Псалом 32

• Псалом 32, семинар 1
• Псалом 32, семинар 2

Псалом 32, семинар 1

Радуйтесь праведные, радуйтесь о Ягве,

Потому что праведным подобает славословие (или прославление).

Играйте Ягве на киноре, на десятиструнной арфе, прославляйте его.

Пойте Ему новую песнь, и как можно лучше воспевайте Его трубными звуками,

Потому что слово Ягве праведно,

И все что сделал Он, сделал по верности Своей.

Любит Он праведность и справедливый суд,

Милосердие Ягве наполняет землю.

Словом Ягве созданы небеса,

И дыханием (или дуновением) уст Его -- все воинство их.

Стеной собраны воды морские, и собраны они вместилище бездны.

Трепещите перед Ягве, трепещи перед Ягве вся земля,

Бойтесь Его все обитатели вселенной,

Потому что Он сказал -- и оно появилось,

Он повелел -- все исполнилось.

Ягве расстраивает совет народов, разрушает замыслы племен.

А завет Ягве пребывает вовек,

И замыслы сердца Его из поколения в поколение переходят (от поколения к поколению передаются).

Благословен народ, Бог которого Ягве,

Народ, который избрал Он Своим наследием.

Смотрит Ягве с небес, взор Его на всех сынах человеческих.

С места обитания Своего низводит Свой взор Он на всех обитателей земли.

Сотворил Он сердца их все вместе (или все разом),

И знает Он все их помыслы.

И царь не спасется множеством воинов,

И богатыря не спасет его великая сила.

И ложна надежда на то, что конь спасет своей великой силой, потому что споткнется он.

Но вот око Ягве на всех, кто трепещет перед Ним,

И с ними милосердие Его,

Чтобы спасти их от смерти и даровать жизнь во время голода.

И с нами помощь Ягве, Он наша помощь и наша защита,

И о Нем радуются сердца наши,

И на имя Его святое надеемся мы.

Да будет милосердие Ягве с нами,

Как и наше прославление да будет угодна Тебе.

Ну вот такой псалом. Я сразу, еще раз хочу сказать, что приходится мне каждый раз просить прощения за несколько корявый перевод, я просто стараюсь, чтобы это был почти подстрочник, жертвуя стилем, красотами литературными я стараюсь делать почти подстрочник, он не всегда изящен, но зато максимально близко к тому смыслу, который заложен в еврейском тексте. Я думаю, что каких-то совсем принципиальных ошибок синодального перевода, все-таки нет. Кое-что может чуть точнее, чуть понятнее, чуть однозначнее, может быть менее архаично, но в общем, я думаю, все более или менее понятно.

Ну что сразу бросается здесь в глаза, по крайней мере мне бросается, когда я читаю такие гимны, такие псалмы? Что здесь говорится о том, что перед нами новая песня. В общем-то, это некий, скажем так, особый гимнографический жанр. Жанр новой песни был связан с обычаем, который может со времен Давида существует уже, а может появился только при Соломоне, когда был храм построен. Но, поскольку уже литургическая реформа при Давиде начинается и первые хоры литургические Давидом, вроде как, были созданы, если священнической традиции следовать, которая в книги Паралипоменон упоминается. Все таки Давид, когда он Сионское святилище сделал Яхвитским, он провел там некоторые реформы, он не просто туда Ковчег перенес, а некоторые литургические реформы провел. До этого оно не было Яхвитским, оно было языческим, там тоже поклонялись некоему божеству, но это божество отношения к Яхвизму не имело. Кстати это божество упоминается в Библии в книге Бытия в 14 главе, обычно это переводится как Бог Всевышний, но на самом деле, скорее всего, это даже не Единый. Это некое божество -- бог неба, владыка неба и земли, которому поклонялись в этом месте еще до того как Ягве открылся Аврааму. Так вот, Давид не просто перенес туда Ковчег после завоевания Иерусалима, но он еще провел некоторую литургическую реформу, видимо образовал хоры в частности, регулярное хоровое пение, затем, естественно, сохраняется и в храме. Но по видимому в этом регулярном хоровом пении был момент импровизации, то что существовало в впоследствии в синагоге и существует до сих пор, в некоторых церквах существует, в православной церкви этого правда нет, но в других церквах существует. Это такое импровизированное пение. На самом деле существовала такая харизматическая проповедь, пророки проповедовали в храме, и было даже специальное место для такой проповеди, но когда дело касалось пения -- то были такие пророческие, как их называли, пророческие хоры, которые выдавали, особенно в праздничные дни, такие импровизированные гимны. Вы может быть знаете, слышали, что в общем-то пророки часто выдавали такие поэтические импровизации. Вообще пророческая проповедь -- это почти всегда импровизация такого поэтического характера, я имею ввиду сейчас поздних пророков Исайю, Иеремию, но начиная с Амоса (если вы пророческие книги читали, правда в синодальном переводе не очень заметно, хотя в брюссельской Библии можно понять что пророческие тексты -- это поэтическое произведение), действительно все их проповеди -- это поэмы по форме. И были некоторые (свидетельства Библии, некоторые исторические конструкции) пророческие хоры, которые тоже импровизировали во время богослужения. Там были, видимо, определенные моменты, когда предполагалась такая импровизация и они пели какие-то гимны тут же буквально сочиненные на месте. Скорее всего было так, что один импровизировал, а хор подхватывал. Помните двустишия, двустишие провозглашается, потом поется всеми, скорее всего так.

