Проповеди на апостольские церковные чтения

Проповеди на апостольские церковные чтения Ианнуария (Ивлиева)

Источник — http://azbyka.ru/ivliev/propoved_apostol-all.shtml

Предание.ру - самый крупный православный мультимедийный архив в Рунете: лекции, выступления, фильмы, аудиокниги и книги для чтения на электронных устройствах; в свободном доступе, для всех.

Праздники

Великий Пост

Апостол по Пасхе

Апостол по Пятидесятнице

Праздники

Пасха Христова

(Деян. 1:1–8)

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹В первой книге, Феофил, я рассказал обо всём, что делал Иисус и чему Он учил с самого начала ²до того дня, когда Он был вознесен, дав прежде повеления апостолам, которых Он избрал Духом Святым, ³которым и предстал после Своих страданий живым, доказывая это многократно, в течение сорока дней являясь им и говоря с ними о Царствии Божием.

⁴И собравшись с ними за трапезой, Он повелел им не отлучаться из Иерусалима, но ждать того, что было обещано Отцом: «Об этом вы уже слышали от Меня: ⁵Иоанн крестил водой, а вы через несколько дней будете крещены Духом Святым».

⁶Тогда собравшиеся стали спрашивать Его, говоря: «Господи, неужели пришло время, когда Ты вернёшь Израилю царство?». ⁷Он же сказал им: «Не вам знать времена или сроки, которые Отец установил Своею властью! ⁸Но вы примете силу Святого Духа, Который сойдёт на вас, и будете Моими свидетелями и в Иерусалиме, и во всей Иудее, и в Самарии, и до самого края земли».

В день Светлого Христова Воскресения в Церкви многократно и многоголосно звучит радостная Божественная весть, столь восторженная, что все прочие слова и проповеди могут показаться излишними. Но, как бы то ни было, в храмах в день Праздника праздников читается начало книги Деяний, и уже в силу своего особого положения в ряду прочих апостольских чтений оно достойно внимательного прочтения и размышления.

Начиная вторую часть своего труда, евангелист Лука в кратких словах обобщает происходившее в течение сорока дней после того раннего утра, когда пришедшие к месту погребения распятого Иисуса Христа женщины увидели, что гроб, место смерти, — пуст. «Что вы ищете живого между мертвыми? Его нет здесь», — услышали они (Лк. 24:5–6). Непостижимая весть! Но именно она в скором времени ляжет в основу христианской проповеди спасения. «Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1 Кор. 15:14). Апостольская весть повернет ход мировой истории. Но для того, чтобы апостолы могли стать свидетелями Воскресения «и в Иерусалиме, и во всей Иудее, и в Самарии, и до самого края земли», им самим надо было уверовать в реальность свершившейся победы над смертью. Естественным образом уверовать в это было практически невозможно. Требовалось сверхъестественное воздействие, убеждающее и неоднократное. Одной ангельской вести возле пустого гроба было недостаточно. Необходима была встреча с живым Господом Иисусом Христом. И вот Он является Своим ученикам и говорит с ними о Царствии Божием.

Мы редко задумываемся над тем разочарованием, которое постигло учеников Иисуса Христа в день Его крестной смерти. Крест! Вид креста для нас стал чем–то обычным: крест лежит на престоле и стоит за престолом, он увенчивает здания храмов, изображается на знаменах, изготавливается из золота, серебра, украшается драгоценными камнями, носится как нательный крестик и как наперсный крест. И мы с трудом можем представить себе тот ужас, который в древности вызывал вид креста. Даже слышать о кресте, — писал Цицерон, — унизительно для римского гражданина и вообще для свободного человека. Только на этом фоне мы можем понять, насколько абсурдным для античного мира казалось утверждение, будто некто распятый является Господом и Богом, и что Его смерть возвещается миру как спасительное событие.

Но соблазном крестная смерть Иисуса Христа была не только для античного языческого мира, если он вообще о ней думал. Соблазном она была и для тех, кто сопровождал Его до Гефсимании, и кто совсем не был готов к такому концу. В ночь ареста все ученики разбежались.

Непонимание! Оно началось уже с предсказаний Иисуса Христа о Его страстях. На пути в Иерусалим ученики никак не могут понять Его. Трижды говорит Он ученикам о том, что Ему предстоит. Каждый раз всё более открыто. Но слух учеников был замкнут. Их занимали совсем другие проблемы, проблемы земной славы и власти (Мк. 9:34; 10,37). То, что происходило потом, лучше всего предсказал Сам Иисус: «Все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь; ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы» (Мк. 14:27). — И вот все они в предсказанный час испытания пали, бежали. Они бежали не только из охватившего их естественного страха. Страсти и смерть Иисуса Христа были для них соблазном, разрушившим их надежду и веру. «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» (Лк 24,21). Теперь все их надежды рухнули.

И вдруг — потрясающие до глубины души откровения, выходящие за пределы привычного земного опыта явления Самого Воскресшего, те явления, о которых скупо говорит евангелист Лука в первых строках Деяний Святых Апостолов. Свидетели явлений ощущали не то, что доступно естественным чувствам всякого человека в любое время, не то, что постоянно повторяется и может быть проверено опытом. Нет, Апостолы видели то, чего «не видел … глаз, не слышало ухо, и не приходило … на сердце человеку» (1 Кор 2,9). То, что испытали тогда апостолы, мы, не разделившие с ними их переживания, не можем полностью и постичь. Много позже Апостол Павел описывает свою встречу с воскресшим Христом и сравнивает свой опыт обращения с явлением света в первый день творения: «Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озарил наши сердца, дабы просветить нас познанием славы Божией в лице Иисуса Христа» (2 Кор. 4:6). Славу Божию увидели все, кому являлсяВоскресший Христос. Поэтому они не могли оставаться сторонними наблюдателями. Они должны были свидетельствовать всему миру, иудеям и язычникам, что «Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли» (Деян. 2:36). Теперь они были уверены, что от любви Божией, которая явилась в Иисусе Христе, не может отлучить «ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь» (Рим. 8:38–39).

Однако способность к свидетельству пришла не сразу вместе с радостью встречи с живым Воскресшим. И об этом тоже говорит наш отрывок из книги Деяний. Апостолам до их свидетельства миру было велено ждать крещения Святым Духом. Ибо даже теперь они всё ещё были погружены в мечты о земной славе и власти, правда, уже не личной, но о славе и власти царства Израиля.

Они спрашивают, не настало ли время, когда Израильское царство будет восстановлено вот Им, Иисусом Христом, Который здесь, живой, возлежит с ними за трапезой. Действительно, центральное место в проповеди Спасителя занимало Царство Божие. Но Он понимал его совсем не так, как Его ученики, которые ждали того дня, когда Бог вмешается в историю и обеспечит Израилю независимость и то высокое положение, какое он занимал в мифологизированное время великих царей древности. Царство мыслилось ими в политических категориях. Апостолы спрашивают о том, когда, где и кто восстановит царство. Воскресший Иисус отклоняет их мечтательные предположения. Когда? — Он радикально отвергает всякое гадание о конкретных временах и сроках. Где? — Царство в Израиле уступает место всему миру, до самого края земли. Кто? — На вопрос о том, не Иисус ли восстановит царство, вот такой, какой Он пред ними, видимый и ощутимый, Господь указывает апостолам на них самих. В день Пятидесятницы они примут силу Святого Духа и станут Его свидетелями, продолжателями Его дела, царственным священством, проводниками воли Божией на земле, осуществляющейся в Церкви. Об этом им заповедано молиться: «Да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе».

По слову Господа апостольское свидетельство достигло пределов земли. Оно достигло и нас. И мы поверили ему и приняли силу Святого Духа в нашем крещении. На Пасхальной утрене мы слышали ангельскую весть о пустом гробе и победе жизни над смертью. Христос Воскресе! Ночь позади, солнце взошло и принесло новый день, в котором смерть и боль разлуки не являются последней и окончательной властью. Это и есть день того Царства, о котором Воскресший говорил с апостолами, являясь им после Своего воскресения. И это Царство мы благословляем за нашей священной трапезой трожественным возгласом: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа!».

Благовещение Пресвятой Богородицы

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹¹Ибо и Тот, Кто освящает, и те, кого Он освящает, все — от Одного. Поэтому Он не стыдится называть их братьями ¹²и говорит:

«Возвещу имя Твое братьям Моим, посреди собрания воспою Тебя».

¹³И снова:

«Я полностью Ему доверюсь».

И вот еще:

«Смотри: вот Я и дети, которых дал Мне Бог».

¹⁴Но дети наделены кровью и плотью. Поэтому и Он, подобно им, стал причастным крови и плоти, чтобы Своею смертью покончить с тем, кто властвует над смертью, то есть с диаволом, ¹⁵и освободить всех тех, которые всю жизнь держались в рабстве страха перед смертью. ¹⁶Ведь Он Себе усвоил отнюдь не ангелов, но Себе усвоил Он семя Авраама. ¹⁷Потому Он и должен был во всем уподобиться Своим братьям, чтобы стать сострадательным и верным Первосвященником в служении пред Богом, для очищения грехов народа. ¹⁸Он пострадал, пройдя все искушения до конца, и потому Он может также искушаемым в страданиях помочь.

Апостол Павел в своем Первом послании к Коринфянам выразил мысль о Премудрости Божией, которая большинству людей той поры представлялась безумием (1 Кор. 1:22). Это — мысль о том, что ради спасения людей Сам Бог сошел на землю, родился, жил, пострадал и умер как человек. Для древнего сознания, — будь то языческого, будь то ветхозаветного, — это было немыслимо. В Ветхом Завете Бога от людей отделяет непреодолимый человеческими силами грех, и Он остается бесконечно далеким от них, непостижимым ни в каком смысле. Сам Бог говорит Моисею: «Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исх. 33:20). В языческих мифах боги по своей прихоти могут время от времени вторгаться в жизнь людей и даже принимать видимость человека, но никогда не могут стать человеком: между бессмертными и смертными непреодолимая пропасть. И вот, — о чудо! — «Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1:18). Само Слово, которое было Богом, «стало плотью, и обитало с нами» (Ин. 1:14). Люди слышали Бога, видели Его своими очами, рассматривали и осязали своими руками (1 Ин. 1:1). Небо, оставшись небом, сошло на землю. Вечное, оставаясь вечным, стало временным. Беспредельное, оставаясь беспредельным, обрело земные формы и пределы. Бог стал Человеком. О начале этого спасительного события и напоминает нам сегодняшний праздник Благовещения.

Мысль о спасительном Боговоплощении особым образом развивается в Послании к Евреям, отрывок из которого читается за Божественной литургией праздника Благовещения. Две основных идеи пронизывают сегодняшнее апостольское чтение: одна из них — соприродность Спасителя и тех, кого Он спасает, другая — сострадание Бога к людям, бедствующим в земной юдоли скорби.

Послание к Евреям подробно останавливается на том, что Спаситель был не ангелом, но подобным нам Человеком. Почему? Дело в том, что Церкви в то время (да и позднее) грозило гностическое лжеучение. Это лжеучение рассматривало ангелов как небесных посредников между людьми и Богом, которым приписывалась спасительная сила. Вспомним увещевание Послания к Колоссянам: «Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием и служением Ангелов, вторгаясь в то, чего не видел, безрассудно надмеваясь плотским своим умом» (Кол. 2:18). Человеку Иисусу из Назарета такая спасительная сила лжеучетилями не приписывалась. Представлялось невозможным, чтобы победил смерть, принес спасение и примирил людей с Богом Тот, Кто Сам претерпел страдания и смерть, Кто был Человеком среди людей, а не ангелом. Но… «немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков» (1 Кор. 1:25). Замыслы Божии превосходят всякий человеческий «гносис»: Спасителем становится превечный Сын Божий. Тот, кто есть «сияние славы и образ ипостаси» Отца, становится Человеком, одним из «семени Авраама» (2,16). Вхождение Сына Божия в условия земной жизни и восприятие человеческой участи вплоть до смерти сотворило людям спасение. Он «стал причастным плоти и крови», «Он не стыдится называть их братьями». Природное родство между Воплощенным Словом и теми, кто Ему дан Богом, подчеркивается цитатами из Писания. Нам сейчас несколько непонятен такой способ аргументации, когда слова псалмопевца (Пс. 21) или пророка Исаии (Ис. 8) приписываются Иисусу Христу. Однако нам следует вспомнить, что первые слова цитируемого псалма прозвучали из уст Самого Иисуса Христа, когда Он на кресте произнес: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15:34; Пс. 21:1). Но этот псалом, начинаясь скорбью о богооставленности, завершается торжествующими словами пасхальной радости о спасении: «Возвещу имя Твое братьям Моим, посреди собрания воспою Тебя» (Пс. 21:23). Поэтому, по мысли автора Послания к Евреям, когда скорбь креста была преображена в радость Воскресения, из уст Иисуса Христа вопль бесконечной печали преобразился в бесконечно радостный гимн Спасителю Богу. Высказывания пророка Исаии о его полном доверии Богу, а также о его детях послужили ветхозаветным образцом для того, чтобы изобразить солидарность Иисуса Христа с людьми, его братьями и детьми Божиими. «Он должен был во всем уподобиться братиям». Что значит «во всем»? Святитель Иоанн Златоуст отвечает: «Он родился, воспитывался, возрастал, претерпел все, что следовало, и наконец умер: вот что означают слова: «во всем уподобиться братиям». Он принял плоть нашу единственно по человеколюбию, для того, чтобы помиловать нас». Но, разумеется, мы должны при этом помнить, что «не знавший греха» (2 Кор 5,21) Сын Божий подобен нам и «искушен во всем, кроме греха» (Евр. 4:15).

Мысль о вочеловечении Сына Божия неоднократно выражена в Послании. Святитель Иоанн Златоуст особое внимание уделяет словам, которые в Синодальном переводе звучат так: «Не Ангелов восприемлет Он, но восприемлет семя Авраамово». Перевод — дело трудное, и далеко не всегда может точно выразить нюансы оригинала. Вот Златоуст объясняет: «Что означают слова его? Не в ангельское естество облекся Он, но в человеческое. А что значит: «восприемлет»? … Он заимствует это выражение из примера бегущих за теми, которые уходят от них. … Так и Христос Сам устремился и настиг род человеческий, бежавший от Него и бежавший далеко».

Вторая основная мысль, выраженная в нашем апостольском чтении, — любовь Божия к людям. Любовь дала начало Творению, она сопровождает весь путь сотворенного мира и она же завершает этот путь преображением мира, которое началось с Воскресения Иисуса Христа. Приняв на Себя человеческую природу, Сын Божий, в буквальном смысле слова, чувствует так же, как люди, а тем самым и со–чувствует им. По мысли Послания к Евреям, не может понять страданий другого тот, кто сам не прошел через печали, искушения и страдания. Если бы Иисус Христос пришел в ангельском образе, в котором Он никогда не смог бы чувствовать, как люди, не мог бы страдать и умереть, как они, то Он не смог бы стать их Спасителем. Именно эта возможность сострадания людям отличает христианское представление о Боге и Боговоплощении. Через Свои страдания Сын Божий отождествил Себя с человеком. «Он, — говорит Златоуст, — знает не только как Бог, но и как человек. … Он знает, что такое страдание, знает, что такое искушение, и знает не меньше нас страждущих, потому что Он сам страдал. … Что же значит: «может и искушаемым помочь»? Иначе сказать: Он с великою готовностью подаст руку помощи, будет сострадателен». В лице Сына Божия, ставшего Сыном Человеческим, людям была протянута свыше эта «рука помощи», которая освободила их от страха и рабства смерти. Да, там, где Иисус Христос, там любовь Божия, которая изгоняет всякий страх. В Евангелиях Спаситель постоянно внушает Своим ученикам: «Что вы так боязливы? Не бойтесь!» (Мф. 8:26; 10,26.28.31; 14,27; 17,7; 28,10). Впервые же эти слова звучат в устах Ангела, в спасительный день Благовещения Пресвятой Деве Марии: «Не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, … и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца» (Лк. 1:30–33).

Введение во храм Пресвятой Богородицы

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹Итак, имел и первый Завет и свои богослужебные предписания и своё земное святилище. ²Была устроена скиния. Первая часть её, в которой был светильник и стол с хлебами предложения, называлась «Святая». ³А часть скинии, которая за второй завесой, называлась «Святая Святых». ⁴В ней был золотой жертвенник для каждения и Ковчег Завета, со всех сторон окованный золотом. В ковчеге –золотой сосуд с манной, расцветший жезл Аарона и скрижали Завета. ⁵А над ковчегом — херувимы славы, осеняющие его крышку, место очищения. Но сейчас об этом не стоит говорить подробно.

⁶ При таком устройстве, в первую скинию всегда входят священники, чтобы совершать богослужение; ⁷а во вторую — только один первосвященник, и только один раз в год, и непременно с кровью, которую он приносит за себя и за совершенные по неведению грехи всего народа.

Церковное предание содержит рассказ о том, как Дева Мария, которой исполнилось всего три года, была введена в Иерусалимское святилище. Она поднялась по ступеням и взошла на паперть, где ее встретил первосвященник Захария и ввел во Святая Святых — в ту часть храма, где обитал Сам Господь Бог и где являл Он Свое присутствие, недоступное никому, кроме одного первосвященника, да и то лишь один раз в году, когда был праздник Дня очищения. И вот Божией благодатью святилище Иерусалимского храма открывается Богоизбранной Отроковице, и Пресвятая Дева вводится во Святая Святых, невидимо для мира неся в Себе великую жертву, новую живую жертву — Бога и Человека Иисуса Христа.

Это предание легло в основу двунадесятого праздника Введения во Храм. Событию Введения и посвящено наше сегодняшнее чтение Апостола, отрывок из Послания к Евреям, в котором предельно кратко описано ветхозаветное святилище, скиния первого Завета, о которой Господь сказал Моисею: «И устроят они Мне святилище, и буду обитать посреди их» (Исх. 25:8).

На первый взгляд не очень понятно, какое отношение имеет это чтение к празднику Введения. Но дело в том, что уже с древнейших времен в Церкви существовало убеждение, что ветхозаветная скиния предизображала, или прообразовала собою Божию Матерь, Которая была чистым вместилищем и святой обителью Сына Божия. В богословской науке такой способ истолкования ветхозаветных текстов и фактов истории называется типологией. Послание к Евреям широко использует именно этот способ толкования Ветхого Завета. В основе такого толкования стоит убеждение в том, что отношение Бога к людям остается одинаковым сквозь все поколения: Господь Бог, желая спасения всех народов и во все времена, из века в век подготавливал людей к принятию и постижению высшего откровения в Сыне Своем Иисусе Христе. Как младенческое питание молоком сменяется твердой пищей, так и различные формы Божественного откровения от простых и воспринимавшихся естественным разумением, сменились таким Откровением, которое стало доступно сознанию «повзрослевшему», просвещенному Святым Духом. Начальные формы откровения имели спасительную задачу подготовки к принятию форм совершенных. Истинные образы веры, — Бога, Царствия Божия, служения Богу, нашего спасения, — даны нам в Новом Завете и в Церкви. В Ветхом же Завете, как и в ветхом мире вообще, людям предлагаются не сами образы, а их предварительные подобия, как бы тени. Так о Моисеевом Законе со всеми его богослужебными предписаниями в Послании к Евреям сказано так: «Сень бо имый закон грядущих благ, а не самый образ вещей» (Евр. 10:1).

Первый Завет имел сложные богослужебные предписания и земное святилище. Но вся эта возвышенная обрядность была лишь тенью одной–единственной истинной жертвы — жертвы Христа. Поэтому ветхозаветная скиния, согласно такому толкованию, есть только «притча во время настоящее» (Евр. 9:9), то есть для нас, живущих в настоящее время спасения во Христе Иисусе, ветхозаветная скиния, ее устройство и богослужение в ней должны пониматься как некая «притча», иносказание.

Скиния была святилищем земным, — буквально «мирским», принадлежащим этому миру, то есть временным и преходящим. Соответственно и все, что находилось в скинии, было прекрасным и многозначительным, но временным. Всё это прешло вместе с преходящим ветхим Законом, который был упразднен во Христе. Прежнее и пришедшее к своему концу богослужение служило только символом и прообразом того истинного служения Богу, которое непреходящее, вечное.

Послание к Евреям кратко перечисляет священные сосуды и предметы, находившиеся в Святая Святых скинии Завета. Это и жертвенник для каждения, и Ковчег Завета с его содержимым. Намекая на то, что все эти сосуды были важны не только сами по себе, но служили видимыми знаками чего–то более высокого, но невидимого, «изъяснение чего может потребовать слишком много времени» (блаж. Феофилакт Болгарский), автор послания отказывается от подробных рассуждений на эту тему, как бы предлагая нам самим заняться полезным размышлением над этими предметами.

Особенно плодотворно типологическое размышление над Ковчегом Завета, в котором хранились, среди прочего, скрижали Завета. Ковчег был покрыт крышкой, осеняемой крылами херувимов. Об этой крышке Моисею было сказано: «Там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою посреди двух херувимов, которые над Ковчегом откровения» (Исх. 25:22).Иными словами, крышка Ковчега была местом присутствия Бога среди народа, местом славы Божией. Переводчики по–разному переводят соответствующее этой крышке слово. Так, например, в церковно–славянской Библии, оно переводится то как «очистилище» (Исх. 25:17), то как «очищение» (Рим. 3:25), то как «олтарь» (Евр. 9:5). В переводах на другие языки слово, обозначающее крышку Ковчега, переводится как «престол милости», или «престол благодати». Как бы то ни было, но именно это место было самым святым в Святая Святых, определенное Самим Богом видимое место присутствия невидимого Господа Бога.

Отношения между Богом и народом Израиля основывались на Завете. Грех разрушал отношения с Богом. Цель жертвоприношений состояла в том, чтобы искупить грехи, то есть нарушения Завета, и восстановить связь с Господом. Но всегда могли остаться грехи, о которых человек не знал, совершенные по неведению. И потому был установлен ежегодный День Очищения, во время которого первосвященник, совершая сложный ритуал, кропил кровью жертвенного животного крышку Присутствия в знак очищения израильского народа от всех грехов, которые он совершил за истекший год. «И очистит Святое Святых и скинию собрания, и жертвенник очистит, и священников и весь народ общества очистит» (Лев. 16:33).

Ковчег, хранящиеся в нем скрижали, его крышка, кропимая кровью во искупление грехов, — прообразовательный смысл всего этого состоял в том едином и единственном искупительном акте, который произошел на Кресте Христовом. Когда «исполнилось время» (Мк. 1:15), присутствие Бога в мире было явлено не на безжизненной «крышке очищения», но в живом Богочеловеке Иисусе из Назарета. Это Он стал новым живым «ковчегом» Нового Завета, заповеди которого были записаны уже не на каменных скрижалях, но вписаны в живое сердце. Не кровью невинного животного, но собственной кровью было окроплено страдающее на Кресте Тело Христово — высшая святыня Божественного присутствия в мире. Жертва Христова предназначалась не только для Израиля, но для всего рода Адамова, и свершилась она раз и навсегда во искупление не только грехов «по неведению», но всех грехов всех людей. Таков новый, истинный образ по отношению к его ветхому прообразу.

И вот ныне мы празднуем тот день, когда новая Скиния в образе Пресвятой Девы, взошла в скинию ветхую, заменив её Собою. И вместе с Нею все мы без исключения призваны к восхождению во Святая Святых. Об этом нам и напоминает нынешний праздник. И пусть каждый из нас, прилагая все усилия и уповая на благодать Божию, очищенный от грехов, смело идет к нашему Богу и Спасителю. И на этом жизненном пути да поможет нам Пресвятая Богородица!

Богоявление

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹¹Ибо явилась благодать Божия, спасительная всем людям, ¹²наставляющая нас, чтобы мы, отвергнув нечестие и мирские страсти, жили в нынешнем веке благоразумно, праведно и благочестиво, ¹³в блаженной надежде ожидая явления славы великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, ¹⁴Который отдал Себя за нас, чтобы выкупить нас из рабства всякого беззакония и очистить нас для Себя как народ особенный, ревностный к прекрасным делам.

4Когда же явилась доброта и человеколюбие Спасителя нашего Бога, 5тогда Он спас нас, — не за какие–то дела праведности, которые мы сотворили, но по своей милости, омовением возрождения и обновления Святым Духом, 6Которого Он обильно излил на нас через Иисуса Христа, Спасителя нашего, 7чтобы мы, оправданные Его благодатью, стали, согласно нашей надежде, наследниками вечной жизни.

День Святой Троицы. Пятидесятница

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹И когда исполнился день Пятидесятницы, все они собрались на том же месте. ²И внезапно с неба раздался шум, как будто несся бурный ветер, и этот шум наполнил весь дом, где они сидели. ³И явились им как бы огненные языки, которые, разделившись, опустились на каждого из них. ⁴И они все исполнились Духа Святого, и начали вещать на иных языках — так, как давал им изрекать Дух.

⁵В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом. ⁶Когда же случился этот шум, собралось много народа, и все недоумевали, почему то, что те вещали, каждый слышал на своем собственном языке. ⁷И вне себя от удивления они говорили: «Посмотрите, все эти, которые вещают, — разве они не галилеяне? ⁸Почему же каждый из нас слышит свой родной язык? ⁹Парфяне, и мидяне, и эламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Азии, ¹⁰Фригии и Памфилии, Египта и окрестностей Кирены в Ливии, и прибывшие сюда римляне, — ¹¹иудеи и прозелиты, — критяне и аравитяне, — все мы слышим, что они нашими языками вещают о великих делах Божиих!»

Верный своему призванию евангелиста и историка, апостол Лука сообщает нам о важнейших событиях спасения рода человеческого. Страсти Господни — Крест — Воскресение — явления Иисуса Христа — Его Вознесение и, наконец, — Сошествие Духа Святого в день Пятидесятницы, который мы сегодня празднуем, о котором читаем и размышляем. Апостол и евангелист Лука всегда дает нам достаточно пищи для размышлений. Ведь он обладал способностью простыми, часто незаметными литературными средствами достигать глубокого богословского смысла. Так, внимательное прочтение сегодняшнего отрывка из Книги Деяний открывает нам, что даже выбор слов у евангелиста не случаен, но отличается глубоким символизмом.

Воскресший Спаситель перед Вознесением дал Своим ученикам последнее повеление, сказав: «Я пошлю обетование Отца Моего на вас; ждите обещанного от Отца; оставайтесь в Иерусалиме, доколе не облечетесь силою свыше, когда сойдет на вас Дух Святой» (Лк. 24, 49; Деян. 1, 4. 8). И вот Его ученики, первые представители двенадцати новых колен нового народа Божия собираются в Иерусалиме на то же место, где они слышали эти слова, чтобы молиться и ожидать исполнения данного им обетования. И это случилось, когда исполнился день Пятидесятницы. В этот день Дух Святой наполнилвесь дом, в котором находились ученики, и они исполнились Духа Святого. Вслушаемся в это неслучайное повторение глагола «исполнять, наполнять». Оно свидетельствует о том, что здесь и сейчас происходит дарованиеполноты Божественного дара благодати, той полноты, в которой нет никакого недостатка.

В том, что все это произошло в день Пятидесятницы, заключены глубокие смыслы, которые часто ускользают от современного читателя. Здесь и напоминание о первоначальном значении ветхозаветного праздника Пятидесятницы как праздника завершения жатвы. На Пасху Богу приносили в жертву «начаток», первый сноп от нового урожая, а в Пятидесятницу — хлеб в знак благодарности за весь собранный урожай, освященный вслед за его начатком. Ибо «если начаток свят, то и целое» (Рим. 11:16). Таким святым и освящающим начатком для нас стал Христос, Который «восстал из мёртвых, начаток усопших» (1 Кор. 15:20). Так и святитель Иоанн Златоуст пишет: «Он вознес на небеса начатки плодов, восприняв наше естество». Ныне же «время, когда нужно было серпом срезать жатву, когда, как изощренный серп, прилетает Дух».

Но не только это. Ведь Пятидесятница была также праздником воспоминания о даровании Закона и Завета, что произошло на 50–й день после Исхода из Египта, ветхозаветной Пасхи, рождения из рабства в свободу. Тогда над горою Синай раздался сильный и всё нарастающий трубный звук, и Господь сошел на гору в огне (Исх. 19, 18 — 19). Невозможно не увидеть в этих картинах образы новых событий: нового Исхода — Воскресения Христова и Новой Пятидесятницы — сошествия Господа в Духе Святом, явленном как небесный огонь и как шум бурного ветра. «В какой день дан был Закон, написанный на скрижалях, в тот же день даровано законоположение Святого Духа, начертанное не на скрижалях, но на сердцах» (блаж. Феофилакт).

Дух Божий свободен, «дышит, где хочет». Он неподвластен человеку, и «не знаешь, откуда приходит и куда уходит». Он приходит внезапно и наполняет всё и всех, «и голос его слышишь», его невозможно не услышать (Ин. 3:8). Этот голос подобен дыханию бурного ветра. И вот, объятые Святым Духом, как пламенем, Апостолы, как им и было обещано, обрели способность к свидетельству об Иисусе Христе, к которому их и призывал в прощальной речи перед Своим Вознесением Господь. Их свидетельство об Иисусе Христе, о воплощенном Слове Божием, и само не есть слово человеческое, но слово Божие, которое достигает всякого человека, независимо от того, какого он рода и племени. Свидетельство апостолов должно достичь «края земли», населенной множеством народов, говорящих на множестве разных языков.

До сих пор высказываются разные предположения относительно того, что же представляла собою речь апостолов. Одни предполагают, что они говорили на многих иностранных языках. Другие, — и это более правдоподобно, — предполагают, что апостолы вещали на особом языке Святого Духа, о котором Апостол Павел пишет в своих посланиях, и который принято называть «языкоговорение». Одно несомненно: это была не обычная речь, но, как указывает святой Иоанн Златоуст, — их слова были восторженным, воодушевленным, возвышенным вещанием. Однако гораздо важнее ученых предположений о материальных свойствах чуда Пятидесятницы то, какой глубинный смысл усматривала Церковь в этом чуде. Евангелист Лука сознательно придает своему рассказу характер словесной «иконы», открывающей нам богословский смысл события. Язык Святого Духа — не обычный язык того или иного народа, но язык «небесный», язык не частный, но всеобщий, универсальный. И именно в силу своей универсальности он может быть понятен всем народам. Можно сказать, что вдохновенное вещание апостолов у евангелиста Луки стала символом всемирной Евангельской проповеди. Одни принимают Евангелие, внимают ему и слышат его на своем родном языке, другие насмехаются над ним и отвергают его. Апостолы возвещают великие и славные дела Божии в Иисусе Христе (2, 11), которые должны прославляться во всем мире. На это указывает внушительный список стран и народов, на языках которых воспринималась восторженная проповедь апостолов. Ведь в те годы на праздник Пятидесятницы в Иерусалим людей со всех концов вселенной прибывало не меньше, чем на Пасху. Богословский смысл того, что мы читаем в Книге Деяний прозрачен. И смысл этот в том, что для Евангелия Христова принципиально нет национальных барьеров. Его язык — универсальный язык Духа Святого, Который разрушил преграды между народами и для которого «нет ни эллина, ни иудея, … варвара, скифа, раба, свободного» (Кол. 3:11).

Приподнятый характер сегодняшнего апостольского чтения соответствует праздничному богослужению. Но прочитанное нами имеет и увещевательный смысл. Разве крещение, которое мы приняли, не есть личная Пятидесятница каждого из нас? Разве повеление Господа «идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:19) относилось только к апостолам? Не относятся ли эти слова также и к каждому из нас? Разве каждый христианин не призван быть свидетелем Христовым? Свидетельства многообразны в своем единстве. И каждый может возвещать Евангелие, как дает ему Дух Святой. Мы знаем о подвигах миссионеров, несших весть о спасении в отдаленные уголки вселенной, возвещавшие Христа самым дальним народам и на самых малоизвестных языках. Так святые равноапостольные братья Кирилл и Мефодий, будучи эллинами, стали учителями и просветителями языческих славянских племен. Не каждому дается такой дар. Но каждый может возвещать Христа на общепонятном языке, небесном языке Святого Духа, на святом языке любви. Дух объял апостолов, и они возвещали о великих делах любви Божией. «Любовь Христова объемлет нас» (2 Кор. 5:14), и только эта любовь придает единство всем свидетельствам о Христе, где, когда и на каком бы языке эти свидетельства ни звучали.

Неделя о Блудном Сыне

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹²«Мне все позволено!» — Но не все полезно. — «Мне все позволено!» — Но ничто не должно властвовать надо мною.

¹³«Пища для чрева, и чрево для пищи. Бог же и то и другое уничтожит». — Но тело не для блуда, а для Господа, и Господь для тела. ¹⁴Бог же и Господа воскресил, и нас воскресит силою Своею.

¹⁵Разве вы не знаете, что ваши тела — члены Тела Христа? Так неужели я, взяв эти члены у Христа, сделаю их членами тела блудницы? Немыслимо!

¹⁶Или вы не знаете, что тот, кто прилепился к блуднице, стал одним телом с нею? Ибо сказано: «Будут двое одной плотью». ¹⁷Но тот, кто прилепился к Господу, стал одним Духом с Ним. ¹⁸Бегите от блуда! Всякое прегрешение совершается человеком вне его тела, но тот, кто блудит, грешит против собственного тела.

¹⁹Или вы не знаете, что ваше тело — храм Святого Духа, Который в вас, Которого вы получили от Бога, и что вы принадлежите не себе? ²⁰Ибо вы были куплены, за дорогую цену. Так прославьте же Бога вашим телом.

Свобода — высшее благо, к которому стремится всякий человек. Более того, можно сказать, что к свободе стремится всякое живое существо. Однако мир, в котором мы все живем, держит нас в плену несвободы, всякого рода зависимостей. Евангелие от Иоанна приводит замечательное слово Господа Иисуса Христа: «Познáете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32). В этом же Евангелии Господь указывает на Себя как на истину, которую следует познать, чтобы стать свободным: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего» (Ин. 14:6–7). Чтобы правильно понять эти слова, мы должны вспомнить, что на библейском языке «знать, познать» означает «владеть» или «иметь общение». Только соединяясь в тесном общении с Господом Иисусом Христом мы соединяемся с Богом и обретаем ту свободу, которой обладает только Бог, и которой нигде кроме как в Боге не существует.

Апостол Павел знал эту свободу. И она приносила ему ту радость, какую не могли дать ему никакие земные ценности. Только в восторге радости обретенной свободы мог он воскликнуть: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Он же неустанно напоминает нам: «К свободе призваны вы, братья» (Гал. 5:13). Но он же на основании общечеловеческого опыта и элементарного здравого смысла сознает, что ничем не ограниченная свобода человека вне Христа неизбежно вырождается в произвол и насилие, угрожающее и обществу и природе: «Берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Гал. 5:15). Более того, Апостол также видит, что неограниченная свобода способна выродиться в свою противоположность и стать рабством: «Ничто не должно властвовать надо мною» (1 Кор. 6:12).

В Неделю о блудном сыне уместно напоминается об этих словах Апостола в его Послании к Коринфянам. Дивная евангельская притча образно описывает путь человека от Бога и его возвращение к Богу. Жизнь в мнимой свободе, жизнь полная бессмысленной расточительности и плотских утех, приводит человека к физической и духовной катастрофе, к рабству, к утрате достоинства свободного человека. Он уже не способен думать о себе не только как о возлюбленном сыне и творении Божием, но просто как о человеке, сколько–нибудь достойном в глазах окружающих людей. Опустившийся, он думает о себе как о чреве, которое необходимо набить невкусными рожками, пищей нечистых свиней.

Надо полагать, коринфские христиане, к которым обращается Апостол Павел, были далеки от несчастного состояния блудного сына из притчи. Но, в известной степени, их тоже подстерегала похожая судьба. Дело в том, что в Коринфской Церкви в ходу были в высшей степени свободные взгляды. Некоторые христиане несдержанность в поведении считали чем–то совершенно нормальным и даже похвальным свидетельством их «свободы во Христе». Пребывая в духовной прелести и в богословском невежестве, они оправдывали свое распутное поведение фальшивыми, якобы богословскими, положениями. Один из их лозунгов гласил: «Мне всё позволено». Возможно, при этом они ссылались на Апостола Павла, так как именно он много учил о христианской свободе. Но они его не поняли в принципе. Христианская свобода вовсе не означает произвола и несдержанности. Апостол противопоставляет безответственному и разрушительному коринфскому лозунгу две антитезы: во–первых, не всё человеку полезно, не всё приносит действительное благо, и, во–вторых, ничто не должно обретать власть над человеком, так как мнимая свобода часто оказывается рабством. Безграничное погружение в инстинкты и страсти может вести в глубокую несвободу. Всем нам это хорошо известно на печальных и, увы, распространенных явлениях алкоголизма, наркомании и других подобных недугов.

Блудного сына, мечтавшего наполнить свое чрево пищей, напоминает нам и другой лозунг коринфян: «Пища для чрева и чрево для пищи: Бог уничтожит и то и другое». Лукавый лозунг! Он и сегодня многим приходит в голову: мол, пища и питие — нормальные естественные процессы, касающиеся преходящего в человеке. Нравственно все это, мол, нейтрально. Так же и сексуальные потребности естественны, и им можно отдаваться столь же просто как потребности в пище и питии. Но Апостол Павел сознательно противопоставляет содержательное в богословском плане слово «тело» поверхностному коринфскому «чрево». Зная о телесном воскресении Христовом и нашем грядущем телесном воскресении, унизительно мыслить о человеке как о чреве, наполненном пищей. Для Апостола Павла человек — не чрево, а тело, которое должно принадлежать Господу, тело, призванное к прославлению Бога. Ради такого человека во всей его «телесности», со всей его жизнью отдал Себя на крестную смерть Господь Иисус Христос: «Господь для тела!». Такова цена за человека и его свободу, свободу истинную, свободу не выбора между рестораном и свиным корытом с рожками, а свободу от греха, который создает подобный выбор. Истинная свобода достигается только в познании абсолютно свободного Бога Отца через причастие Его абсолютно свободному Сыну в соединении с абсолютно свободным Святым Духом.

Преображение Господне

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁰Поэтому, братья, приложите еще больше стараний, чтобы оправдать ваше избрание и призвание. Так поступая, вы никогда не собьётесь с пути ¹¹в вечное Царство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, где вам будет устроена богатая встреча.

¹²Вот почему я готов всегда напоминать вам об этом, хотя вы всё это уже знаете, и утвердились в той истине, которая пребывает у вас. ¹³Но пока я живу в этой палатке, считаю своим долгом постоянно будить вас напоминаниями, ¹⁴зная, что мне скоро предстоит сбросить с себя мою палатку, как открыл мне и Господь наш Иисус Христос. ¹⁵Но я постараюсь, чтобы вы могли в любое время всё это вспоминать и после моего исхода.

¹⁶Мы ведь не чьи–то хитроумные сказки повторяли, когда поведали вам о силе и пришествии Господа нашего Иисуса Христа: мы сами были созерцателями Его величия. ¹⁷Ибо честь и славу Он принял от Бога Отца, когда раздался голос от Величественной Славы, так Ему провозгласивший: «Вот Он — Сын Мой, возлюбленный Мой. Я благоволю к Нему». ¹⁸И этот голос, раздавшийся с небес, мы услышали, когда были с Ним на святой горе.

¹⁹И подтвердилась наша вера пророческому слову. И вы хорошо делаете, держась его как светильника, который светит во мраке, пока День не озарит вас и Утренняя звезда не взойдет в сердцах ваших.

Преображение Господа Иисуса Христа в Апостольских посланиях упоминается только во Втором послании Апостола Петра, которое по этой причине и предлагается в этот день для прочтения за праздничной литургией. Однако само это послание посвящено другой теме: его цель — напомнить христианам о непреложности Второго пришествия Иисуса Христа. Каким же образом тема Второго пришествия связана с темой Фаворского Преображения? Случайна ли эта связь, или имеет под собой глубокие основания? Попытаемся кратко прояснить этот вопрос.

Призывая своих читателей подниматься по ступеням христианских добродетелей веры, рассудительности, воздержания, терпения, благочестия, братолюбия и любви (1,5–7), Апостол пишет о цели этого пути наверх, о входе в вечное Царство Господа и Спасителя Иисуса Христа (1,11). Этот «богато обеспеченный вход» (так буквально) напоминает о триумфальной встрече победителя, который на пути к победе преодолел все трудности и препятствия.

Проявляя пастырскую заботу, Апостол Петр считает необходимым постоянно напоминать братьям об основах христианской веры и поведения. Эти напоминания особенно нужны в связи с тем, что Апостол предвидит свой скорый «исход» из этого мира в мир иной (1,15). Это слово приводит на память спасительное событие исхода народа Божия из Египта. Земная жизнь при этом сравнивается с временным пребыванием в походной палатке («скинии» по–гречески). Это напоминает нам о странствии Израиля в пустыне, о жизни в шатрах на пути в землю обетованную. Все мы знаем, что мы временные жильцы в этом мире, и что наша жизнь здесь — путь в мир вечный. Да, наше земное тело, этот «скудельный сосуд» — походная палатка, которую каждому из нас предстоит с себя сбросить, как ветхую одежду. Апостол Петр смотрит на смерть не как на конец, а как на исход в обетованную новую землю Божию. О своей близящейся кончине он не только знает сам, но и получил о ней откровение от Господа Иисуса Христа. Апостол заверяет, что он приложит все усилия, чтобы христиане и после его смерти помнили всё, о чём он благовествовал при жизни (1,15). Возможно, здесь он имеет в виду воспоминания, которые он оставил своему помощнику Марку. Эти воспоминания, согласно преданию, и легли в основу Евангелия от Марка, которое в древности иногда называли «Евангелием Петра».

Переходя к основной цели своего послания, к откровению о Втором Христовом пришествии, в котором многие начали сомневаться и даже отрицать таковое, Апостол обосновывает свое право учить о Парусии тем, что он, как и двое других учеников Господа, был удостоен видеть Преображение Иисуса Христа. При этом вместо привычных слов «очевидцы» или «свидетели» употребляется торжественное «созерцатели» (1,16). Так античные греки называли людей, достигших высшей ступени посвящения в таинства страданий, смерти и воскресения какого–нибудь бога.

Обычно событие Преображения понимается как предвосхищение прославления Иисуса Христа в Его Воскресении. Но Апостол Петр понимает Преображение как предвкушение торжествующей славы Второго пришествия. Почему так? При внимательном чтении Евангелий мы замечаем, что действительно: все три рассказа о Преображении в синоптических Евангелиях следуют непосредственно за пророчеством Иисуса Христа о Своём Втором пришествии: «Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии Своем» (Мф. 16:28). Эти слова Господа направляют наше внимание на пророчество Даниила о Сыне Человеческом. «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шёл как бы Сын Человеческий, дошёл до Ветхого днями и подведён был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан. 7:13–14). Детали этого пророчества и воспроизведены в рассказе о Преображении: осеняющее Иисуса Христа светлое облако, голос Бога Отца, который раздается из облака, многозначительные слова, которые наделяют Иисуса Христа честью, властью и славой.

Вслушиваясь в краткое сообщение Апостола Петра о Преображении, мы вступаем в сферу высокого богословия. В нём в полной мере проявляется характерное свойство новозаветных писаний — их символизм, их, так сказать, «иконописность». Но этот символизм становится понятным только при внимательном исследовании буквы текста. Проследим некоторые символы, которые используют в этом рассказе Евангелисты и Апостол Петр. С небес, из облака, или, как пишет Петр, «от Величественной Славы», звучит Божественный голос. Но ведь сам факт, что с небес раздался голос Творца, древнему читателю, знакомому с богословскими представлениями иудеев I века, говорил о многом. Дело в том, что в те времена существовало убеждение, что с уходом последнего из библейских пророков, небеса будут молчать до времени пришествия Мессии. И вот… небеса заговорили: Мессия пришел! Это — первое свидетельство рассказа о мессианстве Иисуса. Попутно отметим, что о «Величественной Славе» вместо облака Апостол Петр пишет из благоговения перед Именем Божиим, которое не произносилось, но заменялось подобными возвышенными обозначениями. Само же облако — тоже замечательный библейский символ славы, силы, присутствия и помощи Божией.

Следующие доказательства того, что Иисус — обещанный Богом Мессия, — в содержании сказанного небесным гласом. Тому, кто знает Библию Ветхого Завета, слова небесного голоса говорят многое. Так, провозглашение Иисуса Сыном Божиим — напоминание о Втором псалме Давида: «Господь сказал Мне: Ты Сын Мой» (Пс. 2:7). А псалом этот издавна считался мессианским. Слова о благоволении Бога к Его Сыну — напоминание об Отроке Божием, о Котором у пророка Исаии сказано: «Вот, Отрок Мой, Которого Я держу за руку, избранный Мой, к которому благоволит душа Моя» (Ис. 42:1). Но ведь об этом Отроке далее говорится, что «Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились» (Ис. 53:5). Иначе говоря, Сын Божий, Божественный Мессия послан спасти мир не своими воинственными победами над грешниками, но послан Своими страданиями и смертью искупить и спасти всех людей, в том числе всех грешников. Наконец, когда Иисус называется Сыном возлюбленным, то это — напоминание о жертвоприношении Авраама. Только в этой истории в греческой Библии возникает выражение «сын возлюбленный» (Быт. 22:2.12.16–17). «Возлюбленный сын» — Исаак, приносимый в жертву сын! Такова была и участь истинного Мессии — Иисуса. Удивительно! В столь кратких словах, на одной строке текста уместилось целое богословие спасения.

Завершается апостольское чтение заверением в истинности пророческих слов Писания о грядущем в славе и силе Сыне Человеческом. Это произойдет, когда рассеется мрак века сего и настанет светлый День Второго пришествия Того, Кто взойдет как Утренняя звезда, согласно древнему пророчеству: «Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля» (Числ. 24:17). Радостным предвестием этого грядущего Дня Господа и является день Его славного Преображения.

Рождество Христово

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

⁴Но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего, рожденного от женщины, рожденного под Законом, ⁵чтобы искупить тех, кто под Законом, чтобы получить нам усыновление.

⁶А поскольку вы — сыны, Бог послал Духа Сына Своего в наши сердца, взывающего: «Авва! Отец!». ⁷Так что ты уже не раб, но сын; если же сын, то и наследник — благодаря Богу.

«Полнота времени», о которой говорит Апостольское чтение Рождества Христова, ожидалась в мире задолго до самого Рождения Спасителя. Равноапостольный Константин Великий, первый христианский кесарь Римской империи, созвав Первый Вселенский собор, процитировал собравшимся отцам Церкви пророчество римского поэта Вергилия, написанное за несколько десятилетий до Рождества: «Возраст последний настал… Новых великих веков чреда зарождается ныне…». И первые слова Спасителя, произнесенные Им, как нам сообщают Евангелия, после Его Крещения от Иоанна, были о том же: «Исполнилось время!» (Мк. 1:15). Положенная Творцом мера времени была достигнута. Мир и время подошли к концу, к своей цели, настали «новые великие века». Когда пришла эта «полнота времен», когда все небесное и земное соединилось во Христе (ср.Еф. 1:10), тогда наступило время «Нового Завета». Но, произнося привычное словосочетание «Новый Завет», ощущаем ли мы всю необычность, всю значимость этого выражения? Все народы земли во все времена хвалились древностью своих традиций, священных установлений и книг. И вдруг: «Древнее прошло, теперь всё новое!» (2 Кор. 5:17). В чем же новизна?

Новизна в том, что наступил исторический поворот: рабы стали свободными сынами. Бог сотворил новую ситуацию через послание Своего Сына, Который вошёл в мир, как и все прочие люди: через рождение. Более того: как и прочие люди, Он поставил Себя в подчинение Закону. И всё это ради того, чтобы все мы стали свободными и сынами Божиими. Бог выкупил рабов, Он выкупил весь невольничий рынок. Не только выкупил, но и всех усыновил, заплатив за всех собственным Сыном, Который вместо нас стал рабом. Какой непостижимо великий образ! Это — невиданно, это — ново! Сын Божий становится одним из нас, чтобы мы стали сынами Божиими.

