жизнь моя,
Чтоб не сойти с ума мне! Утопиться ль,
Повеситься? Вонзить ли в грудь кинжал?
Пусть рухнет жизнь: опоры расшатались.
Куда идти? Одна дорога: в гроб;
Все прочие пути - лишь заблуждение.
Луна зашла, кузнечики трещат,
Сова кричит перед восходом солнца;
Свершилось все, - лишь не достигла я
Того, чего желала всей душою.
Все кончено: погибла я навек!
(Уходит.)
Сцена 3
Та же часть леса, что и в сцене 1.
Входит Аркит, неся пилу, провизию, вино и прочее.
Аркит
Должно быть, это здесь. Гей, Паламон!
Входит Паламон.
Паламон
Аркит?
Аркит
Он самый. Вот, принес я пищу,
А также и пилу. Иди сюда,
Не бойся, здесь Тезея нет.
Паламон
А также
Здесь нет по чести равного ему.
Аркит
Не в этом дело; мы об этом после
Поговорим. Иди ж и подкрепись;
Нельзя, чтоб ты, как зверь, голодный умер.
Вот здесь вино; пей, ты, я вижу, слаб.
Потом с тобой беседовать мы будем.
Паламон
Аркит, меня ты можешь отравить.
Аркит
Я мог бы это сделать; только нужно
Сперва, чтоб я тебя боялся. Сядь,
Не будем время тратить по пустому;
Друг друга зная, каковы мы были,
Оставим речи вздорные теперь
Глупцам и трусам. За твое здоровье!
(Пьет.)
Паламон
Отлично.
Аркит
Сядь же; и прошу тебя
И заклинаю всей твоею честью
Пока ни слова здесь не говорить
Об этой женщине: еще успеем
Наговориться мы о ней.
Паламон
Согласен.
Пью за твое здоровье.
(Пьет).
Аркит
Пей еще:
Тебе вино согреет кровь. Не правда ль,
Себя ты лучше чувствуешь?
Паламон
Постой,
Тебе об этом расскажу я после
Глотка другого.
Аркит
Больше, больше пей:
У герцога, кузен, вина довольно.
Поешь теперь.
Паламон
Охотно.
(Ест.)
Аркит
Рад я видеть,
Что аппетит твой так хорош.
Паламон
А я
Доволен, что обедаю так славно.
Аркит
Неправда ль, неспокойно жить в лесу?
Паламон
Да, для того, в ком совесть неспокойна.
Аркит
Вкусна ли пища? Голод твой, я вижу,
В приправах не нуждается.
Паламон
Пожалуй;
Но если б в них нуждался он, была б
Твоя, кузен, приправа - слишком кислой.
Что это здесь?
Аркит
Дичина.
Паламон
Это вкусно.
Дай мне, Аркит, еще вина, и выпьем
За женщин тех, каких мы знали прежде.
Дочь стольника ты помнишь?
Аркит
Да, теперь,
Когда о ней напомнил ты.
Паламон
Любила
Она когда-то одного брюнета.
Аркит
Любила; что же из того?
Паламон
Его
Аркитом звали, кажется?
Аркит
Довольно
Об этом, право.
Паламон
Завлекла она
Его в беседку; что же в той беседке
С ним делала она? Не проиграла ль
Девичества?
Аркит
Что делала она
О том, кузен, мы говорить не будем.
Паламон
Она страдала месяц или два,
Иль три, иль десять...
Аркит
С маршала сестрою
Случилось тоже что-то, говорят,
По крайней мере много было слухов.
Мы выпьем за ее здоровье?
Паламон
Выпьем.
Аркит
Она была красавица брюнетка.
Охоты помню я веселый шум,
Толпу веселой, бодрой молодежи,
Зеленый лес, тенистый старый бук,
Под этим буком разыгралась сказка.
Паламон
Ну, выпьем за Эмилию теперь!
Довольно нам притворного веселья.
Ты слышишь: за Эмилию! Осмелься,
Кузен бесчестный, выпить за нее!
Аркит
Ты через край хватил.
Паламон
Землей и небом
Клянусь: в тебе ни капли чести нет!
Аркит
Я ухожу: ты стал теперь животным.
Паламон
Благодаря, изменник, лишь тебе!
Аркит
Вот здесь найти ты можешь все, что нужно:
Пилу, белье, духи. Я возвращусь
Чрез два часа и принесу те вещи,
Которые одни нам могут дать
Покой и мир.
Паламон
Конечно, меч и латы?
Аркит
Не бойся: все тебе доставлю, все.
Теперь ты слишком гадок. До свиданья,
Сними свои брелоки.
Паламон
Эй, слуга!
Аркит
(уходя)
Я более не слушаю.
Паламон
За это,
Сдержи он только слово, - он умрет.
(Уходит.)
Сцена 4
Другая часть леса.
Входит дочь тюремщика.
Дочь тюремщика
Мне холодно! Уж все погасли звезды;
Потухли эти маленькие блестки.
При свете солнца я сошла с ума.
Эй, Паламон! Напрасно: он на небе!
Но где же я? Вон там бушует море;
На нем корабль; о, как его качает!
А вон на дне подводный камень ждет.
Вот, вот сейчас он на него наткнется:
Вот, вот наткнулся! Течь уже явилась;
О, как они кричат! Скорей по ветру
Вперед плывите, иль погибли вы!
Вперед, вперед, а после поверните.
Умчались! Доброй ночи, доброй ночи!
Я очень голодна. Хотела б я
Найти лягушку: мне бы рассказала
Она про все, что нового есть в мире.
Еще хотела б раковину я
Иметь и сделать из нее кораблик;
Как северный иль северо-восточный
Подует ветер, - к королю пигмеев
Я быстро понеслась бы: он отлично
Умеет всем предсказывать судьбу,
Бьюсь об заклад, что завтра рано утром
Повешен будет мигом мой отец;
Но я не буду говорить ни слова.
(Поет.)
Я юбочку зеленую поверх колен как раз
На целый фут обрежу: так должна я!
Я срежу кудри желтые на дюйм пониже глаз,
Я дурочка, я дурочка простая!
Он белый мне костюм сошьет, чтоб ездить мне
верхом,
И целый мир обрыщу я, блуждая.
Повсюду буду я искать свиданья с женихом,
Я дурочка, я дурочка простая!
Теперь хотела б я, как соловей,
На шип своею грудью наколоться:
Без этого засну я мертвым сном.
(Уходит.)
Сцена 5
Другая часть леса.
Входит Джеррольд, четыре крестьянина-танцора, крестьянин, исполняющий роль
Павиана, пять девушек, крестьянин с тамбурином.
Джеррольд
Фуй, фуй!
Какая тупость, что за бестолковость!
Ужель моей науки элементы,
Подобно млеку, не всосались в вас?
А, кажется, я долго с вами бился
И даже, выражаясь фигурально,
Навар из слив науки, мозг ученья
Вам всячески старался преподать.
А вы еще и до сих пор кричите:
"Где?" "Как?" "Куда?" "Зачем?" и "Почему?"
Ах вы, тупицы! Ах вы, остолопы!
Ведь сказано: вот это - так, а это
Вот так, а это - так и так! Напрасно!
Никак меня никто понять не мог!
Pro Deum, medius fidius! {Клянусь Богом! (лат.).}
Ну, словом, все вы олухи, и только!
Смотрите же: я буду здесь стоять,
А здесь вот - герцог. Я его встречаю
И говорю ученейшие вещи
С различными фигурами. Он внемлет,
Кивает одобрительно, потом
Он восклицает "браво"! Ободренный,
Сейчас же я бросаю шапку вверх,
И в этот миг, - заметьте хорошенько!
Вы выскочить пред герцогом должны,
Как калидонский вепрь пред Мелеагром,
И, нежно, как влюбленные, обнявшись,
Прилично и как можно грациозней
Старайтесь танец свой протанцевать.
Первый крестьянин
На диво спляшем, господин учитель.
Второй крестьянин
Проверим, вся ль компания явилась.
Где тамбурин?
Третий крестьянин
Эй, Тимофей!
Крестьянин с тамбурином
Я здесь!
Вот, налицо!
Джеррольд
А женщины-то все ли?
Четвертый крестьянин
Вот Фредерика, вот и Магдалина!
Второй крестьянин
Вот Люция, малютка-белоножка!
И толстая Варвара налицо!
Первый крестьянин
Вот Нелли весноватая: на эту
Всегда учитель может положиться.
Джеррольд
Где ваши ленты, девушки? Смотрите ж,
Чтоб плавно, грациозно танцевать,
Все делать с толком, не жалеть улыбок,
Ни резвых жестов!
Нелли
Будьте уж спокойны!
Джеррольд
А где же остальные музыканты?
Третий крестьянин
Рассеялись, как сказано, в лесу.
Джеррольд
Так надобно собрать их и проверить,
Все ль налицо. А где же Павиан?
Мой друг, прошу носить свой хвост прилично,
Чтоб дамы не обиделись; надеюсь,
Что прыгать ловко будешь ты и смело.
Когда же будет надобно залаять,
То делай это с толком.
Павиан
Точно так.
Джеррольд
Quo usque tandem {Доколе наконец? (лат.).}? Здесь одной из женщин,
Я вижу, не хватает.
Четвертый крестьянин
Ну, теперь
Ищи - свищи! Все, что пригодно к делу,
У нас уж в дело пущено!
Джеррольд
Итак,
Толкли мы воду, - говоря словами
Ученых авторов. Погибло все;
Я fatuus {Тупоумный, глупый (лат.).}, и все труды напрасны.
Второй крестьянин
Тварь подлая, презренная трусиха!
Ведь как она божилась, что придет!
Цецилия, - дочь нашего портного.
За это, право, я ей подарю
Собачью шкуру. Ты, Аркас, ведь, слышал
Она клялась и хлебом и вином,
Что не надует.
Джеррольд
Женщина и угорь,
Как говорит ученейший поэт,
Такие вещи, что держать их надо
За хвост зубами, чтобы не ушли:
Здесь можно было ожидать обмана.
Первый крестьянин
Ах, чтоб ее! Ни дна ей, ни покрышки!
Третий крестьянин
Что ж делать нам, учитель?
Джеррольд
Ничего:
Весь труд наш превратился в нуль ничтожный,
Прегорестный и препечальный нуль.
Четвертый крестьянин
Как, в этот день, когда ребром поставлен
Вопрос о чести нашего села,
Отлынивать, слоняться, бить баклуши!
Ну, погоди ж! Расправлюсь я с тобой!
Входит дочь тюремщика.
Дочь тюремщика
(поет)
Голла! Георг приехал с юга,
От варварийских берегов,
И не один, - с ним два - три друга
Военных, бравых молодцов.
Привет красавцам, честь и слава!
Куда ж теперь лежит ваш путь?
Меня с собой возьмите, право,
На Зунд хотела б я взглянуть.
Вокруг совы три дурня
Вступили в жаркий спор;
Один сказал: вот филин;
Другой сказал: вот вздор!
А третий молвил: сокол
Пред вами, господа;
Бубенчиков хоть нету,
Их срезать нет труда!
Третий крестьянин
Вот мысль! Смотрите, господин учитель!
Здесь девка сумасшедшая: она
Совсем взбесилась, точно заяц в марте.
Когда б ее на танцы залучить,
У нас бы снова дело было в шляпе:
Она такие сделает прыжки,
Что все отдай, да мало!
Первый крестьянин
Превосходно!
Давайте сумасшедшую сюда!
Чего же лучше! Дело в шляпе, парни!
Джеррольд
Как, девушка? Лишилась ты ума?
Дочь тюремщика
Без этого мне слишком было б грустно.
Дай руку мне.
Джеррольд
Зачем?
Дочь тюремщика
Твою судьбу
Я предскажу. Ты - дурень. Сосчитай-ка
До десяти. Ну, что? Небось смутился?
Приятель, хлеба белого не ешь:
Кровь из зубов пойдет. Плясать мы будем?
Тебя я знаю: ты ведь медник, да?
Запаивай не больше дыр, чем нужно.
Джеррольд
Dii boni! {Благие боги! (лат.).}
Вот как, я медник?
Дочь тюремщика
Или заклинатель.
Не вызовешь ли черта для меня?
Пусть на костях и бубенцах сыграет
Qui passa {Кто идет? (итал.).}.
Джеррольд
Ну, возьмите же ее
И усмирить немного постарайтесь,
А после покажите ей, что нужно.
Et opus exegi, quod nec Jovis ira, nec ignis ...
{И создал я творение, которое ни гнев Юпитера, ни огонь... (лат.).}
Второй крестьянин
Пойдем со мной, девчонка, да живей!
Дочь тюремщика
Вперед идти хочу я.
Третий крестьянин
Ладно, ладно!
За сценой слышен звук рогов.
Джеррольд
Сумейте убедить, перехитрить!
Ну, прочь пошли! Трубят уже, я слышу,
Так дайте же немножко мне подумать.
Да роли не забудьте!
Все, кроме учителя, уходят.
Вдохнови
Меня, Паллада!
Входят Тезей, Пиритой, Ипполита, Эмилия, Аркит и свита.
Тезей
Вот сюда направил
Олень свой бег.
Джеррольд
Прошу: остановись
И выслушай.
Тезей
Что это?
Пиритой
Сельский праздник
Какой-нибудь, должно быть.
Тезей
Хорошо,
Послушаем. Прошу садиться, дамы:
Придется нам остановиться здесь.
Джеррольд
Привет тебе, могущественный герцог!
Прекраснейшие дамы, - вам привет!
Тезей
Достаточно холодное начало.
Джеррольд
Благоволите праздник наш принять!
Принадлежим мы к тем, чья речь простая
Изобличает грубых поселян;
Сказать по правде, - здесь пред вами стая,
Компания, иль сборище крестьян,
Иль, так сказать, веселый хор крестьянский,
Который хочет танец мавританский
Пред господами здесь протанцевать.
Я между ними, должен вам сказать,
Присутствую во званьи педагога;
Я розгою караю младших строго,
А старшим я линейкою грожу
И плод своих трудов вам покажу.
О грозный вождь, чья слава воссияла
Во всех краях, от Диса до Дедала,
Вдоль всех дорог, - от тумбы до столба,
Ты поддержи покорного раба!
Молю, воззри пресветлыми очами
На то, как здесь пред всеми господами
Искусно "хора" совершу я "вод",
Соедини - и выйдет "хоровод".
Мы для того здесь пред тобой собрались
И разучить свой танец постарались.
Я первым здесь, хоть груб и неуклюж,
Перед тобой являюсь, славный муж,
К твоим ногам кладу свои я речи
И исполняю этим роль предтечи;
За мной "Князь мая" следует с женой,
С "Лакеем" и "Служанкой"; в час ночной
Они приюта ищут; их с услугой
"Хозяин" встретит с толстою супругой;
Приняв гостей, которых долгий путь
Порядочно измучил, - подмигнуть
Спешат они буфетчику, в заботе
Побольше сумму написать на счете;
За ними "Клоун" плотоядный, "Шут"
И "Павиан" с большим хвостом придут;
Весь хор, cum multis aliis {Весь вместе (лат.).}, сберется,
Скажи лишь "да" - и танец вмиг начнется.
Тезей
Да, да, любезный domine {Хозяин (лат.).}, зови
Скорей своих актеров.
Пиритой
Начинайте.
