Предисловие
Жизнь и труды преп. Нила, аскета Синайского, относятся ко второй половине IV и началу V века, то есть той эпохе христианства, которая по числу и славе учителей Церкви справедливо называется "золотым веком христианского просвещения".
Изучая эту эпоху, ученые, что весьма естественно, обращались прежде всего к величайшим святителям того времени: Василию Великому, Григорию Богослову, Григорию Нисскому, Иоанну Златоусту, Иерониму Стридонскому, Амвросию Медиоланскому (Миланскому) и Августину Иппонскому.
Рядом с этими великими светочами христианского просвещения преп. Нил, на первый взгляд, занимает скромное место. Заслоненная тенью знаменитых современников, его личность остается немного в стороне, и потому ученые богословы уделили ему гораздо меньше внимания.
До 1915 года не было ни одной монографии, посвященной жизни и учению этого великого учителя Церкви, особенно прославившегося в качестве духовного руководителя монахов. И лишь в новейшее время появились две работы на немецком языке: 1) католическое сочинение д-ра Фр. Дегенхарта (Degenhart) "Der hl. Nilus Sinaita. Sein Leben und seine Lehre vom Moenchtum". (Beitraege zur Geschichte des alten Moenchtum und des Benediktinerordens. 6. Heft), Muenster in Westf., 1915; 2) протестантское сочинение К. Хойсси (K. Heussi) "Untersuchungen zu Nilus dem Asketen". (Texte und Untersuchungen. 42. Band. Heft 2), Leipzig, 1917.
В православной же богословской литературе до сего дня не появилось ни одной работы со систематическим изложением нравственно-аскетического учения преп. Нила Синайского [1].
В патрологических и аскетических сборниках мы находим краткие сведения о его жизни, а также отдельные фрагменты из его трактатов и писем, однако они изложены без строго определенного плана и не дают ясной и завершенной картины нравственно-аскетического учения этого святого отца.
Если бы нашей скромной работой удалось хоть отчасти восполнить этот пробел в православной богословской литературе, то мы будем считать поставленную нами цель достигнутой.
В данной работе мы, по большей мере, вдохновлялись следующим советом самого преп. Нила: "Пусть богословы исследуют жития святых и добродетели тех людей, которые устранились от мира и старались сокрыться, и пусть изучают они ту красоту, которой они выделяются, дабы подражать образу их жизни" [2].
Глава 1. Житие преп. Нила Синайского
Данные о жизни преп. Нила Синайского весьма скудны. Его традиционное жизнеописание основывается на кратких заметках монаха Георгия, известного под именем Амартола (середина IX века) [3], Георгия Кедрина (XII век) [4] и на немного более обширном изложении в Цареградском синаксаре (под 12 ноября и 14 января) [5] и в "Церковной истории" Никифора Каллиста (XIV век) [6].
Однако главным источником жизнеописания преп. Нила является его собственное повествование об убийстве синайских монахов "Сказания об избиении монахов на горе Синайской и о пленении Феодула, сына Нилова", известное в литературе под названием "Narrationes" [7].
Место рождения преп. Нила можно определить из его (?) письма Илиодору [8] и "Похвального слова Альбиану" [9]. Именно в письме Илиодору, в котором говорится о монахах, живущих на Синае, указывается и то, что среди них находится некий, по происхождению Галат, который вместе с сыном уже много лет несет подвиг постничества. Далее описывается внезапное нападение варваров на синайских монахов и пленение сына упомянутого старца. Однако юноша, по заступничеству мученика Платона, чудесным образом спасается и возвращается к своему старцу-отцу.
Это письмо, повествующее о чудесном спасении одного юноши из варварского плена и о его возвращении к скорбящему отцу, несомненно, имеет в виду то же самое событие, о котором детально рассказывается в "Narrationes" [10], и на этом основании можно считать, что в нем говорится о преп. Ниле. Все повествование в общих чертах согласуется с "Narrationes", и потому Tillemont [11], Ceiller [12], Kunze [13], Bardenhewer [14], Degenhart [15] и другие считают местом рождения преп. Нила Галатию. Похвальное же слово Альбиану дает возможность определить и город, в котором он родился, то есть Анкиру, потому что преп. Нил говорит об Альбиане, что он родом из Галатии и питомец города Анкиры [16]. Далее повеcтвуется, что пришел он ознакомиться с постничеством у монахов, проходивших у нас подвиг поста: "у нас" то есть "вне города, на горе". Таким образом, о городе Анкира, родине Альбиана, преп. Нил говорит как о своем родном городе, что дает право считать Анкиру Галатийскую местом рождения преп. Нила [17].
К. Хойсси упоминает об одной рукописи X века, в которой произведения преп. Нила имеют заголовок "Книга святого Нила аскета из Анкиры Галатийской: Письма" [18]. Это заглавие, а также и обширный трактат преп. Нила "К досточтимейшей Магне, диаконисе Анкирской, слово нестяжательности" [19] подтверждают предположение, что преп. Нил родился в Анкире Галатийской и что Анкира была тем местом, с которым, как с местом своего рождения, преп. Нил поддерживал постоянные связи.
Хотя Никифор Каллист в своей "Церковной истории" ясно говорит, что преп. Нил Синайский родился в Царьграде, все-таки его мнение не может быть подтверждено ни одним свидетельством и, как мы видели, находится в противоречии с отдельными местами из произведений самого преп. Нила. Поэтому, оставляя в стороне утверждение Никифора Каллиста как свидетельство, проистекающее от писателя более позднего времени (XIV век) и потому "неавторитетного" [20], мы согласны со мнением большинства ученых, считающих местом рождения преп. Нила Анкиру Галатийскую.
К сожалению, мы не располагаем точными данными, на основе которых могли бы определить время рождения, трудов и смерти преп. Нила. Любые хронологические расчеты, связанные с его жизнью, носят лишь приблизительный характер. В его трудах мы находим воспоминания о лицах и событиях, указывающих нам путь к хронологическому исследованию, а именно: в произведениях преп. Нила повествуется о нападении варваров на синайских монахов, относящемся в началу V века; упоминается император Аркадий (395408), которому адресованы два письма; в одном из этих писем [21], рассказывающем об изгнании святителя Иоанна Златоуста, говорится о происшедшем в Царьграде землетрясении [22], а в другом содержится укоризна упомянутому императору за неоправданное изгнание иерарха Византии Иоанна [23]. Кроме того, на конец IV века указывает и письмо Диоклетиану (Диоклециану) [24], так как в нем упоминается о том, что Диоклетиан своими глазами видел уже состарившегося еретика Аполлинария, а, как известно, Аполлинарий умер около 390 года.
Все эти сведения являются бесспорным доказательством того, что деятельность преп. Нила относится к концу IV началу V веков.
Исходной же точкой при определении даты его рождения является нападение варваров на Синай, которое, будем считать, имело место в 410 году [25].
О летах старости преп. Нила мы находим свидетельства в "Narrationes", а именно: в VI главе сам преп. Нил говорит о своем старческом изнеможении, а в другом месте его сын Феодул называет его "отцом-старцем".
Это дает повод предположить, что во время нападения варваров преп. Нилу было около 60 лет. Значит, дату его рождения можно отнести где-то к 350 году.
Касательно происхождения преп. Нила мы имеем прямое свидетельство Никифора Каллиста, который пишет, что, благодаря своему высокому происхождению, преп. Нил был префектом Царьграда [26]. То, что преп. Нил и вправду происходил из богатой семьи, очевидно из "Narrationes", где сам он говорит, что любовь к уединению победила в нем все и заставила покинуть дом, отечество, родственников, друзей, домочадцев и имение.
Нет у нас никаких сведений и о том, были ли родители преп. Нила христианами или же язычниками, а также где преп. Нил был крещен и как протекала его молодость.
Из уже упомянутых свидетельств монаха Георгия Амартола, Георгия Кедрина и Никифора Каллиста очевидно, что преп. Нил Синайский входил в круг ближайших учеников святителя Иоанна Златоуста. Однако прямого указания на это в трудах самого преп. Нила мы не встретим. И тем не менее из его смелых писем, направленных императору Аркадию, в которых он защищает гонимого святителя, четко видно, что преп. Нил принадлежал к числу преданных и пламенных почитателей святителя Иоанна Златоуста [27]. Чествуя в них святого Златоуста, он называет его "столпом Церкви", "светом истины", "трубой Христовой".
В трудах же самого преп. Нила ясно чувствуется литературное влияние свт. Иоанна Златоуста. Кроме свидетельствующих об этом двух писем [28], имеется еще целый ряд других, которые, как доказал Haidacher, носят на себе отпечатки влияния свт. Иоанна Златоуста [29]. Помимо литературного влияния, неоспоримо подтверждающего знание преп. Нилом трудов свт. Иоанна Златоуста, имеются данные, допускающие предположение о том, что преп. Нил был лично знаком со свт. Иоанном Златоустом и пользовался его советами и поучениями.
Основание для такого предположения, как полагают Kunze и Degenhart [30], дает нам сам преп. Нил в своем произведении "О различных лукавых помыслах" [31], где утверждает, что имел намерение обширнее рассказать о том, что бесы людских помыслов не знают, а догадываются о них по нашим телодвижениям; однако от исполнения этого замысла отвратил его "святой иерей". Но этим "святым иереем" является не кто иной, как свт. Иоанн Златоуст, потому что во многих местах, где непосредственно говорится о святом Златоусте, ему усваются подобные эпитеты. Так, например, в письме епарху Северу [32] преп. Нил называет свт. Иоанна Златоуста "небесным человеком", "богодухновенным мужем", "святым человеком", а в письме епископу Анастасию [33] "дивным иереем" и т.д. Следовательно, мы с полным правом можем, вместе с Кунце и Дегенхартом, заключить, что под "святым иереем" скрывается свт. Иоанн Златоуст, а тем самым подтверждается непосредственное личное знакомство преп. Нила со святым Златоустом. Кроме того, дерзновенные письма преп. Нила в защиту гонимого свт. Златоуста и откровенное, без какого-либо страха, обличение его врагов, включая даже самого императора, становятся для нас более понятными, если они ведут свое происхождение от одного из близких и преданных своему учителю учеников.
Итак, свидетельства монаха Георгия Амартола, Георгия Кедрина и Никифора Каллиста о том, что преп. Нил был учеником свт. Иоанна Златоуста, обладают высокой степенью вероятности. Если же преп. Нил входил в число наиболее близких учеников святого Златоуста, то встает вопрос, в какой период его жизни и где проходили их встречи. Так как свт. Иоанн Златоуст впервые появляется в Царьграде в 398 году, то есть в то время, когда преп. Нил был уже на Синае [34], то их личное знакомство могло иметь место в более ранний период жизни преп. Нила, когда святой Златоуст находился в Антиохии. Именно сюда мог приходить преп. Нил из Анкиры, чтобы послушать проповеди свт. Иоанна Златоуста и укрепиться под его непосредственным духовным водительством.
Можно предположить и нечто большее, то есть что преп. Нил получил отличное образование именно в Антиохии, которая в ту эпоху была одним из главных культурных центров. И хотя сам он во многих местах говорит о языческой мудрости с ярким презрением, приравнивая ее к "сору", к "пыли", к "куче нечистот" [35], а занятия ею именует "бесполезной болтовней" [36], однако в его произведениях мы распознаем следы высокого классического образования. "Отрицательное отношение к эллинской мудрости, говорит Й. Штигльмайер, не мешало ему вводить в свои духовные поучения различный материал из языческой литературы". При этом "он показывает знание древних языческих писателей даже выше обычного" [37].
Что касается общественного положения, занимаемого преп. Нилом до принятия монашества, то сведения об этом мы находим в Цареградском синаксаре [38], в других греческих синаксарях и месяцесловах, а также в "Церковной истории" Никифора Каллиста [39]. Все эти источники говорят, что преп. Нил, происходя из известной семьи, занимал высокое общественное положение, так как был "епархом города Царьграда". То, что преп. Нилу, действительно, был хорошо известен "блеск мирской славы", видно из краткого письма епарху Вакху, в котором он, вероятно, на основании личного опыта предостергает Вакха о возможном разочаровании, так как "чем ближе он к царским палатам, тем изряднейшие заботы и бури его ожидают" [40].
В Синаксаре Никодима [41], в греческих месяцесловах [42], а также и в славянском Прологе за 12 ноября [43] мы читаем, что преп. Нил был епархом Царьграда "во время правления Маврикия". Однако данное замечание нельзя считать достоверным, так как деятельность преп. Нила относится к более раннему времени. Преп. Нил как современник свт. Иоанна Златоуста и императора Аркадия не мог жить в период правления императора Маврикия (582602), то есть спустя по меньшей мере 175 лет после эпохи императора Аркадия (конец IV начало V века). Цареградский синаксарь относит деятельность преп. Нила как цареградского епарха ко времени правления императора Феодосия Великого. Последнее свидетельство вполне достоверно, так как в период правления императора Аркадия преп. Нил был уже прославленным монахом, молитв которого просил и сам император [44].
Что касается семейной жизни преп. Нила до принятия монашества, то о ней мы имеем свидетельства самого преп. Нила в его "Narrationes" [45], где он излагает историю своей жизни. Из нее мы узнаем, что преп. Нил был женат и имел двух сыновей [46]. Однако его любовь к уединению, понемногу возраставшая и укреплявшаяся в нем еще с молодости, заставила его оставить не только блестящее общественное положение, но и счастливую семейную жизнь. Эту трогательную сцену прекращения брачной жизни достаточно подробно описывает сам преп. Нил.
Когда он уже решился оставить мир, то взял двух своих сыновей, привел их к матери и здесь, передав ей младшего, а старшего, то есть Феодула, оставив себе, сообщил жене о своем намерении.
Причем объявил он об этом таким тоном, что его супруга сразу же почувствовала, что его решение бесповоротно; и, с одной стороны, повинуясь неизбежному, а с другой имея перед очами вечные блага, ожидающие Нила за эту жертву, она дала на сие свое согласие, хотя расставание с мужем и сыном вызвало у нее великую скорбь и слезы.
Причину, побудившую преп. Нила оставить мир, жену и детей, мы узнаем от него самого. Он говорит: "Для всякого разумного творения считаю я более пристойным не предаваться с преизлишком наслаждениям и не злоупотреблять законным позволением, но как можно скорее ограничить себя в этом? В противном случае, когда напоследок силы ослабеют, вожделения угаснут и само по себе наступит старческое умиротворение, преуспеяние в целомудрии будет приписано не стараниям, а лишь наступающей в старости необходимости? Борец не может хвалиться победой и тем, что не пал, если не имел с кем бороться. Но честь аскету, если во цвете молодости, в пламени похотей, в огне страстей его разум одерживает победу над пожеланиями и подавляет в себе сильное стремление к брачной жизни, хотя оно и законно, подтверждая тем самым, что имеет он над собой совершенную власть" [47].
Следовательно, причина, побудившая преп. Нила оставить мир и людей, чисто аскетическая, то есть речь идет о сильном желании стяжать вечные блага благодаря самоотречению в период расцвета телесных сил.
В каком году преп. Нил оставил мир и принял монашество, мы не можем точно определить, однако имеются данные, позволяющие вычислить это приблизительно.
С одной стороны, то обстоятельство, что он уже был женат и имел двух сыновей, а с другой его собственное признание, что оставил он мир "во цвете молодости, в пламени похотей, в огне страстей", дали повод Фесслеру, Швитцу, Дегенхарту и другим сделать предположение, что преп. Нил оставил мир в возрасте примерно 40 лет, то есть около 390 года [48], так как в качестве года рождения мы взяли 350 год [49].
Образ его жительства на Синае мы можем вывести из "Narrationеs" [50], где он подробно и с любовью описывает подвиги и добродетельную жизнь синайских монахов. Из его повествования нам становится ясно, что синайские монахи жили или в отдельных келиях, или же в землянках и пещерах. Келии у них были удалены одна от другой примерно на 20 стадий [51]. Эта удаленность келий была следствием не ненависти к людям, а лишь желания в полном безмолвии беседовать с Богом, так как шум окружения отвлекает мысли от необходимого напряженного внимания.
В воскресные же дни монахи собирались в церковь, где соборно возносили молитвы, причащались святых таин и проводили время во взаимных беседах и чтении, а также укреплялись нравственными поучениями более опытных монахов.
Старейшие аскеты излагали поучения, как избежать славолюбия и гордости, которые в пустынной жизни являются "подводными камнями, лежащими близ пристани".
Во взаимоотношениях монахов царила совершенная любовь. Каждый из них старался доставить другому все потребное. Купли и продажи они не знали, ибо не было у них в употреблении "златниц кесаревых", но обменивались овощами и фруктами, взаимно уделяя один другому со всякой щедростью от того, кто что имел.
Пища синайских монахов была весьма скудной: обычно ее составляли овощи и фрукты, хлеб же был исключением, так как лишь малое число монахов с великим трудом обрабатывали неплодородную землю.
Одни из монахов принимали пищу через день, другие два раза в неделю, а третьи лишь в воскресные дни.
Вообще монахи, дабы не "терять много времени на служение плоти", мало заботились о пище, а по большей мере "чистым умом трезво служили Богу, не обременяя мысли насыщением тела и не угождая сластолюбию чрева".
Таким было на Синае и жительство преп. Нила, который, оставив "родину, друзей и имение" и став пустынником, проводил жизнь, исполненную мучительных трудов и подвигов.
"Долгое время, говорит он, эта пустыня давала мне возможность приятно проводить жизнь, наслаждаясь великим безмолвием и при благоприятном ветре направляться к цели".
Однако этой мирной жизни суждено было прерваться: преп. Нила постигло весьма тяжкое искушение.
Однажды в воскресное утро все монахи, а вместе с ними и преп. Нил со своим сыном Феодулом, по обычаю собрались в церковь на богослужение. Но как только совершили они богослужение, вдруг, подобно вихрю, напали на них варвары. Ворвались они, "как бешеные псы", и сначала бросились расхищать сухие фрукты, приготовленные монахами на зиму, а затем вывели монахов из церкви и начали рубить их саблями. Первым пронзили они саблями "иерея святого места", потом "бывшего с ним старца" и наконец прислуживавшего им отрока.
После этого одну часть монахов варвары пленили, а других заставили бежать, "подавая знак руками". Среди последних был и преп. Нил, тогда как его сын Феодул оказался среди пленников.
Трогательно описывает преп. Нил свое расставание с сыном. Привязанный к сыну нежной любовью, он и не помышлял о собственном спасении и не имел сил удалиться, но "молча" оставался на месте. Побуждаемый же сыном, подававшим ему знаки глазами, он после всех двинулся с места и пошел вслед за оставшимися монахами, направлявшимися в гору. "Ноги мои, говорит преп. Нил, двигались вперед за ними, не знаю, как следовало за ними тело, но сердце не хотело идти и принуждало меня часто оборачиваться к сыну. Так, следуя за идущими впереди, пришел я на гору и с высоты смотрел, как уводят моего несчастного сына и как он украдкой? бросает на меня свой взор". После того как варвары удалились, преп. Нил вместе с оставшимися монахами сходит ночью с горы и предает земле тела святых мучеников, а затем в поисках сына уходит в Фаран. Здесь он получает первые известия об участи своего сына: один юноша, бежавший из варварского плена, пришел в Фаран и рассказал преп. Нилу, что варвары решили его и Феодула принести на следующий день утром в жертву утренней заре. С этим намерением они уже сделали жертвенник и наложили дров, ничего не сказав осужденным. Бежавший же, узнав от одного из пленников, понимавшего варварский язык, об их намерении, немедленно сообщил об этом Феодулу, убеждая его бежать вместе. Однако Феодул отклонил предложение юноши, сказав, "что от воли Божией, какой бы они ни была, убежать невозможно, хотя бы и удалился ты в самую неприступную крепость". Таким образом, обреченный на смерть Феодул остался, тогда как поведавший обо всем этом юноша, воспользовавшись ночным мраком, убежал. Весть о страшной опасности, грозящей Феодулу, усугубила скорбь преп. Нила, и он, потеряв самообладание, готов был впасть в полное отчаяние. Однако его ободрило поведение одной женщины, удрученной не меньше преп. Нила, ибо она получила известие о смерти сына, убитого теми же варварами. И все-таки это горе не лишило ее мужества. Напротив, узнав о том, что ее сын убит и что он отважно сражался с кровожадными злодеями, она облеклась в белую одежду и с веселым выражением лица принесла Богу молитвы благодарения за то, что удостоил Он принять в Свои руки чистую душу ее сына Женщина эта проявила великую силу духа, утвержденную на живой вере в Бога и на безграничной преданности Божию Промыслу.
Настроение благочестивой женщины передалось и преп. Нилу, так что "почувствовал он стыд за толикое малодушие, которому поддался, печалясь о своем сыне".
И с того момента он уже мужественно переносит это искушение, весь предавшись воле Божией; он как бы забывает о своем нечастье и вместе с другими монахами уходит предать земле братию, убиенную теми же варварами в окрестностях Фарана. Между тем насельники Фарана после этого нападения направили к варварскому царю двух посланников с жалобой. Когда же преп. Нил, воздав последний долг умершим братьям, пришел в Фаран, посланники уже возвратились от варварского царя, неся с собой письменные обещания о мире и приглашение, чтобы пришли к царю все потерпевшие и те, чьи родственники были уведены в рабство. При этом царь обещал, что виновных он накажет, а награбленное имение возвратит. Услышав от гонцов такие благоприятные вести, фаранцы направили новое посольство, снабдив его богатыми дарами для царя. Среди посланных был и преп. Нил.
До того места, где жил царь Аммон, нужно было 12 дней идти по безводной пустыне. Когда все запасы взятой с собой воды истощились, члены посольства, измученные сильной жаждой, на восьмой день своего путешествия разошлись в разных направлениях в поисках источника воды. Преп. Нил, отделившись от остальных, поднялся на один холмик и заметил невдалеке ручей, вокруг которого расположился станом большой отряд варваров.
Те, как только заметили приближавшегося к ним преп. Нила, набросились на него, схватили, "связали и увлекли с собой. Нил спокойно предал себя варварам". "Я, говорит он, которого вязали, рвали, тащили, не обращал на это внимания и, будучи мучим, не знал, что со мной делают; весь мой разум был занят мыслью о поисках сына? Либо найду я его у них и тогда охотно останусь с ним в рабстве, дабы насладиться мне его лицезрением, либо буду убит, и это послужит концом моих бедствий". Между тем пока внимание варваров было поглощено преп. Нилом, на холме появилось вооруженное посольство; его неожиданное появление так поразило варваров, что они, объятые страхом, убежали, оставив на месте своей стоянки преп. Нила и большое количество награбленной добычи. Отдохнув у источника и утолив жажду, посланники на следующий день продолжили свой путь и через четыре дня благополучно прибыли к варварскому царю.
Здесь преп. Нила "клятвенно" уверили, что его сын не погиб и что он продан кому-то в Элузе.
Преп. Нил немедленно с двумя проводниками отправляется в Элузу. Еще на пути встречает он одного юношу, сообщающего ему радостную весть, что его сын Феодул действительно жив и что все у него очень хорошо, потому что его купил один священник. Прибыв в Элузу, преп. Нил идет сперва в храм Божий, чтобы вознести Богу благодарственную молитву, а затем направляется к епископу, где и происходит его трогательная встреча с любимым сыном. После немых объятий и слез радости Феодул поведал историю своего спасения. Из нее мы узнаем, что варвары не принесли жертву утренней заре только потому, что проспали назначенное для того время; потом продали его одному крестьянину в Субаите, а тот Элузскому епископу. Выслушав рассказ сына, преп. Нил признался ему, что во время своей скорби дал обет Богу: если его сын останется в живых, то он будет проводить еще более воздержную и строгую жизнь. В ответ на это Феодул воскликнул, что и он весьма охотно будет участвовать в исполнении этого обета и подвизаться вкупе с ним, ибо считает себя преизобильно исполненным милостью Божией. Элузский епископ не препятствовал им в исполнении их намерения и великодушно их отпустил, предварительно рукоположив их в священники в качестве награды за их труды и подвиги.
Приняв благословение от епископа, отец и сын возвращаются на Синай, где проводят время в трудах и подвигах до конца своей жизни. О годе кончины преп. Нила мы не располагаем точными данными, но можем предположить, что преп. Нил умер около 430 года [52], то есть в эпоху, предшествовавшую III Вселенскому Собору, потому что в своих произведениях он недвусмысленно осуждает уже появившиеся к тому времени несторианские заблуждения [53]. Память преп. Нила в Православной Церкви прославляется 12 ноября, а в Римско-Католической 12 января.
В Цареградском синаксаре, в месяцесловах, а также у Никифора Каллиста мы находим свидетельство о том, что в правление императора Юстина II (565578) мощи преп. Нила и других синайских аскетов перенесены в Царьград и положены под жертвенником храма святых апостолов Петра и Павла.
Глава 2. Богословско-аскетические произведения преподобного Нила Синайского
Преп. Нил оставил после себя большое количество письменных трудов, свидетельствующее о его исключительных писательских способностях и о богатом личном духовном опыте.
Св. патриарх Фотий (вторая половина IX века) в своем труде под названием "Библиотека" дает богословским трудам преп. Нила краткую, но весьма похвальную оценку, говоря об их совершенстве [55].
И действительно, сочинения преп. Нила отличаются чистотой и пластичностью языка, правильным и живым слогом и ясностью мысли. Они проникнуты пламенной верой в Бога и преданностью святой Церкви.
По форме изложения сочинения преп. Нила подразделяются на трактаты, повествования, изречения и письма.
Что касается их содержания, то, хотя мы и находим у преп. Нила экзегетические и догматические места, все-таки характер его произведений по преимуществу морально-аскетический: предметом постоянных размышлений и поучений преп. Нила является духовная жизнь вообще, а в частности монашество, которое является лучшим путем к осуществлению христианских идеалов.
При обзоре трудов преп. Нила, для большей простоты и наглядности, мы, по примеру Фесслера, Дегенхарта, Барденхевера и др., разделим его сочинения на следующие группы:
1) сочинения о христианских добродетелях и пороках;
2) сочинения о монашеской жизни;
3) письма;
4) изречения;
5) утраченные и неаутентичные сочинения.
Переходим к обзору произведений из первой группы.
I. Произведения о христианских добродетелях и пороках
1. К Агафию [56]
Во введении преп. Нил сам рассказывает о причине, побудившей его приступить к написанию этого труда. Дело обстояло так: когда однажды в раздумьях он прогуливался за городом "среди красоты перелесков, при пении птиц и тихом веянии чистого ветерка", к нему приблизился некий инок по имени Агафий и рассказал ему об одной благочестивой женщине, Перистерии [57], жизнь которой была подлинным примером христианской добродетели. Воздержание, любовь к нищим, постоянное пребывание в молитве и в чтении слова Божия, соучастие в любом горе ближнего, забота о монахах и их защита вот черты, которыми монах Агафий охарактеризовал Перистерию. Женщина, обладающая такими добродетелями, удивила преп. Нила, и он, вдохновленный повествованием Агафия, решил оставить уже начатую работу над Псалмами и приступить к этой, которая сможет принести большую пользу, "отвращая людей от жизни в роскоши и утверждая их в рассудительности".
Этот трактат, состоящий из 12 отделов, по содержанию можно подразделить на три части.
В первой части говорится об обязанностях и добродетелях человека по отношению к самому себе. Здесь преп. Нил подробно рассуждает о воздержании как "начале и основе всех добродетелей", затем предупреждает об опасности тщеславия и убеждает "избирать добро не ради человеческой славы, а ради воздаяния от Бога", ибо "людская похвала своей приятностью собственно истребляет то, что заслуживало награду". И как средство в борьбе с "суетными помыслами" он рекомендует молитву и чтение Священного Писания, так как они "возносят наш взгляд горе" и "предлагают такое наслаждение, какое ощущают серафимы, непрестанно окружающие престол Божий".
Во второй части преп. Нил говорит об отношении человека к ближнему. Здесь человек рассматривается как "существо общественное". Подобно тому "как в нашем теле каждый орган заботится не только о самом себе, но, по естественному закону, разделяя общий труд, органы обслуживают друг друга, так и каждый из нас недостаточен сам для себя, но во всем чувствует потребность в других". Отсюда проистекают и обязанности человека по отношению к ближнему. Милосердие и сострадание к ближнему суть главные добродетели, уготовляющие человеку "великую сокровищницу нетленного богатства". Однако большим препятствием на пути добродетели становится стремление к земным благам и сопряженная с ним надменность, совращающая человека с пути добродетелей и обращающая его помыслы к "скоротечным усладам".
В желании отвратить людей от пристрастий к земным благам и пробудить в них любовь к милосердию и состраданию преп. Нил в целых трех главах описывает жалкую участь евангельского богача (Лк.16:19), не оказавшего милости страждущему Лазарю.
Равным образом осуждает он и таких людей, которые, охраняя богатство, оправдывают свой поступок тем, что их сбережения необходимы им для обеспечения детей и внуков. Такую заботу родителей он называет суетной, потому что оставленное имение ни в коем случае не является абсолютно надежным. "Сколько имеется примеров, пишет преп. Нил, что дети, получающие от родителей огромное имение, доходят до крайнего оскудения"; и наоборот, "дети нищих родителей настолько обогащаются, что вызывают зависть алчных людей". "Если же постоянство оставляемого детям ненадежно, а польза добродетелей всеми признана, почему тогда не предпочитают известное неизвестному?"
Земные заботы о детях и родственниках преп. Нил считает "оскорбительными для Бога", ибо "сей якобы заботливостью о детях" мы присваиваем себе дело Божие, устраивающее жизнь каждого человека так, как для него полезно.
В третьей части преп. Нил говорит о духовной брани и искушениях, безусловно связанных с добродетельной жизнью; при этом виновником всех искушений он считает диавола, "ненавидящего всякое добро". Ведь диавол нападает на всех святых, так как нельзя угождать Богу, не вызывая зависти змия, ненавидящего преуспевающих в той чести, с которой он свержен за гордость. Но все эти испытания "не только не причиняют ущерба, но более того: они приносят большую пользу", так как "благоухание добродетели тогда приумножается, когда оно сопровождаемо множеством искушений".
Далее преп. Нил советует, следуя примеру великого страдальца Иова, переносить всякую скорбь терпеливо и без ропота, ибо "Управитель нашей жизни не позволяет беде и брани превысить силу борца. Если же иногда и это попускает, то творит великое чудо, Сам восполняя недостаток немощного естества вспомоществованием Своей благодати". Мысль о Божием Промысле преп. Нил иллюстрирует целым рядом примеров из Священного Писания. Он напоминает о Сарре, спасшейся с Божией помощью от поругания со стороны развратного царя; о Давиде, которого много раз пленял кровожадный Саул, но который все-таки всякий раз ускользал невредимым; о Сампсоне, Езекии, Елисее, трех отроках и т.д. В завершение этого обширного трактата преп. Нил повествует о великой славе, уготованной тем, которые охотно раздают милостыню и мужественно переносят связанные с этим подвигом искушения.
Преп. Анастасий Синаит (VII век) в своих "Quaestiones" приводит из этого трактата три больших цитаты [58], приписывая их монаху Нилу. Однако в XVII веке S. Tillemont (Тильмон) первым сделал предположение, что автором трактата, адресованного Агафию, по-видимому, был какой-то другой монах Нил, так как стиль этого сочинения "менее отточен" и мысли не столь "превосходны", как у Нила-аскета [59]. Из новых исследователей с мнением Тильмона согласились К. Хойсси [60] и О. Барденхевер [61]. Более подробно об этом говорит К. Хойсси. По его мнению, "автор трактата "Peristeria" никак не может быть идентичным с автором писем Нила, потому что в трактате, если сравнить его со сборником писем Нила, налицо характерные отличия" [62]. Последние, в основном, сводятся к следующему:
а) автор трактата в своем введении удивляется такой добродетельной женщине, какой была Перистерия. Но такого удивления не могло бы быть у автора писем, которому были известны многие монахи и монахини, проводящие жизнь в аскезе;
б) в трактате монашество поставлено на последнее место и отсутствует какое бы то ни было свойственное монашеству учение о бесах, тогда как в письмах монашеству и демонологии уделяется главное внимание;
и, наконец,
в) форма и стиль трактата отличаются от формы и стиля писем.
Тем не менее мы, внимательно изучив трактат, решаемся опровергнуть мнение К. Хойсси, считая его аргументацию весьма неубедительной, а в отдельных местах к тому же и неточной.
Для наглядности ответим на доводы Хойсси отдельно по каждому пункту.
А. Удивление, высказанное в трактате, относительно того, что существуют люди, проводящую благочестивую, исполненную добродетелей жизнь, относится не к монахам и монахиням, а к Перистерии, то есть к женщине, живущей в миру, где такая добродетельная жизнь, несомненно, была исключением. С другой стороны, заслуживает внимания замечание Дегенхарта, что удивление автора можно понимать как "простую риторическую фигуру", использованную преп. Нилом, дабы выразить похвалу благочестивой и добродетельной Перистерии.
Б. Темой трактата являются общие проблемы аскетической жизни мирян. Повествуя о милостыне, завещаниях и о наградах за благодеяния, преп. Нил стремился пробудить у читателя желание проводить истинно христианскую жизнь, которой отличалась Перистерия. В трактате мы не находим ни одного места, которое умаляло бы значение монашества или же его "оттесняло на последнее место". Преп. Нил не касается вопроса о монашестве, потому что это произведение предназначено для мирян, которые, по примеру Перистерии, должны были в миру искать путь ко спасению. Замечание же Хойсси о том, что в трактате отсутствует демонология, являющаяся характерной особенностью сочинений о монашестве, утрачивает после прочтения 2, 3 и 4-й глав X отдела все основания, так как в этих главах речь идет о лукавстве диавола, "виновника всякого зла".
В. Что касается внешней формы и стиля, то различия, существующее между трактатом и письмами преп. Нила, кажется нам вполне естественными, потому что стиль всегда соответствует предмету повествования. Темами писем, адресованных разным лицам, всегда становятся случайные вопросы, которые не находят в них столь широкого и полного освещения, как в трактате, где мысли высказываются более последовательно, обретая размах и цельность. К тому же, упомянутое К. Хойсси различие в стиле можно в то же время объяснить и тем, что преп. Нил написал трактат в молодости, тогда как письма относятся к гораздо более позднему времени его жизни. Таким образом, аргументация К. Хойсси недостаточна для того, чтобы опровергнуть авторство преп. Нила, и потому мы считаем, вместе с Ceillier-ом, Дегенхартом и др., что трактат "Peristeria" принадлежит перу преп. Нила.
2. Слово о молитве [63]
Это сочинение состоит из предисловия и 153 небольших глав. Из предисловия видно, что преп. Нил написал его по просьбе одного друга, неоднократно утешавшего и приободрявшего его в скорбях и, по всей видимости, бывшего наместником некоего монастыря, так как преп. Нил в конце предисловия обращается к нему со своим желанием "попросить братию", чтобы она помолилась о нем, "немощном". Ф. Дегенхарт утверждает, что это был игумен Аффоний, который, будучи другом преп. Нила, часто с ним переписывался [64]. Все предисловие заключает в себе истолкование числа 153, которое преп. Нил взял из евангельского повествования (Ин.21:11). Сложное и неясное символическое объяснение цифр 100, 28 и 25 напоминает предложенное Пифагором учение о числах, с которым, по-видимому, преп. Нил был хорошо знаком.
