Два Слова на Зачатие Богородицы

• Слово на зачатие Пресвятой Богородицы[1]
• Слово на Зачатие и Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии[2].

Слово на зачатие Пресвятой Богородицы[1]

Величественно и блистательно торжество настоящаго праздника; но от ревности собравшихся на нем оно представляется гораздо величественнейшим. Безспорно, праздник этот и сам по себе блистательно великолепен; но великолепие свое он обнаруживает по случаю обилия собравшихся. От множества народа он и сам принимает веселый вид и людей веселит блеском красот. Такое приращение великолепия своего нынешний праздник получает не от того, будто бы мы сообщаем ему что нибудь; напротив, обильно изливая и распространяя свет свой на собравшихся, он с тем вместе сам распространяется в блеске своего сияния. Видимое нами солнце, когда и сокрыто бывает от взоров, само в себе имеет, чем блистательно освещать; но когда оно восходит и показывается изъ-за вершин высоких гор, то разливает лучи свои по прелестным созданиям так, что, вследствие озарения их блеском и со всех сторон, величие чуднаго зрелища возрастает. Так точно и нынешний праздник. Безмерно сияя духовным светом прелести, он в самом себе имеет блеск, всегда светящий; но этот самый блеск он, соразмерно стечению собравшихся и освещаемых, чудным образом увеличивает. Итак, поелику праздник этот сам испускает таинственные лучи Духа, а собирающиеся на него все освещаются, ничего не остается лучшаго, как желать, чтобы каждый поспешал на него с охотою, освещался, просвещался умом и исполнялся тем светом, который не затемняется скорогибнущими облаками. Таков именно блеск, разливающийся в настоящем празднике, и такова именно причина, почему он сообщает собравшимся непрестанный и яркий свет.

Ныне, когда проповедуется распростертие духовнаго облака, предварительно показываются в мир лучи света незаходящаго, а господствовавшия тмы неверия начинают уменьшаться и разсееваться. Ныне, когда возвещается устроение божественной скинии, полагаются прочныя основания благочестия, а укрепления нечестия потрясаются совершенно. Ныне, когда соплетается царская багряница, предвозвещается пришествие Царя всего, предначертывается примирение людей, бывших врагами, и предвозвещаются трофеи над врагом. Ныне предвозвещается о корне благ, имеющем вырости в безплодной внутренности, чтобы изсушенная злом природа наша произрастила прозябения благочестия. Ныне уставляются ни для кого из людей непроходимыя (Иез. 44, 2) врата Царя и предуготовляются к непостижимому проходу Его чрез них, а нам оне предуготовляют проходимыя врата небесныя. Ныне безплодные родители, получив весть о рождении виновницы многоплоднаго обилия благ, предуготовляют всему роду человеческому участие в этом богатстве. Как далеко простирается в века славная память их! Как неотъемлемою пребывает слава их! Сколь блаженно избрание и достоблаженна славная добродетель их, доставившая им избрание! При посредстве ея превзошедши всех единоплеменников своих величием произволения, они превзошли их и величием даров, полученных от Бога вследствие избрания. Они предпочтены всему роду, потому что предпочли Создателя всего существующаго. Они признаны лучшими всех, потому что почитали любовь ко Владыке выше собственной жизни. Они предъизбраны в служителей таин, потому что во всю жизнь старались исполнять только волю Избравшаго их. Они прославлены Им, потому что прославляли Его своими делами. Они возвеличены щедрыми дарами благодати, потому что достойно приготовили себя к принятию их. Вот что поставило их выше всех, прежде бывших, праведников; вот что сподобило их наслаждаться теми тайнами, которых те сильно желали; вот что доставило им начало исполнения предсказанных пророками обетований, с великим нетерпением желанных. Чрез это они, предпочтенные всем соплеменникам, получили достоинство, ни с чем несравнимое. Сохранив царский род несмешанным, они сберегли его неповрежденным и неиспорченным по отношению к добродетелям царственным. Они не унизили высокаго достоинства своего склонением к раболепному наслаждению удовольствиями. но, сохраняя величие его не униженным, удостоились получить соответствующее ему прославление и родить Царицу всего, как плод благочестия и превосходства.

Так именно повествует известная история о них. Она утверждает, что они сохранили как богоподобную красоту и первобытное благообразие, так и чистое благородство рода, пользовались в коленах израильских знатнейшими почестями, даже предпочитались всем достопочтенным лицам, обладали большим богатством внешним и преисполнены были добровольной благотворительности, сделали богатство, приманивающее и влекущее других к удовольствиям, средством к прекрасным делам и лестницею ко всходу на верх добродетелей, исполняя не только предписания и постановления закона, в которых означается и богатству благословение и приносящим дары надлежащий способ раздачи, но и гораздо более этого делая, даже посвящая Богу всякий избыток, и таким образом превзошли величием души, при приношениях, всех приносивших. «Приносил Иоаким, передает история, дары свои сугубые, говоря: избыток мой пусть будет всему народу, а что в прощение мое, то пусть будет Господу Богу». О благоприятные дары! О приношение, положенное в безопасных сокровищницах! О богатство, собирающее неизчерпаемое обилие благ! О воля, удивляющая щедростию приносимаго! Если справедливо, говорит Иоаким, приносить Богу установленное в законе; то справедливо и предлагать всякий избыток народу и нуждающимся; ибо и это чрез принимающих приносится Богу. Но какой закон, праведный муж, повелевает приносить дары и начатки сугубые? какое постановление требует давать народу всякий избыток? Положим, отвечает он, что нет ни закона такого, ни постановления такого, которые принуждали бы меня поступать так; но я поступаю так потому, что сам сознаю, что это дело доброе и приятное Богу. Он одарил меня богатством: справедливо и возвращать оное Ему же; оно есть благодеяние Его провидения: в виде благодеяния же должно и давать оное единоплеменникам. Дарованное составляет изобилие: пусть же раздастся оно обильному народу. Оно есть дар, а не воздаяние за дела: пусть же на деле оправдается это имя и проповедуется человеколюбие Даровавшаго. Пусть заботы о богатстве разделятся между многими, а лучше пусть удалится от нас всякое безпокойство о нем. Пусть устранится от чувств множество имения, чтобы безпрепятственно воспринимать дары божественные. Пусть разсеется помрачающее ум облако забот, чтобы безстрастно устремляться к одному чистому свету. Пусть полет мысли не спускается с искомаго в небесах заботливостию о земном, но пусть свободно парит к предметам духовным. Пусть уши душевныя, избавившись раздающагося шума суетных вещей, слушают голос празднующих духовно, внемлют сладкогласным гимнам веселящихся на небесах. Так приношение праведных, произшедшее из столь благомыслящаго духа, заслужило у Бога всего соответственное воздаяние.

