Имя святителя Кирилла Туровского (+ 1183) сияет золотыми буквами на скрижалях древнерусской литературы. Некогда сочинения этого церковного писателя почитались среди русских книжников наравне с творениями святых отцов Церкви, некогда он был почтен славой "паче всех на Руси" как "второй златословесный вития" (после Иоанна Златоуста). Именно поэтому его произведения переписывали из века в век и передавали от поколения к поколению.
Притча о человеческой душе и теле
Кирилла-монаха притча о человеческой душе, и о теле, и о нарушении Божьей заповеди, и о воскресении тела человеческого, и о страшном суде, и о мучении
Господи, благослови, отче!
Хорошо же, братья, и очень полезно понимать нам Святого писания смысл: это и душу делает целомудренной, и к смирению направляет ум, и сердце на стремление к добродетели изостряет, и самого человека делает благодарным, и на небеса к Божьим заветам мысль устремляет, и к духовным трудам тело укрепляет, и пренебрежение к этой земной жизни, и богатству, и славе дает, и все житейского мира печали отводит. Потому и прошу вас, постарайтесь прилежно читать святые книги, чтобы, Божьим насытясь словом, вечной жизни несказанного блаженства достичь: если она и невидима, зато вечна и конца не имеет, прочна и недвижима. Давайте не просто проговорим, языком написанное произнося, но, с рассужденьем вчитавшись, постараемся делом исполнить это. Ибо сладко — медвяный сот, и хорошо — сахар, обоих же лучше книжное знание: потому что оно — сокровище вечной жизни. Если бы здесь кто нашел земное сокровище, то на все и не посягнул бы, но лишь один драгоценный камень взял бы — и вот уже без печали питается, как до самой смерти богатство имеющий. Так и нашедший сокровище священных книг, а также пророческих, и псаломских, и апостольских, и самого спасителя Христа сохраненных речей, ум истинный, размышляющий, — уже не себе одному на спасение, но и многим другим, внимающим ему. Сюда и подходит евангельская притча, говорящая: «Всякий книжник, познавший царство небесное, подобен мужу домовитому, который из сокровищ своих раздает и старое, и новое»; если же от тщеславия, большим угождая, малыми пренебрегает, дерзко скрывает серебро господина, не пустив его в оборот при жизни, чтобы удвоить царское серебро — человеческие души, то, узря горделивый его ум, возьмет Господь от него свой талант; ибо сам Он гордым противится, смиренным же дает благодать. Если же мира сего властелины и в житейских делах погрязшие люди усердно требуют книжного знания, то насколько больше следует нам учиться у них и всем сердцем в него погрузиться, познавая речи Господни, о спасении душ наших писанные! Но затрудняется мой неясный ум, слабый разум имея, не может нужных слов изложить по порядку и подобен слепому стрелку, над которым смеются, ибо не может попасть в свою цель. Пусть же не от себя изложу я необученным языком, но из священных извлекая писаний; с великой боязнью евангельских решаюсь коснуться речей, для начала Господню притчу сказав так, как Матфей ее церкви донес.
Начало. Сказал Господь. Был один домовитый человек; он насадил виноградник, и оградил стеной, и выкопал яму для отжимки вина, оставил вход — устроил и ворота, но не затворил входа. И возвращаясь домой, сказал он: «Кого оставлю я сторожем моего виноградника? Если оставлю кого-то из служащих мне рабов, то, зная мою снисходительность, расточат они мое добро. Но вот что сделаю: приставлю к воротам хромца и слепца. Если кто из врагов моих захочет обокрасть мой виноградник, то хромец увидит, а слепец услышит. Если же кто-нибудь из них двоих захочет войти в виноградник, то хромец, не имея ног, не сможет проникнуть внутрь; слепец же, если и войдет, то, заплутав, в пропасти расшибется». И, посадив их у ворот, дал им власть надо всем, что вокруг виноградника, и пищу и одежду приготовил легкую. «Только, — сказал, — того, что внутри виноградника, не касайтесь без моего повеления». И потом ушел, сказав, что вернется со временем, тогда и плату им за работу с собой принесет, но пригрозил им наказанием, если те запрет его преступят. Оставив их здесь, снова обратимся к словам Евангелия, словесный плод на умственном пиршестве вашим очам предлагающего.
Истолкование. Домовитый человек — Бог Всевидец и Вседержитель, сотворивший все словом, видимое и невидимое. Домовитым он называется, ибо имеет не только дом, согласно Писанию. Говорит ведь пророк: «Твои небеса и твоя земля: вселенную и пределы ее ты основал», и еще: «Небо мне — престол, а земля — подножие ногам моим». Моисей же под твердью понимает дно вод, а Давид ставит воду превыше небес. Но посмотри в Писание и вдумайся: везде дома Божьи, и не только в твари, но и в людях. «Ибо вселюся я, — сказал, — в них». Так же и было: сошел он, и вошел в плоть человеческую, и вознес ее от земли до небес, и престолом Божьим стала плоть человеческая; на вышнем небе престол тот стоит. А что насадил виноградник — так это рай: ибо это и есть его труд. Пишется же: «И насадил Бог рай в эдеме». А что оградил его, — говорит, — стеной — своим устрашеньем. «Устрашеньем его, — говорит пророк, — движется земля, рассыпаются камни, звери трепещут, горы дымятся, светила раболепно служат, облака и воздушные твари предначертанное исполняют». Стена же — значит закон. Закон — всем Божий завет. «Предел же, — сказал, — положил, которого не перейдут и не передвинут». Но оставил вход, то есть знание разуму: никакая тварь не нарушит Божьего повеления. «Все ведь, — сказал, — от тебя ожидают: ты дашь им пищу, и вовремя». Пищей же не еда называется, но слово Божие, которым всякая тварь питается. Ибо говорит Моисей: «Не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом, исходящим из Божьих уст». Незапертые же ворота — чудесных Божьих созданий порядок, и чрез это — познание сущности Бога. «Через создание же, — сказал, — творца познай: не свойство, но величие, и силу, и славу, и благодать, которую творит самовластно, угождая всем вышним и нижним, видимым и невидимым. Если же и зовется Христос человеком, то не по виду, а иносказательно: никакого подобия Божьего не может иметь человек. Решается же Писание и ангелов людьми называть — но словом, а не подобьем. Если же соблазняются некие, слушая Моисея, говорившего: «Сказал Бог: сотворим человека по образу нашему и подобию», — и прикладывают к бесплотному тело без пригодного разума, то есть это ересь и доныне у тех, кто считает Бога подобным человеку, который никак не описывается и пределов свойств не имеет. Однако, это оставив, о прежнем скажу.
И возвращаясь домой, «кого, — сказал он, — оставлю я сторожем дома моего?» Эти вопросы — Отца и Сына и Святого Духа — не о созданиях, но о владельце созданий, то есть о господине, которому пожелал передать землю и все живое покорить; не ангелам же предназначил он вселенную, и так далее. «Приставлю, — сказал, — к воротам хромца и с ним слепца». Кто это — хромец и слепец? Хромец — это тело человеческое, слепец же — душа. Сначала Бог создал тело Адама бездушным, потом же — душу. Создав же тело, говорит Писание: «И вдунул в лицо его жизненный Дух». Оттого-то тело без души хромо и не зовется человеком, но трупом. Вникни здесь и пойми Книгу Бытие. Сотворил Бог тело вне рая и внес его в эдем, а не в рай. Эдем же и значит пища. Как и всякий, зовущий на пир, прежде приготовит обильную пищу и потом лишь приведет званого, — так же и Бог сначала приготовил ему для жилья эдем, а не рай. Рай ведь — место святое, как и в церкви алтарь. Церковь же для всех открыта. Она всем нам мать, порождающая всех крещением и легко питающая всех в ней живущих, одевающая и радующая всех, вошедших в нее. Ибо говорит пророк: «Вот служащие церкви поедят и насытятся». И снова: «О чада церковные, сосущие из сосцов ее жир и масло, окропите радостью ваши головы», и Давид: «Напьются, — сказал, — от обилия дома твоего, и потоком пищи твоей напоишь их». И еще: об облачении священников и одежде монахов: «Служители твои, Господи, облекутся в правду», и прочее. Монаху же: «Снял с меня тягостные и уродливые одежды, и одел меня в спасение, и препоясал меня радостью». Воспойте же, сказано, Господу новую песнь — хвалите в церквах его добродетельными. И вот действительно так: из священников — епископ, и из монастыря — монах. Видишь теперь, что епископия и монастырь — эдем, то есть беспечальная жизнь; алтарь же свят как эдемский рай, в который трудно войти, хотя и ворота незамкнутые имеет. Так был посажен хромец со слепцом у ворот стеречь то, что внутри, как приставлены и патриархи, архиепископы, архимандриты меж церковью и алтарем стеречь святые тайны от врагов Христовых, то есть от еретиков и зловерных искусителей, нечестивых грехолюбцев и неверных осквернителей. Послушайте же со вниманием, мы по порядку речь нашу скажем, а вы со вниманием следите. Хотя беспорядочный ум у меня и язык грубоват, но, надеясь на ваши молитвы, прошу дара слова. Хотя и недостоин я об этом говорить, но для пользы слушающих напишу. Если же кто с пристрастием слушает, тот не ищет, что бы на пользу ему отыскать, но обдумывает, в чем бы нас обвинить и за что укорить.
После того, как они сидели некоторое время, сказал слепец хромцу: «Что это за благоухание из ворот виноградника овевает меня?» Отвечал хромец: «Много доброго внутри виноградника есть у господина нашего, а на вкус — несказанно приятного. Но так как господин наш мудр, посадил тебя здесь слепого и меня хромого, и не можем никак насытиться добрыми плодами». Отвечал слепец, говоря: «Что же ты давно не сказал мне этого, мы бы так не терпели, но это, данное нам во владенье, давно бы забрали! Хоть я и слеп, но имею ноги и силен, могу носить и тебя, и груз». (Понимай, что грех есть духовный груз; потому и пророк говорит: «Бремя тяжкое отяготило меня».) И сказал слепец: «Бери корзину и садись на меня; я тебя понесу, ты же указывай путь, и все добро господина нашего мы оберем; не думаю я, что придет сюда наш господин». Вот представления не Бога ищущих, но о мирских чинах и о теле только пекущихся, не жаждущих воздать ответ за дела свои, но как будто суетный пар свою душу на ветер пускающих! Потому говорит Исайя: «Зависть воспримут люди неученые», завидуем мы, грешные, чести и славе праведных вместо того, чтобы подражать их делам. «Если же, — добавил слепец, — придет сюда наш господин, укроется от него наше дело. Коли он меня спросит о покраже, я скажу: “Ты знаешь, господин, что я слеп”. Если же спросит тебя, ты скажи: “Хром я и не могу войти внутрь”, — и так перехитрим мы нашего господина и сами получим плату за свою работу». И сел хромец на слепца, и, войдя внутрь виноградника, обокрали все бывшее там добро господина своего.
Однако не негодуйте, братья, на мое невежество, из-за которого и повесть моя недостойный вид принимает. Ибо как и по ногам повязанной птице невозможно в воздушную взмыть высоту, так и мне, в телесных погрязшему желаньях, нельзя о духовном беседовать: не достигнут цели слова грешника, лишенные благодати Святого Духа. Все же к прежде сказанному вернемся, разъясняя сей притчи смысл.
Толкование. Сидели они, как сказано, долгое время. Что это — долгое время? — презрение к Божьей заповеди и о теле забота, безразличие же к своей душе. Ибо никто, страх Божий имея, плотским не прельстится, никто из искренне верующих незаконно не пытается получить сана — никто, ожидая смерти и после смерти опять воскресенья; другие же в злых погрязают делах. И снова то же скажу поучения ради. Сказал слепец хромцу: «Что это за благоухание из ворот овевает меня?» — и так далее. Вот раздувание Адамова высокоумия, который, владея всем земным, животными, морем и в нем находящейся тварью, в эдеме насыщаясь благости, до повеления Бога на святое дерзнув, из эдема прошел в рай. Потому Писание говорит: «Изгнал Бог Адама из рая и осудил его обрабатывать землю, из которой и взят был». Вдумайся: не там было повелено ему жить, оттуда его изгнал. Но так же вошел, как и этот церковник, недостойный священства и утаивший грех свой, пренебрег Божьим заветом, но ради высокого сана и славы земной взошел на епископский стол. Сравнение. За то Адама смертью осудил, что тот прикоснулся древа познания добра и зла. Древо же познания добра и зла — это познанный грех и добровольное действие в угождение Богу. Ибо пишется: «Горе сознательно согрешающим!» Этим погубляет дуновение животворного Духа, который вдохнул в него Бог, что есть несвершенная благость освящения. Ибо пишется: «И вдунул в него животворный дух». Так же и Христос, дунув на лица апостолам: «Примите, — сказал, — Духа Святого», — несовершенную благодать, всего лишь залог посвящения; ибо ждать повелел им самого Святого Духа: «Который, прийдя, — сказал, — до конца освятит вас». Так и святители освящают иподьяконов, чтецов и дьяконов, — несвершенный дар, но залог посвящения, чтоб могли себя приготовить на окончательное святительство. Ничто так не любо Богу, как не возноситься в чинах, и ничто столь не омерзительно ему, как высокомерная заносчивая хвастливость в захвате сана не по-Божьи. Посмотри на того же слепца с хромцом, как пренебрегли господина своего приказом и запрещеньем: взяв же хромца и груз, понес и, зайдя внутрь, приблизился к древу, вкусил плод, а он весьма хорош, и так обокрали то, что велено было стеречь им. Сопоставление. От того древа вкусил Каин; не будучи посвящен, на святительский посягнул сан, позавидовав священному Авелю, которого по зависти и убил. Того древа вкусили сыновья Корея, бывшие с Дафаном и Авироном: взяв же кадильницы, пошли в скинию, будучи непосвященными, — и поглотила их земля. Того же древа вкусил жрец Илий, который, зная, что его сыновья нарушили закон иереев, не отлучил их от священного сана. Того древа вкусили еретики, которые в обмане, будто зная духовный путь, заблуждались и, не раскаявшись, погибли. Но это все сокращая, к прежнему возвратимся рассказу.
Хотя изнемог язык мой, но пророк вдохновляет меня, так же говоря: «Изнемог я от вопля, охрипла моя гортань!»
Обличение грехов. Услышал же господин, что обокраден его виноградник, повелел отбросить от ворот хромца и изгнать из сторожей слепца.
Понимайте же теперь, безрассуднейшие из сановников, глупейшие из священников! Когда поумнеете? Давший ухо не слышит ли? Создавший око не смотрит ли? Повелевающий народами не обличит ли? Поучающий человека разуму не уразумеет ли нашего заблуждения? Господь ведь постигнет обманные помыслы, как лживые, и извергнет неправедных от власти, отгонит нечестивых от жертвенника. Ибо никакой сан в этом мире не избавит от мучений, нарушающих Божий заповеди. Но прошу вашей милости, внимательно всмотритесь в написанное и все, что слышите, обдумайте.
Повелел Бог изгнать из рая Адама, потому что запретного коснулся, то есть до разрешения вошел в освященное место. И поселил его рядом с райской пищей. «Лишь только, — сказал, — протянет руку и вкусит с райского древа, и жить будет вечно», — если, конечно, опомнится и, смирившись, покается в том, что согрешил. Но велико человеколюбие Бога! И казнит нас, и милует, за грехи порицает и — вновь в покаянье принимает; не желает он смерти грешника, но повелевает исправиться и в жизни пребыть.
Что такое древо жизни? Смиренномудрие, начало которому покаяние. «Признаюсь же, — сказал, — в беззаконье моем, и ты простил мне нечестье сердца моего». Ствол того корня — благоверие. «Вера же твоя, — сказал, — спасет тебя», все же верующему дастся. От того ствола много различных ветвей, много ведь, сказано, видов покаяния: слезы, пост, чистая молитва, милостыни, смирение, воздыхание и прочее. Тех ветвей доброжелательный плод: любовь, послушанье, покорение, нищелюбье, — много путей спасения. Видишь: не в раю было древо жизни, не в эдеме, но в изгнанье, то есть в отлучении от сана. Изринул он также и Каина, узнавши об убийстве им брата, и, обличив, показал ему древо жизни, сказав так: «Стенай и содрогайся!», то есть покайся во злобе, в зависти, в обмане, в убийстве, во лжи, смирись, постись, бодрствуй, лежи на земле. Но так как ты этого не совершил, то отошел от лица Божьего — не отдаленностью земли, но отсутствием страха Божья в душе. Если благих дел нет в нас и нет покаянья в грехах, то в каком бы мы ни были чине, далеко от Бога мы. Только близ сокрушенных сердцем Господь; смиренных духом — спасет, желанья страшащихся его — исполнит. Лицом же Господь обращен на злодеев, чтоб истребить на земле и память о них. Так и Павел отогнал от священного жертвенника Именея и Филита и наблудивших в Коринфе священников, и поместил их рядом со святым алтарем, то есть поставил их средь освященных, сказав: «Стыдите их, но возлюбите, чтобы не погибли в злой доле, пусть покаются — и живы будут!» Не захотел этого древа жизни вкусить кузнец Александр, о котором сказал Павел: «Да воздаст ему Господь в день Судный по греху его!» Не вкусил того древа и Трефис из Эфеса, и Николай, один из семи дьяконов, которые отреклись от Христа, ставший жрецом в селунской кумирне, который предавал христиан мучителям; о них же обоих пишет Иоанн, говоря: «Из нас вышли и встали на нас». Того райского древа не приняли и еретики, прокляты были и умерли духовной смертью, не постигнув пророка, сказавшего: «Вкусите и признайте, что — благ Господь!» Ибо нет греха, который преодолел бы Божьи милости. Но только не отчаемся, подобно Иуде; не усомнимся в воскресении плоти, подобно саддукеям, — но покаяньем постучимся в Божьи врата, пока не откроет нам райские двери. Не ложно сказал Господь: «Постучитесь — и откроется вам! ищите — и обрящете' просите — и дастся вам!» Но не буду умножать повесть изложением речей, что затянет беседу; давайте к сказанному уже возвратимся.
