Скачать fb2 mobi epub

Ненасилие: философия, этика, политика

Данная книга — первый опыт систематического исследования движения ненасилия XX в. В ней рассматриваются ключевые понятия концепции ненасилия, ненасильственные действия в их индивидуально-психологическом, групповом и национально-гражданском выражении, возможности ненасильственной политики. Среди авторов книги известные философы, историки, общественные деятели Австрии, Канады, Франции, США, СССР. Для философов, читателей, интересующихся современными социально-историческими проблемами.

ББК87.7 И 51

Н51

Ответственный редактор: доктор философских наук А.А. Гусейнов

Рецензенты: доктора философских наук Л.В.Коновалова и В.Н.Шердаков

Редактор издательства Н.В.Ветрова

Ненасилие: философия, этика, политика. М.: Наука, 1993. — 188 с.

ISBN 5-02-008193-0

Памяти Жана Госса — выдающегося участника Движения ненасилия

ЧАСТЬ II. НЕНАСИЛЬСТВЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ

ЧАСТЬ III. НЕНАСИЛЬСТВЕНАЯ ПОЛИТИКА

Заключение

Предисловие

Понятие насилия имеет прямой и буквальный смысл: физическое подавление и материальный ущерб, сознательно практикуемые людьми по отношению друг к другу. Типичные случаи — война и ограбление. В более широком значении насилие есть всякое осуществляемое в пространстве свободной воли доминирование людей друг над другом, включая и такие скрытые формы, как экономическая эксплуатация или манипулирование сознанием. Как бы, однако, ни понимать насилие, совершенно несомненно, что оно составляет существенный элемент бытия человека — его психологии, отношения к природе и, самое главное, общественных форм организации жизни. Вся известная до сих пор история человечества во многом пишется историей насилия.

Насилие с древнейших времен представлено в общественном сознании вместе с его этическим осуждением и отрицанием. Норма "не убий", возникшая первоначально с целью изъятия права мести у общины и передачи ее в руки государства, развернулась впоследствии в этику любви как ненасильственную альтернативу человеческого существования. Насилие и его моральное отрицание не просто находились рядом, но и переплелись между собой таким образом, что насилие, как правило, стремилось спрятаться за спину морали. Если вообще зло имеет тенденцию выступать в форме добра, то прежде всего, конечно, это относится к такому вопиющему его проявлению, как насилие.

Общественному сознанию удавалось включать насилие в моральный контекст прежде всего по той причине, что последнее представляло собой лишь один аспект исторического процесса, другой стороной которого являлась созидательная совместная, соединяющая людей работа в хозяйственной, социальной и культурной сферах. Создавалось впечатление, что насилие является условием, предпосылкой этого возвышающего человека мирного труда. Отчасти это так и было, насилие играло, по выражению Маркса, роль повивальной бабки в ситуациях, когда старое общество было беременно новым. Во всяком случае в общем историческом балансе разрушительная работа насилия перекрывалась созидательной мощью человеческой солидарности.

Современная ситуация в мире полностью рассеяла благодушные иллюзии относительно насилия или, если выражаться более привычным языком, кардинально изменила его роль в общественном развитии. Конец века и тысячелетия оказался вместе с тем концом, пределом многих решавшихся в истории задач: крайней точки достигли экологические нагрузки, заполнилось демографическое пространство, исчерпывающего (в границах земного пространства) состояния достигли возможности науки и технологии. Человечество становится единым, а его силы, возможности — универсальными. Это относится как к позитивным, так и — даже в первую очередь — к негативным проявлениям человеческой деятельности. Опасности

также стали универсальными, глобальными — и в том смысле, что они способны разом охватить все человечество, и в том смысле, что их разрушительные следствия становятся необратимыми, смертельными. Зло достигает того абсолютного размера, когда оно уничтожает также и само себя. Насилие не может более иметь позитивного значения, если оно вообще когда-либо его имело. О войнах прошлого можно было думать, что они двигают общество вперед, в каких-то случаях являются даже "справедливыми". Но ничего подобного нельзя помыслить о войне в условиях современного термоядерного оружия.

Насилие, не какие-то экстраординарные, вопиющие его формы, а само насилие как определенное отношение между людьми стало смертельной угрозой цивилизации. Человечество не сможет выжить без того, чтобы не отказаться от насилия. Возникает вопрос: возможно ли это? Ведь мало показать, что ненасилию нет альтернативы, что это единственно возможный путь в будущее. Надо еще доказать, что оно реально, что такая кардинальная смена парадигм исторической жизни осуществима. Исследованию ненасилия как реально пробивающей себе путь общественной тенденции, теории и практики XX столетия и посвящена предлагаемая книга, подготовленная интернациональным коллективом ученых. Поскольку эта первая в советской литературе работа на подобную тему, она носит характер введения в проблему.

Книга написана авторским коллективом в следующем составе: предисловие, 1.4, заключение — А.А.Гусейнов, введение — В.С.Степин, 1.1 — Ж.Госс (Франция, пер. Р.Г.Апресяна), 1.2 — Р.Холмс (США, пер. Р.Г.Апресяна), 1.3 — Р.Г.Апресян, 1.5. — Л.П.Буева, II.1 — А.Гжегорчик (Польша), II.2 — Х.Госс-Майер (Австрия, пер. О.П.Зубец и О.Горбачевой), II.3 — И.Лазари-Павловска (Польша, пер. А.К.Судакова), II.4 — Я.Купцова, II.5 — Дж.К роуэлл (Канада, пер. В.М.Иванова), II.6 — Ф.де Рузе (США, пер. В.М.Иванова), III.1 — И.Н.Михеева, III.2 — Дж.Шарп (США, пер. М.А.Корзо и М.В.Лескинен).

ВВЕДЕНИЕ. ТЕХНОГЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ: ОТ КУЛЬТА СИЛЫ К ДИАЛОГУ И СОГЛАСИЮ

В истории человечества можно выделить два основных вида цивилизаций: традиционные общества и техногенную цивилизацию. Традиционные общества характеризуются наличием очень устойчивых консервативных тенденций воспроизводства социальных отношений и соответствующего образа жизни. Конечно, эти общества тоже изменяются, возникают инновации в сфере производства и в сфере регуляции социальных отношений, но прогресс, связанный с накоплением цивилизационных завоеваний, идет очень медленно (не вообще медленно, а медленно в сравнении со сроками жизни человеческих индивидов и поколений). В традиционных обществах могут смениться несколько поколений, которые будут находиться примерно в одних и тех же структурах общественной жизни, воспроизводя их и передавая очередному поколению. Виды деятельности, их средства и цели могут столетиями существовать в качестве устойчивых стереотипов. Соответственно в культуре этих обществ пр иоритет отдается традициям, образцам и нормам, аккумулирующим опыт предков, канонизированным стилям мышления. Инновационная деятельность отнюдь не воспринимается здесь как высшая ценность, напротив, она имеет ограничения и допустима лишь в рамках веками апробированных традиций. Древняя Индия и Китай, Древний Египет, государства мусульманского Востока эпохи средневековья и т.д. — все это традиционные общества. Этот тип социальной организации сохранился и до наших дней: многим государствам третьего мира присущи черты традиционного общества, хотя их столкновение с современной западной (техногенной) цивилизацией рано или поздно приводит к радикальным трансформациям традиционной культуры и образа жизни.

Особенности техногенной цивилизации

Что же касается общества, которое обозначают расплывчатым понятием "западная цивилизация", то это — особый тип социального развития и особый тип общества, который в начале возник в европейском регионе вследствие ряда мутаций традиционных культур, а затем начал осуществлять свою экспансию на весь мир. Этот тип общества и реализует техногенную цивилизацию. Техногенная цивилизация характеризуется возникновением принципиально новой системы ценностей. Ценностью считается сама инновация, оригинальность, вообще новое . Отсюда — необычный динамизм, присущий техногенной цивилизации, когда резервы роста черпаются уже не за счет расширения культурных зон, а за счет перестройки самих оснований прежних способов жизнедеятельности, экстенсивное развитие истории сменяется интенсивным . Далее, на одном из самых

высоких мест в иерархии ценностей оказывается автономия личности, что традиционному обществу вообще не свойственно. Там личность реализуется только через принадлежность к какой-либо определенной корпорации, будучи элементом в строго определенной системе корпоративных связей. Если человек не включен в какую-нибудь корпорацию, он не личность. В техногенной цивилизации возникает особый тип автономии личности: человек может менять свои корпоративные связи, он жестко к ним не привязан, может и способен очень гибко строить свои отношения с людьми, погружаться в разные социальные общности, а часто и в разные культурные традиции.

Техногенная цивилизация началась задолго до компьютеров, и даже задолго до паровой машины. Ее преддверием можно назвать развитие античной культуры, прежде всего культуры полисной, которая подарила человечеству два великих изобретения — демократию и теоретическую науку, первым образцом которой была Эвклидова геометрия. Эти два открытия в сфере регуляции социальных связей и способе познания мира стали важными предпосылками для будущего принципиально нового типа цивилизационного прогресса.

Второй и очень важной вехой стало европейское средневековье с особым пониманием человека как существа, созданного по образу и подобию Бога, с культом человекобога и культом любви человека к человекобогу, к Христу, с культом человеческого разума, способного понять и постигнуть тайну божественного творения, расшифровать те письмена, которые Бог заложил в мир, когда он его создавал. Последнее обстоятельство необходимо отметить особо: целью познания как раз и считалась расшифровка помысла Божьего, плана божественного творения, реализованного в мире, — страшно еретическая мысль с точки зрения религиозных традиций. Но это все — преддверие.

Впоследствии, в эпоху Ренессанса, происходит восстановление многих достижений античной традиции, но при этом ассимилируется и идея богоподобности человека и его разума. И вот с этого момента закладывается культурная матрица техногенной цивилизации, которая начинает свое собственное развитие в XVII в. Она проходит три стадии: сначала — прединдустральную, потом — индустриальную и, наконец, — постиндустриальную. Важнейшей основой ее жизнедеятельности становится прежде всего развитие техники, технологии, причем не только путем стихийно протекающих инноваций в сфере самого производства, но и за счет генерации все новых научных знаний и их внедрения в технико-технологические процессы. Так возникает тип развития, основанный на ускоряющемся изменении природной среды, предметного мира, в котором живет человек. Изменение этого мира приводит к очень активным трансформациям социальных связей людей; в этой цивилизации вслед за технико-техническим развитием постоянно меняются типы общения людей, типы личности, формы жизни, формы ком-

муникации людей. Эта цивилизация существует чуть более 300 лет, но она оказалась очень динамичной, подвижной и очень агрессивной. Прежде всего ее агрессивность в отношении к прошлому, она подавляет, подчиняет себе, переваривает, буквально поглощает традиционные общества и их культуры, что приводит по сути к гибели культур как самобытных целостностей. Традиционные культуры не только оттесняются на периферию, но и радикально трансформируются при вступлении традиционных обществ на путь модернизации и техногенного развития. Чаще всего эти культуры сохраняются только обрывками, в качестве исторических рудиментов. Так произошло и происходит с традиционными культурами восточных стран, осуществивших индустриальное развитие; то же можно сказать о народах Южной Америки, Африки, вставших на путь модернизации, — везде культурная матрица техногенной цивилизации трансформирует традиционные культуры, преобразуя их смысложизненные установки, заменяя их новыми.

Эти мировоззренческие доминанты складывались в культуре техногенной цивилизации еще на прединдустриальной стадии ее развития, в эпоху Ренессанса, а затем и европейского Просвещения. Они выражали кардинальные мировоззренческие смыслы понимания человека, мира, целей и предназначения человеческой жизнедеятельности. Именно в них, в этих мировоззренческих доминантах, была заложена присущая техногенной цивилизации агрессивность.

Человек понимался как активное существо, которое находится в деятельном отношении к миру. Деятельность человека должна быть направлена вовне, на преобразование и переделку внешнего мира, в первую очередь природы, которую человек должен подчинить себе. В свою очередь, внешний мир рассматривается как арена человеческой активности, как если бы мир был специально предназначен для человека как стадион для спортсменов. Конечно, это не означает, что в новоевропейской культурной традиции не возникают другие, в том числе и альтернативные, мировоззренческие идеи.

Техногенная цивилизация в самом своем бытии определена как общество, постоянно изменяющее свои основания. Поэтому в ее культуре активно поддерживается и ценится постоянная генерация новых образцов, идей, концепций, лишь некоторые из которых могут реализовываться в сегодняшней действительности, а остальные предстают как возможные программы будущей жизнедеятельности, адресованные грядущим поколениям. В культуре техногенных обществ вс егда можно обнаружить идеи и ценностные ориентации, альтернативные доминирующим ценностям. Но в реальной жизнедеятельности общества они могут не играть определяющей роли, оставаясь как бы на периферии общественного сознания, и не приводя в движение массы людей.

Идея преобразования мира и подчинения человеком природы была доминантой в культуре техногенной цивилизации на всех этапах ее истории, вплоть до нашего времени. Если угодно, эта идея

была важнейшей составляющей того "генетического кода", который определял само существование и эволюцию техногенных обществ.

Нам долгое время такая мировоззренческая установка казалась самоочевидной. Однако ее трудно отыскать в традиционных культурах. Свойственный традиционным обществам консерватизм видов деятельности, медленные темпы их эволюции, господство регламентирующих традиций постоянно ограничивало проявление деятельностно преобразующей активности человека. Поэтому сама эта активность осмысливалась скорее не как направленная вовне, на изменение внешних предметов, а как ориентированная вовнутрь человека на самосозерцание и самоконтроль, которые обеспечивают следование традиции¹ .

Принципу преобразующего деяния, сформулированному в европейской культуре в эпоху Ренессанса и Просвещения, можно противопоставить в качестве альтернативного образца принцип древнекитайской культуры "у-вэй", требующий невмешательства в протекание природного процесса. Для традиционных земледельческих культур подобные принципы играли важную регулирующую роль. Они ориентировали на приспособление к внешним природным условиям, от которых во многом зависят результаты земледельческого труда, требовали угадывать ритмы смены погоды, терпеливо выращивать растения, веками накапливать опыт наблюдения за природной средой и свойствами растений. В китайской культуре хорошо известна притча, высмеивающая человека, который проявлял нетерпение и недовольство тем, что злаки растут медленно, и, желая ускорить их рост, стал тянуть их за верхушку и в конце концов выдернул их из грядки² . Вместе с тем принцип "у-вэй" выступал особым способом включения индивида в социальные структуры, которые традиционно воспроизводились на протяжении жизни ряда поколений. Он выражал установку на адаптацию к сложившейся социальной среде, исключал стремления к ее целенаправленному преобразованию, требовал самоконтроля и самодисциплины индивида, включенного в ту или иную корпоративную структуру.

Ценности техногенной культуры задают принципиально иной вектор человеческой активности. Преобразующая деятельность рассматривается здесь как главное предназначение человека. Деятельностно активный идеал отношения человека к природе распространяется затем и на сферу социальных отношений, которые

—————

¹ В культурологических исследованиях уже отмечалось, что существуют два типа культур: ориентированные на предметноактивистский способ жизнедеятельности и ориентированные на автокоммуникацию, интроспекцию и созерцание (см. напр., Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Труды по знаковым системам. Тарту, 1973. Вып. 6. Культуры техногенных обществ явно тяготеют к первому типу, а культуры традиционных обществ — ко второму).

² Притча описана в китайской философской литературе царства Сун (См.: Нидам Дж. Общество и наука на Востоке и на Западе // Наука о науке. М., 1966. С. 155-160).

также начинают рассматриваться в качестве особых объектов, подлежащих активной целенаправленной переделке. С этим связан культ борьбы, революций как локомотивов истории. Стоит отметить, что марксистская концепция классовой борьбы, социальных революций и диктатуры как способа решения социальных проблем возникала в контексте ценностей техногенной культуры.

С пониманием деятельности и предназначения человека тесно связан второй важный аспект ценностных и мировоззренческих ориентаций, который характерен для культуры техногенного мира, — понимание природы как упорядоченного, закономерно устроенного поля, в котором разумное существо, познавшее законы природы, способно осуществить свою власть над внешними процессами и объектами, поставить их под свой контроль. При этом неявно предполагалось, что природа — неиссякаемая кладовая ресурсов, из которой человек может черпать бесконечно. Надо только изобрести какую-то хитрость, чтобы искусственно изменить природный процесс и поставить его на службу человеку, и тогда укрощенная природа будет удовлетворять человеческие потребности во все расширяющихся масштабах , бесконечно. Все коммунистические утопии, которые говорили о том, что коммунистическое общество связано с безудержно растущим потреблением, с полным, исчерпывающим удовлетворением все возрастающих потребностей, основаны на той парадигме, согласно которой, из природы можно бесконечно черпать материалы, ресурсы, поставив их на службу человеку.

Третьим важнейшим аспектом ценностных ориентации техногенного общества являются ценности власти, силы и господства. В техногенной цивилизации господствующими являются отношения вещной зависимости. Их сущность определена всеобщим обменом результатами деятельности, приобретающими форму товара. Власть и господство здесь основываются не на отношениях личной зависимости, а предполагают владение и присвоение товаров (вещей, человеческих способностей; информации как товарных ценностей, имеющих денежный эквивалент). В результате в культуре техногенной цивилизации происходит своеобразное смещение акцентов в понимании предметов господства силы и власти — от человека к произведенной им вещи. В свою очередь, эти новые смыслы легко соединяются с идеалом деятельностно-преобразующего предназначения человека. Сама преобразующая деятельность расценивается как процесс, обеспечивающий власть человека над предметом, господство над внешними обстоятельствами, которые человек призван подчинить себе. Человек должен из раба природных и общественных обстоятельств пр евратиться в их господина, и сам процесс этого превращения понимался как овладение силами природы и силами социального развития. Характеристика цивилизационных достижений в терминах силы ("производительные силы", "сила знания" и т.п.) выражала установку на обретения

человеком все новых возможностей, позволяющих расширять горизонты его преобразующей деятельности.

Четвертой важной составляющей в интересующем нас комплексе ценностей техногенной цивилизации является особая ценность научной рациональности, научно-технического взгляда на мир, ибо научно-техническое отношение к миру является базисным для его преобразования. Оно создает уверенность в том, что человек способен, контролируя внешние обстоятельства, рационально-научно устроить свою жизнь, подчиняя себе природу, а затем и саму социальную жизнь. И здесь опять уместно сделать побочное замечание о том, что Октябрьская революция, как и последующие программы ускоренного построения социализма и коммунизма, проходила под знаком этого типа мышления. Планы преобразования общества на научной основе понимались сталинским руководством крайне упрощенно. Считалось, что, подобно тому, как инженер, создав проект, внедряет его и строит более новую, совершенную машину, можно, опираясь на социальную науку, рассчитать и затем воплотить в жизнь социальный проект, построить рационально организованную социальную машину, внутри которой люди будут счастливы. В этом проекте революционного преобразования мира человек понимался как материал для построения социальной машины — он также должен преобразовываться в горниле "социальной перековки", совершенствоваться, чтобы стать необходимым звеном нового механизма общественной жизни. Терминология времен индустриализации свидетельствовала об укорененности в массовом сознании этих представлений о новом обществе как "совершенной машине" ("люди — винтики"; "партия — мотор общества", от которой идут "приводные ремни" — профсоюзы и т.д.).

Конечно, было бы чрезвычайным упрощением прямолинейно выводить ситуации сталинского тоталитаризма из традиций техногенной культуры, из характерного для нее стремления к социальному прогрессу, основанному на широком применении научных знаний и новых технологий как в сфере производства, так и в сфере социального управления. Чтобы понять истоки тоталитарных обществ, возникших в XX столетии, нужен конкретный анализ исторических причин, но это особый вопрос.

Глубинные мировоззренческие основания техногенной цивилизации стимулировали ее успехи в технико-технологических инновациях, в улучшении образа жизни людей, в ее победоносном шествии по всей планете. Эти внешние успехи, в свою очередь, укрепляли исходную ценностную матрицу, порождали представление, что техногенная цивилизация представляет собой магистральный путь развития человечества, на котором получает воплощение все дерзновенные, богоборческие идеалы.

Культ силы — основная причина глобальных опасностей

До XX столетия человечество жило и развивалось, осознавая себя бессмертным . В столкновениях, конфликтах и войнах могли исчезнуть государства, погибнуть отдельные народы и культуры, но человечество оставалось и продолжало свою историю. Теперь же возникла парадоксальная ситуация: наращивание силы, технологической мощи человечества привели его к такому состоянию, когда оно не только не может реализовать изначальные претензии всестороннего господства над обстоятельствами, а, напротив, окончательно попадает во власть обстоятельств, становится заложником орудий массового уничтожения, которые оно само же изобретает.

Так, во второй половине XX в . возникла проблема выживания человечества в условиях, когда научно-технический прогресс создает все более широкое поле возможностей для принципиально нового развития военной техники и оружия массового уничтожения. Но как выяснилось, это только одна из глобальных проблем, порожденных развитием техногенной цивилизации и поставивших под угрозу сами основы человеческого бытия.

Второй, не менее важной проблемой стало нарастание в конце XX в . глобального экологического кризиса. Старая парадигма, будто природа — бесконечный резервуар ресурсов для человеческой деятельности, оказалась неверной. Человек сформировался в рамках биосферы — особой системы, возникшей в ходе космической эволюции. Биосфера представляет собой не просто окружающую среду, которую можно рассматривать как поле для преобразующей деятельности человека, а выступает единым целостным организмом, в который включено человечество в качестве специфической подсистемы. Деятельность человека вносит постоянные изменения в динамику биосферы, и на современном этапе развития техногенной цивилизации масштабы человеческой экспансии в природу таковы, что они начинают разрушать биосферу как целостную экосистему. Грозящая экологическая катастрофа требует выработки принципиально новых стратегий научно-технического и социального развития человечества, стратегий деятельности, обеспечивающей коэволюцию человека и природы.

И наконец, еще одна — третья по счету (но не по значению) проблема — отчуждение, говоря точнее, проблема сохранения человеческой личности, человека как биосоциальной структуры в условиях растущих и всесторонних процессов отчуждения. Человек, усложняя свой мир, вызывает к жизни такие силы, над которыми он уже не господствует. Чем больше он преобразует мир, тем в большей мере он порождает непредвиденные социальные факторы, которые начинают формировать структуры, радикально меняющие человеческую жизнь и очевидно ухудшающие ее. Еще в 60-е годы XX в. представители Франкфуртской школы неомарксистов констатировали, что одним из последствий современного технологического развития можно признать появление одномерного

человека, как продукта массовой культуры. Современная индустриальная культура действительно создает широкие возможности для манипуляций сознанием, при которых человек теряет способность рационально осмысливать бытие. При этом и манипулируемые и сами манипуляторы становятся заложниками массовой культуры, превращаясь в персонажи гигантского кукольного театра. Возникает угроза потери личности.

Ускоренное развитие техногенной цивилизации делает весьма сложной проблему социализации и формирования личности. Постоянно меняющийся мир обрывает многие корни, традиции, заставляя человека одновременно жить в разных традициях, в разных культурах, приспосабливаться к разным, постоянно обновляющимся обстоятельствам. Связи человека делаются спорадическими. Они, с одной стороны, стягивают всех индивидов в единое человечество, а с другой — изолируют, атомизируют человека. Современная техника позволяет общаться людям, живущим на разных континентах. Можно по телефону побеседовать с коллегами из США, затем включив телевизор, узнать, что делается далеко на юге Африки, но при этом можно не знать соседей по лестничной клетке. Это интересный феномен возрастающей атомизации и одиночества человека при одновременной глобализации мира.

Проблема сохранения личности приобретает в современном мире еще одно, совершенно новое измерение. Впервые в истории человечества возникает реальная опасность разрушения той биогенетической основы, которая является предпосылкой индивидуального бытия человека и формирования его как личности, основы, с которой в процессе социализации соединяются разнообразные программы социального поведения и ценностные ориентации, вырабатываемые и хранящиеся в культуре.

Речь идет об угрозе существованию человеческой телесности, являющейся результатом многовековой биоэволюции и испытывающей активное деформирующее влияние современного техногенного мира. Этот мир требует включения человека во все возрастающее многообразие социальных структур, что сопряжено с гигантскими нагрузками на психику, разрушающими здоровье. Обвал информации, стрессовые нагрузки, канцерогены, засорение окружающей среды, накопление вредных мутаций — все это проблемы сегодняшней действительности, ее повседневные реалии. Цивилизация значительно продлила срок человеческой жизни, развила медицину, позволяющую лечить многие болезни, но вместе с тем она устранила действие естественного отбора, который на заре становления человечества вычеркивал носителей генетических ошибок из цепи сменяющихся поколений. С ростом в современных условиях мутагенных факторов биологического воспроизводства человека возникает опасность резкого ухудшения генофонда человечества.

Выход иногда видят в перспективах генной инженерии. Но если дать возможность вмешиваться в генетический код человека, изме-

нять его, то этот путь ведет не только к позитивным результатам лечения ряда наследственных болезней, но и открывает опасные перспективы перестройки самих основ человеческой телесности. Возникает соблазн "планомерного" генетического совершенствования созданного природой "антропологического материала", приспосабливания его ко все новым социальным нагрузкам. Об этом сегодня пишут уже не только в фантастической литературе. Подобную перспективу всерьез обсуждают. Несомненно, что достижения научно-технического прогресса дадут в руки человечества могучие средства, позволяющие воздействовать на глубинные генетические структуры, управляющие воспроизводством человеческого тела. Но получив в свое распоряжение подобные средства, человечество обретет ничто по возможным последствиям, равнозначное атомной энергии. При современном уровне нравственного развития всегда найдутся "экспериментаторы" и добровольцы для экспериментов, которые могут сделать реалии совершенствования биологической природы человека лозунгом политической борьбы и амбициозных устремлений.

Перспективы генетической перестройки человеческой телесности сопрягаются с не менее опасными перспективами манипуляции с психикой человека путем воздействия на его мозг. Современные исследования мозга обнаруживают структуры, воздействие на которые могут порождать галлюцинации, вызывать отчетливые картины прошлого, которые переживаются как настоящее, изменять эмоциональные состояния человека и т.п. И уже появились добровольцы, применяющие на практике методику многих экспериментов в этой области: например, в мозг вживляют десятки электродов, которые позволяют с помощью слабого электрического раздражения, вызывать необычные психические состояния, устранять сонливость, давать ощущение бодрости и т.п.

Усиливающиеся психические нагрузки, с которыми все больше сталкивается человек в современном техногенном мире, вызывают накопление отрицательных эмоций и часто стимулируют применение искусственных средств снятия напряжения. В этих условиях возникают опасности распространения как традиционных (транквилизаторы, наркотики), так и новых средств манипуляции психикой. Вообще вмешательство в человеческую телесность и особенно попытки целенаправленного изменения эмоциональной сферы и генетических оснований человека даже при самом жестком контроле могут привести к непредсказуемым последствиям. Нельзя упускать из виду, что человеческая культура глубинно связана с человеческой телесностью и первичным эмоциональным строем, который ею, этой телесностью, продиктован. Предположим, что известному персонажу из антиутопии Оруэлла "1984" удалось бы реализовать мрачный план генетического изменения чувства половой любви. Для людей, у которых исчезло бы это чувство, ни Байрон, ни Шекспир, ни Пушкин не имели бы смысла, для них выпали бы целые пласты человеческой культуры. Биологические предпосылки

— это не просто нейтральный фон социального бытия, это почва, на которой вырастала человеческая культура и вне которой невозможно было бы достигнуть вершин человеческой духовности.

Фундаментальные мировоззренческие ориентиры техногенной цивилизации — понимание человека, его деятельности, его отношения к природе, понимание разума и научной рациональности и т.п. — все эти жизненные смыслы и ценности формируют категориальный строй человеческого сознания и проявляются в самых неожиданных аспектах человеческой жизнедеятельности.

Известный французский философ Ж.Даррида в своих лекциях, которые он читал в 1989 г. в Институте философии АН СССР, подчеркивал, что в европейской культуре многие категориальные смыслы — даже такие, как любовь, дружба, милосердие, — пропитаны духом маскулинизации и неявно связаны с идеалом воинской доблести и силы. В новоевропейской литературе и искусстве идеал дружбы чаще всего понимается как дружба двух мужчин (но не женщин). Этот идеал незримыми нитями связан с образом чело века-воина, преодолевающего препятствия, противостоящего миру и опирающегося на бескорыстную помощь своих друзей. Основная функция, а вместе с тем и оправдание присущего техногенной цивилизации культа силы состояли в том, что он способствует научно-техническому прогрессу, который является сердцевиной существования и развития техногенной цивилизации. В настоящее время, однако, ситуация изменилась.

Современная наука и техническое творчество втягивают в орбиту человеческой деятельности принципиально новые типы объектов, освоение которых требует новых стратегий. Речь идет об объектах, представляющих собой саморазвивающиеся системы, характеризующиеся "синергетическими" эффектами. Их развитие всегда сопровождается прохождением системы через особые состояния неустойчивости (точки бифуркации). В эти момент, небольшие случайные воздействия могут привести к появлению новых структур, новых уровней организации системы, которые будут воздействовать на уже сложившиеся уровни и трансформировать их.

Преобразование и контроль за саморазвивающимися объектами уже не может осуществляться только за счет увеличения энергетического и силового воздействия на них. Простое силовое давление на систему часто приводит к тому, что она просто-напросто "сбивается" к прежним структурам, потенциально заложенным в определенных уровнях ее организации, но при этом принципиально новые структуры могут не возникнуть³. Чтобы вызвать их к жизни, необходим особый способ действия: в точках бифуркации иногда достаточно в нужном пространственно-временном локусе произвести небольшое энергетическое

—————

³ С м.: Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. М . 1990.

воздействие — "укол", чтобы система перестроилась и возник новый уровень организации с новыми структурами. Саморазвивающиеся "синергетичсские" системы характеризуются принципиальной открытостью и необратимостью процессов. Взаимодействие с ними человека протекает таким образом, что само человеческое действие не является чем-то внешним, а как бы включается в систему, видоизменяя каждый раз поле ее возможных состояний. В этом смысле человек уже не просто противостоит объекту как чему-то внешнему, а превращается в составную часть системы, которую он изменяет. Включаясь во взаимодействие, он уже имеет дело не с жесткими предметами и свойствами, а со своеобразными "созвездиями возможностей". Перед ними в процессе деятельности каждый раз возникает проблема выбора некоторой линии развития из множества возможных путей эволюции системы. Причем сам этот выбор необратим и чаще всего не может быть однозначно просчитан. Поэтому в деятельности с саморазвивающимися "синергетическими" системами особую роль начинают играть знания запретов на некоторые стратегии взаимодействия, потенциально содержащие в себе катастрофические последствия.

С "синергетическими" системами человек сталкивается сегодня в самых различных областях научно-технического прогресса. Они начинают постепенно занимать центральное место среди объектов научного познания и не только в гуманитарных, но и в естественных науках. Сегодня складывается новая научная картина мира, в которой Вселенная предстает как саморазвивающаяся система, включающая человека (антропный принцип, идеи ноосферы как результата космической эволюции и т.п.).

Одновременно происходят серьезные сдвиги в современной технической деятельности, ориентированной на применение компьютерных систем, новых гибких технологий, биотехнологий. Инженерная деятельность и техническое проектирование все чаще имеют дело уже не просто с техническим устройством или машиной, усиливающими возможности человека, и даже не с системой "человек-машина", а со сложными системными комплексами, в которых увязываются в качестве компонентов единого целого технологический процесс, связанный с функционированием человеко-машинных систем, локальная природная экосистема (биогеоценоз), в которую данный процесс должен быть внедрен, и социокультурная среда , принимающая новую технологию.

Весь этот комплекс в его динамике предстает как особый развивающийся объект, открытый по отношению к внешней среде и обладающий свойствами саморегуляции.

Вместе с тем он внедряется в среду, которая, в свою очередь, не просто выступает нейтральным полем для функционирования новых системных технологических комплексов, а является некоторым целостным живым организмом. Именно так представляет современная наука глобальную экосистему — биосферу, рассматривая ее в качестве саморазвивающейся системы с "синергетическими" харак-

теристиками. В этом новом подходе технологические инновации уже нельзя представлять как переделку природного материала, который противостоит человеку и который тот может мять, гнуть, подчинять своей воле. Ведь если человек включен в биосферу как целостную саморазвивающуюся систему, то его деятельность может отрезонировать не только в ближайшем , но и в отдаленных участках системы и в определенных ситуациях вызвать ее катастрофическую перестройку как целого. Поведение таких систем необычно и не укладывается в старые, традиционные схемы. Но тогда человек должен рассматривать свою технологическую деятельность не как переделку нейтрального материала природы, а как трансплантацию протеза в живой организм. А это уже совсем другое понимание. Строя какое-то предприятие, запуская новую технологию, он должен представить, что действует подобно тому, как если бы захотел улучшить некоторое живое тело, внедряя в него какие-то инородные предметы. Подобным же образом биосфера откликается на наши технологические новации, на внедрение новых производственных структур. Чтобы не вызывать катастрофических последствий, эти структуры должны стать особым органом живого целостного организма, а не инородной занозой. Но тогда мы имеем дело уже с новой мировоззренческой парадигмой, требующей относиться к природе не как к материалу, а как к сложному организму, в котором я живу и с которым должен взаимодействовать, не нарушая его основных функциональных связей.

Таким образом, речь идет об отказе от старых менталитетов техногенной цивилизации, о переходе к новому видению мира. Новый способ жизни в этом мире обязательно будет включать в себя стратегию ненасилия. Когда я работаю с объектом, в который я сам включен, то насильственное, грубое его переделывание может вызвать катастрофические последствия для меня самого, ибо, трансформируя объект, я изменяю свои собственные связи и функции. В этом случае неизбежны определенные ограничения моей деятельности, ориентированные на выбор только таких возможных сценариев изменения мира, в которых обеспечиваются стратегии выживания. И эти ограничения основываются не только на объективных знаниях о возможных линиях развития объектов, но и на определенных нравственных ценностях, понимании приоритета добра, красоты и человеческой жизни.

ЧАСТЬ I. ПОНЯТИЕ НЕНАСИЛИЯ

**1. Ключевые понятия гуманистической и христианской концепции ненасилия**

Ключевые представления гуманистического ненасилия

После Аушвица, Хиросимы и сталинских концентрационных лагерей насилие проявило свое истинное лицо: устрашение и истребление людей. Идеологическая конфронтация двух военных блоков породила бессмысленную по размерам гонку вооружений, грозящую уничтожить человечество. Расширение торговли оружием способствует затяжным войнам в странах третьего мира. Гонка вооружений обедняет наши страны, на ней лежит ответственность за болезни и голод миллионов в Южном полушарии. Наши экономические системы, устремленные к безграничным прибылям, к прогрессу и власти, нарушают экологическое равновесие, а вместе с тем и источники существования будущих поколений. Неравное распределение благополучия, безработица, попрание прав человека и религиозной свободы, расизм, сексизм, коррупция, наркомания, алкоголизм, насилие в семьях и на улицах, стрессы, страх, незащищенность, давление "масс медиа" — все эти и другие формы насилия довлеют над человечеством, порождая безмерные страдания.

Мы ответственны за эти условия, мы ответственны за то насилие, которое есть в каждом из нас, мы ответственны за изменение этой ситуации во имя торжества активного ненасилия.

Основные понятия

Сила (энергетическое действие) может быть негативной (сила пропаганды, вооруженная сила), когда она направлена против блага людей, и позитивной (сила правды, справедливости), когда она благоприятствует человеческой жизни.

Власть (принятие ответственности за других) может быть негативной (авторитарной, господствующей, эксплуататорской, диктаторской) или позитивной (позволяющей подчиненным людям развиваться, "со-разделять" ответственность).

Насилие негативно по определению. Это разрушительная сила, которая унижает, насилует, подавляет, эксплуатирует кого-либо. Часто она коренится в страхе быть отвергнутым, утратить какие-то блага, какие-то ценности, а может быть, и саму жизнь. Этот страх создает образы врага, провоцирует насилие в отношении других, ведет к целому арсеналу оборонительных действий. Насилие проявляется в различных и многообразных формах и степенях: физическое и психологическое, межличностное и структурное,

социальное, политическое, военное, экономическое, культурное, религиозное и т.д.

Агрессивность и воинственность могут быть как негативными, так и позитивными. Они естественны (инстинктивны) как реакция на неуважение, проявляемое к человеку. Они представляют собой средства выживания и потому в принципе характеризуют человеческое существование (например, ребенок, который никогда не защищает себя, сталкивается с психологическими проблемами). Однако люди индивидуально и коллективно злоупотребляют этим оборонительным средством, делая его разрушительным, часто не сущим смерть в ответном насилии. Ненасилие не отрицает, не подавляет эту жизненно важную, оборонительную воинственность, но преобразует ее в позитивное, ненасильственное средство обороны и решения конфликтов.

Люди по-разному реагируют на насилие и несправедливость Мы выделяем три основные реакции: пассивность, ответное насилие, активное ненасилие.

Пассивность, безразличие, покорность

Осознать зло и не противостоять ему, говорил Ганди — значит предать в себе человека. Если мы сознательно отказываемся вступить в борьбу с несправедливостью, то, значит, мы подчиняемся злу, уподобляемся рабам, отрицаем свою человеческую ответственность. Наши покорность и малодушие позволяют сохраниться не справедливости и насилию, этим мы только поддерживаем и укрепляем их. Невскрытые несправедливости или конфликты подобны раку. Они воздействуют на общественную атмосферу и рано или поздно провоцируют открытую враждебность и насилие. Нет ничего более низкого, как сохранить пассивность против несправедливости. Пассивность противостоит активному ненасилию и должна быть безусловно отвергнута.

Каковы причины пассивности? Их несколько:

— компромисс с несправедливостью ради получения возможной прибыли;

— страх возможных последствий противостояния несправедливости; витальный страх потерять работу, привычные блага, жизнь как на индивидуальном, так и на коллективном уровне создание атмосферы страха является важнейшим средством угнетателей. Ненасилие учит преодолевать страх, восстанавливать внутреннюю и внешнюю свободу для борьбы с несправедливостью;

— недостаток знаний. Люди часто сохраняют пассивность при столкновении со сложными случаями несправедливости, когда они не видят реальных путей ее преодоления.

— недостаток внутренней и внешней силы: люди чувствуют себя бессильными, когда они не уверены в действенности ненасилия.

Ответное насилие

Но — традиционная реакция на несправедливость. Цепочка насилия и ответного насилия проходит через всю историю человечества, порождая безмерные страдания. Те, кто прибегает к ответному насилию для борьбы с несправедливостью, обнаруживает тем самым свою ответственность; у них хорошая цель — восстановить поруганные человеческие права, восстановить справедливость и покой. Вот поэтому их позиция выше пассивности. Многие прибегают к ответному насилию в борьбе с несправедливостью просто потому, что они не знают другого пути, ибо насилие глубоко укоренено в нашей цивилизации, философии, культуре, и порой даже в религии; оно господствует в большой прессе.

Может ли зло быть средством (мошенничество, ложь, насилие, угнетение, разрушение) по отношению к добру (большей справедливости, достоинству, участию, примирению)? Для ответа на этот вопрос необходимо разоблачить логику насилия и ответного насилия.

Ответное насилие означает несправедливость. Зло присутствует во всякой насильственной борьбе. Когда убивают нацистов, расистов, сталинистов, философия, которая вдохновляет их, не искореняется. Идеи и установки находятся не в теле, но в уме, душе, чувствах и действительная задача заключается в том, чтобы преодолеть несправедливость в умах посредством мирного их изменения и таким образом спасти и освободить жертвы несправедливости, а равно и тех, кто творит зло.

Если мы будем использовать ответное насилие в борьбе с несправедливостью, мы лишь включимся в бесконечную спираль насилия. Чтобы добиться победы в этом случае, нам придется непрерывно увеличивать потенциал своей вооруженности (начиная с неуважения и грубости в языке до мошенничества, манипуляций, подкупа, а в конечном счете и до использования вооруженной силы); наилучший пример абсурдности смертельной гонки — накопление вооружений — предполагает даже убийство в так называемых "оборонительных целях". Ответное насилие с необходимостью влечет постоянное увеличение аморальных и разрушительных средств борьбы.

Когда мы используем ответное насилие, мы тем самым, позволяем своему противнику (агрессору или врагу) также прибегать по отношению к нам к силе. Следовательно, делая так, мы отрицаем свои собственные принципы (уважения к человеку) и цели (стремление к большей справедливости и миру). Мы подставляем себя под злые намерения противника, мы все больше и больше становимся похожими на него, ибо, прежде чем осилить другого, мы разрушаем в себе свою человечность. Злые средства, даже если они используются во имя благих целей, разрушают нашу человечность.

Победа, достигнутая неправедными средствами, является мнимой: она увеличивает и продлевает насилие. Когда мы принуждаем

другого к справедливому решению (наших ли детей или же в борьбе за социальное, расовое или политическое освобождение), мы подчиняем его, пусть это даже наш противник. Мы не даем ему возможности для человеческого развития. Свойственные ему порочные наклонности продолжают сохраняться и рано или поздно снова проявятся в "контрреволюционной" деятельности. Поскольку несправедливость полностью не преодолена, остается потребность в дополнительном насилии (полиция, секретная полиция, суровое законодательство и т.д.) для контроля за нерешенной ситуацией. Не должно быть сомнений, что зло ведет к возобновлению насилия и новой ситуации. Добрая цель может быть достигнута в очень ограниченных масштабах. Цепь насилия продолжается.

Активное насилие

Осознание невозможности с помощью ответного насилия преодолеть несправедливость выдвигало на протяжении всей истории человечества перед философией и религией разных направлений задачу поиска путей мирного решения конфликтов.

Философские учения в религии Востока, такие, как индуизм, буддизм, даосизм, указывают в первую очередь на внутреннее освобождение от цепей эгоизма и насилия. Западные философские и религиозные учения начиная со средних веков большее значение придают миротворчеству в обществе, внешнему освобождению. Сегодня мы знаем, и этому учили Дэвид Торо (в эссе "Гражданское неповиновение"), Лев Толстой, Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг, опиравшиеся во многом на христианскую традицию, что внутренняя установка на миролюбие и внешняя практика миротворчества посредством ненасилия нераздельны и предполагают друг друга.

Из этого наследия во всем мире развивается мощное движение "Народная сила" ("People's power"), — движение за освобождение посредством активного ненасилия. Примеры этого мы видим в Южной Африке, в Латинской Америке (Чили, Бразилия), на Филлипинах, в Бирме и Китае, а также в Центральной и Восточной Европе благодаря импульсу, полученному от перестройки в СССР.

Так же, как и ненасилие, сила насилия обнаруживает себя в каждом человеческом существе, в каждой культуре и в каждом обществе, пусть даже в скрытом виде. Поэтому нет надобности "вводить" или "навязывать" ненасилие извне. Поскольку оно составляет часть человеческого существования, необходимо только найти его истоки у каждого, востребовать его, дать возможность развиваться, чтобы организоваться в коллективное действие.

"Ненасилие" представляет собой неточный перевод термина, который мы находим у М.Ганди. Он употреблял слово "а-химса" — "не-насилие " для обозначения отказа от разрушительной силы насилия в борьбе за справедливость. Это-то слово и было переведено на европейские языки. Однако коль скоро мы отказываемся от всех

форм насилия в борьбе за справедливость, мы должны прибегнуть к другой силе, созидательной и миротворческой. Для обозначения этой силы Ганди использовал термин "сатьяграха" ("сатъя" означает "правда", "Бог"), под чем понимал силу правды, силу души, силу справедливости, любви. Это второе понятие не было переведено на европейские языки. Используемое нами понятие "ненасилие" сочетает в себе значения этих двух понятий, которыми пользовался Ганди.

Нравственные основания активного ненасилия

Ненасилие представляет собой философию, образ жизни, которые, на основе верховенства правды любви, предполагают личные, социальные и межнациональные изменения ради преодоления несправедливости в достижении мира, примирения.

Говоря "нет" ненасилию, мы отвергаем рок; мы заявляем тем самым, что зло и несправедливость внутри и вокруг нас не являются неизбежными — мы поступаем как свободные люди, способные к выбору. Таким образом утверждается в полной мере человеческое (трансцендентальное) измерение личности.

Ненасилие решительно отвергает пассивность и подчинение всем формам несправедливости. Предполагаемая им концепция борьбы кардинально отличается от того, что утверждается в ответном насилии. Ненасилие стремится распознать несправедливость в его общественных формах и сделать ее известной. В качестве цели ненасилие стремится к тому, чтобы преодолеть несправедливость как в сознании людей, так и в структурах, и к тому, чтобы принести освобождение как тем, кто страдает от нее, так и тем, кто в первую очередь несет за нее ответственность. Так что его цель заключается не в достижении победы над противником или врагом, но в преодолении несправедливости, в решении конфликтов и посредством этого в создании условий для всех.

