Христианство в Японии: рождение, гибель, воскресение

Здравствуйте!

Наверное, все посмотрели кино, которое недавно шло по книге «Молчание» Эндо. И вот сегодня мы здесь собрались, чтобы поговорить о том, что стоит за этими событиями, которые показаны в фильме. Ну, вообще, о чем там. Потому что фильм изображает один момент истории христианства в Японии, а именно полное исчезновение этой религии на Японских островах.

И в фильме и в книге существует упоминание о том, что был момент, когда христиан в Японии было великое множество, по-моему, в романе называется 300 тысяч, отчеты иезуитов говорят почти о миллионе христиан в Японии в конце XVI века. Т. е. были все шансы. Но все это пришло к тому, что христиане исчезли оттуда совсем. Это, наверное, единственный случай быстрого насильственного истребления в стране какой-то религиозной общины, которая составляла от тогдашнего 20-миллионного населения Японских островов 5 %. Но от населения того региона, т. е. от населения около Кюсю – это больше половины. Что же случилось? Давайте попробуем разобраться.

Вот те слова, которые написаны на слайде – слова Марко Поло: «Остров Чипунгу — на востоке, в открытом море; до него от материка тысяча пятьсот миль.

Остров очень велик: жители белы, красивы и учтивы; они идолопоклонники, независимы, никому не подчиняются. Золота, скажу вам, у них великое обилие: чрезвычайно много его тут, и не вывозят его отсюда; с материка ни купцы, да и никто не приходит сюда, оттого-то золота у них, как я вам говорил, очень много».

Вот эта заметка (она чуть больше на самом деле, там есть некоторые дополнения, но уже совершенно фантастические) – это все, что знали европейцы о Японии до эпохи Великих географических открытий. Если в Китае побывали и европейские миссионеры и купцы, Марко Поло тот же самый. Если из самого Китая приходили в Европу эмиссары, как, например, мар Шаума, несторианский священнослужитель, который совершил путешествие из Китая в Европу, ко двору Ричарда Львиное Сердце, то про Японию не знали вообще ничего.

Наконец наступает эпоха Великих географических открытий, европейцы делают более совершенные корабли, которые могут преодолевать большие расстояния. В 1542 году португалец по имени Фернан Мендиш Пинту первым из европейцев вступает на землю Японии. На самом деле неизвестно, был ли первым именно он, или кто-то из португальских купцов высаживался до него, но это тот первооткрыватель, имя которого точно известно. Пинту побывал в Японии четыре раза, и как раз примерно в то время, на заре Великих географических открытий, произошло событие, которое многими историками считается предопределившим судьбу христианства в Японии, предопределившем его гибель.

Когда испанцы и португальцы достигли того, что они называли Индиями, т. е. Американского континента, они поспешили заключить между собой договор о разделе земного шара, как бы ни смешно это звучало, они поделили без участия других держав, даже католических, между собой земной шар. Изначально они обратились к арбитражу папы Александра VI Борджиа, и он разделил землю на испанские и португальские владения так, как это видно по пунктирной линии фиолетовой (на слайде). Но впоследствии, когда португальцы достигли Бразилии, а также Магеллан доказал, что Земля круглая, эти линии были пересмотрены. Западная линия подвинута так, чтобы Бразилия оказалась в португальской зоне влияния. А вот с восточной все интересно.

Мы видим, что она так проходит, что Япония и Филиппины оказываются в Португальской зоне. Но к тому времени португальцы давно уже высадились на Филиппинах и, в общем-то, завоевали их. Испанцы утверждали, что Япония тоже находится в их половине мира. Португальцы говорили, что нет – в нашей. Португальцы были правы. У нас сейчас есть более точные карты, мы знаем, как проходят меридианы, и мы видим, что Япония, как и Филиппины, находится в португальской половине мира. Но тогда спор решили не раздувать, каждый остался при своем, тем более, что Филиппины были уже испанскими, а Япония была ничьей.

Тем не менее, первые христианские миссионеры, пришедшие в Японию, были португальцами. Первоначально они пришли из Гоа в Индии, столицы португальских владений на Востоке, а затем опорной базой миссионеров стала Макао, или как она сейчас называется, Аомынь в Южном Китае. По сути, португальский Гонконг.

Сам Пинту, первооткрыватель Японии, уже видел в этой стране миссионерское поле. Во время одного из своих путешествий он познакомился с Франциском Ксаверием, но это, вероятно, было уже после того, как сам Франциск побывал в Японии. И именно со святого Франциска Ксаверия начинается история христианства в этой стране. В 1547 г. в Малакке Ксаверий встретил человека, японца по имени Андзиро. Это был один из первых контактов между европейцами и японцами вообще.

Андзиро, как выяснилось позже, убил кого-то в Японии, убежал оттуда. Он был авантюристом, человеком крайне мутным, но Франциск загорелся самой идеей проповедовать христианство в этой удивительной стране, в которой не был еще никто. Франциск так вспоминает об этой встрече: «Я спросил его: «Если я вернусь с тобой в твою страну, примут ли японцы христианство?..» Он ответил, что не примут, покуда не зададут множество вопросов, и по ответам не поймут, насколько я умен. Более же всего они захотят увидеть, живу ли я согласно тому, что проповедую. Итак, понаблюдав за мной полгода, император, вельможи и вся знать станут христианами. Ибо японцы всецело руководствуются законами разума».

Вообще, это мероприятие по высадке в Японии, полагаясь на свидетельство Андзиро, изначально было сомнительным, потому что этот человек был авантюристом. Тем не менее, Франциск доверился ему, и они отправились в Японию. Уже в стране выяснилось, что Андзиро не знает собственной страны. Хотя он консультировал Франциска Ксаверия по поводу перевода каких-то базовых христианских понятий, он не понимал этих понятий. Одна из его ошибок, которая повлияла на дальнейшую историю христианства в Японии (она даже отражена в английской версии фильма), был перевод слова Бог. Андзиро предложил переводить его японским термином «дейниче». Сам Андзиро принадлежал к одной из буддийских сект, где Будду называли этим термином, причем это было не самое светлое проявление Будды. Только уже в Японии, и далеко не сразу, стало понятно, что за этим термином скрывалась критическая ошибка. Именно тогда сам Ксаверий понял, что вникать в японский язык он не будет, и поэтому просто стал вводить в японский язык для передачи христианских понятий португальские или латинские слова.

В фильме, как и в романе, японцы молятся не Богу, они молятся Деусу. Потому что португальцы передали это понятие либо латинским словом Деус, либо португальским Деос (соответственно через о), не особо заботясь, чтобы раскрыть весь смысл этого понятия японцам. Их устраивало, что понятия эти ортодоксальные, они сами знали, что они соответствуют христианскому представлению, и не сильно заботились, как их на самом деле понимают японцы.

Ксаверий учел свой опыт в Индии, и удачный и неудачный. И в Японии он решил обратиться не к неимущим классам, как он это делал в Индии, а к правящим классам. И тут он сделал еще одну ошибку, он не оценил роли императора в этой стране. Император в Японии был лишен всяческой власти, это был просто символ нации. И когда Ксаверий попробовал его обратить, он очень быстро понял, что этого делать не стоит, потому что смысла в этом никакого. И он обратился к японским феодалам – даймё.

Вообще, период, в который прибыл Франциск в Японию, был периодом крайней феодальной раздробленности и всеобщей анархии в этой стране. Там шла крупная феодальная усобица, и ни один из кланов не мог претендовать на какое-либо первенство в стране, на какое-то лидерство. Поэтому обращение непосредственно к феодальным владыкам, к даймё, имело под собой основание.

Франциск Ксаверий недолго пробыл в Японии. Давайте посмотрим еще несколько слайдов, посвященных открытию Японии. Вот это Фернан Мендиш Пинту, памятник ему в Португалии. И вот, прибытие португальцев в Японию изображено глазами японцев. Это современные гравюры, конца XVI - начала XVII века, которые изображают то, как японцы представляют себе прибытие этих иностранцев. Португальцы идут по улице, любопытные японцы наблюдают из дверей, ну и, конечно же, священники, которые прибыли с португальцами, с первыми же их экспедициями.

Итак, как мы видим на карте, Япония, во второй половине XVI в. представляла собой лоскутное одеяло из феодальных владений. Тем не менее, там уже зарождались объединительные процессы, и впоследствии христианство падет жертвой именно этих процессов формирования единого государства в стране.

После отбытия Ксаверия (он покинул страну всего через пару лет после своего прибытия в 1551 г.), в Японию устремились миссионеры, в основном принадлежавшие к ордену иезуитов. Португальские миссионеры. Под руководством первого главы миссии Луиса Д’Алмейды появились первые обращенные. И если на момент, когда Ксаверий оставил Японию в 1551 г., там было менее 1000 христиан, то к 1570 г. там было уже более 30 000 членов христианской церкви.

В 1569 г. главой миссии стал иезуит Франциск Кабрал, один из людей, которые впоследствии послужат причиной многих бедствий этой миссии. Франциск Кабрал был очень талантливым миссионером, очень верующим человеком, преданным своему делу. Однако он относился к японцам с большой предвзятостью. Он писал: «Я ни разу не видел народа столь напыщенного, алчного, непостоянного и неискреннего, как японцы». Он был резким противником предоставления японцам каких-либо позиций в церкви. Ну, рукополагать в священники их тогда не могли в связи с очевидным обстоятельством – в Японии не было епископа, но Кабрал отвергал вообще весь уклад жизни Японии, отказывался есть японскую пищу, отказывался соблюдать какие-то этические представления японцев, их бытовые обычаи, чем вызывал против себя крайнее раздражение.