И вот, новая песня -- это как раз такой жанр, это жанр вот такого импровизированного пророческого пения. То есть, это само по себе уже говорит о многом, оно позволяет себе представить чем был вот этот гимн, во-первых литургический гимн, значит он связан, скорее всего, с каким-то праздником, и вероятнее всего, с праздником Дня Ягве, Дня Господня. И самое важное, что можно об этом празднике сказать, это то, что в этот праздник предполагалось Богоявление -- Теофания. Та самая литургическая Теофания, которая в последствии была известна под именем Престола Славы. Вроде того, что Исайя Иерусалимский видел в храме, это хорошо описано в 6 главе книги Исайи, там момент его призвания пророческого. А само видение, по видимому, в те времена, то есть во времена Исайи, было уже традиционно. Да ведь это видение не случайно стало традиционным, этот опыт стал фактически частью литургической традиции Яхвитской (видения Престола Славы). Это, понимаете, как реальность присутствия воскресшего Христа в Евхаристическом собрании -- это достояние Церкви, церковного опыта. Кто-то это видит чаще, кто-то это видит реже, кто-то ощущает отчетливее, кто-то менее отчетливо, но христианства без этого нет. Церковь без этого быть не может, без этого ее представить уже никак не возможно.

Те же самые видения Престола Славы были для Яхвитской общины, для храмового богослужения. Представить себе Яхвизм, скажем, даже уже после Соломона без этого, не говоря уже о Яхвизме уже более позднего периода, совершенно не возможно. Это, если угодно, -- основа литургической традиции Яхвитской.

Так вот, когда все это мы вспомним, то становится понятно, что Новая Песня, в общем-то песнь обновления и связано это прежде всего с тем, что в День Ягве, в День Господень, как он тогда понимался, народу божию открывалось Царство Божие. Реальность Царства. Но только не того царства, о котором говорили ранние пророки начиная с эпохи Иисуса Навина, под царством прежде всего понимали некую земную реальность. То есть для них это была земная жизнь, но устроенная каким-то особенным образом, в соответствии с заповедями Торы, в соответствии с нормами ритуальной чистоты, то есть со священнической Торой и так далее, но это, тем не менее, была земная реальность. А вот начиная с Давида, которому впервые открылась иная реальность во время того видения, которое в 17(18) псалме отражена, это откровение в этом псалме очень хорошо отражено. Он видит как исчезает мир и на его месте появляется другая реальность, где Бога видно уже лицом к лицу, где человек остается с Богом лицом к лицу и с бездной под ногами, и ничего другого, ничего больше в этой новой реальности нет.

Так вот Царство Божие стало открываться народу божию в этом литургическом опыте, как такая новая реальность. Тогда стало понятно, что наступление Царства -- это будет обновление, обновление мироздания, преображение его.

Не могу сказать что это стало сразу понятно и традиционно. Для раннего пророческого представления они вошли далеко не сразу. Все это, конечно, так. Одни представления заменяли другие на протяжении, можно сказать, целой эпохи. Но если бы не было этого литургического опыта, то такой замены не произошло бы никогда. Одной только пророческой проповеди (я сейчас говорю о проповеди поздних пророков, начиная с Амоса) было бы не достаточно для того, чтобы одни представления сменились другими, если бы не было вот этого литургического опыта.

