Творения

• К Новациану
• Послание каноническое епископу Василиду
• Послание к Домицию и Дидиму
• К Фабию, епископу Антиохийскому[8].
• Из толкований на книгу Иова[14].

К Новациану

Дионисий Новату[1] брату желает здравия. Если ты против воли доведен был до этого[2], как ты говоришь, то можешь доказать это возвращением (в Церковь) по своей воле. Все надлежало претерпеть, чтобы только не разделить Церковь Божию. Перенести мучение ради того, чтобы не разделить Церковь было бы не менее похвально, чем пострадать за отказ от жертвоприношения идолам. А по моему мнению, (первое мученичество) было бы даже выше (второго). Там человек претерпевает мучение только ради одной своей собственной души, a здесь ради всей Церкви. Если бы ты даже и теперь убедил или принудил братьев возвратиться к единомыслию, то заслуга твоя была бы более вины, и вина не вменилась бы, а заслуга вызвала бы похвалы. Если же ты не в состоянии будешь сделать этого вследствие неповиновения (братьев), то, по крайней мере, старайся спасти душу свою. Желаю тебе сил для мира о Господе.

Послание каноническое епископу Василиду

1. В послании ко мне, вернейший и просвещеннейший сын мой, ты вопрошал меня: в который час должно прекращать пост пред днем Пасхи? Ибо некоторые братия утверждают, как сказуешь, что должно делать сие в петелоглашение, а другие, что должно с вечера. Находящиеся в Риме братия, как говорят, ожидают петеля, а о находящихся здесь ты сказал, что они ранее прекращают пост. Ты взыскуешь положити точное время, и совершенно определенный час, но сие и неудобно и не безопасно. Ибо, что после времени воскресения Господа нашего надлежит начинати праздненство и веселие, а до того пощениями смиряти душы, сие все согласно признают. Но в послании твоем ко мне ты доказал весьма здраво, и согласно с разумением Божественных евангелий, что в них не оказывается ничего определеннаго о часе воскресения. Ибо евангелисты различно описали приходивших ко гробу в разные времена, и рекли, что все они обрели Господа уже воскресшим. Позде в субботу — как рек Матфей (28,1); заутра, еще сущей тме — как пишет Иоанн (20,1); зело рано — как Лука (24,1); и зело заутра, возсиявшу солнцу — как глаголет Марк (16,2). Но когда воскрес, сего ясно никоторый не показал. Несомненно же то, что в вечер субботы светающу дню, первому от суббот, на гроб пришедшие, уже не обрели Господа лежащим на нем. И да не представляем евангелистов ни разногласными, ниже противоречащими один другому. Но аще и возмнится быти некое разнословие о вопрошаемом, аще согласятся согласуясь все, яко в той нощи возшел Свет мира, Господь наш, различно глаголют о часе: то мы да тщимся благоразумно и верно согласити реченное. Реченное Матфеем читается тако: позде же в субботу, светающи во едину от суббот, прииде Мария Магдалина, и другая Мария видети гроб. И се трус бысть велий: ангел бо Господень сшед с Небесе, приступль отвали камень, и седяше на нем; бе же зрак его яко молния, и одеяние его бело яко снег. От страха же его сотрясошася стрегущии, и быша яко мертви. Отвещав же ангел, рече женам: не бойтеся вы, вем бо, яко Иисуса распятаго ищите: несть зде, воста бо, якоже рече (28,1–6). Некоторые возмнят, яко речение «позде» по общему употреблению слова, означает вечер субботы, но разсудительнее внимающие рекут, яко не сие, но глубокую нощь, ибо «позде» знаменует умедление и долгое время. И в означение, яко о нощи глаголет, а не о вечере, присовокупил: свитающи во едину от суббот. И пришли, еще не ароматы нося, как рекли другие евангелисты, но видети гроб, и обрели произшедшее землятрясение, и ангела седящаго на камени, и услышали от него: несть зде, воста. Подобно Иоанн глаголет: во едину от суббот Мария Магдалина прииде заутра, еще сущей тме, ко гробу, и виде камень взят от гроба (20,1); и так, по сему евангелисту «еще тме сущей» она вышла ко гробу. Лука же глаголет: в субботу убо умолчаша по заповеди; во едину же от суббот, зело рано приидоша на гроб, носяще яже уготоваша ароматы, обретоша же камень отвален от гроба (23,56). Глубокое утро знаменует может быть начинающийся свет утренней зари перваго дня седмицы. Ибо уже совершенно прошла суббота, со всею по ней нощию, и начинался другий день, когда пришли носящия ароматы и мира. Откуда явствует, яко Господь воскрес задолго пред сим. Сему последует и Марк, глаголя: купиша ароматы, да пришедше помажут Его, и зело заутра во едину от суббот приидоша на гроб, возсиявшу солнцу (16,1–2). И сей рек: «зело заутра», что единознаменательно с выражением «в глубокое утро» и присовокупил: «возсиявшу солнцу». Явно, яко изшествие и путь их начался в глубокое утро, и зело рано; в шествии же и замедлении у гроба продлили они время до восхождения солнца. И тогда юноша в белых ризах рек им: воста, несть зде (Мк.16,6). Положив сие тако быти, требующим точнаго разрешения, в который час, или в которую половину часа, или четверть часа подобает начинати веселие о воскресении Господа нашего из мертвых, мы отвествуем. Чрезмерно поспешающих и прежде полуночи хотя не задолго престающих от поста не одобряем, яко малодушных и невоздержных, яко прекращающих течение не много не докончанное. Ибо, как глаголет мудрый муж, не маловажно в жизни и то, аще недостает немногаго. А хотящих быти последними в разрешении поста, прострирающихся до дальнейшаго предела, и терпящих до четвертыя стражи, в которую Спаситель наш, ходя по морю, явился плавающим, одобряем, яко мужественных и трудолюбивых. Не стужаем же много и тем, которые, по особенному своему побуждению, или по своей возможности, между тем и другим временем, успокоиваются от поста. Ибо и шесть постных дней не все равно и единообразно провождают: но одни пребывают без пищи, пропускают все оные, другие же два, иные три, иные четыре, а иные и ни однаго. Потрудившимся совершенно в пропущении целых дней без пищи, потом утомившимся, и едва не лишающимся всех сил, простительно скорее вкусити. Аще же некоторые, не только не пропускавшие дней без пищи, но ниже постившиеся, или даже роскошествовавшие в четыре предыдущие дня, потом же дошедши до последних двух дней, и сии токмо два дни, пяток и субботу, проведши без пищи, нечто великое и светлое творити мнят, когда пребудут в посте до зари: не думаю, чтобы таковые совершили подвиг равный тем, которые большее число дней подвизались в пощении. Сие, по моему разумению, написал я подавая совет.

