Жатва Духа

• 1. КАК Авва ЛЕОНТИЙ ИСЦЕЛЯЛ
• 2. СПИРИДОН — ЕПИСКОП ТРИМИФУНДСКИЙ
• 3. ЛЕВ КАТАНСКИЙ И ИЛИОДОР–ВОЛХВ
• 4. МИЛОСТИВЫЙ ФИЛАРЕТ
• 5. ВИТАЛИЙ МОНАХ
• 6. ПЁТР, СБОРЩИК ПОДАТЕЙ
• 7. СИРАПИОН–СИНДОНИТ
• 8. ПУТЬ К ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ДУШАМ

1. КАК Авва ЛЕОНТИЙ ИСЦЕЛЯЛ

Тот, кто жаждет небесного венца, чуждается земной славы. Так авва Леонтий таил от мира Господню благодать, которой он сподобился по великим подвигам. Но трудно в мирской тьме утаить яркий пламень, пламень, горящий в душе праведных. А потому, против воли его и желания, далеко разносилась молва о его чудотворной силе и стекались к нему на берег морской жаждущие исцеления недугов, облегчения скорбей бесноватые, больные, калеки, убогие.

И была в Александрии одна женщина, страдающая раком. Вся грудь ее была покрыта огромной опухолью, и с каждым днем болезнь становилась сильнее, так что отказались лечить и самые искусные врачи.

Отчаявшись в исцелении человеческими силами, решила женщина та просить молитв аввы Леонтия, дабы он силой веры его подал ей исцеление от Господа.

Расспросив людей, где имеет пребывание чудотворец, вышла она из города и направилась вдоль морского берега.

Отойдя немалый путь, увидала она старца, который разувшись ходит по мелкой воде, собирает дрова и складывает их на берегу. И много дров уже собрал он, потому что было это после большой бури, когда прибой выбрасывает все на берег, что таила в себе пучина.

Старец этот, собирающий дрова, был сам авва Леонтий. Но женщина не знала его в лицо, а потому и приняла его за незначительного городского жителя, вышедшего на морской берег по нужде в дровах.

Он же не обратил на нее внимания и продолжал свою работу. Не зная, много ли ей еще осталось идти до кельи Леонтия, женщина спросила его об этом.

Тогда он, оставаясь в мелкой воде и держа на плечах охапку мокрых поленьев, вопросил.

— Зачем тебе нужен этот обманщик?

Но женщина не придала большого значения бранному слову и объяснила, что вот страдает она смертельной болезнью и надеется умолить авву помочь ей своими молитвами.

Вышел Леонтий из воды, кинул к стороне собранные дрова и подошел к женщине, имея лицо недовольное, рассерженное.

— Говорю тебе, Леонтий обманщик. Не может он исцелить тебя. Напрасно и идешь к нему с верой. Надо тебе возвращаться в город.

Но женщина не послушала его и твердо решила продолжать свой путь, чтобы разыскать старца.

Когда же она отошла на несколько шагов, авва Леонтий увидел, что никакими словами не уничтожит он ее надежды на исцеление, и крикнул ей вослед:

— Вернись сюда, и мало помедли со мной. И подошел к ней, и спросил, где у нее болезнь. Она сказала ему, что красная ползучая опухоль покрыла всю грудь и приблизилась к шее.

Леонтий помолчал немного, вознеся свою молитву к Богу, потом осенил грудь женщины крестным знамением и сказал:

— Господь исцеляет тебя, — только Он один всесилен. Леонтий же лично не может, — он обманщик. Вот, теперь ты здорова, иди же домой.

И сразу опухоль побледнела и начала опадать. Так на глазах женщины рассосалась она, и с великой радостью кинулась женщина благодарить старца. Он же опять вошел в воду, так что не могла она приблизиться, и на все слова благодарности говорил:

— Иди, иди, не мешай мне, — видишь, я занят делом.

Лишь вернувшись в город и рассказав многим о своем исцелении, женщина узнала, что получила она пользу от аввы Леонтия.

В другой раз привели к нему бесноватого, но он даже не вышел из своей кельи, несмотря на всю мольбу о помощи родителей больного. Но он отговаривался, что ничем помочь не может, а потому и выходить ему ни к чему. Когда же родители бесноватого не оставляли его и дальше в покое, то он сказал им:

— Я ничего не могу. Идите к авве Зенону, — это его молитвой поможет вам Господь.

И указал дорогу.

Авва Зенон вышел к бесноватому и, склонившись над ним, начал громко молить Бога о помощи.

И молитва эта стала теснить беса, так что тело больного потрясалось в великих судорогах, и хулил он Бога, и проклинал Его.

Когда же стало бесу невмоготу и начало быть явное Господне заступничество, то устами больного говорил бес:

— Не ради тебя, Зенон, покидаю я это тело. И не твоими молитвами гонит меня Господь. Вот слышу я, как в своей келье молится авва Леонтий, и как поносит он меня перед Богом, и как терзает меня своею силой, а потому нет у меня возможности противостоять и остаться здесь. Тебе же ответ не дал бы я.

И после этого появился около уст больного как бы Дым, и исчез. И успокоилось сразу его тело. Бес покинул его. Так только из слов бесовских узнали все, кто был истинным виновником исцеления, потому что сам авва Леонтий не хотел земной славы и держал свой светильник под спудом.

2. СПИРИДОН — ЕПИСКОП ТРИМИФУНДСКИЙ

Есть святые, угодившие Богу не столько великими подвигами отшельническими, и не столько непрестанным горением духа, сколько незлобивой простотой своей и деятельным устроением стада Господнего.

К таким именно угодникам относится Спиридон, епископ Тримифундский.

Не обученный мирским наукам, и постигающий все величие Создателя только глубиною своего смирения и своей простоты, Спиридон не только в юности был пастухом коз на родном своем острове Кипре, а и достигнув высокого сана епископского, не оставлял этого привычного и любимого дела.

Впрочем, пася козьи стада, не забывал он своим попечением и врученную ему паству.

И многого дерзновения достиг он перед Господом своею великой простотой.

Среди великих и богомудрых отцов I Вселенского собора значится его имя. И участием в соборе принес он большую пользу православной Церкви, посрамив нечестивых ариан. Но даже эти его деяния могут иметь правильное постижение только тогда, когда вся его простая пастушеская жизнь будет понята.

В то время, когда был он уже епископом Трими–фундским, наступил на остров Кипр великий неурожай, какой имел своим последствием голод. Голод же породил болезни, болезни же явились причиной мора. Особенно страдали от голода бедняки, не имеющие золота, чтобы приобрести даже самое необходимое. Богачи же, пользуясь великим бедствием, на несчастии народа строили свое благополучие и продавали припасы по дорогим ценам.

Особой жадностью отличался один житопродавец, имеющий гортань несытую сребролюбием и утробу лакомством ненаполнимую.

Из далеких стран на кораблях доставил он на Кипр огромное количество зерна и не продавал его никому иначе как на золото.

И пришел к нему однажды бедняк, прося уступить хоть одну меру зерна, но житопродавец выгнал его от себя.

Тогда бедняк обратился с жалобой к епископу Спи–ридону. И тот утешил его, сказав, что на следующее утро богатый будет сам просить бедняков брать у него зерно даже без всякой платы.

В ту ночь случился ливень, и потоки воды размыли житницы и амбары, и зерно вынесено было водой на улицу. Богач же в отчаянии призывал всех помочь ему сохранить хоть часть зерна и за это в награду взять все, что размыл ливень. И бедняк помогал ему и запасался размытым зерном, так что хватило ему этих запасов до нового урожая.

Но житопродавец не был научен этим несчастием и в следующий голодный год опять поступил так же немилосердно, отказавшись выдать одному земледельцу зерно без золота.

И опять обратился этот земледелец к еп. Спиридону. Еп. Спиридон принес ему много золота для залога, прося вернуть все, когда будет собран урожай.

Так получил земледелец зерно, необходимое для прокормления семьи его.

И в срок, собрав урожай, принес Спиридону свой долг.

Взяв золото, предложил Спиридон земледельцу посмотреть, каким богатством он пользовался. И повел его в свой виноградник.

Когда же золото было положено на землю, то оказалось оно множеством змей, которые по слову Спиридона расползлись по норам своим, под камни и в расселины скал.