Между тем родственники, делавшие приношения вместе с праведником в торжественные праздники, движимые не удивлением к его боголюбивому величию души, но завистию к его превосходству в нем, представляют ему некоторыя узаконения, не позволающия, чтобы делал приношения человек безплодный, бездетный, не имеющий преемства рода. «Непозволительно, говорили они, чтобы ты принес дары; потому что ты не произвел племени в сынах Израиля». В некоторых списках читается это так: «непозволительно, чтобы ты первый принесъ»... Говорившие так хотели совершенно запретить праведнику делать приношения. Как бы ни читать то, запрещение это есть дело людей завистливых. Надлежало бы удивляться великим дарам праведника, должно бы рукоплескать обилию приношений его и сочувствовать величию доброхотства его, между тем люди те не только не хотят удостоить принять приношения его, как требовала справедливость, но еще стараются устранить их. Но почему ты, желающий устранить приношения, опорочиваешь их, запрещаешь делать их? Какую нечисть находишь ты в даре, посвящаемом Богу? Что недобровольнаго приметил ты в принесенном? Разве оно несовершенно? Разве оно неудивительно не только по совершенству, но и по обилию? Разве оно не по доброй воле и выбрано и принесено? Ты говоришь: обычай, имеющий силу закона, запрещает бездетным делать приношения Богу наравне с имеющими детей и разделять с ними одинаковыя почести. Но я хорошо знаю, что относительно этого не издано никакого закона, а если что новое введено обычаем, то с полною уверенностию утверждаю, что то прибавка твоего тупаго и глупаго ума. Богу приятны жертвы и приношения не потому, что приносящие их раждают или много имеют детей, но потому, что изобилуют добродетелями, потому что имеют добрые нравы и высокий дух, потому что щедры не столько на приношения, сколько на жертвы внутренняго расположения, потому что имеют смиренную душу и целомудренный ум, не почитающий никакого приношения достойным Бога. «Жертва Богу, говорит Писание, сокрушенный духъ» (Псал. 50, 19). Пусть сам Бог, принимающий приношения, засвидетельствует, какия приношения приятны Ему; пусть исповедают это также и те, которые делали приношения с наилучшим расположением. Божественное Писание сообщает, что Бог похвалил и принял много жертв святых и праведных; достаточно свидетельствует об этом и слава приносивших оныя. Так, дары Авеля праведнаго, перваго мученика, были похвалены и приняты не потому, что бы он раждал детей, но потому, что он имел плодоносную волю, потому что принес Богу самое лучшее, потому что принес чистую жертву без низкаго образа мыслей. Напротив жертва, принесенная бездетным Каином, не была одобрена не потому, что бы он не имел детей, но потому, что он имех безплодную волю, потому что был низкаго образа мыслей, потому что любил Бога менее, нежели себя, потому что разделил не право, даже несправедливо и далеко иначе, нежели как говорит закон о пригошениях Богу. Итак справедливо Владыка призрел на дары, принесенные праведником, и писпослал свыше, как очевиднейший знак того, что они приятны Ему, огонь, который и принесенное истребил совершенно, и блистательно возвестил о праведности приносившаго, а кто показал себя несправедливым в разделении даров Божиих, тот справедливо лишился того, что бы они были приняты. Последний не только не видит, что бы правосуднейший Бог призрел на них, но и слышит, что Он порицает и явно обличает гнусный поступок его. Он говорит ему: «если ты принес право, но не право разделилъ» (Быт. 4, 7). Ты, Каин, говорит Бог, почитая приношение свое достойным приятия, негодуешь, что на него не призрели и отвергли его; но ты и разделил его неправильно и принес его неправильно. «Если ты принес право, но не право разделилъ». Некоторые говорят, что это сказано о жертвах, подлежавших всесожжению; ибо у древних был обычай разсекать назначенное в жертву и разделять оное на части пополам, между тем Каин разделил приношение неправильно и таким образом погрешил в своей жертве. Но такое объяснение далеко несогласно с истиною Писания, которое говорит, что Каин принес жертву не из животных, но начатки от плодов рук своих. «Авель был пастырь овец, а Каин был земледелец. И принес Каин от плодов земли жертву Богу; и Авель также принес от первородных овец своих и от тука ихъ» (Быт. 4, 2-4). Что же значит: «если ты принес право, но не право разделилъ»? Вот что: ты мог бы принести право, если бы наперед разделил право. А что значит «разделять право»? Значит разделять по справедливости, т. е. во время раздела и выбора приношений Богу не оставлять на свою часть самое лучшее, а на часть Бога самое худшее. Ибо если и люди при разделе какого нибудь имения предпочитают и выбирают в посредники того, кто умеет делить равномерно, а того, кто не соблюдает равномерности в дележе, оставляют и удаляют; то возможно ли, что бы Бог всего без всякой укоризны принял негоднаго и неправеднаго разделителя Его собственных даров, Каина, или призрел на его дары? «Мое, Каин, говорит Он, все; все — дары Моего промышления, благотворения Моих щедрот. Я сделал тебя общником их не в награду за дела, но по одному человеколюбию. Я принимаю начатки не потому, что нуждаюсь в них, но потому, что желаю твоего спасения; принимаю не приказывая разделять дарованное тебе на равныя части, но ища в приношении начатков боголюбия твоей души. Предоставив тебе пользоваться благами Моими и поставив тебя господином при разделе приношений Мне, Я нашел тебя злым в отношении к благодетелю, неблагодарным за обилие благ, лукавым в разделе начатков. Ибо, производя раздел, ты поступил в отношении к Подаятелю даров недостойно; ты отделил себе и наибольшую и наилучшую часть даров, а Меня оскорбил низостию души в приношении». Говорим это не напрасно, но для того, чтобы показать, что Бог лучше желает и принимает приношения боголюбивой воли, изобилующей плодоприношениями добродетелей, нежели доказательства способности к деторождению.