2. О женах, находящихся в очищении, позволительно ли им в таком состоянии входить в дом Божий, излишним почитаю и вопрошати. Ибо не думаю, чтобы оне, аще суть верныя и благочестивыя, находясь в таком состоянии, дерзнули или преступити к святой трапезе, или коснутися Тела и Крови Христовы. Ибо и жена имевшая дванадесятилетнее кровотечение, ради исцеления, прикоснулася не Ему, но токмо воскрилию. Молитися, в каком бы кто ни был состоянии, и как бы ни был расположен, поминати Господа, и просити помощи, не возбранно есть. Но приступати к Тому, еже есть святая святых, да запретится не совсем чистому душею и телом.

3. Вступившие же в брак сами должны быти довлеющими судиями. Ибо они слышали Павла пишущаго, яко подобает воздерживатися друг от друга, по согласию, до времени, дабы уражнятися в молитве, и потом паки купно быти (1 Кор.7,5).

4. Те, которым приключилось непроизвольное нощное истечение, также да последуют своей совести, и да испытуют самих себя, находятся ли от сего в сомнении, или нет; подобно как и о пище глаголет апостол: аще яст сомняяйся, осуждается (Рим.14,23). И в сем случае всяк приступающий к Богу да имеет благую совесть и благодерзновение, по собственному помышлению. Сии вопрошения ты возлюбленне, яко почитающий нас (ибо, без сомнения, не яко незнающий), предложил нам, располагая нас быти единомысленными и единодушными с тобою, как и есмы. Я же не так, как учитель, но так как прилично нам собеседовати друг другу, со всякою простотою, мое мнение на среду предложил. Разсуди об оном, благоразсудительнейший сыне мой, и напиши мне, аще что представится тебе справедливейшее и лучшее, или же, аще усмотришь тако быти. Желаю тебе, возлюбленный сыне мой, здравствовати и в мире служити Господу.

Послание к Домицию и Дидиму

Из Церковной истории Евсевия (VII, 11). Евсевий относит это послание ко времени гонения Валериана; но в послании речь идет о тех событиях, которыя случились со св. Дионисием во время Декия, и о которых он сам разсказывает более подробно и ясно в послании к Герману (Евсевий, ibid, VI, 40). Стсюда следует, что и в послании к Домицию и Дидиму св. Дионисий говорит также о гонении Декия.

