Бусина
Убежала бусина с нитки суровой,
Побежала бусина дальней дорогой.
Как же ты о бусине не спохватилась?
Укатилась бусина... Укатилась...
Завяжи на нитке узелок на память,
Погляди с улыбкой - если грустно станет -
В этом месте ниточки всё и случилось.
Укатилась бусина... Укатилась...
Убежала бусина с нитки суровой,
Побежала бусина дальней дорогой.
Вся судьба на ниточке крепко держалась,
Только эта бусина... Экая жалость...
Вы потом все припомните
Вы потом все припомните, как сновиденье —
Наши долгие томные игры глазами,
Что ответили губы, что руки сказали,
Наши разные мысли, полночные бденья.
Дом дощатый скрипучий, скандальных поэтов,
Полустанок, где ясно цветет бузина.
Бузина, что — как лилия — светит со дна
Неглубокой пиалы рассеянным светом.
Вы потом все припомните, словно награду —
Как сухая трава оплетала ограду,
И ограду, что нас от всего ограждала,
Под напором дрожала, да не оградила...
Потому, что жила в нас дремучая сила,
Потому, что легко от всего оградиться,
Только нужно нам было попроще родиться,
Чтобы нам не пришлось от себя ограждаться.
Все равно вы припомните тайные слезы,
И, как тайную радость, припомните горе,
Вы припомните город, где мы не похожи
На любимых людей, что забудутся вскоре.
Мне потом все припомнится, как утоленье
Жаркой жизни — любимые юные лица,
Я не знаю, пред кем мне стоять на коленях
За случайную жизнь, что до смерти продлится.
Речитатив для флейты
Сонате № 4 для флейты и клавесина И.С. Баха
1.
В магазине – где дают брюки в полосочку поперек – я купил продольную
флейту. Брюки стоят столько же, но они не такие теплые, как флейта. И я учусь
играть на флейте.Поверьте, это только так говорят: семь нот. Это семь
чувств... Поверьте, первая – "до" – была еще до слуха,и у кого нет слуха, а
есть только слухи, нередко путают ее с нотой "ми", милой нотой осязания мира.
Меж осязаньем и слухом – нота "ре", как ревнивое око в ресницах. Здесь вечная
нота "фа", как выдох носом: "фа", как фамильярный философ, фарцующий коттоном
и Эллингтоном, как выдох носом: фа! – когда чуешь всякое фуфло... Здесь
странная нота "соль", чтобы жизнь не казалась сахаром всякому, играющему на
флейте. Я трогаю ее языком. Здесь вечная нота "ля", как ля в зале, и ля-ля в
кулуарах. Как ля с трибуны, но ля-ля в очереди...Спросите лабуха: где играть
шлягер? В ля-ля миноре... Это страшное чувство: ля-ля! Оно обжигает мне лицо
в кровь, когда я выдыхаю его из отверстой флейты. О, высокая нота "си", чистая нота "си!" Кто способен на чистое "си" − способен на многое.
2.
...Холодно, а кровь
уже не греет, лишь в печаль,
лишь в крик, лишь в шепот невзначай
уходит с выдохом любовь,
пока учусь играть на флейте.
...Не моя вина:
еще не выпита до дна
святая эта флейта, но
уходит с выдохом вино,
пока учусь играть на флейте...
Слышишь, как это звучит: па-па-рам, па-рам?
Звуки двоятся в ночи по парам, парам...
Лишь сквозняк – со мной в одном ключе –
в ключ свистит, нахохлясь на плече,
но иссяк мой утомленный ключ
в черной флейте.
Холодно, любовь
уходит – как сквозь пальцы – звук.
(Кого же я просил: мой друг,
хоть для страданий, хоть для мук
мне флейту полную налейте?)
3.
Ах, быть поэтом ветрено и мило,
пока еще не кончились чернила,
и авторучка ходит на пуантах
вслед музыке печали и любви,
и образа талантов в аксельбантах
преследуют с осьмнадцати годов
всех девочек... Ты к этому готов,
о, мой собрат, ходящий в музыкантах?
Ах, быть поэтом ветрено и мило!
Но ради всех святых, таи,
что уж давно окончились чернила,
что флейта рот истерла до крови.
Что флейта – флейта – продолженье горла.
А в горле – в горле – музыка прогоркла.
Там вопль один протяжный. Ну и что же?