Не обойдем молчанием, изъ-за желания не быть многоречивыми, и того, как патриарх Авраам, еще не родив детей, в отношении к которым должны были исполниться нелживыя обетования Божии (Быт. 12, 7), построил жертвенник и потом получил повеление принести славную оную жертву: «возми мне трилетнюю телицу и трилетняго барана» и приготовить прочее подобное к всесожжению (Быт. 15, 9). Не умолчим и о приношениях других праведников, не имевших детей. Такова жертва, принесенная на камне, по повелению Божию, Маноем, который вместе с женою безплодною получил при этом радостную весть о разрешении безплодия и, в доказательство верности обетования, увидел ангела, выходящаго из пламени и отлетающаго на небо (Суд. 13, 19-21). Кто ты, спорящий и отвергающий приношения, сделанныя Анною пророчицею и делом и словом, и принятыя (1 Цар. 1, 9-19)? А можешь ли ты доказать, что выходило семя из чресл Илии и Елиссея? Однако эти праведники постоянно приносили Богу приятныя Ему разумныя жертвы, а когда требовало время, то и кровавыя. Почему бы тебе не удалять тех, у кого нет детей, и от молитв, и от песнопений, и от постоянных славословий Бога? Ведь Бог гораздо больше призирает на жертвы, приносимыя сокрушенным сердцем, нежели на жертвы из животных. Но ты, смежив очи ума, добровольно поставил себя в положение не видеть добра, и, пылая завистию к праведнику, сам изрыгаешь яд свой, прикрываясь установлениями закона. «Непозволительно, говоришь, чтобы ты принес дары». Почему непозволительно? Потому ли, что он горит боголюбием? или потому, что он щедр на приношения? или потому, что он приносит более, нежели узаконено Богом, и великодушно благодетельствует тебе? «Избыток мой, говорит он, пусть будет всему народу». Будет, значит, и на твою долю; ибо ты часть одноплеменнаго народа. Не должен ли ты воздать честь преизобильной любви праведника к Создателю и охотно принять дар, иждиваемый им для народа? Не должен ли ты преследовать великодушие его удивлением и похвалами, и воздавать ему приличныя благодарения?

Но ты, находясь под бременем множества превосходных стяжаний его, а более под бременем происходящей по поводу их зависти, влачишься по земле и, наклонившись вниз, не можешь воззреть на свет столь славных его деяний. Напротив он, стоя выше твоих поруганий и какъ-бы летая в воздушном пространстве, не склоняется тем к низким земным помышлениям, не низвергается с высоты великаго духа своего в бездну уныния. Он не возстает против поношений, не вооружается против порицания, не опровергает здравыми доводами неразумное обвинение злой души твоей; но тесным общением своим с Богом показывает как то, что приносимое им благоприятно, так и то, что порицания твои несправедливы. Он молитвами испрашивает себе разрешение от неплодия и превращает поношения твои в прославление свое. Ты скоро увидишь, что он красуется великим даром благочадия; увидишь его великую славу между отцами, плодородие естества, плод молитв, благословение человеческаго рода, преизобильное богатство, непрерывную радость и вину истиннаго веселия.

Относясь с таким величием и благородством к поносителям, праведник, оставив все настоящее, приготовляется к необыкновенным подвигам и многотрудному уединению, не заботясь ни о возвращении домой, ни о совещании с кемъ-либо из домашних о своем намерении, дабы кто нибудь, обсуждая оное, не пришел к мысли и не нашел, что оно и странно и превышает природу человеческую, и, удивляясь его боголюбию и отчуждению от забот о прочем, не стал состязаться с ним. Чего же ты, пречудный и высший прежних праведников, хочешь? Какое предприятие намереваешься осуществить? Зачем удаляешься от домашняго очага? Зачем прерываешь супружескую и общежительную связь? Не Бог ли соединил тебя с житием в обществе в один совет и разум, как соединил тебя в одну плоть? Не должен ли ты заботиться о сохранении этого единаго совета и разума неразрывным точно также, как обязан ты сохранять союз общения с женою нерасторжимым? Не справедливо ли, чтобы ты и жену присоединил к таким трудам и сделал ее общницею как в плоде, так и в подвигах? Но если ты и ради этого не хочешь возвратиться домой; то надлежало бы тебе не ввергать жену в бóльшую печаль, не заставлять ее своим тайным уходом скорбеть, не причинять ей своею безвестною отлучкою пытку безчисленными томительными помыслами. Поистине следовало, чтобы ты сначала устроил домашния дела свои, а потом уже отправился туда, куда стремился дух твой. Или ты не заботишься уже о обильном богатстве, не обращаешь внимания на имущество, будто не имеющий никакого отношения к видимым благам и так высокий духом, что можешь обойтись без всякаго необходимаго удовольствия? «Действительно так, отвечает праведник. Ничто таковое не может удалить меня от общения с Богом; ни единство естества, ни связь с домашними, ни избыток богатства, ни сотоварищество друзей, — никакое видимое благо не в состоянии отклонить меня от желания благ невидимых. Я решился на подвиг трудных молитв, требующий от меня наготы для борьбы. Прочь же все, что могло бы задержать мое стремление. Ничего мирскаго да не будет предо мною; ничто мирское пусть не препятствует моему ревностному желанию. Дары, данные Богом, Ему принадлежат; Ему же предоставляю попечение о них. Я знаю, что жена моя Анна, и не находясь со мною, пребудет одинаковых со мною качеств и одинаковаго образа мыслей. Я знаю и сильную любовь ея ко Владыке, вследствио которой она и промыслу Его покоряется и мне содействует в подвигах соответствующими им трудами. Она не допустит расторгнутся ни единению нашему в образе жизни, ни привязанности, связующей нас. Она сохранит и единомыслие супружеское и боголюбивое настроение неразделенными. Не находясь со мною, она более поможет мне молитвами, нежели как помогла бы, когда бы была при мне. Ея молитвы будут действенны; она вознесет их с самою пламенною верою, чтобы оне были услышаны: ибо вознесет их из души сокрушенной. Она устремит их к единому вышнему и превосходящему всякий ум Благодетелю с непритворным смирением, а Он преблаг и внемлет призывающим Его в истине».