Джеррольд
Intrate, filii! {Войдите, сыновья! (лат.).}
Войдите же, исполните ваш танец.
Входят ученики школы. Павиан, пять девушек, крестьянин с тамбурином,
дочь тюремщика и прочие.
Они танцуют мавританский танец.
Хор
Мы ликуем и поем,
Вьемся в танце круговом;
Если танцем этим самым
Угодим мы знатным дамам,
Пусть признает каждый тут,
Что учитель наш - не шут!
Герцог, если в лад мы пели
И понравиться сумели,
Нам бревно для мачты дай,
Чтоб игрою встретить май.
Не пройдет тогда и года,
Как опять толпа народа
Насмешит, составив хор,
И тебя, и весь твой двор!
Тезей
Возьми хоть двадцать, domine. Что скажет
Мой друг, царица сердца моего?
Ипполита
Ни разу в жизни так не веселилась.
Эмилия
Их танец был исполнен превосходно;
А что до предисловья, - никогда
Я не слыхала лучшего.
Тезей
Учитель,
Благодарю тебя. Велю я всем
Награды выдать.
Пиритой
(давая деньги)
Это вот возьмите,
Чтоб вашу мачту выкрасить.
Тезей
Теперь
Мы будем нашу продолжать охоту.
Джеррольд
Пускай олень даст лов обильный,
Собаки будут быстры, сильны,
Его изловят без преград,
И дамы окорок съедят.
Тезей, Пиритой, Ипполита, Эмилия, Аркит и свита уходят
под звуки рогов за сценой.
Джеррольд
Ну, парни все отлично удалось.
Dii deaeque omnes! {Все боги и богини! (лат.).}
Вы, девушки, чудесно танцевали!
Уходят.
Сцена 6
Та же часть леса, что и в сцене 3.
Паламон выходит из-за кустов.
Паламон
Кузен мой обещал мне в этот час
Прийти сюда и принести с собою
Два добрые меча и пару лат,
И, если он теперь не сдержит слова,
Тогда не воин, не мужчина он!
Когда недавно он меня оставил
В лесу, - я думал, что недели мало,
Чтоб силы все мои восстановить:
Так низко пал я, так я был расслаблен.
Благодарю тебя, кузен Аркит:
Ты честный враг! Теперь я подкрепился
И вновь гляжу опасности в глаза.
Откладывать не должно нашу битву:
Подумали бы люди, услыхав
Об этом, что я нежусь, точно боров
На сытном корме; пусть же это утро
Последним будет! Если же Аркит
Откажется мне меч дать, - меч я вырву
Из рук его и вмиг его убью;
Конечно, это будет справедливо.
Фортуна и любовь мне да помогут!
Входит Аркит, неся вооружение.
Паламон
А, с добрым утром!
Аркит
С добрым утром, друг.
Паламон
Тебе хлопот наделал я немало.
Аркит
Пустое! Эти хлопоты - мой долг,
Святое дело чести.
Паламон
Если б так же
Ты поступал во всем! Хотел бы я,
Чтоб был ты мне настолько ж добрым братом,
Насколько вынуждаешь ты меня
Признать тебя врагом великодушным.
Хотел бы я тебя благодарить
Объятьями, а не ударов градом.
Аркит
То и другое я бы возвратил.
Паламон
А я с тобою щедро расквитался б.
Аркит
Словами благородства вызывай
Меня на бой; тогда ценить я буду
Слова твои еще превыше слов
Возлюбленной. Зачем нам препираться,
Когда мы оба любим то, что честно?
И не для слов пустых мы рождены;
Вооружась и став на страже чести,
Пусть изольем мы свой взаимный гнев,
Как бурных два ручья, стремглав навстречу
Несущихся друг другу, - и тогда
Без всяких свар, попреков, поношений,
Приличных разве девушкам простым
Иль школьникам, никак не нам, - решится
Легко и скоро наш тяжелый спор:
Кому владеть красавицею нашей,
Тебе иль мне? Желаешь ли сейчас
Вооружиться? Если же доныне
Себя еще считаешь ты больным,
Не возвратив своей всей прежней силы,
Тогда, кузен, готов я подождать
И каждый день, когда свободен буду,
Приду сюда беседовать с тобой,
Пока ты не поправишься. За друга
Считаю я тебя; ты дорог мне!
Пусть лучше бы тебе я не открылся,
Что я влюблен, пусть лучше бы я умер;
Но, полюбив красавицу такую
И высказав тебе свою любовь,
Я не могу от слов своих отречься.
Паламон
Аркит, такой ты благородный враг,
Что твой кузен один имеет право
Убить тебя. Вполне я бодр и крепок;
Прошу: оружье выбери себе.
Аркит
Ты первый выбирай.
Паламон
Себя считаешь
Во всем ты выше? Или, может быть,
Ты хочешь, чтоб в бою тебя щадил я?
Аркит
Когда ты это думаешь, кузен,
То сильно ты ошибся: я, как воин,
Щадить тебя не буду.
Паламон
Справедливо.
Аркит
Ты в этом убедишься.
Паламон
Так и я,
Как честный человек, притом же правый
В любви своей, охотно отплачу
Тебе за все. Вот это мне.
Аркит
А это
Пусть будет мне. Позволь тебе сперва
Надеть твой панцирь.
(Надевает ему латы.)
Паламон
Но скажи, откуда
Прекрасные ты латы эти взял?
Аркит
У герцога; сказать тебе по правде,
Я тайно взял их. Кажется, тебя
Я ущипнул?
Паламон
О, нет.
Аркит
Ты не находишь,
Что тяжелы они?
Паламон
Мои, пожалуй,
Полегче были, но и эти также
Годятся.
Аркит
Я их плотно застегну.
Паламон
Пожалуйста.
Аркит
Коней не нужно будет?
Паламон
Нет, будем мы сражаться без коней.
Ты, может быть, бой конный предпочел бы?
Аркит
Мне это все равно.
Паламон
Поверь, и мне.
Прошу, подвинь как можно дальше пряжку.
Аркит
Я сделал это.
Паламон
Шлем теперь мне нужен.
Аркит
Не лучше ли без шлемов нам сражаться,
С открытой головою?
Паламон
Что ж, пожалуй:
Так будет легче.
Аркит
Но надень перчатки:
Они, по крайней мере, здесь найдутся
Возьми мои.
Паламон
Благодарю, Аркит.
Каков мой вид? Не слишком похудел я?
Аркит
Нет, очень незначительно. Любовь
Тебя щадила.
Паламон
Я тебе ручаюсь,
Что сильно буду наносить удары.
Аркит
Отлично; не жалей меня; я сам
Стараться буду.
Паламон
Надевай же латы.
Мне кажутся похожими они
На те, в которых, помнишь, ты сражался
В тот день, когда погибли в битве с нами
Три короля; те были только легче.
Аркит
Те латы были очень хороши.
Ты в этой битве очень отличился,
Кузен, - гораздо более, чем я:
Такой мне силы не случалось видеть.
Когда помчался ты на левый фланг
Врага, - едва поспел я за тобою,
Хоть подо мною был прекрасный конь.
Паламон
То был гнедой скакун великолепный.
Аркит
Да, но напрасно я спешил на нем:
Предупредил ты все мои желанья,
Мне оставалось только подражать.
Паламон
Ты доблестью своею больше сделал,
Кузен! Ты слишком скромен.
Аркит
Натиск твой
Был так могуч и страшен, что, казалось,
Удар ужасный грома разразился
Над вражьей ратью.
Паламон
Ранее того,
Как молния, ты засверкал над нею.
Постой немного: здесь тебе не трет?
Аркит
Нет, ничего.
Паламон
Я не хотел бы ранить
Тебя иначе как мечом: синяк ли,
Царапина ль - меня бы осрамили.
Аркит
Ну, я готов.
Паламон
Тогда начнем же бой.
Аркит
Возьми мой меч, мне кажется он лучшим.
Паламон
Благодарю: оставь его себе;
Ведь жизнь твоя от этого зависит.
А я возьму вот этот, и не надо
Мне лучшего. Да защитят меня
И честь, и право!
Аркит
А меня - любовь.
Они расходятся, затем идут друг к другу навстречу и останавливаются.
Ты, кажется, сказать мне что-то хочешь?
Паламон
Еще одно: ты тетки сын моей,
Родная кровь струится в наших жилах;
Твою ль я кровь пролью иль ты мою,
Ее источник общий. Меч мой смертью
Грозит тебе, а если суждено
Тебе меня убить, то я прощаю
Тебя, - и боги пусть тебя простят,
И если место есть, где души храбрых
Найдут покой, - туда да воспарит
Печальный дух убитого. Сражайся ж
Храбрей, кузен! Дай руку мне свою.
Аркит
Дай мне свою. В последний раз сжимаю
Как друг твою я руку, Паламон.
Паламон
Благодарю тебя.
Аркит
И если буду
Я побежден, то прокляни меня,
Как труса: только трус погибнуть может
В таком правдивом деле. Ну, прощай же,
В последний раз прощай!
Паламон
Прощай, кузен!
Они сражаются. За сценой раздаются звуки рогов.
Аркит
Кузен, безумье наше нас сгубило!
Паламон
Как?
Аркит
Это - герцог! Слышишь, - это он
Охотится! И если он застанет
Меня с тобой, - погибли оба мы!
О, ради чести и спасения ради,
В кусты опять укройся поскорее:
Еще найдем мы время умереть!
Кузен мой милый, если нас увидят,
Погибнешь ты за то, что из тюрьмы
Бежал, а я, - когда меня ты выдашь,
За то, что клятвы данной не сдержал.
Весь мир тогда осудит нас; все скажут,
Что спор наш благороден был, но средства,
К которым мы прибегли, были низки.
Паламон
Нет, нет, кузен! Я больше не хочу
Скрываться здесь; счастливый этот случай
Не упущу! Твою я вижу хитрость,
И цель твоя понятна для меня.
Кто оробел, тому да будет стыдно!
Ну, защищайся ж!
Аркит
Ты с ума сошел!
Паламон
Час этот - мой, и я извлечь намерен
Всю пользу из него. Что будет после,
Того боюсь я меньше, чем судьбы.
Я говорю тебе, кузен трусливый:
Эмилию люблю я! Для того
Убью тебя и все мои несчастья.
Аркит
Ну, будь что будет! Ты, кузен, увидишь,
Что умереть - мне столь же легкий труд,
Как говорить иль спать. Я опасаюсь
Лишь одного: что нас закон лишит
Возможности честь нашу обеспечить.
Ну, берегись!
Паламон
Сам берегись, Аркит!
Они сражаются. Снова раздаются звуки рогов. Входят Тезей, Ипполита, Эмилия,
Пиритой и свита.
Тезей
Что за глупцы, невежды и злодеи
Осмелились, нарушив мой закон,
Вступить здесь в битву в рыцарской одежде
Без разрешенья моего и даже
Без секундантов? Кастором клянусь я,
Что оба вы умрете!
Паламон
О, Тезей!
Сдержи ты это слово! Мы злодеи
Действительно: пренебрегли мы оба
Тобою и твоею добротой.
Я - Паламон; к тебе любви, конечно,
Я не питаю, так как убежал я
Из стен твоей тюрьмы; подумай только,
Какой преступник я! А он, - Аркит,
Изменник самый дерзкий, самый смелый
Из всех, в стране встречавшихся твоей,
И лживейший из всех друзей притворных.
Он был тобой помилован и изгнан,
Но, вопреки веленью твоему,
Остался здесь, и вот, переодетый,
Он за твоею следует сестрой,
Звездой из звезд, Эмилией прекрасной,
Которой я быть должен был слугой,
Затем, что первый я ее увидел
И сердцу дивный образ завещал.
Аркит же хочет дерзостно своею
Ее считать; за это вероломство
Его сюда к ответу я призвал,
В защиту прав любви моей высокой.
И если точно ты, как говорят,
Велик и добродетелен и всюду
С собой приносишь правды торжество,
То повели, чтоб мы опять сражались;
Тогда, Тезей, увидишь ты, что я
Дела такие совершу, что зависть
В самом тебе проснется. После ж битвы
Казни меня: готов я умереть.
Пиритой
Что за величье духа!
Тезей
Я дал клятву.
Аркит
Мы милости твоей, Тезей, не просим;
Настолько же легко мне умереть,
Как для тебя - приговорить нас к смерти.
Изменником кузен меня зовет;
На то отвечу: если есть измена
В любви, в служенье дивной красоте,
В том, что готов я за нее погибнуть,
В том, что сюда на битву я пришел,
Чтоб оправдать любовь ценою жизни,
И в том, что ей достойно я служил,
И в том, что я готов убить кузена,
Который это отрицает, - пусть
Тогда меня изменником считают:
Я буду рад! А если твой приказ
Нарушил я, - то посмотри, как дивно
Сестра твоя прекрасна, как велит
Непобедимо взор ее блестящий
Стремиться к ней, любовью к ней пылать!
Спроси ее: и если я изменник
В ее глазах, то пусть, как негодяй,
Умру и буду гнить без погребенья!
Паламон
Тезей, обоим милость ты окажешь,
Когда велишь обоих нас казнить.
Ты благороден, чист и безупречен,
Не слушай нас! Прошу и заклинаю
Тебя душой кузена твоего,
Чью доблестную память увенчали
Двенадцать славных подвигов, - вели
Казнить нас вместе! Лишь немного раньше
Пускай умрет соперник мой, чем я:
Тогда душа моя спокойна будет,
Что дева не достанется ему.
Тезей
Твое желание готов исполнить я.
Поистине, кузен твой в десять раз
Виновнее тебя: ему я сделал
Добра гораздо больше, чем тебе,
Проступки ж ваши были равносильны.
И пусть никто не просит в пользу их:
До вечера уснут навеки оба.
Ипполита
О, как их жаль! Теперь иль никогда,
Сестра, проси и вымоли пощаду;
Иначе все грядущие века
Лицо твое отяготят проклятием
За гибель двух кузенов.
Эмилия
О, сестра,
В лице моем нет ничего, что гибель
Иль бедствие им принести могло бы.
Их губят взоры собственных очей.
Но их жалеть, как женщина, должна я,
И пусть к земле колена прирастут,
Но я не встану прежде, чем прощенье
Им испрошу я. Милая сестра,
Мне помоги! В прекрасном этом деле
Соединить должны свои усилья
Все женщины.
(Становится на колени вместе с Ипполитой.)
О царственный мой брат!
Ипполита
Во имя брака нашего!
Эмилия
Во имя
Твоей ничем не помраченной чести!
Ипполита
Во имя клятвы, давшей мне и руку
Геройскую, и доблестное сердце!
Эмилия
Во имя милосердья твоего,
Во имя доблести твоей безмерной!
Ипполита
Во имя силы мышц твоих, во имя
Ночей всех целомудренных, когда
Ты ласками моими наслаждался!
Тезей
Вот странный заговор!
Пиритой
Позволь и мне
Вмешаться.
(Преклоняет колени.)
Заклинаю нашей дружбой,
Опасностями общими, - всем тем,
Что любишь ты: войною и супругой
Прекрасною!
Эмилия
И добротой твоей,
С которою ты отказать не можешь
Цветущей деве!
Ипполита
Светлыми очами
Твоими, той силою, с которой
Ты клялся мне, что я сильней всех жен,
Почти сильнее всех мужей, - и все же
Тебе, Тезей, я уступила!..
