Сборник эссе выдающегося политического философа Ханны Арендт, интересный нам в двух отношениях:
1. Моральный вопрос о вине и ответственности за преступления диктатуры (скажем, за развязывание несправедливой войны): Арендт показывает, что понятие «коллективной вины» обессмысливает само понятие вины, притом являясь де факто выражением трусости назвать конкретных виновных; другое дело — ответственность: все люди живут в конкретном социуме, включены в его действия, и в силу этого факта несут ответственность за эти действия; в данном отношении Арендт предлагает перевести разговор с «повиновения» на «поддержку»: первое есть попытка снять с себя ответственность — второе есть подлинно моральное понятие, позволяющее понять меру своей ответственности за преступления режима.
2. Поведение религиозных лидеров во время разгула преступлений власти, насилия, зла и пр. (на примере отношения Папы Римского к Гитлеру, нацизму, Шоа и пр.). Арендт здесь подмечает типичную подмену: во время испытаний, когда люди ждут от религиозных лидеров пророческих слов обличения тирании, несправедливости, зла; слов поддержки борцам с тиранией, несправедливостью, злом — вдруг оказывается, что религиозные лидеры — «просто» лидеры, а религиозные организация (Церковь и пр.) — «просто» организации, от которых не следует требовать «слишком многого», нужно «войти в их положение» и пр. Арендт указывает, что в этой точке оппортунизма, конформизма, «реалистической политики» религиозные лидеры (и возглавляемые ими организации) де факто признают недееспособность религии: «религия» вдруг отменяется, остается лишь мирская политика. Куда же делись «наместники Христа», «преемники апостолов», «непогрешимость», «благодать», «неотмирность» «врата ада не одолеют» и пр. и пр.? Именно во времена испытаний религиозные общности только и могут показать свою специфическую религиозную природу, духовную мощь, задействовать свой авторитет, пророческую харизму и т.д.: слишком часто в силу оппортунизма, конформизма религиозных лидеров этого не происходит.
Цитаты о вине и ответственности, повиновении и поддержке властей:
«Последовательное применение принципа коллективной вины приводит к тому, что мы вообще не может назвать ни одного виновного. Главное, что я пытаюсь показать, так это то, насколько глубоко должна быть укоренена в нас боязнь выносить суждения, называть имена, конкретизировать обвинения — особенно, увы, в отношении сильных мира сего, как живых, так и умерших, — если нам приходится прибегать к столь отчаянной интеллектуальной эквилибристике. Отношения между ребенком и взрослым. Поэтому вопросом, обращенным к тем, кто участвовал и подчинялся приказам, должен быть не вопрос “Почему вы подчинялись?”, а вопрос “Почему вы поддерживали?”. Даже в случае сугубо бюрократических организаций с четкой иерархией гораздо уместнее рассматривать функционирование “шестеренок” и “винтиков” как безоговорочную поддержку общего дела, чем как повиновение вышестоящим. Никакие моральные — индивидуальные и личностные — нормы никогда не снимут с нас коллективную ответственность. Эта опосредованная ответственность за вещи, которых мы не совершали, за последствия того, в чем нет никакой нашей вины, есть наша плата за тот факт, что мы живем не сами по себе, а среди других людей, и за то, что способность действия, которая, в конце концов, является политической способностью par excellence, может быть актуализована лишь внутри одной из множества разнообразных форм человеческого сообщества».
Цитаты о религиозных лидерах:
«Человек, занимавший престол Святого Петра, был не просто правителем, но “наместником Христовым”. Если рассматривать Папу как светского правителя, он делал то же, что и большинство светских правителей (хотя и не все) в данных обстоятельствах. Если рассматривать церковь как институт в ряду других институтов, то ее свойство приспосабливаться “к любому режиму, который заявит о готовности уважать привилегии и собственность церкви”, стало по понятным причинам, по выражению известного католического социолога Гордона Цана, практически “неустранимым трюизмом католической политической философии”. Но ничтожная по силе светская власть Папы — властителя менее чем тысячи жителей Ватикана — зависит от “духовного суверенитета Святого Престола”, который обладает огромной, хотя и не поддающейся точному измерению “духовной властью над миром”. Аргумент со стороны церкви основан на том, что в случае войны церковь должна сохранять нейтралитет, даже если такой нейтралитет — в современных войнах епископы всегда благословляют армии обеих сторон — будет подразумевать, что старое католическое различие между справедливой и несправедливой войной практически перестало работать. Католики, которые пытались сопротивляться Гитлеру, “не могли рассчитывать на сочувствие своих церковных лидеров ни в тюрьме, ни на эшафоте”. Всё это лишь подтверждает, что католики вели себя точно так же, как и все остальное население. Немецкие пастыри следовали за своими стадами, а не вели их. Конечно, никто не может сказать, что же произошло бы, если бы Папа публично протестовал. Но, если отвлечься от всех непосредственных практических соображений, неужели никто в Риме не осознавал того, что в те годы осознавали столь многие в самой церкви и за ее пределами, а именно что выступление против Гитлера, “возвело бы церковь в положение, которого она не занимала со времен Средневековья”?»