Таковы превосходныя преимущества праведников; таково обильное богатство их добродетелей; таково пламя их веры; таково ближайшее отношение их к Богу. Вот почему получили они сверх того, чего искали. Вот почему возвещает им небесный голос, что они родят собственное благословение и веселие мира. Им ангелы предсказали, что рожденное от них дитя доставит радость и веселие всему миру.

Таковы твои, Богородица, похвалы и чудеса вначале. О Тебе предвозвещено было, что произрастешь от такого стебля, и Ты явилась в жизнь согласно предвозвещению Божию. И прилично было, чтобы о Тебе предвозвестили такие глаголы; прилично было, чтобы величия Твои предречены были такими словами; нужно было, чтобы Ты предназнаменована была такими символами, нужно было, чтобы такая ветвь произрасла от таких плодоносящих родителей, нужно было, чтобы такое растение возникло от такого корня; нужно было, чтобы ты, царский жезл, произошла из царских разсадников; нужно было, чтобы Ты, обильнейшее богатство благ, явилась от избытка добродетелей; нужно было, чтобы Ты была дочерью таких родителей, а они были родителями такой дочери. Ты из всех тварей предъизбрана в матерь Бога: так и они из всех родителей сподобились чести быть родителями твоими. Как же выше всякой славы величие такого промышления! Сколько выше всяких хвалений чудеса промысла Владыки всего! Сколь желаннее всего желаемаго блага, доставленныя чрез Тебя! Какое блаженное наслаждение получили сподобившиеся наслаждаться этими благами! Ибо наслаждение это одно только и есть истинное наслаждение; оно есть наслаждение неиждиваемое для тех, кого удостоиваешь ты наслаждаться чудными деяниями Твоими. Оно ведет нас к пиршеству нескончаемому; настоящею радостию о Тебе мы предначинаем веселие будущее. Есть у нас залог благ вечных; это дары Твои, доставляемые ныне. В настоящем славословии Тебя слышится голос веселящихся вечно. Ради Тебя похваление наше нелживо, упование безопасно, ожидаемыя блага в руках. Посему мы алчем и жаждем как можно чаще и постоянно торжествовать праздники Твои, чтобы всегда получать себе желаемое. И ныне торжественно совершая праздник Твой, славим его не как вновь изобретенный и причисленный к знаменитым дням, но как главный и в порядке и на деле. Мы услаждаемся проповеданным чрез него веселием, наслаждаемся его таинственным пиршеством, насыщаемся предвозвещенными в нем дарами; через веселие на нем заготовлясм себе благодать вечную; воспеваем на нем согласно с ликом празднующих на небесах. Ты же, Предстательница, сподоби нас молитвами своими быть сопричисленными к лику тому и праздновать вместе с ним, непрестанно совершать славословие во гласе радования, в самом Христе, Сыне твоем и Боге нашем, единой радости и веселии любящих Тебя; ибо Ему принадлежит честь, держава и славословие со Отцем и Святым Духом, ныне и всегда и во веки веков. Аминь.

Источник: Сказания о святых христианских, чтимых Православною Кафолическою Церковию. (В русском переводе.) Том первый. — Казань: В Университетской типографии, 1866. — С. 103-119.

Слово на Зачатие и Рождество Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии[2].

Ныне земля, освещаемая блеском благодати, сияет паче солнца, светит духовною ясностию лучше неба и украшается небом, превосходнейшим надземнаго неба. Она принимает на себя Небо рожденное, превосходнейшее, пресветлое, пространнейшее, представляющее миру Солнце не заходящее, но незаходящее, и испещренное не звездами видимыми, но пламенем духовных светильников. Вот что торжествуем мы ныне; вот что предложило нам блистательнейший пир; вот что собрало нас на нынешнее ликование; вот что, побуждая к слову, приглашает всех к наслаждению благами его. Отзовитесь же на голос звучащаго с полным послушанием, чтобы никто из приглашаемых не лишился этой сладостной и всемирной радости. Никто пусть не лишает себя удовольствий и славы, общих всей природе. Все вкупе насладимся предложенным пиршеством. Оно равно предложено всем и учреждено для веселия и препрославленной славы.

Многочисленныя и великия благодеяния получила уже от Бога природа человеческая. Она сподобилась различных даров, к которым Виновник благодеяний, произведши участников в них, присоединил общую роду человеческому славу. Но она никогда, если пересмотришь все, не была почтена таким великим даром и божественным отличием, какого сподобилась ныне. Поэтому, предав забвению прошлое и оставив назади древнее, она любуется и вместе превозносится этою величественною славою. В самом деле, какой из даров, сообщенных ей Богом, можно бы отметить, как столь величественный, чтобы пристойно сопоставить его с настоящим? Великое ли дело — извести природу человеческую из ничего в сравнении с тем, чтобы облечься в нее, когда она уже растлилась, и снова преобразовать ее, возсоздав наилучших образом? Что значит почтение образом в сравнении с усыновлением? Какое земное начальствование и властвование может сравниться с теперешним царствованием на небесах вместе с Владыкою всего? Что такое зрелище, явленное боговидцам в видениях, сониях и представлении гласа хлада тонка, перед тем, что нам явился сам Созерцаемый и человеколюбиво обитал в нас? Какое, наконец, сравнение между избранием пророков и праведников и прибавившеюся чрез них к роду человеческому славою, и между тем, что от рода этого произошла Матерь превожделеннаго Бога, слава естества нашего, и что чрез нее доставлена нам столь величественная честь? Это-то именно и прославило нас чрезвычайно. Это-то и должны мы ныне все принять, обнять и почтить всевозможными славословиями.