Не только со скупостью человеческой так боролся Спиридон, но и многие другие пороки были им наказаны и посрамлены.

Так, купил у него купец сто коз, и, зная великую доверчивость епископа, заплатил только за девяносто Девять. Когда же стал он отделять купленных коз от всего стада, то девяносто девять пошли к нему своею волею, а сотая коза, плату за которую он утаил, идти к нему не захотела, и не мог он ни силою, ни хитростью залучить ее к себе. То видя, догадался Спиридон, что купец неправильно рассчитался с ним за покупку и устыдил его.

Купец, раскаясь в обмане, внес недостающие деньги, и тотчас же коза доброй волею пошла к нему.

И на всех делах Спиридона можно было видеть благоволение Господа. Так, в жатву, в пору самого сильного зноя, трудясь вместе с жнецами, Спиридон жары не чувствовал, потому что был его лоб чудесным образом окроплен прохладной росою. В самой суете мирской вела его десница Господня. И, будучи великим в незаметном, он и большие победы над врагом одерживал.

Была у него соседка по винограднику, именем Софрония, и имела она мужа язычника. Однажды, по соседскому обычаю, была с мужем в гостях у епископа. И в это время прибыл вестник от дальних стад, долженствовавший сообщить, что пастухи всех коз потеряли.

Но еще не успел вестник сказать об этом, как Спиридон сказал ему:

— Не огорчайся, брат. Стадо найдено уже пастухами в дальней пещере.

И действительно, в то же время пришел новый вестник, который сказал, что козы нашлись в дальней пещере.

То слыша, язычник воскликнул, что наверное Спиридон обладает силою Бога.

— Не Бог я, но слуга Единого Бога, — ответствовал ему Спиридон, и тем понудил его признать великую силу Творца и Вседержителя. И так пришел язычник от малого дела того к познанию истинной веры.

Проявляясь всегда в малых делах, Спиридон даже перед прославленным своим спором с философом Перипатетиком на Никейском соборе, когда он сильно посрамил своею простотою ариан, — все же обозначил свое присутствие на соборе таким малым и ничтожным делом, которое не имело особого значения, но все же было чудесно.

Он ехал на собор верхом на белом коне, и слуга сопровождал его на коне вороном.

Замедлив в пути, они остановились ночевать в гостинице.

И проведали об этом ариане, и замыслили задержать в дороге Спиридона, дабы не мог он выступить против них на соборе.

С этой целью пробрались они в конюшню и отрубили обоим коням Спиридоновым головы.

То видя, прибежал слуга к епископу и стал жаловаться на злобу ариан, по которой лишились они коней. И поспешил Спиридон за слугою своим в конюшню и приказал ему:

— Скорее приставь отрубленные головы к туловищам и будут они живы.

Торопясь, в великом страхе, приставил слуга головы, но по причине темноты, а также и своего смятения, перепутал их. И приставил белому коню черную голову, а черному — белую.

Так и прибыл Спиридон в Никею, на белом коне, имеющем черную голову.

Но самое великое доказательство того, сколь силен был Спиридон перед Господом, надо видеть в участии его на Александрийском соборе епископов.

Был созван этот собор Александрийским патриархом, чтобы могли епископы совместными молитвами повергнуть в прах всех языческих идолов, находящихся в капищах. И действительно, по молитвам их многие идолы были повержены. И остался наконец лишь один, который противостоял всем молитвам собора.

В то время приблизился к берегу корабль, на котором плыл Спиридон, спеша принять участие в соборе.

И когда корабль вошел в гавань, главный идол зашатался и рухнул со своего подножия.

То видя, воскликнул патриарх:

— О, друзья, Спиридон Тримифундский приближается.

Празднование: 12/25 декабря.

3. ЛЕВ КАТАНСКИЙ И ИЛИОДОР–ВОЛХВ

В городе Катане, в стране Сицилийской, был епископом святой Лев–чудотворец, истинный отец сиротам и нищим, победитель бесовской силы и ухищрений, пастырь Божий. И жил в этой стране некий муж именем Илиодор, отпавший от христианской веры и предавшийся в руки диавола. И был он научен диаволом, господином своим, творить различные чудеса и волхования, которые вводили в великий соблазн и в страшное искушение всех жителей той страны.

Так, являл он неожиданно людскому мечтанию реку среди города, и люди разувались, чтобы перейти эту реку вброд, на самом же деле пребывали они среди сухой городской площади. Или претворял он комок земли в золото, и многие начинали спор о таком золоте, найдя его на своем пути, и спор этот кончался взаимным побоищем. Когда же кто овладевал мнимым золотом, то оно вновь превращалось в комок земли.

Еще смущал он покой отроковиц, и блуждали они по городу, как бы вкусившие пьяного вина, и произносили непотребные слова, так сильно огорчая и мучая своих родителей. И многие другие чудесные волхования совершал Илиодор, всегда стремясь внести раскол и соблазн в души христиан и глумясь над верой христианской и над правилами общежития.

Многие жаловались на него игумену той страны Лу–кию, так что был принужден Лукий схватить волхва и отправить на царский суд в Царьград.

Царь же Лев и сын его Константин Багрянородный, узнав о всех лукавых волшебствах Илиодора–волхва, повелели предать его смерти, но в то время, как был произнесен приговор этот, стал Илиодор невидим и очутился волшебством своим в Катане. И вторично схватил его игумен Лукий и заковал в тяжелые цепи, и на корабле доставил в Царьград. Со многими трудностями был он приведен к месту казни. Когда же палач замахнулся и потом опустил меч, то оказалось, что ударил он по пустому воздуху, потому что исчез Илиодор с места казни и вновь очутился в Катане. И начал он более прежнего глумиться над людьми и над верой.

Наконец до того дошла дерзость его, что во время службы церковной, когда епископ Лев со пресвитерами и с диаконами, окруженный многочисленным народом, возносил Бескровную Жертву Богу, вошел Илиодор в храм, как добрый христианин, и занялся тайным волхованием.

Тотчас же одни из молящихся стали, как кони, топать ногами, другие замычали, как быки, или стали блеять по–овечьему. Некоторые не могли удержаться от громкого смеха, а некоторые впали в гнев и стали произносить различные хульные слова.

Тогда Илиодор громко похвалился, что вот сейчас, по силе его волшебства, сам епископ и пресвитеры, и диаконы, оставив службу Господню, начнут плясать и петь, как скоморохи на торжищах.

И праведным гневом наполнилось сердце епископа Льва. Коленопреклоненно опустился он перед престолом, прося Господней помощи против нечестивого волхования, потом вышел из алтаря и приблизился к Илиодору.

Омофором своим связал он волшебника и вывел на площадь.

Там повелел он всем гражданам принести много дров и хворосту и сложить великий костер. Когда же пламя высоко поднялось к небу, с молитвой взошел Лев на костер, и заставил связанного Илиодора следовать за собою.

И было пламя раздуваемо ветром, трещали дрова, сыпались искры, черный дым высоко разносился над домами. Такой жар распространял костер, что не могли люди к нему приблизиться.

Святой же Лев стоял посреди этого огненного моря, как бы окропленный росою Духа Святого.

И так пребывал он долгое время, пока не только все Дрова обратились в пепел, но и тело Илиодора–волхва не стало черным углем.

Тогда он вернулся невредимым в храм и продолжал службу Господню, благодаря Владыку, что помог Он ему посрамить нечестивое волхование и показать всем живущим, сколь Божественный Промысел сильнее, чем все суетные премудрости волшебства.

День св. преподобного Льва, епископа Катанского, 20 февраля по старому стилю, по новому — 5–го марта.

4. МИЛОСТИВЫЙ ФИЛАРЕТ

В городе Амнии, в стране Пафлагонской, жил Фила рет, всем известный как великим богатством своим, так и милосердием. Воистину богатства его были достоянием нищих и странных, и все впавшие в бедность могли получить от него помощь.

Дом Филарета был как полная чаша, огромные стада паслись на его пастбищах, виноградники приносили большой доход, множество рабов и рабынь служили ему. В полном довольстве пребывала семья Филарета -жена его Феозва, сын Иоанн и две дочери — Истетия и Еванфия.

И случилось в то время великое бедствие в стране Пафлагонской. Несметные полчища исмаильтян покорили страну. Богатства людские предали огню, угнали скот, пленили рабов, разорили всех жителей Пафлагонии.

