Время подумать уже о душе. Своевременная книжка

• Время подумать уже о душе

Время подумать уже о душе

Музам служит,

а с головой не дружит.

В.Путин

Служенье муз и дружба с головою,

Особенно плешивой и седою,

Две вещи — нет, не то чтобы совсем

Уж несовместные, но далеко не всем

Моим коллегам это совмещенье

Желанно. Широко бытует мненье,

Что нам в отличье от иных людей

Положено по должности, скорей,

Бесстыдство, бузотерство и безумье,

Чем благонравье и благоразумье.

Я так не думаю. Как Пушкин молодой

Готов я в здравице приветствовать одной

И муз, и разум, и чтоб тьма сокрылась.

И вся натура мигом просветилась.

С благою этой целью я решил,

Пока не поздно, и что было сил,

Не мысля ни забавить, ни лукавить,

Свободу в наш жестокий век восславить

И, глядя в зеркало, шепнуть: «Товарищ, верь!

Вспрянь ото сна, дружок, уже теперь,

Не стоит ждать храпящую Россию,

И веки подымать не стоит Вию.

Но честь пора бы знать нам наконец!

О, только пикни, бедный мой певец!»

А, возвращаясь к этому двустишью,

Скажу, что нахожу его бесстыжей

И глупой шуточкой, тем более в устах

Того, кто и за совесть, и за страх

Владеет восемьюдесятью с лишним

Процентами сограждан и Всевышним

Доселе попускается. С какой

Он сам-то подружился головой?

А то, чему или кому он служит,

Не всякий экзорцист, пожалуй, сдюжит.

Ну в общем — врАчу, исцелися сам.

Служенье муз не терпит этот срам.

Чо-то всё барахлит, не фурычит,

Не стыкуется и дребезжит…

Гамаюн ли над Волгой курлычет,

MTV ли над Обью визжит?

Неужели уже доигрались?

Мы ведь только входили во вкус,

Отрывались. И вот оторвались.

Нет контакта. Свободны от уз.

Чо-то всё зависает и глохнет

И разваливается по частям…

Знать, читали Инструкции плохо.

Да они и не писаны нам.

Гамаюн ли подводит итоги,

НТВ ли берет нас на понт…

Знать, прошли гарантийные сроки.

Нам придется платить за ремонт.

Далеко ль до беды? — Недалече.

Так вот прямо, милок, и ступай.

Ну, бывай, до свиданья, до встречи,

А потом уж ни в жизнь не бывай!

И рассыпался вьюгою в очи,

И пропал хитрован-мужичок.

Время к ночи, дорога короче,

Волчьим глазом блеснул огонек.

Еду-еду один в чистом поле

Нет, не воин, а беглый холоп.

И куда уж мне! Вольному воля,

Сон мертвецкий, пуховый сугроб.

Но бессонные зенки таращу

В эту мутную снежную тьму,

Зверь-шатун, щаромыга пропащий

И дразнящий тюрьму да суму.

Изгаляются страх и отвага

Над моей небольшою душой…

Так сижу я над белой бумагой

Черной ночью на кухне чужой.

Премьер-министр Столыпин

Ответил писателю Толстому,

Пытаясь объяснить матерому человечищу

Основы своей социально-экономической политики.

А вот премьер-министр Медведев

Не отвечает писателю Акунину

И не собирается ничего ему объяснять.

Интересно почему?

Потому ли, что Медведев, ясное дело,

не Столыпин?

Потому ли, что Акунин

недостаточно матерый?

Или потому,

Что бывает такая социально-экономическая политика,

которую фиг объяснишь?

В те годы дальние, глухие,

В сердцах царили сон и мгла:

Победоносцев над Россией.

Простер совиные крыла

А.Блок

По пустыне ледяной

Бродит человек лихой.

Обер-прокурор Синода

Распростер над ним крыла,

Чтоб масонская свобода

Лихача не завлекла.

Потому что на осинке

Не родятся апельсинки.

Так что, брат, не обессудь –

Под совиным строгим взором,

Под надзором прокурора

Обновляй на дровнях путь.

Но с душою геттингенской

Вдруг откуда ни возьмись

Выскочил интеллигентик,

Прогрессист-экономист!

Он безбожник и ботаник

Тщится с цифрами в руках

Обеспечить процветанье

На ледовых площадях.