Увидел же тот человек, что обокраден его виноградник, и пожелал разлучить слепца и хромца; и велел сначала привести слепца, чтобы его допросить, кто нарушил его приказание и посягнул на запретное без его повеленья. Ибо ничто не сможет утаиться от Божьего ока, и никто из нас так не знает себя, как Бог всех нас знает.
Толкование. Повелел разлучить Бог душу с телом. Словом же Божьим исходит из тела душа: «И отнимешь, — сказал, — Дух их, и исчезнут они, и в персть возвратятся». Когда же видишь тело, в земле погребенное, не думай, что здесь же и душа, ибо не от земли душа и не в землю входит. Но если же и святых видишь чудотворные мощи, не тут их осталась душа, но Божию разумей благодать, столь восславившую своих угодников: «Славящих меня, — сказал, — прославлю». Повелел привести слепца: отойдя от тела, душа всякого человека пред Богом является с приставленным к ней ангелом, человека верующего и неверующего, живущего праведно и неправедного. «Господь же, — сказано, — допросит праведного и нечестивого», ибо все племена народов от одной были крови рождены и распространились жить по лицу всей земли, и Бог им назначил благотворить его тем, что давал дождь с небес и счастливую пору урожая. «Направляет же, — сказано, — солнце свое на добрых и на злых», и прочее. Пусть никто за слова эти не осуждает меня, — но взгляните в Писание и найдете, что я из святых черпаю книг. Пишет же Моисей: «Поставил пределы народам по числу ангелов Божьих». Иеремия же: «Один лишь Господь, — сказал, — у всех поднебесных народов», хотя и оставил их каждого в его заблужденье, но души их перед ним предстанут, и он рассудит по делам их. Павел: «Зачем же мне, — говорит, — внешних судить, ведь внутренних вы сами судите, а внешних судит Бог». Внутренними называет он тех, кто в вере, а внешними — языческие народы. Слышать же подобает Божье имя теперь расстающимся с телами душам, чтоб в Судный день, воскреснув в теле, негреховно поклониться Богу, — и не подобает душам, прельщенным дьяволом, плоти своей служить, ибо говорит апостол: «И тогда увидит любое око, и всякий народ поклонится, признавая, что Господь Иисус Христос в славе Бога Отца — един». Но это всякий учивший знает, — я же о слепце начатую беседу по силе моего разумения вкратце истолкую, хотя и предвижу попреки, ко мне обращенные; знаю ведь, что не от мудрости, но от невежества это мое повествованье. Однако тут на основе пророческой и апостольской строим, за краеугольный камень полагая самого Христа.
Когда же приведен был слепец, начался допрос. «Не поставил ли я тебя, — сказал господин, — как доброго сторожа моему винограднику? Зачем же ты его обокрал?» Отвечал ему слепец: «Господин! ты знаешь, что я слеп и без поводыря не вижу, куда идти, и не знаю ни одного места, если бы и хотел пойти. Не слыхал я, чтобы кто-нибудь шел мимо меня в ворота, иначе вслед ему я начал бы громко кричать. Но вот что я думаю, господин, что хромец своровал». Узнай в этом лживый разговор души перед Богом и клевету на тело.
Толкование. Так же есть духовное слово: «Господи, я — Дух. И ни есть и ни пить не желал я, ни чести, ни славы земной не искал я, и плотских устремлений не понимал, и дьявольской воле не потворствовал, — все это делало тело!»
Тогда повелел господин постеречь слепца в тайном месте, о котором сам знал, пока не вернется в виноградник и не призовет хромца — и тогда будет судить обоих.
Потому до второго пришествия Христа нет ни суда, ни мучения никакого человеческой душе, верующей и неверующей. Веруйте же в истину воскресения человеческой плоти. «Пошлешь же, — сказано, — Дух свой, и соединятся, и обновишь лицо земли». На примере Иезекииля показал нам надежду воскресением. «Предреки, — сказал, — сын человеческий, мертвым этим костям, чтоб наросла на них плоть и натянулась кожа, чтоб явился Дух от четырех ветров и вошел в этих мертвых — пусть оживут!» Это все сам Творец совершает, не изменяя порядка, но все же первоначальный свой труд обновляя. Сначала он создал тело Адама и только потом вдохнул ему душу. Так и в утробе женской: сперва из семени образуется тело, через пять месяцев создаст он душу. В крещении же сначала порождает водою, потом — возрождает Духом от тленья греховного. Так же и в Судный день: сначала возродит землю, и соберет прах человеческий, и создаст все наши тела во мгновенье ока, потом и души наши — каждая войдет в свое вместилище, — согласно Павлу, говорящему, что сам Господь в архангельских кликах, под Божьи трубы сошел с небес, и мертвые во Христе воскреснут раньше, потом же и мы, живые. Кто эти мертвые? Все народы, не принявшие Божьего закона, не познавшие крещенья. «Кто же, — говорится, — беззаконно согрешил, тот беззаконно погибнет». Живыми же христиан называет он. Смотри же: плотью все люди воскреснут, и верим мы показанию Павла, сказавшего по Божьему слову: «Кто не постигнет от начала Богом созданного человека, тот не поймет и порожденного в жизнь крещением; потому и не верит он в последующее во плоти воскрешение встающих на вечную жизнь всех людей: тех — в честь и славу, этих — в поругание и мучение». Но скажем же и об остальном.
Когда пришел господин взять плоды в винограднике и увидел его обокраденным, призвал хромца и соединил его со слепцом, и начали они обличать друг друга. Хромец говорил слепцу: «Если бы ты меня не понес, никак бы я не мог туда добраться, так как я хром». Слепец же говорил: «Если бы ты не показывал мне дорогу, то никак бы я не мог добраться туда». Тогда господин, сев на судейское кресло, начал судить их обоих. И сказал: «Как вы крали, так и теперь — пусть сядет хромец на слепца». И когда хромец воссел, приказал перед всеми рабами нещадно наказывать в кромешной темнице мученья.
Познайте же, братья, толкование этой притчи. Человек домовитый — Бог Отец, творец всех. Его же сын доброго рода — Господь наш Иисус Христос. А виноградник — это земля и мир. А ограда виноградника — закон Божий и заповеди. Слуги же, бывшие с ним, — ангелы. Хромец — это тело человека. А слепец — душа его. А что их посадил у ворот — это значит, что Он отдал во власть человека всю землю, дав ему закон и заповеди. Когда же человек преступил заповедь Божью и за это осужден на смерть, то сначала душа его к Богу приводится и оправдывается, говоря: «Не я, но плоть согрешила». Потому и нет мучения душам до второго пришествия, но они сохраняются, — Бог знает где. Когда же он придет обновить землю и воскресить всех умерших, как сам нам предрек, тогда: «Все сущие в гробах услышат голос Сына Божия, и оживут, и выйдут сотворившие благо в воскрешение жизни, а сотворившие зло — в воскрешение суда». Тогда же души наши войдут в тела и каждый получит воздаяние по делам своим: праведники — вечную жизнь, а грешники — бесконечную смертную муку. «Чем же кто согрешит, тем же и муку примет».
Все это я истолковал не по своему замышлению, но по святым книгам. И это не слово мое, но только беседа, ибо я не такой учитель, как те церковные и священные мужи.
Слово о снятии Тела Христова с креста
Святого Кирилла-монаха слово о снятии Тела Христова с креста и о мироносицах на тему Евангельскую, и похвала Иосифу Аримафейскому в неделю третью по Пасхе
После прошедшего праздника достойней приспел, доставляя Божию благость святой церкви. Ибо если и цепи златые, унизанные жемчугом, с драгоценным каменьем, радуют очи глядящих на них, — тем выше духовная нам красота, праздники святые, что радуют сердца верующих и освящают души. Так сначала воскресеньем Христовым очистился мир и настала Пасха, освящая всех в вере; затем Фоминым опознаньем ребер Христа возродилось творенье: как только коснулся рукою он ран, всем подтвердилось Христа воскресение во плоти.
Ныне же Иосифа благообразного с мироносицами восславим, послужившего после распятия телу Христову; его евангелист называет богатым, родом из Аримафеи. Был, говорит, и он ученик Иисусов, ожидавший царства Божия. Пока длились добровольные страдания Спасителя, он увидел ужасные перемены в творенье: померкшее солнце, сотрясенную землю, — и страха исполнясь и удивляясь, пришел в Иерусалим. И нашел он тело Христово уже на кресте, нагим и побитым, а пред ним, с единственным учеником Иисуса, Марию, мать его, которая с болью сердца горько рыдая, так говорила: «Мир соболезнует мне, Сын мой, видя неправду казни твоей. Увы мне, чадо мое, свет и Создатель творенья! Как же оплачу я ныне тебя? Закланье ли, или удар по щекам, и битье по плечам, цепи твои и темницу, или плевки в святое лицо, что от хулителей принял за доброе дело? Увы мне, мой сын! Неповинный, ты поруган и принял смерть на кресте. Как тебя терньем венчали, напоили желчью с уксусом, а еще и пречистые ребра твои копьем прокололи! Содрогнулось небо и земля трепещет, иудейской не перенеся дерзости; солнце померкло и камни распались, еврейское окаменение являя. Вижу тебя, милое чадо мое, на кресте: наг ты висишь, бездыханен, незряч, не имея ни облика, ни красоты, и, горькая, я уязвляюсь душою. Как хотела бы я с тобой умереть — не могу бездыханным видеть тебя. Никакая больше меня не коснется радость, ибо свет мой, надежда и жизнь, Сын и Бог, на кресте угас. Где же, чадо, та весть, что некогда мне предрек Гавриил: «Радуйся, благодатная, с тобою Господь!» — царем тебя называя и Сыном всевышнего, Спасителем мира, и всего животворцем, и грехов победителем! Ныне же вижу тебя, как злодея, распятого меж двух разбойников и копьем пробитого в ребра — мертвого, и вот почему я в горести силы теряю. Не хочу я жить, но — встретить тебя в подземном царстве. Теперь моей надежды, радости и веселья, Сына и Бога я лишена. Увы мне! При чудесном твоем рождении так не страдала, как теперь, Владыка, разрываюсь я чревом, видя тело твое пригвожденным к кресту. Преславно было твое рождение, Иисусе, умерщвленье же ныне — ужасно: единственный ты от бессеменной утробы родился, не нарушив печати моего девства, и, избрав меня матерью в своем воплощенье, все-таки девою сохранил. Знаю твое за Адама страдание, но, душевною горестью объята, рыдаю, дивясь твоего таинства глубинам. Слушайте, небеса и море с землею, внемлите слезному моему рыданию: ибо это Творец ваш от жрецов страданье приемлет, одинокий праведник за грешников и беззаконников убит. Сейчас, Симеон, я постигла твое предсказанье: копье ведь мою теперь пробивает душу, видя твое поруганье воинами. Увы мне! Кого призову я к стенанью? Или с кем моих слез изолью я потоки? Ибо все оставили тебя — родные, друзья, твоих, о Христос, насладившись чудес. Где ныне сонм семидесяти учеников? И где властительные апостолы? Тот обманом тебя фарисеям предал, другой же в страхе пред жрецами отрекся, под присягой сказав, что не знает тебя. И вот одна я, Боже мой, раба твоя, рыдая, стою пред тобою с хранителем твоего учения и с любимым твоим сподвижником. Увы мне, Иисусе мой, милое имя! Как стоит земля, на водах вначале тобой утвержденная, если на себе ощущает тебя на кресте пригвожденным, тебя, божества мановеньем многих слепых осветившего и мертвых словом воскресившего? Приходите и взирайте на таинство Божьего промысла: как все оживляющий — сам умерщвлен был проклятой смертью!»
И услышав, Иосиф приблизился к горько рыдающей Матери, — а та его увидела и обратилась с мольбой: «Устремись, благоподобный, к Пилату, преступному судье, и попроси с креста снять тело Учителя твоего, моего же сына — и Бога. Потрудись и устрой, причастник Христову учению, тайный апостол, ожидающий Божьего царства, испроси бездушное уже тело, пригвожденное к кресту и пробитое в ребра. Спострадай, благоверный, ради двойного венца, который по воскресении Христа ты получишь: от всех концов земли честную славу и поклонение, а на небесах — вечную жизнь». Иосиф, умилившись столь слезным прошением, не сказал: «Жрецы на меня поднимутся и озлобятся, иудеи вознегодуют и побьют меня, фарисеи разграбят мое имущество, и буду я отлучен от их общества». Нет, ничего подобного он не сказал, но всем пренебрег и, о жизни своей не заботясь, решил Христа отыскать. Дерзко вошел он к Пилату и попросил, говоря: «Дай мне, наместник, тело странника Иисуса, распятого меж двух разбойников, оклеветанного жрецами по зависти и поруганного воинами неправедно. Дай мне тело Иисуса, которого Сыном Божьим называют книжники, а фарисеи объявляли царем; над его головою ты велел прибить доску с надписью: “Вот Сын Божий и царь Израиля”. Дай мне тело того, которого собственный ученик жрецам обманом за серебро предал, и о ком, предрекая, Захария так написал: “Дадите цену мою — или не давайте”; и назначил цену в тридцать сребреников, цену ценнейшему из сынов Израиля. О том прошу я тебя теле, о котором пророчил Каиафа, что ему одному умереть предстоит за весь мир; а не простое то было пророчество, ибо был он в тот год жрецом, о которых сказал Иеремия: “Князья мирские сошлись на Господа и на Христа его”. Они, как Соломон, “задумали — и обманулись, ибо ослепила их злоба”, и сказали: “Схватим праведника, глумленьем и ранами измучим его, и смерти бессмысленной осудим его”. Того прошу Иисуса тело, который на твой отвечал вопрос: “Я — Жизнь и Правда”. И еще: “Не возьмешь надо мною власти больше данной тебе свыше”; за него же молила тебя и жена твоя, говоря: “Ничего не делай праведнику тому, ибо много претерпела я за него в сновиденье”. Дай мне того распятого, которого, когда он входил в Иерусалим, ветвями младенцы встречали, восклицая: “Осанна, сын Давидов!”; которого голос услышав, ад отпустил душу Лазаря, уже четыре дня как умершего; о котором в Завете писал Моисей: “Увидите Жизнь вашу, пред глазами вашими висящую”; то хочу мертвое тело, которое Мать, не познавшая мужа, родила, оставаясь Девою; о котором Исайя Азаху пророчил: “Вот Дева, в чреве зачнет и Сына родит, которому имя — Эммануил”; о котором Давид предрек, говоря: “Пригвоздили руки мои и ноги мои, и все кости мои пересчитали”; дай мне того уже умершего на кресте, о ком сказал ты евреям, просящим у тебя его смерти: “Не повинен я в крови праведника этого”, — а, руки умыв, предал его на убийство; о котором говорит пророк: “Я же не возражаю и не противоречу; плечи мои дал я на раны и щеки мои — на удары, лица своего не отвергнул от постыдных плевков”. Того прошу назарянина тело, которому, извергаясь из исступленных, кричали бесы: “Что ты нам и мы — тебе, Иисусе, сыне Божий? Знаем мы, кто ты, святый Боже: пришел раньше времени мучить нас”; о котором сам Бог Отец с небес, когда в Иордане крестился он, свидетельствовал, говоря: “Вот Сын мой возлюбленный, которому Я благоволил”; о котором Дух святой устами Исайи говорит: “Как агнец на заклание приведен”, беззаконниками предан смерти. Дай мне тело снять с креста, потому что хочу его в своей положить гробнице. Ибо уже все о нем исполнились пророчества: ведь и боль нашу он перенес и за нас пострадал; раной его мы все исцелились, потому что предана смерти душа его и к беззаконным причислен он был; истребим же, сказали, его в памяти на земле живущих, и имя его никогда не помянется; поэтому изымет Бог из души его боль и даст ему твердых силу, ибо пишется о нем: “И ты в крови Завета твоего освободил узников изо рва, не имеющего воды”».
И услышав все это от Иосифа, Пилат удивился, и призвал сотника, и спросил его: «Умер ли уже распятый Иисус?» И, удостоверившись в этом, отдал тело Иосифу, дабы его схоронил, как пожелает.
Купив полотна, снял он тело Иисуса с креста. Пришел и Никодим, принесший состав из мирры и алоэ, ценою в сто гривен; вдвоем обвили тело Христа пеленами и помазали миррой. И воскликнул Иосиф, говоря так: «Солнце незаходящее, Христос, творец всех и повелитель творения! Как святого смел я коснуться тела твоего, если не могут тебя коснуться небесные силы, что со страхом служат тебе? Какими пеленами обовью тебя, обвивающего землю мглою и небо облаками покрывающего? Или какие благовония возолью на твое святое тело, которому, дары с благовониями принесши, персидские цари как Богу поклонялись, предвидя твое за весь мир умерщвление? Какие погребальные песни исходу твоему воспою, если в вышних немолчным гласом поют уже серафимы? Как понесу я на тленных моих руках несущего все творение незримого Господа? Как в моей жалкой положу я гробнице тебя, небесный круг утвердившего словом своим и на херувимах с Отцом и Святым возлежащего Духом? Но все по предначертанию делаешь ты, и все претерпел ты по воле своей: ибо идешь ты в ад, чтобы Адама из ада и Еву, падших в грехе, снова в рай возвести, и прочих с ними умерших воскресить силой твоего божества. Поэтому, так возглашая, я тебя погребу, наученный Духом Святым: «Святый Боже, святый сильный, снятый бессмертный — помилуй нас!»
И положили его в гробницу, и привалили камень огромный к дверям гробницы. Мария же Магдалина и Мария Яковлева обе смотрели, где его полагали.