Есть люди, которые говорят, что такое ликование и благодарение принадлежит богоявлению Владыки, потому что оно сделало все это и стало завершением таинства и дарованных благ. Но выставляющие это на вид пусть знают, что приятность настоящаго дня была виною приятности того дня и началом как примирения нашего с Богом, так и той радости, которая возсияла для нас чрез оное. Залоги, полученные по поводу примирения, служат знаком твердаго мира и суть начало того удовольствия, которое мир доставляет примиренным благами своими. Женщина, выбираемая и приемлемая в супругу царя из среды подданных, служит для них вернешним доказательством как родственнаго единения с царем, так и славы, имеющей произойти от того. Царица, находящаяся в частных имениях, своими новыми распоряжениями подает всем окрестным жителям несомненный знак, что туда прибудет царь, остановится там и дружески обойдется с начальником за его благосклонное и предусмотрительное попечение. Таково точно и относящееся к радости настоящаго дня, предвозвестившее нам наступление вышней славы. Ныне представлен залог, избрана невеста неневестная, образован и приготовлен чертог царский, действительно даровано нам прочное основание благ, ожидаемых с пришествием и обращением с участвующими в них царя. Таким образом, настоящее торжество есть предтеча неизреченной радости, проистекающей от воплощения Христова, а предтеча оно не в том смысле, будто не соединено с воплощением тем, или отлично от него, но в том, что оно руководило к несомненности всего события и притом свойственным и приличным нам образом, потому что доставило нам совершеннейшую радость чрез ту, которая от нашего рода. Поэтому нужно, чтобы торжество это, как предпразднество и основание воплощения Христова, мы увенчали похвалами с веселою наружностию, а еще более с веселым душевным расположением, и во время его составляли радостныя ликования, не столько телом, сколько духом прыгали от радости, соревновали в восторге мысленным и божественным чинам и все возбуждали всю тварь к томуже самому.

Между тем, наше призывное слово предупреждают сонмы ангелов, и восхваляют ныне ту, чрез которую узрели исполнение тайны. Предупреждают его небеса,. и отдают честь высоте этой новой тверди. Предупреждают и светила, и преславно освещаются лучами, испускаемыми облаком мысленнаго Солнца. Присутствует незванная земля, и достойно величается и превозносится своим произрастением. Ныне, говорю, все создания осмелились заявить свою смелость. Тем более поэтому я могу дружелюбно сзывать благороднейшия создания, грамогласно восклицая так: приди ко мне всякий возраст и всякое достоинство, все какие только есть чины в мире и над миром, священники и цари, высшие и низшие, начальники и подчиненные, старые и молодые, девы, матери и неплодныя, и младенчествующие незлобием; придите, примем спасительный день сей с божественным веселием и превознесем его своими благохвалениями. Ныне родился предмет всеобщаго похваления. Ныне из безплодных чресл прозябло украшение священников, могущество царей, совершенство добродетельных, непоколебимое благочиние начальствующих и подчиненных, разумение младенцев, украшение дев, венец матерей, благочадие бездетных, разрешение неплодия. Ныне от безплодной прозябло обилие благ; ныне от праведных произрос праведнейший плод.

Кто же и каковы эти лица? Да будет мне позволено разсказать о касающемся их, впрочем не с тем, чтобы превознести их похвалами сообразно достоинству их, но с тем, чтобы показать только, как они предпочтены роду человеческому и как, сделавшись причастными отменной благодати, стали виновниками одарения рода нашего блистательными дарами. Превознести их похвалами понадлежащему есть труд, превышающий, по моему мнению, не только мои силы, но и силы всех. В самом деле, какая изобретательность даже превосходных ораторов в состоянии изследовать величие дел, кольми паче покусится изобразить должным образом славу их? Правда, хвалители, взяв во внимание деяния похваляемых и благодать, полученную ими чрез них свыше, усиливаются посредством похвал возбудить к предмету своему удивление или даже доставляют ему надлежащую славу; но где о заслугах праведников трубят щедрые дары, превышающие понятие, там какой можно представить опыт похвал? Какую необычайную оценку можно изобрести для того, что необычайнее всего? Что из всего, бывшаго от века, можно избрать такое, что руководило бы похвалою надлежащим образом? Разсуди сам о избрании всех праведников и пророков, равно как и о тесном союзе их с избравшим их Богом, и ты увидишь несравненное превосходство Иоакима и Анны, увидишь, что они и препочтены и препрославлены безмерно. Создатель Бог избрал их для возобновления обветшавшаго мира; от них Он приемлет матерь, чрез которую соизволил приготовить новую тварь; от кровей этих лиц, превосходивших добродетелями даже царское величие, Он облекся в царскую багряницу человеческаго рода. Вот что сделало их высшими всех праведников, вот их право, превосходящее всякую заслугу: они избраны из среды всех, явились б должное время и приняты для осуществления тайны. Обрати же внимание на то, как касающееся их превосходит всякое сравнение. Об этом не слова сообщают, но самыя события трубят. Впрочем, как для настояшаго торжества, так и для уяснения преимуществ Иоакима и Анны, полезно будет объяснить хотя немногое из вернаго сказания, начинающагося речью о них: чрез это яснее просияет для нас истина повествуемаго. Начнем же слово с начала.

В сказании том[3] говорится так: «в историях двенадцати колен израильских был некто Иоаким, человек весьма богатый». Что значит «в историях»? Значит: в родословиях двенадцати колен израильских. Чрез это сочинитель показывает, что Иоаким происходил от предков по несмешанной царской линии и что он по соблюдению закона как предками, так и им самим был знаменит и потому стяжал в коленах израильских известность и отличие. Далее, упомянув и о богатстве Иоакима, как о доказательстве его преимущества, писатель извещает об особенной праведности его, которою он отличался от всех единоплеменников своих. «Он, говорит, приносил Господу сугубые дары». Действительно, он славился сугубым богатством. Принося в жертву сугубые дары, он уменьшал настоящия и преходящия блага; но в тоже время умножал сокровища, непреходящия во веки. Впрочем, и оставляя из скоропреходящаго богатства необходимое для ежедневнаго употребления, он не допускал того, чтобы оно скапливалось. Об этом говорит и упомянутая история: «он приносил Господу сугубые дары, говоря про себя: избыток мой пусть будет всему народу, а что в прощение меня, то пусть будет Господу Богу моему». Смотри, какое превосходство праведности в состоянии подзаконном! Приметь, что праведники эти отлично предначертали или, лучше сказать, превзошли образ жизни евангельской, начертанной апостолами. «Избыток мой пусть будет всему народу». Ничего излишняго, говорит, да не будет в том, что необходимо; что не необходимо для меня, то пусть достанется всему народу; что составляет у меня избыток, то пусть обратится в общую пользу всех. О пресправедливое намерение и суждение! О богатство, сокрытое в безопасных от разграбления сокровищницах! Так высока была добродетель Иоакима и Анны с самаго начала! А из дальнейшаго видно и другое превосходство добродетели их. Оставляя часть богатства для продовольствия своего, они из остальнаго имущества все, предписанное в законе касательно новомесячий, обычных жертв, жертв за грехи и телесных очищений, приносили Богу всего. «А что в прощение меня, то пусть будет Господу Богу моему». Следовательно, они разделяли богатство свое не в такой мере, чтобы его достаточно было у них для себя, но в такой, чтобы самим терпеть нужду. Доказательством отменной добродетели их служат и слова: «говоря про себя»; ибо, кроме мудраго благоразумия, они показывают в говорившем так и превосходство добродетели. Так поступал человек не потому, что бы обращал взор на других или устремлял мысли на какой-либо пример; но сам собою изобретал добро и исполнял его; не руководится также он в столь отличных деяниях и древними заповедями или законоположениями, но сам полагает начало деланию добра и становится деятельным законодателем для потомков. Заметь, как Иоаким и Анна достойно предпочтены были всем праведникам. Говорю же «достойно» не по отношению к дару, свойственному тайне (ибо благодать выше воздаяния за дела), но по сравнению их с одноплеменниками.

