Блаженный Феодорит Кирский. Его жизнь и литературная деятельность. Том I

Блаженный Феодорит Кирский. Его жизнь и литературная деятельность. Том I

Блаженный Феодорит Кирский. Его жизнь и литературная деятельность. Том I

Глава первая

Жизнь Феодорита до епископства. – Антиохия – родина Феодорита. – Год (393-й) и обстоятельства его рождения. – Родители. – «Внешнее» воспитание Феодорита. – Религиозно-христианское образование его: вопрос об учителях (Диодоре Тарсском, Феодоре Мопсуэстийском и св. Иоанне Златоусте) и школе. – Нравственное воспитание мальчика: влияние семьи (матери) и подвижников. – Феодорит в клире Антиохийской церкви. – Жизнь его в Апамийском монастыре. – Предположения о литературной и просветительно-полемической (между еретиками) деятельности Феодорита до избрания его на Киррскую кафедру.

Родиною блаженного Феодорита, впоследствии епископа Киррского, был знаменитый город Сирии – Антиохия на Оронте, при Дафне, блестящая столица Востока, основанная Селевком Никатором и с течением времени совместившая в себе все преимущества великих центров древнего мира; она была столь же многочисленна по своему населению, сколько славна своими науками и искусствами. Бывши одним из важных средоточий язычества, Антиохия еще при жизни Апостолов сделалась христианскою и, по разноплеменности обитателей, стала удобным пунктом для распространения новой религии, так что может считаться материю церквей из язычников1. Но уже одно это обстоятельство и именно тесное соприкосновение христиан с людьми политеистически-языческого или монотеистически-иудаистического образа мыслей, вызывавшее постоянные столкновения между ними, побуждало твердых в христианской вере к точному и всестороннему постижению учения, принесенного человечеству Господом Спасителем. В свою очередь интересы самозащиты и полемики требовали от христиан ближайшего ознакомления с религиозными верованиями и научным достоянием своих противников. Если присоединить сюда возможность скорого приобретения основательных филологических познаний из непосредственного сношения с разноязычными жителями города, близость священных мест, свежесть и относительную определенность библейских преданий, возбуждающее действие примера риторов и софистов, живописность окрестностей и богатое и яркое разнообразие восточной природы, – то будет несколько понятно, почему из Антиохии выходили великие христианские ученые: точные экзегеты, победоносные апологеты, многосведущие борцы против иудейства и язычества, блестящие церковные ораторы, строгие подвижники и суровые аскеты, своею жизнью изумлявшие неверных.

Таков город, бывший колыбелью Феодорита, хотя, может быть, родители его жили и не в центре, а в каком-либо предместьи2.

Год рождения Феодорита неизвестен с точностью: одни3 считают таковым 386, другие4 – 387/388, третьи5 – 390 и, наконец, четвертые – 393; но с большею вероятностью можно принимать последнюю хронологическую дату6.

Недостаток сведений в этом отношении обильно вознаграждается полною ясностью касательно обстоятельств рождения Феодорита, которого с этой стороны справедливо сравнивают с Исааком, Самуилом и Иоанном Крестителем7. И действительно, Феодорит есть в собственном смысле сын молитвы, дар Божий, чадо обетования. Вот как сам он передает об этом в своей «Истории боголюбцев». Мать Феодорита, вышедшая в замужество на восемнадцатом году своей жизни, в продолжение тринадцати лет супружества не имела детей, потому что от природы была лишена способности приносить плод. Такое несчастие особенно огорчало отца, который, как к последнему средству, обратился с просьбами к святым мужам, чтобы они помолили Бога о даровании ему наследников. Более других обнадежил просителя Македоний, по прозванию Критофаг, сказав, что тот получит сына. Однако же протекли три года, а обещание не исполнялось, почему бездетный отец опять пришел к этому подвижнику. Тот велел ему прислать свою жену и, когда она явилась, заметил ей, что она будет иметь дитя, но под условием, если согласится посвятить родившегося Господу, даровавшему его. Мать Феодорита согласилась, и Македоний снова уверил ее в удовлетворении ее желания. Спустя четыре года она действительно зачала, но на пятом месяце беременности подверглась столь великой опасности преждевременных родов, что еще раз потребовалось участие «нового Елисея», оказавшего надлежащую помощь, причем он опять напомнил матери, что она должна возвратить дар Творцу и обречь его на служение Богу8. На тридцатом году своей жизни она родила первого и единственного сына; вследствие открывшейся родильной горячки она едва не сошла в могилу, и только молитвы св. Петра спасли ее от смерти9.

Таким образом, своим бытием Феодорит всецело обязан милости небесной; он подлинно был даром Божиим, откуда и получил свое имя (Θεο – δώρητος ) 10. Это чудесное обстоятельство столь же не отрицаемо, как несомненно и историческое существование самого Феодорита. Оно было особенно важно в том отношении, что заранее предрешало судьбу мальчика, указывало ему определенный жизненный путь и поставляло ясную и точную цель. Прежде всего значение этого факта обнаружилось в характере и направлении воспитания Феодорита. Сам он, уже будучи епископом, творил: «родители мои, прежде зачатия моего, обещали принести меня Богу и, согласно обету, посвятили Ему от пелен и дали мне такое воспитание» (τροφῆς τούτης ήξίωσαν )11. Само собою понятно, что на первых порах выполнение этой задачи зависело исключительно от отца и матери Феодорита, посему нам нужно ближе познакомиться с ними, – и это тем более необходимо, что семейные впечатления всегда служат фундаментом для последующего развития человека.

Какого происхождения были родители епископа Киррского, – сказать трудно, но Никифор Каллист12 прямо заявляет, что Θεοδώρητος Σύρος ήν γένος . Из первых и непосредственных источников этого не видно, и едва ли можно принимать свидетельство названного историка XIV века в совершенно буквальном смысле. Во всяком случае та изящная греческая проза, какою писал Феодорит, не позволяет думать, что он научился ей только школьным путем. Скорее нужно предполагать, что Феодорит вел свой род если и не от чистых выходцев из древней Эллады, то все же от семейства, в котором было не мало греческой крови, поелику смешанные браки были в Антиохии обычным явлением, так что с течением времени здесь образовалась самая смешанная раса, хотя Греки и оставались преобладающим элементом населения столицы «Востока»13. Как бы то ни было, но несомненно то, что родители Феодорита принадлежали к числу богатых и блестящих граждан роскошной Антиохии. Сам Киррский пастырь ясно выставляет на вид их религиозность, отдавая предпочтение матери, которая была воспитана в благочестии и потому не особенно скорбела о своем безчадии, между тем это обстоятельство очень огорчало отца14. Бабка Феодорита по матери также была весьма религиозна и глубоко верила в силу святой молитвы15. Не смотря на это, влияние общей пышности и щегольства Антиохийской аристократии проникало и за стены этого благочестивого дома и довольно сильно отражалось на образе жизни обитателей его. По крайней мере, мать весьма заботилась о своем костюме и с излишеством пользовалась всеми средствами тогдашней косметики, почему называется иногда элегантною и светскою женщиной16. Феодорит передает нам характеристичный факт, имевший место на двадцать третьем году жизни его матери, следовательно, лет через шесть после замужества. Раз ее постигла сильная глазная болезнь. Употреблено было все, что могла доставить современная медицина, но успеха не было. Тогда страждущая, по совету одной знакомой, решилась прибегнуть к святому Петру, жившему вблизи от Антиохии. Отправляясь к подвижнику, «она, – по словам Феодорита, – имела на себе серьги и ожерелье и прочее, все из золота, и различные одежды, сотканные из шелковых нитей. Она была в цветущем возрасте и красовалась юностью, а совершенства в добродетели еще не стяжала». Благочестивый муж не оставил без внимания этой страсти к щегольству. Указав на то, как нелепо было бы, если бы какой-нибудь невежда, дилетант в искусстве, стал поправлять картину первоклассного мастера, подвижник продолжал: «верьте, что Творец всяческих, Содетель и Художник нашего естества, оскорбляется тем, что вы словно обвиняете неизреченную Его мудрость в несовершенстве; иначе не покрывали бы себя красною или черною или белою краскою». Внушение святаго Петра не осталось без влияния, – и мать Феодорита вместе с излечением глаза получила и более высокое понятие о задаче и смысле жизни. «Возвратившись домой, она смыла лекарство, сбросила с себя всякое лишнее убранство и с той поры начала жить по правилам, какие внушал врач (т. е. св. Петр), не одеваясь в разноцветные одежды и не украшаясь золотом... Она искала исцеления телу, а стяжала и здравие души»17. Теперь мать Феодорита стала более сообразоваться с законами христианской религии и даже проводила «подвижническую жизнь», а ее нередкие сношения с Антиохийскими аскетами поддерживали в ней стремление к возвышенным идеалам18.

Об отце Феодорита мы ничего не знаем, но на основании того, что в рассказах его почти всегда выступает одна мать, можно думать, что он скончался не особенно долго спустя после рождения мальчика, хотя и не тотчас после этого события19. Впрочем, сам Феодорит говорит, что и отец не был безучастен к его воспитанию20. Во всяком случае мать получила преобладающее влияние на своего сына, – и, кажется, ей он обязан, что стал тем, чем он был.

К сожалению, мы имеем слишком скудные сведения о первых годах жизни Феодорита и потому не в состоянии изобразить определенными чертами этот важный период. Однако же с полною решительностью можно сказать, что все отмеченные нами выше обстоятельства в известной мере отразились на епископе Киррском и содействовали выработке характера и личности этого замечательного исторического церковного деятеля. Начнем с места рождения, которое не осталось без значения в воспитании Феодорита, ибо давало удобство к приобретению широкого и основательного образования.

Конечно, нельзя утверждать, что Феодорит сделался ученым единственно потому, что явился на свет в Антиохии, но, думаем, вполне справедливо другое предположение, что вместо теперешнего епископа Киррскаго пред нами восстал бы совсем иной человек, если бы судьба забросила его родителей в какой-нибудь захолустный городок тогдашней греко-римской империи. Можно сказать даже больше: будь колыбелью Феодорита, напр., Александрия, он вышел бы чем-нибудь в роде Оригена, но никак уж не известною нам теперь историческою личностью. Значительный центр культуры и цивилизации древнего мира, Антиохия представляла все средства к достижению многостороннего знания, – и Феодорит воспользовался этою счастливою случайностью со всею энергией своей страстной и настойчивой натуры. Нет сомнения, что он знал языки греческий и сирский еще в доме родителей, но и здесь школа сделала то, что он стал довольно выдающимся лингвистом своего времени. По крайней мере, в школьный период было употреблено Феодоритом не мало усилий на выработку гладкой и ясной эллинской речи, хотя в ней и проскальзывают иногда сирские барбаризмы. В одном из своих сочинений, опровергая упреки язычников христианским проповедникам и показывая, что сущность дела не в слове, а в истинности содержания, Киррский епископ замечает: «это я говорю не затем, чтобы унижать греческий язык, которому и сам несколько причастен» (ής – φωνῆς – ἀμηγέπη μετέλαχον )21. Никифор Каллист особенное значение в этом отношении придает св. Иоанну Златоусту22. Вполне вероятно, что Феодорит подражал этому блестящему церковному оратору и превосходному стилисту, но едва ли не более сказалось здесь знакомство Киррского пастыря с произведениями классической литературы, начатое под руководством какого-нибудь ритора или софиста23. В пользу этого говорит уже тот факт, что в некоторых своих трактатах Феодорит прямо следовал примеру «древних греческих мудрецов»24. Старания его увенчались полным успехом, так что Фотий особенно и преимущественно пред всеми современными Киррскому пастырю авторами отмечает чистоту языка и аттическую приятность его речи25. Кроме этого Феодорит был знаком с сирским и еврейским языками, хотя и нельзя определить, где и когда он изучил их. Во всяком случае Антиохия, с коренным сирским населением и со множеством колонистов из Иудеев26, давала возможность к приобретению филологических сведений. Все это пока относится к формальной стороне образования, но не менее содержательно было оно и со стороны предметной. Нет ни одной области знания, которая осталась бы неведомой Феодориту. Философия, история, астрономия, медицина, геометрия: все эти и другие науки были достоянием ума ученого епископа, так что по его произведениям можно составить себе довольно ясное понятие о системе знаний того времени. Достаточно просмотреть одни его письма, чтобы сказать: это муж, которому едва ли было неизвестно то, что знали другие его современники. Здесь он цитирует старца Гомера, Платона, Демосфена и Фукидида, упоминает трагиков – Эсхила и Софокла и приводит изречения греческих мудрецов почти с такою же свободою, с какою пользуется Св. Писанием27, а в своем апологетическом труде «Graecarum affectionum curatio» делает извлечения более, нежели из 105 древних писателей. Впрочем, мы никогда бы не кончили, если бы решились приводить все, что может служить к характеристике Феодорита, как ученого. Ограничимся пока заявлением Никифора Каллиста, который говорит: ὁ πολύς ἐν σοφία καί λόγοις Θεοδώρητος 28. Необходимо допустить, что своею универсальною ученостью, дававшею ему право на такое высокое имя, Киррский епископ обязан не единственно школьному рвению, усидчивому трудолюбию и прирожденной талантливости: помимо этого, его требовательная, по отношению к совершенству, натура не давала ему покоя до конца дней его жизни. У нас имеются прямые факты, что уже в зрелом возрасте епископ Киррский не покидал «внешней» науки. На разбойничьем соборе 449 г., когда Диоскор воздвиг гонение на всякую честную православную мысль, кляузный доносчик, пресвитер Пелагий, в числе обвинительных пунктов против предстоятеля Киррской церкви указывал, между прочим, и такой: «в присутствии некоторых епископов Феодорит устно высказал: я истолковываю сочинения Платона, Аристотеля и врачей, а Писанием пренебрегаю»29. По мнению компетентного в этом деле Гофмана, это значит то, что Киррский пастырь переводил означенных писателей на сирский язык30. Нужно иметь по истине великую преданность к науке, чтобы при всех бурных и неприятных превратностях жизни не только не забыть ее, но с любовью и самоотвержением заниматься ею для блага других. Но это же самое обстоятельство неизбежно отсылает для своего объяснения к мысли, что еще в юношеских годах была заложена в Феодорита неискоренимая потребность знания. Кем и когда совершено это? – остается неизвестным. Может быть, он слушал лекции Антиохийских риторов и софистов. В пользу этого предположения, по-видимому, говорить то соображение, что и после Феодорит не прерывал сношений с подобными лицами31 и посылал к ним на воспитание знакомых и близких юношей32. Одно из своих писем, в котором епископ Киррский просит адресата, софиста Аэрия, о помощи бедному скитальцу Целестиаку, он начинает такими словами: «вот время, когда ваша академия должна показать пользу слов. Я слышу, что у тебя бывает блестящее общество и что это собрание состоит из мужей, знатных родовою славой и владеющих прекрасною речью; у вас происходят беседы о добродетели, бессмертии души и о всем другом, о чем им заблагорассудится»33. Как видно отсюда, Феодорит был знаком с устройством подобных «академий», которые привлекали к себе богатую молодежь. Очень вероятно, что и сам он некогда был в числе слушателей одного из таких учителей мудрости. Во всяком случае в стенах родного дома Феодорит не мог запастись теми обширными сведениями, какие он обнаруживает в своих сочинениях. Остается удовольствоваться простым предположением, что родители не пощадили материальных средств на внешнее образование своего сына в какой-нибудь из специальных школ, хотя и находившихся тогда не в цветущем состоянии, а потом трудолюбивый юноша завершил его под руководством ритора, софиста или философа и частью самостоятельными занятиями. В одном месте он упоминает «грамматику, риторику, софистику, арифметику, врачебное искусство, механику и все прочее, что изобрел род человеческий»34; возможно, что Киррский епископ слушал их когда-то и знал не по имени только. Правда, все это одни догадки, но они имеют за себя некоторую вероятность, потому что вызываются признанным фактом ученой универсальности Феодорита: следствие без причины не бывает... Как бы то ни было, случайность рождения в славной Антиохии была благодетельною для будущего пастыря Киррскаго; помимо природной даровитости мальчика, и самая среда, несомненно, содействовала тому, что он не зарыл своих талантов в землю, а добросовестно воспользовался счастливыми обстоятельствами. Таким образом, воспитав златоустого оратора, Антиохия дала и ученого Феодорита.

Но влияние этого фактора не было безусловным; пока мы видим только мертвый и сырой материал, которому можно придать какую угодно форму, в который можно вложить очень различный смысл и которым можно располагать для всяких целей: в одной школе Афинской и при том одновременно учились и Василий Великий, и Григорий Богослов, и Юлиан отступник... В этом отношении решающее воздействие на судьбу Феодорита оказало его необычайное рождение: «родители мои, пишет он35 – прежде зачатия моего обещали принести меня Богу и, согласно обету, посвятили Ему от пелен и дали мне такое воспитание». Стало быть, служение Даровавшему было жизненным нервом деятельности юноши; с самых ранних лет его вели к этому высокому назначению и всем другим пользовались лишь постольку, поскольку это ему соответствовало. Само собою понятно, что и «внешняя» ученость не была для Феодорита целью сама по себе. Родись он язычником и еще до пришествия Христа Спасителя, он, может быть, снискал бы себе славу философа, но, как сын обетования, он должен был отвергнуть все подобное ради христианского идеала. Основою его образования было знание христианское, – изучение и основательное усвоение всего, что касается новой религии духа и истины. Потому-то Феодорит, по собственному его свидетельству, из детства был вскормлен божественными пророческими писаниями36, вместе с грудью матери принял апостольское питание, научен изложенной в Никее святыми и блаженными отцами вере37 и был воспитан на писаниях рыбарей38. Это показание, конечно, вполне определенно и важно; но можно еще спросить: кто был наставником Феодорита и в каком объеме он проходил собственно богословские науки? Любопытство наше в последнем отношении легко удовлетворяется ближайшим знакомством с его литературными трудами. Здесь мы находим, что он был специалистом во всех сферах христианско-богословского ведения и сам оставил произведения догматические, полемические, апологетические, исторические, аскетические и ораторские. Вообще Феодорит был столько же и даже больше христианским ученым богословом, сколько и многообъемлющим специалистом в науках «внешних»; это был, по выражению одного древнего писателя39, ἀνήρ καὶ κατ ᾽ ἄμφω τάς παιδείας τή θ ᾽ Ἑλνήνων καί Χριστιανῶν επίσημος , καί πολλάς τῆ Εκκλησία βίβλους πολύ τό ὠφέλιμον καταλιπών . В свое время, в тридцатых годах пятого столетия, св. Кирилл Александрийский, в самый разгар полемики с Феодоритом, в послании к Евоптию Птолемаидскому сделал о нем такой отзыв: «как говорят, этот муж упражнялся в красноречии и, может быть, приобрел непосредственное знание Священного Писания», а несколько ниже назвал его «упражнявшимся в Богодухновенном Писании»40.

Гораздо труднее сказать что-либо положительное в ответ на первый из поставленных вопросов. Сам Феодорит ясно указывает, что он «провел в учении много времени»41, но где и у кого? – мы не знаем. Никифор Каллист сохранил нам известие о св. Иоанне Златоусте, бывшем тогда пресвитером Антиохийским и красноречивейшим оратором-проповедником, как наставнике Феодорита42. Однако, едва ли можно допустить, чтобы последний пользовался устными уроками великого Святителя: как известно, Златоуст был вызван в Константинополь в 397–398 г.43, когда Феодорит только что получил способность отличать правую руку от левой. Значить, слова Никифора указывают просто на изучение сочинений св. Иоанна, на книжное знакомство с ним епископа Пиррского. Было бы напрасным трудом доказывать это положение, когда неоспоримо, что Феодорит иногда приводит выдержки из творений Златоуста, а в своих экзегетических трудах не мало следует ему. Свидетельством глубокого уважения Феодорита к памяти св. Иоанна могут служить его похвальные слова в честь этого мужественного борца за веру Христову и мученика за истину44. Хотя епископ Антиохийский Порфирий был не расположен к св. Златоусту и даже подтвердил несправедливое определение против него45, но вражда одного лица, конечно, не могла затемнить славу его имени. Мы знаем даже, что она послужила поводом к более ясному обнаружению того, насколько высоко чтили Сирские церкви Константинопольского иерарха46. Еще менее важности имело это обстоятельство в глазах Феодорита, для которого св. Иоанн всегда оставался «великим светилом» и «учителем» «вселенной»47, «громогласным проповедником истины»48. Но во всяком случае влияние этого святителя на Пиррского епископа было только литературное49. В числе других лиц некоторые историки хотят видеть наставника Феодорита в Феодоре Мопсуэстийском. Основанием для такого мнения служить 16 письмо Киррского пастыря, где он оправдывается пред своим адресатом, Иринеем Тирским, в том, что в «счислении учителей опустил святых и блаженных отцов Диодора и Феодора»50. О первом из указанных епископов с достоверностью известно, что он скончался на Таррской кафедре около 394 года, а потому не может быть и речи о его непосредственном учительстве по отношению к человеку, который явился на свет почти в год его смерти. Не столь ясно дето касательно Феодора; этот пастырь скончался в тридцатых годах пятого столетия51. Таким образом предположение о занятиях Феодорита именно у него, по видимому, не заключает в себе хронологической несообразности. В виду этого означенное мнение сделалось господствующим в литературе и, можно сказать, приобрело здесь права несомненности52. Но, во первых, сопоставляя Феодора с Диодором, епископ Киррский тем самым ясно показывает, что термин διδάσκαλος ; нельзя понимать в буквальном и тесном смысле; при том же в 16 письме идет речь о каком-то сочинении Феодорита, где упоминались многие отцы, учители Церкви, которых уж совсем невозможно обратить в наставников его автора. Второе соображение против рассматриваемого суждения мы находим в факте раннего удаления Феодора из Антиохии на Мопсуэстийскую кафедру; это обстоятельство случилось приблизительно около 392 года53. Ясно, что епископ Мопсуэстийский не мог быть учителем того, кто еще находился в утробе матери, а предполагать54 случайные встречи между Феодором и Феодоритом, тем более – частые и продолжительные, мы не имеем решительно никаких данных. Еще одно определенное свидетельство по занимающему нас вопросу дает нам 75 письмо Феодорита к Верийским клирикам. Говоря о чувстве любви, каким он связан с ними, Киррский епископ в числе причин поставляет на первом месте то обстоятельство, что отец их, великий и апостольский муж, был и его отцом55. Здесь несомненно, разумеется знаменитый Акакий, отличавшийся столько же подвижничеством56, сколько и своею мудростью. Известно также, что Феодорит находился в близких отношениях к Акакию57. Но понятие ἐμ ός πατήρ слишком широко и допускает различныτ толкования. Затем Верия, в окрестностях которой подвизался некогда Акакий, была не так близка от Антиохии, хотя впрочем Феодорит и бывал там58. Наконец, этот славный муж был вызван на кафедру, вероятно, еще ранее 380 г.59. Итак, влияние епископа Верийскаго на развитие Феодорита несомненно, но мы не можем уяснить ни его степени, ни характера.

Мы указали все возможности, какие представляются в решении вопроса об учителях Киррского пастыря, и в конце концов приходит к тому выводу, что нам необходимо пока ограничиться незнанием. Здесь пробел в истории жизни Феодорита, относительно которого остается неизвестным в точности, под какими литературно-школьными влияниями стоял он в периоде юности. Потомство не в состоянии сказать слово признательности деятелю, положившему хорошие семена в душу высокодаровитого мальчика. В этом случае историки переходят на более общую почву и стараются указать школу, где учился Феодорит. Обыкновенно принимается, что последний, лет семи-восьми, поступил в монастырь св. Евпрепия, близь Антиохии, рано был посвящен в чтеца епископом Порфирием, а преемником его – в диакона. Так как в древности монастыри (ἀσκητήρια ) были в тоже время и воспитательными институтами60, то, приняв означенное мнение, мы легко поняли бы, как развивался Феодорит-богослов. Легко видеть, почему со времен Гарнье это предположение возобладало на столько, что гораздо легче указать противников его61, чем защитников. Оно дает возможность осветить важный момент в жизни Феодорита, – момент, который должно считать решающим в его судьбе. Уже одно широкое распространение такого взгляда невольно наводит на мысль, что он покоится на довольно прочных данных, каковых и действительно не мало. Сам Феодорит свидетельствует, что до епископства он жил в монастыре и в очень юных летах был чтецом: этого достаточно, чтобы возможность пребывания его под сению обители св. Евпрепия обратилась в довольно прочное научное положение. Но, по нашему мнению, подобное превращение есть ничто иное, как заключения от posse к esse. Мы не будем здесь касаться вопроса о месте, где проводил время Феодорит до избрания на Киррскую кафедру, а укажем пока лишь на некоторые соображения против разбираемой гипотезы. Прежде всего, свидетельство Феодорита о своем пребывании в монастыре указывает только одно ad quem, оставляя совершенно неопределенным terminus а quo. Затем, в «Истории Боголюбцев» мы встречаем рассказ автора следующего содержания. Св. Петр Антиохийский, блиставший даром чудотворений, раз исцелил бесноватого Даниила, который в благодарность за это поступил к подвижнику в качестве слуги. Феодорит часто посещал святого и пользовался со стороны его большим расположением. Даниил, постоянно находившийся при келлии св. Петра, предложил однажды последнему принять к себе ревностного юношу и сделать его «участником в прекрасном служении». «Но, – замечает Феодорит, – блаженный муж, зная любовь ко мне родителей, не согласился на это»62. Если подвижник не желал отрывать мальчика от родной семьи, а отец и мать не выразили протеста против этого; то ясно, что 7–8 летний Феодорит не мог поступить в монастырь св. Евпрепия. Конечно, и относительно последнего отмеченное затруднение было ничуть не менее, чем и относительно келлии св. Петра, жившего не вдалеке от Антиохии. И нужно иметь в виду, что самый рассказ никак не может давать места той мысли, что Феодорит тогда еще не достиг семи лет, – возраст, который совершенно произвольно считается началом монастырской жизни епископа Киррскаго. Он мог уже один посещать св. Петра, причем мать позволяла ему каждую неделю принимать от него благословение. Отсюда ясно, что Феодорит был в это время далеко не дитя и что он находился в родительском доме63. Нам могут заметить, что пребывание в монастыре совсем не тоже, что служение подвижнику. Это правда, но дело в том, что в обоих случаях обет родителей исполнялся одинаково точно, а ведь единственно ради него ученые думают, что уже на восьмом году мальчик поступил в обитель св. Евпрепия. По этой причине решения спора должно искать в ответе на вопрос: какую обязанность налагало на родителей Феодорита и на него самого данное первыми обещание? Мы имеем свидетельство, что Феодорит «с самых пелен» был посвящен Богу64: выражение это, конечно, вполне ясно, однако же буквальное его понимание едва ли будет истинно. Нам кажется, сам наложивший обет не требовал такой суровой строгости в его выполнении. В своих беседах с юным Феодоритом Македоний между прочим говорил ему: «ты прежде рождения, по обещанию, посвящен Богу, а что посвящено Богу, то должно быть достоуважаемо и неприкосновенно для людей. Тебе не следует внимать порочным, движениям души, но делать, говорить и думать ты должен только то, что угодно законодателю добродетели – Богу». Таково было постоянное внушение человека Божия65. Следовательно, верность данному слову не обязывала непременно родителей к заключению своего сына в монастырских стенах, а должна была выражаться в высоком религиозном развитии мальчика, постоянном направлении его впечатлительной души к чистому христианскому идеалу и удалении от всего того, что могло вовлечь его в бурный поток пустой светской жизни со всеми ее превратностями и изменчивою игрою мелких страстей. Искание царства Божия и правды Его: вот к чему склонял Феодорита великий Македоний. С этой стороны его наставление было руководительным началом воспитания Феодорита. Прошлые опыты его матери сделали из нее глубоко религиозную женщину, способную заронить священную искру христианской ревности в сердце дитяти. Даже рассказы о том периоде ее жизни, когда интересы роскоши и удовольствия занимали все внимание богатой Антиохиянки, могли быть весьма поучительны для мальчика, потому что в заключительном выводе они приводили к повествованию об обращении ее на путь, более соответствующий званию христианина. Горячая любовь матери к своему сыну, правда, не позволила ей рано лишать его родного очага, но она была так пламенна и чиста, что, несомненно, была самым благодетельным воспитывающим фактором. Может быть, здесь именно и нужно искать разгадку нравственной доблести Феодорита, на которую не дерзнула положить ни одного темного пятнышка даже святотатственная рука Диоскора. Долгом справедливости будет причислить эту великую женщину к тому списку матерей, давших христианскому миру св. Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Нисского, Августина, – матерей, о которых языческий ритор Ливаний с изумлением восклицал: «какие женщины бывают у христиан!» Неизвестная по имени родительница Феодорита не менее славна, чем Анфуса, Нонна и Моника66. Ее ответ Македонию, напомнившему о возвращении дитяти Даровавшему его: «в этой мысли и желаю, и прошу у Бога милости сделаться материю; иначе преждевременные роды я считаю лучше, чем чуждое духа веры воспитание сына»67, – этот ответ не был простым воплем больной женщины, ибо стал законом ее деятельности. Мы останавливаемся на характеристике матери Феодорита потому, что это наиболее достоверный и важный факт его юношеской жизни. Пока наши слова ничем еще не оправдываются, но истинность их вполне обнаружится в дальнейшем изложении истории епископа Киррского.

Задавшись целью религиозно-нравственного развития своего сына, мать Феодорита, кажется, употребляла для этого все свои усилия. Мы не в состоянии проникнуть в тайны их духовных отношений: эта сторона нам совершенно неизвестна. Зато у нас много других данных к выяснению того, каким путем мать Феодорита вела воспитание сына. Происходя из семейства, в котором предания о духовной высоте святых подвижников были слишком живы68, находясь в нередких сношениях с аскетами и испытав на себе действие их молитв и наставлений, – она, естественно, старалась сблизить своего сына с этою благотворною средой, чтобы он мог усвоить дух славных представителей ее и проникнуться возвышенными стремлениями последних. В числе этих наставников нужно упомянуть прежде всего Македония, ибо Феодорит «много раз удостаивался его благословения и наставлений». О характере последних мы уже знаем, а каково было влияние их на мальчика, об этом сообщает сам автор «Истории Боголюбцев», замечая, что он помнит слова этого подвижника и духовного отца69. Точно также, еще будучи юношею (μειράκων ὤν ἔτι ), Феодорит ходил вместе со своею материю к Афраату, жившему вблизи Антиохии. Строгий отшельник разговаривал с ними, отворив немного дверь, и наконец согласился благословить первую, а мальчика, против обыкновения, «принял внутрь келлии и одарил сокровищем молитвы». Совершенно необразованный, этот муж обладал однако же такою духовною мудростью, что никто из гордящихся красноречием не был в состоянии победить его варварский язык70. Спасший мать от смерти св. Петр не оставил своими внушениями и ее сына. Феодорит сохранил нам трогательное воспоминание о своих отношениях к этому подвижнику. «Часто он, – пишет епископ Киррский71, – посадив меня на колена, кормил виноградными ягодами и хлебом». Этот факт – помимо того, что свидетельствует о близости и сердечной любви святителя к мальчику, – важен для нас еще и с той стороны, что показывает, как рано вступил Феодорит в сферу влияния аскетов. Не нужно думать, что действие советов носителей подвижнического идеала было случайным и редким явлением. Напротив того, нам известно, что однажды в каждую неделю Феодорит принимал благословение от св. Петра72. Не много требуется смелости, чтобы предположить, что дело не ограничивалось одним крестным знамением, но сопровождалось и уроками нравственно-религиозного характера. Даже и в то время, когда Феодорит уже значительно возрос и занимал определенное церковное положение, он не прерывал своих связей с подвижниками. Так, будучи чтецом, он навещал Зенона, вступал с ним в довольно продолжительные беседы и расспрашивал святого, который делился с ним опытами своей духовной жизни73.

Приведенных фактов достаточно, чтобы составить себе понятие о качестве и степени влияния со стороны подвижников и чрез это уяснить нравственно-воспитательную стихию в числе других образовательных факторов. Постоянная связь с людьми, отрешившимися от мирской суеты, была в высшей степени благотворна для Феодорита. Впечатлительная душа его всецело проникалась христианскими идеалами истины, правды и добра, усвояла себе любовь к полному совершенству и пренебрежение ко всему светскому, блестящему только на час и нередко безнравственному по существу. Вот почему высокая честность, изумительная твердость в тяжелые минуты жизни, всецелая преданность своему долгу, самоотверженное служение благу ближних – стали коренными характеристическими чертами личности Феодорита! Вот почему после он был и в мире одним из лучших представителей монашеского самоотречения, каких впрочем было не мало в древней Восточной церкви! Он воспринял в себя чистейшую сторону подвижнических стремлений без той жесткости, к которой они иногда приводили своих носителей. Но легко могло случиться, что все внушения наставников и личные наблюдения их остались бы без всякого результата, если бы действие их парализовалось влиянием семейной обстановки и впечатлениями родного дома. К счастью для Феодорита, его мать сумела поддержать в своем сыне благородное направление и, по мере сил, содействовать всестороннему развитию своего единственного любимца в духе чистой истины. По собственным словам Киррского епископа, он был «и воспитан среди православных и научен православно»74. Поэтому, широко образованный в светских науках, он сделался глубоким богословом; превосходный теоретик – мыслитель совмещался в нем с пламенным поборником практического идеала. Антиохия, семья и подвижническая среда, с которою сближали будущего епископа Киррского самые обстоятельства его рождения, – дали и воспитали христианскому миру Феодорита, а имя его есть одно из славных в истории Церкви!... В ярком образе этого великого пастыря резкими чертами отпечатлеваются высокий и ясный ум, непреклонная и чистая воля, пылкое и отзывчивое для всех сердце. Это человек, который оставляет по себе глубокий след в самых различных сферах; это – деятель, который неустанно созидает; это – характер, который властно господствует там, где падает и раболепствует низкая посредственность... Богом данный, Феодорит был в тоже время и Богом одаренный, способный на всякое добро...

Но возвратимся к рассказу. В дальнейшей судьбе Феодорита мы должны оставить довольно значительный пробел, по недостатку каких-либо сведений. Так внешний ход его жизни до епископства нам совершенно неизвестен. Мы не знаем, когда скончалась его мать, но уже в повествованиях о событиях более юношеского возраста она не упоминается, как то было ранее. Достоверно только одно, что Феодорит состоял при Антиохийском клире и занимал здесь должность чтеца75. Большинство ученых пользуется этим известием для доказательства избитого положения, будто Феодорит воспитывался в монастыре св. Евпрепия, хотя одно из другого ни мало не вытекает. Можно даже сказать, что это обстоятельство нисколько не обязывает нас отводить семилетнего Феодорита внутрь стен какого-либо ἀσκητή pιον . Есть свидетельство, что и на Востоке, и на Западе иногда с самого детства определяли мальчиков в анагносты76. Не возможно решить, в какое время случилось это, но замечательно, что в своих рассказах о посещении подвижников, когда он был еще μειράκων , Феодорит ни разу не делает намека на свое служение при Церкви. В качестве чтеца он является пред нами в юном и незрелом возрасте; однако тогда у него показался уже маленький пушек на бороде77. По приблизительному расчету, Феодориту в это время было около 23–24 лет78. Обыкновенно полагают, что возведение на эту церковную степень было совершено Порфирием Антиохийским († 414 г.) и похвальный отзыв Феодорита об этом епископе в Церковной Истории считают выражением благодарности ее автора79, но скорее можно допустить, что это было при Александре80. О деятельности Феодорита в этом звании не сохранилось никаких точных известий. Есть лишь одно упоминание в повествовании о пустыннике Зеноне, который отказывался благословить пришедшего к нему отрока, называя себя простецом, а его воином. Но сам же Феодорит, – вставкою замечания о том, что он был в то время чтецом Божественных Писаний пред благочестивым народом, – довольно ясно дает знать, что это наименование στρατιώτης относится только к его церковному положению81.

Историки, привязывающие жизнь Феодорита до епископства к Антиохии, утверждают, что по достижении законного возраста он был посвящен преемником Порфирия, епископом Александром, в диакона и не прочь приписать ему в этом звании очень видную и широкую деятельность82. В пользу таких догадок, излагаемых совершенно аподиктическим тоном, мы не находим ни малейших подтверждений, хотя и не сомневаемся, что духовные дарования и нравственная возвышенность молодого клирика не остались не замеченными. Особенно содействовала его репутации его полная нестяжательность. Сын богатых родителей, Феодорит не имел привязанности к временным благам и тотчас по смерти матери роздал все свое наследство83. Такая высокая самоотверженность, конечно, должна была сделать известным имя Феодорита; он сам говорит, что «об этом знают все, живущие на Востоке»84. Точно также теперь, когда ничто не удерживало Феодорита, он получил возможное осуществить свои заветные желания. Уроки подвижников не прошли бесследно для мальчика; они поселили в нем стремление удалиться от мира, чтобы жить в Боге и для Бога. С юных лет он старался подражать своим наставникам и, вероятно, еще в молодые годы совершил путешествие в Иерусалим и посетил святые места85. Душа Феодорита не удовлетворялась этим, она требовала сурового искуса, – и вот юный клирик Антиохийский, который и позднее ставил своим девизом древнее изречение: λάθε βιώσας 86, удаляется под кров обители с решимостью никогда не покидать ее и проводить здесь монашескую жизнь в спокойствии, согласно уставу этой жизни87. Нужно думать, что он совершенно покинул Антиохию и спустился на юг к Апамие (Aπαμεία ), где и избрал себе уединенное убежище в одном из Ницертских «училищ любомудрия»88. После разбойничьего собора он просил патриция Анатолия походатайствовать пред императором о пересмотре своего дела и назначении более беспристрастного суда над ним. «Если же он (царь), – продолжает Феодорит, – не приметь этого прошения, то да повелит мне жить в моем монастыре (οίκήσαι τ ό ἡμέτερον μοναστήριον ), который находится в 120 милях (около 166 1/3 верст) от Кирра, в 75 милях (около 104 верст) от Антиохии и в трех милях (около 4 верст) от Апамии»89. Мы не в состоянии понять этих слов иначе, как только в том смысле, что когда-то Феодорит настолько сжился с означенною обителью, что стал считать ее своею, подобно родному дому. Другое толкование приведенных слов едва ли мыслимо.

Что влекло сюда Феодорита, – мы не знаем. Может быть, он желал убежать из шумной Антиохии, где при том же он был довольно известен и потому, призываемый к служению при Церкви, не имел времени предаваться уединению. Может быть, в его душе остались приятные воспоминания об Апамии и тамошних подвижниках из того периода, когда религиозное рвение побуждали его искать бесед суровых аскетов. У нас имеются факты, что благочестивые путешествия Феодорита не ограничивались одними окрестностями Антиохии. Он, напр., бывал у Давида, жившего к западу от Верии, и раз провел у него целую неделю90. Точно также он часто бывал в этой местности у настоятеля монастыря Илиодора91. Нет ничего невероятного, если Феодорит проникал и до Апамии. Во всяком случае он близко знал эту страну, где, по его словам92, монашество было утверждено Агапитом и Симеоном, учениками Маркиана; первый из них сделался потом епископом Апамийским. Замечательно, как точно передает Феодорит обстоятельства жизни этих мужей и указывает положение основанных им монастырей даже за то время, когда он писал свою «Историю Боголюбцев»; здесь он сообщает, что там и доселе живет более четырех сот человек93. Очевидно, предания Апамийского монашества были хорошо известны и дороги Феодориту. Не говорит ля это в пользу того предположения, что до епископства он жил именно тут, а не в Антиохийском монастыре св. Евирепия? Если в вопросах темных следует руководствоваться теориею вероятностей, то в настоящий раз она, несомненно, склоняет мысль в нашу сторону.

Итак, будем принимать, что Антиохийский клирик подвизался близь Апамии. Но согласившись в этом, мы должны на несколько лет (может быть, семь иди восемь) совершенно покинуть Феодорита; он исчезает от нашего взора молодым юношею, полным жажды высоких духовных подвигов, и скрывается за стенами монастыря, чтобы снова явиться пред нами епископом Киррской церкви. Едва ли когда-либо удастся переступить за ту дверь, какою вошел туда Феодорит, и проникнуть в его уединенную келлию, где мужал сильный характер, возрастала энергия и преуспевала вера, споспешествуемая любовию. Несомненно, здесь окончательно окреп и сложился человек, имя которого связано с важнейшими событиями в истории Церкви. Сводились к единству разрозненные опыты юношества, яснее определялись стремления, лишенные бурных порывов, развивались ум и душа в труде, науках и молитве: вот все, что мы можем сказать о Феодорите – отшельнике.

