Краткая история со времени после царствования Маврикия
Часть I
После того как император Маврикий был убит (601 г.), Фокой, осуществившим это, была захвачена императорская власть. Дела христиан были доведены им до таких бедствий, что многими распевалось, что, в то время как персы извне опустошают державу ромеев, Фока прилагает к этому еще более силы изнутри. [1] Это сделалось невыносимым для ромеев. Поэтому тогдашние правители Ливии, которые набрались смелости благодаря большому расстоянию, а также и потому, что им была вручена Маврикием стратигия (это были два брата — Ираклий и Григорий), договорились послать совместно сыновей (610 г.) с обоюдным условием, чтобы тот из них, который прибудет вперед, если сможет, захватил бы императорскую власть. И вот они послали морем Ираклия, сына Ираклия, снарядив большой флот из судов, заполненных командами из афров и маврусиев. [2] Никиту же, сына Григория, с многочисленным конным войском послали сушей. Ираклий, сопутствуемый счастливым жребием и нагруженный самыми благоприятными ветрами, опередил Никиту, благополучно приплыл в Византию и уже приблизился к захвату города. Крисп же, это был зять Фоки, который тогда занимал пост эпарха города (ton tou uparcou thV polewV Jronou) и был могущественным среди императорских людей, был враждебно настроен по отношению к Фоке, потому что был им всячески оскорбляем по причине низвержения его, Криспа, статуи. Дело в том, что как–то димоты из партий противоположных цветов[3] незаконно поставили ее наравне со статуей (th eikoni) Фоки. [4] И он вступил на путь коварства. Уверяя обманным образом Фоку, что он трудится в его пользу, и подтверждая, что Ираклий пришел на собственную погибель, он в то же время содействовал Ираклию к лучшему осуществлению [его целей]. И окружающие Фоку зрители [5] сколь и граждане (kai oson politikon) восстали, ибо уже димоты из партии зеленого цвета [прасины] подожгли императорские помещения [кесарий] и возглашали о чужом царствовании. Но узнав о сильном наступлении на них войск Ираклия, они покинули императора и перешли на их сторону. Некто по имени Фотий, который был оскорблен Фокой, так как его жену император некогда обесчестил, проникнув во дворец с множеством войска, тотчас же захватил Фоку, снял с него императорское облачение, закутал его в черные одежды, скрутив руки, связанные за спиной, и на судне вручил пленника Ираклию. Ираклий, увидев его, сказал: «Так–то несчастный, ты правил государством». Тот же ответил: «А ты намереваешься лучше управлять?» И сразу же Ираклий еще на корабле приказал подвергнуть Фоку казни мечом, затем отсечению членов, в тою числе правой руки от плечевого сустава, и повесить их на копья, а тело его протащить к так называемому форуму Быка [6] (thn tou booV legomenhn) и там его предать сожжению. [Ираклий] приказал. и Доментиола, брата Фоки, и Воноса, и Леонтия, хранителя императорской казны (ton twn basilikwn crhmatwn tamian), до конца поддерживавшего Фоку, казнить. Так это и произошло.
Сергий же —патриарх города (proedroV) —и вся толпа народа приняли Ираклия с лучшими чувствами. Тот же поощрял Криспа к возведению в императорское достоинство. Но он говорил, что здесь находится не ради [домогательства] государственного престола (thV basileiaV),. но чтобы лучше отомстить за беззаконное поведение Фоки по отношению к Маврикию и детям Маврикия. И он не согласился. Наконец,. решением сената (upo thV sugklhtou boulhV) и народа Ираклий был провозглашен императором и увенчан патриархом короной. Криспа же Ираклий назначил стратигом и послал к армии в Каппадокию. Затем же, так как разнеслась молва, что персы воюют против ромеев, Ираклий прибыл из Византии к Криспу, находившемуся тогда в Кесарии,. чтобы держать с ним совет об общих делах. Но тот прикинулся больным и едва принимал недружелюбным образом часто являвшегося императора, возлежа с видом немощного. Затем [7] даже слышали, что он и ругал его.
Ираклий же, внимая происходящему представлению, при всем том сносил дерзости, выжидая еще удобный случай. Он полагал пока, что они действительно должны договориться друг с другом, хлопоча, как должно, об интересах государства.
Тот же насмехался таким образом и говорил, что не следует императору оставлять империю и так надолго оставаться в отдалении от военных сил. Тем временем у Ираклия родился сын, которого он назвал Константином.
Тогда же и Никита, находившийся в сане патрикия, прибыл в царственный город. Поэтому Ираклий вернулся в Византии и принял Никиту с честью великой и великолепием, как родного и разделяющего почет брата, так как это было ими договорено еще, когда они отправились из Ливии. И Крисп прибыл в Византии, чтобы принять участие в чествовании прибытия Никиты. Ираклий воспользовался святой купелью и для крещения сына и для того, чтобы сделать Криспа восприемником. [8] Тот при этих условиях вошел во дворец. Ираклий же собрал всех членов сената (ek thV sugklhtou boulhV) и всех других многочисленных горожан вместе с патриархом Сергием и обратился к ним, говоря:
«Кого оскорбляет обижающий императора?» Они же сказали: «Бога, сделавшего его императором». И выдвинул вперед Криспа, чтобы и он признал, что считает это справедливым. Тот же, не понимая этого [подстроенного] драматического представления, сказал, что отважившийся на такую дерзость по справедливости не заслуживает снисхождения. Тут император напомнил ему, как он притворялся больным в Кесарии, как пытался унизить императорское достоинство, в то время как сам уговаривал его принять императорскую власть. И взяв при этом кодекс (tomon), шлепнул его по щеке, сказав: «Тот, кто не соблюдал родства, будучи зятем, как же стал бы соблюдать дружбу», и сразу же передал его, чтобы ему постригли голову [в монашество], и иерарху для провозглашения по обычаю о пострижении. К пришедшим же к нему вместе с Криспом воинам обратился со следующими словами: «Папа (o papaV) Крисп имел вас до сих пор [своими. —Е. Л.] слугами, мы же ныне сделали вас собственными слугами государства». И определил им обычное содержание (sithperion), назвал их первыми и призвал войсковые тагмы (en toiV stratiwtikonV tagmasi). Они же, выказав великую охоту, стали славословить императора вместе со всем прочим множеством народа. Затем же Крисп был заключен в храм [монастырь. — Е. Л.], так называемые Хоры [9] , и, прожив там год, умер. Ираклий, наделив своего брата Федора властью на первом месте после императора [придворные имели обыкновение именовать его куропалатом], и еще Филиппика, зятя императора Маврикия по сестре, постриженного в то время в клир, послал игемоном в область, ранее управлявшуюся Криспом. Филиппик, пожив год, в следующем году умер и был погребен в основанном им прекрасном и благословенном храме в Хрисополе.
Прошло недолгое время, и охваченная эпилептической болезнью (612 г.) жена императора Евдокия умерла. Во время выноса ее тела, когда, как обычно, на это зрелище собралось много народа, какая–то девушка, высунувшаяся с верхнего этажа, неосторожно плюнула [это была служанка кого–то из горожан]. И плевок упал из незащищенного воздуха и испортил драгоценные одежды, которыми было покрыто тело императрицы. Разгневанные за это участники выноса схватили служанку и осудили на сожжение на костре. И не с благочестивым погребением, а как то подобает по варварскому закону. Так нечестивые незаконным делом сопутствовали погребальной процессии императрицы. И еще искали везде госпожу этой служанки, чтобы и ее подвергнуть казни сожжением. Она же, однако, подозревая это, убежала от гибели и более ее потом никогда и не видели. Вот то, что тогда имело место вокруг императорского дворца.
И опять же, с другой стороны, в то время как это произошло, вот что случилось. В одной из областей (twn epicwriwn) [10] (там было когда–то какое–то поселение, ныне более неизвестное) жил один человек, выделявшийся и богатством и блестящей жизнью, которого звали Вутилином. Он занимал должность, обыкновенно именуемую у ромеев кандидатской. [11] По соседству с ним жила некая овдовевшая женщина, которую соседство его тяготило. Дело в том, что из–за происшедшего между ними спора о пограничных землях Вутилин приказал своим людям (toiV paisi toiV autou) затеять драку с соседями. При этом они убили палками одного из сыновей вдовы. Она же, взяв с собою окровавленные одежды уже умершего сына, приехала с этим в Византий, чтобы искать правды у Ираклия. Когда же она увидела, что он выезжает, она подбежала, схватила лошадь, на которой он ехал, за узду и с слезами, показывая на одежду сына, завопила; «Пусть это произойдет и с твоими детьми, если ты за эту кровь, которую я показываю тебе, сразу же по справедливости не отомстишь». Императорские же оруженосцы стали преследовать ее, чтобы ударить. Но император удержал их и приказал, чтобы она более не осмеливалась приближаться к нему, с тем, однако, чтобы дело было исследовано судебным порядком. И женщина, не добившаяся осуществления своих притязаний, разразилась рыданиями и удалилась. По прошествии некоторого времени инициатор убийства стал опасаться, чтобы женщина снова не обратилась к императору; когда он приехал в Византий, он сразу же смешался с народом, и когда по окончании конских ристаний император увидел его среди димотов, он приказал городскому эпарху подозреваемого человека взять под охрану. Затем же послал за женщиной и тщательнейшим образом допросил ее об убийстве. И тогда приказал схватить Вутилина с тем, чтобы с помощью его слуг подвергнуть его тому же наказанию, от которого погиб ее сын, и соответственно его тоже покарать смертью. (613 г.) Ираклий же принял сына Ираклия (его же именуют Константином — ибо он носит два имени) из рук патриарха после освящения его святым крещением в божественной купели. И тут же, надев на него знаки императорского достоинства и украсив его диадемой, нарек его императором. Дочь же свою, по имени Григорию, отдал в жены Никите патрикию и, так как он стал благодаря ей ближайшим родственником императора, поставил его золоченую конную статую на колоннах на площади, именуемой Форумом. [12] Вот что там произошло.
Хозрой же, персидский царь (basileuV), собрав многочисленную армию, послал ее против ромеев, назначив начальником персидских сил Саита. [13] Тот же, поспешив к Александрии, насильно захватил ее и поработил весь Египет; и также захватил весь Восток. Многих увел в неволю, других же умертвил беспощадным образом. И вот он так упрочился, что вслед за тем пошел со всеми войсками против города Халкедона, подвергнув его длительной осаде, приглашая в то же время императора вступить в переговоры. Император принял это предложение я переправился к нему сам и в сопровождении императорской гвардии (dorujoria) и свиты. Увидев его, Саит встал со своего кресла и бросился на землю ниц. Тот же с лодки, в которой он приехал, провозгласил ему приветствие и отдал ему дары. Тогда Саит сказал ему следующее:
«О, император, нужно, чтобы царства (basileiai) ромеев и персов не расходились в суждениях и никоим образом не противостояли друг другу, но сохраняли бы дружбу и договоры единодушнейшим образом (это лучше и приятнее всего было людям издревле, и ныне, и способствует жизни, благополучию и законности) и чтобы договор оставался во всей силе и впредь. Ибо мы знаем, что никогда не появится государства, которое могло бы соревноваться, не оказавшись более слабым, с этими империями. И разве не грешно в то время, когда возможно руководствоваться разумом и взаимным пониманием и укреплять благосклонность и дружбу между собой, выступать с оружием друг против друга и вредить подданным несправедливым злом? Из–за чего же это происходит? Если бы вы установили согласие и мир, то это сделало бы и каждого из вас, и других людей много счастливее и указало бы на пример, достойный удивления и подражания во всей жизни. Труд и забота изменяются для вас в радость и покой. Если же вы предпочитаете лучше пренебречь столь великим благом и отвергнете мир прочь и сочтете, что он вам не принесет пользы, и изберете вместо этого взаимное нерасположение и зло, то вы станете виновниками многочисленных войн и породите то, что содействует дурному и отталкивающему и тогда изведете великими трудами и потом, и убьете людей, и причините великий ущерб имуществу. И вообще, война явится для вас исходом, ведущим к великому злу. Подобным же образом и ныне вы можете видеть, что когда я насильно вторгнулся в ромейскую землю, она увидела и претерпела страшнейшие [бедствия]. Поэтому вы оказались самым несчастливейшим и жалким из государств». Так он клятвенно заверял, что стремится, чтобы ромейская и персидская державы пошли по пути установления мирных отношений.
Тот же изъявил свою готовность это сделать и объявил [это], но прибавил, что придаст этому веру, если таковы истинные намерения Хозроя. Но Саит сказал: «Если ты ко мне имеешь доверие, то тогда соизволь лучше сейчас послать своих представителей к Хозрою (я убежден, что и он сам, я хорошо знаю, присоединится к моему мнению) и заключите с нами договор и установите, чтобы вами мир впредь во все времена соблюдался прочно и нерушимо».
Император же Ираклий, после того как он об этом узнал из благосклонных и обворожительных речей, обрадованный и очарованный, согласился все выполнить с готовностью и ревностью. И патриарх, и высшие сановники, которых он призвал к совету, охотно присоединились к решению о выполнении этого дела. И сразу же были назначены посланными представителями (diapresbeusomenoi). Олимпий, занимавший должность эпарха претории (o thn twn uparcwn twn praitwriwn diepwaxian), Леонтий —эпарх города, Анастасий, эконом великого храма, который носит название Софии божественной мудрости, —самый достойный доверия в делах. Саит взял их и ушел назад из Халкидона, удаляясь в Персидскую страну. И в то время, как он подвигался по ромейской земле, он их вел с почетом и с достойным уважением (почестями), но когда же он вступил в Персию, он заковал их в железо и связанных привел к Хозрою. Хозрой же, после того, как он узнал, что Саит признал Ираклия как императора (wV basilea) и почтил, вместо того чтобы захватить его пленником и привести к нему (ибо об этом он мечтал и на это возлагал надежду), сильно вознегодовал на него и, наконец, содрав с него кожу, предал его неумолимой и насильственной смерти. Ромейских же послов отдельно каждого отдал под крепчайшую охрану, истязуя их величайшим образом. [14]
Эго немало омрачало правление императора. К тому же в то время произошел также тяжелый голод в империи, потому что Египет перестал снабжать хлебом остальные (части), вследствие чего истощились многие императорские хлебохранилища (twn basilikwn sithresiwn). К тому же и заразная эпидемия напала на горожан и поразила многих из них смертью. Из–за всего этого император был ввергнут в большое уныние и нужду. И он намеревался по этой причине направиться в Ливию. И тут же отправил вперед много золота, серебра и драгоценных камней. Немало из них, попав в большое волнение, было смыто и поглощено морской пучиной. И тогда граждане, проведавшие об этом, насколько это было в их силах, стали препятствовать ему. Патриарх же призвал его в храм и связал его клятвами, убеждая, насколько возможно, чтобы он не покидал столицы. Уступая им, хотя он и тужил о настоящих несчастьях, он поступил согласно их воле, хотя и неохотно.
Прошло некоторое время, и государь гуннского народа (o twn Ounnwn tou eJnouV kurioV) вместе со своими правителями и дорифорами прибыл в Византии, домогаясь у императора, чтобы принять христианство. Тот же охотно его принял и ромейские архонты были восприемниками гуннских архонтов, а их жены —гуннских жен, и их окрестили в божественной купели. И также они были одарены императорскими дарами и были наделены званиями. Император удостоил саном патрикия их игемона и благосклонно отпустил [их] в гуннскую страну (ta Ounnikia hjh).
(619 г.). Через некоторое время после этого и игемон аварских племен прислал представителя для переговоров о заключении мира к Ираклию. Ираклий этому очень обрадовался; он обменялся с ними подарками и затем послал в качестве своих представителей Афанасия патрикия, затем Косьму, занимавшего должность, именуемую квесторской, которые ему объявили императорскую волю. Авар же, притворяясь, под личиной дружбы, держался вкрадчиво и обольстительно, высказывался, что он друг ромеев, и изъявил готовность заключить с императором договор. Они же, возвратившись, доложили о его благорасположении императору. Очень обрадовавшись, он вознамерился отправиться в город Гераклею и встретиться с Аваром, как то было ими договорено. Он послал вперед театральные приспособления и приготовил все как следует для конских состязаний для приема его, а также озаботился о великолепных одеждах для него и для свиты. После того отправился и остановился в городе Силимврии. Через три дня каган с большим числом аваров появился около Гераклеи. Отобрав некоторую часть из следовавших за ним, являвшихся наиболее отважными и воинственными, он послал их в чащу и заросли, поднимавшиеся вокруг так называемых больших стен, чтобы они тайно прошли по находящимся там густо заросшим возвышенностям и чтобы они захватили императора с тыла, с тем, чтобы самому иметь в своем удобном расположении в центре оставшиеся у него [силы]. [15] Ираклий об этом проведал и, немало испугавшись случившегося, вопреки расчету, снял пурпурные одежды, переменив их на жалкое и бедное платье, чтобы встречным показаться простолюдином, и, привязав императорский венец к руке, неблагородным образом тотчас же обратился в бегство и едва спасся в Византии. Авары же с воодушевлением бросились в погоню и обосновались лагерем в равнине, находящейся перед городом, именуемой Эбдомоном. [16] Отсюда же они распространились до моста через реку Барбисс и эти местности беспощадно разграбили, безжалостно уничтожая ромеев (ton Rwmaiwn omilon), императорские же одежды и уборы забрали, как и театральные приспособления и всех тех, кто был при них. Многих же из народа увели в плен рабами (andrapodisamenoi) в свои пределы. Как единогласно говорили некоторые из бежавших из числа захваченных в плен, количество их всех достигало цифры двухсот семидесяти тысяч мужчин и женщин. [17]
Ираклий, испытавший подобные затруднения и неполадки в делах общественных, не сумел наладить хорошо и дел домашних. Зная, что дело, которое он делает, неправильно и запрещено ромейскими законами, он соединился браком со своей племянницей Мартиной. Мартина была (613 г.) дочерью его сестры Марии; отцом же ее был Мартин, который был мужем Марии прежде Евтропия. И Ираклий родил от нее двух сыновей. Одного из них он назвал Флавием, другого Феодосием. Однако справедливость восторжествовала над нечестивцем. У старшего из сыновей шея была так поставлена, что он не мог оборачиваться. Младший же был лишен слуха и был глухонемым. За это нечестивое сожитие димоты цвета прасинов очень его ругали во время конских бегов. Сергий же, византийский патриарх, настойчиво поучал его в письме, чтобы он отказался от супружества с женой. Он же оправдывался, что «хотя это и хорошо тобой сказано — ибо это так приличествует и патриарху и другу, которым ты, как должно и воздал, но на нас же лежит последнее слово в делах». В это же самое время были распроданы церковные сокровища для выплаты дани варварам. [18]
И опять царь Хозрой персидский пошел войной против ромеев; он назначил полководцем Сарбара, который опустошил всю восточную область. [19] Он захватил в святых местах животворное древо исцеляющего креста при тогдашнем патриархе Иерусалима Модесте. Персы же приготовились и поспешили подойти к Халкидону. Ираклий, приведенный (622 г.) в замешательство персами и аварами, а вместе с тем и голодом, мучившим ромейское государство, и заразительными смертельными болезнями, уничтожавшими его, призвал Сергия, патриарха города, так же как и архонтов и прочую часть народа, передал им своих детей, вручил патрикию Бону бразды правления и сделал попытку вторгнуться через Эвксинский [Понт] и через Лазику в Персию. [20] У него родился сын от жены его Мартины (ибо он ее увез с собой), которого он назвал Ираклием. [21] Там он послал дары к турецкому государю (ton kurion), [22] призывая его заключить союз против персов. Тот же принял их и обещал действовать в союзе. Узнав об этом, Ираклий направился к нему сам. Тот же, услышав о присутствии императора, устремился к нему навстречу с массой турок, и, сойдя с коня, преклонился перед императором до земли. [23] То же сделала и вся толпа, находившаяся вместе с ним.
Император обрадовался, увидев выказанную ему честь, и объявил, что если дружба к нему так прочна, то пусть подъедет, чтобы приблизиться к нему, и назвал его своим сыном. Тогда тот обнялся с императором. Император же, обняв его, взял корону со своей головы и переложил ее на голову турка (и пригласил его на пир). И возлежа на пиршестве, всю утварь и царские одежды и серьги, украшенные жемчугами, подарил ему. Так же и находившихся с ним архонтов собственноручно украсил подобными же серьгами. Но затем, опасаясь, чтобы он не склонился к тому же, что имело место с аваром, и чтобы сделать союз более прочным, он показал ему изображение своей дочери Евдокии и сказал ему: «Нас объединил бог, объявив тебя моим сыном. И вот это дочь моя и ромейская Августа. Если ты поможешь мне и дашь вспомогательные войска против врагов, я ее отдаю тебе в жены». Тот же, пораженный красотою и прелестью портрета и воспылавший из–за него любовью к его оригиналу, — еще более склонился к союзу. И сразу же передал архонта со множеством турок императору. И напав с ним на Персию, Ираклий сразу стал разрушать ее города и уничтожать храмы огня (ta pureia). [24] В одном из них он нашел, что Хозрой обоготворил себя, изобразив самого себя сидящим на крыше храма, как бы на небе. Здесь были изображены и молния, солнце и луна; ангелы стояли вокруг него, и по желанию с помощью механических приспособлений гремел гром и шел дождь. Увидев эту мерзость, Ираклий ниспроверг ее на землю и превратил в прах. Хозрой услышал об этом, а также и то, что и турки выступают в союзе с Ираклием, известил Сарбара письмом, чтобы он как можно скорее вернулся из ромейской страны и отомстил бы Ираклию, потому что он не может противостоять своими силами многочисленным силам Ираклия. Письмо же это было перехвачено и вручено Ираклию. Тот же, узнав это, когда оно было прочитано, уничтожил его и изготовил другое письмо, как бы посланное от Хозроя к Сарбару, и пометил его печатью Хозроя. Оно содержало следующее: «Ромейский кесарь заключил союз с турками и дошел до местности, именуемой Адорбадижан (Adorbadiganon), и когда против него была послана армия, он и турки были разбиты, остающиеся же удрали. Не покидай поэтому ромейской земли, но осаждай Халкидон, чтобы поработить и опустошить ромеев». И Сарбар, получив письмо, держал осаду. [25]
Авары нарушили перемирие; Ираклий, прежде чем стал воевать с персами, подкрепил его дарами, посланными им, взял на себя обязательство уплатить им двести тысяч номисм, дав им заложниками одного из своих сыновей по имени Иоанна, которого звали и Аталарихом, так как он был незаконнорожденным, от наложницы; Стефана, своего племянника, сына его сестры Марии, и Евтропия и еще другого Иоанна — сына патрикия Вона, также рожденного им от наложницы. Авары же собрались взять Византию [26] и сразу же подожгли все предместья. Итак, как бы поделив между собой Фракийский Боспор, персы захватили его азиатскую часть, авары уничтожали Фракийскую область. Другими словами, авары намеревались захватить Византию и подготовили механические стенобитные приспособления. Там были и деревянные башни и военные машины «черепахи» (celwnai). [27] Но после того как они пододвинули машины к стене, божественная сила неожиданно их разрушила и находящихся на них аварских воинов истребила. И так как множество славян следовало вместе с аварами и действовало в союзе с ними, они дали им знак, чтобы, как только они заметят факелы, зажженные на передней стене Влахерн, [28] именуемой птерон [крылом], они сразу же подошли туда на лодках–однодеревках, чтобы вплавь пробраться, взволновать город, и чтобы авары могли смело броситься со стен внутрь города. Это стало известно патрикию Бону, и он снарядил двухрядные [диэры] и трехрядные [триэры] весельные суда и в том месте, где был подан сигнал, вооружившись, пристал там. И также послал диэры к другому, противоположному берегу. И приказал сразу же дать огневой сигнал. Увидев знак, славяне от реки, именуемой Барбисс, [29] устремились и пошли по направлению к городу. Те же налетели на них, загнали их в середину и сразу же опрокинули, так что и морская вода сильно закрасилась кровью. Среди трупов убитых оказались и славянские женщины. Увидев это, все варвары отказались от осады и возвратились к себе домой. Архиерей же города вместе с Константином императором отправились принести благодарственные молитвы богу в церкви божьей матери, сооруженной во Влахернах, и сразу же воздвигли стену и положили построить ограду у этого святого храма. [30] Вот каким образом обстояли дела с аварами.