Дарованное нам усыновление имеет не юридический, но сущностный смысл: Бог наполнил его жизнью. Как пишет Апостол Павел, Бог озаботился о том, чтобы мы не только назывались сынами, но и чувствовали бы себя как дети Божии. Здесь Апостол использовал образ, ещё более смелый, чем образ работорговли. Чтобы сделать нас Своими настоящими сынами, Бог вложил в нас сердце Своего Сына. Именно это имеет в виду выражение: «Бог послал Духа Сына Своего». Как и Сына, Бог «посылает» Его, отдаёт Его нам. Именно поэтому Апостол Павел мог в восторге воскликнуть: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20). Имея такой дар, воодушевлённые сыновним Духом, мы действительно видим в Боге нашего Отца, так и обращаемся к Нему «Авва, Отче!». Так обращался к Богу Сам Иисус Христос, так обращается к Богу Церковь. В этом «Авва» сконцентрировано все христианское учение о спасении. Мы обращаемся к Создателю неба и земли как дети обращаются к своему родному отцу. В какие еще времена, в каких еще религиях люди могли помыслить о таком дерзании? В наших устах это обращение становится возгласом Духа и означает нашу благодатную вовлечённость в жизнь Пресвятой Троицы. Сознаём ли мы это? Отдаём ли себе отчет в этом даре любви Божией?!

Да, христианская вера в Бога не есть просто интеллектуальное признание существования Бога. Вера в Бога — это доверие Богу как Отцу. Мы исповедуем Его как Отца. До Иисуса Христа человечество знало множество учителей. Но ни одному из них не могло и в голову прийти учить людей сыновнему доверию Богу. Как правило, они учили покорному служению непостижимым в своей непредсказуемости высшим силам. Иногда людям внушалось, что они сами божественны, что они должны быть выше земных нужд. Спаситель не учит ни тому, ни другому. Он не говорит, что нам, озабоченным людям ничего не нужно. Нет, Он говорит нам как детям Божиим: «Отец Небесный знает, что вам нужно». Господь Иисус Христос призывает нас к сыновнему доверию, которое должно победить в нас страх и наполнить прямо–таки детской беззаботностью. Все мы знаем, что мир полон бедствий и опасностей. Все мы, сильные и слабые, бедные и богатые, образованные и неученые, здоровые и больные, все мы движемся в этой жизни над бездной небытия. Даже беглый взгляд в эту бездну способен вывести из равновесия самую бесстрашную душу. Но доверяющим Богу нет нужды ни задумываться над этой бездной, ни вглядываться в нее, ибо Отец уверенно ведет Своих детей над пропастью в Свое Царство и дарует им наследство блаженной жизни, не знающей ни тревог, ни страха. Ветхий страх перед «стихиями мира» остался в прошлом. Впереди — новизна, сияние славы.

И слава эта осияла ночное небо ветхого мира тогда, когда «исполнилось время» и на земле родился «Тот, для Которого всё и от Которого всё», и Кто не постыдился назвать нас Своими братьями (Евр 2,10–11). Рождество Спасителя — наше рождение как сынов и дочерей Божиих. Может быть, потому праздник Рождества ощущается нами как преимущественно радостный детский праздник, разгоняющий ночные страхи и тревоги в беспредельном доверии к нашему Небесному Отцу. Прекрасный праздник, ибо, как сказал философ и поэт,

Во тьму веков та ночь уж отступила,
Когда, устав от горя и тревог,
Земля в объятьях неба опочила,
И в тишине родился С–Нами–Бог.

Сретение Господне

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

⁷Младшего благословляет старший. Это бесспорно. ⁸И в одном случае десятины взимают люди смертные, а в другом случае — тот, о котором засвидетельствовано, что он живёт. ⁹В лице же Авраама десятину уплатил, так сказать, и сам Левий, десятины взимающий! ¹⁰Ведь он был тогда еще в чреслах своего предка Авраама, когда того встретил Мелхиседек.

¹¹Однако, если бы совершенство достигалось уже посредством левитского священства, — а ведь именно на его основе народ получил законодательство, — то какая нужда была бы поставлять иного священника, по чину Мелхиседека, а не по чину Аарона? — ¹²Ведь за изменением священства c необходимостью следует и изменение закона. — ¹³Ибо Тот, о Котором это говорится, принадлежит иному колену, из которого к алтарю никто не приступает. ¹⁴Ибо всем известно, что Господь наш взошел из Иуды. Но относительно священства из этого колена Моисей ничего не сказал.

¹⁵Но все становится понятным, когда по подобию Мелхиседека поставляется иной Священник, ¹⁶Который стал таковым не по закону плотской заповеди, но силою бесконечной жизни. ¹⁷Ибо свидетельство Ему таково: «Ты — священник вовек по чину Мелхиседека».

Для литургического чтения в праздник Сретения Господня избран такой отрывок из Послания к Евреям, который, даже при внимательном прочтении, весьма сложен для понимания. Образы и аргументация в этом отрывке представляются непривычными. Одна их ключевых фигур Послания к Евреям, фигура Мелхиседека, кажется нам малозначительной. Чей ум пробудится при упоминании этого образа Ветхого Завета, о котором там говорится всего лишь в нескольких строчках? Чье сердце откликнется на сравнение этого далекого Мелхиседека с Самим Спасителем Иисусом Христом? И совсем уж неясно, почему наш отрывок читается в праздник Сретения. Все это свидетельствует о большом временном и культурном расстоянии, которое отделяет современного верующего от христианина I века, о том, как нечувствительны мы к Слову Писания, которое для людей того времени было неиссякаемым источником вдохновенного богословского творчества.

Послание к Евреям — одно из боговдохновенных богословских сочинений Нового Завета. Его основная цель — показать уникальность, единственность Иисуса Христа как Посредника между людьми и Богом. Ветхозаветная религия, не допускавшая прямого, непосредственного контакта человека с Богом, признавала три вида посредничества: ангелов, пророка Моисея и священство «по чину Аарона», исторически происходившее из колена Левия. Послание к Евреям стремится доказать своим читателям, что Иисус Христос превосходит и ангелов, и Моисея и всё законное священство Аарона. Иисус — выше ангелов, «ибо кому когда из Ангелов сказал Бог: Ты Сын Мой, Я ныне родил Тебя?» (Евр. 1:5), и «не Ангелам Бог покорил будущую вселенную» (Евр. 2:5). Иисус — выше Моисея, ибо Моисей — только служитель в доме Божием, «а Христос — Сын в доме Его; дом же Его — мы» (Евр. 3:5–6). Наконец, Иисус — выше всего законного ветхозаветного священства «по чину Аарона», ибо Он был «наречен от Бога Первосвященником навек по чину Мелхиседека» (Евр. 5:10; 6,20). Иначе говоря, священство Иисуса иного порядка, нежели священство ветхого Израиля, оно превосходит, более того, отменяет жертвенные и храмовые традиции иудаизма. С явлением Иисуса Христа произошло столь радикальное изменение в религиозной вере и практике человечества, что справедливо говорится о двух эрах человеческой истории: до Рождества и после Рождества Христова, чтò и зафиксировано в календарях современного мира.

Собственно, доказательству этой уникальности и универсальности первосвященства Иисуса Христа посвящено всё Послание к Евреям. Утонченная аргументация послания нам далеко не всегда понятна, так как и весь образ мышления, и способ обращения с текстами Священного Писания ученых книжников тех далеких времен современному человеку кажутся странными. Но все же мы должны попытаться понять их.

Итак, Иисус Христос характеризуется как Первосвященник по чину Мелхиседека. Какой смысл вкладывается в это наименование? Здесь надо вспомнить, что для устранения греха как состояния отчуждения людей от Бога, от источника их бытия и жизни, в Древнем мире существовала сложная система священства и жертвоприношений. Но практика показала, что никакие усилия священства и никакие жертвы не могли восстановить разрушенные отношения между человеком и Богом. Послание к Евреям поэтому утверждает, что возникла необходимость в принципиально ином священстве, и в принципиально ином жертвоприношении. В Иисусе Христе Бог послал людям Того Единственного Первосвященника, Который Своей жертвой реально открыл людям доступ к Богу. Вот это новое священство Иисуса и названо священством по чину Мелхиседека.

Обоснование этого богословского утверждения взято из двух отрывков Ветхого Завета. Во–первых, это Пс. 109:4, где сказано: «Клялся Господь, и не раскается: Ты священник вовек по чину Мелхиседека». Во–вторых, это Быт. 14:17–20, где изложена история Мелхиседека, царя Салимского и священника Бога Всевышнего, который именем Бога благословил праотца Авраама, после чего Авраам дал Мелхиседеку «десятую часть из всего». Послание к Евреям, пользуясь искусным и распространенным в те далекие времена способом иносказательного толкования, усматривает в словах Писания таинственный, сокровенный смысл. Этот смысл, сокрытый от «внешних», открывается людям Церкви, верующим в Иисуса Христа, просвещенным Духом Святым. Вспомним слова Самого Иисуса Христа, сказанные Его ближайшим ученикам: «Вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах» (Мк 4,11), то есть остается загадочным.

Прочитанный нами отрывок из Послания к Евреям обращает наше внимание на такие подробности краткого библейского повествования о встрече Авраама с Мелхиседеком, которые поверхностному взгляду вряд ли вообще заметны, а углубленному взгляду в Сово Божие, открываются в их таинственной глубине. Во–первых, Мелхиседек благословил Авраама. Но благословение всегда дает вышестоящий, старший по своему положению. Следовательно, Мелхиседек стоял выше Авраама, хотя Авраам был основателем иудейского народа. Во–вторых, Мелхиседек взял с Авраама десятину, чем «доказал», что он не только выше Авраама, но и выше правнука Авраама Левия, который находился в чреслах Авраама в момент, когда тот платил десятину. Можно сказать, что Левий, которому иудеи платили десятину, в лице Авраама сам уплатил десятину Мелхиседеку. И мысль идет дальше: священники из колена Левия взимали десятину, основываясь на нормах закона, а Мелхиседек получил ее на иных, чрезвычайных основаниях, данных ему Богом не по закону смертной плоти, но по силе вечной жизни. Ведь левиты получали десятину как смертные; Мелхиседек же получал ее как живущий вечно. О вечной жизни Мелхиседека, правда, в Писании не говорится. Но в нем ничего не говорится также о родословной Мелхиседека, о том, когда началось или закончилось священство Мелхиседека, о том, когда он родился или умер. Следовательно, — делается вывод, — у него не было ни начала, ни конца дней: он и сейчас живет, и его священство длится вечно. Это и подтверждают слова псалма, обращенные к грядущему Мессии: «Ты священник вовек по чину Мелхиседека».

И вот, как Послание к Евреям обратило наше внимание на таинственную связь ветхозаветной истории о Мелхиседеке с евангельским откровением об Иисусе Христе, так и создатели круга праздничных литургических чтений обратили наше внимание на связь этих богословских размышлений Послания к Евреям с церковным праздником Сретения Господня. В истории, которая рассказана в Евангелии от Луки, и которая исполнена духовной символики, ветхозаветное священство в лице престарелого праведного Симеона встречается в Иерусалимском храме с Богомладенцем Иисусом. И священник благодарит Бога за исполнение обещанного откровения. Старец видит, что Младенец Иисус, «руце Симеоне благословивый», — обетованный Помазанник Господа, слава народа Израиля, свет язычникам и спасение всем людям. Младенец благословляет старца, ибо Он — больший, Он — старший. Законное храмовое священство уступает место Первосвященнику вечному, не в силу закона плотской заповеди поставленному, но в силу вечной Божественной жизни «Свободителя дашь наших, дарующаго намъ воскресение».

Успение Богородицы

⁵Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе:

⁶Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу;

⁷но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек;

⁸смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.

⁹Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени,

¹⁰дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних,

¹¹и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца.

Во дни, когда Церковь отмечает память Пресвятой Богородицы, за Божественной литургией читается отрывок из Послания к Филиппийцам святого Апостола Павла. Это очень известное место — гимн Иисусу Христу, гимн Боговоплощению и его спасительным следствиям. Бог явился во плоти, как Человек, как один из нас. Вочеловечение Бога было и остается совершенным откровением Бога людям, откровением в Слове Божием, в Слове не просто сказанном и даже не в Слове написанном, но в Слове, воплощенном в величайшей Личности, в Богочеловеке Иисусе из Назарета, родившемся от Девы Марии, жившем среди нас, учившем, страдавшем, распятом, воскресшем и вознесенном к небесному престолу, откуда Он и сошел на землю через Пресвятую Деву. Вот это, повернувшее весь ход мировой истории событие и отражает один из самых древних церковных гимнов.

Гимн делится на две части. В первой из них воспевается Иисус Хрисос как воплощенный Сын Божий, Который во образе Божий сый, то есть премирно существует в Божественной вечности и в Божественном величии, и Который не почитал хищением быть равным Богу, то есть не почитал для Себя чем–то чуждым то равенство Богу, которое надо было бы достигать праведным или неправедным усилием. Иначе говоря, Он был, есть и остается Богом. «Но, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2:9). — «Бог явился во плоти» (1 Тим. 3:16), Сын Божий уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек. Свободным волеизъявлением Он уничижил Себя, отдал Себя другим, отдал всем нам то, что принадлежало Ему, и чего у нас не было и быть не могло. Он принял на себя положение раба, сделался подобным человекам. Возможно, эти слова гимна у некоторых читателей вызовут недоумение. Разве Христос отказался от Своей божественности, погрузившись в полную страданий человеческую жизнь? Нет! Имеется в виду то, что Он, оставаясь Богом, отказался использовать свою Власть, присущую ему по божеству. Он сознательно и добровольно ограничил Себя, даже до смерти, и смерти крестной. Крестная смерть — крайнее проявление спасительного самоотречения живущего в небесной славе Господа. Именно смерть на Кресте Апостол Павел понимает как появление божественной силы и божественной премудрости (1 Кор. 1:24). В этом божественном «истощании» — решающее событие нашего спасения.

Как трудно понять и принять это людям, которые полагаются на успех, достигаемый земной властью и силой. Но Премудрость Божия не похожа на мудрость человеческую. Иисус Христос учил: «Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будем вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом. Ибо и Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10:42–45). Вот и апостольское чтение открывается словами: «В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе». Апостолу Павлу принадлежат также парадоксальные с точки зрения здравого смысла слова: «Когда я немощен, тогда силен» (2 Кор. 10:10), ибо Иисус Христос сказал ему о Себе: «Сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 10:9). В этих словах отзвук иной мудрости, не «мудрости» греха, а мудрости Божией.

Если первая часть гимна говорит о воплощении и спасительной смерти Иисуса Христа, то его вторая часть — весть о спасительном Воскресении и Вознесении Спасителя. «Бог превознес Его». Заметим: не просто «вознес», а «превознес». Иисус из Назарета стал Превознесенным! Такой необычайный статус в Ветхом Завете мог иметь только Бог. Ныне эта честь дана Христу. Она отражается также в дарованном Ему Имени, которое выше всех земных имен. Это может быть только Имя Божие. Человеку даровано Имя Божие, которому поклоняется всякое колено небесных, то есть ангелов, земных, то есть обитателей земли, и преисподних, то есть душ почивших. «И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков» (Откр. 5:13).

Всякий язык будет исповедать, что Имя Божие отныне неотъемлемо принадлежит Иисусу Христу, Сыну Божию и Спасителю. Имя это — Кириос,Господь! Когда же произойдет поклонение всех сил? Когда раздастся исповедание всех языков? Окончательно это произойдет в конце времен, когда для всех станет видима слава Иисуса Христа, и они присоединятся к исповеданию Иисуса Господом. Ныне же Его слава и владычество еще скрыто от мира. Только верующие знают, что со Христом уже произошла смена веков, уже пришло Царство Божие. Только верующие уповают на то, что сокрытое ныне, безграничное владычество Христа, однажды станет явным для всего мира в славу Бога Отца. Только верующие знают: «Если устами твоими будешь исповедывать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься» (Рим. 10:9).

Воздвижение Креста

¹⁸Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас спасаемых, — сила Божия.

¹⁹Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну.

²⁰Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?

²¹Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих.

²²Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости;

²³а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие,

²⁴для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость.

Мы слышим величественное Евангелие о Кресте. Пожалуй, в Писании Нового Завета нет другого, подобного ему Слова, которое с такой яркостью и силой выразило бы непостижимую, и в то же время действенную суть христианского Благовестия об Иисусе Христе распятом. Здесь — нервный центр, сердцевина Евангелия, тот узел, который не разрешается человеческой логикой, никакими мыслительными усилиями философов и ученых. Здесь Апостол Павел облекает в слова универсальную христианскую истину, побуждаемый к этому конкретной ситуацией. Так он поступает и в прочих своих посланиях: от конкретного к универсальному, от частного к общезначимому.

Коринфская церковь, к которой обращается Апостол, в то время находилась на грани раскола. Причиной разделений была человеческая гордыня, выражавшаяся в том, что одни христиане считали себя выше, лучше других. Они наивно и безосновательно видели себя достигшими совершенного духовного знания во Христе. Факт своего крещения они считали гарантией спасения, пропуском в Царство Божие. «Вы уже пресытились, вы уже обогатились, вы стали царствовать без нас» (4,8), — с горькой иронией пишет им Апостол. Сегодня мы сказали бы, что коринфяне, о которых идет речь, находились в состоянии «прелести», ложного религиозного энтузиазма и самодовольства. При этом решающую роль в их религиозных представлениях о себе играли понятия «силы» и «мудрости во Христе». Но, уповая на свою мнимую «силу» и «мудрость», они забывали о жестокой реальности Креста и не считались с неизбежным крестоношением в этой жизни, в этом мире. Всё с той же горькой иронией Апостол Павел напоминает им об этом: «Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии» (4,10).

Свою проповедь Апостол подчеркнуто называет «словом о Кресте»: «Я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого» (2,2). И это слово — юродство, безумие с точки зрения «мудрости мира», которому весть о Кресте должна казаться лишенным смысла абсурдом, потому что эта весть противоположна всем человеческим ожиданиям. О том, что человеческие потребности, планы, ожидания могут быть очень далеки от замыслов Божиих, говорили уже древние книги Писания, которые по памяти цитирует Апостол Павел: Бог посрамит «мудрость мудрецов» и «разум разумных», Он «знание их делает глупостью» (Ис. 29:14; 44,25). Где они, иудейские и эллинские мудрецы, книжники, участники богословских и философских диспутов? Слово о Кресте ставит под сомнение всю их человеческую мудрость. Апостол настаивает: спасение людям принесла не их самозваная и самодовольная мудрость, но не признанная и распятая ими на Кресте Премудрость Божия.

Согласно иудейским ожиданиям, Мессия должен был доказать своё мессианство знамениями божественного посланничества: Иудеe знамения просиятъ. Однако Спаситель оказался не сияющим победителем, но униженной, отверженной и распятой жертвой человеческой злобы и глупости. Исповедать такого Спасителя как Мессию должно было представляться невыносимым соблазном, почти богохульным скандалом. «Соблазн» по–гречески «скандал». Слово это означает западню, ловушку, несущую совращение и гибель. Крест вызывает противоречие и раздражение.

Ищущим же мудрости эллинам, которые в своей философии пытались проникнуть в сущность мироздания, весть о распятом Спасителе представлялась болезненным безумием. Почитать умершего на кресте преступника, — для «нормального» человека это должно было казаться нестерпимой дерзостью.

Иудеи и эллины у Апостола Павла выступают как представители всего неверующего мира. Они воплощают различные формы слепоты по отношению к Божественному откровению, к Вести о Кресте. Мир упустил Бога в Премудрости Божией на Кресте, ибо желал познать Его по масштабам своихрелигиозных ожиданий и своей мудрости. Но нам ясно также, что критика Апостола направлена не столько на неверующий мир, сколько на уверенных в своей силе и мудрости коринфских христиан, а тем самым и на нас. Иудеи и эллины — не другие, не внешние: они символизируют позиции, которые всегда существуют и внутри церкви. В самом деле: разве мы не видим и в нашей церкви, и в себе самих стремления нашими желаниями внешней силы, чудесных знамений, власти и успеха заменить призыв Спасителя: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16:24). Мы, как иудеи и эллины, тоже рискуем не признать и не познать мудрость Божию, если не принимаем всерьез Евангелие о Кресте.

Событие Креста во всей своей трагичности — доказательство силы и премудрости Божией, которая смогла преодолеть смерть и небытие. Ведь Крест Христов неразрывно связан с Христовым Воскресением. Без Воскресения Крест остался бы торжеством греха и бессмыслицы. Но без Креста Воскресение оказалось бы иллюзорным хэппи–эндом, не считающимся с полной страданий действительностью этого мира. Послание к Коринфянам открывается трагической Вестью: «Христос Распятый!», но завершает его радостная Весть: «Христос Воскресе!». И то, и другое — Весть Божественной Премудрости, и, следовательно, — Евангелие!

Вознесение Господне

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

⁶Тогда собравшиеся стали спрашивать Его, говоря: «Господи, неужели пришло время, когда Ты вернешь Израилю царство?». ⁷Он же сказал им: «Не вам знать времена или сроки, которые Отец установил Своею властью. ⁸Но когда на вас сойдет Дух Святой, тогда вы примете Его силу и будете Моими свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее, и в Самарии, и даже до края земли».

⁹И сказав это, Он был поднят, а они смотрели на Него. И облако подхватило Его, унося Его прочь от глаз их. ¹⁰И они продолжали взирать на небо, куда Он ушел. И смотри! — Два человека в белых одеждах предстали перед ними ¹¹и сказали: «Мужи Галилеяне! что вы стоите и смотрите на небо? Этот Иисус, вознесенный от вас на небо, придет таким же образом, каким Он на ваших глазах ушел на небо».

¹²Тогда они возвратились в Иерусалим с горы, которая называется Масличной и находится близ Иерусалима, на расстоянии субботнего пути.

В праздник Вознесения Господня читается Книга Деяний святых Апостолов Евангелиста Луки. Только этот Евангелист сообщает нам о Вознесении, причем дважды: в своем Евангелии (Лк. 24:50–53) и в Книге Деяний (Деян. 1:9–11). В последнем случае всего в трех стихах! Но они для Евангелиста имели очень большое значение. Сегодня мы далеко не всегда понимаем, почему уход Иисуса Христа с земли, на которой Он сорок дней после Своего Воскресения являлся Своим ученикам, почему этот уход празднуется как великое и радостное событие. Вспомним: в Евангелии говорится, что ученики Господа после Его отшествия на небо «возвратились в Иерусалим с великой радостью» (Лк. 24:52). Чтобы понять их радость, нам необходимо выяснить, какой смысл для людей того времени имело взятие человека на небо. Разумеется, сегодня мы не можем себе мыслить небо так же, как в первом столетии христианской эры. Но как бы «небо» ни мыслилось, в религиозном сознании оно было и остается сферой Божественного.

В античном мире вознесение или восхищение человека на небо означало его обожение, преображение смертного в бессмертного. Но в случае вознесения Иисуса Христа становилось ясно, что Он возвращается к той Божественной славе, которая принадлежала Ему изначально. Другими словами, Вознесение было не обретением, но подтверждением Его Божественности. И не только это.

Дело в том, что в Библии взятие человека на небо имело особый, а именно эсхатологический смысл. Предполагалось, что на восхищаемую личность возлагается особая задача перед концом века сего. Так, пророк Илия, был взят на небо и как бы ожидает своего возвращения. Господь говорит: «Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня» (Мал. 4:5). В Книге Откровения есть удивительное место, где тайнозритель Иоанн видит земное рождение Сына Божия. И в его видении Спаситель после Своего рождения от Жены, облеченной в солнце, как бы немедленно, минуя все события Его земной жизни, восхищается на небо: «И родила она Младенца мужеского пола … и восхищено было Дитя ее к Богу и престолу Его» (Откр. 12:5). Это говорит о том, что Вознесению придавалось значение, равновеликое Рождеству, ибо пребывание Иисуса Христа на небе, в вечности, осознавалось как гарантия Его эсхатологического возвращения в качестве Судии и Господа. Рассказы о Вознесении отражали радостный пасхальный опыт первых христиан. Этот опыт состоял в переживании живого присутствия распятого, воскресшего и вознесшегося Иисуса. После Вознесения Господа близость Воскресшего переживалась так сильно, что христиане могли исповедать: «(Он) открылся Сыном Божиим в силе» (Рим. 1:4), «Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени» (Флп. 2:9), «Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя» (Деян. 5:31). Это спасительное деяние Бога воспевали, о нем размышляли снова и снова, его провозглашали. Вознесение Христово придавало христианам уверенность в том, что Иисус не покинул их, но что Он — в вечности, а следовательно, всегда с ними. Из этой радостной веры Евангелист Лука и формирует свои высказывания о Вознесении.

Только три стиха текста. Но сколько искусной премудрости можно обнаружить в этих кратких строках!

Во–первых, мы замечаем, что в маленьком отрывке пять раз употреблены выражения, означающие «смотреть, видеть». Они призваны удостоверить в очевидности события. Здесь Лука заверяет в том, о чем говорил уже в начале своего Евангелия: он намерен сообщить только то, что «передали нам бывшие с самого начала очевидцами … Слова» (Лк. 1:2). Рассказ в Деяниях заверяет: Апостолы — очевидцы и, следовательно, будут надежными свидетелями и верными основателями предания.

Во–вторых, обратим внимание на облако, которое уносит Иисуса Христа. Разумеется, речь идет не о простом облаке. В наше время мы так далеко отошли от мировосприятия людей античного и библейского мира, что стали нечувствительны ко многим символам, которые так много говорили древним. Люди примитивного ума могут посмеиваться над «детской фантазией» рассказа о полете на облаке. Но и люди разумные далеко не всегда понимают суть религиозной символики. Облако — общечеловеческий древний символ и наглядный образ божественного присутствия, а также восхищения и обожения. Достаточно почесть рассказ историка Тита Ливия о Ромуле, которого облако восхитило в небо, после чего римляне стали поклоняться ему как богу. Так в языческом мире. А в Священно Писании? В нем облако — тоже один из важнейших символов. Вспомним Преображение, где облако Божественного присутствия осенило апостолов (Лк. 9:34–35). Вспомним Первое послание к Фессалоникийцам, где говорится о восхищении «на облаках в сретение Господу» (1 Фесс 4,17). Но самое главное — пророчество Даниила о Сыне Человеческом, грядущем на облаках небесных (Дан. 7:13), столь часто вспоминаемое в Новом Завете. При Вознесении облако уносит Иисуса Христа от взора Его учеников. Цель Его пути — небо, о котором трижды говорится в речи Ангелов. Это троекратное повторение придает их речи торжественный характер: «смотрите на небо», «вознесенный на небо», «ушел на небо» (Деян. 1:11). Там, на небе, Он будет пребывать до Второго пришествия.

В–третьих, замечательно появление ангелоподобных мужей. Да, это именно Ангелы, чтò выдают их белые одежды. Евангелист Лука искусно строит свой рассказ о двух Ангелах в истории Вознесения как параллель к своему же пасхальному рассказу о женщинах, которые пришли с ароматами ко гробу Господа Иисуса. Там, возле пустого гроба «предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих» (Лк. 24:4). Это тоже были Ангелы. Их двое. И это соответствует библейскому праву верного свидетельства (Втор. 17:6; 19,15).

Наконец, в–четвертых, пожалуй, самое важное в рассказе о Вознесении — сама речь Ангелов. Как и на гробе, они задают вопрос, который призван исправить неверное понимание события и неверное поведение. «Что вы ищете живого между мертвыми?», — спросили Ангелы женщин. «Что вы стоите и смотрите на небо?», — спросили они учеников. Как тогда женщинам, видящим пустой гроб, было сказано, что искать живого с мертвыми лишено смысла (Лк. 24:5), так и теперь говорится, что бессмысленно искать взором Того, Кто сидит ныне одесную Бога (Лк. 22:69), бессмысленно ждать его ныне. Чтò надо делать ныне, было только что заповедано Самим Иисусом. Ученики не должны стоять, смотреть на небо и бездеятельно ждать или размышлять о Втором пришествии и его сроке, но должны стать свидетелями и очевидцами Воскресшего, как только они примут Духа, Которого они должны нынеожидать в Иерусалиме, чтобы оттуда начать свой путь «до края земли». При этом нельзя забывать, что Господь в конце времен вернется. Второе пришествие Господа Иисуса, Сына Человеческого произойдет «таким же образом», каким произошло и Его вознесение, а именно, «на облаке» (Лк. 21:27). Вознесенный к Божественной жизни Иисус — вернется на облаках небесных как Сын Человеческий (Лк. 21:27), владычество Которого — «владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан. 7:14). В такой уверенности, будучи очевидцами и свидетелями, ученики и должны идти указанным им путем.

Великий Пост

Неделя (воскресенье) о мытаре и фарисее

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁰Ты же последовал моему учению, моему образу жизни, моим стремлениям, моей вере, великодушию, любви, стойкости ¹¹в гонениях и страданиях — таких, что постигли меня в Антиохии, Иконии, Листрах. Какие гонения я перенес! и от всех избавил меня Господь.

¹²Так и все, кто хочет жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы. ¹³А злые люди и обманщики, те будут благоденствовать, преуспевая во зле, вводя в заблуждение других и заблуждаясь сами.

¹⁴Ты же пребывай в том, чему научился и в чем удостоверился. Ты ведь знаешь, кем ты научен, ¹⁵к тому же тебе с детских лет знакомы святые Писания, которые могут тебя наставить в мудрости для спасения верою во Христа Иисуса.

Какое отношение имеет прочитанный отрывок Второго послания Апостола Павла к Тимофею к Неделе о мытаре и фарисее, когда этот отрывок читается перед соответствующей дню притчей из Евангелия от Луки? В этой притче противопоставляется самодовольство «праведного» фарисея покаянию грешного мытаря. Фарисеи, как мы знаем, пользовались очень большим успехом и уважением в иудейском народе. Но именно к этим набожным людям и уважаемым учителям народным обращены самые гневные слова Господа Иисуса Христа: «Берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лк. 12:1); «Горе вам, фарисеям!» (Лк. 11:42); «Горе вам, вожди слепые!» (Мф. 23:16). Именно эти превозносимые общественным мнением «праведники» преследовали, гнали и, по сути, привели к крестной смерти Праведника Иисуса. За что? Да за Его «новое учение со властью» (Мк. 1:27). Это учение было действительно абсолютно новым: оно радикально отрицало все привычные религиозные представления как иудейства, так и язычества, согласно которым человек своими жертвами всякого рода может заслужить благоволение Божие. Нет, Бог нам ничем не обязан. Он абсолютно свободен, не связан никаким законом, независим от нас, от наших дел и наших жертв. Ему не нужны никакие жертвы кроме одной–единственной — жертвы сердечной, веры в Него, спасающего Бога, любящего нас и ждущего нашей ответной любви. Таким образом, привычные представления были перевернуты с головы на ноги. Не человеческие дела являются причиной любви Божией к человеку, но любовь Божия к человеку, грешнику, является причиной его спасения, и вера в эту Евангельскую истину является основанием и движущей силой добрых человеческих дел, жизни по Богу во Христе Иисусе.

Это учение о Боге, Который спасает верующего, было квинтэссенцией проповеди Апостола Павла. Этому учению последовал Тимофей. Жизнь апостола Павла во Христе во всех ее проявлениях стала образцом для жизни его любимого ученика. Перечисляя те качества, которые воспринял верный ученик от своего учителя, апостол особое внимание останавливает на стойком перенесении испытаний, которые выпали на его долю. Книга Деяний сообщает, как он был изгнан из Антиохии Писидийской (Деян. 13:50), как ему под угрозой самосуда пришлось бежать из Иконии (Деян. 14:5–6), как в Листре его побили камнями и даже посчитали убитым (Деян 14,19). Эти города упоминаются по той причине, что юноша Тимофей происходил из тех мест и вполне мог быть очевидцем страданий и мужества Апостола. Тем более удивительна смелость Тимофея: он ведь хорошо видел, что может грозить христианину и, не поколебавшись, связал свою жизнь с апостолом Павлом.

Сам апостол не считает свой опыт страданий за веру исключительным, ибо «все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы». Подлинная жизнь по Христу не может не раздражать мир и, естественно, вызывает противодействие, иногда яростное и жестокое. Так было всегда. Все писания Нового Завета пронизывает эта мысль. Уже в своем самом раннем послании к Фессалоникийцам апостол Павел писал братьям: «Мы … предсказывали вам, что будем страдать, как и случилось, и вы знаете» (1 Фесс 3,4). Да и как иначе, если Сам Господь говорил о неизбежности гонений на Его последователей? «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир. Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас» (Ин. 15:18–20). Гонения неизбежны для тех, кто одновременно живет и в мире и во Христе. Об этом апостол напоминает Тимофею. Однако, «блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5:10). И апостол с благодарностью исповедует «Бога, воскрешающего мертвых, Который и избавил нас от столь близкой смерти, и избавляет, и на Которого надеемся, что и еще избавит» (1 Кор. 1:9–10). Свою благодарность он выражает, вспоминая слова так хорошо нам известного 33–го Псалма: Благословлю Господа на всякое время, выну хвала Его во устех моих… Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь…

Фарисеи имели внешний успех у народа, за ними шли тысячи и тысячи. Но они были слепыми вождями слепых. «А если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15:14). В иной исторической ситуации, уже не в иудействе, а в христианстве Апостол Павел похожими словами говорит о тех церковных лжеучителях, которые, сами пребывая в заблуждении, вводят в заблуждение других. Он называет их «злыми людьми и обманщиками», теми, кто ложь умеют представлять истиной. Подлинно благочестивые будут страдать в гонениях, а «слепые поводыри» будут благоденствовать, пользуясь тем успехом, какой будет иметь их проповедь лжи. Успех этим людям будет обеспечивать их стремление понравиться миру своим якобы благочестием. Они — «имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (2 Тим. 3:5). Поэтому мир ответит им своей сомнительной любовью. Но, — по словам св. Иоанна Златоуста, — «пусть тебя нисколько не смущает, если они благоденствуют, а ты подвергаешься искушениям»: их благоденствие на самом деле есть преуспеяние во зле, от плохого к худшему.

Напомнив Тимофею о том, чего тот уже достиг («ты последовал моему учению и жизни»), апостол призывает его не уклоняться с этого пути и оставаться верным всему тому, чему его учили: «Держись того, чему научился и в чем удостоверился». Непосредственно Тимофей был научен апостолом Павлом. Но источник этого учения, конечно, в Том, Кем был научен сам Павел. Так и в другом месте апостол призывает: «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор. 4:16).

Однако, как мы знаем из Книги Деяний, личность Тимофея сформировалась не только под влиянием учения и авторитета апостола Павла. Его близкие позаботились о том, чтобы он с детских лет изучал Священное Писание. Надо, конечно, помнить, что имеются в виду книги Ветхого Завета, так как Новый Завет еще не был написан. Разумение святых Писаний, по словам апостола, очень ценно, ибо они — боговдохновенный источник религиозной мудрости, которая умудряет и того, кто их изучает. И своей проповедью и наставлениями апостол сообщил Тимофею это разумение, «сняв для него покрывало, лежащее обычно на Ветхом Завете. С этого времени … Писание светило для него иным, лучшим и совершеннейшим светом» (св. Феофан Затворник).

Вдумчивое прочтение священных книг под руководством знающего учителя готовит неверующего человека к принятию веры, а верующего — к углублению его веры во Христа Иисуса. И, если апостол Павел придавал такое значение знанию книгам Ветхого Завета, насколько важнее все это по отношению к бесценным словам Нового Завета!

Нам остается только с сожалением признать, что в наше время окружающий нас мир стал равнодушен не только к чтению этой вершины человеческого духа, просвещенного Духом Божиим, но, кажется, и к чтению вообще. Неудивительно, что в таких условиях даже в христианскую среду возвращаются языческие суеверия и фарисейские настроения, вся та ложь, которая принимает вид благочестия, прикрываясь именем Христа, но далекая от силы Его Благой Вести о спасении.

Неделя о блудном сыне

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

^12 — «Мне все позволено!» — Но не все полезно. — «Мне все позволено!» — Но ничто не должно властвовать надо мною.

^13 — «Пища для чрева, и чрево для пищи. Бог же и то и другое уничтожит». — Но тело не для блуда, а для Господа, и Господь для тела. ¹⁴Бог же и Господа воскресил, и нас воскресит силою Своею.

¹⁹Или вы не знаете, что ваше тело — храм Святого Духа, Который в вас, Которого вы получили от Бога, и что вы принадлежите не себе? ²⁰ Ибо вы были куплены, за дорогую цену. Так прославьте же Бога вашим телом.

Неделя о Страшном суде (мясопустная)

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

⁸Не пища представит нас перед Богом. Если мы не едим — мы ничего не теряем, и если едим — ничего не приобретаем.

⁹Но смотрите, как бы эта ваша свобода не стала причиной падения слабых. ¹⁰Ибо если некто увидит, что ты, обладающий знанием, возлежишь за столом в каком–нибудь языческом храме, то совесть его, человека слабого, не «возвысится» ли так, что он тоже станет есть мясо, принесенное в жертву идолам? ¹¹И вот уже гибнет от твоего знания слабый человек, твой брат, за которого умер Христос! ¹²Но когда вы таким образом грешите против братьев и наносите удар их слабой совести, вы грешите против Христа. ¹³И потому, если из–за какой–то пищи падает мой брат, не буду есть мяса вовек, чтобы не быть причиной падения брата моего.

¹Разве я не свободен? Разве я не Апостол? Разве я не видел Иисуса, Господа нашего? Разве вы — не мое дело в Господе? ²Если для других я не Апостол, то для вас — Апостол, ибо вы сами — печать моего апостольства в Господе.

Апостол Павел уделяет значительное место такому вопросу, который, на первый взгляд, кажется не имеющим отношение к нашим дням. Вопрос был таким: Имеет ли право христианин есть мясо, приносимое в жертву языческим божествам? В те времена и при обычаях, царивших в языческом мире, этот вопрос фактически означал: Имеет ли право христианин есть мясо вообще? Нам такой вопрос кажется странным. Но в ранней Церкви он стоял очень остро. Недаром он обсуждается не только в Послании к Коринфянам, но также и в Послании к Римлянам, и в Книге Деяний святых Апостолов.

В таком городе как Коринф христианам трудно было избежать соприкосновения с языческими жертвенными культами. Чисто, так сказать, светского заклания или резания животных античность не знала. Эти действия всегда были связаны с языческими обрядами. Человек почти неизбежно вступал в контакт с жертвенными культами в самых разных ситуациях: покупает ли он мясные товары на рынке, участвует ли в семейных или профессиональных торжествах, которые часто совершались в языческих храмах, принимает ли частное приглашение в гости… Избежать участия в социальной жизни было очень трудно, особенно если человек занимал публичную должность или принадлежал к высшему кругу общества. Но большинство христиан принадлежало к низшим слоям, и тогда для них мясная пища вообще была малодоступной по причине нехватки средств. Тем более таких людей привлекали народные угощения, обычные в публичные праздники, когда народу раздавали мясную пищу. А она непременно была «идоложертвенной». В общем, в Коринфе вопрос о мясе был очень спорным. Что должен был делать христианин? Имел ли он право есть мясо, которое так или иначе было связано с жертвоприношением тому или иному языческому богу? Если для нас эта проблема представляет лишь исторический интерес, то для христиан Коринфа или любого древнегреческого города, она в значительной степени определяла всю жизнь и требовала решения.

Впрочем, если серьезно задуматься, и для нас поднятая апостолом проблема остается актуальной. Конечно, сегодня она не сводится к вопросу о той или иной пище. Вопрос на самом деле имеет более общий характер и встает перед верующим в любой исторической ситуации: В какой степени христианин может уподобляться своему нехристианскому окружению, принимать привычные для этого окружения обычаи, и когда он должен оказывать сопротивление и отстраняться? — Как же этот вопрос разрешает апостол Павел?

«Мы — люди грамотные», «мы обладаем знанием», — таким был лозунг свободомыслящих, либерально настроенных членов Коринфской церкви. Эти люди считали, что стоят выше всех этих ничтожных бытовых проблем. Апостол Павел противопоставляет такому либеральному «знанию» любовь: только любовь возвышает, только она созидательна, способствует сплоченности, прочности здания Церкви. «Знающие» смотрели свысока на других, на тех, кто все еще был подвержен колебаниям, сомнениям, представлениям о чистом и нечистом, всему тому, что «знающие» давно оставили позади себя. Таких христиан они пренебрежительно называли «немощными». «слабыми». А себя, соответственно, они называли «сильными». Апостол категорически утверждает, что такой вид знания действует негативно и деструктивно: «Знание надмевает, — пишет он, — а любовь назидает». «Надмевает», — буквально по–русски «раздувает», — подходящий образ для внутренней пустоты такой позиции. Те из коринфян, которые в своей напыщенной, чрезмерной самооценке хвалятся своим «знанием», на самом деле мало что понимают и знают. Они грешат против своих братьев, а тем самым и против Христа. Истинно «назидает», — буквально по–русски «созидает», — только любовь во Христе. Только она конструктивна. Она строит Церковь, а горделивое «знание» ее разрушает.

Боязливые, «слабые» коринфские христиане внутренне еще не смогли отрешиться от своего языческого прошлого, и все еще придавали языческому жертвенному мясу религиозное значение. Напротив, некоторые «сильные» демонстративно принимали участие в культовых трапезах, принимая приглашения на праздники в языческих храмах. Не исключено, что таким путем они хотели сделать для «слабых» что–то хорошее, желая помочь им рассеять их сомнения. Они хотели своим примером «возвысить» немощных братьев, поднять их над их «незнанием». Иногда под искусительным влиянием более свободных в этом отношении братьев колеблющаяся совесть «слабых» умолкала, и они по примеру «сильных» позволяли себе есть мясную пищу. Однако потом, когда их совесть снова подавала свой голос, они чувствовали себя оскверненными и страдали от этого. И получалось так, что «сильные» своим небрежным поведением подталкивали «слабых» к падению в собственных глазах, ставили их в опасное положение действовать против убеждений своей слабой, шаткой совести. Как пишет апостол, «сильные» «били» по совести «слабых», сбивали ее с толку. Наивно полагая, что они подают пример настоящей свободы и своим вольным поведением «возвышают», совершенствуют сознание и совесть своих «слабых» братьев, «сильные», — как указывает апостол, — не возвышали, а унижали братьев, принуждая их испытывать угрызения совести, чувствовать себя осквернившимися, согрешившими.

Да, «сильные» правы: сама по себе пища не прибавляет нам достоинства и не убавляет его. Да, «не пища представит нас перед Богом», но наши дела. Но так — только в отвлеченно–богословском отношении. В конкретной же ситуации, возникшей в Коринфе, именно дела «знающих» приводили к плачевным последствиям. Демонстративно выставляемое напоказ «знание», идущее не от любви, а от бесцеремонности, угрожало спасению «слабого» собрата, за которого пожертвовал Своей жизнью Христос. Апостол Павел использует аргумент из самой сердцевины христианской веры. Кто не понимает, не чувствует этого, тот грешит против Христа. Поэтому если пища становится косвенной причиной соблазна, «не буду есть мяса вовек», — с подчеркнутой резкостью пишет апостол, — не буду делать ничего, что может привести другого к падению, даже если я сам по себе имею право это делать. С предельной серьезностью Павел указывает на свое апостольское право так мыслить, так поступать и так учить.

Из прочитанного отрывка мы заключаем, что, во–первых, наше знание всегда ограничено. Во–вторых, собственную психологию и собственный опыт ни в коем случае нельзя без рассуждений переносить на психологию и опыт других людей. И если человек этого не понимает, то он жестоко ошибается, и его «знание» лишено главного качества — делать правильные выводы для отношений с другими людьми. Такое «знание» не только бесплодно, но и вредоносно.

Наконец, самое главное: Свобода без ответственности, диктуемой любовью во Христе, грозит выродиться в произвол и насилие, даже при внешне благих намерениях. В этом большой урок для всех нас в нашем повседневном поведении. Христианство — религия не Закона, но свободы. Однако истинная свобода, — о чем неустанно повторяет апостол, — возможна только в благодати Святого Духа. Дух же есть Дух любви, которая по определению не может существовать без свободного сознания долга перед ближним, без ответственности за его духовное благо.

Неделя сыропустная

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹¹И так вам должно поступать, ибо вы знаете, что срок пришел: настал уже час восстать вам от сна, ибо ныне спасение к нам ближе, чем когда мы пришли к вере. ¹²Ночь на исходе, и близок День. Отбросим же дела тьмы и облачимся в доспехи света. ¹³Будем жить благопристойно, как подобает днём: без гулянок и попоек, без блуда и разврата, без ссор и зависти. ¹⁴Но облачитесь в Господа Иисуса Христа, и заботу о плоти не превращайте в похоти.

¹Слабого же верой принимайте без споров о его сомнениях. ²Одному вера позволяет есть всё, а другой, слабый, ест только овощи. ³Кто ест всё, не презирай того, кто не ест, а кто не ест, не осуждай того, кто ест, ибо его принял Бог. ⁴Кто ты таков, чтобы осуждать чужого слугу? Лишь его господина касается, стоит тот или падает. Но он будет стоять, ибо Господь в силах поддержать его!

«Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего» (Рим. 12:2). Так Апостол Павел начинает ряд нравственных наставлений Послания к Римлянам. Они напоминают нам о Нагорной проповеди Иисуса Христа. Обновить ум означает принять новую и единственную заповедь — заповедь любви как исполнения всего ветхого закона. Но почему необходимо обновление нравственного сознания человека? Потому, что с приходом на землю Спасителя, с Его Воскресением «век сей» не просто явил свою несостоятельность (это было очевидно всем и всегда), но обнаружил свою «ветхость», ибо ему на смену пришел Новый век, Бог заключил с людьми Новый Завет. Это открылось последователям Христа. Они знают: уже пришел определенный в предвечном совете Божием срок, срок конца царству властям «века сего» и срок начала Царствия Божия. — Это и есть Евангелие, Благая Весть.

Вспомним, что первые слова Господа Иисуса Христа после Его Крещения возвестили Евангелие начала нового века: «Исполнился срок и приблизилось Царствие Божие» (Мк 1,4). Последние слова воскресшего Господа, сказанные Его ученикам на земле, возвестили Евангелие Его присутствия в Церкви «во все дни до скончания века» (Мф 28,20). И в последних строках книги Откровения, завершающей Священное Писание, восшедший на небеса Господь возвестил Евангелие свершения спасительного Царствия: «Ей, гряду скоро!» (Откр 22,20).

Мысль о завершении века сего и начале нового века составляет ядро всех писаний Нового Завета. Когда апостол Павел говорит о христианской «надежде на Господа нашего Иисуса Христа» (1 Фесс 1,3), он говорит об ожидании конца века сего, когда произойдет Второе Христово пришествие. Когда он пишет о стенаниях всей твари в надежде, что она, тварь, «освобождена будет от рабства тления в свободу славы детей Божиих» (Рим 8,20–21), он пишет о томительном ожидании того же «светопреставления». Наконец, когда Иисус Христос даёт заповедь молиться, то ведь молитва «Отче наш» — о том же самом: «Да придет Царствие Твое» (Мф 6,10). Разумеется, во всех этих случаях речь идет не о простом обрыве бессмысленного потока мировых событий. Завершение, о котором радостно возвещает Евангелие, есть разумная конечная цель мировой истории.

Как провозглашает сегодня Апостольское чтение, ныне эта спасительная цель к нам ближе, нежели когда мы уверовали. Но когда мы вдумываемся во все эти восторженные слова, призывающие и воспевающие смену веков, мы поражаемся разнице в мироощущении христиан той далекой евангельской поры и современных верующих. Если первые были исполнены надежды на конец века сего и призывали его, то последние исполнены страха перед этим космическим событием и стараются всячески отогнать от себя даже самую мысль о нем. Это заставляет нас задуматься над нами самими, над нашей верой.

Разумеется, современному человеку трудно, даже невозможно представлять себе «конец света» в тех же традиционных апокалиптических образах, в каких представляли его себе люди далекой древности. Ведь о физической природе нашего мира мы знаем сегодня неизмеримо больше, чем люди той поры. «Век сей» расширил в нашем сознании и опыте свои пределы до миллиардов световых лет в пространстве и во времени. Бездны межгалактических далей, бездны микромира, — как все это далеко от наивных космологических представлений античного мира! Чтобы ВСЁ ЭТО исчезло или преобразилось «вдруг, во мгновение ока, при последней трубе» (1 Кор. 15:52)? — Нет, современному человеку надо совершить насилие над собою, чтобы эту картину воспринять буквально, а не истолковать ее каким–то иным, более приемлемым для него образом.