Некоторые историки с положительною определенностью утверждают, что он рано снискал себе в Антиохии славу блестящего церковного оратора94. Это, конечно, неоспоримый факт, что не раз громкие выражения одобрения покрывали учительное слово Феодорита, но все же не видно, с какого времени он начал заступать для «Восточной» столицы место св. Златоуста, оставшееся после него незанятым. Однако же можно допустить, что и тогда уже сирийской митрополии были знакомы ораторские способности Феодорита и снискали ему почетную известность; иначе трудно будет понять не вполне добровольное избрание его во епископа. С большею уверенностью мы предполагаем за этот период усиленные литературно-богословские занятия в Апамийском монахе. Что наука всегда была близка уму Феодорита, для подтверждения этого достаточно сослаться на многочисленные его творения. Автор их обнаруживает такую поразительную разносторонность, что неизбежно следует предположить в нем серьезное образование, а не представляла ли тихая монастырская жизнь особенных удобств для этого? Не в природе Феодорита было оставаться простым созерцателем: он всегда был олицетворением труда, хотя и не был «практическим» человеком в обычном смысле этого слова. Если обстоятельства закрывали ему доступ к внешней, практической деятельности, то тем с большею энергией он должен был предаваться духовному самообразованию. Можно предполагать даже больше и именно, что и тогда уже Феодорит делился плодами своей мысли в виде тех или других сочинений; впрочем, ни одно из дошедших до нас творений его не может быть с несомненностью приурочено к рассматриваемому времени95. Наконец, что касается борьбы Феодорита против Ариан, Македониан и особенно Аполлинаристов96, то это просто чистая возможность; никто не в состоянии перевести ее хотя бы на степень положительной вероятности, но равным образом трудно показать решительную ее эфемерность. Достоверно только одно, что Феодорит был на виду у высшего церковного начальства. И вот, когда по смерти Исидора Киррская кафедра сделалась праздною, он принужден был занять место почившего. Теперь-то пред нами снова отворяется дверь монастыря, откуда выступает Феодорит – епископ97.

Глава вторая

Феодорит-епископ: время и обстоятельства избрания его на Киррскую кафедру.

С самых ранних лет находившийся под влиянием строгих подвижников и благотворным воздействием своей благочестивой матери, сочувственно относившийся к аскетическим идеалам, Феодорит, может быть, навсегда остался бы под сению принявший его обители; но блеск скрывавшагося под спудом светильника был хорошо знаком всем, и потому Апамийский отшельник против воли должен был принять в управление Киррскую церковь98. Это важное в жизни Феодорита событие, открывшее пред ним широкое поле для плодотворной деятельности, случилось в 423 году99, когда он только что достиг тридцатилетнего возраста100. На Антиохийском престоле тогда был Феодот, который, помимо всего другого, заслуживает признательного уважения уже за одно то, что сумел оценить необычайные способности молодого отшельника и склонил его выйти из затвора, если только ему принадлежит инициатива избрания преемника Исидору Киррскому. Мы делаем это ограничение потому, что в древности нередко сама церковная община предлагала кандидатов на праздную кафедру101, а Феодорит мог быть знаком Кирру еще по своим ранним посещениям этой области для благочестивых целей. Посвященный в высокий сан старейшим предстоятелем своей провинции, митрополитом Иерапольским (может быть, при участии Феодота), Феодорит стал пятым из известных нам епископов Киррских102. Сделавшись видным человеком, новый пастырь своею ученостью, энергией и нравственною безукоризненностью приобрел громкую славу и глубокое уважение на всем «Востоке»; живя в бедном городке, он иногда правил всем Антиохийско-Сирийским округом, поскольку для предстоятелей Восточной столицы был умом и определяющею силой. С этого времени имя Феодорита связывается с самыми важными событиями в истории Церкви, понимание которых невозможно без правильного разумения его личности. Но прежде чем перейти к этому периоду, мы должны остановиться на общем изображении Феодорита – епископа и изложить факты его деятельности на Киррской кафедре. Это даст нам возможность сохранить большую последовательность в дальнейшем повествовании о его жизни. При том же некоторые эпизоды этого рода трудно прикрепляются к какому-либо хронологическому пункту, а другие, относясь исключительно к характеристике Феодорита, получают свое значение безо всякого отношения к временной обстановке. Подобный распорядок представляется нам тем более уместным, что о первых семи годах жизни Феодорита в Кирре нам ничего неизвестно. Итак, нам следует теперь обрисовать, в каком свете является Феодорит, как епископ. Здесь он выступает пред нами, во-первых, в качестве общественного деятеля, практика – администратора, на пользу своего города, а равно жителей Киррестии и других провинций, и во-вторых, – в качестве духовного пастыря и владыки вверенной ему церкви.

I. Феодорит-епископ, как гражданский деятель – администратор

– Кирр и его положение. – Заботы Феодорита о благоустроении города и нуждах граждан: устройство портиков, мостов, бань и водопровода; привлечение художников и полезных людей. – Старания епископа о доставлении гражданам светского образования; участие его в гражданских делах. – Бедственное состояние земледельческого класса вследствие строгости финансовой политики и жестокости владельцев-помещиков. – Старания Феодорита об уменьшении податей и облегчении участи доведенного до нищеты народа: письма его к влиятельным лицам.

Незначительная кафедра досталась в удел Феодориту: он был избран епископом города в Киррестии, Киррестнке (ἡ Κυ ῤῥεστική ). Эта провинция лежала между равниною Антиохии в Сирии и, может быть, достигала самых берегов Евфрата, если только местечко Каперсана, расположенное при этой реке103, принадлежало к ней; на юг она простиралась до пустыни104, а с севера ограничивалась горою Аманом и Коммагеною105. Когда в IV веке, при Константине Великом, произошло разделение Сирии на первую и вторую, Коммагена была присоединена к смежной Киррестии, и таким образом составилась новая, довольно обширная, область Евфратисия или – точнее – Augusta Euphratisia106.

Некоторые старинные писатели признают большую древность за городом Кирром (ныне Cars, Carin107). Прокопий Византийский приписывает основание его возвратившимся из Вавилонского плена Евреям, которые будто бы и назвали его в честь своего освободителя108, а Геннадий Массилийский выводит наименование его от самого Кира Персидского, как основателя109. Трудно поверить этим баснословным сказаниям, не сообщаемым более компетентными авторами; касательно же последнего свидетельства можно предположить смешение нашего Кирра с другим городом, который был заложен повелителем Персидской монархии в Сузиане110. Вероятнее всего, что митрополия Киррестии ведет свое начало от греческого поселения, засевшего здесь при Александре Македонском111, и это предположение подтверждается Страбоном, упоминающим древнее местечко Кирру, находившееся в Фокиде, недалеко от Дельф112. Во всяком случае Птоломей дает знать, что Киррестия была некогда очень значительна и заключала в себе Иераполь, Верию и многие другие города113. Точно также и самый Кирр был славен своим языческим прошлым: близь него находился знаменитый храм Афины Киррестиды114, а на старинных монетах Антонинов и Филиппидов встречается изображение Διός χαταβάτου Κυρηστῶν , Κυρεστῶν , Κυ ῤῥεστῶν 115. Очевидно, культ Зевса Катавата был сильно распространен и развит в этой местности. Не таково положение Кирра было при Феодорите. К этому времени город значительно упал во всех отношениях и после него опять пришел в самое плачевное состояние. Уже при Юстиниане он не имел стен и весьма нуждался в воде; император возобновил, поправил и украсил его, так что он сделался богатым и важным пунктом; чудесное избавление от тяжкой болезни, благодаря сверхъестественной помощи почивавших в Кирре мучеников Косьмы и Дамиана, направило заботливость Кесаря на этот заброшенный уголок116. Возможно, что именно ради славы этих святых Кирр называется у Иерокла почетным титулом Aγιούπολις 117. Неизвестно, какое значение усвоилось ему в гражданском отношении в ряду других городов провинции Евфратисийской, хотя некоторые и поставляют его на втором месте; но несомненно, что церковно-иерархически он подчинен был Иераполю, где жил митрополит Евфратисии, предстоятель Сирии Палестинской118.

Находясь всего в двух днях пути от Антиохии119, Кирр был однако же удален от всех главных путей сообщения120, хотя вопрос о последних был в числе важных в государственно-экономической политике империи, начиная с Августа. По своей бедности он едва-ли мог возбуждать чьи-либо честолюбивые желания121; Кирилл Александрийский и сам Феодорит называют его городком (τό πολίχνιον )122, а в глазах пресвитера Пелагия это была просто деревушка123.

Не смотря на это, новый пастырь всею душою полюбил свою епископскую резиденцию и считал Кирр «лучшим всякого другого славного города»124. Здесь сказывается величие души Феодорита, который никогда не искал себе богатейшей и славнейшей кафедры125, а употреблял все свои усилия на то, чтобы привести Кирр в надлежащий вид и помочь жителям в наиболее необходимом. На церковные средства он построил общественные бани, портики и два огромных моста и заботился о многом другом, что служит на общую пользу126. Город постоянно и сильно страдал от недостатка воды127, и по содействию епископа был сделан водопровод из протекавшей вблизи реки128. Этого мало: Феодорит брал на себя то, что должна была делать гражданская администрация, и с безбоязненною настойчивостью указывал представителям ее на их прямые и непременные обязанности129. Распространяя подобного рода заботы и на другие города130, деятельный епископ не ограничивался только этим; он имел в виду и более высокие интересы своих граждан, отовсюду доставляя Кирру необходимые искусства131. Он вызывал ораторов132, врачей и других нужных и сведущих людей. Между прочим, много добра оказал городу приглашенный им пресвитер Петр, который был опытным лекарем133. Насколько важно было здесь участие Феодорита, видно из того, что, когда он нашелся вынужденным просить об увольнении из Кирра, все означенные лица стремятся в иные места134.

С неменьшим вниманием относился Федорит и к потребностям умственным, стараясь о распространении возможно полного света «внешнего», светского знания. Если круг людей, жаждавших умственного развития и имевших необходимые для этого материальные ресурсы, был очень тесен, а образовательные средства, особенно на «Востоке», – чрезвычайно скудны, то тем большую симпатию и тем живейшее уважение вызывают в нас благородные усилия Киррского пастыря в этом отношении. Свои горячие желания по этому предмету Феодорит высказал в кратком, но достопримечательном письме к софисту Исокасию. «К аттическим лугам вашим, – заявлял он адресату135, – опять слетаются наши пчелы, опытом познавшие полезность тех цветов. Посему ваше великолепие да наполнит их медом и да научит составлять соты с знанием, ибо ваша слава – красноречие воспитанников. Я же прошу, чтобы они сподобились большей заботливости, так как желаю, чтобы и наш город блистал вашими плодами». Будучи одним из образованнейших людей своего века, Феодорит делал все, чтобы сократить пределы невежества и понизить его степень. С этою целью он обращался с просьбами к разным интеллигентным лицам, – риторам и софистам, патентованным профессорам высшей мудрости, побуждая их усилить и расширить свою педагогическую деятельность136. Он посылал сюда всех, косность которых уступала его просвещенному и возбуждающему влиянию137. Старания Феодорита давали хорошие результаты, что и понятно, ибо он руководил и воспитанниками и наставниками. По крайней мере, он сам засвидетельствовал софисту Исокасию, что тот «исполнял свойственное отцам»138. Этот факт красноречивее всяких рассуждений показывает, что Киррский епископ в своих пасомых видел детей, благосостояние которых было для него дорого, как свое собственное здоровье. В этом случае идеальные стремления Феодорита совпадали с практическими целями, шли на встречу насущным потребностям страны и благотворно отзывались на общем ходе дел. Мы легко поймем это, если вспомним крайнюю беспорядочность тогдашней административной системы управления и по существу, и по применению. Безжизненность и неудовлетворительность форм мало восполнялись усердием и честною энергией чиновников. Все падало, ветшало и испускало последнее дыхание, а судебные учреждения были известны лишь по одним именам139. Феодорит взял на себя нелегкую задачу – вложить дух жизни в мертвые трупы и восстановить медленно коченевшие тела. «Настоящее время, – со скорбью замечал он140, – изобилует дурными людьми, безбожно совершающими всякое зло, – и ни стыд, ни страх законов, ни надежда на будущее не оказываются достаточными, чтобы воспрепятствовать стремительному напору зла. Преступления ныне уже не прикрываются, как прежде, но несправедливость вооружается наглостью, а бесстыдство называется смелостью; вор не страшится того, что будет уличен, корыстолюбец явно обирает, ворует и отнимает достояние ближнего и совсем непринадлежащее ему называет своим». Видя все это, Феодорит не мог оставаться равнодушным зрителем совершающихся безобразий. Он сознавал, что причина их нередко кроется в лицах и с настойчивостью указывал правителям на необходимые качества. Так комиту «Востока» Дионисию он писал141: «многие желают начальствовать над другими, но не многие умеют; ибо забота о людях требует искусства, высшего всех других, а равно и здравости рассуждения, дабы, украшаясь ею, пекущийся об них (людях) мог приискать, что нужно делать; она требует мудрости и справедливости, чтобы всякое дело определялось тою и венчалось обеими вместе, а не портилось противоположными расположениями. Посему же таковой человек нуждается в мужестве и рассудительности, поскольку первое необходимо для препобеждения противников». В большинстве случаев это были, конечно, одни мечтания, которые могли находить применение далеко не всегда. Феодорит старался осуществить их по крайней мере в сфере местного самоуправления Киррской провинции. С этою целью он выдвигал на различные посты знакомых и испытанных по своим способностям людей, оказывал им всякую поддержку и защищал от притеснений. Он искренно благодарил бывшего префекта Антиоха за то, что тот, «исполняя общую заботливость о подчиненных и выбравши (архонтов) неподкупнейших, не поддающихся на деньги, удерживающих в равновесии весы правосудия и, кратко сказать, превосходнейших, – поставил их над городами, как бы некоторых отцов, врачей и правителей»142. В другой раз он энергически отстаивал Исаврийца Неона, так как он, «приняв в заведывание бразды отечества (Киррской области), прежде всего употребил время своего правления на то, дабы, мудро управляя кораблем, вести его под попутными ветрами»143. Чтобы иметь постоянно подобных людей для замещения должностей, Феодорит прилагал особенное попечение к образованию молодых людей и отсылал их к известным учителям, а после заботился о доставлении им надлежащего положения144. Так духовный пастырь систематически и последовательно старался водворять правду и добро там, где часто господствовали совершенно иные принципы.

Указывая начальникам на значение их власти145, давая всем братские советы, побуждая и содействуя им в соблюдении закона146, по поводу разных несправедливостей по отношению к знакомым147, епископ Киррский должен был вступить в сильную оппозицию с правительственными органами по вопросам экономическим. К этому вынуждало его крайне бедственное положение жителей страны. Занимая квадратную площадь приблизительно в сорок миль, провинция далеко не блистала роскошью производительности: совершенно голые горы осенялись только неплодовитым кустарником148. Правда, еще во времена Страбона Киррестия представляла довольно цветущий и очень обработанный ландшафт149, но при Феодорите она давала лишь виноград и мед, а хлеб родила в самом скудном количестве150. При том же на столь ограниченной и жалкой территории находилось до 50 тысяч свободных обложенных тягл (τῶν ἐλευθερικῶν ζυγῶν ) и еще десять тысяч государственных151. Понятно, как сильно должно было страдать население, забитое, полуварварское, не знавшее ничего кроме родного ломанного Сирского языка152. Не смотря на это, подати здесь были гораздо тягчайшие сравнительно с другими провинциями153; от них не были освобождены даже и церковные владения154. Если присоединить к сему нередкие засухи, неурожаи, голод, саранчу и другие бедствия155, то мы поймем, почему иногда Киррестия висела на острие бритвы, по выражению Феодорита156, и почему этот епископ радовался дождю, как великой милости Божией157. При этом не нужно забывать строгостей финансовой политики правительства и неумеренной заботливости о благосостоянии государственной казны. Происходившие, начиная с первого сентября 312 года158, чрез каждые пятнадцать лет генеральные ревизии были настолько суровы, что тогда отмечались и облагались каждая виноградная лоза, каждое дерево, хотя бы они после срубались и вообще не приносили владельцу ни одного овола дохода. Впрочем, размер налогов ежегодно определялся особым императорским декретом. Продажность суда доходила иногда до невероятных размеров, а добросовестность фискальной администрации прекрасно характеризуется императором Юлианом Отступником, который говорил (Anm. Marcellinus, XVI, 15): rapere, non accipere sciunt agentes in rebus159. Влияние такой политики сильно давало знать себя всюду и, в частности, в скудной Киррестии: народ страшился податей, как дети – привидений160, что и понятно, ибо они решительно разоряли его и повергали в тяжкую кабалу ростовщиков161. Самый Кирр был город пустынный и имел мало обывателей, да и то бедных162. Вот каково было положение страны, вверенной духовному попечению и управлению Феодорита. Но если он не мог равнодушно переносить неприглядную наружность своей резиденции, то тем более ему были дороги настоятельные потребности бедняков, интересы куска насущного хлеба. Для него было правилом апостольское слово: аще страждет един уд, с ним страждут вси уди (1Кор. XII, 6), – и он даже voleus-noles «должен был заботиться о делах, попечение о которых тягостно, но требуется законом». Зная отзывчивую душу Киррскаго епископа, земледельцы постоянно осаждали его просьбами о помощи и искали у него защиты от притеснений фискалов и немилосердных помещиков163. Феодорит был по истине отцом для всех и горячо принимал нужды угнетенного народа, но также энергично отстаивал он и неприкосновенность церковных владений. Когда некто Авраам, живший долго на церковном поле, вздумал присвоить его себе, Феодорит не допустил этого несправедливого дела. Взяв столь недостойного мужа, он отправил его к адвокату Илье с диаконом Геронтием и препроводил относящиеся сюда документы. Впрочем, он действовал здесь не ради одного преследования преступника, а единственно с тою целью, чтобы возбудить в нем сострадание и заставить его вознаградить потерпевших лиц164.

Это отдельный факт, недовольно ясный, но зато до нас сохранилась значительная коллекция писем, из которых видно, какую изумительную настойчивость проявлял Феодорит в видах спасения страны от окончательного запустения. Рекомендуя милосердие по отношению к неимущим, как средство к получению божественного снисхождения165, и умоляя за нуждающихся в попечении166, он становился горячим адвокатом каждого, кто приходил к нему167. Со своею внушительною речью Киррский епископ обращается к частным землевладельцам и напоминает им, что требуется не одна законная правда, но и милость. Так, полководец Ареовинд имел огромные поместья в неизвестной нам Сергифейской стране, но, по-видимому, был не особенно сострадателен к плательщикам. И вот Феодорит побуждает этого магната к человеколюбию. «Предписание касательно оливкового масла, – докладывает он Ареовинду168, – истощает тамошних земледельцев, ибо такого плода ни в прошлом, ни в настоящем году не доставляла земля, производительность которой весьма незначительна. Вам, как блистающему разумом, украшающим ваше мужество, следует щадить обрабатывающих землю, когда свыше подается земледельцам недостаточное количество плодов и когда они не могут внести определенного дохода; ведь и источники не в состоянии приносить изобилия воды, если не имеется ключей»... «Сжальтесь, прошу вас, – взывал в другой раз Феодорит к Ареовинду169, – сжальтесь над земледельцами, несущими труд, по получающими малый плод. Да будет для вас неплодородие случаем к духовному плодоносию и да получите милость божественную за подобную милость».

В данном случае столкнулись интересы помещиков с интересами землепашцев, которым покровительствует Феодорит, но были обстоятельства, когда одинаково страдали и те и другие. Чтобы вполне понять это, мы должны припомнить существовавшие на этот счет узаконения в греко-римской империи. Все население ее подлежало государственным повинностям в том или другом виде, – и никто не был освобожден если не от прямых, то от косвенных налогов. Главная тягость падала, конечно, на рабов – работников, но они лично не отвечали пред правительством. Точно также и свободные земледельцы (ἐλευθερικοί ), чрез тринадцать лет пребывания на каком-либо участке прикреплявшиеся к нему и составлявшие особый класс колонов (coloni, γυπόνες )170, не имели никакого дела с представителями фискальной администрации. Правительство сносилось исключительно с крупными владельцами-горожанами, которые, по господствовавшей тогда муниципальной системе, выделяли из своей среды членов магистрата – курии. Вот эти-то последние, так называемые декурионы (decuriones, πολιτευο μένοι ), избиравшиеся обыкновенно из богатых лиц, и должны были вносить в казну всю следуемую сумму171, хотя бы для этого пришлось лишиться жалких рубищ, как то бывало при Феодорите172. Такой порядок взаимной поруки, при различных злоупотреблениях и несчастных неожиданностях, даже в самом лучшем случае вел к тому, что правительство спрашивало со своих агентов, эти притесняли декурионов, которые, в свою очередь, насколько возможно, обирали подчиненных и гнели их всеми мерами. Стонал бедный народ, но не сладко было и зажиточным гражданам: владельцы бросали свои поместья на произвол судьбы173, а декурионы бегали от архонтов словно от чумы, боясь встречаться с ними174. Трудно было разобраться в подобной путанице, в столь сложной коллизии интересов и их многообразном и причудливом переплетении. Феодорит взял на себя благородную задачу соводворить ягненка со львом (Прит. XXII, 24. Иса. XI, 6)175 и своим убедительным словом и могущественным влиянием укротить суровость взимания податей176. У нас нет данных для подробного изображения всей этой истории; по письмам Киррского епископа она представляется в следующем виде.

Произведенная в свое время ревизия была утверждена Исидором, потом префектом Флоренцием, а равно и его преемником177, но была не вполне удовлетворительна, хотя, как показал дальнейший опыт, и она являлась наименьшим из зол. Вскоре всем другим городам дано было облегчение, а Кирр почему-то был лишен императорских милостей178. К увеличению бедствий, поднялись еще разные кляузы, в Константинополь полетели доносы, между тем подати нужно было вносить. Может быть, в это именно время ко двору был послан особый ходатай, а епископ со своей стороны просил Дионисия подождать исхода миссии легата. Кирр, – писал ему Феодорит179, – «подвергся несправедливому нареканию. По сему случаю дивный сын наш Филипп отправился в царствующий город, чтобы сообщить верховным властям его о страданиях и получить целительные лекарства для предотвращения угрожающей опасности. В виду этого я прошу краткой отсрочки, ибо мы надеемся, что человеколюбивый Господь в самом непродолжительном времени рассеет это мрачное и грозное облако».

Ожиданиям Феодорита не суждено было исполниться, как он предполагал. Филипп успел несколько в своих стремлениях, в чем высокое покровительство оказал ему Константинопольский владыка Прокл. По крайней мере, Феодорит свидетельствует, что, благодаря его заступничеству, ходатаю удалось склонить власти на свою сторону, так что он наполнил слухи всех похвалами предстоятелю столицы180. Возможно, что тогда же Киррский епископ был обрадован письмами от Прокла и применял к нему апостольское изречение: сердце наше распространися: не тесно вмещается в нас (2Кор. VΙ , 11:12). Во всяком случае он упоминает о доступности всем Константинопольского архипастыря и каком-то трибуне Навкрациане, которого он любит еще больше181. Миссия Киррского гражданина и декуриона182, по-видимому, увенчалась успехом, но последний стал весьма сомнительным, когда на другой год выступил на сцену человек, представляющий собою резкий тип нравственной низости. Это был какой-то епископ, воспылавший непримиримою ненавистью к Филиппу. Прошлое этой личности далеко незавидно. Замеченный в разных проступках, он подлежал суду Антиохийскаго собора, но, не дождавшись открытия его, ушел в Константинополь, так как будто бы были нарушены церковные каноны. Смута и интриги, очевидно, ему были близко знакомы. В столице, ради своих личных счетов с Филиппом, он начал клеветать на составителей податной росписи и не постыдился «враждовать против страны, которую он называет матерью»183. Дело снова приняло неблагоприятный оборот, – и Феодорит должен был спасать Киррестию, заранее по совести объявляя, что он ни на кого не имеет человеческого негодования и что его огорчает только отрекающийся от божественных законов и сделавшийся орудием противной силы184. Приводим некоторые отрывки из писем Киррского пастыря; это – бытовые картинки, столь же верные действительности, сколько и рекомендующие высокую душу их автора.

Ближе всех стоял к данному вопросу префект «Востока» (praefectus praetorio Orientis), каким тогда был Констанций, совершенно незнакомый Феодориту, каковое обстоятельство не помешало Киррскому епископу обратиться к нему с просьбою о пощаде бедняков. «Я стенаю и плачу, – читаем мы в рассматриваемом послании185, – будучи вынужден писать против человека, прегрешения которого нужно бы прикрывать ради имени священства; однако же я пишу с целью защитить притесняемых им бедняков. Виновный во многих преступлениях, лишенный общения, – он, когда святой собор186 не был созван, убоявшись решения архиерейского собрания, убежал оттуда, так как, по его мнению, были попраны церковные постановления; но этим он ясно обнаружил свое намерение – презреть узы отлучения. На него возводят обвинение, несоединимое даже и с наемниками: по ненависти к славному мужу Филиппу он напал на жалких ответчиков пред государственной казной... Прошу ваше благородство не верить лживым обвинениям его, а утвердить обозрение, пощадить несчастных плательщиков, от которых требуют того, чего они не могут внести. Кто не знает тяжести описи наших тягл, почему сбежало большинство владельцев, разошлись землепашцы и многие поместья сделались пустынными?.. Если бы даже ни один клочок нашей страны не оставался невозделанным, и вся она была в высшей степени удобна к земледелию: – и тогда землепашцы были бы крайне удручены налогами, не перенося тесноты описи. Свидетельство сему весьма ясно. Ибо при славной памяти Исидоре, когда было пять тысяч плательщиков, – чиновники правления, не будучи в состоянии представить податей по Комициановскому расписанию, часто тужили, умоляли донесениями высокий ваш трон, чтобы сложено было 2.500 жалких тягл, – и те, которым прежде твоего благородства были вверены эти бразды, повелели снять с бедных декурионов бесплодные тягла и дать другие расчисления вместо Комициановских, ибо иначе они но могли в точности исполнить возложенного на них обязательства. Я прошу устранить бедствии от несчастной страны, поднять ее, клонящуюся к падению, и оставить по себе вечную славу последующим поколениям». В таком же тоне написано и письмо патрицию Сенатору187, где Феодорит умолят, адресата «совершить справедливое дело». Но решение не могло зависеть исключительно от этих лиц, и потому епископ Киррский просит Августу Пульхерию «исцелить раны города»188. Ходатайство сестры императора было бы, конечно, весьма значительно, если бы влияние ее не парализовалось любителями интриг. Чтобы обеспечить себя и с этой стороны, Феодорит обращается к бывшему военачальником на «Востоке» Анатолию, побуждая «и в отсутствии иметь обычное попечение» о нем189. Не был забыт и епископ Прокл, еще ранее оказавший свое покровительство Филиппу. Благодаря его за эту услугу, Киррский пастырь в настоящий раз сообщает, что достигнутый результат «пытается обратить в ничто некий благоговейнейший муж, клевеща на часто происходившее за двенадцать лет пред сим обозрение страны и воздвигая обвинение, неприличное даже и порядочным рабам. Посему, – читаем мы далее190, – умоляю твою священную главу – прекратить ложь того человека и убедить славнейших префектов, чтобы оставалось в силе решение, которое они произнесли справедливо и человеколюбиво». Для большего веса Феодорит присоединяет иногда слово просьбы и от Иакова, великого подвижника, жившего недалеко от Кирра191.

Защищая обитателей вверенного ему города, Феодорит не забывает напомнить патрицию Анатолию и о Киликийцах192.

Как видим отсюда, козни гнусного клеветника нашли чрезвычайно энергичного обличителя, но успел ли последний в своих благородных усилиях? – мы не знаем. Однако же можно полагать, что труды Киррского предстоятеля не были напрасны. По крайней мере известно, что он высказывал свою признательность адвокату Петру, который «судебным порядком заградил уста врагу истины»193. Очень вероятно, что здесь мы имеем заключительный момент печальной драмы, где попирались все человеческие чувства, где ложь и интрига грозили лишить куска насущного хлеба громадное количество людей и уничтожить «остатки города и страны»194.

Таков был Феодорит, как администратор и заступник за своих граждан. Одного этого было бы вполне достаточно, чтобы история с благодарностью вспомянула его имя, если бы он был чисто светский деятель, простой правительственный чиновник. За всем тем мы имеем сведения только о некоторых фактах этого рода, а большинство их остается неизвестным. Во всяком случае изложенное нами выше ясно показывает, что с самого начала своего служения Киррской церкви Феодорит был вовлечен во все важнейшие интересы своей паствы и везде проявлял свое благотворное участие. В одном из ранних своих сочинений и именно в комментарии на Песнь Песней он пишет, что «занят бесчисленными заботами городскими и сельскими, военными и гражданскими, церковными и общественными»195. Во всех этих отношениях Феодорит выступает в самом привлекательном виде, как отец и благодетель обитателей Киррских. Бедность города, суровость финансовой политики, страдания народа, притеснения правительства: все это служило поводом к яркому обнаружению благородных сторон высокого характера Киррского пастыря. Однако Феодорит был епископом и потому его пастырское служение должно по преимуществу останавливать наше внимание.

II. Феодорит-епископ, как духовный пастырь и учитель

– Взгляды Феодорита на пастырское служение и образ жизни его в Кирре. – Отношения Феодорита к подвижникам; полная нестяжательность и высокая безупречность его и клира. – Устройство храмов и доставление в Кирр мощей разных святых. – Заботы о поднятия нравственного уровня народа. – Борьба против еретиков. – Деятельность во время гонения в Персидской Армении. – Участие к Африканцам, пострадавшим от Вандалов. – Проповедничество в Кирре, Верии и Антиохии. – Письма Феодорита – поздравительные (ἐωρτασπχαί ), по случаю праздников, и утешительно увещательные. – Общая характеристика Феодорита – епископа.

Деятельность каждого человека определяется его воззрениями на жизнь, так что высота или низменность последних значительно обусловливают собою качество первой. Если мы взглянет на Феодорита с этой стороны, проникнем в тайники его желаний и надежд, то найдем в нем возможно идеальную личность. Нормою и законом для него было учение св. Апостола Павла, изложенное в пастырских посланиях. «Его, – писал Киррский епископ196, – надлежит с точностью сохранить всем, сподобившимся священства, и, как некое правило, всегда иметь пред собою и с ним соображать: и что говорится и что делается ими». Посему, «если кто приобретет все добродетели, по вознерадит о вверенных ему душах, – тот не только не получит никакой пользы от собственных преуспеяний, но даже подвергнется наказанию за оное нерадение»197. Единственною целью Феодорита было горячее стремление «созидать церковь Божию и угождать ея Жениху и Господу»198. Самая жизнь человека имеет смысл лишь постольку, поскольку она употребляется для блага себе и другим, для достижения возможного индивидуального нравственного совершенства и возвышения ближних на ту же степень; в виду этого и присланное Феодориту одним другом Лесбосское вино, способствующее будто бы долголетию, оказалось в его глазах ничего нестоящим199.

Идеалом Киррского пастыря было всецелое служение Богу, и ради сего он признавал необходимость самой внимательной строгости к себе. По его словам, епископу или пресвитеру следует быть «степенным и в выговоре, и в наружности, и во взгляде, и в походке, чтобы и в теле было видно душевное целомудрие»200.

С такими воззрениями на предстоящее ему дело, в самом цветущем возрасте201, Феодорит вступил па Киррскую кафедру и получил в свое заведывание епархию с 800 приходов202. Чтобы достигнуть предположенной высоты, он, – вероятно, подражая Аврааму203, – сделавшись епископом, не переменил образа жизни и любил «тишину желающих созидать церкви в монашеском состоянии»204. В своем уединенном жилище, где покой ночи разделял иногда кто-либо из друзей205, постом и молитвою Феодорит воспитывал себя, чтобы явиться пред народом власть имущим, по своему нравственному авторитету. С юных леть стоявший под могущественным воздействием Антиохийских отшельников, – он, естественно, и теперь не прерывал связей с ними и в постоянном обращении с суровыми аскетами старался почерпать духовную бодрость. В этом отношении Киррская область представляла полное удобство. Там блистали своими добродетелями Евсевий, Марис, Иаков Великий и Лимней, Иаков Младший, – ученик Асклепия Симеон, Фалелей и др.206. Феодорит часто приходил к ним и наслаждался их беседами. Здесь он поддерживал в себе бескорыстное стремление к совершенству и проникался жаждою той безупречной нравственной чистоты, какая отличала этих подвижников. Его огорчения оказывались ничтожными в сравнении с их непомерными трудами, и из келий отшельников Феодорит выносил новую решимость к самоотверженному служению истине. Непрерывное соприкосновение с этою чистою средой не позволяло ему изменять своим идеалам, которые легко исчезают или меркнут под гнетом тяжелых обстоятельств. Мы не должны упускать из вида этого, если желаем вполне понять и объяснить личность и поведение Феодорита в течение всей его жизни.

Рано заявив свою нестяжательность, он и в сане епископа не заботился о внешних благах. Жертвуя всем для своих граждан, сам Феодорит не имел ничего и был бедняком, ибо, по его мнению207, иерею надлежит пренебрегать всем житейским и пребывать в священнослужении. Но он знал, что для успеха всяких добрых начинаний недостаточно только самому быть честным, а нужно поднять до себя и исполнителей своей воли, поэтому и употреблял все усилия для возвышения нравственного состояния клира. Как свет не терпит тьмы, так и Феодорит не допускал ни единого пятна в своих подчиненных. Такая энергия, конечно, не могла пройти бесследно: результат соответствовал трудам. Когда впоследствии Киррский епископ подвергся незаслуженному и жестокому наказанию, он безбоязненно свидетельствовал о себе, что провел двадцать пять лет, никем не вызываемый на суд и сам не обвиняя кого-либо другого. «Никто из благоговейнейших клириков наших за все эти годы не обращался в судилище. Я не принимал ни от кого ни овола, ни одежды; ни один из живущих со мною никогда не брал единого хлеба или яйца. Я не приобрел ничего кроме рубищ, в которые одеть»208; в числе его стяжаний не было «ни дома, ни поля, ни гробницы»209. Но все это касалось только самого Феодорита и лишь предуготовляло его к деятельности, которая носила на себе отпечаток чистоты своего источника.

Заботясь о внешнем устроении города, Феодорит, конечно, прежде всего постарался о том, что служить к удовлетворению религиозных потребностей христиан. В Кирре были ранее храм мученика Дионисия210 и базилика Косьмы и Дамиана211; упоминается также молитвенный дом, куда, кажется, были перенесены останки святых Апостолов212, но, благодаря усердию Феодорита, епископия украсилась еще новою церковью.

Бедный город едва ли мог давать достаточные средства, но ревностный пастырь увещаниями и просьбами умел, находить нужные суммы213. День освящения и обновления был величайшим торжеством для Феодорита; в письмах его по этому случаю проглядывает самая неподдельная радость. Так, софисту Аэрию он писал214: «родительница и кормилица призывает вас к желанному вами празднику, ибо освященный храм уже покрыт кровлею, прилично украшен и приглашает жителей, для которых воздвигнут. Это – Апостолы и пророки, громогласные вестники Ветхого и Нового Завета. Посему украсьте своим присутствием это празднество, почерпайте проистекающее из него благословение и сделайте для нас праздник еще более радостным». Феодорит желает видеть участниками в духовном веселии даже и тех, которые не были «единоверцами»215. Помимо того, епископ всячески старался собрать в город разные святыни. Мощи Апостолов и пророков были получены из Финикии и Палестины и с пением псалмов встречены «и пастырем и народом, и гражданами и поселянами». Есть основание думать, что в Кирре находились останки Иоанна Предтечи и патриарха Иосифа216. Известно также, что в соседнем селении Китте сооружен был храм, где покоился подвижник Зевинас; а потом туда были перенесены мученики, чтимые в этой области217. Таким образом, все было сделано для религиозного преуспеяния общества, а священная ревность епископа и высокий пример его жизни докончили остальное. Каждый день, утром и вечером, верующий призывался к богослужению и для назидания Словом Божиим218, разъясняемым ученым пастырем. Естественно, что при подобных условиях благочестие если и не процветало, то значительно возрастало в Кирре. Мы уже видели свидетельство этого в высокой радости граждан по случаю встречи останков Апостолов и пророков. В другой раз Феодорит упоминал о «всеобщем рвении христолюбивого народа»219.

Мы не знаем в точности, какими способами епископ старался действовать на свою паству, но несомненно, что от его бдительного взора не укрывалось и малейшее пятно. Напр., однажды он услышал, что декурионы при-Евфратскаго города Зевгмы допускают незаконные браки в близких степенях родства, и сильно восстал против этого «гнусного дела, совершенного мужами, происшедшими от архиереев, воспитанными в благочестии и обещавшими держать его»220.

Сеяние доброго пастыря дало обильные плоды, и Киррский епископ по справедливости может быть причислен к тому сонму избранных деятелей, которых призывал на духовную ниву Господь Спаситель. Но этот же Божественный Учитель предсказал и то, как много плевелов насадит враг рода человеческого. Н действительно, в Кирре было немало подобных отщепенцев, совратившихся с правого пути. Где причина этого? – определить трудно. Некоторые приписывают размножение еретиков в этой стране «святительскому недозиранию» епископа Исидора, находившегося в преклонных летах221. Может быть, это и правда, но никаких подтверждений сему не имеется. Сам Феодорит, хотя и отзывается о своем предшественнике очень сдержанно, однако же совсем не дает заметить, чтобы он упрекал его в чем-нибудь222. Во всяком случае факт тот, что в этой глухой части Сирии прочно утвердились последователи различных сект. Понятно, сколь великой опасности подвергались православные с этой стороны, – тем более, что еретики старались иногда подменять подлинные книги Св. Писания искаженными переделками их. Так, энкратиты особенно сильно пропагандировали составленную их учителем, Тицианом, евангельскую гармонию «διά τεσσάρων », где были опущены генеалогия и другие места, показывающие рождение Иисуса Христа по плоти от семени Давидова. И этим сводом (συντόμ ῳ τῷ βιβλί ῳ) пользовались не одни тациане, но и православные хранители апостольских догматов, которые не подозревали коварства. «Я, – говорит Киррский епископ,223 – нашел больше двух сот подобных книг, чтимых в наших церквах, и, отобравши их, заменил Евангелиями». Но по преимуществу усилились в Киррестии Маркиониты; по свидетельству самого Феодорита224, «безбожный Маркион посеял много терний нечестия в области города Кирра».

Точно также Ариане и Евномиане увлекали простодушных в свои сети. Феодориту предстояла трудная задача парализовать тлетворное влияние суеверных фанатиков и, если возможно, обратить их к правой вере. С этою именно целью он и открыл борьбу против всевозможных ересей225, впрочем, – с редкою и, пожалуй, беспримерною для того времени терпимостью,226 – исключительно с духовным оружием, безо всякого содействия со стороны светской власти. Он, конечно, сознавал, что репрессивные меры здесь неуместны, а плодотворно только слово увещания. Свой взгляд на этот предмет Феодорит ясно выражает в толковании на книгу Песнь Песней, где мы читаем: «тем, которые получили звание и долг учительства, Бог повелевает преследовать этих развратителей доводами истины, чтобы чрез то сохранить целым созревающий виноград и неповрежденным их ересью»227. Единственными помощниками в этом подвиге были святые отшельники, оказывавшие ему молитвенное подкрепление и поддерживавшие его в перенесении трудов и опасностей. Таков был, между прочим, Иаков Великий, которого епископ Киррский называет своим Ильею228.

Поставив искоренение заблуждений непременною обязанностью для себя, Феодорит приникал в самые потаенные гнезда еретиков и всем преподавал спасительные уроки229.

Усилия его в этом направлении не были напрасны, и скоро истина воссияла там, где было царство тьмы. На двадцать шестом году своего епископства он торжественно заявлял о блестящих результатах своей энергической деятельности. В 448 году консулу Ному он писал: «восемь Маркионитских селений и другие, близь лежащие, местности я убедил настолько, что они добровольно обратились к истине; одно селение, наполненное Евномианами, и другое – Арианское – я привел к свету богопознания, и по божественной благости у нас не осталось ни одного еретического плевела». Одних Маркионитов было обращено более десяти тысяч230.

Искореняя заблуждения в Киррской провинции, Феодорит не ограничивался пределами только этой области, но «состязался во многих других городах Востока»231. Таким образом, апостольская деятельность его простиралась на все важнейшие центры Сирии, где, конечно, он являлся столь же успешным поборником православия, как и в своей собственной епархии. Пламень священного одушевления неудержимо увлекал его на тот путь, который был проложен стопами провозвестников божественной религии Христа Спасителя, и заставлял его взывать к разным лицам, чтобы они не вредили красоте своей души догматическими предубеждениями232.

