Генрих VIII (пер. В. Томашевский)

«Генрих VIII» - драма-хроника, история создания которой овеяна легендами. Точно не известно, написал ее Шекспир - или один из его учеников.

• ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
• ПРОЛОГ
• АКТ I
• СЦЕНА 1
• СЦЕНА 2
• СЦЕНА 3
• СЦЕНА 4
• АКТ II
• СЦЕНА 1
• СЦЕНА 2
• СЦЕНА 3
• СЦЕНА 4
• АКТ III
• СЦЕНА 1
• СЦЕНА 2
• АКТ IV
• СЦЕНА 1
• СЦЕНА 2
• АКТ V
• СЦЕНА 1
• СЦЕНА 2
• СЦЕНA 3
• СЦЕНА 4
• СЦЕНА 5
• ЭПИЛОГ
• А.Аникст
• А.Смирнов

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Король Генрих VIII.

Кардинал Вулси.

Кардинал Кампейус.

Капуциус, посол императора Карла V.

Кранмер, архиепископ Кеитерберийский.

Герцог Норфолк.

Герцог Бекингем,

Герцог Сеффолк.

Граф Серри.

Лорд-камергер.

Лорд-канцлер.

Гардинер, епископ Уинчестерский.

Епископ Линкольнский.

Лорд Эбергенни.

Лорд Сендс.

Сэр Генри Гилдфорд.

Сэр Томас Ловел.

Сэр Энтони Денни.

Сэр Никлас Вокс.

Секретари Вулси.

Кромвель, служащий у Вулси.

Гриффит, гофмаршал королевы Екатерины.

Три дворянина.

Доктор Бетс, королевский лекарь.

Первый герольд.

Управитель герцога Бекингема.

Брендон.

Судейский пристав.

Привратник в зале совета.

Другой привратник и его помощник.

Паж Гардинера.

Глашатай.

Королева Екатерина, жена короля Генриха, потом — в разводе с ним.

Анна Буллен, ее фрейлина, потом королева.

Пожилая леди, приятельница Анны Буллен.

Пейшенс, служанка королевы Екатерины.

Различные лорды и леди без слов; прислужницы королевы; духи (призраки),

писцы, офицеры, стража, слуги.

Место действия — Лондон, Уэстминстер, Кимболтон.

ПРОЛОГ

Я нынче здесь не для веселья, нет!

Картины прошлых лет и страшных бед,

Где рядом с троном стоны и измены,

Величием волнующие сцены

Представим вам сейчас. Добряк иной

В раздумье скорбном и всплакнет порой

Тут есть над чем. Кто платит за билеты,

Надеясь правду здесь постигнуть где-то,

Ее найдет. А кто от пьесы ждет

Лишь двух-трех ярких сцен, не упрекнет

Нас за ошибки, и оно понятно:

Всего за шиллинг проведет он знатно

Здесь два часа. И только разве тот,

Кто ради сальностей сюда придет,

Или боев с мечами и щитами,

Иль сцен забавных с пестрыми шутами,

Обманется. Поверьте, господа,

Никак бы нам не миновать стыда,

Когда б высоты правды мы смешали

С шутами и щитами в этом зале.

Расставшись с правдой в хронике своей,

Лишимся мы достойнейших друзей.

Мы знатоками драмы вас считаем

И посему смиренно умоляем

Серьезность сохранять, как мы хотим.

Мы старины картины воскресим

В живых героях. Вот они пред вами

В день славы, окруженные друзьями!

Но дальше, посмотрите, в миг один

Герои в бездну рушатся с вершин.

А вдруг услышу смех по окончанье?

Что ж, плачут иногда и в день венчанья!

АКТ I

СЦЕНА 1

Лондон. Передняя во дворце.

Входят с одной стороны герцог Норфолк, с другой — герцог Бекингем и лорд Эбергенни.

Бекингем

Добро пожаловать и с добрым утром!

В последний раз во Франции как будто

Мы виделись? Ну, как живете вы?

Норфолк

Милорд, благодарю вас. Я здоров.

А всем, что там увидеть довелось мне,

Я восхищаюсь.

Бекингем

Приступ лихорадки

Меня к постели приковал, когда

Два солнца славы, два светила в блеске

Сошлись в долине Ард.

Норфолк

Да, я там был

И видел, как два всадника друг друга

Приветствовали. Спешившись потом,

Они в объятье тесном как бы слились.

Будь так, тогда б любых четыре трона

Навряд ли перевесили единство

Вот этих двух.

Бекингем

А я все это время

Прикован был к постели.

Норфолк

Значит, вы

Земную славу так и не видали.

Сказать бы можно, что дотоле был

Блеск славы холостым, а нынче он

С каким-то новым блеском повенчался.

Любое завтра выше, чем вчера.

Последний день собрал все чудеса:

Звенящие доспехами французы,

Все в золоте, как дикарей кумиры,

Сегодня затмевают англичан,

А завтра — словно Индия пред нами,

И каждый бритт как золотой рудник.

Вот рядом с ними их пажи-малютки,

Как раззолоченные херувимы,

А дамы, не привыкшие трудиться,

Под грузом драгоценностей потели,

Их красил и румянил этот труд.

Какой-нибудь наряд на маскараде

Сегодня объявлялся несравненным,

А в следующий вечер он казался

Уже нелепым нищенским отрепьем.

Сравнялись в блеске оба короля,

Кто появлялся, тот и побеждал,

Кого увидят, тот и прославлялся,

А вместе их за одного считали.

Никто не смел отыскивать различье

Или хулу сболтнуть о королях.

Когда два солнца — так их называли

Через герольдов вызвали на бой

Славнейших рыцарей, то началось

Такое, что нельзя себе представить.

Все легендарное вдруг стало былью

Настолько, что поверить мы могли

И в Бевиса.

Бекингем

Ну, это вы хватили.

Норфолк

Поскольку я принадлежу к дворянам,

О чести вам я повествую честно.

Но даже и при мастерском рассказе

Событья эти что-то потеряют.

Рассказом было действие само,

Все было царственно, во всем порядок,

Который ни на миг не нарушался,

И каждый честно исполнял свой долг.

Бекингем

А кто же этим всем руководил?

Кто стройное сумел придать единство

Торжественному празднеству, скажите?

Норфолк

Да тот, в ком ранее не замечали

К таким делам талантов.

Бекингем

Кто же это?

Норфолк

Все это с мастерством осуществил

Достопочтенный кардинал Йоркский.

Бекингем

Черт бы его побрал! В любой пирог

Сует он свой честолюбивый палец.

Зачем он лезет в эту суету?

Наверно, может эта глыба жира

Впитать в свои объемистые недра

Лучи всеозаряющего солнца,

Не дав им до земли дойти.

Норфолк

Конечно,

Он словно создан для подобных дел.

Ведь он не опирается на предков,

Любезно помогающих потомкам,

Короне он услуг не оказал,

Со знатными он связей не имеет,

Он из себя, подобно пауку,

Все тянет паутину, и мы видим:

Его карьера — личные заслуги.

Вот это дар, ему врученный небом,

И к трону ближе всех он.

Эбергенни

Я не знаю,

Какой там дар ему вручило небо.

Те, кто позорче, в этом разберутся.

Но вижу я отлично, что надменность

В нем так и прет на свет из каждой щели.

Откуда только он ее обрел?

Коль не из ада, значит, дьявол — скряга

Иль всю ее уж раньше раздарил,

А Вулси новый ад в себе воздвигнул.

Бекингем

Какого черта он посмел без спросу

У короля ему назначить свиту

Для выезда во Францию? Он сам

Составил список чуть не всех дворян.

Трудов-то много, ну а чести — мало!

Совета мненье даже не узнал…

Он подписал — и этого довольно!

Эбергенни

Я знаю, что из родичей моих

По крайней мере трое обнищали

Настолько, что уж дел им не поправить.

Бекингем

Да, многие себе хребет сломали,

Взвалив на плечи груз своих поместий,

Чтоб оплатить расходы по поездке.

Подобное тщеславье привело

К последствиям печальным.

Норфолк

Очень жаль,

Что мир между французами и нами

Издержек этих всех не окупил.

Бекингем

Когда пронесся ураган зловещий,

Все вдруг прозрели и, не сговорись,

Одно и то же вместе предсказали:

Что буря, запятнав одежды мира,

Разрыв, казалось, дружбе предвещает.

Норфолк

Так и сбылось. Ведь Франция расторгла

Союз военный, захватив в Бордо

Товары у купцов английских.

Эбергенни

Значит,

Поэтому посол не принят?

Норфолк

Да.

Эбергенни

Мир-то хорош, да что-то дорог очень.

Бекингем

Все это наш почтенный кардинал

Устроил.

Норфолк

Не забудьте, ваша милость,

Что ваши разногласья с кардиналом

Всем в Англии известны. Мой совет

(А я всех благ сердечно вам желаю)

Примите во вниманье: кардинал

Могуществен, да и коварен очень;

И помню я, что ненависть его

Любые силы приведет в движенье.

Он мстителен — вам нрав его знаком,

А лезвие меча его остро,

И этот меч далеко достает;

Где не достать, туда он меч добросит.

Таков совет — он может быть полезен,

Но вот она, подводная скала,

Которой должно вам остерегаться.

Входит кардинал Вулси. Перед ним несут сумку. За ним следуют несколько телохранителей и два секретаря с бумагами. Кардинал, проходя мимо, смотрит пристально на Бекингема, а тот — на него, оба — весьма презрительно.

Вулси

(секретарю)

Он управитель герцога? Так, так.

А где его доклад?

Первый секретарь

Здесь, ваша светлость.

Вулси

И сам он тут?

Первый секретарь

Да, ваша светлость, здесь.

Вулси

Так, значит, кое-что еще узнаем,

И Бекингема наглый взгляд померкнет.

(Уходит со свитой.)

Бекингем

Пес мясника взбесился, брызжет ядом,

А у меня нет сил надеть намордник.

Пусть лучше спит — будить его не будем.

Бедняк ученый вознесен над знатью!

Норфолк

Что гнев? О кротости молите бога.

Одна она недуг ваш исцелит.

Бекингем

Против меня он что-то замышляет,

По взгляду видно. На меня глядел

Он как на омерзительного змея.

Сейчас готовит он какой-то фокус.

Пошел он к королю, и я пойду

И брошу вызов там.

Норфолк

Постойте, герцог!

Пусть посоветуются гнев и разум

О том, что вы хотите предпринять.

На холм крутой взбирайтесь не спеша,

Ведь гнев похож на пылкого коня:

Ослабь узду — и он себя загонит.

Вы лучше всех давали мне советы,

Так будьте другом самому себе.

Бекингем

Я брошусь к королю, и голос чести

Изобличит ипсуичского нахала,

А не удастся — объявлю публично,

Что нет различья меж людьми.

Норфолк

Спокойней!

Вы горн так раскалите для врага,

Что сами обожжетесь. В бурной спешке

Вы можете промчаться мимо цели,

И кончено! Ужель вам не известно

Вскипая, влага льется через край:

Прирост по виду, а на деле убыль.

Спокойней! Повторяю, лучше всех

Себя в руках вы можете держать,

Но только влагой разума гасите

Иль охлаждайте пламя страсти.

Бекингем

Сэр,

Благодарю и вашему совету

Последую. Но негодяй изменник!

(Не желчь во мне о нем так говорит,

А твердое, поверьте, убежденье.)

Я знаю из улик и доказательств

Столь ясных, как вода в ручьях в июле,

Где каждый камешек на дне мы видим,

Что он врагам продавшийся изменник.

Норфолк

Изменник? Я бы так не говорил.

Бекингем

А я скажу об этом королю.

Мои улики будут крепче скал.

Сей лис святой, иль волк, иль оба вместе,

Ведь он равно прожорлив и хитер

И так же склонен к злу, как и способен

Его творить, в нем ум и сан высокий,

И, только чтобы блеском всех затмить

Во Франции и здесь, он короля

Подбил на разорительный союз

И, наконец, устроил эту встречу.

Она так много денег поглотила

Но лопнула затея, как стакан

От кипятка.

Норфолк

Так именно и было.

Бекингем

Позвольте кончить. Хитрый кардинал

Составил все условья договора,

Как сам хотел. И был подписан мир.

Ведь крикнул он: «Так будет!» — хоть для нас

Такой трактат, что мертвому костыль.

Но раз его составил кардинал,

То он хорош. Ведь наш достойный Вулси

Не может ошибаться. А затем

(Еще пример того, что я назвал бы

Щенком измены — этой старой суки)

К нам прибыл в гости император Карл

Под видом встречи с нашей королевой,

Своею теткой, а на самом деле

Чтоб с Вулси побеседовать тайком.

Боялся он, что дружеский союз

Меж Англией и Францией наносит

Ему ущерб, что скрыты здесь угрозы.

Он вел переговоры с кардиналом:

Я думаю, нет, я почти уверен,

Что попросту его он подкупил.

И сразу он добился своего:

Ведь вымостил он золотом дорогу!

Чего же император пожелал?

Чтоб Вулси короля уговорил

Мир вышеупомянутый нарушить!

Так пусть же от меня король узнает,

Что честью королевской кардинал

Торгует с пользой для себя!

Норфолк

Мне жаль

О нем все это слышать. Я б хотел

Узнать, что вы ошиблись.

Бекингем

Ни на йоту!

Каким я здесь его изображаю,

Таким пред всеми и предстанет он.

Входит Брендон, предшествуемый судейским приставом и двумя или тремя стражами.

Брендон

Долг службы тотчас выполняйте!

Судейский пристав

Сэр!

Милорд, светлейший герцог Бекингем,

Граф Херфордский, Стеффордский, Нортемптонский,

Я арестую вас по обвиненью

В измене. Это воля короля.

Бекингем

Ну вот, милорд, я и попался в сеть!

Теперь погибну от коварных козней.

Брендон

Мне жаль, что вы лишаетесь свободы.

Мне горько это видеть. Но придется

Отправиться вам в Тауэр. Королю

Угодно так.

Бекингем

Доказывать напрасно

Свою невинность буду. Черной краской

Они замажут белизну мою.

Да будет воля божья! Повинуюсь.

Прощаюсь с вами я, лорд Эбергенни.

Брендон

Нет, вместе с вами он пойдет. Король

Желает, чтобы в Тауэре вы ждали,

Что дальше он решит.

Эбергенни

Я, как и герцог,

Скажу: да совершится воля божья!

Желанью короля я повинуюсь.

Брендон

Приказ есть на арест. Лорд Монтекьют,

Священник герцога Джон де ла Кар

И некий Гилберт Пек, его писец…

Бекингем

Так, так. Вот главные. И все — надеюсь?

Брендон

Монах картезианский.

Бекингем

Хопкинс?

Брендон

Да.

Бекингем

Изменник управитель! Он подкуплен

Всесильным кардиналом. Я погиб!

Я только тень былого Бекингема.

И затмевает туча в этот миг

Свет солнца моего. — Милорд, прощайте!

Уходят.

СЦЕНА 2

Там же. Зал совета.

Трубы.

Входят король Генрих, опираясь на плечо кардинала Вулси, вельможи и сэр Томас Ловел. Кардинал садится справа от короля, у его ног.

Король Генрих

Всей жизнью, всем, что лучшего есть в ней,

Благодарю за верность и заботу:

Был заговор нацелен в сердце мне,

Но вы его прикончили. Спасибо!

Пускай войдет служитель Бекингема,

Пусть повторит признания свои

И шаг за шагом пусть опять раскроет

Измену господина своего.

Шум за сценой, крики: «Дорогу королеве!» Герцоги Норфолк и Сеффолк вводят королеву Екатерину. Она опускается на колени. Король встает, поднимает ее, целует и усаживает рядом с собой.

Королева Екатерина

Нет, я с колен не встану. К вам я с просьбой.

Король Генрих

Садись здесь рядом. Половину просьбы

Не называй — мы вместе делим власть.

Другую же считай уже свершенной.

Желанье повтори, и все.

Королева Екатерина

Спасибо!

Я вот о чем хотела вас просить:

Чтоб вы себя любили и в любви

О чести бы своей не забывали

И о величье власти.

Король Генрих

Продолжай.

Королева Екатерина

Уж многие докладывали мне,

Все люди честные, что ваш народ

Обиды терпит. Изданы указы,

Которые способны уничтожить

Всю верность в нем. — Любезный кардинал,

К вам обращают горькие упреки,

Виновнику налогов, но король,

Чью честь да защитит господь от злобы,

И он не избежал зазорных слов,

Что подрывают верности устои

И чуть ли не перерастают в бунт.

Норфолк

Не чуть ли не, а совершенно точно.

Ведь все суконщики, сочтя налоги

Неодолимым бременем для дел,

Уволили прядильщиков, ткачей,

Чесальщиков и прочих сукновалов,

А те, не годные к иным занятьям,

Под властью голода, в когтях нужды,

В отчаянье судьбе бросают вызов

И угрожают мятежом.

Король Генрих

Налоги?

Какие же? На что? — Лорд-кардинал!

Вы, тот, кого бранят со мною вместе,

Вы знаете о них?

Вулси

Простите, сэр,

О государственных делах я знаю

Не многое, и скромно я шагаю

В рядах с другими вместе.

Королева Екатерина

Да, милорд,

Вы знаете не больше, чем другие,

Но вы вершитель дел, известных всем,

Худых для тех, кто знать их не желает,

Но поневоле узнает. Налоги,

О коих хочет знать сейчас король,

Для слуха гибельны и ядовиты,

Под грузом их ломается хребет,

И говорят, что вы ввели их в силу.

Иль слишком вас бранят?

Король Генрих

Опять налоги?

Но в чем их суть? Какого рода, в общем,

Налоги эти?

Королева Екатерина

Я сказала это,

Терпенье ваше искушая. Смелость

Я почерпнула в вашем обещанье

Меня простить. Народа недовольство

Вполне понятно. Ведь указ был издан

Шестую часть имущества внести

Немедленно в казну, и называют

Причиной вашу с Францией войну.

Ведет все это к дерзким разговорам,

Все говорят, что долг им нипочем,

В сердцах холодных леденеет верность.

Проклятьями сменяются молитвы,

Уж до того дошло, что их покорность

Становится рабой взъяренной воли.

Прошу вас это тщательно обдумать

Сейчас важнее дела нет.

Король Генрих

Клянусь,

Что этого совсем мы не хотели.

Вулси

Что до меня, то я свой голос подал,

И только, да и то, услышав мненье

И одобренье опытных людей.

И ежели меня хулят невежды,

Которые, меня совсем не зная,

Желают летопись моих деяний

Вести, — тогда, позвольте мне заметить,

Таков уж власти рок, преодолеть

Должна такие дебри добродетель.

Нельзя же нам от дел необходимых

Отказываться только из боязни,

Что будут нас жестоко осуждать.

Они, подобно стае хищных рыб,

Гоняются за новым кораблем,

Но пользы из того не извлекают.

Благое дело извращают часто

Все те, кому его и не понять.

Не нам припишут или очернят.

Дурное дело часто всем понятней,

Оно грубей, и вот провозглашают

Его благим деяньем. Если мы

Стоять на месте будем, опасаясь,

Что каждый шаг наш осмеют, осудят,

То мы иль корни пустим в глубину,

Иль обратимся в статуи немые.

Король Генрих

Дела благие страха не внушают,

Продуманные тщательно к тому же.

А то, чему примеров в прошлом нет,

Вот этого нам следует бояться.

Взимался ли такой налог доселе?

Не думаю. Ведь отрывать нельзя

Нам подданных от наших же законов

И к нашей воле прилеплять с размаху.

Шестая часть? Тут просто в дрожь бросает!

Ведь если мы с деревьев обдерем

Кору да крону, часть ствола и ветви,

То даже если корни мы оставим,

То воздух выпьет соки из калек.

По графствам нашим письма разошлите

И объявите каждому прощенье,

Кто не хотел уплачивать налог.

Заняться этим вам я поручаю.

Вулси

(тихо, своему секретарю)

Короткие отправьте в графства письма

О милости монаршей и прощенье.

Общины мною очень недовольны.

Распространите слух о том, что я

Ходатайством у короля добился,

Чтоб их простить и подать отменить.

Потом скажу, как действовать вам дальше.

Секретарь уходит. Входит управитель Бекингема.

Королева Екатерина

Прискорбно мне, что герцог Бекингем

Вас прогневил.

Король Генрих

Да, многие жалеют.

Он и учен, и редкостный оратор,

И одарен природой, как никто,

Воспитан так, что мог бы наставлять

И поучать великих мудрецов.

Он помощи не ищет у других.

Но вот, заметьте, в ложном направленье

В душевном строе эти дарованья

Нас поражают в десять раз сильней

Уродством, чем обычной красотою.

Столь совершенным чудом он казался,

Его речам внимал я в восхищенье,

Час пролетал, как миг. Да, госпожа,

Он все достоинства свои былые

Облек в такой чудовищный наряд,

Так черен стал, как будто бы в аду

Измазался. Останьтесь с нами, сядьте!

Вот здесь его доверенный, услышим

Сейчас слова, прискорбные для чести.

Пусть сказанное снова повторит,

Хоть долго слушать это неприятно.

Вулси

Поди сюда и расскажи, не труся,

Как верный подданный, что ты узнал

О Бекингеме?

Король Генрих

Смело говори.

Управитель

Во-первых, он обычно каждый день

Такую мерзость повторял, что если

Король умрет бездетным, то на трон

Он сядет сам. Вот эти-то слова,

Клянусь, их слышал и лорд Эбергенни,

Зять герцога, и кардиналу клялся

Он отомстить.

Вулси

Заметьте, государь,

Какой опасный замысел здесь скрыт.

Обманутый желаньями своими,

Всю силу воли сделал он врагом

И вашего величества, и ваших

Друзей.

Королева Екатерина

Прошу, достойный кардинал,

В речах быть милосердным.

Король Генрих

Говори!

Как право он свое обосновать

Пытался на престол? Об этом слышал

Ты что-нибудь?

Управитель

Его подбил на это

Обманщик прорицатель Никлас Хопкинс.

Король Генрих

А кто же он?

Управитель

Монах-картезианец.

И духовник его. Ему о троне

Он уши прожужжал.

Король Генрих

Почем ты знаешь?

Управитель

Перед отъездом вашим, государь,

Во Францию однажды в доме Розы,

В Лаврентия Полтнейского приходе,

Вдруг как-то задал герцог мне вопрос:

Что лондонцы толкуют о поездке

Во Францию? А я ему ответил:

Боятся, что французы нас обманут

И королю грозит опасность. Герцог

Сказал тогда: тут есть чего бояться.

И что, пожалуй, правду говорит

Монах, который часто — так сказал он

Ко мне наведывался и просил

Позволить, чтобы выслушал его

Джон де-ла-Кар, мой капеллан, по делу,

Имеющему важное значенье.