И когда минула суббота, и солнце уже воссияло, все вместе женщины с благовониями, и это уже в четвертый раз, пришли. Ибо в первый раз, как говорит Матфей: «Вечером в субботу пришли две женщины взглянуть на гробницу; при них же тогда произошло землетрясение, когда ангел отвалил камень от входа, и, этого устрашась, омертвели стражники». К ним же тогда явившись, сам Иисус сказал: «Радуйтесь, обе ступайте к братье моей, пусть идут в Галилею и там увидят меня». И снова, около полуночи, другие пришли увериться в случившемся, потому что от Магдалины о воскресении Христовом прослышали; об этих Лука написал так: «Очень рано пришли женщины к гробнице и нашли камень уже отваленным», и два ангела, став перед ними, сказали: «Зачем ищете живого средь мертвых? Нет его здесь, но воскрес».
Потом, пред зарею, и другие пришли женщины, и они увидели внутри гробницы двух ангелов, где лежало прежде тело Иисуса; об этом Иоанн Богослов сказал: «От тех услышав, Петр с другим учеником поспешил к гробнице, когда еще тьма была». Марк же обо всех повествует мироносицах, которые с благовониями в субботу пришли; и, войдя в гробницу, увидели юношу, сидящего справа, и ужаснулись. Он же сказал им: «Не ужасайтесь! Ибо не вам теперь страх, но беззаконным жрецам со стерегущими здесь воинами. Вы же осмотрите пустую гробницу и передайте апостолам: “Христос воскрес!” Видите, без тела уже пелена, возносите хвалу о воскресении Иисуса во плоти, будьте благовестницами человеческого спасения, скажите апостолам: “Сегодня спасение миру!”» Уже не скорбите, не сетуйте как будто по мертвом, но радуйтесь и веселитесь о Боге живом. Вам сообщу я тайны Божьего человеколюбья, ради которого за Адама, в тление падшего, он пострадал; ибо для того с небес он сошел, и воплотился, и был человеком, дабы истлевшее обновить и на небеса возвести. Адам, послушав вражьих советов, захотел стать Богом — и проклят был; этот же, послушав Отца, из Бога стал человеком, чтобы змия погубить и человека приблизить к Богу. Тот, простерши руки к древу запретному, смертоносный сорвал с него плод и, став рабом греха, сошел от эдема в ад; Христос же руки простер на кресте, от греховного осуждения и от смерти людей освободив. Неповинный, он предан был, чтобы избавить от рабства преданных дьяволу за грехи. На трости с губки, пропитанной уксусом, желчи вкусил, чтоб уменьшить список грехов человеческих. Пробиты ребра его копьем, чтобы отстранить огненные мечи, возбраняющие людям вступление в рай. Кровь с водой из ребер источил, чтобы, телесную грязь очистив, освятить души людские. Связан был и терновником венчан, чтоб разорвать дьявольские узы на людях и вражьих обманов шипы уничтожить. Солнце погасил и землю потряс, и все живое ввел он в плач, чтобы адские разрушить хранилища и души там сущих вывести к свету, рыдание Евы обратив в радость. В гробнице как мертвый положен был — и обреченным на смерть жизнь даровал. Камнем с печатями был укреплен, чтобы адские ворота и запоры до основания разрушить. Всем видимо стражники его стерегли — но невидимо, сошедши в ад, он связал сатану. Ангельское же воинство, за ним поспешая, взывало: «Возьмите, врата, ваших князей, пусть внидет царь славы!» И одни, освобождая связанные души, из темниц выпускали; другие, связавши враждебные силы, говорили: «Где твое, смерть, жало? Где твоя, ад, победа?» К ним оцепеневшие бесы взывали: «Кто этот царь славы, с такою на нас наступивший властью?» Погубил князя тьмы и, все похитив его сокровища, разгромил смертоносный град, утробу ада, отвоевал пленников, с Адамом здесь бывших, грешников души. Воскрес он, не тронув печати гробницы, как и родился, не повредив своей матери печати девства. Да не будет вам страха — но помертвевшим стражникам! Ибо уже, все совершив, Иисус воскрес боголепно и показался прежде вас приходившим женам, взывая величаво: «Радуйтесь обе!» И апостолам своим в Галилею идти повелел, чтобы там, вас всех освятив, взойти на небеса во плоти, в которой он снова придет судить мир.
Вот и все, ангелом сказанное мироносицам о Христе, передали мы.
Восхвалим теперь Иосифа вечночтимого, благовидного и досточудного. Блажен ты воистину, преславный и досточудный Иосиф, такого блаженства и великого счастья на земле и на небе сподобившись! Достойно послужил, как и херувим, Божьему телу; но те невидимо, на своих держа плечах, от страха свои прикрывают лица, ты же, Иосиф, более патриархов Авраама, Исаака и Иакова! Ибо они только голос его слышали — и в чести и славе над всеми возвысились, ты же обвил пеленами Божие тело. Восславлю руки твои, Иосиф, на которых Божьего Сына и Творца всей вселенной держал ты тело; лик его не осмелившись видеть, в Хориве Моисей, под камнем укрывшись, услышал: «Сзади меня ты увидишь», потому и на Фаворе с Илиею увидев Христа, свидетельствовал, что тот Бог — и человек. Блажен ты более царя Давида, великий Иосиф! Ибо Давид от Силома киот с Божьим словом принес, но в своем убоялся поставить его доме; ты ж не шатер с Заветом, но самого Бога, приняв от креста, в гробнице своей, радуясь, положил. Блажен и благословен тобою, Иосиф, приготовленный склеп, в нем ведь пребыл и Спаситель Христос наш! И это уже не гробница, но Божий престол, небесный алтарь, покоище Духа Святого и ложе небесного царя, и окрест же, сказал Соломон, стоят могучие воины, искушенные в брани, имея мечи обоюдоостры; так говорил он, объявляя лики святых, борющихся с еретиками и с иудеями за Христа. Блажен ты, Иосиф, совершитель Божьего таинства, исполнитель пророческих предсказаний! Ибо кого Завет и пророки притчами живописали, того ты въявь миррой по святым мазал ранам. Блажен ты, Иосиф, ибо того, кто дал жизнь словом и водами покрыл твердь небесную, Его, как мертвеца, камнем прикрыл ты в гробнице, веря в трехдневное воскресение! Блажен же и город твой, Аримафей, из которого ты пришел послужить Сыну божьему! Какую похвалу воздадим, достойную твоего блаженства, и с кем сравним праведника? Как начну и как я продолжу? Небом ли тебя назову? Но неба светлее ты благочестьем, ибо во время страданий Христа небо померкло и свет свой закрыло, ты же тогда торжественно на своих руках Бога носил. Землею ли благоцветущей тебя назову? но и той ты честнее себя показал, ибо тогда и она от страха тряслась, ты же торжественно божие тело, с Никодимом пеленами благовонными обвив, положил. Апостолом ли тебя и старейшиной назову? Ты ведь пример своей службы передал им, обходя и кадя, и с молитвами кланяясь пречистому телу Христа со словами: «Воскресни, Господи, помоги нам, избавь нас именем твоим!» Священномучеником ли тебя я назову, такую показал ты любовь к Христу? Хотя и не пронзена оружием грудь твоя, не пролилась от меча твоя кровь, но предпочтеньем и верою за Христа положил ты душу. И тебя поразили бы и на части рассекли, но сохранил тебя от этого Иисус, ибо, погребая тело его, не побоялся ты ни гнева иудейского, ни угроз жрецов, ни жестоко убивающих воинов не устрашился, не сожалел о большом богатстве своем, не берег своей жизни, веря в трехдневное воскресенье. Но более всех имеешь ты веры в Христа, ему же молись ты и за нас, славящих тебя, и чтущих твою с мироносицами память, и твой празднующих праздник!
Подай, святой, всем нам твою помощь, будь защитой городу нашему от всякого зла, подавая князю победу над противником и охраняя его от всех видимых и невидимых врагов; мир же и здоровье телу, а с тем вместе и душе испроси спасения. И нас избавь от всякой нужды, и печали, и бед, и всех злых напастей, и многих грехов отпущенье испроси своею молитвой у Бога, чтобы избавил он нас от вечных мучений и сделал сопричастниками будущих благ вечной жизни, благодатью и человеколюбием Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, которому слава с Отцом, и с пресвятым, и благим, и животворящим Духом, и теперь, и всегда, и во веки веков.
Слово о бельцах и монашестве
Рассказ многогрешного инока Кирилла Печерскому игумену Василию о человеке бельце и чернечестве, и о душе, и о покаянии
В некотором граде был царь, очень кроткий, хороший и милостивый, хорошо заботился о своих людях; только лишь одним он не был разумен, — тем, что не боялся нападения, не держал ратного оружия, не предполагая, что кто-то придет на него <войной>. Имел при себе тот царь много друзей и советников и одну, по-мужски умную, дочь. Был среди тех советников один мудрый и благоразумный, что всегда печалился о царском легкомыслии и искал благоприятное время, когда б сказать царю, чтобы готовился он к битве.
Внезапно одной ночью сделался в городе большой шум. И сказал царь своим советникам: «Давайте выйдем и пойдем по городу, может быть, мы найдем и схватим того, кто поднимает в нашем городе сумятицу, очень сильно мне нынче страшно». Но выйдя и обойдя все, ничего они не нашли, лишь одно смятение в граде.
И в то время, как все советники пребывали в растерянности и недоумевали, в чем дело, тот благоразумный советник взял царя с его дочкой и привел их к огромной горе со множеством разного оружия, внутри которой увидели они яркий свет, льющийся оконцем из пещеры.
И приникнув к тому оконцу, увидали они внутри пещеры жилище, где сидел в последней нищете человек, облаченный в бедное рубище, а с ним рядом сидела его жена, слаще брашен поющая ему песнь. Перед ним же на твердом камне стоял некто красен и высок, поднося ему пищу и черпля вино. И в тот миг, как принял человек чашу, так с великой радостью стали они венчать его хвалою.
Увидавши все это, царь призвал своих друзей и сказал им: «Что за чудо, друзья мои! Посмотрите, как эта нищая и безвестная жизнь честнее нашего величества веселится, как сияет внутреннее ярче внешнего!».
Остановившись на этих словах, вернемся к прежде сказанному, чтобы открыть смысл притчи разумению простецов, — быстрые же умом и без объяснения все знают. Конец же Слова станем излагать подробно.
Град, братья, — это состав человеческого тела, коему творец и зиждитель Бог. А находящимися в нем людьми органы чувств называем: слух, зрение, обоняние, вкус, осязание и низменный жар похоти. Царь — это ум, тот, что владеет всем телом. Сильно же он хорош, кроток и милостив — ибо о теле своем больше всего печется, ища ему потребное и украшая одеждой. А хорошо заботится о своих людях — значит, узнав о добром, возносится, а от злого расстраивается, очам позволяет хотение, обонянию исполняет желание, устам дает объедение, и руками ненасытно берет и присваивает богатства, вместе с тем и низменной чувственности совершает похоть.
Чем же одним он неразумен? — Тем, что не печется о душе, как о теле: не вспоминает о нескончаемых муках живущим здесь во зле, не приготовляет себя для жизни будущего века, уготованной праведникам, не слушает сказанного Соломоном: «Блаженны обретшие мудрость и мудры познавшие смысл этой жизни».
Советники же и друзья — житейские мысли, не дающие нам подумать о смерти. Ибо бегством Писание смерть именует, Христос ведь сказал иудеям: «Да не будет бегство ваше зимой или в субботу», что значит — да не постигнет смерть тебя в грехах или без покаяния в праздник.
Ратным оружием называет апостол пост, молитву, воздержание и телесную чистоту, — «ибо возьмите, — сказал он, — все Божие оружие, дабы смогли вы противиться в день лютый», — но не любят этого соблюдать мирские люди.
А ночь — это сумятица сего мира, в котором мы как во тьме мятемся и друг друга сами в погибель вреваем или, словно объятые сном, не удерживаемся от греха.
А что однажды сделался в городе большой шум — это нежданная напасть на человека: недуг, или потоп, или моровая язва, или на властей горькая обида. Тогда отходят все житейские мысли и происходит исступление ума, что означает царский страх, и поход по городу, и необретение производящего шум. И никакие ухищрения не переменят Божьего попущения, только святых мужей молитва, это истина. Петра ведь церковная за него молитва избавила от темницы и вериг. И Павел, знаем мы, говорил римлянам: «Сверх меры изнемогли мы в Асии, так что и не надеялись быть живы, но Бог избавил нас вашими молитвами». Если же недостойны будут живые умолить Бога о нужном, тогда станем призывать почивших святых. Свидетель, тому Исайя, что принес Езекии смерть от Бога, и снова тому же Езекии не только принес от Бога жизнь, но и избавление городу. — «Это тебе, — сказал он, — даровал Бог ради Давыда, отрока твоего». Так же и три отрока молились и говорили: «Авраама ради, возлюбленного тобою, и Исаака, раба твоего, и Израиля, святого твоего», — потому они и не сгорели и вышли из огня.
А благоприятное время благоразумного того советника, это когда не ищут волшебства и колдовства, но с верою говорят: «Благо мне, что смирил ты меня, да научусь я наставлением твоим»; и еще: «Как Господу было угодно, так и стало». Господь животворит и мертвит, делает богатым и нищим, смиряет и возносит, и исцеляет от болезни немощных.
Гора же суть монастырь, в котором духовное оружие на супостата дьявола вот что: пост, молитва, слезы, воздержание, чистота, любовь, смирение, послушание, трудолюбие и бдение. К той горе приводит благоразумный советник царя, то есть, печаль ума — в монастырь, ибо он — гора Божия, гора плодородная, гора, напитанная влагой, гора, в которой благоволил жить Бог. Приход же к горе — обетное к Богу слово («Обещайтесь, — сказано, — и воздадите»; и еще: «Вознесу к тебе обеты мои, те, что произнесли уста мои и изрек язык мой в печали моей»).
Приникновение же к оконцу — это слушанье душеполезного учения. «Слова твои, — сказано, — просвещают и вразумляют младенцев». Писано: «Возвел я очи мои горе, откуда пришло спасение мое». Надобно тут сказать с Давыдом: «Господь сохранит вхождение мое и исхождение, отныне и до века». Ибо никого не влечет Христос к покаянию насильно, но посылает вразумление делами, чтобы того, кто через них познал его, ввести в небесное царство.
Глубокая же пещера — это монастырская церковь, провиденная пророками, устроенная апостолами, украшенная евангелистами. А сияющая из нее светлая заря — это служба Богу со славословием, немолчная аллилуйя псаломскими стихами: «Ночами, — сказано, — воздевайте руки свои в святилищах и благословляйте Господа»; и еще: «В полуночи встал я исповедаться тебе»; «Так, — сказано, — пусть просияет свет ваш пред людьми, чтоб увидели они ваши добрые дела и прославили вашего Отца небесного».
Внутренней же пещерой называю я устав, апостольские заветы келейной жизни, где никому нет своеволия, но всем все общее, ибо все под игуменом, как члены тела под одной головой, связаны духовными жилами. А сидящий там в последней нищете муж — это весь чернеческий чин. Сидение же означает безмолвное отшельничество. «Изрек я, — сказано, — сберегу пути свои, чтобы не согрешить языком моим, смирился я и онемел, и отказался от благ»; и еще: «Я же, будто глухой, не слышал и, как немой, не отверзал уст своих», и другое, подобное этому. А житье в последней нищете — это от бельцов осуждение, досаждения и укоры, поношения, и насмешки, и любопытствование, ибо они принимают монахов не за людей, работающих Богу, но за притворщиков и погубителей своей души. Об этом говорил Павел: «Нас, последних апостолов, явил Бог словно смертников, ибо мы выставлены были на обозрение всему миру»; и еще: «Юроды мы Христа ради, вы же мудры о Христе».
А что в худое одет рубище — тут речь без иносказания, ибо здесь рядно и власяница, и суконные одежды, и облаченья из козьих шкур. Ибо всякие богатые ризы и плотские украшения чужды игуменам и всему монашескому укладу, — «Те, кто носят мягкую одежду, — сказал Христос, — те в домах царских», — эти же облечены целомудрием, опоясаны правдою, украшены смирением.
Сидящая же с ним его жена — это непреходящая смертная память, поющая такую сладкую песнь: «Глас радости и веселия в селениях праведных»; «Вечно праведники живут и мзда им от Господа»; «Смерть праведнику покой есть»; «Если богатство мимо идет, — не прилагайте сердца»; «Не помилую никого из творящих беззаконие»; «Поэтому, — сказано, — забыл я съесть хлеб свой от плача моего».
А предстоящий перед ним тот прекрасный — это Христос, ибо «рядом Господь со всеми боящимися его, желание их исполнит и молитву услышит»; «прекраснее он всех сынов человеческих»; «щедр и милостив Господь»; «не пришел я, — сказано, — чтобы служили мне, но сам я стану служить и положу свою душу во избавление за многих». Высок же он очень потому, что сын Божий, сшедший с небес, нашего ради спасения воплотился и стал он человеком, чтоб обожить человека.
А стоит он на твердом камне нашей веры. Об этом свидетельствуют Амос и Иеремия: один из них глаголет: «Вот человек высок стоял на твердом камне, призывая к себе все концы земли и питая своих»; Иеремия же сказал: «Он человек, и кто познает его. Но да уразумеют все концы земли, что он Бог».
Подносит же он пищу и черпает вино — это верным всем подает он честное свое тело во оставление грехов и кровь свою святую ради вечной жизни.
Запрещающие же друзья — это собственная совесть каждого. Ибо взывает Павел: «Тот, кто ест сей хлеб и пьет Господню чашу, будучи недостоин, на грех себе ест и пьет, виновен он пред телом и кровью Господними».
А как примет человек чашу и станут венчать его хвалою — тут разумей очистившихся покаянием и принявших животворную чашу на освящение души и очищение тела. Тогда возносит Бог Отец хвалу пророческими словами: «Блаженны те, кому отпущены беззакония, кому покрыты грехи, кому Господь не вменит греха»; и еще: «Веселитесь о Господе и радуйтесь, праведники!» Венчает же Святой Дух, ибо он покоится на честных причастниках, обрел он их достойными себе сосудами и поселился в них, ибо они омыли храм его слезами, выстлали его усердными молитвами, украсили добродетелью, окурили жертвенными воздыханьями. И великой радостью веселится Христос со святыми ангелами, ибо сказано: «Радость бывает на небесах об одном единственном кающемся грешнике», «радуйтесь, — сказано, — со мною, ибо я обрел погибшую драхму».