Когда же ушли исмаильтяне, оказался Филарет неимущим, потому что ни рабов, ни рабынь не осталось у него, и скот был весь угнан. А виноградники и пастбища продал он, чтобы помочь другим разоренным.

Так осталось у Филарета лишь небольшое поле да пара волов, да корова с теленком, да конь один и еще немного ульев с пчелами. И самому ему приходилось пахать поле и собирать урожай, чтобы было чем кормить жену и детей. Но он не печалился, помня слова Апостола:«Кто не работает, тот не ест».

Итак, имел он сейчас, проводя дни в тяжелом труде, гораздо более права на хлеб свой, чем раньше, когда на него работали рабы и рабыни.

Однажды пахал он на двух своих волах. И пахал недалеко от него сосед.

Вдруг один вол соседа, укушенный ядовитым насекомым, зашатался и упал.

Не надеясь получить помощи от обедневшего Филарета, сосед все же пришел к нему, чтобы услышать по крайней мере слова утешения. И тем сильнее он был озадачен, что падший вол принадлежал не ему, а был взят на работы у одного имущего.

Выслушав его жалобу, Филарет отпряг одного из своих волов и просил принять его в дар. Обрадованный сосед согласился на эту милость и вернулся на свое поле с волом Филарета. Филарет же, не имея чем пахать, погнал единственного вола, оставшегося ему, домой, сам же нес ярмо с отданного вола.

И увидя это, Феозва, жена его, очень разгневалась и стала пытать, где другой вол. Филарет же, не желая видеть еще большего гнева, сказал, что лихие люди угнали его вола.

Тогда послала Феозва сына своего Иоанна искать этих лихих людей.

И вскоре увидел Иоанн, что сосед–земледелец пашет на их воле.

И с большим гневом приступил Иоанн к земледельцу, желая получить от него вола. Но тот успокоил его, сказав, что сам Филарет, по великому милосердию своему, подарил ему вола. Узнав об этом, воскликнула Феозва:

— Увы мне и детям моим. Имею я мужа немилостивого и дети отца беспощадного. Как можем мы жить Далее?

Через некоторый срок пришел другой сосед к Филарету и стал жаловаться, что корова его пала и нету у него более средств питать своих детей.

Филарет просил взять его корову.

Когда же сосед согласился и увел корову с собою, то теленок ее, оставшийся один, стал жалобно мычать, и по Чычанью этому догадалась Феозва, что вновь лишил Филарет детей своих последнего достояния. Тогда она воскликнула:

— Злой человек, даже скота бессловесного не может он пожалеть. Смотри, как мычит оставленный теленок, разлученный с матерью.

— Истину ты говоришь, — ответил Филарет. — Итак, догони соседа, взявшего корову.

С радостью кинулась Феозва за соседом. Тот же опечалился, помыслив, что раздумал Филарет отдать ему последнее достояние, и с печалью вернулся.

— Брат, — сказал ему Филарет, — вот не может жена моя слышать, как мычит теленок, разлученный с матерью. И правильно говорит она, что жестокое это дело разлучать их. А потому возьми с собой и теленка.

Так в течение немногого времени раздал Филарет все, что имел, и стал самым нищим бедняком во всей стране Пафлагонской.

К тому же посетил эту страну великий голод, даже и у богатых недоставало хлеба, а бедным приходилось питаться лебедою и кореньями диких растений.

Но даже и лебеду вареную часто отдавал Филарет голодным и кореньями делился с ними.

Не в силах терпеть такого милосердия, Феозва разгневалась до конца на мужа своего и ожесточила против него всех своих детей. Тогда стали они и обедать отдельно, и жизнь у них вся была обособлена.

Но, зная, что он поступил, как праведник, Филарет этим гневом не тревожился и говорил часто:

— Желанное вам богатство есть у меня в сокровищнице и его не так трудно найти. То же богатство, которое я хочу приобрести, дается лишь большими усилиями.

А слыша эти слова, жена и дети приступили к нему, прося более не таить своего сокровища, потому что они и так погибают от голода.

В то время царствовала в Цареграде благочестиная царица Ирина с сыном своим Константином. И пришло время царю жениться, тогда послала Ирина верных слуг по всему государству, дабы привезли они на смотрины в царский дворец всех прекрасных, добрых и мудрых девушек, каких только они найдут в стране.

И, объезжая все города и села, даже до самых ничтожных, прибыли царские слуги в город Амнию и увидели там прекрасный и богатый дом Филарета.

Но когда они захотели пойти к нему, граждане Амнии сказали им, что только вид богатый имеет дом Филарета, а на самом деле нет во всем городе большего бедняка, чем хозяин этого дома.

Слуги же царские все же решили пойти к Филарету. Он принял их приветливо, и были они удивлены благочестием дома его, несмотря на великую бедность хозяина. А еще более были они удивлены красотою, благонравием и мудростию внучки Филаретовой, дочери Иоанна, отроковицы Марии.

Тогда сказали они Филарету, какая цель их путешествия, и просили отпустить с ними Марию.

Прибыв вместе с другими девушками в Царьград на смотрины, Мария и там поразила всех, как красотою лица, так и великим благонравием, проистекающим от душевной мудрой кротости.

И была она избрана в невесты царю Константину. И стал Филарет дедом царицы, и получил от царя богатые подарки, так что умножилось достояние его по сравнению с тем, что имел он раньше.

Феозва же и дети ее говорили, что воистину он был прав, когда обещал им невиданное еще сокровище, якобы утаенное до времени от них, и были они преисполнены гордости и похвальбы от всего того благополучия, которое выпало им на долю, потому что стали теперь близкими родственниками царю, владельцами несметных богатств.

Лишь один Филарет не придавал столь великого значения случившемуся, и только одно утешение извлек он для себя из новых своих сокровищ — это возможность вновь щедрой рукой помогать неимущим.

Спустя же некоторое время почувствовал он приближение смертного часа, и даже заказал себе заранее гроб в женском монастыре близ Цареграда. Прежде же, чем удалиться туда на покой, сказал жене своей Феозве:

— Хочу я устроить великий пир и пригласить к себе всех вельмож и всех приближенных царских.

Феозва же с радостью согласилась.

И устроили они великий пир, закололи множество баранов, напекли хлебов, налили кувшины различными винами. Но не вельмож и приближенных земного царя пригласил к себе Филарет, а иных вельмож собрал он со всей страны: нищих и убогих, нагих, слепых, калечных — и им, истинным вельможам Единого Царя и приближенным Единого Владыки, предложил возлечь за пиршественный стол, и угощал их всеми яствами, и наливал им все вина и всячески ухаживал за ними так, что отошли они от него очень сытые и довольные.

Тогда поняла Феозва, о каком царе мыслил все время Филарет.

Сам же он переселился в монастырь и вскоре скончался. И было около гроба его много чудес. Бесноватый один, много лет пользовавшийся милостию покойного, был силою Господней освобожден от беса, и громко прославлял своего благодетеля Филарета, и многие слепцы прозрели.

И хоронили его все нищие и убогие, говоря, что вот оставил их отец сиротами. И сам царь и царица тоже шли за гробом его.

Спустя же некоторое время было одному мужу видение. Видел он огненную реку, текущую у его ног, и, подняв взор свой, заметил он, что по другую сторону реки высится лазурная гора, исполненная неизреченной красотою и приятностию. И на этой горе стоит престол, на престоле же восседает Филарет, и окружен он множеством нищих, убогих, имеющих лица, воскрыленные духом.

Увидев все это, протянул муж тот руки свои к Филарету и захотелось ему разделить с ним радость лазурной горы.

Тогда и Филарет его заметил и сказал:

— Иди ко мне.

Но муж тот убоялся огненной реки и спросил:

— Как могу я пересечь этот огонь?

— Нету сюда иного пути, — ответствовал ему Филарет, — как только единственно путь через огонь попаляющий. Итак, кто хочет достичь блаженства, должен не мирскими сокровищами и приятностями занимать дух свой, а весь отдаться трудному и огненному деланию. И после этого муж тот очнулся и поведал другим, в каком блаженстве на горе той лазурной пребывает милостивый Филарет.

1/14 декабря празднование св. Филарета.