Затем его поклясться он заставил,

Что никому на свете, только мне

Поведает все то, что услыхал,

И тут же доверительно промолвил:

«Ни королю, ни короля потомкам

Не будет счастья — герцогу скажите,

Пусть он любовь народа завоюет,

И будет герцог Бекингем тогда

Над Англией царить».

Королева Екатерина

Как мне известно,

Вы были управителем, и герцог

Уволил вас из-за того, что много

На вас скопилось жалоб от крестьян.

Поберегитесь! В злобе благородство

Черня, вы душу губите свою.

Еще раз повторяю — берегитесь.

Совет от сердца дан.

Король Генрих

Пусть продолжает.

Ну, говори!

Управитель

Клянусь, что я не лгу,

Я герцогу сказал, что это дьявол

Монаха путает и что опасно

В мечтах подобных заходить далеко.

Возникнет план, уверуешь в него,

И — началось. А он в ответ мне: «Чушь!

Мне тут бояться нечего». А дальше

Он намекнул, что если бы король

Не справился с последнею болезнью,

То кардинал, а с ним сэр Томас Ловел

Лишились бы голов.

Король Генрих

Вот это славно!

Он дышит злобой. Что-нибудь еще?

Управитель

Да.

Король Генрих

Продолжай.

Управитель

Когда сэр Уильям Бломер

На герцога навлек ваш грозный гнев,

То в Гринвиче…

Король Генрих

Да, я припоминаю.

Слугу уволил я, а он оставил

Его на службе у себя. Что дальше?

Управитель

Сказал он: «Ежели б за это в Тауэр

Я был посажен, я бы сделал так,

Как мой отец собрался поступить

С убийцей Ричардом. Он в Солсбери

Просил свиданья с ним, а если б тот

Пришел, он бы склонился перед ним

И нож вонзил в него».

Король Генрих

Ну и предатель!

Вот, государыня, как жить спокойно

Его величество сумел бы, зная,

Что герцог не в тюрьме.

Королева Екатерина

Все в воле божьей.

Король Генрих

Еще ты хочешь что-то нам поведать?

Управитель

Произнеся слова «отец» и «нож»,

Он выпрямился, за кинжал схватился

Одной рукой, прижал другую к сердцу,

Возвел глаза он к небу, будто с клятвой,

В том смысле, что, мол, будь он оскорблен,

Отца он превзошел бы, как поступок

Стремленье робкое.

Король Генрих

Вот час настал

Ему в нас нож вонзить. Уж он в темнице.

На суд его ведите. Если может,

Пускай в законах ищет милосердье,

Там не найдет — у нас пусть и не ищет.

Теперь я совершенно убежден

Что он предатель лютый.

Уходят.

СЦЕНА 3

Там же. Приемная во дворце.

Входят лорд-камергер и лорд Сендс.

Камергер

Возможно ль, что влияние французов

Нас до таких чудачеств довело?

Сендс

Да, все гоняются за новой модой,

Смешной и непристойной для мужчин.

Камергер

Как вижу я, все наши англичане

Из этих путешествий привезли

Лишь две иль три гримасы, но со смыслом:

Когда состроют их, поклясться можно,

Что уж во время Лотаря с Пипином

Советниками были их носы.

Сендс

По-новому, прихрамывая, ходят:

Кто раньше их не видел, тот решит,

Что шпат у них иль язва.

Камергер

Черт возьми!

И платье на языческий покрой.

Поди, их христианство износилось.

Входит Томас Ловел.

Какие новости, сэр Томас Ловел?

Ловел

Да, собственно, не слышно никаких.

Вот разве что указ, на днях прибитый

К воротам замка.

Камергер

А о чем же он?

Ловел

Дается в нем урок всем кавалерам,

Недавно за границей побывавшим

И ныне докучающим двору

Портными, ссорами и болтовней.

Камергер

Я очень рад! Всем этим господам

Подумать бы, что при дворе английском

Быть можно умным, и не зная Дувра.

Ловел

Предложено им — так гласит приказ

Отбросить прочь все перья, и причуды,

И прочую такую чепуху,

Французские дуэли и петарды,

Издевки над людьми умнее их

Лишь на основе мудрости заморской,

Страсть к теннису и длинные чулки,

Штанишки, выдутые в поездке этой,

И снова стать достойными людьми

Или убраться прочь к друзьям старинным

И там cum privilegio[1] предаться

Опять всем на смех жалкому распутству.

Пора им дать лекарство. Их недуг

Становится заразным.

Камергер

Наши дамы

Заплачут, этих франтиков лишившись.

Ловел

А как же! Вою тут не оберешься.

Ведь хитрецы же, сукины сыны,

В постельку дам валить-то обучились

Под стоны скрипки, с песенкой французской.

Сендс

Черт их возьми! Я рад, что их убрали.

Ведь их не переделать все равно.

И нынче честный сельский дворянин,

Такой, как я, давно в игру не вхожий,

Спеть сможет дамам песенку простую.

И нас послушают. И, я клянусь,

Споем не худо.

Камергер

Сказано прекрасно.

Зубок молочный, значит, не утрачен.

Сендс

Нет, сберегу хотя бы корешок.

Камергер

Куда вы шли, сэр Томас?

Ловел

К кардиналу.

И вы туда приглашены.

Камергер

Да, верно.

Сегодня он дает роскошный ужин,

К нему вельможи, дамы соберутся,

Цвет королевства, уверяю вас.

Ловел

Священник сей и щедр и очень добр,

Рука его как почва изобильна

И как роса.

Камергер

Он, право, благороден.

Лишь злые языки твердят иное.

Сендс

Он любит добрым быть. Была бы скупость

Грехом похуже в нем, чем даже ересь.

Чертой таких людей должна быть щедрость,

Они — пример другим.

Камергер

Да, это верно.

Но мало ведь таких, как кардинал.

Меня здесь лодка ждет. Я вас возьму

С собой туда. — Пойдемте же, сэр Томас.

Мне опоздать не хочется — назначен

Я с сэром Генри Гилдфордом сегодня

В распорядители.

Сендс

К услугам вашим.

Уходят.

СЦЕНА 4

Зал во дворце кардинала Йоркского.

Гобои. Небольшой стол под балдахином для кардинала, большой для гостей.

Входят в одну дверь гости — кавалеры и дамы, среди которых Анна Буллен; в другую дверь — сэр Генри Гилдфорд.

Гилдфорд

Всем дамам от хозяина привет!

Он этот вечер посвящает вам

И буйному веселью, и, надеясь,

Что все заботы дома позабыты,

Он хочет, чтобы веселы все были,

Гостям ведь хорошо, раз хороши

Компания, вино, гостеприимство.

Входят лорд-камергер, лорд Сендс и сэр Томас Ловел.

Милорд, вы запоздали, я ж мечтою

О красоте такой был окрылен.

Камергер

Вы молоды еще, сэр Гарри Гилдфорд.

Сендс

Сэр Томас Ловел, если б кардинал

Обрел хоть часть моих земных желаний,

То некоторым дамам перед сном

Пришлось бы угощения отведать

Приятней ужина, пожалуй. Я клянусь,

Что здесь цветник блистательных красавиц.

Ловел

Вот если бы вам стать духовником

Одной иль двух особ.

Сендс

Да, хорошо бы.

Была бы мягкой кара.

Ловел

Как так — мягкой?

Сендс

Такой, какой позволит пух перины.

Камергер

Прошу прелестных дам занять места.

Сэр Гарри, сядьте здесь, я там усядусь.

Вот-вот и кардинал…

(Дамам.)

Нельзя вам мерзнуть.

Две дамы рядом холод нагоняют.

Лорд Сендс, прошу вас, развлекайте дам,

Садитесь между ними.

Сендс

Очень вас

Благодарю. — Красавицы, позвольте.

(Садится между Анной Буллен и другой дамой.)

Простите, если чушь какую брякну,

Я весь в отца.

Анна Буллен

А он был сумасшедший?

Сендс

Да, он совсем рехнулся от любви.

Он не кусался, но вот так, как я,

Он вас раз двадцать чмокнул бы подряд.

(Целует ее.)

Камергер

Опять прекрасно сказано, милорд.

Теперь сидят все гости так, как надо.

Но, господа, ответственность на вас,

Коли уйдут красавицы нахмурясь.

Сендс

Уж как-нибудь. Вы только не мешайте.

Гобои.

Входит кардинал Вулси со свитой и занимает свое место.

Вулси

Приветствую гостей! Но кто из дам

Или господ не будет нынче весел,

Тот мне не друг. Чтоб завершить привет,

Я пью здоровье всех.

(Пьет.)

Сендс

Вот благородство?

Такой мне кубок дайте, чтоб вместил

Всю благодарность, — он мне речь заменит.

Вулси

Милорд, прошу, повеселите дам.

Скучаете вы, дамы. — Господа,

Чья тут вина?

Сендс

Пусть красное вино

На щечках вспыхнет, и они тогда

Начнут болтать.

Анна Буллен

Вы, право, весельчак,

Лорд Сендс.

Сендс

Тогда, когда веду игру.

Я пью за вас. Вы тост мой поддержите.

Я пью за то…

Анна Буллен

Что показать нельзя?

Сендс

Я говорил же, что начнут болтать.

За сценой — трубы, барабаны и пушечные выстрелы,

Вулси

В чем дело там?

Камергер

Эй, кто там, поглядите!

Слуга уходит.

Вулси

Что означает этот шум сраженья?

Нет, дамы, вы не бойтесь. По законам

Войны всегда даются льготы вам.

Слуга возвращается.

Камергер

Ну, что же там?

Слуга

Отряд вельмож каких-то.

Они причалили, из лодки вышли

И шествуют сюда, как бы послы

Иной страны.

Вулси

Любезный камергер!

Прошу, вы по-французски говорите,

Подите встретьте их гостеприимно,

Сюда введите, чтобы ослепило

Их небо красоты. Возьмите слуг.

Камергер и еще несколько человек уходят. Все встают, слуги отодвигают столы.

Пир прерван наш, но дело поправимо.

Я всех гостей приветствую опять

И аппетита доброго желаю.

Гобои.

Входят маски в костюмах пастухов, среди них — король Генрих. Их вводит лорд-камергер. Они направляются прямо к кардиналу и почтительно кланяются ему.

Какое общество! Что им угодно?

Камергер

Они не понимают по-английски,

И вам они просили передать,

Что слух дошел до них об этом пире,

Который нынче должен состояться.

И, преклоняясь перед красотой,

Они свои покинули стада

И умоляют вас позволить им

Всех этих дам прелестных лицезреть

И час иль два здесь провести вольготно

За пиршеством.

Вулси

Скажите, что они

Честь оказали скромному жилищу.

Я их благодарю тысячекратно,

И быть как дома попрошу гостей.

Гости приглашают дам на танец. Король Генрих приглашает Анну Буллен.

Король Генрих

Прелестнейшая ручка на земле!

О красота, тебя не знал я раньше.

Музыка. Танцы.

Вулси

Милорд!

Камергер

Что, сэр?

Вулси

Прошу, скажите им,

Что среди них, по-видимому, тот.

Кто больше быть хозяином достоин.

И если б я его узнал, пред ним

Склонился бы с любовью и почтеньем.

Камергер

Скажу, милорд.

(Шепчется с масками.)

Вулси

Что говорят они?

Камергер

Они признались, что здесь есть особа…

Пусть ваша милость лишь ее узнает,

И ваше место он займет.

Вулси

Посмотрим!

(Подходит к маскам.)

Простите, господа! Вот выбор мой:

Король!

Король Генрих

Вы угадали, кардинал!

(Снимает маску.)

У вас тут весело. Что ж, превосходной

Вы, кардинал, священник, а не то

О вас бог знает что подумать можно.

Вулси

Я рад, что мой король шутить изволит.

Король Генрих

Лорд-камергер, подите-ка сюда,

Что это за прелестная особа?

Камергер

Дочь рыцаря… Такой есть Томас Буллен,

Виконт Рочфорд. — Она одна из фрейлин.

Король Генрих

Клянусь, она прелестна! — Дорогая,

Ведь было бы, пожалуй, неучтиво

Вас пригласить — и не поцеловать!

(Целует ее.)

Я пью за всех. Пустите вкруговую.

Вулси

Сэр Томас Ловел, в комнате отдельной

Накрыли стол?

Ловел

Да.

Вулси

Государь, боюсь,

Что танцы вас слегка разгорячили.

Король Генрих

Не слишком ли?

Вулси

Там воздух посвежей,

В соседней комнате.

Король Генрих

Пусть каждый даму поведет свою.

Красавица, давайте веселиться!

Лорд-кардинал, поднять сейчас бокалы

Нам надо за здоровье этих дам.

Я с каждой буду танцевать. Пускай

Угадывают, кто мне всех милее!

Эй, музыку для танцев! Начинайте!

Уходят под музыку.

АКТ II

СЦЕНА 1

Уэстминстер. Улица.

Встречаются два дворянина.

Первый дворянин

Куда спешите вы?

Второй дворянин

Храни вас бог!

Я в суд бегу скорей узнать, что будет

С великим Бекингемом.

Первый дворянин

Облегчу

Вам этот труд. Суд кончен, и в тюрьму

Его отправят снова.

Второй дворянин

Вы там были?

Первый дворянин

Да, я там был.

Второй дворянин

Но что же там случилось?

Первый дворянин

Легко понять.

Второй дворянин

Что, признан он виновным?

Первый дворянин

Ну да, и к смерти он приговорен.

Второй дворянин

Мне очень жаль.

Первый дворянин

Не одному вам жаль.

Второй дворянин

Но расскажите, как же это было?

Первый дворянин

Я вкратце расскажу. Великий герцог

Упорно отрицал свою вину.

И очень много доводов удачных

Привел в опроверженье обвиненья.

На это королевский обвинитель

Сослался на улики и признанья

Свидетелей различных. Очной ставки

Тут герцог viva voce[2] пожелал,

И посему явились — управитель,

Сэр Гилберт Пек, писец его, Джон Кар,

Его священник, и монах проклятый,

Затеявший все это, — дьявол Хопкинс.

Второй дворянин

Ему всегда предсказывавший?

Первый дворянин

Да.

Они его все вместе обвиняли.

Отбиться бы он рад, да не сумел.

И пэры в государственной измене

Его виновным потому признали.

Себя он защищал умно, но судьи

Иль с жалостью, иль просто не внимали.

Второй дворянин

И как же он все это перенес?

Первый дворянин

Когда опять предстал он пред судом,

Чтобы услышать звон свой погребальный,

Свой приговор, он страхом был объят,

Облился потом, что-то крикнул в гневе.

Затем опомнился и уж затем

Смиренно вел себя и благородно.

Второй дворянин

Не думаю, чтоб он боялся смерти.

Первый дворянин

Конечно, он не робкая девица,

Но все же как-то жалко.

Второй дворянин

Несомненно,

Причиною тут кардинал.

Первый дворянин

Как видно.

Сначала Килдера он обвинил,

Правителя Ирландии в то время.

Затем сменил его он графом Серри,

Скорей, чтоб тот помочь не мог бы тестю.

Второй дворянин

Да, тут видна завистника интрига.

Первый дворянин

Граф отомстит ему, когда вернется.

Замечено, и всем известно даже,

Что, чуть король к кому благоволит,

Мгновенно кардинал тому находит

Любую должность от двора подальше.

Второй дворянин

Всем общинам так ненавистен он,

Да провались он! — общее желанье!

А герцога все любят и жалеют

И добрым Бекингемом именуют,

Зерцалом чести.

Первый дворянин

Здесь еще побудьте.

Вот тот, кто благороден, но погублен.

Входит Бекингем, возвращающийся из суда. Перед ним стража с секирами, обращенными в его сторону; стража с алебардами — по обе стороны от него. За ним — сэр Томас Ловел, сэр Никлас Вокс, сэр Уильяме Сендс и народ.

Второй дворянин

Пройдемте-ка вперед, там вс? увидим.

Бекингем

О люди добрые, сюда пришли вы

Издалека, чтоб пожалеть меня!

Послушайте меня, затем ступайте

Домой и позабудьте обо мне.

Изменником объявлен я сегодня

И должен умереть. Свидетель небо,

Что, если я изменник, на меня

Пусть грянет как топор моя же совесть.

За смерть мою я судей не виню,

Их приговор основан на уликах,

Но тем, кто ждал и жаждал приговора,

Желаю больше христианских чувств.

Пусть будет как хотят, я их прощаю,

Но славы пусть не ищут в злодеяньях,

Достойным людям пусть могил не роют,

Иль кровь моя безвинная о них

Возопиет. Жить не надеюсь дольше

И не молю, хоть милостив король

Гораздо больше, нежели я грешен.

Вас мало здесь, сочувствующих мне,

Дерзнувших слезы лить о Бекингеме.

О добрые друзья, вы благородны!

Как ангелы, меня сопровождайте

До горького, до смертного конца!

Когда ж меня настигнет сталь разлуки,

Как жертву пусть взнесут молитвы ваши

Мой дух на небо. С богом, в путь! — Ведите!

Ловел

Высокородный лорд, вас умоляю:

О, если вы когда-то на меня

Таили злобу, то теперь простите.

Бекингем

Сэр Томас Ловел, я прощаю вас!

Мне б так простили. Я прощаю все!

Не так уж много вынес я обид,

Чтоб с ними мне сейчас не примириться.

Не унесу в могилу злобы черной.

Привет мой передайте королю,

А если речь зайдет о Бекингеме,

Скажите — к небу я на полпути.

Но все же я за короля молюсь,

Пока душа во мне, благословляю,

Пусть дольше он живет, чем мне осталось

Минут, чтоб сосчитать его года!

Да правит он, любимый, всем на счастье!

Когда ж умрет он стариком седым,

Пусть доброту в гробу хоронят с ним.

Ловел

Я проводить вас должен до реки.

Сэр Никлас Вокс вас примет у меня

И будет с вами до конца.

Вокс

Эй, там!

Готовы ль вы? Уж герцог подошел.

Украсьте лодку так, как подобает

Его особе.

Бекингем

Нет, сэр Никлас, нет.

Оставьте! Нынче это лишь насмешка.

Прибыв сюда, я звался лорд-констебль

И герцог Бекингем, ну, а теперь

Я снова только бедный Эдвард Бун,

Но все же я значительно богаче

Бесчестных обвинителей своих

(Не ведающих, что такое правда).

Я кровью эту истину скреплю,

За эту кровь им каяться придется.

Отец мой славный, Генри Бекингем,

Восстав на Ричарда-злодея первый,

Бежал потом за помощью к слуге,

Но выдал подлый Бенистер отца,

И без суда отец был предан казни.

Да будет вечный мир его душе!

Он был оплакан Генрихом Седьмым,

Который, как монарх великодушный,

Вернул мне имя, и оно из праха

Лишь большим благородством воссияло.

А сын его, да и наследник, Генрих

Восьмой, и жизнь, и честь, и имя отнял.

Все, чем я счастлив был, — одним ударом.

Меня судили, признаюсь, достойно,

Здесь посчастливилось мне чуть побольше,

Чем некогда несчастному отцу.

Но все же нас одна судьба постигла,

Мы оба с ним погибли из-за слуг,

Которых, кстати, больше всех любили.

Бесчестно и бесчеловечно это!

Все в воле неба! Вы же все — внимайте,

Вам умирающий дает совет:

Любовь свою дарите людям щедро,

Но не доверье. Ваши же друзья,

Кому открыто ваше сердце, видя

Малейшие препоны в вашем счастье,

От вас отхлынут, словно волны, прочь

И, только чтоб вас потопить, вернутся.

Друзья мои, молитесь за меня!

Теперь пора мне вас навек покинуть,

Настал последний час усталой жизни!

Прощайте!

А захотите рассказать о грустном,

Поведайте о том, как я погиб!

Я кончил. — Да простит меня господь!

Бекингем и провожающие его уходят.

Первый дворянин

Мне жаль его! Боюсь, падет за это

Проклятий тьма на голову виновных.

Второй дворянин

Прискорбно, если он не виноват.

Но я теперь могу вам намекнуть

На худшую беду, что ждет в грядущем.

Первый дворянин

Спасите, ангелы, нас от нее.

Какая же? В вас нет ко мне доверья?

Второй дворянин

Да, это тайна важная весьма,

Не всякому ее доверить можно.

Первый дворянин

Поведайте ее, я не болтун.

Второй дворянин

Ну хорошо, я вам ее доверю.

Не слышали ли вы недавно толки

О том, что наш разводится король

С Екатериной?

Первый дворянин

Слух не подтвердился.

Король узнал о нем и, разъяренный,

Лорд-мэру приказал все это кончить

И рты заткнуть ретивым болтунам.

Второй дворянин

Но клевета ведь превратилась в правду!

Она растет опять еще сильнее,

Считают, что король решил рискнуть!

По-видимому, или кардинал,

Иль кто-то из его людей, желая

Вред учинить достойной королеве,

Ему сомненье в душу заронил,

Чтоб королеву погубить. Недавно

Сюда и кардинал Кампейус прибыл,

Как полагают все, с такой же целью.

Первый дворянин

Да, это все устроил кардинал!

В отместку императору за то,

Что отказался тот его назначить

Потом архиепископом Толедским.

Второй дворянин

Вот именно. Но разве не жестоко

За это на нее обрушить кару?

Так хочет кардинал! Ей суждено

Погибнуть.

Первый дворянин

Это все весьма печально.

Но здесь, пожалуй, могут нас подслушать.

Ко мне пойдемте, там поговорим.

Уходят.

СЦЕНА 2

Там же. Передняя во дворце.

Входит лорд-камергер, читая письмо.

Камергер

«Милорд! Лошади, за которыми послала ваша светлость, были мною самым тщательным образом выбраны, объезжены и снабжены сбруей. Они молоды, красивы и принадлежат к лучшей северной породе. Когда они были уже приготовлены к отправке в Лондон, слуга лорда-кардинала забрал их у меня по его полномочию и приказу, заявив при этом, что его господин требует, чтобы ему служили лучше, чем любому подданному, если не лучше, чем самому королю, — и вот это-то, сэр, и заткнуло нам рты».

Боюсь, что так он хочет. Ну и пусть

Берет коней! Он все возьмет, я знаю!

Входят герцоги Норфолк и Сеффолк.

Норфолк

Лорд-камергер, привет!

Камергер

День добрый вам.

Сеффолк

Чем занят государь?

Камергер

Сидит один.

В печали и тоске.

Норфолк

А в чем причина?

Камергер

Я думаю, что брак с женою брата

В нем совесть пробудил.

Сеффолк

О нет, в нем совесть

Вдруг пробудилась вновь от новой дамы.

Норфолк

Все кардинал, властитель кардинал!

Слепой священник, старший сын Фортуны,

Всем вертит, как желает. Но король

Поймет когда-нибудь, что он за птица!

Сеффолк

Дай бог! А то себя он не поймет.