Отрицая ненасильственные методы, ненасилие прерывает и останавливает спираль насилия. Оно отвечает на насилие твердостью и силой правды. Оно устанавливает власть справедливости, правды и любви.

Так что ненасилие разворачивает борьбу за преодоление несправедливости на уровне совести. Оно организованно отказывается повиноваться несправедливым порядкам и законам или действовать в ситуации несправедливости и подавления прав человека. В отличие от вооруженной борьбы, оно делает невозможным функционирование несправедливой системы, не разрушая человеческие жизни и не уничтожая материальные ценности. И оно всегда имеет в виду ту долю правды и те потребности, которые движут противником. Эта фундаментальная позиция позволяет построить альтернативу на новых и совместно признанных нравственных ценностях, обращенных к человеку.

Принцип ненасилия в разрешении конфликтов предполагает своеобразную концепцию человека и своеобразное отношение к человеку:

1. Человек является высшей ценностью среди всего, что существует. Поэтому к нему следует относиться с безусловным уважением, не допускающим каких бы то ни было исключений (даже в отношении к врагу). Человечество рассматривается как единое и неразобщенное, и все люди равны в своем достоинстве и праве на уважение.

2. Каждый человек обладает совестью, и, значит, несет в себе возможность к развитию, сознавая справедливость и будучи готовым к изменению своей позиции. Сознание развивается, когда оно может противопоставить себя реальности, когда оно стремится и истине. Это глубокое доверие к человеку лежит в основе всех ненасильственных действий. Сегодня мы видим примеры в Чили, на Филиппинах, в Польше, других странах, когда угнетенные люди, организованные и "вооруженные" силой правды, свободы и справедливости, изменяют несправедливые отношения и структуры.

Ненасилие зарекомендовало себя как могущественная, весьма действенная и наступательная сила: разбуженное совестью, оно обрушивается на несправедливость. Однако ненасилие всегда направлено против несправедливости, а не против людей, группы или нации, которые предстоит изменить. Оно создает атмосферу, в которой становится возможным мирное решение конфликта и примирение на основе более высокой справедливости.

Каждая ненасильственная акция во имя справедливости требует принятия обязательства и проявления готовности свободно принять все последствия, вытекающие из такой акции; в этом она кардинально отличается от ответного насилия, в котором вся ответственность за последствия взваливается на противника. Порой участие в ненасильственной акции чревато потерей авторитета или карьеры, здесь может быть риск оказаться за решеткой и даже расстаться с жизнью. Но именно непоколебимое достоинство, уважение и прощение в отношении к агрессору, когда тот нагнетает напряженность или даже разворачивает репрессии, — вот что оказывает сильнейшее воздействие на его сознание. Ненасилие оказывается освобождающей силой для противника, это возможность для него открыть в себе человечность. Количество погибших в ненасильственной освободительной борьбе несопоставимо с кровопролитием, с нравственными и физическими страданиями, которые несут с собой войны и насильственные революции.

И последнее требование ненасилия как философии и образа жизни состоит в необходимости изучать основанную на ненасилии деятельность, методы и стратегию ненасилия. Это предполагает самосовершенствование и самодисциплину, понимание несправедливости, как она обнаруживается в различных ситуациях, обучение ненасилию и практическим действиям ненасилия, ведению ди-

алога, медитации, а также неучастию и гражданскому неповиновению, — нужно учиться формулировать альтернативы и осуществлять их.

Гений ненасилия XX в. М.Ганди показал, что сатьяграха как главенство истины должна проникнуть в нас и изменить нас как личностей, но сообразно с этим должно быть преображено и общество во всех своих проявлениях. Это предполагает соответствующую систему образования, экономики и политики, а в равной мере и формирование системы ненасильственной обороны на национальном и интернациональном уровнях и отработку способов мирного решения конфликтов; это предполагает внимание к сохранению экологического равновесия, сохранению ресурсов и потребность в высоком нравственном порядке, основанном на признании достоинства и абсолютном уважении к человеческой жизни и человеческому сообществу. Человеческая жизнь, сориентированная на эти идеи, приблизится к основанному на справедливости миру.

Ненасилие в христианской этике

В свете проблемы преодоления насилия и утверждения мира христианская этика разделяет принципиальные ценности гуманистического ненасилия. Более того, творческое, освобождающее, самоотверженное ненасилие находится в центре христианской этики, даже если учесть, что в истории христианской церкви эти ценности не раз оказывались попранными. В Библии прослеживается педагогика прогрессивного понимания путей и средств пр еодоления насилия и его корней, понимания, которое достигает кульминационного пункта в учении и жизни Иисуса Христа. Проанализируем существенные моменты развития этого учения.

Уже в текстах Ветхого Завета насилие рассматривается не как слепая мифическая сила (что было обычным для культур того времени), а как негативная, жизнеразрушительная сила, за которую люди несут ответственность, от которой следует отказаться и человеку, и обществу. Все же в этих текстах насилие преодолевается только частично. Следует отметить два важных шага:

В отношении агрессии извне народ Израиля должен был придерживаться закона талиона, который запрещал реванш (принцип, доминировавший в культурах того времени — на протяжении тысячи лет до н.э.). Он основывался на ограничении возмездия: "Око за око, зуб за зуб" и не больше! Этот закон знаменует важный шаг в развитии культуры, связанный с возвышением характера человеческих взаимоотношений между народами.

Во внутренней жизни народ Израиля должен был безусловно следовать заповеди "Не убий!" Это, конечно, было прогрессом по сравнению с тем, что практиковалось соседними народами. Эта заповедь была одним из основных столпов, на которых покоилось общество, стремившееся приблизить божественный "Шалом".

Что такое "Шалом"? Шалом (мир) — это образ справедливого и умиротворенного общества и человечества. Шалом означает примирение между всеми людьми, примирение между Богом и человечеством, гармонию между человеческой расой и всем тварным миром. Чтобы приблизиться к этой универсальной гармонии, к этому примирению, и человек, и общество, должны обратить себя к божественному закону, т.е. быть справедливыми и признавать новое измерение человеческих отношений: "Возлюби ближнего своего как самого себя".

Что это значило для народа Израиля? Поклонение только одному и Единственному Богу Справедливости, Правды и Любви (Яхве), отказ от поклонения богам силы, богатства, господства, воинственности.

Безусловное уважение к человеку: "Не убий!"

Обеспечение основных человеческих прав слабых, обездоленных, неимущих, иноземцев, рабов — наравне со всеми другими членами общины.

Гарантия экономической справедливости для всех людей народа Израиля. Это означало справедливое распределение земли и благ, которые рассматривались как Дар Божий, доступный всем. Обеспечение социально-экономической справедливости и социального мира благодаря празднованию каждые 50 лет юбилейного года — года прощения и примирения между всеми людьми народа Израиля, перераспределения благ и земли.

Эта идея преодоления насилия и установления мира на основе справедливости внутри общества была важным шагом в развитии человечества; она заключала в себе новый уровень развития культуры. Это был первый шаг в раскрытии любви к Богу как ненасилия, необходимой основы примиренного человечества.

По этому пути вел народ Израиля Яхве (Бог), который считался близким людям и воспринимался как Бог, существующий для них. Такое доверительное отношение позволяло преодолеть страх и связать свою силу не с вооруженной борьбой, а с Правдой, Справедливостью и Любовью к Богу, являвшему себя через людей народа Израиля.

Иисус Христос в своем учении и жизни открыл еще два измерения любви и правды, необходимых для подлинного преодолении несправедливости и насилия и обретения мира.

Иисус призывал ко всеобщей Любви: все люди созданы одной и той же любовью Бога; поэтому все они обладают достоинствами и должны быть, безусловно, уважаемы. Это значит, что надо уважать и тех, кто не уважает себя: "Возлюбите врагов ваших, благоволите к ненавидящим и преследующим вас", — говорится в Нагорной проповеди. Благодаря этой всеобщей Любви утверждается единство человечества, творимое благодаря присутствию Бога в каждом человеческом сознании. Это предполагает решительный отказ от всех форм насилия и несправедливости, даже так называемую "справедливую оборону" и талион.

Благодаря этой любви к врагу Иисус разорвал спираль насилия. Он отказался продолжить насилие, но преодолел его благодаря силе любви и правды. Он открыл таким образом совершенно новый путь преодоления зла и несправедливости — путь, по которому ведет человека его совесть. Он учил не отвечать злом на зло, но преодолевать зло с помощью правды, справедливости и любви. И он явил примеры этой освобождающей силы в условиях оккупированного, подчиненного Израиля: "Если вас ударят по правой щеке, подставьте левую" (пощечиной господин наказывал подвластных ему людей), и это значит:

— не подчиняться несправедливости, отказываться от пассивности и страха, сопротивляться;

— не прибегать к ответному насилию;

— подставляя левую щеку, обращаться к совести господина силой правды. Принуждать противника к изменению.

Это ненасильственное сопротивление предполагает освобождение как угнетенного, так и угнетателя, прощение и возможность примирения под знаком справедливости.

В этой ненасильственной освободительной борьбе раскрывается еще одно измерение любви, которое обнаружил Иисус в конце своей жизни своим учением и своей деятельностью: это — самоотверженная любовь. Иисус Христос не отвечал на несправедливость людей ответным насилием. Самоотверженная любовь была его ответом. Справедливый Бог во Христе заплатил цену за освобождение человечества от несправедливости и насилия. Неистово обвиняя несправедливости своего времени и говоря правду, Иисус был скорее готов отдать свою жизнь, чем взять чужую.

Эта освобождающая, самоотверженная любовь в отношении ко всем и во все времена, освобождающая сила активного ненасилия посредством мудрой силы любви, которая может быть обнаружена в каждой конкретной человеческой ситуации и стать одновременно с этим основой освобождения всего общества.

2. Ненасилие как моральный принцип

Ненасилие может выступать как практически эффективный опыт действия и как принципиальная позиция. Для одних оно может быть просто умной тактикой: ненасилие используется в случаях, когда применение оружия не дает желаемых результатов, является важным дополнением к обычным методам насилия. Но в то же время для некоторых ненасилие означает самоценную позицию, обязывающую придерживаться ненасильственных действий даже тогда, когда такая тактика терпит поражение и применение оружия, казалось бы, со всех точек зрения оправдано. Уяснение различия этих двух аспектов ненасилия — практического и принципиально мировоззренческого — имеет важное значение для понимания его природы. Вопрос о ненасилии как тактике, социально политической позиции будет рассмотрен позже, в четвертой части, сейчас остановимся на ненасилии как моральном принципе, самоценной и самодостаточной жизненной позиции.

Философия ненасилия

Философия ненасилия может описывать и анализировать теорию и практику ненасилия либо безотносительно к тому, будет оно применяться или нет, либо же акцентируя внимание на его применении. Иными словами, философия ненасилия может быть вненормативной или нормативной. Нас в данном случае она интересует как нормативная дисциплина. Ненасилие порой рассматривается как предмет сугубо личного выбора. Как говорят некоторые сторонники ненасилия, их решение действовать ненасильственно не должно влиять на выбор других, и они, таким образом, воздерживаются от того, чтобы возводить ненасилие в общезначимое правило, предписывать его другим в качестве принципа практического действия. Не рассматривая такой подход по существу, оставим ею за скобками и остановимся на анализе ненасилия именно как моральной позиции, т.е. такой, которая признается человеком значимой в равной степени как для других, так и для себя.

Далее, ненасилие как общезначимая социальная позиция, тоже, в свою очередь, определяется разными мотивами: моральными и внеморальными. Первую позицию можно назвать принципиальным ненасилием, а вторую — прагматическим ненасилием.

Принципиальное ненасилие реализуется в определенном типе личности или в определенном образе действий, или же и в том, и в другом, оно может сообщать нам ненасильственный модус бытия и действия. В первом случае ненасилие принадлежит этике добродетелей, во втором — этике поведения.

Графически все очерченные нами ограничения могут быть представлены следующим образом:

Философия ненасилия

Нормативная Ненормативная

Личная Общественная

Принципиальная Прагматическая

(Моральная) (Внеморальная)

Этика добродетелей Этика поведения

Иными словами, те, кто отстаивает ненасилие как социальную позицию, считая, что мы должны применять ненасилие или действовать ненасильственно из принципа, утверждают ненасилие как моральную позицию; а те, кто, отстаивая ненасилие как социальную позицию, говорят, что мы должны действовать ненасильственно лишь из прагматических соображений, утверждают его как внеморальную позицию.

Какова же разница между принципиальным и прагматическим ненасилием?

Напрашивается ответ, что прагматическое ненасилие в отличие от принципиального касается практических следствий. Но это не обязательно так. Как в этике (например, в утилитаризме) существенное значение может приписываться последствиям, так и принципиальное ненасилие как моральная позиция может учитывать именно последствия действий. Это зависит от того, является ли моральная позиция, в которую вписывается ненасилие, консеквенционалистской или нет.

Можно также предположить, что в прагматическом ненасилии в отличие от принципиального принимается во внимание прежде всего эффективность деятельности. Однако здесь нет жесткой зависимости. Думать об эффективности — значит думать о целях, намерениях, задачах. Но по этому критерию трудно проверить различие между прагматическим и моральным ненасилием. Любая из целей прагматического ненасилия может стать (в случае, если она будет морально обоснованной) также целью принципиального ненасилия. Таковы были, например, наиболее известные случаи использования принципа ненасилия Ганди и Кингом.

Наконец, можно предположить, что принципиальное ненасилие отвергает насилие во всех мыслимых обстоятельствах, а прагматическому ненасилию такая однозначность не свойственна. Но опять-таки это не обязательно. Дело в том, что принципиальное ненасилие имеет две формы: абсолютную и условную. Абсолютное ненасилие отвергает использование насилия в любых обстоятельствах. Но этого нельзя сказать об условном ненасилии, согласно которому можно допустить с теоретической точки зрения такие гипотетические обстоятельства, в которых насилие будет обосновано, правда

всегда с тем уточнением, что в известном нам мире такие обстоятельства складываются редко. Очевидно, что Ганди был сторонником условного ненасилия; ведь он утверждал, что если приходится выбирать между насилием и трусостью, то достойнее избрать насилие.

На наш взгляд, есть два существенных различия между принципиальным и прагматическим ненасилием. Во-первых, они отличаются широтой использования ненасилия. Прагматическое ненасилие не нуждается в правилах использования насилия в случаях, когда ненасилие терпит фиаско. Оно принимает ненасилие лишь в той степени, в какой ненасилие "работает". Это различие обусловлено целями и задачами двух подходов. Если прагматическое ненасилие руководствуется социальными, политическими или государственными соображениями, то принципиальное ненасилие в дополнение к ним или вместо них руководствуется еще высокими моральными целями. Можно сказать с точки зрения принципиального ненасилия, важной является моральная эффективность, оно не может ограничиться только практической эффективностью.

Во-вторых, принципиальное ненасилие отличается от прагматического тем, что имеет моральное основание. В обоих случаях ненасилие получает обоснование; но принципиальное ненасилие получает моральное обоснование в то время как достаточным основанием прагматического ненасилия является практическая целесообразность, моральные мотивы для последнего не являются обязательными. Отсюда вытекает одно важное следствие. Оно заключается в том, что прагматическое ненасилие может быть использовано ради аморальных целей с тем же успехом, как и ради моральных. Ненасилие здесь оказывается всего лишь инструментом, который сам по себе более или менее нейтрален, и его могут использовать люди как с добрыми, так и со злыми намерениями. Принципиальное же ненасилие не может быть использовано ради аморальных целей.

Содержательный анализ ненасилия требует выяснения более широкого контекста различных нормативных теорий. Этическая теория исследует две сферы поведения. Первая определяется обычными каждодневными взаимодействиями людей со всеми присущими им перипетиями. Вторая охватывает те отношения, в которых оказываются люди вследствие чьего-то неправильного поведения. Первую можно назвать взаимодействием, вторую — противодействием.

Ненасилие в своем социальном измерении больше относится к поведению людей в рамках противодействия. Оно представляет собой альтернативу насилию. Следует добавить, что ненасилие может рассматриваться как норма взаимодействия во всех случаях, в том числе при нормальном течении жизни. Но для этого необходимо встать на точку зрения принципиального ненасилия. Прагматическое ненасилие не предполагает специального обоснования того, что такое добро или должное поведение в повседневном

опыте . Оно только демонстрирует альтернативу насилия при столкновении с насилием, несправедливостью, угнетением. Ненасилие, осуществляемое лишь как исключительно личный выбор без каких-либо призывов к другим придерживаться такой же позиции, может регулировать как взаимодействия, так и противодействия.

После всех этих предварительных терминологических уточнений рассмотрим ненасилие как моральную позицию, имеющую социальное значение, т.е. принципиальное ненасилие. В частности, будет поставлен вопрос о том, возможно ли сформулировать мораль ненасилия, которая была бы ясной, непротиворечивой и убедительной.

Формы ненасилия в общественном поведении

Всякая моральная теория, если она описывает идеальное поведение в идеальном мире, по сути дела, является описанием поведения как ненасильственного. За редким исключением все люди считают, что мир становится лучше не от конфликтов и насилия, а от использования отдельными людьми и народами ненасилия. Отсюда можно предположить, что ненасилие проблематично только в том мире, в котором некоторые используют насилие в то время как другие — нет. В таком случае необходимо проанализировать, убедительно ли ненасилие именно в таком "смешанном" мире, который, конечно, соответствует описанию действительного мира, так же как и в мире идеальном. Рассмотрим возражения, которые оспаривают ненасилие, оспаривают именно с моральной точки зрения.

Первое возражение сугубо теоретического характера. Оно состоит в том, что ненасилие, поскольку оно по определению негативно, не может позитивно направлять людей и, стало быть, выступать в качестве моральной позиции. Суть здесь в том, что ненасилие, как явствует из самого термина, есть именно не-насилие , оно определяется негативно через то, что подвергается отрицанию, а не через то, ради чего к нему обращаются. Так что даже если нам следует принять ненасилие, надо помнить, что оно сможет быть руководством к действию в довольно ограниченном смысле. Поэтому остается непонятным, как себя вести в условиях, когда дело просто не доходит до насилия.

Это возражение действенно против определенного крайне узкого понимания ненасилия. В самом деле, если ненасилие понимается только как принципиальный отказ от физического насилия, тогда оно действительно оставляет неясным вопрос, как нам следует себя вести на протяжении всей нашей жизни. И при этом не исключается, что мы можем быть сторонниками ненасилия и все же относиться к людям плохо. Это потому, что физическое насилие представляет собой лишь один вид насилия. Мы можем относиться к другим плохо, несправедливо, оскорблять, унижать, угнетать их, причинять им психологический ущерб и при этом воздерживаться

от физического насилия. Теория, запрещающая только физическое насилие, в лучшем случае может представлять фрагмент моральной позиции, но не моральную позицию в целом.

Более полная концепция ненасилия предполагает оппозицию насилию во всех его формах как психологическому, так и физическому. При таком понимании ненасилие обязывает отказываться от всех как явных, так и неявных способов причинения психологического ущерба людям. Расизм и сексизм чаще всего наносят величайший ущерб посредством не физического насилия, но посредством систематического разрушения у человека самоуважения путем неявных психологических приемов, которые не всегда полностью понимаются и осознаются теми, кто использует их.

Более того, как было отмечено, принцип ненасилия может требовать, чтобы мы прилагали усилия не только к тому, чтобы поступать определенным образом, но и чтобы быть людьми определенного характера. Поэтому хотя бы в какой-то мере ненасилие может быть понято как этика добродетели, но не только как этика добродетели.

В свете сказанного целесообразно выделить две различные формы принципиального ненасилия: минимальное ненасилие, которое предполагает отказ только от физического насилия, и максимальное ненасилие, которое предполагает отказ от насилия как физического, так и психологического. Максимальное ненасилие при таком понимании представляет как этику поведения, так и этику добродетелей, в зависимости от того, требует ли оно от нас следовать ненасилию только в поведении или обладать также соответствующим принципу ненасилия характером. Так что возможно, что ненасилие является недостаточным моральным принципом, поскольку оно может руководить нами только в ситуациях, в которых возникает опасность выбора насилия — действенно лишь протии минимального ненасилия.

Ненасилие и защита невинных

Общий принцип ненасилия требует специального анализа и обоснования применительно к ситуациям, когда применение насилия может быть формой защиты невинных . Люди по-разному относятся к сторонникам принципиального ненасилия. Одних восхищает то, что отдельные люди никогда не прибегали к насилию в отношении других, это является из ряда вон выходящим явлением, отличающим их от других людей. Последовательные сторонники ненасилия часто воспринимаются как святые. Многих также восхищает, хотя и несколько удивляет, то, что кто-то не просто воздерживается от насилия в отношении других, но и считает себя просто обязанным отказываться от насилия даже в случае самообороны. С другой стороны, многие считают достойным презрения стоять рядом и наблюдать, как невинные люди становятся объектом нападения, избиения, а то и, если

случается, убийства и отказаться помочь только потому, что это требует прибегнуть к насилию. В более широком плане считается достойным презрения отказ от применения насилия угнетенными людьми в борьбе против репрессий, колониализма, тоталитарного режима, тем более когда требуется только одобрить насилие, даже не участвуя в нем. Как говорят в таких случаях, одно дело отказаться защищать себя от нападения, а другое — отказаться встать на защиту других, подвергнувшихся нападению, страдающих от несправедливости, тем более что они невинные люди.

Это в самом деле серьезное возражение, к которому каждый, вставший на путь ненасилия, должен быть готов. Но прежде чем ответить на него, проанализируем близкий аргумент, интерпретируя позицию ненасилия как изощренный эгоизм. Утверждается, будто сторонники ненасилия просто не хотят испачкать себе руки, что они более пекутся о своей моральной чистоте, нежели о жизни и благополучии других людей. Они удовлетворяются тем только, что отказываются убивать или использовать насилие, пусть это даже означает продолжение чужих страданий и новые жертвы. Но их руки сохраняются чистыми за счет чужих страданий и чужих жизней.

Это возражение основывается на убеждении в нечестности, несправедливости отказа от использования насилия при необходимости помочь другим, что воздержание от этого только из нежелания совершать убийство или применить насилие свидетельствует лишь о слабости характера. Но это возражение может быть истолковано и по-другому, а именно таким образом, что в отказе от насилия преследуется не только желание сохранить свои руки чистыми, но и просто воздерживаться от совершения недостойных поступков. При таком истолковании аргумент "чистых рук" содержит два момента: а) признается, что вообще непозволительно убивать и применять насилие; б) в то же время утверждается, что иногда приходится совершать недостойные поступки по необходимости.

Но так понятое это возражение и внутренне противоречиво, и аморально. Если признается, что иногда морально допустимо совершать морально недопустимые поступки, это не может не быть внутренне противоречивым. Если считается, что всегда недостойно прибегать к насилию, а кто-то обращается к нему ради спасения других, то это нельзя признать достойным. Но если действительно убивать аморально даже ради защиты невинного , но вместе с тем иногда как будто необходимо убить во что бы то ни стало, — то по всем законам логики эта позиция должна быть признана аморальной, оправдывающей недостойные поступки. Конечно, с теоретической точки зрения можно сказать, что насилие в таком случае необходимо вытекает из других соображений, например, связанных с общественными интересами или личными, либо с симпатией, сочувствием, заботой или любовью. Тогда невысказанное предположение будет заключаться в том, что когда соображения такого рода конфликтуют с моралью, они ее опровергают. И как таковое оно

представляет проблематичное метаэтическое предположение, хотя нас нет возможности рассмотреть это предположение более подробно. Наш контраргумент имеет чисто логический характер, ибо если провозглашать некий принцип как всеобщий, то из него нельзя делать исключений, не впадая в недопустимые противоречия.

Если вернуться к основному возражению, в нем не говорится о том, что с моральной точки зрения недостойно применять насилие от имени невинных . Наоборот, здесь говорится о том, что недостойно не делать этого. Сторонники ненасилия сохраняют свои руки чистыми, не отказываясь использовать насилие, но оказывая помощь невинным, даже если это означает обагрение рук своих кровью своей вины. Здесь логического противоречия нет, поскольку насилие истолковывается как конкретная форма ненасилия. В поддержку такого взгляда иногда говорят, что те самые соображения, которые запрещают насилие, оправдывают его в обстоятельствах, когда оно необходимо для защиты невинных. На это указывают Ян Нарвесон¹ и Пол Рэмси², а в последнее время несколько иначе и Нил Ноддингс³. Рэмси, выступающий с христианских позиций, утверждает, что даже сама любовь, которая запрещает убийство, требует в некоторых обществах, что человек должен быть готов пойти на убийство ради спасения намного большего числа невинных. Нарвесон подчеркивает, что сама оппозиция насилию, которая отличает пацифистов, должна заставлять их применять насилие, когда оно остается единственным способом соблюдения прав человека. Ноддингс говорит, что забота о людях может потребовать совершить убийство ради защиты себя или других, когда отказ от убийства поставит под вопрос саму возможность дальнейшего оказания заботы. Аргументация Нарвесона сложна в деталях, и здесь нет возможности ее прояснить. Замечу, что во всех трех позициях есть один общий момент: они утверждают (Рэмси и Ноддингс неявно, Нервесон явно), что сила приверженности человека к чему-то (любовь, забота, ненасилие) должна приводить к совершению, действий (убийство или ненасилие), обычно запрещаемых этой приверженностью, в условиях, когда совершение таких действий оказывается единственным способом предотвратить их совершение другими. Рэмси и Ноддингс рассматривают это как важный момент понимания соответственно любви и заботы; Нарвесон рассматривает это как показатель противоречивости пацифизма (ненасилия), поскольку, как он считает, пацифистское неприятие насилия заставляет пацифистов использовать насилие в определенных ситуациях.

Однако эту позицию нельзя назвать убедительной. Сила моего отказа делать что-то (будь то отказ от алкоголя или употребления

—————

¹ Narveson J. Pacifism: A philosophical Analisis // Ethics. 1965. Vol. 75. P. 259-271.

² Ramsey P. The Just War. N.Y., 1968.

³ Noddings N. Caring: A Femine Approach to Ethics and Moral Education. Berkley, 1984.

мяса, или от убийства, или от применения насилия) зависит от того, насколько последовательно воздерживаюсь я от совершения действий, которые я принципиально отвергаю. Если я уверен, что другие должны поступать также (т.е., если я принципиально заявляю об этом, а не высказываю личное мнение), тогда мой изначальный отказ (я должен воздерживаться от совершения таких-то действий) кладет ограничения на то, что я могу сделать, желая воспрепятствовать другим в совершении тех же самых действий. Даже допуская правоту Нарвесона в том, что если бы мое решение отказаться от насилия вынуждало меня в определенной ситуации решиться на него, моя позиция была бы непоследовательна, — и он, и Рэмси, и Ноддингс неправы, полагая, что такой отказ фактически принуждает меня совершать такие действия; во всяком случае у них нет оснований считать это доказанным.

Следует далее отметить, что принявшему принцип ненасилия нет надобности пассивно наблюдать , как невинные люди подвергаются насилию или как осуществляется агрессия против его страны. У него всегда есть возможность использовать насильственные средства, чтобы постараться предотвратить нанесение ущерба. В свое время, когда столкновение между мусульманами и индусами обернулось кровопролитием, последователи М.Ганди встали между экстремистами и их жертвами и приняли удар на себя. Сегодня во всех странах ширится движение в поддержку ненасилия в масштабах общества, когда речь идет об обороне без оружия. Иными словами, ненасилие, как оно в последнее время понимается большинством его сторонников, не пассивно, но активно. Нельзя не признать, что в различных обстоятельствах, в которые сторонник ненасилия может вмешиваться с целью предотвратить насилие в отношении невинных, ненасильственные методы будут столь же, если не более, эффективны, чем насильственные.

Предположим, однако, что мы оказались в ситуации, в которой — по условию, для того, чтобы помочь невинным, надо прибегнуть именно к насилию, а не к ненасилию. Такую ситуацию представить нетрудно, и критики ненасилия могут сконцентрировать свои доводы как раз на такой ситуации, тем более что она вполне может встречаться и на практике (можно вспомнить известные эпизоды, когда невинные были спасены именно благодаря насилию, и попытаться представить, было бы ненасилие в тех эпизодах таким же успешным).

Не боясь впасть в казуистику, стоит указать и на то, что если мы допускаем гипотетические случаи, в которых насилие, и только насилие оказывается действенным, то возникает вопрос: как мы определяем, что соответствующий эпизод относится к такого рода случаям? Их легко описать в теории, когда просто постулируется, что действенно в том или ином гипотетическом случае лишь насилие. По отношению же к реальным фактам это, как правило, трудно определить. Возьмем специфически сложные случаи такого рода — изнасилования. Эксперты не имеют своего мнения относительно

того, как следует реагировать на угрозу изнасилования — следует ли заговорить с насильником или закричать и броситься бежать, или энергично сопротивляться, или смириться и уступить. В разных ситуациях каждый из этих вариантов может сработать (с помощью первых трех можно вообще избежать изнасилования, и с помощью всех четырех можно снизить страдания, связанные с ним). Но вместе с тем, в некоторых ситуациях все четыре приема смогут оказаться несостоятельными; более того, попытка воспользоваться каким-то одним приемом в ситуации, когда действенным являет как раз другое, может обернуться катастрофой. Да и вообще в условиях, когда насилие является широко распространенной практикой, нет особенных оснований надеяться, что какой-то из этих приемов может оказаться наилучшим.

Л.Н.Толстой однажды подробно рассмотрел ситуацию, когда насилие угрожало ребенку. Он показал, что такого рода ситуации нередко крайне неопределенны; нельзя точно знать, что угроза выльется в насилие, нельзя быть уверенным в успехе при попытке отразить нападение и т.д. Еще труднее определить линию действий перед лицом национальной угрозы: приведет ли, скажем, сопротивление захватчику с помощью силы (а на агрессию, как правило, отвечают военными действиями) именно к тем результатам, которые наиболее предпочтительны для жертвы. Итак, в реальной ситуации всегда будет вставать вопрос практический — является ли данная ситуация как раз такой, в которой насилие, и только насилие, будет действенным средством в защите невинных людей. Но будучи поставленным, этот вопрос, я уверен, не имеет решения или же он может получить какое угодно произвольное решение. Это надо объяснить. Проблема, связанная с такого рода гипотетическими случаями, заключается в том, что благодаря им определенные характерные черты ситуации выделяются, а другие выборочно исключаются. И если только нельзя оценить все соответствующие черты, то фактически нельзя сказать с достаточно обоснованной уверенностью, какая линия поведения будет морально правильной. Возьмем случай нападения на невинного ребенка. Сказать, что ребенок невинный, — значит всего лишь сказать, что он не совершает дурных поступков. Может статься, что ребенок вырастет в нового Гитлера, может быть, он станет убийцей многих людей или маньяком-насильником. Если подойти к этому с консеквенциональной или утилитаристской моральных позиций, это вполне уместные предположения. Кроме того, тот, кто предполагает случаи такого рода, предполагает, что нападающий виновен. Но так ли это? Может быть, нападающий был перед выбором: либо он убьет этого одного невиновного ребенка, либо кто-то другой убьет десять, сто или тысячу невинных детей, и, может быть, как истинный сторонник утилитаризма он пришел к печальному заключению, что следует убить одного ребенка. Чтобы исключить это, мы должны уточнить, сторонник ли он утилитаризма или ведет ли утилитаризм к таким следствиям, или столкнулся ли действительно человек с таким выбо-

ром. Или, может быть, надо допустить, что рядом Бог, и, может быть, как в случае с Авраамом, ребенок является сыном этого человека и этот человек получил приказание Бога совершить ритуальное убийство сына. Или, может быть, человек безусловно повинен в том, что он стал угрозой ребенку. Это не исключает возможности угрызений совести после совершения убийства, в результате чего он изменится и посвятит остаток жизни страждущим и неимущим и, может быть, в результате спасет гораздо больше жизней и принесет людям больше пользы, нежели можно было ожидать от него, помешай ему кто-нибудь совершить это ужасное убийство.

Можно пойти дальше в своих рассуждениях, но и так ясно, что простые гипотетические случаи содержат в себе столько возможностей, что по сути дела оказывается невозможным оценить их с какой-либо единой точки зрения, кроме той, которая безусловно запрещает определенные действия в любых мыслимых ситуациях и является абсолютистской.

Чтобы обосновать вывод, к которому хотят прийти сторонники насилия, необходимо представить пример полностью исключающий какое бы то ни было оправдание ненасильственных действий. Потенциальный насильник должен быть рассмотрен не просто как виновный, но как безнадежно виновный; невинный ребенок — не просто как невинный, но как потенциальный невинный на протяжении всей своей жизни и т.д.

Далее, можно оговорить все условия, необходимые для гипотетических примеров. Можно сказать, что убийство будет иметь лишь плохие последствия, а убийство насильника — только хорошие последствия, наконец что Бог повелел убить насильника, а что Бог ни повелел, является правильным и должным. Кто не согласен с такими взглядами, может сказать, что правильным и должным является тот взгляд, который мы предпочитаем, ибо он содержит желаемые выводы. Так что если найдены необходимые условия, ими можно пользоваться до бесконечности. Но как бы то ни было такого рода гипотетический пример вполне мыслим и это, конечно, подтверждает позицию по крайней мере тех приверженцев ненасилия, которые выражают свою позицию в абсолютной форме, т.е. отрицают допустимость каких-либо обстоятельств, в которых насилие смогло бы быть оправдано. Я говорю "по крайней мере", потому что даже это не убеждает сторонника абсолютистской морали, который упорно настаивает на том, что убийство безнравственно в любых мыслимых обстоятельствах.

С другой стороны, если оставить концептуальное пространство, в котором считается допустимым применение насилия, и подобрать пример, противоречащий примерам этого пространства, сторонники условного ненасилия признают этот пример. Они просто будут настаивать, что в действительной жизни таких случаев нет вообще или их очень мало. Они станут доказывать, что относятся к ненасилию как принципу поведения в реальном мире, а

не в мире философских фантазий. Вопрос будет тогда заключаться в следующем: есть ли случаи такого рода в реальной жизни?

Обязательства сторонников условного ненасилия

Именно условное ненасилие является адекватным восприятием моральной позиции. Сформулированное как принцип, оно гласит: "Во всех случаях действуй ненасильственно". Такое понимание ненасилия исключает как физическое, так и психологическое ненасилие. Но оно может быть воспринято и как обращенное к каждому требование преобразовывать свой характер, что предполагает овладение ненасилием не только в действиях, но и в словах, и в мыслях. Как говорил Аристотель, добродетель требует не только совершения достойных поступков, но и сознательный их выбор, причем выбор должен быть не случайным, но твердым и неизменным. Стали быть, можем мы продолжить, быть сторонником ненасилия — значит не только совершать ненасильственные действия, но совершать их, потому что они ненасильственны (а не потому лишь, что они целесообразны для достижения определенного результата), совершать их таким образом, который наиболее соответствует духу ненасилия. Другими словами, ненасилие как принцип, относящийся к этике поведения, предписывает воспитание характера, отвечающею этике добродетели.

Так понятая отличительная черта ненасилия, как она обнаруживается в свете анализа критических возражений, связана с признанием границ нашего знания, касающегося отношений с другими людьми в конфликтных ситуациях. Это то, на что указывал М.Ганди в учении о сатъяграхе: ненасилие — для непогрешимых. Это такой путь отношения с другими, который, будучи обоснован, предполагает, что человек знает, что он имеет дело с сознательным нарушителем принципов морали и справедливости и что его собственная позиция справедлива. Однако на практике в сложных социальных, политических, международных ситуациях, в которые вовлечено большое количество людей, мы можем судить в лучшем случае с различной степенью вероятности, где кроется истина. Обреченные на неполноту своего знания о правильном и неправильном даже не в очень сложных ситуациях, мы стоим перед двумя возможностями. С одной стороны, мы можем допустить, что лучший путь связан с конвенциональной моралью, поскольку нам трудно с уверенностью определить, в чем заключается истина. Поэтому следует исполнять законы государства и придерживаться известных нам обычаев и нравов. По сути это путь, избранным Блаженным Августином: коль скоро грех представляет собой ис-

порченности души, а мы никогда не можем судить по поступкам человека, греховен он или нет (знать это может только Бог), — лучшее, что мы можем сделать, это придерживаться тех правил, которые гарантируют поддержание и сохранение общественного порядка. Это консервативная позиция, и она способствует сохранению "статус-кво". Со своей стороны Ганди, а до него отчасти и Л.Толстой, а позже и М.Л.Кинг считали, что эпистемологическое условие требует выработки методологии, позволяющей полностью осмыслить это ограничение. Нам недостает не знания того, как строить с людьми отношения, но такого знания, которое, показывая нам несправедливость действий нашего противника, вместе с тем позволяло допустить, что и наши убеждения могут быть ошибочными. Остается искать истину. Человек стремится понять другого человека таким образом, чтобы это понимание содержало в себе истину, какой бы она ни была.

Именно это диктует необходимость принятия ненасилия. Вы ведь не можете убить человека на законном основании если признаете возможность того, что он действует в соответствии с истиной, к реализации которой стремитесь и вы. Оппонентов следует понимать только так, как этого требует истина. Таким образом, у сторонника ненасилия есть другой путь, чем тот, который предлагал Августин Блаженный и большинство христианских мыслителей после него. А это означает и необходимость часто идти не просто против обычаев, против общепринятого, но против самого закона, что неизбежно приводит сторонников ненасилия к конфликту с государством. Неудивительна тяга Толстого, наиболее бескомпромиссного сторонника ненасилия в западной традиции, к анархизму; в том же направлении развивался Ганди. Ведь государство совершенно определенно представляет собой институт, созданный для регуляции поведения с помощью принуждения и насилия.

Наконец, нужно отметить еще один аспект ненасилия. Он также обусловлен эпистемологическими условиями нашего ограниченного знания в конфликтных ситуациях и требует ответить на вопрос, какого вреда мы хотим избежать, обращаясь к ненасилию.

Уже говорилось о телесном и психическом ущербе, наносимом физическим и психологическим насилием. Человек стремится уменьшить, насколько можно, страдания тех, кто оказались объектом принуждения и насилия, и это осуществляется таким же образом, каким можно уменьшить вред, наносимый другим людям своими собственными действиями. Но, может быть, более важно отметить моральный ущерб или, если так можно сказать, разложение, связанное с угнетением, с намеренным убийством людей, с ущербом их собственности ради достижения чьих-то корыстных целей. Сторонники ненасилия стремятся показать людям, преступившим моральные принципы и закон, в чем заключается моральное, и физическое, и психологическое благо их и их жертв, и посредством этого переубедить их и даже вовлечь в свое движение.

Когда последователи Ганди вставали между экстремистами и их жертвами в конфликтах мусульман и индусов, они шли на это во многом с целью предотвратить превращение экстремистов в убийц, предотвратить оскорбление и унижение жертв. В истории философии есть большая традиция, идущая от стоиков через Августина к Канту, согласно которой единственный реальный ущерб (или, по Канту, наибольший ущерб), который человек может нанести себе, заключается в искажении воли. Другие могут лишить тебя собственности, части тела или даже жизни, но только ты сам можешь сделать себя морально ущербным, и это гораздо хуже, чем страдания, которые могут принести тебе другие. Благодаря ненасилию появляется возможность противостоять безнравственности и преступлениям, одновременно выражая приверженность к поискам истины в каждой ситуации и увеличивая возможность спасения других от пучины морального разложения. Так, когда мы по праву осуждаем несправедливость апартеида в Южной Африке, нам следует это делать скорее потому, что мы воздействуем таким образом на угнетающее белое меньшинство, нежели на угнетаемое негритянское большинство. Или когда мы выражаем озабоченность по поводу отношения израильтян к палестинцам на оккупированных территориях, нам, возможно, следует это делать скорее ввиду того отвратительного влияния, которое оккупация оказывает на молодых израильских солдат, осуществляющих ее, нежели ради палестинцев, которые страдают от оккупации и погибают из-за нее. Когда мы оплакиваем трагедии Вьетнама и Афганистана, нам следует это делать, наверное, ради выживших американских и советских солдат, нежели ради вьетнамцев или афганцев. Насилие может иногда положить конец преступлениям путем убийства преступников или выведения их из строя каким-то иным образом или посредством их устрашения; но нельзя сказать, что оно создает условия, в которых преступник осознает истинную природу своих действий и свободно решит отказаться от них (если же порой так происходит, то происходит случайно, но не вследствие поставленной цели в отношении преступников). Принципиальному ненасилию это не под силу, это не всегда достигает успеха. Но, стремясь к лучшему разрешению каждой конфликтной ситуации, оно принимает во внимание физическое, психологическое и моральное благополучие всех, кто вовлечен в конфликт.

Так понимаемый принцип ненасилия отличается от большинства обычных этических теорий в одном отношении, а именно: последние (такие, как кантианство, утилитаризм, эгоизм и др.) практически не обращаются к фундаментальным структурам общества — полиции, суду, тюрьмам, хозяйству, армии и военным системам современных государств. Ненасилие призывает нас осознать это, требует проанализировать, в какой мере они препятствуют и в какой способствуют нашему продвижению к более высокому уровню морального поведения. Ненасилие призывает нас к поиску

и созданию новых форм отношений с другими. Ненасилие призывает нас понять, что наиболее важным является то, что мы разделяем со всеми людьми, — способность к добру и моральному совершенствованию, а менее всего важны различия по расе, полу, классу, религии, национальности.

Короче говоря, ненасилие является предпосылкой нового взгляда на мир и призывает нас, объединившись, сделать все, чтобы построить его. Это — жизненная позиция, являющаяся в то же время моральной.

3. Ненасилие и права человека

Замечательные успехи крупных общественных движений, в которых применялись исключительно ненасильственные методы, побуждают серьезно задуматься о ненасилии не только как об эффективном средстве политической борьбы, но и как о пути, встав на который можно будет действительно преобразовать мир. Ненасилие не столько борьба, сколько образ жизни и действия, предполагающий определенную философию, воззрение на мир, если не сказать больше: это жизненная философия, этика.

Ненасилие

Ненасильственная борьба представляет собой беспрецедентный социальный опыт. Однако в теоретических дискуссиях ненасилие довольно часто рассматривается и истолковывается как нечто уже знакомое по тем или иным человеческим практикам. Так, оно постоянно ассоциируется с идеей мира и трактуется как умиротворение, как деятельность, направленная на создание условий для мира, благодаря которому можно будет, не боясь нищеты, тирании и угнетения, свободно реализовывать идеальные и коллективные цели¹ .В эпоху, когда антитеза "война — мир", кажется, определяет основное содержание всей жизни планеты, война выступает в сознании миллионов как жесточайший вид насилия. Но можно ли сказать, что отсутствие войны, состояние мира, сосуществование исчерпывают все содержание идеи ненасилия, если не сводить ненасилие только к физическому, материальному подавлению человека? Миротворчество, пацифизм достаточно точно выражают те принципы деятельности, которые утверждают мир без оружия — как во взаимоотношениях между государствами и народами, так и в отношениях внутри отдельных государств, в особенности многонациональных. Однако миролюбие, миротворчество противостоят не столько силе, хотя силе тоже, но вражде, враждебности. Как показывает и исторический, и современный опыт, миролюбие как неприменение военной силы вполне может сочетаться с непримиримостью в идеологии и политике.

При другом подходе ненасилие рассматривается как метод активной борьбы. В этом подходе есть важное рациональное зерно. Ненасилие заявило о себе именно в социальной борьбе. Стоит отметить, что и Ганди какое-то время понимал ненасилие-ахимсу главным образом как борьбу, в которой не применяется физическая сила. В контексте этих рассуждений приводятся такие важные аргументы, что ненасильственная борьба только на первый взгляд кажется менее эффективной, но зато несомненно, что она приводит к гораздо меньшим жертвам и позволяет практически полностью исключить жертвы невинные. Характерной в связи с этим является

—————

¹ См. Ruddkk S. Maternal Thinking: Toward A Politics of Peace. Boston, 1989. P.161.

тактика ненасилия в условиях внешней агрессии. Примеры ненасильственной гражданской защиты (civilian based defence) такие, как в случаях вторжения гитлеровских войск в Норвегию или оккупации армиями стран Варшавского Договора Чехословакии, показывают, что здесь именно не применяется сила, и ненасилие осуществляется в форме активного гражданского неповиновения, несотрудничества, неучастия. Ведь сотрудничество с оккупантами ни при каких условиях недопустимо, они оказываются объектом не только ненасильственной непримиримости, но и ненависти, ненасилие выступает здесь действительно только как средство борьбы, и вовсе не призвано снять безусловное отчуждение между противоборствующими сторонами.