Еще до прибытия Кабрала произошло два важных события в истории миссии. В 1562 г., т. е. через десять с небольшим лет после отбытия Франциска Ксаверия, христианство принял первый японский крупный феодал, первый даймё – Омура Сумитада. И опыт его обращения (потому что после того, как он стал христианином, практически все население его княжества перешло в христианство: довольно скоро сначала его приближенные, потом почти все население перешло в христианство), этот опыт показал, что вот так надо действовать. И уже сам Кабрал в свое время говорил, что лучший миссионер – это обращенный феодал, т. е. стоит обратить даймё, и его подданные тут же принимали христианство, потому что принципы устройства японского общества таковы, что всегда руководитель, старший, был примером для своих подчиненных.

Наконец, в 1571 г. в Японию прибывает еще один иезуит, в дальнейшем во многом определивший путь христианства в Японии. Это Алессандро Валиньяно, итальянец, родившийся в испанских владениях на юге Италии. Человек, во многом противоположный Кабралу по своему отношению к японцам. Он как раз был сторонником всяческой инкультурации христианства в Японии. Исходя из этого он открыл две семинарии в Арима и Киото, к концу его пребывания в Японии количество христиан выросло до 100 тысяч человек. Христианство приняли пять крупных феодалов. И, в конце концов, Кабрал решил предпринять, казалось бы, совершенно немыслимую по тем временам вещь, а именно – организовать первое японское посольство в Европу. (Мы на этом слайде видим Франциска Ксаверия и Одо Нобунагу. Это человек, который ко времени прибытия Кабрала, т. е. к началу третьей четверти XVI в., постепенно стал фактическим правителем центральной Японии).

Феодальная война заканчивалась, набирали силу объединительные процессы, Япония постепенно объединялась под властью единого правителя. Это был не император. Было понятно, что этим единым правителем станет один из феодалов, который под эгидой императора будет править всеми остальными. Первым таким правителем стал Ода Нобунага, а в дальнейшем его преемником стал Тоётоми Хидэёси, один из первых объединителей Японии.

Итак, Валиньяно отправил японское посольство в Европу (есть очень красивый фильм об их путешествии в европейские страны, и в первую очередь в Испанию и к папскому двору). Все члены этого посольства под руководством Ито Мансё впоследствии приняли христианство, стали христианами, а некоторые из них потом даже стали мучениками за свою религию. Они вернулись в Японию, рассказали о том, что они видели в Европе, и таким образом был установлен первый контакт. Надо сказать, что следующее посольство из Японии в Европу прибудет только в XIX веке. Некоторые японцы остались в Испании (и до сих пор в Испании живут люди с фамилией Хапо́н – это потомки вот этих оставшихся членов японского посольства).

Итак, Тоётоми Хидэёси. После завершения процесса объединения центральной Японии Тоётоми почувствовал в себе силы для внешней экспансии. Началась корейско-японская война, и многие христианские даймё отправились на эту войну, оставив христиан в своей стране без какой-то военной защиты. Вообще Тоётоми был настроен прохристиански. В его армии было множество христиан, и его собственный врач был христианин, его министр финансов был христианином, и два его крупнейших генерала – Такаяма и Курода тоже были христианами.

Тоётоми Хидэёси как-то сказал в частном разговоре тогдашнему вице-провинциалу иезуитов Японии Гаспару Коэльо, что если бы он захотел, он бы мог половину Японии обратить в христианство. Тем не менее, в 1587 г. как гром среди ясного неба прогремел первый указ сёгуна Тоётоми об изгнании португальских миссионеров. Это произошло буквально неожиданно, поскольку за неделю до этого он посетил иезуитскую семинарию, всячески демонстрировал хорошее отношение к христианам, и вот, собственно, как гром среди ясного неба случилось такое событие.

Обычно 1587 г. связывают с началом преследования христиан в Японии, но это не так. Вероятно, этот указ вообще не был направлен против христиан как таковых. Тоётоми хотел найти какую-то управу, контроль над своими генералами, которые, следуя от победы к победе, укрепились, стали еще более сильными и самостоятельными. Этот указ был направлен против перехода японской элиты в христианство. Надо сказать, что после этого времени даймё перестали переходить в христианство, по крайней мере, явно. Т. е. процесс христианизации элиты японского общества прекратился. И дальше христианство в Японии постепенно шло к тому, чтобы становиться религией крестьян.

Такаяма (полководец Такаяма имел очень интересную судьбу: он покорился императорскому указу и удалился в свое поместье, а потом, вместе со своей семьей, перебрался на испанские Филиппины). Был такой небольшой исход довольно крупной группы высокопоставленных христиан на территорию, где они могли свободно исповедовать свою веру. И до сих пор в Маниле стоит памятник Иусту (это его имя в крещении) Такаяме, в воспоминание о том, что была такая история в контактах между Востоком и Западом.

Период с 1587 по 1597 г., последнее десятилетие XVI века – период последнего и наивысшего рассвета христианства в Японии. В это время в страну прибывает множество европейских ученых, множество миссионеров. И, в частности, прибывает Жан Родригес, известный переводчик (потому что до этого европейцы не могли овладеть японским языком, у них это получалось очень и очень плохо: японцы учили португальский, а наоборот не получалось), Жуан был первым португальцем, который хорошо овладел японским языком и занял важное место переводчика при сёгуне.

Тем не менее, за все время, за все первое христианское столетие в Японии не было сделано не то чтобы одного перевода Библии на японский язык, а не была переведена ни одна книга Библии вообще, даже Евангелие не было переведено на японский язык. И это, вероятно, также послужило одной из причин, по которой община японских христиан впоследствии, оказавшись в изоляции, перестала существовать в качестве христианской общины. В 1593 г. произошло еще одно событие, приведшее к кризису общины. С Филиппин высадились первые испанские миссионеры.

До этого вся японская церковь контролировалась иезуитами. Иезуиты – это очень сплоченный, дисциплинированный церковный орден, и европейские христиане в Японии производили впечатление на местных чего-то сплоченного, единомысленного, лишенного внутренних противоречий, и как учение, и как сообщество людей. Это вызывало особенное уважение, потому что у самих японцев феодальная война сопровождалась сильным духовным кризисом, потому что это было не только противостояние феодалов, но и противостояние различных буддийских и синтоистских сект, т. е. когда люди, ответственные за религию, религиозные учителя, постоянно спорили друг с другом, обличали друг друга. И вот это отсутствие твердой религиозной истины, на которую можно было бы опереться, в какой-то мере вызывало у японцев духовный голод. Ну, чем-то похоже на Римскую империю периода первоначального распространения христианства. Т. е. в стране существовал духовный голод.

Но когда прибыли другие миссионеры, которые придерживались совершенно иных взглядов на миссию, францисканцы, которые прибыли в Японию, вообще не заботились о том, чтобы вступать в контакт с японскими властями: они просто шли и проповедовали беднейшим слоям общества, они построили в Осаке госпиталь (конечно, это было с разрешения сёгуна). Они вообще не стремились подражать японцам и инкультурировать свою версию христианства. У испанских проповедников был, в первую очередь, опыт Филиппин и Латинской Америки, когда народы, с которыми они сталкивались, были в каком-то смысле (в смысле философии, материальной культуры и т. п.) примитивными по сравнению с испанцами. И для них отлично подходил принцип «tabula rasa», когда им говорили: «вы знаете, весь ваш уклад жизни полностью неправильный, и вы должны стать христианами, т. е. стать испанцами». Т. е. полностью воспринять испанский образ жизни, всю испанскую культуру, и религиозную в частности.

Так же они начали действовать и в Японии. И это уже вызывало раздражение со стороны не только японских властей, но и определенных масс населения, а, с другой стороны, японцы, глядя на противоречия иезуитов и францисканцев (а затем доминиканцев и августинцев, которые прибыли с Филиппин вслед за первыми испанскими миссионерами), понимали, что, видимо, у христиан такой же разброд и шатание, как и у наших буддийских и синтоистских вождей, и поэтому, видимо, эта религия все-таки никакого принципиального «ноу-хау» нам не предлагает.

Вот в такой ситуации в 1597 г. случился важный инцидент. У берегов Сикоку в конце октября этого года потерпел крушение испанский галеон. Галеон следовал с Филиппин в Латинскую Америку. Он плыл в Акапулько из столицы Филиппин – Манилы. Галеон – это крупный транспортный корабль. Он был до самого верха гружен оружием, сокровищами, вез нескольких миссионеров и крупное испанское воинское соединение. И вот, он разбился.

По японской версии (трактовка событий здесь расходится) сёгун хотел присвоить себе эти сокровища, потому что таков был обычай того времени, в том числе и испанский обычай, так называемое «береговое право». А испанский капитан этого судна – Франциско Д’Аландье стал ему угрожать, утверждая, что у Испании достаточно военной мощи, чтобы в любой точке мира осуществить вторжение, и, соответственно, осуществить возмездие за то, что будет совершено над испанским кораблем. Иезуиты предлагали дипломатическое посредничество, но испанцы отказались, доверившись своим миссионерам, и, в дальнейшем, по утверждению иезуитов, капитан обронил фразу о том, что мы вас завоюем, сокрушим, и сделаем это тем проще, что в вашей стране уже много христиан.