I. Перечислять наших (мучеников) поименно было бы излишне, так как их много, да они и неизвестны вам. Знайте, но крайней мере, что мужчины и женщины, юноши и старцы, девы и старицы, воины и поселяне, люди обоего пола и всякаго возраста, одержав победу в борьбе, получили венцы одни посредством бичей и огня, другие посредством железа. Для иных же недостаточно было и самаго долгаго времени, чтобы сделаться благоприятными Господу, как недостает его доныне и для меня. Он оставил мне жизнь до другого удобнаго времени, какое Сам знает, ибо Сам Он сказал: во время приятно послушах тебе и в день спасения помогох ти (Ис. 49, 8).

Но вы разспрашиваете о том, что случилось с нами и желаете знать, в каком положении находимся мы теперь. Конечно, вы (уже) слышали, как в то время, когда центурион и начальники (городской стражи)[3] с бывшими при них воинами и служителями вели в узах меня, Гайя, Фавста, Петра и Павла, напали на нас некоторые из мареотов и несмотря на наше нерасположение следовать за ними, захватили и повлекли нас силою. А теперь я, Гаий и Петр, одни, в разлуке с прочими братьями, терпим заключение в пустынном и грязном месте Ливии на разстоянии трех дней пути от Паретония [4].

II. А в городе [5] скрылись с целью тайно посещать братьев пресвитеры Максим, Диоскор, Дмитрий и Луций, (известнейшие в мире Фавстин и Акила блуждают в Египте), а также и оставшиеся после умерших от болезни [6] диаконы Фавст, Евсевий и Хэремон. Евсевия Бог с самаго начала укрепиль и уготовал для безбоязненнаго служения бывшим под стражею исповедникам и для небезопаснаго погребения тел почивших и блаженных мучеников [7]. Правитель (города) и доныне не перестает одних из приводимых к нему, как я сказал, жестоко умерщвлять, других терзать пытками, иных изнурять темницами и узами и предписывает, чтобы никто не приближался к ним, наблюдая, не попадется ли кто–нибудь. И однако Бог, благодаря ревности и неусыпности братий, облегчает страдальцев.

К Фабию, епископу Антиохийскому[8].

1. Гонение началось у нас не со времени царскаго указа, но целым годом ранее. Какой-то предвещавший бедствия этому городу поэт[9] еще наперед возбудил и возмутил против нас толпы язычников, воспламенив в них обычное суеверие. Возбужденные им, они считали вполне позволительным всякое злодеяние и единственное благочестивое дело полагали в служении этим своим демонам, именно в убийствах, замышляемых против нас.

Прежде всего захватили они старца, по имени Метру, и заставляли его произносить богохульныя слова, а когда он не послушался их, стали наносить ему удары палками по телу, кололи ему лицо и глаза острыми тростями и, отведя в предместье, побили камнями. Потом отвели они в идольское капице одну правоверную женщину, по имени Квинту, и принуждали ее поклониться идолам. Α когда она с отвращением отказалась от этого, схватили ее за ноги и потащили чрез весь город по неровной мостовой, ударяли о мельничные жернова и, поражая в то же время бичами, отвели на то же самое место и убили. Затем все вместе стали врываться в дома богобоязненных (христианъ), и каждый спешил ограбить известных ему соседей и расхитить имущество их. Более ценныя из домашних вещей они брали себе, а более дешевыя и сделанныя из дерева раскидывали и сожигали на улицах, так что Александрия походила на город, находящийся в руках неприятелей. Братья уклонялись и уходили и на расхищение имущества смотрели с радостию, подобно тем, о которых свидетельствовал Павел (Евр. 10, 34). И я не знаю, отрекся ли доселе от Господа хотя кто нибудь, исключая разве только одного, который попал в руки язычников. Взяли (тогда) и дивную старицу деву Аполлонию и ударами по челюстям выбили ей все зубы; потом, устроив за городом костер, угрожали сожечь ее живою, если она не произнесет вместе с ними нечестивых слов. Она же, отпросившись ненадолго и получив свободу, вдруг бросилась в огонь и сгорела. Взяли и Серапиона в собственном его доме, терзали его жестокими пытками и, переломав ему все члены, бросили его с кровли дома вниз головою. Нельзя было нам ни днем ни ночью пройти ни по большой дороге, ни по проселку, ни по тропинкам, потому что все постоянно и всюду кричали: кто не произнесет богохульных слов, того немедленно тащить и сожигать. И все это продолжалось немало времени. Последовавшее затем возмущение и междоусобная война обратили направленную против нас жестокость против них самих, и мы немного отдохнули, потому что их ярости было не до нас.