Я бы сказал больше, сами пророки на этот опыт опирались -- на опыт откровения этой другой реальности, открывающейся общине во время богослужения. И если бы этого откровения не было, то проповедь поздних пророков не имела бы той опоры внутри Яхвитской общины, которую она имела.

И вот то, что перед нами такой жанр как Новая Песнь, это лишний раз доказывает, -- тема обновления мира в момент наступления Дня Ягве, Дня Господня предполагается и самой литургической традицией тоже. А уже исходя из этого главного откровения, пророки могли говорить о том, о чем они говорили, их проповедь не в воздухе висела, и это очевидно.

И если этого не иметь ввиду, то все содержание этого гимна будет не понятно. Если угодно, то этот гимн, по сути дела, обращен к обновляющемуся миру, вернее к обновляемому Богом миру. Вне самого значения обновления, он теряет смысл и становится непонятным.

Но и прежде всего, конечно, здесь речь должна идти о теме сотворения мира, которая появляется в самом начале псалма. Эта тема появляется не только в жанре гимнографической Новой Песни, это отдельный гимнографический канон -- Новая Песнь, но в каноне традиционной гимнографии, связанной с Днем Ягве, с Днем Господним. Там тоже мы увидим, что тема сотворения мира звучит. Но, как вы понимаете, здесь тема сотворения мира появляется далеко не случайно, и прежде всего это связано с тем, как видится сотворение мира, в контексте того литургического опыта, о котором мы говорим сейчас.

На самом деле это отражено и в поэме о сотворении мира в 1 главе книги Бытия, если вы эту поэму внимательно прочтете, то вы увидите, что там на лицо не только статика, сколько динамика. Мир творится Словом, но, как бы сказать, с одной стороны каждый день творения вполне завершен, закончен и как бы полон сам в себе. Но с другой стороны, если помните, там первый стих как бы не предполагает законченности, его и переводить-то надо было бы не “в начале Бог сотворил небо и землю”, а так как я, собственно, и перевел: “вначале Бог творит небо и землю” -- это все-таки не то, что осталось в прошлом. И здесь все дело не в том, что для Бога, который в вечности, вообще нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего в нашем понимании, здесь дело в том, что Бог не перестает творить, у Него есть некий замысел, который, может быть, на каждом этапе бытия творения более или менее завершен, но с другой стороны даже когда творение завершено, его отношение с Творцом продолжается.

Более того, как раз тогда, когда творение достигает всей своей полноты в своем раскрытии, тогда-то именно эта динамика отношения с Богом и становится самой интенсивной.

У нас представление о завершении процесса всегда ассоциируется с чем-то статичным, или, как бы сказать, что со своим творцом не разрывает отношения, но как бы отделяется от него. Когда земной творец (человек) завершает свое творение, он как бы его оставляет и оно уже дальше живет своей жизнью. Это нормальное для нашего мира представление. Но с другой стороны, Бог так творит Свой мир, что у Него отношение со Своим творением не разрывается даже тогда, когда, вроде бы, все уже закончено, когда все доведено до конца, когда мир вполне хорош.

Если вспомнить опять поэму о сотворении мира, то там каждый день завершается как бы такой кратенькой характеристикой: “И увидел Бог, что это хорошо”, в смысле добротно, завершено и качественно. И в конце Бог видит, что все вполне хорошо. Но это не значит, что Бог свое творение отпускает в свободный полет, этого нет. Отношения сохраняются. Динамика отношения остается. Не случайно здесь говорится о небесах и о воинстве небесном, которые сотворены Словом Бога и Его Дыханием, вернее дуновением уст Его.

Но ведь, посмотрите, и Слово и Дыхание Бога -- это формы Его присутствия, пребывания в этом мире. Вспомните что, например, Премудрость, кроме всего прочего, особенно в поздних книгах, характеризуется как Дыхание Божественной силы. Слово -- это тот инструмент действия Божия, который в мире пребывает всегда. Конечно, в Ветхом Завете еще нет того понимания ипостасности Слава и Дыхания Божия, которое появится в христианской традиции. Ипостасность и представление об этом могут появится только тогда, когда появляются откровения о внутренней жизни Бога и о связи того, что раньше воспринималось как только Теофания, как только Богоявление, с этой Его внутренней жизнью. Вот когда эта связь открывается Богом, тогда появляется представление об ипостасиях, о Слове как об ипостаси, о Дыхании Божием -- о Духе Божием. Причем понятие ипостасности потом появляется, когда откровение это уже осмысливается.