Норфолк

Как он дела ведет благочестиво

И как усердно! Вот теперь союз

Он разорвал, в котором с нами был

Племянник королевы, император.

Он в глубь души прокрался к королю

И сеет там сомненья, спасенья,

Укоры совести, тревоги, страх

Все из-за брака этого. Как средство

Избавиться — советует развод,

Разлуку с той, кто вот уж двадцать лет

С ним рядом, как немеркнущий алмаз,

С той, кто горит к нему святой любовью,

Как к праведникам ангелы. Да, с той,

Кто даже под ударом грозным рока

Благословенье слала б королю.

Ну разве это все не благочестье?

Камергер

Избавь нас, боже, от таких советов!

Да, это так, об этом слухи всюду,

Толкуют все, и каждый сожалеет.

А кто дерзнет всмотреться чуть поглубже,

Наверно, цель конечную уловит

Сестру французского монарха. Небо

Откроет вскоре, королю глаза,

Так долго замкнутые наглецом,

И стать его рабами нам не даст.

Норфолк

Молиться должно

Нам о своем спасении усердно,

Иль этот властелин нас из вельмож

Пажами сделает. Чины и ранги,

Как глины ком бесформенный, пред ним,

Он придает ему любую форму.

Сеффолк

Я не люблю его, но не боюсь.

Вот мой девиз, сиятельные лорды.

Не он меня создал, и я останусь

Таким же, лишь бы пожелал король.

Его проклятья и благословенья

Все это миф, мираж, я им не верю.

Я знал его и знаю. Пусть займется

Им папа, тот, кто в нем раздул гордыню.

Норфолк

Войдем, попробуем другим вопросом

Отвлечь от грустных мыслей короля.

Милорд, вы вместе с нами?

Камергер

Извините,

Король мне дал иное порученье,

Да и не время как-то беспокоить…

А вам всех благ.

Норфолк

Лорд-камергер, спасибо.

Лорд-камергер уходит.

Отдергивается занавес, за которым в задумчивости сидит король Генрих; он читает.

Сеффолк

Как мрачен он! Да, удручен он сильно.

Король Генрих

Кто там еще?

Норфолк

Дай бог, чтоб не был в гневе.

Король Генрих

Кто там, я говорю? Да как вы смели,

Ворвавшись, помешать моим раздумьям?

Кто перед вами, а?

Норфолк

Вы, государь,

Прощающий невольные обиды;

Мы вас по государственному делу

Дерзнули потревожить.

Король Генрих

Слишком смелы!

Вон! Я вам покажу для дела время!

Что это, час для ваших дел пустячных?

Входят кардиналы Вулси и Кампейус.

Кто там? Мой добрый кардинал. О Вулси!

Ты совести больной успокоенье.

Бальзам для короля!

(Кампейусу.)

Почтенный сэр,

Добро пожаловать к нам в королевство.

Мы и оно сейчас к услугам вашим.

(К Вулси.)

Прошу вас позаботиться, милорд,

Чтоб не пошли мои слова на ветер.

Вулси

Нет, не пойдут. Я только попрошу,

Чтоб нам вы для беседы уделили

Хотя бы час.

Король Генрих

(Сеффолку и Норфолку)

Мы заняты. Ступайте.

Норфолк

(тихо, Сеффолку)

Прелат наш не надменен.

Сеффолк

(тихо, Норфолку)

Да, не слишком.

Но пост его занять я не желал бы.

Однако так не может продолжаться.

Норфолк

(тихо)

А если да, то я тогда рискну

Пойти в атаку на него.

Сеффолк

(тихо)

Я с вами.

Норфолк и Сеффолк уходят.

Вулси

Вы всем монархам мудрости пример

Явили, государь, свои сомненья

Отдать на суд церковный пожелав.

Кто злобно клеветать теперь посмеет?

Испанцы, кровно связанные с нею,

Должны по справедливости признать

Законным этот суд и благородным,

И клирики из христианских стран

Все это, без сомнения, обсудят.

Вот Рим, источник истинных суждений,

По вашей просьбе и прислал сюда

Достойного ученого судью.

Здесь перед вами кардинал Кампейус,

Позвольте вновь его представить вам.

Король Генрих

Приветствуя его и обнимая,

Святой конклав за все благодарю.

Он мне прислал того, кого мне надо.

Кампейус

Все иноземцы, государь, вас любят

За ваше благородство. Разрешите

Вручить вам грамоты мои из Рима.

Согласно им вы, кардинал Йоркский,

Назначены со мною вместе быть

Судьею беспристрастным в этом деле.

Король Генрих

Два равных! Пусть узнает королева

О вашей миссии. Где Гардинер?

Вулси

Вы королеву любите так нежно.

Что, знаю, не откажете ей в том,

На что любой жене дается право:

Себе защитников ученых взять.

Король Генрих

Да, лучших мы дадим на помощь ей!

Я награжу того, кто самым лучшим

Окажется. Иному быть грешно!

Я попрошу, любезный кардинал,

Вы Гардинера к нам сюда пришлите.

Мой новый секретарь — умелый малый.

Вулси уходит и тотчас же возвращается с Гардинером.

Вулси

(тихо, Гардинеру)

Ну, руку жму. Желаю вам успеха.

Вы — приближенный короля отныне.

Гардинер

(тихо, к Вулси)

Но я всегда жду ваших приказаний,

Ведь ваша власть возвысила меня.

Король Генрих

Поди-ка, Гардинер, сюда…

Они тихо беседуют, прохаживаясь по зале.

Кампейус

Милорд Йорк, не состоял ли раньше

В сей должности какой-то доктор Пэйс?

Вулси

Да.

Кампейус

Был он сведущим лицом?

Вулси

Конечно.

Кампейус

Так вот на этот счет о вас идет

Молва худая, кардинал.

Вулси

Неужто?

Кампейус

Вас в зависти бесстыдной обвиняют:

Он, дескать, был так чист и благороден,

Что вы его тайком от короля,

Боясь соперничества, отдаляли,

От горя он сошел с ума и умер.

Вулси

Да будет вечный мир его душе!

Так долг велит сказать мне христианский,

А болтунам живым найдем управу.

Тот добродетельным был дураком,

А этот добрый малый мне послушен.

Другого я не подпущу так близко.

Запомните, любезный брат, мешать

Нам не должны ничтожные людишки.

Король Генрих

Все королеве доложи смиренно.

Гардинер уходит.

Блекфрайерс я считал бы лучшим местом

Для столь многоученых заседаний.

Там встретимся для этих важных дел.

Мой Вулси, позаботьтесь обо всем!

Как тяжело, милорд, во цвете лет

С такой супругой милой расставаться.

Но совесть, совесть! Как все это трудно!

Расстаться должен я теперь с женой!

Уходят.

СЦЕНА 3

Передняя в покоях королевы.

Входят Анна Буллен и пожилая леди.

Анна Буллен

Нет, и не то! Вот боль, что сердце колет:

Его величество с ней прожил долго,

Она такой хороший человек,

О ней никто не смел худое молвить.

Клянусь, она и зла вовек не знала!

И вот теперь, когда кругов так много

Свершило коронованное солнце,

Все ярче, все пышнее каждый год,

Утратить это в тысячу раз горше,

Чем было сладостно обресть впервые.

Вдруг услыхать: уйди! Тут прослезится

И зверь.

Пожилая леди

Да, и суровые сердца

О ней жалеют.

Анна Буллен

Боже! Лучше б ей

Не знать величья. Хоть оно мгновенно,

Но если злобная судьба срывает

С нас этот блеск, то тут такая боль,

Как если б с телом разлучался дух.

Пожилая леди

Бедняжка! Снова станет иноземкой.

Анна Буллен

Тем более жалеть о ней нам надо!

Нет, право, лучше в нищете родиться

И скромно, но достойно жизнь прожить,

Чем вознестись в блистающее горе

И облачиться в золотую скорбь.

Пожилая леди

Довольным быть — нет в жизни выше блага.

Анна Буллен

Клянусь своей невинностью и верой,

Я не желала б королевой быть.

Пожилая леди

Я девственность за это отдала бы.

И вы бы, лицемерка, с ней расстались.

Вы женской прелестью одарены,

Но женское и сердце вам дано.

Его прельщают власть, богатство, сан,

Все эти блага, данные судьбою,

И, как вы там притворно ни жеманьтесь,

Вы в замшевую совесть их впихнете,

Чуть растянув ее.

Анна Буллен

Клянусь, что нет.

Пожилая леди

Клянусь, клянусь! Не тянет быть на троне?

Анна Буллен

Нет, и за все сокровища земли!

Пожилая леди

Вот это странно! Ну, а я, старуха,

На трон пошла бы даже за три пенса.

А герцогиней вас не тянет стать?

Такой взвалить вы титул не хотите

Себе на плечи?

Анна Буллен

Нет, клянусь я вам.

Пожилая леди

Да вы трусиха! Сбросим груз маленько,

Представьте: я — красивый, юный граф;

Но вы и тут румянцем не зальетесь.

Нет, ежели и этот груз вам тяжек,

Так, значит, вы мальчишку не родите.

Анна Буллен

Ну как не стыдно говорить такое?

Еще раз вам клянусь, что королевой

За целый мир не стану.

Пожилая леди

Нет, вас можно

И крошечною Англией прельстить.

А я и на Карнарвоншир согласна,

Будь королевством он. — Кто там идет?

Входит лорд-камергер.

Камергер

Привет вам, дамы! Сколько будет стоить

Мне выведать секрет беседы вашей?

Анна Буллен

Милорд, дешевле он, чем ваш вопрос.

О нашей госпоже мы тут горюем.

Камергер

Вот это благородно и достойно

Хороших женщин. Есть еще надежда,

Что все уладится.

Анна Буллен

Ах, дай-то бог!

Камергер

Вы доброе созданье, а таким

Сопутствует небес благословенье.

Чтоб вы могли, прелестная особа,

Удостовериться, что это так,

Что ваши добродетели в почете,

Король вам шлет свое благоволенье,

И вам оказана большая честь:

Дается вам маркизы Пембрук титул,

Вдобавок тысячею фунтов в год

Вас щедро награждают.

Анна Буллен

Я не знаю,

Как высказать мне преданность свою.

Все, чем владею, будет здесь ничтожно;

Слова молитв моих не столь священны.

А пожелания мои так жалки.

Но все же пожеланья и молитвы

Вот все, чем я могу благодарить.

Милорд, благоволите передать

Все это от зардевшейся служанки

Его величеству, а я молюсь

О здравии его и процветанье.

Камергер

Я не премину укрепить монарха

В его высоком мнении о вас.

(В сторону.)

Я разгадал ее. В ней честь и прелесть

Так слиты, что пленили короля!

Кто знает, может быть, от этой леди

Зажжется вдруг алмаз и озарит

Весь остров наш.

(Громко.)

Отправлюсь к королю

И доложу о разговоре с вами.

Анна Буллен

Милорд, прощайте!

Лорд-камергер уходит.

Пожилая леди

Вот вам! Не угодно ль?

Я клянчу при дворе шестнадцать лет

И клянчу нынче, только мало толку:

Иль «слишком рано», или «слишком поздно»

В ответ на просьбы. Вы же — вот судьба!

Вы, птенчик желторотый, фу ты, дьявол,

Фортуна подлая! Вам рот набили

Скорей, чем вы разинули его.

Анна Буллен

Все это выглядит довольно странно!

Пожилая леди

Что? Горько? Ставлю сорок пенсов — нет!

Вы знаете, есть старое преданье;

Одна девица королевой стать

Не соглашалась за весь нильский ил.

Анна Буллен

Оставьте шуточки.

Пожилая леди

На вашем месте

Я выше жаворонка бы взлетела!

Маркиза Пембрук с тысячею фунтов

И только за прекрасные глаза!

Без прочих обязательств! Нет, ей-ей,

Вас дальше ожидает много тысяч.

Шлейф почестей длиннее их подола.

Теперь стал легок титул герцогини?

Ну что, ведь стали вы сильней?

Анна Буллен

Миледи,

Вы тешьтесь сами шутками своими.

Меня ж увольте. Лучше умереть,

Чем по такой причине веселиться.

Что дальше будет, страшно и подумать!

Горюет королева, мы о ней

Совсем забыли. Очень вас прошу,

О том, что здесь слыхали, — ей ни слова!

Пожилая леди

Вы за кого считаете меня?

Уходят.

СЦЕНА 4

Там же. Зала в Блекфрайерсе.

Трубы и рога.

Входят два жезлоносца с короткими серебряными жезлами; за ними — два писца в одежде докторов; за ними — архиепископ Кентерберийский; далее — епископы Линкольнский, Илийский, Рочестерский и Сент-Асафский; далее, на некотором расстоянии, — дворянин, несущий сумку с большой печатью и кардинальскую шляпу; за ним — два священника с серебряными крестами; далее — гофмаршал королевы с непокрытой головой в сопровождении судейского пристава, несущего булаву; за ними — два дворянина с большими серебряными столпами; за ними — рядом оба кардинала — Вулси и Кампейус; за ними — двое вельмож с мечом и булавой. Затем входят со своими свитами король Генрих и королева Екатерина. Король занимает место под балдахином. Ниже его усаживаются, как судьи, оба кардинала. Королева — на некотором расстоянии от короля. Епископы садятся по обе стороны от кардиналов, как на соборах. Ниже их — писцы. Около епископов — лорды. Прочие лица свиты в должном порядке выстраиваются по краям сцены.

Вулси

Пока прочтут от Рима полномочья,

Пусть в зале тишина царит.

Король Генрих

Зачем?

Его уже публично оглашали,

Законным всеми признано оно.

Не мешкайте.

Вулси

Пусть будет так. Начнем!

Писец

Провозгласи: «Генрих, король Англии, предстань перед судом».

Глашатай

Генрих, король Англии, предстань перед судом!

Король Генрих

Я здесь.

Писец

Провозгласи: «Екатерина, королева Англии, предстань перед судом!»

Глашатай

Екатерина, королева Англии, предстань перед судом!

Королева не отвечает; она встает с кресла, проходит мимо судей, подходит к королю и преклоняет перед ним колени, затем говорит.

Королева Екатерина

Сэр, я о правосудье умоляю:

И я прошу вас пожалеть меня.

Я так несчастна, я чужая здесь,

Я родилась не во владеньях ваших,

Здесь суд небеспристрастен для меня,

И нет друзей надежных. Государь,

Скажите, чем же вас я оскорбила,

Чем вызвала я ваше недовольство?

За что теперь, отвергнутая вами,

И ваших милостей я лишена?

Свидетель небо, что была всегда я

Вам верной и смиренною женой,

Во всем покорствующей вашей воле,

И, в вечном страхе вызвать в вас досаду,

Я взгляду вашему повиновалась,

Ловя в нем зорко радость иль печаль.

Когда перечила я вашей воле

Или своей не делала ее?

Каких друзей я ваших не стремилась

Любить, хоть знала — мне они враги.

Кто из моих друзей, вас прогневивший,

Моим любимцем дальше оставался?

Заметьте, вмиг я удаляла их.

Сэр, вспомните, что двадцать лет была

Я вам во всем покорною женой,

И много родила я вам детей.

Да, если можете вы доказать,

Что я за эти годы погрешила

Иль против чести, или брачных уз,

Любви, или супружеского долга,

Иль против вас, в котором все священно,

То — боже мой! — отвергните меня.

Пусть самое ничтожное презренье

Передо мною замыкает дверь.

Пусть это будет самый строгий суд.

Ведь ваш отец, король, умом был славен

И осмотрительностью отличался.

Отец мой Фердинанд, король Испанский,

Считался самым мудрым государем

Из всех на протяженье многих лет.

И оба несомненно привлекли

Из разных стран советников умнейших,

Они вопрос подробно обсудили,

Наш брак законным признан ими был.

И посему смиренно умоляю

Мне дать отсрочку, чтобы написать

В Испанию к друзьям бы я успела,

Они мне посоветуют, как быть.

А если уж нельзя — то, бога ради,

Пусть будет, как угодно вам.

Вулси

Но здесь

Собрались только те, кто вами избран:

Отцы святейшие, миледи, люди

Ученые и честности редчайшей.

Да, это лучшее, что есть в стране,

Они явились на защиту вашу.

Поэтому считаю неуместной

Я вашу просьбу об отсрочке дела

Как ради вас самих, так и затем,

Чтоб хаос чувств утишить в короле.

Кампейус

Лорд-кардинал все здраво изложил.

А потому, миледи, заседанье

Вполне уместно будет нам продолжить

И выслушать все доводы сторон.

Королева Екатерина

Лорд-кардинал, я обращаюсь к вам!

Вулси

Что вам угодно от меня, миледи?

Королева Екатерина

Сэр, я вот-вот расплачусь, но я помню,

Что королева я иль королевой

Себя считала долго. Но бесспорно,

Что мой отец король, и капли слез

Я мигом в искры пламени раздую.

Вулси

Я дам совет вам: будьте терпеливой.

Королева Екатерина

Я буду, если только вы смиритесь.

Нет, раньше, или бог меня накажет.

Я веские имею основанья

Вас полагать своим врагом. Отвод

Я заявляю — вы мне не судья!

Вы вздули угли между мной и мужем,

Пусть гасит их господняя роса.

Поэтому я снова говорю,

Что всей душой, всем сердцем отвергаю

Вас как судью, и повторю еще,

Что вы — мой самый злобный враг на свете,

И другом правды вас я не считаю.

Вулси

Действительно, вы вышли из себя,

Вы, кто всегда склонялась к милосердью.

Всегда вы отличались кротким нравом

И редкостным для женщины умом.

Меня вы обижаете, миледи,

Но против вас я злобы не таю.

Я справедливости хочу для всех

На все, что мною свершено уже

Иль далее последует, имею

Я полномочья консистории,

Всей римской консистории! От вас

Я слышу обвинение, что угли

Я тут раздул, — я отрицаю это!

Но здесь король, и если б он узнал,

Что я отрекся от своих поступков,

Он сразу ложь мою бы заклеймил,

Как вы сейчас мою клеймите правду.

Он знает, что не ваше обвиненье,

А оскорбленье — мне источник мук.

Лишь он меня способен излечить

Тем, что избавит вас от этих мыслей.

Но до того как он заговорит,

Я вас молю смиренно, королева,

От ваших слов и мыслей отказаться.

Королева Екатерина

Милорд, милорд, я женщина простая,

Куда мне с вашей хитростью бороться?

Вы с виду кротки и в речах смиренны,

И даже сан свой облекли притворно

Смирением и кротостью, но в сердце

Вы затаили наглость, желчь и спесь.

По милости монарха и Фортуны

Вы вверх поднялись с низших ступеней,

И власть теперь поддерживает вас,

И, как лакеи, служат вам слова,

Любое приказанье исполняя.

Должна сказать, что вас влечет тщеславье

Вперед сильней, чем ваш священный долг.

Я повторяю: вы мне не судья!

Здесь, перед всеми, к папе я взываю,

Его святейшеству все изложу,

Пусть судит он!

(Отдав поклон королю, собирается уйти.)

Кампейус

Упряма королева,

Противится суду, чернит его,

С презреньем отвергает. Это худо!

Она уходит.

Король Генрих

Возвратить ее!

Глашатай

Екатерина, королева Англии, предстань перед судом.

Гриффит

Миледи, вас зовут.

Королева Екатерина

Вам что за дело? Вы собой займитесь!

Коли зовут — бегите. — Боже мой!

Они меня выводят из терпенья!

Идите, говорю! Я не останусь!

Нет, нет, отныне больше никогда

По делу этому я не предстану

Пред их судами.

(Уходит со своей свитой.)

Король Генрих

Что же, Кэт, иди!

Но если кто-нибудь на свете скажет,

Что лучше, чем она, — его жена,

Тогда ему уже ни в чем не верьте,

Раз в этом он солгал. Да, ты одна

С достоинствами редкими своими,

С пленительностью, с кротостью святой,

С величьем женским, с властностью покорства,

Где царственность так слита с благочестьем,

Ты — королева королев земных!

В том, как вела себя она со мною,

Я вижу подлинное благородство!

Вулси

О государь, я вас прошу смиренно,

Не соизволите ли объявить

Во всеуслышанье в таком собранье

(Ведь там, где я ограблен был и связан,

Там должен быть и разрешен от уз),

Хоть, может быть, не полностью, не сразу,

Скажите, разве это я затеял

Или намек какой-то обронил,

Вас побудивший в этом разбираться,

Иль произнес когда-нибудь хоть слово,

Помимо благодарностей творцу

За нашу царственную королеву,

Которое бы нанесло ущерб

Ей лично иль ее высокой власти?

Король Генрих

Лорд-кардинал, прощенье вам дарую!

Вы не виновны — честью в том клянусь.

Что ж говорить — врагов у вас немало,

Но вот за что они не любят вас,

И сами объяснить едва ли смогут.

Они, подобно деревенским псам,

Вслед за другими начинают лаять,

И кто-то вызвал ярость королевы.

Вина снята! Вам мало оправданий?

Всегда замять желая это дело,

Вы никогда его не раздували,

А замедляя, выступали против.

Я честью в том клянусь, и кардинал

Оправдан мною. Ну, а что во мне

Сомненья породило, то извольте

Послушайте меня не торопясь:

Прошу вниманья. Вот как это было.

Впервые растревожили мне совесть

Епископа Байонского слова,

Он был у нас тогда послом французским

И прислан был для обсужденья брака

Меж Орлеанским герцогом и Мэри,

Моею дочерью, и в ходе дела,

Уже перед принятием решенья,

Он, то есть этот вот епископ самый,

Внезапно стал просить нас об отсрочке

Желая с королем своим снестись

Насчет того, законна ль дочь моя,

Поскольку первым мужем королевы

Был брат мой. Ах, тогда отсрочка эта

Всю совесть потрясла во мне, войдя

Во глубину ее как острый нож.

Тогда моя душа затрепетала,

Исполненная помыслов тревожных,

Я заблудился в лабиринте дум.

Сперва подумалось, что я утратил

Благоволенье неба, и оно

Природе повелело, чтобы чрево

Моей супруги, мальчика родив,

В него вдохнуло жизни сил не больше,

Чем их дает могила мертвецу.

Да, все младенцы мужеского пола

Или в самой утробе погибали,

Иль сделав первый воздуха глоток.

Тогда я понял — это приговор:

И королевство, лучшего на свете

Наследника достойное, не будет

Им мною осчастливлено. И вот

Я понял, что скрывается опасность

Для всей страны в бесплодии моем.

Как много мук мне это причинило!

И, в бурном море совести скитаясь,

Я парус свой направил в гавань цели,

Для коей мы и собрались сюда.

Иначе говоря, намерен я

Уврачевать свою больную совесть,

В которой и сейчас недуг силен,

При помощи почтенных лиц духовных

И докторов ученых. — С вас я начал,

Милорд Линкольнский, помните, как я

Весь был в поту под гнетом этих дум,

Когда вас вызвал.

