Житие и деятельность иже во святых отца нашего Григория Синаита,
Источник:
Григорий Синаит, преподобный:(1260-е – 1340-е гг.) – основоположник исихазма, свёл воедино аскетические учения Лествичника, Симеона Нового Богослова, Никиты Стифата, Филофея Синаита. Его труды посвящены обоснованию и описанию духовного опыта и практики православного монашества. Учение Григория Синаита в основном сконцентрировано на теме хранения ума и сердечной молитвы. Святого Григория Синаита можно считать главным вдохновителем исихастского возрождения XIV века; его сочинения занимают в "Добротолюбии" одно из важнейших мест. Эпоха Григоряи Синаита была бурная, из-за набегов и войн он был вынужден много путешестовать: Кипр, Синай, Палестина, Критская пустынь, Афон, Парорийская пустынь (возле границы между Болгарией и Византией), снова Афон, Парория. Множество греков, сербов, болгар и румын шли к нему в послушание. Один из них, Феодосий, после смерти Григория основал монастырь на горе Килифарево, недалеко от города Тырнов. Эта обитель воспитала великих монахов и пастырей, благодаря которым исихастское духовное учение будет распространяться по всему славянскому миру – Евфимия, патриарха Тырновского, Ромила и Григория Исихаста, проповедовавших священное безмолвие при поддержке князя Лазаря в Сербии, Киприана, митрополита Киевского, принесшего исихазм на Русь, где столетие спустя будет подвизаться, глубоко впитавший учение Григория Синаита преподобный Нил Сорский (1433-1508). Хотя лично Григорий Синаит не участвовал в исихастских спорах, но многие его ученики – в особенности один из них, который в дальнейшем стал патриархом константинопольским Каллистом I, - твердо поддерживали защитника священного безмолвия, святого Григория Паламу.
Благослови, отче.
1. Полезно и пригодно стремление удостаивать благих мужей прославлений похвал, сплетать в честь их венки, воспевать и превозносить их преимущества, насколько повествовать об этом позволяют силы.Но мы видим, что при этих мiрских и временных делах, соприкасающихся с веществом, и похвалы бывают подобны дыму: как пламя огня прекращается вместе с истреблением материала, так и похвалы при такого рода делах и почести земные и весьма быстро преходящие уходят вместе с теми, кои суетно ими пользовались, и память их, по Писанию, погибает с шумом (Пс. 9, 7) А жизнь тех, которые жили по Бозе и просияли в добродетели, не только, как мы знаем, приносили великую пользуслушателям похвал, которые, вследствие этого, переходят к подражанию угодившим Богу мужам и никоим образом не ослабевают в этом деле, и для самих избравших прославление бывают от святых воздаяния; кроме того, и Бог, благоволя к ним , дарует широту мудрости совершающим такие восхваления.
2. Ведь похвала в честь святых обыкновенно восходит и относится к Самому Богу: Прославляющия Мя, говорит,прославлю (1 Цар. 2,30). И вполне справедливо, — как Владыка всяческих и Господь ясно это указывает, говоря об апостолах: Иже вас приемлет, Мене приемлет, и иже приемлет Мене, приемлет пославшего Мя (Мф. 10, 40). Ибо прославления и похвалы в честь святых получают основное начало не от земного и не от того, что не владеет ничем постоянным и прочным, но от небесного и божественного, всегда пребывают в одном и том же положении.Подобно тому, как кто-нибудь из богачей, желая построить дом, если предварительно не вскопает и не углубит и не заложит прочных оснований, положиввниз крепкие камни, —видит, что строитель трудится напрасно, потому что, когда дом разрушается, вместе с ним погибает и оное малое основание; так ты мысли и о тех похвалах, которые высказываются с излишней откровенностью и тщеславием по поводу дел земныхи к которым прибегают те, которые прославляют эти дела по примеру внешних (мiрских) мудрецов, очаровывая и услаждая красотой и звучностью своей речи один только слух; вследствие этого и похвалы их обыкновенно теряют в глубинах забвения.А истинные памяти святых и создание оснований добродетели действительно получают свое начало от той несекомой скалы краеугольного камня, которая есть Христос (Еф. 2, 20).
3. Отсюда именно получил начало основание и (муж) истинно ныне прославляемый, представляющий блестящий предмет для настоящего нашего слова, божественный (разумею) во всем Григорий, — как это и покажет дальнейшая речь. И вот я, научившийся от него, т.е. состоявший при нем учеником, в течение непродолжительного времени живший вместе с ними с радостью, как раб, восприявший дух его, желаю для пользы читателей, рассказать обо всех великих его деяниях, которыевидел собственными глазами, следуя по стопам его, и которые постарался собрать и услышал от истинных, приближенныхнему учеников, усердных и добродетельных, с радостью о нем повествовавших. У меня было сильное желание и усовершенствоваться в достойном языке, на котором я намерен воздать должную дань похвалам. Кроме того, так как то, что делается по силе, приятно и Богу, это может послужить похвалой и для учителя, который почтил правду от своей силы так, как никто другой. Итак, следует нам начать речь, надеясь на помощь, по святым и благоугодным молитвам знаменитого мужа. При этом, сообразно с тем, чего можно достигнуть вотношении к живущим по Бозе и лобзающим добродетель, — к служителям истины и строгим ревнителям Его оправданий, я опишу деяния мужей безыскусственно и представляю их как весьма приятное и душеполезное благоухание.
Но слово наше, направленное к повествованию о святом Григории, не ставит очень высоко его родину, — хотя он и имел отечеством по местному называемое (селение) Кукуль, которое находится в Азии, близ Клазомен, имел родителей и братьев, пользовавшихся почестями и богатством, — так как это относится к земной жизни и нисколько не содействовало его назначению, ибо он на небесах приобрел себе отечество, блаженное и неразрушимое жилище. Посему, я думаю, что это нужно совсем оставить, а естественно и своевременно перейти к рассказу о другом, т. е. об ангельской его жизни, о самомвысокоми почти бесплотном пребывании, о его деятельности, о трудах для Бога и подвигах: ведь ничем иным, если нужно сказать правду, он и не жил, как только жизнью богоприятною и спасительною. Посему я и начинаю с того, где и он ревностно положил основание. Достойно внимания то, что за сим будет сказано.
4. Когда скипетром Империи управлял царь, великий Палеолог кир Андроник, совершилось судьбами божественными, по множеству всяких грехов, нападение народа безбожных агарян[1]: этотнарод, совершив набег на Азию и воздвигнув своим варварским военным походом весьма суровое преследование, все там, увы, разграбил, поработил почти всех тамошних христиан и жестоко с ними поступил. Во время этого варварскогонабега были схвачены и взяты в плен божественный Григорий, его родители, а также и братья, и уведены далеко в одно местечко близ Лаодикии. Там, по благоволению Бога, все совершающего и обращающего к лучшему, когда варвары немного смягчились к пленникам, они вошли в церковь Лаодикийцев. Благочестивые и православные местные христиане, находившиеся в храме во время совершавшегося обычного псалмопения Богу и славословия, когда увидели, что пленники весьма стройно поют божественную песнь, — так как, действительно, они были опытны в пении, — с удовольствием и вместе с изумлением подивившись их мелодии, не пощадив ничего, — ни имущества, ни слова, — с готовностью освободили их из плена: этим способом Бог достойно вознаградил их за добродетель.
Потом божественный Григорий удалился на Кипр, где прожил небольшое время и явился весьма вожделенным для всех тамошних жителей за исключительность своей природы и склонность ко всему прекрасному. Кроме того, приятный и весьма радостный вид лица, обнаруживавший внутреннее состояние его божественной и непорочной души, преизбытком благоговенияи благочестия всем внушил, вместе с уважением и почтением и удивление к нему. Жители острова даже полагали,что и прибытиек ним сего мужа совершилось по Божественному промышлению, как со всей справедливостью весьма ясно и хорошо рассказал об этом Лев кипрянин, прибывший впоследствии с Кипра в Константинополь вследствие любви своей к общему образованию и к разумным (логическим) учениям мудрости и знания, муж, проникнутый благоговением, возлюбивший уединение в девстве, по характеру совершенный любитель истины, украсивший себя мудрыми речами.
Когда преподобный и честный сей муж (Григорий) проводил такую жизнь на острове Кипре, Бог, с высоты взиравший на него и ведавший, сколь великую любовь и стремление к добродетели он питал в сердце, открывает ему некоего мужа инока, избравшего безмолвную отшельническую жизнь. И вот он с радостью приходит к нему, облекаетсяот негов монашеские одежды и, немного пожив вместе с ним и породнившись духовно, по примеру Боговидца Моисея, отправляется на Синайскую гору, где и постригаются власы главы его, вместе с лишением волос он отсекает и совлекает с себя телесные желания и движения и, освобожденный, доблестно выступает на божественный подвиг. В течение короткого промежутка времени он изумил всех почти невещественной и бесплотной жизнью, постом и бдением, непрерывным стоянием,всенощным и постоянным во всякое время псалмопением а кроме того и прошением к Богу и молитвой, как будто он спорил с тем, что носит невещественное начало в материальном теле, всеми тамошними обитателями он с изумлением считался почти бесплотным. А в послушании, которое есть кореньи мать добродетелей, ив смирении, приводящем к возвышению, он достиг такого совершенства, что нам в подробностях совсем нелегко изобразить это в нашем писании, дабы не показалось людям более легкомысленным, будто мы говорим нечто до чрезвычайности несообразное. Тем не менее, я из-за этого не намерен совершенно замалчивать слово правды, а также то, чему я научился и что узнал от самого приближенного из его учеников и особенно им любимого, следовавшего по стопам его и бывшего как бы отображением его добродетелей: я разумею святого отца Герасима. Этот блаженный муж, рассказывая, утверждал и удостоверял, что он, Григорий, неутомимо и со всяким прилежанием исполнял свое служение, которое охотно принял от настоятеля, помышляя, что Бог с высоты взирает на него, — и никогда не уклонялся от обычного братского правила. Когда же наступал вечер, он,принесши игумену обычное покаяние и получив от него благословение, отправлялся в свою келию, запирал двери и, находясь в затворе, простиралк Богу руки, а прежде того ( возносил горе) и свой ум и, всецело отрешившись от настоящего и приблизившись к Богу, близ пребывающему, совсем душевным расположением начинал канон, совершая псалмопение Богу, —всю ночь молился в сердечном умилении и преклонял колена до тех пор, пока не прочитывал в полноте псалмы Давида, а когда вследствие этого в душе водворялась радость, он наслаждался веселием. Потом, когда в обычное время ударяли в древо, он первый обретался стоящим пред вратами храма, при чем старался и заботился как он и всегда в точности и неопустительно поступал, — чтобы не прежде выйти из храма, как будутсовершены утренние славословия Богу. И действительно, первымвошедши в храм, он последним, по выходе всех, уходил из него. Пищей же для него служил небольшой хлебец и немного воды, так чтобы только можно было жить: таким изнурением он желал и прежде кончины разрешить союз плотского естества.