Пиритой
Чтобы
Нам увенчать все просьбы, - заклинаю
Твоею благородною душой,
Которая богата милосердьем!
Тебя прошу я первый...
Ипполита
Я вторая...
Эмилия
И я прошу, последняя...
Пиритой
Яви
Ты милость!
Ипполита
Милость!
Эмилия
Милость этим принцам!
Тезей
Поколебали вы меня. Но если
Равно мне жаль обоих, - что мне делать?
Эмилия
Оставь им жизнь, пошли их лишь в изгнанье!
Тезей
Ты истинная женщина, сестра!
Ты сожалеть и сострадать умеешь,
Но как помочь, - не понимаешь ты!
Когда спасти их хочешь, то придумай
Иное средство, - лучше, чем изгнанье.
Ужели оба будут жить, страдая
Из-за любви к тебе, и не убьют
Друг друга? Верь, что будут ежедневно
Они сражаться, будут ежечасно
Испытывать мечом вопрос о чести
Твоей пред целым миром. Будь умна:
Забудь о них; задето дело чести
Твоей, сестра, и данной мною клятвы.
Я их обрек на смерть: пускай же лучше
Они убиты будут правосудьем,
Чем друг от друга примут смерть. Оставь
Мое решенье в силе.
Эмилия
Благородный
Мой брат! Ту клятву дать ты поспешил
Затем, что был разгневан; но рассудок
Велит тебе от клятвы отступить.
Подумай: если б вечно исполнялись
Такие клятвы, - весь бы мир погиб!
Притом напомню я иную клятву,
Мне данную тобою: в клятве той
И силы, и любви, конечно, больше,
Чем в этой: ты ее не в гневе дал,
А в полном разумении!
Тезей
Что за клятва,
Сестра моя?
Пиритой
Настойчивее будь,
Отважная девица!
Эмилия
Ты сказал мне,
Что не откажешь никогда ни в чем,
Достойном скромности моей, а также
Твоей свободной воли; и теперь
Ловлю тебя на слове: если слова
Не сдержишь ты, тогда свою ты честь
Унизишь. Я прошу и умоляю,
И ко всему глуха я буду, кроме
Согласия твоего: подумай только,
Как страшно отзовется гибель их
На имени моем и доброй славе!
Как, гибнет тот, кто полюбил меня?
Нет, это слишком было бы жестоко!
Зеленый куст, усыпанный цветами,
Ужель срубить за то, что есть на нем
Больные ветви? О Тезей могучий!
Их матери, страдавшие для них,
Все девушки, мечтающие нежно
О сладостной любви, - готовы будут
Проклясть меня и красоту мою
И в честь погибших двух кузенов сложат
Гимн погребальный, а меня - меня
Все назовут жестокой, ненавистной,
Достойной всяких бед, и стану я
Для женщин всех предметом отвращенья!
О, ради неба, сохрани им жизнь,
Карай их лишь изгнанием!
Тезей
На каких же
Условиях?
Эмилия
Клятву пусть они дадут,
Что никогда искать меня не будут,
Откажутся навеки знать меня,
Страны твоей ногою не коснутся
И, где б им повстречаться ни пришлось,
Друг другу быть должны они чужими.
Паламон
Пускай меня разрежут на куски,
Но никогда не дам я этой клятвы!
Как? Мне забыть любовь мою? Пусть боги
Тогда меня возненавидят! Герцог,
Изгнанью подчиниться я готов,
Но мы носить мечи, как прежде, будем,
И весь наш спор останется при нас;
А если нет - то праздных разговоров
Довольно нам: скорее нас казни!
Ее любить я и хочу, и смею,
И за любовь могу убить кузена,
Где б я его ни встретил!
Тезей
Ты, Аркит,
Согласен ли принять ее условие?
Паламон
Тогда он будет негодяй!
Пиритой
Вот люди!
Аркит
Нет, герцог: это хуже нищеты.
И не могу купить своей я жизни
Такой ценой постыдною. Хотя
Я думаю, что никогда не будет
Она моею, - все же сохраню я
Почетную любовь и умереть
Рад за нее, хоть самой страшной смертью.
Тезей
Что ж делать нам? Сочувствие теперь
Во мне самом проснулось.
Пиритой
Не давай же
Заснуть ему, мой благородный друг!
Тезей
Эмилия, скажи: когда бы умер
Один из них, - согласна ли тогда
Другого ты назвать своим супругом?
Владеть тобой они не могут вместе;
Тот и другой - прекраснейшие принцы
И по делам своим они так славны,
Как лишь возможно. Посмотри ж на них
И, если можешь полюбить, - покончи
Весь этот спор: я дам свое согласье.
Согласны ли вы, принцы?
Паламон и Аркит
Всей душой!
Тезей
Кого она отвергнет, - должен будет
Тот умереть.
Паламон и Аркит
Какою хочешь смертью!
Паламон
Пусть я паду от милых уст: с отрадой
Умру я; все любовники, - те даже,
Которые еще не рождены,
Благословят безжизненный мой пепел.
Аркит
Пусть буду я отринут: хладный гроб
Мне станет мил; надгробною хвалою
Мне будут песни воинов звучать.
Тезей
Что ж, выбирай, сестра!
Эмилия
Нет, я не в силах!
Равно прекрасны оба; я б хотела,
Чтоб ни один с них волос не упал!
Ипполита
Что ж будет с ними?
Тезей
Вот что я решаю;
И честью я клянусь, что будет так,
Иль оба пусть умрут: вы, принцы, оба
В свою страну вернетесь; через месяц
Пусть каждый вновь придет, в сопровождении
Трех рыцарей, сюда, на это место;
Здесь пирамиду я поставлю: тот
Из вас, кто может рыцарскою силой
Соперника заставить прикоснуться
К той пирамиде, - будет обладать
Принцессою, другой - повинен смерти,
И с ним его друзья; и пусть не ропщет
Он на судьбу; пусть не помыслит он,
Что умирает с правом на невесту.
Согласны ль вы?
Паламон
О, да! Кузен Аркит,
До той поры мы будем вновь друзьями.
Аркит
Я рад тебя обнять.
Тезей
А ты, сестра,
Довольна ли?
Эмилия
Должна я быть довольна:
Иначе бы они погибли оба.
Тезей
Друг другу дайте ж руку, позабудьте
Свой спор, пока заветный час решенья
К вам не придет, и в путь отправьтесь свой.
Паламон
Верь нам, Тезей: тебя мы не обманем.
Тезей
Теперь же вас прошу идти за мною:
Мы примем вас, как принцев и друзей.
Кто победит, - супругом ей назначим,
А кто падет, - того мы смерть оплачем.
Уходят.
АКТ IV
Сцена 1
Афины. Комната в тюрьме.
Входит тюремщик и первый из его друзей.
Тюремщик
Итак, других вестей ты не имеешь?
Не слышно ли чего-нибудь еще
О бегстве Паламона?
Первый друг
Нет, не слышал
Я ничего: я ранее ушел,
Чем кончилось их дело; но, насколько
Я мог понять, есть много оснований полагать,
Что оба принца будут прощены:
С коленопреклоненьем Ипполита
С прекрасною Эмилией просили
За них так нежно, с грацией такой,
Что герцог, мне казалось, колебался
Между своей поспешно данной клятвой
И просьбами прекрасных этих дам.
Чтоб им помочь, принц Пиритой отважный,
Который для Тезея - часть души,
К их просьбам также присоединился;
Поэтому надеюсь я, что все
Окончится вполне благополучно.
А о тебе иль бегстве Паламона
Никто не говорил.
Тюремщик
Пошли, о небо,
Спасенье мне!
Второй друг
(входя)
Спокоен будь, мой друг!
Тебе принес я радостные вести.
Тюремщик
Заранее я рад им.
Второй друг
Паламон
Все разъяснил: получишь ты прощенье!
Он рассказал, как дочь твоя его
Освободила: ей прощенье также
Дано уже. Великодушный пленник,
Ее желая отблагодарить,
Ей жалует большую сумму денег
В приданое.
Тюремщик
Ты добрый человек
И добрые всегда приносишь вести!
Первый друг
Но чем все это кончилось?
Второй друг
Как чем?
Конечно, те, что никогда не просят,
А требуют, - всегда получат все:
Жить будут оба.
Первый друг
Ну, я так и думал!
Второй друг
Но только им поставлены условья,
Которые вы как-нибудь потом
Узнаете.
Тюремщик
Хорошие, надеюсь!
Второй друг
Почетные, конечно; хороши ль
Условья эти, - после будет видно.
Первый друг
Что ж, поживем - увидим.
Входит жених дочери тюремщика.
Жених
Горе, горе!
Где ваша дочь?
Тюремщик
Что за вопрос!
Жених
Когда
Вы видели дочь вашу?
Первый друг
Как он смотрит!
Тюремщик
Сегодня утром.
Жених
Что ж, была ль она
Здорова? Как спала?
Первый друг
Вопросы эти
Довольно странны.
Тюремщик
Кажется, она
Была как-будто не вполне здорова.
Теперь я вспоминаю; ей вопросы
Я задавал: она мне отвечала
На все по-детски, как-то невпопад,
Бессмысленно, как маленький ребенок
Иль человек в безумии. Я сердился.
Что ж нового о ней?
Жених
Да ничего
Хорошего: жалеть ее должны мы.
Я должен все сказать вам; пусть же лучше
Узнаете вы это от меня,
Чем от другого, кто не столько любит
Ее, как я.
Тюремщик
Что с нею?
Первый друг
Все ли ладно?
Второй друг
Неладно с нею?
Жених
Да, не очень ладно.
Увы, она совсем сошла с ума.
Первый друг
Не может быть!
Жених
К несчастью, это верно.
Тюремщик
Я видел уж из слов твоих, как только
Вошел ты, что случилась с ней беда.
О боги, помогите ей! Причина
Была здесь или та, что в Паламона
Она влюбилась, или та, что казни
Моей боялась, - или, может быть,
То и другое.
Жених
Очень вероятно.
Тюремщик
Но как же это скоро так случилось?
Жених
Сейчас я расскажу. Ловил я рыбу
В большом пруду, что позади дворца.
На дальний берег, камышом с осокой
Заросший, я забрался и стоял,
Следя за поплавком. Вдруг звонкий голос
Услышал я. Прислушиваюсь: песню
Поет там кто-то, - женщина иль мальчик.
Тогда я бросил удочку свою,
Пошел на голос; но довольно долго
Никак не удавалось мне узнать,
Кто пел: густой камыш мешал мне видеть.
Прилег я, чтобы вслушаться, - и вдруг,
Направив взор свой вдоль тропинки узкой,
Прорубленной недавно рыбаками,
Увидел вашу дочь.
Тюремщик
О, продолжай!
Жених
Она стояла там и пела; смысла
В той песне было мало. Повторялось
Одно в ней часто: "Паламон ушел,
В лесу он ищет ягод шелковицы,
Но завтра я найду его".
Первый друг
Бедняжка!
Жених
"Его узнают по его цепям,
Он будет схвачен! Что я буду делать?
Сто девушек тогда я созову,
Красивых, черноглазых, - все влюбленных,
Как я: у них венки из златоцвета
На головах, их губы - точно вишни,
А щеки их красней дамасских роз.
Мы все потешный танец протанцуем
Пред герцогом, чтоб он его простил".
Затем о вас бедняжка все твердила,
Что завтра утром будут вас казнить,
Что надо ей набрать к дню погребенья
Цветов и после дом украсить ими.
Потом она все пела "ива, ива",
Да "ивушка", а также повторяла:
"Мой Паламон, мой Паламон красавец"
И "Паламон был рослый молодец".
В воде она стояла по колена;
На голове венок из камыша
Лежал у ней, а кудри распустились;
Вокруг болотных множество цветов
Торчало, - самых пестрых, разноцветных;
Средь них казалась нимфою она,
Одной из тех, что охраняют воды,
Иль светлою Иридой, к нам с небес
Слетевшею. Венки из трав окрестных
Она плела и к каждому венку
Премило приговаривала: "Это
Союз любви наш нежный", или "Можно
Вот это разделить, но нас - нельзя",
И многое другое. То заплачет,
То запоет, то вдруг вздохнет печально,
То засмеется, - и целует руки
Сама себе.
Второй друг
О боги, что за жалость!
Жених
Я к ней пошел; она, меня завидев,
Вмиг в воду бросилась; ее я спас,
Схватил и вынес на сухое место;
Но тут она вдруг вырвалась из рук
И с громким криком прочь бежать пустилась
По направленью к городу, - так быстро,
Что я совсем отстал. Потом я видел,
Что трое или четверо людей
Ей бросились наперерез; меж ними
Один был брат ваш. Их увидев, сразу
Она остановилась и упала;
Подняв, ее насилу увели.
Я с нею их оставил и скорее
Направился сюда. Да вот они.
Входят брат тюремщика, дочь его и другие.
Дочь тюремщика
(поет)
О, не смотреть бы вам на белый свет...
Неправда ль, песня хороша?
Брат тюремщика
Прекрасна.
Дочь тюремщика
Могу я двадцать спеть других.
Брат тюремщика
Я верю.
Дочь тюремщика
Вот, например, есть песня "добрый Робин",
Иль песня "о метле". Ты не портной ли?
Брат тюремщика
Портной.
Дочь тюремщика
А где ж мой свадебный наряд?
Брат тюремщика
Я завтра принесу его.
Дочь тюремщика
Смотри же!
Да постарайся! Я теперь пойду
Созвать девиц, да музыкантов надо
Нанять; ведь завтра утром я лишусь
Девичества; а то ведь не удастся.
(Поет.)
О милый друг, красавец мой!...
Брат тюремщика
С ней надо терпеливым быть.
Тюремщик
Конечно.
Дочь тюремщика
А, добрый вечер, господа! Скажите,
Не слышали ль о Паламоне вы?
Тюремщик
Да, девушка, его мы знаем.
Дочь тюремщика
Правда?
Ведь он - прекрасный кавалер?
Тюремщик
Еще бы!
Брат тюремщика
Не возражайте ей, а то она
Расстроится еще гораздо хуже.
Первый друг
Да, он прекрасный юноша.
Дочь тюремщика
Не так ли?
Не правда ли? А есть у вас сестра?
Первый друг
Да, есть.
Дочь тюремщика
Скажите ей, что ей не будет
Принадлежать он никогда: я знаю
Такое слово. За сестрой смотрите:
Его увидев, в тот же час она
Погибнет. Влюблены ведь в Паламона
Все девушки, что в городе живут.
Но я смеюсь над ними, оставляю
Их без вниманья. Правда, это ловко?
Первый друг
Да.
Дочь тюремщика
Между ними двести от него
Беременны: четыреста их будет,
Но это я держу в строжайшей тайне.
И все родятся мальчики: он знает,
Как это все устроить. Как настанет
Им десять лет, - то в этот самый день
Их оскопят и сделают певцами,
Чтоб подвиги Тезея воспевать.
Второй друг
Вот это странно.
Дочь тюремщика
Даже очень странно,
Но я прошу не говорить об этом.
Первый друг
Не будем говорить.
Дочь тюремщика
К нему приходят
Все девушки, со всех концов страны.
Поверьте мне, что в эту ночь их двадцать
Он обработал: если он захочет,
То может сделать это в два часа.
Тюремщик
Она погибла!
Брат тюремщика
Сохрани нас, небо!