Епископ Линкольнский

Помню, государь.

Король Генрих

Я долго говорил. Прошу, скажите,

Как утешали вы меня.

Епископ Линкольнский

Милорд,

Вопрос меня сперва в тупик поставил.

Я понял, как он важен и серьезен,

Какие тут опасности таятся…

Я смелый дал совет, но усомнился

И стал молить вас новый путь избрать,

Которым вы теперь идете.

Король Генрих

Дальше

Призвал я вас, милорд Кентерберийский,

И дали вы на суд свое согласье.

Я всех почтенных лиц здесь пригласил,

Мое решение теперь зависит

От подписей и от печатей ваших.

Поэтому давайте продолжать:

Не гнев мой против доброй королевы,

А только острые шипы сомнений

Торопят это дело разрешить.

Лишь докажите, что наш брак законен,

И поклянусь вам жизнью и короной,

Что радостнее проведу весь век

Я с королевою Екатериной,

Чем с лучшею красавицей на свете.

Кампейус

Позвольте, государь, вам указать:

Ввиду ухода королевы надо

На день иной наш суд перенести.

Тем временем должны мы королеве

Внушить серьезно, чтоб она от мысли

Прибегнуть к папе сразу отказалась.

Король Генрих

(в сторону)

Со мной шутить изволят кардиналы!

Я ненавижу эти проволочки

И плутни, исходящие от Рима!

Ученый муж, слуга любимый, Кранмер,

Скорей вернись! Я знаю, твой приезд

Мне возвратит покой.

(Громко.)

Отложен суд!

Всем удалиться!

Все уходят в том же порядке, в каком пришли.

АКТ III

СЦЕНА 1

Лондон. Покои королевы Екатерины.

Королева Екатерина с несколькими женщинами за работой.

Королева Екатерина

Возьми-ка лютню, девушка! Мне грустно.

Спой, прогони тоску. Оставь работу.

Песня

Вечно снежные вершины,

Лес, луга, холмы, долины

Лютней всё пленял Орфей.

Все растенья оживали,

Как весною, расцветали

В смене солнца и дождей.

Всё кругом, певцу внимая,

Умолкало, засыпая,

Даже бурная волна.

Музыка волшебной властью

Гонит мысли о несчастье,

Смерть несет им в неге сна.

Входит придворный.

Королева Екатерина

Ну что?

Придворный

Миледи, на прием два кардинала

Пришли,

Королева Екатерина

Хотят поговорить со мною?

Придворный

Да, так они просили доложить.

Королева Екатерина

Пускай войдут.

Придворный уходит.

Что нужно им еще

От бедной, слабой женщины в опале?

Не нравится мне что-то их приход.

Их следует святыми почитать,

Но не клобук ведь создает монаха.

Входят кардиналы Вулси и Кампейус.

Вулси

Мир вашему величеству.

Королева Екатерина

Меня

Застали вы в занятьях по хозяйству,

Я к худшему готова быть должна.

Что вам угодно от меня, милорды?

Вулси

Быть может, госпожа, вы согласитесь

Нас в кабинете выслушать своем?

Там мы изложим все.

Королева Екатерина

Скажите здесь.

Таиться мне ни в чем не приходилось

От совести своей. Пусть так же смело

Все женщины на свете говорят!

Милорды, я не придаю значенья

(И в этом я счастливее других),

Что судят о моих поступках все,

Что все глаза на них устремлены.

Чернят их тайно зависть и злоречье,

Но жизнь моя чиста. И если вы

Все выведать от женщины пришли,

Тогда вам лучше говорить смелее,

Ведь правда любит действовать открыто!

Вулси

Tanta est erga te mentis integritas, regina serenissima…[3]

Королева Екатерина

Милорд, я попрошу вас — без латыни.

Я не была здесь, в Англии, лентяйкой,

Английским языком теперь владею.

Чужой язык процесс бы мой запутал,

Прошу вас, говорите по-английски.

Вам будут благодарны здесь за правду

Те, кто свою жалеет госпожу.

Поверьте мне, ей много зла чинили,

Лорд-кардинал, и самый вольный грех,

Который я когда-нибудь свершила,

Мне можно по-английски отпустить.

Вулси

Миледи, право, мне весьма прискорбно,

Что, бескорыстный, безупречно честный

Слуга его величества и ваш,

Я вызвал в вашем сердце подозренье,

Хоть полон был намерений благих.

Явились мы сюда не обвинять,

Не честь чернить, что все благословляют,

Не предавать ваш дух во власть печали

(У вас ее довольно), — но узнать

Ваш взгляд на столь большие разногласья

Меж вами и монархом, и представить

Открыто наши все соображенья,

И вам помочь.

Кампейус

Светлейшая миледи,

Лорд-кардинал, душою благородный,

Вам остается преданным слугой,

Забыв о том, как строго вы судили

О нем самом и верности его.

Он, как и я, в знак мира предлагает

Вам свой совет.

Королева Екатерина

(в сторону)

Чтобы предать меня!

(Громко.)

Милорды, я за все вам благодарна,

Как люди честные вы говорили,

Дай бог, чтоб вы и оказались ими!

Но как могу я быстро вам ответить

В таком вопросе важном, в деле чести

И для меня, боюсь, в вопросе жизни

Я, глупая, таким мужам ученым,

По правде говоря, совсем не знаю.

Я с девушками занята работой,

И, видит бог, никак я не ждала

Таких гостей, да и такой беседы.

Во имя той, кем раньше я была,

В последней вспышке моего величья,

Прошу мне время дать на размышленье.

Увы! нет ни надежды, ни друзей!

Вулси

Любовь монарха вы черните страхом,

Надеждам вашим и друзьям нет счета!

Королева Екатерина

Какой мне толк здесь, в Англии, от них?

Ужели хоть единый англичанин,

Подумайте, дерзнет мне дать совет,

Мне другом стать, вразрез с его желаньем?

Для подданного смельчаком быть надо,

Чтоб честным быть. О нет! Мои друзья,

Которые мне облегчат страданья,

Друзья, которым верить я могу,

Живут не здесь. Как все, что сердцу мило,

Они вдали, на родине моей.

Кампейус

Вот если бы, тоску свою оставив,

Вы приняли бы мой совет.

Королева Екатерина

Какой?

Кампейус

Отдайтесь под защиту государя.

Он милостив и добр. Так будет лучше

Для вашей выгоды и вашей чести.

Ведь если суд решит не в вашу пользу,

С позором вы уйдете.

Вулси

Да, он прав.

Королева Екатерина

Вы погубить желаете меня?

Вот христианские советы. Стыдно!

Над миром небо есть. Там судия,

Он неподкупен и для королей.

Кампейус

Вы в гневе ложно судите о нас.

Королева Екатерина

Тем больше стыд! Считала вас святыми,

Две высших добродетели в вас чтила,

Но смертные грехи в пустых сердцах

Вот что такое вы! Исправьтесь, лорды!

Ужели это ваше утешенье?

Такое вы приносите лекарство

Несчастной женщине, гонимой всеми,

Изведавшей презренье и насмешки?

Я вам и половины бед своих

Не пожелаю — вас я милосердней.

Но помните, я вас предупреждаю:

Смотрите, говорю вам, берегитесь,

Чтоб бремя бед моих на вас не пало!

Вулси

Сейчас вы просто вне себя, миледи,

И в злобу обращаете добро!

Королева Екатерина

А вы меня — в ничто. О горе вам!

И всяким лжеучителям подобным.

Но если в вас есть жалость, справедливость

И что-нибудь живое, кроме рясы,

То как же вы хотите, чтобы я

Несчастную судьбу свою вручила

Во власть того, кому я ненавистна?

Увы, уж я отлучена от ложа,

А от любви — давно! Да, я стара,

И связывает ныне с ним меня

Одна покорность. Что случиться хуже

Со мною может? Ваша цель одна

Меня обречь подобному проклятью.

Кампейус

Да нет, пожалуй, ваши страхи хуже.

Королева Екатерина

Позвольте мне уж говорить самой,

Раз нет у добродетели друзей.

Ужель я верной не была женою?

Без ложной скромности сказать осмелюсь:

Давала ль поводы я к подозренью?

Нет, я ему всю душу отдавала,

Его любила чуть ли не как бога,

Во всем повиновалась, и любовь

Почти до суеверья доводила.

При нем молиться даже забывала…

А где награда? Как ужасно это!

Поставьте рядом верную жену,

Кому почти закон — желанье мужа,

И я добавлю к подвигам ее

Еще один — великое терпенье.

Вулси

Не склонны вы от нас принять добро.

Королева Екатерина

Милорд, взять грех на душу не дерзну.

Я добровольно не отвергну сана,

С которым повелитель ваш меня

Когда-то повенчал. Одна лишь смерть

Нас разведет.

Вулси

Послушайте меня!

Королева Екатерина

Мне б не ступать на английскую землю,

Которая вся лестью поросла.

Вы ангелам по облику подобны,

Но что у вас в сердцах — один бог знает!

И что теперь со мной, несчастной, будет?

Несчастней женщины на свете нет.

(Обращаясь к прислужницам.)

Увы, бедняжки, где же ваше счастье?

Разбилось об утесы королевства,

Где нет надежд, нет жалости, нет друга,

Нет даже слез из родственных очей.

Быть может, не дождусь здесь и могилы!

Как лилия, и былом полей царица,

Поникну и погибну.

Вулси

Если б вас

Нам убедить, что наши цели честны,

Вам легче было бы. Зачем же зло

Мы будем причинять вам? Нет, наш сан

И должность далеки от этих мыслей,

Мы исцеляем горе, а не сеем!

Подумайте, что делаете вы,

Как можете себе вы повредить

В глазах супруга этим поведеньем.

Сердца князей покорность одобряют,

Она люба им. Но к умам упрямым

Они вскипают ярым ураганом!

Я знаю ваш спокойный, кроткий нрав,

Душа у вас — морская тишь да гладь.

Считайте же нас тем, что мы и есть:

Мы — миротворцы, слуги и друзья!

Кампейус

Мы это вам докажем. Женским страхом

Позорите вы вашу добродетель.

Пусть благородный дух ваш отшвырнет

Страх этот, как фальшивую монету.

Король вас любит. Бойтесь же утратить

Его любовь. А с нашей стороны,

Уж если вы нам доверять готовы,

Мы все, что можно, сделаем для вас.

Королева Екатерина

Как знаете, милорды, поступайте.

Простите, если резкой я была.

Как женщина, не очень-то умею

Я речь вести с особами такими.

Скажите королю, что я послушна,

И сердце с ним, и все мои молитвы,

Пока жива я. Что ж, отцы святые,

Совет свой дайте мне. Да, я не знала,

Сюда приехав из страны родной,

Что трон куплю столь дорогой ценой.

Уходят.

СЦЕНА 2

Передняя в покоях короля.

Входят герцог Норфолк, герцог Сеффолк, граф Серри и лорд-камергер.

Норфолк

Когда вы в жалобах объединитесь,

Их твердо предъявив, то кардинал

Не устоит. Упустите возможность

И ничего я вам не обещаю,

Помимо новых бед, в придачу к бедам,

Уже постигшим вас.

Серри

Я буду рад

Любому случаю отмстить ему

За герцога, за тестя моего

Покойного.

Сеффолк

Кого из наших пэров

Он не обидел иль по крайней мере

Не позабыл? В ком знатности печать

Узрел, за исключением себя?

Камергер

Милорды, предаетесь вы мечтаньям!

Я знаю, кто он по сравненью с нами.

Но вряд ли многое мы можем сделать,

Хоть случай выдался удачный нам!

Пока он доступ к королю имеет,

Ему сопротивляться не пытайтесь!

Речами он чарует короля

Магически.

Норфолк

Нет, вы его не бойтесь!

Теперь уже бессильны эти чары:

Король располагает документом,

Навек убившим мед его речей.

Нет, с кардиналом кончено теперь,

Теперь опалы не избегнет он.

Серри

Весь век бы слушал я такие вести!

Норфолк

Да, дело верное. Его двуличье

Уж выяснилось в деле о разводе.

Хотел бы видеть я своих врагов

В такой ловушке.

Серри

Как же это все

Раскрылось?

Сеффолк

Очень странно.

Серри

Как, скажите?

Сеффолк

Посланье кардинала к папе как-то

Попало к королю. И тот прочел,

Что Вулси папу прямо умолял

Замедлить утверждение развода.

«Я вижу, — он писал, — что увлечен

Король одной из фрейлин королевы,

А именно — девицей Анной Буллен».

Серри

Король все это знает?

Сеффолк

Несомненно.

Серри

Но действие окажет ли письмо?

Камергер

Король узнает из него, как Вулси

Его обходит, преграждая путь,

Но тут все хитрости попа напрасны,

Лекарство он приносит мертвецу:

Король уже с девицей обвенчался.

Серри

Ох, если бы и вправду было так!

Сеффолк

Пусть пожеланье счастье вам дарует.

Оно сбылось.

Серри

Я этому союзу

Безмерно рад.

Сеффолк

Аминь.

Норфолк

Так скажут все!

Сеффолк

Уж дан приказ ее короновать.

Но это новость свежая. Ее

Не будем разглашать. Ну что ж, милорды,

Девица хороша, в ней все прелестно,

И тело и душа. Я предрекаю,

Что от нее сойдет благословенье

На Англию на долгие года.

Серри

А вдруг король в письме не разберется?

Помилуй бог!

Норфолк

Скажу — аминь!

Сеффолк

Нет, нет!

Над носом у него другие осы

Жужжат, и он почувствует укус.

В Рим тайно отбыл кардинал Кампейус,

Ни с кем перед отъездом не простился

И дело о разводе не закончил.

Он попросту сообщник кардинала

Во всех интригах. Уверяю вас,

Узнав об этом, зарычал король.

Камергер

Пусть бог его сильней воспламенит,

Пусть зарычит он громче.

Норфолк

А когда

Вернется Кранмер?

Сеффолк

Уже вернулся он, и с тем же мненьем,

Что королю развод необходим,

И с этим взглядом целиком согласны

Коллегии известнейших ученых.

Наверно, вскоре будет оглашенье

Второго брака и коронованье.

Екатерину будут называть

Не королевой больше, а принцессой,

Вдовой Артура.

Норфолк

Этот самый Кранмер

Достойный малый. Не жалея сил,

Для короля трудился он.

Сеффолк

Бесспорно.

Архиепископом еще он станет

За это все.

Норфолк

Так говорят.

Сеффолк

Да, да.

Вот кардинал.

Входят кардинал Вулси и Кромвель.

Норфолк

Взгляните, как он мрачен!

Вулси

Пакет мой, Кромвель,

Ты отдал королю?

Кромвель

Вручил ему

В опочивальне.

Вулси

Он читал бумаги?

Кромвель

Да, он пакет сейчас же распечатал

И первую прочел с серьезным видом,

Внимательно, с тревогою в лице.

Затем он приказал, чтоб вы его

Здесь ждали утром.

Вулси

Что, он скоро выйдет?

Кромвель

Теперь, наверно, ждать уже недолго.

Вулси

Ну что ж, иди.

Кромвель уходит.

(В сторону.)

Женю на герцогине Алансонской,

Сестре французского монарха. Так-с!

На Анне Буллен? Нет! Что Анна Буллен?

Не в мордочке же милой дело! Буллен!

Нет, Булленов не надо нам! Как долго

Вестей из Рима нет! Маркиза Пембрук!

Норфолк

Он раздражен.

Сеффолк

Услышал, может быть,

Что точит на него свой гнев король.

Серри

Пусть божий гнев как острый меч сверкнет.

Вулси

(в сторону)

Дочь рыцаря, из фрейлин королевы,

Вдруг станет госпожой для госпожи,

При королеве королевой станет!

Мерцает эта свечка — дунуть раз,

И нет ее! Ну пусть она достойна

И добродетельна, но ведь она

Неистовая, право, лютеранка.

Для дела нашего нехорошо

Позволить пасть ей королю в объятья.

И так уж нелегко им управлять,

А тут еще, откуда ни возьмись,

Здесь этот Кранмер, архиеретик.

Он в милость к королю тихонько вкрался

И стал оракулом…

Норфолк

Он разъярен.

Серри

Хоть оттого бы в сердце у него

Аорта лопнула!

Сеффолк

Король, король!

Входят король Генрих, на ходу читающий бумагу, и Ловел.

Король Генрих

Да, он богатств сумел скопить немало

И каждый час без счета тратит их.

Как это все обделал ловко он.

Вы видели, милорды, кардинала?

Норфолк

Милорд, мы наблюдали тут за ним,

Охвачен он какою-то тревогой.

Кусает губы он и весь дрожит,

То вдруг замрет, уставясь взглядом в землю.

То вдруг к вискам приложит палец он,

То начинает взад-вперед метаться,

То вновь замрет, то в грудь себя колотит,

То на луну он взоры устремляет.

Ведет себя он чрезвычайно странно.

Король Генрих

Весьма возможно, что взволнован он.

Сегодня он прислал на подпись мне

Ряд важных государственных бумаг,

Как я просил… И что ж я там нашел,

Попавшее туда по недосмотру?

Внушительную по размерам опись

Его сокровищ, всей его посуды,

И мебели, и драгоценных тканей,

И на такую сумму, что в руках

У подданного быть ей неуместно.

Норфолк

Сие — соизволение небес.

То добрый дух вложил в пакет бумагу,

Чтоб взор ваш усладить.

Король Генрих

Ну что же, если

Поднялся взором он за грань земли

И созерцает лишь бесплотных духов,

То стоит ли нам отвлекать его?

Но я боюсь, он здесь — в подлунном мире,

Не стоящем его серьезных мыслей.

(Садится и что-то шепчет Ловелу.)

Ловел подходит к Вулси.

Вулси

Теперь да пощадит меня господь.

Пусть бог благословит вас, государь.

Король Генрих

Мой добрый лорд, вы дум святых полны,

И мысленно вы взором пробегали

Весь список милосердных дел своих.

От дум возвышенных урвать вам трудно

Для дел земных хотя бы краткий миг.

О нет, вы не рачительный хозяин,

Я рад, что в этом вы товарищ мне.

Вулси

Для дел священных нахожу я время

И время, чтоб вершить дела страны,

Порученные мне. Природа тоже

Законной дани требует от нас.

Я бренный сын ее, средь братьев смертных

Чтоб жизнь продлить, ей время уделяю.

Король Генрих

Вы это очень хорошо сказали.

Вулси

Пусть вечно слиты будут у меня

Для вас, милорд, с хорошими делами

Хорошие слова.

Король Генрих

Опять не худо!

Сказал удачно — будто сделал славно!

Но все-таки слова ведь не дела!

Отец мой вас любил, сам говорил он,

И он для вас венчал слова делами.

Став королем, он вас к себе приблизил

И вас не только назначал туда,

Где быть могли высокие доходы,

Но и себя лишал порою благ,

Вас одаряя.

Вулси

(в сторону)

Что все это значит?

Серри

(в сторону)

Дай бог, чтобы и дальше так же шло!

Король Генрих

Не сделал разве я во всей стране

Вас первым из людей? Прошу, ответьте,

Я правду говорю сейчас иль нет?

И если да, то вот второй допрос:

Вы мне обязаны иль нет? Ну, что же?

Вулси

О государь, я вынужден признать,

Что королевских милостей струилось

Всегда, пожалуй, больше на меня,

Чем я своим усердьем заслужил.

За них никто не может расплатиться!

Всегда я делал меньше, чем хотел,

Хотя и отдавал трудам все силы.

Я личных целей, право, не искал,

Я делал все для блага короля

И пользы государства. За щедроты

Чем, недостойный их, вам отплачу?

Одной лишь благодарностью смиренной,

Молитвами и верностью моей.

Она цвела и вечно будет цвесть,

Покуда смертный хлад ее не сгубит.

Король Генрих

Отлично сказано! Вот перед нами

Открылся верноподданный смиренный,

Таким вся честь, а лицемерным — кара!

Рука моя лила на вас щедроты,

Душа моя на вас любовь струила,

А власть моя дарила вас почетом,

Дождем наград, как никого на свете.

Так ваши руки, сердце, мозг и сила

Должны, помимо обязательств долга,

Стать для меня (а я ваш верный друг!)

Эмблемой самой преданной любви.

Вулси

Я заявляю, что о вашем благе

Я больше ратовал, чем о своем.

Таков я есть, и был, и вечно буду!

Пускай весь мир нарушит верность вам

И от души навек ее отторгнет,

Пускай лавина бедствий самых страшных,

Немыслимых, неслыханных, ужасных

Вам угрожает, и тогда мой долг,

Как над прибоем яростным скала,

Поток неукротимый разобьет

Незыблемой, неколебимой силой.

Король Генрих

Вот это благороднейшая речь.

Заметьте, лорды, верность какова,

Она ясна вам? — Ну-с, прочтите это,

(передает ему бумаги)

Затем вот то! И завтракать идите,

Коли еще найдется аппетит!

(Уходит, бросив грозный взгляд на Вулси.)

Придворные толпою следуют за ним, улыбаясь и перешептываясь.

Вулси

Что это значит? Что за гнев внезапный?

И чем я, собственно, его навлек?

Он удалился, бросив грозный взгляд,

Как будто в прах меня стереть желая.

Так озирает разъяренный лев

Мгновенье дерзновенного стрелка,

А там его приканчивает разом.

Прочту бумагу, в ней разгадка гнева!

Да, так и есть! Она меня и губит.

Здесь полный список всех моих богатств,

Накопленных для личных целей мною,

Чтобы добиться папского престола

И подкупить друзей, живущих в Риме.

Ну что за окаянная оплошность!

Я олух и достоин быть в опале.

Кой дьявол надоумил же меня

В пакет для короля засунуть это?

Ужель исправить это средства нет?

Как это выбить у него из мозга?

Я знаю, что разгневается он,

И все-таки как будто бы есть способ

Еще спастись назло лихой судьбе.

Но это что еще? Посланье к папе,

Где замыслы свои я изложил

Его святейшеству? Тогда — конец!

В величье я вознесся до зенита

И вот теперь с меридиана славы

Лечу к закату. Прорезая ночь,

Я пронесусь блестящим метеором

И рухну в тьму навек.

Входят герцог Норфолк, герцог Сеффолк, граф Серри и лорд-камергер.

Норфолк

Вот, кардинал, желанье короля:

Печать большую вы вручите нам,

А сами удалитесь в Эшер-хаус,

Милорд Уинчестер, и затем туда

Вам сообщат дальнейшие приказы.

Вулси

Постойте-ка, где ваши полномочья?

Одними лишь словами невозможно

Власть у меня отнять.

Сеффолк

Но кто дерзнет

Быть непокорным королевской воле?

Вулси

Я вижу тут не волю короля

И не его священные слова,

А вашу злобу, лорды-лизоблюды.

