«Автоархеология. 1952–1972» и «Автоархеология. 1978–1998» — первые две книги автоархеологической трилогии композитора и мыслителя Владимира Мартынова, его философской автобиографии, или точнее — его философского комментария к современности через призму своей жизни. Приведем фрагмент, где помимо прочего Мартынов определяет свой «автоархеологический» метод:
«Вот я всё пишу о том, что за время перестройки и особенно в 1990-е годы Церковь сильно переменилась и что она стала совсем другой, но почему-то я ничего не пишу о том, что за это же самое время я сам сильно переменился и что я стал совсем другим. А ведь я действительно сильно переменился и стал совсем другим. Когда в конце 1970-х годов я пришел в Церковь, моя вера была горячей и пламенной, а к концу 1990-х годов она стала какой-то разжиженной и теплохладной.
Из того, что написано мною на предыдущих страницах, как бы сам собой напрашивается вывод о том, что в этой перемене, произошедшей со мной, повинна Церковь, ибо перемены, происходящие в ней после перестройки, как раз и привели к охлаждению моей веры. Но думать так — значит поступать крайне наивно, ибо у разжижения моей веры и моей жизненной энергетики были, конечно же, и серьезные внутренние причины. Одной из таких причин являлось то, что я в своей практике пренебрег знанием закона маятника. Ведь чем сильнее оттянуть маятник в одну сторону, тем с большей силой и тем дальше он качнется в другую сторону. Памятуя о том, что «истина Божия познается силою жития», я столь рьяно принялся за исполнение всех церковных предписаний и установок, что это, очевидно, превысило мои возможности. Я совершенно явно неофитски переусердствовал, в результате чего последовал неизбежный откат. Силы моего жития не хватило на то, на что я претендовал, и потому маятник качнулся в другую сторону. На протяжении 1990-х годов я почти что осязательно чувствовал, как движение этого маятника все более и более удаляет меня от того, что я представлял собой в 1980-е годы, но теперь я уже ничего не мог с этим поделать. Изменения моего существа повлекли за собой и изменение моего зрения, и изменения оптики вообще. Я перестал видеть в Церкви то, что я видел в ней раньше, и начал видеть то, что прежде как бы не бросалось в глаза. Мне казалось, что меняется Церковь, а на самом деле менялся я сам. Впрочем, при ближайшем рассмотрении здесь все обстояло далеко не так однозначно, ибо в действительности все гораздо более взаимосвязано и взаимообусловлено, чем кажется с первого взгляда.
Автоархеологический метод как раз и стремится выявить эти взаимосвязи и взаимообусловленности. Основное положение автоархеологии гласит: «Я есть то, что я вижу, и я вижу то, что я есть» — или, другими словами: «Мое «я» обусловлено тем, что я вижу, а то, что я вижу, обусловливается моим «я». Это значит, что изменение того, что я вижу, изменяет мое «я», а изменения моего «я» изменяют то, что я вижу. Реальность раскрывается как бесконечно сложная динамическая система бесчисленного множества взаимосвязей и взаимообусловленностей, выявить которые практически невозможно с помощью традиционного однородного и линейного текста. Здесь нужен текст особого рода — текст, состоящий из двух или нескольких разнородных наборов текстов, находящихся друг с другом в свободных нелинейных отношениях. Если в «Автоархеологии. 1952–1972» задействовано два текстовых набора: подборка детских и юношеских стихотворений и комментарии к ним, то в «Автоархеологии. 1978–1998» главы «Трактата о богослужебном пении» перемешиваются с воспоминаниями о времени его написания и дополняются фрагментами инвентарных описей Саввино-Сторожевского монастыря XVII века. Мне кажется, только таким образом можно подобраться не к тому, что я хочу сказать, но к тому, что заставляет меня говорить то, что я говорю, и почему я говорю именно это. И именно в этом-то и заключается цель автоархеологии».