Хозрой же, узнав, что Ираклий приблизился к столице персов, послал (627 г.) против него одного военачальника по имени Ризату, [31] благородного по происхождению и опытного в военном деле. Тот, придя на место, построил войска против императора и встал перед своей фалангой и вызвал [противника] на единоборство. Ираклий, так как он не знал никого из своего войска готового [к единоборству], вышел сам против варвара. Тот же, будучи опытным стрелком, пустил стрелу и задел верхнюю губу императора. Затем послал и другую стрелу и вонзил ее в лодыжку ноги. Сам же Ираклий подъехал верхом на лошади, и когда один из его копьеносцев отсек плечо Ризаты мечом и когда тот упал, поразил его копьем и сразу же отсек и его голову. В воодушевлении же после этой победы ромейское войско, видя смелость императора, напало мощным ударом на отступивших персов и нанесло им сильное поражение, преследуя их и убив большое число из них. [32]
Персидские же архонты, когда они узнали, что ромейский император (628 г.) ради своего государства не пощадил собственной жизни, задумали вместе с Сироем, [33] сыном Хозроя, убить Хозроя, так сильно презревшего свое государство. И вот они заточили его в одном из царских дворов, не давая ему пищи, предлагая ему золото и серебро и многие камни, говоря: «Чем наслаждался и из–за чего безумствовал и что страстно любил, то и получаешь». И когда так его извели голодом и уморили, тогда провозгласили сына его царем персов. Сирой сразу же отправил к Ираклию послов и послал ему дары, чтобы умилостивить его. Кроме того, он присоединил и письмо к нему, в котором уговаривал его по божьей воле помириться и объединиться из–за обоих их государств и чтобы каждое из них успокоилось. Тот же ответил письмом на это, называя Сироя сыном, что он никогда не имел намерения лишать царя его сана. Поэтому не сделал этого и в отношении Хозроя, хотя он и усердно хлопотал о многочисленных бедствиях и для ромеев и для персов [сказал он], а если бы одержал над ним верх, то если бы он спасся, то стал бы [стремиться] к восстановлению его государства. Но бог, который знал его помыслы, воздал ему по достоинству кару, чтобы из–за него не произошло разорения многих; нас же привел к единению. О животворном же древе, которое Сарбар увез из Иерусалима, он сразу потребовал, чтобы оно было возвращено туда же; тот же обещался его отдать, если его где–нибудь случится обнаружить. [34] В отношении послов, которых Саит увел обманом, Сирой сообщил, что Леонтий умер обычной смертью, других же Хозрой распял на кресте, когда узнал, что Ираклий вторгнулся в Персию.
Вскоре после смерти Сироя [35] персидским царством правил Кавоэс, который также жил недолго и вскоре умер; после него царствовал у персов Ормизда, который также послал послов к Ираклию, направив к нему собственного сына с деньгами и драгоценными дарами. Он писал в письме, что «так же, как говорят, ваш бог был отдан некогда старцу Симеону в объятия, так и я передаю тебе твоего слугу [раба], сына моего. Пусть ведает бог, которому ты поклоняешься, как ты будешь обращаться с ним». Ираклий же принял его с большим почетом и затем, после смерти Ормизда, возвел на персидский престол.
Сарбар, услышав, что Хозрой, Сирой, Кавоэс и Ормизда умерли, удалился из ромейской страны и написал в свое оправдание Ираклию, что не охотно, но по желанию пославших его действовал против ромеев. Но искал представить себя на его суд, чтобы стать его слугой. И обещался, получив от императора подтверждение честным словом, что придет к нему из Персии и даст деньги, с помощью которых будет восстановлено то, что он сам разрушил в земле ромейской.
Тем временем как он это замышлял, сын Ормизда, в результате заговора, был убит, и Сарбар стал домогаться у императора персидской державы. Тот же дал ему согласие на это, и они условились друг с другом, что все то, что потеряли ромеи из–за персов, будет ромеям возвращено. И сразу же, согласно решению, вместе с заключением мира, Сарбар отдал ромеям Египет и все восточные земли. С уходом находящихся там персов он послал животворное древо императору. Ираклий же Никиту, сына Сарбара, возвел в сан патрикия, а Нику, его дочь, выдал замуж за Феодосия, сына своего от Мартины. Григорию же, дочь Никиты, вызванную из Пентаполиса, соединил браком с Константином, императором ромеев; она была сосватана еще при жизни своего отца. [36]
В то же самое время из Ятриба (AiJribou), [37] так именуемого [это область счастливой Аравии], появились саракины, разграбили и подвергли нападению тамошние местности, лежащие поблизости. Ираклий отправил из Византии свою дочь Евдокию, отдавая ее, как обещал, за турка. Но так как он узнал, что турок убит, он приказал ей вернуться назад. И когда Ираклий находился в Персии, у него умерли два сына и две дочери. Он сам, взяв животворное древо, запечатанное (так, как оно было получено и сохранилось), отправил его в Иерусалим, и Модесту архиерею и его клиру показал его. [38] Когда же они увидели, что печати не повреждены, то за то, что они не повреждены и сохранились невредимыми в оскверняющих и нечестивых варварских руках, возблагодарили бога благодарственным гимном. И иерарх принес ключи [от ковчега], которые у него оставались, и когда отворил его, все преклонились. И после того как оно было здесь воздвигнуто, император сразу же отослал его в Византии. [39] Сергий же, византийский патриарх, принял его и затем из Влахерн [храма богоматери] с литаниями перенес в великую церковь [Софии], где его и водрузил. Был второй индиктион, когда это произошло.
Вскоре после этого и Ираклий отправился в Византии и был принят тамошними жителями с многочисленными приветствиями и чрезвычайной славой. Он привел четырех слонов, которых приказал водить на конских состязаниях для услаждения горожан; в день же празднования победы совершил раздачу всевозможных подарков. Затем же за то, что было им взято из имущества великой церкви, он приказал выплачивать из императорской казны (basilikou tamieiou) ей и ее клиру ежегодное содержание. И потом произвел возведение в консулы сына своего Константина, Ираклия же, сына от Мартины, назначил кесарем. (635 г.) По прошествии же некоторого времени саракины напали на окрестности Антиохии. И сразу же Ираклий со своей женой Мартиной и сыном Ираклием выехал в восточные области. Будучи там, он сильно рассердился на брата своего Федора. Тот кому–то по секрету бранил самого императора по причине Мартины, говоря, что «грех его остается всегда стоящим на виду». [40] И [император] отправил его в Византии и написал сыну своему Константину, чтобы его на собрании обесчестили и чтобы он держал его в заточении. Стратигом же Анатолики послал Федора, хранителя императорской казны (thn basilikhn crhmatwn tamian) по прозванию Трифурия, ибо Сергий, тот, который был с Никитой, погиб таким способом: саракины содрали шкуру с верблюда, завернули его в кожу и зашили. Шкура высохла вместе с заключенным в нее. И внутри нее он, измученный, погиб жестокой смертью. Причиной же этого, по их утверждению, явилось то, что он сам подговорил Ираклия, чтобы не отпускать саракин и не высылать из ромейской земли обычно доставляемые им триста литров золота торгового вознаграждения [пошлины от ромейского государства]. И тут–то они и начали опустошать ромейские земли. Ираклий приказал Федору, чтобы он не вступал в сражение с саракинами. Они же сделали засаду и, подстрелив несколько ромеев, увели их. Затем вместе набросились на них из засады и, окружив, убили многих стратиотов и архонтов.
В то же время Мария, сестра Ираклия, послала аварскому кагану деньги (crhmata) и выкупила своего сына Стефана. Соблазненный этими дарами Авар стал побуждать магистра Аниана [Антониана], [41] чтобы и он прислал дары за освобождение других, которые были взяты заложниками. И так это и произошло.
В те же самые времена восстал вновь Куврат, родственник Органы, государь гунно–гундуров, против аварского хагана и весь народ, который находился вокруг него, подвергая оскорблениям, прогнал из родной земли. [Куврат] прислал послов к Ираклию и заключил с ним мир, который они сохраняли до конца своей жизни. И Ираклии послал ему подарки и удостоил его сана патрикия.
В то время как Ираклий проводил время в восточных областях, он назначил стратигом Иоанна Варкайну (BarkainhV) и послал его против саракин в Египет. Вступив в бой с ними, пал и он. Еще и Марин, эгемон фракийских войсковых частей, вступивший в бой с ними, потерпел поражение, потеряв большую часть войска; он сам едва спасся. [42] После него Ираклий выдвинул стратигом Мариана, имевшего звание кубикуллярия у ромеев, и послал его туда, приказав ему соединиться с патриархом александрийским Киром и [держать с ним совет] о том, как быть с саракинами. Кир же сделал императору известным, что за дань может заключить договор с Амвром — саракинским филархом, которая, однако, как он указал, может быть получена от торговой пошлины (empolaiou eismoraV), так чтобы уплачиваемые императору подати оставались бы без ущерба. И советовал обещать ему [в жены] Евдокию Августу, одну из дочерей императора [при условии], чтобы он был крещен в божественной купели и принял христианство. Киру Омар и его войско доверяли, ибо они очень полюбили его. Но этого не поддержал Ираклий. И так как об этом также узнал и Мариан, Мариан отступил от решений Кира и, напав на саракин, пал и сам, и вместе с ним значительное войско.
В эти времена Ираклий отправился на родину и остановился во дворце, именуемом Иерия (thV IeriaV), [43] так как не решался переправиться через море; многие сановники (axiounteV), и архонты, и горожане убеждали его войти в город, но никак не могли убедить. И в праздники он только посылал сыновей, и они, совершив в храме божественную литургию, сразу же возвращались к нему. Также, когда присутствовали на конских состязаниях, снова уходили к отцу. В то время, как он там проводил время, его известили, что сын его Аталарих и Федор, находящийся в сане магистра, сын Федора, брата императора, вместе с некоторыми другими собираются организовать заговор против него.
Поверив этим доносам, Ираклий приказал отсечь им носы и руки, а Аталариха послал в изгнание на так называемый Принцев остров, Федора же —на остров, именуемый Гаудомелету, и отдал распоряжение тамошнему дуке (douki), когда они прибудут, отнять у них одну из ног. И так же наказал и единомышленников их замыслов.
Когда прошло достаточное время, императорские архонты подговорили эпарха, чтобы привести большое число судов и скрепить их друг с другом наподобие моста и окружить стеной из веток, деревьев и растений залив, именуемый «Стенос» (Stenou), чтобы не было видно при проходе моря. Когда это дело было выполнено со скоростью, император верхом переправился через море (638 г.), как через материк, к высокому берегу залива, именуемого Фидалийским, и, минуя прибрежную местность, через мост реки Барбисс вошел в Византий. Затем он короновал императором кесаря Ираклейона. [44]
(638 г). В двенадцатый индиктион скончался Сергий, византийский (константинопольский) патриарх. И поэтому Ираклий приблизил к себе Пирра, называя его братом; Пирр некогда был восприемником и крестил в святой купели сестру императора, и так как он узнал, что тот проживал вместе с Сергием и был близок с ним, он его назначил архиереем Византия.
Еще и прежде Кир, патриарх александрийский, был приглашен в Византий; он имел на себе большую вину в том, что выдал деньги всего Египта саракинам. Тогда же это обвинение было сделано перед многочисленным собранием народа этого города. Он оправдывался, что ни в чем не повинен, что если бы придерживались его совета и саракинам платили бы торговую пошлину, они не только бы успокоились, но доходы, уплачиваемые императору, не пропали бы. И он обвинял других в том, что они были виновниками этого дела, говорят, что напрасно стараются возвести вину на него. Император же назвал Кира эллином [язычником], замышляющим отдать в жены эллину и богоборцу, имеющему вражду против христиан, Амбру — саракинскому филарху, дочь императора. При этом он вознегодовал на него и стал угрожать ему казнью; его отдали городскому префекту, чтобы подвергнуть пытке.
После того он счел справедливым своего сына Ираклия назначить консулом, Давида же и Мариана, сыновей своих, провозгласить кесарями, Августину и Мартину, дочерей своих, —августами. Прошло некоторое время, и на него напала болезнь —водянка, и он увидел, что болезнь неисцелима, потому что его это именно убило, ибо он был наказан за свое беззаконие, получив это крайнее наказание за то, что выставил на показ брак с собственной племянницей. Он оставил завещание, чтобы Константин и Ираклий, его сыновья, стали одинаковыми императорами и чтобы Мартина, его жена, почиталась ими как мать и императрица. И затем, наконец, умер, прожив шестьдесят шесть лет и закончив (640 г.) царствование на тридцатом году четвертого месяца, шестой день. И был погребен в церкви всеми прославленных апостолов, в течение трех дней гроб с телом его оставался непокрытым (как он распорядился еще при жизии) и окруженным охраняющими его евнухами.
После того Мартина августа призвала патриарха Пирра, императорских сановников и, собрав народ Византии, предъявила завещание Ираклия, которое содержало распоряжение и о ней и о детях. Весь же присутствующий народ требовал императорами Константина и Ираклия. Она привела их. И вместе с тем рассчитывала считать себя как бы базилиссой и первой в государстве. Некоторые же из присутствующего народа провозгласили ей, что «Ты–де имеешь почет, как мать императоров, они же —как императоры и государи». Избрали же и отдали почет Константину, как первому в государстве, потому что он был избран еще в детстве. И говорили: «Ты не можешь, госпожа, принимать или вести разговоры с варварами и чужеплеменниками, прибывающими в государство; не дай бог, чтобы в такое состояние пришло ромейское государство». И, уходя, начали славославить императоров. Услышав это, она удалилась в свой дворец. [45]
С этого времени Константин начал править империей. Филагрий — хранитель императорской казны [46] уведомил Константина, что когда Ираклий, отец его, заболел, он передал патриарху Пирру денежные средства для императрицы–Мартины, чтобы она не осталась в нужде и отстраненной от императорских средств при Константине–императоре и пасынке. Константин послал за Пирром и стал допрашивать его, так ли это было. Пирр же, обличенный во всех отношениях Филагрием, выдал, хотя и не хотел, эти деньги. Константин, охваченный хронической болезнью, ради хорошего воздуха поселился в построенном им дворце в Халкидоне. Филагрий, видя, что он ослаб, и ожидая, что он скоро умрет, стал опасаться Ираклия и Мартины, чтобы не потерпеть ему от них зла. По этой причине он посоветовал Константину написать войскам, чтобы, если он умрет, они взяли детей его и чтобы не дозволяли обижать их и чтобы не отнимали у них императорского престола. Приняв это предложение, Константин вручил Валентину, оруженосцу Филагрия, письма и прочее, относящееся к этому делу, и послал его к армии, дав ему содержание для армии счетом [47] двести [пятьдесят] тысяч и еще шестнадцать тысяч номисм [48] и предлагая войсковым наборам после своей смерти противостоять Мартине и ее детям. И процарствовав вместе с отцом 28 лет и пережив его, еще будучи императором, 103 дня, он скончался.
Вслед за ним автократором в империи был провозглашен Ираклий, [49] который привлек к управлению империей и свою мать Мартину. Он же сразу взял корону отца, в которой тот был погребен и которую сын его Константин взял из церкви (достоинством до 70 литров золотом), и принес в дар богу в храм; Кир же, патриарх Александрии, был восстановлен на своем престоле. Ираклий постриг Филагрия и сослал его в крепость, именуемую Септом, расположенную на западе, по ту сторону от Геркулесовых столбов, в Ливии. Многим же другим, которых считал друзьями и пособниками его, отомстил побоями и другими наказаниями. Валентин же, оруженосец Филагрия, узнав об этом, взбунтовал войска против Мартины и ее детей; с их помощью он захватил Халкидон и для того, чтобы защитить детей Константина, обосновался в нем. Ираклий же прочно удерживал город и перед всеми оправдывался, что Ираклий, сын Константина, остается нетронутым, и всем показывал его здоровым и невредимым и обнимал его, как родное дитя. И чтобы этому поверили, указывал на то, что принял его на руки после крещения. И Пирр, иерарх города, появился с ним и поклялся на чудотворном древе, что ни через него, ни через кого–либо другого детям Константина не будет причинен какой–либо ущерб. И, отговариваясь, указывал на Валентина, как строящего козни против них и стремящегося к императорской власти. И чтобы еще больше во всех отношениях укрепиться, взял вместе с собой Ираклия. Ираклий переехал к Валентину и снова захотел принести клятву и убедить их в том, что он любит и расположен к Ираклию [сыну Константина. — Е. Л.]. Валентин же не принял его, но отослал обратно, и, возвратившись, он рассказал об этом всем в городе. И они все поверили Ираклию и стали ругать Валентина.
Когда же подошло время сбора винограда, горожане, узнав, что войско, стоящее на стороне Валентина, портит их виноградники и что туда невозможно переправиться, пришли к Пирру, взывая, чтобы он венчал на царство Ираклия —сына Константина. Пирр же, посмотрев на беспокойство и бунт народа, отговаривался, говоря, что они не из–за этого восстают, но из–за того, чтобы передать императорскую власть Валентину. И об угрозах толпы сделал все известным императору. Тот же, взяв с собою своего племянника Ираклия, сразу же вступил в храм, взошел вместе с Пирром на амвон, обращаясь к нему, чтобы венчать Ираклия. Толпа же принудила императора довести дело до конца. Он, взяв в церкви корону отца своего Ираклия, выполнил это дело. И сразу же, увенчанного, толпа переименовала в Константина. Самые неотесанные и грубые из толпы вооружились против Пирра, но, войдя в храм, его не нашли. Во время же вечерней службы [50] вошли, приведя с собой толпы евреев и других дурномыслящих, в алтарь; разорвали его покровы и бесстыдным образом замарали святое место; взяв ключи от врат, привязали к копью и так нечестиво прошли в город. Пирр же, узнав об этом, на следующую ночь пришел в храм и поцеловал все святыни. Сняв с себя одетый на него омофор, положил его на святой престол, говоря: «Не отчуждаюсь от священничества, но отступаюсь из–за непослушного народа». И спокойно вышел оттуда, найдя себе убежище у одной благочестивой женщины, а затем, выбрав благополучное время, отплыл в Халкидон. О его прибытии некоторые из тамошних монахов услышали и стали исследовать то, что старшим Ираклием императором и Сергием патриархом города было установлено в отношении двух воль и энергий Христа Спасителя, что защищали Максим и Феодосии в Африке. Вот как было тогда дело в отношении Пирра. [51]
Так как сторонники Валентина держали в руках Халкидон, Ираклий и Мартина были принуждены более не причинять вреда тамошним пригородам, соединиться с ним и дать Друг другу клятвы. И его почтили саном, который ромеи называют комитетом экскувитов, но с тем, чтобы совершенно не иметь притязаний на те средства, которые он получил от Константина; и были награждены деньгами пришедшие к нему воины. Давид был венчан кесарем и переименован был в Тиберия. И исполнив это так, Павел, бывший экономом великой церкви, (641 г.) был рукоположен архиереем Константинополя в октябре месяце пятнадцатого индиктиона. Константин в Сицилии [52] был коварным образом умерщвлен во время купанья одним из своих оруженосцев и скончался (668 г.) еще на двадцать седьмом году царствования.
Вслед за ним Константин, сын его, стал держать в руках скипетр империи. [53] При его вступлении на престол сразу же вождь саракинов (673 г.) подготовил большое число судов и послал их против Византия. Вождя их опытного, надежнейшего и испытанного в войнах, они называют на своем диалекте халифом (caleb); он, снарядившись, направился к пригородам Византия через прибрежную местность, именуемую Эбдомон. [54] Узнав об этом, и Константин выставил большой флот. И между ними происходили ежедневно многочисленные морские сражения и схватки от весны до осеннего времени. С приходом же зимы саракинский флот переправился зимовать в Кизик, а с приходом весны выступил снова и таким образом вел на море войну. Саракинский флот выдерживал войну семь лет, но достиг цели не более [чем прежде] и, лишившись многих храбрых мужей, страшно израненных и тяжело пострадавших, должен был поплыть обратно, возвращаясь домой. Оказавшись же близ Силейского моря, он был захвачен сильными ветрами и морскими волнами, и все войско погибло. Когда же царь (basileuV) саракинов узнал о несчастии, случившемся с флотом, он послал послов к Константину, чтобы заключить с ним договор на условии уплаты ежегодной дани. Тот принял их и, услышав изложенное, послал вместе с ними Иоанна патрикия по имени Пидзигаудия (Pitzigaudion), многоопытного и разумного, с целью, чтобы он вступил в переговоры о мире. Он же, прибыв в Саракинскую страну (hJh), заключил мир, подтвержденный клятвами, на тридцать лет на условиях, чтобы саракинами выплачивалась ежегодно ромеям дань, в количестве трех тысяч золотом, и невольниками (andraV te aicmalwtouV), в количестве пятидесяти человек, и конями, в количестве пятидесяти голов. Услышав об этом, и народы, живущие в западной части, т. е. вождь (hgemwn) аваров и зависящие от него (oi epekeina arconteV) архонты народов, живущих к западу, прислали через послов императора подарки, добиваясь мира. Это было дано им императором, и в дальнейшем мир и покой был обеспечен и на востоке и на западе. Так с этим обстояло дело.
Теперь еще нужно сказать о так именуемых гуннах и болгарах, об их происхождении и устройстве. [55] Около Майотидского (thn Maiwtin) озера по реке Кофине (Kwjina) [56] была расположена издревле известная великая Болгария и жили так называемые котраги (Kotragoi) одноплеменные с ними. Во времена же Константина, который умер на Западе, [57] Куврат, бывший государем (kurioV) этих племен, умер, оставив пятерых сыновей, которым он завещал никаким образом не отделять друг от друга жилья и чтобы они добрым расположением друг к другу охраняли свою власть [государство. —Е. Л.]. Они же, мало заботясь об отеческом завещании, по прошествии недолгого времени отделились друг от друга, и каждый из них отделил себе свою часть народа. Из них первый сын, по имени Ваян (BaianoV), остался, согласно приказу отца, на родовой земле по ею пору. Второй —именуемый Котрагом, переправившийся через реку Танаис, поселился напротив него; четвертый перешел через реку Истр в Паннонию, которая ныне находится под властью аваров, и поселился путем заключения союза среди местных племен; пятый же, обосновавшийся в Равеннском Пантаполисе, стал подданным ромеев. Последний из них, третий брат, по имени Аспарух, перейдя реки Данапр и Данастр, поселился в местности около Истра, заняв удобную для поселения местность, называемую на их языке Оглом (Oglon), неудобную и недоступную для врагов. Она ограждена с одной стороны впереди тем, что перед ней находятся теснины и болота, позади же она защищена стенами неприступных скал. Именно потому, что народ так разделился и расселился, племя хазар, жившее внутри области, именуемой Верилией, [58] по соседству с Сарматией, часто нападало на него. И пройдя все области, лежащие за Понтом Эвксинским, проникло через все земли до моря. [59] И вслед за тем подчинило Ваяна и заставило производить уплату дани.