Все это рассмотрев, призвал царь своих друзей. Рассмотрение — это благое решение отстать от грешных привычек и научиться благим, собрать все помыслы этой суетной жизни и осудить все блага этого соблазняющего мира и, как Соломон, сказать: «О, суета, останься суетой!» Всякий человек, понуждающий ради этого себя трудом, спасающий себя от погибели, восхищается соблюдаемым Богом ангельским житием и оставляет все, и самую ту житейскую печаль, и стремится всякий человек, пройдя через плотские искушения, полечись о своей душе.
Разъяснив все это таким образом, не оставим и прочее без рассмотрения. Ибо притче этой мы не творцы, но, заимствовав ее из богодухновенных писаний, словно взявши из поставца, плетем мы это плетение, как дитя, немотствуя пред вашей отеческой любовью, и веселим вас.
И вот по пророческим писаниям скажем похвалу монахам, и о познании Христовой благодати, и о вступлении в пещеру, то есть о пострижении.
Сказал царь: «О, как эта нищая и безвестная жизнь честнее нашего величества веселится, как ярче внешнего внутреннее сияет!» Это умные люди вспомнили о душе. Ибо сказано, что «не спасет царя многая сила»; и любая власть причастна греху; и когда между торгующими совершается сделка, и тут грех случается и все прочие житейские вещи. В нищете и богатстве помехой спасению служат семья и дом, потому говорит апостол: «Женившийся печется о жене, как угодить жене, а неженившийся печется о том, как угодить Богу», та забота ведет в муку, а эта забота — к вечной жизни.
Нищая же и безвестная жизнь означает монашество. Каждый туда идет на смирение и на покорение, одному лишь Богу радуется, принимая честь по своим трудам от Бога и людей. Ведь деревья хвалят не за высоту и листву, а за их плоды; так же и монахам не монастырь приносит славу, а иноческие добродетели. И это видно по игумену Феодосию Печерскому, по тому, как он без лицемерия иночествовал, возлюбивши Бога и свою братию как самого себя; потому и Бог его возлюбил и ради него прославил сие место больше всех монастырей на Руси. Эти внутренние добродетели жизни святых монахов сияют чудесами больше мирской власти, и потому светские вельможи склоняют перед иноками свои головы как перед Божьими угодниками, воздавая им подобающую честь по словам Господа: «Кто приимет праведника ради праведника, награду праведника приимет» и так далее; и еще: «Кто приемлет вас, тот меня приемлет»; и еще в добавок: «Не бойся, малое стадо, ибо изволил Отец мой дать вам царство небесное»; «тот, кто оставит, — сказано, — отца и мать и все, что имеет, имени моего ради, тому сторицею воздается, и вечную жизнь он наследует». Ради таких обещаний понуждает себя всякий христианин нести Господне бремя, то есть взять на себя иноческий чин.
Скажем же, наконец, о том царском входе. Ибо входит он, взяв свою единородную дочь, внутрь пещеры. Подразумевай под дщерью ума душу, ведь она рождается от ума и имеет общее с ангельским чином, ибо сказано: «Творит ангелами своими духов и слугами своими огнь палящий».
Ибо дух бодр на всякое доброе дело и скор к шествию на богоугодный подвиг, а плоть немощна. Ангельское же и иноческое служение едины: ибо те и другие, оставивши всю свою волю, повинуются Божиим и игуменским повелениям, сам Господь воздает за труды им награду. Сказано: «Кто душу свою погубит за мои слова, тот обретет ее в вечной жизни».
Вот уже сам он говорит стоящему внутри: «Открой мне врата правды, и я войду в них и исповедаюсь Господу, ибо “взыскующие его не лишатся ни коего блага”».
Отвечает предстоящий: «Это врата Господни, и праведники войдут в них, Господь не лишит добра живущих здесь в кротости. Кто ж ты таков, дерзающий на это?»
И говорит: «Я — царская дочь, “и приведутся к царю вслед за нею девы”».
Отвечает предстоящий: «Слушай, дщерь, и виждь, и приклони слух твой, и забудь народ свой и дом отца твоего, — тогда возжелает царь красоты твоей, несмотря на то, что черна ты». — То есть, пока не отойдет человек от телесных желаний и житейской заботы, душа его с Богом не примирится, ибо нельзя работать Богу и мамоне. А чернота — это грех. «Смугла, — сказано, — да хороша». Смугла из-за сотворенных прежде прегрешений и из-за мирских житейских забот. А хороша из-за скорого покаяния. Черна властью, которую имеют над ней узы сего мира, хороша — иноческим пострижением. — «Вся слава царевой дщери внутри суть».
— «А ты кто?»
— «Я, — говорит, — овчий пастырь, оставил вас, девяносто девять овец, — говорит, — в горах и сюда спустился, ища погибшую; если меня послушаешь, тогда “лицу твоему поклонятся богатые мира”».
Отвечает: «Дала я тебе обет, ибо овца я словесного твоего стада и пришла к тебе, доброму пастырю, прими меня, заблудшую, и целуй лобзанием уст твоих».
Пойми, тому, что дальше я скажу, я сам служитель, и не думайте, что я это взял не из Святого писания. Когда б мы данный при нашем постриге обет сдержали, тогда б не только прощение грехов получили, но и земную честь восприяли (подобно вашим святым отцам и чудотворцам, перед которыми склонились цари и князи) и в царствии небесном лицезрели бы Бога; иначе говоря: чего в молитвах бы просили, то скоро и сугубой мерой получили бы.
И снова стоящего вопрошает и говорит: «Если ты пастырь, то “не оставь меня, не отступись от меня”, ведь близится скорбное время, а я знаю, что Исайя о тебе говорит: “Этот, как пастырь, упасет свое стадо, и соберет под рукою своею агнцев, и утешит зачавших в утробе”». Таковы у новопосвященных иноков если не слова, так мысли. Держа свой обет, но не одолев слабости, просят они даровать им святость; чтя Писание, велят Богу спасти их без подвигов. Ибо не понимаем мы слов Павла: «Без подвига никого не венчают». Не в состоянии ведь прийти к победе спящий и не может спасти себя ленящийся.
Но не раскаивается Бог в своих дарах; верный тому свидетель на небесах Господь наш Исус Христос, который ни за что спасает иноческий чин, ибо он сам молится за нас и глаголет: «Отче святый, не о мире молю, но о сих, что ты дал мне, сохрани их имени твоего ради, чтобы там, где буду я, и они со мной были, чтоб никто из них не погиб, только сын погибели».
Имея такие обеты, монахи, подвизайтесь! Положено и средь нынешних апостолов быть Иуде, но пусть каждый блюдет себя; не предадим во лжи Бога-Слово, крадя, грабя, нанося обиды, помышляя злое об игумене, оправдывая себя клятвой; не распнем Христа, недостойными приступая к причастию Святых Тайн, но во всем, по апостолу, делая себя Божьими слугами, будем многотерпеливо строить свое спасение. И как кони в табуне, друг с другом соревнуясь, мерятся силою, так и вы ревнуйте к подвигам святых отцов и состязайтесь друг с другом в посте, бдении, и молитвах, и в богослужебных трудах, чтобы не ослабеть в объедении, и пьянстве, и плотских желаниях и не оказаться в адской пустыни, и не быть растерзанными там геенскими зверьми, чтоб не растрескались наши тела, как кора земная, мучимые огнем, чтобы не «рассыпались наши кости при аде». Нет, оперившись крыльями своего разума, взмоем от губящего нас греха! Возьмем пищу из святых Книг и скажем с Давыдом: «Сколь сладостны гортани моей слова твои, лучше меда они устам моим».
Все это говоря, я не величаюсь, лишь себя теша, в неразумии рассуждаю, ибо человек я грешник, и язык мой — смрадный мой член. Хоть я и вошел в глубину Божьих книг, но неловким языком своего ума издаю грубые звуки. Бог же мира, отцы мои, многою милостию своею сделает вам приемлемым это повествование и сохранит ваши души в чистоте, тела неоскверненными, жизнь непорочной, девственность нерасхищенной, любовь к братии нелицемерной, и украсит покой ваш знамениями, и раскроет небесные двери, и уберет огненное оружие, и введет в горний Иерусалим, и увенчает своей десницей, и позовет к трапезе, и подаст чашу радости и веселия.
Мною же, как псом, молю вас, не пренебрегите, и здесь в святых молитвах помяните, и там от святой трапезы бросьте крохи, — от той, которой дай Бог сподобиться всем христианам, от вечной жизни во Христе Исусе, Господе нашем, которому слава со Отцом и Святым Духом, ныне, и присно, и во веки веком.
Слово на Вербное Воскресенье
В Вербное Воскресенье о евангельском повествовании святого Кирилла
Велики и древни сокровища, дивно и радостно откровение, чудны и несметны богатства, неоскудеваемы подаваемые ближним дары, славны и честны искусные строители дома, обильны и велики остатки царской трапезы, которыми окормляются нищие, — не тленной пищей, но пребывающей в вечной жизни! Ибо евангельские словесаде, что многоразлично говорил Христос ради спасения людей, — пища для наших душ. Славный же и честной его дом, Церковь, искусными строителями имеет патриархов и епископов, иереев и игуменов, и всех церковных учителей, которые верой и чистотой приблизились к Богу и приняли по благодати Святого Духа различные дары учительства и целительства, по мере, дарованной им Христом. Тем же и мы, убогие, берущие крохи, оставшиеся от той трапезы, насыщаемся, ибо всякий раб хвалит своего хозяина.
Ныне нам радость и миру всему веселие, братия, из-за наставшего праздника, в котором сбылись пророческие писания через свершаемое Христом в этот день знамение. Ныне Христос входит в Иерусалим из Вифании, сев на молодого осла, чтобы сбылось пророчество Захарии, сказавшего о нем: «Радуйся и ликуй, дщерь Сиона, вот царь твой грядет кроткий, севший на молодого жеребца!» Это пророчество разумея, веселимся.
Дщерями вышнего Иерусалима названы души святых; а молодой жеребец — уверовавшие в Него народы из язычников, которых Он освободил, послав к ним апостолов, от дьявольского прельщения.
Ныне народы вышли навстречу Исусу, держа в руках вайи и воздавая тем ему почести, после того как он вызвал из гроба Лазаря и воскресил его из мертвых. Прекрасно людское свидетельство, поверив которому, народы познали в нем Сына Божия. Он чудеса сотворил среди иудеев, а спасение и благодать даровал язычникам. Те не узнали его, а язычники приняли его. Израиль отрекся от позвавшего их к вечной жизни, а уверовавших язычников привел он в небесное царство. Для тех — падение и соблазн, а концам земли — восстание и вера.
Ныне апостолы положили ризы свои на молодого жеребца, и Христос сидит поверх них. О, явление великой тайны! Ибо добродетели христиан — это апостольские ризы, ведь своим восприятием <Христова> учения сотворили благоверные люди престол Богу и вместилище Святому Духу: «Вселюсь в них, — сказано, — и стану жить в них, и буду им Богом, и станут людьми моими».
Ныне народы устилают путь его своими одеждами; а иные срезали с деревьев ветви и их постилали. Праведным и благим путем стал Христос для мирских владык и для всех вельмож; устилая этот путь милостыней и кротостью, без труда входят они в небесное царство. А ломающие с деревьев ветви — это простолюдины и грешники, кто приходит к Богу, выравнивая свой путь сокрушением сердца и умилением души, постом и молитвами, ибо сказано: «Я — путь, истина и жизнь».
Ныне впереди идущие и идущие позади восклицают: «Осанна сыну Давыдову! Благословен грядущий во имя Господне!» Идущие же впереди — это пророки и апостолы: те заранее пророчествовали о Христовом пришествии, а эти миру всему провозвестили о пришедшем Боге и во имя его крестили народы. А идущие позади — святители и мученики: одни крепко боролись с еретиками и отринули их как врагов от святой церкви, другие до крови пострадали за Христово имя и, оставив все, последовали за ним, чтобы стать причастниками его страданий. Все они «осанну» восклицали и взывали: «Ты — Сын Божий, принявший плоть на земле, чтобы поднять падшего из-за нарушения заповеди Адама; благословенья ради и мы потщимся творить добрые дела во имя Господне».
Ныне пришел в движение весь Иерусалим из-за Господня прихода: спешат старцы, чтоб поклониться Исусу как Богу; торопятся отроки, чтобы прославить его за чудо Лазарева воскрешения; кричат младенцы, будто на крыльях паря вкруг Исуса: «Осанна сыну Давыдову! Благословен грядущий во имя Господне! Бог — Господь и явил себя нам!» О, откровение тайны и разрешение пророчеств! Ведь старцами названы язычники: ибо и прежде Авраама и Израиля были народы; тогда, прельщенные, удалились они от Бога, сейчас же — с верою Сыну Божию поклоняются. Образом же отроков назван честной, возлюбивший девство, отеческий чин, ибо непрестанно славит он Христа и творит чудеса по Божьей благодати. А в младенцах преображены все те христиане, что никак не мудрствуют о Христе, но для него живут и за него умирают, и приносят ему обеты и молитвы.
Ныне Анна и Каиафа негодуют: Всем веселие, а им — скорбь и недоумение. Подобало бы иерейскому чину быть мудру и испытывать по пророкам, не это ли Христос, о котором заповедал сынам своим Иаков, сказав им: «Из потомства твоего, Иуда, выйдет владыка неба и земли, он — упование народов, привязавший к лозе своего молодого жеребца». Не вспомнили они и Давыда, пророчествовавшего о нем и сказавшего: «Устами грудных младенцев свершил ты хвалу», и не уразумели Софонию, так писавшего: «Радуйся, Иерусалим, и уготовь путь твоему Богу, ибо придет он в свою церковь, творя чудеса и подавая знамения», но составили заговор на подателя всех благих, чтобы погубить не только Исуса, но и Лазаря, и не захотели вместе с народом говорить так: «Велик ты, Господи! Глас твой потряс адовы глубины и исторг из них душу умершего, и, спасенный, снова вернулся к жизни Лазарь!»
Ныне всякая тварь веселится, освобождаемая от вражьего порабощения, ныне сотряслись адские врата и путы и ужаснулись бесовские силы. Ныне холмы и горы сладость источают, нивы и поля Богу плоды приносят, горние поют, а преисподние рыдают, и дивятся ангелы, видя идущим по земле невидимого на небесах, сидящим на жеребенке, сущего на херувимском престоле, окруженным народами того, кто неприступен для небесных сил. Ныне младенцы радостно восхваляют того, кого со страхом славят и серафимы. Ныне шествует на пути в Иерусалим тот, кто измерил небо пядью и землю дланью, ныне вступает в церковь непомещающийся на небесах.
Ныне старейшина жрецов исполняется гневом на творца великих чудес, ныне книжники и фарисеи завидуют детям, бегущим с ветками навстречу Христу и взывающим: «Осанна сыну Давыдову!» Чудное дело! Как забыли они пророков, каждый по-своему писавших о Христе ради нашего, языческого, спасения! «Уже, — сказано, — нет стремления ко мне среди сынов Израилевых, явился я к не ищущим меня и скажу я людям не моим: “Мои вы люди”».
Потому, братия, подобает нам, Божьим людям, прославить возлюбившего нас Христа. Придите, поклонимся ему и припадем, как блудница, лобызая мысленно его пречистые ноги, и отстанем, как она, от злых дел; прольем, как миро на главу его, веру и любовь нашу; с любовью выйдем, как народы, ему навстречу и, как ветви, сломим свою злопамятливость; постелем ему, как ризы, добрые дела; вскричим молитвами и незлобивостью, как младенцы, предшествуем милостыней к нищим, последуем бдением и постом — и не погубим труд сорокадневного поста, в котором мы подвизались, очищаясь от всяческой скверны, чтоб вступил ныне в наш Иерусалим Христос. Ибо весь состав нашего тела наречен Иерусалимом, как говорит Исайя: «На своих руках, Иерусалим, написал я твои стены и поселюсь в тебе».
Приготовим же смирением, будто горницу, наши души, чтобы с причастием вошел в нас Сын Божий и сотворил с учениками своими Пасху. Пойдем вместе с пошедшим добровольно на страдания, понесем свой крест в претерпении любой обиды, распнем себя сопротивлением греху, умертвим телесные желания, воскликнем: «Осанна в вышних! Благословен ты, пришедший на добровольную муку, которой попрал ты ад и победил смерть!» и, прекративши на этом речи, венчаем песнями, как цветами, святую церковь и украсим праздник, воздадим Богу славословие и Христа, Спасителя нашего, возвеличим, осеняемы благодатью Святого Духа, чтобы, отметив в радости праздник, достигнуть в мире тридневного воскресения Господа нашего Исуса Христа, которому подобает всякая слава, честь и держава и поклонение, со Отцом и с пресвятым, благим и животворящим Духом, всегда, и ныне, и присно, и во веки.
Слово о расслабленном
Слово того же грешного монаха о расслабленном, по Бытию и по евангельскому повествованию, — в четвертую неделю по Пасхе
Неизмерима небесная высота, неисследима преисподняя глубина, непостижима и тайна Божьего промысла, ибо велика и несказанна милость его к человеческому роду, та, которой были мы помилованы. Потому должны мы, братья, славословить, петь и восхвалять Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, возвещая о великих его чудесах, сколько он их ни сотворил, ибо непостижимы они и ангелам, не то что людям.
Ныне вот побеседуем о расслабленном, о ком сегодня помянул сам Господь, кого призрел он и помиловал, — того, кем пренебрегли врачи, кого забыли погружавшие больных в купель служители; все они, когда вскипала вода, печась о здравии богатых, отталкивали того, кого ныне благой человеколюбец Христос исцелил словом, — ибо врач он нашим душам и телам, и слово его было делом.