Но вдруг пришло известие о смене благосклоннаго к нам царствования и всюду распространился великий страх пред грозным, направленным против нас приговором. Потом появился и указ, почти осуществивший тот самый ужас, о котором предсказал Господь: якоже прельстити, аще возможно, и избранныя (Матѳ. 24, 24). Все были поражены страхом. И тотчас же многие из знатнейших людей от страха сами спешили исполнить повеление императора; других, занимавших общественныя должности, вынуждали сделать это самыя занятия их; иных увлекли близкия к ним лица. Вызываемые по именам, они приступали к нечистым и скверным жертвоприношениям — одни бледные и трепещущие, как будто им предстояло не жертву принести, но самим сделаться жертвами, закалаемыми в честь идолов. Многочисленныя толпы приступившаго к ним народа смеялись над ними, и для всех ясно было, что они боятся и вкусить смерть и принести жертвоприношение. Другие же смелее приближались к жертвенникам и самою смелостию старались показать, что они и ранее не были христианами. К нимъ-то относится в высшей степени истинное предсказание Господа, что им трудно спастись (ср. Матѳ. 19, 23). Из прочих же одни следовали за теми, другие за другими, иные убежали, а некоторые были схвачены. Из последних одни устояли до уз и темницы, а некоторые хотя и провели в заключении немало времени, но потом, еще не дождавшись суда, отреклись. Другие, вытерпев некоторыя пытки, на дальнейшия мучения не отваживались.

Но твердые и блаженные столпы Господа, укрепленные Им Самим и получившие (от Него) силу и крепость, достойную и соответственную необоримой вере их, сделались дивными свидетелями Его царства. Первым из них оказался Юлиан, человек, страдавший подагрою. Он уже не в состоянии был ни стоять, ни ходить и приведен был вместе с двумя другими, которые несли его. Из последних один тотчас же отрекся, а другой по имени Кронион, по прозванию Евний, равно как и сам старец Юлиан, исповедав Господа, провезены были на верблюдах по всему городу, весьма обширному, как вам известно; они подверглись бичеваниям, высоко над землею, и наконец сожжены были на сильнейшем огне, в присутствии всего окружавшаго их народа. Когда вели их на смерть, воин, находившийся возле них, стал противиться оскорбителям, но народ закричал (на него самого), и этого мужественнейшаго поборника Божия Виса, хотя он храбро выдержал великую борьбу за благочестие, отвели (на место казни) и отсекли ему голову. Равным образом и другой, по происхождению ливиец, a по названию и обетованию истинный Макарий[10] не послушав настойчивых убеждений судии отречься, был сожжен живым. После них сожжены были также на сильнейшем огне Епимах и Александр, находившиеся сперва долгое время в заключении, а потом перенесшие множество мучений, строгание и бичевание.

Вместе с ними пострадали и четыре женщины: святая дева Аммонария, претерпев от судьи продолжительныя, соединенныя с жестокой пыткой, мучения, была уведена на казнь, потому что наперед отказалась произнести хотя бы одно слово из того, что он приказывал ей, и устояла в своем слове. Прочия же: достоуважаемая старица Меркурия, многочадная Дионисия, любившая однако-ж детей своих не более Господа, и другая Аммонария умерли от меча, не испытав других мучений, так как правителю сделалось стыдно по-напрасну мучить их и терпеть поражение от женщин. Первая поборница — Аммонария приняла мучения за всех их.

Представлены были также египтяне Ирон, Атир и Исидор, и вместе с ними пятнадцатилетний отрок, по имени Диоскор. Судья прежде всех обратился к юноше и пытался то обольстить его словами, как более доверчиваго, то принудить пытками, как более податливаго; но Диоскор не уступил ни убеждениямь, ни пыткам. Прочих, после жесточайших пыток, он также предал огню, а Диоскора, блиставшаго пред всем народом и возбудившаго в нем удивление весьма мудрыми ответами на его вопросы, отпустил, сказав, что снисходя к его возрасту, он дает ему время одуматься. Этот богоугодный Диоскор и теперь находится с нами, ожидая более высокаго поприща и важнейшаго подвига. Α некто Немезион, тоже египтянин, сначала был оклеветан в сообщничестве с разбойниками; но он очистил себя пред сотником от этого обвинения, так как оно ни мало не согласовалось с его жизнию. Потом на него донесли уже, как на христианина, и он в узах явился к правителю. Правитель был человек самый несправедливый; он подверг его сугубым пыткам и бичеваниям сравнительно с теми, каким он подвергал разбойников, и между разбойниками же предал его огню. Таким образом блаженный удостоился быть подобием Христовым.