Константин же, так как он узнал, что народ (to eJnoV) расставил шатры (skhnwsan) на Истре и что он подвергает опустошению расположенные по соседству земли, находящиеся под властью ромеев, переправил вооруженную армию во Фракийскую область и, вооружив также и флотилию, направился против этого народа, чтобы защититься.
Болгары, увидев многочисленность конницы и флотилии, пораженные вследствие неожиданности и безнадежности страхом, бежали в свои укрепления и оставались там четыре дня. Так как ромеи не могли вступить с ними в сражение вследствие неприступности места, они пришли в себя и приободрились. В то же время император заболел болезнью ног (nosw podalgikh) и, остро страдая, отплыла город Месемврию для лечения; он приказал военачальникам и народу осадить укрепление и сделать, сколько возможно, для отомщения тому народу. Но так как кем–то была пущена молва, что император обратился в бегство, обеспокоенные ей, они, никем не преследуемые, стремительно обратились в бегство. Болгары, узнав об этом, стали их упорно преследовать и одних из тех, кого захватили, убили, многих же ранили. [60] Достигнув Истра у так называемой Варны, близ Одисса, и дойдя до лежащего выше материка, они увидели укрепленное и надежное положение этого места со всех сторон, огражденное рекой, и из–за его непроходимости расположились там. Они владычествуют и над живущими поблизости славянскими племенами и одних поставили для охраны от находящихся по соседству аваров, других же — для наблюдения над находящимися по близости ромеями. Таким образом, укрепившись и возвысившись, они опустошали и нападали на области и города (cwria kai polismata) Фракии. Императору же, видевшему это, пришлось заключить с ними договор об уплате им дани. [61]
И когда всюду наступил мир в ромейской державе, усилилась нечестивая ересь монофелитов, которая получила начало еще со времени (680 г) императора Ираклия. [62] И было несогласие [раскол] в православной церкви. Узнав об этом, Константин собрал вселенский собор, [63] который утвердил [решение] пяти предшествующих святых вселенских соборов, всячески разъясняя о двух волях Христа Спасителя и двух природных силах (energeiaV), совершенных и в его божественности, совершенных и в его человечности, и предал анафеме одержимых ересью. И так в спокойствии и строгом порядке Константин закончил остаток жизни (685 г.) и на семнадцатом году царствования скончался. Останки его похоронили в царских усыпальницах в церкви святых апостолов.
Царствование же оставил он сыну своему Юстиниану, бывшему тогда в 16–летнем возрасте; Юстиниан принял царствование от отца, распоряжавшегося с целью сохранения мира и установления прочного порядка в государстве, и все разрушил. Он разорвал и мир, заключенный с болгарами. Приведя конную армию во Фракийские области, он сразу же устремился против славян. Сделал набег до города Фессалоник, многих из тамошних людей из славянского народа захватил, одних насильственным образом, других — обещаниями, переправив их через Абидос [64] и поселил в так называемой Опсикийской области (tou Oyikiou legomenhn cwran). Из них набрал в войско до 30 тысяч народа, и народ, который вооружил, стал именовать избранным (laon periousion) войском. И поставил над ними архонтом из числа благородных по имени Небула (Neboulou). Опираясь на них, он осмелился разорвать мир, заключенный отцом его, с саракинами. И ради этого переместил оплитов, издревле стоявших войсками на горе Ливане. И вступил с саракинами в войну и дошел до Севастополя. Но саракины тоже открыли военные действия и вышли [сами] против них. [65] Они говорили, что сохраняют мир прочным; если же сами ромеи намереваются его расстроить, то пусть бог будет судьей виновников. Но Юстиниан предпочитал войну; они, привязав письменный договор о мире к верхушке знамени, отдали приказ нести его впереди и направились против ромеев. Те же обратились в бегство, и названный особый полк славян (twn SklaboV laoV) присоединился к саракинам и вместе с ними убивал ромеев. После этого, набравшись еще более храбрости, саракины стали опустошать Ромейское государство. Вот как обстояло с этим народом.
На государственные же должности он поставил мужей суровых и чрезвычайно жестоких: такими были евнух Стефан–перс, казначей императорской казны (tamiaV twn basilikown crhmatwn). Он оскорблял многих из подчиненных и дошел до того, что осмелился напасть на самоё мать Юстиниана, наказав ее розгами по образцу того, как наказывают детей учителя (mastigaV auth en schmati wsper touV paidaV oi grammatistai epiJemenoV); какого–то монаха Феодота, который прежде жил отшельником в так называемом узком проливе (Stenou) [66] во Фракии, поставил государственным казначеем (twn dhmosiwn logisthn), которого обыкновенно называют главным логофетом (tou genikon logoJethn); своей чрезмерной жестокостью он не только выжимал деньги из своих подчиненных, которых он подвешивал на веревках и окуривал горящей соломой, но к тому же еще и других известных мужей (projanesterouV andraV) подвергал конфискациям и убивал жестокими способами.
Некоего же патрикия Леонтия, происходящего из Исаврийской области и сделавшегося стратигом так называемого анатолийского (695 г.) войска, часто прославляемого многими, Юстиниан в течение трех лет держал узником. Затем же освободил из заточения и перебросил стратигом Эллады, принудив его в тот же день отправиться из Византия. К нему пришли среди ночи друзья его — Павел, некий монах, настоятель монастыря Каллистрата, [67] ученый астроном и монах Григорий, игумен монастыря Флора, каппадокиец по происхождению, чтобы проводить его. Тот же, увидев их, взывал к ним, говоря: «Напрасно вы мне предвещаете царствование, потому что ныне я отсюда ухожу, и мне остается горький конец жизни». Они же закрывали ему путь, твердо доказывая, что если он не промедлит, то овладеет властью. Убежденный ими, он сразу же привел некоторых из [своих] оруженосцев в продолжение ночи и, выбрав себе оружие, отправился втихомолку к претории. Он дал знать, что пришел император, чтобы по своему усмотрению распорядиться относительно находящихся там: эпарх претория встретил его и открыл ворота. Он сразу же связал ему руки и ноги. Очутившись же внутри, Леонтий освободил всех заключенных и, вооружив их, устремился к так называемому форуму. [68] Разойдясь оттуда во все части города, он велел кликнуть клич, чтобы все христиане пришли в храм Софии. И вследствие этого все множество народа в смятении поспешно собралось у крещальни церкви. Он же с монахами и другими из числа своих друзей вошли к Каллинику, тогдашнему городскому патриарху, и принудили его выйти и обратиться к народу с речью, что «сей день, его же сотвори господь». [69] И толпа стала бранить Юстиниана. И так все устремились на ипподром. С наступлением же дня привели к ним Юстиниана. И вследствие кликов толпы, чтобы подвергнуть императора [казни] мечом, Леонтий, щадя его кровь [70] по причине любви к отцу его Константину, отрезал ему нос и язык и выслал его в город Херсон, по окончании еще [только] десятого года его царствования. Леонтий был провозглашен толпой императором. Стефана же евнуха и Федота монаха из–за числящихся за ними дурных дел, хотя и против воли императора, схватили и, связав им ноги веревками, поволокли на так называемую площадь Быка (booV), [71] где и предали огню. Вот как обстояло дело в Константинополе.
Часть II
Кархедон же, находившийся в Африке [под Африкой], прежде платившей подати, находясь под властью ромеев, тогда перешел под власть (697 г.) саракинов, будучи захвачен ими в результате войны. Леонтий, узнав об этом, вооружил весь ромейский флот и, назначив над ними стратигом патрикия Иоанна, опытного в военном деле, послал его против саракинов в Кархедон. Тот же, оказавшись там, находившихся в нем [Кархедоне] саракин своими военными действиями обратил в бегство и возвратил город ромеям; а также и все другие тамошние города (polismata) освободил от власти этого народа и, оставив вооруженную армию для охраны, остался там зимовать. Саракинский же император (basileuV), узнав об этом, двинул против него большое войско, с помощью (698 г.) которого изгнал Иоанна с имеющимся у него ромейским флотом и снова захватил Кархедон и окружающие его города. Иоанн же поспешил отправиться к императору. Но когда он оказался на острове Крите, архонты вместе с массой войск подняли восстание, так как он никоим образом не хотел позора и страшился необходимости явиться к императору. Поэтому они стали бранить Леонтия, отступаясь от него, и голосовали за имя Апсимара, архонта Курикиотской армии, находящейся в области Кивериотов (arconti twn Kourikiwtwn tugcanonta thV upo Kiburaiwtwn cwraV), которого ромеи обычно именуют друнгарием, и прозвали его Тиберием. Тем временем город был охвачен заразной болезнью, которая в течение четырех месяцев погубила множество народа. Апсимар с имеющимся у него флотом направился в Византии и пристал против города в так называемых Сиках [72] [прибрежной приморской местности]. Некоторое время он вступил в сражение с жителями города и в конце концов подкупил стражников на стене Влахерн и их архонтов и через них захватил город. [73] Армия, которая вошла вместе с ним, расхитила имущество горожан. Леонтия же, процарствовавшего третий год, захватил, отрезал ему нос и приказал заточить в так называемый Делматский (thV Delmatou) монастырь.
(704 г.) И вот что у них произошло. Юстиниан, так как он пребывал в Херсоне, отваживался открыто и часто выступать с речами, чтобы снова овладеть царством. Тамошние же горожане, усматривая в этом отношении для себя опасность, задумали его умертвить или в оковах отправить к Апсимару. Юстиниан, проведав об этом, бежал оттуда и пробрался в крепость, так называемую Дорос (DoroV), расположенную в Готской области (proV th GotJikh keimenon cwra). [74] И вот он попросил хазарского вождя (они их называют хаганами) принять его.
Хаган уступил просьбе, принял его с честью и, подружившись с ним; отдал ему в жены свою сестру Феодору. Юстиниан, с его согласия прибыл в Фанагорию, и жил там вместе с ней. Узнав об этом, Апсимар обратился с настоятельною просьбой к хазарскому архонту, обещая ему много денег и подарков, прислать Юстиниана живого или его голову. Тот уступил многочисленным призывам и взялся их выполнить. Oн послал людей будто бы для его охраны, под предлогом, чтобы он не стал жертвой заговора своих единоплеменников, в действительности же чтобы он был под охраной и не убежал бы. И приказал своему архонту из числа своих единоплеменников, живущих при Юстиниане, а также и архонту Скифского Боспора выжидать, пока он им прикажет, а затем убить Юстиниана как можно быстрее. Но Феодоре об этом донес кто–то из отцовских слуг (oiketwn). Она посвятила мужа в этот замысел. Юстиниан (тогда) призвал к себе того хазара и, уединившись с ним, задушил его в петле и тем же способом убил и босфорского архонта. Затем сразу же отослал свою жену Феодору к отцу; сам же выехал и прибыл в приморское селение, именуемое Томи (Tomin). Там пересел на судно с некоторыми другими людьми и, проплыв туда на судне, прибыл к городу Симболу (Sumbolou) по соседству с Херсоном. И пристав к тамошней пристани, послал одного из своих товарищей в город, чтобы привести к нему Варасвакурия (Barasbakourion), его брата Саливу (Saliban) и некоторых других людей. И отплыв вместе с ними, пройдя через так называемые Некропилы [Мертвые ворота], он оказался у реки Истра. Оттуда послал из числа бывших с ним некоего Стефана к Тервелю, тогдашнему государю тамошних болгар, призывая его оказать ему содействие для обратного получения императорского престола, обещаясь дать ему многочисленные дары и свою дочь в жены. Тот охотно на все согласился, принял Юстиниана с великим почетом и, вооружив весь подвластный ему народ, вместе с ним направился к столице. И прибыв к стене Влахерн, в течение трех дней требовал у жителей города, чтобы они приняли своего императора. Они же, гнусно понося его, отсылали его. Тогда Юстиниан ночью вошел вместе с немногими сопровождающими его в город через водопровод и оттуда захватил город. Вскоре он обосновался во Влахернском дворце. Ираклия же, брата Апсимара, стратига анатолийских войск, и других архонтов и оруженосцев его, Юстиниан повесил на дереве у стены. И захватя Апсимара, пребывавшего седьмой год на царствовании, и Леонтия, заковал их в железо и бросил в тюрьму. Затем же во время конских состязаний волочил их направо, волочил налево и попирал их ногами, и потом отослал в так называемый Кинегий, [75] чтобы отсечь им головы. Тервелю же, болгарскому архонту, раскинувшему шатры (skhboumenon) за стенами Влахерн, Юстиниан выказывал большое внимание и, наконец, пришел к нему сам, накинул на него императорскую хламиду и провозгласил его кесарем; посадил его рядом с собой и приказал, чтобы народ преклонил колени (proskuneisJai) перед ними обоими. Затем же, одарив его богатыми подарками, отослал его назад.
Каллиника, городского патриарха, за то, что тот бесчестил его (705 г.) и провозгласил Леонтия, ослепил и отослал в Рим. Кира же, бывшего в заточении в Амастриде и пророчившего там ему второе царствование, поставил вместо него на патриаршество. И совершил множество убийств и злодеяний по отношению к подданным. Одних назначал на архонтат и сразу посылал вслед за ними других и убивал; других еще призывал на обед и убивал ядом; других опять же выбрасывал в мешках в пучину моря. По единогласной молве, он был для подданных крайне жестоким зверем. Затем послал в Хазарию за своей женой Феодорой и за своим сыном Тиверием, родившимся от нее. И венчал их на царствование. После того разорвал мир с болгарами и, приведя многочисленную армию (707 г.) с земли и моря во Фракийские области, выступил на войну с ними к городу Анхиалу. Но болгары неожиданно для войска, рассеявшегося по этой равнине для заготовки пропитания, напали и многих из них убили, других забрали в плен. И самого Юстиниана, оставшегося в городе Анхиале, осаждали три дня. Он же ночью пробрался на судно, бежал оттуда и снова вернулся в Византии. (708 г.) В то время как так обстояли дела, саракинский император послал большое количество вооруженных людей, назначив их полководцами Масалму и Солимана [называемых так на их диалекте] для осады города Тианы. Они же, оказавшись там, многократно вступали в бой, и хотя с помощью стенобитных машин и низвергли часть стены, но больше ничего достигнуть не были в силах, и намеревались возвратиться домой. Между тем Юстиниан послал во внутренние области и, собрав много народа из земледельцев и крестьян (laon agroikon te kai gewrgikon), приказал им отправиться к Тиане, чтобы притти на помощь осажденным. Увидев, что они безоружны, саракины напали на них и одних перебили мечом, других захватили в плен. И поэтому они стали еще самоувереннее продолжать осаду Тианы. Осажденные, истощив все средства и не получив помощи от императора, отказались от борьбы —сдались на капитуляцию врагам и отправились в саракинскую страну. И с тех пор в дальнейшем это придало много смелости врагам грабить безбоязненно ромейские земли, и никто не мог им противостоять. Один отряд [часть из них] в количестве тридцати человек подошел к Хрисополю [это —приморское поселение, расположенное напротив Византия к восходу солнца] и тамошних жителей перебил и сжег корабли.
(710 г.) Юстиниан, имея в памяти происшедшее с ним из–за козней Апсимара в Херсоне, собрал очень многочисленные и разнообразные корабли, посадил на них счетом до 100 тысяч человек обученных из наборов войск и еще из земледельческого и ремесленного люда, а также и из сената и из городского народа и, поставив над этим флотом начальником некоего Стефана патрикия, по прозванию Асмикта, послал его, приказав казнить мечом всех людей, находящихся в областях Херсона и Босфора, а также и других областей (twn arcontwn). Илию же, своего оруженосца, отправил вместе с ним и велел поставить его архонтом Херсона и еще и Вардана, армянина по происхождению, там оставить в изгнании. Стефан, переправившись туда через море, выполнил приказание. Нескольких же подростков сделал [разделил] пленниками среди бывшего с ним народа. Тондуна (Toundunon) же, херсонского архонта, и Зоила, именуемого протополитом (prwtopolithn), и других сорок мужей из числа наиболее известных послал в цепях вместе с женами и детьми к Юстиниану. Прочих же семерых из числа первых людей (prwteuontwn) Херсона, привязав к деревянным копьям, предал сожжению. Двадцать же других начальников (prostateuontaV) из других городов бросил в лодку и, привязав к ним много камней, пустил ее ко дну. Юстиниан же полагал, что Стефан распорядился более [милосердно] человеколюбиво, чем он приказал ему в отношении обращения с подростками, и велел ему срочно возвратиться. Тот же, согласно предписанию, отправился в путь в октябре месяце и во время жестокой бури потерпел кораблекрушение; насчитывают, что до семидесяти трех тысяч людей было потоплено, трупы выбрасывались морем от города Амастриды до Гераклеи. Юстиниан не огорчался этим нисколько, но еще более радовался и распорядился снова послать туда другой флот. Архонты тех областей, проведав об этой вести, защитились, насколько могли, своими силами и послали послов к хазарам, чтобы они прислали людей для защиты их и чтобы спасти оставшихся у них жителей. Узнав (711 г.) об этом, Юстиниан послал Георгия патрикия и Иоанна, городского эпарха, вместе с другими архонтами и войском до трехсот человек, и передал им Тондуна и Зоила, чтобы поставить их снова на их архонтат, и распорядился привести к нему Илию. Когда они прибыли в Херсон, горожане допустили внутрь города только Георгия и сопровождавших его архонтов. Затем же заперли за ними ворота и Георгия и Иоанна казнили мечом. Оставшихся же за стенами воинов, так же как Тондуна Зоила, передали пришедшим туда хазарам, чтобы переправить их к хагану. Хазары, приняв их, по дороге убили. Граждане города Херсона бранили, бесчестили и поносили Юстиниана и провозгласили императором сосланного туда Вардана. Юстиниан, узнав об этом, разгорелся величайшим гневом и умертвил детей Илии в объятиях матери, ее же принудил к браку со своим поваром, индусом по происхождению (Indw tw genei) и крайне безобразным. Затем же снова послал другой большой флот, поставив управлять им патрикия Мавра и приказал ему разрушить город Херсон и всех находящихся в нем беспощадно умертвить. Тот, прибыв к Херсону, приступил к делу. Но хазарский народ неожиданно напал на него; город был спасен. Вардан же бежал и переправился к государю (ton kurion) хазар. Патрикий Мавр был неспособен вести осаду и, опасаясь возвратиться к Юстиниану, присоединился к городу херсонитов. И они отреклись от Юстиниана и провозгласили императором Вардана, переименовав его в Филиппика. Они послали послов к хазарскому хагану, чтобы он к ним отправил и Вардана. Тот же подтвердил клятвами ромейскому народу о безопасности Вардана и взыскал с них деньги с каждого человека по сто номисм.
Юстиниан, по прошествии некоторого времени, заподозрил, что он ими предан. Поэтому он обратился к болгарскому архонту Тервелу и заключил с ними тогда союз. Тервел послал к нему около тридцати тысяч человек. Он, приняв их, переправил к своим и приказал вместе с так называемым войском Опсикия расположиться в долине, называемой Даматрийской (tou Damatrou). Сам же, взяв с собой своих архонтов и другое тяжеловооруженное (oplithn) войско, бежал в Понтийские области и дошел до приморской деревни (kwhmV), именуемой Гингилисса (Giggilissou), чтобы обследовать, как обстоят его дела в Херсоне. После того как он провел там некоторое время и увидел, какой большой флот приплыл вместе с императором Филиппиком к Византии, он возвратился назад к оставленному им войску в Даматрийской [равнине]. Филиппик же без сражения вошел в город и снова послал Илью с вооруженной армией (sun oplith law) против Юстиниана. Илья клятвенно подтвердил бывшему с Юстинианом [войску —Е. Л.] о том, что оно будет в безопасности, а болгарскому войску обещал, что они невредимыми возвратятся домой. Самому же Юстиниану, находившемуся на шестом году своего второго царствования, отсек голову и послал ее к Филиппику. Филиппик получил ее и отослал в западные районы до Рима. Мавра же патрикия и Иоанна, императорского оруженосца по прозванию Струфа (StrouJon), отправил за сыном Юстиниана Тиверием. Они его захватили бежавшим в алтарь храма пресвятой богородицы во Влахернах; ворвавшись туда, Иоанн вытащил его, державшегося за святой престол, не считаясь ни со святостью алтаря, ни с обильными слезами его бабушки Анастасии. Защищая внучка, она сама оказалась вместе с ним в опасности. И Иоанн его зарезал, как бессловесную тварь за стеной [на паперти] так называемого Каллиника и приказал похоронить в храме святых Анаргиров [бессеребренников], [76] называемом храмом Павлины (PaulinhV). Вслед за ним схватили и Варасвакурия и прочих архонтов Юстиниана и всех умертвили мечом.
Царствование Филиппика явилось нехорошим и легкомысленным; (712 г.) он предал анафеме отцов, участников VI Вселенского собора, так как не допускал боговдохновенно установленного ими догмата о двух волях и энергиях Христа. И нашел себе в этом деле помощников в Иоанне, тогдашнем архиерее города, и Германе, митрополите Кизика, и в других иереях и многих сенаторах. [77]
Тем временем вооруженные полчища болгар внезапно напали на жителей Фракийского Боспора. И много народу из числа поселян и прибывших туда ради развлечения и удовольствия из Византия убили, других же забрали в плен и захватили много серебра [78] и немало утвари, принадлежащей им. Набравшись храбрости, они распространили свои набеги до материковой стены города и дошли до так называемых Золотых ворот (thV CrushV pulhV). Возвратившись оттуда, разгромили много селений (ta cwria) во Фракии. Затем и саракинский народ (eJoV) напал на ромейскую страну и, совершив набег на большую часть ее, причинил также великий ущерб людям и имуществу, (713 г.) захватил Мидию (Mhdeiau) и другие городские поселения (polismata). Филиппик же, празднуя день основания города и давая конские состязания, а затем после пира с друзьями, к полуденному времени забылся сном. И здесь–то против него был организован заговор. Некто Георгий по прозвищу Вураф (BourajoV), патрикий и полководец (hgoumenoV) войск Опсикия, прибывший тогда во Фракию ради охраны этой области от нападения болгар, с ведения (gnwmh) патрикия Федора, по прозванию Миакия (Muakiou), послал одного из своих подчиненных по имени Руфа (Roujon) с немногими войсками в Византии к Филиппику для осуществления заговора. Тот напал внезапно на дворец, захватил императора спящим, поднял его от сна, привел на место конских бегов и там выколол ему глаза на втором году его царствования. На следующий же день (это был день праздника Пятидесятницы) весь городской народ собрался к святому храму божьего слова (tou Jeou logou) и провозгласил императором Артемия, бывшего грамматиком (grammatea) у Филиппика из тех, кого на италийском языке называют асикритом (ashkrhtiV), и переименовали его в Анастасия. Когда же прошло несколько дней, ослепили и Федора патрикия, а также и Георгия и сослали их в изгнание в Фессалонику. Анастасий же, имея заботу о военных делах, поставил архонтов, способных управлять (proV taV towton dioikhseiV) ими. И вот, проведав о том, саракинский царь (basileuV) вооружился, намереваясь двинуться из города Синопа (ek thV Sinwpitwn ormwmenon poleuV), послал Даниила патрикия, тогдашнего эпарха столицы, будто бы, чтобы вести переговоры о мире, в действительности же, чтобы, будучи там, наблюдать, как они вооружаются против ромеев. Тот, возвратившись, сообщил, что для нападения на ромейское госудгрство у этого племени имеется большое число войск, конницы и флота. [Император], услышав об этом, [приказал], чтобы каждый, кто сможет заготовить припасов, которых ему хватит на три года, оставался [в столице]; тот же, кто не будет их иметь, пусть удалится куда хочет. И заботливо обновил стены города и приготовил военные машины (ta polemhthria organa), а также снабдил город большим числом припасов (dapanhmata) и другим, что требуется на случай вражеского нападения.