Так знайте ж, я дерзну вам бросить вызов.

Из зависти вы отлиты природой

Из самого презренного металла.

Вы рыщете вокруг моей опалы,

Как бы готовясь тут урвать кусок.

С каким коварством скользким, утонченным

Вы ищете погибели моей!

Своим путем завистливым ступайте,

Злодеи под личиной христиан.

Но я не сомневаюсь, день придет,

И по заслугам вас постигнет кара.

Печать, которую вы дерзновенно

Отнять хотите, вверил мне король,

Властитель мой и ваш, своей рукою.

И он просил меня ее хранить

Пожизненно, как честь мою и должность.

Он эту милость грамотой скрепил.

Ну что же, кто печать отнять посмеет?

Серри

Король, кто дал ее.

Вулси

Пусть сам возьмет.

Серри

Служитель бога, ты предатель наглый!

Вулси

О наглый лорд, ты лжешь! Еще вчера

Себе язык скорее сжег бы Серри,

Чем это все сказать.

Серри

Твое тщеславье,

Багряный грех, ограбило страну.

Пал благородный Бекингем, — мой тесть,

Но знай, что головы всех кардиналов

С твоей прекрасной головой в придачу

Не стоят даже волоска его.

Да поразит чума твое коварство!

В Ирландию я послан был тобою,

Оттуда я не мог ему помочь,

Вдали от короля и от всего,

Что снять могло бы ваши обвиненья,

Покуда вы из жалости святой

Ему грехов секирой не простили.

Вулси

И это, и все прочее, чем нас

Пришел здесь попрекать болтливый лорд,

Все это ложь. Заслуженно законом

Был герцог осужден. Что я невинен

И козней супротив него не строил,

То подтвердят его вина и суд.

Будь я словоохотлив, я сказал бы,

Что в вас не больше честности, чем чести,

Что в смысле преданности и любви

Моей к монарху, королю-владыке,

Я превзойду людей почище Серри

И тех, кто рад его безумствам диким.

Серри

Клянусь, тебя лишь ряса защищает,

Не то б гулял мой меч в твоей крови!

Милорды, как мы стерпим эту наглость?

И от кого? Нет, если мы робеем

Пред наглостью куска пурпурной ткани,

Тогда — конец вельможам! Пусть он нас,

Как жаворонков, всех накроет шляпой.

Вулси

Все блага — яд для брюха твоего.

Серри

Да, благо — сборы всех богатств страны

В одних руках, и в ваших, кардинал!

И благо перехваченных посланий

От вас — для короля враждебных — к папе!

Коли на то пошло, все блага ваши

Немедленно мы предадим огласке.

Лорд Норфолк, вы душою благородны,

Всеобщее вы свято чтите благо,

Вы видите униженную знать

И жалкую судьбу ее потомков,

Которым уж дворянами не быть.

Представьте же ему итог грехов,

Деяний, им свершенных в этой жизни.

Я вас сильней колоколов встревожу,

Когда под утро девушка-смуглянка

Лежит в объятьях ваших, кардинал.

Вулси

Всем сердцем презирал бы я его,

Но чувству милосердья я подвластен.

Норфолк

Счета грехов в руках у короля.

Они поистине неблаговидны.

Вулси

Тем ярче заблестит моя невинность.

Когда всю правду будет знать король.

Серри

Нет, это уж теперь вас не спасет.

По счастью, я кой-что из них запомнил.

Сейчас они предстанут перед вами.

Вы можете краснеть, признать вину?

Так, значит, в вас еще есть искра чести.

Вулси

Что ж, говорите, сэр, я не боюсь,

Лишь за манеры ваши я краснею!

Серри

Пусть нет манер, зато на месте сердце!

Так вот позвольте-ка: во-первых, дерзко,

Без ведома иль воли короля,

Вы захотели папским стать легатом

И ущемить епископов права.

Норфолк

К тому же в письмах Риму и монархам

Подписывались: «Ego et rex meus»,[4]

Как бы слугой считая короля.

Сеффолк

Затем, когда поехали послом

Вы к императору, тогда вы взяли

Во Фландрию с собой печать большую

Без ведома монарха и совета.

Серри

Затем Грегорио Кассадо право

Письмом вы дали заключить союз

Меж нашим государством и Феррарой,

Без воли короля и всей страны.

Сеффолк

Притом из честолюбья повелели

Чеканить на монетах вашу шляпу.

Серри

Вы слали в Рим бесчисленные суммы

(Как добытые — знает ваша совесть),

Чтоб путь себе к величью проложить,

Ущерб и вред чиня для государства.

И много есть еще других проступков,

Но вашей мерзостью я не желаю

Марать себе язык.

Камергер

Увы, милорд,

Зачем давить упавшего пятою?

Его вина суду уже ясна,

Пусть он его карает, а не вы.

Мне больно видеть, как его величье

Бесследно тает.

Серри

Я его прощаю.

Сеффолк

Лорд-кардинал, по воле короля,

Поскольку ваши прошлые деянья

Легатской власти в нашем государстве

Подходят под закон о praemunire,[5]

То следует о вас такой приказ:

Конфисковать все ваше состоянье,

Именье, земли, замки, мебель, утварь

И прочее. Теперь вы — вне закона.

Такое порученье мне дано.

Норфолк

Итак, дадим вам время поразмыслить,

Как лучше жить. За ваш отказ упрямый

Печать большую снова нам вручить

Король вам будет очень благодарен.

Прощайте же, ничтожный кардинал.

Все, кроме Вулси, уходят.

Вулси

Прощай же, мой ничтожным ставший жребий!

Вот участь человека! Он сегодня

Распустит нежные листки надежд,

А завтра весь украсится цветами,

Но через день уже мороз нагрянет,

И в час, когда уверен наш счастливец,

Что наступил расцвет его величья,

Мороз изгложет корни, и падет

Он так же, как и я. Да, я дерзнул

На пузырях поплыть, как мальчуган,

Плыл много лет по океану славы,

Но я заплыл далеко за черту…

Спесь лопнула, раздувшись подо мною.

И вот уж я, усталый, одряхлевший,

Судьбою предоставлен воле волн,

Которые меня навеки скроют.

Я проклял вас, весь блеск земной и слава!

Отверзлась как бы вновь моя душа.

Как жалок и несчастен тот бедняк,

Кто от монарших милостей зависит.

Меж той улыбкой, к коей он стремится,

Эмблемой милости, и днем опалы

Познает больше страхов и мучений.

Чем в женщине таится иль в войне.

И вот он пал, он пал, как Люцифер,

Навеки, без надежд.

Входит Кромвель и останавливается в смущении.

А, ты здесь, Кромвель?

Кромвель

Сэр, слов не нахожу я.

Вулси

Как! Смущен

Моим несчастьем? Изумлен безмерно,

Что может человек великий пасть?

Ты плачешь? Значит, я и вправду пал.

Кромвель

Как чувствуете вы себя?

Вулси

Прекрасно!

Так счастлив, Кромвель, никогда я не был.

Теперь себя познал я, и в душе

Мир, что превыше всех земных блаженств,

Спокойная, утихнувшая совесть!

Король от хвори излечил меня,

Его величеству я благодарен:

Да, с плеч вот этих, с дрогнувших колонн,

Из жалости снят груз великой чести,

Ко дну пустить способный целый флот.

О это бремя, Кромвель, это бремя,

Безмерный гнет для всех надежд на небо!

Кромвель

Рад, что из бед вы пользу извлекли.

Вулси

Да, так я полагаю. Я способен,

Несокрушимость духа проявив,

Стерпеть гораздо больше грозных бед,

Чем мне враги трусливые измыслят.

Какие новости?

Кромвель

Ужасней всех

Гнев короля.

Вулси

Храни его господь!

Кромвель

Затем сэр Томас Мор уже лорд-канцлер

На вашем месте.

Вулси

Что ж, довольно быстро.

Но он — ученый муж. Да будет долго

Он в милости и пусть добро творит,

Всегда в ладу и с совестью и с правдой.

Свой путь свершив, пусть мирно он почиет

В безмолвном склепе из сиротских слез.

Ну что еще?

Кромвель

С приветом встречен Кранмер.

Архиепископом Кентерберийским

Уже назначен он.

Вулси

Вот это новость!

Кромвель

Последняя же новость — леди Анна,

Повенчанная тайно с королем,

Как королева нынче появилась

Открыто в церкви с ним. Теперь лишь слышны

О коронации повсюду толки.

Вулси

Вот груз, меня ко дну пустивший, Кромвель!

Я королем обманут. Все величье

Я из-за этой женщины утратил.

Честь не вернет мне никакое солнце,

Оно не озарит толпу вельмож,

Алкающую лишь моих улыбок.

Иди же от меня, спасайся, Кромвель,

Я падший раб, отныне недостойный

Твоим хозяином в дальнейшем быть.

Войти старайся в милость к королю.

Пусть это солнце не придет к закату!

Я говорил ему, что ты был честен,

Тебе при нем откроется дорога,

Он сделает… Он помнит обо мне!

Я знаю, что в душе он благороден,

Твоим заслугам он не даст померкнуть.

О милый Кромвель, миг не упускай,

О будущем своем сейчас подумай.

Кромвель

Милорд, но как же вас-то я покину?

Ужели должен я теперь расстаться

С таким хорошим, добрым господином?

Пусть все, в ком не железные сердца,

Свидетелями той печали станут,

С которой Кромвель покидает вас.

Служить я буду королю, но вечно

За вас молитвы буду возносить.

Вулси

Лить слезы в горе я не думал, Кромвель,

Но верностью своею ты меня,

Как женщину, заставил прослезиться.

Отрем же слезы! И послушай, Кромвель,

Когда, уже забытый, буду я

Покоиться под мрамором холодным,

На коем и не сыщешь эпитафий,

Скажи, что я учил тебя, что Вулси,

Когда-то шедший по дорогам славы

И в океане чести и величья

Изведавший все мели и глубины,

Сам пострадав от кораблекрушенья,

Тебя найти спасенье научил

Забытый им, надежный, верный путь.

Пойми мое паденье, чем я сгублен:

Отринь тщеславье, Кромвель, заклинаю!

Ведь этот грех и ангелов сгубил.

Как может человек, творца подобье,

В грехе таком найти пути к спасенью?

Себе любви поменьше уделяй,

Зато врагов лелей в любви безбрежной.

Зло даст тебе не больше, чем добро,

Но твердо мир держи в своей деснице,

И зависти замолкнут языки.

Будь справедлив, не предавайся страхам!

Пусть будет жизнь твоя посвящена

Родной стране, и небесам, и правде.

И если, Кромвель, ты тогда падешь,

Ты примешь смерть как мученик святой.

Служи монарху! Ну, пойдем ко мне:

Составим опись всех моих сокровищ,

Всех, до гроша. Все это — королю!

Лишь ряса и лишь чистота пред небом

Вот все, что я дерзну назвать своим

Отныне и навек! О Кромвель, Кромвель,

Служи я небесам хоть вполовину

С таким усердьем, как служил монарху,

То в старости меня бы он не предал,

Столь беззащитного, моим врагам.

Кромвель

Терпенье, сэр!

Вулси

Земных надежд уж нет!

Надежды все лишь на небесный свет!

Уходят.

АКТ IV

СЦЕНА 1

Улица в Уэстминстере.

Встречаются два дворянина.

Первый дворянин

Я рад вас видеть снова.

Второй дворянин

Рад и я.

Первый дворянин

Пришли сюда взглянуть, как леди Анна

Проследует обратно королевой?

Второй дворянин

Вот именно. Я помню, прошлый раз

Вели на эшафот здесь Бекингема.

Первый дворянин

Да, верно. Но тогда печаль царила,

А нынче — радость.

Второй дворянин

Это хорошо.

Мне кажется, что показал народ

Безмерную приверженность к престолу,

А впрочем, к этому всегда он склонен.

Он празднует так пышно этот день,

Процессии устроив, маскарады;

Торжественные зрелища да игры.

Первый дворянин

Таких торжеств давно уж не бывало.

Все сделано, скажу вам, превосходно.

Второй дворянин

Нельзя ли мне узнать, что за бумага

У вас в руках?

Первый дворянин

Да, это список лиц,

Всех тех, кто были заняты сегодня

На коронационных торжествах.

Лорд-сенешал сегодня — герцог Сеффолк,

А далее — лорд-маршал — герцог Норфолк,

Об остальных прочтете сами, сэр.

Второй дворянин

Спасибо, сэр. Когда б не знал порядка,

В бумагу вашу я бы заглянул.

Но расскажите, что с Екатериной,

Принцессой вдовствующей? Как она?

Первый дворянин

И это вам я рассказать могу.

Недавно в Данстебле, что близ Эмптхилла,

Где ждет судьбы она, архиепископ

Кентерберийский и его собратья

Ученые из ордена святого

В судебном заседании собрались.

Они туда принцессу приглашали

Настойчиво, но все же безуспешно.

Короче говоря, ввиду неявки

И чтобы успокоить короля,

С согласья общего ученых этих

Решенье вынес суд — ей дать развод,

Их брак признав отныне незаконным.

Потом ее в Кимболтон увезли,

И там она занемогла.

Второй дворянин

Бедняжка!

Трубы.

Играют трубы! Тише! Королева!

Гобои.

Порядок шествия.

Фанфары.

Затем входят: 1. Двое судей. 2. Лорд-канцлер, перед которым несут сумку и булаву. 3. Хор певчих, которые поют, и музыканты. 4. Лорд-мэр Лондона с булавой. За ним — первый герольд в воинских доспехах и с позолоченной медной короной на голове. 5. Маркиз Дорсет в золотом полувенце, несущий золотой скипетр. Рядом с ним — граф Серри в графской короне, несущий серебряный жезл с голубем. На обоих — цепи ордена Подвязки. 6. Герцог Сеффолк в своей герцогской мантии и с герцогской короной на голове, несущий в качестве лорд-сенешала длинный белый жезл. Рядом с ним — герцог Норфолк в короне, с обер-гофмаршальским жезлом. На обоих — цепи ордена Подвязки. 7. Под балдахином, который несут бароны Пяти портов, — королева Анна в коронационном туалете, в короне на богато украшенных жемчугом волосах. Но одну сторону от нее епископ Лондонский, по другую — Уинчестерский. 8. Старая герцогиня Норфолкская в золотом, отделанном цветами венце, несущая шлейф королевы. 9. Несколько леди и графинь, увенчанных простыми золотыми обручами, без цветов.

Второй дворянин

Парад-то пышный! Этих вот я знаю.

А кто со скипетром?

Первый дворянин

А это Дорcет.

А тот, с жезлом серебряным, — граф Серри.

Второй дворянин

Вельможа видный. Это герцог Сеффолк?

Первый дворянин

Он самый, сенешал.

Второй дворянин

А герцог Норфолк

С ним рядом?

Первый дворянин

Да.

Второй дворянин

(глядя на королеву)

Спаси тебя господь!

Прелестнее лица я не видал.

Клянусь душою, сэр, ведь это ангел!

Вся Индия в объятьях короля,

Когда он эту леди обнимает.

Пожалуй, я корить его не стану.

Первый дворянин

Те, кто несет над нею балдахин,

Пяти портов бароны — их четыре.

Второй дворянин

Счастливцы, да и все, кто рядом с нею.

А дама знатная, что шлейф несет,

Не старая ли герцогиня Норфолк?

Первый дворянин

Ну да. И остальные все — графини.

Второй дворянин

Видать по их венцам. Они как звезды…

Падучие иной раз.

Первый дворянин

Ну, довольно!

Шествие удаляется под громкие звуки фанфар.

Входит третий дворянин.

Храни вас бог! Вы страшно запыхались.

Багровый весь! Скажите, вы откуда?

Третий дворянин

В аббатстве был. Толпа и теснота

Такая, что и пальца не просунешь.

От их веселья чуть я не задохся.

Второй дворянин

Всю церемонию видали?

Третий дворянин

Видел.

Первый дворянин

Понравилась?

Третий дворянин

Да, стоит посмотреть.

Второй дворянин

Любезный сэр, вы нам уж расскажите.

Третий дворянин

Попробую. Блистательный поток

Вельмож и дам доставил королеву

К назначенному месту в алтаре.

Затем чуть-чуть отхлынул от нее.

Она же там сидела, отдыхая,

Примерно с полчаса иль в этом роде

В роскошном тронном кресле, предоставив

Народу любоваться на нее.

Поверьте, сэр, что никогда с мужчиной

Прелестней не была жена на ложе.

Когда увидел это все народ,

Тогда кругом такой поднялся грохот,

Как в вантах корабля во время бури

Скрип, гул и на любые голоса.

Плащи и шляпы, даже и камзолы

Летели в воздух. Если бы и лица

Отстегивались, их бы растеряли.

Таких восторгов я еще не видел:

Беременные женщины, которым

Носить осталось три-четыре дня,

Подобные таранам в древних войнах,

Себе в толпе прокладывали путь.

Мужья в толпе не узнавали жен,

Все перепуталось.

Второй дворянин

И что же дальше?

Третий дворянин

Ну, королева встала и смиренно

Приблизилась теперь уж к алтарю.

И, как святая, взор воздела к небу,

И на коленях вознесла молитву,

Вновь встала и народу поклонилась.

Затем архиепископ подал ей

Все то, что подобает королеве:

Елей священный, а затем корону,

Что исповедник Эдуард носил,

И жезл, и голубя, и все эмблемы

Пристали ей! Когда обряд был кончен,

То хор под звуки лучшего оркестра

Пропел Те Deum.[6] Тут она ушла

И с той же самой свитой возвратилась

В дворец йоркский, где начнется пир.

Первый дворянин

Уже он не йоркский, как был раньше.

Пал кардинал, и взял король дворец,

Теперь он называется Уайтхолл.

Третий дворянин

Я знаю, но по-старому его

Все называю.

Второй дворянин

Рядом с королевой

Шли два епископа. Их как зовут?

Третий дворянин

Стоксли и Гардинер. Из них второй

Уинчестерский, он был секретарем

У короля до полученья сана.

А Стоксли в Лондоне.

Второй дворянин

Как говорят,

Опять у Гардинера не в почете

Наш дорогой архиепископ Кранмер.

Третий дворянин

Да, это знает вся страна. Однако

Меж ними острой нет еще вражды.

А вспыхнет, так у Кранмера есть друг,

Который от него не отвернется.

Второй дворянин

А кто же он, скажите?

Третий дворянин

Томас Кромвель,

Которого король высоко ценит.

Он верный и достойный друг. Король

Ему дал пост хранителя алмазов,

Назначив членом тайного совета.

Второй дворянин

Он большего достоин.

Третий дворянин

Несомненно.

Пойдемте, господа, сейчас ко мне.

Я там живу. Вас, дорогих гостей,

Кой-чем я угощу. А по дороге

Все доскажу.

Оба дворянина

Мы очень рады, сэр.

Уходят.

СЦЕНА 2

Кимболтон.

Гриффит и Пейшенс вводят Екатерину.

Гриффит

Как ваша милость чувствует себя?

Екатерина

О Гриффит, я больна уже смертельно.

Как ветви, отягченные плодами,

Уж ноги пригибаются к земле,

Желая сбросить бремя. Дай мне стул.

Вот так. Теперь как будто стало легче.

Ты, кажется, мне только, что сказал,

Что кардинал, великой чести сын,

Скончался?

Гриффит

Да, но думал я, что в горе

Вы просто не расслышали об этом.

Екатерина

Скажи, любезный Гриффит, как он умер?

И если тихо, то примером мне

Послужит он.

Гриффит

Да, говорят, что тихо.

Как только грозный граф Нортемберленд

Его под стражу заключил в Йорке

И предложил предстать перед судом

Под гнетом очень тяжких обвинений,

Он сразу захворал настолько сильно,

Что даже сесть не мог на мула.

Екатерина

Бедный!

Гриффит

До Лестера он наконец добрался

И там в аббатстве был с почетом встречен

Почтенным настоятелем и братьей,

И он ему сказал: «Святой отец!

Старик, разбитый ураганом власти,

Пришел, усталый, кости здесь сложить,

Из милости ему могилу дайте!»

Он слег. Его болезнь не утихала,

И вот через три дня, в восьмом часу,

Как он и сам себе предрек заране,

Исполненный раскаянья и слез,

Благочестивых мыслей и печали,

Все почести он миру возвратил,

А душу — небу, и скончался тихо.

Екатерина

Да успокоится он, грешник, с миром!

И все же, Гриффит, я хочу сказать

О нем без злобы. Он надменен был,

Всегда себя равняя с королями,

Стремился он страну держать в узде,

Твердил, что симония допустима,

А мнение свое считал законом.

Способен был порою лгать в глаза

И быть двуличным и в словах и в мыслях.

И лишь к тому, кому готовил гибель,

Выказывал притворное участье.

Он в обещаньях был могуч, как раньше,

А в исполненьях, как теперь, ничтожен.

Плоть услаждал свою, тем духовенству

Худой пример давая.

Гриффит

Госпожа,

Дела дурные мы чеканим в бронзе,

А добрые мы пишем на воде.

Нельзя ли мне сказать в его защиту?

Екатерина

Да, Гриффит. Незлопамятна же я.

Гриффит

Был кардинал из низкого сословья,

Но с колыбели предназначен к славе.

Он был ученый, зрелый и глубокий,

Весьма умен, блистательный оратор,

Надменен и суров он был с врагами,

Как лето, ласков был к своим друзьям,

И хоть в стяжанье был он ненасытен

(Я знаю, это грех), но, госпожа,

Он в щедрости зато не знал предела.

Свидетельствуют на века о том

Ипсуич и Оксфорд. Первый пал с ним вместе,

Как бы с творцом желая умереть.

Другой же, недостроенный, известен

Великолепьем и растущей силой.

В столетьях слава будет жить о нем.

Паденье Вулси счастье принесло,

Теперь он только и познал себя,

В судьбе ничтожной обретя блаженство.

Себя он большей честью увенчал,

Чем люди были дать ему способны,

И в страхе божьем так скончался он.

Екатерина

Мне после смерти лучшего герольда

Иль восхвалителя моих деяний,

Чем этот честный летописец Гриффит,

Не надо, чтобы честь спасти от скверны.

Тот, кто мне был при жизни ненавистен,

Отныне мною чтится как мертвец.

Вот плод речей твоих благочестивых!

Пусть мирно он вкушает вечный сон!

Будь рядом, Пейшенс, сдвинь меня чуть-чуть,

Тебе не много уж хлопот осталось…

Любезный Гриффит, пусть мне музыканты

Мелодию печальную сыграют,

Что мне звучит, как похоронный звон,

А я пока мечтам своим предамся

О музыке небес, куда спешу я.

Грустная и торжественная музыка.

Гриффит

Она уснула… Посидим спокойно.