5. ВИТАЛИЙ МОНАХ

В то время, когда патриархом Александрийским был Иоанн Милостивый, в пустыне Египетской подвизался монах, по имени Виталий. Много лет он обитал в оставленной гробнице, и питался травою, собирая её тут же на склонах. Даже рукоделием не развлекал он духа, а пребывал всегда в богомыслии и молитве, уделяя только два часа в сутки на отдых.

Достигнув же преклонной старости и поднявшись на большую высоту богопознания, был он, как бы, совсем лишён страстей земных. Огнём молитвы, попалил он плевелы душевные. Постом сковал грешную плоть. Созерцанием небесного, ослепил себя к созерцанию земных благ.

И когда достиг он совершенной любви к Господу, то было сердце его пронзено жалостливой любовью к ближнему своему, — скорбящему человеку. Но меньше всего он думал о тех, кто идёт великим и трудным путём подвига, потому что всегда предстояли его оку те, кто подвига не знал и влечётся несвободным путём греха.

Почувствовал он тяжёлую плоть мира, и заболело сердце его мукою уязвляющей об человеческом падении.

Тогда по слову Апостола, захотел он для всех стать всем, чтобы спасти хоть некоторых. И было это слово апостольское указанием его сострадательному сердцу, что лежит его дальнейший путь в мир. А мир пребывает во зле.

Начал он из пределов своей нищей пустыни оплакивать богатые города. Ночуя под каменным сводом гробницы, молиться за тех, кто живёт во дворцах, — питаясь травою, жалел вкушающих мясо и елей. Неимущий монах соболезновал миру, копящему великие богатства. Потому что перед единой жемчужиной- все жемчужины мира не имеют цены.

Всего сильнее, он был уязвлён мукой о грехе. И по причине греха имел он к миру такую жалость, что не мог уже оставаться в пустыне на молитве. И когда наконец, созрела в его сердце любовная жалость и стало ему не по силам носить в себе зрелый плод её, то решил он искать воплощения любви и применения жалости.

Виталий оставил гробницу и ушёл из пустыни в город Александрию. Так оставляет жнец дом свой и, взяв серп выходит на жатву. И было ему в то время более шестидесяти лет.

В Александрии, не имея пропитания, стал он работать на пристанях, выгружая заморские товары с приходящих кораблей и нагружая пшеницу на отходящие.

Работал он во все дни, кроме праздников, от восхода и до захода солнца. И нельзя было бросить работу, не взирая ни на дождь, ни на летнюю жару. Тюки же с товарами и мешки с пшеницей были тяжёлыми, работники не очень жалели его старость и часто смеялись над его слабосилием. Труд его оплачивался плохо.

Помимо этого, людской крик, шум разгружаемых кораблей, брань рабочих, песни корабельщиков, ссоры торговцев, — всё сильно мешало молитвенному общению с Богом, налагая на это общение цепи земных тягот.

Так проводил Виталий–монах свои трудные дни в Александрии. А та, работа, для которой он оставил пустыню, начиналась вечером и длилась до утра. С первого дня не пренебрёг он ею, а как горячий и искусный ловчий вышел на охоту.

Нагрузив муку со многих возов на корабль, и получив от хозяина плату за день труда, пошёл Виталий в ближайший притон, — один из многих, которыми изобиловал город.

И встретили там старца весёлые женщины, имеющие на запястьях браслеты и на пальцах кольца, и яркие губы и набелённые лица, и чёрной краской наведённые брови.

И громко играла в том притоне музыка, и гости все были пьяны и веселы, потому что все они были корабельщики, не видавшие давно берега. Одна из женщин подошла к Виталию и повела его с собой. Он же не противился приглашению, потому что и пришёл для неё. Но оставшись с ней наедине, стал плакать и печалиться. Тогда женщина смутилась и спросила его, чем он недоволен.

Сказал ей Виталий:

— Только собой недоволен я. Вот многие годы украшал я мою душу перед Вседержителем и моим Господином Богом. И не имел я той тщательности в украшении души, какую имеешь ты в украшении себя, своего лица и тела. Однако не единого Властелина неба и земли ждала ты, и даже не знала, кто будет ныне твоим гостем, и не придёт ли к тебе самый ничтожный из всех. Для меня, последнего раба Господня, трудилась ты больше, чем я для самого Господина.

И посмеялась женщина его словам, желая скрыть уязвленность ими. А он дал её монеты полученные от хозяина за работу, и сказал:

— Сотвори мне милость: прилагая ежедневно так много труда к приему незнатных гостей, приложи хоть сегодня малую долю заботы, чтобы принять в душу свою Владыку. И не пускай к себе никого иного.

И сказав это, воздел Виталий руки и начал молится. А женщина не легла до утра на своё ложе. Сначала удивлённо внимала его молитвам, потом неожиданно сама пав на колени, со слезами стала молиться и плакать, потому что вдруг прочувствовала она, в какой тяжести и в какой тьме пребывает она и её душа.

На утро Виталий покинул её, умоляя, чтобы не говорила она никому, как прошла эта ночь. Потом, потрудившись весь день в порту и получив плату за труд, он пошёл в другой дом терпимости, и другая женщина пригласила его следовать за собой. По причине большой молодости и жалостливости, она стала печалиться о Виталии, что такой пожилой человек, должен так тяжело трудиться.

Виталий же рассказал ей о тяготах отшельнического пути, о ночном бдении, об изнурении постом своего тела, о непрестанной молитве, о дикой пустыне и о своём ложе в гробничной пещере, и в конце рассказа, заплакав, обратившись к молодой женщине, сказал, что её путь, гораздо тяжелее его пути. Она не поняла, и просила объяснить. Он ответил ей, что в пустыне подвигом подымаешься из степени в степень, и молитвой покоряешь могучего врага и искушения, а в притоне этом от ночи к ночи дух падает и всё сильнее поддаешься искусителю и его дьявольским слугам.

— Если камень бросать на вершину горы, то, преодолев сопротивление воздушное, он ослабляет всё время трудность и быстроту полёта. Так и мы ослабляем силу наших трудов, — пока не успокоимся на вершине. Камень же брошенный с горы вниз, летит всё быстрее и быстрее, и своей тяжестью увеличивает быстроту и силу падения. И нет этому полёту конца, пока он не скатится в пропасть, на само дно.

Так сказал Виталий женщине и после долгой беседы с ней начал опять молиться. Он громким голосом, проникновенно произносил слова и каждое из них зажигало душу женщины молитвенным восторгом. И в какой–то момент её душа возгорелась! И вслед за ним, она стала повторять слова молитвы, бить себя в грудь и поручать свою грешную душу Творцу.

И в следующую ночь и последующую, и во все ночи, после тяжких телесных трудов, ходил Виталий в различные притоны и говорил с падшими женщинами. Через это хождение, он узнал все тайные помыслы всех этих женщин: какая по слабости, какая и по бедности, а какая и потому, что эта жизнь ей была желанна. Одни, тяготились своей участи, а другие, в разгуле находили радость. Виталий, через беседы с ними, узнал всю меру горю, греху, слабостям и желаниям, через что, его сердце всё больше и больше уязвлялось жалостью и безмерной любовью к этим несчастным созданиям. Тех, кто раскаивался и плакал о содеянном, те кто познал в молитве бесценную жемчужину чистоты, он жалел. Но не все эти женщины могли владеть собою. А тех, кто не плакал, о потере своей души, а наоборот ликовал, — Виталий жалел ещё больше! Ведь за многие годы свои, они впервые увидели около себя страждущего человека. И человек этот был монах, который плакал и скорбел о них. Он отвечал перед Господом за заблудших овец, единого людского стада. И ещё они удивлялись, что ничего этот старый и больной человек, от них не ждёт, не просит для себя, а движим он одной отцовской жалостью и братской любовью. А от того они поверяли ему все свои тайны, самые сокровенные, и помыслы, и обиды, и желания, делая его как бы соучастником своих тягот и грехов.

Вскоре все жители Александрии, стали говорить, что монах, пришедший из пустыни, вносит великий соблазн в их жизнь, потому что живёт не так как все. Был он якобы иноком, а стал завсегдатаем домов терпимости. Люди эти стали, говорить, что Виталий, своё богомудрие заменил беседами с падшими женщинами, и отрёкся от монашеских обетов.