Если же взять случаи внутринациональной борьбы как средства разрешения гражданских, политических, религиозных конфликтов, то очевидно, непримиримость, ненависть, сохранение взаимной отчужденности не могут рассматриваться в качестве адекватного и действенного пути разрешения конфликтов. При любом исходе борьбы людям, представляющим противоборствующие стороны, предстоит жить бок о бок, вместе. Так что ненасилие — это не просто неприменение силы, использование мирных средств борьбы. Ненасилие может применяться чисто прагматически, как эффективное средство для достижения даже недостойных целей — индивидуально-корыстных или эгоистически-групповых. Более того, ненасилие оказывается весьма привлекательным как раз в прагматическом плане для решения задач такого рода, поскольку само по себе считается морально положительным средством борьбы и поскольку задает властям стандарт взаимоотношений, позволяя вместе с тем буквально шантажировать власти. Саботаж, забастовка, блокада — акции подобного рода ненасильственны по своему характеру, но в них могут, доминировать частные интересы, которые в соединении с такими средствами, как ненасилие, способны разрушительно воздействовать на общественный организм, быть источником новой несправедливости.

Ненасилие не является только прагматическим вопросом² . Одной из целей ненасильственной борьбы в многообразном и противоречивом мире является достижение понимания; и хотя это борьба, она сориентирована на компромисс и сотрудничество. Иными словами, ненасилие должно быть наполнено большим, чем неприменение силы, содержанием. Даже с чисто прагматической точки зрения оно бессмысленно, если продолжает и провоцирует противостояние.

На это в идее и практике ненасилия указывают те, кто считает, что ненасилие является в первую очередь моральным принципом, бросающим вызов воинствующему , политизированному, идеологи-

—————

² На прагматических аспектах ненасилия делает акцент в своем фундаментальном исследовании Дж.Ш арп: Sharp G. The Politics of Noviolent Action. Vol. 1.3. Boston, 1974.

зированному миру, в котором нормой является игра политических амбиций и демонстрация силы. Однако, пожалуй, понимание ненасилия как морального принципа чаще всего встречает скепсис и недоверие. Критики высказывают здесь политические аргументы. В частности, можно сослаться на критику В.И.Лениным толстовской проповеди "непротивления злу насилием" за привнесение в социально-политическую область "чуждых" критериев моральности. Те, кто привык к мысли, что насилие играло конструктивную роль в историческом движении, указывают именно на то, что ненасилие не соответствует реалиям общественной практики, а идеи ненасилия рассматриваются как форма политического утопизма. Идея ненасилия встречает и морализаторскую критику как выражение так называемого "абстрактного гуманизма". Сторонников ненасилия упрекают в метафизическом отрыве целей от средств и этической абсолютизации средств. Но главное обвинение заключается в том, что сторонники ненасилия представляются "потворствующими злу"³. Теоретические и идеологические предпосылки такой критики понятны, но также очевидны и следствия: если трактовать ненасилие как потворство злу, то насилие предстанет как нравственно оправданная, хотя вынужденная, мера в борьбе со злом, в борьбе за установление справедливости.

При всей неприемлемости такая критика идеи ненасилия указывает на действительно важную теоретическую проблему и понимании морали и на реальную трудность в моральной практике: достаточно очевидна действенность моральных заповедей и принципов в сфере межличностных отношений, точнее, контактных связей людей как частных индивидов; в социально же значимых действиях, когда человек предстает как член группы или организации, когда он "функционирует", в действие вступают отличные от морали законы интереса, конкуренции, благоразумия , прагматической целесообразности. Тем более в обществе действуют надличные, отчужденные от человека силы, и никто не может быть уверенным в том, что даже самые лучшие мотивы приведут к наилучшим же результатам и искренне добрая воля не обернется конкретным злом.

С социологической или политической точки зрения, мораль ничего не может предложить для перевода высоких принципов в план социального действия. Однако с моральной точки зрения такие возможности есть. По логике морального мышления, и этика ненасилия развивает эту логику, единственным средством изменения несправедливого мира может быть изменение человеком самого себя и воздействие через просвещение, убеждение, пример (но не идеологическое или психологическое давление) на других людей ради распространения идей, которые признаны (по крайней мере теми, кто их распространяет) истинными и несущими людям

—————

³ С м.: Марксистская этика М., 1986. С. 149.

благо. Старая христианская идея о преодолении греховности и спасении в Боге получает секуляризованное продолжение в моральном учении о совершенствовании людьми мира через самосовершенствование. Свободный человек может быть ответственным за цели, которые он выбирает, и средства реализации своих целей. Выбирая возвышенные цели и прилагая последовательные усилия по их самостоятельному осуществлению, человек может воздействовать на мир.

Эта абстрактная философская и моральная идея существенным образом уточняется в этике ненасилия, которая в своей прикладной части может быть представлена как теория группового (массового) действия: мир изменяется благодаря целенаправленной деятельности (акций, кампаний, движений) организованных и объединенных высокой идеей людей.

Таким образом, этика ненасилия представляет собой идейную основу для приложения моральных принципов к социальной практике, для нравственной организации усилий по преобразованию общественной жизни, продуктивного социального взаимодействия между людьми, имеющими разные интересы и придерживающимися различных взглядов.

Права человека

Как этика социального действия ненасилие выходит за рамки пацифистского и прагматистского его толкований, ограниченность которых преодолевается, на мой взгляд, при соотнесении ненасилия с доктриной прав человека. Насилием следует считать любое действие, нарушающее права человека. Соответственно насилие в отношениях между людьми, между гражданами и социальными институтами выражается в ущемлении основных прав человека и гражданина, определенных "Всеобщей Декларацией прав человека".

Это объяснение нуждается в объяснениях. Первое замечание заключается в следующем: хотя ненасилие и понимается как борьба, не ущемляющая личных прав тех, против кого эта борьба ведется, возможность ее развертывания во многом зависит от того, насколько идея прав человека вообще значима для противника (оппонента). Здесь может и не быть самих институтов политической демократии, но необходим такой здравый смысл, для которого уважение личного достоинства и ценности человеческой жизни является важным постулатом в определении действий и выборе средств. На это обратил серьезное внимание К.Ясперс, считавший, что успех Ганди был обеспечен самими же британцами, приверженными традициям политического либерализма. "Освобождение Индии в гораздо большей степени явилось результатом британской политики, следствием борьбы Англией с самой собой, нежели геро-

изма индийцев"⁴. Для примера Ясперс сравнивал действия Британии в Индии и СССР в Венгрии; Россия, замечал он, была готова, скорее, видеть Венгрию пустыней, нежели свободной страной.

Что касается этого конкретного сравнения, оно не кажется мне вполне корректным: Будапештское восстание было вооруженным и сопровождалось многочисленными случаями кровавого насилия в отношении коммунистов. Другое дело, если вместо Венгрии привести пример Чехословакии, народ которой в августе 1968 г. попытался ненасильственно воспротивиться оккупации и на протяжении почти десяти месяцев оказывал сопротивление. Если не брать политические результаты, вторжение войск стр ан ОВД было не столь трагическим, но можно ли представить такой поворот событий, когда бы продуманное развертывание ненасильственного сопротивления могло привести к победе сторонников "социализма с человеческим лицом"? Дело не в том, что для тоталитарного политического мышления ненасилие является выражением слабости, для него безразличны нравственные устремления участников ненасильственной борьбы. Идеи, утверждаемые ненасильственным образом, должны каким-то образом перекликаться с представлениями тех, против кого эта борьба направлена.

Можно с уверенностью сказать, что прибалтийский январь 1991 г. мог случиться только через пять лет после провозглашения принципов нового мышления. Многие демократически мыслящие деятели и публицисты сравнивали Вильнюс-91 с Прагой-68, но никто не продолжил этого сравнения и не обратил внимания на то, что все-таки январский путч в Вильнюсе задохнулся во многом из-за того, что его завершающей акцией должен был стать захват здания Литовского парламента. Но на его защиту вышли тысячи безоружных литовцев, которые днями и ночами находились у здания, и, готовые встать на пути танков, грелись у костров, читали молитвы, распевали национальные песни. Атака здания парламента привела бы к сотням жертв, и, по-видимому, это остановило тех, кто направлял путчистов; им уже ясно, что действия против безоружного гражданского населения не могут быть такими же, как и против вооруженного противника.

Некоторые сторонники и теоретики ненасилия не согласны с возражениями типа тех, которые высказал Ясперс. Они считают, что ненасильственная борьба основывается не столько на правосознании и гражданском порядке, сколько на массовости движения. Об этом, по их мнению, свидетельствует успех борьбы Индии за независимость: не демократические институты, которые были недостаточно развиты в Индии, но массовость движения и нравственное учение Ганди обеспечили этот успех. Это так, но нельзя не принимать во внимание, что массовость стала возможной благодаря существовавшей в Британской Индии свободе слова и собраний.

—————

⁴Ясперс К. Будущее человечества. Цит. по: Naess A. Candhi & Group Struggle. Exploration of Satyagraha: Theoretical Background. Oslo, 1974. P.142-143.

Тоталитарный же режим, помимо того, что им игнорируются основные права человека, в корне пресекает любые альтернативные формы политической, как и всякой другой активности. Ясперс, переживший опыт нацизма, хорошо это понимал.

Сказанное отнюдь не означает, что сопротивление в тоталитарных обществах должно или вестись насильственным образом или не вестись вообще. Но здесь принципиально иной должна быть стратегия борьбы. Думаю, на начальных стадиях она могла бы носить весьма лояльные формы; ее первыми целями было бы утверждение определенных организационных форм, каковыми были, например, "рабочие комиссии" в последние годы франкистской Испании или "комитеты защиты рабочих", предварившие рождение "Солидарности" в Польше. В наше время развития международных средств массовой коммуникации и информации гарантом ненасильственных движений в тоталитарных государствах могли бы стать демократические страны в лице как общественных организаций, так и государственных институтов. Впрочем, необходимость согласованности в действиях групп ненасильственного протеста в тоталитарном государстве с кампаниями поддержки в других странах, а также усилиями политиков разных уровней, кажется, делают такую внешнюю помощь трудноосуществимой.

Другое замечание заключается в том, что ненасилие, коль скоро оно направлено на изменение общества и представляет собой борьбу с несправедливостью, с определенным общественным порядком, ведет к понижению статуса, а значит, к ограничению возможностей и прав тех граждан или групп, которые представляют социальные институты, продуцирующие структурное насилие. Например, можно представить, что в государстве принята такая система налогового обложения, которая вследствие чрезмерно завышенных налоговых тарифов сдерживает развитие производства и торговли или резко ограничивает экспортные возможности производителей. Эта система налогообложения принята конституционным образом и закреплена законом. Чиновники, осуществляющие контроль за выполнением данного закона, всего лишь выполняют свои чиновные обязанности, и сами по себе их действия не представляют насилия; чиновники своими действиями не чинят несправедливости. Но, взятая в целом, такая система налогообложения является несправедливой. При том, что она ущемляет прямо права производителей, она снижает потребительские возможности рядовых граждан и тем самым косвенно осуществляет несправедливость по отношению к ним. Вместе с тем эта система позволяет держать обширный государственный аппарат, щедро подпитывать военно-промышленный комплекс; так что работники этих государственных сфер имеют выгоду от такой системы, их социально-экономические возможности во многом обусловлены этой системой. Критики концепции ненасилия как деятельности, утверждающей и развивающей права человека, могли бы сказать, что ненасильственная борьба с несправедливостью ведет к ущемлению прав людей,

имеющих выгоды от структурного насилия. Однако дело в том, что ненасилие связывается именно с основными (или базовыми) правами и вряд ли предполагает соблюдение и сохранение юридических и статусных прав, субъектами которых люди стали, включившись в институты, порождающие структурное насилие.

Отсюда понятно, почему недостаточно определения ненасилия как непричинения тревог или ненанесение ущерба, если не понимать под последствиями только прямые действия. Успешная борьба против несправедливости ведет к таким общественным изменениям, которые, несомненно, вызовут тревогу и будут расценены как значительный ущерб людям, для которых "соки несправедливости" независимо от их воли оказались "божественным нектаром".

Гарантии нравственности в социальной борьбе

Уважение к правам человека, утверждаемое ненасилием, только на первый взгляд ограничивает возможности борьбы. Скорее наоборот, ненасилие, накладывая категорическое ограничение на действия, представляющие угрозу людям, против дела которых эти действия направлены, заставляют уделять специальное внимание тактике борьбы не с людьми, но с общественными явлениями. Не случайно в этике ненасилия требование направить все усилия на борьбу не с противником, но с несправедливостью сочетается с отказом от слова "противник", и более уместным признано слово "оппонент". Если можно говорить о кодексе ненасилия, то в этом кодексе значительная часть требований касается именно отношений с оппонентом, отношений, которые требуют в первую очередь терпимости и любви.

По сути дела мы имеем здесь известную христианскую заповедь: "Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас и гоняющих вас" (Мф. 5, 44). Для гордого индивидуалистического сознания эта заповедь практически неприемлема, и это можно понять, если учесть инерцию взаимоотношений, заданных стереотипами соревновательности, противостояния интересов, подсчета побед и поражений. С точки зрения индивидуальной морали эта заповедь как будто санкционирует попустительство к обидчику и равнодушие к собственной судьбе. В этом свете становится понятной и даже оправданной интерпретация морали как пути отшельничества, квиетизма.

Но это впечатление изменится, стоит только попытаться примерить заповедь любви к врагам и отношениям различных общественных групп внутри государства. Сколь напряженными и противоречивыми бы они ни были, нетерпимость, непримиримость здесь чреваты трагическим исходом. Заповедь "Любите врагов ваших..." обнаруживает свою глубокую философскую и нравственную мудрость, ибо свидетельствует о понимании того, что, хотя люди ответственны за свои поступки,

последние нередко получают отдельную судьбу; результаты деяний отрываются от самих деятелей, и по крайней мере в этом смысле люди часто сами не ведают, что они творят, становясь заложниками собственных и чужих, подчас давно совершенных деяний. Этика ненасилия вменяет в обязанность руководствоваться моральными мотивами и брать на себя моральную ответственность за совершаемые действия, но одновременно требуют социально-философской рассудительности и снисходительности к действиям других. "Благими намерениями выложена дорога в ад", и зло, чинимое кем-то, отнюдь не свидетельствует о злобе. Но надо приложить усилия к тому, чтобы человек сам отказался от поступков такого рода.

Заповедь любви к врагам, непротивления злу насилием — это заповедь именно общественных действий, цели которых ясны, но результаты не непосредственны. Это требование к сопротивлению структурному насилию, субъектами которого, как правило, являются не конкретные личности, а социальные институты; тем более что ненасильственное действие "асимметрично": оно представляет собой прямое действие в ответ на косвенные действия, совершенные в рамках структурного насилия.

Правда, такое отношение к противнику-оппоненту может таить гордыню и неявным образом выражать патернализм. Во всяком случае, решимость к ненасильственному сопротивлению должна сочетаться с готовностью дать гарантии непатерналистского отношения к оппоненту. Ведь снисхождение и терпимость могут быть поняты и таким образом, что сторонник ненасилия, терпя несправедливость и видя зло, прощает тех, кто чинит несправедливость и как бы берется их исправить, считая, что ему лучше известно, почему творится несправедливость и чего недостает тем, кто чинит несправедливость и как бы берется их исправить, считая, что ему лучше известно, почему творится несправедливость и чего недостает тем, кто оказался в него вовлеченным. Патерналистское вмешательство лишь кажется объединяющим людей на основе привносимой извне заботы, на самом деле оно нарушает право того, в чьи дела вмешиваются, на признание его суверенности и уважение личного достоинства.

Можно сказать, что ненасилие содержит в себе такие гарантии. Они предполагаются учением Ганди о сатьяграхе. Собственно говоря, европейское слово "ненасилие", введенное в политический лексикон как перевод-калька используемого Ганди слова "ахимса" по действительному смыслу соответствует слову "сатьяграха", т. е. "сила правды". Ненасильственное сопротивление, по Ганди, выражается не просто в том, что люди активно сопротивляются несправедливости и не прибегают к силе, но в том, что их борьба вдохновлена любовью к справедливости и приверженностью к правде. Ключевой императив ненасильственной борьбы поэтому может быть сформулирован так: "В борьбе с несправедливостью последовательно избе-

гай насилия и руководствуйся правдой". Этим и определяется отношение к оппоненту.

Норвежский логик и исследователь учения Ганди А.Нэсс попытался обобщить опыт движения Ганди, или опыт сатьяграхи в серии норм и рекомендаций, ряд которых как раз конкретизирует заповедь любви к врагам и блокирует возможный патернализм. Вот некоторые из них: "Не суди оппонента строже, чем себя", "Не относись к оппоненту как к средству", "Не вреди собственности оппонента", "Не формулируй свои цели и цели своего оппонента в пристрастном духе"⁵ и т.д. Но этого еще недостаточно; принцип правды требует отказа от таких ненасильственных, но неправедных средств решения своих задач, как манипуляция оппонентом посредством предложения взятки, угрозы или соблазна с тем, чтобы вынудить оппонента к совершению необходимых для целей борьбы действий.

В свое время Т.Гоббс представил правовое государство как договор, согласно которому граждане в одинаковой мере отчуждая отдельные свои права в пользу государства, принимают на себя взаимные обязательства содействовать осуществлению естественных прав друг друга. Не случайно само право Гоббс определял как свободную деятельность в соответствии с принципами истинного разума. Ненасильственная деятельность, ориентируя сторонников ненасилия на соблюдение основных прав человека, налагает на них тем самым обязательство не нарушать этих прав, кому бы они ни принадлежали. Борьба за справедливость может быть праведной лишь тогда, когда она утверждает справедливость самим характером своих средств. Так что справедливость — это не только цель ненасилия, но и его путь.

Ненасилие требует терпимости в отношении к оппонентам, но оно требует также терпеливости в осуществлении целей. Эта характеристика ненасильственной борьбы органична пониманию ненасилия в контексте прав человека, норм и правил либерализма. Основополагающий же принцип либерализма, как подчеркивал Ф.Хайек, заключается в том, что, "организуя ту или иную область жизнедеятельности, мы должны максимально опираться на спонтанные силы общества и как можно меньше прибегать к принуждению"⁶. Далее он пояснял свою мысль: "Либерал относится к обществу, как садовник, которому надо знать как можно больше о жизни растения, за которым он ухаживает"⁷. Но такой подход к политике обрекает ее на медленность и постепенность и практически однозначно программирует появление ревизионистских, оппозиционных выступлений внутри самого движения, выражающих недовольство этим. Кризис либерализма в конце XIX в. Ф.Хайек объяснял именно нетерпеливостью молодого поколения, не способного и не желавшего понять смысл постепенного, реформистского обновле-

—————

⁵ Naess A. Ibid. P. 80-82.

⁶ Хайек Ф. Дорога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 123.

⁷ Т ам же.

ния общества. Но движение ненасилия отличается от либерализма как политической традиции тем, что оно всегда имело четкие нравственные основания, подкрепленные заповедями веры и авторитетом лидера. В случае с движениями, возглавлявшимися Ганди и Кингом, это очевидно, но это характеризует и ненасильственную революцию на Филиппинах (где во главе масс стояла Корасон Акино) и тактику ненасильственной борьбы палестинцев (той небольшой части палестинцев, которая под влиянием Авада Мубарака избрала путь ненасилия, но не террора).

Конечно, борьба, состоящая из маленьких шагов и скромных действий, основывается на кропотливой организации масс народа и обеспечении внутренней дисциплинированности в отличие от энергичного натиска и решительности внезапно примененной силы и требует особой ответственности и продуманности своей тактики. Чтобы ни говорили те, кто оправдывает насилие, тем более революционное (т. е. масштабное и не поддающееся прогнозированию в своих результатах), но выбрав насилие, они отдают себя во власть иезуитского принципа "Цель оправдывает средства". Есть в их выборе еще и доля авантюризма, надежды лишь на удачу. Иное дело ненасилие, требующее открытости и искренности в отношении к оппоненту: ведь это борьба не только против несправедливости, но и за оппонента, за его потенциальную человечность и нравственность.

Опыт ненасильственной борьбы показывает, что это — открытая борьба. Собственно говоря, иной и не может быть борьба, разворачивающаяся на основе массовых движений. Разумеется, гласность касается по преимуществу целей и задач борьбы; даже при объявленных целях благоразумнее вести работу таким образом, чтобы оппонент (который нередко не желает быть оппонентом, но стремится остаться противником) не смог помешать организационной работе группы, готовящейся к ненасильственной акции. Но открытость намерений в сопротивлении несправедливости задает отношениям противоборствующих сторон определенный стандарт, противоречащий стереотипам традиционной общественной борьбы, и создает предпосылки для преодоления непримиримости, нетерпимости.

Смысл различения миролюбия и ненасилия заключается в том, что ненасилие ориентируется на сотрудничество. Ненасильственные акции носят позитивный характер, его участники таким образом не только заявляют протест, но и определенным образом берут на себя ответственность за то, что происходит в обществе, за судьбы других людей; ненасилие уже поэтому конструктивно. Надо учитывать, что и при ненасилии утопично уповать на гармоничное разрешение действительно острых социальных конфликтов, ибо в любом случае приходится иметь дело с групповыми эгоизмами, которые с необоримостью должны быть ущемлены. Поэтому ненасилие требует взаимодействия, взаимного самоограничения, взаимного учета интересов и прав и, стало быть, согласия. Ненасилие как средство со -

противления инициировано протестом, открытым несогласием с существующим порядком вещей, возмущением несправедливостью, но необходимость помнить об общественном благе, быть готовым к компромиссу и сотрудничеству повелевает освободиться от страстности возмущения в протесте и последовательно проводить тактику взаимных уступок⁸.

Одна из рекомендаций этики ненасилия гласит: "Наилучшее средство убедить оппонента в своей искренности — самому принять жертву"⁹. Это давно известная этическая позиция; правда, считается, что впервые она была выражена в христианстве, хотя достоверно можно считать, что философская мысль пришла к ней уже в античности, когда Сократ на вопрос, что лучше, чинить несправедливость или терпеть ее, ответил: "Я не хотел бы ни того, ни другого. Но если бы оказалось неизбежным либо творить несправедливость, либо переносить ее, я предпочел бы переносить"¹⁰. Сколь ни мучительна правда справедливости "быть справедливым к тем, кто тебя презирает" (Ф. Ницше), но это единственный путь сохранить чистоту помыслов и нежность сердца для борьбы за счастье людей. Не случайно Ганди не прибегал к словам "жертва" или "страдание", но использовал слово "yajna" для обозначения действий, которые с обыденной, внешней, прагматической точки зрения, конечно, выглядят как самопожертвование. Если исходить из того, что интересы людей в конечном счете едины, а именно этому учил Ганди, и их противостояние является всего лишь следствием нарушения естественного порядка, то действие, представляющееся жертвенным, предстанет как дарение, обретение, как клад в сокровищницу Жизни.

Но для такого восприятия и переживания ненасильственной борьбы необходима глубокая внутренняя работа, необходима беспредельная убежденность в правоте осуществляемого дела. Только тогда можно преодолеть страх и неуверенность. В ненасильственной деятельности как специфической морально-социальной активности человек вдохновляется не просто целью, образцом желаемого лучшего будущего, он вдохновляется образом совершенного будущего. Ненасильственная деятельность может сочетать в себе высокий нравственный пафос с целесообразностью политической борьбы, ибо она, стремясь к соблюдению прав человека и восстановлению справедливости, ориентируется на совершенство, на моральный идеал. Поэтому глубоко закономерно, что ненасильственные движения возникали, как правило, на базе религиозных мировоззрений: ведь именно религиозные доктрины с наибольшей определенностью задают образ совершенства и соответствующее ему практическое учение, указывающее на путь воплощения этого совершенства в жизни. В христианстве, например, такова заповедь деятель-

—————

⁸Идея "решения конфликтов посредством взаимных уступок" выдвинута в работе: Gallie W.B. Three Main Fallacies in the Discussion of Nuclear Weapons // Dangers of Deterrence. L., 1983. P. 107.

⁹ Naess A. Ibid. P. 81.

¹⁰ Платон. Горгий, 469 с. // Соч.: В 3 т. М., 1968. T. 1. C. 287.

ной любви, которая как раз указывает на то, что благое деяние, направленное на другого человека, должно быть осенено высшим принципом — нравственным идеалом, любовью к Богу, как говорит само христианство. Добро творится ради человека, но во имя идеала — таков смысл этой заповеди.

Из сказанного становится очевидным, сколь заблуждаются те, кто полагает, что ненасилие легко осуществимо, поскольку не предполагает использования технических, вооруженных средств. С определенностью можно сказать, что ненасильственная борьба — многократно сложнее, ибо ненасилие требует дисциплины и творческой организованности в процессе самой борьбы. В вооруженной борьбе организованность и слаженность действий выражается в первую очередь в подчиненности единой внешней воле и в эффективном взаимодействии индивидов как частиц единого целого. Психологическая же трудность ненасильственных акций обусловлена тем, что в них, по определению, каждый участник акции сохраняет свою автономию. Он самостоятельно принял решение включиться в борьбу ради высоких целей справедливости, но он также волен покинуть движение тогда, когда сочтет свое участие в нем неуместным либо противоречащим своим убеждениям. Это делает саму организацию групп ненасильственного действия довольно аморфной, однако гибкость и целеустремленность таких групп обеспечиваются именно тем, что в их деятельности проявляется синергетический эффект сложения различных, но объединенных высокой идеей общественного блага индивидуальных воль.

Это широкое объединение отдельных личных усилий в достижении средствами добра и правды общих целей и позволяет осуществить тот гуманистический порыв в жизни общества, основу которого составляет реальное воплощение в социальной практике принципов универсальной морали.

4. Ненасилие — новая перспектива общества

Возможности сочетания, взаимодополнения прагматической и моральной мотивации ненасильственного выбора определяются не только психологическими закономерностями. Они существенно связаны также с общеисторическими тенденциями. Как установка больших масс людей ненасилие мыслимо только в том случае, если оно является выражением практического благоразумия, вытекает из логики жизненных обстоятельств. Ненасильственный выбор не может быть привнесен в историю извне, он должен стать ее собственным продуктом.

В первой главе уже говорилось, что современная (или техногенная) цивилизация основывается на культе силы, и ненасилие и этом смысле является выходом за ее пределы, зародышем принципиально иной цивилизации. Тем самым вопрос об исторических корнях ненасилия приобретает особую остроту и оборачивается вопросом о возможности ненасильственно ориентированной истории.

Лев Николаевич Толстой и Махатма Ганди — два великих человека, благодаря мудрости и жизненной энергии которых зародилось современное движение ненасилия, его теория и практика, — были радикальными критиками цивилизации. Принятие ненасилия и критика цивилизации соединились в их мировоззрении таким образом, как если бы одно было бы невозможно без другого. Особенно примечательна в этом отношении позиция Ганди. Он заложил основы политики ненасилия, продемонстрировал ее огромные возможности на опыте борьбы за независимость Индии. И тем не менее осуществление идеала ненасилия Ганди связывал не с гуманизацией европейской политики, экономики, а с их радикальным отрицанием, с отказом от всей западной цивилизации, которую он рассматривал как глубокое заблуждение человеческого рода. Саму подлежащую преодолению цивилизацию Ганди понимал просто, "бесхитростно": это города, машины, парламент, вся та искусственная среда и общественная структура, которая нацелена на материальное благополучие людей. Спрашивается, действительно ли идеал ненасилия и современная цивилизация разнородные, несовместимые между собой явления? Этот вопрос является центральным в рамках философского анализа проблемы.

Если понимать цивилизацию как реальный путь исторического развития, который привел к современным обществам в их восточных и западных вариантах, то следует признать, что вся она — современная цивилизация — замешана на насилии. Насилие как намеренное, осуществляемое в пространстве свободы воли нанесение физического и материального ущерба человеку лежит в самом ее фундаменте. Уточняя этот тезис, необходимо сделать, по крайней мере, три смягчающие оговорки.

Во-первых, в сложной детерминации форм общественной жизни насилие не является последней причиной, оно само порождается определенными экономическими и социальными

процессами. Во-вторых, насилие никогда не было единственным способом решения общественных конфликтов, будь то во внутригосударственной сфере или в отношениях между государствами. Если обозревать историческое поле не сквозь ружейный прицел, а под более широким углом зрения, то там можно увидеть очень много проявлений того, что сегодня именуется ненасильственными методами борьбы. Особого изучения требует вопрос о конкретном соотношении насилия и ненасилия. Их баланс, видимо, будет различным в различные эпохи и у различных народов, но в целом можно предположить, превалирующим были все-таки ненасильственные методы деятельности, ибо в противном случае не состоялась бы история. В-третьих, существуют различные формы насилия, которые в чем-то между собой равны, а в чем-то неравны. Рассмотрим, в чем они равны и в чем неравны.

Они равны в том, что находятся на "теневой" стороне жизни. Если взять даже такое самое общее и резкое расчленение насилия на насилие первичное, инициативное, насилие насильника и вторичное, ответное, насилие жертвы, то и между ними есть то общее, что в обоих случаях речь идет о формах насилия. Большим заблуждением является мнение, будто насилие можно победить на его собственной почве, противопоставив ему такое же или более широкое по масштабам и эффективности насилие. Оно основано на убеждении, согласно которому насилие является автономным средством, способным служить как злым, так и благим целям. Насилие как средство борьбы автономно лишь до известной степени. Изначально и по природе своей оно замкнуто на несправедливости. Пулей можно, конечно, убить при случае и бешенную собаку, но придумана она не для этого, а для того, чтобы убивать человека, гарантировать господство одних людей над другими. И в этом смысле пуля уже изначально заключает в себе определенное социальное качество, и ее никак нельзя считать равнодушной к целям человеческой деятельности. И даже предположив, что насилие может служить человеческому благу, следует признать, что природа насилия от этого не меняется, оно служит ему, оставаясь злом и тем самым неизбежно умножая зло в мире. Существует неумолимая логика, в силу которой насилие порождает только насилие (социальные и психологические механизмы этого нуждаются в более тщательном изучении, большую роль здесь, видимо, играет превращенная форма древнего закона личной мести). Насилие не может трансформироваться в свою собственную противоположность. Оно всегда есть зло.

В то же время насилие насильника и ответное насилие его жертвы неравны между собой, они различаются по целям, моральным перспективам. Они различаются между собой тем, что находятся в разной степени близости к "солнечной" стороне жизни. Они до такой степени неравны, что насилие угнетенных в борьбе за свое освобождение не без основания именуется справедливым . Насилие

имеет если не этическую, то историческую легитимацию тогда, когда оно является альтернативой пассивных форм поведения перед лицом социальной несправедливости. Здесь действует принцип, согласно которому меньшее зло лучше, чем большее зло.

Словом, цивилизация не является сплошь насилием, но насилие составляет один из важнейших его устоев. Почему? По мнению Ганди, причина этого в том, что люди связывают смысл существования с удовлетворением физических и материальных благ, а по мнению Маркса, — в том, что эти блага даны людям в ограниченном количестве. Ганди полагал, что физические блага в принципе ненасыщаемы и потому надо изменить жизненную ориентацию, научиться жить духовной жизнью в условиях их недостаточности. Маркс же считал, что можно достигнуть полного изобилия материальных благ и только тогда отпадут конфликты из-за их распределения. И Ганди, и Маркс едины в том, что путь зла и насилия связан со сферой материальных ценностей, с тем, что люди погрязли в этой сфере. Только Ганди считал, что нужно сойти с этого порочного круга, вернее, на него не надо было становиться. По мнению Маркса, его — этот путь — надо пройти быстрее, оставить позади. Ганди ориентирован на моральное решение этой проблемы. Маркс — на историческое и в этом смысле прагматическое решение.

Кто же был прав — Маркс или Ганди? Речь по сути дела идет о противоречии, трагическом разрыве между исторической поступью и моральным выбором, цивилизацией и моралью. Дилемма эта возникла не сегодня: Платон упрекал соотечественников, что они набили гавани кораблями вместо того, чтобы думать о душе; Тертуллиан противопоставлял Афинам Иерусалим; Руссо считал, что падение нравов является слишком дорогой ценой за прогресс наук и искусств. Однако, если раньше проблема цены прогресса располагалась на периферии европейской цивилизации, ее культуры, то сегодня составляет ее эпицентр. Человечество, кажется, подошло к такой стадии развития, когда успехи цивилизации уже не могут оплачиваться привычной монетой, ценой моральной деградации, без того, чтобы не подрывались основы существования самой цивилизации. Мыслители прошлого, говоря о моральной ущербности цивилизации, имели в виду широкий круг явлений, среди которых насилие занимало одно из центральных мест, хотя они и не фокусировали внимание на насилии как основном пороке цивилизации и на ненасилии как основном содержании морали.

Зададимся прежде всего вопросом, каковы особенности того жизнеустройства, типа общественного развития, которые были сопряжены с насилием и в этом смысле противоречили нравственным устремлениям людей. Здесь следует прежде всего отметить два момента, обычно не включаемые в причинный ряд, порождающий насилие, хотя они занимают в нем исключительно важное место.

Первое. Цивилизованные общества в целом функционировали и до настоящего момента функционируют как социальные орга-

низмы. Они основаны на принципе, согласно которому целое больше, чем сумма частей, а следовательно, и важнее любой из ее частей в отдельности. Когда в термитнике образуется опасная для существования всего гнезда брешь, то определенная каста этих "общественных" насекомых остается снаружи, чтобы заделать эту дыру. И эта каста обрекает себя на верную гибель, приносит себя в жертву, чтобы спасти свою общину. Жизнь человеческих обществ вс е еще схожа с жизнью термитов. Наша практика и мышление остаются организменными в отмеченном выше смысле слова (эта оговорка очень важна, ибо в других отношениях сравнение общества с живыми организмами может быть очень продуктивным). Превалирующими являются убеждения, что в случае необходимости можно и должно пожертвовать частью во имя целого, подобно тому как хирург отрезает заболевший орган, чтобы спасти весь организм. Только надо помнить, что в случае общественного организма часть — это живые люди, а приносить в жертву — значит совершать над ними насилие. Если к тому же учесть, что интересы всего общества всегда персонифицированы, конкретны и всегда выступают как интересы привилегированных правящих слоев, то жертва во имя целого чаще всего на деле выглядит как насилие одних общественных групп над другими.

Второе. Цивилизованные общества — это общества, существующие в историческом времени, развернутые в будущее. Общественное развитие представляет собой живую пирамиду, где новые поколения стоят на плечах предшествующих и имеют значительно больше, чем они, благ и возможностей. Поэтому в известном смысле одни поколения выступают средством по отношению к другим. Вообще-то говоря, цели и средства всегда разведены во времени, а соответственно и по субъектам. Но когда это расхождение является настолько большим, что одним индивидам достаются по преимуществу средства, а другим цели, человеческие отношения неизбежно оказываются основанными на насилии.

Таким образом, сам тип жизни и развитие современных обществ вкл ючает в себя насилие как органический элемент. В этом смысле идеал ненасилия связан с преодолением ряда фундаментальных особенностей современной цивилизации.

Идеал ненасилия предполагает и формирует такой тип общественных отношений, когда, во-первых, часть равна целому; во-вторых, цели и средства совпадают в пределах жизни и деятельности каждого человеческого поколения и конкретного индивида. Ненасилие не может быть интегрировано в существующий тип отношений, а должно послужить началом и основанием качественно нового состояния человечества. Оно органично такому порядку вещей, когда отдельная человеческая личность столь же ценна, как все сообщество людей.

Вместе с тем ненасилие уже содержит в себе совершенно новый образ жизни, новую перспективу общественного бытия. Ненасилие — это не только качественно иная психология и этика, это еще и ка-

чественно иной способ исторического существования. Путь ненасилия, как это уже подчеркивалось, есть путь человеческой любви и правды. Поэтому недостаточно характеризовать ненасилие как некий локальный процесс, один из способов решения конфликтов в обществе. Оно связывает социальную прагматику с ценностями свободы, добра и справедливости, являясь в одно и то же время и средством, и целью. Ненасилие есть особый, этически насыщенный тип общественной связи. Оно предполагает решение личных и общественных споров через сотрудничество, основываясь на убеждении, что человек лучше своих поступков и заслуживает изначального доверия. Оно нацеливает на то, чтобы понять противоборствующую сторону, признать определенную, пусть хотя бы частичную законность ее интересов и притязаний, найти такой выход, когда выигрывают обе стороны и ни одна не оказывается в положении побежденной. При этом особенно важно подчеркнуть, что сам поиск решения является совместным. Ненасильственные формы борьбы являются массовыми, требующими активного участия и сознательных решений со стороны всех индивидов, вовлеченных в данный конфликт. Это вытекает из природы ненасилия: там, где одна воля стремится подчинить себе другую и активность одних индивидов покупается ценой пассивности других, ненасилие открывает принципиально иную перспективу солидарного слияния воль. Ненасилие, таким образом, — не состояние общества, а смена парадигм его развития, определенный вектор истории. В этом смысле ненасилие действительно представляет собой путь, оно открывает новую перспективу, новое, нравственно организованное пространство развития человека и общества.

Есть ли в развитии современной цивилизации какие-либо признаки, свидетельствующие о возможности ее перехода в то более высокое состояние, которое внутренне будет чуждо насилию в такой же мере, в какой сегодня оно в нем нуждается? По всему похоже, что есть. Но только они все преимущественно носят негативный характер, предстают в форме глобальных опасностей, нависших над человечеством. Наглядный пример — это ядерное оружие, применение которого способно убить все живое на земле. Именно перспектива гарантированного взаимного уничтожения заставляет ядерные державы от конфронтации переходить к диалогу и сотрудничеству, отказываться от силы как метода и средства обеспечения своих интересов. В свое время Фома Аквинский говорил, что абсолютное зло невозможно, потому что оно, по определению, уничтожило бы само себя. Кажется, в настоящее время общественное зло, например войны между народами, как раз достигает таких самопожирающих абсолютных пределов. Именно по этой причине, может быть, они будут невозможны.

Самое слабое место современной цивилизации — это противоестественное сочетание универсальных производительных сил с локальным, многократно (классово, национально, регионально и т.д.) ограниченным мировоззрением, компьютерной технологии с пе-

щерной психологией и этикой. Словом, глобальные опасности — ядерная, экологическая, демографическая, антропологическая и другие — поставили человечество перед выбором: или оно откажется от насилия, "этики вражды" или оно вообще погибнет. Получается так, что соображения целесообразности, соображения выживания человечества, т.е. сугубо прагматическая аргументация подводят к необходимости ненасилия, к этике доверия, к сотрудничеству.

Здесь, однако, есть одно "но". Глобальные опасности имеют ту особенность, что они являются невидимыми опасностями. Человечество не может иметь опыта глобальных опасностей. Точно так же, как отдельный индивид не может иметь опыта своей собственной смерти. И то и другое — одноразовое событие! Поэтому глобальная опасность не обладает таким мотивирующим воздействием на повседневную жизнь, которая была бы адекватна ее масштабу. Многие люди, политические движения, государства ведут себя корыстно и зло, как если бы человечеству не угрожали бы глобальные (и они же смертельные опасности).

Поэтому переход к ненасилию как к единственной надежде человечества остается в значительной мере предметом морального выбора. Моральная аргументация и мотивация продолжает играть в деле ненасилия решающую роль. Только теперь в современной критической фазе человеческой истории этика ненасилия перестает быть только актом индивидуальной святости. Она вместе с тем приобретает в высшей степени прагматически общественный смысл. Путь ненасилия — это перспектива человеческого общества, не имеющая альтернативы.

Возвращаясь к вопросу о том, кто прав — Маркс или Ганди, можно сказать: Маркс пр ав! Но человечество никогда не доберется до правды Маркса, если оно не увидит правды Ганди, если оно не пойдет по "узкому и прямому пути ненасилия" (Ганди), если оно не сделает этот путь широким и прямым.

5. Несостоятельность аргументов в пользу насилия

Существует тезис, признающий насилие неизбежным средством на пути обретения свободы человечеством. Им широко пользовались в истории и революционные, и контрреволюционные, и прогрессивные, и регрессивные движения. Принял его и марксизм, оправдывая революционное насилие историческими условиями, полагая, что для решения по крайней мере ряда социальных конфликтов не существует иных средств.

Проблема заключается не только в том, насколько и при каких условиях насилие неизбежно в истории, сколько в том, приводит ли его применение к желаемым целям, т.е. в конечном итоге к свободе и благоденствию людей? Если человечество в лице разных субъектов получало с помощью насилия желанную экономическую и политическую свободу, то как в разном случае соотносились социально-политический прогресс с прогрессом нравственным? Не приводит ли применение насильственных средств, к тому же с постоянно возрастающими масштабами их действия, к нравственному одичанию и в конечном итоге самоуничтожению общества, поскольку человек, вовлеченный в колесо насилия и возмездия, зачастую (если не всегда!) лишается своего главного духовного свойства — человечности, человеколюбия?

Насилие — это не всякие формы ограничения свободы, поскольку человек способен пойти на это добровольно, равно как и не все формы принуждения, так как некоторые из них необходимы для защиты жизни и свободы людей, для совместной организации их жизнедеятельности, предотвращения хаоса и распада социальных связей. В самом широком смысле насилие есть принудительное нивелирование разнообразия человеческого бытия свободы волеизъявления и развития различных субъектов исторического действия, это волюнтаристское стремление подчинить живое развитие одному шаблону, втиснуть разнообразия личностных позиций в прокрустово ложе мертвых догматических схем. Такого рода насилие искажает "естественноисторическое" развитие индивида или социума, оно может быть осознаваемым или неосознанным, нередко даже избирается субъектом добровольно либо в силу непонимания своих собственных интересов, либо рабской психологии подчинения любой силе. Объективная суть насилия не изменится от меры его субъективного признания человеком. Рабство во всех его видах есть следствие насилия и один из истоков его существования и устойчивого воспроизводства.

Насилие есть волюнтаристский способ жестоко принудительного решения социальных противоречий. При этом действует установка не на поиск форм согласия с учетом плюрализма интересов действующих субъектов, а, напротив, на установление господствующего положения одной из взаимодействующих сторон и устранение из социального

пространства, вплоть до физического уничтожения противников. Обычно теоретическим оправданием насилия является признание социальных противоречий антагонистическими. Однако, антагонизм может возникать и при условии своевременно не разрешаемых, но вполне разрешимых мирными средствами социальных конфликтов.

Насилие в истории выступало в разных — и более мягких (принуждение, разные формы давления и т.п.) и в более жестких — формах вплоть до физического уничтожения противоборствующей стороны. В последнем случае речь идет о терроре, о "насилии в насилии". Террор это установление власти в форме диктатуры с помощью индивидуальных или массовых убийств с целью запугать, парализовать волю соперников, навязать им свою. Это акт нетерпения, отчаяния и страха, основанный на непонимании и неверии в рациональные способы разрешения конфликтов, это мера устрашения, сведения счетов, возникающая в атмосфере нагнетания нетерпимости.

Исследователи истории террора раскрывают не только идеологию, но и психологию терроризма, считающего насилие универсальным и абсолютным средством в борьбе с насилием за достижение свободы. Более того, мера и формы самого насилия часто считались показателем "уровня революционности", хотя казалось бы очевидным, что критерием должно быть достижение цели. Ведущими мотивами террора были революционное нетерпение, отчаяние, ненависть, жажда отмщения и патологические формы самоутверждения личности. Романтизация и героизация революционного террора часто связаны у молодежи со своеобразным "игровым комплексом" — конспирацией, тайной, мистикой ритуалов, мрачной романтикой убийств и т.п. Вместе с тем характерна экзальтация до мистики психологии жертвенничества и самопожертвования, начиная с евангельского принципа "положи жизнь за други своя" до борьбы за идеи "всеобщего счастья", "за народ" и т.п. Кстати, народ больше всего и расплачивался за эти романтические вспышки казнями и ужесточением режима. Все это создавало не только атмосферу героизма и подвигов, но и дешевизны человеческой жизни, как своей, так и чужой, причем жертвами оказывались и правые, и виноватые. Террор порождал ощущение вседозволенности, отсутствия моральных запретов, жестокости, непримиримости к врагам истинным и мнимым.

История революций, гражданских и национально-освободительных войн, даже если их цели были справедливы и борьба велась за свободу против порабощения, все же свидетельствует и о тех огромных негативных последствиях, которыми сопровождалось массовое, санкционированное идеологией или государством насилие. Участие в нем никогда не проходит бесследно для личности, нередко сопровождаясь ее духовным растлением и самоубийством. Любые, в том числе "идейные" или государственно дозволенные , убийства ставят человека по ту сторону морали, побуждают преступить через самое

жесткое нравственное табу, создают психологию обычности этого из ряда вон выходящего акта, сопровождаясь психическим надломом, а при массовом повторении создают привычку к убийствам, результатом чего является нравственный паралич — "беспредел ".

