Скачать fb2   mobi   epub  

Тайна жизни и смерти

Вечные вопросы

Вечные вопросы. Как часто мы о них забываем. Как давно эти вопросы ушли кудато далеко на задний план. Спешка, гонка, шум, сдавливающая жизнь суета — а вечные вопросы все равно остаются. И вот когда нам становится особенно трудно, когда мы чувствуем, что задыхаемся, — в этот момент стоит задуматься над тем, что в течение тысяч лет люди разных культур и цивилизаций ставили перед собой вечные вопросы. Нет ничего случайного во Вселенной. И то, что мы задаемся вопросом о смысле жизни, о цели жизни, о ее назначении, свидетельствует об удивительной тайне, которая присуща только человеку, об удивительном даре — даре духовности. Мы часть природы. Мы дышим ею, питаемся ею, мы погружены в нее целиком, погружены до конца! В одно мгновение оторванный от природы человек погибает.

Но есть в нас великая тайна, которой нет в мироздании, нет в природе. Мы обозначаем ее словами «дух», «духовность». Это свойство человека побуждает его искать не только благ жизни, но также задумываться над назначением жизни, искать в ней смысловой глубины.

Это свойство может быть направлено и на добро, и на зло. Человек свободен выбирать, по какому пути он пойдет. Я вспоминаю, еще в годы застоя Евтушенко писал: «Проклятье века — это спешка». Это простые, достаточно мудрые универсальные слова. Мы живем на периферии своего существа. Мы живем чемто преходящим, поверхностным, мелким. Мы живем жизнью, которая недостойна нас.

В свое время Сократ обратил внимание людей на слова, начертанные на фронтоне старинного храма: «Познай самого себя». Так вот, сегодня, на рубеже XXI века, когда мы пережили чудовищные кровавые войны, столкновения, бури, потрясшие землю, когда мы стоим почти на грани мировой катастрофы, не пора ли нам задуматься над этим? Не пора ли снова эти вечные слова, указанные Сократом, поставить во главу угла? Кто ты, человек? Для чего ты существуешь на земле? Над этим надо задуматься.

Проведем простой эксперимент: пусть каждый из нас хотя бы раз в сутки, хотя бы несколько минут побудет один на один со своими мыслями, со своей жизнью, с Вечностью. Вечность отражается в нас. Как солнце отражается в капельках тумана, образуя радугу, — так Вечность отображается в каждой душе человека. Это и есть наша глубина, это и есть то, что может открыть человеку не только смысл его жизни, но и помочь ему найти свой долг, помочь ему найти главное — свое счастье!

В свое время люди много раз задавались вопросом: что такое счастье? Но ни обладание материальными благами, ни комфорт, ни спокойная жизнь не могут удовлетворить человека. Вспомните Фауста. Все получил он от демона, который обещал его насытить всеми радостями жизни, но Фауст не был в состоянии сказать роковых слов «Остановись, мгновенье». Почему? Потому что человек, обладая духовностью, никогда, в конечном счете, не сможет удовлетвориться только временным, только преходящим, только эфемерным.

Мы все хорошо знаем, что тело человека здорово, когда находится в нормальной, естественной гармонии с природой: когда легкие дышат чистым воздухом, когда у нас есть нормальная пища, когда мы выспались. Это наша связь с миром, с природой, с тем, что нас окружает. Если этого нет, наступает голод. Но почему мы не задумываемся над тем, как голодает наша душа?! Чем мы ее питаем? А ведь она нуждается в пище не менее, чем тело. И для человека сегодня найти эту подлинную высшую пищу, этот вечный хлеб, который будет питать наше сердце, — задача исключительно важная. Люди, которые думают, будто сначала можно решить материальные проблемы, а потом духовные, разрубают фактически человека пополам. У нас все взаимосвязано. Человек, у которого есть внутренняя гармония, — он и работает иначе, он и относится к окружающим людям иначе. Это сказывается на всем его существовании.

Таким образом, нельзя ничего изолировать в нашей жизни. Прикоснувшись к вечным вопросам, подойдя к ним без поверхностного презрения, не отмахиваясь, не считая, что это удел праздных умов, «философов» — как иронично говорят иные люди — мы должны признать, что это хлеб, это пища души, которой нам недостает. Духовность есть та сфера, где рождаются вера, любовь, постижение красоты. Древнейшие духовные традиции, на которых тысячелетиями стоит и вырастает человеческая культура, уже давно предлагают нам многие пути. Для нас, христиан, это путь евангельский. Это путь универсальный, который включает в себя, как белый цвет включает радугу, многие цвета. Мне кажется, что в наше время, когда люди оказались буквально на краю пропасти и стали понимать, что путь ведет не туда, они повернулись и увидели, что в человечестве хранятся сокровища, которыми мы пренебрегли. Кто из нас не хочет быть счастливым. Каждый человек хочет. Но древний мудрец сказал, что главное счастье всетаки зависит не от того, что вне нас, а от того, что внутри нас. Так вот, долгое время мы пытались изменить и улучшить то, что вне нас. И, честно говоря, не оченьто преуспели в этом. И поэтому сегодня, мне кажется, пора обратиться к сердцевине человека, к тому, что поднимает нас над миром природы, к тому, что может нас возвысить, к тому, что составляет самый стержень подлинно человеческой культуры, подлинно человеческой духовности, поднимающейся над миром природы в Вечность.

6 ноября 1989 года

Открытие воскресной школы

Прежде всего, ребята, я хочу вам сказать, что наша встреча здесь не значит, что к школьным урокам еще прибавляется нагрузка. Это совсем другое. Здесь мы будем говорить не о простых знаниях: читать, считать, изучать литературу, географию, естествознание… А мы будем говорить о самом важном в жизни. Хотя вы все юные, вы все знаете, что человеку суждено умереть. Я уверен, что каждый из вас невольно размышляет о том, о чем знают даже маленькие дети, — что всем нам придется умереть. Что это значит для человека?

Христианская вера на эту тайну дает нам Откровение и объясняет людям самое важное: человек на самом деле не умирает, а уходит в Вечность. Но не каждый, а только тот, кто строит свою жизнь так, как заповедал ему Господь. Значит, это знание, эта вера исключительно, жизненно важна для нас. Можно многого не знать, но это знать надо. Что хочет от нас Тот, Кто нас создал, Кто привел нас в этот мир? Я уже говорил вам, когда с вами познакомился, что вы должны себе представить, что вот этот дом стоял, когда никого из вас не было, когда вы еще не родились. И вот ктото захотел, чтобы вы стали. Этот «ктото» — Создатель мира, Создатель каждой человеческой души. Это очень большой подарок, самый большой, который можно сделать человеку, — привести его в жизнь, привести его в мир, где есть радость, труд, где есть цветы, птицы, есть борьба, трудности и испытания. В этот мир Он нас привел. И для того, чтобы стать достойными того, что Он нам дал, для этого надо услышать Его Слово.

Вот для этого мы с вами и будем собираться. Иисус Христос, о Котором мы не раз будем с вами говорить, с того момента, когда вас крестили в детстве, становится вашим личным другом. Вы можете каждый день обращаться к Нему: вот это и есть молитва. Когда вы идете в школу, когда возвращаетесь домой, когда у вас трудности, проблемы, вы всегда можете обращаться к Нему, потому что Иисус Христос остался жить на земле. Но, конечно, Он живет на земле невидимо.

Так вот, Он дал людям заповеди счастливой жизни. Как вы думаете, несчастных много? Много! Кто несчастен от собственного плохого характера, кто несчастен по другим причинам. А Христос нам обещает счастье, но только если мы будем такими, как Он нам заповедал. Вот об этом мы и будем говорить…

2 сентября 1990 года, за неделю до гибели

Бессмертие

Cегодня мы будем говорить о том, что касается каждого человека. Можно забыть о краткосрочности и быстротечности жизни, но рано или поздно они напомнят о себе.

Когда человек ставит перед собой высокие идеалы, большие цели, он часто забывает о том, насколько коротка наша жизнь. Очень многие люди с какойто агрессивной радостью пытались и пытаются теперь отыскать научные аргументы, ниспровергающие древнее учение о том, что человеческий дух неразрушим. Между тем, это стремление к уничтожению, стремление лишить человечество самой сокровенной, самой задушевной, самой древней надежды напрасно выступает под лозунгом, под девизом научности, потому что все этапы цивилизации, все общества имели эту мысль, эту идею и веру.

Когда археологи открывают захоронения людей каменного века, они находят древних людей похороненными в позе младенца, как бы в утробе своей матери. Тем самым древние люди хотели сказать, что после физической смерти начинается иная жизнь. Древние религии Египта, Вавилона, Индии, Греции всегда стояли на твердой почве иммортализма, бессмертия души. Это соборный, коллективный опыт всего человеческого рода. Для древнего египтянина иная жизнь была подобна этой жизни. Тем не менее, человек в той, иной жизни отождествлялся с высшими существами, с богами, и его натура переживала некую таинственную трансформацию.

Другие цивилизации представляли себе посмертие унылым и мрачным. Напрасно нам пытаются внушить, будто идея бессмертия родилась из страха как утешение. Посмотрите, что говорит о посмертном бытии Гомер? Думаю, что большинство из вас, здесь присутствующих, когданибудь, хотя бы в юности, читали «Одиссею». Вспомните, как сумрачно царство, наполненное этими несчастными духами. Однако они живут, они существуют. И в той же греческой религии впоследствии возникает мысль о раздвоении личности человека в посмертии. Какаято часть его идет в мрачный Эреб, а какаято оказывается в ином, светлом мире.

Для индийского сознания личности не существует. Есть только одна сверхличность — это божественное бытие, всплесками которого являются наши личности. Рождаясь на короткое мгновение в мир, они уходят опять, погружаясь в сверхбытие. И только если жажда жизни, мирские привязанности, воздаяния кармы влекут их снова на землю, они воплощаются вновь в других живых существах или в людях. Тем не менее индиец всегда понимал, что смерть не конец.

Греческая философия дала первое в истории умозрительное обоснование бессмертия души. Платон развивал мысль о том, что наше сознание, человеческий дух — начало не материальное, но в то же время вполне реальное. Человеческий дух не состоит из частей, он не является агрегатом, поэтому его нельзя дезинтегрировать, демонтировать. Самоанализ, с которого началась новая древнегреческая сократовская философия, привел человека к великой мысли об иноприродности нашего «я» по отношению к стихиям этого мира. Дух человека, неосязаемый, невидимый, невесомый, является как бы гостем в этом природном мире, где все можно так или иначе взвесить, измерить или увидеть.

И когда человеческая мысль подходила к тайнам Божественного присутствия в мире, когда человеческая мысль почитала и поклонялась стихиям природы, когда она подошла через библейское учение к высшему Откровению о едином Боге, она всегда так или иначе свидетельствовала о реальности неразрушимого духа. Неразрушимым должно было быть именно то, что не относится к миру вещей. Впоследствии христианские мыслители, средневековые философы, такие как Фома Аквинат, и философы Нового времени, как Лейбниц, стали рассматривать саму идею бессмертия. Что есть распадение? Распадение есть движение какихто частиц, какихто частей. Что есть движение? Это перемена места в пространстве. Но нет того пространства, в котором бы была заключена душа человека.

Когдато покойного архиепископа Луку ВойноЯсенецкого, известного врачахирурга, спросили: «Неужели Вы верите в существование души в то время, как Вы столько раз вскрывали мертвое тело человека?» На что он ответил: «Я много раз вскрывал тело человека, но я никогда не видел в нем ни мысли, ни разума. Я видел только органы, мертвые органы». Значит, в принципе невозможно увидеть то, что составляет самое существо человеческой природы.

Я думаю, что многие из вас слышали о книге Раймонда Моуди[2]. О ней была большая пресса, как у нас, так и за рубежом. Опрашивая многочисленных людей, которые пережили клиническую смерть, доктор Моуди пришел к выводу, что сегодня уже нельзя повторять, как повторяли наши древние предки, что «оттуда» никто еще не возвращался. Сегодня усилиями медиков мы уже имеем людей, которые вернулись «оттуда».

Много лет тому назад, еще задолго до выхода книги «Жизнь после жизни», я сталкивался с подобными явлениями. Я записывал рассказы людей, которые скончались на операционном столе, но потом, благодаря усилиям реаниматоров, вернулись к жизни. И они мне рассказывали, как видели свое тело со стороны, слышали слова врачей, сестер, находившихся рядом, как переживали необыкновенную, ни с чем не сравнимую легкость и чувство счастья, при этом ясно работала голова, смотревшая, так сказать, со стороны на свою физическую голову.

Один из таких людей рассказывал мне, что, переживая это чувство счастья, он сам себе говорил: «Вот, я нахожусь в Царстве Божием. Наверное, это Царство Божие, и здесь нет времени, а у нас только минуты и секунды». Хотя на самом деле он видел вокруг себя ту же больничную палату. Но какимто образом он сумел пройти через стену и увидеть мир, странный мир, который, казалось бы, все тот же, но в то же время иной, как будто с него снят некий покров.

Это напоминает известное стихотворение Владимира Соловьева о грубой коре вещества, которая скрывает духовную силу и красоту мироздания[3]. Такие рассказы во многом совпадали между собой, и когда появилась книга «Жизнь после жизни», я уже нисколько не удивился, потому что все оказалось достаточно знакомым. И вообще, для христиан здесь не было ничего неожиданного — мы всегда стояли в этой вере. «Весь я не умру…» Но это не в том смысле, который вкладывал в эти слова поэт. Пушкин прошел сложную духовную эволюцию, и когда он писал «Памятник», он имел в виду бессмертие в делах, в творениях: «Душа в заветной лире мой прах переживет…»

Но как бы ответом на это служили стихи другого человека, скончавшегося ранее и бывшего предшественником Александра Сергеевича. Я имею в виду Гаврилу Романовича Державина. В своей оде «Бог» он писал о человеке как о временном госте в мире, который должен вернуться в Божественное бессмертие. И когда он умирал, уже холодеющей рукой на дощечке он начал писать стихотворение о вечности. Он начал его словами, как бы навеянными библейским Экклесиастом, а в общем продиктованными глубоким опытом его трудной, непростой жизни:

Река времен в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы!

Даже то, что сохранилось «в заветной лире», — не вечно. А вечно то, что принадлежит иному миру, что является величайшим чудом мировой эволюции, истории всего мироздания. Если материальный мир идет в энтропийную сторону, когда энергия теряет напряжение и как бы все идет к тепловой смерти, то биосфера — это чудо мироздания, это мир живых существ нашей планеты, она является колоссальным тормозом, колоссальным вызовом водопаду смерти, который уносит материю в небытие, уносит материю в смерть.

Но в этой борьбе против смерти биосфера похожа на гигантское древо, которое зимой, чтобы выжить, теряет листья. А листья — это бесчисленные индивидуумы, бесчисленные виды, роды, классы живых существ. Они гибнут, но мощное древо биосферы, мощное древо жизни остается твердым и негибнущим. Потому что тайные, сокровенные, но явные теперь для человека узы и нити связывают деревья и обитателей морских глубин, человека и мельчайшее насекомое, гигантского обитателя моря и то существо, которое мы можем видеть только под микроскопом.

Единая структура жизни заложена во всю биосферу. Она работает по единой схеме, по единому генетическому принципу. И построена биосфера на основании тех элементов, которые она уже нашла в природе. Вы все прекрасно знаете, что главный компонент жизни, дезоксирибонуклеиновая кислота, состоит из веществ, которые встречаются в неживой природе. Но вот среди царства биосферы таинственным образом зарождается новое царство, которое Вернадский и Тейяр де Шарден называют ноосферой, сферой разума (от греческого noos — мышление, разум).

Ноосфера обладает удивительным свойством: она не берет за основу то, что есть в предыдущих фазах. Хотя некоторые элементы мышления мы встречаем в мире, но нет в природе того, что мы должны назвать духом, — нет нового творчества, нет нравственного выбора, глубинного самосознания, стремления к бесконечности.

Когда самка осьминога откладывает яйца, она убивает саму себя — срабатывает определенная железа, которая уносит ее из жизни. Почему это так? Она выполнила свое предназначение. То же самое происходит с многими живыми существами. Кто видел над вечерней рекой кружащиеся стаи полупрозрачных легких стрекозокподенок, наверно, думал: что это за праздник и танец? А это праздник любви и смерти. Ибо рождаются эти поденки даже без ротового отверстия, они даже не могут поесть. Их единственное призвание в этот единственный вечер их жизни, когда они выходят из воды, из личинок, — это плясать в воздухе, спариться, дать начало новой генерации и в этот же день погибнуть. А утром на поверхности реки можно увидеть целые серебристые пласты этих погибших насекомых. Они выполнили свое дело на земле.

Альфред Рассел Уоллес, одновременно с Дарвином разработавший теорию эволюции путем естественного отбора, был поражен (и он писал об этом неоднократно), сколько в дух и сознание человека заложено вещей, которые не нужны ему для приспособления к окружающей среде. Стремление к высшему познанию, стремление к бескорыстному знанию, самые разнообразные способности, присущие гению человека, не нужны для выживания людей. Более того, именно владея этими дарами, человек часто подвергает себя и опасности, и даже угрозе смерти. 

Жизнь животного, хотя и имеет в себе элементарные элементы психики и сознания, является отражением его телесной жизни. И когда животное удовлетворило потребности телесной жизни, элементарные потребности психической жизни, ему больше ничего не надо, животное спокойно. Так, немецкий исследователь Шаллер, живя в лесу с гориллами, высокоразвитыми живыми существами, поразился, насколько они неизобретательны, флегматичны и даже безынициативны. Потому что у них нет врагов, им не от кого прятаться. У них пища всегда под руками. У них, как бы мы теперь сказали, решены все основные проблемы, и поэтому жизнь их проходит в таком сонном состоянии.

Но если человек удовлетворил свои потребности, если он одет, сыт, если все у него есть, если он нормальный человек, он на этом не успокоится. Величайшее значение «Фауста» Гете заключается в красноречивом утверждении этого факта. Мефистофель слишком низко ставил человека. Что он обещал доктору Фаусту? Молодость, любовь, богатство, власть, славу. Все это он дал. Но никогда, ни на одно мгновение Фауст не успокоился. И только в конце дней своих он почувствовал драгоценность мгновения. Когда? Когда получил чтото?

Нет. Когда он стал отдавать, когда стал служить другим людям. Напрасно Мефистофель думал, что он выиграл пари. Бессмертная часть Фауста уносится в небо, как пишет Гете в конце своей трагедии. А Мефистофель оказывается обманутым. Потому что тот, кто не для себя искал счастья, тот оказывается победителем низших начал.

Человек — «мятежный, ищет бури», и если успокаивается, то деградирует. Человек — часть ноосферы. Он подобен стреле, запущенной в вечность.

Вся поэзия, все искусство, вся тайна музыки — все это не относится к области удовлетворения материальных нужд и потребностей человека. Конечно, чтобы существовать в своем теле, человек в этом во всем нуждается. Но здесь происходит трансформация, как в случае с углем и алмазом — небольшая перестройка, и получается алмаз. Грязная земля, навоз — и из нее поднимается прекрасный цветок.

Это вовсе не значит, что дух человека порождается его телом. Я с самого начала сказал вам, что существует качественное различие между нашим нематериальным духом и материальным биологическим телом. У нас нет ни логических, ни фактических доказательств того, что материальное может создать духовное. И если человек скажет вам, что со смертью тела душа больше не существует, это будет равнозначно тому, что вы перерезали провод и телефон замолчал, а вы говорите, что там все умерли. Контакт кончился, но где доказательства, что дух прекратил свое существование? И, кроме того, что означает «прекратил»?

Еще в юности в одном романе или повести Мопассана меня поразило слово «угасло»: женщина бросилась в колодец, и то, что называется ее духом, угасло на дне колодца. Что значит «угасло»? Если я зажгу здесь свечу или костер и погашу его, что произойдет с ним с точки зрения физики, а не беллетристики? Только изменение существования формы материи. И если дух теряет возможность реализовать и проявлять себя через тело, это вовсе не значит, что дух аннигилировал и испарился. Он возвращается в свойственную ему сферу.