Что же касается самого трактата о молитве, то он является одним из лучших аскетических трудов преп. Нила. В этих кратких главах он выразил свой богатый личный духовный опыт и глубокое понимание тайны человеческой души.
Исходя из того, что молитва это "беседа ума с Богом", преп. Нил обращается с поучениями к монахам, где объясняет то душевное состояние, в котором находится молящийся. Каждый, кто хочет молиться Богу, должен, в первую очередь, освободиться от страстных помыслов, печали и злопамятства, ибо "злопамятство сгущает тьму в уме молящегося и омрачает его молитву".
В молитве надобно просить у Бога "доброго и полезного душам нашим", а не того, чтобы исполнилось нечто нам приятное: должно молиться об очищении от страстей и об избавлении от всякого искушения. Подражая ангелам, нужно молиться не о себе, а о других. Затем преп. Нил достаточно подробно говорит и о борьбе с бесами, которую подобает выдержать каждому молящемуся, ибо "демоны завидуют молящемуся и всеми средствами пытаются воспрепятствовать человеку в исполнении его благого намерения, прельщая его и воздействуя на его ум".
Обращая внимание на то, что, молясь, нужно хранить себя от всякого рода прелести, преп. Нил предупреждает: важно не сколько молитв, а как молишься, припоминая евангельскую заповедь: "молящеся же, не лишше глаголите" (Мф.6:7).
В последних главах преп. Нил говорит о молитве как о "самой божественной из всех добродетелей". Она приносит радость, превысшую всякой иной радости.
Вопрос об аутентичности этого сочинения отпадает, ибо сам преп. Нил в своем произведении "О различных лукавых помыслах" [65] говорит о своем трактате "О молитве". Помимо этого, мы имеем весьма древнее свидетельство в "Apophthegmata Patrum" ("Патерик"), где из этого трактата приведены 8 цитат с именем преп. Нила [66]. Точно также и свт. Фотий в своей "Библиотеке" [67] говорит, что преп. Нил написал трактат "О молитве", состоящий из 153 глав.
Между тем К. Хойсси высказал мнение, что трактат "О молитве" в той форме, в какой мы его имеем, составил позднейший редактор, так как в Cod. Berol. 1487 s.15 нет предисловия, а в других рукописях находится разное число глав (а именно: 150 и 166) [68].
Однако аргументация Хойсси малоубедительна, так как обнаруживаемые нами расхождения в рукописях легко объясняются волей переписчика, который, руководствуясь своей собственной целью, мог опустить предисловие и некоторые главы, а равно и добавить отдельные цитаты из других мест. Поэтому сомнения Хойсси касательно происхождения предисловия выглядят малообоснованными [69].
Доказательством того, что данный трактат еще в древности пользовался большим уважением, служит сочинение "Пандект Священного Писания", принадлежащее Антиоху, монаху Палестинской лавры преп. Саввы (начало VII века), в котором, как доказал Хайдахер, находится много глав, дословно переписанных из трактата преп. Нила "О молитве" [70].
3. О восьми лукавых духах (порочных страстях) [71]
Этот трактат, состоящий из 19 глав, предназначен, в основном, для монахов. В нем преп. Нил дает им весьма полезные советы и наставления для духовной жизни, излагая свои мысли стилем, напоминающим книгу Притчей Соломоновых. Используя яркие и весьма четкие сравнения и антитезы, он рассуждает о главных страстях, подробно описывает особенности каждой в отдельности, указывает на их пагубные плоды и дает мудрые советы, как и какими средствами надобно с ними бороться, противопоставляя каждому пороку противостоящую ему добродетель. Начинает он свой трактат с описания воздержания, хваля его как начало добродетельной жизни. Затем он переходит к описанию восьми главных грехов, с которыми человеку надлежит вести решительную борьбу. Грехи суть следующие:
1) неумеренность в пищи и питии (чревоугодие);
2) блуд;
3) сребролюбие;
4) гнев;
5) печаль;
6) уныние (подавленность духа);
7) тщеславие;
8) гордость.
Этот восьмичленный перечень восьми главных страстей был широко распространен в ранней аскетической литературе [72] и стал предтечей учения о семи смертных грехах [73]. Однако первым по времени аскетическим писателем, в сочинениях которого точно и определенно излагается учение о восьми страстях, был Евагрий Понтийский (скончался ок. 400 г.) [74]. Его перечень главных грехов несколько отличается от перечней преп. Нила и преп. Иоанна Кассиана [75]. А именно: у Евагрия печаль стоит на четвертом месте, а гнев на пятом, тогда как у преп. Нила и у преп. Иоанна Кассиана, наоборот, на четвертом месте стоит гнев, а на пятом печаль. Цеклер, посвятивший вопросу о восьмеричной схеме грехов отдельную работу, считает, что трактат преп. Нила о восьми страстях трудно обособить от сочинения Евагрия Понтийского [76]. Это мнение имело бы основание, если бы творцом восьмеричной схемы был Евагрий, однако появление этой схемы плод совместных усилий начальников египетского монашества, а Евагрию, с одной стороны, и преп. Нилу, с другой, принадлежит лишь письменная обработка этого учения. Сравнив сочинения Евагрия и преп. Нила, мы увидим, что они рассматривают одни и те же грехи в том же самом числе, однако все прочее, включая и порядок перечисления грехов, у них различно.
Это дает нам повод примкнуть к мнению Дегенхарта о том, что трактат преп. Нила "О восьми лукавых духах" писался независимо от сочинения Евагрия [77].
4. О различных лукавых помыслах [78]
Этот трактат, состоящий из 27 глав, посвящен детальному рассмотрению диавольских козней (лукавых сплетений) и тех средств, которые бесы используют в борьбе с человеком. Автор описывает здесь разные виды искушений и мотивов ко злу, опирающихся на три главные людских страсти: на сластолюбие, на сребролюбие и на славолюбие (1-я глава).
Описывая до мельчайших подробностей все способы, которыми скверные помыслы овладевают человеком, автор учит о том, как и какими средствами нужно бороться с разного рода искушениями.
Аутентичность этого труда до недавнего времени не оспаривалась, так как, по устоявшемуся мнению, в конце данного трактата находится ссылка автора на трактат "О молитве" [79], который, как мы видели, написал преп. Нил. Однако в новейшее время Дегенхарт и Хойсси обнаружили, что некоторые главы сочинения "Capita practica ad Anatolium", написанного Евагрием Понтийским, дословно совпадают с отдельными местами данного трактата [80]. Упомянутые исследователи, пытаясь объяснить сходство этих мест, приходят к абсолютно разным выводам. К. Хойсси полагает, что спорные главы принадлежат Евагрию, а сочинение "О различных лукавых помыслах" считает "вторичным и весьма сомнительным". Это мнение на первый взгляд кажется вполне логичным: ведь поскольку Евагрий старше преп. Нила, то, разумеется, он не мог их позаимствовать у последнего, и потому сродные главы в трактате преп. Нила принадлежат Евагрию. Однако после тщательного исследования текста трактата преп. Нила мы присоединяемся ко мнению, ранее высказанному Дегенхартом: все указанные схожие места в трактате преп. Нила органически связаны с текстом трактата и не могут, вопреки мнению К. Хойсси, быть изъяты из текста без нарушения его единства, тогда как у Евагрия Понтийского те же самые места можно без труда опустить.
Это становится наиболее очевидным при истолковании того фрагмента [81], который относится к трактату "Слово о молитве". В тексте Евагрия это место непонятно, потому что у Евагрия нет подобного трактата, тогда как в трактате преп. Нила оно уместно, ибо имеет прямую связь с известным нам уже сочинением этого же автора трактатом "О молитве". Сходство отдельных мест в трудах преп. Нила и Евагрия Дегенхарт объясняет позднейшей интерполяцией. А именно: когда на V Вселенском Соборе (553 год) некоторые сочинения Евагрия Понтика были осуждены, его почитатели, с целью сохранения чтимых ими трудов Евагрия, начали распространять последние под славным именем преп. Нила. А впоследствии переписчики смешали отдельные места этих двух писателей.
Этим и можно объяснить присутствие в трудах Евагрия целых отрывков, взятых из трудов преп. Нила.
5. Слово на евангельское изречение: Иже имать влагалище, да возмет, такожде и мех: а иже не имать, да продаст ризу свою и купит нож (Лк.22:36) [82]
Этот трактат, состоящий из 10 глав, посвящен глубоко аллегорическому истолкованию евангельского текста: Теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч (Лк.22:36). Под одеждой преп. Нил подразумевает добродетель, и прежде всего кротость и смирение, а под мечом изучение слова Божия, которое является мощным оружием в борьбе с врагами Христовой веры. Дегенхарт относит время написания этого произведения к периоду, предшествовавшему пострижению преп. Нила в монашество, потому что в самом трактате нигде не говорится ни о монашестве, ни о монахах [83].
II. Трактаты о монашеской жизни
1. "Сказания об избиении монахов на горе Синайской и о пленении Феодула, сына Нилова" [84]
Это произведение состоит из семи сказаний. Оно не исчерпывается рассказом о гибели синайских монахов и отведении в рабство Феодула, сына преп. Нила. В нем мы находим и интересные живые картины, связанные с описанием монашеской жизни на Синае, а также подробные рассуждения о Божественном Промысле. Это произведение особенно интересно для нас потому, что в нем сам автор от первого лица пересказывает историю своей жизни.
Рассказ начинается с описания того, как преп. Нил, потерявший после нападения варваров своего сына Феодула, пришел, оплакивая свою участь, в синайский Фаран. Его отчаяние и скорбь привлекли внимание некоторых аскетов, которые, желая утешить старца, начали с состраданием расспрашивать его о причинах его горя. Отвечая на их расспросы, автор излагает им историю своей жизни. Из нее мы узнаем, как он, гонимый неодолимым желанием нести бремя аскезы, оставил, с согласия своей жены, счастливую супружескую жизнь и вместе со старшим сыном Феодулом ушел на Синай, будучи "вдохновлен мыслью о тишине и уединенном подвижническом жительстве". Здесь прожил он долгое время, "наслаждаясь великим безмолвием". Но на их обитель напали варвары, которые увели с собой, вместе с другими монахами, и его любимого сына. Не имея сведений о его судьбе, терзаемый отеческой любовью старец впал в глубокое отчаяние, предаваясь тяжелым думам о возможной участи Феодула.
Затем рассказчик в той же самой беседе с упомянутыми аскетами переходит к описанию жизни варваров, совершивших нападение на синайских монахов. Это кочевники, живущие охотой и промышляющие грабежом. Их религия заключается в почитании утренней звезды ("люцифера"), которой они приносят в жертву, прежде всего, красивых юношей, попавших к ним в плен. А если таких нет, то в жертву приносится белый верблюд без каких-либо изъянов. Жертвенное животное ставится на колени. После троекратного обхода вокруг жертвы, сопровождаемого торжественными песнопениями в честь утренней звезды, начальник церемонии наносит жертве первый удар, который в то же время является знаком и для прочих участников. Последние немедленно набрасываются на жертву и мечами разрубают ее на части. Весьма красноречиво, хотя местами и преувеличенно, описывается кровожадность, с которой толпа устремляется на жертвенное животное, желая получить часть от него. Затем рассказчик переходит к повествованию о жительстве синайских монахов, выразительно представляя их благочестивую жизнь и великие аскетические подвиги. Далее он подробно рассказывает о варварском нападении на Синай, о пленении Феодула, о его тяжкой участи и, наконец, о его спасении и возвращении на Синай вместе с отцом.
Это произведение служит единственным источником сведений о жизни преп. Нила. Традиционное жизнеописание преп. Нила основывается главным образом именно на "Narrationes". Аутентичность этого сочинения до недавнего времени не оспаривалась. Однако в новейшее время К. Хойсси попытался опровергнуть автобиографическое значение "Narrationes", рассматривая это произведение как написанное в V веке неизвестным автором под влиянием греческого романа [85]. Сходство "Narrationes" с греческими романами дало повод К. Хойсси "в известной мере" скептически относиться к исторической ценности этих повествований". Его мнение во многом склонны принять О. Барденхевер и П. Кэрэ, поскольку и они считают, что именование "Синайский", усваиваемое преп. Нилу, неточно [86].
Аргументация К. Хойсси, направленная в основом против работы Ф. Дегенхарта, подвергнута последним детальному рассмотрению.
Следуя принципу, согласно которому народные романы служат поэтическим выражением событий в жизни того или иного народа, Дегенхарт справедливо отмечает, что лишь в том случае можно было бы оставить традицию, признающую историческую достоверность "Narrationes", если бы к тому нас вынуждали события и деяния той эпохи по natura sua (по своей природе) [87]. Однако Хойсси не приводит и не может привести таких доводов. Сходство "Narrationes" с греческими романами объясняется лишь подражанием форме и стилю древних писателей, которые преп. Нилу, как утверждает J. Stiglmayer (Й. Штигльмайер) [88], были хорошо известны. Внешнее же подобие "Narrationes" и греческих романов не дает ни малейшего права отрицать историчность самого повествования и искать, вопреки многовековой традиции, вместо преп. Нила какого-то нового и неизвестного автора V века.
В завершение мы решаемся представить также и результаты собственных тщательных сравнений. Мы обратили внимание на то обстоятельство, что в небольшом сочинении преп. Нила "Похвальное слово Альбиану" [89], аутентичность которого никто не оспаривает, имеется несколько мест, весьма сродных с отдельными повестованиями в "Narrationes". Мы имеем в виду картины жизни синайских монахов в "Narrationes" и описание подвигов Альбиана в "Похвальном слове Альбиану". В обоих произведениях проводятся одни и те же мысли, а именно: попечение о душе, связанное с презрением всего земного, неустанное восхождение к "горней мудрости" и подражание "ангельской жизни". И синайские пустынники, и монах Альбиан довольствуются малым, подражая тем самым жизни ангельской, потому как "неимение никаких нужд свойство лишь существ бесплотных".
И синайские монахи, и Альбиан стремились "угодить Богу", а о плоти заботились лишь настолько, насколько это было необходимо для поддержания телесной жизни. И в "Narrationes", и в "Похвальном слове Альбиану" имеется указание на то, что монахи не знали о "царских монетах".
Эти вышеуказанные присущие обоим произведениям мысли, как и общее родство их стиля и содержания, позволяют нам сделать вывод, что автором "Narrationes" является преп. Нил, потому что оба труда принадлежат перу одного и того же автора, а аутентичность "Похвального слова Альбиану" до сего времени не оспаривалась.
2. "Похвальное слово Альбиану" [90]
Это произведение является кратким, но прекрасно составленным похвальным словом монаху Альбиану, добродетельную жизнь которого автор ставит монахам в пример для подражания. Считая полезными повествования о жительстве и деяниях прославленных подвижников, преп. Нил свежими и живыми тонами изображает жизнь смиренного подвижника Альбиана, в надежде на то, что "по крайней мере, некоторые возлюбят его добродетели и почувствуют в себе любовь к ним", ибо "душа человеческая" по некоему естественному устремлению "предается прекрасному". И действительно, легко и интересно читаются яркие описания подвигов Альбиана, научающие нас "ангельской жизни".
3. "Слово подвижническое" [91]
Этот трактат, состоящий из 75 глав, свидетельствует об огромном аскетическом опыте автора и о его глубоких знаниях Священного Писания, которое он истолковывает, как правило, аллегорически. По содержанию этот трактат можно разделить на три части.
В первой части (гл.120) объясняется возникновение и смысл монашеской жизни "как истинной философии", а вместе с тем описываются и недостатки современного автору монашества.
Вторая часть (гл.2141) излагает учение о наставниках (руководителях) монахов. В ней представлены высокие духовные качества, которыми должен обладать наставник монахов, а также перечисляются его обязанности и подчеркивается трудность его призвания; сверх того, дается совет, что о принятии такого бремени не следует состязаться, ибо "тяжелее всего управлять душами" (гл.27).
Третья часть призывает простых монахов, которым она и посвящена, исполнять свои обязанности, каковы суть: послушание, отречение от земных благ и непрестанная борьба со страстями. В заключение (гл.75) автор напоминает о "вечном благе", ожидающем того, кто украсил свою жизнь делами добродетелей.
Вопрос об аутентичности этого трактата первым поставил Tillemont (Тильмон). Он выдвинул предположение, что "Слово подвижническое" сочинение гораздо более позднего времени, так как трудно отнести то ослабление монашеской жизни, с которым борется автор, к концу IV или началу V веков [92]. Последуя Tillemontу, Schwietz (Швитц) в новейшее время попытался доказать, что в первых главах (а особенно в гл.7) находятся места, представляющие собой позднейшую интерполяцию. Ибо наличие монастыря с высокой организацией собственного хозяйства и послабления в монастырской дисциплине, как это описывается в трактате, "противоречит всем достоверным свидетельствам о восточном монашестве в IV и в начале V веках [93]. Однако эта попытка Швитца, как об этом свидетельствует О. Барденхевер, "не имела успеха" [94].
С мнением Швитца не согласен и Дегенхарт [95], и даже Хойсси [96]. Дегенхарт обращает внимание на то обстоятельство, что недостатки монашеской жизни, описанные в указанном трактате, носят общий характер, ибо корыстолюбие и непостоянство, осуждаемые автором, подвергались нареканиям и во многих письмах преп. Нила. По логике же Швитца, эти места добавлены в более позднее время. Однако для такого предположения нет никаких оснований.
С другой стороны, существование монастыря с высокой организацией собственного хозяйства в эпоху преп. Нила подтверждается и свидетельством Палладия Еленопольского, скончавшегося около 430 года. В своей "Historia Lausaica" Палладий Еленопольский повествует об обителях, в которых могли разместиться по нескольку тысяч монахов [97]. Естественно, что для снабжения продовольствием и для удовлетворения других насущных потребностей столь большого числа людей должна была существовать высокая организация собственного хозяйства. И действительно, у Палладия мы находим свидетельства о том, что в монастырях были свои хлебопекарни, аптеки, библиотеки-читальни и различные сельскохозяйственные орудия.
Таким образом, аргументация Швитца, который покусился доказать, что некоторые главы рассматриваемого нами трактата суть позднейшая интерполяция, не может выдержать критики, и там самым достоверность данного трактата остается бесспорной. К. Хойсси и О. Барденхевер справедливо полагают, что этот труд преп. Нил написал несколько ранее трактата "Слово нестяжательности", так как в первой главе последнего сам преп. Нил говорит, что "недавно" составил "Слово живущим монашеской жизнью", в котором укорял монахов за их пристрастие к обогащению и к наслаждению "земными утехами" [98].
По сей причине мы можем предположить, что "Слово живущим монашеской жизнью" это и есть рассматриваемый нами трактат "Слово подвижническое". Поскольку "Слово живущим монашеской жизнью" написано примерно в 426427 годах [99], то трактат "Слово подвижническое" можно датировать 425 годом.
4. "К досточтимейшей Магне, диаконисе Анкирской, слово нестяжательности" [100]
Этот трактат состоит из 67 небольших глав. Он является продолжением вышеуказанного трактата "Слово подвижническое".
В этом сочинении преп. Нил заповедует монахам прежде всего отречение от всевозможных земных привязанностей (гл.112), а затем излагает свое учение о тройной нищете. Величайшая нищета свойственна лишь малому числу людей, которые нисколько не заботятся о материальных благах, но во всей полноте посвящают себя служению Богу, как это делали и наши прародители в раю до своего грехопадения. Такой нищетой отличаются и святые, которые, будучи свободны от всех телесных забот и жительствуя лишь мыслью о спасении своей души, всецело уповали на Божий Промысл и отреклись от всякого имущества (гл.1321).
Среднюю нищету преп. Нил особенно рекомендует монахам. Она состоит в том, что часть времени уделяется ручному труду с целью приобретения средств, необходимых для удовлетворения первейших телесных потребностей, а остальное время проводится в молитве и чтении слова Божия (гл.2129).
Малая или "малейшая" нищета заключается в полной приверженности ко всему земному.
Тех монахов, которые день и ночь проводят в заботах о плоти, проявляя тем самым склонность к "малейшей нищете", преп. Нил строго порицает и требует от них изменения образа жизни (гл.3041). Затем он с любовью увещевает и ободряет монахов, дабы, последуя примеру святых апостолов, они сами себе зарабатывали на жизнь и не причиняли издержек другим.
Занятие физическим трудом не наносит ущерба монахам в их "попечении о душе", потому что они благоразумно распределяют время, уделяя прежде всего внимание "своему самому главному труду" (гл.42).
Далее преп. Нил учит, как надлежит подражать Богу и как достигается то состояние, о котором говорит апостол Павел, что человек живет "не по плоти а по духу" (Рим.8:9) (гл.4251). Для этого необходимо отвергнуть земные заботы и полностью предаться размышлению о Божественном законе и Его природе (гл.5264).
В конце трактата преп. Нил дополнительно дает еще некоторые советы касательно воздержания, терпения и смирения, предназначенные в первую очередь для новоначальных монахов.
Этот трактат можно считать одним из позднейших трудов преп. Нила, так как время его возникновения датируется 426427 годами. Основанием для этого служит глава 21, в которой говорится об Александре, основателе так называемого "неусыпающего монашества", который, как об этом упоминается в трактате, "недавно" возбудил "царский Константинополь", а деятельность Александра "Акимита" ("бдящего") в Царьграде, как известно, относится к периоду 426427 годов [101].
5. "О том, что проводящие жизнь в безмолвии в пустынях превосходят живущих в городах, даже если многим из несведущих кажется противоположное" [102]
Этот трактат состоит из 27 глав. В нем детально излагаются преимущества анахоретской жизни по сравнению с благочестивой жизнью граждан.
Первым основанием, возвышающим анахоретскую жизнь над жизнью городской, по мнению преп. Нила, является то, что жизнь в пустыне содержит меньше искушений, и потому она безопаснее, чем жизнь среди мирской суеты. Второе основание преп. Нил видит в высоте вечных благ. Ибо добрые дела (добродетели), совершаемые в тайне с единственной целью угодить Богу, приносят их творящему в качестве награды вечные блага.
Весь трактат написан в живом и искреннем тоне. Излагая свою мысль, преп. Нил прибегает к удачным сравнениям, придающим его аргументации яркость и убедительность. Особое же внимание обращает на себя удивительное сравнение анахорета с горлицей, отпускающей своих птенцов на свободу, а людей, живущих в городе, с голубем, который, вскормив своих голубят, отдает их людям на заклание.
Время написания этого трактата неизвестно. Ф. Дегенхарт на основе введения, носящего в некоторых местах следы энергичного и возбужденного тона, заключает, что этот труд преп. Нил написал непосредственно перед поступлением в монастырь. "Может быть, пишет Ф. Дегенхарт, поводом к написанию этого трактата было желание окружающих его людей удержать его от удаления в пустыню и их доводы касательно того, что и в городе можно проводить благочестивую жизнь" [103].
6. "К Евлогию монаху" [104]
Это одно из лучших сочинений преп. Нила. В нем автор раскрывает богатый личный духовный опыт и глубокое познание монашеской жизни. Его живые и красноречивые поучения о духовной брани полезны не только для монахов, но и для мирян. Преп. Нил, как это видно из 1-й главы, был поощряем к написанию этого трактата неким монахом Евлогием, которого он именует "о посвященный в тайны добродетелей Евлогий".
Трактат состоит из 34 глав. В нем преп. Нил рассуждает, прежде всего, о скитской жизни и о сопряженных с ней ежедневных искушениях, затем о добродетели вообще, о долготерпении и о том, что нужно стремиться как к внешнему миру с ближними, так и ко внутреннему миру между телом, духом и душой. В заключение идут рассуждения о различии между "радованием в Господе" и "печалью по Богу", с одной стороны, и греховными радостями и печалями с другой. Помимо сего, преп. Нил дает советы, как нужно переносить находящие на нас скорби и, раскрывая лукавство и притворство демонов в духовной брани, поучает читателя, каким образом надлежит побеждать страсти и как подобает взращивать и возгревать в себе главные добродетели: смирение, самоотверженность (буквально "не-себялюбие"), воздержание и гостеприимство.
Этот трактат, несомненно, написан после долгого пребывания в пустыне, ибо, как верно отмечает Дегенхарт, он показывает, что "автор обладает глубокими знаниями монашеской жизни" [105].
Упоминание о трактате "К Евлогию монаху" мы находим у Никифора Каллиста, который считает его одним из лучших сочинений преп. Нила [106].
7. "Наставление монахам" [107]
Это сочинение представляет собой предназначенное для монахов поучение о духовной жизни. Оно состоит из 33 кратких изречений. Наиболее интересным является изъяснение сущности христианского подвига в борьбе с главными страстями. Здесь преп. Нил коротко, но ясно показывает, какими средствами надлежит истреблять в себе греховные наклонности. С помощью сильных сравнений он указывает на необходимость в духовной брани подвига вообще [108], а особенно поста, молитвы, чтения слова Божия и пения псалмов. Говорит он также о нищете, о терпении, о смирении, о молчании и т.д. То, что преп. Нил является автором этого сочинения, оспорить невозможно, хотя Holstenius (Хольстениус) приписывает его Евагрию Понтику. Ибо, как правильно отмечают Zoeckler (Цеклер) [109] и Дегенхарт [110], в нем сохранилась формула glaitaus преп. Нила, а не формула glatiaus Евагрия.
III. Письма
Письма преп. Нила наиболее полно представлены в издании Leo Allatiusа [112], которое вошло в издание Миня [113]; они подразделяются на 4 книги. Всего имеется 1061 письмо. Значимость этого богатого наследия преп. Нила никто не может поставить под вопрос, ибо, как утверждает автор статьи о преп. Ниле в "A Dictionary of Christian Biography", "нет более богатого источника для иллюстрации жизни того времени, т. е. конца IV века, нежели эта переписка, которую преп. Нил вел со всеми слоями общества, начиная от императора и кончая простыми и неизвестными монахами" [114].
С другой стороны, письма преп. Нила свидетельствуют и об огромном авторитете, которым он пользовался в широких кругах современного ему общества. Поэтому на VII Вселенском Соборе при решении вопроса о почитании икон обе спорящие стороны в своих диспутах искали поддержку в трудах преп. Нила, которого все ценили. Два его письма епарху Олимпиадору [115] и силенциарию Илиодору [116] были прочитаны на четвертом заседании этого Собора (1 октября 787 года) [117].
Но, тем не менее, следует признать, что некоторые письма в той сокращенной форме, в которой они дошли до нас, не могли выйти из-под пера преп. Нила. Некоторые из этих писем состоят лишь из одного предложения с именем прилагательным (или с причастным оборотом) или же являются краткими сентенциями (нравоучениями) или извлечениями из других его писем и сочинений.
Другие письма преп. Нила, вследствие своего сходства с трудами некоторых отцов Церкви, а особенно с трудами святителей Иоанна Златоуста, Василия Великого и Григория Назианзина, дали повод к сомнениям в их аутентичности. Однако параллельные места, встречающиеся как в письмах преп. Нила, так и в трудах других авторов, еще не дают нам права считать сами письма недостоверными. Ведь преп. Нил, когда дело касалось догматических и экзегетических вопросов, в подтверждение своего мнения имел обыкновение приводить места из сочинений святых отцов. Эта его особенность четко прослеживается в письмах диакону Ксенодору [118] и пресвитеру Иерию [119], где преп. Нил, отвечая на вопросы Ксенодора и Иерия, опирается на епископа Цареградского свт. Иоанна Златоуста и приводит его мнение. Эти письма свидетельствуют о том, что преп. Нил стремился к тому, чтобы его наставления основывались на учении Церкви и святых отцов. Посему нередко берет он во внимание труды последних как самый надежный источник церковного учения [120]. Таким образом, параллельные места, цитаты и заимствования из трудов других святых отцов, с которыми мы встречаемся в письмах, не могут служить твердой основой для отвержения их аутентичности.
По своему содержанию письма преп. Нила могут быть подразделены на догматические, экзегетические и нравственно-аскетические.
Догматическими являются письма, направленные против язычников и иудеев, а также и против еретиков вообще, а в частности против гностиков, манихеев, оригентистов, новатиан, ариан или евномиан, македониан и аполлинаристов.
Кроме того, имеются письма, в которых преп. Нил доказывает существование Бога, повествует о Его свойствах, учит о Божественном Промысле, о троичности Лиц Божества, объясняет воплощение Спасителя, излагает учение о вечном девстве Богоматери.
Преп. Нил в письмах учит также и о том, что происхождение зла нужно искать в свободной воле. Говорит он и о первородном грехе, отчасти касается учения о Церкви и о его распространении святыми апостолами. Кроме того, имеются письма, в которых преп. Нил учит о бессмертии души, о воскресении мертвых и о вечном блаженстве.
Находим мы достаточное количество и такой переписки, в которой преп. Нил изъясняет Священное Писание. В одних письмах он толкует его аллегорически, а в других дает буквальную, историческую интерпретацию. Ветхий Завет преп. Нил обычно объясняет аллегорически. Однако он же сам в письме к пресвитеру Максиму обращает внимание на то обстоятельство, что аллегорическое истолкование событий прошлого вызвано потребностями "духовного поучения" и что тем самым он никоим образом не желает умалить их буквального смысла или же "отринуть историю". В некоторых экзегетических письмах мы встречаем этимологические объяснения ветхозаветных личных имен и топонимов.
Последняя группа писем нравственно-аскетическая знаменует собой богатейший и драгоценнейший вклад в древнехристианскую литературу. В этих письмах нашла свое полное отражение вся человеческая жизнь со всеми ее добродетелями и пороками. В них также указывается на то, как надлежит вести борьбу с греховными привычками и достигать духовного совершенства. Письма этой группы весьма полезны не только для монахов, но и для всех христиан.
Прежде всего, в этих письмах преп. Нил поучает нас вере в Бога и Христа Спасителя. Он часто укрепляет нашу надежду на милосердие и благость Божию, а особенно тогда, когда мы каемся в своих грехах, или когда подвергаемся искушению, или же когда нас гнетет та или иная скорбь.
Упование на Бога в письмах преп. Нила сопряжено со страхом пред Богом и с терпением. Преп. Нил неустанно призывает грешника к покаянию, живо рисуя ему силу покаяния. В этих письмах он говорит о грехах вообще и о том, почему Бог их попускает, а также описывает разные виды и состояния порочности. Преп. Нил часто указывает на главные грехи, которые необходимо всегда препобеждать в жизни. Таковы суть: безверие, хула, гордость, славолюбие (тщеславие), объедение (чревоугодие) и блуд, сребролюбие и гнев, печаль (уныние), страх и отчаяние. Наряду с этим он предлагает действенные средства борьбы с ними. В качестве таких средств он особенно отмечает веру во Христа, самоотречение, бдение, смирение, послушание, терпение и пост.
Борьба с грехами и бесами в учении преп. Нила всегда связана с упованием на стяжание вечного блаженства как награды за славную победу над ними, и это является укрепляющим стимулом в жизни.
В письмах указывается и на то, как должно переносить разные искушения. Преп. Нил учит, что разного рода скорби в сей жизни посылаются Богом для нашего спасения, и потому надлежит переносить их не только с терпением и верой, но и с благодарением и духовной радостью.
Для преодоления различных препятствий в духовной жизни преп. Нил неоднократно в своих письмах советует непрестанно пребывать в молитве, в пении псалмов и во внимательном чтении Священного Писания. Кроме того, он часто говорит как о любви к Богу, так и о любви к ближним и даже к врагам. Во многих местах преп. Нил чрезвычайно восхваляет милостыню и девство как плоды любви к людям и к Богу.
Среди писем есть и такие, которые предназначены исключительно для монахов. В них преп. Нил наставляет монахов, ободряет их и исправляет, а иногда и укоряет за скитания и непостоянство.
IV. Сентенции (нравоучительные слова) или изречения
Сентенции преп. Нила это отдельные мысли, в которых ясно и кратко выражены морально-аскетические истины. Их число превышает 200.
1. Сборник, содержащий 99 изречений [121]
В рукописях, как сообщает Suaresius (Суаресиус) [122], этих изречений встречается 135. Последние 36 изречений были опущены, так как они представляли собой буквальные выдержки из других сочинений преп. Нила. Так, изречения 100121 взяты из трактата "De voluntaria paupertate", а 121135 из трактата "De monachorum praestantia". Ф. Дегенхарт полагает [123], что эти нравоучительные слова преп. Нил написал в конце своей жизни, так как они содержат извлечения из трактата "О нестяжательности", а последний, как мы говорили выше, не мог быть написан ранее 427 года.
2. "Поучительные главы" [124]
Это сочинение в издании Миня состоит из 139 изречений, в конце которых добавлено еще 8 нравоучительных слов, взятых из диссертации Суаресиуса. О "Поучительных главах" преп. Нила мы находим свидетельства у святых отцов. Так, преп. Максим Исповедник (582662) буквально цитирует одно изречение, а именно 28-е [125], под именем преп. Нила. Свт. Фотий в своей "Библиотеке" также упоминает об этом сочинении преп. Нила [126]. Говорит о нем и Никифор Каллист [127]. Таким образом, не возникает сомнений в том, что "Поучительные главы" написал преп. Нил.
Однако в новейшее время в связи с этими изречениями возникла трудная проблема их авторства, а особенно авторства гномического алфавита, то есть 24 изречений, с которых в издании Миня и начинаются "Поучительные главы". В некоторых рукописях они обозначены именем Евагрия Понтика. Поэтому ученые новейшего времени [128] склонны считать автором этих изречений Евагрия Понтика. Дегенхарт же защищает авторство преп. Нила, так как "живая форма, отличающаяся от сухой мудрости Евагрия, весьма напоминает стиль трактата преп. Нила "О восьми лукавых духах"". Барденхевер считает, что этот вопрос может быть разрешен лишь после тщательного исследования рукописей и сентенций Евагрия.
V. Утраченные и неаутентиченые сочинения
А. Утраченные сочинения преп. Нила
1. "О печали". В своем письме Полихронию сам преп. Нил говорит, что охотно исполняет его просьбу и высылает ему написанную для него самого и для его благочестивых друзей книгу "О печали" [129]. Это место свидетельствует о впоследствии утерянном сочинении преп. Нила.
Письмо Полихронию Haidacher (Хайдахер) включает в число неаутентичных писем, так как в нем находятся места, буквально заимствованные из предисловия к трактату свт. Иоанна Златоуста "О печали", предназначенного для монаха Деметрия. Но, как мы уже ранее отмечали, преп. Нил часто прибегал к буквальным заимствованиям из трудов святителя. Поэтому встречаемые нами общие им места не дают основания к отрицанию аутентичности письма Полихронию. Может быть Полихроний, как справедливо замечает Дегенхарт, был таким же глубоким почитателем свт. Иоанна Златоуста, как и Ксенодор, которому преп. Нил отвечал на вопросы словами святого Иоанна Златоуста. Преп. Нил поступал с цитатами из свт. Иоанна Златоуста точно так же, как это ныне делают поклонники какого-либо писателя. Свое сопроводительное письмо он написал словами учителя, который был одинаково почитаем и составителем письма, и адресатом [130].
