В христианском сообществе, как западном, так и восточном, время Великого поста — семь недель перед Пасхой — традиционно рассматривается как высшая точка церковного года. Это kairos — время решений и возможностей, специально выделенное время. Но выделенное для чего? Как мы в современном нам потребительском обществе должны понимать назначение Великого поста, или, как говорят православные, Великой четыредесятницы? Какое отношение имеет, и имеет ли Великий пост к экологическому кризису, с которым все мы сегодня сталкиваемся?
ВОЗДУШНЫЕ ЗМЕИ
В Греции, по крайней мере в прошлом, первый день Великого поста — так называемый Чистый понедельник (поскольку в Православной Церкви пост начинается не в среду, как в западной, а на два дня раньше), был первым в году праздником, который отмечался на открытом воздухе. Люди целыми семьями выезжали в сельскую местность, поднимались на холмы и с крутых холмов запускали воздушных змеев. Вот хороший образ начала Великого поста, чтобы сопоставить его с обрядами западной Пепельной среды.
Очевидно они очень различаются по своим акцентам. Пепел, посыпаемый на головы и оставляющий след на наших лицах, со всем его символизмом покаяния и неотвратимости смерти, безусловно, отражает важную и неотделимую составляющую значения поста в целом. Но греческое православие, отмечая вхождение в пост, делает акцент не на этом. Напротив, мы стараемся связать пост со свежим воздухом, с ветром, веющим поверх холмов, с приходом весны. Великий пост — это время воздушных змеев, время приключений, открытий, новых инициатив, новых надежд.
В этой связи, конечно, не является случайностью, что время Великого поста наступает не осенью, когда опадают листья и дни становятся короче, и не в середине зимы, когда деревья стоят голые и водоемы замерзают, но весной, когда вскрывается лед и новая жизнь отовсюду заявляет о себе. Действительно, первоначальный смысл английского слова “Lent” (пост) — это именно “весенняя пора”, как это видно из слов средневековой поэмы:
“Весна с любовью в мир вошла, с цветеньем почек, с птичьем пеньем.” Может показаться странным рассматривать пост как время для того, чтобы влюбляться, но возможно — это одно из его значений. Связь между постом и весной видна также и в православных богослужебных текстах:
Покаяние — metanoia, “изменение ума” — это не пепел, но раскрывающийся цветок.
Таков контекст, в котором мы должны говорить о Великом посте: он связан с полетом бумажных змеев и с началом весны. Но также он связан со свободой. Весьма знаменательно, что на время Великого поста почти всегда приходится один из главных праздников церковного года — Благовещение, празднуемое 25 марта. В этот день мы вспоминаем свободу того выбора, который сделала Благословенная Дева Мария.
Когда архангел Гавриил возвестил Марии Божий замысел, он ожидал от нее ответа: “Се, раба Господня, да будет мне по слову твоему” (Лк. 1:38). Этот ответ со стороны Марии не был предрешен заранее, она могла отказаться. Пресвятая Троица уважает человеческую свободу. В Послании к Диогнету (2-й век по Р.Х.) говорится: “Бог не принуждает, а убеждает, ибо насилие чуждо Ему” 3.
Именно так было и с Девой Марией: Бог не стал бы человеком, не испросив сперва добровольного согласия Той, Кому предстояло стать Его Матерью. Это было необходимым условием. “Мы соработники (synergoi) у Бога”, — говорит апостол Павел (1Кор. 3:9), и в первую очередь это относится к Деве Марии. В Благовещении она стала synergos, соработницей Богу, — не просто послушным орудием в Его руках, но активным участником Таинства (Тайны). Как говорит святой Ириней Лионский (†ок.200): “Мария содействовала домостроительству” 4.
Вот, таким образом, другой ключ к пониманию смысла поста. Будучи временем постижения и обновления, временем духовной весны, пост также связан с тем, как мы используем нашу человеческую свободу выбора. Великий пост — это время, когда мы учимся быть свободными. Ибо свобода, с одной стороны, есть нечто непосредственное, но с другой стороны, и то, чему нужно учиться. Если бы вы спросили меня: “Вы играете на скрипке?” — и я бы ответил: “Я не уверен, я никогда не пробовал…”, — мой ответ показался бы вам несколько странным. Потому что я вовсе не свободен сыграть сонату Баха на скрипке, если сначала, путем долгих и упорных занятий, не овладею инструментом.
На нравственном уровне дело так же обстоит и с проявлением нашей свободы. Будучи человеком, созданным по образу и подобию Божьему, я не обладаю истинной свободой, пока не научусь использовать данную мне свободу правильно, а подобное научение предполагает послушание, дисциплину и самоотречение. Свобода не просто дар, это еще и задача. Русская духовность называет это аскетическим подвигом. Как справедливо отмечал Николай Бердяев (1874-1948): “Свобода не легка, как думают ее враги, клевещущие на нее, свобода трудна, она есть тяжелое бремя” 5. Но также она есть привилегия и радость.
