ПРЕДИСЛОВИЕ
Номер страницы после текста
Номер страницы после текста
«В действительности мне кажется искусством искусств и наукой наук руководить людьми, этими различными и разнообразными существами».
Эти слова св. Григория Назианзина изображают вкратце явление, довольно часто встречающееся в жизни Восточной Церкви и известное под именем старчества. Старчество возникло и развилось в связи с аскетическим воспитанием молодых монахов, для обучения их деятельному христианству.
В понятии «отречься от всего земного» нет отрицания мира. Это — основной вопрос, труднейший во всей христианской аскетике. Все средства, которые даются в руки ученика, должны иметь своей целью не полное умерщвление плоти, но ее преодоление и преображение. В аскетически–мистическом учении это названо ясно: «единение с Богом» и «обожение». Именно в таком состоянии аскет, полностью связанный с земными страданиями и уже стяжавший славу святого, должен снова вернуться в мир, чтобы служить своему ближнему, видя в нем такого же, как он сам, человека. В этом состоит конечная цель всех видов деятельного аскетизма.
Правильное обучение монаха, которое воспитывает будущего аскета, не может заключаться в полном отречении от самого себя, он должен сохранять все связи, свойственные общественной жизни в монастыре, и в особенности личное отношение к старцу. Конечно, кто достиг высочайших ступеней аскетизма, может сам в себе воспитать отшельника. Но пройти путь полного самоотречения дано только немногим избранникам, и если они служат образцом для других, то дают пример не отшельничества, а своих в одиночестве воспитанных добродетелей.
Монастырь возник из идеи спасти себя, из желания любви к Богу и к людям, а не из самостоятельных побуждений достичь спасения. Обе цели взаимно связаны. Аскет VII в. авва Дорофей представил эти задачи в таком сравнении. Наша жизнь, говорил он, есть не что иное, как путь к совершенству, к достижению любви, происходящей от наших отношений к Богу и к ближним. Если взять Бога как центр круга, то наш путь к Богу идет по радиусу, и в какой степени мы приближаемся к центру, то есть к Богу, в той же степени мы приближаемся друг к другу. Любовь к Богу обусловлена нашей любовью к ближнему и наоборот. Житие старцев, прошедших все ступени христианского аскетизма, есть, быть может, лучшее подтверждение этого срав–аения аввы Дорофея, ибо старцы жили и действовали в духе любви к Богу и ближним. В них, и в особенности в прп. Серафиме Саровском, христианство
371
ГЛАВА I. ОСНОВА
«Ликуй, Фиваидо Русская, красуйтеся, пустыни и дебри Олонецкия, Бело–езерския и Вологодския, возрастившия святое и славное отец множество, чудным житием всех наставляющее миру не прилеплятися, крест свой на рамена взяти и во след Христу шествовати… Радуйся, пустыне, прежде бесплодная и необитаемая, послежде же, яко крин, процветшая и инок множество возрастившая!» (из канона Всем святым, в земле Российской просиявшим).
Русская пустыня — вечнозеленые еловые и сосновые леса, серебристые, плавно текущие реки, разнообразные озера, голубая поверхность которых тиха или взволнована летним ветром либо скована льдом зимою.
Древний аскет мог видеть только полную таинственной силы бесконечную пустыню, ощущать резкую смену пламенеющих жарких дней прохладными ночами, наблюдать внезапное наступление темноты африканской ночи со всем ее волшебством усеянного звездами неба.
Как отличается от этого тот мир, в котором жил древнерусский отшельник! Перед его глазами стояла темная стена лесов, окружавшая его и оставлявшая лишь наверху кусочек светлого неба. Белые стволы берез по краям леса или на полянах и по берегам рек слегка смягчали угрюмый тон этого северного ландшафта. Повсюду простирались бесчисленные болота, трясины и озера препятствовали проходу.
Отшельник не знал тишины восточной пустыни. В продолжение длительных часов одинокой молитвы, которые он проводил стоя или лежа ниц, его ухо улавливало разнообразные шорохи, идущие из глубины лесов, скрип стволов во время морозной зимы, звон ручьев в весеннее время, крик ночных птиц в сумерки или в светлые летние ночи да треск сучьев под ногой идущего зверя. И — вечный шум вершин, подобный низкому органному звуку…
В противоположность впечатляющей красоте восточных пустынь или сирийских гор русская природа исполнена грусти и печали. Она не обещает отшельнику мистического наслаждения. Равномерная смена времен года, медленное умирание и неизменное возрождение природы призывают его к спокойной равномерной работе и терпению всех трудностей. Его делание — молитва, смирение, пост и отречение от мира — главное средство русского аскетизма. Возрождение природы от зимних оков аскет понимает как подобие собственного освобождения от грехов, как второе рождение для вечной жизни в Боге.
373
Начинай с принятия христилнетнл аскетический обран жинии — монашество — стал для верующего человека Дренней Руси высочайшей целью, позволяющей преодолеть земные блуждания. Русский подпижник был дли верующих святым, сияющим всеми христианскими добродетелями. Казалос i>, что между аскетом и миром нет никаких личных отношений. Поэтому пи советами относительно мирской жизни к нему обращались редко, в гораздо большей степени видели в нем жизненный идеал, пример деятельного xpiuш анс та. Каждый чувствовал в себе возможность когда‑нибудь стать мона хом, аскетом и прятал в душе тоску по «равноангельному житию» как необходимой ступени на дороге к совершенству. Идея личного спасения господствовала в древнерусской, как, впрочем, и во всей русской, эсхатологии.
Святой был прежде всего идеалом христианской жизни, образом, иконой, поднимаясь к этому состоянию через Церковь. Для древнерусского человек» икона не просто картина, «но образ будущего человечества, которое все стало храмом Божиим»1. Икона — немой свидетель святой жизни, всегда доступный для ищущего сердца и придающий этому сердцу новые силы; тот, кто с верою погружается в это созерцание, вступает в новый мир — в небесный мир святых…
«Я стоял однажды в часовне, — так рассказывает один из верующих, — созерцал чудотворную икону Божией Матери и размышлял о детской перг народа, который здесь молится: некоторые женщины, больные, старики стоя ли на коленях, осеняли себя крестным знамением и преклонялись до земли, Я стал с непоколебимой уверенностью понимать, что это — святое стрем ле–ние, и понемногу стала мне открываться тайна чудесной силы, исходившей ми иконы: да, передо мною находилась не просто раскрашенная доска! Бесчисленные люди различного возраста с глубокой внутренней молитвой, молитвой выстраданной, исполнялись силы, исходящей из иконы и снова отражающейся от молящихся. Это была жизнь, это было место встречи между Творцом и человеком… И когда я так думал, посмотрел я снова на стариков, на женщин с детьми, простиравшихся ниц в пыли, и на святую икону, и тогда увидел я живую силу Божией Матери: Она смотрела с состраданием и любовью на этих смиренных людей; и тогда я опустился на колени и начал смиренно молиться…»
Для молящегося созерцателя не существовало разницы между иконой и самим святым, с которым он общался посредством изображения, «иконографически». В этом состоит особенность взаимоотношений между миром и святым. В иконе сияла полнота благодатной силы, свидетельствуя миру о ее существовании, та полнота, из которой каждый мог получать по своей вере и силам. И если человек искал поучения в области религиозно–нравственных вопросов христианской жизни, то это созерцание было уже достаточным
374
ответом для мирянина. Древнерусский искатель Бога не походил на героев творений Достоевского, потому что не предавался нравственным сомнениям или сомнениям в вере и атеизму, столь характерным для послепетровской Руси. Его мировоззрение, его смиренность находились в рамках христианской эсхатологии и отчасти сотериологии. Он был убежден в необходимости пройти через земное грешное житие, для того чтобы рано или поздно прийти к равноангельному монашескому образу, принять на себя всю строгость аскетизма и так последовать Христу. Для мистического созерцания в этом мировоззрении не находилось места, за исключением лишь некоторых святых. В Древней Руси мы находим отшельников, затворников, столпников, но редко мистиков. В величайшем смирении, преданности и самоуничижении лежали они ниц в молитве пред Богом. Они непрестанно заботились о покаянии в начинающемся зле, они были проникнуты чувством собственной греховности. Это чувство своего совершенного недостоинства благодати Божественного созерцания, это смиренное преклонение в молитве пред Христом, Который для народа был величайшим примером совершенного смирения, по–видимому, не позволяло появиться желанию участвовать в мистическом созерцании Божественного великолепия. Аскетическое делание совсем не стремилось к мистическим высотам, но смиренно и в твердом уповании надеялось по смерти обитать в небесном храме Божественной славы.
Огромное внутреннее удовлетворение находил древнерусский верующий в богослужении, которое любил и ценил более всего за великолепие слов церковных песнопений, за риторическое богатство старых священных историй и вообще за строгую последовательность церковного устава. Поэтому он мог, к удивлению греков, выстаивать многочасовые всенощные, погруженный в словесную красоту стихир, канонов или житий святых дня. В богослужении его душа находила полноту, единство мировоззрения, обогащение, укрепление и освобождение от всех нужд через молитвенное обращение к Богородице, к святым. Здесь, в церкви, чувствовал он неограниченное милосердие Бога к Своему творению. Поэтому в те времена молитва была главным христианским делом.
За стенами древних русских монастырей мы находим все начала русской культуры. Вне их мы не можем ее ни понять, ни объяснить. Наша культура возросла под защитой православной Церкви, и, покинув монастырь, вступив в мирскую жизнь, она никогда не забывала своего происхождения. Русский монастырь был созданием всего народа. Он возник из религиозной потребности, а не из политических соображений. Монашество никогда не было организовано в какие‑либо конгрегации, преследующие определенную цель. Тем не менее влияние монахов, даже не занимавших в монастыре никакой должности, было очень заметным. Попытка Петра Великого сделать русскую культуру более светской имела лишь временный успех. Если мы обратимся к истории русской мысли в XIX в., то бросим ли мы взгляд на Гоголя или на славянофилов, на Достоевского или на весь вообще философский мир последующих лет, вплоть до последнего времени, мы всегда найдем связь со святыми древней Церкви, мысли которых эти философы старались заново сформулировать и углубить. С этой точки зрения старчество приобретает исключительное значение. Духовно–аскетическая атмосфера русских монастырей
375
снопа приплеклет нниманне нерующих и получает признание, окамынан огромное влияние на народную душу.
Старчество стоит и тесной связи с историей монастырской жизни в России. Оно было явлением, вытекающим из исторического развития аскетики и мистики Восточной Церкви. Первоначально оно пришло с горы Афон. Его распространение в России произошло в конце XV в. благодаря аскетическим и мистическим творениям прп. Нила Сорского и его учеников, так называемых заволжских старцев. Затем старчество было мало известно. О его значении в XVII‑XVIII вв. мы не имеем сведений. Но в последней четверти XVIII в. появился старец Паисий Величковский. Ему принадлежит заслуга возрождения старчества, его роли в жизни монахов и мирян. В XIX в. старчество достигло наивысшего расцвета сначала в маленьких монастырях центральной России, а затем в исключительной жизни прп. Серафима Саринского и старцев Оптиной пустыни.
Старец — один из старших монахов, прошедший тяжелый путь самоотречения и взявший под свое духовное руководство молодых монахов и мирян. Свою задачу он видит прежде всего в руководстве и заботе о душе, воспитании воли тех, кто не имеет большого духовного опыта, стремясь провести их через все искушения и горести этой жизни. По собственной жизни и опыту он знает о разнообразии темных путей, на которых поджидает нас искуситель. Незнакомым, пришедшим извне, он дает советы, чтобы уберечь их от ошибок.
Старец есть сердце всех верующих сердец, получающих от него совет. Ста–рец есть воля к религиозному и общественному совершенству этих верующих сердец; люди, которые предали себя его руководству, совершенно отказываются от собственной воли.
В монастыре старец обычно не занимает никакой должности; он духовный вождь и советник. Вокруг него группируются в монастыре его ученики, и он смиренно и ответственно берет на себя эту тяжелую обязанность.
Ученик сам избирает того старца, которого хочет. И часто случается так, что человек, желавший поговорить со старцем только по одному вопросу, остается под его руководством на всю жизнь и даже принимает монашество.
Чистосердечие и послушание, смирение и готовность к исполнению воли отца со стороны духовного сына, сердечность и справедливая строгость со стороны руководящего старца образуют содержание двусторонних отношений, озаренных Божественной любовью, в которой живут оба. Так достигает ищущая душа сладости внутренней молитвы, всепобеждающей силы любви и полной благодатности жизни в Боге, с воскресшим Христом. В этом заключается очень коротко сущность старчества. В образе старца Зосимы в романе Достоевского «Братья Карамазовы» мы находим первую попытку дать в художественной форме образ старца.
«Существеннее всяких книг и всякого мышления, — писал в 40–х гг. прошлого столетия русский мыслитель Иван Киреевский, находившийся сам под руководством старца Макария из Оптиной пустыни, — найти святого православного старца, который бы мог быть твоим руководителем, которому ты бы мог сообщить каждую мысль свою и услышать о ней не его мнение, более или менее умное, но суждение св. отцов. Такие старцы, слава Богу, есть еще на Руси!»;
376
Духовное руконодство в старой аскетике
Институт старчества есть очень древнее явление в жизни Восточной Церкви. С одной стороны, оно находится в зависимости от истории исповедальной практики, с другой — от развития монастырской жизни вообще. Старец был духовным отцом, который находился рядом с монахом в его духовной брани. Выражение «пневматикос патир» или «pater spiritualis» (духовный отец) мы встречаем впервые в аскетических писаниях общехристианских отцов, т. е. приблизительно в IV столетии. Это определение существовало одновременно почти у всех отшельников и аскетов в Египте, Палестине, Сирии, а также у латинских отцов, как, например, у Иоанна Кассиана. При этом зачастую подразумевался не священник, но просто опытный старый монах, часто не имевший священного сана, живший в монастыре или в скиту самостоятельно, так что даже игумен не вмешивался в деятельность старца, который руководил молодыми монахами на пути к совершенству и нередко был избираем самими новичками. Старец мог принимать исповедь, так что священнику оставалось только дать разрешительную молитву. В более позднее время, приблизительно с VIII или IX в., да и тогда редко, у монаха был, кроме старца, еще особый иеромонах, принимавший исповедь.
Старчество есть явление, свойственное аскетической жизни. Оно выработало свои собственные христианско–аскетические взгляды, обратив особое внимание на некоторые стороны аскетизма, которые оно положило в основу пути спасения души; главным образом оно покоится на принципах послушания и молитвы.
Старчество как способ духовного руководства основывается прежде всего на Священном Писании. Послушание и смирение Сына Божия присуще Самому Божественному Триединству. Наш Господь и Бог Иисус Христос говорил Своим ученикам: Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю Пославшего Меня (Ин. 6. 38); Мое учение — не Мое, но Пославшего Меня (Ин. 7. 16); Я пришел не Сам от Себя, но истинен Пославший Меня (Ин. 7.28); Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви (Ин. 15. 10).
И св. апостол Павел писал к Филиппинцам: Он… смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2. 6, 8).
Этот дух послушания свойствен также и Третьему Лицу Святого Триединства, то есть Святому Духу. О Нем сказал Спаситель: Которого пошлет Отец во имя Мое (Ин. 14.26). И далее: Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину: ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам (Ин. 16. 13).
Таким образом, два Лица Святого Триединства — Господь Иисус Христос и Святой Дух, Которые суть одно Существо с Отцом и полностью имеют с Ним одинаковое достоинство и славу, — все же подчинены Отцу, Вседержителю.
Согласно религиозным воззрениям старцев, которые опираются на учение св. Дионисия Ареопагита («О небесной иерархии» и «О церковной иерархии»), дух послушания свойствен всему созданию. Отец — единственный Творец всего видимого и невидимого, образующего ступенчатую иерархию,
377
как говорил св. апостол Павел: Им создано все, что на небесах и что на вемле, видимое и невидимое: престолы ли, юсподства ли, начальства ли, власти ли, — все Им и для Него создано (Кол. 1. 16). И земной, «воинствующей» Церкви свойствен, как краеугольный камень, дух иерархического порядка. Как овцы не могут быть без пастуха, так и каждый, кто хочет спастись, на пути своего спасения должен иметь руководителя, постоянная помощь и постоянное соприсутствие которого облегчат и обеспечат ему правильное восхождение по лествице в Царство Небесное.
Для отцов Церкви и древних аскетов наша земная жизнь есть не что иное, как приготовление к вечной жизни, к обожению {вёахпд), и средства для (этого нам даны в аскетических упражнениях. Среди духовных дел, котормг ведут нас по ступеням, по «лествице в рай», отцами древней Церкви прежде всего предлагалось послушание. Сама идея духовного руководства становится действенной и плодотворной через послушание. Иоанн Лествичник (f около 650 г.) поставил на четвертой ступени своей «Лествицы в рай» послушание, определяемое им как «погребение воли», «добровольная смерть», и в высшей форме — «послушание до смерти». «Действительно, ученик послушания, говорит он, — даже если он мертвых может воскресить, даже если он нсОсс–ный дар слез имеет, всегда знает, что это не его заслуги, а его учителя».
Св. Василий Великий (f 379), прп. Ефрем Сирин (f 373) и прп. 11ил Синайский (t 453) в своих писаниях тоже уделяют особенное внимание духовному руководству. «Действительное и совершенное послушание подчи ненного руководителю, — пишет св. Василий Великий, — выражается в том, чтобы после совета руководителя не только воздерживаться от всего игра зумного, но и не делать ничего хорошего по собственной воле». Еще говорит св. Василий так: «С большой тщательностью и размышлением постарайсн найти кого‑нибудь, кто безупречно проходит свой жизненный путь, кто пю собен понимать стремящихся к Богу и глубоко знает Священное Писание-). И «как Бог от Своих рабов требует полной преданности, так и духовный отец требует от своих подчиненных, в рамках Закона Божия, послушания без ноя–ражений».
Прп. Ефрем Сирин, этот «столп Церкви» и «предстатель пред Духом Святым», описывает взаимные отношения между старшим и подчиненным следующим образом: «Брат! Если тебе доверилась какая‑либо душа, то прг пояшь, как муж, свои чресла, ибо ты идешь не на легкую борьбу, ты вое при нял на себя ответственность за другую душу. Будь также в высшей стеигии рассудителен, ибо дело требует большого внимания. Не считай свое дело<>г» различным, напротив, как руководители, мы должны во всей святости жи п. с другими… Старшие должны показывать подчиненным пример в каждой доо родетели. Если мы сами распущенны, как сможем мы подчиненных учить послушанию? Если мы сами кутилы, или пьяницы, или скряги, как сможгм мы тогда научить наших подчиненных воздержанию и терпению? Если ми сами непредусмотрительны, унылы и нерешительны, как сможем мы учить наших подчиненных серьезности и постоянству? Наш Господь и Спасители Иисус Христос говорит: Кто сотворит и. научит, тот великим паре чется в Царстве Небесном (Мф. 5. 19).
378
Об обянанпости друг друга научать и исправлять мы имеем заповедь Святого Духа: Обративший грешника от ложною пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов (Иак. 5. 20). Возлюбленный, мы не смеем даже судить старших, ибо написано: Не судите, да не судимы будете (Мф. 7. 1). Маленький мальчик не может делать таких больших шагов, как мужчина. Если ты возложишь на дитя груз, превосходящий его силы, ты сделаешь его ни к чему не годным. Так же нужно новичком руководить с умом, чтобы не погубить его души. Вспоминай почаще, как ты сам был подчиненным и новичком, и веди своего питомца постепенно, шаг за шагом, к высотам аскетизма! Если ты по окончании всенощного бдения и положенного келейного правила хочешь еще бодрствовать, а твой подчиненный хочет немножко поспать, то предоставь ему покой, ибо, как я уже сказал, дитя не может ступать одинаковыми шагами со взрослыми. Если он слабого телосложения, не отталкивай его от себя, но сочувствуй ему с терпением, как понимающий крестьянин заботится о хорошем растении. Примени все возможное усердие для того, чтобы представить его тело как живую богоугодную жертву, дабы не заслужить осуждения с теми, о которых апостол сказал, что они имеют вид благочестия, силы же его отреклись (ср. 2 Тим. 3. 5). Поучай твоего воспитанника добродетельным упражнениям, ибо написано: Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста (Иер. 15. 19). Если мирские воспитатели употребляют всю заботу для воспитания детской души и делают это за жалованье, получаемое от родителей, то тем более совершенные старцы должны иметь терпение, занимаясь со слабым ради Господа… Те, кто от суетной и утомительной мирской жизни переходят к одинокому житию, не должны быть горды и высокомерны, но должны показать кротость и смирение, постоянно вспоминая милость Божию, извлекшую их от этого суетного мира, чтобы к ним нельзя было применить слова псалма: Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным, и уподобися им (Пс. 48.13).
Так послужим же все мы, возлюбленные, Господу с постоянным смирением в течение всей своей жизни, дабы Господь, воздвизаяй от земли нища и от гноища возвышаяй убога (Пс. 112. 7), поселил нас на земле кротких и смиренных, созерцающих Божие великолепие, как написано: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (Иак. 4. 6). Ему слава вовеки. Аминь».
Игумен Дорофей (f 620), который сам прошел длительную школу аскетического послушания у старца Серида, говорит в своих замечательных духовных беседах: «Как две лошади в одной упряжке не могут двигаться одна без другой, так и послушанию нужно, чтобы с ним сопряжено было смирение. Во всяком случае, благодатная высота добродетели смирения не будет достигнута, если не отсечь собственную волю, доверив себя духовному руководителю. Надо не отклоняться от послушания ему и все делать с убеждением, что через духовного отца исполняется воля Божия».
«Собственная воля есть медная стена, стоящая между Богом и людьми; человек, руководствующийся собственной волей, подобен флюгеру, вертящемуся в разные стороны». «Люди без руководства падают, как листья с осеннего дерева; исцеление там, где больше совета».
379
«Если ты находишься н положении подчиненного, не верь никогда своему Сердцу. Старые привязанности делают тебя слепым. Не следуй ни в чем Своим суждениям. Не считай упрямо, что твое мнение умнее или правильнее мнения твоего начальника. Не осуждай его действий. В противном случае Ты впадешь в ошибку». «Послушание и дисциплина собственной воли могут спасти даже от смертельной опасности».
Прп. Антоний Великий (t около 356 г.) оставил нам несколько запоминающихся изречений:
«Если ты увидишь молодого монаха, который по собственной воле устремляется в небо, крепко схвати его за ноги, потяни его книзу, так как ему такое устремление вредно». «Люби своих духовных отцов больше, чем роди телей, потому что они заботятся о том, чтобы привести тебя к Богу». «Жипн так, чтобы породившие тебя духовные отцы радовались на небесах в сонме святых».
История о Дорофее и Досифее дает прекрасную картину взаимных отношений между старцем и учеником:
«Память о Боге постоянно пребывала в сердце Досифея. Дорофей учил его всегда повторять молитву: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй меня! Сыне Божий, помоги мне!» Эта маленькая молитва была всегда на устах Досифея. Когда он заболел, Дорофей сказал ему: «Думай о своей молитве. Остерегайся, чтобы ее не потерять!» Досифей ответил: «Я буду так делать. Молись за меня». Когда Досифей почувствовал себя хуже, Дорофей спросил его: «Сынок, как идет дело с молитвой, совершаешь ли ты ее?» Досифей ответил: «Да, отче! Благодаря твоим молитвам». Когда Догифеи стало еще тяжелее, Дорофей спросил его: «Как с молитвой, Досифей?». На это Досифей ответил: «Прости, отче! Я больше не могу молиться!» Дорофей ответил: «Тогда оставь молитву! Только держи память о Боге и не забынай, что Он с Тобою». Больной очень страдал и сказал своему отцу: «Прости меня, я больше не мбгу!» На это Дорофей ответил: «Потерпи еще немножко, Сынок, милость Божия близка!» С появлением рассвета Досифей скачал Дорофею: «Отче, я больше не могу!» И тогда Дорофей ответил: «Тогда отойди с миром! Предстань Пресвятой Троице и ходатайствуй за нас!»
Старые подвижники по собственному опыту утверждают, что послушание и смирение есть основа аскетической борьбы и никакая другая добродетель не может быть без них исполнена. Следует подчеркнуть, что в аскетической Литературе послушание и смирение считается самым главным для нами нающего. Это прекрасное средство в борьбе с восемью основными грехами неумеренностью, развратом, корыстолюбием, гневом, унынием, леностью, тщеславием, гордостью. В аскетической литературе мы находим психологи ческую схему проникновения страстей в нашу душу, которая заимствована их творений Езекии Иерусалимского [?](f вскоре после 450 г.). В аскетической традиции Восточной Церкви, а в особенности в учении старцев, эта схемп удерживается до сих пор.
Рядом с послушанием называется молитва как помощь в борьбе прели» страстей. Уже отцы Египетской пустыни подчеркивали значение и необходимость молитвы для нашего спасения. В связи с этим следует особо указать ип св. Макария Египетского. Его «Духовные беседы» остаются важным нсточ
ЗКО
ником, иа которого аскеты понднейших времен черпают поучение. Особенно высокую оценку получили труды св. Макария у старцев XVIII‑XIX вв., которые читали их с особенным вниманием. Взгляды прп. Серафима Саровского тесно связаны с учением великих отцов Египетской пустыни.
Прп. Макарий пишет о молитве: «Человек должен прежде всего приближаться к Господу. Он должен себя понуждать к добру, понуждать свое сердце постоянно с верой ожидать своего спасения… Он должен понуждать себя к молитве, поскольку ему недостает духовной молитвы. И видит Бог, как он борется, несмотря на свое сопротивляющееся сердце, и посылает ему истинную молитву в Духе, в истинной любви, кротости, духовном умилении — иными словами, наполняет его плодами Духа».
«Венцом всех благородных стремлений и вершиной добрых дел является постоянная молитва. Через нее мы можем испросить у Бога и ежедневно получать и остальные добродетели. Через молитву мы получаем достойное участие в святости Божией и духовную силу, за этим следует соединение с Господом в неизреченной любви. Ибо кто ежедневно понуждает себя к непрестанной молитве, тот зажжется пламенем Божественной любви в Духе и получит благодать освящающего духовного совершенства».
У Макария мы находим рассуждение о мистическом смысле молитвы, о мистическом делании. История древнего аскетизма показывает нам, что именно молитва, как благодатный мост, ведет от внешнего делания (яр8? гд) к мистическому созерцанию (весорих). Сочинение «О молитве» прп. Нила Синайского является, по–видимому, первой попыткой представить мистику молитвы. Там говорится: «Молитва есть беседа человеческого духа с Богом. Молитва есть ветвь древа кротости и незлобия. Молитва есть проявление радости и благодарности. Молитва есть исцеление от уныния и лености. Молитва есть восхождение ума к Богу. Сосредоточенная молитва есть высшая добродетель духа. Состояние молитвы — это освобождение от всех печалей, пламенною любовью восхищающее на мысленную высоту любомудр–ствующий ум. Когда наш дух воспламеняется в стремлении к Богу, он постепенно освобождается от тяжести плоти и от всех искушений и исполняется благоговением и глубокой радостью; тогда разумей, что твой дух приближается к границе молитвы. «
Молитва совершенных — совершенное освобождение духа от всего греховного, когда он в неизреченных молениях приближается к Богу. Бог видит готовность сердец, открытых, как написанная книга, и без слов сообщает Свою волю. Так св. апостол Павел был вознесен до третьего неба и не знал, находится ли он в теле или вне тела (ср. 2 Кор. 12. 2)».
У св. Иоанна Лествичника мы находим следующие слова о молитве: «Молитва по своей природе есть соединение души с Богом. Ее действия и плоды суть следующие: очищение души, собирание внутренних сил, усыновление Богу, слезы, прощение грехов; мост, уводящий нас от искушений; стена, защищающая от скорбей, успокоение брани. Молитва есть ангельское делание, трапеза духовных существ, радость вечности, духовное делание, сокровище благодати, духовное преуспеяние, душевное питание, облегчение, изгнание малодушия, основание нашей уверенности, утешение в печали, богатство монахов, сокровище отшельников, откровение будущего, доказательство
381
Божественного милосердия. Ксли говорить много слов в молитве, то дух рассеивается различными обра. чами, но сама молитва теряется. Ьсли говорить немного или даже одно слово в молитве, то дух остается собранным».
Св. Пил дает нам скорее внешнее описание нашего отношения к молитве. В «Лествице» св. Иоанна Лествичника мы находим уже первые обобщения Но тому, кто знаком с гимнами прп. Симеона Нового Богослова (f около 1036 г.), открывается вся полнота и красота Небесного Царства и горении сердец, преданных Богу. В прп. Симеоне мистическая молитва древней Во< точной Церкви достигает своей высочайшей вершины. В то же время им заканчивается великая патристическая эпоха, разработавшая и утвердившая понятия 7tp&? ig и весорих.
Мистика Восточной Церкви и старчество 1
В Божественном шуме гимна св. Симеона Нового Богослова древнехристианский аскетизм и мистика соединяются и переплетаются между собою такими изумительными напевами, что часто их нельзя даже различить. Вся полнота религиозных переживаний находит здесь свое выражение. Симео–новы, исполненные благодати взгляды суть прекраснейшие цветы многовекового развития аскетически–мистической жизни Восточной Церкви. В этих цветах особенно ярко проявляется богатство царства мистических красок. И этим царством овладевали в своем смирении представители двух основных направлений древнего аскетизма, этой «философии духа», по выражению 11ила Синайского.
В древнехристианской мистике мы видим два течения, которые со временем становятся все более явными. Эти два течения были в аскетизме с самок >начала: первое — нравственно, духовно возвышающее, и второе — мыслительное. Представителем первого течения является Макарий Египетский, ко второму принадлежат Григорий Нисский и Евагрий Понтийский, из более поздних — Псевдо–Дионисий Ареопагит. Основные положения этих течений у различных представителей их почти одинаковы.
Цель христианской жизни — обожение (вёсоагд). Первым шагом восхождения к Богу является очищение от страстей и искушений. Только по достижении полного бесстрастия, когда человек полностью откажется от этого суетного мира, он восходит на высшую ступень. У него открываются духовные очи, он соединяется с Богом, достигает обожения, что и составляет высшую цель аскетизма.
Мистика Макария развивает духовное чувство. От земного очищения не дет она через глубочайшие переживания сердца в кротости и молитве к лю<>ии и благоговению пред Богом. Переживания высочайшей любви пробуждаю! в душе чувство необычайного счастья и возвышают плоть над всем земным
Мыслительная мистика связана с духом (vo€g) и с глубинным рассмотрением понятий. Через переработку основ ведет она к философскому осмыгле нию всего; осмысление это было выражено в сочинениях Климента Алекс аи–дрийского и таким образом вошло в патриотическую литературу. Она дает схему страстей, как уже было сказано, схему восьми главных грехов, припг денную первоначально у Евагрия. Борьба с ними возводит человека к веде
382
нию, прежде всего через исцеление отрицательных сторон духа, заключающихся в непонимании Божественного. Не душа, но дух есть та часть человеческой природы, которая после умерщвления всего земного приходит к блаженному состоянию через таинственное лицезрение Божества. Ведение (весор'кх) есть главное содержание мистической жизни. Оно достигается через внутреннюю собранность и молитву. Внутренняя собранность заключается в том, чтобы постоянно держать свои мысли на Совершенстве. В этом состоянии человек господствует над всеми движениями своего духа. Такая сосредоточенность дает полное внутреннее уединение, отрыв от всего земного. Подвижник, стоящий в начале аскетического пути, нуждается также и во внешнем одиночестве, в полном разрыве с миром. Для этого нужно жить в пустыне или в монастыре. Самособранность означает обращение своего духа на самого себя, отречение от мира и погружение в молчание.
Уже между современниками св. Макария мы находим «молчащих», которые позже были названы «исихастами».
«О молчание и в тишине пребывание! Ты мать живого духа и зеркало грехов. Ты понуждаешь нас к покаянию. Ты исторгаешь из нас слезы и направляешь наши мольбы к небу. С тобою вместе обитает кротость. От тебя душа просветляется. В тебе нам соприсутствуют и нас поучают Ангелы. Из тебя происходит кротость и мир с людьми. О молчание, о одиночество! Ты просвещаешь дух. Ты исследуешь мысли и помогаешь их распознавать. Ты мать молитвы. Ты доставляешь досуг для чтения. Ты подаешь силу в посте. Ты удерживаешь язык за забором, освобождаешь от неумеренности. Отстранение забот, молчание и внутреннее восхождение духа в сердце порождает страх Божий и целомудрие. Внутреннее восхождение духа в сердце есть непрестанная умная молитва: «Господи Иисусе Христе, помилуй меня, Сыне Божий, помоги мне!» — такими словами прославляет св. отшельница Феодора уединение (кон. IV в.).
Мы видим, что уже очень рано в аскетическом упражнении и в мистическом созерцании была в употреблении умная молитва. Исихия и делание умной молитвы получили со временем большее распространение в мистике Восточной Церкви. Они принадлежат к высочайшим ступеням созерцания, и многие отцы Церкви считали их главной целью аскетизма, почти все после–макарьевские аскеты говорят о «духовном делании» или «умной молитве». Оба великих сирийца — Нил и Исаак, Иоанн Лествичник, Максим Исповедник, а также Симеон Новый Богослов подчеркивают важность этого духовного упражнения, важность самособранности, удаления не только от земных мыслей, но и вообще от мыслей, связанных с каким‑либо образом. Из гимнов св. Симеона мы узнаем, что исихия может привести к высочайшему духовному экстазу, к боговедению.