Но вот как только в Новом Завете Слово оказывается связано с внутренней жизнью Самой Божественной Личности, вот в этом знаменитом: “В начале было Слово, и слово было у Бога и Слово было Бог” -- так Слово становится ипостасью. То же самое с Дыханием. Как только Иисус говорит: “Пошлю вам другого Утешителя вместо Себя” -- так Дыхание Бога становится ипостасью, открывается как ипостась.

Здесь ничего такого еще нет, но уже есть понимание того, что и Слово и Дыхание Божие глубинным образом связывают творение с Творцом, и связь эта динамична. Обновление мира это не то, чтобы какой-то процесс начинается во времени и во времени же заканчивается. Обновление мира -- это сама форма его существования как творения Божия. Грубо говоря мир или постоянно обновляется, или распадается. Таким образом получается что День Ягве -- это только завершение процесса, который начинается в момент сотворения мира Богом. Это некая глубинная динамика. На самом деле, я понимаю, что это кажется несколько абстрактными богословскими рассуждениями, но на самом деле это очень конкретная для нас вещь, потому что мы-то тоже часть этого мира, и мы-то тоже в общем и целом обновляемся вместе с миром. И для нас это тоже верно, мы или участвуем в этой динамике отношения творения со Своим Творцом и тогда обновляемся Словом и Дыханием Божиим, или мы в этом не участвуем -- тогда потихонечку умираем в большей или меньшей степени интенсивности. То, о чем мы не раз уже говорили -- или движение к Богу, или движение вниз, от Бога, в шеол, в мир теней, где не то чтобы полное небытие, но и жизни нормальной тоже нет, где некая полужизнь, остаточная жизнь, так скажем.

И вот здесь, собственно говоря, этот процесс хорошо был на мистическом уровне прочувствован, процесс этой динамики отношения творения с Творцом автором этого гимна прочувствован. Поэтому он и начинается с творения, и при этом, что интересно, ключевые характеристики отношения творения к Творцу не вполне традиционны. Тут говорится о таких понятиях как милосердие, верность, ну и о том, что предполагается в человеке этими понятиями -- праведность, суд или правосудие (справедливый суд), справедливость. Справедливость в том смысле как Сократ говорил, как умение различать добро и зло и поступать в соответствии с тем, как ты это различаешь.

Вот они, ключевые понятия отношения Бога к творению -- милосердие и верность. Причем смотрите, вот парадокс -- когда это касается отношения между Богом и человеком или между Богом и народом, то как-то оно все понятно и мы даже привыкли к этому, но вот когда те же самые понятия начинают характеризовать отношения Бога к неживому творению -- вот это уже интересно, ведь тут говорится о вещах явно не только не одухотворенных, но даже неодушевленных вещах: море, небо, земля. Тогда вопрос: причем здесь верность, милосердие и все прочее? И вот тут-то может быть и начинается самое интересное, пояснить что, в общем-то, действительно, до полного преображения мира, до полного преображения творения будет не очевидно. А именно то, что мир весь если не одухотворен, то как минимум одушевлен. То есть, в общем-то, он весь живой в определенном смысле. Наверно не в том смысле как об этом говорили некоторые натурфилософы или пантеисты, которые Бога и мироздание, Божество и мироздание не различали.

Дело в том, что все имеющее отношение к Богу никогда не бывает только исключительно субстанцией, оно всегда где-то до некоторой степени и одухотворено тоже, или, по крайней мере, одушевлено. Вы наверно представляете себе что Бог и вообще Дух и природа -- это качественно принципиально различные вещи. Природа -- это всегда по определению -- субстанция, то есть нечто такое, что существует в соответствии с определенными законами, существующими до самой субстанции. Поймите меня правильно, я говорю Бог, не имея ввиду определенной временной аспект или что-то такое, а прежде всего в причинно-следственном смысле. В конце-концов, может быть пространство и время в котором мы живем -- это всего лишь одна из проекций причинно-следственных отношений внутри некоторых цепочек, не хочу сейчас об этом, тем более что это всего лишь предположение. Но сама субстанция не может быть причиной самой себя, и в этом все дело. В этом качественное отличие от Духа. Дух всегда является причиной самой себя.