Тело человека ведь тоже не испаряется. Оно возвращается в объятия земли, в объятия материприроды, в ее круговорот. И ни один атом нашего тела не погибает, а включается в этот круговорот мироздания. Но какое у нас есть основание думать, что мощный фактор, дух человека, который меняет, искажает и одновременно украшает целую планету, проникает своим острием в прошлое и в будущее, способен на мгновенные акты постижения, всегда парадоксален, неожидан, что этот фактор является столь ничтожным, что может быть ниже, чем тело, которое меняет лишь форму существования? Дух тоже меняет. Но как?

Если биосфера сохраняет в целостности жизнь, древо жизни, то для ноосферы важно не древо, важно не целое, важна не сумма только лишь, а важны элементы. Ибо у духа есть одно величайшее свойство, и, я думаю, вы все его поймете, — это его личностный характер. Дух — это не стихия. Сознание, мысль, творчество сконцентрированы вокруг магнитного полюса, который мы называем «я».

Один из основателей квантовой механики Эрвин Шредингер писал, что человек может забыть о своем прошлом, если под влиянием гипнотизера у него из сознания убрали воспоминания. Он может переехать в другой город, изменить свое имя, он может многое изменить. Но это не убьет его самого, потому что остается он сам, остается его «я», и оно никогда не будет разрушено, даже тогда, говорит Шредингер, когда будет разрушено его тело.

Это великий и важный факт и свойство ноосферы. Когда пытаются отбросить этот факт, то забывают о презумпции существования, о том, как говорил Бергсон, что надо еще доказать, что душа исчезает. Тех фактов, которые мы имеем, недостаточно, и, наоборот, есть немало фактов, которые показывают иное.

Знаменитый американский психолог Уильям Джеймс проводил массу опытов, в которых ему удалось както соприкоснуться с сознанием умерших людей. Его отчеты были опубликованы. Этим занимались многие общества. Все это происходило в конце девятнадцатого и в двадцатом веке. Огромный материал дала парапсихология. Были сделаны всевозможные открытия и, в частности, одно из удивительных открытий состоит в том, что дух действует в мире, не зная границ.

Мать может почувствовать трагедию или смерть своего сына, если с ним это случилось на другом конце земного шара, почти в то же мгновение. Воздействие духа на дух не экранируется ничем. Любые лучи, любые поля можно экранировать, но нельзя экранировать дух. Кстати, этим объясняется, почему происходит воздействие на расстоянии. Сейчас много говорят о телевизионных сеансах Кашпировского. Казалось бы, нет его тут, а есть только изображение. Но на самом деле дух — способный гипнотизер. Кстати, что такое гипноз, никто не знает, но фактически это есть воздействие одного духа на другой. Причем воздействие самое парадоксальное. Хорошее ли, плохое ли, — мы не будем сейчас решать. Я говорю о фактах.

Я сам присутствовал на экспериментах Мессинга. Это был одаренный человек. При мне — я убежден, что это не фокус, — он был способен с завязанными глазами найти вещь, которую спрятал другой человек. И это не было, как он сам потом признался, фиксацией какихто микродвижений, как поясняли в те старые времена его ассистенты. Я видел своими глазами, что он не брал за руку этого человека, а сам с повязкой на глазах шел по сцене и находил этот предмет. Значит, дух действует очень своеобразно, ему не нужны проводники, столь необходимые для передачи, скажем, электрической энергии.

Таковы удивительные свойства духа. Нематериальность. Единство, особое единство. Сверхвременность. Потому что время внутри духа течет подругому. Я объясню вам простым примером. Когда вы сидите, ждете чегото, десять минут вам кажутся вечностью, — и наоборот. Восприятие духом времени не соответствует объективной фиксации длительности времени.

Дух творит. Вы можете сказать, что творят и животные. Да, биосфера творит многое. И соты пчел, и гнезда птиц, и многое другое. Но подумайте о том, можно ли называть это творчеством, когда инстинктивно, бессознательно, из поколения в поколение, тысячи лет, повторяя с неким автоматизмом движения своих отдаленных предков, бобры или пчелы делают все эти движения? А человек создает то, чего не было. Любой из вас признает, что достоинство художника, и поэта, и писателя в том, что он создает небывалый мир, мир, которого не существовало. Даже если он пишет реалистические пейзажи, даже если мы видим картину Рериха «Брахмапутра», то это не та Брахмапутра, которая была бы уловлена объективом фотоаппарата, а таинственная река, преломленная через творческое воображение художника.

Только дух способен создавать фантомы, изобретать, склеивать, разрывать. Только дух может трепетать от красоты и величия. В конце концов, высшие проявления человеческого духа — в религиозном творчестве, искусстве, музыке, в любви, наконец. Это все особенное и удивительное. И думать, что это мусор эволюции, что это можно отбросить как нечто не заслуживающее внимания, значит не понимать закономерностей мира, не понимать, как в нем сберегается все самое главное. Личность стоит на вершине. Она любит, она творит, она постигает, познает. И она не гибнет.

Люди, которые с XVIII века пытались отбросить идею иммортализма, бессмертия, говорили, подобно врачу Кабанису[4]: «Мозг производит дух, как желчь производится печенью». Но это лишено смысла. И желчь, и печень — материальные вещи, которые можно увидеть и измерить. И в трупе все это можно найти. А попробуй найди мысль! Можно увидеть все движения нейронов в голове, но никогда не увидеть самой мысли. Разве только что в фантастическом романе.

Когда человек открывает для себя свою сверхвременность, свою необычность, нам говорят: «Это бегство от жизни». Говоря откровенно, этот нравственный упрек я считаю главным и наиболее серьезным аргументом, направленным против идей бессмертия. Нравственный упрек заключается в том, что люди надеются на тот свет и поэтому в этой жизни не хотят ничего делать понастоящему. Снижается их социальная активность, возникает позиция аутсайдера, позиция мещанина, позиция гедониста и так далее.

Справедливо ли такое обвинение? Я много думал над этим, в течение долгих лет наблюдая сотни, может быть, и тысячи людей как священник. И я в конце концов убедился, что это неверно. Это неверно потому, что как раз мысль о том, что человек трудится и в вечности отзовется его дело, эта мысль, обогащает жизнь по эту сторону черты смерти. Ведь тогда уже нельзя сказать, что все поглотит жерло вечности, бесконечности и смерти.

Мы знаем то, что открывает нам Священное Писание. Оно говорит нам о невозможности для человека — таковы слова апостола Павла — понастоящему представить и адекватно передать переживания потустороннего. Характерно, что и люди, описанные в книге «Жизнь после жизни», не могли или с большим трудом подыскивали подходящие выражения, чтобы описать свой посмертный опыт.

Я обращаю внимание каждого из вас, кому приходилось читать Евангелие, что Христос, говоря о вечной жизни, подразумевая бессмертие человека, почти никогда не описывает этого состояния. И почти всегда говорит лишь о том, что человек должен делать в посюстороннем бытии, здесь и теперь, на земле. Значит, нам достаточно знать центральную практическую истину: что мы сеем в этой жизни, то будет прорастать в вечности. Эхом будет отдаваться в вечности. И это так ясно и так логично.

Иногда мне встречались люди, у которых были тяжелые жизненные проблемы, внутренние, нравственные, всякие. И они пытались решить их, уехав из страны кудато далеко. Но получая от них письма, я убеждался, что все проблемы остались с ними. Человек несет их с собой. То же самое и смерть. Человек уносит в своем духе все свое: и добро, и зло, и ничтожество, и величие. Естественно, ничтожество будет как бы перегорать, отходить, терять свой смысл. Но что будет с тем человеком, вся жизнь которого была погружена во зло, который сеял зло, который жил ничтожно, подчиненный элементарным стихиям, элементарным потребностям? Все будет отрублено в одночасье, и он будет лишен возможностей, потому что не развивал себя духовно. Все те, кто описан у доктора Моуди, говорят: «Мы убеждены в бессмертии, но мы также убеждены, что оно обязательно отражает в себе нашу жизнь, ее два элемента — любовь и мудростьпознание».

Таким образом, учение о бессмертии является важным движущим фактором той ответственности, которую человек несет за себя, за других, за свои деяния, слова и даже мысли. В человеке спрятаны, скрыты, закодированы величайшие возможности, превосходящие всю нашу земную жизнь. Поэтому раскрытие этих возможностей ожидается лишь в процессе бесконечной эволюции, бесконечного становления духа, которое здесь, на земле, невозможно.

Основатель экспериментальной психологии Фехнер говорил, что человек живет не один раз, а три раза. Первый раз он живет девять месяцев в утробе матери, он в одиночестве, и он спит. В это время создаются органы его тела, которые принадлежат еще биосфере. Потом он рождается, переживая свое рождение как смерть. И это понятно, потому что ребенок задыхается, он отрывается от матери, и пока у него не раскрылись легкие, с ним происходит нечто подобное агонии.

И вот наступает вторая жизнь. Здесь уже сон чередуется с бодрствованием, одиночество заменяется общением с определенным кругом людей. Физический, биосферный элемент человека расцветает до конца и довольно быстро начинает увядать. Но здесь же развивается, раскрывается, обогащается и растет, или, точнее сказать, может расти его духовное начало.

А потом наступает третья жизнь. В ней нет сна, это вечное бодрствование. И она распахнута для бесчисленного количества духовных существ. Не только пророки, ясновидцы и мистики, но и каждый человек в особые моменты своей жизни может на секунду пережить такие мгновения, когда

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.[5]

Математически доказать бессмертие души нельзя, как нельзя и опровергнуть. Почему это так? Когда знаменитый русский химик Бутлеров пытался с помощью материалов по медиумизму доказать бессмертие души, комиссия, возглавляемая его коллегой Менделеевым, признала эти факты недостаточно убедительными. Но в отчете Менделеев писал, что хотя доказательств нет, он как человек, выросший в христианской традиции, предпочитает сохранять веру в бессмертие.

Почему нет этих доказательств? Потому что, если бы они были ясными и неопровержимыми, то призыв к творчеству, добру и совершенствованию звучал бы как приказ, как навязанная, жестокая мысль. Человек был бы приперт к стенке и не имел бы свободы выбора, и тогда личность была бы унижена. Перед лицом Творца человек только тогда является Его образом, когда он свободно и добровольно идет навстречу Ему, когда, совершая прыжок через пропасть, он осуществляет, как говорил Блез Паскаль, риск.

И поэтому, каковы бы ни были научные данные, которые будут подкреплять наше представление о бессмертии, в основе всего должно быть направление нашей воли, которая направлена в вечность, к добру, которая идет навстречу призыву Творца, звучащему в Евангелии: «Будьте совершенны». Человек, будь бесконечно совершенен, как совершенен Отец твой небесный.

И тогда мы познаем на практике, познаем в глубине нашего духа, что есть бесконечная Божественная любовь, которая обнимает человека и мироздание, навстречу которой выходит человек, если он действительно хочет пойти по пути совершенствования. Не своими силами, но даром, полученным свыше. И тогда мы поймем, что имел в виду наш великий поэт и философ Владимир Соловьев, когда писал:

Смерть и время царят на земле.

Ты владыками их не зови.

Все, кружась, исчезает во мгле,

Неподвижно лишь солнце любви.[6]

Дом культуры им. Серафимовича, 8 декабря 1989 года

Перевоплощение и оккультизм

С большим смущением я подхожу к этой теме, вопервых, потому что сегодня она волнует и занимает очень многих, но, боюсь, занимает не так, как хотелось бы. Вовторых, эта тема необъятная, и поэтому будут затронуты лишь некоторые аспекты этой серьезной проблемы. Втретьих, я боюсь разочаровать тех, кто в порыве этакого правоверного энтузиазма захочет услышать от меня анафемы или призывы, столь любезные сердцу охотника на ведьм.

Я принципиальный защитник терпимости, веротерпимости. И ко всем взглядам стараюсь относиться достаточно объективно. Поэтому я буду вам рассказывать о воззрениях, которые не разделяю, отнюдь не клеймя их и не унижая.

Точно так же я, вероятно, разочарую тех, кто думает услышать от меня, что христианство готово на какойто синкретизм, компромисс, синтез с рядом восточных идей, которые несовместимы с ним. Одним словом, я бы хотел коснуться вопросов, которые сейчас стали острыми, которые волнуют людей и повсюду обсуждаются. Сначала в контексте основной нашей темы — бессмертия души.

Как мы уже говорили, учение о бессмертии является характерной особенностью всех религиозных воззрений, значительной части философских систем, и это учение опирается на серьезные выводы науки, на выводы психологии, философии. Это не просто легковерное отношение к действительности и не отвлеченная идея, а идея, прошедшая через человеческий опыт и разум. Она настолько глубоко вошла в человеческое сознание, что даже человек, который умом отрицает бессмертие, на самом деле в него верит, ибо не может вообразить себе небытия, полного уничтожения своей личности.

Среди различных концепций и различных точек зрения на форму бессмертия мы встречаем одну теорию, получившую распространение в конце прошлого века и сейчас у нас, в широких кругах нашей страны, да и в Соединенных Штатах. Эта теория, которая у греков называлась «метемпсихоз», в Индии — «сансара», обычно называется «переселение душ», или реинкарнация, или перевоплощение. Когда говорят о перевоплощении, надо помнить, что этот взгляд очень редко встречается в истории духа, это своего рода исключение, потому что девяносто процентов мировых религий и философий стоит вне этой доктрины. Мировая религия ислам не знает учения о перевоплощении; религии древнего Востока — Ассирии, Вавилона, Персии, Финикии — не знают этого воззрения; Заратустрийской религии также чуждо это учение; по существу, кроме индийской религии и некоторых отдельных, частных всплесков в Греции — этого мировое религиозное сознание не имеет. И даже если мы встанем на теософскую точку зрения, утверждающую, что во всех религиях одна истина, будет очевидно, что здесь оно является исключением.

Учение о перевоплощении возникло в ограниченном регионе, среди определенного этнического окружения, в районе между Индийским субконтинентом и Австралией. Впоследствии, когда племена ариев пришли в Индию, около 2000 года до нашей эры, они постепенно заимствовали концепцию переселения душ, но сами предки ариев этой доктрины не знали. Древнейший памятник религии тех времен — «РигВеда» — еще не знает теории переселения душ. И только потом, в начале I тысячелетия до н. э. в Упанишадах, в частности, в БрихадараньякиУпанишаде, впервые упоминается эта концепция.

Что же такое переселение душ? Это учение имеет три формы. Первая форма — та, которая имеется в древнейших текстах Упанишад. Почему там возникло это представление? Потому что, согласно учению древних индийцев, в мире действует только Бог — и человека нет, и нет никого, кроме Него. Только Бог рождает из Себя мироздание и снова в Себя втягивает. Подобно тому, как солнце выбрасывает из себя протуберанцы, подобно тому, как из океана рождаются волны, разбиваются о скалы и снова уходят в море, так все явления мира возникают, рождаются из недр Божественного и погружаются обратно в Него.

О перевоплощении какихто душ говорится довольно условно, потому что, в конечном счете, перевоплощается не человек, а Брахман, Единое Божественное. Он входит в этот мир, и каждый из нас, согласно этой концепции, есть лишь всплеск этого Брахмана, каждый из нас единосущен Божеству, и только надо опознать в себе эту тайну и помнить, что рано или поздно ты вернешься в это состояние. Тогда будет ясно, что перевоплощение души в других людях, в животных — это все временные этапы, это часть грандиозных игр мирового океана, грандиозных моментов воплощения Абсолюта. В этой картине есть свое величие.

Но христианство иначе смотрит на вещи. Есть ли здесь чтонибудь общее с церковной точкой зрения? Да, несомненно, есть. Прежде всего, глубинная традиционная христианская точка зрения полностью согласна с учением Упанишад и других философов о том, что Божественная тайна невыразима, невместима в наши понятия, что Божественное — это то, что находится по другую сторону частных конкретных человеческих мыслей, слов и определений. И если в Упанишадах мы находим мысль, что высшая Божественная Личность — Атман — может определяться только отрицательно, что Он есть «не то, не то и не то», то же самое говорят и христианские богословы: Бог не может быть целиком и адекватно втиснут в прокрустово ложе наших земных человеческих представлений.

Далее, христианство полностью разделяет взгляд, который проповедует Восток, о том, что духовное, безусловно, важнее материального, что духовное — это некая высшая ступень развития бытия, и что дух должен господствовать над телом, ибо «не единым хлебом жив человек». Здесь общность налицо.

Корме того, в Упанишадах есть понятие «мокша» — спасение. И это разделяет христианство. Человечество, мир находятся в страдающем, болезненном состоянии; он нуждается в избавлении, спасении, а тот, кто не отдает себе отчет в этом, тот и будет прозябать во мраке. «Мокша» в Упанишадах — это великая жажда спасения. И я думаю, вы знаете, что христианство, которое ставит в центр своей проповеди учение о Спасителе и о спасении, конечно, является религией спасения.

Но здесь есть и различие: для Востока спасение заключено прежде всего в осознании единства человека и Божества, полной тождественности. И для этого возникли определенные методы и упражнения — так родилась и техника йоги — для того, чтобы это осознание в себе вызвать и реализовать. Собственно, главная беда человека, согласно Упанишадам, в «авидьи», то есть в неведении: человек не знает, что он часть Божества, частица.

Для христианства человек не частица, а творение. Он не был и стал. Между бездной абсолютного и нами — относительными — нет перехода, нет того излияния силы, которая бы превратилась в человека и мироздание. «В начале сотворил Бог небо и землю». «Небо и земля» — символ, образ Вселенной. Не излил из Себя, не исторг из Своих недр, а сотворил. «Да будет свет», «Да произведет вода душу живую», то есть Абсолютное не рождает, а творит — вот здесь важнейшее, принципиальное, качественное отличие. Мы не единосущны Богу, мы — творение.

Твое созданье я, Создатель,

Твоей Премудрости я тварь,

Источник жизни, благ Податель,

Душа души моей и Царь![7]

Так говорит пророк.

Мы не имеем бытия. Когда древний боговидец Моисей спросил у Бога: «Кто Ты есть? Как имя Твое?» Он ответил: «Я Сущий, Я Тот, Кто есть». Бог дает понять, что его как бы нет, его бытие рождено потому, что Он дал ему бытие.

В конце концов, согласно Упанишадам, единственным субъектом мира является только Бог. Согласно христианскому воззрению — Творец и второй, «малый Бог» — созданный им человек. Не частица, не излияние, а новая воля, противостоящая Ему, причем свободная, способная восстать против своего Создателя, противиться Ему, и если желает прийти к Нему, то свободно. Спасение без свободы осуществляться не может.

У атеистов в 20е годы сложился такой софизм для незадачливых людей: «Может ли Бог создать такой камень, который Сам не сможет сдвинуть?»

Если Он не может, значит, Он не всемогущ, а если может, то опять не всемогущ, потому что Он не может его сдвинуть. Бердяев ответил: «Может, и этот камень есть человек». Человек… потому что он образ и подобие Божие, не частица Бога, не излияние Бога, а «alter ego», Его второе «я», созданное Им, а не рожденное.

Так вот, если учение о спасении как таковое нас роднит, то понимание спасения у нас совершенно разное. Для христианства спасение есть приобщение к Божественной жизни, но не растворение в ней. Для авторов Упанишад, для великих мудрецов Индии и тех, кто следовал за ними, высший этап спасения — полное исчезновение личности, ибо личность есть временный всплеск на поверхности бытия, а на самом деле есть только одна Личность, к Которой надо вернуться, — это сверхличность Бога.

В Евангелии мы находим совершенно противоположную точку зрения: Господь говорит о том, что ангел каждой души предстоит на небесах перед Богом[8], то есть Ему дорог каждый. Созданная личность абсолютно драгоценна для Творца, она не является только частью чегото. Какое огромное различие!

В брахманизме, в Упанишадах, перевоплощение возможно потому, что Абсолют как бы входит в этот мир и играет в нем, играет, превращаясь в людей, зверей, в растения и так далее. Но потом он должен вернуть все обратно.

Есть в Индии другой вид учения о перевоплощении, буддийский, созданный в рамках великой религиознофилософской системы, основанной Гаутамой Буддой. Это пессимистическое воззрение.