2. Трактат "Против эллинов", о котором свидетельствует Никифор Каллист, по мнению сего последнего следовало бы поставить на первое место [131]. Интересно предположение К. Хойсси, что, возможно, у Никифора Каллиста речь идет лишь о каком-то сборнике писем преп. Нила, имеющих полемический характер [132].
3. Безусловно, перу преп. Нила принадлежит впоследствии утерянный "Комментарий к Песни песней". Об этом нам ясно свидетельствуют Прокопий Газский (VI век) и Михаил Пселл (XI век).
Прокопий Газский в своем труде "Комментарий к Песни песней" [133] 61 раз приводит цитаты с именем преп. Нила. Как само количество указанных мест, так и их объем заставляют нас сделать вывод о том, что Прокопий брал этот материал из утраченного "Комментария к Песни песней", написанного преп. Нилом. В качестве доказательства того, что автором упомянутого комментария является именно преп. Нил Синайский, а не какой-то другой Нил, служит то обстоятельство, что сам преп. Нил в своих письмах истолковывает некоторые стихи из Песни песней точно так же, как это процитировано у Прокопия.
Второе тому доказательство мы находим у Михаила Пселла. Ему принадлежит компилятивный труд "Ерминия" [134], во многих местах которого он приводит истолкование отдельных мест Песни песней. Это совместное изложение толкований трех святых отцов дает основание предположению, как кстати отмечает Барденхевер, что "все три упомянутых святых отца в истолковании Песни песней полностью или во всяком случае по большей части идут одним и тем же путем" [135].
4. Свт. Фотий в своей "Библиотеке" [136] приводит пять фрагментов из проповедей преп. Нила: два больших отрывка из его проповеди на Пасху и три более кратких из проповеди на Вознесение. Все эти отрывки находятся у Миня в 79-м томе, посвященном преп. Нилу [137].
5. У преп. Анастасия Синаита (вторая половина VII века) в его "Вопрошаниях" [138] находится фрагмент, взятый из труда преп. Нила, написанного "Евкарпием монахом". Этот Евкарпий, несомненно, идентичен с Евкарпием, которого преп. Нил упоминает в письме, предназначенном для Пиония, сына Евкарпия. В нем преп. Нил называет Евкарпия "преблаженным" и "своим искренним другом" [139],
Б. Неаутентичные сочинения преп. Нила
1. "Tractatus moralis et multifarius" [140]. Это не что иное, как проповедь, о которой Дегенхарт говорит, что она "по своему языку и стилю настолько отличается от других произведений преп. Нила, что невозможно даже помыслить о его авторстве" [141].
2. "Справочная (настольная) книга стоика Епиктета" [142] представляет собой парафраз языческого произведения. В ней некоторые языческие места были заменены христианскими мыслями и так получилась книга практической мудрости. Несмотря на то, что во многих рукописях этот парафраз приписывают преп. Нилу, ряд ученых (Барденхевер, Дегенхарт, Фесслер и др.) считают его неаутентичным. Подробную аргументацию этого мнения мы находим у Дегенхарта. Переработка языческого произведения сделана, прежде всего, очень грубо и не может относиться ни к одному периоду богословской деятельности преп. Нила. "Если бы, утверждает Дегенхарт, Нил когда бы то ни было в своей ранней молодости написал подобное произведение, то впоследствии наверняка бы его сжег" [143]. Кроме того, сделанные изменения и исправления в корне отличаются от стиля Нила и чужды его языку. Точно также и в содержании имеются места, которые не могут принадлежать перу преп. Нила. Тогда как Епиктет и парафраз повествуют о пользе театра, преп. Нил в своих письмах решительно доказывает его вред для души и предпочитает театру пребывание в церкви или у благочестивых монахов. Такое диаметрально противоположное рассмотрение одного и того же предмета никак не может быть приписано преп. Нилу, который, несомненно, постоянен в своих взглядах. Вероятно, автором этого парафраза был некий поклонник Епиктета; находясь среди монахов, он хотел обратить их внимание на свое произведение. Для этого он и использовал в своем фальсификате глубоко почитаемое и авторитетное имя преп. Нила. Дегенхарт сделал предположение, что автором этого парафраза мог быть монах Komasius, ранее бывший оратором, к которому преп. Нил в своих письмах обращается наиболее решительно, осуждая его приверженность идеям языческих писателей [144].
3. "De vitiis quae opposita sunt virtutibus". Это сочинение малого объема. Оно состоит из четырех глав. У Миня оно находится в качестве добавления к трактату "К монаху Евлогию" [145]. Хотя многие патрологи [146] считают это сочинение оригинальным, нужно все-таки признать, что аргументация Дегенхарта [147] касательно его неаутентичности весьма убедительна. "Этот трактат, пишет Дегенхарт, имеет целью вкратце показать пороки, противные добродетелям. Сочинение подобного рода должно быть извлечением из труда, более подробно рассматривающего данный предмет".
5. "De octo vitiosis cogitationibus" [148]. Среди доводов, приводимых против принадлежности этого сочинения преп. Нилу, особое внимание заслуживает то обстоятельство, что автор, вопреки обыкновению преп. Нила, ни слова не говорит о том, что именно побудило его в третий раз обратиться к одной и той же теме. Кроме того, в нем встречаются цитаты с именем их автора, что также указывает на образ написания, отличающийся от того, каким писал преп. Нил. Наконец, в этом сочинении встречается почетное наименование свт. Григория Назианзина "Богословом", что было усвоено ему лишь на Халкидонском Соборе в 451 году, то есть после преставления преп. Нила.
6. Похвальные стихи об аскетизме. В одних рукописях это произведение приписывается преп. Нилу, а в других оно приводится как сочинение Иоанна Геометра, под именем которого оно находится и у Миня [149].
Язык и стиль этих стихов каридинально отличаются от языка преп. Нила. В этом сравнительно небольшом сочинении, как утверждает Дегенхарт [150], мы наталкиваемся на многие мифологические места, которых нет не только в крупных трактатах преп. Нила, но и в его письмах. Подобный образ написания, сопряженный с суетной ученостью, всецело чужд преп. Нилу, и посему его авторство отвергается.
Глава 3. Нравственно-аскетическое учение преп. Нила Синайского
Из вышеприведенного обзора письменных трудов преп. Нила очевидно, что его теоретические взгляды не нашли своего выражения в законченной системе. Среди произведений преп. Нила нет ни одного труда, в котором систематически и во всей полноте отразилась бы суть его мировоззрения. Для преп. Нила как для истинного аскета-подвижника главными являются не проблемы абстрактных богословских знаний и не философские рассуждения, а практические вопросы, связанные с духовным совершенствованием и спасением человека. Поэтому философские и догматические вопросы лишь частично находят свое отражение в его трудах.
Преп. Нил, как и другие известные аскеты (прпп. Антоний Великий, Макарий Египетский, Исаия Нитрийский, Иоанн Кассиан, Евагрий Понтик и др.), обращает свое внимание не на абстрактное раскрытие Божия бытия, а на условия приближения человека к Богу и усвоения Божией милости, на указание тех Божественных свойств, которые, проникая в сознание человека, оказывают воспитательное действие на его душу, и призывает к подвигу и покаянию как необходимым условиям для принятия Божией благодати. Преп. Нил как опытный учитель подвижнической жизни далек от ложного и надменного убеждения в безграничности человеческого познания, и потому он не стремится к абстрактно-логическому изъяснению догматических понятий. Если в его трактатах и многочисленных письмах и встречаются догматическо-теоретические рассуждения, то они обычно кратки и основываются исключительно на Священном Писании, без углубления в сущность предмета. Такие места отчасти служат лишь отражением той ожесточенной и пламенной борьбы, которую в IV и в начале V века Церковь должна была вести с различными еретическими сектами, посягающими на основы христианского вероучения.
Сила же преп. Нила, заключающаяся в нравственном аспекте, и главное направление, в котором движется его мысль, лежат в области аскетики, то есть практичеcкой нравственной деятельности. Если же он иногда и останавливается на догматических пояснениях, то делает это почти всегда лишь в тех случаях, когда догматы непосредственно соприкасаются с нравственно-практической областью, а именно: при размышлении о деле спасения и искупления человека и о будущем праведном суде. Но слово преп. Нила проявляется в своей силе, свободе и действенности лишь тогда, когда оно касается монашеской жизни, нравственной святости, подвига добродетели, тяжести и разноообразия грехов и искушений. Когда он говорит об этих предметах, тогда мы видим его в любезной для него сфере и замечаем, что высказывает он именно то, что глубоко запало ему в сердце и что он во всей силе прочувствовал, пережил и проверил личным опытом.
Мы попытаемся отобрать тот богатый материал, который преп. Нил предлагает нам в нравственно-аскетической области, и изложить его в следующей системе.
А. Учение о человеке и о цели его земной жизни.
Учение о свободе воли. О Промысле Божием и о благодати. Отношение к богатству, славе, земной мудрости и удовольствиям.
Б. Препятствия на пути к достижению конечной цели.
Учение о грехе. Демонология.
В. Средства к достижению цели.
Учение о добродетели. Монашество.
А. Учение о человеке и о цели его земной жизни
В одном из своим писем преп. Нил называет человека "прекраснейшим творением человеколюбивого Бога" [151].
В чем же собственно состоит преимущество человека перед другими земными созданиями и что возвышает его над всей сотворенной Богом природой?
На этот вопрос сам преп. Нил отвечает во втором письме, адресованном пресвитеру Оливрию. Он, в частности, пишет: "Хотя солнце находится на небе и сияет своими светлыми лучами, оно тем не менее создано для служения людям, сотворено повелением и по закону, а не Божиими руками. И лишь человек это удивительное живое существо сотворен руками Божиими, украшен невещественными (Божественными) перстами, и в него (Бог) вдохнул разумную душу" [152].
Следовательно, по учению преп. Нила, преимущество человека над другими существами заключается прежде всего в самом акте его творения. Тогда как прочая вещественная и живая природа сотворена лишь повелением (заповедью) Творца и по Его закону, в сотворении человека Сам Бог принимает особое и непосредственное участие, украшая его Своими невещественными (букв. "не-телесными") перстами.
С другой стороны, и состав самого естества человека сильно вычленяет его из прочего материального мира.
По своему телу человек принадлежит к миру видимому, тогда как с невидимым, духовным миром он связан "живой и разумной душой" [153], которая есть дыхание Божие и как таковая содержит в себе отблеск Божественного совершенства.
Человеческая душа, нося в себе образ Творца, приближает человека к существам бесплотным и воздвигает его на ступень, на которой он "умален малым чим от ангел" (Пс.8:6). Человек, по учению преп. Нила, занимает исключительное положение: он является носителем двух миров, он "микрокосмос" [154], и как венец всего творения он предназначен к самой полной и совершенной жизни, стоящей ближе всего к жизни Божественной. Человека как носителя "образа и подобия Божия" [155] Бог наделил "исключительной честью" и вверил ему Свои царственные права над видимой природой, где человек "обладает властью над всеми животными".
Превосходство человека над земными творениями, по преп. Нилу, тесно связано с сущностью его естества, подобного естеству Божественному. Тогда как прочие чувственные существа, будучи произведены из земли, только к земле и стремятся, человеку сделано исключение. Он, будучи собственником души, "сего чудного Божия творения", предназначен для того, чтобы духовным взором "устремляться к Своему Творцу" как Источнику своего бытия и жизни и в Нем искать для себя "непрестанного веселия и блаженства". Дабы иметь способность возвыситься и достигнуть "богоподобного" совершенства, человеческая душа наделена особыми силами или качествами, каковы суть разум и свободная воля. Человек как существо разумное познает не только то, что непосредственно воспринимает своими чувствами, но своею мыслью он может вознестись и узреть то, что находится выше и вне чувств, и даже то, что превосходит все его силы. При этом человеческий разум относится к телесным чувствам и полученным через их посредство впечатлениям не как раб, а как подлинный господин.
"Когда ум, говорит преп. Нил, блюдет чувство, ни один член не работает греху". Поэтому человеческий разум в отношении к чувствам является "управителем", он "господин", и благодаря своим способностям возвыситься к Богопознанию он может быть наречен "престолом Божиим".
Вторая, не менее важная особенность человеческой души, на которой зиждется нравственная жизнь и человеческая деятельность, заключается в свободе воли, то есть в способности души в своих поступках, пользуясь полной свободой, избирать путь к тому, что благо и свято. Покоряясь воле Божией, она преуспевает в добродетели и восходит до уподобления Богу (к богоподобию).
Однако человек может выбрать и иной путь, путь злобы и греха, путь противления воле Божией. Эта свойственная людской душе способность выбора между добром и злом, а также ее свободная, не зависимая от внешних мотивов наклонность в ту или другую сторону, нашла свое выражение в учении преп. Нила. "Душа, свидетельствует преп. Нил, отличается свободой воли, потому как может иметь одинаковую склонность и к добру, и к злу" [156].
В другом месте мысль преп. Нила о свободе воли выражена еще яснее: "В нашей воле, пишет он, находится то, облечемся ли мы в светлую брачную одежду или же совлечем и переменим одежды, иногда к лучшему, а иногда и к худшему, и выберем то одну, то другую, потому что человек сотворен свободным" [157]. "Бог мог бы остановить творящих зло и против их воли, говорит преп. Нил, однако Он не останавливает их насильно, дабы не была ограничена человеческая свобода. Следовательно, по собственному желанию и по своей воле человек либо награждается, либо наказывается" [158].
Таким образом, свобода воли делает человека морально ответственным за свои дела перед Богом. Кроме того, в своем учении преп. Нил ясно подчеркивает мысль, что зло есть не что иное, как отступление от Божией воли, и что причина тому лежит в свободной воле, а не в естестве, ибо в противном случае Сам Бог явился бы творцом зла. "Безбожно утверждать, говорит преп. Нил, что зло проистекает из естества; не в естестве оно, а в свободе воли" [159]. В другом письме, объясняя природу греха, преп. Нил, в частности, пишет: "Не подумай, что грех является каким-то живым разумным существом Грех обыкновенно зачинается и утрачивает свое значение в человеческой свободе" [160].
Как грехопадение наших прародителей, так и связанные с ним последствия лишение первозданной праведности и повреждение человеческого естества явились результатом свободного отступления первых людей от Божественной воли. Человек, пребывая в раю, находился в тесном общении с Богом, Который был для него Источником нравственной чистоты, духовного совершенства, "непреходящей радости" и блаженства. Так, благодать Творца, оживотворяя первого человека, преисполняла все его чистое и бесстрастное естество, делая его истинным владыкой всей земли. "Слушая приятные Божии слова и напояя свою душу неизреченной беседой", первый человек "употреблял пищу, приготовленную для него самой природой". А грехопадение, как понимает его преп. Нил, удалило человека от прежнего непосредственного общения с Богом, извратило его чистое и совершенное естество и лишило его того нравственного совершенства, которым он обладал дотоле. В человеческом естестве после грехопадения появилось зло, известное под именем страстей (противное тому состоянию, которое в его естестве называлось бесстрастием) [161]. Непослушание первого человека послужило, в конечном итоге, причиной того, что "одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть" (Рим.5:12).
С появлением смерти была, таким образом, нарушена гармония, существовавшая ранее между телом и душой. "Душа, будучи бессмертной, но обремененной смертным земным телом, стремится теперь посредством смерти освободиться от смертного, дабы затем вновь принять свое нетленное тело и радостно пребывать с Господом".
Как следствие грехопадения пошатнулась и царственная власть человека над природой. Для приобретения себе пищи человек был вынужден "взять в руки лопату, серп и плуг и распахивать ту землю, которая незадолго до того сама производила для человека все потребное". Повинуясь изреченному Богом наказанию: "в поте лица твоего будешь есть хлеб" (Быт.3:19), человек начал "сеять, поливать, жать, переносить снопы, молотить, веять, молоть, смешивать муку с водой, печь на огне и тем самым получать хлеб со скорбью". Да и живая природа, некогда покорявшаяся и служившая человеку как своему господину, вышла из прежнего подчиненного положения. Более того, человек сам "начал бояться ярости зверей, яда пресмыкающихся, нападения сильных животных За непослушание Богу он лишился всего того, чем обладал благодаря послушанию" [162].
Хотя вызванные грехопадением последствия были весьма тяжелыми, ибо они нарушили устроение всей земли, а самого человека сделали неспособным к непосредственному общению с Богом, все-таки Господь, "сотворивший все по Своей благости и обо всем прилагающий попечение", не захотел предоставить человека самому себе; не попустил Он, чтобы в людском роде вместо истинной жизни воцарились и всецело овладели им смерть и власть диавола. Говоря о Божием Промысле, преп. Нил не стремится всесторонне охватить и объяснить это Божественное действие, ибо считает, что человеческий разум не в состоянии полностью познать Божии пути. "Кто довлеет проникнуть, спрашивает преп. Нил, в суды Божии? Кто может уразуметь истинность Божия домостроительства? Любой человеческий ум теряется, входя в более глубокое исследование этого предмета". Однако об объекте Божия Промысла, о человеке и о возможности его исправления преп. Нил изъясняется более пространно и ясно. По его мнению, "Господь может без мучения исправить человечество, ибо, если Богу угодно худую вещь преобразить в лучшую, то все будет повиноваться Его повелению". "Если Господь, говорит преп. Нил, из небытия дал человеку бытие (жизнь), то тем более может Он исправить человека, уже сотворенного, растлевающегося во грехе и переходящего в состояние для него неестественное" [163]. "Богу, пишет преп. Нил в другом месте, возможно претворить огрубевшие и окаменевшие человеческие сердца в плодотворную и плодоносную (духовную) землю" [164]. По учению преп. Нила, Господь в Своем попечении о человеке более всего проявляет милосердие, чистую и совершенную любовь. "Бог, говорит преп. Нил, не имеет ни в чем никакой нужды, но по Своему милосердию и для нашего блага обнаруживает Свое попечение, за которое ничем воздать невозможно. Милует Он всякого и "солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя, и на неправедныя" (Мф.5:45)". "Посему после грехопадения, пишет преп. Нил, Бог не оставил непокорного преступника Его заповеди, то есть человека, без Своей заботы и не лишил его Своей помощи, но паки предписывает закон для другого образа жизни, соответствующего его (человека) греховному состоянию". Исподволь открывался Он помраченной человеческой душе и по Своей бесконечной милости и "сострадательной" любви к человеку научил его, как подобает угождать Богу, дабы спастись, то есть чтобы избавиться от греха и тем самым вернуть себя в свое чистое, первозданное состояние.
А когда наша нравственная болезнь усилилась, когда грех в человеке занял господствующее положение, Бог посылал к людям Своих избранников, проповедников истины и учителей добродетели Через Моисея, величайшего среди пророков, Он открыл людям Свой закон, "в сущности которого было посекание и уничтожение греха". Моисеев закон, по учению преп. Нила, имел временное и преходящее значение, потому что "был преподан на некоторое время и в соответствии с состоянием тех, которые юны разумом". Он должен был воспитывать людей, моральная природа которых была повреждена, и приготовить их к встрече обетованного Спасителя мира, "Который Своими совершенными и высокими правилами нравственности заменил сей закон". Хотя ветхозаветный закон своими строгими требованиями и грозными прещениями делал из людей "рабов, служивших закону под страхом и бичами", тем не менее он имел и грубокое моральное значение. Всевая в людей благоговейный страх и трепет перед величием и силой Божией, он в человеческой душе производил, с одной стороны, сознание оправданности законных требований, а с другой убеждение в собственной греховной повинности и духовной немощи для нравственного самоусовершенствования. Таким образом, моральная цель ветхозаветного закона сводится к тому, чтобы под строгостью этого закона смягчились огрубевшие человеческие сердца, чтобы была сломлена их горделивая самонадеянность и чтобы мысль смирившегося человека устремилась к Богу, от Которого человеку надлежало ожидать сверхъестественной помощи. Преп. Нил подчеркивает это воспитательное значение закона и, повторяя слова святого апостола Павла, именует его "законом-детоводителем (воспитателем)", "нравственным воспитателем" и "воспитателем-управителем" (Гал.3:24).
Когда Моисеев закон выполнил свою задачу, на его место, как учит преп. Нил, пришло новое и самое совершенное дело Божия Промысла, дело воплощения Сына Божия, дело, в котором нашла свое отражение тайна беспредельного милосердия и высочайшей Божественной любви к человеческому роду. С пришествием на землю Сына Божия для людей открылся путь спасения и им были вручены благодатные средства для вечной жизни. Ибо "как в Адаме окрепла смерть, так ослабела она и изнемогла в смерти Христовой" [165].
По учению преп. Нила, из соединения Бога Слова с человеческим естеством проистекают все благодатные и спасительные следствия. Божественное Слово (Lovgo"), восприняв человеческую плоть, умертвило в человеке начало (принцип) греха, обладавшее его существом, и сделало для него возможным сочетание с Богом, его обновление (воссоздание) и восхождение к Богу. Между отдельной человечеcкой личностью и Богочеловеком Христом "силой вочеловечения" [166] установлена такая тесная связь, какая действительно существует между каждым человеком и прародителем Адамом. Воплотившийся Сын Божий становится, таким образом, Носителем всего человечества. Спасительное значение воплощения заключается как раз в том, что человек не остается сам по себе, со своей личной немощью, но его немощь и личное несовершенство покрываются совершенством Бога, любящего людей и воспринявшего их немощь на Себя. Он ради нас стал всем тем, что составляет нас самих, кроме греха. Реально (онтологически) соединив Свою жизнь с нашей, Он уже больше не отлучает Себя от нас. Ради нас становится Он одно с нами, грешными и непокорными Богу; ради нас Он и Сам делается как бы непокорным Богу, однако и наше непокорство преобразуется в Нем в совершенное послушание Божией воле. Тем самым в лице Иисуса Христа мы имеем Нового Адама, вновь установившего союз Бога с человеками.
Эту мысль об Иисусе Христе как идеальном Человеке, как новом Адаме и как Носителе всего человечества, примирившего человека с Богом, преп. Нил нарочито подчеркивает в письме к епископу Сильвану [167]. В этом письме, истолковывая псалом 21, в котором Христос говорит: "Боже, Боже мой, вонми ми, вскую оставил мя еси?" преп. Нил пишет: "Христос не был оставлен Отцом и Божественным Сыном, так как в противном случае выходило бы, как ложно представляют себе ариане и евномиане, что Христос боялся страданий Но кто, спрашивает преп. Нил, принудил Спасителя воплотиться и вознестись на крест?.. Не против воли, а добровольно и с великой радостью пошел Он на крест". И далее, в том же смысле сам преп. Нил и отвечает на поставленный вопрос: "Вместо нас говорит Христос: Боже, Боже мой, вонми ми. Христос изображает в Себе наше лицо" [168]. "До того мы были оставлены, а теперь приняты и спасены страданиями бесстрастного Христа Произнося слова псалма, Он как бы усваивает Себе наше неразумие и греховность Помимо сего и Его вопль и слезы, и то, что Он молился и был услышан, а также и Его покорность (см.: Евр.5:7) все это дивно собирает Он вместо нас и полагает в Себе. Ибо как Слово не был Он ни послушным, ни непослушным. Сие свойственно лишь подчиненным и занимающим второе место, а не Ему Между тем в образе раба по собственной воле снисходит Он к сослужителям и рабам и воспринимает на Себя чуждый облик (обличье). Носит Он в Себе всего меня и все мне присущее, дабы как огонь растапливает воск или как солнце развеивает земной пар в Себе Самом истребить во мне худшее, а мне через сочетание с Собой вверяет Он Ему свойственное" [169].
Итак, по учению преп. Нила, отношение человека ко Христу аналогично отношению человека к Адаму. Благодаря воплощению Бога Слова человек реально соединяется с человеческим, вознесенным к Богу естеством Христовым. Вместе же с этим соединением человек приращается и к нераздельно соединенному Божественному естеству Богочеловека, "Который и после восприятия образа, или плоти, от Святой Девы не лишился Своего Божества и не утратил его" [170].
Человек, уподобляясь Христу, может усваивать себе и воплощать в своей личной жизни путь, качество и содержание жизни Христа Спасителя, "Который есть пажить для всех верных, и пища, и одежда". Это уподобление Христу служит средством, благодаря которому человек становится фактическим участником Христовых заслуг. Духовное же общение с Ним делает человека способным привиться к Божественной вечной жизни и воспринять вечное блаженство. Этим определяется вся человеческая жизнь, а также его предназначение, высший идеал и его истинная сущность.
Преп. Нил учит, что Господь Иисус Христос первым проложил путь нашей жизни. "Явил Он образ чистой жизни, присно возносясь душой над плотскими страстями" [171]. В другом месте еще яснее выражена мысль о том, что цель человеческой жизни заключается в стремлении к Богу, в общении и живом союзе с Творцом, Который есть Источник неизреченного благолепия и великой радости. "Если ты дивишься, взирая на красоту нынешних вещей, то еще паче удивляйся грядущему; если прекрасны творения, то еще более и гораздо более прекрасен сотворивший их Господь. Если таково временное, то каково же тогда вечное?" [172] К этому вечному и живому союзу с Богом преп. Нил непрестанно призывает людей, ибо считает, что цель земной жизни заключается в том, чтобы "земной человек изменился в небесного". "Оставь земное, с любовью поучает он одного из своих многочисленных учеников, и ухватись за небесное Направь свою любовь по другому пути. Переселись мыслью из сей суетной жизни в мир иной. Отринь земное и взыщи небесного; оставь тленное, и найдешь нетленное; беги мыслью от временного, и встретишь вечное Старайся об этом со всяким тщанием, и обрящешь благо у Бога". "Христианин должен жить так, пишет преп. Нил, парафразируя слова апостола Павла (Евр.11:1316), чтобы всегда ощущать себя здесь, на земле, пришельцем. Свое пристанище надлежит иметь ему там, где наша постоянная обитель, и ничего из здесь существующего не должен он считать важным, полагая великим лишь то, что относится к его будущей участи".
Призывая читателя к нравственному преуспеянию, к устремленности к Богу и к уподоблению Христу, преп. Нил ободряет нас надеждой на вечное блаженство, тесно связанное с богообщением. "Ничто не делает нас столь добродушными и радостными, пишет он, как учение истинного любомудрия и жажда грядущих, то есть вечных, благ" [173]. "Блаженство на небе, пишет преп. Нил монаху Лимению, невозможно ни словом выразить, ни умом постичь, ни мыслью объять" [174]. Для достижения сего необходим сложный внутренний процесс роста и преуспеяния, предстоит пройти путь восхождения "от силы в силу" (2Кор.3:18) (в синод. тексте: "от славы в славу", ср.: Пс.83:8. Прим. пер.), доколе человек не достигнет зрелости, не придет "в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (Еф.4:13). Это нужно ему для того, чтобы удостоиться "почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе" (Флп.3:14).
Впрочем, говоря о необходимости постоянного морального совершенствования на земле, преп. Нил рассматривает естественные нравственные силы новозаветного человека и приходит к выводу, что человек немощен и что сам по себе, без благодатной помощи, он не может достигнуть спасения. Собственная немощь исполняет человека мыслью о том, что в себе самом и в своих слабых естественных силах не следует искать опоры к духовному росту, но все свои взоры надобно устремлять к Творцу как Источнику Божественной благодати, ибо "никто не может придти ко Мне, говорит Спаситель Христос, если то не дано будет ему от Отца Моего" (Ин.6:65) [175].
Хотя у преп. Нила, как и у других древних восточных писателей, вопрос о Божией благодати не является предметом специального исследования [176], однако из отдельных трактатов, а особенно из его многочисленных писем, мы можем извлечь целый ряд мест, в которых учение о помощи свыше выражено достаточно ясно. Божественная благодать как сила, "оживляющая, наполняющая (букв. "пропитывающая". Прим. пер.) и насыщающая души", является главным фактором в деле возрождения и спасения человека. Благодать, проистекающая из свойства милующей Божией любви, проявляла себя и в Ветхом Завете и как внутренняя сила поощряла людей устремлять свои взоры к Богу, взыскуя от Него помощи. Эту благодать преп. Нил называет "законной", в отличие от новозаветной, "евангельской" благодати, которая преизобильно изливается на людей благодаря искупительному подвигу Христа Спасителя. "В древнее время, говорит преп. Нил, когда мы уподоблялись рабам, мы имели законную благодать. Теперь же Господь подает нам уже не как рабам, а как возлюбленным чадам благодать евангельскую, величайшую и могущественнейшую первой, в силу которой мы и восходим к совершенству, и обогащаемся вышней премудростью, и как сыны дерзновенно приближаемся к Богу, сопричащаясь Его Божественного света". Поэтому Божественная благодать как сила, возрождающая и возводящая к совершенству духовную жизнь человека, это главный движитель в деле спасения и освящения человека.
Кроме того, в учении преп. Нила отмечена и характерная особенность Божией благодати, заключающаяся в том, что благодать действует не снаружи, а в сокровенных глубинах человеческой души и в единстве с духовной природой человека, производя в человеке внутреннее обновление и делая его способным принять в себя Христа. "Надобен великий подвиг, пишет преп. Нил, чтобы человек мог взыскать и получить ничем не возмущаемое состояние ума, в котором пребывает Владыка Господь и о котором апостол говорит: "Разве не знаете, что Иисус Христос живет в вас?" (в синод. тексте: верою "вселиться Христу в сердца ваши" (Еф.3:17), а также: "разве не знаете, что Дух Божий живет в вас?" (1Кор.3:16), или: "Разве не знаете, что тела ваши суть члены Христовы?" (1Кор.6:15). Прим. пер.). Ибо там, в некоем невыразимом и непостижимом мире, действительно существует некое иное небо, озаренное самой Божией благодатью" [177].
Признавая необходимость Божией благодати для нравственного преуспеяния и спасения человека, преп. Нил, по обыкновению, не вдается в абстрактное догматическое изучение вопроса о спасении. В своем письме к некоему Асклипиаду он спрашивает: "Если от приходящего к тебе лекаря ты не требуешь объяснения, как он лечит, но лишь просишь его уврачевать тебя, зачем тогда испытуешь Божий путь спасения?" И далее поучает: "Приступая в покаянии ко Господу, не будь любопытным, чтобы узнать способ очищения твоих грехов, но только веруй, изумляйся, поклоняйся и хвали. А если ты и впрямь любознателен, то яви мне образ Божественной искусности, как из однородного вещества, разумею прах, сотворено существо разумное человек, составленный из толиких частей. Если же ты не можешь ответить, как сотворил тебя Бог, то не изыскивай и объяснения тому, как излечивается душа Божественной силой и Божиим человеколюбием Ибо где действует Бог, там не подобает исследовать образ спасения" [178].
В произведениях преп. Нила встречаются мысли, глубоко освещающие моральную проблему, связанную с учением о благодати, а именно: проблему взаимоотношений двух принципов Божественного и человеческого в деле спасения, или проблему отношения освящающей благодати к свободной воле.
Из многочисленных разобщенных мест в его письмах и трактатах мы справедливо делаем вывод, что преп. Нил признает и Божественную благодать, и человеческую свободу равно необходимыми факторами в деле спасения, хотя главенствующее значение придает благодати. Так, например, в письме к Оривасию преп. Нил говорит: "Хотя и удостоены мы свободной воли, однако без содействия свыше не можем на пути нынешней жизни свершить ни одного славного дела Посему не будем самим себе приписывать победу в подвигах. От нас зависит, изберем ли мы лучшее и будем ли к тому прилагать попечение, а Божие это исполнить наши добрые намерения" [179]. В другом письме преп. Нил поясняет: "Из того, что сказал святой (Давид): "Кто даст ми криле яко голубине" (Пс.54:7), мы научаемся, что дарование духовных крил принадлежит Богу, дабы беспрепятственно могли мы избегать пагубных страстей Но Господь дает Божественную духовную благодать не всякому, а лишь тем, которые в трудах, в самоизнурении, с потом молятся Ему днем и ночью" [180]. Преп. Нил учит, что "надобно всегда молиться, потому что Господь дарует Свою благодать не кому бы то ни было, но тем, которые молятся непрестанно, не взирая на утомление и не щадя сил и пота" [181]. Таким образом, из этих приведенных цитат достаточно ясно видна мысль преп. Нила о безусловной необходимости в деле спасения как Божественной благодати, так и личного участия со стороны самого человека. Ибо перерождение человека в новую тварь возможно лишь при гармоничном взаимодействии обоих факторов.
И тем не менее в ряде научно-богословских трудов исследователи пелагианства на основании отдельных писем преп. Нила склонны видеть в его учении диаметрально-противоположные элементы: либо отпечатки пелагианства или полупелагианства, либо отголоски учения блаж. Августина (августинизма) [182]. По нашему мнению, для подобных заключений не имеется глубоких оснований, так как письма преп. Нила, направленные определенным лицам, имеют, главным образом, нравственно-практическую цель. Отвечая на частные вопросы и приноравливаясь к духовным потребностям того или иного адресата, преп. Нил в одних письмах особенно выделает Божественный фактор в деле спасения, а в других человеческий, то есть свободу воли, без участия которой невозможно начало и развитие новой, благодатной, жизни. В качестве доказательства правильности наших выводов мы приведем краткое письмо преп. Нила децемвиру Леониду, выбранное нами из большого количества писем подобного содержания. В этом письме ясно выражен его взгляд на взаимоотношения благодати и свободной воли. Преп. Нил говорит: ""Никто не может придти ко Мне, сказал Спаситель наш Христос, если то не дано будет ему свыше" (в синод. тексте: "если то не дано будет ему от Отца Моего" (Ин.6:65). Прим. пер.); потому что вера во Христа не есть дело малое, незначительное. Для этого (то есть для вхождения в веру, для доступа к вере) необходимо содействие свыше, ибо истинно веровать это свойство мужественной души; но для того чтобы и такая душа могла уверовать, ей необходимо умиление, которое может даровать лишь Бог. Однако и содействие свыше требует нашего согласия, свободного присвоения" [183].
Таким образом, преп. Нил усматривает в деле спасения близкое и неразрывное взаимоотношение Божественных и человеческих сил, или, что то же самое, синергизм Божественной благодати и человеческой свободы. Влияние помощи свыше не подавляет людских сил и индивидуальных способностей человека; напротив, само это благодатное воздействие обусловлено человеческим подчинением силе Божественной. По учению преп. Нила, в деле спасения человек является не только объектом влияния Божественной благодати, но и субъектом, который должен сам свободно принимать участие в своем спасении, приобретая Небесное Царство честным поведением, добрыми делами и твердой верой, "во всем уподобляясь Богу". Хотя "сие уподобление возможно как заповедь Ведущего силу каждого", однако человек, "связанный плотью с землей", должен препобеждать в себе эту привязанность к земле и к земным усладам, которые суть препятствия к достижению "почести вышнего звания".