5. Но кто может достойно изобразить его служение, втечение трех или даже более лет, в должности повара и пекаря, на которую он былназначен, а также необыкновенное смирение, которое он обнаружил в это время? — Он никогда и в мыслях не имел, что служит людям, но — чину ангельскому, и считал место служения престолом и жертвенником Божиим. Кроме того, как бы воздавая должную дань ному великому боговидцу Моисею, с которым в видении и не в гаданиях беседовал Бог, он не отказался и от желания неоднократно подниматься почти на самую честную и священную вершину Синая и совершать благоговейное поклонение там, где чудесно исполнились великие оные знамения. Священный этот муж имел и искусные в каллиграфии[2] руки и весьма был предан чтению, как днем, так и ночью, трудолюбиво, как некоторая усердная пчела, собирая цветы божественного писания, разумею— Ветхого и Нового, и предаваясь размышлению, так что я не знаю, изучил ли его так тщательно кто-либо другой: он Григорий всех тамошних обитателей превосходил и побеждал многознанием.
При таких обстоятельствах, лукавому нельзя было оставаться спокойным, но, как враг и противник человеческого рода изначала, он побуждает среди монахов страсть зависти и, как плевелов, разсевает среди них немалое смятение и беспорядок. Узнав о зависти, ученик кротости имира (Григорий) удалился из монастыря и взял с собой почтенного онаго Герасима, прибывшего с острова Еврипа[3], по происхождению же родственника тамошнего правителя Фаца. Он, Герасим, еще раньше оставил все изобилие богатства и славы, так как, по великому Апостолу (Филип. 3, 8), признал это как уметы (сор) для имеющего в будущемоткрыться богоявленя праведникам и, взяв на рамена свои крест, сам прибыл на гору Синай. Здесь, узнав божественного Григория и изумившись преизбытку его добродетели, он сделался одним из его учеников, а потом, при содействии и помощи Божией, он был возведен на высшую ступень делания и созерцания, так что после него, Григория, сделался для прочих примером и образцом всех благ. И вот, отсюда они (Григорий и Герасим) отправились в Иерусалим для поклонения Животворящему Гробу и, обошедши все тамошние места и поклонившись, тотчас отправились на остров Крит в некоторую местность, называемую "Хорошие Пристани", где короткое время и оставались, вследствие морского волнения и бури.
Но преподобному было не свойственно проводить время напрасно или бесцельно, но, подобно тому, как олень в самую жаркую пору лета не перестает со всею поспешностью стремиться к источникам, дающим холодную, приятную для питья воду, или, лишившись подруги и сожительницы, не может совсем успокоиться; таким же образом преподобный оный и божественный муж тщательно исследовал тамошние места, со всем рвением стараясь найти какую-нибудь местность для своего пребывания, удобную для любезного уединения и совершенно свободную от мiрского шума беспорядка. После весьма многого искания и обследования, они с большим трудом нашли некоторую пещеру, пригодную для своей цели, и с радостью в ней поселились. Но что же потом делает оный прекрасный деятель и поистине человек Божий, всецело живущий для будущих упований? Он тотчас прилагает к усилиям усилия и к трудам труды и самым доблестным образом борется с самим собою. Пищей для него — однажды в день — служил небольшой кусок хлеба и немного воды, сколько нужно для того, чтобы жить, как уже об этом мы выше и сказали, а сверх того, согласно определенному уставу и закону, не было совершенно ничего, хотя бы и предстояло умереть от жажды. С удивлением и вместе изумлением можно было наблюдать у них (Григория и Герасима) напряженную, ангелоподобную ревность и прекраснейшее восхождение к Богу. Лица у них были бледные, вследствие худобы от крайнего воздержания, члены тела высохли, были истощены продолжительными трудами, лишены физической крепости и совершенно бессильны для ходьбы или совершения другого действия.
Кроме сказанного, блаженный всегда имел в заботеи следующее: он старался найти руководителя в том, чего он не успел прочитать в книгах Божественного Писания, или чему он духовно не был научен кем — либо из духоносных и божественных отцов и учителей. Размышляя сам с собой, он представлял, что как он научен деланию, так будет научен в точности проходить и созерцание, то есть безмолвие и действенную молитву. Но когда он предавался таким размышлениям, Бог внушает свыше и божественным знаменем объявляет(о сем) некоему мужу, сиявшему различными видами добродетели и украшенному деланием и созерцанием; имя ему было Арсений и он преимущественно пред прочими возлюбил безмолвие. Побуждаемый Божественным Духом, он со всей поспешностью отправляется в келью святого(Григория) и, постучавшись рукой в дверь, с радостью им был принят. Здесь, духовно приветствовав друг друга и высказав пожелания, они вознесли обычную молитву Богу, по окончании которой они вместе сели. Потом оный созерцатель, муж маститой старости и почтенный, как бы по какой божественной и священной книге начал вести беседу охранении ума, об истинном трезвлении и чистой молитве, о том, как посредством делания заповедей ум очищается, и отсюда человек, так боголюбезно размышлявший и упражнявшийся, озаряясь светом, становится всецело световидным. Сказав еще и весьма многое другое об избравших жизнь по Боге и прекратив дальнейший ход речи, ведущий к этому, он на короткое время замолчал, а потом, обратившись со словом к Григорию, спросил: " а ты, чадо, каким занимаешься деланием, конечно, под руководством Бога,все устрояющего?" И вот он, начавши сначала, вкратце рассказывает обо всем относительно себя, т.е. об удалении от (мiрской) жизни, о любви к единению и о многих трудах и заботах, совершить которые он избрал ради Христа, все остальное поставив на втором месте. Блаженный Арсений, служивший орудием Духа и прекрасно знавший путь, который ведет на высоту добродетели, слегка улыбнувшись, сказал ему: "чадо, все то, о чем ты рассказал, богоносными отцами и учителями нашими называется именно деланием, а никак не созерцанием". Услышав это блаженный, бывший действительно, жилищем Духа, тотчас пал к ногам его, стал горячо просить, призывая и самое имя Божие, и умолять научить его, что есть молитва и безмолвие и хранение ума.
6. Конечно, оный божественный отец и человек Божий, воспользовавшись этой просьбой, как находкой, без всякого уклонения и промедления тотчас все ему рассказал и сообщил, не пропустив ничего из того, что он обильно воспринял, обогащенный благодатью. Он даже подробно рассказал, ничего не пропустив, и о том, что обыкновенно случается с вступившими на поприще и на подвиги ради нее, но подвергающимися нападению со стороны коварных и злых клеветников— демонов и со стороны людей порочных и завистливых, коими, как орудием, пользуется лукавый.
Когда Григорий услышал это от божественного мужа, он тотчас встал, вошел на судно и отправился на гору Афон. Здесь он посетил все местные монастыри, а также всех пребывавших в безмолвии, коих только нашел, и даже живших в дали и проводивших безмолвную жизнь в неприступных местах, словом — он полагал, что никогоне должно оставить без внимания, и воздать им духовное поклонение. Рассказывая(об этом посещении), оный божественный и знаменитыймуж говорил, что видел не немногих людей, в высшей степени отличавшихся маститым возрастом, разумом и всяким достоинством нрава, которые все старание прилагали относительно делания, но, спрашиваемые относительно безмолвия, или хранения ума и созерцания, говорили, что и по имени не знают об этом.
7. Хорошо осмотрев и изучив это для своей цели, Григорий с ревностью стал посещать скит, называемый Магула, который находился в виду честнаго монастыря Филофея. Здесь он встретился с тремя монахами, имена которых — Исаия, Корнилий, и Макарий. Он увидел, что они занимаются не только деланием, но отчасти и созерцанием. Здесь, много потрудившись и занявшись, вместе со своими учениками, трудами и работами, он старательно воздвигкелии для обитания. Себе же потом, в небольшом отсюда расстоянии, построил исихастирий, для беседы с одним только Богом, положив, как говорит божественный Давид, в сердце своем восхождения к Богу (Псал. 83, 6), создавшему в отдельности сердца наши (Псал. 32, 15), и умилостивляя Бога деланием.
8. В таких обстоятельствах он вспомнил о почтенном и священнейшем оном муже, обитавшем на острове Крит, как сказано было об этом выше. Он опять стал внимательно обдумывать в своей душе то, что этот муж внушал о безмолвии и молитве и что он рассказывал отрезвлении ума. И вот, весьма тщательно исследуя в своем уме его боголюбезные речи, собравши внутри себя все чувства, вполне сосредоточив в душе ум, приспособив его и укрепив его и, так сказать, все пригвоздив ко кресту Христа, он говорил: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешника", усердно молясь в душе страдающей и в сердце сокрушенном, с глубокими стенаниями и в духе умиления, умягчая почву земли горячими слезами, в изобилии исходившими из его глаз. Но что же затем? — Господь не презрел его продолжительной молитвы. По великому среди пророков и царей Давиду, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19), но скоро внимает праведной молитве. Ибо он говорит: воззваша праведнии, и Господь услыша их (Пс. 50. 18). И вот, воспламенившись в душе и сердце действием всесвятого и всесовершающего Духа и изменившись прекрасным и чудесным изменением, он увидел, что жилище его, сиянием Божественной благодати,было исполнено света. Исполнившись и сам неизреченной радости и веселия, но тем не менее и тогда потоком проливавший источники слез, уязвленный чувством божественной любви, он говорил: сердце наше привлек еси, сердце привлек еси(Песнь Песней 4, 9), и — воня риз твоих паче всех аромат.
Поистине, на нем, посредством его дел, осуществилось положение: "делание есть восхождение к созерцанию". И вот, находясь как бывне плоти и мiра этого, он всецело был поникнут божественным стремлением и посему не переставал светить оным праведным, согласно священному слову, которое говорит: свет праведным всегда (Притч. 13, 9).