Вообще мысль о том, что испанцы – потенциальные конкистадоры, была в Японии не нова. Информация о том, как были завоеваны Филиппины, доходила давно. И вот сейчас «пазл» в голове Тоётоми начал складываться. С одной стороны, сокровища, в которых он нуждается, потому что он продолжал вести дорогостоящую войну в Корее, крайне нуждался в материальных средствах. С другой стороны, страхи, которые у него и так были, и вот, они находят свое подтверждение. С третьей стороны, иезуиты, которые, конкурируя с испанскими миссионерами, подбрасывали такие идеи сёгуну, мол хорошо бы испанцев как-то из страны бы попросить, потому что, не завоевали бы они Японию случайно.

Вообще идея о том, что единственной альтернативой обращению правителей является завоевание, разделялась в равной степени и испанцами и португальцами (т. е. не была чисто испанской идеей). Даже такие разумные церковные деятели, как Доминго де Саласар, епископ Филиппин, которого называют филиппинским Лас Касасом, который всячески защищал местное население от завоевателей, или прояпонски настроенный Алонсо Санчес, миссионер в Японии, они, тем не менее, предлагали и португальцам и испанцам идею завоевания Китая на том лишь основании, что правящая династия мешает деятельности миссионеров. Это высказывалось вслух многократно. Даже в Японии такие противники иностранного вмешательства как Валиньяно и Коэльо, которые всячески выступали за то, чтобы не было никакого политического давления со стороны Португалии либо Испании на японское правительство, даже они рассуждали о превращении Нагасаки в своего рода португальский Гонконг, португальскую крепость.

Кстати о Нагасаки. Еще первый из обращенных даймё Омура Сумитада подарил иезуитам в собственность небольшую рыбацкую деревню с причалом, просто крошечную, которая как раз и называлась Нагасаки. И этот город впоследствии стал центром христианства в Японии и историческим центром, таким он является и сейчас. В свое время практически все его население приняло христианство. Именно в Нагасаки совершались самые страшные казни христиан, потому что там было кого устрашать. И до сих пор, исторически, римско-католический христианский собор находится именно в этом городе.

Итак, идея завоевания Японии была не чужда, она высказывалась и людьми экстремистской направленности, и людьми здравыми. И в Японии уже представляли, как выглядит европейское завоевание. И вот, когда губернатор Филиппин Франциско де Тельо послал к сёгуну посольство с целью выяснить обстоятельства захвата «Сан-Фелиппе», сёгун ответил ему письмом, в котором он, в частности, писал такие слова: «Если бы волею случая японцы прибыли бы в ваши страны и проповедовали бы там синтоизм, нарушая общественный мир и спокойствие, то понравилось ли бы это вам, как господину той земли? Конечно, нет. Так что судите о том, что я сделал в свете сказанного».

Но это совершенная правда. Конечно, когда мы смотрим фильм или читаем книгу «Молчание», мы очень, может быть, сочувствуем страдающим христианам, но если мы вспомним время, когда это происходило в самой Испании, Португалии, Испанских Нидерландах свирепствовала контрреформация, в Германии или в Англии в то же время, протестанты казнили католиков, в Испании или во Франции католики казнили протестантов. В самой Европе люди, христиане, убивали друг друга за религию тысячами, просто тысячами. Вскоре начнется тридцатилетняя война, которая унесет жизни миллионов европейцев. Миллионы европейцев умрут просто потому, что они выбрали неправильную религию.

Поэтому, если рассматривать преследование христиан в Японии в контексте всего отношения к религии в то время (в том числе и отношения европейцев), то ничего выдающегося мы здесь не видим. И японцы, и португальцы, и испанцы в равной степени признавали тот факт, что можно подавлять представителей той религии, которую они считают неправильной, силой, что можно убивать за веру. Они все в это верили в разной степени. И тут просто вопрос: кто в данный момент оказывается на верхушке пищевой пирамиды? Чья была власть?

В отместку за этот случай с «Сан-Фелиппе» Тоётоми приказал казнить шесть францисканцев, трех японских иезуитов (это, видимо, произошло по ошибке: не потому, что они были иезуитами, а потому, что они находились с францисканцами в каких-то отношениях), и пятнадцать японских христиан из францисканского госпиталя в Киото, и еще двое добровольно присоединились к ним в Нагасаки. Их отвели в этот город и распяли на крестах (на слайде монумент в память распятия двадцати шести христиан в Нагасаки). Это, своего рода, японские первомученики. Хотя убийства отдельных христиан случались и до этого, но двадцать шесть японских мучеников стали своего рода символом страдания японских христиан в этой стране.

Хотя в данном конкретном случае речь шла не о начале каких-то целенаправленных гонений или о какой-то последовательной антихристианской политике. Речь шла о казни испанских и только испанских миссионеров и их последователей в отместку за эти угрозы и в качестве предупреждения испанскому правительству относительно последствий их возможных действий. И вообще, после этой казни никакой антихристианской реакции не последовало. Тоётоми продолжал заигрывать с португальцами, в известной степени даже больше, чем раньше, потому что к тому времени он был человеком уже информированным и отлично знал, что испанское завоевание – это реально, а португальское – нет.

Но тем не менее, он категорически запретил дальнейшее обращение даймё. Хотя обращение в христианство, и в особенности купцов, он не только не запрещал, но даже поощрял. В какой-то момент он даже посетил иезуитскую семинарию в Киото и официально принял у себя накануне прибывшего в Японию второго епископа Японии (первым был Петр Мартинос, но он провел в Японии очень мало времени и не успел ничего сделать). Это был Луизо Серкейра. Он у себя принял Серкейру, принял его со всеми дипломатическими почестями, с полным соблюдением протокола, и все шло к тому, что, несмотря на эти инциденты, христианство в Японии будет продолжать развиваться.

Однако в 1597 г. сёгун умер, и ему после короткой феодальной войны наследовал Токугава Иэясу, основатель династии Токугава, которая будет править Японией до восстановления императорской власти в середине XIX века. В это время закончилась очередная война в Корее, снова вернулись христианские полководцы со своими армиями, и перед Токугавой, который завершал процесс объединения Японии, встала задача ограничить каким-то образом влияние феодалов в Японии вообще.

Феодалы, которые вернулись с победой, в своем праве как бы, которых встречает народ, которые захватили какие-то материальные блага в Корее в процессе войны, были прямой угрозой объединительным процессам, которые он планировал. В его планах было вообще полное истребление старых феодальных родов и феодалов христиан в частности. Потому что он отлично понимал, что феодалы, желая сохранить свою власть и раздробленность страны, вполне могли, если это были христиане, призвать на помощь испанцев с целью реальной защиты христианства, но при этом защита христианства стала бы для Японии поводом для дальнейшего сохранения феодальной раздробленности и прекращения объединительных процессов.

И вот, на рубеже столетий, в 1601 г. из Европы в Японию прибыли новые люди, более опасные, чем испанские миссионеры. Это были голландцы, протестанты. Люди, крайне враждебно настроенные и к Испании, и к Португалии. Они как раз у себя на родине вели борьбу за независимость против испанского владычества и победили в этой борьбе недавно. Это люди, которые были прямыми экономическими и идеологическими конкурентами Испании и Португалии, т. е. крайне враждебно настроены. И, кроме того, они не проявляли никакой миссионерской активности. Будучи кальвинистами, они принципиально воздерживались от обращения в свою религию кого бы то ни было.

Они рассказали, что испанцев и португальцев можно победить, что их сила не настолько велика, как казалось сёгуну до сих пор. И главное, они подорвали торговую монополию испанцев, торговую монополию иезуитов в Японии. До этого иезуитская миссия была довольно богатой, не только самоокупаемой, но даже прибыльной, потому что португальские власти португальское направление торговли в Японии целиком передали в руки иезуитов. И это была их золотая жила, через которую они получали средства на ведение миссионерской деятельности. И вот, голландцы этот «золотой ручеек» перекрыли.

Надо сказать, что в этот момент началось вообще наступление голландцев на португальскую колониальную империю, и к концу XVII в., т. е. моменту фактического исчезновения христианства в Японии, исчезнет и португальская колониальная империя. Голландцы захватят все португальские колонии в Азии, кроме Макао.

И вот, после осмысления всего этого, и после некоторого затишья (потому что первые пятнадцать лет XVII в. были для христиан довольно тихим временем, при условии, чтобы христиане сами держались тихо и воздерживались от каких-либо выступлений, иезуиты к тому времени перестали обращать аристократию, обратившись исключительно к низшим классам), буквально как гром среди ясного неба вышел указ Токугавы Иэясу, в котором он написал, что христиане прибыли в Японию, желая не только посылать корабли для торгового обмена, но и чтобы распространять лжеучение, ниспровергать истину и, в конце концов, переменить власть в этой стране и завладеть землей.

Япония – страна богов и Будды. Здесь важнее всего принципы благонамеренности и добродетели, т. е. конфуцианства. Лжеучение да будет ныне немедленно изгнано, а истинное вероучение да распространится еще больше. И вот, с этого момента начинается планомерное гонение на христиан в Японии. Этот указ предписывал всем миссионерам немедленно покинуть Японию, многие подчинились, кто-то остался, но их судьба была незавидна. Вот одно из мест казни – горячий источник на горе Онзен, где проводились массовые казни христиан. Японские власти стали выслеживать христиан, в первую очередь они старались, конечно же, казнить европейских миссионеров.