«Конец света» в разные исторические эпохи представлялся людям в самых разных, — и при этом устрашающих, — образах: то как эпидемия чумы, опустошающей население целых стран; то как истребительная война; то как гибель той или иной империи; то как природная катастрофа, вызывающая голод смерть или разрушение. Но все эти локальные и временные гибельные события — не то, о чем возвестило нам Слово Божие. Они суть бесчисленные знамения конца, но не конец. Но что же такое конец века сего? И почему первые христиане ждали его с надеждой, последующие христиане ждали его с ужасом, а современные стараются вообще о нем не думать? Да потому, что в сознании большинства современных людей это событие связано с устрашающей мыслью о смерти. И все природные и социальные катаклизмы, все индивидуальные катастрофы — только бесчисленные имена, которые носит смерть, эта бездонная загадка человеческой жизни.

Расширение наших знаний о «веке сем», то есть об окружающем мире, ничего не меняет в сущности этого мира. Со времени грехопадения он был и остается полон угроз нашему существованию. Все эти бесконечности пространств и времен, все эти начала и силы, высоты и глубины (Рим. 8:38–39) похищают у нас бесценный дар Божий, нашу жизнь, сотворенную по образу Божию. Они полагают пределы нашей свободе. Они заставляют нас страдать и умирать. Но беда человека не только в этом. Разрушительные силы действуют не только извне, но также изнутри человека, из его необновленного «ума». Страсти и похоти разъедают человека, делают его пленником и так же, как и внешние силы, ведут его к гибели. Но если космические силы и законы принципиально неподвластны человеческой воле, то внутри себя человек может вступить в схватку с разрушительными силами зла. Однако для этого необходимы два условия. Во–первых, он должен иметь надежду на успех. Во–вторых, он должен укрепиться, обрести силу для борьбы. И то, и другое не в силах самого человека, но даровано ему свыше Воскресением Христовым. Апостол Павел, используя всем понятные библейские образы ночи и дня, тьмы и света, пишет о том, что свет Воскресения Христова, которое и есть спасительное завершение человеческой истории, завершение жизни всех людей и каждого отдельного человека, — что этот свет наступающего Дня излучает свет в нашу жизнь. Этот свет просвещает нас в ночи века сего. Христианская весть о Воскресении уверенно и утешительно дарует нам надежду на обретение нами нашей жизни в ее совершенстве и полноте наперекор смерти и всем ее угрозам. Но в дополнение к уверенности и надежде нам дано также «оружие света». В крещении мы облекаемся во Христа, в таинстве Святой Евхаристии мы снова и снова обновляем это прекрасное облачение, эти духовные доспехи, которые придают нам силу в борьбе со страстями и похотями. И вот уже Апостол Павел может радостно воскликнуть: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Флп. 4:13).

Тот, кто верит и надеется, тот уже сейчас и здесь начинает жить в свете Царствия Божия, жить жизнью полной, осмысленной, устремляющейся к своей конечной цели. Тот не станет отгонять от себя мысль о конце века сего, но, видя в нем новое начало, будет носить в себе эту мысль как светильник, как драгоценную жемчужину надежды. Христианская надежда — семя вечной жизни. В Господе Иисусе Христе человек живет уже не в этом мире, не в «веке сем», в котором он должен умереть и исчезнуть. В Иисусе Христе человек уже живет на небе, в предвосхищении радостного Дня Господня, залитого Божественным светом.

1–я неделя Великого Поста

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

²⁴Верою Моисей, став взрослым, отказался называться сыном дочери фараона. ²⁵Кратковременным наслаждениям греха он предпочел страдание с народом Божиим ²⁶и поругание Христа он счел богатством бóльшим, чем сокровища Египта, ибо свой взор он устремлял на воздаяние.

^32 И что еще сказать? Ведь никакого времени не хватит мне рассказывать о Гедеоне, о Вараке, о Самсоне, о Иеффае, о Давиде, Самуиле и о тех пророках, ³³которые верою побеждали царства, вершили правосудие, получали обещанное Богом, заграждали пасти львов, ³⁴гасили мощь огня, избегали острия меча, вставали в силе из немощи, становились крепкими в бою, обращали в бегство полчища врагов. ³⁵Некоторые женщины обретали своих мертвых сыновей воскресшими. Другие же были замучены, отказавшись от предложенного им избавления, чтобы встретить лучшее воскресение. ³⁶Иные терпели издевательства и бичевания, иные — оковы и темницу. ³⁷Их побивали камнями, перепиливали пилами, убивали мечом; они скитались в овечьих и козьих шкурах, терпели лишения, гонения и муки, — ³⁸и это те, которых не был достоин мир! — блуждали по пустыням и горам, пещерам и ущельям.

³⁹И все они, имевшие столь доброе свидетельство за веру, не получили обещанного, ⁴⁰поскольку Бог, предусмотрев нечто лучшее для нас, не пожелал, чтобы они без нас достигли совершенства.

¹Вот почему и мы, окруженные таким великим облаком свидетелей, как участники предстоящего нам забега, давайте же сбросим с себя лишний груз и путы греха, чтобы упорно бежать, ²взирая на Зачинателя и Завершителя веры, на Иисуса, Который ради ожидающей Его радости претерпел крест, презрев унижение, и сидит теперь одесную престола Божия.

Длинный ряд впечатляющих образов ветхозаветных свидетелей веры в Единого Бога и Его Правду проходит перед нашим мысленным взором, когда мы слушаем слова апостольского чтения на день Торжества Православия. Ряд, начинающийся Моисеем, и завершающийся, после упоминания героев библейской истории, Иисусом Христом. Нигде так не уместно это чтение, как в храмах Русской Православной Церкви, давшей в XX веке великий сонм новомучеников и исповедников. И да станут они для нас примерами, ничем не уступающими перечисленным библейским героям.

Действительно, бывают такие кризисные периоды в истории Церкви, когда христианин напрямую стоит перед выбором: пострадать за Правду Божию или стать отступником, сохранив себе жизнь. Не станем осуждать людей, не выдержавших это испытание: судья им — Господь. Задумаемся лучше о других вопросах, которые ставит перед нами сегодняшнее чтение. Первый вопрос: Что есть та Правда Божия, за которую страдало и умирало неисчислимое множество ее свидетелей? Второй вопрос касается лично каждого из нас. «Бл=же1ни и3згна1ни пра1вды ра1ди: э4кw тё1хъ e4сть црcтвiе нбcное». Но меня никто не гонит, никто не мучает и не убивает только за то, что я христианин. В чем же должно состоять мое подражание тем высоким образцам, о которых шла речь?

Правда Божия — тот спасительный порядок, который Бог Творец предусмотрел для сотворенного Им мира и человечества. Для большинства мучеников и исповедников ветхозаветной истории эта спасительная Правда Божия заключалась в тех религиозных, культовых и нравственных требованиях, которые были даны в Откровении праотцам веры в Единого Бога, а впоследствии запечатлены в Законе с его заповедями. Верить в Бога, поклоняться только Ему, полагаться на Его верность Завету, исполнять Его заповеди и означало жить по Правде. Насколько трудно было это делать, показывает вся история Израильского народа. Небольшой народ Ветхого Завета был окружен морем языческих народов, огромным миром с его искушениями и соблазнами. Бога никто никогда не видел. А языческие боги и всевозможные идолы — вот они, здесь. Их видно, они ощутимы. Вот истуканы и амулеты, исцеляющие и приносящие удачу. Вот небо, полное светил, которые руководят судьбой. Вот огнедышащие вулканы и потоки вод, грозящие гибелью, если им не принести жертву умилостивления их гнева. Вот великий фараон, Сын Неба, Владыка земли и Отец всех народов. Его милость греет как солнце, а гнев его страшен… А Правда Божия, где она? Где обещанное Богом спасение?

В новозаветную эпоху ветхая вера в Бога находилась в кризисе. Время шло, но никаких признаков исполнения обетований, осуществления Правды, никаких видимых знаков спасения от скорбей и бедствий этого мира не наблюдалось. Невольно возникал искусительный вопрос: а есть ли эта Правда? Праведен ли Бог? И если Правда есть, то почему она бессильна в этом мире? И все древние мученики, все свидетели веры «не получили обещанного». У них была героическая вера, но сколь прискорбна была их судьба! Ведь они «не имели надежды», о чем с печалью в одном из своих посланий пишет апостол Павел (1 Фесс 4,13), и уходили из жизни так же, как их гонители и мучители, «не получив обещанного».

Но в это кризисное для веры время надежда пришла в мир, ибо «Бог предусмотрел для нас нечто лучшее». Небесная надежда пришла с явлением спасительной Правды Божией в Иисусе Христе, Распятом и Воскресшем. Правда явлена, засвидетельствована апостолами, Церковью, новыми Священными Писаниями и новым сонмом свидетелей–мучеников. Эта Правда для нас запечатлена не в мертвой букве Закона, как это было для мучеников Ветхого Завета, но в живой Личности Господа и Спасителя, в Новом Завете с Богом. Не в словах, на камнях или на бумаге начертанных, но в Слове Божием воплощенном и вочеловечившимся, вписанном в наши сердца Духом Святым. Духом, Который одаривает нас не только верой в невидимое, но и надеждой, и, главное, любовью к тому, что ощутимо и видимо.

Ободряющий и вдохновляющий урок сегодняшнего апостольского чтения в утешительном напоминании: у христианина в жизни есть засвидетельствованная цель, на которую он устремляет взор своего сердца. Он не просто прогуливается по тропинкам жизни, к вечеру возвращаясь к тому месту, откуда он вышел утром. Христианин имеет цель — в сияющей вечности христоподобия. Поэтому каждый из нас должен время от времени задавать себе вопрос: продвинулся ли он дальше? не сбился ли с пути?

Более того, нам говорится, что жизнь христианина — не просто спокойное продвижение к цели. Его жизнь сравнивается с подвигом атлета, который участвует в трудном забеге, изо всех сил бежит к финишу. «Будем упорно бежать в предстоящем нам состязании», — таков буквальный перевод последних строк нашего отрывка. Возникает образ переполненного стадиона. За бегунами наблюдает бесчисленное «облако свидетелей», то есть тех, кто засвидетельствовал свою веру во Христа, они уже завоевали победные венцы и теперь смотрят с небес, на нас, являясь свидетелями наших свершений. Они вдохновляют и подбадривают нас. Спортсмен удвоит свои усилия, если будет знать, что за ним наблюдают не просто зрители на стадионе, но сочувствующие ему победители трудных соревнований.

В жизни всегда есть помехи и неудачи на пути веры. Наша задача избавиться от всего лишнего и ненужного, мешающего нам в нашем «беге»: от наших вредных привычек, потворства своим слабостям, лени, уныния, тянущих назад воспоминаний. Спортсмен должен бежать налегке. Поэтому нам дается простой совет: сбросим с себя лишний груз и мешающие нашему бегу путы греха.

Однако сколь трудно это бывает — избавиться от своих слабостей. Для этого нужна активная решимость, нужна дисциплина, самообладание, нужно упорство. Не пассивное терпение, как это, к сожалению, передано в традиционных переводах, но именно активная решимость, проявляющаяся в действии, требующая напряжения сил и упорного труда над собой. Эта стойкость, эта решимость — наш лучший ответ на один из великих даров Святого Духа, на дар надежды, надежды на Господа Иисуса Христа. Именно в решимости, в стойкости, в работе над собой и заключается подражание высоким образцам веры в нашей будничной жизни, когда от нас не требуется чрезвычайных усилий и внешних подвигов. Внешние подвиги — исторические вершины и указующие путь маяки. Их очень много, и все–таки путь большинства проходит не по вершинам, а по широким долинам, в которых так легко заблудиться.

Мы, христиане, в жизни не одиноки, с нами чудесным образом всегда пребывает Иисус Христос, воспринятый нами в крещении. Он — и Зачинатель нашей веры, и наш спутник в пути, более того, проводник, ведущий нас к цели. Чудо жизни христианина заключается также в том, что он устремляется к цели в окружении сонма святых свидетелей, отрешившись от всех идолов и кумиров, и всегда взирая на Того, Кто уже достиг цели. Он — Завершитель нашей веры, Который, разорвав узы смерти, восшел на небеса, проложил нам путь и теперь ждет нас, когда мы, не оглядываясь назад и простираясь вперед, тоже достигнем цели нашей веры, почести вышняго звания божия во Христе Иисусе (Флп. 3:14).

2–я неделя Великого Поста

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁰И сказано еще: «Ты, Господи, в начале землю основал,и небеса — дела Твоих же рук. ¹¹Они погибнут, Ты же остаёшься.И станут все как ветхая одежда, ¹²И как накидку Ты свернешь их, И как одежду поменяешь. Но Ты всё тот же, и Твои годы никогда не прекратятся».

¹³Но кому из Ангелов Он когда–либо сказал:«Сиди одесную Меня, доколе врагов Твоих не положу подножием ног Твоих»?

¹⁴Разве все они не служебные духи, которых Бог посылает служить тем, кому предстоит наследовать спасение?

¹Вот почему нам должно еще крепче держаться того, что мы услышали, не то нас может унести течением. ²Ведь если слово, возвещенное через Ангелов, вступило в силу, так что всякое преступление и непослушание получало справедливое возмездие, ³то как избежим его мы, пренебрегая столь великим, нашим спасением, которое сначала возвестил Господь, и истину которого нам подтвердили Ему внимавшие?!

Все мы понимаем слово «религия» как ту или иную форму веры в существование Бога (или, как у язычников, — богов), веру в существование высших сил. Но мы понимаем также, что понятие «религия» означает не просто пассивную веру или совокупность неких представлений, но и определенную связь с высшими силами, то есть такие действия, которые образуют систему поклонения, обрядов, организованную систему культа. Да и само слово «религия» содержит в себе мысль об этом, так как оно и означает «соединение, связь». А всякая связь осуществляется через средства связи. В нашем земном быту это транспортные, телефонные, почтовые и прочего рода средства связи, требующие определенных знаний, умений, действий и затрат. В религиозной жизни связь с высшим миром тоже всегда осуществлялась сложной системой культовых действий, требующих знаний, умений, напряжения воли и затраты немалых сил и материальных средств.

Так принципиально было, есть и будет во всякой религии кроме одной — христианства как веры в Бога, явленного нам в воплощении Сына Божия, в Иисусе Христе. Там, где Богочеловек Иисус Христос утверждал, — а в Своем Воскресении, Вознесении и ниспослании Святого Духа доказал, — что Он и Отец — одно (Ин. 10:30); там, где Он учил: «Видевший Меня видел Отца» (Ин. 14:9), где Он учил о непосредственном пребывании верующих в Нем, и Его пребывании в них: «Я есмь лоза, а вы ветви» (Ие 15,5), — там принципиально не требуется иного Посредника между людьми и Богом кроме Самого Иисуса Христа. С Ним же и друг с другом искренняя вера и любовь объединяет нас в единое Тело Христово: «Ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28).

Сын Божий Иисус Христос — единственный Посредник между людьми и Богом. Всё Послание к Евреям — об этом. Сын Божий выше всех других посредников: пророков, ангелов, законодателя Моисея, всего священства Ветхого Завета! Все прежние религии, — даже такая возвышенная как откровение Ветхого Завета, — лишь обещали нам спасение, а Он — принёс. Оттого мы и называем откровение в Иисусе Христе Новым Заветом, новым союзом с Богом: «древнее прошло, теперь всё новое» (2 Кор. 5:17).

В прочитанном отрывке из Послания к Евреям говорится о превосходстве Иисуса Христа над ангелами. Сегодня нам это кажется излишним. Но мы должны учесть, что вера в ангелов занимала особое место в религиозной жизни той далекой эпохи. Недоступность Бога приводила к мысли о необходимости посредников для связи с Богом. Посредники должны быть существами, имеющими доступ как к людям, так и к Богу. Такими посредниками представлялись ангелы. Это через ангелов Бог извещает людей о Своей воле. Это ангелы относят к престолу Божию молитвы людей. Никаких прямых контактов между Богом и человеком быть не может. Во времена между Ветхим и Новым Заветами возникло множество различных представлений о природе ангелов, этих духовных существ, составляющих окружение Бога. Они нематериальны, бессмертны, неизменны, они не едят, не пьют, не размножаются. В силу своей близости к Богу ангелы знают неизмеримо больше людей. Все эти, часто произвольные, представления вели к опасности того, что ангелы, как существа более высокого по сравнению с людьми уровня, станут восприниматься не только как посредники между людьми и Богом, но и как объекты религиозного поклонения. Так оно и было в некоторых еретических движениях иудейства и даже христианства. Уже в Послании к Колоссянам апостол Павел предостерегает от религиозного почитания ангелов (Кол. 2:18). А Книга Откровения Иоанна Богослова описывает ситуацию, когда Иоанн пал к ногам ангела, чтобы поклониться ему: «Но он сказал мне: смотри, не делай сего; я сослужитель тебе и братьям твоим, имеющим свидетельство Иисусово; Богу поклонись» (Откр. 19:10; 22,8).

Так и Послание к Евреям, цитируя Псалмы Давида, доказывает, что Иисусу Христу отведено место намного выше, чем какому–либо ангелу. Он — Сын Божий, они — слуги Божии, «духи, которых Бог посылает служить тем, кому предстоит наследовать спасение». Одну из своих важнейших задач служения, по верованиям того времени, ангелы исполнили, принеся Израилю от Бога откровение Закона, который был «преподан через ангелов, рукою посредника», то есть Моисея (Гал. 3:19). Но Закон был дан «до времени пришествия семени», то есть Иисуса Христа, Который принес не Закон, а Евангелие Царствия Божия. Вот первые слова Его публичной проповеди: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:15). Где Иисус — там и Царствие Божие. Где Его нет — там царство греха и смерти. Закон обличал людей в их греховности, звал к избавлению от греха, но избавить от него не мог. Иисус Христос возвестил спасение и принес спасение. Поэтому Евангельское слово спасения, возвещенное Господом Иисусом, бесконечно важнее слова Закона, возвещенного ангелами. До нас спасительное слово дошло через апостолов Христовых, которые услышали это слово из уст Самого Господа и возвестили его «в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли» (Деян. 1:8).

Бесконечная важность Евангельской вести взывает к нашей серьезной ответственности. Ведь на карту поставлено наше спасение. В Послании к Евреям это выражено образно. Житейское море, или поток, своим течением постоянно грозит увлечь судно нашей жизни в грех, в пустоту, в бездну. Поэтому мы должны не спать, но крепко держаться верного курса к спасительной гавани вечной жизни, возвещенной нам Евангелием Христовым.

Так что же святые ангелы, эти «умные силы», как они называются в святоотеческой письменности? Что ж, эти сущности, неизменные в своей благости, достойны нашего почитания, ибо они даны нам Богом в помощь. Они — наши верные друзья. Почитания, но, — и этого не надо забывать, — не поклонения, чтобы не впасть нам в язычество. Они посланы для служения наследникам спасения. И это поднимает вопрос: Все ли наследники? Согласно древним нормам естественного права (а именно их имеет в виду Писание) наследником невозможно стать. Наследником надо быть, таковым родиться. А потому не все — наследники спасения, но верующие, заново родившиеся в крещении от Духа Святого. «Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божии. А если дети, то и наследники, наследники Божии, сонаследники же Христу» (Рим. 8:16–17).

Но и наследства можно лишиться. Бог верен, люди же бывают очень неверными. Отсюда строгое предупреждение, которое звучит в сегодняшнем апостольском чтении: если преступление Закона влекло за собою заслуженную кару, то сколь многим рискует человек, пренебрегая своим спасением?! Конечно, лишь немногие уверовавшие во Христа люди, сознательно и радикально отступают от Него. Скорее всего, вера таковых была не настоящей. Но сколь много таких христиан, вера которых постепенно становится прохладной, и которых житейские потоки уносят от Христа изо дня в день все дальше. Вот оттого мы и прибегаем постоянно к помощи и святых ангелов и, главное, Святого Духа, посланного нам Господом, которого и призываем помогать нам в нашей немощи и нашем маловерии: «Прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша». Аминь.

3–я неделя Великого Поста

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁴Итак, имея великого Первосвященника, Который прошел через небеса, Иисуса, Сына Божия, — будем крепко держаться нашего исповедания. ¹⁵Ведь наш Первосвященник — не тот, кто не может сострадать нашим немощам, но Тот, Кто, как и мы, испытал искушение во всём, но не согрешил. ¹⁶Поэтому мы можем смело приступать к престолу благодати, чтобы, находя милость и благодать, получать своевременную помощь.

¹Ведь всякий первосвященник берется из среды людей, и поставляется посредником людей в их отношениях с Богом, чтобы приносить Ему дары и жертвы за грехи. ²Он может с терпением сочувствовать тем, кто пребывает в неведении или заблуждается, потому что и сам он в немощи со всех сторон ³и по этой причине должен приносить жертвы как за грехи народа, так и за свои собственные. ⁴И такую честь никто не присваивает себе сам, но призывается Богом, как и Аарон.

⁵Так и Христос не Сам прославил Себя, став Первосвященником, но прославил Его Тот, Кто сказал Ему:

«Ты — Сын Мой, сегодня Я породил Тебя».

⁶Так и в другом месте Он говорит: «Ты — священник вовек по чину Мелхиседека».

Одна из важнейших идей Послания к Евреям — первосвященство Иисуса Христа. В нем излагается сущность и условия священнического служения.

Всякий священник несет на себе обязанность быть представителем народа перед Богом, или, иными словами, выступать как посредник и ходатай перед Богом от лица народа Божия. Грех отдалил и постоянно отдаляет людей от Бога, в Котором — источник жизни и самого бытия. Грех пролагает пропасть между Богом и людьми. Священник же своим служением призван как бы перебрасывать мост через эту пропасть и вводить людей в присутствие Божие, приближать их к небесному «престолу благодати». Иисус Христос, будучи не простым священником, но великим Первосвященником, преодолел эту пропасть, Он «прошел через небеса», и тем самым проложил нам путь от земли к престолу Божию. Так исповедует наша вера, и в этом исповедании выражено наше упование на спасение. Кто из грешных людей способен подняться на небо, приблизившись к Богу? Разумеется, никто. Но Иисус Христос — не простой священник из людей. Он — великий Посредник, выше всех прочих посредников — ангелов, священников из рода Аарона, выше законодателя Моисея, ибо он — Сын Божий, божествен по Своему рождению и сущности.

Но если бы Иисус Христос имел только божественную природу, Он не мог бы отвечать самому понятию о посредничестве. Ведь всякий посредник должен быть причастным обеим сторонам отношений. Ветхозаветный священник лишь отчасти обладал таким свойством. Он был человеком и, естественно, был отягощен всеми человеческими немощами, корень которых в грехе Адама. Именно поэтому земное ветхозаветное священство, равно как и всё возвышенное храмовое богослужение с его жертвами было лишь тенью Первосвященства истинного, земного и небесного одновременно. Если бы Иисус был только Богом, то Он не мог бы сострадать нам в наших немощах. Сама мысль о том, что Бог способен страдать или сострадать была абсолютно чужда иудейскому богословию. Привычное для нас представление о Боге как о любящем Отце вошло в мир вместе с проповедью Самого Иисуса Христа. Во время Его земной жизни такое представление было новым и революционным. Ведь основная идея о Боге в иудействе заключалась в том, что Он свят, то есть абсолютно отличен от людей и от всего земного. Представить себе, что Богу могут быть свойственны человеческие переживания и чувства, было невозможно. Такая мысль казалась «соблазном» (1 Кор 1,23). Не иначе дело обстояло и в эллинской религиозной мысли, которая главной особенностью Бога называла «апатию», то есть полное бесстрастие. Божество стоит выше всяких чувств, и в этом его блаженство. Поэтому эллинам мысль о божественном сострадании людям казалась «безумием».

Но Иисус был не только Богом, но и человеком, во всем подобным нам, за исключением греха. Когда в прочитанном тексте говорится о том, что Он подобно нам, простым людям, «был искушен во всём», но не согрешил, то имеются в виду не столько те или иные нравственные, этические искушения, которым мы подвергаемся на каждом шагу. Речь идет об основном, принципиальном искушении, то есть об испытании, когда под сомнение ставится сама вера человека. Предполагается библейское, Адамово искушение отречься от жизни по вере, искушение отпасть от Бога. Однако, само вочеловечение Сына Божия в мире греха и искушений, сама солидарность Его с искушаемыми грешниками состояла в неизменном послушании Сына Богу Отцу. Иначе говоря, сама подверженность Иисуса Христа искушениям парадоксальным образом свидетельствовала о единстве Сына с Отцом. Это то, что в другом месте Апостол Павел называет премудростью Божией, которая ограниченному земному сознанию представляется безумием.

Таким образом, Иисус Христос отвечал всем условиям истинного Посредника между людьми и Богом. Он был един с Богом, Божествен по природе, и одновременно, как Человек, солидарен с грешным, страдающим и искушаемым человечеством. В Нем Бог явил Себя как любящий Отец, способный к сострадательному милосердию, понимающему сочувствию и спасительной благодатной помощи.

Развивая учение о первосвященстве Иисуса, Послание к Евреям перечисляет основные особенности ветхозаветного священника. Во–первых, священник избирается из людей для служения Богу, являясь связующим звеном между Богом и людьми. Служение священника состоит в принесении даров и жертв за грехи людей. Специально указывается на те категории грешников, за которых приносятся жертвы. Это те люди, которые совершают грехи по незнанию или в заблуждении. Таково было убеждение Ветхого Завета: жертвой могли быть искуплены лишь грехи, совершенные по неведению. Грехи, совершенные преднамеренно и сознательно, не могли быть искуплены жертвой. То есть грех по незнанию простителен, а грех сознательный — нет. Правда, исключение делалось для сознательного греха, за которым следовало искреннее раскаяние. Вот и Послание к Евреям тоже говорит: «Если мы, получивши познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи» (Евр. 10:26). Это суровое предостережение нам христианам, ибо по слову апостола Петра, суд начнется не с не верующих, не с не ведающих о Христе и Его Евангелии, но «с дома Божия; если же прежде с нас начнется, то какой конец непокоряющимся Евангелию Божию?» (1 Петр. 4:17).

Во–вторых, священник должен быть един с народом. Он должен сочувствовать людям, потому что и сам он слабый, искушаемый немощами человек. В оригинале стоит образное слово, которое означает, что священник, как и прочие люди, как бы одет в немощи, как в обтягивающее его платье. В силу своей греховности и немощи священник (напомним, что речь идет о ветхозаветном священстве) должен принести сначала жертву за свои собственные грехи, прежде чем принести ее за грехи других.

В–третьих, хотя священник берется из народа, он не народом избирается. И уж, конечно, не сам себя поставляет на столь высокое служение. Священничество — не работа, но сан и честь, к которой призывает Бог. Пастырская служба — не должность, но призвание. Приводится образец такого призвания Богом — Аарон.

Всем этим условиям отвечает священство Иисуса Христа. Во–первых, Он — Человек. Во–вторых, «Он должен был во всем уподобиться братьям, чтобы быть милостивым и верным Первосвященником перед Богом» (Евр. 2:17). В–третьих, Он не Сам Себя поставил на славное и почетное служение, но был поставлен Богом. Слова мессианского псалма: «Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя» (Пс. 2:7) напоминают нам о гласе с небес (Мк. 1:11), провозгласившем Иисуса Спасителем и Мессией.

Однако при этом Послание нам напоминает, что Иисус Христос — не просто Человек, но Сын Божий, Богочеловек. Поэтому, хотя Он Своими немощами и подобен Своим братьям–людям, но был и остается без греха, а следовательно, в отличие от ветхозаветных священников, не должен был приносить жертву за Самого Себя. Наконец, цитируя другой мессианский псалом, Послание к Евреям указывает на исключительность, экстраординарность священства Иисуса Христа. Он — Священник не временный, но вечный, поставленный Богом не по обычаю, установленному для грешных людей, но «Священник вовек по чину Мелхиседека» (Пс. 109:4).

4–я неделя Великого Поста

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹³Когда Бог давал обетование Аврааму, то, не имея никого выше Себя, кем Он мог бы клясться, Он поклялся Собою, ¹⁴сказав: «Воистину, благословляя, благословлю тебя и, умножая, умножу тебя». ¹⁵И Авраам, проявив долготерпение, получил обещанное. ¹⁶Ведь люди клянутся кем–нибудь высшим себя, и клятва у них скрепляет конец всякого спора. ¹⁷Вот потому и Бог, желая с избытком доказать наследникам обетования неизменность Своей воли, воспользовался еще и клятвой, ¹⁸чтобы в этих двух неизменных вещах, в которых Богу невозможно солгать, мы нашли прибежище и обрели уверенность, крепко держась открывшейся перед нами надежды. ¹⁹Она для нас — незыблемый и верный якорь души, она входит внутрь храма, за завесу, ²⁰ куда уже вошел за нас Предтечей Иисус, став Первосвященником навеки по чину Мелхиседека.

Послание к Евреям, отрывок из которого мы читаем в 4–ю неделю Великого поста, — особенное писание Нового Завета. И особенность его в том, что в нем вся история верующего человечества рассматривается как некое единое целое, в котором содержательно связано прошлое с настоящим и будущим. Но связь эта не такая, какую утверждали языческие историки и философы, говоря, что нет ничего нового на земле: мол, все повторяется в циклическом ритме, все движется по кругу, как Солнце и звезды, как прилив и отлив, как день и ночь, как лето и зима. Библейский взгляд на историю совсем иной. Бог сотворил этот мир и человека в нем не для бессмысленного верчения, но для движения к определенной цели. И цель эта — в Самом Боге Творце. Как писал в Послании к Римлянам апостол Павел, «все из Него, Им и к Нему» (Рим. 11:36). Человек в своем греховном состоянии чаще всего такой цели не видит. Напротив, он видит вокруг себя тлен и смерть, которая лишает смысла какое бы то ни было существование. Оттого и мысль о вечном повторении и бессмысленном движении по кругу. Само слово «грех» в греческом языке (а книги Нового Завета написаны по–гречески) означает «движение мимо цели, сбой». Действительно, получается так, как сказано у Пушкина:

«Сбились мы. Что делать нам! В поле бес нас водит, видно, Да кружит по сторонам».

Получить из окружающего мира представление о смысле и цели своего существования человек не может, так как всё этому противоречит и свидетельствует об отсутствии смысла: «Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, — всё суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит… Восходит солнце, и заходит солнце… Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. … Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас» (Еккл. 1:2–10).

Единственный источник знания о цели и смысле бытия человеческого — Откровение от Бога. Именно об этом — всё Священное Писание, с первых же его страниц. Поэтому следует различать просто историю как последовательность фактов и событий, так или иначе интерпретируемых, и Священную историю как последовательность Откровений Божиих. Бог продолжает дело Творения в истории, Своими Откровениями и промыслительными действиями преодолевая хаос и бессмысленность мира греха, указывая людям их вечное предназначение. В мире Священной истории постоянно появляется что–то новое, произрастая из прошлого. И это новое все ближе подводит людей к той великой новизне, которая открылась в Иисусе Христе и в Его Церкви. Это можно сравнить с тем, как из малого семени вырастает большое дерево. Дерево ведь не может вырасти из камня. Оно вырастает из семени, потому что каким–то образом в нем уже заложено. Энергию же роста дает Бог. Эта мысль о том, что в глубинах Священной истории уже заложены прообразы будущих новых Откровений, пронизывает все Священное Писание. Апостол Павел видит в прошлых событиях прообразы будущих свершений, как в семени можно видеть будущее дерево. Однако для того, чтобы это видеть, необходим дар веры, просветляющий наше духовное зрение.

Вот и еще одно сравнение, которое дает апостол Павел: прошлое в Священной истории «есть тень будущего, а тело — во Христе» (Кол. 2:17). Когда мы смотрим на тень, мы лишь с трудом можем угадать, какому телу она принадлежит. Но когда мы видим тело, то ясно сознаём, какую тень это тело может отбросить. Именно это представление лежит в основе новозаветных толкований событий Ветхого Завета. В событиях древности авторы Нового Завета усматривают тени, предвосхищения, прообразы той реальности, свидетелями и участниками которой они являются. Так вся история осознаётся в ее внутренней связности и единстве. Об этом говорит и сегодняшний отрывок из Послания к Евреям.

Книга Бытия упоминает о нескольких обетованиях Бога Аврааму. Сначала Он повелел Аврааму оставить Харран и идти в неведомую землю, которую обещал отдать потомству Авраама (Быт. 12:7). Затем Бог обещает Аврааму сделать его отцом множества народов (Быт. 17:5–6). Третье обетование — о том, что «от Авраама произойдет народ великий и сильный, и благословятся в нем все народы земли» (Быт. 18:18). Наконец, в четвертый раз Бог подтвердил Свое обетование клятвой: «Мною клянусь, говорит Господь, что, так как ты … не пожалел сына твоего, единственного твоего, то Я благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря; … и благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего» (Быт. 22:16–18). Слово обетования Божия было твердым и непреложным и само по себе. Но чтобы сделать его еще более убедительным, оно было подкреплено клятвой. Это обетование заключалось в том, что потомки Авраама будут многочисленны и благословенны. Аврааму нужно было проявить терпение, прежде чем он получил обещанное. Лишь через двадцать пять лет после того, как он покинул Харран, у него, состарившегося, и у бесплодной Сарры родился сын Исаак. Но Авраам никогда не поколебался в своей надежде и вере, которая и вменилась ему в праведность (Рим. 4:9).

Христиане, как доказывает апостол Павел, испытав на себе благословение Божие, явственно осознали, что древнее обетование Аврааму осуществилось в Иисусе Христе. Это Церковь Христова представляет собою истинный Израиль и истинное семя Авраамово: «верующие благословляются с верным Авраамом. … Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники» (Гал. 3:9.29). Нет, история не повторилась. Но она высветилась смыслом. Авраам «сверх надежды, поверил с надеждою» (Рим. 4:18). Он стал прообразом и образцом христиан, их веры и их надежды на наследие жизни вечной (Мф. 19:29). И если надежда Авраама покоилась только на его вере в Слово Божественного обетования, подкрепленное клятвой, то христианская надежда покоится на неизмеримо более прочном основании. Она подобна прочному якорю, который не даст судну быть унесенным морскими течениями в неведомом направлении. И этот спасительный якорь — Иисус Христос, Воскресший и Вознесшийся. Да, — утверждает Послание к Евреям, — христианам открылась величайшая в мире надежда, о которой не смел и мечтать Авраам. Наша надежда не здесь, не на грешной земле, но в святой вечности. Надежда на землю обетованную преобразилась в ожидание жизни вечной в Царстве Небесном. И снова мы видим древний прообраз — Иерусалимский храм, который как преходящая тень, отброшенная в глубины прошлого вечным храмом небесным. В Святая Святых земного храма, то есть в присутствие Бога, мог войти лишь один человек — первосвященник, и даже он только один раз в году. Ныне же вознесенный Иисус Христос, как вечный Первосвященник, раз и навсегда вошел за завесу тайны, в Божественное присутствие на небесах. Так Он стал нашим Предтечей, нашим Первопроходецем, открывшим нам цель нашего существования и проложившим путь к этой цели всем следующим по Его стопам верующим христианам.

Апостол по Пасхе

2–я неделя по Пасхе

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹²Много знамений и чудес творили в народе своими руками Апостолы. И все они дружно собирались в Соломоновой галерее. ¹³Никто из посторонних присоединиться к ним не решался, хотя народ говорил о них с большим уважением. ¹⁴И к Господу прибавлялось все больше и больше верующих, множество как мужчин, так и женщин, — ¹⁵а больных даже выносили на улицы, клали их на циновки и носилки, чтобы, когда придет Петр, на некоторых из них упала хотя бы его тень. ¹⁶Приходило также множество людей из городов вокруг Иерусалима, приносили больных и приводили одержимых нечистыми духами, и все они получали исцеление.

¹⁷Тогда взволновался первосвященник. Он и все его приближенные, принадлежавшие к партии саддукеев, исполнились ревности, ¹⁸наложили на Апостолов руки и отправили их в общественную темницу. ¹⁹Но среди ночи Ангел Господень, отворив двери тюрьмы и выведя их, сказал им: ²⁰«Ступайте, станьте в храме и возвещайте народу все Слова этой Жизни!»

Из Книги Деяний мы узнаём, что первохристианская Церковь была поразительно действенной. Апостолы совершали знамения и чудеса. Да, в те далекие времена, в отличие от нашей современности, действия Церкви проявлялись не только в проповеди Слова Господня, но также в физическом и душевном исцелении больных. Не стоит забывать, что и сейчас, хотя времена и изменились, главная цель Церкви остается прежней — исцелять грешных людей. Ведь грех — та родовая болезнь, которая проявляет себя во множестве симптомов. Это не только болезни разного рода и происхождения, но и всякое умаление жизни и свободы человека от его рождения до смерти включительно. И если, благодаря развитию медицинского искусства, многие физические и даже психические болезни сегодня исцеляются с помощью всевозможных лекарств и аппаратуры, то грех — как болезнь тотальную — невозможно излечить никакими лекарствами и человеческими ухищрениями. Исцелить от греха со всеми его симптомами может только Бог. И Он начал это исцеление, послав на землю Своего Сына, Которого и воскресил из мертвых к новой Жизни в святости, славе и свободе Богоподобия. И те люди, которые соединяются с Воскресшим Иисусом Христом в вере и любви, соединяются с Ним в Его смерти и Воскресении. Они уже здесь, в мире греха и несвободы, получают залог вечной жизни — надежду на полное и окончательное освобождение, на исцеление от греха со всеми его убийственными следствиями. Это освобождение в богословии называется «спасением». На оригинальном языке Нового Завета (а он написан по–гречески) это, столь привычное нам слово звучит, естественно, иначе. Если переводить буквально, оно означает «целение». Иначе говоря, во Христе человек получает исцеление от болезни греха. Вот почему и в Евангелиях, и в Книге Деяний такое большое место уделено исцелениям от всевозможных болезней как знамениям конечного и полного исцеления человека от первородного греха Адама.

Из Евангелий мы знаем, что Иисус часто творил чудеса. К Его призванию и посланию от Отца относится исполнение великих пророческих обетований. Вспомним проповедь Иисуса Христа в синагоге Его родного Назарета, когда «Ему подали книгу пророка Исаии; и Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, проповедывать лето Господне благоприятное» (Лк. 4:17–19). Все эти пророчества Исаии относятся к Нему, Иисусу, прочитавшему эти слова: Это на Нем, на Иисусе, «Дух Господень». Это Он в Крещении был помазан стать Мессией Израиля. Это Он был послан возвещать нищим Благовестие, Евангелие, которое возвещает освобождение пленным, возвращает зрение слепым, дает свободу измученным и провозглашает «лето Господне благоприятное», то есть «юбилейный год», когда освобождались все рабы и прощались все долги. Тогда, к удивлению всех присутствовавших Иисус истолковал слово пророка так: «ныне исполнилось писание сие, слышанное вами». Или, если перевести буквально, «ныне в ваших ушах исполнилось это Писание». То есть через слушание присутствующих здесь и сейчас исполняется обетование всеобщего освобождения: пленных, слепых, измученных, глухих, всех! Смысл таков: где с верой принимается спасительное Слово Жизни в Благой Вести Иисуса Христа, там начинается эсхатологическое спасение, исцеление, многостороннее освобождение человека и общества. Евангелист Лука и в своем Евангелии, и в Книге Деяний святых Апостолов придает очень большое значение этой всегда современной, справедливой и сегодня действенности Слова Божия. Спасение у него всегда в самом общем виде характеризуется как освобождение! Свидетели Слова Господа, а главное, — Его исцеляющих деяний — знают, что вместе с пришествием Иисуса и вместе с той властью, которая Ему дана, Бог открыл в мире новую эпоху, новый век, новую Жизнь, обещанное мессианское время спасения.

Будучи историком, Евангелист Лука в своем двухтомном труде изображает распространение спасительного Слова Жизни от Иерусалима «во всей Иудее и Самарии и даже до края земли». Сегодняшнее чтение свидетельствует нам о первых шагах этого Слова. В предельно кратких словах перед нами открывается замечательная картина состояния дел в первохристианской Церкви. Мы узнаём, где встречалась Церковь. Апостолы собирались в Соломоновом притворе, в одной из больших галерей, окружавших Иерусалимский храм. Не забудем, что Дом Господень был для Апостолов самым святым местом на земле. Где как не в храме Царя должны были звучать слова Евангелия Его Царствия?! Но Господь Иисус некогда поучал Своих последователей: «Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего» (Мф. 10:24–25). Так Он предупреждал Своих учеников о том, что с ними может произойти то же, что произошло с Ним. Точно так же как Он должен был нести Свой Крест, так и каждый христианин должен нести свой. Иисус призывал Своих учеников делить с Ним не только Его славу, но и Его борьбу и Его страдания. И вот уже первые шаги Апостольской проповеди сопровождались не только великим успехом среди народа, но и ревнивой завистью противников Евангелия Христова.

Не первый раз Апостолы помещаются под стражу. Незадолго до описанных в сегодняшнем чтении из Книги Деяний событий к Петру и Иоанну «приступили священники и начальники стражи при храме и саддукеи, досадуя на то, что они учат народ и проповедуют в Иисусе воскресение из мертвых. И наложили на них руки, и отдали их под стражу». Вот и теперь арестованы были уже все Апостолы за то, что они возвещали Слово Жизни, в которую ввел Своих последователей Воскресший Христос. И не только возвещали Слово, но также совершали чудеса исцелений — знамения освобождающей силы новой Жизни во Христе. Весть об Апостолах распространялась не только в Иерусалиме, но и за его пределами. Множество больных и одержимых нечистыми духами получали исцеление. Второй арест Апостолов был неизбежен. Ведь синедрион запретил им учить людей именем Иисуса, а они публично нарушили этот запрет.

Однако под стражей Апостолы были не долго. В ту же ночь Ангел Господень отворил двери темницы и, выведя их, заповедал им вернуться в храм и безбоязненно продолжать их проповедь Слов этой Жизни. — Какой «этой Жизни»? — Той, о которой писал Апостол Павел: «Уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Гал. 2:20). Кем был Ангел, освободивший Апостолов, Евангелист Лука не уточняет. Может быть, и просто человек, так как само слово «ангел» означает «посланец», «вестник». Однако, сам Евангелист явно желает сказать, что это был небесный посланник, который не просто вывел Апостолов из тюрьмы, но и преподал им Божественное наставление. Так что, в любом случае, их освободителем был посланец Божий. Из дальнейшего мы знаем, что Апостолы так и поступили — они продолжили свою проповедь в храме. Поразительное мужество. Апостолами руководил принцип: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5:29).

3–я неделя по Пасхе

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹И вот в те дни, когда продолжало умножаться число учеников, среди эллинистов возник ропот на евреев. Они жаловались на то, что при ежедневном служении неимущим не оказывали внимания их вдовам. ²Тогда Двенадцать, созвав собрание всех учеников, сказали:

– Не годится, чтобы мы, забросив Слово Божие, стали обслуживать столы. ³Поэтому, братья, присмотрите из своей среды семь человек, имеющих доброе свидетельство, исполненных Духа и мудрости; их и поставим на это дело. ⁴Мы же будем постоянно пребывать в молитве и служении Слову.

⁵Такое предложение понравилось всему собранию, и тогда избрали Стефана, человека, исполненного веры и Святого Духа, а также Филиппа, Прохора, Никанора, Тимона, Пармена и Николая, прозелита из Антиохии. ⁶Их поставили перед апостолами, и те, помолившись, возложили на них руки.

⁷И Слово Божие возрастало, и быстро умножалось число учеников в Иерусалиме; и даже множество священников с покорностью принимало веру.

«Нищих всегда имеете с собою» (Мф. 26:11), — говорил Своим ученикам Спаситель. Так было тысячи лет назад, так остается и поныне. Все мы знаем, как происходит ежедневная раздача пищи бедным людям, выстроившимся в очередь за своей порцией супа или каши. Такому служению посвящают свое время и средства различные благотворительные организации. И это — благородное служение. Вот и в древней Иерусалимской церкви практиковалась ежедневная раздача пищи пожилым вдовам, оставшимся без средств к существованию. Этот обычай в христианство естественным образом перешел из иудейской традиции ежедневного сбора денег, вещей и продуктов для распределения среди нуждающихся. У христиан закупка распределяемых продуктов, возможно, производилась также на деньги, вырученные от добровольной продажи собственности. Как рассказано в той же Книге Деяний, христиане «которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду» (Деян. 4:34–35).

Однако подобные акции распределения средств редко обходятся без проблем. Кто–то всегда может почувствовать себя обойденным. Где нищета — там и искушения. Не обошлось без проблем и в Иерусалимской церкви, которая состояла из двух групп уверовавших в Иисуса Христа иудеев. С одной стороны, это были местные уроженцы. Они говорили на родном арамейском языке; они гордились тем, что в их крови нет никакой иностранной примеси; они слушали в синагоге чтение Святого Писания на древнееврейском языке. Они–то и названы в Книге Деяний «евреями». Но было немало и таких иудеев, которые родились и выросли в других странах, в рассеянии. Многие из них в течение нескольких поколений жили за пределами Палестины. Давно забыв язык предков, они говорили на «международном» языке тех веков, на греческом, отчего их и называли «эллинистами». Да и Писание в их синагогах читалось в переводе на греческий язык. По той или иной причине они прибывали в Иерусалим, чаще всего на великие праздники. Некоторые оставались жить в Иерусалиме надолго.

Составляя меньшинство, эллинисты были несколько обособлены от местного населения и, как всякое меньшинство, — было то справедливо или нет, — подозревало окружающих в презрительном к себе отношении. Вот и вдовы говорящих по–гречески иерусалимских христиан вдруг почувствовали, что их при ежедневной раздаче пищи обходят вниманием. Мы не знаем, было ли это невнимание умышленным, или нет. Так, например, святой Иоанн Златоуст предполагает, что такое «небрежение о вдовицах происходило не от недоброжелательства, но, вероятно, от невнимательности по причине многолюдства». Как бы то ни было, в среде иерусалимских христиан произошло нечто вроде раскола: эллинисты возроптали на евреев. Двенадцать апостолов мудро эту проблему разрешили. Они понимали, что им лучше не вмешиваться в такое дело, и поэтому предложили всему собранию верующих избрать семь ответственных за сбор и распределение продуктов для нуждающихся. Сами же Двенадцать оставили за собой служение Слову, то есть проповедь Евангелия Христова, и постоянную молитву, сочтя именно это той задачей, к которой они были призваны. Да, благотворительная общественная деятельность необходима, но, как говорил Иоанн Златоуст, иногда «необходимому нужно предпочитать более необходимое».

Мудрым было то, что апостолы не назначили семь ответственных за материальное состояние общины, но предложили самому собранию верующих свободу избрания уважаемых лиц из своей среды. Избрано было семь человек, «исполненных Духа и мудрости». По традиции у нас принято называть их «диаконами». Однако, сам Дееписатель Лука так их не называет. В то время в церквах еще не было ни диаконов, ни пресвитеров, ни епископов в нашем современном смысле. Были только апостолы. Но, можно сказать, избранием семи человек было положено начало будущей церковной иерархии. К тому же «они были рукоположены на это служение и не просто были назначены, но о них молились, чтобы им была сообщена сила благодати» (Св. Иоанн Златоуст).

Мудрым по произволению Божию оказалось и то, что все семь избранных и рукоположенных служителей имели греческие, а не еврейские имена: Стефан, Филипп, Прохор и прочие. Это явный знак того, что все они были эллинистами. Тем самым в корне была устранена возможность ропота самих эллинистов, а также продемонстрировано равенство во Христе всех верующих, независимо от их происхождения и социального положения.