Мне не хотелось бы ее будить…

Потише, Пейшенс, милая, потише!

Видение. Торжественно входят одна за другою шесть фигур в белых одеяниях, с лавровыми венками на головах, золотыми масками на лицах, пальмовыми или лавровыми ветвями в руках. Сначала они кланяются Екатерине, затем танцуют, и при определенных фигурах танца первые две держат скромный венок над ее головой, между тем как остальные четверо принимают различные почтительные позы. Затем державшие венок передают его следующей паре, которая повторяет ту же фигуру танца, держа над головой спящей венок. Далее повторяет ту же фигуру третья пара. Спящая при этом, как бы зачарованная, в порыве радости поднимает руки к небу. Затем они, танцуя, исчезают, унося с собою венок.

Музыка продолжается.

Екатерина

О, где вы, духи мира? Вы исчезли?

В несчастье вы покинули меня?

Гриффит

Мы здесь, миледи.

Екатерина

Я зову не вас.

Никто, пока спала я, не входил?

Гриффит

Нет.

Екатерина

Вы не видели — сонм серафимов

Зовет меня на пир, их лики светлы,

Как солнце, мечут тысячи лучей

И обещают вечное блаженство.

Они сюда несут венки мне, Гриффит,

Их я носить покуда недостойна,

Но вскоре сделаюсь достойной их.

Гриффит

Я рад, сударыня, что сны такие

Вы видите.

Екатерина

Пусть музыка умолкнет.

Мне режет слух она.

Музыка прекращается.

Пейшенс

(тихо, Гриффиту)

Вы посмотрите,

Как госпожа внезапно изменилась,

Как заострились все черты! И бледность

Землистая в лице! А взор какой!

Гриффит

(тихо)

Она отходит. Девушка, молись!

Молись!

Пейшенс

Над ней да смилуется небо!

Входит слуга.

Слуга

Позвольте, ваша милость…

Екатерина

Дерзок ты!

Ужель я уважения не стою?

Гриффит

Болван! Ведь с саном ей расстаться больно!

А ты, каналья, живо на колени!

Слуга

У вашего высочества прощенья

Прошу смиренно. В спешке был я груб.

Посланец короля явился к вам.

Екатерина

Пусть, Гриффит, он войдет. Но вот его

Чтоб никогда я больше не видала.

Гриффит и слуга уходят.

Гриффит возвращается с Капуциусом.

Екатерина

Ax, если мне не изменяет зренье,

Прислал вас император, мой племянник.

Капуциус зовут вас. Вы посол?

Капуциус

Он самый, госпожа, к услугам вашим.

Екатерина

Ах, сэр, и титулы и времена,

С тех пор как мы увиделись впервые,

Все изменилось. Что же вам угодно?

Капуциус

Во-первых, госпожа, я ваш слуга.

Затем, король просил вас навестить,

Весьма скорбит он о болезни вашей,

И посылает вам привет сердечный,

И просит вас утешиться в печали.

Екатерина

Ах, добрый лорд, не поздно ль утешенье?

Оно как бы прощенье после казни.

Пораньше бы лекарство помогло.

Теперь не утешенья, а молитвы

Нужны мне. Как здоровье короля?

Капуциус

Он чувствует себя теперь отлично.

Екатерина

Пусть вечно будет, вечно будет так.

А я уж скоро буду жить с червями,

Об имени моем в стране забудут.

Скажите, Пейшенс, вы письмо послали,

Что написать я вам велела?

Пейшенс

Нет.

(Подает ей письмо.)

Екатерина

Сэр, я прошу вас это передать

Его величеству.

Капуциус

Весьма охотно.

Екатерина

В нем доброте его я поручаю

Дочь юную; как знак любви чистейшей,

Роса небес, пролейся изобильно

Благословениями на нее.

Пусть строгое он даст ей воспитанье,

Она юна, скромна и благородна,

Надеюсь, что она того достойна.

Пусть он ее ну хоть немножко любит,

Хоть ради матери ее, любившей

Его бог знает как. Вторая просьба

Чтоб с жалостью отнесся бы король

К моим служанкам бедным, очень долго

Служившим мне в беде и в счастье верно.

Я смею утверждать — и я не лгу,

Что все они заслуживают счастья

За добродетель, красоту души,

За честность и смиренность обхожденья,

Мужей хороших, даже пусть из знати,

И счастливы же будут их мужья!

Последняя — о слугах самых бедных,

Но бедность от меня их не отторгла,

Пусть жалованье им сполна заплатят,

С доплатою — на память обо мне.

Когда б мне дольше жить сулило небо

В богатстве, мы бы не расстались так.

Вот это все. Теперь, мой добрый лорд,

Во имя самого для вас святого,

Во имя опочивших с миром душ,

Для этих всех несчастных станьте другом

И выполнить склоните короля

Последний мой завет.

Капуциус

Я в том клянусь!

Иль пусть утрачу образ человека!

Екатерина

Благодарю вас, лорд. Привет прощальный

Смиренно передайте королю.

Скажите, что из мира исчезает

Забота, тяготившая его.

Скажите, что ему на смертном ложе

Свое благословенье посылаю.

В глазах темнеет. — Ах, милорд, прощайте;

Прощайте, Гриффит. — Пейшенс, здесь побудь.

Я лечь хочу в постель. Зови служанок…

Когда умру, пусть почесть мне окажут:

Цветами девственными пусть осыплют,

Чтоб знали все, что чистою женой

Всю жизнь я оставалась, до могилы.

Мой прах набальзамируйте потом.

Развенчанную, но как королеву,

Дочь короля, меня похороните.

Вот это всё…

Ее уводят.

АКТ V

СЦЕНА 1

Лондон. Галлерея во дворце.

Входят Гардинер, епископ Уинчестерский и перед ним паж с факелом. Навстречу им входит сэр Томас Ловел.

Гардинер

(пажу)

Уж пробил час, малыш, не так ли?

Паж

Да.

Гардинер

Часы такие посвящать бы сну,

А не разгулу. Отдых дать себе,

А не растрачивать бесплодно силы.

Сэр Томас, доброй ночи вам желаю.

Куда так поздно?

Ловел

Вы от короля?

Гардинер

Да, он играет с герцогом Сеффолком

В примере.

Ловел

К королю иду и я.

Он скоро ляжет спать. Пока прощайте!

Гардинер

Сэр Томас, стойте. Что у Вас за дело?

Вы, кажется, спешите. Я прошу

Простить мне любопытство. Я вам друг.

Скажите, что за дело там у вас.

Как призраки блуждающие в полночь,

Тревожностью полны дела такие

В отличие от дел дневных.

Ловел

Я вас люблю,

И я решился бы доверить вам

И не такую тайну. Королева,

Как говорят лежит в тяжелых родах.

За жизнь ее боятся.

Гардинер

Я молюсь,

Чтоб выжил плод для будущего счастья.

Чтож дерева касается, сэр Томас,

Пусть гибнет.

Ловел

Тут и я аминь сказал бы.

Но совесть-то мне все-таки твердит,

Что эта очень милая девица

Заслуживает лучших пожеланий.

Гардинер

Послушайте, сэр Томас, мы ведь с вами

Не мыслим разно. В вас есть светлый ум,

Вы набожны. Позвольте вам сказать,

Добру небыть, поверьте мне, сэр Томас,

Покуда Кранмер, Кромвель и она

В могиле не уснут.

Ловел

Вы, сэр, назвали

Двух самых видных в королевстве лиц.

Ведь Кромвель и хранителем сокровищ

Назначен и начальником архивов.

Он также королевский секретарь.

Он на пути и к почестям иным,

Там будет видно. Наш архиепископ,

Он королю — десница и язык.

Да кто ж об нем сказать посмеет хуже?

Гардинер

Да, да, сэр Томас, дерзкие найдутся.

Я сам о нем высказывался смело.

Как раз сегодня (вам я доверяю)

Мне удалось, так полагаю я,

В волненье привести почти всех лордов

Совета, заявив, что этот самый Кранмер

(Хоть это все и мне и им известно)

Гнуснейший еретик, чума страны.

Они сечас же с этим к королю,

И нашей жалобе он внял мгновенно

И по своей монаршей доброте,

Заботясь лишь о благе государства,

Предвидя зло, изложенное нами,

Велел совету он собраться завтра.

Сей плевел надо выполоть, сэр Томас!

Но я вас задержал. Спокойной ночи!

Ловел

И вам ночей спокойных. Ваш слуга.

Гардинер и паж уходят.

Входят король Генрих и Сеффолк.

Король Генрих

Чарлз, я сегодня больше не играю.

Рассеян я, а вы игрок отличный.

Сеффолк

Я раньше не выигрывал у вас.

Король Генрих

Да, мало, Чарлз.

И дальше вы меня не победите.

Когда играт внимательно я буду.

Что нового о королеве, Ловел?

Ловел

Я не сумел ей лично изложить,

Что вы велели, но через служанку

Я передал ей ваше порученье.

Она покорно вас благодарит

И просит вас молитьтся за нее.

Король Генрих

Что ты сказал? Молиться за нее?

Да что ты? Разве начались уж роды?

Ловел

Так говорит служанка. Королева

В мучительнейших схватках.

Король Генрих

Ах, бедняжка!

Сеффолк

Дай боже ей родить благополучно

И без труда и радость вам доставить

Наследником.

Король Генрих

Уж било полночь, Чарлз!

Иди же спать. И помолись, прошу я,

За королеву бедную. Ступай!

А я здесь должен кое-что обдумать

В уединенье.

Сеффолк

Государь, желаю

Спокойной ночи. Госпожу мою

Я помяну в молитвах.

Король Генрих

Доброй ночи.

Сеффолк уходит.

Входит сэр Энтони Денни.

Что скажете?

Денни

Сэр, лорд архиепископ привезен,

Как вы велели.

Король Генрих

А, Кентерберийский?

Денни

Да, государь.

Король Генрих

Прекрасно. Где он, Денни?

Денни

Ждет здесь, за дверью.

Король Генрих

Приведи его.

Денни уходит.

Ловел

(в сторону)

Об этом-то и говорил епископ.

Пришел я кстати.

Входит Денни с Кранмером.

Король Генрих

Уходите все

Из галлереи.

Ловел молчит.

Я сказал. Идите!

Ловел и Денни уходят.

Ну!

Кранмер

(в сторону)

Мне так страшно. Отчего он хмур?

Ведь это признак гнева. Дело худо!

Король Генрих

Ну что, милорд? Хотите вы узнать,

Зачем я вызвал вас сюда?

Кранмер

(преклоняя колени)

Мой долг

Ждать изъявленья вашей воли.

Король Генрих

Встаньте,

Любезный, добрый лорд Кентерберийский.

Пройдемся и немного потолкуем.

Есть новости. Приблизьтесь, дайте руку.

Ах, добрый лорд, как жаль мне говорить,

Как грустно повторять такие вещи.

Недавно я с досадой превеликой

Услышал много тяжких, да, заметьте,

Услышал много тяжких обвинений.

Их рассмотрев, и я и мой совет

Вас нынче утром допросить решили.

Но сразу ведь вам трудно оправдаться,

И вот, покуда разберется суд

В ответах ваших всех на обвиненье,

Вам следует терпенье проявить

И ненадолго в Тауэр удалиться.

Вы брат наш, так и надо поступить,

Не то ведь против вас и не найдешь

Свидетелей.

Кранмер

(преклоняя колени)

Спасибо, государь.

Я очень рад, что случай подвернулся

Мне нынче через веялку пройти,

В себе зерно очистив от мякины.

Я знаю — никого клеветники

Не травят, как меня.

Король Генрих

Встань, Кентербери!

Я знаю, что ты верен, неподкупен.

Дай руку, встань, пройдемся, я прошу.

Ох, господи, что ты за человек!

Милорд, я думал, будете просить

Вы здесь меня сейчас об очной ставке

С врагами, обвиняющими вас,

Чтоб выслушал я ваши оправданья.

Кранмер

О грозный государь, мой путь один,

Мой символ веры — преданность и честность.

Без них готов я с недругами вместе

Торжествовать победу над собой.

Без добродетелей чего я стою?

Я никаких наветов не боюсь.

Король Генрих

Ужель вам совершенно неизвестно,

Как судит мир о вас, да, целый мир?

У вас врагов опасных очень много,

Не менее опасны козни их.

Суд не всегда при ясном ходе дела

Выносит справедливый приговор.

Ведь так легко клеветникам продажным

Найти столь же продажных подлецов,

Свидетельствовать против вас готовых.

Мой друг, случались же дела такие!

Враги сильны, коварство их безмерно.

В защите против ложных обвинений

Хотите быть счастливей, чем господь,

Которому вы ревностный слуга?

Ему досталось в этом мерзком мире!

Ну полно, полно, вы убеждены,

Что в пропасть можно прыгнуть безопасно.

Вы смерти ищете.

Кранмер

Господь и вы

Невинности погибнуть не дозволят,

Иначе мне не миновать ловушки.

Король Генрих

Не бойтесь! Мы им ходу не дадим.

Тревожиться не надо. Завтра утром

Прошу я вас пожаловать в совет.

И если там начнут вас обвинять

И пожелают вас в тюрьму отправить,

Пустите в ход все доводы защиты,

Какие только вам подскажет ум,

А если вам все это не поможет,

Тогда им этот перстень предъявите,

Им станет ясно — вам защитой я!

Смотрите-ка, расплакался, бедняга!

Нет, нет, он честен, честью я клянусь!

Да, дева пресвятая, он правдив!

Вернейший человек во всей стране.

Ступай и сделай все, как я сказал.

Кранмер уходит.

Задушены его слова слезами!

Придворный

(за сценой)

Назад! Что надо?

Входит пожилая леди.

Пожилая леди

Я не пойду назад. Я весть несу,

Которая простит любую дерзость.

О ангелы благие, осените

Высокую особу короля

На миг благословенными крылами!

Король Генрих

По взгляду твоему я догадался…

Ужели королева разрешилась?

Скажи, что да! И мальчиком, конечно?

Пожилая леди

Да, государь, мальчишкой превосходным,

Благослови ее господь навек!

Хоть это и девчонка, но она

Мальчишек вам в дальнейшем обещает.

Вас очень хочет видеть королева

И познакомить с новым существом,

На вас похожим — ну точь-в-точь две вишни!

Король Генрих

Эй, Томас Ловел!

Входит Ловел.

Ловел

Сэр, что вам угодно?

Король Генрих

Дай ей сто марок. Я иду к жене.

(Уходит.)

Пожилая леди

Сто марок! Черт возьми, мне маловато,

Ведь это же подачка для лакея.

Я вытяну побольше из него:

Что дочь похожа на него — он слышал,

Пусть больше даст, не то узнает сразу,

Что на него и вовсе не похожа.

Железо куй, покуда горячо!

Уходят.

СЦЕНА 2

Передняя перед залом совета.

Слуги. Привратник и прочие ждут у дверей. Входит Кранмер, архиепископ Кентерберийский.

Кранмер

Я полагаю, я не опоздал.

Ведь джентльмен, посыльный из совета,

Меня упрашивал поторопиться.

Что? Заперто? Гм, что же это значит?

Эй! Кто там? Ты ведь знаешь же меня?

Привратник

Да, знаю, но помочь-то не могу.

Кранмер

Как!

Привратник

Подождите — вызовут.

Кранмер

Ах, вот что!

Входит доктор Бетс.

Бетс

(в сторону)

Они ведь издеваются над ним.

Как хорошо, что здесь я очутился.

Король мгновенно это все поймет.

(Уходит.)

Кранмер

(в сторону)

Вот это королевский доктор Бетс,

Прошел и на меня взглянул так странно…

Вдруг разгласит о том, что я в опале?

Конечно, все измышлено врагами,

Бог им судья! Я зла от них не ждал.

И вот теперь они не постыдились

Заставить ждать здесь, у дверей, меня,

Им равного советника, вельможу,

Среди пажей, прислужников, лакеев…

Пусть будет так — придется потерпеть!

Наверху, у окна, появляются король Генрих и Бетс,

Бетс

Вот, не угодно ль, зрелище…

Король Генрих

Какое?

Бетс

Таких уж видеть много вам пришлось.

Король Генрих

Да где же, черт возьми?

Бетс

Вот, государь:

Архиепископ, в новом, высшем чине,

За дверью ждет — среди пажей, лакеев,

Просителей…

Король Генрих

Ага! Да, это он!

Вот как они друг друга почитают!

Как хорошо, что кто-то есть над ними!

Я думал, что у них хватает чести

Или учтивости, чтобы не дать

Вельможе, столь ценимому монархом,

Томиться, ожидая их приказов,

Здесь, у дверей, как будто он лакей.

Клянусь святой Марией, это гнусность!

Черт с ними, Бетс, задерни занавеску.

Еще не то услышим вскоре мы.

Уходят.

СЦЕНA 3

Зал совета.

Входят лорд-канцлер, герцог Сеффолк, герцог Норфолк, граф Серр и, лорд-камергер, Гардинер и Кромвель. Лорд-канцлер садится в верхнем конце стола слева; одно кресло подле него, предназначенное для архиепископа Кентерберийского, остается незанятым. Остальные садятся по обе стороны; Кромвель на нижнем конце в качестве секретаря.

Канцлер

Лорд-секретарь, совету доложите

Порядок заседанья.

Кромвель

Первым — дело

Мы слушаем милорда Кентербери.

Гардинер

Он вызван?

Кромвель

Да.

Норфолк

А кто там ожидает?.

Привратник

За дверью?

Гардинер

Да.

Привратник

Милорд архиепископ,

Уж полчаса он ждет распоряжений.

Канцлер

Пускай войдет.

Привратник

Теперь; милорд, входите.

Входит Кранмер и подходит к столу.

Канцлер

Мне очень жаль, милорд архиепископ,

Здесь заседать и видеть ваше кресло

Сейчас пустым. Но все мы просто люди,

Как слаб наш дух, как бренна наша плоть!

Святых, пожалуй, нынче редко встретишь.

Служить должны вы были нам примером,

Но вы по слабости и неразумью

Проступков совершили очень много

Пред королем и перед всей страной.

Вы сами, да и ваши капелланы

По всей стране сейчас распространили

Так нам сказали — новые воззренья,

Опасную и пагубную ересь.

И этот вред должны исправить мы!

Гардинер

Исправить, и немедленно притом.

Ведь, укрощая диких лошадей,

Чтоб их смирить, мы их не водим шагом,

А вздергиваем морду удилами

И шпорим их, пока не покорятся.

И если мы дадим из добродушья

И глупой жалости к каким-то лицам

Свирепствовать опаснейшей заразе,

Тогда к чему лекарство? Что тогда?

Начнется смута, бунт… Над государством

Нависнет беспрестанная угроза.

Недавно нам немецкие соседи

Напомнили об этом очень ясно.

Об этом память все еще свежа.

Кранмер

Милорды, я пытался до сих пор

И в жизни и в трудах следить за тем,

Как властью облеченное лицо,

Чтобы к добру вело мое ученье.

На свете нет, пожалуй, никого

(Я с чистой совестью скажу вам это),

Кто пагубных зачинщиков крамолы

И люто ненавидел бы и с ними

Так враждовал, как это делал я,

Как в помыслах, так и по долгу службы.

Дай бог, чтоб никого король не встретил,

Кто менее бы предан был ему!

Завистники и хитрые злодеи

Дерзают ведь достойнейших кусать,

Я вас прошу, милорды, в ходе дела,

Кто б ни был ныне обвинитель мой,

Пусть в очной ставке пред судом предстанет:

И пусть меня открыто обвинит.

Сеффолк

О нет, милорд, нет, это невозможно!

Вы член совета, и пока никто

Вас обвинять поэтому не смеет.

Гардинер

Милорд, у нас сегодня много дел,

Мы будем кратки. Воля короля

(А мы согласны с нею), чтобы вас

Для лучшего ведения процесса

Перевели на это время в Тауэр.

И вас тогда, как частное лицо,

Любой смелее будет обвинять.

Услышите такие нареканья,

О коих вы и не предполагали.

Кранмер

Милорд Уинчестерский, благодарю вас.

Всегда вы были мне хорошим другом.

Вы будете судьею и присяжным,

Вы очень милосердны. Ваша цель

Моя погибель. Но любовь и кротость

Духовному лицу гораздо больше

Приличествует, нежели тщеславье.

Овец заблудших кротко наставляйте,

А не гоните прочь. Я оправдаюсь,

Как долго бы меня вы ни терзали.

Я так же мало в этом сомневаюсь,

Как вы стыдитесь каждый день грешить.

Сказать я мог бы больше, но молчу,

Я ваши полномочья уважаю.

Гардинер

Милорд, милорд, вы просто еретик!

В том нет сомненья. Ваш наружный блеск

Скрывает под собой слова пустые

И слабость духа — это видно всем.

Кромвель

Милорд Уинчестерский, вы слишком резки!

Людей достойных, хоть виновных в чем-то,

За прошлое должны вы уважать.

Ведь павших оскорблять — бесчеловечно!

Гардинер

Лорд-секретарь, любезнейший, спасибо!

Из всех присутствующих здесь не вам бы

Мне это говорить.

Кромвель

А почему?

Гардинер

Не знаю разве я, что эту ересь

Вы поощряли? Сами вы грешны.

Кромвель

Кто, я?

Гардинер

Ну да, и вы не без греха.

Кромвель

Будь вы хоть вполовину так же честны,

За вас молились бы, а не боялись.

Гардинер

Я эту дерзость вам еще припомню.

Кромвель

Припомните и собственную дерзость.

Канцлер

Ну, это слишком, постыдитесь, лорды.

Гардинер

Я кончил разговор.

Кромвель

Я тоже кончил.

Канцлер

Теперь о вас, милорд. Согласны все,

Что в Тауэр вам отправиться бы надо

И оставаться там, пока король

Своей дальнейшей воли не объявит.

Милорды, вы согласны с этим все?

Все

Да.

Кранмер

Неужели так немилосердно

Вы в Тауэр отправляете меня?

Гардинер

Чего еще от нас вы ожидали?

Ведь это глупо! Вы нам надоели!

Зовите стражу взять его.

Кранмер

Меня?

Ужель уйду отсюда, как предатель?

Входит стража.

Гардинер

Берите и ведите прямо в Тауэр!

Кранмер

Постойте, господа, сказать мне дайте!

Извольте-ка взглянуть сюда, милорды!

(Показывает перстень.)

Всей силой перстня этого я вырву

Свою судьбу из цепких лап злодеев

И королю вручу ее бесстрашно,

Судье и господину своему.

Камергер

Да, перстень королевский.

Серри

Без подделки.

Сеффолк

Клянусь, что это перстень настоящий.

Я говорил вам всем, когда впервые

Мы этот страшный камень покачнули,

Что он на нас обрушится.

Норфолк

Милорды,

Ужель вы думаете, что король

Хотя б его мизинец даст в обиду?.