На вопрос мой и соучеников, этой вечной и блаженной памяти знаменитый муж, как особенно любивший истину и ценивший ее выше всего, говорил: "совершающий в духе восхождение к Богу как бы в некотором зеркале созерцает всю тварь световидною, аще в теле, аще кроме тела, не вем,как говорит великий Апостол (2 Кор. 12, 2) покакакое — нибудь препятствие, возникшее в это время, не заставит прийти в себя". Однако я совершенно просто и безыскусственно (обращался к нему с вопросами), всякий раз как видел, что он выходит из своей кельи с радостным лицом, как бы улыбаясь и весело смотря на меня(конечно, все вы, кои его духа, знаете, что он с очень глубокою, от всей души любовью и расположением воспитывал, как самых желанных, и первых из своих духовных чад, и последних: подобным образом и меня, бывшего последним, этот знаменитый муж согревал, как вполне родного сына, оказывая мне самое искреннее благоволение и любовь). И вот мне, когда я однажды обратился к нему как любвеобильному отцу, (увидев) его выходящим с веселым взором из келии, он так ответил: "душа, прилепившаяся к Богу, снедаемая любовью к Нему и просвещенная, блистательно превзошедшая всякую тварь, живущая выше видимого и всецело объятая стремлением к Богу, совершенно не может укрыться, как относительно ее Господь и заповедал, говоря: Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Матф.6, 18), и опять:Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваши добрые дела и прославят Отца вашего, Иже на небесех(Матф. 5, 16). расцветает сердце, источает ум, лицо становится радостным, согласно словам мудрого: сердцу веселящуся, лицо цветет (Притч. 15, 13)." Когда же я спросил: "Божественнейший отец, во имя самой правды, научи, как учитель, что есть душа и как она созерцается святыми?" — он, по обыкновению, совершенно кротко и тихо начавши речь, так ответил мне: "возлюбленое мое чадо по духу, вышших себе не ищи и крепльших себе не испытуй (Сир. 3, 21); ведь относительно столь большой высоты ты обнаруживаешь детские представления, и посему не можешь пользоваться более твердой пищей, подобно тому как твердая пища неполезна и детям, еще нуждающимся в молоке". Когда же я бросился к прекрасным его ногам и крепко ухватился за них, еще горячее высказывая свою просьбу, он, склонившись на настойчивую и усердную мою мольбу, совершенно просто сказал: "если кто не увидит Воскресения своей души, тот и не в силах будет точно узнать, что есть душа разумная". Но когда я опять с дерзновением настаивал и, по обыкновению, с надлежащим благоговением и большим почтением спросил его: "отче, открой мне, достиг ли ты в меру такого восхождения?" — он со всем смирением, с коим только можно говорить, ответил на это утвердительно. Так, ради Господа, сказал я, в полноте научи и меня этому, так как это может принести немалую пользу моей душе". Божественная и для меня весьма почтенная душа, похвалив мое усердие, преподала мне такое наставление. "Душа, напряженно обращающая к уму свое внимание, посредством деятельной добродетели смиряет все страсти и делает их подчиненнымисебе и порабощенными; тогда естественные добродетели, как тени за телами, следуют за нею, близко окружая, сопровождают ее и даже как бы руководят в восхождении на духовную лестницу и научают тому, что выше естества. Когда же, по благодати Христовой, от духовного осияния ум становится просвещенным, он блестяшим образом развертывается для созерцания и, оказавшись выше себя самого, в меру дарованной ему благодати яснее и чище созерцает природы существующих вещей, насколько они придерживаются сходства и порядка, но не так, как пустословят и обманывают люди, занимавшиеся суетной и внешней мудростью, изрекая из своего чрева и делая ложные предположения, чтобы они обращались в обществе, — гоняясь за одной только тенью и не стараясь следовать, как бы подобало, существенному действию природы, ибо, по Писанию, омрачися неразумное их сердце, и, глаголющеся быти мудри, объюродиша (Римл. 1, 22, 23).Потоммало — по — малу, через посредство множества созерцаний, душа, восприняв обучение Духа, возводится кболее высокому и божественному, поставляя прежнее на втором месте, согласно великой трубе Церкви — божественному Апостолу, ясно учит и говорит: задняя забывая, в предняя же простираяся (Фил. 3, 13). Тогда душа, действительно очищенная в такой степени, стряхнув всякий страх и отвергнув всякую боязнь, объединившись и прилепившись любовью ко Христу, видит, что естественные ее помыслы разнавсегда затихают и, по учению святых отцов, остаются позади ее, а она, достигнув невидимой и неизреченной красоты, наедине беседует с одним только Богом, ярко озаряемая сиянием и благодатью Всесвятого Духа. И вот, освещенная оным беспредельным светом, она имеет одно только стремление — к Самому Богу и при посредстве этого удивительного и нового изменения нисколько не чувствуешь низменного, земного иматериального этого тела. Ведь душа, без какого — либо примешения и без вещественного пристрастия, является совершенно разумной природой, как, прежде падения, был Адам, наш праотец: он сперва осенялсядействием и благодатью беспредельного оного света, а после, по причине горького, — увы! — преступления, обнажился от светоносной оной славы и сияния, откуда открылось, что человек, это почтенное живое существо, был нагим". Но знаменитый прибавил еще, говоря: "чадо, всякий, достигнув этого посредством трудолюбивого упражнения и увидев себя в свойственном (его природе) состоянии, обыкновенно созерцать воскресение души прежде ожидаемого общего Воскресения, так что и сама душа, таким образом очистившаяся, может сказать с Апостолом: аще в теле, ащели кроме тела,не вем (2 Кор. 12, 2); мало того, она, недоумевая и всецело изумляясь, с удивлением восклицает: О глубина богатства и премудрости и разума Божия, яко неиспытаны судове Его и неизследовани путие его (Рим. 11, 33).
Таковы были наши вопросы к этому божественному отцу.
9. Относительно же учившихся, т. е. бывших его учениками и под его руководством достигших высоты добродетели, я и незнаю, как мне удачно положить похвалы или по достоинству изобразить их подвиги и добрые дела. Вот первый из учеников — иже во святых Герасим, происходивший из Еврипа, который был самым достойным и заслуживающим похвал учеником и святейшего патриарха кир Исидора[4], с самого начала прекрасно воспитанный в добродетели и жизни, свойственной монахам, как это и видно из предыдущей нашей речи. Он, в своем истинном подражании, последовал по стопам совершившего апостольское течение и просиявшего в сонме святых Герасима оного, знаменитого. Не боюсь сказать и то, что он был соревнователем этого великого Герасима, сделавшего обитаемую Палестину, бывшею преждепустынею, жившего близ Иордана и воздвигшего оные честные обители. И как тот, так и этот — Герасим из Еврипа, исполненый божественной благодати, посылается Богом в Элладу и, обошедши там всех алкавших и жаждавших приятнейшей струи добродетели, щедро — насколько было возможно — обогатил многим прибытком освящения и благочестия, отчасти как в совершенстве изучивший их язык и разговор. И сам он собрал священный сонм учеников. добровольно, при его содействии и по Божественному определению, отказавшихся от этой жизни, создал небесную страну и жилище монахов и даровал имистинное и ангельское житие в исихастериях, вместе с тем поучая, возводя на высоту добродетелии поощряясвоим примером, подобно тому всецело знаменитому (мужу), коему он прекрасно подражал, великому на Иордане, достойному прославления и опытному в делах божественных Герасиму. И этот Герасим, из Еврипа, был удостоен в пустыне весьма многих видений, жил чудесною жизнью и, по примеру великого Саввы[5], совершив в духе возможные подвиги и победы, переселился от здешней жизни.
Затем, тот же остров имел родиною и некоторый Иосиф, который был и товарищем Герасима. Об иных добрых делах Иосифа мы считаем нужным умолчать, дабы наша речь не затянулась. Но (скажем лишь, что) он ради благочестия совершил великие подвиги, доблестно состязаясь, при помощи благодати Христовой, против латинян, достиг своей цели и привлек к благочестию весьма многихмужей, но и жен, так что, я полагаю, никто из пользующихся величайшей славой в области еллинскоймудрости и достигших высшей степени образования, не в силах был бы сравняться с ним в благочестии. Ибо он хотя и был несведущ в этой внешней мудрости и той, которая с ней соприкасается, но был всецело проникнут мудростью истинной, всегда в самой себе прибывающей; через посредство ее и оные рыбари, прославленные потом в звании Апостолов, посрамили мудрых мiра, (1 Кор. 1, 27). Так и он, Иосиф, был прославлен Богом. Остальную же его добродетель, святость и чудесность жизни нелегко и изобразить.
10. Обрати внимание и на иного из учеников, удивительного авву Николая, из Афин. Но здесь у меня, не могущего без слез вспомнить об этом муже, ум, отягчаемый скорбью, становится слабым, цепенеет и и рука пред недосягаемостью похвал в честь его. Этот муж достиг почтенной старости, почти в течение восьмидесяти лет непрерывно совершал подвиги в суровом аскетизме, был украшен разумом и твердым характером, как никто, по моему мнению, другой. Он ради благочестия и православных догматов мужественно перенес от латиномудрствовавшего царя Палеолога[6] разнообразные лишения имущества и изгнания, а еще весьма многие и темничные заключения. Его, изгнанного на родину, когда он стал проповедывать народу слово учения, (царь) приказал связать крепкими ремнями и веревками, наложить оковы на руки и шею, да еще для поругания подверг острижению почтенные седины; безумие и безчеловечие не ограничилось этим, но и то, о чем без слез нельзя говорить, злонамеренно было осуществлено с большой дерзостью и по желанию злочестивого тогдашнего правителя. Ибо люди, действовавшие по его приказанию, были известны своей жестокостью: они водили его по большим дорогам и били ногами, публично оскорбляли и, заключив в оковы и сильно затянув их,устраивали (как не следовало бы) позорные процессии, жестоко истязали прутьями, не ведая, неразумные, что этим они преимущественно себя пригвождают к позорному столбу, а ему создают величайшую славу. Что же было затем?— Когда Бог милостиво воззрел с высоты, дела Церкви пришли в совершенное затишье и спокойствие и святейший патриарх кир Иосиф[7], имевший в своих руках вселенское церковное предстоятельство и власть, готов был все сделать и предпринять для того, чтобы рукоположить его на архиерейский престол. Он же, предпочитая всему скромность и смирение, о котором он преимущественно заботился от мягких, как говорится, ногтей, ни под каким видом не пожелал хиротонии, но по расположению к жизни уединенной и свободной от мiрских дел, весьма быстро отправился на гору Афон. И вот тогдашний прот[8], увидев, что он украшен различными видами благочестия и добродетели, потому что и сам был подобным деятелем добродетели, поставляет его, против воли, в должность экклесиарха при честном монастыре Карейском[9].
Затем, по истечении немногого времени, он, по воле Божьей, встретился с удивительным Григорием, учителем. Скоро, плененный весьма приятными речами, он всей мыслью и стремлением своей души готов был сделаться его учеником. подобно тому, как можно наблюдать рой пчел, вылетающий из своих ульев, куда надобно, и порхающий вокруг цветов, при чем, если заметят где-нибудь мед, привлекаются его благоуханием, всей массой устремляются к нему и не прежде удаляются, как соберут и возьмут вдоволь меда, а затем опять поспешно направляются по тому же пути с тем, чтобы наполнить этим медом собственные свои ульи, и таким образом сполна забирают весь этот мед; так же, без сомнения, приходили и собирались весьма успешно и к оному знаменитому и по истине, самой высокой и блаженной памяти мужу (Григорию). Вдохновенный от Бога истинною мудростью в духе и чистым познанием, он благоуханием свей добродетели, более приятным, чем мvро многоценное, а также божественною широтою и высотою учительного своегодарования, всех с радостью привлекал к себе и души их напоял приятными для пития и сладчайшими самого меда речами из самых приятных ульев и источников своей добродетели. И как пресловутый магнитный камень непостижимой силой своей природы притягивает и привлекает к себе самое твердое железо, так и Григорий, не только увидевших и беседовавших с ним, но и дальних и находившихся вдали привлекает к себе пригодными и душеполезными своими речами, которые всякий благоразумный человек вполне справедливо должен назвать глаголами живота вечного (Ин. 6, 68) и вместе божественными звуками. И как было и во времена Христа, моего Бога, Андрей, увидев Его, тотчас оставил Иоанна, пришел к Иисусу и неотлучно и неотступно следовал за Ним, так много раз и разными способами былои во время Григория: наиболее выдающиеся из людей добродетельных и учительных, как только замечали его, достигшего высшей степени благочестия духовного совершенства, в радостном и кротком выражении лица отпечатлевающего и выражающего внутреннее сияние души, отказывались от своих наставников и, обратившись к его учению и дружине (синодии) подчинялись ему, стремясь получить от сего пользу. Таки священный во всем почтенный авва Николай не только отказался от известности, стряхнув, как пустое и излишнее бремя, человеческую славу и почести, но, и отложив на второй план старость и время, поспешил с повиновением, бросил к прекрасным ногам его, благовествуюшим мир и благое, принял на себя определенное послушание и труд, согласно господствующему порядку, признав их как бы опорой для себя и видя в этом большую пользу. И вот он, Николай, посвященный, по примеру Самуила, Богу, управляя, свирелью речей Григория, движениями своих помыслов, будучи испытан во всякой добродетели и смирении, в большой мере превзошел и всех тамошних (иноков).