Как уже было сказано, св. Симеоном заканчивается большая эпоха церковной мистики Восточной Церкви, которая была здесь вкратце описана. Для нас важно указать на то, что умная молитва есть центральный пункт восточной мистики наряду с послушанием и общей молитвой аскетизма. Мы увидим, что позже эти три понятия после долгого перерыва снова возникли в совершенно новом виде, связанном с развитием старчества, и широко распространились.,
383
Относительно распространении и практики исихии в нос. точном моишнг–стве в последующие, столетия мы не имеем точного представления. Мы янаем, что даже ко времени св. Симеона эта практика начала забываться, и очень скоро она совсем была забыта в странах православного Востока. Однако наступил день, когда практика эта возродилась среди аскетов, стремившихся освободить ее от пыли забвения и развить дальше.
Это были отшельники горы Афон, святогорцы. Афон, Святая гора, украшение Византии — самый восточный из трех «языков», которыми полуостров Халкидики вдается в Эгейское море. «Крупинка мира», как его называл Марк Аврелий, «мастерская добродетели», «избранное Богом место», как тамошние монахи, святогорцы, называют свою гористую родину.
«Афон есть лесной собор восточного христианства, — так пишет доктор Фалмерайер, — более двенадцати часов ходьбы в длину и два–три часа в ширину. Соединяясь с континентом лишь узким длинным перешейком, Афон величественно возвышается над морем. Афон приспособлен только для монашеской жизни. Это своего рода православный Ватикан, на который устремлены духовные взоры православных со всех концов света».
Прежде всего Святая гора — это духовный центр Восточной Церкви, совершенный пример христианского аскетизма, «Царство Небесное», как многие его называли. Не будет преувеличением сказать, что всей истории восточного аскетизма не было бы без Святой горы. Старчество вообще, а русское в особенности, есть наследие духовного развития, происходившею в течение многих столетий на Афоне. И хотя с течением времени менялись несущественные стороны духовной жизни, существо и цель ее оставались теми же. То, что стояло в центре святогорской мистики, стало центральным пунктом учения русского старчества. И это было не что иное, как исихамм и его духовный инструмент — умная молитва.
Начало монашеской жизни на Афоне относится приблизительно к последней четверти VII в. Первый известный исихаст был Петр Святогорец, который уже в 681 г. поселился на Афоне. Он был грек, в юности состоял на военной службе при императорском дворе в Константинополе. Потом попал в плен к арабам. После девятилетнего плена Петр пришел в Рим и принял там монашеский постриг. Во сне ему явилась Божия Матерь, которая сказала, что Афон станет величайшим центром монашеской жизни. Ободренный этим видением, Петр отправился на Афон и жил там в пещере в течение 53 лет до своей смерти. Он причислен к лику святых. В стихире, ему посвященной, мы находим следующие слова: «Святой Петр Святогорец имел пылающую веру, как святой апостол Петр, и обладал истинной любовью, непоколебимой надеждой, терпением, умилением и плачем, кротостью, преодолением плоти, бесстрастием, чистотою жизни и души, молчанием в лицезрении Бога». Он умер в 734 г. Некоторые позднейшие сведения и предания византийского двора IX‑X вв. указывают на монахов, которые жили на Афонской горе независимо от монастырей.
Тяжелые времена наступили для святогорских исихастов, когда руководство над ними перешло к св. Афанасию. Его деятельность обозначила новый отрезок в истории Афона.
384
I
('в. Афанасий происходил ш (>лагородион семьи. ()п родился и 'Ipaiic–яунде, учился сначала в Константинополе, но уже очень рано ему пришло на сердце решение посвятит!» себя аскетиаму. Он поступил в монастырь на горе Киминос в Малой Азии, где находился под духовным руководством игумена Михаила Малеина. Сорока шести лет он направился на гору Афон. Это было в 963 г. Некоторое время он с изумлением наблюдал аскетическую жизнь святогорцев, но вскоре пришел к убеждению, что такой образ жизни возможен только для немногих избранников, и решил ввести на Афоне киновийный (общежительный) устав. Он написал типикон, то есть правила жизни для своей киновии. Деятельность Афанасия не нашла полного признания у святогорских отшельников. Началась борьба между ним и исихастами, продолжавшаяся более столетия. Нельзя сказать, что эта борьба закончилась полной победой киновийцев: хотя последующее время характеризуется бурным развитием общежительных монастырей, однако одновременно существовало и отшельничество.
В киновиях монахи жили под руководством игумена. Они не имели личной собственности, носили одинаковую монашескую одежду, питались совместно. Монастырские работы и распорядок дня определялись игуменом. В противоположность этому отшельники жили поодиночке. Однако и они избирали себе игумена сроком на один год. Как уже было сказано, борьба между двумя аскетическими направлениями продолжалась очень долго и тяжело отразилась на состоянии исихастов.
Лишь в XIV столетии мы наблюдаем новый расцвет исихастской мистики. Он связан с именами Григория Синаита (")» 1346), Николая Кавасилы (f 1371) и Григория Паламы (t 1359).
Григорий Синаит считает боговедение главнейшей целью исихазма. Умная молитва занимает главнейшее место в созерцании. Через столетие после смерти Григория его учение об умной молитве воспринял Нил Сорский и насадил его в девственных лесах северной России.
Григорий Синаит — выдающаяся личность в мистической жизни старчества. Ему принадлежит заслуга оживления старых и полузабытых преданий. В результате жизнь по ним возродилась. Если св. Симеон в своих гимнах передал главным образом личные переживания, то Григорий Синаит создал общее учение об исихазме, не менее важное для мистической жизни, чем «Ле–ствица» Иоанна Лествичника.
Когда Григорий Синаит во второй раз пришел на Кипр, он нашел там в пещере старца по имени Арсений. Они беседовали друг с другом об аскетических упражнениях, и Григорий рассказал о своем уединенном житии на Синае, о своем отрыве от мира, о борении и терпении. Тогда Арсений объяснил, что все это было лишь деланием, а настоящая аскетическая жизнь заключается в созерцании. Когда Григорий это услышал, он пал ниц перед старцем и просил научить его созерцанию. Арсений исполнил его просьбу, особенно в отношении умной молитвы, безмолвия и хранения духа. Григорий, обученный старцем, занялся сам духовным деланием и написал впоследствии три произведения, обстоятельно повествующие об этом. Эти сочинения, содержащие практическое руководство для аскетов и взаимно дополняющие друг друга, имеют следующие названия: «Наставления безмолвствующим»,
385
«О безмолвии и молитве», «1лавы о заповедях, догматах и проч.» Они сыграли большую роль в возрождении и развитии аскетически–мистических взглядов обитателей Афона. Историческое событие на Святой горе, так называемый «исихастский спор», находится в связи с деятельностью Григории Синаита. Мы не должны забывать, что Григорий Палама, принимавший уча–стие в этих спорах как представитель православного направления, был его учеником. Таким образом, победа «паламитов» в значительной степени помогла распространению учения Григория Синаита. Кратко можно изложит это учение следующим образом.
Монах, желающий отречься от мира, должен сначала пожить в одиночестве и обладать следующими пятью добродетелями: молчанием, воздержанием, бодрствованием, смирением и терпением. Его время должно распредг ляться между следующими тремя занятиями: пением псалмов, молитвой и чте нием Священного Писания. Свой день монах начинает с мысли о 1><ме, с молитвы и собирания души. Первый час он должен с терпением молили и, второй час — читать, третий час — петь молитвы, четвертый час — омни» молиться, пятый — читать, шестой — петь, седьмой молиться, восьмой читать, девятый — петь, десятый — можно поесть, одиннадцатый — оглохнуть (если это нужно), двенадцатый — петь вечерню. И ночью он должги возможно дольше оставаться бодрствующим, петь и молиться; начинаю щий — в меньшей степени, чем преуспевший.
Григорий Синаит подчеркивает, что послушание и молитва стоят в центре аскетического делания. Через послушание можно освободиться от многих душевных слабостей и страстей. «Молитва начинающего, — пишет он, — -подобна огню, выбивающемуся из сердца; молитва преуспевшего подогни тихому свету, идущему изнутри и распространяющему прекрасный аромат. Иными словами, молитва есть проповедь апостолов, действие веры или, лучит сказать, сама вера, осуществление всех надежд, явление любви, прини. шмп Ангелов, сила бессильных и т. д. Молитва — это Бог, присутствующий но всем, потому что если кто делает все во имя Иисуса Христа, тот имеет едн ную силу с Отцом, Сыном и Святым Духом». Высочайшее делание исихп стов есть многократное произнесение умной (духовной) молитвы. Григорий Синаит говорит: «Начало умной молитвы есть очистительное действо и «или Святого Духа и таинственное священнодействие ума, как начало безмолвии–отказ и освобождение от всех забот; ее середина — просвещающая сила (ми того Духа; ее конец — умиление и полное обращение ума к Богу».
У Григория мы находим следующие замечательные советы совершающим умную молитву: «Кто хочет принести свою молитву Богу, должен сесть ми маленькую скамеечку или даже лечь, до тех пор пока не пройдет усталость и ты не почувствуешь возвращения своих сил… Рано утром сядь на непыго кое сиденьице, приведи свой ум из головы вниз, к сердцу, и крепко держи там. Наклоняйся книзу до тех пор, пока не почувствуешь боль и напряжение в, груди, в плечах и в горле, и постоянно взывай умом из глубины души: «I iir поди, Иисусе Христе, помилуй меня!» Потом перейди ко второй части той молитвы и говори: «Сыне Божий, помилуй меня». Произнося это много ря», не часто меняй слова, потому что и растения, которые часто пересажштют, неохотно образуют корни. Господствуй также над своим дыханием, чтобы не
386
дышать тогда, когда не нужно, не дерзостно дыши, потому что это омрачает ум и предоставляет мыслям бродить своими путями. Если ты своим разумом увидишь нечистоту злых духов, что называется искушением, не бойся; и если перед твоим воображением возникнут какие‑либо картины, не обращай на них внимания. Держи свой ум крепко, как только можешь, заключай его в своем сердце и упражняйся в том, чтобы молитвенно и без перерывов призывать имя Господа Иисуса. И так ты, во имя Божие, нанесешь своим искушениям невидимые раны и уничтожишь их совсем».
Далее в сочинении Григория «Наставление безмолвствующим» сказано: «Отцы учат, что одним удается полностью произнести молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня», другим — только половину: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй меня»; так пусть каждый делает по своим способностям. Но не следует слишком часто менять слова молитвы. Молитву следует произносить медленно, растягивая слова. Одни учат произносить слова устно, другие — только умом. Я же и то и другое полагаю, так как разум может утомиться, уста могут потерять силу, отчего можно впасть в уныние; поэтому нужно молиться как возможно: умом и устами, но всегда тихо и спокойно, чтобы не отвлекать внимание и не прерывать молитву. И так надо устремляться вперед, пока разум не будет приготовлен к духовному деланию и не получит силу от Духа и молитва не пойдет надлежащим образом. Тогда больше не будет необходимости произносить слова устами, да и невозможно, потому что достигший сего довольствуется вполне умным деланием молитвы и не имеет желания отставать от нее».
В другом месте Григорий Синаит пишет так об умной молитве: «Духовная премудрость есть сила умной, чистой и ангельской молитвы, признаком которой является то, что разум молящихся полностью очищается от внешних предметов и ни на мгновение не обращает внимания ни на себя, ни на что‑либо другое, ибо он полностью отстранен от мира греховного действующим в нем светом. Тогда освобождается его дух и становится единым с Духом Божиим, что неизреченно. Он освобождается от материи и становится бесплотным и светозарным».
Это вкратце изложенное учение Григория Синаита об умной молитве, его мистическое богословие, в позднейшее время получило широкое признание у аскетов и мистиков Восточной Церкви. Уже во 2–й половине XIV в. творения Григория Синаита были весьма распространены. Нил Сорский находит в Синаите «глубочайший дух Восточной Церкви».
Важным дополнением к учению св. Григория об исихии является разговор его с Максимом Святогорцем об умной молитве. Афонский патерик в житии св. Максима рассказывает: «Когда св. Григорий Синаит встретился со св. Максимом, он спросил Максима: «Я прошу тебя, мой высокопреподобный отец, поведай мне об умной молитве, совершаешь ли ты ее?» Максим, устремив глаза долу, ответил: «Я не хочу скрыть от тебя, высокопреподобный отец, чудо, которое совершилось со мной с помощью Пресвятой Богородицы. От юности я имел живую веру в мою Госпожу Пресвятую Богородицу и не переставал со слезами умолять Ее о даровании благодати духовной молитвы. Однажды, как всегда, я пришел в церковь и молился Ей с безграничной теплотой моего сердца. Когда я, исполненный любви, поцеловал Ее святую икону,
387
Тогда пнгмдппо ощутил я и моем сердце нгобыкноиешюе тгнло и огонь, ж Шгдпшг от святой иконы, но не опаляшпиг, а освг жаишие меня. В нто мгнонг • нир, мой отец, начало мое сердце из своих глубин произносить молитну, и мои ум через нос поминание о Господе Иисусе Христе и моей Заступнице I 1ре снятой Богородице получил новую силу. И до сих пор мое сердце не теряет втого воспоминания. И с того часа, прости меня, не прекращается молитна в моем сердце». Тогда сказал св. Григорий: «Скажи мне, преподобный отгц, когда ты творишь Иисусову молитву, видел ли ты какие‑нибудь Божестнгп Ные явления, которые можно считать плодами Святого Духа? Св. Максим ответил: «Так, мой отец, и поэтому я удалился в уединенные места и лт(>ил молиться в совершенной тишине, чтобы получить больше плодов Святого Духа».
Тогда спросил св. Григорий: «Я прошу тебя, отец, скажи мне, имеешь ли теперь и всегда то, о чем ты мне рассказываешь?» Потупив глаза, отнетил Максим: «Не требуй от меня, чтобы я говорил о даваемых мне откровениях», Тогда сказал св. Григорий: «О, дай тебе Бог всегда иметь такие утешения, преподобный отец! Я прошу тебя все же, поведай мне: когда твой ум восходит к Богу, что видишь ты своими духовными очами? И может ли твой ум вместе с сердцем подняться ввысь?» Св. Максим ответил: «Нет, этого он не можп Когда благодать Святого Духа через молитву нисходит на людей, молитна прекращается, ибо ум подчиняется Святому Духу и не может более действовать своими собственными силами, он бездействен, и Святой Дух ведет по туда, куда хочет: или в нематериальную атмосферу Божественного Света, или к какому‑либо неизреченному видению, или к беседе с Богом. Короче говори, как Утешитель, Святой Дух как хочет, так утешает Своих рабов; в какой благодати каждый нуждается, ту дарит Он ему.
То, о чем я сейчас говорю, каждый может найти у пророков и апостолов; люди часто думали, что те впали в прелесть, но люди ошибались. Так, св. про рок Исайя видел Господа, сидящего на высоком Престоле, окруженном Серафимами. Первомученик Стефан видел отверстое небо и Господа Иисусп одесную Отца. Так и теперь рабы Христовы удостаиваются иногда видении, хотя другие этому не верят. Я часто удивляюсь и не понимаю, что это за люди и почему они так слепы, почему они не видят и не верят тому, о чем Истинный Бог устами пророка Иоиля сказал: Палию от Духа Моего на всякую плоти, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши (Иоил. 2. 28). Это тя благодать, которую Господь послал Своим ученикам, которую Он и сегодня дарует и вечно будет давать, как обещал.
Если благодать Святого Духа сходит на кого‑либо, она показывает ему иг обыкновенные предметы этого чувственного мира, но то, чего он никогда иг видел и что превосходит всякое представление. Так научает Святой Дух дух человеческий высшим и скрытым тайнам, о которых божественный I law*л говорит: Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку (1 Кор. 2. 9).
И чтобы ты лучше понял, как наш ум постигает тайны, подумай о таком сравнении: если воск держать далеко от огня, то он остается твердым, и ты можешь к нему прикоснуться и взять, но если бросить его в огонь, он тотчас растает, воспламенится и сгорит, превратившись в свет. Так и человеческий
388
дух: пока он одинок и не нашел Бога, он постигает то, что его окружает, обычными своими силами; когда же он приблизится к Огню Божества и Святого Духа, то полностью захватывается этим Огнем, сам становится светом, сгорает в пламени Святого Духа, входит в Божественную мысль и не может более проявить свои собственные мысли и волю».
Тогда спросил Григорий: «Мой отец, а бывает ли что‑либо другое похожее, но являющееся искушением?» Великий Максим ответил: «Конечно, бывает, но каждое имеет свои собственные признаки: искушение — одни, благодать — другие. Когда злой дух искушения войдет в человека, он омрачает его, приводит в ярость и возбуждение, покрывает тьмою его сердце, делает его сомневающимся и полным страха или, наоборот, гордости. Взгляд его нетверд, мозг неспокоен; все тело приходит в дрожь. Дьявол показывает ему свет, но свет обманчивый: он не чист, а окрашен в красный цвет, повергает его дух в безрассудство и заставляет его уста произносить непристойные слова. Те, кого постигнет подобное искушение, становятся злыми и гневными, не знают кротости, совершенно не знают об истинном плаче и слезах, но хвастаются своими качествами, болтают о них без всякого страха Божия, и, наконец, дух их падает в совершенный мрак и идет в гроб и землю. Да сохранит Господь через твою молитву, преподобный отец, нас от подобных искушений.
Признаки благодати следующие. Если человек получил благодать Святого Духа, то его собственный дух становится собранным и кротким, он постоянно помнит о своих грехах и смерти и о будущем суде и вечных мучениях, умиляется душою и плачет, и чем ближе благодать становится к человеку, тем более исполняется его душа мира и утешения через святые страдания Господа нашего Иисуса Христа и Его безграничную любовь к людям. Дух ведет человека к высочайшему зрению: во–первых, это созерцание неизреченной силы Божией, того, как Он Словом все сотворил из ничего; во–вторых, как Он той же силою все содержит, всем управляет и все определяет; в–третьих, человек созерцает непостижимую Пресвятую Троицу и неисследимые глубины Божественного Существа. При этом человеческий дух умиляется и просветляется Божественным Светом, сердце становится спокойным, Святой Дух изливает на него все Свои дары: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание (ср. Гал. 5. 22)».
Потрясенный и полный изумления, св. Григорий запомнил слова св. Максима и назвал его земным Ангелом.
Православные монахи усердно переписывали сочинение св. Григория и перевели его с греческого на славянский язык. Мистики XIV‑XV вв., такие, например, как Каллист, патриарх Константинопольский, и его друг Игнатий, оба называемые Ксанфопулами, затем Каллист Катафигиотис, Симеон, архиепископ Фессалоникийский, монах Никифор, Филофей, патриарх Константинопольский, — развили мистические взгляды Григория и придали духовной молитве особое значение. Но затем наступило время, когда Григорий и его сторонники были забыты.
Во 2–й половине XVIII н. происходит возрождение исихастской мистики. 1 1ский греческий монахе Афона — НикодимСнятогорец (1748—1808) углубился в старые писания аекгтон и мистиком Восточной Цгркии, которые он
389
тщательно споцрал к течение десятилетий. Игихагты, включая Григории С ннанта, были особенно внимательно проработаны. 1ак пояиилги ь 1782 г. Изданный ь Венеции на греческом языке фолиант «Добротолюбия».
/17??!1!.1|7О^'ОВреМеННО С Никодимом РУ'ский монах архимандрит 11аисий U III 1 /У4) издал «Добротолюбие» на церковнославянском языке в Санкт–11етербурге (1793).
Для православных монахов «Добротолюбие» до сего дня остается важным руководством по аскетике и мистике, настольной книгой по религиозному воспитанию и формированию мистического мировоззрения, неисчерпаемым кладезем и надежной опорой на пути к христианскому совершенству. Мудрость сердца восточных старцев не перестает изливаться из этого источника, научая всех христианскому смирению.
ГЛАВА II. РАЗВИТИЕ
Богатый материал по истории монастырей Древней Руси содержит, к сожалению, слишком мало из того, что нам нужно, чтобы понять, каковы основные формы старчества и пути аскетического воспитания. Рассказы о святых и уставы монастырей не позволяют пролить свет на этот вопрос. Даже в житии прп. Сергия Радонежского (f 1392), который был самой значительной личностью своего времени, прямо не указывается, было ли в его монастыре старчество как сформировавшееся явление. У него было много учеников, образовавших его школу. Известно, что в монастыре одного из них, а именно Павла Обнорского (1317—1429), были некие старцы.
Прп. Павел Обнорский провел 50 лет в монастыре прп. Сергия, после чего ушел на север в непроходимые девственные леса Вологодской земли. Три года он жил в дупле высокого липового дерева. В 1389 г. вблизи реки Обноры он основал монастырь во имя Пресвятой Троицы. Там он скончался в возрасте 112 лет.
Из его монастыря происходит замечательное письменное наставление, относящееся к 1–й половине XV в. Оно объясняет, как надо руководить молодыми монахами, и дает нам возможность взглянуть на состояние старчества того времени. Хотя наставление касается главным образом внешней жизни новичка, в нем встречаются такие понятия, как «духовная молитва», «самособранность», «молчание». Под «духовной молитвой» здесь понимается, как и вообще в русских монастырях, молитва Иисусова, совершаемая умом в сердце, — умная молитва.
Из одной поучительной рукописи XV в.
Игумен призывает к себе почтенного старца, испрашивает его благословения и передает ему новопостриженного брата, поручая ему руководство им, и при этом говорит: «Брат, заботься о нем так, как будто ты получил его от Евангелия Христова, чтобы передать его потом нашему Небесному Отцу». Затем он говорит новопостриженному: «Сыне, уважай старца как своего отца и учителя, будь ему послушным и служи ему, как Самому Христу. Все предоставляй ему и отсеки свою собственную волю мечом слова Божия». Ибо не подобает нам, братия, проявлять непослушание, напротив, следует выполнять все приказания так, как будто они исходят от Бога, Который однажды
391
J.
сказал Своим апостолам: Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается (Лк. 10. 16).
Какое зло — непослушание! Сам Христос был послушен, даже до смерти, и смерти крестной. Послушание есть вторая лествица на небо, большая, чем пост и одинокое подвижничество. Ангел Господень идет вслед за послушником и считает его шаги и сообщает о каждом его дне Господу, считает каждую каплю его пота, приравнивая их к каплям крови мученика, принося их Богу, как некое благоухание. Служить брату равносильно тому, что служить Богу».
Старец берет новопостриженного из рук игумена, приводит его в свою келью и учит Иисусовой молитве так, как учили святые отцы, считая эти молитвы по четкам. «Молитва эта такова: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». Нужно произносить Иисусову молитву тихо, чтобы держать себя вдалеке от всех возможных искушений. После сотни молитв подвинуть одну четку, после следующей сотни — еще одну. Так нужно делать после исполнения утреннего и вечернего правила и упражняться в этом ежедневно, так чтобы в каждом дыхании заключались две или три молитвы. После этого перевести дыхание и продолжать. Упражняйся в Иисусовой молитве во всех местах, где ты находишься: в церкви, в келье, во время работы, до тех пор пока твои глаза не закроются для сна. Потом, чтобы усовершенствовать свое упражнение, поставь в твоей келье низенькую скамеечку и упражняйся по совету святых отцов, повторяя молитву громко или только в уме и сердце; повторяй всегда на одном дыхании или без дыхания и наблюдай за своим сердцем. Когда же на тебя нападет стадо бесов, будь осторожен относительно видений: о видениях света или сонных явлениях, откуда бы они ни пришли — изнутри или снаружи, знай, что это бесы».
Далее старец поучает ученика, как он должен вести себя в келье, где он должен сидеть и где спать: «Не садись на место старца или другого брата, не переставляй предметов с одного места на другое, перед работой или другим деланием скажи своему отцу: «Отче, во имя Божие, прости меня и благослови!» Если хочешь разговаривать в келье, то спрашивай и отвечай тихим голосом».
Также нужно старцу служить: принести ему дров, положить в печку, зажечь огонь и хорошо размешивать кочергой, чтобы дрова горели весело; нужно убирать в келье и приносить воду, тихо открывая и закрывая дверь, а после работы испросить благословения старца.
Старец должен поучать новичка, что со сменой одежды и имени необходимо также изменить образ жизни — отказаться от мирских обычаев и жить как монах: предать себя в руки Божий и только Бога Единого иметь в своих мыслях, предавая волю свою старцу, ему служить в послушании, подобно Христу, Который сказал: Я не для того пришел, чтобы Мне служили, но чтобы послужить (ср. Мф. 20. 28).
«Когда колокольчик в церкви возвестит час работы или молитвы — надень свою мантию, оставь все в радости духа и страхе Божием и скажи «Господи, помилуй» два раза, и затем: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», и затем: «Господи, благослови», и в заключение: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитвами Пречистый Твоея Матере, силою Чест–наго и Животворящего Креста, молитвами моего Ангела Хранителя; препо392
добнаго и богонос наго отца нашего Сергия Радонежскаго, чудотворца; Павла Оонорскаго, чудотворца, и всех святых, помилуй и спаси меня, грешнаго. Аминь».
После этого сделай три земных поклона, если это будний день, или три поясных — если праздник. После этого иди к своему старцу, произнеси Иисусову молитву и попроси его: «Благослови, владыко, мой исход к богослужению». Если старец тебя не слышит или молчит, чтобы тебя испытать, попроси его еще раз. Получив благословение, иди в церковь, не смотри ни налево, ни направо, ступай неспешно, но и не лениво; чтобы не обрадовать беса, скрести руки свои на груди. Иди в церковь в боязни и смирении и думай, что ты грешник и недостойный. Поскольку ты стоишь на «земных небесах», устреми свои помышления не на земные вещи, но на Небесное Царство и свои грехи и по возможности постарайся испустить слезы. Как только ты занял свое место, начни со слов: «Господи, помилуй» — и поклон. «Господи, очисти меня, грешнаго» — и еще поклон. Далее, молитва Божией Матери, потом пять земных поклонов; «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», «Господи, помилуй»; два метания и метание в сторону игумена; если же он не пришел, то в сторону его места. Затем метание направо и налево для окружающих братии. Земные поклоны твори следующим образом: стоя на коленях, прикоснись руками и лбом к земле, не лежа и беззвучно, как и другие братия. Не разговаривай с братиями и не прислоняйся к стене.
Когда после богослужения ты идешь в трапезную, произноси псалом: Вознесу Тя, Боже мой, Царю мой, и благословлю имя Твое в век и в век века (Пс. 144. 1). Если ты не можешь произнести псалом наизусть, произноси Иисусову молитву. За столом сиди молча и слушай то, что читают. С другими братиями не разговаривай, не смейся, не спорь. До благословения игумена не начинай есть. Думай при вкушении пищи, что она дана Богом. Ешь и пей умеренно. Не обращай внимания на блюда и ешь один раз в день, за исключением суббот и воскресений и особых праздничных дней. Ничего из пищи не бери в свою келью.
Зимою, когда дни коротки, не спи после еды; летом, когда дни длинные, можешь отдохнуть один или два часа. Сиди в своей келье не без дела. Читай Священное Писание или исполняй работу, по благословению старца, молча и с молитвою. Если ты заболеешь, не спеши ложиться, но говори молитвы Матери Божией (с тремя метаниями), твори Иисусову молитву и другие молитвы. Направь свой разум от всех земных помышлений к Богу, вспомни Страшный суд и ад и тогда ложись в постель. Не обнажай своего тела, чтобы тебе не было стыдно перед твоим Ангелом Хранителем. Упражняйся в Иисусовой молитве, пока не заснешь. Когда во сне будешь переворачиваться на другой бок, осени себя крестным знамением два раза и прочти Иисусову молитву. Если тебя постигнет бессонница, лежи спокойно, обращая разум и сердце к Богу, и произноси Иисусову молитву… Часто во сне случаются злые истории, в особенности с теми монахами, которые не исповедуют своих искушений старцу.
Если захочешь посетить брата в «то крльс, встань пгред его окошечком и произнеси Иисусову молитну. И если не услышишь «Амипп», то произнеси ее еще ран громче, и если опять не услышишь и отиет «Аминь», то произнеси
393
ее и третий рам еще громче и постучи спопми пальцами тихонько ы окошко. Если опят!) нс услышишь «Аминь», уйди, чтобы не искушать брата споего. Брат, находящийся н келье, должен после нерпой или нторой молитны проич нести «Лминь» и открыть окошечко, просунуть слегка голону и спрос ить «Для чего ты пришел, господин?» Входя, произнеси молитву входа, склонись,
8 перед старшим братом пади ниц, испроси его благословения и лишь тогда изложи то, что хотел. В других случаях, когда ты покидаешь келью, опять склонись и испроси благословения хозяина кельи: «Господин, помяни меня, грешного, в твоих святых молитвах Богу нашему, Господу Иисусу Христу и Пречистой Божией Матери». А он ответит: «Бог, Который любит псех людей, научая и воспитывая их по Своей воле, да помянет тебя и меня в той степени, в какой считает полезным. Аминь».
Старец Нил Сорский
Только что изложенный документ регулирует внешнее поведение монаха, и притом в монастыре; между тем у Нила Сорского мы находим совершенно новые взгляды и особенный образ жизни, прокладывающий новые пути дрен нерусскому аскетизму. Тогда в церковной жизни существовали две возмож ности: или следовать застывшим формам византийской церковности, или нч духа древней Восточной Церкви почерпнуть свежие силы. Нил Сорский — главный представитель второго направления.
Преподобный Нил происходил из благородной семьи, родился он в 1433 г в окрестностях Москвы. Его аскетическая жизнь началась в девственных лесах близ Белого озера в Кирилло–Белозерском монастыре, основанном Кириллом Белозерским (f 1427), монахом из обители прп. Сергия Радо нежского. Нил принял монашеский постриг и делил свое время между молитвой, постом и монастырскими работами, которые, по свидетельстну современников, были весьма тяжелыми. Но здесь его богато одаренная и мне тически настроенная душа не могла найти удовлетворения. Поэтому он пред–принял паломничество на Афон, надеясь обрести там новые возможности С ним отправился его сподвижник, именем Иннокентий.
Нил посетил многие монастыри на Святой горе, был в кельях и пещерах старцев–святогорцев. Под их руководством он получил необходимые пред. ставления о существе аскетической жизни, о том, что такое (лрд^гд) и (вещна), об умной молитве, о хранении сердца и о трезвении ума. Он изучил все Гюгат ство аскетических преданий, «перелетая, подобно пчеле, в цветущем саду с одного цветка на другой для того, чтобы оживить свою зачерствевшую душу и приготовить ее ко спасению». Здесь он расширил и углубил свои аскетические познания. Именно здесь он в первый раз пережил красоту погружении
9 13ога, духовную радость «райской трапезы», которою награждаются Ьи–Жней благодатью подвижники отречения.
Нил черпал свои познания преимущественно из творений великих хрж ш анских отцов: св. Антония Великого, Василия Великого, Ефрема Сирина, Макария Египетского, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, авны Доро фея, Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова, Нила Синайского,
394
Григория Синаита и других. Это были отцы, которые старались поставить монастырский аскетизм на мистический фундамент. I Ьэтому неудивительно, что в писаниях самого Нила мы часто встречаем ссылки на Григория Синаита. Тогда на Афоне воспоминания о Григории Синаите были еще очень свежи, и почти каждый старец, которого Нил посещал, был верным хранителем аскетически–мистических взглядов Григория. Рука и воля этого великого учителя еще чувствовались повсюду.
Переполненный глубокими впечатлениями, Нил наконец возвратился на родину. Здесь он вместе с Иннокентием решил начать новое житие в удалении от мира. В чаще девственных лесов, недалеко от Кирилло–Белозерского монастыря, протекала маленькая речка Сора. Там они поставили келью и часовню, и вскоре возникла обитель с новым в то время у нас скитским уставом.
Видные современники прп. Нила — прп. Иосиф Волоцкий (f 1515) и митрополит Даниил (f 1547) были сторонниками строгого общежительного устава. Свои религиозно–аскетические и церковные взгляды они связали с идеей «Москва — третий Рим». Это направление получило широкое распространение, взгляды же и писания св. Нила были почти забыты. Только в XVIII в. старец Паисий Величковский извлек писания Нила на свет Божий и положил их в основу своих собственных творений, имевших целью возрождение старчества.
Нил и его ученики установили в своих монастырях строгие правила жизни, прежде всего вернув все монастырские имущества государству. Поэтому их называли «нестяжателями». Если бы они имели успех, то произошли бы большие изменения в церковной жизни.
Однако планы Нила не осуществились, он вернулся в свой скит и ограничился тем, что окормлял своих учеников, заботясь о спасении их душ. Сведения о его дальнейшей жизни очень скудны, и это, может быть, лучшая похвала христианскому аскету, который умер для всего земного и устремлен лишь к созерцанию горнего мира.
Противоречивы и сведения относительно причисления Нила к лику святых. Мы можем предположить, что это произошло в конце XVIII или начале XIX в., но народ всегда считал его святым. На смертном одре Нил завещал своим ученикам бросить его тело в чаще леса на растерзание зверям и хищным птицам, так как, по его словам, он много грешил пред Богом и недостоин погребения. Нил преставился 7 мая 1508 г.