Полезно проследить и дальнейшее, находящееся в упомянутом сказании. В нем повествуется, что когда Иоаким в какой-то славный праздник приносил, по обычаю, дары, то был укорен одним из соплеменников за безчадие. «Непозволительно, скавано, чтобы ты принес дары свои; потому что ты не произвел племени в Израиле». В некоторых списках читается: «непозволительно, чтобы ты первый принес». Справедливо было, чтобы Иоаким, как муж праведный и отличаншийся сугубым благородством, первенствовал как во всем, так и в принесении даров; но людям завистливым это казалось несносным. Поелику же у них ничего не было такого из его жизни, за что можно было бы опорочить его, ибо он не только был бозпорочен, по по превосходству добродетели слыл чуждым всякой опасности подвергнуться обвинению: то в предлог к тому, чтобы он не поступал по предписанному законом, представляют его безчадие. Но это, именно то, что праведники до настоящаго времени оставались без потомства и что они возбуждены были к получению дитяти посредством молитвы, было делом всевышняго Промысла. Первое обнаружило их надежду на Бога, ибо когда они помолились, то исполнение прошения их не было отложено на время; а последнее показало, что тайна благодати осуществилась в определенное Богом время. Оскорбленный, какъ-бы прогнанный, праведник предается большой печали, но не потому, что бы поражен был укоризненными словами или потерпел безславие, но потому, что пришел в опасение, не навлек ли он на себя это отворжение Богом какимъ-либо небрежением о заповедях Божиих, пришедшим в известность чрез людей. Так и в то время, когда последовало ему истинное откровение, он, прибегая к загадочным явлениям (Осии 3, 4)[4], заботился не о чадородии, но о примирении с Богом. До такой степени строг был он в требовании отчета у себя как относителыю исполнения закона, так и относитсльно таин совести! Так он во всем, касающемся его, полагался на промысл Божий! Поэтому-то он не вступил в прение, не стал противоречвт, не сделал возражения, что доселе никогда не встречал запрещсния приносить обычные дары, потому ли, что жил безукоризненно, или же потому, что приносил дары безукоризненные, но перенес оскорбительную укоризну терпеливо и вместе с тем прибегает к испытателю таин Богу и удаляется в пустыню, как удобнейшее для собеседования с Богом место, не показавшись своей супруге и единомысленной и не поручив попечения о внешних делах домашним. Кто даже в наше время обнаружил столь твердое упование на Бога и презрение к своему имению? Тем более, кто показал это в те времена, когда трудно было исполнять даже умеренныя и предписанныя законом добродетели?

Представим теперь славные подвиги патриарха Авраама. Некоторые могут подумать, что Авраам как по древности времени, так и повысоте праведности превосходит не только древних, но и Иоакима. Но если кто захочет сравнить деяния перваго с деяниями последняго, то поймет, что деяния, о которых говорим, превосходнее деяний Авраама. В самом деле, Аврааму как о переселении, так и о земле, в которой он имел обитать, было наперед возвещено. Наперед же возвещено было ему и прекращение безчадия и неплодства Сарры. Конечно, обладая этим по обетованию, он и надежду подкреплял и дух ободрял к получению обещаннаго молитвою; ибо может ли быть что нибудь сладостнее обетования Божия? Между тем Иоаким, не получив еще никакого обетования, поверил, что Всемогущий силен совершить даже и невозможное и преобразовать природу, и, утвердив надежду свою на сокровенном промысле Его, оставляет таким образом попечение о домашнем и предается постоянной молитве к Богу. Далее, Авраам, чтобы не сомневаться ему относитсльно будущаго обладания землею и умножения своего потомства, имел нужду в верном знаке и доведывался, каким образом могут исполниться обетования Божии. Между тем Иоаким как во время молитвы выказал несомнительный дух, так и после, когда был услышан и получил от ангела добрую весть о рождении потомка, не доведывается, каким образом исполнится возвещенное ему, и не требует знамений, которыя объяснили бы, как уврачуется немощное естество: почитая самое откровение о обетовании исполнением онаго, он, при твердом убеждении в получении потомка, догадывался, что возвещено известное одному Богу и по этому угадывал знамения. Наконец, прилично представить и разсмотреть здесь и чудное жертвоприношение. Именно: Авраам предпринял жертвоприношение по повелению Божию, а Иоаким — по собственному произволению; тот избрал в жертву действительное дитя свое единородное, а этот — то, которое только еще обещано было ему; тот привел жертвенное свое и снова получил оное, а этот действительно принес обреченное на жертву во всесожжение, отдав Богу; наконец, жертвенным у того был патриарх племен и праведных, а у этого — матерь Божия и всеправедная Владычица патриархов. Преславное деяние это по-истине выше не только настоящаго, но и всякаго сравнения. Видишь ли, как превосходны преимущества праведнаго Иоакима?