Пред судилищем стоял и целый отряд воинов — Аммон, Зенон, Птоломей и Ингенис и с ними старец Ѳеофил. Когда один человек, обвинявшийся в принадлежности к христианству, стал уже склоняться к отречению, эти воины, стоя тут же, скрежетали зубами, делали знаки взглядами, простирали руки, двигали всем телом. Когда же все обратили на них внимание, они, не дожидаясь, пока возьмут их другие, сами поспешно подбежали к судейскому седалищу и исповедали себя христианами, так что правитель и сидевшие вместе с ним испугались. И вот подсудимые, ожидая мучений, становятся дерзновеннее, а судии трепещут. И они (мученики) с торжеством вышли из судилища, ликуя по случаю исповедания, так как Бог даровал им славную победу.

По городам и селениям было истреблено язычниками весьма много и других. Из них, для примера, я упомяну только об одном. Исхирион по найму служил поверенным у одного из начальников. Нанявший его (хозяинъ) приказал ему принести жертву (идоламъ), и когда тот не послушался, бранил и поносил его за непреклонность; а так как и при этом терпение его не поколебалось, то схватил большую палку и, пронзив ею внутренности (Исхириона), умертвил его. Нужно ли говорить о множестве тех, которые, блуждая в пустынях и горах, погибли от голода и жажды, от холода, болезней, разбойников и диких зверей? Свидетелями их избрания и победы служат те, которые уцелели между ними. Для удостоверения я приведу один случай и в этом роде. Хэремон в глубокой старости был епископом города Нилополиса[11]. Вместе с своею спутницей жизни (συμβίῳ) он ушел на Аравийскую гору и уже не возвращался, и братия, сколько ни искали их, не могли найти ни живыми, ни мертвыми. На той же самой Аравийской горе многих захватывали в рабство варвары сарацины, и одни из них с большими затруднениями выкупались за большия деньги, а другие и доныне еще не выкупились. И это я разсказал, брат мой, не без цели, а для того, чтобы ты знал, сколько и какия именно случились у нас ужасныя бедствия. Те, которые в большей мере испытали их на себе, конечно, знают еще больше[12].

2. Но эти самые божественные мученики наши, возседающие ныне со Христом, общники царства и участники суда Его, производящие вместе с Ним суд, принимали некоторых падших братий, виновных в жертвоприношении идолам. Видя обращение и раскаяние их и полагая, что оно может быть приятно Тому, Который вообще не хочет смерти грешника, но ожидает его покаяния, они допускали и вводили их в свои собрания и делали их общниками в молитвословиях и трапезах. Итак, чтó советуете вы нам, братия, в этом случае? Чтó нам делать? Остаться ли в согласии и единомыслии с ними, соблюсти их суд и любовь и сделать добро тем, которых они миловали? Или признать их суд несправедливым, поставить самих себя ценителями их мнения, оскорбить милосердие и разрушить (установленный ими) порядокъ?

3. Я приведу тебе один случившийся у нас пример. Был у нас один верный старец, некто Серапион. Он жил долго без укоризны, но во время искушения пал. Часто потом просил он прощения, но никто не внимал ему, так как и он (в числе другихъ) принес жертву идолам. Сделавшись болен, Серапион три дня сряду оставался без чувств и без языка, но на четвертый день, несколько отправившись, позвал своего внука и говорит ему: «дитя! долго ли еще вы будете держать меня? Поспешите, прошу вас, и разрешите меня скорее. Позови ко мне кого-нибудь из пресвитеровъ». Сказав это, он опять лишился языка. Мальчик побежал к пресвитеру. Была уже ночь. Пресвитер также был болен. Прийти он был не в состоянии, но так как я приказал, чтобы умирающим, если они просят, а особенно если они и ранее просили, давать разрешение, дабы они отходили от сей жизни с доброю надеждою, то он дал мальчику маленькую частицу Евхаристии, приказав размочить ее и положить в уста старцу. Мальчик возвратился с Евхаристией, и прежде, чем он вошел в комнату, Серапион опять пришел в себя и сказал: «ты пришел, дитя мое? Пресвитер не мог прийти сам, так сделай скорее, чтó тебе приказано, и отпусти меня». Мальчик размочил частицу и влил (ἐνέχεε) в уста его. Старец, лишь только проглотил ее, тотчас же испустил дух. He явно ли, что он был сохраняем и оставался в живых до минуты разрешения, до того времени, когда, по отпущении греха, он мог быть исповедан (Христомъ) за многия совершенныя им добрыя дела[13].