Держи в руках отверстый вопль – до дрожи,
держи в руках, пока не лопнет кожа –
все быть должно на музыку похоже.
И даже смерть. Ее споют потом...
А девочкам – в бирюлечках и бантах –
ты накарябай лопнувшим ногтем,
что авторучка ходит на пуантах.
И будь поэтом. Ветреным притом.
Лодка (Не уходи. Я жизнью заплачу...)
Не уходи. Я жизнью заплачу
За твой побег... Вернешься - не заплачу,
Не засмеюсь, от ревности не вздрогну,
От боли от былой не закричу.
Любимая, все это не любовь!
Друзья поймут и все осудят снова.
Но выше понимая людского,
Любимая, вся это нелюбовь.
Нам высший смысл ниспослан с высоты.
Друзья поймут и все осудят снова.
Но выше понимания людского,
Любимая, вся эта нелюбовь.
Нам высший смысл ниспослан с высоты.
Смысл этой жизни странной и короткой,
Смысл жизни - жить! Тебе я буду лодкой
Средь моря этой смертной суеты.
Как ты одна - печаль моя и страх, -
Как ты пойдешь по этой глубине?
Когда плывешь - зачем ты не во мне?
Когда я пуст - зачем я на волнах?
Малиновое варенье (Сквозь дверь проступало
дрожание света...)
Сквозь дверь проступало дрожание света,
Шуршание платьев,
Волнение складок,
А воздух за дверью был розов и сладок,
Как в детстве - в малиновых недрах буфета.
Как в детстве влекла меня сладкая сила.
В тягучей истоме,
В дремучей истоме.
Я долго стоял, опершись о перила,
И чуял всем телом, что делалось в доме.
А там о стаканы звенели бокалы
И чайные ложки
О чайные чашки.
И запах тянулся, как сок из баклажки,
И был он малиновый, розовый, алый...
Войду. Поскучаем один вечерок
Над блюдцем с вареньем, как некогда в детстве -
С опасною темой в ближайшем соседстве,
Где нужно не влипнуть, как муха в сироп.
Войду. И всего-то! - легонько толкнуть
Открытые двери, открытые дверцы,
Открытое ясное женское сердце,
Внушавшее в юности темную жуть.
А главное - вдруг - за степенной гульбой
Случайно не вымолвить вместо итога
О том, что - до горечи! - сладкого много,
И до беспокойства спокойно с тобой.
А главное - в речи пространной и длинной
Слегка намекнуть на семейный скандал,
Когда я в буфет набегал за малиной,
Но в праздник над полной тарелкой скучал,
Что главное - это внушавшее жуть
Запретное сердце, подобное чуду...
Но главное то, что я больше не буду
Все пробовать тайно, случайно, чуть-чуть.
Воспоминания о сердце
На обходе ему промолчали врачи: обречен.
Он услышал молчанье, сказал: «Что вы, братцы, ей-богу...»
Только пальцами дрогнул, так, словно он был обручен, И кольцо обручальное нужно снимать понемногу. .
Ему будет сиделка до звезд мои сказки читать,
Утирая роток (как куриное крылышко гложет...), И поскольку до ночи он к смерти привыкнуть не сможет, То к шагреневой жизни решит он с утра привыкать.
В поселковой больнице, с тоской на четыре окна, Только тайный свидетель увидит с обложки журнала, Как под сердце толкнет проржавевший обломок металла
Проскользнувшая - мимо уснувшей сиделки - война.
И когда понесут его утром на ту половину,
Что рукою подать, а оттуда — и взглядом — не сметь, Буду долго глядеть санитару в озябшую спину
Я — не видевший жизни... А нынче увидевший смерть.
...Безмятежное тело таскало под сердцем беду.
Волочилась война по пятам, как настырная сводня.
Где убит ты, солдат? Ты, что умер на койке сегодня?
Ты, что умер сейчас... — все смешалось — в том дальнем году?!
Где убит я — солдат? Я — что улицей долгой бегу?
Я — что книги купил? Я — что хлеб покупаю на сдачу?
Я — что нынче курю, и смеюсь, и судачу —
Мол, к шагреневой жизни привыкнуть никак не могу...
Я кольнувшее сердце холодной ладонью беру —
Отчего так недолго живем? Так отчаянно мало?
Верно, что-то и мы прикрываем собой от металла, А иначе — зачем же умрем мы? Зачем я умру?
Document Outline
Бусина
Воспоминания о сердце