Дочь тюремщика
Поди сюда: ты умный человек.
Первый друг
Она его узнала?
Второй друг
Нет. О, если б
Она могла его узнать!
Дочь тюремщика
Ведь ты
Хозяин корабля?
Тюремщик
Да.
Дочь тюремщика
Где компас твой?
Тюремщик
Вот здесь.
Дочь тюремщика
Направь на север свой корабль,
В тот лес, где Паламон лежит, тоскуя,
И ждет меня; сама я буду править.
Ну, поднимайте ж якорь, да живей!
Все
Уф, уф! Вот якорь поднят, ветер дует
Благоприятный; поднимите реи
Да распустите парус. Эй, хозяин,
Где твой свисток?
Брат тюремщика
Пусть будет он у ней.
Тюремщик
На мачту, мальчик!
Брат тюремщика
Где же руль?
Первый друг
Вот здесь он.
Дочь тюремщика
Что видишь ты?
Второй друг
Прекрасный лес.
Дочь тюремщика
Ну, правь же
Туда, да поворачивай скорей!
(Поет.)
Луна, заняв у солнца свет...
(Уходят.)
Сцена 2
Афины. Комната во дворце.
Входит Эмилия, держа два портрета.
Эмилия
Нет, раны я должна уврачевать,
Которые готовы уж открыться
И кровь излить из-за меня; должна
Я сделать выбор, чтобы не погибли
Из-за меня два юные красавца,
Чтоб матери не прокляли, рыдая,
Идя в слезах за гробом сыновей,
Мою жестокость. Боги, как прекрасен
Аркит! Сама премудрая природа
С ее дарами, с дивной красотой,
Которую она с такой любовью
Влагает в благородные тела,
Сама она, когда бы превратилась
Вдруг в женщину, в застенчивую деву,
С ума сошла бы от любви к нему!
Какие очи, что за взор прекрасный,
Как пламя, искры мечущий и сладкий
В одно и то же время у него!
Сам Купидон в очах его смеется!
Так резвый и прекрасный Ганимед
Воспламенил любовной страстью Зевса,
И бог похитил юного красавца
И рядом посадил его с собою
В созвездии блестящем. Что за лоб
Возвышенный, красивый, величавый,
Как Гера волоокая! Нежнее
Он округлен, чем Пелопса плечо!
Отсюда честь и слава, как с утеса,
Вознесшего вершину к небесам,
Слетают в мир, внизу лежащий, с песнью
О подвигах и о любви богов
И близких к ним людей. Перед Аркитом
Что Паламон? Лишь призрак, только тень!
Он смугл и худ, и взор его так мрачен,
Как будто мать он потерял свою;
Он как-то вял, в нем живости не видно,
Нет остроумья, резвости веселой,
Не хочет улыбнуться он. Но есть
В нем то, что мы считаем заблужденьем
И крайностью; так некогда Нарцисс
Был мрачен и печален, хоть божествен.
О, нет! Кто женской прихоти изгибы
Способен все изведать и понять?
Утратила я, право, свой рассудок.
Я выбрать не могу, и вот я лгу
Бессовестно, и, право, я достойна,
Чтоб женщины меня побили. Нет!
О Паламон! Прошу я на коленях
Прощенья у тебя; ты, ты один
Прекрасен! Эти очи в дивном блеске
Грозят и смело требуют любви:
Какая дева им не покорится?
Серьезности какой, какой отваги
Полны его черты, и как влекут
Они меня к себе! Амур, отныне
Лишь он меня тревожит! Прочь, Аркит!
Ты перед ним - подкидыш, цыганенок,
А благороден только он один!
Ах, я совсем безумна! Я погибла,
Честь девичью готова я забыть.
Спроси меня мой брат, кого люблю я,
И от Аркита я схожу с ума;
Спроси сестра - мне Паламон милее.
Вот оба рядом; брат, спроси: кто лучше?
Не знаю я! Спроси сестра, - нет, я
Хочу подумать! Точно так ребенок,
Увидев две игрушки драгоценных,
Какую предпочесть из них, - не знает
И плачет он о той и о другой!
Входит дворянин.
Что нового?
Дворянин
Меня прислал к вам герцог,
Ваш брат. Для вас известие я принес:
Все рыцари уж здесь.
Эмилия
Чтоб спор окончить?
Дворянин
Да.
Эмилия
Лучше бы покончить мне с собой!
В чем я грешна, о чистая Диана,
Что молодость невинная моя
Окроплена должна быть кровью принцев!
В чем я грешна, что чистота моя
Послужит алтарем, где два влюбленных,
Прекраснейших, достойнейших из всех,
Когда-либо отрадой веселивших
Сердца своих счастливых матерей,
Падут безвинно жертвою кровавой
Моей несчастной красоты!
Входят Тезей, Ипполита, Пиритой и свита.
Тезей
Прошу
Скорей привесть их: я желаю страстно
Увидеть их. Красавица-сестра,
Поклонники твои вернулись оба
И рыцарей с собою привели.
Теперь должна ты одного из принцев
Как друга сердца выбрать для себя.
Эмилия
Хотела б лучше я обоих выбрать,
Чтоб за меня никто не погибал
Безвременно.
Тезей
Кто видел их?
Пиритой
Я видел.
Дворянин
А также я.
Входит вестник.
Тезей
Откуда ты пришел?
Вестник
От рыцарей.
Тезей
Скажи нам, каковы же
Они?
Вестник
Свои охотно впечатления
Я передам. По внешности судя,
Таких шести бойцов, отваги полных,
Доныне я не видывал еще,
Да про таких не читывал и в книгах.
Тот рыцарь, что стоит на первом месте
С Аркитом, - крепкий, сильный человек;
Судя по виду, это принц природный,
Не очень смугл, но и не бел, - суровый,
Но благородный; смелый и бесстрашный,
Опасность он умеет презирать;
В глазах его огонь таится грозный,
Как-будто скрыт в нем разъяренный лев.
До плеч висят его густые кудри,
Они черны, как ворона крыло;
В плечах широк он, а вооруженье
Его богато; при бедре висит
Тяжелый меч на поясе роскошном,
И кажется, что в каждый миг готов
Запечатлеть мечом свою он волю.
Ну, словом, я уверен: лучше друга
Для воина нельзя и пожелать.
Тезей
Ты славно описал его.
Пиритой
Но трудно
В словах коротких описать того,
Который первым возле Паламона
Стоит.
Тезей
Скажи нам что-нибудь о нем.
Пиритой
Мне кажется, он также принц природный,
Пожалуй, даже первого знатней,
Телосложеньем он его полнее,
Лицо ж его приятней; он румян,
Как зрелый виноград. Сознанье видно
В его глазах, за что он будет биться,
И тем, конечно, лучше он сумеет
С отвагой дело друга отстоять.
В лице его уверенность в победе
Сквозит; когда ж разгневается он,
Сумеет, верно, он владеть собою.
Чтоб, не боясь опасности, свершить
Великий подвиг; страха он не знает,
Хоть, может быть, его и мягок нрав.
Он белокур, курчав; густые кудри
Свиваются, плющу подобно, в пряди,
Которых не распутал бы и гром;
Лицом же он - воинственная дева,
Кровь с молоком, совсем без бороды;
В глазах его живет сама Победа,
Как бы ласкаясь к доблести его.
Горбатый нос - отваги гордой признак,
Румяные же губы после битв
Для дам прекрасных как нельзя приятней.
Эмилия
Ужель и эти люди все умрут?
Пиритой
Когда он говорит, то раздается
Его могучий голос, как труба;
Черты его все правильны и резки;
Оружие его - стальной топор
С роскошной золотою рукоятью,
А лет ему примерно двадцать пять.
Вестник
Там есть другой, - не очень крупен ростом,
Но духом, видно, крепок и могуч;
Едва ли он кому-нибудь уступит.
Доныне мне не приходилось видеть,
Кто так бы много обещал, как он.
Пиритой
Не тот ли это, чье лицо в веснушках?
Вестник
Да, это он; не правда ли, они
Ему идут?
Пиритой
Пожалуй, я согласен.
Вестник
Веснушек очень мало у него,
Притом расположенье их удачно:
Они ему решительно к лицу.
Не темен цвет его волос, но также
Не слишком светел, - мужествен, с оттенком
Каштановым; а сам подвижен он,
В нем деятельный дух заметен сразу.
Он мускулист, его могучи руки,
Их мышцы очень выпуклы, у плеч
Они немного пухлы, как у женщин,
Впервые плод зачавших; нет сомненья,
Что очень он вынослив; бремя лат
Ему не тяжело; он тих, спокоен,
Но в гневе будет он свиреп, как тигр.
Взор серых глаз грозит и побеждает
И, вместе с тем, сочувствие сулит;
Он зорко видит выгоду и всюду
Умеет ею быстро овладеть;
Он не обидит, но обид не стерпит.
Лицо его довольно кругло; если
Улыбкою оно освещено,
Он кажется влюбленным, а нахмурясь
Как самый грозный воин он глядит.
На голове его венок дубовый,
Победы знак, - в нем дамы сердца бант.
На вид ему лет тридцать шесть; он держит
В руке своей большую булаву
Тяжелую, в серебряной оправе.
Тезей
И все они настолько ж хороши?
Вестник
Их можно всех назвать сынами чести.
Тезей
Ну, так клянусь душою: я хочу
Скорей их видеть. Милая супруга,
И ты должна смотреть на бой.
Ипполита
Охотно;
Но самый спор не так мне интересен,
Как случай видеть витязей двух стран.
Как жаль, что так жесток Амур! Что скажешь,
Сестра мягкосердечная? Не плачь
И слез не лей, пока их кровь не льется.
Тезей
Ты мужество своею красотой
В них возвышаешь.
(Пиритою.)
Друг мой благородный,
Тебе устроить поручаю я
Арену, чтоб она была достойна
Тех, кто сражаться будет.
Пиритой
Я готов.
Тезей
Я к ним пойду; терпенья не хватает
Дождаться их, - так я воспламенен
Рассказами. Так постарайся ж, друг мой.
Пиритой
Все сделаю, чтоб их принять роскошно.
Эмилия
Плачь, плачь, бедняжка: кто б ни победил,
Твой грех кузена знатного сгубил.
(Уходят.)
Сцена 3
Афины. Комната в тюрьме.
Входят тюремщик, жених его дочери и доктор.
Доктор
Не правда ли, ее расстройство особенно усиливается в некоторые дни месяца?
Тюремщик
Она постоянно расстроена, но в безобидном роде: она мало спит, очень плохо ест и только часто пьет. Она все грезит о другом, лучшем мире; ко всякой мелочи, которую она видит вокруг себя, она привязывает имя Паламона, вмешивает его во всякое занятие, прицепляет его к каждому вопросу. Вот она идет: посмотрите, и вы увидите, как она ведет себя.
Входит дочь тюремщика.
Дочь тюремщика
Я совсем забыла это; припев был "радость, радость"; сочинил эту песню не кто иной, как Джеррольд, учитель Эмилии. Он очень странен, странней чем кто-либо, ходивший на ногах. В другом мире Дидона увидит Паламона и тогда разлюбит Энея.
Доктор
Что за бессмыслица! Вот бедняжка.
Тюремщик
И так постоянно, целыми днями.
Дочь тюремщика
Теперь поговорим о колдовстве, о котором я вам рассказывала. Вы должны принести серебряную монету на кончике языка, а то вас не перевезут. Тогда, если вы так счастливы, что попадете в страну блаженных духов, - будем на это надеяться, - то мы, девушки, которых жизнь погибла, разбита на куски любовью, все придем туда и будем заниматься только срыванием цветов для Паламона. Я наберу для него букет, и тогда, заметьте, тогда...
Доктор
Какой у нее милый бред! Посмотрим, что будет дальше.
Дочь тюремщика
Право, я расскажу вам все. Иногда мы, блаженные души, будем там играть, бегать взапуски. А для тех, которые живут в другом месте, - увы, жизнь будет скорбная; они горят, мерзнут, кипят, визжат, воют, скрежещут зубами, проклинают! О, им тяжко приходится! Берегитесь: если кто-нибудь сойдет с ума, повесится, утопится, - все они попадут туда. Спаси нас, Юпитер! Там их бросят в котел с расплавленным свинцом и кипящим жиром ростовщиков и они будут без конца вариться там, как свиной окорок.
Доктор
Чего только не выдумывает ее мозг!
Дочь тюремщика
Знатные люди и царедворцы, обольстившие девушек, попадут именно в это место. Они будут стоять в огне до пупка, а на сердце у них будет лед; таким образом те части тела, которые нанесли обиду, будут гореть, а те части, которые обманули, - будут мерзнуть. Право, это очень жестокое наказание за такие пустяки; поверьте мне, для того, чтобы избавиться от этого, многие согласились бы жениться на прокаженной колдунье.
Доктор
Как она фантазирует! Это не закоренелое сумасшествие, а тяжелая и глубокая меланхолия.
Дочь тюремщика
Если бы вы слышали, как гордая дама и простая городская женщина воют вместе! Я была бы скотиной, если бы нашла это забавным. Одна кричит: "О, какой дым!" а другая: "О, какой огонь!" Одна кричит: "О, зачем я делала это за занавеской!" и громко воет, а другая проклинает своего возлюбленного и садовую беседку. (Поет.)
Верна я буду звездам и судьбе...
(Уходит.)
Тюремщик
Что вы скажете о ней, господин доктор?
Доктор
Мне кажется, что она совсем помешалась, и я не могу ей помочь.
Тюремщик
Увы, что же нам делать?
Доктор
Не знаете ли, не любила ли она кого-нибудь раньше, чем увидела Паламона?
Тюремщик
Прежде я очень надеялся, что она отдаст свое сердце вот этому господину, моему другу.
Жених
Мне тоже так казалось, и я готов многое отдать, хоть половину моего состояния в доказательство того, что как я, так и она до сего времени откровенно были расположены друг к другу.
Доктор
Взор ее был поражен и это повело к расстройству других чувств. Может быть, разум к ней вернется и все чувства снова будут действовать, как должно; но в настоящее время они в полном заблуждении. Вот что следует вам сделать: поместите ее в комнату, куда едва проникал бы свет. Вы, молодой человек, друг ее, назовитесь Паламоном; скажите ей, что пришли пообедать вместе с нею и поговорить о любви; это привлечет ее внимание, так как она только об этом и думает: прочие предметы, попадающие между ее духовным и телесным взором, лишь помогают ей разнообразить и украшать свое безумие. Пойте ей нежные песни любви, которые, по ее словам, Паламон пел в тюрьме. Принесите ей самых лучших цветов, которые можно найти в это время года, и прибавьте к ним еще разные духи, благоприятно действующие на чувства. Все это будет соединяться с представлением о Паламоне, так как Паламон умеет петь, Паламон любезен и воплощает в себе все хорошее. Предлагайте ей обедать вместе с нею, угощайте ее, пейте за ее здоровье и в это время старайтесь снискать ее расположение. Узнайте, какие девушки были ее знакомыми и подругами в играх: пускай они придут к ней разговаривать о Паламоне, а вы в это время явитесь под его личиною. Она создает себе лживые представления и ложью надо бороться с ними. Таким образом вы заставите ее и есть, и спать и приведете в прежний порядок то, что теперь вышло из колеи. Мне такое лечение удавалось, не знаю, сколько раз; и я надеюсь, что этот случай увеличит число моих успехов. Примитесь за исполнение этого, не откладывая дела в долгий ящик: поверьте, мы все уладим. (Уходят.)