И когда дошла молва, что саракинский флот прибыл из города Александра [Александрии] в Финикию для построения кораблей из кипарисового дерева, он выбрал быстроходные лодки и собрал туда войско из местности, именуемой Опсикий, и послал его к острову Родосу. И приказал собрать туда и другой, ромейский флот. Начальником их поставил Иоанна, диакона великой церкви, и счетчика казенных . податей (????), которого, как известно, обычно называют главным логофетом (????), рассудительного и опытного, который и принял весь флот. Когда он прибыл на Родос и объявил приказанное, то нашел всех собравшихся послушными и с охотой готовыми к отплытию. Одни только опсикийские войска страшились такого путешествия. Они восстали из–за этого и стали бранить императора Анастасия, а Иоанна диакона умертвили мечом. Затем оттуда разошлись и остальные войска и уплыли каждое по своим домам. Опсикийское же войско также отправилось к себе и, оказавшись у Адрамиттия (twn dhmosiwn logisthn), выбрало там некоего Феодосия, по имени, сборщика (twn dhmosiwn jorwn praktora) казенных налогов, человека беспечного и простолюдина (idiwthn), и стали склонять их к царскому сану. Он же бежал и спрятался в горах. Тогда они его нагнали, принудили к царствованию, провозгласили [императором] и увезли с собой. (715 г.)
Узнав об этом, Анастасий, укрепив предварительно Византии, выехал в город Никею в Вифинию и там утвердился. Идущее же за Феодосием войско собрало все опсикийское войско и многочисленные торговые суда и прибыло в упоминавшееся уже и прежде приморское поселение Хризополь. Оттуда они давали ежедневно сражения горожанам. Сражения продолжались в течение шести месяцев. И в то время как флот Анастасия стоял у константинопольской пристани Неория, [79] флот Феодосия, набравшись смелости, переправился к областям Фракии и завладел ими. Вследствие предательства каких–то изменников, бунтовщики через так называемые Влахернские ворота вошли в город и с наступлением ночи напали на дома горожан, причинив им большой ущерб. Находящихся же там архонтов вместе с тогдашним патриархом города Германом отослали, чтобы о происшедшем они сообщили самому Анастасию. Тот же попросил у них слова, что они ему не причинят какого–либо вреда, и, переодевшись в монашеское одеяние, отправился к Феодосию. Феодосиq не причинил ему никакого вреда и отправил изгнанником в Фессалонику.
И после того стали сильные мятежи против императоров, и взяла верх тирания, которая, пренебрегая и империей, и столицей, привела в упадок дела, так что исчезло и преподавание литературы (h twn logwn hjanizn paideusiV) и расстроилась дисциплина [военная. —Е. Л.] (ta taktika). Вследствие этого беспрепятственно происходили нападения врагов на ромейскую державу и многие убийства и уводы людей и опустошение городов. Отсюда произошло то, что и саракины устремились на (718 г.) самую столицу и послали через материк большое количество войск из различных подчиненных им племен, и конных, и пеших. Они также отправили и большой флот в количестве до тысячи восьмисот судов, поставив во главе его Масалму, как они его называют на своем диалекте. Узнав об этом, военные и государственные правители (arconteV), ввиду неопытности Феодосия и неспособности его противостоять врагам, приступили к нему с уговорами освободить престол и, не потерпев вреда, стать частным человеком. Он отстранился от престола, процарствовав один год. Затем стали избирать жребием кандидатов на престол, и был выдвинут Лев патрикий, бывший тогда стратигом так называемого анатолийского войска. И, как это принято у императоров, он с торжественной процессией вступил через Золотые ворота (dia thV CrushV kaloumenhV pulhV) в Византии и, очутившись в великой церкви, там увенчал себя императорским венцом.
Саракинский же народ нападал на многие ромейские города (poismata). Они напали и на так называемый город Пергам и еще устроили ему (717 г.). осаду. Взяли они его по такой причине. Вследствие какой–то дьявольской выдумки находящиеся внутри города взяли беременную в первый раз женщину, да еще близкую к родам, разрезали ее и, вынув находящееся в ней дитя, сварили его в котле с водой, в которой окрестили кисти правых рук готовящихся к сражению с врагами. Поэтому же они и приняли на себя гнев божий. Ибо их руки не могли схватить оружия, и враги из–за их бездействия взяли город без битвы. Заняв его, саракины отсюда захватили Абидосский пролив и переправились во Фракию. И забрав там много городских пунктов, они направились к столице, окружили ее валом [изгородью —caraka] и осадили ее. В течение тринадцати месяцев они держали ее в осаде, применяя разного вида многочисленные машины (mhcanhmatwn) . К тому же нападал и саракинский флот под командой предводителя, именуемого на арабском (Araben) языке Солиманом. Между тем как они проходили через пролив у Византия, шедшие сзади корабли, как защищающие с тыла, так и очень тяжело нагруженные множеством воинов и оружия, при небольшом подувшем ветре и обратном течении были вынуждены замедлить плавание. Увидев это, император сел на диэремы (dihresin), прорвался через них и сжег их огнем в количестве до двадцати кораблей. Весь же прочий флот, проплыв во Фракийский Боспор, стал на якорь у пристани так называемой Сосфенийской (SwsJeniu) и там провел зиму. Между тем случилась суровая зима, так что в течение ста дней земли не было видно из–за массы выпавшего снега; вследствие этого немалое количество людей, коней, верблюдов и прочих животных пало. С приходом же весны его нагнал и другой саракинский многочисленный флот из Египта, которым руководил некто по имени Софиам (Sojiam onoma arcwn), привезший большие грузы хлеба и оружия. Прошло немного времени, и пришел еще и другой флот, прибывший из Африки, привезший многочисленное оружие и припасы; начальником его был некто по имени (по–саракински) Иезид (Iezid). Они, как говорят, предусмотрев вред, причиняемый изготовляемым ромеями огнем, отчаялись пройти в византийский проход и направились к Вифинской области (BiJunian meresi), один —к так называемой гавани «прекрасного поля» (limena kalou agrou); другой —к утесам так называемого Сатира (Saturou). Египтяне же, приплывшие с ними ночью, взошли на судовые лодки, вошли в Византии и стали славословить императора. После этого император отважился и послал огненосные суда против этих саракинских флотилий и сжег все их корабли. Нагруженные доставшейся добычей и бывшим на них оружием и припасами, суда возвратились к императору.
В это время патрикий Сергий, стратиг Сикилии и жители западных областей (oi ta esperia oikounteV) отчаялись в помощи Византии и императора из–за нападений врагов и венчали своего императора и одного из подчиненных (twn uperhtwn) Сергия —по имени Василия —сына Григория, по прозванию Ономагула (Onomagoulou) и переименованного в Тиберия. Император, услышав об этом, поставил Павла стратигом Сикилии, человека и верного, и из своих людей, и опытного в тактике, и послал его в Сикилию. Когда он прибыл туда, Сергий оттуда скрылся бегством к лонгобардам (loggoubardouV). Павел же собрал народ на острове и прочитал послание от императора, вследствие чего они пришли в повиновение [императору] и прославили императора, а Василия и подручных его архонтов передали ему в оковах. Взяв их, Павел некоего Георгия и других умертвил и головы их отослал императору; других же подвергнул наказаниям и многочисленным избиениям, отрезал им носы и выслал в изгнание в чужие края. Сергий же, выпросив себе обещание безопасности, явился к Павлу. И тогда на западе в делах установились мир и тишина.
Затем родился у императора сын, которого он назвал Константином. (718 г.). Пятнадцатого же следующего месяца августа многочисленные войска саракинов, конница и флотилия отступили от столицы, и многие корабли были захвачены бурей и жестокими ветрами. Многие из них были прибиты к островам до самого Кипра, другие же вместе с людьми были низвергнуты в пучину моря.
Артемий, изгнанный в Фессалонику, снова пытался овладеть империей и предпринял действия в этом направлении. Он написал Сисиннию патрикию, по прозванию Рендакию, который находился в болгарской стране (посланный тогда императором, чтобы заключить с ними союз против саракинов), о том, чтобы он действовал согласно с ним и убедил бы болгар содействовать ему. Тот на это согласился. Он написал также Никите магистру по прозванию Ксилиниту (Xulinithnn), находящемуся в Константинополе, и еще патрикию Исою, начальнику так называемого императорского Опсикия, и Феоктисту, первому из императорских секретарей (twn prwtisthin twn basilikon grammatewn), который ими управлял в эти времена, и Никите, по прозванию Анфрака (AnJraka), начальнику стен (arconta teicwn), напоминая старую дружбу, чтобы они были верными и присоединились к нему и чтобы отперли город и приняли бы его как императора. О письмах сразу стало известно императору, и получивших грамоты он захватил, наказал побоями, и они признались. И Никите, имеющему достоинство магистра, и Феоктисту отсек голову, других же не мало изувеченных выслал в изгнание; конфисковав имущество, Артемий же вместе с Сисиннием патрикием и болгарами дошел до Гераклеи и с ними вывел из Фессалоник челны. Они их называют моноксилами (monoxula). [80] Император написал болгарам, чтобы они лучше соблюдали мир и выдали бы врагов. Болгары же оправдывались, просили прощения и обещали соблюдать мир. И Артемия с Фессалоникским архиереем и многими другими в оковах послали к императору; Сисиннию патрикию отсекли голову и ее тоже послали, а сами удалились к себе. Артемия же вместе с архиепископом император взял и казнил в так называемом Кинегии. [81] Во время же совершения конских бегов головы зарубленных, насаженные на копья, были торжественно пронесены через ипподром. Всех же прочих наказал всякими увечьями, отсекновением носов, конфискациями и изгнанием.
Так это совершил и призвал Германа тогдашнего архиерея и двадцать . пятого числа месяца марта, третьего индиктиона (720 г.) в день воскресения Христа спасителя в Трибунале так называемом девятнадцати акувитов венчал на царство сына своего Константина.
Невозможно обойти молчанием того, что произошло в те времена (726 г.) около островов, называемых Фирой и Фирасией, расположенных в Критском море. В летнюю пору морские глубины стали выбрасывать огромное, как бы огненное дыхание, из–за чего от большой густоты воздуха вырывался огонь и вместе с огнем выбрасывались гигантские (kissirwdeiV) камни в огромном количестве, так что из камней образовался остров, присоединившийся к земле так называемого острова Иеры (th Iera); говорят, что и она подобным же образом была произведена из морской глубины (tou busiou), так же как и те, о которых шла речь —острова Фира и Фирасия. Необъятное же количество выброшенных камней покрывали то море, начиная оттуда до Абидоса и азиатского приморья (acriV Abudou kai thV AsiatidoV paraJalassiou). Струя воды была так разгорячена от их приближения, что к ней невозможно было прикоснуться.
Говорят, что, услышав об этом, император воспринял это как знаки божьего гнева и счел, что их вызвала какая–то причина. И поэтому он затем постарался восстать против благочестия за уничтожение святых икон, неверно истолковав, как будто бы это чудо произошло из–за их водружения и поклонения им. И он принялся обучать народ своей догме. Многие оплакивали насилие над церковью. И поэтому–то жители Эллады и Кикладских островов, не принимавшие нечестия, восстали против императора и собрали большой флот: во главе их стал императором некто по имени Косма (Kosma). И пришли к столице. С ним вступили в бой жители города и сожгли многие из их кораблей. Увидев, что они потерпели поражение, они перебежали к императору. Один из числа их архонтов, по имени некто Агалиан (AggalianoV), увидев это, отчаявшись в своем спасении, во всеоружии бросился в морскую пучину. Косма же и другие, некто Стефан, были захвачены, и им были отрублены головы.
С приходом лета (727 г.) многочисленные войска саракинов напали на ромейскую державу. Во главе их стояли Амер (AmeroV) и Моавия (MauiaV), как их называют саракины. И они дошли до города Никеи в Вифинии. После того как они некоторые времена подвергали его осаде, они в конце концов отступили без успеха.
Затем же император собрал многочисленный народ столицы во дворце и призвал тогдашнего архиерея города, Германа, и стал его принуждать (730 г.) подписать предписание об уничтожении святых икон. Тот же отказывался и снял с себя священство, говоря, что «без вселенского собора я не могу дать предписание о вере». Оттуда он удалился в родительский дом, где и прожил и завершил свой жизненный срок. После него архиереем был рукоположен Анастасий, бывший клириком великой церкви. Из–за него многие благочестивые люди, поскольку они не присоединились к догме императора, подверглись многочисленным наказаниям и избиениям.
Между тем, как это так происходило, император послал к правителю (732 г.) хазарского народа и пригласил его дочь для сговора в жены его сыну Константину. В этот промежуток времени в Византии случилось землетрясение, от которого и другие города и деревни (kai polesin kai cwraV) сильно сотрясались. И еще и другие многие дома и священные храмы и портики (stoai) внезапно обрушились до самого основания. Землетрясение разрушило и божественный храм, именуемый храмом святой Ирины, который построен близ самой великой церкви. После этого и статуя Аркадия, некогда правившего ромейским скипетром, которая стояла поверх резной колонны на холме Ксеролофона (Xerolojon), [82] обрушилась сверху на землю. И колебание продолжалось около целого года. Поэтому–то многие горожане покинули город и ночевали за стенами, оставаясь в шатрах.
Лев, после того как он правил империей двадцать четыре года, (741 г.) умер, страдая тяжелой водянкой, и оставил преемником в управлении империей своего сына Константина. Артавазд же, который был зятем Константина по сестре, вместе с окружающим его войском (он был стратигом Опсикийского войска —strathgoV tou Oykiou laou) и двумя сыновьями, из которых одного звали Никитой, другого Никифором, оставался в Дорилейской долине (tou Dorilaiou pediou). И сразу же, когда он узнал о смерти тестя, он клятвенно связал подчиненные ему войска, что они будут стоять за него и не признают императором другого. Константин же, правящий империей, отобрал некоторую часть войска (742 г.) и вышел из города, захватил долину, которая называется Красовой (to pedion to KrasoV), и приказал Артавазду притти к нему, чтобы вместе (держать совет в отношении врагов. Артавазд же устремился к нему не ради совета, но для того, чтобы захватить у него империю. Константин, разведав о намерениях Артавазда, послал вперед патрикия Висира, и, когда он узнал, что тот пал от меча врагов, и когда увидел снаряжение императорского лагеря, то сам удалился в область, именуемую Анатоликой, убегая оттуда и заботясь о собственном спасении. Население, благожелательно приняв его, клятвенно заверяло его обязательством до смерти стоять за него в опасности и бесчестии Артавазда, понося его. Они привлекли патрикия Сисинния на свою сторону и установили с ним договор вместе с подчиненным ему так называемым фракисийским войском (twn Qrakhsiwn law) и все вместе двинулись против Артавазда, Феофан же, которого ззали Монотием, занимавший должность магистра и выполнявший в Византии поручения императора, присоединился к Артавазду и прозозгласил его императором, а византийцев убедил, что Константин умер. Артавазд послал за сыном своим Никифором, бывшим тогда стратигом во Фракии, и за его войском и поставил их для охраны города. Из числа же императорских оруженосцев он одних ослепил, других же изувечил иным образом. И Артавазд сразу же вместе с своими приверженцами вошел в город и снова восстановил священные изображения. Идя вслед за ним, Константин захватил так называемый Хризополь. Это пристань, расположенная напротив Византия на Азиатской земле. Пробыв там короткое время, (743 г.) он возвратился и в городе, который называется Аморий, провел зиму. В следующем наступившем году Артавазд послал второго из своих сыновей, Никиту, стратигом так называемого войска Армениаков, другого же, Никифора, венчал на царство. Артавазд воевал против областей Азии, и эти области были жестоко опустошены [вм. esiaineto читаю elumaineto]. [83] Но Константин пошел против него, встретил его у Сард, вступил с ним в бой и полностью обратил его в бегство. Подчиненные же ему войска (laoi) привел в покорность, а все их снаряжение присвоил себе. Артавазд же бежал к городу Кизику, чтобы направиться оттуда в Византию. В то же время Никита, его сын, сделал нападение на Константина. Но Константин штурмовал его позицию (curion ), называемую на местном языке Модриной (Mwdrnhn), и самого Никиту обратил в бегство; из бывшего же с ним войска (laou) многих убил.
И с тех пор ромейское государство прошло через великие несчастья, когда их борьба за власть ввергла христиан в междоусобную войну. Ибо сколько и какого самого страшного обычно происходит при таких обстоятельствах, так что и самая природа предается забвению и восстает против самой себя (ибо что следует другое сказать), многие знают на опыте. И вот превосходящий [в силе] Константин переправился во Фракийские области и подошел к стенам города, препятствуя доставке необходимого провианта. Так что из–за сильнейшего голода, распространившегося среди византийцев, многие погибли, другие же были вынуждены выбрасываться наружу через стены. Некоторые же, с помощью даров, убеждали стражу у ворот выпустить их из города, Константин всех благосклонно принимал . и окружал их большой заботой. И опять же Никита стал воевать [с ним] и дошел до Хрисополя. Константин снова напал на него и захватил его у города Никомидии и, взяв его, заковал в железо. Маркеллину же, бывшему с ним архиерею Гангрской митрополии, отсек голову, И оттуда пошел снова и захватил Византии. Артавазд же бежал в Вифинию, в город Никею, спасся и закрылся там, убедив находящихся в городе жителей, что прибыл туда, чтобы навербовать некоторые войска и силы. Взяв из них немногих воинов, он заперся в крепости, так называемой Пузанской (PouzanhV). Константин послал в погоню за ним отряд и захватил его и вместе с его сыновьями волочил связанными во время конских состязаний, торжествуя, а оттуда бросил в тюрьму под строгой охраной. Через небольшой промежуток времени Константин озаботился тем, что взял и Сисинния патрикия, замышлявшего тиранию (turannida) против него, и после розыска выколол ему глаза. После того той же казнью наказал и Артавазда и его сыновей.
Достигнув, таким образом, собственной власти (746 г.) , Константин через некоторое время пошел войной против страны саракинов и захватил у них город Германикию Евфратской области (Germanikeian thV EujrathsiaV cwraV). Тогда напала на столицу и на лежащие кругом селения и на те местности губительная болезнь, так что истребила весь населявший их человеческий род, и люди совершенно исчезли. Спаслись же по божьей воле некоторые, которые далеко бежали из этих районов. И распространилась эта гибель в большой степени около Византия. Неожиданно появились противоестественные и чудовищные явления [крестообразные знаки на человеческих одеждах и на священном облачении, на дверях и на дверных косяках]. Эти явления породили великое волнение и всеобщее смятение, как будто бы это должно тотчас же означать гибель. Так что люди, полные страха, предавались фантазиям, и им казалось, что вместе с ними ходят какие–то чужие и отвратительные лица, и они затем приветствовали их, как знакомых, встречались с ними в дороге, а потом рассказывали другим, о чем говорили с ними. Другие видели и иные страшные видения, как люди пронзали друг друга мечами. И так многое и случилось. И спасшиеся были не в состоянии тела умиравших предавать погребению и совершать требуемый обряд погребения, ибо немногие погребали более многочисленных, чем они. Поэтому были выдуманы кем–то и изготовлены механические приспособления (mhcanai), настилались доски для погрузки на вьючных животных и на каком–либо обширном месте это приспособление выворачивалось; и так вываливали многие трупы неубранными и как попало. Еще применяли и повозки для вывоза множества мертвецов, которые везли на себе люди, так как им не могло хватить подъяремного скота. И нехватало всех могил, так что безводные ямы заполнялись трупами мертвецов. И пашни (arourai) разрывали, и виноградники выкапывали, и сады раскапывали, чтобы сделать новые кладбища для необъятного количества тел. Из–за этого произошло и то, что у многих дома стояли совершенно запертыми. Продолжалось это несчастие около года и после того стало по большей части ослабевать. И понемногу, как эта зараза вначале возрастала, так и унялась. Это считалось правильно мыслящими проявлением божьего гнева из–за тогдашнего безбожного и нечестивого правительства и тех, кто соглашался с ним в неправедной вере и дерзал накладывать руки на святые иконы ради насилия над христовой церковью. И так как город стал почти лишенным жителей, Константин перевел и поселил в нем большое число народа из областей и с островов, (747 г.) находящихся под властью ромеев. Около этого же времени он послал флот против саракинской страны, которым руководил тогдашний стратиг так называемого Кивириотского (Kiburaiwtwn) войска. Флот остановился у острова Кипра. Туда сейчас же приплыла и саракинская флотилия из города Александра [Александрии]. Стратиг, узнав об этом наперед, внезапно напал на нее, огнем сжег саракинские корабли, захватил все и, одержав полную победу над врагами, возвратился к Константину.
После того у императора родился сын, [которого он назвал Львом. (750 г.). Тогда же и в Сирии произошло большое землетрясение, и произошло великое разрушение. Ибо из тех городов многие полностью были поглощены землей; у других же пострадали части. Иные же сдвинулись с возвышенных мест, в лежащие под ними равнины и вместе со стенами своими и домами были сброшены целыми и передвинулись на расстояние до шести миль или немного около того от места своего построения. И еще некоторые говорили, что в земле месопотамской Сирии (thn Suria MesopotamiaV) видна была трещина в две мили глубиной и выброшенная из преисподней земля, как бы песчаная и белая, и из нее вышла самка мула, предсказавшая человеческим голосом уничтожение арабов. Ибо через небольшой промежуток времени выросший по ту сторону пустыни многомиллионный народ сокрушил множество их без битвы.
После того Константин венчал на царство Льва и сразу же пошел (751 г.) войной против саракинов. И очутившись у города Мелитены, после осады взял его, много народу захватил в плен и, взяв оттуда большую добычу, возвратился. Тем временем умерла августа Мария —его жена. (752 г.) О том же, что вскоре произошло, достойном памяти, не считаю справедливым умолчать. Ибо тогда наблюдалось зрелище страшного и необыкновенно странного и чудесного воздушного явления, которое, как бы начавшись от соединения светильников, светилось в течение всей ночи и порождало у всех видевших его великое смущение и страх. Ибо им казалось, что все звезды сдвинулись со своего установленного места на небе и летели на землю. Оказавшиеся же у земли сразу рассыпались, не причиняя нигде ни малейшего вреда. Многие говорят, что это необыкновенное зрелище было видно по всей вселенной.
По прошествии же некоторого времени, после того как были видны (754 г.) эти звездные явления (ta men twn asterwn), скончался Анастасий, византийский патриарх. Константин же, вообще одержимый ненавистью к церкви и воюя против благочестия, движимый вражеским духом, собрал собор из иереев в количестве трехсот тридцати восьми. [Его председателем (tauthiV exhrce) был Феодосии, архиепископ города Эфеса.] Собор провозгласил архиереем города некоего Константина, облаченного в монашеское одеяние и бывшего епископом города Силлея (Sullaiou polewV). Собор установил определение веры, под которым подписались все дурно и нечестиво мыслящие, и провозгласил уничтожение святых икон. И, как несмышленые, предали их анафеме с площади. Вместе с тем предали анафеме и Германа, бывшего архиереем Византийским, и Георгия с острова Кипра, и Иоанна из Дамаска в Сирии, по прозванию Мансура.