Разсмотри также и пребывание его в пустыне, и воздержание его, превышающее силы природы (такую жизнь справедливо назвать жизнию ангельскою), и то, как он стал странником и необычайным, — сравнишь ли его дела или слова! Сказание передает, что он провел в посте сорок дней и сорок ночей, питаясь только молитвою и надеждою на Бога. «(Иоаким) постился сорок дней и сорок ночей, говоря: не сойду отсюда ни есть ни пить». У нас есть особенно спорливые люди, из коих одни почитают это невероятным, а другие даже невозможным. Действительно, подвиг этот превышает силы человеческия; нотому что один Творец сохраняет природу достаточною для предопределенной цели. Ее-то и представлял праведник в полное распоряжение Божие и усильным сопротивлением требованиям тела сподобился получить от Бога же как благодать подвигов, превышающих силы природы, так и благодать даров, превышающих ожидание. Так и Моѵсей изумляет пощением своим в продолжении сорока же дней. Да, и его подвиги изумительны. Но если кто пожелает разсмотреть воздержание Моѵсея и Иоакима с большим тщанием, то именно найдет, что пощение их отличается одно от другаго. Моѵсей воздерживался и потому, что так определил Бог, и потому, что охранял скрижали, и потому, что дожидался Законодателя: что и доставляло ему наилучшее подкрепление и вместе с тем облегчало как тяготу продолжительнаго времени, так и требования природы. Между тем Иоаким отдается пустыне, подъемлет на себя подвиги и изливает напряженную молитву не получая ободрения ни от чего, но укрепляясь одною необманчивою надеждою на Бога. Кто не изумится такому обстоятельству и не почтет его превышающим всякое слово, когда оно величием своим по-истине превосходит всякое разумение? Подумает иной, что настоящия слова мы говорим преувеличенно. Таковый пусть сам представит себе события в том виде, каковы они есть, и присмотрится, действительно ли они таковы, что никто не в состоянии прославить их, хотя бы он стяжал красноречием своим громкую известность, тем более превознести их гораздо больше, нежели как они заслуживают. Таковы деяния праведнаго Иоакима!

А как велики и чудны деяния супруги его и одинаковой с ним по качествам Анны! Они не только не меньше даров супруга, но и превосходят их. Ей надлежало выдержать сугубый подвиг терпения. С одной стороны, ей неизвестно было отбытие супруга и место пребывания его, а с другой — ее осаждала обида по поводу неимения детей, причиненная ей с супругом. Анна боролась с обоими этими обстояниями, и при помощи веры и надежды вышла из них победительницею. Притом, укоризну за неимение детей она встречала с двух сторон: во-первых — от своих единоплеменников, во-вторых — от своей служанки; а это делает укоризну действительно несносною: ибо укоризны, причиняемыя посторонними, не так поражают, как укоризны, наносимыя домашними, особенно когда наносящие их бывают из среды подчиненных или слуг. Как же держит себя благороднейшая женщина? Так, что ничто из сказаннаго не сокрушает ея долготерпения. Напротив, она отвергает некстати поданное ей украшение, снимает печальныя одежды, надевает на себя, вместе с одеянием души, чистую и брачную одежду и, убравшись на молитву по телу и по душе, стоит наряженная в сугубую одежду, как чистая, пред Пречистым. А возсылать молитву свою к Богу всего она идет не во внутренность храма, но избирает для этого спокойное и удаленное от всякаго шума место в саду, и здесь-то, как в неподозрительном тайнике, тайно изливает молитву свою с душевною скорбию. Так поступила она потому, что, желая возносить моливу в сердце и долгое время, не хотела показаться на глаза поносителей. Ибо последние непременно почли бы ее, как древнюю Анну (1 Цар. 1, 9-14), или пьяною или пустомелею. В самом деле, кто в прежния времена с издевкою напали на ту, которая молилась Богу в урочное время, те не отпустили ли бы более жестких колкостей той, которая возносила бы продолжительную молитву не в обычное время? Вот почему не она только, но и великий духом Иоаким не пошел в храм возносить молитву свою, относительно которой оба они справедливо заботились, чтобы непременно была приятною, нетревожимою, тихою и безмолвною. Если же высказать причину этого более пристойную и основательную, то она состоит в том, что оба эти праведные и на деле и по имени были предтечами и провозвестниками благодати; ибо Иоаким значит предуготовление, а Анна — благодать: они сами собою представляют неописанную обширность ея тем, что не идут в храм, но молятся Богу всего на всяком месте. Таков смысл сказаннаго о них!

А какого уважения достойны молитвы, возсылаемыя ими обоими! В них они упоминают о всех великих делах Божиих, как произведенных Богом из ничего, так и чудно введенных Им вновь при преобразовании природы вещей. Так они говорят о благодеяниях, оказанных Богом праведным Аврааму и Сарре, Анне и Самуилу, испрашивают себе равную благодать и с ревностию и усилием молятся, чтобы даровано было им приличное их положению. А молитва, которую изливала потом блаженная Анна в саду, с одной стороны, отлична от прочих молитв ея, а с другой — проникнута таким сокрушением сердца, что была услышана. Ибо Анна не удовольствовалась словами и смыслом молитвы, но, проливая слезы, с глубоким смирением исповедывала свое убожество, ставила себя ниже всех тварей и ноименовывала те предметы, которые воспользовались благословением Творца. Такими указаниями и речами, и притом более ими, нежели прозносимою от себя молитвою, она обрисовывала богатый щедротами промысл Создателя. «Я, высказывает целомудренная жена, я хуже всех тварей. Оне, Владыко, покорны повелению твоему, а я совершенно лишена благословения и благодати раждать, я не достойна счастливой доли женскаго пола. Он у Тебя плодороден и самым делом доказывает, как я ниже его. Я не имею способности раждать, общей многоразличным животным, а животныя действительно сподобились этого счастия. Плодоносна и земля, согласно повелению твоему постоянно приносящая обильный плод; приносят плод и луга; приносят благовременный и приятный плод и прекрасныя растения, и чрез благодарение пользующихся ими отдают Тебе дань славословия. Я не имею благодати их и сама сознаю, что недостойна быть причисленною к этим произведениям Твоей благости». Не показывают ли слова эти высочайшаго смирения? Какое сокрушенное сердце может сравниться с душею, высказывающею такия мысли? Возможно ли же, чтобы любящий добро Бог не одобрил такого благорасположения паче всякаго благоухания и приношения? Возможно ли, что бы не внял такой молитве, паче всякаго всесожжения, Тот, кто услаждается особенно такими жертвами? Ведь жертва Богу — дух сокрушенный (Псал. 50, 19).