Согласно учению Будды, личности не существует. Личность — это «скандха», сумма некоторых элементов, которые потом продолжают существовать, но как таковая личность исчезает. Перевоплощение в буддизме, строго говоря, является лишь данью традиционным индийским взглядам, а в действительности, как подчеркивает один из крупнейших наших буддологов Отто Розенберг, перевоплощаются лишь те элементы, «дхармы», которые когдато были выведены из состояния покоя, и вот они входят в мир, создают людей, души. Потом это распадается, но зло, сотворенное людьми, переходит в следующее воплощение. Того человека уже нет, но его зло, его болезнь идут из поколения в поколение. И самое великое счастье — прекратить этот поток бесконечных возвращений. Спасение для буддизма — в том, чтобы пресечь жажду жизни, «тришну», в том, чтобы выйти за пределы этого тяжкого бытия. Поэтому, в конечном счете, буддизм является учением о развоплощении.

Христианство есть учение о воплощении, о том, что Бог приходит в этот мир, и Он освящает небо, и землю, и звезды, и плоть человека. Воплотившийся становится одним из нас, плоть и кровь человеческая струится в жилах Богочеловека. И личность не разрушается, а разрушается в ней только зло. Но если разрушается зло — это становится колоссальной опасностью для личности, ибо, выражаясь образно, чем больше зла в личности, тем меньше от нее останется. Потому что все должно пройти через огонь. Естественно, речь не идет об огне физическом. Входя в атмосферу земли, метеорит накаляется и сгорает. Входя в атмосферу иных миров, в душе сгорает все злое, все темное, все черное, и полнота бытия человека в посмертии в значительной степени зависит от того, сколько, выражаясь опятьтаки метафорически, останется после этого сожжения.

И наконец, мы имеем третью модель учения о перевоплощении, эволюционистскую, которая развилась с конца XIX века. Это модель теософская. Она игнорирует буддийский пессимизм, она построена на научном оптимизме и идее прогрессизма XIX века. Возникла эта модель в теософском движении и в его ответвлениях, которые в высшей степени были связаны с интересом людей, направленным на все таинственное.

Вы все знаете, как увлекают нас темы пришельцев, снежного человека, загадки древних цивилизаций или лохнесское чудовище. В чем дело? Почему это так волнует людей? Сколько об этом писалось!

Я вполне допускаю, что отдельные особи вымерших динозавров могут сохраниться на отдельных участках земли, и, конечно, как любитель животных, я бы много дал, чтобы увидеть хоть одного такого динозавра. Но ведь не все люди — любители животных, и не всех так волнует участь давно вымерших пресмыкающихся (даже если они сейчас существуют). Тем не менее вокруг лохнесского и ему подобных феноменов, создается масса легенд.

Но я хорошо понимаю и одобряю этот интерес людей к таинственному. Что это такое? Это упрощенная форма нашего подсознательного и верного ощущения, что мир, жизнь, бытие построены на тайне. Когда тайна исчезает, мир и жизнь становятся пошлыми, плоскими и лживыми. Я думаю, что в лохнесском ящере тайны нет, вокруг него — аура тайны, а он есть загадка. Поясню различие между тайной и загадкой.

Загадка — вещь принципиально разрешимая. Если лохнесского ящера поймают или понастоящему сфотографируют — конец загадке, она будет разгадана: вот плезиозавр, который умудрился дожить до наших дней. Это, кстати сказать, нормальное явление: в море, где условия не очень сильно менялись за миллионы лет, до сих пор сохранились древнейшие животные, которые жили задолго, за десятки, сотни миллионов лет до ящеров. Так вот, это — загадка. И, вероятно, снежный человек тоже — загадка.

Но есть вещи, которые являются тайной. Это о них говорил Гете, что одним рассудком постичь эту вещь до конца нельзя, к этому требуются еще вживание, чувства, интуиция, озарение. Творчество поэта — это тайна! Творчество художника, музыканта — тоже тайна! Любовь — тайна! Красота — тайна! Сколько бы мы ни раскладывали на составные элементы — а мы можем это сделать — то впечатление, которое мы получаем от картины или симфонии, от нас всегда ускользнет чтото главное. Так вот, тайна — это то, что никогда не может быть полностью исчерпано только рассудочным, аналитическим путем познания. А загадка — это то, что еще не раскрыто, еще не познано.

Так вот, мы все сознательно (как религиозные люди) или бессознательно (как люди вне религии) убеждены, что мир построен на тайне. Вот почему люди используют любой повод, чтобы прикоснуться к этой тайне. Вот почему дети любят все таинственное, вот почему так удивительно притягательны, удивительно волнующи непонятные явления.

Но есть еще одна тайна, о которой человек всегда знал, а иногда постигал на опыте, что, кроме осязаемого мира, есть мир невидимый. Само мышление, переживание в глубине души являются тайной. И, наконец, есть особые формы сознания, то, что называется на казенном ученом языке мистической интраверсией, вхождением внутрь. Целые поколения мистиков открывали колоссальные миры с помощью концентрации сознания, сосредоточенности. Так вот, опыт поколений показал человеку, что мы окружены не только воздухом, электромагнитными волнами, космическими лучами и так далее, но что мы погружены в среду, еще не ведомую науке, в среду нефизическую, трансфизическую, запредельную. Она пронизывает все, и мироздание имеет множество таинственных планов бытия.

Мы говорили о жизни после жизни и о книге Моуди. Люди, пережившие клиническую смерть, увидели ближайший план бытия, и поэтому он показался им всем сходным планом. Но это только первый этаж. На условном языке оккультисты его называют «астральным планом», в который может выходить человек, когда находится в состоянии экстаза или в сновидении. Человек может выйти в астральный план спонтанно, случайно. Я знал нескольких людей, среди них одного ученого, который пунктуально, добросовестно записал свой непроизвольный выход в астральный план, — он увидел свое тело со стороны. Это было очень неприятное ощущение. Некоторые люди, усваивая практику восточных мудрецов, могут достигать произвольного выхода в астрал. Это опасное упражнение. Многовековый опыт показывает, что этот соседний с нами мир не только таинственен, но и опасен, обманчив, труден для человека и что недаром Творец от нас его закрыл.

Он открывается человеку в состоянии или очень большой святости, или в состоянии безумия, когда эта «стенка» ломается и вдруг через щель чтото прорывается. Человек должен был быть от этого огражден. Как мы ограждены от черной бездны космоса голубым куполом небесной тверди, так мы ограждены от таинственного, опасного для нас и в чемто страшного и туманного мира — мира астрального. Контакт с этим измерением рождает всевозможные феномены, которые поражают воображение человека. И здесь наше любопытство, порой добросовестная любознательность, бегут впереди наших достижений. Человек стремится исследовать эти области, но встает вопрос: а готов ли он? Человек оказался не готовым исследовать даже структуру атома, потому что обратил ее против себе подобных. Не опасно ли ему вторгнуться в такую сферу, чтобы выпустить неких демонов? Есть экология природы, но есть и экология духа. Почему Церковь возбраняет человеку заниматься спиритизмом и всевозможными оккультными вещами?

Только чтобы подавить его любознательность? Нисколько. Наоборот, любознательность поощряется. Наука для Церкви есть познание Божиих тайн, но мы не способны без тяжких последствий для себя и для общества проникать в эти сферы. Это не табу, это не слепой запрет, а это предостережение христианства; мир не готов к этим вещам.

Об этом я должен был сказать, прежде чем перейти к истории теософского толкования перевоплощения.

В конце прошлого века распространение вульгарного материализма в Европе привело к реакции — заинтересованности многих слоев общества в таинственных феноменах, в спиритизме, оккультизме, суевериях. И вот в 70х годах прошлого века возникло теософическое движение (от слова «теософия» — Божественная мудрость).

Основали ее русская путешественница и писательница Елена Петровна Блаватская и группа ее приверженцев, в частности, так называемый полковник Олькотт.

Жизнь Елены Петровны — это приключенческий роман. В ней много белых пятен, много неясностей. Это была, безусловно, выдающаяся, одаренная женщина — оккультно одаренная: у нее были элементы ясновидения, она активно занималась спиритизмом. Ее очень рано выдали замуж за генерала Блаватского, от которого она быстро сбежала, много странствовала и в конце концов основала в Америке теософское общество. Потом вместе с Олькоттом они перебрались в Индию, в Атьяр, в предместье Мадраса, и там основали Всемирное общество. Девизом общества было: «Нет религии выше истины». В задачи общества входило исследование восточных и мировых религий, борьба за братство всех религий; в конечном счете, его целью было соединение всех религий в одно и, в частности, изучение различных оккультных феноменов, развитие в людях йогических способностей и так далее.

Надо сказать, что успех у Елены Петровны был недолгим, и в конце концов она, уже в пожилом возрасте, чувствовала одиночество и неудачу. Об этом очень ярко пишет один из ее бывших сподвижников, писатель Всеволод Сергеевич Соловьев. Они познакомились в Париже и много лет встречались, переписывались. Когда Блаватская умерла, он написал о ней довольно подробные документированные воспоминания, которые называются «Современная жрица Изиды». Надо сказать, что проявляя к ней симпатию, он в то же время обвиняет ее во всевозможных мошенничествах и попытках создать феномены там, где их нет. Даже если незначительный процент того, что он пишет, правда, — это, конечно, горько сознавать.

Я читал ее произведения. Они написаны очень интересно, но, к сожалению, в них много спорного. В частности, ее увлекательная книга «Из пещер и дебрей Индостана», с точки зрения современного индолога, показывает ее глубокое невежество, потому что, например, описывая древние храмы, она говорит, что они были созданы чуть ли не до потопа. На самом деле речь идет о зданиях, созданных в XVII, и даже в XVIII веке. Многое Елена Петровна идеализировала, много было в ее рассказах фантазии. В общем, надо к ним подходить очень осторожно.

Другая ее книга, «Тайная доктрина», была опубликована на русском лишь частично. Это невероятная мешанина из надерганных без всякой системы отовсюду сведений, половина их уже сегодня устарела. Часть книги была напечатана в журнале «Наука и религия» в 1988 году. Основная идея книги в том, что всегда была одна религия, она тайно передавалась какимито адептами, а все, что мы имеем многообразного, это уже выдумки жрецов, которые морочили людям головы.

Теософия на этом и стояла. Один из последователей Блаватской, французский писатель Эдуард Шюре, умерший в 20е годы, писал в своей книге «Великие посвященные», что и Моисей, и Кришна, и Христос, и Будда, и Заратустра — все они перевоплощения одного и того же Великого Учителя. Только позвольте спросить, почему каждый раз, перевоплощаясь, он говорил совершенно противоположные вещи? Когда он перевоплотился в Будду, он отрицал ценность жизни и считал, что главный враг человека — это жажда жизни, а когда он перевоплотился в Христа, он говорил о ценности всего творения. Здесь есть противоположные подходы к действительности, к человеку, к личности и к многим другим вещам.Разумеется, во всех великих религиозных постижениях есть, как я уже отмечал, много общего. Но тем не менее существование в них огромных различий отрицать невозможно.

Главное, что сохранила Блаватская от Индии, — это учение о перевоплощении. Как она его излагала? Как форму самоспасения мира, как развитие каждого из нас через различные тела. Человек по закону возмездия, закону кармы, в следующем своем воплощении получает возмездие за то, что он совершил в предыдущей жизни. И дальше, и дальше, и дальше за ним идут его дела, добрые и злые. Тем самым, переходя из тела в тело, как из квартиры в квартиру, человек очищается, во всяком случае, может очиститься, и может достичь некой высоты.

Скажем без всякой утайки: христианство не может принять этой теории самоспасения. Вопервых, потому, что для него личность — это нечто цельное. Не может быть личности, которая потом живет в другом месте, в другом теле. Тело — не гостиница, это нечто, таинственно связанное с нами навсегда. У человека, как учит Церковь, есть духовное тело, невидимое тело, которое с ним связано полностью; как бы ядро и зерно всего нашего существования — душа и тело вместе.

Интересно, что некоторые люди, которые переживали посмертный опыт, видели какоето подобие тела, полупрозрачного, как стекло. А святитель Игнатий Брянчанинов специально собирал свидетельства отцов Церкви о существовании этого «сома пневматикон», тела духовного у человека. Это духовное тело впоследствии может получить совершенно иную жизнь.

Кроме того, в учении Блаватской фактически отрицалось уникальное значение Иисуса Христа для нашего спасения. Она писала одному человеку, что верит в Христа, но только не в исторического, не в Иисуса Назарянина, который жил в Палестине, а в космического, который есть один и тот же: Кришна, и Будда, и другие великие учители. Движение Блаватской, вероятно бы, заглохло, если бы в конце ее жизни к ней не присоединилась другая замечательная личность, на сей раз англичанка, Анни Безант. Она была женой англиканского пастора, потом разошлась с ним. Умерла Безант в 1933 году.

Она несла в себе глубокий протест против сухости и фарисейства англиканского благочестия; бросилась в объятия социалистов. Это была энергичная женщина, очень талантливая, она чувствовала, что задыхается в этой политической кухне. И она искала выход. Судьба свела ее с Блаватской. Анни Безант пишет в автобиографии, что когда она вошла к Елене Петровне, то сразу почувствовала, что выход найден. Елена Петровна после краткой беседы спросила: «Не хотите ли присоединиться к нам?» — «И мне, — пишет Анни Безант, — захотелось поцеловать край ее одежды». Так изболелась душа по чемуто духовному. И она сразу бросилась в объятия теософии, «Божественной мудрости».

Теософское движение пришло в Россию в начале XX столетия. Первое теософское общество было у нас открыто в Калуге, и местный священник отслужил молебен на его торжественном открытии. В Калуге жил Циолковский, который это все воспринял — недаром у него были такие книги, как «Нирвана» и прочие. Главные теософские работы в России печатались в Калуге. Было издано очень много как произведений Елены Петровны Блаватской, так и других женщин, которые были инициаторами движения.

Надо сказать, что в теософии господствовали женщины: Каменская, Писарева и другие. И вот этим прекрасным женщинам хотелось, чтобы наконец совершилось еще одно воплощение Христа. Поскольку они были уже убеждены, что Он неоднократно воплощался, то почему Ему не воплотиться теперь, в XX веке? И как бы проявив некоторое нетерпение, они захотели приблизить это великое событие. Они уверили себя и потом других, что Божественный Учитель с большой буквы воплотился в индийском мальчике, принявшем имя Альцеон (индийское имя его было Джидду Кришнамурти).

В 12м году, когда в Индии, Англии, Америке проводились собрания теософского общества, которое провозглашало, что через Кришнамурти говорит сам Небесный Учитель, самому Кришнамурти было около двадцати лет. Я помню его фотографию (он умер совсем недавно, лет восемь назад, в Америке). Это был прекрасный индийский юноша, в белой тоге, с длинными волосами, и когда он выходил, были цветы, музыка, и Учитель Небесный говорил через него. На самом деле, как отмечает Всеволод Соловьев, теософское движение превратилось в пропаганду модернизированного вида буддизма, очень далекого от настоящего буддизма, с явным антихристианским уклоном. Правда, Анни Безант старалась этот антихристианский уклон както сгладить.

И в 1912 году была произведена первая попытка изменить курс теософии. Немецкий специалист по Гете, филолог, философ Рудольф Штайнер вышел из теософского общества в знак протеста против Кришнамурти и создал другое общество — антропософское. Антропософская доктрина была попыткой христианизировать теософию: опираться не на индийский опыт, а на христианский. И многое в этом отношении было Штайнером сделано, многое достигнуто. Его горячим приверженцем был русский поэт Андрей Белый, очень высоко его ставил Максимилиан Волошин, его жена Маргарита Васильевна Сабашникова потом стала горячей штайнерианкой и, покинув мужа, уехала туда, где жили Штайнер и его группа.

Но сейчас мы не будем удаляться в эту сторону. Я только для того отметил все это, чтобы сказать, что Штайнер сохранил перевоплощение как принцип эволюции. Более того, оно стало для него как навязчивая идея: перевоплощаются люди, животные, Земля, Луна, Юпитер, все планеты, Солнце… Штайнер был замечательный человек — великий организатор, художник, музыкант, оратор, писал много. О нем есть великолепные воспоминания Андрея Белого, недавно изданные на Западе.

У Штайнера был опыт этих «соседних миров», обманчивых, туманных, темных, и, воспринимая их, он записывал, фиксировал, и благодаря своему творческому воображению создавал грандиозные, фантастические картины мировой истории. Когда читаешь его описания того, что происходило на Земле, просто диву даешься — ни один фантастический роман такого не придумает. Между тем доктор Штайнер был человеком одновременно и здравомыслящим. Свой первичный опыт он принял за окончательный, глубинный, духовный. Он недаром назвал свою доктрину «Антропософией». Он говорил, что в этом опыте мы познаем не Божество, а тайну человека, человеческую мудрость. Но как метко выразился Бердяев, лично знавший Штайнера, что как трудно в теософии — богомудрости — найти Бога, так и в антропософии Рудольфа Штайнера трудно найти человека.

Человек превращается в какоето существо, разъятое на множество элементов, планов. Все книги Штайнера наполнены иерархиями, космическими измерениями — личности там уже нет места. И нет места живому личностному Богу, хотя лично Штайнер, вероятно, в своем опыте какоето общение с Ним имел.

Биография этого человека достаточно интересна и показательна. Он пытался создать научную школу изучения таинственных миров. Но из этого ничего не вышло, потому что нельзя эти миры изучать чисто научным путем.

Рудольф Штайнер писал, что познавая сверхчувственные миры, мы можем получить такие же объективные сведения, как если бы мы были в путешествии в Гренландии или гдето еще. Сравнение неудачное, потому что в Гренландию можно попасть, сфотографировать, измерить, и с вами ничего не произойдет, разве только замерзнете немножко. Между тем, соприкосновение с духовными мирами для человека не может пройти безнаказанно, без последствий.

Напоминаю тем, кто мало знаком с физикой. Физики это знают. Есть в физике принцип неопределенности. Объясняю вкратце его суть: когда прибор изучает мельчайшие частицы вещества, микрообъекты, в какойто момент он сам начинает с ними взаимодействовать, и тогда уже результат опыта становится не точным: мы уже не знаем, где объективно законы движения этих микрочастиц, микрообъектов, а где воздействие нашего прибора, и выйти из этого тупика невозможно. Так вот, когда человек познает таинственные миры, он вступает в активное соприкосновение и взаимосвязь с этими мирами, и что он может получить от этого, мы уже не знаем!

Так же было с опытами Анатолия Кашпировского. Он, конечно, обладает силой, но никто не знает, и он сам не знает, какова природа этой силы. Все делается вслепую… Поэтому одним становилось лучше, другим хуже, то есть это был метод проб и ошибок. Но эта сфера весьма опасна, поэтому в ней нельзя орудовать этим методом. Ведь никто не станет работать с болезнетворными бактериями таким способом, потому что это опасно, и требуется высокая мера осторожности. А есть, как говорит один русский православный мыслитель, микробы зла, есть микробы демонического начала, которые нельзя увидеть в микроскоп, но они действуют на нашу душу.

Вот почему, как я уже говорил, Церковь является противницей многих таких вещей. Начинается с невинных опытов, а кончается трагедиями.

Лет тридцать назад я стал перебирать всех известных мне людей, которые долго, систематически, упорно занимались спиритизмом. И вдруг я понял, что у них у всех были поломанные судьбы, у всех была искажена жизнь. Конечно, этот опыт был не чистый, потому что я взял десятка два людей… Вы, вероятно, слышали, что спиритизм — попытка вступать в контакт с какимито иными измерениями таким способом, что человек становится проводником, через которого действуют, как электричество через провод, совершенно неведомые нам силы. Но откуда мы знаем, насколько это безопасно для человека?

У меня работал один художник в церкви, который говорил, что не верит в спиритизм. Я говорил ему: «Очень хорошо, тогда не думайте об этом». Но всетаки его это беспокоило, он нашел человека, у которого прекрасно это получалось, медиума, проводника, и тот вызвал дух Лермонтова. Этот дух продиктовал стихотворение. Нескладное, но всетаки стихотворение. В нем фигурировали пистолет и какието еще элементы, явно связанные с Лермонтовым.