Источник: Творенiя св. Дiонисiя Великаго, епископа Александрiйскаго, в русском переводе. — Изданiе Казанской Духовной Академiи. / Пер., прим. и введ. свящ. А. Дружинина, под редакцiей э. о. проф. Л. Писарева. — Казань: Типо-литографiя Императорскаго Университета, 1900. — С. 49-56.

Из толкований на книгу Иова[14].

Глава II, 10. Он же (Иов) воззрев рече к ней: вскую яко едина от безумных жен возглаголала еси? Аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим? Во всех сих приключившихся ему, ничимже согреши Иов устнама пред Богом, и не даде безумия Богу.

Слова: Яко едина от безумных жен возглаголала еси, некоторые объясняли в применении к Еве. Ты подражала, говорит он, той, которая первая получила рану греха и подобными же советами обольстила того, кто почтен был образом Божиим и свободен был от всякой порочности. Она не знала лукавых и злокозненных умыслов змия и его зверской и дикой мудрости. Ради этой мудрости он и назван мудрейшим, но не по сравнению с людьми; ибо неправедный не может быть мудрее святых праведников и отступник — превосходить мудростию сожителей Бога. Если же он побеждает хитростию глупых и неразумных, прельщая их глиной и деланием кирпичей, и тех, которые не взывают к Богу вследствие того, что не замечают его умыслов, то таких уже можно причислить к животным. По сравнению с ними только он и был назван более мудрым. Тогда еще не совершенны были обманутый им первый Адам, бывший только в душу живу, но еще не в дух животворящ, и обманутое ранее его ребро, созданное в жену. Таким образом он не мудрее ни людей, ни ангелов. Да и как мог быть мудрее ангелов тот, который должен был потерпеть от них поражение, и не от них только, но и от всех, кто равен здесь ангелам. Таков был Иов, одолевший и победивший его отовсюду. Не победил и не ввел его в грех диавол ни богатством, ни счастием, но, как свидетельствует о нем Бог, он остался непорочным. Не ослабел он и вследствие невыносимой болезни и неизлечимой язвы, покрывавшей все тело, но претерпел все, чтобы исполнилось провидение Господа о нем и он явился праведным. За это и получает он старость и победную награду. Пóймеши его, говорит он, раба вечна, поиграеши же с ним, якоже с птицею[15]. Хочешь ли и ты быть славным в битвах? Упражняйся на ристалище, мужественно переноси душевныя скорби, чтобы перенести и телесныя. И блаженный Иов, если бы не упражнялся надлежащим образом ранее сражения, не прославился бы так[16]; если бы не старался быть свободным от малодушия, то произнес бы нечто дерзостное, когда умерли дети. Теперь же он выдержал все удары: его не сломили ни потеря имения и исчезновение такого богатства, ни гибель детей, ни сострадание жены, ни раны тела, ни упреки друзей, ни поношения рабов. Если же ты хочешь видеть и упражнения его, то выслушай слова его о том, как он презирает имение: аще вчиних злато в крепость мою и аще на камения многоценная надеяхся, аще же и возвеселихся, многу ми богатству сущу[17]. Поэтому он и не смутился духом, когда отнято было у него богатство, так как не был пристрастен к нему в то время, когда оно у него было. Выслушай также, как он управлял детьми. Он не ласкал их сверх должнаго, как мы, но требовал от них полной добросовестности. Подумай, каким строгим судиею явных прегрешений был тот, который приносил жертву за тайныя. А если ты желаешь слышать об упражнениях его в целомудрии, выслушай слова его: завет положих очима моима, да не помышляю на девицу[18]. Поэтому и не сломила его жена. Он любил ее ранее, но не чрезмерно, но так, как следует любить жену. Поэтому мне кажется удивительным, каким образом диаволу, знавшему об упражнениях его, могло прийти на мысль воздвигнуть борьбу. Откуда это пришло ему на ум? Лукав этот зверь и никогда не впадает в отчаяние, которое является величайшим осуждением для нас; он никогда не теряет