И этому, вместе с надлежащим руководством, всякий мог подивиться в блаженном и божественнейшем отце Григории, и — вполне справедливо. Ибо всякий раз, как он желал вызвать в ком-либо из братий раскаяние, предвидя проницательным оком души пользу и заботясь об исправлении, он внезапно подвергал его колким остротам, называя его нехорошим иноком и худым геронтом, состарившемся в делах порочных и не совершившим ничего хорошего, кроме того — и полным лености и не заботящимся о собственном спасении. Часто, с суровостью высказав запрещение кому — либо из монахов, отец изгонял такого и из трапезы, всяким способом заботясь о пользе, как мы сказали, и имея в виду доброе управление. И вот подвижник Божий и борец Христов, услышав такие слова Григория, со всецелым видом смирения падал к ногам учителя и плакал. Но я, предлагая вот этот рассказ, волнуюсь в душе, заливаюсь слезами и исполняюсь изумления, как бы видя уже его распростертым, как сказано, под ногами учителя. Слушатель, имей это в виду и затем и подивись прекрасному управлению Григория: он, укоряясогрешившего для его же выгоды и порицая с целью великой душевной пользы, потом, вместе с увещанием и раскаянием, прощал. это немногое из многих деяний мужа пришло мне на мысль рассказать, во избежание продолжительной речи.
11. Так как широко разлилось море добрых дел Григория и невозможно переплыть эту пучину, пытаясь вспомнить в отдельности о всех его прекрасны деяниях, однако обрати внимание на Марка, этот, так сказать, самый совершенный образец добродетели, родом из страны Клазоменской, постригшегося сперва в честном монастыре именуемом кир Исаака, в знаменитом городе Фессалонике, а потом удалившегося на Святую Гору,где он оказался в сонме учеников Григория и стяжал столь великую бдительность и усердие в молитвах и, по божественному слову, так возлюбилприметатися в дому Божьем каждый день (Пс. 80, 11) и быть хранилищем всех добродетелей, так от полноты души облобызал благосмирения и послушания, поставив для себя задачей исполнять все прекраснейшее, что не только предстоятелю, но и всему во Христе братству с готовностью служил сколько было сил, во всякой нужде. Он даже полагал, что и на этом не следует останавливаться, но и всем посторонним монахам, приходившим и приезжавшим туда по какой-либо нужде, и этим, насколько возможно, он служил, являясь в образе раба, и считал это совершенно необременительным. вообще, в делах своих он нелицемерно проявил заповедь Христа: аще кто хощет старей быти, да будет всем меньший и всем слуга (Мк. 9, 35). И из всех, бывших там (на Афоне), нет ни одного, кто не удостоил бы этого божественного мужа великого удивления и многих похвал и кто, хотя бы только однажды увидев его зрак, дышащий духовным благоуханием, не считал этот вид освящением собственной души и не взял бы себе в образец состояние его смирение. Он даже и теперь, достигши глубокойстарости, с величайшим удовольствием желает исполнять то же самое, никоим образом ничего не предпринимая с целью уклонениеи промедления ,и даже охотно несет обязанностипекаря и повара и никогда никоим образом не оказался нерадивым. Посему Тот, Кто ублажает смиренных сердцем, призрев на столь великое его смирение и послушание, возвел и возвысил его на столь великую ступень славы, что он, озаряемый сиянием Всесвятого Духа,сделался орудием благодати, весьма яснобряцающим и в своем смирении. Достигнув безопасной и тихой пристани и всецело проникшись стремлением к Богу, он наедине с Ним Одним только и беседует, неизреченно услаждается Его сияниеми многимв настоящее время, для душевной их пользы, дает участие в присущем ему учении и освящении.
Этот богоподобный и равный ангелам человекв течение продолжительного времени находился в знакомстве и общении и с нами: ведь я жил под одной с ним кровлейи проводил одинаковый образ жизни, братски и вполне искренно был единомыслен с ним в духе во всех отношениях. И что могло у нас быть не общим, коль скоро я, как говорится, до буквальной точности, от всей души с должным вниманием и расположением чтил свое с ним единомыслие и дружбу? Посему, хотя он и заповедал нам держать в тайне дарованные ему от Бога преимущества добродетели, но поелику похвала святых возносится к Самому Богу, а их добрые дела, когда о них рассказывают и с удовольствием слушают, возбуждают слушателей к подражанию, я не признавал справедливым совершенно умолчать о них.. Когда божественнейший мой отец, великое и общее всей вселенной чудо и похвала, Григорий, пришел в честную Лавру[10], то он так обоих нас объединил друг с другом и связал своими учениями и наставлениями, что, казалось, мы имели одну душу в отдельных телах, и приказал нам до конца оставаться вместе; достойно водимый Духом, бывшим с ним, он, Григорий, заповедал нам это вполне целесообразно, под предлогом, что, живя так, мы не лишимся царства и славы Христовой. И мы согласно господствующей, по обыкновению, метании[11], склонились к ногам его и, удостоившись благословения с молитвами, пребывали неразлучно друг с другом, живя одинаково, об одном и том же думая и одними тем же делом занимаясь, совершенно не зная, что у нас было мое и твое, — и так было в течение двадцати восьми лет. Всякий раз, как кто-нибудь звал Каллиста,в то же время слышал ответ Марка, и опять — позвав Марка, видел, как к нему являлся Каллист, так что все братия, жившие по правилам добродетели в скиту, взирали на нас как на похвальный образец в прекрасном деле мира и единомыслия, по благодати Христа. И если когда-нибудь, по зависти лукавого демона, происходили среди некоторых (из братий) спор и раздор, на память часто вызывался боголюбезный пример относительно нас. Но впоследствии, не знаю,как с ним случилась какая-то телеснаяболезнь, вследствие чегодля врачевания мы прибыли в священную Лавру. Когда произошло такого рода обстоятельство, священные мужи, подвизавшиеся в Лавре, заметив его действительное превосходство в добродетели и благочестии, никоим образом не позволили и не согласились на то, чтобы он совсем выбыл отсюда и удалился, считая такой поступок нестерпимым для себя наказанием. Я же, по божественному побуждению, отправился в честный монастырь Иверский. Может быть, некоторые и имели целью разделить и отлучить нас друг от друга, но,по-видимому, только телами и местом, душою же мы пребываем всегда вместе, по благодати Бога, связывающего и соединяющего прекрасное. Посему, хотя мы в данное время и живем в разных местах, но пребываем всегдав единении; находясь друг в друге и возле друга, каждый всегда с душевною любовью сохраняя о другом искреннюю память и имея в уме, — как (два лица), вследствие какой то естественной симпатии соединенные между собойи не допускающий разделения. Но он, Марк, постепенно к прежним сияниям и дарованиям делая прибавления, полагая восхождения в сердце (Пс. 78. 6) и от славы восходя в славу (2 Кор. 3, 18), был до такой степени прославлен Богом, что, при всем нашем желании напомнить об этом, по достоинству нельзя рассказатьили описать, дабы людям невежественным не показалась, будто мы рассказываем невероятное. Такие люди, совершенно слепые умом и страдающие мерзкоюболезнью чуждых, фальшивых и грязных учений Акиндина[12], желая опорочить бываемыедарования и богоявления святым, чистым душою и сердцем, не хотят их принимать, имея худыеи совершенно опасные сведения об этом. Неразумно богохульствуя по поводу благодати этой и дара, дерзая называть ее сотворенной и извращая божественные писания, они отсюда и изобличаются, в особенности же допуская извращение тайны домостроительства. Но до коснется их десница Всевышнего для обращения их сердца, да даст им уразуметь благое, дабы не до конца они оставались для лукавого предметом радости. Наша же речь должна перейти к дальнейшему.
Спустя немного времени, ученики великого (Григория) сделались и Иаков и Аарон. Этот Иаков прежде был и епископом Сервион[13]. После явился на Святую гору Аарон и, так как имел ослепшие глаза, был принят Григорием, который был весьма сострадателен и подражал человеколюбию Божию в руководстве во время совершения (жизненного) пути, как и мой Иисус человеколюбиво принял и помиловал слепого от рождения. И вот он, Аарон, был научен учителем, как Бог, по великой благости и попечению о нашем роде, сделался человеком, чтобы призвать опять к Себе праотца Адама, увы, согрешившего через нарушение заповеди, и, освободив и избавив от власти виновника зла — змия, возвести в прежнее благородство, восстановивиз упраздненного теперь тления смерти. Так как случающееся по какой-либо причине лишение этих телесных очей не только не помрачает очей души, но для честно носящих свет вечный и искренно уповающих на Бога соделывает сердца в освящении, то он, слепец, воспринял наставление, и — отверзлись очи его души. Если кто будет мыслить об этом не без сомнения, тот дает повод признавать тщетною твердую и непоколебимую надежду на спасительное и весьма для нас вожделенное пришествие Христа, ради коего мы подвергаемся и мужественно переносим и удары, и узы, и лишения членов, изаключения и, наконец, мы, по словам великого Апостола, являемся лишени, скорбяще, озлоблени(Евр. 11, 37) и отвергаем отчасти или совершенно этот временный свет, немного услаждающий наше чувство, чтобы найти свет, изначала насажденный в наших душах, но омраченный Адамом посредством греха, как мы выше сказали. Но когда, помощью и благодатью Христа, посредством горячей, настойчивойи непрерывноймолитвы мы очистим наши сердца, тогда просвещается наш ум и мышление, главная господствующая часть души, которые, по учению отцов, пребывают в душе в значении глаза. Тогда, согласно Пророку и Царю можем и мы в дерзновении взывать к Богу: Заутра услыши глас мой, заутра предстану Ти и узриши мя (Пс. 5, 4), и — свет праведным всегда (Притч. 13, 9). Итак, после того, как отверзлись очи души, открывается блистательная разумная красота души, и человек, оказавшийся духом в согласии с Богом, видит и естественными очами, как и первый Адам до падения.