Вот, таким образом, три “замера глубины”, которые помогут нашему кораблю в плавании через великопостный архипелаг. Уже достаточно ясно, что Великий пост связан не только с тем, что мы едим и пьем. Теперь давайте попробуем расширить наше восприятие поста, приняв во внимание, во-первых, параллели из Ветхого завета, во-вторых, практику Великого поста в ранней церкви, и в-третьих — особую и специфическую важность поста в сегодняшнем мире. Это покажет нам, что Великий пост связан, во-первых, с принесением мира обратно Богу в благодарении, во-вторых, с крещальным посвящением и с миссионерским свидетельством Церкви и, в-третьих, с тем, как мы относимся к нашим ближним и к окружающей природе. Если мы попытаемся резюмировать смысл поста в трех словах — это будет жертва, научение и участие 6.
ЖЕРТВА
Ветхий Завет предписывал народу Израиля ежегодно приносить Богу десятину — десятую часть всего, что произвела земля: “Отделяй десятину от всего произведения семян твоих, которое приходит с поля твоего каждогодно” (Втор. 14:22). Эта часть символизировала целое: возвращая Богу начатки того, что Он дал им, израильтяне призывали Его благословение на весь урожай. Этим признавалось, что земля принадлежит Богу, а мы всего лишь распорядители Его даров; и значит, принося десятину, мы, как выражение благодарности, отдаем Ему то, что является Его собственностью. Этот акт возвращения всегда рассматривался народом Израиля не как потеря, но как приобретение. Праздник урожая был временем радости и довольства: “И веселись перед Господом, Богом твоим, ты и сын твой, и дочь твоя, и раб твой, и раба твоя, и левит, который в жилищах твоих, и пришелец, и сирота, и вдова, которые среди тебя…” (Втор. 16:11).
Эту идею принесения десятины ранние христиане применили и к Великому посту. Время поста рассматривалось как десятая часть года, отданная Богу 7. Соблюдая пост мы свидетельствуем, что и вся наша жизнь в целом, и каждый ее миг дарован нам Богом; и принося часть, мы призываем Его благословение на все целое. Великий пост, таким образом, символизирует освящение времени. Аскеза поста утверждает, что время не просто подконтрольно нам, так что мы можем эгоистично использовать его как нам вздумается, оно принадлежит Богу; мы же только распорядители времени, а не его хозяева. Великий пост — это возвращение Богу Его собственности, и мы можем отнести к нему слова Божественной литургии, звучащие непосредственно перед призыванием (эпиклесисом) Святого Духа на дары хлеба и вина: “Твоё из Твоего Тебе приносим, во всём и за всё”.
Более того, точно также, как для израильтян принесение десятины было временем радости, приобретением, а не лишением, так это может быть и для нас. Великий пост — время радости, о чем мы и слышим в песнопениях Чистого понедельника, первого дня поста:
С радостью встретим начало поста, и да не будем сетовать… Как один день, сказано, время жизни всех, кто на земле. Для трудящихся же с любовью есть сорок дней поста. Проведем же их с радостью!8.
Таким образом, Великий пост, как показывает данная ветхозаветная параллель, это время приношения и жертвы. Мы приносим в жертву Богу десятую часть года и через эту десятину приносим самих себя, всю нашу жизнь, все ее дни и часы. Если мы хотим, чтобы это принесение себя и времени было значимым, оно должно нам чего-то стоить: “И не вознесу Господу, Богу моему, жертвы, взятой даром” (2Цар. 24:24). Подлинное соблюдение поста принуждает нас к усилию, по временам достаточно болезненному, включающему определенную степень самоотречения, часто выходящую далеко за пределы того, к чему мы привыкли. Однако это не значит, что Великий пост — это главным образом период подавленности и самоумерщвления. Наша христианская десятина, как и еврейский праздник принесения первых плодов, — время радости.
Приносить жертву это, собственно говоря, прежде всего не “отдавать”, а именно “давать”. Ударение делается не на том, что мы себе в чем-то отказываем, а на том, что мы приносим что-то Богу и ближним. Когда мы приносим Богу дар, — дар, который Он принимает, — мы хотим через это восстановить личные отношения между нами и Ним. Это и есть непосредственная цель всякого жертвоприношения — восстановление общения. Подобное понимание Поста — как времени восстановления отношений — необходимо постоянно иметь в виду; ниже мы скажем об этом несколько больше.
Как же нам следует применить к себе это понимание Великого поста как приношения десятины? В первую очередь это можно отнести к деньгам. Некоторые западные христиане жертвуют десятую часть своего ежегодного дохода. Я сомневаюсь, что многие православные делают это регулярно, но хотя бы во время поста мы могли бы откладывать десятую часть на дело Божье. Однако это не более чем начало; Господь приглашает нас жертвовать не только то, что у нас есть, но и то, что мы есть. Мы должны дать Богу свое время так же, как и свои деньги.
Больше, чем в любую другую часть года, мы должны уделять времени Богу в молитве, а нашим ближним — в делах служения и дьяконии: посещая больных и одиноких, в странноприимстве, ответив на письма, на которые мы долго забывали ответить, и написав письма всем тем, кем мы так долго пренебрегали. Разве не можем мы таким образом принести Богу хотя бы десятую часть того времени, когда мы не спим, — скажем, двенадцать часов каждую неделю поста?