Вскоре начались преследования крестьян и представителей низших классов, которые исповедовали христианство. (Вот портрет Токугавы Иэясу, который собственно начал преследование христиан в Японии.) В 1622 г., уже через шесть лет после антихристианского указа, состоялись массовые казни в Нагасаки (они начались раньше, они продолжались несколько десятилетий, но это наиболее известная казнь, когда было казнено 35 человек одновременно). Эти казни проходили как в Нагасаки, так и по всему острову Кюсю, была полностью истреблена христианская община в северной части, в центральной части Японии – вокруг столицы (вокруг Эдо).

Первоначально японские власти были заняты именно истреблением христиан, т. е. их отлавливали (в первую очередь миссионеров) и казнили. Но через какое-то время они поняли, что смысла в этом особенного нет, потому что на момент начала гонений в Японии по минимальным подсчетам было триста тысяч христиан. А по свидетельству иезуитов – до миллиона. Невозможно было истребить такое количество населения.

И, кроме того, христиане жили компактно, был крупный анклав в центре Японии, но в основном это были южные части страны, и в каких-то областях пришлось бы полностью уничтожить население. Поэтому японские власти стремились принудить христиан, в первую очередь христианских лидеров, к отречению.

Вообще, когда начались гонения на христиан, события пошли тем же путем, как и при обращении больших масс японцев в христианство, только наоборот. Как было раньше, какой-то даймё обращается в христианство, за ним следуют его подданные. Сейчас было наоборот, как только сёгун приказывал даймё отречься под угрозой конфискации владений, отъёма власти и т. д., даймё отрекается от христианской веры, а за ним отрекается огромное количество его подданных. Массовое обращение зачастую влечет за собой при какой-то опасности массовый же отход от веры.

И вот, мы на картинке видим тот способ, основной способ, к которому прибегали японские власти, для выявления тайных католиков. Это использование фуми-э. Фуми-э по-японски значит «табличка для попирания», «образ для попирания». Этот образ изготавливался по португальским образцам, по образцам португальского религиозного искусства, но делали это японцы. Хотя, вот, выглядит он вполне по-европейски, распятие, но тем не менее это все изготавливалось в Японии, и в фильме «Молчание» неоднократно демонстрируется использование фуми-э, когда подозреваемым в христианстве предлагалось на этот образ наступить. Для католиков это было немыслимо, это противоречило их убеждениям, поэтому они отказывались это сделать, что обличало в них христиан. После этого их либо казнили, либо подвергали пыткам, чтобы они от христианства отказались.

Вообще, церемония э-фуми продолжала осуществляться в Нагасаки ежегодно (вот она изображена на английской иллюстрации рядом с фуми-э) до середины XIX в. Т. е. все эти годы население этого региона находилось под подозрением. Однако вскоре она утратила всяческий смысл на самом деле, потому что японские христиане со временем (с переходом к криптохристианству, к тайному христианству) стали наступать на эти образа и, в общем, никаким образом это не могло их выявить.

Т. е. они приняли эту необходимость попирать время от времени христианские изображения, ну, как данность, да, нам с этим жить. Т. е. после эпохи гонений, после середины и второй половины XVII в. неизвестно, чтобы церемония э-фуми приводила к каким-то обнаружениям и казням христиан (хотя известно, что в Японии были тайные христиане и их было много). В 1637 г. происходит событие (при Токугаве Иэмицу, который правил с 1623 по 1651 г.), которое во многом предопределило крах японского христианства. С ним завершилась эпоха организованного христианства в Японии. Это Симабарское восстание.

В европейской историографии считается, что это восстание было вызвано жестокими налогами (и это действительно так), которыми власть в центральной Японии пыталась задушить крестьянство южных островов. В самой Японии это восстание до сих пор так и называется – христианское восстание (подготовленное и профинансированное португальцами), хотя известно, что далеко не все участники этого восстания были христианами. Среди руководителей восстания была горстка самураев или ронинов, они были безоружными, пока не отняли оружие у японских войск, которые пришли это восстание подавлять. Но тем не менее, мы на изображении видим духовного лидера восставших Амакуса Сиро (по Японии стоит несколько памятников ему), знамя восстания, которое как бы содержит христианские символы (для японцев это явное доказательство того, кто стоял за восставшими), мы видим статуи Будды, буддийские разные статуи, разрушенные восставшими, хотя, я подчеркиваю, далеко не все восставшие были христианами, но их символика и их идеология были христианскими. Они в бою выкрикивали христианские лозунги: Иисус, Мария, Сантьяго, и японцами восстание воспринималось однозначно как христианское.

Интересно, что при подавлении восстания, когда была сожжена последняя цитадель восставших, крепость Хара, японцы вынуждены были обратиться к помощи голландцев. И одни европейские христиане помогали властям подавить выступление других европейских христиан. Вот изображены голландские шхуны, которые бомбардировали стены крепости. Почему японская историография придерживается такого мнения, во многом объяснимо - потому что правительство сёгуна не могло справиться с христианским восстанием. Просто не могло. И допустить, что японская военная машина не могла совладать с христианами необученными, это было как-то ниже чувства собственного достоинства, поэтому нужно было придумать противника поинтересней. Ну, конечно, это не христиане, это, наверное, португальцы или какая-то крупная европейская империя выступает против нас, коль скоро мы не можем так быстро его сокрушить.

1639 г. – это момент окончательного изгнания португальцев из Японии. Не миссионеров, а всех португальцев вообще. Вообще всех европейцев. И вот с этого момента начинается этап японской истории, который называется Сакоку – эпоха закрытой страны. Эпоха полной изоляции. Даже европейские купцы – голландцы и англичане, которым было дозволено прибывать в Японию, останавливались не в Японии, а в порту Нагасаки (не в самом порту, а на искусственном островке, формально не вступая на территорию Японии). Вообще, из всех иностранцев в Японию дозволено было прибывать только голландцам и китайцам. И то, не вступая на территорию Японии. С этого момента японские христиане оказываются в изоляции.

Как и в случае с европейскими странами, в первую очередь с Англией, куда проникали, время от времени, католические миссионеры не с целью кого-то обратить, а с целью служить католической общине страны, так и в Японию сразу же стали проникать миссионеры (не только иезуиты, но в основном иезуиты), именно с целью окормлять и каким-то образом служить христианской общине этой страны. Но все подобные высадки оканчивались трагически. Ни у кого из них не получилось ничего. Собственно, фильм «Молчание», как и книга, посвящены одной из таких высадок.

Это действительно историческое событие, хотя имена деятелей изменены. В 1643 г. десять человек, из которых четверо были европейцами, пять японских христиан и один китайский христианин высадились в Сацуме, практически немедленно были арестованы (японцы очень быстро их вылавливали) и отреклись от своей веры. Все. Один из членов группы иезуит Алонсо (фамилия неразборчиво) фактически покончил с собой в тюрьме. Как христианин он не мог это сделать напрямую, он просто отказался принимать пищу. Другой член группы итальянец Иосиф (Джузеппе) Кьяра своего отречения никак не отозвал и так и остался в Японии, остался внутренне христианином, но, тем не менее, уже никогда не вернулся в Европу. Иосиф Кьяра – это прообраз Родригеса из книги «Молчание». Японцы при помощи пыток (вот здесь изображена пытка «ямой», когда человека подвешивали над ямой с нечистотами, делали надрезы у него за ушами, чтобы он не погиб от повышенного внутричерепного давления, и так он висел, пока не был готов отречься от своей веры) добивались отречения от веры.

Но японцы требовали не только отречения от своей веры (отречения от веры они требовали у японских христиан). От европейцев они требовали признания, что в прошлом иезуиты пришли в Японию как передовой отряд европейского завоевания. И миссионеры признавались в этом. Они требовали признания в том, что иезуиты в прошлом отправляли тайных агентов в буддийские храмы и синтоистские святилища для изучения религиозных текстов. И европейцы признавались в этом (это была правда: действительно иезуиты посылали своих учеников в буддийские и синтоистские святилища для скрытого изучения религиозных текстов). Так же заставляли признаться, что эти тексты издавались потом в Европе для подготовки миссионеров. Тоже признавались в этом европейцы, хотя это была неправда.

Вторая половина XVII века в Японии - это периодические обнаружения групп тайных христиан, их пытали, заставляя сознаться, есть ли среди них миссионеры. Они не сознавались, потому что миссионеров не было уже в то время. После высадки в 1643 году небольшой группы миссионеров была только одна попытка туда проникнуть. Миссионеров не было, тем не менее, от них требовали отречься от своей веры, и если они этого не делали, их казнили. Если они это делали – их освобождали. Кроме того, содержание в японских тюрьмах было крайне тяжелым, многие умирали непосредственно в темнице.

В 1708 году европейцы последний раз пытались проникнуть в Японию. Миссионер Джованни Батиста Сидотти, итальянский иезуит, предпринял такую отчаянную попытку, в одиночку высадившись где-то на Кюсю, не зная японского языка, не представляя, где он находится, не представляя, где искать японских христиан. Ну, фактически пожертвовал собой ради не очень понятных целей. Он был арестован через несколько суток после высадки. Его не казнили, не изгнали, потому что к тому времени проблема христианства в Японии, как они ее себе представляли, была решена. Он умер в тюрьме. Его вообще сначала поместили под домашний арест, но впоследствии он был помещен в тюрьму по той причине, что обратил в христианство всю семью, в которой он находился под домашним арестом. В этой тюрьме он скончался.

Наступил период, который в японской христианской истории как раз и называется «периодом молчания». Периодом полной безвестности того, что случилось с христианами. Никто не пытался понять, что случилось в Японии за это время. Ни голландцы, ни под видом голландских купцов никакие священники или миряне, или дипломаты католических стран не пытались узнать, что произошло с католической общиной в Японии. Так продолжалось до середины XIX века.