Таковы преимущества и разсказанные подвиги праведных Иоакима и Анны. Эти яркия отличителышя черты добродетелей их осветили благородство и зрелость души их, блистательнейшия тех, которыми славились жившие прежде. Действительно нужно было, чтобы дар, несравнимый ни с чем сотворенным, последовал от наизбраннейших; нужно было, чтобы пресвятое богатство истекло из запаса, обильнаго добродетелями; нужно было, чтобы таковый плод принесен был таковыми трудами, чтобы благороднейшая отрасль произросла от благороднаго корня, чтобы отличная лоза виноградная выросла из хороших недр. Высоки долженествовали быть те, от которых надлежало произойти вечно зеленеющему украшению рода нашего, прекраснейшему ростку природы, тому высокому дереву таинства, выходящий из котораго цвет безсмертия издал вечное благоухание и плод котораго — жизнь, нетление и вечное пребывание для тех, кои приобщаются онаго.

Молитва праведных, принесенная с такими трудами и в таких словах, оканчивается божественным ответом. Являются ангелы и возвещают, что молитвы услышаны и что последует неожиданное рождение. Ангелы благовествуют рождение той, которая достоинством своим превосходит самых ангелов. Ангелы предвозвещают разрешение неплодия и предсказывают разрушение средостения греха чрез оное. Ангелы предрекают неожиданное зачатие той, которая нововвела зачатие необыкновенное и неизреченное. Ангелы предупреждают о явлении на свет той, чрез которую прекратились скорби прародительницы. Шествие той, чье рождение необыкновенно, превышает ожидание. От земледелия, от котораго ничего не ожидалось, получается плод, превосходящий понятие. Неплодие предвозвещает обновление естества, и рождение дитяти, самая необычность рождения его представляет подтверждение самаго необыкновеннаго таинства. Дитя это в себе самом получает самые верные признаки чуднаго рождения. В чуде родителей оно изучает тайну неизглаголаннаго чуда. Ибо первое предвозвещает последнее и самым исполнением своим наперед говорит о несомненном сбытии предвозвещаемаго. Здесь безплодная, лишенная свойственнаго природе; там Дева, огражденная неприкосновенною непорочностию. Здесь долговременныя узы; там неподдельный безсмертный способ. Здесь плод заслуг и молитвы; там новое неизъяснимое зачатие за несравненную и преимущественнейшую добродетель. Здесь ангел возвещает прекращение невыносимых скорбей; там архангел благовествует сверхъестественное зачатие.

А обещание ныне возвещеннаго весьма ясно предвозвестило о касающемся Ея. «О рожденном тобою, сообщает Анне предвестник, будут говорить всем». Оно будет на устах всех и возвестится всем, не на земле только, но и на небесах; не людям только, но и небесным силам возвестится то, что должно говорить о рожденном тобою. Заметь, что об этом предрек Давид, что он наперед возвестил об имеющем последовать как о настоящем, высказав неотвратимость будущей истины в прошедшем времени. «Преславное, говорит он, изрекли о тебе, град Божий» (Псал. 86, 3). Изреченное славнее всякой славы: оно славно для сил горних, драгоценно и любезно для людей, вожделенно для патриархов, священно для прародителей, наперед описано и изследовано пророками. Ради этого радуется вся тварь; этому сорадуются ангельския воинства; этим величается весь мир; этим восхищаются земнородные: славословя это, они торжествуют предпразднество величайшаго спасения, наперед приветствуют то торжество, которое доставило совершеннейшую радость. Ибо этот день рождения предвозвестил возрождение человечества; он предозначил воззвание от заблуждения и возобновление обветшавшаго; он предпоказал превращение безплодности нашего неведения в плодоприношение богопознания; он проложил нам путь ко входу к благодати; он наперед отверз двери спасения; он положил основания примирению; он принят в посредничество; чрез него мы, принадлежащие к одному роду, имеем ныне дерзновение; чрез него мы получили приличнейшее состояние; чрез явление чертога на свет мы причислены к царскому браку; чрез произведенное ныне блистательнейшее и вместе обширнейшее солнце мы приписаны к небесной жизни; чрез родственное благословение мы наслаждаемся евангельским удовольствием.

Ты же, посредница настоящаго и будущаго веселия, похваление дерзновения к тебе и почитания тебя, за пирование в торжества твои воздай небесным пиром, и за усердие, с которым совершаем оныя, преисполни нас дарами своими. Укрась настоящее собрание как чувственною, так и духовною радостию; приведи в порядок собравшийся по мановению Божию хор; вдохни в него стройный напев и подай ему песнь празднующих на небесах. Призри на намерение каждаго; испытай пламенное желание и благоприятно покажи оное испытующему тайны совести Владыке; представь расположение наше Тому, кто ясно видит сокровенное. Несомненно, как знающий все невидимое, Он знает и совершенно видит и расположение к тебе песнословящих тебя ради Его; но величайшей благости Его угодно, чтобы песнословия наши приносились и исполнялись при помощи ходатайства Матери Его. В этом твое похвалание к Нему и наше похваление тобою; в этом доказательство милости, стяжанной у Него чрез тебя родом человеческим. На это-то опираясь надеждою, мы с презрением смотрим на униженное положение свое и предаем забвению низкий и земляный образ жизни. Вследствие этого-то мы жаждем отрешиться от земнаго и поспешить к небу. Поэтому-то мы несомненно надеемся на уготованныя блага; поэтому-то мы ожидаем вечных благ. Поэтому-то, совершая настояший преславный и божественный праздник с сердечным расположением, возсылаем благодарение Христу, предуготовившему все для собственной славы, для прославлония Матери своей и для спасительнаго украшения покорных Ему, вановнику и подателю благ; ибо Ему принадлежит честь, поклонение и славословие со Отцем и Святым Духом ныне и всегда и во веки веков. Аминь.

Источник: Сказания о святых христианских, чтимых Православною Кафолическою Церковию. (В русском переводе.) Том первый. — Казань: В Университетской типографии, 1866. — С. 139-159.

Примечания