Глаголет евангелист: пришел Исус в Иерусалим в преполовение еврейского праздника, когда множество народа со всех городов собирается по обычаю в Иерусалим. Тогда и Господь пришел, помогая всячески своим рабам и обличая безумие непокорных иудеев; поистине, пришел, чтобы найти заблудших и спасти погибших. Много сотворил он чудес по всей Палестине, но не веруют ему и в ответ на благодать хулят его, называя соблазнителем и лжецом. Потому пришел он при стечении множества народа к Силуамскому водоему, что зовется Вифезда, или Овчая купель (ибо там внутренности жертвенных овец полоскали). Над ней был храм с пятью притворами, и там лежало множество больных, хромых и слепых, и страждущих другими недугами, чающих движения воды; ибо ангел Господень приходил и возмущал воду, и первый, кто входил в нее после возмущения, исцелялся.
И был это прообраз святого крещения. Ибо не всегда вода та исцеляла, но лишь когда возмущал ее ангел. А теперь к крестильной купели сам владыка ангелов, Святой Дух, приходит и ее освящает и подает здравие душам и телам и грехам очищение; если кто ослеп разумом, или охромел неверием, или иссох от отчаяния за многие преступления, или расслаблен еретическим учением — всех крещальная вода делает здоровыми. Та купель многих принимала, но одного исцеляла, да и то не всегда, а единожды в лето, — а крещальная купель всякий день многих оживляет и делает здоровыми. Ведь даже если люди со всей земли придут к крещению, не уменьшится Божья благодать, подающая всем исцеление от недугов греха.
Скажем же про Господню благодать, как пришел он к Овчей купели и увидел расслабленного человека, много времени лежащего на одре в недуге, и, воззвавши к нему, сказал: «Хочешь ли быть здоров?» «Да, Господи! — отвечал тот, — давно хочу, но нет человека, кто бы после возмущения ангелом воды погрузил меня в купель. А коли спросил ты меня, Владыка, о здоровьи, то кротко выслушай мой ответ, да поведаю тебе про свою напасть и болезнь. Тридцать восемь лет лежу я, пригвожден недугом, на этом одре; грехи мои расслабили все члены моего тела, и душа моя прежде смертного суда поношеньями истерзана. Молюсь Богу, и не слышит меня, “ибо преступления мои превзошли меру выше головы моей”. Врачам раздал я все, что имел, но не смог получить помощи, ибо нет лекарства, могущего отменить Божье наказание. Знакомые мои гнушаются мной, ведь смрад мой лишил меня всякого покоя; и близкие мои стыдятся меня, так что стал из-за болезни чужим я братии своей. Все люди клянут меня, того же, кто б утешил, не нашлось. Назвать ли себя мне мертвецом? Но чрево мое просит пищи, и язык сохнет от жажды! Считать ли себя живым? Так не в силах я не только встать с одра, но и подвинуться! Ноги у меня не ходят, руки же не только не способны к работе, но и ощупать себя не могу я ими. Непогребенным мертвецом считаю я себя, и одр сей — гроб мой. Мертвый я посреди живых и живой среди мертвых, ибо как живой принимаю пищу, и как мертвый ничего не делаю. Мучит меня, как в аду, бесстыдство поносящих меня; посмешище я для юных, издевающихся надо мной, и перед старцами лежу я как пример для наставления. Все надо мной смеются, я же вдвойне стражду: изнутри когтит меня болезнь, а снаружи обидами укоряющих истерзан. Плевками ото всех покрыт я. И другое сетование владеет мной; голод, больше недуга, одолевает меня; если и найду я пищу, так не могу положить ее рукою в рот; всех молю, чтоб хоть кто-нибудь накормил меня, и, бывает, делим мой бедный кусок с кормящими меня. Стону в слезах, мучимый своим недугом, и никто не придет посетить меня; один мучусь, и никто не видит меня. А когда принесут сюда остатки от трапез богобоязненных людей, так немедленно прибегают служители Овчей купели, и не так жадно псы слизывали Лазаревы струпы, как они пожирают поданную мне милостыню. Нет у меня ничего, чтобы заплатить единственному человеку, который попечется обо мне, ибо скверно расточил я данное мне в рае богатство; украдено змеем в Эдеме одеяние моей чистоты, и лежу я здесь обнажен от Божьего покрова. Нет человека, кто бы, не гнушаясь, послужил мне! Еноха и Ильи нет на земле, взяты они на огненной колеснице и пребывают там, где Богу ведомо; Авраам с Иовом, недолго послужившие таким, как я, преставились к бесконечной жизни. Господи, нет человека, верного пред Богом! Боговидец и законодавец Моисей потом согрешил пред Богом и не вошел в обетованную землю; премудрый Соломон, три раза беседовавший с Богом, на старости лет воспротивился Богу и, прельстившись женщинами, погиб. Господи, нет человека, который бы положил меня в купель! Все удалились и не помогли, и никого нет, кто бы сотворил добро, нет ни единого; и не понимает этого никто из совершающих беззакония!»
И услышав все это из уст расслабленного, добрый наш врач Господь Исус Христос отвечал расслабленному; «Как можешь ты говорить, что нет человека! Я ради тебя стал человеком, — щедрый и милостивый, — не разорив обманом свой обет вочеловечения. Слышал ведь ты пророка, глаголющего, — что дитя родится, сын Вышнего, что дан он нам, что он болезни и недуги наши понесет. Ради тебя, оставив скипетры горнего царства, обхожу я дольних, служа им, — ибо пришел я не для того, чтобы мне служили, но — чтобы самому служить. Ради тебя, будучи бесплотным, облекся я плотию, чтобы исцелить душевные и телесные недуги каждого. Ради тебя, невидимый никому из ангельских сил, явился я людям, ибо не хочу оставить сотворенного по моему образу лежать во прахе, но хочу спасти его и привести в истинный разум. И ты говоришь; “Нет человека!” Я сделался человеком, чтоб человека сделать Богом! Ведь я сказал: “Богами станут все и сынами Всевышнего”. И кто другой верней меня служит тебе? Тебе всю тварь на работу я создал; и небо, и земля тебе служат, — одно влагой, другое плодами. Тебе служит солнце светом и теплом, и луна со звездами ночь освещает. Для тебя облака напояют землю дождем, и земля взращивает всякую семеносную траву и плодоносные деревья тебе на службу. Для тебя реки носят рыбу и пустынные дебри вскармливают зверей. И ты говоришь: “Нет человека!” Кто ж вернее, чем я, человек! Ведь не нарушил я обета о своем вочеловечении: клялся я Аврааму и говорил: “Семенем твоим благословенны будут народы, от Исаака будет тебе потомство, и, воплотившись в нем, отменю я обрезание и сотворю живую воду, многих чад порождающую крещением”, о которой глаголет Исайя, что “пробилась вода в пустыни”. Жаждуще, на воду живую идите! Я — озеро жизни! И вот изливаю я на тебя из своих уст живой источник, а ты жаждешь Овчей купели, которая скоро пересохнет. Встань, возьми свой одр, пусть слышит меня Адам и обновится теперь вместе с тобой от тления, ибо в тебе исцеляю я ныне проклятие первого Евиного преступления! Я словом оживил Лазаря, раскисшего уже в гробу и бывшего четыре дня мертвым, и тебе говорю теперь: “Встань, возьми свой одр и иди в свой дом!”»
И быстро вскочил расслабленный с одра, полный сил и здоровый всеми членами, и взявши одр, на котором лежал, стал ходить среди народа.
А в тот день была суббота; и иудеи, завидев его, не порадовались выздоровлению немощного, не вознесли хвалу Богу, поднявшему расслабленного с одра его немощи, не спросили: «Как у тебя, брат, жилы и члены укрепились?» — а, как звери на вооруженного, набросились и отбежали вспять и, пуская, как стрелы о камень, богохульные речи, стали ломаться. Ведь предпочли они говорить неправду, нежели правду, и стали угрожать носившему одр: «Сейчас суббота, и не положено тебе брать одр! Зачем поднялся ты из немощи? Зачем исцелился от недуга? Зачем перестал болеть? Нехорошо сейчас носить тебе свой одр!»
И сказал им исцеленный от недуга: «Что говорите вы, фарисеи! Будучи мудрыми, обезумели вы от злобы! Не насытились ли вы за тридцать восемь лет зрелищем того, как, полумертвый, лежу я на одре? А теперь, когда я встал по Божьему слову, ослепли вы умом и, хромая, спотыкаетесь о свою неправду. Если уж не было добром, то и не зло мое востание. Если вы не радуетесь великому чуду, так хотя бы не завидуйте данному мне здоровью. Не уподобляйтесь лошакам, у которых нет разума! Господь помог мне на одре моей болезни и весь недуг мой обратил в здоровье. Скажите мне, старейшины и судьи Израилевы, у кого из вас украдено было данное мне здоровье, что вы так жалеете и грозите мне? Ведь никто из вас не обижен и ни у кого из вас не отнято, чтобы быть дарованным мне; тот, кто исцелил меня, сказал мне: “Встань, возьми свой одр и ходи!” И вот я весь здоров».
Отвечали книжники: «Кто он, тот, что исцелил тебя?» Носящий одр этого не знал, — ибо Исус удалился из толпы, — но сказал: «Не волхв он и не чародей, ни посланник, ни ангел, а сам Господь Бог Израилев. Ибо не прикасался он ко мне руками, не прикладывал снадобья к язвам моих членов, но слово его было делом. Сказал мне: “Встань и иди!” — и последовало за словом дело и телесное здравие. Поэтому не доискивайтесь лица, не хулите Божьей благодати, а справедливо рассудите: скажите Богу, что “величают дела твои в Израиле” и почтите субботу Господним чудом, и прославьте Бога, и украсьте праздник!»
Но иудеи не унимались и говорили: «Кто исцелил тебя в субботу? Покажи, кто повелел тебе носить одр в праздник!»
Нашел же его Исус снова в церкви и сказал ему: «Вот исцелен ты, больше не греши, чтобы не стало тебе горше прежнего!»
И не будем мы думать, что одному ему сказал это Христос, нет, — всем нам, принявшим благодать крещения, которым мы очищены от прародительской скверны и исцелены от растлевающего нас греха; вот что как бы сказал Господь тому исцеленному: «Вот исцелил я в тебе болячки всего Адама, и поднял того, кто пал из-за нарушения заповеди, и упразднил ныне проклятие, лежащее из-за него на всем человеческом роде, омыл крещением скверну всякого прегрешения, поискав, нашел шедшего недобрым путем идолослужения, перевязал раны израненного бесовскими разбойниками, возлил на язвы его вино и елей своей крови и, положив на скотину своего тела, принес в гостиницу — в святую церковь, дал два серебреника хозяину гостиницы, то есть Ветхий и Новый Завет святителям, чтобы с прилежанием учили людей; обещал и вознаграждение по возвращении своем тем, кто спасает грешников. Вот исцелен ты и больше не греши, ибо горе, — сказал он, — тому, кто грешит сознательно!»
Уразумейте же все смысл сказанного, — то, что не разрешает Господь грешить нам по крещении, чтоб снова не растлить обновленного Богом человека. По восприятии же любого священнослужительского сана — горе согрешающим; и по восприятии монашества, скажу, и иерейства, и в самом епископстве — горе не боящимся Бога!
А тот человек был верен, ибо после исцеления не погрузился в телесные скверны и не похулил Исуса перед иудеями, но пребывал в церкви, где и нашел его Христос. И узнав того, кто исцелил его, он сказал: «Праведен ты, Господи, и слово твое — истина! Отныне приобщаюсь я ко всем тем, кто боится тебя и сохраняет заповеди твои»; и пошел по всей стране, разнося весть, что «он Исус, тот, кто сделал меня здоровым».
Так прославим, братья, и мы Исуса Христа, Бога нашего, исцелившего нас от греховных недугов, и, припавши с верою к нему, скажем: «Не попомни прежних наших преступлений и очисти нынешние прегрешения, — ибо ты Бог всех, небесных и земных. Помилуй нас, уповающих на тебя, создатель человека, творец ангелов, царь всего мира, владыка архангелов, создатель херувимов, украшатель серафимов, чтобы, спасенные тобою, славили мы тебя с Отцом и Пресвятым Духом, ныне, и присно, и во веки!»
Послание к игумену Василию о схиме
Послание некоего старца к блаженному в Боге архимандриту Василию о схиме
Шлю поклон от моего недостоинства твоему преподобию, милый мой господин, всечестной богоблаженный Василий, воистину, великий и славный во всем мире архимандрит, отец отцам, наставник вышнего пути, мудрая душа, проникающая умом все богодухновенные книги, второй игумен Феодосии Печерский, не именем, но делами и верою равный его святости! И больше даже него прославил тебя Христос как верного своего раба и слугу своей матери: ибо он, начав строить церковь, позван был Богом и к нему отошел, тобою же Бог не церковь только создал, но создал и стены каменные около святой лавры, где жилища святых и дворы преподобных, непрестанно хвалящих в Троице славимого Бога, славящих воплотившегося в двух сущностях от Духа Святого и от Марии девы вочеловечившегося, принявшего за наши грехи распятие и смерть.
А о чем, господин мой, прислал ко мне грамоту, вопрошая как бы о великом и святом схимническом образе, в который издавна облечься желаешь, об этом ты не как несведущий спрашиваешь, но испытываешь мое убожество, как подобает испытывать учителю ученика и господину раба. И я не от себя скажу тебе о святой схиме, но от святых книг, больше — от самого Христа, напомню притчу о том человеке, что создал на камне дом свой и хлев свой.
Не о песке помышляй, не о создании храмины, не о реках и дожде или лютых ветрах, ударяющих в здание, пусть слышит господин мой Василий о святой схиме, что хочет принять.
Ты создал на твердом основании стены каменные около всего Печерского монастыря, высокие и прекрасные; и прежде всего собрал для этого свое богатство, затем и кирпич огнем обжег, водою же и раствором довершил дело. Но не таково то святое строительство, когда создают в себе самом храм Божий, чтоб можно было поселиться в нем Святому Духу.
Если такую святую сотворить хочешь обитель, решаешься в себе самом положить основание Святой Троице, иначе, обновиться святою схимою, как говорится, «рассчесться с имением», то прежде всего, помолясь Богу, сядь и напиши свой обет, собравшись с мыслями, что станешь ты до смерти хранить: день или два в неделю либо в месяц станешь ли поститься от еды или от питья, или проводить ночь в молитве, или не разговаривать с людьми, и не выходить из монастыря в обетный день, или милостыню творить от своего рукоделия, или исполнять любое людское прошение, или гнев прощать. И если ты дашь свое обещание, то Бог отдаст тебе свое. Если же хочешь взять аналав и куколь без рассуждения, глядя на тех, кто только величается схимою, то ведь если они и труждаются в посте и молитвах, все равно, не имея твердого основания, падает их храмина — не от дождя, не от ветра, но от собственного их неразумия; иногда от всего воздерживаются, иногда же слабо живут, говорят: «Праздник сейчас», или: «Ради приятеля стану есть и пить», или: «Христиане звали, снова потом заговею» — все это подобно тому, как если бы один созидал, а другой разорял, или же как если бы, омываясь после мертвеца, снова к нему прикасаться. Многие, сказано, иссушили тело свое постом и воздержанием, но уста их воссмердели, затем, что без рассуждения это творили, потому и далеко оказались от Бога. И Лот не соблазнился в Содоме с беззаконными, а вот в Сигоре с дочерьми осквернился.
И ты, в бельцах и в иночестве Богу угодивши и душеполезно поживши, беря на себя схимническое бремя, все прошлое, подобно апостолам, забудь и к предстоящему устремляйся. Земную печаль вмени за безделицу и о небесной жизни всегда пекись по правилу твоего обета. Не так, как Лот, позабыть в пьянстве стремись печали, но Христову житию со вниманием подражай. Господь ведь, давши обет о себе всем апостолам, исполнил его, а ты всей братии обещался, выполни же это, общий будет тогда тебе с ними Бог, общая любовь, общее воздаяние, общие венцы, и сотворишь во многих телах едину душу, и ради всех награду приимешь.
Вот я в твою борозду сею семена, слова о богоугодном труде. Сам смотри, если плевелы здесь будут, ты злое семя с корнем исторгни, а меня накажи. Если же это пшеница, то чтобы не при дороге, не на камне, не в тернии сеял. Даже если три части погибнут, то надеюсь, что от единой ты сможешь сторицей собрать с Божией помощью, если с ним о схиме посоветоваться рассудишь.
Знаешь ведь все о житии святых отцов, как, подвизаясь с обетом, достигли они венцов. Ничто их храмины не смогло порушить: ни почести, ни звания, ни слава, ни скорбь, ни нужда, ни гонения, ни леность; ни сам дьявол, всячески на них устремляясь, не смог с обетного свести их дела. Но подобию тому как медная секира сухим деревом сама себе вредит, так и дьявол сам себе содевает зло, а те, кто тверд многою верою, чрез искушение венцы себе приобретают. Слабый же падает не через дьявола, но через свое неразумие, разрушая злыми мыслями, словно зыбким песком, добрые начинания.
И коли желаешь ты строить духовную храмину, положи веру в ее основание и кирпичами пусть будут надежда и любовь; свяжи целомудрием, как водою, грязь плоти твоей, чтобы возвысилась, словно храм, душа твоя. Подопри ее, как столпом, Божьей помощью, чтоб, если обрушатся каким-либо образом дождь и водные потоки, пребывала бы она как скала для добрых и злых людей. Введи во храмину мать и жену, то есть кротость и смирение. Кротость ведь угождает Богу, а смирение возводит на небеса. Оградитесь со всех сторон, как от татей, страхом Божиим и молитвою, и стражем поставь мудрый ум, чтоб, если случится тебе во граде быть, или в народе, или в веси, или на торгу, не дал бы ты сердцу своему там рассеяться мыслями, а оставался бы посреди всего, как внутри кельи, размышляя о разлучении души с телом, внемля себе, словно в пустыню ушедши.
