Небольшая работа выдающегося христианского мыслителя XX в. Бориса Вышеславцева, которую он начинает так: «Достоевский верил, что мы создадим нечто великое для всемирной культуры. “Народ Богоносец” — это звучит теперь наивно и претенциозно. Но его вера не наивная вера, она прошла через горнило величайших сомнений. Достоевский обладал, напротив, редкой зоркостью ко злу; чувство первородного греха живет повсюду в его произведениях… Можно подумать, читая их, что он желал изобразить преступность, нигилизм тиранство и лакейство русской души; грязь, пьянство, разврат, тьму русской жизни, ее призрачность, ее дикую фантасмагорию… Я вполне понимаю, что один немец, очень культурный и философски образованный, мог сказать мне, что произведения Достоевского внушают ему отвращение к России. Это так и должно быть, ибо в изображении Достоевского мы видим прежде всего хаос стихийных сил, и в этом хаосе замечаем прежде всего разгул зла, безумия, болезни душевной. Но Достоевский верит, что из русской хаотической стихии создастся дивный Космос, он, значит, видит в ней не одно только безумие, распад, преступление, но и еще что-то другое — какую-то бесконечную мощь, какие-то таинственные возможности. Это — беспредельность, жажда души слиться с беспредельным. [Русская душа] не знает ни в чем предела: в этом ее трагизм, порою ее комизм, иногда гибель, но всегда своеобразное величие! Вот загадка русской души — она как бы любит бесформенность, незавершенность. И если [нравственность заключается в] душевной дисциплине и порядке, то вывод очевиден: самый безнравственный народ — это русские. Достоевский, конечно, этого не думает, но в силу чего? Здесь поставлена основная проблема его творческой мысли: проблема русской стихии».