Единство научного и гуманистического (аксиологического) подхода к истории предполагает не только нахождение исторических причин и следствий такого феномена, как насилие, создание "объяснительных моделей" его возникновения, механизма действия. Необходима гуманистическая, моральная оценка насилия и его последствий, поиск ненасильственных средств разрешения социальных конфликтов, имея в виду либо сокращение сферы его действия, либо "смягчения" форм, и, наконец, как идеал поиск возможности полного исчезновения из социальной практики антигуманных средств.

Откуда же грядет нравственное возвышение человека? Немало учений и философских школ приходят к выводу о том, что эти истоки следует искать не столько в природных свойствах (которые, конечно же, нельзя сбросить со счета), сколько в организации социальной жизни. При разных ответах на этот вопрос, достаточно очевидно, что насилие в известной мере укоренено в современной техногенной цивилизации. Его основанием является антропоцентрическая концепция отношений человека и природы, предполагающая господство и подчинение как принцип решения всех противоречий, провозглашающая неограниченную возможность человека переделывать, преобразовывать природу, а затем и социум, и другого человека, и самого себя в своих интересах. При таком подходе исключается необходимость гармонии взаимосогласования и насилие становится наиболее мощным и распространенным средством достижения господствующего положения, с которым сопрягается и свобода "для себя" за счет насилия "над другими".

Ведь насилие есть субъективистский в основе своей метод решения противоречий в социальных системах, где еще не сложились механизмы саморегулирования (или же они сломаны тем же насилием). Это форма волюнтаризма, эмоционального нетерпения, стремления "перескочить" через необходимые стадии, "одним ударом" разрубить социальные узлы, требующие времени и терпения для своего ненасильственного распутывания. Насилие есть проявление накопившихся настроений ненависти, злобы, отчаяния, возмездия. Оно всегда есть результат социального давления, превышающего возможности человека к терпению.

Психология "борьбы и насилия" как главного средства и метода разрешения социальных противоречий в прошлом несостоятельна для применения в современных сверхсложных социальных системах, она неконструктивна, сила ее разрушительна. Целостное разрушение таких систем — экономических, политических, а тем более культурных, да еще в их сложном взаимодействии вообще невозможно — это возврат к хаосу и дикости. Зрелость сверхсложной социальной системы, мера ее устойчивости и жизнеспособности оп-

ределяется наличием механизма саморегулирования, исключающего всякого рода волюнтаристские вмешательства, какими бы благими намерениями они ни прикрывались. Саморегулирование предполагает такую степень социальной свободы и ответственности, основывающейся на нравственных принципах, которая исключает насилие. Современную экономику, цивилизацию и культуру вообще нельзя создать насильственными средствами. Нельзя насильно осчастливить человека, побудить его к образованию и культуре, необходимым для его участия уже в современной техногенной, а тем более будущей, называемой информационной, цивилизации. Тем более социальные противоречия и конфликты в таких системах, возникающие в экономической, политической и социокультурной сферах не могут быть решены насильственными средствами. Недостижима с их помощью и та степень свободы и ответственности, которая необходима для развития современных форм социальных систем.

Первый шаг на пути преодоления насилия состоит в том, чтобы занять по отношению к нему четкую, однозначно негативную аксиологическую позицию. В вопросе моральной оценки войн общественное сознание все более склоняется к безусловному осуждению. Что касается оценки революций, то здесь нет такой определенности. Революции противоречивы, и неверно было бы воспринимать их лишь в одной плоскости как "праздники истории" — это всегда и периоды величайших трагедий народа. Одномерный подход не соответствует истине. Ответственность за установку на революционный способ решения проблем предполагает обоснованные социальные прогнозы — к чему это приведет, будут ли результаты адекватны целям, не извратят ли их "революционаристские средства" и вообще возможно ли разрешить вызревшие противоречия путем реформ, не применяя средств революционного насилия, особенно в таких жестких формах, как гражданская война? Разумеется, революции осуществлялись не по плану и не по чьему-либо произволу. Есть логика вещей, которую невозможно изменить моральными сентенциями. Можно согласиться с теми авторами, которые утверждают, что неверно сменять один миф о "непорочности революции" на другой — о ее "первородном грехе"¹. Но не меньшим мифотворчеством является идея об управляемости революцией "сверху".

Социально-политические революции до сих пор никогда не были (и вряд ли будут) делом и заботой "верхов", напротив, они возникали, когда "верхи" не могли управлять по-старому, а "низы" не могли терпеть это "управление". Революции во многом, если не в основном, стихийны, а следовательно, иррациональны, в них слишком неуловимы различия между "бунтом" и "организованным революционным действием". Во всяком случае, тонкости различий, устанавливаемые теоретиками, как правило, сводятся на нет прак-

—————

¹ Бордюгов Г., Козлов В., Логинов В. Послушная история или Новый публицистический рай // Сов. к ультура. 1989. 7 окт.; Коммунист. 1989. № 14.

тиками. Решение политических задач, достижение политической свободы в революции неизбежно ведет к разгулу страстей ненависти и насилия, разрушения и отмщения. Остановить эту разрушительную стихию, распространяющуюся в том числе и по иррациональным законам психического заражения, если в обществе накоплены "гроздья гнева", нередко невозможно. Кстати, устойчивостью революционаристских стереотипов сознания и действия можно объяснить и стремление представить перестройку как "революцию сверху", тогда как по сути своей это должна была быть серия глубоких реформ, которые в итоге многолетней работы могли бы дать новое качество социальной системы. Установка на революционный "порыв" и активность вызвала к жизни и соответствующую революционаристской идеологии и психологии логику действий, вынесла решение вопросов экономических (быть или не быть рынку и т.п.), национальных (быть или не быть суверенитету), культурных (возрождение языка, традиций) на митинги, демонстрации, заполнившие даже "парламентские дебаты", что породило тяжелую ситуацию неуправляемости и взамен квалифицированного регулирования сложнейших процессов оживило психологию и практику насилия. Моральный "урок" — с "революционной фразой" следует обращаться более осторожно, особенно в стране, история которой переполнена актами насилия, в результате которых накопилась огромная "энергия зла". Иллюзии "кабинетных революций", равно как и бюрократические "игры в революции", опасны, они могут стимулировать иррациональные процессы и привести к непредсказуемым результатам.

Справедливости ради нужно отметить, что марксизм не считал насилие самоцелью, не поддерживал индивидуальный и массовый террор. Но в российской традиции революционаристского сознания, начиная с народовольческого движения, не было силы морального осуждения террора. Напротив, общественное мнение интеллигенции не раз требовало от судов оправдания террористов, создавало вокруг них ореол мученичества, жертвенности. Не этой ли традицией объясняется и то, что и по сей день интеллигенция больше выполняет роль возмутителей "спокойствия", даже поджигателей общественного гнева, чем миротворца?

Вообще надо заметить, в истории создалась даже своеобразная культура, героизация и ритуализация "воинских убийств", мрачная романтика, а также решение моральных проблем защиты совести, чести, достоинства личности через дуэли, военное или попросту "кулачное" соперничество и т.п. Есть и поэтизация рыцарского "упоения в бою и мрачной бездны на краю" до революционаристского противостояния общечеловеческой морали — "если он (век) скажет: "Солги!" — солги, но если он скажет "Убей!" — убей". И нельзя сказать, что во всем этом нет притягательности, поскольку во всей истории войн и революций немало было личного героизма, проявлений высочайшей способности человека к защите высших ценностей и утверждению самоценности человеческой личности, сто-

ицизма перед давлением внешних обстоятельств. Это действительные проявления красоты и силы человеческого духа в экстремальных ситуациях, способности человека во имя моральных принципов и духовных ценностей перешагнуть грань своего личного бытия. Справедливо и то, что такая позиция всегда заслуживает глубокого уважения и преклонения. Значит ли это, что такое поле деятельности и возвышения человеческого духа является вечным? Более того, нет ли определенного противоречия в романтизации человеческих доблестей, ценой которых являются человеческие жертвы? Попытка придать насилию организованно направленный характер через диктатуру пролетариата не только не сократила сферу применения насильственных средств, но расширила ее рамки и ужесточила формы, создала новый мощный "виток" ненависти, озлобления и мести. В этих "красных и белых колесах" насилия стало трудным найти "инициатора" и обеспечить справедливое возмездие истории, от которого не пострадали бы невинные жертвы. Насилие, допущенное сначала как временное средство, уничтожило и глубоко трансформировало саму цель — свободу. Маркс в начале своей революционной деятельности высказал тезис: "Цель, для которой требуются неправедные средства, не есть правая цель"². Очень точные слова. Но их прямой смысл в том как раз и состоит, что нет такой цели, во имя которой могло бы быть оправдано насилие.

—————

² Маркс К., Энгельс Ф. Дебаты о свободе печати // Соч. 2-е изд. T. 1. C. 65.

ЧАСТЬ II. НЕНАСИЛЬСТВЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ

1. Мотивация и техника ненасильственных действий

Обоснование ненасилия прямо связано с психологией человеческого поведения. Вопрос стоит так: может ли ненасилие найти прочную опору в психологии реальных индивидов? Чтобы ответить на него, следует рассмотреть а) мотивационные позиции и б) технику поведения, имея в виду, что эти два основных элемента и два основных канала целенаправленного формирования человеческого поведения.

Мотивация: отношение к другой личности. Описание социального поведения, служащее базовой парадигмой, подразумевает, что неотъемлемыми субъектами в общественной жизни являются индивиды, которые, основываясь на понимании и оценке ситуации, приходят к решениям и действуют соответствующими, каждый раз специфическими путями. Способ оценки и деятельность запечатлевают в памяти образцы успешного поведения в аналогичных ситуациях. Таким образом, определенный стиль индивидуального поведения осуществляется и утверждает себя во времени. В этом стиле наличествует определенный мотивационный стержень, который может рассматриваться как реальный компонент опыта, определяющего поведение. Этот компонент может быть определен как личное отношение действующего индивида (субъекта) к другой личности, которая есть "объект" деятельности.

Личные отношения к другому могут быть классифицированы следующим образом. Субъект может воспринимать личность, которая является объектом деятельности, в качестве:

1) вещи или человека, который также может восприниматься как:

2) враг (отвращение, враждебность) или сотрудник, который свою очередь может быть:

3) неограниченно эксплуатируемым или

4) умеренно эксплуатируемым

а) либо посредством власти

б) либо через внешнее давление.

Объект деятельности может также восприниматься как равный (в социальном смысле) человек, обладающий самоценностью. Это отношение будет называться альтруизмом и может быть реализовано двумя способами:

5) эгоцентрическим;

6) аллоцентрическим.

Таким образом, мы имеем шесть типов личного отношения к другому человеку, в основе которых лежит шесть различных мотиваций.

В отношениях с другими индивид ведет себя избирательно и различным образом. Например, индивид может вести себя агрессивно отношению к одной личности, уважительно по отношению к другой и заботливо — к третьей. Можно предположить, что индивиды создают определенные сферы в своей жизни, и определенные мотивации и стили жизни становятся постоянными для каждой определенной деятельности. Например, на производстве человек может быть коварным или выталкивать другого в борьбе за служебное положение или заработок, хотя среди друзей тот же самый человек ведет себя честно, а возможно, даже проявляет великодушие и деликатность в кругу семьи или в благоприятной обстановке. Когда сферы жизни индивида касаются сфер другой личности, такие мотивации вызывают соответствующие способы поведения.

Описание шести мотивационных типов начнется с характеристики описанного выше мотивационного стержня, после чего будут выделены характерные типы деятельности и институты, порожденные этими мотивациями.

Шесть типов социальной мотивации. 1) Манипуляция (reification) — другой человек, объект воздействия воспринимается подобно вещи, материалу безразличного преобразования. Это отношение находит своей воплощение в такой деятельности как пытка, которой подвергались заключенные нацистами в период второй мировой войны, в уничтожении евреев Гитлером, во множестве различных деструктивных действий, которые исходили из понимания людей как "исторического навоза", в множестве мелких жестокосердных действий в повседневной жизни, в бессердечном обращении чиновников с посетителями (как и наоборот) и т.д. Эти позиции двусторонни даже в асимметричном взаимодействии. Например, некоторые евреи воспринимали нацистов как вещь. "Нацист — лишь вещь в длани Божией, и проблема Катастрофы является вопросом отношений между евреями и Богом," — отметил как-то прославленный еврейский философ.

Намеренно манипулирующее отношение к другим необходимо отличать от отсутствия личных отношений. Действительно, живя в густо населенном мире, трудно представить себе отсутствие манипулятивных отношений с кем-либо. Однако дефицит уважения и доброты способствует возникновению намеренно манипулятивным отношениям.

2) Ненависть, ревность, месть — другой воспринимается как враг.

Эта позиция очень сходна с предыдущей. Но здесь ненависть, как правило, направлена на людей как на людей, а не как на вещи. Объект мести или ревности воспринимается как соперник, а не как вещь, которая служит только средством для достижения цели. Эта позиция проявляется в следующих видах деятельности: нападении, возмездии, вторжении, борьбе между народами и племенами. Назначение этих действий состоит не только в том, чтобы достичь

личной цели, но также и в том, чтобы дать другому почувствовать, что он — объект чьей-то агрессии. И в этом смысле ощущения объекта решающи для деятеля. Пример этой позиции представляет сопротивление поляков немцам в период оккупации 1939-1945 гг. В идеологических декларациях польских организаций того времени мы находим призывы "отплатить" или "отомстить" за предыдущее поражение. К тому же типу принадлежат многие формы этнической ненависти, к которой относится антисемитизм.

3) Неограниченная личная экспансия и господство — другой эксплуатируется в процессе сотрудничества. Эта позиция предполагает "партнерство" господствующего и покоренного, эксплуататора и эксплуатируемого. Те, кто господствуют, нуждаются в тех, кто способен быть покорным. Импульс к неограниченному господству приводит к государственным переворотам, агрессиям, войнам между странами, вторжениям, разделам страны, экономической эксплуатации, коррупции и многим другим политическим и экономическим феноменам. Возникающие условия для личной экспансии и наживы часто вызываются правительственными злоупотреблениями.

4) Личная экспансия и ограниченное господство через посредство

а) баланса сил (страх мести);

б) культурного давления.

Партнер (объект) воспринимается как существо, способное нейтрализовать власть субъекта или защищенное внешней силой или культурными нормами. Действия сходны с предыдущим случаем, но ограничены: созданием равной силы, доктринами устрашения, альянсами, созданием союзов. Одержимый жаждой личной наживы, субъект принуждаем к тому, чтобы смиряться с условиями, которые позволяют получать долю другого.

Следующие два типа мотивации "альтруистичны" и требуют уважения к достоинству партнера. Оба они имеют в виду не те мотивации, которые подразумевают пользу партнера (объекта) и деятеля (субъекта). В общем такие мотивации являются социально ориентированными. Типы мотиваций таковы:

5) Эгоцентрический альтруизм — действительный импульс к социальной полезности обусловливается личным интересом, взаимностью или несоразмерным вознаграждением. Эта мотивация осуществляется в ряде социально ориентированных видов деятельности, которые подтверждают общепризнанный образ Я-индивида и его роль в обществе; оценивается она часто в терминах славы, дохода, привилегий, наград и чести. Моральность в этих условия служит утверждению личной позиции. Такие отношения часто обнаруживаются в международных институтах, например, среди экспертов в ООН, которые ожидают хорошего заработка за свою просоциальную деятельность.

6) Аллоцентрический альтруизм. Импульс к социальной полезности основан на убеждении, что задача полезна сама по себе и без

награждения. Деятельность, инспирируемая такими мотивацией, часто является новой и оригинальной. Она, как правило, социально ориентирована, направляема добротой, справедливостью и уважением к другим. Люди, руководствующиеся подобными мотивами, выполняют важную роль в мире. Их самоотверженность обращена на предметы, которыми до настоящего времени пренебрегают. Носитель этого типа мотиваций действует произвольно и легче считается с мнением тех, кто может лучше реализовать задачу. Их решающая роль в достижении цели не всегда встречает одобрение и они просто довольствуются самим фактом, что появилась некоторая польза. Социально ориентированная деятельность, исходящая из этой мотивации, иногда может быть неэффективной или безуспешной ввиду неполноты знания или может развивать патерналистские качества из-за сверхчувствительности или сверхзащищенности. Максимум полезности безусловно является элементом этой мотивации.

В отличие от предыдущих позиций аллоцентрический альтруизм иеинституционализирован; фактически эта мотивация выходит за рамки институтов и культурных программ. Эта мотивация часто выражается в самопожертвовании и институционализации жертвы, что создает искушение эгоцентрического альтруизма.

Для каждой из перечисленных шести позиций возможно указать сферу социальной жизни, в которой данная позиция чаще встречается или доминирует в данном обществе. В жизни каждого человека есть моменты и ситуации, когда он тяготеет к таким мотивационным позициям. Никто не является совершенно свободным от соблазнов зависти, господства и эксплуатации. Нет также никого, кто был бы совершенно чужд самоотверженным альтруистическим мотивациям. Даже нацисты в концентрационных лагерях иногда вели себя альтруистично по отношению к своим жертвам.

Техника воздействия. Личность усваивает определенное поведение в основном через наблюдение за поведением других и, в то же время, через личный опыт. Грубость и убийства, однако, усваиваются первоначально через посредство культуры и во многих случаях через телевидение.

В "Элементарных понятиях социологии" Я.Щепаньский объясняет воздействие как действие, направленное на то, чтобы вызвать или спровоцировать желаемую акцию со стороны партнера. Это определение следовало бы продолжить: "...или вызывающее возникновение определенных состояний, таких, например, как постоянное расположение партнера". Партнер будет называться объектом воздействия.

Личность обладает определенной степенью контроля над способом воздействия на других. Личность приобретает определенные знания о себе и вместе с тем интеллектуальную дистанцию по отношению к его собственному воспроизводимому поведению и может контролировать свою технику, особенно когда имеется в виду

планируемая социальная деятельность большой продолжительности.

В следующих трех разделах будут кратко проанализированы определенные виды техники социального воздействия, классифицированные согласно трем группам по степени, в какой они ограничивают независимость решений тех, кто подвергаются воздействию.

Полезное воздействие. Существуют воздействия, которые увеличивают полезные возможности деятельности объекта и не ведут к каким-либо трудностям, ограничениям и условиям.

1. Помощь: связана с совместной деятельностью. Действующая личность А (агент), узнав цель объекта О, пытается содействовать достижению цели и таким образом вступает в совместную деятельность.

2. Совет. Это содействие в сфере планирования.

3. Продление сотрудничества. А узнает цель О, продолжает существующее сотрудничество с О и затем предоставляет поддержку, на которую О может рассчитывать.

4. Передача истины — инструкция. А наращивает знания О только в терминах той реальности, которая истинна с когнитивной точки зрения и приспосабливает эту передачу знания к условиям О.

5. Тренировка. А совершенствует искусство О в сфере побуждений, принятых О как личностью.

6. Предложение. А предлагает О новую цель, соответствующую общим побуждениям, сознательно принятым О.

7. Призыв, вызов. А предлагает новую цель и пытается внушить ее О, ссылаясь на соответствующие ценности, которые уже приняты О.

8. Доказательство Ценности. А осуществляет свою цель через жертву и согласно убеждениям, исходящим из особых ценностей. Таким путем А снабжает О эмпирическим опытом, необходимым для понимания ценностей, которые культивирует А.

Рассмотрим два из вышеупомянутых способов полезного воздействия, которые являются наиболее специфичными с точки зрения психологии ненасилия: передачу истины и доказательство ценностей.

Передача истины направлена к обогащению знаниями другого. Такая передача должна иметь следующие черты:

1. Информация является истинной.

2. Структура передачи сознательно иерархизирована в соответствии с уместностью информации.

3. Передача приспособлена к интеграции с существующим знанием данной личности.

4. Передача не вызывает отрицательных последствий для психики О.

Существует также несколько необходимых внутренних условий, без соблюдения которых передача не должна осуществляться.

Ближайшее к передаче знания — это интеллектуальное сотрудничество с целью приобретения знания. Такое сотрудничество может быть определено как интеллектуальный диалог.

Именно через диалог в самом общем смысле возможно понимание в свободном непринужденном взаимодействии. Наиболее общее взаимодействие то, в котором участвуют по меньшей мере две стороны, и определенное поведение одной стороны вызывает "ответное" поведение другой стороны. Каждая сторона характеризуется способом ее деятельности. Этот способ — продукт ее этоса. Этос одной стороны может воздействовать на этос другой стороны. Если в поведении одной стороны определенная ценность ясно бросается в глаза, например уважение к каждой личности, то эта ценность в поведении может восприниматься другой стороной. Таким образом конфликт ценностей возникает в восприятиях личностей, находящихся в состоянии диалога. Происходит интериоризированный диалог. Предметом его становится следующее: какие ценности одержат победу во внутреннем диалоге личности.

Диалог осуществляется между партнерами, если (1) взаимодействие имеет место при помощи сознательно формулируемых сводок в виде коммуникации провозглашаемых целей и методов побуждений обеих сторон и если (2) наличествуют условия для взаимной интеллектуальной критики целей и методов, а также предполагаемых изменений в программах действия. Достижение диалога партнеров затруднительно, если одна из сторон недостаточно открыта или не слушает и без уважения принимает формулировки другой стороны. Здесь доказательство ценностей начинает играть фундаментальную роль. В диалоге партнеров возникнут трудности, если одна сторона не выполнила необходимых условий для реализации сотрудничества, а другая сторона в связи с этим чувствует себя свободной от своих обязательств. Эта вторая сторона, свободная от обязательств диалога, легко принимает пассивную или безразличную позицию, ищет другой деятельности или ощущает себя страдательной по отношению к партнеру. Это защитная реакция. Безусловно, доброта или великодушие в отношениях с оппонентами выходят за рамки такого оборонительного отношения. Если мы добры, то мы не приемлем таких жестких рамок, которые не могут быть выполнены другой стороной и, таким образом, оправдают наше безразличие и отсутствие усилий к достижению партнерского диалога. Когда другая сторона не выполняет условий партнерского диалога, необходимо обратиться к другой стороне так, чтобы соответствующие ценности проникли во внутренний диалог другого. Доброта сопутствует поискам полезных форм воздействия.

Важным элементом воздействия на открытость объекта является доказательство ценности деятеля. Эффективная демонстрация ценностей осуществляется в том случае, если их реализация может быть легко воспринята и понята наблюдателем, живущим в условиях данной культуры. Роль доказательства хорошо

отражена в английской поговорке "Поступок говорит больше слов". В случаях чрезмерно частого употребления, неуместного использования, обесценивая в словесных штампах, шутках, из-за отсутствия образных примеров или просто как следствие бедного воображения, слова часто девальвируются. Доказательство ценностей дает эмпирический смысл словам. Тот, кто признает определенные доказательства ценности, начинает понимать этос данной личности и то, как этот этос непосредственно выражается.

Ценностные моральные позиции, которые выявляются в коллективном сотрудничестве, — справедливость, уважение к другим, терпимость (благородство, прощение). Это важные черты человеческого поведения. Уважение к другим воплощается в тех, кто тепло приветствует других, кто не прерывает их речь, кто не принуждает других делать вещи вопреки своей воле. Терпимость проявляется в тех, кто забыл чужую вину, кто не требует чрезмерных усилий от слабых.

Воздействие через доказательство ценности требует особого психологического анализа. Прежде всего необходимо различать деятельность, которая просто реализует ценности, и деятельность, призванную убедить других в особых ценностях. Разговор между белым сенатором и черным активистом Мартином Лютером Кингом, который произошел без посредников — конкретный пример уважения людей безотносительно к расовым барьерам. Он имел также ценность для тех, кто при этом присутствовал. Тот же самый разговор мог, однако, быть представлен общественному мнению так, чтобы служить образцом для гораздо большего числа людей. Общая демонстрация белых и черных — доказательство общего уважения, явно призванное оказать влияние на окружающих. Подобно этому соляной марш, организованный Ганди, был призван воздействовать на других, показать, что каждый человек имеет право пользоваться богатством района, в котором живет. Отказ от участия в расправе над польским народом в деревне Махова австрийского солдата Оттона Шимека был не просто демонстрацией для убеждения кого-либо, но реализацией определенных ценностей. Он стал широко известен, и память об этом в дальнейшем сыграла важную роль.

Главный момент в анализе роли доказательств — опыт людей, дающих свидетельство, и анализ опыта людей, которые его получают. Демонстрирующий должен быть убежден в обоснованности ценностей, которые сообщает демонстрация. Если уважение к другим неважно для демонстрирующего и есть только средство для достижения цели, то демонстрация не будет убедительна. Подлинные интенции людей всегда возникают как особые типы поведения. Если некто поступает ненасильственным образом, но делает это только в политических целях и без личной заинтересованности, например уважения к оппонентам, то эта инструментальность обычно проявляется в последующих действиях и изменениях в поведении. Те, кто достигает важных результатов, действуя

"ненасильственным" образом, — это в основном люди, глубоко чувствующие соответствующие ценности. М.Ганди и М.Л.Кинг действительно испытывали уважение и доброту к каждому человеку.

Другое важное условие в ненасильственной деятельности — вера в неотъемлемую способность каждого человека чувствовать духовные ценности, особенно — ценности обыденного поведения, уважения и терпимости. Эта вера людей присуща всем активистам ненасилия. Без подобной веры ряд форм этой деятельности будет выглядеть бессмысленно. Такую веру можно определить следующим образом: сам факт того, что я ощущаю сейчас как определенную духовную ценность нечто, что другой стороной диалога не воспринимается в качестве таковой, имеет весьма второстепенное значение. Другая сторона также способна ощутить такую ценность, просто сейчас находится в ситуации, когда ощущение ценности скрыто. Возможно, что если бы я был в аналогичной ситуации, то мое дело обстояло бы куда хуже. Поэтому моя задача — показать на примере моего собственного поведения эти незаметные и невыраженные ценности.

Невоспринимаемые духовные ценности могут быть иерархизированы в порядке значимости. Каждый человек со временем может их забыть, и возникает необходимость обратить его внимание, например, на несправедливое отношение к другим. Но существует также серьезное и глубоко укорененное равнодушие, которое поддерживается усвоенными теориями. Например, о неполноценности определенных людей (эти теории основаны на классовом или расовом подходе). Подобное равнодушие может быть истолковано как серьезная психическая болезнь. Любой аргумент может представляться недостаточным для одержимого определенной идеей человека: никакая очевидность не может убедить подобного человека, строящего бесконечную цепочку контраргументов. Вера в возможность преобразования такого человека есть нечто подобное религиозной вере. Поэтому вряд ли случайно, что все великие представители этики ненасилия были людьми религиозных убеждений.

Воздействие через оказание давления. По-видимому, существует определенная, требующая особого внимания концепция прессинга. На практике мы часто даем указания или советы, которые в действительности являются не просто указаниями и советами, но, скорее, настойчивыми требованиями или даже угрозами. Можно сказать, что когда мы пользуемся подобной техникой, мы совмещаем полезное воздействие с воздействием, оказываемым посредством давления. В таких случаях объект часто сопротивляется давлению и не извлекает пользы из нашей помощи. Следовательно, лучше точно различать полезное воздействие и воздействие подавляющее. Полезное воздействие должно быть построено таким образом, чтобы полностью сохранить свободное решение для личности, на которую оно направлено. Воздействие путем давления будет таким, что оно не дает объекту ощущение свободы решения в отношении различных уз, связывающих его с деятелем. Ситуация давления оказывает сильное воздействие на объект. Деятель А выражает свое

желание, и объект О убежден, что если не будет удовлетворено желание А, О утратит существующую связь или не достигнет долгожданных отношений. Связь может быть строго персональной между индивидами А и О; А может действовать от имени группы, в которую входит О или стремится войти. А далее представляет ожидания группы в отношении О, и если О не оправдывает ожиданий группы, то он рискует утратить членство в группе, с которой он себя идентифицирует. Возможное наказание или вознаграждение может усилить этот вид прессинга.

Среди воздействий, оказываемых посредством давления, можно выделить следующие:

1. Настойчивые требования. А формулирует различные нормы и требования, связанные с определенными ассоциациями, призванными воздействовать на поведение О.

2. Просьба. А предлагает О определенную цель и апеллирует к позитивным личным отношениям между А и О.

3. Эмоциональный шантаж. Это просьба, связанная с угрозой разрушить существующие хорошие личные отношения.

4. Приказ. Просьба подкрепляется отношениями существующей субординации между А и О.

5. Осуждение и установление уголовных санкций. Осуждение исходит из общих норм, которые связывают А и О. Распоряжение может не вести к наказанию; оно может состоять в субординации без санкций (т.е. через добровольные социальные организации). Уголовные санкции представляют собой решение А отрицательно воздействовать на О. (О должен поддерживать ответственную позицию А в обеспечении таких результатов). Давление, связанное с наказанием, называется "принуждением".

6. Осуждение и неопределенная угроза. Противоположная наказанию определенной степени, другая техника устрашения представляет собой общую угрозу применения различных санкций, которые могут быть совершены.

7. Похвала или предложение награды.

8. Похвала или неконкретизированное обещание. Похвала также исходит из определенных ценностей, которые связывают А и О.

Распределение наград и наказаний принадлежит в то же время третьей группе воздействия: детерминациям-обусловливаниям. Рассматриваемые лишь как дополнение к похвале или осуждению, награды и наказания могут быть отнесены к воздействиям посредством давления.

Обусловливающее воздействие. В эту группу воздействий входят воздействия, которые безотносительно к воле объекта вводят его в новую ситуацию, ограничивающую его возможности. Воздействия путем давления основаны на уже существующих узах, которые ощущает объект. Детерминация, однако, создает новые ограничивающие условия, не направленные на установление связей общей идентификации. Они могут включать:

1. Введение наказаний и наград, если они действуют так, будто независимы от чувства идентификации.

2. Отказ от сотрудничества. А прекращает сотрудничество с О, так как А не хочет осуществлять ожидаемый результат сотрудничества.

3. Разрушение вещей, структур, возможностей, знания. Например, ложь, дезинформация, привитие привычки О к нечестному поведению, содействие негативным реакциям О — таковы пути разрушения знания или других психических структур, которые делают О способным включиться в дальнейшую деятельность.

4. Ухудшение жизни, усугубление страданий.

5. Унижение.

6. Коррупция, взяточничество, манипуляция. Создание условий, при которых О предлагаются новые позитивные возможности, но поведение О изменяется путем, противоположным действительно осознаваемым ценностям О.

7. Грабеж, захват имущества.

8. Лишение свободы, тюремное заключение.

9. Террор. А причиняет страдания О; репрессии могут вылиться в убийство.

10). Убийство.

Раздача земель наиболее бедным (земельная реформа) полезна для выживания и относится к категории полезных воздействий. Но раздача роскошных машин люкс среди представителей верхов есть форма коррупции.

Можно сказать, что слабые формы давления или обусловливающего воздействия зачастую бывают морально приемлемы в случае, если благодаря им объект или общество избавляются от еще больших потерь. Однако всякое ощущение ограничения или давления вызывает душевные муки, потому что требует компенсации. Силовое давление нуждается впоследствии в особом оправдании в глазах людей, в то время как принуждение требует возмещения ущерба, причиненного ограничениями, затруднениями, обнищанием или разрушением. Можно также согласиться, что некоторые формы давления и принуждения являются социальной неизбежностью, но уважение к индивидам в случае прессинга или ограничения требует возмещения. Как индивид, так и общество могут легко найти аргументы, оправдывающие необходимость силового давления и ограничений и вместе с тем не учитывать необходимости возмещающей деятельности. Однако возмещения являются моральным долгом. Родители должны силой остановить ребенка, перебегающего улицу, и даже отшлепать его, чтобы внушить должные чувства. Однако необходимо незамедлительно объяснить ребенку опасность ситуации, ответственность, заботу, которые были проявлены. То же самое верно в еще большей степени для заключенного в тюрьме.

Итак, аллоцентрические альтруистические мотивации так же, как и техника полезного воздействия (в основном для подтвержде-

ния ценностей), в одинаковой степени значимы для социальной практики, и объединяющая их эффективная деятельность вполне может быть определена как ненасильственная.

Доброта, как и уважение к каждому человеку, состоит в использовании полезного воздействия на внутреннее развитие, а не с целью ограничения объекта. Практика социального ненасилия подразумевает множество различных методик. Например, забастовки, которые с психологической точки зрения могут включать несколько приемов: доказательство, давление, принуждение.

Слово "ненасилие" часто используется в идеологически-пропагандистском смысле и в общественной лексике не имеет строго рационального значения. Однако, безотносительно к многозначности этого слова мы можем заключить, что психологический анализ поведения людей, вероятно, свидетельствует о том, что наиболее моральная, наиболее творческая и наиболее социальнозначимая деятельность есть та, которая исходит из аллоцентрических, альтруистических намерений (применительно ко всем людям) и связана с полезными, описанными выше, воздействиями. Или, говоря по другому, — ненасилие, понимаемое строго, в духе Л.Н.Толстого и М.Ганди, как преодоление социальной несправедливости силой истины и любви, имеет в человеческой психологии твердые опоры, которые можно обозначить как аллоцентрические намерения и полезные воздействия.

2. Формы и методы групповых ненасильственных действий

Из понимания ненасилия как системы личных, социальных и международных изменений (перемен), направленных на преодоление несправедливости и основанных на силе истины и любви вытекает ряд важных нормативных принципов. Оно утверждает жизнь человека в качестве высшей ценности, которая должна уважаться без всяких исключений (включая врага). Оно нацелено на достижение справедливости и возможности примирения. Оно требует освобождения угнетенного и угнетателя с помощью убеждения, морального давления и разнообразных форм ненасильственного сопротивления. Оно отказывается от использования контр-насилия и основано на убеждении, что готовность принять на себя последствия ненасильственного сопротивления одновременно является освобождающей и эффективной и мобилизует местную, национальную и международную солидарность.

Ненасильственные методы избираются на основе этического принципа абсолютного уважения человека. Они вытекают из этого взгляда и в соответствии со справедливой целью, к которой стремятся.

Методы ненасильственного действия (ННД)

1.Общие замечания

Цель должна быть объективно справедливой. ННД должно быть направлено против явного нарушения человеческих прав.

Средства, используемые в борьбе за справедливость, должны соответствовать цели. (Используйте добрые средства для достижения доброй цели).

Мы должны подготовиться к процессу освобождения, что означает — к последовательным и настойчивым действиям вплоть до достижения цели. Отсюда вытекает потребность в стратегии действий.

ИНД подлинно демократично: все приглашаются к участию (женщины, мужчины, дети, пожилые, увечные, молодежь); решения принимаются путем свободного согласия участников и все участвуют в разработке стратегии.

ННД является коллективным усилием, предполагающим возрастающее единство всех, кто выступает против данной несправедливости.

ННД является творческим. Каждая ситуация требует в соответствии с анализом особого ответа. Именно поэтому непрерывно должны разрабатываться новые пути ННД. Опыт организованного ННД недолог, мы только начинаем открывать его методы и стратегию. Предлагаемая далее методология отражает опыт последнего времени.

Сила ННД заключается в истине, выраженной в его методах (моральное, политическое давление) и в качестве достигаемой солидарности.

Рассматривая групповые ненасильственные действия в практически-методическом плане, следует особо выделить

I. Подготовку:

анализ конфликта (подготовка групп, процесс обучения);

развитие стратегии.

II. Методы ННД:

диалог, переговоры, посредничество;

прямые (непосредственные) действия;

отказ от сотрудничества, гражданское неповиновение;

голодовка (молитва, просьба);

конструктивные программы.

1. Подготовка

1.1. Анализ конфликта.

Анализ нацелен на возможно полное и объективное выявление существующей несправедливости, как и факторов, делающих ее возможной. Первый шаг к освобождению для страдающих людей — самим определить несправедливость, жертвами которой они являются, уже есть. Затем выявляются опоры, на которых зиждется несправедливость: т.е. личности, группы, институты; законы, традиции, религиозные и психологические факторы и т.п. Действие ненасилия в первую очередь предполагает выявление своей собственной ответственности за конфликт, даже если она заключается в пассивности, зная, что не существует ситуации, в которой несправедливость была бы целиком сконцентрирована лишь на одной стороне. В ННД мы должны обнаружить и принять нашу собственную совместную ответственность в данной ситуации. Мы решаем покончить с нашей поддержкой несправедливости. Когда определены основы поддержки, следует поставить вопрос об основаниях поведения противника (признать его частичную правоту, понять, к чему он стремится, раскрыть позитивные и негативные стороны его действий). В сложных ситуациях необходима консультация со специалистами (экономистами, экологами и т.п.).

Анализ является первым инструментом ННД. Его сила и эффективность зависят от его истинности (он должен дать картину фактов, действительной ситуации). Это средство осознания и переговоров. Оно служит основой для разработки стратегии действий, в ходе борьбы анализ должен постоянно возобновляться в силу возможности появления новых факторов. Истина — движущая сил ННД.

1.2. Подготовка групп — процесс обучения

Для осуществления ННД нужны обученные, подготовлены и группы. Следовательно, первая задача — собрать вместе одну (или более) группу людей, знающих о несправедливости и решивших

преодолеть ее силой ненасилия. От качества группы во многом зависят сила и успешность ненасильственного поединка. Спонтанное действие важно, но жестокие конфликты требуют подготовки к длительной и настойчивой борьбе и запланированной стратегии.

Процесс обучения включает три момента:

внутренняя (моральная) подготовка;

выработка НН отношений, реакций, методов;

разработка стратегии.

1.2.1. Внутренняя подготовка

И гуманисты, и религиозно мотивированные деятели НН демонстрируют абсолютное уважение к человеческой жизни. В ходе подготовки группы необходимо углублять и подпитывать нравственные побуждения. Религиозные сообщества (буддисты, индуисты, евреи, мусульмане, христиане и др.), утверждающие идеи единственности (уникальности) человечества и абсолютного уважения к жизни, сотворенной Любовью Бога, могут оказать ценную помощь в углублении НН этики и обучения миру. Каждая группа привлекает своими основаниями, так же как и основными ценностями гуманизма.

Возрастающее понимание иррационального характера практикуемого в наше время насилия, так же как и неэффективность контр-насилия, придали еще больше мужества НН сопротивлению в ситуациях глубокой несправедливости и угнетения (Боливия, Польша, Бразилия). В этих случаях объединенные общим делом люди, вооруженные средствами, уважающие жизнь противника, оказались способными завоевать местную, национальную и международную поддержку своего дела и были способны достичь большей справедливости.

Каждая группа должна углублять эти убеждения и обретать моральную силу для свободного принятия последствий своих свершений: для того, чтобы заплатить цену справедливости и мира.

1.2.2. Выработка НН отношений и методов

Сама группа должна стать учебным полем для НН. Мы учим: взаимно принять друг друга, принять различия между нами, требовать участия каждого члена группы в соответствии с его особыми способностями и ограниченностями; разрешать конфликты с помощью диалога; избегать доминирования "сильного лидера", но учиться принимать решения путем консенсуса; быть готовым взять на себя ответственность, учиться прощать друг друга и примиряться; учиться общаться на глубоком человеческом (духовном) уровне; совместно работать, переживать трудности, но также и радости, праздничность, веселье. Внутреннее единство (связь) и сила групп движения будут решающими для успеха нашей борьбы за справедливость и мир.

Каждое человеческое существо, если его атакуют, по природе своей (естественно) стремится ответить насилием. Но каждое человеческое существо также несет в себе способность отвечать на атаку со спокойствием и твердостью и контратаковать агрессора силой

истины и любви. В группе люди должны научиться давать выход этой силе: контролировать свои реакции, преодолевать страх, находить ненасильственные ответы. В таком процессе обучения полезны:

социодрама, ролевая игра: готовится сценарий и разыгрываются сцены конфликта в особой ситуации несправедливости, ищутся ненасильственные выходы. Сценарий помогает проанализировать ситуацию и развить ее стратегию. Ролевая игра помогает развить в себе НН-отношения и способность ставить себя на место другого человека (противника). Групповая оценка усиливает наш рост в НН и способствует познанию собственных границ в масштабах целой группы;

применять НН в решении каждодневных проблем, оценивая эти маленькие действия, учиться на ошибках, обретать опыт;

изучать НН опыт прошлого и учиться на нем (Ганди, Кинг, Чавес и др.).

1.3. Разработка стратегии ННД

На основе анализа группы разрабатывают первые шаги ННД.

Попытаемся объяснить стратегию ННД на примере шагов, предпринятых латиноамериканскими базовыми группами (борьба крестьян за право владеть своей землей).

1.3.1. Анализ

Объективно определить несправедливость — внутри треугольника. Обнаружьте силы поддержки (основы), включая группу, подвергающуюся несправедливости.

1.3.2. Творческая солидарность

Маленькие группы НН (центр круга) вырабатывают стратегию, как с помощью ННД привлечь к своему делу тех, кто пассивно или активно поддерживает несправедливость, — разрушить поддерживающие опоры. ННД усиливается, ослабляет поддержку несправедли-

вости. Шаг за шагом возникает новая ситуация, в которой не может более существовать несправедливость, — при маленькой поддержке треугольник не может стоять на своей вершине. Несправедливая ситуация изменена.

1.3.3. Создание альтернативы

Новая ситуация, в которой уважаются основные человеческие права каждого, развивается постепенно. Люди подготавливаются к принятию на себя прав и ответственности.

Разделение политической ответственности

Национальная земельная реформа

Сельская кооперативная сеть распоряжений

Распоряжение собственной землей

Уважение земельных прав

Пример, иллюстрирующий эту стратегию, приводится ниже.

Алагама: борьба бразильских крестьян

за право владеть землей

В ходе модернизации сельского хозяйства в Бразилии миллионы крестьян были изгнаны с земли, на которой жили и работали, крупными национальными или межнациональными фирмами, отрицающими их земельные права.

В Алагаме, на северо-востоке Бразилии, 700 крестьянским семьям было приказано уехать из имения в 13 тыс. гектаров земли.

Это обрекало крестьян на роль люмпенов в трущобах больших городов. Часть этих крестьян уже образовали Первичные христианские общества (ПХО). В ПХО с помощью церкви крестьяне величаются, молятся, обсуждают свои проблемы, приобретают веру в себя, обучаясь борьбе за справедливость, открывают для себя ненасилие — формирование групп, процесс обучения.

По инициативе ПХО крестьяне собирались для анализа ситуации. Они решили оставаться и защищать свои права — они прекратили поддержку несправедливой системы. Они обнаружили, что в соответствии с законом аграрной реформы — который никогда не применялся! — 2/3 земель Алагамы принадлежали им. Их борьба была основана на этом праве, но им предстояло лицом к лицу столкнуться с оппозицией могущественных сил региона: собственником, полицией, правящей политической партией, Трудовыми Союзами, экономическим интересом, прессой и даже церковью.

Они приняли решение действовать в соответствии с очень простыми принципами:

никогда не убивать — никогда не ранить (отвергли контр-насилие);

никогда не сдаваться, пока не достигнута цель;

всегда оставаться объединенными (едиными);

не подчиняться приказам, наносящим ущерб или травмы людям — нравственная основа.

Они пытались вступить в диалог с собственником, но получили грубый отказ.

Как добиться поддержки, достаточной, чтобы сделать переговоры возможными?

С помощью диалога они пытались завоевать две поддерживающие силы:

трудовые союзы, которые в условиях диктаторского режима боялись поддерживать крестьян. Величайшей настойчивостью и энергией крестьяне добились защиты своего дела в судах трудовыми союзами;

церковные власти: когда крестьяне решили остаться, частная полиция собственника разрушила их церковь, служившую также и местом встреч. Крестьяне встретились с епископом и уговорили его приехать и отпраздновать мессу в разрушенной церкви, чтобы по казать, что духовные власти на стороне эксплуатируемых. Епископ согласился и продолжал поддерживать их. Первые шаги создания солидарности и обретения силы.

Прямые действия крестьян Алагамы

Полиция собственника постоянно досаждала крестьянам, нападала на них, но вместо того, чтобы ответить грубостью, в полдень, когда было очень жарко, и полицейские были без укрытия и пищи крестьяне приносили им воду и рис и оставляли их, не произноси ни слова. Они знали, что полицейские зачастую — выходцы из про-

стого народа, которые из-за необходимости кормить семью согласились служить эксплуататору. Они были убеждены, что полицию можно завоевать на свою сторону. Глубокая вера в человеческое существо и ее способности к изменению.