надежды на гибель нашу, тогда как мы отчаяваемся в своем собственном спасении. Обрати внимание и на то, как помышлял Иов о поражении и повреждении тела. Хотя он никогда не переносил ничего подобнаго и проводил жизнь в богатстве и наслаждениях и пользовался другими преимуществами, однако он ежедневно помышлял о бедствиях посторонних людей. Указывая на это, он говорил: страх, егоже ужасахся, прииде ми[19], и опять: аз о всяком немощнем восплакахся, воздохнух же видев мужа в бедах[20]. Поэтому ни одно из случившихся с ним великих и невыносимых бедствий не смутило его. Итак, не обращай внимания ни на продажу имущества, ни на гибель детей, ни на неизлечимую язву, ни на козни жены, но на то, чтó гораздо тяжелее (всего) этого. Чтó же, — скажет кто нибудь, — тяжелее этого претерпел Иов? Правда, из повествования мы не узнаём ничего более. Не узнаём потому, что ленивы, а кто прилежен и тщательно отыскивает жемчуг, тот узнáет гораздо более. Ведь не эти лишения, а нечто другое было тяжелым для него и могло сильнее устрашить его. И во-первых то, что он не знал ничего яснаго о царствии небесном и о воскресении. Вот о чем говорил он с плачем: не поживу бо во век, да долготерплю[21]. Во-вторых то, что он сознавал в себе много прекраснаго; въ-третьих то, что не сознавал за собою ничего дурного; в четвертых то, что считал бедствия посланными от Бога; да если бы считал их и посланными от диавола, то и этого было бы достаточно для того, чтобы смутить его. Въ-пятых то, что он слышал слова друзей, клеветавших на него по случаю бедствия: ты терпишь-де наказания далеко несоразмерно с грехами[22]. Въ-шестых то, что он видел, как жившие порочно благоденствовали и обвиняли его. Въ-седьмых то, что он не мог взирать на другого, потерпевшаго некогда такия же бедствия[23]. И если ты хочешь узнать, каково было (Иову терпеть) все это, представь себе настоящее положение человека: теперь, когда обещано царство, когда мы надеемся на воскресение и неизреченныя блага, когда знаем за собою тысячи дурных дел, имеем столько примеров, обладаем такою философиею, — иные, потеряв немного золота, часто приобретеннаго хищением, считают свою жизнь невыносимою. И между тем ни жена не нападает на них, ни дети не погибли, ни друзья не клевещут, ни домочадцы не издеваются, но многие даже утешают их — одни словами, другие делами. Скольких же венков достоин был тот, который видел, что собранное честными путями имение совершенно и безпричинно расхищается, а после всего этого претерпел безчисленныя бури искушений, и во всех искушениях остался непоколебимым и за все возносил Богу подобающее благодарение? Независимо от всего остального, одни слова жены достаточны были для ниспровержения скалы[24]. И заметь ея коварство. Она не упоминает об имуществе, о стадах овец и быков, ибо знала мнение мужа об этих предметах, но — о том, чтó было важнее всего этого, именно о детях, рисует печальную картину и изображает собственныя бедствия. Если женщины часто воздействовали на многих людей, находившихся в благоденствии и не претерпевавших ничего тяжелаго, то подумай, как мужественна была душа Иова, которая отразила жену, пришедшую с таким множеством друзей, и поборола два самыя тиранническия чувства, — страсть и сострадание, хотя многие из одержавших победу над страстями побеждены были состраданием. Благородный Иосиф удержался от самаго тиранническаго удовольствия и увернулся от варварской женщины, употреблявшей тысячи козней, но не удержался от слез, и, увидев братьев, обидевших его, воспламенился духом и, быстро умыв лицо, открыл все дело. Когда же является жена с словами, преисполненными печали, когда и случай помогает ей, когда за нее и раны, и язвы, и безчисленныя волны бедствий, то как по всей справедливости не признать крепче всякаго адаманта душу, не пострадавшую даже от такой бури?