В 1853 году в Японию прибыли американские корабли, в ультимативной форме потребовавшие от японских властей открыть страну. Япония в то время находилась в кризисе, поскольку страна была феодальной, отсталой. И, после военного давления со стороны Соединенных Штатов и Великобритании (несколько раз даже бомбардировали японские города западные корабли), произошло то историческое событие, которое в японской историографии известно как Бокумацу – открытие страны. Эпоха закрытости, эпоха японской изоляции закончилась навсегда. После короткой гражданской войны сегунат был упразднен, власть императора восстановлена, и в страну прибыли первые за 250 лет европейцы. С европейцами прибыли священники. Территории европейских миссий по договору с Японией пользовались теми же правами как в Китае, т. е. правами экстерриториальности. Европейцы находились вне власти японских законов, и поэтому антихристианские законы (которые формально в Японии не были упразднены, они действовали, и за исповедание христианства полагалась смертная казнь) на европейцев никак не распространялись.

В 1865 году французский священник о. Бернар Петижан пришел в свою церковь, которая была построена в Нагасаки при французской миссии, для того, чтобы совершить мессу. И пока он готовился к мессе, он увидел, что в церковь просочилась небольшая кучка японцев. Они стали задавать ему удивительные вопросы. Они сказали, что «у нас с вами одно сердце». Что «мы из Ураками» (это неподалеку от Нагасаки), что «все здесь такие же как мы», и поинтересовались у него тремя вещами: есть ли у него статуя Девы Марии, нет ли у него жены и детей, действительно ли он посланник римского первосвященника. Когда их сомнения были рассеяны, выяснилось, что в Японии сохранились тайные подпольные христиане. Папа назвал это одним из величайших чудес нашего времени. Епископ Бернар Петижан вскоре стал главой вновь открытой католической общины Японии, и хотя все проходило не без проблем, поскольку антихристианские законы продолжали действовать, тем не менее, стало ясно, что японские христиане сохранились. Однако авторитет вновь вернувшихся католических священников над собой признали, как считается, всего около 10 % тайных христиан. Что же случилось с Японией за эти 250 лет?

С одной стороны, это действительно чудо. Изолированная группа христиан, в совершенной тайне, в совершенном секрете, сохраняет свою веру без всякого контакта с каким бы то ни было внешним миром, и выживает, сохраняя свою христианскую идентичность. С другой стороны, когда священники возвращаются, происходит то событие, которого они так ждали (потому что португальские миссионеры, когда покидали Японию или погибали в Японии, заповедали своей пастве ожидать возвращения миссионеров). Но почему же столь малое количество христиан вернулось в результате в лоно церкви?

Дело в том, что, хотя тайное христианство сохранилось, оно почти что перестало быть христианством. Вот несколько фотографий, на которых изображены места и предметы, связанные с тайными христианами. Это место, называемое Сан-Дзиван (неразб.), видно, связанное с неким Иоанном, неизвестным мучеником эпохи гонений. Но это же место подходит и для синтоистских церемоний. У таких крупных камней, природных объектов, ярких, заметных, обычно совершалось синтоистское поклонение божествам. Вот мы видим буддийские статуи с тайниками или буддийскую статую с открытым крестом.

Но, хотя японские христиане сохранили удивительно много внешних атрибутов христианства (они сохранили крестное знамение, крещение, какие-то элементы христианской иконографии, они сохранили даже молитву на латинском языке – формулу крещения, которую они выучили настолько хорошо, что вновь вернувшиеся католические миссионеры признали это крещение действительным; многие молитвы на португальском и латинском языке они запомнили настолько хорошо, что сохранили буквально их звук полностью), они утратили всякое представление об их содержании. Они сохранили множество символов и обрядов христианства, полностью утратив представление об их содержании. Когда они читали вот эти латинские молитвы, которые они на японский манер называли «орасё» (искажение латинского слова «орацио»), они не понимали, что они читают. Какие-то слова звучали как абракадабра, какие-то они заменяли схожими по звучанию японскими словами.

Хотя степень сохранности материальной культуры поражает. Даже музыка, музыкальные распевы, на которые «орасё» исполнялись, они, как подтверждают современные исследователи, похожи на португальскую духовную музыку начала XVII века. Даже музыкальные темы сохранились. Но христианские святыни, которые они хранили (для них вообще были очень важны эти объекты почитания), стали у них называться богами. Христианская история, хотя в общих чертах и сохранилась (а Библии или каких-то отрывков из Библии или Евангелия в письменном виде у них не было вообще), тем не менее, акценты там сильно сместились. Они знали, что существовал Иисус Христос, и знали, что Он был распят, но для чего Он был распят и почему Он был распят, они не представляли. Они знали какие-то отдельные моменты христианства, но они совершенно не представляли их взаимосвязи.

И когда начались более глубокие исследования тайных христиан (это уже конец XX века, потому что до этого исследователи затруднялись выйти с ними на контакт, хотя никаких гонений не было уже более столетия), сама политика секретности, обычай скрывать свою веру стал частью этоса «какурэ-кириситан», как они называли себя по-японски. Сейчас тайные христиане исчезают, их осталось около пяти тысяч человек. Регионы Японии, где они проживают, – это, в основном, окрестности Нагасаки и острова вокруг Нагасаки. Уже несколько десятилетий крещения редко совершаются в их среде. Сейчас живет, по-видимому, последнее поколение «какурэ-кириситан», не присоединившихся к католической церкви. И в интервью, которые они дают журналистам, исследователям, которые пытаются как-то сохранить эту религиозную традицию, прямо говорят, ну да, мы почитаем богов. Совершенно понятно, что содержательная часть христианской религии в среде «какурэ-кириситан» исчезла. Те, кто её сохранил, вошли кто-то в лоно католической церкви, кто-то присоединился к протестантским общинам уже в дальнейшем. Но сами они как христианская община эпоху гонений не пережили, хотя и сохранили множество внешних артефактов.

Подобные случаи известны в христианской истории не только в Японии. Ближайший к нам пример – Северный Кавказ, где христианство, исчезнув, оставило за собой длинный шлейф материальной культуры, где какие-то народные целители хранили византийские евангелия, где приходили на развалины церквей и монастырей люди совершать обряды, смысл которых они не знали, например, красить яйца, когда Пасху уже давно не отмечали. Или – в каком-то источнике омывать детей. Конечно, это реликт крещения. Мы это понимаем, тем не менее, люди не знали, что такое крещение и что они делают.

Так же произошло и в Японии. Совершенно исчезло представление о Троице, о Боге-Творце, и вообще, совершенно исчезла большая часть библейских историй из традиции «какурэ-кириситан», и сейчас мы видим, как заканчивается история этого автохтонного христианства в Японии. Я думаю, что через несколько десятилетий последние представители этого религиозного направления вымрут, и эта страница духовной истории человечества будет перевернута. Теперь давайте постараемся подвести какие-то итоги.

Что же случилось, почему же японская миссия не удалась?.. Ведь были же примеры, когда посреди высокоразвитых культур христианству в эпоху Великих географических открытий удавалось пустить корни. Понятно, что, например, в Латинской Америке или на Филиппинах местная культура просто уничтожалась, и насаждалась культура христианская, а какие-то остатки местной культуры уже вступали во взаимодействие с христианской культурой. Но была Индия, где все шло иначе, где христианство распространялось без того, чтобы местная культура при этом полностью уничтожалась.

На самом деле, до последнего времени, до XX века, до становления современных секулярных государств, существовало всего два типа миссии. И оба этих типа были завязаны на силу, на власть одних людей над другими. Первый тип миссии можно условно назвать колониальным – когда устанавливалась власть какой-либо христианской державы, либо непосредственно в какой-то стране через завоевание, через колонизацию этой страны, либо опосредованно, т. е. через угрозу колонизации. Классический пример колониальной миссии – это миссия на всей территории американского континента. Он был завоеван европейскими державами, которые действовали с позиции власти. Пример другого типа, когда действовало не завоевание, а угроза завоевания, внешняя угроза непосредственного вмешательства, это – Китай, например, или русский Дальний Восток, куда миссионеры приходили до русских властей. Тем не менее, понятно, что проповедь шла с позиций если и не прямого военного вмешательства, то с позиций превосходящей культуры.

А второй тип – Константиновский. Вообще, пример Константина Великого, обращения его, - это когда власть в руки христиан попадала не извне, а изнутри, через обращение правителя. Этот пример в свое время оказал настолько сильное влияние на христианский подход к миссии, что огромные миссионерские усилия на протяжении очень разных миссий (это было и в Монголии, и в Средней Азии, и в Китае, и в Японии) посвящались тому, чтобы любыми способами обратить правящий класс, чтобы из этого правящего класса вышел свой азиатский Константин Великий, который, собственно, и откроет путь к обращению уже широких масс населения.

Оба этих случая предполагают, что нельзя обратить широкие массы населения в религию, не используя насилия. Все миссионерские концепции того времени опирались на необходимость насилия в деле обращения. Конечно, иезуиты или миссионеры в Китае не применяли в деле обращения никакого насилия. Но они, тем не менее, исходили из того факта, что не может идти нормально миссионерская деятельность, пока центральная и вообще, эффективная государственная власть не содействует.