Необходимо думать, что Феодорит направлялся не исключительно против извратителей христианской веры, но имел в виду и представителей языческого политеизма. Как близко ему было это дело, – показывает его письмо к архонту Кипра Уранию233. Нужно читать это горячее послание, чтобы видеть, какой восторг наполнил душу епископа при одной вести о готовности адресата принять христианство. Нужно прочувствовать его убедительные пожелания касательно достижения разными лицами главы совершенств, благочестия234, чтобы понять, сколь сильно он был предан своему долгу пастыря, учителя и просветителя.

Наконец, можно находить указания, что Феодорит действовал во всех этих случаях единственно властным словом проповедника, пред которым невольно преклоняется всякая неправда. Он руководствовался здесь сознанием, что «ложь неизбежно уступает пред сияниям истины»235, и твердо держался этого правила, не позволяя себе строгих мер принуждения. «За единородного Сына, – говорит он236, – мы постоянно сражались и против язычников, и против Иудеев, и против страдающих нечестием Ария и Евномия, и против зараженных гнилью Маркиона, – убеждая язычников, что Он есть Творец всего, совечный Сын всегда сущаго Отца; – Иудеев, что об Нем прорицали пророки; – последователей Ария и Евномия, что Он единосущен, равночестен и равномощен Отцу; – принявших же бешенство Маркиона, что он не только благ, но и правосуден, Спаситель не чужих, как они баснословят, но своих творений».

Приведенные нами факты не нуждаются в комментариях. Рассматривая их, мы удивляемся столько же уму, любви и снисходительности Киррского пастыря, сколько и его всецелой самоотверженности, ибо мужественный поборник правой веры подвергался немалым опасностям. Маркиониты, напр., оказывали сильное противодействие Феодориту и нередко возмущались против него237. Киррский епископ рассказывает нам, что раз, намереваясь войти в одно большое Маркионитское селение, он встретил множество препятствий, заграждавших вход (πολλά τινα ἐν μέσ ῳ γινόμενα τήν ἔξοδον διέκώλυεν ). На утро еретики грозили даже мечами, и только в третьем часу этого дня Феодорит получил свободный доступ в означенное местечко238. Один Бог знает, – говорит он239, – «сколько я принял камней, которыми бросали в меня гнусные еретики. Часто проливалась моя кровь, – и я преждевременно ввергался в самые двери ада». Священное одушевление давало Феодориту силы препобеждать все подобные затруднения, даже с опасностью для собственной жизни, а успех венчал его великие апостольские подвиги.

Но, вооружаясь против еретиков, Киррский епископ не забывал поддерживать и православных, когда их твердость подвергалась жестоким искушениям. Мы не имеем фактов этого рода по отношению к жителям Киррестии, но до нас сохранились известия об его участии к христианам Персидской Армении во время возникшего здесь гонения. Начавшееся в 418–420 г.г. оно продолжалось в течение целых тридцати лет и в некоторые периоды обнаруживаюсь с крайнею свирепостью240. Греко-римское правительство не могло прочно утвердиться в этих землях и даже вынуждено было поступаться ими. В 363 г. Иовиан должен был заключить постыдный мир с Сапором II (309–381 г.г.) и отдал ему пять провинций при Тигре, а потом и Армения подпала под власть Сассанидов и при Феодосии Младшем потеряла последнюю тень независимости241. Вместе с этим многочисленное христианское население было предоставлено на произвол нетерпимости и деспотизма Персидских повелителей, – и ему приходилось иногда снова испытывать, преследования эпохи Марка Аврелия и Диоклитиана от фанатических приверженцев Зороастровой религии242. Неизвестно, в каком именно году маги воздвигнули притеснения против христиан при Феодорите243, но последний поспешил ободрить и поддержать несчастных. В письме 78 он советует Евсевию заступить место первого епископа, который был почему-то неспособен с честью и достоинством додерживать славу имени Христова. «Твоему благочестию, – пишет Феодорит244, – следует взять на себя старание и кормчего и полководца и пастыря и с готовностью принимать всякую опасность за овец Христовых: не оставлять в пустыне пасомых, но слабых укреплять, павших поднимать, заблудших возвращать (Иезек. XXXIV, 4) и здоровых сохранять в здравии, подражая хорошим пастухам, которые предают себя на съедение вместо пасомых и вступают в борьбу с волками... Будем бедствовать и сражаться за овец Господних... Не будем негодовать на поднявшуюся бурю, ибо Господь всяческих знает, что полезно. Поэтому и Апостолу, требовавшему избавления от искушений, Он не дал просимого, но сказал: довлеет ти благодать Моя, сила бо Моя в немощи совершается (2Кор. XII, 9). Итак, увещевает Феодорит, – будем мужественно переносить постигшие тяжелые несчастия; на войнах открываются храбрые, на состязаниях увенчиваются атлеты, морская буря являет искусного кормчего, огонь искушает золото».

Второе обширное письмо было отправлено с пресвитером Стефаном, которого Киррский епископ хвалит за «благопристойность нравов». Отсюда можно заключать, что это был посол от угнетенных страдальцев к наиболее видным представителям «Восточной» церкви. Стало быть, слава Феодорита была настолько значительна, а его пастырская мудрость так ценима всеми, что его духовной помощи искали даже Персидские христиане, пред которыми носился грозный призрак мучительной смерти. Вот факт, столь сильно рекомендующий высокую нравственную личность епископа Киррского!

По своему содержанию 77 письмо отличается общим характером и не без основания считается окружным пастырским посланием к христианам Армении, хотя и адресовано одному лицу, епископу Евлалию. «Я узнал, – пишет здесь Феодорит245, – что сатана просил вас, дабы сеял, яко пшеницу (Лук. XXII, 81), и Господь попустил это, чтобы показать пшеницу, чтобы испытать золото, чтобы прославить славных, чтобы увенчать борцов, чтобы возвестить победителей. Я страшусь и трепещу, конечно, не за вас, мужественных борцов в состязаниях за истину, но поелику знаю, что есть некоторые весьма слабые... Однако же я имею одно утешение в страдании, когда размышляю о вашей святости. Будучи воспитаны божественными словесами и научены Архипастырем относительно того, что отличает доброго пастыря, – вы положите душу свою за овец». Если Апостолы подвергались мучениям за своих врагов, то «тем справедливее принимать постигшую в настоящее время опасность за единоверцев, и братьев, и детей. Ведь подобная любовь свойственна даже неразумным: вот и воробьи по мере возможности борются за своих птенцов и употребляют все свои силы на защиту их; равно и все другие птицы принимают опасности за своих детенышей. Да и что говорить о птицах? Даже и медведи, и леопарды, и волки, и львы охотно принимают все за своих детенышей»... Не вполне твердые в вере составляют предмет преимущественной заботливости Феодорита. «Я прошу твое благочестие, – внушает он епископу Евлалию246, – иметь особенное попечение о слабейших и не только колеблющихся поддерживать, но и упавших поднимать, ибо и пастухи не оставляют в пренебрежении болящих, а отделяют их от других и всячески стараются об излечении их. Тоже нужно делать и нам: поскользнувшихся следует снова поставлять на ноги, простирать руки, увещевать, врачевать раны и не отказываться от спасения их, предавая их в пасть диавола... Молю вас, прострите руку поскользнувшимся, извлекайте из страшного рва и тинистого болота, ставьте на камне ноги их и влагайте в уста их новую песнь – хвалу Богу нашему (Пс. XXXIX, 3. 4), дабы пример вреда их сделался примером спасения: пусть увидят это многие и убоятся и будут уповать на Господа Бога (там же, ст. 4). Пусть не запрещается им участие в священных таинствах, пусть не возбраняется им молитва оглашаемых, слушание божественных Писаний и увещание учителей. Пусть они лишаются священных таинств не до смерти, но на определенное время, – до тех пор, пока не познают свою болезнь, пока не возжелают здравия и не восскорбят достойно о том, что, оставивши истинного царя, дерзнули обратиться к тирану и, покинув благодетеля, предались врагу». Так горячо и искренно отозвался на вопли гонимых Феодорит, – человек высокой духовной опытности, нравственного величия, способный вдохнуть свежие силы в слабые и удрученные сердца преследуемых. Сколько мудрости, глубокой теплоты и христианской снисходительности светится в его пламенных строках по вопросу о падших?! Это был действительно добрый пастырь, который следовал словам Господа: не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего, и живу быти ему (Иезек. XXXIII, 11) и вполне осуществлял апостольский завет: утешайте малодушныя, заступайте немощныя (1Сол. X, 14)247.

Не менее сильно сказывались привлекательные стороны нравственной личности Киррского пастыря и при других случаях. Несчастные события в Африке послужили поводом к широкой и энергичной деятельности Феодорита-епископа на пользу пострадавших. Когда в 427 году Бонифаций возмутился против империи, он призвал на помощь Вандалов под предводительством Гензериха. Но последний скоро обратился против самого коварного наместника и опустошил всю проконсульскую Африку, причем в 439 г. пал и Карфаген. Жестокости варваров, решившихся «не оставлять ни кого» и не щадивших ни пола, ни возраста, прежде всего направлялись на духовенство и людей знатных и богатых248. Население искало спасения в бегстве, и между прочим не мало Африканцев попало в Киррскую область (Epist. 29. 82). К числу таких принадлежал Карфагенский гражданин Целестиак, славный своим происхождением и высоким общественным положением. Лишившись куска насущного хлеба, он вместе с женою, детьми и слугами (Epist. 29. 31. 35. 36) принужден был скитаться по чужим краям и «смотреть в руки боголюбцев». Впрочем, свое бедствие он переносил с твердостью и не высказывал ропота на волю Провидения. Прожив много дней в Кирре (Epist. 35) под радушным кровом милостивого епископа, Целестиак не захотел более обременять гостеприимного пастыря и отправился в другие места. Феодорит и теперь не покинул страдальца: он препроводил с ним несколько просительных писем к разным лицам, возбуждая к состраданию как самих адресатов, так и подчиненных им или знакомых. Апеллион (epist. 29), софист Аэрий (epist. 30), Домн Антиохийский (epist. 31)249, Феоктист Верийский (epist. 32), комиты Стасим (epist. 33) и Патриций (epist. 34), епископы Ириней (epist. 36) и Помпиян (epist. 37): все они должны были открыть двери Целестиаку по рекомендации и ходатайству Феодорита. «Всякий вид добродетели заслуживает похвалы, человеколюбие же украшает все прочие. Мы постоянно просим его у Бога всяческих; только по одному этому получаем снисхождение, когда согрешаем; оно одно делает то, что богатый обращает внимание на бедняков»250: вот источник участия епископа Киррского к человеку, для которого его славное прошлое стало мифом (epist. 33). Не менее характерны и воззрения Феодорита на значение подобных несчастий и на то, как должно относиться к пострадавшим. «Если бы Бог всяческих, – пишет он Феоктисту251, – тотчас подвергал наказанию согрешающих, Он совершенно погубил бы всех. А так как Он по своему человеколюбию щадит Своим судом, то одних наказывает, другим же представляет наказания их вместо наставлений». Ими Он «производит страх и чрез страх возбуждает сострадание, а из сего производит двоякое следствие: и нам подает пользу из наказания их и им доставляет чрез нас утешение». «Думаю, – говорить Киррский предстоятель в письме к Иве Едесскому252, – что ради общего спасения Бог всяческих посылает какие-либо несчастия некоторым, чтобы наказание их послужило целительным лекарством для согрешивших, борцам за истину – увещанием к твердости, а смотрящим на них – полезным образцом: ибо мы некоторым образом наполняемся страхом, видя других наказываемыми. Размышляя об этом, постигшее Ливию я принимаю за посланное для общей пользы. Во-первых: вспоминая прежнее благосостояние тамошних жителей и видя внезапную перемену, я усматриваю быстрые превратности человеческих дел и поучаюсь не смотреть на счастливые обстоятельства, как на постоянные, и не негодовать на неблагоприятные обстоятельства, как тягостные. Потом, я возобновляю память о прегрешениях и устрашаюсь, чтобы и мне не подпасть подобным же страданиям». Такой взгляд, конечно, исключал малейшую тень стоической холодности в отношениях к несчастным, а поставление человеколюбия на вершину добродетели показывает, как полно было чувством христианской любви сердце Феодорита. Мы видим проявление ее и в горячем участии Киррского предстоятеля к потерпевшим Африканским епископам: Киприану253 и Флоренцию254 и благородному гражданину Максимиану255, которые должны были испытать на себе варварскую руку Вандалов. Но особенно замечательною представляется история с некоей Марией, дочерью знатного Африканца Евдемона. Во время всеобщего погрома она попала в руки тиранов, а потом досталась Киррским купцам. При ней находилась и служанка, поражавшая всех верностью своей бывшей госпоже. Узнав об этом, солдаты стоявшего в городе гарнизона256 выкупили Марию, – и прибывший после Феодорит поручил ее попечению одного из диаконов своей церкви, приказав выдавать ей приличное содержание. Так жила освобожденная в течение целых десяти месяцев, когда епископ Киррский услышал, что ее отец жив и занимает видное место на Западе. Теперь он отправляет Марию в приморский город Эгос и просит тамошнего пастыря о верном и удобном доставлении ее Евдемону257.

Мудрость, нравственная строгость к себе, удивительное бескорыстие, неутомимая борьба за истину против еретиков, полнота христианской любви – вот черты, которые нам удалось отметить в величественном образе Феодорита-пастыря. Мы должны сказать еще об учительности Киррского епископа. Не может быть никакого сомнения в том, что эта сторона пастырского служения не была забыта Феодоритом. Сам он свидетельствует пред подозрительным Диоскором, что возвещение христианских истин народу начато им с момента посвящения и длилось на протяжении всего долголетнего епископства его. «Шесть лет, – говорит он,258 – я непрерывно учил при блаженной и священной памяти Феодоте, епископе Антиохийском, тринадцать лет при блаженной и священной памяти Иоанне, и теперь вот уже седьмой год (правления) архиепископа боголюбезнейшего господина Домна» (как я продолжаю заниматься тем же).

К сожалению, мы ничего не знаем об учительной деятельности Феодорита в Кирре, хотя предположение об ее обширности является само собою. Несомненно во всяком случае, что оглашенные составляли предмет его особой заботливости и что он всеми средствами старался вводить их в понимание христианского учения. «Мы, – замечает Феодорит в письме 94259, – по божественной благости постоянно сражаемся за апостольские догматы и изложенную в Никее веру храним неповрежденною, а осмеливающихся преступать эти догматы называем нечестивыми. Свидетели сему – оглашенные нами, крещенные нами, слышавшие наши беседы в церквах». Доказательством бдительности Феодорита в этом отношении служит еще и то обстоятельство, что несправедливое осуждение на разбойничьем соборе беспокоило его между прочим потому, что могло подать повод к соблазну обращенным им и людям простым260. Таким образом каждый год261 Феодорит выступал в качестве катехета; вероятно ли, чтобы он оставил без назидания верных, которые тем сильнее нуждались в этом, что им угрожала опасность быть пойманными в сети еретиков? Посему мы с полною решительностью утверждаем, что Киррский епископ постоянно «доставлял учением пищу стадам Господним»262. «Мы, – заявляет он в комментарии на книгу Чисел263, – о божественных тайнах, по причине непосвященных, беседуем прикровенно; по удалении же таковых, – тех, которые сподобились тайноводства, учим ясно».

Более фактов имеется о проповедничестве Феодорита в других городах «Востока». По разным случаям он не раз указывает, как часто раздавалось его учительное слово в церквах Сирии, причем у него были целые мириады слушателей264. Так, Киррский епископ нередко бывал в Верии, где охотно слушали его речи, а в свою очередь он с радостью напаял жаждущих265. Еще чаще бывал он в Антиохии и с величайшим успехом заменял здесь Златоустаго оратора266.

Гарнье старается воспользоваться этим фактом, чтобы снять венец с славной главы епископа Киррского, внушая читателям, что проповедническая ревность его вытекала исключительно из честолюбия267. Мы не желаем принимать на себя неблагодарной роли борца против призраков, но заметим только, что образованное общество Антиохии было, конечно, более удобно для проявления высокой учительности Феодорита и скорее могло понять и оценить его дарования. В этом обстоятельстве мы находим самое простое и естественное объяснение привязанности Киррскаго пастыря к Антиохии, не прибегая к каким-либо неблаговидным догадкам. У нас нет данных для сравнения проповедей Киррских с говоренными в других местах, и потому мы не в состоянии определить относительное достоинство их со стороны внешней отделки, закругленности и плавности стиля, богатства и силы ораторских приемов; мы можем только высказать удивление обширности и блеску учительной деятельности Киррского епископа.

Теперь мы почти кончили с характеристикою Феодорита-епископа. Нам следует еще упомянуть о многочисленных письмах его к разным лицам по тем или иным случаям, с таким или иным содержанием. В них слышится то духовный восторг автора, призывающего адресата к веселию и ликованию по поводу радостных событий, в роде праздников268, то неподдельная скорбь и истинное сочувствие к чужому горю. В одном из них Феодорит утешает несчастную вдову, потерявшую мужа и оставшуюся с множеством сирот на руках, в другом поддерживает старца, лишившегося последней опоры в своем сыне. Там он имеет дело со слабою женщиною, здесь пред ним удрученный годами страдалец. Тому приходится говорить слогом диалектика и убеждать его доводами философа, этому требуется назидание Слова Божия. Нет никакой возможности указать все оттенки тона и все богатое разнообразие положений и аргументов; нужно самому читать эти письма269, чтобы понять изумительную нравственную чуткость и великую духовную мощь Феодорита. Самые предзанятые католические ученые не дерзают набросить на него и малейшую тень черного подозрения в этом отношении и должны сознаться, что приветственные, поздравительные послания его, сколько бы кратки они ни были, «не имеют наравне с собою ничего более деликатного (urbanius), элегантного или благочестивого», а увещательные – «достойны епископа и проникнуты человеческим чувством»270.

В заключение мы позволим себе воспроизвести образ Феодорита-епископа. Мужественный и бодрый, он был заброшен в глухой городок дикой части Сирии, но не был подавлен неприглядною обстановкой, а господствовал над нею. Он торжествовал победу там, где безвременно гибнет или безвестно чахнет всякая посредственность и слабохарактерность. В административном отношении он проявил мудрость и энергию превосходного гражданского деятеля с отличием начальника униженных и угнетенных; как епископ, он всегда имел пред собою возвышенный и чистый идеал пастыря. Влиянием собственного примера и решительною настойчивостью он все и всех поднимал до себя, никогда не опускаясь в сферу нравственной или умственной низменности. Его бескорыстного и теплого покровительства искал и жалкий бедняк и несчастный страдалец за веру черпал в нем бодрость, чтобы непостыдно носить имя христианина. Его учительное слово гремело на всем «Востоке», и блестящая Антиохия с нетерпением жадности стекалась вокруг кафедры, на которую всходил Феодорит. Всякое малейшее событие в жизни пасомых находило отклик в его отзывчивой душе, освещалось его умом и согревалось его любовью. Он был всем все, по выражению Апостола. Неутомимый до последних дней своей жизни, он тем поразительнее для нас, что подвергался нередким физическим недугам, которые благодушно переносил от руки Проведения, сокрушаясь более о Церкви, чем о себе271. Широкий общественный деятель, – он тем недосягаемее в наших глазах, что умел соединять в себе монашескую строгость отшельника с примерною общедоступностью многостороннего практика-администратора. Один светский писатель конца прошлого столетия, касавшийся ядовитым жалом своего неверия всякого исторического лица, попадавшегося под его желчное перо, называл Феодорита «самым ученым и самым благочестивым человеком своего времени»272; неумолимый Диоскор был не в силах указать хотя бы одно пятно на светлом нравственном облике ненавистного ему человека. Одним словом, это был добрый пастырь, которому не легко найти равного в пятом веке. Ум, энергия, святое одушевление, всеобъемлющая любовь, нравственная чистота, – вот характеристические черты Феодорита-епископа. Не даром же слава о нем проникала в самые отдаленные уголки империи273.

Глава третья

Догматические вопросы, занимавшие умы людей IV-V веков. – Несторий и отношение к нему Феодорита, выступившего против св. Кирилла не по «дружбе» к ересиарху, а в качестве богослова-Антиохийца, вследствие различии точек зрения на лицо Спасителя. – Начало несторианских споров и письмо Иоанна Антиохийскаго к Константинопольскому архиепископу. – «Главы» св. Кирилла и произведенное ими впечатление на «Востоке». – Возражения Феодорита и разбор его ответов со стороны полемической и положительной; причина резкого отношения к противнику при тожестве взглядов по существу; опровержение обвинений на Киррского епископа в разных догматических заблуждениях. – Ефесский собор 431 года и отделение «Восточных» по подозрению св. Кирилла в аполлннаризме. – Деятельность Феодорита в Ефесе: письма его к Андрею Самосатскому, составление «Антиохийского символа» и послание от имени «отступников». – Халкидонско-Константинопольская конференция и участие Феодорита в защите интересов «Восточных». – Постановления Сирийцев на пути домой, в Антиохии и в Верии. – Послания Феодорита к монахам, Кандидиану и Константинопольскому народу. – Надежды Киррского пастыря на умиротворение церквей.

Четвертый и пятый века христианской эры представляют замечательнейшую эпоху в истории Церкви. Тогда были выдвинуты па первый план важнейшие вопросы христианской догматики и нашли свое решение в определениях вселенских, соборов. Напряженная мысль требовала ясного понимания высоких истин христианской религии и своим неумеренным проникновением в сферы непостижимого вызывала раскрытие учения о лице Иисуса Христа. Когда в Никее были установлены равночестность и единосущие Сына с Отцем по божеству, – пытливый разум, естественно, перешел к исследованию способа соединения природ в Богочеловеке и заявил себя здесь в двух крайностях несторианства и евтихианства. Движение было начато Константинопольским архиепископом-ересиархом, скоро обняло собою весь христианский мир и захватило своим потоком наиболее славных церковных представителей. С самого первого момента возникновения этих волнений Феодорит должен был вступить в религиозные споры и сошел со сцены только по осуждении монофизитства. В этом случае его деятельность сказалась тем резче и ярче, что он был самым видным представителем Антиохии в ее борьбе с столицею Египта. Он появляется пред нами в полном свете, с физиономиею известного исторического лица, только при зарождении несторианства, и его подписью скреплена анафема на Евтихия. В этих рамках собственно и заключаются все, наиболее ясные, факты жизни Феодорита, что по преимуществу выделяет эту сторону его деятельности во время несторианских и монофизитских волнений. В первом случае Киррский епископ по-видимому не был безупречен и по крайней мере не считал себя другом св. Кирилла. Историки, стараясь найти разгадку этого обстоятельства, обыкновенно не затрудняются в ее открытии. Феодорит «слушал Феодора Мопсуэстийского и был соучеником Нестория»: вот ключ, который почти единодушно предлагают нам исследователи для уразумения отношений Киррского пастыря к вождю диофизитов-еретиков274. Мнение это составляет теперь ходячую истину в церковно-исторической литературе, а изобретательная фантазия непримиримых противников Феодорита указывает еще более близкую связь его с Константинопольским архиепископом. Denys Bar-tsalibi (или Diouysios Bar-zalibi), епископ Амидский, монофизитский писатель XII-XIII в., утверждает, что Феодорит был двоюродным братом Нестория275. Конечно, ничто не заставит нас верить этому тенденциозному свидетельству, не подтверждаемому древними и авторитетными известиями, но все же интересно, как сильно несправедливость омрачает память Феодорита. Ученые, часто даже намеренно, старались разными способами подкрепить многолетнюю сагу, чтобы очернить неприятную им личность. Таков, несомненно, источник, из которого вытекают соображения иезуита Гарнье. Чтобы поставить Феодорита под влияние Феодора Мопсуэстийского, – он относит время рождения его к 386 г.; а чтобы подружить с Несторием, – запирает его в келлию монастыря св. Евирепия с самого юного возраста. Мы не имеем еще полной возможности окончательно разъяснить этот темный пункт, пока не доступны богатства сирской письменности276; но уважение к исторической правде и долг научного беспристрастия заставляют нас отвергнуть это ученое суеверие уже на основании того, что пред глазами у всех. Нет решительно никаких данных думать, что Феодорит был соучеником Нестория по обители св. Евирепия, и напротив все ведет нас к мысли, что для своих подвигов он избрал окрестности Анамии277. Далее: совершенно невероятно, чтобы кому-либо было неведомо прошлое своего школьного товарища, между тем Феодорит положительно замечает о Нестории: «я не знаю, как он был воспитан с детства»278. Правда, епископ Киррский называет иногда Константинопольского ересиарха своим другом 279 , но это выражение, по своей общности, ни к чему нас не обязывает и констатирует только факт защиты, не указывая мотивов последней. Во всяком случае неоспоримо, что Александр Иерапольский, которому адресовано письмо 169, не был связан с Несторием школьными симпатиями, а ведь и его нужно бы отправить для воспитания в Антиохийский монастырь, если мы станем понимать слово amicus в слишком узком смысле. Наконец, на Халкидонском соборе в устранение подозрения в ереси Феодорит заявлял: «я, по милости Божией, и воспитан среди православных, и научен православно, и проповедовал православно»280. Монофизитствующие «правые» не опровергли этого категорического утверждения, очевидно, потому, что не могли: иначе они не преминули бы уличить своего врага во лжи. Вообще, более ранние отношения этих лиц до 30-х годов V столетия для нас сокрыты, и все предположения на этот счет не отличаются достаточною устойчивостью281; посему нам следует поискать другого объяснения для уразумения характера деятельности Киррского епископа в несторианских движениях. Мы думаем, что ключ к пониманию этой тайны находится в том, что Феодорит был Антиохиец, тогда как противником Нестория выступил прямой представитель Александрийского богословия. Исторические условия сложились так, что Антиохийская школа с особенным ударением указывала на человеческую природу в Иисусе Христе. Диалектика Аристотеля наложила ясный отпечаток на строй воззрений ее питомцев и заставляла их различать там, где для Александрийцев был важен момент единства. Феодорит всецело усвоил и вполне разделял методологические принципы гносеологии Антиохийцев. В христологии он настаивал на человеческой стороне лица Спасителя, чему не мало способствовала неустанная борьба Антиохии с аполлинаристами, к которым Киррский пастырь чувствовал, – можно сказать, – естественное отвращение282. Искупитель был человек с разумною душой: это была истина, не подлежавшая для него никакому сомнению и самая дорогая для его христианского сознания, поскольку с устранением ее теряла всякий смысл сотериология, и спасение человечества превращалось в пустую фикцию или, по меньшей мере, оказывалось неполным. Это одна сторона дела. В то же время высказывавший претензии на свое близкое родство с Антиохиею Арий не был признан на «Востоке» законным сыном и подвергся самому суровому порицанию преемников и последователей пресвитера Лукиана. Равночестность и единосущие Слова с Богом Отцем были столь же неотъемлемыми положениями Антиохийской догматики, как и признание Его совершенного человечества, – и Феодорит скорее решился бы пожертвовать жизнью, чем поступиться хотя одним из этих элементов283. Не так определенно заявляли Антиохийцы свое воззрение на способ соединения естеств в Иисусе Христе, но неоспоримо, что они охотнее говорили: Бог и человек, а не: Богочеловек. Равным образом и Феодорит утверждал: «соединение сколько нераздельно, столько же и неслиянно»284, тогда как Александриец сказал бы наоборот, сосредоточив всю силу на моменте нерасторжимости. Отмеченное нами тонкое и едва уловимое различие создавало тем более опасное положение для мысли, что богослов с трудом мог сохранить равновесие и легко превращал связующее и в простои плюс. Это именно и случилось с Несторием285, который, по своей самонадеянности, хотел построить всю систему одним своим умом, не справляясь «ни с живыми, ни с мертвыми». Но и нерасположенные делать подобный шаг влево невольно должны были встать на его защиту, когда от них потребовали, вместе с осуждением ересиарха, отказаться от всего исторического достояния, подвергнуть анафеме главных представителей школы и перейти на другой путь, сразу принять иную точку зрения. Феодориту была дорога та истина, которая, – хотя и в извращенном виде, – была в учении Нестория, – истина неслитного соединении двух естеств в лице Спасителя, между тем ему предлагали ενωσιν καθ ᾽ ύποστασιν . Присоединим к этому решительность полемики св. Кирилла, вытекавшей, несомненно, из чистого православного одушевления и горячей ревности, – и мы поймем, почему епископ Киррский и Александрийский владыка столкнулись между собою. Не забудем еще, как легко могло ускользнуть из внимания указанное нами выше различие и как естественно было не заметить его на первых порах, под влиянием сильных предубеждений; это объяснит нам странный, по-видимому, факт, что защитник несторианства, каким большинство считает Феодорита, не был несторианином, а напротив торжественно признан православным на Халкидонском соборе.

Вот здесь-то именно, по нашему мнению, и кроется тайна отношений Киррского пастыря к Несторию, но никак не в личной дружбе. Борьба за истину ради ее самой и страдание за правду286: это было твердым убеждением и неизменным правилом поведения Феодорита.

Обратимся теперь к истории, которая не откажется подкрепить наше воззрение.

Но смерти Сисиния, в 327 году, Константинополь решился загладить свою жестокую несправедливость к св. Златоусту и поспешил вызвать на праздную кафедру Антиохийскаго монаха, снискавшего себе некоторое уважение притворным аскетизмом и лишенным глубокого содержания ораторским талантом. Гордый и самоуверенный, но не глубокий мыслитель, человек, достоинства которого Марцеллин прекрасно характеризует древним изречением Саллюстия: cloquentiae satis, sapientiae parum287. Несторий не обладал счастливою натурою людей, умеющих гармонически сочетать в себе тонкость анализа с искусством синтеза. Он грубо напал на священный термин Богородица и, переведши высокий догмат в сферу самых низменных представлений, не мог понять истины человеческого рождения Бога Слова. Ересь была скоро замечена в Александрии и указана св. Кириллом, но Константинопольский архиепископ на все настояния последнего отвечал лишь в тоне снисходительного пренебрежения. События приняли чрезвычайно крутой оборот, и после недолговременной переписки двух противников «Восток» должен был вступить в спор этих знаменитых кафедр. В 430 году папа Целестин произнес свой приговор над Несторием и чрез Александрийского диакона Посидония уведомил об этом Иоанна Антиохийского288, а св. Кирилл напомнил ему сверх сего об обязанности высказаться так или иначе по поводу возникших волнений289. Осенью того же 430 года290 в Антиохии составлен был, вероятно, специальный собор, и в Константинополь отправлено обширное увещательное, послание, не оставлявшее места сомнению в нерасположении авторов к заблуждениям Нестория. Из него мы видим, что спокойный дотоле «Восток» и ранее находился в сношениях с последним291, но только теперь высказал откровенно свое мнение.

Незаметно, чтобы писавшие не допускали погрешности в Константинопольском владыке; напротив, – указанием на пример какого-то епископа Павла они ясно дали знать, что этот факт представлялся для них вполне возможным. Что касается существа дела, самого спорного вопроса, то Антиохийские отцы советовали удерживать наименование Богородица и приводили в пользу этого сильные аргументы. «Коли мы, – говорится в рассматриваемом нами послании292, – не будем принимать его с тем значением, какое в нем заключается, то мы неизбежно впадем во множество заблуждений, – а что всего важнее, – лишим себя спасения, доставляемого неизреченным строительством единородного Сына Божия. Ибо, как скоро отвергается это слово, а следовательно и тот смысл, какой в нем заключается, то отсюда будет следователь мысль, что Тот, Кто для нашего спасения неизреченно являлся на земле, не был Бог, – что Бог Слово, истощивший Себя до принятия образа раба (Филипп. II, 7), не показал нам неизреченного человеколюбия; тогда как Священное Писание более всего утверждает Божие человеколюбие к нам, когда говорит, что единородный Сын Бога, вечный и всегда с Ним пребывающий, бесстрастно родился от Девы... Если ради этого рождения отцы называли Деву Богородицею, как и мы ныне называем ее сим именем: то не знаю, для чего нам приниматься еще за совершенно ненужное исследование этою догмата?» Такое решение было предложено Несторию членами Антиохийского собора, – и не пренебреги он этим голосом увещания, движение конечно не доросло бы до колоссальных размеров ереси. Какое участие принадлежало здесь Феодориту, – нам в точности не известно, но важно уже то, что он подтвердил отмеченные нами мысли, поелику упомянут четвертым в числе бывших в Антиохии епископов. Многие склонны даже усвоить редакцию послания Киррскому предстоятелю293, и мы готовы разделять это предположение, хотя на то и не имеется прямых данных. Нам кажется неправдоподобным думать, чтобы в столь серьезный момент Иоанн мог понадеяться на свою богословскую эрудицию, когда и после он обращался за разъяснением различных догматических вопросов к ученой опытности Феодорита. Во всяком случае на стороне усвоения разбираемого письма последнему лицу есть значительная вероятность294. Впрочем, так это было или иначе, но нам известно, что Феодорит одобрял термин Богородица и учил о рождении по плоти предвечного Сына Божия от Св. Девы. Это вполне православное учение оставляет пока без определенного ответа, как именно следует представлять соединение естеств в живом лице Христа-Спасителя? Скоро события заставили Киррского епископа обратиться и к этому важному пункту.

Несторий продолжал упорствовать в своем заблуждении и своими речами разжигал страсти Константинопольского населения, показывая в то же время свою решительную неисправимость. Тогда Св. Кирилл нашелся вынужденным отсечь зараженный член от тела Церкви и, после обсуждения дела на местном соборе, отправил в столицу свое знаменитое послание Τοῦ Σωτ ήρος с приложением двенадцати анафематств. Несторий сознавал, что авторитет его слишком пал и что его опровержение не будет иметь подавляющего веса и потому сообщил письмо св. Кирилла Иоанну Антиохийскому295. Не доказано исторически, что Константинопольский архиепископ потребовал от Антиохийского предстоятеля исследования и торжественного разбора «глав»296, но несомненно, что последние вызвали на «Востоке» страшную бурю. Иоанн передал Кириллово послание на рассмотрение двух наиболее видных епископов Сирийского округа, Андрея Самосатского и Феодорита Киррского297. Возражения первого, хотя они и принадлежат одному лицу, писаны от имени всех «Восточных» и в некоторых случаях только разъясняют положения св. Кирилла298. Гораздо строже отнесся Киррский пастырь, который тотчас же составил свои замечания и препроводил их в Антиохию при письме на имя Иоанна299. Со своей стороны и Феодорит, подобно Иоанну, сомневался в происхождении упомянутого документа от св. Кирилла, но тем сильнее напал на развиваемые здесь тезисы, что пред его взором воскресал призрак ненавистного аполлинаризма. «Опечалился я, – сообщает он Иоанну300, – прочитавши анафематства, которые ты послал к нам с приказанием опровергнуть их письменно и обнажить пред всеми еретический смысл их... Меня особенно сокрушает то, что под именем и под видом благочестия и состоя в достоинстве пастыря, он (оппонент Нестория) изрыгает еретические и хульные слова и возобновляет уничтоженное прежде, пустое и вместе нечестивое, учение Аполлинария». Вот та точка зрения, с какой взглянул Феодорит на «главы» Св. Кирилла! Понятно, что разбор вышел суровый. Но обратимся к подробностям301.

Феодорит выступил в данном случае в третейской роли антикритика, и потому возражения его могут быть рассматриваемы с трех сторон, поскольку это есть опровержение, написанное, как полагают, с целью защиты подвергающегося нападкам человека и основывающееся на таких или иных воззрениях на спорный предмет. Итак, прежде всего должно раскрыть собственно полемический элемент в сочинении Феодорита.

Избрав себе в христологии узкий путь, между связующим и и простым плюсом, механическим или нравственным сочетанием естеств в лице Спасителя, и тяготея всем своим существом к первому положению302, Киррский епископ подозрительно относился ко всякой смелой попытке перейти намеченные им грани. Пример Лаодикийского пастыря был у пего постоянно пред глазами. Посему, признавая во Христе Богочеловека, он энергически настаивал, что Господь Искупитель есть Бог и человек. Всякое учение, где этот момент несколько устранялся в интересах высшего единства по ипостаси, казалось ему весьма подозрительным. Совсем иною дорогою шел св. Кирилл; он также твердо держался понятия соединение, но переступал его; центральный пункт, из которого с необходимостью развиваются и на котором держатся все анафематства Александрийского епископа, составляет положение об ἕνωσις καθ ᾽ ὑπόστασιν , ἕνωσις φυσική 303. Но что же это значит? Действия физических законов и естественных потребностей отличаются полной и недопускающей исключений непрепобедимостью: жажда не справляется с близостью и обилием или недостатком воды, голод не спрашивает благосостоянии человека. Если таким образом и во Христе допускать ἕνωσιν φυσκήν , тогда нужно будет внести понятие неизбежности в природу самого Божества и тем лишить Его присущей Ему абсолютной силы самоопределения; вместе с этим придется устранить представление добровольности и ниспровергнуть всю сотериологию. «Если произошло природное соединение (φυσική ή καθ ᾽ ἕνωσιν σύνοδος ) образа Бога и образа раба, то Бог Слово был вынужден необходимостью, а не человеколюбием, соединиться с образом раба, и Законодатель всего находится в необходимости следовать законам»304. Это во-первых. Затем, физическое соединение, как оно наблюдается всегда и везде, проявляется в двух формах: или в виде механического сложения, простого конгломерата вещества, или в химическом растворении, взаимном поглощении соединяемых элементов в чем-то новом, отличном от каждого из них. В приложении к лицу Христа Спасителя это должно вести к уничтожению свойств природы божеской и человеческой. В этом случае потребуется признать, что «образовалась средина между плотью и божеством... Средина же необходимо предполагает слияние, а слияние уничтожает особенность того и другого естества. Что переменяется, то перестает быть тем, чем было раньше. А сказать это о Боге Слове, происшедшем из семени Давидова, – в высшей степени нелепо»305. Конечно, нельзя признать этого; но тогда как же понимать ἕνωσιν φυσικήν , – основное положение Кирилловой догматики? Остается принять, что соединение здесь по своему существу есть замещение, причем одна из соединяемых сторон пожертвовала частью своего содержания. И действительно, – пишет Феодорит306, – «он (св. Кирилл) никогда не упоминает о том, что плоть (вочеловечившегося Слова) разумная, и не исповедует, что воспринятый есть человек совершенный, но, следуя учению Аполлинария, всегда называет ее просто плотью... Он не исповедует, что Слово восприняло душу, но только плоть, вместо же души для этой плоти служило само тело». Таким образом, необходимость, слияние или неполнота человеческой природы в Иисусе Христе: – вот три заблуждения, которые Феодорит думает находить в приложенных к посланию Τού Σωτῆρος «главах». Мы не будем говорить, как сильно сказывается в опровержениях человек, воспитанный на Аристотелевой диалектике и умеющий подметить опасную сторону в самой искусной логической композиции, а остановимся только на решении вопроса: на что опирался Феодорит и не боролся ли он с вымышленными призраками? Мы укажем здесь прежде, всего на то, что св. Кирилл почти исключительно выдвигал идею единства, почему Еммануил являлся у него преимущественно «истинным Богом, – Словом, сущим от Отца»307.

Феодорит в этом случае совершенно справедливо настаивал на неизбежно предполагаемом самым понятием единения существовании нескольких соединяемых, но крайней мере двух, – утверждая, что они не должны быть устраняемы мыслию об ἕνωσις 308. Несомненно конечно, что и св. Кирилл имел в уме это положение, как необходимый постулат, но оно не высказано им ясно в его «главах». Поэтому и в своем ответе он заявил, что специально-полемическая цель его послания не обязывала его непременно к всестороннему раскрытию учения о лице Иисуса Христа309, хотя он также твердо удерживает различие божества и человечества310. Затем, взявши раз наиболее оттеняемое в анафематствах положение о единстве, Феодорит легко вывел те следствия, какие формулированы выше. Но и здесь он действовал не одною только логикой, не имея фактической точки опоры. Так, ἕνωσις καθ ’ ὑπ όστασιν был термин новый и при том не вполне определенный, по сознанию самого св. Кирилла311. Употребляя иногда слова ὑπόστασις и πρόσωπον , как синонимы, Александрийский архиепископ не отказывался в то время же приравнивать их к «φύσις ». Напр., в третьем анафематстве он пишет: εἴ τις ἐπί τοῦ ἑνός Χρίστοῦ διαιρεῖ τάς φείσεις μετά τήν ἔνωσιν ... ἀνάθεμα ἔστω 312. По сопоставил с этим главу четвертую, где св. Кирилл провозглашает: εί τις π роσώπ оις δυσίν , ἤ γουν ύποστάσεσί , τάς διανέμει φωνάς ... ἀνάθεμα ἔστω , и мы увидим, что лице и ипостась оказываются равнозначащими и взаимнозаменимыми с понятием природа. Если теперь человечество и божество во Христе только естества (φύσεις ), то ясно, что соединение их будет смешением, поскольку дает в результате нечто новое и именно живое лице Искупителя Господа. В сумме выходит больше, чем сколько имеется в слагаемых. Так Феодорит, при некотором перетолковании, нашел у своего противника κρ ᾶσις и σύγγυσις вместо первоначальнаго ἕνωσις 313. Правда, и сам Киррский пастырь не отвергает прямо формулы: ὑπόστασις φύσις , но делает особенное ударение на последнем члене (почему у него φύσις ὑπόστασις ) и энергически выдвигал мысль, что идея «личности» не должна поглощать момента «соединения»314.