Спустя полстолетия царь Иван Грозный, высоко ценивший заслуги Нила в организации монастырской жизни, повелел построить над его могилой каменную часовню, однако вскоре буря разрушила эту часовню до основания. Так небесные стихии исполнили желание святого.
В полном уединении жили Нил и его сподвижник Иннокентий в хижинах на берегу реки Соры, но с течением времени к ним собрались в небольшом числе подвижники, ибо всегда в Древней Руси находились люди, стремившиеся к равноангельному монашескому житию. Тогда Иннокентий переселился дальше на восток — в вологодские леса, а Нил принял руководство над своим все увеличивавшимся стадом, требуя от учеников совершенной «нестяжательности».
395
Нил установил строгие аскетические правила для каждого. Братия жили поодиночке1 или ндьосм и маленьких кельях, рассеянных неподалеку одна от другой, в лесу. Только для богослужений собирались они вместе. Это была первая попытка проводить в северных еловых лесах житие, подобное житию египетских отшельников. За такими монастырями закрепилось египетское название «скит».
Нил Сорский оставил после себя очень ценные сочинения, дошли до нас и несколько его писем. Они дают нам возможность глубже осмыслить характер древнерусского аскетизма.
В одном из писем к Иннокентию старец пишет о своей жизни в скиту:
«Я пишу, чтобы осведомить тебя о себе, ибо любовь твоя, во имя Бога, заставляет меня торопиться. Ты знаешь сам из того времени, когда мы жили вместе в монастыре, как я всегда удалялся от суеты мира сего и всеми силами изучал Священное Писание, которое по немощи своей я все же не изучил. После возвращения из паломничества я построил себе келью вне монастыря и так живу здесь, насколько позволяют мне мои силы. По Божией благодати Это место мне очень нравится, ибо оно труднодоступно для мирян, как ты сам знаешь. Главным образом я изучаю Божественные Писания, преимущественно заповеди Господни, затем Послания святых апостолов, а еще жития святых и учение святых отцов. И все это с большим вниманием, надеясь угодить Господу и принести пользу своей душе. В этом моя жизнь и мое дыхание.
И если мне вдруг необходимо что‑либо сделать, а в Священном Писании Я об этом ничего не нахожу, то я откладываю это дело, чтобы ничего не сделать по своей воле и разумению. Если кто в духовной любви обращается ко мне, я советую ему делать так же, а в особенности тебе, потому что ты был преисполнен ко мне любовью с самого начала. Итак, если ты хочешь следовать вышеуказанному, изучай Священное Писание и позаботься, чтобы в той степени, как ты понимаешь заповеди Божий и предания святых отцов, их исполнить».
Преподобного и богоносного отца нашего игумена Нила Сорского, основателя скитского жития, поучения своим ученикам, захотевшим» вместе с ним жить в пустыне, выбранные us Священного Писания и содержащие все, что необходимо
И
з введения
Содействием Господа и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа и с помощью Его Пречистой Матери написал я это для себя и для своих в Богг живущих собратий, которые суть мои единомышленники. Именно так, а иг учениками, называю я их.
Один у нас учитель — Господь и Бог Иисус Христос, Сын Божий, Который дал нам Божественное Писание и наставил святых апостолов и святых отцов, а также весь человеческий род ко спасению. Все они сами содеяли до(>ро и, исполнив, учили других. Я же ни единой не совершил добродетели, а только г канут Ьожеетпеиное I Iк апис тем, которые по принимают и желают
396
спастись. (пящгиног Пшаинг шиприт: мы странники и пришельцы на нсмие (Евр. 11. 13). Там, после нашей смерти ожидает нас вечная жизнь и бесконечное бытие — или н мире, или в муках, как Бог определит каждому по его заслугам; и потому о той жизни, которая придет после смерти, надо здесь позаботиться.
Вначале хочу сказать несколько слов о нашей вере: «Верую во Единого Бога Отца, Который во Святой Троице прославляется, в Сына и в Святого Духа, Которые одного существа с Отцом и неотделимы от Него. Также верую в вочеловечение Сына Божия, в котором Он стал совершенным Богом и совершенным Человеком, исповедую всею моею душою и все прочее, что принадлежит к вере православной. С глубокой верой и великой любовию исповедую Святую Владычицу, Пресвятую и Истинную Богородицу, Которую прославляю и воспеваю. И всех святых почитаю и признаю и прославляю их.
Благодатию Христовой соединяю себя и прибегаю всей душой и сердцем ко Святой Соборной Апостольской Церкви. Принимаю все то учение, которое Святая Церковь от Господа и Его святых апостолов и семи Вселенских Соборов и Поместных Соборов и от святых отцов приняла и через которое она нас учит и сохраняет. Все это исповедую и прославляю с глубочайшей верой и любовью.
Еретические учения и лжесвятых проповедников проклинаю, и то же самое делают те, кто со мною. Всякий еретик да будет нам чужд.
Многие благоговейные братия приходили ко мне, чтобы со мной остаться, но я, чувствуя себя грешным и слабым человеком, долго им отказывал, взывая: дайте мне немного покоя, ибо одолевает меня волнение и возрастает тяжесть. По неотступности же их рассудили мы, что те, кому есть Божия воля прийти к нам, должны всецело принять учение святых отцов и творить Божий заповеди.
Цель и суть писания сего состоит в том, чтобы показать, как иноку, который действительно в наше время хочет спастись, подобает совершать свое аскетическое делание, согласуя внутренние и внешние свои упражнения со Священным Писанием и житием святых отцов.
Если мы будем так действовать, то достигнем вечной жизни в Иисусе Христе, Ему же подобает всякая слава со Отцем и Святым Духом ныне и присно и во веки веков! Аминь.,
Из предисловия 1{
Из писания св. отцов о мысленном делании, о хранении сердца и ума, о том, зачем это нужно и как мы об этом стараться должны
Многие св. отцы свидетельствуют о том, что хранение сердца и ума полезно тому, кто по благодати Божией желает быть духовно воспитан. Во–первых, мы знаем слова Самого Господа, Который сказал: Из сердца исходят злые помыслы… и это оскверняет человека (Мф. 15. 18). Он учил, что нужно очищать внутреннее сосуда (Мф. 23. 26) и что поклоняться Господу следует в Духе и истине (Ин. 4. 24). О том же говорил и апостол: Когда я молюсь языком, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без
397
плода… стану молиться духом, буду петь и умом (1 Кор. 14. 14). 1ак ска. чал апостол о духонной молитве, и еще сильнее сказал: Я хочу лучше пять слон скапать умом, нежели десять тысяч языком (1 Кор. 14. 19). Св. Агафон замечает: «Внешнее делание подобно листу, внутреннее, то есть духовное, подобно плоду». И далее у него же находим устрашающие слова: Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь (Мф. 3. 10; Лк. 3. 9). И еще сказали отцы: «Кто только устами молится, а об уме забывает, тот молится в воздух, в то время как Бог обращает внимание на ум».
В прежние времена сохраняли свой ум в чистоте, получали благодать и достигали бесстрастия и чистоты душевной не только те из святых отцов, которые жили в уединенных местах и далеких пустынях, но также и те, кто проживал в монастырях, расположенных недалеко от городов или даже в переполненных людьми городах. Так, например, Симеон Новый Богослов и его старец Симеон, подвизавшиеся в Студийском монастыре, как светила сияли духовными дарованиями посреди многолюдного Константинополя. Подобен им и Никита Стифат, и многие другие. Поэтому и св. Григорий Синаит учил трезвению и молчанию, которое заключается в хранении ума, не только отшельников и в уединении живущих, но и тех, кто подвизался в общежитии.
Подобно псу, собирающему падающие крошки, собрал я это малое от большой трапезы писаний святых отцов, чтобы и нам хотя бы отчасти стать их подражателями.
Из слова 1
О различии мысленной на нас брани, о победе и поражении в ней, о крепком противостоянии страстям
Многоразлична борьба с помышлениями, которые побеждают или бывают побеждены, сказали отцы. Сперва появляется «прилог», затем «сочетание», потом «сложение», затем «пленение» и, наконец, «страсть».
«Прилог» есть простое искушение, которое, как картина, возникает, проникает в сердце и являет себя разуму.
«Сочетание», как говорят, есть принятие, со страстью или без страсти, искушения от врага, который здесь же тайно присутствует, иными словами — собеседование с ним; в этом случае мы не отталкиваем помысла и дозволяем ему входить в наше сознание и обсуждаться. И это, говорят, уже грех.
«Сложение», говорят, есть греховное сочувствие души появляющемуся искушению или его картине; при этом кто принимает исходящие от врага искушения или картины, тот занимает свои мысли ими и начинает мало–помалу склоняться к предлагаемому искушению.
«Пленение» — это когда помысл невольно и принудительно овладевает нашим сердцем, водворяется в нем и разрушает наше доброе устроение.
«Страсть», как говорят, есть то, когда грех становится нашим обычаем. Большей частью происходит это оттого, что мы дерзко обращаемся со многими людьми, следуем собственной воле в самом плохом смысле. Страсть
398
подлежит или покаянию, или печной муке. Надо каяться и молиться, чтобы освободиться от всякой страсти. Ибо всякая страсть подлежит вечному мучению не за то, что подверглись брани от нее, но за нераскаянность.
Из слова 2
О нашей борьбе с вышеназванными приражениями;
о победе в ней через память о Боге и хранение сердца, то есть
через молитву и умное безмолвие, и о том, как действовать
этими способами; здесь же и о дарованиях
Об этой борьбе отцы сказали так: чтобы победить противника, надо противостоять коварному искушению, насколько это позволяют наши силы. Победителям будет дан венец, а избегающим покаяния уготовано мучение. Разумная и хорошая борьба, говорят отцы, — это при начинающемся искушении, то есть как только появится прилог, тотчас же склонить свою голову и непрерывно молиться, ибо кто прилогу противостоит, тот с ним вместе отсечет голову всему последующему.
Когда вслед за благими помыслами возникают в нас лукавые, нужно заставить свои мысли замолчать и, глядя в глубину сердца, говорить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня», а иногда лишь половину: «Господи Иисусе Христе, помилуй меня», что нужнее для начинающих, как сказал Григорий Синаит. Отцы находят, что еще лучше говорить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешнаго». Богу особенно приятно, когда мы сознаем себя грешниками.
Так нужно прилежно молиться всегда: стоя, или сидя, или лежа, собирая ум в сердце и задерживая дыхание, насколько это возможно; не часто дышать, как учит Симеон Новый Богослов. А Григорий Синаит поучает нас так: «Всегда призывай Господа Иисуса в надежде, терпении и ожидании, что Господь Иисус Христос тебя избавит от всех искушений». Когда твой дух через эту молитву будет освобожден от искушений, вслушивайся еще более в свое сердце и продолжай молитву умом в сердце. «Существует множество добродетелей, но они являются только частью трезвения; молитва в сердце есть источник всякого блага и напояет душу, как сад», — сказал Григорий Синаит.
Из слова 5
О искушениях наших, борьбе и победах и о восьми главнейших страстных помыслах (искушениях)
Многоразличны, говорят отцы, виды нашей борьбы, с помощью которой мы одерживаем победу над коварными искушениями (лукавыми помыслами), соответственно силам сражающихся; мы разумеем молитву на помыслы, пререкание им и, наконец, уничижение их и отгнание. Уничижать, подавлять и от–ревать помыслы могут совершеннейшие, противостоять, противуотвещать — преуспевшие. Ноипначальным же и немощным надлежит молиться против
399
них и луклпме помыслы переполни, мл добрые. Имея нто в виду, СВ. Исаак Сирин говорит, что добродетели крадут у нас страсти.
Есть, однако, восемь главнейших страстных помыслов (искушений), говорят отцы, ия которых нее другие рождаются: чренообъядение, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость.
Из
слова
О памяти смертной и о Страшном суде, как и чем занимать ум свой, чтобы вкоренить это памятование в сердце своем
Отцы сказали, что для нашего (иноческого) делания очень полезно и необходимо думать о своей смерти и держать перед своими глазами Страшный суд.
Филофей Синаит установил правило для этого делания: с раннего утра и до того времени, когда наступит время трапезы, надо оставаться в мыслях о Боге, то есть в молитве и хранении сердца; после того как мы поблагодарим Бога, следует думать о смерти и Страшном суде. Тем, которые об этом заботятся, прежде всего следует помнить слова Господа: В эту ночь Ангелы возьмут душу твою от тебя (ср. Лк. 12. 20). Думайте и о словах св. апостолов: Близок всему коней 0 Пет. 4. 7); День Господень так придет, как тать ночью (1 Фес. 5. 2).
Как из всех кушаний хлеб есть самое необходимое, так из всех добродетелей — память смертная; и как голодный не может забыть хлеб, так и желающий спастись не может не вспоминать о смерти, говорят отцы. Многие миряне и монахи, жившие счастливо, любившие все земное и надеявшиеся на долгую жизнь, не достигли старости, потому что нож смерти обрезал их жизнь.,
В самом деле, все ничтожно, что не пребудет с нами по смерти. Если мы это знаем, то почему мы мечемся туда и сюда, не суета ли это? Путь короток. Жизнь — дым и пар, пыль и зола: является и вскоре исчезает… Тщетно мечутся рожденные на земле туда и сюда, как говорит Священное Писание. И если они станут обладать всем миром, то все равно идут в гроб, не беря ничего отсюда: ни красоты, ни славы, ни власти, ни почестей и никакой радости жизни. Взгляните в гроб — как уродливы и бесславны наши останки! Глядя на обнаженные кости, мы спросим: кто здесь царь и кто нищий? Кто исполнен славы и кто бесславен? Где радость и красота этой жизни? Не есть ли все это уродство и смрад? Все добро и вожделение этого мира стало бесполезным; как увядший цветок оно упало и прошло как тень — так все человеческое уничтожается.
Но наш Владыка, в глубине Своей неизреченной мудрости положивший границу нашей жизни и предусмотревший смерть, чтобы победить змия, даровал нам Воскресение, дабы Его рабы переходили к другой жизни. Ученик, которого больше всех любил Господь, Иоанн Богослов, написал так: Наступает время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Бо-»лшя; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения (Ин. 5. 28—29). Истинно, истинно говорю вам: 'Наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут (Ин. 5. 25).
400
i
И я слова 8
О слеяах и что приличествует делать тем, которые хотели бы их получить
Если кто, молясь и размышляя о смерти и Суде, по благодати Божией обрящет слезы, то приличествует ему плакать в той мере, в которой он имеет для этого возможность и силу. Плач, говорят отцы, избавит его от вечного огня и прочих будущих мучений.
Те, которые дара слез не получили, могут его приобрести, созерцая таинства Домостроительства Господня и Его человеколюбие или читая жития святых и рассказы об их подвигах и учении; отчасти от упражнения в Иисусовой молитве или других молитвах, которые составили святые, а также через некоторые церковные песнопения, каноны и тропари. Все это приводит в состояние умиления.
Другие, постоянно вспоминающие свои грехи, получают дар слез через размышление о смерти и Суде или через желание будущего блаженства, а также через некоторые другие образы. И кто каким образом приобретет дар слез, тому надлежит о том размышлять и так оставаться до тех пор, пока слезы продолжаются. Отцы сказали: «Кто хочет избежать грехов, избегает их посредством слез; кто хочет предотвратить их, достигает этого через слезы».
В том‑то и состоит путь покаяния, приносящий плоды, чтобы мы каждому нападению, которое нас постигает, и каждой вражеской мысли противопоставляли, по благодати Божией, слезы и признавали себя виновными. Такое слезное покаяние непременно нам поможет; благодать снисходит, когда мы сердечно молимся. Симеон Новый Богослов сказал: добродетели суть воины, умиление же и слезы есть царь действующей армии. Ибо они, сказал он, вооружают к сражению, созидают армию и укрепляют ее, помогая нам противостоять врагу и охраняя подвижников от его нападений. Для нас, начинающих и неопытных, нет другого средства, кроме слез.
Если в нас этот дар благодатию Божией умножается, то наступает облегчение в борьбе, искушения немеют; ум насыщается и увеселяется молитвою, и из глубины сердца истекает неизреченная сладость, охватывая все тело и все его члены, преобразуя страдания в сладость. Таково утешение, происходящее от слез, сказал св. Исаак Сирин.
И вот человек достигает такой радости, какую он не может получить в этой земной жизни; и никто не знает этой радости, кроме тех, которые отдают себя силе плача.
Из
слова
О сохранении себя по даре слез
Если мы удостоимся благодатию Божией дара слез и молитвы в чистоте н плаче, то нам надлежит всеми возможными способами сохранять себя от духа гнева и других искушений. В такой готовности мы должны находиться всегда.
401
Из слова К)
(, О подлинном отречении и беспопечении,
, то есть удалении от всякой мирской вещи
Эти великолепные добродетели, о которых мы выше сказали, требуют отречения от всех прочих забот и попечений, с тем чтобы всецело посвятить Себя труду и вниманию в деле Божием.
Макарий Великий сказал: «Кто хочет приблизиться к Богу и сделаться достойным вечной жизни, быть обиталищем Христа, исполненным Святого Духа, кто хочет дары Святого Духа использовать в соответствии с заповедями Божиими, тот должен начать так: сначала крепко уверовать в Бога, целиком отдаться изучению Его заповедей и отказаться от всех вещей мира сего, чтобы его ум был освобожден от всего земного и имел перед глазами только Единого Бога и Его заповеди; нужно быть Ему Единому угодным, всегда проводить время в молитве, ожидая пришествия Божия и Его помощи, а свой разум постоянно направлять к исполнению добродетели».
Из слова 11
О том, что вышесказанные добродетели следует творить не преждевременно и в надлежащую меру
Эти добрые и чудные дела (чистую молитву, слезы, умиление) подобает творить с рассуждением, в благоприятное время и в надлежащую меру. Прежде всего подобает нам предуготовить себя молитвою, да пребудем в делах добрых, будучи сохраняемыми благодатию Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и благодаря предстательству нашей Госпожи Богородицы и всех святых, которые просияли в подвигах добродетели.
Совершая дела, угодные Богу, как‑то: пение и молитву, чтение и поучение
0 духовных вещах, работу и монастырское служение, будем всеми силами обращаться к Богу, воссылая из глубины души хвалу Отцу и Сыну и Святому
1 Духу, Единому Богу во Святой Троице, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Из завещания блаженного Нила
Я, недостойный Нил, прошу кругом меня стоящих господ и братьев, разделяющих мои взгляды: после моей кончины бросьте мое тело в пустыне, чтобы хищники и птицы могли его пожрать, ибо я много согрешил пред Богом и недостоин погребения. Если же вы не хотите этого сделать, то выкопайте на месте, где я живу, яму и положите в нее без всяких почестей.
Прошу всех молиться о моей грешной душе и испрашиваю у вас прощения, также прощаю и вас: Бог да простит всех нас
402
ГЛАВА III. РАСЦВЕТ
XIV‑XV вв. можно охарактеризовать как расцвет аскетизма в жизни русских святых. Но и тогда старчество было мало известно. Немного позже, приблизительно во 2–й половине XVI в., начинается критическое время для русского аскетизма, продолжавшееся до середины XVIII в. и выражавшееся в медленном распаде древнерусского монастырского жития. За два столетия скиты и монастыри претерпели сильное обмирщение, их религиозная жизнь соединилась с политической и хозяйственной жизнью страны.
Московское государство растет пространственно, политически и экономически. Падение Константинополя (1453), который тогда был центром православного мира и в то же время святым образцом православия для Древней Руси, придало Москве, как тогда верили, исключительную религиозную значимость и возложило на плечи Московского государства большую ответственность. В духовном лике России показались новые черты.
Была построена собственная государственная философия, некое национально–религиозное мировоззрение. Оно было выражено кратко в трех словах, впервые высказанных монахом Филофеем: «Москва — третий Рим!» Русский народ есть избранный народ Божий, призванный послужить всему миру, принести ему истинное христианство — православие. Хотя не все держались этого убеждения, многие, в особенности представители монашества, как, например, Иосиф Волоцкий, а также церковные иерархи, старались это мировоззрение осуществить на деле.
Соединение религиозных и политических идеалов приводило к обмирщению монастырей. Строгий аскет не мог найти там покоя, удалиться от мира. Он убегал в новые «пустыни», прятался в сибирских лесах, на берегу Белого моря. Аскетизм удаляется от городов; связи его с Москвой становятся случайными. В церковном календаре Русской Церкви мы находим мало святых имен, относящихся к этому периоду.
Отпадение староверов (раскол) в конце XVII в. и церковные реформы Петра Великого в начале XVIII в. нанесли религиозной жизни еще более глубокие раны. Русский народ, внутренне не одобрявший этих перемен, искал «нового неба». После 11етра Великого в России наступило классическое время богоискателей, паломников и сектантов, и летом и вимой бродивших по стране.
403
Рас колышчес кие с киты и xai. k тож кие «ко|т(>ли» улаплинали некоторых ил Них. Другие, непоколебимо пребыпашпие и ирапогланной пере, паломничали от монастыря к монастырю и искали в своем не вполне осознанном стремлении духовного вождя.
Православная Русь разделилась на два слоя: наверху — застывшая в своих убеждениях церковная власть со своими духовными владыками, в какой‑то Степени поддерживаемая государством, внизу — глубоко верующий народ и отчасти аскетически настроенные монахи и епископы, бесчисленные противники западной культуры — любимые образы славянофилов и герои Дос–тоевского, носители мессианских идей. Только богослужение удерживает оба 8ти слоя вместе. Возникает реакция на обмирщение: народ обращается к началу своего религиозного прошлого, к сути православной аскетики — духовному богатству опыта древних отцов. Старчество, первоначально сосредоточившееся внутри монастырских стен, выходит из монастырских ворот в мир. Но только в монастыре могло оно воспринять правильные религиозные идеи, чтобы руководить потом людьми в миру. Исторически мы видим именно такое развитие старчества.
В XVIII в. уменьшилось религиозное стремление к аскетической духовной жизни. Многие монастыри почти опустели. Раскол и церковные реформы Петра Великого 1721 г. были особенно неблагоприятны для монашеской жизни. В 1723 г. вышел указ императора, запрещавший постригаться в монахи кому бы то ни было, кроме овдовевшего духовенства и отставных солдат. Отход церковных и монастырских земель к государству при Екатерине II в 1764 г. явился новым тяжелым ударом. Последствием этого было закрытие многих монастырей и дальнейшее угасание аскетизма.
Только в 70—80–х гг. XVIII в. мы замечаем новый расцвет монастырской Жизни. Толчок к этому дал Гавриил, митрополит Новгородский и Петербургский (f 1799), один из самых выдающихся иерархов синодального периода истории Русской Церкви. Во всех монастырях своей епархии он ввел строго общежительные правила. В русском старчестве он нашел себе помощников. Сначала это были единичные строгие монахи, как старец Назарий из Саров–Ской пустыни (позже он был переведен в Валаамский монастырь) или старец Адриан в Коневском монастыре. Но главной его опорой была великая школа русского старчества, связанная с именем смиренноцо старца Паисия Велич–ковского.
Старец Паисий в одном из молдавских монастырей случайно нашел отрывок из творений Нила Сорского. Он проникся глубиной и остротой аскетической мысли древних отцов Церкви, на творениях которых воспитывался сам Нил Сорский.
Ко времени старца Паисия — во 2–й четверти XVIII в. — были почти вабыты многие из древних аскетов, как, например, Макарий Египетский, Нил Синайский, Ефрем Сирин. Всю свою жизнь посвятил старец Паисий восстановлению того, что грозило быть утраченным.
У старца Паисия было множество скромных учеников и последователей, образовавших «школу» русских старцев в последней четверти XVIII и 1–й половине XIX в. Древо старчества, пересаженное Нилом Сорским на почну русского благочестия, но со временем несколько завядшее, благодаря 11аис ин>
404
Величковскому вновь ожило и ваэгленело. Более столетия росло это древо, можно сказать до самой революции 1917 г.; да и позднее, оказавшись в тени, полускрытое, оно продолжало распространять свои ветви и приносить все новые и лучшие плоды христианской жизни.
Старец Паисий Величковский
Старец Паисий занимает совершенно особое место в истории возрождения русского монашества и аскетической жизни. Он сам прошел длинный путь духовных исканий и внутренних колебаний и в течение своей более чем семидесятилетней жизни жил и подвизался в различных местах. Может быть, именно эти скитания были знаком ослабления монашеской жизни в России.
Паисий происходил из семьи священника. Он родился в 1722 г. в Полтаве и уже с молодых лет тесно соприкасался с жизнью Церкви. Сначала он изучал Псалтирь и Часослов, однако скоро этого показалось ему слишком мало. Он ушел из дома и углубился в изучение Священного Писания и творений святых отцов. В его юной душе возникло стремление оставить мир и принять равноангельный монашеский образ. Он любил молчание; говорят, что даже со своей собственной матерью он разговаривал очень редко. Он был стеснительным человеком, и не только с чужими, но даже со своими родственниками.
После смерти старшего брата — Паисию было тогда тринадцать лет — он благодаря покровительству Киевского архиепископа поступил в Киевскую духовную школу. За четыре года он показал себя прилежным и одаренным учеником, но не получил внутреннего удовлетворения. В тишине все более укреплялось в нем желание монашества. С некоторыми своими единомышленниками и соучениками он, таясь, беседовал об этом по ночам, часто до самого утра. Говорили о далеких паломничествах в Иерусалим, на святую гору Афон, где процветал во всей красоте действительный христианский аскетизм, или на гору Синай, или в пустыни египетские, духовную атмосферу которых Паисий познавал, читая творения прп. Ефрема Сирина; жития египетских святых глубоко запали в его сердце, дав ему еще в юности мудрость, кротость и разум старца. Однажды ночью он тайно покинул школу, ушел из Киева и отдался странничеству, подобно паломнику, ищущему своей небесной родины.
Судьба направила его сначала в монастырь города Любеча на Днепре. Игумен встретил его дружелюбно, принял в братию, предоставил ему келью и поручил различные работы.
Паисий чувствовал, как возрастали в нем глубокая благодарность и радость, когда он наблюдал, с какой любовью относится братия к своему духовному отцу, который в благости и мудрости руководил ими, сознавая всю ответственность своей должности. Три месяца протекли так, среди подвизающейся братии, как вдруг был назначен новый игумен, человек грубый и властолюбивый, и вся жизнь монастыря во мгновение ока изменилась. Страх и смущение овладели братией, многие убежали, и для Паисия жизнь с каждым часом становилась все тяжелее. Зимней ночью он подошел к реке и по льду перешел на другой берег.
405
И опять брел он черен широкие степи на юг, пока и один прекрасный день Не очутился перед стенами монастыри св. Николая, построенного па острове посреди реки 1ясмин, уже в Молдавии. 11аисия по его просьбе приняли туда. Снова он стал выполнять различные работы и послушания, и притом с таким усердием, что через некоторое время игумен монастыря в день Преображения Господня постриг его в рясофор с именем Платон. Ему было тогда девятнадцать лет. Здесь ввиду оторванности Тясмина от населенных мест его душа смогла отдохнуть и созреть. Однако произошли внешние и неожиданные События: начались гонения на православие со стороны униатов. Церкви закрывались, братия изгонялась из монастырей. Тогда он снова пошел назад, в Киев. В типографии Киево–Печерской лавры нашел он приют и дело для себя, овладел искусством чеканки икон на меди.
Между тем сохранялось в нем стремление к отшельничеству, к удалению от мирского шума; он желал спасаться под духовным руководством старца, которому мог бы довериться на трудном пути аскетического обучения. Когда однажды два монаха отправились в паломничество, Паисий присоединился к ним. После длительного странствия через Украину, Молдавию и Валахию они остановились, намереваясь в дальнейшем достичь Афона.
Некоторое время он оставался в скиту святителя Николая Чудотворца (Трейстены), и после в Кыркуле, который был знаменит своей красотою и плодородием почвы. Под руководством опытных старцев Василия и Онуфрия, а также под отеческим покровительством Феодосия, игумена монастыря Кыркул, он быстро шел вперед и вскоре достиг настоящего монашеского безмолвия, которое, по словам св. Исаака, есть «мать покаяния и молитвы».
Около трех лет провел Паисий в Валахии и за это время в совершенстве изучил местный язык, потому что надеялся когда‑нибудь позже перевести св. отцов на молдавский. Затем пришел день, когда его заветное желание — достичь святой горы Афон — должно было исполниться. Ему было тогда 24 года. С монахом Трифоном, имевшим священный сан, получив благословение настоятеля, отправились они в путь. Это был важнейший момент в его жизни. После разных приключений и лишений, которые естественно сопровождают путь по земле и морю, они достигли Афона. Со своими спутниками он сошел с корабля и поднялся к лавре св. Афанасия.
Ему разрешили поселиться в маленькой келье. Вокруг него жили в полной нищете монахи, погруженные в безмолвие. В поисках духовного отца для себя посещал он их всех, но Богу не угодно было, чтобы он нашел там желаемое. Тогда Паисий отдал себя в руки Божьего Провидения и остался один.
«Кто мог бы описать всю его борьбу, — сказано в житии, — когда он один перед Единым Богом в пылающем усердии своей души стремился к совершенству! Он возложил на себя нужду, лишение, пост и жажду, сокрушение и покаяние. Сколько вздохов и молитв исторгалось из глубины его сердца! Какая борьба с искушениями гнева, блуда и гордости, которую понять может только тот, кто обращается к Богу! Какое сражение с немощью, постоянно посещающей молчащего, какие злые страсти приходится преодолевать! С какими искушениями борются душа и тело! Л еще приходят сомнения разного рода, колебания и потери надежды на то, что когда‑либо можно будет ияба406
виться от этого бесовского наваждении, и суровая и тяжелая борьба с помышлениями. Но все это преодолел молодой монах, обращаясь со всей любовью к Богу и ощущая Его помощь. Сколько благодарственных молитв Христу Богу вознес он из освобожденного сердца!»
Почти три года прошло в трудах счастливого отшельничества и плодоносного молчания. «Каждый день означал для него более высокую ступень восхождения, желание новой борьбы, возгоравшееся от огня Божественной любви».
К этому времени на Афон пришел вышеупомянутый старец Василий из Валахии. И когда он с глубокой внутренней радостью увидел, какой навык в духовной брани приобрел юный богоискатель, он постриг его в мантию и дал ему имя Паисий. Ввиду огромного недостатка на Афоне в священниках и духовниках и после неоднократных просьб со стороны других монахов Паи–сия посвятили в иеромонахи. Он испросил у протоса лавры старую пустую обитель, посвященную пророку Илии, недалеко от монастыря Пантократора, и построил церковь, трапезную и шестнадцать келий. Уважение и любовь, которые ему оказывали со всех сторон, были так велики, что его монастырь рос день ото дня. Скоро обнаружился недостаток места, монахи жили в большой тесноте.
Паисий стал думать о том, не лучше ли было бы вернуться в Валахию и там в горах построить новый монастырь. Вместе с шестьюдесятью братиями он отправился в Константинополь и Валахию, но, не найдя там подходящего места, пошел в Яссы, где получил от Молдавского митрополита монастырь в честь Сошествия Святого Духа (Драгомирна). Здесь отец Паисий, постриженный к тому времени в схиму, устроил киновийное житие по образцу, рекомендованному св. Василием Великим и прп. Феодором Студитом. Для богослужений употреблялся Афонский устав. Хор пел на двух языках: русском и молдавском. Никто из братии не смел называть что‑либо «своим», все было общее, как Богом данное. Пища принималась совместно. Исключения делались только для больных и убогих. Все работы в монастыре исполнялись монахами, которые при этом не забывали страха Божия. Поскольку при общих работах может проявляться своеволие, непослушание, сопротивление, все внимательно следили за тем, чтобы этого не было и чтобы не нарушались Божий заповеди. Первейшей добродетелью считалось послушание, смирение, терпение, доброе отношение к другим, стремление к миру. Прежде всего требовалось отречение от собственной воли и самостоятельного мнения.
С молчанием на устах и молитвой в сердце каждый исполнял свои обязанности, служил игумену и братии всегда с одинаковой готовностью и любовью. В келье иноки читали Священное Писание и творения святых отцов, со слезами и коленопреклонением взывали ко Христу и Его Пречистой Матери, Которые взирали на них с икон и давали им силу. Преуспевающие получали от старца благословение на умную сердечную молитву. Новоначальные должны были каждый вечер исповедоваться у старца. По вечерам, между богослужениями, братия собирались с горящими свечами в трапезную. Приходил старец Паисий и читал что‑либо из св. отцов, например, аскетические слова св. Василия Великого, или Феодора Студита, или Симеона Нового Богослова. Чтения менялись: один вечер на церковнославянском языке, другой —
407
на молдавским. Отсутствующие читали акафисты и церкви. Так строилась монашеская жизнь под руководством старца Паисия. Старчество получило в Драгомирнском монастыре большое развитие.
Во всех аскетических добродетелях Паисий был неутомимым примером. Часто он сам участвовал в общих монастырских делах, говоря: «Никто не может оставаться бездеятельным, ибо от праздности происходит все злое». Долгими осенними и зимними ночами он работал вместе с двумя братиями, i хорошо знавшими греческий язык, над переводами творений св. отцов на русский и молдавский. Это было его самым большим желанием: собирать и передавать растущему монашеству «мед, истекающий из уст св. отцов». Так появился церковнославянский перевод «Добротолюбия», позже напечатанный старанием Петербургского митрополита Гавриила.