Завершив это, Константин принялся строить во Фракии города (756 г.) (polismata), в которых селил сирийцев и армян, которых заставил переселиться из города Мелитены и Феодосиополя, приходя им на помощь в необходимом и щедро одаривая их. И вот болгары, увидев построение городов, потребовали от императора, уплаты денег (jorouV). Так как она им не была уплачена, они пошли войной и напали на области Фракии и вскоре дошли до так называемой Длинной стены. Император, бросившись в бой, ответным ударом обратил их в бегство и сильным преследованием уничтожил многих болгар. Затем же с многочисленными силами воевал с ними на воде и на суше. Император имел корабли в количестве до пятисот, с которыми переплыл через Эвксинский понт и, войдя в Истр, выжег болгарские земли и немалое количество болгар захватил в плен. Сам же он вступил с ними в бой у так называемых Маркелл (MarkellaV) [это крепость, ближайшая к Болгарии], обратил их в бегство и многих из них перебил. Вследствие этого они ослабели и прислали послов для переговоров о мире, предложив заложников из числа собственных детей.
(764 г.) Но еще нельзя оставить без внимания сейчас и следующее. Наступила осенняя пора, и в это время настал такой страшный и суровый холод, что каким–то необыкновенным образом на виду у людей произошло превращение воды из жидкого состояния в замерзшее и не только в пресных водах, но, что еще поразительнее, это явление имело место и в соленой воде. И во многих других местах вселенной воды страшно замерзли; но более всего на самом севере и близ севера. И вода до такой степени затвердела и уплотнилась, что в Эвксинском море, на расстоянии до ста миль от берега, она кристаллизовалась в лед. Затем и находящиеся там [севернее] большие и многочисленные реки, так же как и прибрежные области у городов Месамврии и Мидии, тоже затвердели и превратились в лед, причем замерзание распространилось в глубину до 30 локтей. И лед был засыпан непередаваемым количеством снега, увеличившим толщину льда и возвышавшимся над поверхностью до двадцати локтей. Море как бы приросло к материку, так что не легко было отличить одно от другого. И так все желающие передвигаться с материка на север по воде шли пешком. Она вся была проходима сколь в границы хазарской земли, так и к соседним скифским народам, и не только для людей, но и для скота и других животных. И тогда Понтийское море еще стало и несудоходным. Пролетело несколько дней, и этот необъятный тянущийся лед стал раскалываться на отдельные куски, каждый из которых имел такую высоту, что казался высоченной горой. Из этих отколовшихся частей некоторые силой ветра были прибиты к Дафнусии, одной из укрепленнейших крепостей в Понтийской части; оттуда же оттолкнулись и приплыли до пролива из Эвксинского понта. И скопившись в одном месте у узкого его прохода, они заполнили лежащий между материками Фракии и Азии пролив и соединили их друг с другом так, что желающим переправиться с каждой стороны на противоположную было удобнее итти пешком, чем вплавь. Оттуда, столкнувшись вместе, льдины продвинулись по Пропонтиде до Абидоса, так что никто не мог бы заподозрить, что осталось море. Отделившись оттуда, одна из них была прибита к Акрополю Византия и потрясла его стены с такой силой, что находившиеся внутри жители ощутили сотрясение. И тут, разделившись на три части, она заполонила все расстояние у каждого из крутых берегов Акрополя. Высота же льдин превосходила высоту городских стен,вследствие чего некоторые могли переправляться пешком с Акрополя на противоположную сторону, где находится так называемая Галатская крепость (twn Galatou legomenon jroupion). Это привело в великий страх жителей города. Необычным и неожиданным образом возникшие зрелища заставляли многих с рыданиями и слезами уходить.
Прошло немного времени, и выходцы из склавинского (Sklabhnwn) племени, переселяясь со своей земли, перешли через Эвксинское море. Их количество достигло до двухсот восьми тысяч человек. И они поселились у реки, именуемой Артаном (ArtanaV).
В то время как это произошло, у гуннов и болгар происходило следующее. Они, объединившись друг с другом, убили происходивших из одной линии (ek seiraV) правителей, завладевших властью над ними, и поставили своим вождем (hgemona) по имени Телессия (Telession), мужа спесивого и выказывавшего юношескую дерзость. Этот народ, собрав вооруженных и боеспособных воинов, храбро напал на ближайшие ромейские земли и крепости. Константин, увидав их отвагу и безбоязненность, послал через Эвксинское море к Истру флот, нагруженный лошадьми в количестве до восьмисот судов и заполненный этим конным войском. Сам же он повел другое войско к городу Анхиалу. Против него выступил Телессий, имея союзниками немалое количество славян (Sklabhnwn). Он понес поражение в битве и обратился в бегство. Многие из врагов из каждой части пали, немало же других из числа наиболее сановитых (twn epijanesterwn) были взяты в плен живыми. Константин, победив в войне, удалился в Византии и захваченных в плен привел к гражданам и к димотам из так называемых цветов [84] (toiV ek twn legomenwn crwmatwn dhimotaiV), чтобы они их собственноручно предали казни. Они же, взяв их за стенами, находившимися [со стороны] материка, умертвили. И взятая добыча торжественно показывалась во время зрелища конских соревнований. Вместе с ними были показаны и две золотые купели (louthreV), которые были изготовлены в Сикелии, весом каждая до восьмисот литров золота.
Болгары, увидев неудачу Телессия, восстали против него и убили его, и поставили своим государем одного из бывших архонтов —его имя было Савин (SabinoV). Он же, как только получил власть, послал послов к императору, прося у него прочного мира. Болгарам же не понравились его действия. Они были вне себя, резко ему возражали, полагая, что будут сразу же порабощены ромеями. Испугавшись, Савин бежал к императору. Император принял его хорошо и отослал некоторых из мужей, чтобы найти их жен и спрятавшихся сородичей и привести к Савину. Тогда болгары изменили свои намерения и послали к императору с просьбой о мире. Он же их не принял и сразу же выступил с войском против них. Они укрепили тогда трудно проходимые места вокруг своих границ. И их государь, взяв слово с императора, явился вместе со своими архонтами к императору. Император принял их вместе с перебежавшим к нему Савином, пристыдил за непорядки и за неприязнь, выказанную к Савину, и заключил с ними мир.
Это происходило во время первого индиктиона. У императора родился еще один сын, которого он назвал Никитой. Около того же времени саракинский флот, направившийся из Африки, подошел к острову Сикелии. Но находящееся на нем войско отважно отразило врагов и отправило обратно не осуществивших того, на что они надеялись.
Во время же третьего индиктиона Константин вошел в Болгарию, (765 г.) потому что болгары отрешили от власти архегона [начальника], поставленного Савином, по имени Умара (Oumaron), чтобы провозгласить вместо него болгарина Токта (ToktoV), брата Ваяна. Болгарские беглецы укрылись в лесах по реке Истру; немало из них было убито, среди них был умерщвлен и Токт и другие. Другой же их властитель (arcwn), которого называют Кампаганом (Kampaganon), бежал в Варну и, когда уже думал спастись, был убит своими рабами (dowlon). Тогда же Болгария была сожжена ромеями, так что многие поселения были опустошены и истреблены.
И еще бесчестие правителя стало выказываться более дерзко, и он бросил совершенно дорогу благочестия, а жизнь благочестивых и преданных богу людей предавал поруганию и высмеиванию и более всего преследовал святой монашеский чин (tagma). Ибо тех из них, которые хранили свой обет, оставались в своей схиме и противостояли их нечестивому учению, предавал различным пыткам и разнообразным издевательствам: одним из них беспощадно выжигали бороду, у других насильно вырывали из нее волосы. И головы других били и разбивали священными иконами, на которых были написаны святые образы. Эти жалкие люди, конечно, к тому же выкалывали у них глаза или бесчеловечно обрубали им руки и члены тела. И всячески, как говорится, преследовали благочестие и отгоняли, как бы при возродившемся втором язычестве (ellinhsmou), изобретали по отношению к христианам всяческими средствами злодеяния, с помощью которых стремились обесчестить и погубить приверженных к божественной жизни. И еще вовлекли некоторых из них в пропасть собственной погибели —тех, которые уступали их нечестивым учениям: либо в результате насилия, либо будучи введены в обман, либо уворованы лестью или уловлены денежной приманкой, либо прельщаемы почтенным воинским чином или саном, либо другими разнообразными порочными приемами, —и которые вовлекались во всяческий обман, нарушали обет, переменяли одежду и показывались длинноволосыми вместо постриженных и сразу облачались в мирской костюм, допускали разговоры с женщинами и вступали с ними в сожительство. И это делалось, чтобы через всех них бесчестить всевышнего и оскорблять достоинство церкви.
И вот они взяли некоего Стефана, мужа праведного и боголюбивого, бывшего в монашеской схиме и проведшего много времени запертым в тесной келье, построенной на вершине большой горы, которую называют холмом святого Авксентия. И нечестивые привели его с обвинением в благочестии. И говорили, что он многих обманул, обучая презирать славу этого мира и не почитать дома, родных, отворачиваться от императорских дворцов и переменять образ жизни на монашеский. И за это его присудили к побоям и оскорблениям и к тюремному заключению и, наконец, привязав ему к ногам веревки, привели его к императорскому портику (twn basilikwn peribolwn) и разрывая тащили [веревками] до так называемого форума Быка (tou booV), и тело его нечестивые выбросили в так называемые рвы Пелагия (tajouV twn Pelagiou), как тело злодея. Ибо на это самое место выбрасывали тела некрещеных народов (twn eJnikwn amuhtwn) и приговоренных к смерти. Многих же, исполнявших должности и служивших из числа военных, обвиненных в поклонении святым иконам, как. бы уличенных в жертвоприношении, убили, предавая их различным казням: одних подвергали казни мечом, необъятное же множество высылали за границы империи. И требовали от всякого подданного твердых клятв, что в дальнейшем не будет поклоняться каким–либо святым иконам. Говорят, что видели самого архиерея города, поклявшегося, подняв вверх чудотворное древо, в том, что он не будет среди поклоняющихся святым иконам. Вот до чего дошла дерзость этих нечестивых людей! (766 г.) В том же году Константин пошел войной против болгар и вместе с своим войском приблизился к Болгарской земле и стал лагерем у так называемого Беригабского прохода (Berigabwn). И вооружил флот, достигавший до двух тысяч шестисот кораблей, и послал на них множество моряков и воинов из морских стратигий и других областей, чтобы они подошли к городам Месемврии и Анхиалу и приблизились к Болгарии. И когда они подняли шум, болгары, увидев массу конницы и судов, обратились к императору с мирным предложением. После того как флот устремился к крутым берегам этого моря (ибо это место не имеет гаваней и крайне трудное для плавания), поднялся сильный и жестокий ветер, который дул против них [то был северный ветер —борей]; он опрокинул суда на крутизну берегов, и из множества кораблей немалое количество потонуло в море. Очень взволнованный этим, император Приказал архонтам закинуть в море сети, чтобы выловить трупы утонувших и предать земле. И затем возвратился в империю.
И в дальнейшем еще император выступал против благочестия священной (766 г.) назарейской схимы. Ибо сразу же устроил конские бега и некоторых из них [монахов] приказал притащить в середину театра и каждому из них вести за руку женщину–монашку, и многие из массы зрителей издевались над ними и плевали на них, как это обыкновенно происходит в стаде и толпе, добавляя еще таким образом к этому нечестивому и позорному пробегу. После того по доносам клеветников [сикофантов] он возвел на некоторых выдающихся и достойных людей тяжелые обвинения, что они злоумышляют против его власти. Среди них был Антиох, перевозивший ему документы, относящиеся к казенным деньгам (o twn dhmosiwn pragmatwn taV upomnhseiV autw diakomizwn) (придворные называют эту должность логофетом дрома), Феофилакт, принадлежавший к числу патрикиев и стратигов, и еще некоторые, которые были из числа его оруженосцев и копьеносцев, и кроме них еще и другие. Вскоре после того устроил подобные же состязания и, торжествуя, приказал их волочить связанными. Затем же и братьев Константина и Стратигия присудил к смерти и отрубил им головы в так называемом городском Кинигии и сверх того еще и выколол у других глаза. На следующий день подготовил некоторых из числа домашних Константина, архиерея города, чтобы они клятвенно заверили обвинение против него, чтобы обличить его с очевидностью, что они слышали от него о всех замыслах Антиоха я Феофилакта. И сразу Константина выслал в Иерию, так называемый императорский дворец, расположенный напротив Византии по направлению к юго–восточному ветру. Никиту же, пресвитера церкви святых апостолов, евнуха, рукоположил архиереем. И это все произошло в месяце августе четвертого индиктиона.
[В октябре месяце шестого индиктиона] вскоре после того он послал (767 г.) за Константином и отослал его в храм на носилках. Затем прислал к нему одного из императорских секретарей (twn basilikwn grammatewn), поручив ему принести грамоту против него (komizonta en grammatiw osa kat autou), чтобы прочитал ее во всеуслышание перед собравшимся здесь нарэдом, ударяя его по разу по щеке за каждое из обвинений. Итак его подняли и свели с амвона и признали низложенным при чтении этих обвинений новым патриархом в алтаре. И затем, по своему обычаю устроив конские состязания, император приказал его посадить на осла, повернув седло к задней части животного, и его на нем тащить и всему народу бесчестить его и плевать в него. Затем вскоре после того приказал отрубить ему голову в Кинигии и пронести ее поднятой по воздуху к так называемому Милию, тело же его волочить на веревках по главным улицам города и выбросить в так называемые Пелагиевы рвы (twn Pelagiou tajouV).
Во время пятого индиктиона произошли также бездождие и засуха, (766/67 г.) так что не оставалось и воздушной росы, и иссякли источники в ключах и из–за этого бездействовали и водоемы, и купальни. По этой причине Константин решил обновить водопровод, построенный императором Валентинианом (BalentinianoV) и разрушенный аварами во времена императора Ираклия. И он собрал многочисленных мастеров (andraV tecnitaV), опытных в строительстве, из Ромейского государства и предоставил им большие средства из казенных денег, так что дело было выполнено. Константин — этот ненавистник Христа и златолюб, —как новый Мидас, собирал все золото в свою сокровищницу. При налоговых взысканиях те, кто облагался налогами, насильственно принуждались продавать по–дешевке плоды земли и, продавая за одну номисму по шестьдесят модиев хлеба (siton) и семьдесят модиев ячменя, выменивать за всякую малость большое количество продуктов. Нерассудительные люди объясняли это изобилием плодов земли и процветанием дел, а предусмотрительные считали проявлением жадности,тирании и человеконенавистничества.
(768/69 г.) Во время седьмого индиктиона у Константина родился сын, которого он назвал Анфимом. Около того же времени Никита, патриарх города, обновил некоторые сооружения православной церкви, пострадавшие от времени; в расположенных же среди них зданиях, которые у ромеев называются секретами [и малом и большом], выскоблил иконы спасителя и святых, сделанные воском по дереву и мозаичными золотыми кубиками. Константин же отослал славянских архонтов и потребовал к себе христиан, захваченных ими в плен в прежнее время с островов Имброса, Тенедоса и Самофракии, выменяв их на шелковые одежды. Число этих пленных достигало двух тысяч пятисот человек; и призвав их к себе и понемногу одарив, отослал их, куда каждый хочет. (769 г.) Седьмого индиктиона, в апреле месяце, в святую субботу, Константин венчал на царство свою жену Евдокию августу и на завтра сыновей своих двоих —Христофора и Никифора —кесарями, Никиту же —нобилиссимом (nobelissimon). Во время же императорской процессии по обычаю православной (thn kaJolikhn) церкви совершили [церемонию] консульства и раздавали деньги пришедшим, начиная от дворца до церкви. Во время восьмого индиктиона Константин взял своему сыну Льву в жены Ирину из Эллады и в декабре месяце венчал ее августой и, обручив ее с сыном, совершил брак.
(пер. Е. Э. Липщиц)
Текст воспроизведен по изданиям: Никифора, патриарха константинопольского «Краткая история» со времени после царствования Маврикия. Византийский временник. Т 3. М.1950
Защитительное слово ко Вселенской Церкви относительно нового раздора по поводу честных икон
1. Так как святая Церковь Божия зиждется твердо и непоколебимо на основании апостолов и пророков, с краеугольным камнем Христом, истинным Богом нашим, и украшается всеми священными и божественными догматами и в ней не существует никакой защиты или опровержения касательно нашей православной и непорочной веры и религии, то касательно пустых речей со стороны некоторых, числящихся в священном чине, но отделивших себя от общего тела Церкви, для требующих предлагается нижеследующая апология [ [85]].
2. Что существование и почитание честных икон дошло до настоящих дней от времен изначальных и исконных, то есть от предания апостольского и отеческого, об этом возвещают и свидетельствуют и древние храмы и священные сосуды, сооруженные благочестивыми царями и другими христолюбцами и полагавшиеся в местах Священных для почитания вместе с другими священными предметами. Но еще боле ясное и непреложное свидетельство в пользу этого (представляют) изображения, находящиеся вместе с честными крестами на солеях святого алтаря; ибо не для чего иного они помещаются здесь, как для поклонения, существуют по той же причине изображения на святых вратах и священных дверях. Есть и правила относительно почитания их в числе определений 6–го вселенского собора, называющие их достопоклоняемым писанием. Существуют о них и другие свидетельства в писаниях святых отцов.
3. Царствовавший некогда Лев, отец Константина, безумствовавший против домостроительства Спасителя Бога нашего, нашедши почитание икон в предшествовавшее ему время, решился их низвергуть, для чего устранил от священной должности блаженной памяти Германа, архиерея сего царствующего града, так как он противодействовал его злочестивым замыслам. И если кто пожелает познакомиться с этим точнее, пусть обратится к сочинениям этого блаженнейшего архиерея. Попирая таким образом волнуемую Церковь, нечестивый Константин, упорнее вооружаясь против православных наших догматов, без архиерея царствующего града (ибо Анастасий, занимавший кафедру после преподобного Германа, в то время уже скончался) и не пригласив архиерея ни старого Рима, ни другого какого престола, согласно церковному канону, следуя своему нечестивому желанию или, вернее, пользуясь наглостью тирана, презрев божественные законы, через бесстыдно созванных им нечестивых епископов, сделал все, что зависело от него, чтобы устроить их (икон) низвержение, осмелившись — безбожник — называть христиан идолопоклонниками и постановив в определении этого нечестивого скопища не поклоняться впредь священным иконам и не изготовлять их. И так как это зло не остановилось в самом начале на себе самом, то последовали и другие нечестивые определения. Так он устранил из Церкви призывание святых, сожигал святые мощи и многие священные книги, а не принимавших этого безбожного определения подвергал преследованиям, побоям и разным пыткам.
4. Если же кому нужно удостовериться в этом через свидетельства противной стороны, то для сего могут служить так называемые доказательства Епифания. Епифаний, как говорится там, видя, что христиане поклоняются иконам, старался подвергнуть их уничтожению. Однако благочестивые цари того времени, к которым сочинение его, кажется, было послано, не признали основания для уничтожения их, как показывают храмы, ими воздвигнутые, и существующие священные изображения. Кроме того и самые церкви Кипрские громогласно свидетельствуют, что там никогда не слыхали подобных речей. Наконец, и уроженцы острова Кипра, к числу которых принадлежат святой Павел [ [86]], бывший здешним архиереем, и Константин, бывший архиепископ того же острова, мужи мудрые и ученые, хорошо знавшие мнения святого Епифания, бывшего предстоятелем острова, не признавали, чтобы этому отцу принадлежали те слова, которые приписывали ему собравшиеся на лжесоборе. Между тем, поскольку все это было не угодно Богу, Он благоволил собраться второму Никейскому, седьмому вселенскому святому собору, составление которого было устроено рассудительно и согласно церковному обычаю тогдашними архиереями. Павел, выше названный архиерей Византии, видя, что архиереи старого Рима и прочих престолов не признают его архиерейства, подвергают его анафеме и низложению, отказался от священного сана и явившись к царям, как об этом свидетельствуют многие и доселе существующие очевидцы, смело сказал: «Вот доныне я жил с неправою совестью, а теперь всем вам я объявляю, что, в виду господства ереси и анафематствования между прочими престолами, я не могу быть вашим епископом». Сказав это, он немного спустя заболел и умер.
5. После него возведенный на святительский трон блаженной памяти Тарасий, выступил перед тогдашними царями, синклитом и всем народом столицы с таким заявлением: «Если я не получу удостоверения в том, что состоится вселенский собор из епископов как находящихся в городе, так и прочих престолов, для исправления нового заблуждения в Церкви, то я не приму патриаршества». Получив такое удостоверение от всех, он был рукоположен во архиерея. И с Божией помощью он достиг своей цели: собор был составлен законно и по канонам из епископов и местоблюстителей, причем были доставлены соборные послания от архиереев прочих престолов. Определение, составленное собором, было принято во всей вселенной — с ним были согласны и императоры. И это определение не должно быть переисследуемо. Как прочие шесть святых вселенских соборов изложили свои определения и никто им не противоречил, а тогдашние цари, следуя решениям епископов, принимали и утверждали их, причем никто из правомыслящих после провозглашения их не возбуждал сомнения, но все христиане принимали провозглашенное, как запечатленное Духом Святым: так было и с названным седьмым собором, и по божественной благодати провозглашенное им определение было принято во всех пределах, — притом оно возобновляло и подтверждало древнее, прежде существовавшее в Церкви, предание и не вводило ничего своего и нового. Посему по справедливости это соборное определение должно всячески храниться христианами и вне всякого сомнения.
6. Когда свято и благочестиво закончился этот священный собор, то рукоположенные потом в священный сан с готовностью собственноручно, по преданному издревле Церкви обычаю, начертав кресты, подписались под составленным ими определением. Из них некоторые теперь, удалившись и отторгшись от тела Церкви, подвергли себя возглашенным на этом самом соборе проклятиям. В определении же говорится: «Веруя во единого Бога, в Троице воспеваемого, принимаем святые иконы; поступающие иначе да будут анафема; и мыслящие иначе да будут изгнаны из Церкви; мы следуем древним законоположениям; мы храним установления отцов, а преступающих их и упраздняющих мы отлучаем от кафолической Церкви, поступающих иначе мы подвергаем анафеме; изречения Священного Писания, направляемые против идолов, прилагающим к честным иконам — анафема; называющим священные иконы идолами — анафема». Все это исповедали собственноручными подписями те, кои теперь отторгли себя от Церкви. И если они отказываются от своего исповедания, то попирают собственноручные свои кресты, подвергают себя вышеупомянутому анафематствованию и ни в коем случае не пребывают в Церкви. Так как они отрицаются того учения веры, в котором были рукоположены, то они должны отречься и от рукоположения и быть низложены, как иначе учащие. Вследствие этого их не следует допускать до рассуждений и прений с человеком священного сана, ибо в противном случае тот, кто с ними спорит о церковных догматах, подвергает себя тем же самым анафематствованиям. Вина их возрастает и осуждение их становится еще большим потому, что не при исследовании новых вопросов, но зная о решении вопроса в Церкви с давних времен и подписавшись, они добровольно предались беззаконию, и это после прохождения ими должности учителей догматов Церкви и после долгого пребывания в этом учении. И другим образом оказываются они низложенными по божественным канонам, именно как составляющие сходбища и утруждающие слух царский [ [87]]. Наконец, им препятствует вступать в рассуждения с духовными лицами и удаляет их из священнического собрания еще и нечто другое — именно то, о чем нарочито говорилось на святом шестом вселенском соборе, как это явствует из соборного послания Агафона, папы старого Рима. В этом послании говорится: «Кто из иереев пожелает вместе с нами чистосердечно проповедовать содержащееся в сем исповедании нашего смирения относительно нашей апостольской веры, тех мы приемлем как единомышленников, как соиереев, как сослужителей, как единоверцев и, говоря кратко, как духовных братьев и епископов наших. А тех, которые не хотят с нами соисповедать этого, мы признаем врагами кафолического и апостольского исповедания, достойными вечного осуждения, и никогда не примем таковых в сообщество нашего смирения, если они не исправятся. Пусть никто из них не думает, что мы преступим то, что приняли от наших предшественников».