Особое внимание преп. Нил уделяет отречению от привязанности к земным, тленным благам, как-то: к богатству, к славе, к земной мудрости и к телесным (плотским) удовольствиям. Отношение преп. Нила к материальным благам логически проистекает из его общего взгляда на земную жизнь как на время подготовки к жизни вечной. В сравнении с этой последней, земная жизнь со всеми ее радостями и скорбями является лишь "сонным мечтанием", одним мгновением, теряющимся в бесконечности жизни потусторонней. Земная жизнь это "время снисхождения и прощения время борьбы и подвига", а потусторонняя жизнь "время неумытного (неподкупного) праведного суда", "время воздаяния за добрые и худые дела", "время награды за труды". Одержавший победу здесь, на земле, получит венец там, в вечности, где подвиг уже окончен и где прекратилось исправление прегрешений. Из такого воззрения на земную жизнь как на время духовного совершенствования проистекает отношение преп. Нила к богатству. Вещественные блага, как и все земные отношения, должны в человеческих руках быть лишь простым орудием или средством, помогающим нам в деле личного духовного роста. Однако если наше сердце прилепится к богатству, тогда сие последнее постепенно приобретает над нами власть, и идеальные духовные блага после этого полностью забываются. В этом случае любовь к земным благам становится в своей сущности тем же, что и идолослужение с предпочтением маммоны Богу (см.: Мф.6:24). "Считаю крайне неразумным, пишет преп. Нил, оставить заботу о небесном и вечном и заниматься тем, чтобы изнурять себя на земле попечением о бренном, придумывая тысячи способов к стяжанию временной и неразумной корысти" [184]. "Чрезмерная забота о телесном, говорит он в другом месте, есть, собственно, заблуждение потому что конец (таких) дел бесплодие, и весь этот труд не приносит ни малейшей пользы для будущей жизни. Каждому труждающемуся надобно иметь пользу от своего собственного труда, дабы удостоиться непрестанного и непреложного наслаждения на небе" [185].
В сочинениях преп. Нила мы встречаем отдельные места, которые, по-видимому, свидетельствуют о необходимости полного презрения к тому, что связано с жизнью на земле. Однако из других мест явствует, что это презрение и пренебрежение нужно разуметь в смысле религиозно-нравственного роста и властвования духовной личности христианина над чувственным, материальным. Другими словами, надлежит их понимать в смысле свободного, господственного обладания чувственной жизнью. Мы приведем несколько цитат, иллюстрирующих взгляд преп. Нила на материальные блага. Так, убеждая монахов хранить обет нестяжания, он пишет: "По какой причине то, чем учили нас пренебрегать, считаем мы великим; для чего привязаны мы к деньгам и имению, расточая тем самым ум на многие и бесполезные заботы? Эти попечения отвращают нас от тщательного старания о самом насущном; гонящихся же за жизненым блеском и утехами увлекают они в глубокую пропасть" [186]. В другом письме преп. Нил говорит: "Сказано: "Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" (Мф.6:21). Ибо каковы дела и к чему они обращены, таков, несомненно, и образ мыслей, таковы воспоминания и такого направления держится и ум. Посему надобно уделить особое внимание богатству небесному, некрадомому" [187]. "Ничто другое не делает нас столь бодрыми, пишет преп. Нил в письме к пресвитеру Евриклу, как изучение истинной философии (любомудрия) о том, что надобно презирать все видимое, стремиться к вечным благам и ничто человеческое не признавать прочным: ни здоровье, ни телесную силу, ни чувственные удовольствия, ни богатства, ни имения, ни почести, ни наслаждения, ни что-либо иное тому подобное" [188].
На основании приведенных цитат преп. Нилу можно было бы приписать пессимистическую мысль о необходимости самого решительного отречения от всего того, что связано с землей. Однако подобное заключение было бы неверным, так как оно противоречило бы общему благому духу учения этого преподобного отца. Отрицание вещественных благ преп. Нилом и его презрение ко всему земному надо понимать в смысле осуждения ненормального человеческого отношения к этим самым вещественным благам, то есть когда сии последние сами по себе делаются для человека целью жизни, а удовлетворение высших чаяний человеческого духа отодвигается на последнее место и тем самым затушевывается истинный смысл нашей жизни. Однако если богатство и вообще материальные блага суть средства выражения милосердия и любви к ближнему, и, таким образом, они помогают человеку восходить по лествице духовного совершенствования, то такое пользование богатством преп. Нил всецело одобряет. Так, например, трибуну Сосипатру, оказывавшему монахам много благодеяний, преп. Нил выказывает в письме свою любовь и благодарность. "Руководствуясь Божественным знанием, пишет он, ты, благороднейший, прилагаешь свои старания и делаешь все сообразно этому знанию, последуя его правилам и законам. Посему и все свое хранимое Богом богатство раздаешь ты монахам, к которым проявляешь великую любовь Поступая так, ты и в Небесное Царство войдешь, несомненно, вкупе с монахами как их добрый спутник и служитель" [189]. Рассматривая материальные блага лишь как средства к оказанию сострадания и любви к ближним, преп. Нил часто призывает людей к благотворительности, потому что только в ней богатство приобретает свой настоящий смысл и истинное значение. Так, опираясь на текст Священного Писания: "Благотворящий бедному дает взаймы Господу" (Притч.19:17), преп. Нил утверждает, что каждый человек должен раздавать свое богатство, "дабы обрести его приумноженным там (на небесах)" И далее: "Все, что не отдано на дела благотворительности, поистине тщетно и бесполезно и не сопровождает нас после смерти Но каждый из нас должен все отнести туда, куда и мы сами переселяемся, дабы, будучи позваны, шли мы туда охотно, зная, что собрали там огромную сокровищницу нетленных благ" [190]. Истинный христианин, по учению преп. Нила, выше всех превратностей, неразрывно связанных с обладанием вещественными благами. Его нравственная самодисциплина, сопряженная с радостью в Господе (см.: Флп.4:4), не нарушается ни изобилием, ни недостатком или лишением земных благ. "Христианин отличается от неверных тем, пишет преп. Нил знаменитому чиновнику Стратиону, что имеет иные рассуждения о вещах. Язычник, взирая на небо, вглядывается в него и дивится, потому что небо считает он Богом Смотрит он на землю, на воду и кланяется им Мы же так не рассуждаем. Обращая взор на небо, мы дивимся Сотворившему его, ибо знаем, что небо не Бог, а лишь дело Божие Смотрим мы на тварь, и она направляет нас к Творцу всех тварей. Язычник зрит богатство и поражается ему, как некоему чуду, а я на то же самое богатство смотрю свысока и насмехаюсь над ним Язычник видит беду и ропщет, а я взираю на нищету и скачу, и радуюсь, ибо истинным богатством признаю добродетель" [191].
Осуждая пристрастие к материальным благам, преп. Нил предостерегает читателя и от "сети" людской славы, лишающей праведную жизнь подлинного христианского смысла и извращающей основную нравственную цель человеческого совершенствования. "И знай, благороднейший, пишет преп. Нил комиту Ириму, стремившемуся занять высокую кафедру епарха, знай, что мала, ничтожна, мимолетна и ничем не лучше весенних цветов сия достойная смеха и отвратительная слава, воздаваемая тебе людьми" [192]. В другом письме преп. Нил с нежной любовью назидает своего ученика, чтобы тот не предавался земным забавам. В частности, он предостерегает его и от жажды земных почестей. "Смотри, сын, пишет он, чтобы, ища славы у людей, не остался ты без славы Божией". "Не продавай дела рук твоих за славу человеческую и не отдавай будущей славы за ничего не стоящую похвалу. Слава человеческая в прахе; и сила ее угасает на земле, а слава добродетели вечна". "Слава, свидетельствует преп. Нил, слепа, потому что в жизни часто чествуются те люди, которые ни своими делами, ни своими словами не принесли никому никакого блага". Отвращая людей от "слепой" славы, преп. Нил, тем не менее, благосклонно относится к желанию юношей, посвящающих себя монашеской жизни, "заслужить благосклонность людей мудрых", но и эта благосклонность, которую преп. Нил называет "величайшей из своих похвал" является лишь средством, с помощью которого они могли бы "навыкнуть искать похвалы лишь у Бога".
В своем осуждении человеческих притязаний к стяжанию богатства и людской славы преп. Нил сильно укоряет и предающихся разным земным удовольствиям. "Горе тебе, несчастнейший среди людей, пишет он Приону, что за малую и тленную усладу зарабатываешь ты себе вечный пламень" [193]. Земные утехи, как учит преп. Нил, рассеивают человеческую мысль и, пленяя у человека чувство, ум и волю, лишают душу мира, необходимого ей для духовной жизни. "Не забава для души, пишет он в другом месте, проводить время в театрах и на конских ристалищах. Напротив, это страшный ущерб. Если же хочешь обрести подлинный душевный мир, то поспеши тогда в церковь или туда, где подвизаются монахи. Здесь найдешь ты много утешения и великое облегчение страждущему сердцу" [194]. Дабы люди убедились в пользе пребывания в церкви, с одной стороны, и в ущербности земных развлечений, с другой, преп. Нил советует каждому сравнить свои внутренние переживания. "Испытай себя, поучает он, как чувствуешь ты себя, выходя из церкви и из монастыря, а как после театра или конных скачек. Сопоставь тот и другой день, и ты ясно познаешь пользу, получаемую от пребывания в церкви и монастыре, и утрату от посещения цирка и театра".
Излагая взгляд преп. Нила на человеческую жизнь и его учение о смысле земных взаимоотношений, мы должны остановиться на одной весьма заметной особенности его миросозерцания. Речь пойдет о его отрицательном отношении к светской науке и мудрости века сего. Эта характерная черта преп. Нила, как и весь ход его мыслей, а также и его глубокая вера, обусловлены его общим аскетическим настроем. Всей душой он был предан высокому учению христианского откровения и лишь в нем, в его восприятии и усвоении, усматривал ту небесную премудрость, которая только и достойна украшать человеческую мысль. Повсюду в своих трактатах и письмах свидетельствует он о себе как о человеке, для которого единственная премудрость - вера в Иисуса Христа, Священное Писание и Церковь. В сравнении с этим, самая блестящая языческая ученость казалась ему ничтожной, не заслуживающей никакого внимания со стороны христиан. Поэтому преп. Нил строго осуждает людей, а в частности христиан, "которые поднялись на высокую гору Христовой философии (любомудрия)" [195] и в то же время продолжают возгревать в себе еллинскую мудрость и заниматься стихотворством, составляя "сухопарые слова". Такие увлечения некоторых христиан преп. Нил считал оскорблением святости и высоты богооткровенного учения; посему, со свойственной ему искренностью, он замечает: "Нет ничего более пустого и крепче привязанного к земле, как мирская мудрость, хотя, по свойственному ей бесстыдству, и покушается она парить в высоте" [196]. Такое же чувство негодования преп. Нил выражает и в письме к схоластику Никотиху, которого укоряет за то, что тот, приняв христианство, не отказался, впрочем, от "еллинского безумия" и в своих речах всегда приводит мнения еллинских философов, а своих "священников порицает за их простоту, невзирая на их добродетельную и славную жизнь. Но если мы вникнем в простые церковные слова наших иереев, продолжает преп. Нил, и исполним их, то легко сможем стяжать непорочный образ мыслей. Напротив, занимаясь еллинскими науками, люди предаются нечистоте и распущенности" [197].
Всецело преданный святой христианской премудрости, преп. Нил считает, что, помимо нее, не нужно искать никакой иной ни для себя, ни для других, и потому не только не советует заниматься светской наукой, но, напротив, энергично отвращает от всяких подобных занятий, призывая христиан сосредоточить свои силы на живой (деятельной, практической) добродетели. "Какую будешь иметь ты пользу, пишет он философу Афродисию, если не станешь прилагать тщания к деятельной (практической) добродетели, но продолжишь заниматься, как тебе кажется, рассудочной философией, похваляясь тем, что знаешь меру солнца, движение звезд, величину неба; и более того, часто дерзать даже "богословствовать", покушаясь проникнуть туда, где истина недоступна и где исследования опасны, и в то же время жить хуже свиней, валяющихся в блате" [198]. В другом письме преп. Нил осуждает занимающихся языческой риторикой и научающихся красиво выражаться, забывая об аскетической стороне христианской жизни. "Не пекущийся о делах нравственных и не подражающий в том Христу, но жаждущий красноречия подобен человеку, полагающему, что он ест каменный хлеб; которым, разумеется, не насытится, но сломает себе зубы" [199].
Одному монаху, бывшему ритору, продолжившему после принятия монашеского пострига заниматься эллинской софистикой и собиравшему греческие светские книги, преп. Нил пишет: "Для чего ты и после отречения от мира так тщательно собираешь этот мусор, эту пыль, эту грязную кучу еллинских книг, которые не только не полезны, но и вредны" [200]. То ученое направление в христианстве, которое пыталось найти связь и гармонию между греческой философией и христианством, было чуждо аскетическому настрою преп. Нила [201]. Для подвигов аскезы, цель которых нравственное восхождение к уподоблению Христу, греческая философия, по мнению преп. Нила, не может дать ничего. Она не только не полезна, но и ущербна. Ущербна потому, что пропитана языческим духом, духом идолопоклонства. "Как не стыдишься ты, восклицает преп. Нил в письме Елевферию, называть воздержными и мудрыми Диогена, Пифагора, Платона, которые дошли до такого бесплодного мудрования, что поклонялись даже неподвижным и мертвым идолам?!" [202]
Впрочем, негативное отношение преп. Нила к языческой мудрости не дает нам права приписывать ему узкий обскурантизм. Напротив, мы убеждены, что преп. Нил, если бы он жил в наше время, в которое серьезная литература и любая истинная наука дают нам много духовных элементов и связей с христианством, то не оспаривал бы, конечно, ценности научного богатства. А та светская мудрость, которую осудил преп. Нил, была мудростью языческой. При воззрении на нее благочестивый христианин испытывал чувство враждебности и отвращения к лжи, исчезающей, однако, в свете Богооткровенной истины. Силу и теплоту Божественной, просвещающей благодати преп. Нил получил в своих аскетических подвигах и ощущал ее непосредственно, на основе личного опыта. Он духовно обитал в живом и негасимом свете Божественной истины и потому не чувствовал потребности в эллинской философии, то есть в слабых сполохах ее холодного свечения.
Б. Препятствия на пути к достижению конечной цели
Религиозно-нравственное развитие человека и его уподобление Богу представляет собой, с одной стороны, глубокий внутренний процесс, а с другой сложную и непрестанную борьбу по преодолению различных препятствий. Об этих препятствиях преп. Нил говорит подробно, обнаруживая глубокие познания самых сокровенных сторон людской души. По учению преп. Нила, препятствия, стоящие на пути человеческого обожения и восхождения к небесному царству, могут быть субъективными и объективными. Это зависит от того, где находится их источник, то есть основывается ли он на немощной и поврежденной психофизической человеческой природе или же приходит извне как влияние на человека чуждой и враждебной демонической силы [203]. Препятствия субъективного характера это человеческие грехи, а объективного различные козни диавола и его служителей, которые раз и навсегда избрали зло и покушаются всеми способами помешать осуществлению человеческого спасения, производя в людях нравственные аномалии.
Преп. Нил и его учение о грехе
В предыдущей главе, посвященной учению преп. Нила о человеке, мы уже ознакомились с его воззрениями на сущность, природу и характер греха. Излагая взгляды преп. Нила на следствия грехопадения первых людей, мы коснулись и его учения о "страстях", то есть о таком состоянии души, в котором ее расстройство и превратное направление ее развития находит свое самое сильное и самое существенное выражение. Страсть, являясь болезнью воли par exellence, воздействует и на другие душевные силы и людские способности. Под влиянием той или иной страсти, которая становится как бы второй человеческой натурой, извращаются и приобретают одностороннее, ложное направление не только воля, но и интеллектуальные и эмоциональные силы, и тем самым нарушается гармония всей психо-физической жизни человека. Вот почему страсти как душевные болезни привлекают особое внимание преп. Нила.
В обзоре его письменных трудов мы уже видели, что детальному анализу страстей и изложению средств и способов борьбы с ними посвящены специальные исследования и огромное число его писем. Всю необъятность самых разноликих страстей, изнутри раздирающих человека, преп. Нил подразделяет на две группы: на страсти телесные и страсти душевные. "Телесные страсти (чревоугодие и блуд), говорит преп. Нил, ведут свое начало от естественных потребностей тела, а душевные страсти рождаются из потребностей душевных" [204]. Но это все-таки не означает, что преп. Нил понимает телесные (плотские) страсти лишь как исключительно физиологические процессы. Напротив, есть основания приписать преп. Нилу разделяемое и другими аскетами мнение о том, что связь между физиологическими и психическими элементами в телесных страстях настолько тесна, что трудно провести между ними границу. Так, например, в трактате "К Евлогию монаху", анализируя страсть блуда, преп. Нил пишет: "Знай, что два отдельных вида блуда сопрягаются воедино: блуд телесный и блуд духовный". Поэтому центр тяжести телесных страстей, как и страстей преимущественно душевных, тоже находится в душе. Телесные страсти и их специфические особенности, по учению преп. Нила, не могут быть объяснены лишь естественными функциями человеческого организма, так как сии последние являются для них лишь поводом или исходной точкой, а в дальнейшем процессе их градации самое важное значение принадлежит душе. Вследствие этого телесные страсти не как физиологические явления, а как душевные падения подлежат моральной ответственности и зависят от того, насколько душа "сочетается с возникшим в ней соблазнительным представлением". Другими словами насколько страсти принадлежат сфере душевной жизни.
Касаясь процесса развития страсти или способа, которым зачатая страсть возрастает в душе и реализуется на деле, преп. Нил говорит: "Хаотичные устремления чувств обычно производят страстный помысел и срамное пожелание, пожелание-наслаждение (вожделение), а затем одобрение; после же сего приходит совершение греха на деле" [205]. Таким образом, в развитии и усилении страсти еще в самом начале принимают участие все стороны души: разум, чувство и воля, причем действию разума принадлежит в этом процессе основная роль. Помрачение и немощь разума являются необходимым условием, исходным пунктом, или началом, страсти, а также ее завершением. Поэтому и самую страсть преп. Нил называет "злым помыслом", придавая понятию "помысел" моральное значение и содержание, заимствованное из "свойств", соответствующих данной страсти. Любая страсть, по учению преп. Нила, через помысел делается господином человека. Поэтому причину рабствования той или иной страсти нужно искать в удалении от "чистых естественных помыслов".
Осознавая необходимость борьбы с "лукавыми помыслами", преп. Нил сводит все многообразие разных страстных помыслов к восьми самым опасным греховным страстям, или страстным расположениям (настроениям), препятствующим человеку в его шествовании по пути нравственного совершенствования. Свою восьмеричную схему преп. Нил, как и Евагрий и преп. Кассиан, начинает с изложения самых грубых, самых низких и в то же время конкретных пороков, постепенно переходя к характеристике более тонких страстей, которые трудно замечаются, так как требуют более глубокого самоиспытания.
Первое место среди пороков, согласно схеме преп. Нила, занимает чревоугодие, являющееся "началом страстей", потому как оно "рождает сластолюбие и многие другие пороки. Из чревоугодия, как ветви из ствола дерева, произрастают другие страсти. Сребролюбие, гнев, печаль и другие изъяны суть плод и порождение чревоугодия". Но из всех их "чревоугодию наиболее сродно сладострастное возбуждение. И сама природа, желая показать их сродство, определила место половым органам ниже живота, означая этой близостью их тесную взаимосвязь. Ведь если эта страсть ослабевает, то ослабевает она из-за истощения чрева, находящегося выше ее органов, а если усиливается и начинает бесноваться, то сила к тому подается ей сверху (то есть чрева). Чревоугодие является питателем и кормильцем не только этой страсти. Чревоугодие убивает в человеке всякое добро, ибо как только оно возобладает и достигнет вершины своего могущества, то немедленно пропадают и погибают такие добрые свойства, как воздержание, девство, мужество, терпение и прочие добродетели" [206].
По учению преп. Нила, характерной душевной особенностью человека, объятого страстью чревоугодия, служит жажда услад [207]. "Для чревоугодных людей, говорит он, недостаточно одного разнообразия во вкусе и запахе приготовленных яств, но нужна и разнородная окраска, которая должна возбудить у них вожделение пищи, дабы еще до начала пиршества их взор наслаждался желтыми, белыми и иными цветами. Для того чтобы опять-таки тешилось и чувство обоняния, надобно добавлять в пищу приятнейшие пряности, а чтобы яства услаждали и гортань, должны быть смешаны вещества с разными свойствами: сладкое и острое надо смешать с горьким и соленым. Точно также не следует лишать утехи и чувство зрения. Поэтому для принятия пищи изготавливается и разная посуда, раскрашенная живописными цветами. Все это делается для того, чтобы желудок поверил чувствам как искусным судиям, умеющим хорошо оценить все ими воспринимаемое". В соответствии с этим, страсть чревоугодия является не столько внешним качеством, сколько внутренним, душевным, свойством жаждой услад, выступающей на первое место и легко овладевающей всей душой человека. В этом случае человек сознательно, по собственной свободной воле переиначивает неотвратимую и естественную потребность питания тела, делая ее причиной и источником само-наслаждений. Дабы человек не подпал под влияние этой пагубной страсти, ибо "когда возобладает телесное, то все погружается в сон: и ум, и душа, и сердце", преп. Нил в качестве общего правила предлагает "не терять много времени для угождения плоти, но чистым умом трезво служить Богу, не отягощая помысел вскармливанием плоти и запахом яств и не потакая сластолюбию чрева".
Что же касается телесного питания, то преп. Нил, хотя и учил, что человек должен лишь однажды в день принимать пищу, и, причем, растительную, однако выбор того или иного вида пищи, по его мнению, субъективен. Ибо пища, считает преп. Нил, должна соответствовать индивидуальным свойствам каждой личности. Так, например, в письме к епископу Филону, спрашивавшему руководства относительно монашеской пищи, преп. Нил пишет: "Как различно телосложение тех или иных людей, и одни больные, а другие здоровые, точно так же надобно определить и различную пищу, сообразуясь с нуждами каждого отдельного лица. Здоровым в пищу надо давать самые простые овощи; немощным же для их утешения более изысканные овощи, выращенные на огороде, а крайне изнемогшим и ослабевшим для укрепления их сил в умеренном количестве нужно давать и мясо" [208]. По учению преп. Нила, пищу надлежит принимать ежедневно в умеренном количестве и "не до сытости". "Не грешно, пишет он монаху Харитону, каждый день в определенный час принимать умеренную пищу. Но если снизойдешь ты до телесных потребностей, то надобно как можно скорее обращать мысль к небу, не вознося с ней ни одну из земных забот" [209]. В своем телесном питании человек должен избегать пресыщения, потому что "переполненный желудок влечет мысль человека долу, к земле, делая его сонливым во время молитвы". И как в загрязненном зеркале не могут отразиться черты находящегося перед ним лица, точно так же и мысленная сила, отупленная пресыщением, не принимает в себя Божия знания, ибо ум не может вознестись горе, дабы воспринять благоухание созерцания Божия".
Порицая чревоугодие как одну из самых опасных страстей, преп. Нил в противовес ей выставляет воздержание как "начало деятельной жизни, подобно тому как цветок знаменует собой начало плода". Христианин, по учению преп. Нила, должен заботиться о воздержанном образе жизни, который характеризуется тем, что в пользовании теми или иными предметами имеется мера и граница, то есть существует действительная потребность в предмете, а не только тяга к наслаждению. Так, например, в письме епископу Епифанию преп. Нил пишет: "Для того чтобы наше тело было спокойным и не воспалялось ни одной страстью, проистекающей от пресыщения, подобает прилагать тщание о воздержанном образе жизни. В качестве меры и правила при принятии пищи необходимо ввести не наслаждение, а действительную потребность. А если к потребности часто примешивается и услада, потому что оскудение ума все может сделать приятным, то не следует отвергать потребности из-за могущего прийти наслаждения Напротив, извлекая из всего полезное, надобно презирать само чувство наслаждения и, использовав потребное, славить Бога". Таким образом, при нормальном удовлетворении телесных потребностей элемент чувственного наслаждения проявляется, по учению преп. Нила, в своем истинном выражении и значении как элемент побочный, второстепенный и зависимый, тогда как при страсти чревоугодия наслаждение и удовольствие сами по себе являются целью, ради которой и употребляется пища. В последнем случае наблюдается полное извращение нормального порядка, так как чувство наслаждения получает не принадлежащее ему господствующее значение, и, отличаясь в высшей степени интенсивной силой, нарушает самообладание (самовластие) человека. Как средство в борьбе с чревоугодием преп. Нил рекомендует воздержание, умеренность и постоянную власть над своим телом. Это достигается постом и бдением. "Как конь, связанный уздой, повинуется воле человека, так и плоть, укрощенная постом и молитвой, не вырывается из рук укротивших ее мыслей и не ржет под гнетом страстных похотей".
В тесной связи с чревоугодием находится и другая телесная страсть блуд, занимающая в представленной преп. Нилом схеме грехов второе место. Эта страсть, более чем какая-либо иная, оскверняет необходимую для христианской жизни чистоту и, как учит преп. Нил, является прямым следствием чревоугодия. "Наполнивший чрево и обещающий быть целомудренным, говорит преп. Нил, подобен человеку, утверждающему, что он остановит силу пламени, охватившего солому. Как невозможно удержать разбушевавшееся пламя, распространяющееся по соломе, точно так же не поддается обузданию и вожделение плотских грехов, распаляемое пресыщением". Посему "предающийся сластолюбию быстро бывает одолеваем и связуем сладострастием, ибо побежденный в малом должен уступить и большему" [210].
Предостерегая монахов от этой опасной страсти, преп. Нил постоянно советует им избегать женского общества. "Воззрение на женщину, говорит он, подобно отравленной стреле, вонзающейся в душу и впрыскивающей в нее яд". Дабы предохранить себя от этих стрел, монахи должны оберегаться частых встреч и знакомства с женщинами. "Если хочешь быть целомудренным, поучает преп. Нил, избегай встреч с женщинами и не допускай им когда бы то ни было тебе доверяться, потому что они поначалу тебя уважают, а затем бесстыдно наталкивают на все. При первой встрече они потупляют взор долу, говорят кротко, с чувством проливают слезы, благопристойно одеты, печально воздыхают, спрашивают о чистоте и внимательно слушают. Когда же ты видишь их во второй раз, их взгляд немного выше (более вознесен), а в третий раз они уже смотрят с бессовестной усмешкой и даже более того громко смеются. Напоследок приходят они принаряженными и становятся в такую позу, которая ясно предвещает страсть: воздвигают брови, не оставляют в покое ресниц, обнажают шею, всем своим телом выражают нежность, произносят ласковые слова, увлекающие в страсть и самим образом речи пытаются обольстить слух, пока всеми силами не охватят душу. И это для тебя приманка, которая искусно сплетенным силком завлекает тебя в смерть и низвергает в погибель. Храни же себя, чтобы не ввели они тебя в соблазн даже скромными словами, ибо в них сокрыт смертоносный зверский яд".
Для побеждения блудной страсти преп. Нил рекомендует, в первую очередь, умеренность в пище и тотчас после этого уединение как отличное средство для устранения внешних причин соблазнов и страстных вожделений. "Целомудренная душа, говорит преп. Нил, стремится к уединению в пустыне, подобно тому как корабль во время бури спешит к пристани". Насколько опасна для души жизнь в обычных условиях, то есть среди людей, и насколько дает она пищу разнообразным соблазнам и блудным искушениям, видно из письма силенциарию Никарету, в котором преп. Нил, в частности, говорит: "Кого через уши и глаза очаровывает и услаждает срамное пожелание, тот, хотел ли он того или нет, уже в полном смысле прелюбодей" [211]. Впрочем, устранение внешних условий еще не обеспечивает полного успеха в борьбе с этой страстью, потому что "вожделение, похоть" может воспаляться и помыслами. Поэтому преп. Нил и дает монахам совет не предаваться "воспоминаниям о женщинах" и "не медлить в помыслах, понуждающих к собеседованию с женским образом (букв. "не собеседовать долго с помыслами, понуждающими к беседам с умопредставляемой женщиной". Прим. пер.), потому что непрестанные представления о женщинах повреждают целомудренные навыки".
Однако все усилия человека в многогранной борьбе с блудной страстью могут увенчаться полной победой лишь при благодатной Божией помощи. Поэтому преп. Нил во многих своих письмах призывает учеников в борьбе с блудом смиренно прибегать к молитве, "являющейся надежным средством от страстей вообще". "Молитвой к Богу, пишет он церковному екдику Иулиану, человек может избавиться от блудных очей и тем самым больше не видеть нечистого сластолюбия; а от Господней благодати может он принять новые очи, которыми в конце концов узрит красоту благоуханного и святого целомудрия" [212]. Монаху же Аецию, часто страдавшему от искушения блудными помыслами, преп. Нил, наряду с прочим, говорит: "Поспеши и прибегни к твердому столпу смирения; и, вооружившись бдением, долгими молитвами и пением псалмов, собственными глазами увидишь ты погибель врагов" [213]. Другого опять-таки монаха, изнемогающего в борьбе с блудными прилогами, преп. Нил ободряет следующими словами: "Не должны мы ослабевать во брани, ибо имеем великого Защитника, Святого Духа, при содействии Которого легко можем угасить все диавольские огненные стрелы срамных похотей и воспоминаний" [214].
С плотскими пороками самую близкую и непосредственную связь имеет душевная страсть сребролюбия, занимающая в схеме преп. Нила третье место. Эта страсть состоит в напряженном и ненасытном стремлении к стяжанию денег, имений и вообще внешних материальных благ. Из-за своего грубого вещественного объекта, сребролюбие служит своего рода связующим звеном при переходе от элементарных плотских страстей к страстям чисто душевным. Характерным свойством страсти сребролюбия является ее ненасытимость, не удовлетворяющаяся никакими успехами в достижении вещественных благ, но, напротив, все более и более от этого раздражающаяся и воспламеняющаяся. "Как море, говорит преп. Нил, вбирая в себя множество рек, не переполняется, так и похоть сребролюбца не довольствуется собранным богатством. Если доведется ему его удвоить, он желает его удвоить еще раз и не перестает к тому стремиться, пока смерть не пресечет его напрасный труд" [215].
Эта неутолимая жажда накопления внешних благ не проистекает из реальных людских нужд, так как, по учению преп. Нила, для естественной человеческой потребности достаточно каждодневно вкушать хлеб и воду "и то не до сытости". Все же прочие плотские вожделения чужды человеческой природе. В соответствии с этим, стержень сребролюбия лежит в ложном понимании истинного и абсолютного блага и в ненормальном, извращенном отношении к материальному богатству, которому усваивается высшая самодовлеющая ценность. Человек, обремененный страстью сребролюбия, возлагает свою надежду на богатство, усматривая в нем и смысл, и цель своей жизни. Сущность страсти сребролюбия заключается в подчинении души человека, а особенно его воли, вещественным благам, которые для души в ее порывах "к достижению вышнего звания" являются "земными оковами" [216]. В своих письмах преп. Нил решительно восстает против этой весьма пагубной для души страсти, открыто и резко порицая склонных к сребролюбию людей. Так, например, в письме к одному знатному чиновнику Ликургу он пишет: "Кто тебе не посмеется? Кто не укорит тебя за твое безграничное сребролюбие? Кто не станет насмехаться над твоим безумием, с которым ты, не зная меры, собираешь деньги и считаешься господином того, что со смертью никак не сможешь взять с собой?" [217] Богатым людям преп. Нил указывает на ту ответственность, которую несут они за неправильное использование данного им Богом богатства. "Кому собираешь ты золото, так что не ведаешь меры? спрашивает он богача Лавса. Знай же, что чем обильнее твоя сокровищница, тем вящее и ужаснейшее вечное мучение тебя ожидает" [218].
Особое внимание преп. Нил уделяет тем монахам, которые под разными предлогами предаются корыстолюбивым помыслам и заботам, хотя и дали они обет нестяжания. Ясными сравнениями и антитезами указывает он на суетность и пагубность их материальных стяжаний и на великую пользу нищеты. "Богатый монах, говорит он, подобен перегруженному кораблю, который легко потопят морские волны во время бури" [219]. "Связан он земными заботами и попечениями, как пес цепью И если придет к нему смерть, то он со скорбью и болью оставляет землю. Испускает он душу, но глаза не отводит от того, что имеет Расстается с телом, но не расстается с имением". Напротив, "монах, не вожделеющий имения, подобен путнику, который ничего с собой не носит и в любом месте находит для себя пристанище. Он словно орел, возлетающий ввысь и спускающийся лишь тогда, когда к тому вынудит его потребность". Такой монах "выше всякого искушения. Смеется он над всем вещественным, восходит высоко и, удаляясь от земного, живет небесной жизнью В смертный же час он радостно отсюда переселяется, потому что крылья у него легки и никакими земными заботами не связал он свою душу". Для борьбы со сребролюбием преп. Нил советует читать Священное Писание и непрестанно молиться.
Четвертое место в схеме грехов занимает гнев, который, по словам преп. Нила, представляет собой "безумную страсть". "Он легко может помрачить разум и тех людей, которые обладают знанием, и сделать человеческую душу дикой, заставляя ее уклоняться от всякого общения с людьми". По учению преп. Нила, страсть гнева особенно сродни сребролюбию и отчасти его следствие. Ведь люди, стремящиеся к обогащению, сталкиваясь с помехами в реализации этих своих самолюбивых целей, обычно утрачивают душевное самообладание и предаются гневу. "Сребролюбцы, говорит преп. Нил, неминуемо должны гневаться на людей, мешающих им осуществлять их материальные цели" [220]. Гневное состояние не исчерпывается лишь стремлением устранить встречающиеся на пути препятствия; оно сопровождается и враждебным отношением к людям. Это душевное состояние, связанное с неукротимым желанием отомстить своему врагу. "Гнев, поучает преп. Нил, это жажда мщения". Эта характерная психологическая особенность гнева, отличающаяся невыносимым упорством, нарушает душевную гармонию и вносит разлад в жизнь души. Под влиянием гнева человеческий ум помрачается и настолько ослабевает, что утрачивает свою способность рассуждения, делается грубым и лишается истинного знания (ведения). "Гневливые помыслы, пишет преп. Нил, помрачают ум, подобно тому как облако скрывает за собой солнце".
В религиозно-нравственном отношении страсть гнева свидетельствует о недостатке любви как к Богу, так и к людям, а также и об отсутствии терпения и кротости, этих истинных христианских добродетелей. Естественно, что человек, объятый пламенем гнева, не может как подобает совершать христианский подвиг. Поэтому "молитва раздраженного гневом человека это мерзкое каждение пред Богом, его пение псалмов неприятный для уха звук, а его дар червоточная жертва" [221]. Заповедуя воздерживаться от этой пагубной для души страсти, преп. Нил опирается на слова Христа Спасителя (см.: Мф.5:22) и говорит: "Не полезно гневаться вообще: как без причины, так и с оправданной причиной, ибо сие по праву запретил Господь" [222]. Для того чтобы одержать полную победу над гневом, преп. Нил учит, что, безусловно, необходимо взращивать в себе и укреплять долготерпение и кротость. Отмечая же преимущество долготерпения перед гневом, преп. Нил четко сравнивает те впечатления, которые у окружающих людей создаются под влиянием как обозленного, так и терпеливого человека. "У рассвирепевшего и одержимого гневом, говорит преп. Нил, глаза мутные, налившиеся кровью и свидетельствующие о возбужденном сердце, а лицо терпеливого человека спокойно, глаза приятные и смотрят прямо Долготерпеливый монах подобен источнику, напояющему всех сладкой водой".