Если все это с Божьей помощью устроишь и не станешь возноситься в гордости, осуждая других, тогда, свободным оком к мысленному воззрев свету, узришь Отца свету, как Иов скажешь: «Прежде лишь слухом слышали, ныне же око мое видит тебя», не телесное, но духовное; «В свете лица твоего, Господи, пойдем и о имени твоем возрадуемся во веки». Бог же, господин мой, утвердит твою душу не преступать обета. Ибо «Обещайте, — сказал, — и воздадите». И больше: «Лучше не обещаться, нежели, обещавшись, не воздать». Так же и апостол осуждает нас, говоря: «Зачем не до крови сражались, подвизаясь против греха».
За все же это, мой милый господин и благодетель, не прогневайся, не возненавидь меня, не от ума, а от неразумия все это написавшего, но, разодравши, брось это наземь. Мои ведь словеса, как паутина, сами распадаются, ибо не могут к пользе прилепиться, не имея влаги Святого Духа. И не как учитель, отечески и стройно, наставляю я тебя, но со всей своей простотой беседую с тобой только потому, что твоя любовь и мои отверзает уста. Ты же избери из написанного, что хочешь, что тебе будет лучше, обо всем ведь ведаешь благоразумно, милый мой господин, честной Василий.
Я же, грешный, молю у Господа быть тебе здраву, мирно долгоденствовать, строить дом святой Богородицы и достойно служить Богу; и непременно получишь воздаяние со всеми святыми праотцами и отцами, с апостолами и патриархами и преподобными игуменами молитвами пресвятой Богородицы и святого Феодосия, чей ты сын и преемник о Христе Исусе, Господе нашем.
Приложение
С. В.Перевезенцев [1] Преподобный Кирилл Туровский
Крупнейший древнерусский мыслитель и писатель Кирилл Туровский (ум. до 1182 г.) всю свою жизнь прожил в Турове, небольшом городе на реке Припяти, центре Турово-Пинского княжества. Выходец из богатой семьи, он получил прекрасное богословское образование, кроме того, специально обучался красноречию. Уже в зрелые годы Кирилл ушел в монастырь. Стремясь к подвигам во имя Христова, и не удовлетворясь обычными монашескими тяготами, он через некоторое время покидает обитель и затворяется "в столп" — уединенную башню, где предается духовному самосовершенствованию и литературным занятиям. Авторитет туровского затворника был столь велик, что, по инициативе местного князя Юрия Ярославича, Кирилл возводится в сан епископа (это произошло до 1169 г.).
Став епископом, Кирилл принимает активное участие в очередном акте церковно-политической борьбы. Дело в том, что владимирский князь Андрей Боголюбский поставил в Ростове епископом некого Феодора, выгнав из города епископа-грека. Киевский митрополит Константин, тот самый, который сместил Климента Смолятича, резко воспротивился своевольству и, призвав на помощь константинопольского патриарха, потребовал отменить поставление. В итоге Андрей Боголюбский уступил, а "лжеепископ Феодорец", — как презрительно называют его летописные источники, — был обвинен в ереси и казнен в 1169 г. Во всех этих событиях Кирилл Туровский занимал сторону киевского митрополита. Более того, именно об обличении Феодорца, как главной заслуге Кирилла, говорится в его проложном Житие.
Кирилл Туровский оставил большое литературное наследство, несравнимое с наследием иных отечественных мыслителей того времени. За свои таланты уже вскоре после смерти он был прозван "вторым Златоустом", "просиявшим на Руси". Большой корпус произведений Кирилла Туровского, который дошел до нашего времени, свидетельствует о значительной популярности сочинений этого древнерусского мыслителя в русском обществе. И это, конечно, не случайно, ведь Кирилл Туровский, как яркий, талантливый художник, великолепно владеющий словом, образом, стилем, умеющий так выстроить композицию, что на протяжении всего времени чтения внимание читателя не ослабевает. Не стоит забывать и другого факта — Кирилл Туровский писал как прямой преемник школы византийских проповедников, чьи трактовки христианского вероучения набирали все большую силу в XII–XIII вв. Из сочинений Кирилла Туровского особый интерес представляет его "Притча о человеческой душе и теле" (другое название — "Повесть о слепце и хромце"). Это и другие произведения Кирилла Туровского неоднократно исследовались и публиковались.
Произведения Кирилла Туровского пользовались такой популярностью и авторитетом, что включались в рукописные сборники наряду с творениями отцов Церкви. И это было вполне заслуженно, ведь его сочинения отличались не только глубиной содержания, но и высочайшим литературным мастерством. Один из первых исследователей его творчества И.П. Еремин отмечал, что именно Кирилл Туровский довел до совершенства метод символически-аллегорического толкования Священного Писания, сочетая смелую образность изложения с изысканной стилистикой и настоящей художественностью слова.
Причем, Кирилл не ограничивал себя лишь цитированием ветхо- и новозаветных сюжетов. Нередко он домысливал их, дописывал, превращал в пространное повествование. Так, используя небольшой эпизод об исцелении Иисусом Христом человека, страдающего параличом (Ин, 5:1–19), Кирилл Туровский пишет "Слово о расслабленном". В этом "Слове", домыслив евангельский эпизод, он создает грандиозную картину взаимоотношений человека с Богом, по сути дела, обобщенный портрет человечества.
Интересно, что в своих произведениях Кирилл порой использовал тексты неканонические, а то и нехристианские. Например, в основе "Притчи о человеческой душе и о теле" лежит сюжет, взятый Кириллом из Вавилонского Талмуда ("Беседа императора Антонина с раввином"). Где могла возникнуть славянская переработка этого сюжета, которой, судя по всему, и воспользовался Кирилл Туровский, в Болгарии Х в. или в Древней Руси, хорошо знакомой с иудеями и иудаизмом, сказать сегодня трудно.
Главная тема религиозно-философского творчества Кирилла Туровского — проблема человека и его служения Господу. Ведь, в самом деле, лишь человек, как "венец Творения" способен бороться за торжество Божией правды на земле.
Кирилл создает в своих сочинениях настоящую похвальную песнь человеку, ради которого Господом создан весь мир. "Аз бых человек, да Богомь человека сътворю! — восклицает Кирилл Туровский устами Иисуса Христа в "Слове о расслабленном". — …И кто ин Мене верней служай тобе? Тобе всю тварь, на работу створих; небо и земля тобе служита — оно влагою, а си плодомь. Тебе ради солнце светом и теплотою служить, и луна съ звездами нощь обеляеть!.. Тебе ради реки рыбы носять и пустыни звери питаеть!" И, главное: "Тебе ради, бесплътьн сы, плътию обложихъся, да всех душевныя и телесныя недугы ицелю! Тебе ради, невидим сы ангельскым силам всем, человеком явихъся, не хощю бо Моего образа в тлении презрети лежаща, нъ хощю и спасти и в разум истиньный привести. И глаголеши: Человека не имам!"
Но именно потому, что человек есть Божие творение, он обязан подавлять в себе все земное, плотское и греховное ради чистоты духовной. В "Притче о человеческой душе и о теле" (второе название — "Слово о слепце и хромце") Кирилл в символически-аллегорической форме раскрывает перед читателями существо взаимоотношений тела и души.
Суть притчи такова. Некий домовитый человек, устроив виноградник, посадил охранять свои владения слепца и хромца, понадеявшись на то, что эти убогие люди не смогут проникнуть за ограду. За исполнение работы он пообещал им плату, за воровство — наказание. И все же сторожа соблазнились легкой добычей, хромец сел на слепца, они вдвоем вошли в виноградник и обокрали все добро, за что и были наказаны.
Кирилл Туровский насыщает эту притчу многочисленными образами. Домовитый человек — это Бог Отец, Его Сын — это Иисус Христос, виноградник — это земля и мир, а то, что внутри виноградника — рай, ограда вокруг виноградника — Закон Божий и заповеди, слуги домовитого человека — ангелы, пища — Слово Божие, незапертые ворота — устроенный Господом порядок и возможность познания "Божия сущьства". Наконец, образы хромца и слепца. "Хромець есть тело человече, а слепец есть душа", а вместе они — образ человека. При этом, "тело без душа хромо ест и не наричеться человек, но труп".
В толковании Кирилла, смысл притчи в том, что Господь, создав мир и землю, обещал даровать ее в свое время человеку, но человек, преступив закон Божий, решил сам взять обещанное.
Интересно, что в интерпретации Кирилла Туровского инициатором преступления становится слепец (т. е. душа) — именно слепец услышал сладкий запах из виноградника и уговорил хромца обокрасть виноградник, именно он несет на себе хромца. Туровский специально комментирует этот сюжет: "Вижь душевное бремя грехъ".
Однако виновен и хромец, даже, быть может, более виновен, нежели слепец. Ведь это хромец расписывает прелести виноградника и соблазняет ими слепца, перед чем слепец не может устоять. Иначе говоря, тело — это непосильное бремя для души, которая не может устоять перед телесными соблазнами и, тем самым, обрекает человека на преступление перед Господом. "Се помышления суть ищющехъ не о Бозе света сего санов и о телеси токмо пекущихся, не чающихъ ответа о делехъ въздати, но акы суетну пару свою душу в ветръ полагающем".
Но в результате виновны оба — и хромец, и слепец. Первый — потому, что искушал, второй — потому что не устоял перед искушением. Причина же тому — забвение Божиих заповедей, излишняя забота о теле и безразличие к своей душе: "бестрашие Божия заповеди и о телеси печение нерожение же о своей души".
Однако и это не главная причина. Основная причина совершения греха — забвение страха Божиего, ибо все искренне верующие и жаждущие посмертного воскресения, руководствуются именно страхом Божиим: "Никто же бо страх Божий имея, в плотскых прельститься… — никто же смерти чая и по смерти пакы въскресения". В другом месте Туровский пишет: "Покайся о злобе, о зависти, о льсти, о убийстве, о лжи, смирися, постися, бди, на земле лежи. Но понеже сего створи, но изыде от лица Божия — недальствомь земля, но неименьемь страха Божия при свои души".
В этом случае, Кирилл Туровский явно является продолжателем "линии Феодосия", развивающим именно византийскую традицию в русском православии. Это тем более заметно в сюжетах, посвященных Церкви. Вообще в толковании "Притчи о человеческой душе" Кирилл Туровский постоянно проводит идею Церкви, как главного вместилища Господней благодати. При этом в его толкованиях появляются трактовки роли Церкви, которых не было в сочинениях, например, Илариона, Климента Смолятича или Иакова Мниха. Так, говоря о крещении Иларион и Иаков Мних пишут, прежде всего, о роли князя Владимира и, конечно же, Самого Господа, просветившего русского князя. Кирилл Туровский делает уже совсем другие акценты. "Рай бо место есть свято, яко же церкви олтарь, — пишет Кирилл Туровский. — Церкви бо всемъ входна. Та бо ны есть мати, поражающи вся крещениемъ и питающи живущая в ней нетрудно, одевающи же и веселящи вся вселшаяся в ню".
Следовательно, теперь, в XII в., в жизни русского общества значительно возрастает роль самой Церкви и именно с ней связывается сам факт крещения, а значит и возможности посмертного спасения. Более того, смысл служения Господу начинает связываться не с столько добрыми делами, сколько с ревностным исполнением обетов и ритуалов. Да и само служение Господу, восходящее к идее страха Божиего, приобретает более мрачные черты, нежели это понималось в раннем русском христианстве.
Нельзя не рассмотреть и еще одну проблему, которая выражена Кириллом Туровским в аллегорических образах "Притчи о человеческой душе и о теле" — проблему познания. Как можно заметить, у Кирилла, в полном соответствии с догматами, Господь дает человеку знания только в форме Откровения и запрещает ему преступать те пределы познания, которые Он установил. Однако человек то и дело впадает в "Адамово высокомыслие" и, побуждаемый греховными желаниями, постоянно нарушает Божественный запрет. Тем самым человек обкрадывает сам себя, как обокрали сами себя слепец и хромец. Поэтому Кирилл резко осуждает любые попытки своеволия в области познания и признает абсолютную непознаваемость "внутренней сущности" Бога.
Вывод же, который делает Кирилл Туровский из своих рассуждений, однозначен, — каждый человек должен крепить свою душу и изгонять телесные искушения. Только тогда перед ним откроются врата Царства Небесного, и он будет достоин вечного спасения.
В этом смысле мировоззренческие устои Кирилла Туровского были более чем крепки. И в жизни, и в своих сочинениях он выступает как сторонник "печерской идеологии", мистико-аскетической трактовки христианского вероучения. "Что есть древо животное? — спрашивает Кирилл и отвечает: — Смиреномудрие, ему же корень исповеданье… Того корене стебло — благоверье… Того стебла многи и различны ветви — мнози бо, рече, образи покаяния: слезы, пост, молитва чиста, милостыни, смирение, вздыхания и прокая. Тех ветвий добродетелий плод: любы, послушанье, покорение, нищелюбье — мнози бо суть путье спасения".
Следовательно, не само крещение открывает путь человеку к спасению, но постоянная, каждодневная, ежесекундная забота о душе, чистая молитва, смиренность, покаяние, смирение и т. д. Иначе говоря, истинный путь спасения открыт только иноку, причем иноку, соблюдающему самые жесткие правила монашеского жития. Более того, Кирилл приверженец самых суровых форм монашества — затворничества и столпничества. Ибо только абсолютный отказ от мирских, плотских забот и полное смирение отождествлялись у него с идеей служения Господу, чему человек обязан посвятить свою земную жизнь.
В "Слове о бельцах и монашестве" Кирилл Туровский утверждает, что монах должен быть носить самую грубую одежду — власяницу, суконные одежды или облачения из козьих шкур, ибо "всяка бо добра риза и плотьское украшенье чюжь есть игумена и всего мнишьскаго уставленья". Монастырский устав должен быть таков, чтобы "никтоже своевольство имать, но всеем вся обьща суть, суть бо вси под игуменом, аки уди телеснии под единою главою, съдеръжыми духовными жилами". И Кирилл Туровский далее усиливает аскетический аспект монашеской жизни, говоря, что истинный монах — это полный аскет и молчальник: "А иже в нем седяй мужь, в последний нищете, — се есть весь чернечьскый чин. Седение же безмолвие являеть…".
Поэтому монастырь, в его понимании, — это идеал, образец земного существования, единственное место, где человек может справиться с дьявольскими искушениями. Более всего Кирилл Туровский прославляет Киево-Печерский монастырь и его игумена Феодосия Печерского, говоря, что он больше всех возлюбил Бога, но и Бог его за это возлюбил больше всех: "И все яве есть от Федоса игумена Печерьского, иже в Киеве, понеже нелицимерно мнишьствова възлюбив Бога и братью свою акы своя уды; темже и Бог възлюби и место его ради прослави паче всех, иже монастырь в Руси".
И недаром сам Кирилл Туровский считается духовным наследником Феодосия Печерского, самым ярким и талантливым представителем византийской традиции в отечественной религиозно-философской мысли XII века.
Так же как и Феодосий Печерский, Кирилл Туровский был непримирим ко всякого рода ересям и инакомыслию. Так, в "Слове и похвале святым отцам Никейского собора" он яростно обличает арианство, которое, видимо, еще таилось в каких-то русских христианских общинах. Особое неприятие вызывало у Кирилла какое-либо покушение на единство Церкви. Поэтому "Притча о человеческой душе и о теле" — это, помимо прочего, острый памфлет, написанный в конце 60-х — начале 70-х годов XII века по мотивам "дела Феодорца" ("слепец" — это ростовский епископ Феодор, "хромец" — Андрей Боголюбский, который и в самом деле был хромым).
Но, если вспомнить, поучения преподобного Феодосия были направлены, прежде всего, к монашеской братии и к киевским князьям. Кирилл Туровский идет дальше — он формулирует "печерский идеал" как идеал общественный, как нравственный призыв, обращенный уже ко всему русскому обществу.
Кирилл Туровский причислен к лику святых, день памяти — 28 апреля (11 мая).
В. М. Кириллин[2]. Кирилл Туровский
Имя святителя Кирилла Туровского сияет золотыми буквами на скрижалях древнерусской литературы. Некогда сочинения этого церковного писателя почитались среди русских книжников наравне с творениями святых отцов Церкви, некогда он был почтен славой "паче всех на Руси" как "второй златословесный вития" (после Иоанна Златоуста). Именно поэтому его произведения переписывали из века в век и передавали от поколения к поколению. И именно благодаря этому многое из созданного Кириллом еще в XII веке дожило до XVII столетия и стало известно затем современной историко-филологической науке.
Однако, к сожалению, об этом замечательном поэте-гимнографе, мыслителе и проповеднике, несмотря на его долгую пожизненную литературную славу и вопреки тому, что довольно скоро после смерти он был причтен к лику святых подвижников Церкви, известно крайне мало. Сведения о нем содержатся в Ипатьевской летописи, в посвященной ему "Службе" и в кратком житийном сказании, которое, как предполагают, было составлено на рубеже XII–XIII веков и затем попало в русский "Пролог" в качестве статьи, приуроченной ко дню его церковной памяти — 28 апреля по ст. ст. Однако первый источник лишь упоминает под 1169 г. о Кирилле как о Туровском епископе, а второй в силу его жанровой природы слишком абстрактен. Так что остается довольствоваться одним только "Житием". Но и последнее не щедро на фактические данные.
Из "Жития" Кирилла можно узнать следующее. Местом рождения подвижника был Туров, в нем он и провел всю свою жизнь. Происходя из "богатой" семьи, но рано осиротев, Кирилл удалился от мира в туровский Свято-Никольский монастырь и после трехлетнего "испыта" принял там монашеский постриг. Спустя какое-то время он стал игуменом этого монастыря, а затем по неизвестным причинам "в столп вшед, затворися". Будучи затворником, Кирилл "много Божественная Писания изложи", то есть, вероятно, занимался библейской экзегезой. Однако, когда слава о нем распространилась, он оставил затворничество и по воле Туровского князя и горожан стал епископом Турова. В этом качестве подвижник занимался обустройством епархии, в частности, храмоздательством и много проповедовал. По-видимому, просветительные труды были его главным занятием на протяжении всей его жизни. Во всяком случае, "Житие" содержит характеристику литературной деятельности Кирилла: "Андрею, Боголюбскому князю, многа послания написа от евангельских и пророческих писаний, яже суть чтоми на праздники Господския; ина многа душеполезна словеса, яже к Богу молитвы, и похвалы многим, и ина множайша написав, Церкви предасть, канун великий о покаянии створи к Господу по главам азбуки". Кроме того, в "Житии" упоминается полемика Кирилла с Ростовским епископом Феодором, о котором речь пойдет ниже: "Феодорца, за укоризну тако нарицаемого, ересь обличи и проклят его". Свои последние годы подвижник провел на покое в Борисо-Глебском монастыре. Там он умер и там же был погребен.
