Введите сюда краткую аннотацию
Архимандрит Савва (Мажуко): «Мы живем в эпоху капучино»
Современные люди часто задают вопрос: зачем нам церковь? Точнее — храм? Они не видят никакой необходимости в нем. Так же, как и в церковных обрядах, которые не отвечают их душевному порыву и их символической вере. Кажутся устаревшими и излишними. «Всемирный горожанин» хочет быть свободным от всякого рода условностей. Свободным от чего и для чего? Попробуем разобраться вместе с архимандритом Саввой (Мажуко) — богословом, педагогом, писателем.
Длинный список «старомодных» понятий
Благочестие — это сложное понятие, которое включает в себя такие загадочные вещи, как аскетика, праведность, добродетельная жизнь.
Вспомним историю об исцелении расслабленного в Евангелии от Марка (Мк 2:4). Когда Христос с учениками пришел в Капернаум, в доме Его окружила толпа людей, жаждущих исцеления. Народу было столько, что не было возможности войти внутрь. И тогда друзья больного человека разобрали крышу дома и спустили его на простыне прямо к ногам Иисуса.
И «видя веру их», Господь сказал расслабленному: «Чадо, прощаю тебе грехи твои» (Мк 2:5).
Обращаю ваше внимание на глагол «видеть». Как можно увидеть веру? Мы же говорим, что вера — она в душе? Это кажется непонятным и даже архаичным.
Приведу бытовой пример. После коронавируса я потерял обоняние. И очень переживал по этому поводу. Ведь вокруг столько чудесных запахов — апельсин, яблоко, ель, лаванда. Врач сказал, что запахи вернутся, надо только себе немного помочь. Вспомнить, как пахнет яблоко, взяв его в руку. И вскоре все восстановилось.
Вот и в жизни мы как будто потеряли «нюх» к бытию. Вместо яблока — выпуклого, румяного, сочного — нам подавай черно-белый чертеж. В нем будет перечислено количество калорий, точно указаны форма и вес. Нам кажется, что это и есть яблоко, но это не так.
Вера простого человека
И когда мы произносим слова «вера», «верить», «верующий человек», мы тоже не совсем понимаем, о чем идет речь. Некоторые считают верующих людей легковерными, наивными, эмоционально взволнованными.
Я однажды ехал в поезде, и пассажир стал мне пересказывать новость с сомнительного портала. А когда я сказал, что не доверяю этому изданию, он очень удивился. «Вы же верующий человек, вы должны верить всему. Почему же вы не верите?»
С другой стороны, есть люди, которые под верой понимают нечто рациональное, свод каких-то пунктов, правил, положений, под которыми надо поставить свою подпись. Такой человек говорит: ну какие же вы верующие, если не знаете того-то и того-то. «Подойдите к старушке в церкви — она не сможет вам объяснить, Кто такой Христос, что такое две природы у одной ипостаси, чем отличается богословие энергии от богословия природы и естества». И из этого они делают вывод, что старушка неверующая.
В то же время мы все интуитивно понимаем, что вера более объемна, нежели наши рассуждения о ней. Самое подходящее определение веры заключается во фразе «вера простого человека». В ней есть цельность, разные черты веры сводятся воедино.
Добровольная покорность
Греческое слово «пи́стис» — вера происходит от глагола πείθω — убеждать, убеждаться в чем-то. Предельная убежденность, которая выливается в послушание. Но послушание, принятое добровольно. И это принципиальный момент.
Убеждать можно только свободного человека, не раба. Искусство убеждения, по мнению древних греков, — сложнейшее из искусств. Оно заставляет людей принимать истину добровольно.
У Эсхила есть трагедия «Эвмениды». Это семейная сага: Орест убивает свою мать, и за это его преследуют эринии — богини мести. Жуткие зловонные старухи. Афина защищает Ореста. Она вступает в диалог со старшей эринией. И говорит с ней с большим уважением. Она убеждает ее оставить Ореста в покое, каждый раз начиная свое обращение с императива «послушайте, убедитесь». И ей это удается. Эринии по доброй воле превращаются из злобных фурий в эвменид — добродушных старушек.
Эта трагедия хорошо иллюстрирует, как читатели древности понимали глагол πείθω. Именно как некую убежденность, которая является добровольным принятием послушания истины.
Вера и дела — это одно и тоже
Возвращусь к истории расслабленного. Христос увидел доверие и убежденность тех людей в том, что Он может вылечить больного. Увидел доверие, доходящее до послушания. «Мы принесли нашего товарища, а дальше, что Он скажет, то мы и будем делать».
Апостол Павел говорил в Послании Фессалоникийцам, и я очень люблю эту фразу: «непрестанно па́мятуя ваше дело веры и труд любви, и терпение упования на Господа нашего Иисуса Христа пред Богом и Отцем нашим» (1 Фес 1:3). Вера — не абстрактная убежденность или эмоциональная взволнованность. Вера — действие.
Благодарность — проявленная вера
Одно из значений глагола «верить» — быть благодарным. Благодарность — это проявленная вера.