Пятое место в представленной преп. Нилом схеме грехов занимает печаль. Эта страсть следствие увядания душевной силы, реакция на страстные состояния, в своей основе имеющая власть чувственного эгоизма или привязанность к материальным благам. Отсюда проистекает связь печали с другими страстями, потому что она их плод. "Печаль, пишет преп. Нил, связывает узами побежденного страстями" [223], ибо она является "следствием неудач в плотских хотениях, ведь вожделения сопровождают всякую страсть. Победивший вожделение одолел страсть, а над одолевшим страсть печаль не возобладает. Не печалится ни воздержанный из-за того, что не удались яства, ни целомудренный, что не привел в исполнение неразумные порывы распущенности, ни кроткий, что не смог отомстить, ни смиренный, что лишен людских почестей, ни любящий нестяжание, что потерпел ущерб. Они решительно отвергли от себя похотливое желание всего этого, и как облеченного в броню не пронзает стрела, так и сих бесстрастных не ранит печаль". Но самую тесную связь печаль имеет с гневом, в котором страстные побуждения достигают самой сильной степени и после приступа которого происходит неизбежная психическая реакция, поглощающая душевные силы. "Печаль, говорит преп. Нил, это удрученность души. Она приходит из-за гневных помыслов", потому что "неудача во мщении порождает печаль".
Характерная особенность этой страсти заключается в том, что она "ослабляет проницательный ум" и "отнимает чувство у души". Поэтому "человек, предающийся печали, не ведает духовной радости". Не в состоянии он "вознести чистую молитву". Как "узы связывают ноги и мешают движению, точно так же и печаль препятствует умному подвигу". Она, расслабляя и сковывая деятельную человеческую силу, парализует душевные способности человека и потому становится препятствием всему доброму.
От этой мирской "горькой печали", по учению преп. Нила, надобно отличать "печаль по Богу". Мирская печаль это "болезнь души и тела" [224], свидетельствующая о безграничной любви человека к миру сему и о его наклонностях к самолюбивым удовольствиям, а "печаль по Богу" это неудовлетворенность своим нравственным состоянием, которое, вследствие греховности, мешает достижению высокой цели общению с Богом. Следовательно, различие между этими двумя видами печали огромно. Мирской печали свойственна мрачная меланхолия, расточающая духовно-нравственные силы человека, а "печаль по Богу", имея своей основой Бога, влечет человека к нравственному восхождению, рождает в нем и укрепляет живую деятельность и поощряет его к христианскому подвигу всестороннего совершенствования и уподобления Богу. "Печаль по Богу, учит преп. Нил, укрепляет душу слезами" и "очищает погрязшее во грехах человеческое сердце" [225].
Дабы освободиться от злой печали, человек, как полагает преп. Нил, должен устремляться к бесстрастию, ибо "владычествующий над страстями в силу этого побеждает и печаль". Естественно для человека в этой тяжкой брани возлагать все свое упование на благодатную помощь, и потому крайне необходимо искреннее молитвенное покаяние. "Искушение невыносимой печалью, пишет преп. Нил, можно истребить обильными слезами, благими надеждами и любовью к Сладчайшему Спасителю Христу".
Когда проявляющийся при печали упадок душевных сил достигает более сильной и интенсивной степени, тогда человеческую душу охватывает новое страстное состояние, известное под именем уныния. Эта страсть в схеме преп. Нила стоит на шестом месте. Мы можем охарактеризовать ее как полное отторжение и паралич всей жизни души, потому что подавленность, сопровождающая любую духовно-нравственную деятельность человека, начинает властвовать над всей душой того или иного человека. "Уныние, свидетельствует преп. Нил, это дряблость (вялость) души" [226], достигающая такой степени, что душа лишается силы и трезвения и становится неспособной к живой деятельности. Естественно, что и другие страсти в таких условиях, вследствие слабости разума и нерешительности воли, не встречают никакого сопротивления. Они легко лишают душу внутреннего мира, подобно тому как без особых усилий "легкий ветерок колеблет слабый тростник". Характерными свойствами человека, над которым возобладало уныние, являются переменчивость желаний, равнодушие ко всему окружающему и леность. "Уныние, говорит преп. Нил, изгоняет монаха из его дома", но нигде не обретает он мира. Не довольствуясь окружающей его средой, он "придумывает заманчивую картину скитаний" Однако "как растение, переносимое с одного места на другое, не рождает плода, так и блуждающий монах не приносит плод добродетели". Ничто его не удовлетворяет. Плененный унынием монах не находит покоя и в собственной келлии. "Его глаза постоянно обращены на дверь, а помыслы заняты посетителями. Стоит только двери заскрипеть, как он тут же вскакивает; случится ли ему услышать голос смотрит в окно и не отрывается от него, пока сидя не онемеет. Читая, часто зевает и дремлет, потирает лицо, вытягивает руки и, оторвавшись от книги, внимательно смотрит в стену; затем вновь обращает взор на книгу, читает мало, перелистывает страницы; проявляет любопытство к тому, чтобы увидеть конец слова, считает страницы, листы и напоследок, закрыв книгу, кладет ее под голову и засыпает слабым сном, потому что голод возбуждает его душу и насильно заставляет его думать о себе". Такой монах "леностен и в молитве" и неспособен "прилежно исполнить дело Божие".
Против уныния (удрученности духа) имеются и средства. По мнению преп. Нила, "уныние излечивается постоянством и исполнением любого дела со вниманием и со страхом Божиим". "В любом деле, советует преп. Нил, определи себе меру и не прерывай дела до тех пор, пока не закончишь то, что ты себе определил. При этом молись также и Богу разумно и усиленно, и уныние отбежит от тебя".
На седьмом месте в схеме преп. Нила стоит тонкая и трудно обнаруживаемая страсть тщеславия, скрывающая в себе огромные опасности для религиозно-нравственной жизни, потому что возникает она и развивается в человеческой душе наряду с добродетельной жизнью, то есть тогда, когда человек ведет успешную борьбу с плотскими и грубыми душевными страстями. "Тщеславие, говорит преп. Нил, это неразумная страсть, легко примешивающаяся к любому доброму начинанию" [227]. Таким образом, успех в подвижнической жизни и стяжание некоторых добродетелей являются, по учению преп. Нила, неким обязательным условием для возникновения тщеславия и резко обособляют эту страсть от других пороков. Если другие страсти, как мы это уже видели, находятся между собой в прямой генетической зависимости, так что развитие и усиление одной страсти порождает и предоставляет пищу для другой, то страсть тщеславия "возрастает вкупе с добродетелями и не оставляет их, пока не ослабит". Другими словами, она возникает и развивается после победы над прочими страстями, а нарочито после успехов в борьбе с плотскими пороками. Тщеславие, имея в своей основе стремление к эгоистическому удовлетворению личного самолюбия, разрушает и уничтожает внутреннюю ценность человеческой добродетели, препятствуя стяжанию пред Богом венца истинной праведности. "Тщеславный человек, говорит преп. Нил, обращает свою добродетельную жизнь в ничто. Свои дела творит он не ради Бога, явно награждающего за тайно совершаемые дела, а дабы сделанное им показать людям, не могущим дать ему никакой награды. Люди могут лишь удостоить этого человека похвалы и тем самым лишить его великой и вечной почести. Ибо принимающий на себя какой бы то ни было труд с той целью, чтобы люди ему дивились, ничем не отличается от театрального (позорищного) актера, довольствующегося полученной платой. Оттого и тщеславный человек, принимая похвалу от людей, не имеет права просить награды от Бога" [228]. Творя добрые дела ради "получения славы человеческой", человек, естественно, обращает все свое внимание на внешнюю сторону добродетели, вследствие чего ее внутреннее, душевное, содержание постепенно разрушается и под влиянием эгоистического самодовольства остается в запустении. "Тщеславие, пишет преп. Нил, доводит человеческую душу до наготы и опустошает ее; оно рассыпает все плоды, которые человек долго собирал с великим трудом и мучением. Так человек теряет и бдение, и пост, и милостыню, и лежание на голой земле, и другие подвижнические дела из-за мерзкого славолюбия" [229]. Опустошение души вследствие тщеславия столь велико, что уже побежденные более грубые страсти, не встречая сопротивления, вновь начинают господствовать над душой человека. "Человек, побежденный людским тщеславием, говорит преп. Нил, не может пребывать в мире ни с самим собой, ни с ближним, потому что быстро впадает в скорбь, в раздражительность, в гнев, в ярость, в замешательство, в печаль и в срамоту".
Осуждая тщеславие, преп. Нил на борьбе с ним заостряет особое внимание. "Более всего, пишет он одному своему ученику, борись с тщеславием" [230]. Дабы предупредить развитие и усиление тщеславных порывов в душе, преп. Нил указывает на средства и способы борьбы. Так как помыслы славолюбия обычно зарождаются в душе от сознания своих успехов в нравственном совершенствовании, преп. Нил, по примеру св. апостола Павла, советует никогда не думать о том, что, мол, мы достигли цели, но, "забывая заднее и простираясь вперед, стремиться к цели, к почести вышнего звания" (Флп.3:1314). "Рассматривающий уже сделанное, поучает преп. Нил, обычно до безумия предается гордости. А взирающий на то, что ему еще остается сделать, необходимо делается смиренным и кротким; и в неизвестности, то есть в том, достигнет ли он того, к чему стремится, или нет, обретает самое сильное побуждение к смирению Ум, управляемый к горнему и смиряемый заботой о том, что составляет предмет его ревности, не будет иметь времени помышлять о своих успехах". Сверх того, преп. Нил советует избегать и внешних причин тщеславия и потому постоянно требует от своих учеников творить все свои добрые дела в тайне.
Восьмое и последнее место в указанной преп. Нилом схеме грехов занимает гордость, которая тесно связана с тщеславием, ибо "появление тщеславия предвещает гордость, подобно тому как вспышка молнии предшествует удару грома" [231]. Развитие и укрепление самолюбивых устремлений приводит человека в состояние гордости, в котором самопревозношение и эгоизм проявляются в более сильном и неприкрытом облике. Человек, ослепленный неудержимой жаждой земной славы и людских почестей, проявляет в тщеславии недостаток любви к Богу и забывает славу Божию. В гордости же наружу прорывается пренебрежение Божественной славой и всем тем, что нас окружает; и это доводит человека до богоотступничества. В результате воцарения гордости в человеческой душе разрушается самая основа религиозно-нравственной жизни и исключается возможность правильных отношений как к Богу, так и к людям. "Гордость, говорит преп. Нил, возносит помыслы до надмения, учит пренебрегать людьми и с презрением смотрит на всякого единоплеменника как на нечто ничтожное. Она приводит человеческую мысль к безумию, не признает Божия Промысла и попечения Совершеннейшего и считает, что все милости, которыми она пользуется, суть следствия ее личных заслуг. Гордость не желает видеть Божия содействия в том, что она делает и что ей удается, ибо считает себя достаточно сильной ко всякому благому делу. Будучи во всех отношениях немощной, она по своей самоуверенности мудрствует, что ее силы преуспеют во всем".
Гордый человек считает свою собственную личность центром всей вселенной, а все прочее для него лишь средство для его личного самовоздвижения. Поэтому в его отношениях к людям нет места "ни согласию, ни единству мыслей, ни взаимной любви", но вместо всех этих чисто христианских начал, которые "превыше всего ценит и любит Дух Божий", в душе горделивца царствует злоба, "зависть и горькая ненависть". Потому и не удивительно, что и прочие страсти в развращенной гордостью человеческой душе находят вполне благоприятную почву для своего развития. "Предавшиеся гордости люди, пишет преп. Нил, лишаются благодатной помощи и впадают либо в блуд, либо в воровство, либо в убийство, либо в какое-то иное недозволенное деяние. Гордость это самый большой грех. Из-за нее и изобретатель всякого зла диавол свержен с неба на землю". В противовес гордости преп. Нил выставляет смирение как истинную христианскую добродетель, возводящую человека на небо и приуготовляющую его к лику ангельскому [232]. Прежде достижения смирения надобно, как учит преп. Нил, внимательно относиться ко всему, что входит в круг нашей повседневной жизни. В письме к схоластику Алкивиаду, просившему открыть ему путь борьбы с гордостью, преп. Нил говорит: "Если угодно тебе избегнуть сей пустой и богопротивной гордости, и достигнуть смирения, и иметь сей блаженный дар, то ревностно упражняйся во всем том, что способствует этой цели. Ведь душа обычно уподобляется тому, чем она занята, и тому, что она всегда делает; это и отпечатляет она на себе, принимая соответствующую форму. Посему и наружность, и одежда, и походка, и поза, в которой сидишь, и пища, и постель одним словом, все у тебя да будет скромным. Точно также и слово, и телодвижения, и беседа с ближним да пребудут в кротости, а не в надмении. Будь добрым и приветливым к брату, незлобивым к противникам, человеколюбивым и сострадательным к нищим, готовым успокоить и утешить болящих, посетить любого человека, когда он в страданиях, в напряженных трудах, в скорбях, и вообще никого не презирай; в разговоре же будь любезным, в ответах искренним, каждому желай добра и будь для всех доступным" [233].
Несомненно, этот подвиг, приводящий человека к полной победе над гордостью, осуществить в жизни нелегко. Одних человеческих сил для этого недостаточно. Поэтому преп. Нил требует от своих учеников не предаваться лености, не падать духом и неустанно просить помощи во имя Христово. Ибо "если мы сердечно, со страхом и благоговением обращаем взоры к своему Владыке, то Он, без сомнения, с любовью придет послужить каждому, и тогда над человеком не смогут восторжествовать ни сатана, ни страсть, ни бедствие, ни какой бы то ни было грех" [234].
В. Средства для достижения цели
Учение о добродетели
Процесс религиозно-нравственного восхождения в учении преп. Нила мы можем рассматривать с двух сторон: с позитивной и с негативной. Позитивная сторона состоит в активном выражении, в развитии и укреплении тех духовных сил, которые при соблюдении чистоты души возводят человека на все большую духовную высоту, дабы приблизить его к его конечной цели: к единению с Богом. Негативная же сторона выражается в стремлении человека к нравственному очищению, к его освобождению от власти грехов, страстей и демонских козней, представляющих собой препятствия на пути его духовного совершенствования. Первая, то есть позитивная, сторона духовного процесса лежит в основе нравственного преуспеяния. Ее составляет добродетель, которой преп. Нил уделяет большое внимание.
В одной из предыдущих глав мы познакомились с его определением добродетели и особо отметили, что это понятие преп. Нил производит от слова "подвиг". В этом определении можно видеть влияние древнегреческого учения о добродетели как о телесной (физической) силе. Однако преп. Нил придает этому понятию духовно-религиозный и конкретно христианский смысл. Сообразуясь с общим христианским учением, он рассматривает любую чистую нравственную силу как дар от Бога. Поэтому и добродетель как способность к доброму или нравственному поведению является для преп. Нила не чем иным, как "Божиим хитоном" [235]. Она отличается тем, "что смиряет в человеке ход его мыслей". Чувство смирения, являющееся, по учению преп. Нила, существенным свойством христианской добродетели, знаменует собой для древней философской этики элемент абсолютно новый. Индивидуальные добродетели: мудрость, мужество, рассудительность и общественная справедливость, известные еще в эпоху Гомера, приобрели у преп. Нила религиозные и чисто христианские черты. По силе своей и своему значению и смыслу они поставлены в связь с главными богословскими добродетелями: верой, надеждой и любовью.
По учению преп. Нила, эти три добродетели: вера, надежда и любовь объемлют все наше отношение к Богу. Они составляют главную и необходимую основу всей высшей духовной жизни и создают благоприятные условия для зарождения, развития и укрепления прочих добродетелей. "Имеющий от Святой Троицы эти три добродетели: веру, надежду и любовь, говорит преп. Нил, подобен городу, окруженному тройной стеной и защищенному этими добродетелями как арсеналами" [236]. А демоны, враги людей, стремящиеся низвергнуть человека в погибель, покушаются, как учит преп. Нил, поколебать эту твердую и надежную основу его нравственной жизни. "У беса, этого источника и живописца порока, пишет он монаху Фавмасию, лишь одна цель: ввергнуть всякого человека в тяжелую и безутешную печаль и удалить его от Божией веры, надежды и любви, то есть от всего того, что является самым важным и самым сильным в благочестии пред Богом" [237]. Эти три христианских добродетели преп. Нил ставит непосредственно одну за другой, считая их необходимыми для достижения божественной радости и для принятия "брачной одежды" во дворе Господнем.
Каждый христианин должен, по учению преп. Нила, прежде всего твердо веровать в Бога и Господа нашего Иисуса Христа. "Вера в человеколюбнейшего Владыку Христа, пишет он епископу Елевферию, это великая наша защита, великая помощь, безопасность и ободрение (вселение мужества) Ибо воспоминание о возлюбленном Владыке Христе и прочно укорененная и непоколебимая вера в Него во время нашей брани и бесконечного страха отгонят подобно предупредительному, мирному, светлому и кроткому ангелу страх и стыд, исполнят душу добродушием и соделают ближним Богу того, кто некогда от Него обособился". Вера, по учению преп. Нила, это действие, в котором "человек приближается к Богу, а Бог приближается к нам". Другими словами, в самом акте веры взаимодействуют человеческая и Божественная сила. "Сколь прекрасна и дивна взаимность, замечает он в одном из своих писем, когда человек спешит на служение Богу, а Бог безотказно приближает к Себе Своего служителя". Вера во Христа, в Его воплощение, искупительную смерть и в Его Воскресение, как поучает преп. Нил, должна составлять основу нравственных подвигов, потому что лишь при помощи дарованных Искупителем Божественных средств человек может преодолеть разнообразные препятствия, укрепить и развить свои духовные силы и наконец достигнуть совершенства. "Принося Богу веру, пишет он, предлагая ее как прекрасный дар, мы приняли с неба высочайшую и ни с чем не сравнимую благодать: общение Святого Духа Бог же, приемля от людей веру, наделяет их небесными дарованиями, подает евангельскую благодать, благодаря которой восходят они к совершенству, и умудряются горней премудростью, и дерзновенно, как сыны, приближаются к Богу, и становятся причастниками света Божества". Вера во Христа, которая присно очищала и поныне очищает истинно верующих, по учению преп. Нила, не может ограничиваться ни одним человеческим разумом, ни вообще законами видимого мира, но должна основываться на словах Самого Спасителя, Творца вселенной, сила и могущество Которого переступают границу естественных законов. "Сочетавшись со Христом, пишет преп. Нил Драконтию, верные должны соблюсти ничем не колеблемую веру; надлежит им твердо веровать во все то, что Он говорил Обещает ли Он что-то необычное, предвещает ли что-то сверхъестественное не подобает нам требовать примеров; не следует нам ни вдаваться в изыскание границ естества, ни обращать внимание на способности слушающего; надобно нам иметь в виду только одно: каково величие Предвещающего и какова сила Дающего обетования и могущего легко изменить все к лучшему и Своей силой переступить и через законы самой природы" [238].
Твердая вера, утверждающая на словах Спасителя, по учению преп. Нила, получает свою силу и крепость не в чаянии земной награды, а в уповании на получение вечных благ в жизни грядущей. "Ты будешь признан верным, пишет он одному из своих учеников, если и без награды не перестанешь ожидать и надеяться на то, что, по Божиему обетованию, восприимешь вечные блага в будущей жизни. Ведь если бы Господь сейчас же, вдруг и без замедления награждал за добрые дела, то это скорее было бы куплей, нежели благочестием, и можно было бы подумать, что благоговейны мы не по своему благочестию, а из корысти" [239]. Напоминание о вечных небесных благах и о спасении любимое средство к ободрению слушающих, используемое преп. Нилом; к нему он часто прибегает и тогда, когда назидает своих учеников в вере и благочестии. Так, например, стремясь укрепить монаха Фавмасия в вере и в ревности к добродетели, он пишет ему, в частности, следующее: "Претерпевай искушения с благодарением, и будь тверд в вере и в образе мышления, и непрестанным бдением, славным воздержанием и постоянной молитвой не отступай от Всесовершенного; и так ты узришь конец. А конец подвизающихся за Христа это спасение" [240]. "Нам, верным, пишет преп. Нил в другом месте, уготовляется венец жизни, славы и нетления, венец, сплетенный для тех, которые ожидают Господа" [241]. Тех же людей, которые предаются безутешной печали, переживая постигшее их несчастье, как, например, смерть самых любимых ими людей и т. п., и таким образом проявляющих свое маловерие, преп. Нил укоряет с любовью и в то же время утешает, дабы тем самым укрепить их ослабевшую веру.
Так, одной матери, скорбящей об умершем сыне, преп. Нил пишет: "Если веруешь твердо, что по свершении мира сего будет воскресение всех умерших, почему тогда непрестанно плачешь и безутешно терзаешься? Если и умер прекрасный твой сын Никорет, сын единственный, то узришь ты его в тот день прекраснейшим солнца и в несказанной славе и радости. Увидишь ты, как стоит он пред царским престолом и молится за тебя Христу, человеколюбнейшему Царю всяческих. И тогда ты утешишься, ибо будешь видеть, что сын твой, рожденный из твоей утробы, пребывает во дворех небесных и имеет дерзновение пред Творцом всяческих, пред Богом, наслаждаясь чистой и нетленной жизнью. Посему положи конец сему заслуживающему упрека малодушию и безмерному плачу. Прими блаженную радость, исполнись добрыми чаяниями и благими надеждами, дабы своими слезами не огорчить тебе сына своего и не вызвать против себя гнев Владыки. Вспомни также и то, что пишет апостол: "Не хочу же оставить вас, братия, в печали (в синод. тексте: "в неведении". Прим. пер.) об умерших, дабы вы не скорбели как язычники (в синод. тексте: "как прочие. Прим. перв.), не имеющие надежды" (1Фес.4:13). Посему "всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия" (1Фес.5:1618)" [242].
Те же самые мысли, но только в более строгой форме, преп. Нил повторяет в письме к Феону, правителю города. "Безутешно скорбеть и плакать над умершими сродниками, говорит он, это признак неверия и отчаяния. Верующий в то, что погребенный воскреснет из мертвых, укрепляется надеждой, благодарит Бога и, переменив плач на радость, молится о том, чтобы умерший удостоился вечного прощения, а чтобы сам он (т.е. плачущий. Прим. пер.) обратился к исправлению собственной жизни" [243].
Из приведенных цитат ясно видно, как, по учению преп. Нила, с верой в Бога тесно связана другая божественная добродетель надежда на милосердие Творца и на Его благодатную помощь. Вера в Бога и в искупительные заслуги Иисуса Христа служит неиссякаемым источником "живой воды", из которого почерпает свою силу другая божественная добродетель христианская надежда. В этом смысле и апостол Павел называет Господа нашего Иисуса Христа "надеждой нашей" (1Тим.1:1) или же основанием нашей надежды. С другой стороны, опять-таки надежда на благодатную помощь и на обетованное вечное блаженство укрепляет нашу веру и в трудных обстоятельствах жизни является ее твердым основанием. Надежда придает силу нашей немощной воле в творении добра, в подвигах благочестия; она освящает и умиляет наше сердце и приводит нас как сынов и наследников Божиих к оному вечному блаженству в царстве небесном, "которое ни словом нельзя выразить, ни умом постичь, ни мыслью охватить" [244]. Вот почему преп. Нил в своих письмах так часто обращается к надежде на Божие милосердие, убеждая своих учеников, чтобы почерпали они силу и крепость для своих подвигов в ожидании благодатной помощи и вечного блаженства. "Да уповаем на Бога, пишет он диакону Ксеногору, да имеем надежду, хотя бы и видели мы, что не вдруг и не легко получаем просимое Ибо Богу угодно, чтобы мы всегда на Него надеялись" [245]. Другого ученика, монаха Флориона, расслабленного физически, преп. Нил, укрепляя в его уповании на Бога, предохраняет от духовного расслабления и от отчаяния. "Если изнемог ты телом, пишет ему преп. Нил, то не падай духом при мысли о том, что некому тебя утешить. "Благо есть надеятися на Господа, нежели надеятися на человека" (Пс.117:8). Нет сомнений в том, что Бог укажет тебе путь к утешению; не оскудеет Источник премудрости, чтобы изыскать способ к твоему спасению" [246].
С верой и надеждой, по учению преп. Нила, неразрывно связана и христианская любовь. Все эти три божественные добродетели, необходимые для нашего спасения, развиваются в душе человека одновременно и одна наряду с другой. Живая вера, выражаемая в надежде, обретает осуществление своих чаяний в любви. Вера и надежда суть пути, ведущие к истинной христианской любви. Ибо христианская вера не может быть мертвой. Она стремится к самовыражению (к проявлению вовне), и это ее внешнее выражение осуществляется в исполнении закона и в делах любви. Вера это начало христианской жизни, а любовь ее свершение. Эту мысль преп. Нил заостряет в своем лаконичном определении благочестия. "Благочестие, пишет он, состоит из двух частей: из благочестивых догматов и из добрых дел Посему не следует отделять одно от другого" [247]. Хотя при перечислении Божественных добродетелей любовь по порядку занимает последнее место, тем не менее, как учит преп. Нил, по ее достоинству ей принадлежит первое место. Для определения понятия любви преп. Нил использует слова апостола Павла, который дал любви непревзойденную характеристику (см.: 1Кор.13:18). Повторяя слова апостола Павла, преп. Нил понимает любовь как исполнение закона.
Первый и высший объект любви и в то же время ее сущность, по учению преп. Нила, это Сам Бог. "Любовь, говорит преп. Нил, не имеет ничего собственного, кроме Бога, потому что Бог есть любовь" [248]. Так как конечной целью человеческой жизни является уподобление Божественному естеству, то из этой цели ясно выводится потребность любви для человеческой жизни. Без любви все в земной жизни не имеет ни значимости, ни цели. "Без нее, говорит преп. Нил, нет пользы ни от чего земного". Однако любовь как христианскую добродетель преп. Нил резко отделяет от чувственных и греховных поползновений (вожделений), "которые еллины наименовали любовью (эросом). Одно, пишет он, это любовь к Богу, а другое некая животная и чувственная похоть (инстинкт)". Эти два понятия, по учению преп. Нила, не должны быть смешиваемы. Ведь именно христианская любовь служит самым сильным оружием в борьбе с внутренними чувственными движениями. И стремление к очищению себя от грехов и страстей не имеет смысла, если не будет любви. "Не сможешь подавить ты страсти, говорит преп. Нил, если прежде не согреешь свое сердце плодами любви". Поэтому божественная любовь как животворная сила души занимает срединное место в духовной жизни. "Любовь, пишет преп. Нил, это стольный град добродетелей Если приобретем любовь, то угасим страсти и воссияем до небес. И "как солнце своими золотыми лучами улыбается всей земле, так и любовь своими светозарными делами приветствует всякую душу".
Преп. Нил постоянно требует от своих учеников, чтобы возгревали они в себе любовь и преданность Богу. Тех же, которые, движимые любовью к Богу, уже оставили земное и "избрали благую и вечную цветущую часть Божественных поучений", он ободряет тепло и с любовью. Так, например, диакону Евфимию он пишет: "Тогда как иные радуются роскошным домам, золоту, серебру и прочим земным благам, ты, славный служитель Христов, непрестанно взираешь очами на незримого Царя, наслаждаешься Его сладостью, напояешь душу надеждой на Него, утешаешься неувядаемой к Нему любовью Посему Спаситель и Творец всего мира отвечает тебе, что твоей радости и веселия никто у тебя отнять не сможет (см.: Ин.16:22)" [249].
Говоря о любви к Богу, преп. Нил не ограничивается лишь ее внутренней, созерцательной стороной, но уделяет большое внимание и ее внешней, практической (деятельной) стороне. Эта ее внешняя сторона определяет наше отношение к людям. Ведь любовь к Богу как главная сила Божия царства не ограничена лишь сама собой, но простирает свое действие и на все нас окружающее, стремясь всюду, где только может, собрать все доброе. Она соединяет все разумные существа в единодушную общность для нравственного совершенствования, и ее главным, руководящим принципом служит стремление к "единомыслию и взаимной братской любви, которую больше всего ценит и любит Дух Божий" [250]. "Отличительная особенность любви, говорит преп. Нил, состоит в том, что настроение всех людей она делает одинаковым". Здесь все верные взаимно сплочены любовью ко Христу, подобно членам одного тела. Они настолько связаны взаимным состраданием, что каждый из них, по словам апостола Павла, "радуется с радующимися и плачет с плачущими" (Рим.12:15). "Истинная любовь оправданно называется в Священном Писании исполнением закона, потому что объемлет собой самую совершенную часть закона и, запрещая обвинять ближнего или делать ему какое бы то ни было зло, требует от нас, чтобы мы ему все добровольно простили и творили бы ему только доброе". Ибо "дело любви, пишет преп. Нил, это быть великодушным; гневаться же не ее дело. Гнев возбуждает печаль и негодование, а любовь ослабляет этих трех, то есть и гнев, и печаль, и негодование".
Следуя примеру Христа Спасителя, Который и на кресте молился за Своих врагов, мы, по учению преп. Нила, обязаны смиренно прощать оскорбления своим врагам и подавлять в себе всякое враждебное к ним чувство. С этой целью преп. Нил так пишет пресвитеру Феодору, который, обуреваемый ненавистью, потерял душевный мир: "Если приложишь ты напряженные усилия и развеешь в себе облако ненависти, то обретешь душевный мир. И после того как оставишь ненависть к ближнему, исполнишься богоугодной любовью ко Христу, так что взгляд брата, казавшийся тебе враждебным и нелюбезным, теперь, когда мысль твоя озарится светом, будет для тебя желанным и приятным" [251]. Другому ученику, который, поощряемый истинной христианской любовью, творил добро и своим врагам, преп. Нил восхищенно пишет: "Все и ангелы, и люди хвалят твою добродетельную душу, ибо заботишься ты о детях и живых, и умерших неприятелей. Заботясь же о детях живых неприятелей, ты тем самым заставляешь их отцов помириться с тобой. А попечением о детях умерших неприятелей приобретаешь ты великую благосклонность Господа Если и согрешил ты много, то будешь свободен от всякого наказания, ибо, оказывая милосердие и проявляя человеколюбие ко врагам, уподобляешься ты человеколюбивому Господу" [252]. Дабы развивалась и крепла взаимная любовь и сострадание между людьми, Бог, учит преп. Нил, так устроил нашу земную жизнь, что все люди чувствуют нужду друг в друге. Связал Он людей разными потребностями, которые никто не может удовлетворить в одиночку и по причине которых каждый вынуждается изыскивать содействия других. Так каждый человек, приемля помощь от ближних и оказывая им свою помощь, мало-помалу свыкается с мыслью о единстве людей пред Богом и о необходимости взаимного союза братской помощи.
С другой стороны, опять-таки, чувствуя недостаток своих личных сил и свою зависимость от других, человек научается смирению, рождающему чувство благодарности и любви к другим людям, оказавшим ему помощь. "Каждый из нас, пишет преп. Нил, не может сам себя удовлетворить, но имеет нужду в поддержке других. И это премудро устроил Бог, прекрасно руководящий нашей жизнью. Нужда уравнивает неравное: униженного воздвизает до невероятной высоты, а возвысившегося ниспускает долу, к людям простым. Так это непрерывное взаимообщение приводит людей к теснейшему нравственному соединению и к равночестному сопряжению их мыслей" [253].
По учению преп. Нила, сама природа поощряет нас ко взаимному общению, создавая тем самым благоприятную основу для морального единства людей и укрепления их взаимной любви. Впрочем, чистая христианская любовь к ближнему, по его мнению, не ограничивается заботами о внешнем благе, но своей конечной целью имеет духовное очищение ближнего и его спасение. "Надобно молиться Богу не только о собственном очищении, но и об очищении своего ближнего, подражая в этом ангелам" [254]. "Блажен тот, кто с радостью взирает на спасение и преуспеяние всякого ближнего как на свое собственное. Благо человеку, который всякого ближнего почитает как бога после Бога". Любовь главное содержание нравственного царства. Все другие добродетели как духовные дары или настроения души составляют или свойства любви, или ее частичное осуществление в видимом мире или же служат лишь средствами для достижения любви как главной цели всех нравственных подвигов, которые без любви утрачивают свой смысл и значение. Любовь объемлет и соединяет в себе как все добродетели, так и всех людей взаимно и с Богом. Поэтому преп. Нил и называет любовь "стольным градом всех добродетелей".
Для постепенного укрепления ревности к другим добродетелям у человека, по учению преп. Нила, имеются силы, побуждающие его к христианскому подвигу. Эти силы находятся в генетической зависимости от трех божественных добродетелей: от веры, надежды и любви. Однако прежде всего ревность к деятельному христианскому благочестию возгревается постоянной памятью о Боге. Дабы подчеркнуть это сильнее, преп. Нил пишет одному знатному сановнику Сосандру: "Как мы непрестанно вдыхаем воздух, так непрестанно подобает нам хвалить и величать Господа Ибо мудрый и боголюбивый ум должен непреложно хранить память о Творце. "Поминаю Бога, говорит Давид, и воздыхаю" (по церк.-слав.: "Помянух Бога и возвеселихся", Пс.76:4. Прим. пер.). Посему, если памятование о Владыке производит в наших душах веселье, то не будем столь ленивыми, чтобы им не воспользоваться" [255]. "Потрудимся, поучает он в другом письме, ни одно мгновение нашего дыхания не проводить без памятования о Боге, ибо воспоминание о Нем есть величайшее благо" [256]. Человек, разум которого лишен мысли о Боге и памяти о Нем, "согрешает и во внешних чувствах". И наоборот, памятование о Боге не только очищает душу от греха, но и обусловливает благодатную помощь свыше. "Во время глубокого душевного отчаяния память о Боге умягчает скорбь и производит веселье, утешая сердце несказанным радованием". "Бог не забывает памятующих о Нем, говорит преп. Нил. Напротив, Он тщательно хранит того человека, в котором пребывают слова Господни. Ибо Сам говорит устами пророка: Так как слова Мои в них, то буду держать их в Моей памяти".