Так мир возгнушался им, презрел его, соблазнился о нём, и покарал его осуждением. И только, когда во время работы слишком громко начинали смеяться над ним другие работники и показывали на него другим, и спрашивали, в каком притоне и какой падшей женщине он оставил свои деньги, Виталий говорил:

— Народ Александрийский, не осуждай никого прежде времени, пока не придёт Господь, — сам Судья праведный.

Но никто не слушал его и продолжал смеяться. Лишь один патриарх Иоанн Милостивый не верил людской клевете, и не множил собою числа соблазнённых. Он ожидал, что совершится Господень суд. А женщины помнили, о чём просил их Виталий монах, т. е. хранить молчание, и строго хранили этот завет.

Когда же пришёл к Виталию смертный срок, то нашли его коленопреклонённым, с лицом освещённым дивным светом и озарением. Господь ему привнёс великую любовь и жалость в конце жизни и со всех концов города, ото всех притонов, пришли поклониться его телу женщины, которые получили от него утешение и великую любовь. И все женщины были облачены в тёмные одежды, и имели волосы покрытые платками, и рыдали и горько плакали, — потому что, после кончины Виталия, не осталось в этом городе Александрии, иного, кого они могли бы именовать братом.

А так как со смертью праведника и запрещение его потеряло силу, то женщины поведали всем, как в великой молитве, псалмопении и слезах, проводил он у них ночи свои, тем самым беря на себя тяжелейший, непомерный груз и подвиг за их грехи. Они рассказали, что он научил их слезам и молитве, и покаянию. И говорил он, что нет цены жалости и нет меры любви его. Только тогда весь народ Александрийский понял, что глумился над праведником и поносил сострадальца.

6. ПЁТР, СБОРЩИК ПОДАТЕЙ

В царствование Юстиана Великого, жил в Африке богатый и именитый человек по имени Пётр. Был он сборщиком податей и, имея дело с богатством, возлюбил он его более, чем спасение воей души. Все блага земные и небесные мерил он на золото, и одному только ему, как рукотворному идолу, поклонялся. Об этом его грехе знали все жители города. Особенно хорошо знали те кто по причине недостатков или каких либо случайных несчастий и злоключений не могли в срок внести подати в казну. Долги он взыскивал с людей без всякой пощады, полагая, что человек, не умеющий скопить богатства, не достоин сострадания. Души людские мерил он, как и всё, только богатством человеческим.

Но самой дурной славой пользовался Пётр среди нищей и убогой братии. Никогда ни один, просящий подаяния, не видел щедрости Петра.

И вот однажды за стенами города собрались слепцы, калеки, хромые и убогие. И стали они беседовать о тех своих благодетелях, доброта которых не оскудевает.

Слепой старец очень восхвалял одну женщину, вдову знатного гражданина, — говорил, что в канун каждого праздника Господня принимает она в свой дом всех странных и успокаивает и кормит их.

Другой убогий рассказывал, что начальник городской стражи делит десятую часть своих доходов между неимущими и в дележе этом по справедливости никого не забывает.

Два отрока, лишённые родителей, показывали новые одежды, сшитые им руками одной богобоязненной девицы.

Так, перебирая имена всех имущих граждан, нищая братия увидала, что от каждого из них они имели пользу и успокоение, смотря по богатству их или по усердию. Только никто из них не мог припомнить, чтобы Пётр, сборщик податей, оказал кому–нибудь хоть самую малую милость и помощь.

Тогда один человек, имеющий сухую ногу, поспорил, что не далее, как до заката солнца, он выпросит у Петра подаяние. Но на его слова, мало обратили внимание, а некоторые даже смеялись над ним, потому что жестокосердие Петра было всем хорошо известно.

После этого спора нищие покинули городские стены и пошли к церквам, желая собрать себе там пропитание. Тот же хромой, который хотел получить милостыню от Петра, направился к его дому и стал стучаться в ворота. Привратник на стук приоткрыл двери, но увидел, что стучится нищий, сказал ему:

— Разве ты не знаешь, что мой господин никому не подаёт? Ступай дальше, и Бог подаст тебе.

Но нищий не отошёл от дома Петра, а сел на землю и стал ожидать. Вскоре ворота открылись и сам Пётр, сборщик податей, вышел на улицу, сопровождая осла, груженного многими хлебами. Он должен был доставить эти хлеба в дом правителя страны, а потому не поленился сам погонять осла.

Нищий поспешивший за ним, как позволяла ему его сухая нога, стал горестно и слёзно умолять, чтобы дал ему Пётр хоть один хлеб из многих, которые он вёз. Но Пётр его не слушал и продолжал свой путь.

Когда же нищий, поспешая за ослом, запнулся о камень и упал, то Пётр громко рассмеялся и опять ударил осла.

— Перед небом и землёй мы должны отдать Богу отчёт во всей своей жизни, — подымаясь сказал старец, — а ты смеёшься. И вновь начал именем Божьим просить подаяния.

От его слов сильно ожесточился Пётр и лицо его стало яростным.

Не имея под рукой камня, в гневе схватил он один хлеб и кинул его в лицо хромому, так что на виске того выступила кровь, и он шатаясь опустился на землю.

Однако подаяние, хоть и не доброй волей данное, он получил и, взяв хлеб, отправился к своим друзьям, дабы похвалиться удачей.

Те сначала много дивились, но, заметив рассеченный висок хромого, а также выслушав весь его рассказ, стали смеяться над жестокостью Петра и над упорством своего товарища.

Петру же в ту ночь привиделся сон.

Видал он себя в большом и светлом покое. По правую руку его стояли светозарные и великие мужи, облачённые в белые ризы и имеющие ясный взор. По левую же руку стояли чёрные мурины, мятущиеся и не находящие себе места и покою. И совершался суд над грешной душой Петра, сборщика податей.

На огромную чашу весов клали чёрные мурины его грехи: вот последнее достояние вдовицы, взятое за недоимки, и слёзы её детей. А вот виноградник земледельца, не имеющего чем заплатить подать по причине большого градобития. Вот голод и усталость странников, которых он отогнал от своего дома, не насытив их и не успокоив. И ещё, и ещё добавляли мурины на чашу весов, потому что не было конца грехам Петровым.

Светозарные мужи стояли очень смущённо, потупив взор и не имели что положить на чашу весов. И только один приблизился к весам, держа в руках большой хлеб, слегка запачканный кровью. Был это тот хлеб, что против своей воли Пётр дал в подаяние старцу.

Этот самый хлеб и решил на время участь Петрову. Приговор над ним не был произнесён, душа его не была вручена чёрным муринам, а был дан ему ещё некоторый срок земной жизни, для покаяния. На утро Пётр проснулся в большом смущении и страхе!

Понял он, что приблизился к великой опасности, и что мало времени даровано ему для трудного и длительного спасения души.

Он встал, вышел из своего дома и у пристани увидел нагого человека, потерявшего всё своё имущество во время кораблекрушения. Человек этот просил подаяние.

Снял Пётр со своих плеч богатый плащ расшитый золотом и каменьями и с сердечной радостью отдал неимущему. После этого он вернулся домой.

Человек же просивший подаяние, увидел, что плащ этот имеет большую цену, пошёл на торжище и обменял его у торговца на скромные одежды и на хлеб, получив в придачу некоторые деньги. В тот же день Пётр проходил мимо лавки этого купца. Он увидал свой плащ вывешенный на продажу и очень опечалился, подумав, что по грехам его не хочет Господь принять от него милости. Так опечаленный вернулся он домой.

А ночью он опять увидел сон.

Увидел он блистающего отрока, лик, которого был преисполнен света и красоты. И был отрок облечён в плащ Петров.

И спросил отрок Петра:

— Отчего происходит твоя печаль?

— Господин, — ответил Пётр, — не достоин я даже поделиться избытком своим с неимущим. По грехам моим Господь не принимает подаяния. Вот дал я свой плащ нагому, а тот не захотел принять его и отдал для продажи на торг.

— Пётр, — сказал блистающий юноша, — узнаёшь ли ты плащ на моих плечах?

— Да, Господин мой, узнаю.

— Знай, Пётр, что дающий одному из малых сих, Мне даёт, потому что нищие и убогие суть вельможи Мои, и доверенные Мои, которых Я к Себе приблизил.

И обрадовался Пётр этим словам, и в радости стал плакать и молиться.

На утро же, проверив все помыслы, узнал Пётр, что больше он не может жить так, как жил до этого сна. Радуясь и плача о новом рождении своём, решил он все дальнейшие дни посвятить себя милосердию и смирению.

