Память и житие блаженного отца нашего и учителя Мефодия, архиепископа Моравского

Житие составлено в Моравии вскоре после смерти св. Мефодия в 885 г. одним из его учеников. Сохранилось в 15 списках, древнейший из которых входит в состав известного Успенского сборника конца XII — начала XIII в. (ГИМ. Синодальное собр., № 1063). См. его издания: Успенский сборник XII–XIII вв. М., 1971. С. 188–198; Климент Охридски. Събрани съчинения. София, 1973. Том 3. С. 160–195; Жития Кирилла и Мефодия. М.: Книга; София: Наука и искусство, 1986. С. 181–232. Текст Жития воспроизводится по этим изданиям. Историю изучения Жития и свод комментариев к нему см.: Сказания о начале славянской письменности / Вступ. статья, перевод и комментарии Б. Н. Флори. М., 1981. С. 143–173.

Господи, благослови, Отче!

<I.> Бог благой и всемогущий, сотворивший из небытия к бытию все видимое и невидимое и украсивший всякой красотой, которую, если размышлять понемногу, можно мысленно частично уразуметь и познать того, кто сотворил столь многие и дивные создания, ибо «по величию и красоте созданий познается размышлением и создатель их»[2], которого воспевают ангелы трисвятым гласом и мы, все правоверные, славим во святой Троице, иначе говоря в Отце, Сыне и Святом Духе, то есть в трех ипостасях, что можно назвать тремя лицами, но в одном Божестве. Ведь прежде всякого часа, времени и года, выше всякого разума и духовного понимания Отец сам родил Сына, как говорит Премудрость: «Прежде всех холмов рождает меня»[3]. И в Евангелии сказало само божье Слово пречистыми устами, воплотившись на будущие времена ради нашего спасения: «Я в Отце, и Отец во мне»[4]. От того же Отца и Святой Дух исходит, как сказал сам Сын божьим Словом: «Дух истинный, который от Отца исходит»[5].

Этот Бог, завершив все творение, как говорит Давид: «Словом Господним утвердились небеса и от дыхания уст его вся сила их. Ибо он сказал — и стали, он повелел — и создались»[6], прежде всего сотворил человека, прах от земли взяв, a от себя животворным дуновением душу вдохнув, и осмысленную речь и свободу воли дал, чтобы ввести в рай, заповедь заповедав ему для испытания; если хранит ее, то останется бессмертен, если же преступит, смертью умрет, по своей воле, a не по Божьему велению.

A дьявол, увидев, что человеку оказана такая честь и назначено ему то место, с которого он из-за своей гордыни пал, заставил <его> преступить заповедь, и изгнал человека из рая, и осудил на смерть. И с тех пор начал неприятель соблазнять многими кознями род человеческий. Но Бог в великой милости и любви не оставил человеков совсем, a на каждый год и время избрал мужа и явил людям дела их и подвиг, чтобы все, уподобляясь им, стремились к добру.