И принцип, придуманный протестантами: «чья страна, того и вера», считался априорным всеми сторонами в этом противостоянии. Это исповедовали и японцы, и португальцы, и испанцы. Все считали, что религия и политическая власть в стране связаны неразрывно. Что нельзя нормально проповедовать религию, если у тебя нет политической власти. И, соответственно, если у тебя есть возможность насильственно запретить распространение другой религии, это надо сделать. Так считали все стороны конфликта. И хотя христиане в Японии оказались на положении жертвы, можно не сомневаться, что, сложись история по-другому, если бы весы склонились в пользу португальцев или испанцев, если бы состоялось вторжение и завоевание, то на положении жертвы оказались бы представители каких-то японских традиционных верований.

Две другие причины менее, может быть, фундаментальны. Это конкуренция между орденами. Сначала католическая церковь продемонстрировала в Японии удивительное единообразие, в лице иезуитов, а потом выяснилось, что там тоже существуют свои течения, свои противоречия. В современном мире мы априорно принимаем разнообразие мнений в Церкви, в религии, что это, в общем, скорее благо, чем зло. В то время любое разнообразие воспринималось как слабость. Так воспринималось в японской культуре, но так же воспринималось и в тогдашней Европе. Разделение на католиков и протестантов воспринималось как слабость. Споры внутри католической церкви воспринимались как слабость. И когда какому-то течению внутри католической церкви удавалось взять верх над другими, оно начинало их также подавлять.

В свое время иезуиты приобрели достаточное влияние и старались взять церковь под свой контроль. Через какое-то время иезуиты влияние утратили и даже были запрещены (орден был распущен папой), они оказались на положении жертвы. Но само деление на победителей и побежденных, на правых и неправых, сам этот принцип долго сохранялся. Стоит ли удивляться, что он считался ценностью. «Правильность» религии определяли по способности сохранять единообразие в своих рядах. А католическая церковь того единообразия, которого от него ждали японцы, предоставить японцам не смогла. Сначала ожидания были завышены примером иезуитов, а потом, столкнувшись с реальностью, они поняли, что это не так. И, наконец, это философская причина, наверное, – непонимание японцами основных концепций христианства.

Иезуиты, по-своему и для своего времени, оказались правы. Они понимали, что за то краткое время и на те ресурсы, что им отпущены, они не смогут добиться от японской христианской общины какого-то высокого богословского уровня. Так, чтобы вот эти люди, масса людей, которых они обратили в христианство, столь быстро прониклись его основами. Европейских миссионеров было мало, даже сто европейских миссионеров никогда не находились одновременно на территории Японии. Это было несколько десятков человек всегда. Японцев – католических лидеров: катехизаторов, членов-мирян ордена иезуитов или священников, потому что потом был прилив японцев в священники, их было также очень мало. И качество их было сомнительно в смысле богословских знаний, уровня владения вот этим понятийным аппаратом богословским.

Количество обращаемых христиан обгоняло качество. Обгоняло по той причине, что миссионеры просто не успевали делать так, чтобы это количество в качество переходило, чтобы знания и информированность о христианстве этих десятков тысяч обращенных соответствовали хотя бы какому-то уровню. Почему они шли по этому пути, тоже понятно. Сначала количество, потом качество, как в Латинской Америке, как на Филиппинах, как везде. Потому что это действовало. Но, к сожалению, это действовало только при условии, что христианская власть будет стабильной. Или хотя бы нехристианская власть, которая не сопротивляется. Как в Индии. А для тех условий, которые сложились в Японии, это не подошло.

Мы должны удивляться тому факту, что тайные христиане вообще там сохранились и пережили эпоху гонений своей верностью христианству. Но даже эта верность вере, как позднейшие исследования показали, фактически оказалась верностью своим предкам. Поэтому, когда сейчас «тайных христиан» в Японии (тайных христиан уже в кавычках – «какурэ-кириситан») спрашивают: «а собственно, кого же вы почитаете перед своими алтарями?», они говорят: «мы почитаем наших предков, которые с твердостью переносили гонения. Не Бога и не святых. Наших предков». Португальцы и испанцы успели обратить как минимум 300 тысяч японских христиан, но они не успели обратить их настолько глубоко, чтобы христианство смогло удержаться среди этих людей как концепция. Как верность, как лояльность, христианство смогло удержаться в Японии в течение двух с половиной столетий. Но, тем не менее, его содержательная сторона, если, конечно, под содержательной стороной мы понимаем не устремления человеческого сердца, а набор каких-то религиозно-философских представлений, в Японии, к сожалению, закрепиться не сумела.

И вот таков был конец первого пришествия христианства в Японию, первой попытки в XVI-XVII веке насадить христианство в Японии. Христианство в Японию придет снова в XIX веке, но Япония уже без гонений, без преследований окажется невосприимчивой к христианской проповеди. У нас есть пример других азиатских стран. Китай, с миллионами христиан, Тайвань, где процент христиан очень существенный, Южной Кореи, где множество христиан было, до трети населения, говорят, по разным подсчетам. Не имеет, наверное, смысла упоминать Филиппины, которые через Конкисту, через завоевание были обращены в христианство, и сейчас являются единственной полностью христианской нацией в Азии (ну, если мы русских не считаем христианской нацией в Азии, конечно). Вьетнам. Южный Вьетнам был христианской страной до соединения Северного и Южного Вьетнама.

Но, увы, даже сейчас, по разным подсчетам, христиане в Японии составляют от 1 до 3 % населения (скорее всего это все-таки 1 % чем 3). Я хочу показать несколько слайдов, которые иллюстрируют жизнь, вероятно, последних тайных христиан («какурэ-кириситан») в Японии. Вот, мы видим алтарь (видимо, уже совсем не тайный, это находится в доме), как бы замаскированный (вернее даже стилизованный) под синтоистско-буддийский алтарь. Одно из изображений Девы Марии как бы буддийское, а второе как бы синтоистское. Вот «какурэ-кириситан» совершают «орасё», т. е. повторяют наизусть утратившие смысл и содержание молитвы на латинском и португальском языке. Вот они совершают обряд взятия святой воды на острове Икицуки (это островок недалеко от Нагасаки, где совершались также казни христиан в эпоху гонений.) Они приходят туда, набирают святую воду и используют её для синтоистских и буддийских церемоний. Как бы получается, что синтоистские и буддийские церемонии дают им своего рода индульгенцию на использование вот этой христианской святой воды, священной воды. Но, на самом деле, для чего они совершают эти церемонии со святой водой? Для удачи, для здоровья. Но это никак не связано с каким-то христианским пониманием.

Эта диаграмма показывает количество представителей разных религий в современной Японии. Понятно, что статистика – это эвфемизм для слова вранье, но приблизительно можно судить, что большая часть японцев как принадлежала к народному синтоизму или буддизму (понятно, что тут очень сложно какие-то проценты определить, поскольку большинство японцев в жизни, в своей повседневной практике придерживается синтоистских представлений, а какие-то важные события в своей жизни, например свадьбу или похороны совершают по буддийским обрядам). Христианство на этой диаграмме – это 2 % населения современной Японии, но мы видим, что вообще организованная религия японцам чужда. Организованный синтоизм, серьезный, храмовый синтоизм, не просто народный, когда человек держит у себя дома нэцке, статуэтки, почитает их какими-то ритуальными действиями. Это тоже небольшой процент населения.

Японцы очень секулярная нация. Среди христиан мы видим, что католичество отнюдь не занимает первое место, хотя это пятая часть всех христиан в Японии. Но, тем не менее, даже традиционные протестантские конфессии не смогли набрать какого-то ощутимого большинства внутри вот этой маленькой японской общины. Баптисты 3%, англикане – 2%, лютеране – 1%. Вот 31%, маргинальное христианство – это представители различных сект типа Свидетелей Иеговы или мормонов. Т. е. большая часть христианской общины - христиане в религиоведческом смысле слова, но ортодоксальные христиане вряд ли признают в них своих единоверцев. Вот этот 21% - «прочие протестанты», это представители разных не церковных течений, различных христианских сообществ, которые церквей не образуют. Т. е. ни в каком смысле не образуют никаких общин и никаких объединений. Т. е. люди называют себя христианами, но при этом они не ходят в церковь. Они не совершают христианские обряды, не совершают даже крещения. В Японии это достаточно распространено. Они воспринимают христианство в целом как западную идеологию, западный стиль мышления.

Конечно, в Японии есть и атеисты, неверующие. Вообще все японцы очень вестернизированы, но тут эта вестернизация имеет под собой еще и какую-то философскую основу. Как мы видим, среди каких-то церквей, которые более-менее находятся в русле исторической традиции христианства, католики, может быть, сохраняют большинство, но это большинство очень условно. К сожалению, история христианства в Японии, особенно тайного христианства, изучается лишь в последние несколько лет так серьезно, а изучена она достаточно плохо и вряд ли уже будет изучена когда-либо хорошо, потому что большинство этих людей умерли, дети эту традицию не переняли.

И, кроме того, мы знаем, что в августе 1945 года, буквально в нескольких десятках метров от католического собора в Нагасаки взорвалась атомная бомба, этот собор превратился в ничто, в пыль, и в нем погибли многочисленные собранные там реликвии «какурэ-кириситан», от которых не осталось ничего. Самая полная коллекция христианских реликвий времен гонений, первой христианизации Японии, также времен «молчания», времен сокрытого христианства, сейчас хранится в Музее истории христианства в Нагасаки и в Токио, в соответствующем разделе Центрального исторического музея. Мы сейчас можем с уверенностью сказать, что то христианство, о котором рассказывает фильм Молчание и книга, то христианство в Японии закончилось, и началась какая-то новая эпоха в истории этой религии на Японских островах. Надеюсь, что это будет не так печально, как то, что было до этого. Это все, что я хотел сказать. Какие-то вопросы есть?