Стал он раздавать своё имущество нагим и нищим. И много удивлялись жители того города перемене, происшедшей в нём. Убогие же и обездоленные вскоре стали почитать Петра своим отцом.

Богатые и плодоносные виноградники продал Пётр, а золото, вырученное за них, роздал в воскресенье собравшимся около храма. Стада свои продал он, а на вырученные деньги одел и накормил многих. Дом родительский со всеми прилежащими строениями и с конюшнями, и с садом, и со всею утварью богатой, — всё продал Пётр, чтобы наделить нищую братию. Он отпустил на волю своих рабов, — всех, кроме одного. И отпускал он их на волю так, что могли они начинать вольную жизнь не непомерным трудом, а как граждане, имеющие достаток.

Из всех богатств, остался у него один единственный раб. И призвал его Пётр, и спросил:

— Обещаешь ли ты исполнить мою последнюю волю?

И раб обещал.

— Пойдём вместе в град Божий Иерусалим, поклонимся гробу Господню, а потом должен ты продать меня какому ни будь христианину в рабство. Деньги за продажу раздай нищим. Сам же ты будешь после этого свободным. И ещё просьба. Сохрани всё сделанное в тайне.

Раб смутился и ответил:

— Господин мой, Пётр. Сопровождать тебя ко святому Гробу велит мне мой долг и это совершу я с радостью. Но продать своего господина в рабство почитаю я грехом и такого дела не сделаю.

Но Пётр на это сказал:

— Выбирай сам. Или ты продашь меня, или я продам тебя язычнику.

Видя такую твёрдость своего господина, раб согласился исполнить всё по его желанию, и вместе сели они на корабль, отплывающий к святым Местам.

Прибыв туда, Пётр долго молился и слёзно каялся в прежней своей жизни. После этого вывел его раб на торг. И встретился им там богобоязненный муж, по имени Зоил, занимающийся изделиями из серебра.

Раб стал уговаривать его купить Петра.

Но тот отказался, не имея достаточно денег.

— Купи этого человека, а для расплаты займи золота у своих друзей, сказал раб, — потому что Господь благословил все дела твои его молитвами.

Зоил согласился и, найдя достаточно денег в долг, уплатил рабу тридцать монет, а Петра повёл в дом свой.

Раб же, раздав нищим деньги, полученные за своего господина, отплыл в Царьград и никому не сказал, куда исчез Пётр.

В доме Зоила работы было много, потому что в большом хозяйстве его за всем нужно было приглядывать. Пётр чистил хлев, выносил навоз, копал огород, убирал в доме, стряпал обед, он старался угодить всем чем мог и покорно принимал все приказания. Делал он работу, ранее ему не привычную, но ни на что не жаловался и принимал трудности как должное. По старанию же и рачительности всё в его руках спорилось. Стал Зоил замечать что богатства его умножаются, что серебряные изделия находят больший сбыт, что действительно, по всему видно благословил Господь дом его через молитвы Петра. И тогда он очень полюбил Петра и много раз предлагал отпустить его на свободу. Предложил он ему быть не рабом, а братом.

Но Пётр отказывался от этой милости и продолжал свой подвиг добровольного отсечения воли.

Однажды приехали в Иерусалим серебряных дел мастера из родного города Петра, находившегося в Африке. У них были торговые дела с Зоилом, и тот пригласил их себе в дом. Пётр должен был прислуживать за столом.

Увидев его, сограждане крайне удивились и стали шептаться,<как этот раб похож на их именитого и знатного Петра, сборщика податей>. Заметив их взгляды, Пётр старался руками прикрыть лицо своё, чтобы не быть узнанным, и очень смутился.

Когда же он вышел из комнаты, один из гостей сказал Зоилу:

— Знаешь ли ты, господин Зоил, кто этот раб твой? Был он в нашем городе именитым человеком, и до сих пор оплакивает пропажу его правитель нашей страны. А потому, что он очень любил его и почитал. Итак, отпусти его с нами на родину, чтобы смог он продолжить свою прежнюю работу на пользу всем жителям города и страны.

Зоил не мало удивился и с радостью согласился отпустить Петра. Тот же, сменив блюдо, стоял в это время у дверей и слышал весь разговор. Поняв, что он его узнали, и что более скрываться здесь нельзя, он поставил блюдо у двери и решил быстро уйти вон.

Подойдя к воротам, он встретился с привратником, — человеком бывшим глухонемым от рождения. Забыв об этом недуге привратника, Пётр в большом волнении, как бы весь горя, сказал:

— Брат, именем Господа Иисуса Христа, отвори мне ворота.

И привратник, затрепетав, ответил:

— Хорошо, господин, исполню тотчас же слово твоё.

Выйдя на улицу, Пётр быстро побежал и скрылся. С тех пор его никто не видел.

Привратник же громко хваля Господа, кинулся в дом своего господина.

— Поистине, — говорил он, — раб именуемый Петром, был раб Божий. Потому что услыхав его слова, обращённые ко мне от имени Христова, увидел я как огненный меч, изошёл из уст его. И в тот же миг он коснулся моих уст, — и я заговорил.

Тогда Зоил и гости поняли, что великий праведник служил им и, встав, возблагодарили Бога, явившего силу свою среди верных рабов своих.

7. СИРАПИОН–СИНДОНИТ

Много лет скитался в Египте инок Серапион, обходя города и сёла, монастыри и пустыни. И было ему прозвание Синдонит по причине того, что не имел он никакой собственности, ни одежды, кроме единого ветхого и дырявого синдона, то есть плаща, которым он прикрывал свою наготу. Кроме этого единственного синдона обладал Серапион небольшим Евангельем, с которым не расставался, предаваясь во время путевых отдыхов чтению слова Божия.

И так был нищ Серапион, что начал весь мир своим домом почитать, и все богатства мирские, по причине их равного удаления от Серапиона, были для него равноценны и равно безразличны.

В такой совершенной нищете скитался он по всему Египту, нигде не задерживаясь долго, везде получая пользу от людей и давая людям немалое утешение своим богомудрым словом.

Однажды, проходя по улицам Александрии встретил Серапион нагого, не имеющего даже старого и рваного синдона, какой был у него. Увидя впервые человека, еще более нищего чем он, Серапион снял свой плащ, отдал неимущему, а сам удалился в пустыню, не желая оставаться нагим среди городской толпы.

Там встретил он инока, который спросил его:

— Авва Серапион, кто обнажил тебя?

Указывая на Евангелье, он ответил:

— Это слово обнажило меня.

По прошествии некоторого времени доставили братья ему другой синдон, ещё более дырявый и ветхий, чем тот, который он отдал.

И вновь пошёл Серапион в Александрию и увидел он, как по дороге стража ведёт в темницу человека, неимущего, который не мог расплатиться со своими долгами.

Единственное что было у Серапиона, это его Евангелие.

И пошёл он и продал Евангелие, и догнал человека, ведомого в темницу и вручил ему деньги, дабы мог человек расплатиться с заимодавцами и быть свободным.

Вернувшись в пустыню, встретил он братье, которые опять приступили к нему с вопросами:

— Авва Серапион, куда дел ты своё Евангелие?

Он же им ответил:

— Я продал священную книгу, которая научило меня словам< продай имение своё и раздай нищим>. А единственное<имение>, которое у меня было, это было Евангелие. Оно было моим единственным богатством.

Имея теперь только единственный ветхий плащ, чтобы прикрыть наготу, сел Серапион на корабль и отплыл в Грецию.

Достигнув города Афин, он три дня пробыл там без пищи, никто не подал ему ни куска хлеба. И на четвёртый день, выйдя на площадь города, он громко заявил:

— Помогите мне, потому что имел я трёх заимодавцев, терзавших меня. И вот двое из них отступили и дали мне покой. Третий же продолжает докучать мне и требует моего долго.

И так долго говорил он о заимодавцах своих, что остановилось около него множество народа, желая понять, о чём же идёт речь. Среди этой толпы было несколько именитых греческих философов, которые просили его объяснить, о каких заимодавцах говорит этот человек, дабы могли они ему помочь.

Он же ответил им:

— Три мои заимодавца именуются: похоть, сребролюбие и чревоугодие. Вот первых двух смирил я так, что не дерзают они более приступать ко мне и требовать того, чтобы считать меня своим. Третий же заимодавец не поддаётся ни на какие увещевания и жестоко терзает меня, чтобы я заплатил ему мой долг. Вот уже четвёртый день требует он от меня удовлетворения.

