Статьи Александра Секацкого, так или иначе связанные с христианством.
АСТРОНАВТИКА КРЕСТА. Здесь Секацкий продолжает мысль Гигерича из эссе «Ракета и стартовая площадка». Христианство породило «фактичность факта» (факт Воскресения Иисуса). Изобретение факта позволило христианскому миру породить науку и технику — ракету.
ТРЕТЬЯ СТУПЕНЬ. В этом эссе Секацкий развивает мысли, намеченные в «Астронавтике Креста». «Ракета, стартующая с космодрома, выбрана не случайно, мы еще увидим, что космический полет есть прямое богословское действие, хотя и далеко отстоящее от канонического богословия первых веков христианства» — это (основание Факта и следующие за ним наука и техника) лишь один из примеров «прямого богословского действия». Приведем еще несколько цитат:
«Экзистенциальный проект христианства отличается беспрецедентной компактностью. Радикально упрощенная процедура привязки к трансцендентному («несть ни иудея, ни эллина») экономит мыслительное пространство, оставляя (предоставляя) обширную пустующую площадку для индивидуальной застройки».
«Конфигурация факта всегда была самым чужеродным, не перевариваемым вкраплением для «эзотеризмов» всех мастей, и, напротив, она абсолютно органична для христианского вероучения. Если сегодня сравнить выступления в прямом эфире ученого и священника (и прежде всего «ответы на вопросы») нетрудно заметить, как они одинаково морщатся при упоминании гороскопов, как похоже реагируют на проявления кликушества. Лишь в споре между собой они акцентируют разногласия».
Собственно «третья ступень» — представляет собой «отрыв существа, именуемого человеком от гравитации тела». Первой ступенью антропологической ракеты был собственно антропогенез, отрыв от животного, второй — христианство, изобретение факта и субъекта. Третья ступенью будет — сборка нового тела, выполнение задачи, поставленной христианскими аскетами. (Первая — отрыв от тела вида, вторая — от тела социума, третья будет просто отрывов от тела как такового). Снова цитата:
«Собственно космический полет стал самой очевидной репетицией вознесения, его материализованной метафорой. Идея преображения и вознесения соединяет веру с наукой, в том числе и посредством теологии прямого действия».
КИБЕРПРОСТРАНСТВО И ПРОБЛЕМА СПАСЕНИЯ. Это эссе является вариантом «Третьей ступени» (или наоборот). По Секацкому, задачу, поставленную христианскими аскетами, решает киберпанк.
РЕВИЗИЯ ТЕЛА И СИТУАЦИЯ СОВРЕМЕННОСТИ. И снова здесь Секацкий задается вопросами связи христианства, науки, техники в перспективе пересборки тела. Цитата:
«Если смертность тела является главным лимитирующим фактором всемогущества веры, то проблема вместимости тела оказывается важнейшим лимитирующим фактором для развития науки и техники».
«Только христианство санкционировало науку как новую форму знания, оно же определило феномен прогресса, немыслимый для традиционных способов трансляции знания-мудрости. Точно так же идея меняющегося, все время обновляемого тела, является сущностно христианской, хотя и сегодня ее реализуют последние мира сего: киберпанки, представители других радикальных субкультур».
О СВЯТОЙ ПРОСТОТЕ И ДЬЯВОЛЬСКОЙ ИЗОЩРЕННОСТИ. И опять Секацкий рассуждает о новациях, внесенных христианством в мир (факт, техника, субъект), но здесь уже не в оптимистических тонах: рассматриваются угрозы, таящиеся в этих новациях для «человеческого в человеке».
КТО ВОССТАНЕТ ИЗ ЗВЕЗДНОЙ ПЫЛИ? Секацкий в этом эссе диагностирует исчезновение сверхъестественного в современности и синтез сверхискусственного (на примере «Звездных войн»).
ТЕОЛОГИЯ ПРЯМОГО ДЕЙСТВИЯ. Обзор творчества Ларса фон Триера. Секацкий рассматривает Триера как несомненно христианского художника в самом серьезном смысле этого слова.
ПУСТЬ ПОМОЛЧАТ. Здесь Секацкий анализирует феномен «моральных ток-шоу». Секацкий считает их пределом порнографии («обнажение срамных частей души»). Цитата:
«Реалити-шоу является убедительным аргументом от противного, доказывающим правоту евангельского тезиса: и пусть правая рука твоя не ведает, что делает левая. Такова истина Иисуса, призывающая не выпячивать ни доброту, ни боль, ни даже сострадание, и чем чаще мы заглядываем в телевизор, тем больше убеждаемся в справедливости этой великой заповеди, свойственной, впрочем, всем большим и долгосрочным системам морали. Избегать показного, не участвовать в моральном эксгибиционизме — это нечто более важное, чем простая деликатность и чуткость. Да, прекрасны порывы души к внезапному состраданию, трижды прекрасна решимость восстановить справедливость. Однако всякая неточность и уж тем более распущенность, решая один частный случай, увековечивает общее состояние порочности, так сказать, прочность порочного круга».
«Отношение к публичному выворачиванию совести наизнанку остается пробным тестом, по которому можно поставить диагноз обществу. Это отнюдь не тест на уровень доброты душевной, поскольку немало «утонченных подонков» с успехом пройдут его. Но разница реакций на вопль «бабушка нашлась, бабушку в студию!», некая шкала — от слез умиления до рвотных позывов — способна посеять раздор даже между самыми близкими. Это проба на содержание фальши в социуме, некий показатель состояния нравственной экологии. Если передачи такого рода сравнить со свалками токсичных моральных отходов, то далеко не безразлично, сколько людей кормятся вокруг таких свалок».