Любопытно, что при спиритических сеансах некоторые люди писали ругательства, говорили какието неприятные вещи. Создавалось впечатление, что человек входит в контакт не с самой личностью умершего, а с какимито его отбросами, с какойто тенью, с карикатурой. Но входит он путем взаимопроникновения, когда сам становится его проводником. А что может за этим последовать? Только в ту эпоху, когда человек достигнет высокого духовного и нравственного уровня, возможно, будет поставлен серьезно вопрос о правомерности изучения таинственных миров. Пока люди к этому очень плохо готовы.

Итак, Штайнеру не удалось приблизить теософию к христианству, потому что для него в его видениях Христос стал Богом, исходящим с Солнца, солнечным Божеством. Это локальное планетарное явление, конечно, не может быть сопоставимо с тем, что мы открываем в Евангелии.

Другой вариант попытки приблизить теософию к европейскому сознанию был предпринят другой замечательной русской женщиной, Еленой Ивановной Рерих. Елена Ивановна тоже была необычайно склонна к буддизму. Женщина необычайных талантов и жизнеутверждения — она с мужем проделала колоссальное путешествие. Она любила природу, человека, жизнь. Восток ее и Рериха гипнотизировал, они всегда воспринимали Азию в какойто романтической дымке. Когда смотришь на волшебные полотна Рерихаотца, то думаешь, что таких пейзажей нет в природе, это все его видения, но видения чудные.

Они путешествовали в 20е годы. Мир в то время шел к светлому будущему коммунизма, и казалось, что этото и есть «то самое». И тогда Елена Ивановна пишет книгу, небольшую, — «Основы буддизма», в которой пытается доказать, что марксизм и буддизм — это почти одно и то же. Анонимно печатает книгу в УланБаторе, ее распространяют в Верхнеудинске (в УланУдэ). Когда я там был, мне рассказывали, что это все придумали буддийские ламы, чтобы както найти общий язык с большевиками. Но никто не знал, что это была Елена Ивановна. Они с мужем путешествовали по Гималаям и привезли оттуда в Москву в конце 20х годов, кажется, в 26м году, ларец с посланием индийских махатм, то есть великих мудрецов.

Надо сказать, что еще Елена Петровна Блаватская всегда ссылалась на некоторые указания таинственных мудрецов, которые с Гималаев ей подавали сигналы. Эти махатмы передали Советскому правительству такой текст, в котором одобрялось и разрушение церквей, и разрушение культуры, разрушение старого мира во имя какогото светлого будущего. Когда я читал этот текст — вы можете найти его в биографии Рериха, изданной в серии ЖЗЛ, то меня, признаться, передернуло… Если это махатмы, то какието очень сомнительные махатмы. В то время Рериху казалось, что миф о Шамбале, о некоем царстве духовных сил, имеет на Востоке эсхатологический привкус, то есть ожидание переворота мира, конца мира. И поэтому он очень заинтересовался, когда узнал, что многие азиаты, которые становились под красные знамена, шли в бой за Шамбалу. Шамбала с коммунизмом у них сливались в одно целое.

Конечно, все это было страшной эклектикой. Необычайная каша, потому что, с одной стороны — политический миф, с другой — народные легенды, с третьей — какието непроверенные слухи о какихто обитателях Тибета. Все это питало воображение, захватывало, играло на чувствах таинственности…

В своих книгах, которые Елена Ивановна назвала «Агнийога», она пыталась активную христианскую этику внедрить в восточный созерцательный мистицизм. Когда читаешь ее писания, писания Блаватской, Кришнамурти, Анни Безант, то невольно приходишь к выводам, к которым пришел известный русский философ Борис Вышеславцев (он умер в Париже, в эмиграции; надеюсь, что он скоро вернется к себе на родину в своих книгах). Он писал, что надо знакомиться с Востоком по его подлинным древним памятникам, что нам не нужны эти переделки, которые имеются в теософии. Это почувствовал и сам Кришнамурти, тот индийский юноша, которого хотели сделать новым мессией. В 29м году он порвал с теософским обществом, уехал в Соединенные Штаты, где стал религиозным писателем пантеистического толка, что в общем в Америке всегда было любезно.

Итак, мы можем сказать, заключая этот очень беглый обзор, следующее. Для христианского сознания уникальность каждой личности исключает идею странствия душ, но для христианского сознания остается очень важным учение о перевоплощении совсем в другом смысле. В каком? Христос говорит нам: «Если человек хочет идти за Мной, он должен отказаться от себя, отдать себя и взять свой крест».

Уметь перевоплотиться в другого человека не метафизически, а нравственно, через любовь и сострадание, через умение выйти из тюрьмы и клетки собственного «я», чтобы сопереживать другому человеку, слиться с ним, не потеряв при этом своего «я». Ибо тот, кто отдает себя, тот и приобретает.

Перевоплощение как бы приземляет, делает вещественным идею бессмертия души. Между тем, тайна здесь выходит за пределы земного существования. Речь идет не о повторах, а о непрерывном развитии человеческой личности, и сколько бы ни существовало миров, человек развивается в каждом. Ведь мы на самом деле берем отрезок нашего земного бытия только как момент развития, потому что человек — могущественное и священное создание.

И этот наш пробег по миру является важным элементом нашего вечного духовного развития и раскрытия. Для этого не нужно иметь несколько жизней; каждый может выполнить то, что он задумал в этой жизни. Более того, если человек здесь не осуществил многого, это и означает, что у него будет множество возможностей в иных измерениях. Путь бесконечен, развитие бесконечно, ибо Сам Христос говорит о том, что человек призван быть совершенным, как совершенен Отец Небесный, а это значит — наше развитие не имеет границ, и в этом земном плане бытия зачинается и формируется нечто очень важное.

Но не надо думать, будто отделение души от тела в момент смерти есть только освобождение человека. Нет. Бог задумал нас как существа, в которых брачный союз совершили играющая материя — природа — и бессмертный Дух. И в этом есть идея Человека, вселенская, космическая идея Человека: «Я связь миров повсюду сущих»[9]. Я связь миров — вот что надо знать человеку. Мы связываем два мира, и поэтому Церковь учит нас не просто бессмертию души, которое знают другие религии, в каком бы виде они их не представляли, но учит нас о «воскресении мертвых и жизни будущего века».

Церковь прямо нигде не высказывалась против теории перевоплощения, ни на одном Вселенском Соборе. Почему? Потому что вопрос такой и не ставился. Церковь осудила учение о предсуществовании души, но это не имеет ничего общего с перевоплощением. Это было особое египетское учение, связанное с Платоном, о том, что человек сначала был ангелом, духовным существом, и потом он воплотился и это было его падением. Но перевоплощение никогда не осуждалось формально и ни в каких христианских доктринах оно не обсуждалось, хотя бы потому, что из Библии следует, что человеку дано один раз родиться и умереть.

Дом культуры им. Серафимовича, 9 февраля 1990 года

Воскресение мертвых

Конечно, тема размышлений о смерти необъятна, и мы лишь попытались слегка затронуть ее отдельные аспекты.

Итак, мне бы хотелось остановиться прежде всего на христианском учении о будущей судьбе человека. На языке богословия это учение называется «эсхатологией», от греческого слова «эсхатон» — конец. Учение о конце жизненного пути человека.

 Надо сказать, что тот универсальный взгляд, что после смерти физического тела человек весь не умирает, что некое духовное его ядро сохраняется, — не привилегия христианства, а широко распространенное представление. Но этим не все сказано. Бессмертие души, неразрушимость нашего «я» — это часть естественной структуры человеческого существа. Это наша природа. И именно поэтому человек подсознательно, не верит в свое полное уничтожение. Он не может даже вообразить, что такое «ничто», ибо его «я», центру его личности, принадлежит сознание неразрушимости.

 Еще Платон показал, что разрушается то, что является составным, составленным из разных элементов. Между тем, внутренняя жизнь человека — это некая, как говорят философы, «сплошность», некое единство, образующееся вокруг нашего «я», стержня нашей личности. И нет тех кирпичей, из которых оно строится и которые потом могли бы распасться в разные стороны. Нет тех материальных элементов, из которых, например, сложено наше тело, которые впоследствии благодаря определенным физикохимическим, биологическим процессам распадаются, и каждый находит свое иное место.

Вот почему величайшие умы человечества обосновывали и принимали эту идею, каждый со своей позиции. Скажем, физик Максвелл, создатель известной теории, которая играет особенно важную роль в современных учениях об энергии, развивал учение о бессмертии со своих научных позиций. Точно так же поступал и создатель квантовой теории Шредингер. А, скажем, Гете подходил к этой тайне с точки зрения своего собственного, личного опыта, опыта человекатворца, и он говорил, что убежден, что его дух после смерти получит от Создателя какуюто новую форму труда, новую форму творчества, новую форму реализации.

Поэтому то, что говорилось о бессмертии от Платона до Шредингера, от древних индийских текстов до современных философских концепций и особенно в свете достижений медицины, которая сделала возможным реанимацию, то есть возвращение людей оттуда, откуда прежде не было возврата, — все это относится к естественной природе человека.

Между тем, христианское учение выходит за пределы этой природы. Если вы обратитесь к православному Символу веры, вы не найдете там слов: «Верую в бессмертие души». Я, может быть, рискну даже сказать, что христианство не верует в это, а, повидимому, считает чемто достаточно естественным. И можно к этому еще прибавить: не исключено, — я не настаиваю, но не исключено, — что в ближайшем будущем этот факт переживания сознанием своего тела станет объектом познания уже научного.

А в Символе веры сказано так: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века» — не бессмертия души, а воскресения мертвых. В этом было и остается принципиальное отличие христианского учения об эсхатоне, христианской эсхатологии от эсхатологии всех остальных философских концепций и религиозных учений. Ибо для христианства бесконечно дорого, что человек есть существо воплощенное, во плоти, что Бог внедрил Дух в материю, что игра плоти, игра природы, многоцветие материального мира стало тем лоном, в котором искрится Дух. Для индийской или греческой философии или для некоторых теософских учений освобождение от материи есть цель, есть спасение, и это освобождение кажется очень соблазнительным. Объяснять, я думаю, вам не надо. Ибо плоть наша, наша материальная часть, немощна. Она страдает, она нас искушает, она слаба, она удручена. И интересно, что реанимированными людьми это чувство освобождения от тела вспоминалось как огромная легкость, что это бремя спало!

Между тем, для церковного сознания это только одна сторона дела. На самом деле развоплощение человека есть не только освобождение от немощи плоти, но и переход в ущербное состояние человека, ибо человек задуман, как существо вписанное, вросшее в плотское мироздание. «Я — связь миров,» — говорит поэт. Значит, в нас живет и физический мир, и химические тайны, и все элементы, на которых зиждется мироздание. Дух через нас заключает союз со всей природой, неживой и живой. И было бы, повидимому, ошибкой с христианской точки зрения, разделять полностью знаменитое греческое выражение «sema — somo», что значит «тело — это гробница».

Тело, говорит апостол Павел, — это храм Святого духа, а раз храм, значит, нечто священное. Значит, природа — это не просто какоето испытание для нас, тело — это не просто нечто, что должно нас удручать: повесили жернов на шею, а потом дух освободился и полетел, как птица? Нет… Здесь есть какойто великий замысел. Воплощенное, одухотворенное существо, которое должно стать, по слову поэта, мессией природы.

Знаменитый американский психолог и философ Вильям Джеймс анализировал множество фактов, связанных с попытками установить контакт с душами умерших людей. У него даже был целый ряд отчетов на эту тему, это были отчеты Психологического общества. Некоторые из них выходили в русском переводе в начале нашего столетия. И вот что любопытно. (Я не буду оценивать их достоверность, хотя Джеймс был крупнейший ученый, психологэкспериментатор). Вступая в контакт с душами умерших, Джеймс не мог избавиться от мысли, что они в чемто ограниченны, в чемто ущербны, что в общем они уже не те. Я думаю, что это можно объяснить поразному; тем не менее задуматься над этим фактом стоит.

В Библии сказано, что Господь «пробудит спящих во гробах», — над этим тоже надо подумать[10]. Что значит «спящих во гробах»? Некоторые христианские богословы, протестантские, полагают, что речь идет о бессознательном состоянии душ человеческих после смерти — до конца истории. В конце концов, можно было бы и это принять, ведь время для умершего человека, повидимому, исчезает, во всяком случае, течет иначе. Но у нас есть другие свидетельства.

Есть свидетельства о покойных родителях, которые помнят о своих детях. Я знаю массу случаев, когда умершая мать предостерегала сына или дочь во сне или какимто иным тайным образом. Есть множество свидетельств о том, что контакт существует. Даже Карл Густав Юнг описывает такие вещи. Он не был христианином; психиатр, философ со своеобразным мировоззрением, он описывает конкретные случаи из своей жизни.

В одной из автобиографических книг Юнг рассказывает, как умер один из его знакомых, и вот он видит во сне, что тот подходит к нему, к его кровати, берет за руку, поднимает, ведет к своему дому, вводит в свой кабинет и показывает книгу. Проснувшись, Юнг решил проверить и отправился к этому своему знакомому. Вдова впустила его в кабинет. Он вошел, приблизился к этой полке, нашел там третью книгу, и она называлась «Память мертвых» или чтото в этом роде, чтото о мертвых. И Юнг понял, что это был сигнал, может быть, неумелый, может быть, даже бессильный, но сигнал того, что «я жив, я есть, вот тебе знак».

Известный английский писатель, Клайв С. Льюис (блестящий писатель! он умер в 1963 году) во время войны ходил читать лекции, беседовать с людьми онкологического отделения больницы. Там он встретил замечательную женщину, больную раком. Они очень подружились, у них была огромная духовная близость. И в скором времени она стала его женой. Они прожили лет пять вместе. После этого она умерла. И для Льюиса это был невероятный удар — он был человеком уже в возрасте, и ее безумно любил, именно духовно, душевно. В своем дневнике он записал страшные слова, они опубликованы посмертно. Я даже не знаю, имели ли люди право опубликовывать описание его состояния — такое у него было чудовищное состояние разлуки! И вдруг все это кончилось — она ему явилась. Он не пишет — как, он только говорит, что она дала знак, я здесь, я о тебе помню. И у него это состояние совершенно прошло. Надо сказать, что оно было настолько отчаянным, что действительно только подлинный факт жизни мог повернуть его. А он был человек сдержанный, скептический, не фанатик, не энтузиаст, не фантазер.

Итак, полностью признать мнение, что умершие спят до какогото финального, эсхатологического момента, мы не имеем права. Во всяком случае, не все. И уж если говорить о святых, то они играют очень важную роль в жизни людей, даже через столетия. Не только память о них — об этом я не стал бы говорить, — а именно их участие. Как бы существуют два мира — Даниил Андреев об этом очень интересно пишет — и один из них — это словно такое облако, стоящее над страной, над культурой, где сосредотачиваются ушедшие по ту сторону силы духа, носители культуры. Он даже это все называет таким словом, как «Небесный Кремль».

Так вот, связь продолжается и осуществляется. Библия говорит нам, что пробудившись, то есть встав оттуда, они, умершие, воссияют как звезды, они обретают новую жизнь, но не чисто духовную, бесплотную, а они, наконец, перевоплощаются[11].

Мы с вами уже говорили о перевоплощении. Человек создан принципиально как существо инкарнированное, воплощенное, и этим должна завершиться его история на земле. И если смерть тела есть момент развоплощения, то нельзя его считать венцом и финалом нашего бытия. Финал — это «воскресение мертвых и жизнь будущего века».

Вы, конечно, можете спросить: а что это за новое воплощение? Это новый этап эволюции человека в мире. Потому что эволюция прошла несколько важных этапов. Сначала — созидание структуры. Вы помните, как сказано в Библии, что бездна была вначале, и Дух Божий парил над бездною[12]. Бог создает структуры, которые противятся хаосу. Потом Он говорит: «Да произведет вода душу живую»[13]. Создается новое, небывалое во Вселенной — живые существа, которые еще более побеждают хаос. И, наконец, разумное существо, наделенное образом и подобием Творца, — человек во плоти своей на земле. Он должен еще более обуздать хаос. Но это тоже пока еще не совершается до конца. И когда явление Мессии в мире поворачивает тайные рычаги эволюции человечества и мироздания, человек идет к новой, последней фазе своего развития. Но это тоже фаза телесная.

Апостол Павел говорит нам о том, что человек будет иметь тело духовное — «somo pneumaticon». Что значит духовное тело? Какойто намек на это дает открывшаяся, или, вернее, приоткрывшаяся нам реальность духовнотелесная. О ней учили многие отцы Церкви. Святой Игнатий Брянчанинов, недавно причисленный к лику святых, написал об этом целую книгу. Люди, пережившие клиническую смерть, рассказывали мне, что видели свое другое тело; но это было не их прежнее тело, а нечто прозрачное, но имеющее какуюто форму, подобную форме человеческого тела. То есть с разрушением материального тела сохраняется некое второе тело, глубинное, и оното и должно в будущем, как семя, лежащее в земле, родить новую форму.

Но здесь эволюция уже не просто биологическая или психическая, а эволюция еще и этическая, потому что будущее состояние человека во многом определяется тем, каким было его развитие здесь, на земле. Вот почему для нас так важны именно поступки, мысли, слова человека в этом мире. Не будем рассматривать это в юридических терминах — наказание и поощрение. Это неверно. А речь идет о естественных последствиях того, что у нас внутри есть и с чем мы идем. Человек, попавший в непривычные условия, человек, не имеющий перед собой привычных способов выражаться, жить и действовать, только тогда может сохранить свое «я», если оно у него глубокое, духовное, насыщенное и богатое. Человек мелкого плана, оказавшись в изоляции от привычной жизни, глубоко страдает, он не знает, куда себя девать. Его душа — эмбрион, она не развита.

 И вот теперь представим себе, что происходит с человеком, когда он умирает. Он несет с собой все то, что у него есть, что он накопил. И это очень важно, потому что из этого складывается наша личность. И об этом надо думать сегодня. Чем больше человек отдавал людям, чем он богаче, тем глубже и емче пространство его духа, тем полнее его бытие даже в тот период, когда он ушел из жизни. Так вот, тот, кто богат духовно, — он не ушел, он бодрствует и продолжает участвовать в жизни людей, оставшихся на земле.

У одного ученогобиолога была даже теория, что души неразвитые, жалкие, исчезают там, как бы поглощаемые более сильными душами. Конечно, эта теория довольно спорная, но здесь есть другой момент, момент очищения. Проходя через другие измерения, человеческий дух должен очиститься. И если у него обгорает, исчезает то, что накопилось, как черная накипь на нем, — что же останется? Как много останется у тебя от той коры зла, которую сожжет огонь духа?

Если в нашей жизни ничего нет, кроме мелкого, плоского, злобного, — все облетит, как листья с дерева, и вдруг окажется, что и дерева там нет, а пенек какойто…

Поэтому, когда Платон говорил, что вся жизнь есть подготовка к смерти — это, конечно, парадокс. В прямом смысле его понимать нельзя, но какойто смысл в этом есть. В конце концов, разве мы не знаем, что смерть будет? Знаем. Разве не должен человек размышлять о том, что будет? Должен. Это естественно для мыслящего человека.

Мы совсем не обязаны знать детали — это бесполезно. В средние века даже создавались целые картины потустороннего мира! Все равно все это условно и символично. И когда Данте изображал загробный мир, он всетаки изображал не столько его, сколько вечные трагедии своих современников и восхождение души ввысь. И я уже говорил вам в прошлый раз, что мало найдется слов человеческих, которые могли бы адекватно это передать. Важно, что мы бессмертны, и важно помнить о жизни будущего века. Жизнь будущего века — это не наши отдаленные потомки, это не как бы нити, которые тянутся в будущее, а это все мы, все человечество.

Я вспоминаю, как один из героев Пастернака размышлял о том, куда же денутся все эти миллиарды людей. Я думаю, что этот герой совершенно не прав, потому что слабо себе представлял размеры Вселенной. Если собрать телесно всех людей, которые когдалибо жили на нашей планете, и, так сказать, поместить их в какойто резервуар, они не займут и десятой доли одной из галактик. Вселенная, быть может, столь огромна потому, что уготована для разумных существ, для человечества, для огромного человечества. Это огромный дом, еще не населенный, и поэтому нам рано говорить о том, что будет слишком тесно, что Творцу некуда будет девать нас с вами. У Него есть место. Недаром Господь Иисус говорит: «В доме Отца моего обителей много»[14].