Другое равенство выразительно отмечено у св. Кирилла частицею ἣγουν и требует признания, что два лица образовали одно лице. Как это возможно? По-видимому, нужно все представить здесь внешнее сочетание, но это оказывается неприложимым к анафематствам, ибо там решительно отрицается механическая или моральная связь по достоинству, а напротив утверждается ἕνωσις φυσική . В таком случае остается выход только в допущении, что будто бы св. Кирилл повторил Аполлинария и отнял разумную душу у воспринятого Богом Словом человечества.

Вот главное содержание полемической части Феодоритова труда. Анализ его приводит нас к убеждению, что, хотя возражения Киррского предстоятеля не были беспочвенны, они не редко, может быть помимо его воли, основывались на неверном толковании оспариваемых положений. Впрочем, в них была и своя доля правды в учении о полной целости естеств во Христе, и с этой стороны они получили некоторое значение в выяснении способа соединения природ в лице Господа Спасителя. С полною очевидностью это доказывают уже ответы св. Кирилла. Прежде всего здесь совершенно определенно устраняется понятие слияния или смешения и вместе с этим формулируется та истина, которая в Халкидонском вероизложении была выражена термином ἀσυγχύτως 315. Христианскому сознанию и богословской пытливости указывается верный исход, спасающий всякого верующего от близкой крайности монофизитства. Это во-первых.

Положение об ипостасном соединении многими, особенно в период крайнего возбуждения умов, могло быть истолковано в ложном смысле, и принятие его в этом виде не предотвратило бы всех опасностей. Феодорит подмечает скрытую неясность формулы и своею логикою заставляет св. Кирилла обнаружить настоящий, православный смысл ее. И мы знаем, что Александрийский епископ в своем ответе высказал, что ἕνωσις καθ ’ ὑποστασιν означает только истинное и действительное соединение естеств в одну живую Богочеловеческую личность, нелишенную разума316. Православная догматика приобрела чрез это термин ἀδιαρέτως , дававший твердую точку опоры для богословской мысли. Это второй результат.

Б конце концов всею этою полемикою приготовлялась почва для раскрытия догмата об ипостасном и неслитном соединении естеств в Господе Спасителе.

Мы говорим здесь, конечно, о формальной стороне дела и ни на минуту не склонны допускать положения о развитии догматов. Общецерковное христианское сознание всегда носило в себе эту основную истину, но точная формулировка ее для человеческой мысли требовала и времени и ученой разработки христологической проблемы. Вместе с этим мы признаем, что и Феодорит и св. Кирилл одинаково принимали ее несомненность и обязательность, но, по тяжкому недоразумению, не могли сразу сойтись между собою. Для нас не важно, как последний смотрел, на первого, но неотрицаемо, что в глазах Киррского пастыря автор послания Τοῦ Σωτῆρος был весьма подозрителен. Где причина этого обстоятельства? Анафематства прямо и исключительно были направлены против несторианства на высшей ступени его развития и потому, естественно, в противовес Константинопольскому ересиарху затрагивали только момент единства. В этом неотъемлемая и великая заслуга св. Кирилла, как исторического деятеля. Но Феодорит не обратил внимания на полемическое значение «глав» и видел в них лишь положительное раскрытие христианского учения о лице Иисуса Христа. Такой неправильный прием обусловливал собою то, что относившееся единственно к Несторию Феодорит применял к православному воззрению и нападки на заблуждение принял за борьбу против истины. Посему наиболее отмеченную сторону он обратил своею критикою в крайность. Это печальный, но несомненный и неоспоримый факт. В своем ответе Александрийский архиепископ постоянно указывает, кого он имел в виду и нередко прямо цитирует разумеемые места проповедей Нестория317. Если так, то очевидно, что и он усматривал слабость полемики Феодорита главным образом в неверной и незаметной подстановке иного пункта нападения для его «глав».

Из всего сказанного выше вытекает то заключение, что Феодорит в изложении православного учения о неслитном соединении естеств в лице Господа Спасителя близко держался истины, но относительно мнений своего противника сильно заблуждался. Сам св. Кирилл не отказывал своему оппоненту в некоторой справедливости и глубоко скорбел по поводу рокового недоразумения. «Как было бы хорошо, если б ум твой, свободный от ненависти и страстей, отыскал истину в наших словах!» – с болью душевною восклицает он в начале защиты четвертого анафематства318. Но при всем том -это ошибка относительно личности, а не догмата, – и, оправдываемая особыми обстоятельствами, она неменее извинительна, чем и решительное суждение Александрийского архипастыря, будто все усилия его противника клонятся к тому, «чтобы, отвергнув превратное учение Нестория, не подвергнуться подозрению в правом образе мыслей»319.

Полемика предполагает защиту чего-либо и основания, на котором она зиждется и которыми определяется. Не редко полагают, что у Феодорита оба эти момента совпадают между собою до безразличия и что его христологические воззрения тожественны с несторианскими. Гарнье, в подтверждение этого мнения, выставил четыре пункта:

1). Феодорит отрицает, что Дева родила Слово, сделавшееся плотию;

2). Он не признает соединение естеств во Христе καθ ’ ὐπόστασιν ;

3). Он отвергает, что Господь Спаситель был μία ὑπόστασις ;

4). Он не допускает мысли, что Бог мог умереть (Deum dici posse mortuum)320.

He нужно много проницательности, чтобы видеть крайнее пристрастие в этих выводах католического писателя. Феодорит действительно «не говорит ни того, что Бог Слово сделалось плотию, – ни того, что Оно превратилось в плоть» (ού σάρκα φύσει γεγονέναι , ούδέ ε ίς σάρκα μεταβληθῆναι τ όν Θεόν Λόγον φαμέν ), но «Святую Деву называет Богородицею – не потому, что она родила Бога по естеству, но человека, соединенного с Богом, Который образовал его» (καί τήν ἁγίαν Πάρ θενον Θεοτόκον προσαγορεύομεν , ούχ ώς Θεόν φύσει γεννήσασαν , άλλ ’ ὡς ἄνθρωπον τῷ διαπλάσαντι αὐτόν ήνωμένην Θεῷ ). Термин άνθρω ποτόκος имел бы еще теоретическое значение в смысле указания на зачатие и естественное плодоношение младенца в утробе матери, но он становится абсурдом, когда διάπλασις , μόρφωσις и κύησις были реально неразрывны с ἕνωσις 321. Разрешенное в более краткую формулу, – это рассуждение будет гласить, что Пресвятая Дева есть Богородица, поскольку от Нее родился Богочеловек. С своей стороны Александрийский архиепископ обращает особенное внимание на слова Феодорита: «родившийся младенец называется Еммануилом – и Богом, неотделенным от человеческого естества, и человеком, нечуждым божества»322 и при этом пишет: «ему нужно бы сделать тщательное и точное изложение этих предметов. Однако ж, это следует заметить; ибо вот в этом месте он называет Бога неотделенным от человеческого естества, ясно выражая единство, – даже признает при этом, что Христос вместе Бог и человек; ибо знает, что Он един по соединению промыслительному» (καθ ’ ἕνωσιν οίκονομικήν )323. Это утверждение естественно отсылает нас ко второму вопросу об ἕνωσις καθ ’ ύποστασιν . Здесь Феодорит действительно отзывается слишком резко; напр. он говорит: «единство ипостасного, как странного и чуждого Ему – Христу – не знаем никоим образом (τήν καθ ’ ὑπ όστασιν ἔνωσιν παντάπασιν ἀγνοοῦμεν , ὡς ξένην καί αλλόφυλον ), ни из божественного Писания, ни из Отцев, изъяснявших Писания», потому что «единственно по ипостаси, как кажется, предлагают в смысле средины». Напротив того «должно веровать Господу, Который указывает в Себе два естества». По этой причине «довольно называть единство таким единством, которое и особность природ показывает (τάς τῶν φύσεων ίδιότητας δείκνυσι ) и почитать единого Христа Богом научает»324. Ясно, что в данном случае Феодорит отрицает только предполагаемый им еретический смысл тезиса: ἕνωσι с καθ ’ ὑπόστασιν и ничуть не посягает на истинное его содержание, поскольку он и сам заявляет: «мы исповедуем, что Христос един есть, и, по причине единства (διά τ ήν ἕνωσιν ), называем и Богом и человеком»325. В этом был согласен с Феодоритом и св. Кирилл, указывая своему противнику, что и по его мнению «человечество не мыслится без божества»326. Если же так, то распределение изречений между Богом Словом и образом раба, какого требует Киррский епископ в опровержение четвертого анафематства, имеет в виду не лица, а естества; подобное распределение тем более необходимо, что оно предохраняет нас от опасности «заболеть недугом богохульства Ария и Евномия»327. В таком смысле и Александрийский пастырь признавал, что «некоторые из выражений таковы, что говорят прилично о Боге, а другие приспособлены к человеческой природе»328. Несомненно конечно, что в последнем случае единство личности Христа Спасителя выдвигается гораздо рельефнее, но составляет неоспоримый факт и то, что и «экономическое» объяснение текстов не всегда возможно, если мы не желаем разрешить в простой вид все сказанное о воплотившимся Сыне Божием ἀνθρωπίνως 329. По отношению к фактам познания, ведения, это пожалуй и допустимо, но решительно немыслимо в сфере чувства, где обнаруживается непосредственное настроение души; тогда слезы Господа при гробе Лазаря и Гефсиманское моление Его были бы одним призраком, чего св. Кирилл не утверждает не менее Феодорита. Если не наклонить намеренно положений Киррского епископа в сторону еретического расторжения, то мы увидим в нем предшественника папы Льва; в своем «томосе» он провозгласил тот самый экзегетический принцип, который приводит и оппонент св. Кирилла. Таким образом за Феодорита здесь история и Халкидонский собор, принявший послание св. Льва. С этой точки зрения вполне понятно, почему, по Феодориту, «естество, взятое от нас и ради нас, перенесло искупление наших страданий, а не то, которое восприняло его ради нашего спасения»330. Божество неизменяемо и бессмертно по существу и «потому потерпел страдание образ раба, то есть в соединении с образом Бога (ἔπαθε τοίνον ή τοῦ δούλου μορφή , συνούσης αύτη δηλονότι τής του θεοῦ μορφῆς ), по соизволению Его на страдание ради приобретения спасения чрез него по усвоению страданий Себе Самому в силу соединения» (οἰκειούμενος διά τ ήν ἔνωσιν τα παθηματα )331. Это положение Феодорита другими словами выразил и св. Кирилл: Христос «промыслительно предал на страдание плоть, временно собственную Ему»332. «Слово Божие есть Спаситель, пребывший бесстрастным в божественном естестве, но пострадавший, как говорит Петр (I Петр. IV, 1), плотию. Ибо, по причине истинного соединения – естеств (καθ ’ ενωσιν άληθή – τ . ε . τῶν φύσεων ), для Него стало собственностью тело, которое вкусило смерть»333. В конце концов выходит, что обвинительные пункты Гарнье оказываются неимеющими твердой опоры в самых опровержениях Феодорита. Мы готовы уступить Бертраму, что слова, какими епископ Киррский обозначает соединение естеств во Христе не вполне определенны и точны и недостаточны для доказательства его православия в христологии334 (особенно, когда последнее усиленно станут подвергать сомнению); мы утверждаем даже, что он намеренно ударял на понятие разделения335, но тем прямее и настойчивее заявляем, что совершенно произвольно по одному этому клеймит его позорным названием еретика336. Неправильный метод и фальшивая постановка вопроса привели Бертрама к крайностям и ложным результатам. Не входя в подробную полемику с ним, мы укажем только, в чем кроется источник его заблуждения. Бертрам везде и всегда старается выяснить значение выражений Феодорита сравнением их с параллельными местами из Нестория и Феодора Мопсуэспийского, почему всякая обоюдность получает у него смысл ереси и комментируется в духе воззрений несторианских337. Но таким путем мы едва ли будем в состоянии спасти правомыслие многих православнейших отцов церкви. Например: как относиться к учению Василия Великого о «богоносном человеке» (δ θεοφόρος ἄνθρωπος ) в его слове о Святом Духе и в из изъяснении 59 псалма?338 Феодорит прямо ссылается на Кесарийского епископа в опровержение пятого анафематства339, а Бертрам благоразумно умалчивает об этом. Если по отношению к св. Василию мы будем пользоваться методом раскрытия более темного чрез яснейшее, то долг беспристрастия обязывает каждого историка не отказывать в этом праве и Феодориту. Вообще требуется доказать не то, что последний совпадает с Несторием и Феодором в православных или неопределенных выражениях, как поступает Бертрам, а то, что он проповедует несомненно противное здравому учению Церкви. Коль скоро этого нет, то, пользуясь уже одним аргументом а silentio, можно извинить епископа Киррского и во всяком случае вопрос о нем следует оставить нерешенным. Но выше мы видели, что истинность многих и при том важнейших мест Феодоритова труда не отрицает и св. Кирилл, подтверждая их своим авторитетом. Значит, – самое большее, – Феодорит был не точен, а до несторианства отсюда еще весьма далеко. Посему понятно без всяких доказательств, насколько неосновательно заключение Бертрама, будто «мы должны судить о доктрине защитника ересиарха не лучше, чем как Церковь судила и о самом ересиархе»340. В том-то и дело, что тожество этих двух лиц в воззрениях на способ соединения естеств в Иисусе Христе есть чистое предубеждение, и мы уже указывали, почему Феодорит несправедливо обвинил св. Кирилла. Незаметно подставив другой пункт нападения и усвоив себе то, что было направлено только против Нестория, Феодорит относил возражения Александрийского епископа к положению: ἀδιαίρετος καί ἔτρεπτος ἔνωσις τῶν φύσεων , когда они противопоставлялись исключительно резкому: χωρίζω τάς φύσεις . Св. Кирилл, конечно, вернее всех позднейших историков понимал своего оппонента; между тем он ясно и выразительно указывал, что метит в Нестория, а мысль Феодорита одобряет и принимает. Согласившись в этом, мы получим два важные результаты. Во-первых: Феодорит защищает не ересиарха, но отстаивает самого себя, и следовательно по существу не имеет ничего общего с первым. Во-вторых: по своим христологическим представлениям он сходился с св. Кириллом. Помимо всего прочего, за это говорит уже одно то обстоятельство, что оба они держались аналогии с человеком, в котором реально и неразрывно соединяются душа и тело341. Значит, с материальной стороны разногласия не было, ибо и Феодорит и св. Кирилл стояли на одной почве и были в равной мере православны. Господь Спаситель есть единый, живой субъект-Богочеловек, как Петр или Павел, Авраам или Адам342: этот тезис был несомненен и для того и для другого, но раскрывается он различно. Христос – лицо единое. Феодорит берет из этой формулы определяющий эпитет и логически развивает отсюда, что единство предполагает несколько соединяемых, потому что первое без последних невозможно. Как не бывает суммы без слагаемых, так не существует и единой личности без природ. Подобным мыслительным процессом неизбежно выделялся по преимуществу момент различения. «Единство, – пишет Феодорит343, – принимается в разделенном и никогда не мыслится, если ему не предшествовало разделение. Таким образом, принимая единство, он (св. Кирилл) наперед принимает разделение. Отсюда: почему же он говорит, что не должно разделять ипостаси или природы, зная при этом, что совершенная ипостась Бога Слова существовала прежде веков и восприяла совершеннейший образ раба». Очевидно, положение: «единая личность» составляло для Феодорита столь необходимый постудят в христологии, что на нем висят все его соображения: без ενωσις нет ηροσωπον , но ένωσις не мыслимо логически и не бывает in re без раннейшего διαίρεσις . Воплотившийся Логос един лишь потому, что в Нем два неслитных и нерасторжимых естества. Несколько иначе рассуждал св. Кирилл. Иисус Христос есть Бог и человек и при том лице; поэтому и соединение природ в Нем представляет не простое стечение (συνοοος ) или сочетание (συνάφεκ ), но ενωσιν καθ ’ ὑπόστασιν . В таком случае разделение и особность природ отступают на задний план пред понятием живой личности Господа Спасителя. Теперь собственно нет ни Бога, ни человека, по существует μια ὑπόστασις , Бог Слово. Он родился и возрастал, Он терпел голод и жажду и Он же страдал на кресте. «Единение показало одного, и потому мы остерегаемся делить его на двух»344: говорит св. Кирилл. Для него ενωσις было не отделимо от ὑπόοτασις даже и in abstracto, и всякий настойчивый намек на расторжение ήνωμένων φύσεων равнялся в его глазах, если можно так выразиться, анатомическому рассечению организма и уничтожению живого субъекта или превращению Господа Христа в двух сынов345. Еммануил мыслится у него, как один из двух 346 , потому что он ипостась. Для Феодорита понятие личности предполагалось само собою, но оно, как неразрывное с предикатом единая, с логическою принудительностью вело к признанию качественного различия естеств, почему встречающееся у него διαιρεῖν τάς φύσεις совпадает с γνωρίζειν τάς ίδιότητας τῶν φύσεων 347.

Итак, общим для обоих противников было: «Христос есть единое Богочеловеческое лицо»; расходились же они в том, что один особенно ударял на момент δαίρεσις , требуемый идеею ἔνωσις и реально существующий в виде δύο φύσεις , а другой – сосредоточивал все свое внимание на эмпирическом факте единичной индивидуальности Спасителя, не допускавшей какого-либо двойства в действительном обнаружении, поскольку Еммануил был субъект. Св. Кирилл созерцал личность Спасителя в качестве художника-синтетика, Феодорит рассматривал и обсуждал его, как теоретик-мыслитель с проницательностью аналитика348.

Установлением этого положения мы приобретаем прочное и верное основание для понимания не только христологических воззрений Феодорита, но и всего дальнейшего хода истории. При признании существенного различия между Киррским епископом и св. Кириллом в полемике по поводу «глав», мы должны будем представлять происшедшее позднее примирение Александрийского пастыря с «Восточными» пустою фикцией, невозможным соединением огня с водою, холода с теплом. Затем: поелику Халкидонские отцы были проникнуты духом эпохи этого соглашения и держались документов и формул, принятых в то время, то и Халкидонский символ потеряет свое высокое догматическое и богословско-научное значение, превратившись в неудачную компиляцию, сочетание разнородных и разнохарактерных элементов349. Вся немецкая историография впадает в подобную крайность; выразителем этого направления может служить, напр., тюбингенец Баур. По его мнению, вся христология Феодорита сводится к понятию о Богочеловеке, как ἄνθρωπος θεοφόρος : Христос для него «только храм, в котором обитает Логос, равно обитающий и в других людях», почему этот Логос при крестных страданиях был «лишь праздным, посторонним зрителем» (nur als müssiger Zuschauer). Сопоставляя подобную, свободно измышленную и ultra-несторианскую, доктрину с столь же искаженным учением св. Кирилла, Баур утверждает: «это две совершенно различные точки зрения и два направления, расходящиеся так далеко, что между обеими, покоящимися на них теориями, – если не выступать за пределы их (т. е. не изменять ничего и не привносить нового), – невозможно никакое посредство (соглашение), но обе они решительно исключают одна другую»350. Но невероятное in abstracto, по суду гегелианца-историка, стало действительным фактом чрез несколько лет после издания послания Τοῦ Σωτῆρος . И понятно, почему так случилось. И Феодорит и св. Кирилл имели пред собою один объект, – единую живую личность Богочеловека Христа, но в рассмотрении его шли разными путями: один опирался на момент ἔνωσις , другой отправлялся от идеи ὑπόστασις . Но так как оба эти предиката реально соединялись в определенном субъекте, в Господе Спасителе, то и противники рано или поздно должны были встретиться в одном общем пункте и примириться в положении, что Христос есть единое лицо, нераздельно, неразлучно и неслиянно обнимавшее в себе и человечество и божество, – что Богочеловек есть Бог и человек. Св. Кирилл и Феодорит не выходили от известной точки, но направлялись к ней, и потому двигались не по прямой и не по параллелям, а под углом, что неизбежно заставило их сойтись при пересечении избранных ими путей. Так явились «уния» и потом Халкидонский собор, при чем вся предшествующая этим важнейшим историческим моментам эпоха представляет собою ничто иное, как взаимное сближение Александрии и «Востока». Эту мысль ясно выражал и св. Кирилл, укорявший своего оппонента в недопонимании351; ее же разделяли и древние писатели, напр. Факунд Гермианский, видевший причину разногласия в недоразумении352. – Итак, Александрийский епископ провозглашал единую ипостась Господа, ниспровергая Нестория, Феодорит защищал два естества в одном Христе, пророчески предвидя будущего опасного врага в духе и силе Аполлинария. В ожидании подобной беды Киррский пастырь клонил, чрез раскрытие понятия двойства, своего противника к полному и всестороннему созерцанию воплотившегося Бога-Слова, но для осуществления его желаний необходимо было очистить горизонт от грозовых туч, победить Нестория в смелой и решительной борьбе, чтобы можно было без колебаний принять православное δύο φύσεις ἐν ἑνί Χριστῷ . Отсюда понятно, почему прошло не мало времени, прежде чем от избытка духовного восторга св. Кирилл начал призывать небо и землю к участию в великой радости. Ни сам он, ни Феодорит не хотели теперь подать друг другу руку примирения и сблизиться на нейтральной почве, а обоюдное подозрение в ереси обостряло отношения. Между тем Константинопольское движение получало все более и более резкий характер и наконец события осложнились настолько, что «Восток» должен был оставить литературную полемику и столкнуться с св. Кириллом на Вселенском Соборе, которого желали обе враждующие партии. 18-го ноября 430 года был обнародован императорский указ, строго предписывавший митрополитам всего христианского мира прибыть в Эфес к имеющему быть дню Пятидесятницы353. К назначенному сроку Иоанн Антиохийский отправился в указанный город с небольшим числом представителей от Сирийских церквей; между ними был и Феодорит. Учреждался суд над Несторием. Но не один он занимал мысль Сирийцев; еще большие опасения возбуждали в них анафематства, признанные в Антиохии нечуждыми нечестия. По этой причине «Восточные» прежде всего рассчитывали уничтожить этот соблазнительный документ и, следовательно, потребовать к ответу самого св. Кирилла. Нам не известно, была ли выработана какая-либо предварительная программа, хотя и несомненно, что епископы, так решительно высказавшиеся против Александрийского пастыря, не могли иметь своим намерением оказывать ему поддержку, пока тот не раскается чистосердечно в предполагаемом аполлинаризме. «Еще прежде отправления в Эфес, – говорил после Феодорит354, – блаженный Иоанн писал находившимся при боголюбезнейшем Евферии Тианском, Фирме Кесарийском и Феодоте Анкирском, называя главы учением Аполлинария». Очевидно, что первоначальное подозрение, вызванное на «Востоке» посланием Τοῦ Σωτῆρος и приложениями к нему, не только не ослабело, но напротив значительно возросло в степени и силе. К характеристике св. Кирилла для Антиохийцев прибавлялась новая черта – упорство в заблуждении.

Таким образом Сирийцы покинули Антиохию с самыми воинственными планами и надеждами, но, по некоторым непредвиденным затруднениям355, они не могли прибыть к указанному сроку 7-го июня 431 года, несмотря на близкое расстояние столицы «Востока» от Эфеса356. Чтобы не дать повода к упреку в нерадении и не нарушить прямого смысла императорского декрета, Иоанн выслал вперед наиболее энергичных членов своей свиты и между прочим Феодорита. Достигнув Эфеса, эти лица сгруппировали вокруг себя немалочисленную партию и, особым посланием от 21 июня на имя св. Кирилла и Ювеналия Иерусалимского, просили подождать остальных Антиохийцев, находившихся уже пред самыми дверями города357. Александрийский архиепископ не счел возможным принять во внимание это заявление легатов, и в понедельник 22-го июня собор был открыть. Это, по-видимому, неважное обстоятельство имело на самом деле роковое значение. Представители «Восточных» отказались от участия в заседаниях, усматривая в неуважении их законной просьбы тайное желание св. Кирилла освободиться от неприятно-стеснительного контроля Сирийцев358. Такое действие со своей стороны им казалось тем более правильным юридически, что в своих рядах они насчитывали до двадцати одного митрополита, тогда как на стороне св. Кирилла таковых едва было девятнадцать359. Отделившиеся сплотились между собою и на частном совещании решили послать протест императору Феодосию360.

Так, уже на самых первых порах, произошел разрыв между присутствовавшими в Эфесе епископами, принимавший с течением времени столь широкие размеры, что явившийся в пятницу 26-го июня361 Иоанн не захотел вступить в какие-либо сношения с православными отцами и образовал свой собор (conciliabulum)362.

Специальная задача нашего исследования не позволяет нам входить во все подробности Эфесских деяний, но мы необходимо должны выяснить, что было сделано и постановлено «Восточными» касательно св. Кирилла и Нестория? От такого или иного решения этого вопроса много зависит истинное понимание личности Феодорита.

Лишь только сократившиеся в своем количестве363 сторонники Иоанна Антиохийского собрались для обсуждения, тотчас же было поднято обвинение против Александрийского пастыря и Мемнона Эфесского, которые и были низложены, а их приверженцы отлучены и лишены церковного общения впредь до исправления364. Несомненно, это поступок крайне резкий и далеко не законный с формальной точки зрения (поскольку подсудимые и осужденные не были приглашены), но тем настоятельнее вызывается мысль о его причинах. Не может, быть, чтобы высокообразованные епископы дерзнули попрать церковные каноны без всяких оснований. Нам кажется, сам св. Кирилл несколько оправдывал подобный образ действий. Мы уже говорили выше, какое глубокое предубеждение против «глав» господствовало на «Востоке». Считаемые здесь за возобновления аполлинаризма, они стали камнем преткновения и соблазна для Сирийских церквей. Естественно, что если бы Антиохийцы вовремя прибыли в Эфес, они постарались бы предать анафематства забвению, или же неприятная для некоторых острота их была бы устранена путем взаимных объяснений. Печальные обстоятельства не позволили совершиться этому. Св. Кирилл, открывши собрание, прежде всего предложил вниманию епископов различные документы, разъясняющие раннейшую историю несторианского движения, а также и послание Τοῦ Σωτῆρος , которое и было прочитано365, конечно, вместе с заключительными пунктами366. Понятно, какими неожиданными результатами должно было сопровождаться подобное действие. Вызванное поспешностью св. Кирилла подозрение в чистоте его намерений получало здесь некоторое подтверждение, а возбужденный ум «Восточных» легко превратил этот факт в неоспоримое доказательство упорства председателя собора в своем заблуждении: противник Нестория оказывался для них закоренелым еретиком. Но этого мало. Если «главы» не содержат в себе подлинного апостольско-никейского учения, то ясно, что и принявшие их без возражений не обладали точным православным разумением. Как скоро это заключение стало несомненным для сторонников Иоанна, – в их глазах лишался всякого значения и весь собор, некомпетентный в вопросах веры и подлежавший ответу за активное или пассивное участие в распоряжениях и определениях св. Кирилла. Для их предубежденного ума он являлся не выразителем голоса Церкви, а извратителем истины. Так рассуждали Сирийцы. Все эти соображения были сообщены Иоанну, который поэтому не счел позволительным войти в общение с еретиками: он низложил св. Кирилла и распространил отлучение на всех остальных его приверженцев367. Непонятное на первый взгляд поведение Антиохийцев представляется теперь вполне естественным, хотя и несправедливым. Что касается нарушения формальностей, то и тут Сирийцы могли иметь некоторое оправдание. Во-первых, св. Кирилл, вопреки прямому смыслу императорского указа, открыл собор, когда всех членов в наличности не было, и следовательно законность уже не была соблюдена им. Затем, он успел сделать самые решительные постановления, которые и были обнародованы во всеобщее сведение в качестве вселенских приговоров. Для «Восточных» это было явным знаком ожесточенного еретичества Александрийского пастыря, не только не ждавшего мнения других, но еще категорически требовавшего согласия с собою. По суждению Иоанна, он был более, чем обыкновенный преступник, ибо грозил заразить весь мир ядом нечестия. Приглашать подобного человека для увещаний было, очевидно, бесполезно, а нужно было немедленно ослабить его влияние, уничтожить подавляющий авторитет его и спасти погибающую веру. В этих видах и было провозглашено «отступниками» низложение вождя православных и его помощника, как временная мера, – с целью обезоружить неправомыслящих противников. «Кирилл и Мемнон были главными виновниками совершившегося беззакония, подали повод к нарушению церковных постановлений и благочестивых предписаний благочестивейших императоров наших и в главах обнаружили еретическое мудрование»368: так значится в определении «Восточных». Ясно, что последние шли против Александрийского епископа затем, чтобы парализовать мнимо-гибельные стремления его к распространению аполлинаризма. Они просто хотели «предуврачевать» (προθερα –πεῦσαι )369 души христиан от новой заразы и дискредитировать действия Эфесских отцов, предав их анафеме. Заблуждение Сирийцев относительно св. Кирилла неоспоримо, но ни откуда не следует, чтобы ими всецело руководило сочувствие к Несторию по причине совершенной солидарности с ним. Правда, conciliabulum объявил «несправедливым осуждение против престола царствующего над градами града Константинополя»370; но, кажется, это говорит прежде всего о формальной незаконности решения и некомпетентности подозрительного в своих убеждениях св. Кирилла. Вместе с этим для «Восточных» становилось весьма сомнительным, чтобы при разбирательстве 22-го июня был сохранен принцип беспристрастия. По крайней мере, комит Ириней писал в Эфес своим единомышленникам, что императору ложно доносили будто «Несторий ни под каким условием не хотел и слышать слова Богородица»371. Таким образом партия Иоанна требовала пересмотра дела об ересиархе и не выдавала своих постановлений за окончательные. В пользу этого свидетельствует уже одно то, что вопрос о Нестории на совещаниях «Восточных» почти совершенно не был затронут, а ведь обсуждение его было всего необходимее по самому положению вещей. Невероятно, чтобы считавшие себя за единственно истинных представителей всей Церкви по принципу не постановили ничего для уничтожения источника всеобщих волнений. К тому же заключению ведут нас и частые заявления Антиохийцев, что они желают «собраться вместе и тщательно заняться исследованием спорных предметов». Только тогда должно было состояться «подтверждение благочестивого догмата» о способе соединения естеств в лице Иисуса Христа372.

Как держал себя Феодорит в Эфесе, – это всего лучше показывает его письмо к Андрею Самосатскому, оставшемуся на месте по причине болезни. «Телу Церкви, – сообщает здесь Киррский пастырь373, – грозит опасность быть разодранным, если только мудрый Врач не поправит отделившиеся и загнившие члены и не соединит их. Опять безумствует Египет против Бога и воюет с Моисеем и Аароном и слугами Его, – и весьма большая часть соглашается с противниками; здравомыслящих же, которые добровольно подъемлют труды за благочестие, очень мало. Поругано достопочтенное благочестие. Те, которые низложены, совершают священнические службы; а те, которые низложили, сидят дома, стеная. Те, которые с низложенными отлучены от общения, освободили низложенных от низложения, как они думали. Над таким собором смеются Египтяне, и Палестинцы, и Понтийцы, и Азийцы, а с ними и Запад». Эти слова говорят сами за себя и не требуют пояснений. Тон письма обнаруживает в авторе человека, крайне нерасположенного к св. Кириллу и вполне сочувствующего решениям отступнического собора. Видно также, что Феодорит был сильно заинтересован борьбою партий и был не только сторонником Иоанна, но важным деятелем оппозиции, – душою всех предприятий членов conciliabuli. Доказательство на это дает нам вероизложение «Восточных», Antiochenus symbolus.

Александрийский пастырь не обратил внимания на грозную анафему Сирийцев и, признанный невинным с титулом учителя и защитника православия заседавшими в церкви св. Марии отцами, продолжал свои занятия в избранном направлении, в прежнем духе. Со своей стороны Иоанн всеми мерами старался поддерживать Никейскую веру374 и обеcсиливать противника своим неустанным антагонизмом. Но и св. Кирилл не считал себя нарушителем символа Никейского и всегда опирался на него375, а между тем продолжал составлять новые сочинения и прилагать их к раннейшим376. При таких обстоятельствах «Восточным» не оставалось ничего иного, как отнять у своих тогдашних врагов их поддержку, лишить их фундамента и выставить другое вероизложение, которое было бы комментарием к Никейскому и не подлежало никаким перетолкованиям. И действительно, группою «Восточных» епископов было составлено подобное вероопределение и чрез комита Иоанна отправлено в Константинополь, к императору Феодосию, от имени председателя отступнического собора377. Спрашивается: кому принадлежит редакция Антиохийского символа? Мы думаем, что он обязан своим происхождением епископу Киррскому. Неандер, высказавший на этот счет голословное сомнение378, ограничился одним простым заявлением, не представив в свою пользу каких-либо аргументов, кроме авторитета своей учености. Мы, конечно, не отказались бы согласиться с таким компетентным историком, если бы за авторство Феодорита не имелось несколько весьма серьезных данных.

Прежде всего, об этом определенно свидетельствует Александр Иерапольский, который был в Эфесе и следовательно хорошо знал, что там было сделано отступниками. Чрез 3–4 года по распущении собора, Иоанн и св. Кирилл обменялись примирительными письмами в знак общения. На «Востоке» не все были довольны этим сближением и больше всех митрополит Иерапольский. Лишь только были получены им упомянутые нами послания, он тотчас же выразил свое неудовольствие Феодориту в следующих словах: memor est utique sanctitas tua, qualiter Ephesi positus communionem talis epistolae tota virtute refugerim: dum certe illa valde acussaret eas, quae inerant Cyrilli capitulis, blasphemias. n novella namque epistola (Ioannis), dum transcurissein totam partem, quae etiam Cyrilli jacet in litteris, et contulissem ad eam, quae tunc (in Epheso?) a vestra religiositate conscripta est, reperi quia neque initia, neque fines illius ipsius epistolae posuerunt hi, qui ad Aegyptum directi sunt.379 Из этого отрывка видно, что в Эфесе было составлено какое-то письмо, причем Иерапольский пастырь, по догматическим соображениям, не считал его вполне удовлетворительным. А мы знаем, что между членами отступнического собора происходили немалые пререкания именно из-за вероизложения380. Cap. XCIV Synodlcon’a показывает, что разногласие касалось термина Θεοτόκος , которого многие не хотели принимать (в смысле Enixa Deum), настаивая на необходимости удержать и слово Aνθρωπο –τόκος 381, но мнение их не было уважено. Иерапольский епископ сравнивает теперь общую посланиям Иоанна и св. Кирилла часть с написанным Феодоритом в Эфесе и находит, что ни вступление, ни конец той не совпадают с произведением Киррского предстоятеля. В данном случае Александр несомненно имеет в виду изложение, находившееся в общительных письмах Антиохийского и Александрийского архиепископов382, и следовательно сопоставляет с ними документ однородный и именно составленное в Эфесе послание Synod., cap. XVII, каковое он усвояет перу Феодорита. Отсюда ясно, что редактором Антиохийского символа был Киррский пастырь.

Другой епископ из числа «Восточных» раскольников, Мелетий Мопсуэстийский, сообщает комиту Неоферию, что он не может примкнуть к Иоанну, ибо «главы» не были отвергнуты. Si (Ioannes) vult inter nos inimicitias solvi, persuadeat Cyrillo anathematizare per epistolam nominatim omnia, quae (illus, Cyrillus) male exposuit, et Nicaena illa expositione beatorum Patrum esse contentum, sicut ea beatus ille Theodoretus dominus noster explanavit: ipse enim est verus illorum, quae exposita sunt (i. e. in Ephesino symbolo), intellectus383. Такое условие было указано Мелетием. В нем Мопсуэстийский пастырь ссылается на какое-то истолкование Никейской веры, сделанное Феодоритом. Мы будем не в состоянии понять этих слов, если не отнесем их к изложению, помещенному в послании «Восточных» к императору Феодосию. Возбуждает некоторое недоумение лишь то обстоятельство, каким образом Мелетий мог требовать того, что было уже исполнено, поскольку Антиохийский символ был принят св. Кириллом во время переговоров чрез Павла Эмесского. Но с другой стороны до нас не дошло ни одного произведения Киррского епископа, которое бы могло быть поставлено в столь тесную связь с Никейским вероопределением. Кажется, единственный выход из этих затруднений заключается только в предположении, что Мелетий Мопсуэстийский желал видеть в основе соглашения все письмо Иоаннова собора, даже и тот отдел, где идет речь об «Египетских главах». Значить, причиною разрыва Мелетия с Антиохийским епископом было сокращение прежнего, Феодоритова, символа, на что жаловался и Александр Иерапольский, намекая на опущения initia et fines.

Наконец, в качестве третьего свидетеля, мы приводим самого Феодорита. Предупреждая Домна Антиохийского насчет намерений Диоскора снова, в другой раз, соборно утвердить анафематства св. Кирилла, Киррский епископ доказывает, что они давно уже осуждены самим автором их. «Когда многие безрассудно подкрепили главы, мы, – говорит Феодорит384, – восстали в Эфесе и вошли в общение с писавшим их не прежде, как, принявши изложенное нами, он приноровил к этому свое учение» (ἕωςτοῖς παρ ’ ἡμῶν ἐκτεθεῖσι συνθέμενος , σύμφωνον αὐτοῖς διδασκαλίαν προσήρμοσεν ). Несколько общее выражение παρ ’ ἡμῶν , конечно, может обнимать собою многих лиц, но в данном случае оно, по всем вероятиям, означает одного Феодорита, потому что ранее он не упоминает о своих товарищах по борьбе с Ефесскими отцами, а ниже определенно указывает, кому принадлежат те или другие документы. Точно также нельзя сомневаться в близкой связи этого свидетельства с Антиохийским вероизложением (ἔκθεσις , expositio), ибо глагол ἐκτίθημι трудно приложить к чему-либо иному. Затем, в одном из своих писем, появившемся тотчас по возвращении «Восточных» из Халкидона, Феодорит почти целиком и приблизительно с буквальною точностью воспроизводит рассматриваемое нами исповедание под своим именем, как обнаружение своей веры в форме, ему принадлежащей, – и тем с несомненностью показывает в себе его автора385.

Таким образом усвоение редакции Антиохийского символа епископу Киррскому покоится па довольно прочных данных; по крайней мере, при настоящих исторических сведениях такое заключение представляется единственно научным и тем более состоятельным, что против него нет никаких веских отрицательных инстанций.

И очень понятно, почему столь важное дело было поручено именно Феодориту. В глазах всех «Восточных» он был знаменитейшим богословом, который сумел разоблачить замаскированный аполлпнаризм Кирилловских «глав» и показать их настоящий смысл. Естественно, что славный полемист явился и автором вероизложения, направленного к устранению возможности искажения здравого христианского учения. Только ему был доступен истинный дух Никейского символа, ибо, по суждению «Восточных», это был verus illorum, quae (in eo symbolо) exposita sunt, intellectus386. Но если так, то очевидно без слов, какое важное значение имел голос Киррского пастыря в Эфесе. Уже давно было высказано мнение, что Феодорит был душою всех предприятий отступнического собора387, но до сих пор оно не было достаточно аргументировано и потому иногда не без права отвергалось, как чистое и притом пристрасно-тенденциозное предположение388. Теперь в этом не может быть никакого сомнения, поскольку символ всегда составлял самый важный результат, – венец совокупной деятельности пастырей; в нем общецерковное или даже частное христианское сознание получает адекватное себе выражение; он служит свидетельством веры известных лиц, а в данном случае – всего «Востока». По этим причинам необходимо признать Феодорита главою Антиохийцев, духовным вождем и умственным авторитетом, за которым следовали все остальные члены Иоанновой партии. Можно сказать, что в Эфесе были собственно только св. Кирилл и Феодорит, хотя последний и не выдвигался на первый план. Вместе с этим епископ Киррский является виновным за все постановления Иоаннова собора. Он оказывается решительно несправедливым по отношению к заседавшим в храме св. Марии отцам, но это не дает еще нам права подозревать его в догматических заблуждениях. Св. Кирилл впоследствии принял и одобрил составленное им вероизложение, а Халкидонский собор не мало внес из него в свое определение. Пока достаточно и этого простого заявления, чтобы спокойно и беспристрастно взглянуть на поведение Феодорита и избавить его от тяжкого упрека в неправомыслии. В Эфесе он проповедовал единого Христа Господа в двух естествах; здесь же он не только признавал и называл Св. Деву Богородицею, но и сумел отстоять это наименование от всех покушений на него со стороны неумеренных товарищей. В этом его неоспоримо-великая заслуга пред Церковью. Внешне-смертельный враг св. Кирилла, он усерднее и вернее его друзей приготовлял почву для соглашения с ним. Борьба обещала мир, буря носила в себе задатки будущей тишины, светлой ясности.