НАУЧЕНИЕ
Переходя от времен Ветхого Завета к ранней Церкви, мы можем задать вопрос: как возник Великий пост? Каково было его первоначальное значение? Как мы уже знаем, Пост тесно связан с таинством Крещения. Крещальное погружение, как учит апостол Павел, означает, что мы “привиты” ко Христу, или соединены с Ним в Его смерти и погребении, и следовательно, соединены с Ним и в Его воскресении (Рим. 6:3-5). По этой причине, в первые века существования церкви, главным событием года, когда совершалось крещение, была пасхальная ночь, в которую церковь вспоминала погребение и воскресение Спасителя. Крещение не было тогда, как это столь часто бывает сегодня, частным семейным делом, но общественным событием, в котором принимала участие вся христианская община.
В современной православной практике древнее пасхальное бдение передвинуто с пасхальной полночи на утро Великой субботы; в саму же пасхальную ночь ее заменила другая служба. Но утреннее богослужение Великой субботы — вечерня с последующей литургией св. Василия Великого — по-прежнему сохраняет явно крещальный характер. Она содержит пятнадцать ветхозаветных чтений, из которых, по крайней мере, четыре символически связаны с крещением (чтения 4, 6, 14, 15).
Во время этих чтений на пасхальном бдении в ранней Церкви епископ и клир направлялись с крещаемыми и их поручителями в баптистерий, где крещаемых погружали в купель и помазывали миром. Затем, по окончании чтений, новокрещеные, облаченные в белые одежды, с горящими свечами в руках торжественно возвращались, вместе с поручителями, епископом и клиром, в храм, и все собрание соединялось в пении гимна: “Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Аллилуйя!” (см. Гал. 3:27).
Этот же гимн поется сегодня в Великую субботу вместо Трисвятого. Следующие за этим чтения из Апостола и Евангелия — оба очевидно относятся к крещению. Послание к Римлянам (6: 3-11) говорит о крещении как о соумирании и совоскресении со Христом, а Евангелие от Матфея (28: 1-20) заканчивается миссионерским призывом нашего Господа идти и научить все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Святого Духа (Мф. 28:19).
В то время Великий пост, как в западной, так и в восточной части христианского мира был прямо связан с периодом последнего приуготовления к великой крещальной службе в пасхальную ночь. Во многих местах в IV веке катехумены — наставляемые к крещению — в эти сорок дней, непосредственно предшествующие их посвящению на Пасху, проходили очень интенсивную сорокадневную подготовку, включавшую строгий пост, бдения, молитвы, экзорцизмы и ежедневные поучения.
В большинстве случаев такой приуготовительный период начинался за месяцы и даже годы до этого, но в эти заключительные недели он приобретал особый смысл и интенсивность. В Иерусалиме четвертого века во время этих сорока дней катехумены должны были проводить в церкви три часа ежедневно. Многие ли из сегодняшних крещаемых согласились бы на такие дисциплинарные требования?
В первые века существования церкви, в степени, далеко превосходящей воображение большинства из нас, внутри всей христианской общины наличествовало яркое сознание солидарности. Верующие ощущали, отнюдь не теоретически, но с острой непосредственностью, что они — члены друг другу в одном Теле, и радости и страдания каждого есть радости и страдания всех (см. 1Кор. 12:26). Поэтому происходило так, что многие верные были непосредственно вовлечены в то, что делали катехумены. Они также хотели принимать участие в последнем периоде подготовки катехуменов, так что когда наступала пасхальная ночь, они могли обновить собственные крещальные обеты вместе с крещаемыми.
Таким образом вся община все больше и больше принимала участие в сорока днях поста, бдений, молитв и научений, которые проходили катехумены. Предпасхальные сорок дней ежегодно становились решающим событием в личном опыте каждого христианина, общим событием, временем духовного научения для общины в целом.
Так и вышло, что первоначальный однонедельный пост непосредственно перед Пасхой, практикуемый многими христианами II и III веков, в IV веке и в последующие века превратился в тот сорокадневный Великий пост, каким мы знаем его сегодня. Великий пост, следовательно, всегда имел основополагающую крещальную ориентацию, о чем мы часто забываем и что нам необходимо восстановить. Великий пост — это ежегодная возможность заново осмыслить центральную роль крещения в опыте нашей христианской жизни и призыв к обновлению наших крещальных обетов. Во время Великой четередесятницы мы должны помнить замечательные слова Владимира Лосского (1903-1958): “Крещенская благодать — присутствие в нас Святого Духа, от нас неотъемлемое и для каждого из нас личное — есть основа всей христианской жизни”9.
Таково возвещение Великого поста. По словам святого Марка Отшельника, жившего в V веке:
“Как бы кто ни продвинулся далеко в вере, сколь бы великого не достиг блага… он никогда не откроет и просто не может открыть более того, что он тайно уже получил в Крещении… Христос, будучи полным и совершенным Богом, даровал крещаемому всю полноту и совершенство благодати Духа Святого. Мы со своей стороны ничего не можем добавить к этой благодати, но она открывает и являет себя тем более, чем более мы исполняем заповеди… И поэтому, что бы мы ни приносили Ему после нашего возрождения, это уже сокровенно присутствовало внутри нас и изначально произошло от Него” 10.