Псалом 32, семинар 2

Дух всегда является причиной самой себя, или первичной причиной как Бог, или вторичной причиной как любой тварный дух. У Духа нет природы, у Бога нет природы (хотя теологи любят говорить о природе Бога). Дух ничем не обусловлен из вне. Для Него не существует законов, которые определяли бы Его бытие как следствие обусловленной той или иной причиной. Отсюда, кстати, и свобода Духа. И в этом смысле между Духом и даже тварным и любой природой качественное различие.

Различие между Богом и всем остальным творением абсолютно. Если различие между тварным духом и природной относительно, но оно качественно, то отношение между Богом и любым другим творением абсолютно. И пропасть эта может быть преодолена только со стороны Бога. И вот тут-то нет принципиальной разницы между тварным духом и тварной природой, то есть в отношении к Богу. И отношения потому-то и возможны только как динамика. Абсолютное -- всегда есть абсолютное, а относительное -- всегда есть относительное. И поэтому пропасть никогда не исчезает до конца, она никогда не бывает преодолена, она всегда преодолевается. Но с другой стороны формы этого преодоления меняются, в какой-то момент пропасть закрывается -- это момент Боговоплощения, рождение в мир Христа. Но здесь, когда этот псалом писался, до пришествия Христа в мир оставались еще целые века.

И в те времена, о которых мы сейчас говорим, понимание того, что мир, преображенный мир станет иным в своих отношениях к Творцу было связано с тем, что эти отношения станут больше похожи на отношения Бога с духовными существами Им сотворенными, чем на те отношения, которые есть у природы в ее наличном состоянии со своим Творцом. Что мир станет иным. Конечно, природа останется природой, это понятно. Но и в отношении природы можно взаимодействовать по разному, мы это все прекрасно знаем на примере хотя бы собственных домашних животных. Ведь понятно, что животные оставшиеся в дикой природе, даже если это домашнее животное, никогда не приобретет некоторых качеств, которые это же самое животное приобретает в человеческом сообществе, когда живет среди людей.

Оказывается, в самой природе заложено нечто такое, что позволяет ей уподобляться, по крайней мере тварным духовным существам, примерно так как человек не будучи Богом, может быть подобен Богу. Примерно так природа может стать подобной Духу, то есть тварному духовному существу. Разумеется как мы, будучи подобны Богу не становимся Богом, так и природа уподобляясь Духу не становится Духом. Как бы не очеловечилась собака или кошка, или даже обезьяна или дельфин, людьми все равно не становятся, но некое человекоподобие в них появляется. Нам сейчас трудно себе представить, чтобы такое человекоподобие проявилось хотя бы даже в растении, в домашнем комнатном растении, не говоря уже о каком-нибудь камне. Но вполне вероятно, что после преображения природа в этом отношении станет более гораздо чуткой и податливой к человеческому воздействию. Но станет это возможным только по тому, что с самого начала, с самого момента сотворения Бог, как бы сказать, со Своей стороны уже закладывает динамику таких отношений в Свое творение.