Я прошу прощения, может быть, я прослушал, такой вот интересный момент. Закончилась эпоха закрытия, столкнулись с католиками, есть ли какие-то данные, насколько исказилось у них учение христианское и было ли вообще у них там своего рода богословие?

Да, конечно, я как раз об этом говорил, просто вы выходили на какое-то время. Да, у них учение христианское исказилось, у них же не было переводов Библии на японский язык. У них не было даже переводов молитв, которые они читали, на японский язык. Они повторяли их как абракадабру по-португальски и по-латыни, искажая слова, меняя слова, где-то просто повторяя по памяти то, что они помнили, где-то заменяя португальские слова на похожие японские, ну чтобы уж совсем бредово не звучало. Но в целом они сохранили: «Абэ Мария», вместо «ave», «Падер ностеру», вместо «Pater noster» ну и какие-то христианские молитвы. Но последовательные представления о священной истории, об Иисусе Христе, о евангельской истории, они либо исчезли полностью, либо искажены до неузнаваемости.

Представление о том, что был такой Иисус Христос, Который был распят и воскрес, оно не исчезло. Но какова была, собственно, Его роль, и Кто Он, этот Иисус Христос, и почему Он был распят и почему Он воскрес, это было совершенно неизвестно. И, кроме того, фактическая часть там сильно утрачена, например, говорилось, что суть предательства Иуды состояла в том, что он крал у Иисуса еду. Что Иисуса убили два самурая по имени Понтису и Пилату.

Тут даже дело не в фактических отклонениях от какого-то библейского повествования. Например, история создания мира (первая глава книги Бытия) сохранилась в пересказе, но смысл ее искажен до неузнаваемости. Там часто говорится, что Бог создал огромное количество ангелов. Вступал с этими ангелами в какие-то сложные и запутанные отношения. Среди всего этого хаоса появляется человек с непонятной целью. Для чего он появляется, почему он был создан? Появляется дьявол, который по представлениям «какурэ-кириситан» был главным ангелом, как бы командиром ангелов, и который тоже вступает в какие-то сложные отношения с Богом и с людьми. Но за всем этим такая последовательность библейских событий, которая существует в христианстве и которая определяет христианский взгляд на историю, на содержание евангельской истории, была утрачена. Так же как и монотеистические представления исчезли.

Да, библейская история о Боге есть, но при этом почитание других богов тоже сохраняется. И сами христиане признаются, что они в общем-то не очень хорошо представляют, что они делают. Т. е. у них даже нет о себе такого мнения, что мы делаем это, может быть, чуть хуже, но делаем это правильно. Они, в общем, осознают, что мы этого не понимаем. Мы так делаем в память о наших предках. Т. е. конфуцианский принцип почитания предков действует здесь безотказно. Мы так делаем, потому что мы знаем, что наши предки были «кириситан», что они страдали за эту веру, что они передали эту веру нам. Семь поколений прошло от момента закрытия страны до момента ее открытия. От того момента, как последние португальские миссионеры покинули Японию или погибли в Японии, до того момента, когда первые французские священники сюда прибыли в середине XIX века.

Эти семь поколений, и так не особо укоренившиеся в Японии в христианстве, совершенно стерлись из голов людей, хотя внешние обряды сохранились на удивление хорошо. Но мы можем твердо сказать, что в том виде, в котором «какурэ-кириситан» дожили до конца XX века, они не представляют из себя христианства в том виде, в котором мы ожидаем это видеть. С религиоведческой точки зрения, максимум, чем это можно назвать – это японская синтетическая религия с элементами христианства. Увы, нет монотеизма, хотя есть крещение, например. Т. е. многие элементы сохранились. Но нет монотеизма, нет представления о каких-то христианских реалиях.

Что вы можете рассказать про эту статистику? У нас есть статистика (неразборчиво) всего 3% христиан.

Это в лучшем случае, это как считать.

Вот я хочу понять, с чем эту цифру можно сравнить? С количеством синтоистов в Москве, последовательных?

Эту цифру можно сравнить в первую очередь с количеством христиан в азиатских странах похожей судьбы. А именно в Южной Корее. Давайте, конечно, Китай не будем брать, потому что там коммунистическая власть, хотя там миллионы христиан, десятки миллионов христиан. Со странами похожей судьбы, т. е. со странами, которые имеют в некоторой степени схожую с Японией культуру, развитую культуру. С Филиппинами сравнивать бессмысленно, потому что там культура была примитивная. Туда приходили миссионеры, демонстрировали мушкет («громовую палку» и «огненную воду») и все. На этом, собственно, вся миссия заканчивалась. Все немедленно крестились, потому что было понятно: если у кого-то есть «громовая палка» и «огненная вода», ну, это пришли боги.

В странах, где культура была развита (например, китайская культура в Тайване, корейская – в Корее, вьетнамская, находящаяся под влиянием китайской культуры, соответственно во Вьетнаме), миссионеры сталкивались с совершенно другими условиями. В середине XVI века они сталкивались с обществами, которые по уровню своего материального развития, философского развития и духовной культуры находились на равных с европейцами. Нельзя сказать, что уровень жизни в Японии XVI века отличался от уровня жизни в Испании XVI века. Или военные технологии отличались, или экономика у них как-то по-разному функционировала, или духовная культура (понятно, что она была очень разная, но и там и там были жрецы, были своих духовные тексты, была философская традиция, письменная традиция, литература и т. д.).

Мы сравниваем страны как бы схожей исторической судьбы. Вот в Южной Корее много христиан, на Тайване много христиан. В Южном Вьетнаме до коммунистического завоевания было много христиан (до окончания Вьетнамской войны), Южный Вьетнам фактически был католической страной. По крайней мере, верхушка была католической, президент был католиком. А в Японии, в противоположность Корее и т. д., христианство не утвердилось, причем не утвердилось в XX веке. Потому что сравнивать с более ранним периодом смысла нет, потому что в Корею в тот период христианам не удалось проникнуть в больших количествах. В Китае историю христианства нельзя исследовать вне контекста того, что там произошла коммунистическая революция, и история страны пошла своим путем.

И если посмотреть те страны, где во второй половине XX века свободно действовали христианские миссии, 50 лет, свободно, причем опираясь на мощь крупных христианских стран (по крайней мере христианских по большинству населения, в первую очередь США), то мы увидим: в Корее американские миссионеры смогли обратить множество людей в христианство, на Тайване американские миссионеры смогли обратить множество людей в христианство, во Вьетнаме французские миссионеры смогли обратить множество людей в христианство, а в Японии ни французские, ни русские, ни американские миссионеры не смогли обратить множество людей в христианство. Увы, не принимают японцы массово христианство. Никто не преследовал в Японии Православную Церковь особенно – 30 тысяч человек. Несколько высотных домов в Москве, по большому счету. Ничто не мешало этой миссии, пожалуйста, но, к сожалению, результаты именно таковы.

Это повод для отдельного исследования, но вот факты – против них ничего не сделаешь. Католиков в Японии сейчас в абсолютных цифрах приблизительно 510-520 тысяч человек. Причем надо признать, что по количеству людей, которые из этого числа в церковь ходят реально, Япония ближе не к США или азиатским странам, где высок уровень людей, посещающих церковь. В Индии много христиан ходят в церковь, из числа христиан высок процент, которые ходят в церковь каждое воскресенье, на Филиппинах высок процент людей, которые ходят в церковь каждое воскресенье, а в Японии этот процент выше, чем Европе, но существенно ниже, чем в США, например. Люди крестятся и выходят из своей культуры, в известной мере через крещение, они не следуют в русле большинства, но, тем не менее, не ходят в церковь. Из этого полумиллиона католиков в церковь ходят около 30% регулярно, это довольно много для Европы, например, из католической общины Франции, где регулярно в церковь ходят 6% . Это, безусловно, очень много по сравнению с Россией, потому что в России ничтожно малое количество крещеных в православии людей посещают церковь.

Я несколько лет, используя разные источники, пытался (даже формулу вывел) считать, какое количество от населения Москвы, точнее не чисто всего населения Москвы, а от титульно православного населения, от русских, белорусов, украинцев, молдаван, грузин, живущих в Москве (эта статистика есть на сайтах государственных статистических служб), какое количество от этих людей приходят в храм на Пасху и Рождество, потому что у нас есть милицейская статистика, и какое количество из них участвует в таинствах, то есть причащается на Пасху и Рождество. У меня получалось, что из всех православных по культуре в Москве причащается все равно меньше 1%.

Я могу сказать, что эта цифра в таких секулярных странах Европы, как Англия или Голландия, выше в разы. В церкви Англии от формально крещеных людей это где-то треть населения, которые крещены в церкви Англии, из их числа 10-11% приходят к причастию на Пасху. В Голландии, если считать, из секуляризированной протестантской церкви Голландии, которая там тоже является государственной, тоже около 7% принимают причастие на Пасху и Рождество. Больше на Рождество, меньше на Пасху. В Японии по сравнению с Россией или Европой это больше, но по сравнению с США или с южной частью Вьетнама, или с Кореей, с Тайванем, это намного меньше.