АКТ V
Сцена 1
Афины. Три жертвенника, из которых один посвящен Марсу, другой Венере,
третий Диане.
Трубы. Входят Тезей, Пиритой, Ипполита и свита.
Тезей
Пускай войдут и здесь перед богами
Мольбы свои повергнут. Пусть весь храм
Священными огнями озарится,
Пусть облака святого фимиама
Над алтарями вознесутся к тем,
Кто выше нас; свершите все обряды,
Затем, что дело важности высокой
В руках богов: они почтут того,
Кто, мощный телом, с верною любовью
Им служит.
Пиритой
Государь, они идут.
Раздаются звуки рожков. Входят Паламон и Аркит со своими рыцарями.
Тезей
Вы, славные соперники-герои,
Вы, царственные кровные враги!
Настал тот день, который пламя дружбы
И близости, пылавшее меж вас,
Потушит. Позабудьте же на время
Раздор свой пред священным алтарем
И с голубиной кротостью, с мольбою
К богам, которых каждый смертный чтит,
Свой непреклонный стан вы преклоните.
Ваш спор важней, чем споры прочих смертных:
Бессмертная вам помощь тем нужней.
Итак, по чистой совести сражайтесь
И помните: вы на глазах богов!
Я ухожу, молитесь: я победы
Равно желаю каждому из вас.
Пиритой
Достойнейший почтен да будет небом!
Тезей, Ипполита и свита удаляются.
Паламон
Часы бегут и бег их не прервется,
Пока один из нас не будет мертв.
Одно скажу тебе, Аркит: когда бы
Во мне нашлось хоть что-нибудь, что стало б
Сопротивляться исполненью дела,
Которое я должен совершить,
Будь это глаз, восставший против глаза,
Или рука, другой моей руке
Помочь не пожелавшая, - их мигом
Я уничтожил бы. И если я
Часть самого себя убить способен,
Пойми, что должен сделать я с тобой!
Аркит
Что до меня, - я приложу все силы,
Чтоб позабыть об имени твоем,
О нашей дружбе, нашей кровной связи,
Вообразив тебя враждебной силой,
Которую я должен поразить.
Итак, свои мы паруса распустим,
Куда ж корабль примчится, - пусть решают
Небесные вершители судеб.
Паламон
Слова твои прекрасны. Пред разлукой
Позволь же мне обнять тебя, кузен.
В последний раз тебя я обнимаю.
Аркит
Прости, кузен!
Паламон
Прости в последний раз.
Они обнимаются; Паламон и его рыцари уходят.
Аркит
Вы, родственные рыцари, вы жертвы
Любви моей, влюбленные и сами,
Вы, Марса слуги верные, чей дух
Избавил вас от чувства страха, даже
От мысли о возможности робеть,
Приблизьтесь вы со мною вместе к богу,
Которому привыкли мы служить!
Попросим, чтобы в битве предстоящей
Он дал нам сердце львов, отвагу тигров
И быстроту великую, чтоб мы
Не медлили, улиткам уподобясь.
Вы знаете, что приз мой в этой битве
Извлечь я должен из потоков крови;
Вы знаете, что мы должны свершить
Великий подвиг мужества и силы,
Чтоб мне добыть венок победы славной,
В который мне красавица воткнет
Цветов царицу, и должны мы будем
Все поле битвы кровью окропить.
Прошу вас поддержать меня! Теперь же
С молитвой жаркой к Марсу припадем.
Они подходят к алтарю Марса, падают пред ним ниц, а потом становятся на
колени.
О ты, великий, грозный бог, чья сила
Зеленый цвет Нептуна превращает
В багровый; ты, которого кометы
Страшатся; ты, который на полях
Опустошенных оставляешь груды
Непогребенных мертвых черепов,
Сдуваешь яства со стола Цереры,
Рукою, в сталь закованной, срываешь
Вершины башен из-под облаков,
Из камня твердый пояс созидаешь
Вкруг городов и разрушаешь вновь,
О, помоги мне, твоему питомцу,
Наперсника грозы твоей наставь,
Дай силу мне и ловкость, чтобы гордо
Свое я поднял знамя в честь твою
И стал героем дня. О Марс великий!
Тебя молю я знаменье послать,
Угодна ли тебе моя молитва!
Они снова простираются ниц. Слышится стук оружия, затем короткий гром, как
бы от шума битвы. Они встают и кланяются алтарю.
О ты, великий мощный исправитель
Седых времен работы вековой,
Решитель чести имени и сана,
Покрытых пылью славною веков;
О ты, который кровью исцеляешь
Болезнь земли и охраняешь мир
От лишнего избытка населенья,
Позволь же мне считать благоприятным
То знаменье, которое ты дал,
И действовать с отвагою во имя
Твое, великий! Рыцари, пойдем.
(Уходят.)
Входят Паламон и его рыцари.
Паламон
Должны теперь зажечься наши звезды
Сияньем новым, или же навеки
Они погаснут. Наш девиз - любовь,
И если тот девиз любви богине
Угоден, - нам победу даст она.
Итак, соедините ж ваши души
С моею; дело сердца моего
Пусть будет также личным делом чести
Для ваших чистых, доблестных сердец!
Венере весь наш подвиг посвящая,
О помощи помолимся мы ей.
Они подходят к алтарю Венеры, простираются перед ним и затем становятся на
колени.
Приветствую тебя, богиня тайн!
Ты можешь нежной силою своею
Тирана злого ярость укротить,
Как девушку, его заставив плакать;
Единым взглядом ты заставить можешь
Умолкнуть Марса грозный барабан,
Шум битвы в сладкий шепот превращая.
Калека жалкий силою твоей
Способен вдохновиться: вместо флейты
Сыграет он на костыле своем
Любовной неги сладостную песню
И пред очами Феба исцелится.
Захочешь ты - и, покорясь тебе,
Король вассалом подданного станет;
Закоренелый холостяк, чья юность
Перескочила чрез твои огни,
Как прыгают веселые ребята
Чрез праздничный костер, - попавшись в сети
Твои, поет, назло охрипшей глотке,
Любовные романсы. Что тебе,
Богиня, недоступно? Даже Феба
Ты согреваешь жарче, чем он сам
Лучами греет; смертного он сына
Сожег, а твой огонь сжигает бога!
Холодная Охотница сама,
Как говорят, была готова бросить
Свой лук для вздохов сладостной любви.
Молю тебя, как воин твой усердный:
Ко мне, богиня, милостива будь!
Всегда готов носить твое я иго
Беспрекословно, как венец из роз,
Хоть тяжелей оно, чем груз свинцовый,
И сердце жжет больней крапивы злой.
Всегда я верен был твоим законам,
Священных тайн твоих не раскрывал,
Да и не знал; но если б все их знал я,
То и тогда я не открыл бы их.
Я жен чужих не увлекал любовью,
Нескромных книг читать я не любил;
На пиршествах я гнусными речами
Не увлекал красавиц, но краснел,
Когда другие гнусно поступали.
Развратников сурово я бранил,
Им говоря: "Ужели позабыли
Вы мать свою?" А сам, имея мать,
Как женщину, ее не оскорблял я,
Уверенный, что женщину обидеть
Простительно лишь женщине. И вот
Рассказывал я им, что знал однажды
Я старика восьмидесяти лет,
Который на четырнадцатилетней
Красавице женился: ты, богиня,
Огонь любви вселила в этот прах!
То был калека старый, кривоногий;
От ревматизма пальцы все в узлах;
Глаза его, из впадин вылезая,
Готовились как будто выпасть; жизнь
Была ему, казалось, лишь мученьем.
И что же? Несчастный этот полутруп
Имел ребенка от жены прекрасной!
Ребенок был его: она сама
Мне в том клялась, - и кто б ей не поверил?
Ну, словом, я для гнусных болтунов,
Всегда грешить готовых, - не товарищ;
От хвастунов, еще не согрешивших,
С презрением отворачиваюсь я;
За тех, кто согрешил бы, но не встретил
Возможности, - я радуюсь; того,
Кто повествует о делах бесстыдных,
Свершенных тайно, - также и того,
Кто дерзко все притоны называет,
Я ненавижу. Я клянусь, что нет
Любовника верней меня! И ныне
Твоей, богиня, помощи прошу я:
Дай мне победу в битве роковой,
Я заслужил ее любовью верной!
Пошли, богиня, знаменье свое,
Чтоб я уверен был, что ты довольна!
Слышится музыка; появляются голубки, порхающие над алтарем; Паламон и рыцари
падают ниц, затем становятся на колени.
Великая, прекрасная богиня,
У смертных от одиннадцати лет
Царящая в сердцах до девяноста,
Ты, чьей охоты поле - целый мир,
А мы - лишь дичь, гонимая тобою,
Благодарю за знаменье твое!
Им сердце ты мое вооружаешь
Невинное, чтоб смело шел я в бой!
Вставайте же; богине поклонившись,
Пойдем отсюда: время истекло.
Они кланяются алтарю и уходят.
Раздается тихая музыка; входит Эмилия в белом платье, с волосами, распущенными по плечам, и в венке из колосьев; одна из девушек, в белом платье, несет ее шлейф; волосы ее убраны цветами; другая несет впереди серебряный сосуд с ладаном и благоуханиями и ставит его перед алтарем Дианы. Девушки становятся поодаль, а одна из них зажигает огонь на алтаре.
Они делают реверанс перед алтарем и становятся на колени.
Эмилия
О ты, богиня хладная, святая,
Царица ночи, в гордом постоянстве
От всех страстей свободная, немая,
Одна царишь ты в сладкой тишине
И в молчаливом созерцании мира,
Чиста, как целомудрие само,
Бела, как снег, носимый легким ветром;
И даже в девах, воинах твоих,
Ты допускаешь крови лишь настолько,
Насколько нужно для румянца щек,
Который есть знак ордена Дианы.
Как девственная жрица, пред тобой,
Богиня, я колена преклоняю;
О, удостой взглянуть зеленым оком,
Которое не зрело никогда
Нечистых дел, на трепетную деву
Твою; склони, сребристая богиня,
Свой слух, который был всегда закрыт
Для грубых слов и для нескромных звуков,
К мольбе моей, которую теперь
Я приношу тебе в священном страхе.
В последний раз, как девственница, я
Молюсь тебе; одета я невестой,
Но сердцем - дева; выхожу я замуж,
Но за кого, - не знаю; одного
Из двух должна я выбрать и победу
Послать ему молю тебя, но выбор
Пусть не зависит от меня; когда бы
Решала я сама, то я сказала б:
Равны они! Губить ни одного
Я не хочу, и если кто погибнет,
Пусть будет он не мною осужден!
А потому, о скромная богиня,
Победу дай тому, кто больше любит
Меня и больше прав имеет: пусть
С меня снимает он венец мой брачный,
Иль повели мне до скончания дней
Продлить безбрачья нить, остаться девой,
Как пред тобой я девой предстою.
Серебряный сосуд исчезает под алтарем; на его месте появляется куст с розой
на вершине.
Так вот каков, владычица благая
Приливов и отливов, твой ответ,
Из недр святого алтаря восставший!
Одна лишь только роза! Если верно
Я поняла, ответ твой означает,
Что в битве оба витязя падут,
И я одна останусь, без супруга,
Как девственный, не сорванный цветок!
Раздаются внезапные звуки инструментов, и роза падает с куста, который
исчезает под алтарем.
Цветок упал, за ним исчез и куст.
Богиня, облегчаешь ты меня!
Я вижу, что супруга получу я,
Но воли все ж не знаю я твоей:
Она покрыта тайной.
(Встает.)
Я надеюсь,
Что угодила я своей молитвой:
Ко мне богини милостив ответ.
(Уходит.)
Сцена 2
Афины. Комната в тюрьме.
Входят доктор, тюремщик и жених в одежде Паламона.
Доктор
Ну, что ж, помог ли мой совет?
Жених
Да, очень:
Знакомые девицы, к ней придя,
Ее почти совсем уж убедили,
Что я - сам Паламон; чрез полчаса
Она пришла ко мне и, улыбаясь,
Спросила, что я ем, и не хочу ли
Поцеловать ее. На это я
Ответил ей: "Хочу, мой друг", и дважды
Поцеловал.
Доктор
Отлично! Двадцать раз
Еще бы лучше: ведь в этом все лечение.
Жених
Затем она сказала мне, что будет
Без сна всю ночь, чтоб уловить тот час,
Когда я к ней почувствую влечение.
Доктор
Пускай; когда влечение то придет,
Его сейчас же удовлетворяйте.
Жених
Затем она меня просила спеть.
Доктор
Что ж, пели вы?
Жених
О, нет!
Доктор
Ну, это плохо:
Во всем ей надо угождать.
Жених
Увы!
Ведь голоса я, доктор, не имею!
Доктор
Ну, все равно: какой-нибудь хоть звук
Издайте; все, чего б ни попросила,
Ей делайте; захочет, - лягте с нею.
Тюремщик
Ну, доктор!
Доктор
Да; так требует лечение.
Тюремщик
Но прежде надо помнить то, чего
Честь требует.
Доктор
Вот нежности пустые!
Иль честь дороже вам, чем ваша дочь?
Сперва ее нам вылечить вы дайте,
А после, если ваша дочь честна,
Она пойдет вперед!
Тюремщик
Спасибо, доктор.
Доктор
Нельзя ль позвать ее сюда? Хочу
Ее я видеть.
Тюремщик
Я схожу за нею,
Скажу, что Паламон ее зовет;
Но, доктор, не опасно ль?
(Уходит.)
Доктор
Ладно, ладно!
Вы все, отцы, порядочные дурни;
Скажите: честь ее ему нужна!
Вот мы дадим лекарство, так увидим...
Жених
Как, доктор, разве думаете вы,
Что не честна она?
Доктор
А сколько лет ей?
Жених
Ей - восемнадцать.
Доктор
Может быть, честна;
Но это все равно для нашей цели,
И, что б ее отец ни говорил,
Как только вы заметите, что мысли
Ее наклонны, - знаете, к тому,
Videlicet {То есть (лат.).}, - ну, словом, к делу плоти,
Надеюсь я, вы поняли меня?
Жених
Да, доктор, понял.
Доктор
Удовлетворите
Вы аппетит ее, да хорошенько:
Тогда вся меланхолия ее
Излечится сейчас же, ipso facto {Тем самым (лат.).}.
Жених
Да, я согласен, доктор.
Доктор
Уж поверьте,
Что будет так. Но вот она идет:
Развеселить ее вы постарайтесь.
Входят тюремщик, дочь его и служанка.
Тюремщик
Иди, дитя; твой Паламон здесь ждет
Уж целый час: тебя он хочет видеть.
Дочь тюремщика
Его благодарю я за терпение;
Он добр; я так обязана ему!
Вы видели, он подарил мне лошадь?
Тюремщик
Да.
Дочь тюремщика
Правда, конь хорош?
Тюремщик
Великолепен.
Дочь тюремщика
Вы видели, как этот конь танцует?
Тюремщик
Нет.
Дочь тюремщика
Я видала; ах, как он красив!
Особенно он быстр и ловок в джиге:
Совсем волчок!
Тюремщик
Да, это хорошо.