Это очень важный момент. Важный и для нас самих в том числе тоже, хотя опять кажется, что это чистая теология. Потому что на самом деле для нас это, с практической точки зрения, означает еще и то, что в известном смысле когда мы приобщаемся к этой новой реальности, если хотите, мы находим самих себя в той вечности, в которой вообще-то Бог каждого из нас помещает с самого начала. Это очень хорошо выразил апостол Павел, когда он сказал в одном из своих посланий, что человек становясь христианином приобщается к чему-то такому (я боюсь ошибиться, поэтому цитировать не буду), то есть кого Бог предузнал, того предуставил, есть такое замечательное выражение, не совсем понятное. Кстати, отсюда делается вывод предопределения и так далее. На самом деле речь идет о том, что народ Божий был задуман Богом еще до сотворения мира, при этом каждый человек входя в этот самый народ приобщается к той реальности, которая существует с первого момента сотворения мира. Но это скорее раввинистическая интерпретация того, о чем мы сейчас говорим. Преображенный мир задуман Богом с самого начала, с самого первого акта творения, или вернее лучше бы сказать так: с самого начала творение Божие существует как преображенное во всей полноте динамики своих отношений со своим Творцом. И эта полнота остается в мире даже тогда, когда в него проникает зло, я бы сказал, она присутствует эта полнота даже в той части мироздания, где зло, как кажется, торжествует абсолютно, ну скажем в мире теней, в шеоле, где казалось бы смерть побеждает однозначно, окончательно и бесповоротно. Но даже там та полнота мироздания, которая существует в совершенном творении не исчезает. Не исчезает потому, что мир пронизывает милосердие Божие и его верность. Это мира разрушает себя. Я могу привести вам конкретный пример как это проявилось -- это проявилось в крестной смерти и Воскресении Христа. В том, что воскресение стало возможным, телесное воскресение, -- и проявляется эта самая полнота. Если бы это было не так, то воскресение телесное было бы невозможно в принципе. Человеческая природа Иисуса Христа, так сказать Его тело, человеческое тело, в отличии от нашей человеческой природы, как раз и сохранило ее в себе, то есть с самого начала несла в себе ту самую цельность и полноту, которой мы лишены. Поэтому мир теней оказался над ней не властен. Не только над божественностью Его не властен, но и над человечностью тоже. Грубо говоря, если бы наши тела были бы тоже не поражены грехом как Его, шеол был бы нам не страшен. Это наверно единственный библейский пример, который я мог бы привести. Просто мы как-то очень сосредоточены на Воскресении, как на победе Бога над царством смерти, над этим самым шеолом. Как-то мы порой забываем, что Иисус не только Бог, но все-таки Богочеловек, и что Его человечность тоже осталось не поврежденной в шеоле -- то, чего ни с кем никогда не бывало в падшем мире. Это уникальный случай. Но он говорит о многом.

И вот это самое милосердие и верность по отношению к миру как раз в том и заключается, что это мир себя разрушает. Но в динамике своих отношений, то есть для Бога, мир всегда полон и целен, это было бы невероятно, и мы могли бы только на уровне антиномии понять, если не вспомнить того, о чем мы сейчас говорили: что вообще-то, речь идет о динамике, что грубо говоря, рядом могут существовать две динамики -- значит две реальности: одна преображающаяся, другая разрушающаяся.

Интересно что в апокалиптической литературе это очень явно и четко просматривается и даже, если угодно, на уровне исторического процесса. С точки зрения апокалиптической литературы есть два параллельно протекающих процесса -- это процесс движения мира к Богу, превращение его в Царство Божие, преображение его и его разрушение, деградация. Казалось бы как эти два процесса уживаются вместе? Понять совершенно не возможно. Статически это не возможно, но динамически -- да, возможно.

Так вот, милосердие и верность, в данном случае, Богом проявляются по отношению к творению -- что Бог хранит его в цельности и сохраняет верность своему изначальному замыслу несмотря ни на что. Но это и значит, что для Него творение не просто субстанция, а нечто большее. По-видимому, для Него важна эта возможность уподобление природы духу. Так же как для Него важна возможность тварного духовного существа уподобиться Ему Самому.

По-видимому это некая общая цепочка. Но здесь намечены только некоторые мистические интуиции, которые эту цепочку буквально только-только нащупывают. Хотя, например, тот же Павел говорит гораздо отчетливее о том, что в связи с человеком и из-за него страдает вся остальная природа, и что, в общем-то, спасение и преображение человека и преображение творения неотделимы. Но это, все-таки уже Новый Завет, и вы понимаете, что после пришествия Христа многое изменилось и открылись новые перспективы. Здесь они еще никак не могли быть открыты, только-только интуитивно нащупывались. Но, однако, нащупаны они совершенно верно. И очень важно иметь ввиду, что те два духовных процесса, о которых мы говорили -- идут постоянно.