Полиция штата арестовала двух крестьян Алагама под тем предлогом, что они являлись лидерами сопротивления. В ту же ночь несколько сот крестьян Алагама пошли в город. Через 10 часов они уже сидели перед тюрьмой со словами: "Пожалуйста, арестуйте всех нас. Все мы приняли решение остаться на нашей земле, у нас нет лидеров". Три дня и три ночи они оставались перед тюрьмой, — они пели и молились, разговаривали с населением города о своих проблемах, пока те двое заключенных не были освобождены. Всегда оставайтесь едиными.

Чтобы оказать финансовую поддержку сопротивлению, крестьяне коллективно начали сажать маниоку. Однажды, когда 80 из них работали в поле, несколько вооруженных людей, подкупленных собственником, начали уничтожать ростки растений. Это была явная провокация контрнасилия. Если бы крестьяне побили этих людей и выгнали бы их с поля, собственник воспользовался бы этим дня того, чтобы жестоко подавить сопротивление крестьян. Последние же решили не поддаваться. Они нашли в себе силы для того, чтобы молча стоять и наблюдать, как уничтожают поле. На следующий день они засадили его снова. Когда епископ услышал об этом, он принес несколько сломанных растений в собор города; в воскресенье он рассказал своей большой аудитории, как эти презираемые крестьяне, обвиняемые в подрывной деятельности средствами массовой информации, с достоинством проявили уважение даже к своим агрессорам в борьбе за свои права. Он публично попросил оказать им поддержку, так как их дело правое. С этого момента и далее, несмотря на угрозы, стали формироваться комитеты солидарности среди интеллигенции, студентов, людей среднего класса. Даже пресса начала говорить правду об Алагаме. Возрастание солидарности.

Когда собеседник увидел, что общественное мнение начало склоняться в сторону крестьян, он решил уничтожить сопротивление. Он согнал несколько сот коров на крестьянские поля. Скот начал поедать весь урожай. Когда же крестьяне стали прогонять коров, собственник призвал армию вмешаться и защитить его собственность. Войска оккупировали всю Алагаму и блокировали ее. Казалось, что все потеряно.

Когда епископ узнал об этом, он направился в Алагаму и, используя свой моральный авторитет, попросил командующего офицера позволить ему присоединиться к крестьянам. "Худшее, что может случиться, это если бразильцы начнут проливать кровь бразильцев". Наконец, офицер согласился. По требованию крестьян после молитвы и пения епископ сел на лошадь и вместе с крестьянами начал прогонять скот. Офицер отдал приказ стрелять в крестьян: однако, солдаты, сами сыновья простого народа, отказались

стрелять — они видели в крестьянах своих братьев и сестер. Возможностей для подавления больше не было. Опоры, на которые опиралась несправедливость, были устранены. Крестьяне завоевали такую активную поддержку, что могли состояться переговоры. Генерал, губернатор, собственник, епископ и народная делегации провели переговоры. Земля была отдана крестьянам. Их пример послужил тысячам других сообществ. Церковь официально взяла на себя защиту крестьян в борьбе за право на землю.

2. Методы ненасильственного действия

Диалог — Переговоры — Посредничество.

В дискуссии с оппонентами мы привыкли к конфронтации, когда каждая сторона старается навязать свою точку зрению другой, Это не разрешает, но усиливает конфликты. НН диалог, напротив, нацелен на разрешение конфликта (достижение справедливости) с помощью нескрываемого понимания противника, путем признании своей собственной соответственности в данной ситуации. Диалог это первое и самое легкое оружие ННД, но он является и его центральной опорой. Он всегда должен быть и первым подходом к постоянным намерениям и позицией. Когда от него отказываются, надо настойчиво стремиться восстановить его.

Как подготовиться к НН диалогу?

2.1. Прежде всего необходимо выявить позитивные ценности (позиции) противника и быть готовым сказать ему/ей об этом. Такое действие уменьшает предубеждение и ослабляет существующий образ врага и позволяет противнику понять, что его/ее уважают. Обнаруживая если не оправдывающую, то хотя бы объясняющую поведение противника часть истины, которая ранее была скрыта, и открыто сообщая ему об этом, группа психологически подготавливает возможность для подлинного обмена мнениями, для возможного решения.

2.2. Определите свою собственную соответственность в конфликте, даже если это только пассивность или молчание, и будьте готовы признать это открыто. (Все мы постоянно предаем наши идеалы и цели.) Делая это, мы бросаем вызов и приглашаем противника признать его/ее ответственность в этом вопросе не теряя лица.

2.3. Представьте несправедливость, которая должна быть преодолена объективным путем, указывая на факты и вредные последствия, вытекающие из нее, на языке, который не обвиняет и не оскорбляет. Ибо нельзя принимать несправедливость, но надо уважать противника. Надо дать понять противнику, что он/она нужен, чтобы достичь разрешения конфликта.

2.4. Подготовьте реалистические конструктивные предложения и представьте их во время переговоров. Очень важно помнить, что

противник может двигаться только шаг за шагом; что надо быть готовым ко множеству маленьких шажков к цели. Представьте предложения в письменном виде, назначьте новую встречу; продемонстрируйте желание участвовать в реализации решения.

Сила диалога — это истина. Таким образом, когда группа готовится к нему, она должна выбрать для своей делегации: одного человека, способного мыслить (интеллектуала), одного — способного говорить, хорошо объяснять, но особенно важно включить одного человека, который страдает от несправедливости. Этот человек будет способен наиболее убедительно свидетельствовать истину (реальность ситуации). Он/она будет мотором группы, поскольку желает скорого исправления несправедливости. Переговоры (диалог) должны быть проведены с твердостью и настойчивостью. Это — центральная опора ПНН.

2.5. Посредничество

В тех случаях, когда диалог необратимо нарушен, необходимо прибегнуть к посреднику. Этот человек должен обладать специфическими качествами:

он/она должен быть подлинным моральным авторитетом для обеих сторон, объективным и знающим доверенным лицом;

посредник должен выслушать обе стороны, стараясь определить предмет конфликта как можно более объективно; выявить негативные и позитивные аспекты обеих сторон;

посредник должен быть мудрым человеком с творческим умом, предлагать шаги к преодолению несправедливости и веля к компромиссу, к решению, приемлемому и поддерживаемому обеими сторонами. Примирение должно быть конечным результатом.

Пример диалога

В 1961 г. движение Международный союз примирения, обратился к Хильдегард Госс-Майер и Жану Госсу с просьбой провести работу по проблеме напряженности между католиками и ортодоксами в Югославии, суть которой связана со старым историческим националистическим соперничеством между хорватами и сербами. После того как эти посредники установили контакты с хорватами-католиками, и в Загребе узнали о зверствах, которые творили по отношению к ним ортодоксы-сербы, католики сказали нам, что найти всеобщий диалог с ортодоксами невозможно. Посредники отправились в Белград, чтобы изучить ситуацию с другой точки зрения. Приложив значительные усилия, они смогли встретиться с Патриархом Германом, главой ортодоксальной церкви Сербии. Узнав, что те католики и что они надеются стимулировать всеобщий диалог между католиками-хорватами и ортодоксами-сербами, патриарх воскликнул: "Но вы же не знаете о всех тех зверствах, которые католики творили по отношению к нам!" — и он

перечислил длинный ряд исторических событий. Когда он закончил, один из посредников сказал: "Извините, но Вы забыли о том-то и о другом зверстве, совершенном нами, католиками". Список был дополнен. Патриарх был удивлен: "Вы — первые католики, которые готовы признать свои ошибки". После некоторого молчания он добавил: "Но мы, ортодоксы, тоже не всегда вели себя по-христиански, по-человечески..."

Лед был сломан, и, основываясь на взаимном признании ошибок, оказалось возможным вступить в плодотворный обмен мнениями о том, как работать во имя прощения и большего согласия. "Но, — спросил Патриарх, — кто должен сделать первый шаг?" Это основной вопрос престижа. Ответ был: "Тот, кто обладает большей любовью, тот сделает первый шаг". Спустя несколько дней Патриарх пригласил посредников принять участие в неформальной всеобщей католико-ортодоксальной встрече в его офисе. В течение нескольких десятилетий Патриарх Герман наводил мосты между ортодоксами-сербами и католиками-хорватами, избегая эскалации насилия и нового кровопролития, создавая климат мирного сосуществования и лучшего понимания.

3. Прямое действие (ПД)

Если активист ненасилия не услышан или не может добиться ответа, нужно найти путь для того, чтобы вынести диалог на публику, чтобы драматизировать ситуацию и, таким образом, пробудить сознание людей и увеличить — через моральное и политическое давление — опоры, поддерживающие борьбу.

3.1. Формы прямого действия — публикации (средства массовой информации), афиши, листовки, демонстрации, марши, пикеты, сидячие забастовки, процессии, литургии, уличный театр, символические действия. Жертвы несправедливых действий сами должны найти адекватную форму в своей специфической ситуации.

Примеры прямых действий

В Колумбии женщины, живущие в перенаселенных трущобах Меделинна, решили предпринять действия по поводу нехватки чистой воды. Сначала они обратились к мэру. Он пообещал, но ничего не сделал. Спустя три месяца женщины решили, что настало время для дальнейших действий. Они взяли то, что имели, — своих младших детей и пошли с ними к великолепному иллюминированном фонтану в городе и вымыли их в грязных лужах вокруг фонтана. Когда первая группа женщин из 10 человек пришла и сделала это, женщины, принадлежащие к среднему классу, упрекнули их за то, что они сделали, и это дало бедным женщинам возможность описать свои страдания. Тогда явилась полиция и вытолкала их. Затем появились следующие 10 женщин и сделали то же самое. Полиции избила их, и теперь женщины среднего класса защищали их, но их

прогнали. Затем третья десятка женщин прибыла со своими детьми и реакция усилилась. В результате женщины различных слоев сформировали комитет. Вместе они уговорили мэра разрешить бедным семьям построить собственную систему водоснабжения в трущобах. Там установлена доска в честь женщин, которые нашли в себе мужество постоять за себя, за воду и за жизнь. Много других инициатив последовало за этим.

В области Ларзак на юге Франции 103 крестьянские семьи боролись за то, чтобы предотвратить поглощение их земель армией для военных учений. Мало людей знало о затруднениях крестьян. И крестьяне не имели доступа к средствам массовой информации. Им нужно было придумать способ привлечь внимание общественности. Итак, однажды, на тракторах и прицепах они привезли в Париж своих овец и выпустили их под Эйфелевой башней, демонстрируя таким образом, что овцам тоже нужна земля для пастбища. Они заняли огромное место в органах массовой информации, и внезапно вся Франция узнала об их борьбе. В течение 10 лет они сопротивлялись военно-экономическому давлению, мобилизовав до 100 тыс. человек в Ларзаке на демонстрации за разоружение, развитие и мир. Наконец, декрет об отчуждении земли был аннулирован президентом Миттераном.

Прямое действие, будучи действием публичным, должно ясно и недвусмысленно выражать свой НН характер от начала и до конца. Требуется тщательная подготовка.

3.2. Внутренняя подготовка. Участники должны добровольно принять НН позицию на протяжении всей акции. Они должны быть готовы принять все возможные последствия взятых на себя обязательств (потерю престижа, удары, аресты и т.д.). Каждый жест должен выражать НН характер акций. Таким образом, нужно научиться владеть реакциями нашего тела, сделать так, чтобы они контролировались духом: язык нашего тела, жесты, выражение лица, наши слова (афиши, лозунги), наше поведение: они должны осуждать несправедливость, но не противника, они должны выражать истину твердо, но с любовью. Важно углубить внутреннюю моральную силу (молчание, голодание, молитва), таким образом уменьшить страх и подготовиться к солидарности с фактическими жертвами репрессий и их семьями.

3.3. Внешняя подготовка. Необходимо определить место, время, продолжительность и программу ПД. Решение принимается путем консенсуса, каждый берет на себя обязательно придерживаться его (дисциплина).

На случай большого числа участников обучается своя собственная служба порядка (пример: в Сантьяго де Чили в 1983 г. 500 тыс. человек собралось на первую демонстрацию оппозиционных партий. НН движение обучило 3 тыс. гвардейцев НН. Когда молодые люди, которым заплатили за провокацию насилия, начали бросать камни в тяжело вооруженных полицейских, гвардейцы немедленно изолировали молодежь и смогли предотвратить насилие).

При подготовке необходимо предвидеть все возможные трудности и решить, как справиться с ними ненасильственным путем. Что следует делать, если насилие провоцируется внутри или вне группы?

В случае совместных действий нескольких организаций важно достичь консенсуса относительно НН характера ПД. Если консенсуса нет, либо следует устраниться, либо, если только меньшинство отказывается от НН, быть готовым вмешаться (например, и Ганновере, ФРГ, во время демонстрации протеста против выставки оружия среди нескольких тысяч мирных демонстрантов меньшинство начало бросать камни в полицию, охранявшую Сити Холл. Представители НН немедленно разместились перед полицейскими, чтобы защитить их от камней, так как они выступают не против полиции, а против торговли оружием. Провокаторы были изолированы и прекратили свои действия. Позже шеф полиции поблагодарил НН движение за это вмешательство и впервые выразил интерес по поводу обучения в НН!).

Менее крупные хорошо подготовленные ПД являются в чем-то более предпочтительными, чем акции с большой массой неподготовленных людей. НН движение должно быть живым, органичным. Постоянное обучение должно быть обеспечено для новичков и в проводящейся НН кампании. Вновь важно настаивать на том, что именно сила правды и справедливости, выраженная через ПД, — это мотор и сила, трансформирующая справедливость.

После каждого ПД следует оценить позитивные и негативные результаты, непрерывно пересматривать и углублять анализ и развивать стратегию в соответствии с развивающейся ситуацией.

4. Несотрудничество и гражданское неповиновение (ГН).

Имеется сильнейшее оружие НН сопротивления. Не-сотрудничество (НС) и ГН означают коллективный отказ подчиняться несправедливым приказам, попирающим основные права человека и принятие последствий этих действий. Это организованный индивидуальный, но, в общем случае, коллективный отказ сотрудничать с несправедливым порядком, законом или ситуацией (фабричная забастовка) или режимом, с тем чтобы сделать его функционирование невозможным.

Формами ГН и НС могут быть: локальная забастовка, захват территории, стратегических улиц, площадок, иммобилизация (движение, банки и т.д.), бойкот специфических товаров и, наконец, всеобщая забастовка — для того, чтобы парализовать всю страну; сознательный отказ от военной службы, абортов, отказ от военных налогов, от работы в военной промышленности и т.д.

Использование этого оружия может быть сравнимо с ультиматумом. Однако, во время войны противник ставится в такое положение, когда он больше не может действовать и ему при-

ходится принять условия победителя. Эта операция стоит множества жизней, духовных и культурных ценностей.

Тяжелое орудие ННД (ГП и НС) равным образом направлено на то, чтобы прекратить функционирование несправедливой системы путем массового отказа населения сотрудничать. Но ННД не уничтожает ни человеческих жизней, ни средств производства культурных и духовных ценностей. Напротив, оно всегда готово к диалогу, оно непрестанно предлагает переговоры. Оно организует также специальные службы для обеспечения основных потребностей больных, детей и стариков.

Организованный отказ большинства людей от сотрудничества с несправедливым режимом делает функционирование последнего невозможным. Его руководство оказывается в возрастающей изоляции, и ему придется вступить в переговоры или подать в отставку.

Использовать эти тяжелые орудия ННД приходится обычно только тогда, когда все вышеупомянутые формы ННД настойчиво испробованы и результатов достигнуто не было. Они требуют интенсивной подготовки, сотрудничества широких слоев населения, координации, дисциплины и готовности принести жертвы в борьбе, затрагивающей основные проблемы жизни народа.

Очень важно также обеспечить интернациональную поддержку, большинство несправедливостей нашего времени имеет международные связи.

Единство людей, их готовность отстаивать НН при всех обстоятельствах и принимать последствия своих обязательств существенно необходимы. Могут быть моменты сильного прессинга и страданий (ср.: кампании М.Ганди, М.Л.Кинга, сопротивление в Боливии, в Китае, в Бирме).

Моральные авторитеты должны постоянно укреплять и направлять мирное НН движение народа. Это было сделано на Филиппинах таким способом, который может служить образцом.

Такое дисциплинированное, коллективное НН сопротивление, как показывает опыт, обладает мощной мобилизующей силой. Оно преодолевает страхи пассивных, оказывает сильное влияние на тех, кто у власти. Оно способно изменить позиции и структуры и создать условия, которые делают возможным переговоры и подлинное разрешение конфликта. Уважение к человеку, которое ННД выражают в борьбе, является направляющей силой эволюции в новой ситуации.

Крайне важно, чтобы для замены несправедливой ситуации были подготовлены справедливые и реалистические инициативы.

Среди примеров ГН и НС перечислим: кампания Ганди в борьбе против колонизации Индии и М.Л.Кинга во время движения за права человека в США, борьба за автономию Венгрии под руководством Дика в 1859 и 1867 гг., свержение правительства генерала Банзеры в Боливии в 1979 г., свержение диктатуры

Фернандо Маркоса на Филиппинах при помощи НН "People Power" в 1986 г. и т.д.

4.1. Пример: сопротивление норвежских преподавателей фашизму.

Во время нацистской оккупации норвежский министр "Министр-Президент" Видкан Квислинг намеревался установить фашистское Корпоративное государство, выбрав преподавателей в качестве первой "корпорации". Для этого он создал новую организацию преподавателей с принудительным членством. Было создано также принудительное фашистское юношеское движение.

Подполье призвало преподавателей к сопротивлению. От 8 до 10 тыс. преподавателей в стране поставили свои подписи и адреса под текстом, распространенным подпольем, который был адресован церкви, к которой принадлежал Квислинг, и Департаменту образования, и в котором говорилось, что они не могут принять участия в фашистской системе образования молодежи: "Я не могу рассматривать себя в качестве члена новой организации преподавателей". Правительство пригрозило им увольнением и затем на месяц закрыло все школы. Учителя вели уроки на дому. Несмотря на цензуру, вести о сопротивлении распространялись. Десятки тысяч писем протеста от родителей хлынули в правительственные офисы.

После того как учителя бросили вызов этим действиям, около 1000 мужчин-учителей были арестованы и заключены в концлагеря. Дети собирались и пели на железнодорожных станциях, когда учителей провозили в вагонах для скота. В лагерях гестапо установило атмосферу террора, намереваясь индуцировать капитуляцию. Находящихся на голодных пайках учителей подвергали "пыточной гимнастике" в глубоком снегу. Только немногие сдались, "обработка" продолжалась. Школы открылись вновь, оставшиеся преподаватели рассказали своим ученикам об отказе членства в новой организации и о значении долга совести.

Распространились слухи о том, что если преподаватели не уступят, то некоторые из арестованных будут убиты. После трудной внутренней борьбы преподаватели, которые не были арестованы, почти все без исключения решили оставаться твердыми.

Тогда, в вагонах для скота и на переполненных пароходах арестованные преподаватели были переправлены в лагерь около Киркенеса, на далеком севере Норвегии. Их содержали в северных условиях, они выполняли опасную работу.

Их страдания, однако, укрепили мораль на внутреннем фронте и поставили перед режимом Квислинга проблемы, вынудившие его во время посещения школы близ Осло кричать на учителей так громко, что его было слышно в школьном дворе: "Вы, учителя, испортили мне всё!" Испугавшись дальнейшего отчуждения норвежцев, Квислинг в конце концов приказал освободить преподавателей. Спустя восемь месяцев после арестов, последние преподаватели вернулись домой, где встретили триумфальный прием.

Новая организация преподавателей Квислинга никогда не была создана и школы никогда не были использованы для фашистской пропаганды. После того, как Квислинг столкнулся с дальнейшими трудностями, насаждая корпоративное государство, Гитлер приказал ему полностью оставить этот план.

5. Голодание

5.1. ННД рассматривает голодовку как средство очищения и осуждения. Оно известно и используется в большинстве мировых религий и гуманистических традиций. Оно открывает человеческое существо для освобождающей силы Истины и Любви (Бога). Люди НН применяют его в своей деятельности как важное средство подготовки перед принятием важных решений или в критических ситуациях НН освобождающей борьбы. Оно было использовано Ганди, Кингом, Дон Гельдером Камаром (Бразилия), Адольфом Перезом Эквивелом (Аргентина, Нобелевский лауреат 1980 г.), Цезарем Чавезом и многими другими. Во время такого поста очищения и раскаяния люди НН голодают для самих себя, зная о собственной необходимости изгнания насилия, ненависти, горечи и страха из своего существа и широко открыть для себя силы Истины и Любви.

Они голодают также ради своих товарищей по движению, искушаемых отступлением, горечью, насилием или разрозненностью. Наконец, они голодают также ради противника, чтобы его сознание могло открыто воспринять вызов, предъявляемый к большей справедливости и уважению. Чтобы могла открыться возможность к примирению.

5.2. Политическая голодовка означает публичное голодание во имя определенной цели и на протяжении ограниченного периода времени. Оно подчеркивает важность политического или социального действия против четко определенного нарушения прав человека и придает ему моральную поддержку. Людей, имеющих высокий авторитет в обществе, просят часто присоединиться к такому голоданию.

5.3. Пост или голодовка до смерти, с другой стороны, может легко превратиться в утонченную форму насилия. Она практиковалась, например, заключенными IRA (вооруженные силы Ирландского Сопротивления) в Северной Ирландии и привела к смерти некоторых из них, так как Британское правительство отказалось пойти на уступки. Ее цель — заставить противника уступить. Это психологически-политическое насильственное давление часто провоцирует контрнасилие, например насильственное кормление. Вместо того чтобы открыть сознание и создать освобождающий и оживляющий процесс, она раскручивает спираль насилия. Она не может рассматриваться как средство ННД.

6. Конструктивная программа

На протяжении последних десятилетий НН-позиция и разрешение конфликта значительно прогрессировали во многих областях жизни, от персонального до глобального уровней. Нам приходится признать, однако, что, вследствие недостатка реалистичных альтернатив, большая часть этих достижений стала неокончательной или даже была потеряна. Например, за НН политическим переходом от колонизации к независимости (Индия) или от диктатуры к демократии (Филиппины) не последовало создание адекватных социальных и экономических структур. Достижение политической перемены путем ННД представляется более легким, чем развитие справедливости социальных и экономических структур; последнее требует более глубокого изменения позиций, чем политические перемены. Работать ради конструктивной программы — значит перейти от служения себе к служению другим. В будущем следует уделить больше внимания созданию альтернатив.

3. Этика гражданского сопротивления

Предметом рассмотрения в этом параграфе является понятие ненасилия, обобщающее сопротивление граждан какой-либо несправедливости (или предполагаемой несправедливости) в их собственной стране. При этом следует различать:

а) сопротивление пассивное, т.е. внутреннее, и активное;

б) в сфере активного сопротивления: между сопротивлением с использованием силы и ненасильственным.

Внутреннее сопротивление

Внутреннее сопротивление было бы верным назвать "пассивным сопротивлением", если бы Торо и его последователи не придали этому термину иной смысл, чем тот, который можно предположить, исходя из естественного значения слов. Под влиянием Торо Ганди первоначально назвал свои действия также "пассивным сопротивлением", но позже отказался от этого термина, поскольку хотел подчеркнуть, что руководит очень активным, хотя и ненасильственным сопротивлением. Метод Ганди был методом активной борьбы. Неру охарактеризовал его как "позитивный и динамический метод действия". Согласно Ганди, отказ от насилия никогда не может быть следствием пассивной позиции личности.

Под "внутренним сопротивлением" мы понимаем внутренний протест против несправедливости, сочетающийся с внешней пассивностью. Гражданин осуждает что-либо как несправедливое, но ничего не предпринимает для изменения ситуации. Поскольку слова, конечно, также являются делами, решение о том, может ли вербальное осуждение быть отнесено по-прежнему к внутреннему сопротивлению или считаться активным сопротивлением, вероятно, будет зависеть от конкретной ситуации.

Следует отметить, что никто никогда не протестует против всякой несправедливости, требующей внимания, а только против некоторых. Мотивы отказа от активного политического сопротивления могут сильно различаться. Есть люди, которые с легкостью предоставляют конфликт другим, а сами замыкаются в себе. Их усилия настолько сконцентрированы на искусстве, науке или на чем-то другом, что они не находят места в жизни для политической активности. Другие могут воздерживаться от действия, поскольку знают, что такое действие не изменит обстоятельств, а цена, которую они заплатят за него, может быть высокой. Или они могут оставаться пассивными, чтобы не навлечь кары на других. Переходя уже собственно к этике сопротивления, уместно задаться вопросом, является ли сопротивление просто правом, принадлежащим гражданам, или также долгом? Когда активное сопротивление становится человеческим долгом? Существуют ли вообще такие ситуации?

Понятие насилия

Прежде чем обратиться к теме активного сопротивления и к различению — в моральном смысле самому значимому — между насильственным и ненасильственным сопротивлением, необходимо уточнить употребление термина "насилие". Ограничимся такой его конкретизацией, которая достаточна для случаев, где сопротивление принимает форму политической активности граждан. Что следует называть "насилием" в структуре сопротивления, которое оказывают граждане тому, что они считают несправедливым. На наш взгляд, проблему обращения к насилию при сопротивлении уместно рассмотреть с помощью объективного, ценностно нейтрального определения. Только в этом случае можно ставить вопрос о том, оправдано оно ли вообще и если да, то в каком конкретном случае использование насилия в ходе гражданской активности. Ибо если исходить из субъективного ценностно осуждающего определения, то чисто аналитически можно вывести заключение, что обращение к насилию не может быть оправдано никогда.

Что же входит в рамки "насилия"? Самое очевидное — убийство и телесное повреждение. Но угроза смертью или телесным повреждением с целью добиться чего-нибудь, несомненно, также является насилием. Даже ущерб собственности, вероятно, также следует включить в понятие насилия. В каждом ли случае или только в некоторых? Как его распознать? Следует ли говорить о насилии только в случаях уже причиненного ущерба собственности или же включать в него также намерение нанести ущерб? Видимо, и намерение является насилием, даже если угроза пожара раскрыта с самого начала и предприняты шаги для его предотвращения; то же самое относится и к закладке мин, даже если их взрыв предотвращен. В этих рассуждениях о понятии насилия акцент сделан на внешних способах поведения — на насильственных поступках. Согласно этому понятию, которое, конечно же, в чем-то уязвимо, насилие имеет место тогда, когда мы сталкиваемся с нападением на людей или собственность, или когда такое нападение задумано. Таким образом, если активность не влечет за собой кровопролитие или ущерба собственности, в соответствии с этим представлением, она является ненасильственной.

Некоторые отрицают эту позицию как недостаточно требовательную с моральной точки зрения. Существует тенденция включения ментальных и эмоциональных элементов, элементов душевного склада в понятие насилия. Например, Ганди в этом отношении сильно расширил понятие насилия. Когда он призвал к ненасилию, он в основном заботился о том, чтобы в организованных им действиях никогда нельзя было прийти к кровопролитию. Но он также приклеил ярлык "насилие" на многое другое, что считал имеющим отрицательную ценность в политической борьбе — надувательство, ложь, дезинформацию противника, отказ от всякого примирения, мстительность и более всего ненависть. Ненависть — это

утонченнейшая форма насилия; мы не можем по-настоящему практиковать ненасилие и в то же время носить в себе ненависть, считал Ганди. Тем не менее понятие насилия в контексте сопротивления лучше всего ограничить поступками. Ненависть, непримиримость, мстительность — это корни насильственных поступков, и адвокаты абсолютного отказа от насилия при сопротивлении граждан несправедливости не могут одобрять эти способы поведения по той простой причине, что они часто приводят к насильственным поступкам. Но ненависть все же не является насилием. Злоба — еще не насилие, во всяком случае, согласно предложенному определению.

Ненасильственное сопротивление

В последнее время многие люди пришли к пониманию, что от обращения к насилию следует отказаться в решении международных конфликтов и тем более внутригосударственных. Проблема состоит в том, следует ли принять это требование без оговорок и тем самым придать ему абсолютную силу или же обращение к насилию при сопротивлении несправедливому порядку в обществе допустимо в качестве ultima ratio. Мнения различны. Склоняясь к полному принципиальному отказу от насилия, нельзя тем не менее не видеть связанных с этим проблем.

Там, где в обществе существует гарантированный порядок гражданской справедливости и возможность изменения общества мирными средствами, там нет никаких оснований для оправдания использования насилия гражданами, вынужденными сопротивляться. Система может быть изменена очищенными от насилия способами. Поэтому террористические акции, подобные закладке мин, захвату заложников, убийству политических оппонентов, никогда не могут быть оправданы при демократии.

Но как обстоит дело в государствах другого типа? Можно ли оправдать применение насилия в недемократическом государстве, тем более когда само государство склонно заниматься государственным терроризмом? Дилемма часто формулируется следующим образом: насилие поистине бесчеловечно, но отказ от насилия может породить ситуацию, когда бесчеловечность создается и укрепляется посредством бесчеловечных взаимоотношений.

Евангелическая церковь в Германии, как представляется, заняла благоразумную и взвешенную позицию в отношении проблемы применения насилия в социальных конфликтах.

Применение насилия предполагает, что без него изменение бесчеловечных условий жизни невозможно. Следовательно, на него можно серьезно рассчитывать, только если не удались все другие способы улучшения отношений, или их было совершенно недостаточно для надежды на успех. Но даже в этом случае необходимо соблюдение дополнительных условий. Должна существовать реализуемая концепция нового, функционально адекватного порядка, который сменит старый порядок. Предусмотренный порядок должен со-

ответствовать идеям человеческих прав и также гарантировать какое-то место в обществе бывшим угнетателям. Применение насилия в качестве средства должно обещать успех в достижении четко поставленной цели — в преодолении в обозримом будущем существующего насильственного подавления.

Каждое из этих ограничивающих условий верно, как верно и то, что сегодня в мире, в действиях многочисленных вооруженных освободительных движений они не соблюдаются. Сформулированные условия, при соблюдении которых акт насилия мог бы быть оправдан, по моему мнению, в реальности никогда не соблюдаются. Никогда нельзя с полной уверенностью утверждать, что "без использования насилия изменение бесчеловечных условий жизни невозможно". Любое такое изменение — всегда вопрос времени, все историческое подвержено изменению. Также маловероятна и возможность утверждения, что не удались все другие способы улучшения отношений или их было совершенно недостаточно для какой-либо надежды на успех, поскольку никогда нельзя разумно утверждать, что испробованы все альтернативные способы.

Поэтому гарантированной формой ненасильственного сопротивления несправедливому устройству общества является принципиальный отказ от насилия.

Однако есть ситуации, когда проблема состоит не в каком-либо изменении условий жизни людей, а только в демонстрации способности к протесту, которая считается признаком самоуважения и необходимого человеческого достоинства. Например, я имею в виду положение евреев в варшавском гетто и сопротивление, оказанное маленькой группой евреев в 1943 г. Для обитателей гетто смерть была неизбежной. Некоторые тем не менее считали, что лучше в соответствии с человеческим достоинством погибнуть, сражаясь, чем умереть без сопротивления в лагерях смерти.

Высказываясь за принципиальный отказ от насилия, трудно брать на себя смелость давать какой-либо совет, как вести себя и подобных ситуациях. Также нелегко предлагать однозначные решения в случае столкновения с проблемой политического убийства тирана как, например, при покушении на Гитлера 20 июля 1944 г. Когда на карту поставлена не просто внутренняя целостность, но и ответственность за жизнь сообщества, трудно абсолютно последовательно утверждать идеал принципиального отказа от насилия и борьбе против очевидной бесчеловечности.

Различие между насильственным и ненасильственным сопротивлением является прежде всего различием в средствах. Но всегда ли можно провести между ними четкую грань? По-видимому, нет. Например, считается достойным восхищения, когда человек, протестуя против положения дел, которое ему кажется невыносимым, обливает себя керосином и сжигает. При соотнесении со стандартами предпринимательского успеха самосожжение выглядит неэффективным; оно обычно имеет место там, где власть предержащие не позволяют себе впадать в шок от такой жертвы. Тоталитарные

государства имеют в своем распоряжении достаточно средств для манипулирования актами мученичества таким образом, чтобы оно едва ли могло иметь широкое влияние. Можно ли подобный поступок оценивать как демонстративный акт, т.е. совершенный только для демонстрации протеста? Можно также спросить, является ли в самом деле самосожжение ненасильственным. Некоторым формам суицида, вероятно, следует отвести место в понятии насилия, связанного с сопротивлением.

О различии законных и незаконных целей сопротивления

Когда обсуждаются этические проблемы, касающиеся сопротивления граждан, то вопросы форм действия, средств намного чаще находятся в центре внимания, чем вопросы целей, выдвигаемых людьми в их актах сопротивления. Когда речь идет о ненасильственных акциях, сделает ли их законными уже тот факт, что они являются ненасильственными? Не должны ли они быть оправданы и по цели?

Каждая форма сопротивления при каждом общественном строе может стремиться к достижению как справедливого, так и несправедливого дела, которое во всяком случае оценивается как справедливое, либо несправедливое. Отдельный человек или группа могут чувствовать свою правоту, но для других то же самое будет морально спорным, неподходящим либо неприемлемым.

Рассмотрим это на примере двух акций из современной истории Индии.

Ганди боролся не только за политическую и экономическую независимость своей страны от Великобритании, но и за социальные реформы внутри индийского общества, прежде всего за отмену так называемой неприкасаемости. Он предпринимал многочисленные акции (среди прочего, воздерживался от пищи) с целью достижения социального равноправия для низших слоев индийского общества. Была ли законной его цель? Большая часть индийского общества была не согласна с Ганди.

А вот второй пример. В 70-е годы индийский гуру поставил перед собой цель добиться по всей Индии запрета на убой коров. Он организовывал шумные ненасильственные акции и был поддержан в своих намерениях многими ортодоксальными индуистами, для которых защита коров относится к важнейшим принципам. Он вел голодовку вплоть до смерти или достижения своей цели, правительство Индиры Ганди объявило себя не готовым уступить его требованиям; и гуру умер как мученик. Было ли его дело справедливым? Он и многие другие считали это справедливым.

Конечно, многие из нас выскажутся в пользу цели Ганди, и поставят под сомнение цель индийского гуру. В аргументации мы будем в первом случае ссылаться на признанный нами постулат принципиального равноправия всех людей. Во втором случае мы, пожалуй, аргументировали бы так, как, вероятно, это сделал бы

Ганди. Ганди много раз указывал на то, что запрет на убой коров и Индии был бы направлен против важных для жизни интересов исламского меньшинства и что такого рода акции, как провозглашенные гуру, ненужным образом обостряли бы враждебность между двумя религиозными общностями.

Но наши аргументы не были бы убедительными для индуиста, верного традициям. Он однозначно отказывается от идеи принципиального равноправия людей. И убийство коров для него есть табуированный запрет, который не может быть поставлен под сомнение ни при каком взвешивании тех или иных благ. Возможно ли при описанном выше расхождении мнений "рационально" решить, чья же цель законна? Под "рациональным" здесь следует понимать апелляцию к проверенным эмпирическим данным и логически корректную систему суждений.

Рассмотрим проблему законных и незаконных целей на основе метаэтической теории, проводящей строго различие между условными и категорическими ценностными суждениями. При условных речь идет о следующих утверждениях: если будет преследоваться определенная цель, тогда для достижения успеха следует по ступать так-то и так-то. Вопрос о том, как должно поступать во имя успеха, решается очень строго на основе эмпирического знания, на знании закономерностей. В сравнении с этим проблема выбора, самоопределения не может быть решена на объективной научной основе. Обоснование этических норм всегда имманентно системе и поэтому релятивно; оно достигается в рамках конкретной системы ценностей. Их аналитическое обоснование подводит к основным принципам, выбор которых остается за пределами строгих доказательств. Правда, на основе эмпирического познания среди конечных целевых установок можно отличать выполнимые и невыполнимые, и все же в сфере выполнимых имеется много возможностей, при которых выбор будет опираться на вненаучный базис.

В качестве фундаментального разногласия между нормативными системами может рассматриваться такое, которое основано на различных принципиальных основаниях ("ценностных аксиомах"), конечных целевых установках и, пожалуй, на различной иерархии ценностей. Несовпадения моральных установок, особенно если люди принадлежат одной культуре или обществу, часто основаны не на том, что они одно ценят, а другое нет, но на том, что одно и то же оценивается с различной интенсивностью. Какое место на ступени иерархии занимают отдельные ценности, решается выбором в конфликтных ситуациях, именно тогда, когда мы вынуждены отказаться от одной ценности во имя сохранения другой. Это предшествует нашему выбору между высокой степенью безопасности или высокой степенью свободы, между удовлетворением потребностей меньшинства и интересами большинства и т.д. Акции сопротивления часто организуются группой меньшинства, представляющего другую иерархию ценностей.

Сообразно этому, расхождения мнений в этических вопросах могут быть разделены на две категории. Происхождение первой лежит в различной интерпретации эмпирических данных. Речь идет о ситуации, в которой оппоненты преследуют одну и ту же цель, но придерживаются разных мнений по вопросу о том, является ли конкретный способ действия успешным средством или необходимым условием для воплощения этой цели. Происхождение второй категории лежит в различении поставленных целей (как последовательности различных принципиальных оснований) или другой иерархии общепризнанных ценностей.

Эти расхождения рассматриваются в качестве идеальных типов. В действительности мы часто одновременно имеем дело с комплексом различных способов дифференциации. В конкретном случае требуется точный анализ для прояснения того, какова сложная цепочка целей, в которой одна цель является средством по отношению к другой и которая в конечном счете ведет к нашей "последней" цели.

При разных представлениях о том, каким должно быть состояние общества, что среди прочего находит свое выражение в акциях сопротивления, прежде всего следовало бы твердо установить, идет ли речь о различных гипотезах, касающихся а) каузальной взаимозависимости между явлениями; б) о различии базисных ценностей или в) о различной иерархии одних и тех же ценностей.

Согласно метаэтической теории лишь в первом случае спор может быть разрешен методами научного исследования и логически корректной аргументации. Но это возможно только в принципе; практически же и здесь мы имеем дело с ограничениями. С одной стороны, с тем, что в случае этического взаимодействия часто принимаются к сведению факты предвзятого характера, большую роль играют эмоциональные установки. Кто, например, уже принял ценностную позицию в отношении спорной общественной проблемы (ядерной энергии, атомного оружия, смертной казни, беженцев...), охотно полагается на то, что узаконивает, подкрепляет эту позицию. С другой стороны, трудность состоит в том, что мы в споре о законности акции сопротивления во многих случаях имеем дело не с природными закономерностями, а с общественными прогнозами, которые сами по себе не являются надежными. Убедительным тому примером может служить проблема производства атомного оружия. Допустим, что сторонники и противники атомного оружия в конечном счете хотят служить одной и той же цели — предотвращению войны, а спор идет лишь о подходящих средствах, путях реализации этой цели. Одни твердо убеждены в том, что производство атомного оружия увеличивает опасность атомной войны. Другие настаивают, что производство этого оружия через запугивание его действием уменьшает опасность войны; они полагают, что для сохранения мира благоприятно, если установится атомное равновесие между блоками власти.

Словом, несомненно, нужно быть хорошо информированными о положении вещей, чтобы адекватно оценивать и быть способным решать общественные проблемы. Однако и при одной и той же информированности обеих сторон могут иметь место дальнейшие расхождения во взглядах, основанных на различных целевых установках. Нет никакого логически вынужденного аргумента в пользу той или иной цели; ратование за определенную цель или за ее место в иерархии является экзистенциальным решением отдельного человека.

У него нет никакого логически необходимого аргумента, чтобы сказать, что лучше — наслаждаться большей свободой или большей безопасностью. Точно так же, как мы не можем дать научно обоснованный совет, в каких формах и до каких пределов должно простираться добровольное самопожертвование общества, чтобы, например, помочь ищущим убежища людям из других частей света. Невозможно предсказать, за чью судьбу мы должны чувствовать себя ответственными. Только собственной семьи? Сотоварищей по религии и вере? Своего народа? Каждого человека, чью боль мы в состоянии смягчить? Должна ли наша забота распространяться и на животных? Масштаб нашей солидарности зависит не от наших эмпирических знаний, а от того, насколько близко к сердцу мы принимаем благополучие и страдания других.

Сегодняшнее моральное сознание склоняет очень многих людей (по крайней мере, нашей культуры) к принятию таких ценностных представлений, которые лежат в основе Декларации прав человека 1948 г. Из-за этого сопротивление против очевидного нарушения прав человека — где бы оно ни осуществлялось — будет, без всякого сомнения, воспринято как законное. Однако принятие даже столь очевидных целей, как те, которые содержатся в Декларации прав человека, является не логической процедурой, а экзистенциальным решением. На основе этого решения можно аксиоматически признать осуществление прав человека как всегда законную цель и сопротивление против нарушений этих прав — как всегда оправданное. Все спорные моменты о законности целей сопротивления решаются путем апелляции к критерию прав человека. Но и здесь остаются различия, связанные со значимостью отдельных статей, прежде всего — с иерархией отдельных ценностей в общих рамках прав человека. Пытки и расовая дискриминация всегда и совершенно неприемлемы по критерию прав человека. Здесь все ясно. Однако может ли при апелляции к правам человека быть однозначно решен спор о всеобщей воинской повинности? Или же спор о ядерной энергии?

Когда люди выражают свои индивидуальные оценки, то различия в их взглядах обычно касаются того, что является для них ценным в первую очередь, а что — во вторую. Если же мы все, например, защищаем идею справедливости и согласны в том, что касается сферы ее применения и несомненной важности, то это вовсе не значит, что единодушие сохранится и в том случае, когда она при-

100

ходит в конфликт с другими признаваемыми нами ценностями. Кроме того, в самой идее справедливости содержатся различные компоненты, которые находятся в напряженном отношении друг к другу так что реализация одного компонента может противоречить реализации другого (распределительная справедливость против уравнивающей): отдельные люди и в данном случае могут по-разному решать проблему приоритетности.

При либеральной демократии (а она, собственно, и является демократией) есть возможность выявления плюрализма ценностных представлений и их цивилизованного, протекающего в ненасильственных формах диалога. Однако плюрализм ценностей должен иметь границы, за которые нельзя выходить, чтобы не подорвать основы существования общества.

Сторонник либеральной демократии, несмотря на свою большую толерантность, будет занимать негативную позицию по отношению к определенным целям; к таким целям прежде всего относится упразднение либеральной демократии. Стремление к радикальным решениям тянет за собой чаще всего так много несчастий, что ответственная позиция требует осторожного отношения к попыткам радикального преодоления всех недостатков общественной жизни. Защитники высоких целей, как, например, создания общества, в котором раз и навсегда будут устранены принуждение, несправедливость и всякая иная форма господства человека над человеком, часто не имеют снисхождения к человеческим слабостям и склонны считать оправданным насилие. Однако сами такого рода цели являются недостижимыми. Стремления, направленные на совершенствование общества, сколь бы целенаправленными они ни были, всегда будут оставаться недостаточными, и мы никогда не достигнем земного рая. Однако при демократии имеются условия для оптимальной реализации ее основных ценностей, она открывает различные пути к революционному совершенствованию общества, среди них — также путь ненасильственного сопротивления.

Со времени Торо, Ганди и Мартина Лютера Кинга ненасильственное сопротивление стало как широко распространенной практикой, так и темой многих научных исследований и нормативных толкований.

Существуют разные формы ненасильственного сопротивления, и самая важная — это так называемое гражданское неповиновение как способ дискредитации политической практики коллективными антиинституциональными средствами.

В последние годы по теме гражданского неповиновения было опубликовано очень много работ; авторы концентрируют свое внимание на практике западных государств и склонны понимать под гражданским неповиновением форму сопротивления в государстве, основанном на господстве закона, а в качестве образца такого государства рассматривается западная демократия.

101

Рассмотрим ненасильственное сопротивление в демократических и недемократических государствах, употребляя эти понятия и значении, которое придал им Макс Вебер. Среди недемократических государств одни более тоталитарны, другие менее.

Джон Роулс определяет гражданское неповиновение как открытый, ненасильственный, к тому же осознанный политический акт, направленный против закона, обычно совершаемый с целью произвести изменения в законе или политике государства¹. В этом случае обращаются к чувству справедливости большинства в сообществе и заявляют, что в действительности не соблюдаются принципы социального взаимодействия между свободными и равными людьми.