Мы упомянули высказывание святого Златоуста о том, что ««необходимому нужно предпочитать более необходимое». Однако это вовсе не означает принижения одной церковной деятельности перед другой. Для Двенадцати апостолов «более необходимым» было возвещать Евангелие, которое названо «служением Слова». Но и попечение о неимущих, в частности, распределение продуктов питания, названо тем же словом «служение» — «служение трапезам». «Смотри, — говорит Златоуст, — как он называет это служением, а не просто милостынею, возвышая чрез то и подающих, и приемлющих». Иначе говоря, Бог призывает каждого верующего на служение. Он призывает разных людей на разное служение. И призванные к молитве и служению Слова не должны отвлекаться от своей задачи, равно как и призванные к благотворительной, или административной или любой другой деятельности в Церкви должны ревностно предаваться своему служению, не разбрасываясь и стараясь не отвлекаться на другие не менее необходимые для Церкви дела.

Всякое служение принесет пользу, лишь бы оно было исполнено Духа Святого. По слову апостола Павла, «дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же» (1 Кор. 12:4–5). Невнимание к этому принципу здорового состояния церковного тела приводит к печальным результатам. Мы наносим вред себе и Церкви, когда мы из самых, казалось бы, лучших и благочестивых побуждений пытаемся брать на себя (или требовать от других) слишком многое. Я, мол, буду настоящим христианином, если я буду и молитвенником, и благотворителем, и постником, и учителем, и проповедником Евангелия и…. Ничего не получится! Скорее всего, ты, требуя от себя слишком многого, не будешь ни тем, ни другим, ни третьим.

При современном состоянии церковной жизни перед верующим часто возникает вопрос: а как распознать в себе дар служения, к которому я призван? Сделать это не так уж трудно. Важно только помнить, что все без исключения христиане, каждый на своем месте, являются последователями Того, Кто пришел как служащий, а не как начальствующий (Лк. 22:26–27), «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Мф. 20:28). Важно помнить, что эти слова о Своем служении Спаситель обращал не к церковным христианам, которых при Его земной жизни еще не было, а к окружающему Его обществу. И в современном сложно устроенном человеческом обществе последователь Христа не должен ограничивать свое служение церковными делами. Служение может быть и работой в любой гражданской сфере занятости, в любой профессиональной деятельности, а также в семье. И дай нам Бог, чтобы вся наша жизнь превратилась в такое служение, исполненное Духа и мудрости.

4–я неделя по Пасхе

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

³²И случилось так, что Петр, проходя все эти церкви, спустился и к святым, живущим в Лидде. ³³И там он нашел одного человека по имени Эней, уже восемь лет не встававшего с постели, так как был парализован. ³⁴И сказал ему Петр: «Эней! исцеляет тебя Иисус Христос! встань и убери свою постель». И он тотчас встал. ³⁵И увидели его все жители Лидды и Сарона, и все обратились к Господу.

³⁶А в Иоппии была некая ученица по имени Тавифа, что в переводе значит «Серна». Она была богата добрыми делами и щедро творила милостыню. ³⁷И в те дни случилось так, что она заболела и умерла. Ее омыли и положили в верхней комнате. ³⁸А так как недалеко от Иоппии была Лидда, ученики, услышав, что в Лидде Петр, послали к нему двух человек с просьбой: «Скорее иди к нам, не задерживайся!» ³⁹И Петр, встав, пошел с ними. Когда он прибыл на место, его повели в комнату, что наверху. И обступили его все вдовы, плача и показывая рубашки и плащи, которые делала Серна, когда еще была с ними. ⁴⁰Петр же, выслав всех вон и преклонив колени, помолился и, обратившись к телу, сказал: «Тавифа, встань!» И тогда она открыла глаза и, увидев Петра, села. ⁴¹Он же ей подал руку, помог встать и, позвав святых и вдов, представил им её живою. ⁴²И стало об этом известно во всей Иоппии, и многие поверили в Господа.

На первый взгляд сегодняшнее апостольское чтение из Книги Деяний рассказывает две истории, которые просты и понятны в каждом своем слове. Эти истории –замечательные свидетельства миссионерской деятельности святого Петра. Но более внимательный взгляд обнаруживает в этих простых историях более глубокий богословский подтекст.

Давно замечено, что многие евангельские рассказы, а также сообщения Книги Деяний больше похожи на иконы, чем на фотографии или зарисовки реалистической живописи. Икона, отбрасывая все случайное и несущественное, являет зрителю суть изображаемого. При этом иконописец использует некоторые известные каноны и символы. Так же и многие рассказы об Иисусе Христе и Его первых учениках, отбрасывая случайные элементы и развлекательную орнаментальность, изображают для читателя самую суть сообщаемого. И здесь евангелисты тоже используют определенные сложившиеся каноны с их легко узнаваемой символикой.

Евангелист Лука, автор Евангелия и Книги Деяний, преследует цель показать миссионерскую деятельность святых Апостолов как продолжение служения Господа Иисуса Христа. История Церкви Христовой в изображении Евангелиста — история действия Святого Духа, посланного вознесшимся Господом и наделившего Апостолов Своими благодатными дарами, в том числе «знамениями, чудесами и силами» (2 Кор 12,12). Чтобы подчеркнуть преемственную связь деятельности Апостолов с деяниями Иисуса Христа, Лука в качестве образцового канона своих повествований берет давно сложившиеся предания об Иисусе Христе.

Вот перед нами расслабленный Эней из города Лидда, расположенного недалеко от побережья Средиземного моря, куда с гористой местности спустился Апостол Петр. Апостол исцеляет расслабленного и приказывает ему: «Встань и убери свою постель» (Деян. 9:34). Не напоминает ли нам это одно из первых чудес, совершенных Иисусом Христом, когда Он приказал исцеленному Им расслабленному: «Встань, возьми постель твою и иди в дом твой» (Мк. 2:11)? Вот Петр спешно приходит в прибрежную Иоппию, которая недалеко от Лидды. Там он возвращает к жизни недавно умершую добрую женщину Тавифу, которая названа ученицей, то есть христианкой. Отдельные черты рассказа об этом чуде напоминают нам евангельскую историю об исцелении Иисусом Христом дочери Иаира, начальника синагоги. Громкий плач скорбящих по усопшей, приказ Иисуса Христа всем выйти вон, сам процесс воскрешения — все это повторено в рассказе о воскрешении Апостолом Петром Тавифы. Знаменательно, что переданные по–арамейски слова Господа «Талифа куми», что значит «Девица, встань!» (Мк. 5:40–41) очень похожи на слова Петра «Тавифа, встань!». Различие всего лишь в одной букве. Разумеется, логично было бы предположить, что сам Апостол впоследствии рассказывал, каким образом он воскрешал Тавифу, и что он при этом произносил. (Ведь свидетелей события он выслал вон). Но разумнее предположить другое: Евангелист, наподобие иконописца, ставил перед собой не цель подробного бытописания, но богословскую цель наглядно, насколько это было возможно, показать, что Апостол продолжает деятельность Иисуса Христа, ибо он — уполномоченный посланник Господа и член Церкви как Тела Христова.

Важен еще один богословский акцент рассказов Евангелиста Луки. Апостол Петр в его изображении не только берет за образец действия Иисуса Христа, но и совершает чудеса силою Иисуса Христа. Он не говорит Энею: «Я исцеляю тебя!». Но говорит : «Исцеляет тебя Иисус Христос!». А перед воскрешением Тавифы он, «преклонив колени, помолился» (Деян 9,40). Не сила Апостола, но сила Победителя смерти могла исцелить расслабленного Энея и вернуть к жизни умершую Тавифу. Коленопреклоненная молитва Петра тоже происходила без свидетелей. Поэтому здесь мы снова можем предполагать «богословско–иконописное» творчество Евангелиста. Так было, ибо так должно было быть!

Наконец, — и это особенно примечательно, хотя далеко не всеми замечается, — очень важен в богословском отношении один глагол, который использует в своем рассказах Дееписатель Лука. При исцелении разбитого параличом Энея Апостол Петр приказывает ему: «Эней, встань!». И он тотчас встал с постели. При воскрешении Тавифы Петр приказывает ей: «Тавифа, встань!». И она тотчас села на постель. Вот этот глагол: «встань!». Каждому не знающему греческого языка прихожанину православных храмов известно по меньшей мере одно греческое слово, которое часто звучит в пасхальные дни именно по–гречески: «Христос анeсти!», то есть «Христос воскресе!», буквально же «Христос встал!», или более приподнято «Христос восстал!». Но тот же самый глагол звучит и в повелениях Апостола Петра: «Эней, анaстифи! Тавифа, анaстифи! Встань! Воскресни!». Это очень знаменательно. Разумеется, исцеление от паралича или возвращение к земной жизни, за которой рано или поздно все равно неизбежно последует смерть, по своей сути несопоставимы с Воскресением Христовым. Однако уже чудеса исцелений и воскрешений, совершенных Господом, Им же объяснялись как благие знамения грядущего спасения, начало которому было положено Воскресением Христовым. Эти знамения продолжают и воплощают в действиях Апостолы Христовы и другие последователи Иисуса Христа. Чудеса исцелений и сами по себе имеют очень большое значение для страдающих людей. Они также были и остаются одним из мощных средств евангельской проповеди и приведения многих людей к вере. Но, как справедливо указывал Апостол Павел, «если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1 Кор. 15:14). Только в свете воскресения Христова чудесные исцеления обретают свой глубокий смысл знамений, указывающих на грядущее спасение. Эта мысль и подчеркнута в рассказах об Энее и Тавифе: возвращение здоровья и жизни в этом мире должны пониматься как радостные знаки того, что Бог, Который «воскресил Господа, воскресит и нас силою Своею» (1 Кор. 6:14).

Однако мы знаем, что чудесные исцеления, — как встарь, так и ныне, — лишь капля в море исцелений, происходящих без непосредственного воздействия Церкви. Более того: чудесно исцеленные — лишь капля в океане неисцеленных, страдающих и умирающих людей. Мы знаем также слова Апостола Павла: «Дары различны, но Дух один и тот же … Каждому дается проявление Духа на пользу» (1 Кор. 12:4–7). Дары исцелений и чудотворений — лишь небольшая часть даров Святого Духа, дарованных Церкви. Разумеется, благие дела любви и помощи страдающим людям неотъемлемая черта жизни христианина в этом мире, ибо вера действует любовью (Гал. 5:6). Но мы не должны также забывать, что задача Церкви — не благие дела сами по себе, не исцеления сами по себе, и не изобретение элексира земного бессмертия. Церковь — свидетельница и посредница Спасения. И в каждую эпоху истории Бог посылает Церкви такие дары Духа, которые наиболее действенны в пробуждении спасительной веры в людях. Рассказы о чудесных деяниях Апостола Петра — образцы того, как мы должны использовать те дары Святого Духа, которые даются каждому крещеному христианину, — пусть даже эти дары не столь яркие и наглядные, как в случаях, описанных в сегодняшнем апостольском чтении.

5–я неделя по Пасхе

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁹Гонение, возникшее после убийства Стефана, привело к тому, что братья рассеялись, дойдя до Финикии, Кипра и Антиохии, и проповедовали Слово, — но только иудеям. ²⁰Однако некоторые из них, родом с Кипра и из Киринеи, придя в Антиохию, стали проповедовать также и эллинам, благовествуя им Господа Иисуса. ²¹И рука Господа была с ними, и велико было число уверовавших, которые обратились к Господу.

²²Эта новость дошла до слуха церкви в Иерусалиме, и оттуда в Антиохию послали Варнаву. ²³Когда он прибыл и увидел благодать Божию, то возрадовался и всех убеждал оставаться искренне верными Господу, — ²⁴потому что он был добрым человеком, исполненным Духа Святого и веры. И немало народа присоединилось к Господу.

²⁵Варнава же отправился в Тарс на поиски Савла ²⁶и, найдя его, привел его в Антиохию. Тогда им удалось целый год провести вместе в церкви и обучить там немало народа. Это в Антиохии учеников впервые стали называть христианами.

²⁹И ученики постановили, что каждый из них, кто как сможет, соберет пособие в поддержку живущим в Иудее братьям. ³⁰Так они и сделали и послали собранное к пресвитерам, поручив это Варнаве и Савлу.

Слова Книги Деяний, непосредственно предшествующие сегодняшнему апостольскому чтению, таковы: «И язычникам дал Бог покаяние и жизнь» (Деян. 11:18). Так, прославляя Бога, с радостным удивлением заявили бывшие в Иерусалиме апостолы и верующие братья, выслушав рассказ Петра о событиях, связанных с крещением римского сотника Корнилия и других язычников. «Язычникам дал Бог покаяние и жизнь», — это было смелое для воспитанных в ветхозаветном иудействе людей. И оно знаменовало собою начало новой исторической эпохи. Неспешно, шаг за шагом, огромная многонациональная Римская империя, в которой лишь ничтожная горстка населения что–то слышала о вере в Единого Бога, — не говоря уже о вере в Иисуса Христа, — становится христианской. И сегодняшнее чтение повествует нам о самых первых шагах вселенской христианизации.

По вполне понятным причинам принято считать Иерусалимскую Церковь «Церковью–матерью». Однако для всех бывших языческими народов это не совсем справедливо, ибо первой Церковью, состоявшей из бывших язычников, была Антиохийская Церковь. Об этом и рассказывает нам сегодня Евангелист Лука. Это из Антиохийской Церкви началось победоносное продвижение христианства по всему языческому миру. Это в Антиохии впервые прозвучали даже сами слова «христианин, христиане, христианский». Было это в середине 40–х годов после Рождества Христова, в правление римского императора Клавдия. И, — шутки ради, — можно было бы сказать, что «Церковью–матерью» для нас всех, вышедших из океана языческих народов, является именно Антиохийская Церковь, Иерусалимской же Церкви в таком случае остается почетное место «Церкви–бабушки».

Внешней побудительной причиной распространения христианства в языческом мире послужила мученическая смерть Стефана и последовавшие за этим трагическим событием преследования верующих во Христа в Иерусалиме и в Иудее. Позже, осмысляя историю распространения Евангелия, апостол Павел писал, что мир своею мудростью не признал Бога в Самой Премудрости Божией, то есть в Иисусе Христе. Мир распял Премудрость, ибо посчитал Ее «безумием и соблазном». Тогда Богу благоугодно было послать в этот мир апостолов и «безумием» Евангельской проповеди спасти верующих (1 Кор. 1:21). Рассеявшиеся в результате гонения ученики Иисуса Христа повсюду несли Слово благовестия: «во–первых, иудею, потом и эллину» (Рим. 1:16; 2,10), во исполнение заповеди Спасителя свидетельствовать о Нем «в Иерусалиме и по всей Иудее и Самарии и даже до края земли» (Деян. 1:8). Да, парадоксальный факт, о котором святой Иоанн Златоуст сказал: «Гонение немало пользы принесло проповеди, ибо любящим Бога все содействует ко благу» (Рим. 8:28). Так в истории Церкви бывало неоднократно.

Итак, в сегодняшнем чтении кратко рассказано об одном из величайших событий всемирной истории, о том, как впервые Благая Весть проповедовалась язычникам, которые здесь, как и в других местах Нового Завета, названы эллинами. Это — не название этнической группы «эллинов», то есть греков, но обозначение всего языческого населения Римской империи, которое говорило на греческом языке, бывшем языком международного общения и культурной общности.

Рассказ продуманно делится на три части. После общего сообщения о рассеянии братьев сначала говорится о самых первых шагах проповеди язычникам в Антиохии. Затем повествуется о проповеди пришедшего из Иерусалима в Антиохию Варнавы. Наконец, — о совместной проповеди Варнавы и Павла, в той же Антиохии. Все три части отмечают успех миссии: «велико было число уверовавших», «немало народа присоединилось к Господу», апостолам удалось «обучить там немало народа». Завершается рассказ сообщением о том, что учеников Иисуса Христа впервые стали называть христианами. Все это происходило в столице Сирии, в городе, который современники называли «Антиохией Прекрасной», и еще «Царицей Востока».

Удивительно: мы даже не знаем имен тех людей, которые еще до Варнавы и Павла стали первыми вестниками Иисуса Христа в среде язычников и, собственно, были родоначальниками универсальной церкви, состоявшей из иудеев и язычников. Нам известно лишь то, что они пришли с Кипра и из Киринеи, города в Северной Африке. Так имена великого множества подвижников, святых героев и мучеников Христовых не вошли в анналы истории, но навечно записаны в книгу жизни у Бога.

У истоков новой миссии стоит фигура Варнавы, который, по замечанию Дееписателя, был «мужем благим, исполненным Духа Святого и веры». Его слово обладало особым даром убедительности и утешительности, что подчеркивало и само его имя Варнава, которое означает «сын утешения» (4,36). И в том, что в Антиохию из Иерусалима был послан именно этот человек, мы усматриваем провидение Божие. Ведь если бы туда был направлен последователь Иисуса Христа, который строго придерживался требований Закона Моисея, — а таких в Иерусалиме было большинство, — то он повел бы себя так же, как те рассеявшиеся братья, которые проповедовали Евангельское Слово исключительно иудеям, и которым даже в голову не могло прийти, что Евангелие предназначено также для ушей и сердец язычников. Но мы знаем, что именно известный своей добротой и щедростью Варнава (Деян. 4:36–37) поддержал «апостола языков» Павла, когда в Иерусалиме все боялись и сторонились его (Деян. 9:27). И вот теперь, когда Варнава в Антиохии увидел массовое присоединение язычников к Господу Иисусу, он очень обрадовался этой благодати Божией и в то же время понял, что на дальнейшую миссию следует направить Павла, того человека, который и был для этой цели избран Господом. Не считаясь с трудностями путешествия, Варнава отправился в Тарс на поиски Павла, нашел его и привел с собою в Антиохию. Сколь дальновидно было это решение Варнавы, показала вся дальнейшая история Церкви Христовой.

Еще одна важная тема затронута в сегодняшнем чтении, тема милосердия и взаимопомощи. Узнав о том, что скоро «по всей вселенной будет великий голод», антиохийские христиане решили собрать средства для помощи в трудные времена живущим в Иудее братьям. Как прежде иерусалимские верующие щедро распределяли материальную помощь и «раздаоху всем, егоже аще кто требоваше» (Деян. 2:45), так и теперь антиохийские верующие из язычников послали помощь в Иерусалим «по елику кто имаше что» (11,29). И снова по промыслу Божию стихийное зло послужило ко благу христиан. «Для них и голод делается поводом ко спасению, случаем к милосердию» (блаж. Феофилакт).

В дальнейшем апостол Павел будет строго следовать принципу братской взаимопомощи, и основанные им церкви в разных местах империи будут материально поддерживать нуждающимся церквам Иудеи. Эта помощь символизировала единство во Христе бывших иудеев и бывших язычников, «ибо если язычники сделались участниками в их духовном, то должны и им послужить в телесном» (Рим. 15:27). — Не напоминает ли это нам не так уж давно пережитые нами материальные трудности, когда тысячи и тысячи добросердечных братьев и сестер в разных странах делали сборы и присылали к нам в Россию то, что стало принято называть «гуманитарной помощью»? Прекрасный пример и урок всем нам!

6–я неделя по Пасхе

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

7–я неделя по Пасхе

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁶Павел спешил по возможности успеть в Иерусалим ко дню Пятидесятницы, и потому, чтобы не задерживаться в Асии, решил плыть без остановки в Ефесе. ¹⁷Но пресвитеров Ефесской церкви он позвал к себе, послав за ними из Милита. ¹⁸И когда они пришли к нему, он сказал им: «Вы знаете, как я все это время жил среди вас, с первого дня, когда я пришел в Асию. …

²⁸Будьте внимательными и к себе и ко всему стаду, епископами которого вас поставил Святой Дух, чтобы вы пасли Церковь Божию: Он приобрел ее Себе ценою собственной крови. ²⁹Ибо я знаю, что после моего ухода к вам придут лютые волки, которые щадить стада не будут. ³⁰Даже из вас самих появятся некие люди, которые все извратят своими речами, чтобы увлечь за собою учеников. ³¹Поэтому будьте бдительны и помните, что каждого из вас я непрестанно и со слезами вразумлял целых три года, и днем и ночью. ³²И вот сегодня я вверяю вас Богу и Слову Его благодати, которое обладает силой взрастить вас и ввести в наследство вместе со всеми освященными. ³³Я ни от кого не домогался ни серебра, ни золота, ни одежды. ³⁴Вы и сами знаете, что о моих нуждах и о нуждах моих спутников позаботились вот эти мои руки. ³⁵Всем этим я показал вам, что надо так трудиться, чтобы помогать слабым и помнить слова, сказанные Самим Господом Иисусом: «Блаженнее давать, чем брать»».

³⁶И сказав это, Павел преклонил колени и вместе со всеми помолился.

Мы читаем о завершающем этапе третьего миссионерского путешествия апостола Павла. Собрав в основанных им церквах немалые средства для Иерусалимской Церкви–матери, теперь он направляет свой путь в Иерусалим. Павел спешил, так как времени было в обрез, а он хотел прибыть в Святой город к великому празднику Пятидесятницы. Остановка в Ефесе, большом городе римской провинции Асия, задержала бы его. Но и не попрощаться с христианами этого города, в котором прошли три года его жизни, он не хотел. Поэтому, пребывая в портовом городке Милит, апостол послал за пресвитерами Ефесской церкви, чтобы в их лице проститься со всеми христианами Ефеса и преподать им прощальные наставления. Не забудем, что апостол Павел с ними больше уже не увидится, так как в Иерусалиме его будет ждать арест, долгий судебный процесс и, в конце концов, мученическая кончина в Риме. Так что прощальная речь апостола к ефесским пресвитерам оказалась как бы его духовным завещанием. Эта речь, сообщенная нам евангелистом Лукой, — единственная в его книге Деяний святых Апостолов, которая адресована апостолом Павлом христианской аудитории. Ведь все прочие многочисленные речи его были адресованы либо иудеям, либо язычникам, либо произнесены перед властями.

Нас может удивить, что прибывшие к апостолу Павлу ефесские церковные руководители называются в прочитанном нами отрывке то «пресвитерами» (в переводе с греческого — старейшинами), то «епископами» (в переводе — блюстителями, или попечителями). Дело в том, что привычные нам три степени церковной иерархии (епископы, пресвитеры, которых чаще называют священниками, и диаконы) в апостольский век еще не сформировались. Существовали только две степени христианского священнослужения: диаконы и пресвитеры, которых иногда называли епископами. Здесь просто сказывались разные традиции. Пресвитеры (старейшины) — слово, происходящее из языка иудейской синагоги, а епископы (блюстители) — слово, заимствованное из жизни греческого общества. Лишь несколько позже эти слова стали обозначать разные степени служения в Церкви. Однако важны не названия, но задачи, функции этих пресвитеров–епископов. А их задача в самом общем виде обозначается как пастырство: они — пастыри, то есть, в образном смысле, пастухи стада. Да, для Священного Писания очень характерна метафора «стада», обозначающая то или иное человеческое общество, в частности, Церковь Христову. В нашем современном языке, сформированном городской цивилизацией, слово «стадо» применительно к некоему множеству людей несет на себе, скорее, пренебрежительный характер, обозначая бессмысленную толпу. Не так было в библейском мире, который еще не был радикально оторван от земли, от полей, лугов и пастушеского быта. Пастырь призван к благородной миссии растить, кормить и защищать стадо. Сам Господь Иисус Христос называет Своих последователей овцами, стадом, а Самого Себя Пастырем: «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12:32); «Я есмь Пастырь добрый: пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (Ин. 10:11).

Свою речь к пастырям Церкви апостол Павел начинает словами: «Вы знаете, как я все это время жил среди вас…». И далее он снова пишет: «Вы и сами знаете…». Да и во многих посланиях апостола снова и снова повторяется это напоминающее «Вы знаете…». Дело в том, что апостола Павла постоянно сопровождало непримиримое к нему отношение со стороны враждебно настроенных иудеев, и эта враждебность часто принимала характер злобной клеветы. Поэтому апостол вынужден постоянно защищаться, убеждая верующих в чистоте и искренности своих намерений. Поэтому и его речи, и его послания иногда несут на себе оттенок апологии, самозащиты перед несправедливым судом человеческим. В данном случае он напоминает ефесянам о своей жизни среди них, жизни, полной преданного служения, испытаний и бескорыстия.

Итак, оглядываясь на свое апостольское служение, о котором ефесские пресвитеры «знают», и предвидя впереди его возможные страдания и разлуку со своей паствой, — об этом знает только он сам, — апостол преподает пастырям Церкви последние наставления. Он настаивает на двух моментах их служения: «будьте внимательными к себе и ко всему стаду» и «будьте бдительными», бодрствуйте, будьте на страже. Ведь они поставлены «пасти Церковь Божию», то есть то пасти стадо, владельцем которого является Бог. Это налагает на пастырей великую ответственность. Апостол Павел произносит слова, которые показывают, насколько Богу дорога Его Церковь, ибо «Он приобрел ее Себе ценою собственной крови». — Удивительные слова, которые нас могут озадачить. Разве на Кресте была пролита кровь Бога Отца? Нет, конечно! Но как же объяснить слова апостола Павла о собственной крови Бога, искупившей грехи человечества? Не надо смущаться. Все дело в свойствах древнего греческого языка, на котором и написаны книги Нового Завета. Выражение «собственная кровь» употребляется как ласковое обозначение близкого родства. В русском языке сохраняется похожее выражение: «родная кровь» или более простонародное и интимное «родная кровинушка». Речь идет, разумеется, о цене крови Сына Божия, Господа и Спасителя Иисуса Христа.

«Будьте внимательны, будьте бдительны», — предостерегает апостол. Он знает, что после его ухода в Церковь придут хищники, волки, которые будут опустошать стадо. Так характеризуются лжеучителя. Некоторые из них появятся и из самой Церкви. Извращая Евангелие Христово, они будут вносить разделения в Церковь и привлекать к себе учеников, стараясь уловить их в свои сети. Сам Иисус Христос предупреждал об этих врагах, говоря: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф. 7:15). Апостол Павел на протяжение всей своей миссионерской деятельности придавал исключительное значение чистоте Евангелия Христова. Вот и теперь он напоминает ефесянам, что именно истине Евангелия веры и благодати он их «вразумлял целых три года, и днем и ночью». Теперь же, покидая их, он вверяет их Богу и Его благодатному Слову, которое, — как в этом убежден апостол, — «есть сила Божия ко спасению всякому верующему» (Рим. 1:16).

Завершая свою речь, апостол Павел вновь напоминает пресвитерам о том примере, какой он сам явил в своей апостольской деятельности. Как он написал в одном из своих посланий, он мог бы, пользуясь правом Апостола Христова «въ тяготL бы1ти», то есть отягощать, обременять свою паству (1 Фесс 2,7), но он ни у кого не брал ни денег, ни одежды, но, трудясь своими руками, обеспечивал не только свои материальные нужды, но и нужды своих спутников. Более того, — хотя он и не упоминает об этом, чтобы не трубить перед собою, как делают лицемеры, — несомненно, что он занимался благотворительностью, к которой он призывает и свою паству — «помогать слабым и помнить слова, сказанные Самим Господом Иисусом: «Блаженнее давать, чем брать»». Замечательно, что эти слова Господа нам остались бы неизвестными, если бы их не привел евангелист Лука, вложив их в уста святого Павла, который являет нам образ великого Апостола, великого богослова и великого пастыря.

Апостол по Пятидесятнице

2–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁰Но слава и честь и мир всякому, делающему добро, во–первых, иудею, потом и эллину! — ¹¹Ибо нет лицеприятия у Бога.

¹²Итак все, кто вне Закона согрешили, вне Закона и погибнут, и все, кто под Законом согрешили, по Закону судимы будут. ¹³Ибо праведны у Бога не слушатели Закона, но исполнители Закона — те оправданы будут. — ¹⁴Ведь когда некоторые язычники, не имея Закона, по природе исполняют повеления Закона, то они, не имея Закона, сами себе закон. ¹⁵Вот они и покажут, что дело Закона написано в их сердцах, и свидетельствовать об этом будут также их совесть и мысли, которые, возражая друг другу, станут обвинять их или защищать, — ¹⁶в тот День, когда Бог, согласно моему Благовестию, через Христа Иисуса будет судить то, что сокрыто в людях.

Прочитанный отрывок из Послания апостола Павла к Римлянам труден теоретически, в богословском отношении, но понятен и приемлем для всякого человека, который обладает врожденным чувством справедливости. Действительно, как не принять слова Апостола о том, что Бог «воздаст каждому по делам его» (Рим. 2:6)? «Скорбь и теснота всякой душе человека, делающего злое. … Слава и честь и мир всякому, делающему доброе» (2,9–10)? Но, с другой стороны, разве не сам же апостол Павел утверждал, что «человек оправдывается не делами Закона, а только верою в Иисуса Христа, … ибо делами Закона не оправдается никакая плоть» (Гал. 2:16)?

Попытаемся разобраться в этом видимом теоретическом противоречии. И первое, на что следует обратить внимание, — та духовная реальность, которая для апостола Павла не требует доказательства, ибо основана на его личном опыте. Реальность эта состоит в том, что вера в Искупителя и Спасителя Иисуса Христа открывает сердце человека для благодати Духа Святого, той благодати, которая преображает искаженную грехом человеческую природу — сердце, ум, совесть, поступки. Обретя Духа Христова, Апостол мог воскликнуть: «Уже не я живу, но живет во мне Христос!» (Гал. 2:20). В Духе Святом человек следует не голосу греха и непослушания воле Божией, но приносит «плод Духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание» (Гал. 5:22–23). Для людей веры не нужен Закон, который и выражает волю Божию, и принуждает исполнять ее. «На таковых нет Закона» (Гал. 5:23). То добро, которого требует Закон, творится людьми веры без принуждения, свободно, по велению преображенного сердца. Поэтому вера, по мысли апостола Павла, которая не проявляется в делах человека, есть абсурд. Это и не вера вовсе. Он сказал бы даже, что веру человека вообще можно видеть только в делах его.

Но как обстоит дело с теми людьми, которые жили до Христа и сегодня живут, не зная о Христе, не просвещенные Его Благовестием спасения? Ведь таких людей до Христа существовало со времен Адама великое множество, да и ныне их едва ли не больше? Апостол Павел как человек, вскормленный библейской традицией, видел мир, не знавший и не знающий Иисуса Христа, разделённым на две группы людей: иудеев и эллинов. Иудеи — это те, кто верили в Бога Творца и Промыслителя и подчинялись Закону Моисея. Наименование же «эллины» для Апостола не означает только «греки». В силу того, что Римская империя того времени глубоко впитала в себя именно греческую, эллинскую культуру с ее языком, религиозными воззрениями, с ее философией, наукой и искусством, множество языческих народов, населявших империю, объединялись для Апостола в одном понятии «эллины», равносильном понятию «язычники». Итак, иудеи и эллины. Иудеи имели Закон, данный им Богом и записанный для того, чтобы все могли читать и слушать его, стараясь верно следовать воле Божией, в нем выраженной. Известно, что иудейская нравственность признавалась и высоко ценилась населением Римской империи. Эллины не имели подобного Божественного Закона, написанного на каменных скрижалях и на строках Писания. Но ведь известно, что и не верующие в Бога язычники способны на добрые дела и высоконравственные героические поступки ничуть не меньшие, чем имеющие Закон иудеи. Этот факт Апостол Павел объясняет тем, что язычники имеют некий нравственный закон внутри самих себя. Они «сами себе закон». И здесь Апостол едва ли не цитирует мысль, высказанную задолго до него Аристотелем: «Человек обходительный и свободнорожденный будет вести себя так, словно он сам себе закон» (Никомахова этика IV 14). Этот закон написан не на скрижалях каменных, но на скрижалях их сердец. Об этом свидетельствуют не только их добрые дела, но также их совесть — тот нравственный «судия» внутри человека, который строго оценивает человеческие поступки. Да, совесть неотъемлема от нравственной природы человека, она существует в каждом человеке, в том числе в язычнике. «Бессовестных» людей не существует. Это мы только так говорим о людях, которые творят зло, не считаясь с принятой нравственностью и с голосом своей собственной совести. Совесть же выражает себя в «мыслях» о делах человека (в сомнениях, в самоосуждении, в самооправдании). Мысли могут осуждать дела человека и говорить ему: ты поступаешь плохо. В таком случае человек ощущает «укоры совести», чувствует себя внутренне уязвленным. Мысли могут оправдывать дела человека и говорить ему: ты поступаешь правильно, по совести. В таком случае человек ощущает внутренний мир. Дела же человека направляются его свободной волей либо по совести, либо против нее.

Однако нам следует помнить о том, что после грехопадения Адама люди живут уже не в раю, но еще не в Царстве Божием. Они живут в мире зла, в котором всё несет на себе печать греха. Грехом повреждена вся человеческая природа, в том числе и его природное нравственное сознание, то есть его совесть. Разумеется, повреждена не окончательно, но всё–таки повреждена. Поэтому Апостол и пишет, что исполняют нравственные заповеди Закона не все язычники, но лишь «некоторые», лучшие из них, и, конечно, не всегда, но иногда.

В своем послании Апостол Павел полемизирует с иудеями, которые полгали непременным условием спасения принадлежность к избранному Богом народу и признание Закона Моисея. Нет, — утверждает Апостол, — непременным условием спасения является не природная принадлежность к тому или иному народу и не знание Закона Моисея, но исключительно вера в Иисуса Христа, в Котором искуплен от рабства греху весь Адамов род, как иудеи, так и язычники. Иудеи, по своей греховной воле нарушающие данный им Закон, ничем не лучше язычников. Ни те, ни другие не могут претендовать на освобождение от наказания Божия. Иудей будет судим как человек, знавший Закон; язычник, как человек, которому Богом было дано, хотя бы отчасти, внутреннее сознание нравственного закона. Бог будет судить людей по тому, что они знали, и по тому, что они имели возможность знать. Если же нравственные требования Закона в своем существе известны язычникам, то иудеи со своей записанной Торой ни в чем не превосходят язычников. Во всяком случае, ссылка на Тору не защитит их на грядущем суде, перед которым все будут равны. — Такова аргументация Апостола Павла в его полемике с враждебно настроенными по отношению к его Благовестию иудеями.

Итак, всякий человек судится по его делам: добрые они или злые, иначе говоря, праведны они или неправедны. Более того, суд Божий не таков, как суд человеческий. Как писал святой Иоанн Златоуст, «люди могут судить одни явные дела, а Бог будет судить и тайное». Кто устоит перед таким судом? Перед Богом «нет праведного ни одного» (Рим. 3:10), ни язычника, ни иудея. Так — до Христа и вне Христа! Поэтому мы, с нашими человеческими понятиями, не смеем предвосхищать решение Высшего Судии. Кто будет оправдан, а кто осужден — не нам дано судить, а Ему. Нам же, христианам, остается только благодарить Бога за данную нам благодать во Христе и возгревать дарованный нам Дух, преображающий не только наши дела, но и наши сокровенные мысли.

3–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹Итак, мы верою оправданы, и потому у нас теперь мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа, ²через Которого у нас есть также доступ верою к той благодати, в которой мы стоим и хвалимся надеждой на славу Божию. ³И не только. Но также хвалимся страданиями, зная, что страдание ведет к терпению, ⁴терпение к стойкости, а стойкость к надежде. ⁵А надежда нас не посрамит, потому что в наших сердцах — любовь Божия, излившаяся в них Духом Святым, нам данным.

⁶Ибо Христос, когда мы были еще бессильными, в назначенное время умер за безбожников. ⁷А ведь едва ли кто умрет даже за праведника; разве только за очень доброго праведника кто и решится умереть. ⁸Но Бог явил Свою любовь к нам, потому что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками. ⁹Поэтому, оправданные ныне Его Кровью, тем более мы будем спасены Им от гнева. ¹⁰Ведь если нас, врагов, Бог примирил с Собою смертью Сына Своего, то, примиренных ныне, тем более спасет нас в жизни Его.

Как ни странным это может показаться, тема предлагаемого к размышлению отрывка — отношение веры и знания. Что есть вера? На чем она основана? Имеет ли она какие–нибудь разумные основания? Часто приходится слышать утверждение «верую, ибо нелепо». Этот броский афоризм Тертуллиана часто воспринимают чуть ли не как христианский догмат и призыв борьбы с рациональностью. Но истинно ли утверждение, будто вера противоположна человеческому разуму? Судя по Посланию к Римлянам, Апостол Павел так не считал. Вера для него вовсе не была эмоциональным порывом. Напротив, Апостол знал, что вера постоянно требует опытного и разумного подтверждения в искушениях и в опасности ее утраты.

Подобно Аврааму, мы имеем обетование Божие, обещание спасения и вечной жизни. Мы верим ему. Но реальность, в которой последнее слово всегда остается за смертью, постоянно ставит под вопрос обещание жизни. Кто из нас скажет о себе, что он абсолютно свободен от сомнений? Апостол Павел в Послании к Римлянам серьезно размышляет над этой проблемой, ибо он мыслит как реалист.

На это указывает уже его словоупотребление. Ведь когда он говорит «спасаться», «быть спасенным» или «спасение», то при этом он подразумевает спасение как преодолении смерти, которое произойдет только в конце времен, и при этом произойдет телесным, видимым образом. А до того времени наше спасение постоянно остается под вопросом. Действительность и смерть видимы, а спасение невидимо, внешне не проявлено. О нем можно говорить только в образе надежды. Иногда такое расхождение между данностью и ожидаемым снимается мистическим энтузиазмом, восторгом, некими эмоциональными всплесками, которые принимаются за состояние спасения. Но для Апостола Павла такой иррациональный самообман был совершенно невозможен. Что же тогда может придать основательность нашей вере в спасение?

Сначала Апостол Павел говорит о нашем живом христианском опыте в настоящем. И на вопрос, почему мы абсолютно уверены в нашем спасительном будущем, он отвечает: «Потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам». Так, именно любовь Божия — основание нашей надежды на спасение.

Однако начинается всё с «мира» и «благодати». Эти ключевые слова обозначают желанное и дарованное в вере спасение. Вспомним, как Апостол Павел приветствует христиан в начале каждого из своих посланий: «Благодать вам и мир от Бога Отца нашего, и Господа Иисуса Христа». Далее Апостол наряду с прошлым («оправданные верою») и настоящим («имеем мир», «стоим в благодати») обращается к будущему времени, в котором и осуществится наше спасение. Глядя в будущее, Апостол Павел настолько в нем уверен, что рискует написать: он «хвалится». Он хвалится «надеждой на славу Божию», то есть уверенностью в том, что он некогда примет участие в славе Божией, в Его жизни, в непреходящем сиянии близости Божией. Такая «похвала», такая радость за себя не есть бахвальство, не есть дерзость, но своеобразный вид восхваления Бога, на Которого направлена наша вера и наша надежда.

Последующие строки показывают, что эта радость похвалы не умолкает и там, где, по человеческим понятиям, ей совсем не место, а именно в «скорбях», то есть во всевозможных страданиях и нуждах, постигающих верующего в этом злом мире. Они переносимы только потому, что он твердо знает: слава Божия вскоре положит неизбежный конец страданиям века сего. И здесь Апостол прибегает к такому способу аргументации, который называется «цепочкой заключений». Вообще–то «доказательства» Апостола сами по себе нельзя назвать строгими логически. Но всё построение отрывка, его торжественность, приподнятость придает ему характер убедительности и настроение радостной уверенности.

В своей «цепочке заключений» (страдания — терпение — стойкость — надежда) Апостол следует традиции библейской Премудрости, которая предполагала созревание человека в испытаниях, предполагала, что в человеке существуют душевные силы сопротивления жизненным ударам. Но уверенность Апостола Павла зиждется не на этих естественных душевных силах человека. Решающим для него является переживание любви Божией. Не нашей любви, а любви Божией! Именно в ней находит завершение взятая из ветхой Премудрости «цепочка заключений». Любовь Божия овладевает нами в нашем «сердце». Согласно библейской антропологии, слово «сердце» лишено сентиментальной окраски. Сердце — это сердцевина, умный центр нашей личности. Присутствие любви Божией в нас свидетельствует о себе Духом Святым.

Но почему мы знаем об этой любви? Может быть, наша уверенность в любви Божией есть результат некоего мистического озарения, доступного только религиозно одаренным личностям? Ничего подобного! Согласно рассуждениям Апостола Павла, наша уверенность в любви Божией коренится, во–первых, в самой истории, точнее: в верующем знании истории распятого за нас Иисуса Христа, как воплощения любви Божией к нам. Во–вторых, наша уверенность вырастает из самого опыта наших страданий. Наш опыт свидетельствует нам, что благодаря благодати Божией можно жить и побеждать враждебную нам реальность. Но этот опыт — печать на нашем знании. Сначала знание, а потом — опыт, ведущий к вере. «Как призыватьТого, в Кого не уверовали? как веровать в Того, о Ком не слыхали?» (Рим. 10:14). В начале отрывка Апостол Павел говорит о нашем живом опыте веры, а далее он изображает логику веры, то есть то, как вера вырастает из размышления над историческим явлением Христа, над Его смертью и воскресением, из размышления о Боге.

Какую же логику использует здесь Апостол? Дважды он прибегает к традиционному для его времени способу умозаключения «от легкого к тяжелому» (то есть от несомненного к еще более несомненному). «Ведь если нас, когда мы были врагами, Бог примирил с Собою смертью Сына Своего, то тем более, примиренных ныне, спасет нас в жизни Его». С человеческой перспективы предание Иисуса на смерть за грешников должно казаться безумием, парадоксальным выражением невероятной любви. При этом Апостол Павел исходит из эллинистической этики дружбы с ее высокими идеалами. Так, у Сенеки читаем: «Для чего я обретаю друга? Для того чтобы у меня был кто–то, за кого я мог бы умереть» (Сенека, Письма к Луциллию I 9,10). Разумеется, Апостол Павел реалист и поэтому скептично относится к столь высоким эллинистическим идеалам дружбы. Он знает, что жертвенная смерть даже за очень доброго и праведного человека — дело очень редкое и требует чрезвычайной решимости. На фоне такой реальности смерть Иисуса Христа за неправедных и безбожных тем более должна показаться соблазном и безумием (ср. 1 Кор. 1:23). Но для Апостола Павла именно на Кресте обнаруживается вся безмерность Божественной любви, которую нельзя измерить никакими человеческими мерками. Это — любовь ко врагам. Бог заступился за Своих врагов! Он сделал их Своими друзьями. Если так, то тем более на грядущем Суде Он дарует нам, ныне Его друзьям, спасение и жизнь. Любовь Божия не нуждается ни в какой причине, ибо она — абсолютное добро. Любовь Божия — абсолютна и безусловна, как абсолютен и безусловен Сам Бог, ибо Бог есть любовь!

4–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁸Свободные от рабства греху, вы стали рабами правды. — ¹⁹Я говорю образно, учитывая вашу человеческую немощь. — Как некогда вы отдали ваши телесные члены в рабство нечистоте и беззаконию — для беззакония, так ныне отдайте ваши члены в рабство правде — для освящения. ²⁰Когда вы были рабами греха, вы были свободны от правды. ²¹Какой же плод вы тогда получали? Такие дела, которых вы ныне стыдитесь, ибо в конце их — смерть! ²²Ныне же, свободные от греха и ставшие рабами Бога, вы получаете такой плод, который дает вам освящение, а в конце — вечную жизнь. ²³Ибо жалованье греха — смерть, а дар Бога, — вечная жизнь во Христе Иисусе, Господе нашем.

Господь Иисус Христос излагал свое новое учение притчами, то есть образными примерами, взятыми из обыденной жизни. Так и апостол Павел, будучи опытным душепопечителем, зная о человеческой «немощи», излагает свое Евангелие, прибегая к иносказаниям.

Сегодняшнее чтение из Послания к Римлянам предлагает нам размышление о двух образах жизни: о жизни, пожинающей плоды греха, и о жизни, вкушающей плоды правды Божией. Первая — жизнь под ветхим Законом, вторая — жизнь под благодатью. Крещеные во Христа, «мы не под Законом, но под благодатью» (Рим. 6:14–15). В таинстве Святого Крещения верующие во Христа переходят границу между ветхой и новой жизнью. Из ветхого мира они вступают в область Нового Творения. И если христианин желает удержаться в этом новом бытии, он должен постоянно оправдывать и подтверждать его соответствующей жизненной практикой.

Ни в какой другой книге Нового Завета так подробно не говорится о смысле крещения, как в Послании к Римлянам. Мы — крещеные. Мы крестим наших детей. Поэтому для нас так важно знать, какое место крещение занимает в нашей жизни. Апостол Павел пишет о том, что оно означает наш внутренний переворот настолько радикальный, что мы можем сравнить его только со смертью. «Все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились» (6, 3). Из этой смерти во Христе возникает новая жизнь: «Если мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним» (6, 8). И в новой жизни не будет, не должно быть места теням прошлого, таким делам, о которых и вспоминать–то, как пишет Апостол, стыдно и страшно. Новая жизнь возникает не потому, что это я сам оказался способен сделать как бы не бывшей свою собственную биографию, забыть ее, отречься от нее, но потому, что есть мой Создатель, Который в Сыне Своем подарил мне новое начало, причем, так безусловно, что апостол Павел может сказать: моя ветхая жизнь закончилась, «умерла» в очах Божиих. Именно такой смысл предполагает крещение.

Но такова ли наша жизнь после крещения? Будем реалистами. Крещение в наши дни принимают очень многие, не имея ни малейшего представления о его смысле и значении. Оно чаще всего (к сожалению, это так!) воспринимается как некая гарантия смутно понимаемого благополучия в земной жизни. Люди проходят крещение, отнюдь не собираясь расставаться с ветхой жизнью, и уж тем более не собираясь «умирать» для нее. Крещение и последующее за ним членство в Церкви (а часто никакого реального членства в Церкви и не происходит) в лучшем случае воспринимается как неиссякаемый источник благодати. Это так и есть! Но благодать Божия становится действенной только в реализуемой вере. Вера же реализуется в святой и праведной жизни. Иначе весь наш религиозный язык, церковные ритуалы и жесты лишаются своего смысла, и само Евангелие теряет свою спасительную силу. Вспомним самое начало Послания к Римлянам, торжественно провозглашающее: Евангелие Христово «есть сила Божия ко спасению всякому верующему» (1, 16). В прочитанном сегодня отрывке апостол Павел пишет именно об этой опасности легкомысленного отношения к Евангелию и крещению, когда оно понимается как источник «дешевой благодати», за которую не надо платить своей привычной земной жизнью.

Именно об этом апостол Павел говорит, используя также другую метафору, своего рода притчу, заимствованную из житейского опыта античного человека, а именно из института рабства, с которым был знаком всякий житель Римской империи: «Неужели вы не знаете, что, кому вы отдаете себя в рабы для послушания, того вы и рабы, кому повинуетесь?» (6, 16). Апостол принципиально считает, что человек всегда находится под властью тех или иных сил, и потому абсолютная автономия человека есть иллюзия. Он рассматривает крещение не как переход от состояния рабства к состоянию полной раскованности и произвола, но как смену господ, переход от одного господина к другому. В Римском мире раб по той или иной причине мог менять своего господина. Чаще всего это был результат продажи раба, изредка — добровольная смена господина. Но в любом случае раб, сменивший господина, подвергался обряду крещения «во имя» его нового хозяина. Раба погружали в воду, произносили над ним формулу перехода под власть нового господина и нарекали его новым именем. С этого момента раб не имел права служить кому бы то ни было кроме господина, который его купил (или выкупил), и не имел права откликаться на свое прежнее имя. Крещение означало переход к совсем другой жизни под властью другого господина.

Но если уж раб определился и теперь принадлежал тому или иному господину (так у апостола Павла), то он был обязан безусловно подчиняться. Только сравнение это не совсем корректно. И это признает апостол, оттого и пишет, что он использует сравнение с рабством условно, метафорически. Ведь если рабство греху действительно держит человека в несвободе, то «рабство» правде Божией, напротив, переносит человека в область свободы. Но ради «немощи» своей аудитории апостол Павел считает практически полезной наглядную яркость своего сравнения. Так его читатели и слушатели имеют возможность сравнить «доход», «прибыль», или, как образно выражается апостол, «плод» ветхого и «плод» нового образа жизни. Если до крещения этот плод составляли «дела, каких ныне сами стыдитесь» (апостол Павел не хочет их даже называть), ибо они приносили смерть, то после крещения плод нового образа жизни — дела святые и праведные, которые принесут жизнь, и не просто жизнь, но жизнь вечную во Христе Иисусе, Господе нашем.