Но и третий момент принципиально важен. Не случайно же эта правильность, справедливость и правосудие (то, что словом мишпат названо), не случайно оно здесь выходит на первый план. Кстати, что эти два процесса и в истории протекают очень хорошо и наглядно свидетельствуют стихи, где противопоставляются, скажем, советы и замыслы человеческие с замыслом Божием. Это как бы понимание того, что не только природа, но и история в этом процессе участвует. Правда, в апокалиптике, которая этот процесс рассматривает, именно как процесс где можно различить какие-то эпохи и так далее, но здесь до этого еще далеко. Но, понимание того, что и человеческие сообщества, а не только отдельные люди в нем участвуют -- здесь явно есть. Пусть пока без деталей, пока без подробностей, но это уже намечено. И это очень важно, потому что мы, особенно в наши дни, склонны к такому индивидуализму что-ли. Для нас история -- что-то там протекающее само по себе, а наша духовная жизнь и процесс нашего спасения (ну еще не знаю чего) -- это отдельно, это само собой, это касается нас или в лучшем случае небольших групп людей, а вот исторические процессы, они сами по себе.

Интересно, что Библия никогда так спиритуалистически, я бы так сказал, к этому вопросу не подходила. Здесь есть понимание того, что не только все мироздание вовлечено в эту динамику становления и отношений с Богом, и так сказать, становления этих отношений и трансформации, не только отдельные люди, составляющие часть этого творения в него вовлечены, но и сама история этого процесса неотделима. И понятно, что коли оно так, то в этой истории всего мироздания, как и в жизни отдельного человека присутствует: и созидание, и преображение, и разрушение тоже. Когда говорится о разрушении замыслов каких-то народов, то ведь речь идет не просто о чем-то абстрактном, но еще и о том, что рушатся какие-то совершенно конкретные предприятия, планы, может быть переживают катастрофы целые народы итак далее, когда какой-то очередной план рухнул, то практически это означал конец целого государства. Разрушение замыслов это процессы тоже, перед нами процесс исторический -- и он тоже не отделим от той общей динамики становления, которая присуща творению.

Но вот что интересно, интересно что здесь на первый план ставится вот эта самая правильность человеческая и вот это самая мишпат -- правосудие, справедливость со всеми теми оттенками смысла, о которых мы с вами говорили сегодня.

Почему это важно? Прежде всего потому, что здесь это явно обращено прямо к человеку. Никакое творение кроме человека не бывает справедливым или несправедливым -- это свойство человека -- праведность или греховность. И, кстати быть справедливым или несправедливым, когда определяли вот это понятие мишпат -- это тоже человеческое свойство, от животных этого уже не потребуешь. И таким образом получается, что человеку чтобы участвовать в этом процессе нужно что-то особенное. Если вспомнить что праведность с библейской точки зрения -- это, все-таки не безгрешность, как мы иногда это слово понимаем, а преданность Богу, и что праведник -- это прежде всего, свидетель Божий, который, все-таки, старается таковым оставаться до конца даже вопреки собственной греховности, которая разумеется есть у каждого падшего человека. И если мы вспомним что это тоже динамика, нельзя стать праведником в какой-то момент и на этом закончить дело. Праведность -- это состояние в котором, если не сохраняется, причем сохраняется с определенными усилиями, которые для этого нужно приложить, то сразу же утрачивается, теряется. Его нельзя достичь и остановиться, по крайней мере как она в Библии понимается. То мы поймем, что это все тоже не отделимо от динамики отношения с Богом, но от человека эта динамика требует прежде всего осознанного усилия и выбора. То, что определяется словом “мишпат” всегда предполагает еще и выбор между справедливым и несправедливым, между добром и злом, между праведностью и грехом, выбор и принятия решения. Вот что такое в сущности праведность.

То есть человек в отличии от любого другого творения, в отличии от неба, земли, моря, камней, растений, животных в процессе этой самой динамики трансформирующихся отношений с Богом должен участвовать сознательно, иначе он в этом участвовать не сможет вообще. И если это осознание есть, тогда все в порядке, тогда, действительно, можно рассчитывать на то, что Бог, глядя с небес, обратит на человека Свое внимание, как говорится здесь в заключительных стихах.