Вот все, что сообщает о святом Туровском епископе проложное "Житие". Соотнося его данные с различными косвенными историческими фактами, исследователи относят время рождения Кирилла к 10-м годам XII века, а время его смерти к концу столетия. Архиерейское же служение Кирилла приходится на 50–70 годы XII века. В дополнение к сказанному уместно привести характеристику внешности подвижника, известную по "Иконописному подлиннку": "Подобием седой, волосы с ушей, борода с Николину, но не волнистая, — прямая. Риза святительская, в амофоре…".
В Древней Руси Кириллу Туровскому приписывали весьма значительное число произведений. Однако с тех пор как в 1821 г. его научное наследие было впервые представлено науке, выяснилось, что многие из них являются псевдоэпиграфами. В настоящее время к несомненным сочинениям Кирилла относят чуть более тридцати текстов.
Прежде всего, важное значение имеет созданный Кириллом цикл молитв на всю седмицу. Этот цикл известен по большому количеству списков древнерусского и южнославянского происхождения начиная с XIII века. Иными словами, в течение средневековья он был популярен во всем православном славянском мире, и именно — как "творение", или "сложение" "святого отца нашего Кирилла, епископа Туровского", "преподобного отца Кирилла, мниха Туровского" и т. п. Начиная с конца XVI века и в течение XVII столетия его неоднократно включали в старопечатные молитвословы.
Составившие этот цикл евхологические произведения предназначались для ежедневного чтения в монастыре — по одной после служб вечерни, утрени и часов. Таким образом, в цикле 21 молитва, и ежедневно надлежало прочитывать по три молитвы. Содержательно все они соотнесены с церковным значением седмичных дней. Так, наряду с обязательной для всех молитв адресацией к Господу Богу, молитвы воскресного дня, или "недели", адресованы специально еще Спасителю и Святой Троице, молитвы понедельника — бесплотным силам, вторника — святому Иоанну Предтече, среды — пресвятой Богородице, четверга — святым апостолам и Николаю Угоднику, пятницы — Святому Кресту, субботы — всем святым. Текстуально молитвы довольно пространны, но при этом особенно велики молитвы после утрени. Что же касается порядка их чтения, то таковой согласован с литургическим, а не астрономическим, порядком отсчета времени. Соответственно, например, чтение понедельничных молитв начиналось молитвой после воскресной вечерни, а воскресных — после вечерни в субботу.
В плане структуры и содержания евхологии Кирилла вполне согласуются с библейско-христианской гимнографической традицией. Они построены на возгласах славословия, покаяния и прошения. В них отсутствуют или едва развиты лишь благодарственные пассажи. Вместе с тем их художественные особенности запечатлели, наряду с типовыми, и черты индивидуальной литературной манеры автора: свойственные для него изысканную риторичность, изобретательную в плане неповторяемости образность, богатство теологической тематики.
Вот, например, воскресная триада молитвенных монологов Кирилла Туровского.
Исходной темой как для этой триады, так и для всех прочих, является тема покаяния, исповедания. Как и во всех случаях, образно-стилистически данная тема разрабатывается на основе псалмо-певческой, евангельской и христианской богословской мысли о грехе. Отсюда ее минорная интонация. Последняя при этом возрастает в самообличительных пассажах: "…приими вечера сего моление, еже недостоине всылаю Ти: яко голубь неразумием поучаюся, ли яко вран неподобно зовый; не хитростию бо словес возвышаю глас, но горестью душа из глубины сердца воздыша Тебе преклоняю сердце…"; в пассажах же самооправдательных минорное звучание понижается: "…дерзаю умом беспрестани Тебе молитися и, мыслью раслабев, ни часа молитве оставих, духом желаю Тебе предстояти, а телом падаю зле в злодеяниих моих…" (Молитва в субботу по вечерни).
С темой покаяния сопряжены темы славословия и прошения. В интонационном плане обе они мажорны. Тема славословная строится на мотивах утверждения всемогущества Бога, хваления его как Творца и Промыслителя о мире, а также хваления сослужащих ему чинов — ангельских сил и святых праведников: "…веде бо бесчисленыя Твоя щедроты и неизреченное Твое человеколюбие! Яко от небытия мя в бытие привел еси, и своего образа подобием украси мя; словесем же и разумом превыше скота вознесе мя, и твари всей владыку устроил мя еси; сведый времена и лета живота моего от юности моея и до ныне пекыйся мною, да бых спасен был; и прекраснаго лика Твоих ангел соглагольника имети хотя, заповедал ми еси…" (Молитва воскресная по утрени).
Просительная тема — в силу ее кульминационного характера текстуально наиболее развитая во всех молитвах — строится на мотивах утверждения собственной искренней веры в Господа, стремления к исправлению, упования на милосердие Божие и спасение через это в будущем веке: "…Дай же спасение душевному ми дому, зане же оскверних душевную сию храмину и несмь прияти достоин пречистаго Твоего тела! Но яко благ и человеколюбец приими беседу молитвы моея в сий час, в не же беседовав с женою самарянынею и тайная сердца ея рек… Иисусе благодетелю агнце Божий, призри на смирение мое, и исправи молитву раба твоего — имя рек, — и приими словесную сию жертву от уст грешных! Аще бо нечист и весь сквернен есмь, но на Твое надеюся милосердие…" (Молитва воскресная по часах).
Весьма стройно и последовательно организована стилистическая структура молитв. Однотипные риторические вопрошания, восклицания, утверждения, отрицания; сопоставления и противопоставления; перечислительные конструкции, построенные на основе амплификации, анафорического повтора, синтаксического параллелизма, — все вместе придает тексту своеобразную ритмику и, соответственно, держит читающего в эмоциональном тонусе, настраивает его на умилительный или же оптимистический лад. Устойчивые для церковной литургической практики формульные выражения, различные библейские реалии, образы, реминисценции и цитаты создают яркий ассоциативный фон, который позволяет молящемуся почувствовать себя сопричастником и соучастником всей Священной истории: "…Тако же и аз вся злая в животе моем содеях и недостойна себе сотворих Твоея милости. И како на высоту к Тебе воззрю скверныма очима? Како явлюся лицу Твоему, раздрав первую боготканную ми одежу и оскверних плоти моея ризу? Но очисти мя яко Спас! И прости ми яко Бог! Призри на смирение мое! И не помяни злобы грехов, яже сотвори на убогую ми душу! Надею бо ся Твоея милости и вопию к Тебе воплем великим: Помяни, Господи, пречистых Твоих уст глаголы, яко же рече: "Ищите — обрящете, просите и дастся вам!" Не пришел бо еси звати праведных, но грешных на покаяние! От них же первый есмь аз. И ныне исповедую на ся безакония моя. И аще мне молчащу, но ты, Господи, свеси я. Но, о Премилостиве, приими мя яко разбойника, и мытаря, и блудницу, и блуднаго сына! Тии бо беша всеми отчаеми, Ты же прият я…" (Молитва воскресная по утрени).
Прекрасный образец исповедальной лирики, седмичные молитвы Кирилла Туровского замечательны тем, что и тематически и стилистически они созвучны другим произведениям Кирилла, учительным по содержанию и, соответственно, принадлежащим к современным жанровым формам. Это сочинения аскетической публи-цистики, а также торжественные речи, или проповеди. И те и другие сохранились в рукописях начиная с XIII столетия.
К группе аскетических текстов относятся: Притча о слепце и хромце ("Кирила мниха притча о человечестей души и о телеси, и о пре-ступлении Божия заповеди, и о воскресении телесе человеча, и о будущемь суде и о муце"), Повесть о беспечном царе и его мудром советнике ("Повесть Кирилла многогрешнаго мниха к Василию игумену Печерьскому о белоризце человеце и о мнишьстве, и о души и о покаянии"), Сказание об иноческом чине ("Кюрила епи-скопа Туровьскаго сказание о черноризьчьстемь чину, от вьтхаго закона и новаго: онаго образ носяща, а сего делы съвьршающа"). Все три произведения, особенно Повесть и Сказание, как можно судить по заголовкам, посвящены монашеству в его реальном и мистическом аспектах. Они написаны в форме посланий, а, в сущности, представляют собой богословские трактаты, в которых посредством символико-аллегорической экзегезы и нравоучительного толкования, осмысляются конкретные факты монашеской жизни — от различных частных духовных и поведенческих обязанностей монаха до особенностей и деталей его одежды и внешнего вида. Иначе говоря, в этих трактатах на примере исторических аналогий из ветхозаветной и новозаветной истории разъясняется смысл иноческого служения как идеального пути к спасению. Несмотря на сходство этих аскетико-публицистических сочинений в плане характерной для них литературной манеры с молитвословными и гомилитическими творениями Кирилла Туровского, первые заметно отличаются от последних нейтральным, спокойным тоном. Создавая их, автор очевидно избегал использовать нарочитые приемы риторизации повествования и, соответственно, нагнетения эмоционально-экспрессивной напряженности.
С историко-литературной точки зрения наиболее интересной среди названных аскетических сочинений Кирилла Туровского признана Притча о слепце и хромце, поскольку единственно в ней отразились не узко церковные, а широко общественные интересы писателя. По мнению исследователей, названная "притча" была создана между 1160 и 1169 гг., и именно как памфлет, иносказательно изобличающий Ростовского епископа Феодора (Федорца, по летописям), который при поддержке князя Андрея Боголюбского беззаконно объявил себя автокефальным иерархом по отношению к Киевской митрополии.
Исходной идейной посылкой "Притчи" является мысль о спасительной для всякого христианина необходимости владеть искусством постижения истинного смысла "Божественных книг", того "сокровища вечной жизни", которое заключено в "словесах Божиих", или в Священном Писании. Автор, опираясь на святоотеческую литературную традицию, демонстрирует, как именно посредством символической экзегезы надлежит раскрывать духовное значение священного текста.
В качестве показательного материала Кирилл использует якобы евангельский сюжет, и больше того, даже странным образом ут-верждает, что заимствовал его у евангелиста Матфея ("…касаемся беседовати словес, поводне Господню притчю сказающе, юже Матфей церкви предасть"). Однако пересказ самого Кирилла лишь структурно-стилистически, но не содержательно похож на известную притчу Спасителя о работниках и винограднике (Мф. 20: 1, 33–41). Вероятно, ошибку писателя может оправдать то, что сходный с его вариантом притчи рассказ был весьма хорошо известен в славяно-русской книжности и, несомненно, воспринимался как канонический. На это указывает хотя бы факт наличия близкого к нему повествования в Прологах — рукописных XIII–XVI вв., а затем и печатных XVII в., в разделе за 28 сентября. Исследователи отмечают также универсальный характер лежащего в его основе сюжета: восходя к древнееврейской книжной традиции, он известен по многим литературным памятникам Востока и Запада, в арабской, греческой и латинской версиях.
Итак, согласно Кириллу, некий "домовитый" господин насадил виноградник и, огородив его "оплотом", у единственного входа поставил двух стражников — "хромца" и "слепца". Господин полагал, что эти стражники и воров не пустят в его сад (один их увидит, а другой почует), и сами не сумеют войти в него. Наделив их "властью" вне ограды, "пищей" и одеждой, запретив им входить в виноградник и касаться там чего-либо, господин удалился, но пообещал, что заплатит им за труды, когда вернется; однако если стражники нарушат его "заповедь", он подвергнет их наказанию. Через какое-то время после того, как господин ушел, стражники заговорили о "неизреченной сладости", находящейся в саду, и слепец предложил хромцу украсть это богатство: "Возми убо кошь и всяди на мя, и аз тя ношю, ты же показай ми путь, и вся благая господина наю объем-леве…". Слепец надеялся при этом обмануть своего хозяина, если тот спросит о пропаже, сославшись на их немощи — слепоту и хромоту. Так они и поступили: "Окрадоста вся внутрьняя господина своего благая". Когда последний узнал, что его сад опустошен, то он, прежде всего, призвал к себе слепца. Тот, как и задумал, стал жа-ловаться на собственные немощи и потом оговорил своего напарника: "Хромец есть крал". Тогда господин заключил слепца в одном только ему известном месте, до тех пор пока сам не придет "взяти плод от винограда". В последнем эпизоде притчи рассказывается об окончательном суде господина. Выслушав их взаимные обвинения и поняв, что на самом деле произошло, он приговорил посадить "хромца" на "слепца" и "немилостиво казнить" их "в кромешней мученья темнице".
Такова притча. Кирилл пересказывает ее дискретно, отрывками, прерывая ход ее изложения экзегетическими пояснениями и размышлениями вероучительного и нравоучительного плана. В этих разделах писатель собственно и показывает, каково это — постигать священный текст "с расужением". В сущности, он раскрывает методику богословского осмысления "святых книг" и вместе с тем подспудно, намеками дает понять, как в свете подобного осмысления могут быть оценены конкретные реалии современной жизни. Главной опорой в этом автору служил, несомненно, пример самого Спасителя, который разъяснял своим ученикам смысл собственных притч посредством символико-аллегорической экзегезы, а также посредством прямого или же ассоциативного обращения к библейско-му преданию. Соответственно, Кирилл пространно комментирует корпус сюжетно-повествовательных деталей приводимой им притчи символическими толкованиями. Так, "человек домовитый" — это Бог-Творец, "хромец" — тело человека, "слепец" — душа человека, постигшая стражников кара — "воздание кождо по своим делом" на последнем Суде и т. п. Замечательно, что при этом каждое толкование подкрепляется библейскими цитатами: "Человек домовит — Бог Всевидец и Вседержитель, створивы вся словом, видимая же и невидимая. Домовит же ся именует, — яко не един дом имать, по писанию. Глаголеть бо пророк: "Твоя суть небеса и Твоя земля; вселеная и конець ея Ты основа" (Пс. 88: 12)". Но еще более замечательно, что подобные, символически соотнесенные пары, Кирилл в некоторых случаях весьма развивает, распространяя свою экзегезу из сферы богословской в сферу социальную, так что его толкование отает актуальный смысл. Например, "виноград", насажденный госодином, — это многозначный образ: и "рая", и "олтаря", и тварного, земного "мира"; а "пища", данная слепцу и хромцу, — это образ и "слова Божия", и "эдема", и "церкви", и "епископии", и "монастыря". Соответственно надо понимать, поскольку сам Кирилл об этом прямо не говорит, что "слепец" — это не просто образ души, но и образ священнослужителя, тогда как "хромец" олицетворяет не только тело, но и церковный народ, мирян. А их намерение ограбить виноградник — это "помышления суть ищющих не о Бозе света сего санов и о телеси токмо пекущихся…".
Подобная логика толкования позволяет мыслителю делать публицистические выводы: говорить об общественном значении Церкви и обличать непристойное поведение отдельных ее служителей: "Тако бе посажен хромець (со) слепцемь у врат стрещи внутрених, яко же приставлени суть патриарси, архиепископи, архимандрити межю церковью и олтаремь стрещи святых тайн от враг Христов, сиречь от еретик и зловерных искусник, нечестивых грехолюбець, иноверных скверник"; или: "Никто же бо страх Божий имея в плотскых прелстится! Никто же правоверен чрес закон священьскаго ищеть взяти сана!"; или: "Сице и святители святять падьяки, и чтеци, и дьяконы — несвершен дар, но обет священия, да ся приготовають на свершеное святительство. Ничто же Богови тако любо, яко же не возноситеся в санех, ничто же тако не мерзить Ему, яко же самомнимая величава гордость о взятии сана не о Бозе!".
В подобных утверждениях кроется очевидный намек на современные Кириллу обстоятельства. А именно на революционную внутреннюю политику Андрея Боголюбского, который, став великим Киевским князем, отказался от Киева как великокняжеской резиденции и избрал Владимир-на-Клязьме в качестве нового политического центра всей Руси. Вместе с тем он предпринял усилия — отчасти успешные — к выделению владимиро-суздальских земель из состава Ростовской епархии с целью образования новой церковной области, причем в статусе митрополии, автономной по отношению к Киевскому митрополиту и прямо подчиненной Константинопольскому патриарху. Проводником этой политики по церковной линии был фаворит князя Андрея некий Феодор, выходец из Киево-Печерского монастыря, затем игумен какого-то суздальского монастыря и, наконец, епископ Ростовский. Свое архиерейское посвящение последний получил в Константинополе помимо Киевского митрополита и обманом, а вернувшись на Русь, отказался подчиняться тогдашнему главе Русской Церкви Константину, то есть явно объявил себя автокефальным владыкой. Кроме того, по летописям, он позволял себе критику великого князя, крайне жестокое отношение к народу, а также хульные высказывания в адрес святых, Богоматери и даже самого Бога. В конце концов, Андрей Боголюбский отказался от покровительства Феодору и в 1169 г. отправил его в Киев на суд. Здесь этот церковный деятель был обвинен как еретик и подвергнут суровому наказанию: ему отсекли правую руку, отрезали язык, выкололи глаза и отрубили голову. Любопытно, что в том же году, спустя какое-то время после казни над Феодором (слепцом, как видно) его бывший покровитель великий князь Андрей (тоже, между прочим, обладавший физическим недостатком — хромотой) прислал в Киев огромную армию, которая полностью разграбила город. Однако спустя пять лет и сам Андрей Боголюбский был убит, причем убит предательски, собственными же слугами.