Таким образом, вглядываясь в истоки Великого поста в ранней церкви, мы начинаем понимать, что пост — это не только праздник принесения десятины, возвращения времени Богу, но равно и новое погружение в воды Посвящения, когда мы возгреваем нашу верность Христу-Крестителю. Это посвящение, которое подвигает нас явить не на словах, а на деле нашу укорененность в крещении как основании всей нашей христианской жизни. Это время самопознания, когда мы начинаем по-настоящему ощущать постоянное присутствие Христа и Святого Духа, Которые “таинственно”, или “мистически”, пребывают в нашем сердце с момента крещения. Великий пост — это время задать себе вопрос апостола Павла: “Разве не знаете, что вы храм Божий и Дух Божий живет в вас?” (1Кор. 3:16). Пост — это время для каждого из нас стать тем, кто мы есть: Богоносцами через Крещение.
В то же время Великий пост есть нечто большее. Обновляя обеты крещения, я должен также спросить себя: “Что я лично делаю, чтобы привести других к вере и крещению во Христа? Сегодня в большинстве наших церквей организованный катехуменат отсутствует. Почему это так? Почему в православных общинах так мало катехуменов? Где они? Ревнует ли о миссионерстве современная православная церковь? (Говоря о миссионерстве я, конечно, имею в виду не прозелитизм среди инославных христиан, но обращение неверующих.)
Более того, каждый из нас, клирик он или мирянин, должен видеть в благовествовании свою прямую обязанность. Что я делаю для проповеди Евангелия “всем народам”? На Литургии преждеосвященных даров, совершаемой по будням Великим постом — богослужении, в котором слышится множество крещальных обертонов — священник во время ветхозаветного чтения выходит с зажженной свечой в руках и затем возглашает: “Свет Христов просвещает всех”. Каждый из нас должен спросить себя: “Что я сделал, начиная с прошлой Пасхи, чтобы донести этот свет другим?”
Великий пост, таким образом, связан с крещением и с миссией. Он предполагает и новое пробуждение нашего крещального посвящения, и возрождающее миссионерское вдохновение. Это все равно, что одновременно сказать: “Кто я?” и “Вот я”. Вновь осознавая себя крещеными христианами, мы спрашиваем себя: “Кто я есть?”, а откликаясь на призыв Христа к миссии, мы, вместе с пророком Исаией (Ис. 6:8), отвечаем: “Вот я”.
УЧАСТИЕ
Теперь, третьим пунктом, можем ли мы поставить вопрос о специфическом значении Великого поста в сегодняшнем мире? Современное общество, как все мы сейчас остро осознаем, отмечено двойным распадом взаимоотношений, или koinonia (кинонии-общения); распадом в человеческом сообществе и разложением в космическом сообществе. На человеческом уровне мы видим не только рост беззакония и насилия, сопровождающийся во многих странах ростом экономического неравенства богатых и бедных, но и, что самое главное, постоянно растущей угрозой существованию семьи, первичной социальной ячейки, на которой основываются все остальные общественные формы.
На космическом уровне мы самым трагическим образом ослабили живительные связи, которые объединяли нас с окружающей средой. Уничтожая леса и создавая озоновые дыры в атмосфере, мы должны были бы вспомнить слова из Канона во время опасности землетрясения, который мы находим, например, в православном Большом требнике:
“Земля безъязычно взывает, стеная: зачем вы, все люди, множеством злых деяний меня оскверняете?” 11.
Перед лицом этого двойного распада Великий пост есть попытка восстановить наши истинные отношения как с ближними, так и с остальным творением. Первый аспект, наша взаимозависимость как представителей человечества, особо выделен подбором чтений из Писания в предпостный период. Вникая в эти тексты, мы обнаруживаем, что, как любил повторять мой школьный учитель истории, “это все так взаимосвязано, вы понимаете, так взаимосвязано!”
1. Незадолго до начала Великого поста, 2 февраля мы вспоминаем то, что на Западе известно как Принесение младенца Христа во Храм, или Очищение Девы Марии (Candlemas). В православной традиции этот праздник называется Сретение Господне. Когда на сороковой день младенец Иисус приносится Своей матерью и названным отцом Иосифом в храм и там его встречает старец Симеон и пророчица Анна, — это символизирует встречу Спасителя его избранным народом (см. евангельские чтения на этот день: Лк. 2:22-40, особенно стихи 27-32). Таким образом, незадолго до действительного начала поста уже звучит его лейтмотив: встреча, общение, отношение. Я подлинно личность — prosopon, по-гречески — только в том случае, если открываюсь навстречу другим людям, смотрю им в глаза и позволяю им смотреть в свои. Другими словами, вы нужны мне для того, чтобы быть самим собой!
2. За три недели до начала поста в богослужении начинает использоваться специальная книга, Постная триодь. Этот день известен у нас как Неделя (т.е. воскресенье) о мытаре и фарисее (евангельское чтение Лк. 18:10-14). Ошибка фарисея в том, что он отказывается видеть в мытаре своего брата. В безлюбовном неприятии мытаря фарисей отвергает сущностное отношение koinonia — общения, которое соединяет его с ближними. Он являет собой пример того пагубного состояния, которое мы стараемся преодолеть Великим постом.