Для Японии свойственно отношение к религии (даже среди христианского меньшинства), которое является отличительной чертой промышленно развитых стран, когда религия и церковь не очень пересекаются. Японии свойственна еще одна черта, которой больше нет нигде. Там часто люди пишут много о религии, не ходя в церковь, - религиозные философы христианские, какие-то публицисты. Они отстраняются от организованной Церкви. Это тоже факт, который достоин своего отдельного изучения. Но 1% христиан за XX век дал Японии шестерых или семерых (что-то между пятью и десятью) премьер-министров христиан. Для одного процента населения, согласитесь, – это очень много. Т. е. влияние христианской общины превышает ее численное количество. Но при этом, эта община достаточно секуляризованная в отношении церковной жизни.

Тут спрашивают, можно ли сравнить Японию с Эфиопией по времени изоляции и последствиям?

Нет, нельзя. По времени изоляции от европейской культуры, наверное, можно. Но в Эфиопии христианство было автохтонным. Оно дало корни, дало собственное богословие, и Эфиопия никак не нуждалась в иностранных миссионерах. Наоборот, Эфиопская церковь сама занималась миссией в той или иной степени. Не той миссией, как мы это представляем себе среди европейских миссионеров, но, тем не менее, некоторые, исторически христианские эфиопские народы, например амхарцы, сами распространяли христианство среди окружающих народов.

Да, от Европы Эфиопия была изолирована, но эта изоляция для Эфиопии была скорее благом, чем злом. Если для Японии изоляция привела к исчезновению автохтонного христианства в стране, то в Эфиопии христианство не было забыто, потому что у эфиопов было и священное писание на собственном языке, и огромная, богатая богослужебная традиция на собственном языке. Ну да, Эфиопия была изолирована, ну и что? Она была вполне себе самодостаточной.

Эфиопия создала полноценную, самодостаточную христианскую культуру, которая не нуждалась во внешних контактах для своего поддержания. Хотя, конечно, когда эти контакты начались, началось взаимное влияние, которое сказалось и на живописи, и на литургии, и на всем укладе жизни Эфиопского общества. Но, тем не менее, когда туда пришли первые европейцы, когда стали восстанавливаться контакты, они нашли там процветающую страну. Ну, может быть, не процветающую страну, но процветающую христианскую культуру, которая была вполне себе аутентична христианской, безо всяких «но».

В связи с какими культурными или философскими особенностями японцы оказались настолько невосприимчивы именно к содержательной части христианства, ну и вообще не очень восприимчивы к христианству?

Про это написаны тома, но, наверное, большинство исследователей сходятся в том, что японцы очень посюсторонни, они настолько сосредоточены на организации общества, ну и на достижении какой-то гармонии через установление правильных с их точки зрения общественных отношений, что им просто не нужен Бог для этого. Они замкнуты в себе и свободны от каких-то культурных влияний. Возможно, если бы страна была открыта раньше, то «громовая палка» и «огненная вода» сделали бы своё дело. Но японцы по настоящему открылись перед западной культурой уже после второй мировой войны, когда это была процветающая и экономически развитая страна, западному миру нечем было удивить Японию к тому времени.

Ну и в восемнадцатом веке нечем, и в шестнадцатом?

Да, увы, это тот случай, когда запад столкнулся с культурой равной себе по уровню, и японцы, и испанцы, и португальцы понимали это так. Ни у кого не было иллюзий относительно того, что японская культура уступает европейской, материальная культура или духовная культура. Уступает, может быт, не по качеству, конечно, христианские миссионеры не считали, что синтоизм равен христианству в глубине своей и в удовлетворении каких-то глубоких запросов человека.

Конечно, они считали, что японцы грубые язычники в смысле религии, но, тем не менее, все признавали, что их культурный, философский и материальный уровень очень высок. Ничем европейцы не могли подтвердить свои претензии на исключительность, не выглядели европейцы исключительными на фоне японцев, а это было надо показать, чем они лучше их, когда действительно началось массовое обращение японцев.

Это, как я сказал, происходило благодаря двум вещам, оно было массовым благодаря обращению феодалов, которых просто обаяли иезуитские миссионеры, и благодаря очень необычному для японцев представлению о смерти «параисо», они даже не смогли перевести это слово, они использовали португальское слово «параисо» - рай. И благодаря тому, что иезуиты первоначально на первом этапе христианской миссии продемонстрировали очень большую, очень высокую степень единомыслия и идейной сплоченности среди христиан.

Дальнейшие исторические события показали, что это неправда, что среди христиан нет единомыслия и нет единой сплоченности, что даже католики полны противоречий внутри себя, потом еще протестанты туда прибыли и сказали, что католики еретики и во всем неправы, и вообще злые, нехорошие люди. И что мы с ними там воюем в Европе и побеждаем. Всё это подорвало даже тот небольшой кредит доверия, который японцы выдали христианству.

Самое мощное, чем иезуиты взяли низшие слои населения, благодаря чему возникло тайное движение христиан, которое двести пятьдесят лет просуществовало, это было все-таки свойственное вообще христианской миссии на Дальнем Востоке и даже больше в северных странах представление о посмертии. Потому что жизнь на южных островах, на Кюсю в первую очередь, положение христиан к которым миссионеры все-таки, наконец, обратились в какой–то момент, было крайне угнетенным. Симабарское восстание возникло все-таки не по причине преследования христианства, а из-за чудовищного экономического положения местного населения. И, в общем, то обещание, что хотя бы смерть дает избавление от всего этого кошмара, в котором мы находимся, оно сыграло свою роль, но потом, когда этот фактор исчез, когда Япония превратилась в экономически развитую страну с самой высокой продолжительностью жизни в мире, которой она сейчас и является.

Вообще существует мнение о том, что для версии христианства в Азии просто еще не было, просто не родился еще человек, пока не родился, который бы смог японцам, например, сформулировать какую-то внятную версию христианства, которая будет действительно ясно укладываться в контексте их культуры и жизненных представлений. Потому что сейчас даже тот один процент христиан, который существует, есть у меня очень сильное представление, он существует именно благодаря вестернизации этой страны потому, что быт японцев на самом деле сейчас не отличается принципиально от быта жителей Соединенных Штатов, Европы или кого-то еще.

Мы не знаем, у нас нет достоверных сведений о том, что сейчас происходит с христианством в Китае. Там сейчас происходят процессы, отчасти напоминающие процессы внутри христианской общины Японии периода изоляции. В Китае сейчас вот это происходит, он изолирован не так как Япония, но он таки изолирован. И я общался с китайскими христианами, которые там живут и являются членами таких церквей, не катакомбных, которые поддерживают какие-то контакты с Западом, а вот с такими автохтонными китайскими христианами, и католиками, и протестантами. По своему опыту общения с ними я могу сказать, что для них важным в христианстве является совершенно не то, что для нас. Их вообще не интересуют вопросы богословия в том смысле, в том виде, в котором мы его вообще обсуждаем, их не интересует богословская повестка в том виде, в котором она присутствует вообще в Европе, в США или в традиционных христианских странах. Для них вопрос о Троице, допустим, или о природе Иисуса Христа, - он для них в той же самой степени важности, как для современных европейских христиан вопрос о постных днях, ну то есть вообще не важно, что-то из исторического наследия, что-то, что было и остается как реликт.

Как готическая архитектура в Европе, которая просто есть, которая просто часть ландшафта, ну если завтра сломать Кёльнский собор, ничего принципиально не изменится, я думаю, в жизни католической общины города Кёльн. Так же и для них вещи, которые для них интересны в христианстве, они совершенно другие абсолютно, для них интересно, каким образом христианство влияет на человеческие отношения, на этику общения между людьми. Для них интересны какие-то обрядовые вещи, но совершенно с другой точки зрения, не с точки зрения внутреннего содержания, потому что, мы же, когда обсуждаем какие-то вещи, всегда проводим границы, что обряд менее важен, чем его внутреннее наполнение, а там - наоборот.

Главная роль христианского обряда - это роль эстетическая, эта эстетика крайне важна, причем она важна не потому, что правильным соблюдением обрядов мы как-то Богу угождаем, то есть если мы как-нибудь слова молитвы перепутаем, Бог обидится на нас, или какое-нибудь там таинство или священнодействие не совершится, нет, их это интересует именно как эстетическое выражение человеческих отношений, отношений в общине, вот как в конфуцианской этике очень важно точное почитание предков, правильное почитание предков, хотя, конечно, с точки зрения Конфуция, ну это же не религия, это этика.

Люди, которые почитают по конфуцианскому обычаю предков, отнюдь не ждут, что предки какую-то благодать им с неба ниспошлют, наоборот, это очень земное дело, они считают, что если мы правильно будем почитать предков, с уважением относиться к покойным родителям, дедушкам, бабушкам, наша жизнь будет лучше, не потому, что они нам помогут с того света, а потому, что эта практика так организует жизнь, что она становится лучше. Т. е. она выполняет роль организующего механизма, вносит определенный порядок, правильный порядок в нашу жизнь. Вот так же они относятся к христианским обрядам, которые должны соблюдаться правильно, потому что это улучшает нашу жизнь, вносит в нее организующее начало. И для них это очень ценно.

А содержательная сторона?.. Ну и что. Можно использовать неправильную форму крещения какую-то или не понимать ее, но при этом главное, чтобы все было «благообразно и по чину», потому что это поддерживает нас, помогает нам в жизни. Они очень посюсторонни, у них нет развитого представления о духовном мире. Собственно, представление о духовном мире есть, но этот духовный мир считается частью нашего мира. Просто частью. Он не считается трансцендентным по отношению к видимому – это просто одно из проявлений мира вообще. Есть мир, который имеет разные проявления: видимое, невидимое – люди, растения, животные, боги, духи, предки, которые существуют в разных планах бытия. И все.