Оный брат (Аарон), услышав эти наставления, как они раскрыты здесь, и поняв в точности, все сложил в уме своем, а потом стал просить и молить Бога, говоря с сердечным сокрушением и молясь следующим образом: "Господи Боже наш, помиловавший скорченную к земле жену, единым словом исцеливший расслабленного, отверзший очи слепому, воззри на меня неизреченным и несравнимым Твоим благоутробием и мою согбенную нечистотою греха жалкую душу, пресмыкающуюся на земли, не презри в бездне отчаяния, но яко милосердый, отверзи Твоею волею очи сердца моего". Когда он часто и из глубины души взывал таким образом к Богу, что же именно произошло? — Нечто весьма удивительное и достойное продолжительной речи. подобно тому, как боговидец Моисей молча возсылал к Богу молитвы, обдумывая в глубине душевного разумения, как видно из слов: что вопиеши ко Мне (Исх. 14, 15), и — "молчашу Моисею слышит Бог"; так и он был услышан Богом и, когда отверзлись очи души, в полноте был удостоен дарования, так что не только не нуждался в руководителе и проводнике, но и, сидя в келии, он как бы предвидел и говорил: "идите навстречу монахам, приходящим к нам, потому что такой -то старец или брат сейчас прибудет к нам", причем называл приходивших по имени, и — событие действительно так чудесно и совершалось и осуществлялось. Кроме того, когда должна была наступить память какого-либо из великих святых или божественные в честь Господа, праздники, он много дней раньше, совершенно не зная о наступлении праздника и без предварительного точного сведения предсказывал о нем и называл имя святого, в честь коего совершается празднество, или имеющий наступить Господний праздник. На вопрос же, как он, не будучи научен, так предвидит это, он отвечал, говоря, что какое то великое сияние и ожидание пред праздником являются, по воле Божьей, в его душе, поэтому он,и не видя, постоянно об этом узнает и предсказывает имя праздника. И вот еще что вполне достойно удивления. Когда он, вместе с вышеупомянутым Иаковом, который, как сказано, был его соучеником, должен был придти к одному монаху и оба они были уже близ его убежища, находясь в расстоянии не более одной или двух стадий, вот он, как бы по божественному вдохновению, говорит ему, т.е. Иакову: "я хочу сообщить тебе, что тот брат, к которому мы подходим, по обыкновению держащий в руках святую книгу Четвероевангелия, теперь читает такую-то главу Евангелия", при чем прибавил и имя (Евангелиста). Затем, они оба, пришедши и с точностью исследовав, нашли, что действительно было так, как он предсказал, постигая дело только умом. Эти только малые и отрывочные из многих о нем сведения мы здесь и представили.
13. Речь наша, по долгу, теперь переходит к священнейшему сонму других учеников Григория, разумею Моисея, Лонгина, Корнилия, Исаию и Климента, которые, издавна проводя жизнь по Боге с весьма многими трудами и усилиями, со всею заботою и ревностью были преданы лучшему и, до самой кончины упражняясь и занимаясь разумным и спасительным деланием, приобрели в этом многих учеников и в мире окончили жизнь, предавши души свои Богу, в месте славы и чудесной обители. Неужели будет справедливо для нас, упомянувших об удивительном Клименте, не привести на память и некоторые из дарований, данных ему Богом, хотя мы и стремимся сократить свою речь, затянувшуюся в размере? — Итак, он вырос и был воспитан в добродетели, ведя цепь своего рода от так обычно называемых болгар, а был пастухом овец, так как, действительно, жил в бедности. Когда он среди ночи не спал, а бодрствовал ради охраны стада. то увидел какой — то сильно блиставший свет, разлитый над стадом и, очень обрадовавшись в душе, стал думать. Размышляя сам с собою и недоумевая, а когда он — чего никогда не было — немного задремал на своем посохе, внезапно засиял дневной, солнечный свет. В то время, как он опять стал сам с собою раздумывать об этом, он увидел, что свет этот тихо и мало — помалу уходит к небесам, при чем снова наступила ночь. Он, исполнившись вследствие этого, большой робости в сердце и оставив свое стадо, тотчас отправился на Святую Гору и, встретившись в ските именуемом Морфину, с одним монахом, неученым, но отличавшимся благочестием и добродетелью, с готовностью облекается в монашеские одежды, ничему иному не будучи им научен, как только молитве: "Господи, помилуй ". Спустя немного времени, снова тот свет, который, как сказано, воссиял над оградою стала, стал мало —помалу являться и сделал его душу исполненною благодати. А муж он (Климент) был простой и совершенно без рассуждения и любопытства уповал на одного только Бога, но одному хорошо был научен (руководителем — иноком), именно — открывать ему свои помыслы, поэтому и рассказал ему о том, что с ним случается. Монах же, услышав и будучи не в состоянии обсудить еговидения, взявши Климента, идет вместе с ним к святому отцу Григорию. Климент все открывает ему и, упав к его ногам, весьма усердно просил, чтобы и он был принят святым, был включен в его прекрасную дружину (синодию) и к ней сопричислен. Праведник, с удовольствием приняв его, радостно склонился и на просьбу: ведь он был истинный подражатель Христа, всех радостно допускал к себе и сильно стремился к спасению приходивших к нему.
Приняв Климента, Григорий стал в отдельности его учительски увещевать и говорил о заботах относительно спасения души, о воздержании идущих (ко спасению) тем или иным способом, о терпении и смирении и о том, что надежды всегда следует возлагать на Бога, от Которого людям бывает всякое исправление, что не должно пренебрегать правилом, но во всякое время иметь непрестанную заботу о смерти. И Климент, со многим смирением и удовольствием приняв эти полезныеи отеческие наставления, дал обещание тщательно все исполнять, И следует вообще сказать, — как камень, ударяемый о железо, тотчас производит скрывающийся внутри его огонь, который прикоснувшись к соответствующему веществу, может воспламенить его, или, чтобы лучше выразить, как искра, упавши в небольшой (горючий) материал, переходит в большой и сильный огонь, а после, наконец, разжигает весьма большое пламя; таким образом, если нужно сказать более соответственно, прекрасный во всем Климент тотчас, по пословице, оказался головнею для огня или огнем в терновнике, как говорит Писание (Исх. 22, 6), сделав свое сердце истинным вместилищем учения и весьма пригодным для совершенного его сохранения и соблюдения. Поэтому — зачем нужно подробно говорить о всем? — он в короткое время всех привел в изумление настойчивостью делания по Боге и ревности, так что не только достиг и проник в созерцание Сущего, просветил свой ум сиянием благодати, но и, по Давиду (Пс. 83, 6), восхождения в сердце положил и блистательно был воспринят действием Духа, ибо простая душа, искренно приблизившись к Богу Отцу, всецело возвысившись до Него, работая бесстрашно и вместе без всякого сомнения, становится боговидной и посему пребывает и охотно остается среди сверхчувственного. Господь же, свыше наблюдая сердца, не уничижит, согласно божественному Давиду (Пс. 50, 19), сердце сокрушенное и смиренное.
Климент, рассказывая, передавал и о том, что, неоднократно посылаемый божественнейшим и знаменитым отцом для служения, он являлся в честную и священную Лавру к подвизавшимся там монахам и слушал их в то время, как они с благочестием, страхом многим и благоговением прославляли и воспевали Честнейшую херувим, при чем замечал, что с неба спускалось какое-то блестящее облако, останавливалось над Лаврою, чудесно ее осеняло и блестяще переливалось, оставаясь до тех пор, как оканчивалось псалмопение в честь Честнейшей херувим; спустя немного он опять замечал, как это блестящее облако мало-помалу поднималось.
Равным образом и простец Иаков, спрошенный каким-то ученым (схоластиком), может быть, для искушения и испытания, в виду присущей ему простоты и неучености, — дар Духа который нисходитв нас свыше, существенно ли подается или нет, — так ответил: "никоим образом не подумай, возлюбленный, что природа человека может по существу воспринять благодать Духа, но только твердо знайи ясно верь, уразумевая истину, что в одну Пречистую Святую Деву и Богородицу Един от Троицы благоизволил (вселиться) при посредстве существенно воспринятия нашего смешения, для общего спасения всего человеческого рода и для воссоздания первой красоты".
Когда истина так ясно воссияла[14], все, повинуясь этому учению, как божественному голосу, в полном составе стали стекаться к святому Григорию, и почти весь сонм, собравшийся на святом месте Святой Горы, никоим образом не мог удержаться от того, чтобы всей мыслью и душой не согласился и не воспринял это богоугодноеи весьма полезное учение. Он, Григорий, почтенный во всех отношениях, был удостоен от Бога столь великой духовной мудрости и благодати, что всем приходящим давал участие в душевной пользе, как об этом можно слышать от весьма точно знающих и достоверно рассказывавших и мне часто и в различных отношениях. Ибо когда он, как истинно богоносный и боговдохновенный, беседовал с нами, в его речах проявлялась божественная благодать, ему присущая, которая и впоследствии обнаруживалась. Всякий раз как он беседовал об очищении души и о том, как по божественной благодати человек делается богоподобным, божественное стремление и какая то необыкновенная любовь, превосходящая человеческие условия, поселялись, по воле Божьей, в нашей душе, и как в доме Корнилия, когда учил великий апостол Петр, Дух Святый, сказано, нападе на них(Деян. 10, 44, 11, 15), так было и при нем, как впоследствии с величайшею достоверностью и духовною любовью рассказывали об этом те, кто прекрасно и богоугодно это испытали и перенесли, так что для людей, не знающих его многих в добродетелях совершенств, почти бесчисленных, а также и величия любви к Богу и уподобления, все это, вследствие необычайности, казалось невероятным. Но пусть падет зависть, да будет изгнана клевета, ибо Тот, Кто сказал: веруяй в Мя, яко рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы (Ин. 7, 38), и гора сия, прейди отсюду тамо, и прейдет (Мф. 17, 20), а также: веруяй в Мя, дела, яже Аз творю, и той сотворит, и больша сих сотворит (Ин. 14, 12), — Сам Владыка и Господь всяческих, просвещающий всякого человека, грядущего в мiр (Ин. 1, 9) и ревностно исполняющего Его заповеди, просветил и его. Ибо, как во времена Христа Бога моего, так и во время его, Григория, действительно бывшего истинным учеником Христа, стекались (последователи) и при том он не ограничивал число учеников от двенадцати до семидесяти, разумеется, в то м месте, где имел священное жилище, но почти все множество монахов днем и ночью учил и просвещал, и посредством подлинного безмолвия и молитвы всех приходивших с ревностью приблизил к Богу. Сосредоточившись в себе самом и побудив всех хранить внутри себя, насколько возможно, всякий полезный помысл, от всей души возжелав и боголюбезно стремясь к сиянию и просвещению Всесвятого и Благого Духа, он, руководимый и укрепляемый происходящей отсюда силой, не оставил без внимания почтини одного места, не только, разумею, у ромеев (греков) и болгар, но и у самих сербов и далее, дабы через посредство своих учеников весьма заботливо совершить свое дело и обильно и с блестящим успехом и там распространить благо безмолвия.
14. В виду таких богоугодных дел, лукавому, конечно, нельзя было оставаться спокойным, но под влиянием зависти и злобы, коими он пал, он воздвигает и возбуждает против него, Григория, наиболее мудрых этой внешней суетной мудростью, которые также были подвержены человеческой страсти, происходящей из зависти, хотя еще недавно, как только он к ним явился, называли его учителем. Ведь зависть есть жало лукавого духа, отец клеветы и печаль по поводу чужих успехов и, по определению мудреца, никоим образом не умеет предпочитать своей пользы. И зачем нам много на этом останавливаться, обращаться к слепым, и в присутствии света намеренно уклоняющимся от разума, вследствие порочности и невежества? Наше слово, упомянув вкратце об этом, переходит к изображению вершины и главы его прекрасных дел.