И, наконец, последнее и практическое: как самим готовиться к смерти, как относиться к людям, которые обречены или умирают. Надо ли сообщать человеку, что он неизлечим и что он умрет. Вопрос поставлен слишком абстрактно. Здесь многое зависит от того, что это за человек. И решение это принимают родные и близкие, понимая, что исход один. Правда, никакая медицина никогда не может сказать, что человек обречен. Но всетаки в принципе человек должен знать. Почему? Потому, что он может подготовиться внутренне. Молитвой, сознанием, прощением тех, против кого у него есть зло.

Чувство глубокого неудовлетворения и тревоги вызывали у меня случаи, когда смерть внезапно настигла человека. Я помню, с одним человеком мы в больнице просто разговаривали спокойно, весело о посторонних вещах. Вдруг он закашлялся, упал и скончался, тут же, на месте. Казалось бы, какая безболезненная смерть. Но духовно она показалась мне какойто незавершенной, потому что человек был как бы не готов. Потом я остался с ним и читал молитвы, зная, что в это время душа его слышит.

В книге Моуди говорится о тибетской «Книге мертвых». Идеи ее, конечно, нам не подходят, но эти тексты читались над усопшими, чтобы они слышали и понимали, что с ними происходит. Как бы людям передавался некий древний опыт, чтобы они, удаляясь от земли, все больше и больше теряя связь с этой земной реальностью, слышали голос, указующий путь, чтобы они не находились в состоянии шока, полного изумления. Ведь человек в это время все осознает. Он приходит в себя, он сознает, что с ним происходит нечто удивительное, и тут ему подсказывается, что все это закономерно. Вот поэтому мы приходим отпевать людей в храме. Это молитва над человеком, над телом его, и душа его гдето здесь, рядом.

Могу вам сказать, что многолетняя практика мне показала, насколько различны участи людей, потому что одних отпеваешь с необычайной легкостью в сердце, даже какоето праздничное ощущение. Несмотря на то, что человек, может быть, и близкий, и родной, — праздник. А других — как будто тянешь какойто неимоверный груз, как будто какаято упругая среда сопротивляется, как будто здесь вот этот изломанный дух вращается вокруг в состоянии некоего мучения, которое невольно передается всем присутствующим.

Значит, надо человеку говорить о приближающейся смерти. Но если вы всетаки видите, что человек настолько хрупок, что он не выдержит этой правды, надо не обманывать его, а надо сказать ему подругому. Как говорил Сократ, когда люди плакали в день его смерти: «Что же вы плачете, разве вы не знаете, что я и раньше был приговорен к смерти, что мы все умрем рано или поздно?»

Значит, надо сказать, что жизнь земная кончается, но для тебя это не кончится, поэтому надо быть готовым, как раньше говорили, «привести в порядок свои дела». У одного святого есть даже рекомендация: раз в году устраивать себе подготовку к смерти — исключительно полезно. Например, считать, что этот пост — это твой последний пост в жизни. Что надо сделать? Отдать долги, выполнить то, что не выполнил, помириться с тем, с кем находишься в конфликте, сделать так, как будто у тебя есть время, но оно уже ограничено. И — прыжок в бездну, но в бездну, которая встретит нас нежно и ласково. Бездна, в которой мы не потонем, а будем плыть, хотя вначале и страшно прыгать.

Когда средневековый человек научился культуре смерти, он, конечно, достиг очень многого. Когда к умирающему приходили дети, родные, и он при чтении молитв, зажженных свечах торжественно прощался с ними, он понимал священность и важность этой минуты. Это не гнусные, казенные больничные стены, где происходит какойто физиологический процесс, где смерть унижена, где, собственно говоря, среди этих приборов и инструментов исчезает ее священный характер. Я вовсе не говорю, что не нужны больницы, но даже в больнице возможно создание иного, священного отношения к смерти.

И, наконец, последнее, касающееся всех нас. Чем более одухотворенной и полной будет наша жизнь здесь, сегодня, тем свободней и спокойней мы будем идти навстречу этому переходу. Навстречу тому, что есть «лишь зримый миг перерожденья, души к предвечному полет».

На самом деле человек несет в себе это чувство вечности. И воскресение мертвых закодировано уже здесь, в нашей жизни. Наша личность получит полноту и возможность для деятельности, но это должна быть личность, а не зачаток какойто, не эмбрион личности и не пенек, покрытый слизью и грязью злобы. Есть слова: «Бог говорит, в чем застану, в том и сужу». Тайна нашего дня и часа нам остается неведомой. Это очень мудро, ибо человек всегда беспечен. Если бы нам говорили, что вот тогдато это будет, мы бы откладывали, а надо — сегодня, надо понимать, что каждый день и каждый час есть дар, есть подарок Божий, и что в своей любви, в своем труде, в своем творчестве мы сеем в Вечность.

Поэтому призыв к созиданию и к добру — есть одновременно призыв к Вечности. И когда придет наш последний час, если наш дух достаточно будет укреплен, он легко одолеет то препятствие, которое отделяет нас от иных миров. Младенец, рождаясь в жизнь, если бы умел отчетливо мыслить, вероятно, считал бы свое рождение смертью, потому что рождение ребенка подобно агонии. Но за агонией этой открывается новое бытие. И поэтому и за нашей смертью открывается Вечность.

Я знал людей, которые не боялись смерти понастоящему. Все эти люди ощущали выполненным свой долг на земле. Они отдали все, что могли отдать. И это создало у них такое ощущение созрелости, готовности, — как плод, который спокойно может упасть.

И в свете этого труда, добра, творчества, самоотдачи — в свете этого мы можем говорить, что смерти на самом деле нет. Трудясь понастоящему духовно, мы в материальном мире трудимся для Вечности. Такое чудо, как человеческая личность, не пропадет в огромном космическом хозяйстве Господа. Все участвует в этом высшем созидании. Все будет иметь свой расцвет. Поэтому мы и говорим: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».

Дом культуры им. Серафимовича, 20 февраля 1990 года

Парапсихология и неразрушимость духа

Парапсихология как научное исследование феноменов, выходящих за рамки обычных явлений сознания и душевной жизни, возникла сто лет назад, когда английский физик Уильям Ф. Баррет сделал первое сообщение об открытых им фактах такого рода. Однако регистрация их относится к гораздо более раннему времени.

Следует подчеркнуть, что поскольку здесь мы имеем дело с таким сложным объектом, как внутренний мир человека, проведение парапсихологами «чистых экспериментов» было и остается крайне затруднительным. Но в достоверности их результатов были убеждены многие крупные ученые. Достаточно назвать хотя бы химика Бутлерова, физиков Лоджа, Крукса, Иордана, биологов Уоллеса и Шовена, психиатра Ломброзо. В настоящее время существует ряд институтов и исследовательских групп в США и Европе, которые изучают парапсихологические явления.

Наиболее достоверный материал в этой области относится к явлениям телепатии, или экстрасенсорного восприятия (ЭСВ). Эксперименты с ЭСВ вызывают оживленную полемику, поскольку их итоги до сих пор не имеют абсолютно доказательного характера. Один из противников ЭСВ пишет: «Утверждать категорически, что результаты этих экспериментов объясняются обманом, нельзя, но нельзя и считать, что эти эксперименты отвечают целям, поставленным перед собой экспериментаторами, и что они дают окончательное доказательство ЭСВ» (Hansel С. Е., ESP A Scientific Evaluation, рус. пер.: Хэнзел Ч., Парапсихология, М., 1970, с. 295).

Примечательно, что и материализм уже готов признать парапсихологические феномены, уверяя, разумеется, при этом, что они вполне гармонируют с его доктринами. «При всей спорности вопросов, обсуждаемых парапсихологией, — читаем мы в «Философской энциклопедии», — едва ли правомерно рассматривать эту область психологических исследований как враждебную философскому материализму только на том основании, что парапсихология допускает существование неизвестных еще форм чувствительности и, следовательно, возможности расширения средств познавательной деятельности, которые в конечном счете, по убеждению представителей естественнонаучного направления парапсихологии, уходят корнями в сферу чувственного познания» (Геллерштейн С., Парапсихология, в кн.: Философская энциклопедия, М. 1967, т. 4. с. 213. Там же дана и библиография вопроса).

У нас телепатию изучала лаборатория проф. Л. Васильева, сотрудники которой считали, что их данные вполне доказуемы. Васильев определял телепатию как «особую форму информации или общения живых существ, выражающуюся в непосредственном (то есть без посредства известных нам органов чувств) влиянии нервнопсихических процессов одного существа на нервнопсихические процессы другого существа» (Васильев Л., Внушение на расстоянии (Заметки физиолога), М., 1962, с. 14).

Наряду с экспериментами фиксировались и многочисленные случаи спонтанной телепатии. Формы этого рода ЭСВ весьма разнообразны. Это и острое ощущение несчастья, случившегося с близким человеком, находящимся на большом расстоянии, и предчувствие надвигающейся катастрофы, и многое другое. Замечено, что одни люди бывают более способны к ЭСВ, чем другие.

Многие ученые и мыслители считали возможным привлечь ЭСВ для изучения проблемы посмертия. К этому их побудил тот факт, что среди явлений спонтанной телепатии встречались и такие, которые указывали на возможность контакта с сознанием умершего.

В качестве примера приведем случай, сообщенный Л. Васильевым. Документ, подтверждающий его, взят из архива Института мозга в Ленинграде. В нем Б. Н. Шабер сообщает:

«В декабре 17го числа 1918 года в 8 1/2 час. утра я увидел на стене, в которую упирались мои ноги (я лежал на кровати), овальной формы светлое пятно, которое на моих глазах стало расти, превратившись в светлую фигуру девушки. В этом видении я узнал свою лучшую подругу Надежду Аркадьевну Невадовскую, находившуюся в то время в г. Петрограде. Улыбнувшись мне, она произнесла какуюто фразу, из которой я уловил только последнее слово: «…тлена». После этого фигура девушки стала как бы уходить в стену и затем исчезла. Точный мой рассказ о происшедшем был в т о т ж е д е н ь (Разрядка моя. — А. М.) зафиксирован на бумаге и скреплен подписями шести лиц… 23 декабря 1918 года мною было получено письмо от матери Нади, Евгении Николаевны Невадовской, письмо, в котором она извещала меня о смерти Нади, последовавшей в 8 ч. 25 мин. утра 17 декабря 1918 года. Последние слова покойной были: «Боря, нет праха, нет тлена». Факт получения письма и суть его содержания зафиксированы, подписями шести вышеупомянутых лиц». К этому сообщению прилагались документы, подтверждающие сообщение Б. Н. Шабером видения 17го числа (среди подписавшихся были математик и юрист, подписи были с адресами и печатями), а также документ, подтверждающий получение письма из Петрограда от матери умершей (См.: Васильев Л., Внушение на расстоянии, с. 24). Другой пример:

«Я жила в Якутске, — сообщает учительница, член КПСС. — В 1916 году 1 февраля у меня умер отец, незадолго до этого получивший право выезда из Якутска, куда он был сослан. 31 января мы получили от него из Иркутска поздравительную телеграмму (по случаю дня рождения моего брата). В пять часов утра я увидела сон, будто отец умер и лежит на столе… Я сказала об этом мачехе (мама у меня умерла, и была мачеха), она меня отругала. А днем получили телеграмму, что папа в 5 часов утра скончался…» (Там же, с. 81).

Подобных случаев зафиксировано множество даже за небольшой срок существования парапсихологической науки. Здесь приведен в первую очередь этот — как признанный достоверным в книге материалистического автора. Сам профессор Л. Васильев дает довольно точную обобщенную формулу таких явлений, которую можно представить в таком виде: «Если данное лицо А. умирает, то другое лицо В., связанное с ним духовными узами, может переживать чувство или получить зрительный или слуховой сигнал о случившемся». (Там же, с. 8).

О том, что в момент расставания с телом сознание переживает особый подъем и нередко выявляет скрытые возможности духовного видения, свидетельствует работа современного американского парапсихолога Карла Осиса. Он собрал среди 640 медицинских работников анкеты с ответами на вопрос, что переживают люди с незамутненным, здоровым сознанием в момент смерти. Ответы были поразительны. Оказалось, что более характерно для последних минут у большинства не состояние страха смерти, а особое возвышенное состояние, граничащее с экзальтацией. Иногда они видели образ духовного мира, но чаще всего — умерших родных, которые «пришли за ними». По ощущению умирающих, близкие помогают им перейти грань жизни и смерти (Osis К., Deathbed Observations by Physicians and Nurses, New York, 1961).

Но все это еще не говорит о настоящем посмертии. Подобные факты можно истолковать как проявление ЭСВ в момент крайнего напряжения всех душевных сил. Более интересными были бы свидетельства о проявлении сознания у уже умерших, а такие свидетельства есть.

Спонтанный характер эти факты носят, как правило, в тех случаях, когда в жизни умерших имела место какаянибудь трагедия, например, самоубийство или преступление. С этим связаны упорные легенды и предания о призраках и «беспокойных домах» (См. собрание проверенных учеными случаев в работе: Баррет У. Ф., Исследование в области человеческой психики, пер. с англ., М., 1914).

Вот характерный пример такого явления. Один врач, путешествуя по Германии, остановился в гостинице. Ночью поднялся шум. Врач вышел и увидел смущенного хозяина, который просил его осмотреть больную женщину. Тот отправился в указанную комнату, где собирался народ. Женщина билась в нервном припадке. «Она чтото бессвязно бормотала, порой вскакивая и пугливо озираясь по сторонам. Вдруг она остановила взгляд своих расширенных от ужаса глаз на противоположном углу комнаты. «Ja, ja, er ist da, — кричала она, — gehe von mir». — «Что вы там видите, чего вы испугались?» — спросил он ее понемецки. «Это он! Он является сюда каждую ночь, вот уже три дня подряд, и все рассказывает мне свою страшную историю». — «Кто такой? Кто он?» — спросил я. «Он, он, окровавленный, страшный. Он говорит, будто 60 лет тому назад, когда на месте этого дома стояла корчма и мимо проходила большая проезжая дорога, он был убит хозяином, который зарыл его тело под этой комнатой. Он просил меня освободить его отсюда. Ему здесь душно, его чтото давит; на груди у него лежит чтото тяжелое…»

Утром женщина ничего не помнила из своих ночных переживаний. Но врач предложил хозяину вскрыть пол в комнате. Под полом была вырыта глубокая яма, в которой обнаружили разбитый кувшин с 30 золотыми и серебряными монетами старого образца, а еще глубже — останки полуистлевшего человека (Лямин А., Теории таинственного, М., 1910, с. 182).

История знает также немало подобных примеров. Один из них произошел с М. В. Ломоносовым, который, возвращаясь из Германии, видел во сне отца, выброшенного мертвым на один островок, который Ломоносов знал с детства. Приехав в Петербург, он узнал, что отец пропал без вести в море. Тогда ученый послал на родину письмо с описанием острова. Сон оказался вещим. Труп отца Ломоносова был найден на указанном острове и предан земле.

Подлинный документ с этим сообщением хранился у известного историка М. Погодина и был опубликован в его книге «Простая речь о мудреных вещах» (М., 1873, с. 145).

Многие из этих случаев были тщательно проверены исследователями, и достоверность их подтверждена. Особый род ЭСВ, связанного с сознанием умершего, проявился в так называемом медиумизме, когда человек, находившийся в состоянии транса, оказывался способным воспринимать сознание другого, уже умершего. Эти факты не отвергаются и многими объективными материалистами. Так, один из них, К. Ламонт, вынужден пытаться объяснить их посвоему.

«Происходящие явления, — говорит он, — это одно дело, а толкования, даваемые по поводу их в том смысле, что они будто бы подтверждают существование бессмертия — это дело другое… Может быть, медиум погружается в великое безличное море сознания или резервуар памяти, который содержит в нетронутом виде прошлую психическую жизнь каждого индивидуума. Так же хорошо известно, что человеческие существа излучают энергию, и высказывалось предположение, что какимто образом медиумы чувствуют и толкуют устойчивые следы человеческих вибраций, которые оставили свой отпечаток на материальных объектах. Этим можно было бы объяснить появление призраков перед особо чувствительными людьми… Или, как предполагает Г. Дж. Уэллс, может быть, есть посмертное существование фрагментов (?) личной воли и памяти…

Профессор Броуд, английский философ, предлагает подобную же терию. Он полагает, что после смерти может существовать некий «психический фактор», прежде бывший элементом живой личности умершего. Этот «майндкин» («психический элемент»), так он называет его, может оказаться временно соединенным с организмом медиума, находящегося в трансе» (Ламонт К., Иллюзия бессмертия, пер. с англ., М., 1961, с. 152, 156).

В этих гипотезах интересно не легкомысленное суждение о «фрагментах» сознания (будто оно есть какойто предмет, который можно резать) и не гипотеза о «безличном море сознания», а само признание фактов ЭСВ.

В связи с этим нужно отметить выдвинутую недавно советскими учеными гипотезу, согласно которой «в процессе существования организма может формироваться его своеобразный так называемый биоэнергетический «образ», сохраняющийся в дальнейшем вне зависимости от организма, а также и после прекращения его деятельности» (Ромен А. Е., О некоторых аспектах биоэнергетики: Некоторые вопросы биодинамики и биоэнергетики организма в норме и патологии, биостимуляция лазерным излучением. Материалы республиканской конференции, АлмаАта, 1972, с. 47).

Известный свет на проблему посмертия могло бы пролить описание опыта тех людей, которые пережили клиническую смерть. Обычно утверждают, что после этого состояния человек ничего не помнит и, следовательно, смерть есть конец личности. Но это было бы равносильно утверждению, будто человек, который не помнит своих снов, действительно их не видит. Между тем известно, что это не так. Сновидения — неотъемлемая часть сна и даже, как полагают, необходимая для его правильного течения. Следовательно, «беспамятство» тех, кто пришел в себя после клинической смерти, ничего не говорит о состоянии сознания в этот момент.

Но в то же время, подобно тому как иные люди хорошо помнят свои сны, известно и немало случаев, когда человек, вернувшийся к жизни, помнит ясно свое минувшее состояние. Приведем здесь лишь один из них, известный лично автору со слов человека, пережившего этот своеобразный опыт.

Шестидесятилетний инженер Я. А. Абрамов страдал воспалением тройничного нерва, и ему была сделана операция с трепанацией черепа.

«Операция происходила под местной анестезией, — рассказывает Я. А., — и я в продолжение всего времени сохранял полное сознание. Анестезирующей жидкостью мне облили обритую голову, и ее поверхность потеряла чувствительность. Я лежал на столе, притянутый к нему ремнями. Чувствовал, как профессор провел скальпелем по черепу и загнул назад, на затылок, прорезанный кусок кожи. Слышал, как отрезанная кожа коснулась ушей. Начали сверлить череп, чтобы между образовавшимися отверстиями его пропиливать. Хотя я и не чувствовал резкой боли, но состояние было очень тяжелым и нервы напряжены… Я услышал голос: «Давление крови катастрофически падает». Другой голос: «Сердце останавливается». Больше я ничего не слышал и на мгновение как бы потерял сознание… Но здесь начинаются мои собственные ощущения и переживания.

Я чувствую, что я приподнимаюсь над моим телом. Впрочем, я не прежний: я состою из какойто прозрачной материи, как из стекла или густого воздуха, но в прежней форме моего тела. Отделившись от тела, я становлюсь на свои новые ноги. Вижу — рядом лежит мое неподвижное старое тело со свисшей вниз рукой. Около него суетятся доктора.

От моих болей и нервного напряжения ничего не осталось. Я чувствую необычайную легкость, тишину в сердце, покой и радость. Это было такое блаженное состояние, которое невозможно описать и которого я никогда не переживал на земле. Думаю: «Как мне теперь необычайно хорошо».