Святость и праведность жизни. Слова привычные. Мы употребляем их как синонимы. Наверное, это правильно. Но что они означали первоначально? «Святость, освящение» означает принадлежность Богу, извлеченность из мира, из мирского употребления. А «праведность», или «правда» христианина означает стиль новой жизни, отвечающей Правде Божией, явленной в Иисусе Христе и открытой в Евангелии Креста и Воскресения. Праведность, или правда — принципиальная черта святости, освященной, богоугодной жизни в Духе Святом! Апостол Павел всячески подчеркивает различие между прежней и новой жизнью. Прежняя жизнь характеризовалась «нечистой и беззаконием». И это беззаконие приводило к новым беззакониям. В этом и суть рабства греху. Грех производит грех и смерть.

Совсем иная — новая жизнь, в «рабстве» Богу и Его правде. Эта жизнь ведет путем освящения к совершенной святости. Конечно, будучи реалистом, апостол Павел знает, что человек, отдающий себя Христу, не сразу становиться совершенным человеком: его жизнь будет постоянной борьбой. Поэтому не удивительно, что апостол использует в своих наставлениях метафору, заимствованную из воинского словаря: «жалование» и «дар». Жалование воин получал за свою верную службу (1 Кор. 9:7). Дар он получал по милости императора по особым праздничным дням. Апостол Павел жалованию за службу греху, — а это жалование есть смерть, — противопоставляет щедрый подарок Божественной благодати во Христе Иисусе — жизнь вечную. Смерть — по заслугам ветхой жизни во грехе. Вечная жизнь — не по нашим заслугам, а по вере и великой милости Божией.

5–я неделя по Пятидесятнице

Проповедь

5–я Неделя по Пятидесятнице, 17 июля 2011 г.

(Рим. 10:1–10)

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹Братья! Желание моего сердца — спасение Израиля, и о них моя молитва к Богу. ²Я свидетельствую: есть у них ревность в служении Богу, но нет у них истинного разумения. ³Ибо, не признавая праведности от Бога и стремясь вместо нее поставить свою собственную праведность, они праведности от Бога не подчинились, ⁴потому что Христос — конец Закона, и праведным теперь становится всякий верующий.

⁵О праведности по Закону Моисей пишет так: «Человек, соблюдающий заповеди, тем самым будет жив». ⁶А праведность по вере говорит так: «Не говори в сердце своем: Кто бы взошел на небо?» (это чтобы оттуда Христа низвести); ⁷или: «Кто бы сошел в бездну?» (это чтобы из мертвых Христа возвести). ⁸Но что же говорит она? «Близко к тебе это Слово: оно в устах твоих и в сердце твоем», — то есть Слово о вере, которое мы возвещаем. ⁹И если ты будешь исповедовать устами своими, что Иисус — Господь, и будешь верить сердцем своим, что Бог воздвиг Его из мертвых, то будешь спасен, ¹⁰ибо сердцем верят — к праведности, а устами исповедуют — к спасению.

Центральное слово прочитанного отрывка — «праведность», или «правда» в церковнославянском варианте. Собственно, это — одно из ключевых слов Библейского богословия вообще. Что же касается Послания к Римлянам, то в нем оно и в самом деле «ключевое», то есть тот ключ, который открывает дверь в самую острую проблему иудейской среды, из которой вышел апостол Павел. Речь идет о проблеме «правды (или праведности) Божией». Следует заметить, что слова «правда» и «праведность» — разные переводы одного и того же слова оригинального греческого текста. Просто контекст диктует переводчику, какой из этих двух переводов предпочтительнее употреблять в том или ином случае.

Если обратиться к библейским источникам понятия «правда», то смысл его лучше всего отражают такие слова как «надежность» и «верность». Так, например, когда говорится о «правде Божией», то чаще всего имеется в виду надежность, верность Бога: на Бога можно положиться, Он верен Своему Слову, Своим обетованиям, Своему творению, верен и Своему народу, который Он «отделил Себе в удел из всех народов земли» (3 Цар. 8:53). И вот это последнее, то есть верность Бога избранному народу, со временем стало подвергаться сомнению. В самом деле: проходят столетия, но участь Израиля остается прежней. Одни захватчики сменяются другими: вышедший из египетского рабства народ снова попадает из одного рабства в другое. Где же обетования Божии, данные Аврааму? Где правда Божия? Когда она из предмета веры и надежды станет реальностью?

И вот Послание к Римлянам начинается с великого утверждения апостола: Ныне правда Божия стала реальностью, она открывается в Евангелии Иисуса Христа, в Его Слове о спасении всякого верующего: «Я не стыжусь благовествования Христова», — пишет апостол Павел, — «потому что оно есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во–первых, Иудею, потом и Еллину. Ибо в нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет» (Рим. 1:16–17). И всё дальнейшее в Послании посвящено доказательству этого тезиса: Именно вера в Иисуса Христа, «нас ради» умершего и «нашего ради спасения» воскресшего, приносит всем людям праведность, которая «по вере», а не «по Закону», от Бога, а не от наc, как дар благодати, а не как плата за наши заслуги, чаще всего мнимые.

Спасение — всем людям, — утверждает апостол, — Иудеям и Еллинам! Но вот это «всем людям» вызывало сопротивление большинства иудеев, вызывало обиду и отторжение. Ибо в известном смысле приравнивало иудеев язычникам! И это было соблазном для иудеев: они «преткнулись о камень преткновения» (Рим. 9:32). Израиль отверг Иисуса Христа, не уверовал в своего Спасителя, что приносит апостолу Павлу великую печаль и непрестанное мучение его сердцу (Рим. 9:2). Он размышляет о трудной судьбе своего народа и молится о его спасении. Этими словами о молитве за Израиль открывается прочитанный сегодня отрывок.

Апостол свидетельствует о глубоком уважении к религиозной «ревности» Израиля. Ведь и сам он до своего призвания и обращения был страстным «ревнителем отеческих преданий» (Гал. 1:14). Однако уважение к религиозному усердию Израиля не препятствует ему со всей определенностью говорить о том, чтo ныне отличает иудеев от христиан. Отличает же иудеев отказ признать, что в Иисусе Христе действовал Сам Бог для спасения всех людей, что в Иисусе Бог даровал нам праведность. Поэтому ревность Израиля о Боге стала религиозным усердием «без разумения» (каким было и усердие самого апостола Павла перед его призванием, пока он был просто Савлом). «Без разумения», конечно, не означает без знания того, чтo израильтяне отвергают (ведь и Савл знал, чтo и кого он преследовал, иначе бы он и не преследовал!). Но их знание было ложным, оно вело не к признанию, не к послушанию истине, но к помрачению их сознания: «Бог дал им дух усыпления, глаза, которыми не видят, и уши, которыми не слышат, даже до сего дня» (Рим. 11:8). Страстное усердие Израиля было направлено мимо истины и против истины. После откровения в Иисусе Христе, после Его Евангелия стало ясным, что стремление Израиля к праведности в рамках послушания Закону Моисея было тщетным стремлением утвердить перед Богом собственную праведность вместо принятия праведности от Бога, дарованной в Иисусе Христе. — И здесь апостол высказывает свой основной тезис: «они не починились праведности от Бога», потому что они чувствовали, интуитивно понимали, что «Христос — конец Закона». Вероятно, то же чувствовал и Савл, когда он гнал Церковь. Признать Христа — значит пойти дальше и выше Закона, дальше и неизмеримо выше упования на свои законные заслуги, ибо концом и целью Закона является Христос, и праведным теперь становится всякий верующий не в свои заслуги, а в благодатный дар Божий в Иисусе Христе. Но иудеи выходить за пределы Закона не хотят! Они не желают с ним расставаться. Потому и не покоряются истине Евангелия.

Апостол Павел очень образно противопоставляет «Закон» и «праведность по вере». Если Моисей о «праведности по Закону» пишет, то новая «праведность по вере» говорит, как бы возвышает свой живой голос. Как тут не вспомнить противопоставление буквы и Духа: «буква убивает, а Дух животворит» (2 Кор. 3:6). Если Моисей пишет отстраненно, обращаясь к человеку вообще, в третьем лице: «исполнивший его человек жив будет им» (Лев. 18:5), то вера говорит «на ты», обращается к сердцу человека: «Не говори в сердце своем: Кто бы взошел на небо?». Если Моисей связывает обетование жизни с неким условием (жив будет только тот, кто будет соблюдать заповеди Закона), то праведность по вере дается без условий, она приходит к человеку сама, она близко. Апостол Павел при этом цитирует книгу Второзакония: «весьма близко к тебе слово сие: оно в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его» (Втор. 30:14). Но ведь Второзаконие говорило о «слове заповеди Закона». На каком же основании апостол Павел относит эти слова ко Христу? — Дело в том, что уже задолго до апостола Павла иудейские книжники в том «близком Слове» признавали Премудрость Божию, которую они отождествляли с Законом. Об этой Премудрости Божией написано: «Кто взошел на небо, и взял ее, и снес с облаков? Кто перешел моря и нашел ее? Нет никого, знающего путь ее, ни помышляющего о стезе ее. Но Знающий всё знает ее. … Он нашел все пути Премудрости и даровал ее … возлюбленному Своему Израилю. … Вот Книга заповедей Божиих и Закон, пребывающий вовек. Все, держащиеся ее, будут жить …» (Вар. 3:29–32.37–38; 4,1). Но для апостола Павла явившаяся на земле Премудрость и праведность от Бога есть Христос (1 Кор. 1:30)! Эта Премудрость сошла с небес, она воскресла из бездны преисподней, она близка в Слове веры, которое возвещают апостолы. Подразумевается древнее исповедание веры, или, точнее, два исповедания. Одно возглашалось в церковном собрании верных: «Иисус — Господь!», другое исповедали как «символ веры» перед крещением: «Бог воскресил Его из мертвых». И эти слова веры даруют человеку радостную убежденность в том, что он соединен с Господом и, следовательно, перед ним открыта дверь в спасение и в жизнь вечную.

6–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

Сначала Апостол Павел говорит о нашем живом христианском опыте в настоящем. И на вопрос, почему мы абсолютно уверены в нашем спасительном будущем, он отвечает: «Потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам». Так, именно любовь Божия — основание нашей надежды на спасение.

Но почему мы знаем об этой любви? Может быть, наша уверенность в любви Божией есть результат некоего мистического озарения, доступного только религиозно одаренным личностям? Ничего подобного! Согласно рассуждениям Апостола Павла, наша уверенность в любви Божией коренится, во–первых, в самой истории, точнее: в верующем знании истории распятого за нас Иисуса Христа, как воплощения любви Божией к нам. Во–вторых, наша уверенность вырастает из самого опыта наших страданий. Наш опыт свидетельствует нам, что благодаря благодати Божией можно жить и побеждать враждебную нам реальность. Но этот опыт — печать на нашем знании. Сначала знание, а потом — опыт, ведущий к вере. «Как призыватьТого, в Кого не уверовали? как веровать в Того, о Ком не слыхали?» (Рим. 10:14). В начале отрывка Апостол Павел говорит о нашем живом опыте веры, а далее он изображает логику веры, то есть то, как вера вырастает из размышления над историческим явлением Христа, над Его смертью и воскресением, из размышления о Боге.

7–я неделя по Пятидесятнице

¹ Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать.

² Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию.

³Ибо и Христос не Себе угождал, но, как написано: злословия злословящих Тебя пали на Меня.

⁴А все, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду.

⁵Бог же терпения и утешения да дарует вам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Иисуса, ⁶дабы вы единодушно, едиными устами славили Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа.

⁷Посему принимайте друг друга, как и Христос принял вас в славу Божию.

«Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать», — так начинается сегодняшнее апостольское чтение. Кто эти «сильные», к которым обращается Апостол Павел? Почему он причисляет себя к ним? Кто такие «бессильные»?

Апостол пишет христианам в Риме, где существовали две группы христиан, которые практически почти не общались друг с другом. «Сильными» Апостол называет тех христиан, — к ним он причисляет и себя, — которые сильны, разумеется, не собственной силой, но силою Божией. Это те верующие, которые обрели свободу от Закона Моисея, ту свободу в благодати, которая дается Воскресшим Господом. И они живут в этой свободе. Называя их «сильными», Апостол отличает их от «бессильных», «немощных в вере» христиан (Рим. 14:1), которые все еще не в состоянии отрешиться от власти ветхого Закона и продолжают жить по правилам иудейского благочестия. Они различают чистое и нечистое: это есть можно, то нельзя; до этого дотрагиваться можно, до того нельзя; это оскверняет, то не оскверняет. В конкретном случае Апостол пишет о якобы чистой и нечистой пище. «Иной, — пишет он, — уверен, что можно есть все, а немощный ест овощи» (Рим. 14:2). Дело в том, что мясная пища в античном языческом обществе поступала от жертвенных приношений языческим божествам, а следовательно, с точки зрения иудейского религиозного сознания, была нечистой.

«Пища, — как сказано у Апостола, — не приближает нас к Богу: ибо едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем» (1 Кор. 8:8). Так называемые «бессильные», о которых он пишет, так бы никогда не сказали. Они были уверены в том, что соблюдение диетических предписаний как таковое приблжает нас к Богу. А несоблюдение оскверняет и удаляет от Бога. Господь же учит, что удаляет нас от Бога та скверна, которая гнездится в человеческом сердце, а не то, что лежит на тарелке или находится в желудке. Разумеется, пища здесь лишь пример, лишь частный случай религиозного поведения вообще.

Борьбу с такого рода благочестием начал еще Господь Иисус Христос, когда в ответ на упреки фарисеев, говорил: «Не то, что входит в уста, оскверняет человека; но то, что выходит из уст, оскверняет человека» (Мф. 15:11). Сейчас это понятно всем без особых дополнительных комментариев. Но в те далекие времена подобные заявления иудеям и многим христианам, перешедшим из иудейства, казались странными и неприемлемыми. Не внешнего благочестия, а внутреннего изменения сердца искал в людях Господь, а вслед за Ним Апостол Павел. Измениться же внутренне можно лишь при условии, если средоточием жизни для человека является Бог и единственной целью всех его жизненных стремлений — единение с Ним. Но как часто эта цель в людях подменяется другими целями, имеющими лишь религиозную видимость. При этом поведение человека может облекаться в благочестивые по видимости слова и жесты, к истинной вере никакого отношения не имеющие. Бога очень легко заменить всяческими кумирами. И часто такими кумирами становятся религиозные по внешности обряды и действия.

Во–первых, эти якобы религиозные действия могут превращаться в бессмысленную привычку, вырождаясь в некий «ритуальный тик». Примеры такого поведения на уровне чистого невроза мы нередко наблюдаем в храме, когда, скажем, люди часто и бессмысленно налагают на себя крестное знамение. Во–вторых, ритуалы могут осознаваться как некая жертва. Ведь известно, сколь длительны во времени наши православные службы, молитвенные правила и посты. Но Господь неоднократно говорил, что никакие жертвы Ему не нужны: «Милости хочу, а не жертвы». В–третьих, выставляемое на вид благочестие может служить цели фарисейскоготщеславия, стремления к похвале и одобрению. В–четвертых, посты и молитвы могут пониматься как способ выслужиться перед Богом и таким образом получить какую–то награду. — Как если бы человек мог иметь какие–то заслуги перед своим Создателем! — Наконец, в–пятых, люди частенько ходят на богослужения с единственной целью получить наслаждение от прекрасного ритуала, от хорового пения, от созерцания замечательных икон, пышной религиозной живописи и так далее. Но все перечисленное не имеет никакого отношения к Евангелию Христову.

Но, разумеется, не для обличения «бессильных» Апостол Павел написал римским христианам. Он был озабочен расколом, грозящим Церкви. «Сильные», чтобы не допустить такового, «должны сносить немощи бессильных». Это трудно, ибо опыт свидетельствует, что фанатически настроенные «бессильные», нетерпимые приверженцы строгих правил и ритуалов, деления людей на чистых и нечистых, бывают довольно агрессивными. Но Апостол настаивает на терпимости по отношению к таковым. Это действительно трудно, и подчас достижение единства — не в силах людей. Посему Апостол прибегает к молитве, взывая к Богу терпения и утешения, дабы Он даровал христианам единомыслие. И в этом великий апостольский урок нам, живущим в христианской среде, раздираемой противоречиями и нетерпимостью. Да даст нам Господь Свое терпение, а вместе с ним и утешение, и силу, которая будет прославлять Его в нашей немощи.

8–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁰Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях. ¹¹Ибо от домашних Хлоиных сделалось мне известным о вас, братия мои, что между вами есть споры. ¹²Я разумею то, что у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин»; «а я Христов». ¹³Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились? ¹⁴Благодарю Бога, что я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия, ¹⁵дабы не сказал кто, что я крестил в мое имя. ¹⁶Крестил я также Стефанов дом; а крестил ли еще кого, не знаю. ¹⁷Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать, не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова.

¹⁸Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, — сила Божия.

Павел приступает к задаче своего послания: исправить положение, создавшееся в церкви в Коринфе. Он писал свое послание из Ефеса. Рабы, христиане из дома богатой дамы по имени Хлоя посетили Коринф и привезли с собой историю о распрях и разладе.

Павел дважды обращается к коринфянам как к братьям. Как сказал старый комментатор Беза: «В этом обращении находится и скрытый аргумент». Во–первых, он смягчает только что сделанный упрек, который делает не учитель с палкой в руке, а человек, движимый только любовью. Во–вторых, такое обращение должно было показать им, сколь ошибочными были их распри и разлады. Все они братья и должны жить в братской любви.

Стараясь примирить эти расколовшиеся группы церковной общины, Павел употребляет две интересные фразы. Он просит их, чтобы все они говорили одно, то есть он преследует цель устранить разногласия — выражение, обычно употребляемое враждующими сторонами при достижении соглашения. Он желает, чтобы они «соединены были в одном духе и в одних мыслях«, употребляя его в медицинском значении как соединяют сломанную кость, либо вправляют вывихнутый сустав. Разногласия в церковной общине противоестественные и их следует исправить ради здравия и действенности тела всей Церкви.

Павел видит в церкви Коринфа четыре группы: они еще не откололись, раскол находится внутри церкви. Павел употребляет для описания положения греческое слово схизмата, означающее прореха в покрове. Церковь в Коринфе подвергается опасности стать столь же неприглядной, как разорвавшийся покров. Следует отметить, что названные благочестивые личности — Павел, Киф и Аполлос — не имели никакого отношения к расколу и раздорам в церкви. Между ними не было ни противоречий, ни раскола. Их имена были присвоены отдельными группами людей без их ведома и согласия. И действительно, нередко случается так, что так называемые сторонники становятся большей проблемой, нежели противники. Присмотримся повнимательнее к этим группам и попробуем разобраться, что же отстаивала каждая из них.

1. Одна группа заявляла «я Павлов». Несомненно, в эту группу входили, главным образом, люди неиудейского происхождения. Павел всегда проповедовал Евангелие свободы и конец власти закона над людьми. Вероятно, эта группа коринфских христиан стремилась обратить свободу, проповедуемую Павлом, в вольность и распущенность, и использовать новообретенное христианство для оправдания своей распущенности и личного своеволия. Немецкий теолог Бультманн сказал, что христианский индикатив часто приводит к императиву. Представители этой группы коринфских христиан забыли, что христианский индикатив Евангелия привел к христианскому императиву христианской этики. Они забыли, что были спасены не для того, чтобы свободно грешить, а чтобы получить свободу не грешить.

2. Представители другой группы утверждали «я Аполлосов«. В Деян.18,24 дано краткое описание характера Аполлоса. Это был иудей из Александрии, «красноречивый и сведущий в Писаниях». В то время Александрия была центром интеллектуальной жизни. Именно там ученые мужи создали школу, аллегорически толкующую Писание, и выводили крайне сложные толкования из совершенно простых отрывков. Вот один из примеров их занятий: в сочинении Варнавы из Александрии из внимательного анализа стихов Быт. 18,23; 14,14, они делали следующий вывод: Авраам имел 318 человек домочадцев, коих он и обрезал. В греческом написании 18 — а греки использовали в качестве цифровых знаков буквы с определенным значением; так после йоты следует ета, то есть первые две буквы имени Иисуса (Иесус). Цифру 300 же греки обозначали буквой «Т» — символ распятия; следовательно, выводит Варнава, это событие в истории Авраама представляет собой предсказание распятия Иисуса Христа на Кресте! Далее, александрийцы были большими поклонниками литературы. В сущности, именно они внеслиинтеллектуальный момент в христианство. Все те, кто утверждал «я Аполлосов», несомненно, принадлежали к интеллектуальному крылу Коринфской церковной общины, стремившемуся превратить христианство более в философию, нежели в религию.

3. Была там и группа, утверждавшая «я Кифин«. (Киф — это иудейское имя, соответствующее в греческом и латинском Петру.) Большинство из них были иудеи, пытавшиеся учить, что человек все же должен соблюдать иудейский закон. Это были законники, превозносившие закон и, тем самым, преуменьшавшие значение благодати.

4. И были там такие, которые утверждали «я Христов«. Это можно объяснить по–разному: а) В греческих рукописях вовсе отсутствует пунктуация, и между словами нет никакого интервала. Вполне возможно, что здесь не выделена особая группа, а что это комментарий самого Павла. Может быть, он диктовал так: я Павлов; я Аполлосов; я Кифин — но я Христов. Возможно, это комментарий Павла к сложившемуся крайне неприятному положению. б) Если же такое предположение неверно, и все же описывается существовавшая группа, то это должна была быть маленькая стойкая группа людей, утверждавших, что лишь они являются истинными христианами в Коринфской церковной общине. Их реальная ошибка состояла не в том, что они заявляли о своей принадлежности Христу, но в том, что они выступали так, будто Христос принадлежит исключительно им. Такое выражение довольно четко определяет небольшую нетерпимую, уверенную в своей правоте, группу.

Не следует думать, будто Павел преуменьшает значение крещения. Люди, крещенные Павлом, были особыми новообращенными. Самым первым новообращенным, по–видимому, был Стефан (1 Кор. 16:15). Крисп когда–то был начальником иудейской синагоги (Деян. 18:8). Гаий, возможно, был странноприимцем, у которого жил Павел (Рим. 16:23). Но самое важное заключается в том, что крещение проводилось во имя Христа.

По–гречески эта фраза обозначает самую тесную связь. Так, например, дать деньги во имя человека значило уплатить по его текущему счету. Продать раба во имя человека — значило отдать этого раба в его абсолютное владение. Солдат римской армии клялся в верности во имя цезаря: и он принадлежал полностью императору. Выражение во имя кого–то подразумевает абсолютное владение. В христианстве же эта фраза несет в себе даже большее значение: она означает, что христианин не только полностью принадлежит Христу, но и каким–то особым образом отождествляется с Ним. А, в общем, Павел хочет сказать следующее: «Я рад, что был так занят проповедованием, ибо если бы я крестил, то это могло бы дать некоторым из вас повод говорить, что я крестил вас в мое владение, а не в Христово». Павел не уменьшает значение крещения, а лишь заботится о том, чтобы ни одно его действие не могло быть истолковано превратно, будто бы он числил их за собой, а не за Христом.

Павел заявляет, что излагал людям историю распятия в самых простых выражениях. Украшать ее риторикой и остроумием он не собирался. Павел хотел привлечь внимание не к языку, а к фактам, не к автору, а к его рассказу. Цель же Павла состояла именно в том, чтобы показать людям не себя, а Христа, во всем Его величии.

И для культурных эллинов и для набожных иудеев история, которую рассказывало им христианство, казалась сущим безумием. Павел начинает тем, что свободно употребляет две цитаты из Исаии (Ис. 29,14; 33,18) с тем, чтобы показать, насколько ненадежна человеческая мудрость, как легко она может подвести. Он приводит неопровержимый факт, что при наличии всей человеческой мудрости, человечество не нашло Бога. Оно все еще слепо и на ощупь продолжает искать Его. И эти поиски были предначертаны Богом, чтобы показать людям беспомощность их положения и тем самым подготовить единственно истинный путь к Его принятию.

Что же представляло собой христианское благовествование? Если мы проанализируем содержащиеся в Деяниях Апостолов четыре знаменитые проповеди (Деян. 2,14–39; 3,12–26; 4,7–12; 10,34–43), то увидим, что в христианской проповеди содержатся определенные неизменные элементы: 1) утверждение о том, что великое обетованное Богом время наступило; 2) краткое изложение истории жизни, смерти и воскресения Иисуса Христа; 3) утверждение о том, что все это свершилось во исполнение древних пророчеств; 4) утверждение о втором пришествии Иисуса Христа; 5) настойчивый призыв к покаянию и принятию обетованного Духа Святого.

1. Для иудеев эта проповедь была камнем преткновения по двум причинам:

a. Для них было непостижимым, чтобы Тот, Кто окончил жизнь свою на кресте, мог быть Избранным Божиим. Они ссылались на свой закон, где было прямо сказано: «Ибо проклят перед Богом всякий, повешенный на дереве» (Втор. 21:13). Для иудеев сам факт распятия, не только не доказывал, что Иисус был Сыном Божиим, но напротив» окончательно опровергал его. Нам это может показаться странным, но иудеи, даже читая Исаию 53, никогда не могли бы представить себе страдающего Мессию. Крест был и остается для иудеев камнем преткновения» мешающим им поверить в Иисуса.

b. Иудеи искали знамений. Если настал золотой век, век Божий, то должны происходить поразительные события. В то самое время, когда Павел писал свои послания, выступало много ложных мессий, и все они ловили легковерных обещаниями творить чудеса. В 45 г. появился человек по имени Феудас, убедивший тысячи людей бросить свои дела и пойти за ним к реке Иордан, обещав, что по его слову воды Иордана расступятся, и он проведет их по суше через реку. В 54 г. в Иерусалиме появился человек из Египта, утверждавший, что он пророк. Он побудил тридцать тысяч человек последовать за ним на Масличную гору, пообещав, что по его слову падут стены Иерусалима. Именно этого ожидали иудеи. В Иисусе же они видели скромного и смиренного человека, умышленно избегающего захватывающих зрелищ, служившего людям и окончившего жизнь свою на кресте. Такой человек, по и их мнению, не мог быть Избранником Божиим.

2. Для Эллина такое благовествование казалось безрассудством по двум причинам:

a. Для эллинов определяющей чертой Бога была апафейа. Это не просто апатия, а полная неспособность чувствовать. Греки утверждали, что если бог может чувствовать радость и печаль, гнев и горе, то это значит, что в такой момент на бога оказал влияние человек, оказавшийся, следовательно, сильнее этого бога. Поэтому, утверждали они, бог должен быть лишен всяких эмоций, чтобы никто и ничто не могло повлиять на него. Страдающий бог, по мнению эллинов, это уже несовместимые понятия.

Греки считали, по заявлению Плутарха, что вовлечь бога в человеческие дела — значит нанести ему оскорбление. Бог, по необходимости, совершенно независим и беспристрастен. Эллинам казалась возмутительной сама идея воплощения Бога в человеческий образ. Августин, бывший крупным ученым еще задолго до принятия христианства, говорил, что он нашел у греческих философов параллели почти всем идеям христианства, но никогда не встречал у них утверждения: «Слово стало плотию и обитало с нами». Греческий философ 2–го в. Цельс, энергично нападавший на христианство, писал: «Бог добр, прекрасен и счастлив, и он в том, что прекраснее и лучше всего. Если же, однако, он снисходит к людям, это вызывает в нем изменения, и изменения обязательно к худшему: из доброго в плохое, из прекрасного в безобразное, из счастливого в несчастное; из лучшего в худшее. А кто захотел бы подвергнуться такому изменению? Смертные меняются естественно, бессмертные же должны навсегда оставаться неизменными. Бог никогда не согласился бы на такое изменение». Мыслящий эллин не мог и представить себе воплощение Бога, и считал совсем неправдоподобным, чтобы Тот, Кто страдал так, как Иисус, мог бы быть Сыном Божиим.

b. Эллины искали мудрости. Первоначально греческое слово софист означало мудрого человека в положительном смысле слова; но со временем оно приобрело значение человека с ловким умом и острым языком, своего рода интеллектуального акробата, обладающего способностью блестяще и красноречиво доказывать, что белое есть черное, а плохое — хорошее. Оно обозначало человека, проводящего бесконечные часы в обсуждении несущественных мелочей и совершенно не интересующегося решением вопроса, а лишь наслаждающегося «интеллектуальными экскурсами». Дион Хризостом так описывает греческих софистов: «Они квакают как лягушки в болоте. Они самые никчемные люди на земле, потому что, будучи невеждами, мнят себя мудрецами; подобно павлинам, они хвастают своей известностью и числом своих учеников, как павлины своими хвостами».

Мастерство, которым обладали древнегреческие краснобаи, пожалуй, даже нельзя и преувеличить. Плутарх говорит о них так: «Они услаждали свой голос каденциями модуляциями тонов, создавая отраженный резонанс». Их мысли были не о предмете разговора, а о том, как они говорили. Мысль их могла быть наполнена ядом, а речь медоточива. Филострат говорит, что софист Адриан пользовался в Риме такой славой, что когда становилось известно, что он будет говорить перед народом, сенаторы покидали сенат, а люди свои игры, и шли толпами слушать его.

Дион Хризостом изображает этих, так называемых, мудрецов и картину их состязаний в самом Коринфе на Истмийских играх: «Можно услышать массу ничтожных негодяев–софистов, кричащих и бранящих друг друга, учеников своих противников, спорящих по пустяковым предметам, большое число писателей, читающих свои тупейшие сочинения, множество поэтов, декламирующих свои поэмы, множество фокусников, демонстрирующих свои чудеса, прорицателей, толкующих значение знамений, десятки тысяч краснобаев, занимающихся своим ремеслом». Греки были, в буквальном смысле, отравлены красноречием, а христианские проповедники со своими прямыми и малопонятными проповедями казались им грубыми и необразованными, заслуживающими насмешек, а не уважения и внимания.

На фоне образа жизни эллинов и иудеев проповедь христианства имела, казалось, мало шансов на успех; но, как сказал Павел, «немудрое Божие премудрее человеков, и немощное Божие сильнее человеков».

Павлу приятно, что в основном церковь составлялась из простых и кротких людей. Но ни в коем случае не следует думать, что ранняя церковь состояла только из рабов. Из Нового Завета видно, что христианами становились и представители высших слоев общества. Это были, например, Дионисий в Афинах (Деян. 17:34), Сергий Павел, проконсул острова Крит (Деян. 13:6–12), дамы благородного происхождения в Фессалониках и Верии (Деян. 17:4,12), Эраст, городской казначей, вероятно в Коринфе (Рим. 16:23). Во времена Нерона Помпония Гречина, супруга Плавта, завоевателя Британии, приняла мученическую смерть за то, что была христианкой. При императоре Домициане, во второй половине первого века, принял мученическую смерть за христианство Флавий Клеменс, двоюродный брат императора. В конце второго века Плиний, правитель Вифинии, писал императору Траяну, что христиане находятся во всех слоях общества. Но все же большая часть христиан состояла из простого и скромного народа.

Приблизительно в 178 г. Цельс написал одно из самых резких когда–либо написанных сочинений против христианства. И он высмеял именно интерес простого народа к христианству. Он заявил, что христианская точка зрения, якобы, состоит в следующем: «Пусть не примет христианства ни один образованный, ни один мудрый или благоразумный человек, ибо их мы считаем злом; но если кто невежда, если кому недостает здравого смысла и культурного воспитания, если кто глуп — пусть он смело приходит к нам». О христианах же он писал: «Мы видим их в их домах: чесальщики шерсти, сукновалы и сапожники, самые необразованные и грубые люди». Он говорил, что христиане «подобны сонму летучих мышей или муравьев, выползающих из своих муравейников; они подобны лягушкам, собравшимся на философскую беседу вокруг болота».

Именно так говорили о христианстве. В Римской Империи было около шестидесяти миллионов рабов. Перед законом раб был «живым орудием», вещью, а не человеком. Хозяин мог выбросить старого раба, также как он выбрасывал старую лопату или мотыгу. Он мог развлекаться, истязая своих рабов, и мог даже убивать их. Для рабов не было законодательства о браке; как ягнята в стаде, их дети тоже принадлежали хозяину. Христианство превратило людей, являвшихся вещами, в истинных мужчин и женщин; более того, в сыновей и дочерей Бога. Оно придало тем, которых никто не уважал, чувство собственного достоинства. Оно давало жизнь вечную тем, не имел права распоряжаться собственной жизнью. Оно уверяло их, что, даже если они не значат ничего для света, они очень важны в глазах Бога. Оно свидетельствовало им, что, хотя они не представляют никакой ценности для других людей, Бог пожертвовал ради них Сына Своего единородного. Христианство было и остается самой возвышенной идеей во всем мире.

Павел завершает этот отрывок цитатами из Иеремии 9,23–24. Как выразился Бультманн: самовосхваление, или жажда быть признанным — один из самых основных грехов. Истинная вера начинается лишь тогда, когда мы осознаем, что мы сами не можем свершить ничего, но что Бог может свершить все, и что Он свершает все. Поразительно, что, именно человек, сознавший свою слабость и недостатки своей мудрости, оказывается потом сильнее и мудрее. Опыт жизни показывает, что человек, полагающий, что он сам может совладать со всем, в конечном счете, терпит крушение.

Следует особо выделить четыре характерные особенности, приданные людям Христом:

1. Христос — наша премудрость Лишь следуя за Ним мы можем идти прямо, и только слушая Его, слышим мы истину. Он воистину, Всевышний в жизни.

2. Христос — наша праведность. Во всех посланиях Павла праведность означает правильные отношения с Богом. Мы своими усилиями сами никогда не можем достичь ее. Мы обретаем ее, лишь осознав чрез Иисуса Христа, что она дана нам не за то, что мы сделали для Бога, но за то, что Он сделал для нас.

3. Христос — наше освящение. Лишь в присутствии Христа жизнь наша может стать той, чем она должна быть. Эпикур говаривал своим ученикам: «Живите так, будто бы Эпикур постоянно видел вас». Но в наших отношениях к Христу нет этого «как будто». Христианин всегда идет с Ним, и лишь тогда его одежда остается незапятнанной.

4. Христос — наше искупление. Диоген жаловался, что люди валом валят к глазным и зубным врачам, но никогда не идут к человеку, который мог бы вылечить их душу (он имел в виду философов). Иисус Христос может освободить человека от прошлого греха, избавить его от настоящей беспомощности и от страха перед будущим. Он освобождает человека от рабства своего «я» и от греха.

a. Увещание к единоречию и единомыслию (1, 10)

Стих 10. Молю же вы, братие, именем Господа нашего Иисуса Христа, да тожде глаголете вси, и да не будут в вас распри, да будете же утверждени в томже разумении и в тойже мысли.

Молю же вы, братие. «Обличение надо делать постепенно и мало–помалу; так Павел здесь и делает. Приступая к предмету, исполненному великих опасностей и могшему поколебать Церковь до самого основания, он начинает речь с кротостию. Так всегда, если вдруг станешь резко обличать кого–нибудь, то он ожесточится и сделается бесстыдным; если же сделаешь (кроткое) внушение, то преклонишь его выю, укротишь его дерзость и заставишь стыдиться. Это Павел и делает, умоляя именем Христа» (святой Златоуст).

Молю именем Господа нашего Иисуса Христа. Святой Златоуст, усмотрев, что в предыдущих девяти стихах девять раз поминалось драгоценное и сладчайшее имя Господа Иисуса Христа, замечает, «что святой Павел не напрасно и не просто делает это, но частым употреблением этого высокого имени желает низложить их надменность и истребить злой их недуг» (под 8 ст.). Умоляя именем Господа Иисуса, он и любовь к Нему коринфян и сознание долга покорствовать Ему берет в содействователи силе своего слова. Именем Господа, к Которому вы прилепились любовию, пред Которым благоговеете, Которого мановениям готовы следовать, Его именем умоляю. Какое сердце могло противостоять такому убеждению? Вместе же с тем, как ни мягка такая речь, она не могла не напоминать, что хоть Апостол и умоляет, но как умоляет именем Христовым, то этим вместе строго обязывает. Это отеческая, не разблажающая, но отрезвляющая речь!

Да тожде глаголете вси. Язык говорит то, что в душе и сердце. Объедини мысли и чувства, одна будет и речь. Но речь распространяет разномыслие, и зло разделения расширяется. Это и пресекает во–первых святой Павел, говоря как бы: перестаньте вы разноречить, говорите все в одно слово; иначе увеличится разделение между вами. И потому, может быть, сказал он об этом вначале, что вероятно и все дело состояло более в легкомысленном разноречии, чем в серьезном разделении взаимном. Потому вслед за сим и говорит Апостол: и да не будут в вас распри — σχισματα, то есть разделения на партии. Такого распадения нет еще; Апостол только будто опасается его, и говорит как бы: перестаньте вы толковать: «я такого–то, я такого–то», чтоб не произвесть разделения в сердце и не породить партий, не разбить всего общества на части, как раздирают на клочки одежду. Когда одежду раздирают на части, и части никуда негожи, и одежда пропала. То же будет и у вас. И части, на какие разделитесь, не представят ничего здравого, и целое уничтожится. Так святой Златоуст и Феофилакт.

Да будете же утверждени в томже разумении и в тойже мысли. — Утверждени — κατηρτισμενοι. Слово это означает слаживание одной части с другою, чтоб изо всех их, вместе слаженных, составилось одно крепкое и прочное целое. Им наводит Апостол на сравнение, что как, например, столяр, слаживая часть с частию, достигает того, что получается нужная и надежная вещь — стол, или еще что; так будьте слажены во всем и вы. Святой Златоуст говорит: «после слов:да тожде глаголете вси, не подумайте, говорит Апостол, что я разумею согласие только в словах; нет, я желаю согласия и в мыслях. А так как можно иметь и одинаковые мысли, но не о всех предметах, то присовокупляет: да будете же утверждени(κατηρτισμενοι — слажены во всем). Ибо кто согласен в одном, но не согласен в другом, тот еще не утвержден (не слажен), не достиг совершенного единомыслия».

Различие в словах: в томже разумении — νοι и в той же мыслиγνωμη, блаженный Феодорит объясняет так: «Не за разность догматов укоряет их, но за споры и соперничество о предстоятелях: смысл проповеди, говорит Апостол, один (сие и выражает словами:в томже разумении), но расположение уже не одно (сие и означает словами: в тойже мысли). Посему умоляет их, одно содержа в мысли и одинаково разумея, не делать раздора и не препираться напрасно о настоятелях». Святой Златоуст определеннее сказывает, что есть — γνωμη. «Бывает и то, что при согласии в мыслях еще нет согласия в духе, например, когда мы, имея одну и ту же веру, не соединены между собою любовию. В этом случае мы согласны в мыслях, ибо думаем одинаково; но еще несогласны по духу — γνωμη. То же было и в Коринфе, где один держал сторону того, а другой другого. Посему Павел и говорит, что надобно бытьутвержденными (слаженными) в томже разумении и в тойже мысли. Ибо распри у них происходили не от различия в вере, но от несогласия в духе, по человеческому тщеславию».

Таким образом, можем положить, что в томже разуменииозначает — в единомыслии; а в тойже мысли — в единодушии: да будет у вас один ум и одна душа, одно сердце; то же что: тщитесь блюсти единение духа в союзе мира (Еф. 4:3). Этим очень определительно выясняется, в чем был разлад. В одном легкомысленном любопрении: этот учитель лучше; нет, вот этот.

b. Указание, в чем разноречие (1, 11–12)

Стих 11. Возвестися бо ми о вас , братие моя, посланным от Хлоиса (от домашних Хлои), яко рвения в вас суть.

Возвестися ми. «Как обвиняемый без свидетелей может остаться упорным до бесстыдства, то, дабы они не могли отвергать сказанного, приводит свидетелей. Не вдруг сказал это, но наперед изложил обличение, потому что верил возвестившим; ибо если б не верил, то не стал бы и обличать, а поверить слепо Павел не мог. Таким образом, он не вдруг сказал: возвестися ми, дабы не показалось, что он обвиняет их только по словам возвестивших, и не умолчал об этом, дабы не показалось, что он говорит только сам от себя» (святой Златоуст).

Братие моя. «Здесь опять называет их братьями. Хотя грех их был явный, но ничто еще не препятствовало называть их братьями» (святой Златоуст). Если споры их не касались догматов, а представляли только увлечение легкомыслием, то причины к разделению с ними и другому никому не было, тем паче Апостолу, который надеялся уврачевать недуг обличением их неразумия.

Посланным от Хлоиса (от домашних Хлои), — υπο των Χλοης — от Хлоиных. Хлоя, надо полагать, была известная в Коринфе особа, из верующих. Если предположить, что она занималась торговлею, а Ефес, где тогда был святой Павел, находился в сем отношении в прямых сношениях с Коринфом, то само собою видно, как домашние Хлои по делам торговли могли быть в Ефесе и сообщить святому Павлу о всем, что происходило в Коринфе. «Заметь мудрость святого Павла! Он не указал на отдельное лицо, но на целый дом, дабы они не восстали на возвестившего. Так он и его сокрыл, и вину их прямо открыл. Он знал, чтo полезно для одних, и что нужно для других» (Святой Златоуст).

Яко рвения в вас суть. Рвения — εριδες, задорные споры, с желанием переспорить и поставить на своем. Вся вина их, выходит, состояла в спорливости, раздражающей и нарушающей братский союз любви. Чтобы они уклонялись в какое–либо заблуждение, не видно. Святой Златоуст уже заметил, что они в предметах веры были единомудренны. О чем же споры?

Стих 12. Глаголю же се, яко кийждо вас глаголет: аз убо есмь Павлов, аз же Аполлосов, аз же Кифин, аз же Христов.

Глаголю же се: говорю к примеру. Дело у вас похоже на то, как бы один из вас говорил: я Павлов, Павла люблю, ему следую, его предпочитаю всем, его сторону держу, за него стою горою, за него умереть, пожалуй, готов. Другой таким же имел бы для себя Аполлоса, третий — Петра, четвертый — Самого Христа. Кийждо, не из членов Церкви, а из увлекшихся в это движение. Наибольшая часть оставалась спокойною, тело Церкви не колебалось. Чтоб с этим вместе были соединяемы какие–либо ложные мнения, это и не видно, и в догадку не должно входить. Если б под каждым титлом скрывалось какое заблуждение, святой Павел выставил бы каждое и обличил, а он потом обличает только мудрость человеческую вообще и объясняет значение учителей в распространении веры христианской. Это значит, что коринфяне упражняли свою мудрость лишь в том, чтобы выставлять с искусством отличные стороны того или другого лица, под знамя которого они себя ставили. В этом они показывали свою мудрость и хвастались ею. Как в язычестве мудрецы занимались пустяками, так и, в христианство вступивши, люди ученые вздумали заниматься предметами, в деле спасения важности не имеющими. Им и довольно было сказать: не дети ли вы? (–3, 1–3), как и сказал святой Павел по обличении ничтожества мудрости человеческой. Несмотря однако ж на то, что под означенными титлами не скрывались заблуждения, самое распределение себя под такие будто знамена не могло быть одобрено; так как оно обличало непонимание дела спасения о Христе Иисусе и отношения к Нему верующих. И это было терпимо всеми! Никто не видел, сколько это нелепо! Им и говорит святой Павел: ну, замудрились вы! И обличивши потом слепоту мудрости человеческой и указавши, чтo суть учители в деле христианства, наводит: так видите, Павел ли, Аполлос ли, Кифа ли — все ваши, для вас, а вы все Христовы, Христос же Божий (3, 22–23). Христа не должно ставить ни с кем наравне.

Таким образом, не настоит никакой необходимости допытываться, кто такие были Павловы, кто Аполлосовы, кто Кифины, кто Христовы, определять их образ мыслей и сочинять школы. Дело не заходило так далеко. Коринфяне распределяли только себя, как бы под знамена, под какие–то у них знаменитости, и каждая партия защищала свой выбор. В этом и споры их состояли. Это совершенно сходно с тем, что потом было в Константинополе, как замечено уже, относительно великих святителей. Надобно предположить, что в число верующих поступило немало ученых и они–то все это там и намутили. В каждой части были и коноводы. Коноводы эти были ближайшие руководители каждой части. Святой Златоуст и другие наши толковники полагают, что святой Павел их–то собственно и имел в мысли, но не поименовал, чтоб не ожесточить их. Между тем цель достигалась и таким образом речи. Ибо если нельзя ставить себя под знамя Апостолов, тем более нелепо ставить себя под знамя тех, которые несравненно ниже их.

c. Обличение нелепости таких толков (1, 13–16)

Стих 13. Еда разделися Христос? Еда Павел распятся по вас, или во имя Павлово крестистеся?

Одних этих вопросов достаточно было, чтобы разорить паутинные сплетения коринфских мудрецов: «Апостол не доказывает, а только предлагает вопрос, в знак очевидной нелепости заключающейся в нем мысли» (Святой Златоуст). Еда разделися Христос? Христос есть единый глава Церкви; и Церковь есть едино тело под главою Христом. Как же вы наделали себе столько глав? Как при этом и тело Церкви пребудет едино, будучи поставлено под разные главы? «Значит вы разделили Христа и расторгли тело Его» (Святой Златоуст). Святой Златоуст прибавляет затем: «некоторые находят здесь и такую мысль: разве Христос расторг и разделил Церковь между людьми, и одну часть взял Себе, а другую отдал им?»

Апостол, сказавши этим, что мы все соединены под единым Христом Господом и потому нелепо избирать себе в головы человека, хочет сказать теперь, что и все блага духовные мы имеем непосредственно от Него. И потому нелепо прилепляться так к людям и как бы чаять от них всего. Он умер за нас, и мы, чрез святое крещение вступая в общение смерти Его, приемлем отпущение грехов и ветхую жизнь переменяем на новую благодатную. В этот собственно момент мы становимся и христианами. Сказать бы только: как же все это вы перезабыли? Но святой Павел сильнее и впечатлительнее выражает все это вопросами: еда Павел распятся по вас? Или во имя Павлово крестистеся? Блаженный Феодорит мысль Апостола здесь сокрытую так изображает: «Не Он ли один за всех вас приял смерть? Не в Его ли имя прияли вы благодать крещения? Человеческих ли имен призывание даровало вам оставление грехов?» Но контраст в слове Апостола поразителен. Он должен был заставить встрепенуться всех противностию толков их первым основам веры во Христа Господа. Они не могли после сего не сказать себе: как эта простая мысль не пришла нам в голову при наших пустых спорах. Теперь ясно как день, как неосновательно наше смышление. Вразумление, отсюда исходящее должно было быть полное. Святой Павел и не продолжал более говорить о сем. «Ясно доказано, что честь, какую воздавали коринфяне своим учителям, никому не может принадлежать кроме Господа» (Святой Златоуст).

Стих 14. Благодарю Бога, яко ни единаго от вас крестих, точию Криспа и Гаиа.

Благодарит Бога, что не крестил, не потому, чтобы совершать крещение не считал делом важным или бы унижал силу крещения, но потому, что чрез это избавился от невинного даже подаяния повода к разделению или усилению толков, кои разделяли там верующих. Надо положить, что в числе причин, почему кто избирал себе кого в головы предпочтительно пред другими, было и то, что крещен им. Если и при том, что Апостол никого почти не крестил, составилась часть, считавшая его своим главою, что было бы, если б он всех, им обращенных, крестил. Он и благодарит Бога, что не крестил, и чрез то не подал никому повода отклоняться вниманием от Христа Господа. Он всех к Господу приводил и радовался, когда кто подобно ему мог говорить: живу не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2:20). Видя, что крещенные ближе к себе ставили крестивших, чем Господа, во имя Коего крещены, благодарит Бога,что никакого участия не имеет в этом неугодном Господу направлении умов. Если б было так, говорит как бы он, тогда моей скорби и болезням сердца моего не было бы конца, что хотя без вины, но был причиною того, что иной ближе бы имел во внимании его, нежели Господа. Языком Апостола движет его безмерная любовь к Господу. Этим он и всем дает такой урок: «Не говори мне, кто тебя крестил, но во чье имя? Важно не то, кто крестил, но кто призывается в крещении ибо Этот отпускает грехи. Крещение важно, но эту важность сообщает ему не крещающий, а Призываемый в крещении. Совершение крещения ничего не значит относительно труда человеческого; но само по себе столь важно, что без него невозможно получить Царствия Небесного. Но такова сила его не от того, кто крестит, а во имя Кого крещение совершается» (святой Златоуст).