Различия между возможностями активного политического сопротивления в демократическом и недемократическом государстве можно пояснить, обрисовав ситуацию, в которой Ганди стал организатором Движения сопротивления. Ганди говорил о терроре и угнетении в Индии, где со стороны британского правительства осуществлялись различные акты террора. В то же время Ганди пользовался такой мерой свободы, которая могла быть предоставлена оппозиции только в демократическом государстве. Он путешествовал по всей Индии и повсюду оглашал требования политической автономии (сварадж) и экономической независимости (свадеши). Он подвергал острой критике британское правительство, организовывал бойкот британских товаров, призывал к нарушениям закона. Он публиковал памфлеты, содержащие антигосударственную агитацию. Он использовал почту и телеграф для распространения этой агитации. Государство не замедлило использовать репрессивные меры и бросило тысячи активистов в тюрьму, самого Ганди нередко приговаривали к лишению свободы: всего за свою жизнь он провел в тюрьме 2338 дней. Но даже в тюрьмах ему часто разрешали заниматься ограниченной политической деятельностью. Таким образом, правительство относилось к Ганди достаточно либерально. Тоталитарное государство не позволило бы ему делать то, что он делал. Ханаан Арендт правильно замечает: "Если бы чрезвычайно мощная и успешная стратегия сопротивления столкнулись с другим врагом вместо Англии — Россией Сталина, Германием Гитлера и даже предвоенной Японией — результатом была бы не деколониализация, а убийство и порабощение''². Сравнительно благоприятный характер ситуации, в которой действовал Ганди, стал очевидным для многих, когда в 1938 г. он посоветовал евреям Германии оказать сопротивление нацистскому режиму, аналогичное тому, которое оказывали индусы британскому. Некоторые журналисты отмечали, что в тоталитарном государстве Ганди не смог бы стать популярным. Еврейский Ганди исчез бы в концентрационном лагере в самом начале своей деятельности.

—————

¹ Rawls J. A Theory of Justice. Oxford, 1973. P. 364.

²Arendt H. On Violence. L., 1970. P. 53.

103

В недемократических государствах чрезвычайно редко можно увидеть крупномасштабные, соответствующим образом организованные демонстрации сопротивления, которые являются делом повседневной реальности во многих демократиях. Даже когда такие акции имеют ненасильственный характер, обычно они подавляются кровавой контр-акцией правительства. "Мир и порядок", как говорится, будут восстановлены.

В недемократических государствах главным образом практикуются все те формы ненасильственного сопротивления, которое нельзя называть гражданским неповиновением в том смысле, в каком этот термин употребляет Роулс. Рассмотрим кратко несколько форм ненасильственного сопротивления в недемократических государствах.

Внутреннее сопротивление — первая из них. Несмотря на наличие мощной пропагандистской машины, некоторые граждане остаются независимыми, сохраняют иммунитет против ее воздействия. Их позиция — это позиция людей, сознающих свои свободы, несмотря на то что им в них отказано; они не приемлют социальное устройство своей собственной страны. Но в то же время они знают, что не в их власти добиться создания других социальных структур. Среди тех, кто оказывает внутреннее сопротивление, несомненно, есть потенциальные активисты Движения сопротивления, только бы появились хоть какие-то надежды или иллюзии в отношении некоторой демократической системы; но среди них могут быть и сторонники абсолютной покорности, вызванной, вероятно, горечью от провала предшествующих попыток.

Далее, существуют различные типы активного, но тихого и перманентного сопротивления, которые по своей сути лишены демонстративного характера. Когда они практикуются значительным числом граждан, обнаруживается, что даже в недемократическом государстве, если оно не доходит до тоталитаристских крайностей, можно жить разумным человеческим образом, заниматься художественным творчеством, делать важную работу в научной или других сферах. Так, мужчины и женщины пользуются формально гарантированными, но фактически не разрешенными свободами. Или они просто не обращают внимания на разные ограничения. Или еще они уклоняются от исполнения предписаний, которые не одобряют. Чем больше таких граждан оказывает тихое сопротивление, тем бессильнее становятся власти, поскольку они воздерживаются от введения открытого террора. Все это делается не с целью повлиять на общественное мнение; общественное мнение большей частью и так уже на стороне практики тихого сопротивления. И не для того, чтобы осуществить перемены в распоряжениях и постановлениях, предписываемых законом, — для этого нет никаких шансов. Вероятно, главным фактором является сохранение личностной целостности, верность себе, но также вера в то, что в собственной сфере влияния, а она может быть очень ограниченной, такая утверждаемая в противовес привычным ожиданиям властей контрпрак-

103

тика вносит какой-то положительный вклад. Различие в таком государстве между тем, что предписывается свыше и живой социальной действительностью, может быть очень большим. Вероятность этот различия, конечно, уменьшается в зависимости от степени тоталитарности такой не-демократии.

Эти формы поведения вовсе не являются безопасными для тех, кто их практикует в интересах сопротивления. Разумеется, не все, кто поступает таким образом, бывают наказаны, обычно наказывают только некоторых для устрашения остальных. Но тем не менее неуверенность становится уделом всех участников, главным образом из-за того, что нет способа предвидеть жестокость возможного наказания.

Вернемся к исходному вопросу: когда, в каких ситуациях, если они вообще существуют, активное сопротивление может считаться долгом? Под долгом при этом понимаются действия, несовершение которых становится виной или грехом.

Если исходить из такого понимания долга, то любой человек и любой системе не должен принимать участия в бесчеловечных действиях. Это есть долг. Однако маловероятно, чтобы в условиях демократии возникали такие ситуации, реакцией на которые могло бы стать политическое сопротивление. Поэтому в демократических обществах политическое сопротивление является скорее правом, чем долгом. Вероятно, лучшая черта демократии состоит в том, что обыватель (the ordinary person) может вести достойную жизнь, не будучи вынужденным принимать политические решения и акты сопротивления. В недемократических государствах активное сопротивление должно быть высоко оценено. Но чем ужаснее условия в недемократических государствах, тем все менее вероятно возведение активного сопротивления в непременный долг. Долгом остается только отказ участвовать в бесчеловечных действиях. Активное сопротивление, включая тихое и устойчивое, является в недемократических обществах проявлением героизма. Мы должны восхищаться таким героизмом, мы можем по-настоящему надеяться на него, но мы не можем требовать его ни от кого, кроме самих себя.

4. Подготовка к ненасильственной деятельности

Ненасилие не является простым актом выбора или желания, как и любой творческий навык, оно требует умения, направленного внимания, совершенствования и тренировки. Ганди подчеркивал, что многие неудачи ненасильственных мероприятий объяснялись слабой подготовленностью и недостаточной компетентностью их участников. Для успешного противодействия насилию у его противников должны быть знания основ мирной деятельности в ненасильственных ситуациях, принципов и методов ненасильственной борьбы, а также стратегия разрешения конфликтов различных уровней. Знание методов ненасильственной борьбы важно для всех участников ненасильственных акций, но прежде всего для активистов.

Ненасильственные компании, как правило, возглавляются группами или отдельными людьми, избравшими ненасильственное сопротивление в качестве дела жизни и являющимися носителями соответствующих знаний и опыта. Ненасильственное сопротивление может принимать различные формы: бойкотирование, мирное пикетирование, сбор подписей, агитация населения или членов парламента и другие вплоть до самосожжения. Основную роль в пропаганде и развитии идей ненасилия в мире в настоящее время играют религиозные и гуманистические ненасильственные движения, активисты которых посвящают себя целиком или на значительном отрезке жизни распространению и пропаганде идей ненасилия. Высоким примером для всех в этом отношении является деятельность Махатмы Ганди и Мартина Лютера Кинга.

Попытаемся проследить основную логику и этапы подготовки к ненасильственной деятельности, опираясь на опыт Квакерского Центра по мирному образованию в Британии и организации Американские мирные испытания¹.

Работу по ненасилию целесообразно начинать с рабочего определения ненасилия, чтобы на его основе выработать линию поведения, стратегию решения конфликтов и проблем, собрать коллектив единомышленников. Такое определение призвано стать теоретическим фундаментом, укрепляющим идейное единство группы и направляющим его дальнейшие действия. При этом, как считают теоретики ненасилия, надо опираться на идеи и убеждения самих членов группы, найти истоки ненасилия у каждого, вывести его на сознательный уровень, организовать и развить в созидательное коллективное действие.

В обучении ненасилию следует начинать с самих себя, с самосовершенствования и самодисциплины. Нужно научиться распознавать и выявлять несправедливость, искать и формулировать альтернативы и осуществлять их. Следует также изменить отношение к

—————

¹ Руководство по применению ненасильственных методов борьбы. Американские мирные испытания. 2-е изд. 1987.

105

оппоненту, принять в качестве необходимых условий уважение, откровенность и любовь к противнику. Учась действовать ненасильственно, мы ищем новые, творческие, зачастую неожиданные пути решения проблем.

Организованное обучение ненасилию может проводиться в формах семинаров по ненасильственному разрешению конфликтов, выездных компаний, организованных активистами движений, а также работы в школах, агитации и информирования разными способами широкой общественности. Ненасилию нельзя научиться только сидя в комнате и читая книги, его лучше всего изучать вместе с единомышленниками. Сам процесс работы способствует пониманию так же, как и материал, который избран для изучения. Ненасилие лучше всего изучать и использовать в небольших группах, у которых сложились собственные интересы и опыт. Проведение ненасильственных акций показало, что успешнее всего действуют небольшие группы, имевшие совместную подготовку. В таких группах сильно чувство сопричастности каждого общему делу, чувство взаимной ответственности, люди знают сильные и слабые стороны друг друга, взаимные страхи и надежды.

Приверженность ненасилию накладывает на людей определенные обязательства, требует придерживаться принципов, которые не всегда бывают легки для постижения. В руководстве по применению ненасильственных методов борьбы организацией "Американские мирные испытания" выдвигаются пять основных принципов ненасилия:

1) Четко определяйте свои ближайшие и долгосрочные цели.

2) Бережно относитесь к истине, будьте внимательны к мнению оппонента.

3) Возлюбите врагов своих.

4) Оставляйте оппонентам возможность выбора.

5) Будьте терпеливы.

Ненасилие как стиль жизни предполагает умение действовать ненасильственно в любых специфических ситуациях. Поэтому подготовка по ненасилию должна включать обучение немедленному ненасильственному действию в насильственных ситуациях, созидание позитивного ненасильственного отношения и разработку приемов разрешения конфликтов. Необходимо обратить особое внимание на пять основных пунктов действенного ненасилия:

1) Никогда не стоит подчиняться случаю, надо действовать сознательно. Лучше ошибиться в своей оценке ситуации, нежели отнестись к ней безразлично.

2) Важно проявить инициативу, а не ждать развертывания насильственных действий.

3) Для того чтобы реакция была действенной, надо действовать неожиданным, необычным способом, который бы поверг противника в недоумение.

106

4) В ненасильственном действии надо исходить из собственных сил, не пытаться сделать то, к чему заранее не готовы или в чем не уверены.

5) Немаловажно быть готовым к тому, чтобы выглядеть глупо. И с надо бояться предпринимать нечто шокирующее, что со стороны может показаться нелепым или смешным.

Действовать ненасильственно нелегко, такие действия часто несвободны от страданий и не являются полной гарантией успеха. Но ни один человек не может сказать, что они принесут вред. Ненасилие не означает просто воздержание от любого вида насилия, неучастие в ситуации, в которой можно проявить себя насильственным образом. Это лишь одна сторона ненасилия. Ганди писал, что молчание может обернуться трусостью, если обстоятельства требуют высказать правду и действовать в соответствии с ней. Ненасилие активно, это великая действенная сила, которой мы можем обладать. Одно из основных понятий ненасилия — созидательность, в результате ненасильственного действия или ненасильственного образа жизни создается всегда что-то новое. Другой сущностной характеристикой ненасилия является примирение как окончательная цель. Эффективное ненасилие — это поиск совершенно новых путей решения проблем и конфликтов, путей творческих, часто неожиданных, но всегда осуществимых.

Если эффективно использовать ненасильственные средства борьбы с несправедливостью и уметь их применять, они могут стать весьма мощной силой. Ненасильственные способы принятия решения в конфликтных ситуациях приемлемы не только на межличностном уровне, это действенный метод проведения социальных реформ, улаживания политических разногласий, разрешения глобальных проблем. Ненасилие решительно отвергает несправедливость на любом уровне, стремится распознать ее в общественных формах точно так же, как в межличностных, и сделать ее известной. Приверженность ненасилию означает стремление к преодолению насилия не только в сознании людей, но и в общественных структурах, означает организованный отказ повиноваться несправедливым законам и порядкам или действовать в ситуации подавления прав человека.

Теоретики Квакерского Центра по мирному образованию выделяют три стадии любого ненасильственного действия²:

1) Осознание проблемы, ситуации, которую необходимо изменить, анализ того, что происходит в настоящее время или скоро произойдет. В обычной жизни люди могут долгое время мириться с несправедливостью, полагая, что какие-то проблемы их не касаются или считая такое положение дел нормальным. Первая задача любой ненасильственной компании — назвать проблему, сделать ее види-

—————

² Speaking our peace. Exploring nonviolence and conflict resolution. Quaker Peace and Service. L., 1987.

107

2) Развитие инициативы и активности, разряжение ситуации путем обретения контроля над ней и над собой. На этой стадии ясно видно противостояние сторон, различие их позиций, несовместимость принципов и требований. Это стадия открытой (но ненасильственной) конфронтации.

3) Разрешение конфликта или предотвращение его появления на протяжении длительного времени. На этой стадии возможно примирение или достижение приемлемых для обеих сторон решений. В ожидании изменения баланса сил в сторону ненасилии необходимо терпение. Из истории известных ненасильственных движений нам ясно, что для их успеха часто требуется очень мною времени, не следует ждать примирения слишком скоро.

Активисты ненасилия должны иметь организационные структуры и отношения, которые бы согласовывались с образом будущего, за которое они борются. Сторонники ненасилия всегда учитывают ту часть истины, которой обладает противник, отказываясь бороться с ним его же средствами. Задача заключается не в том, чтобы уничтожить или побить противника, а в том, чтобы подорвать основы его действий путем лишения его поддержки и способности применять средства, противоречащие принципам ненасилия. Такая позиция позволяет построить альтернативу на новых и совместно принятых ценностях. Ненасильственное действие направлено не против конкретных людей, групп или наций, которые действуют ложным способом, а против возникающей несправедливости. Тем самым создается возможность мирного решения конфликта и примирения на более высоком уровне справедливости.

Отказ от применения насилия как средства общественного и политического урегулирования жизни требует значительного преобразования в структурах современного общества. Это предполагает совершенствование системы образования, экономики и политики, формирование системы ненасильственной обороны на национальном и интернациональном уровне. Большое внимание предполагается уделить экологическим проблемам и проблемам морали. Только такой комплексный подход к совершенствованию человеческой жизни на основах ненасилия поможет приблизить образ нового справедливого порядка на земле.

В обучении ненасилию большое внимание уделяется изучению конфликтов, их моделей, средствам и технике выхода из конфликтной ситуации. В качестве конфликта рассматривается любое разногласие (скрытое или явное) или различие интересов. Скандалы споры, драки, потеря самообладания — все это внешние проявления неразрешенных разногласий. Разрешение конфликта не обязательно означает чью-то победу. Оно означает достижение решения, добровольно принятого всеми сторонами конфликта. Более того, не все конфликты могут быть разрешены, в некоторых случаях единственный выход — ждать или даже учиться жить в конфликте. Сторонники ненасилия не отвергают конфликт сам по себе, потому что, проходя через него, мы имеем возможность изменяться и со-

108

вершенствоваться. Они подчеркивают, что насилие является только одной альтернативой для решения проблемы, одновременно всегда существует другая.

Поиск творческих, конструктивных и мирных средств разрешения конфликтов является краеугольным камнем ненасильственной работы. Конфликт существует и будет существовать даже в мирные периоды истории. Теоретики ненасилия не дают одного-единственного верного пути решения конфликта. Они призывают опираться на собственный опыт каждого участника, одновременно укрепляя его восприимчивость к убеждениям и идеям других людей. Помочь принятию верного решения должно понимание ситуации, ее оценка и при необходимости применение некоторой известной и сознательно выбранной модели.

Снятие конфликтной ситуации всегда предполагает три стадии: конфронтация, переговоры и выполнение. Эти стадии включают семь отдельных шагов. На стадии конфронтации первый шаг состоит в том, чтобы определить проблему в свете потребностей, а не ценностей вовлеченных в нее сторон. Вторым пунктом следует согласовать определение проблемы, принятое разными сторонами. Прежде чем двигаться дальше, надо быть уверенным, что вы с оппонентом имеете дело с одной и той же четко определенной проблемой. Если спокойному анализу ситуации мешают сильные чувства, с которыми трудно справиться, рекомендуется дать им выход, но не за счет другой стороны. Кто-то советует в таком случае побегать вокруг дома или поколотить подушку.

Стадия переговоров включает три шага. Сначала совместно с оппонентом предлагаются возможные решения. Желательно выработать как можно больше таких решений. Затем каждая из сторон оценивает решения, которые отвергаются противником как неприемлемые. Пятым важным шагом становится выбор подходящего решения из тех, что остались.

Шестой шаг означает переход на стадию выполнения, он включает планирование его способов и путей, установление временных рамок и других условий. Седьмой и последний шаг заключается в том, чтобы после выполнения оценить результаты решения. Для наглядности процесс ненасильственного решения конфликта можно представить в виде лестницы, ступеньки которой мы преодолеваем с каждым шагом. Ненасильственные действия, подобно другим сферам деятельности, требуют от своих участников достаточного уровня профессионализма. Примером профессионального использования идей ненасилия в работе во имя мира и справедливости может служить деятельность квакерских организаций в Великобритании. Наиболее эффективной формой контактов для пропаганды идей ненасилия квакеры считают индивидуальные беседы и занятия с небольшими группами активистов. Для проведения учебных занятий квакерскими организациями разработана серия программ, каждая из которых концентрирует внимание на каком-либо аспекте ненасилия. Эти программы предполагают прове-

109

дение вводных занятий, затем занятий, посвященных теоретическому исследованию ненасилия, рассмотрение проявлений насилия в политической сфере и др. Существуют специальные программы для групп, которые собираются в дальнейшем проводить собственные семинары. Отдельные занятия обучают методике и тактике поведения в конфликтных ситуациях.

Чтобы соответствовать требованиям времени, организаторы учебных семинаров должны постоянно пересматривать и обновлять свой материал и способы его подачи. В процессе работы складывались методы и способы обучения, отбирались наиболее продуктивные приемы и упражнения. Ведущие сформулировали ряд важных принципов, которые необходимо соблюдать для того, чтобы работа в группах была успешной. В обучении ненасилию необходимо опираться на интересы и ожидания обучаемых, желательно в самом начале выяснить их путем проведения опроса или анкетирования. Необходимо постоянно контролировать ситуацию на семинаре, чувствовать настроение его участников. Важно уметь заинтересовать людей, вовлечь их в дискуссию, организовать разговор по существу дела, способствовать выработке правильного решения. Существенным является правильное сочетание работ на занятии в соответствии с уровнями: персональным и коллективным, теоретическим и практическим, умственным и вербальным.

Ведущие занятий выделили ряд функций, которые должны выполняться участниками обучения в группах, разделив их на целевые функции и функции поддержки. Под целевыми функциями понимается деятельность, необходимая для достижения группой ее краткосрочных и долгосрочных целей. Функции поддержки выполняли действия, необходимые для сохранения группы как действующей единицы. Процедуры организации, координации и стимулирования работы, поиск информации, объяснения, подведение итогов, оценка той или иной работы — эта деятельность выполняла целевые функции. Функции поддержки составляли достижение компромисса по спорным вопросам, поощрение хороших идей, организация чая в перерывах, создание атмосферы доверия.

Для достижения конкретных целей обучения использовались специальные упражнения. Например, для определения знаний и взглядов группы по тем или иным вопросам использовались "диагностические упражнения". Они проводились в форме вопросов-ответов, заполнения карточек или обсуждения в парах, а затем выбора правильных решений. Среди практических упражнений для приобретения и закрепления навыков ненасильственного действия выделялись игры, создающие доверие в группе, упражнения на действие в условных ситуациях, ролевые игры по сценариям ссор и скандалов. Были разработаны упражнения для развития наблюдательности, умения слушать и различного рода оценочные упражнения.

110

Существенное внимание квакеры уделяют поведению медитаций на занятиях по ненасилию. После напряженной работы необходимо привести в порядок свои чувства и мысли, успокоиться и расслабиться. Обычно медитации проходят под руководством одного из ведущих обучение квакеров в конце занятия. Свой опыт по проведению обучения ненасилию квакеры обобщили в буклетах, которые рекомендуют использовать своим сторонникам при подготовке к ненасильственной деятельности.

Обучение ненасилию играет роль подготовительного этапа к конкретным ненасильственным акциям. Об эффективности подготовки можно судить по результатам определенной акции или движения протеста. Обратимся за примером к истории квакеризма. Помимо распространения и пропаганды идей ненасилия, квакеры имеют большой опыт в организации и проведении ненасильственных акций и движений. Хорошо известно участие квакеров в тюремной реформе, в запрещении рабства и в утверждении права отказа от несения воинской службы по религиозным и другим соображениям в Великобритании. О непосредственной связи подготовки и действия в британском современном движении за мир пишет К.Перри³. Он отмечает, что организационные недостатки при подготовке являются серьезным препятствием эффективности действий за мир. Примером одной из самых хорошо организованных кампаний он называет проводимую в 80-х годах кампанию "Сноубол" ("Снежный ком").

В октябре 1982 г. три человека отправились на американскую военно-воздушную базу в Норфолке, проделали дырку в заборе, а затем сразу сдались полиции. Они сделали письменное заявление с объяснением причин этого поступка. В заявлении также говорилось об их намерениях продолжать это дело до тех пор, пока не будут приняты правительственные меры с целью остановить гонку ядерных вооружений. В ноябре их поступок был повторен еще 10 человеками, а к марту 1985 г. их было уже около 60. Кампания "Снежный ком" разрасталась по мере того, как все больше и больше людей принимали в ней участие на различных базах по всей стране. Это движение продолжалось более трех лет, до тех пор, пока не было постигнуто соглашение о сокращении вооружения. Всего в нем приняло участие 2796 человек в 42 местах Великобритании, 2419 из них были арестованы.

Обучение ненасилию может побудить людей изменить свое мировоззрение, вкусы и привычки, помочь принять ненасилие как стиль жизни. Так, сторонники ненасилия — квакеры убеждены, что в каждом человеке есть что-то от Бога, и это божественное присутствие всегда принимает форму позитивного действия. Основная сфера воплощения идей квакеризма — это повседневная жизнь, протекающая в форме спокойных жизненных процессов в малых сообществах. Квакерские активисты вскрывают связи между наси-

—————

⁴ Перри К. Опыт ненасилия в британском движении за мир в 80-е годы.

111

лием, которое люди причиняют друг другу в повседневной жизни, и глобальным насилием, которое угрожает существованию всего человечества. Они ищут пути изменения жизни обычных людей для того, чтобы через них воздействовать на вершителей народных судеб.

Таким образом, тщательная, терпеливая и всесторонняя подготовка к ненасильственным действиям важна и для успешного и эффективного осуществления этих действий, и, что не менее ценно, для более глубокого приобщения к идеям ненасилия.

5. Как нация может защитить себя ненасильственными средствами: гражданское сопротивление против внешней агрессии

Ненасилие в тех или иных ограниченных дозах и локальных фирмах всегда присутствовало в политике. В этом нет никакого сомнения, как, впрочем, и в обратном: сама политика в целом в принципиальной своей основе являлась и все еще является средоточием насилия. Актуальный (и теоретический и практический) вопрос состоит не в том, возможно ли ненасилие в политике, а в том, может ли сама политика быть ненасильственной. Чтобы положительно ответить на этот вопрос, надо доказать, что ненасильственная политика (политика, не опирающаяся в качестве решающего аргумента на силу оружия) может быть эффективной в отношениях между народами, что она способна обеспечить независимость народа, нации и не вообще независимость, а независимость народа, нации в условиях, когда они подвергаются вооруженной агрессии.

Обычно гарантия от ужаса войны, и особенно от угрозы ядерного оружия, связывается с поддающимися проверке соглашениями по контролю за вооружениями и созданием институтов, которые обеспечат их соблюдение. Но для этого требуется невиданный уровень кооперации, в конечном счете не только двух сверхдержав, но и десятка других наций, обладающих реально или потенциально ядерным оружием. Что случится, если не будет обеспечено достаточное сотрудничество для достижения таких соглашений? Отказ от сотрудничества даже одного партнера может в любой момент серьезно подорвать многолетние усилия по завоеванию поддержки соглашений по разоружению. Сотрудничество, в котором задействовано столь много сторон, может слишком легко распасться, а заключение соглашений может столкнуться с большими трудностями. Означает ли какая-либо остановка процесса разоружения, что у наций, заинтересованных в своей безопасности перед лицом внешней агрессии, не останется никакой другой альтернативы, кроме военной с бесконечной эскалацией ядерных вооружений и других всеразрушительных систем, из-за которых мы, люди, можем вскоре погибнуть?

На самом деле существует возможность обретения мощных условий для защиты против внешней агрессии без обращения к военным средствам. Нации могут работать для достижения соглашений по разоружению и даже в одностороннем порядке уничтожать свои военные системы частично или полностью, и не становиться слабыми и беззащитными. Путем развития своей способности к активному ненасильственному гражданскому сопротивлению можно обрести источники силы для самозащиты, которые радикально бы отличались от предлагаемых военных систем. Действительно, как я покажу, нация, подготовленная для ненасильственного граждан-

113

ского сопротивления (НГС) будет сильнее в тех направлениях, которые укрепляют жизнь на нашей планете, чем нации, зависимые от военных систем. Более того, развиваясь таким образом, они не только увеличили бы свою уверенность в себе, но также могли бы усилить взаимную мировую борьбу для действительного достижения контроля над вооружением и разоружением.

Ненасильственные действия в целях национальной обороны, обычно известные как "гражданское сопротивление", в качестве ответа на внешнюю агрессию или внутренний переворот предполагают те формы борьбы, которые использовал Ганди для освобождения Индии от Британского господства и которые использовал Кинг для получения негритянским населением США гражданских прав. НГС — не покорное принятие господства. Это полная пафоса, энергичная, предприимчивая, мужественная борьба, призванная предотвратить достижение агрессором или узурпатором своих целей, использующая чрезвычайно активную борьбу, ненасильственную стратегию и тактику.

Хотя у идеи о НГС были предпосылки еще до нашего столетия, только с 1950 г. небольшая, но растущая группа ученых и исследователей сделала ее предметом систематического изучения¹.

Против военного выбора

Обосновывая НГС, мы не можем ожидать моментального и радикального переворота в суждениях людей. Для того чтобы НГС когда-нибудь было введено, оно должно получить широкую базу добровольной поддержки. Люди, привыкшие полагаться на давно устоявшиеся военные образования, вряд ли откажутся от них, пока не получат альтернативу, дающую им гораздо большую уверенность. Наиболее вероятная процедура для введения НГС, уже предложенная ее сторонниками, включает постепенное вытеснение военной защиты по мере того, как люди постепенно начинают полагаться на свою способность обеспечить ненасильственную защиту. Сторонники НГС не нуждаются в конфронтации с военными. Обе группы, объединенные интересом комплексной стратегии национальной обороны, могут только выиграть от диалога. Защита военными средствами часто подводит, и даже победа может иметь катастрофические последствия, если она ведет, например, к увеличению милитаризации.

Большинство людей принимают огромное количество разрушений как неизбежное последствие войны. Но по мере того, как люди познают разрушительность современного оружия, их отказ перерастает в негодование и в сопротивление военным системам. Аргументами в пользу НГС как раз и начинается такое сопротивление. И такое отношение к военной защите получает аргументацию в

—————

¹ Krueglet Ch. Civilian-Based Defense: The Intellectual Antecedents // Civilian-Based Defence: News and opinions. 1988. Маг. Р. 1-4.

114

пользу НГС еще до того, как раскрываются его преимущества, где бы ни возникали вопросы по поводу практичности НГС, следует настаивать на максимально объективном сравнении результатов НГС с возможными результатами военной защиты. Концепция НГС только выигрывает от такого сравнения.

Выбор военных средств защиты имеет и другие крупные недостатки помимо прямых разрушений, а именно: 1) способность к военной защите может легко быть направлена на агрессию; 2) когда демократическое общество полагается на военные системы, чья иерархическая структура противоположна демократии, то подрываются институты демократии; 3) военные системы предполагают образ врага, и поэтому провоцируют вражду; 4) союзники редко подбираются исходя из дружеских чувств, часто эксплуатируются более сильным партнером; 5) последовательное международное сотрудничество в целом рассматривается как нереалистическое и невозможное; 6) военные системы, входя в симбиоз с теми отраслями промышленности, которые разрабатывают и производят дорогостоющее вооружение и отнимают огромные экономические ресурсы от решения гуманитарных и экологических проблем. В каждой из этих областей НГС могло бы оказать значительное воздействие в противоположном направлении.

Исторические примеры НГС

Когда мы описываем возможности НГС, мы имеем дело не с утопическими фантазиями отдельных идеалистов. Дело в том, что человеческое общество уже собрало вполне впечатляющий опыт НГС против внешней агрессии.

Два случая, на которые часто ссылаются сторонники НГС, только частично увенчались успехом, тем не менее они демонстрируют значительные возможности.

В 1923 г. французы и бельгийцы захватили Рурскую область Германии с намерением силой оружия получить репарацию, которая была направлена Германии Версальским договором. За несколько дней до начала экспансии и оккупации рурские старейшины при поддержке правительства в Берлине согласились применить стратегию ненасильственного сопротивления, и это решение было сообщено народу. После первой мировой войны военное сопротивление со стороны Германии было невозможным.

Профсоюзы со своим опытом ведения забастовок и другой ненасильственной тактикой разрешения промышленных конфликтов внесли свой вклад в идейное и организационное обеспечение сопротивления. Характерно, что сопротивление, которое началось без специальной подготовки и военного плана, быстро развернулось и получило значительную поддержку среди населения Рура и создало значительные трудности захватчикам.

Основой тактикой "рурской борьбы" сопротивления был отказ повиноваться приказам захватчиков. Как владельцы шахт, так и

115

горняки отказывались добывать и транспортировать уголь. Дорожные рабочие отказывались вести поезда, а когда оккупанты постарались захватить железные дороги, рабочие вывели из строя моторы, заблокировали или частично демонтировали пути, убрали сигнальное оборудование и планы, отключили электричество, увезли составы в неоккупированную Германию. Гражданские служащие отказывались выполнять государственные функции, которые могли помочь оккупантам. Какое-то время владельцы магазинов отказывались продавать что-либо оккупационным войскам. Водители предпочитали останавливать трамваи, нежели подвозить солдат. Журналисты продолжали искать обходные пути для публикации новостей, касающихся сопротивления. Проходили многочисленные демонстрации протеста, некоторые из которых были весьма многочисленными.

Как можно было ожидать в ситуациях, подобных этой, оккупанты применяли разнообразные методы, в том числе и репрессивные, для наведения порядка и получения тех благ и ресурсов, к которым они стремились. По прошествии почти семи месяцев им удалось вымотать и ослабить сопротивление. Среди участников сопротивления появились те, кто широко занимался саботажем. Их акты, включая разрушение моста, привели к гибели нескольких солдат-оккупантов и соответственно к еще более жестоким репрессиям. Работа саботажников повсеместно ослабила эффективность сопротивления. Несмотря на то что этот опыт ненасильственной обороны, предпринятой наспех, без какой-либо предварительной подготовки, нельзя назвать совершенным, оборона была несомненно эффективна².

Сторонники НГС также часто привлекают внимание к экстраординарному, ненасильственному сопротивлению народа Чехословакии в 1968-1969 гг. вторжению полумиллиона или более войск стран — участниц Варшавского Договора. Кажется, захватчики ожидали, что они смогут преодолеть любое военное сопротивление в течение нескольких дней, и быстро достичь своей цели — изгнать ориентированное на реформу правительство Александра Дубчека и заменить его жестоким, подчиненным советским требованиям, режимом. Но чехословацкий народ настолько эффективно выражал свою оппозицию вторжению путем массового ненасильственного сопротивления, что СССР потребовалось дополнительно восемь месяцев для достижения своей цели.

Вторжение началось около 11 часов вечера 20 августа 1968 г. Не прошло и трех часов после начала оккупации, как чехословацкие лидеры обратились с посланием к нации, в котором сообщили, что им ничего не было известно о готовящемся вторжении, что чехословацкая армия не будет защищать страну и попросили людей "не

—————

² Sternstain W. The Ruhrkampf of 1923: Economic Problems of Civilian Defence // Roberts A. Civilian Resistance as a National Defense: Non-Violent Action Against Agression. Harrisburg, 1968. P. 106-135.

116

оказывать сопротивления войскам на марше"³. Без каких-либо официальных указаний от своих лидеров чехословацкий народ ответил на вторжение не покорностью и пассивностью, а быстрым развертыванием активности НГС по всей стране. В течение первого дня чехословацкое радио начало передавать новости о действиях сопротивления и как только ненасилие началось благодаря народной инициативе, радио стало призывать к соблюдению дисциплины ненасилия. В первый день еще были отдельные факты насилия, но после призыва к ненасильственным действиям дисциплина поддерживалась безусловно.

Несмотря на попытки оккупантов захватить все радиопередатчики, сообразительным радиотехникам удавалось постоянно находить новые средства избегать пеленгации радиопередач. Подобная же изобретательность проявилась и в распространении газет и информационных листовок.

"Для провоза газет через русские пункты проверки на мостах в Праге иногда использовались полицейские машины с включенными фарами и сиренами"⁴. Способность чехов и словаков поставлять информацию о сопротивлении, вместе с продолжением самой борьбы сильно поддерживали моральный дух и единство в борьбе.

Люди всех возрастов, женщины и мужчины, предпринимали разнообразные действия, чтобы срывать планы противника. Они сидели или стояли перед танками противника. Они меняли или убирали уличные знаки и номера домов. Они дули в рожки или звонили в колокола по всей стране между 9.00 и 9.15 часами 26 августа, действуя на нервы многим из оккупантов. Они прямо заговаривали с солдатами и проводили беседы так эффективно, что многие солдаты были выведены из Чехословакии и заменены другими. Они задерживали отправку оборудования для радиоглушения⁵. Они организовывали многочисленные забастовки и демонстрации. Им даже удалось нелегально созвать конференцию Чехословацкой коммунистической партии, которая прошла на одной пражской фабрике 22 августа. Только один человек проголосовал против резолюции, полностью поддерживающей Дубчека, накануне арестованного вместе с другими высокопоставленными лицами. Несмотря на сильное давление со стороны советских официальных лиц в Праге, президент Л.Свобода твердо отказался возглавлять новое правительство⁶.

В конце концов СССР добился своего. С 23 по 26 августа Л.Свобода, А.Дубчек и другие ведущие чехословацкие лидеры были отправлены в Москву для дискуссий. Вряд ли они были полностью осведомлены о широте сопротивления, протекавшего в

—————

³ Windsor P., Roberts A. Czechoslovakia 1968: Reform, Repression & Resistance. N.Y., 1969. P. 95-143, 174.

⁴ Ibid. P. 119.

⁵ Sharp G. The Politics of Nonviolent Actions. Boston, 1973. P. 144, 147, 300.

⁶ Windson P., Roberts A. Czechoslovakia 1968.: Reform, Repression & Resistance. N.Y., 1969. P. 125-127.

117

Чехословакии. В результате компромисса им разрешили остаться у власти, при этом сохранялись многие недавние либеральные реформы, но предполагалось свергнуть сопротивление и согласиться с продолжением оккупации. Путем неослабевающего политического давления в течение нескольких месяцев советское руководство смогло подорвать силу чехословацких руководителей и в апреле 1969 г. заменить их промосковским правительством.

Несмотря на поражение, чехословацкое сопротивление представляет впечатляющий пример эффективности НГС военному вторжению и стало ценным прецедентом, из которого можно извлечь полезные уроки⁷.

Часто отмечают, что НГС не могло бы быть эффективным против такого беспощадного завоевателя, как Гитлер. Однако действительность подтверждает много случаев эффективных ненасильственных действий против нацистской оккупации, особенно в Норвегии, Дании и Нидерландах. Когда была сделана попытка навязать нацистскую идеологию в школах Норвегии, большинство учителей протестовали открыто. Около тысячи были сосланы в концлагеря и подвергались жестокому отношению, но продолжали сопротивление, несмотря на свои страдания. Через восемь месяцев после ареста нацисты отказались от своего намерения и освободили учителей. Когда в 1943 г. в Болгарии стало известно, что евреев собираются депортировать в лагеря смерти, последовал поток писем и огромная демонстрация, остановившие эту акцию⁸. Известно много других случаев ненасильственных действий, которые раскрывают возможности НГС.

Созидательная синергия НГС

Очевидно, что для реализации НГС необходима тщательная предварительная подготовка. Сами по себе эти приготовления могут иметь далеко идущие благотворные последствия, улучшая человеческую жизнь и помогая сохранять во многих смыслах окружающую среду. Тщательная подготовка НГС дает толчок исключительной созидательной синергии — комбинации факторов, позитивный эффект которых усилится от их сочетания. Чтобы утверждение не было голословным, надо прежде всего упомянуть некоторые ключевые силы, вовлекаемые в ненасильственную борьбу против вторжения.

Люди, посвятившие себя ненасильственной борьбе, знают, что правители, включая завоевателей, могут править теми, кто им повинуется⁹. У правителя или завоевателя может быть сила, чтобы

—————

⁷ Woserup A., Mack A. War without Weapons: Nonviolence in National Defense. N.Y., 1975. P. 102-116.

⁸ Sharp G. The Politics of Nonviolent Actions. P. 87-90, 121, 153, 984. Многие другие примеры эффективного ненасильственного сопротивления во время нацистской оккупации можно найти по индексу этого богатого источника.

⁹ Ibid. Ch. 1.

119

причинить страдания и смерть бесстрашным людям, которые оказывают ненасильственное сопротивление, но они бессильны принудить людей к смирению. Если люди в состоянии поддерживать ненасильственное сопротивление и постоянно менять тактику, тогда возможно появление политического "джиу-джитсу", ослабляющего силы захватчиков, несмотря на все их старания¹⁰. По мере того как захватчик продолжает подавляться ненасильственное сопротивление, он начинает терять поддержку и вызывает оппозицию в собственном лагере, включая своих собственных военных и политических сторонников. Союзники и другие партии могут начать выражать оппозиционные настроения. Кроме того, сами участники ненасильственного сопротивления скорее всего будут усиливать собственную активность.

Для того чтобы заработало политическое "джиу-джитсу", необходимо, чтобы НГС делало все возможное, чтобы преодолеть свой страх перед репрессиями. Сильное чувство солидарности между сторонниками ненасильственной борьбы является наиболее важным фактором, позволяющим им преодолеть страхи. Такая солидарность может значительно вырасти после начала вторжения, но она должна иметь крепкие корни задолго до какого-нибудь вторжения. Чувство солидарности, проявляющееся в доверии и уверенности друг в друге, едва ли может расцвести в обществе, где властвуют богатство и власть. Солидарность появится в таком обществе, где есть адекватный жизненный уровень с высокой степенью экономического равенства, где главенствует демократия, где действительно заботятся о здоровье, благосостоянии, образовании, возможностях и вкладах каждого — как женщин, так и мужчин, как старых, так и молодых, здоровых и инвалидов.

НГС — не только для здоровых молодых мужчин. Нужно активное участие каждого, и, насколько это возможно, у каждого необходимо развивать стремление к добровольному сотрудничеству. Человеческие общества продемонстрировали замечательную способность пробуждать черты, необходимые для того, чтобы содействовать тем ценностям, которые считаются основными. Общество, осуществляющее НГС, будет рождать сильных, независимых, уверенных личностей, потому что именно эти черты будут необходимы. Люди вырастают, открыто глядя на свои самые глубокие страхи, и будут черпать силу у мужественных представителей своих сообществ. Поскольку НГС требует широко разбросанного, децентрализованного руководства, ежедневная жизнь в обществе, включая производственную, должна быть организована так, чтобы поощрять инициативу и творчество. Предпочтительной будет экономическая демократия, где рабочий владеет и руководит делом. Участие в принятии решений во всех сферах жизни должно поощряться, ибо эта способность помимо того, что она позволяет людям

—————

¹⁰ Ibid. Ch. 12.

119

получать удовлетворение жизнью, может оказаться очень нужной для эффективной НГС.

В обществе, осуществляющем НГС, каждому следует знать о замечательно богатой, но плохо известной истории движения ненасилия. Это — вдохновенная, гуманистическая сага. Людям потребуется изучить динамику ненасильственных действий и специфические роли, которые, быть может, им придется играть при различных сценариях вторжения. Это едва ли возможно без осознания своей силы в борьбе с любым правительством, которое может стать деспотичным. Нация, полагающаяся на военную оборону, может пострадать от военного переворота. Население, подготовленное к НГС, готово защищаться от переворота¹¹.

Предварительное планирование НГС могло бы включать стратегии на различных стадиях вторжения. В начале вторжения защитники могут захотеть продемонстрировать свою силу и намерения путем массового ненасильственного сопротивления, может быть, всеобщей забастовки или больших демонстраций. Они могут надеяться на быструю победу, но, чтобы быть реалистичными, они должны признать необходимость сберечь свои силы для долгой борьбы с врагом, который не только силен, но и беспощаден. Защитникам надо найти пути поддержки друг друга не только в области духа, но и в обеспечении быстрой связи друг с другом и с потенциальными сторонниками мира. Им надо быть готовыми к трудностям в обеспечении основных нужд, таких, как снабжение продовольствием, водой, теплом, убежищами.

Любой завоеватель может постараться воспользоваться слабостью обороняющихся. Парадоксально, но наиболее централизованные заведения в современном обществе, те, которые являются наиболее могущественными и консервативными, могут оказаться наиболее уязвимыми для захвата во время агрессии. Захватчики, например, достаточно легко могут установить контроль за радио- и телестанциями. Сотрудники станций могут ненасильственно оказаться служить в интересах захватчиков, которые, правда, отнимут у защитников доступ к централизованным средствам связи. Защитникам надо полагаться на много децентрализованных, подпольных радиопередатчиков и на другие формы коммуникации, такие, как устная передача сообщений, использование детей в качестве курьеров или использование предварительно обговоренных сигналов. Усилия по развитию альтернативных средств коммуникации при подготовке к НГС могут быть одним из наших лучших методов в развитии солидарности. Такое чувство солидарности было бы значительным вкладом в усилия людей жить и работать вместе даже в мирное время.

—————

¹¹ Sharp G. Making Europe Unconqerable. Boston, 1968. P. 70-71, 112-115.

120

НГС и общественная безопасность

Как уже упоминалось, НГС полностью поддерживает усилия добиться защиты от угрозы войны посредством заключения договоров по разоружению. Более того, НГС находится в полной гармонии с движением за "общественную безопасность". Это понятие стало известно благодаря Комиссии Пальме, которая призвала к созданию совместных, всеобщих, институциональных образований (включая международно контролируемые договоры по разоружению и поддержание мира Организацией Объединенных Наций) с целью предотвращения начала и распространения войны и прежде всего опасности использования ядерного оружия. Эта международная группа подчеркивала, что недостаточно взять под контроль военные системы, но также важно достигнуть экономической и социальной справедливости, подтачиваемых военными расходами. В значительной степени благодаря докладу госпожи Брундланд, понятие "общественной безопасности" стало включать в себя глобальную кооперацию жизнеобеспечивающих систем во имя здоровья окружающей среды на нашей планете, без которого уменьшается человеческая безопасность и интенсифицируются конфликты.

Именно НГС, а не военная оборона действительно подходит для общественной безопасности. Это справедливо и в том случае, когда общественная безопасность понимается узко, как контроль над системами вооружений, и в случае широкого понимания — включая социальную справедливость и защиту окружающей среды. Более того, фундаментальная цель общественной безопасности — установление справедливого, мирного, устойчивого миропорядка, свободного от насилия. В обсуждениях общественной безопасности может возникнуть путаница в вопросе о насилии. Поскольку этот вопрос является решающим для отношения между НГС и общественной безопасностью, он требует особого внимания.

Общественная безопасность включает в себя главенство общей системы закона, гарантируемой военными средствами, — международной полицией и силами поддержания мира под контролем Организации Объединенных Наций, а также национальными силами, призванными единственно поддерживать внутренний порядок. Будучи реалистами, мы должны признать, что такие ограниченные военные силы необходимы для поддержания порядка в глобальном сообществе. Военные силы, сведенные к оборонным функциям, предпочтительнее систем вооружения, создаваемых для нападения, для свержения национальной власти. Но оборонные военные силы все же являются военными. Их основная функция — пресекать появление ситуаций, в которых используется насилие. Как таковые, они (эти ситуации) проблематичны для общественной безопасности, которая призвана свести к минимуму и уничтожить насилие. В рамках общественной безопасности мы представляем себе глобальную форму кооперации, которая является антитезой насилия, и все же мы принимаем тот факт, что институционализи-

121

рованное насилие существенно для утверждения общественной безопасности.