Немного постояв, я решил выйти наружу. Я прохожу через ширму и через закрытую дверь на балкон. Ничто не мешает моему движению через материальные тела. В то утро была пасмурная погода. Когда же я вышел на балкон, то вижу сияющее золотыми лучами солнце и безоблачное небо. Небо не обычное, а какоето искрящееся лучезарными блестками. Все время переживаю какуюто особую радость и думаю: «Как здесь все прекрасно». Вот она — вечность, здесь нет более времени. Потом я возвращаюсь назад в операционную комнату. Снова вижу свое мертвое тело и суетящихся около него докторов. Вдруг все оборвалось…»

Электрическим током сердце заставили биться, и операция прошла благополучно. Согласно протоколу операции, клиническая смерть длилась семь минут. То, что этот случай не единичный, подтверждают работы американского философа и психиатра Раймонда Моуди. Их результаты подытожены в двух книгах: «Жизнь после жизни» и «Размышления о жизни после жизни» (Moody R. Life after life. New York, 1977; Reflections on Life after life. New York, 1977). В течение ряда лет автор опрашивал людей, переживших клиническую смерть. Из них более ста помнили свои переживания. (Отметим, кстати, что и сновидения человек запоминает довольно редко, хотя видит их каждую ночь.) Исследователя поразило сходство рассказов у людей, имевших разные профессии, вероисповедания, взгляды, характеры и оказавшихся на грани смерти в результате самых разнообразных причин. Большинство ощущали себя проходящими через какойто темный туннель; многие отчетливо видели свое тело со стороны (как в свидетельстве Я. А. Абрамова) и помещение, где оно лежало, слышали слова медицинского персонала. Они видели умерших родных, которые, как им казалось, пришли поддержать их. Главным переживанием клинической смерти была встреча со «светящимся существом». В соответствии со своими понятиями, они называли его поразному, но все свидетельствовали, что из этого средоточения света изливались потоки невыразимой любви и счастья. От него исходил безмолвный, но ясно воспринимаемый вопрос: готов ли человек к смерти? Иные, находившиеся в состоянии клинической смерти дольше, видели целые миры запредельных существ. Речь в данном случае едва ли может идти о предсмертном психозе, поскольку переживание оказало стойкое положительное влияние на нравственную жизнь «воскресших». Все они перестали бояться смерти, изменили свое отношение к окружающим, осознали важность «любви и познания». Нужно подчеркнуть, что Р. Моуди исключил свидетельства людей с поврежденной психикой или испытавших воздействие наркотических препаратов.

Независимо от Р. Моуди аналогичные результаты получила еще раньше исследовательница Элизабет КублерРосс (Kubler Ross Е., On Death and Dying., New York, 1976).

Таким образом, новейшая техника реанимации поставила вопрос о посмертном сознании в плоскости экспериментального изучения. Ибо если раньше говорили, что «оттуда никто не возвращается», то теперь это утверждение перестало быть бесспорным.

 

В заключение нашего краткого экскурса необходимо отметить, что бессмертие (как факт духовный) устанавливается не естественнонаучным путем. Но поскольку неразрушимость «я» может отражаться в научно познаваемой сфере, нет причин отвергать значение науки для исследования этого вопроса.

Разумеется, идея сохранения духовного средоточия личности не выводится из ЭСВ и других парапсихологических явлений. И все же, если эти явления получат окончательное гражданство в науке, бессмертие будет для нее более очевидным. Не исключено, однако, что естествознание окажется здесь перед порогом, который опытное исследование перейти не сможет. В любом случае учение о неразрушимости «я» основывается не на науке, а прежде всего на выводах разума, интуиции, веры в свете Откровения.

О посмертии

Прежде чем говорить о посмертии, необходимо сказать, что природа не дает нам свидетельств о благости Творца. Природа сурова и жестока. Из нее мы можем, конечно, заключить о существовании колоссальных интеллектуальных особенностей мироздания, которое развивается по сложнейшим законам, но ни в коем случае — о том, что это начало творческое и благое. В очень широком смысле можно сказать, что все устроено премудро и благо, но тем не менее до конца этого сказать нельзя. Поэтому попытка Платона увидеть Бога как высшее благо была своего рода открытием. И, несомненно, откровением ветхозаветных пророков было то, что Бог есть Бог добра и справедливости, хотя Он часто выступает в очень суровом обличии, окруженный атрибутами стихийности: небеса колеблются, Его присутствие как бы уничтожает все окружающее, как смерч, как взрыв. Явление Божественной славы пророку Аввакуму или как Бог открылся пророку Софонии, было похоже, скорее, как говорил один писатель, на ядерный взрыв. Поэтому таинство, которое открывается в Новом Завете, что Бог есть любовь, человек вычислить был не в состоянии, логически оно не вытекало из того, что человек знал. Это было откровением.

Множество богов в других религиях имели грозные, суровые, страшные лики, как в Мексике или Финикии, и это отражало правильное видение человеком природы, потому что природа действительно похожа на Молох, она действительно пожирает. Значит, когда мы говорим, что за всеми этими сложными процессами в природе стоит благость, это не философское заключение, а тайна, и она постепенно открывается через Христа, Который пришел явить нам эту сокровенную тайну. Когда ученики попросили: «Покажи нам Отца», — и Он сказал: «Видевший Меня видел Отца»[15], — мы увидели Его как Абсолютное Благо.

Бог есть любовь — это откровение Нового Завета. Значит, таким Он был, какой Он есть! На самом деле за всем этим стоит любовь, которая нам непонятна и недоступна, стоит замысел, который нам непонятен и недоступен. Но он направлен к главному.

Кроме того, прежде чем говорить о посмертии, необходимо сказать, что в силу какойто таинственной для нас причины, о которой мы можем только догадываться, природа не являет нам царствование Бога. Когда мы говорим, что Царствие Божие приблизилось, это значит, что его до сих пор не было, и когда говорят, что Царствие Божие впереди, значит, его не было позади. И сейчас мы уже понимаем, почему это так: потому что Абсолютное Благо, исходящее из источника жизни, не господствует в мире, оно находится все время в борьбе или в противостоянии с противоположными тенденциями. И по какимто таинственным причинам это противостояние как бы снимается тем, что Божественная воля из мрака делает свет. Из зла делает добро. Конечной целью, как мы можем судить из откровения Нового Завета, является то, чтобы дух — подобие Бога в человеке, — чтобы дух воплотился. Чтобы он имел силу материи, чтобы он имел реальность не только духовную, но реальность физическую. Потому что если бы это было не так, то Бог не создал бы вообще видимый мир.

Таким образом, видимая природа, со всей игрой физических сил, какимто образом входит в замысел Божий. И когда мы видим существо, которое сочетает в себе дух и природу, мы видим, что это существо находится на вершине эволюционной лестницы. И даже если такое существо есть в какомнибудь другом планетном мире, то оно тоже будет сочетать в себе и то и другое. Даже если оно будет плазменным телом, как считают некоторые фантасты, то принципиально это не имеет значения. Плазма — вещь материальная, а принцип тот же: чтобы воплотился дух. К этому, по существу, направлена вся эволюция. И об этом говорит нам апостол Павел: «Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне»[16]. Значит, в мире, и именно в природе, чтото неблагополучно. Оказывается, человек должен своим развитием чтото сделать важное для природы как часть ее, чтобы привести к будущему.

Человек вступил в мир, где существует материальный распад. Он существовал до человека — смерть не внесена человечеством. Как мы узнали о первых живых существах, которые жили миллиарды лет назад? Они умерли, и мы нашли их останки. В какойто момент смерть становится как бы началом конструктивным. Существо одноклеточное, кроме случаев катастрофы, фактически бессмертно. Оно не умирает, оно только делится — развития нет. А для того, чтобы было развитие, должно быть многоклеточное существо, колония существ, которая должна была бы со временем распасться. Первое многоклеточное было первым смертным живым существом. Хотя жизнь бросила вызов разрушительным процессам во Вселенной, она оказалась неспособной оградить себя от смерти. Распад можно преодолеть только на какомто высшем этапе эволюции, а здесь, в промежуточной фазе, мы сталкиваемся с фактом смерти, которая посещает человека. И эта проблема ставилась людьми в разные времена поразному.

Египет ставил этот вопрос таким образом, что жизнь — только одна фаза, а в следующей фазе все в жизни повторится так же, и в мире ином будет продолжение, совершенно аналогичное этому. Поэтому для древних египтян смерть не была развоплощением, они прекрасно понимали, что человек — это и плоть тоже. Поэтому они сохраняли мумии, а если мумии не было, ее заменяли фигуркой, как бы двойником, но человек все же мыслился в единстве. В нем было несколько измерений: Ка, Ба и так далее, но египтяне знали, что смерть человека не ведет к прекращению его жизни.

Очевидно, так же думали первобытные люди, когда они клали в могилу предметы домашнего обихода (ведь духам эти предметы не нужны). Это глубоко укорененное воззрение сохранилось до сих пор. Мне неоднократно приходилось видеть, как люди клали деньги в гроб умершим, как совершенно серьезно говорили: передай привет маме. Едва ли они могли объяснить, почему они так делали, но в этом чтото такое было. Однако подобное суждение не соответствует действительности.

Платон, создатель современной идеалистической философии, пошел по иному пути. Он решил, что всетаки самым ценным в человеке является дух, а плоть — лишь временная оболочка, даже обуза для нас; что смерть является апофеозом человека и триумфом духа, который наконецто избавился от тяжкого бремени плоти. Надо сказать, что такого рода оптимистическое представление распространилось гораздо больше, чем предыдущее. Оно до сих пор проникает во все религиозные и философские представления. Платон говорил, что вся жизнь является подготовкой к смерти, и в этом есть глубокая правда. Но он в это вкладывал тот смысл, что понастоящему человек живет только тогда, когда он освободился от плоти. В Индии этот вопрос решается так, что плоть — это только манифестация проявления Божества, а на самом деле ее нет. Есть только Бог, а плоть, материя — это лишь вспышка Божественного.

Если мы возвратимся к Писанию, то мы не найдем там ни того, ни другого, ни третьего. Мы не находим там утверждения, что смерть есть венец и вожделенная цель человека. На самом деле апостол Павел называет ее «последним врагом»[17]. «Последний враг» — это самый крайний враг.

Можно рассматривать смерть иначе, оптимистически. «Слава тебе, сестра моя, смерть!» — говорил Франциск Ассизский. Но для него это было так, потому что он это уже преодолел, а не потому, что принципиально считал, что человеку нужно обязательно умереть. Значит, всетаки отсутствие в откровении Нового Завета дуализма — дух и плоть — говорит нам, что замысел Божий не в том, чтобы полностью освободить дух от плоти, а в том, чтобы создать совершенное существо, каковым является одухотворенный человек.

Неовиты (есть такая христианская группировка) устраивают на похоронах праздник, — чуть не пляшут. Это проявление совсем крайнего оптимизма. Они радуются: человек перешел в Царство Божие, надо веселиться, а то, что мы разлучаемся, то лишь на время. Это совершенно справедливо: ясно, что мы догоним друг друга. Но чтото здесь не вяжется с духом Священного Писания. Скорее чувствуешь правоту Иоанна Дамаскина в известном надгробном песнопении «Плачу и рыдаю, егда помышляю смерть», которое мы поем за каждым отпеванием. Всетаки «плачу и рыдаю» не потому, что он расстается с близкими (это временно, что уж особенно огорчаться), нет: «Когда помышляю смерть и вижу во гробе лежащу по образу и подобию созданну нашу красоту, безобразну, бесславну, не имущую вида». То есть на самом деле происходит какаято катастрофа, чтото недолжное. Замысел о человеке один, а получается, что он разрушается. Более того, смерть есть величественный момент, и многие люди, которые умирали у меня на руках, видели в этот момент многое духовное, но всетаки я никогда не мог избавиться от ощущения, что смерть есть победа материи над духом. Она выживает его из квартиры, материя. И дух вынужден покинуть свой дом.

Значит, это безусловно некая аномалия в развитии человека, которая поэтомуто и должна быть исправлена. Апостол Павел пишет: «Есть тело душевное, есть тело и духовное»[18]. Существует какаято форма совершенной телесности как замысел о мире, как некий венец эволюции, и, как залог этого венца, — Воскресение Христово, когда Христос явился перед уходом. Ведь надо понимать, что Воскресение Христово радикально отличается от воскрешения Лазаря. Пускай некоторые богословы настаивают на том, что о Христе тоже надо говорить «воскрешение». Но Лазаря надо было развязать из пелен, чтобы он вышел. Лазарь вернулся к той же самой жизни, где его ожидал неизбежный конец. Это была просто отсрочка. Я не говорю и о некоторых других случаях воскрешения. Более того, мы знаем о случаях, когда и святые воскрешали, оживляли людей, но на время. Это не имеет ничего общего с тем, что произошло с Христом. Тело Его исчезло, а не встало и пошло. Это совершенно разные вещи. Произошла метаморфоза, полная трансформация, поэтому Его не могли узнать, поэтому было нечто странное в Воскресении. И в этом процессе окружающие все время как бы убеждались. Он садился, ел с ними, и в то же время Он был другим. Именно поэтому «Символ веры» заканчивается не словами «Верю в бессмертие души», которое является скорее предметом знания, и когда–нибудь наука дойдет до утверждения этого, но там сказано: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Вот эсхатология «Символа веры». Человек должен всетаки выполнить Божий замысел, и брак между веществом в окружающем мире и духом должен к конце концов осуществиться.

Есть качественное, принципиальное различие между человеком и другими живыми существами. Там эволюционируют классы, типы, виды, группы, популяции, но ценность представляют только массовые блоки. В случае человека ценность представляет индивид, потому что все, что есть ценного в человеческом творчестве, всетаки дает индивидуум. Как бы мы ни говорили о народных проявлениях, тем не менее народ, как бы ни собирался вместе, никогда не написал бы Девятой симфонии. Должен был прийти Бетховен и сочинить ее. Оказывается, высший взлет человека — это всегда взлет индивидуума. И наоборот, как только человек впадает в массу, он теряет многие человеческие свойства, он сразу переходит в стадное состояние, хотя может при этом испытывать большой комфорт. Но это «кайф» дегенерации, возврата к предкам. Горький пытался это превратить в некую новую религию: «народ — это Бог». Но это не так: народ — это не Бог. Как раз все случаи, когда в истории действуют массы, показывают нам, что толпа неразумна, и очень любопытно, что для целесообразного действия масс, допустим, на войне, необходимо обязательно действие командира, личности. Сколько бы ни было народу в великой армии, которая пришла в Россию, но если бы не было Наполеона, все эти люди брели бы неизвестно куда. Значит, на первом месте стоит индивидуальная личность, ценность которой очень важна.

Я сам как бы невольно отдаю дань точке зрения бессмертия только души, но на самом деле она принципиально не полна. Сказать, что Бог создал человека для того, чтобы он умер, это значит отвергнуть фундаментальную истину Писания о том, что Творение ведет к благу, и даже отвергнуть истину о том, что Творение носит целесообразный характер, потому что это будет уже расточительством слишком высоких вещей. Поэтому нам и говорит «Символ веры»: «Чаю воскресения мертвых», то есть говорит о том, что эволюция человека должна вести к преобразованию его бытия в союзе с материей.

Тейяр де Шарден очень красочно писал, как умирающие души поднимаются вверх и образуют как бы некую ауру вокруг Земли. А у Даниила Андреева было даже видение небесных градов: над каждой цивилизацией, над каждой группой людей возникает вечный град, куда как бы испаряются все вечные ценности, в том числе искусство и так далее. Там есть Небесный Иерусалим, Небесный Кремль, все прекрасное, что было на этой территории, в этом регионе. И в этом, безусловно, есть некая доля истины. Безусловно, чтото накапливается, но это не есть всетаки конечная цель. Понастоящему может играть только дух воплощенный. Бог воплощается в человеке, а дух человеческий воплощается в материю.

Но возникает вопрос: что же там происходит? Первое, что надо сказать, что смертное состояние духа есть его не окончательное, а промежуточное состояние. Безусловно, здесь происходят какието процессы. Например, при отмирании функций организма, вероятно, какието экстрасенсорные свойства остаются. Я думаю, что когда человек умирает, он еще продолжает коечто слышать, ощущать, и поэтому с ним можно говорить. Некоторые врачи разговаривают с умершими, успокаивая их. И делают это резонно, потому что внезапно умерший человек еще включен в окружающий мир, но уже не может реагировать. Провод оборвался, он не может ни открыть глаза, ни пошевелить языком, но дух его переживает в это время очень большое смятение. Вы, вероятно, читали о том, что существует тибетская «Книга мертвых», где авторы пытаются символически изобразить, объяснить человеку, что он должен пройти такието этапы пути. Очень интересно, что почти во всех учениях о смерти есть элемент неких весов (например, весы Озириса), какогото суда. И это можно понять, потому что люди, которые умирали, а потом ожили, рассказывали мне, как за короткое время, за секунды, перед ними проходила почти вся их жизнь, и многие видели картины своей жизни не просто бесстрастно, но оценочно. У людей возникали ощущения ошибок, которые были в жизни. Отсюда возникло представление, довольно глубоко укоренившееся и справедливое о том, что называют «чистилищем». Конечно, надо снять мифологические оболочки, такие, как изображены у Данте: конусообразная гора, и по ней идут люди, постепенно очищаясь. Но в принципе это верно. Я думаю, что люди еще и при жизни проходят какоето чистилище, и с них многое сходит. Но что же важно сохранить? Полноценность личности!

Не надо думать, что Царство иного мира находится буквально за дверями. За дверями находится следующий «свет». И никто из реанимированных людей не говорил, что он сразу попал в другой мир. Нет, он был еще в этом мире. И он вел себя соответственно собственной душевной структуре, как человек, попавший в сложное критическое положение. Что человек накопил в себе, соответственно этому он и реагировал. Поэтому очень важно то, что мы представляем собой здесь, для того, чтобы мы чтото представляли собой там. Потому что насыщенный, живой, полный мыслей и чувств, динамичный дух несокрушим! И он всюду находит себе пищу. Я думаю, он будет продолжать свое движение в ожидании (назовем так условно) дальнейшей эволюции собственного существа и у него будет огромный простор. Но дух, который жалок, когда у него отпадают все реальные связи и ему вообще нечем питаться, он оказывается, вероятно, в состоянии просто спячки. Есть такой тип духовного анабиоза, с ним можно сравнить состояние души неразвитого человека после смерти вплоть до окончательного ее развития.

С чем это можно сравнить? Некоторые буддийские монахи в Тибете новичков из грубых крестьян, которые готовились стать ламами, сажали в темные пещеры (была такая старая традиция). В пещерах было полностью темно. Обычно человек сходил с ума, но кто выдерживал, у того развивалась необычайно сильная духовность, потому что обрезались все контакты с внешним миром. Подобные опыты проделывались в разных психофизиологических лабораториях. Человек, имеющий чтото внутри, имеет шанс в этом состоянии продолжать жить. А вот представьте человека, у которого неразвитая душа, — состояние его будет просто чудовищно. У известного биолога Сабатье была даже такая теория, что дух более сильный, умирая, способен поглощать более слабый и втягивать его в свою орбиту, и тот как бы обезличивается. Это довольно идеологизированный вариант, но так или иначе считается, что есть качественно неразвитые души, которые как бы лишены личного посмертия, потому что здесь они не были личностью.

Мы с таким опытом не сталкивались никогда, потому что все известные нам люди, которые оттуда вернулись, всегда как личности чтото собою представляли, а проделать опыт с совершенно серым человеком пока не удавалось. Правда, Моуди отмечает, что были люди, которые ничего не помнили, но это еще не означает их тупости. Это скорее эффект большого скачка, потому что преодолевается глубокий барьер.

Я уверен, что когда мы спим, мы путешествуем по какомуто измерению. В этом измерении мы соприкасаемся с реальностями, которые одеваются для нас в одежды нашего сегодняшнего настоящего. Я столько раз видел во сне какуюто совершенную ерунду, причем взятую из вчерашнего дня, но когда я снимал покров, я видел, о чем это говорит.

Один мой знакомый попытался найти законы этой шифровки. Конечно, это была довольно рискованная попытка, потому что законы эти не универсальны, а он навязывал людям часто одни и те же символы, а символы эти личностноиндивидуальны. Тем не менее в какомто мире мы пребываем, но это совсем не мир высшего духа. Это промежуточная стадия. Астральное измерение еще можно себе представить, но дальше — «изнемог высокий духа взлет», как говорил Данте. Дальше нам это просто непредставимо. Но соприкосновение с этим опытом всетаки оказывается очень важным, и на жизнь людей, которые его пережили, оно произвело огромное воздействие, очень сильное. И это не случайно.