Стих 15. Да не кто речет, яко в мое имя крестих.

Еще большую предполагает беду. Если, говорит, когда я никого почти не крестил, вы составили партию под моим именем, то, если б крестил всех, пожалуй иной провозгласил бы, что я в свое имя крестил, и из вас, под мое имя себя собравших, образовалась бы новая часть считающих себя крещенными в мое имя. Я, говорит, считаю и это возможным, и «опасаюсь, чтобы болезнь не достигла до такой степени» (святой Златоуст). Ибо после тех пустых толков, которые вас разделили, от вас всего можно ожидать. Крестить в свое имя значит поставить себя богом спасителем для кого–либо. От эллинов этого очень можно было ожидать. В одном месте святого Павла сочли было уже богом в образе человека, и ему стоило труда уверить их, что он простой человек. Почему не ожидать подобного чего и от коринфян, когда они обнаружили уже немалое легкомыслие? Святой Павел и говорит: Слава Богу, что я никого не крестил. Ведь вот еще что могло случиться!

Стих 16. Крестих же и Стефанинов дом; прочее не вем, аще кого иного крестих.

Поименно перечислил Апостол всех крещенных им. Крисп, начальник синагоги, первый уверовал в Господа со всем домом своим; по его примеру и другие многие веровали и крестились, как только святой Павел, оставя иудеев, стал учить в доме Иуста (Деян. 18:8). В Постановлениях апостольских говорится, что этот Крисп был поставлен епископом египетским (кн. 7, гл. 46). Гаий, у которого святой Павел останавливался, когда после сего послания прибыл в Коринф. Из его дома писал Апостол послание к Римлянам и привет им от него передал: целует вы Гаие странноприимец мой и всея Церкви (Рим. 16:23). «Странноприимец всей Церкви» дает мысль, что все верующие, из какой бы страны ни были, прибывая в Коринф, находили себе приют в его доме. Святой Димитрий Ростовский полагает, что он был потом епископом в Ефесе. Одоме Стефанинове пишет святой Павел в конце сего послания, что это был начаток Ахаии, то есть, лица сего дома первые из ахайцев посвятили себя на служение святым, чтобы споспешествовать Евангелию и трудиться вместе с трудящимися в сем деле. Сам Стефан был вместе с Фортунатом и Ахаиком прислан теперь к святому Павлу с письмом от коринфян, на которое он отвечает ниже (16, 15—17). Вот и все, говорит, мною крещенные. Крестил ли я еще кого, не знаю. Оборот речи означает совершенное отрицание. Он выражает: никого другого не крестил. Не имел я заботы о том, чтобы крестить. «Не старался снискивать себе честь от народа таким делом» (святой Златоуст). Это исполняли помощники мои, и даже первые обращенные и крещенные. Несомненно, что из коринфян не все увлекались толпами суемудрых, и указанные Апостолом лица, им крещенные, не принадлежали к кругу их. Указывая на них, он как бы говорит: ведь, вот эти, мною крещенные, не считают же меня своим главою; чего ради вы, прочие, впали в такой недуг ума и в нем остаетесь? Образумьтесь; идите по следам этих. Что такая мысль уместна — показывают слова Апостола в конце послания о Стефанинове доме:и вы повинуйтеся таковым (16, 16). И к благодарению эта мысль прямее подходит: слава Богу, что никого почти не крестил; и кого крестил, те здравы, и не только здравы, но и послужат к образумлению других.

2. Заграждение источников, из которых исходили толки коринфян (1, 17–4, 16)

Толки среди коринфян были столь нелепы, что достаточно было двух–трех вопросов, чтоб обличить эту нелепость и заставить образумиться толковавших. Но святой Павел вознамерился и на будущее время отвратить всякую возможность подобных явлений, заградив производящие их источники. Такими источниками были: А) слишком большое доверие к решениям своего ума, как вообще к мудрости человеческой, и Б) неправое понятие о том, что суть люди, и даже сами Апостолы, в деле насаждения на земле спасительной веры Христовой. Первый заграждается в 1, 17–2, 16; второй в 3, 1–4, 16.

a. Слишком большое доверие к мудрости человеческой (1, 17–2, 16)

Первый источник толков есть допущение своей человеческой мудрости входить в область веры в качестве решительницы вопросов и законодательной постановительницы определений. Чтоб вперед коринфяне не впали еще в какое–либо суемудрие, Апостол раскрывает теперь, что мудрость человеческая и Евангелие — две противоположности. Надобно отказаться от первой, чтобы принять второе. Евангелие есть истинная мудрость Божия; но человеческой мудрости оно не кажется таковым. Потому, кто хочет быть учеником мудрости евангельской, тот должен отказаться от мудрости человеческой и согласиться быть по–человечески буиим. В этом урок Апостола на все времена, ибо тут определяется отношение умовых соображений к простоте евангельской истины.

Евангелие есть истинная мудрость; но оно является в совершенно простой форме. Те, которые спознались с мудростию человеческою и привыкли к мудрованиям, не могут вместить его. Вмещают его только те, которые не опутаны этою мудрующею мудростию. Но, принимая его простым сердцем, в его обнаженной простоте, они становятся мудрее мудрецов. Что это такое, смотрите, говорит Апостол: аа) что мы проповедуем? Мы говорим: Распятый Христос есть Спаситель мира; веруйте и спасетесь; которые веруют, те и умудряются во спасение (1, 17–25). Но мудрствующим по–человечески это не подручно. Ибо сколько, например, у вас в Коринфе верующих! Но посмотрите, бб) кто они? Много ли в числе их мудрых по плоти? Но эти немудрые по плоти умудряются от Господа (1, 26–31). Так уже Бог сему судил быть. Потому–то вв) пришедши к вам, я никаких мудростей не предлагал, а говорил только о Господе Распятом, чтоб в уверовании вашем никакого участия не имела мудрость человеческая (2, 1–5). Но с такою простотою проповеди мы только сначала являемся, чтобы сами собою, без всякого участия человеческих усилий, обнаружились и отделились те, которые способны, или Богом избраны, быть учениками мудрости Божией. Когда же кто уверует и пойдет путем Евангелия, гг) тогда мы раскрываем ему полнее истинную мудрость Божию, которая обнимает и небо и землю, и безначальное и бесконечное. И не мы только, но паче благодать Святого Духа, исполняющая искренно верующих и право живущих по вере (2, 6–16).

b. Предмет Евангельской проповеди невместим для мудрости человеческой, и это по намерению Божию (1, 17–25)

Стих 17. Не посла бо мене Христос крестити, но благовестити, не в премудрости слова, да не испразднится крест Христов.

Этот текст стоит на переходе от прежней к настоящей речи. Сначала представляет Апостол причину, почему не крестил многих. Не послан, говорит, на это. Апостолам говорил Господь:шедше научите, крестяще (Мф. 28:19). Следовательно, они должны были совершать то и другое. О святом же Апостоле Павле Анании сказал Господь: сосуд избран Ми есть сей, пронести имя Мое пред языки (Деян. 9:15). Самому же Павлу: отверзи очи их, да обратятся от тмы в свет (Деян. 26:18). Но как другие Апостолы могли поручать крещение другим, так святой Павел мог совершать крещение не сам. Святого Павла всегда сопровождали помощники, посвященные им на дело Божие. Чрез них и совершал он святое крещение, а сам преимущественно занимался проповедию; когда же нужно было, совершал его и сам. Он это и хотел сказать: мое главное дело просвещать верою, а уверовавших крестят у меня другие. Так святой Златоуст: «Благовестить гораздо труднее, требовало больших усилий и особенной твердости духа и заключало в себе все; потому оно и поручено было Павлу. Но почему он, не быв послан крестить, крестил? — Он делал это не из противления Пославшему, но от избытка усердия. Не сказал, что ему было это запрещено, но: я не был послан на это дело, а на гораздо важнейшее. Благовествование предоставлено было не многим, а крестить мог всякий, имеющий священство. Ибо человека, наставленного в вере и уверовавшего, крестить может и всякий другой, расположение приступающего и благодать Божия довершают все; а чтобы неверных наставить в вере, это требует великого труда, великой мудрости, и даже представляет опасности. Там уже все сделано, желающий принять таинство убежден в вере, и нисколько не трудно крестить уверовавшего, а здесь нужен великий труд, чтобы переменить расположение, исправить нрав, уничтожить заблуждение и насадить истину. Так и ныне мы поручаем это дело (крещение) простейшим из пресвитеров, а преподавание учения — благоразумнейшим, потому что здесь нужен труд и усилие. Посему и сам он говорит:прилежащии добре пресвитеры сугубыя чести да сподобляются, паче же труждающиися в слове и учении (1 Тим. 5:17). Ибо как для обучения ратоборцев нужен учитель мужественный и искусный, а возлагать венец на победителя может и неискусный в борьбе, хотя венец и прославляет победителя, так и в крещении; хотя без него невозможно спастись, но не великое дело совершает тот, кто крестит, принимая расположенного и предуготованного к тому».

Не в премудрости слова, да не испразднится крест Христов. «Здесь переходит Апостол к обличению гордившихся внешнею мудростию и говорит против них с особенною силою» (святой Златоуст).

Премудрость слова означает слово, украшенное искусством красноречия и приправленное всевозможными соображениями ума. Я послан, говорит Апостол, благовестить без этих орудий человеческой мудрости, послан предлагать одну голую истину о кресте Христовом, — говорит: Бог воплотился, пострадал, умер на кресте и спас нас; веруйте сему и спасетесь. Так я всегда делал и делаю: не раскрашиваю слова, на обставляю крестной смерти патетическими картинами, не придумываю никаких соображений умственных о необходимости и пригодности такой смерти к делу нашего спасения; одну эту голую истину всюду благовествую: Бог умер на кресте и спас нас; веруйте — и спасетесь. На сердца и умы я предоставляю действовать самой сей истине, без всякого посредства человеческих пособий. Она и находит своих. Все одно, как если навесть магнит на частицы из разных металлов, магнит из всех их выберет и к себе притянет железные частицы; так, когда я простираю слово благовестия пред целым собранием людей, слово мое само находит своих, и те, кои суть от истины, сами к нему обращаются и прилепляются. То, что мое слово такое действие оказывает, надо приписать не моей речи, а самой истине, голой и бесприкрасной: Бог умер на кресте и спас нас. Если б я стал ее прикрашивать, то с нею было бы то же, что и с магнитом, когда его обернуть тем, что мешает ему действовать на железо. Оберни я слово крестное прикрасами слова и соображениями мудрости человеческой, — я преградил бы ему путь действовать на простые сердца. И этим упразднил бы силу его. Никого бы и не обратил. И это очень естественно. Разделим слушающих на две половины: на причастных мудрости человеческой и на непричастных ей. Для первых слово о кресте, как его ни раскрашивай, как его ни обставляй соображениями, никак не может быть вместительно. Трудиться для них над таким словом значит напрасно терять время и силы. Если есть возможность кому из них уверовать, то разве по предложению им голой истины о кресте. В прикрасах же и соображениях они всегда найдут множество возражений против сей истины, которые не дадут ей установиться в их уме и пройти до сердца, чтобы там положить начатки веры. Так для ученых прикраса и соображения — не помощь успеху слова крестного, а, напротив, преграда. Преграда они и для неученых, потому что для непривычного ума запутывают истину в хитросплетения речи и в мудрования, недоступные простецам; и потому еще, что ухищрения речи и изворотливость мыслей всегда наводят подозрение, истина ли предлагается. Если истина, говори прямо и просто: что хитрить? Таков закон сердец простых.

Таким образом, прикраса слова и запутание его соображениями испраздняли бы крест Христов. Святому Павлу и не велено было примешивать к своему благовестию этой мудрости слова. И он не делал этого.

Эта речь Апостола была очень вразумительна для тех, которые, слишком высоко ценя человеческую мудрость, нагородили столько толков в Коринфе. Он говорил как бы каждому из них: «Что ты гордишься тем, чего следовало бы стыдиться? Ибо если эта мудрость враждебна кресту и противна Евангелию, то следует не хвалиться, а стыдиться ее» (святой Златоуст).

И до сих пор одним из сильных доказательств истины Евангелия служит то, что оно победило мир бесхитростною простотою своею. Святой Златоуст хорошо изображает эту сторону дела: «Потому–то Апостолы и не были из мудрецов, не по недостатку дарований, но дабы проповедь не потерпела вреда. Мудрецы не содействовали проповеди, а вредили ей; немудрецы же утверждали ее. Проповедь одержала победу не человеческою мудростию, но благодатию Божиею. Итак, когда будут говорить, что Апостолы были люди простые, то мы прибавим, что они были и неученые, и некнижные, и бедные, и незнатные, и немудрые, и неизвестные. Не к бесчестию, а к славе Апостолов служит то, что они, будучи такими, явились славнее всей вселенной. Ибо эти простые, некнижные и неученые мудрых, сильных и державных, хвалившихся богатством, славою и всеми внешними, победили так, как будто это не были люди. Отсюда ясно, что велика сила креста и что все совершено не человеческою силою. Ибо такие дела не в природе вещей, а выше природы».

Стих 18. Слово бо крестное погибающим убо юродство есть, а спасаемым нам сила Божия есть.

Почему послан благовестить не в премудрости слова? — Потому что слово о кресте, само по себе, для спасаемых есть сила Божия. Следовательно, цель его достигается и без премудрости слова. А для погибающих оно юродство есть; и сколько ни раскрашивай его и ни обставляй соображениями, пользы не будет; погибающие все будут юродством его считать и гибнуть.

Слово крестное есть сие: Бог воплотившись умер на кресте и спас нас; веруй в Него и спасешься. Погибающие и спасаемые — как будто и определены — одни на пагубу, а другие на спасение; так что как ни бейся погибающий, погибнет, а спасаемый спасется, сколько ни уклоняйся по временам от пути спасительного. Наблюдение над людьми наводит на мысль, что точно есть будто что–то роковое в путях человеческих. Но вера удостоверяет, что жизнь человека — вся есть дело его свободного произволения, и если он погибает, сам себя губит, и если спасется, не против воли влеком бывает ко спасению. Образом жизни своей иной действительно доходит до того, что не может принять слова крестного; а иной тем же образом жизни доходит до того, что охотно принимает слово сие. Первый гибнет, второй спасается. Течение жизни со всеми соприкосновенностями ее хотя не в нашей воле, но нравственный строй всегда в нашей воле. Потому–то, что один не принимает крестного слова, по образу своих мыслей и сложившемуся нраву, и чрез то гибнет, сам виноват; и то, что другой никакого противления сему слову не встречает ни со стороны ума своего, ни со стороны нрава, потому охотно принимает его и спасается, тоже не имеет ничего, определяющего его к вере механически, помимо его произволения. Святой Апостол берет те и другие лица, какими они являлись пред лицом его проповеди. Говорит он слово в синагоге, в ареопаге или в частном доме: одни глумятся, другие предлагают вопросы, а третьи, в молчании скрыв слово в сердце, тайком приходят к Апостолу на дом и окончательно обращаются. Кто привлек последних? И кто оттолкнул первых? — Не знаем кто, можем сказать и прибавить: но не Бог оттолкнул первых, потому что Он хощет всем спастися и в разум истины прийти; не Он один влек и последних, ибо если б Он начал влечь всякого, то все были бы спасены. Так исповедуем. Хотя здесь есть нечто непостижимое, но то несомненно, что ничего нет противного благости Божией и правде. Апостол словом своим только утверждает факт, то, что он вынес из наблюдения над обращениями. Одно слово, и слушают его люди одного рода и одной местности, но одни веруют и спасаются, а другие не веруют и гибнут. Те у него спасаемые, а эти погибающие.

Слово крестное для погибающих есть безумие; ожидалось бы, что для спасаемых оно есть премудрость, а он говорит: для спасаемых сила Божия есть. Не желал ли Апостол, чтобы читающие дополнили опущенные будто противоположности, и к безумию прибавили немощь и бессилие, а к силе — мудрость? По крайней мере в дальнейшем раскрытии своей мысли он касается обеих противоположностей и к концу сводит, что Христос Распятый есть Божия сила и Божия премудрость. Или Апостол хотел выставить то, чем более отталкивается от креста гибнущий невер и чем более привлекается к нему спасающийся верующий. Первому крест кажется безумием, и он отвращается от него, а второму видится силою, и он прилепляется к нему.

Намерение у Апостола только то, чтоб сказать, что слово крестное само производит свое дело, где нужно, и в пособии со стороны мудрости человеческой не нуждается. Но нельзя не видеть, что он очень неблаговолительно смотрит на человеческую мудрость и под погибающими разумеет преимущественно знакомых с сею мудростию, ей следующих и ее одну считающих верною руководительницею. Во внешней жизни точно эта мудрость господствует, и безвредно; но кто с нею в этом же значении входит в область спасения, тот всегда портит дело. Образ спасения Бог определяет; его надо принять с покорностью, как он предлагается. Мудрость же наша, без ее покорения велению Божию, и в начале мешает принятию спасительной веры, и если, по покорном принятии веры, вмешивается потом, то всегда все перепутывает. Путь спасения решительно несовместим с человеческою мудростию. В слове крестном она ничего понять не может; а сие слово — начало и конец всего.

Святой Златоуст говорит: «Для страждущих смертельно бывает неприятна и здоровая пища, неприятны друзья и близкие, которых часто и не узнают они и даже тяготятся их присутствием. Так обыкновенно бывает и с страждущими душевно: они не знают, что нужно для спасения, и тяготятся теми, кто печется о них. Это происходит не от свойства самого дела, а от болезни. Как помешавшиеся в уме не терпят тех, кто заботится о них, и даже порицают их, так поступают и неверующие. Будем плакать о них, о том, что слово о кресте, которое есть премудрость и сила, для них есть безумие. Слово бо крестное, говорит Павел, погибающим юродство есть. Так как у язычников крест подвергался осмеянию, то они, вероятно, называли учение о нем противным своей мудрости и несогласным с своим учением; посему Павел, вразумляя их, говорит: не почитайте его странным и нелепым; это дело по свойству своему таково, что погибающие не могут постигнуть силы его, ибо они потеряли ум и впали в безумие. Потому они поносят и ненавидят спасительные врачевства. Что ты говоришь, человек? Бог сделался рабом, приняв для тебя зрак раба, был распят и воскрес; следовало бы поклониться Воскресшему и подивиться Его человеколюбию, как все то, чего не сделал для тебя ни отец, ни друг, ни сын, сделал Он для тебя, своего врага и оскорбителя; следовало бы удивляться Ему за это; а ты называешь безумием дело, исполненное такой мудрости! И неудивительно; ибо погибающим свойственно не познавать необходимого для спасения. Посему не смущайтесь; нет ничего странного и неожиданного в том, что над предметами великими смеются безумные. Таких людей невозможно убедить человеческою мудростию; и если станешь убеждать их таким образом, то сделаешь противное: ибо для того, что превышается разум, нужна одна вера. Подлинно, если мы посредством суждений разума захотим объяснять (мудрым о себе), как Бог сделался человеком, вселившись во чрево Девы, и не признаем этого предметом веры, то они будут только смеяться. Желающие постигнуть это посредством разума, они–то и суть погибающие».

Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа.

Намереваясь говорить с ними строже, предварительно объявляет, что он умоляет их Христом. Я, говорит, не могу просить вас один, но беру себе в помощь имя Господа, от имени Которого вы называетесь христианами и которое вы оскорбили, пожелав называться именами людей. Пусть это приведет вас в стыд!

Чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений.

О чем я умоляю вас? О том, чтобы все вы были согласны и не разделились. Ибо что разделяется, то хотя, казалось бы, вместо одного становится многим, но на самом деле не делается многим (ибо что пользы в теле, рассеченном на многие части?): в нем единство пропало. Итак, весьма выразительно назвал разделениями то, что происходило между ними; этим словом ясно показывает, сколь бедственно было их состояние.

Но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях.

Выше сказал: чтобы все вы говорили одно. Посему, чтобы не подумали, будто согласие состоит только в словах, прибавляет: в одном духе, то есть умоляю, чтобы вы согласны были и в мыслях. Но многие об одном предмете думают одинаково, а о другом различно; поэтому присовокупил: соединены в одном духе. Далее, многие бывают согласны в образе мыслей, но расходятся в расположении воли (так, когда мы имеем одну и ту же веру, но не соединены между собой любовью: то, хотя мыслим и одинаково, но расходимся в расположении воли). Поэтому, сказав: в одном духе, прибавил: и в одних мыслях, то есть чтобы они не разногласили ни относительно веры, ни относительно расположения воли.

Ибо от домашних Хлоиных сделалось мне известным о вас, братия мои.

Чтобы не стали запираться, приводит свидетелей, а чтобы не показалось, будто выдумывает их, называет их, говоря: от домашних Хлоиных (был дом в Коринфе, называвшийся Хлоиным). Называет их еще братиями: ибо хотя грех их был явный, но ничто не препятствовало называть их братиями. Впрочем, не сказал, кто именно известил его, но указал на весь дом вообще, чтобы не вооружить их против известивших.

Что между вами есть споры.

Открывая слышанное от других, употребляет более мягкое выражение –споры, но когда говорит от своего лица, то называет то же самоеразделениями (ст.10), что гораздо хуже споров.

Я разумею то, что у вас говорят: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин»; «а я Христов».

Не некоторые говорят это, но у вас. Впрочем, коринфяне не говорили так, но апостол дает такой оборот речи, желая показать, что если непростительно называться Павловыми и Кифиными, то тем более — от имен других. Я Кифин. О Петре упомянул после себя не для того, чтобы себя возвысить, но оказывая ему большее предпочтение, подобно как о Христе упомянул после. Вообще в делах, которых не должно быть, упоминает прежде о своем лице. А я Христов. Не за то укоряет, что говорят: а я Христов, но за то, что не все так говорят: или, лучше, присовокупил это от себя, желая сделать обличение более сильным и. показать, что в таком случае и Христос усвояется одной части, хотя коринфяне и не делали этого [6].

Разве разделился Христос?

Зачем разделили вы Христа? Зачем расторгли тело Его? Речь, исполненная гнева. Некоторые же слова разве разделился Христос? понимали так: разве Христос разделил Церковь с людьми и одну часть взял Себе, а другую отдал им?

Разве Павел распался за вас?

Этим опровергает неразумное поведение их, и упоминает о своем имени, дабы не подумали, будто он упоминал об именах других по зависти. Не сказал же: разве Павел сотворил или привел вас из небытия в бытие? но, что гораздо более, показывая неизреченное человеколюбие Христово, говорит о кресте. Не сказал также: разве Павел умер?, но: распялся, указывая тем на мнимую бесчестность смерти [7].

Или во имя Павла вы крестились?

И я, говорит, крестил многих, но во имя Христово. Говорит о крещении потому, что причиной разделения было и то, что называли себя по именам крестивших. Но не в том дело, кто крестил, а в том, в чье имя крестит; ибо Христос отпускает грехи, а не тот, кто крестит.

Благодарю Бога, что Я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия.

Для чего, говорят, гордитесь вы тем, что крестите, когда я благодарю Бога за то, что не крестил? Так говорит не для того, чтобы уменьшить важность крещения, но для того, чтобы обуздать коринфян, хваставшихся крещением. Ибо крещение есть дело важное, а крестить — неважное.

Дабы не сказал кто, что я крестил в мое имя.

Говорю это не потому, чтобы в самом деле так было, но из опасения, чтобы болезнь не достигла до такой степени. Ибо если при совершении крещения людьми незначительными произошло разделение, то если бы крестил я, проповедавший крещение, некоторые, конечно, согласились бы приписать крещение мне [8].

Крестил я также Стефанов дом.

То есть всех, бывших в доме Стефана. Это был великий знаменитейший муж в Коринфе.

А крестил ли еще кого, не знаю.

Для меня, говорит, так не лестно крестить, что я даже и не помню, крестил ли я кого другого. Как же вы гордитесь крещением?

Ибо Христос послал меня не крестить, а благовествовать.

Благовествование гораздо труднее и требовало особенно твердой души; ибо переубедить человека и склонить его от отеческих преданий, и притом среди опасностей, есть дело великой и мужественной души. А приготовленного к крещению принять и окрестить мог всякий, кто только имел священство. Но если он не был послан крестить, то как же крестил? Он не был послан для этого преимущественно; но ему не воспрещено было и крестить. Он послан был для дела важнейшего; однако ему не воспрещено было исполнять и менее важное.

Не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова.

Низложив высокомерие гордившихся крещением, переходит теперь к надмевавшимся внешнею мудростью, и говорит: (Христос) послал меня благовествовать не в премудрости слова, то есть не с красноречием и изящным словом, чтобы крест или проповедь о кресте не потерпела вреда и унижения; ибо что значит: чтобы не упразднить, то есть да не окажется бесполезным и тщетным. В самом деле, если бы апостолы проповедовали с мудростью слова, то иные могли бы сказать, что они убеждали силой слова, а не силой проповедуемого; а это было бы унижением и вредом для Распятого. Но теперь проповедуя с простотой, они показывают, что все совершает сила Распятого. Упраздняется крест и другим образом. Например, меня спрашивает эллин о чем–нибудь божественном, превышающем наше разумение. Если я буду доказывать ему посредством умозаключений и внешней мудрости, то окажусь слабым; ибо никакой ум не может представить предметов божественных. Таким образом моя слабость покажется слабостью проповеди, а этим упразднится самый крест, потому что окажется суетным и тщетным.

Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть.

Были в Коринфе неверные, которые подвергали крест осмеянию и говорили: подлинно, глупо проповедовать Бога распятого;, ибо если бы Он был Бог, то не позволил бы распять Себя; а поскольку Он не мог избежать смерти, то как мог восстать из мертвых? Верные, кажется, противостояли им своею мудростью, негодуя, что те злословили крест. Поэтому и говорит: не почитайте этого странным; ибо данное Богом для спасения кажется безумием для погибающих. Словом о кресте называет проповедь о кресте, или Христе распятом.

А для нас, спасаемых, — сила Божия.

Для нас, говорит, не погибших, но спасаемых оно есть сила Божия. Но крест показывает и премудрость. Силу он показывает в том, что смертью разрушил смерть, ибо если побеждает падший, то это знак величайшей силы; а премудрость — в том, что таким именно образом спас погибавших [9].

9–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

⁹Ибо все — Божии: мы — Божии сотрудники, вы — Божия пашня, Божие строение.

¹⁰По данной мне благодати Божией, как опытный строитель, основание заложил я, а на нем строит другой. Только пусть каждый смотрит, как он на нем строит. ¹¹Ведь другого основания, помимо уже лежащего, никто заложить не может, и основание это — Иисус Христос. ¹²А уж строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, — ¹³это покажет тот День, когда видно будет дело каждого, ибо в огне откроется и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. ¹⁴Чье дело, которое он построил, выдержит, тот получит вознаграждение, ¹⁵а чье дело сгорит, тот понесет урон; однако сам будет спасен, но только как спасшийся сквозь огонь.

¹⁶Разве не знаете, что вы — храм Божий, и в вас живет Дух Божий? ¹⁷И кто этот храм Божий разрушает, того разрушит Бог, ибо храм Божий свят, и этот храм — вы.

В настоящее время в мире насчитывается приблизительно два миллиарда верующих во Христа людей. В I веке, в самом начале правления императора Нерона, когда апостол Павел написал свое Первое послание к Коринфянам, христиан в Римской империи было в лучшем случае несколько тысяч, то есть примерно в миллион (!) раз меньше, чем в сегодняшнем мире. Это как если бы в таком большом современном городе как Санкт–Петербург христиан оказалось всего–навсего около десяти человек. Казалось бы, — какими сплоченными должны были быть эти первые немногочисленные сообщества последователей Иисуса Христа, окруженные океаном равнодушных или враждебно настроенных язычников! В действительности же всё обстояло далеко не так, как это представляется многим, кто склонен идеализировать старину, и уж тем более времена апостольской древности. Писания апостола Павла открывают нам, что те первые христиане страдали недостатками не меньшими, чем наши современники и мы сами. Увы, психология людей, по–видимому, не изменяется. Соперничество, споры, разделения по самым разным поводам постоянно подрывали единство пока еще столь малочисленной Церкви. Апостол наглядно показывает всю абсурдность такой ситуации: «Разве разделился Христос?» Мыслимо ли вообще разделение Церкви как Тела Христова?

В читаемом ныне Послании к Коринфянам апостола беспокоит то, что новообращенные христиане были склонны не просто почитать своих руководителей, — что необходимо и справедливо, — но придавать им значение, подобающее только Самому Господу. «Разве во имя Павла вы крестились?», — риторически вопрошает он. Разумеется, это не так. Он — всего лишь слуга Иисуса Христа, Который послал его благовествовать, возвещать спасительную скорбь Креста и радостное чудо Воскресения. Апостол Павел — сеятель. Он засеял пашню словом Евангелия. Другие ее орошают. Апостол Павел — строитель. Он заложил фундамент. Другие на этом основании возводят само здание Церкви. Но, — и это апостол подчеркивает, — и вестники, и оросители, и строители, и пашня, и строение — всё и все принадлежат Богу, все подвластны делу Божию. Людям дозволяется и вверяется участвовать в том, что может сделать только Бог — каждому в меру того дара, какой каждому дал Господь (1 Кор. 3:5). Разные сотрудники в Церкви с их разными дарами — не конкуренты и, конечно, не противники: они работают над одним делом. Также и сама Церковь не может смотреть на себя как на последовательницу или, еще хуже, служительницу того или иного человека, того или иного богословского или политического направления. Она — Церковь Бога.

Фундамент Церкви заложен. Он не может быть заменен другим. Ибо этот фундамент — не личное изобретение Павла, но Сам Иисус Христос, Распятый и Воскресший. Другие сотрудники Божии строят на этом основании, и каждый должен быть внимательным, как он строит. Непосредственно апостол Павел имеет в виду строителей–проповедников, которые действовали в Коринфе после него. Но в более широком смысле в созидании Церкви участвуют все христиане, каждый в свою меру. И кто бы ни продолжал строительство Церкви, за свой труд должен будет ответить на Суде Божием. Тогда обнаружится, чего стоит его работа.

Апостол следует пророческому образу Судного Дня как дня огненного испытания. Этот День придет «как огонь расплавляющий», «пылающий как печь». «И кто устоит, когда Он явится?» (Мал. 3, 2; 4, 1). Огонь Суда покажет, какой строительный материал был привнесен в созидание Церкви. Было ли это золото любви, серебро и драгоценные камни добрых дел, или же в ход шли деревянные доски тщеславия, сено и солома земного успеха и благополучия? Кто внес в дело Божие нечто стойкое, непреходящее, тот, как работник Божий, «получит вознаграждение». В чем же будет состоять эта награда за выполненную работу? Она должна быть, конечно, понята образно, как радость о плодах труда, в который вложено столько собственных сил. Но, — будем реалистами, — мы знаем, что дело любого человека не безукоризненно. И многим придется «понести урон», видя, что немало из того, что он делал в жизни, не выдержав огненного испытания, «сгорит».

Апостол Павел, будучи мудрым учителем, далек от того, чтобы внушать своей пастве парализующий страх перед Судом Божиим. Нет, он вовсе не ожидает уничтожения недостойных сотрудников. Конечно, все ложное и недостойное будет истреблено. Но ведь и нерадивые строители пытались трудиться и что–то сделать для Христа. Их неудача — плод человеческой немощи, лени или недомыслия. Поэтому апостол пишет о конечном спасении и тех, кто недостаточно хорошо исполнил свою задачу «строительства». Эта мысль о спасении беспечных тружеников связана с его глубоким убеждением, что спасение человека всегда — незаслуженный дар благодати Божией, а не заслуга человека. Однако высказывания апостола столь же мало ведут и к ложной уверенности в полной безопасности. Спасение для «понесших урон» будет связано с известными неприятностями. Они будут спасены как погорельцы, которых спасают из огня (ср. Ам. 4, 11). Иначе говоря, они должны будут пережить тот факт, что их работа в Церкви мало что стоила, в то время как другим, как и самому апостолу Павлу, крепость Церкви, стоящей на прочном основании и выстроенной из стойких и дорогих материалов, принесет честь и похвалу (ср. Флп. 2, 16).

Прямо обращаясь к Церкви, то есть ко всем нам, верующим, апостол, как бы взывая к нашему согласию, спрашивает: «Разве не знаете, что вы — храм Божий, и в вас живет Дух Божий?» Этот образ, с одной стороны, говорит о том, что Церковь принадлежит Богу: это Он сотворил Церковь. С другой стороны, представление о храме говорит о том, что Церковь — место Его присутствия; в ней живет Дух Божий. Конечно, «Дух дышит, где хочет» (Ин. 3:8), но в Церкви, как некогда в ветхозаветном храме, особенно ощутима близость Бога. Дух Божий присутствует в Церкви не только тогда, когда верующие собираются на богослужение, но и в их обычной жизни, в трудных и будничных испытаниях. Присутствие Божие в Церкви проявляет себя в поведении ее членов. Именно так оно становится явным для всех. Тем больше ответственность тех, кто легкомысленно относится к цельности Церкви, даже к самому ее существованию, иногда сознательно и целенаправленно внося в Церковь партийные разделения и расколы. Поэтому апостол Павел строго предостерегает всех тех, кто разрушает Церковь своей сомнительной мудростью, своим тщеславием и притязанием на исключительное знание истины. На тщетность их разрушительных действий указывал Сам Господь, говоря: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18). Но Церковь является неприкасаемой собственностью Бога. Поэтому те, кто, пусть и тщетно, покушаются на нее, неизбежно понесут наказание.

Итак, в нашем отрывке речь идет о трех категориях христиан. Одни — мудрые строители Церкви — в День Господень обретут спасение и получат награду: Бог — любящий Судия. Вторые — строители нерадивые и ленивые — понесут урон, хотя и спасутся: Бог — милостивый Судия. Третьи — разрушители — будут наказаны: Бог — Судия строгий, справедливый и нелицеприятный. Мы все должны об этом помнить.

10–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

⁹Ибо сдаётся мне, что нас, апостолов, Бог вывел напоказ последними, как приговоренных к смерти, потому что мы стали зрелищем для всего мира — и для Ангелов, и для людей. ¹⁰Мы ради Христа безумны, а вы во Христе разумны. Мы бессильны, а вы сильны. Вам честь, а нам бесчестье. ¹¹До сего часа мы голодаем и жаждем, одеты в лохмотья и избиты, скитаемся ¹²и надрываемся, работая своими собственными руками. Нас хулят — мы благословляем; нас гонят — мы терпим; ¹³нас порочат — мы отвечаем добрым словом. Как сор этого мира, — такими мы стали, как отбросы человечества, — и так до сих пор.

¹⁴Не для того, чтобы устыдить вас, пишу я это, но для того, чтобы вразумить вас, моих возлюбленных детей. ¹⁵И будь у вас хоть десять тысяч наставников во Христе, отцов у вас не много! Но во Христе Иисусе Евангелием породил вас я. ¹⁶Поэтому и призываю вас: берите в пример меня.

Когда мы поздравляем наших близких с каким–нибудь праздником, мы по заведенному обычаю желаем им здоровья, благополучия и всяческих успехов, что понятно и естественно. Ведь этих благ большинству людей так недостаёт! Таков уж наш мир, в котором радости нечасты, а всякого рода скорби и заботы — наши постоянные спутники. Но век сей — век преходящий. Вместе с ним прейдут и все его радости, и все его скорби и заботы. Непреходящий же — век грядущий, Царство Божие, которое и ныне среди нас. Пришедшее в мир с Иисусом Христом оно есть Царство «радости Духа Святого», которой исполнена жизнь истинно верующего христианина (1 Фесс 1,6). И так — в любых обстоятельствах, далеко не всегда благоприятных для мирской радости. Более того, говоря о «радости Духа Святого», Апостол Павел напоминает, что эта духовная радость сосуществует со многими мирскими скорбями, которые неизбежно ожидают верующих в веке сем, «ибо вы сами знаете, что так нам суждено» (1 Фесс 3,3). Увы, христиане часто об этом забывают. Они как бы не помнят слова Спасителя о том, что Он принес Своим последователям, пока они живут в этом грешном мире, не материальное богатство, не физическое здоровье, не успех в делах, не гарантии мира и покоя. Нет, совсем наоборот, Спаситель говорил, что верующие в Него должны нести свой крест, следуя за Ним. Куда следовать? Да на крест! И через крест — к высочайшей цели, к совершенству богоподобия и жизни бесконечной в Царствии Божием, которое «теперь мы видим … гадательно, тогда же — лицом к лицу» (1 Кор. 13:12). Именно таков узкий и трудный путь в Царствие Божие.

Но коринфяне избрали путь легкий и широкий. Еще вчера язычники, они приняли крещение. Но это таинство они поняли на языческий манер, как магический обряд, автоматически гарантирующий им уже здесь, на земле, беззаботное и совершенное пребывание в Царстве Божием. Похожий энтузиазм мы можем наблюдать и в современном христианстве, особенно часто у так называемых неофитов, то есть у новообращенных, но не укорененных в вере христианах. Апостол Павел ирончески обращается к таким оторвавшимся от земли мечтателям: «Вы уже пресытились, вы ужеобогатились, вы стали царствовать без нас» (1 Кор. 4:8). Подчеркивается словечко «уже». Возможно, что коринфяне находились под влиянием современного им философского учения, которое утверждало: мудрец уже сейчас обретает совершенство и стоит над тленным миром. При этом, правда, считавшие себя «совершенными» христиане в реальной жизни враждовали друг с другом и совершали всяческие неблаговидные поступки. Но этому обстоятельству «совершенные» как–то не придавали значения. Они видели себя выше всей этой мирской суеты. Апостол Павел желает свести коринфян с их мнимого неба на реальную землю. Он знает, что совершенство достигается не прыжком через страдание, но трудным путем сквозь страдание во Христе. Для него ясно: через Крест — к славе, от смерти — к Жизни. Иного пути нет. И сам он видит себя до сих пор в пути, далеким от цели.

И вот, в резком контрасте с мнимым «духовным полетом» коринфян, Апостол описывает свое внешне жалкое и вряд ли вызывающее зависть существование. В то время как они «парят» над миром страданий в своем иллюзорном «блаженстве», он исполняет свою будничную миссию, испытывая множество трудностей. Конечно, он не жалуется, но просто констатирует, что его Евангелие Креста неизбежно формирует и сам образ жизни. С горькой иронией рису¬ет он карикатуру на завышенную самооценку коринфян, когда говорит, что он безумен, а они — разумные, мудрые «во Христе». Но речь–то ведь идет о Христе распятом! Христианское существование основано на вере в спасительный Крест; а для мира это — безу¬мие, отсюда неизбежный антагонизм мирской мудрости и жизни во Христе. Именно Крест Христов формирует жизнь Его вестника. Это Апостол иллюстрирует впечатляющим перечислением своих житейских бедствий. Он описывает нужду и трудность своей жизни странствующего проповедника: он скитается в холоде и голоде, часто унижаемый как последний сор этого мира. Он, Апостол Павел, возвещающий Слово о Кресте, стоит не наверху, а внизу, на последнем месте. Он сравнивает свое положение с положением на арене приговоренных к смерти преступников, которые на гладиаторских боях должны были служить развлечением для публи¬ки, жаждущей кровавых зрелищ. Таким образом, Апостол сравнивает себя с теми людьми в римском обществе, у которых отняты остатки человеческого достоинства. Ниже стоять уже просто невозможно. Нет, Апостол Павел вовсе не ищет страданий, не произносит им хвалебную речь. Эти страдания вынужденные, они — следствия той Вести, которую он должен возвещать.

Печально–ироническая речь Апостола прерывается словами, которые дышат духом Нагорной проповеди. Несмотря на все унижения, он не отвечает злом на зло, не мстит, но призывает Божие благословение на злословящих его. И это, разумеется, тоже воспринимается миром как признак слабости и ничтожности. В заключение он в контраст гордыне коринфян называет себя «сором, отбросом общества». Так мир оценивает жизнь того, кто несет ему весть спасения. Коринфяне в своем оторванном от реальности энтузиазме подошли опасно близко к такой оценке. И Апостол желает спустить их с высот их восторга на почву земной действительности.

Слушая энергичную речь Апостола Павла с перечислением его страданий, коринфяне, скорее всего, должны были почувствовать стыд. Поэтому Апостол спешит заверить их, что он отнюдь не желает ни стыдить коринфян, ни принизить их, но обращается к ним как к «возлюбленным детям». Это не пустая фраза: ведь Апостол Павел «породил» (буквально — «зачал») Коринфскую церковь Евангелием. Поэтому он вправе считать себя отцом коринфских христиан. Как отец, он сознает свое уникальное отношение к Церкви и свою ответственность за нее. Он однозначно отделяет себя от прочих христианских или мнимо–христианских проповедников, называя их пекущимися о коринфянах «наставниками» (буквально — «детоводителями»). Говоря о том, что таких детоводителей целая тьма, то есть десять тысяч, — насмешливо–иронический намек на партийные распри в Коринфе.

Сознавая свое призвание и отеческое достоинство, Апостол призывает коринфян подражать ему, брать его за образец. Понятие «подражания» было широко распространено в древности и означало следование ученика добродетелям учителя. Но Апостол придает этому понятию необычный смысл. Коринфяне должны подражать не высоким добродетелям Апостола, но его жизни, проходящей под знаком Креста. Апостол не добивается признания собственной личности. В центре его внимания Крест Христов! Он желает привести коринфян к тому, чтобы они уразумели смысл Евангелия. Они должны подражать ему, Павлу, потому что сам он ориентируется на Крест. Они должны соразмерять себя по образцу страдающего Апостола, который принимает жизнь с ее трудностями в полном доверии к близости Господа и всё переносит в неутомимой верности Ему (4:6–13). Он не желает блистать, не выставляет себя на первый план, но верно служит делу распятого Господа (2:1–5). Он — образец, потому что сам берет себе за образец Иисуса Христа (11:1).

12–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹Напоминаю вам, братия, то Евангелие, которое я вам возвестил, которое вы приняли, на котором твердо стоите, ²которым и спасаетесь, — если храните слово Евангелия в том виде, в каком я вам возвестил его; а иначе оказалось бы, что вы поверили впустую.

³Ибо я с самого начала передал вам то, что и сам принял: Христос умер за наши грехи — по Писаниям — ⁴и был погребен; и воскрес в третий день — по Писаниям — ⁵и явился Кифе, потом Двенадцати. ⁶Потом Он явился одновременно более чем пятистам братьев, большинство из которых до сих пор живы, хотя некоторые и почили. ⁷Потом Он явился Иакову, потом всем апостолам. ⁸Ну а последнему из всех Он явился и мне, как какому–то недоноску. ⁹Ведь я из апостолов наименьший, я и называться–то апостолом недостоин, потому что гнал церковь Божию. ¹⁰Но по благодати Божией я стал тем, кем стал, и благодать Его была дана мне не напрасно, так как я больше всех их потрудился — не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною. ¹¹Итак, я ли, они ли, — мы так благовествуем, и вы так уверовали.

Трудно переоценить значение прочитанного отрывка из Первого послания апостола Павла к Коринфянам. Исторически это послание открывает нам панораму жизни христианской Церкви середины I века в одном из центров греко–римского мира, жизни со всеми ее проблемами и трудностями становления. В богословском же отношении это послание показывает нам первоосновы, азы нашего вероучения. И сегодняшнее чтение делает это с предельной смысловой концентрацией. В нем апостол Павел буквально, — и на этой буквальности он настаивает, — цитирует ранний христианский Символ веры, то Евангелие, которое он сам принял и в неизменном виде передал коринфянам. Когда мы в нашем Никео–Цареградском Символе веры исповедуем Христа, Распятаго же ны при Понтийстем Пилате, и страдавша и погребена; и воскресшаго в третий день по Писанием, — то мы видим, что это почти буквальное воспроизведение того текста Благой Вести, которую Апостол принес коринфянам: «Христос умер за наши грехи по Писаниям, и был погребен; и воскрес в третий день по Писаниям». Это исповедание веры через длинную цепочку поколений передано нам. Таково Предание. Оно — как некая драгоценность, передаваемая из рода в род. Не то чтобы оно не подвергалось никаким изменениям во времени. Но его драгоценная суть при этом оставалась неизменной. Драгоценность же первого исповедания веры в том, что оно содержит в себе мысль о спасении. Спасает нас вера во Христа, за нас умершего и Воскресшего!

Остановимся немного на этом древнем Символе. В отличие от Никео–Цареградского, он очень краток и состоит всего из четырех членов:

Христос

1. умер за грехи наши, по Писаниям,

2. и был погребен,

3. и воскрес в третий день, по Писаниям,

4. и явился Кифе, потом Двенадцати.

Предложения о смерти и Воскресении Христа построены с искусной параллельностью. И то и другое произошло «по Писаниям». Эти ссылки на Писания без указания конкретных мест, — а таких можно было бы привести немало, — имеют целью засвидетельствовать, что события смерти и Воскресения Иисуса Христа произошли не случайно. В связи со смертью Иисуса в Новом Завете часто можно встретить указание на исполнение Писаний. Почему? Потому что Древняя Церковь пыталась разрешить мучительную загадку смерти Богочеловека, объяснить смысл Его посланничества. И объяснение могло быть только одно: абсурдная по человеческим понятиям смерть Сына Божия произошла по воле Божией, выраженной в пророческих книгах Священного Писания. Отсюда и «по Писаниям».

Тем более обретает смысл добавка «по Писаниям» применительно к Воскресению Иисуса. Бог, поднявший Христа из смерти, — тот же самый подающий жизнь Бог, Который уже в истории Своего народа снова и снова проявлял Себя как Помощник и Покровитель. С этим понятием о Боге, дающем жизнь, связано и упоминание срока Воскресения. Оно произошло «в третий день». Дело в том, что «третий день» в Ветхом Завете — символический срок выступления Бога в защиту народа Израиля или какого–нибудь праведника. Достаточно вспомнить замечательное место из пророка Осии: «Пойдем и возвратимся к Господу! ибо Он уязвил — и Он исцелит нас, поразил — и перевяжет наши раны; оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицом Его» (Ос. 6:1–2).

Искупительная смерть Иисуса Христа и Его спасительное Воскресение — альфа и омега нашей христианской веры. Но нам может показаться излишним и странным упоминание погребения Христа как необходимого для веры факта. Однако в те далекие времена это упоминание было необходимым, так как погребение считалось доказательством реальности смерти. «Желая показать, что смерть была истинная, а не кажущаяся, как думали некоторые еретики, Апостол прибавил и это слово: и был погребен. Погребение есть подтверждение действительности смерти» (св. Феофан Затворник).

Явления же Воскресшего доказывают реальность телесного Его Воскресения, которое тоже многими подвергалось сомнению. Здесь аргументацией служит не пустая гробница, а именно явления. Греческое слово, у нас переводимое как «явился», на самом деле означает «Он был увиден» или «Бог сделал Его видимым». В греческом Ветхом Завете это слово часто употребляется для явления Самого Бога, выступающего из Своей сокровенности. В Воскресшем Иисусе свидетели встречаются с непостижимой реальностью Самого Бога. Именно поэтому евангельские истории о явлениях так затрудняются адекватно описать в словах и образах ни с чем не сравнимый опыт Богоявления. Древнее исповедание веры вспоминает явление Кифе, то есть Петру. Затем говорится о явлении Двенадцати как представителям нового народа Божия. Мы можем спросить, почему не «одиннадцати»? Ответ прост: «Двенадцать» стало к тому времени просто устойчивым определением первых Апостолов как таковых, так что здесь никак не отражено отсутствие Иуды.

Апостол Павел к упомянутым добавляет и прочие явления Господа, которые были известны ему из предания: явление более чем пятистам братьям, о чем нам Евангелия не сообщают, а также явление Иакову, брату Господню, первому епископу Иерусалима, и даже «всем апостолам». «Ибо были и другие Апостолы (кроме 12–ти), именно семьдесят» (св. Иоанн Златоуст).