Эта проблема, несомненно, новая. В большинстве обществ всего мира люди полагаются на институционализированное насилие, осуществляемое армией, полицией и тюрьмами, как на крайние меры против социально неприемлемого поведения, включая насилие. Во многих случаях очень трудно представить ненасильственную альтернативу. Некоторые уже начали, однако, задумываться об этом. Многое уже возможно сделать, хотя немногое изучено и мало используется. История ненасильственных действий полна действенных ненасильственных решений в крайне напряженных конфликтных ситуациях. Существует множество примеров тому, что если мы систематически придерживаемся ненасильственных санкций во всех областях человеческой жизни, мы обретаем новые возможности. НГС само по себе есть уже такое открытие.

Глобальная система общественной безопасности, возможно измененная Организация Объединенных Наций, могла бы использовать НГС как ненасильственную акцию для поддержания жизненного миропорядка. Такая система может обеспечить поддержку НГС народов всего мира. Чем больше народов перейдет от военной обороны к НГС, тем меньше станет угроза агрессии. Наверное, невозможно представить современные военные системы, которые были бы предназначены только для эффективной обороны, а системы НГС совершенно не подходят для агрессии. Не так уж трудно предположить, что в мире есть несколько стран, готовых к НГС. Если кто-то из их числа будет атакован, все сообщество народов, приверженных НГС, с помощью Объединенных Наций сможет сплотиться в созидательной ненасильственной поддержке и помощи сопротивлению этого народа. НГС не предлагает решения всех аспектов проблемы ненасильственных санкций поддержки общественной безопасности, но оно ведет большую работу в этом направлении.

Более того, НГС стало бы наиболее подходящим решением большинства потенциальных проблем, возникающих при создании глобальной системы безопасности. Сначала многие народы вряд ли признают создание такой глобальной силы, пока не убедятся, что им не грозит превращение этой организации в агрессивную. НГС может дать такую уверенность. Быстрое распространение НГС способно стать необходимой предпосылкой для утверждения системы международной безопасности. НГС может разорвать связь между военными системами и национальным суверенитетом. Если народы осознают возможность поддерживать значительный суверенитет, заменив военную власть силой людей, готовых защитить себя ненасильственными средствами, первое препятствие к их участию в системе общественной безопасности будет устранено. НГС в отличие от военного выбора внутренне сходно с полной международной кооперацией, необходимой для общественной безопасности. В интересах военной системы — поддерживать армию, в то время как в

122

интересах людей — участвовать в ненасильственных действиях для упрочения дружбы, которая очевидно способствует взаимодействию.

Расширяющиеся возможности НГС, включающие полное понимание динамики ненасильственного действия, могут стимулировать поиск приемлемых альтернатив насильственным санкциям. Это поможет распространению духа ненасилия, проникающего во все сферы жизни. Дух ненасилия выражается в уважении и заботе о человеке, обо всем живущем, о среде обитания. Этот дух может значительно способствовать тому, чтобы общественная безопасность стала реальной возможностью.

Какие шаги следует предпринять для увеличения поддержки НГС в ближайшем будущем? Учитывая, что идея НГС впервые привлекла серьезное внимание немногим более тридцати лет назад, следует признать, что путь, который она прошла, огромен. Но все-таки в большинстве стран мира мало кто знает об этой идее, еще меньше людей понимают ее хотя бы на элементарном уровне. И совсем немного тех, кто принял эту идею в качестве руководства к практическому действию. И все-таки ситуация не так безнадежна. Эта идея привлекла значительное внимание обществоведов, она стала предметом широких дискуссий среди простых людей, заинтересовавшихся НГС, кроме того есть государственные деятели и военные в большинстве стран Европы которые отнеслись к ней довольно благосклонно. НГС была включена наряду с военными мерами в оборонную доктрину Австрии и Швеции. У людей настолько глубоко укоренилось представление, что насилию можно противопоставить только насилие, и настолько могущественны мировые военно-промышленные комплексы, структуры, что дорога к действительному принятию НГС даже одной нацией чрезвычайно трудна. Что же предстоит сделать?

Очевидно, что в различных ситуациях требуется различный подход. Как показывает опыт европейских приверженцев НГС, очень важно как можно раньше вовлечь в дискуссии о его возможностях военных. Хотя бремя НГС ложится главным образом на гражданское население, необходимо все же добиваться в этом деле поддержки со стороны простых людей везде, где бы то ни было. И дело было бы существенным образом продвинуто, если бы можно было добиться поддержки правительства, включая военных, а также финансовой помощи со стороны государства. Но задача получения поддержки простых людей остается самой главной.

Хотя движение за мир в последнее время замедлило свое развитие, в него все еще входит широкая сеть низовых организаций с большим количеством постоянных работников, и целым рядом хороших журналов. Некоторые из его участников имеют широкий опыт ненасильственных действий. Если бы его лидеры осознали, что способны полагаться на себя в вопросах обороны в случае, если совместные соглашения по разоружению потерпят фиаско, они бы приняли идею НГС в качестве пункта своей программы.

123

Сторонники НГС, конечно, поддерживают международные соглашения по разоружению. В мире все живут под угрозой ядерного уничтожения даже при наличии всего нескольких ядерных держав. И чем больше оружия любого рода может быть уничтожено, тем меньше опасность вторжений с неизбежными разрушениями, страданиями и смертями, которые они несут. Хотя в каждом регионе есть свои особенности, требующие различного подхода, тем не менее необходимо убедить движение за мир включить НГС в свои программы.

Вместе с движением за мир во всем мире возникают различные организации, которые борются за поиск путей справедливого урегулирования социальных проблем и проблем окружающей среды. Многие из этих движений стихийны и недолговечны, а некоторые прочно организованы, имеют своих постоянных работников. Они обычно начинают свою деятельность на локальном уровне, решая насущные локальные проблемы. Затем они связываются с другими местными группами, решающими подобные проблемы, формируют региональные, национальные и международные организации. Группы осознают, что любая глобальная проблема является частью огромной сети взаимосвязанных положений, для которых необходимы взаимосвязанные решения. Глобальное движение сейчас находится на стадии зарождения. Возможное число его участников исчисляется сотнями миллионов. Ему все еще недостает осознания своей сплоченности и организационного единства. Но ясно, что это нечто иное, как новый и жизнеспособный мировой порядок. Это экстраординарное движение разрабатывает широкий ряд новых ненасильственных акций. Сторонники НГС, как части этого великого движения, сейчас имеют возможность внести свой вклад в укрепление единства, в утверждение приверженности ненасилию, включая хорошо организованное гражданское сопротивление против внешней агрессии.

6. Как нация может защитить себя ненасильственными средствами: военные действия против гражданской защиты

Представим, что в одном из миров, не очень отличающемся от того, в котором живем мы, есть две страны — Цивилия и Милитария, которые составляют соответственно западную и восточную части большого острова. Милитария более густо заселена, чем Цивилия, но у нее меньше полезных ископаемых. Как предполагается названием, у Милитарии также впечатляющая армия, и недавно она угрожала использованием своей армии против своего невооруженного соседа. Милитария требует справедливого распределения полезных ископаемых, чтобы обеспечить свое многочисленное население, и хочет передвинуть границу между двумя странами на запад. Так как Цивилия решительно отказалась подчиняться требованиям Милитарии, последняя готовится к вторжению в Цивилию и захвату силой того, чего она не могла получить путем переговоров.

Здравый смысл подсказывает, что если Милитария атакует Цивилию, то последней останется лишь капитулировать и пассивно принять свою судьбу. Однако есть и альтернативный взгляд на ситуацию, согласно которому Цивилии следует положиться на ненасильственную борьбу и противостоять противнику, а затем и победить его. Согласно этому взгляду, агрессор не сможет осуществить свои цели до тех пор, пока оккупационным силам будут противостоять положительные и массовые акты несотрудничества и неучастии.

Если бы Цивилия противостояла агрессии Милитарии с помощью ненасильственного сопротивления, неучастия и саботажа, она могла бы принудить захватчика к отказу от своей цели и, в конце концов, к выводу войск. Милитария может попытаться жестоко подавить сопротивление, но злоупотребление жестокостью будет сказываться на настрое оккупационных войск и подрывать политическую поддержку вторжения в самой Милитарии. Принимая во внимание тот факт, что потери от агрессии будут гораздо больше, чем прибыли, Милитария остережется вторгаться и занимать Цивилию, и, таким образом, политика ненасильственной обороны может позволить Цивилии не только победить захватчика, но и отвратить потенциальных агрессоров, подобных Милитарии, даже от попытки претворить в жизнь свои агрессивные планы.

Вот вкратце то, как сторонники гражданской защиты, известной также как социальная защита, ненасильственная защита, невоенная защита, предложили бы Цивилии противостоять угрозе Милитарии. Еще нигде гражданская защита не была введена как замена военной защиты. Но некоторые европейские страны, а именно: Швеция и Австрия внедрили различные формы граждан-

125

ской защиты в дополнение к своей военной защите¹. К тому же, согласно одному подсчету, известно около двухсот методов ненасильственной борьбы, которые с успехом применяются на практике большим количеством общественных движений². Практически вес они могут быть интегрированы в структуру национальной обороны и в дальнейшем усовершенствованы благодаря организации и подготовке. Исторический опыт показывает, что даже неподготовленное ненасильственное сопротивление было достаточно эффективным против военной агрессии. Таким образом, если тактику ненасильственного сопротивления направить в хорошо организованную стратегию национальной обороны. Нет сомнений, что ее возможность ослабить военную защиту была бы значительно увеличена³.

Предположим, что, организовав гражданскую защиту, Цивилия действительно смогла бы остановить Милитарию от захвата своей территории и получения силой того, чего она не могла достичь мирным путем. Согласно традиционному взгляду на ведение войны, обладания возможностью устрашения, достаточно, чтобы препятствовать военной угрозе как таковой. Предполагается, что если система защиты может расстроить планы массового вторжения, то она сможет ослабить и менее масштабную военную угрозу. Сторонники гражданской защиты обычно соглашались с этим. Они концентрировали внимание на том, что гражданская защита обнаружит невыгодность военного вторжения для агрессора, так что агрессивные планы против народов с организованной гражданской защитой вряд ли будут осуществлены. Однако они упускают из виду возможность того, что небольшие по масштабам вторжения, и не массовая интервенция, смогут реально угрожать системе гражданской защиты. Потенциальное воздействие локальных военных операций на гражданскую защиту до сих пор не обсуждалось⁴. Таким образом, существует значительный пробел в исследованиях по действенности гражданской защиты. Попытаемся его восполнить.

—————

¹ См.: Swedish Comission on Resistence // SOU. 1984, N 10; 1985, N 5.

² Sharp G. The Politics of Nonviolent Action. Boston, 1973.

³Исторические случаи ненасильственной борьбы полно отражены: Sharp G. The Politics of Nonviolent Action. Интеграция тактики ненасильственной борьбы в национальной стратегической обороне: см.: Civilian Resistance as a National Defense Harrisburg, 1968. P.215-308; Kritzer H.M. Nonviolent National Defence: Concepts and Implications // Peace Research Rewiews. 1974. N5. P. l-57; Boseup A. & Mack A. War without Weapons: Nonviolence in National Defence. N.Y., 1975; Galtung J. On the Strategy of Nonmilitary Defence: Some Proposals and Problems in Peace, War and Defense // Essays in Peace Research. 1976. N11. P. 378-426; Sharp G. Marring Europe Unconquerable: The Potential of Civilianbased Deterrence and Defence Cambridge, 1985.

⁴ Исключение состоит в том, что некоторые авторы обратили внимание на агрессора, который нацелен на территориальный контроль слабонаселенного района. Однако и в этом случае агрессор стремится контролировать человеческие ресурсы в стране, подвергшейся нападению.

126

Ответная военная стратегия в отношении гражданской защиты

Гражданская защита может противостоять крупномасштабному вторжению. Если предположить, что потенциальный агрессор принял эту аргументацию, ему придется выбрать другие пути для достижения своих целей. Армиям придется разработать стратегию, которая будет менее накладна и более эффективна, чем широкомасштабное вторжение. В этом случае действительная проверка гражданской защиты не в том, сможет ли она противостоять агрессии подобного рода, но сможет ли она противостоять агрессии, которая разработана специально против гражданской защиты. Поэтому надо принять во внимание слабые стороны гражданской защиты и то, как они смогут использоваться при разработке военной стратегии.

Эффективность гражданской защиты зависит от силы чувства национального единства. Без сильного чувства национальной принадлежности у гражданской защиты не оказывается той социальной спаянности и дисциплины, которые необходимы для адекватного ненасильственного сопротивления. Однако, в отличие от военных систем защиты, гражданская защита не в состоянии обеспечить важный фактор этого единства, связанный с национальной территорией. По сути, гражданская защита может быть полностью активизирована только при условии, что вражеские войска полностью овладели национальной территорией. Иначе она не может отстаивать традиционный интерес национальной безопасности — сохранение целостности национальной территории. Этим можно объяснить, почему проявили некоторую заинтересованность в гражданской защите именно те страны, у которых почти нет надежды остановить военную интервенцию у своих границ. Это также показывает, почему все-таки система гражданской защиты может успешно противостоять оккупации. Как это ни парадоксально, но только при оккупации цель победы над врагом совпадает с целью освобождения своей территории от врага. Только в этом случае для системы гражданской защиты имеет значение целостность национальной территории.

Военные действия, нарушающие целостность территории, но при условии, что территория не оккупирована, в значительной степени сужают контакты между неприятельскими вооруженными силами и населением. В этом случае потери, которые наносятся ненасильственным сопротивлением оккупационным силам, могут быть существенно снижены. В частности, ненасильственное сопротивление может быть нейтрализовано при следующих трех условиях. Первое — интервенция, во всяком случае поначалу, не является прямым средством для выполнения конечной цели. Ее применение ограничивается целями, достижение которых не требует значительной покорности со стороны оккупируемого населения. Тогда такие стратегии сопротивления, как отказ от сотрудничества и неповино-

127

вение, бессмысленны. Второе условие заключается в том, что насилие, неизбежное при использовании военных средств, направляется против тщательно выбранных целей, а не использует массированно или беспорядочно. Военные средства в первую очередь служат в качестве орудий психологической войны, а не для физического уничтожения. Последнее условие предполагает использование насилия таким образом, чтобы в наименьшей степени противоречить общепринятым моральным нормам. Можно уточнить, что военные силы направляются скорее против материальных объектов, но не против людей; если же против людей, то только официальных и политических фигур, а не простых жителей. Таким образом наступающие смогут сохранить чувство моральной сплоченности.

Эти три условия значительно ограничивают характер неприятельского нарушения границ, но при этом допускают выполнение большой гаммы диверсионно-десантных операций. Сюда входит: отключение воды, электричества, газа, нефти, саботаж систем транспорта и коммуникаций; нарушение промышленных и сельскохозяйственных производственных процессов; уничтожение и кража частной собственности и государственной⁵. Страна, которая имеет систему военной защиты, может предотвратить такие атаки, укрепив свои границы войсками и оружием. Теоретически системы гражданской защиты могут использовать ненасильственные барьеры, чтобы прийти к той же цели. Например, люди, которых готовят к ненасильственному сопротивлению, могут быть доставлены и отдаленные регионы, чтобы живой стеной встать на пути захватчиков. Сеть защитных сооружений, состоящих из каналов и железобетонных препятствий, может дополнить человеческий барьер. Однако сомнительно, что затраты их можно будет преодолеть, так как доступ в страну по воздуху невозможно предотвратить ненасильственным путем и, вероятно, не потребуется чрезмерного насилия, чтобы преодолеть земные препятствия. В любом случае наиболее эффективный путь нарушения территориальной целостности нации, которая строит свою защиту на ненасилии, лежит не через массовое вторжение, а через систематическое нарушение границ, осуществляемое диверсионно-десантными отрядами, а не танковыми дивизиями. И очевидно, что диверсионно-десантным отрядам легче проникнуть через границу, чем танковым подразделениям.

Непосредственный результат многократных нарушений границы — появление чувства беззащитности и бессилия, ведь если нарушение границы и не вызывает заметных повреждений, оно разрушает наиболее заметный символ целостности территориальную независимость. Это психологическое давление

—————

⁵Следует отметить, что эти акции не требуют полнокровной армии. Их могут выполнять партизаны или организованные группы, имеющие свои базы в стране, которая поддерживает их. На самом деле слабость гражданской защиты связана с тем, что в то время, как она может разбить военные оккупационные силы, она недостаточно эффективна в сопротивлении ограниченным формам насилия.

128

может быть в определенной степени компенсировано посредством применения экономических и дипломатических санкций. Если такие санкции достаточно строги и выполняются международным сообществом, то их может быть достаточно, чтобы приостановить дальнейшие действия. Однако мало оснований предполагать, что международное сообщество будет активно поддерживать жесткие санкции. Санкционирование предполагает разрушение политических и экономических связей, плодотворность которых в целом признана для всех включенных в них стран. Имея в виду ограниченную природу нарушений границ, разрыв связей может быть воспринят как слишком тяжелая жертва. Страна, которая полагается на гражданскую защиту, сталкивается не столько с кровопролитием, сколько с устрашающей демонстрацией силы. Другие страны могут поэтому обвинить агрессора в нарушении международного права; но эти другие страны, возможно, также захотят обвинить и страну-жертву. Они могут посчитать, и будут правы, что если бы атакованная страна применила военную защиту, — как, надо думать, сделали бы другие страны — она бы не стала объектом нарушения границ. Одним словом, страна, подвергшаяся атаке, вызовет меньше симпатии, чем страна, полностью подмятая военной машиной. Соответственно этой стране будет труднее получить международную поддержку, достаточную для прекращения вражеского наступления. Оставленная без значительной международной поддержки, подвергаемая частым внезапным атакам сил противника, нация, которая уповает на гражданскую защиту, может понести моральный урон. А ослабленная моральная воля, в свою очередь, легко вызовет разногласия по поводу того, как реагировать на вражескую угрозу. Консенсус относительно гражданской защиты может быть нарушен сторонниками военных действий или сторонниками умиротворения. Этот раскол легко используют враги наряду с продолжением изнурительной борьбы, и они сделают все, чтобы с помощью агентов-провокаторов разжечь недовольство.

В определенной степени порядок можно сохранить, и действия врага нейтрализовать через полицию. Но здесь возникает другая опасность для общества, полагающегося на гражданскую защиту. Враг будет специально пытаться спровоцировать полицейское вмешательство для того, чтобы навязать строгие рамки, в которых могут действовать полицейские. Если этого не сделать, то исчезнут границы между тем, когда использовать насилие и когда — нет, и эта неопределенность также может быть использована врагом.

129

Территориальный императив

Непосредственной целью нарушения границ является ослабление национального единства атакованной страны. Обычно считается, что эта цель достижима в той мере, в какой подвергшаяся нападению страна неспособна защитить страну от притязаний врага своего территорию. Сторонники гражданской защиты вправе возразить, что такая формулировка проблемы нарушения границы переоценивает психологическое значение национальной территории. Национальное единство и национальная идентичность, возразят они, вытекает прежде всего из принадлежности к тем же самым политическим, социальным и культурным институтам, а не из проживания в определенной географической зоне. Значение, которое в настоящее время придается территориальной целостности, рассматривается ими как продукт господства военного образа мысли. Как пишут Боузрак и Мэк, "нет сомнения, что именно военное значение ... территориально-сторожевых застав... сделало "национальную территорию", ее суверенитет таким важным национальным символом"⁶.

Если правы Боузрак и Мэк, то в обществе, которое полагается на гражданскую защиту, национальная территория как символ единства скорее всего потеряет свое значение. Однако можно выдвинуть три довода, подвергающие сомнению эти предсказания. Первое: социальные группы, включая нации, возникают тогда, когда люди выделяют себя из других групп; процесс формирования групп — это всегда процесс их дифференциации. То, насколько группа проявляет свою волю к самосознанию соответственно зависит от четкости границ между этой группой и другими. Значение, которое имеют границы для сохранения и усиления идентичности группы, будет усиливаться тем быстрее, чем больше они могут служить признаком для разграничения одной группы от другой. Территориальные границы узнаваемы и степень их узнаваемости, возможно, выше, чем у границ любого другого вида.

Территория, подобно флагу, обеспечивает уникальное и конкретное определение нации, в то время как культурные, политические и социальные характеристики нации — ряд не всегда четко определенных и часто абстрактных определений. Вот почему сомнительно, что эти характеристики смогут обеспечить такое же сильное чувство идентичности и единства нации, как это делает территория.

Второе соображение, почему национальная территория продолжает играть значительную психологическую роль — это то, что люди продолжают эмоционально отождествлять себя со своим физическим окружением. Ландшафт, который их окружает, включает вещи,

—————

⁶ Boserup Tand Mack. War without Weapons. P. 74-75. Аналогичные аргументы см. J. Galtung. On the Strategy of Nonmilitary Defence. P. 390.

130

ценные для их жизни, и, по ассоциации, сам начинает цениться. Справедливо, что современные средства транспорта и коммуникации значительно ослабили зависимость людей от очага, но большинство людей все еще проводят значительную часть своей жизни в одном и том же месте. Хотя технический прогресс увеличил возможности быстрого передвижения, основанные на территории экономические и политические связи едва ли стали слабее. Так что психологическая привязанность людей к своей родине вряд ли устарела⁷.

Родина и страна проживания не идентичны, но фактически родина обычно составляет часть страны, и это обусловливает желание людей защищать национальные границы, чтобы предотвратить вражеские вторжения на свою родину. Отсюда патриотическое воспевание национальной почвы можно рассматривать как логическое расширение более узкого отношения к очагу⁸. Привязанность к своему физическому окружению по существу является косвенным продуктом тех культурных и социальных событий, которые происходят в рамках этого окружения. Однако не следует полагать, что мы должны пытаться защищать эти события, а не окружение, так как события меняются во времени как и различные по своей природе, назначению и степени организации. Все это делает их неосязаемыми и трудными для защиты; само усилие защитить их может даже изменить их характер. С другой стороны, на физическое окружение событий можно положиться, чтобы обеспечить относительно стабильную основу для них; ландшафт обеспечивает меру стабильности в большей степени, чем изменяющаяся социальная и культурная жизнь. Поэтому защита страны — более легкий и более безопасный путь защиты образа жизни.

Желание людей защищать национальные границы в конечном счете объясняет приверженность людей к своей собственности. Как и с родиной, здесь есть связь между защитой своей собственности и защитой своей страны. Собственность есть часть страны и защита своей собственности предполагает защиту своей страны. Более того, угрозы личной собственности обычно исходят не из-за границы, а из своей страны. Правоохранительная система, усиленная в первую очередь полицией, помогает избегать этой опасности, но это означает, что в конечном счете защита своей собственности основывается на использовании или возможности применения насилия. Если внутринациональные угрозы собственности можно преодолеть путем насилия, почему экстранациональные угрозы нельзя преодолеть таким же способом? Далее, является ли общественная собственность государственным эквивалентом частной собственности, и не следует ли ожидать, что общественная собственность защища-

—————

⁷ Hunter A. Persistence of Local Sentiments in Mass Sosiety // Handbook of Contemporary Urban Life. San Francisco, 1978. P. 133-162.

⁸Еще о heimat-чувствах и их взаимоотношениях с любовью к родине см.: гл. 2 Michels R. Der Patriotismus Prolegomena zu seiner Soziologichen Analyse. Munchen, 1929.

131

ется так же, как если бы это была частная? Эти вопросы усматривают противоречие в том, что позволяется защищать границы частной собственности с помощью насилия, но не позволяется охранять границы общественной собственности таким же образом. Можно с уверенностью сказать, что это противоречие не вызвано логической непоследовательностью, но оно может обострить чувство неуверенности у людей, чья безопасность полагается на метод гражданской защиты. Люди мыслят по аналогии: гражданская защита гарантирует им безопасность тогда, когда защита их личной собственности будет зависеть от ненасильственного сопротивления. В наших обществах возможность этого менее вероятна, чем внедрение гражданской защиты. Следовательно, защиту национальной территории можно считать столь же важной, сколь и защиту частной собственности посредством права и полиции.

Роль территориального фактора в достижении национального единства предполагает, что пересечение границ само по себе может подорвать социальную сплоченность страны. Интервенция может еще более усилить распад при соответствующем отборе ее целей и тактики. Ослабление патриотических привязанностей оборачивается возрастающим значением для людей других ориентации. Давно известное социальное расслоение становится более заметным и угрожающим социальной стабильности общества. Как уже говорилось, внутренние конфликты могут спровоцировать агенты-провокаторы; однако важно отметить, что нарушение границ может усилить социальное расслоение, если оно направлено только на некоторые группы внутри страны. Например, этнические меньшинства показывают нежелание нести груз расходов по защите нации от военных действий, их нежелание может поощряться путем освобождения их от участия в активных военных действиях. Эффективность такой тактики будет значительно увеличена, если группы, которые выделены для особого отношения, живут в отдельном географическом районе, а не разбросаны среди остального населения. Это упростит политику дискриминации и усилит у меньшинства чувство территориальной обособленности. Дополнительная выгода такой тактики состоит в том, что она может обеспечить идеологическое оправдание военных операций. Направляя удары на ведущие силы в обществе и поддерживая меньшинство, войска противника могут добиться славы Робин Гуда. В конце концов, меньшинство может даже посчитать агрессора освободителем, а не врагом.

Победоносная тактика ответной стратегии гражданской защиты

Наиболее эффективной военной стратегией против гражданской защиты оказывается стратегия, учитывающая преимущественно психологические факторы. Используемое агрессором насилие чисто символично. Это только способ разрушения единства другой страны. Здесь речь идет о двух важных вещах. Первое, и об этом по-

132

дробнее чуть ниже, заключается в том, что сама по себе стратегия не может воплотить в жизнь намерение агрессора. Второе — это то, что общество с гражданской защитой попробует использовать аналогичные средства для дестабилизации военного противника. Оно также попытается нарушить границу. В зависимости от длины и характера границы ее нарушение ненасильственно протестующими группами либо будет невозможно предотвратить, либо для их пресечения потребуется широкая сеть пограничного контроля. Далее, агенты-провокаторы попробуют проникать в общество в надежде организовать ненасильственное сопротивление режиму. Возможна организация широкой информационной кампании для дискредитации режима в глазах населения. Будут ли такие методы работать лучше против военизированного общества, чем против общества с гражданской защитой, зависит от социальной и политической структуры обоих обществ. Если общество с гражданской защитой полностью демократично, эгалитарно и внимательно к проблемам этнических, религиозных и других меньшинств, то агрессору придется нелегко. Если одновременно стабильность общества, правительство которого осуществило агрессию, поддерживается элитарным и репрессивным режимом, то разногласия будет гораздо проще вызвать в этом, а не другом обществе. Короче, тот факт, что одна страна может использовать военную силу как средство для проведения психологической атаки против другой страны, не предполагает, что эта страна гарантирована от ответной, ненасильственной стратегии стороны, подвергшейся атаке.

Психологические средства ведения войны доминируют только на первой стадии конфликта. На второй стадии агрессор попытается достичь тех целей, для которых предприняты военные действия. Можно выделить политические цели, территориальные и экономические.

Политические задачи направлены на достижение контроля над государственной бюрократией другой страны. Так как государство существует с согласия населения, которым оно управляет, агрессор сможет захватить аппарат только в том случае, если ему удастся сломить волю населения к сопротивлению. Таким образом, агрессор может надеяться расширить свою власть над обществом лишь при условии, что на первой стадии конфликта был достигнут успех.

Территориальные притязания могут быть связаны или с временными целями (например, строительство военно-морской базы в случае, если атакующий не имел до того выхода в открытое море), или с демографическими.

Экономическими являются цели, к которым стремится агрессор, направляя военные действия на достижение контроля за районами особой экономической важности (например, наличие нефти); экономические последствия имеют действия неприятеля, призванные положить конец изматывающей экономической конкуренции (например, путем уничтожения определенных средств

133

производства). Сюда же относятся намерения просто пиратского обогащения.

Достижение этих главных целей проблематично. Психологический урон атакуемому обществу может быть преодолен по мере того, как оно организует свою ненасильственную защиту. Например, предположим, что агрессор хочет построить военно-морскую базу на чужой территории. Выполнению этого желания атакуемое общество может противопоставить по крайней мере две ненасильственные стратегии: блокирование дорог, ведущих в порт, и блокирование порта с моря (например, рыбачьими лодками). Если к ним не применяется насилие, то блокады могут предотвратить сооружение базы. С другой стороны, использование насилия для устранения блокад может подействовать на моральный дух войск, эффект которого перевесит выгоду строительства морской базы.

Даже вторая и конечная фаза конфликта не дает гарантии успеха агрессору. В целом ответная стратегия гражданской защиты может вполне победить и будет менее дорогой, чем полное военное вторжение.

Таким образом:

1. Методы гражданской защиты оказываются беспомощными против военных нарушений границы. Однако, как отмечалось, эта слабость может быть компенсирована применением тактики ненасильственного возмездия. В настоящее время мало что известно о природе и эффективности такой тактики. Дальнейшие исследования могли бы показать их потенциал возможного ответа на агрессию.

2. В настоящее время большинство стран внутренне разделены по этническим, религиозным или социально-классовым линиям. Так как эти противоречия делают нацию особенно уязвимой со стороны стратегии, специально направленной против гражданской защиты, то, похоже, очень мало стран могут себе позволить роскошь иметь гражданскую защиту. С другой стороны, присутствие внешней угрозы обычно способствует объединению, а не разъединению и может компенсировать внутренние антагонизмы. Поэтому требуется дополнительное, в основном эмпирическое исследование для выяснения необходимых условий, которые должно иметь общество, чтобы быть в состоянии противостоять стратегиям, направленным против гражданской защиты.

3. Из-за угрозы нарушений границы может показаться желательным дополнить гражданскую защиту военной обороной. Следует обдумать отрицательные и положительные стороны такой комбинированной системы, так как в любом случае, если гражданская защита получает широкое распространение, она некоторое время остается частью именно военной системы обороны⁹.

—————

⁹ Первое полное обсуждение этого вопроса можно найти в: Can Nonviolence be Combined with Military Means for National Defence? // Journal of Peace Research 25. 1988. P. 69-80.

ЧАСТЬ III. НЕНАСИЛЬСТВЕНАЯ ПОЛИТИКА

1. Может ли политика быть моральной?

Вопрос о том, в какой мере ненасилие может стать основой решения общественных конфликтов, включая и те из них, в которые вовлечены большие группы людей и целые государства, возвращает к старой проблеме соотношения морали и политики. Возможна ли вообще моральная политика? Этот традиционный, многократно и очень напряженно обсуждавшийся в истории общественной мысли вопрос не имеет на сегодняшний день однозначного ответа.

В содержание политики входит обоснование и утверждение интересов определенных социальных групп, слоев, классов. Причем такое их обоснование и утверждение, которое было бы принято другими группами, слоями и классами, приобрело всеобщий характер. Эта объективно противоречивая ситуация — выступать от имени всех, оставаясь верным своим особым целям, учитывать разнообразные мнения и интересы, интегрировать их, но под совершенно определенным углом зрения собственного возвышения к власти или удержания ее — объясняет как внутреннюю тягу политики к морали, так и ее несовместимость с ней. Политика апеллирует к морали, широко пользуется этической терминологией, лучше сказать, эксплуатирует ее, ибо без этого невозможно превратить особенную волю во всеобщую, соединить всегда конкретный и строго персонифицированный властный интерес с безличным всеобщим благом. Но тем самым политик берет на себя функцию выступать от имени общества, народа не только в рамках конкретных государственных или иных политико-институционализированных полномочий, но и в более широком моральном плане. Политик оказывается в то же время идеологом, духовным пастырем, границы его ответственности расширяются до нравственно бескомпромиссных пределов, когда уже невозможно вменить вину, замкнуть конкретные преступления на конкретных лиц. Тяга к харизме в той или иной степени присуща всякой политике, хотя в выпуклой и доминирующей форме она обнаруживается в тоталитарных системах.

Политик уже по определению кого-то представляет, выражает общественную волю, имеет привилегию принимать решения, оказывающие влияние на жизнь многих. Существенный для понимания соотношения морали и политики вопрос состоит в следующем: может ли политик представлять общество также в этическом плане, выражать нравственную волю общества? Не в том смысле, что для политика обязательны принятые в обществе нравственные стандарты (желательность того, чтобы политики были нравственно порядочными людьми, не вызывает сомнения, как, впрочем и то, что они редко являются таковыми): но может ли политик говорить и действовать так, как если бы он был совестью общества. И что про-

135

исходит в том случае, когда политик так говорит и действует? Трагическим примером в этом отношении может служить роль интеллигенции в русской революции.

Российская интеллигенция взялась просветить народ, вразумить его, указать ему путь к благоденствию и счастью. Словом, взяла на себя роль пастыря на запутанных просторах истории. Она оказалась носителем утопических идеалов общественного устройства, вобравших в себя веру в решающее значение для построения общества именно социальных форм, внешне организующих жизнь человека. Такая вера предполагала преувеличение роли общественных институтов с их одновременным отрывом от морально-этической стороны. Согласно утопическому взгляду на смысл революционных преобразований, новый идеальный общественный строй обретет, по словам Г.В.Флоровского, "над-этическую силу, которой должно быть "все позволено". Ему присваивается право нравственного законодательства, своего рода нравственно-метафизический суверенитет. Этот неизбывный культ "обожествленной" организации с какой-то особой последовательностью вытекает из идеологии общественного утопизма"¹. Именно отсюда зарождалась уверенность в непогрешимости абстрактных схем будущего устройства социума и в необходимости насильственного внедрения высокого идеала "всеобщего человеческого счастья" в реальную жизнь.

Максимализм при выдвижении политической цели, присущий идеологу-утописту, неразрывно связан с максимализмом средств, в том числе и прежде всего с утверждением правомерности насилия. Идеолог и политик, ради осуществления собственной цели присваивающий себе право распоряжаться не только своей жизнью, но и жизнью других, становится носителем того аморального кредо "все позволено", которое было предсказано Достоевским в "Бесах" и "Преступлении и наказании". С.Булгаков, исследовавший идеологию и моральную психологию героя-максималиста революционной эпохи, усматривал в принятии им на себя ответственности за судьбы других, своеобразную духовную узурпацию. "В каждом максималисте, — отмечал философ, — сидит такой маленький Наполеон от социализма или анархизма. Аморализм, или, по старому выражению, нигилизм, есть необходимое последствие самообожения, здесь подстерегает его опасность саморазложения, ждет неизбежный провал. И те горькие разочарования, которые многие пережили в революции, та неизгладимая из памяти картина своеволия, экспроприаторства, массового террора, все это явилось не случайно, но было раскрытием тех духовных потенций, которые необходимо таятся в психологии самообожения"².

—————

¹ Флоровский Г.В. Метафизические предпосылки утопизма // Вопр. филос. 1990, № 10. С. 85.

² Булгаков С. Героизм и подвижничество // Вехи. М., 1909. С. 45.

136

Если политик берет на себя ответственность за судьбы других людей, то тем самым он должен способствовать проникновению в политику нравственных начал. Речь идет прежде всего об ответственности морально обусловленной, характеристика которой требует уточнения позиций политика. Ведь осознание политическим деятелем ответственности за судьбу народа еще не дает ему морального оправдания за свои действия, если он не видит в лице народа равного себе субъекта ответственности, т.е. присваивает себе право решать за народ, и народ при этом выступает в качестве объекта. Корни односторонней ответственности были заложены в предреволюционную эпоху в максималистской идеологии революционера, который при размышлении о собственном долге перед народом, по словам П.Струве, "...никогда не додумывался до того, что выражающая в начале долга идея личной ответственности должна быть адресована не только к нему, интеллигенту, но и к народу, т.е. ко всякому лицу, независимо от его происхождения и социального положения. Аскетизм и подвижничество интеллигенции, полагавшей свои силы на служение народу, несмотря на всю свою привлекательность, были, таким образом, лишены принципиального морального значения и воспитательной силы"³. В результате этого народ становился игрушкой в руках политических сил, которые возомнили себя высоконравственными, ибо выступали якобы от имени народа, хотя именно по этой причине стояли на глубоко безнравственной позиции, и которые провоцировали исстрадавшиеся народные массы к разрушительным действиям, несущим в себе насилие. И в призывах к насильственному свержению старого строя ...заключалась не просто политическая ошибка, не просто грех тактики. Тут была ошибка моральная. В основе тут лежало представление, что "прогресс" общества может быть не плодом совершенствования человека, а ставкой, которую следует сорвать в исторической игре, апеллируя к народному возбуждению"⁴.

При условии, когда субъектом ответственности считался лишь политик, вождь, как бы a priori признавалась неспособность народных масс нести равную с ним ответственность, т.е. быть субъектом политики. Издержки такого рода ответственности (субъекта за объект, т.е. за народ) имели место на протяжении многих десятилетий нашей истории, когда право решения за народ узурпировалось вождями, партией, правительством. Отношение к народу как к объекту политики было унижением его морального достоинства. Подобная позиция явилась выражением и свидетельством разрыва политики и морали. Преодоление этого разрыва возможно лишь на пути изменения социальной природы ответственности, при углублении и расширении ее нравственной стороны, предусматривающей становление народа в качестве равноправного субъекта политики.

—————

³ Струве П. Интеллигенция и революция // Там же. С. 139-140.

⁴ Там же. С. 141.

137

Вопрос о возможности моральной политики тесно связан и с проблемой осуществления политических целей через борьбу, конфронтацию. Борьба, понимаемая как средство завоевания власти путем насилия, возводилась под эгидой разрушения зла (например, старого режима) в культ высокой добродетели. Идея насильственной политической борьбы (а именно так она и понималась по преимуществу в большевистской традиции) включала в себя моральное оправдание таких ее форм, как заговор, восстание, террор, с помощью которых якобы обеспечивается путь к утверждению общественного идеала — счастья простых людей. Психологической основой такой борьбы становилась ненависть, возбуждаемая к врагам — представителям других классов, другой веры, ко всем инакомыслящим. При этом ненависть к врагам культивировалась не как личностное чувство, а как чувство политическое, гражданское, призванное, по словам С.Франка, играть "роль глубочайшего и страстного этического импульса...". Интересно, что ненависть могла быть оправдана этическими мотивами (например, ненавистью к эксплуататорам), нести в себе моральный пафос и социальную действенность. Однако если исходить не из узкоморалистических взглядов, а рассматривать эту проблему в более широком философском контексте, то становится очевидным: при укреплении ненависти в основе духовной жизни человека "...происходит вредное и ненормальное перерождение нравственной личности"⁵. Олицетворяя собой разрушительное начало, вытесняющее социально-гармонизирующие моменты, ненависть вносит глубокую дисгармонию в духовно-нравственную жизнь людей. Провозглашение культа борьбы на основе ненависти обернулось перерастанием идеи политической борьбы в культ насилия. Борьба, безусловно, является неустранимым атрибутом политики. Однако в цивилизованном обществе ее содержание и формы должны носить ограниченный характер: моральнооправданной может быть только ненасильственная борьба, вдохновляемая общечеловеческими ценностями. Вместе с тем политическая борьба в ее исторически сложившемся содержании и превалирующих формах по сути дела противостоит морали, и в связи с этим понятие моральной политики представляется абсурдным: в реальной жизни полный симбиоз морали и политики невозможен в силу несовпадения их сущностей. Политика основана на отчуждении, отталкивании людей друг от друга, на расхождениях, вытесняющих социально-гармонизирующие моменты, ненависть вносит глубокую дисгармонию в духовно-нравственную жизнь людей. Провозглашение культа борьбы на основе ненависти обернулось перерастанием идеи политической борьбы в культ насилия. Борьба, безусловно, является неустранимым атрибутом политики. Однако в цивилизованном обществе ее содержание и формы должны носить ограниченный характер: моральнооправданной может быть только ненасильственная борьба, вдохновляемая общече-

—————

⁵ Франк С. Этика нигилизма // Там же. С. 166-167.

138

ловеческими ценностями. Вместе с тем политическая борьба в ее исторически сложившемся содержании и превалирующих формах по сути дела противостоит морали, и в связи с этим понятие моральной политики представляется абсурдным: в реальной жизни полный симбиоз морали и политики невозможен в силу несовпадения их сущностей. Политика основана на отчуждении, отталкивании людей друг от друга, на расхождении их интересов. "Мы слишком общественны потому, — писал Н.А.Бердяев, — что слишком отъединены и отчуждены друг от друга"⁶. Согласно русскому мыслителю, сущностный принцип политики, отчужденность и отъединенность рождают потребность в поиске нравственных ориентиров, указывают на незаменимость и неизбывность в человеке моральных начал, объединяющих и преодолевающих отчужденность. Человек поднимается до понимания того, что политика и социальность, пронизанные прагматизмом, утилитарно-общественными целями, не способствуют реализации общего, вечных моральных ценностей. Примечательно, что моральные искания проявлялись, как правило, не в области политики и социальной активности, а все-таки — достаточно обособленно. По образному выражению С.Франка, "религия служения земным нуждам" (т.е. политика. — И.М.) приходит в столкновение с "религией служения идеальным ценностям"⁷ (т.е. с моралью — И.М.). Это обусловлено прежде всего качественной разнородностью политики и морали, тем, что истоки морали лежат в сфере духа, а политики — в мире социальном.

Моральная политика — понятие абсурдное, поскольку мораль и политика — явления разных уровней. По сравнению с политикой мораль представляет собой более высокий уровень сознания. Однако мораль способна "спускаться" в область политики. Моральные начала, постепенно пронизывающие политику, в конечном счете способствуют ее ослаблению и снятию. То есть там, где противоречия и конфликты разрешаются на основе нравственных, а не политических решений, где политическая деятельность, ее цели и средства становятся выражением общечеловеческих ценностей и идеалов — политика исчезает, уступая место нравственности. Такое растворение политики в морали возможно лишь в отдаленном будущем на основе нравственного преображения социума, предполагающего качественно иной уровень духовности общества, а также глубокое изменение современных форм его иерархического устройства.

В настоящее время остро актуальным остается вопрос о привнесении моральных начал в политическую борьбу, который не может рассматриваться без освещения проблемы взаимодействия политики и правосознания. Это больной вопрос не только нашей политической, социальной, но и нравственно-духовной жизни, имеющий глубокие исторические корни и требующий специального

—————

⁶ Бердяев Н.А. Смысл творчества М., 1989. С. 479.

⁷ Франк С. Этика нигилизма // Вехи. М., 1909. С. 156.

139

многостороннего исследования. Остановимся лишь на самых основных моментах. Правовые нормы тесно сплетены с моральными и являются важнейшими элементами цивилизованного сознания. Однако правовое сознание всегда отставало от развития нравственного сознания в силу различных исторически сложившихся факторов. Известный русский правовед Б.Кистяковский с горечью отмечал, что ни одна правовая идея не играла роли в идейном развитии интеллигенции, правосознание которой всегда стояло на крайне низком уровне и никогда не было охвачено идеями прав личности и правового государства. В отсутствии правовой личности ученый видел величайший пробел нашего общественного сознания, указывая, что "...обе стороны этого идеала — личности, дисциплинированной правом и устойчивым правопорядком, и личности, наделенной всеми правами и свободно пользующейся ими, чужды сознанию нашей интеллигенции... Духовные вожди русской интеллигенции неоднократно или совершенно игнорировали правовые интересы личности, или высказывали к ним даже прямую враждебность"⁸. Низкий уровень правосознания мог предопределять некоторые черты как морального, так и политического сознания русского интеллигента. В моральном плане это отражалось в заниженных требованиях к личностной автономии, неприкосновенности и свободе, что не могло не сказаться и на представлении о нравственном достоинстве личности, а в политическом — открывало путь к нарушению прав человека на жизнь и свободу, т.е. к насилию над ним. Именно это, по мнению Б.Кистяковского, помешало движению к высоким формам общественной жизни "...и привело интеллигентские надежды к крушению. На одной этике, — подчеркивал правовед, — нельзя построить конкретных общественных форм. Такое стремление противоестественно; оно ведет к уничтожению и дискредитированию этики и к окончательному притуплению правового сознания"⁹. О последствиях такого положения в какой-то мере можно судить сегодня: после десятилетий произвола, беззаконных репрессий мы до сих пор не пришли к правовому государству. Таким образом, неразвитость правосознания народа и многолетние, насильственно навязанные правовые приоритеты вождя, партии, государства, тех или иных организационных структур (а теперь — провозглашение правовых приоритетов той или иной нации), подавляющих права человека, носили тоталитарно-репрессивный характер и тем самым служили проведению аморальной политики.