3. Следующее воскресенье — Неделя о блудном сыне (евангельское чтение Лк. 15:11-32). Притча о блудном сыне — это, в первую очередь, история потери и нового обретения личных взаимоотношений. В начале младший сын сбивается с правильного пути, поскольку думает более о вещах, нежели о людях: “Дай мне следующую мне часть имения…” (Лк. 15:12), — говорит он отцу. Он не заинтересован в личных взаимоотношениях с отцом, ему важно лишь имущество, которое он собирается наследовать. В результате этого отречения со своей стороны от личных взаимоотношений он обнаруживает себя “на стороне далече” (Лк 15: 13) — отчужденным, изгнанным, одиноким и изолированным.
Путь покаяния, который он должен пройти, включает восстановление личностных отношений с отцом, своей семьей и всеми домашними. Его возвращение запечатлевается великим пиром, а цель всякого пира — именно выразить koinonia и братство людей. Пища здесь — связующее звено, и поэтому каждая совместная трапеза есть утверждение общности. Отказываясь принять участие в пире, старший сын исключает себя из отношений и из общности. Это становится ясно по его отношению к возвратившемуся. Он не обращается к нему, не называет его “брат”, но говорит отцу: “этот сын твой” (Лк. 15:30). Пока старший сын снова не научится говорить “мой брат”, он обречен быть вне, в холоде самоисключения из человеческой общности — одним словом, в “неличностности”; поскольку без взаимной любви не может быть подлинной личностности.
4. В следующую за этим субботу мы совершаем специальное поминовение усопших, всеохватное по своей идее:
В горах и на дорогах, в пещерах и в пустынях в вере свою жизнь оставивших, монахов и женатых, юношей и старцев, со святыми, Христе, всех их упокой.
От печали и радости неожиданно взятых, в вере преставившихся, в благоденствии или несчастьи пострадавших, всех, Христе, упокой.
Убитых мечем, упавших с коней, пораженных градом, снегом и молниями, задавленных камнями и засыпанных землей, Христе, Спасе наш, упокой (канон на утрене субботы мясопустной, песнь 2-я).
Общность, членами которой мы являемся, не разрушается и не прерывается, как мы свидетельствуем в эту Родительскую субботу, и с нашим уходом из этой жизни. Воскресший Христос разрушил смерть: в Нем все мы живы и в Нем мы все едины. В молитвах этой Родительской субботы мы исповедуем, что koinonia , которой мы все принадлежим, есть единое и неделимое братство живых и усопших.
5. На следующий день, за восемь дней до начала поста, мы празднуем Неделю о Страшном суде, или, как она еще называется, Неделю мясопустную, поскольку в этот день в последний раз, теперь уже до самой Пасхи, разрешено вкушать мясо. В апостольском чтении ( 1Кор. 8:8 — 9:2) снова затрагивается тема личных взаимоотношений. Человек куда важнее правил поста. Апостол Павел утверждает: “Пища не приближает нас к Богу” (1Кор. 8:8). Дело не в том, насколько строго мы исполняем предписания касающиеся пищи, а в степени нашей чувствительности по отношению к страданиям и трудностям ближних. Если я ем “идоложертвенное” и этим “уязвляю немощную совесть” другого человека, то лучше мне воздержаться от подобной пищи, даже если сама по себе она и не есть что-то греховное (1Кор. 8:10-12). Решающий критерий — взаимная любовь, а не соблюдение или несоблюдение внешних правил поста и воздержания.
Притча об овцах и козлищах из евангельского чтения (Мф. 25:31-46) говорит нам именно об этом. Наша участь на Страшном суде будет определяться не строгостью нашего аскетического самоограничения, но тем деятельным состраданием, которое мы проявляли по отношению к ближним. Во время Второго пришествия я не буду спрошен о том, как строго я постился, как много бдений я выстоял, как много поклонов сделал. Я буду спрошен: накормил ли я голодного? Напоил ли жаждущего? Приютил ли странника, одел ли нагого, посетил ли больного и брошенного в тюрьму? Вот о чем я буду спрошен.
В обоих чтениях этого воскресного дня нам предлагаются ясные и безошибочные приоритеты. Сначала человек, а потом уже все правила поста. Наше воздержание будет более чем бесполезно, если оно не приблизит нас к ближним. Пост без любви — это бесовский пост. Какая польза от воздержания, говорит св. Василий Великий († 379), если вместо мяса мы съедаем брата или сестру в жестокой сплетне? 12. Лучше есть мясо и быть добрым и смиренным, чем питаться одной чечевицей и быть угрюмым ригористом.
6. В самом конце предпостного периода, непосредственно накануне собственно Великого поста наступает Прощеное воскресенье. Апостольское чтение этого дня (Рим. 13:11—14:4) поднимает ту же тему, что и апостольское чтение предыдущего воскресенья: “Кто ест, не уничижай того, кто не ест; и кто не ест, не осуждай того, кто ест, потому что Бог принял его” (Рим. 14:3). Если мы постимся с духом осуждения, мы лишаем наш пост всякой духовной ценности. Господу важна не моя диета, а мои отношения с другими.