Почему же бессмертие не открыто человеку столь же явно, как другие процессы его жизни? Очевидно, по тем же причинам, которые не позволяют нам пренебрегать человеческой свободой. Потому что человек должен выбрать! Здесь вера играет очень важную роль. Мы выбираем то Добро, которое стоит за всем, и мне очень нравятся слова Гете, который в общем христианином не был, но говорил, что Вечная сила, Которая нас создала, не даст духу прозябать, Она не кидается такими вещами. Бог обязательно включит нас в работу. Это было мощное провидение гениального духа Гете, который очень остро ощущал плоть и дух одновременно, и в этом была, конечно, глубокая правда: человек никогда не останавливается, движение происходит и после смерти, причем есть святые, влияние которых стало особенно сильно сказываться после их смерти. Я знаю людей, которые ушли из нашей жизни, но мысленно обращаясь к ним, мы вступаем с ними в какойто контакт, который говорит об их вовлеченности в нашу жизнь. Хотя это не является законом, большинство людей всетаки уходят.

Мы не должны бояться смерти, потому что мы боимся смерти. Как объяснить этот парадокс? Дело в том, что существо человеческое ничего естественного не боится. Раз в человеке есть страх небытия (я не говорю о страхе организма, который все вредные ощущения воспринимает отрицательно), этот страх есть потому, что дух совершенно противоположен небытию, он его выплескивает из себя, он несет в себе бессмертие как таковое самим своим существованием. Он бессмертен сам по себе. Поэтому мысль о небытии, навеянная ему организмом, который распадается, его страшит. Страшит, потому что она противоположна его натуре.

Если вернуться к вопросу о воздействии недавно умерших, то оно, очевидно, может быть и доброе и злое, потому что еще окончательного суда не возникает. Я убежден, что над местами, где похоронено много людей, можно многое почувствовать. Бывая на кладбищах, я часто знаю, что вот тут происходит какаято драма, особенно у новопохороненных. Некоторые видели даже, как над могилой поднимается астральная аура, которая еще не оторвалась от тела, еще не ушла. Это то, что называют биоэнергетическим комплексом, энергетическим двойником. Так что древние египтяне были не так уж и неправы.

Итак, смерть есть временная катастрофа. Безусловно, катастрофа, и нечего закрывать на это глаза. Если бы это было иначе, то зачем Христос «смертью смерть попрал»? Естественное, хорошее дело попирать не надо, его надо бы было прославлять. А Он — «попрал». Христос — победитель смерти как нашего врага, поэтому мы не можем сказать, как Платон, что всю жизнь нужно готовиться к смерти, но, с другой стороны, мы можем так сказать. Вот такой парадокс.

Не следует готовиться к смерти как к какомуто торжеству. Нет, это временное путешествие, довольно сложное. Дух развоплощенный — это неуютно чувствующий себя дух. Я думаю, в развоплощенном состоянии мы будем чувствовать себя немножко не в своей тарелке. Хотя у духа есть свои преимущества: ничего не болит. Отсюда и переживания людей, описанные в книге Моуди. Когда они попадали в смертельную ситуацию в результате какихто бедствий и умирали, то боль сразу проходила и они испытывали кайф.

В то же время подготовка к смерти необходима, потому что от силы, глубины нашего духа зависит скорость нашего посмертного развития («скорость», конечно, в кавычках). И важно вообще все наше состояние, наша возможность действовать в мире, молиться за живых, развиваться так, как нам положено развиваться. Поэтому подготовка должна быть.

Воскресение Христово говорит о том, чего мы хотим: чтобы дух снова был возвращен в свое отечество, которое есть плоть, другая, преображенная плоть, но всетаки плоть, и всетаки материя. Тогда она будет уже совершенно другая.

До сих пор мы говорили об индивидууме, но теперь уже можем говорить о человечестве как целом. Человеческое целое связано между собой узами духовного единства и ответственности, потому что люди передают друг другу не только генетический код, но и духовное наследие. Оно развивается, и творчество человечества постоянно идет в какомто направлении, постоянно поляризуясь позитивно и негативно. Полярности возрастают, и все время противостоят друг другу. Нет прямой эволюции, а есть как бы накопление сил добра и сил зла. И творчество имеет огромное значение, потому что человек — образ и подобие Божие. Богу люди предстоят все вместе, и в идеальном состоянии люди должны быть имманентны друг другу, то есть взаимопроникающи, чего человек достигает в какието мгновения любви, дружбы, во время сопереживания какихто событий. Но в целом люди еще друг от друга отделены. Об этом писал Вячеслав Иванов в знаменитой своей поэме «Человек», в которой он создал прекрасный образ: Адам заснул под древом, ему приснилось создание Евы, грехопадение, история всего мира, возникновение всех людей, а потом он просыпается, один под сенью этого древа, и снова все возвращается к единому Адаму. Это не причуда Иванова, это соответствует какимто внутренним интуициям этого философа, богослова. Космический человек Адам… Значит, есть какоето единство в людях и какаято душа, которая одна во всех, которая складывается, осуществляется и когдато завершится. Это ноосфера. Она творит, она призвана творить. Хотя она еще очень мало существует, но это чудеснейшее явление, несмотря на все глупости человеческой истории и все гнусности, которые делал человек. Посмотрим на миллионы лет, когда птеродактили летали (мы даже представить не можем миллионы лет), и вдруг появляется это существо, и оно получает от Бога дар нравственного чувства, этической воли, которых в природе не существует. Получает, как говорил Павлов, как «чрезвычайную надбавку». Вторая сигнальная система получена как «чрезвычайная надбавка», через нее человек узнает в другом аспекте Бога. Христос стоит в центре, и через него открывается этот аспект. Поэтому развитие культуры есть развитие в человеке ответственности за всех людей.

Человек имеет своей предельной целью единение с Богом. Но это осуществляется через все этапы жизни, через мир людей между собой, отношения с природой. Мы все должны стать в какомто смысле для Творца вторым «я», Его собеседником. Человек не просто образ и подобие, он Его соработник и Его отражение. «Дети Божии, смотрите, — говорит апостол Иоанн, — какую нам дал Отец благодать, чтоб нам быть детьми Божиими, Бог за нас умирает». Что значит: «Бог умирает»? Это значит, что наш Творец переживает то, что Ему несвойственно: опыт падшего, безобразного мира. Это Его единственный ответ на то, что происходит в нашем мире: войти в этот мир и быть с нами. Это единственная теодицея[19], которая существует.

Когда Дарвин написал свою книгу «Происхождение человека», у него появился соперник, Альфред Уоллес. Он много путешествовал по Индокитаю, по тропикам, и сочинил в одной статеечке всю теорию отбора. Дарвин только ахнул и скорее напечатал свою книгу, потому что он над ней пыхтел годами, а Уоллес взял да сразу все написал. Но Уоллес был человеком очень скромным и, написав об этом книгу, назвал ее «Дарвинизм». Он сказал, что Дарвин все хорошо продумал, а ему просто пришла идея в голову. В своей книге Уоллес писал, что человек, как он есть, как биопсихологическое существо, наделен большими потенциями, чем ему это нужно вообще как биологическому существу здесь, на земле. Значит, в человеке есть иное, высшее начало, которое служит его развитию. Поэтому человек — существо еще как бы незаконченное. Поэтому в него и верили атеисты, и об этом красиво говорили.

Для нас тут есть одна величайшая тайна. Мистик какойнибудь индийский, когда он погружается в себя, исходит из мысли о единосущии человека и Абсолюта. Исходя из некоторого опыта, можно так подумать. А Откровение говорит нам о другом, что не единосущны, нет, что есть огромная пропасть, которую Бог Сам заполняет, пропасть между Ним и нами. И поэтому только через Богочеловека человек может войти в единение с Богом. А иначе он может только подышать воздухом Божиим…

О вечном и временном

(Евангелие от Луки 14:1524)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Один древний мудрец говорил: нельзя дважды войти в одну и ту же реку, потому что вода бежит и через секунду это уже не та вода, а следующий поток. Пожалуй, что воду еще и можно остановить, хотя бы сделав там плотину, но нельзя остановить время, которое бежит непрерывно. Час с чемто назад мы собрались с вами здесь помолиться, а сейчас мы уже ближе к концу своей жизни на час. Нельзя остановить время — оно все уносит. А Господь из вечности протягивает к нам руку, чтобы мы в этом потоке жизни не потерялись, не захлебнулись, чтобы мы имели силу, получаемую от Него, силу Его благодати и любви.

Но от нас зависит, сумеем ли мы этим воспользоваться, потому что кораблик нашей жизни быстро пролетает мимо берегов, и вот пристань прекрасная, и мы задумываемся: «Пристать, не пристать». Но пока мы думали, она пронеслась.

Есть рассказ про одного человека, который в детстве, гуляя по улице, вдруг увидел стену и в ней зеленую дверь[20]. Он открыл ее, она легко поддалась, он вошел и увидел сад, прекрасный сад, какой он еще никогда за свои малые годы не видел; там росли дивные цветы, играли чудесные звери, пели необыкновенные птицы и женщины необыкновенной доброты приветствовали его. И, как во сне, он ушел оттуда — ему так не хотелось уходить из этого чудесного сада, и женщиныхранительницы сада ему сказали: «Когданибудь ты к нам вернешься — но только если захочешь».

И вот многомного лет спустя, когда был он уже студентом и ехал по этой улице, внезапно он увидел эту стену, давно забытую, и эту зеленую калитку. Он хотел крикнуть шоферу: «Остановись!» — а потом подумал: «Я опоздаю на экзамен, опоздаю в институт», — и поехал дальше, думая: «Я вернусь, а потом уже в эту калитку постучу». Но когда он возвращался, он не увидел этой двери: стояли дома, была стена, а никакой калитки не было. И так бывало несколько раз в его жизни: когда он кудато торопился по своим делам, внезапно перед его глазами возникала стена и таинственная зеленая калитка в чудесный сад. И он говорил себе: «Вот оно! Но сейчас мне некогда, сейчас я должен торопиться, зайду на обратном пути», — но обратного пути не было. И когда он стал стар, вдруг понял, что напрасно он спешил, что все это было пустое, что он гонялся за призраком, а главное счастье в жизни пропустил. И тогда он вышел ночью, полный отчаяния, и стал бродить по той улице, надеясь, что увидит эту стену и эту калитку. А утром нашли его мертвым, упавшим в темноте, провалившимся в яму.

Это рассказпритча о нашей жизни. Я его вспомнил, потому что мы сегодня читали евангельскую притчу о том, как царь звал людей на брак своего сына, на праздник, на пир. Все его друзья отказывались прийти под разными благовидными предлогами: один землю купил, другой — волов, у каждого было оправдание — и упустили они этот момент, и жизнь их понеслась дальше, понеслась, чтобы короткую дистанцию пробежать до конца.

Вот и мы с вами так же несемся, а голос Божий зовет: «Остановись, обратись!» Голос Вечности зовет нас: «Есть у меня для тебя все: Сердце Христово, которое всем открыто, любовь Христова, которая всех покрывает, остановись, послушай!…» Для этого и колокола устроили в церквах, чтобы люди, которые шли по дороге или работали далеко, слыша голос колокола, перекрестившись, сказали: «Господь призывает нас»; чтобы каждый, кто был на пашне, или на торжище, остановился в это время и творил молитву.

Есть даже благочестивый обычай — и у нас, и на Западе — в определенные моменты богослужения, когда освящают Святые Дары, звонит колокол, и раньше все люди, которые слышали голос колокола, прерывали на мгновенье свою работу, чтобы вспомнить о Господе, вспомнить о Небе, поднять глаза к Небу — мы же все время ковыряемся в земле, как будто нам вечно на ней жить.

Нам надо поднять глаза к Небу, чтобы ожить, чтобы получить дар Духа Святого, чтобы почувствовать, что Вечность рядом. А мы проходим мимо, не замечаем, торопимся и остаемся с пустыми руками. Когда мы говорим «двухтысячный год», нам кажется, что это очень далеко, две тысячи лет! А он наступит через 12 лет. И кто из нас доживет до этого срока? Во всяком случае, из здесь стоящих очень многие, возможно, закончат свой жизненный бег. Да, это бег, останавливаться нельзя, но можно получить от Господа этот дар и в конце венец. Апостол Павел говорил о себе: «Я закончил свой век, веру сохранил, и теперь готовится мне венец правды»[21]. И дай Бог, чтобы мы с вами к концу нашего бега могли сказать о себе, что мы век закончили, веру сохранили. Но как можем мы сохранить веру в этой сутолоке и суете? Только если время от времени будем смотреть на Небо, только обращая свое сердце к Тому, Кто всегда над нами, над всем преходящим, быстротекущим, временным, потому что всегда стоит Господь и призывает: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, возьмите иго Мое на себя: ибо иго Мое благо и бремя Мое легко»[22]. Аминь.

 

 «Дорожите временем…»

(Послание к Ефесянам 5:1516)

 

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

В сегодняшнем апостольском чтении вы слышали слова апостола Павла о времени: «Дорожите временем, ибо дни лукавы»[23]. Так он коротко сказал… Дни лукавы, жизнь коротка, и поэтому об этом надо помнить, это надо чувствовать всем сердцем и понимать, как драгоценно то время, что нам отпущено. Некоторые люди думают, что размышлять о быстротечности времени — значит думать о печальном, о том, что нагоняет на нас тоску и мрачные мысли. Но это совсем не так. Наоборот, каждую минуту время приближает нас к вечности, каждую минуту оно с нас спрашивает: «Что ты сделал для нее?»

Ведь мы все гости в этом мире. Мы гости на короткое, на очень короткое время: пришедшие из тайны и уходящие в тайну. Но Господь открывает нам, что эта короткая жизнь имеет для нас огромное значение, потому что она есть школа вечности. Здесь наша душа, наша личность, наша совесть — все, что есть в нас божественного, все это здесь растет и воспитывается.

И как страшно человеку, который промотал свое время, потратил его на бездну пустяков, на вещи ничтожные и жалкие. Он оборачивается, и оказывается — жизнь уже прошла в мелочных заботах, в пустой, бесплодной болтовне, в какихто вещах, о которых даже, может быть, не стоило и думать. Время проходит.

Время нельзя повернуть ни на одну секунду, и поэтому апостол умоляет нас, чтобы мы берегли время, не тратили его зря, не проводили его в праздных словах, ненужных делах. Помните, что драгоценна каждая минута. Каждый час может стоить человеку вечной жизни. Когда мы думаем об этом, мы иначе относимся к жизни, к своему долгу и своим трудам, ко всему, что нас окружает. Относимся бережно, зная, что не сегоднязавтра нас могут призвать к ответу. Представьте себе, что сейчас, сегодня все мы можем погибнуть. Половина из нас уже идет к закату жизни, согнутые тяжелыми болезнями. Остальные так легко могут умереть в один миг.

Еще раз повторяю: это не повод для уныния, но мысль о правильной жизни, об ответственности — с чем мы придем и с чем предстанем, что мы успели и смогли сделать в этой жизни из того, что требовали от нас наша совесть, наш долг. Какой становится прекрасной жизнь, когда ты чувствуешь ответственность, какой она становится действительно насыщенной. Память о том, что за нами придут, должна быть ободряющей, укрепляющей нас, не дающей нам расслабиться, разболтаться, впасть в уныние, безделье, мелочность, ничтожество. Вот почему в древности был обычай у людей держать череп человеческий в доме, чтобы он напоминал о смерти, и даже надпись такую делали: «Memento mori!» — «Помни о смерти!» Помни для того, чтобы жить правильно, жить собранно, жить в познании, в любви, в трудах, понимая, что нам это дано ненадолго.

Сколько вокруг валяется камней! Миллионы, миллиарды! Мы топчем их, проходя и не замечая. А золото находят в малых крупицах. И один грамм его стоит огромных денег, потому что его мало. Так вот время — оно так же, как золото, драгоценно. Поэтому пусть у каждого из вас будет твердое правило — относиться к нему благоговейно. Если трудишься — трудись, если молишься — молись, если отдыхаешь — отдыхай. Но ничего не должно делать бессмысленно, бестолково.

Есть страшные слова: «Убить время». Правильные слова, но страшные. Потому что время — это наша жизнь. И если мы убиваем, напрасно тратим время, мы убиваем свою собственную жизнь. Проверяйте себя, думайте об этом, старайтесь, чтобы ничто не проходило напрасно, в праздности, в бесполезности, в бездарности.

И последнее: когда апостол говорит нам: «Поберегите время, ибо дни лукавы», — он учит нас отличать в жизни важнейшее, главное от менее важного. Главное — это то, что создает нас как людей. Главное — это то, что мы перенесем по ту сторону, те черты, которые останутся с нами, когда мы будем дряхлыми, старыми, ветхими — мертвыми телом, но вечными душой. Главное — это то, что каждый из нас, как сокровище, соберет в этой своей жизни. Все остальное служит этому. Мы питаемся, одеваемся, трудимся, чтобы поддержать свою жизнь для того, чтобы наш дух рос, ибо если этой цели нет, то чем мы отличаемся от любого зверя или дерева, которое тоже питается, растет и размножается?

Так берегите время и для души своей, и в жизни своей, и относитесь к нему как к великому дару Божию. Я знаю нескольких человек, которые были больны смертельно, и потом Господь дал им время. Как они ценили его, как они благодарили Бога, что им еще отпущены год, два, неизвестно сколько. Тогдато они почувствовали остро — как это нужно — время. Так зачем же нам с вами дожидаться какихто смертельных опасностей или болезней, когда лучше сегодня внять слову апостола: «Дорожите временем, ибо дни лукавы». Аминь.

Проповеди при отпевании

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

От лица умерших, ушедших из этой жизни, я благодарю всех, родных и близких, за то, что вы сделали для них. Потому что это самое дорогое для людей — чтобы можно было в последний час, когда они уже уходят из нашей жизни, о них помолиться. Кто как может. Кто как понимает. Кто как умеет. Потому что в это время подводится черта под всей человеческой жизнью: что человек успел сделать, что он вложил в эту жизнь, что он думал, чувствовал, говорил. Все это уходит на небеса. Ибо человек есть единственное существо на земле, которое несет ответственность за свою жизнь. За то, что было.

И вот мы здесь стоим у порога таинства, у порога смерти, у тех ворот, которые должны перед нами открыться, — может быть, довольно скоро. Это я говорю не для того, чтобы вы омрачались в своей печали, которая и так уже есть у гроба, а для того, чтобы смотреть в глаза правде, чтобы около смерти думать о жизни! Думать о том, как правильно жить; как жить так, чтобы послужить людям и выполнить свой долг, свое земное предназначение. И когда мы его выполним, наше тело вновь вернется в круговорот природы, мы отдадим его обратно матери сырой земле. А дух вернется к Тому, Кто его нам дал. Не в землю он пойдет, а пойдет в мир невидимый, духовный. И там наступает суд. Поэтому Церковь будет молиться за них, чтобы Господь простил им грехи.

Господу помолимся!

 Дата неизвестна

 

 

При отпевании младенца

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

Провожая с молитвой младенца, который как бы и не жил, который не видел жизни — впрочем, не только радости жизни, но и множества того, что переживает человек: разочарований, горечи, обиды, болезни, страдания, — все это он миновал, и чистая душа у него остается навеки. Для нас, которые здесь остались, утешения нет. И не будем поэтому смягчать горе — разлука есть разлука, потеря есть потеря. Но вы все помолитесь сейчас о том, чтобы Господь дал родителям силу все это пережить и дал им в дальнейшем утешение и милость, чтобы дитя, безгрешное, как ангел, молилось за них. Аминь.

 Дата неизвестна

 

 

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

Итак, душа возвращается к Богу. Эта мысль должна нас сегодня навести на размышления не просто о смерти, но о жизни! Сколько нам осталось жить? Мы должны прожить оставшиеся годы так, как достойно надлежит человеку — творению Божию, образу и подобию Божию! Сегодня вы дети, завтра молоды, а послезавтра уже смерть серебрит виски, а еще через день — за вами уже пришли. Мы не знаем ни дня, ни часа своей смерти, и это сделано мудро, ибо Христос говорит нам: «Всегда будьте готовы!» Берегите каждый день и каждый час — времени мало для настоящей жизни. Болезнь, война, беда может обойти человека, но ни одного, кто бы он ни был, нищий, генералиссимус, — кто бы он ни был, — ни одного не обойдет этот час.