Таков был Енос, который первым отважился призывать имя Господне. A после него Енох, угодив Богу, перенесен был <высоко>. Ной праведным оказался в роде своем, он спасся от потопа в ковчеге, чтобы опять наполнилась земля творением Божиим и украсилась. Авраам после разделения языков, когда все впали в заблуждение, Бога познал и другом Его назван был, и принял обетование, что «в семени твоем благословенны будут все народы»[7]. Исаак подобно Христу возведен был на гору для жертвы. Иаков идолов тестя уничтожил и видел лестницу от земли до неба: ангелы Божии по ней восходили и сходили. И благословляя сынов своих, он пророчествовал о Христе. Иосиф прокормил людей в Египте, показав себя <человеком> Божьим. Об Иове Авситидийском Писание говорит, что был праведен, справедлив и непорочен: подвергнутый испытанию, претерпев <его>, благославен был Богом. Моисей, с Аароном, между иереями Божьими Богом <для> фараона назван был, и мучил Египет, и вывел Божий народ — днем вслед за облаком светлым, a ночью за столпом огненным; и море разделил, и прошли по cyxy, a египтян потопил. И в пустыне безводной напоил народ водой и насытил хлебом ангельским и птицами; и говорил с Богом лицом к лицу, как невозможно человеку с Богом говорить, <и> дал народу закон, написанный Божьим перстом. Иисус Навин, одолев врагов, разделил землю между народом Божьим. Судьи также одержали много побед. A Самуил, получив Божью милость, помазал и поставил царя по слову Господню. Давид с кротостью пас народ и научил <его> песням Божьим. Соломон, получивший от Бога мудрости больше всех людей, много добрых поучений создал и притчей, хоть сам их и не выполнял. Илия обличил голодом людскую злобу, и воскресил мертвого отрока, и, принеся словом с неба огонь, опалил многих, и жертвы сжег чудесным огнем; перебив нечестивых иереев священников, взошел на небо на колеснице огненной и конях, дав ученику удвоенный дух. Елисей, <его> милоть получив[8], вдвое больше чудес совершил. Другие пророки, каждый в свое время, пророчествовали о будущих удивительных делах. После них великий Иоанн, ходатай между Ветхим и Новым законом, стал крестителем и свидетелем Христовым и проповедником живым и мертвым.

Святые апостолы Петр и Павел с остальными учениками Христовыми, как молния, прошедшая по всему миру, осветили всю землю. После них мученики кровью своей смыли скверну, a преемники святых апостолов, крестив цесаря, великим подвигом и трудом разрушили язычество. Сильвестр праведно из трехсот и восемнадцати отцов, приняв себе в помощь великого цесаря Константина, собрав в Никее первый собор, победил Ария и проклял его и ересь его, которую тот воздвигал на Святую Троицу, как когда-то Авраам с тремястами и восемнадцатью слугами перебил царей и принял благословение и хлеб и вино от Мельхиседека, царя салимского, ведь был тот иереем Бога всевышнего. Дамас же и Григорий Богослов со ста пятьюдесятью отцами и великим царем Феодосием в Царьграде подтвердили святой символ, то есть «Верую во единого Бога», и, изгнав Македония, прокляли его и хулу его, которую он говорил на Святого Духа. Целестин и Кирилл с двумястами отцами и другим царем[9] сокрушили в Ефесе Нестория со всей болтовней, которую он говорил на Христа. Лев и Анатолий с правоверным царем Маркианом и с шестьюстами и тридцатью отцами прокляли в Халкедоне безумие и болтовню Евтихиевы. Вигилий с богоугодным Юстинианом и со ста шестьюдесятью пятью отцами, Пятый собор собрав, изыскав <где какая болтовня укрылась>, прокляли. Афагон, апостольский папа, с двумястами и семьюдесятью отцами с честным Константином царем на Шестом соборе многие восстания раскололи и всем тем собором, изгнав, прокляли, я говорю о Феодоре Фаранском, Сергии и Пирре, Кире Александрийском, Гонории Римском, Макарии Антиохийском и прочих приспешниках их, a христианскую веру, на истине стоящую, укрепили.

<II.> После же всего этого Бог милостивый, «который хочет, чтобы всякий человек спасен был и до истинного познания дошел»[10], в наше время ради нашего народа, о котором никто и никогда не заботился, для доброго дела воздвиг нам учителя, блаженного учителя Мефодия, которого все добродетели и подвиги к каждому из этих угодников приложив, не постыдимся: ведь одним он равен был, других немного меньше, a иных больше, — красноречивых превзойдя добродетелью, a добродетельных — красноречием. Каждому уподобившись, образ каждого собой явил: страх Божий, хранение заповедей, чистоту плоти, прилежание в молитвах и святости, слово сильное и кроткое — сильное для противников, a кроткое для принимающих поучение, ярость, тихость, милость, любовь, страсть и терпение, — он был всем из всего, чтобы всех привлечь.