Камергер

Теперь нам это совершенно ясно:

Он жизнь его гораздо больше ценит!

Тут дай нам бог лишь ноги унести.

Кромвель

Мой разум мне подсказывал, что вы,

Выдумывая разные наветы

Против него, внушающего зависть

Лишь дьяволу с его учениками,

Раздули опалившее вас пламя.

Теперь пеняйте сами на себя!

Входит король Генрих, окидывает их гневным взором и садится.

Гардинер

О государь, мы богу благодарны,

Нам давшего такого короля.

Он добр, и мудр, и полон благочестья,

Он церкви сын послушный, видя в ней

Несокрушимость своего величья.

И, чтя ее глубоко, ныне сам

Сюда пришел он, чтоб услышать тяжбу

Меж нею и хулителем ее!

Король Генрих

Вы славились всегда искусством лести,

Милорд Уинчестерский, но, знайте, я

Пришел сюда не похвалам внимать,

Не скроете вы ими вашей злобы.

Меня не проведете! Как левретка,

Виляя языком, вы льстите мне!

Что хочешь думай обо мне, я знаю

Ты жаждешь крови, человек жестокий!

(Кранмеру.)

Садитесь, милый. Посмотрю-ка я,

Кто здесь так смел, чтоб вас хоть пальцем тронуть.

Клянусь, пусть лучше он, как пес, издохнет,

Чем думает, что здесь вы не на месте.

Серри

Угодно ль вам…

Король Генрих

Нет, сударь, не угодно!

Я думал, что со смыслом и умом

В моем совете люди, — но их нет!

Прилично ли такого человека,

Такого доброго — каких меж вами мало,

Такого честного, заставить ждать

У двери, словно вшивого мальчишку!

А он по знатности ведь равен вам!

Какой позор! Да разве дал я право

Забыться вам до степени такой?

Я властью вас облек судить его,

Но как советника, а не лакея.

Тут кое-кто, я вижу, был бы рад,

Скорей по злобе, чем во имя правды,

До смерти затравить его судом.

Нет, не бывать тому, пока я жив!

Канцлер

Великий государь, позвольте мне

Сказать в защиту всех, кто собран здесь,

Что это заключение в тюрьму

Задумано совсем ведь не по злобе,

А только для законного суда

И чтобы оправдать его пред всеми.

Король Генрих

Да, да, милорды, вы его любите

И уважайте, он того достоин.

И даже больше я готов сказать:

Король бывает подданному редко

Обязан так за службу и любовь.

Довольно ссор, его вы обнимите!

Друзьями станьте! — Лорд Кентерберийский,

Вы не откажете мне в скромной просьбе

Отцом быть крестным девочки прелестной,

Которую нам надо окрестить.

Кранмер

Славнейший из монархов оценил бы

Такую честь. Достоин ли ее

Я, ваш слуга ничтожный и смиренный?

Король Генрих

Ну, ну, милорд, на ложки трат немного!

Две благородных дамы будут с вами:

Почтеннейшая герцогиня Норфолк

И с нею госпожа маркиза Дорсет.

Я думаю, вы будете довольны!

Милорд Уинчестерский, прошу еще раз

Обнять и полюбить его навек.

Гардинер

Да, я готов обнять его по-братски.

Кранмер

Свидетель бог, вот это мне приятно.

Король Генрих

О добрый человек! Как эти слезы

Нам говорят о широте души!

Недаром же молва идет в народе:

«Кто разобидит лорда Кентербери,

Тому навеки другом станет он!»

Пойдемте, лорды! Мы теряем время,

Хочу скорее дочку окрестить…

Я рад, что к дружбе вас сумел привесть:

Ведь в этом мощь моя и ваша честь!

Уходят.

СЦЕНА 4

Двор королевского дворца.

За сценой шум толпы.

Входят привратник и его помощник.

Привратник

Да тише вы там, канальи! Тут вам королевский дворец, а не Парижский сад! Хватит орать, подлецы вы этакие!

Голос за сценой

Добрейший господин привратник, я числюсь за придворной кухней.

Привратник

За виселицей бы тебе числиться, да и повиснуть на ней, бездельник! Что, тут место орать, что ли? Притащите-ка мне с десяток яблоневых палок, да покрепче, эти для них — только хлыстики. Вот я вас по башке-то и огрею. Им, изволите видеть, надо поглазеть на крестины! Захотелось небось пива да пирогов, канальи вы подлые!

Помощник

Спокойней, сэр! Никак их не прогонишь!

Вот разве залп из пушки дать по ним!

Скорее вы заставите их спать

Все утро в майский праздник беспробудно

Иль сдвинете собор святого Павла.

Привратник

Как эти дьяволы сюда пробрались?

Помощник

Не знаю! Как врывается прилив?

Что сделать в силах был дубинкой крепкой

В четыре фута, постарался я,

И вот обломки.

Привратник

Черта с два ты сделал!

Помощник

Ну, я не Гай, не Кольбранд, не Самсон,

Чтоб их косить. Но если пощадил

Я старика башку, или мальчишки,

Иль рогача, или его супруги,

Той, что рога наставила, то пусть

Мне больше в жизни не едать бифштекса.

Я этого бы страсть как не хотел.

Хоть мне пошли корову сам господь.

Голос за сценой

Послушайте, господин привратник!

Привратник

Сейчас я к тебе приду, господин щенок. — Эй ты, малый, держи ворота на запоре.

Помощник

А что прикажете мне делать?

Привратник

Да просто вали их подряд десятками, и всё! Что это, Мурское поле, чтобы здесь толпами собираться? Или ко двору прибыл какой-нибудь невиданный индеец с такой огромной снастью, что все бабы прямо-таки осаждают нас? Господи спаси, ну и блудливая же рыбешка толпится у ворот! Клянусь верой Христовой, эти крестины породят тысячи других! Тут тебе и настоящие отцы и крестные все что угодно.

Помощник

Тем больше ложек будет, сэр. Вон там стоит у ворот парень, по роже видно, что медник. У него, ей-ей, вроде как двадцать жарких летних дней в носу. И те, кто рядом с ним, уже словно под экватором, других адских мук им и не надо. Я три раза уже стукнул этого огненного дракона по башке, и его нос трижды вы- пускал по мне залп. Он стоит тут как мортира, готовая разнести нас вдребезги. А рядом с ним какая-то полоумная жена галантерейщика все честила меня за то, что я разжег этакий пожар в государстве, пока у нее с головы не съехала ее суповая миска. Я хотел звездануть с размаху этот метеор, да промазал и нечаянно съездил эту бабу по затылку, а она возьми да заори: «Палок сюда!» И сразу ей на помощь кинулось человек сорок палочников со Стренда, где она квартирует. Все они напали на меня, а я ну отбиваться, и дело наконец дошло до рукопашной. Я все-таки не сдавался, но тут вдруг ватага мальчишек, откуда ни возьмись, запустила в меня сзади таким градом камней, что мне пришлось поступиться своей честью и покинуть поле битвы. Я думаю, сам дьявол, ей-же-ей, был с ними вместе.

Привратник

Это те ребята, что вопят да орут в театрах и дерутся из-за яблочных огрызков. Их никто не терпит, кроме Тауэрхиллской компании да любезных братцев ее из Лаймхауза. Кое-кого из них я уже засадил в Limbo Patrum[7] и там они могут на свободе отплясывать эти три дня, пока два сторожа не пропишут им плетей на закуску.

Входит лорд-камеpгep.

Камергер

О боже мой, что за толпа собралась?

И все растет, бегут со всех сторон,

Как будто бы на ярмарку. А где же

Привратники? — Бездельники, лентяи!

Вот так вы исполняете свой долг!

Какой же сброд сюда вы напустили?

Все это ваши верные дружки

С окраин города. Нет, надо нам

Очистить место для придворных леди,

Когда они с крестин пойдут обратно.

Привратник

Позвольте, сэр, мы все здесь просто люди.

Мы сделали, что было в наших силах,

Не дав себя им разорвать в куски.

Тут с ними ведь не справится и войско.

Камергер

Ну, если разбранит меня король,

Клянусь, я всех вас закую в колодки,

Я вам, мерзавцам, головы обрею!

Вы тут у бочек винных суетитесь,

А службу забываете нести.

Вы слышите? Уже играют трубы!

Уже идет процессия с крестин.

Ступайте, оттесните эти толпы

И шествию дорогу проложите,

А то для вас найдется Маршалси,

Где вам плясать два месяца придется.

Привратник

Дорогу для принцессы!

Помощник

Ты, верзила,

Назад, а то как двину по башке!

Привратник

Эй ты, в камлоте, отойди к воротам,

А то через решетку полетишь.

Уходят.

СЦЕНА 5

Во дворце.

Входят играющие трубачи; затем два олдермена. Лорд-мэр, первый герольд, Кранмер, герцог Норфолк с маршальским жезлом, герцог Сеффолк, двое вельмож с большими чашами на ножках — подарками новорожденной, затем четверо вельмож вносят балдахин, под которым идет с младенцем на руках герцогиня Норфолкская, крестная мать, одетая в богатую мантию и т. д. — шлейф ее несет леди; за нею следуют маркиза Дорсет, вторая крестная мать, и другие леди.

Шествие обходит сцену, затем первый герольд возглашает.

Первый герольд

Да дарует небо в своей бесконечной благости долгую, спокойную, вечно счастливую жизнь высокой и могущественной принцессе английской Елизавете!

Трубы.

Входит король Генрих со свитой.

Кранмер

(преклонив колени)

За вас, о государь, и королеву

Мы молимся — две крестные и я.

Пускай все радости и утешенья

Дарует небо этой милой леди,

Чтоб счастье в ней родители нашли.

Король Генрих

Благодарю, милорд-архиепископ!

Назвали как?

Кранмер

Елизаветой.

Король Генрих

Встаньте!

(Целует младенца.)

Прими благословенье с поцелуем.

Да защитит тебя господь навеки.

Ему тебя вверяю я!

Кранмер

Аминь!

Король Генрих

За вашу щедрость, крестные отцы

И матери, благодарю сердечно.

И то же скажет вам и эта леди,

Едва лишь по-английски лепетать

Она начнет.

Кранмер

Позвольте мне сказать:

Мне речь внушает бог, в моих словах

Любой найдет не лесть, а только правду.

Сей царственный младенец (с небесами

Пока что не утративший единства)

Уже и в колыбели обещает

Британии поток благодеяний.

Со временем откроются они,

Не многие из нас увидят это.

Она послужит образцом монархам

Ее эпохи и годов грядущих.

Она царице Савской не уступит

В добре и мудрости. Все благородство

И добродетель — спутница добра,

Все, что царицу эту отличало,

Умножится в сем царственном младенце.

Ей истина кормилицею будет,

Советником ей станет благочестье,

Ее любить, ее бояться будут:

Друзья ей вознесут благословенья,

Враги же, как побитые колосья,

Дрожа, поникнут в горе головой.

С ней расцветет добро, и будет каждый

В тени своих садов и без боязни

Вкушать плоды того, что он посеял,

И петь своим соседям гимны мира,

И господа все истинно познают.

Она научит подданных своих

Всем подлинным понятиям о чести,

Чтоб в них — не в знатности — обресть величье.

И не померкнет с нею вечный мир!

Как девственница-феникс, чудо-птица,

Себя сжигая, восстает из пепла

Наследником, прекрасным, как сама,

Так и она, вспорхнув из мрака к небу,

Свои заслуги передаст другому,

Который из ее святого пепла

Взойдет в сиянье славы, как звезда,

Ее навек незыблемый наследник.

Мир, изобилье, правда, страх, любовь,

Служившие избраннице-младенцу,

Вокруг него взрастут лозой покорной.

Повсюду, где сияет солнце в небе,

И честь, и имени его величье

Пребудут, страны новые создав.

Он будет славен, будет процветать,

Как горный кедр, свои раскинув ветви.

Почтят, увидев это, наши внуки

Хвалой творца.

Король Генрих

Ты чудеса пророчишь!

Кранмер

На благо Англии ей предстоит

Жить много лет, но будет каждый день

Из тысяч дней увенчан добрым делом.

Не знать бы больше мне! Но умереть

Ей должно, в сонм святых вступая девой.

Чистейшей лилией сойдет она

В могилу, и весь мир ее оплачет.

Король Генрих

О лорд-архиепископ,

Ты мне вернул достоинство мужчины!

До этого счастливого младенца

Не создал я на свете ничего.

Так радостно мне это предсказанье,

Что и с небес хотел бы видеть я

Деянья дочери, хваля творца.

Я всех благодарю. — А вам, лорд-мэр,

С помощниками я весьма обязан:

Меня почтили вы своим приходом.

Но благодарным я умею быть.

Пойдемте же, милорды. Королева

Вам выразить признательность желает,

А то ей не поправиться. Вы нынче

Не скоро разойдетесь по домам,

Сегодня даст малютка праздник вам!

Уходят.

ЭПИЛОГ

Ручаюсь я, что в зале эта пьеса

Не вызвала большого интереса.

Одни пришли, чтоб мирно подремать,

Их громом труб могли мы напугать.

Они воскликнут: «Чушь!» Другим по нраву,

Когда весь город осмеют на славу…

Но ведь сатиры не найдешь у нас!

Так вот боюсь я, что на этот раз,

Как видно, мы услышим, к сожаленью,

Лишь от достойных женщин одобренье.

Есть в пьесе образ женщины такой…

А там улыбки дам и взор мужской

К нам привлекут. Ведь стыдно после драмы

Ломаться, если хлопать просят дамы.

А.Аникст

«ГЕНРИХ VIII»: Историко-литературная справка

Напечатанная впервые в фолио 1623 года под названием «Прославленная история короля Генриха Восьмого», пьеса завершала раздел хроник. Сравнительно с многими другими произведениями, она не выдвигает никаких текстологических проблем, так как печаталась с хорошо подготовленной рукописи (У.У.Грег). Не очень сложен и вопрос о ее источниках, которые сводятся к двум книгам: «Хроникам» Холиншеда и «Книге мучеников» Фокса (для эпизода с Кранмером — V, 1–3). Датировка также не представляет особых затруднений, ибо сохранились сведения о премьере пьесы. Она состоялась 29 июня 1613 года. Эта дата запомнилась из-за печального события, происшедшего в тот день: во время спектакля, в сцене, когда был произведен пушечный салют в честь Генриха VIII, горящий пыж попал па соломенную крышу театра, и в быстро вспыхнувшем пламени сгорела вся постройка. Сохранилось несколько рассказов очевидцев, сообщающих красочные подробности театральной катастрофы. Ей даже была посвящена анонимная баллада, описывавшая в стихах это происшествие. Из рассказов о пожаре «Глобуса» мы узнаем, что на сцене пьеса шла под названием «Все это правда». Редакторы фолио изменили его, чтобы привести к единообразию с заглавиями других хроник.

Если вопросы текста, источников и датировки не представляют трудностей, то одна проблема, связанная с пьесой, имеет первостепенное значение проблема авторства.

Она не вставала до середины прошлого века. Даже Мелон, первым усомнившийся в принадлежности Шекспиру трилогии «Генрих VI», не подвергал сомнению, что «Генрих VIII» написан Шекспиром. Один лишь С. Джонсон еще в середине XVIII века высказал предположение, что пролог и эпилог могли быть написаны Беном Джонсоном. Пьеса занимала незыблемое место в шекспировском каноне, пока в 1850 году английский исследователь Джемс Спеддинг не выступил с утверждением, что «Генрих VIII» — произведение двух авторов: Шекспира и Флетчера. Первый, по его мнению, написал только следующие части пьесы: 1, 1–2; II, 3–4; III, 2 (до момента ухода короля); V, 1. Остальные сцены, иначе говоря, две трети пьесы, будто бы принадлежат перу Флетчера.

Спеддинг исходил в первую очередь из того, что метрика стиха «Генриха VIII» существенно отличается от шекспировской. В частности, он указывал на то, что в этой пьесе гораздо больше строк, отклоняющихся от нормы пятистопного ямба, чем в любой другой драме Шекспира, и это соответствует истине. С другой стороны, он показал, что удлинение строки, дополнение ее еще одним безударным слогом в конце, характерно для стихосложения Флетчера.

Второй род доказательств Спеддинга касался уже драматургической стороны пьесы. По его мнению, шекспировскими являются по преимуществу эпизоды, в которых фигурирует королева Екатерина, да и то не все. Остальные же сцены, как ему представляется, поверхностны в психологическом отношении, невыразительны по стилю, а отдельные эпизоды слишком плоски, чтобы быть шекспировскими.

Возникнув, эта волна сомнений стала разрастаться. Спеддинга поддержал Сэмюел Хиксон, а также авторитетнейшие шекспироведы второй половины XIX века Ф. Фернивал и Ф. Г. Флей. А в 1885 году Р. Бойль выдвинул концепцию, согласие которой Шекспир будто бы вообще не был причастен к написанию пьесы, являвшейся, по его мнению, созданием Флетчера и Мессинджера. Олдис Райт, авторитетный текстолог конца XIX века, также не находил «почерка» Шекспира в «Генрихе VIII».

Отрицавшие принадлежность Шекспиру всей пьесы или части ее опирались на мнение выдающегося поэта середины XIX века Альфреда Теннисона, который считался большим знатоком- стихотворной техники. Он утверждал, что в большей части пьесы «не узнает» шекспировской мелодики, метрики и стиля. Против этого со всей резкостью выступили другой крупный английский поэт Олджернон Чарльз Суинберн, шекспировед Холиуэл-Филиппс и историк английской драмы А.У.Уорд. Последний писал, что особенности метрики «Генриха VIII» представляют собой лишь крайнее развитие тех тенденций, которые с течением времени становились все сильнее в стихосложении Шекспира, а так как пьеса является одной из последних, если не самым последним произведением драматурга, то нет ничего удивительного в том, что здесь эти тенденции достигли своей высшей точки.

Дискуссия продолжается и в XX веке. Э. К. Чемберс разделяет мнение Спеддинга о соавторстве Шекспира и Флетчера, добавляя, что если «Генрих VIII» и не является типично флетчеровской пьесой, то в такой же мере эта хроника не характерна и для манеры Шекспира (1930). Но Питер Александер (1931) и Уилсон Найт (1936) как своими аргументами стилистического порядка, так и анализом содержания склонились к признанию полной принадлежности пьесы Шекспиру. Однако не успела эта точка зрения утвердиться, как ее поколебал А. Партридж (1949), снова представив лингвистические доказательства участия Флетчера в написании хроники. Мы склоняемся к мнению американского исследователя Ирвинга Рибнера, который писал (1957): «Широко распространенная готовность приписать значительную часть пьесы Флетчеру, как мне кажется, скорее объясняется резким различием между „Генрихом“ и предшествующими шекспировскими хрониками, чем сомнительными данными метрических таблиц стихосложения — этим средством установления авторства, которое в наше время все больше и больше утрачивает доверие, или чем различиями в грамматической структуре, которые, как признает сам Партридж, могут быть истолкованы самым различным образом».

«Генрих VIII» не только отличается от предшествующих хроник, но значительно уступает в художественном отношении шедеврам Шекспира в этом жанре, вот почему многие критики охотно соглашаются совсем исключить это произведение из канона иди хотя бы частично снять с Шекспира ответственность за него. Здесь мы сталкиваемся с распространенным как среди критиков, так и в широкой публике мнением, что Шекспир не мог писать плохо. Конечно, было бы прекрасно, если бы мы были убеждены, что все вышедшее из-под пера великого драматурга художественно совершенно. Факты, однако, говорят против этого. «Генрих VIII» — не единственное произведение Шекспира, в котором есть небрежность отделки, плоские места, следы торопливой и временами поверхностной обработки сюжета. Мы все, однако, легко забываем, что Шекспир был драматургом-профессионалом, который писал не только тогда, когда им овладевало вдохновение, но и тогда, когда его труппа нуждалась в пополнении репертуара. Если в годы полного расцвета творческих сил Шекспир, выполняя эту чисто деловую задачу, находил в себе силы и способности с увлечением создавать шедевр за шедевром, то в последние годы деятельности он все чаще «сдавал». Видимо, у него уже не хватало сил, чтобы выдержать напряжение творческой работы до конца, и, может быть, этим объясняется его отход от театра, происшедший как раз после написания «Генриха VIII». Не исключено, что эту пьесу Шекспир написал после окончательного возвращения в Стретфорд. Такое предположение основывается на том, что ее текст содержит больше подробных ремарок относительно деталей постановки, чем любая другая драма Шекспира. Как известно, обычно шекспировский текст весьма скуп в данном отношении. В подобных ремарках не было необходимости, когда Шекспир жил в Лондоне и мог давать устные пояснения на репетициях, что обычно делали тогда авторы. С отъездом в Стретфорд он был лишен этой возможности и стал делать необходимые остановочные указания в тексте драмы. Как бы то ни было, мы полагаем, что перед нами пьеса Шекспира, хотя и не принадлежащая к числу лучших творений его пера. Однако, признав меньшую ценность «Генриха VIII» по сравнению с шедеврами Шекспира, мы поступили бы неблагоразумно, отнесясь к этой хронике с пренебрежением. В ней есть немало интересного для тех, кто любит реалистическое мастерство Шекспира, и для тех, кто хотел бы получить полное представление о его работе в театре.

Уже давно было замечено, что «Генрих VIII» — пьеса, предназначенная для создания пышного театрального зрелища. Такие помпезные, декоративно яркие спектакли все больше входили в моду после вступления на престол Иакова I, особенно после 1609 года. Публика полюбила их, и театрам приходилось считаться с этим, «Генрих VIII», в частности, отличается от других шекспировских хроник особой парадностью действия. Пьеса писалась явно с расчетом дать труппе возможность блеснуть постановочной стороной театра. Правда, декоративные возможности «Глобуса» были ограниченными, но это легко было возместить массовостью действия, пышными одеяниями актеров, танцами и т. п. Так это и было сделано на том злополучном спектакле, когда произошел пожар в «Глобусе». Рассказывая об этом происшествии в одном частном письме, Генри Уоттон, дипломат и писатель того времени, сообщает следующие подробности о спектакле: «Актеры короля поставили новую пьесу под названием „Все это правда“, изображающую некоторые из важнейших событий царствования Генриха VIII, которая была представлена с исключительной помпезностью и величественностью, вплоть до того что сцену устлали соломенными циновками, рыцари выступали со своими орденами Георга и Подвязки, а гвардейцы в мундирах с галунами и все такое прочее, чего было достаточно, чтобы сделать величие близким, если не смешным».