И праведники, и грешники, и злые, и добрые — все одинаково возвратим свой долг, свои кости земле. Но человек состоит не только из плоти и крови и из костей. В нем есть то, чего нет ни у одного живого существа, — в нем есть дух, совесть, мысль, чувства, вера, любовь, надежда! Нельзя это положить в могилу, нельзя это засыпать песком и землей. Мы с вами люди — единственные на земле существа, которые отвечают за свои мысли, за свои слова, за свои поступки. Христос говорит нам: «Блаженнее давать, нежели брать»[24]. Сколько мы отдали своего труда, своей любви, своего терпения — то мы и приобрели для вечности. Человек, который живет для себя, проживает пустую, бездарную, ненужную жизнь.

Две заповеди только дает нам Священное Писание: любовь к Богу и любовь к человеку. Даже тот, кто не понимает, что такое Бог, должен почувствовать, что есть великая тайна, к которой восходит все наше мироздание, которая управляет всей Вселенной! Как не любить ее, потому что это есть сама жизнь, все прекрасное, сокровенное и совершенное, явленное нам. Любить жизнь, любить Божию природу, любить тварь — все, что есть! Красота Божия во всем, в каждом цветке, в каждой звезде. У Бога нет мертвых! Все живы. У Бога все живы.

 Дата неизвестна

 

Слово перед исповедью

Сегодня день, который называется «Неделей Страшного Суда», Суда Божия над нашей жизнью, нашей душой. Можно сказать, что каждый раз, когда мы подходим к Святой Чаше, чтобы перейти ту черту, которая отделяет нас от Господа, в этот момент мы должны переживать своего рода Страшный Суд, потому что здесь мы не сами себя судим, а нас судит Господь. Это не человеческий суд, это не суд по строгому закону, не беспристрастный суд, а Суд Божий, суд особенный, когда Господь с бесконечной любовью к каждому из нас дает нам увидеть себя в истинном свете. Мы любим себя обманывать, стараемся представить себя перед людьми, перед Богом и даже перед самими собой не такими, какие мы есть. Но есть моменты, когда нужно все это отбросить, когда нужно стать честными по отношению к себе, — и тогда наступает Суд. Для нас он необходим как очищение, как возвращение к себе, как первый шаг к тому, чтобы освободиться от той накипи, которая нашу душу омрачает, отяжеляет, уродует, делает ее мелкой — не такой, какой хотел бы ее видеть Господь, создавший эту душу, вложивший ее в нас.

Как прекрасен образ Божий в человеке! И как успешно мы этот образ коверкаем, затемняем, почти уничтожаем! Господи, с этим мы сегодня к Тебе пришли. Вспомним о тех моментах, когда душа наша была легкой, чистой, открытой, духовно свободной, когда нам было легко обращаться и к Богу, и к людям, когда молитва из нас вылетала так же легко, как доброжелательность по отношению к окружающему миру. И как это часто теряется — от тягот, от нашей немощи, от лености и нашего нерадения. Вы все знаете, что если запустить сад, огород, дом — все покрывается плесенью и грязью. Так же и заброшенная душа, за которой не ухаживают. Представьте себе, что мы бы не чистили, не стирали свою одежду, не убирали бы в своем доме. Что было бы с нами? Но ведь, как говорит нам Христос Спаситель, «Душа не больше ли пищи, и тело одежды?»[25]. Почемуто мы с легкостью несем в себе душу омраченную, грязную с гораздо большей легкостью, чем носим грязную, неопрятную одежду.

Сегодня вы будете слушать чтение из 25й главы Евангелия от Матфея, притчу о Царе, который собирает народы и судит их, разделяя на овец и козлищ. Это очень важная притча. Она о нашей жизни, о нашем отношении к окружающему нас миру, к людям. И там есть слова, которые нельзя изгладить из Евангелия, которые должны быть навсегда вписаны в наши сердца: «То, что вы сделали одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне»[26].

Если бы человек захотел всю жизнь держать такой подвиг, как, скажем, полагается Великим Постом: никогда бы не ел мяса, вел аскетический образ жизни, молился целыми ночами, был бы бездомным странником, носил бы на себе пудовые вериги — все это было бы совершенно бесполезно, если бы не было в этом отдачи Господу. А какая может быть отдача? Отдача нам ясно определена: то, что вы сделали для Моих братьев меньших, — вы сделали Мне! А если этого не было, — значит, все бесполезно. Это я говорю не потому, что так мне показалось, а потому что так учит нас Церковь и Священное Писание. Напомню вам слова апостола Павла: «Если я и веру имею великую, и пожертвовал всем, и тело свое отдал на сожжение, но если нет у меня любви, то я подобен меди звенящей и никакого нет от меня прока»[27]. Значит, первое и главное, что мы можем сделать для Господа, — смотрите, какая важная вещь: мы можем чтото сделать для нашего Спасителя, — первое и главное — это послужить Ему. Что перечисляет Царь в этой притче, которую вы будете слушать? Он спрашивает, посетил ли ты больного, помог ли ты голодному, нуждающемуся… Вот простые действия, которые человек должен делать по отношению к другому человеку.

Здесь есть еще и огромный, печальный, страшный для нас урок! В этой притче говорится о людях, которых Царь приглашает со словами: «Придите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство». Они отвечают: «А мы не знаем, что мы сделали для Тебя». Может быть, они Его вообще не знали! Но Он говорит: «Нет, вы много сделали для Меня — вы много сделали людям, значит, сделали и Мне».

А люди благочестивые спрашивают: «Не Твоим ли именем мы все делали?» А Он отвечает: «Я никогда не знал вас». Вот как может случиться и в нашей жизни сегодня. И поэтому спросим с себя самое главное: что мы сделали для Господа?

Господи, прости нас, грешных, что мы все делали наоборот, что главным для нас было собственное спокойствие, собственный душевный комфорт; нам не хотелось потрудиться для другого человека, а если мы это делали, то с величайшим напряжением, величайшей неохотой. Прости нас, Господи!.. Даже когда надо было просто потерпеть недостатки другого человека, потерпеть его слабости, какието несимпатичные, неудобные черты, — нас на это не хватало, это вызывало в нас бурю внутреннего раздражения, и слава Богу еще, если оно не выплескивалось наружу.

Господи, прости нас, грешных.

Успехи других, благополучие других иногда вдруг вызывают в нас чувство недоброжелательства, неприязни, зависти. Это опять значит, что нет в нас открытости к людям, а только мысли о себе и своем.

Господи, прости нас, грешных.

Если мы будем замыкаться на себе, мы никогда для Тебя, Боже, ничего не сделаем. Ничего! И никогда! И наше покаяние, и наша жизнь — все будет бесполезно, бесплодно, все будет топтанием на одном месте. Ибо Он сказал: «То, что вы сделали Моим братьям меньшим, — вы сделали для Меня». Если у нас нет сочувствия, сострадания, открытости к чужой беде, чужим заботам, чужим проблемам, — это значит, мы отвернулись от Господа, Который зовет нас.

Прости нас, Господи.

Конечно, нам трудно иногда это себе представить. Я помню, в детстве видел такую картинку: сидит у ограды нищий, протягивает руку, проходит мимо человек, подает ему монетку, а монетку принимает Христос, Который нарисован на иконе на этой стене. Простая, наивная картинка, но она правдивая. И речь, конечно, идет не о том, чтобы просто вложить нищему пятак. А мы все нищие! Все! Мы нуждаемся в любви, тепле, помощи, сочувствии, поддержке, в деле и слове другого человека. Господь создал нас неравными только для этой цели. Всегда помните о том, что неравенство между людьми — это великий дар Бога. Потому что если один имеет одно — он может дать другому, другой имеет иное — он может дать еще комуто. Человек, который все бы мог делать сам для себя, не нуждался бы ни в ком, — он был бы отрезан от других людей. Связь между людьми совершается именно через неравенство наших даров.

Но этого мало — надо еще уметь определить свои дары и уметь их отдать! Господи, прости нас, грешных, что мы так мало отдаем в жизни. Когдато родители отдали нам то, что они могли. Спросим себя сегодня: много ли мы им отдали? У некоторых из вас родители духовно вам чужды, далеки от веры или имеют тяжелый характер. Тем более мы должны проявить по отношению к ним терпимость, доброжелательность, любовь — столько, сколько можем, хотя бы малость, хотя бы просто в исполнение своего долга, по слову Божию: «Чти отца и мать». Господи, прости нас, грешных, за то, что мы причиняли им боль.

И еще одно. Жизнь часто груба и безжалостна. Но мы с вами как Божии посланники должны приносить в эту безжалостную и грубую жизнь свое сострадание и свою деликатность. Давайте вспомним сейчас, сколько раз в наших семьях мы унижали себя криком, бранью, оскорбительными словами, грубостью — грубостью, которая для нас должна быть исключена! Но у нас это настолько вошло в привычку, что нам кажется, что обычное хамство с родителями, с близкими, с кем угодно — это в порядке вещей. Но ведь если мы оскорбляем словом близкого человека — мы оскорбляем Бога, ибо Господь сказал: «То, что вы сделаете братьям Моим меньшим, вы сделаете и Мне». Если мы лжем ближнему — мы лжем Господу. Если мы доставляем ему огорчения — мы доставляем огорчения Господу. Если мы не хотим протянуть ему руку в трудную минуту — мы отвергаем руку Господа.

Наконец, мы постоянно наполнены осуждением, которое нас душит непрерывно. Мы совершенно забываем о словах Спасителя: «Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить»[28]. Скорый на суд и сам подвержен осуждению Божию.

Господи, прости нас, грешных.

Если мы стоим сегодня перед Тобой, Господи, то только потому, что у нас есть малая надежда на Твое милосердие, на Твое снисхождение. Потому что мы слишком мало сделали для Тебя, можно сказать, что не сделали ничего. И можно еще больше сказать: мы постоянно делали Тебе зло! Постоянно. Мы были плохими свидетелями. Конечно, вы все скажете: да, легко так говорить, как говорил апостол Павел, что любовь превыше всего. Где ее взять, любовь?

Кто чувствует, что нет у него в сердце доброжелательности, он не сможет его выработать какимито упражнениями. Но он должен постоянно, ежедневно, с предельной настойчивостью, с предельной направленностью на это просить у Господа: дай мне доброе сердце. Самый закоснелый жестокий человек может переродиться. Я это видел не раз. Значит, это возможно. Это возможно, потому что у нас Бог, творящий чудеса.

Кроме того, как учат нас отцы Церкви: дела добра рождают в сердце добро. Мы больше любим тех, кому мы больше принесли добра. Это простая истина. Если у вас нет доброго отношения к человеку, то старайтесь сделать для него чтото хорошее — раз! другой! третий! — и вы почувствуете, что ваше отношение к нему меняется. Постарайтесь молиться за этого человека. Сколько раз бывало, что приходили сюда люди, которые клокотали от ненависти; но когда они попытались наконец переломить себя и молиться за тех, кто им так ненавистен, вдруг отношение их просветлялось, оно менялось, они уже смотрели на все совсем подругому. И менялся климат в их душе, уже не было той ненависти, а была открытость, доброжелательность, терпимость, любовь.

Конечно, любовь бывает разная. И она должна быть разной. Не можем мы на одну доску поставить любовь детей к родителям, любовь мужчины и женщины, любовь матери к своему ребенку — все это разные виды любви. Но они должны наполнять нашу жизнь! Так вот, та любовь, которую я назвал, — это любовь естественная. И закоренелый преступник может любить своего ребенка, или свою жену, свою подругу. Мы же сегодня говорим о любви Божией, сверхъестественной, той любви, которой не помогают наши обычные человеческие чувства, наши человеческие привязанности. Мать любит ребенка, потому что материнство присуще ее природе; и любовь между мужчиной и женщиной также соответствует природе. А Господь нас зовет к такой любви, которая стоит выше природы — она побуждает нас относиться к человеку с привязанностью, с теплотой, с нежностью не потому, что тебя толкает твой инстинкт, твоя природа, а потому, что Господь вложил в твое сердце тайну любви.

Об этом и говорит нам апостол Иоанн. Он говорит: «Как мы можем любить Бога, Которого не видим?»[29]. И он же отвечает, что тот, кто любит брата (ближнего, человека), тот уже какуюто искорку от любви Божией приобретает. Абстрактная, словесная любовь — когда мы говорим: дада, я тебя люблю, но ничего для этого не делаем, — она, конечно, тоже довольно бесплодна. Хотя это и шаг вперед! Первый шаг. Если ты относишься к человеку хорошо — уже слава Богу. Но Господь ждет от нас другого — чтобы наша любовь была действенная. Как говорит апостол Павел: «вера, действующая любовью»[30]

Сегодня зададимся вопросом: где действия нашей любви? В чем они заключаются? Что мы делаем? Мало или почти ничего. У нас нет многих возможностей. Все вы люди, перегруженные семейными и рабочими делами, у всех у вас мало сил и времени. Поэтому, может быть, не у всех есть время прочесть пятьсот раз Иисусову молитву, не у всех есть время слишком часто посещать храм, у многих даже не хватает времени достаточно часто читать Писание. Это все известно. Конечно, нужно стараться, чтобы и храм был, и Писание обязательно читали. Но у вас всегда должно быть время для того, чтобы проявлялась в нашей жизни «вера, действующая любовью». Достаточно оглянуться, не думать только про себя, а посмотреть вокруг — и вы сразу увидите, сколько кругом протянутых рук, сколько нуждающихся в твоем тепле, твоей помощи словом или делом. В день суда, когда мы все должны будем оглянуться на свою жизнь, конечно, наш взгляд будет печальным, потому что мы увидим, как мало нами сделано.

Господи, прости нас, грешных.

Готовясь вступить на дорогу Великого Поста, давайте сегодня все примем такое решение: пусть Великий Пост будет для нас не только временем воздержания в пище, потому что этого недостаточно. Ведь и человек, у которого больная печень, должен воздерживаться от какойто пищи, и это ему не вменяется ни в какой подвиг. И человек, который занимается особенной работой или спортом, — он тоже воздерживается от определенной пищи, и это не есть духовная заслуга — это развитие воли. Но пусть кроме этого у нас будет самое главное. Пусть каждый из вас, придя сегодня домой, подумает, даже запишет, все свои долги по отношению к матери, отцу, бабушке, родным, близким, нуждающимся друзьям, знакомым — всем! Всем, кому мы должны! Если вы знаете, что был человек, который был оставлен, брошен, одинок, болен, стар, и вы себе говорили: ах, вот когдато руки дойдут, давно уже надо было посетить, чтото сделать, — пусть все это произойдет этим Великим Постом. Если мы таким образом внесем свою малую лепту, значит, мы принесем Господу свою копеечку, маленькую копеечку! И не нужно думать, что у нас уже заслуги перед Богом. Это всего лишь копейка. Но Он примет ее, как принял лепту вдовицы. Больше Ему ничего не надо — хотя бы эта маленькая жертва.

Господи, прости наши прегрешения, вольные и невольные, словом и делом. 

22 февраля 1987 года

О жизни вечной

О жизни вечной

(Евангелие от Иоанна 17. 18) 

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Всегда, во все времена, люди искали жизни высшей, светлой, Божественной, вечной. Они искали ее разными способами, и было много всяких верований и мудрости человеческой, которые давали на эти вопросы ответ. Но мы с вами этот вопрос задаем единому спасающему нас Господу. И в Евангелии вы слышали Его слова: «Сия есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа». Значит, жизнь вечная начинается именно здесь, в нашем существовании — надо только знать единого Господа и явившегося нам для спасения Иисуса Христа.

Но как можем мы знать Его? Для этого нам все дано. Прежде всего Его слово, которое звучит в Священном Писании, — вслушайся в Христово слово, и ты познаешь Его. Вчитайся в Писание, как будто оно обращено лично к тебе, в самый трудный момент, когда ты спрашиваешь себя, как жить, — и ответит тебе не ктонибудь, а сам Господь. Знать Бога — значит любить Его, ибо в Священном Писании «знать» — значит возлюбить. Возлюбить единого Бога и Того, через Кого Он открылся — Господа нашего Иисуса. Вот в чем жизнь вечная, источник вдохновения, радости, мудрости, уверенности, преуспеяния, терпения, победы.

Жить с Господом — значит уже здесь иметь в своем сердце жизнь вечную. Не ту суетную жизнь, которая похожа на вечную беготню, которая катится под уклон, как поезд, сошедший с рельсов. Не ту жизнь, которая похожа на умирание, на распадение, а ту жизнь, которая летит вверх, в небо, к Господу. Это жизнь вечная — познавать Отца, познавать Сына через явление Духа Божия!

И это доступно всем. Людям любого возраста, любых познаний. Познать Бога сердцем может и неграмотный, и ученый. Надо обратиться, повернуться к Нему, и тогда явится истинное знамение веры — познание Господа! Познай Господа, и ты не будешь колебаться и сомневаться, ты не будешь унывать, страшиться, будешь побеждать в себе и страх, и леность, и косность, и все наше земное человеческое несовершенство. Познай Господа, и ты найдешь истинного Проводника, Который будет вести тебя по жизни, увидишь указатель пути, знамение Его — Крест, который нам светит впереди. И Крест означает, что даже в величайшем страдании Бог присутствует, Бог живет, Бог с нами.

Он явился нам, чтобы отдать всего Себя, чтобы мы жили Божественной, небесной, Христовой жизнью. И Он этому учит нас. Познай Господа, и ты увидишь, что означают Его слова, которые вы слышали в Деяниях апостолов: «Блаженнее давать, нежели принимать»[31]. Это слова Самого Спасителя. Познаешь Господа и познаешь радость самоотдачи, радость служения ближнему, то есть каждому, кто находится рядом с тобой.

Таким образом, не только после роковой черты, которая отделяет нас от смерти, но и сейчас здесь мы можем иметь жизнь вечную. И она, как звезда, как неугасимый огонь, уйдет с нами по ту сторону жизни. Загоревшись в темноте нашего земного пути, она будет с нами в бесконечных просторах мира Божия, когда будет разорвана оболочка праха и мы уйдем в бесконечность. Жизнь вечная — это жизнь в Боге, с Богом, в Его любви, Его тайне. На Его Божественную любовь мы можем ответить только одним — ответной любовью, познанием Господа нашего, что и означает жизнь вечную. Аминь.


Примечания

1. У о. Александра было 10 минут, чтобы сказать главное. И нельзя было говорить слово Бог…

2. Р. Моуди. «Жизнь после жизни», пер. с англ., М., 2000.

3.  Вл. Соловьев. Вступление к поэме «Три свидания».

4. Кабанис Пьер Жан Жорж (1757–1808), фр. философ, врач, предшественник вульгарного материализма.

5. А. С. Пушкин. Стихотворение «Пророк» В такое мгновение кажется, что вся вселенная вмещается в тебя. Соприкосновение этому опыту будущего, космического сознания — это то, что ожидает человека. Но ожидает его не даром, а как результат его упорного труда.

6. Вл. Соловьев. «…Милый друг, истомил тебя путь».

7. Г. Р. Державин. Ода «Бог».

8. Ср. Быт 1:2

9. Г. Р. Державин. Ода «Бог».

10. Ср. Дан 12.2; Еф 5.14; Ис 26.19.

11. Дан 12.23.

12. Ср. Быт 1:2

13. Ср. Быт 1:20

14. Ин 14:2

15. Ин 14:9

16. Рим 8:22

17. 1 Кор 15:26

18. 1 Кор 15:44

19.  Теодиция — Богооправдание (греч.)

20. Г. Уэллс. Рассказ «Дверь в стене».

21. Ср. 2 Тим 4: 8

22. Ср. Мф 11:2930

23. Ср. Еф 5:16

24. Ср. Деян 20:35

25. Мф 6:25

26. Ср. Мф 25:40

27. Ср. 1 Кор 13:113

28.  Мф 7:2

29. Ср. 1 Ин 4:20

30. Гал 5:6

31. Деян 20. 35

Комментарии для сайта Cackle

Тематические страницы