Более ярко и рельефно та же мысль проступает в евангельском чтении этого воскресенья (Мф. 6:14-21). Здесь Иисус подчеркивает решающее значения взаимного прощения: “А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших” (Мф. 6:15). Смысл здесь не в том, что Бог отказывает нам в прощении, как бы намеренно удерживая его, напротив, Бог всегда готов простить нас, но если с нашей стороны мы не желаем распространить это прощение на других, то просто оказываемся неспособны вместить сердцем дарованное нам Господом прощение. Пока мы сами не начнем прощать, мы не будем открыты для Божьего прощения. Не Бог нас не впускает, но мы, нашим жестокосердием и неумолимыми обидами, захлопываем дверь перед Его лицом.
Идея евангельского чтения этого воскресенья зримо воплощается в чине взаимного прощения, который в тот же день совершается во многих монастырях и приходских храмах в конце вечерней службы. Настоятель монастыря или прихода, преклонив колени перед своей паствой, просит прощения: “Простите меня, грешного”, и тогда все остальные, каждый встав на колени, этими же словами просят прощения у клирика. Прощение дается по принципу “один на один”: каждый по очереди на коленях просит прощения перед настоятелем или его сослужителем, те отвечают подобным же образом, а затем все члены собрания встают по кругу и, обходя друг друга, испрашивают и получают прощение13.
Этот чин взаимного прощения очень далек от того, чтобы быть просто обрядом. Он может быть, и часто бывает, глубоко действенным событием, изменяющим жизнь тех, кто в нем участвует. Я могу вспомнить случаи, когда обмен прощениями накануне Великого поста послужил мощным стимулом, внезапно разрушающим давние преграды и позволяющим по-настоящему восстановить отношения между людьми. Эта вечерня Прощеного воскресенья лучше всяких слов говорит нам о том, что в великопостное плавание никто не может пускаться в одиночку.
“Все взаимосвязано”. Предпостный период отчетливо показывает нам подлинный характер Великой четыредесятницы. Весеннее время поста — это время, когда, по милости Божьей, оттаивают наши оледенелые сердца и мы снова оказываемся в общении с Богом и друг с другом. Обе эти формы отношений, с Богом и с человеком, неотделимы друг от друга. Я не могу стать ближе к Богу, пока я не стал ближе к человеку рядом со мной и наоборот. В этом смысле Великий пост есть не только принесение жертвы, не только миссия, но и взаимная любовь.
Цель поста — сломить преграды, так чтобы мы смогли более полно разделить свою жизнь с Богом и друг другом. С определенной точки зрения, цель Великой четыредесятницы — “децентрализация”, удаление моей падшей самости с центра моего внимания, дабы освободить в моем сердце место для ближних и для Творца. Пост научает каждого говорить не только “Я”, но “Я и Ты”, не только “мне”, но “нам”. В нашем сегодняшнем обществе потребления, в котором, как в таковом, господствует себялюбие и вожделение, это наделяет Великий пост значимостью и актуальностью.
Таким образом, становится очевидно, что воздержание, которое часто считается главной чертой Великого поста — это не цель, а средство. Пост бесполезен, если не влечет за собой восстановление разрушенных отношений. Действительно, в Евангелии Иисус говорит не просто о посте, но о “молитве и посте” (Мф. 17:21; Мк. 9:29). Если мы постимся, то только для того, чтобы настроиться на молитву, или, иначе говоря, чтобы вновь обрести связь с Богом.
Ранние христиане превращали эту двоицу в троицу: наряду с молитвой и постом они подчеркивали необходимость творить милостыню (eleimosyni). Деньги, сэкономленные за время поста и воздержания, должны были быть истрачены не на себя, но розданы нуждающимся. Более того, как мы уже видели, мы должны делиться с ближними не только деньгами, но самими собой, мы должны делиться своим временем, своей дружбой, своей любовной заботой. Так новое пробуждение отношений с Богом в молитве ведет нас к полноте и обновлению отношений с людьми. Пост, молитва и дела милосердия сливаются в единое целое.
Однако, хотя воздержание само по себе и не является первоочередной целью Великого поста, пост и воздержание (в православии нет четкой границы между двумя этими терминами) не могут быть отнесены на второстепенное место или просто отменены как нечто маловажное. В действительности в православии принято поститься довольно строго. Если уж Великий пост действительно должен быть временем жертвы, это, в числе прочего, также относится и к еде, и к питью. В течении семи недель, начиная с Чистого понедельника до Великой субботы, православные христиане должны соблюдать по большей части “вегетарианскую” диету. Исключаются мясо и животные продукты (яйца, молоко, масло и сыр); вино и растительное масло разрешаются только по субботам, воскресеньям и в некоторые другие праздники, рыба же дозволяется только в праздник Благовещения и в Вербное воскресенье 14.