Дочь тюремщика
Пройти он может мавританским танцем
В час двадцать миль, - а это утомит
Любую деревянную лошадку,
Хоть лучшую во всем приходе нашем.
К тому же он танцует под мотив
Известной песни "Свет любви". Неправда ль,
Чудесный конь?
Тюремщик
Пожалуй, он умен
Настолько, что и в мяч сыграть он может?
Дочь тюремщика
Ах, нет!
Тюремщик
Читать, писать умеет он?
Дочь тюремщика
Отлично пишет: превосходный почерк!
Он сам ведет счет сена и овса,
И конюху, который захотел бы
Его надуть, пришлось бы нелегко.
Не знаете ль кобылу вы гнедую
На герцогской конюшне?
Тюремщик
Да.
Дочь тюремщика
Она
В него ужасно влюблена, бедняжка;
Но он, как господин его, суров
И скромен.
Тюремщик
Есть приданое за нею?
Дочь тюремщика
За нею сена двести есть возов
И двадцать мер овса. Но он не хочет
И знать о ней: он сладострастно ржет,
Когда завидит мельника кобылу,
Которую готов он соблазнить.
Доктор
Что за ужасный вздор она болтает?
Тюремщик
Ну что же, сделай реверанс: ведь вот
Возлюбленный твой здесь.
Жених
Как поживаешь,
Красавица? Вот милая девица!
И как прекрасно сделан реверанс!
Дочь тюремщика
К услугам вашим, сколько честь позволит.
Не можете ль сказать мне, господа,
Далеко ли от этих мест край света?
Доктор
Пожалуй, целый день пути.
Дочь тюремщика
Хотите
Со мной идти туда?
Жених
Но что же будем
Мы делать там?
Дочь тюремщика
Что? Мы сыграем в мяч.
Чего же больше делать там?
Жених
Отлично;
Нельзя ли нашу свадьбу там сыграть?
Дочь тюремщика
Да, это верно. Там найти мы можем
Священника слепого, чтобы нас
Он обвенчал; а здешние все глупы
И слишком привередливы; к тому же
Повесят завтра моего отца,
И это может нам испортить дело.
Вы - Паламон?
Жених
Ведь знаешь ты меня?
Дочь тюремщика
Да, но меня вы знать не захотите;
Ведь у меня нет ничего: вот эта
Лишь юбочка, да две плохих рубашки.
Жених
Мне все равно: хочу владеть тобою.
Дочь тюремщика
Серьезно?
Жених
Да, клянусь твоей рукой.
Дочь тюремщика
Ну, так пойдем в постель.
Жених
(целуя ее)
Когда угодно.
Дочь тюремщика
О, как охотно лакомитесь вы!
Жених
Зачем же ты мой поцелуй стираешь?
Дочь тюремщика
Он очень сладок; как меня прекрасно
Он к нашей свадьбе надушит! А это
Ведь ваш кузен Аркит?
Доктор
Да, дорогая.
Как рад я, что кузен мой Паламон
Такой прекрасный выбор сделал!
Дочь тюремщика
Правда?
Он женится на мне?
Доктор
Ну да, конечно.
Дочь тюремщика
И вы того же мнения?
Тюремщик
Да.
Дочь тюремщика
У нас
Детей родится много. Ах, как сильно
Вы выросли! И друг мой Паламон,
Надеюсь, тоже вырастет: ведь снова
Свободен он. Ах, он, голубчик мой,
Так долго не имел еды хорошей
И даже крова был лишен! Но я
Поправлю все, его целуя нежно.
Входит вестник.
Вестник
Что делаете вы? Ведь вы лишитесь
Прекраснейшего зрелища.
Тюремщик
Бойцы
Уж на арене?
Вестник
Да; и вам там надо
Быть непременно.
Тюремщик
Я сейчас иду.
(Доктору.)
Я должен вас покинуть.
Доктор
Вместе с вами
И я пойду; и я хочу смотреть.
Тюремщик
Как вы ее находите?
Доктор
Ручаюсь,
Что в два-три дня мы все поправим вам.
(Жениху.)
Смотрите ж, от нее не отходите
И не давайте ей сходить с пути.
Жених
Согласен.
Доктор
Пусть она свое получит.
Жених
Душа моя, пойдем теперь обедать,
А после в карты будем мы играть.
Дочь тюремщика
И будем целоваться?
Жених
О, конечно,
Хоть сотню раз.
Дочь тюремщика
И двадцать?
Жених
Да, и двадцать.
Дочь тюремщика
А после мы и спать пойдем вдвоем?
Доктор
Скорее принимайте предложение.
Жених
Охотно.
Дочь тюремщика
Но не сделайте мне больно.
Жених
Спокойна будь.
Дочь тюремщика
А то я закричу!
(Уходят.)
Сцена 3
Часть леса близ Афин, недалеко от места, назначенного для битвы.
Трубы. Входят Тезей, Ипполита, Эмилия, Пиритой и свита.
Эмилия
Я дальше не пойду.
Пиритой
Как, разве можно
Себя такого зрелища лишать?
Эмилия
Пожалуй, я охотно бы смотрела,
Как ловко ловит муху королек,
Но не хочу смотреть на эту битву,
Где каждый из ударов угрожает
Сгубить навеки доблестную жизнь,
Где каждый взмах грозит тяжелой раной,
Где лязг мечей есть похоронный звон.
Довольно, что мой слух терзаться будет,
Когда услышит горестную весть,
К которой не могу я быть глухою.
Так пусть же хоть глаза мои не видят
Того, что им ужасно.
Пиритой
Государь,
Сестра твоя идти не хочет дальше.
Тезей
Она должна идти, чтоб лицезреть
Великие дела отважной чести
В прекрасном исполнении; здесь сама
Природа нам историю напишет;
Так пусть же слух и зренье закрепят
Об этой битве доблестную память.
И ты должна присутствовать, сестра:
Ведь ты награда, приз, венец победы,
Твой долг судьбы решенье увенчать.
Эмилия
Прости, мой брат: но если б там была я,
Глаза бы я закрыла.
Тезей
Этот бой
Есть ночь, где ты одна звездой быть можешь.
Эмилия
Затмилась та звезда; им нужен свет
Лишь для того, чтоб отыскать друг друга;
Так пусть же Тьма, мать Ужаса, проклятье
Несущая миллионам смертных, ныне
Свой черный плащ набросит на обоих,
Чтоб друг от друга скрыть их; пусть она
Хоть этим имя доброе заслужит
И оправдает несколько убийц
В том, в чем она сама одна виновна.
Тезей
Но ты должна идти.
Эмилия
О нет, клянусь,
Я не пойду.
Тезей
Своим прекрасным взором
Ты мужество у рыцарей зажжешь.
Подумай: ты - предмет войны; конечно,
При ней ты и присутствовать должна.
Эмилия
Нет, государь, прости: война за царство
И вне его быть может ведена.
Тезей
Что делать; как желаешь. Те особы,
Которые останутся с тобой,
Могли бы, право, пожелать свой жребий
Своим врагам.
Ипполита
Прощай, сестра; недолго
Мне ждать, когда предстанет пред тобой
Супруг твой. Боги знают, кто есть лучший
Из двух, и буду я богов молить,
Чтоб лучшего тебе они избрали.
Уходят все, кроме Эмилии и немногих лиц из свиты.
Эмилия
Аркит красив, но есть в его глазах
Как будто хитрость; так бывает спрятан
В ножнах красивых, мягких - острый нож.
В нем мужество и мягкость сочетались.
А Паламон имеет грустный вид:
Он часто хмурит брови, гневным взором
Как будто хочет насмерть поразить.
Но не всегда таков он; настроение
Меняет весь лица его характер.
Внимателен и долог взор его
И грустный вид красавца благороден
Настолько ж, как веселый вид Аркита.
И грусть и радость так смешались в нем,
Что в грусти виден радости оттенок,
А в радости его - печали след,
И сумрачность, которая бывает
В других так неприятна, только красит
Его лицо.
Раздаются звуки рожков; за сценой трубят к атаке.
Чу, там уже трубят
И возбуждают принцев к состязанью.
Аркит меня, быть может, завоюет;
Однако же: что если Паламон
Его так ранит, что совсем испортит
Ему лицо? Как это было б жаль!
Когда б я там была, то им, пожалуй,
Я повредила б: на меня взглянув,
Один из них забыл бы защищаться
Иль упустил бы случай к нападенью;
Гораздо лучше, что меня там нет!
Да, было б лучше вовсе не родиться,
Чем быть такого бедствия виной.
Звуки рожков и громкий крик "Паламон!" за сценой.
Что там случилось?
Слуга
Имя Паламона
Народ провозглашает.
Эмилия
Это значит,
Что Паламон победу одержал.
Да, это было очень вероятно:
Весь вид его сулил ему успех;
Конечно, из мужей он - самый лучший.
Поди узнай подробнее, в чем дело,
И расскажи.
Снова звуки рожков и крики "Паламон!" за сценой.
Слуга
Вновь крики "Паламон!"
Эмилия
Беги, узнай.
Слуга уходит.
О, мой слуга несчастный,
Ты побежден! Портрет твой я носила
Здесь, на груди, на правой стороне,
На левой же - портрет был Паламона.
Сама не знаю, почему я так
Их поместила: так судьба хотела;
А сердце ведь на левой стороне,
И этот знак был в пользу Паламона.
Снова раздаются за сценой крики и звуки рожков.
Вновь взрывы крика. Это означает,
Наверное, что кончен этот бой.
Слуга
(входя)
Сказали мне, что Паламон Аркита
Почти до пирамиды оттеснил,
И все кричали "Паламон"; но быстро
Союзники Аркита взяли верх,
И снова обе стороны сравнялись.
Эмилия
О боги, если б оба в одного
Вдруг превратились! Нет, тогда бы, право,
И женщины на свете не нашлось,
Которая была б его достойна.
Их личные достоинства, их доблесть,
Особая для каждого из них,
Их делают неравными: на свете
Нет женщины, которая была бы
Обоим им равна.
За сценой звуки рожков и крики "Аркит, Аркит!".
Опять кричат?
И снова "Паламон"?
Слуга
О, нет: Аркита
Теперь провозглашают.
Эмилия
Напряги
Весь слух свой: пусть внимают оба уха.
За сценой звуки рожков, сильный шум и крики: "Аркит, Аркит, победа!".
Слуга
Теперь кричат, что победил Аркит;
Вы слышите: "Аркит, Аркит, победа!"
И громко возвещают звуки труб
Конец сражения.
Эмилия
Даже близорукий
Мог видеть, что Аркит - не мальчик слабый.
Богатство духа доблестного в нем
Сквозило ясно, - не могло укрыться,
Как скрыть нельзя огня в мешке, как мели
Не могут скрыться под водой, когда
С них бурный ветер воду всю сгоняет.
Я думала, что победит Аркит;
Не знаю, почему мне так казалось:
Рассудок наш - плохой пророк; лишь сердце
Предчувствует. Но вот они идут...
Ах, бедный Паламон!
Звуки рожков за сценой. Входят Тезей, Ипполита, Пиритой, Аркит в качестве
победителя и свита.
Тезей
Здесь в ожидании
Тревогою сестра томится наша.
Прекрасная Эмилия, тебе
Богов веленьем дан вот этот рыцарь,
Прекраснее его на свете нет.
Итак, соедините ж ваши руки;
Возьми ее, Аркит, а ты его,
Эмилия, и пусть всегда меж вами
Растет любовь, сильней из года в год.
Аркит
Эмилия, чтоб мог тебя купить я,
Лишиться был я принужден того,
Что было мне всего дороже в мире,
Конечно, кроме лишь одной тебя.
Но, на твои достоинства взирая,
Я вижу, что я дешево купил.
Тезей
Сестра моя! Он говорит, как лучший
Из рыцарей, когда-либо седлавших
Горячего коня. Холостяком
Его должны бы, право, боги сделать,
Чтоб чересчур божественным потомством
Не населил он мир. Я очарован
Так сильно им, что, кажется, Алкид
В сравненье с ним - кусок свинца простого:
В каком бы отношении я ни стал
Хвалить его, - ни в чем не уступил бы
Аркит, - скорей бы даже превзошел!
Однажды ночью мне случилось слышать
Двух соловьев прекрасных состязанье;
То начинал один одолевать,
То вновь другой соперник отличался,
То снова первый брал, казалось, верх,
И долго длился спор их без решенья.
Так точно здесь был долог спор двух братьев
Двоюродных, и вот, в конце концов,
Богами нам указан победитель.
Итак, носи ж победный свой венец
С отрадой в сердце. Что ж до побежденных,
То пусть сейчас же их ведут на казнь:
Им жизнь теперь, - я знаю, только бремя.
Пускай на этом месте их казнят,
Но мы при том присутствовать не будем:
Уйдем отсюда мы с отрадой в сердце,
Хотя с оттенком грусти. Ипполита,
В глазах твоих заметил я слезу,
Готовую упасть.
Эмилия
И вот - победа!
О боги, где же ваше милосердие?
И если ваша воля такова,
Чтоб за меня погиб, лишенный друга,
Несчастный этот принц, чья жизнь дороже
Всех женщин в мире, - пусть тогда погибну
И я с ним вместе!
Ипполита
Бесконечно жаль,
Что для того, чтоб сочетались дружно
Две пары глаз, - должна навеки третья
Закрыться!
Тезей
Что же делать, - это так.
Трубы. Уходят.
Сцена 4
То же место в лесу. Приготовлена плаха.
Входят Паламон и его рыцари, в цепях, за ними тюремщик, палач и стража.
Паламон
Иные люди сохраняют жизнь,
Зато любовь народную теряют;
Бывает даже, что отец при жизни
Любовь своих теряет сыновей;
Пусть это нам послужит утешеньем.
Мы здесь умрем, но будут нас жалеть:
Хотели б люди, чтоб мы долго жили;
Мы смертию своей предупредим
Все огорченья старости унылой,
Подагры злой, одышки избежим,
Которые встречают поседевших.
Мы юными и чистыми придем
К богам, не отягченные грехами;
Богам приятен будет наш приход
И нектар, верно, нам они предложат,
Как чистым душам. Милые собратья,
Чем я могу еще утешить вас
За то, что вы сейчас лишитесь жизни?
Так дешево вы продали ее.
Первый рыцарь
О, нет; исходом мы вполне довольны.
Какое преимущество над нами
Имеют победители? Лишь счастье!
Мгновенна эта выгода, а смерть
Всем людям неизбежна; что ж до чести,
То в нас ее ни на волос не меньше,
Чем в них.
Второй рыцарь
Итак, "прости" друг другу скажем
И досадим своим терпением стойким
Изменчивой Фортуне, чьи пути
Неверны даже в самом верном деле.
Третий рыцарь
Кто ж первый начинает?
Паламон
Тот, конечно,
Кто пригласил вас всех на этот пир.
(Тюремщику.)
А, друг мой, и тебя я здесь встречаю!
Когда-то дочь-красавица твоя
Меня освободила, а сегодня,
Как видишь, я навек освобожусь!
Как поживает дочь твоя? Я слышал,
Что не совсем она здорова: это
Мне было грустно.
Тюремщик
Принц, теперь она
Поправилась и скоро выйдет замуж.
Паламон
Клянусь остатком жизни: очень рад!
И ей прошу сказать, что эта радость
Моей последней радостью была.
Ей передай поклон мой, а вот это
Ты приложи к приданому ее.