Тогда философы начали тихо говорить между собой, что, наверное, этот человек льстец и обманщик. Странными показались им слова Серапиона о заимодавцах, и не поверили они, что он уже четвёртый день ничего не ест.

А дабы узнать истину и понять, какой человек стоит перед ними, дали они ему целую золотую монету, а потом стали следить, что будет он делать.

Получив деньги, пошёл Серапион в пекарню, положил на стол монету, взял небольшой хлеб, который был самым дешёвым, и ушёл не вопрошая о сдаче.

По дороге начал он вкушать от купленного хлеба, утоляя свой длительный голод. И тогда философы убедились, что перед ними воистину голодный безсребренник, который не знает цену деньгам. Они взяли у пекаря то лишнее, что дал им Серапион, и хотели догнать его, чтобы вручить ему этот остаток. Но никого не нашли.

Он же оставив людные улицы, удалился к городским стенам и та прилёг, желая отдохнуть. Подремав же немного, он очнулся от громкого детского крика, и увидел, что около него играют дети, не обращая никакого внимания.

Стал Серапион присматриваться к ним. И заметил он среди детей одного отрока, всё время будто смущённого и боящегося предаться игре с полным одушевлением.

Другие дети, видя, что он имеет в руках забавную сопелку, приняли его в своё общество, но потом отняли у него игрушку и прогнали отрока от себя. И говорили они уму, и смеялись, что зазорно им играть с сыном скомороха.

Тогда отрок убежал и скоро вновь возвратился и принёс с собой бубенцы, нанизанные на пёструю ленту. И опять дети приняли его к себе, опять стали к нему милостивы. Но отняли у него и бубенцы и ленту, поделили между собой, начали бить отрока и вновь сказали ему, что им сыновьям почтенных граждан, неприлично иметь дело, с сыном скомороха.

И много, много раз видел Серапион, как сын скомороха был то принимаем в игру, то отвергаем. Помимо всего, поразило Серапиона лицо этого отрока. Оно было не по детски печальным и ласковым, он уступал свои забавы другим со смирением и не сопротивлялся побоям и издевательствам. Поражало и некая сонливость и одутловатость лица отрока, будто долго он не спал или не дышал свежим воздухом.

Когда же вечером все дети разошлись, Серапион проследил, где живёт отрок, так его удививший.

Он миновал несколько домов и завернул на соседнюю улицу. Там и был дом отрока.

По причине знойного вечера все двери и окна дома, где жил отрок, были открыты, и яркий свет освещал внутреннее убранство и всех людей бывших в нём.

Облокотившись на ограду, мог Серапион видеть как живёт семья скомороха.

Сам скоморох, казалось был не совсем трезв. Он не твёрдо стоял на ногах, и чистил свою флейту уже почти одетый в свой театральный, скомороший наряд. За работой он продолжал отпивать красное вино из стакана, стоявшего на столе и откусывая от большого куска хлеба, на котором лежала солёная рыба. Жена его, тоже одетая в пёстрые тряпки, убирала со стола и сметала сор. Точно также была одета дочь скомороха. Она стояла у окна, держа перед собой зеркало и подводила брови.

Увидев вошедшего отрока, скоморох очень сильно рассердился на него, стал ругать за опоздание, что заставил всех ждать и так распалился, что ударил юношу по лицу.

Мать же велела ему скорее есть и одеваться.

С большой поспешностью скинул отрок свои одежды и начал натягивать скоморошьи пёстрые лоскутья. Мать сунула ему хлеб с рыбой и налила стакан вина.

Вскоре свет в доме погас и вся семья вышла на улицу, спеша на работу. На плече отрока сидела обезьяна, тоже пёстро одетая.

Серапион пошёл за ними и всю ночь старался не отставать от них. Везде, где собирались богатые купцы или весёлые корабельщики, скоморох останавливался и начинал играть на флейте. Жена его пела, отрок показывал различные фокусы, а дочь собирала плату, стараясь приятно улыбаться и понравиться зевакам. Тем самым она заслужила большое количество монет. Им бросали мелкие деньги, угощали вином, а иногда и дразнили, говорили грубые слова и непристойно обращались с молодой девушкой.

На грубые слова и оскорбления, вся семья так же улыбалась и кланялась, как на вино и подаяния. И только мать хмурила брови, видя приставания гуляк к дочери.

К утру вся семья скомороха имела вид крайне усталый. Сам скоморох был сильно пьян, еле стоял на ногах и не всегда мог отогнать словами людей пристававших к его дочери. А она продолжала всем улыбаться, не замечая непристойностей и помышляя только о том, чтобы им побольше бросали денег. Выступление семьи закончилось на рассвете и вместе с ними, он незаметно вернулся к их дому. Они легли спать, а он остался у ограды, ожидая когда они проснуться, чтобы иметь с ними беседу.

И в этом ожидании задумался Серапион о многоразличии человеческих жизней. И показалось ему, что в семье скомороха есть свой подвиг и своя тяжесть, которая не легче, чем тяжесть в других семьях. Но помимо того, что тяжести по жизни есть у всех людей, но есть в этой семье, такое, чего нет у других.

Чужому веселью и разгулу служить может быть и труднее даже, чем чужой печали и чужой тяжести. Особенно трудно это, имея около себя молодую дочь и отрока сына, потому что в веселье люди ещё более несдержанны, чем в печали. А главное, — очень трудно помнить Бога и путь Господень, бродя по ночным притонам и зарабатывая хлеб свой от гуляк и пьяниц. Нужно неустанное памятование и всегдашнее попечение о душе своей, чтобы не оступиться.

И вот сам скоморох предан вину, а потому близиться к гибели. Жена его терзаема печалью и бессильной усталостью. Дочь стоит на скользком пути услужения чужим порочным желаниям. А сын приобретает излишнюю ласковость и покоряется всякому злу.

И вместе с тем не по духу своему причастна семья скомороха этим недобрым началам, а исключительно внешним обстоятельствам жизни влекома она и, вместе с тем, нет около неё никого, кто мог бы быть ей опорой на добром пути…

Так размышляя, решил Серапион, что нужна этому семейству и его помощь. А потому, когда днём, вышел скоморох за ограду, приступил он к нему с такими словами:

— Вижу я, господин, что многими трудами ты и семья твоя снискает себе пропитание. А так как труды ваши протекают в ночное время, то ложатся они ещё большим бременем на вас. И вот помыслил я, — не имеешь ли ты нужду в слуге и помощнике, который мог бы облегчить тебе тяжесть? Если имеется такая нужда, то скажи мне, потому что очень нужны мне деньги и охотно продал бы я себя в рабство за двадцать серебренников.

Скоморох посмотрел на говорившего и подумал, что хоть и слишком много ему лет для того, чтобы исправно служить, но по дешёвой плате, которую она за себя назначил, можно на эти большие лета и не обращать внимания.

Так стал Серапион–синдонит рабом скомороха. Днём приходилось ему исполнять все дела по хозяйству, кормить обезьяну, чинить скоморошьи наряды, а по вечерам помогал он своему хозяину чистить инструменты, собирать монету со случайных гуляк. Остановившихся посмотреть на представление, — и всё, что входило в скоморошье дело, должен был исполнять Серапион.

Главное же занятие его было, — заменять хозяина, когда тот по причине слишком обильных угощений, становился нетрезв и сам с трудом мог считать деньги, а иногда с трудом передвигаться по улице. Тогда поддерживал скомороха с одной стороны сын, а с другой Серапион. Женщины же шли сзади, неся музыкальные инструменты и обезьяну.

И скоро семья скомороха, так возлюбила своего раба Серапиона, что уже не мыслила, как это они раньше без него могла жить. Незлобивостью, вниманием и трудолюбием проник он в их сердца. Особенно полюбил Серапиона отрок, с которым они беседовали и раб рассказывал юноше всякие поучительные истории, наставлял на истинное понимание человеческих путей. Но и жена скомороха также привязалась с Серапиону, так как приносил он ей огромное облегчение по хозяйству. Да и дочь скомороха, была к нему ласкова.