Собственно вот эта осознанность, осознание процесса -- это и есть то, к чему призывается именно человек. И вот тут-то ответ на многие вопросы о том, что и почему Бог от человека требует, и как, почему и чего именно Он с человека спрашивает. Очень часто звучат вопросы: а вот такой-то, который вот этого и этого не понимал, а вот такие-то люди, а вот такие-то -- а с ними как, а с ними что? кто Библию ни разу не читал? а кто о Богу ни разу не слышал? То есть тут куча разных вопросов возникает. И вот тут нужно просто вспомнить, что праведность -- это не просто следование некоторым нормам ради того, чтобы им только следовать, даже из следования заповедям можно сделать своеобразный религиозный спорт (что некоторые умудряются сделать), так что по большому счету, религиозной жизни на пользу идет, а духовной никак. Такой религиозный спорт может и развивает какие-то хорошие черты, как всякий спорт, но и плохие тоже развивает, и даже, может быть, больше чем хорошие. Так что важно понять что это не самоцель, а средства, именно средства для восстановления тех самых отношений с Богом.

Заповеди и даны были чтобы описать эти отношения в их динамике, а не просто как набор норм что делать и чего не делать, хотя об этом, к сожалению, вспоминают мало и редко. И тогда становится понятно что динамика эта у каждого своя, глубоко индивидуальная и личностная. И тогда понятно, что с человека, который ни разу в жизни о Боге не слышал, Бог с таких людей на Страшном Суде катехизиса не спросит, и молитвы “Отче наш” тоже. Но вот с другой стороны о том, о чем человек знал -- спросит, наверное. Например о том, что не хорошо все-таки, убивать, грабить и развратничать. Простые вещи, казалось бы, очевидные, но значит и спрос по этим очевидным вещам.

Реплика из зала:

-- Но он же об этом ни читал.

-- Да, но совесть же подсказывала, что это не хорошо. Все-таки когда Павел говорит, что у язычника тоже написано на сердце, он имеет ввиду, что есть понимание у того человека, который тоже не читал, что нельзя этого делать и вопрос уже только в том -- слушаться этого голоса или нет. Могут сказать: он вырос в такой деревне, где о этом и слыхом не слыхивали. Понимаете, в каждой среде есть какие-то нормы и есть свой беспредел, то есть нарушение таких норм, которые даже там есть.

-- Нормы определенной среды?

-- Да.

-- Где каннибализм узаконен -- это не грех?

-- Где каннибализм узаконен он все равно остается греховным, если человек не знает что это грех, с него этого и не спросится. Но могут спросить хотя бы в том плане: он убивал людей чтобы насытиться или для развлечения. Кстати, то самое, что с другого человека, из совсем другого общества могут спросить в отношении животных. Убивал чтобы есть или убивал чтобы поразвлечься? Если, чтобы есть, то животных убивать не грех, но их нельзя убивать для развлечения. В обществе, где каннибализм норма этого не объяснишь, что человека убивать нельзя.

В общем-то, это тот самый вопрос, который задают во поводу хулы на Святого Духа: почему все прощается, а хула на Святого Духа не прощается? Если считать что Святой Дух -- это некая теологическая абстракция, третья ипостась Святой Троицы, исходящая по одним концепциям от Отца, по другим от Отца и Сына, то здесь, конечно, все крайне не понятно. Если вспомнить что Дух это прежде всего то самое Дыхание, который в этом псалме упоминается, то все встает на свои места, потому что тогда получается, что этот самый Дух в любом человеке дышит и в любом человеке что-то в его сердце говорит. А вот что и на каком уровне, действительно, зависит от конкретного человека. И, действительно, я вполне могу себе представить совершенно искреннего воинствующего атеиста или человека, который Христа не принимает. Для этого много не надо, достаточно пару раз в православную церковь сходить, когда при этом у тебя Евангелия в руках нет, пожалуй решишь, что христианство это такая вещь с которой лучше дела не иметь. Со мной так было, правда Евангелие у меня в руках было, но не найдя бы отца Александра в жизни бы в православную церковь не пошел, когда я видел конкретно что там происходит. А если бы у меня Евангелия не было в руках, то я вообще бы сказал что я христианство и знать не хочу. Когда только приходишь в церковь, на тебя только зыркают, друг друга сожрать готовы, я лучше буддистом буду, они хоть нормально относятся к людям. Таких ситуаций более чем достаточно. Поэтому по какой причине человек не принимает Христа, или по какой причине он Бога не хочет принимать это вопрос отдельный. Но вот главный вопрос все-таки для такого человека -- это тот голос духа, который в нем есть, пусть анонимный, слушать его или нет.

Я наверно на этом закончу, о любом псалме можно говорить бесконечно долго.