Глава IX, 10. Творяй велия и неизследованная, славная же и изрядная, имже несть числа.

Ты видел, что говорит о Боге блаженный Иов. Почтив и прославив Его многими и подробными словами, он опять объединяет свои прославления, говоря: творяй велия и неизследованная, славная же и изрядная, имже несть числа. Ведь хотя число неисчислимо и не имеет конца, так как всегда допускает увеличение и прибавление до безконечности, однако дела Божии, говорит он, превышают всякое безпредельное число. Если таковы дела, то насколько более Сам Он? Что для всякаго непостижимо и безконечно, то для Бога составляет самое малое и по количеству, как говорится здесь, и по величине, как сказано в псалме, где Он называется великим выше меры: велий Господь и хвален зело, и величию Его несть конца[25]. Он выше всякой похвалы, изумительнее всякаго изумления, славнее всякой славы и превыше всякой высоты, как написано: страшен Господь, и велик зело, и чудно могутство Его. Славяще Господа вознесите, елико аще можете, превзыдет бо и еще[26]. И не легко было бы выбрать из божественных писаний и предложить великие хвалебные гимны: все эти гимны превышает Бог Своею славою и величием.

Глава XXIII, 8. Аще во первых пойду, ктому несмь, в последних же, како вем его?

Бог всегда существует и весь век пред Ним стоит и пребывает целым; для нас же то, что обозначается словами: нынешнее и настоящее, не может быть пребывающим и не пребывает в целом виде, но в тот момент, как называется, проходит весьма быстро, прежде чем будет удержано мыслию. Настоящаго вообще нет и никто не может уловить его даже мыслию, ибо оно уносится, убегая и удаляясь. А об убегающем и постоянно исчезающем можно ли сказать, что оно существует? Да и будущее, имеющее явиться в непродолжительном времени и вскоре исчезнуть, еще когда не существует, спешит уже исчезнуть. Поэтому достойный изумления Иов показал неудержимость и неустойчивость времени, сказав о себе: аще во первых пойду, ктому несмь, в последних же, како вем его? Он показывает, что мы, люди, живем только настоящим, прошедшее же опустили, а будущаго еще не имеем.

Глава XXVIII, 20-23. Премудрость же откуду обретеся и кое место есть разуму? Утаися от всякаго человека, и от птиц небесных скрыся. Пагуба и смерть рекоста: слышахом ея славу. Бог благо позна ея путь: Сам бо весть место ея.

Единый источник премудрости есть Бог. Отыскать этот источник желает и Иов, когда постоянно говорит: премудрость же откуда обретеся и кое место есть разуму? и когда, описывая недоступность и непостижимость ея для многих, прибавляет: утаися от всякаго человека. Полагая, что она известна одним святым, он замечает: Бог позна ея путь и т. д. А где она и откуда, он говорит в другом месте: у Него премудрость и сила, у Того совет и разум[27]. Итак один родитель и податель премудрости, и у кого она есть, тот получил ее от Него, ибо Господь дает премудрость, и от лица Его познание и разум, как показывает мудрая книга[28] и как научает другое подобное писание словами: Той и премудрости предводитель есть, и премудрых исправитель[29]. В руках Его и мы, и слова наши, и все разумение, и знание ремесл. Ничто из добраго и достойнаго удивления не пришло к нам из какого либо другого места, но аще что благо — Его, и аще что добро — Его, говорит Захария[30]. От него произросла и явилась вся полнота (τό τε σύστημα καί τό πλήρωμα) добродетелей. Поэтому и те, которые разсматривают все добродетели вместе, и те, которые определяют каждую из них в отдельности, приписывают их Богу и прежде всего премудрость, так как она старее других и предводительствует ими, и в нас является как бы основанием для созидания остальных добродетелей. Ибо как един — благ, так и един премудр, седяй на престоле Своем[31], говорит Сирах, и объясняя, почему он приписывает Ему это превосходное и единственное имя, прибавляет: Господь Сам созда ю, и излия ю на вся дела Своя[32]. И Варух приглашает нас к этому блаженному ведению, говоря: научися, где есть смышление, где есть крепость, где есть мудрость, еже разумети купно, где есть долгожитие и жизнь, где есть свет очес и мир? Кто обрете место ея и кто вниде в сокровища ея?[33] Ибо место происхождения ея и сокровищница, откуда она выходит и раздается принявшим ее, есть Бог; вот почему Он предварительно и обличил не принимающих Его. Оставил еси, говорит он, источник премудрости; аще бы путем Божиим ходил еси, жил бы в мире во время вечное[34]. Это подробно истолковано также у других, которые разумеют под премудростью или ведение и созерцание сущаго, или благочестие; я же кратко и ясно изложу то, что думаю об упоминаемой здесь премудрости. По моему мнению, мудрый и святый Иов говорит так: все прочее, какъ-то: металлическия вещества, искусства, знания и все другое, — что он сам перечислил с изумлением, — человек приобрел посредством мудрости, а самую мудрость, спрашивается, откуда нашел он? Разве он копал землю и изследовал глубину моря, чтобы найти ее? Далеко нет: это приобретение есть дар Божий[35]

Источник: Творения св. Дионисия Великаго, епископа Александрийскаго, в русском переводе. — Издание Казанской Духовной Академии. / Пер., прим. и введ. свящ. А. Дружинина, под редакцией э. о. проф. Л. Писарева. — Казань: Типо-литография Императорскаго Университета, 1900. — С. 95-102.

Примечания