На практике же в сегодняшней Православной Церкви часто наблюдается некоторое послабление этих правил, особенно для тех, у кого домашние — неправославные или даже просто нехристиане. Здесь полезно иметь в виду три момента. Во-первых, не следует поститься до причинения вреда своему здоровью или потери работоспособности. Во-вторых, мы не должны поститься как лицемеры (Мф. 6:16), привлекая к себе внимание. Когда мы в гостях, иногда более скромно и по-христиански будет без возражений съесть то, что нам предлагают, нежели требовать такой пищи, которая удовлетворяла бы нашим правилам. Если наш пост смущает других или становится для них причиной дополнительных хлопот — в нем есть что-то неправильное.
В-третьих, в то же самое время наш пост не должен носить случайного характера или быть чем-то номинальным. Он должен быть достаточно строгим, чтобы мы могли понять, что значит самоотречение. Великий пост потеряет всю свою ценность, если перестанет быть подвигом, борьбой с нашей падшей природой. “Пришла Крестом радость всему миру”, — поем мы на воскресной утрене. Мы не можем войти в весеннюю радость Великого поста, кроме как через крестоношение.
Тем не менее, хотя правильное соблюдение поста и предполагает жертву и самоотречение, оно не должно строиться только в терминах отрицания. Его цель в самой определенной степени позитивна — не изнурять тело, но одухотворять его, не исполняться скукой и самоотвращением, но сломить греховное чувство самодостаточности и осознать нашу зависимость от Господа. Конечно, пост — это аскетический подвиг, но он должен приносить чувство свободы и света, пробужденности и надежды. “Так говорит Господь Саваоф: пост… соделается для дома Иудина радостью и веселым торжеством; только любите истину и мир” (Зах. 8:19) 15.
СТУПАЯ НЕЖНО ПО ЗЕМЛЕ
Чувство общности, пробуждаемое постом, не ограничивается отношением к Богу и к ближним, оно гораздо шире. Великий пост — это также время восстановления наших отношений с природным окружением. Прежде всего — с собственным физическим телом, а затем и с миром природы — с животными и растениями, с землей, воздухом, огнем и водой — со всем, с чем мы вступаем контакт через наше тело. Великий пост восстанавливает наше членство не только в человеческом сообществе, но и в космической koinonia. “Кто не любит деревья, тот не любит Христа”, — говорил о. Амфилохий (1888-1970), старец с острова Патмос.
“Каждая живая вещь свята”, — утверждал великий пророк XVIII века, английский писатель Уильям Блейк. Комментируя эти слова, можно добавить, что любая созданная Богом вещь в некотором смысле живая. Великий пост очищает двери нашего восприятия, так что мы заново открываем для себя эту внутренне присущую всему святость. Великий пост учит нас, говоря словами американских индейцев, “нежно ступать по земле”. Перед лицом экологического кризиса, обостряющегося в ужасающей степени, мы можем вновь, через соблюдение поста, обрести таинственное видение вселенной.
Каким же образом? Слишком легко перетолковать Великий пост в духе манихейства. Люди часто думают: раз они призываются к посту, то удовольствие от пищи — это нечто постыдное. Подобно этому и у многих семейных пар, поскольку постом они должны воздерживаться от брачных отношений, есть искушение подумать, что сексуальность — это что-то нечистое. Такие выводы ошибочны и глубоко вредны. “И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма” (Быт. 1:31). Наши тела созданы Богом, и значит, по существу своему хороши. Пища и питие, как и сексуальность, есть дар Божий; все материальные вещи могут быть таинством Его присутствия, средствами общения с Ним.
Почему же тогда мы должны воздерживаться и поститься? Дело в том, что хотя мир, как творение Божье, “хорош весьма”, это в то же время мир падший. Говоря точнее, наше отношение к Божьему творению искажено грехом — как первородным грехом, который мы унаследовали, так и теми грехами, которые совершили сами. Пост и воздержание исправляют наши взаимоотношения с материальным миром, очищая нас от последствий нашей греховности и восстанавливая первоначальное видение сотворенного мира. С этой точки зрения аскеза — не отрицание, а утверждение внутренней святости всего материального.
Прежде всего, пост научает нас правильно относится к нашему телу со всеми его инстинктами и нуждами. Посредством поста мы учим наше тело участвовать в духовной жизни, так что, по словам св. Максима Исповедника († 662), оно становится “посланцем души”. Наша цель — не подавление тела, но его преображение. Правильно понятая аскетика есть борьба не против, а за тело. Аскетическим самоограничением мы утверждаем материальность наших тел, но в то же самое время стремимся эту материальность одухотворить. Аскеза вовсе не отвергает естественное удовольствие от еды или, на более глубоком уровне, сексуальное наслаждение в браке. Пост и воздержание помогают нам освободится от жадности и похоти, дабы и первое и второе стали не средствами личного удовлетворения, но выражением межличностного общения.
Восстанавливая Великим постом правильное отношение к нашим телам, мы тем самым восстанавливаем правильное отношение ко всему творению в целом. Нам становится легче оценивать каждую вещь саму по себе, а не только в ее утилитарной ценности, — и в то же время нам становится легче видеть Божье присутствие в сердце каждой вещи. Как сказано, христианин — это тот, кто везде, куда бы он ни смотрел, видит Христа и радуется Ему: “Сдвинь камень, и ты найдешь Меня, распили бревно и Я — там” 16. Вот истинная цель поста: он делает творение личностным и прозрачным, так что мы вновь обретаем чувство удивления перед священностью земли. Он помогает нам видеть все вещи в Боге, и Бога — в каждой вещи.