В заключении обзора Эфесского периода нам следует упомянуть еще о многочисленных посланиях «Восточных», которые обыкновенно помещаются между письмами Феодорита и тем самым причисляются к его произведениям. Мы не можем представить вполне несомненных и решительных доказательств в пользу принадлежности их епископу Киррскому, но со своей стороны укажем только на точность и определенность мысли и выражений, стройность в распорядке материала, относительное спокойствие тона: – качества Феодоритовых творений. Конечно, этого слишком мало для полной несомненности, однако некоторая вероятность есть. Более важности в данном случае мы придаем тому обстоятельству, что знаменитое послание «Восточных» с вероизложением – плод ума Феодорита. Этим самым значительно подкрепляется убеждение, что и все другие документы обязаны своим происхождением перу энергичного и образованного Киррского пастыря.

Эфесские переговоры не привели ни к каким прочным результатам и вместо желанного соединения и умиротворения вызвали гораздо сильнейшие разделение и волнение. Император, не зная, что предпринять, задумал сначала удовлетворить требованиям обеих партий и чрез сановника Палладия подтвердил низложение Нестория, св. Кирилла и Мемнона, поручив трибуну Иоанну успокоить враждующих. Известно, что миссия последнего была совершенно безуспешна. «Восточные» имели еще четыре собрания и снова приглашали противников для соглашения389, но предложенные ими условия не могли быть приняты приверженцами св. Кирилла, которых побуждали «истребить все, писанное против Нестория, и отвергнуть, как неимеющее обязательной силы, а содержать один только символ, составленный собранием св. отцов в Никее»390. Переданное чрез Иоанна вероизложение теряло в глазах Феодосия всякую цену, потому что оно не могло найти общего признания. При таких обстоятельствах, согласно неоднократно высказанному Сирийцами желанию391, император вызывает к себе по восьми членов из той и другой группы. В числе депутатов от «Восточных» был и Феодорит, долженствовавший говорить также и за Александра Иерапольского. Уже заранее легко было предвидеть, что эта новая попытка кончится не менее печально, ибо остававшиеся в Эфесе представители церквей «Восточного» округа поручили своим уполномоченным требовать уничтожения «глав вместе с анафематствами»392.

Прибывшие в Хадкидон 11-го горпиэя (сентября) депутаты не были допущены в столицу и должны были обсуждать дело по сю сторону Босфора393. Что происходило здесь, – об этом кратко передает Феодорит в следующих словах: «призванные в Константинополь, мы имели пять рассуждений394 в присутствии самого императора и потом послали ему три протестации (διαμαρτυρίας ). И боголюбезнейшим епископам Запада, – разумею Медиоланского395, Аквилейского и Равеннского, – мы писали об этом, свидетельствуя, что главы полны аполлинариева новшества»396. В настоящий раз Феодорит яснее выступает из среды своих сотоварищей. Между прочим он усиливался расположить в пользу своей партии жителей Константинополя. «Народ, – доносит он Александру Иерапольскому397, – по милости Божией хорошо расположен и приходит к нам. Мы начали даже рассуждать с ними (приходящими) и составили великие собрания и в четвертый раз рассказали о вере твоего благочестия. Они слушали с таким удовольствием, что не уходили даже до седьмого часа и оставались до солнечного зноя. В большом дворце с четырьмя портиками собралось великое множество, и мы проповедовали сверху, с возвышения под самою кровлею». До нас сохранились три отрывка из Халкидонских речей Феодорита398; впрочем, все они, отличаясь общностью содержания, дают нам слишком мало исторических сведений. Мы знаем, напр., что в интересах самозащиты епископ Киррский сильно нападал на противников и применял к ним ветхозаветные тексты об отступниках и беззаконниках (Осии IV, 7. Иса. IV, 5. XXXIX, 3 и др.). Он даже приравнивает их к язычникам и при этом с горьким чувством замечает, что и эти люди называют (свои божества) небо и солнце бесстрастными и звезды бессмертными, а христиане считают страстным Избавителя399. Это жестокое суждение будет вполне понятно для нас, если мы примем во внимание, что сущность христологических воззрений св. Кирилла Феодорит сводил к положению: «одно естество (во Христе), божеское и вместе человеческое»400. Таким образом предубеждение против «глав» нисколько не уменьшилось и продолжало служить препятствием к взаимному соглашению. Выходя из подобных взглядов на учение Александрийского пастыря, Феодорит, естественно, не мог быть расположен к явному якобы еретику. «Что ты, – обращается он к св. Кириллу401, – говоришь, что два естества сделались одним естеством? Какой пророк научил тебя этому? Кто из Апостолов – первый, второй, средний, последний, который после двенадцати, Павел, Варнава? Кто после них учитель? Учись у твоего учителя. Это породил арианин Астерий и Аполлинарий твой отец; ибо ты сделал себя сыном его: ты стал наследником его мнений, будь по заслуге и наследником названия». Но замечательно, что Киррский епископ метал все эти громы не против св. Кирилла, именно как Кирилла, а против воображаемого приверженца аполлинаризма, и готов был с радостью раскрыть свои объятия раскаявшемуся грешнику. «Скажи, – восклицает он402, – о несмешанном единстве, и я возвышаю голос». Феодорит призывал врага к единомыслию и согласию, но на каких условиях? Что вещал его голос тем, которые силою Христа дерзали переплывать страшные волны Пропонтиды, лишь бы услышать великого витию403? Aσύγχυτος ἔνωσις – вот слово, постоянно и одинаково громко провозглашавшееся Халкидонским депутатом. «Неужели я, – спрашивает он автора глав404, – разрушаю единство, а ты не смешиваешь естеств». «Видишь ли ты каким образом я и разность естеств знаю и единства не разрушаю? Сего нарекованным советом и проразумением Божиим предана приемше, руками беззаконных пригвоздше убисте: егоже Бог воскреси из мертвых, разрешив узы ада (Деян. II, 25. 24)». Ясно, что принцип и опора у Феодорита были чисто и глубоко православные. Но недоразумение пока закрывало его глаза и потому, меча прещениями в св. Кирилла, он прямо выражал свои симпатии к Несторию. В своей проповеди он называет его «сладкогласною свирелью»405, а в письме к Александру подробнее сообщает о своих стараниях в его пользу. «Что касается друга, – пишет Феодорит Евфратисийскому митрополиту406, – то да будет известно твоей святости, что если мы когда-нибудь упомянем о нем, нас тотчас обвиняют в отпадении: так сильна вражда против него всех здесь находящихся. И это весьма прискорбно. Благочестивейший император преимущественно пред всеми возмущается его именем и прямо говорит: никто не должен говорит мне о нем. Однако ж – до тех пор, пока мы здесь будем оставаться, мы не перестанем всеми силами заботиться об этом отце, зная о причиненной ему нечестивыми несправедливости». Эти слова показывают, что Феодорит защищал Нестория и даже ходатайствовал за него пред Феодосием; точно также и после он свидетельствовал, что ни в Эфесе, ни в Халкидоне он не соглашался на осуждение Константинопольского ересиарха407. Что это значит? Не служит ли этот факт доказательством, что диофизитская крайность не была чужда Киррскому предстоятелю? На эти вопросы обыкновенно отвечают кратким и категорическим да, но поступать так мы не считаем справедливым и логически последовательным. Самое большее, что можно вывести отсюда, – это то, что Феодорит столь же заблуждался относительно учения Нестория, как и относительно догматических убеждений св. Кирилла. Мы еще не имели случая говорить об этом и теперь должны выяснить, где кроется причина подобного непонимания? Выше мы видели, каким путем шел Феодорит в раскрытии догмата о соединении естеств в лице Иисуса Христа; держась понятия ἕνωσις , он особенно указывал на двойство природ, при чем, – в видах и под воздействием полемики с предполагаемым монофизитством, – усиленно выдвигал момент разделения. В этой точке зрения он сходится с Несторием и потому легко мог опустить из внимания, что у последнего δια ίρεσις решительно исключал ἕνωσις , между тем у него самого и то и другое были нераздельно связаны между собою, как первая посылка силлогизма с выводом, основание – с следствием. Но в таком случае и в настоящий раз Феодорит боролся за православную истину неслиянности в единстве, усматривая в осуждении ересиарха попрание апостольско-Никейской веры и переход к нечестию κρασις ’а или σύγχυσις ’а. Посему, если бы он и не был убежден в полной безукоризненности Нестория, – он и тогда не счел бы нравственно позволительным примкнуть к св. Кириллу, неправомыслие которого казалось ему несомненным. Держась средины, он не мог прямо согласиться ни с тем, ни с другим, а считал себя обязанным стремиться к примирению противников в целостном православном воззрении, какое он носил в себе. Догматика Нестория была далека от его собственных взглядов, – и он ратовал лично за него только по недоразумению. Впрочем, Феодорит – если не единственно, то по преимуществу – настаивал на формально-юридической несправедливости низложения Нестория и вопрос о его православии считал открытым, требующим более беспристрастного исследования. Во всяком случае «Восточные» называли определение Эфесского собора сделанным без суда и незаконно (illicite et absque judicio)408 и, значит, сознавали нужду нового пересмотра дела. Одним словом, несторианство Феодорита – факт недоказанный, а по нашему глубокому убеждению и недоказуемый. Верно только, что он считал Константинопольского архиепископа невинно пострадавшим от лиц, которые сами должны были отдать отчет в воззрениях и покаяться в своих заблуждениях.

Борьба против Кирилла, т. е. собственно против его «глав», была поручена всем депутатам; равным образом и по отношению к Несторию все они пользовались одинаковым правом голоса. Какое же участие принадлежало Феодориту? Не будет ошибкою сказать, что и в Халкидоне он продолжал быть главою своих товарищей. В этом убеждает нас сообщаемый им рассказ о своем столкновении с императором. Последний был недоволен многолюдными собраниями под руководством «Восточных», считая их «нехорошими», и выразил это представителям Сирийского округа. В ответ на это Феодорит заметил Феодосию: «так как ты дал смелость говорить, то выслушай милостиво. Еретикам, лишенным общения, позволительно говорить в церкви, а нам, ратующим за веру и потому лишенным от них общения, нельзя и входить в церковь?» Когда Феодосий указал на затруднительность своего положения и невозможность применять свою власть к Халкидонскому предстоятелю, открывавшему двери храмов сторонникам св. Кирилла, – Феодорит возразил, что в этом праве не следует отказывать и им, уполномоченным временно торжествовавшею партиею Иоанна409. Из этого сообщения мы видим, что Киррский епископ, в сознании собственной правоты, не устрашился один вступиться за своих товарищей, хотя император обращался ко всем депутатам. Ясно, что именно он заправлял другими и действовал везде, где требовались энергия и ум. Интеллектуальное превосходство и нравственное мужество выдвигали его вперед, а пламенная ревность по вере не позволяла ему скрывать своих талантов. Не блистая знатностью кафедры, он был славен своими высокими дарованиями и неизбежно должен был заступать для Сирийцев то место, какое в противном лагере занимал св. Кирилл. Если Иоанн был первым, то Феодорит главным, – если тот одобрял, то этот постановлял, – если первый подписывал, то последний составлял. Кратко сказать, Киррский епископ был вождем всей группы «Босточных»410.

Усилия представителей Сирийских церквей были тщетны. До сих пор благоволивший к Несторию император Феодосий круто изменил свою политику и приказал ему удалиться «в место своего пребывания»411, т. е., как полагают, в Антиохийский монастырь св. Евпрения, а на Константинопольский престол был избран Максимиан. Св. Кирилл и Мемнон были освобождены и получили позволение возвратиться к своим кафедрам. Касательно «Восточных» Феодосий заявил, что «пока он жив, он не может осудить их, потому что их ни в чем пред ним не обвинили»412, но это было для них слишком неутешительно. Они хорошо понимали, что их дело потеряно и что противники берут верх. С скорбным чувством разочарования и с крепкою решимостью не уступать ни на шаг «аполлинаристам», – вероятно, в конце 431 года, – Сирийцы отправились домой и уже на дороге должны были испытать новые неприятности. В Анкире Галатийской они встречают весьма нелюбезный прием, вследствие предупредительно доставленных туда писем из столицы413, и по прибытии в Тарс (город в первой Киликии) открывают здесь собор, где снова дают обещание твердо стоять за Нестория и, вместе с св. Кириллом и Мемноном, низлагают всех православных Халкидонских депутатов414. Эти определения потом еще раз были одобрены в Антиохии415. По-видимому, тогда же было соглашение и относительно того, чтобы удаляться от всякого общения с сторонниками Александрийского пастыря416 и в частности с Максимианом417. Эти решения служили как бы ответом на распоряжения последнего, ибо он низложил четырех «восточных» епископов (Елладия Тарсского, Евферия Тианского, Имерия Никомидийского и Дорофея Маркианопольского), а Фирм Кесарийский усердно заботился о том, чтобы приговор нового Константинопольского владыки получил надлежащею силу418. Нужно думать, что и в это время голос Феодорита имел преобладающее значение, так как он сам упоминает о своих частых заявлениях Иоанну в Антиохии419. В заключение «восточные» предстоятели отправились в Верию к знаменитому тамошнему епископу Акакию. Что происходило в этом городе, мы в точности не знаем, но во всяком случае достоверно, что славный в свое время Верийский пастырь был сильно недоволен событиями и для исцеления ран церковных взывал к всемогуществу Божию420.

Разделение совершилось и было формально закреплено и «Восточными» и приверженцами св. Кирилла. Дальше по этому направлению идти было некуда: Сирийцы разъехались, и Феодорит, вероятно, отправился в свою епархию, где он мог спокойнее обсудить дело и sine ira et studio исследовать спорный вопрос. Однако же страсти еще не успели утихнуть, а предубежденный ум требовал борьбы с предполагаемыми врагами истинной веры. Поэтому Феодорит продолжал свою литературную полемику с св. Кириллом. Как бы в противовес последнему, он пишет обширное послание к монахам Евфаратисии, Озроины, Сирии, Финикии и Киликии421. Неприглядная картина носилась перед взором Киррского епископа, когда он взялся за перо. Вихрь бросает корабль по волнам бурного моря и грозит ему гибелью, а моряки бунтуют против кормчего и не предпринимают ничего для собственного спасения. Подобно сему «и мы – рассуждает Феодорит422, – словно во время ночной битвы, не узнавая друг друга и оставляя противников, тратим свои стрелы против самих себя и раним сотоварищей, как врагов. Стоящие вблизи насмехаются над нашим опьянением, пользуются нашими несчастьями и радуются, видя, что мы пожраны сами собою». Такое безотрадное положение вызывает глубочайшую скорбь в сердце Киррского предстоятеля, и из души его вырывается торжественная молитва об умиротворении церквей. «Пощади, Господи, народ Твой и не предай наследия Твоего на поругание (Иоил. 2, 17). Упаси нас Боже, чтобы мы не сделались такими, над которыми Ты как бы никогда не владычествовал и над которыми не именовалось имя Твое (Иса. 03, И9). Посмотри, Господи, ибо мы сделались посмешищем у соседей наших, поруганием и посрамлением у окружающих нас (Пс. 78, 4), потому что злые (πονηρά ) догматы вошли в наследие Твое и осквернили святой храм Твой (Пс. 78, 1), так что при виде наших бедствий возрадовались дочери иноплеменников, ибо мы, бывшие некогда согласными и единомышленниками, разделились на многие языки. Господи, Боже наш, даруй нам мир, который мы потеряли, презревши Твои заповеди. Господи, кроме Тебя мы не знаем иного, имя Твое именуем (Иса. 27, 12–13): соедини разделенное и средостение ограды, возникшее нечестие, разрушь. Созидающий Иерусалим и собирающий изгнанников Израиля (Пс. 146, 2), совокупи нас друг с другом в новый Израиль; да будем опять одним стадом (Ин. 10, 16) и будем все пастись Тобою (Пс. 21, 1): ибо Ты пастырь добрый, полагающий жизнь Свою за овец (Ин. 10, 11). Восстань, что спишь, Господи? Пробудись и не отринь навсегда (Пс. 43, 24). Запрети ветрам и морю и даруй Церкви Твоей мир и избавление от волн (Мф. 8, 26. Пс. 106, 29. 88, 10)»423. Полная высокого лиризма ветхозаветных пророков, эта молитва служит свидетельством чистоты и возвышенности стремлений Феодорита. Разрешение бури и прекращение смятений: вот на что были направлены все его мысли. Он старался приблизить тот счастливый момент, когда от полноты духовного восторга все должны были воскликнуть: благословен Бог, Иже не остави молитвы наша и милость Свою от нас (Пс. LXV, 20)424. Но это могло случиться не прежде, как воcсияет правая вера и раcсеется «тьма, мрачнейшая египетской казни»425. «Причиною этого те, которые стараются положить вместо евангельских догматов непрочное учение и которые перенесли нечестивые главы (Кирилла) с анафемою в царствующий город, предпринимая и утверждая своими писаниями, как они думали, то, что, очевидно, произошло от горького корня Аполлинария»426. Разобрав «злостные порождения египетские», Феодорит излагает затем свои христологические воззрения. В этом отношении настоящее послание представляет собою замечательнейший памятник по своей догматической точности. Исходною точкой богословствования Феодорита служит положение, что соединение неслиянно; почему в Господе Спасителе нужно признавать два естества: Он Бог и человек и при том един, поскольку был полным и живым субъектом. Раскрыв эту мысль во всех подробностях, Киррский пастырь предлагает следующее вероизложепие: «исповедуем Господа нашего Иисуса Христа совершенным Богом и совершенным человеком, из разумной души и тела, родившимся прежде веков от Отца по божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения – от Марии Девы (по человечеству), одного и того же – единосущным Отцу по божеству и единосущным нам по человечеству: ибо совершилось соединение двух естеств. Посему мы исповедуем одного Христа, одного Сына, одного Господа»427 «и приносим Ему единое поклонение, так как веруем, что соединение произошло во чреве Девы с самого зачатия. На этом основании и Святую Деву мы называем и Богородицею и человекородицею, поелику и сам Господь Христос называется в священном Писании и Богом и человеком, а равно и Еммануилом, что возвещает соединение двух естеств. Если мы исповедуем и говорим, что Христос – Бог и человек, то кто настолько глуп, чтобы избегать выражения человекородица, коль скоро оно полагается вместе с выражением Богородица? Ведь Господу Христу мы усвояем два наименования; посему Дева почитается и именуется благодатною. Итак, кто, будучи в здравом уме, будет запрещать от наименований Спасителя заимствовать наименование Девы, которая ради Его прославляется верующими? Ибо не рожденный от Нее становится досточтимым ради Нее, но сама Она украшается величайшими наименованиями ради рожденнаго от Нее»428.

Это письмо своею догматическою частью и примиряющим духом, несомненно, должно было производить благотворное впечатление на читателей и бросало ясный луч света в взволнованные и омраченные страстями души христиан всего «Востока». Нерасположение по отношению к св. Кириллу оставалось, конечно, прежним, но оно уже очищалось от личных элементов и становилось на более твердую почву вполне определенного и точно формулированного православного воззрения. С этой стороны послание, важное для понимания характера Феодорита, имело глубокое историческое значение, поскольку оно возбуждало жажду соединения и указывало путь к ее удовлетворению своею догматическою положительностью. Предлагая Антиохийский символ, Киррский епископ тем самым приготовлял ту желанную минуту, когда в союзе мира и любви Александрия и Антиохия взаимно подали руки общения. «Как благой и человеколюбивый, Бог услышит моление, соберет рассеянных и возвратит изгнанных. И тогда снова услышится глас ликования и спасения в кущах праведников, и все мы воскликнем к Нему (Богу): возвеселихомся за дни в няже смирил ны ecu, лета в няже видехом злая (Пс. LXXXIX, 15)»429: так писал Феодорит к монахам.

Тяжелыя сцены «несчастнейшего Эфесского кораблекрушения»430 продолжали гнетущим образом действовать на чувства Киррского предстоятеля, но его ум, видимо, торжествовал над ними.

В таком же настроении были отправлены еще три письма. Одно из них содержит выражения благодарности комиту Кандиадиану за его поддержку и покровительство «Восточным» в Эфесе и заключает в себе просьбу об усилиях к погашению пламени и противодействий враждебной партии431. Два другие послания адресованы Константинопольскому народу. Выражая радость по поводу твердости последнего в вере, Феодорит высказывает надежду, что истина не погибнет432, и предлагает толкование Никейского символа, который устраняет крайности несторианства и феопасхитства433. И здесь Феодорит убеждал веровать, что «единородный Сын Божий, Бог Слово, Который существует прежде веков, ради нашего спасения воплотился и вочеловечился и обитал в нас (in nobis) и стал плотию не по превращению божества, а по воспринятию человечества. Ибо, будучи образом Бога, Он принял образ раба (Филип. II, 6–7). И Он был видим на земле чрез человеческое естество и с человеки поживе (Вар. III, 38). Посему Он и называл воспринятое естество храмом (Ин. II, 19), показывая отличие того, которое приняло, от того, которое воспринято. То есть Бог, а это храм, но то и другое (вместе) – один Христос, один Господь, один Сын единородный и первородный»434.

Из этих отрывков ясно, что в период времени по окончании Эфесско-Халкидонских заседаний Феодоритом руководили не одни интересы полемики; за этими последними стояли более высокие желания выяснить истину и приготовить христиан к принятию церковного мира. К этому сводятся все усилия Феодорита, на это посвящается им все богатство богословской эрудиции. Во время самой жестокой войны он заботился о согласии и единомыслии в догматах. Но вопрос: на каких условиях могло состояться подобное объединение борющихся? Чтобы дать положительный ответ, мы должны подвести итог всей предшествующей деятельности Киррского епископа и кратко указать ее результаты. В несторианских волнениях было выдвинуто на первый план учение о взаимоотношении естеств воплотившегося Бога Слова. Посему прекращение споров, а вместе с этим и сближение Александрии с «Востоком» были возможны не иначе, как при признании обеими сторонами определенной догматической формулы. В этом отношении Феодорит более всех других был двигателем истории, точно выразив свое понимание лица Иисуса Христа. Антиохийский символ, представляющий правое изъяснение Никейской веры, должен быть в основе примирения: это главнейший пункт. Выходя из понятия ένωσις ἀσύγ &##967;υτος , Киррский пастырь отожествлял ένωσιν καθ ’ ὑπόστάσιν или ἕνωσιν φυσικήν св. Кирилла с κρ ᾶσις и видел в «главах» воспроизведение аполлинаризма. В виду этого анафематства необходимо уничтожить, а автора их – заставить отказаться от них. Это второе положение. Будучи пристрастным, св. Кирилл, по мнению Феодорита и всех «Восточных», не мог быть компетентным судьею Нестория; следовательно: приговор над ним Эфесского собора весьма подозрителен. Ясно, что Эфесское постановление не может иметь надлежащей силы без значительных ограничений. Таков третий тезис, который был столь же дорог для Киррского епископа, как и два первых.

Итак, нужно прекратить всеобщую бурю, предложив св. Кириллу отречься от своих антинесторианских произведений, принять Антиохийское вероопределение и согласиться на пересмотр приговора относительно Нестория, – вот мнение, которое решительно проводил Феодорит, возвратившись из Хадкидона. Можно сказать, это был ультиматум, предъявленный «Восточными» противной партии с Александрийским пастырем во главе.

Глава четвертая

Решение императора примирить «Восточных» с св. Кириллом и условия, выработанные в Константинополе на σύνοδος ένδημοῦσα 432 г. и отправленные в Антиохию чрез трибуна Аристолая. – Собор в Антиохии и его предложения, не принятые Александрийским епископом: письмо его к Акакию Верийскому. – Вопреки крайним Сирийцам Феодорит одобряет догматическую часть этого послания, но требует оговорок, ограничений в осуждении Нестория. – Стремления Феодорита и Андрея Самосатского привлечь на свою сторону Евфратисийского митрополита Александра. – Миссия Павла Эмесского, на первых порах не имевшая успеха по несогласию св. Кирилла, выставившего свои пункты. – Новый Антиохийский собор принимает последние, почему объявляется полное примирение. – Раскол между «Восточными». – Решение «умеренных» на совещании в Зевгме в 433 году и отношение их к «унии»: Феодорит признает ее только наполовину. – Постановления «строгих» в Аназарве. – Репрессивные меры Иоанна, заставляющие «умеренных» сблизиться с «крайними». – Указ императора о том, чтобы недовольные или примкнули к Антиохийскому епископу, или оставили свои церкви. – Примирение Феодорита с Иоанном и его деятельность с целью привлечения на свою сторону «Аназарвийцев». – Отношения его к св. Кириллу. – Требования из Александрии касательно безусловного приговора над Несторием. – Феодорит прерывает связи с «унионистами». – Прекращение разногласий в 436 году. – Волнение из-за Феодора Мопсуэстийского. – Конец споров.

В то время, как Киррский епископ употреблял все ресурсы своей необычайной учености на борьбу против св. Кирилла, а Иоанн Антиохийский своими посланиями разжигал страсти христианского «Востока», призывая верующих к войне, с Александрией, Константинополем и Римом435 – в это самое время в столице империи была задумана смелая попытка заставить сделаться друзьями тех лиц, которые не хотели согласиться добровольно. В 432 году Феодосий предложил Максимиану собрать всех, бывших тогда в Константинополе, епископов, т. е. учредить σύνοδον ενδημούσην , для совещания по предмету устранения церковного раздора. После обсуждения дела императору было донесено, что спасти «погибающих Антиохийцев от заразительной болезни»436 возможно лишь в том случае, если будет всеми принята единая вера, а Антиохийский предстоятель анафематствует Нестория и его нечестивые догматы437. В этом смысле с трибуном и нотарием Аристолаем был отправлен приказ Иоанну, который под угрозою тяжкого наказания был обязан прибыть в Никомидию для переговоров с св. Кириллом, заранее склонив своих союзников и вообще всех «Восточных» согласиться на требования правительства438. Одновременно с этим император особо просил содействия Симеона Столпника и Акакия Верийского в осуществлении его планов439. Получив столь внушительный декрет, Иоанн прежде всего поспешил уведомить видных пастырей «Восточного» округа и пригласить их в Антиохию. Так Александру Иерапольскому он писал: «прошу, чтобы после собрания, которое в это время обыкновенно бывает в Кирре, ты соблаговолил придти (ко мне) без замедления вместе с господином моим, боголюбезнейшим епископом Феодоритом, и иными, коих ты найдешь. Ибо разногласие относительно веры, – если они (сторонники св. Кирилла) станут действовать с настойчивостью (cum fastidio), – может дойти до крайности, между тем я не знаю, что мне отвечать. Сделанные же ныне предложения, очевидно, нечестивы. Ведь главы Кирилла имеют скрытую несообразность, – и однако же получившие ныне власть враги Божии требуют анафематствования тех, которые признают два естества»440. Скоро явились в Антиохию митрополит Евфратисийский Александр, Макарий Лаодикийский и Феодорит Киррский и совместно с Иоанном открыли собор. Здесь были выставлены Феодоритом шесть предложений, которые и были одобрены присутствующими441. Мы не имеем этих условий в подлиннике, но знаем только, что «Восточные» выражали желание оставаться при Никейском символе, как он изъяснен в письме св. Афанасия к Епиктету Коринфскому, отвергая все, что прибавлено сверх этого, а равно и Эфесское постановление касательно Нестория442. После сего Антиохийцы отправились в Верию, где выработанное прежде было подвергнуто новому разбору и подкреплено авторитетом Акакия443. От имени последнего было составлено следующее послание к св. Кириллу: «мы пребываем в вере собиравшихся в Никее святых отцев, каковая вера содержит евангельское и апостольское учение и не нуждается в добавлении. Смысл ее разъяснил святейший и блаженнейший Афанасий, епископ Александрийский и исповедник, в письме к блаженнейшему и боголюбезнейшему Епиктету, епископу Киринфскому. Итак, мы остаемся и при нем, как имеющем здравое истолкование названной веры. Что касается недавно введенных сверх этого догматов, – чрез письма ли то, или чрез главы, – все это, как производящее беспорядок, мы отвергаем, довольствуясь древним законоположением отцев и следуя Тому, Кто сказал: не прелагай предел вечным, яже положиша отцы твои (Прит. XXII, 28)»444. Трибун Аристолай и магистриан Максим взяли на себя обязанность доставить этот документ в Александрию и вручили его св. Кириллу. Естественно, что последний был в высшей степени недоволен переданными ему условиями и отказал «Восточным» в своем согласии. По его словам445, «они хотели уничтожить все то, что он обнародовал посланиями, или отрывками (краткими трактатами) или целыми книгами, и ограничиться одною верою, изданною святыми отцами в Никее». Для епископа Александрийского это равнялось прямому и решительному признанию справедливости Нестория; посему он категорически заявил, что недопускает и мысли о подобном самоосуждении. В таком именно духе он и отвечал Акакию обширным письмом, привезенным в Антиохию магистрианом Максимом, который вместе с этим доставил еще несохранившееся до нас послание преемника Целестина, папы Сикста III (432–44 0 гг.)446. Выражая полное сочувствие намерениям Акакия, св. Кирилл в то же время указывает адресату на резкое противоречие между целью и самым делом. Он, конечно, всегда готов сохранять Никейское исповедание, но не находит возможным отречься от сочинений против Константинопольского ересиарха. «Твоя святость понимает, – замечает св. Кирилл Акакию447, – насколько будет несообразно, если мы откажемся от написанного нами в пользу правой веры, – вернее сказать, – осудим эту самую благочестивую веру. Ведь если написанное (нами) против Нестория или против превратных его догматов не право, – в таком случае он низложен без всякого основания (sine causa). Даже больше того: это будет значить, что он мыслил правильно, а мы заблуждались, не соглашаясь с ним». Так «главы» имели в виду исключительно Нестория и потому все православные должны прекратить свои нападки на них, коль скоро они искренно не желают быть солидарными с еретиком, осужденным законным собором448. Св. Кирилл рассуждал совершенно последовательно и не мог произнести обвинительного приговора над самим собой. Он уничтожил бы этим все, что было достигнуто такими трудами, сознавая себя нимало неуклонившимся от истины, как бы сильно ни укоряли его в аполлинаризме, арианстве или евномианстве. Св. Кириллу было известно, что его заблуждение было принимаемо на «Востоке» почти за догмат; потому, в видах устранения всяких подозрений, он нашел нужным изложить свое исповедание. «По благодати Спасителя, – пишет он449, – я всегда был православным и воспитан под руководством отца православных. Никогда я не мыслил одинаково с Аполлинарием (да не будет!) или с другим каким-либо еретиком; напротив того, я анафематствую их. Не называю плоть Христа бездушною, но признаю ее одушевленною разумною душей. Не допускаю ни слияния, ни смешения, ни прелияния, как говорят некоторые; исповедую, что Слово Божие пребыло по своему естеству непреложным и неизменным и по Своей природе непричастным никакому страданию, ибо Божественное бесстрастно и не подлежит и тени изменения. Наконец, признаю, что один и тот же Христос, Господь наш, единородный Сын Божий пострадал за нас плотию, по Писанию и по слову блаженного Петра (1Петр. IV, 1)». Таким образом св. Кирилл был твердо уверен в непогрешительности своего учения и в законности всего того, что было сделано ради этого последнего и по ревности к благочестию. Теперь понятно, почему вопреки предложению «Восточных» он приглашал их примкнуть к Эфесским постановлениям с целью устроения мира. «Если они пожелают подтвердить низложение Нестория и анафематствовать нечистые его догматы, мы готовы войти в общение и согласие, при помощи Христа. А тех, которые говорят, что нужно отвергнуть то, что написано (нами) против скверных догматов Нестория, никто не признает»: таково было заключительное слово св. Кирилла450.

Письмо Александрийского епископа произвело весьма неприятное впечатление на «Востоке». Даже Акакий не усматривал в нем никаких указаний на исправление автора и с такими замечаниями препроводил послание св. Кирилла к Феодориту, приглашая его к себе для новых совещаний451. Гораздо снисходительнее взглянул Киррский пастырь, признав совершенную истинность Кирилловых догматических воззрений; во всем остальном он считал св. Кирилла несправедливым. «Объявляю твоей святости, – отвечает он Акакию Верийскому, уведомляя о своей невозможности последовать его приглашению452, – что в присланных из Александрии письмах я нашел изложение догмата противным тому, что было писано им (св. Кириллом) прежде, но согласным с учением отцов. И я весьма возрадовался и прославил Господа Христа за перемену, происшедшую по увещаниям твоей святости. Все же прочие части послания кажутся мне полными пустых рассуждений (volutionibus) и лживого многословия Ибо когда ему следовало одобрить выставленные нами шесть предложений, сколько бы они кратки ни были, – он, я не знаю ради чего, так чрезмерно распространяется и избегает краткого пути к миру: ведь мы сделали это предложение с тем, чтобы никто не уклонялся от него». «Он (даже) требует подписи низложения того мужа, судьями которого мы не были. Пусть знает твоя святость, что наша совесть сильнее всякого палача будет мучить нас, если мы сделаем то, чего по нашему мнению быть не должно». Составив такой взгляд на предмет, Феодорит старается и других привлечь на свою сторону. В этих видах он пишет своему товарищу по литературной борьбе с св. Кириллом, Андрею Самосатскому, особое письмо, весьма важное по своим суждениям о личности Нестория. «Великолепный муж Аристолай, – читаем мы здесь453, – прислал из Египта магистриана (т. е. Максима) с посланиями Кирилла, в которых последний анафематствует Ария, Евномия и Аполлинария, а равно и тех, кои считают божество Христа страстным и допускают слияние или смешение двух естеств. Всем этим мы обрадованы, хотя он и уклонился от нашего предложения. Он требует подписи сделанного ими (Эфесскими отцами) низложения и анафематствования догматов святейшего и боголюбезнейшего епископа Нестория. Твоя святость знает, что анафематствовать неопределенно, без всяких ограничений (indiscrete, indeterminate) учение названного епископа значит анафематствовать самое благочестие. Посему, если нам и нужно анафематствовать что-либо, то мы анафематствуем тех, которые называют Христа простым человеком или разделают одного Господа нашего Иисуса Христа на двух сынов, а также и тех, которые отрицают его божество: это со всею готовностью анафематствует каждый из благочестивых. Если же они желают, чтобы мы неопределенно (indeterminate) анафематствовали и мужа, судьями коего мы не были, и его учение, которое признаем правым: то, как мне кажется, мы поступим нечестиво, повинуясь ему». Несмотря на то, что в настоящем случае Феодорит решительно защищает Нестория, мы считаем приведенное письмо самым ясным оправдательным документом епископа Киррского. Прежде всего мы обращаем внимание на слова: indeterminate и indiscrete; настойчивое повторение их показывает, что сам автор придавал им особенное значение. В несторианстве, несомненно, была некоторая доля правды в мысли о неслитном соединении естеств во Христе. По этой причине голословная анафема доктрины Нестория равнялась, в глазах Феодорита, измене Никейской вере и торжеству ненавистного ему аполлинаризма. Нужно только устранить крайности несторианского учения и именно: понятие о Христе, как простом человеке (ψυλ ός ἄνθρωπος ), и разделение естеств в смысле расторжения единой живой личности Искупителя на две. Этим положением несторианство, как ересь, осуждалось в самом его существе и лишалось всякого реального содержания: ему оставалось или слиться с чистым православием или отнять у себя всякое право на законное существование заявлением своего полного еретичества.

Изложенное выше воззрение Феодорита вполне разделял и Андрей Самосатский, высказывавший надежду, что, может быть, св. Кирилл удовольствуется подписью немногих, которым не зазрит совесть454; с этою мыслию он передал письмо Киррского предстоятеля митрополиту Александру, склоняя его к более снисходительному взгляду на затронутые вопросы455. Точно также сделал и сам Феодорит. Получив все эти послания, епископ Иерапольский был крайне огорчен поведением своих друзей. Что касается обращения «Египтянина» на путь истины, то «я, – говорит Александр Феодориту456, – прочитавши письмо Кирилла не усмотрел в нем ничего подобного; напротив того: и в начале, и в средине, и в конце он борется за свои главы и прочие сочинения, в которых он проводит свое нечестие. Если написанное им кажется вам правильным, а равно и во всем остальном, что содержится в письме, вы находите его рассуждающим православно: то, значит, вы приняли и все другое, что он предложил в своих письмах». В оправдание себя от темных подозрений в предательстве Феодорит докладывал Александру, что такие обвинения не имеют никакого основания. На осуждение Нестория он несогласен, но не может не одобрить догматической части послания св. Кирилла к Акакию, потому что здесь выражается точное и здравое учение, противное христологии анафематств. Пока еще нет и речи о восстановлении мира; для этого «требуется, чтобы Никейское изложение веры было подписано им (св. Кириллом) и теми, которых мы принимаем в общение»457.