Происходящие сегодня процессы политизации нашего общества на фоне переосмысления истории, традиционных идей и ценностей затронули корневые структуры самосознания миллионов людей. Именно сейчас общество созрело для полнокровной политической жизни со всеми ее позитивными и негативными

—————

⁸ Кистяковский Б. В защиту права // Там же. С. 104.

⁹ Там же. С. 115.

140

возможностями. Поэтому вопрос о моральном характере политизации общества обретает особую актуальность.

Переоценка социально-политических реалий неразрывно связана с началом демонтажа старой системы, а процессы политизации отражают по сути дела несовместимость новых подходов к оценке действительности со старыми структурами. В этом плане на ограниченном по времени этапе общественных преобразований политизация несет в себе глубокий нравственный смысл. В морально-позитивном ключе можно рассматривать усиление осознанного поиска новых ценностных ориентиров, о чем свидетельствует возросшая активность различных общественных групп и слоев, которая проявляется в возникновении неформальных структур и движений, в развитии многопартийности. Разнообразные формы социального действия — проведение ненасильственных акций гражданского сопротивления, таких как митинги протеста, демонстрации и т.п. могут вносить конструктивно-преобразовательное начало в процессы политической борьбы против отживших структур, за обновление и совершенствование общественной системы.

Одновременно разрушение традиционной идеологии и социально-психологических стереотипов, связанное с утратой привычных идеалов и ценностных ориентации, содержит в себе возможность обострения процессов дифференциации и атомизации общества. Рождение на политической арене "звезд", новых лидеров различных направлений отражает раскол общества на группы, противостоящие друг другу по своим социально-политическим, экономическим, культурным и национальным интересам и целям. Когда же идейное противоборство со страниц периодической печати переходит на уличные баррикады, политика обрывается — начинается война. Здесь с наибольшей остротой обнажается вопрос о моральной ответственности носителей такой политики — идеологов, партийных и государственных деятелей (безусловно, мера их ответственности не беспредельна, поскольку в период дестабилизации особую силу обретают стихийные процессы). Однако обладающее властью меньшинство должно принимать на себя бòльшую долю ответственности перед бесправным и слабо информированным большинством. Политики и депутаты, ученые и деятели культуры в ситуации общественного кризиса должны прилагать максимум усилий по осмыслению конечных целей, их реалистичности, а также опасностей и "подводных рифов" политизации.

Рассмотрев некоторые стороны взаимодействия морали и политики, можно выделить наиболее существенные условия проникновения в политику нравственных начал:

а) высокий нравственный уровень субъекта политики предполагает отказ от монополии на истину — особенно при обосновании конечных целей политической борьбы; политик принимает полную ответственность за свои идеи, решения и действия и рассматривает граждан не в качестве объекта, а как равных себе субъектов полити-

141

ческой деятельности; тем самым снимается проблема духовно-нравственного насилия;

б) необходимость понимания политической борьбы как средства завоевания власти во имя утверждения общечеловеческих ценностей только ненасильственными методами;

в) внесение в политику и мораль высоких форм правосознания; пренебрежение правами человека не может иметь никакого оправдания даже при осуществлении самых благородных целей.

2. Роль силы в ненасильственной борьбе

В основе ненасильственной борьбы лежит истинное понимание природы силы (power) в обществе и политике. Практика, динамика и последствия ненасильственной борьбы непосредственно зависят от обладания силой и от ее воздействия на противостоящую группу*. Эту технику невозможно понять, если не принимать во внимание такого важного ее элемента, как сила.

Такой подход находится в прямом противоречии с широко распространенными ложными представлениями о том, что ненасильственное действие бессильно, что оно теоретически и практически игнорирует реальность силы в политике и что сторонники ненасильственных действий очень наивны в том, что не видят в насилии источник силы в политике. Эти ложные представления, однако, связаны с отрицанием или игнорированием истинной природы силы в политике и той роли, какую она играет в процессе ненасильственной борьбы.

Ненасильственная борьба представляет собой политическую технику, которую необходимо понять исходя из ее собственной природы, а не объяснять или оценивать ее по ассоциации или сходству с достаточно разнообразными явлениями. Подобная техника скорее использует социальные, психологические, экономические и политические методы воздействия на оппонента, такие, как давление и наказание, нежели насильственные методы¹. Она включает около двухсот методов символического протеста, социального несотрудничества, экономических бойкотов, трудовых забастовок, политического несотрудничества и ненасильственного вмешательства (которое может варьировать от сидячего протеста до создания параллельного правительства). Эти разнообразные методы также именуются "оружием" ненасильственных действий.

Ненасильственную технику не должно путать с отличными от нее, но не менее важными проявлениями религиозных и нравственных убеждений, которые предполагают уклонение от насилия². Эти убеждения могут разделяться и отдельными участниками, и движениями, использующими ненасильственные действия. Однако гораздо чаще люди и движения, осуществлявшие практику ненасильственной борьбы, не принимали в принципе обязательства использовать только ненасильственные средства. Они использовали насилие прежде или готовы прибегнуть к нему при определенных обстоятельствах в будущем. Однако при наличных условиях эти люди были готовы следовать благородной стратегии ненасиль-

—————

* Согласно учению ненасилия, не следует субъекта, против действий или политики которого ведется борьба, называть врагом, противником, но оппонентом. Тем самым выражается принципиальная готовность к взаимопониманию, диалогу, сотрудничеству. — Примеч. пер.

¹ See: G.Sharp. The Politics of Nonviolent Action. 3 Vols. Boston: Porter Sargent, 1973.

² See: G.Sharp. Types of Principled Nonviolence // Gandhi as a Political Strategist, with Essays on Ethics and Politics. Boston: Porter Sargent, 1979. P. 201-234.

143

ственной борьбы для достижения конкретных целей. Они были готовы употреблять это ненасильственное оружие вместо насилия и поддержать ненасильственную дисциплину, хотя и не были связаны обязательством использовать именно эти средства в любых возможных ситуациях. Основной причиной выбора ненасильственных средств было то, что использование этой техники могло бы увеличить их шансы на успех в данном конфликте.

Ненасильственная борьба является техникой противопоставления силы противнику-оппоненту. Группа, выступающая в качестве оппонента, обычно обладает значительной административной, экономической, политической, военной мощью и полицией. Эта группа обычно представляет собой контролируемый элитой государственный аппарат, который является враждебным и несправедливым по отношению к благополучию и интересам широкого населения. Однако часто в качестве оппонента выступает внегосударственное образование, поддерживаемое государственными структурами.

Широкие круги населения, которые испытывают отрицательное воздействие политического курса и действий группы, которая рассматривается в качестве оппонента, могут быть названы "притесняемой" группой. Эта группа может заниматься отдельными проблемами или выступать против политики в целом или даже не признавать режима. Но группа, которая фактически участвует в ненасильственной борьбе, меньше "притесняемой" группы, хотя количество людей и различных социальных институтов, вовлеченных в ненасильственную борьбу, может широко варьироваться.

Сила является неотъемлемой частью ненасильственной борьбы. Эта борьба не может быть понята или разумно организована без внимания к возможностям силы и отношениям силы. Термин "сила" используется здесь для обозначения всей совокупности воздействий и давления, включая санкции, помогающие группе или обществу сохранить себя, реализующих их политический курс, а также ведение внутренней и внешней борьбы. Сила может измеряться соответствующей возможностью контролировать ситуацию, людей и институты или возможностью мобилизовывать людей и институты на определенное действие. Такого рода сила может быть использована, чтобы дать возможность группе достичь определенной цели; осуществить или изменить политический курс; побудить других людей вести себя, так, как того желают обладатели силы; сопротивляться или поддерживать существующую систему, политику и отношения; изменить или разрушить существующую расстановку сил или институтов; либо совершенствовать комбинацию всех этих факторов.

Политическая сила может находиться в руках правительств, государства, институтов, оппозиционных движений и других групп. Такая сила может быть использована непосредственно, но может быть и резервной способностью, оказывая влияние лишь фактом

144

своего существования. Во время переговоров, например, сила присутствует в такой же мере, как и во время войны.

Чтобы понять роль силы в ненасильственных действиях, необходимо взглянуть на природу и динамику силы, имеющейся в распоряжении как у группы оппонента, так и у группы ненасильственного действия.

Зависимость правителей

Мы часто упускаем из виду тот очевидный, но тем не менее важный как в теоретическом, так и в практическом отношении факт, что сила, которой обладают отдельные индивиды и группы на высших уровнях политического руководства и управления в любом правительстве, т.е. те, кого мы для краткости называем "правителями", не является чем-то им изначально присущим. Эту силу они должны получить извне. Политическая сила, которой они обладают как правители, приходит из общества, которым они управляют. Таким образом, сила власти определяется возможностью управлять поведением других людей, распоряжаться значительными людскими и материальными ресурсами, иметь в распоряжении аппарат санкций и использовать бюрократию при реализации своего политического курса.

Главы правительств и политических систем не являются ни всемогущими, ни обладающими само-воспроизводящейся силой. Господство правителей и политической элиты зависит в конечном счете от сотрудничества населения и общественных институтов.

Политическая сила возникает из взаимодействия всех или хотя бы нескольких источников, таких, как:

1) Власть. Устойчивость и действенность власти правителей и ее легитимность в глазах подданных.

2) Человеческие ресурсы. Число людей, поддерживающих, сотрудничающих или оказывающих особое содействие, их число относительно всего населения, а также формы и устойчивость их организаций.

3) Знания и навыки. Умения, знания и возможности этих людей, их способность удовлетворять потребности правителей.

4) Скрытые факторы. Психологические и идеологические факторы, такие, как: привычки, отношение к повиновению и подчинению, наличие или отсутствие общественного доверия, идеология, чувство долга.

5) Материальные ресурсы. Собственность, естественные и финансовые ресурсы, экономическая система, система связи и транспорта.

6) Санкции. Характер и сила принуждения и наказания, которые имеются в распоряжении правителей для применения их как против подданных, так и в международных конфликтах.

Почти всегда существует проблема, в какой степени некоторые или все эти источники силы имеются в наличии; исключительно

145

редко (если не сказать никогда) складывается ситуация, когда все они даны полностью или полностью отсутствуют. Увеличение или уменьшение силы правителей зависит от сочетания этих источников. Степень этой силы определяется тем, в какой мере возможен доступ к этим источникам.

Более тщательное исследование источников силы правителей показывает, что они в большой мере зависят от повиновения и сотрудничества тех, кем управляют. Если подданные отвергают право правителей руководить, то они тем самым берут назад всеобщее соглашение или групповое согласие, которое только и делает существование правительства возможным. Эта потеря власти ведет к дезинтеграции силы правителей. Она уменьшается до такой степени, что правители вынуждены отказаться от власти. Когда потеря власти достигает крайней степени, это угрожает самому существованию такого правительства.

Ситуация ограничения или отказа подданных от сотрудничества опасна для любого режима, потому что именно своим сотрудничеством подданные способствуют функционированию и увековечиванию существующей системы. Как экономическая, так и политическая системы функционируют благодаря содействию многих людей, организаций и многих групп, а правители зависят от их сотрудничества и содействия. Чем более обширен и более детализирован контроль правителей, тем более они нуждаются в подобном содействии.

Сила правителей зависит от постоянного наличия подобного содействия не только отдельных членов общества, должностных лиц, служащих и т.п., но также второстепенных организаций и институтов, которые образуют систему в целом. Это могут быть министерства, организации, отделения, комитеты и т.п. Однако, эти индивиды, группы и институты могут отказаться от сотрудничества и могут уклониться от оказания содействия, достаточного для того, чтобы сохранить позиции правителей и дать им возможность реализовывать свой политический курс.

Границы принуждения

Если перед лицом широко распространяющегося несотрудничества и неповиновения правители не идут на значительные уступки, то они должны все больше прибегать к принуждению. Пытаясь обеспечить себе необходимое содействие и сотрудничество, правители могут применять санкции (или наказания). Очень часто подобные санкции возможны благодаря тому, что в то время как одна часть населения отвергает власть правителей, другая часть остается им преданной и осуществляет их политический курс. Лояльная полиция и солдаты могут быть использованы для проведения санкций против остального населения.

Но это, однако, еще не все. Правящая группа (иноземная или внутренняя) также, в свою очередь, должна быть объединена чем-то

146

иным, нежели только санкциями и, следовательно, также является уязвимой для внешних воздействий. К тому же сама способность правителей применять санкции как у себя, так и за рубежом в значительной мере зависит от помощи самих подданных, которая может быть ограничена или прекращена. Но правителям нужна не пассивная поддержка, а явное проявление исполнительности людей и большое число помощников. Однако все усилия добиться этого содействия путем принуждения будут недостаточными, если власть правителей не будет ограничена.

Санкции необходимы для поддержания политической власти правителей — особенно в моменты кризисов. Однако эффективность этих санкций зависит от реакции подданных, которым они угрожают или против которых они применяются. Во многих ситуациях люди должны, как порой поступают на войне солдаты, не отступить перед лицом опасности. Даже в случае применения санкций всегда существует возможность выбора, проявления своей воли. Чтобы быть эффективной, санкция должна внушать страх; тогда люди снова согласятся сотрудничать и подчиняться. Они могут, однако, не сделать этого. В такой ситуации отношения власти существенно видоизменяются, и это представляет серьезную угрозу силе правителей.

Объединенное сопротивление

Наличие каждого из источников силы, кроме того, связано или непосредственно зависит от степени сотрудничества, покорности, повиновения и содействия, которых правители должны добиться от своих подданных и институтов общества. Эта зависимость при определенных обстоятельствах позволяет подданным ограничить или изолировать эти источники силы путем уменьшения или даже отказа от необходимого сотрудничества и повиновения.

Если силу правителей можно регулировать путем отказа от помощи и повиновения, тогда несотрудничество и неповиновение должны быть широко распространены. К тому же необходимо поддерживать эти действия и перед лицом репрессий, направленных на то, чтобы вынудить к покорности. Крупномасштабное неповиновение и несотрудничество возможны только в том случае, если только пропадает или уменьшится страх у подданных и если только они будут готовы переносить любые санкции во имя перемен. Такая акция станет политически значимой. Свобода действия правителей обратно пропорциональна количеству неповинующихся подданных, несотрудничающих институтов, а также степени зависимости правителей от этих факторов. Следовательно, проблема контроля над силой может быть решена путем изучения того, как можно реализовывать и сохранять уклонение от сотрудничества.

Если отказ от одобрения, сотрудничества и повиновения сохраняется и при угрозе нападений со стороны правителей, тогда конец неизбежен. Так что все правители находятся в зависимости от со-

147

трудничества подданных; а мнение о том, что сила проистекает только из насилия, и что победа неизбежно достается стороне, обладающей большей способностью к насилию, является ошибочным. На самом деле главным является решимость не повиноваться и способность к сопротивлению.

Если это понимание зависимостей природы политической власти должно быть применено на практике, то встает вопрос: как? Недостаток знания о том, что надо делать, был одной из причин, почему люди редко действовали эффективно и уже давно не упразднили тиранию и угнетение. Очевидно, что такое понимание сущности политической власти может быть реализовано двояко: во-первых, непризнание гражданами тиранического правительства должно быть активно выражено в отказе от сотрудничества. Как мы можем в этом убедиться, подобный отказ может принимать различные формы. Во-вторых, должна быть проведена групповая или массовая акция. Когда правящее меньшинство сплочено, а управляемому большинству не хватает независимой организации, тогда подданные обычно не способны на общую оппозицию. Они будут бороться один на один. Эффективное действие, основанное на таком понимании силы, нуждается в общем сопротивлении и открытом неповиновении.

Структурные основы общества

Структурная основа общества существенным образом предопределяет возможность граждан контролировать своих правителей. Эта структура выражается в существовании разнообразных общественных институтов, в которых и сконцентрирована политическая сила.

Формы и сущность этих органов политической силы меняются от общества к обществу, и от ситуации к ситуации. Они, однако, способны включать такие социальные группы и институты, как семьи, социальные классы, религиозные, культурные и национальные группы, профессиональные и экономические группы, небольшие поселения и деревни, города, провинции и регионы, органы местной администрации, организации добровольцев и политические партии. Но чаще всего эти органы силы являются традиционными, укоренившимися, официально признанными социальными группами и институтами. Иногда они могут быть организованы не столь формально, могут создаваться или даже восстанавливаться по мере осуществления каких-либо целей или в противостоянии правителям.

Статус этих образований в качестве органов силы будет определяться их способностью действовать независимо, обладать действенной силой и контролировать действенную силу других, т.е. правителей или иных органов власти и силы. И поэтому чрезвычайно важно их количество, степень их централизации или децентрализации, принятые в них процедуры выработки решений, степень их внутренней прочности и жизнеспособности.

148

Структура сил общества, а также их взаимосвязь в значительной мере определяют сферу и степень максимальной эффективности сил правителей. Когда сила как бы разлита в обществе между различными общественными институтами, сила правителей с большей вероятностью будет подчиняться контролю и ограничениям, так как подобные структуры дают возможность противостоять правительственному влиянию. Подобная ситуация ассоциируется с политической "свободой". Когда же, с другой стороны, органы силы существенно ослаблены, подорваны или путем различных ограничений нарушено их независимое существование и автономия действий, тогда сила правителей с большой вероятностью станет неконтролируемой. Это ослабит или даже разрушит способность к общему противостоянию. Такая ситуация ассоциируется с "тиранией".

Потенциальная способность общества контролировать правителей во многом зависит от условий, в которых действуют органы силы. У общества, в котором существуют группы и институты, обладающие значительной социальной силой и способные к независимому действию, больше возможностей контролировать силу правителей и тем самым противостоять тирании, чем у общества, в котором все подданные одинаково бессильны, так как в нем не существует структур, с помощью которых простой народ может действовать сообща для достижения своих целей и для сопротивления правителям.

Источникам силы правителей угрожает опасность, как правило, только тогда, когда одновременно большое количество подданных (или обычно социальные группы или институты) уклоняются от содействия, сотрудничества и повиновения. Поэтому способность этих структур отказывать в поддержке источникам силы приобретает первостепенное значение. Эта способность определяется различными факторами, включая навыки людей вести борьбу путем несотрудничества, а также потребность правителей в тех источниках силы, которые подданные и институты могут им предоставить. Важно и то, в какой мере эти группы способны действовать самостоятельно против правителей.

Таким образом, возможность контроля за действиями правителей со стороны негосударственных институтов общества будет определяться следующими факторами: (1) желанием народа контролировать эти силы; (2) количеством независимых организаций и институтов; (3) силой организаций и степенью их независимости; (4) характером источников силы, контролируемых этими институтами; (5) степенью влияния на социальную силу и контроля за ней и (6) способностью людей выражать свое неодобрение и отказываться от сотрудничества. Если все эти факторы наличествуют в достаточной степени, органы силы могут выбрать, предоставить ли силу правителям или ограничить, а могут и совсем перекрыть их доступ к силе.

149

Следовательно, изменение силы правителей непосредственно или косвенным образом связано с готовностью подданных одобрять правителей, подчиняться им, сотрудничать с ними и выполнять их намерения.

Ослабление силы правителей

Когда люди отказываются от сотрудничества, уклоняются от помощи, стойки в своем неповиновении и открытом неподчинении, они лишают своего оппонента элементарной поддержки и сотрудничества, в которых нуждается любое правительство и иерархическая система. Граждане могут не подчиняться законам, которые они отвергают. Рабочие могут прекратить работу, чем парализуют экономику. Служащие могут отказаться исполнять инструкции. Солдаты и полиция могут действовать пассивно при проведении репрессий; они могут даже взбунтоваться. Если люди и институты делают это достаточно долго и интенсивно, правительство или иерархическая система теряют силу. Люди, которые были "правителями", становятся обычными людьми. Все меняется из-за того, что человеческое содействие, создающее и поддерживающее политическую силу режима, было изъято. И поэтому сила режима уничтожается.

Однако, чтобы обладать эффективной силой против властвующих правителей, недостаточно одного упрямства и коллективной стойкости. Всеобщее противостояние должно быть переведено в стратегию действия. Людям необходимо знание техники, основанной на этом понимании сущности силы, включая специфические методы этой техники, динамику развития, необходимые составляющие успеха и принципов стратегии и тактики. Реализация этой техники должна быть умелой. К этому относится и умение настаивать на своем, несмотря на репрессии. Нам необходимо поэтому более полное знание техники ненасильственных действий — той техники, которая основана на нашем понимании природы силы.

Система ненасильственных средств борьбы

Ненасильственное действие, так же как и война, представляет собой совокупность средств борьбы. Оно включает в себя демонстрацию сил и проведение "битв", нуждается в мудрой стратегии и тактике, в мужестве своих "солдат", дисциплине и способности к жертвам. (Однако потери убитыми и ранеными чаще всего значительно меньше, чем во время обычных и партизанских войн). Чтобы победить, люди, стремящиеся к этому ненасильственным путем, должны увеличить свою основную силу, умело применять избранную ими тактику действия, осуществлять необходимые условия настолько эффективно, как только они могут. Хотя бытует мнение, что достижение успеха ненасильственным путем требует гораздо больше времени, чем насилием, это не всегда

150

верно. Временами ненасильственные действия приводят к успеху в течение недель или даже дней.

Большинство методов ненасильственных действий можно рассматривать как реализацию теории силы, о которой говорилось выше. Четко различаются три определенных класса ненасильственного оружия в ненасильственной борьбе: ненасильственный протест и убеждение, несотрудничество и ненасильственная интервенция. Эти виды оружия ненасильственной борьбы могут изменить существующие социальные, экономические или политические отношения и одновременно основательно изменить баланс сил.

Ненасильственный протест и убеждение являются главным образом символическими действиями в мирном противостоянии или при попытке убеждения, осуществляемого не при помощи слов, а посредством кратковременных актов несотрудничества или ненасильственной интервенции. К этим действия относятся: демонстрации, бдения, пикетирование, расклеивание плакатов, обучение, траурные митинги и митинги протеста.

Самая значительная группа ненасильственных методов включает несотрудничество с оппонентом. Несотрудничество заключается в намеренном неодобрении, уклонении или открытом неповиновении в определенных существующих отношениях — экономических, социальных или политических. Действия могут быть спонтанными или запланированными, законными или незаконными.

Методы несотрудничества разделяются на три категории: 1) методы социального несотрудничества (включая социальные бойкоты); 2) методы экономического несотрудничества (подразделяющиеся на экономические бойкоты и забастовки); 3) методы политического несотрудничества (также известные как политические бойкоты). Умение групп ненасильственного действия владеть оружием несотрудничества — социальным, экономическим или политическим — является чрезвычайно важным в динамике ненасильственной борьбы.

Третьей группой методов ненасильственных действий является ненасильственная интервенция. Эти методы, примененные в определенной ситуации, разрушают или некоторым образом изменяют ее. К ним относятся посты, сидячие забастовки, протесты, ненасильственные заграждения, утверждения новых социальных установок, "итальянские" забастовки, альтернативные экономические структуры, розыск тюремных заключенных, продолжение работы без сотрудничества, создание параллельного правительства.

Овладение силой

Ненасильственные действия прибегают к силе как для противодействия оппоненту, так и для достижения своих целей. Поскольку с помощью ненасилия оказывается воздействие на источники силы оппонента, ненасилие может быть рассмотрено как более прямое

151

действие, чем политическое насилие. Если, например, ключевые спорные вопросы носят в основном экономический характер, то и сопротивление должно носить экономический характер. Если эти вопросы являются в основном политическими и оппоненты требуют политического сотрудничества от населения, то сопротивление может быть политическим. Вместо нанесения непосредственного удара по военным формированиям оппонентов, которые являются видимым выражением их силы, ненасильственные санкции наносят удар непосредственно по источнику этой силы: сотрудничеству и повиновению. Например, массовые забастовки могут парализовать экономику, а то и дело вспыхивающие мятежи могут разложить армию.

Технику ненасильственных действий можно также рассматривать как более опосредованное, не прямое воздействие на силу оппонентов, чем насильственное. Это осуществляется с целью подрыва позиций оппонентов и одновременно помогает сопротивляющимся мобилизовать свою возрастающую силу и поддержку, которая им оказывается. Например, провоцируя репрессии своими ненасильственными действиями, ненасильственно сопротивляющиеся могут продемонстрировать, что репрессии оппонента не в состоянии запугать население. Продолжительное сопротивление наряду с поддержанием ненасильственной дисциплины может вызвать у постоянных сторонников правителей отчуждение от них и, таким образом, ослабить их. Число сопротивляющихся может расти, и поддержка их также может очень значительно увеличиться. (Более подробно об этом процессе будет сказано далее.) Все это происходит вследствие того, что насилию оппонента противостоят не насильственно, но опосредованно.

На весь ход конфликта будет влиять стратегия и тактика, применяемая группами ненасильственного действия. Они нуждаются, следовательно, во внимательном и тщательном планировании своей стратегии, используя лучшие из имеющихся в распоряжении стратегические принципы и знание ненасильственной борьбы и конфликтной ситуации.

Репрессии

Вызов, брошенный ненасильственными действиями, может быть слабым и лишь незначительно затронуть статус-кво. В чрезвычайных ситуациях, однако, вызов может до основания разрушить эту ситуацию.

Трудности, с которыми сталкивается оппонент противодействуя ненасильственным действиям, вызваны не только удивлением или незнанием техники ненасилия, но обусловлены самой динамикой и механизмами борьбы, которые ведут к максимальному росту влияния и силы ненасильственных групп параллельно с ослаблением оппонента.

152

Репрессии — наиболее вероятный ответ на протест. Они могут быть использованы в виде цензуры, конфискации капиталов и имущества, разрыва средств сообщения, экономического давления, арестов, заключения в тюрьму, принудительной мобилизации, концентрационных лагерей, использования провокаторов, угрозы наказания, избиений, пыток, убийств, введения военного положения, казней и актов мести. Масштаб и виды репрессий будут зависеть от различных факторов. Так как репрессии в случае ненасильственных действий могут быть неэффективными по отношению к целям оппонента, то они могут быть более ограниченными, чем те, которые применяются против восстания, использующего насилие, а также обычной или партизанской войны.

Вероятность репрессий является сильным доводом в пользу того, что ненасильственное действие представляет реальную угрозу установленному порядку, они косвенно подтверждают силу ненасильственной техники. При этом репрессии и даже жестокости являются не более причиной для отказа от ненасильственных действий, чем военные действия противника — для отказа от какого-либо военного сопротивления. Ненасильственное действие предназначено для действия против оппонента, который способен и стремится использовать ненасильственные санкции.

Ненасильственная дисциплина в действии

Вопреки ожидаемому репрессии не будут неизбежно вызывать покорность. Чтобы санкции были эффективными, они должны воздействовать на сознание подданных, порождая страх и готовность к повиновению. Однако, как и на войне, существует возможность, что расчет и дисциплина, а также отказ от лояльности заставят группу ненасильственного действия сопротивляться вопреки опасностям. Группа в этой ситуации нуждается в сохранении ненасильственной дисциплины, в усилении контроля над оппонентом, в уменьшении насилия по отношению к самим себе; это увеличит ее шансы на победу. Чтобы иметь максимальные шансы на успех, ненасильственная группа должна придерживаться избранной ею техники.

Крупномасштабное, решительное и умелое использование ненасильственных действий вызовет у оппонентов очень специфические проблемы, которые нарушат или расстроят эффективное использование ими своих сил. Вызывая репрессии со стороны оппонента, группа ненасильственного действия сможет разрушить политическую устойчивость оппонентов, уменьшить их поддержку и ослабить власть.

Перед лицом репрессий ненасильственно сопротивляющиеся, если у них есть сила, должны упорствовать и отказываться от поражения или подчинения. Известны многочисленные исторические примеры стойкости перед лицом превосходящего насилия групп, придерживающихся как насильственных, так и ненасильственных методов борьбы. Группы ненасильственного действия должны иг-

153

норировать репрессии. Такая реакция продолжает линию несотрудничества и избегает опасности изменения техники с целью борьбы с оппонентами избранным оружием (в обладании и использовании которого "притесняемая" группа уступает). Ненасильственная дисциплина также содействует процессу политического "джиу-джитсу", который основательно может изменить отношения силы (это будет рассмотрено ниже). Несмотря на цензуру, жестокости оппонентов могут в конечном счете стать известными, а репрессии скорее усилят, нежели уменьшат враждебность и сопротивление режиму. Насилие, использующееся в этих репрессиях, может оттолкнуть от правителей тех, кто их поддерживал и активизировать участников ненасильственного сопротивления.

Сохранение в ненасильственном движении дисциплины даже перед лицом репрессий не является выражением моральной наивности. Напротив, оно способствует успеху и является предпосылкой для благоприятных изменений в распределении силы. Ненасильственной дисциплиной можно пренебречь лишь в случае реального риска потерпеть поражение.

Политическое джиу-джитсу

Продолжая использовать ненасилие в процессе борьбы, группа ненасильственного действия может улучшить свою позицию несколькими путями. Когда жестокости по отношению к сторонникам ненасилия усилятся, антинародный режим будет выглядеть очень жалким, а симпатия и поддержка ненасильственной стороне возрастут. Значительная часть населения может отшатнуться от этого режима и проявит большее желание вступить в ряды сопротивляющихся. Третьи партии — усилить поддержку жертвам репрессий и активизировать противодействие по отношению к насилию и политике режима. Хотя действенность национального и международного общественного мнения различается, последнее может ненасильственно поддержать сопротивляющихся и одновременно привести к значительному политическому и экономическому давлению. Сторонники, агенты, войска режима, дезорганизованные жестокостями по отношению к сторонникам ненасилия, могут начать сомневаться в справедливости атакой политики. Первоначальное беспокойство может перерасти во внутренние разногласия и одновременно даже в несотрудничество и непослушание в рядах правителей, что может выразиться в забастовках и мятежах. Репрессии, направленные на участников ненасильственного сопротивления могут иметь обратное действие на оппонента. Это и есть политическое "джиу-джитсу" в действии.

154

Перестановка сил

Технические приемы ненасилия оказываются действенными в значительной мере благодаря тому, что их применение ведет к изменению в балансе сил. Это результат действия нескольких факторов. Процесс политического джиу-джитсу имеет очень значительное влияние на возможный рост силы группы ненасильственного действия и на возможность сокращения силы оппонента.

Группа ненасильственного действия постоянно стремится к росту своей силы. Это, как правило, помогает увеличить поддержку и участие со стороны более широких слоев населения — так называемой "притесняемой" группы. Природа ненасильственных действий делает возможным для сопротивляющихся получить значительную помощь в третьих партиях и даже среди сторонников оппонента и его помощников. Возможность приобретения такой поддержки намного превосходит ту, которая содержится в насильственной борьбе. Умение достигать такой поддержки дает ненасильственным группам способность прямо и косвенно влиять и одновременно регулировать силу оппонента, путем ослабления или разъединения источников силы (о чем было сказано выше). Пути достижения этого всегда различны: во внутрисоциальных конфликтах они будут иными, нежели в конфликтах с иностранными оккупационными режимами, чья власть опирается на административный аппарат и на агентов по принуждению, находящихся главным образом за пределами страны. Ненасильственная тактика, однако, может быть применена и в той и в другой ситуации.

Число сопротивляющихся групп может поэтому различаться внутри отдельно взятого конфликта. Порой количество населения и число институтов, участвующих в борьбе, будут расти или стремительно сокращаться. Аналогично этому число сторонников оппонента и степень их официальной поддержки может до крайности возрасти или уменьшиться в период конфликта. На эти изменения, помимо других факторов, будут прямо или косвенно влиять действия и поведение ненасильственной группы. Часто соотношение сил определяют третьи партии, которые могут перейти с позиции безразличия или нейтралитета к поддержке или противодействию какой-либо из двух сторон.

Ход ненасильственной борьбы, вероятно, порождает и отражает изменения возможностей силы каждой стороны и их относительную силу в сравнении друг с другом. Сила каждой из этих групп может постепенно или же быстро и очень значительно измениться и ходе борьбы. Но это вовсе не означает, что эти перемены имеют аналогии, параллели в конфликтах, в которых обе стороны используют насилие.

155

Как правило, результаты всего этого комплекса изменений в абсолютной и относительной позициях силы борющихся сторон будут определять и конечный исход борьбы.

Четыре способа достижения изменений

Несмотря на различия между видами ненасильственных действий, можно выделить четыре основных "механизма" изменений, которые происходят в ненасильственных действиях. Это 1) обращение, 2) приспособление, 3) ненасильственное принуждение и 4) разрушение.

При обращении, в результате действий ненасильственной группы оппонент оценивает цели группы как приемлемые. Однако такое изменение позиции оппонента происходит достаточно редко.

В случае приспособления оппонента не обращают в свою веру и не подвергают ненасильственному принуждению, однако элементы этих способов или каждый по отдельности влияют на решение оппонента пойти на уступки группе ненасильственных действий. В случае приспособления оппонент удовлетворяет все или некоторые требования без основательного изменения своего мнения по спорному вопросу. Оппонент делает это вследствие того, что считает это лучшим, что он может сделать. Он стремится к тому, чтобы снять внутренние разногласия, свести к минимуму потери, помочь избежать значительных бедствий или сохранить свою репутацию. Представляется, что это наиболее распространенный механизм изменения позиции.

Приспособление является, следовательно, сходным с ненасильственным принуждением и разрушением в том, что успех здесь основывается на социальной, экономической или политической ситуации, а также широких слоев населения, а не на убеждении и обращении оппонента. Базисное соотношение сил изменяется так же, как меняется полная картина конфликта.

Посредством ненасильственного принуждения можно достигнуть целей "притесняемой" группы и добиться успеха вопреки стремлениям оппонента. Ненасильственные действия становятся средством принуждения, когда борющиеся группы прямо или косвенно достигают успеха на основе существенного лишения оппонента источников силы. Ненасильственное принуждение может быть использовано тогда, когда воля оппонента блокирована. Это может произойти в следующих случаях: 1) когда открытое неповиновение становится настолько распространенным и массовым, что уже не может контролироваться репрессивным аппаратом; 2) когда система парализована или 3) когда способность оппонента применять репрессии и полицию решительно пресечена благодаря повсеместным мятежам солдат и полицейских, широкомасшабному отказу от помощи со стороны бюрократии или массовому отступлению властей и поддержке населения. Но при этом у оппонента сохраняется некоторая сила и он продолжает существовать в качестве

156

органа, который может капитулировать или подвергнуться принудительным изменениям.

Разрушение — четвертый способ — имеет место, когда источники силы правителей настолько разъединены или иссякли, что они просто перестают существовать как группа. Даже чтобы принять поражение, не остается никакого органа власти. Силы оппонента просто не существует.

Изменения источников силы

Ненасильственное действие может снизить действенность каждого из источников политической силы следующими путями:

1) Власть. Ненасильственный вызов оппонентам представляет собой демонстрацию того, в какой степени их власть уже уменьшилась. Борьба может способствовать отчуждению большинства людей от правителей. Иногда возможно перемещение доверия от оппонента к другой власти, даже к параллельному правительству.

2) Человеческий фактор. Широко распространенные ненасильственные действия могут также уменьшить или свести на нет людские ресурсы путем уклонения от повиновения и сотрудничества основной массы подданных, которые поддерживают и приводят в действие систему. Наглядное количественное увеличение несотрудничающих, непослушных и действующих вызывающе членов "пртесняемой" группы создает серьезные проблемы правителям.

Отлив людей воздействует и на другие необходимые источники силы (навыки, знания и материальные ресурсы). Таким образом, правители начинают нуждаться в огромных силах в то самое время, когда их способность к принуждению уменьшается. Если сопротивление растет параллельно с ослаблением силы оппонентов, в конечном итоге режим может оказаться бессильным.

3) Знания и навыки. Некоторые люди или группы людей обладают специальными навыками или знаниями особой важности. Это специалисты-администраторы, официальные лица, специалисты, консультанты. Их отказ от поддержки правителей непропорционально ослабляет власть. Не только полный отказ специалистов, но даже недостаточная или намеренно некомпетентная помощь может сыграть важную роль.

4) Скрытые факторы. Привычка к повиновению или лояльность по отношению к властям угрожают масштабному ненасильственному действию.

5) Материальные ресурсы. Ненасильственное действие может сократить или дезорганизовать снабжение материальными ресурсами оппонентов: контроль над экономической системой, транспортом, средствами сообщения, финансами, сырьем и т.п.

157

6) Санкции. Ненасильственные действия могут отрицательно влиять даже на способность оппонента применять санкции. Отказ иностранных государств продавать оружие или забастовки на военных заводах, фабриках, на транспорте могут представлять угрозу вооруженным силам правителей. В некоторых случаях число агентов репрессий — полицейских и войск может быть сокращено из-за уменьшения числа добровольцев или отказа служить потенциальных военнообязанных. Полиция и войска могут выполнять приказы неэффективно или могут отказаться выполнять их вообще, что становится фактором ненасильственного воздействия на правителей или их дезинтеграции как жизнеспособной группы.

Самые значительные и длительные результаты этой борьбы заключаются в их воздействии на решение ключевых спорных вопросов, на отношение групп друг к другу и на распределение силы между борющимися группами и внутри них. Во всех этих аспектах вклад ненасильственной борьбы очень значителен.

Изменения в сражающихся группах

Ненасильственные действия, вероятно, оказывают серьезное воздействие на участвующих в них людей. Например, когда люди узнают и применяют на практике технику ненасильственных действий, у них появляется больше уважения к себе, повышается их уверенность в себе, в своей способности оказывать влияние на ход событий, это ведет также к уменьшению чувства страха и покорности и к еще большему осознанию своей собственной силы. В общем, приобретая опыт в различных конфликтах, группа, использующая ненасильстенные действия, стремится достигнуть еще большего единства, внутреннего сотрудничества и солидарности. Однако ненасильственные действия сами по себе имеют такие качества, которые способствуют достижению этих результатов.

Благодаря усилению органов силы, о которых говорилось выше, укрепляется социальная база сопротивления, так что борьба против власти оказывается подкрепленной структурно, что особенно важно в периоды спада или кризиса сопротивления. Борьба научит участников, как эффективно бороться против очевидно превосходящей и репрессивной власти администрации. На основе этого возрастают общественные полномочия (права) протестующих, что может иметь значительный и долговременный эффект.

Политическое отношение к делу

Ненасильственные действия способны противостоять даже наиболее безжалостным правителям и военным режимам, потому что они задевают самые уязвимые места всех иерархических институтов и правительств: зависимость от подданных. Если, несмотря на репрессии, источники силы могут быть ограничены или в достаточной мере разъединены, политическая система и силы режима

158

будут парализованы. В некоторых случаях сила правителей просто отомрет раньше или позже от политического голода.

Это понимание природы политической силы и транскультурное истолкование ненасильственных санкций, основанных на нем, показывают, что ненасильственная борьба не замыкается в культурных или национальных границах. Понимание этого исключительно важно при решении проблем национального освобождения, международной агрессии и внутренней узурпации во всех частях света.

Заключение

Проведенный анализ ненасилия может показаться на первый взгляд смешением исследовательских традиций и литературных жанров — здесь и философское исследование, и социальная технология поведения, и этическая теория, и праксиологическая методика, и логический анализ, и психологические очерки. Такая интеллектуальная "партизанщина" объясняется не только тем, что данная работа имеет обобщающий характер и по сути дела является введением в некую сложную, комплексную проблему. Тому есть еще одна важная причина: ненасилие — не только новая для академической науки проблема. Это еще и особая проблема, не умещающаяся в привычные категориальные рамки.

Ненасилие как теория и ненасилие как практическое движение существуют в неразрывном, взаимообуславливающем единстве. Концепции ненасилия имеют по преимуществу нормативный характер, предстают в форме социальных и личностных проектов, они содержат как общий вектор, так и развернутую технологию деятельности. Мера их истинности совпадает прямо с мерой их осуществимости по известному сократовскому правилу: знать, что такое добро — значит быть добродетельным. Практические опыты ненасилия, в свою очередь, имеют ту особенность, что они реализуют соответствующие убеждения или переходят в них, но в любом случае они имеют высокую претензию быть деятельностью по убеждению. Ненасилие есть теория, прямо переходящая в практику, и практика, непосредственно обогащенная теорией. И не психологической случайностью или исторической удачей, а выражением существа дела следует считать те многократно повторяющиеся факты, когда одни и те же лица, как, например, Махатма Ганди или Мартин Лютер Кинг являются одновременно и выдающимися теоретиками, и выдающимися организаторами движения ненасилия.

Ненасилие, таким образом, нельзя отнести ни к области теории, ни к области практики. Такие же трудности возникают, если взглянуть на него сквозь призму противоположности целей и средств. Понятием ненасилия охватываются совокупность средств и методов достижения целей социальной справедливости, которые уже по определению противостоят насильственным средствам и методам. Но не только. Оно обозначает еще и саму цель. Более того, оказывается, что ненасильственные средства нельзя идентифицировать без соотнесения с целью (были случаи, когда Ганди насильственные санкции считал выражением ненасилия). Ненасилие есть и средство деятельности, и ее этический смысл, оно как бы в каждой точке обладает самодостаточностью.

Одно из возможных и наиболее вероятных объяснений того, что ненасилие не удается охватить устоявшимися понятиями, даже когда речь идет о таких предельно широких понятиях, как теория и практика, цель и средства, заключается в следующем: оно, ненасилие, обозначает такую форму, такую стадию общественной прак-

160

тики, которая преодолевает традиционное разделение труда, прежде всего разделение духовного и материального производства

Современное движение ненасилия в его интеллекутальных и практических усилиях вдохновляется идеями и высоким жизненным примером Льва Николаевича Толстого (1828-1910), Махатмы Ганди (1869-1948) и Мартина Лютера Кинга (1929-1968) Предлагаем читателю программные, излагающие суть их ненасильственных идей произведения. Это Л.Н.Толстой: Не убий, М.Ганди: Сатьяграха, М.-Л.Кинг: Паломничество к ненасилию. Маленькая антология мыслей М.Ганди о ненасилии, составленная профессором Р.Холмсом (США) и переведенная Я.О.Купцовой, а также статья Кинга в переводе Г.А.Мироновой печатаются на русском языке впервые.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие ................................................................................................................................. 5

Введение. Техногенная цивилизация: от культа силы к диалогу и согласию ........................ 7

Часть I. Понятие ненасилия .................................................................................................. 19

1.Ключевые понятия гуманистической и христианской концепции ненасилия ................ 19

2.Ненасилие как моральный принцип ..................................................................................... 28

З.Ненасилие и права человека .................................................................................................. 42

4.Ненасилие — новая перспектива общества ......................................................................... 54

5.Несостоятельность аргументов в пользу насилия ............................................................... 60

Часть II. Ненасильственные действия ................................................................................ 66

1.Мотивация и техника ненасильственных действий ........................................................... 66

2.Формы и методы групповых ненасильственных действий ............................................... 77

З.Этика гражданского сопротивления ..................................................................................... 93

4.Подготовка к ненасильственной деятельности ................................................................. 105

5.Как нация может защитить себя ненасильственными средствами: гражданское сопротивление против внешней агрессии ....................................................................... 113

6.Как нация может защитить себя ненасильственными средствами: военные действия против гражданской защиты ........................................................................................................... 125

Часть III. Ненасильственная политика ............................................................................ 135

1.Может ли политика быть моральной? ................................................................................ 135

2.Роль силы в ненасильственной борьбе .............................................................................. 143

Заключение ............................................................................................................................... 160

Комментарии для сайта Cackle

Ненасилие: философия, этика, политика

Предисловие

ВВЕДЕНИЕ. ТЕХНОГЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ: ОТ КУЛЬТА СИЛЫ К ДИАЛОГУ И СОГЛАСИЮ

ЧАСТЬ I. ПОНЯТИЕ НЕНАСИЛИЯ

1. Ключевые понятия гуманистической и христианской концепции ненасилия

2. Ненасилие как моральный принцип

3. Ненасилие и права человека

4. Ненасилие — новая перспектива общества

5. Несостоятельность аргументов в пользу насилия

ЧАСТЬ II. НЕНАСИЛЬСТВЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ

1. Мотивация и техника ненасильственных действий

2. Формы и методы групповых ненасильственных действий

3. Этика гражданского сопротивления

4. Подготовка к ненасильственной деятельности

5. Как нация может защитить себя ненасильственными средствами: гражданское сопротивление против внешней агрессии

6. Как нация может защитить себя ненасильственными средствами: военные действия против гражданской защиты

ЧАСТЬ III. НЕНАСИЛЬСТВЕНАЯ ПОЛИТИКА

1. Может ли политика быть моральной?

2. Роль силы в ненасильственной борьбе

Заключение

Тематические страницы

**1. Ключевые понятия гуманистической и христианской концепции ненасилия**