7. Достойными еще большего осуждения, заслуживающими гнев Божий и недостойными покаяния и спасения выставляет и являет их то, что уже прежде говорилось вселенским светилом, украшавшим престол царствующего града, Иоанном Златоустом, в толковании послания к Ефесянам божественного Апостола Павла, где содержится следующее: «Ничто так не может разделять Церковь, как властолюбие. Ничто так не прогневляет Бога, как раздор в Церкви. И хотя бы мы творили бесчисленные добрые дела, мы понесем наказание, не меньшее наказания истязавших тело Его, если будем рассекать тело церковное, ибо то (истязание) было на благо вселенной, хотя и не по мысли убийц, а это (разделение) не приносит никакой пользы, а только великий вред. И это говорится мною не только начальствующим, но и подчиненным. Один святой муж сказал нечто кажущееся дерзким, однако же он произнес это. И, говорят, даже кровь мученичества не заглаживает этого греха; ибо скажи мне, для чего ты претерпеваешь мученичество? Не для славы ли Христа? Зачем же ты вредишь Церкви, за которую Христос предал кровь Свою? Послушай Павла, который говорит: несм достоин нарещися апостол, зоне гоних церковь Божию (1 Кор 15,9) и разрушах ю (Гал 1,13). Вред этот не только не менее того, который причиняется врагами, но гораздо более, ибо тот делает ее только более блестящею, а этот унижает ее перед врагами, когда она попирается ее собственными чадами. Ведь очевидным знаком обмана их служит то, что они, рожденные в ней и воспитанные и наученные ее неизреченным тайнам, безрассудно и неожиданно изменяют ей и переходят к ее врагам. Это я говорю против тех, которые свободно входят в общение с затевающими в Церкви раздоры». Так говорит учитель.
8. Если они говорят о себе, что до настоящего времени служили идолам, то и пусть считаются идолопоклонниками, пусть стоят в качестве оглашенных и не смешиваются с христианами. Полезно будет им и раскаяние в том, что замышляли и делали неразумно, так что, хотя деяния их и не были благоусмотрительны, покаяние их будет принято в Церкви. Если же они пребудут в этой самой ереси и окажутся в силах совратить и других невежд и простецов, станут возбуждать народ и собирать толпы, то они суть вне священной ограды Церкви. Ведь если и совсем немногие останутся в православии и благочестии, то и тогда именно эти суть Церковь, и сила и власть церковных постановлений пребудет у них, хотя бы им предстала необходимость претерпеть и гонения за веру, кои послужат им только в вечную славу и спасение души. Никаких споров относительно священных икон происходить не должно, ибо учение о них появилось не с недавнего времени, но обсуждалось уже давно и получило утверждение от собора. Ведь всякий догматический вопрос, возникающий в Церкви Божией после соборного обсуждения и провозглашения, прекращается и уже не допускает никакого сомнения. Так было на прочих святых и вселенских соборах. —
9. А относительно нечестивых определений Константина, кажется, самое лучшее — лицам, принадлежащим к клиру, не входить в их исследование и рассмотрение, ибо из доказательств, приводимых в его безбожных сочинениях, одни, как принадлежащие писателям–еретикам, должны быть совершенно отвергнуты, а другие, как неправильно им толкуемые, оказываются бездоказательными и к делу не относящимися. Если же между этими свидетельствами оказались некоторые идущие к делу (соборные) книги, в которых говорится об иконах, то Церковь для убеждения благочестивейшего императора нашего приняла их и разъяснила. И как одних только убеждений со стороны лиц церковного клира недостаточно, то они (эти лица), опираясь на церковные обычаи и правила, созвали вселенский собор, чтобы архиереи и иереи прочих престолов приняли участие в обсуждении и рассмотрении подобных книг и под водительством божественного Духа провозгласили свои мнения о них. Обязательны также, и ныне сохраняются и действуют, правила святого шестого собора, провозглашенные благодатью божественного Духа, — и Церковь, принимая их, по их руководству карает вины лиц священного сана. Уже свыше ста двадцати лет имеют в ней силу эти каноны, и упразднение их причинило бы Церкви величайший вред, так как многие проступки лиц священного сана оставались бы без исправления. Достоинство тех, которые их изложили, а также их численность и достоверность лиц известны всем христианам. Бывшие в то время святейшие патриархи и другие епископы числом до 240 признали эти каноны и скрепили их своими подписями. С ними был согласен и им содействовал тогдашний император Юстиниан [ [88]], который своею подписью доказал, что он чтил преславную и пречистую веру нашу.
10. Посему разве не богохульно и не беззаконно — не принимать мнения такого множества иереев и не предпочесть его одному историку? [ [89]] Повествуя о том, что было до собора [ [90]], они говорят, что честные иконы существовали и что христиане почитали их. И не себя в образец поставили они, а видя изображения и зная повествования, высказались о них на благоустроение Церкви и распространение и прославление благодати. Это доказывают и первенствующие престолы и тогдашние цари и иереи, мыслившие одинаково с ними. Если же некоторые пустословы говорят, что каноны эти были обнародованы несколько лет спустя после шестого собора, то учение Церкви из–за этого нисколько не страдает, и промежуток времени не препятствует им называться канонами шестого собора, ибо причиной их (правил) собрания было то обстоятельство, что ни пятый, ни шестой собор правил не издавали. Посему для пользы и обязательности их собрали и обнародовали для общего дела Церкви. И (отцы собора) ни по числу, ни по достоинству ни в чем не уступали, напротив преимуществовали (перед отцами шестого собора), ибо на шестом соборе было около 170 отцов, а при составлении правил 240.
11. Относительно почитания святых икон нашему благочестивому императору были предложены многие свидетельства святых отцов, благодаря которым у всех должна была явиться непоколебимая уверенность. Этих свидетельств собор имел целые книги, как со всею истинностью свидетельствуют об этом те из присутствовавших на нем, кои живы еще доселе. Что же касается Евсевия Памфила, то во многих своих сочинениях он является чистым арианином, и особенно в том письме, где он высказывается против икон, оказывается, что он Сына Божия ясно называет вторым Богом, творением и слугою Отца. Кроме того он думал, что и человеческий образ, который принял Господь Бог наш ради нас, был растворен божеством Его и всецело изменился, что совершенно противоречит учению Православной Церкви. Известно также, что несколько лет после его смерти он соборным определением некоторых отцов был извержен из Церкви, как арианин, вместе с другими подобными еретиками, причем было выражено порицание и тем, которые совершали поминовение их. Итак, пусть рассудит каждый из православных христиан, может ли быть принят в Церкви тот, кто изрыгает такие богохульства на Спасителя нашего Христа Бога и можно ли даже сколько–нибудь похвалять его, как и Оригена и других многих находящихся вне Церкви? При таких условиях никто из благомыслящих не должен осуждать Церковь за замешательства, ни за вину и грехи тех, которые сами добровольно отделяют себя от Церкви, если только, по попущению Бога, продлится это восстание против Его уставов и канонов. Как выше сказано, Церковь обыкновенно созывает вселенский собор для устранения всяких споров и для водворения в ней, по благоволению и благодати Божией, мира во веки веков. Аминь.
Творения Святого Отца нашего Никифора, архиепископа Константинопольского. — Минск, 2001.
Послание ко Льву III, папе римскому
Всесвятейшему и блаженнейшему брату и сослужителю господину Льву, папе старого Рима, Никифор, Божиею милостью епископ Константинопольский, радоваться.
Поистине велик и досточуден и всякой похвалы достоин верный тот и благоразумный раб, который описывается в притчах священных евангельских повествований. Поставленный от господина своего над имением его, он рассудительно управляет порученным ему, расходует не чрезмерно и расточительно, а на пользу вверенного ему, производит издержки целесообразно, выдает вовремя своим сорабам определенную часть содержания, доставляет и соразмерно распределяет каждому прибыль и за это снискивает себе полную благодарность и благоволение владыки, получает от него награду и обещание быть поставленным над всем, что он мог вверить его управлению. Весьма способный и честный, он вместе с верностью соединил и обнаружил и заботливую мудрость. С одной стороны, выказывая преданность и благодарность своему господину и не теряя ничего из вверенного ему, а с другой — надлежащею рассудительностью, трезвостью ума, внимательностью и честностью совершая сбережения в нужных расходах, он, уже удостаиваемый как бы владычного предстательства, услышать должен и: «добре, рабе благий и верный: о мале был еси верен, над многими тя поставлю», — и получить справедливое повеление войти «в радость господа» своего (Мф 25, 23). Таковы дела и награды того раба.
Я же оказываюсь не из тех, кто может так управлять и направлять, а из тех, кто имеет нужду быть управляемыми и водимыми, поскольку весьма мал я и всех ничтожнее, и совсем недостоин столь высокой участи и такого жребия, и потому полагаю, что Церковь, которая по апостолу есть дом Божий, отнюдь не должна была быть вверяема человеку столь слабых и бедных дарований и еще нуждающемуся в божественных наставлениях, чтобы, не говоря о другом, сказать только о главнейшем. Не благоустроив себя самого и не возвысившись над низменным и земным, я отнюдь не должен был бы брать на себя управления и попечения о душах, ибо даже и те, кто не перестает стараться о собственном усовершенствовании, едва в состоянии оказываются хорошо управлять другими. И вместе с тем, признавая и считая себя недостойным сего дара и благодати, как желал бы я, чтобы мне, недостойному блаженства оного (верного и благого раба), по крайней мере не заслужить страшных бед и противоположной участи и противоположного настроения того лукавого и злого раба, который, по причине великой беспечности своей и невоздержания, не думал о прибытии владыки, стал жесток и несносен для своих сорабов и водился с пьяницами, за что господин его, неожиданно явившись и рассекши его пополам, сопричислил его к лицемерам (Мф 24, 45 след.), — или того, который, получив талант, зарыл его в землю и скрыл, за что подвергся тяжкому обвинению, так как не только не добыл приращения и прибыли, но и причинил вред капиталу, и за это был ввергнут во тьму кромешную (Мф 25, 30). О, пусть и я, оказавшись в числе подобных, не соделаюсь примером для многих и да не послужу позорным зрелищем для всех, но, обличенный и осужденный Всевидящим и Испытующим нас, по перенесении должных наказаний за нечестивые дела, заглажу их в достаточной мере, чтобы те, кто окажутся повинными в подобном же, побуждаемые моими страданиями, образумливались и старались об исправлении.
Но так как по соизволению и по попущению Божию я подклонил себя под иго Его и принял эту должность и служение вопреки своему желанно, даже некоторым образом по принуждению, то расскажу обстоятельства моей прежней жизни и до какого положения дошли они, о чем знают почти все здешние. У каждого — свое занятие и дело, малое или большое, на какое всякий сам должен определить себя, по собственной своей воле и по собственному избранию себе деятельности. И так как многообразны у людей взгляды и намерения, различны нравы и несходны обычаи, то и выборы образа жизни весьма и весьма различаются и доходят до бесконечного разнообразия и многообразия. Одни решаются подъять горькую и скитальческую жизнь ремесленников; другие занимаются земледельческим трудом; некоторым достается в удел погоня за наживой и обогащением посредством торговли или страсть к путешествиям и опасностям в мореплавании; иные же, чтобы не говорить отдельно о каждом, отдаются другим разным занятиям. Но есть и другие, немногие и избранные, кто, возлюбив жизнь, исполненную подвижничества и любомудрия, очищают души свои и тела и этим путем удостаиваются приближения к Богу и стремятся к участи небесной и блаженной; или, украшаясь изучением наивысших наук и искусств и отличаясь высокою нравственностью, обращают души свои в жилище муз; и, наконец (тот или другой род жизни выбирается), как каждому приятно или желательно и куда направляют его природные склонности.
Обстоятельства моей жизни следующие. Едва я миновал юность и успел достигнуть возмужалости, как оказался в царском дворце и получил должность, и притом не какую–нибудь незначительную и ничтожную, а отправляемую рукою и пером, ибо я сделался царским писцом (нотарием), каковых мы обыкновенно называем на латинском языке: «a secretus». Прослужив в ней некоторое время, связанный человеческими делами и придя к сознанию непостоянства сей жизни, я начал размышлять и возбуждать в себе мысли о том, как трудно и неудобно занятым такою службою отдаваться предметам высочайшим, особенно если кто не окажется лишенным наилучшей надежды. И я стал считать одно ребяческим, а другое важным — с первым начал прощаться, а ко второму, по мере сил, стремиться — и полагал, что лучше видеть себя преуспевающим в этом, чем оказаться блистающим в том. И как и я сам себе законополагаю касательно себя, так и славнейший из пророков наставлял, что все в сем мире суета сует и какое изобилие человеку во всем труде его, имже трудится под солнцем (Еккл 1, 2–3), сказал другой мудрец — преходит образ мира сего (1 Кор 7, 31), возвещал сосуд богоизбранный. Зная, что и другие священные писания возвещают подобное этому, и вместе с тем принимая во внимание изречение, которое мы узнали от одного из прославленных внешних (языческих) философов: «Лучше вести простую жизнь, чем обладать величайшею властью, если не имеешь совершить ничего достойного», — я презрел настоящую славу, как исчезающую подобно театральной сцене.
Тогда я немедленно же обратился к исследованию самого себя, и посему, с помощью Божией, отказался от этой должности, удалился из царского дворца и от городского шума и поселился на вершине одной отдаленной приморской горы, утесистой и едва доступной. Таким образом, я удалился от столицы на несколько стадий около Пропонтиды и здесь старался устроить свою жизнь, как мог, предаваясь уединению, ибо к нему–то я больше всего и стремился, и мною обладала столь сильная любовь к уединению и спокойствию, что я решил встретить конец жизни не в другом каком месте, но здесь. Но ведь невозможно, чтобы все происходило согласно нашим намерениям, и бывают случаи, где господствует необходимость и где предприятия получают тот исход, коего хочет Бог. Это именно и случилось со мной. Я не достиг того, что предполагал. Не знаю, для каких целей (кои ведает Соизволивший и Попустивший это Бог) я был отторгнут от любезного мне уединения и приведен снова в царский дворец, свидетель в этом Бог, определением и решением занимавших тогда царский трон[ [91]], общего церковного священного собрания и сената. Вот они–то (так как в то время уже переменил жизнь предстоятель столицы[ [92]], как человек, заплативший долг человеческий) с непоколебимою и неумолимою властью и возвели меня на священный сей трон, хотя я сильно не желал и отказывался, так что дело сие было устроено скорее принуждением, чем по согласию.
Итак, поскольку я подъял иго сие против желания и принял на себя заботы о душах недостойно — не так, как подобает любви, то я боялся прежде всего разнообразных и хитросплетенных козней изобретателя зла и нападения злых и невидимых духов, чтобы они, застав меня беззащитным и не вооруженным доспехами добродетели (ибо они знали меня как человека еще неопытного в духовном и божественном, или видели меня упражняющимся и подвизающимся в борьбе с ними) и нанося раны стрелами греха, не начали разгонять богоизбранное стадо Церкви и приводить в беспорядок ее благоустроенные ряды, издеваясь над поражением невежественного и неискусного военачальника. А потом, увидав неприязненность начальства и враждебность ненавистников, я стал замечать коварство и злокозненность тех, кто весьма старательно следит за нашими делами, хорошо или нет обстоящими. Не видя в своих глазах бревен и не желая очищать с них гной, но усердно занимаясь чужими сучками, они ради дел совершенно ничтожных, пустых, не стоящих никакого внимания, нет честиво вооружают свои языки против предстоятелей и отовсюду нападают жестоко и в высшей степени несправедливо.
Но приняв на себя такой подвиг, к какому помощнику и защитнику прибегну, как не к попустившему сие Богу? У Него прошу сил и помощи — чтобы Он воззрел милосердным и благосклонным оком на смирение мое, поддержал меня десницей Своей и руководил по воле Своей и ко спасительному управлению вверенных мне. И если Он медлит (явить помощь) в настоящих трудных и скорбных обстоятельствах, то или по нашему недостоинству и ведя нас к совершенству, или же для обнаружения злокозненности и неприязненности тех (наших врагов) в отношении к нам, так чтобы не таилась хитро скрываемая в душе злоба их, но вышла наружу и сокровенное стало явным.
Если брат от брата помогаем, яко град тверд (пребывает) и напоминает нам, по словам Соломона, основаное царство (Притч 18, 19), то я призываю на помощь молитвы многих других, а более всех я прибегаю к священным молитвам и предстательству перед Богом вашего наиболее желанного о Духе и священного братства, ибо они (молитвы) приносят нам величайшую пользу и помощь и как бы приближают нас к Богу, когда возносятся они вами к небесному и мысленному жертвеннику, во время ли вашей чистой беседы или слушания, молчания или возглашения, как внимали Моисей и Самуил, или другой кто подобный им в духе. Посему пособите моей немощи и возденьте вверх святые руки ваши.
Мы верим в присущую вашему дерзновению силу; в то, что вы привлечете нам небесное благоволение и низведете милосердие Божие для укрепления и ободрения существа слабого и немощного; для мужественного сопротивления облеченных в броню веры и защищенных шлемом к началом и ко властем и к миродержателем тьмы века сего, к духовом злобы, с которыми нам предстоит брань (Еф 6, 12); для сохранения нам силы души крепкою и непоколебимою, а также и для успешного и смелого противодействия непокорным и противящимся и для усыновления их как чад церкви; для устроения словесных овец избранного стада Христова и уготовления им пристанища в божественной ограде Церкви и через то для соделания их недоступными волкам, свирепо терзающим их, отмеченных знаками единомыслия и единодушия, недоступных для козней и невредимых, дабы они покорялись главе всех нас Христу Архипастырю и подклоняли Ему свои послушные выи; для нашего очищения и просвещения и для создания нас совершенными порождениями совершенного света, так чтобы мы могли и другим передавать просвещение и очищение; для дарования нам слова в отверзении уст во исполнение слушателей Духом и для неленостного и усердного проповедания силы наших таинств при помощи Того, Коего благодать проясняет язык гугнивых и может направлять ноги хромающих, укрепляя и утверждая их к успешному проповеданию Евангелия; для преумножения вверенного нам таланта и своевременного возвращения Владыке долга с приращением, и для того, чтобы работать нам в прекрасном винограднике, получить одобрение за работу и, терпеливо подъяв тяжесть и бремя трудов и мужественно перенесши дневной жар, быть причисленными при распределении платы к тем, кои входят без договора около одиннадцатого часа (Мф 20, 1 сл.); для того, чтобы просветилось зрение ума нашего и чтобы мы, смотря духовным оком, соделались слушателями пророческого гласа и усердными слугами божественных заповедей; чтобы, восприняв дар Духа, снимали и уничтожали нечистоту с ока душевного, затемняющую в нас духовное, и тем ограждали себя со всех сторон и постоянно сохраняли себя недоступными для вражеских стрел; могли бы (своевременно) предвидеть меч, когда он бывает насылаем Богом на грешников, и, если Бог попустит что, замечая опасность и умилостивляя Божество, бежать от гнева как самому проповеднику так и тем, кому будем проповедать, а если не это, то по крайней мере спасать свою душу подобно праведному Лоту, который постарался спасти душу свою от огня (Быт 19, 22).
Пусть же ваши молитвы и духовная помощь будут направлены сюда. Здесь представляется удобный случай послушать великую трубу истины, громогласного глашатая Евангелия, славного Павла, который, наставляя древних верующих Рима, веселясь духом, хвалясь и величаясь по причине ревности и теплоты их веры, которые прославляются и возвещаются во всем мире, говорит: благодарю Бога моего Иисусом Христом о всех вас, яко вера ваша возвещается во всем мире (Рим 1, 8). Но так как и наша евангельская вера чиста, непорочна и выше ее нет другой, то она не ограничивается пределами Римскими, не заключается даже пределами мира, но далеко выходит за них, и, пользуясь пророческими и апостольскими словами, можно оказать: во всю землю изыде глас вещания их и в концы вселенные глаголы (Пс 18, 5; Рим, 10, 18) проповедующих. Должно сказать еще более сего: она признается даже на небе высшими и духовными силами. Ведь если Церковь одна как на небе, так и на земле, и существует оправданная Церковь первородных на небесах (Евр 12, 23), как это слышим оттуда (с небес), — и град оправданных верою, вышний Иерусалим (Евр 12, 22; Откр 21, 2.0), коего основатель и создатель есть Бог, примиривший небесное с земным, разрушивший средостение ограды (Еф 2, 14), подъявший на плечи Свои погибшего и через неизреченное снисхождение Свое соприсоединивший его к оставшимся целыми (Мф 18, 12–14): то посему мы справедливо составляем единое и нераздельное целое, когда верою своею тварь сходится в разумении и единодушии. Ведь не в Иудее только знают Бога.
И мы, унаследовавшие новое имя Римлян [ [93]], построенные на одном и том же основании веры, именно на основании всемудрых апостолов и пророков, имея краеугольным камнем Спасителя нашего Христа и Бога, ни в чем в вере не уступаем старейшим Римлянам; ибо в Церкви Божией нет счетов, как нет ни Иудея, ни Еллина, ни варвара, ни скифа, ни раба, ни свободнаго (Кол 3, 11), но все мы едино во Христе. Посему и нами также (как и другими) да превозносится, да величается и да хвалится божественный Павел, соединяя новое со старым и слагая одно (целое) учением и проповедью. Следуя его учению и наставлениям и мы на них утверждаемся, укрепляясь исповеданием веры нашей, в коей стоим и хвалимся, и наше понимание преславной и пречистой религии с открытым лицом громко возвещаем; ею мы служим Богу и твердо храним ее, ибо всегда дышим ею, как воздухом; ею мы укрепляемся и при отшествии из здешней жизни, поддерживаемые и хранимые вышнею благодатью, ибо нет другого пути, которым можно было бы успевать и благоустраивать настоящую жизнь или достигать в жизни будущей благ, уготованных достойным.
Итак, я исповедую веру во единого Бога Отца Вседержителя, Творца всего, Владыку и Господа; и в Сына Его единородного Господа нашего Иисуса Христа, истинного Бога, предвечное Слово, безначально и неизреченно, способом непонятным для всякой духовной и чувственной твари, от Него рожденного; и в Духа истины живоначального и всесвятого — Троицу единосущную, преестественную, невидимую, непостижимую, нераздельную, неизменную, простую, неделимую и несложную, непрестанную, вечную, бестелесную, чуждую количества и качества, равночестную, равнославную и равнобожественную, недоступную осязанию и прикосновению, безвидную, бесконечно благую — свет всегда светлый, пресветлый и сверхсветный — всегда пребывающую равною и одинаковою, всевидящую и все–совершающую силу, всех разумных и духовных тварей духовно и неделимо излиянием божественного света озаряющую сообразно восприемлемости озаряемых, к бытию и благобытию сохраняющую, познаваемую не в одних именах только, но и в самих делах, единым Божеством и властью и царством славимую и поклоняемую от всякой видимой и невидимой твари.