В течение долгих лет дружной работы общежительная жизнь развивалась и достигла заметной высоты, однако политические события привнесли значительные изменения в жизнь монастыря и братии. В 1774 г. закончилась шестилетняя война между Россией и Оттоманской Портой. По мирному договору часть молдавской земли перешла к Австрии, причем именно та часть, где находился монастырь Драгомирна. Паисий, заботившийся о благополучии и будущем братии, просил у митрополита монастырь Секул, остававшийся в пределах Молдавии: старец получил письмо от игумена Секула, в котором тот приглашал его и братию к себе. Паисий получил разрешение, но скоро число братии так умножилось, что даже Секульский монастырь оказался мал. После тяжелых внутренних колебаний он решил, к счастью монахов, переселиться в большой Нямецкий монастырь, удаленный на два часа ходьбы от Секула. Теперь под его руководством оказались два монастыря. Вскоре в Ня–меце появилась новая больница, были построены кельи для братии и трапезная, а также устроено особое помещение для паломников и для бедных. Четыреста братьев жили в Нямеце и сто осталось в Секуле.
Во время второй русско–турецкой войны (1786—1790) старец и его братия пережили тяжелые дни. К этому времени Паисий был уже возведен в сан архимандрита. Однако в душе он остался равнодушен к этой чести. В простоте и кротости, как и раньше, руководил он двумя монастырями и окормлял своих духовных детей. По ночам он работал над переводами, стремясь довести их до конца. Часто видели его сидящим на ложе при горящих свечах, согбенным, как малое дитя, и окруженным горами книг на различных языках. Так он работал всю ночь. Житие сообщает, что иногда Паисий изрекал пророчества, которые исполнялись, а также совершал чудеса исцелений. Это еще более повышало авторитет и уважение, которыми он пользовался до глубокой старости.
Его смиренная и деятельная жизнь закончилась 15 ноября 1794 г., ему было тогда 72 года.
Обычно богомольцы собирались в монастырь в большом количестве на престольный праздник Вознесения Господня. Но еще большее стечение народа произошло, когда разнеслась весть о блаженной кончине старца. Каждый хотел еще раз увидеть своего отца. При жизни старца дверь его кельи была открыта весь день и для каждого. Всех он принимал приветливо, каждому
408
давал совет и поучение. Теперь любовь и духовная свявь с покойным нашли новое выражение.
I la четвертый день после его кончины было совершено торжественное погребение.
Оба монастыря, в которых отец Паисий подвизался как игумен и как старец, развились в значительную школу аскетической жизни. Не только в ближайших окрестностях, но и в весьма отдаленных областях чувствовалось влияние старца и его деятельности. Благодаря своей связи с Афоном и своему влиянию на обновляющееся монашество Паисий оживил то духовное родство, которое всегда существовало между русской религиозной жизнью и Афоном. И уже на основании этого можно считать деятельность Паисия чрезвычайно важной и значительной для русского монашества и старчества.
Письма старца Паисия о монашеской жизни
Подражателю деяний Авраама, усердному исполнителю Божиих заповедей, моему вседражайшему другу, господину и отцу священнику Димитрию. Да будет радость Господня всегда с ним!
Ты должен знать, мой возлюбленный друг, что Святой Дух через св. отцов разделил монашескую жизнь на три вида, а именно: отшельничество в одиночку, совместное житие двух–трех братии и общее житие.
Отшельничество надо так понимать: вдалеке от людей, в пустыне проводят отшельники свою жизнь, заботясь лишь о спасении своей души, заботы же о питании, одежде и другие земные нужды предоставляют Божьему Провидению, крепко держась веры в Единого Бога, потому что только Он есть помощь и утешение в этом мире.
| Житие вместе с одним или двумя братиями нужно представлять так: старший, старец, опытный в Священном Писании, живет отдельно и имеет одного или двух учеников, находящихся у него в полном послушании и повиновении, душой и телом.
Общее житие подражает жизни Господа Иисуса и Его учеников, как пишет Василий Великий. Число учеников должно быть не менее двенадцати, и с Божией помощью может возрасти до очень большого числа, притом даже разноязычных. Смысл этой жизни состоит в том, чтобы живущие во имя Христово братия имели одну душу и одно сердце, один ум и одну волю — исполнять ради Христа Божий заповеди, взаимно помогать нести тяготы каждого. При этом все проявляют взаимную любовь и взаимное подчинение, и все вместе подчиняются предстоятелю монастыря, который искусен в знании Священного Писания и поучает их словом и примером. Братия должна почитать его как отца и учителя, полностью подчиняться ему, как будто он Сам Господь, при совершенном отвержении и умерщвлении собственной воли и собственного мнения. Все, что служит телесным нуждам, должно быть общим.
Во всех трех видах монашества, поскольку они установлены Святым Духом, благоугодили Богу многие св. отцы, просиявшие духовными дарованиями, как солнце. И для всех трех видов монашеского жития находят отцы основание в Священном Писании.
409
Говоря о первом виде, то есть об отшельничестве, они показывают высоту ВТого жития, но также и многочисленные игкушения, с ним связанные.
Житие вместе с одним или двумя братиями отцы хвалят, называют его «царским путем» и применяют к нему следующие слова Священного Писания: Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18. 20).
Для общего, киновийного жития отцы приводят следующее место Священного Писания: Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе! (Пс. 132. 1).
Хотя монашеская жизнь бывает трех видов, но св. Иоанн Лествичник советует тем, кто из мира вступает в монашество, не уклоняться ни налево, ни направо, но идти царским путем. Это означает, что не надо удаляться в пустыню, которая требует ангельской силы. Так же советуют и другие отцы…
16 мая 1766 г. Киновийный монастырь Драгомирна
Для старца Паисия было нелегкой задачей соединить старчество с кино–вией. Даже монахи, понимавшие важность старчества, не желали давать ему места в своей киновийной жизни, поскольку считали, что старчество свойственно только скитскому или отшельническому житию.
Во времена старца Паисия нагорья и леса Молдавии были малонаселенными и оттого очень подходили для скитского жития. Поэтому не только опытные монахи, но и многие молодые приходили сюда, чтобы жить по–скитски.
До середины XVIII в. в Молдавии и Валахии «добродетель умной молитвы» была мало известна. Из жития старца Паисия мы узнаем, что, вводя Иисусову молитву, он иногда встречал сопротивление со стороны монахов. Уже в монастыре Драгомирна Паисий был вынужден написать сочинение в защиту духовной молитвы. Там он с помощью доказательств, заимствованных у св. отцов Церкви, обличил опасное мнение своих противников. Казалось, что, по крайней мере на некоторое время, его аскетический взгляд на непослушание победил и сопротивление сломлено. Но спустя двадцать лег старые монахи, жившие в Буковине, выступили с посланием, в котором высказывали недоверие Иисусовой молитве. Тогда, будучи уже глубоким старцем, Паисий вынужден был еще раз в сокращенном виде повторить свое сочинение. В этих двух своих работах Паисий дает очень ценные сведения о борьбе вокруг исихазма в XIV в. и защищает умную молитву. В то же время эти сочинения важны для понимания личности старца и его аскетических взглядов, а также для осознания значения умной молитвы в религиозно–воспитательном отношении.
Борьба вокруг Иисусовой молитвы, закончившаяся победой старца Паисия, сыграла большую роль в деле духовного руководства и воспитания старцами монахов, в особенности молодых. Эта молитва — «инструмент» нашего спасения, который мы «каждый час, каждую минуту имеем в своих руках», о чем неоднократно говорил впоследствии и прп. Серафим Саровский.
410
Противникам и клеветникам умной, или Иисусовой, молитьы (объяснение старца Иансия)
Итак, я, прах и пепел, преклонив мысленные колена сердца моего пред неприступным величием Божественной славы 1воей, молю Тебя, Единородный Сыне и Слове Божий, просветивший слепорожденного, просвети и мой омраченный ум, даруй душе моей Твою благодать, да будет сей мой труд но славу имени Твоего и в пользу тем, кто хочет через умное делание молитпш духом прилепляться Тебе и всегда носить в сердце своем Тебя, а также и и исправление тех, кто по крайнему своему невежеству дерзнули похулить это Божественное делание!»
Какую благовидную причину изобрели вы, чтобы похулить эту пренепо–рочную и блаженнейшую вещь? Совершенно недоумеваю. Призвание ли имени Иисусова, думается вам, неполезно? Но и спастись о ином ком нет возможности, токмо о имени Господа нашего Иисуса Христа. Ум ли человеческим, которым действуется молитва, порочен? Но это невозможно. Ведь Бог создал человека по образу Своему и по подобию; образ же Божий и подобие — это душа человека, которая, по созданию Божию, чиста и непорочна, значит, и ум, будучи начальнейшим душевным чувством, как и в теле зрение, также непорочен. Но не сердце ли, на котором, как на жертвеннике, ум священнодействует Богу тайную жертву молитвы, заслуживает хулы? Никак. Будучи создание Божие, как и все человеческое тело, оно — прекрасно. Мели же призывание Иисусово спасительно, а ум и сердце человека суть дело рук Божиих, то какой порок человеку воссылать из глубины сердца умом молил iy к сладчайшему Иисусу и просить от Него милости? Или не потому ли им хулите и отвергаете умную молитву, что вам думается, будто Бог не слышит тайной, в сердце совершаемой молитвы, но слышит только ту, которая произносится устами? Но это хула на Бога, ведь Бог Сердцеведец и в точности знает все самые тончайшие сердечные мысли, и даже будущие, и знает все как Бог и Всеведец. Да и Сам Он требует, как чистой и непорочной жертвы, именно такой тайной молитвы, воссылаемой из глубины сердца, заповедан: Ты же, егда молишися, вниди в клеть твою и, затворив двери твоя, помо–лися Отцу твоему, Иже в тайне, и Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве (Мф. 6. 6), — каковые слова Христовы уста, всемирное светило, вселенский учитель, св. Иоанн Златоуст, в Беседе 19 на Евангелие от Матфея, богоданною Св. Духа премудростию, относит не к той молитве, которая произносится одними только устами и языком, но к самой тайной, безгласной, из глубины сердца воссылаемой молитве. Св. Василий Великий — огненный столп и огненные уста Святого Духа — сказал, что человек имеет в глубине своего сознания духовные уста, которые дают ему возможность наслаждаться Божественными словами. И св. Григорий Богослов говорит об умной молитве: «Держи всегда свой ум так, чтобы он был храмом Божиим, в котором твое сердце имеет духовное пребывание с Царем».
Прежде чем указать, откуда эта Божественная молитва имеет самое первое начало, нужно предложить к сведению следующее: пусть Оудет известно, что, по писанию святых и богоносных отцон наших, есть две умные молитвы: одна — новоначальных, принадлежащая деинмю, а другая — совершенных,
411
принадлежащая видению; та — начало, а эта — конец, потому что деяние есть восхождение видения. Да будет известно — говорю это подобным мне, самым простым инокам, — что весь монашеский подвиг, которым кто‑либо при помощи Божией подвизается на любовь к Богу и ближнему, на кротость, смирение и терпение и на все прочие Божий и отеческие заповеди, на совершенное по Богу повиновение душою и телом, на пост, бдение, слезы, поклоны и прочие утомления тела, на всеусердное совершение церковного и келейного правила, на умное тайное упражнение в молитве, на плач и о смерти размышление, весь таковой подвиг, пока еще ум управляется человеческим самовластием и произволением, насколько известно, называется деянием; видением же ни в каком случае не называется.
А если бы где‑нибудь умный подвиг молитвы в писаниях святых отцов и назывался зрением, то это лишь по просторечию, подобно тому, как и ум, будучи оком души, называется зрением.
Когда же, при помощи Божией, вышеуказанным подвигом, особенно же глубочайшим смирением, очистит человек свою душу и сердце от скверны душевных и телесных страстей, тогда благодать Божия, общая мать всех, взявши очищенный ею ум, как младенца за руку, возводит его как бы по ступеням на упомянутые духовные видения, открывая уму, по мере его очищения, неизреченные и непостижимые уму Божественные тайны, и это по справедливости называется истинное духовное видение: это есть зрительная, или, по св. Исааку, чистая молитва, от нее же ужас и видение.
Но войти в эти видения невозможно никому самовластно произвольным подвигом, если не посетит его Бог и не введет в них Своею благодатию.
Если же кто дерзнет восходить на таковые видения помимо света благодати Божией, тот, по св. Григорию Синаиту, пусть знает, что он воображает мечтания, а не видения, будучи прельщаем мечтательным духом.
Должно же знать, что, по св. Григорию Синаиту, первых видений — восемь, которые пересчитывая он говорит так: «Говорим, что имеются восемь первых видений. Первое — видение Бога безвидного, безначального и несоз–данного, Причины всего, Единой Троицы и пресущественного Божества. Второе — чина и устроения умных сил. Третье — устроения чувственных тварей. Четвертое — смотрительного снисхождения Слова. Пятое — всеобщего Воскресения. Шестое — второго и страшного пришествия Христова. Седьмое — вечного мучения. Восьмое — Царствия Небесного, не имеющего конца».
Пусть будет известно, что это Божественное делание священной умной молитвы было непрестанным делом древних богоносных отцов наших и на Многих местах пустынных и в общежительных монастырях как солнце просияло оно между монахами: в Синайской горе, в Египетском ските, в Нит рийской горе, в Иерусалиме и в монастырях, которые окрест Иерусалима, и, просто сказать, на всем Востоке, в Цареграде, на Афонской горе и на морских островах; а в последние времена, благодатию Христовою, и в Великой России. Этим умным вниманием священной молитвы многие из богоносных Наших отцон, разжегшись серафимским пламенем любви к Богу и по Боге К ближнему, соделались строжайшими хранителями заповедей Божиих и, очи412
стии свои души и сердца от нсех порокои ветхого человека, удостоились быть избранными сосудами Св. Духа. Исполнившись Его различных Божественных даров, они явились по своей жизни светилами и огненными столпами для вселенной и, соделав бесчисленные чудеса, делом и словом привели неисчет–ное множество человеческих душ ко спасению. Из них‑то многие, подвиг–шись тайным Божественным вдохновением, написали книги своих учений об этой Божественной умной молитве, по силе Божественных Писаний Ветхого и Нового Завета, исполненные премудрости Св. Духа. И это было по особенному промыслу Божию, чтобы как‑нибудь в последние времена это Божественное дело не пришло в забвение. Из этих книг многие, Божиим грехов ради
I наших попущением, истреблены сарацинами, покорившими Греческое царство, некоторые же, по смотрению Божию, сохранились до наших времен.
i На помянутое Божественное умное делание и хранение сердечного рая
(никогда никто из правоверующих не дерзнул произнести хулы, но всегда все относились к нему с великою честию и крайним благоговением, как к вещи, исполненной всякой духовной пользы. Но начальник злобы и супостат всякого благого дела — диавол, видя, что наиболее чрез это делание умной молитвы монашеский чин, избирая благую часть, сидит неотторжною любо–вию у ног Иисусовых, преуспевая в совершенство Его Божественных заповедей, и чрез то делается светом и просвещением миру, начал таять завистию и употреблять все свои козни, чтобы опорочить и похулить это душеспасительное дело и, если можно, совершенно истребить с лица земли. И этим еще диавол не удовольствовался, но нашел в Итальянских странах Калабрий–ского змия, предтечу антихристова, гордостию во всем подобного диаволу, еретика Варлаама, и, поселившись в нем со всею своею силою, подвиг его
| хулить нашу православную веру.
Что же успел своим начинанием началозлобный змей с сыном погибели, треклятым еретиком Варлаамом, которого, как я сказал, научил он на хуление против священной умной молитвы? Возмог ли его хулением помрачить свет этого умного делания и, как он надеялся, до конца истребить? Никак. Но болезнь его обратилась на главу его. В то время великий поборник и предстатель благочестия, пресветлый между святыми, отец наш Григорий, архиепископ Фессалонитский, Палама, который в совершенном послушании и непрестанном священном упражнении умной молитвы, как солнце, просиял на св. Афонской горе дарованиями Св. Духа, еще прежде возведения на архиерейский престол этой Церкви, в царствование Божественнейшего царя Андроника Палеолога, в царствующем граде, во именитом великом храме Премудрости Божией, на Соборе, собравшемся против вышепомянутого еретика Варлаама, исполнившись Духа Божия, облекшись в непреоборимую силу свыше, отверстые на Бога уста того заградил и вконец посрамил и все его хуления огнедухновенными словами и писаниями сжег и в пепел обратил. И всею Соборною Божиею Церковию этот Варлаам еретик с Акиндином и всеми своими единомышленниками трижды предан анафеме. Но и доныне тою же Церковию ежегодно в Неделю Православия, вместе с прочими еретиками, он проклинается гак: «Варлааму, и Акиндину, и последователям, и преемникам их — анафема (трижды)».
413
Итак, свята» Иисусова молитна, творимая умом н сердце, а не только устами, осталась непоколебимой от еретических нападок. Светясь подобно солнцу, она была прославлена но всей (пятой Церкви.
А теперь я прошу нас: имейте страх Божий и непоколебимую веру в писания св. отцов и их учение, будьте едины со Священным Писанием и исповеданием Вселенской Церкви, ибо во всех них действует Тот же Самый Святой Дух. Он действует как во вселенском учении, так и в учениях св. отцов и руководителей монашеского жития, которым Он, ввиду их богоугодной жизни, открыл тайны Царства Божия и глубины Священного Писания, и потому в писаниях отцов заключается истинное учение для монахов, желающих спастись. Держитесь крепко этого учения. Бегите дальше от всяких наветов и клеветы, ибо они построены на песке безбожным разумом.
Вы же, верные и истинные сыны Православной Божией Церкви, стоите на твердом камне веры. Вы имеете для следования заповедям Божиим и для святой Иисусовой молитвы наших святых и богоугодных отцов. Следуйте их святому учению, стремитесь телом и душою ко всякому хорошему и богоугодному делу с помощью благодати Божией. Аминь».
Деятельность старца Паисия не ограничилась только Молдавией. Уже в первые годы своей деятельности в молдавских монастырях он был хорошо известен некоторым прилежным аскетам в центральной России, которые были разочарованы в современных им монастырях.
В течение немногих лет Паисий построил около своих обителей приюты для паломников. Благодаря паломничеству молодая поросль старцев пришла в непосредственное соприкосновение со старцем Паисием и принесла новую жизнь во многие маленькие скиты их родины. Объединенные одинаковой целью жизни, общались они между собою и образовали духовную сеть, распростершуюся по просторам России.
Нижеследующая биография старца Феофана вводит нас в их среду. Это было время цветения, плоды которого должны были созреть в течение нескольких последующих десятилетий.
Старец Феофан
Духовное завещание отца Феофана, архимандрита и игумена Кирилло–Новоезерского монастыря
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Старость, а притом и болезни предвещают мне близкий конец временной моей жизни, переселение уже не па. Временную, а на вечную жизнь. Юные лета мои, признаюсь, наполнены были греховною горестию. Но Господь дал мне время довольное для покаяния, яко долготерпеливый и многомилостивый, ожидая обращения моего. Но и ныне, При последнем конце жизни моей, что могу сказать в оправдание себя пред Праведным Судиею, когда и правоты наши судимы будут (Пс. 74. Ъ)} «Только это: Господи! не вниди в суд с рабом Твоим (Пс. 142. 1—2).
Что касается до великих благодеяний, полученных мною в жизни моей от пренебесного Отца и Создателя нашего, — не могу по достоинству принести
414
Ему от грешных устен моих благодарения. Сколько раз сохранял Он меня в смертных случаях — без ужаса вообразить не могу. Но слава и благодарение да будет благости Его, яко сохранил мя даже до старости и престарения.
При сем прошу живущих во святой обители сей братии, а паче постриженных мною, и прочих вне обители, усердствующих к ней, молитися о мне ко Господу, да не низведен буду по грехом моим на место мучения, но да все–люся в селениих праведных, идеже есть свет невечерний и жизнь бесконечная и неизменяемая во веки веков.
Введенное мною, по благословению высокопреосвященнейшего Гавриила, митрополита Новгородского и Санкт–Петербургского, в сей обители общежитие, как было при мне, так и по смерти моей должно оставаться без всякого изменения. И ежели исполнено будет сие мое завещание, то преподобный отец наш Кирилл исходатайствует нам благословение Божие и не только временная благая, но паче Царствие Небесное, которое уготовал Бог любящим Его.
Имение, принадлежащее мне, почитайте не моим собственным, а обитель–ным. Во все время настоятельства моего я ничего не присваивал себе, а оставлял для пользы и устроения обители, и потому родственникам не отказываю; денег у меня спрятанных нет, и не думайте искать якобы сокровенных. Еще завещаваю, когда Господь благоволит мне отьити от здешней жизни, — гроб, в котором положено будет тело мое, ничем не красить и не обивать, а просто сделать из досок; человеку грешному и сего много.
Архимандрит Феофан
Января 20 дня 1829 г.
«Теперь мне 70–й год. Родился 12 мая, а именинник 16–го, в день Федора Освященного. Пострижен лет 25–ти, в монастырь пошел 18–ти лет. Я и прежде думал оставить мир, но как началась моровая язва, то и я убрался скорее. На большой суконной фабрике начался мор: с шерстью привезли из Турции. И на Иване Великом все кричал филин. Комета преужасная была, нынешней ниже, и хвост превеличайший: половину почти неба занимал. Страх находил на всех… С вечера Богу молятся, легли, поутру — мертвы…
Да, Бог меня привел в моей жизни! Великие старцы были в Сарове: отец Ефрем препростой был, а весьма добродетельный. Еще в Саровской пустыни Симон монах добродетельный был, Иоаким иеромонах, что большой холодный собор строил, Пахомий, Иосия.
Отец Назарий сказывал, такое чудо было близ Саровской пустыни, во время Пугачева, когда многие поля остались незасеянные и голод превеличайший был… Одна гора открылась — наподобие муки, стали печь хлебы… Прошло это время, посмотрят — в той горе песок.
В это время в Саровской пустыне премножество людей кормили. Стало у самих мало хлеба. К отцу Ефрему приходят братия, ему докладывают, что хлеба остается уже у самих мало, раздавать просящим нечего, то он как прикажет. Он отвечал, что «если отказывать, то будут умирать. Как Богу угодно!» Одна госпожа 100 четвертей и прислала к нам хлеба. Она советовалась с Саровскими старцами, как ей употребить хлеб, которого у нее
415
было очень много. Кй присоветовали ни три части разделит fro: часть нищим, часть себе, часть на продажу. Которую часть на рандачу‑то определили, роздали нею, сколько определили, только смотрит управитель, а хлеб еще есть. I 1ришла сама госпожа, а хлеб из сусека сыплется. Она тут же пала на колени и благодарила Бога…
Около Сарова пустынник жил 50 лет в пустыне. Мне случилось знать его. Два послушника пришли навестить его, а он сидя молится. «Что вы?» — «Навестить пришли». — «О, — говорит, — не время, придите ко мне завтра». Пошли они, но дорогою одному пришла мысль вернуться, другой говорит: «Ведь ты оскорбишь его». — «Ну, что делать, все‑таки пойду». Пришел, пустынник его спрашивает: «Зачем ты?» — «Да мне пришла мысль воротиться». — «Ну, нечего делать, так, видно, угодно Богу». Помолился и скончался».
Старец Феофан недолго оставался в Сарове. Он пошел в Санаксар, где был более строгий монастырь. Там жил старец Феодор Ушаков, ученик старца Паисия. Послушаем рассказ старца Феофана о том, как это было.
«Скажу вам, как мы делали свое начало. Мы искали, где бы жестокая жизнь была, подольше службу выбирали. В Саровской пустыни? Нет, еще слабо! А к отцу Феодору! Пришли к отцу Феодору. Обитель без ограды, забором огорожена, церковь маленькая, волоковые окошечки, стены и внутри не отесаны, и свечей не было: с лучиной в церкви читали! А всенощная продолжалась в Санаксаре 7 часов!
В одно время жили старцы высокой жизни: отец Паисий и отец Клеопа, — жили сперва в Афонской горе в уединении, да трудно очень; пошли в Молдавию; здесь отец Паисий и остался. Его жизнь была чудной. У него тысяча братии были из разных наций: волохи, и сербы, и немцы; в трех монастырях жили. Сам он в Дорогомире жил, а два другие монастыря посещал. Он никуда не выезжал — к нему приезжали. Патриархи относились к нему в недоуменных делах. Имя его и здесь известно было. Светлейший князь ездил нарочно. Принц Кобургский приезжал, так он признался: «Я, — говорит, — не видывал такого человека!»
Терпение его всех побеждало. Тысяча братии — было кому оскорблять. Дар пророчества совершенный имел: что скажет кому из братии, всегда сбывалось. О. Клеопа пришел в Россию.
Введенская пустынь в 90 верстах от Москвы на острове. Остров меньше нашего (Новоезерского). О. Клеопа в лесу жил; было с ним двое учеников: один Лука, теперь в Давыдовой пустыни, другой — Матфей, после удалился в Афонскую гору. Хлеба недостало у них; начали проситься ученики: «Батюшка, отпустите нас в деревни попросить хлеба». — «Подождите». День прошел, и другой, и третий настал, — просят, чтоб отпустил их. «Подождите, завтра отпущу». На третий день, ввечеру, на паре лошадей приезжает человек, спрашивает, где этта Клеопа? — Всего навез: и пшеничной муки, и ржаной, и масла — и коровьего и постного, и крупы. Смотрят: каким образом он проехал? Дороги нет, лес превеличайший, частый — по зарубам ходили.
Воронцов, генерал губернатор, спрашивал отца Клеопу, чего ему надобно: сколько земли, рыбных ловлей? — «Кланяйтесь господину губернатору: бла-
416
годарю аа усердие. Скажите, что дли мши нужно земли три аршина, больше не надобно; так у нас столько есть! А рыОу мы у мужичков покупаем».
Да, отец Клеопа жизни подлинно снятой был… Он всегда был в молитве и читал книги Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника. Общее правило отца Клеопы — полтораста поклонов поутру и после вечерни полтораста поклонов. Клеопа скончался более 70–ти лет. Виду он был такого: лицом кругловат, сед, сух, всегда плакал. Он сам записался в синодик и сказал, в какое время умрет. Он любил день 40 мучеников — в этот день и умер. Жизнь он прежестокую вел.
Отец Феодор, как его послали в Соловецкий, так он сказал: «Кто хочет, оставайтесь здесь; кто хочет — по другим монастырям». Я перешел к отцу Клеопе. Туда приехали из Молдавии от отца Феодосия два монаха: Антоний и Арсений. Мне захотелось в Иерусалим. Отец Клеопа не препятствовал, благословил. Я первый из военной коллегии взял билет, другие на меня глядя, и 15 человек нас пошло. То пошли в Иерусалим, а я остался в горе Тисман. Я желал в Иерусалим, намерение было и на Афонской горе пожить, но остановлен был отцом Феодосием. Мне уж как желалось к отцу Паисию — нет, не допущен был. Другие товарищи — те пошли, а нас остановили. Мы говорим, и мы хотим идти; нет — не туда, вы должны здесь остаться, вы сюда званы. Видно, явление какое было. Я говорю, что мне желается дойти до о. Паисия: непременно желал к нему. Нет, не пропущен был; мне говорят: ты не туда, а сюда зван. Через три дня пострижен был.
На Тисмане двои мощи: преподобного Никодима и ученика его Аркадия. Место там такое уединенное! От всех стран, разных наций собраны были — мне так показалось — человек 80. Тут Потемкин‑то конюхом был. Он 11 лет в тамошних местах жил. Вот этот отец Анастасий Потемкин преученейший был, и по–французски говорил, и по–немецки, и по–латыни, и по–турецки, и по–волошски, а конюхом был, за лошадьми ходил, сукна ткал, горшки делал; никто не знал, что он ученый, — скрывал все свое благородство: там почитали его за сербянина и грамоте незнающим… Которые исполняли святое послушание, в каком спокойствии были! Какого успеха превеличайшего достигли!..»
После того, как был заключен мир с Турцией, подвижники не могли больше оставаться в Молдавии. Отец Феофан с отцом Анастасией отправились в Петербург за разрешением на переселение в Россию, в Софрониеву пустынь к отцу Феодосию.
«Как мы приехали просить Софрониевой пустыни, в первую турецкую войну, отец Игнатий приехал к нам из Флорищевой пустыни, — «поедем к нам во Флорищеву пустыню: вместе жили у отца Феодора». Туда приезжает преосвященный Иероним Владимирский, — требует к посвящению. Строитель говорит: никого нет. На меня указали. Сколько ни отговаривался, не мог отговориться. Синодским указом туда определился; там жил только на время, покуда выезжали из Тисмана, дожидался. А потом синодским же указом перевели меня в Софрониеву пустынь. Года полтора там жил. Назначали в Пекин охотников: я согласился — не хотел в Невской лавре быть, так для того просился в 11екин. Шесть человек требовали в Петербург: Потемкин Анастасий отрекомендовал. Всех товарищей отправили; через 7 лет переменяют
417
их; я останонлен. Все они перемерли, только один возвратился, в Моденском монастыре шуменом умер.
Мне не хотелось в 11етербург: я просился в Алексеевский монастырь в Москву. Нет; велено быть в Петербурге (в Александро–Невской ланре. — И. С). Сперва был в канонархах; потом сделали меня братским ключником: канонархом был год, да ключником год; погреб братский с напитками был на руках; что выходило в год, у меня стало на полтора года. Потом взят к его высокопреосвященству в келейники… Малороссияне меня не любили за то, что прежде монастыри вверялись им, — все малороссиян определяли в архимандриты, и все монастыри опустели. Преосвященный тужил о сем, пекся о их исправлении, спрашивал меня о духовных старцах, нет ли мне известных, годных для сего. А я всех своих знакомых, с которыми вместе жил в послушании у старцев, в Петербург перетаскивал: вот отца Назария, отца Игнатия, отца Иону и прочих…
От преосвященного из келейников, по болезни ног, я стал сам проситься: «Отпустите меня». — «Да куда ты?» — «В Саровскую пустынь». — «Я тебя игуменом сделаю». — «Куда я гожусь!» — «Ну, год поживешь — дадим тебе пенсию». В Моденский монастырь и определили. Там кухню и трапезу выстроил каменные. Игумена старичка нашел — удивляется, что в два года ко мне 20 человек набралось: «Сорок лет живу, — говорит, — никто ко мне, ни один человек не прихаживал». Потом граждане представили, что монастырь опустошен Кирилла Новоезерского, просили у преосвященного настоятеля для поправления — туда меня и перевели. Да вот сколько и живу там! Видно, уж угодник остановил! Когда я приехал в Новоезерск, двое только было постриженных: иеродиакон под запрещением, другой — иеромонах в параличе. Служил белый священник; молебнов служить было некому; поесть нечего было в монастыре! Время‑то идет как неприметно!»
Духовный путь старца Феофана, как мы видим из его записей, тесно связан с кругом учеников старца Паисия. Проникнутый духом своего великого учителя, Феофан старался и в Кирилло–Новоезерском монастыре устроить жизнь так, как это было в Нямеце. Так же как Паисий, он придерживался мнения, что руководство юными монахами в монастырском общежитии должен осуществлять старец. Если мы взглянем на последующую жизнь тех монастырей, которыми руководил Феофан, то сразу почувствуем атмосферу молдавских обителей. Как там, так и здесь молитва составляла основу аскетического воспитания.
Монах в первую очередь должен был посвящать свое время молитве, кроме кратких часов, предназначенных для монастырских послушаний. Аетом, накануне воскресных и праздничных дней, всенощная начиналась в 7 часов вечера, зимой — в час ночи и продолжалась четыре часа. В будние дни утреня начиналась в 2 часа ночи и продолжалась три часа. В 6 часов утра начиналась ранняя литургия, в 9 часов — поздняя. После богослужения игумен и братия с пением 145–го псалма шли в трапезную. С молитвою разделялась просфора, принесенная из церкви. Игумен благословлял трапезу. Во время еды обычно читались жития святых или другие поучения. После благодарственной молитвы каждый брат получал еще часть просфоры. Вечерня, начинавшаяся
418
аимию и 4 часа, а летом — в 5 часои, продолжалась дна часа. 11осле вечерни читался канон Иисусу Сладчайшему, Ьожией Матери, Ангелу Хранителю, после чего следонал акафист: по воскресеньям, средам и пятницам — Спасителю, по вторникам, четвергам и субботам — Божией Матери. После ужина читали вечерние молитвы, поминали усопших, внесенных в монастырскую книгу, и совершали Иисусову молитву с земными поклонами.
В праздничные дни в течение Великого поста, а также между Пасхой и Пятидесятницей читались только вечерние молитвы. В церкви в промежутках между богослужениями назначенный брат читал вполголоса Псалтирь. Так день за днем целый год молились в церкви. Каждый брат был обязан присутствовать на богослужении. За полчаса до начала утрени назначенный брат обходил кельи и будил спящих. Он же следил за тем, чтобы все присутствовали за богослужением. Во время утрени при пении «Бог Господь, и явися нам» брат, которому было поручено приготовление пищи, брал огонь от лампады перед иконой Спасителя и зажигал плиту на кухне. В кельях братия ежедневно занимались ручной работой или чтением Священного Писания и творений святых отцов, согласно распределению игумена. Новички и молодые монахи находились под руководством старших, которых также назначал игумен. Кельи состояли из двух комнат: большой передней и задней, маленькой. В маленькой жили новички, а старший располагался в большой комнате. Молодые монахи не смели без благословения и разрешения старшего ничего начать: ни работы, ни чтения; без его благословения они не могли покинуть келью. Так вся монастырская жизнь была основана на старчестве. Она следовала тому порядку, который ввел старец Паисий в своем Нямецком монастыре.