Таким образом, уже при начале сношений с Александрией, на «Востоке» образовалась крайняя партия строгих, с которою Феодорит разошелся в самых существенных, принципиальных пунктах. Между тем Акакий настойчиво просил такого или иного ответа по вопросу о соединении и, в случае невозможности прибыть к нему лично, просил заявить свое мнение письменно. Как мы видели, Феодорит сделал последнее. Мы не думаем, чтобы он ограничился одним вышеприведенным донесением к Акакию; многие факты заставляют представлять ход дела несколько иначе. Задумав почему-то удалиться в монастырь458, Феодорит медлил исполнением своего намерения и, может быть, в Иераполе вместе с некоторыми другими лицами459 подверг вопрос о мире с св. Кириллом внимательному обсуждению. Вероятно, он снова предложил не давать неограниченного согласия на осуждение Нестория и потребовать снятия низложения с Евферия, Имерия, Елладия и Дорофея, как непременное условие для восстановления прерванного союза с Египетскими церквами. Мы предполагаем, что он же подал мысль послать св. Кириллу прежнее вероизложение, составленное им от имени «Восточных» в Эфесе460. Акакий и Иоанн, на собрании в Верии461, последовали совету Феодорита и в декабре 432 г., отправили в Александрию для новых переговоров Павла Эмесского, вручив последнему рекомендательное письмо к св. Кириллу462. Мы не знаем, что именно писали эти пастыри чрез своего легата, так как не имеем указанных ими предложений463. Известно только, что Александрийский епископ увидел в послании Иоанна новое оскорбление по своему адресу. По его словам, «оно было написано без всяких приличий и в тоне более насмешливом, чем увещательном»464; «Восточные» объявляли здесь, что «они имеют на него (св. Кирилла) какие-то жалобы, будто на святом соборе что-то неправо было и сказано и сделано им»465. С своей стороны «Павел в начале много стоял за отлученных Палладия (Елладия), Евферия, Имерия и Дорофея и убедительно просил отменения определений против них, доказывая, что без этого условия нельзя достигнуть мира церквей», а св. Кирилл отвечал на это, что «он хлопочет о деле невозможном»466. Епископ Эмесский не имел никакого успеха, и миссия его казалась уже неудавшеюся. Тогда, в силу данных ему полномочий, Павел употребил последнюю меру и, руководясь тайными инструкциями Иоанна467, взял письмо назад, клятвенно заверив Александрийского пастыря, что «Восточные» «следовали во всем неподдельному простодушию»468. Сверх того он «письменно анафематствовал догматы Нестория и согласился на его осуждение и рукоположение богобоязненного епископа Максимиана», но желал, чтобы св. Кирилл не требовал ничего более и принял его подпись, как бы данную от лица всех предстоятелей Сирийского округа469. Кажется, Павел Эмесский выступил здесь в роли исполнителя той хитроумной мысли, какая явилась в голове Андрея Самосатского при чтении Кириллова послания к Акакию Верийскому. «Я, – писал он в то время митрополиту Евфратисийскому470, – думаю, что он (св. Кирилл) будет всячески требовать подписи низложения (Нестория): некоторые, может быть, и сделают это. Я полагаю даже, что, если и не все мы подпишемся, Кирилл удовольствуется их подписью». Это соображение, вероятно, было внушено Иоанну и принято им с полною готовностью. Хорошо зная настроение «Востока», Антиохийский пастырь, конечно, не мог ошибаться насчет действительных чувств тамошних епископов по отношению к Несторию; но в тоже время ему не хотелось нарушить и предписания императора, – тем более, что неудобства разрыва со всем остальным христианским миром были слишком очевидны и значительны. И вот, понимая свое щекотливое положение между двух огней, Иоанн составил дипломатический план – в решительную минуту выдать личное согласие Павла за единодушное мнение всех «Восточных» предстоятелей. Проникнул ли св. Кирилл в намерения Антиохийского владыки или нет, но во всяком случае дипломатические способности Эмесского епископа, в которых был так уверен Иоанн471, были потрачены даром. Сколько Павел не утверждал, «что он (анафематствуя Нестория) делает это за всех и как бы от лица всех восточных благочестивейших епископов», – Александрийский архипастырь возражал на это, что «предъявленный им лист (грамота) об этом будет годиться только ему одному, чтобы возвратиться в общение со всеми нами» (Египтянами)472. Необходимо, чтобы сам Иоанн и притом письменно изложил тоже, что и его легат473. Дело начало принимать весьма неблагоприятный оборот, и усердный Аристолай послал в Антиохию приказ непременно удовлетворить желаниям св. Кирилла474. Вопрос был поставлен слишком прямо, но решить его было совсем не так легко, как полагал исполнительный чиновник, ибо «Восток» был убежден в своей правоте не менее, чем и Египет. Хотя, по всем видимостям, из Александрии и было дано знать о принятии св. Кириллом Антиохийского символа, однако же в Сирию уже успели дойти слухи, что сделано это далеко неохотно, под условием уступок с противной стороны475. Еще неприятнее было требование касательно согласия на низложение Нестория, с устранением всякой речи об Елладии, Имерии, Евферии и Дорофее. Теперь понятно, как сурово были встречены в Антиохии новые притязания св. Кирилла. «Мы решили, – писал в это время Феодорит476, – ради мира Церкви принять в общение тех, которые исправились в том, в чем они погрешили, а на несправедливое и противозаконное осуждение святейшего и боголюбезнейшего Нестория – не соглашаться ни рукою, ни языком, ни умом. Ибо по истине несправедливо и достойно крайнего наказания оказывать снисхождение тому, кто возмутил всю вселенную и наполнил волнением море и землю и едва только принял ныне наше изложение; – того же, кто от самого детства наставлен в этом учении, предавать подобному беззаконному и человекоубийственному умерщвлению... Итак: мы постановили войти в общение с Египтянами или Константинопольцами не прежде, как защитники благочестия опять получат свои церкви». Один из числа последних, Имерий Никомидийский, между прочим, осведомлялся на счет намерений Феодорита, – и тот не только лично от себя, но и от имени всех, собравшихся вместе, епископов своей страны объявил адресату, что отвержение Ефесского приговора и восстановление четырех, низложенных Максимианом, «восточных» пастырей есть conditio sine qua non мира. Так высказался Феодорит по поводу смутных толков (murmur) о союзе с Александрией477.Уже в этих письмах заметно проглядывает апологетическая тенденция Киррского владыки, но еще прямее он должен был выступить на защиту себя, когда Евфратисийский митрополит бросил ему в лицо обвинение в измене общему делу по привязанности к временным благам. «Как кажется, – докладывает он Александру478, – я стал подозрительным для твоей святости в том, будто я предал благочестие. Ибо когда я написал, как понимал догматы письма Кириллова, и желал показать, не скрывается ли там чего-либо иного, что сходно с еретическими его главами, – твое благочестие советовало ничего не писать об этом. Я же призываю себе во свидетели Бога, что ни желание престола, ни искание города, ни страха преследований не возобладали надо мною до сих пор; но что прочитывая те письма с здравым рассуждением и беспристрастием, я нашел их смысл сообразным с нашим (разумением). Что другое, просил я выслушать, как не то, что должны быть почитаемы еретиками те, кои не исповедуют, что Слово непреложно, бесстрастно и неизменяемо? В соединении Бога Слова с плотию не произошло ни смешения (fermentatio), ни слияния, ни срастворения. Не открыв ничего подобного в письмах, я однако же не считал безопасным заключать общение только по одному этому, но желал, чтобы это сделалось более очевидным и чтобы смысл их был яснее. Так я высказывался и в прежних письмах, избегая подписи низложения». Феодорит не изменял себе и продолжал настаивать на факте «раскаяния» св. Кирилла, хотя и не уступал в остальных пунктах.

Между тем в Антиохии собрался новый собор, и Аристолаю было дано знать, что решения его будут сообщены в Египет чрез епископа Александра479. Должно думать, что эти определения ничем не отличались от раннейших, потому что св. Кирилл был крайне огорчен поведением «Восточных» и старался склонить своих Константинопольских друзей, чтобы они теми или иными средствами заручились расположением знатных лиц и между прочим августы Пульхерии – с целью оказать давление на Иоанна480. В тоже время и Павлу Эмесскому было окончательно объявлено, что пастыри Сирийского округа без всяких оговорок должны согласиться на условия в том виде, как они формулированы Александрийским епископом. Личное свидетельство Павла не было признано достаточным для восстановления нарушенного мира; посему св. Кирилл «вместе с знатнейшим трибуном и нотарием Аристолаем послал в Антиохию двух из своих клириков (Кассия и Аммония) и, вручив им лист (о низложении Нестория и одобрении избрания Максимиана), повелел, чтобы они тогда отдали послания о примирении, если благочестивейший Иоанн, епископ Антиохийской церкви, подпишет и примет его»481. Что за τά κοινονικά (γράμματα ) разумеются здесь? – сказать трудно, за утратою самого документа; несомненно только, что относительно Антиохийского символа св. Кирилл исполнил желания «Восточных». По крайней мере, поместив его в своем είρηνκή ἐπιστολ ?, Иоанн замечает: «так, как это исповедание принято (тобою? Кириллом ?), то... нам угодно было признать Нестория низложенным» и пр...482. Кажется, все это устроено было Павлом. Зная расположение Антиохийского предстоятеля, он лично анафематствовал учение Нестория, как справедливо лишенного сана, и подтвердил законность возведения Максимиана на Константинопольскую кафедру, но в свою очередь взял от св. Кирилла «письмо, которое содержит чистую и правую веру, проповеданную отцами»483. Прибыв в Антиохию, Аристолай стал действовать весьма энергично, заявив Иоанну, что, в случае его упорства, он поспешит в Константинополь и представит его там единственным виновником раздора484. Усилия императорского комиссара привели на этот раз к желательному для правительства результату: Антиохийский владыка безусловно согласился на все требования св. Кирилла485 и в знак общения переслал к нему грамоту «Πρώην ἐκ θεσπίσματος »486. С своей стороны Александрийский архипастырь отвечал посланием «Εὐφραινέσθωσαν », где прямо провозгласил, что средостение разрушено487.

В начале 433 года488 согласие было восстановлено, и Иоанн тотчас же уведомляет Феодорита, исповедание которого было положено в основу примирения. Он писал Киррскому епископу, что из Александрии дошли до него приятные и хорошие вести: св. Кирилл признает различие естеств воплотившегося Слова, отвергая «нечистый смысл одной природы»489. Феодорит не вполне разделял радость Антиохийского предстоятеля, по-видимому забывшего о своих, отлученных Максимианом, товарищах.

Укор Имерия в измене больно отозвался в душе критика «глав», не желавшего жертвовать пострадавшими союзниками. «Если мир прочно установлен и истинен, то нужно, чтобы все наслаждались им и чтобы никто из нашего строя не был лишаем его. Если же в существе своем этот мирт, есть пустой, и сторонники его дали только одно имя, то мы считаем его ненавистным Богу и недостойным всякого благочестивого человека... Итак: пусть твоя святость, – просит Феодорит Иоанна490, – пишет христолюбивому императору и великим судьям и объявит им, что мы примем этот мир лишь в том случае, когда бывшие с нами во время сражения получат свои церкви». Очевидно, Феодорит не мог быть совершенным другом провозглашенного соединения. Он был готов верить искренности св. Кирилла и даже разрешить несправедливые низложения или осуждения, но требовал того же и от «Египтянина».

Желание Феодорита было уважено, и Иоанн умолял Феодосия, «чтобы тот даровал миру совершенный праздник и приказал, чтобы изгнанные из своих церквей во время предшествующих смятений епископы были возвращены в прежнее состояние»491. Впрочем, Иоанн считал этот вопрос совсем неважным, ибо тут же заявлял, что «всеобщая ересь изгнана, а города, народы и провинции наслаждаются миром»492. Донесение это было далеко неверное, так как на «Востоке» многие были разочарованы в своих ожиданиях фактическим результатом переговоров, поскольку почти все Антиохийские и Верийские предложения были зачеркнуты. Теперь в Сирии снова поднялась буря, и достигнутое соглашение оказалось весьма непрочным. В рядах недовольных поведением Иоанна произошло резкое разделение: одни не находили здесь ничего, кроме измены православию и предательства Антиохийца, завлеченного в сети Александрийца вследствие коварства последнего и своей преступной слабохарактерности; другие же приписывали себе победу в догматическом отношении, ликуя по поводу обращения мнимого аполлинариста. Феодорит стоял во главе второй партии, искренно убежденной в чистоте догматического учения св. Кирилла. Свое воззрение он ясно высказал в следующих словах493: «верен Бог, который не попустит ни вам, ни нам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, чтобы мы могли перенести (1Кор. X, 13) и изобличит ложь, хотя уже и ныне заметно вынужденное согласие лжи и явное могущество истины».

«Вот и те, которые по нечестивому умствованию смешивали естества Спасителя Христа, проповедовали только одно естество и усвояли страдания божеству, почему даже издевались над святейшим и достопочтеннейшим первосвященником Божиим Несторием, – эти самые, когда челюсти их были обузданы как бы уздою и удилами, по выражению пророка (Пс. XXXI, 9), а они сами приведены от ложного к правому, – опять признали истину, пользуясь утверждением того, кто переносил борьбу за истину. Вместо одного естества они исповедуют в настоящее время два (анафематствуя тех, которые проповедуют смешение или слияние), почитают божество Христа бесстрастным, объявляют, что страдания принадлежат плоти, и разделяют евангельские изречения, возвышенные и богоприличные приписывая божеству, а уничижительные относя к человечеству». Св. Кирилл содержит здравое учение: это было для Феодорита ясно, как день. Но чем тверже и несомненнее было такое положение по суду Киррского пастыря, тем сильнее он желал добиться от Александрийского владыки дальнейших уступок, пригласив его отвергнуть договорный пункт касательно Нестория и заменить его обязательством согласия на восстановление четырех «восточных» епископов. Чтобы достигнуть этого, Феодорит старается привлечь на свою сторону немалочисленную и влиятельную партию «строгих», которою руководил Александр Иерапольский. Если Феодорит считал себя и выигравшим и потерпевшим на половину, то «непримиримые» видели только одно торжество св. Кирилла, усиливающегося, по их предубежденному суждению, всюду распространить яд нечестия и лишить их надежды вечного спасения. «С тем, что отнесено Павлом (в Александрию) и принято Египтянином, я, при укреплении от Бога, не позволю себе согласиться»: так провозглашал митрополит Евфратисийский, соблазнявшийся термином Θεοτόκος 494. Феодорит во многом сочувствовал упорным и во всяком случае не одобрял действий Павла, не сумевшего принудить св. Кирилла к признанию всех, выработанных в Антиохии и Верии, предложений.

При таких обстоятельствах Киррский епископ задумал собрать новый собор и звал туда Александра. Когда он высказал свой взгляд, Феодорит писал ему495: «я считаю необходимым сойтись нам, где ты прикажешь. Если твоей святости угодно, пусть прибудут в Иераполь или в Зевгму и другие епископы для обсуждения того, что следует предпринять». Андрей Самосатский решительно присоединился к Феодориту, но, должно быть, и его просьба пред Александром была безуспешна496. Тогда Киррский предстоятель в другой раз обращается к непреклонному митрополиту, давая ему обещание поступать согласно его воле. «Я надеюсь, – говорит он497, – что будет сделано все, что пожелает твое благочестие: ибо все мы почитаем тебя, как отца и владыку. Ведь я и прежде уже давал знать твоей святости, что, если будет осуждено учение Нестория, я не буду иметь общения с теми, которые учинят это». Хлопоты умеренных не привели ни к чему. «Тебе известно, – отвечал Александр Феодориту498, – что по причине правой веры я не желаю идти ныне и трактовать с вами. Я узнал, что ими (т. е. Иоанном и его единомышленниками) уже формально дано осуждение его (Нестория) лица; (посему) теперь мне представляется смешным требовать анафематствования глав от человека, который осудил православного вместе с его догматами, – особенно, когда и твоему благочестию кажется, что Кирилл переменился. Я недоволен на Иоанна по двум причинам: 1-е, он предал веру и, 2-е, осудил того, кто и в его глазах православен. Если это вас нисколько не оскорбляет, то я нахожу излишним сходиться с вами». Из этого письма открывается, что Феодорит намерен был послать новую петицию к Иоанну с целью побудить последнего к более энергическим заявлениям пред св. Кириллом. Он желал еще раз потребовать от Александрийского епископа отмены условия о подтверждении «Восточными» низложения Нестория. Для Евфратисийского митрополита этого было мало: он хотел иметь проклятие анафематствам. Таким образом неясность примирительных грамот Иоанна и св. Кирилла, обошедших вопрос о приложениях к посланию Τοῦ Σωτῆρος , произвела резкий раскол между Сирийцами, распавшимися на три фракция, враждебные между собою. Взаимное недовольство их скоро достигло столь значительных размеров, что «строгие» отказались от всякой связи с умеренными. «Желаю, чтобы твое благочестие знало, что нет мне части с сообщающимися с теми» (Иоанном и другими): докладывал Александр Андрею Самосатскому499. Цель Феодорита не была достигнута, ибо упорные в Зевгму не поехали. Впрочем, в 433 году собор, несомненно, состоялся500, и Киррский епископ уведомил о его решениях Антиохийского пастыря. «Так как Бог премудро управляет всем, – читаем мы в этом донесении501, – промышляя о нашем единодушии и спасении народов, то Он предуготовил нам собраться воедино и показал согласными между собою расположения всех. Прочитывая сообща Египетские письма и в точности исследуя смысл их, мы нашли, что означенное в письме (св. Кирилла) согласно с сказанным нами и явно противно двенадцати главам, против которых мы сражаемся и до настоящих дней. Вопреки им, нынешнее послание украшается евангельским превосходством: ибо в нем Господь наш Иисус Христос признается Богом и совершенным человеком, допускаются два естества, различие их и неслиянное соединение, – неизреченное, богоприличное и сохранившее в целости свойства естеств, утверждается, что Бог Слово бесстрастен и неизменяем, а храм был подвержен страданию и предан смерти на малое время и потом восстановлен соединенною с ним силою Божиею. И Дух Святый исповедуется не от Сына или чрез Сына имеющим бытие, но исходящим от Отца, и зывается также собственным, как единосущный Ему. Усмотрев такую правоту в этих письмах (св. Кирилла) и нашедши их противными писанному им прежде, мы прославили Бога, разрешившего языки косноязычных и преложившего нестройный звук в ясную и приятную гармонию. Таково наше суждение об этом. Но есть нечто другое, что нас чрезвычайно смутило. Говорят, что воспользовавшийся такою милостью (Александрийский предстоятель) старается вынудить у вашей святости не только подпись извержения или осуждения, но и анафематствования учения святейшего и боголюбезнейшего епископа Нестория.

«Если это верно, то, значит, он действует подобно тому, как если бы только что признавши Сына единосущным Отцу, он тотчас же стал поражать проклятием тех, которые так мыслили и учили этому с самого начала. Едва он примкнул к нашим догматам, а уже пытается получить анафему им, будто раскаиваясь в самой правоте дел. Итак, поелику это сильно смутило нас, то я усиленно прошу твою святость сообщить нам, справедливо ли это мнение, встревожившее всех нас? Ибо я думаю излишне писать твоей святости о подписи (низложения Нестория), поскольку ты часто обещался никого не принуждать к этому против воли. Вы хотели написать это сообща, но (потом) рассудили, что будет лучше, если я и епископ Андрей известим тебя не окружными, а дружественными письмами, в надежде – мудрыми твоими врачеваниями восстановить здравие вместо порожденного тем мнением замешательства». В конце Феодорит ходатайствует о снисхождении к Александру Иерапольскому, уверяя Иоанна, что он расходится с ними только по мелочной привязанности к словам, но нимало не разногласит с ними но существу своих воззрений.

Приведенное нами послание, с полною ясностью рисует нам положение, в какое встал Феодорит по отношению к унии. Он сочувствовал ей лишь на половину. Догматика св. Кирилла безупречна, так как, по его мнению, в христологии он перешел на точку зрения Антиохийцев: это было для Киррского пастыря совершенно неоспоримо. Таким образом одна и, можно сказать, главная причина раздора с «Египтянином» была устранена. Но с другой стороны Феодорит доселе продолжал держаться убеждения, что Несторий не во всем мыслит еретически. Жестокий и неограниченный приговор над его доктриною равнялся в глазах Киррского епископа уничтожению самой основы унии, поскольку она покоилась на Антиохийском вероопределении, и обращению ее в пустую фикцию. В настоящем случае Феодорит ни одним словом не намекает на необходимость отмены Максимианова суда над Елладием, Имерием, Евферием и Дорофеем, но, конечно, и здесь он не изменил себе. Он только не упоминает об этом и, вероятно, потому, что был склонен ожидать, что это совершится само собою.

Второй пункт разногласия с св. Кириллом, т. е. человекоубийство (homicidium) Нестория продолжал еще служить препятствием к союзу умеренных с Иоанном. Чтобы упорством по этому вопросу не обратить в ничто не совсем прочно построенное здание соглашения между Александрией и Антиохией, Феодорит предлагает теперь предстоятелю столицы «Востока» прикрыть молчанием этот соблазнительный член унионнаго символа, ибо принятие или непринятие его есть дело совести каждого. «Мы веруем, – писал Киррский епископ Феосевию Сийскому502, – что Бог изобличит (св. Кирилла) в несправедливости (по отношению к Несторию), как Он показал нечестие (его), – позаботится о справедливости, как Он обнаружил благочестие (якобы обратив Египтянина на путь истины), и убедит всех, что ничто не лишено Его управления и не пренебрегается Им».

Создав себе столь исключительное положение, Феодорит тяготел – с одной стороны – к св. Кириллу, а с другой – к Несторию; отсюда постоянная раздвоенность в его суждении, причинявшая ему крайнее неудобство. Оно тотчас же ясно сказалось, когда епископ Киррский перешел к осуществлению своих взглядов и планов. Своею политикою лавирования между Сциллою и Харибдой, при всей горячей искренности и глубокой чистоте своих намерений, он достиг лишь того, что его не приняли в свою среду ни «строгие», ни решительные сторонники мира. Здесь ключ к пониманию всей дальнейшей истории Феодорита до восшествия на Александрийский престол Диоскора.

Александр Иерапольский наотрез отказался ехать в Зевгму и не был там503, а ревностные единомышленники его учредили свое особое совещание. В Аназарве, городе второй Киликии, был открыт собор под председательством Максима. Конечный результат бывших здесь переговоров формулируется в следующих словах письма Аназарвийского пастыря: «мы, православные епископы восточной области и различных провинций, низложили Кирилла и сделали его чуждым священства вместе с Мемноном Эфесским; всех же прочих, которые вошли в соглашение с ними, лишили общения, пока они, познав свое заблуждение, не анафематствуют нечестивых догматов Кирилла и не примут здравого исповедания отцев»504. Таким образом Аназарвийские депутаты остались на точке зрения Эфесского периода и с яростью ослепления отрицали все дальнейшее движение, как полное лжи, лицемерия и предательства. Естественно, что Феодорит был не согласен на подобный шаг назад, и потому зов Евферия Тианского505 не встретил в нем желательного отклика. Но, порвав всякую связь с партиею «строгих» или Аназарвийцев, к которой присоединился и Александр Иерапольский506, Феодорит очутился лицом к лицу с вопросом: что ему теперь делать? Мысль эта должна была возникать в его голове тем чаще и неотвязнее, что умиротворение Церкви было конечною целью всех его усилий. Ему предстоял теперь один исход – примкнуть к Иоанну, но для этого ему необходимо было пожертвовать Несторием. Как мы видели, Феодорит просил Антиохийского владыку умолчать об ересиархе и сойтись всем на почве единой веры, одинаково провозглашаемой и в Египте и на «Востоке». Мы не знаем, что именно отвечал Иоанн, но факты показывают, что предложение Виррского епископа не нашло всецелого одобрения в Антиохии. Впрочем, есть некоторая вероятность, что на первых порах Иоанн уступил507. Он, конечно, ожидал самых блестящих результатов от подобной политики, но внутренние раздоры партий скоро убедили его в несбыточности этих мечтаний. Тогда-то он выступает с авторитетом власти и силою хочет добиться того, чтобы волк стал пастись вместе с ягненком. Может быть, по искреннему увлечению ролью миротворца, а вероятнее, по внушению из Константинополя Иоанн начинает прибегать к самым крутым мерам. В ответ на свое ходатайство за потерпевших низвержение пастырей Сирийского округа, Феодорит получил от Антиохийского епископа требование решительного союза с ним на условиях, формулированных св. Кириллом. Притязание Иоанна имело своим последствием то, что обе группы недовольных тесно сплотились между собою в интересах борьбы против недавнего друга. Далеко разошедшиеся между собою по своим принципам, и строгие Аназарвийцы и умеренные были сближены между собою общим несчастием, хотя теоретически последние были для первых ничем не лучше еретиков. Вот почему Александр Иерапольский, объявивший всем Зевгматийцам чрез Андрея Самосатского508: «я не буду сообщаться ни с вами, ни с Кириллом, не анафематствовавшим ясно свою ересь, ни с теми, которые вошли в общение с ними», – оказывается действующим за одно с Феодоритом. Евфратисия, обе Киликии, вторая Каппадокия, Вифиния, Мизия и Фессалия509 окончательно отделяются от Иоанна, а тот третирует протестующих, как раскольников, и позволяет себе разные несправедливые действия по отношению к ним. За это время, с половины 433 до начала 434 года, мы имеем от Феодорита несколько писем, прекрасно характеризующих положение «Востока». Так Мелетию Неокесарийскому он пишет: «смотри на похищение Навуфеева виноградника и противозаконные поставления. Смотри на нарушение канонов и презрение божественных законов. Какое правило позволяет ему (Иоанну) посвящать в чужой епархии? Вернее сказать: какое не запрещает подобной несправедливости? Но ему еще мало было незаконно посвящать; к этому он присоединил и другое нечестие, даровав священство таким мужам. Твое боголюбие прекрасно знает Мариниана и ясно слышало об Афанасии. Посему да будет известно твоему боголюбию, что, боясь суда Божия, мы отделились от совершающего подобное. Равным образом мы избегаем общения и с теми, которые получили эти незаконные посвящения»510. Из последующего открывается, что в настоящем случае речь идет об Авиве Долихийском и Акилине Варвалисском, которые и были замещены Афанасием и Маринианом511. В виду таких насилий Феодорит нашел себя вынужденным вступить в более близкие связи с непримиримыми. Сгруппировавшись вокруг Александра Иерапольского, Аназарвийцы отправили окружное послание к епископам Сирии, Киликии и Каппадокии, призывая их к мужеству в стоянии за истину. В числе вин Иоанна здесь указываются между прочим следующие: 1) он разрешил явного еретика, автора нечестивых аполлинарианских «глав»; 2) осудил Нестория в угоду его врагам и даже анафематствовал православное учение его; 3) присвоил себе право посвящения в чужих округах, причем нимало не сообразовался со словами Господа: туне приясте, туне дадите (Mф. X, 8)512. Документ этот, несомненно, выходил из кружка строгих, однако же в начале его находится и имя Феодорита. Ничуть не разделяя взгляда «непримиримых» на св. Кирилла, он был вполне солидарен с ними в чувстве недовольства поведением Иоанна и вместе с ними обратился к августам (Пульхерие и Марине), сестрам Феодосия, с жалобою на Антиохийского епископа. Авторы послания прежде всего отмечают резкое противоречие в отношениях Иоанна к Несторию: ревностный защитник его в Эфесе и Халкидоне, после возвращения оттуда он «принял извержение и анафематствовал догмат истины. К сему он присовокупил еще и другую несправедливость, худшую всего этого. Различными способами он стала, нападать на нежелавших быть сообщниками его в человекоубийстве и нечестии. Он ополчился против нашей провинции и, вопреки правилам св. отцов, посвятил двух епископов порочной жизни. Он отнял мученический храм святого и добропобедного мученика Сергия, подведомый Иерапольской церкви, и недавно, вопреки обычаю, поставил там одного епископа». Клирики и монахи должны были доставить это письмо в Константинополь и ходатайствовать там за пострадавших513. Раздражение Феодорита на Иоанна было тем сильнее, что он не избегнул жестокостей со стороны его клевретов. Правда, здесь не было видно прямого участия Антиохийского владыки, но все же он был первовиновником беспорядков. Когда выгонялся полуживой и престарелый Авив и объявлялся сумасшедшим, когда возводились на кафедры крайне недостойные лица, непризнаваемые протестующими за пастырей, – непонимавший дела народ, естественно, начал волноваться. При всеобщем замешательстве ослабели все узы права и законности, так что теперь открылся широкий простор для бесчиний беспокойных элементов населения. Раз буйная толпа хотела сжечь находившуюся в Киррестии базилику Косьмы и Дамиана, и только энергические усилия жителей спасли это священное место, воспрепятствовав исполнению геростратовских намерений. Опасность была столь велика, что Феодорит принужден был просить у военачальника особого покровительства514.

Неизвестно, какой успех имело в столице посольство «Восточных», но, может быть, именно в это время были получены некоторые известия о хорошем расположении Константинопольского народа, – и Феодорит возбуждает его к твердости, не скрывая, что, по его суждению, св. Кирилл учит православно. Он только жалуется на притеснения примирившихся и нетерпимость их к другим епископам, несогласным на низложение Нестория515. Между тем Иоанн не переставал агитировать в свою пользу и требовал более решительных мер. Бывший в Константинополе Верий старался выхлопотать указ, по которому недовольным предлагалось или соединиться с Иоанном, или же покинуть свои епархии516. «Восток» был в томительном ожидании новых бед, предвестием коих могло служить уведомление Антиохийца, что всякие обращения в столицу чрез легатов абсолютно воспрещаются517. Действительно, скоро был получен императорский декрет, где Феодосий одобрял сторонников «унии», а всех прочих называл «извратителями догмата»518. Исполнение предписания было поручено военачальнику Дионисию519, приложившему вес свое усердие, чтобы императорское слово перешло в дело. Он отдал строгое распоряжение комиту и викарию Титу поступать во всем с возможною точностью и предложить Елладию (Тарсскому), Максиму (Аназарвийскому), Александру (Иерапольскому) и Феодориту, каждому в отдельности520, такую альтернативу: войти в общение с Иоанном Антиохийским, а в противном случае быть лишенными и города и церкви521. Тит отправил в Кирр своего чиновника, но последний встретил на первых порах энергический отпор: все его увещания оказывались тщетными. Вот как рассказывает об этом сам Феодорит митрополиту Евфратисийскому522: «пришел сюда удивительнейший и знатнейший трибун Еврициан (Euricianus)523 с письмами великолепнейшего и славнейшего комита Тита частью к монахам, частью к господину Иакову, господину Симеону, господину Варадату и ко мне. Эти письма содержат в себе угрозы, что, если мы не примем мира, тотчас по нашем изгнании будет посвящен другой. Я смеялся над этими угрозами, но святые монахи сильно надоедали мне (pessime me sancti monachi afilixerunt) и, как бы обвиняя, много просили о мире. Будучи раздражен и не соглашаясь на это, я уже готов был покинуть и город и провинцию и удалиться в монастырь, как пораженные (этим монахи) обещались идти со мною до Гиндара и убедить Антиохийца, чтобы он прибыл туда для переговоров со мною. Они отправили трех боголюбезнейших пресвитеров и архимандритов как к нему (Иоанну), так и к великолепнейшему комиту Титу с тем, чтобы передать им следующее: несогласно с справедливостью столь жестоко и противозаконно изгонять таких святых мужей, которые украшали свои области: лишь только это случится, неизбежно произойдет возмущение. Посему, если ты действительно заботишься о мире, то соблаговоли придти в Гиндар, а мы прибудем туда со своим епископом». Уступив настойчивости привязанных к нему лиц и увещаниям любви знаменитых подвижников, Феодорит извещает о своем решении Александра. Последний не одобрял намерений Кирсского пастыря и, в случае отправления в Антиохию, советовал ни на йоту не отказываться от прежних требований524.

В то время, как монахи ходатайствовали за своего высокочтимого владыку, – в Константинополе совершилось событие, устранявшее одно из препятствий к соединению и располагавшее Феодорита к соглашению с Иоанном. В 434 году скончался Максимиан, а в апреле месяце на праздную кафедру был избран Прокл Кизический525. Вскоре после своего восшествия на престол он адресовал «Восточным» послание, приглашавшее их к союзу под условием анафематствования Нестория526. Многие из Сирийцев отнеслись неблагосклонно к этому обстоятельству и распространяли слух, будто Прокл клевещет на них и пред клиром и пред народом527. Феодорит был слишком самостоятелен и независим, чтобы подчиняться чьему-либо влиянию и принять на веру чужое мнение. Вопреки суровым голосам строгих он не видел причин подозревать чистоту христологии Прокла и благородную искренность его желаний и прямо высказал свое суждение. Мы знаем, что Киррский епископ входил после в дружественные сношения с этим пастырем и отзывался об нем с великим уважением528.

Таким образом вопрос о Константинополе был покончен, и Феодорит чувствовал себя догматически единомышленным со всем христианским миром. Это во первых. Другой факт, еще более важный, неизвестен нам с полною определенностью, но, кажется, нужно представлять дело в следующем виде. Думая войти в переговоры с Иоанном, Киррский епископ взял на себя труд нового и тщательного пересмотра всех документов, относящихся к соглашению Антиохии с Александрией. Православие св. Кирилла уже и ранее было для него совершенно неоспоримо529, поэтому теперь он обратил внимание на Нестория и нашел, что homicidium было сделано в довольно верной и умеренной форме, поскольку анафема учению ересиарха была не без ограничений. Феодорита всегда страшила мысль, что вместе с отвержением доктрины Нестория он должен будет отказаться от понятия неслитного соединения естеств в Искупителе. Но как скоро он заметил, что св. Кирилл принял Антиохийский символ, а Иоанн осуждал в несторианстве несогласные с ним крайности и преувеличения, – он нашел здесь еще один пункт соприкосновения с партиею Антиохийского предстоятеля, занявшего теперь более мирную позицию. Видя себя покинутым лучшими деятелями «Востока», Иоанн не мог не чувствовать неловкости своего положения и пошел на уступки. В Антиохии были выработаны новые условия в нескольких редакциях и разосланы протестующим для рассмотрения и одобрения530. Мы не знаем в точности, когда был собор по этому предмету, но указание на svnodica встречаются нам одновременно с известиями об эдикте Феодосия против упорных Сирийцев, которых грамоты Иоанна должны были склонять к принятию союза с ним и тем помочь им в благоприятном решении объявленной правительством альтернативы. Антиохийский владыка тем увереннее рассчитывал на это, что его условия должны были объединить «Восток» и Константинополь в признании его предложений531. Надежды его не вполне оправдались: Александр, а с ним и его сторонники, не сдавались. Не так поступил Феодорит. Получив от своего митрополита унионные трактаты, он выражал свое удовольствие и готовность выйти из рядов оппозиции, неприятной ему уже потому, что члены ее полюбили ее ради ее самой и привыкли считать протест чем-то нормальным532. Эти мысли он и развивает в своем ответе Иерапольскому епископу: «просмотрев три экземпляра (присланных Иоанном посланий?), я особенно одобрил тот, который без имени (Нестория?), ибо один из двух первых был простой, другой же чересчур пылкий (unum quidem simplex erat, alterum vero intemperate ardens). Мне показалось, что тот хорошо составлен – потому, что имеет и умеренную уступчивость и непредосудительную строгость (к Несторию?). Он содержит, чтобы мы рассмотрели те синодальные послания (Антиохийского предстоятеля и его собора) и исследовали, что они не имеют ничего излишнего, согласны с правою верой, не принимают того, что нехорошо сделано в Эфесе, и потому должны быть приняты ради мира Церкви; в противном случае их нужно всячески избегать и отвергать... Я слышал, что занявший ныне престол (Константинопольский) учит православно. Прошу твою святость размыслить о правой вере и мире церквей, которые, по слову Истины, так сильно волновались, а мы сами сделались посмешищем для всего народа. Если тебе кажется, что нам следует принять условия Антиохийца ради мира Церкви, – с тем однако, чтобы были исключены незаконно поставленные им (епископы), – то мы будем рассуждать с ним, сошедшись где-либо вне Антиохии. Не скрою, что и я сильно скорбел душою, прочитав послание Антиохийца к благочестивейшему императору: ибо я ясно знал, что писавший его (Иоанн), мысля то же самое, осудил без суда и разбора того, кто не учил ничему, кроме его (здравого) учения. А поставленное там анафематство способно смутить читателя еще более, чем согласие на низвержение. Однако же это сделано не неопределенно, но с некоторым ограничением, – и это доставляет малое утешение. Ибо он (Иоанн) не сказал: анафематствуем учение его, но: все, что он говорил, или мыслил иначе, чем как это содержит апостольское учение»533. Не совсем понятно, что разумеется в начале этого документа. Повидимому, речь идет об условиях со стороны Иоанна, причем Феодорит избирает тот путь к примирению, который не обязывает к принятию противного апостольской вере и справедливости, поскольку Несторий осуждается лишь в известном смысле, что должны были сделать и в Константинополе534. Как бы то ни было, Александр усмотрел из слов Киррского епископа, что у него теперь очень мало общего с Феодоритом, и в своем ответе указал ему, что главная причина раздора его с Антиохийцем не в противоканонических посвящениях, а в том, что Иоанн совершил предательство, вступивши в тесный союз с еретиком и осквернившись его нечестием. Что касается Прокла, то и в этом отношении Евфратисийский митрополит не разделял взглядов Киррского пастыря и в доказательство своей правоты приложил начало Проклова послания535. Феодорит отвечал ему536: «как я вижу, наша настойчивость не приведет ни к чему приятному, но только причинит смятения церквам и предаст нашу паству хищным волкам. Надобно опасаться, чтобы с своею излишнею строгостью нам не подвергнуться крайнему наказанию от Бога за то, что мы наблюдаем лишь свое, а не смотрим на то, что полезно народу. Итак: разобрав и рассудив все это и сопоставив выгоду с выгодою и осуждение с осуждением, – пусть твоя мудрость изберет большую выгоду и меньшее осуждение. Я полагаю, что так мы и Богу угодим и не оскорбим своей совести». Александр и на сей раз остался непреклонным, с укором заметив Феодориту, что «чести и славе века сего он предпочитает царство небесное». «Ты, – пишет он Киррскому пастырю537, – считаешь Кирилла православным, для меня же он еретик».

При таких условиях Феодорит решился действовать один и отправился на совещание с Иоанном. Происходило ли оно в Гиндаре, – местечке. находившемся на дороге между Антиохиею и Кирром538, – или в самой столице «Востока»539, с точностью неизвестно; во всяком случае соглашение состоялось. О выработанных и взаимно утвержденных здесь пунктах сообщает сам Феодорит Елладию Тарсскому в следующих словах540: «твоя святость помнит, что я с самого начала говорил, что присланное Египтянином письмо православно. Относительно его я не имел ни малейшего разногласия. Обсудивши все это, а равно и то, что учение Церкви одно и что сила тех еретических глав уничтожена, поскольку вместо одного проповедуются два естества и исповедуется бесстрастие божества, – я вступил в беседу с господином моим, благолюбезнейшим епископом Иоанном. Тут я нашел, что он сражается за православие, заботится об ускорении соединения Церкви и нимало не требует подписи низложения от тех, которые не желают делать этого». Мы видим отсюда, что Феодорит прямо примкнул к унии; остается нерешенным лишь вопрос: признал ли он осуждение Нестория, или нет? Мы думаем, что и в этом пункте он сошелся с Иоанном. По крайней мере, после он прямо свидетельствовал Диоскору, что при означенном Антиохийском архиепископе он дважды подписался под определением относительно Нестория541. Мы не можем приурочить этого обстоятельства ни к какому другому моменту, как именно к этому. Если наше предположение верно, то следует допустить, что Феодорит выразил свой приговор в одобренной им форме: анафематствую все, что отличного от здравого учения заключается в несторианстве. Но, сделав это, Киррский пастырь прекрасно сознавал, что ему будет трудно найти подражателей. По этим соображениям он в свою очередь потребовал уступки от Иоанна и побудил его не упоминать имени ересиарха в согласительных условиях. Тот был убежден доводами Феодорита и наконец принял давно предлагавшуюся ему мысль об отделении вопроса о вере от вопроса о «человекоубийстве».

Иоанн и Феодорит примирились между собою, имея в виду привлечь к союзу всех «Восточных» и тем избавить паству от бесполезных терзаний. Поставить такую высокую цель было легко, но осуществление ее должно было представлять значительные препятствия. Это хорошо предусматривали оба союзника и решили употребить все возможные меры. Иоанн, вследствие всеобщего раздражения раннейшим его поведением, не надеялся располагать большим сочувствием к своей личности и потому конфиденциально уполномочил Феодорита действовать так, как он сочтет удобным, и даже позволил ему притворно агитировать против него, если это окажется нужным для достижения мира. До нас сохранилось любопытное в этом отношении письмо Иоанна к Киррскому епископу: «Поелику ты, боголюбезнейший брат, – читаем мы здесь542, -требовал, чтобы для твоего укрепления и уверения (pro tua munitione et existimatione) мы письменно изложили твоей святости то, что нам, при посредстве Божием, было угодно, клятвенно обещаясь не выдавать этого никому, разве только по истечении времени потребует этого необходимость: то я нашел полезным написать это письмо твоей святости. Для того, чтобы ты всяческими средствами (machinationibus atque dispensationibus) мог вернее присоединять выделившихся членов, – я, по соизволению божественной благодати, предал тебе всю власть, в сознании угодного Божеству, пользоваться для сего всеми способами, напр. по возможности всеобщими совещаниями по этому предмету; в случае нужды следует прибегать к таким мерам, которые должны успокоить или смягчить наших братьев. Как пред Богом свидетельствую, что мне ни мало не причинит печали, если бы даже я увидел, что твоя любовь позорить нас перед ними (etiamsi videar apud illos a tua charitate et coutumeliis affiei). Разве в праве считать себя кто-либо настолько великим, чтобы (не) перенесть (этого), когда дело идет о спасении и мире столь многих и таких братьев, между тем сам Господь всяческих, единственный Сын Божий, добровольно показал такое снисхождение ради нашего спасения? И самый привязанный ученик Его желал быть преданным анафеме от своего возлюбленнейшего и всемогущего Учителя за своих братьев по плотя. Подобно сему и блаженный Моисей предлагал лишиться жизни за Израиля по плоти, когда беседовал с Богом всяческих. Итак: часто я непрестанно держа это и подобное сему в своем уме, ты, боголюбезнейший брать, при укрепляющем тебя Христе, со всем обычным тебе прилежанием приступи к вышесказанному делу».

В своей предупредительности Иоанн заходить слишком далеко, превознося нравственное значение, piae fraudis ради доброй цели. Феодорит едва ли настаивал на таких именно требованиях; для него было достаточно простого полномочия на прямое заявление, что подпись под осуждением Нестория необязательна для людей, немощных совестью. Как бы то ни было, епископ Киррский ни разу не применял столь непозволительных средств. Впрочем, он прилагал все усердие, чтобы не дать упорным окончательно погибнуть. Так, решительный враг св. Кирилла в эпоху Эфесского собора и непреклонный антагонист Иоанна на первых порах унии, в конце 434 года Феодорит выступает пред нами в качестве миротворца и спасителя «заблудших овец».