Итак, знаменитый Григорий, боговидец, — вследствие того, что он имел дух правый и сердце самое чистое, — и истинно блаженный, ибо блажени, сказано, чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8), — взял на себя крест Христов и, изменившись во внутреннего человека, имел Христа обитающим в сердце. И долго было бы в малом слове перечислять в настоящее время его добродетели, ибо кто окажется в состоянии исчислить и измерить песок морской, капли дождя (Сир. 1, 2) и глубину морского дна? — Достигнув Афонской Горы и внимательно исследовав всех отцов, он нашел у них различные добродетели касательно делания, но безмолвия или хранения ума — нисколько, как об этом мы и выше сказали. Но этот человек Божий прекрасными советами и наставлениями всех возбудил к богоугоднейшей ревности и не только обитавшим в уединении и анахоретам, но и жившим в киновиях советовал обращать внимание и заботиться о трезвлении и безмолвии, согласно божественному его учению. Вследствие этого сеятель плевел — дьявол, создающий козни против добродетели и употребляющий для этого все средства, не мог перенести этого, но с изобретательностью подготовил, к сожалению, и прота, посредством тихо подкрадывающегося яда клеветы, подвергнуться той же страсти, какою (недуговали) отличавшиеся внешней мудростью, посему и остальные из иноков державшиеся по неведению его мнения, поставили целью изгнать его с горы и, присоединив к соперничеству надменность и самомнение, завистливо говорили ему: "не старайся учить нас пути, которого мы совсем не знали". Когда, таким образом, проявилась зависть, и зло достигло большого развития, он, Григорий, узнав об этом и всегда оценивая причины (событий), дал место этому злу, а сам взял одного из своих учеников и некоего по имени Исаию, который был из того же скита и первый построил себе там келию. Этот Исаия испытал много бедствий, борясь за благочестие, и был изгнан тогдашним владетелем царской власти, оным Палеологом латиномудрствовавшим, так как вследствие, увы, изменения православного учения и происшедшего отсюда в Церкви Божией смятения и бури, он, согласно с остальными противящимися этому, полагал, что должно пребывать в такое время вне общения с Церковью, находящеюся в таком положении. О душа, снедаемая ревностью по Боге, о любовь к Богу, так возбуждающая всех истинно ревнующих о Нем и ежедневно говорящих по этому поводу: ревнуя поревновах по Господе (3 Цар. 19, 10). Именно он, если нужно сказать безусловную правду, вследствие неутомимого учения о Христе и подобной же ревности, с быстротою крыльев всюду носившейся, особенно и преимущественно всех примирял с Церковью. Григорий, имея при себе этого ученика, отправляется в протат. Тогда прот, увидев их, любезно и с радостью встретил. Он начал как бы дружески и косвенно упрекать божественного Григория, не за то, что он мог идти против него и нападать на истину, коль скоро он, Григорий, действовал по вдохновению и ясно возвещал божественное учение для общей пользы? — но за то, что считал как кажется, что он, Григорий, учил против его воли. Однако, в точности узнав о необыкновенной добродетели мужа и о высоте его красноречия о Боге, прот оставил все и, тотчас примирившись, признал величайшею для себя выгодою служить святому. И речь не в состоянии даже и поверхностно изобразить, как с разнообразной попечительностью и вниманием он их дружески приветствовал и обходился. Он, лобызая их, говорил совершенную правду, что теперь он беседует с великими апостолами Петром и Павлом. Когда, таким образом, истина ясно заблистала, тогда все монашествующие на Святой Горе и (иноческие) общины с духовной радостью признали его общим учителем.
15. Так как для великого было неудобно безмолвствовать, вследствие многочисленности, как сказано, приходивших к нему ежедневно для (душевной) пользы, посему он, любя уединение, как никто другой, переходил с места на место, то пребывая в честном монастыре Святого Симона, т. е. в Симоно-Петре, вследствие того, что туда вела дорога скалистая, гористая и трудно проходимая, то близ местности, именуемой Хрентели, или же возле соседнего глубокого потока, по имени Ценгреса, а кроме того в этих и иных уединенныхместах, которые он переменял, он построил и келии, в которые постоянно и переселялся, вследствие прихода посетителей, как сказано, ценя анахоретство выше всего и сильно стремясь к нему, так как и на самое короткое время, бывшее в его распоряжении, он не желал отстать от созерцания.
Что же произошло после этого? — Внезапно безбожный и варварскийнарод агарян, восставши, сделал набег на Святую Гору и ограбил ее, схватил по неизреченным судьбам, и связал всех подвизавшихся там монахов и поработил, как бы из неожиданной засады[15]. Когда человек Божий увидел это, то в виду того, что весьма много испытал от этих варваров и что беспорядок и смятение развлекают его ум, нарушают покой и лишают обычной энергии и расположения, — обратился мыслью опять к честной и священной вершине Синайской горы. Итак, он достигает Фессалоники, имея с собою и упомянутых выше учеников и меня с ними. По истечении же затем двух месяцев, вследствие того, что не было подходящего для безмолвия пристанища, он, оставив всех, взял только меня одного с некоторым другим монахом. И вот, вошедши на судно и плывя попутным ветром, мы приплыли к острову Хиосу и, вступив на него, встретились с одним мужем — иноком, возвращающимся из Иерусалима; я и не помню, какое случилось у нас препятствие в пути, ведущем в этот город. И мы, отправившись с Хиоса, прибыли в Митилину и, проведши малое время на горе Ливане и оказавшись не в силах найти там убежище безмолвия, достигли этого богатого Константинополя. Но, не имея возможности выбыть отсюда вследствие наступившей суровой зимы, когда и постоянно текущие потоки вод остановились, скованные льдом, мы, вынужденные необходимостью, пристроились в одном уголке города, который обычно называется Аетос, где и оставались в течение шести месяцев. И мы пребывали скрытно, как странники и пришельцы, перенося бедствия и страдания, но Великий Промыслитель и Попечитель жизни всех чудесно питал нас, как некогда и Илью, взятого на небо на колеснице, питал хлебом через ворона, и Даниила пророка, заключенного во рве львином и запретившего скрежещущие их челюсти, как только ангел на далеком расстоянии предстал с пищею для него, а также и других, по великому неисследимому хотению Бога моего. Пища доставлялась по молитвам великого и удивительного мужа (Григория) на имя его, и ни он, и никто из нас, учеников, не старался об этом и вообще ничего об этом не знал. Однако о нас было сообщено знаменитому великому ревнителю и защитнику благочестия, царю кир Андронику Палеологу[16], со стороны родного племянника, честнейшего в монахах кир Афанасия Палеолога. Царь часто с большим благоволением приглашал к себе великого и, испытав все средства, желал с весьма сильным расположением увидеть его, добиваясь этого тем более, что был восхищен блестящею о нем молвой, которая, особенно в делах добродетели, умеет пользоваться самым быстрым полетом и распространяется от одного края до всех пределов. Царь даже обещал даровать ему и нечто великое, но он, все это и великое считая за ничто, никоим образом не пожелал согласиться, уклоняясь от славы человеческой и стремясь угодить Богу всем своим желанием.
Отправившись морем из Константинополя, мы прибыли в Созополь[17] и, остановившись здесь на короткое время, вследствие происшедшей на море сильнейшей бури, мы избавились и от (народной) молвы, пробыв тут немного. Потом мы вошли в сношение с монахом, по имени Амирали, который имел жилище в самой глубине пустыни Парорийской[18], по этой причине называвшейся и Месомилион. Божественный Григорий, увидев здесь спокойное и уединенное место, и нашедши его соответствующим намеченной во имя Божие цели, вследствие совершеннейшей непроходимости пустыни, признал делом прекрасным поставить себе здесь предел. Посему они ученики, с усердием взявшись за труд, построили здесь келии для своего обитания. Упомянутый же Амирали расположился со своими учениками приблизительно на одну стадию дальше от своего жилища Месомилия, имея (в числе учеников) и некоего монаха Луку, который сначала был учеником и святого Григория, встретившись с ним на Св. Горе. Он, Лука, плененный, под воздействием демона, злою страстью зависти, был всецело неудержим, как носивший внутри постепенно разгоравшуюся злобу. Посему, бесстыдно и дерзко возбужденный против учителя, он устроил разбойническое нападение, стал насмешками и оскорблениями — о законы и правда Божия! — осыпал блаженнейшего и благороднейшего предстоятеля пред Богом и даже безумно бросился с мечом, и если бы тотчас сбежавшиеся ученики Амирали, вознегодовав на безумного оскорбителя и обидчика Григория и, можно сказатьСамого Бога и выразив отвращение к его поступку, руками и силою не воспрепятствовали безумному нападению, то несчастный, может быть, впал бы в грех убийства, или же, если нужно сказать правду, подверг бы общество всей вселенной величайшему лишению, намереваясь отнять у него светильник и величайшего провозвестника и учителя слова правды, (проповедавшего)как бы с самой центральной возвышенности. Он же (Григорий), несравнимый в добродетели и, поистине, образцовый ученик Христа кроткого и мирного, оказавшись в таком положении, для всех, особенно любящих природу прекрасного,представился любимым и с уважением почитаемым образцом, потому что не только не имел никакой досады на восставшего на него против всякого ожидания, но сначала нисколькои не взволновался: ему и на ум не пришло воздать злом за зло, но он отплатил ему за это такой любовью, что выразил ему благодарность, как заповедует божественное и священное слово; ясным доказательством это служит то, что он ради пользы его трудолюбиво написал трезвенные главы около 150, исполненные делания и созерцания[19]. Он же, видя такую незлопамятность святого старца, который не только не отмстил, но сделался его благодетелем, стал упрекать себя и, обратившись, от всего сердца покаялся и припал к ногам божественного Григория, прося разрешения в содеянном грехе, а потом сделался и прилежным его учеником и, по благодати Божьей, оказался и в прочих отношениях опытным монахом.
16. Когда прошло небольшое время после постройки этих келий и после малого уединения, по наущению врага и главного виновника зла, оказался поврежденным рассудком и упомянутый Амирали, который, будучи совершенно легкомысленным и простым и очень склонным к человеческой славе, (внезапно) сделался помешанным в уме и, под влиянием зависти, волнующей, как дым пчел, воспламеняется против божественного мужа, ужасно горя(ненавистью), как безумный, беспорядочно крича, производя шум и делая угрозы, что если великий не постарается скорее уйти отсюда, он, призвав шайку разбойников и подкупив их, совершенно всех нас погубит. Действительно, он впоследствии и сделал это, насколько это от него зависело. Но безумец был изобличен, по пословице: " напрасно волк разинул пасть", так как Бог, молитвою святого Григория, его и всех нас сохранил и защитил. Однако божественный этот муж, узнав о таком замысле и пламенеющем коварстве, собравши всех учеников, которые прибыли ради него, и сосредоточив в одном месте, выбыл с ними на соседнюю гору, которая, по-местному, называется Катакекриомени – Обледенелой[20]. После, по прошествии немногих дней. когда легкомысленный и завистливый старик по ночам, как кажется. на ложе замышлял свое беззаконие — прекрасно его раньше нас выставил на позор Давид (Пс. 35, 5), — им были посланы против нас несколько разбойников. Они, наподобие львов сделав набег, всех взяли в рабство, так что схватив и самого великого Григория, в бесстыдстве и с поношением увы, связали его платком и заключили в оковы, как какого-нибудь злодея, не боясь небесных громов и молний. Они жестоко и бесчеловечно требовали золота и серебра у того, кто с детства совершенно отказался от приобретения их и всегда на небе собирал богатство нерасточимое и неотъемлемое: так они поступили по наущению того, кто их послал. Когда зависть, овладевшая душою монаха, распалилась, таким образом, до конца — ведь от этой страсти трудно избавиться и освободиться, и когда, что главное, завистливый демон толкнул на безумное деяние, мы удалились из пустыни и опять прибыли в Созополь, отсюда возвратились снова в Константинополь и устроили жилище близ ограды величайшего и знаменитого храма Бога Слова Премудрости, именно в божественном храме трех великих светильников—иерархов, в соединенном с ним и лежащем рядом честном монастыре Панахранты.