Таким образом, через пост и добровольное самоограничение мы духовно приближаемся к Пресвятой Деве Марии в момент Благовещения и утверждаем нашу свободу и личностность в Боге. До тех пор, пока в нас господствуют жадность и похоть, в своем отношении с материальным миром мы остаемся глубоко несвободны и безличностны. Но как только мы перестаем рассматривать вещи как объекты и начинаем относиться к ним как к средствам общения, когда мы перестаем судорожно хвататься за них и свободно отдаем их Богу в благодарении, мы снова становимся свободными и личностными. Одновременно с этим мы совершаем важнейший переход — который так часто подчеркивается экологами — от жизни, основанной на том, чего я хочу, к жизни, основанной на том, что мне необходимо.
Таковы некоторые из воздушных змеев, которых мы призваны запускать в небо. Великая четыредесятница утверждает мировоззрение полностью противоположное стандартам нашего потребительского общества. Каждый год, когда вновь и вновь наступает Великий пост, мы можем превратить его в период внутреннего весеннего обновления — это возможность обновления в духе жертвенности и самоотречения, обновления нашего научения, наших крещальных обетов и миссионерского свидетельства, возможность разделения нашей жизни с ближними и обновления правильных отношений с космосом.
Великий пост далек от мироотрицания, он в огромной степени мироутверждающ. Да, этот мир — падший, он полон уродства и скверны, вызванных человеческой греховностью и эгоизмом. Но в то же время наш мир — это мир Божий, мир полный красоты и удивления, повсюду отмеченный печатью Творца, и все это мы можем заново открыть для себя через подлинное соблюдение Великого поста.
Перевод А. Быкова, С. Зайденберга.
* Bishop Kallistos of Diokleia. Lent and the Consumer Society. Печатается с разрешения издателей по: Living Orthodoxy in the Modern World. Edited by Andrew Walker and Costa Carras, London, 1996, с. 64-84.
Епископ Каллист (Тимоти Уэр) — член совета Пемброкского колледжа в Оксфорде, читает курс по Восточному православию в университете. Викарный епископ православной архиепископии Фиатирской и Великобританской (Вселенский патриархат) и в монастыре св. Иоанна Богослова на Патмосе. Автор книг “The Orthodox Church” (Penguin, 1963) и “The Orthodox Way” (Mowbray, 1979).
1. Celia and Kenneth Sisam (eds.), The Oxford Book of Medieval English Verse , Oxford ,1970, с. 120.
2. “Возсия весна постная, цвет покаяния…” (самогласен на стиховне сырной среды, глас 3-й). — Прим.ред.
3. Послание к Диогнету, VII, 4.
4. Против ересей, III, XXI, 7 (PG 7.953B).
5. Самопознание. Опыт философской автобиографии, Москва, “ДЭМ”, 1990 г ., с. 51 (гл. II, Свобода).
6. О православном понимании Великого поста см. великолепную и очень живую книгу протопресвитера Александра Шмемана “Великий пост”. См. также предисловие к Пост ной триоди , переведенной матерью Марией и архимандритом Каллистом (Уэр)( The Lenten Triodion , London/Boston 1978, сс. 13-64).
7. Люди с математическим складом ума могут удивляться, как можно свести Великий пост к десятой части года. В православии один из способов подсчета протяженности поста следующий: пост состоит из семи недель, каждая из которых включает пять дней непосредственно поста (суббота и воскресение не считаются днями строгого поста). Также к этому добавляется Страстная суббота, которая, единственная в году, является постной. Итого получается полных 36 дней. Хотя такой подсчет и годится для принятия Великого поста за десятину года, на Востоке Великий пост обычно высчитывается от Чистого понедельника до пятницы шестой недели включительно и таким образом насчитывает сорок дней. Страстная седмица считается особым временем, отличающимся от собственно Великого поста. См. The Lenten Triodion , сс. 31-33.
8. “Cветло усрящим поста вход, вернии, и да не сетуим…”
“День един убо, рече, житие всяко земных: труждающымся от любве четырядесять суть дней поста, яже совершим светло” (канон утрени, глас 2-й). — Прим.ред.
9. Очерк мистического богословия восточной церкви , гл. VIII (см. Москва, 1991 г ., с. 129).
10. Беседа о крещении (PG 65.1028.BC).
11. См. Канон на страх труса , Большой требник, Свято-Троице-Сергиева лавра, 1992 г ., песнь 9-я.
12. Беседы о посте, I, 10 (PG 31.181B).
13. В действительности это просто более разработанный чин взаимного прощения, совершающийся в монастырях ежедневно в конце повечерия.
14. Более подробно см. The Lenten Triodion , сс. 35-37. Правила, принятые на Западе, были почти такими же до позднего Средневековья.
15. Этот отрывок читается на вечерне в пятницу последней седмицы перед Великим постом.
16. Это одно из “устных изречений”, agrapha , приписывавшихся Иисусу первохристианами, хотя и не вошедших в евангелия.