Влияние личности старца Феофана распространилось далеко за пределы его монастыря. Отовсюду приходили к нему друзья, чтобы получить совет и наставление. Среди его почитателей находился также император Александр I, по желанию которого старцу был дан сан архимандрита. Но с 1829 г. старец ушел на покой. Теперь он готовил себя для другой жизни. Однажды он сказал некоему брату: «Я уже оканчиваю временную жизнь и предначинаю жизнь вечную». Он проводил все время в молитве, или молчании, или в молитве Иисусовой. Его постигла большая слабость. Когда келейник советовал ему отдохнуть, он отвечал: «А вот скоро отдохну». 3 декабря 1832 г. старец пошел с помощью братии в церковь, где причастился Святых Христовых Тайн. Когда он вернулся в келью, то сказал братиям, что теперь наступил его последний час. Он лег и со словами: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» — скончался. &# м/ч–я
Из поучений старца Феофана для монахов
Нам надобно радоваться и благодарить Бога, что привел вас в тихое пристанище — в дом свой, нарочно для вас уготованный, селение небесное, земное небо. Земные жители! Подражайте же Ангелам небесным.
Вы должны почитать, что вы не на земле, а в небесном селении. Там сколько обитает святых, иных в девстве, иных в мученичестве просиявших! В дому Отца Моего обители многи суть (Ин. 14. 2). Какое пространство!
419
Ьлажсни, иже инОрал и приял еч и, Господи! От скольких миллионов Избраны пы! Вы часть Ьожия! Это преддверие Царства Небесного, это звание Ьожие.
i Надобно верить этому — что вы включены в книге животной: так старайтесь же, чтобы не изгладить из нее свое имя.
Вы храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас (1 Кор. 3.16): в какой же чистоте надобно вам быть!
Вы отлучены в жребий святых: так нечего завидовать мирской жизни, от которой отлучились, а надобно благодарить Бога, что привел вас в тихое пристанище. Когда корабль бывает в море — волнуется, обуревается; а в пристанище — тишина, спокойствие.
Никого в сердце свое не принимайте — ни родных, никого, кроме Бога. * Когда придет желание видеть родных, приведите на память слова: отец мой и мати моя остависта мя. Господь же восприят мя (Пс. 26. 10). Ведь Он Отец наш: Отче наш, иже ecu на небесех\
О родных своих молитеся, чтоб и к ним был милосерд Господь, а умом своим в домы к ним не учащайте; наши родственники — небесные силы, святители, мученики, преподобные и вси святии: к ним надобно учащать умом своим. ' Если мы и в монастыре живем, да занимаемся миром и помним о том только, что там говорили и делали, то нам будет такая жизнь не на пользу.
Телом вышли из мира — надобно и духом выйти.
Вышли из мира, смотрите же, не озирайтесь: помните жену Лота. Что стало с ней, когда обратилась посмотреть на оставленный Содом?
Враг всячески старается, как бы нибудь привесть в развращение, как бы опять возвратить в мир, какую бы вложить мирскую мысль, и если кто, не рассуди, этой мысли последует, то поведет за ворота монастырские, исполнить слух дурными словами, ум помрачить.
Небесную мысль с нуждою приобрести можно, а дурная сама приходит, и отогнать ее можно только молитвою.
Когда враг представляет нам что‑нибудь, и мы не отразим его, обратим к нему мысль, после будем унывать, отчаиваться. Нужно перекреститься, молитвою отражать врага. За это мы не будем наказаны, что вражеские мысли приражаются: если отразим, то еще венцы получим, а если примем, то получим уже наказание, а не награду.
Если вы не приняли дурной мысли, отразили ее молитвою, вы уже победители страстей. А ежели непрестанно будете оставаться победителями, какая награда! Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, якоже и Аз победих, и седох со Отцем Моим (Откр. 3. 21).
Мы живем не во времена гонений, но нельзя сказать, чтобы и ныне не было гонений: есть гонения от врага — то одно представит, то другое, чтобы привести в уныние, в печаль, отчаяние, чтобы как‑нибудь отторгнуть от Бога, представляет, чего совсем не было, увеличивает, из макового зерна делает гору. 1ёрпеть надобно — Господь Бог не оставит.
Скорбеть не надобно, печалиться не надобно, что вступили в эту жизнь. Бог поможет — просите Его. Иногда случаются какие‑нибудь болезни — надобно благодарить Господа. Ежели с благодарением будем терпеть, получим венец мученический.
420
Старец Леонид
В миру он был Лев Наголкин и происходил из мещанской семьи; родился в 1768 г. Двадцати лет он поступил в обучение к одному купцу и в качестве его помощника объездил много городов и деревень центральной России. Это было время, когда мелкие предприятия росли и нередко приобретали значительную известность. Так же было и с тем предприятием, где работал Наголкин. Тем не менее через десять лет Наголкин оставил все и поступил в тогда мало известную Оптину пустынь Калужской губернии. Спустя два года он оставил Оптину и переселился в Белобережскую обитель Орловской губернии. Там был игуменом иеромонах Василий Кишкин, духовный воспитанник Афона и очень одаренный старец. В 1801 г. Лев Наголкин был пострижен в монахи с именем Леонид. Под духовным руководством старца Василия начал молодой монах свою аскетическую жизнь. Отец Леонид был сильным и здоровым человеком. Он охотно брал на себя самые тяжелые монастырские работы и был неутомим, работая каждый день, за исключением времени богослужений.»
Через пять лет старец Василий ушел на покой, и Леонид, теперь уже иеромонах, был избран братией в игумены. В этом высоком положении отец Леонид не переменил своей жизни. Перед избранием он короткое время находился под духовным руководством старца Феодора из Молдавии, который был учеником и другом старца Паисия, а жил в соседнем монастыре. Через него Леонид соприкоснулся со школой Паисия, и эта связь стала еще теснее, когда старец Феодор переселился в Белобережскую пустынь.
Через четыре года старец Леонид отказался от игуменства и стал жить вместе со старцем Феодором и иеросхимонахом Клеопой в той же обители, в пустынной келье, в лесу. Так соединились трое лесных отшельников: Феодор, Клеопа и Леонид. Здесь Леонид принял схиму. Но недолго они могли наслаждаться одиночеством. Из лесной чащи до мира дошел слух о том, что тут живут отшельники, и к ним потянулся народ. Тогда отшельники покинули свою лесную хижину и пошли в Валаамский монастырь на Ладожском озере. Там Леонид с двумя старцами обитал в особом скиту. Ему было сорок лет, и он казался совершенно молодым рядом с дряхлыми старцами, между тем посетители обращались преимущественно к нему.
Старчество тогда еще не было признано всеми монахами, особенно теми, которые имели какую‑либо должность и усматривали в старчестве опасность для своего духовного достоинства. Таким был и игумен Валаамского монастыря. Поэтому Феодор и Леонид (Клеопа к тому времени уже умер) вынуждены были переселиться в Александро–Свирский монастырь. Это произошло в 1817 г. '.' ¦'*"< ¦ >'»r‑w
Пять лет они жили вместе, потом старец Феодор умер. Один, без своих учителей и друзей, окруженный учениками, которые успели к тому времени к нему собраться, и посещаемый многими людьми, старец Леонид почувствовал, что его жизнь снова стала беспокойной и для аскетических трудов бесплодной. Он стал искать место, куда бы мог переселиться вместе со своими учениками.
421
Старцу Леониду суждено было вынести старчество из скрытого состояния и ввести его в мир, чтобы оно могло расшириться и служить посредством наставления и благословения всем людям. С Леонида начался попорот в истории старчества. Старцы Паисий, Клеопа, Феодор, Феофан, Василий жили и действовали за стенами монастырей. Они принимали монахов для регулярного духовного воспитания, стремясь сделать из них настоящих аскетов. Леонид духовно продолжает эту эпоху и в то же время начинает новую. Он создал свою собственную духовную школу в Оптиной пустыни, которая почти столетие играла выдающуюся роль в религиозной жизни России.
Пустынь находилась в епархии епископа Филарета (Амфитеатрова), который сам был строгим аскетом и горячим сторонником старчества. По пути 9 Оптину старец Леонид посетил Площанскую пустынь и там нашел иеромонаха Макария, ученика старца Афанасия, который, в свою очередь, был учеником отца Паисия. Оба — Макарий и Леонид — должны были потом совместно трудиться в Оптиной пустыни.
Итак, старец Леонид поступил в Оптину пустынь в апреле 1829 г. и заложил первый камень в основание старчества. Он поселился не в самой пустыни, а в скиту, расположенном недалеко от обители. Скит состоял из простой деревянной церкви и нескольких домиков, в которых жили монахи. Густой еловый лес окружал скит со всех сторон и таким образом изолировал его от мира. Ежедневно старец Леонид принимал мирян, требовавших его духовной помощи. Сомневающимся он указывал правильный путь, а от печальных отгонял тень печали; и те, которые приходили к нему с духовными запросами, получали новую силу и новую веру и вступали на правильный путь, приводящий к нашему Богу и Искупителю.
День старца начинался очень рано. В 2 часа ночи собирались к нему ученики, чтобы принять участие в утреннем молитвенном правиле. Весь день, за исключением двух маленьких пауз, был посвящен богослужению и молитве, по правилу старца Паисия. После вечернего молитвенного правила скитские братия оставались в келье старца, чтобы послушать его беседу или открыть ему свои помыслы. При этом читали что‑либо из Евангелия или «Доброто–любия».
Каждые две недели старец Леонид принимал Святое Причастие в скитской церкви. Он спал не более трех часов. Дважды в день он вкушал скудную пищу. Его одежда была очень старой и изношенной, но в келье он принимал посетителей в белой одежде из льна. При чтении поучений или Евангелия и во время беседы с посетителями он вязал маленькие пояски, которые потом дарил гостям. Он всегда творил Иисусову молитву или пел церковные песнопения.
Епископ Игнатий Брянчанинов, один из его учеников, писал о старцах Леониде и Макарий: «Оба старца были напоены чтением святоотеческой литературы о монашестве. Руководствуясь этим, они руководили другими. Никогда они не давали советов от самих себя, но всегда от Священного Писания или от святых отец. Это давало их словам особенную силу и убедительность: кто намеревался противоречить человеческой речи, не мог возражать Гюжьему слову и вынужден был оставлять собственные взгляды».
422
Старец Леонид был строг со своими учениками, но он любил также с ними пошутить, употреблял народные поговорки и пословицы в своей речи. Этим отличался он от других старцев. Было что‑то в его старчестве от юродства, что особенно нравилось народу. Такое юродство один русский исследователь характеризует следующим образом: «Нельзя понять старчества без понимания русского юродства, с которым старчество находилось в тесном родстве, даже в том случае, если старцы не были юродивыми».
В жизни старца Леонида бывали и комические случаи: с генералом, с ректором и др. В результате — гордые смирялись.
В июне 1841 г. старец Леонид объявил игумену одного монастыря, что поздней осенью умрет; другому он сообщил время точнее.
28 сентября старец причастился Святых Христовых Тайн и сказал, что по нем уже можно читать отходную в келье. Некоторые братия и ученики начали плакать и просить, чтобы он не оставлял их. Старец ответил: «Дети! Если у Господа стяжу дерзновение, всех вас к себе приму. Я вас вручаю Господу. Он вам поможет течение сие скончати, только вы к Нему прибегайте. Он сохранит вас от всех искушений. А о сем не смущайтесь, что канон пропели: может быть, еще раз шесть или семь пропоете». Действительно, отходную прочли семь раз.
Умирающий больше ничего не ел. Только в течение двух недель он двенадцать раз причастился Святых Христовых Тайн. 11 октября, в субботу, в Оптину прибыл некий юродивый, который всегда был в тесных отношениях со старцем. Он проживал за 180 верст от Оптиной. В духе он предвидел кончину старца и потому пришел в пустынь. Входя в нее, он сказал: «Надобно переодеться». Таким образом он указал на приближающуюся кончину. Старец сказал ему: «Василий Петрович, помолись за меня, чтоб Господь избавил меня от вечной смерти». — «Авось избавит!»
Колокола зазвонили к вечерне. Монахи, находившиеся в келье, прочли девятый час и предначинательный псалом «Благослови, душе моя, Господа». Силы умирающего все более угасали, и он умер. Его последние слова были: «Слава Богу, слава Богу, слава Тебе, Господи!»
ГЛАВАIV. СТАРЕЦ МАКАРИЙ ОПТИНСКИЙ
Приблизительно столетие, с 1828 по 1921 г., была в Оптиной школа старцев, имевшая строго аскетическое и воспитательное направление. Каждый ее представитель обладал неповторимыми личными особенностями, так что общая картина становилась постепенно все более красочной и богатой.
Деятельность старца Леонида распространялась на глубинные слои народа. Это были преимущественно рабочие, торговцы, мещане, редко дворяне, приходившие в его келью и искавшие беседы. Старец Макарий, последователь и отчасти ученик Леонида, трудился на совершенно ином духовном поле.
Отец Макарий (Иванов; родился приблизительно в 1786 г.) был из дворянского сословия. Однажды он посетил Площанскую пустынь, в которой впоследствии сблизился со старцем Афанасием, учеником старца Паисия. Богослужение и вся жизнь обители произвели глубокое впечатление на юношу. По своим внутренним склонностям юноша не имел никакого желания посвящать свою жизнь какой‑либо из бесчисленных канцелярий тогдашней России. Он был нежной и склонной к искусству натурой, слабого телосложения — типичной фигурой для наступавшего тогда периода романтизма. Больше всего он любил музыку и сам играл на скрипке.
Тот, кто когда‑нибудь попадал в маленький монастырь, где жили старые церковные мудрецы в своей простой и нетронутой красоте, кто однажды всматривался там в таинственную глубину икон, потемневших в течение столетий, кто вообще способен к тому, чтобы увидеть Небесную благодать в земных вещах, тот легко может себе представить, какое впечатление могла произвести обитель на душу молодого человека. Он решил навсегда остаться в монастыре. Двадцать четыре года провел он в Площанской пустыни (1810—1834). Под духовным руководством старца Афанасия (f 1823), который воспитывал его в согласии с религиозными взглядами отца Паисия, он был четырнадцать лет.
В 1834 г. иеромонах Макарий переселился в Оптину, так как он уже долгое время знал старца Леонида и был с ним дружен, но они оба влияли положительно друг на друга, углубляя тем самым свою старческую практику. Они были очень разными. В противоположность отцу Леониду Макарий был малого роста, лицом некрасив; разговаривая, он заикался. Он был нежен и добр, радовался цветам, любил музыку и хорошо понимал церковное пение.
424
Кроме того, отец Макарий имел склонность к научной работе. Его келья, переполненная разнообразными аскетическими и святоотеческими трудами, производила впечатление рабочей комнаты ученого. После смерти старца Леонида (1841) Макарий почти двадцать лет стоял в центре духовной жизни Оптиной. Его старческая манера была отмечена мудростью. С посетителями он обращался спокойно, без шуток, что отличало его от старца Леонида, который обладал способностью все очень быстро схватывать и имел острый ум русского крестьянина, причем это прирожденное остроумие он еще больше развил в своей старческой практике. Отец Макарий всецело разделял взгляды аскетов, в писания которых он углублялся в течение всей своей жизни. Свои слова он всегда подкреплял примерами и доказательствами. С одинаковой легкостью он разговаривал и с простым благоговейным человеком, и с богословом, и с философски образованным посетителем. Многие изумлялись простоте и легкости, с какою он разрешал тяжелейшие богословские вопросы. В его трудах важную роль играли письма, рассылавшиеся до отдаленных пределов России. Многие его духовные сыновья и дочери, которых он никогда в жизни не видел, жили под его руководством, несмотря на разделявшее их огромное расстояние. Некоторые женские монастыри находились таким образом под его руководством. Необъятная переписка старца Макария была потом издана в нескольких томах, охватывающих лишь часть писем. У его порога скапливалась еще большая толпа посетителей, чем у кельи старца Леонида. Еще на пороге кельи отца Макария, заполненной иконами и книгами, словно там объединились вся человеческая мудрость и христианское смирение, посетитель чувствовал совершенно особенный дух, который изменял его собственные взгляды уже после часовой или двухчасовой беседы, и многое, что прежде казалось ему неясным, становилось совершенно ясным и понятным. Известно, что личность старца Макария производила на людей сильнейшее впечатление, многие высокопоставленные офицеры снимали оружие и меняли свое блестящее положение в столице на строгое уединение оптин–ского скита. Мы имеем в виду Ювеналия, архиепископа Литовского, который юным офицером пришел в Оптину и сменил армейскую одежду на монашескую, став учеником старца Макария. Или другого офицера, Льва Кавелина, который позже, под именем архимандрита Леонида, стал наместником Троице–Сергиевой лавры. Или молодого ученого Константина Зедергольма, сына лютеранского суперинтенданта в Москве, который под влиянием Макария перешел в православие и далее как отец Климент сыграл заметную роль в Оптиной пустыни. Он написал житие старца Леонида и был в дружбе с русским мыслителем Константином Леонтьевым, на которого оказал большое духовное влияние.
В келью старца Макария приходили многие поэты и ученые. Особое значение имели отношения старца Макария с известным философом Иваном Киреевским (1806—1856).
Иван Васильевич Киреевский, основатель славянофильства, не раз в течение жизни менял свои взгляды. Сначала он был убежденным сторонником западной, особенно немецкой, идеалистической философии. Он бывал в Германии и был лично знаком с Гегелем и Шеллингом. После возвращения он женился на Наталии Арбеновой; она получила христианское воспитание
425
и была духовной дочерью старца Филарета Новоспасского; это была строго православная, скромная женщина. Под ее влиянием Киреевский отошел от интерконфессионального христианства, вернувшись к православным взглядам. Из биографии мыслителя мы знаем, как это произошло.
Друг И. В. Киреевского А. Кошелев рассказывает: «На другой год после женитьбы он попросил жену свою прочесть Кузена. Она охотно это исполнила, но когда он стал спрашивать ее мнение об этой книге, то она сказала, что в творениях св. отцов все это изложено гораздо глубже и удовлетворительнее. Он усмехнулся и замолчал… Тогда они после некоторого времени начали вместе читать Шеллинга, и когда великие, светлые мысли их останавливали и И. В. Киреевский требовал удивления от жены своей, то она сначала ему отвечала, что эти мысли ей известны из творений св. отцов. Неоднократно она ему их показывала в книгах св. отцов, что заставляло Ивана Васильевича иногда прочитывать целые страницы. Неприятно было ему сознавать, что, действительно, в св. отцах есть многое, чем он восхищался в Шеллинге. Он не любил в этом сознаваться, но тайком брал у жены книги и читал их с увлечением. Знакомство с новоспасским иноком Филаретом, беседы со святым старцем, чтение творений св. отцов услаждали его и увлекали в сторону благочестия. Наконец, в 1842 г. кончина старца Филарета окончательно утвердила его на пути благочестия».
Старец Филарет познакомил Киреевского со старцем Макарием, и со временем Иван Васильевич стал постоянным посетителем домика этого смиренного старца. Его ищущая душа пришла к своей цели. «Философию откровения» он нашел в святоотеческих писаниях, и она сделала его верным учеником старца. В это время Киреевский написал своему другу Кошелеву известные слова: «Существеннее всяких книг и всякого мышления — найти святого православного старца, который бы мог быть твоим руководителем, которому ты бы мог сообщить каждую мысль свою и услышать о ней не его мнение, более или менее умное, но суждение св. отцов».
Мы знаем, что Киреевский свою статью «О просвещении России» посылал старцу Макарию и испрашивал благословение на написание второй статьи — «О возможностях и необходимости новых начал для философии», считая, что основой философии должно быть мистическое созерцание. Так в мир мысли проникли взгляды старца Макария. Киреевский был первым писателем, обращавшимся к старцу. Если мы вспомним и других, например, Гоголя, Достоевского, Константина Леонтьева, Владимира Соловьева, то поймем, какое значение имело старчество для оплодотворения творческого русского духа. Не только с мировоззренческими вопросами приходил Киреевский к Макарию, но и с вопросами личной жизни — об отношении к жене и детям, и даже с хозяйственными вопросами — например, может ли он штрафовать крестьян, которые плохо работали. Старец Макарий помогал ему во всем. Весной 1856 г. Киреевский заболел холерой и 11 июня умер. Его похоронили в Оптиной пустыни. На его памятнике написаны следующие слова: премудрость возлюбих и поисках от юности моея. Познав же, яко не инако фдержу, аще не Господь даст, приидох ко Господу (ср. Прем. 8. 2, 21). У Старцу Макарию принадлежит еще другая заслуга. Под его духовным руководством работал профессор Московской Духовной Академии Ф. Голу426
бинский. ()н и И. В. Киреевский совместно с некоторыми монахами Оптиной занимались переводами и изданием святоотеческих творении. Таких сочинений в Оптиной собралось великое множество, но нередко в них содержались ошибки. Переводчики трудились над исправлением старых рукописей. Кроме того, из кельи старца Макария вышли и были изданы многие аскетически–мистические сочинения. Это «Житие и писания старца Паисия Велич–ковского», творения Нила Сорского, «Руководство к духовной жизни» преподобных отцов Варсонофия Великого и Иоанна, житие и слова прп. Симеона Нового Богослова, огласительные поучения прп. Феодора Студита, «Слова духовно–подвижнические» св. Исаака Сирина, особенно ценимые благодаря хорошему их переводу, «Главы о любви» аввы Фалассия, «Душеполезные поучения» прп. аввы Дорофея, «Аскетические главы» Марка Подвижника, «Духовно–нравственные слова» прп. аввы Исайи Египетского, толкование прп. Максима Исповедника на молитву Господню и др.
Эти кропотливые научные труды составляли только часть напряженной работы старца Макария. Сени его кельи были постоянно полны посетителей, людей из всех слоев общества. Все они ждали того мгновения, когда смогут обратиться к старцу с вопросом. Поскольку женщины не допускались в оптин–ский скит, старец принимал их в монастырской гостинице, и ни одна из них не покинула Оптину без утешения и наставления.
Старец Макарий умер 7 сентября 1860 г. Память о нем жива до сих пор. Раз в год, в годовщину его смерти, и женщины могут войти в скит, чтобы почтить его память молитвенным поминовением. —,,
Епископ Игнатий Брянчанинов «г >>
Дмитрий Александрович Брянчанинов родился в 1807 г. Его отец, дворянин, был помещиком Вологодской губернии. Некий старец назвал эту лесную местность пустыней — «русской Фиваидой». Пространство между Белым озером и Вологдой было наполнено множеством монастырей и обителей, которые в свое время возникли в большом количестве, а потом отчасти опять исчезли. В XIII в. пришли в эти непроходимые леса подвижники; их деревянные хижины, скиты, прятались в глубине девственных лесов. Целые поколения иноков выросли в этих лесах, в так называемом Заволжье. В более поздние времена их скиты располагались на берегах озер и речек.
С юности Дмитрий любил природу своей родины. «Детство мое было преисполнено скорбей. Здесь вижу руку Твою, Боже мой! Я не имел, кому открыть моего сердца: начал изливать его пред Богом моим, начал читать Евангелие и жития святых Твоих».
Уже в юности чувствовал Дмитрий склонность к монашеству. Поэтому не был для него радостным день, когда отец в 1822 г. послал его в Петербург в военную школу по примеру его дворянских предков. Только по послушанию исполнил юноша это повеление, совершенно не отвечавшее желанию его сердца. Впрочем, учился он так усердно, что даже великий князь Николай Павлович, который очень любил эту школу, был им доволен. (Николай Павлович взошел на Российский престол в 182Г) г.)
427
Бринчапинов занялся совершенно особым родом аскетизма. Он уже собрался уйти из школы, но император не хотел потерять столь одаренного ученика и настоял на том, чтобы он окончил школу. В 1827 г. обучение закончилось и Брянчанинов был произведен в офицеры.
Школьные годы были для Брянчанинова тяжелы. «Возрастала в душе моей какая‑то страшная пустота, явился голод, явилась тоска невыносимая по Богу. Начал оплакивать нерадение мое, оплакивать то забвение, которому я предал веру, оплакивать сладостную тишину, которую я потерял, оплакивать ту пустоту, которую я приобрел, которая меня тяготила, ужасала, наполняла ощущением сиротства, лишения жизни! И точно — это было томление души, удалившейся от истинной жизни своей, Бога. Вспоминаю: иду по улицам Петербурга в мундире юнкера, и слезы градом льются из очей… В строгих думах снял я мундир юнкера и надел мундир офицера. Я сожалел о юнкерском мундире: в нем можно было, приходя в храм Божий, встать в толпе солдат, в толпе простолюдинов, молиться и рыдать сколько душе угодно».
К тому времени около Дмитрия и его друга Михаила Чихачева образовался кружок религиозно настроенных юнкеров, которые по вечерам собирались в темном уголке спальни и вели оживленные беседы на религиозные темы. Они читали аскетические книги, посещали Александро–Невскую лавру. Здесь в 1826 г. Дмитрий познакомился со старцем Леонидом, который прибыл по делам своим в Петербург. Он почувствовал необыкновенное влечение к этому старцу, словно век жил с ним. j,;;
«Как часто ложился я и начинал, подняв голову с подушки, читать молитву и, не меняя положения, сменял ее другой молитвой. И так оставался до утра, пока наставало время вставать и идти в класс».
В конце 1827 г. Дмитрий Александрович получил вожделенную отставку. Теперь он мог приблизиться к исполнению своей жизненной цели и направился в Александро–Свирский монастырь, где как раз находился старец Леонид. Спустя год отец Леонид со своими учениками, среди которых был и Дмитрий Александрович, направился в Площанскую пустынь, а затем спустя еще год — в Оптину. Затем некоторое время Брянчанинов жил в Кирилло–Новоезерском монастыре у старца Феофана. И наконец, в 1831 г. он попал в Дионисиев Глушицкий монастырь, стоявший в гуще вологодских лесов.
Везде Брянчанинов брал на себя самую тяжелую работу и предавался строжайшему послушанию; его сердце радовалось тому, что он смог снять с себя военную одежду и надеть монашескую. В 1831 г. Дмитрий был пострижен с именем Игнатий, а месяц спустя был посвящен в иеромонаха и получил под свое руководство старую Пельшемскую обитель, также находившуюся в Вологодской губернии. Казалось бы, желания его осуществились. Но Бог судил иначе. Как раз в это время император Николай посетил юнкерскую школу и спросил директора, знает ли он, где находится Брянчанинов. Директор мог ему ответить только то, что слышал: Брянчанинов где‑то постригся в монахи. Тогда царь спросил митрополита Петербургского: «Где Брянчанинов?» Митрополит ответил, что Брянчанинов уже иеромонах и стоит во главе маленького монастыря в Вологодской епархии. «Пошлите его в Петербург», — - при–канал царь Николай 11аилоиич строго. Так Игнатий был вынужден останить
428
свое одиночество и перпутьгя ь столицу, которую он нгданно с такой радостью покинул.
Император 11иколай I Ьшлович имел о нем особое мнение: он считал, что хороший офицер не может стать плохим монахом. Он приказал немедленно возвести молодого 26–летнего иеромонаха в сан архимандрита и передать под его руководство монастырь недалеко от столицы. Так в 1833 г. архимандрит Игнатий принял Сергиеву пустынь, находившуюся в плачевном состоянии. Царь на свои собственные средства приказал восстановить пустынь и потом в течение 24–летнего настоятельства Игнатия бывал здесь неоднократно. Петербургское общество тоже любило посещать пустынь, желая получить благословение бывшего офицера, человека своего круга.
Близость большого города и многочисленные посещения не мешали Игнатию содержать пустынь в строгом порядке. Его прежнее знакомство со старцами позволило ему изучить аскетическую жизнь. Вскоре стали замечаться в Игнатии определенные черты старца. Благодаря обширной переписке1 он многих людей склонил к аскетизму. В конце 1857 г. Игнатий стал епископом Кавказским и Черноморским, но только три года находился он в Ставрополе на этой высокой кафедре. В 1861 г. он ушел на покой и поселился в Николо–Бабаевском монастыре Костромской губернии. Шесть лет продолжался последний период его жизни, в строгом послушании, посте, смирении и молитне.
В эти годы написал он свои выдающиеся «Аскетические опыты», исполненный убеждения, что каждому русскому иноку и религиозному мысли гелю, да и вообще каждому верующему человеку дается благодать по его иере и что каждого ведет рука Господня.
Письмо иноку, терпевшему скорби в общежитии, думавшему,
что они препятствуют его преуспеянию, и потому
пожелавшему глубокого уединения
Где бы я ни был, в уединении ли, или в обществе человеческом, свет и утешение изливаются в мою душу от Креста Христова.
Грех, обладающий всем существом моим, не престает говорить мне: «Сниди со креста». Увы! схожу с него, думая обрести правду вне креста, — и впадаю в душевное бедствие: волны смущения поглощают меня. Я, сошедши с. креста, обретаюсь без Христа. Как помочь бедствию? Молюсь Христу, чтоб возвел меня опять на крест. Молясь, и сам стараюсь распяться, как наученный самым опытом, что не распятый — не Христов. На крест возводит вера; низводит с него лжеименный разум, исполненный неверия.
Как сам поступаю, так советую поступать и братиям моим! Еще скажу: общий путь подвижников — терпением между человеками уврачевать немощь чувств, узреть Промысл Божий и войти в умную молитву. Иной, по особенному смотрению Божию, вошел иначе; мы должны идти по общему пути. Прочитайте об этом 55–е слово св. Исаака к прп. Симеону Чудотворцу. Иные находят, что уединение — ближайшее средство к духовному успеху, а другие говорят, что приподит в духовный успех любовь к ближнему. Моему сердцу более нравится последнее, потому что любонь к ближнему — непременный долг каждого; а к бенмолнию способны немногие*.
429
i Письмо инокине, желавшей перейти
us одною монастыря в дру/ой
Вместо всякой надписи ставлю над письмом моим изображение святого креста. Крест — это приличнейшая надпись над словом крестным, произносимым для проходящего путь крестный.
Итак, внимайте тем словам, которые извлекаются верою вашею из окаянного сердца моего, погруженного в молитву и слышащего дивные глаголы, произносимые благодатию в тайне душевной клети. Глаголы эти питают меня, питают и тех, которые ради спасения души своей захотят не презреть грешных и убогих слов моих.
Георгий Алексеевич, затворник Задонский, в продолжение двух лет был обеспокоиваем помыслами о выходе из Задонской обители. Ему представлялось, что место это не довольно уединенно, что в другом его будут менее беспокоить посетители; однажды, как он развлекался этими мыслями, сказывают ему, что некоторый странник желает его видеть, ибо имеет нечто сказать ему от Серафима Саровского. Затворник приглашает странника, который, вошедши к нему, говорит: «Отец Серафим велел тебе сказать, что стыдно тебе, затворнику, дозволять бесовским помыслам такое долгое время беспокоить тебя. Никуда не переходи, Богу угодно, чтобы ты жил здесь». Сказав эти слова, странник поклонился и удалился. Изумлен был затворник этим обличением его тайных помыслов и, когда опомнился, послал келейника своего, чтобы воротить странника. Келейник напрасно искал в монастыре и за монастырем обличителя — он скрылся. Кто он был? Не будем об этом любопытствовать много, но заметим из этого события нужное нам, именно, что постоянное стужение помысла не есть еще признак его правильности.
Ах! Где то желанное спокойствие, к которому влечется наше сердце, которого оно не может не жаждать и не искать? Оно сокровенно в Кресте Христовом. Напрасно будете его искать в чем другом. Диавол, смотрящий на лицо души человеческой и ловящий ее в погибель, видит стремление, стремление естественное нашего сердца к нерушимому покою, и по поводу этого стремления дает совет: «Перейди с места твоего жительства в другое, там найдешь желанное спокойствие». Таков его совет, под личиною которого скрыт другой: «Сниди со креста».
Святые отцы повелевают выдерживать брани, не оставляя места, в особенности если в нем нет явных поводов ко греху. Монах, оставляющий по причине душевной брани место своего жительства, никогда не возможет стяжать духовных плодов. Стойкость — одно из первых достоинств воинства и земного, и духовного.
Советую вам сперва прочитать книгу великого Варсонофия и, если заблагорассудите, — списать ее. По вашему состоянию книга эта будет полезнее, нежели Исаака Сирина, которою, Бог даст, займетесь в свое время…
Мир вам!
1844 г.
430
Письмо свяьценноиноку, духовному сыну, о болеянях и душевном ожесточении
Благодарю тебя за письмо твое и за поздравление со днем моего Ангела. Уже и тем я много утешился, что увидел твою руку. Не говорю: по любви моей к тебе (я еще не достиг любви), — по привычке моей к тебе, уже одно зрение руки, почерка твоего очень утешило меня. Я не скорбел на тебя за твое молчание: не извинял его твоею болезненностью, занятиями хлопотливой должности, помышлениями, которые больным и занятым говорят: «До следующей почты!» Эта следующая почта настала; имею твое письмо. И ты извиняй меня тем же, чем я извиняю тебя. Все это время почти никому не писал или писал не так и не столько, сколько следовало бы; а писал, поверь, до изнеможения, до боли. Кто понимает, как болезнь вертит и вяжет человека, извинит моему молчанию.