В качестве сильного побуждения к благочестивой жизни преп. Нил упоминает и о страхе пред Богом. Опираясь на слова Священного Писания (Пс.110:10), он называет страх Божий "началом всякой премудрости" [257], то есть началом жизни, исполненной добродетелей. Страх пред Богом необходимо отличать от обычного чувства страха перед какой-либо опасностью, ибо, по учению преп. Нила, страх Господень производит в душе живое стремление и ревность к христианскому подвигу. Объясняя различие между двумя видами страха, преп. Нил пишет: "Сказано: "Не бойся страха нощного (Пс.90:5), то есть от страха людского и демонского, ибо страх Божий именуется дневным и светлым; он веселит сердце" [258]. "Если не боишься ты Бога, пишет он в другом месте, то следствием этого будет неспокойство (тревога, смятение) и бесчувствие. Страх же пред Богом производил бы в твоей душе добрые чувства и привел бы тебя к покаянию" [259]. По учению преп. Нила, страх Божий возникает в душе, с одной стороны, от сознания нашей греховности пред Богом, а с другой благодаря размышлениям о Его бесконечном величии и о вере в то, что Он есть Судия и Дародатель. "От наказания Божия суда, говорит он, надобно облечься в страх Божий, дабы из-за страха перед вечным огнем в человеке могло воспламениться неугасимое желание благочестивой жизни". Страх Божий, пробуждающий в душе всякого человека тягу к добродетели, преп. Нил часто как бы умягчает учением о Божием человеколюбии, на которое он нередко ссылается в своих наставлениях. Так, желая смягчить сердце пресвитера Харикла, строго поступавшего с кающимися грешниками, он в частности пишет следующее: "Не проповедуется ли в Священном Писании не только строгость и гнев Божий, но и безмерное и непостижимое Божие человеколюбие Когда наши грехи велики, тогда Господь изливает на нас, кающихся, обилие Своего милосердия, и оно истребляет плод наших злых дел. Посему подобает тебе помышлять не только о суде, но и о Христовом человеколюбии" [260]. И светлая сторона Божия суда чаяние небесных благ служит важным мотивом пробуждения стремления к добродетели. "Благочестивых людей Бог прославит за понесенные подвиги, говорит преп. Нил, и увенчает их в день суда, когда будет судить каждого не по ошибочным земным понятиям, а по правде, определяя истинную ценность наших поступков".
В неразрывной связи с памятованием о Боге и страхом перед Ним стоит покаяние как самая мощная сила к добродетельному подвигу. Оно возделывается и укрепляется в душе под влиянием сложных внутренних переживаний. С одной стороны, мысль о бесконечном Божием величии и свете, а с другой сознание собственной немощи и греховности пробуждают в человеке искреннее раскаяние в совершенных преступлениях и "плач" о грехах. Это покаянное настроение не ограничивается лишь сокрушением сердца от сознания своих прегрешений. Ему, как учит преп. Нил, свойственна деятельная и поощряющая сила к добру, ведь желание освободиться от греха и загладить свою вину пред Богом производит в нашей душе твердую решимость выйти из греховного состояния на путь добродетели: оставить прежний образ жизни и из греховной тьмы обратиться к свету Христову. Покаянное настроение является необходимым условием для нравственного оздоровления. "Если кто ощутил зло в своих поступках, говорит преп. Нил, и представил себе в мыслях страшные мучения в будущем веке, тот своим добровольным покаянием вылечит себя еще прежде отшествия из сей жизни" [261]. Покаяние вносит в душу возрождение, ибо наполняет человека силой и мужеством к новой духовной жизни. "Оно оживляет человека, прежде умерщвленного грехом, во удостоверение [тем самым] грядущего возрождения и победы воскресения". Духовное возрождение, к которому приходят через покаянное настроение, достигается при содействии Божественной благодати. Благодать обильно изливается на кающихся, ибо "покаянием человек удостаивается великой Божией милости". Дабы пояснить мысль о силе благодатной помощи, приносимой покаянием, преп. Нил использует красочное сравнение с деревом: "Как уже засохшее из-за недостатка воды дерево вновь дает отростки, если начнут его поливать, так и душа, умерщвленная грехом, если покается, то сподобляется милости своего Владыки и, очистившись от зла, причащается духовной благодати, напояющей человеческий ум изобильной духовной силой и приносящей плоды праведности" [262]. "Предивное покаяние имеет такую силу, пишет преп. Нил в другом месте, что в одно мгновение избавляет от множества грехов; избавляет и тех, которые прибегают к нему уже в последний миг своей жизни, борясь с душой на смертном одре" [263].
По учению преп. Нила, покаяние это "дар Божий". Как таковое оно начало "самой совершенной, чистой и непоколебимой добродетели". Здесь при содействии благодати, преизобильно изливающейся на кающихся, людям предоставляется реальная возможность для "совершения праздника обновления и для украшения себя разными добродетелями". Процесс покаяния определяет все течение жизни, задает христианскому подвигу основной тон и придает ему главное содержание. Покаяние влечет кающегося грешника к преуспеянию в добродетели. Ибо христианские добродетели представляют собой лишь возделывание и развитие тех задатков, началом которым уже служит процесс покаяния.
Ближайшую и самую прочную связь с покаянием имеет главная христианская добродетель смирение. Ей преп. Нил уделяет особое внимание в своем учении. По своей психологической природе смирение представляет собой полную и решительную противоположность гордости. Быть смиренным значит иметь самое искреннее убеждение в том, что мы не имеем ничего своего и не можем сделать никакого добра без Божия покровительства и без Его благодатной помощи. "Что горе возносишься, человек, простираясь выше облаков, будучи пыль и прах? Посмотри на естество свое: ты земля и пепел и вскоре разрешишься в прах; теперь ты величав, а спустя немного будешь червь. Что поднимаешь выю, которая вскоре истлеет? Да, человек велик, когда ему помогает Бог; а коль скоро оставлен он Богом, то познает немощь естества своего. Нет у тебя ничего доброго, чего не приял бы ты от Бога. Для чего же величаешься чужим, как своим? Для чего благодатью Божией хвалишься, как собственным стяжанием? Признай Даровавшего и не превозносись много; ты Божия тварь, не отлагайся от Сотворшего. Бог помогает тебе, не отрицайся Благодетеля" [264]. Между тем смирение, хотя и исполняет оно человека сознанием своего ничтожества и чувством глубокой зависимости от Бога, не есть лишь пассивное душевное состояние, которое могло бы вызвать ослабление и замирание собственной деятельности человека. Ведь искренне сознавая свою глубокую душевную нищету, христианин всеми силами своей души стремится ее восполнить из неисчерпаемого источника Божественной благодати. Таким образом, в смирении ради совместного действия, направленного на благо человека, соединяются энергия его психофизического естества и всемогущая сила Божией благодати. Отсюда слово "смирение", как понимает его преп. Нил, а также и его учитель свт. Иоанн Златоуст, не вполне соответствует содержанию понятия. И преп. Нил вместо него часто употребляет другой термин "смиренномудрие", точнее определяющий позитивную сторону этой добродетели, так как он содержит в себе мысль о сознательном и свободном участии человека в данном процессе.
По учению преп. Нила, смирение это самая важная добродетель, без которой человек не может спастись. Оно является также необходимым условием для развития и укрепления всех христианских добродетелей. "Смирение, говорит преп. Нил, это стена других добродетелей; оно всецело сохраняет богатство души" [265]. Поэтому преп. Нил постоянно требует от своих учеников, чтобы они прибегали к "непоколебимому столпу смиренномудрия" [266]. "Более всего, пишет он аскету Викентию, смиряй свое сердце, считай себя ни за что и уничижай себя, дабы не поползнулся ты в гордость, и вместо пшеницы не пожал бы плевелы, и не пропали бы твои труды" [267]. Дабы яснее выделить значение смирения, преп. Нил в своих поучениях часто вспоминает евангельского мытаря, который одним смирением оправдался пред Богом. Так, например, своему ученику, скорбевшему из-за того, что не имеет он материальных средств и потому не может оказывать помощь нищим, преп. Нил пишет: "Одним смирением спасен мытарь. Да и Сам Господь говорит, что "кто унижает себя, тот возвысится" (Мф.23:12). Посему и святой Давид в свое оправдание выставляет смирение, говоря: "Вонми молению моему, яко смирихся зело" (Пс.141:7); и далее: "Виждь смирение мое, и труд мой, и остави вся грехи моя" (Пс.24:18). Посему и ты не скорби и не говори: нет у меня денег, чтобы непрестанно подавал я нищим. Ведь если ты ничего у себя не имеешь, то Бог и не требует (этого) от тебя. Только не закосни принести Спасителю то, что имеешь, то есть сокрушенное и смиренное сердце и теплую молитву, и не уничижит тебя Любящий смиренных и удостаивающий их Своего утешения" [268]. Смиренным Господь ниспосылает Божественную благодать, изливающую богатые духовные дарования. Сам Иисус Христос Своей жизнью на земле явил нам величайший пример смирения. И преп. Нил призывает подражать этому идеалу. Так, в письме комиту Феодиту он, в частности, говорит: "Господь и Владыка всяческих, жительствуя во плоти среди людей, всем явил образец смирения и заповедал нам подражать Ему, сказав: "Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим" (Мф.11:29)" [269]. Истинное смирение, проистекающее из глубокого осознания своего несовершенства и зависимости от Бога, определяет и наше отношение к людям. Человек, проникшийся христианским смирением, не только не надмевается и не гордится перед другими, но искренне считает себя недостойным, худшим и низшим прочих людей. "Верный христианин, пишет преп. Нил, должен быть смиренным перед всеми, ибо смирить себя лишь перед некоторыми это ложное смирение" [270]. Кроме того, при правильном ведении религиозно-нравственной жизни сознание христианина всегда должно быть проникнуто чувством своего личного несовершенства и бессилия в сравнении с тем религиозно-нравственным идеалом, на который указывает христианство. Ведь сколь высокой ни была бы степень человеческой духовной жизни, она, однако же, никогда не может считаться конечной и достаточной. Уподобление бесконечному Божественному образцу это процесс, который осуществляется вечно, но никогда не может реализоваться во всей полноте. Поэтому преп. Нил постоянно утверждает своих учеников в сознании их немощи и ничтожности. Делает он это даже тогда, когда они преуспевают в добродетельной жизни. "Господь хранит от гордости тех, говорит он, которые уже восходят на высоту добродетели, ибо заповедует: "Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать" (Лк.17:10)" [271]. Человеческая же душа, озаренная этим Божественным светом, наполняется истинным смирением и готовит благоприятную почву, а также прочное и твердое основание для развития и укрепления прочих христианских добродетелей.
Плодом глубокого смирения и постоянной памяти о своих грехах является, прежде всего, кротость, которую преп. Нил называет "величайшим благом" [272]. Под кротостью преп. Нил подразумевает мирное настроение человеческого духа, соединенное с осмотрительностью, дабы никого не прогневать и самому ничем не раздражаться. Характерным признаком влияния этой добродетели на душу христианина является то, что она, наперекор гневу, обуздывает хаотичное возбуждение наших чувств и подавляет в душе всякий ропот на Бога и ненависть к людям. "Кроткий человек, если и претерпевает беду, говорит преп. Нил, не оставляет любви. Ради любви оказывает он великодушие и благость и все покрывает и терпит" [273]. Однако христианская кротость, основанная на истинной любви к Богу и ближнему, никоим образом не может быть истолкована в смысле непротивления злу и пороку. "Уготовь себя, поучает преп. Нил, быть кротким и воинственным: кротким в отношении к людям, а воинственным к врагу. Ибо гнев может быть использован лишь в борьбе с врагом со змием" Поэтому преп. Нил и говорит: "Кроткий человек да будет и воинствующим, и свою кротость да не распростирает на льстивые помыслы", влекущие нас ко греху. Однако в борьбе со злом человеку надобно быть осторожным, дабы, изгоняя пороки, не вызвал он в душе ненависть и "ратоборчество к ближнему". По учению преп. Нила, величайший пример христианской кротости явил нам Сам Иисус Христос, Который, положив твердое основание всякой добродетели, превзошел "Своею кротостью всякую кротость".
В тесной психологической связи с кротостью находится другая христианская добродетель: терпение. Обе эти добродетели кротость и терпение действуют на наши чувства, управляя ими и предохраняя их от болезненных крайностей в их проявлении. Помехи, встречающиеся на пути осуществления человеческих намерений, могут вызвать в душе двоякое зло: сильное смятение и раздражение чувств, переходящее в страсть гнева, или же чрезмерное ослабление и подавление душевных способностей, вселяющее в человека уныние и приводящее его к отчаянию. Против этих ненормальных состояний духовной жизни человека и направлены эти две добродетели: кротость против гнева, а терпение против уныния.
По своему филологическому смыслу слово "терпение" означает постоянство, уравновешенность, непоколебимость человеческого духа в достижении поставленной цели. Христианское терпение ставится в противовес изнеможению духа. Оно знаменует собой верность взятому направлению религиозно-нравственной жизни и внутреннюю стойкость в преодолении препятствий на пути добра и богоугодной жизни.
По учению преп. Нила, настоящий христианин должен легко и мужественно переносить внутренние и внешние искушения и вообще все беды, принимая их как необходимое средство, посланное Богом для испытания нашей веры и для способствования нашему нравственному росту. Ведь все приключающееся с нами в жизни это не слепая случайность, а премудрое управительство Божия Промысла. "Если ты, пишет преп. Нил одному из своих учеников, подвергаешься многим и частым телесным недугам, скорбям и разным бедствиям, то вовсе не будь малодушным, но как храбрый боец сторицею приумножь свою благодарность Богу" [274]. Ибо печали и разные искушения посылает нам Господь по бесконечной к нам любви и для нашего же блага. Благодаря искушениям, мы познаем своего величайшего Благодетеля и, изнемогая от борьбы с злоключениями, прибегаем к человеколюбивому Христу, прося у Него помощи". Человек, воодушевляемый такими мыслями, не склоняется духом перед препятствиями, но терпеливо несет жизненный крест, ограждаясь благой надеждой на Божию помощь во всякой беде. Из многих писем, в которых преп. Нил поучает своих учеников терпению, наше внимание особенно привлекает его письмо, адресованное монаху Давурию. В этом письме мы найдем одну из лучших характеристик терпения, а прекрасная форма и стиль письма, заставляющие вспомнить язык свт. Иоанна Златоуста, дают нам право назвать его гимном терпению. Преп. Нил объясняет слова Священного Писания и говорит: "Терпение по Богу это великая помощь во время искушений. Ибо Господь говорит: "Терпением вашим спасайте души ваши" (Лк.21:19). Господь не сказал: в посте вашем, или в молчании вашем, или в вашем воспевании псалмов, хотя все это способствует спасению души, но определенно подчеркнул: "в терпении вашем". В терпении, то есть во всяком искушении, каким бы оно ни было: оскорблением, либо унижением от какого-либо человека, либо телесной немощью, либо тем или иным приражением со стороны людей или демонов. "В терпении вашем спасайте души ваши". Однако не только в терпении вашем, но и во всяком благодарении, и молитве, и смирении благословляй и воспевай Спасителя всяческих, Бога, величайшего Благодетеля, приводящего все в согласие и все управляющего к нашей пользе. И апостол Павел пишет: "С терпением будем проходить предлежащее нам поприще" (Евр.12:1). Ибо что больше сей добродетели? Что прочнее или сильнее терпения в Боге? Терпение это царь всех добродетелей, основа благих дел, тихая пристань. Оно мир в годину войны, тишина во время бури, безопасность среди напастей. Терпение делает человека тверже и прочнее алмаза Ни оружие, ни луки, ни стенобитные орудия, ни летящие камни, ни копья, ни демонские ополчения, ни сам диавол со всем своим войском не смогут повредить человеку, стяжавшему терпение во Христе".
В этой характеристике терпения преп. Нил подчеркивает глубокую психологическую связь, которую терпение имеет с остальными христианскими подвигами. По его учению, человек сможет стяжать плоды христианской добродетели лишь тогда, когда он проникся терпением и когда живет под покровом этой добродетели. Поэтому терпение есть "основа добрых дел", то есть необходимое качество внутреннего настроения христианина при осуществлении принципов духовно-благодатной жизни.
Терпение пребывает в теснейшей связи с воздержанием (2Пет.1:6), которое, как мы видели, преп. Нил выставляет в противовес чревоугодию. Указывая на глубокое значение и важность воздержания, преп. Нил рассуждает о нем как о могучем и необходимом средстве в борьбе с изначальными "плотскими" страстями. И как чревоугодие есть источник страстей, так воздержание для преп. Нила это "начало и основание всех других добродетелей" [275]. В той главе, в которой мы изложили представленное преп. Нилом учение о грехе, мы говорили о воздержании как о средстве в борьбе с плотскими страстями, а особенно с чревоугодием. Здесь нам остается лишь дополнить нашу характеристику этой добродетели. Ведь объем и содержание самого понятия "воздержание" в учении преп. Нила трактуется гораздо шире и выходит за рамки собственно телесного воздержания. Преп. Нил учит, что воздержание относится не только к телесной пище; оно простирается на все то, что может служить препоной к богоугодной жизни. Так, например, одному из своих учеников он пишет: "Постись и воздерживайся не только от хлеба, вина, мяса и других блюд и напитков, но намного тщательнее от помыслов, от худых и вредных разговоров, от раздражительности, от зависти, от насмешек и от других тому подобных непристойностей". Ту же мысль преп. Нил высказывает и в письме трибуну Хипасию: "Как существует пост в отношении к яствам, точно также есть и пост в отношении к раздражительности, к властолюбию, к зависти, к хвастовству, к сребролюбию, к гневу, к унынию, к лености, к праздному любопытству, к возбудимости и тому подобному".
В соответствии с этим объектом воздержания, по учению преп. Нила, должны быть, с одной стороны, естественные телесные нужды (пища и питие), а с другой греховные и страстные вожделения человеческого естества. Естественно, преп. Нил в отношении к разным объектам применяет и разные способы воздержания. Касательно греха и страстей он заповедует решительное и абсолютное воздержание, конечная цель которого полное искоренение греха и умерщвление страстей. При воздержании же от телесных нужд человек должен поставить себе задачу стяжания власти духа над плотью, а не ослабления и умерщвления тела. Самая совершенная цель воздержания, по преп. Нилу, та, "чтобы имели мы в виду не столько страдание, ослабление и немощь тела, сколько свободу душевных движений" [276].
Телесное воздержание имеет целью приспособить тело к служению высшим, духовным потребностям человека. Отсюда проистекает общее правило в учении преп. Нила: физический труд, пост, бдение и прочие телесные добродетели должны применяться в зависимости от места, времени и индивидуальных особенностей человека; в качестве своего положительного нравственного наполнения они имеют облагораживание сердца и возвышение души.
Однако телесные подвиги, как и вообще все людские усилия, недостаточны для достижения главной цели для воссоздания в себе подобия Божия и для достижения теснейшего единства с Богом. Одних людских усилий, хоть и прилагались бы они с вящим усердием, для этого недовольно, ибо "аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии" (Пс.126:1). Поэтому все добродетели, по мнению преп. Нила, суть "дар Божий", то есть приобретаются они, возделываются и укрепляются в душе с помощью благодати, без которой человеку вообще закрыт путь к духовному росту. Для стяжания же благодатных даров и сочетания с Богом существует одно могучее средство. Средство это - молитва, о которой преп. Нил говорит, что она "божественнее всех добродетелей" [277]. "Молитва, говорит он, приуготовляет человека к беседе с Богом и вводит нас в единство с Ним. Ведь и презренных людей принимает Бог в союз любви и не стыдится дружеского с ними сближения, тогда как любовь вселяет в них дерзновение". Таким образом, силой молитвы человек восходит к Богу и сочетается с Ним. Неустанное пребывание в молитве делает человека "храмом Божиим" и возводит его на высоту всех добродетелей. Связь между молитвой и прочими добродетелями непрерывна и взаимна: упражнение в христианских добродетелях приводит душу в совершенное молитвенное настроение; и наоборот, молитва, возгреваемая любовью к Богу, питает, укрепляет и освящает добродетели, возводя их к совершенству. Оттого-то преп. Нил и нарицает молитву "матерью всех добродетелей". Вследствие особо важного значения молитвы в религиозно-нравственной жизни, преп. Нил учит, что без молитвы нельзя спастись, ибо она является главной и непреложной обязанностью христианина. Поэтому в письме к иподиакону Леандру он говорит: "Молитва имеет великую силу и могущество. Посему надобно молиться всегда: и днем, и ночью; ибо Господь подает благодать не каждому, а лишь тем, которые молятся Ему непрестанно Если же мы будем к молитве ленивы, то потерпим большой урон и, не желая соединиться молитвой с Господом, отсечем себя от Бога" [278]. В другом письме, убеждая монаха Феодора постоянно возгревать в себе молитвенное настроение, преп. Нил, в частности, замечает: "Если приносит нам пользу беседа с каким-то добрым человеком, то сколь множайшую пользу будем мы иметь, беседуя днем и ночью с Господом".
По учению преп. Нила, благотворное действие молитвы на человеческую душу заключается, в первую очередь, в очищении души от грехов и страстей. "Молитва, говорит он, приносимая Христу без внутренней раздвоенности и рассеянности, всемогуща; всемогуща настолько, что воскрешает мертвых, врачует всякую болезнь души и тела, изгоняет бесов, отъемлет силу у чародеев, угашает неразумные плотские страсти, истребляет возбуждаемые бесами вожделения и внезапно излечивает душевные язвы, которые считались неисцелимыми" [279]. Впрочем, действие молитвы не ограничивается этим. Имеет она и мощную положительную силу, просвещающую человека и возводящую его на высшую ступень всех добродетелей. "Молитва, пишет преп. Нил, не только очищает и питает людей, но и имеет силу сделать молящегося лучезарным, как солнце"; сообщает она ему и благодатную силу "беспрепятственно шествовать по пути добродетели".
Во время самой молитвы человек должен вести внутреннюю брань с разными помыслами, ослабляющими молитвенную сосредоточенность. "Избегай, поучает преп. Нил, любого помысла о житейских заботах, потому что смущают они тебя, тревожат и расслабляют крепость твоих сил". Для достижения живого единства с Богом человеческий ум во время молитвы должен освободиться от всякого чувственного помышления и, "оставив земное, жительствовать на небе". "Молящийся духом и истиной, говорит преп. Нил, почитает Творца не в сотворенном [веществе], но славит Его в Нем Самом". По учению преп. Нила, полное освобождение ума от вещественных (чувственных) предметов является характерным признаком созерцательной молитвы. В ней преобладает внутреннее, духовное начало. Без слов, без образов, без поклонов, в глубине духа совершается это действие молитвы. Этой высшей степени молитвы достигают редкие люди, отчего преп. Нил и называет такую молитву "молитвой совершенных". Она не ограничивается ни временем, ни местом, ни чем бы то ни было внешним. "Она есть возношение ума, полное его разрешение от чувственных предметов: когда ум неизреченными воздыханиями приближается к Богу, а Бог видит расположение сердца, без единого слова выражающего свою волю" [280]. Следовательно, для того чтобы удостоиться чистой и совершенной молитвы, человек должен освободить свой ум от всякого конкретного содержания, дабы дать уму возможность вступить в полное единение с Богом. Ибо лишь при таких условиях возможна совершенная молитва, не занимаемая ничем, кроме как только мыслями о Боге как о Существе бесконечном. Такую молитву имел апостол Павел, вознесенный до третьего неба и не ведавший, был ли он тогда в теле или вне тела (см.: 2Кор.12:2).
Вся сила и благодатная крепость совершенной молитвы проистекает из тесного, непосредственного и живого единства с Богом. "Молитва, свидетельствует преп. Нил, это беседа ума с Богом. Во время молитвы ум человека "предстоит Владыке и беседует с Ним без всякого посредничества" [281]. Естественно, столь близкого единства с Источником святости и чистоты можно сподобиться лишь при том необходимом и непременном условии, что человеческая душа будет предварительно очищена от греховных побуждений. "Если Моисею, пишет преп. Нил, попытавшемуся приступить к купине, было запрещено приблизиться, пока не снимает он обувь со своих ног (Исх.3:5), как тогда ты не должен разрешиться от всякого страстного помысла, если хочешь лицезреть Бога, Который превыше всякого постижения и чувства, и беседовать с Ним". Страсти "потемняют ум и помрачают его молитву". Поэтому обремененный страстями и помышляющий в таком состоянии приступить к молитве "подобен человеку, который, черпая воду, выливает ее в бездонную бочку".
Другой широко распространенный вид молитвы преп. Нил называет "деятельной молитвой". Эта молитва состоит из внешнего (чувственного) и внутреннего (духовного) процесса, причем внешнее предшествует внутреннему. "Существует, говорит преп. Нил, другой вид молитвы: когда произносятся слова, а ум внимательно следует за ними и знает, к Кому обращает он свое прошение" [282].
При переходе от внешней (чувственной) стороны к внутреннему молитвенному настроению человеку надобно выдержать брань с разными помыслами, помрачающими наш ум и лишающими его должной внутренней сосредоточенности. "Часто, говорит преп. Нил, отвращаясь от слов молитвы, мы идем вслед за помыслами, уводящими нас в сторону В такие минуты лишь наша внешность являет молитвенное предстояние: мы делаем поклоны, стоим на коленях, и со стороны кажется, будто мы молимся, а на самом деле мы мысленно заняты другим: беседуем с друзьями, гневно отвечаем врагам, пируем с гостями, строим дома, сажаем деревья, путешествуем и т.д. И вообще соглашаемся со всем, что укажет нам помысел, пытающийся настроить наше сердце на страсти". Преп. Нил решительно восстает против такой молитвы и предостерегает учеников, требуя от них, чтобы внешней молитвой производили они в себе внутреннее молитвенное настроение. Ибо внешняя сторона молитвы: слова, поклоны, метания все это лишь средство, предназначенное для того, чтобы привести наш ум к молитве внутренней, духовной. "Молись, говорит он, не только внешними, телесными движениями, но с великим страхом обращай свой ум к молитве духовной" [283].
Следуя примеру Христа Спасителя, учившего, что человеку надобно искать "прежде царствия Божия и правды Его" (Мф.6:33), преп. Нил считает, что предметом молитвы может быть лишь то, что согласно с Божией волей и что содействует спасению нашей души. "Не молись о том, увещевает он, чтобы исполнились твои желания, так как не всегда они согласны с волей Божией Лучше тебе молиться так, как научил нас Божественный Учитель, говоря: "Да будет воля Твоя" во мне (Мф.6:10). Вообще во всем проси у Богу лишь того, что благо и полезно для души".
Наконец, предметом молитвы может быть и сама молитва, которая, по учению преп. Нила, как и все прочие добродетели, есть "дар Божий". "Если желаешь молиться, говорит он, то нужен тебе Бог, Сам дающий молитву молящемуся. Посему призывай Его в помощь, говоря: "Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое"".
Учение преп. Нила Синайского о монашестве
Принятие монашества и монашеские обеты
Пострижение в монашество в то время, когда жил преп. Нила (то есть в конце IV начале V веков) представляло собой целый литургический обряд [284]. В трудах преп. Нила он изложен не полностью. Лишь в отдельных произведениях находятся места, в определенной мере указывающие на составные части этого обряда. Преп. Нил, разделяя общераспространенное мнение [285], рассматривает монашеский постриг как одно из таинств, которое с постриженика совлекает "ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях" (Еф.4:22), и облекает его в нового человека, "который обновляется в познании по образу Создавшего его" (Кол.3:10) [286].
Сам же чин принятия монашества, по учению преп. Нила, представляет собой торжественный литургический обряд, имеющий целью излить на постригаемого особую Божественную благодать. Это ясно видно из его письма, адресованного монаху Амфилохию, который, как казалось, ослабевал в духовной брани. Утешая его и укрепляя, преп. Нил указывает ему на Божественную благодать, сопровождающую монаха в его земной жизни и помогающую ему в делах духовного совершенствования. "Запомни, пишет, в частности, преп. Нил, что ты, приступив к пречестному монашескому лику, помазан, подобно блаженному Давиду, таинственным елеем Божественным помазанием называю я благодать Святого Духа" [287]. В другом письме, направленном затворнику Филомену, преп. Нил упоминает и об отдельных актах самого чина пострижения. Здесь он обращается к Филомену с вопросом: "Когда ты облекся в сию честную монашескую одежду? Какой авва возложил на тебя благословляющую руку?" [288] Из этого письма очевидно, что чин монашеского пострига во времена преп. Нила был уже связан с облачением в особую монашескую одежду, с чтением определенных молитв и с возложением рук аввы. Помимо этих действий, чин монашеского пострига, как это отмечено во многих местах в произведениях преп. Нила, включает в себя и монашеские обеты, то есть добровольные обязательства по исполнению всего того, что требует "высокое монашеское достоинство". Сколь непременным считалось хранение обетов, видно из трактата "Слово подвижническое", в котором сам преп. Нил говорит, что "лучше умереть, чем сделать что-либо противное обетам" [289]. Обеты, которые, по учению преп. Нила, суть одно из главных условий для принятия в монашеский чин, в широком смысле слова являются торжественным обещанием того, что постригаемый "возьмет крест и пойдет за Христом, оставив все: отца, лодку, сети и все виды занятий, а вместе с тем расторгнет он всякую родственную связь и даже воспоминание о ней".
Но особое внимание преп. Нил уделяет требованиям, сопряженным с данными обетами, то есть со строгим хранением 1) послушания, 2) целомудрия и 3) нестяжания.
1. Сущность и смысл послушания состоит в готовности монаха всю свою волю и свои желания подчинить воле Божией, присно путеводящей человека к лучшему, причем часто вопреки его личным самолюбивым желаниям и порывам. "Послушание Божией заповеди, пишет преп. Нил, обычно дарует жизнь и бессмертие, а непослушание смерть и тление" [290]. Ибо сам человек, вследствие ограниченности своего разума, не имеет возможности всегда правильно познавать волю Божию и часто выбирает то, что приносит ему вред. Высота и трудность духовной жизни, неизвестность лучшего и более благоприятного пути восхождения к духовному совершенству, опасность от падений или заблуждений, препятствия со стороны врага нашего спасения все это заставляет нас не надеяться на самих себя и не верить себе, но во всем последовать руководству опытного наставника. Истинное послушание требует от монаха ни в чем не противоречить своему наставнику, но принимать любое его повеление с детской простотой и строго его исполнять как волю Божию, без ропота и возражений, и причем даже тогда, когда его повеления, казалось бы, не имеют смысла. По учению преп. Нила, монах должен быть чистым орудием исполнения воли своего наставника, управляющего волей своего ученика, подобно художнику, свободно распоряжающемуся мертвым материалом. Преп. Нил пишет: "Старцам-учителям нужны ученики, отрекшиеся от своей воли в такой мере, что ничем не отличаются от мертвых предметов или от вещества, находящегося в руках художника. Как художник на веществе показывает свои способности, причем ничто (вещественное) не сопротивляется его намерению, точно так же и учитель, насаждая в душе ученика познание добродетели, должен встречать не препятствия, а полное послушание своих учеников" [291]. Монаху же Феодору преп. Нил пишет: "Если взял ты на себя славное послушание, то не будь любопытным, чтобы узнать причины того или иного распоряжения настоятеля, но старайся лишь усердно творить повеленное тебе, хотя бы и было оно трудно и требовало усилий. Ведь любопытство узнать причину повеления наставника и желание дать оценку его распоряжениям служит препятствием к твоему совершенствованию" [292]. Как во время бури люди на корабле повинуются любому приказу капитана, вполне доверяя его опыту, точно так же должны положиться на ведение и духовный опыт своих руководителей и те, которые оставив свои личные размышления и желания доверили спасение своей души другому.
Высший пример истинного послушания подал нам Сам Господь Иисус Христос. Его человеческая воля уступает, не противоречит, не противостоит, а подчиняется Его Божественной всемогущей воле. На подражание Христу как на идеал монашеской жизни преп. Нил указывает и в своем учении о послушании. "Как познали вы Христа, пишет он, так и живите во Христе, научившись от Христа послушанию, ибо Он был послушен Отцу "даже до смерти и смерти крестной" (Флп.2:8)". В другом месте, где преп. Нил хвалит монахов за их послушание, его голос звучит еще более трогательно и сердечно. "Вы, блаженнейшие, говорит он, помимо прочих добродетелей, достойны удивления еще и за то, что разными голосами, подобно сладкозвучному многострунному инструменту, возвещаете единую песнь благочестия. Вы, исполняя каждый свое, ни в чем не противоречите друг другу. Разобщенные телесно, вы взаимным послушанием сплачиваетесь в единой цели, подобно музыканту, который высокие и низкие тона, свойственные различным струнам, искусно сочетает в одну согласную, гармоничную мелодию" [293].
2. Обет целомудрия это прежде всего добровольное обязательство безбрачной, или девственной, жизни. Это обязательство преп. Нил ясно подчеркивает в письме монаху Ферину в следующих словах: "Монах не имеет права жениться" [294]. Но воздержание от брачной жизни, или девство, представляет собой лишь внешнюю, отрицательную, сторону обета целомудрия. По учению преп. Нила, понятие "целомудрие" включает в себя не только телесное воздержание, но имеет еще и внутреннюю, основную, сторону: объемля чувственные желания, подчиняя их разуму, соблюдая чистоту души, дает тем самым возможность развиваться и укрепляться и прочим добродетелям. "Заботящиеся о сохранении своей невинности, пишет преп. Нил монаху Роману, обязаны подавлять в себе не только плотские вожделения, но и самолюбие, и тщеславие, и поползновения к лжи и ссорам, и ропот, и пьянство, и празднословие, и любой другой порок. Ибо девственником называю я того, кто воздержен и душой, и телом" [295]. По мнению преп. Нила, мысль о девстве выразил и Сам Господь в притче о десяти девах (см.: Мф.25:113), из которых лишь пять вошли во двор царский, потому что были чисты и телом, и душой. А другие пять, девственные лишь телом, остались вне двора, ибо осквернялись помыслами. Таким образом, обет целомудрия заключается в хранении чистоты души и в духовном преуспеянии. Ибо стремление к Богу и приближение к Нему как к Существу духовному должно совершаться в духе. Телесное воздержание от брачной жизни служит лишь средством к устранению препятствий с пути духовного восхождения. Трудность и высота целомудренной жизни дали преп. Нилу право сравнивать его с жительством ангелов. Так, например, в письме к девице Анастасии он восхищенно пишет: "Славлю тебя за то, что светом своей жизни и своим смирением превосходишь ты луну. Поразительнее всего видеть в земном теле такую душу, которая проводит жизнь бесплотных ангелов" [296]. Девство как живая жертва Богу делает людей "Божиим алтарем, храмом и драгоценными сосудами". Образцом целомудренной жизни, по мнению преп. Нила, был пророк Илия, который первым показал настоящую целомудренную и равноангельную безбрачную жизнь.
3. Обет нестяжания это добровольное отречение монаха от всех земных благ и привязанностей и принятие на себя такой жизни, которая строго соответствует евангельскому духу [297]. Это отречение основано на словах Самого Господа, сказавшего богатому юноше: "Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною, взяв крест" (Мф.19:21; Мк.10:21).
Подвигу добровольной нищеты преп. Нил посвятил обширный трактат [298], в котором до мельчайших тонкостей излагает он свое учение о тройном нестяжании.