Из созерцаемых в Троице (ипостасей) Отец не имеет ни начала, ни причины Своего бытия, ибо ни от Кого не происходит и в самом Себе имеет бытие, Сын не безначален, ибо Он от Отца и началом Сына служит Отец, как Его (Сына) причина. Если же иметь в виду начало во времени, то Он (Сын) и безначален, ибо Он есть Творец времен и не подчинен времени. Рождением вечно и нераздельно воссияя от Отца, Он есть сияние славы и отображение Отчей ипостаси[ [94]]. Дух Святой от Отца имеет бытие не рождением, а исхождением, будучи вечно созерцаем со Отцом и Сыном. Он не безначален по исхождению от Отца, ибо и Его начало есть Отец в смысле причины; но и Он безначален по времени.
Итак, один Бог Отец, из Которого все, и один Господа Иисус Христос, через Которого все, и один Дух Святой, в Котором все. Из трех совершенных — единое всесовершенное и пресовершенное Божество. Они отличаются друг от друга определенными и личными свойствами, ибо когда Каждого из Них, хотя и нераздельных по природе вследствие единства Своего существа, мы отдельно мыслим в нашем уме, то исповедуем Его Богом и веруем, что Он исполнен всех свойств Божества. И Трем, соединенным Друг с Другом, мы поклоняемся, как единому Богу, троичному по ипостаси, по единому по существу. И почитаем мы единоначалие, а не бесчинное и взаимно враждебное многоначалие еллинского безумия и глупости. Единоначалие же не ограничивается только Одним Лицом, как думают несовершенные и грубые иудеи по своей глупости и неразумности, но выражает равночестность природы, согласие мысли, тожество движения и направление Каждого к одному и тому же, что для природы тварной невозможно, как говорит великий богослов Григорий, — чем единство и соприродность созерцаемого в Троице Божества нисколько не разделяется. Да будет нам чуждо и да отсечется от нас зломыслие и безумие неистового Ария. Троица нераздельна и славою и вечностью, не длится и не различествует. Точно также богоначальные ипостаси и не прелагаются, и не переходят одна в другую, но каждая из них пребывает неизменною и неслиянною и вечною, и потому да будет также отвергнуто и отброшено и ложное слияние (божественных ипостасей) суемудрого Савеллия.
Почитаю и поклоняюсь прежде всех веков предопределенному таинству воплощения, в последние времена явленному на спасение всего рода нашего и совершенному через великое нисхождение и неизренное домостроительство единого лица животворящей Троицы Христа истинного Бога нашего, дабы откуда явилось нам бытие по неизреченной благости Его, оттуда же даровано было нам и благобытие. Исповедую и верую, что единое из лиц живоначальной и блаженной Троицы Божий Сын и Слово, всегда сопоклоняемый и сославимый с Отцом и Святым Духом, как единосущный и сопрестольный, движимый бесконечным человеколюбием и милосердием к Своему созданию, благоволением и милостью Отца и благодатно и содействием Святого Духа, снизошедший с небес, обращался с людьми, дабы нас, осужденных некогда за грех, лишившихся райского блаженства и подвергшихся тлению, спасти благодатно и соделать общниками божественной природы. Вселившись в утробу Девы — в истинном и собственном смысле богородицы, перед очищенной Духом (Святым) по душе и плоти, и восприяв в Себя от нее всю природу нашу, как сотворивший вначале человека, Он явился Богом воплотившимся, пребыв тем, чем был, — Богом.
Сверхестественно и неизреченно родившую и после рождения Он сохранил девою, причем ее природное девство нисколько не изменилось, в истинное показание того, что и после события Его рождения она пребыла чуждою изменения. Соприродный Отцу, став единосущным нам во всем, кроме греха, Он восприемлет семя Авраама, подобно нам приобщившись плоти и крови (Евр 2, 14. 16). Плоть Он воспринял одушевленную разумною душою, отнюдь не предсуществовавшую до момента соединения, но вместе с разумною душою, веруем, воспринята Христом и одушевленная ею плоть, и не по благодати Он обитал в нас, но соединившись весь со всей природой человека: соединение сие совершил Он неслиянно и нераздельно, и сверхестественно, так что соединенные естества божеское и человеческое сохраняют свои природные свойства и отнюдь не перелагаются одно в другое, хотя вследствие такого сверхестественного соединения естеств мы и употребляем в речи эти имена одно вместо другого, ибо в мысли только, а не на деле, полагаем, различаются они.
Веруем, что при этом сохраняется полное единство ипостаси, пребывая нераздельным и неразличным, — и да отвергнуто будет чудовищное слияние и смешение естеств (во Христе) обманщиков Евтихия и Диоскора. Посему исповедуем Одного и Того же сотворенным и несотворенным, вечным и временным, небесным и земным, описуемым и не описуемым, страстным и бесстрастным, не имеющим ни отца, ни матери — по неизреченному, безначальному и предвечному рождению от Отца, а по таинственному и непостижимому единению с нами два Его рождения признаем непостижимыми и превышающими всякое разумение; ибо Он, будучи в образе Отца (Флп 2, 6) Единородным Сыном, сущим в лоне Отца (Ин 1, 18), то есть в сущности Отца, предвечно из Него воссияв, в конце веков уничижил Себя и образ раба принял (Флп 2, 7), то есть наше естество.
Итак, ипостасное единство во Христе соединяет одно естество с другим, из которых состоит Спаситель, то есть видимое и невидимое, страстное и бесстрастное, но отнюдь не то одно, то другое отдельно. Одного и того же исповедуем истинно совершенным Богом и совершенным человеком, придавая Ему различие природ и познавая Его одним и тем же и после воплощения, не разделяя на двоицу сыновей, по причине различия соединившихся в единство ипостаси природ, почему да будет удален из божественной ограды Несторий, — но признавая, что Он совершает все своим богомужным действованием. Как Бог, Он совершает божественное — знамения и чудеса, а как человек, Он же Сам воспринял добровольно страдания и поношения. Поэтому вместе с двумя природами последовательно и необходимо славлю и два Его природных действования, как проявляющие и представляющие оба эти Его естества, или природы, согласно благочестивым и боголепным преданиям наших богомудрых отцов. Равным образом чту и две воли или два природных хотения одного и того же Господа и Бога нашего Иисуса Христа. Волю же признаю в Нем соответственно той и другой природе Его, из которых и в которых Он существует и познается, и в добровольном пришествии на спасительное страдание (признаю Его) как действующим, так и повелевающим.
Верую, что Он распят не в том естестве, которым блистает со Отцом, хотя и говорится, что распят Господь славы, в смысле взаимообмена свойств (того и другого естества), но по нашей земной природе, по которой Он воспринял наш земной состав и сделался ради нас клятвою, чтобы явить нас общниками Его благословения: и смерть (от?) злодеев благоволил Он претерпеть по плоти, чтобы жало смерти — грех (1 Кор 15, 56) осудить в плоти Своей (Рим 8, 3) и чтобы ниспровергнуть имеющего силу смерти, то есть диавола (Евр 2,14). Верую, что преданное погребению тело Свое Он сохранил нетленным, нимало не удаленным от таинственного и неизреченного единения, хотя в трехдневный промежуток оно отделено было от Его разумной души, с которою Он и нисходил в ад и сущим в темнице духам, как сказал верховный и божественный Петр, сошед проповедал воскресение (1 Пет 3, 19), даровал освобождение и искупление, соделался начатком для нас нетления, как перворожденный ожил из мертвых, ибо воскрес, как Бог, поправ смерть, открыв путь для всякой твари к воскресению, и совосставил (совоскресил) нас, павших падением греха.
Верую, что после воскресения Он предстал женам и провозвестил им радость, уничтожив печаль, пришедшую к нам от жены; явился и Своим божественным ученикам, удостоверяя тайну Своего воскресения; показал, что Он пребыл таким же, каким был и до воскресения, через принятие пищи и прикосновение мудрого Фомы к божественным ребрам Его; вознесся на небеса и воссел одесную Бога Отца с плотью, с которой опять придет в боголепной славе и власти над всеми тварями, и воссядет как судья, воздавая каждому по его жизни, ибо всем нам надлежит явиться перед судилищем Христовым (2 Кор 5, 10).
Потом верую и в воскресение плоти, когда будет преобразование мира, чтобы смертное наше облеклось в бессмертие и тленное оделось в нетление (1 Кор 15, 54).
Исповедую и одно крещение во оставление грехов, совершаемое по евангельскому и божественному преданию во (имя) Отца и Сына и Святого Духа. Со всяким благоговением и верою соблюдаю и чту эти честные догматы православной и священной религии нашей и таинства согласно возвышенному и чистейшему богословию, преданному нам божественными наставниками, и спасительное о нас домостроительство Бога Слова, и все другие подобные и с ними (догматами) согласные учения.
Принимаю и испрашиваю ходатайства и молитв перед Богом — прежде всего и особенно пречистой и всенепорочной Приснодевы Владычицы нашей Богоматери, потом божественных и небесных сил, святых и всеславных апостолов, блаженных пророков, славных и победоносных мучеников, богоносных отцов и всех святых, от века благоугодивших Господу, которые всегда живут в Нем, ибо праведных души в руце Господа (Прем 3, 1), приобретая отсюда наибольшее спасение души и тела.
Поклоняюсь и лобызаю честные их мощи, как подающие исцеление душевных и телесных немощей. Воспеваю честное и божественное их житие и славные их подвиги и борьбу, чту их гробницы и венчаю их высшими почестями, потому что за славу Спасителя всех нас Бога они проливали кровь свою и из любви к Нему презрели временную жизнь, став подражателями животворящих и спасительных страданий Его, — лобызаю, вместе с честною иконою Спасителя всех Христа и пречистой Богоматери, и честные и святые изображения их, и воздаю им поклонение по достоинству.
Кроме того с любовью принимаю и чту святые и вселенские семь соборов и все божественные, преестественные и спасительные догматы, на них определенные и возглашенные святыми и богоносными отцами нашими, которых некогда Дух Святой поставил пасти и управлять церковью своею.
Во–первых — собор Никейский, собравшийся из 318 славных отцов наших против нечестивого и безумного Ария, которого изгнав из Церкви, собор провозгласил нам истинную и правую веру через священный и божественный символ. Бога Слово и Сына Божия православно определил он (почитать) не тварью, как Арий, а единосущным Отцу и собезначальным, как Бога истинного и Творца всего.
Затем, после этого, собравшийся в царствующем граде собор из 150 боговдохновенных отцов, который низложил нечестивого духобора Македония, пространнее изложив смысл священного символа и дал пояснение слов о Духе Святом, утвердив, что Он есть Бог истинный, единосущный Отцу и Сыну, а не тварь, и безрассудного и безумного Аполлинария Лаодикийского отлучил от церкви.
После этого принимаю святой собор, собравшийся прежде в Ефесе из 200 священных учителей, против суемудрого Нестория и его богохульств, по низложении которого собор премудро определил, что во Христе Боге нашем — одна ипостась и две природы неслиянно и нераздельно, Оного и Того же объявил Богом и человеком и святую Марию исповедалал Богородицею в собственном и истинном смысле.
Затем принимаю священный собор божественных и богоносных, сошедшихся в Халкидоне, 630 отцов, который осудил нечестивых Евтихия и Диоскора и их исполненное мрака и тьмы слияние, предав их анафеме, и Христа Бога нашего благочестиво провозгласил совершенным Богом и совершенным человеком — в двух природах и одной ипостаси — неслиянно и нераздельно.
Далее принимаю пятый святый собор из 165 святых отцов, опять в этом Богом хранимом граде собравшийся, который посек нечестивые мысли Феодора и Нестория, а также Оригена, Дидима, Евагрия и последователей их худомыслия, прежде многими содержимого в тайне, а тогда же дерзко возродившегося и распространившегося, ибо благодаря им они болтали вздор и следовали более Иудейской и Еллинской вере, чем Христианской.
Затем принимаю шестой вселенский собор 170 священных мужей, в том же царствующем граде собравшийся, который провозгласил как свойства природе во Христе, так и природные действования и хотения, и анафемствовал Феодора, епископа Фаранского, Гонория, Кирия и Сергия, Пирра, Павла и Петра, по Божию попущению на свою погибель получивших священство в церкви, — также Макария, наименованного предстоятелем Антиохии, и Стефана, его ученика, — кроме того Полихрония, старца с ребяческим умом, — которые учили, что у Христа Спасителя нашего и Бога одна воля и одно действование.
Наконец принимаю после сего опять собравшийся вторично в Никее в наши времена седьмой священный собор 150 отцов, который запечатлел все предшествовавшие святые соборы и догматы их и принял искони преданное Церкви поклонение честным и священным иконам, определив, чтобы им поклонялись подобно изображению животворящего креста. Отлучили мы от Церкви пустословивших о поношении и низвержении их и обвинявших христиан в том, что они поклоняются им, как (языческим) богам, то есть Феодосия, Василия, Сисинния, по Божию попущению начальствовавших епископскими престолами.
Вот эти перечисленные святые вселенские соборы принимаю и догматы и труды всех славных и блаженных отцов признаю, как учение чистое и основание спасения, — принимаю тех, которых признает кафолическая Церковь, и отвращаюсь от тех, от коих она отвращается. Отвергаю и совершенно отметаю тех, кои от Симона Волхва и кои даже доныне остаются всецело отпавшими от благочестия; анафематствую отвергших предание святых, присоединившихся к развращенным и погибельным учениям и дерзнувших всеять ядовитое семя плевел на пашне православной веры и всех последователей их, как поругание для Церкви Христовой, гнушаюсь и подвергаю анафеме.
Так провозглашаем мы свой образ мыслей перед вами, блаженнейшим и богонаученным, для чего пользуемся этим нашим писанием, как бы живым глашатаем, следуя искони господствующим постановлениям церковным, составляющим залог любви во Христе и единодушия и единомыслия друг с другом. Ваше же любезнейшее о Господе братство да отвечает нам, во–первых, молитвами к Господу, а потом и подобающими речами, и утверждающими и вразумляющими делами, дабы с вашими законоположениями и наставлениями нам устоять твердо и непорочно в совершенно одинаковой с вами вере, сохраняя все ее тайнства, искони преданные, неповрежденными, — всех словесных овец священного стада, стоящих внутри пределов церковного двора, собирая воедино божественною свирелью и стройным гласом апостольского и духовного учения и от нападения зверей сохраняя невредимыми назнаменованных помазанием и именем Архипастыря Христа.
А опущенное нами восполните сами по братолюбию и любвеобилию вашему, дабы ваш преизбыток восполнил скудость нашу, — и чего недостает нам в словах и делах, то священнолепною по жизни вашей и честною властью устройте и прибавьте, отнюдь не скупясь ниспосланными вам дарами благодати, ибо не оскудение приносит щедрое их раздаяние, а, напротив, воздаяние в свое время многих и славных плодов. Укрепляя нас, как слабейших, богодарованною своею силою и направляя стопы наши на стезю Евангелия, не переставайте давать нам полезные и спасительные советы, дабы мы, имея единение и согласие в исповедании, равно как будучи соединены и связаны союзом любви, сохранили между нами нерасторженным и дар мира во вверенном нам служении, который доставляет Церкви нераздельность и согласие, чтобы поэтому мысленный град Великого Царя, окруженный стенами и укрепленный, пребывал непобедимым и неразрушимым при всех нападениях и ухищрениях невидимых врагов, рыщущих кругом и ищущих поглотить кого–либо из вписанных в нем и назнаменованных Духом. Этим врагам противопоставим оружие не плотское, а духовное, щит веры и меч слова, то есть слово Божие, чтобы пращею духа уничтожить осадные орудия и машины греха, обращая в бегство и далеко преследуя свирепую дерзость их, как удостоенные Божественной охраны и помощи, которая и составляет наше спокойное и мирное житие; чтобы и в пакибытии[ [95]] при последней трубе нам удостоиться неосужденно встретить Начальника жизни нашей, грядущего со славою Отчею, со святыми ангелами Своими, встретиться с девами разумными в брачном чертоге, стать причастниками ангельского пира и сделаться наследниками уготованных достойным благ во Христе, истинном Боге, предстательством пречистой и непорочной Его Матери и всех святых. Аминь.
Тому, что мы так поздно выступаем с изложенным выше, пусть никто не удивляется и не обвиняет нас за это, но да ведает боголюбезное братство ваше, что в данном случае, не было презрения и попрания епископского обычая и что не из лености мы нарушили то, что подобает и прилично мужам Церкви, но жестокое и суровое решение (царской) власти повелело насильственно препятствовать нам пользоваться узаконенным обычаем. И да будет снисходительна ко мне священная душа ваша, если я должен подвергаться какому–либо порицанию за косность, ибо вы сами по собственному опыту знаете, как нелегко бывает сопротивляться властям, когда они увлекаются собственными своими желаниями и стараются исполнять все свои замыслы.
Власть думала, что имеет благовидный предлог остановить возложенное на нас священное служение, и распускала слух, что сами вы порвали общение с Церковью. Так как и сами вы испытали эти насилия, то можете быть снисходительны к тем, которые против воли оказались в подобных же обстоятельствах. И вследствие этого, думаю, не нужно много слов для защиты, но в свое время вам будет описано здешнее положение дел; да и теперь происходящее и совершающееся уже говорит о нем. Так как запор сокрушен, ворота открыты, камни преткновения устранены с дороги и вся она становится широкою, ровною и беспрепятственною, то удаляются, наконец, и прискорбные обстоятельства, устраняются соблазны, исчезает теперь горделивость, прекращаются возникавшие отсюда препятствия и свободный свет воссиял Церкви. Вследствие этого оказывается возможность для проявления любви и для совершения и исполнений принятого церковного обыкновения.
Но есть и такие, которые не радеют о божественном и ради собственной славы стараются забывать о суде, который им угрожает от Бога. И так как им доставляет удовольствие стремиться к славе и блеску, то они злоумышляют друг против друга. Мы же, стараясь о славе Божией, чести Церкви, единомыслии и охранении священных законоположений, твердо держимся своих обязанностей и за провозглашаемого ныне[ [96]] благочестивого, державнейшего императора нашего, истинное чадо Церкви, сияющего богоугодными нравами и добродетельною жизнью, воссылаем усиленные молитвы и прошения к венчавшему и наставляющему его Богу, чтобы даровал ему мирное житие и царствование, сохраняя его на многие лета, украшая его победными трофеями над варварами, помогая ему счастливо править христианской державой, укрепляя его ревность к православию и пособляя ему в сохранении божественных заповедей и в приобретении чести и славы для детей во время пребывания его во власти.
Настоящее наше соборное послание к вашему возлюбленному и любезнейшему братству вручаем Михаилу, преподобнейшему митрополиту христолюбивого города Филадельфии. И хотя мы убедились из предварительных речей и бесед его, что вы встретите и примете его радушно, все же мы просим вас, чтобы и ради нашего смирения ему были оказаны вами подобающий прием, честь и покой. Он и по отношению к вашей любви исполнен всякого расположения и искренности, и в делах церковных выказывает ревность и усердие, равно как и отличается превосходством в слове, жизни и добродетели. Он–то и должен, если Бог поможет ему и подвигнет вас, принести нам знаки любви и единомыслия, то есть честное писание ваше в ответ на настоящее, для великого духовного утешения нам и для укрепления дружеского нашего расположения о Господе.
Приветствуем всех сущих с вами многочисленных братии о Христе. Сильный о Господе, молись о нас, святейший и блаженнейший брат, имея посредником и помощником перед Богом общего нашего предстателя и покровителя, великого и верховного Апостола, коему не поленись возносить молитвы за нас, недостойных рабов его.
В знак же посредствующей между нами любви о Господе посылаем братскому вашему блаженству золотой энкол–пий, одна сторона которого обложена хрусталем, а другая украшена эмалевым изображением, а внутри он имеет другой энколпий, в коем заключены частицы честных древ; стихарь белый, фелонь нешвеную каштанового цвета, епитрахиль и ручник — вышитые золотом. Все это, при содействии и руководительстве Божием, смиренно посылаем вам на память, хорошо обвернув тонким полотном и запечатав свинцовою печатью.
Творения Святого Отца нашего Никифора, архиепископа Константинопольского. — Минск, 2001.
Примечания
1. Ср. Тhеорh . Chronogr., ed. de Boor. Leipzig, 1883, стр. 296.
2. Ср. George Monach (Teubner, 665) со ссылкой на Георгия Писиду. У Феофана (р. 298, под 6102 г.) — с упоминанием об участии в заговоре зятя Фоки—Приска, который, по сообщению этого писателя, разгневанный против Фоки, вызвал Ираклия и Никиту в Константинополь.
3. Речь идет о «зеленых» и «голубых.» См. Феофан под 6099 г.
4. У Феофана (под 6099 г.) подробно излагается история столкновения Приска с Фокой. Приск—Крисп (у Никифора). Согласно сообщению Феофана, во время конских бегов на ипподроме димоты выставили между императорскими статуями статуи Приска и его жены Доменции (дочери Фоки). Император казнил за это начальников димов; ср. Job. Ant., frg. 218а (С. Мullеr. Frgm. historicormn graecorum IV, 535—622); см. также дальнейший рассказ Никифора.
5. На ипподроме.
6. Форум Быка (tou booV) был расположен в XI районе города по триумфальной дороге, шедшей от форума Тавра через Капитолий (ср. Const. Porphyr. De cerim., кн. 1 о процессии Василия I). Он был связан аркадами Эвбула с Экзакионием. Название его сохранилось в названии мечети Будрум–Джами и цистерны Будрум–Сарнидши. Место получило свое наименование от бронзового быка, который служил для сожжения преступников. О его происхождении в византийских источниках имеются два указания. Согласно Кедрину (1, 566), этот бык был привезен из Пергама; он представлял собой печь, в которой был сожжен мученик Антипа. Согласно же Кодину, бык был сооружен Валентином, препозитом имп. Констанция, на ипподроме. Это была мощная печь, сохранившаяся до времен Кодина. Там император Юлиан сжигал многих христиан. Однако Кодин пишет в другом месте, что на так называемом форуме Быка был построен огромный бронзовый бык. Это было место судилища преступников, и Юлиан сжег там многих христиан. Печь была оформлена в виде огромного быка… она существовала до времени Фоки. Ираклий же переплавил ее в оболы (медные монеты). О казни Фоки на форуме Быка сообщает Феофан (под 6102 г.) и Пасхальная хроника (Олимп, 397, 3). Об этом же быке упоминается и в описании четырнадцати городских районов Константинополя, составленном при имп. Феодосии II или вскор
7. Предшествующие слова: paraginomenon schmati appwstou kataklinomenoV andwV kai moliV edeceto eita отсутствуют в Боннском издании «Бревиария».
8. Ср. Chron. Pasch. 703, 9—12; Theoph. 300, 17—18, и'юдетеГ<т8с(( в этом значении: поп est adoptare, sed a sacro fonte suscipere. Petavii ad. Nicephorum Notae Bonn 102.
9. Храм Хоры — позднее превращенный турками в мечеть Кахрие–Джами. Храм втот, украшенный великолепной росписью, сохранился доныне. Кроме того, сведения о нем имеются у некоторых византийских писателей: ср. напр. Niceph. Gregorae ed. Boor, IX, 13, 3; VIII, 5, 27; XXII, 2, 34 Frandzi. Chronic 1,7; Дука (История) 39, р. 288. Кроме того, о нем же сообщают Бандури Ans. Banduri. Imperinm orientale sive antiquitates constantlnopoltianae. Parisiis, 1711 n. Venetiis, 1729, 54; Кодин (121); Петр Гилль (IV, 4). Церковь эта была построена Приском, зятем Фоки, затем позднее при Андронике Палеологе была украшена мозаиками по инициативе ктитора Феодора Метохита, известного писателя и деятеля этого времени, который там сам изображен. Ср. Изв. Рус. арх. ин–та в Константинополе, т. XI.