Был он рода с обеих сторон не худого, но доброго и честного, известного издавна Богу и царю, и всей Солунской стране, что являл и телесный его облик. Поэтому и <участники> споров, любившие его с детства, вели с ним уважительные беседы, пока царь, узнав о быстроте <ума> его, не поручил ему держать славянское княжение, чтобы он узнал все славянские обычаи и привык понемногу, как будто провидя, — я <бы> сказал, — что Бог хотел послать его учителем для славян и первым архиепископом.

<III.> Проведя на княжении много лет и увидев множество беспорядочных волнений этой жизни, он сменил стремление к земной тьме на мысли о небе, ведь он не хотел возмущать благородную душу тем, что не вечно — не прибывающим. И, найдя удобное время, он избавился от княжения и пошел на Олимп[11], где живут святые отцы. Постригшись, он облачился в черные ризы и пребывал с покорностью повинуясь. И, исполняя весь монашеский чин, обратился к книгам.

<IV.> Но случилось в то время следующее: послал царь за философом, братом его, <чтобы идти> к хазарам[12] <и> чтобы тот взял его себе в помощь. Ведь там были иудеи, сильно хулившие христианскую веру. Он же сказал, что: «Я готов умереть за христианскую веру». И не ослушался он, но, идя, служил как раб меньшему брату, повинуясь ему. Он молитвами, a философ словами превозмогли тех и посрамили. Царь же и патриарх, увидев подвиг его, годный для Божьего пути, убеждали его <согласиться>, чтобы посвятили в архиепископы на почетное место, где есть потребность в таком муже. Так как он не соглашался, принудили его и поставили игуменом в монастыре, который называется Полихрон[13], доход которого измеряется двадцатью четырьмя спудами[14] золота, a отцов в нем больше семидесяти.

<V.> Случилось же в те дни, что Ростислав, князь славянский, и Святополк[15] послали из Моравии к царю Михаилу, говоря так: «Мы Божьей милостью здоровы, но пришли нам много учителей христиан от итальянцев, и от греков, и от немцев, уча нас по-разному, a мы, славяне, люди простые, и нет у нас, кто бы наставил нас истине и научил разуму. Потому, добрый владыка, пошли такого мужа, который наставит нас всякой правде»[16]. Тогда царь Михаил сказал Философу Константину: «Слышишь ли, Философ, эту речь? Никто другой не может этого сделать, кроме тебя. Так на тебе дары многие и, взяв брата своего игумена Мефодия, ступай же. Ведь вы солуняне, a солуняне все хорошо говорят по-славянски».

Тут они не посмели отказаться ни перед Богом, ни перед царем, по слову святого апостола Петра, как он сказал: «Бога бойтесь, цесаря чтите»[17]. Но почувствовав величие дела, предались они молитве вместе с другими, кто был такого же духа, что и они. И тут явил Бог Философу славянские книги. И тот, тотчас упорядочив буквы и составив беседы, отправился в путь в Моравию, взяв Мефодия. И стал он, снова с покорностью повинуясь, служить Философу и учить вместе с ним. И когда минуло три года, возвратились они из Моравии, выучив учеников.

<VI.> Узнав же о таковых людях, апостолик Николай[18] послал за ними, желая видеть их, как ангелов Божьих. Он освятил учение их, положив славянское Евангелие на алтаре святого апостола Петра[19], и посвятил в попы блаженного Мефодия.

Было много других людей, которые поносили славянские книги, говоря, что не подобает никакому народу иметь свои буквы, кроме евреев, греков и латинян, по надписи Пилата[20], которую он на кресте Господнем написал. Их апостолик назвал пилатниками и триязчниками. И одному епископу[21], который был болен тою же болезнью, он повелел посвятить из учеников славянских трех в попы, a двух в анагностов[22].

<VII.> Спустя много дней Философ, отправляясь на Суд, сказал Мефодию, брату своему: «Вот, брат, были мы с тобой в упряжи, пахали одну борозду, и я y леса <, дойдя борозду,> падаю, свой день окончив. A ты хоть очень любишь гору[23], но не моги ради горы оставить учительство свое, ибо чем иным можешь ты лучше достичь спасения?»