Наши вечные мерзлоты

Он берется растопить,

Непогоды, недороды

В одночасье прекратить.

«Тары-бары растабары,

Изотермы, изобары!

Просвещайте темный лес!

Ледовито наше море

Из-за обер-прокурора -

Солнце застит мракобес!

Коль Сове подрежем крылья,

Воцарится изобилье!

Уродится апельсин

На ветвях родных осин!

И во обществе гражданском

Лиходей наш будет рад,

Пить, занюхав флер-д-оранжем,

Вместо водки оранжад!

Лихолетье наше минет!

Лихоимство запретят!..»

Так над ледяной пустыней

Век за веком голосят.

Во местах не столь далеких,

Во последних временах

Продолжают, дурни, склоку

На отеческих гробах.

Два властителя лукавых –

Книжник versus фарисей.

Пощади Ты, Боже правый,

Нас, лихих Твоих людей!

Длится, длится спор постылый…

Полюбуйтесь, каковы -

И сова давно без крыльев,

И ботан без головы!

На диване, в халате

Я что твой Чаадаев.

На душе хреновато,

А вокруг и подавно.

Вне кружка абажура

Мрак лежит непочатый.

Чтобы стать нецензурным,

Надо быть непечатным.

Это мы проходили,

Это нам задавали.

Все по-прежнему в силе

И ослабнет едва ли.

Чу! идет год культуры,

Распевает и пляшет.

Все в полнейшем ажуре,

Словно блядские ляжки

Чаадаев ты хренов!

Или, все-таки, херов?

В жалком свете торшера

Зябко, как на арене

На Мерседесе красная звезда,

Увитая георгиевской лентой,

И надпись шрифтом пламенным — «Броня

Крепка и танки наши быстры!»

О гордый внук славян и ныне дикий!

Сим победиши! Это ведь не тюнинг

Какой-нибудь, а — Господи прости! –

Преображенье истинное! Ныне

Твой битый мерс уже не иномарка

Подержанная, а непобедимый

И легендарный Т-34!

И за рулем его уже не ты,

Вернее, ты, но уж не тот, не прежний

Одутловатый менеджер продаж,

А светлоокий витязь святорусский,

Отмстить сбирающийся неразумной Меркель!..

Так в истине и духе посрамлен

Материалистический, кичливый

Безбожный Запад. С нас вполне довольно

Сего сознания. Пусть плоть опять похмельна,

Но Дух-то бодр! и крепок. Ой, вы скрепы!

Да ой вы скрепы мои скрепы,

Скрепы новые мои,

Скрепы новые,

Духовные,

Решетчатые!

Один со страху мочится,

Другой бесстрашно мочит.

Печальные пророчества

Сбылись в сортире отчем.

Ссыкун, не бойся кесаря,

Пацан, побойся Бога!

А ну как сила крестная

Нагрянет на подмогу?

Ну хорошо. Давайте предположим,

Что Бог на самом деле существует…

Да-да, я понимаю, вы крещенный

И православный…Но положим, Он

Вполне реален и конкретен!..Нет,

Я тоже православный, кто ж еще…

Речь не о том…

Представим на минутку,

Что Он взаправду есть, и не вообще

Какой-нибудь, а Тот, за нас распятый,

Тот самый, как на Плащанице. Ну?...

Не понимаете?

Он есть, и значит, Он

Всевидящий, Всезнающий... Ну что?...

Не страшно?.. Правда?... Нет, наверно, вы

Не поняли.. Вот Он глядит и видит

Все это….и все то, что там, внутри…

Нет? Ничего? …Как странно… Ну тогда

Наверно, вас уже не остановишь…

С кем это «с нами» Бог? Вы что, серьезно?

Да, нет, не возражаю, отчего ж…

Конечно, с нами, с кем же быть Ему…

Да мы-то сами черт те с кем…О’кей,

Я больше поминать не буду черта.

В доме повешенного, так сказать… Чего?!

Да вы сначала говорить по-русски

Нормально научитесь!.. Да пошел

Ты сам, ублюдок!... Богоносцы, блин!

Да чтоб вы все…

О Господи мой Боже!

Похоже, сам я слишком ненадолго

Тебя представил, и не слишком четко

Вообразил Твое Лицо!.. Не надо.

Ты не смотри, пожалуйста, на нас!