И ты все болен! Что сделаешь! Больной не может быть вполне причислен к живым, потому что он живет полужизнью, какою‑то тенью жизни. Самые душевные способности его цепенеют, не действуют так, как им должно б было действовать. Ныне не страдают христиане от оков и мечей; потерпим мучение от болезней, других скорбей. Всякому времени даны своего рода страдания: нашему времени даны страдания мелочные. Претерпим их. Весы и мзда у Бога.
Отчего бы быть у тебя ожесточению? Милость и Истина сретостеся, Правда и Мир облобызастася (Пс. 84. 11) — говорит Писание. Значит: где нет «милости», где «ожесточение», там нет «истины»; где нет «мира», там нет «правды». А состояние души, чуждое Божественных истины и правды, нельзя признать «состоянием от Бога». От такого состояния надо избавить душу свою, а ввести в нее состояние, даруемое Божественною истиной и правдой, состояние мира и милостыни. Успеешь в этом, если скажешь сам себе: «Не без Промысла же Божия случается со мною то, что случается. Буди имя Божие благословенно от ныне и до века». Да не очень заглядывайся на обстоятельства жизни: не стоят они — идут, быстро мчатся, сменяются один другим. И сами мы мчимся к пределу вечности! А кто заглядится на обстоятельства, кому они представятся не движущимися, — удобно впадает в уныние. Кто же видит, что все летит и сам он — легко, весело на сердце.
Христос с тобою. Молись о мне.
Письмо к игуменье к 20–летию ее управления монастырем
Христос воскресе!
Состояние моего здоровья похоже на Ваше: даже на Святую Пасху не мог выйти в церковь. Надо благодарить Бога за посланное наказание во время земной жизни: оно подает надежду избавления от казней в вечности, составляющих необходимое последствие греховности.
Аминь.
20 апреля 1864 г.
431
LLiihckoii Феофан, аатпорник Нмпк–пгкий
Аскетические взгляды, которые благодаря деятельности многих старцев в 1–й половине XIX в. стали распространяться в монашестве, проникали и в духовные школы. Под влиянием некоторых епископов студенты зачастую считали монашество выше священства. Очень важными были и отношения, установившиеся между духовной молодежью и некоторыми монастырями, в особенности теми, которые находились ближе к школам и имели старцев и выдающихся монахов.
Будущий затворник Вышенский Георгий Говоров (родился в 1815 г.) закончил Киевскую Духовную Академию (1837—1841) и испытал сильное влияние Киево–Печерской лавры с ее пещерами. Они определили его аскетическое становление. В то время там подвизался известный старец Парфений (1790—1855), очень строгий аскет, день и ночь пребывавший в непрерывной молитве. Молодой Говоров часто бывал у него. Старец оказал на него очень сильное влияние, и при окончании Академии Говоров объявил ректору, что хочет стать монахом. После пострига, в котором он получил новое имя — Феофан, старец Парфений сказал ему: «Вот вы, ученые монахи, набравши себе правил, помните, что одно нужнее всего: молиться, и молиться непрестанно, умом в сердце Богу, — вот чего добивайтесь». Эти слова запали в душу Феофана.
Вначале его деятельность протекала больше в ученой среде. Пять лет (1842—1847) отец Феофан был преподавателем и ректором сначала в Киеве, потом в Новгороде, причем его лекции по логике и психологии показали, что он интересный философ; наконец, он стал профессором нравственного богословия в Петербургской Духовной Академии. Жизнь привела его в Святую землю, где он работал в Русской духовной миссии в Иерусалиме. В Палестине он посетил многие древние монастыри и провел некоторое время в лавре прп. Саввы, где в то время проживал смиренный затворник, исихаст Иоасаф. Беседы с ним имели большое значение для отца Феофана. Пять лет продолжалось это житие, в течение которого Феофан имел возможность изучить восточное христианство, его аскетические взгляды и их практическое применение. После краткого пребывания в России он, уже в сане архимандрита, снова вернулся на Восток и занял место настоятеля церкви Русского посольства в Константинополе. Два года оставался он там, а в 1857 г. был отозван в Петербург и назначен ректором и профессором духовной академии. Однако эта деятельность ему не нравилась. Он отказался от должности и стал преподавать в светских школах столицы.
1 июня 1859 г. архимандрит Феофан был посвящен во епископа Тамбовского. Тогда он в первый раз посетил Вышенскую обитель и сразу полюбил ее. Потом его перевели во Владимир. В этом городе, знаменитом своими храмами и древними иконами, к епископу Феофану относились с большим уважением за его строгую жизнь, сердечность, простоту и содержательные проповеди.
Большое значение для духовного развития владыки имело его участие в 1861 г. в прославлении свт. Тихона Задонского (f 1783). Епископ Феофан высоко ценил этого великого подвижника, епископа православной Церкви,
432
который гшльзонался вегнародным почитанием задолго до своего прославления. Свт. Тихон оставил епископскую кафедру для того, чтобы стать затворником в маленьком монастыре, и епископ Феофан взял его себе за образец. Уже для своих современников этот пастырь Церкви был примером христианина, исполненного смирения и кротости. Свт. Тихон оставил много аскетических сочинений, которые благодаря своей доступности и простоте оказывали влияние на самые широкие слои народа и монахов. Сочинения свт. Тихона были для народа лучшим введением к принятию и исполнению на деле величайших идей русского миросозерцания — идей правды и справедливости. Эти идеи сопровождали духовное развитие русского народа и его религиозно–философское мировоззрение, начиная с принятия христианства и до сего дня. Творчество Достоевского во многом объясняется именно таким «исканием правды», и на этом пути творения свт. Тихона были хорошим указателем.
Мы можем сказать, что нравственно–христианские взгляды епископа Феофана в значительной степени вырастают из нравственного учения свт. Тихона, только стиль его речи другой; мы не должны забывать, что между ними лежит целое столетие, и епископ Феофан получил философское образование в духовной академии.
Если для свт. Тихона духовным источником было Священное Писание, то епископ Феофан был больше под влиянием патристической аскетики, пережившей свое возрождение в России в 1–й половине XIX в. Важнейшую роль при этом сыграло русское старчество, и особенно школа Паисия.
Оба — епископ Феофан и свт. Тихон — во многом близки традиции старчества, но свт. Тихон мало связан со школой Паисия. Свт. Тихон жил и действовал самостоятельно и раньше какой‑либо старческой школы. У него мы находим многие черты древнерусских святых, которые были скорее образцами, чем учителями христианской жизни: их кельи еще не привлекали многих посетителей и их писания распространялись только после их смерти.
В жизни епископа Феофана русское старчество получило особое выражение. Маленький деревянный дом в Вышенской пустыни не видел в последние годы никаких посетителей. Со своими духовными сыновьями и дочерьми епископ Феофан общался только посредством писанного слова: через проповеди и письма. Дополняли переписку его книги.
Семь лет Феофан был правящим епископом. В июне 1866 г. он подал прошение в Синод об уходе на покой; 24 июля простился со своей паствой и поселился в Вышенской обители. Владимирский собор еще не видел такого плача молящихся. Прощаясь с паствой, епископ Феофан сказал: «Об одном прошу любовь вашу, оставя суждения и осуждения сделанного уже мною шага, усугубьте молитву вашу, да не отщетит Господь чаяния моего и дарует мне, хоть не без трудов, обрести искомое мною. А я буду молиться о вас, буду молиться, чтобы Господь всегда ниспосылал вам всякое благо. Спасайтесь о Господе. Лучшего пожелать вам не умею. Все будет, когда спасены будем». Так закончил епископ Феофан свою прощальную речь и преподал каждому свое благословение.
Началась вторая половина его жизни, продолжавшаяся 28 лет, когда он, по свидетельству очевидцев, как свеча или как негасимая лампада, горел пред Лицом Бога.
433
Первые шесть лет пшеном Феофан посещал все богослужения в обители. По воскресным и праздничным дням с собором священников он совершал литургию с величайшим благоговением, что производило на присутствовавших глубокое впечатление. В 1872 г. епископ Феофан устроил в своем домике алтарь со всем необходимым. С этого времени он ушел в затвор и общался только со своим духовным отцом — игуменом монастыря и со своим келейником. С прочими он общался лишь посредством писем.
22 года продолжался его затвор. Первые десять лет каждый воскресный и праздничный день он совершал богослужение в своем алтаре; в последующие годы — каждый день. Келейник приготовлял все, что для этого нужно, и затем покидал его. Затворник служил литургию один, сам читал и пел положенное. Очень часто совершал он только вечерню, полунощницу и утреню или только духовную молитву.
В промежутках затворник работал над своими книгами, стараясь ясно изложить нравственное учение христианской Церкви. Мы назовем здесь только его главные труды: «Письма о христианской жизни» в четырех частях, «Письма предметах веры и жизни», «Начертание христианского нравоучения» и «Путь ко спасению» (краткое обозрение аскетики).
Во всех своих работах Феофан стремился показать, что единение с Богом через веру — высшая цель христианина, что необходимы полная отдача жизни Иисусу Христу и надежда на будущую жизнь в Царстве Небесном. Его учение в теоретической части основывается на древнехристианских представлениях об обожении (вёахлд), тогда как в своей практической части оно вытекает из аскетического учения восточно–христианской патристики. Епископ Феофан старался обратить внимание на эту практическую часть. Именно поэтому большую часть времени и усилий он посвящал переводу аскетических и мистических сочинений. На первом месте стояли монашеские правила св. Пахомия, св. Василия Великого, св. Иоанна Кассиана, св. Венедикта, пятитомное «Добротолюбие». Очень важны также его толкования Посланий св. апостола Павла, написанные в форме проповедей. Эти и еще некоторые сочинения и переводы были сделаны во время его затворничества.
28 лет провел епископ Феофан в строжайшем затворе в Вышенской обители. Обитель эта расположена на большой поляне, окруженной еловым лесом, на берегу речки Выша в Тамбовской губернии. Затворник занимал две комнаты в маленьком домике. Это были совсем простые помещения с темными деревянными стенами. Мебель была только самая необходимая: железная кровать, стол, шкаф. Но бесчисленные книги стояли кругом: «История России» С. Соловьева, «Всемирная история» Шлоссера, сочинения Гегеля, Фихте, Якоби на немецком языке и множество патристической и аскетической литературы на греческом языке, научно–богословские книги на французском, английском, немецком языках, труды из области медицины и анатомии, географические труды, анатомические и географические атласы, а также телескоп, микроскоп и фотоаппарат, краски, кисти и все, что нужно для живописи. На стенах висели иконы и картины, которые затворник писал сам, например Казанская икона Божией Матери, иконы свт. Тихона Задонского и прп. Серафима Саровского, картины из жизни Христа: Распятие, Воскресение,'Крещение и др.
434
Крещение, то есть день Богоннленин, имело особое значение в жизни затворника: так толковалось его имя (Феофан — богоявление), этому дню была посвящена его маленькая церковь, и в этот день он умер.
С овершая литургию, он неутомимо поминал тех, кто находился с ним в переписке. Его пища была очень проста: утром он выпивал стакан чаю с куском хлеба; за обедом — яйца и стакан молока, кроме постных дней; после обеда — опять стакан чаю и хлеб. Целый день он неустанно писал, делая маленькие перерывы для рукоделия. В устах его всегда были слова молитвы. Затем приходили часы полного погружения в молитву, часы полного покоя и тишины, собеседования с горним миром. Ночью допоздна он молился пред слабо освещенными иконами, и часто келейник заставал его на молитве перед самым рассветом. Ежедневно приходили письма со всех концов России, они тоже требовали многих часов для ответа.
Последние недели его земной жизни мало чем отличались от предыдущих. Старый епископ чувствовал себя очень слабым, ел еще меньше и неравномерно, но все же сидел за столом и писал письма. В последний день, 6 января 1894 г., он немного поел, после чего в его комнате стало совсем тихо, и когда келейник постучал, чтобы принести вечерний чай, ответа не последовало. Затворник лежал простертый на своей кровати, сложив руки на груди как для архиерейского благословения. Тогда келейник понял, что его владыка не принадлежит больше земной жизни.
Письмо о церковной молитве
Я хочу вам объяснить, с какими чувствами мы должны готовиться к посещению храма Божия.
Мы знаем, что Всемилостивый Господь особым образом являет Свою благодать в церкви, освященной через молитвенное призывание благодати Божией. Поэтому храм можно назвать жилищем Божиим, местом особенной встречи Бога и людей, как Он Сам сказал: Поставлю жилище Мое среди вас, и душа Моя не возгнушается вами; и буду ходить среди вас и буду вашим Богом, а вы будете Моим народом (Лев. 26. 11, 12). В древнем Израиле это было показано видимым образом: облако осеняло скинию, и слова исходили из облака; позже, во время прохождения Израиля через пустыню, вел их к обетованному Ханаану облачный столп, который шел впереди или останавливался. Над христианскими храмами не замечается никаких материальных знаков, но в неменьшей степени им присуща полнота Божия благословения. Эти храмы не идут куда‑либо и не останавливаются, подобно скинии, но они суть не менее верные указатели пути, ведущего к Небесному Ханаану. Это последнее свойство наших церквей напоминает нам порядок путешествия Израиля и заставляет нас думать о том, что мы с полным правом можем окружать наши церкви соответствующими чувствами и настроениями, чтобы они на нашем жизненном пути могли нас привести туда, где Бог определил нам остаться навечно.
Когда скиния была построена и освящена, Бог приказал Моисею расположить парод и определенном порядке вокруг нее так, чтобы три колена израильских были впереди, три сзади, три с правой стороны и три с левой.
435
А скиния сама находилась в середине, ее несли люди из колена Левиина. Мы верим, что наши церкви суть путевые указатели, и мы рядом с ними шествуем в Небесное Царство. Поэтому, вспоминая это разделение на колена, мы должны наше душевное состояние обретать в церкви исходя из того обстоятельства, что три колена находились впереди, три сзади, три справа и три слева. Я представляю это так.
*#; Сначала три спереди — на восток. Здесь надо поставить высочайшие переживания духа. Какие именно? Я думаю: веру, которая является действительной госпожой церкви и через свое полное благодати присутствие делает то, что церковь действительно является храмом, на который всегда направлено око Божие и в котором пребывает Его сердце; надежду на то, что всегда присутствующий в церкви Господь, как Отец, любящий детей, слышит все к Нему направленные молитвы и готов исполнить все, что необходимо для нашего спасения; любовь к церкви, в которой мы пребываем, как в доме Отчем, где наш дух находит мир и спокойствие, как дитя в объятиях матери. Это и есть главные, основные и тайные отношения в Божией Церкви. Они созревают в духе и обращены к Самому Лицу Божию. ' На противоположной стороне, на западе, нужно поставить нечто телесное, что, однако, склонно к духу. Это тоже можно разделить на три рода делания: усердное посещение церкви, терпеливое пребывание в ней от начала до конца, всегда на своем определенном месте, молитвенное положение: спокойно, несколько согбенно, со взором, устремленным к земле или наверх, к иконам, с ушами, отверстыми для восприятия слов и песнопений, с молчащими устами, не вертясь и не позволяя себе смотреть по сторонам. Все это делание составляет участие в молитве тела, укрепляемого внутренним духом молитвы и в свою очередь укрепляющего этот дух.
Что понимается под стоящими справа и слева? Я думаю, это о том, чему душа должна следовать в молитвенном делании.
С правой стороны стоят три утверждающих действия. Это суть: стояние — с пониманием в сердце — пред Лицом Бога, сопровождаемое трезвенным благоговением, которое держит нас в бодрственном состоянии и наш внутренний храм овевает внутренним ветерком, чтобы мы могли глубоко вникать в смысл всего того, что читается и поется…
На левой стороне должны стоять три отрицательных свойства, отвлекающие от богослужений, то есть там находится то, чего мы не должны делать…
Письмо Иоасафу, затворнику и исихасту в монастыре св. Саввы в Палестине
Я хотел тебя увидеть своими телесными очами и устами к устам с тобою говорить, если бы это было возможно. Это, однако, невозможно. Итак, увидим мы тебя другим способом — увидим тебя душевными очами и будем разговаривать письменно, в надежде, что посредством такого обмена мыслями мы тоже получим маленькую пользу, потому что мы верим, что и ты из тех, кто, по слову евангельскому, все оставил, пришел ко Христу и–говорит Ему: Гобою для меня мир распят, и я для мира (ср. Гал. 6. 14). Благодаря
436
вам можем мы с полным правом сказать: Во/ послал в сердца ваши Дцх< Сына Своего, вопиющего: Авва, Отче! (Гал. 4. 6).
Такие научаются Духом, и ист надобности н том, чтобы кто‑нибудь другой их учил. И не для наставления хочу я тебе сказать, а только братски поде литься с тобою тем, чему меня научили св. отцы.
Самое главное, о чем надо стараться, чтобы Иисус Христос к нам снизошел и с нами жил. Причина, корень, источник и основа такого дара есть благодать и мирная молитва сердца в то время, когда мы от всего злого откана лись и обратились к добрым делам. Это ведет к жизни по заповедям Хрис го вым, к молитве молчащего, который с терпением остается в своей маленько! келье. Вначале молчащий усердно созидает защиту через внимание и молитпз Божию. Часто все же приходит он в рассеяние, потому что он пребынап только в начале упражнения и его духу непривычно останавливаться на чем нибудь одном. Середина совершенства, достигаемая позже, заключаете>в том, чтобы начинающий молился непрестанною молитвой. Когда же он возвысится до совершенства, то молится духом в правде и через свет благодаи приемлется Богом. Таким образом, кто хочет быть трезвенным, тот по при меру богоносных отцов в глубине своего сердца должен всегда собранно мо литься, всегда обращаться к словам молитвы в полной отрешенности, с мол чанием и вниманием, ибо из этого проистекают оживление сердца и теилотп которая уничтожает страсти дьявола и очищает сердце, как в плапилмюй печи
От такой молитвы будет расти наше стремление к нашему Господу И псу»') Христу и постоянная любовь к Нему, из которой происходит сладчайший да) слез, охватывающий душу и тело и очищающий их через покаяние и испонг–дание веры, через любовь и благодарение. И приходят к нам непостижим!>н никаким понятием тишина и мир, далекие от всяких искушений.
Благодаря этому подается нам сверкающая, подобно снегу, одежда бесстрастия, воскресение души от телесности к образу Божию; благодаря этом} приходит к нам совершенный Божий мир, с деланием созерцания, любви надежды и веры, непосредственное соединение с Богом, наслаждение Ил в созерцании Его великолепия. Все это мы имеем сейчас как в предвидении как в зеркале, как в обещании; потом же — как лицом к лицу (ср. 1 Кор. П 12) — совершенное общение с Богом и вечная пища через Него, которой мь сподобляемся от Всеблагого Бога по молитвам святых! Аминь.
Старец Амвросий Оптинский
Мне еще лично приходилось слышать от посетителей Оптиной пустыни которые видели старца Амвросия или говорили с ним, что они были совершенно поражены его сердечностью и простотой. В наружности старца былс нечто притягательное. Его лицо было настоящим лицом великорусского крестьянина, с несколько выдающимися вперед скулами, с белой бородой и ум ными глазами, взгляд которых проникал глубоко в человеческое сердце он был скромен и благодушен, и в его речах посетители обнаружииали изуми тельно богатый опыт, знание жизни и людей; каждый нппрпс и каждую нрогЫ)} рассматринал он с одинаковой серьезностью и инимаинем. I 1скоторые сокрушались, когда люди, чаще всего стирыг крестьянки, отягощали старц!
437
мелочами своей повседневной жизни и занимали его нремя разговорами. «Мой дорогой, — сказал старец Амвросий однажды такому посетителю, — как ты Н(ч можешь понять, что вся их жизнь заключена в этих мелочах, а их душевное спокойствие имеет такую же ценность, как у людей, задающих сложные вопросы». И действительно, старец всегда находил время для таких простых бесед. Рассказы посетителей о мудром старце распространялись по всей России.
Позже по дорожке, протоптанной простыми людьми, приходили в его келью и «духовные» и научались здесь, может быть впервые, что без детской простоты нельзя жить по–христиански.
То, что поучения старца отличались глубоким пониманием разнообразных явлений обычной жизни, было плодом оптинской школы. Старец Амвросий первоначально проходил духовную школу как келейник старца Леонида, но внес новые черты в его манеру старческого окормления, и жизненный путь Амвросия довольно сильно отличался от пути его духовного отца.
Старец Амвросий (родился в 1812 г.) был сыном псаломщика маленькой и бедной деревенской церкви. В противоположность старцам Леониду и Мака–рию он получил духовное образование. Сначала под руководством отца читал он учебные книги и Псалтирь, затем окончил духовное училище и, наконец, духовную семинарию в Тамбове. Всюду он проявлял себя как одаренный и прилежный ученик. По завершении образования он несколько лет служил в Липецке учителем духовной школы.
Именно в это время в его душе произошли резкие изменения. Александр Гренков (таким было его мирское имя) чувствовал с каждым днем все глубже, что прежняя деятельность его не удовлетворяет. Его наклонность к одиночеству и к углублению в молитву становилась все сильнее и сильнее. Часто тишина монашеской кельи возникала перед его духовным взором и притягивала его. Однажды он заболел и дал обещание по выздоровлении уйти в монастырь. Старец–отшельник Иларион, живший в селе Троекурове, к которому Александр Гренков пришел за советом и благословением на дальнейшую жизнь, сказал ему: «Иди в Оптину, ты там нужен».
Осенью 1839 г. он пришел в Оптину, в скит старца Леонида. Незадолго до своей смерти Леонид сказал Макарию о своем келейнике: «Передаю тебе его из полы в полу — владей им как знаешь. Он будет тебе полезен. Уж очень он ютится к нам, старцам». Так Амвросий оказался под руководством старца Макария. Имея соответствующую подготовку, Амвросий помогал ему при переводе святоотеческих книг; сначала он участвовал в приготовлении и обработке жития и писаний Паисия Величковского, потом и в других работах. В это время он очень тяжело заболел, и как следствие — остался на всю жизнь слабым и болезненным. Болезнь оказала большое влияние на его жизнь и взгляды. Благодаря ей он получил особую прозорливость. «В монастыре полезно быть немного больным, — не раз говорил он позже. — Монаху не следует серьезно лечиться, а нужно только подлечиваться».
1 1о причине своей слабости Амвросий не мог совершать литургию и оставался вдали от монастырского богослужения; большую часть времени он проводил полулежа в своей келье; совершать поклоны или даже просто подняться было ему очень трудно.
438
После смерти старца Макарми птгц Лмирогий унаследопал от пего руководство работой но переводу иатрис пгкч loiii литературы. 1 lo u этой деятельности он не находил большого удовлетворения. Души людей казались ему важнее книг. 11еред его глазами всегда стояла его жизнь у старца Леонида, так что старчество отца Амвросия во многом походило на старчество его первого наставника, но келья Амвросия видела большую и более пеструю толпу посетителей.
Заслугой старца Макария является то, что Оптина привлекла внимание русских ученых. Именно для 60–х гг. характерно некоторое колебание в духовной жизни страны. Большинство представителей интеллигенции склонялись к материалистическим взглядам, пытаясь отвратить от Церкви мышление и душу образованных православных людей. Значение вновь возникшего старчества заключалось в том, что оно стало оплотом против этих попыток и, как противоположное течение, до сих пор еще по–настоящему не оценено. Старец Амвросий продолжил работу старца Макария, укрепил церковные взгляды и придал религиозным умозрениям новое направление. Основные представители русской философии уяснили, что главной задачей русского религиозно–философского творчества является построение православного христианского мировоззрения, вытекающего из богатого содержания христианских догматов, из их применения к жизни. Эти идеи подводят нас к эпохе русских славянофилов и к их представителю в религиозной философии — Ивану Киреевскому. Оттуда путь идет к Владимиру Соловьеву, который объединил отдельные высказывания славянофилов в единую систему, к Достоевскому и другим, еще ныне живущим религиозным мыслителям.
Соприкоснувшись со старчеством, ученые познакомились не просто с некоторыми значительными представителями православия, но гораздо больше — с единством веры и знания, обрели путь к этому единству.
Поэтому не надо удивляться тому, что Достоевский, вместе с Владимиром Соловьевым посетивший старца Амвросия (1878), нашел не только ответ на свои личные вопросы, но и ответ на то, какими должны быть общие задачи христиан в миру. После этой беседы он написал роман «Братья Карамазовы», создав незабываемый образ старца Зосимы. «От монахов кротких и жаждущих уединенной молитвы выйдет, может быть, еще раз спасение земли Русской!» — говорил Достоевский.
Также и другой великий представитель русской литературы, Лев Толстой, придя в Оптину, увидел там всю несостоятельность своих критических замечаний по отношению к русскому благочестию и чистосердечно раскаялся в них: «Этот отец Амвросий совсем святой человек. Поговорил с ним — и как‑то легко и отрадно стало у меня на душе. Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога». Три раза посещал Толстой келью Амвросия, в последний раз — вместе с семьей. Когда в 1910 г. он в четвертый раз прибыл в Оптину, старец Иосиф, ученик Амвросия, хотел, как говорит предание, постричь его в монахи, чтобы привести к покою его мятущуюся душу. Но Толстой умер недалеко от Оптиной.
И многие другие представители русской интеллигенции находили у смиренного старца совет и благословение, а также освобождение от того, что отягощало их совесть.
439
Жнхпь старца Аммросия — вто целая цепь дел любми и милосердия. Общаясь с людьми, он обнаруживал удивительное знание души, самых разнообразных житейских обстоятельств, нередко предсказывал людям будущее. Уже после нескольких минут душа посетителя лежала перед ним, как Открытая книга.
Однажды пришел к нему священник, который имел очень небольшой И бедный приход и был в сомнении относительно своего одинокого и бедного жития. Как только он переступил порог кельи старца, тот закричал ему: «Иди, иди назад, отец! Он один, а вас двое». Священник не понял и спросил старца, что это значит. Старец Амвросий ответил: «Бес, который тебя искушает, один, но ты имеешь еще одного Помощника — Бога. Иди домой, не бойся и не сомневайся и заметь, что это очень большой грех — оставить свой приход. Совершай каждый день Божественную литургию, и все будет хорошо». Успокоенным и обрадованным вернулся священник в свою деревню и делал так, как сказал ему старец. Прошло несколько лет, его община выросла и стала гораздо активнее. Позже, после смерти Амвросия, священник сам старчество вал и был хорошо известен.
Епископ Калужский Макарий посетил старца Амвросия, будучи еще молодым священником, не монахом. Старец долго беседовал с ним, а на прощанье подарил книгу о монашеской жизни. Впоследствии епископ рассказывал: «Я подумал: зачем мне дали книгу о монашестве, когда я не монах? Старец тоже сказал: «Зачем же я даю вам эту книгу? Вам нужно нечто другое». Но потом он посмотрел на меня внимательно и сказал: «Нет, все так должно быть». Через несколько лет умерла моя жена, и я поступил в монастырь. Теперь я уже епископ, но храню эту книгу как благословение старца, предсказавшего мне мою жизнь».
В Оптиной был такой случай. Там жил молодой иеромонах Палладий. Он совершил воскресную литургию и пошел, совершенно здоровый, в свою келью. Вдруг приходит к нему келейник старца и говорит, что отец Амвросий велел ему постричься в схиму и читать канон на исход души. Удивленный иеромонах ответил, что он совершенно здоров. Через несколько дней старец опять послал келейника с тем же повелением. И так три раза. На четвертый раз иеромонах испытал удар, сделался парализованным и умер после прочтения отходной.
Известный русский писатель и философ Константин Леонтьев, оставив свою дипломатическую карьеру, поселился в домике, который построил в Оптиной пустыни. Пятнадцать лет жил он здесь, постоянно общаясь со старцем Амвросием. Осенью 1891 г. Леонтьев захотел поехать в Троице–Сергиеву лавру, чтобы там постричься. Он пришел к старцу Амвросию, желая проститься с ним и испросить благословения на монашескую жизнь. Старец, благословляя его, сказал: «Ну, мы скоро увидимся». Леонтьев не придал этим словам особенного значения. Но когда он три месяца спустя получил сообщение, что старец Амвросий умер, то почувствовал, что и его смерть приблизилась. Действительно, через месяц он заболел воспалением легких и вскоре умер.
У одной монахини заболело горло; врач определил туберкулез горла–и головы и объяснил, что надежды на спасение нет. Монахиня приуныла и пошла
440
к старцу. Старец, послал ее к блиалгжащему колодцу и мелел принести поды. Монахиня исполнила это. Старец иммлек из‑под сиоей подушки три яйца, смешал белок с подою и дал монахине попить, после чего приказал ей вернуться в монастырь и вымыться этой водой. Она все исполнила в точности. После омовения монахиня глубоко заснула и проспала день и ночь. Наутро она почувствовала себя гораздо лучше и вскоре стала совсем здоровой. Врач не мог поверить, что больная выздоровела.
Современники много рассказывали о подобных исцелениях и предсказаниях. Множество душ, считавших себя уже на краю могилы, старец Амвросий спас своей любовью и возвратил на правильный путь. Он учил людей отличать истинное от ложного. Круглый год бесконечные толпы паломников приходили в Оптину, часами ожидая отца Амвросия.
У старца Амвросия мы находим черты, сближающие его с прп. Серафимом Саровским. Оба старца с особой любовью заботились о женских душах. И тот и другой основали недалеко от себя женские монастыри и духовно покровительствовали их насельницам. Это совершенно особая глава в истории русского старчества.
В деревне Шамордино, в пятнадцати километрах от Оптиной пустыни, старец Амвросий с помощью своих почитателей основал женский монастырь, и так появилась в конце 70–х гг. XIX в. обитель Шамордино, посвященная Казанской иконе Божией Матери. Старец сам руководил строительством монастырской церкви, а также приспособлением для нужд монастыря уже существующих строений. Многие часы проводил он в обозрении работ и в соответствующих беседах. Казалось, что старость с ее слабостью и телесными недугами от него отступила. 1 октября 1881 г. церковь наконец была освящена. Монахинь в обитель принимал сам старец с большим вниманием. Год от года укреплялась община нового монастыря, ставшего любимым детищем старца.
Каждое лето старец Амвросий приезжал в Шамордино на много недель и брал на себя руководство своими духовными дочерьми. Из‑за этого среди оптинских монахов и посетителей возникло неудовольствие, так как они часто оставались без общения со старцем. Епархиальный архиерей распорядился, чтобы старец вернулся в Оптину. Он сделал так, как было приказано, но в последующие годы повторилось то же самое. Летом 1891 г. старец Амвросий опять отправился в Шамордино. Целую зиму перед этим он чувствовал себя очень слабым, но в летние месяцы ему стало несколько лучше, а затем слабость возобновилась. Игуменья и монахини Шамордина видели, что старец со дня на день слабеет, и были очень этим обеспокоены. Снова пришло распоряжение епископа, чтобы старец вернулся в Оптину. Но затем пришло письмо, что епархиальный архиерей в ближайшие недели сам приедет в Шамордино. Старец совсем лишился сил. Это были первые дни осени; он простудился и должен был оставаться в постели. Когда монахини спросили его, как надо принять епископа, старец ответил: «Мы ему «аллилуиа» пропоем».
10 октября 1891 г. было последним днем его жизни. Окруженный своими духовными дочерьми, он почил. Епископ по дороге услышал известие о смерти старца и решил сам его отпеть. Был вечер; гроб стоял посреди церкви, построенной старцем Лммросием, монахини пели панихиду, и в ту минуту,
441
когда они, по окончании непорочных, запели «аллилуиа», епископ вошел в церконь. Так исполнилось последнее предсказание старца.
()нтина должна была стать местом упокоения старца Амвросия. Это была впечатляющая картина, когда через луга и леса на руках несли его гроб, сопровождаемый тысячами народа с горящими свечами при пении монахов и монахинь. Поздно вечером прибыл покойный обратно в свою обитель. Его старчество, продолжавшееся 31 год, пришло к концу, но дух его сохранился в Оптиной и в Шамордине неизменным.
Его ученики продолжали его благословенную работу. Еще 30 лет можно было получить здесь духовное наставление, но потом ворота Оптиной пустыни закрылись для аскетической жизни и колокола этого последнего и важнейшего центра русского старчества замолкли.
Со смертью старца Амвросия закончился большой по времени период русского старчества. Кроме старца Амвросия, в различных обителях действовали и другие современные ему старцы. Однако Амвросий занимает первое место между ними. Он оставил множество учеников, которые продолжали его работу.
Прежде всего надо назвать старца Иосифа, воспринявшего духовное руководство сыновьями и дочерьми старца Амвросия. Двадцать лет он действовал в Оптиной как старец, стяжав любовь и внимание всех паломников; он умер в мае 1911 г., похоронен рядом с могилой своего учителя.
Вторым был монах Нектарий. В молодые годы он пришел в Оптину и несколько десятилетий находился под духовным руководством старца Амвросия. Отец Нектарий имел склонность к уединению и молчанию и большую часть времени проводил в делании умной молитвы. Но после смерти старца Иосифа он тоже стал старчествовать. В своем отношении к посетителям он во многом напоминал старца Леонида. Старец Нектарий умер в 1928 г. Еще и теперь можно встретить людей, которые лично с ним встречались и его помнят.
Последним учеником старца Амвросия был монах Анатолий. Много лет наблюдал он келейную жизнь старца Амвросия, затем продолжительное время как старец находился в центре духовной жизни Оптиной. Его любили и уважали. Отец Анатолий жил в келье своего учителя, но последние годы провел не в скиту, а в монастыре. Своим внешним видом и сердечным и внимательным обращением с людьми, своей добродушной улыбкой он напоминал прп. Серафима. Отец Анатолий старчествовал тридцать лет, во времена войн и беспорядков, и умер в 1922 г., когда неистовствующий мир сей разрушил тишину и одиночество оптинского скита. Ученики рассеялись повсюду — далеко от стен своей духовной родины. Они пошли в леса Севера и Сибири, по–новому пройдя аскетический путь своих пращуров.