<VIII.> Послал Коцел[24] же к апостолику, просил, чтобы отпустил к нему Мефодия, блаженного учителя нашего. И сказал апостолик: «He тебе одному только, но и всем тем странам славянским посылаю его учителем от Бога и от святого апостола Петра, первого престолонаследника и держателя ключей от царствия небесного». И послал его, написав такую эпистолию: «Адриан, епископ и раб Божий, Ростиславу и Святополку и Коцелу. Слава в вышних Богу и на земле мир, в человеках благоволение[25], что услышали мы о вас духовное, на это уповали мы с желанием и молитвою вашего ради спасения, как воздвиг Господь сердца ваши искать его и показал вам, что не только верою, но и благими делами подобает служить Богу, ведь “вера без дел мертва”[26], и отпадают те, которые “воображают, что знают Бога, но делами отрекаются от него”[27]. Ведь не только у этого святительского престола просили вы учителя, но и y благоверного царя Михаила, чтобы послал он к вам блаженного философа Константина с братом, покуда мы не сделали. Они же, уведав что страны ваши находятся под властью апостольского престола, не сделали ничего противного канонам, но к нам пришли и принесли с собой мощи святого Климента[28]. Мы же, тройную радость получив, замыслили послать в ваши страны сына нашего Мефодия, мужа совершенного разумом и правоверного, испытав и посвятив его вместе с его учениками, чтобы учил вас, как вы просили, излагая на языке вашем Книги полностью для всего церковного чина, в том числе со святой мессой, то есть службой, и с крещением, как начал философ Константин Божьей благодатью и молитвами святого Климента. Так же если и кто иной сможет достойно и правоверно говорить, — да будет свято и благословлено Богом и нами и всей вселенской и апостольской Церковью, чтобы легче обучились вы заповедям Божьим. Только один этот сохранять вам обычай, чтобы во время мессы сначала читали Апостол и Евангелие по-латыни, потом по-славянски. Да исполнится слово Писания, что “будут хвалить Господа все народы”[29], и другое: “И все станут говорить о величии Божьем на разных языках, на которых позволит им говорить Святой Дух”[30].

Если же кто из собранных у вас учителей, из тех, кто тешит слух и от истины отвращает к заблуждениям, начнет, дерзнув, вносить между вами разлад, порицая книги на вашем языке, пусть будет отлучен не только от причастия, но и от Церкви, пока не исправится. Ибо они суть волки, a не овцы[31], что следует по плодам их узнавать и беречься от них.

Вы же, чада возлюбленные, повинуйтесь учению Божьему и не отриньте поучения церковного, чтобы вы стали истинно поклоняющимися Богу, отцу нашему небесному, со всеми святыми. Аминь».

Коцел же принял его с великой честью и снова послал его, a также двадцать человек из именитых людей, к апостолику, чтобы он посвятил его на епископство в Паннонии на престол святого Андроника, апостола из числа семидесяти[32], что и стало.

<ІХ.> После этого старый враг, ненавистник добра и противник истины, воздвиг на него сердце врага, моравского короля[33] со всеми епископами, что, дескать, «в нашей области учишь». Он же ответил: «Я сам обошел бы стороной, если бы ведал, что ваша. Но она — святого Петра. По правде же, если вы из зависти и жадности вопреки канонам на старые пределы наступаете, препятствуя учению Божьему, то берегитесь, чтобы не разлить свой мозг, желая костным теменем пробить железную гору». Они отвечали ему, говоря в ярости: «Зло себе добудешь». Он ответил: «Истину говорю перед царями и не стыжусь[34], a вы поступайте со мной, как хотите, ведь я не лучше тех, кто в великих муках лишился и жизни за то, что говорил правду». И когда много вопросов было задано и не смогли опровергнуть его, сказал король, вставая: «He утруждайте моего Мефодия, ведь он вспотел уже, как у печки». Сказал он: «Так, владыка». Встретили люди как-то потного философа <и> сказали ему: «Почему ты так вспотел?» A он: «С невеждами спорил». И поспорив об этих словах, разошлись, a его, сослав в Швабию, держали два с половиной года.