Вспомним историю об исцелении десяти прокаженных — удивительный текст, который всегда читается на благодарственном молебне. Евангельская статистика неутешительна: если вы ждете благодарности от человека, то вы получите ее в одном случае из десяти.
Христос исцелил 10 прокаженных, а поблагодарить вернулся только один. И Христос похвалил веру этого человека, то есть Он отождествил веру с жестом благодарности.
Соберем все компоненты воедино. Вера — это:
Свободная покорность.Свободная убежденность.Свободное доверие.Свободная бескорыстная благодарность.Благочестие как проявленная благодарность
Вся религия — и храмовая литургия, и обряды — это благодарность, проявленная в благочестии. Ты можешь исцелиться, как те девять прокаженных, и Христос от тебя ничего не потребует.
Нигде не написано, что ты должен быть благодарным. Но человеку, который верит, самому хочется сделать хоть что-то для Господа, проявить бескорыстную благодарность. Без этого мы не можем представить себе веру.
И то, что мы ходим в церковь каждое воскресенье и выполняем какие-то правила и предписания, — это то малое, что мы можем подарить Господу.
У Анатоля Франса есть рассказ про средневекового монаха, у которого не было особых талантов, он даже не умел читать и писать. Но ему очень хотелось сделать что-нибудь во славу Девы Марии. Он был благодарен, что его приняли в обитель. В прошлой жизни этот человек был жонглером. И он стал по вечерам жонглировать перед статуей Богоматери. Старцы монастыря его поймали за этим «темным делом» и хотели уже побранить за кощунство, как вдруг увидели, как Сама Чистая Дева сошла со Своего пьедестала и вытерла краем ризы пот с лица благочестивого жонглера. Потому что человек выразил, как умел, свою благодарность.
Для любимого ничего не жалко
Если ты любишь человека по-настоящему, у тебя есть взволнованность, доходящая до самых твоих глубин. «До разделения составов и мозгов», как говорил апостол Павел (Евр 4:12).
Вспомните женщину, которая возлила драгоценное миро на ноги Спасителю. Она не смогла сдержать свой порыв благодарности. Иуда сказал: «Зачем так нерационально тратить средства? Можно было выгодно продать это масло и накормить бедняков». Но Иисус защитил и благословил ее порыв.
И сейчас есть много людей, для которых исполнение обрядов и послушаний в радость. Они едут в монастыри, тратят свой отпуск на тяжелые работы, и они счастливы. Потому что для Любимого ничего не жалко.
В начале 80-х мать Тереза приехала в США. Тогда про СПИД знали очень мало. Это была новая неизученная болезнь. Ей об этом рассказал простой таксист, который вез ее из аэропорта. Еще он сказал, что больные — наркоманы, они сейчас в тюрьме и умирают от голода. Все боятся заразиться, никто к ним не подходит. И тогда мать Тереза попросила отвезти ее к мэру Нью-Йорка, чтобы получить разрешение на уход за этими людьми. Она добилась своего и ухаживала за несчастными. Болезнь развивалась стремительно, эти люди вскоре умерли. Когда ее спросили, зачем она рисковала жизнью, она ответила: «Я привыкла своему Любимому делать дорогие подарки». Какие слова!
Поэтому, когда меня спрашивают, почему у храмов золотые купола, а у икон богатые оклады, я отвечаю: «Даже если мы все отдадим, люди снова принесут». Христианам хочется строить храмы, участвовать в благотворительности, проявлять свою благодарность «от избытка сердца».
Благоговение перед сакральным
Уточню. Благоговейная вера, то есть чувство святого, отличается двумя аспектами — убежденностью доверия и религиозной покорностью. Но мы живем в секуляризированном мире. Где нет места святыне.
Ко мне недавно приходили бывшие ученики — студенты, которые сейчас идут в армию. Мы с ними говорили о присяге. К сожалению, они не понимают, что это такое. Для них это просто текст. Ничего сакрального. А ведь чувство долга — самый первый опыт святыни.
Благоговение связано с сердцевиной понятия веры, с покорностью. Ты не просто покорен, ты стоишь перед сакральным, перед настоящей святыней, перед ней испытываешь благоговение. В ектении на Литургии есть диаконский возглас: «О святом храме сем и входящих в него с верой, благоговением и страхом Божиим, Господу помолимся»..
Итак, есть три синонима: вера — благоговение — страх Божий. Где страх Божий — не ужас наказания, а трепет перед священным. И этот трепет простирается дальше храмового или религиозного. По-настоящему верующий человек благоговеет перед всем живым и прежде всего перед другим человеком.
Антипод веры — проявленное безбожие, оно же хамство
Когда благоговения перед сакральным, священным, живым нет, на свет появляется хамство — проявленное безбожие.
Мне кажется, что первым хамом был не сын Ноя, а Ева. Она глядит на священное дерево и видит в нем лишь яблоню с вкусными плодами. И почему бы тогда яблоко не съесть?
И это во всем. Вы смотрите на Вечный огонь у памятника воинам и видите в нем память о миллионах погибших. Но хам видит этот огонь иначе: почему бы на нем не пожарить сосиски? У хама дефект зрения. Хам иначе смотрит на пожилого человека: он видит не мать, не женщину, прожившую трудную жизнь, а покалеченную особь, которая занимает жилплощадь.