Снова стена, подобная стене девственных лесов, отделяет беспокойный внешний мир от людей, которые развивают в себе образцы христианских добродетелей, следуя духу их смиренных вождей — русских старцев. Сокрытым остается их христианское делание, и дары любви созревают незримо, пока не наступит время, когда вновь пробудившиеся души осмелятся оставить ужасные, ошибочные пути своей жизни…
442
ГЛАВА V. CВЯТОЙ ПРЕПОДОБНЫЙ СЕРАФИМ САРОВСКИЙ
К концу XVIII в. в непроходимых лесах Саровской обители появился новый отшельник, живший в небольшой хижине. Ему было около 40 лет. Он Пыл высокого роста и сильного телосложения. Несмотря на то что до этого он провел многие годы в строгом воздержании, его лицо оставалось свежим. Прекрасные синие проницательные глаза смотрели из‑под густых броней. Длинные светлые волосы достигали плеч, и большая широкая борода обрамляла лицо. Весь его облик свидетельствовал о том, что он был внутренне и внешне сильным человеком. Хижина находилась в густом еловом лесу, поблизости от холма на берегу маленькой речки Саровки. Построенная ия простых, но крепких бревен, келья отшельника состояла из единственной комнаты и освещалась двумя маленькими окошечками. В ней не было ничего, кроме печки. Более двух часов требовалось отшельнику для того, чтобы но узкой тропинке в густом лесу дойти до монастыря. Зимой, когда бури нагромождали массу снега, сообщение с монастырем прекращалось. Тогда хижина погружалась в нескончаемое зимнее безмолвие…
Медленно и постепенно в отшельнике созревала сила, которая вела его по лествице христианского аскетизма ступень за ступенью, все выше и выше. Как Симеон Столпник, провел он три года, более тысячи дней и ночей, в молитве, коленопреклоненно, на большом камне. С простертыми кверху руками он сердцем и устами неустанно повторял: «Господи, помилуй меня, грешнаго!»
Это был иеромонах отец Серафим, новый Божий подвижник, «собеседник Ангелов», «сила Церкви и радость верующих», как именует его Церковь». И до сих пор остается отец Серафим совершеннейшим в ряду русских святых, прекраснейшей жемчужиной на богато украшенной одежде Восточной Церкви.
Прп. Серафим родился 19 июля 1759 г. в Курске. Его мирское имя было Прохор. С младенческих лет он находился под защитой Божьего Провидения. В семилетнем возрасте он упал с высокой колокольни, но остался ненре–дим. Спустя три года отрок тяжело заболел. Тогда но сне яиилась ему Божий Матерь и обещала выздоровление.
Он не любил, подобно другим мальчикам его возраста, участвовать и детских играх; больше искал одиночества, усердно читая Смящеипое Писание
443
и жития святых. Особенно его приплекало богослужение. Как сын купца, I Ipoxop должен был наследовать отцовское дело, но очень противился этому. I 1онже, став старцем, в беседах с учениками он часто приводил различные примеры из купеческой жизни для того, чтобы сделать более понятными трудные места в Священном 11исании. Но душа его была устремлена к совершенно иному миру.
Восемнадцати лет, простившись навсегда со своей матерью, он предпринял паломничество в Киев, в знаменитый Печерский монастырь, куда ежегодно устремлялись тысячи верующих. Здесь в тесной пещере жил старец Досифей, обладавший даром прозорливости. На коленях испросил у него Прохор благословения на монашество. «Гряди, чадо Божие, в Саровскую обитель и пребуди тамо, место сие будет тебе во спасение; с помощью Божией скончаешь там земное свое странствие; только старайся стяжать непрестанную память о Боге в постоянном призывании имени Божия, и вселится в тебя Дух Святый и управит жизнь твою во святыни».
Поклонившись еще раз святыням Киево–Печерского монастыря, Прохор направился в Сэров. В Саровской обители монахи жили в строгой аскетической дисциплине. Здесь подвизались старец Назарий, старец Иосиф и другие.
Когда прошли первые восемь лет послушания под руководством старца Иосифа, Прохор был пострижен в монахи и вскоре посвящен в иеродиакона. Игумен Пахомий, знавший о его пламенеющей вере, дал ему при пострижении имя Серафим.
Вскоре после пострижения его постигла тяжелая болезнь — водянка, и он лежал в безнадежном состоянии. Игумен хотел послать за врачом, но больной повернулся к нему и сказал: «Я поручил себя истинному Врачу душ и телес — Господу и Его Пречистой Матери. Если же любовь ваша рассудит, снабдите меня, убогого, Господа ради, Небесным Врачевством». После этого он исповедался и причастился Святых Христовых Тайн. Много лет спустя, незадолго до своей смерти, рассказывал преподобный Серафим одному монаху, какое видение он получил после этого причастия. Пресвятая Дева Мария явилась ему в небесном свете; слева и справа от Нее стояли апостолы Петр и Иоанн. Божия Матерь повернулась к апостолу Иоанну и сказала: «Сей от рода Нашего». При этом Она положила Свою десницу на голову страдальца, и тотчас из раны в его правом боку начала вытекать вода, переполнявшая тело. Шрам от раны остался на всю жизнь. После исцеления прп. Серафим проводил долгие ночи в горячей молитве Божией Матери, Которую очень почитал.
Как иеродиакон, прп. Серафим почти каждый день участвовал в совершении Божественной службы. Оставшееся время он проводил в келье, стоя читал Священное Писание и св. отцов.
В это время ему было еще одно видение. За ранней литургией Великого Четверга, которую, как обычно, совершал игумен Пахомий, прп. Серафим, как диакон, вошел в Царские врата и возгласил: «Господи, спаси благочестивый и уелмши ны!» 11ри этом он должен был, по уставу, нанести орарем на присутствующих. I io прп. Серафим не смог поднять руки; выражение лица его изменилось, он остался стоять, не в состоянии произнести ни слова. Все
444
поняли, что он имел видение. Дна иеродиакона ваяли его под руки и ввели в алтарь.
Три часа отец Серафим был не в состоянии что‑либо сказать. Когда речь вернулась к нему, он смиренно сообщил игумену: «После малого входа и паремий возгласил я, убогий, в Царских вратах: «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны», — и, вошедши в Царские врата, навел на предстоящих орарем и возгласил: «И во веки веков». Вдруг озарил меня луч как бы солнечного света. Взглянув на сияние, я увидел Господа Бога нашего Иисуса Христа во образе Сына Человеческого, в славе, сияющего неизреченным светом и окруженного, как бы роем пчелиным, Небесными силами: Ангелами, Архангелами, Херувимами и Серафимами. От западных церковных врат Он шел по воздуху, остановился против амвона и, воздвигши Свои руки, благословил служащих и молящихся. Затем Он, вступив в местный образ Свой, что близ Царских врат, преобразился… Я же, земля и пепел, сретая тогда Господа Иисуса Христа на воздухе, удостоился особенного от Него благословения. Сердце мое возрадовалось тогда чисто, просвещенно, в сладости любви ко Господу».
Епархиальный епископ Феофил, сам требовательный монах, зная о смиренном житии молодого монаха и заботясь о пользе церковной, посвятил его 2 сентября 1793 г. во иеромонаха. Облеченный благодатью священства, прп. Серафим продолжал прежнее аскетическое житие. После смерти престарелого игумена Пахомия прп. Серафим решил перейти к отшельничеству, вне монастыря. В холодное зимнее утро в конце 1794 г. преподобный Серафим оставил обитель и с трудом, через высокие снега, лесом пошел к маленькой хижине. Он ничего с собой не взял, кроме Евангелия и священных сосудов для литургии.
Одиночество продолжалось недолго, ибо прп. Серафима стали посещать люди: одни — из любопытства, другие — по своим внутренним нуждам. Были между ними и женщины. Для прп. Серафима эти посещения были очень нежелательны, так как они отвлекали его от пути, который он избрал. Тогда он стал со всею силою молиться, чтобы тишина одиночества опять восстановилась. И вскоре увидел знамение того, что его молитва услышана: стволы елей склонились, защищая его.
На первый день Рождества он направился в монастырь, принял святое причастие, а к вечерне опять отправился назад. Когда он увидел, что стволы елей глубоко склонились и загородили проход по тропинке, он понял, что Господь благословляет его вновь начатое житие, и благодарил Его коленопреклоненно за этот новый знак Его благодати.
На следующее утро, на второй день Рождества, когда Церковь прославляет Пресвятую Богородицу, отец Серафим снова пришел в монастырь. По окончании Херувимской песни преподобный Серафим смиренно приблизился к служащему игумену и сказал:
— Отец игумен, дай благословение, чтобы в хижину, где я живу, не могли больше приходить женщины.
Игумен ответил строго:
— В какое время приходишь ты ко мне с таким вопросом, отец Серафим!
— Именно сейчас лай мне благословение, отче, — просил отец Серафим настойчиво, но смиренно.
445
— Как Moiy я из монастыря наблюдать, приходят к тебе женщины или нет?
— 11роизнеси благословение, отец игумен, и ни одна не осмелится приблизиться к моей хижине!
Игумен взял икону Пресвятой Богородицы, благословил ею отца Серафима и сказал:
— Я даю тебе благословение, чтобы ни одна женщина не приблизилась к твоему холму, ты сам, однако, бодрствуй!
Отец Серафим приложился к иконе, а затем причастился Святых Тайн. Этим было положено начало настоящему отшельничеству. Отшельник был одет несколько необычно: вместо черной монашеской одежды — белая; на ногах лапти и старая шапочка на голове. На груди носил он крест — благословение матери, а на спине мешок с камнями и Евангелием. На груди под рубахою он носил, кроме того, несколько железных крестов, которые вместе весили около 20 фунтов, а на спине такие же кресты весом около 8 фунтов. Он был препоясан железным поясом. Зимою рубил он дрова в лесу для своей печки, но топил ее так, что келья едва нагревалась. Летом разводил огород, от плодов которого питался…
«О, одинокое житие! убежище учености, школа Небесного и Божественного понимания, где Бог есть единственный предмет изучения. Пустыня — рай умиления, где благоухающие цветы любви пылают в огненном свете, становясь сверкающими и белоснежными. От этих цветов веет радостью и покоем. Спрятанные в глубине души, они недоступны никаким ветрам. Так возносится фимиам совершенного умерщвления и кадило непрестанной молитвы, которая, сладостно пылая, горит не сгорая, зажженная от огня Божественной любви!»!
Этими словами св. Василия Великого прославлял Серафим свое одиночество. Занимаясь делами, он молился, пел псалмы и тропари, которые знал наизусть. Особенно любил он песнь, прославляющую Пресвятую Богородицу. Ежедневно он прочитывал несколько глав из Евангелия и Посланий, а также аскетические писания св. отцов, просиявших в отшельничестве. Но основным его аскетическим занятием оставалась молитва. Его утреннее и вечернее правило было очень длинным и соединяло в себе смиренное покаяние пред Господом и прославление Его великолепия. Он всегда читал покаянную молитву Ефрема Сирина «Господи и Владыко…».
На первой неделе Великого поста прп. Серафим не вкушал никакой пищи; только по воскресеньям принимал он святое причастие и ел просфоры. Два года во время своего отшельничества он питался только одним растением, сниткой, летом — свежей, зимою — сушеной и сваренной в воде.
Иногда он рассказывал другим старцам о бесовских искушениях, которые посещали его среди ночи, когда он молился. Ему казалось, что стены хижины исчезали и дикие звери с рычанием нападали на него. Один монах спросил его: «Батюшка отец Серафим, видали ль вы злых духов, каковы они?» — «Они гнусны, — ответил старец. — Как грешнику невозможно перенести свет Ангелов, так очень страшно увидеть злых духов».
Однажды Бог дал старцу Серафиму возможность показать все свое человеколюбие. Осенним днем 1801 г. он рубил дрова в лесу. К нему подошли Трос мужчин в крестьянской одежде и начали дерзко требовать от него денег. Они
446
думали, что он много получает от верующих. Серафим ответил, что у него ничего нет, но это только разозлило разбойников. Один из них стал наносить ему удары палкой по голове и по телу. У старца полилась кровь изо рта и ушей, он упал. Несмотря на то что в руках прп. Серафим держал колун и был достаточно сильным человеком, чтобы защититься от разбойников, он, однако, не оказал им сопротивления. Мужики обыскали хижину и, не найдя ничего, удалились. До глубокой ночи лежал старец без сознания на земле. Рано утром он появился в монастыре, весь в крови. Он отказался от предложения игумена послать за врачами. Слабость от потери крови заставила его лечь и заснуть. Во сне ему было видение: с правой стороны подошла к нему Божия Матерь, увенчанная короной, справа и слева от Нее стояли апостолы Петр и Иоанн, так же как в первом видении. Небесная Царица повернулась к присутствующим и сказала: «Что вы трудитесь?» А потом обратилась к апостолам, сказав: «Сей от рода Нашего!» И в это мгновение больной пробудился.
Игумен просил его показаться врачам, но прп. Серафим повторял, что хочет отдать себя в руки Божий и Пресвятой Богородицы. Четыре часа лежал старец в изнеможении, но с тихой радостью в сердце. После этого он поднялся, вкусил немного хлеба и погрузился в молитву. Еще около двух недель он оставался в монастырской келье, после чего почувствовал себя здоровым. Но избиение не прошло бесследно: он навсегда остался сгорбленным и мог ходить лишь опираясь на посох.
Через пять месяцев старец вернулся в свою отшельническую келью. Прощаясь с игуменом, он просил, чтобы преступников не преследовали, причем сослался на евангельские слова: Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне (Мф. 10. 28).
Спустя год умер игумен монастыря. Братия избрали прп. Серафима новым игуменом. Но преподобный отклонил это избрание и наложил на себя новый аскетический подвиг — молчание. «Паче всего должно украшать себя молчанием, — поучал он, — вот и св. Амвросий Медиоланский говорит: молчанием многих видел я спасающихся, многоглаголанием же ни единого».
Три года жил старец в совершенном молчании. Он ни с кем не говорил, даже с монахом, приносившим ему хлеб. Когда кто‑нибудь к нему приближался, он скрывал свое лицо под платком.
«Когда мы пребываем в молчании, — объяснял он, — наш враг, сатана, не может приблизиться к молчащему. Но молчание должно быть и в сердце, и в разуме. От него возгораются в сердце различные дары Святого Духа: кротость и умиление. Это последнее действует в человеческом сердце подобно водам Силоама, текущим тихо (Ис. 8. 6). Пребывание в келье в молчании, упражнение в молитве и чтении Священного Писания день и ночь делает человека богобоязненным. Келья монаха, как говорят отцы, подобна вавилонской пещи, в которой три юноши увидели Сына Божия. Молчание приближает человека к Богу и делает его подобным земному Ангелу. Ты только сиди в своей келье во внимании и молчании и всеми силами устремляйся ко Господу, и Господь гогон сделать тебя из человека Ангелом».
Молчание, однако, было только ступенью к еще более высокому аскетическому подыигу. Вечером 8 мая 1810 г. Серафим снопа пояиился и обители
447
И стоял на вечерним богослужением; после этого молча прошел в свою келью. На другой день — это был день свт. Николая Чудотворца — старец пришел к ранней литургии, причастился Снятых Христовых Тайн и получил благо–словение игумена. После этого он вернулся в свою келью и там затворился. Так начал Серафим новый аскетический подвиг — затворничество.
Годами жил он в нетопленой келье, освещаемой только слабым, но постоянным светом от иконы Пресвятой Богородицы. Сперва он спал только в сидячем положении на деревянном полене. Позже — в сделанном своими руками гробе, который постоянно должен был напоминать ему о смерти. Тело его, как и прежде, было отягощено веригами; для того чтобы больше себя утомить, он перетаскивал дрова с одной стороны кельи на другую. Стоя или на коленях преподобный молился умом в сердце; часто читал он вслух Священное Писание: каждый день по евангелисту, апостольское Послание и Деяния св. апостолов. Ночи он проводил в глубочайшей отрешенности от мира, в умной молитве, в трезвении и хранении сердца. Тогда он имел много видений, из которых мы знаем лишь немногие. Преподобный сам совершал богослужения точно по уставу. По воскресным и праздничным дням он причащался Святых Христовых Тайн, которые ему по благословению игумена подавались через окошечко в двери после ранней литургии. Он никого не принимал. Когда епархиальный архиерей, обозревая Саровскую обитель, пришел к его келье, двери ее остались закрытыми и для него. Только через десять лет прп. Серафим позволил ему войти в свою келью и принял архиерейское благословение. Еще через пять лет его келья открылась совсем. Пятнадцать с половиной лет продолжалось его затворничество, закончившееся 25 ноября 1825 г. Затем началось старчество.
Внешний мир снова пришел с ним в соприкосновение; теперь старец принимал всех посетителей с равной любовью и вниманием. Бедный или богатый, крестьянин или дворянин, мужчина или женщина, приходившие к нему, — все бывали приняты с одинаковой приветливостью. Принимая, отец Серафим был одет в белую одежду с епитрахилью и поручами — знаками своего священнического достоинства. Он не переставал творить непрестанную умную молитву, требуя того же и от посетителей. «В этом да будет все твое внимание и обучение, — учил он, — ходя и сидя и в церкви до богослужения стоя, входя и исходя, сие непрестанно держи в устах и в сердце твоем. С призыванием таким образом имени Божия ты найдешь покой и вселится в тебя Святой Дух».
Часто после беседы старец полагал свою епитрахиль на голову исповедовавшегося, произносил разрешительную молитву и помазывал крестообразно его лоб маслом из постоянно горящей лампады, затем давал испить святой воды, целовал его на прощанье со словами: «Христос воскресе, радость моя!»
Последние восемь лет его благословенной жизни, когда он старчествовал, были одним смиренным делом любви.
Уже рано утром, после ранней обедни, на которой старец Серафим всегда причащался Животворящих Христовых Тайн и набирался новых духовных сил, к его дверям собирались толпы посетителей. Многие рассказывали о(>втих беседах со старцем. Они говорили, что его слова производили в их душе полную перемену, что сердце и разум их, обычно находившиеся в борьбе,
448
объединялись, и вообще вся их жизнь изменилась. Многие из тех, кто не мог посетить его лично, посылали письма, и прп. Серафим отвечал им, часто даже не раскрывая конвертов.
Некоторые старые монахи говорили:
— Ты принимаешь слишком много людей, не делая различия.
— Как бы я ответил Господу, если бы жаждущие ушли от моей кельи неудовлетворенными? — отвечал святой.
— Некоторые сердятся на тебя, — говорили завистники.
— А я не сержусь на то, что многие получают пользу и только немногие сердятся, — отвечал старец.
Это было незадолго до конца его затворничества. Однажды в Саров приехал помещик по имени Михаил Мантуров. В течение нескольких лет он страдал болезнью ног. Врачи не давали ему надежды на исцеление, отказывались лечить. По совету родственника Мантуров решил поехать в Саров к старцу Серафиму.
Когда слуга внес его в келью, старец спросил его с большим участием: «Зачем ты стараешься увидеть убогого Серафима?» Мантуров, лежа на полу, со слезами умолял об исцелении. «Веришь ли ты в Бога?» — спросил старец. Больной ответил твердо, что верит. «Ты, радость моя, если так веришь, то веришь также и тому, что верующий все от Бога получает. Верь тому, что Господь тебя исцелит, а я, убогий Серафим, буду за тебя молиться». С этими словами старец ушел в соседнее помещение и через некоторое время вернулся назад, велел Мантурову встать и помазал его больные ноги маслом. «Через тебя Господь даровал мне благодать исцелений, и я исцеляю тебя первого!» Затем старец надел на помазанные ноги исцеленного чулки из белой новой льняной ткани и приказал Мантурову идти. Мантуров попробовал и с удивлением и неописуемой радостью заметил, что твердо стоит на ногах и может двигаться. Исполненный благодарности и счастья, упал он перед старцем ниц и хотел поцеловать его ноги. Но старец поднял его и строго сказал: «Разве Серафим имеет власть умертвить или оживить, низвести во ад и опять вывести оттуда? Как ты думаешь, батюшка? Это все действия Господа, Исполняющего волю тех, кто Его боится, Он слышит их молитву. Принеси свою благодарность Всемогущему Господу Богу и Его Пречистой Матери!»
Время шло, и Мантуров не знал, как благодарить Бога. Полный страха, пошел он опять к старцу. «Радость моя, — сказал прп. Серафим посетителю, — мы должны Господа поблагодарить за то, что он нам вернул жизнь». Мантуров ответил: «Что вы мне прикажете?» — «Радость моя, отдай все, что имеешь, Господу и прими на себя добровольную бедность!»
Помещик пришел в смущение, так как не ожидал такого совета. Он думал о том, что дома у него молодая жена и он не знает, как ее прокормить, если все отдаст. «Оставь все и не беспокойся о том, о чем ты сейчас думаешь, — сказал старец. — Господь не оставит тебя ни в этой, ни в будущей жизни, ты не будешь богат, но хлеб насущный у тебя всегда будет».
По благословению старца Мантуров продал свое поместье, дал вольную крестьянам и купил маленький кусок земли вблизи (арова. Деньги, полученные от продажи, он пока хранил у себя, чтобы потом пожертвовать женскому
449
Монастырю, основанному старцем Серафимом. По pro аавещаиию к тому же Монастырю перешел и упомянутый участок земли.
Однажды — это было 14 сентября 1824 г. — княгиня Колончакова посе-.•гила св. старца, чтобы получить его благословение. У нее был брат, который находился в походе на Кавказе. Она беспокоилась, так как давно не получала от него писем. Старец Серафим встретил ее словами: «Ты не должна грустить, в каждой семье бывает печаль!» Три месяца спустя княгиня получила официальное сообщение о том, что ее брат пал на поле брани. t Две сестры пришли в Сэров. Одна принесла с собою небольшой подарок, а другая забыла. По просьбе сестры первая поделилась со второй, и, таким образом, обе пришли с подарками. Св. старец Серафим сказал забывчивой: «Когда ты мне снова захочешь что‑нибудь принести, то принеси от того, что сама имеешь. У тебя ведь есть пасека, так сделай мне свечу из воска и принеси как дар!»
У крестьянина Воротилова тяжело заболела жена. Воротилов уже бывал в Сарове и был известен старцу. Однажды вечером ее состояние резко ухудшилось. Воротилов поспешил в Сэров и достиг кельи старца около полуночи. К своему удивлению, он увидел, что стэрец Серэфим сидит на пороге кельи, как будто кого‑то ожидает. «Ну, радость моя, почему ты так поздно пришел к убогому Серафиму?» Воротилов рассказал, что жена его умирает, и просил помощи для больной. Старец ответил, что она должнэ умереть. Воротилов заплэкэл и упрашивал старца, говоря, что он может исцелить больную. Серафим закрыл глаза и погрузился в молитву. Через некоторое время он снова открыл их, поднял лежащего у его ног человекэ и скэзал: «Радость моя, Господь дарует жизнь твоей жене. Иди с миром домой!» Придя домой, Воротилов узнэл, что именно в полночь его женэ испытэла внезапное облегчение, ее состояние улучшилось, и вскоре она совершенно выздоровела.
В Дивеевском женском монастыре 8 сентября 1830 г. была освящена новая церковь в честь Рождества Пресвятой Богородицы, построенная на деньги помещика Мантурова. «После освящения, — рассказывал священник этой церкви отец Василий Садовский, — пошли мы с архимэндритом Иоакимом, совершавшим освящение, и с господином Мантуровым к батюшке Серафиму в Саров. Он был в своей маленькой келье в лесу. Радостно приветствовал нас св. старец и затем сказал отцу архимандриту: «Батюшка, чем же мне вас угостить? Не думайте, что у меня ничего нет. Для вас я имею, по случаю столь праздничного дня, совершенно особенное угощение!» При этом он подвел нас к кусту смородины, которого раньше я никогда не видел, показал мне три большие спелые ягоды и сказал: «Возьми и дай это нашим гостям!» Изумленный, стоял я, не понимая, что нужно делать. Наконец взял ягоды. Святой с улыбкой сказал: «Они дороги, очень дороги, потому‑то убогий Серафим радуется, что может вас угостить! Но это Небесная Царица вас угощала, мои батюшки!» «Еще никогда я не ел смородины подобной сладости, да еще в сентябре», — заключает священник Садовский свой рассказ.
Во время польского восстания 1831 г. проходило через Саровский монастырь воинское соединение. Командир его, горячо верующий человек, остановил своих солдат, чтобы получить благословение старца. Старец исполнил его просьбу и вдруг объявил, что никто из этих солдат не будет убит. Солдаты
450
с командиром совершили весь польский поход, приняли участие в штурме Варшамы и нее благополучно вернулись домой.
()дпа женщина рассказала следующее: «Я была еще девочкой, приблизительно двенадцати лет, когда мама взяла меня посетить отца Серафима. По пути мы встретили нищего, который выглядел таким бедным и страдающим, что я пожалела его и дала полтинник — все, что у меня было. Когда мы вошли в келью старца, он благословил меня и сказал: «Это хорошо, ваше высокоблагородие, что ты бедняку полтинник дала». Моя мама была тогда очень удивлена этими словами. Значение их стало ясно потом, когда я вышла замуж за генерала».
Жена Мантурова была немкой из Эстонии. Она не могла читать по–русски и мало говорила. Но она посещала старца Серафима, которого глубоко почитала. Он часто говорил ей:
— Матушка, ты должна прочесть житие святой Матроны и ей следовать.
— Батюшка Серафим, я не могу читать по–церковнославянски.
— Ты должна это прочесть! Ты должна! — повторял он много раз. «Удивительно, — рассказывала потом госпожа Мантурова, — что я, немка,
которая не могла читать по–русски, легко прочитала церковнославянский текст, как только взяла книгу в свои руки».
Однажды принесли к старцу Серафиму в келью больного. Отец Серафим обернулся к нему и сказал: «Ты, радость моя, молись! И я буду за тебя молиться, но, смотри, лежи смирно и не поворачивайся». Прошло некоторое время, нетерпение и любопытство больного все возрастало, наконец он обернулся и увидел: святой стоит на воздухе! Больной от удивления вскрикнул, а старец, закончив молитву, сказал ему: «Теперь ты будешь всем болтать, что Серафим святой и молится на воздухе! Боже тебя сохрани; никому не говори об этом до моей смерти, иначе болезнь вернется к тебе». После смерти старца Серафима исцеленный рассказал, что он видел.
Также и три монахини из Дивеева монастыря, проходя по лесу, увидели, как старец Серафим шагает по воздуху на порядочной высоте через луг, недалеко от своей хижины. Это было за год до его кончины.
В сентябре 1831 г. приехал в Саров судья Николай Мотовилов. Он очень любил отца Серафима. Три года он лежал больной с парализованными ногами и многими ранами на теле. В своем дневнике он пишет:
«5 сентября 1831 года я был привезен в Саровскую пустынь; 7 сентября и 8 на день Рождества Божией Матери удостоился я иметь две беседы первые с батюшкой отцом Серафимом, до обеда и после обеда в монастырской келье его, но исцеления еще не получил. А когда на другой день, 9 сентября, привезен был я к нему в ближнюю его пустыньку близ его колодца и четверо человек, носившие меня на своих руках, а пятый, поддерживавший мне голову, принесли меня к нему, находившемуся в беседе с народом, во множестве приходившим к нему, тогда возле большой и очень толстой сосны, и до сего времени (шестидесятые года истекшего столетия) на берегу речки Саровки существующей, на его сенокосной пажнинке, меня посадили. На просьбу мою помочь мне и исцелить меня он сказал:
— Да ведь я не доктор. К докторам надобно относиться, когда хотят лечиться от болеаней каких‑нибудь.
451
Я подробно рассказал ему бедгтния мои и что все три главных способа лечений испытал, а именно: аллопатией лечился у знаменитых в Казани докторов — Василия Леонтьевича Лельеи ректора Императорского Казанского университета Карла Феодоровича Фукса, по знанию и практике своей не только в Казани и России, но и за границей довольно известного медика–хирурга. Но будучи грешен и не имеючи дерзновения сам ко Господу Богу, прошу его святых молитв, чтобы Господь исцелил меня.
И он сделал мне вопрос:
— А веруете ли вы в Господа Иисуса Христа, что Он есть Богочеловек, и в Пречистую Его Божию Матерь, что она есть Приснодева?
Я отвечал:
— Верую!
— А веруешь ли, — продолжал он меня спрашивать, — что Господь как прежде исцелял мгновенно и одним словом Своим или прикосновением Своим все недуги, бывшие на людях, так и ныне так же легко и мгновенно может по–прежнему исцелять требующих помощи одним же словом Своим, и что ходатайство к Нему Божией Матери за нас всемогуще, и что по сему ходатайству Господь Иисус Христос и ныне так же мгновенно и одним словом может исцелить вас?
Я отвечал, что истинно всему этому всею душой моей и сердцем моим верую и если бы не веровал, то не велел бы везти себя к нему.
— А если вы веруете, — заключил он, — то вы здоровы уже!
— Как здоров? — спросил я. — Когда люди мои и вы держите меня на руках?
— Нет, — сказал он мне, — вы совершенно всем телом вашим теперь уже здравы вконец!
И он приказал державшим меня на руках своих людям моим отойти от меня, а сам, взявши меня за плечи, приподнял от земли и, поставив на ноги мои, сказал мне:
— Крепче стойте, тверже утверждайтесь ногами на земле… вот так! Не робейте — вы совершенно здравы теперь!
Взяв меня за руку одною рукой своею, а другою в плечи мои немного поталкивая, повел меня по траве и по неровной земле около большой сосны, говоря:
— Вот, ваше боголюбие, как вы хорошо пошли! Я отвечал:
^ — Да, потому что вы хорошо меня вести изволите!
— Нет! — сказал он мне, отняв от меня руку свою. — Сам Господь совершенно исцелить вас изволил, и Сама Божия Матерь о том Его упросила. Вы и без меня теперь пойдете и всегда хорошо ходить будете; идите же! — и стал толкать меня, чтобы я шел.
— Да этак я упаду и ушибусь! — сказал я.
' — Нет! — противоречил он мне. — Не ушибетесь, а твердо пойдете…
И когда я почувствовал в себе какую‑то свыше осенившую тут меня силу, приободрился немного и твердо пошел, то он вдруг остановил меня и сказал:"' — Довольно уже! Но так как трехлетнее страдание ваше тяжко изнурило вас, то вы теперь не вдруг помногу ходите, а постепенно: мало–помалу
452
приучайтге ь к хождению и берегите здоровье ваше, как драгоценный дар Божий!..
И, довольно потом еще побеседовав со мною, отпустил меня на гостиницу совершенно здоровым.
Часто в течение сего времени и подолгу бывал я в Сарове и неоднократно беседовал с сим великим старцем Серафимом и в одну из бесед его в конце ноября 1831 года имел счастие видеть его светлее солнца в благодатном состоянии наития Святого Духа Божия».
Кроме того, старец открыл Мотовилову многие тайны из будущей судьбы России.
Учение прп. Серафима о стяжании Святого Духа
Николай Мотовилов пишет в своем дневнике:
«Это было в четверток. День был пасмурный. Снегу было на четверть на земле, а сверху порошила довольно густая снежная крупа, когда батюшка отец Серафим начал беседу со мной на ближней пажнинке своей, возле той же его ближней пустыньки против речки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам ее.
Поместил он меня на пне только что им срубленного дерева, а сам стал против меня на корточках.
— Господь открыл мне, — сказал великий Старец, — что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей христиан! ской, и у многих великих духовных особ вы о том неоднократно спрашивали… Я должен сказать тут, что с двенадцатилетнего возраста меня эта мысль неотступно тревожила, и я, действительно, ко многим из духовных лиц обращался с этим вопросом, но ответы их меня не удовлетворяли. Старцу это
? было неизвестно.
— Но никто, — продолжал отец Серафим, — не сказал вам о том определи–тельно. Говорили вам: ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божий, твори добро — вот тебе и цель жизни христианской. А некоторые даже негодовали на вас за то, что вы заняты небогоугодным любопытством, и говорили: высших себя не ищи. Но они не так говорили, как бы следовало. Вот я, убогий Серафим, растолкую вам теперь, в чем действительно эта цель состоит.
| Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши они сами по себе, однако не в делании только их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святаго Божьяго. Заметьте, батюшка, что лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Святаго Духа. Все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, но мзды в жизни будущего века нам не представляет, да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дает. Вот почему Господь Иисус Христос сказал: Всяк, иже не собирает со Мною, той расточает (ср. Мф. 12. 30; Лк. 11. 23). Доброе дело иначе нельзя назвать, как собиранием, ибо хотя оно и не ради Христа делается, однако же добро.