И вот он, Григорий, призвав меня и прекрасного Марка и по обыкновению предварительно весьма много побеседовав о духовном и ведущем к Богу и, как естественно, дав нам от божественного сокровища (Св. Писания) увещания о единомыслии, единодушии и похвальной любви, поелику и Бог называется любовью (1Ин. 4, 8), послал нас наперед на Святую Гору, так как спустя немного и сам намеревался прибыть туда. И вот мы, взошедши на судно и удачно воспользовавшись благополучным попутным ветром, пристали к Святой Горе. Я, пробывши здесь небольшое время и не имея возможности вынести отсутствия учителя [в этом нет ничего удивительного: тоска сделала меня, похожим на того коня, о котором говорит Гомер], опять отправился в Константинополь, хотя в то время наступила весьма суровая и снежная зима, потому что стоял декабрь. Так как нам нельзя было выбыть из города, то мы, по необходимости, остались здесь жить до тех пор, пока не улыбнулась весна, а затем я постарался достигнуть Св. Горы, хотя и с большою опасностью, так как пришлось выносить весьма большой и сильный холод и бороться с морской бурей и весьма опасным волнением, так что все плывшие, видя вздымавшуюся около судна (водную) гору, поднятую бурей, совершенно отчаялись в нашем спасении. После прибыл к нам и божественный отец, принятый лавриотами, как говорится, с распростертыми руками и весьма радостно, с великой, конечно, иблестящей почестью и расположением, так как все справедливо считали прибытие его истинным праздником и духовным торжеством. Здесь, близ честной и священной Лавры, он в разных местах построил для своей потребности несколько келий, как ему было угодно, как сам распорядился. Кроме того, воспользовавшись и другими кельями, прилегавшими к ней, ближними и дальними, которые оказались удобными для безмолвия, он там беседовал с Богом. Когда же, попущением Божьим, названный варварский народ сделал набег на это место он, не имея возможности безмолвствовать, вошел внутрь священной Лавры. Но сообщество монахов препятствовало его любви к безмолвию. Посему, и находясь в нечестии, он сетовал. Подобно тому, как соловей, пойманный охотником и заключенный(в клетку), ни во что считает все то, что ему предлагается в пищу, но тоскует о приятной жизни среди гор и в цветущих тамошних деревьях, о привычном его пребывании и провождении времени около источников, текущих приятнойи прозрачной водой, и ударяя крыльями, стремится отсюда и ищет свою достойную подругу. чтобы с нею попеременно и стройно петь и возглашать с обычной свободой и наслаждением громкую приятную песню; так и он. равный ангелам, стремясь к тишине в безмолвии, к весьма желанному и славному уединению и восхождению, никоим образом не мог быть спокойным.
Итак, с тщательноюосторожностью и скрываясь от остальных учеников, за исключением только одного, которого он решил взять с собою, он взошел на судно и прибыл в Адрианополь.А потом сухим путем опять с поспешностьюдостигает Парорий и, собравши на горе Обледенелой не немногих учеников, с готовностью здесь поселился. Но как можно наблюдать ржавчину или саранчу, или кузнечика или гусеницу, или червя, когда они попадают в хлеб и ствол дерева или просто в дрова и жадно пожирают так и здесь для вреда жили какие то воры и разбойники, неистовствовавшие от опьянения разбоем и воровством, по преступному своему обыкновению, которое сделалось у них каким-то даже естественным свойством. Всякий благоразумный человек признает это делом лукавого и искони хитрого виновника зла, клевещущего и вместе боящегося, что бы он, Григорий, не победил своими трудами и заботами, не обратил бы эту населенную и пустынную местность в какое-либо селение и не сделал священным местом и жилищем монахов, для славословия и непрестанного песнопения в честь Бога, что по благодати Христовой и случилось, как мы видим теперь. Ибо он не только устроил великую лавру, но по обычаю и преданию отцов, подготовил для отшельнического жительства некоторыхиз монахов, возлюбивших безмолвие, как великий Моисей и Илия Фесвитянин. Кроме того, по милости Бога, прославившего божественного мужа обилием монахов, были построены от самых оснований и утверждений и три другие лавры, в той же пещере Месомилии и в так называемой местности Пезува[21].
Но человек Божий, всецело проникнутый полною любовью к божественному свету, раз навсегда поставив себя в зависимость от надежды на Бога и вверившись ей, не испугался и не почувствовал робости и слабости, в виду угрозы и нападения воров, но обитавшей в нем от Духа благодатью победил и зависть, и коварство лукавого. Наученный Богом относительно будущего, что пустыня прекрасно будет заселена через его посредство и великолепнейшая земля будет принадлежать монахам, он не изнемог и не убежал поспешно отсюда. Что же замышляет божественная и во всем почтенная для меня душа?Она замышляет добрый и разумный совет относительно этого. Услышав об удивительной и необыкновенной славе в благочестии, всякой доблести и начальствовании над войском, а также о замечательном благоразумии и доброте высочайшего и удивительного царя болгар кир Александра[22], узнав, что он милостив, боится Бога и со всем благотворением и благодеянием оказывает помощь нуждающимся, и что он щедро раздает то, что посылает ему Бог, всецело стремясь достигнуть вечного царства и всегдашнего блаженства своей души, и что только он один в силах, при помощи дарованной ему от Бога мудрости и мужества, прекратит нападение разбойников, он, Григорий, вместе с учениками—монахами, со всею поспешностью доносить об этом высочайшему и удивительному царю, а также и о своем удалении с Святой Горы, вследствие бедственного нападения упомянутого варварского народа агарян, говоря, что он не мог более переносить и терпеть, в виду грозногопредстоящего нападения разбойников, и прося (царя, чтобы он) своей рукой и силой устранил бесчеловечный замысел и набег. И вот, удивительный и высочайший этот царь болгарский, чтя особенно добродетель и достигающих ее святых мужей, вследствие этого с радостью принимает их боголюбезные речи, благосклонно посылает достаточно денег и другие разнообразные припасы для содержания тамошних (монахов), за великие благодеяния от Бога и за молитвы и благословения, ежедневно ими воссылаемые Богу за его душу. Посему же он от оснований воздвигает весьма крепкуюи твердую башню, поднимающуюся в высоту, а равно водружает алтарь (храм), воздвигает приличные кельи и богато, по царски, строит и всякую другую службу, делаети спокойное убежище для животных, как и доныне видят все, приходящие туда ради душевной пользы и поклонения. Не будет справедливо умолчать и об ином великодушии и о похвальной щедрости того же высочайшего царя, как он подарил еще пригородные владения, очень большое рыбное озеро, имеющее ловлю различных рыб, овец и быков больше, чем можно перечислить, а еще очень много рабочего скота для службы монахам, так что здесь благовременно, весьма кстати и прилично можно об этом рассказать и царское это благоволение высочайшего царя уподобить великодушию знаменитого и святого царя кир Иоанна Ватаци[23], от самых оснований восстановившего честной монастырь Сосандров, по причине большой и пламенной любви к Богу, уважения и почтения к монахам. Отсюда, мне кажется справедливым, что по причине дерзновения святого отца (Григория) пред Богом и его стремления (к уподоблению), и этот царь (Александр), достодолжно почитавший и послуживший ему, нашел ради него, Бога благосклонным и милостивым к своемуположению. Таковы необыкновенные и царские дела высочайшего царя болгарского, превосходящие и силу слова, ясно показывающие, какое прекрасное и боголюбезное он имел настроение, волю и крепкую надежду на Бога, Которым он был поставлен выше и злоумышлявших против него.
18. Но божественный оный отец всегда имел цель делом вожделенным апостольски обтекать всю вселенную. Постигнув все оком душии разумея умом и самое возвышенное, он проникся стремлением всех привлечь к божественному восхождению, дабы через посредство деятельной добродетели, подобно ему восходили и к высоте созерцания, путем непрерывного совершения умной молитвы, как и он, поистине, в своих делах достиг сего, по благодати Божьей. Здесь любители добродетели вполне уместно могли бы сказать о нем следующее: во всю землю изыде вещание его и в концы вселенныя глаголы его (Псал. 18, 5).
19. Наша речь, уже подходящая к заключению, обращается теперь к сравнению божественного Григория с самим Антонием Великим, наставником и законоположником всей монашеской жизни, которыйвсякую добродетель, ведущую к этому, и состояние усовершил так, как никто из всехвремен, был послани блистательно открылся в звании верховного учителя для всех, в безмолвии уповающих на Бога. Как Великий Антоний, так и он, Григорий, населил пустыню, от всей души возлюбил отшельническую жизнь, воспринялот Бога благовестие и прекраснейшим образом до конца соблюл божественный закон и, сделавшись руководителем и учителем, во множестве, а не в определенном каком—либо числе, привел спасающихся к Богу и подлинно поревновал Илии Фесвитянину, ибо ревнуя возревновал он о Господе, мужественно став против противников истины, так что и относительно этого можно приложить слова ревность дому Твоего снеде мя (Пс. 68, 10). Мало того, он насколько было возможно, подражал и великому Моисею, благосозерцательнейшему. Как Моисей, и он жил на Синае, как тот оставил египетские опасности и радовался по поводу освобождения Израиля, так и этот бежал мiрского шума, не немногихсделал свободными от греха, принял от Бога, как некоторые скрижали, духовные начертания (характеристические свойства) и сделался законоположником монашеского состояния. На того (Антония) напало множество демонов, изобретая средства отвлечь умот памятования о Боге, но и этот подвергался беспокойству со стороны толпы демонов, всяким способом пытавшихся смутить его ум, до тез пор, пока Бог, по пророческому слову, сотворил знамение во благо (Пс. 85, 16), тот (Антоний), пребывая на горе, сосредоточил ум на созерцании Сущего и всех обращавшихся к нему увещевал и ободрял, и всякий обильно получал от него то, что просил, силою креста врачевал страдания и раны и одним преподавал делание, а другим, в свою очередь, неложное, истинное созерцание. Но и этот (Григорий) непрестанно это делал и, насколько возможно, заботился о пользе и исправлении приходивших к нему, врачуя вместе душевные и телесные падения и учил одних деланию, а других, насколько они могли вместить, — созерцанию и, с знанием путеводя, руководил к нему. Тот (Антоний) сделал обитаемой пустынную и ненаселенную землю (египетскую) и устроил ее градом священнейших монахов; и этот был устроителем пустыни и не только живших на горе Афоне, посредством слова и созерцания, всех просветил, привел в истинное спокойствие и ровное расположение духа, умеряющее суровость деятельной добродетели, и таким образом, даровал прекрасное управление помыслов, — но и, останавливаясь всюду, где нужно, он, как мы выше и сказали, проникал в различные места и, странствуя всякого верного привлекал к участию в этом богоугодноми боголюбезном деле.