Самое возвышенное нестяжание встречается в жизни весьма редко, потому что мало монахов, которые всю свою жизнь посвящают исключительно служению Богу и, жительствуя на земле так, как жили наше прародители в раю до грехопадения, нисколько не заботятся о материальных вещах. Таким нестяжанием отличались все святые, жившие лишь мыслью о спасении своей души и полностью свободные от земных забот. Антиподом этого высокого духовного состояния является самая малейшая нищета, проявляющаяся в полной преданности земному. Преп. Нил строго осуждает монахов, являющих собой именно эту малейшую нищету и проводящих день и ночь в земных попечениях, и призывает их держаться в своей жизни нищеты средней, состоящей в том, что монах лишь малую часть времени посвящает заботам по удовлетворению самых необходимых телесных потребностей, а все остальное время проводит в молитве и чтении Священного Писания. "Ведь телу нужно мало, говорит преп. Нил. Посему заботься и о теле, но лишь столько, чтобы иметь тебе его сотрудником в твоих добродетелях. Попечение о теле не должно мешать совершенствованию души Если кто-то заботится о волах, ежедневно пересчитывает свои отары овец, тщательно обрабатывает виноградники, надзирает за лесами, нивами и фруктовыми садами, так что даже на эту работу не хватает ему времени, как сможет он помыслить о Боге? Когда найдет время для чтения псалмов? Когда сможет помолиться Богу? Если бы и нашел он минуту в промежутке между делами, чтобы вспомнить о Боге, то как мог бы принести Владыке чистую молитву, если его мысли заняты тем, о чем он так усердно старается?" "Посему бежим от земных забот, пишет преп. Нил, презрим имения, деньги и все втягивающее нас в себя и помрачающее наш помысел. Облегчим груз, чтобы корабль поднялся из воды и чтобы мог спастись кормчий, то есть ум, и путники мысли. Если путники, плывущие по морю, во время бури своими руками выбрасывают в море собственные товары, дабы спасся корабль, ставя тем самым свою жизнь выше имения, почему же тогда мы ради лучшей жизни не отвергнем все то, что увлекает нашу душу в погибель?" Призывая монахов хранить обет нестяжания, преп. Нил дает блестящее, непревзойденное определение этой добродетели. "Нестяжание, говорит он, это искоренение сребролюбия, плод любви, крест жизни, безболезненное состояние, благо, не вызывающее зависти, небо, не знающее забот, неподвижное солнце и безмерное богатство" [299].
Внутренняя жизнь монаха
Человек достигает спасения, вечной жизни, или богообщения, путем нравственного совершенствования, которое, по учению преп. Нила, и является ближайшей целью аскетической жизни. В предыдущих главах мы ознакомились с этим сложным процессом внутреннего очищения и восхождения. Поэтому нам остается лишь указать на отдельные аскетические средства, которые преп. Нил особенно предлагает монахам как людям, избравшим "великий путь к совершенной добродетели" [300]. К таким средствам относятся: 1) чтение Священного Писания и благочестивые размышления; 2) внимание к себе и познание самого себя; 3) созерцание и 4) бесстрастие и жительство в духе.
1. Чтение Священного Писания и благочестивые размышления.
Важное и глубокое значение Священного Писания для духовного очищения и возвышения человека обусловлено самим происхождением и сущностью Священного Писания, которое "богодухновенно" и как таковое имеет источник в Самом Боге. Слово Божие как слово истины (Ин.17:17) и слово жизни (Деян.5:20) благодатно сеет в душе Божественное семя истинной жизни. Ибо в Священном Писании сокрыто "царство небесное". Плоды благодатного влияния Священного Писания возрождение, очищение и освящение человека. "Чтение Священного Писания, пишет преп. Нил, истребляет всякое бесстыдное и пагубное представление, живописует в душе святые образы и помогает душе, дабы она, храня в себе достойные воспоминания о Боге, стяжала чистоту" [301], ибо "при чтении Священного Писания у мысли нет времени заниматься страстями, но она неуклонно стремится к лучшему". "Поучение в словах Священного Писания искореняет все, чем питаются злые помыслы, зажигая в то же время духовное пламя, согревающее ум и приводящее его в такое состояние, когда молитва становится особенно сильной". "Чтение слова Божия с любовью способно в итоге сделать добрым даже и злонамеренного человека". Столь существенное влияние слова Божия на человеческую душу дает право преп. Нилу написать следующее: "Божественное Писание благодаря сокровенным в нем тайнам это вода, текущая в жизнь вечную, вода святая, исцеляющая и просвещающая всех верных". "Божественное Писание это путевождь чистой жизни; оно предлагает нам обильную пищу и великое наслаждение".
Естественно, к чтению Священного Писания, как и к молитве, мы должны приступать с благоговейным и смиренным настроем. Только такое чтение слова Божия полезно. Если же к чтению Священного Писания примешается горделивый помысел и желание выказать свое знание перед другими, то это преп. Нил открыто и строго порицает. Так, например, диакону Евгению, изучавшему Священное Писание с надменными мыслями, он пишет: "При чтении Священного Писания ты впадаешь в гордость, величаешься своим знанием, насмехаешься над неведущими. Тем самым вместо плодов ты собираешь листья. Возжелай же лучше украсить свою душу богоугодными делами, ибо сказано: "Горе вам, книжники и фарисеи"" [302]. Подобную укоризну изрек преп. Нил и монаху Павлу, который, предаваясь лености, с раннего утра и до захода солнца беспрерывно сидел над книгой. Преп. Нил ему в частности говорит: "Тебе хорошо известно, что невозможно построить дом из одного камня. Поэтому не думай, что достаточно иметь лишь одну добродетель, то есть чтение. Надобно тебе заниматься и молитвой, и пением псалмов, и физическим трудом, и продолжительным бдением, и вообще разными благодеяниями, дабы мог ты угодить Богу и сбросить с себя скверну и тяжелую леность" [303].
Самая любимая часть Священного Писания у преп. Нила псалмы, которые он часто советует воспевать монахам, как некогда это делали апостолы, ибо в них блаженный Давид "вместо печали земной жизни, являет непрестанную радость" [304]. "Когда поешь псалмы, пишет он Квинтилию, пытаясь в своей памяти удержать Совершеннейшего, тогда душа оставляет гнусные и пагубные страсти и, наполняясь неизреченной радостью, с любовью устремляется к Богу, спеша погрузиться в Него и не предпочитая ничто видимое оной несказанной красоте" [305]. Другому своему ученику, монаху Каллинику, уже одержавшему в духовной брани победу над страстями, преп. Нил для дальнейшего преуспеяния дает следующий совет: "Поспеши подняться на высокую гору добродетелей частым пением псалмов, совершенствованием самого себя и высоким созерцанием" [306]. По учению преп. Нила, пение псалмов это самое могучее оружие в борьбе с демонской силой, часто нападающей на монаха, чтобы помешать его молитве. "Не бойся, пишет преп. Нил своему ученику, но вооружись прежде всего молитвой и пением псалмов. Ведь бесы ненавидят нас, имея единственную цель: разнообразными средствами, недугами и скорбями убедить наше сердце и ум не уповать на Бога Посему, познавая их хитросплетения, не бросай своего духовного оружия, то есть молитвы и пения псалмов, не ослабевай, укрепись и собери все свои силы".
При сокрушенном чтении Священного Писания возникают и благочестивые размышления, которые преп. Нил особо рекомендует монахам. Монах, когда он один, в безмолвии читает Священное Писание, помышляя о скоротечности и суетности всего земного, о своем нравственном ничтожестве перед Богом и о Божием Промысле, проявляющемся в отношении к человеческому роду. Размышляет он и о величайшем Божием благодеянии: о ниспослании на землю Единородного Сына Божия, а также о Страшном суде и о несказанных небесных благах. В этих мыслях человек находит для себя новый источник, укрепляющий его в борьбе с искушениями и в нравственном росте. Естественно, монах, занимающийся благочестивыми размышлениями, должен быть свободен от всякой земной привязанности, дабы "человеческая мысль не имела времени возбуждать действие страстей" [307].
Дабы облегчить трудности, встречающиеся на пути монашеского преуспеяния, преп. Нил обычно советует размышлять о небесных благах, ибо "ум, объятый радостными мыслями, оставляет неприятное и смягчает остроту земной тяготы" [308]. "Постоянно помышляй о красоте небесных благ, поучает преп. Нил, и тогда никакая любовь к земле и к земным удовольствиям не войдет в твое сердце" [309].
2. Внимание к себе и познание самого себя.
Внимание к себе в монашеской жизни заключается в том, что подвижник сосредоточивает деятельность разума на внутренней, душевной основе своей жизни и своего поведения, пытаясь дать оценку своему нравственному состоянию. Внимание к себе помогает монаху ориентироваться в своих нелегких душевных переживаниях, надзирать над чувствами и отлучать в своей душе добро от зла, душеполезное от душевредного. Следовательно, внимание к себе для монаха необходимо. Ведь при невнимании и ослаблении духовной разборчивости легко можно оставить истинный путь нравственного совершенствования. "Как глаз кормчего, пишет преп. Нил, бдительно и со тщанием наблюдает за разбушевавшимися волнами, потому что и малое невнимание может привести к катастрофе, точно так же и ум монаха, борющегося со страстями и лукавыми демонами, должен быть внимательным" [310]. Поэтому преп. Нил в своих письмах часто поучает вниманию к себе как самому важному и самому необходимому условию для возвышения души и для ее приближения к Богу. Так, к примеру, монаху Ермолаю он пишет: "Будь внимателен к себе (внимай себе) и позаботься о том, чтобы совершать свое дело как можно лучше" [311].
С вниманием к себе тесно связано познание самого себя, которое, по учению преп. Нила, служит одним из главных аскетических средств. Познание самого себя направлено на точное измерение своей духовной силы и на четкое определение положительной и отрицательной стороны [собственного] духовного бытия. Это внутренний самоанализ духовной монашеской жизни, необходимый для дальнейшего нравственного роста. Познание самого себя исходная точка в процессе непрестанного восхождения монаха к "почести вышнего звания". Без мысленного углубления в самого себя невозможно очищение души и приближение к Богу, невозможно и познание Бога. Поэтому преп. Нил постоянно требует от своих учеников познавать самих себя. "Прежде всего, пишет он одному монаху, познай самого себя, ибо познание самого себя является самым трудным делом. Познав самого себя, будешь ты иметь возможность познать и Бога" [312]. Таким образом, содержание аскетического познания составляют, по учению преп. Нила, с одной стороны, сам человек, его внутренняя природа, а с другой стороны Бог. Ясно, что монах в состоянии взращивать в себе внимание как к самому себе, так и к Богу только тогда, когда в своей душе возгревает он благоговейные чувства и когда свой ум всецело обращает к подвигу своего спасения, которое, по существу, есть взаимоотношение духовной природы человека и Святейшего Духа Бога. Это благочестивое настроение в аскетической литературе называется созерцанием.
3. Созерцание [313].
С психологической стороны созерцание это религиозная интуиция, дающая человеку возможность в эмпирической реальности видеть непреложную и вечную сущность вещей и ощущать в ней Божественные свойства Творца. "Израильтянином я называю того, пишет преп. Нил, кто через созерцание видимых и невидимых тварей достигает зрения Самого Творца, Бога" [314]. Ту же самую мысль преп. Нил выражает в своем труде "Сказания об избиении монахов на горе Синайской и о пленении Феодула, сына Нилова". "Рассматривая видимое, говорит он, надобно через видимое стремиться дальше, дабы душа воздвиглась и приблизилась к богопознанию, к этому конечному пределу наших желаний" [315]. Однако, по учению преп. Нила, эта главная цель созерцания не может быть осуществлена вполне, потому что "невозможно точно познать Божию природу", а к тому же и "ум человека не в состоянии объять сущность Бога".
И тем не менее человек может отчасти почувствовать и познать Божественные свойства Творца. Высокое познание Бога доступно человеку лишь при благодатной помощи Самого Бога, когда человек непосредственно ощущает и познает Божественные качества Творца. Такое ничем не опосредствованное созерцание Бога приходит очень редко, и аскеты обычно называют его "созерцанием Владыки в своем сердце". Такое действие благодати возводит [подвижника] на высокую степень богопознания. Другое, менее совершенное, познание свойств Творца человек получает из созерцания видимой природы и наблюдения за целесообразностью мироустройства, то есть когда разум человека, проникая в видимые явления, зрит в них отблеск Божией силы и славы. Разумеется, познание Бога через созерцание природы, то есть через непосредственное за ней наблюдение, менее совершенно, потому что человек познает Бога не по сущности (не в Нем Самом), а по величию Его дел. Для характеристики богопознания, приобретаемого через созерцание природы, аскеты используют сравнение солнечного света и его отблеска в воде. Созерцание видимой природы или отдельных ее предметов и явлений служит как бы духовной лествицей, по которой человеческий ум шаг за шагом восходит к созерцанию небесной красоты. Этот путь восхождения легче и потому доступнее для большинства людей. Поэтому преп. Нил особо останавливается на созерцании природы и советует его монахам. Как учит преп. Нил, в природе нет ничего такого, что не приводило бы людей к "нравственному или богословскому созерцанию" [316]. "Поистине, восклицает преп. Нил, можно всю жизнь провести в размышлении о Божиих деяниях. Возводя очи к небу, человек днем зрит солнце, а ночью звезды. Бросив же взгляд на землю, видит он разные земные плоды и множество разноликих животных. Рассматривая все это и замечая к тому же тысячи разных видов птиц и зверей в воздухе и в воде, человек изумляется премудрости Творца и славит Бога". Преп. Нил выделяет далее морально-практический момент созерцания природы, легко выводимый из детального ознакомления с каким бы то ни было видимым предметом. Ведь любая вещь и любое явление назидает монаха, "как подобает жить и трудиться, дабы угодить Богу". Так, муравей еще во время жатвы заготовляет себе пищу на зиму. Тем самым учит он монаха, как надлежит заблаговременно готовиться к будущей жизни. Пчела, пользуясь цветками растений, весьма искусно приготовляет на зиму соты и мед и, таким образом, указывает нам, что и мы должны брать пример с добрых людей и уготовлять для себя сладость будущей жизни. Далее преп. Нил, ссылаясь на пророка Иеремию (Иер.8:7), обращает внимание монаха на горлицу и голубя, которые, хоть и не одарены разумом, строго повинуются закону Творца. Взирая на них, монахи должны научиться без ропота покоряться воле Божией и исполнять ее. Даже наблюдение за мертвой стихией, за морем, дает нам нравственный урок. Гонимое ветром море часто воздымается и с виду стремится выйти из своих берегов. Но, повинуясь воле Создателя, ограничившего море песком (Иер.5:2223), оно опять возвращается в свои пределы. Монах должен подражать морю, подавляя в себе всякий нечистый помысел, а особенно искореняя в себе бессмысленную гордость. Кроме того, и всякое видимое светило научает нас чему-то полезному. Так, солнце своим светом возводит наш ум к познанию отношения между Богом Отцом и Богом Сыном. Луна, постоянно меняя свой облик, напоминает нам о непостоянстве и превратности как земного счастья, так и земной печали. Звезды, пребывая в назначенном для них Богом положении, учат нас не завидовать превосходящему нас славой и богатством и не презирать того, кто в глазах людей мал и ничтожен. Ибо звезды довольны своей участью, то есть той "мерой света, которую определил им Бог". Это прекрасное наставление монахам о пользе созерцания видимой природы преп. Нил заканчивает словами: "Господь, желая, чтобы мы были мудрыми, как змии, и простыми (кроткими), как голуби (Мф.10:16), заставляет нас быть учениками у всей природы".
По учению преп. Нила, не всякий монах способен приступить к созерцанию. Дабы успешно восходить на высокую гору созерцания, необходима чистота души, а также бесстрастие, то есть полное подавление страстей. Ибо, по словам апостола Павла, "не может быть общения праведности с беззаконием" (в синод. тексте: "Какое общение праведности с беззаконием?" Прим. пер.) (2Кор.6:14). Эту мысль особо заостряет преп. Нил в письме к монаху Арсину. Он пишет: "Когда со временем погасишь в себе все губительные и вредоносные страсти, то только тогда посвяти себя созерцанию вещей возвышенных. Если же возымеешь дерзость и покусишься прежде победы над демонами взобраться на гору, то не получишь Божией помощи и содействия" [317].
4. Бесстрастие и жизнь в Духе.
Борьба со страстями это неизбежный земной путь христианской жизни. И потому в нравственно-аскетическом учении преп. Нила особо выделено одно обязательное для каждого монаха условие, а именно: очищение души и ее освобождение от страстей. Страсть как сильнейший враг нашего спасения, тормозящий духовное преуспеяние человека, навлекает на себя самые острые стрелы слов преп. Нила.
Страсти преп. Нил противопоставляет высокую монашескую добродетель бесстрастие, то есть полное освобождение от страстей и страстных помыслов. "В бесстрастии, говорит преп. Нил, умиротворяется все возбуждающее ум, а сама душа возносится превыше всех земных вожделений" [318]. Характерной чертой бесстрастия является свобода от порочных душевных поползновений. Однако только к этому понятие бесстрастия не сводится. "Бесстрастен тот, говорит преп. Нил, кто победил после поражений во многих битвах, а страстен [тот], кто заявляет, что стяжал добродетели без борьбы". На первый взгляд кажется, что два понятия "победа над страстями" и "освобождение от страстей" тождественны и имеют одно и то содержание. Однако по своей сущности эти два понятия весьма различаются. Понятие "победа" включает в себя и господство над чем-либо. Не побеждает тот, кто по малодушному настроению сердца устраняет от себя всякую опасность или же сам от нее уклоняется. Почетное имя победителя дается тому, кто мужественным сердцем достигает владычества над своим противником. Понятие же "освобождение от чего-либо" с господством над чем-либо в основном не связано. Освободиться от опасности можно путем ее простого отведения или же устранения себя самого от этой опасности. Последнее можно заметить в нравственной работе буддийского аскета. Буддист охотнее устраняется от мира и его страданий, не имея желания вести с ними борьбу. Буддийское бесстрастие лишено активной силы. Это состояние полного индифферентизма, в котором угашаются все чувства, то есть когда человек делается пассивно бесстрастным, тяготея к небытию, к вожделенной нирване. Не о таком пассивном бесстрастии пишет преп. Нил. Бесстрастие, по учению христианских аскетов вообще и преп. Нила в частности, не ограничивается лишь негативной составляющей, то есть освобождением от страстей, как учит Будда, но имеет и важную активную позитивную составляющую. Это напряженное духовное состояние, в котором основа и начало чистой добродетельной жизни. Христианское бесстрастие это чистота души, активно способствующая дальнейшему преуспеянию человека и возводящая его к монашескому идеалу, к святости. Отвергнув все то, что крепило в нем и возгревало эгоистический образ жизни, монах в бесстрастном состоянии уподобляется Христу, ибо он распял "ветхого человека", "умер для греха" "подобием смерти" Христовой (Рим.6:6,2,5) и воскресает вместе со Христом к новой, благодатной, жизни.
Нравственная чистота души, обычно связанная с бесстрастием, дает монаху возможность возгревать в себе любовь ко Христу, которая и составляет главное содержание бесстрастной души. Эту мысль вкратце, но весьма ясно, преп. Нил выражает в следующих словах: "Любовь это спутник бесстрастия" [319]. Любовь как величайшая христианская добродетель воспламеняет подвижника к дальнейшему преуспеянию, возводя его "в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова" (Еф.4:13), и способствует решительному завершению "перехода из жизни телесной в жизнь духовную, в которой человек живет уже не плотью, а духом". Упоминая о таком высоком духовном состоянии, преп. Нил говорит, что "это состояние свято, мирно и светоносно; в нем человек не имеет никакого воспоминания о чем бы то ни было тленном". Возгревая в себе благодатное чувство, подвижник мало-помалу переходит в состояние "нового человека", в высшей степени просвещенное и просветленное состояние человеческого духа, когда идея сыновства Божия обращается из теоретического знания в живое созерцание. Ибо "если монашеская жизнь начата в Боге, продолжена в пламенной вере и наставляема Божественным Духом, то душа на позлащенных крыльях возлетает прямо к небу". Таким образом, человек еще здесь, на земле, становится в прямом смысле слова обитателем и гражданином мира невидимого. Но на этой высокой ступени добродетельной жизни подвижнику предстоят нарочито большие искушения, которые преп. Нил описывает в живой и красочной форме. "Когда взойдешь ты на самую высокую ступень, пишет он монаху Евгению, когда обособишься от земли, когда полностью возненавидишь земное, когда презришь все видимое, когда истинно возлюбишь небесные блага, когда ухватишься за крылья небесных орлов, легко возносящиеся к небу, тогда именно тогда увидишь ты страшные искушения и претерпишь ужасную брань" [320]. Для того чтобы избежать искушений и возможного падения, преп. Нил учит, что и на высшей ступени духовной жизни нельзя приписывать успех собственному труду, но лишь силе Божией, ибо "Сам Господь хранит от падения восшедших на высоту добродетелей, говоря: "Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать" (Лк.17:10)" [321].
Заключение
Мы познакомились с жизнью, трудами и нравственно-аскетическим учением преп. Нила. Нам остается лишь выделить главные особенности его учения и характерные черты его личности, которые мы находим в его догматических и нравственных поучениях и в его учении о монашестве. Коротко остановимся на каждой из этих особенностей.
1. Особенности догматического учения преп. Нила.
При беглом обозрении трудов преп. Нила сам собой напрашивается вывод о том, что собственно догматические вопросы интересуют преп. Нила весьма мало. Он, как мы это уже подчеркивали, уделяет особое внимание способам приближения человека к Богу, а не абстрактному рассмотрению христианских догматов. Преп. Нил не ставил перед собой задачи разъяснять догматические вопросы абстрактно-логически. Поэтому у него и нет трактатов, которые были бы посвящены раскрытию той или иной догматической истины. Между тем в своих сочинениях он иногда затрагивает известные положения догматики, однако делает это лишь в тех исключительных случаях, когда эти истины непосредственно соприкасаются с нравственно-практической областью; другими словами когда он хочет найти догматическое обоснование своего аскетического учения. И все-таки в его многочисленных письмах можно найти весьма интересные места, касающиеся догматики, на которые богословская наука до сих пор не обращала внимания. Так, например, для разъяснения и решения вопроса о догмате искупления весьма важно письмо епископу Сильвану [322], в котором преп. Нил дает изумительное толкование мессианского псалма 21 ("Боже, Боже мой, вонми ми, вскую оставил мя еси?") в связи с Евр.5:7.
У преп. Нила христианские догматисты могут найти также данные, касающиеся святых таинств и их числа. Ведь из учения преп. Нила о монашестве видно, что он, наряду с другими аскетами, рассматривает монашеский постриг как одно из таинств. Таким образом, труды преп. Нила представляют определенный интерес для догматики, и могут быть использованы при решении тех ее вопросов, которым современная православная догматическая наука уделяет особое внимание.
2. Особенности нравственного учения преп. Нила.
Нравственное учение преп. Нила свидетельствует о его глубоком познании и понимании тончайших сторон человеческой души. Без преувеличения можно сказать, что в учении преп. Нила вся духовная жизнь человека, со всеми его добродетелями и пороками, нашла свое полное отражение. Особого внимания заслуживает его учение о грехе вообще, а в частности его восьмичленная схема страстей. Преп. Нил, как искусный и глубокий психолог, описывает свойства каждой страсти и условия, в которых та или иная страсть развивается, указывая в то же время и на ее пагубные последствия. При этом он дает и наставления, как надлежит бороться со страстями. Представляя весьма ясно сущность греха, его зарождение, развитие и укрепление в душе человеческой, преп. Нил одновременно предлагает и средства борьбы с ним. Труды преп. Нила, в которых изложено его учение о грехе, могут быть весьма полезны для "оживления" весьма сухого раздела о грехе, как он преподается в школах.
3. Особенности учения преп. Нила о монашестве.
По учению преп. Нила, монашество это не цель, а лишь средство, условие, или орудие, усвоения спасения, совершенного Господом Иисусом Христом. Такой взгляд на монашество типичен для христианских аскетов. Ибо пост, бдение, нестяжание, девство, послушание не составляют сами по себе совершенства, а служат лишь средствами, с помощью которых человек может достигнуть цели. И потому наставления и советы, которые дает преп. Нил монашествующим, строго индивидуальны [323]. Что же касается общего направления, которого держался преп. Нил в своем учении о монашестве, то его можно охарактеризовать как "золотую середину" Аристотеля.
4. Характеристика личности преп. Нила.
В заключение мы выделим некоторые характерные качества самой личности преп. Нила. Стремясь к личному совершенствованию, он оставил мир и ушел в пустыню. Однако и удалившись от государственной и общественной жизни, преп. Нил не прервал духовной связи с людьми. Самые разные люди, из городов и из монастырей, обращались к нему с многочисленными просьбами. И каждый получал просимое. В своих письмах преп. Нил дает ответы, советы, утешения и излагает поучения к духовной жизни. Он толкует отдельные места Священного Писания, а к тому же просто и ясно разъясняет даже трудные догматические истины. Люди всех сословий и положений одинаково равны были для преп. Нила. Перед нами, как в калейдоскопе, проносятся имена простых монахов, игуменов, архимандритов, епископов, высоких чиновников, полководцев и даже имя самого императора Аркадия. В этих письмах преп. Нил являет христианскую любовь ту истинную любовь, которая, ревностно соблюдая догматы веры и оберегая авторитет Церкви, одновременно возгревает в душе сочувствие к страждущему и сорадование с радующимся. Со страниц этих писем перед нами как живой предстает преп. Нил, который хотя и удалился в пустыню, но своим высоким авторитетом продолжал оказывать влияние на общественную и даже на государственную жизнь. Жизнь преп. Нила служит ярким примером того, сколь великая польза бывает для общества от одного истинного подвижника, монаха-аскета. Ведь подлинный христианский аскет служит светочем [всему] обществу; своим нравственным влиянием он может способствовать духовному возрождению общественной жизни на вечных принципах справедливости, мира и любви.
Благоговейно преклоняясь перед преп. Нилом как перед истинным христианским подвижником, мы вкупе с Православной Церковью молитвенно восклицаем: "Радуйся, садоделателю рая мысленного; радуйся, девства хранилище велие; радуйся, красная гусль Духа; радуйся, страстей кореносечный мечу; радуйся, праведных мужей высото; радуйся, верных земнородных предстателю; радуйся, Ниле, отче всемирный" [324].
Перевел с сербского Сергей Фонов
Примечания
1. В "Гласнике Православной Церкви", Белград, 1906 (с.197214 и 315325) публиковалось исследование В. Бошняковича "Нил Синайский", которое, к сожалению, так и не вышло в свет полностью. Было напечатано только введение.
2. "Похвальное слово Альбиану" (Migne Patrol. gr.s., t.79, col.697A).
3. См. "Хроника Георгия Амертола", кн.IV, гл.202 (Migne Patrol. gr.s., t.110, col.733(17). В этой краткой заметке говорится, что преп. Нил Синайский, наряду с Проклом, Палладием, Врисоном, Феодоритом, Марком и Исидором Пелусиотом, был учеником святителя Иоанна Златоуста.
4. Георгий Кедрин в своем труде "Historiarum Compendium" дословно повторяет выражение Георгия Амартола, произведениями которого он, по-видимому, пользовался (Migne Patrol. gr.s., t.121, сol.632B).
5. Текст синаксаря составлен во второй половине IX или в начале X в. Его опубликовал H. Delehaye. Propylaeum ad acta Sanctorum. Novembris. Synaxarium ecclesiae Constantinopolitanae. Bruxellis, 1902, с.217.
6. В "Церковной истории" Никифора Каллиста мы находим упоминания о преп. Ниле в трех местах: два раза приводятся свидетельства о том, что известный аскет Нил был современником преп. Евфимия (476573) и преп. Симеона Столпника (начало V века) и вместе с преп. Исидором, Марком и Феодоритом был учеником святителя Иоанна Златоуста (см.: Migne Patrol. gr.s., t.146, Histor. eccles., lib.XIV, cap.30, col.1156D и 1157A и cap.53, col.1249D1252A), а также более обширные о нем сведения в гл.54, кн.XIV (ibid., col.1256AB).
7. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.589694. Содержание "Narrationes" cм. во второй части нашей работы.
8. См.: Migne Patrol. gr.s., t.79, col.580581.
9. См.: Migne Patrol. gr.s., t.79, col.695712.
10. В изложении событий в данном письме имеются все-таки отдельные черты, отличающие его от повествования в "Narrationes". Так, например, здесь сын спасается из рабства, пользуясь чудесной помощью святого мученика Платона, и возвращается к своему отцу на коне. В "Narrationes" же сам отец, после долгого и утомительного путешествия, находит сына в Элузе, в доме епископа Для нас это письмо имеет весьма важное значение, так как, наряду с "Похвальным словом Альбиану", дает возможность сделать вывод о месте рождения преп. Нила: автор этого письма, кто бы он ни был, безусловно, повествует о жизни самого преп. Нила.
11. Tillemont. Memoir pour servir a l'histoire ecclesiastique des six premier siecles. Band XIV. Paris, 1709, 189 f, 743.
12. Cellier. Histoire generale des autuers sacres et ecclesiastiques. Bd. XIII. Paris, 1747, стр.147.
13. J. Kunze. Markus Eremita. Leipzig, 1895, стр.63, прим.3.
14. O. Bardenhewer. Geschichte der altkirch. Lit. Freiburg im Br., 1924, IV Bd., стр.163.
15. F. Degenhart. Nilus Sinaita, стр.25.
16. См.: Migne Patrol. gr.s., t.79, col.700С.
17. Точность этого вывода подтверждает также и письмо к Илиодору, в котором мученик Анкирский Платон называется земляком преп. Нила (см.: Migne Patrol. gr.s., t.79, col.580D).
18. См.: K. Heussi. Untersuchungen zu Nilus dem Asketen. Leipzig, 1917, с.92.
19. См.: Migne Patrol. gr.s., t.79, col.968.
20. См.: В. Болотов. Лекции по истории древней Церкви. СПб., 1907, т.I, с.157158.
21. Epist., II, 265. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.336AB.
22. K. Heussi в своем труде "Untersuchungen zu Nilus dem Asketen", с.93, прим.3, полагает, что землетрясение, описываемое преп. Нилом, произошло в 407 году.
23. Epist. Lib. III, 279. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.521CD.
24. Epist. Lib. I, 257. Ibid., col.177 BC.
25. Во всех месяцесловах XI и XII вв. в день 14 января (см. месяцеслов архиепископа Сергия, т.1, М., 1876, с.13 и месяцеслов Косолапова, Симбирск, 1880, с.31) говорится, что нападение варваров на монахов, живших в пределах Синая, Хорива и Раифской пустыни, имело место дважды. В первый раз во времена Диоклетиана и александрийского патриарха Петра, когда сарацины убили 40 монахов на Синае и 39 в Раифе; и во второй раз в V в., во время постничества преп. Нила. У самого преп. Нила в его "Narrationes" мы находим подтверждение этим свидетельствам. В конце он говорит: "Убиены были и другие много лет до сего и их память прославляется в тот же день, то есть 14 января". О втором нападении на монахов упоминают блаж. Иероним и блаж. Августин. Блаж. Иероним в письме Марцеллину и Анапсихию (Epist. 126, т.2. Migne lat.s., t.22, col.1086), которое он написал из Вифлеема в 411 г. (см. прим.b, col.1085), помимо всего прочего, пишет следующее: "В этом году, когда написал я три книги, внезапное нападение варваров, подобно лавине, пронеслось по всему Египту, Палестине, Финикии, Сирии, и мы едва избавились от их рук по милости Христовой". А у блаж. Августина в письме к пресвитеру Викториану (Epist. 111, Migne lat.s., t.33, col.422), написанном в конце 409 года (см. прим.a. col.421), мы читаем: "Недавно некоторые из братии были убиты варварами даже в тех Египетских пустынях, которые были удалены от всякого мирского мятежа, так что монахи избрали их местом своих монастырей". На основе вышеуказанных данных из писем блаж. Иеронима и блаж. Августина мы и другие ученые полагаем, что нападение варваров на Синай произошло около 410 года.
26. Niceph. Call. Ist. eccles., XIV (54). Migne Patrol. gr.s., t.146, col.1256AB.
27. Epist., lib. II, 265. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.336A и Epist., lib. III, 279. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.521CD. В первом письме преп. Нил отвечает на просьбу императора Аркадия помолиться об избавлении Царьграда от участившихся землетрясений. Преп. Нил удивляется тому, что император обратился к нему с такой просьбой в то время, когда в Царьграде порок пользуется большой свободой, а великий святитель Иоанн изгнан. Свое письмо преп. Нил заканчивает словами: "Мысль моя убита чрезмерным беззаконием, совершающимся в Византии". Во втором письме преп. Нил укоряет того же императора за несправедливые гонения представителей Церкви и грозит ему несчастьем за то, что он послушал епископов, сеющих клевету и сплетни.
28. Одно письмо декану Ксенодору (Ep., lib. II, 293. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.345BC), в котором он приводит слова Цареградского епископа Иоанна: истолкование Евангелия Мф.3:16. Второе письмо пресвитеру Иерию (Ep., lib. III, 13. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.373BC), в котором он цитирует слова свт. Иоанна Златоуста о мужественном и безропотном подъятом искушении и приводит пример многострадального Иова.
29. Haidacher. Chrysostomica. Roma, 1908, 226.
30. См.: Дегенхарт. Nilus Sinaita?, с.82.
31. См.: Migne Patrol. gr.s., t.79, col.11991234.
32. Ep., lib. III, CXCIX. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.476BC.
33. Ep., lib. II, CCXCIV. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.345C.
34. Преп. Нил, по всей видимости, оставил мир около 390 г.
35. См. его письмо монаху Комазию, бывшему ритору (Ep., lib. II, 73. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.232D и 233A), в котором преп. Нил укоряет его за то, что тот, уже отрекшись от мира, тщательно собирает "сор, и пыль, и многие нечистоты греческих книг".
36. См. его письмо грамматику Асклепию (Ep., lib. III, 24. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.381D).
37. См. J. Stiglmayer. Der Asket Nilus Sinaita und die antiken Schriftsteller (Zeitschr. fuer kathol. Theologie, III, 1915, с.577).
38. Его полный перевод см. у К. Хойсси в его "Untersuchungen?", с.17.
39. Migne Patrol. gr.s., t.146, col.1256AB.
40. Ep., lib. II, 258. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.331CD.
41. Венеция, 1819. Т.1, с.262.
42. Migne Patrol. gr.s., t.79.26. Примечание Лео Аллатиуса.
43. Пролог. СПб., 1895, т.1, с.151.
44. См. письмо императору Аркадию (Ep., lib. II, 265. Migne Patrol. gr.s., t.79, col.336А). Свидетельство синаксаря и Никифора Каллиста о том, что преп. Нил был префектом Царьграда, в последнее время подверглось тщательному изучению. Так, например, S. Schwietz (Das morg. Moenchtum, II, 39) пытается вывести это свидетельство из "Apophthegmata Patrum" (Migne gr.s., t.65, col.249C), где говорится об одном синайском монахе, которым до того был "епарх (т.е. префект) претория". Согласно Швитцу, это повествование было впоследствии приписано преп. Нилу, так как не был известен никакой другой синайский монах, который занимал бы столь высокое положение при дворе.