10. Еd. Воnn— twn eparciwn
11. Военная придворная должность.
12. Вероятно, речь идет о форуме Константина.
13. Ср. Chron. Pasch. 706, 9, 9—13; Себеос. История императора Ираклия, гл. 24. Саит–Шахинy у Себеоса. Завоевание Египта приписывается Себеосом Хореяму, т. e. Шахрбаразу. См. Себеос, 99—100.
14. 1. Об этих фактах сообщает и Себеос. При своем воцарении Ираклий отправил к царю Хозрою послов с подарками и грамотами, прося у него мира с большими мольбами. Царь Хозрой не хотел и слышать о том, говоря: «Это мое царство, и я возвел на престол Феодосия, сына Маврикия. Ираклий же воцарился без нашего повеления и приносит нам в дар наши же сокровища; но я не успокоюсь, пока не захвачу его в свою власть».
15. По Пасхальной хронике —в 10 часов утра (Chron. Pasch., 712, р. 14 sq.).
16. Эбдомон (лат. Septimum) — местность у столба, поставленного на седьмой миле от города, на полу дороге к Региуму. Эта местность расположена на берегу Пропонтиды.
17. У Георгия Монаха (ed. de Boor, p. 659)—70 тысяч человек.
18. О продаже сокровищ см. Theoph., p. 302. Уже в о13 г., после захвата Дамаска, Ираклий действовал аналогичным образом. См. слова Никиты augustalis из Египта, обращенные к Иоанну Милостивому (Lеоnt. v. Neap. Leben des Jonannes des Barmherzigen, ed. Getzer, S. 23, 7).
19. Начало похода Шахрбараза в Египет относится, обычно, к 617 г. Упоминание о захвате Египта арабами имеется у Феофана (под 6107—615 г.). Сведения об этом же событии см. в Anon. Guidi, 22, 29—23, 10 (Script, syri Chron. min?.). Некоторые данные имеются в житии Иоанна Милостивого, написанном его современником Леонтием из Неаполиса (на о. Кипре); ср. Lеоnt. v. Neap. Op cit., S. 91. Сарбар, по объяснению Михаила Сирийца, означает «дикий кабан». У армянских писателей он именуется Хореямом (Ю. Кулаковский. История Византии, т. II. Киев, 1915, стр. 42 ел.).
20. Cp.Georgii Pisidae. Exped. pers. 1, 139 cл.; Тabari, p. 294; Ю. Кулаковский. Назв. соч., т. III, стр. 60. — О маршрутах походов Ираклия см. специальное исследование Е. Gerland. Die persischen Feldzuge des Kaisers Herakleios. Byz. Ztschr., Bd. III, S. 340 ff. Новейшее исследование о маршрутах похода Ираклия принадлежит академику Я. А. Манандяну. См. Византийский Временник, т. III.
21. Ираклеона (Ираклий II).
22. у Феофана—аварскому, см. Theoph. Chron., p. 303. (Ср. о посольстве с упоминанием имени посла Андрея у армянского историка Х в Моисея Каганкатваци. История агван. Пер. К. Патканьяна, СПб. 1361, гл. 10).
23. Встреча Ираклия с турецким ханом произошла под стенами осажденного ими Тбилиси; ср. Theoph. Chron., p. 316. Осада длилась два месяца. Оборону вели персидский военачальник и Стефан, царь Иверии, из рода Багратидов (см. Marquardt. Ostenropaische und Ostasiatische Streitzuge, S. 394). Подробности см у Моисея Каганкатваци. Назв. соч., гл. 14. В «Жизни и известии о Багратидах» Смбата, сына Давида (Сб. материалов для описания племен и местностей Кавказа, XV, в. 1900) имеется рассказ об осаде Тбилиси Ираклием. Ираклий оставил хазарского хана осаждать Тбилиси, а сам ушел в Персию. Согласно же Моисею Каганкатваци, начальник крепости кричал Ираклию со стены: «У тебя борода козла и шея злого козла». Ираклий ответил на это угрозой: «Пришел козел с Запада и сокрушил рога восточному овну». Ираклию приписывается сооружение храмов в Грузии (стр. 124—134); ср. Ю. Кулаковский, т. 111, стр. 346.
24. События эти относятся обычно ко второму походу Ираклия в Персию (ср. Gerland. Op. cit., стр. 368 и ел.); ср. Theoph. Chron., 306, 21. — Хозрой, приказавший Шахрбаразу (Сарбару) напасть на ромейские земли, при известии о нападении Ираклия, велел ему возвратиться, собрал новые войска под командой Шахииа (Саита), чтобы они могли объединенными силами напасть на Ираклия (Тhеорh., 306, 27). Герлянд относит к этому моменту указания Табари (ср. Noldeke) о Шахине. Может быть, отозвание Шахина произошло после неудачного похода его на Халкидон (ср. Себеос, гл. 26, стр. 39). Гельцер (в «Rhein. Mus». Neue Folge, Bd. X., VIII, S. 170 и 17l) относит поход на Халкидон к 615 г. Ираклий тем временем продвинулся из Кесарии через Карин в Двин (так трактует Герлянд стихи Георгия Писиды: Негасlias II, 160; см. 163. wV en paregw sumjoraV dobioV Герлянд читает здесь tou DoubioV и Нахичеван. Разрушив оба эти города, он прошел в Ганзак. Ираклий пустился в путь с 12 ) тыс. и пошел ко двору персидского царя; направив путь по северной стране, он вышел прямо против города Карина и, достигши Двина араратского, разрушил его и Нахичеван. Устремившись в Ганэак азербайджанский, он разрушил капище великого Грата (огня), называемое Внасп. Царь Хозрой поспешно вызвал войска свои, бывшие в областях греческих, себе на помощь (Себеос, гл. XXVI, стр. 102). Ср. об этом храме огня у Noldeke. Tabari, p. 100; Hoffman, Syrische Acten persischer Martyrer, S. 251 по Феофану. Раулинсон (Rawlinson. On the site of the Atropatenian Ecbatane. J. of the Royal Georg. Society, 1841, p. 86) переводит это название как дворец Ардашира. Он находится между областями Атропатеной и Мидией. Подробнее см. у Ё. Gerland. Op. cit., 354 и Кулаковского, т. III, стр. 68. Последний относит, однако, эти факты к первому походу. Вопрос о маршрутах походов Ираклия значительно уточнен в настоящее время акад. Я. А. Манандяном, см. статью его в настоящем томе.
25. События эти относятся обычно ко второму походу Ираклия в Персию (ср. Gerland. Op. cit., стр. 368 и ел.); ср. Theoph. Chron., 306, 21. — Хозрой, приказавший Шахрбаразу (Сарбару) напасть на ромейские земли, при известии о нападении Ираклия, велел ему возвратиться, собрал новые войска под командой Шахииа (Саита), чтобы они могли объединенными силами напасть на Ираклия (Тhеорh., 306, 27). Герлянд относит к этому моменту указания Табари (ср. Noldeke) о Шахине. Может быть, отозвание Шахина произошло после неудачного похода его на Халкидон (ср. Себеос, гл. 26, стр. 39). Гельцер (в «Rhein. Mus». Neue Folge, Bd. X., VIII, S. 170 и 17l) относит поход на Халкидон к 615 г. Ираклий тем временем продвинулся из Кесарии через Карин в Двин (так трактует Герлянд стихи Георгия Писиды: Негасlias II, 160; см. 163. wV en paregw sumjoraV dobioV Герлянд читает здесь tou DoubioV и Нахичеван. Разрушив оба эти города, он прошел в Ганзак. Ираклий пустился в путь с 12 ) тыс. и пошел ко двору персидского царя; направив путь по северной стране, он вышел прямо против города Карина и, достигши Двина араратского, разрушил его и Нахичеван. Устремившись в Ганэак азербайджанский, он разрушил капище великого Грата (огня), называемое Внасп. Царь Хозрой поспешно вызвал войска свои, бывшие в областях греческих, себе на помощь (Себеос, гл. XXVI, стр. 102). Ср. об этом храме огня у Noldeke. Tabari, p. 100; Hoffman, Syrische Acten persischer Martyrer, S. 251 по Феофану. Раулинсон (Rawlinson. On the site of the Atropatenian Ecbatane. J. of the Royal Georg. Society, 1841, p. 86) переводит это название как дворец Ардашира. Он находится между областями Атропатеной и Мидией. Подробнее см. у Ё. Gerland. Op. cit., 354 и Кулаковского, т. III, стр. 68. Последний относит, однако, эти факты к первому походу. Вопрос о маршрутах походов Ираклия значительно уточнен в настоящее время акад. Я. А. Манандяном, см. статью его в настоящем томе.
26. В Боннском издании слова oi Abaroi sunetiJento sumjonhsanteV elein to Bulzanteon отсутствуют.
27. Об устройстве осадных орудий в рассматриваемую эпоху сообщаются более подробные сведения в Anonymi S. Demetrii miracnia Acta Sanctorum. Octobr. IV, 104— 209, ср. Тоngard. De 1'histoire profane dans les actes grecs des boUandistes. Paris, 1874.
28. Влахернский дворец находился за пределами первоначальной стены города, в северо–западном углу, в верху Золотого Рога. Название «Влахерны» — по Кодииу Anonimus Banduri (A. Banduri. Imperium orientale)—происходило от того, что при построении церкви здесь были срезаны папоротниковые заросли. Это название здесь выводится от lakkoV laoV, lacas, lacuna. По мнению же Унгера (Ungеr, Quellen der byz. Kunstgesch. 1878, S. 117), оно произошло, вернее, от blazw и blakoV и обозначает бесплодную, пустынную местность. Согласно Пасхальной хронике (01 351, 4), в этом году была построена стена вокруг храма богоматери, за пределами Птероиа. Стена эта отличалась от старой тем, что это была простая стена monoteicoV, в то время как старая состояла из двух стен, огражденных с обеих сторон рвами. О ней часто упоминают позднейшие источники.
29. Барбиссе. Ср. также осаду города Фомой Славянином. Подробности у Е. Э. Липшиц. Восстание Фомы Славянина и византийское крестьянство на грани VIII—IX вв. — Вестник древней истории, 1939, № 1.
30. См. выше, прим. 22.
31. У Феофана RazathV (317, 17—21) Rah–zadh. По Феофану, положение Рахзада было отчаянное: «Как голодный пёс, он кормился крохами с его [Ираклия] стола», так как Ираклии подвергал местности страшному опустошению.
32. Ср. Себеос, гл. 27, стр. 105; Моисей Каганкатваци, гл. 12, стр. 112—13.
33. Подробный рассказ дает Табари.
34. Посольство Ираклия везло письмо, которое Никифор приводит в выдержке. Полный текст его приводится в Пасхальной хронике (Chron. Pasch., 724—734). Там же сохранились отрывки из письма Ширсе. По сообщению Себеоса, Ширсе принял византийского посла Евстафия с большем почетом, «вторично утвердил условия мира и клятвенно подтвердил размежевание границ» (гл. 27, стр. 107), ср. Тhеорh. 327, 19—24, о дальнейшем посольстве Федора к Ширсе.
35. По мнению Каганкатваци (стр. 117), Кавад царствовал 7 месяцев. По мнению Мирхонда и других восточных писателей, — от 6 до 8 месяцев, следовательно он скончался в конце 628 г. или в начале 629.
36. Ср. Theoph., 323 (22)—324 (16). Михаил Сириец сообщает о свидании Ираклия и Шахрбараза (XI, 3, 403—409). Об этих же фактах ср. Аgар. Меnb „ 201—203; Noldeke, Tabari, 300—302; Ю. Кулаковский, т. III, 110—111. Свидетельство Фомы пресвитера: «В том же году (940 — Эры Александра) в тамузе (июле) встретились друг с другом Ираклий, император ромеев, и Шахрбараз (= Сарбар у Никифора), патрикий, в одной клисуре на севере — имя ее Арависс Триречный, и говорили там Друг с другом о мире. Было решено между ними, чтобы границей был Евфрат. Так они заключили мир друг с другом. И поставили там церковь и нарекли ей имя Ирины» (Chron. min., Ub. Caliph. 108 и 114; Себеос, гл. 28, стр. 109).
37. Ятриб.
38. В книге И. Я. Марра «Антиох Стратиг. Пленение Иерусалима персами в 614 г.» сообщается, что император прибыл в Иерусалим с Мартиной 21 марта 630 г. (стр. 65 рус. пер.); ср. также поэму Георгия Писиды в книге Georg Pisidae. Carmina inedita, ed. Sternbach XIII (1891); Себеос, гл. 29, стр. 111.
39. Себеос же сообщает: «Крест оставался в богоустроенном городе до вторичного взятия Иерусалима сыновьями Измаила. Тогда он бегством был перенесен в столичный город вместе со всей церковной утварью» (гл. XXIX, стр. 112 и гл. XXX, 118).
40. Ср. пс. 50, 5.
41. Такое чтение дает Chron. Pasch. p. 714
42. 1. В Лондонской рукописи «Бревиария» в этом месте вставлена следующая фраза:
43. В Малой Азии.
44. Событие это относится к лету 638 г. Ср. Const. Porph. De cerim. П, с. 27, р. 627—628.
45. Максим Исповедник (S. Maximi Confessoris Opera. Patr. Gr., t. 90, p. 460) в письме из Африки, посланном в ноябре 641 г. евнуху Иоанну, именует Мартину: hmwn despoina JeojulaktoV patrikia.
46. Комит императорских щедрот.
47. По Себеосу 216 тысяч (ср. гл. 32, стр. 123); в вариантах пятьдесят тысяч двести пять и двести; в рукописи над словом pente стоят точки, о чем de Boor замечает: quanam mann puncta posita sint discerni nequit (стр. 23, 1, ed. de Boor)
48. Кулаковский считал, что этой суммы хватило на оплату армии в 44 тыс. воинов. (216 : 5 примерно 44).
49. Ираклеон.
50. Слов «но его не нашли. Во время же вечерней службы» нет в Боннском издании.
51. Сведения о ссылке Пирра в Триполис (на Африканском побережье) имеются у Иоанна Никиусского (564, 572, ed. Zotenberg). Арест Пирра и его ссылку Иоанн приписывает Давиду и Марину.
52. Петавий (Bonn 1837, Nicephorl Const. Breviarium, p. 120—121) считает, что слова ????;, которыми начинается следующий абзац, явно указывают на предшествующий пропуск. Трудно предполагать, — говорит он, — чтобы Никифор ничего не написал о предшествующем периоде в целых 27 лет.
53. Речь идет о Константине IV Погонате (668—685).
54. См. примечание 12.
55. Ср. Theoph., p. 356.
56. Ср. Theoph., p. 356—358. Река Куфис впадает в конец Эвксинского моря, поблизости от Некропил (Сиваш); ср. подробнее у Ю. Кулаковского. Свидетельство о водворении болгар за Дунаем и Именник болгарских ханов. — История Византии, т. III, стр. 376 сл.; ср. публикацию Именника у А. Попова. Обзор хронографов русской редакции 1—11. Москва, 1866—1869; К у ник. О родстве хазаро–болгар с чувашами по славяно–болгарскому Именнику (Прил. к XXXII т. Зап. имп. Акад. Наук, № 2, стр, 118—161); Marquardt. Die Chronologic der alttiirkischen Inschriffen. Leipzig, 1898 и Die altbulgarische Ausdriicke in der Inschrift von Catalar nnd der altbulgarischen Furstenliste (Изв. Рус. археол. ин–та в Константинополе, т. XV, 2—30); ср. также J. Bury, The chronographical cycle of the Bulgarians. Byz. Zfschr. 1910, S. 127—144. Повидимому, в основе изложения Феофана и Никифора лежит анонимный источник, собравший сведения о болгарах, частично известные по «Имениику болгарских ханов».
57. Речь идет, очевидно, о Константине II, племяннике Ираклия, умершем в Сицилии (31. 28—29), правившем в 642—668 гг.
58. У Феофана Berzeliam, Berzitiam; Огла значит река, текущая севернее Дуная (Theoph. 357—358). Де Боор объясняет термин Berzilia как eadem quae prwth Sarmatia исходя из известии Феофана.
59. По Феофану, — «завладел всей запонтийской Болгарией до самого Понта» (Тhеорh . Ор. cit).
60. О вставке, имеющейся у Феофана в этом месте, см. статью Е. Э. Липшиц «Никифор и его исторический труд». Никифор выпускает сообщение о постыдном для Византии характере договора.
61. Никифор выпускает сообщение о том, что на обратном пути захваченный болгарами в проходах с большими потерями Юстиниан едва смог уйти (Theoph. под 6180 г., стр. 364).
62. Официальное начало монофелитской ереси обычно связывается с фактом, сообщаемым Сергием в письме к папе Гонорию, где рассказывается, что во время пребывания Ираклия в Армении его посетил Павел, глава ереси севериан (монофизитов), и в диспуте с ним император упомянул и о mia energeia Христа — основе ереси монофелитов. Неfеlе. Conciliengeschichte. Bd. Ill, стр. 123). Дальнейшие судьбы ереси см. там же, стр. 123 сл.
63. Речь идет о шестом вселенском соборе 680—681 гг. (ср. Мansi XI, р. 195—736; 738—922 и Неfe1е. Ор. cit., р. 260 ел.)
64. Ср. to stenon tou Abudou стр. 53, 10; 57, 17; 63, 15.
65. Лат. перевод неточен; ср. Тhеорh. под 6183 г.
66. Не правильнее ли понимать здесь stenon как нарицательное? Ср., напр., стр. 68, 10 (contra transcript, de Boor), CM. Index.
67. Монастырь Каллистрата — по сведениям, сообщаемым Феофаном (под 6259 г.), был позднее разрушен до основания императором Константином V Копронимом.
68. У Феофана — к Софии.
69. Слова из псалма: «Сей день, его же сотвори господь, возрадуемся и возвеселимся в онь».
70. О «милосердии» Леонтия у Феофана нет.
71. См. Прим. 4.
72. Эта часть города, входившая в XIV район Константинополя, получила свое название от Sukeh или Sukh — фиговых деревьев у гавави. Позднее термин «Сика» исчезает, уступая место более упрощенному наименованию Пера, хотя последнее и относилось собственно к верхней, расположенной на горе, части города. Об этой пристани и местности сообщают Страбон (VII, 6 § 2); Стефан Византийский, Никифор Каллист Ксанфопул (VIII, 6); Пасхальная хроника 01. 327; Юстиниан в новелле 59, § 5; Тhеорh . под 6190 г. (стр. 370).
73. 1. По версии Феофана, город предали чужеземцы, жившие во влахернских стенах. 61 Ср. Рrосор. De aedificlis, а также данные о раскопках проводившихся Эски–Керменской археологической экспедицией в 1930—1934 гг.
74.
75. Кинегий был построен Септимием Севером в Византии; он, вероятно, идентичен с амфитеатром, упоминаемым в описании II городского района (ср. Рrосор . De bello pers. 41–й «Кинегезий, который обычно назывался амфитеатром»). Согласно Анониму Бандури, на эту площадь выбрасывали трупы убитых. Однако там были и некоторые портретные статуи. По словам Малалы (XVIII, 492), в июне (559 г.) язычники были подведены к алтарю, и их книги, статуи и изображения их богов были сожжены в Кинегий. Ср. Theoph. под 6198 (705 г.) и под 6257 (765 г.). В 767 г. там был обезглавлен патриарх Константин.
76. Монастырь святых бессребренников (o naoV twn agiwn Anargurwn), иначе Косьмы и Дамиана, т. е. безвозмездно врачующих святых, встречающийся под различными именами. Он часто называется монастырем Павлина—по имени его основателя— магистра Павлина, чаще же называется Космидионом. Он был расположен на северном конце Золотого Рога, близ дворца во Влахернах. Так как он, в силу своего географического положения, часто подвергался нападениям при вражеских нашествиях, впоследствии он был укреплен. При крестоносцах он был превращен в замок, именуемый замком Боэмунда. Ср. о нем Анна Комнина 1, 64; W i 1 h. Туг (епископ Тира) «История войны 1110—1189», Villehardouin Geoffrey. De la conqueste de Constantinople 1192–1207, 88; Pachymeri. Andron. V. 14; VI, 11, VII, 15; Duса s, 60; Kodinos, Topogr. III! Procop. De aedif. 1, 6; Chronic. Pasch. 01. 351, 3; Symeon Mag . Chron. Leo. Arm. 8; Theoph. Соntin . II, 13; Сеdren . II, 304; Atta1. Chron. 10; 88; Niсерh . Bryenn. Chron. III, 12; Nicet.Akominat. Murzuphl, 2; Сantacuz. IV, 11 (III, 70); Niceph.Gregorae II, 3.
77. Феофан упоминает среди его единомышленников Андрея, епископа Критского (поэта. — Е, Л.), Николая, софиста врачебной науки и аптекаря.
78. Этих слов в Боннском издании нет.
79. Неорий — пристань, находившаяся в VI городском районе, простиравшемся от форума Константина до лестницы или моста переправы в Сики (ср. Zosim II, 31).
80. Об одводревках у славян см. Constant. Porph.,cap. 14.
81. См. примечание 75.
82. Седьмой холм, на котором были расположены части города близ Золотых ворот. Согласно Anon. Band. 127; на Керолофосе стояли 16 поврежденных колонн koclia, портретная статуя Артемиды и Севера и треножник. Там же находились, как говорят, портретные статуи Феодосия Младшего, Валентиниана и Маркиана, обрушившиеся во время землетрясения.
83. Это чтение предложено Беккером; см. ed. Bonn, p. 63, прим. 15.
84. Цирковых партий, отличавшихся цветом одежд возниц.
85. Защита кого–нибудь, чего–нибудь, чрезмерное восхваление.
86. Павел IV — патриарх Константинопольский с февраля 780 по август 784 г.
87. Правила 11 и 12 Антиохийского собора.
88. Император Юстиниан II Ринотмет (685–695 гг.).
89. Евсевием Кесарийским.
90. Для ясности речи Никифора в данном месте необходимо представлять 82–е правило Трулльского собора, которее здесь имеется в виду. Оно читается так: «На некоторых изображениях честных икон живописуется агнец, указуемый перстов Предтечи, который был принят за образ благодати, потому что посредством закона предуказал нам истинного Агнца Христа Бога нашего. Мы же, уважая древние образы и тени, переданные церкви в качестве символов и предначертаний истины, отдаем предпочтение благодати и истине, принявши ее, как исполнение закона. Посему, чтобы и в живописных произведениях представлялось взорам всех совершенное, определяем, чтобы на будущее время и на иконах начертывали вместо ветхого агнца образ Агнца, поднимающего грех мира, Христа Бога нашего в человеческом облике, усматривая через этот образ высоту смирения Бога–Слова и приводя себе на память Его житие во плоти, страдание, спасительную смерть и происшедшее отсюда искупление мира».
91. Император Никифор.
92. Патриарх Тарасий.
93. Средневековые греки называли себя Ρωμαϊίοι и гнушались названия Ελληνες, которое обозначало язычников.
94. Лицо, особа.
95. Воскресение, вторая загробная жизнь.
96. Император Михаил I (с октября 811 по июнь 813 г.).