Он полагал, что и на этомне должно остановиться, но достигнув упомянутых Парорий, и эту, как сказано, уединеннейшую и ненаселенную пустыню он сделал духовной мастерской, как бы выплавляя и воссоздавая к лучшему приходивших к нему туда. Так, одичавших и озверевших, вследствие жизни в долговременном разбойничестве, оных грабителей и убийц он привел в кроткое состояние одним только своим созерцанием и увещеванием и сделал пастырями в самом смиренном виде. Те. кои прежде были жестоки, кровожадны и для всех неприступны по высокому своему настроению, коих вор и враг наших душ различными путями и многообразно погубил, те, по благоусмотрительному обхождению его и молитвам, совершенно изменившись к лучшему, припали к ногам его, последовали по стопам его в искреннем умилении и раскаянии и чего ни говорили. чего ни делали для обличения и посрамления душевредной и гибельной прежней своей жизни, откуда особенно и было видно душевное их исправление и возвращение(лучшему). Посему, приходя к нему каждый день и испрашивая у него молитв и благословения, они в изобилии их получали. так что большинство из них, отказавшись от порочной склонности к убийству, пришли в раскаяние, с удивлением прославляемое, — и те, кои прежде были львами по нравам и тиграми, весьма склонными ко злу и неукротимыми, наставлениями оного знаменитого были просвещены умом и озарены, истинно послужили Богу и насладились душевною пользою, как и теперь это непоколебимо соблюдается, при содействии Бога, поелику в свих наставлениях он, Григорий, с любовью учил божественным заповедям и на своих делах и примерах показывал, что Бог не хощет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему (Иезек. 33, 2).
Зачем нужно говорить об остальноми продолжительностью речи обременять внимание слушателей: ведь пресыщение речи противно слуху, равно как чрезмерная пища вредна телу. Он же, чтобы мне вкратце обо всем сказать, был музыкальным инструментом, на котором, по слову Богоотца (Давида), бряцал Божественный Дух.
(Но обратимся) к кончине сего приснопоминаемого отца и, рассказав, насколько возможно, о доблестях преподобного мужа, в ней обнаруженных, положим конец слову. Кончина же совершилась таким образом. Божественный оный муж, бывший истинным рачителем безмолвия, вследствие этого именно совершенного любобезмолвия и стремления быть в пустынях, признал неудобным постоянно приходить в обитель и вступать в общение со множеством монахов, так как это было препятствием к любезному для него безмолвию и восхождению к Богу. И вот он устрояет совершенно отшельническую, весьма удобную для безмолвия келию, близ честной обители Парорийской и, когда хотел, выходил из обители, приходил туда, безмолвствовал и беседовал с Богом. Но, так как был всецело исполнен божественной благодати и сподобился дара прозорливости, он за много дней провидел и честное свое преставление. Посему в то время, когда должен был преставиться от настоящего и пойти к Богу, он взял одного из своих учеников и ушел в упомянутую отшельническую келью. Затворив себя здесь, он возвел ум свой от земли и возвысил к горнему, его святая душа на всякий час помышляла о страшном исходе, он постоянно беседовал с Богом и упражнял ум поучением о божественных оных таинствах. Когда преподобный находился в таком положении и прекрасно этому поучался, все это показалось нестерпимым для врагов наших и завистливых бесов, которые всегда привыкли завидовать спасению этого человека. Конечно, эти лукавые духи узнали о предстоящей кончине преподобного и позавидовали славе, которою тогда преподобный должен будет прославиться. Что же делают эти убийцы?— Внезапно окружает его бесчисленное множество бесов, как облако, покрыли место вокруг него и, как дикие звери, воссталина него, скрежеща зубами, и желая его пожрать, чего ни говорили и чего завистники ни делали с целью отклонить его ум от беседы с Богом? Но Божий человек, при посредстве живущего в нем духа благодати, тотчас понял зависть лукавых бесов, ибо был искусен, не устрашился и не был побежден столь великим нападением и борьбой, но простерши руки, вместе с умом, на небо, говорил к Богу:обыдоша мя, обыдошя пси мнози и сонм лукавых одержаша мяи прочее. Но так как они, бесстыдные, не перестали нападать на него, он обращаетсяк великому подвигу. Всего себя он предал всенощному пению и непрестанной молитве, отнюдь ничего не вкушал, нисколько не спал и даже в течение трех дней уединенно и не беседовал с учеником,как имел обыкновение, но взамен того, со скорбным видом и строгим словом побуждал его бодрствовать в подвиге многом. "Мужайся брат, говорил он, крепко держись молитвы и пения, ибо множество лукавых духов окружили нас". Так это было. Человеколюбец же Бог не оставил раба Своего терпеть много напастей, дабы, как мне кажется, его враги— бесы были посрамлены, а преподобный явился победителем над ними. И вот, по прошествии трех дней, некая божественная сила внезапно его осенила, лукавых духов сделала совершенно невидимыми, а преподобного исполнила божественного утешения. Он же, тотчас уразумев эту перемену, воссылал Богу такие благодарственные слова: "Десная Твоя рука, Господи (говорил он), сокрушила врагов наших бесов и державною крепости Твоей до конца их погубила". Потом тихо приглашает своего ученика, который придя видит — о чудо! — лицо его румяным и радостным, а также зрит и еще кого-то, бывшего с ним. С большою кротостью и радостной улыбкой, обратившись к нему, он, Григорий, сказал: "смотри, чадо, как некоторая божественная сила, явившись, разогнала лукавых духов и избавила нас от их искушения. Но я желаю, чтобы ты знал и то, что я вскоре ухожу из настоящего (мiра) и отойду к Господу, ибо Он призывает идти горний Иерусалим, как я узнал об этом из божественного видения". О, блаженный голос, исполненный всякого упования, о достоверное наказание и доброе извещение, открывающее ученику будущую жизнь учителя! Услышав это, ученик всецело опечалился и оплакивал лишение отца. Спустя же немного приснопамятный Григорий, по Божественному предречению, воздвигся от здешней жизни перешел к житию нестареющемуся.
Таковы из многих немногие добрые деяния того, кто поистине достиг ангельского состояния и чина,— изложенные не по достоинству их, так как слово не в состоянии достигнуть этого. Такова блаженная жизнь удивительной и непобедимой его души, подвизавшейся в великих состязаниях за Бога и в пользу дел божественных. Таковы его подвиги, упражнения ради Бога и борения. Во всякое время и на всяком месте, при всех обстоятельствах жизни и положения, для него всегда было делом величайшей заботы— всех вообще с ревностью побуждать и воздвигать на поступки прекрасные, при чем он, при содействии Духа, привел в полноту любви одних— силою своей речи, других— кротостью и нежным обращением. в зависимости от свойства каждого и положения,— так что никто из всех и не в состоянии легко рассказать, как он, Григорий, старался всех связать союзом любви друг к другуи внушить согласие в единомыслии и единодушии к боголюбезному, прекраснейшему и спасительному. Таково наше слово о тебе. наилучшая из всех, достойная всего и божественная для меня глава, на основании того, что ты совершил, как неутомимый апостол, ради стада и словесных овец Христа, Своею честною кровию искупившего всех преданных греху, по совершенному благоутробию и благости,— слово на самом приятном когда—то для тебя языке, который ты сильно любил, особенно ценил и хвалил. И ты, так сохранив веру, по великому Апостолу (2 Тим. 4, 7), и окончив течение, вполне открыто наслаждаешься невечерним светом Троицы. Так Бог умеет прославлять тех, кои с большими усилиямии трудами предпочли прославлять Его. Ведь ты имел, с одной стороны, делание постоянное, ведущее к сродному твой весьма способный к восхождению и божественнейший ум, а с другой — созерцание, воспринимающее Христа и Ему служащее. Посему, как мысливший о небесном, ты легко и улетел, а нас милостиво назираешь, ибо, оставив и жизнь, ты совсем не оставил нас, но преимущественно наблюдаешь, заботливо смотришь и сохраняешь: ведь божественным душам и это дано, и теперь тем более, насколько ближе ты сделался к Богу чудес. Ходатайствуй же за нас, чтобы наши дела направлялись туда, куда угодно Богу, сделай участниками твоей вБоге славы и дерзновения и поставь вместе с собою — хотя и велика эта просьба — в Самом Христе, Боге нашем, Которому подобает всякая слава, величие и великолепие с безначальным Его Отцем и всесвятым и благим и животворящим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Перевод с греч. и примечания проф. И. И. Соколова
Примечания
1. Турки-османы ок. 1290 г. прочно утвердились в М. Азии под властью султана Османа I. Св. Григорию было тогда не менее 20 лет.
2. Искусство красиво переписывать рукописи было очень широко распространено у восточных монахов.
3. Иначе Евбея в Эгейском море.
4. Этот св. патриарх был предшественником по кафедре св. Каллисту и занимал престол с 17 мая 1347 г по 2 дек. 1349 г. Он официально осудил ересь Варлаама.
5. Преп. Савва Освященный (439-532), великий отец палестинского монашества.
6. Император Михаил VIII Палеолог (1261-1282), жестокими преследованиями пытавшийся заставить православных принять Лионскую Унию с Римом.
7. Константинопольский патриарх 1268 — 1275, 31 дек. 1282 — март 1283.
8. Представитель центральной духовной власти на Афоне. Здесь Лука, управлявший Афоном в нач. XIV века.
9. Центр административной и судебной власти на Афоне. Его игуменом был прот. Экклесиарх — лицо, ответственное за состояние храма и отправление богослужения.
10. Св. Афанасия Афонского.
11. Общемонащеское правило совершать при приветствии земной поклон (метание).
12. Григорий Акиндин — еретик, сторонник ереси Варлаама Калабрийского и противник учения св. Григория Паламы.
13. Епископия Сервион находилась на юге Македонии.
14. То есть учение св. Григория о возможности и действительности получения человеком благодати , то есть энергии Божества.
15. Нападение на Афон турок произошло в 1304-1305 гг.
16. Император Андроник Палеолог Старший (1282-1328).
17. Город на западном берегу Черного моря.
18. Парория (букв. с греч. граница) — место, по которой проходила граница Византии с Болгарией. Св. Григорий прибыл туда в последние годы царствования Андроника II Старшего, т.е. до 1328 г.
19. "Главы о заповедях и догматах, угрозах и обетованиях, еще же — о помыслах, страстях и добродетелях и еще — о безмолвии и молитве" (PG 101,1239-1300, рус. пер. вДобротолюбиит.5).
20. Воздух Парории был весьма холодный, реки и озера часто замерзали, а снег оставался до апреля. Иногда сугробы стояли выше челов. роста. В этом месте было много разбойников "хусаров".
21. Вторичное поселение св. Григория в Парории произошло в 30-х годах XIV в. В лаврах подвизались греки, болгары и сербы.
22. Болгарский царь Иоанн-Александр (1331 — 1365).
23. Византийский император Иоанн III Ватаци (1222 — 1254).