(Дает кошелек.)
Первый рыцарь
Позволь нам всем участвовать.
Второй рыцарь
Ведь это
Девица?
Паламон
Да, добрейшее создание,
Которому обязан я так много,
Что никогда не мог бы заплатить.
Все рыцари
(давая кошельки)
Привет наш передай ей.
Тюремщик
Пусть вас боги
Всех наградят и пусть велят, чтоб вечно
Она благодарила вас!
Паламон
Прощай;
Пусть жизнь мою теперь возьмут так скоро,
Как скоро я простился.
Рыцари
Начинай,
Кузен отважный! Все мы за тобою
Пойдем на смерть с отрадой.
Паламон кладет свою голову на плаху. За сценой раздается сильный шум и крики: "Бегите, спасите, остановите!".
Вестник
(вбегая)
Стойте, стойте!
Пиритой
(входя)
Стой, стой, стой, стой! Будь проклята поспешность,
Остановитесь!.. Храбрый Паламон,
Знай: в жизни той, которую ты снова
Теперь начнешь, желают боги славу
Свою явить.
Паламон
Как может это быть?
Ведь я сказал, что не права Венера.
Что там случилось?
Пиритой
Встань, великий принц,
И выслушай известие, сердцу вместе
И сладкое, и горькое.
Паламон
(вставая)
В чем дело?
Что будит нас от сна?
Пиритой
Аркит, кузен твой,
Сел на коня, которого ему
Эмилия когда-то подарила.
Конь этот черен; белого на нем
Нет волоска; поэтому он многим
Не нравится; они бы ни за что
Себе такую лошадь не купили,
И оправдалось суеверье их!
Сев на коня, Аркит на нем поехал,
Не торопясь, по улицам Афин;
Конь смирно шел, копытами своими
Как бы считая камни мостовой,
Он милю вмиг бы за собой оставил,
Когда б седок его поторопил.
Так подвигался он вперед, гарцуя,
Как бы внимая музыке подков,
Которых звон был, точно, музыкален.
Как вдруг один завистливый кремень,
Холодный, как Сатурн, и затаивший
В себе, как он, пылающую злобу,
Дал искру, или вдруг из-под подков
Откуда-то огонь явился серный;
Горячий конь, сам пылкий, как огонь,
Взбесился, стал неистово метаться,
То прыгал, то взвивался на дыбы,
И позабыл свою всю дрессировку,
Хоть выезжен был очень хорошо;
Как поросенок, он визжал, свирепо
Грыз удила, стараясь их сломать,
И ничего не слушался; все силы
Упрямства злого, бешенства, коварства
Он в ход пустил, чтоб сбросить седока,
Державшего узду рукою крепкой;
Когда ж ничто не помогло, - узда
Не порвалась, не лопнула подпруга,
И бешеным прыжком не удалось
Ослабить силу всадника, который
Прирос к седлу, держа коня в ногах,
То быстро конь на задние встал ноги,
Так круто, что Аркит вниз головой
Повис, и с головы его свалился
Венок победный; вслед за тем назад
Упала лошадь, тяжестью своею
Обрушась на Аркита. Он покамест
Не умер, но подобен кораблю,
Который только ждет волны ближайшей,
Чтоб потонуть. Он хочет говорить
С тобой. Но вот он сам сюда явился.
Входят Тезей, Ипполита, Эмилия; Аркита вносят на кресле.
Паламон
Как грустно наш кончается союз!
О боги, вы могучи! Если силы
Тебе еще позволят, друг Аркит,
Скажи свое последнее мне слово!
Я Паламон; люблю тебя душою
В последний час твой!
Аркит
Паламон, возьми
Эмилию и с ней всю радость мира.
Подай свою мне руку - и прости.
Я был неправ, но не изменник дружбе.
Прости меня, кузен. Теперь один
Лишь поцелуй Эмилии прекрасной.
(Целует ее.)
Возьми ее, мой друг. Я умираю.
(Умирает.)
Паламон
Твой храбрый дух в Элизиум помчится!
Эмилия
Глаза твои я закрываю, принц;
Среди блаженных душ да поселится
Душа твоя! Прекрасным человеком
Ты был, и этот день, пока жива,
Я посвящу слезам.
Паламон
И я всем сердцем
Тот день чтить буду.
Тезей
Здесь, на этом месте
Сражались вы, и я прервал ваш бой.
О Паламон, богам благодаренье
Воздай за то, что жизнь ты сохранил!
Аркит, кузен твой, роль свою окончил;
Хоть коротка была она, но славно
Исполнил он ее; твои же дни
Должны продлиться: их благословила
Роса небес. Могучая Венера
Присутствием почтила свой алтарь
И дивный дар любви тебе вручила;
Владыка Марс Аркиту показал
Благоволенье, дав ему победу;
Так справедливость оба божества
Явили нам. Несите труп отсюда.
Паламон
О дорогой кузен мой! Отчего
Стремимся мы всегда к тому, что снова
Приносит нам потерю! Почему
Нельзя владеть бесценною любовью,
Не потеряв бесценную любовь!
Тезей
На этот раз была игра Фортуны
Изысканно тонка, как никогда.
Кто побежден, - победу торжествует,
Кто победил, - лишен ее плодов;
Тот и другой равно почтен богами.
О Паламон, кузен твой сам признал,
Что право на невесту - за тобою;
Ее ты первый увидал, ты первый
Провозгласил, что любишь ты ее;
Завоевав ее, он драгоценность
Твою похитил, умирая ж - вновь
Ее тебе он возвратил, желая
Уйти в тот мир с прощеньем от тебя.
Так боги суд из рук моих изъяли,
Желая сами должное воздать.
Итак, возьми, веди свою невесту
И от порога смерти призови
Друзей своих, которые моими
Друзьями станут. Будем мы скорбеть
День или два до похорон Аркита,
А после, светлый брачный вид приняв,
Мы возликуем вместе с Паламоном,
Которого всего лишь час назад
Мне было жаль, как жаль теперь Аркита.
О чародеи вышние небес,
Что вы творите с нами! Мы ликуем
О том, что суждено нам потерять,
Скорбим о том, что будет нам на радость!
Мы дети перед вами! Благодарность
Примите же от нас и нам простите
Суждения о том, что выше нас!
Итак, пойдем же и свой долг исполним.
(Уходят.)
ЭПИЛОГ
Нельзя ль узнать о пьесе ваше мнение?
Признаться, ваше выслушать суждение,
Как школьник, я боюсь. Позвольте мне
Взглянуть на вас. Никто не улыбнется?
Ну, если так, то плохо нам придется.
Пусть кто-нибудь, в сердечной глубине
В красавицу влюбленный, - здесь найдется
Такой, конечно, - встав, освищет нас
И этим нас погубит в тот же час,
Хотя бы против совести. Но тщетно
Я жду решения. Ну, куда ни шло:
Все выслушать готов я безответно,
Но я не смел и наше ремесло
Нуждается в поддержке. Если пьеса,
Которая была сейчас дана,
А цель ее похвальна и честна,
Для вас имеет хоть немного веса,
Мы цель свою достигнутой сочтем
И лучшие надеемся потом
Мы сочинить и дать вам представление,
Чтоб ваше к нам продлить расположение;
К услугам вашим будем мы всегда.
Итак, спокойной ночи, господа!
КОММЕНТАРИИ
Эта драма впервые напечатана в кварто 1634 года под заглавием: "Два знатных родича. Представлена в Блэкфрайерсе слугами его королевского величества с великим успехом. Написана знаменитостями того времени: мистером Джоном Флетчером и мистером Вильямом Шекспиром, джентльменами. Напечатана в Лондоне Дж. Котсом для Джона Уотерсона. Продается под вывеской Короны в ограде церкви Св. Павла. 1634 г.".
Затем пьеса появилась во втором фолио сочинений Бьюмонта и Флетчера 1679 года; в этом издании было напечатано 52 пьесы, на 17 больше, чем содержало 1-е фолио сочинений Бьюмонта и Флетчера, выпущенное в 1647 году. Текст пьесы для второго издания был взят из кварто 1634 года, как это видно по ошибкам и опечаткам, которые перенесены из этого издания.
В 1711 году пьеса появилась в Тоусоновском издании Бьюмонта и Флетчера и в 1750-м в семитомном Тоусоновском издании, с критическими примечаниями Теобальда, Сьюарда и Симпсона.
В 1778 году вышло издание сочинений Бьюмонта и Флетчера в 10 томах; в этом издании напечатана и пьеса "Два знатных родича".
В 1812 году сочинения Бьюмонта и Флетчера были изданы в 14 томах Вебером. Это издание было перепечатано позднее Рутледжем в двух томах (1839).
"Два знатных родича" были также изданы Тиррелем в его собрании сомнительных пьес Шекспира и Скетом в 1876 году в школьном издании Шекспира. Но в том же 1876 году появилось другое издание "Двух знатных родичей", имеющее большее значение. Это была перепечатка издания 1634 года Новым шекспировским обществом (изд. Гарольда Литлдэля). В нем старательно сверены разночтения кварто и второго фолио.
Сюжет "Двух знатных родичей" заимствован из "Паламона и Аркита" Чосера, который в свою очередь заимствовал его из "Тезеиды" Боккаччо. Сюжет этот значительно менее изменен, чем в других шекспировских заимствованиях из Чосера. Повествовательный элемент в драме получил гораздо большее развитие, чем драматический. Длинные описания заменяют действие. Характеры столь же мало развиты, как в самых ранних пьесах Шекспира. В этом отношении интересно сравнить характеры Тезея в комедии "Сон в летнюю ночь" и в "Двух знатных родичах". В "Сне в летнюю ночь" мы находим определенную концепцию характеров, и, конечно, было бы странно, если бы Шекспир, к концу своей жизни, принимаясь за характер, очерченный им много лет тому назад, стал изображать его в совершенно другом свете. И все же именно это нас поражает в "Двух знатных родичах". Тезей изображен здесь так, как описывает его Чосер, - тираном, не знающим иного закона, кроме собственной воли. Он постоянно либо в крайнем гневе, либо в крайней степени восторга, и его приближенные без зазрения совести пользуются своим знанием его настроений, чтобы заставить его действовать сообразно своим целям. Ипполита, Эмилия и три царицы на коленях умоляют его выступить войной против Фив, наказать Креона и похоронить трех царей, погребения которых не допускал тиран. Тезей прежде чем уступить их желанию, проявляет доходящий до комизма недостаток решительности. И в других местах пьесы мы видим то же самое; насилие с одной стороны и колебания с другой, как только появляется необходимость принять или изменить какое-нибудь решение. И он
никогда не ссылается на закон, как на силу, равную или высшую его воле. В "Сне в летнюю ночь" мы встречаемся с совершенно иной постановкой вопроса. Здесь Эгей приводит к Тезею свою дочь Гермию и обвиняет ее в неповиновении. Она отказывается выйти замуж за человека, которого отец избрал для нее в мужья. Тезей и не думает разрешить вопрос по своему личному усмотрению. После длинного разговора Тезей говорит: "Ты же, прекрасная Гермия, должна склонить свои мечты перед волей родителя. Иначе закон Афин - который мы ни в коем случае не можем отменить, - присуждает тебя к смерти или к обету девственной жизни".
В "Сне в летнюю ночь" Тезей изображен конституционным правителем, чем, несмотря на все свои недостатки, была для своих подданных Елизавета. В "Двух знатных родичах" мы имеем дело с деспотом, от пароксизмов бешенства переходящим к состоянию расслабленности, когда окружающие беззастенчиво начинают играть им. Возможно ли, чтобы Шекспир - если он автор "Двух знатных родичей"-отказался от своей первой тонкой концепции характера Тезея, чтобы заменить ее образом слабого, вечно колеблющегося тирана?
Споры за и против участия Шекспира в написании "Двух знатных родичей" начинаются с соображений, высказанных Спеллингом в 1833 году. Его воззрения ожили в "Трудах Нового шекспировского общества" за 1876 год вместе с теорией, что Шекспиру в "Генрихе VIII" помогал Флетчер. Его уверенность в том, что "Два знатных родича" могут быть приписаны Шекспиру, главным образом основана на замечательной поэтической красоте отдельных мест пьесы, но он не пытался указать проявление важнейшей черты шекспировского творчества развитие характеров изображенных в пьесе лиц. К воззрениям Спеллинга примкнули профессор
Спальдинг и Гиксон, оба позднее получившие поддержку со стороны Нового шекспировского общества. Иной взгляд высказал профессор Делиус. Он придерживался мнения, что Шекспир не принимал никакого участия в создании пьесы. Делиус указывал на отсутствие в ней каких-либо следов развития характеров, а так как по времени появления пьеса относится к последним годам жизни Шекспира, то мысль об его участии в создании пьесы кажется сомнительной.
Трудность вопроса заключается в том, чтобы указать автора, которого можно было бы считать способным написать такое произведение, как приписываемая Шекспиру часть пьесы. Есть достаточно оснований для утверждения, что соавтором Флетчера в рассматриваемой пьесе был Мессинджер. У Мессинджера есть излюбленные типичные фигуры, о которых мы всегда знаем заранее, что они скажут в каждом конкретном случае. Но все же некоторые из этих типов получают у Мессинджера дальнейшее развитие, чего никак нельзя сказать о статичных героях Флетчера.
Имена Бьюмонта и Флетчера так тесно переплетены между собой в истории английской драматической литературы, что соединение Мессинджера и Флетчера напугало многих из тех, кто без больших затруднений усвоил идею о соавторстве Шекспира и Флетчера. Но мы имеем, однако, свидетельство современника, друга обоих драматургов, сэра Астона Кокэнья, что Мессинджер и Флетчер работали вместе столь же часто, как Бьюмонт и Флетчер, и он упрекает издателей первого фолио сочинений Бьюмонта и Флетчера за то, что они не отдали должного Мессинджеру. Таким образом, несомненно, что литературное сотрудничество существовало не только между Бьюмонтом и Флетчером, но также между Мессинджером и Флетчером.
Между размером "Двух знатных родичей" в части, не принадлежащей Флетчеру, и размером Шекспира в его последних произведениях существует очевидное сходство. Известно, что для Мессинджера характерны повторения. Уже Джиффорд, издавший многих старых драматургов, и в том числе Мессинджера, замечает о нем: "Ни один драматург не повторяет сам себя чаще и с такой бесцеремонностью, как Мессинджер". Но Мессинджер повторяет не только самого себя, он повторяет беспрестанно также Шекспира и очень любит уснащать речь классическими цитатами. Эта последняя черта сама по себе, конечно, не имеет решающего значения в связи с другими его особенностями. Один из доводов Делиуса, выступающего против участия в "Двух знатных родичах" Шекспира, состоит в том, что в пьесе часто встречаются классические цитаты и многочисленные намеки на пьесы Шекспира и заимствования из них, чего сам Шекспир никогда бы не стал делать.
Для Мессинджера повторения чрезвычайно характерны. Так в "Двух знатных родичах" (I, 1) мы читаем: The heates are gone tomorrow - "пыл прошел завтра", что в том виде, как оно стоит перед нами, едва понятно (фраза взята из того места, где Тезей обещает выступить против Фив после своей свадьбы, между тем как три царицы настаивают, чтобы он выступил немедленно). Но эта мысль сразу становится ясной, когда мы сравним малопонятную фразу с местом из пьесы Мессинджера "Император Востока" (II, 1): The resolution which grows cold to day will freeze tomorrow, т.е. "решительность, которая начинает холодеть сегодня, на утро замерзнет".