Когда же укрепились их сердца в такой любви, начал им Серапион исподволь говорить о Божием промысле, и о служении Господу, и о добровольно взятых на себя тяжестях, и о том, как страдал Искупитель за грехи мира, и о всём, что является истинным словом христианским.

А далее начал он удерживать скомороха, чтобы не злоупотреблял он угощением, от ночных гуляк получаемом, и дочери его указывал, сколь угодна Господу чистота и непорочность, заставлял ей отметать всяческие приставания ночных гуляк и бездельников.

Так постепенно стал Серапион духовным отцом и руководителем семьи скомороха и вывел их всех на широкий путь духа.

Бродя по ночным притонам и продолжая забавлять народ, постепенно стал скоморох тяготиться этой жизни, проникся он истинным любомудрием и благоугождением. А когда он утвердился на пути совершенствования, то сказал Серапиону.

— Брат Серапион, старец великий, не хочу я видеть тебя рабом своим, а хочу видеть духовным отцом. Итак, отказываюсь я отныне от услуг твоих, и от работ твоих, и будь ты отныне свободным.

Серапион ответил:

— Так, брат мой. Исполнил я свою задачу. Прими теперь обратно свои двадцать серебренников, которые ты заплатил за меня. И отпусти меня искать нового делания Господня.

И, хотя скоморох не хотел брать своих денег, говоря, что великой духовной помощью много раз больше дал ему Серапион, чем эти двадцать серебренников, но старец настоял на своём и, вернув эти деньги, ушёл от скомороха. Он выполнил всё, что надлежало.

И во многих других странах предавался он опять учительству, получая подаяния от людей и давая в обмен им духовные богатства свои.

8. ПУТЬ К ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ДУШАМ

Однажды пришли к авве Ахилле три старца, занимающиеся рыбной ловлей. Двое из них были известны строгостью жизни и подвигов. А один имел дурную славу по причине слабостей своих человеческих. И просили пришедшие авву, чтобы сделал он им невода по нужде их рыболовного ремесла.

Когда первый попросил, то Ахилла ответил:

— Недосуг мне.

И второму отказал в просимом, отговариваясь недосугом.

Тогда третий, грешный старец, приступил со своей просьбой.

Мало поразмыслив, авва Ахилла сказал:

— А тебе, брат, я невод сделаю.

Тот очень обрадовался, потому что был его прежний невод изорван и не мог он ловить рыбы. Итак, получив обещание, он благодарил авву и скоро отошёл.

Два же другие старца стали пытать Ахиллу, отчего он отказался исполнить их просьбу, отговариваясь недосугом, а просьбу грешного брата принял с великой охотой, и найдется у него время для плетения ему невода.

И авва пояснил им:

— Сослался я на недосуг, — и вы поверили мне, и не оскорбились. А если ему не сделать желаемого, то он подумает, что я услыхав о его грехах, по их причине не хотел исполнить его просьбы. И так отсёк бы я его от себя и тем ожесточил.

Но братья не поняли такого ответа.

Тогда авва Ахилла в поучение им стал рассказывать о различных путях к человеческим душам, и о том, как умел узнавать эти различные пути блаженный отец наш Макарий Великий.

Вот что вспомнил он об этом целителе душевных болезней и пастыре людского стада.

— Блаженный отец наш ведал, что многоразличные пути ведут к душам человеческим и многоразличными путями спасаются люди.

Так однажды увидал он врага, идущего из пустыни, где спасались отшельники. И вопросил его властью Бога, много ли находит он слуг среди рабов Божиих?

Демон же ответил:

— Единого слугу надеюсь я приобрести себе в пустыне. И слуга этот — брат Феопемпт, дух которого смущен и близится к гибели.

Услыхав это, наутро покинул Макарий свою пещеру и стал обходить всех пустынножителей. Но ни у кого не имел долгого пребывания, а дошедши до Феопемпта, сказал ему, что будет у него ночевать. И всю ночь провёли они вместе в молитве и в чтении Писания. И тщился Макарий различными мудрыми словами привести брата к признанию и покаянию.

Но Феопемпт ни в чём не признавался.

Тогда, увидя что жало Диавола глубоко проникло в душу брата, и что мудрых слов и молитв недостаточно, говорит ему Макарий наутро:

— Брат, мне хочется покаяться перед тобой. Знай, что мучает меня бес уныния.

Вздохнул Феопемпт и сказал:

— И меня также, авва.

— И ещё, мучает меня бес гордыни.

— И меня тоже, авва.

— И не знаю я, брат Феопемпт, как мне бороться одному с искушениями. А потому, — сотвори любовь, — постись вместе со мной, и приноси со мной покаяние, пока не поможет нам Господь своею силой.

Так постились они вместе и вместе каялись, пока Феопемпт не сказал:

— Воистину, получил я большое облегчение от молитвы моей и слёз. Укрепил меня Господь и сделал дерзновенным для борьбы с врагом.

— Меня тоже, брат, — ответил ему Макарий.

И после этого покинул келию Феопемпта.

В другой раз узнал он, что оставил один из отшельников молитвенное предстояние Богу, а потому открыл своё сердце демонской силе. По лени не возносил он ни утром, ни вечером душу свою к Господнему престолу, и пребывал весь в делах мира и в соблазнах его.

Тогда пришёл к этому брату авва Макарий и сказал:

— Вот я пришёл, потому что имею великую нужду в твоих молитвах.

А брат смутился и ответил:

— Недостоин я о тебе молиться.

Но Макарий вновь и вновь просил его молитв и, наконец сказал:

— Не уйду я от тебя, пока не обещаешь мне творить хоть краткую молитву за меня каждый вечер.

И принуждён был брат обещать творить эту краткую молитву.

Тогда Макарий ушёл.

А вечером, сотворив одну молитву о спасении раба Божьего Макария, брат устыдился, что вот молится он о таком великом угоднике, а о своей грешной душе не имеет прилежания помолиться.

И тогда также кратко помянул и себя перед Господом.

И так делал он некоторое время каждый вечер.

Макарий же увидел, что начали рассеиваться около брата демонские скопища, но всё же многие оставались.

Вновь пришёл он к брату и этот раз просил молиться за себя не только по вечерам, но и утром, и произносил не одну молитву, а несколько.

И опять, выполняя эту просьбу аввы, стал брат размышлять, за какого святого возносит он молитву, а своей грешной душе не даёт помощи.

Постепенно привык он к молитвенному бдению и стал просить у Господа наставления и спасения и для своей грешной души.

Тогда все демоны отступили от него.

Таким мудрым ухищрением, взывая лишь к верности слову, вывел Макарий погибающего брата на истинный путь.

Закончив же эти воспоминания, авва Ахилла добавил:

— Надо помнить, что различные лекарства бывают против различных болезней. А потому никогда нельзя отсекать грешников, но искать какими средствами можно их исцелить.

И стали старцы расспрашивать его, какие иные пути ведут к душе человеческой.

— Разные пути есть, — сказал он. — Вот однажды пришёл к нашему архимандриту один отшельник, достигший большой высоты, но не смиривший своей гордыни, а наоборот, питающий гордыню подвигами своими. И спросил:< Как мне достичь совершенства?>

Архимандриту же было видение о том гордом отшельнике. И он ответил ему:

— Возьми бич, пойди и паси свиней, ни о чём не размышляя.

Отшельник смирил себя к послушанию и так поступил.

А люди видевшие его с бичом среди стада свиного, говорили:

— Вот он имеет беса в себе, а потому оставив подвиг, пасёт свиней.

Так он укротил свою гордыню и достиг совершенства.

И выслушав эти слова, старцы поняли, как трудно и тяжело дело спасения душ человеческих. И сколь искусным сердцеведом надлежит быть, чтобы находить к людям прямые пути.

Первые два выпуска»Жатвы Духа»были изданы YMCA–press в 1930 г. Три неизданных жития были напечатаны в Вестнике № 171, 1–11–1995. С тех пор были найдены Е. Клепипиной еще четыре жития, которые мы и предлагаем нашим читателям. Мать Мария предполагала составить третий и четвертый выпуск»Жатвы Духа»в следующем порядке:

I. Как авва Леонтий исцелял. Спиридон Тримифупдский. Лев Катанский. Преподобная Марина.

II. Милостивый Филарет. Мартиниан, Зоя и Фотина. Видение Фивсйского старца.

Вестник РХД. N 178. Текст взят со страницы Свято–Филаретовского института