И не смотря на все это, помилуй

Нас, Господи!.. Хоть не совсем Твоя

Мы люди оказались… Ну помилуй

Нас, Господи! Помилуй нас, Реальный,

Вполне Конкретный и вполне Распятый,

Всеведущий и Вездесущий Бог!

Умом понять не разрешают

И только верить нам велят.

От низких истин защищает

Без лести преданный солдат.

Видок по телику вещает,

Дундук в Минкульте заседает,

Клеветники шумят, как встарь:

«Вот бука, бука — русский царь!»

И раб судьбу благословляет.

Мы ехали шагом, мы мчались в боях

И гимн михалковский сжимали в зубах.

Мы всех зазывали в наш радостный хор.

Но медлит с ответом мечтатель-хохол.

Я отпуск оформил, пошел воевать.

Чтоб геям-злодеям Донбасс не отдать

Нас вырастил Сталин, а вас Пентагон!

Батяня комбат открывает огонь!

Я видел — над трупом склонилась луна

И мертвые губы шепнули: «Крым на…»

Не только мертвые сраму не имут.

Его не имут и глупые тоже.

Ну и, конечно, не имут бесстыжие.

И бесноватые. И сами бесы.

Ну, в общем, сраму полным-полно,

Сплошной ведь срам, говоря по правде,

Но его никто не имет уже.

Ни ты, ни я. Срам да и только.

Сладко мне с тобой, Жуковский,

Время коротать,

И о мерзости кремлевской

Ничего не знать.

И клевать понурым носом

В сонной тишине.

Наболевшие вопросы

Врачевать не мне.

Ах, Василий мой Андреич,

Бедный мой певец,

Тут не может быть и речи,

В этом я не спец..

Спой мне, спой мне! Или, хочешь -

Я тебе спою,

Этой песенкой полночной

Горюшко завью.

Нам в крещенский вечерочек

Нечего гадать.

Ночь идет без проволочек.

Время почивать.

Смертных ропот безрассуден,

Непробудны сны.

Этой музыке приблудной

Внемлем мы одни.

Мы одни с тобой остались

Бездны на краю.

Эка жалость, эка малость…

Баюшки баю

Вот снова я включаю

(О, Господи, зачем?!)

И пялюсь в телевизор,

Дивлюсь ублюдкам тем,

От ненависти нем.

Сливаются их лица

В единое мурло,

И шип змеиный слышен

Отчетливо и зло

Сквозь чертово стекло:

«А ну давай отсюда!

Покинь мою юдоль!

Покинь мой мир и век мой!

А то — пройти изволь

Дресс-код и фейс-контроль!»

И ошалев от страха,

Не находя ответ,

Я вырубаю ящик

И выключаю свет.

Но сна в помине нет.

И в темноте безбрежной,

В кромешной тишине

Изменница-Психея

Нашептывает мне

Отчетливо вполне:

«Давай уйдем отсюда!

Ну погляди окрест -

Нам здесь совсем не место,

Мы не из этих мест.

Пора уж знать и честь».

Любить великую Отчизну,

Простой и мудрый наш народ.

Не пощадить ни сил, ни жизни,

Когда нас Родина пошлет.

Любить родимые пейзажи,

Леса, проселки, колоски.

И слабый пол любить, и даже

Надрыв лирической тоски!

Любить культуру и искусство,

Приплясывать и подпевать.

Питать возвышенные чувства,

Надежды гордые питать.

Любить историю родную,

Наследье дедов и отцов

И нашу славу боевую,

И гром побед, и звон клинков.

Любить, как мать, любить, как сына!

Любить, хранить, оберегать!

В слезах березки и осины,

И лиственницы обнимать!

Любить, сверкая блеском стали,

Бить всех, кто это разлюбил!..

Так завещал великий Гитлер,

Так доктор Геббельс нас учил.

Ах, евроатлантические страны,

Почто вы отреклись от христианских ценностей,

То есть от самой основы западной цивилизации?! –

Сетует Президент Российской Федерации

Владимир Владимирович Путин

И ставит меня

Как неистового поборника этих самых ценностей

И рьяного сторонника этой самой цивилизации

В крайне неловкое положение.

Приличия вроде бы требуют

С пеной у рта

Отрицать его правоту.

Но это ведь значит

Утверждать, разуму вопреки,

Что никто ни от чего не отрекался,

И что путинский коллега Олланд

Остается истовым и правоверным сыном

Святой римско-католической церкви

И готов лобзать туфлю папе Франциску.