Тут мы прямо имеем комментарий к неясности первого выражения; это одна и та же мысль, родившаяся, конечно, у одного автора.
Переходя к языку "Двух знатных родичей", мы должны помнить, что по живописности языка Шекспир стоит одиноко среди поэтов своего века. До него и при его жизни, в течение всей его писательской карьеры, ни один из поэтов в метафорической речи не достиг степени живописи. Он был первым, давшим картинам драматургии полную самостоятельность. И вот почему поверить, что Шекспир принимал какое-либо участие в создании "Двух знатных родичей" или "Генриха VIII", для меня представляется невозможным; так как только в этих двух пьесах, среди всех произведений того периода творчества Шекспира, который начинается "Гамлетом", нет ни одной из этих сверкающих электрическими искрами картин, буквально ни одной.
Ничто так не ставит Шекспира выше его современников, как чудная нежность и чистота его женских образов. Морина, Имогена, Пердитта, Миранда едва ли представляются нам, как простые смертные женщины. Изабеллу сжигает огонь поруганной в ней чистоты, который гонит прочь нечистые мысли и заставляет даже брошенную куртизанку Люцию сказать, что она смотрит на нее, как на "небесное и святое" существо.
Если Шекспир действительно написал какую-нибудь часть "Двух знатных родичей", то Ипполиту и Эмилию следует сравнить с этими чистыми, лучезарными созданиями. Посмотрим, что получится при таком сравнении. В (I, 1) первая царица говорит: "...когда ее руки, способные самого Юпитера увлечь из сонма богов, при свете луны-покровительницы обнимут тебя, когда ее губы, как пара вишен, изольют свою сладость на твои жадные губы, о, неужели станешь ты думать тогда о гниющих в могиле королях и рыдающих царицах? Какая тебе забота о том, чего ты не чувствуешь? А то, что ты сам чувствуешь, способно даже Марса заставить отказаться
от барабана (войны). О, если бы ты провел с нею только одну ночь, то каждый час в ней сделал бы тебя заложником на сотню часов и ты не стал бы помнить ни о чем ином, кроме того, что повелевает тебе этот пир..."
Одно это место уже достаточно характеризует манеру Мессинджера относиться к своим женским образам.
Чувственность - общая черта всех женских образов пьесы. Так Ипполита говорит: "Если бы воздержанием от моей радости, которая порождает еще более глубокое желание, я не излечила их пресыщения, требующего такого лекарства, то вызвала бы по отношению к себе злословие всех дам".
Напомним также, что дочь тюремщика в нашей пьесе сходит с ума от разочарования в любви. Другими словами, все женщины нашей пьесы имеют грубую чувственную натуру, которая делает невозможным ни на один миг допустить, что они - создания Шекспира.
Эмилия пробует убедить и себя, и нас, что она так сильно любит Паламона и Аркита, что не знает, кого из них выбрать. Единственное чувство, которое она выражает относительно поединка, в котором решается, кто из них должен быть ее мужем, заключается в опасении, как бы кому-либо из них не испортили лица. В одной из принадлежащих Мессинджеру пьес ее героиня Олинда также любит сразу двоих, так что не может решить кого ей выбрать.
Она выражается при этом таким образом, что достаточно самого малого знакомства с Мессинджером, чтобы прийти к заключеннию, что творец Олинды есть также творец Эмилии. Единственное, что характеризует его женские образы - это чрезвычайно развитая чувственность.
Среди мужских образов Тезей является одним из многочисленных типичных тиранов Мессинджера. Паламон и
Аркит в начале пьесы в руках Мессинджера различаются некоторыми индивидуальными чертами. Но различия скоро исчезают, и то, что говорит один, может быть приписано другому, так что читатель этого и не заметит. Словом, тут нет и следа развития характеров, столь замечательного у Шекспира.
В своих попытках привлечь интерес зрителя автор "Двух знатных родичей", будь то Флетчер или Мессинджер, вполне полагается на одни только внешние приключения. Шекспир, конечно, тоже прибегает к занимательной фабуле, когда желает привлечь к пьесе интерес, но главные усилия свои он посвящает развитию характеров.
Невзирая на все сказанное, следует, однако, отметить, что в "Двух знатных родичах" встречаются места высокой поэтической красоты, что и дало некоторым исследователям основание настойчиво высказываться за авторство Шекспира.
Из того, что было сказанно относительно обрисовки характеров в "Двух знатных родичах", может показаться странным, что многие талантливые критики приняли произведение Мессинджера за создание Шекспира. Но такова сила предвзятости, и исходя из того, что пьеса шекспировская, непременно найдешь доказательства этому. Удивительного тут ничего нет: многочисленные подражания творческим приемам Шекспира, столь характерные для Мессинджера, легко становятся подтверждением того, что пьеса написана Шекспиром. Кроме того, даже для англичанина невозможно отличить размер Мессинджера от размера Шекспира только на слух. Мессинджер продолжил драматическое стихосложение с того места, где Шекспир оставил его, и развил его дальше в том же самом направлении. В метрическом стихе Шекспира - за исключением, по-моему, не шекспировского "Генриха VIII" - от 20 до 30% стихов относятся к так называемым run-onlines, т.е. стихам, в которых мысль не закончена, а переносится в следующую строку. Между тем Мессинджер начал с 31 процента таких стихов в своей части пьесы "Удача честного человека" и дошел постепенно до 49. Точно так же он постепенно увеличивал число двусложных окончаний (прибавлением лишнего, одиннадцатого неударяемого слога), хотя не заходил в этом так далеко, как Флетчер, в некоторых драмах которого круглым счетом четыре стиха из каждых пяти имеют двусложное окончание. Однако Мессинджер любил также оканчивать стих частицей, местоимением, вспомогательным глаголом (так называемое легкое окончание), предлогом или союзом (слабое окончание). Он, Бьюмонт и Шекспир в своем метре очень походят один на другого. И как ни восхищался Мессинджер Шекспиром - что мы можем видеть из всех его произведений, - он усвоил себе манеру Бьюмонта изображать тиранов и страстные характеры, самым ярким примером которых является Тезей в "Двух знатных родичах". Поэты младшего, чем Шекспир, поколения умышленно предпочитали полагаться больше на изысканный вымысел фабулы, чем на трудный и опасный путь тонкой обрисовки характеров. Сознание этой важной особенности постепенно проникло в шекспирологию, и теперь уже мало кто решается защищать участие Шекспира в создании "Двух знатных родичей".
В заключение сформулируем в двух-трех словах рго и contra вопроса. Против - недостаточность переработки сырых материалов источника. Они являются в драме почти совершенно в таком же виде, как в рассказе Чосера. Во-вторых, нет развития характеров в строгом смысле этого слова. Те черты характера, которые мы замечаем у действующих лиц драмы, не что иное, как результат ситуации, и они изменяются по мере того, как меняется ситуация. В-третьих, все картины тщательно разработаны, как отделывал их Шекспир только в самых первых своих произведениях.
С другой стороны, за участие в этой пьесе Шекспира мы имеем только два существенных довода. Во-первых, чрезвычайное сходство размера с размером последних драм Шекспира - довод, который имел бы гораздо большее значение, если бы этот размер не имел еще большего сходства с обычным метрическим стилем Мессинджера. Во-вторых, истинная красота отдельных мест пьесы. Но в пьесах, бесспорно принадлежащих Мессинджеру, мы встречаем места, столь же прекрасные и с замечательным сходством в тоне мысли и художественности выражению самыми лучшими местами "Двух знатных родичей".
Роберт Бойль
Примечания к тексту "Двух знатных родичей"
От тех краев, где вьется По как лента, берегов серебряного Трента, - То есть от Италии до Англии. Трент - река в Англии.
Что Робин Гуд серьезней их стократно. Робин Гуд - герой древнеанглийских народных баллад, об единенных в XV веке в одну эпопею. Во времена Шекспира альманахи нередко печатали эти баллады, но литературными кругами они ценились невысоко.
Ипполита, невеста, с распущенными волосами, в сопровождении Пиритоя и другого лица, держащего над нею венок. - По английскому обычаю того времени, невеста шла к венцу с распущенными косами, а над ее головой держали венок из колосьев. Иногда, вместо венка из колосьев, свадебный венок делали из цветов.
Креон, - царь Фивский, после знаменитого похода "семи против Фив" не позволил похоронить убитых.
Сам Геркулес, мой родственник. - Тезей и Геркулес - внуки Кроноса, дети братьев: Геркулес - Зевса, а Тезей, по некоторым преданиям, - Посейдона.
Беллоны - богини войны в древнеримской мифологии.
Авлида - город на берегу восточной Греции, в Беотии. Из этого порта греки отплыли в троянский поход.
Нарцисс - мифический герой, прекрасный юноша, который влюбился в собственное отражение в ручье и не мог от него оторваться, отчего умер и превратился в цветок, носящий его имя.
Как калидонский вепрь пред Мелеагром. - Мелеагр - легендарный герой древней Этолии, спасший родную страну от свирепого вепря, насланного Артемидой за то, что отец Мелеагра Ойней не принес ей жертвы.
Кузен, на козни быстрый...- в подлиннике игра слов couzin "кузен" и cozener "предатель".
Заклинаю душой кузена твоего, - то есть Геркулеса, о двенадцати славных подвигах которого говорится ниже.
Ирида - в древнегреческой мифологии богиня радуги.
Их оскопят и сделают певцами. - Кастраты в качестве певцов были очень популярны в Европе вплоть до начала XIX века. В начале XVII столетия послание папы Климента VIII признало кастрацию для этой цели богоугодным делом.
Так резвый и прекрасный Ганимед воспламенил любовной страстью Зевса. Ганимед - прекрасный юноша, сын царя Троя, похищенный Зевсом на небеса.
Нежнее он округлен, чем Пелопса плечо. - Пелопс - царь и герой древней Фригии - будучи мальчиком был предложен в пищу богам, собравшимся на пир у его отца Тантала, но небожители раскрыли обман и воскресили Пелопса, причем съеденная часть плеча была заменена вставкой из слоновой кости. Затем юный Пелопс рос на Олимпе среди богов и был любимцем Посейдона.
Зеленый цвет Нептуна превращает в багровый...- война, смешивая зеленые волны моря с кровью, делает их багровыми.
Сдуваешь яства со стола Цереры. - Война уничтожает поля, назначение римской богини Цереры заключалось в охране посевов.
Холодная охотница сама...- Диана однажды изменила своему обету бесстрастия, влюбившись в красавца Эндимиона.
Алкид - Геркулес.
1. И благо чем старее, тем лучше. (Лат.)
2. Твой свет — моя жизнь. (Лат.)
3. Нежностью больше, чем силой. (Исп., но слово piu — итал.)
4. Меня увлекла жажда славы. (Лат.)
5. Что меня питает, то и гасит. (Лат.) Симонид дальше даст очень вольный перевод.
6. Так познается верность. (Лат.)
7. В этой надежде я живу. (Лат.)
1. Действующие лица. – Просперо – итальянское (как почти все имена в этой пьесе), означает: «счастливый».
2. Но помоги мне снять мой плащ волшебный! – Сила Просперо как волшебника зависит от его чудесного плаща.
3. Бермудские острова находятся в Атлантическом океане, на северо-восток от Антильских. В начале XVII века были колонизованы англичанами из Виргинии. В этом районе часто бывают бури. Здесь одна из нередких у Шекспира географических вольностей: пересекая Средиземное море, флот неаполитанского короля оказался у побережья Америки.
4. …зловредная роса, что мать сбирала пером совиным с гибельных болот! – О ведьмовском колдовстве подобного рода рассказывается в латинском трактате того времени «О свойствах вещей» (1582). Там же упоминается вредоносный юго-западный ветер, о котором говорит дальше Калибан.
5. Сетебос. – Согласно Идену, автору «Истории путешествия в западную и восточную Индию» (1877), этим именем патагонцы называли своего «главного дьявола».
6. …погиб миланский герцог вместе с сыном… – По-видимому, небрежность Шекспира: сын миланского герцога в тех сценах, где выводятся спасшиеся от кораблекрушения, не упоминается.
7. Дидона – карфагенская царица, история которой рассказана в «Энеиде» Вергилия (песнь IV); часто упоминается в произведениях Шекспира.
8. Устроил бы я в этом государстве… – Вся эта речь Гонзало об идеальном устройстве человеческого общества является прямым отражением того места из «Опытов» Монтеня (кн. I, гл. 30), где дается картина морально чистой жизни дикарей, близкой к состоянию первобытного коммунизма.
9. Огораживание – насильственное изгнание крестьян с земли, которую присваивали себе помещики, – одна из форм первоначального накопления капитала в Англии (а также и в других странах).
10. А потом бы поохотились с факелами на птиц. – Во времена Шекспира практиковалась ночная охота на птиц при факелах.
11. Они то корчат рожи, как мартышки… – Все это описание мучений, причиняемых духами, заимствовано Шекспиром из книги Харснета «Обличение отменных папистских плутней» (1603).
12. Будь я сейчас в Англии – а я там был однажды, – да показывай я эту рыбу… – Во времена Шекспира в Англии показывали за деньги заморские диковины, а также привезенных из Америки туземцев.
13. Здесь у меня есть что-то – оно развяжет тебе язык, киска. – Намек на английскую пословицу: «От хорошей выпивки и кот заговорит».
14. Нет, надо уходить, – у меня нет длинной ложки. – Намек на пословицу: «Хочешь есть с дьяволом, запасайся длинной ложкой» (ибо иначе он будет перехватывать у тебя твою долю).
15. …она показывала мне тебя, твой куст, твою собаку. – По народному поверью, пятна на луне изображают фигуру Каина или какого-то другого великого грешника, осужденного жить на луне. Он якобы стоит там неподвижно около куста.
16. Живые куклы – намек на театр марионеток или кукольный театр.
17. Единорог – баснословное животное, описанное многими древними писателями и играющее значительную роль в средневековых легендах. Его изображали в виде коня с черным рогом посреди лба.
18. Феникс – в древнеегипетской мифологии птица, сжигающая себя каждые 500 лет и возрождающаяся из пепла; символ вечного возрождения.
19. Гарпия – в античной мифологии чудовище, имевшее вид птицы с женской головой. Гарпии мучили людей и, отличаясь прожорливостью, похищали и оскверняли их пищу. Предполагается, что Ариэль – гарпия – пожрал все яства.
20. Маска – так во времена Шекспира назывались музыкально-драматические представления на условно-мифологический сюжет.
21. Ирида – в греко-римской мифологии богиня радуги и вестница Юноны – покровительницы женщин и брака.
22. …летят ее павлины. – Павлин считался священной птицей Юноны.
23. Церера – богиня плодородия.
24. Плутон – бог подземного царства; по воле богини любви Венеры и ее сына Купидона влюбился в дочь Цереры Прозерпину и похитил ее.
25. Пафос – город на острове Кипре, считавшийся местопребыванием Венеры.
26. Вы, крошки эльфы, что при лунном свете в незримой пляске топчете траву, которую потом обходят овцы! – По народному поверью, кружки очень яркой и сочной травы, попадающиеся на равнинах Англии, являются местом, на котором ночью танцуют эльфы и феи; скот будто бы не ест этой «завороженной» травы.