Появление на сцене фигуры короля Генриха VIII было также почти новшеством в театре. До этого образ его лишь дважды встречался в пьесах английского театра эпохи Возрождения. Первый раз — в «Иакове IV» Роберта Грина, где он в конце действия возникал в качестве восстановителя справедливости, а второй раз — в пьесе Уильяма Роули «Когда вы увидите меня, вы меня узнаете». Грин писал еще в конце царствования Елизаветы, его пьеса датируется 1589–1592 годами. Ничего исторического в ней но было, и фигура короля была в высшей степени идеализированной. Специальный указ запрещал изображение на сцене правящего монарха и текущих политических событий. Уже один факт выведения в драме отца царствующей королевы представлял собой случай беспрецедентный.

После смерти Елизаветы положение изменилось, так как произошла смена династии. В начале царствовадия Иакова I Стюарта, по-видимому около 1604–1605 годов, Уильям Роули и написал вышеназванную пьесу, центральным персонажем которой был Генрих VIII. Она представляет собой серию эпизодов, объединенных чисто внешним образом — фигурой короля. События относятся к более позднему периоду, чем у Шекспира, когда Генрих VIII женился в последний раз — на Катерине Парр. Пьеса имела подчеркнуто антикатолическую направленность, для чего в нарушение хронологии был введен образ кардинала Вулси, в действительности к тому времени уже умершего. Его интриги иллюстрировали коварство папистов. Центральным эпизодом пьесы было переодевание Генриха VIII, который, подобно Гарун-аль-Рашиду, бродит по Лондону и за участие в уличной потасовке подвергается аресту. Наряду с этим в хронике был выведен шут Генриха VIII Уил Саммерс, потешавший публику своими прибаутками и комментировавший события, разыгрывавшиеся на сцене.

Пьеса пользовалась большой популярностью и, как полагают, была возобновлена на сцене в 1612–1613 годах. Возможно, что это натолкнуло труппу «слуг его величества», к которой принадлежал Шекспир, противопоставить ей свою пьесу на сюжет о том же короле. Когда Пролог выходит на сцену, чтобы познакомить публику с тем, что ей предстоит увидеть, он прямо начинает с предупреждения: «Я нынче здесь не для веселья, нет!» В этом усматривают намек Шекспира на пьесу Роули, в которой комический элемент занимал значительное место.

Действительно, хроника Шекспира является весьма драматичной по сюжету. В ней изображен один из важнейших моментов социально-политической истории Англии — период отхода страны от римско-католической церкви и начало реформации в Англии. По тем временам тема была весьма острой и рискованной. Если мы сравним пьесу Роули с хроникой Шекспира, то бросится в глаза одно существенное политическое различие. Пьеса Роули была, как сказано, антикатолической. Роули не мог не знать, что новый король был сыном казненной католички Марии Стюарт, однако в начале нового царствования еще казалось, что традиционная политика будет продолжаться. Шекспир писал свою хронику почти десять лет спустя. Новые политические тенденции уже обнаружились достаточно ясно. Двор не скрывал своих симпатий к католицизму. Шли разговоры о примирении с Испанией. «Генрих VIII» Шекспира по-своему отражает эти тенденции. В некоторой степени его хроника полемически направлена не только против юмористической трактовки истории у Роули, но и против политической тенденции его пьесы. Шекспир, положив в основу сюжета самый острый момент борьбы Англии против Рима, трактовал эту тему в духе, который нельзя назвать иначе, как компромиссным. Это заметно в двух образах драмы. Во-первых, в обрисовке характера Екатерины Арагонской. Эта испанская принцесса и католичка представлена самой благородной личностью во всей пьесе. Королева-католичка, преданная казни за свою веру и связи с Испанией и Римом, — яснее нельзя было польстить сыну Марии Стюарт. Но тут же это уравновешивается изображением коварства и жестокости папского наместника в Англии-кардинала Вулси.

Хроника дала повод для споров о том, кому сочувствует сам Шекспир. Сторонники католицизма ссылаются на образ королевы-мученицы и утверждают, что в этой пьесе Шекспир, насколько это было возможно, обнаружил свои симпатии к католицизму. Однако сторонники англиканской и протестантской церквей с не меньшим основанием утверждают, что симпатии Шекспира отражены в том апофеозе новорожденной Елизаветы, которым завершается драма. И те и другие отчасти правы. Драматург общедоступного театра, дававшего также спектакли при дворе, написал свою пьесу так, что не оскорбил ничьих религиозных и политических убеждений. Да иначе и быть не могло. Шекспир находился между Сциллой протестантизма, утвердившегося в народе через восемьдесят лет после реформации и закаленного борьбой против Испании, и Харибдой католических тенденций короля и двора. Что что, а умение, с каким Шекспир решил эту труднейшую задачу, отрицать не приходится. Но неужели человек такого ума, как Шекспир, не мог сказать ничего своего в драме со столь острым политическим содержанием? Он сказал свое слово, но сказал его как художник, и если мы хотим понять действительный смысл хроники, то должны внимательно присмотреться к ее ситуациям и персонажам. Это откроет нам обычную для Шекспира «тактику» драматурга, избегавшего конфликтов с властями предержащими, не боявшегося уступок господствующим понятиям и предубеждениям, но вместе с тем оставлявшего вдумчивому зрителю пищу для серьезных размышлений, о природе государства и королевской власти.

Прежде всего это открывается нам в образе Генриха VIII. В короле, как он представлен Шекспиром, нет ни одной привлекательной черты. Правда, внешне он ведет себя «добрым малым», каким его рисовала монархическая тюдоровская легенда. Но Шекспир очень быстро обнажает подлинное лицо деспота под маской добродушного весельчака и любителя удовольствий.

Читатели, помнящие другие пьесы-хроники Шекспира, знают, как подробно и точно изображал драматург различные политические ситуации. Когда начинается действие данной драмы, король, как видно, еще не обладает всей полнотой власти. В делах политики он зависит от Вулси, а через него от римского папы. В личной жизни ему, с его неутолимым сладострастием, приходится считаться с набожной и нравственно безупречной супругой. Генрих связан настолько, что не может дать себе воли ни как король, ни как мужчина. Но он не сразу проявляет свой крутой нрав. Он настоящий макиавеллист, каким рисовала этот тип государственного деятеля политическая философия эпохи Возрождения: лиса и лев одновременно. Сначала мы видим лису: Генрих VIII балансирует между Екатериной и Вулси. Когда она упрекает кардинала за введенный им новый налог, король, якобы ничего не знавший, приказывает его отменить. Этим дано удовлетворение Екатерине. Но Вулси он компенсирует: он выдает ему с головой его врага Бекингема, которого казнят по лживому доносу. Удивительно тонко показано Шекспиром, как Генрих VIII прислушивается к наветам Вудси против Бекингема. Он просто наслаждается подробностями мнимого заговора. Ему и в голову не приходит проверять обвинения. Верит ли он им? Хочет верить. — вот самый точный ответ, ибо деспоту нужна атмосфера заговоров и интриг для того, чтобы всегда иметь повод расправиться с неугодными лицами. Лучше всего мы поймем мнимую доверчивость Генриха VIII, когда он будет жаждать доказательств «измены» его жены, от которой он хочет избавиться. Вот тут-то такой помощник, как Вулси, может ему очень пригодиться. Но до поры до времени. Вулси поможет Генриху сбить одну из двух сковывающих его цепей — цепь брака. А вслед за тем король сам избавится еще от одной — от цепи, которой его опутал всемогущий министр, кардинал Вулси. Самая большая хитрость Генриха состоит в том, что он заставляет Вулси самого подрубить тот сук, на котором тот сидит. Ведь помогая королю расторгать брак с Екатериной, Вулси сам наносит удар по той политической силе, на которую он опирается. Католицизм в Англии держался авторитетом римской церкви и военно-политической силой Испании. Расторжение брака с Екатериной подрывает основы политического могущества католицизма в Англии. Это открывает Генриху возможность нанести затем завершающий удар и отставить Вулси от кормила власти.

Вот что таится за «романической» историей увлечения Генриха VIII Анной Буллен. Так оно было в действительности, и именно так увидел этот эпизод английской истории Шекспир. То, что у драматурга-романтика превратилось бы в дворцовую адюльтерную драму, Шекспиром изображено как сложное политическое событие, где переплелись личные мотивы и политические интересы, от которых зависели судьбы не только страны, но в какой-то мере и всей Европы.

«Генрих VIII», таким образом, — социально-политическая драма такого же типа, как и другие шекспировские хроники. Тем, кто ищет в пьесе «руку» Флетчера на основании версификационных и грамматических тонкостей, следовало бы обратить внимание на то, что драма от начала до конца пронизана деталями социально-экономического и политического характера, которых мы не найдем у Флетчера, всегда увлекавшегося именно романической стороной истории, но которые типичны для Шекспира. Никакая королева, принцесса и даже обыкновенная женщина не станут в пьесах Флетчера заниматься вопросом о налогах так, как это делает королева Екатерина в «Генрихе VIII» (1, 2). А все политические разговоры между вельможами, кажущиеся «нешексппровскими» потому, что в них нет никакой романтики, но есть расчеты политических интриганов, привыкших маневрировать в хитросплетениях дворцовой политики? Это ли не тот самый доподлинный Шекспир, с которым мы встречались в «Ричарде III», «Короле Иоанне», «Ричарде II» и «Генрихе IV»? Если уж говорить о «почерке», то только слепота и глухота к содержанию хроник Шекспира может привести к тем концепциям, о которых говорилось выше.

Нельзя не узнать «руку» Шекспира и в обрисовке Вулси, который как две капли воды похож на некоторых вельмож в других шекспировских хрониках. Он, правда, не родовитый дворянин, а человек, поднявшийся из самых низов. Умом и ловкими расчетами он добился власти, но, чем больше она, тем больше растет его аппетит. Ему всего мало, и нет предела его безграничному властолюбию, которое он удовлетворяет чисто макиавеллистскими методами, как и его король. Вулси возносился все выше, пока его властолюбие не столкнулось с властолюбием Генриха VIII. Он не вынес своего поражения и опалы. Лишение власти для него равносильно утрате смысла жизни. Падение становится причиной глубокого внутреннего надлома, который и приводит Вулси к скоропостижной смерти. Он умирает «по-шекспировски», покидая сцену и весь этот мир со знаменитым монологом на устах — монологом о тщете честолюбивых стремлений (III, 2). Это только на первый взгляд кажется психологически неоправданным. Шекспир уже не раз заставлял своих героев находить оценку собственным заблуждениям и страстям. Ближе всего эта последняя речь Вулси к речам Ричарда II после его падения с трона. Этот шекспировский штрих еще раз заставляет нас разойтись с мнением тех, кто не находит в «Генрихе VIII» «почерка» Шекспира.

Наконец, образ королевы Екатерины. Все в нем изобличает родство с характерами верных и честных женщин, непонятых или оклеветанных, с достоинством несущих бремя несправедливости, которое не ожесточает их сердца, а делает их еще более милосердными. Таковы Дездемона, Корделия и Гермиона. С последней из названных героинь королева имеет особенно много общего. Сама собой напрашивается параллель между судом над Гермионой в «Зимней сказке» и процессом Екатерины в «Генрихе VIII», что, кстати сказать, лишний раз дает возможность убедиться в авторстве Шекспира.

Судьба Гермионы, как известно, складывается иначе. Ее спасают от смерти, и в конце концов король, осудивший ее, раскаивается. Екатерина Арагонская до конца проходит свой крестный путь мучений и умирает страдалицей, до последнего дыхания сохраняющей душевную стойкость, благородство и милосердие.

Различие в судьбе героинь соответствует разнице между сказкой и реалистической драмой. Характер Екатерины поднимается до высот подлинного трагизма. В великих трагедиях образы невинных страдалиц всегда оставались на втором плане. Офелия, Дездемпна, Корделия затенены образами Гамлета, Отелло, Лира. В «Генрихе VIII» Екатерина выдвинута па первый план и в эпилоге подчеркнуто, что именно пример ее добродетели заслуживает особого внимания зрителей. В энергии и мужестве только Корделия может сравниться с ней. Как и дочь Лира, она не пассивна. С первого ее появления на сцене мы видим деятельную, волевую натуру Екатерины, в характере которой есть и гордость и сознание своего достоинства, женского и королевского.

Падение Екатерины не является единственным в драме. Вся ее композиция представляет собой историю трех падений: Бекингема, Вулси и королевы. Это придает пьесе особый характер. Она становится драмой судьбы, но не таинственного мистического рока, а судьбы, творимой самими людьми, в первую очередь королем. Пожалуй, ни в одной из драм Шекспира не было так наглядно показано, что «судьба» есть результат человеческой воли, как мы это видим в «Генрихе VIII». При этом Шекспир не остается в рамках чисто этической трактовки темы, а раскрывает ее нам в плане государственно-политическом.

Люди гибнут в борьбе, которая ведется за власть, за преобладание над другими. Ум, нравственная чистота, добродетель не имеют никакого значения перед лицом неумолимой силы власти. Ее воплощениям является Генрих VIII. Он казнит и милует по своей прихоти и произволу. Точно так же, как он позволяет отправить на эшафот Бекингема, подвергает опале Вулси и лишает королевского сана Екатерину, по прихоти возвышает он и Кранмера. Однако и в данном случае, как тогда, когда он маневрировал между Вулси и Екатериной, Генрих ведет себя отнюдь не как взбалмошный самодур. Возвышая Кранмера, он преследует определенную цель. Для вельмож Кранмер — еретик, и они уже готовы осудить его, но король останавливает их приговор. Как раньше ему для его целей нужен был Вулси, так теперь он рассчитывает использовать Кранмера. Королю нужен этот епископ-еретик, ибо монарх сам собирается стать на путь окончательного разрыва с Римом.

Пьеса завершается объявлением о крещении новорожденной принцессы Елизаветы, дочери второй жены Генриха VIII, Анны Буллен. По этому поводу Кранмер произносит речь, содержащую предсказание будущего величия Елизаветы и тех благ, которые ее царствование принесет стране. Это место пьесы подало повод для теории, будто «Генрих VIII» был написан еще до смерти Елизаветы, как завершение цикла хроник. Однако как стилевые особенности драмы, так и внешние данные, привлекаемые для определения хронологии творчества Шекспира, исключают такую возможность. «Генрих VIII» был написан тогда, когда страной правил уже Иаков I, и Шекспир не преминул тут же после прославления Елизаветы вставить строки, восхваляющие ее преемника.

Льстивые слова по адресу монархов, звучащие как апофеоз всей драмы, не вяжутся с тем идеальным образом гордого поэта, каким нередко представляют себе Шекспира его почитатели. Последнюю большую речь Кранмера, действительно, было бы «естественно» приписать авторству Флетчера, который в своих пьесах неизменно проводил идею божественности королевской власти. Но такие соображения не могут заставить вас пересмотреть вопрос об авторстве «Генриха VIII». Шекспир не раз заканчивал свои политические драмы патетическими речами самого благонадежного характера. Правда, нигде он не доходил до такого раболепства, как в финале «Генриха VIII». Но надо представить себе политическую обстановку, сложившуюся тогда, когда Иаков I стал проводить линию укрепления абсолютизма и утверждать обветшавший принцип божественности королевской власти. Таким финалом пьесы Шекспир расписался в своей политической благонадежности, а зрителям он дал возможность увидеть закулисную сторону двора и показал в образе Генриха VIII всю ложность представления о короле как священной личности. Подобно прежним хроникам, «Генрих VIII» дает неприглядную картину того мирка, где решаются судьбы народа и государства. Здесь царит произвол, отсутствует законность и в основе всего, что творится, лежат эгоистические личные интересы тех, кто держит власть в своих руках.

Как знать, может быть, среди причин, побудивших Шекспира прекратить деятельность в театре, было и отвращение к той политической реакции, которая все более ощущалась в общественной атмосфере страны в те годы. И разве не вероятно то, что ему опостылела необходимость маскировать свой реализм лестью по отношению к сильным мира сего? Может быть, поэтому он и уехал в маленький Стретфорд. чтобы закончить свои дни в кругу частных интересов, вдали от сутолоки и грязи большого политического мира.

Как бы там ни было, «Генрих VIII» — последнее драматическое произведение Шекспира. Написанное без особого вдохновения, оно заслуживает внимания, ибо Шекспир интересен и тогда, когда творит не в полную силу. Читая эту драму, мы чувствуем, что великий мастер устал, но в ней есть характеры, эпизоды и строки, в которых художественный дар и реалистическое мастерство его еще раз блистают перед нами, как это бывает, когда заходящее в тучах солнце бросает сквозь просветы в облаках свои последние предзакатные лучи.

А.Смирнов

ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТУ «ГЕНРИХА VIII»

Действующие лица. — Генрих VIII (1509–1547), род. в 1491 году был жестоким деспотом и натурой грубо чувственной, не считавшейся ни с какими преградами. Он был шесть раз женат, причем с двумя из своих жен развелся, а двух казнил. Кроме того, у него было множество любовниц. Не менее жестоко расправлялся он со своими министрами и советниками, если они переставали ему угождать. Во внешней политике он вел двойную игру и выступал попеременно союзником то Карла V, то Франциска I, стремясь сохранить равновесие между Германией и Францией.

Кардинал Вулси выдвинулся благодаря своей учености и ловкости в делах. Он много лет был фактическим правителем Англии и пользовался неограниченным доверием Генриха VIII благодаря тому, что при полном самоуправстве умел изображать себя лишь покорным исполнителем воли своего господина. Причиной его опалы было не торможение развода Генриха с Екатериной, а лишь неспособность добиться от папы согласия на этот развод.

Королева Екатерина была дочерью короля Испании Фердинанда Католика и Изабеллы Арагонской.

Анна Буллен (Болейн) с ранней молодости подготовлялась окружающими к роли королевской фаворитки, какою раньше была ее мать. Она была обвинена Генрихом VIII в супружеской неверности и казнена в 1536 году.

Сошлись в долине Ард. — С этим именем в ранних изданиях большая путаница; фолио 1623 года дает Andren, позднейшие — Arde. Согласно старым хроникам, свидание произошло между долиной Андреи и городом Ард, в Пикардии (на северо-востоке Франции).

Бевис — легендарный англосаксонский герой XI века.

…эта глыба жира. — По-видимому, намек на то, что Вулси был сыном мясника.

…многие себе хребет сломали, взвалив на плечи груз своих помести и… — В переносном и вместе с тем (в шутку) в буквальном смысле: многие дворяне XVI века в погоне за пышностью распродавали свои имения, чтобы накупить роскошных одежд.

Когда пронесся ураган зловещий… — Буря, разразившаяся во время описанных празднеств, упоминается у Холиншеда.

Входит кардинал Вулси, и т. д. — Кардинал Вулси окружал себя большой пышностью. Он роскошно одевался, и его сопровождала большая свита. В сумке, которую несли перед ним в официальных случаях, находилась государственная печать, хранителем которой он был.

…ипсуичского нахала. — Вулси был родом из города Ипсуича.

Хопкинс Никлас — Таково подлинное имя духовника Бекингема, которое приводится в хрониках. В фолио 1623 года ошибочно: Хентон.

…в доме Розы, в Лаврентия Полтнейского приходе.. — Название одного дома, вероятно, по цветку, изображенному на его фронтоне.

…во время Лотаря с Пипином… — Лотарь и Пипин — французские короли VIII–IX веков.

Эдвард Бун — фамилия одного из предков Бекингема.

…отказался тот его назначить архиепископом Толедским. — Германский император Карл V, племянник Екатерины Арагонской, был в то же время королем Испании.

Слепой священник, старший сын Фортуны. — Слепой, как богиня судьбы Фортуна.

…сестру французского монарха. — Вулси подготовлял брак Генриха VIII с Маргаритой Ангулемской (иначе Алансонской), сестрой Франциска I.

Блекфрайерс — монастырь монахов-доминиканцев («черных братьев») в Лондоне.

Карнарвоншир — гористая и неплодородная область

…за весь нильский ил. — Плодородный нильский ил — источник всего богатства Египта.

…и не клобук ведь создает монаха. — Парафраза латинской пословицы: «Клобук еще не делает человека монахом».

…две высших добродетели в вас чтила… — В подлиннике: «Cardinal virtues… cardinal sins» — «кардинальные (т. е. величайшие) добродетели… кардинальные грехи», с намеком на кардинальский сан Вулси и Кампейуса.

…вдовой Артура. — Артур — имя ее первого мужа, покойного брата Генриха VIII.

…багряный грех… — Намек на пурпурный цвет кардинальской мантии Вулси.

…как жаворонков, всех накроет шляпой. — Жаворонка иногда можно поймать, привлекши его чем-нибудь ярким (в данном случае красной кардинальской шляпой).

…когда под утро девушка-смуглянка… — Указание на распутство Вулси, без намека на какую-нибудь определенную женщину.

Свой путь свершив, пусть мирно он почиет… — В эти слова драматург вложил едкий намек на тираническую жестокость Генриха VIII, который казнил Томаса Мора.

…в безмолвном склепе из сиротских слез. — Лорд-канцлер Англии считался опекуном всех сирот страны.

Бароны Пяти портов. — Так назывались Довер, Хестингс и еще несколько портов, расположенных в юго-восточной части Англии, напротив Франции.

…которого король высоко ценит. — Кромвель впоследствии также подвергся опале и был казнен Генрихом VIII.

Вы брат наш. — Как член государственного совета.

Об этом память все еще свежа. — Намек на крестьянское восстание 1524 года, возглавлявшееся Томасом Мюнцером.

…на ложки трат немного! — Обычным подарком крестного отца новорожденному была дюжина серебряных или латунных ложек.

Парижский сад. — Местность на окраине Лондона, где находились арены для травли медведей и другие увеселения.

Ну, я не Гай, не Кольбранд, не Самсон. — Имена знаменитых силачей, героев английских баллад.

Мурское поле. — На Мурском поле, расположенном к северу от Лондона, происходили военные занятия юродской милиции. привлекавшие такие же толпы любопытных, как и показ какого-нибудь привезенного из Америки дикаря (см. следующую фразу).

У него, ей-ей, вроде как двадцать жарких летних дней в носу. — Намек на багровый нос. Медники считались большими пьяницами.

…пока у нее с головы не съехала ее суповая миска. — Женщины из народа носили чепцы причудливой формы, напоминавшие миски.

…человек сорок палочников со Стренда… — Стренд — людная улица в Лондоне, где водилось много буйной молодежи, о которой говорит далее привратник.

Их никто не терпит, кроме тауэрхиллской компании да любезных братцев ее из Лайм-хауза. — Аристократическая публика лож лондонских театров иногда забавлялась тем, что бросала в партер (самые дешевые места) надкушенные яблоки, из-за которых там происходили драки. Шум, производимый публикой партера, был так велик, что его могли переносить только пуритане, собиравшиеся на площади перед Тауэром (Тауэрхилл) или в Лаймхаузе, в двух милях по Темзе от Лондона.

…и господа все истинно познают. — Намек на завершение реформации при Елизавете.

…пребудут, страны новые создав. — Намек на английскую колонию в Северной Америке Виргинию, получившую в 1612 году от Иакова I новую конституцию.

Примечания