<Х.> Дошло до апостолика. И уведав, послал на них запрет, чтобы ни один королевский епископ не служил мессы, то есть службы, пока его держат. Поэтому отпустили его, сказав Коцелу: «Есть будет он у тебя, не уйдешь от нас добром». Но они не ушли от суда святого Петра, ведь из этих епископов четверо умерло.

Приключилось же тогда, что мораване, убедившись, что немецкие попы, которые жили у них, не приятели им, но оковы им куют, всех изгнали[35] и послали к апостолику: «Так как прежде отцы наши от святого Петра крещение приняли, то дай нам Мефодия архиепископом и учителем». Тотчас прислал его апостолик. И принял его Святополк князь со своими мораванами и поручил ему все церкви и духовенство во всех городах. И с того дня начало очень расти учение Божие и духовенство во всех городах начало расти и множиться, и поганые — веровать в истинного Бога, от своих заблуждений отрекаясь все больше. И моравская власть стала расширять свои пределы и побеждать своих врагов без неудач, как и сами они рассказывают.

<XI.> Была же в нем пророческая благодать, так что сбывались многие его прорицания. Об одном или двух из них мы расскажем.

Очень сильный языческий князь, сидевший на Висле, поносил христиан и пакости делал. Послав же к нему, сказал <Мефодий>: «Хорошо бы тебе креститься, сын, своею волею на своей земле, чтобы не был ты крещен насильно в плену на чужой земле. И вспомнишь меня». Так и было.

Или вот. Однажды Святополк воевал с погаными и ничего не достиг, но медлил. Когда стала приближаться месса, то есть служба, святого Петра, <Мефодий> послал к нему, говоря: «Если пообещаешь провести у меня со своими воинами день святого Петра, то верую, что скоро предаст их тебе Бог». Так и было.

Один человек, очень богатый, и советник <князя> женился на своей куме, то есть на ятрови, и <Мефодий> много наставлял, и учил, и уговаривал их, но развести их не мог. Потому что другие, выдавая себя за рабов Божьих[36], втайне развращали их, льстя из-за имущества, и вовсе отвратили их от церкви. И он сказал: «Придет час, когда не смогут помочь эти льстецы, и вспомните мои слова, но ничего сделать уже будет нельзя». Внезапно, после Божьего отступления, пала на них напасть, «и места их не стало, но будто вихрь, подхватив, рассеял пыль»[37]. Много и другого подобного этому было, о чем говорил он открыто в притчах.

<XII.> Старый враг, ненавистник рода человеческого не мог терпеть всего этого, воздвигнув на него некоторых, как на Моисея Дафана и Авирона, одних — открыто, других — тайно. Больные иопаторской ересью[38] совращают слабейших с правильного пути, говоря: «Нам папа дал власть, a его велит изгнать вон вместе с его учением».

Собрав же весь моравский народ, они велели прочесть перед ними эпистолию, чтобы слышали об изгнании его. Люди же, как свойственно человеку, все печалились и скорбели, что лишаются такого пастыря и учителя — кроме слабых, которыми двигала ложь, как листьями ветер. Но когда прочли письма апостолика, то обнаружили следующее: «Брат наш Мефодий свят и правоверен и делает апостольское дело, и в руках его все славянские земли от Бога и от апостольского престола, a кого он проклянет, будет проклят, a кого благословит, тот да будет свят». И, посрамившись, они разошлись, как туман, со стыдом.

<XIII.> На этом злоба их не кончилась, но стали они говорить, что гневается на него царь и если найдет, не быть ему живому. Но милостивый Бог не хотел, чтобы и в этом хулили раба его, он вложил в сердце царю, ибо сердце царя всегда пребывает в руках Божьих[39], мысль и послал к нему письмо: «Честный отче, очень хочу тебя видеть. Так сделай милость, потрудись <прибыть> к нам, чтобы мы увидели тебя, пока ты на этом свете, и молитву твою приняли». И он сразу пошел туда, принял его царь с великой честью и радостью и, похвалив его учение, удержал из его учеников попа и дьякона с книгами. И все желания его исполнил, чего он хотел, и ни в чем ему не отказал. Обласкав и одарив, проводил его со славою назад на его престол. Так же и патриарх.