Наконец, апостол Павел в число явлений Воскресшего включает также собственный опыт обращения на пути в Дамаск. Этот опыт был решающим поворотом в его жизни, превративший его из гонителя Церкви Савла в апостола язычников Павла, который исходил с проповедью об Иисусе Христе половину известного тогда мира. Воистину он «потрудился» больше всех других апостолов. Однако, прежде чем похвалить себя, он пишет, что Христос явился ему, э4кw нё1коему и4звергу — так в церковнославянском и в Синодальном переводе. Слово «изверг» в современном языке означает злодея. Но если его переводить буквально, оно означает «выкидыш». Как писал блаж. Феодорит Кирский, Павел «уподобляет себя выкинутому зародышу, который не включается и в число людей». Возможно, это бранное слово («выкидыш, недоносок») могло происходить из арсенала противников апостола Павла. Но речь могла идти и о его собственном пренебрежительном самовысказывании, из стыда за свое дохристианское прошлое. А св. Иоанн Златоуст поясняет: «Кто говорит что–нибудь великое о других, тот говорит смело и дерзновенно, а кто принужден хвалить самого себя, особенно когда представляет себя в свидетели, тот стыдится и краснеет. Потому и этот блаженный муж наперед уничижает, а потом возвеличивает себя». — И, скажем мы, возвеличивает себя с полным на то правом, как «Апостол языков, огласивший до того времени всю Малую Азию, Македонию, Грецию и некоторые острова. … Но он видит в этом не плод своего усердия, а дело благодати» (св. Феофан).

Воскресение Иисуса Христа из мертвых — основное содержание древнейшего христианского исповедания веры и общее достояние всего христианства: «Мы так благовествуем, и вы так уверовали», — пишет Апостол. Но вера не висит в безвоздушном пространстве. Было и есть много свидетелей, которые говорят о себе: Иисус явился нам живым. Мимо этих свидетельств невозможно пройти, тем более что очень многие из них заплатили жизнью за свое свидетельство. Вечная им слава!

13–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹³Бодрствуйте, будьте стойкими в вере, мужественными, сильными. Пусть все у вас делается с любовью.

¹⁵И еще одна просьба, братья: Вы знаете Стефана и его семейство, знаете, что они — первенцы Ахайи, и что они подчинили себя служению святым. ¹⁶Вы же подчиняйтесь таким как они, и всем, кто разделяет их труды и заботы. ¹⁷Я рад прибытию Стефана, Фортуната и Ахаика: они восполнили для меня ваше отсутствие ¹⁸и успокоили мой дух, а теперь и ваш. Будьте же признательны таким людям.

¹⁹Приветствуют вас Асийские церкви. Горячо приветствуют вас в Господе Акила и Приска, и вся церковь, которая собирается в их доме. ²⁰Приветствуют вас все братья. Приветствуйте друг друга святым поцелуем.

²¹Привет вам и от меня, Павла. Пишу собственноручно. ²²Кто не любит Господа, да будет анафема! Маранафа! ²³Благодать Господа Иисуса да будет с вами! ²⁴Моя любовь со всеми вами во Христе Иисусе!

Прочитаны заключительные слова Первого послания апостола Павла к Коринфянам, последняя черта под одним из самых замечательных писаний Нового Завета, итог всем мыслям и наставлениям, которые были высказаны в послании. Поэтому, несмотря на их внешнюю простоту, нам стоит к ним внимательно прислушаться. Вообще при чтении посланий святого апостола, нам всегда следует иметь в виду, что в них нет ни единого слова, сказанного из чистой риторики, ни единого слова, за которым не стояла бы конкретная живая мысль, отражающая жизнь тех людей, к которым апостол обращался со своими увещеваниями. Начиная с первых же строк послания, апостол останавливался на многих отрицательных аспектах церковной жизни коринфян и решительно призывал к их исправлению. Вот и эти заключительные наставления апостола только на первый взгляд могут показаться общими благими пожеланиями: «Бодрствуйте, будьте стойкими, верными, мужественными, крепкими, любвеобильными…». Разумеется, такие слова можно и нужно говорить всем, всегда и везде. Однако для коринфян они звучали не как обязательные слова школьного учителя. В них, по слову святого Иоанна Златоуста, апостол «укоряет их за беспечность. И потому говорит им: бодрствуйте, — как спящим; стойте в вере, — как колеблющимся; будьте мужественными, сильными, — как малодушным и слабым». Эти слова напоминают военные приказы. Быть бдительным, стоять твердо, быть мужественным, быть сильным — качества, необходимые воинам для отражения опасности извне. Но внутри церковного общества должна царить любовь: «все у вас да будет с любовью». Превыше всех Божественных даров — любовь. Именно от пренебрежения любовью произошли все нестроения Церкви. Еще раз обратимся к святому Иоанну Златоусту. «Если бы любовь, — говорит он, — не была пренебрегаема, то коринфяне не гордились бы и не говорили бы: «я Павлов», «я Аполлосов»; если бы любовь была между ними, то они не судились бы у внешних, или лучше — не судились бы вовсе; если бы любовь была между ними, то блудник не жил бы с женой своего отца, они не презирали бы немощных братий, не имели бы разделений, не тщеславились бы духовными дарованиями».

Как бы комментируя, что означают на практике эти слова о любви внутри церковного общества, апостол приводит в пример семейство Стефана. Разумеется, любовь бесконечно многообразна. Однако в евангельском смысле она проявляет себя, прежде всего, в жертвенном служении ближним. Мы знаем, что апостол Павел крестил семейство Стефана (1,16). Он называет его большую семью «начатком», «первенцами», в святом крещении рожденными для Бога во Христе. Они — первые обращенные не только Коринфа, но и всй Ахайи, то есть Греции. И вот эти первые христиане греческой столицы посвятили себя служению святым, как именовались тогда все крещеные во Христа члены Церкви. Это «служение святым» состояло в делах милосердия, в гостеприимстве, во всевозможных добрых делах и помощи тем, кто в таковой нуждался. И по мере того как эти добрые люди стали служить своим собратьям по вере, их деятельность стала выделять их из среды других христиан и внушать уважение. Церковное общество начало признавать в них черты истинного христианского руководства. Иначе говоря, здесь конкретно воплощалась заповедь Иисуса Христа: «Кто хочет между вами быть бóльшим, да будет вам слугою» (Мф. 20:26). Или: «Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою» (Мк. 9:35). Эти высказывания парадоксальны с точки зрения обычной земной практики «ветхого мира». Но таков иерархический порядок в новом мире, в Царстве Божием, в котором противоречие между властью и подвластными, между господами и слугами, между первыми и последними исчезает в атмосфере любви и взаимного служения. Согласно этой новой заповеди, апостол Павел смотрел на руководство как на служение ближним, а тем самым как на служение Христу и Богу (Мф. 25:40). Семейство Стефана «подчинило» себя служению коринфским христианам. В ответ на эту благодать, — призывает апостол коринфян, — «подчиняйтесь таким как они, и всем, кто разделяет их труды и заботы». Нет, это не обязанность рабов перед господами, работников перед работодателями или начальниками, но тот братский долг, о котором сказано: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви» (Рим. 13:8).

Со времени, когда были сказаны эти слова, Церковь Христова прошла долгий исторический путь. Маленькая церковь в Коринфе середины I века не знала еще той развитой иерархической структуры управления, которая отличает современные многомиллионные христианские общества. Сейчас управление церковным обществом поручается людям, которые получили специальное богословское и пастырское образование, обладают известным даром проповеди и прочими свойствами, ценимыми в священнослужителях. А тогда все было еще в зачатке, и руководство в Церкви зависело не от образования, не от дипломов и разного рода степеней, даже не от природных способностей. Оно определялось благодатью Божией, которая оснащала руководителей основным даром — даром «быть слугами» верующих. Таковым было семейство Стефана, и мы не должны забывать об истинно христианском содержании руководства, подчинения и служения, которое нам явлено в этом святом «начатке» Ахайи. Нет ли здесь укора нам, современным христианам?

Свое послание апостол Павел завершает множеством приветствий. Этот перечень благопожеланий свидетельствует не только об успехе миссионерской деятельности «апостола языков», но и о том, что церкви того времени, эти маленькие островки христианства в океане язычества, были связаны постоянным памятованием друг о друге. Апостол стремился поддерживать эту связь, расширить кругозор христиан, не замыкаться на мелких провинциальных проблемах, но видеть себя как часть единого целого — универсального Тела Христова. Удивительно, что это ощущение всемирности, дыхание вселенскости присутствовало тогда, когда средства общения были еще столь слабыми и ненадежными. Сейчас, когда мы обладаем средствами коммуникации, несопоставимыми с античными, напротив, мы часто являемся свидетелями узости кругозора христиан, которые не знают, не видят, да и не желают видеть ничего за пределами их прихода, или, в лучшем случае, их епархии. И снова: не укором ли нам звучат слова апостола?

Продиктовав свое послание стенографу, Павел в конце добавляет собственноручное приветствие. И в этой приписке звучат слова, которые помогают нам понять основную причину отличия, древних христиан от современных. Нет, они не были более нравственны, более праведны. Но что в них присутствовало в значительно большей степени, чем у нас, показывает возглас апостола «Маранафа!». Этот арамейский возглас, скорее всего, означает то же, что и возглас, завершающий книгу Откровения, — «Гряди, Господи!». Произносимый перед причастием Телу и Крови Господа Иисуса, этот призыв отражал не только острое ощущение реального присутствия Господа в таинстве святой Евхаристии, но и горячую надежду на то, что таинство, тайна, неизбежно станет явью, и что Царствие Божие, которое на небе, придет, наконец, на нашу землю, о чем мы и молимся ежедневно. Маранафа!

15–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

⁶Бог, сказавший: «Из тьмы да воссияет свет!», — воссиял в наших сердцах, чтобы мы и далее несли свет знания о славе Божией в лице Иисуса Христа.

⁷Но это сокровище мы носим в глиняных сосудах, чтобы видно было: избыток силы — от Бога, а не от нас. ⁸Отовсюду теснимые, — мы не раздавлены; в безысходности, — находим выход; ⁹гонимые, — не покинуты; поверженные, — не уничтожены; ¹⁰всегда носим в своем теле умирание Иисуса, чтобы в нашем же теле явила себя и жизнь Иисуса. ¹¹Ведь мы, пока живем, всегда предаемся на смерть ради Иисуса, чтобы в нашей смертной плоти явила себя и жизнь Иисуса. ¹²Так что в нас действует смерть, а в вас — жизнь.

¹³Но так как у нас тот же дух веры, о котором написано: «Я уверовал, и потому стал говорить», — и мы веруем, и потому говорим, ¹⁴ибо знаем, что Тот, Кто воскресил Господа Иисуса, и нас воскресит с Иисусом и поставит вместе с вами перед Собою. ¹⁵И все это ради вас, чтобы изобилие благодати Божией вызывало все более изобильное благодарение множества людей во славу Божию.

Некогда пророк Исаия возвещал о том времени, когда «народ, ходящий во тьме, увидит свет великий» (Ис. 9:2). Апостол Павел вспоминает это пророчество, когда пишет, что это время настало: Бог дал ему увидеть этот великий свет, «свет знания о славе Божией в лице Иисуса Христа». «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1:18), но «видевший Меня, — сказал Спаситель, — видел Отца» (Ин. 14:9). Однако увидеть Бога в лице Иисуса Христа способен только тот, в чье сердце прольется свет благодатного откровения. Апостолу такая благодать была дана. И теперь его, Павла, обязанность — нести этот свет далее, просвещая «живущих в стране тени смертной» (Ис. 9:2). Апостол пишет о своем великом даре апостольского служения, которому и посвящено Второе послание к Коринфянам. Павел — великий Апостол. И он сознавал свое величие, разумеется, мудро понимая, что этим величием он обязан не себе, а Богу и божественной благодати.

Но, как правило, люди в своем обыденном сознании, считают, что, если некто служит великому делу, то он должен и являть в себе это величие внешним образом: быть «представительным», то есть, желательно, обладать влиянием, быть богатым, здоровым, красивым, красноречивым и так далее. Но ведь ничего такого у Апостола Павла внешне не проявлялось. И противники постоянно указывали на его немощи, на его слабости, на его болезни, на все эти якобы унижающие моменты в его жизни, как на аргументы против его апостольского авторитета. Отвечая своим критикам, Апостол пишет, что свет благодати, драгоценное сокровище Христовой веры и апостольства он носит в «глиняном сосуде» хрупкого, тленного земного существования. Высота служения и человеческая немощь. В этом несоответствии он усматривает глубокий смысл. Какой же? «Чтобы видно было, — пишет он, — что избыток силы — от Бога, а не от нас». Иначе говоря, положительное эхо и впечатляющий результат его служения нельзя считать заслугой его, слабого и немощного человека: это — дело Божие. И Апостол, дабы мы помнили, что немощь — наша, а слава — Божия, не устает повторять парадокс: «Когда я немощен, тогда силен», ибо в немощи совершается сила Христова (2 Кор. 12:9–10). Здесь звучит тема переживания креста, который несет в своей жизни каждый христианин, звучит и тема переживания силы Христовой, которая открывается в жизни каждого верующего.

В четырех антитезах Апостол описывает свою ситуацию: он тесним, загнан в тупик, гоним, повержен. Но при этом он не раздавлен, находит выход, не оставлен, не уничтожен. В этом преодолении земных немощей можно было бы усмотреть своего рода стоическую позицию. Ведь именно стоики призывали к выдержке и терпению. Более того, они рассматривали беды, выпадающие на долю человека, как нечто положительное, как воспитательное средство. Но нет, Апостолу Павлу такая позиция чужда. Для него зло есть зло, и скорби суть скорби. И в их преодолении он видит не проявление его собственной силы воли и характера, но знамение силы Божией, действующей в нем.

Свою удивительную стойкость в земных скорбях Апостол поясняет парадоксом: он всегда умирает, чтобы видно было, что он жив. Но это возможно только в свете веры в Евангелие Креста и Воскресения! Таинственное причастие Иисусу Христу, даруемое через веру и крещение, делает наши неизбежные в этом мире страдания не бессмысленным тлением, не страшным знамением грядущего ухода в мрак небытия, но знамением тесного общения с Распятым, единства с Его судьбой. И это единство в скорбях и смерти Распятого есть также единство в жизни Воскресшего. Ныне эта жизнь реализуется в нас как утешения в скорбях и в их преодолениях. Это тоже знамения, — знамения грядущего блаженства вечной жизни.

Слова Апостола Павла о чудесном превращении смерти в жизнь читаются во время совершения таинства крещения: «Все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились. … Мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6:3–4). Победа Иисуса Христа над смертью действует и в нашей земной жизни. Такова радость быть христианином. И дай нам Бог не впадать в искушения, но всегда ощущать в себе Христову победу, постоянно прозревать простирающийся в вечность смысл всего, что сопровождает нас в этой жизни.

Умираем, чтобы оживать. Конечно, это чудо, чудо и непостижимость. И об этом Апостол Павел не устает повторять. Так, например, он образно описывает возникновение жизни из смерти на примере бросаемого в землю семени. Оно — как семя — умирает. Но из него появляется совершенно новое тело. Из тления ветхого появляется новое, из «ничего» появляется «нечто». Так, мы верим, что Бог сотворил мир из ничего. Это — чудо творения Божия. Когда из мертвого вещества появляется жизнь, то это тоже чудо Божие. Как мертвое может стать живым? Как могут начать жить безжизненные камни? Как может возникнуть даже простейшее живое существо из набора мертвых элементов? Это чудо Божие: из мертвого — живое. И Апостол ощущает в себе это чудо в каждый момент своей земной жизни.

Но замечательно и то, что страдания Апостола, его постоянное умирание во Христе дает ощущение жизни не только ему, но и тем, кому он возвещает Евангелие. В нас, апостолах, — пишет он, — действует смерть, а в вас, коринфянах, кому мы возвещаем Евангелие, действует жизнь. Мои скорби, — говорится в другом послании, — ваша слава (Еф. 3:13). Сколь ни радостно чувство причастности к блаженству вечной жизни со Христом, Апостол не замыкается в эгоистической личной религиозности. Бог есть любовь. Но это не означает, что Бог есть любовь только ко мне. Нет, Бог есть любовь без всяких границ и условий. Соединяясь с Богом во Христе, верующие принимают Святого Духа, Духа веры, надежды и любви, той любви, которую они излучают вовне. Конкретное проявление любви реализуется через благодать, через те дарования, которые Дух дает каждому верующему. Апостолу Павлу был дан великий благодатный дар «говорить» (слово, которое обыкновенно переводится как «говорить», у Апостола Павла означает «проповедывать», «благовествовать»). И эта благодать нести Слово Евангелия, изобильно излившаяся на Апостола, благодаря его труду, его скорбям и его жизни во Христе достигала очень многих людей, производя в них безмерную благодарность Богу. Все — во славу Божию. Такова цель жизни и деятельности Апостола Павла.

Мысли, излагаемые Апостолом в защиту своего служения и для осмысления своих скорбей, — важны для каждого христианина. Подумаем только, как часто мы соблазняемся, смущаемся несоответствием между дарованным нам участием в славе Божией и нашими немощами, которые мы ежедневно испытываем. И не только нашими, но и немощами Церкви, которые мы критикуем. Апостол предупреждает: сами по себе мы — хрупкие сосуды, и Церковь, какова она на земле, — тоже. Но, тем не менее, эти сосуды, хотя и хрупкие, носят в себе сокровище божественной благодати. Единение со Христом в Его страданиях в конце концов приносит благой плод. И не только нам самим, но служит к освящению и для полноты жизни тех людей, которые вверены нам Богом в семье, в дружбе, в любви, в Церкви.

16–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹Мы — работники Бога. Поэтому мы вас и призываем к тому, чтобы вы не тщетно приняли данную вам Богом благодать. ²Ибо Он говорит: «Во время приятное Я услышал тебя и в день спасения Я помог тебе».

Смотри же — ныне время благоприятное. Смотри — ныне день спасения. ³Чтобы не подверглось поруганию наше служение, мы никому ни в чем не даем повода для упрека, ⁴но во всём показываем себя как служители Божии:

• с большой стойкостью перенося бедствия, нужды и тревоги; ⁵побои, темницы и ярость толпы; тяжкие труды, бессонные ночи и посты;

• ⁶в чистоте, благоразумии, великодушии и доброте; в Святом Духе, нелицемерной любви, ⁷слове истины и силе Божией;

• с оружием правды в правой и левой руке; ⁸в славе и бесчестии, в хуле и хвале;

• как «обманщики», но говорящие истину; ⁹как неизвестные, но хорошо известные; как умирающие, но видите — мы живы; как обреченные на казнь, но не убиваемые; ¹⁰как огорчаемые, но всегда радующиеся; как нищие, но многих обогащающие; как ничего не имеющие, но всем обладающие.

Отрывок из Второго послания к Корифянам, который был прочитан сегодня, продолжает важную для апостола Павла тему примирения с Богом: «Мы — посланники от имени Христова, и как бы Сам Бог увещевает через нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2 кор 5,20). Примирение означает прекращение вражды. Вражда с Богом — следствие греха, который отлучает человека от Бога как источника жизни и самого бытия. Грех — причина страданий человека и его смерти. Примирение с Богом возвращает человеку свободу от греха и благодать спасения в Царствии Божием. Бог крестными страданиями, смертью и Воскресением Своего Сына примирил нас с Собою. Об этом даре Божественной благодати возвещает Евангелие, которое несет людям Апостол Павел. Это Евангелие примирения является Отеческим призывом к заблудшим детям вернуться домой, где их ждет любовь Бога Отца. В своем изначальном и предельно кратком виде это Евангелие было провозглашено Иисусом Христом: «Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк. 1:15). Апостол называет себя посланником от имени Христа. Он послан во враждебный Богу мир, чтобы указать людям путь покаяния и веры, которая делает человека гражданином Царства Божия и возлюбленным членом семьи Божией.

Как посланник, работник и служитель Божий, апостол Павел постоянно сталкивался с непониманием или враждебным отвержением спасительной Вести. Но даже когда люди внешне принимали Евангелие, веру и крещение, они часто не сознавали той ответственности, которую налагало на них принятое ими крещение. Апостол настоятельно призывает коринфян не быть легкомысленными, не тщетно принять дарованную во Христе благодать примирения с Богом, но воплотить этот дар в своей жизни. Увы, трагедия многих христиан в том, что они по своей глупости и беспечности бессмысленно и неблагодарно принимают дары Божественной любви и благодати. Это чрезвычайно заботит апостола, и он напоминает коринфянам, что время не ждет, оно уже исполнилось, что «ныне день спасения».

Свой призыв к примирению с Богом, которое возможно через покаяние не на словах, а на деле, апостол обосновывает ссылкой на Слово Божие. Бог через пророка Исаию говорит: «Во время приятное Я услышал тебя и в день спасения Я помог тебе». Спасение, которое некогда было обещано «отроку Божию», исполнилось в Иисусе Христе как всеобщее спасение. Сам апостол, коринфяне, к которым он обращается, и мы, живущие спустя почти две тысячи лет, — все мы вместе живем в «день спасения». С помощью библейской цитаты апостол Павел выражает, что не он, но — через него — Сам Бог взывает к нам не тщетно принять дарованную во Христе помощь. «Ныне день спасения!» Это «ныне» — всякое время после смерти и Воскресения Христа. День спасения начался, продолжается и завершится в «День Господень» Вторым Христовым пришествием, всеобщим воскресением и Судом Божиим.

Апостол Павел — посланник Христов. Сам Иисус Христос воскрес и вознесся, Он сидит одесную Бога Отца и физически не присутствует в этом мире. Но апостол, да и все христиане, представляют Христа и Его Евангелие в этом мире. И люди судят о Христе и христианстве по тому, что слышат от нас, а главное, — по тому, что видят в нас. Апостол, описывая качества своей жизни и служения Христу, ожидает, чтобы мы, христиане, подражали ему в нашей жизни и в нашем служении. И вот, свое увещевание он начинает со слов: «мы никому ни в чем не даем повода для упрека». Действительно, ничто не вызывает таких оскорбительных насмешек над Церковью, как недостойное поведение ее членов и служителей.

Жизнь человека в этом мире трудна, и жизнь христианина — не исключение. Но верующему человеку Бог посылает помощь, укрепляя в нем то замечательное свойство, которое в нашей традиции обычно передается словом «терпение». В оригинальном же тексте Нового Завета это слово означает не способность пассивно переносить бедствия, но внутреннюю силу стойкого преодоления страданий и немощей, их преображение в силу и славу. Как в другом месте скажет Апостол Павел: «Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова. … Ибо, когда я немощен, тогда силен» (2 Кор. 12:9–10). Эту силу внутренней стойкости апостол Павел ставит, как основание, во главе длинного списка добродетелей и трудных обстоятельств, которые показывают его как истинного и верного служителя Христова.

Свой список апостол разбивает на смысловые строфы. В первой строфе подчеркивается стойкость в бедствиях, вызванных как внешними преследованиями, так и трудами при исполнении его служения. Во второй строфе перечисляются добродетели, которые понимаются как дары Святого Духа. Они помогают возвещать Евангелие в истине и в силе Божией. Образами оружия в третьей строфе апостол описывает свое служение как вооруженного Богом бесстрашного проповедника, которому не помеха ни слава и хвала, ни бесчестие и хула. Выражение «оружие правды в правой и левой руке» означает доспехи для нападения и защиты. В правой руке меч, «который есть Слово Божие», в левой — «щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого» (Еф. 6:16–17). Наконец, в четвертой строфе апостол Павел перечисляет презрительные слухи о нем, которые распространяли его враги, критиковавшие каждое его слово и ненавидевшие даже его имя: он, мол, обманщик, никем не признанный, достойный наказания и смерти преступник, нищий, ничего не имеющий…. Но этой действительной или мнимой видимости апостол противопоставляет подлинную реальность: он возвещает истину, он признан, он, — несмотря на все угрозы смерти, — живой, он всегда радуется, он многих обогащает, он всем обладает. Такое возможно только благодаря тому, что он, действительно лишенный многих прав и привилегий, которых так страстно добиваются люди мира сего, своим духом, умом и сердцем принадлежит к миру иному, к Царствию Божию, открытому для него Иисусом Христом. Он — гражданин этого Царствия.

Несомненно, апостол Павел — великий человек, и опыт его жизни представляет собой исключительный случай. Однако, он, как Учитель, призванный на служение Самим Христом, имел полное право сказать: «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор. 4:16). Он описывает свою жизнь, но тем самым он ставит перед нами высокие требования соответствовать званию примиренных во Христе детей Божиих, живущих в «день спасения». Как сказано в другом месте, мы — «сыны света и сыны дня: мы — не сыны ночи, ни тьмы. Итак, не будем спать, как и прочие, но будем бодрствовать и трезвиться» (1 Фесс 5,5–6). Перечисленными свидетельствами апостольской стойкости в испытаниях и его добродетелями Сам Бог как бы держит зеркало бодрствования и трезвения перед совестью каждого человека, носящего имя христианина. Этот список имеет тем большее значение, что вся церковная история и сегодняшняя церковная жизнь учат, какой соблазн часто несут «служители» Евангелия, так что для многих принятие Вести о любви Божией становится трудным или совсем невозможным. Да сохранит нас Бог от этих соблазнов!

17–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁶Что может быть общего у храма Божия с идолами? А ведь мы — храм Бога Живого, как и сказал Бог: «В них будет Мой дом, и Я буду жить среди них, и буду их Богом, и они будут Моим народом».

¹⁷«Поэтому выйдите из среды их и отделитесь, — говорит Господь, — и к нечистому не прикасайтесь, и Я приму вас».

¹⁸«И буду вам Отцом, и вы будете Мне сынами и дочерьми, — говорит Господь Вседержитель».

¹⁹Вот какие обещания даны нам, возлюбленные. Поэтому очистим себя от всякой скверны плоти и духа, чтобы в страхе Божием достигать совершенства святости.

В посланиях апостола Павла есть несколько мест, в которых Церковь Христова названа «храмом Божиим». Одно из таких мест — в прочитанном отрывке из Второго послания к Коринфянам.

Этому отрывку предшествует ряд риторических вопросов, последний из которых звучит так: «Что общего у храма Божия с идолами?» Ответ очевиден: ничего общего у храма Божия с языческими идолами нет и быть не может. Говоря о несовместимости идолопоклонства с верой в Бога Единого, апостол Павел, возможно, вспоминал о нечестивом царе Манассии, который поставил в доме Господнем истукан Астарты (4 Цар. 21:7), тем самым осквернив святое место. Возможно, апостол вспоминал и о сирийском царе Антиохе IV Епифане, который в 167 году до РХ повелел внести в Иерусалимский храм статую Зевса, превратив таким образом храм Божий в языческое капище. Это осквернение храма, которое получило в Библии название «мерзости запустения» (Дан. 9:27), вызвало взрыв возмущения иудеев и восстание, известное как Маккавейская война. Возможно также, апостол Павел имел в виду и совсем недавние события, связанные с безумным императором Калигулой, который всерьез верил, что он был богом. Ему мало было титула «отец отечества», мало было того, что его называли «Новым Солнцем». Он не только построил храм самому себе, в котором была установлена его золотая статуя, но и повелел особым указом поставить жертвенники и статуи себе во всех храмах империи. Всем ослушавшимся угрожала смертная казнь. Бог не допустил тогда осквернения Своего храма: в 41 году РХ Калигула был убит, прежде чем его указ достиг Иерусалима.

Однако всё это — наглядные примеры из истории. Но не истории желает обучать апостол коринфских христиан. Он увещевает их, имея в виду их жизнь в настоящее время. Читая послания апостола Павла, мы не должны забывать, что направлены они были к тем новообращенным христианам, которые еще вчера были язычниками и часто не были в состоянии немедленно, в мановение ока отказаться от своих языческих верований и традиций. Так, например, многие христиане в Коринфе по привычке продолжали участвовать в языческих празднествах, продолжали вкушать так называемую «идоложертвенную» пищу в языческих храмах, тем самым, — пусть даже внешне, — принимая участие в идолослужении, то есть в служении бесам, что абсолютно недопустимо. «Язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу, — пишет апостол, — Но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами. Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской» (1 Кор. 10:20–21). «Ведь мы — храм Бога Живого», — напоминает он.

Понятие о Церкви как храме Божием приготовлено уже Ветхим Заветом, что показывают цитируемые места из Библии. Бог на заре истории Израиля обещал Своему народу: «Поставлю жилище Мое среди вас» (Лев. 26:11). Он, Помощник и Покровитель, обещал Свое постоянное присутствие. Чувственное и видимое жилище Его — Скиния Завета, впоследствии храм. Теперь, — говорит апостол Павел, — место ощутимого и действенного присутствия Живого Бога — не каменный храм на Сионе и никакая другая точка на карте Земли, а живые люди, христиане, каждый в отдельности и все вместе как Церковь. Мы помним, как уже Господь Иисус Христос у колодца Иакова говорил самарянке: «Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. … Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине» (Ин. 4:21–23). Но все же как и где будет происходить это поклонение? — В Новом храме, о котором говорили загадочные для современников слова Господа: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его. … Он говорил о храме тела Своего» (Ин. 2:19–21). После славного Воскресения, Вознесения и сошествия Святого Духа на Апостолов таинственное и загадочное стало явным и понятным для принявших Духа верующих: это они — Церковь Христова, Тело Христово, образуют новое «жилище Божие»: «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор. 3:16). Как в храме, так и в Церкви особенно ощутимы присутствие и близость Бога. Дух Божий для апостола Павла — не абстрактное богословское понятие, но действующее, животворящее присутствие Божие в Церкви, не только в некоторые торжественные моменты богослужений, но в ее будничной жизни. Это относится к Церкви как к обществу, так и к каждому отдельному христианину: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога?» (1 Кор. 6:19). Кстати, церковнославянский перевод разбираемого нами отрывка подчеркивает именно этот момент: Вы бо eсте церковь Бога живога. Каждый из нас — «церковь», то есть «храм». — А если так, то сколь великую ответственность налагает на нас это присутствие Бога Отца, Который называет нас Своими сынами и дочерьми!

Христианин призван свидетельствовать перед миром Божие присутствие всем своим существованием. Никакая область жизни не исключается из этого свидетельства. И если мы — храм, то мы и «царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел» (1 Петр. 2:9). От служащих в храме левитов ради культовой чистоты Ветхий Завет требовал решительного отделение от язычников: «Идите, идите, выходите оттуда; не касайтесь нечистого; выходите из среды его, очистите себя, носящие сосуды Господни!» (Ис. 52:11). Разумеется, эти строгие ветхозаветные требования следует понимать прообразовательно. Как писал святитель Феофан Затворник, — «что тогда совершалось и блюлось внешне, то у нового Израиля должно совершаться внутренне, нравственными изменениями и решениями». Христианин не только не может, но и не должен отделяться от мира непроницаемой перегородкой. Более того, нам заповедано не отгораживаться от мира, но идти в мир: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28:19). Но при этом христианин должен служить примером миру, примером внутренней чистоты и свободы, заповеданных Спасителем.

Обладание великими обетованиями требует от «возлюбленных Бога», очистить себя от всякой скверны плоти и духа. Выражение «плоть и дух» обозначает личность человека как целого. О том, чтo конкретно понимается под очищением, звучит для нас с каждой страницы Евангелий, из заповедей Спасителя; об этом говорит нам наша христианская совесть, руководимая Святым Духом, если Дух действительно живет в нас. Цель же очищения — наша святость. К святости, то есть к Божественной чистоте призывался ветхий Израиль: «Объяви всему обществу сынов Израилевых и скажи им: святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш» (Лев. 19:2). К совершенству святости тем более призываемся мы, составляющие святой храм Божий: «Воля Божия есть освящение ваше» (1 Фесс 4,3).

Не станем обольщаться триумфальной статистикой: живя в мире, христиане представляют собою, как и во времена апостола Павла, небольшой островок, окруженный океаном язычества. Тем более уместны напоминания о соблазнах идолопоклонства, о великих обетованиях и о поставленной перед нами светлой цели — святости. Оттого и молимся Святому Духу, чтобы Он не покинул нас, но вселился в нас, очистил и освятил нас.

19–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

³¹Бог и Отец Господа Иисуса, — да будет Он благословен во веки, — знает, что я не лгу. ³²В Дамаске наместник царя Ареты стерег город Дамаск, чтобы схватить меня. Но меня в корзине спустили через окно в стене, и я избежал его рук.

¹Приходится хвалиться. Неполезно это, но все же я перейду к видениям и откровениям от Господа. ²Знаю я одного человека во Христе. Четырнадцать лет назад (в теле это было — не знаю, или вне тела — тоже не знаю: это знает только Бог) был он восхищен до третьего неба. ³И знаю я об этом человеке (в теле или без тела — не знаю: это знает только Бог), ⁴что был он восхищен в рай, где услышал неизреченные речи, которые нельзя даже рассказать никому из людей. ⁵Вот таким человеком я и буду хвалиться. Собою же хвалиться не буду, разве только моими немощами. ⁶Впрочем, если бы и захотел хвалиться, то не был бы безумцем, потому что я говорил бы истину. Но я воздерживаюсь, чтобы меня не сочли выше того, что видят во мне или слышат от меня. ⁷И это при таких чрезвычайных откровениях! Вот потому, чтобы я не превозносился, и была дана мне в плоть некая заноза, ангел сатаны, который изводит меня, чтобы я не превозносился. ⁸Трижды молил я Господа избавить меня от него. ⁹Но Он сказал мне: «Моей благодати тебе достаточно, ибо сила Моя совершается в немощи». Потому я охотнее всего буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова.

Нигде в Писании глагол «хвалиться» не встречается так часто, как во Втором послании к Коринфянам. О том, что человек выглядит смешно, когда он хвалится своими несуществующими достоинствами, люди знали всегда. Однако древний мир не считал смешным и безумным, когда человек хвалился своими действительными достоинствами. Сильный хвалился своей силой, богатый — своим богатством, родовитый — своим происхождением, праведные фарисеи — своей праведностью. Правители и полководцы, богачи и спортсмены, художники и философы, — все раздувались от гордости. И народ благоговейно или с завистью соглашался с такой похвальбой. Такова была традиция — хвалиться. Ведь это были люди, «не имеющие надежды» (1 Фесс 4,13). В самом деле: перед лицом неизбежной смерти — что еще оставалось человеку, как не добиваться хотя бы какой–то отрады и славы в этом мире? Разумеется, даже язычники время от времени сознавали как безумие похвальбу смертного на виду у сонма бессмертных богов, считая ее пороком и дерзостью. Тем более, похвальба человека осуждалась мудрецами Ветхого Завета. Но окончательно и бесповоротно осуждена всякая человеческая похвальба в писаниях Нового Завета. Осуждена не только как принципиальное недомыслие твари перед лицом Творца, ибо «что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1 Кор. 4:7). Похвальба осуждена также как отрицание благодати искупления, отрицание Христа и Его крестного подвига. «Где же то, чем бы хвалиться? Уничтожено!» (Рим. 3:27). Чем уничтожено? Немощью Креста, которым явилась спасительная сила Божия. Это непостижимо. Но именно в этом — центр богословия Апостола Павла, в откровении истинной Премудрости Божией, перед которой всякая «мудрость мира сего есть безумие» (1 Кор. 3:19).

В своей речи, которая исполнена горькой иронии, Апостол надевает на себя маску хвалящегося безумца. Его недоброжелатели подрывали его апостольский авторитет, выставляя его как человека слабого, не способного к активным действиям и, более того, — как «невежду в слове» (2 Кор. 10:10; 11,6). Поэтому он вынужден хвалиться. Он спускается на уровень своих противников, чтобы бороться с ними их собственным оружием, не ради самозащиты, но ради того, чтобы отстоять Евангелие. «Примите меня, хотя как неразумного, чтобы и мне сколько–нибудь похвалиться» (11,16).

Но чем же хвалится Апостол? Тем, о чем в окружающем его обществе избегали говорить, чтобы не уронить своего достоинства. Он хвалится невзгодами и трудностями: тем, что он сидел в тюрьме, тем, что его били палками и камнями, тем, что он голодал и холодал…. Он хвалится таким эпизодом из своей жизни, который в глазах современников должен был выглядеть унизительным. Павел, Апостол, сидит в какой–то корзине, которую спускают со стены, потому что он тайком бежит от опасности, подстерегающей его в Дамаске.

Тщеславию и самовосхвалению премудрости человеческой Апостол противопоставляет явление Премудрости Божией, Христа распятого — иудеям соблазн, эллинам безумие (1 Кор. 1:23). Через Крест, через видимое торжество немощи, смерти и безнадежности — является безмерная сила Божия, победа жизни, откровение смысла и надежды. Слава человеческая — преходящая, венец этой славы — тленный. Слава Христа распятого и воскресшего — непреходящая, и венец этой славы — нетленный (1 Кор. 9:25). Смысл Креста — в любви Божией, которая являет себя в жертвенной немощи. Конец такой немощи — Крест и смерть человеческая. Начало же немощи Христовой — Божественная любовь, вечная жизнь и воскресение человеческое. Именно это и стремился воплощать Апостол Павел в своей жизни и в своем Евангелии.

Оппоненты Апостола «хвалились по плоти» (2 Кор. 11:18). Хвалились они и своими экстатическими переживаниями, которые они предъявляли как очевидные доказательства их духовного авторитета. Лишь против своей воли Апостол сообщает о своем опыте такого рода, о «видениях и откровениях» (12,1). Но, чтобы отвести внимание от собственной персоны, он говорит об этом нехотя, как о чем–то, что произошло с другим, знакомым ему человеком. Он не живописует свое «восхищение», как это делали его противники. Как все это происходило, — «в теле,…вне тела»? Знание таких таинственных вещей он предоставляет Богу. Не может он пересказать и услышанное на «третьем небе». То есть, его экстатический опыт в противоположность тому, к чему он призван как апостол, — не предназначен для публики, для проповеди и тем более для похвальбы. Слова Апостола Павла нас предупреждают, что о чрезвычайных религиозных переживаниях следует судить со сдержанной осторожностью. Их не всегда дозволено делать ни масштабом духовности людей, ни источником благовестия или проповеди. Увы, реальность церковной жизни показывает, что слова Апостола Павла, направленные против жадных до сенсаций христиан его времени, и сегодня, спустя две тысячи лет, весьма актуальны.

Нет, своими «восхищениями» Павел хвалиться не хочет. Он желает, чтобы о нем судили по его жизни в причастности к немощи Христовой. Ему поручено быть апостолом, и свидетельство этого нужно искать не в его экстатических способностях, а в результатах его деятельности при всех тех немощах, которые видны и открыты всем. К перечню своих немощей он добавляет печальный опыт изнурительной болезни. Он пишет об острой боли, которая постоянно мучила его как застрявшая в теле заноза, или «жало» в Синодальном переводе. Мы можем лишь гадать, какая болезнь доставляла Апостолу столь жестокие страдания, что он трижды молил Господа избавить его от этого «ангела сатаны», — как он образно называет свою болезнь. Молитва его была услышана. И он получил ответ. Но не такой, какой по–человечески, скорее всего, ожидал. Господь не избавил Павла от боли, но дал ему силы жить с нею, преодолевая её. «Довольно для тебя благодати Моей», — таков был Божественный ответ. Означает ли это, что боль, страдание есть нечто положительное? Разумеется, это не так. Всякое страдание есть зло, неизбежное в этом мире. Человеку свойственно стремиться избавиться от боли и страдания. Так и Апостол в одном случае бежал от опасности, спускаясь по стене в корзине, в другом случае, не имея возможности обычными медицинскими средствами избавиться от боли, обращался с молитвой к Господу. В этом пример и для нас. Но, как и Христос, каждый молящийся должен предоставить исполнение его молитвы Богу: «Авва Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты» (Мк. 14:36).

«Сила Моя совершается в немощи». Эти слова Господа несут в себе великий евангельский смысл. Они побуждают нас не избегать Креста, если мы, как Симон Киринеянин, призваны к со–несению Креста и, при известных обстоятельствах, даже к со–страданию на Кресте, ибо только так мы обретаем и со–воскресение с Господом. Эти слова Господа стали для Апостола Павла законом его жизни во Христе. Они обращены и ко всем нам, чтобы мы приняли их в наше сердце как великое обетование Божие. Ибо в Господе никакие «ангелы сатаны», никакие немощи, боли и страдания не могут «отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим. 8:39).

20–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹¹Знайте же, братья: Евангелие, которое я возвестил вам, — не вымысел человеческий. ¹²Ведь и меня научил ему не человек, и принял я его не от какого–то человека, но через откровение Иисуса Христа.

¹³Вы, конечно, слышали о моей прошлой жизни в иудействе, о том, что я со всею жестокостью гнал Церковь Божию, разорял ее ¹⁴и превосходил в иудействе многих ровесников из моего народа, потому что беспредельной была моя ревность об отеческих преданиях.

¹⁵Но когда Бог, избравший меня еще во чреве моей матери (Ис. 49:1; Иер. 1:5.) и призвавший меня благодатью Своею, соблаговолил ¹⁶ открыть во мне Сына Своего, чтобы я возвещал Евангелие о Нем среди язычников, — я не стал тотчас советоваться с плотью и кровью ¹⁷и не поднялся в Иерусалим к тем, которые стали апостолами до меня, но ушел в Аравию, и снова вернулся в Дамаск.

¹⁸Только потом, спустя три года, я поднялся в Иерусалим, чтобы познакомиться с Кифой, и пробыл у него пятнадцать дней. ¹⁹Из других же апостолов никого, кроме Иакова, брата Господня, я не видел.

Сегодня мы можем удивляться тому упорству, с которым апостол Павел подчеркивает независимость своей проповеди от человеческого влияния. Он настаивает на сверхъестественном происхождении его Евангелия, на том, что никто из людей его этому Евангелию не обучал, но принял он его от Самого Бога через откровение Иисуса Христа. Будучи убежденным и ревностным иудеем, будущий апостол относился к Церкви со смертельной ненавистью. Воистину, с ним должно было произойти нечто чудесное, чтобы он в одно мгновение из гонителя Церкви Савла превратился в апостола язычников Павла. Это чудо произошло, когда Савла настиг свет той молнии, которая испепелила все его фарисейство, всю его гордость ревнителя отеческих преданий. Таким чудом было откровение Савлу Воскресшего Христа на дороге в Дамаск. Ослепительное сияние этого откровения апостол позже сравнивал со светом в начале Творения (2 Кор. 4:6), а себя, преображенного этим светом, осознавал «новой тварью» (Гал. 6:15).

После разительной перемены, которая с ним произошла, он, при всем своем потрясении, не стал сомневаться, колебаться, не бросился за советом к «плоти и крови», то есть к людям, даже если таковые обладали авторитетом апостолов Христовых. А если он и ходил в Иерусалим, то было это не сразу, но спустя три года после откровения. Да и ходил он туда «не для того, чтобы чему–нибудь научиться и не для исправления какой–нибудь своей погрешности, но исключительно ради того, чтобы познакомиться с Петром и почтить его своим присутствием» (св. Иоанн Златоуст).

Мы еще можем понять те практические соображения, которые побуждали Апостола Павла настаивать на сверхъестественной причине радикальной перемены в в его мыслях, образе жизни, а также на Божественном происхождении его апостольства: слишком уж подозрительным могло казаться его современникам превращение рьяного разрушителя Церкви в самоотверженного ее строителя и защитника. Но нам труднее понять, почему апостол так упорно настаивает на сверхъестественном, Божественном происхождении Евангелия Христова, которое он проповедует. Ведь сегодня, когда люди — даже далекие от Церкви — слышат такие слова как «Евангелие Христово», «проповедь апостола Павла», они неизбежно представляют себе что–то «божественное», возвышенное, высоконравственное, святое, праведное и благочестивое. Но это — результат двухтысячелетнего влияния христианства на культуру, даже если она имеет к христианству косвенное отношение, или вообще никакого отношения не имеет — просто такова привычка, общее место. И мало кому в голову приходит, что Евангелие, которое возвещал апостол, в его окружении и в его время могло восприниматься совсем иначе. И не только могло, но часто и воспринималось как соблазн, обман или безумие (1 Кор. 1:23).

Почему так? Дело в самой сути того, о чем возвещает Евангелие. Мы по привычке не даем себе труда задуматься над тем, насколько противоречит Евангелие тому, чтó есть в мире, тому, чтó мы знаем о нашем мире. А в мире действуют законы, известные нам со школьной скамьи. Это законы физики, по которым действие равно противодействию. Это законы биологии, по которым выживает сильнейший или самый приспособленный. Это законы этики и здравого смысла: «без труда не вытащишь и рыбку из пруда», «что посеешь, то и пожнешь»…

Подобные законы действовали и в религиозной жизни людей, которые тысячелетиями были убеждены в том, что для получения земных и посмертных благ человек должен совершать определенные действия, угодные богам, которые в язычестве олицетворяли природу с ее законами. Но даже при более развитых библейских представлениях о Едином Боге и Творце религиозная жизнь ветхозаветного иудейства руководствовалась аналогичными представлениями. Отеческие предания, о которых пишет апостол Павел, составляли многочисленные толкования Закона Моисея и точно указывали, какие действия необходимо исполнять для получения заслуженной награды от Бога.

И вот появляется некто, провозглашающий конец Закона! «Конец Закона — Христос» (Рим. 10:4), — возвещает Апостол Павел, для которого еще вчера такая мысль была невообразимой. Это, по сути, и есть Евангелие свободы, объявляющее о том, что отныне люди — не наемные работники у Бога, который расплачивается с ними за проделанную тяжелую работу, но свободные сыны Божии и наследники неистощимых Божественных благ.

Нам трудно себе вообразить, какою смелостью должен был обладать человек, дерзнувший утверждать новые основы духовной жизни, шедшие вразрез со всей исторической практикой человечества. Естественно, проповедь апостола Павла вызывала недоумение и сопротивление. И мы знаем, чем закончилось это сопротивление мира для самого апостола — его мученической кончиной.

Евангелие, освобождающее от Закона? Спасение не преуспеянием в делах Закона, не ревностью об отеческих преданиях, не заслугами, но благодатью Божией и верой в Иисуса Христа? Апостола Павла упрекали в том, что он этим учением о спасении подрывает основы религии и нравственности, и делает он это из желания угодить людям, понравиться им, подольститься к ним. Нет, — отвечает на упреки апостол, — желание нравиться миру и возвещать Евангелие Христово — вещи несовместимые. Евангелие — не слово лести (1 Фесс 2,4), и одобрение мира может стать тревожным сигналом для христианской проповеди и для Церкви. Невозможно одновременно поддакивать людям и быть служителем Христовым. Нет, Евангелие не имеет ничего общего с подобными человеческими расчетами на легкий успех и популярность. Оно чуждо человеческих мерок, но есть нечто абсолютно новое, прорывающее человеческие и все земные масштабы. Иначе оно не было бы истинным Евангелием, то есть Благой Божественной Вестью, ибо всякое истинное благо имеет начало в Боге. Весть о высшем благе спасения не только для Израиля, но и для язычников открылась Павлу при встрече с Воскресшим, явление Которого озарило всю его личность светом знания о том, что с Крестом и Воскресением Сына Божия в мир вошло то, что превыше всех законов физики, биологии и так называемой «естественной нравственности». В мире открылась любовь Творца к Его созданию. Откровение Христа было для апостола Павла одновременно и откровением Евангелия, которое возвещало не мнимое спасение Законом дел, но истинное спасение Законом Божественной любви. В Евангелии Христовом ему открылась последняя истина, состоявшая в том, что Крест и Воскресение — начало конца ветхого и привычного мира с его ветхими законами и ветхой историей. Законы порабощают. — Любовь освобождает!

Но ветхий мир греха иначе как по своим «законам греха» (Рим. 7:23.25) существовать не может. Он не может оставаться равнодушным и безучастным к вести о своем конце. И, разумеется, он сопротивлялся и будет всегда сопротивляться Евангелию. Это сопротивление может принимать форму прямой враждебности и насилия, может принимать форму лицемерного согласия или попыток превратить Евангелие любви в некий новый, — а по сути ветхий, — закон долга. Однако попытки эти тщетны, ибо Евангелие Христово — не вымысел человеческий, но Благая Весть о Божественной «победе, победившей мир» (1 Ин. 5:4).