45. Narrationes, II. Migne gr.s., t.79, col.600 и далее.
46. В Цареградском синаксаре и в греческих Минеях говорится, что преп. Нил имел сына и дочь и что он с сыном ушел на Синай, а жена с дочерью удалилась в один из египетских монастырей. На этом основании некоторые патрологи, например, Филарет, архиеп. Черниговский (см. его труд "Историческое учение об отцах Церкви", т.III, параграф 208, СПб., 1859, с.75), делают предположение, что у преп. Нила, кроме сына, была и дочь. Однако в трудах преп. Нила мы не находим тому подтверждения. Напротив, в "Narrationes" мы читаем: "У меня, друзья, родились два сына: тот, которого я оплакиваю сейчас, и другой, оставшийся при матери" (Migne gr.s., t.79, col.600С). Отсюда следует, что у преп. Нила было два сына.
47. Migne gr.s., t.79, col.601AB.
48. См.: Enzyklopaedie der kathol. Theologie, Band IX, 1895. Freiburg im Br., стр.398 и William Smith. A Dictionary of Christian Biography. London, 1887, Vol.IV, стр.43.
49. Дегенхарт и Швитц считают, что преп. Нил оставил мир в 380 году, так как в качестве года его рождения берут 340 г. J. Marx без какой-либо аргументации в своей работе "Abriss der Patrologie" (1919 , с.108) утверждает, что преп. Нил принял монашество в 404 г.
50. Narrationes, III. Migne gr.s., t.79, col.613C и далее.
51. 1 стадия равна 240 шагам или расстоянию в 2 минуты ходьбы.
Филарет, архиеп. Черниговский, полагает, что преп. Нил умер около 450 г. (см. его труд "Историческое учение об отцах Церкви", III, параграф 208. СПб., 1859, с.75), однако для такого предположения мы не находим твердой аргументации (см. Realenzyklop. f. prot. Theol. Leipzig, 1904, Bd. 14, с.90).
53. Известно, что свт. Кирилл Александрийский, ведя борьбу с Несторием, проповеди которого были распространены среди монахов, направлял последним письма против Нестория (Migne, Cyril. Alex., t.X, Еpist.XXVI, 140CD141AB). Поэтому вполне возможно, что преп. Нил, поддерживавший тесные связи с миром, был хорошо осведомлен о несторианской ереси. И хотя в его письмах мы нигде не находим упоминания имени Нестория, все-таки акцентирование идеи о соединении двух естеств во Христе (Epist., lib. II, 292. Migne gr.s., t.79, col.345B) и о единстве Его ипостасей, не лишенное полемической окраски (Epist., lib. III, 91. Ibid., col.428CD и Epist. 92, col.428D), а также употребление термина "Феотокос" (Epist., lib. II, 180. Ibid., col.293A; Epist., lib. I, 247. Ibid., col.180D; De mon. exerc. 776A), позволяет предположить, что преп. Нил вел борьбу против несторианской ереси, которая в определенной форме уже вышла наружу. Термин "Феотокос" дал повод Х. Кину утверждать, что преп. Нил скончался после III Вселенского Собора, то есть около 435 г. (см. H. Kihn. Patrologie. Paderborn, Band II, 1908, стр.235).
54. Наиболее полный сборник трудов преп. Нила мы находим в Migne Patrol. gr.s., t.79. Сюда внесены его письма по изданию Лео Аллатиуса (Leo Allatius, Rom, 1668), "Narrationes" по Anekdota Petrus Possinus, Paris, 1639, а остальные произведения по изданию Суаресиуса (Suaresius, Rom, 1673).
55. См.: Photius, Bibliotheca CCI, Migne gr.s., t.103, col.672C.
56. Migne gr.s., t.79, col.811968.
57. Hyacinthus Libellus (см.: Migne gr.s., t.79, col.1323А), K. Heussi ("Untersuchungen", с.161), O. Bardenhewer ("Geschiste altkir. Lit." IV, 177) считают, что Перистерия, о которой здесь повествуется, идентична с Перистерией, упоминаемой в Актах Халкидонского Собора (см.: Mansi Col. Sacr. Concil., VI, col.1013). F. Degenhart же полагает, что для идентификации этих двух Перистерий нет прочного основания, так как общие в ее характеристике черты (а именно богатство и добродетель) "можно встретить и у других индивидуумов" (см. его работу "Beitraege zur Nilusforschung", с.10).
58. См.: Quaest. II, XI и XXI преп. Анастасия Синаита (Migne gr.s., t.89, col.349C, 437C и 536BС) и "Peristeria" преп. Нила (Migne gr.s., t.79, sectio IX, cap.V, col.829BC; sect.VI, cap.II, col.857D; sect.IX, cap.I, col.860ABC).
59. См.: S. Tillemont. Memoires pour servir a l'histoire eccelsiastique des six premiers siecles, 14, 209.
60. K. Heussi. Untersuchungen par. 22, с.160163.
61. O. Bardenhewer. Geschichte d. altkir. Liter., T.IV, с.177178.
62. K. Heussi. Untersuchungen с.162.
63. Migne gr.s., t.79, col.1165A1199C.
64. F. Degenhart. Nilus Sinaita, с.4; Migne gr.s., t.79; Epist. lib. III, CCXXXVIICCXXXIX, col.493BCD.
65. См.: Migne gr.s., t.79, "De malignis cogitationibus", cap.XXIII, col.1228AB. Здесь сам преп. Нил напоминает, что в своем труде "О молитве" он уже говорил о том, почему помысел о чувственных вещах оскверняет знание: "Какова же причина того, что постоянные помыслы о чувственных вещах оскверняют знание, сказано в главах [трактата] "Слово о молитве"".
66. См.: "Apophthegmata Patrum" (Migne gr.s., t.65, col.306ABC 18) и Nilus Sinaita "О молитве" (Migne gr.s., t.79, cap.XIII, XIV, XVI, XVII, XIX, XX, LXXXIX, CXXI, col.11651169). Трактат "Apophthegmata Patrum" относится ко второй половине V в. (460500 гг.). См. подробнее: W. Bousset. Apophthegmata. Tuebingen, 1923, с.68.
67. Photius, Migne gr.s., t.103, "Bibliotheka", cod.CCI, col.672.
68. K. Heussi. Untersuchungen с.119, прим.6.
69. См.: O. Bardenhewer. Geschichte d. altkir. Liter., T.IV, с.171.
70 K. Heussi. Untersuchungen, с.119, прим.6 и Haidacher. Nilusexzerpte im Pandektes des Antiochus Revue Benedictine, XXII, Nr.2,249.
71. Migne gr.s., t.79, "De octo spirit. malit.", col.11461164.
72. См.: Joannis Cassiani, Migne lat.s., t.49, Collat V, cap.XVIII, col.635AB, где говорится, что учение о восьми главных грехах принято повсюду.
73. См.: С. Зарин. Аскетизм по православному христианскому учению, т.I, кн.2. СПб., 1907, с.349.
74. См.: "De octo vitiosis cogitationibus". Migne gr.s., t.40, cap.IIX, col.12721276AB.
75. См.: Joannis Cassiani, Migne lat.s., t.49, Collat V, cap.II, col.611A.
76. См.: F. Degenhart. Nilus Sinaita, с.5.
77. См.: O. Bardenhewer. Geschichte d. altkir. Liter., T.IV, с.171 и F. Degenhart. Nilus Sinaita, с.6.
78. Migne gr.s., t.79, "De diversis malig. cogit.", col.1200D1233.
79. В частности, в конце 23-й главы автор напоминает, что в трактате "О молитве" он уже говорил о причине того, почему помысел о чувственных вещах оскверняет знание.
80. См.: Degenhart. Nilus Sinaita, с.175 и К. Heussi Untersuchungen? с.164.
81. Evagrius. Migne, P. gr.s., t.40, col.1237B1237D.
82. Migne gr.s., t.79, "Sermo", col.1264 B1285.
83. Degenhart. Nilus Sinaita, с.8.
84. Migne gr.s., t.79, "Narrationes", col.589A693.
85. См. его работы: 1) Рец. на кн. Дегенхарта в "Theolog. Literaturzeitung", 1915, (№18/19), S.402; 2) "Nilus der Asket und der Ueberfall der Moenche am Sinai" в "Neue Jahrbuecher fuer das klassische Altertum", 1916 (№37/38, 3. Heft), S.107; 3) обширную монографию "Untersuchungen zu Nilus dem Asketen" ("Texte und Untersuchungen", 42, 2), Leipzig, 1917.
86. См.: O. Bardenhewer. Gesch. der altkirch. Lit., 4. Band, par. 52, S.163164 и P. Cayre. Precis de Patrologie, t.I, Paris, 1927, pp.495496.
87. См.: F. Degenhart. Beitraege zur Nilusforschung, 1918, S.19.
88. J. Stiglmayer. Der Asketiker Nilus Sin. und die antiken Schriftsteller в "Zeitsch. fuer kat. Theol.", III, 1915, S.576.
89 См. о нем ниже.
90. Migne gr.s., t.79, col.696712A.
91. Migne gr.s., t.79, col.720809.
92. S. Tillemont. Memoires pour servir a l'histoire eccelsiastique des six premiers siecles. Bd. XIV, Paris, 1709, p.208.
93. S. Schwietz. Das morgenlaendische Moenchtum, Bd. II, 1913, S.60.
94. O. Bardenhewer. Gesch. der altkirch. Lit., 4 Band, par.52, S.173.
95. F. Degenhart. Nilus Sinaita, с.9.
96. K. Heussi. Untersuchungen S.5051.
97. См.: Palladius Helehop. Historia Lausaica, cap.VII, Migne. gr.s., t.34, col.1020 A, где говорится нескольких тысячах монахов на Нитрийской горе, а в другом месте Палладий сообщает, что в тавенийских монастырях размещалось ок. 7000 человек (гл.38, сol.1100C).
98. Migne gr.s., t.79, "De volunt. paupertate", col.968C.
99. См. об этом ниже.
100. Migne gr.s., t.79, col.720-809 и col.9681060.
101. См.: O. Bardenhewer. Gesch. der altkirch. Lit., 4 Band, par.52, S.174 и Сabrol. Dictionnaire d'Archeologie chretienne, t.1, Paris, 1924, p.308.
102. Migne gr.s., t.79, col.10611093.
103. F. Degenhart. Nilus Sinaita, с.12.
104. Migne gr.s., t.79, "Tractatus ad Eulogium", col.10931140.
105. F. Degenhart. Nilus Sinaita, с.12.
106. Migne gr.s., t.146, "Eccles. Hist.", lib.XIV, cap.LIV, col.1256B.
107. Migne gr.s., t.79, col.12351240AB.
108. Ibid., col.1235B. Здесь, в частности, мы читаем: "Как невозможно быть увенчанным атлету, не участвовавшему в состязании, так невозможно стать христианином без борьбы".
109. Zoeckler. Evagrius Pontikus, 4. Hfet, Biblische und kirchenhistorische Studien, Muenchen, 1893, S.44.
110. F. Degenhart. Der hl. Nilus Sinaita, с.12.
111. Лучшую классификацию писем мы находим у Й. Фесслера ("Institutiones Patrologiae", t.II, Pars altera, 1896, с.119125). Эту работу мы взяли за основу при нашем обзоре писем преп. Нила.
112. Известны три редакции писем преп. Нила: первое издание, насчитывающее 355 писем, принадлежит П. Поссинусу (P. Possinus, Paris, 1657); второе, самое полное, издание Л. Аллатиуса (Roma, 1668); третье, включающее в себя 316 писем, осуществил Никос Веис (он ошибочно указывает число писем 326). Последний кодекс писем, т.е. Веиса, основывается на рукописи XIII в., найденной в 1908 г. в монастыре св. Варлаама в Фессалии. К. Хойсси после детального сравнения всех кодексов приходит к выводу, что рукописи Поссинуса и Веиса проистекают из редакции, на которой базируется издание Л. Аллатиуса (см.: K. Heussi. Untersuchungen S.3437).
113. Migne gr.s., t.79, col.81581.
114. William Smith. A Dictionary of Christian Biography. Vol.IV, London, 1887, p.44.
115. Migne gr.s., t.79, col.577BCD580A.
116. Ibid. Epist. lib.IV, 62, col.580BCD581.
117. Mansi. Collectio sacr. conciliorum, 13, s.3138.
118. Migne gr.s., t.79. Ep. lib.II, 293, col.345BC.
119. Ibid. Epist. lib., III, 13, col.373BC.
120. Цитаты и заимствования, подобные имеющимся у преп. Нила, обычное явление у святых отцов. См. об этом: Leo Allatius. Diatriba de Nilus, Migne gr.s., t.79, s.48.
121. Migne gr.s., t.79, col.1240C1249B.
122. Ibid., col.1249, прим.
123. F. Degenhart. Nilus Sinaita, S.14.
124. Migne gr.s., t.79, col.1249С1264A.
125. См.: Loci communes (Maximus Confessor), Migne gr.s., t.91, col.725D.
126. Migne gr.s., t.103, col.672C.
127. Migne gr.s., t.146, col.1256BC.
128. См.: O. Bardenhewer. Gesch. der. altkir. Literat., Band IV, par.52, S.174 и F. Degenhart. Nilus Sinaita, S.14.
129. Epist. lib. III, 11, Migne gr.s., t.79, col.373A.
130. F. Degenhart. Nilus Sinaita, S.17.
131. См.: Niceph. Cal. Eccles. Hist., Migne gr.s., t.146, lib.XIV, cap.LIV, col.1256B.
132. K. Heussi. Untersuchungen, S.7.
133. См.: Procopius Gazacus, Comment. in Cant. Cant., Migne gr.s., t.87, col.15451754.
134. Migne gr.s., t.122, col.537686.
135. См.: O. Bardenhewer. Gesch. der. altkir. Literat., Band IV, par.52, S.176.
136. Migne gr.s., t.104, cod.276, col.245257.
137. Migne gr.s., t.79, col.14891501.
138. Anastasius Sin., Migne gr.s., t.89, col.357BC.
139. Epist. lib.III, 31, Migne gr.s., t.79, col.385D387A.
140. Migne gr.s., t.79, col.12791286.
141. F. Degenhart. Nilus Sinaita, S.18.
142. Migne gr.s., t.79, col.12851312.
143. F. Degenhart. Nilus Sinaita, S.1819.
144. F. Degenhart. Nilus Sinaita, S.20.
145. Migne gr.s., t.79, col.11401144.
146. Как, например, Suaresius, Fessler-Jungmann, Kihn и др.
147. F. Degenhart. Nilus Sinaita, S.2021.
148. Migne gr.s., t.79, col.14361464.
149. Migne gr.s., t.106, col.867890.
150. F. Degenhart. Nilus Sinaita, S.22.
151. См. письмо Auxentio (Ep. lib.IV, 42, col.569C).
152. Ep. lib.II, 191, col.300CD.
153. Ep. lib.I, 189, col.154C. В учении преп. Нила о человеке преобладает влияние дихотомического взгляда. согласно которому человек состоит из тела и души. Однако у преп. Нила можно найти и выражения, которые возможно истолковать в пользу трихотомического учения, согласно которому человек состоит из тела, души и духа.
154. См. письмо архиепископу Регину, в котором преп. Нил говорит: "Ты еси мир в мире" (Ep. lib.II, 119, col.252BC). Подобный взгляд на человека мы встречаем и у других святых отцов.
155. Подробно об образе и подобии Божием преп. Нил говорит в трактате "De volunt. paupertate", cap.45, col.1025C.
156. См. письмо Eusignio satrapae (Ep. lib.III, 5, col.368A).
157. Письмо викарию Евпсихию (Ep. lib.II, 162, col.277A).
158. Cм. письмо Cubiculario Faustino (Ep. lib.II, 328, col.361). Подобные мысли изрекали святые отцы как прежде, так и после преп. Нила. Так, например, св. мч. Иустин говорит: "Если бы человек свободно не избирал добро, то не был бы достоин награды или похвалы, а также не мог бы быть и наказуем, если бы был сам по себе худым" (Dialog. cum Tryph., n.43, Migne gr.s., t.VI, col.393B). Свт. Феофил Антиохийский, указывая на высокое достоинство человеческой души, говорит: "Бог сотворил человека свободным и самовластным" (Ad Autolycum, Migne gr.s., t.VI, col.1096A). Свт. Григорий Нисский, сравнивая человека с прочими земными созданиями, пишет: "Человеческая душа в том проявляет свое царственное величие и превосходство над всеми земными тварями, что, сама не повинуясь никому, свободно и полновластно распоряжается своими хотениями" (De homin. opific., cap 4 et 16, Migne gr.s., t.44, col.136B и 184B). Свт. Иоанн Златоуст говорит: "Бог от начала сотворил человека самовластным, иначе не требовалось бы его ни наказывать за нарушение заповедей, ни награждать за их исполнение" (Homil. in Genesis, XVI, n.5., Migne gr.s., t.53, col.132. Сравни также Homil. in Genesis, XIX, n.1, col.158; XX, n.1, col.166; XX, n.3, col.169). Преп. Макарий Египетский в своих "Беседах" говорит: "Наше естество восприимчиво и к добру, и к лукавству Ты можешь направить свою собственную волю к тому, что для тебя любезно" (Migne gr.s., t.XXXIV, col.700C). В сходных чертах представляется свобода воли у Тертуллиана (De exhort. castlt. cap.1, Migne lat.s., t.2, col.963B), у блаж. Августина (Enchiridon, 105, Migne lat.s., t.40, col.291 и De ver. relig., cap.14, n.27, Migne lat.ser., t.34, col.133134), у свт. Григория Назианзина (Oratio in Matt., XIX (112), n.16, Migne gr.s., t.36, col.301A), у преп. Иоанна Дамаскина (De fide orthodoxa, cap.25, Migne gr.s., t.94, col.957C) и у других.
159. См. письмо Zenoni Decemprimo (lib.II, 299, col.348D). Ту же мысль мы встречаем и у других святых отцов. Так, например, свт. Мефодий, епископ Тирский, в своем фрагменте "Ex libro de libero arbitrio" (Migne gr.s., t.18, col.264) причиной зла считает человека, которого Бог сотворил свободным; свт. Василий Великий (Constit. monast., cap.II, Migne gr.s., t.31, col.1344B) доказывает, что зло есть не что иное, как отступление от добра, а свт. Иоанн Златоуст в своем "Толковании на Евангелие от Матфея" (XIX, п.6), говорит: "Зло зависит не от природы, а от свободы" (Migne gr.s., t.57, col.282).
160. Ep. Auxentio Ecdico, lib.II, 309, col.352B.
161. См.: Ep. Charitoni, lib.III, 254, col.516C. Слово "пафос" (affectus) "страсть", происходит от греч. глагола "пасхейн" "страдать" и обозначает такое состояние человека, когда он находится под тем или иным внутренним или внешним воздействием, из-за которого мучается, пребывая как бы в ненормальном состоянии. Свт. Иоанн Златоуст, характеризуя страсть, говорит: "Никто не причиняет нам столько терзаний, как усилившиеся в душе страсти" (Expositio in Psalm. IV, 3, Migne gr.s., t.55, col.44).
162. "Peristeria", sectio X, cap.3, col.832B. Сходные мысли имеются и у других святых отцов. Так, например, преп. Антоний Великий говорит: "Наша духовная природа с высоты славы и достоинства ниспала в бездну позора и унижения" (Ep. VI, Migne gr.s., t.40, col.1011B). Преп. Макарий Великий, указывая на большую утрату, которую потерпел человек вследствие своего падения, говорит: "Адам принял в себя закваску пакостных страстей, которая пропитала весь род ветхого Адама" (Homil. XXIV, 2, Migne gr.s., t.65, col.1020D).
163. См. письмо Cononi rempublicam gerenti (Ep. lib.IV, 39, col.568B).
164. Ep. lib.III, 33, col.400C.
165. Cм. письмо Ptolomaeo suncletico (Ep. lib.I, 2, col.84B; ср.: 1Кор.15:2).
166. Epist. lib.I, CXV, col.133A.
167. Epist. lib.I, CII, col.125CD128AB.
168. Ту же мысль преп. Нил выражает в другом письме, адресованном на имя Мефодия, в котором он, в частности, пишет: "Когда слышишь Господа, вопиющего с креста: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мф.27:46) знай, что говорит Он это от имени всех рожденных от Адама людей и, будучи Ходатаем со стороны Им защищаемого вопиет к Судии: мы несем на себе вину, мы ограблены, унижены. Ведь если бы все мы, от Адама проистекшие люди, не были оставлены Богом, то и не подверглись бы поруганию тысяч грехов и не начали бы приносить жертвы и воздавать поклонение камням, деревьям, водам, безжизненым звездам, обезьянам, псам, волкам, крокодилам, злым демонам, да и самому диаволу" (Ep. lib.II, CCLXXXIX, col.344C).
169. Это место преп. Нил, вероятно, позаимствовал у свт. Григория Богослова, так как в его "Oratio XXX, Theologica IV" (Migne gr.s., t.36, col.109ABC) мы находим целые фразы, дословно совпадающие с текстом преп. Нила.
170. Epist. lib.II, XL, col.213D.
171. "De monastica exercitatione", cap.IV, col.721 C.Сf. Epist. lib.II, LIV, col.224C.
172. Epist. lib.III, CCCXIII, col.536B.
173. Epist. lib.III, CXXI, col.440C.
174. Epist. lib.I, CLXXVII, col.152B.
175. Epist. lib.II, CCXXVIII, col.317C.
176. Профессор Н.Н. Глубоковский подчеркивает факт, что в древней, особенно в греческо-исторической патристической, литературе не имеется отдельных рассуждений об этом самом важном для человеческого спасения вопросе (см. его статью "Учение о благодати у греческих церковных авторитетов и межцерковное объединение" в "Гласнике рпске Патриjаршиjе", 1931, с.274).
177. Epist. lib.III, CXLVII, col.452D.
178. Epist. lib.IV, XLIV, col.572AB.
179. Epist. lib.IV, XV, col.557BC.
180. Epist. lib.III, CCLXXI, Eupraxio diacono, col.517D520A.
181. Epist. lib.III, CCCXX, col.537CD.
182. F. Degenhart. Der hl. Nilus Sinaita, 1915, S.6568.
183. Epist. lib.II, CCXXVIII, col.317CD. Слово "выбор, добровольное решение" или "выбор, избранный образ жизни или мыслей" в аскетической литературе означает один из главных моментов в религиозно-нравственной жизни человека, а именно способность сознательного решения или выбора из различных желаний (намерений). См.: С.М. Зарин. Аскетизм по православно-христианскому учению, т.I, СПб., 1907, сс.7985, прим.71.
184. Epist. lib.II, LV, col.224C.
185. "De volunt. paupertate", cap.37, col.1013B.
186. "De monastica exercitat.", cap.XI, col.732A.
187. Epist. lib.I, CXXXIV, col.140B.
188. Epist. lib.III, CXXII, col.440CD.
189. Epist. lib.II, CLVII, col.273CD.
190. "Peristeria", sectio IV, cap.17, col.849A.
191. Epist. lib.I, CCXXIX, col.165D168A.
192. Epist. lib.I, CCCXIX, col.197B.
193. Epist. lib.II, CLIV, col.277D.
194. Epist. lib.II, CCXC, Constantino comiti, col.344D345A.
195. Epist. lib.II, XLIX, col.220BC.
196. Epist. lib.II, XLIX, Alexandro monacho ex grammatico, col.220A.
197. Epist. lib.III, VIII, col.369СD.
198. Epist. lib.II, CCLXIV, col.333D336A.
199. Epist. lib.IV, LII, Colorbasio, col.416D.
200. Epist. lib.II, LXXIII, Comasio ex rhetore monacho, col.232D233A.
201. Это направление, как известно, вышло, главным образом, из знаменитой александрийской школы, которая под влиянием и руководством Пантена, Климента и Оригена сформировала христианскую философию.
202. Epist. lib.III, XVI, col.377 BC.
203. В своем трактате "De oratione" преп. Нил говорит, что человек должен преодолевать два вида препятствий: страсти и демонов (см.: "De oratione", c. 135, col. 1196 B). Однако нужно признать, что такое подразделение препятствий, хотя оно и основывается на учении самого преп. Нила, отличается известной искусственностью и может быть рассматриваемо лишь теоретически. По аскетическому учению вообще и по учению преп. Нила в частности, субъективные и объективные препятствия в жизни тесно взаимосвязаны (взаимопроникаемы), и на практике их трудно разделить. (См.: "Tractatus аd Eulogium", cap.XIV, col.1109D1112A).
204. "Tractatus ad Eulogium", cap.XXIII, col.1124BC; сf. Epist. lib, II, LXIX, col.232B.
205. "De monachorum praestantia", c.3, col.1064C.
206. "De monast. exercit.", c.LVII, col.792A. Мысль о тесной связи чревоугодия с блудом более сжато выражена в другом месте: "Помысел чревоугодия имеет своим завершением помысел блуда" ("De monast. exercit.", c.XL, col.769B).
207. Это наслаждение преп. Нил называет "удовлетворением гортани" ("De monast. exercit.", c.58, col.792B).
208. Ep. lib.II, CLX, col.276CD.
209. Ep. lib.II, LIX, col.225C.
210. "Narrationes", III, col.621B.
211. Ep. lib.II, CCLXXXIV, col.341B.
212. Ep. lib.II, CCXLII, col.325B.
213. Ep. lib.II, LVIII, col.225BC.
214. Ep. lib.I, CCXXII, Therino monacho, col.164CD.
215. "De octo spirit. mal.", cap.VIII, col.1153A.
216. "De octo spirit. mal.", cap.VII, col.1152C.
217. Ep. lib.II, CXLVII, col.268BC.
218. Ep. lib.II, CLIII, col.272D.
219. "De octo spirit. mal.", cap.VII, col.1152C.
220. "De monast. exercit.", cap.LV, col.788C.
221. "De octo spirit. mal.", cap.IX, col.1153D; col.1156A.
222. Ep. lib.II, CCCV, Olympio questori, col.349C.
223. "De octo spirit. mal.", cap.XI, col.1156D.
224. "Tract. ad Eulogium", c.VII, col.1104A.
225. "De octo spirit. mal.", cap.XII, col.1157B.
226. Ibid., cap.XIII, col.1157C.
227. "De octo spirit. mal.", cap.XV, col.1160C.
228. "De volunt. paupertate", c.LXV, col.1057B.
229. Epist. lib.III, CCXXXI, col.492B.
230. Epist. lib.IV, III, col.552B.
231. "De octo spirit. mal.", cap.XVII, col.1161C.
232. "De octo spirit. mal.", cap.XVIII, col.1164A.
233. Epist. lib.III, CXXXIV, col.445ABC.
234. Epist. lib.III, CCLXXII, col.520A.
235. Sententiae, c.24, col.1241D.
236. См. письмо преп. Нила диакону Селевкию (Ep. lib.I, CCXXXII, col.164D).
237. Ep. lib.III, XXXIII, col.397C.
238. Ep. lib.II, CCCXXVII, Dracontio vindici, col.360D.
239. Ep. lib.III, CCLXIX, Juliano, col.517C.
240. Ep. lib.III, XXXIII, col.388B.
241. Ep. lib.I, V, Marcellino monacho, col.85A.
242. Ep. lib.II, CLXX, Helenae illustri, col.285CD.
243. Ep. lib.I, CCCXI, col.196 B.
244. Ep. lib.I, CLXXVII, Limentio monacho, col.152B.
245. Ep. lib.I, XXXIX, col.100D101A.
246. Ep. lib.II, LXI, col.228C.
247. Ep. lib.II, CLXV, Symmacho, col.280A.
248. "Tract. ad Eulogium", cap.XXIII, col.1124C.
249. Ep. lib.II, XLI, col.216AB.
250. Ep. lib.I, CXLVI, col.144A.
251. Ep. lib.II, CCCVII, col.349D352A.
252. Ep. lib.II, CCCXX Joanni illustri, col.356CD.
253. "Peristeria", sectio IV, cap.XIII, col.840 BC.
254. "De oratione", c.XXXIX, col.1176B.
255. Ep. lib.I, CCXXXIX, col.169D.
256. Ep. lib.III, CCXCVII, col.529D532A.
257. "Institutio ad monachos", col.1240A; сf. "Tract. ad Eulogium", cap.XXIV, col.1125A.
258. Ep. lib.I, XCVI, Soteruioni, col.124C.
259. Ep. lib.III, CXXXVI, col.448A.
260. Ep. lib.III, CCXLIII, col.497D500A.
261. Ep. lib.II, CXLIII, col.265B.
262. Ep. lib.II, CCXXIX, col.317D320A.
263. Ep. lib.II, CCII, col.305D.
264. "De octo spiritibus malitiae", cap.XVIII, col.1164A.
265. "Peristeria", sectio XII, cap.XI, col.961C.
266. Ep. lib.II, LVIII, Aetio monacho, col.225B.
267. Ep. lib.II, LI, col.221C.
268. Ep. lib.III, CCIII, Zoasimo Cigario, col.305D308A.
269. Ep. lib.I, CCCXXVI, Theodoto comiti, col.200D201A.
270. "Capita paraenetica", c.98, col.1257B.
271. "De volunt. paupertate", cap.X, col.981D984A.
272. Ep. lib.I, CLXXX, col.152C.
273. "Tract. ad Eulogium", cap.X, col.1105D.
274. Ep. lib.III, CXXI, Eurycli presbytero, col.440B.
275. "Peristeria", sectio II, cap.I, col.817B.
276. Ep. lib.III, CCLXVIII, col.517BC.
277. "De oratione", col.1200A.
278. Ep. lib.III, CCCXIX, col.537C.
279. Ep. lib.III, CCLII, Gerontio monacho, col.508A509A.
280. "De volunt. paupertate", cap.XXVII, col.1004A.
281. "De oratione", cap.III, col.1168CD.
282. "De volunt. paupertate", cap.XXVIII, col.1004B.
283. "De oratione", cap.XXVIII, col.1173A.
284. См.: Иннокентий, архиепископ. Пострижение в монашество. Вильна, 1899.
285. Взгляд на монашеский постриг как на таинство был весьма распространен в аскетической литературе как до преп. Нила, так и после него. Так, например, блаж. Иероним называет монашеский постриг "вторым крещением". Сходные мысли мы находим у преп. Феодора Студита, преп. Симеона Нового Богослова, Евстафия Фессалоникийского, блаж. Симеона Фессалоникийского, Иоанна Антиохийского и др.
286. Еpist. lib.I, ССXLII, col.172 B.
287. Epist. lib.II, XCI, XCII, Amphilochio monacho, Migne, gr.s., t.LXXIX, col.241BC.
288. Epist. lib.II, XCVI, Philumeno enclisto, col.244B.
289. "De monastica exercitatione", cap.XX, col.745C.
290. Epist. lib.I, CCXLI, col.172C.
291. "De monastica exercitatione", cap.XLI, col.769D772A. Мысль о необходимости строгого послушания в монашеской жизни мы находим также у преп. Антония Великого, свт. Василия Великого, преп. Ефрема Сирина, преп. Иоанна Кассиана, преп. Иоанна Лествичника, аввы Дорофея и у других аскетов.
292. Epist. lib.II, LXV, Theodoro monacho, col.229AB.
293. "De volunt. paupertate", cap.LXIV, col.1056CD.
294. Epist. lib.I, CCXXII, Therino monacho, col.164C.
295. Epist. lib.III, CCXCVIII, Romano monacho, col.532A. Эта мысль весьма распространена в древней аскетической литературе. Так, например, преп. Макарий Великий говорит: "Кто хранит свое тело от блуда, а внутри помыслами прелюбодействует, тот не получит никакой пользы от своего девственного тела" (Macarii Aegyptii, Homil. XXVI, n.XIII, Migne, gr.s., t.XXXIV, col.684A). По преп. Василию Великому, девство есть не только воздержание от рождения детей. Вся жизнь должна быть девственной, ибо человек может прелюбодействовать и словом, и глазом, и слухом. Кроме того, человек может принять нечистоту в сердце, а также растлить целомудрие неумеренностью в пище и питии (См.: Творения свт. Василия Великого, в русск. переводе. Изд. П. Сойкина, СПб., 1911. Т. II, сс.317318, "Слово подвижническое"). Свт. Иоанн Златоуст говорит: "Девственница должна быть чиста не только телом, но и душой Если тело девы непорочно, а главнейшая ее часть, то есть душевные мысли, осквернены, то какая ей польза от того (то есть от девства тела)? Какая польза, если храм разрушен, а сохраняется лишь его ограда?" (Joannes Chrys. De virginitate V, Migne, gr.s., t.XLVIII, col.537).
296. Epist. lib.II, CXVIII, Anastasiae virgini, col.252A.
297. "De volunt. paupertate", cap.LII, col.1036C. По учению, изложенному в древней аскетической литературе, нестяжание является одним из важнейших условий монашеской жизни.
298. "De volunt. paupertate", col.9681060.
299. "De vitiis quae opposita sunt virtutibus", cap.III, col.1141D.
300. "Peristeria", sectio XI, cap.XXII, col.936B.
301. "Peristeria", sectio IV, cap.IV, col.829A.
302. Epist. lib.I, LXXXIII, Eugenio diacono, col.120B.
303. Epist. lib.IV, LX, Paulo monacho, col.576D577AB.
304. Epist. lib.II, V, col.204B.
305. Epist. lib.II, CLXI, Quintilio cancellario, col.277A.
306. Epist. lib.III, XXXVIII, col.405A.
307. Epist. lib.III, CCXCIII, col.528D529A.
308. "Peristeria", sectio XII, cap.VII, col.952B.
309. Нил, преподобный. Разные главы и мысли. Т.II. Москва, 1858, с.237.
310. "Oratio in Albianum", col.750D. Внимание к себе считается у всех древних аскетических писателей главным условием монашеского преуспеяния.
311. Epist. lib.II, XXV, Hermolao monacho, col.212A.
312. Epist. lib.III, CCCXIV, col.536C.
313. Слово "созерцание" ("наблюдение", "рассматривание", "познавание") подчеркивает момент напряженного продолжительного наблюдения или исследования явлений, происходящих перед глазами наблюдателя (см.: С.М. Зарин. Аскетизм. СПб., 1907. Т.1, кн.2. С.395, прим.121).
314. Epist. lib.II, СXXVII, col.253C.
315. "Narrationes", I, col.589A592A.
316. "De volunt. paupertate", cap.LXI, col.1052B.
317. Epist. lib.II, LXXXIX, Arsino monacho, col.241AB.
318. "De volunt. paupertate", cap.LV, col.1041C.
319. "Ad Eulogium", cap.XXIII, col.1124C.
320. Epist. lib.III, CLXXV, Eugenio monacho, col.465BC.
321. "De volunt. paupertate", cap.X, col.981D984A.
322. Содержание этого письма мы изложили в главе, относящейся к учению о человеке и Божием Промысле.
323. Выразительное доказательство этого предоставляет нам письмо преп. Нила епископу Филону, касающееся монашеской пищи. В этом письме преп. Нил позволяет слабым монахам употреблять в пищу даже мясо (Epist. lib.II, CLX, col.376CD).
324. Конец икоса в чинопоследовании службы преп. Нилу (Минея, 12 ноября).