Виктор Гюго — великий писатель, в своем мировоззрении сочетавший нечто такое, что сейчас трудно представить: милосердие, справедливость, свобода, прогресс, просвещение, республика, евангелие, христианство, вера. Христианский республиканец, христианский апологет революции — вот кем был Гюго. Это есть в его великих романах; это есть и в его двух памфлетах против Наполеона III — «Наполеон малый» и «История одного преступления».
Наполеон III, опираясь на разложившуюся аристократию, финансовую буржуазию, пользуясь страхам масс становится главой Республики — меняя затем на референдуме конституцию и становясь императором; а дальше: репрессии, казни, кровь, буйство обогащения и обмана. Ретроспективно в режиме Наполеона III мы находим образец коррумпированного режима, легитимирующего себя фальсификацией выборами («плебисцитарная демократия»), манипуляцией общественным мнением и пр. и пр. И вот против всего этого восстает Гюго, а в частности, против проституирования и издевательства над христианством и демократия, против того, что пособником всех этих преступлений и низостей делают религию. Несколько цитат:
«Возьмите весы, положите на одну чашку евангелие, на другую воинский приказ и взвесьте. Перетянет капрал; Бог весит немного.
Богу было отведено место в приказе, отданном в Варфоломеевскую ночь: «Убивайте всех; Бог распознает своих».
Вот на что идут священники и что они зачастую прославляют.
Евангелие совместимо с революцией, католицизм противоречит ей. Это объясняется тем, что папство противоречит евангелию.
Одна бригада убивала прохожих на участке между церковью св. Магдалины и Оперой, другая — между Оперой и театром Жимназ, третья — между бульваром Бон-Нувель и Порт-Сен-Дени. После того как 75-й линейный полк взял приступом построенную там баррикаду, бои у Порт-Сен-Дени прекратились; началось поголовное избиение. С бульвара резня лучами (страшное, но верное выражение!) расходилась по всем окрестным улицам. Спрут, вытянувший щупальцы. Бежать? Зачем? Прятаться? К чему? Смерть гналась за вами, и она была проворнее вас. На улице Пажвен солдат спрашивает прохожего: «Что вы тут делаете?» — «Иду домой». Солдат убивает прохожего. На улице Маре четырех юношей убивают во дворе дома, где они живут. Полковник Эспинас кричал: «После штыка — пушка!» Полковник Рошфор орал: «Режьте, колите, рубите! — и прибавлял: — Так и пороху меньше идет и шума меньше». Перед магазином Барбедьен какой-то офицер показывал товарищам свое нарезное ружье и хвастал: «Из него я с изумительной точностью попадаю между глаз». Затем он целился в первого встречного и действительно попадал без промаха. Избиение было чудовищное.
Исполним долг историка. Шесть недель спустя в Соборе Парижской Богоматери кто-то служил благодарственный молебен в честь декабрьского предательства, тем самым сделав Бога соучастником преступления.
Прибегая к избитым выражениям, которые кажутся уместными в подобных случаях, говорят, что 1848 год «вырыл пропасть». Отнюдь нет. Труп прошлого лежал на Европе, он лежит на ней и сейчас. 1848 год вырыл яму, чтобы сбросить туда эту падаль. Эту-то яму и приняли за пропасть.
В 1848 году все, что цеплялось за прошлое, что питалось падалью, увидело перед собой эту яму. И короли на тронах, и кардиналы в своих красных шляпах, и судьи под тенью своих гильотин, и полководцы на своих боевых конях — все содрогнулись, и не только они, но всякий, кто из корысти держался за то, что должно было исчезнуть, всякий, кто на пользу себе поддерживал какую-нибудь общественную неправду и жил на доходы от злоупотреблений, всякий, кто был хранителем лжи, привратником предрассудков или откупщиком суеверий, всякий, кто гнался за выгодой, лихоимствовал, вымогал, обирал, всякий, кто обвешивал, — как те, что подделывают весы, так и те, что подделывают евангелие, — и дурной купец, и дурной пастырь, и те, что плутуют с цифрами, и те, что торгуют чудесами, все, начиная с банкира — еврея, вдруг почувствовавшего себя католиком, и до епископа, обратившегося в еврея, — все эти люди прошлого сошлись вместе и, дрожа от страха, стали совещаться.
Они решили засыпать эту зияющую яму, куда чуть было не полетело их сокровище — все эти лживые вымыслы, которые столько веков угнетали человека, — замуровать ее наглухо, придавить глыбой, завалить камнями, а на всем этом водрузить виселицу и повесить на ней убитую, окровавленную, великую преступницу Истину.
Они решили покончить раз навсегда с духом освобождения и независимости, подавить, сокрушить силу, влекущую человечество вперед, и никогда больше не давать ей воли.
Ненависть, злоба, суеверие, себялюбие, ханжество вопили, шипели, завывали, неистовствовали, бесились; и, изрыгая все ту же клевету, так же потрясая кулаками и захлебываясь бешеной слюной, как некогда перед распятием Христа, взметались, подобно грозовой туче, вокруг твоего ясного лика, о Истина!»