21–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁶Однако узнав, что никакой человек не получает оправдание делами закона, но только через веру в Иисуса Христа, и мы поверили во Христа Иисуса, чтобы быть оправданными верою во Христа, а не делами закона, потому что делами Закона не будет оправдана никакая плоть. — ¹⁷Но если мы, ищущие оправдания во Христе, оказались и сами грешниками, то неужели Христос — служитель греха? — Немыслимо! ¹⁸Ведь если я вновь отстраиваю то, что разрушил, то сам себя и выставляю преступником. — ¹⁹Ибо Закон привел меня к смерти для Закона, чтобы я жил для Бога. Я распят со Христом, ²⁰и живу уже не я, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня.

Предложенное место из Послания к Галатам Апостола Павла содержит в себе ядро учения Апостола об оправдании верой. Если сжать до предела основную мысль этого отрывка, то она будет следующей: человека оправдывают (а следовательно, вводят в блаженство вечной жизни) не его дела, но только вера. Эта мысль уже в древности вызвала известное возражение, высказанное в Послании Апостола Иакова: «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? … Хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва?» (Иак. 2:14.20). Спор о «вере и делах» имел продолжение в новейшей истории христианского мира. Вырванные из контекста Священного Писания цитаты становились грозными оружиями противостоящих в споре сторон. Что это за «вера без дел»? И бывают ли «дела без веры»? «Спасение человека — дело исключительно благодати Божией, никакими делами человек себя сам спасти не может», — так утверждали одни. И были правы. «Вера без дел мертва; и бесы веруют, и трепещут», — так утверждали другие. И тоже были правы. Да и сегодня, разве мы не слышим такие, например, утверждения: «Зачем мне вера? Зачем «ходить в церковь»? Разве не достаточно быть просто хорошим человеком и делать добрые дела?» И противоположное: «Разве мы не видим вокруг себя такую «веру в Бога», которая уживается с мрачным состоянием души, с недоброжелательством, а то и с ненавистью»? Чтобы разобраться в этом, надо задуматься о самих понятиях «вера» и «дела».

С «делами» проще. Мы понимаем, что, хотя у Апостола Павла речь идет о конкретных делах закона Моисея, в более широком контексте под «делами» можно понимать и всякие дела благочестия, и просто добрые дела. Но добрые чувства и дела возможны и без осознанной веры, ибо нравственность — в природе человека, сотворенному по образу Бога. Высокие образцы добра, милосердия и любви мы находим в людях любых исторических эпох, любых культур и религий. Да, добрые дела без веры возможны, и это очевидный факт.

С «верой» сложнее. Возможна ли вера, о которой пишет Апостол Павел, без добрых дел? Ответ может быть только один: нет, вера без добрых дел любви и милосердия невозможна и немыслима. Но какая вера? Ведь за словом «вера» могут стоять разные понятия. Так, современный человек под верой часто понимает «уверенность в существовании Бога». И такая вера вполне может обходиться без добрых дел. Но библейский человек под верой понимал иное. Вера для него — это, прежде всего, «верность Богу», верность Его заповедям. И такая вера по определению неотделима от добрых дел. На библейском языке такая вера называется «праведностью». Но Апостол Павел утверждает, что упование на свою веру как верность, то есть упование на свою праведность — глубокое заблуждение! Думать, что ты можешь что–то заслужить перед Богом, выслужиться перед Ним своею верностью и потом предъявить Ему свои требования, — означает ставить абсолютно свободного Бога в зависимость от тебя, от твоих дел, от некоего закона, которому Бог должен следовать. Апостол Павел здраво и справедливо учит, что сам себя никакими делами, никакими усилиями человек спасти не может. Не я — спаситель себя, а Бог — Спаситель меня. И мне остается только доверять Богу–Спасителю, вверить себя Ему. И, соответственно, слово «вера» Апостолом Павлом понимается преимущественно не как «верность», а как «доверие». Доверие же к кому бы то ни было нельзя вызвать в себе по своей воле. Вера–доверие — харизма, дар Божественной благодати.

Конечно же, Апостолу Павлу даже в голову не приходило, различая «веру» и «дела», отделять одно от другого. Нет! Высказывание Апостола Иакова «вера без дел мертва» столь же справедливо и для Апостола Павла. Доверие любящему Богу в Иисусе Христе, вера Евангелию любви и спасения, отказ от себя, от своих «дел праведности», от своих «заслуг», полное вверение себя Господу Иисусу Воскресшему, отворение своего сердца действию Духа Святого — вот прямой путь к спасению. Вверив себя благодати Божией, Апостол мог воскликнуть: «Уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия» (Гал. 2:20). Но такая вера не мыслится без ее следствий: без любви, являющей себя в делах. Лишь риторически Апостол Павел пишет о парадоксе — вере без любви: «Если имею… всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто» (1 Кор. 13:2). Все послания Апостола Павла пронизаны любовью и призывом к делам любви, ибо он мыслит и пишет не о мертвой, а о живой вере, которая даруется самим источником жизни и любви — Богом. Поэтому, — повторим, –дела без веры бывают, но истинной веры без дел не существует. И это — от Бога, непостижимого умом, но постижимого сердцем, которое открыто для действия Его благодати. И это — жизнь в блаженстве. На эту благодать и блаженство можно ответить только делами любви и благодарностью. Как тут не вспомнить слова поэта:

… если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить.

22–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹¹Видите, какими большими буквами я пишу вам собственной рукой.

¹²Эти все, которые хотят отличиться плотью, заставляют вас обрезываться только для того, чтобы их не гнали за крест Христов. ¹³Ведь сами они, обрезанные, Закона не соблюдают, но хотят, чтобы вы обрезались. Так они похвалятся вашей плотью. ¹⁴Но чтобы мне хвалиться? Нет, этому не бывать! Разве только Крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира. ¹⁵Важно ведь не то, обрезан кто или необрезан, но то, что он — новое творение. ¹⁶И все те, которые будут следовать этому правилу — мир на них и милость, и на Израиля Божия!

¹⁷Впредь пусть никто мне не досаждает, ибо на теле моем я ношу знаки Иисуса.

¹⁸Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братия. Аминь.

Предлагаемое чтение из Послания к Галатам имеет очень большое значение. Эти строки завершают послание. Мы знаем, что в те далекие времена письма писались собственноручно очень редко. Как правило, они диктовались специальным писцам, «стенографам» по–гречески, «скорописцам» по–славянски. Сам автор прикладывал свою руку только в конце письма. Апостол Павел, следуя этой древней традиции, тоже диктует свои послания, в конце подписывая их замечательной формулой пожелания благодати Божией, ставшей образцовой для христианских посланий. В Послании к Галатам Апостол отступает от принятого обычая и собственной рукой пишет не только заключительную формулу благопожелания, но весь тот отрывок, который сегодня предложен для нашего чтения. Этот факт подчёркивает важность того, что он желает сообщить в нескольких предложениях.

Апостол пишет «большими буквами». Современный русский читатель, знакомый преимущественно с Синодальным переводом Библии, привык к другим словам: «Видите, как много написал я вам своею рукою». Здесь мы сталкиваемся с переводческой ошибкой. На церковно–славянском языке это место звучит так: «колицеми книгами». Переводчик наивно воспринял славянское слово «книга» как русское «книга», в то время как оно означает «буква». Трудно сказать, почему Апостол писал «большими буквами». Одни предполагают, что тем самым он желал придать большой вес написанному, как бы выделяя его. Другие, как святой Иоанн Златоуст, считают, что эти слова Апостола указывают «не на обширность послания, а на недостаточную красоту почерка». Третьи объясняют размашистый почерк плохим зрением из–за болезни глаз, на которую Апостол намекал уже в этом послании (Гал. 4:13–15). Как бы то ни было, завершающий раздел представляет собою как бы итоговую черту под всем Посланием к Галатам. Речь Апостола окрашена искренним чувством и большой проникновенностью. Давно замечено, что всё Послание к Галатам написано по образцу апологии, защитительной речи. Апостол защищает Евангелие, защищает свой апостольский авторитет, который подвергался сомнению и даже совсем отвергался его противниками из числа иудействующих христиан. Как и положено, в конец своей апологии Апостол вкладывает весь авторитет своей личности. Пожалуй, ни одно из других посланий Апостола Павла не имеет такого впечатляющего заключения.

Апостол снова атакует своих противников, как и в самом начале послания, где он предает их анафеме за искажение Евангелия спасения для всех людей, а не только для иудеев. Считая, что крестной смерти и воскресения Иисуса Христа для спасения недостаточно, иудействующие христиане настаивали на обрезании и соблюдении закона Моисея, поскольку полагали, что именно от этого зависит спасение, так как Мессия Иисус пришел к обрезанным иудеям, а не к необрезанным язычникам. Побудительные мотивы их поведения Апостол Павел описывает самыми мрачными красками. Их цель — произвести впечатление на людей их миссионерскими усилиями присоединения к числу обрезанных как можно больше язычников. «Если не обрежетесь,… не можете спастись» (Деян. 15:1). Таков был лозунг иудействующих христиан. Центральным здесь было понятие «плоти». Они, как пишет Апостол Павел, «хотят отличиться», то есть покрасоваться «плотью». Они гордились своими «плотскими» преимуществами и «плотским» превосходством. Далее, они хотят «похвалиться вашей плотью», то есть заслужить одобрение в Иерусалиме тем, что они обрезали еще нескольких язычников. Слово «плоть», повторяющееся в тексте, здесь означает именно операцию обрезания на человеческой плоти, не на сердце. Бог действительно дал Аврааму заповедь обрезания, как знака Своего завета. Но ведь само по себе обрезание на плоти, как внешняя хирургическая процедура, ничего не значило. Об этом говорили уже великие ветхозаветные пророки. Тем не менее, иудеи придавали обрезанию принципиальное значение, настаивая, что спастись без него никто не может. То, что такая точка зрения предельно нелепа и граничит с магией, прекрасно сознавал Апостол Павел. Важен ведь не сам знак, а то, что этот знак обозначает, то есть важна вера, самоотдача Богу, посвящение себя Ему. Обрезание плоти символизировало обрезание «сердца». И если такового не произошло, то обрезание плоти теряет всякий смысл. Поэтому важно не то, обрезан ли человек, но то, рожден он или не рожден свыше и является ли теперь новой тварью, новым творением Божиим на месте ветхого творения.

Второй упрёк Апостола Павла в адрес его противников касается плохого исполнения Закона как раз теми, кто и сами обрезаны и других принуждают к обрезанию. Теперь они хотят собственный недостаток исполнения Закона, собственное лицемерие сгладить тем, что они через обрезание успешно присоединяют к Закону других. Этим–то они и хвалятся, «плотью» других.

Поведению противников Павел противопоставляет самого себя. Он не хвалится «плотью», ни своей собственной, ни чужой. Вместо этого он «хвалится» Крестом Христовым. А Крест как раз и означает уничтожение «плоти», понимаемой как человеческое самохвальство в греховной удаленности от Бога. Похвалы заслуживает только Крест, а не «плоть», которая «желает противного Духу» (Гал. 5:17), ибо «те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями» (Гал. 5:24). Никакие человеческие дела, дела «плоти» и мира, не смогли сделать то, что сделал Бог на Кресте, на котором произошло искупление из рабства греху, смерти и Закону. Поэтому мир для Апостола Павла больше не представляет прежней ценности, равно как и его человеческое Я больше не существует для этого мира. Лишённый своей силы и ценности мир больше не представляет для него никакой угрозы, никакого соблазна, он — в некотором смысле ничто. И наоборот, он для мира больше не представляет никакого интереса: он покинул этот мир. Оба не существуют друг для друга, стали ничем, и всё это через смерть Иисуса на Кресте!

Новый, сотворенный через Крест и Воскресение мир абсолютно не зависит от обрезания или необрезания. Он — «новое творение». Исчерпан старый мир и всё то ветхое, что ему принадлежит (2 Кор. 5:17). В мире уже присутствует нечто новое, не только в Самом Христе, «первенце из усопших» (1 Кор. 15:20), но и во всех, которые через крещение вместе со Христом сораспяты и совоскрешены. Так Бог, по ту сторону иудейства и язычества, во Христе положил новое начало. То, что иудейские пророки ожидали в будущем, уже теперь стало действительностью. Или, иначе говоря, если уже начался новый мир, а старому пришёл конец, то мы живём уже в конце времён. Мы переживаем переход к уже наступившему новому времени. Будущее — уже настоящее. Таково самоощущение Апостола. Таковым должно быть самоощущение всех христиан как нового Израиля Божия.

Отвергая от себя все досадные разговоры о необходимости обрезания и несения бремени закона Моисея, Апостол Павел ссылается на те рабские «клейма» (так в буквальном переводе), на знаки принадлежности Христу, которые он носит на своем теле. Возможно, это рубцы и шрамы, оставшиеся от побоев и издевательств, которые испытал Апостол за Христа. Вот такими знаками на «плоти» он по праву может хвалиться.

23–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

⁴Бог, богатый милостью, Своей великою любовью возлюбил нас, ⁵и мертвых по причине наших преступлений, Он оживил нас вместе со Христом, — вы благодатью спасены, — ⁶и воскресил нас вместе с Ним и посадил нас вместе с Ним на небесах, — всё это — во Христе Иисусе, ⁷чтобы явить в веках грядущих в благоволении к нам во Христе Иисусе безмерное богатство благодати Своей.

⁸Ибо вы благодатью спасены, через веру, и это — не от вас. Это — дар Божий, ⁹а не от ваших дел, и пусть никто не хвалится, ¹⁰поскольку мы — Его творение, и созданы мы во Христе Иисусе на добрые дела, которые предуготовил Бог, чтобы мы в них ходили.

Первые главы Послания к Ефесянам, отрывок из которого предложен нашему вниманию, читаются непросто, потому что в них предельно сжато изложены учительные основы христианского взгляда на человека, его реального состояния в мире, цели его существования и его спасения. Высоте богословия этого послания отвечает и его возвышенный литургический стиль. Многие его строки звучат как гимн благодарения Богу за всё, что Он сделал для нас во Христе Иисусе.

Плоды Божественного деяния, которые мы верою вкушаем в таинствах Церкви и прежде всего в таинстве святого Крещения, называются здесь нашим оживлением из мертвых, спасением, воскресением и дарованием нам места одесную Бога на небесах. Для многих это звучит как некая гипербола, странность, преувеличение. Но мы, конечно, понимаем, что эти слова следует понимать не в буквальном физическом, но в духовном смысле.

К христианам послание обращается как к спасенным уже в настоящее время, потому что они пребывают в Иисусе Христе, вместе с Ним оживлены, воскрешены и вознесены. В крещении некогда мертвые по своим грехам стали вновь живыми, но не прежней жизнью, а новым существованием. Они больше не живут в ожидании, что мир даст свой последний печальный ответ на их жизнь, имеющую свое основание в «биологии», но живут, исходя из опыта, что их жизнь наполнена радостным смыслом предвкушения блаженной вечности и имеет отныне основание в Боге. Поэтому верующие уже имеют свое «место на небе», хотя они еще живут на этой земле. Все это надо понимать как жизнь в Теле Христовом, которое есть Церковь (Еф. 1:22–23), сфера проявления Божественной спасительной воли. Именно это отмечается в высказывании о том, что Бог нас с Ним воскреси, и спосади на небесных во Христе Иисусе. Хотя Церковь и в мире, христиане, будучи «во Христе Иисусе», — уже на небесах.

Выражение «во Христе Иисусе» — ключ к пониманию христианства как такового. У апостола Павла оно появляется с глаголами, отражающими всё существование христианина. Оно противоположно выражению, отражающему жизнь «по стихиям мира», жизнь «по плоти». «Во Христе Иисусе» мы уже не живем по плоти, не ходим по плоти, не предпринимаем, не знаем, не поступаем, не воинствуем, не говорим и вообще не существуем по плоти (все эти высказывания мы находим в посланиях апостола Павла). Всё это мы отныне «делаем» «во Христе Иисусе». Замечательно, что и в прочитанном сегодня отрывке три его содержательные части — о нашем спасении, о нашем будущем и о нашем настоящем — своим центром имеют именно это ключевое выражение — «во Христе Иисусе».

Итак, Бог во Христе оживил нас, мертвых по причине наших преступлений. Разумеется, речь идет о духовной смерти человека, пребывающего во власти греха, в отчуждении от источника жизни, то есть от Бога. «Грех ожил, — пишет апостол Павел, — а я умер» (Рим. 7:9–10). Но Бог вернул меня к жизни, «оживил нас вместе со Христом», и теперь апостол Павел может от всей души воскликнуть: «Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим!» (Рим. 7:25).

Мы живы, воскрешены, мы вознесены на небеса вместе со Христом и во Христе. Разумеется, полностью реализуется всё это только в веке грядущем, но, как пишет святитель Феофан Затворник, уже сейчас, на этой земле «каждый человек верующий делается причастным сего оживления». Уже сейчас мы «оживлены, оживляемы и имеющие оживляться до скончания века!»

Святитель предлагает и наглядный образ нашего сооживления со Христом: «Кто поднял бы тяжелый кусок магнита, показал бы силу свою; но если б он вместе с тем поднял и все налипшие на него куски железа, то показал бы тем большую силу. Так и здесь. Великая сила явлена в воскресении и посаждении одесную Христа Господа; но еще большая сила явлена тем, что вместе со Христом и во Христе своскрешены и спосаждены на небесных все прилепившиеся и имеющие прилепиться ко Христу верою». То есть то, что Бог Отец сделал для Иисуса Христа (Еф. 1:19–21), Он сделал также для всех верующих. Христос при этом рассматривается как некий Новый Адам, символизирующий и содержащий в Себе новое человечество. Верующие должны ощущать себя участниками Христова воскресения и вознесения. Эту особенность Послания к Ефесянам принято рассматривать как учение о «реализованной эсхатологии».

События Воскресения Христа, Его Вознесения и ниспослания Духа Святого изменили все отношения в мире. Поэтому читателям послания предлагается рассматривать себя причастными этим великим событиям. Они с полным правом могут ощущать себя спасенными, — «благодатью вы спасены», «благодатью вы спасены через веру» (Еф. 2:5.8). Уже спасены! Это причастие, которое употреблено здесь в посланиях Апостола Павла единственный раз, призвано обратить внимание читателей на то, что освобождающее и спасительное деяние Божие, совершенное в прошлом, продолжает действовать в настоящем.

Но Апостол совсем не желает убедить христианина в мысли, будто цель его жизни уже достигнута. Нет, все мы живем на земле, в истории, полной трудностей и непредсказуемости. Христиане в крещении воспринимают благоволение и щедрость Бога. В этом веке они отражают милость Божию как в зеркале, и отражают часто загадочно, и даже, увы, искаженно. Однако то, что видим убо ныне якоже зерцалом в гадании (1 Кор. 13:12), в веках грядущих достигнет своей цели и явится во всем своем величии и блеске. Таково наше упование. Но такова и наша задача. Церковь должна стать доказательством Благодати Божией в человеческой истории.

И вот мы снова слышим: «вы благодатью спасены, через веру». Мы спасены не за наши «дела», не за наши заслуги, не потому, что мы такие уж хорошие, а единственно по милости, любви и благодати Божией. Об этом же говорится в Послании к Титу: «Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости, банею возрождения и обновления Святым Духом» (Тит. 3:5) и в Первом послании святого апостола Петра: «Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, по великой Своей милости возродивший нас воскресением Иисуса Христа из мертвых» (1 Петр. 1:3). — Благодать, спасение, вера — фундаментальные понятия всего богословия апостола Павла.

Благодать — от Бога, спасение тоже от Бога. Но и вера, как утверждает послание, — тоже не наше личное достижение, но дар благодати, дар, который дает нам озарение, глубинное осознание того, что всё, что мы имеем, — жизнь и смысл жизни, — от Бога, а не от нас самих. Человеческая гордыня утверждает: «Мы наш, мы новый мир постоим». Вера дает нам знание того, что новый мир, как и старый — творение Бога. Архитектор — Бог. Но нас Он призывает в строители Его плана. Этот план, замысел Божий о мире и человеке существует предвечно, он предуготован. Бог дал нам жизнь. Но из этого «дал» вытекает также и «задал». Задание Божие в том, чтобы мы дар новой жизни отражали в нашем повседневном поведении, в «добрых делах». Именно к этому призывал нас Господь Иисус Христос: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16).

24–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹⁴Ведь это Он — наш мир. Он создал из обоих одно и разрушил стену преграды. Этой вражде Он Плотью Своею положил конец, ¹⁵отменил закон заповедей и уставов.

Так, мир установив, Он сотворил в Себе из двух одного, нового человека, ¹⁶и примирил Крестом обоих с Богом в одном Теле, убив в Себе вражду.

¹⁷Придя, Он возвестил мир — вам, дальним, и мир близким. ¹⁸Теперь через Него мы, оба народа, в одном Духе имеем доступ к Отцу.

¹⁹Итак вы больше не чужестранцы и не пришельцы, но сограждане святых и домочадцы Бога. ²⁰Вы — дом, построенный на основании апостолов и пророков; краеугольный камень — Сам Христос Иисус,

²¹в Котором все здание, крепко сложенное, растет, становится святым храмом в Господе;

²²в Котором и вы, в это здание встроенные, становитесь жилищем Бога в Духе.

Как в древности, так и сейчас мир разделяет множество границ, символизирующих собою вражду и отчуждение. Циничное изречение античного писателя гласило: «Человек человеку волк». Наука 19–го века утверждала, что вся история движется «борьбой за существование». Один из современных философов произнес известный афоризм: «Другой — это ад». Согрешившему Адаму вход в Едемский сад преграждал пограничник — херувим с пламенным мечем. Наконец, есть одна невидимая, но самая крепкая стена, которая отделяет небо от земли, Бога от людей. Стена эта — смерть. Но в этой стене давно пробита брешь. Более того, в одном из своих песнопений Церковь провозглашает «Разрушил Крестом Твоим смерть!».

Прочитанный отрывок из Послания к Ефесянам в торжественной, почти гимнической форме говорит о разрушении всех стен, отделяющих людей друг от друга, ибо разрушена стена, отделяющая людей от их Творца, от Бога. Уже вдохновенные голоса древних пророков предвозвещали конец вражде в лице Посланника Божия, Искупителя, Примирителя и Спасителя. Этим пророческим провозвестием и открывается наше чтение: «Он есть мир наш». Так Апостольское писание называет Иисуса Христа. Он — наша премудрость от Бога (1 Кор. 1:30), наша надежда (1 Тим. 1:1), наша жизнь (Кол. 3:4). Здесь Он назван нашим миром.

Послание к Ефесянам было написано в исторической ситуации, когда все человечество, помимо множества прочих разделений, было принципиально расколото на две части, как бы на две религиозные «расы» людей — на иудеев и язычников. Одни — «народ близкий к Богу» (Пс. 148:14), другие — «народ дальний» (Ис. 49:1). До Христа этот барьер между ними был непреодолим, после Христа — разрушен. Эти два «народа», очень неравные количественно, но еще более неравные в самых существенных вопросах смысла и цели бытия, — эти два народа стали одним народом Божиим, одной человеческой «расой», более того, новым творением, новым человеком во Христе. Те, которые были некогда далеко, стали теперь близкими. Пророк Исаия из туманных далей будущего слышал слово Благовестия: «Мир, мир дальнему и ближнему» (Ис. 57:19). То было Благовестие, принесенное спустя столетия Христом: «Мир вам, дальним, и мир близким» (Еф. 2:17).

Когда было написано Послание к Ефесянам, материальное воплощение вражды и разделения людей, стена, под страхом смертной казни преграждавшая язычникам вход в Иерусалимский храм, еще стояла. Но духовно она была разрушена Христом. Юридическое выражение вражды и разделения людей, Закон Моисея с множеством его предписаний и толкований, еще действовал. Но духовно он был отменен Плотью, то есть смертью Христа. Ветхий Адам, то есть разделенный в себе и враждующий с Богом человеческий род, еще существовал, как и существует. Но «Господь с неба» (1 Кор. 15:47) уже явил в Себе нового Адама, в Котором была убита всякая вражда.

Вместо каменного храма построен и растет новый, духовный храм. Каменный храм и стены, его окружающие, можно разрушить, и были разрушены. Духовный храм разрушить невозможно, ибо он держится Божественным краеугольным камнем, построен не из безжизненных камней, но из «камней», имеющих жизнь в Боге, жизнь, не знающую тления и смерти. Вместо религии закона, высеченного на каменных скрижалях и требовавшего послушания, пришла религия любви, вписанной Божественным Духом в человеческие сердца. Закон нужен там, где есть вражда. Там, где царит мир, закон не нужен, отменен. Любовь, данную свыше вместо закона, отменить невозможно.

Удивительны и глубоки эти и другие образы нашего отрывка, как то — гражданство в Царстве Божием, принадлежность к семье Бога, в которой люди имеют доступ к Отцу и становятся братьями и сестрами друг другу. Возвышенные слова послания непосредственно были обращены к христианам из язычников, жившим в те давние времена. Вопросы, затронутые в послании, были чрезвычайно актуальны в ранней Церкви. Но… не для нас ли все это было написано (1 Кор. 9:10)? Конечно, и для нас.

Обращаясь от прекрасного идеала, изображенного в Послании к Ефесянам, к нашей реальной жизни в Церкви, разве мы не видим иную, далекую от благостного идеала картину? Не говоря уже об обществе в целом, в котором как царили прежде, так и ныне царят вражда, подозрительность и непримиримость, в самой Церкви Христовой мы наблюдаем личную вражду, разобщенность, разделения, а иногда и всякого рода нетерпимость, усиленную предрассудками, политическими пристрастиями, самомнением и духом непрощения. Где братство? где духовная семья, в которой царит любовь? где гармоничное соединение «живых камней» храма Божия? Не уподобились ли мы ветхим строителям каменных стен, законнических оград и перегородок? Мы сознательно возводим все новые и новые барьеры или смиряемся с уже существующими, в своем безумии противясь объединяющей силе Христа и изгоняя Духа из жилища Божия. Призванные нести людям Благую весть о мире, мы часто являем им неприглядную, а иногда и отталкивающую картину соблазна. Оттого и необходимо нам вслушиваться в слова Апостольского послания: для нас они написаны, к нашей совести взывают и нас призывают к покаянию.

25–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹Итак прошу вас я, узник в Господе, жить достойно того призвания, которым вы были призваны: ²со смирением и кротостью, с долготерпением; снисходите друг ко другу с любовью; ³старайтесь узами мира хранить единство Духа.

⁴Одно тело и один Дух, как и одна надежда, к которой вы призваны в вашем призвании; ⁵один Господь, одна вера, одно крещение, ⁶один Бог и Отец всех.

Он над всеми и через всех и во всех.

Основная идея Послания к Ефесянам состоит в том, что Иисус Христос людям, разделенным враждой с Богом и друг с другом, даровал путь к единству и миру. Этот путь, как благую весть, должна провозглашать миру Церковь Христова. И вот в увещании ефесским христианам апостол Павел говорит о том, каким должен быть каждый христианин, чтобы Церковь могла выполнить задачу примирения человечества. Начинает же он свою проповедь, выразительно используя личное местоимение «Я». Так апостол поступает в тех случаях, когда желает подчеркнуть свою апостольскую власть. Но здесь он говорит о себе не «я, апостол», но «я, узник в Господе». Святой Иоанн Златоуст объясняет своей пастве это выражение как «узник ради Господа», ибо «быть узником ради Христа славнее, чем быть апостолом, учителем и благовестником. Кто любит Христа, тот понимает эти слова». Да, мы знаем, что апостол Павел и жил как исповедник и завершил свою земную жизнь как мученик. Однако выражение «в Господе», — равно как и похожие выражения «в Боге Отце», «в Духе Святом», — означает больше, чем «ради Господа». «Жить в Господе», «трудиться в Господе», «говорить в Господе», «стоять в Господе», «хвалиться в Господе» и просто «быть в Господе» — все эти словосочетания мы находим только у апостола Павла, ни у кого другого из новозаветных авторов. Все они означают тесную таинственную связь с Воскресшим Иисусом Христом. И когда апостол говорит «уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2:20), то это означает то же самое, что «жить во Христе», или «жить в Господе». Тесное единение с Господом Иисусом Христом силою и действием Святого Духа не может разрушить ничто, никакие невзгоды, никакие преследования. Узы апостола — узы Христа. Из апостольских уз звучит властный голос Господа.

Далее мы замечаем, что в небольшом отрывке несколько раз упоминается Божественное «призвание». Бог зовет людей из их греховной удаленности от Него в Его Царство света и святости, из их враждебной разделенности к единству, скрепленному узами любви и мира. В призыве Бога становится действенным наше изначальное предназначение к спасению, то есть к оправданию и славе Царствия. Ибо «кого Он предопределил, тех и призвал, а кого призвал, тех и оправдал; а кого оправдал, тех и прославил» (Рим. 8:30). Призванием Божиим мы «призваны в общение Сына Его Иисуса Христа, Господа нашего» (1 Кор. 1:9). Бог призывает людей к получению того обетованного наследия, которое составляет самое глубинное и самое желанное содержание человеческой надежды (ст. 4). Но Бог ожидает от человека отклика на Его призыв, соответствующего поведения, которое достойно Его призвания.

Апостол Павел предельно кратко описывает тот образ жизни, который должны вести люди, объединенные единым Духом в единое тело Церкви Христовой. Сначала именуются известные христианские добродетели. Прежде всех прочих — смиренномудрие, или попросту смирение. Надо сказать, что этим словом в античном языческом мире обозначалось отрицательное и презираемое человеческое качество: нечто рабское в нем, малодушное, пресмыкающееся перед силой и властью. Уважаемый и достойный человек, по мнению древних, — это человек, который «знает себе цену», причем цену высокую. Он, как правило, гордый, амбициозный и высокомерный. Но что значит всё это перед лицом Премудрости Божией, которая возвещает распятого Спасителя, Который был «кроток и смирен сердцем» (Мф. 11:29), ибо Он «уничижил Себя Самого, приняв образ раба» (Флп. 2:7)? И вот изменившее ветхий мир христианство провозгласило, что всякая человеческая гордыня и самодовольство смешны и убоги. «Где же то, чем бы хвалиться? Уничтожено» (Рим. 3:27). И напротив: «смиренномудрие есть основание всякой добродетели» (св. Иоанн Златоуст).

Далее следует добродетель кротости. Если смиренный человек менее всего думает о собственном достоинстве и величии, не настаивает на уважении к себе, но сам уважает ближних, то кроткий человек — сдержанный и уравновешенный, умеющий обуздывать и контролировать свои порывы и желания. Тот же святитель Иоанн Златоуст говорит о кротости как об отсутствии раздражительности и гневливости. Долготерпение — третья упоминаемая добродетель — это умение выносить очень тяжелых, неприятных людей, без злобы и жалоб терпеть оскорбления и клевету. Долготерпелив Бог по отношению к нам, грешным. Но даже не в экстремальных ситуациях, а в повседневной жизни без терпимого отношения друг к другу невозможен ни прочный мир, ни единство. И это взаимное терпеливое снисхождение к человеческим слабостям — четвертая добродетель, упоминаемая апостолом. Объемлет же и увенчивает всё любовь.

Как привычно нам это слово «любовь», которым мы называем самые разные человеческие эмоции и склонности! Мы говорим о любви, обозначая так легкую влюбленность или жестокую эротическую страсть, естественные семейные или дружеские привязанности, мы можем с пафосом говорить о любви к Родине или к народу, можем говорить о любви к искусству или к теплой одежде, к той или иной пище или…. В бесчисленных вариациях употребляем мы это слово «любовь». Но все это не то, что называется любовью в писаниях Нового Завета, для которой и слово–то в оригинальных текстах существует особенное, в отличие от нашего языка. Любовь, провозглашенная благовестием Христовым как высшая добродетель, не есть нечто «естественное» для мира греха. Более того, она попросту невозможна в этом мире. Действительно: как возможно заставить себя любить, скажем, ненавидящего тебя врага? «Человекам это невозможно, но не Богу, ибо всё возможно Богу» (Мк. 10:27). Христианская любовь — не наше собственное свойство, но дар благодати Духа Святого. Этот дар мы получаем верою, в таинствах. И от нас зависит только возгревать в себе этот дар, или, как наставляет нас текст Послания к Ефесянам, стараться хранить его как те узы, которые связывают нас воедино, в одно Тело, в котором нет ни вражды, ни разделения, но царит Сам Христос, Который «есть мир наш» (Еф. 2:14).

В торжественно–литургическом стиле звучат слова о единстве, к которому призвано все человечество и весь мир. Все усилия людей устроить единство и нерушимый мир, как мы видим из истории, оказываются тщетными. Единство, как и любовь, — дар Божий. Семь раз повторяется слово «один» — в знак совершенства и полноты. Церковь как Тело Христово в его целостности и единственности созидается животворящим Духом Святым. «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом» (1 Кор. 12:13). Один Дух ведет христиан к одной цели, на достижение которой возлагается одна общая надежда воскресения, бессмертия, вечной жизни и неувядаемой славы. Один Господь Иисус Христос призывает и объединяет нас в единое тело, скрепленное одной общей верой, через новое рождение в единократном крещении. Так осуществляется исцеляющее обращение от бесчисленных ложных «богов и господ» (1 Кор. 8:5–6) к единому Богу и Отцу всех, ««Который над всеми», то есть, выше всего; «и через всех», то есть, обо всем промышляет, всем управляет; «и во всех нас», то есть, во всех обитает» (св. Иоанн Златоуст).

28–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹²Благодарите же Отца, Который сделал вас участниками жребия святых во свете: ¹³Он избавил нас от власти тьмы и привел в Царство Сына Своей любви, ¹⁴в Котором наше искупление, прощение грехов.

¹⁵Он есть образ невидимого Бога, Первенец, рожденный до всякого творения.

¹⁶Ведь это в Нём всё было создано на небесах и на земле, видимое и невидимое: престолы, господства, начала и власти — всё создано через Него и для Него.

¹⁷ И это Он — прежде всего, и в Нём всё держится, ¹⁸и Он же — глава Тела, — Церкви.

Он есть начало, Первенец из мертвых, чтобы Ему во всём быть первым.

Гимну во славу Иисуса Христа, который воспевался Церковью в самые первые десятилетия ее существования, и отрывок которого предлагает нам воскресное чтение, — этому гимну посвящены многие сотни страниц ученых исследований. И не удивительно: это один из тех текстов Писания Нового Завета, которые отражают самое плодотворное время в развитии христианского богословия. В гимнах христиане ранней Церкви воспевали спасительные деяния Божии, которые они усваивали в Крещении и переживали в своей новой жизни во Христе.

Вот что удивительно, безотносительно к содержанию гимна, — удивителен сам факт его существования, который наводит на некоторые размышления. Мы видим, что Церковь в то далекое апостольское время не только интенсивно жила новой жизнью в Духе, в ней не только развивалось высокое богословие, но она выражала свою радость обновления в поэтическом и литургическом творчестве, она создавала и пела гимны, прославляя в них Бога и Спасителя! Книги Нового Завета свидетельствуют нам об этом творчестве: Песнь Богородицы, Ныне отпущаеши, Пролог Евангелия от Иоанна, многочисленные гимны, рассыпанные по посланиям Апостола Павла и Книге Откровения…. В последующие века — бесчисленные прекрасные песнопения, которые, вместе с ветхозаветными Псалмами, доныне украшают наши богослужения. И вдруг… всё оборвалось. В Церкви иссякло творчество, она больше не находит поэтических слов, в которых она могла бы выразить свои чувства и мысли. И произошло это не вчера. Вот уже несколько столетий Церковь лишь заученно повторяет старые прекрасные песни. Не заставляет ли этот факт задуматься над тем, что с современными христианами происходит что–то неладное?

Но обратимся к нашему тексту. Он начинается с призыва возблагодарить небесного Отца за то, что Он избавил нас от власти тьмы и ввел нас в Царство света. Власть тьмы и власть света, сыны тьмы и сыны света, — эти образы в Священном Писании описывают два противостоящих друг другу состояния человека. Одно — погруженность в мирское и преходящее. Другое — устремленность в божественное и нетленное. Человек, конечно, может и должен устраивать свою жизнь в этом мире. Но найти в нем смысл, цель, уверенность и покой человек, неся на себе груз греха, никогда не сможет. И это понятно, так как человек сотворен по образу своего Создателя. И при всей греховной искаженности своей природы, он будет всегда тосковать по своему Первообразу, по Богу.

Тщетны поиски опоры своей жизни в бесчисленных кумирах и идолах этого мира. Они могут быть откровенно низменными, могут принимать возвышенный вид, но всегда останутся опорами ложными. Мир, не спрашивая человека, держит его в постоянной зависимости от всяческих «престолов, господств, начал и властей», будь то законы природы, будь то законы социальной жизни…. Но человек в поисках себя и смысла своего существования часто и сам осложняет себе жизнь многочисленными зависимостями, в которые он дает себя увлечь. Он жаждет Бога, но «тьма века сего» слепит ему взор и он добровольно отдает себя в рабство всяческим ложным «богам» — в природе и в обществе, в семейной и личной жизни, в низменных страстях и в высоких идеях, в науке, в искусстве и даже в религии. При этом он утрачивает свою связь с Богом, источником его жизни, и в его душе гибнет то, что, собственно, делает его живым. Послание к Колоссянам напоминает об этой опасности. Власть мира со всеми его идолами над человеком, в конечном счете, есть порабощение. И под этой сатанинской властью находились бы мы все, если бы не то избавление, которое принесло людям пришествие в мир Сына Божия, Его искупительная смерть, спасительное воскресение и введение нас, верующих, в Царство Света.

Благодарение Богу Отцу за Его благодатный дар избавления выливается в торжественную песнь, прославляющую Сына Его любви, Иисуса Христа. Гимн Христу как началу и цели всего творения — одна из вершин новозаветного богословия.

«Приблизилось Царствие Божие». Такое Евангелие провозгласил миру Иисус Христос. Это Сам Иисус Христос приблизил Бога миру, сделал недоступного Бога доступным. Это в Нем мы прозреваем «образ невидимого Бога».

Более того: Иисус Христос — выше всего творения, Он — начало всего. Все на небе и на земле сотворено через Христа и во Христе. Все космические силы судьбы, всё, что нам грозит гибелью, во Христе лишается своей власти, ибо всё создано в Нем и подчинено Ему.

Более того: во Христе творение не только имеет свое начало, но обретает свой смысл и цель. Все направлено к Нему и все для Него сотворено.

Более того: Христом все держится, все не распадается: Он — устрояющий и объединяющий принцип всего мироздания, которое благодаря Ему становится гармоничным космическим Телом, управляемым главой — Христом. И это господство Христа над миром проявляется в Церкви, в которой Его власть становится присутствующей реальностью.

Более того: во Христе как начале заложено будущее, ибо Христос есть не только первенец в творении, но также первенец из мертвых. Он — Первый во всех отношениях. Без Него я — ничто. Только в Нем и только с Ним я — живу!

33–я неделя по Пятидесятнице

Русский перевод архимандрита Ианнуария:

¹¹Знайте же, братья: Евангелие, которое я возвестил вам, — не вымысел человеческий. ¹²Ибо научил меня ему не человек, и принял я его не от какого–либо человека, но через откровение Иисуса Христа.

¹³Вы, конечно, слышали о моей прошлой жизни в иудействе, о том, что я изо всех сил гнал Церковь Божию и искоренял ее. ¹⁴Я делал успехи в иудействе, превосходя в этом многих ровесников из моего народа, потому что беспредельной была моя ревность об отеческих преданиях.

¹⁵Но когда Бог, еще во чреве моей матери Избравший меня и Своею благодатью Призвавший меня, соблаговолил ¹⁶открыть во мне Сына Своего, чтобы я возвещал Евангелие о Нем среди язычников, я не обратился тотчас за советом к плоти и крови ¹⁷и не поднялся в Иерусалим к тем, которые стали апостолами до меня, но ушел в Аравию и снова вернулся в Дамаск.

¹⁸Только потом, спустя три года я поднялся в Иерусалим, чтобы познакомиться с Кифой, и остановился у него на пятнадцать дней. ¹⁹Из других же апостолов никого, кроме Иакова, брата Господня, я не видел.

Павел, апостол языков, возвестил людям Евангелие. Этим утверждением начинается сегодняшнее чтение из Послания к Галатам. Слово «евангелие» означает «благая, добрая весть». И время от времени народам Римской империи власти возвещали «добрые вести». Например, о какой–нибудь очередной победе над варварскими племенами или о других событиях, которые должны были вызвать радостный восторг у населения — скажем, о дне рождения императора. Как тут не радоваться?! Но в устах апостола Павла слово «Евангелие» означает нечто иное. Это Благая Весть с большой буквы, Весть о спасении, о победе над злом и смертью, над теми силами, которые сильнее всех победоносных армий и империй на свете. И при этом — о чудо! — новизна Евангелия состояла в том, что спасение пришло ко всем людям без исключения, независимо от их происхождения и социального положения, от их пола, от их прежних грехов, независимо от их усилий. Спасение просто «пришло», то есть было дано от Бога как незаслуженный дар благодати. — Эта весть апостола была настолько необычной, настолько противоречила всем тысячелетним убеждениям, всему «здравому смыслу» опыта человеческой жизни, что не могла не вызвать подозрения в безумии или обмане. Так и случилось: Евангелие, провозглашенное апостолом Павлом было, как он пишет в другом своем послании, «для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1:23).

«Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой» — то или иное понимание этих слов известной песни сопровождало всю религиозную практику человечества, как язычников, так и иудеев. Жертвы, жертвы, жертвы… вот что должен был приносить человек богам или Единому Богу, чтобы добиться благосклонности «небес». Но чтобы вот так, незаслуженно, без всяких жертв обрести спасение — эта мысль казалась безумной человеческой выдумкой или коварным способом привлечь на свою сторону грешников, не желающих ничем жертвовать, прилагать усилий, чтобы заслужить спасение. Зачем привлечь? Трудно сказать. Вероятно, ради каких–то тайных корыстных соображений. И вот мы читаем, что апостола Павла постоянно преследовали упреки в том, что он своим свободным от Закона Моисея Евангелием желает угодить людям и тем самым иметь какую–то выгоду. Апостол решительно отвергает такое подозрение: «У людей ли я ныне ищу благоволения, или у Бога? людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым» (Гал. 1:10). Нет, желать понравиться людям и возвещать Евангелие — вещи несовместимые. Невозможно одновременно поддакивать людям и быть служителем Христовым. Евангелие — не слово лести, а Слово спасения.

Человеческая ли выдумка Евангелие Христово? — на этот вопрос и отвечает Апостол Павел в сегодняшнем отрывке. И отвечает он однозначно: Нет. Ни он сам не придумал Евангелие, ни научился ему ни от какого человека. Да и как можно придумать такое, чтобы не люди своими жертвами и следованием предписанным правилам зарабатывали себе спасение, не люди приносили жертвы Богу, но Бог принес жертву людям ради их спасения? Все переворачивается, всё становится небывалым, новым, не совместимым со старыми религиозными представлениями. Как говорил Иисус Христос, «никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани. … Не вливают также вина молодого в мехи ветхие» (Мф. 9:16–17). Иначе всё прорвётся, всё пропадет. И вот апостол торжественно заявляет о независимости своего Евангелия от людей. Такое, каким он его возвестил, оно чуждо человеческих мерок, но есть нечто абсолютно новое, прорывающее человеческие масштабы.

Разумеется, внешние формы новой христианской веры Апостол Павел «принял» от своей церкви, в Дамаске или Антиохии (1 Кор. 15:3). Но сущность Евангелия как безусловной Вести о спасении ему никто из людей не сообщил. Она открылась в нем при встрече с Воскресшим Христом, явление Которого озарило Божественным светом всю его жизнь.

Истина о том, что его Евангелие Божественно, для апостола Павла была настолько важна, что он уделил этому вопросу большое внимание. Доказывая независимость своего Евангелия и своего апостольства от людей, он напоминает галатам об известных событиях прошлого. Всем ведь известно, что, будучи ревностным иудеем, Савл отнюдь не был дружески расположен к христианству. Напротив, он относился к Церкви со смертельной ненавистью. И конец Закона Моисея был тогда для него чем–то невообразимым. Он пылал ревностью об отеческих преданиях. Преследователь Церкви Савл был не злодеем, который действует из низменных побуждений. Он по совести боролся за соблюдение Закона. Павел был фарисеем, но не карикатурным евангельским, а таким, который всерьез и бескомпромиссно принимал Закон и гордился тем, что принадлежит к избранному народу. «Обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев, по учению фарисей, по ревности — гонитель Церкви Божией, по правде законной — непорочный» (Флп. 3:5–6). Так было до тех пор, пока его не настиг свет той молнии, которая все это испепелила. Он в один миг радикально изменил свое отношение к Церкви и к Закону. Изменил не потому, что он что–то передумал, или кто–то его переубедил. С ним должно было случиться нечто существенное, что произвело такой переворот в его жизни. Позже он признавался: отныне всё, «что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. … Для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от Закона, но с тою, которая через веру во Христа, … чтобы познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых» (Флп. 3:7–11).

Встреча с Воскресшим Христом открыла будущему апостолу Павлу спасительное значение Крестной смерти Иисуса Христа для всего мира и бесполезность всех человеческих дел Законного благочестия. Это было действительно уникальное откровение, и Павлу уже не нужно было получать совет или справку ни от какого человека. Он мог даже обойти вниманием авторитет старших апостолов и пуститься в путь, не заходя в Иерусалимскую церковь–матерь. Не только обращение, но и дальнейший путь апостола Павла протекал без человеческого влияния.

Лишь три года спустя в Иерусалиме произошел контакт с Кифой, то есть с Петром. Мы можем почувствовать значение этой встречи. Бывший гонитель встретился с учеником первого часа. Оба они, — их позже назовут первоверховными апостолами, — видели Воскресшего Господа. Один, Петр, первым; другой, Павел, последним (1 Кор. 15:5.8). Но они еще не были знакомы друг с другом. Теперь они впервые увидели друг друга.

Итак, Апостол Павел, как мог, настаивал на том, что не из рук смертного он получил Евангелие, а от Бога; советовался он не с людьми, а с Богом. И для нас в его усилиях доказать Божественное происхождение Евангелия — большой урок. Чувствуем ли мы то, что чувствовал Апостол Павел? Озаряет ли нас Евангелие ослепительным светом новой жизни? Или воспринимается как нечто привычное и обыденное, чему мы научились от скучных учителей на скучных уроках Закона Божия? Пусть каждый из нас задаст себе этот вопрос.

Комментарии для сайта Cackle

Проповеди на апостольские церковные чтения

Праздники

Пасха Христова

Благовещение Пресвятой Богородицы

Введение во храм Пресвятой Богородицы

Богоявление

День Святой Троицы. Пятидесятница

Неделя о Блудном Сыне

Преображение Господне

Рождество Христово

Сретение Господне

Успение Богородицы

Воздвижение Креста

Вознесение Господне

Великий Пост

Неделя (воскресенье) о мытаре и фарисее

Неделя о блудном сыне

Неделя о Страшном суде (мясопустная)

Неделя сыропустная

1–я неделя Великого Поста

2–я неделя Великого Поста

3–я неделя Великого Поста

4–я неделя Великого Поста

Апостол по Пасхе

2–я неделя по Пасхе

3–я неделя по Пасхе

4–я неделя по Пасхе

5–я неделя по Пасхе

6–я неделя по Пасхе

7–я неделя по Пасхе

Апостол по Пятидесятнице

2–я неделя по Пятидесятнице

3–я неделя по Пятидесятнице

4–я неделя по Пятидесятнице

5–я неделя по Пятидесятнице

6–я неделя по Пятидесятнице

7–я неделя по Пятидесятнице

8–я неделя по Пятидесятнице

9–я неделя по Пятидесятнице

10–я неделя по Пятидесятнице

12–я неделя по Пятидесятнице

13–я неделя по Пятидесятнице

15–я неделя по Пятидесятнице

16–я неделя по Пятидесятнице

17–я неделя по Пятидесятнице

19–я неделя по Пятидесятнице

20–я неделя по Пятидесятнице

21–я неделя по Пятидесятнице

22–я неделя по Пятидесятнице

23–я неделя по Пятидесятнице

24–я неделя по Пятидесятнице

25–я неделя по Пятидесятнице

28–я неделя по Пятидесятнице

33–я неделя по Пятидесятнице

Тематические страницы