Хам может быть религиозным, он может даже в церковь ходить. Но это тот случай, когда благочестие категорически противопоказано человеку. Ему нужно сначала поработать над дефектом зрения, вылечить его. Страх Божий — самое сильное лекарство от хамства.
Что позволено аристократу, не позволено мещанину
Часто говорят: если хочешь быть православным, ты должен молиться, как в старину. Делай так, как делали раньше. Нельзя работать по праздникам, женщина должна покрывать голову в храме, в церкви нельзя сидеть и прочее.
Но никто не говорит, что до 1917 года наши предки жили в сословном обществе. Были дворяне, мещане, купцы, крестьяне, духовенство. И тогда не было единого кодекса благочестия. Одновременно существовали разные его сословные стили.
Вспомните картину В. Перова «Проповедь в селе». Батюшка с умилением читает проповедь, а на переднем плане в кресле сидит помещик с супругой, сзади толпится челядь.
Или «Пошехонскую старину» Салтыкова-Щедрина, где он описывает жизнь своей мамы — благочестивой помещицы. На Казанскую у нее в поместье каждый год совершают всенощное бдение с акафистом, но служба длится не больше часа. Как уставщик монастыря могу сказать, что невозможно за час отслужить такую службу.
Для дворян был свой устав, свои нормы подготовки к причастию. Даже случались канонические казусы, которые мы считаем недопустимыми. Например, у царских детей крестными бывали не только православные, а католики и даже лютеране. Дворянин мог повенчаться с двоюродной сестрой. Александр Герцен тому пример.
Что было позволено аристократу, не дозволялось мещанину.
Мы все — средний класс
Все современные христиане — и модернисты, и консерваторы — на самом деле просто буржуазные христиане, и это не порицательное название, а просто знак того, что у нас теперь общий социально-экономический базис. Нет больше сословий, нет господ и рабов.
А ныне человек — ни раб, не властелин,
Не опьянен собой, а только отуманен;
Невольно думаешь: всемирный гражданин,
А хочется сказать — всемирный горожанин!
Каждый из нас — всемирный горожанин, и в этом безобидном факте нашей жизни меня интересуют только духовные следствия. Надо трезво оценивать все плюсы и минусы буржуазного православия, ведь этот стиль жизни ничем не хуже стиля жизни наших предков, сообразовавших свое благочестие с сословным «каноном».
Христианин, руководствовавшийся крестьянским стилем благочестия, ничуть не был выше или святее собрата, который оставался в рамках купеческого или дворянского стиля, ведь у каждого представителя «горизонтального» стиля благочестия была возможность прорваться к евангельскому. Такая же возможность есть и у всемирного горожанина.
Мы путаем православие с философией хюгге
Если бы мне поручили нарисовать икону современного православного, я бы изобразил девушку со смартфоном в одной руке и чашкой капучино в другой. Мы живем в эпоху капучино. Мы путаем православие с философией хюгге — философией теплых чашек чая и кофе.
Огромным преимуществом нашего времени является всеобщая грамотность и связанная с ней если не образованность, то чрезвычайная осведомленность простого человека в научной сфере, по крайней мере в том, как работает наше тело и психика, мы знаем больше, чем подвижники древности. Сколько человеку нужно сна, как на нас влияют те или иные продукты, что происходит с сыном-подростком, как погасить конфликт без больших потерь — это лишь малая толика того, что можно решить с помощью доступных мирных средств, не привлекая «тяжелую артиллерию» святоотеческих текстов.
Однако у этого стиля благочестия есть и свои минусы, и о них следует помнить.
Буржуазное православие, как и любой другой социальный стиль благочестия, сохраняет родимые пятна своего класса. Всемирный горожанин — это законное чадо от нервного брака двух почивших классов — интеллигенции и мещанства.
Когда-то два этих явления резко противопоставляли, а русский философ Иванов-Разумник написал семитомное исследование «История русской общественной мысли», имевшее подзаголовок «Индивидуализм и мещанство в русской литературе и жизни XIX века». Вся история русского общества для Иванова-Разумника представлялась ареной борьбы интеллигенции и мещанства, и, кажется, завершилась эта схватка неожиданным слиянием. Конечно, это вызывающее упрощение, но отдельные родительские черты мы в состоянии опознать.
Для всемирного горожанина характерен приоритет частного над общим, что само по себе не преступление, но отсюда исходит бессознательная враждебность ко всем видам служения — военного, государственного, церковного — или попытка свести служение к работе и хобби, которое легко можно поменять, если вдруг станет некомфортно.
Почему нам следует помнить об этой черте? Потому что вера — это служение, а Церковь — это семья и община, а в семье очень часто надо уметь забывать о своем покое и интересах ради общей пользы.
Архимандрит Савва (Мажуко) — богослов, педагог, писатель. В 1995 г. принял монашеский постриг в гомельском Свято-Никольском монастыре. В том же году был рукоположен в иеромонаха, с 2013 г. — архимандрит. Окончил Московскую духовную семинарию, Православный Свято-Тихоновский университет.