А может даже устроить

Напротив центра Пампиду

Аутодафе!

Или же

(Что совсем уж нелепо)

Придется в полемическом задоре заявить,

Что отречение от Господа нашего Иисуса Христа

Способствовало много украшению Европы,

Поскольку основали ее отнюдь не клирики с клерикалами,

А Робеспьер

Да Фрейд

Да Роллинг Стоунс!

Многие дураки так и делают.

Но ведь и согласие с ним (с Путиным)

Мало того, что непристойно,

Но еще и означает ведь признание того,

Что офицеры Комитета Государственной Безопасности СССР

Это вовсе не орки и гоблины

На службе у Темного Владыки

И Белой Колдуньи,

А совсем напротив -

Последняя твердыня

Осажденного христианства,

Этакие беззаветные монахи-рыцари,

Типа тамплиеров

Или там госпитальеров!

Ну а сам Владимир Владимирович

Получается в таком случае

Достойным нимба Людовика святого

И славы Ричарда Львиное сердце.

Нет уж,

Фигушки!

Франсуа Олланд, конечно, очень противный,

Можно сказать, богомерзкий,

Но к христианским ценностям

Даже он,

Ну ей Богу!

Все-таки как-то поближе,

Чем наше

Родимое

ГПУ.

Пан-атаман Таврический

Спасал зверей и птиц

И только спорадически

Сажал в тюрьму девиц.

Национал-предателей

Отечески журил

И слать к е….. матери

строжайше запретил!

Он дал отпор душителям

Всех пламенных идей,

Врагам-усыновителям

Российских малышей!

От ужасов анархии

Он нас освободил,

И гидру олигархии

В капусту покрошил!

Людей любил он вежливых,

Гимнасток и ткачих….

Каких еще вам Брежневых,

И Сталиных каких?

За оскорбление чувств верующих идолопоклонников

и не менее верующих фарисеев,

за злостное искажение классического наследия

великой античной

и священной иудейской культуры,

за экстремизм и возбуждение ненависти и вражды

к различным социальным группам

и отдельным официальным лицам,

за злостное хулиганство в храме

и препятствование законной коммерческой деятельности

на территории культовых сооружений,

за несанкционированные собрания и митинги

и систематическое нарушение общественного порядка,

а также за национал-предательство

и отказ от участия в военно-патриотическом воспитании

подрастающего поколения

Иисус, именуемый Сыном Божиим,

привлечен к ответственности

и приговорен

к высшей мере наказания.

Но это было давно,

И не у нас.

А у нас бы Он,

если бы снова,

удрученный ношей крестной,

в рабском виде

решил бы исходить, благословляя,

Российскую Федерацию,

получил бы от силы два,

ну три года общего режима.

Ну, максимум, четыре!

И это, дамы и господа,

наглядное свидетельство

неуклонного духовного возрождения

и торжества

истинных христианских ценностей!

Равно как верховенства закона

И вставания с колен.

Если в течение стольких лет

За нашим бокалом сидят

И девушек наших ведут в кабинет

Столько веков подряд –

Есть все основания предположить,

Что вовсе не наши они, может быть,

Что этот бокал чужой,

Чужие души, чужая плоть,

Что все это время — храни нас Господь –

Хозяин у них иной.

Ты понимаешь что-нибудь? — А ты?

- Пожалуй, нет. — Ну, вот и я не очень.

Но чувствую нутром, как стал непрочен

Сей мир. Легко сказать — «Сотри черты

Случайные». А ну как пустоты

Под ними лик узришь уже воочью?

И шепчет он, помянут будь не к ночи:

«Пойми, пойми!» И понимаешь ты

Лишь то, что свет навеки обесточен

И глаз расфокусирован и лжив,

И что всему, что полный… — Между прочим,

Ты все же жив. — Ну, жив… — Не «ну», а жив!

- Не понимаю. — Понимай, как хочешь.

- Что ж ты грубишь? — А что ж ты так труслив?

Все те же шуты и кастраты,

Что хаяли песню твою,

Считают теперь глуповатой

И спетою песню сию.

Приводят резоны такие,

Уж так убедительно врут,

Что сам я поверил впервые,

Что песенке нашей капут.

Но вот они сами запели

Во всю бесноватую прыть.

И понял я — сроки приспели

И время святых выносить!

Спасать эти топосы, лики,

Расхристанный иконостас.