Таким образом, если действительно и сама толкуемая Кириллом Туровским "притча", и его публицистические размышления отражают современные ему реальные события, то тогда надо бы иначе думать относительно времени возникновения данного сочинения. Вероятнее всего, оно было написано после того как в действительной жизни казнь Божия аналогично сочинению уже настигла обоих прототипов такового — сначала слепца (Феодора), а затем хромца (Андрея), которым Господь вверил на брежение и русскую Церковь, и русскую землю. Следовательно, сочинение могло появиться не во время самих событий — как предостережение его участникам (к ним святитель, вероятно, обращался с более простыми увещательными посланиями, на что указывает его "Житие"), а после 1174 года — как осмысление случившегося с ними, адресованное к самому широкому кругу людей.
Но как бы то ни было, очевидно, что общий идейный смысл Притчи о слепце и хромце не ограничивался только утверждением отвлеченного богословско-философского постулата о взаимоответственном в перспективе всей истории творения Божия бытии двух сфер — плотской и духовной, земной и небесной, деятельной и мыслительной. В сочинении развивалась еще и практическая пастырская тема, — а именно тема назидания относительно полной необходи-мости для всех без исключения следовать законам Божиим, пребывать во взаимном послушании и смирении; и вместе с тем — тема поучения относительно обязательного высшего возмездия за преступное распоряжение как светской, так и церковной властью: "Господь бо свесть злохытрых помышления, яко суть лестна, и Той изметаеть неправедныя из власти и изгонить нечестивыя от жертвеника. Никий же бо сан мира сего от муки избавить преступающих Божия заповеди!".
Из всех творений Кирилла Туровского наибольшую славу среди древнерусских книжников обрели его проповеди. Недаром их чаще всего включали в сборники святоотеческих гомилий: "Торжественники" и "Златоусты". Вообще по рукописям известно значительное число таких текстов, в заглавии которых обозначено имя писателя. Однако благодаря научной критике только 8 из них считаются действительно созданными им, а его авторство относительно прочих текстов пока что не доказано. Это речи, написанные и сказанные Кириллом по поводу событий, припоминаемых Церковью в рамках пасхального богослужебного цикла: 1) "В неделю Цветную о сказании Евангельстем святаго Кирила"; 2) "Слово Кюрила, недостойнаго мниха, на святую Паску, во светоносный день Воскресения Христова, от Пророческых сказаний"; 3) "Слово Кирила, недостой-наго мниха, по Пасце, похваление воскресения, и о арътусе, и о Фомине испытаньи ребр Господних"; 4) "Святого Кюрила мниха слово о снятии тела Христова с креста, и о мюроносицах, от сказания Евангельского, и похвала Иосифу, в неделю 3-ю по Пасце"; 5) "Того же грешнаго мниха слово о раслабленем, от Бытия и от сказания Евангелскаго, в неделю 4 по Пасце"; 6) "Кюрила мниха слово о слепци и о зависти жидов, от сказания Евангельскаго, в неделю 6-ю по Пасце"; 7) "Кюрила, недостойнаго мниха, слово на Вознесение Господне, в четверток 6 недели по Пасце, от Пророческых указаний, и о воскрешении всеродна Адама из ада"; 8) "Кюрила, грешнаго мниха, слово на Сбор святых отец 300 и 18, от святых книг указание о Христе, Сыне Божии, и похвала отцем святаго Никейскаго собора, в неделю преже Пянтикостия".
В плане художественной формы и содержания эти произведения являются блестящими образцами древнерусской ораторской прозы, или церковного красноречия. Создавая их, Кирилл Туровский следовал своему излюбленному принципу символико-экзегетического подхода к предметам истории и веры, а также принципу риторической организации повествования. Именно поэтому его "Слова", будучи комментариями к тематически соответствующим им евангельским чтениям, отличаются пышностью стилистического оформления и отвлеченностью содержания. Все они посвящены богословско-философской проблематике и вовсе не касаются, в отличие от "Слова о Законе и Благодати" митрополита Илариона, общественно-политических вопросов и не решают, в отличие от поучений преподобного Феодосия Печерского, какие-то определенные назидательные задачи. По признанию самого Кирилла, он стремился вящим образом "прославити", "воспети", "возвеличити", "украсити словесы", "похвалити" то или иное библейское событие и, соответственно, церковный праздник. При этом Кирилл широко, тонко и умело использовал предшествующую литературную традицию, — прежде всего, святоотеческое гомилетическое наследие, и не только как сокровищницу разнообразнейших риторических приемов, но и как кладезь богословской мысли и образно-эмоциональной речи. Исследователи отмечают в его "Словах" рефлексы использования сочинений значительного числа византийских авторов IV–XI вв.: Евсевия Кесарийского (+340), Тита Бострийского (+372), Ефрема Сирина (+372), Григория Богослова (+389), Епифания Кипрского (+403), Иоанна Златоуста (+407), Кирилла Александрийского (+444), Прокла Константинопольского (+446), Симеона Метафраста (+ок.940) Феофилакта Болгарского (+ок.1085) и др. Широко и разнообразно использовал Кирилл Туровский также ветхо- и новозаветные повествования, апокрифические тексты, богослужебные стихо-словия, "Хронику" Георгия Амартола и другие литературные источники. При этом заимствованные пассажи, цитаты, реминисценции, аллюзии, парафразы, образы, словесные формулы он свободно комбинировал, художественно обогащая их собственными дополнениями и размышлениями. Так что в результате под его пером возникала сложная мозаичная картина божественной, сакральной действительности, в которой неслиянно и нераздельно сплетены и смешаны прошлое, настоящее и будущее, небесное и земное, вечное и прехо-дящее, священное и обыденное, духовное и чувственное. Именно поэтому вряд ли правомерно считать Кирилла Туровского, вслед за некоторыми исследователями, только лишь искусным подражателем и компилятором. Традиционно следуя правилам средневекового литературного этикета и наполняя свои тексты так называемыми топосами (общими местами), этот древнерусский ритор все же был совершенно свободен в своем выборе заимствований, их смысловом препарировании, художественном сочетании и интерпретации.
Несомненно, он был талантливейший мастер слова и в своей ораторской прозе (впрочем, как и в других сочинениях) сумел вырваться из тесных рамок литературной компиляторской традиции и достичь художественного совершенства, хотя при этом — будь то послания или гомилии — не уставал говорить о собственной худости, как бы продолжая исповедальные мотивы своих седмичных молитв.
По поэтической природе речи Кирилла Туровского очень близки и к его молитвенным сочинениям, и к его посланиям. Они так же отличаются удивительной продуманностью и выверенностью содержания, стройностью композиции и богатством стилистики, глубиной символико-аллегорического смысла и разнообразием экспрессивно-эмоциональной интонации. Ораторский талант проповедника в полной мере можно прочувствовать, например, анализируя его четвертое "Слово" — о снятии тела Христова с креста и об Иосифе и мироносицах, — одно из его самых поэтических творений, по мнению русского церковного историка митрополита Макария (Булгакова).
Как следует из заглавия этого "Слова", оно было произнесено в 3-е воскресенье, или "неделю", после праздника Пасхи, когда Церковь вспоминает о женах-мироносицах, которым первым было открыто то, что Иисус Христос воскрес из мертвых, а также об Иосифе Аримафейском и Никодиме, которые, не боясь запрета Синедриона, предали тело Спасителя земле. Вопросам относительно источников произведения, а также его художественных особенностей в научно-учебной литературе уделено достаточно много внимания. А вот его содержание освещено не вполне.
"Слово" начинается с краткого приступа в виде похвалы наступившему празднику. Он подобен золотому ожерелью ("пленица златы") с жемчугом и драгоценными камнями. Однако значительно более веселит "верныих сердца" его духовная красота. Далее следует главная и по объему, и по содержанию часть. В этом сюжетно-повествовательном разделе обстоятельно рассказывается о погребении умершего на кресте Иисуса Христа. И затем, провозгласив хвалебствия Иосифу, оратор завершает свою речь обращенной к нему же краткой просительной молитвой о небесной помощи почитающим его память людям.
Вообще для всего написанного Кириллом Туровским характерен цепочный принцип построения текста, воплощающийся в амплификации — стилистической либо сюжетной. Думается, как на образец древнерусский писатель ориентировался не только на классиков византийского красноречия, но и на богослужебное последование. Соответственно, во всех своих произведениях он неизменно чередовал однородные по типу или семантике формы и фрагменты с целью максимально исчерпывающего выражения смысла. Так, отдельные сцены или эпизоды выстроены у него обычно посредством планомерного — взаимно симметричного или пропорционального — сочленения периодов, пассажей или тирад. Последние организованы на основе чередования более мелких, но однородных же, или самоподобных, синтаксических единиц речи: предложений — простых и сложных, утвердительных, отрицательных, вопросительных, восклицательных. Таковые, в свою очередь, разбиваются на морфологические цепочки: на ряды одинаковых именных форм, глагольных форм, предложно-падежных сочетаний. Кроме того, имеет место еще и тропологическое, то есть на уровне образности, чередование: цитат, аллюзий, устойчивых формул, лексических повторов, синонимов, сравнений и т. д.
Что касается рассматриваемого четвертого "Слова" Кирилла, то основным конструктом его главной, сюжетно-повествовательной части является монолог. Содержащаяся в Новом Завете исходная фабульная основа относительно мироносиц и Иосифа: чтения Утрени (Мк. 16: 9-20) и Литургии (Мк. 15: 43–47), информационно весьма краткая, развита здесь преимущественно за счет монологической речи. Иначе говоря, изобразительную часть "Слова" составляют, не считая связующих описательных пассажей, четыре раздела: 1) плач Богоматери у ног распятого на кресте и уже почившего Иисуса Христа; 2) речь Иосифа Аримафейского к Понтию Пилату, представляющая собой просьбу о разрешении снять Спасителя с креста для погребения; 3) плач самого Иосифа над останками Христа перед приданием их земле; 4) речь юноши, или ангела, к женам-мироносицам о воскресении Христа и, соответственно, отсутствии его тела во гробе. Так что посредством этих речей ритору удается поведать о всей истории вочеловечения Сына Божия и попутно преподать основные истины вероучения — о Троице, Богоматери, спасении человечества во Христе.
В силу монологического принципа построения "Слово" по своей природе драматургично, описывает события в живо представимых образах и как бы призывает внимающих живо соучаствовать в воспроизводимом действе. При этом каждый из означенных монологов, является, в сущности, отдельным произведением со своим планом, собственной идеей и повествовательной интонацией, — например, по-человечески скорбной, печальной или же исполненной радостью религиозного переживания; и каждый из этих монологов несет в себе двойную информацию, — обращенную и к чувствам, и к уму человека, предназначенную для того, чтобы вызвать в нем сопереживание, сильный душевный порыв, и чтобы укрепить в нем веру, духовно возвысить его. Кроме того, все четыре речи связаны воедино общей христологической темой, однако раскрывают таковую по-разному. Так, в плаче Богоматери Иисус Христос трактуется как безвинная Жертва: "Увы мне Сыне! Неповинен, ты поруган бысть и на кресте смерти вкуси…", "Вижю тя, милое чадо, на кресте нага висяща, бездушна, безречна, не имуща видения, ни доброты и горько уязвлюся душею…", "Ныне же зрю тебе, акы злодея, межю двема повешена разбойникома и копием прободена в ребра мертвеца. И сего ради горько изнемогаю…", "Слышите, небеса и море с землею, внушайте моих слез рыдание! Се бо Творец ваш от священник страсть приемлеть, един праведен за грешникы и безаконьникы убиен бысть…". В речи Иосифа к Понтию Пилату Иисус Христос представлен как Мессия, в лице которого исполнились все издревле известные по Священному Писанию предсказания: "О том молю ти ся телеси, о нем же прорече Каияфа: "Тому единому за весь мир умрети!" Не просто сего прорече, но жрец бе сего лета. О них же рече Иеремия: "Пастуси посмрадиша виноград мой". И пакы псалом глаголеть о них: "Князи людстии собрашася на Господа и Христа его". Си бо рече Соломон: "Промыслиша и прелстишася, ослепи бо злоба их", рекоша бо: "Уловим праведника, руганием и ранами истяжем его и смертию безлепотною осудим его"". Плач Иосифа есть утверждение догмата об Иисусе Христе как Боге: "Солнце незаходяй, Христе, Творце всех и тварем Господи!..", "Или какы воня възлею на твое святое тело, ему же дары с вонями перстии принесше цесари, яко Богу поклоняхуся?…", "Како ли в моем худем положю Тя гробе, небесный круг утвердившаго словом и на херувимех с Отцем и со Святым почивающаго Духом?". Наконец, речь ангела к мироносицам трактует Иисуса Христа как Спасителя: "Видите, — без телесе есть плащаница! И о плотном Исусове хвалите востании! Будете благовестнице человеческому спасению! Рцыте апостолом: "Днесь спасение миру!""; "…Христос же, на кресте простер, осужения гре-ховнаго и от смерти человекы свободи! Неповинен сы, продан бысть, да проданыя грехом от дьяволя работы да избавит… Кровь с водою из ребр источи, има же телесную всю скверну очистив и душа человеча освятил есть… Солнце помрачи, и землею потрясе, и твари всей плакатися створи, да адская раздрушить скровища, и тамо сущих душа свет видеша, и Евжин плачь на радость преложи…". Отмеченное тематическое единство усиливается, разумеется, общностью сквозных, повторяющихся словесных формул, акцентирующих внимание на определенной семантике.
Любопытен третий раздел "Слова". Как бы забыв о женах-мироносицах, Кирилл Туровский весь талант своего красноречия обращает к подвигу веры, совершенному именно Иосифом Аримафейским. Восхваляя его в возгласах ублажения, оратор утверждает, что он "блажен" более херувимов, более патриархов Авраама, Исаака и Иакова, более пророков Моисея, Давида и Соломона, ибо стал "совершителем Божия таинства и пророчскых гаданий раздрешителем". Замечателен своей риторической экспрессией следующий да-лее пассаж, восхваляющий Иосифа в вопросо-ответной форме: "Кую похвалу створим достойну твоего блаженьства, ли кому уподоблю сего праведника? Како начну или како разложу? Небом ли тя прозову? Но того светлей бысть благочестьем! Ибо во время страсти Христовы небо помрачися и свой свет скры, ты же тогда радуяся на своею руку Бога носяше. Землю ли тя благоцветущую нареку? Но тоя честней ся показа! Тогда бо и та страхом трясашеся, ты же с веселием Божие тело с Никодимом в плащаницу с вонями обив положил еси. Апостолом ли тя именую? Но и тех вернее и крепчею обретеся! Еда бо они страха ради жидовска разбегошася, тогда ты без боязни и бесумнения послужил еси Христови…". Впоследствии подобная — любимая Кириллом Туровским — форма похвалы будет подхвачена и развита древнерусской агиографией (Житие Стефана Пермского, Слово о житии и о преставлении князя Димитрия Ивановича).
Размышляя о значении похвалы Иосифу в составе "Слова", некоторые ученые недоумевали относительно того, почему именно на нем оказалось сосредоточенным внимание ритора. Имея в виду тему праздника (Неделя жен-мироносиц), они считали данный раздел всей речи алогичным перекосом. Однако надо учесть то, что "Слово" произносилось как часть богослужения. А в ходе последнего, согласно Студийскому уставу и Цветной Триоди, практиковав-шимся во времена Кирилла Туровского, преимущественно вспоминали и славили как раз мироносиц (тропари, стихиры, канон, кондак, синаксарное чтение), причем в течение восьми дней — начиная с утрени субботы второй седмицы и в продолжение всей третьей седмицы вплоть до утрени субботы. Так что своим панегирическим вниманием к Иосифу проповедник как бы компенсировал его сравнительно слабое богослужебное славление.
Кроме того, думается, некоторое объяснение дает рефреном проводимая через все "Слово" мысль о том, что Иосиф, сам будучи иудеем, пошел за Христом, который был погублен иудейским "дерзновением", "жидовским окаменением", "священниками", "фарисеями", "архиереями", "жрецами"; Иосиф не сказал себе: "Жрецы на мя востанут и озлобят, июдеи вскрамолят и побиют мя, фарисеи разграбят мое богатство, буду же и сборища (то есть собрания, церкви) отлучен", а вопреки "гневу жидовску", "чая тридневнаго воскресения", совершил благо, положив тело Спасителя во гроб, который затем стал для всех исповедающих Христа "престолом Божиим", "олтарем небесным", "покоищем Святаго Духа"; так Иосиф явил исключительный пример преданности Сыну Божию "паче всех святых". Видимо, эта мысль и таит в себе неявно выраженное назидание проповедника его пастве — призыв к неколебимому, бескомпромиссному стоянию за веру в условиях неустойчивого религиозно-нравственного состояния общества. Известно, например, что Кирилл Туровский выступал за традиционное строгое соблюдение поста по средам и пятницам, критикуя вышеупомянутого Ростовского епископа Феодора, который не только высказывал по этому вопросу либеральное мнение, но еще более согрешал, деспотически закрывая во Владимире храмы и жестоко казня людей, которые не признавали его архиерейства. Подобное поведение высшего церковного сановника, несомненно, должно было восприниматься искренними чадами Церкви весьма болезненно и опасливо как соблазнительное, то есть способное сбить нетвердых в вере с праведного пути. Сказанное, таким образом, не исключает возможности рассматривать "Слово" еще и как рефлекс современных его автору общественных нестроений и его беспокойства о таковых. Неслучайно оно и завершается молитвенным прошением к Иосифу подать "помощь" "граду", князю и народу в "лютых напастях".
О святителе Кирилле Туровском написано много научных работ, его сочинения неоднократно издавались. Однако, к сожалению, до сих пор не выполнен труд по составлению полного каталога действительно написанного Кириллом, а также лишь приписываемого ему древнерусскими книжниками. Соответственно, еще не создан обобщающий научный труд, в котором творческая личность этого замечательного древнерусского писателя была бы исчерпывающе охарактеризована.
Примечания
1. Доктор исторических наук, профессор, сопредседатель Правления Союза писателей России. Специалист по истории русской и зарубежной общественной мысли, автор многих книг по истории России, истории отечественной и зарубежной философии, историософии
2. Доктор филологических наук, зав. кафедрой филологии МДАиС, ведущий научный сотрудник ИМЛИ им. А. И. Герцена