<XIV.> На всех же путях попадал он во многие напасти от дьявола: в пустынях к разбойникам, на море в волненья ветров, на реках во внезапные смерчи, так что исполнилось на нем слово апостола: «Беды от разбойников, беды в море, беды на реках, беды от лжебратьев, в трудах и подвигах, в постоянном бдении, во многом голоде и жажде»[40], и в прочих печалях, о которых упоминает апостол.

<XV.> A потом, оградившись от сомнений и печаль свою на Бога возложив, еще раньше посадив из учеников своих двух попов[41], отличных скорописцев, быстро переложил все Книги, все полностью, кроме Маккавейских, с языка греческого на славянский, за шесть месяцев[42], начиная с марта месяца до двадцать шестого дня октября месяца. Окончив же, воздал достойную хвалу и славу Богу, дающему такую благодать и удачу. И вознеся с клиром своим святое тайное возношение, отпраздновал память святого Димитрия[43]. Ведь прежде с философом переложил он только Псалтырь и Евангелие с Апостолом и избранными церковными службами. Тогда же и Номоканон, то есть правило закона, и отеческие книги переложил.

<XVI.> Когда же венгерский король[44] пришел в дунайские страны, он захотел его увидеть: и хотя некоторые говорили и предполагали, что не уйти от него без мучений, он пошел к нему. Ho тот, как и подобает владыке, так и принял — с почетом, славою и радостью. И побеседовав с ним, как пристало таким мужам вести беседы, отпустил его, обласкав, поцеловав, с дарами великими, сказав: «Поминай меня всегда, честный отец, в святых твоих молитвах».

<XVII.> Так пресек он со всех сторон обвинения, затворив уста многоречивым[45], путь завершил, и веру сохранил[46], ожидая праведного венца. И по-скольку так угодил, возлюблен был Богом[47]. Стало приближаться время принять покой от страстей и награду за многие труды. И спросили его, говоря: «Кто, считаешь ты, честный отец и учитель, среди учеников твоих был бы преемником тебе в учительстве твоем?» И показал он им на одного из известных учеников своих, именем Горазд, говоря: «Этот из вашей земли свободный муж, научен хорошо в латинских книгах, правоверен. Пусть будет Божья воля и ваша любовь, как и моя». A когда в Вербное воскресенье собрались все люди, он, немощный, войдя в церковь, благословив царя, князя, и клириков, и весь народ, сказал: «Стерегите меня, дети, три дня». Так и было. На рассвете третьего дня он сказал следующее: «В руки твои, Господи, влагаю душу мою»[48]. И почил на руках иерейских в 6 день месяца апреля в 3-й индикт 6393 года от сотворения всего мира.

Приготовив его к погребению и воздав ему достойную честь, отслужили ученики его церковную службу по-латыни, по-гречески и по-славянски и положили его в соборной церкви. И приложился он к отцам своим и патриархам, и пророкам, и апостолам, учителям, мученикам. И собравшись, бесчисленные народные толпы провожали со свечами доброго учителя и пастыря: мужчины и женщины, малые и большие, богатые и бедные, свободные и рабы, вдовицы и сироты, иноземцы и местные, больные и здоровые, — все, оплакивая того, кто был всем из всего, чтобы всех привлечь. Ты же, святая и честная глава, в молитвах твоих свыше опекай нас, стремящихся к тебе избавь от всякой напасти, учеников своих и учение распространяя, a ереси изгоняя, чтобы, прожив здесь достойно нашего назначения, стали мы с тобой, стадо твое, одесную сторону Христа, Бога нашего, вечную жизнь принимая от него. Ему же слава и честь во веки веков, Аминь.

Примечания