Всю тяжесть священных реликвий

Мы вынесем, Генрих, сейчас.

Вот только куда их нести-то,

Где ж те катакомбы, певец,

Где нег этих чистых обитель,

Куда нам бежать наконец?

Сальери гордый, правды не сыскав

Ни на земле, ни выше, стал убийцей.

Увы! С правдоискателями часто

Такое происходит. Ну а Моцарт…

Ах Моцарт, Моцарт! ты-то отчего

Не ищешь этой правды и не ропщешь

на полное отсутствие ее?..

По недосугу , видимо….

А слушатель

скачав «Женитьбу Фигаро» и вставив

наушники, вдруг узнает, что правда,

искомая, взаправдашняя правда,

похоже, существует в этом мире.

Ушам своим не верит пассажир.

Неподвижно лишь солнце любви!

Владимир Соловьев

Вперед, без страха и сомненья,

Как нам Плещеев завещал!

Зарю святого обновленья

Он предвещал и обещал.

Но солнце всходит и заходит,

Который уж, который век.

Без устали по кругу бродит

Вперед  и выше   человек.

Без страха божьего блуждает,

Не сомневаясь, что вперед -

Туда, где снова поджидает

Зари пленительный восход!

Одна заря спешит другую

Сменить, затмить и погасить.

Плещеев, бедный, ни в какую

Маршрут не хочет изменить.

Опять: «Вперед, заре навстречу!»

Горячечный лепечет бред…

А за спиною ясный вечер

И тихий невечерний свет.

Пытаясь прыгнуть выше носа,

Затылком грохнулся об пол.

Ну что, допрыгался, козел?

Что, доупрямился, осел?

Вот какова цена вопроса

«Чому я все же не орел?»

Так, на лопатках на обеих,

Как труп в пустыне, я лежу

И только вверх теперь гляжу

И скорбно говорю себе я:

«Гляди, козел, вон Агнец в небе!

Дивись, осел, летит Пегас!

Ввысь не подпрыгивать тебе бы,

Длиннее был бы мой рассказ!

Остались — вот как! — только рожки.

Вот так окончился полет.

Сломив несмысленную бошку,

Покойся с миром, бедный скот».

Спокойной вам ночи,

Приятного сна,

Желаю вам видеть

Козла и осла,

Козла до полночи,

Осла до утра.

Спокойной вам ночи,

Приятного сна.

«Ну?» — вопрошал я много лет

И слышал только «Гну!» в ответ.

Но, согнутый уже в дугу,

Я удержаться не могу

И вновь хриплю упрямо: «Ну?!»,

Чтоб вновь услышать это «Гну!!»

Согнув меня в бараний рог,

Он продолжает диалог.

Ну? — Гну! — Ну? — Гну! И как ему

Не надоело самому

Все гнуть и гнуть!.. Но ни фига

не надоело мне пока!

Что проку, милый, задавать

Вопрос «Что проку жить?»

Коль не намерен подыхать,

Так нечего блажить!

А коль намерен, так вопрос

И вовсе ни к чему,

Как говорил Иисус Христос

Пилату твоему,

Сенекам бедненьким твоим,

Чоранам-дурачкам…

Да лучше уж напиться в дым,

Как Ной, чем быть как Хам!

Тебе ль, обсосу, вопрошать,

Тебе ль, балбесу, ныть?

Да лучше уж на все плевать

И дрУг друга любить!

Плевать, что с четырех сторон

Чужая сторона!

Есть верх еще и низ, и он

Без дна — ей-ей — без дна!

Так плюнь чрез левое плечо

Отравленной слюной!

Но постарайся не на все,

В колодец не любой.

Переходя из зала в зал

Я грешным делом заскучал.

Уорхолл, Пикассо, Дали

Меня утешить не смогли.

Ни алый клин и ни квадрат

Не тешили усталый взгляд.

И ни Моне и ни Мане

Не развлекли меня вполне.

Ничто во храмине искусств

Не грело охладелых чувств.

И я почувствовал облом

И скуку в светлом храме том.

И что мне проку от Венер,

Какой я с них возьму пример?

И что мне сей прелюбодей

С жопастой Саскией своей?

Но тут же был я поражен,

Во тьме узрев, как скорбно Он

Сынишку блудного прижал,

Как безнадежно Он молчал,

И как потрепанный сынок

Молчал, но не был одинок.