Итак, Господь все Свои Божественные–средства употребляет, чтобы доставить такому человеку возможность до свои добрые дела не лишиться
453
Награды н жи. чни пакибытия. Но для итого надо начать здесь правой верой В Господа нашего И ж уса Христа Сына Божий, пришедшего в мир грешных Спасти, и приобретением себе благодати Духа Святаго, Вводящего в сердца наши Царствие Божие и прокладывающего нам дорогу к приобретению блаженства жизни будущего века. Но тем и ограничивается эта приятность Богу дел добрых, не ради Христа делаемых: Создатель наш дает средства на их осуществление. За человеком остается или осуществить их, или нет. Вот почему Господь сказал евреям: Аще не бысте видели, греха не бысте имели. Ныне же глаголете — видим, и грех ваш пребывает на вас (ср. Ин. 9. 41). Воспользуется человек, подобно Корнилию, приятностью Богу дела своего, не ради Христа сделанного, и уверует в Сына Его, то такого рода дело вменится ему, как бы ради Христа сделанное и только за веру в Него. В противном же случае человек не вправе жаловаться, что добро его не пошло в дело. Этого не бывает никогда только при делании какого‑либо добра Христа ради, ибо добро, ради Него сделанное, не только в жизни будущего века венец правды ходатайствует, но и в здешней жизни преисполняет человека благодатию Духа Святаго, и притом, как сказано: Не в меру дает Бог Духа Святаго. Отеи, бо любит Сына и вся дает в руце Его (ср. Ин. 3. 34—35).
Так‑то, ваше боголюбие. Так в стяжании этого‑то Духа Божия и состоит истинная цель нашей жизни христианской.
— Как же стяжания? — спросил я батюшку Серафима. — ^ Я что‑то не понимаю.
— Стяжание все равно что приобретение, — отвечал мне он, — ведь вы разумеете, что значит стяжание денег? Так все равно и стяжание Духа Божия. Ведь вы, ваше боголюбие, понимаете, что такое в мирском смысле стяжание? Цель жизни мирской обыкновенных людей есть стяжание или наживание денег, а у дворян сверх того — получение почестей, отличий и других наград за государственные заслуги. Стяжание Духа Божия есть тоже капитал, но только благодатный и вечный, и он, как и денежный, чиновный и временный, приобретается одними и теми же путями, очень сходственными друг с другом. Бог Слово, Господь наш Богочеловек Иисус Христос уподобляет жизнь нашу торжищу и дело жизни нашей на земле именует куплею, и говорит всем нам: Купуйте, дондеже прииду, искупующе время, яко дние лукави суть (ср. Еф. 5. 16), то есть выгадывайте время для получения небесных благ через земные товары. Земные товары — это добродетели, делаемые Христа ради, доставляющие нам благодать Всесвятаго Духа. «Святым Духом всяка душа живится и чистотою возвышается, светлеется Трой–ческим Единством священнотайне». Сам Дух Святый вселяется в души наши, и это‑то самое вселение в души наши Его, Вседержителя, и сопребыва–Ние с духом нашим Его Тройческого Единства и даруется нам лишь через всемерное с нашей стороны стяжание Духа Святаго, которое и предуготовляет в душе и плоти нашей престол Божиему всетворческому с духом нашим сопрсбыванию по непреложному слову Божиему: Вселюся в них и похожду, и буду им в Бога, и пши будут людие Мои (ср. 2 Кор. 6. 16).
Захотели бы вы, например, в церковь сходить, да либо церкви нет, либо Служба отошла; захотели (>i>i нищему подать, да нищего нет, либо нечего дать; Вахотели бы девство соблюсти, да сил нет этого исполнить по сложению
454
вашему или по усилиям пражеских коаней, которым вы по немощи человеческой противостоять не можете; захотели бы и другую какую‑либо добродетель ради Христа сделать, да тоже сил нет или случая сыскать не можно. А до молитвы ато уже никак не относится: на нее всякому и всегда есть возможность — и богатому и бедному, и знатному и простому, и сильному и слабому, и здоровому и больному, и праведнику и грешнику. Так‑то, ваше боголюбие, велика сила молитвы, и она более всего приносит Духа Божьяго, и ее удобнее всего всякому исправлять. Блаженны мы будем, когда обрящет нас Господь Бог бдящими, в полноте даров Духа Его Святаго.
Ведь молитвою мы с Ним Самим, Всеблагим и Животворящим Богом и Спасом нашим беседовать удостоиваемся. Но и тут надобно молиться лишь до тех пор, пока Бог Дух Святый не сойдет на нас в известных Ему мерах небесной Своей благодати. И когда благоволит Он посетить нас, то надлежит уже перестать молиться.
_ Ну а как же, батюшка, быть с другими добродетелями, творимыми
ради Христа для стяжания благодати Духа Святаго? Ведь вы мне о молитве только говорить изволите.
— Стяжавайте благодать Духа Святаго и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больший прибыток дают. Собирайте капитал благодатных избытков благости Божией, кладите их в ломбард вечный Божий из процентов невещественных и не по четыре или по шести на сто, но по сто на один рубль духовный, но даже еще того в бесчисленное число раз больше. Примерно: дает вам более благодати Божией молитва и бдение — бдите и молитесь; много дает Духа Божьяго пост — поститесь; более дает милостыня — милостыню творите, и таким образом о всякой добродетели, делаемой Христа ради, рассуждайте.
Так‑то, батюшка. Так и извольте торговать духовно добродетелью. Раздавайте дары благодати Духа Святаго требующим по примеру свещи возж–женной, которая и сама светит, горя земным огнем, и другие свещи, не умаляя своего собственного огня, зажигает во светение всем в других местах. И если это так в отношении огня земного, то что скажем об огне благодати Всесвятаго Духа Божия?
— Батюшка, — сказал я, — вот вы все изволите говорить о стяжании благодати Духа Святаго, как о цели христианской жизни, но как же и где я могу ее видеть? Добрые дела видны, а разве Дух Святый может быть виден? Как же я буду знать, со мной Он или нет?
— Мы в настоящее время, — так отвечал Старец, — по нашей почти всеобщей холодности к святой вере в Господа нашего Иисуса Христа и по невнимательности нашей к действиям Его Божественного о нас Промысла и общения человека с Богом до того дошли, что, можно сказать, почти вовсе удалились от истинно христианской жизни. Нам теперь кажутся странными слова Священного Писания, когда Дух Божий устами Моисея говорит: И виде Адам Господа, ходнщаш в рай (ср. Быт. 3. 8), или когда читаем у апостола Павла: Идохом воАхаию, и Дух Божий не иде с нами, обратихомся в Македонию, и Дух Божий иде с нами. Неоднократно и в других местах Священного Писания шпорится О яилении Бога челонекам.;
455
Вот некоторые* и говорят: «Эти места непонятны: неужели люди так очевидно могли видеть Бога?» А непонятного тут ничего нет. 11роиаошло это непонимание оттого, что мм удалились от простоты первоначального христиане кого ведения и под предлогом просвещения зашли в такую тьму неведения, что нам уже кажется неудобопостижимым то, о чем древние до того ясно разумели, что им и в обыкновенных разговорах понятие о явлении Бога между людьми не казалось странным. Бога и благодать Духа Его Святаго люди не во сне видели, и не в мечтании, и не в исступлении воображения расстроенного, а истинно, в яви. Очень уж мы стали невнимательны к делу нашего спасения, отчего и выходит, что мы и многие другие слова Священного Писания приемлем не в том смысле, как бы следовало. И все потому, что не ищем благодати Божией, не допускаем ей, по гордости ума нашего, вселиться в души наши и потому не имеем истинного просвещения от Господа, посылаемого в сердца людей, всем сердцем алчущих и жаждущих правды Божией.
Когда Он, Господь наш Иисус Христос, изволил совершить все дело спасения, то по воскресении Своем дунул на апостолов, возобновив дыхание жизни, утраченное Адамом, и даровал им эту же самую Адамову благодать Всесвятаго Духа Божия. И вот в день Пятидесятницы торжественно ниспослал Он им Духа Святаго в дыхании бурне, в виде огненных языков, на коемждо из них седших и вошедших в них и наполнивших их силою огнеоб–разной Божественной благодати, росоносно дышащей и радостотворно действующей в душах причащающихся ее силе и действиям. И вот эту‑то самую огнедухновенную благодать Духа Святаго, когда она подается нам всем, верным Христовым, в таинстве святого Крещения, священно запечатлевают миропомазанием в главнейших, указанных святою Церковью, местах нашей плоти, как вековечной хранительницы этой благодати. Говорится: «Печать дара Духа Святаго».
— Каким же образом, — спросил я батюшку отца Серафима, — узнать мне, что я нахожусь в благодати Духа Святаго?
— Это, ваше боголюбие, очень просто, — отвечал он мне, — поэтому‑то и Господь говорит: Вся проста суть обретающим разум. Находясь в этом разуме, и апостолы всегда видели, пребывает ли Дух Божий в них или нет, и проникнутые им и видя сопребывание с ними Духа Божия, утвердительно говорили, что дело их свято и вполне угодно Господу Богу.
Я отвечал:
— Все‑таки я не понимаю, почему я могу быть твердо уверенным, что я в Духе Божием?
Тогда отец Серафим взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне:
— Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою! Что же ты не смотришь на меня?
Я отвечал:
— Не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыплются. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли…
Отец Серафим сказал:
— Не устрашайтесь, ваше боголюбие! И вы теперь сами так же светлы стали, как и я сам. Вы сами теперь в полноте Духа Божьяго, иначе вам нельзя было бы и меня таким видеть.
456
И приклонив ко мне спою голому, он тихонько, на ухо оказал мне:
— Благодарите же Господа Бога яа неизреченную к нам милость Его. Вы видели, что я и не перекрестился даже, а только в сердце моем мысленно помолился Господу Богу и внутри себя сказал: «Господи, удостой его ясно и телесными глазами видеть то Сошествие Духа Твоего, которым Ты удостаиваешь рабов Своих, когда благоволишь являться во свете великолепной славы Твоей!» И вот, батюшка, Господь и исполнил мгновенно смиренную просьбу убогого Серафима… Как же нам не благодарить Его за этот Его неизреченный дар нам обоим? Этак, батюшка, не всегда и великим пустынникам являет Господь Бог милость Свою. Эта благодать Божия благоволила утешить сокрушенное сердце ваше, как мать чадолюбивая по предстатель–ству Самой Матери Божией… Что ж, батюшка, не смотрите мне в глаза? Смотрите просто и не убойтесь — Господь с нами!
Я взглянул после этих слов в лицо его, и напал на меня еще больший благоговейный ужас. Представьте себе: в середине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей, лицо человека, с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, меняющееся выражение его глаз, слышите его голос, чувствуете, что кто‑то вас руками держит за плечи, но не только рук этих не видите, не видите ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет ослепительный, простирающийся далеко, на несколько сажен кругом, и озаряющий ярким блеском своим и снежную пелену, покрывающую поляну, и снежную крупу, осыпающую сверху и меня, и великого Старца. Возможно ли представить себе то положение, в котором я находился тогда?
— Что же чувствуете вы теперь? — спросил меня отец Серафим.
— Необыкновенно хорошо! — сказал я. t
— Да как же хорошо? Что именно?, ' ^ а>.
Я отвечал:
— Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу!
— Это, ваше боголюбие, — сказал батюшка отец Серафим, — тот мир, про который Господь сказал ученикам Своим: Мир Мой даю вам, не якоже мир дает, Аз даю вам. Аще бо от мира были бысте, мир убо любил свое, но якоже избрах вы от мира, сего ради ненавидит вас мир. Обаче дерзайте, яко Аз победих мир (ср. Ин. 15. 19; 16. 33). Вот этим‑то людям, ненавидимым от мира сего, избранным же от Господа, и дает Господь тот мир, который вы теперь в себе чувствуете; мир, по слову апостольскому, всяк ум преиму–щий. Что же еще чувствуете вы? — спросил меня отец Серафим. t
— Необыкновенную сладость! — отвечал я. И он продолжал:
— Это та сладость, про которую говорится в Священном Писании: От тука дому Твоего упиются и потоком сладости твоея напоиши я (ср. Пс. 35. 9). Вот эта‑то теперь сладость преисполняет сердца наши и разливается по всем жилам нашим неизреченным услаждением. От этой‑то сладости наши сердца как будто тают, и мы оба исполнены такого блаженства, какое никаким языком выражено быть не может… Что же еще вы чувствуете?»
— Необыкновенную радость во всем моем сердце!
457
И батюшка отец Серафим продолжил:
— Когда Дух Божий снисходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостью, ибо Дух Божий радостотворит все, к чему бы Он ни прикоснулся. Но как бы ни была утешительна радость эта, которую вы теперь чувствуете в сердце своем, все‑таки она ничтожна в сравнении с той, про которую Сам Господь устами Своего апостола сказал, что радости той ни око не виде, ни ухо не слыша, ни на сердце человеку не взыдоша благая, яже уготовал Бог любящим Его. Предзадатки этой радости даются нам теперь, если от них так сладко, хорошо и весело в душах наших, то что сказать о той радости, которая уготовлена там, на небесах, плачущим здесь на земле?! Вот и вы, батюшка, довольно‑таки поплакали в жизни вашей на земле, и смотрите‑ка, какою радостью утешает вас Господь еще в здешней жизни. Что же еще вы чувствуете, ваше боголюбие?
Я отвечал:
— Теплоту необыкновенную!
— Как, батюшка, теплоту? Да ведь мы в лесу сидим. Теперь зима на дворе, и под ногами снег, и на нас более вершка снегу, и сверху крупа падает… Какая же может быть тут теплота?
Я отвечал:
— А такая, какая бывает в бане, когда поддадут на каменку и когда из нее столбом пар валит…
— И запах, — спросил он меня, — такой же, как из бани?
— Нет, — отвечал я, — на земле нет ничего подобного этому благоуханию.;,
И батюшка отец Серафим, приятно улыбнувшись, сказал:
— И сам я, батюшка, знаю это точно так же, как и вы, да нарочно спрашиваю у вас, так ли вы это чувствуете? Сущая правда, ваше боголюбие! Никакая приятность земного благоухания не может быть сравнена с тем благоуханием, которое мы теперь ощущаем, потому что нас теперь окружает благоухание Святаго Духа Божия. Что же земное может быть подобно ему?.. Заметьте же, ваше боголюбие, ведь вы сказали мне, что кругом нас тепло, как в бане, а посмотрите‑ка, ведь ни на вас, ни на мне снег не тает и под нами также. Стало быть, теплота эта не в воздухе, а в нас самих. Она‑то и есть именно та самая теплота, про которую Дух Святый словами молитвы заставляет нас вопиять к Господу: «Теплотою Духа Святаго согрей мя!» Ею‑то согреваемые пустынники и пустынницы не боялись зимнего мраза, будучи одеваемы, как в теплые шубы, в благодатную одежду, от Святаго Духа истканную. Так ведь и должно быть на самом деле, потому что благодать Божия должна обитать внутри нас, в сердце нашем, ибо Господь сказал: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17. 21). Под Царствием же Божиим Господь разумел благодать Духа Святаго. Вот это Царствие Божие тепери внутри нас и находится, а благодать Духа Святаго и отвне осиявает и согревает нас и, преисполняя многоразличным благоуханием окружающий нас воздух, услаждает наши чувства пренебесным услаждением, напояя сердца наши радостью неизглаголанною. \ 1аше теперешнее положение есть то самое, про которое апостол говорит: Царствие Божие несть пища и питие, но правда
458
и мир о Дусе Свите (ср. Рим. 14. 17). Мот что аначит быть и полноте Духа Святаго, про которую снятой Макарим [египетский пишет: «Я сам был в полноте Духа Сиятаго»… Этою‑то полнотою Духа Своего Святаго и нас, убогих, преисполнил теперь Господь… Ну уж теперь нечего более, кажется, спрашивать, ваше боголюбие, каким образом бывают люди в благодати Духа Святаго!.. Будете ли вы помнить теперешнее явление неизреченной милости Божией, посетившей нас?
— Не знаю, батюшка, — сказал я, — удостоит ли меня Господь навсегда помнить так живо и явственно, как теперь я чувствую, эту милость Божию.
— А я мню, — отвечал мне отец Серафим, — что Господь поможет вам навсегда удержать это в памяти вашей, ибо иначе благость Его не преклонилась бы так мгновенно к смиренному молению моему и не предварила бы так скоро послушать убогого Серафима, тем более что и не для вас одних дано вам разуметь это, а через вас для целого мира, чтобы вы сами, утвердившись в деле Божием, и другим могли быть полезными. Что же касается до того, батюшка, что я монах, а вы мирской человек, то об этом думать нечего: у Бога взыскуется правая вера в Него и Сына Его Единородного. За это и подается обильно свыше благодать Духа Святаго. Господь ищет сердца, преисполненного любовью к Богу и ближнему, — вот престол, на котором Он любит восседать и на котором Он является в полноте Своей пренебесной славы. Сыне, даждь Ми сердце твое! — говорит Он. — А все прочее Я Сам приложу тебе (ср. Притч. 23. 26), ибо в сердце человеческом может вмещаться Царствие Божие. Господь равно слушает и монаха, и мирянина, простого христианина, лишь бы оба были православные, и оба любили Бога из глубины душ своих, и оба имели в Него веру, хотя бы «яко зерно горушно», и оба двинут горы. Так‑то, ваше боголюбие, все, о чем бы вы ни попросили у Господа Бога, все восприимете, лишь бы только было во славу Божию или на пользу ближнего, потому что и пользу ближнего Он же к славе Своей относит, почему и говорит: Вся, яже единому от меньших сих сотвористе, Мне сотвористе (ср. Мф. 25. 40). Так не имейте никакого сомнения, чтобы Господь Бог не исполнил ваших прошений, лишь бы только они или к славе Божией, или к пользам и назиданию ближних относились. Но если бы даже и для собственной вашей нужды, или пользы, или выгоды вам что‑либо было нужно, и это даже все столь же скоро и благопослушливо Господь Бог изволит послать вам, только бы в том крайняя нужда и необходимость настояла, ибо любит Господь любящих Его: благ Господь всяческим, щедрит же и дает и не призывающим имени Его, и щедроты Его во всех делах Его, волю же боящихся Его сотворит и молитву их услышит, и весь совет их исполнит, исполнит Господь вся прошения твоя».
В житии и делах прп. Серафима Саровского особое значение имела его забота о Дивеевском женском монастыре.
В конце XVIII в. одна благочестивая женщина устроила девическую общину. Для этого она выбрала местечко Дивеево, в нескольких километрах от Саронской обители. Игумен Сарона Пахомий был там духовным отцом. Незадолго до своей смерти он сказал предстоятельнице общины: «После моей смерти отец Серафим будет нас вести и охранить».
459
Случилось так, как предсказал игумен. С тарец Серафим по окончании своего затворничества стал снова бывать в своей лесной избушке и заботился О динеенских сестрах.
В 1825 г. он разделил эту общину на две части: на вдов и на девиц; последних он назвал своими серафимовскими сиротами. С помощью денег господина Мантурова старец смог построить для общины церковь. Позже, в 1861 г., община была признана монастырем, и в начале XX в. Серафимо–Дивеевский монастырь находился в состоянии расцвета, имел до 1000 монахинь и сестер, а строгостью жизни был известен на всю Россию.
'. Отец Серафим стал духовным отцом общины, образцом старца, с большой любовью и вниманием постоянно заботившимся о всех духовных нуждах сестер. Он воспитывал их в духе отречения от мира и послушания и в особенности старался привить им любовь к богослужению. Вся суть их аскетического подвига заключалась в служении Божией Матери, Пречистой Госпоже. Часто говорил он сестрам: «Не я вас избрал, но Небесная Царица Сама избрала вас, а мне передала».
Николай Мотовилов — «служка Серафимов» — рассказывает в своем дневнике:
«Это было в 1825 г., в день св. Климента, папы римского, и св. Петра Александрийского (25 ноября), когда прп. старец после многолетнего затвора снова прибрел в свою лесную избушку. Там явилась ему Божия Матерь. Пречистая Дева стояла между апостолами Петром и Иоанном. Она велела отцу Серафиму разделить Дивеевскую общину и указала место для новой церкви. Незадолго до этого один помещик подарил старцу Серафиму кусок прилегающей земли. Деньги, которые имел господин Мантуров, были истрачены на строительство церкви».
На месте явления Божией Матери находился родник, вода которого столетиями приносила облегчение многим больным и исцеляла их.
Духовно руководя сестрами, прп. Серафим неоднократно проявлял свою духовную силу. Особенно замечательна история «послушания» Елены Ман–туровой, сестры исцеленного помещика. Она отличалась цветущей красотой, скрытой в отдаленном уголке нашей страны. Елена Мантурова привлекла особое внимание старца и по его просьбе поступила в монастырь. В 1832 г. Мантуров опять заболел и написал св. старцу письмо, в котором просил
0 помощи. Отец Серафим велел ему съесть кусок свежеиспеченного ржаного хлеба, отчего тот выздоровел. Вскоре после этого старец позвал к себе Елену.
— Ты, моя радость, всегда была мне послушна. Теперь я хочу дать тебе еще одно послушание.
— Я всегда слушалась вас, батюшка, и готова вас и далее слушать.
1 — Так–так, моя радость, видишь ли, матушка, твой брат очень болен и наступило время ему умереть. Но он мне нужен еще для нашей общины. Итак, я даю тебе задачу: умри ты, матушка, вместо твоего брата!
— Благословите меня, батюшка, на смерть, — сказала она. После этого старец начал рассказывать ей о вечной жизни, но вдруг Елена сказала: «Батюшка, я боюсь смерти!»
— Радость моя, мы не должны бояться смерти, для нас там только вечная радость.
460
Собраншись уходить, она упала на пороге, обессиленная. Старец дал ей попить святой воды, и она снова пришла в себя. Придя домой, она тяжело заболела. Во время болезни она рассказала игумений о своем разговоре со старцем и принятом ею послушании. 28 мая 1832 г. Елена Мантурова умерла в возрасте 34–х лет. Одна сестра пришла к старцу и, плача, сообщила о ее смерти. «Почему ты плачешь? — спросил святой. — Надо радоваться! Как вы мало понимаете! Вы плачете! И если бы только вы видели! Ее душа полетела, полетела, как птица, кверху. Херувимы и Серафимы приготовили ей место. Как девственница, она удостоилась занять место недалеко от Святой Троицы. Она верная служительница Божией Матери… Она фрейлина Царицы Небесной!»
Священник Дивеевской общины отец Василий Садовский рассказывал:
«Через три дня после праздника Успения (1830) навестил я св. старца Серафима. Мы долго говорили о жизни святых, когда старец внезапно спросил: «Батюшка, есть ли у тебя чистый платочек? Дай его мне». Я протянул ему платочек. Старец взял из сосуда крошечный сухарик, который был особенно белым. «Ну, батюшка, Царица меня посетила и подарила этот сухарик для моих гостей. Иди в монастырь и дай каждому по сухарику». Я подумал, что какая‑нибудь высокая персона посетила старца Серафима, но старец сказал мне: «Небесная Царица, батюшка, Небесная Царица Сама посетила убогого Серафима! Какая радость, батюшка… «Мой верный слуга, — сказала Она, — проси от Меня всего, что ты хочешь!» Слышишь ли, батюшка, какую благодать открыла мне Царица Небесная!» — Праведник просиял от умиления и продолжал: «И убогий Серафим, батюшка, попросил Божию Матерь! И он выпросил, чтобы все находящиеся в Серафимо–Дивеевском монастыре спаслись… И Божия Матерь обещала убогому Серафиму эту неописуемую радость! Только троим это не было обещано. Трое должны погибнуть, так сказала Матерь Божия», — и при этом помрачилось сияющее лицо старца».
Накануне Благовещения Пресвятой Богородицы (1831) в присутствии сестры Евпраксии прп. Серафим имел последнее известное нам видение.
«Я пришла к батюшке Серафиму, — написано в дневнике монахини Евпраксии, — накануне Благовещения.
— Ах ты, моя радость, я давно тебя ждал! Какая благодать от Божией Матери приготовлена нам к этому празднику! Как велик будет этот день!
— Разве я, грешная, этого достойна, батюшка? — спросила я не без страха.
— Если ты недостойна, я буду просить Господа и Его Матерь, чтобы и ты эту радость увидала. Теперь будем молиться!
Отец Серафим начал читать акафисты: Господу Иисусу Христу, Божией Матери, свт. Николаю, Иоанну Крестителю, а затем каноны Ангелу Хранителю и всем святым. Кончая, он сказал мне:
— Не убойся, благодать Божия является нам! Держись крепко за меня! Внезапно возник шум, как от сильного ветра, появился пламенеющий свет
и послышалось пение. Отец Серафим упал на колени и стал восклицать, воздев руки кверху:
— О Вееблаженная, Всепречистая Матерь Божия, Ты Пречистая и
Богородица!
И я уимдела: два Ангела появились, шествуя впереди с ветвями. За ними — Сама наша Госпожа в сонме двенадцати деы и, наконец, св. Иоанн Креститель
461
и ев, Иоанн Евангелист. Исполненная страха, я упала без сознания и не знаю, о чем говорила 11еГ>еснаи Царица с отцом Серафимом и о чем он Ее просил… Внезапно услышала я, лежа на земле, как Богоматерь сказала отцу Серафиму: «Кто это около тебя на земле лежит?» Отец С–ерафим ответил: «Это та монахиня, о которой я Тебя, Владычица, просил, чтобы она присутствовала на Твоем явлении».
Пречистая удостоила меня, совсем недостойную, тем, что взяла мою правую руку… Батюшка взял мою левую, и Она повелела мне через него приблизиться к девам и спросить их имена. И я пошла вдоль ряда; сперва пришла я к Ангелам и спросила их: «Кто вы?» Они ответили: «Мы Ангелы Божий». После этого я обратилась к св. Иоанну Крестителю и св. Иоанну Евангелисту и спросила их, и они назвали свои имена. После этого я пошла к девам и спросила их имена. Св. девы были: св. великомученицы Варвара и Екатерина, св. первомученица Фекла, св. великомученица Марина, св. великомученица царица Ирина, св. Евпраксия, св. великомученица Пелагия и До–рофея, св. Макрина, св. мученица Иустина, св. великомученица Юлиания и св. мученица Анисия. Когда я всех переспросила, то подумала, что теперь должна пасть к ногам Царицы Небесной и просить Ее простить мои грехи… Но внезапно все сделалось невидимым. Батюшка потом сказал мне, что видение длилось четыре часа…
— Ах, батюшка, со страху я забыла попросить Царицу Небесную о прощении моих грехов.
— Я, убогий Серафим, молился Божией Матери за всех, которые меня любят, которые мне служат и которые вокруг меня трудятся, за каждого, кто любит мой монастырь. Я упала ему в ноги, он тихо сказал мне:
— Иди теперь, дитя мое, с миром, в свой монастырь.
Из поучений прп. Серафима
Бог есть огнь, согревающий и разжизающий сердца и утробы. Итак, если мы ощущаем в сердцах своих хлад, который от диавола, ибо диавол хладен, то призовем Господа, и Он, пришед, согреет наше сердце совершенною любо–вию не только к Нему, но и к ближнему. И от лица теплоты изгонится хлад доброненавистника.
Отцы написали, когда их спрашивали: ищи Господа, но не испытуй, где живет.
Где Бог, там нет зла. Все происходящее от Бога мирно и полезно и приводит человека к смирению и самоосуждению.
Бог являет нам свое человеколюбие не только тогда, когда мы делаем доброе, но и когда оскорбляем и прогневляем Его. Как долготерпеливо сносит Он наши беззакония, и когда наказывает, как благоутробно наказывает!
Прежде всего должны веровать в Бога, я ко есть и взыскающим Его мэдо–воздатель бывает (Евр. 11. 6).
Вера, по учению преподобного Антиоха, есть начало нашего соединения с Богом: истинно верующий есть камень храма Божия, уготованный для здания bora Отца, вознесенный на высоту силою Иисуса Христа, то еств Крестим, помощию вервия, то есть благодати Духа Спитого.
462
Вера бея дел мертва есть (Иак. 2. 2()), а дела веры суть: люОопь, мир, долготерпение, милость, смирение, упокоение от всех дел, как и Ног почил от Своих дел, несение креста и жизнь по Духу. Только такая вера имение гея в правду. Истинная вера не может Оытъ без дел; кто истинно верует, тот непременно имеет и дела.
Все, имеющие твердую надежду на Бога, возводятся к Нему и просвещаются сиянием вечного света.
Если человек не имеет вовсе никакого попечения о себе ради любви к Богу и дел добродетели, зная, что Бог печется о нем, таковая надежда есть истинная и мудрая.,.,
Сердце не может иметь мира, доколе не стяжает сей надежды.
Стяжавший совершенную любовь существует в жизни сей так, как бы не существовал. Ибо считает себя чужим для видимого. Он весь изменился в любовь к Богу и забыл всякую другую любовь.
Кто любит себя, тот любить Бога не может. А кто не любит себя ради любви к Богу, тот любит Бога.
Истинно любящий Бога считает себя странником и пришельцем на земле сей; ибо душою и умом в своем стремлении к Богу созерцает Его одного.
Душа, исполненная любви Божией, во время исхода своего из тела не убоится князя воздушного, но со ангелами возлетит, как бы от чужой страны на
родину.
Человек, принявший на себя проходить путь внутреннего внимании, прежде всего должен иметь страх Божий, который есть начало премудрости.
В уме его всегда должны быть напечатлены сии пророческие слона: работайте Господеви со страхом и радуйтеся Ему с трепетом (Пс. 2. 11).
Он должен проходить путь сей с крайнею осторожноетию и благоговением ко всему священному, а не небрежно.
В противном случае опасаться должно, чтоб не отнеслось к нему сие Божие определение: проклят человек, творяйдело Господне с небрежением
(Иер. 48.10).
Два вида страха: если не хочешь делать зла, то бойся Господа и не делай; а если хочешь делать добро, то бойся Господа и делай.
Но никто не может стяжать страха Божия, доколе не освободится от всех забот житейских. Когда ум будет беспопечителен, тогда движет его страх Божий и влечет к любви благости Божией.
Дабы приять и узреть в сердце свет Христов, надобно, сколько можно, отвлечь себя от видимых предметов. Предочистив душу покаянием и добрыми делами и с верою в Распятого, закрыв телесные очи, погрузить ум внутрь сердца, где вопиять призыванием имени Господа нашего Иисуса Христа; и тогда по мере усердия и горячности духа к возлюбленному находит человек в призываемом имени услаждение, которое возбуждает желание искать высшего просвещения.
Когда через таковое упражнение укоснит ум в сердце, тогда возсиянает свет Христов, освещая храмину души своим Божественным осиинием, как говорит пророк Малахия: и воссияет вам боящимся имене Моею солнце правды (Мал. 4. 2).
Сей свет есть купно и жизнь по евангельскому слову: в том живот бе, и живот бе свет человеком (Ин. 1.4).
463
Когда человек созерцает внутренне свет вечный, тогда ум его бывает чист и не имеет в себе никаких чувственных представлений, но, весь будучи углублен в созерцание несозданной доброты, забывает все чувственное, не хочет зреть и себя, но желает скрыться в сердце земли, только бы не лишиться сего истинного блага — Бога.
* * *
Дела отца Серафима в течение последних восьми лет до его смерти нельзя назвать делами только одного старца. Он перешагнул границы этого мира. Он был праведником и хранителем неизреченной тайны, которая перекидывает мост от земного к горнему.
Для верующих он был уже не человеком, но святым, который только из любви к грешным людям остается еще в телесной жизни. И когда они увидели, что св. старец приготовляется к вечному блаженству, они чувствовали не печаль, но радость и верили, что вскоре получат нового заступника пред Престолом Божиим. Его смерть не была для них ни расставанием, ни концом.
Более полустолетия подвизался святой для славы Божией. Ему было уже 72 года. Его земные силы начали медленно угасать. Он сам еще за год до смерти почувствовал, что силы слабеют. Но дух его пылал непрестанной любовью к Богу. Старец чаще оставался в монастыре и только иногда едва доходил до своей лесной хижины. Однако больным он помогал очень охотно и исцелял многих из них.
Много раз он объявлял о приближающемся конце: «Я слабею силами, теперь живите одни». Оставшееся время он большей частью употребил для того, чтобы достойно предстать пред Лицем Бога. Многие часы проводил он в молитве. С сияющим лицом и воздетыми руками погружался он в молитву без слов. Его глаза были устремлены к другому миру.
«Какую радость, какую сладость получает душа, разлучающаяся с телом! Ангелы встречают ее, чтобы привести пред Лице Бога… Когда я помру, приходите к моему маленькому гробу. Все, что тяготит вашу душу: или вам живется тяжело, или вы имеете что‑либо вас беспокоящее, — приходите ко мне и приносите ваши печали к моему маленькому гробу. Падите на землю и расскажите мне все, как живому, и я вас услышу, и ваша печаль скоро пройдет! Для вас я живу и буду вечно жить!» — говорил св. старец.
В первый день 1833 г., в воскресенье, прп. Серафим последний раз присутствовал за Божественной литургией. В келье он весь день пел пасхальные песнопения. Три раза старец выходил к тому месту, которое предназначено было для его могилы. На следующее утро, незадолго до ранней литургии, нашли его в келье пред иконой Божией Матери Умиление лежащим со скрещенными на груди руками и светлым лицом. Глаза старца были закрыты, как будто он был погружен в молитву. Св. Серафим вошел в вечную жизнь.
Вместе с Церковью мы молимся: «От юности Христа возлюбил еси, блаженне, и Тому Единому работати пламенне вожделев, непрестанною молитвою и трудом в пустыни подвизался еси, умиленным же сердцем любовь Христову стяжав, избранник возлюблен Божия Матере явился еси. Сего ради вопием ти: спасай нас молитвами твоими, Серафиме преподобие, отче наш!»