Известие об этом было встречено многими «восточными» предстоятелями весьма неприязненно543, но Феодорит имел некоторые данные не отчаиваться в хорошем исходе своей миссии. Он знал конечно, что Киликийские епископы еще ранее выразили готовность войти в общение с Иоанном, хотя и не переставали высказывать подозрение на счет православия «глав»544. Этот факт служил благоприятным симптомом, что потребность мира и спокойствия была самым горячим желанием большинства «Восточных». Основываясь на этом, Феодорит приглашает теперь наиболее видных пастырей примкнуть к Антиохийскому епископу под условием принятия послания «Εὐφραινέσθωσαν ». К Елладию Тарсскому он отправляет пресвитера Василия и просит его «не погубить вверенное стадо без всякой причины, так как, по благодати Божией, и правая вера возобладала и к несправедливости никто не принуждает»545. Неизвестно, что отвечал Елладий, но во всяком случае убеждения Феодорита возымели некоторое действие и заронили в душу Тарсского пастыря искру спасительного сомнения на счет нравственной законности своего поведения. «Если я, – пишет он Александру546, – предам Церковь Божию и вернейший Христу народ тем, кому не следует, то не знаю: останется ли для меня хотя малое воздаяние в день суда? Посему, возложивши всю безопасность и попечение на Господа всяческих, я уповаю на Него одного, – в особенности, когда весь христолюбивейший клир наш и почти все святейшие епископы побуждают нас позаботиться о соединении. Ведь и из второй Киликии примирились и вошли в общение с Антиохийцем и у нас стараются устроить это же». Елладий, видимо, еще колеблется в своем суждении, но уже значительно склоняется к «унии», каковую он и принял потом без всяких ограничений547.

Совсем иначе мыслил Александр. Он думал, что ему предлагают «общение с еретиком, анафематствование правой веры и низложение православного человека»548 и потому не сдавался ни на шаг. Тогда Феодорит сам обращается к своему митрополиту, чтобы смягчить его сердце: «хотя бы твое благочестие, – замечает он Иерапольскому епископу, – начало преследовать меня, изгонять и употреблять против меня запоры, я и тогда не перестану умолять, припадать к ногам твоим и обнимать колена»... Затем Феодорит указывает на пример Исаврийцев и Киликийцев и побуждает его согласиться с ним, так как это будет нимало не противно долгу и совести. Киррский пастырь надеется лично прибыть к Александру и изложить ему все доводы в пользу уступчивости549. В то же время Феодорит старается заручиться помощью окружающих Евфратисийского митрополита лиц и просит их повлиять на его расположение. С этою целью он обращался к эконому Иерапольской церкви Моциму, извещая его о том, что найдено лекарство, могущее исцелить непреклонного владыку от недуга догматической скрупулезности. Феодорит выражает желание, чтобы адресат переговорил с Александром и приготовить его к имеющему быть собеседованию550. Как оказалось потом, Киррскому пастырю не пришлось путешествовать в Иераполь, потому что Александр закрывал все пути туда; на моления его он отвечал в таком тоне551: «я думаю, твое благочестие не только не опустило ничего, что относится к спасению моей несчастной души, но и превзошло того усерднейшего пастыря, о котором упоминается в Евангелии. Тот однажды приходил для взыскания погибшей овцы; ты же приходил и в Гарбат-гору, и в Иераполь, и в Зевгму, а ныне и в Антиохию для взыскания моей погибшей души. Итак, прошу тебя успокоиться и более не тревожить себя. Я не смотрю на то, как поступают Киликийцы и Исаврийцы; но если бы даже все, жившие от начала мира, воскресли и стали называть отвратительное Египетское нечестие благочестием, – свидетельство их не было бы для меня достовернее знания, дарованного мне щедрым Богом». Отовсюду приходят самые нехорошие вести: в Египте и Понте провозглашают Бога страстным, в Константинополе проповедуют, что бессмертный потерпел смерть. Аполлинаризм восстал с новою силой, в более грозном виде. «Посему, – заключает Александр, – пощади мою старость: ведь я не безумный и не сумасшедший. Я скорее готов перенести тысячи смертей, чем дать согласие на общение». Даже и теперь Киррский епископ не терял надежды на благоприятную перемену в настроении своего митрополита и старался внушить ему беспристрастный взгляд па вещи. «Как бы ни смотрела твоя святость на то, что совершается нами или у нас, я не успокоюсь... Сообщаю при этом, что Киликийцы и Исавряне послали общительные грамоты в Антиохию и Александрийского и Константинопольского (пастырей) назвали (а следовательно, и признали) епископами; они не приняли только низложения Нестория. Некоторые из наших общих друзей выразили желание, чтобы я снова умолял твою святость и убедил принять то, что угодно всем; они думают, что для меня все возможно пред тобою. В виду этого еще раз прошу твою святую душу: прими это моление мое и снизойди до мира Церкви»552. Александр доказывал ранее, что в Киликии очень мало приверженцев союза с Иоанном; Феодорит опровергает его теперь самыми фактами, на что Евфратисийский митрополит решительно заявил, что слова его он считает за наветы лукавого и не позволит себе быть соблазненным чрез него553. При таких обстоятельствах Феодориту не оставалось ничего иного, как ходатайствовать пред Иоанном о снисхождении к Александру в той уверенности, что его исправит и смягчит время. «Если он и останется при своем, и тогда, – говорит Феодорит554, – не будет от этого вреда ни для тебя, ни для нас и для нашего общего соглашения. По благодати Божией, он учит православно и согласно с церковною верой; он не в состоянии возмутить кого-либо, да и не покусится на это, ибо хранит молчание и не нарушает мира Церкви. Если же он будет извергнут, то может произойти величайший вред. Явно, что в Константинополе возникнет разделение, а равно и в других весьма многих городах, так как некоторые, по своему неведению, считают его защитником неповрежденной веры... Наконец, вспомни те слова, которые ты сказал нам некогда: владыку Александра все мы носим на руках и не позволим, чтобы кто-нибудь оскорбил его».

Все усилия Феодорита касательно Иерапольского епископа были напрасны. Кажется, более успеха имел он по отношению к другим предстоятелям «Востока». Так мы знаем, что он обращался со своими убеждениями к Кириллу Аданскому (в первой Киликии), доказывая ему, что теперь «не время войны, но мира, поскольку воссияла апостольская вера, умолк новый голос еретических догматов и во всей Церкви один разум... Мы уже достаточно пожирали друг друга, как бы во время ночной битвы»555. До нас не сохранилось ответа Аданского пастыря; но после он безусловно присоединился к Иоанну Антиохийскому556.

Нам известно мало примеров благотворного влияния Феодорита на Сирийских епископов, но и приведенные нами могут служить ясным свидетельством его неутомимой энергии в деле спасения заблудившихся и освобождении несчастного народа от губительных смут и беспорядков. Оглядываясь на пройденный выше путь, мы должны высказать тем большее удивление, что в начале Феодорит был в числе недовольных. В 433 году, по окончании миссии Павла Эмесского, он составляет враждебный «унии» собор в Зевгме и своими постановлениями старается поколебать прочность союза между Антиохийцем и Египтянином. Весь этот год и половина следующего проходят в усиленной борьбе с Иоанном, при чем последний был вынужден значительно сдаться. На совещании, бывшем не ранее средины 434 года, Антиохийский владыка убедился, какую громадную и авторитетную силу представляет Киррский епископ и должен был во многом уступить ему, а тот в свою очередь, как мы полагаем, согласился на осуждение Нестория в форме признания ересью всего, что в его учении отличается от апостольско-никейского исповедания или не совпадает с Антиохийским символом. После этого Феодорит становится вестником мира и на водворение его в Сирии посвящает 434–435 гг. Результаты его усилий были изложены выше, но там ничего не было сказано об отношениях Киррского епископа к св. Кириллу, между тем мысль об этом является сама собою. Было бы слишком странно и даже неестественно, если бы защитник «унии» забыл о человеке, из-за которого, по собственному сознанию последнего557, был поднят почти весь спор о вере. Впрочем, на первых порах было немного поводов для сближения Феодорита с св. Кириллом: между ними находилось еще средостение. Помимо взаимного подозрения в неправомыслии, интересы полемики не давали им случая вполне понять друг друга. Когда св. Кирилл прибыл в Александрию, один из членов посольства от Эфесского собора, Евоптий Птолемаидский, доставил ему замечания Феодорита на его анафематства. Св. Кирилл не хотел смолчать, но своею защитой он едва ли содействовал устранению всех сомнений на счет своих убеждений558. Правда, он во многом одобрил мнения сурового критика, однако же прямо настаивал, что полнота истины у него, а его противник лишь «утончено созерцает таинство едва-едва в бодрственном состоянии, как будто сквозь сон и в опьянелом состоянии»559. Затем, слишком значительное преобладание иронического элемента и обвинение в несторианстве: все это должно было прибавлять свою долю горечи к тем чувствам, какие питал Феодорит к св. Кириллу. Когда опровержения последнего достигли Кирра, – мы не в состоянии решить этого. Несомненно только, что они были известны на «Востоке» в бурное время борьбы друзей «унии» с «непримиримыми»560. Замечательно, что Феодорит нигде и ни одним словом не упоминает об этом апологетическом труде св. Кирилла, хотя некоторые ссылались на него, как на новое и веское доказательство догматической погрешительности Египтянина. Причина этого обстоятельства понятна. Сколь ни больно отзывались в душе Феодорита ядовитые намеки и уколы его антагониста, все же он ясно видел, что в теоретической, положительной части св. Кирилл не расходился с ним. Посему ответ Александрийца подавал Киррскому епископу луч надежды на его совершенное «исправление». И действительно, после издания послания «Εὐφραινέσθωσαν » Феодорит ничуть не колебался в своей уверенности на счет чистоты воззрений св. Кирилла на лицо Иисуса Христа и наконец прямо примкнул к союзу с ним, когда сошелся с Иоанном Антиохийским. Теперь должны были начаться более близкие сношения прежних врагов, и они, вероятно, обменялись дружественными посланиями. Св. Кирилл определенно говорит, что Феодорит писал к нему и получил от него «приветствие»561. У самого Киррского епископа встречается ясное свидетельство его расположения к Александрийскому пастырю. Показание его тем важнее, что оно дано пред Диоскором и притом с расчетом уничтожить всякую видимость обвинения его в еретическом диофизитстве. «Что и блаженной памяти Кирилл часто писал нам, думаю, – говорит Феодорит562, – это вполне известно и твоему совершенству. И когда он послал в Антиохию сочинение «против Юлиана», а равно и написанное о козле отпущения (Лев. XVI, 8 сл.), – он просил блаженного Иоанна, епископа Антиохийского, показать их известным на Востоке учителям. И блаженный Иоанн, согласно этим письмам, прислал означенные книги мне; прочитавши их не без удивления, я писал блаженной памяти Кириллу, и он отвечал мне, свидетельствуя о своей точности (догматической) и расположении ко мне». Нельзя утверждать с несомненностью, что эти слова во всей своей силе относятся именно к настоящему времени, поскольку хронологические даты упоминаемых Феодоритом трудов неизвестны с точностью. При всем том признается вероятным, что сочинение Πρ ός τά τοῦ ἐν ἀθέοις Ίουλιάνου 563 составлено приблизительно в 433 году564, а речь de capro emissario (περί τοῦ ἀποπομπαίου ) ведется в послании св. Кирилла к Акакию Мелитинскому565, с которым он не редко сносился в этот период. В виду таких соображений можно полагать, что после примирения Феодорита с Иоанном два знаменитейших богослова, подав друг другу руку общения, обменивались своими сочинениями. Нужно помнить при этом, что взаимное доверие их было не совсем одинаково. Феодорит был глубоко и вполне искренно убежден в догматической чистоте св. Кирилла с тех пор, как он подтвердил Антиохийское вероизложение, но тот всегда имел некоторое опасение за епископа Киррского и предполагал возможность склонения его к несторианству. Св. Кирилл чувствовал, что в догматической области, с формальной стороны, он значительно уступил «Восточным»566, подписав их редакцию учения о лице Иисуса Христа, и потому был не чужд подозрений, так как боялся, чтобы его новые друзья от γνωρίζειν τάς δύο φύσεις не перешли к διαιρεῖν . При обычном течении вещей легко исчезло бы и это последнее облачко, но скоро случились такие обстоятельства, которые снова породили тяжелое недоразумение между Феодоритом и Александрийским епископом.

Обратимся к дальнейшей истории и мы увидим это.

Киррскому пастырю не удалось внушить всем предстоятелям церквей «Восточного» округа свой взгляд на дело соединения; наиболее упорные оказались неисправимыми в своих «пустых фантазиях»567. Епископ Киррский просил Иоанна о человеколюбивом снисхождении к этим лицам, но Антиохийский владыка не уважил подобного ходатайства. Познав цену императорского расположения после своего соглашения с св. Кириллом, он всего более заботился теперь об угождении Феодосию II и, вероятно, донес о результатах своей деятельности в Константинополь, а той порой употреблял внушительные средства для устранения непокорных. Так Мелетий Мопсуэстийский был изгнан из своего епархиального города при помощи военной силы568. Но этим все зло не было уничтожено окончательно; одним своим присутствием в провинциях Сирии «строгие» оппоненты производили возбуждающее влияние на христианское население. Посему Иоанн требовал, чтобы церковное постановление касательно «непримиримых» было выполнено гражданским порядком. Скоро из столицы были получены надлежащие предписания, и немногие крайние противники св. Кирилла сделались жертвою своей неразумной ревности по благочестию: Александр был сослан в Египет, в Фамозин, Мелетий – в Армянский город Мелитину и т. д.569. Это было, как полагают, в 435 году. Несторий, по видимому, еще ранее был отправлен в Петру Аравийскую570. Казалось, «Восток» был очищен от заразы, и повсюду должны были царить мир и любовь. На деле вышло несколько иначе. Неумеренные сторонники св. Кирилла с грустью замечали некоторое понижение настойчивости в своем вожде и очень прозрачно намекали ему, что он изменяет сам себе. Св. Кирилл принужден был выступить на защиту себя и «Восточных», разъясняя, что повсюду господствует единая православная апостольская вера571. Акакий Мелитинский, напр., был далеко не уверен в полном отрешении Сирийцев от несторианства и в этом смысле писал в Александрию572. Ответные послания св. Кирилла принимались в лагере «строгих» за несомненный признак коснения его в аполлинаризме, якобы провозглашенном в его «главах»573. Прочность «унии» снова подвергалась большой опасности. Опять нужно было ожидать неприятных волнений. Неизвестно, это ли именно обстоятельство или что-нибудь другое побудило св. Кирилла употребить усилия к признанию его мирных условий во всем их значении, но во всяком случае он предлагал Иоанну, чтобы тот побудил всех «анафематствовать Нестория и его скверные и безумные догматы и иметь его низложенным»574. Антиохийский епископ был вполне согласен на это575. Феодорит не мог быть доволен таким оборотом дела по многим причинам. Во-первых, безусловное осуждение доктрины Константинопольского ересиарха он считал несправедливым, усматривая в ней православную и дорогую ему мысль о неслитном соединении естеств во Христе. В его голове возникал при этом весьма естественный вопрос: почему проклятие Нестория не сопровождалось таковым же актом хотя бы по отношению к «главам»? Не значит ли это, что его снова хотят перевесть на точку зрения последних? По этим соображениям он всегда воздерживался от неопределенных формул, направлявшихся против еретического диофизитства и, вероятно, на совещании с Иоанном в Антиохии оговорился по этому пункту. Во-вторых, как показывает письмо Феодорита в защиту Александра576, он был глубоко убежден в догматической непогрешительности неподатливых «Восточных» предстоятелей и в их привязанности к Несторию находил простое и безвредное недоразумение. Потому именно он был врагом всяких энергических мер и ходатайствовал о пощаде престарелого Евфратисийского митрополита. Здесь он видел не дело веры, а личной совести каждого, и не желал жертвовать немощными членами ради соблюдения законной строгости.

Теперь понятно, как был поражен Феодорит вестью о предполагаемом плане насильственного вытравления всех следов несторианского заражения на «Востоке». Репрессия была ему не по душе уже по одному тому, что она должна была сопровождаться гибелью «заблудших овец»; еще более возмущала его форма, в какой предлагалось произнести приговор над Несторием. Все это повело к размолвке между Феодоритом и Иоанном, явно нарушившим свое слово. Трудно восстановить подробности этого эпизода, однако же факт временного недовольства епископа Киррского совершенно несомненен. Кажется, это случилось уже в самом начале 435 года. По крайней мере, Елладий Тарсский упоминает о кружке порицавших действия Антиохийского владыки, которые сгруппировались около Феодорита, а по адресу этого письма выходит, что Несторий тогда не был сослан577. Неясно, каких принципов держалась эта партия, но мотивом к ее возникновению послужило принудительное давление свыше с целью приведения всех к полному союзу с св. Кириллом. Нет оснований думать, что теперь возобновились времена Зевгматийского и Аназарвийского соборов. По-видимому, Феодорит ограничился только заявлением своего протеста и выражением несочувствия господствовавшей политике. Как бы то ни было, слухи об этом были переданы ревностными унионистами в Александрию и смутили душевный мир св. Кирилла. С горечью и разочарованием в своих надеждах последний писал следующее письмо Иоанну Антиохийскому578: «я предполагал, что благоговейнейший Феодорит вместе с прочими благочестивейшими епископами стер всякое пятно пустословий Нестория. Я думаю, что раз писавши (ко мне?), принявши мир с любовью и получивши от меня приветствия, он и сам устранил все, что представлялось препятствием к соглашению. Но, судя по сообщению благоговейнейшего пресвитера Даниила, он и доселе не оставляет прежнего и, может быть, держится хулений того (Нестория). Это видно из того, что он не анафематствовал и не хотел подписать осуждения того. Да извинит мне твоя святость, потому что это я говорю из любви: по какой причине некоторые до сих пор настолько упорны, что не следуют достолюбезному намерению твоего благочестия и не вступают в соединение с христианами всей вселенной (μηδέ ἐν τοῖς οἰκουμενικοῖς ), но по своему своенравию укрепляют то, что угодно им одним? Если то, что я узнал, правда, то было бы полезно, чтобы упомянутый благочестивейший муж (Феодорит) испытал действие побуждений со стороны твоей святости».

Эти слова св. Кирилла дают основание для мысли, что Феодорит разошелся с Иоанном и Александрийским епископом вследствие притязаний их на беспрекословное согласие с анафемою Несторию. Когда и при каких условиях развилась эта история и чем она закончилась? Чтобы разъяснить это, мы должны ближе познакомиться с ходом событий и указать место и значение Феодоритова протеста.

Для успокоения умов и окончательного уничтожения всех недоразумений св. Кирилл и Иоанн решили потребовать новых распоряжений, в этом смысле, из Константинополя. Оттуда немедленно было выслано предписание распорядиться с непокорными, как государственными преступниками. Прежде всего, конечно, позаботились об удалении Нестория, который и был препровожден в Аравийский город Петру, по особому указу императора, в начале 435 года579. Может быть, тогда же должны были сопутствовать ему в изгнание комит Ириней и некий Фотий580. Вождям партии Аназарвийцев было категорически объявлено, чтобы они или приняли унию во всей ее силе, или понесли заслуженное наказание. Те не сдавались, между тем симпатии народа и клира к этим страдальцам не обещали ничего хорошего. Как было сказано, Иоанн доносил об этом в столицу и заявлял гражданской власти о необходимости более энергического вмешательства. В то же время св. Кирилл желал привести всех в послушание себе и истребить самое имя Нестория, соблазнявшее многих. Он писал по этому поводу и Феодосию II и трибуну Аристолаю, говоря последнему, что нужно побудить подозрительных и колеблющихся лиц принудить к тому, чтобы они ясно провозгласили проклятие отцу еретического диофизитства581. Этому чиновнику было поручено произвести окончательное изъятие плевел с почвы Сирии. Ловкий и усердный дипломат не пожалел своих талантов и постарался не уронить своего достоинства перед сильными мира. По всем вероятиям, Арпстолай начал выполнение своей миссии в 435 году; по крайней мере, уже Александру была предъявлена инструкция (hypomnesticus), вышедшая из-под пера этого нотария582. Иерапольский епископ и некоторые другие, солидарные с ним, пастыри, не уступили и покинули свои кафедры не позднее конца этого года. Имея в виду все такие данные, мы можем точнее восстановить хронологическую последовательность фактов деятельности Феодорита. В половине 484 г., по восшествии на Константинопольский престол Прокла, он ходил к Иоанну для переговоров и, по состоявшемуся между ними соглашению, выступил в роли миротворца, каковую и исполнял до начала 435 года, т. е. почти до самой ссылки Нестория. Когда, затем, Иоанн нарушил свои условия и вместе с св. Кириллом потребовал от всех не только принятии «Εὐφραινέσθιοσαν », но и приговора относительно ересиарха, Феодорит снова прервал связи с Антиохийским владыкой и занял особое положение. Как кажется, он выразил неодобрение политике принуждений и в свою очередь не хотел допускать осуждения Нестория в неограниченной форме, настаивая на умолчании об этом члене унионного трактата. О последнем мы заключаем из ходатайственного послания его за Александра, а в первом заверяет нас цитированное выше письмо св. Кирилла к Иоанну. На более широкие предположения мы не решаемся уже по одному тому, что на это нас ничто не уполномочивает. Напротив того, некоторые ученые находят возможным позволить себе излишнюю обстоятельность в раскрытии этой темной страницы жизни Феодорита, опираясь на свидетельство Либерата. Так поступает Гарнье, который считает епископа Киррского вождем акефалов, отделившихся и от св. Кирилла и от Иоанна583. Обвинение слишком жестокое и несправедливое584. Совершенно невероятно, чтобы вокруг Феодорита образовалась теперь значительная партия после того, как он уже уронил себя пред «непримиримыми» сближением с Иоанном и деятельностью в его интересах. Нам известен лишь один Елладий, сильно поколебавшийся в своих симпатиях к Несторию, как единомышленник Киррского владыки. Стало быть, с половины 435 года последний был выразителем протеста против репрессивных мер, проектированных св. Кириллом и осуществлявшихся Иоанном, и уклонялся от подписи осуждения Константинопольского ересиарха, не желая в общей формуле подвергать анафеме учение о двух неслитных естествах. Конечно, св. Кирилл был склонен усвоять ему привязанность к несторианским хулениям, но ведь всякий знает, как сильно нужно понижать тон полемических суждений, чтобы не удалиться от истины и не впасть в преувеличение, столь естественное в устах противника.

Сколько времени длилось неудовольствие между Феодоритом и Иоанном и чем оно разрешилось? – на эти вопросы можно отвечать лишь гадательно. По всей вероятности, вторично был заключен мир. Вооруженный верховными полномочиями, Аристолай стал разъезжать по разным городам «Востока»585 с требованием принять унионный договор если не volens, то nolens. Еще до окончания его миссии, следовательно не позднее 436 года, ему был вручен императорский декрет, вдохновлявший трибуна и нотария на новые подвиги. Указ этот гласит: «узаконяем, чтобы общники непотребного Несториева учения повсюду назывались симонианами; так как справедливо, чтобы те, которые, отвратившись от Бога, подражают нечестию Симона, получили в свой удел его имя»586. Когда так сильно было опозорено и запятнано имя Нестория, Аристолаю было легче справиться с возложенною на него задачей. И очень понятно, что успех сопровождал грозного трибуна: гордый «Восток» склонил свою голову в виду таких внушительных побуждений, каковыми были: лишение священного сана и заточение в места столь отдаленные. Об условиях, которые предъявлялись в настоящий раз, дает знать постановление пастырей первой Киликии в послании к Феодосию. Здесь говорится587: «мы признаем авторитет святого собора (communionem cum sancta synodo amplectimur), происходившего в Эфесе588, имеем низложенным бывшего некогда епископом счастливейшего Константинополя Нестория и анафематствуем все, чему он нечестиво учил в церкви, или что изложил в сочинениях, или сказал где-либо (semotim), – следуя святым епископам: Сиксту Римскому, Проклу (епископу города) великого имени (т. е. знатного, славного) Константинополя, Кириллу Александрийскому, Иоанну Антиохийскому и всем прочим благочестивейшим епископам – следуя во всем, что благочестиво было определено ими; мы анафемствуем с ними самого Нестория и тех, которые нечестиво утверждают то же, что и он, т. е. несториан (Nestonanos), как справедливо наименовало их ваше (императорское) владычество». Но это касается главным образом вопроса о homicidium, между тем одно осуждение личности Нестория далеко еще не обеспечивало всеобщего доверия к догматической непогрешительности «Восточных»; отовсюду неслись голоса, что их слово значительно расходится с подлинным содержанием их христологических воззрений. Это обстоятельство вызвало со стороны св. Кирилла появление проекта новой вероисповедной формулы, на которой должны были сойтись все пастыри христианского мира. Вот в каком виде излагается она в посланиях Александрийского епископа: «веруем, что Господь наш Иисус Христос, Сын Бога, единородное Слово вочеловечившееся и воплотившееся, есть един, не на двух сынов рассекаемый, но один и тот же прежде веков неизреченно родившийся от Бога и Он же в последние дни родившийся от Жены по плоти, так что лицо Его одно. Ибо потому мы и именуем святую Деву Богородицею, что один и тот же есть Бог и вместе человек. Поелику Единородный воплотился и вочеловечился непреложно и неслиянно, то Он страдал по человеческому естеству: природа божества недоступна страданию; оно свойственно плоти, согласно Писанию»589. Св. Кирилл во многом удерживает здесь дух и характер Антиохийского символа, а в учении о Θεοτόκος даже прямо совпадает с Феодоритом590, но он вставляет от себя весьма существенное добавление: una (inhumanati Verbi) persona. «Восточные» не имели бы ничего против подобного выражения, если бы в подлиннике был термин πρόσωπον , тогда как там, вероятно, было ὑπόστασις или φύσις 591. Мнительные Сирийцы не хотели знать ничего, кроме Никейской веры592, и св. Кирилл был принужден отказаться от своих пунктов. В это время были выставлены три другие члена, которые имел предложить Аристолай. Вот они: 1) святая Дева есть Богородица; 2) Христос – един, а не два сына; 3) оставаясь бесстрастным по божеству, Сын Божий потерпел смерть за род человеческий плотию593.

Теперь ясно, что своим протестом Киррский епископ хотел заставить «унионистов» отнять крайнюю резкость предложений и тем открыть путь спасения для большего количества лиц. Как мы видели выше, Киликийцы в 436 году594 согласились на заявления Аристолая и провозгласили мир. Последовал ли примеру их Феодорит, – об этом точных сведений не сохранилось; однако же мы думаем, что он вышел из своего оппозиционного положения и вступил в союз с Иоанном и св. Кириллом. Утверждаем так на том основании, что в этот период не было никаких причин для продолжения протеста. Спасать упорных было уже невозможно, ибо они были изгнаны; спорить из-за веры не было нужды, потому что с самого момента издания «Εὐφραινέσθωσαν » он ни мало не упрекал св. Кирилла в аполлинаризме и считал его православным. Оставался вопрос о Нестории, но и здесь, несомненно, были допущены важные уступки. По крайней мере, слишком общая фраза приговора была заменена более точною и определенною, какую ранее рекомендовал Феодорит. Ясно, что все препятствия к соглашению Киррского пастыря с св. Кириллом и Иоанном были устранены. Присоединим к этому, что он глубоко понимал, к каким вредным результатам ведет церковное разделение, и всею душей желал спокойствия. Он никогда не был человеком вражды ради самой смуты, и только искреннее убеждение в своей правоте внушало ему мужество идти против других, сколь бы велико ни было число их. В настоящее время он, не изменяя голосу своей совести, мог протянуть руку примирения и св. Кириллу и Иоанну, что, конечно, и совершилось. Не излишне отметить еще, что его друг Елладий Тарсский был во главе принявших «унию» Киликийцев и, вероятно, подражал в этом случае Феодориту. По всем этим соображениям мы полагаем, что в 436 году Киррский пастырь во второй раз сблизился с Антиохийским и Александрийским владыками и подписал осуждение Нестория, о чем он определенно говорит в послании к Диоскору595. По отношению к Иоанну, для Феодорита были еще особые поводы теснее соединиться с ним. Мы разумеем здесь историю, поднятую на «Востоке» из-за Диодора Таррского и Феодора Мопсуэстийского и развивавшуюся одновременно и параллельно заключительному движению касательно Нестория. Нам нет нужды входить в подробности и излагать все перипетии этой новой борьбы партий. Мы отметим только важнейшие моменты.

Вскоре после Эфесского собора Раввула Едесский, по личной вражде к Феодору, когда-то обличавшему его в неправомыслии перед другими пастырями, открыто анафематствовал в церкви покойного Мопсуэстийского епископа вместе со всеми его почитателями и воздвиг гонение против его сочинений596. Может быть, эта частная попытка, встретившая отпор со стороны «Восточных»597, не имела бы значительных последствий и не разразилась бы сильною бурей, если бы друзья Нестория не разжигали страстей противников постоянными ссылками на труды Диодора и Феодора в оправдание виновника еретического диофизитства. Этим самым они, естественно, обращали взор крайних сторонников св. Кирилла на означенных лиц. Посему, лишь только возникла мысль об окончательном истреблении всех следов несторианства на «Востоке», тотчас же были выдвинуты имена Диодора и Феодора. Еще ранее предупрежденный Раввулою и Армянскими епископами, св. Кирилл обращается теперь в Константинополь с доносом на Сирийских предстоятелей, которые, по его мнению, воспроизводят несторианскую ересь, превознося Феодора и ставя его в ряд с Афанасием, Григорием и Василием598. В столице это было принято к сведению, а Аристолаю был послан приказ, «чтобы он принуждал каждого епископа анафематствовать скверные догматы нечестия Нестория и Феодора»599. В этом пункте трибун не нашел в пределах «Восточного» округа ни одного сочувственного голоса. Упорный Мелетий говорил: «мы отрицаемся от общения с Антиохийцем не потому, что отступаем от веры, с каковою мы принимали его и в Эфесе и по возвращении оттуда, но потому, что храним ее, как апостольскую и преданную блаженными отцами, напр. Феодором»600. Другой член партии непримиримых, Евферий Тианский, в сознании своей собственной правоты, спрашивал Иоанна: «почему ты не последовал православным отцам и в особенности блаженной и священной памяти Диодору, епископу Тарсскому?»601. Наконец все Сирийские пастыри дали знать Аристолаю, что в своем усердии он переступает границы благоразумия. Осуждение Нестория было одобрено единогласно: на этом сошлись все провинции, отвергнув всякие поползновения на честь «учителя учителей и толкователя толкователей» и Диодора. Крайние последователи св. Кирилла были весьма недовольны таким результатом и взывали к его ревности. Акакий Мелитинский просил его прислать в подкрепление Аристолаю несколько опытных мужей, со скорбью монофизита замечая, что в Германикии, на родине Нестория, хотя и отказываются говорить о двух сынах, но не перестают проповедовать двойство естеств602. Мы не имеем сведений, как поступил св. Кирилл, но, вероятно, он сделал внушение Иоанну. Между тем в Константинополе велась обширная агитация против Феодора. Туда явились два делегата от Армянского собора -Леонтий и Аверий и, представив выписки из сочинений Мопсуэстийского пастыря, выразили желание, чтобы Прокл ясно высказал свое суждение по этому предмету603. Кроткий, избегавший всяких смут и волнений, Прокл не согласился анафематствовать Феодора, а для вразумления неумеренных антинесториан составил свой знаменитый «томос» к Армянам о вере604. Последний чрез особого легата был отослан в Антиохию, где и был принят с радостью всеми епископами, бывшими на соборе. Что касается осуждения Мопсуэстийского пастыря, то на это «Восточные» отвечали возгласами: «да умножится вера Феодорова! Так веруем, как Феодор!»605. Все пастыри сошлись в чувстве глубочайшего уважения к памяти славного представителя ученой школы Антиохийской. Иоанн был во главе других и уже тем самым привлекал к себе симпатии Феодорита, искреннего почитателя талантов Феодора. В то же время и Антиохийский владыка мог почувствовать сильную нужду в ученой основательности Киррского епископа для защиты дорогих имен. Естественно предполагать, что оба указанные лица теперь тесно сблизились между собою, и у них опять восстановились прежние отношения уважения с одной стороны и свободного содействия с другой. Посему начало 437 года составляет момент окончательного присоединения Феодорита к «унии». Что это так, неоспоримое доказательство на это дает нам письмо Иоанна к Проклу Константинопольскому. Документ этот, весьма важный в историческом отношении, наглядно изображает нам положение «Востока» за этот период и констатирует факт прекращения волнений из-за Нестория. «Мы признаем его, – читается здесь606, – низложенным. То, что он худо мыслил или говорил в сочинениях или в изложениях, все мы отвергаем и анафематствуем, а равно и тех, которые принимают его и подобно ему уклоняются от благочестивого исповедания. Нам угодно, чтобы к сделанному святыми отцами в Никее ничего не прибавлялось и не отнималось от него. Мы разумеем его и принимаем по букве и по смыслу, как и наши предшественники: на Западе – Дамас, Иннокентий, Амвросий и другие отцы, в Греции и Иллирике – Мефодий и иные, блиставшие благочестием, в Африке – Киприан, в Александрии – Александр, Афанасий, Феофил» и пр. Выписав далее весь Никейский символ, Иоанн продолжает: «это мы отправили чрез твою святость для удовлетворения тех, которые в нем нуждаются. Все, что было нужно, еще за четыре года пред сим, лишь только возвратился из Египта треблаженный Павел (Эмесский), мы делали, производили и говорили. Я не знаю, откуда возник недавно этот неблагоприятный поворот, который был коварно направлен, как кажется, не только против нас, но и против всех прочих, если бы чрез ваше боголюбие Господь не потушил этого пожара. Все епископы прибрежной страны (qui ex Раralia)607 согласились (на вышеозначенные условия) и подписали (их); равным образом и предстоятели второй Финикии и Киликийцы – еще в прошлом году. Арабы приняли это чрез своего митрополита, находящегося здесь. Месопотамия, Озроина, Евфратисия и вторая Сирия единодушно одобрили то, что мы сделали. Ответ Исаврийцев уже давно получен вами. Первая Сирия за одно с нами, как и весь клир. Итак: пусть через тебя и твою мудрость прекратятся поты и труды тех дней, которые всегда вредны для Церкви, чтобы, успокоившись от тех зол, какие испытал мир по причине скверного Нестория, мы могли противостоять язычникам Финикии, Палестины и Аравии, всему иудейскому, особенно тому, что из Лаодикии, а также и тем, которые необузданно восстают в Киликии».

Мир, по крайней мере с внешней стороны, был всеобщий, – и мы не видим причин полагать вместе с Тильмоном608, что Феодорит не принял его. Евфратисия примкнула к союзу, а Киррский пастырь, после Иерапольского митрополита, был самою блестящею звездой этой провинции.

Не совсем ясно отношение цитированного послания к томосу Прокла, но очень возможно, что между обоими этими памятниками существует историческая связь и первое в некотором смысле представляет собою ответ на последний. Во всяком случае не подлежит спору, что «Восточные» и вместе с ними Феодорит прекратили псе распри и не желали новых раздоров. К сожалению, надежды их не оправдались. Вопрос о Феодоре, отвергнутый в Антиохии за несвоевременностью и неверностью постановки, на этом не кончился. Св. Кирилл держался своих взглядов на личность Мопсуэстийского епископа и, – уверенный в том, что его книги «заключают в себе хуления худшие Несториевых, ибо он был отцом зломыслия Нестория»609, – желал довести дело до полной ясности. С этою целью в 437–438 гг. он составил и издал сочинение в трех книгах против Диодора и Феодора, где доказывал, что «учение их исполнено мерзости»610. Понятно, что такой суровый отзыв был встречен на «Востоке» далеко не с такою готовностью и радостью, как послание «Εὐφραινέσθωσαν ». Своими нападками Александрийский епископ унижал корифеев целой Антиохийской школы и колебал ее в самых основах. Естественно, что полемикою его были затронуты самые дорогие интересы «Восточных», которые поставляли Диодора и Феодора на недосягаемый пьедестал и всякое покушение на них считали борьбою против благочестия. Выразителем настроения Сирийцев снова явился Феодорит и опять неприязненно столкнулся с св. Кириллом в литературной полемике. Было ли ему поручено это кем-либо другим, напр. Иоанном, как было при опровержении «глав», или он сам решился защитить «проводников Св. Духа»611, этого мы не знаем, но факт тот, что Киррский пастырь не пощадил ни эрудиции, ни желчи, чтобы уничтожить доводы Александрийского епископа. «Что воспламенило в тебе, защитник истины, – обращается он к св. Кириллу612, – столько ревности, что ты так и столь высокопарничаеш против него (Феодора) и представляешь его нечестивейшим язычников и вместе иудеев и содомлян и помещенные в божественном Писании слова против нечестивых приписываешь поборнику благочестия? Не к Себе ли самому отнес предсказание Давида Господь Христос во святых Евангелиях (Мф. XXII, 42 и дал. Ср. Пс. CIX, 1)? При возглашении отроков: осанна сыну Давидову не сам ли Он сказал иудеям: несте ли чли, яко из уст младенец и ссущих совершил ecи хвалу (Мф. XXI, 15. 16. Ср. Пс. VIII, 3)? Не усвоил ли Ему божественный Апостол, и остальных слов, взятых из этого псалма (Евр. II, 6–9)? Итак: что нового сказал Феодор, что ты забросал его столькими хулами, приказывая ему обуздать язык, а сам пустил его бежать без узды? Смотри, чтобы кто-нибудь не подумал, что ты, искуснейший, употребляешь эти обиды против Феодора за то, что он называет нечестивейшими Аполлинария и тех, которые мудрствуют подобно ему? Если этого нет, то какою нескладною речью, будто с похмелья, и сколько хулений такого рода ты излил против него? Что же сказал он нового пред древними оными учителями? Ибо каждый из них явно и ясно изложил учение, что человеческое естество и посещено, и воспринято, и помазано Святым Духом, и распято, и умерло, и воскресло, и взято на небо, и удостоилось сидения одесную. Ты же, – когда услышал о тех, как кажется, неизреченных глаголах, которые слышал Павел (2Кор. XII, 4; он слышал некие одни и божественнейшие глаголы, а ты вводишь у нас другие пред Павлом учения), – так объясняешь Павла и говоришь: «но само Слово, сущее от Бога Отца, сделалось сообразным человеку, удостаивая посещения и памятования не кого иного, а Себя самого». Что смешнее этих слов? Ибо в каком посещении нуждался Бог Слово? Иже во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу, но Себе умалил, зрак раба приим (Филип. II, 6. 7); не от ангел бо когда приемлет естество, но от Авраама приемлет (Евр. II, 16). Итак: справедливо сказал Феодор, что Тот, Который принял, посещает (того, который) был принят. Так же научая, и пророк называет Господом Того, Который посетил, а человеком того, который заслужил посещение».

По этому небольшому отрывку трудно составить себе вполне определенное понятие о пунктах разногласия Феодорита с св. Кириллом в 439 году. Можно думать только, что здесь в некоторой степени повторился эпизод из-за Нестория. Со своей точки зрения строгого единства ипостаси Господа Спасителя св. Кирилл не мог допустить такого резкого разделения природ, какое он находил у Феодора, доходившего иногда до признания двух сынов в Искупителе. В глазах Александрийского епископа это было равносильно низведению воплотившегося Бога Слова на степень обыкновенного пророка. Своеобразный взгляд Мопсуэстийского пастыря на ветхозаветные предсказания еще более подрывал доверие к его христологии. Оставляя значение чисто мессианских пророчеств за весьма ограниченным количеством библейских мест, и в этих последних Феодор делал строгое разграничение по их отношению к Воспринявшему и воспринятому. При таком воззрении понятие единства естеств легко разрешалось в нравственный союз Бога и человека и вместо Кириллова ἕνωσις καθ ’ ὑπ όστασιν получалось ἕνωσις σχετική 613. Посему для св. Кирилла Феодор был хуже упорного иудея, так как, будучи чтителем новой религии, он оказывался солидарным с служителями Моисеева закона, поскольку уничтожал самую сущность христианства и впадал в совершенный иудаизм. Так судил св. Кирилл, – судил справедливо, но сурово, не усматривая у Феодора ничего, кроме бездны нечестия. Слишком строгий тон глубоко оскорбил Феодорита, – и он тем энергичнее оппонировал св.Кириллу, что опасная сторона доктрины Антиохийского учителя могла ускользать от его взора со всеми своими крайностями. Единство лица Иисуса Христа было немыслимо для него без двойства естеств, и потому настаивание на моменте διαίρεσις ничуть не казалось ему исключением ἕνωσις , а – скорее – предполагающим его. Если Феодор говорит о воспринявшем и Воспринятом, то, конечно, потому, что ἕν πρόσωπον было для него несомненно и признавалось, как наперед данное. Правда, у него Спаситель – Бог и человек, но это показывает только, что для Мопсуэстийца воплотившийся Логос был ε ἷς Χριστός , ε ἷς Yἱός , ε ἷς Κύριος . Феодорит, таким образом, дополнял воззрения Феодора и приравнивал их к православному исповеданию двух естеств в Сыне Божием. Для него самого и логически и реально δύο (φύσεις ) представлялось невозможным без ἕν (πρόσωπον ), и потому, находя у Феодора первое, он допускал существование и последнего. Св. Кирилл смотрел совсем иначе. Христос есть μία ὑπόστασις и всякое δύο , после факта вочеловечения, излишне и опасно: где δύο и при том одно δύο без ясного ἕν , там нет единого ипостасного Господа, а являются два внешне сочетавшихся субъекта.