И как, сводя меня с ума,

Предвечная молчала тьма.

И молча я побрел один,

Лукавый и приблудный сын.

Или рыло в камуфляже,

Иль педрила в макияже,

Или даже, или даже

В златотканых ризах поп…

- Ну а ты хотел чего б?

Ну, наверное, хотел я,

Чтоб преобразилось тело,

Чтоб возобновился дух,

Чтобы не было мне пусто…

Чтоб от лжи тысячеустой

Я замкнул бы слух…

В общем, ни одно из двух

Выбирать я не намерен,

Даже, даже — будь уверен! -

Ни одно из трех!

В камуфляже, в макияже,

В великодержавном раже

Не воскреснет Бог!

Пляшет смерть, кружатся беси…

Не воскреснет! Не воскресе!..

- Да уже воскрес, сынок!

Вытри глазки.

Чмок!

Чмок!

Чмок!

«Оставь надежду всяк …» — Спасибо, нет!

Не всяк, и не сюда, и не входящий,

И не оставлю! Без нее, ледащей,

Не мил ни тот, ни этот белый свет.

Хотя питать ее на склоне лет

Накладно, ведь к моей печали вящей,

Похоже, булимией настоящей

Страдает этот жалкий оглоед!

Питание усиленное я

Своей надежде честно поставляю,

Хотя на что она — и сам не знаю.

И главное — ну был бы корм в коня,

А то хиреет ведь день ото дня!..

Я оправдать ее уже не чаю.

Ах, песенки Шуберта, вальсы Шопена,

Ах, арии Фауста и Папагено!

О! даже канкан из "Орфея в аду"!

И даже романс "Отцвели уж в саду..."

Ах, все эти тексты и все эти звуки,

Журчанье клавира, бряцание лир,

Ах, оды, эподы, секвенции, фуги,

Ах, весь этот Дант, Кантемир и Омир!

Увы, оказался совсем не бессмертным

игрушечный, праздничный, призрачный мир,

Заученный вхруст и затертый до дыр,

Где пел Серафим, и прокудили черти.

Уж вечер, Василий Андреич. Последний

Уж луч догорел, Петр Ильич, навсегда.

Помянем, не чокаясь, рыцарей бедных!

Последний парад наступил, господа.

И мертвый горнист заиграл в Ронсевале -

Вставай-подымайся , бесплотная рать!

Не стоит сдаваться, мой верный товарищ, -

Князь века скомандовал пленных не брать.

Не зря ж на щите своем Аve Regina

Ты клюквенной кровью успел начертать!

Ведь с музыкой велено нам помирать.

Час пробил. И музыка нас не покинет.

Глосса — …… 2) форма староиспанской поэзии, состоящая в том, что стихотворение-глосса пишется на тему, выраженную в стихотворном эпиграфе (мотто), причем каждая строка мотто последовательно заканчивает собой очередную строфу Г.

А.П. Квятковский «Поэтический словарь»

По деревне шел Степан.

Был мороз трескучий.

У Степана х.. стоял.

Так, на всякий случай.

По деревне шел Степан.

Что сей Степа означает?

И куда же он шагает?

Не туда ль, куда Беньян

Пилигрима посылает?

Угадали. Точно так.

Сквозь кромешный этот мрак

Мимо тещиного дома

Мой герой пройти готов,

Озирая мир знакомый,

Самый падший из миров.

Был мороз трескучий – в смысле

Ниже плинтуса уже

Пал сей мир. Живой душе

В нем совсем уж стало кисло.

De profundis голосить

Нам, продрогшим, остается.

Лошадь бледная несется,

Мраз трещит, и мрак смеется,

Нежить начинает жить.

У Степана х.. стоял…

Тут синекдоха, наверно.

Значит Степа в этой скверне

Стойкости не потерял.

Твердость не утратил он,

Он остался несгибаем.

Вот и нам бы, раздолбаям,

Не сдаваться бы в полон,

Как бы ни был Враг силен.

Так, на всякий случай – то есть,

Что бы ни случилось впредь

Нам, задрыгам, претерпеть,

Встретим это изготовясь.

Честь предложена была -

Береги и все дела.

Бог не выдаст, свин не съест,

Коль сохранна будет честь.

Ты иди, Степан, иди

Невзирая на морозы,

На угрозы и психозы!

Случай всякий впереди!

Примечания