Мы видим здесь возрождение прежнего спора по поводу «глав», где сказалось различие в способах обсуждения предмета, содержание которого для обоих противников было одинаково и в равной мере признавалось ими. Но замечательна некоторая осторожность и сдержанность Феодорита в отзывах об источнике полемики Кирилловой. Ранее, в начале сороковых годов, он не колебался в порицаниях св. Кирилла и даже прямо отожествлял его с Аполлинарием; теперь он не хочет утверждать этого и только предупреждает св. Александрийского пастыря относительно впечатления, какое могут произвести его книги против Феодора. Очевидно, Киррский епископ щадит своего антагониста по убеждению в его правомыслии и сожалеет об его горячности. Его резкость не доходит до явного обвинения в ереси, и уже одно это свидетельствует, насколько он уважал св. Кирилла. Но этой причине литературная борьба не могла иметь роковых последствий и произвести новый разрыв между Антиохиею и Александрией. Весь «Восток» был единомыслен с Феодоритом, а Иоанн должен был чувствовать признательность к нему за то, что он отстаивал славного Мопсуэстийского епископа. Согласие Киррского пастыря с Антиохийским владыкой упрочивалось и приобретало силу полной искренности. В то же время и сам св. Кирилл не мог не сознавать, что некоторые его приверженцы слишком усердно раздувают искру в пламя: он просит Прокла о снисхождении к «славному имени мужа, умершего в общении с Церковью»614, а пред Иоанном высказывает недовольство на тех людей, которые «поражают воздух и натягивают свои луки против праха»615. В свою очередь «Восточные» отправили к императору прошение о «восстановлении мира»616, и Феодосий II особым указом повелевает прекратить дело о Феодоре617. Волнение затихло, и крайние антидиофизиты принуждены были замолчать.

Для Феодорита наступил теперь период большого спокойствия, и он с полною свободою мог предаться тому уединению, к которому стремился за все предшествующее мятежное время618. Находясь вдали от всяких смут, он посвятил свои силы созиданию Церкви Христовой и учеными трудами действовал на обширный круг читателей. Эпизод из-за Феодора был последнею вспышкой великого пожара и закончился общением Феодорита с Иоанном и св. Кириллом. Но Киррскому епископу пришлось не долго оставаться самому с собой; будущее готовило страшную грозу. На развалинах несторианства возникало ненавистное ему монофизитство, обрушившееся на всех поборников православия. Феодорит снова был втянут в борьбу, которая однако же показала в нем и безупречность его жизни, и стойкость характера, и чистоту его веры.

Глава пятая

Положение церковных партий по превращении волнений из-за Нестория и Феодора Мопсуэстийского. – Кончина Иоанна и восшествие на Антиохийский престол Домна: первенствующее значение Феодорита в делах «Востока» за это время. – Устранение крайних антидиофизитствующих епископов с своих кафедр и цель такой меры. – Отношение к этим распоряжениям Константинопольского и Александрийского пастырей. – Смерть св. Кирилла; его место занимает Диоскор. – Письма Феодорита к последнему, а равно и к другим лицам, расположенным к нему. – Бывший комит Ириней поставляется в митрополита Тирского по мысли и инициативе Киррского епископа. – Протест Диоскора, не уваженный в Антиохии. – Новый Константинопольский владыка Флавиан и дружественные отношения к нему Феодорита. – Архимандрит Евтихий-монофизит и его сторонники на «Востоке». – Донос Домна на еретика императору Феодосию. – Императорский эдикт от 17-го февраля 448 года, направленный против «Восточных» и вызвавший волнения на «Востоке». – Феодорит не одобряет этого акта. – Собор пастырей в Антиохии и его деятельность. – Движение в Египте против «Восточных», произведенное прибывшими сюда из Антиохии монахами.-Письмо Диоскора к Домну от имени Александрийскаго собора и ответ Феодорита и Антиохийского владыки. – Серьезность положения по взгляду Феодорита и историческое значение его сочинения «Эранист». – Послания Киррского епископа для укрепления «Восточных». – Указ Феодосия о заключении Феодорита в Кирре и средства, какими он был достигнут; участие в этом деле Озроинских клириков, недовольных Ивой. – Письма Феодорита к разным лицам, в которых он оправдывается в своих поступках и раскрывает истинные мотивы вражды к нему. – Обширная корреспонденция Феодорита за это время и ее содержание. – Осуждение Евтихия в Константинополе и радость Киррского пастыря. – Посольство из Антиохии в пользу Феодорита и письма последнего при этом случае с требованием вселенского собора. – Указ Феодосия но этому предмету и запрещение Феодориту присутствовать в Эфесе. – Состав σύνοδος ληστρική и его существенная задача. – Суд над Киррским епископом: анализ прочитанных здесь отрывков из его сочинений, vota и окончательное решение. – Эдикт императора, ἐγκύκλια γράμματα Диоскора и «противонесторианская» формула, – Феодорит признан еретиком и лишается кафедры.

437–438 гг. знаменуют собою заключение несторианских волнений: сам ересиарх был сослан, его имя опозорено постыдным прозванием симонианина, приравнивавшим его к Арию, сторонники и друзья его проводили безвестное существование в различных отдаленных углах греко-римской империи. Церкви всего христианского мира были в полном согласии. С внешней стороны все обстояло благополучно, но на самом деле это было лишь временное затишье пред наступлением грозы. Совершившееся примирение «Востока» и Египта не было принято везде с одинаковым сочувствием и неподдельною искренностью. В рядах Эфесских деятелей очень рано стали обозначаться предшественники Евтихия, которые не могли слышать даже упоминания о двух естествах воплотившегося Христа и бежали его, как самой гнусной ереси. Сирийцы, значительно потерявшие вселенское уважение к своему высокому духовному авторитету, от души благословляли общее успокоение или, по крайней мере, с большим самообладанием несли иго вынужденного молчания, но и между ними были люди, склонные к сомнению в величии заслуг Павла Эмесского: дух Иерапольского митрополита продолжал еще жить на «Востоке»619. Помимо того, положение «оставленных в подозрении», в каком оказались Антиохийцы, необходимо побуждало их к бдительной осторожности по отношению к себе и внимательному наблюдению за действиями Александрийцев. Под пеплом тлело много искр, готовых вспыхнуть ярким пламенем. Пока были живы Иоанн и св. Кирилл, беспокойные и крайние элементы не выходили наружу и были сдерживаемы в надлежащих границах твердою политикой одного и авторитетною мудростью другого; но оба эти деятели скоро сошли со сцены, и равновесие тотчас нарушилось. Удалившийся под сень своего епархиального города и проводивший в трудах свое время Феодорит опять должен был выступить на первый план и принять самое горячее участие во всех дальнейших событиях. Его имя было теперь самым внушительным, и его голосу следовал весь «Восток». Он всецело руководил им, не будучи Антиохийским владыкою, и уже одним этим возбуждал непримиримую ненависть врагов, как ответственный за все, что не нравилось и было неприятно последним. Евтихиане видели в нем опаснейшего противника, Диоскор требовал от пего объяснений, почему попираются права престола св. Марка. При таких условиях Феодорит неизбежно страдал более других, когда стенали все, и торжествовал там, где ликовали остальные представители Антиохийского богословия. В этом факте можно находить разгадку последующей истории жизни Киррского пастыря: его проклинают монофизиты и его же Халкидонский собор провозглашает «православным учителем». Его участие в несторианских распрях создало ему громкую славу защитника веры на «Востоке», который повиновался ему более, чем Антиохийскому епископу; но это же самое сделало его страшным и ненавистным для Египта620, и Александрия жестоко отомстила ему в период господства.

В предшествующую эпоху смут и неурядиц, особенно после 433 г., Феодорит перестал посещать Антиохию, где был несовсем дружественный ему предстоятель, и проживал в Кирре621. Скоро он должен был оста вить свое уединение, когда в 441 или 442 году622 Иоанн скончался. Преемником почившего был родной его племянник Домн623, который, по словам Мартэна624, «имел все недостатки своего предшественника и ни одной из его добродетелей». Слабый и бесхарактерный, он был не способен поддержать достоинство своей кафедры в тяжелых обстоятельствах и искал опоры в энергичных и опытных лицах. Знаменитейший богослов и мужественный поборник православия, Феодорит прежде всех обратил внимание нового Антиохийского пастыря, терявшегося при малейших затруднениях, и своим крепким умом и твердою волею принужден был прикрывать его немощи. У него было именно то, чего не доставало Домну. Если при жизни Иоанна Киррский епископ руководил другими, то теперь он стал действительным главою «Восточных» и двигал всеми событиями. С самых первых дней своего правления Домн безусловно подчинился влиянию Феодорита, без воли которого он не осмеливался сделать ни одного решительного шага, и предоставил ему все церкви «Востока»625. Сирские акты разбойничьего собора сохранили нам много любопытных известий по этому предмету. Так пресвитер Кириак, в своей жалобе Диоскору, свидетельствует: «Домн отказался от всякого собственного мнения; ибо вследствие своей дружбы к Феодориту, епископу города Кирра, он любил жить с ним все время и доходил даже до того, что публично защищал его нечестие, не показывая страха, каким он обязан по отношению к Богу. А что хуже всего, – он украшался всеми хулениями Феодорита против Христа, Господа всяческих; Домн беспрестанно хлопал руками в Церкви и, своими неумеренными похвалами, поддерживал и укреплял его в нечестии. В церковных угодиях он даже выстроил для него дом и позволил ему жить там, как в своем городе. Он (Домн) всегда называл его (Феодорита) отцом, а в его отсутствие осыпал его благословениями (восхвалял его, как блаженного)»626. Одним словом, Домн питал какое-то суеверное уважение к Феодориту: он был словно околдован им627 и соглашался на все, что ему предлагал тот628. Вообще без Киррского пастыря в Антиохии не делалось пи одного значительного постановления. Очень понятно, поэтому, что ему нередко приходилось покидать свою епископскую резиденцию и жить во владениях Антиохийского предстоятеля.

У нас имеется слишком мало фактов для изображения жизни Феодорита во всех подробностях, однакоже и дошедшие до нас сведения вполне достаточны для уверения к его широкой деятельности. Кажется, прежде всего было решено устранить людей крайне антидиофизитского образа мыслей, бывших угрозою для общего мира. В сознании своего превосходства, они не удовлетворялись уничтожением Нестория, а хотели обезличить весь «Восток», чтобы заставить его во всем следовать Александрийскому богословию, понимаемому ими по-своему. Акакий Мелитинский возмущается всяким словом о двух естествах во Христе, монах Максим и его коллеги волнуют все центры греко-римской империи, взывая к огню и мечу против Феодора Мопсуэстийского. Феодорит хорошо понимал, насколько гибельно было давать ход этим беспокойным элементам и подбором единомышленников старался парализовать влияние несдержанных крикунов и беспорядочных бродяг. Работая для блага и процветания Церкви, он вместе с тем намерен был организовать сильную и авторитетную партию, способную внушить почтение к «Востоку» всем тем, которым он казался гнездом еретических бредней. Феодорит занялся осуществлением своего проекта на самых первых порах епископства Домна. На место Павла на Эмесскую кафедру был поставлен Помпиян, а после него Ураний. В союзе с первым и при содействии Антиохийского епископа, Феодорит в 442 году обращается против Антарадосского предстоятеля. Это был некто Александр, находившийся в довольно близких сношениях с св. Кириллом. Что это был за человек, – мы не знаем. Конечно, благожелатели Александра украшают его ореолом полного совершенства, но их свидетельство далеко не беспристрастно. Во всяком случае он возбуждал сильные подозрения в Антиохийцах и потому был вызван в столицу «Востока», где, по настоянию Киррского епископа, и принужден был подписать формальное отречение. Он был оставлен в Антиохии под арестом, а в преемники ему был назначен Павел, который будто бы разделял с Несторием изгнание в Оазисе629. Вообще, Феодорит «наставил бесчисленное количество епископов-несторианствующих, подобно ему»630.

Как отнеслись к этим поступкам в Константинополе и Александрии? – неизвестно, но едва ли там одобрили Домна, хотя и не всегда могли протестовать на основании канонов. Впрочем, св. Кирилл не опускал случаев дать должное наставление своему собрату. Так, он писал Домну по жалобе некоего Петра, который выставлял себя жертвою несправедливых судей631. В другой раз св. Кирилл заявил себя по делу Афанасия Перрского (Иерргийского) и просил оказать снисхождение якобы невинно пострадавшему632. Эти факты не следует проходить без внимания. Они помогут нам уяснить положение «Востока», его отношение к другим церквам и значение деятельности Феодорита. Замечательно здесь то, что все, недовольные административными распоряжениями Антиохийского владыки, обращаются в Константинополь и Александрию и высказывают явное недоверие к беспристрастию Домна. С другой стороны, св. Кирилл охотно брал на себя роль посредника и своими просьбами о соблюдении правил очень прозрачно намекал, что он далеко не был убежден в справедливости нового Антиохийского пастыря. Ясно, что в Египте смотрели подозрительно на совершавшееся в «восточном» округе и зорко следили за ходом событий. Таким образом отношения были не совсем искренние и легко могли разрешиться прямою враждой. Феодорит предвидел это и усиленно заботился о мерах предосторожности на всякий случай. Он поступал здесь тем энергичнее, что был вполне убежден в тесной связи с Александриею всех недовольных, которые забывали всякое почтение к Домну, надеясь укрыться под авторитетом св. Кирилла. Феодорит узнал волков в овечьей коже и не желал иметь их в своем стаде. Аристолай своею смелою политикой «очищения» Востока от несторианства дал простор антидиофизитам, почему они от имени св. Кирилла позволяли все, что хотели. Такой порядок не предвещал ничего хорошего в будущем, и Феодорит всеми силами старался, чтобы оно не было слишком грозно. Выдвигая на вид более рассудительных пастырей, он тем самым думал ослабить оппозицию и даже уничтожить ее в самом зародыше. В тоже время и св. Кирилл своим умиротворяющим поведением не мало содействовал к поддержанию спокойствия, а своим властным словом сдерживал неразумные порывы своих крайних сторонников. Мир сохранялся великою личностью этого славного святителя, но, к сожалению, он скончался в тот момент, когда его присутствие было всего необходимее. В 444 году св. Кирилл умер и его место заступил Диоскор633. Как бы ни принял Феодорит это известие,– с радостью или со скорбью,634 – во всяком случае он скоро должен был убедиться, что и то и другое не соответствовало важности события. Конечно, прежде всего необходимо было ближе узнать нового Александрийского владыку, чтобы точно выяснить, какими последствиями будет сопровождаться эта иерархическая перемена; посему Феодорит, посылает приветственное письмо к Диоскору. Одно это обстоятельство красноречиво свидетельствует в пользу того, насколько громадно было влияние, этого скромного по своей кафедре епископа на весь «Восток»: он является теперь представителем последнего и в таковом качестве позволяет себе равное и несколько даже покровительственное отношение к адресату. Тон почтительной вежливости не спускается до степени общих мест и ходячих любезностей; напротив того, довольно высокая нота собственного достоинства, далекая от резкости горделивого чванства, обнаруживает в авторе опытного учителя, могущего дать хороший совет молодому собрату. «Мы слышали, – пишет Феодорит Диоскору635, – что твоя святость украшается многими видами добродетели (ибо отовсюду идущая быстрая молва наполнила слухи всех твоею славою): в особенности же восхваляют скромность ума (τὸ τοῦ φρονήματος μέτριον ), что и Господь, поставляя Себя в пример, заповедал в следующих словах: научитеся от Meне, яко кроток семь и смирен сердцем (Мф. XI, 29). Будучи по природе высшим или, лучше сказать, высочайшим Богом, по воплощении Он возлюбили, кротость и уничижение ума. Итак, взирая на Него, не смотри, владыко, ни на множество подчиненных, ни на высоту престолов, но обращай внимание на природу и превратности жизни и следуй божественным законам, сохранение которых дарует наследие царства небесного. Слыша о таком смиренномудрии твоей святости, осмеливаюсь письменно приветствовать твою священную главу и обещаю молитвы, плод коих спасение». Вместе с этим посланием было отправлено в Александрии» еще одно письмо Киррского епископа пресвитеру Архивию636. Из этого не без основания можно заключать, что Феодорит и в Египте имел друзей и чрез них давал отпор различным наветам против «Восточных». Это была, вероятно, немногочисленная партия, составлявшая оппозицию всем, которые легковерно принимали, что и как ни говорилось, о происходившем в Антиохии. Феодорит был лично заинтересован в том, чтобы в Египте получались верные сведения о событиях в пределах «Восточного» округа и озаботился приисканием способных для сего лиц. Положение настоящего правителя подле, номинального – Домна неизбежно выдвигало его имя на первый план и приковывало к нему внимание врагов «Востока». Такой или иной взгляд на него был вместе с тем показателем того, насколько справедливо и беспристрастно было мнение о Сирийских церквах. Мы знаем, что каждый шаг «Восточных» подвергался в Александрии тщательному обсуждению, причем поведение Феодорита становилось предметом критики прежде всего другого. Подтверждением этого служить собственное свидетельство Киррского пастыря в письме к Иоанну637. «Прибывший недавно из вашей страны благочестивейший пресвитер Евсевий (чрез которого было послано приветствие Диоскору) сообщил, что у вас было какое-то собрание и что между прочим, когда зашла речь о наших делах, твое благочестие с похвалою вспомнило о моей малости».

Из содержания и характера рассматриваемых писем видно, что Феодорит не ожидал особенно больших опасностей; в отношениях Антиохии с Александриею, со смертью св. Кирилла, не произошло никаких новых осложнений, и на первых порах все оставалось по прежнему. Однакоже необходимо допустить, что вскоре начали обнаруживаться некоторые неблагоприятные признаки. В Сирии число недовольных увеличивалось со дня на день и голоса их стали раздаваться все настойчивее и громче. Не знаем, как далеко разносились эти крики, но они служили очень плохим знамением. По этой причине Феодорит продолжал замещать праздные кафедры людьми, которые должны были и могли подавлять монофизитские возбуждения. Не вызывавшая ранее сильных протестов, эта политика во времена Диоскора повела к прямому разрыву с Египтом и ясно показала, какой недостойный человек занял место св. Кирилла. В 436 или 437 году638 освободилась кафедра Тирского митрополита. Епископы Финикийские избрали Иринея, который будто бы украшался ревностью, великодушием, любовью к бедным и другими добродетелями. В Антиохии это решение было одобрено, хотя не без оговорок. Дело в том, что Ириней был двубрачный. Поставление во священные должности подобных лиц было незаконно, но церковная практика допускала в этих случаях послабления. На этом основании в столице «Востока» выбор Иринея был утвержден, и он вступил в отправление своих обязанностей639. Вопрос на этом не кончился. Как бы то ни было, «Восточные» сознавали, что поступок этот может породить волнения, и обратились по этому предмету в Константинополь. Прокл признал нового Тирского пастыря, и в Антиохии его слово было сочтено достаточным для устранения всяких сомнений и споров640. Полагали, что теперь не может быть никаких возражений, но вышло совсем не так: скоро оказалось, что событие это было роковым для Сирийцев и больше всего для Феодорита. Чтобы понять это, нам следует сначала раскрыть степень участия здесь Киррского епископа. Вопрос об этом чрезвычайно запутан и едва ли может быть приведен в полную ясность. В письме 110-м, адресованном Домну, автор его говорит: ἐχειροτόνησα τὸν θεοφιλέστατον ἐπίσκοπον Είρηναῖον 641. Принимая это известие во всей его силе, Барониий642 и Гарнье643 решительно утверждали, что Ириней был поставлен во епископа Феодоритом. Балюз был настолько уверен в этом, что без всяких колебаний отвергал свидетельство Synodicon’a, где читается: Irenaeus а Domno Antiocheno praesule Tyrorum mytropolis episcopus ordinatus est644. Тильмон хотел примирить оба эти противоречивые показания предположением, что в цитированном нами месте Киррский епископ делает заявление от имени Домна645, что повторяют и другие ученые, папр. Чижман (Zhisman)646. Само собою понятно, что попытка эта весьма неудачна, и уже Гефеле снова утверждал, что Феодорит по крайней мере был в числе посвящавших Иринея, ибо слова его невозможно истолковать иначе647. В такой неопределенности вопрос об Иринее оставался до самого последнего времени, когда аббат Мартен подверг его новому пересмотру и пришел к тому выводу, что письмо 110 принадлежит перу Домна648. «Как объяснить, – спрашивает Мартен649, – что простой Киррский епископ был призван посвятить Тирского митрополита, хотя бы даже с согласия Домна? Это противно всем обычаям древности». Мы не будем оспаривать этих справедливых возражений, однако же не думаем, чтобы ими были устранены все трудности. Во-первых, нет никаких прямых данных в пользу подложности рассматриваемого письма Феодоритова, а руководствоваться одними общими соображениями несколько рискованно. Во-вторых, сам Феодорит предполагал, что Константинопольскому двору доносили о производимых им выборах различных предстоятелей «восточного» округа. Недоумевая по поводу императорского указа, воспрещавшего выезд из Кирра, Феодорит писал Ному650: «когда я приходил в Антиохию, что делал неугодного Богу? Разве то, что приводил к хиротонии священства людей, достойных всякой похвалы?» Едва ли нужно распространяться, чтобы иметь уверенность сказать, что Феодорит указывает здесь на посвящения и притом производившиеся не в пределах своей епархии. Смысл показания слишком определенен, чтобы возможно было какое-нибудь иное понимание. Итак: или письмо 81 неподлинно, или Кирский епископ замещал свободные кафедры по своему усмотрению. Но утверждать первое значило бы переступать законы научной исторической критики и впадать в ничем неоправдываемый произвол, а потому необходимо принять последнее. И замечательно, что Феодорит явно намекает на дело Иринея, когда ниже упоминает «о плачах Финикийских христиан» и своем сочувствии их горю»651.

Таким образом, думая рассечь Гордиев узел, Мартэн совсем не достиг требуемой цели. Предыдущие соображения наши дают нам смелость подвергнуть сомнению прочность построений французского ученого аббата и вызывают нужду в другом, более вероятном, объяснении того эпизода, о котором у нас речь в настоящий раз. Прежде всего должно быть удержано то положение, что формально был ответствен за поставление Иринея Домн, поскольку некоторые известия усвояют посвящение Тирского митрополита именно епископу Антиохийскому652. Но так было только с внешней стороны; на самом деле Ириней своим возвышением был обязан исключительно своему другу653 Феодориту, бывшему тогда фактическим главою «Востока». Он рекомендовал его и он же «привел его к хиротонии священства» и, вероятно, принимал участие в этом акте. В этом смысле он и мог говорить о себе: ἐχειρστόνησα τὸν ... Εἰρηναῖον . Посему следует сказать, что Феодорит рекомендовал, избрал Иринея и вместе с Домном хиротонисал его во епископа Тирского654, причем Антиохийский владыка всецело действовал по указаниям и советам Киррского пастыря, как и при других подобных случаях655.

Прокл утвердил посвящение, а просить об этом Кириллова преемника в Антиохии не заблагорассудили. Партия недовольных увидела здесь свое поражение и подняла сильный крик. Придрались, конечно, к двубрачию митрополита Тирского, но причиною тревоги было, несомненно, не это. Нам станет ясно, почему неумеренные антидиофизиты взволновались по поводу столь незначительного происшествия, если мы скажем, что поставленный в Финикийскую область Ириней был тот самый комит, который в Эфесе усердно помогал членам cociliabuli, а потом был сослан в Петру, где и разделял одинаковую участь с Несторием656. Естественно, что уже самое его имя действовало неприятно на чувствительный слух мнимых поборников Кирилловых идей; пред их подозрительным взором снова возникал ненавистный образ Константинопольского ересиарха с авторитетом власти и учительства. Кроме того, сам Ириней, кажется, не всегда был сдержан в выражениях по христологическим вопросам. Сколько можно судить, он несколько напоминал собою Александра Иерапольского и, подобно ему, соблазнялся термином Θεοτόκος . Отсюда: будучи ревностным церковным оратором, он далеко не был вестником мира и своими поучениями раздражал известную часть населения христианского «Востока». Феодорит вынужден был наставлять Иринея и внушать ему осторожность в догматических рассуждениях. «Борющимся за благочестие, – писал он Тирскому митрополиту657, -- нужно тщательно исследовать (дело) и гоняться не за словами, возбуждающими спор, а за доводами, ясно выражающими истину и приводящими в стыд всех, которые осмеливаются сопротивляться ей. Что за важность в том, именовать ли св. Деву человекородицею и вместе Богородицею или называть ее материю рожденного и рабою, присовокупляя, что она матерь Господа нашего Иисуса Христа, как человека, и раба Его, как Бога, и для избегания поводов к клевете предлагать ту же мысль под другим названием? Сверх сего нужно рассудить и то, какое имя общее и какое есть собственное имя Девы: ведь из-за этого происходил весь спор, который не принес никакой пользы. Большинство древних отцов прилагали это почетное наименование (Богородицы); это же сделало и твое благочестие в двух-трех речах. Я имею некоторые из них, которые присланы твоим боголюбием, где ты, Владыко, соединив с (наименованием) Богородица (наименование) человекородица, выразил ту же мысль другими словами».

Весть о поставлении Иринея была немедленно передана Диоскору со всеми прикрасами и, конечно, не мало поразила его, возбуждая в нем грозные призраки, а его болезненная фантазия оказалась в полном согласии с оскорбленным самолюбием деспота. Он воспылал гневом за то, что его обошли в недоуменном вопросе по поводу двубрачия Иринея и удовольствовались одним приговором Прокла. В этом он усмотрел личное оскорбление и часто выговаривал «Восточным», что они поступились правами церквей Антиохийской и Александрийской658. В столице Египта был составлен собор, и Диоскор отправляет в Антиохию строгий приказ уничтожить все, что было сделано касательно Иринея. Феодорит справедливо увидел в этом требовании притязание на пепринадлежащие права, и хартии Египтянина, вопреки его желаниям, не были обнародованы на «Востоке»659. Диоскору отвечали, что его компетенция, по канонам Никейского и первого Константинопольского соборов, ограничена единственно собственным диоцезом, и за пределы его он переступать не должен. Что до славы кафедры Александрийской, то здесь Диоскору заметили, что «город Антиохия имеет у себя престол великого Петра, который был учителем блаженного Марка и первым и верховным в лике Апостолов»660. Диоскор был необычайно раздражен столь «дерзким» неуважением к его мнимым прерогативам и счел это за casus bellï «Восточным» была объявлена война не на живот, а на смерть. В столице империи была начата деятельная агитация против Иринея, поражением которого имелось в виду дать урок гордым Сирийцам и заставить их преклониться пред надменным Александрийцем. Но пока Диоскор расставлял свои сети, и в Константинополе и в Антиохии случились очень важные перемены. В 446 и 447 году Прокл скончался и ему наследовал Флавиан. В лице этого пастыря «Восточные» приобрели искреннего друга и влиятельного помощника. Флавиан глубоко благоговел пред памятью св. Кирилла, но при всем том он был человек, сродный по своим догматическим воззрениям Антиохийскому богословствованию. Формулы составленного Феодоритом и предложенного Иоанном символа служили ему руководством при изобличении Евтихия и цитировались им, как точно раскрывающие смысл Никейской веры661. Киррский епископ понимал важность союза с Константинополем, и действительно, «по его настояниям, Домн взял в помощники нечестивого Флавиана»662. Монофизитствующие враги Антиохии не могли ошибаться на счет значения этой связи и с своей точки зрения полагали здесь корень всех зол. «Что последовало за сим, – жалуется пресвитер Кириак на разбойничьем соборе663, – мы не будем говорить, ибо это дают ясно знать самые события: потрясение церквей, смятение в паствах, оскорбления вас, святые отцы, и гибель вселенной – вот чего пришлось бояться тогда».

Подобные отношения двух «восточных» пастырей к Флавиану, как представителей его на «Востоке»664, порождали новые неудовольствия Диоскора против Антиохийцев. Между тем призрак Аполлинаризма, поднимавший такую тревогу в учителях и учениках Антиохийской школы в эпоху несторианских споров, начал выступать с чертами живого образа, принимал плоть и кровь в лице настоящего еретика. По странной случайности судьбы, колыбелью монофизитства опять был Константинополь, а провозвестником его влиятельный архимандрит, крестный отец всемогущего временщика Хрисафия. Крайний сторонник св. Кирилла, этот человек во всей деятельности последнего дорожил только одною фразой: μία φύσις τοῦ Θεοῦ Λόγου σεσαρκωμένη . Не выходя из своего затвора, Евтихий однако же умел широко распространить свои идеи при помощи послушной толпы исполнительных монахов. Стоит вспомнить, как подчиненные ему чернецы усердно агитировали в Константинопольских монастырях в конце 448 года. Нужно думать, что обитель, принявшая под свою сень монофизита, далеко не была для него гробом, как он сам заверял. Но всяком случае было бы научною несообразностью утверждать, что он появился на сцене истории ex abruptо, по одному доносу пламенного Евсевия Дорилейского. Несомненно, из столицы монофизитские воззрения переходили в самые отдаленные центры греко-римской империи и находили не малое сочувствие на «Востоке». Здесь уже рано обозначилась неумеренная партия противников состоявшегося между св. Кириллом и Иоанном примирения. Сдерживаемая прежде, в должных границах могучею личностью Александрийского владыки, эта группа, после его смерти, значительно увеличилась в своем объеме и сделалась гораздо более опасною для всеобщего спокойствия, слившись с крайними элементами невежественного и фанатичного клира. К исходу 447 года борцы смуты были уже известны в Антиохии и оказывали сильную оппозицию Домну и Феодориту. Административная политика этих последних разжигала их страсти, а надежда на помощь в Константинополе и Александрии делала их дерзкими. История сохранила нам несколько имен представителей этой фракции, игравшей столь печальную роль в судьбе епископа Киррского. Таков, прежде всего, некий Максим, – Максимиан, о котором в Антиохии кричали, что это сатана, а не монах665. Что это был за человек, – мы положительно сказать не можем, но не без основания отожествляют его с корреспондентом св. Кирилла, «желавшим с корнем истребить зловерие Нестория от пределов Востока»666. Затем упоминается Феодосий, вероятно, тот самый, который после Халкидонского собора возмутил всю Палестину и причинил сколько хлопот правительству, завладев Иерусалимом667. Сюда же нужно причислить Симеона, Илиодора, Авраама, Геронтия, Маркелла, пресвитеров Кириака и Пелагия и диакона Геронтия, своими кляузами заискивавших расположения всесильного Диоскора668. Наконец, сирские акты говорят еще о каком-то Евтихе669. Личность последнего в точности не выяснена, но наша мысль естественно обращается здесь к Константинопольскому монаху-ересиарху. Гофман без всяких колебаний принимает это предположение670, а Мартэн высказывает сомнение в его справедливости, хотя, по его словам, «подобная гипотеза лучше объясняет последовательность событий»671. Главное препятствие к признанию в этом Евтихе крестного отца Хрнсафиева находят в невозможности допустить, будто его учение было знакомо «Востоку» в то время, когда в столице империи этого и не подозревали. Мы не видим в этом обстоятельстве особенного затруднения. Правда, мы не в состоянии указать и проследить всех нитей, какими недовольная Антиохия связывалась с монофизитствующим Константинополем, однакоже существование их несомненно. Совершенно немыслимо, чтобы незначительные по своему положению люди решились на свой страх, без всякой посторонней помощи, оказывать сопротивление Антиохийскому пастырю; очевидно, за ними стояла более грозная сила, дававшая им смелость открыто провозглашать свои бредни, а такою не мог быть какой-нибудь темный монах, в роде фигурировавшего на Халкидонском соборе Евтихия, врага «Восточных»672. И замечательно, что дело Евтихия Константинопольского всего ближе приняли к сердцу отщепенцы «восточного» округа, конечно, по убеждению в его догматической непогрепштельности. Ясно, что проповедь упрямого монофизита не замыкалась стенами родного ему монастыря, а достигала Сирии и считалась здесь самым лучшим выражением апостольской веры. Одним словом, с большею вероятностью можно предполагать, что сношения между Антиохийскими антидиофизитами и Евтихием были и что имя последнего было известно на «Востоке». Мы утверждаем это тем решительнее, что самые сирские деяния совсем не представляют Евтиха обитателем Антиохии или ее окрестностей, когда выразительно указывают, что он был недоступен для мщения разъярившейся толпы Антиохийских христиан673.

Таков был состав партии недовольных в пределах «восточного» округа. Это были, большею частью, люди невежественные и ярые фанатики, которые не хотели внимать никаким разумным увещаниям. Действуя под маскою ревности о православии, они были самыми опасными агитаторами: близкое соприкосновение с народными массами открывало им свободное поприще для пропаганды, не всегда уловимой для видных и опытных предстоятелей Церкви. Парализовать их влияние было не так легко: они готовы были идти на мученичество и своим безумным упорством привлекали к себе симпатии простого народа. Феодорит понимал все грозное значение этого факта и старался предотвратить гибельные последствия его. С этою целью он обратил внимание на выбор епископов, способных внести здравые понятия, раскрыть козни темных возмутителей и снять с них личину святости и благочестия. При том же утихнувшие было споры о Диодоре и Феодоре, как кажется, опять начали разгораться и готовы бы разрастись до значительных размеров. В своей защите славных Антиохийцев многие заходили слишком далеко и с укором указывали прежним деятелям несторианской эпохи, к каким плохим результатам привела их уступчивость в примирении с св. Кириллом. По крайней мере Ириней Тирский прямо обвинял Феодорита, что «в счислении учителей он опустил святых и блаженных отцов Диодора и Феодора»674. Предвестники монофизитства не забыли тех лиц, которые, по их мнению, были виновниками учения о двух сынах. Необходимо было поскорее потушить эту искру, чтобы она не обратилась в пламя. Имя Евтихия, с благоговением произносимое недовольными, заставляло догадываться, что первовиновник брожения есть именно он. Если Киррский пастырь был убежден в этом, он необходимо должен был прийти к мысли, что все его меры против крайних выразителей протеста будут паллиативами, когда он не поразит самый корень болезни. Эти соображения побуждали его направить свое открытое обличительное слово против Евтихия, чтобы заградить тот неточный ключ, из которого бил столь грязный поток. Так и было поступлено: Антиохия, некогда восставшая против мнимого аполлинаризма св. Кирилла, прежде других указала смысл новой доктрины и сродство ее с учением Аполлинария. Факунд Гермианский сохранил нам соборное послание Домна императору Феодосию, сопровождая его пояснительным замечанием, что это был первый полемический памятник антимонофизитской литературы. Вот что значится в этом документе: «мы вынуждены донести вашему благочестию, что пресвитер Евтихий старается возобновить нечестие ересиарха Аполлинария и повредить апостольское учение; извращая догмат касательно таинства воплощения, он называет божество Единородного и человечество одною природою, утверждает, что произошло смешение и слияние (того и другого), и усвояет спасительное страдание самому бесстрастному божеству, а тех, которые были столпами истины и борцами за благочестие и которые блистательно противостояли всякой ереси, Диодора и Феодора, дерзает анафематствовать: в этом он уподобляется суетности Аполлинария»675. В какое время появилось это письмо, – апологет трех глав не сообщает, но мы не считаем возможным относить этот момент далее января-февраля 448 года, когда «Восточным» пришлось испытать весьма чувствительный удар и когда интерес самозащиты отодвигал на задний план все другие вопросы. Самый характер послания, смелость выражений и решительность заявления: все это свидетельствует, что грозовая туча еще не разразилась над почвой Сирии676. Едва ли можно сомневаться, что столь важное дело было предпринято по инициативе Феодорита677. Домн обладал слишком слабым характером., чтобы отважиться на такую рискованную меру, а непреклонная воля и неустрашимость в борьбе за истину составляли отличительные свойства личности Киррского епископа. Мужественный антагонист св. Кирилла, он тем энергичнее напал на Евтихия, что имел пред собою врага, не подававшего никакой надежды на мирные отношения. И сам он после говорил о своих противниках: «увидевши, что они возобновляют угасшую уже ересь, я постоянно вопиял, выступая против нее и тайно, и при народе, и в приветственных домах (έν ἀσπαστηρίοις οἴκοις )678, и в божественных храмах, и изобличал замышлявших против веры»679.

Донос был отправлен, и Феодорит ожидал самых блестящих результатов. Можно представить себе изумление всех «Восточных», когда вышло совсем наоборот. Сообщению из Антиохии не дали надлежащего хода, а неограниченный Хрисафий, конечно, приложил все свое усердие, чтобы очернить авторов письма в глазах Феодосия, который на первых порах всегда оказывался на стороне еретиков. При таких условиях замыслы Диоскора и его Константинопольских клевретов не встретили никаких препятствий и скоро увенчались желаемым для них успехом. 17-го февраля 448 года появился императорский указ, прочитанный в глубине Египетских пустынь 18-го апреля680. «Узаконяем, – говорится здесь681, – чтобы все сочинения, где бы и у кого бы они ни нашлись, написанные Порфирием, по побуждению собственного его безумия, были преданы огню. Также подтверждаем, чтобы из ревнителей нечестивых мнений Нестория или из последователей беззаконного его учения -епископы и клирики были отлучаемы от святых церквей, а миряне – анафематствуемы... Сверх того, так как до нашего слуха дошло, что некоторые составили и изложили какие-то двусмысленные учения, не совсем согласные с православною верою, изложенною святыми соборами святых отцов в Никее и в Эфесе и блаженной памяти Кириллом, бывшим епископом великого города Александрии: то повелеваем, чтобы все такого рода сочинения, прежде ли настоящего времени или в нынешнее время написанные, были сжигаемы и совершенно истребляемы, так чтобы никто не мог их читать; а те, которые будут держать у себя и читать эти сочинения или книги, должны иметь в виду смертную казнь. Вообще мы желаем, чтобы никто не позволял себе излагать или преподавать ничего, кроме веры, утвержденной, как мы сказали, в Никее и в Ефесе... А чтобы все из опыта узнали, какое негодование возбуждают в нашем величестве ревнители нечестивой несториевой ереси, мы постановляем Иринея, – по этой причине некогда навлекшего наш гнев и затем, не знаем как, после вторичного, как мы известились, брака сделавшегося, вопреки апостольским правилам, епископом города Тира, – изгнать из святой Тирской церкви и, по снятии с него одежды и имени священника, дозволить ему жить в тишине только на его родине».

Этот указ вызвал на «Востоке» всеобщую панику. Частный факт был представлен в таком виде, что дело Иринея совершенно стушевывалось пред огульным и аподиктическим обвинением всех «Восточных» в еретическом заблуждении: удаление Тирского митрополита ставилось лишь в пример и назидание другим. Понятно, из какой среды и по какому влиянию вышел этот документ. Вдохновители императора внушили ему уверенность, что Сирия есть ничто иное, как гнездо несторианства. Такое воззрение могло явиться только у крайнего монофизита, но уж ни в каком случае не у самого Феодосия, заявлявшего в свое время, что против «Восточных» он не имеет подозрений682. Ясно, сколь много потрудились влиятельные сторонники Евтихия, опиравшиеся на Хрисафия, и Диоскор, который был «головою, сердцем, руками и душою всей этой партии»683. Темные интриганы и подпольные кляузники не оставили в покое и Феодорита: параграф декрета касательно мысливших или писавших против Эфесского собора и св. Кирилла был направлен именно в него. Эдикт относился к нему еще и с другой стороны, поскольку Киррский епископ выдвинул на важную кафедру комита Иринея и состоял с ним в дружественных связях. Феодорит почувствовал всю опасность приближавшейся грозы, но не хотел уступить без боя. Ему предлежала трудная задача борьбы против императорского закона, и однакоже он не убоялся этого, хотя и знал, что собирает горящие угли на свою голову. Повинуясь голосу чести и совести, он не мог согласиться с провозглашенною жестокою мерой против собрата. В Финикии происходят сильные волнения, и сам Тирский пастырь теряется, не зная, что ему предпринять? Он пишет Феодориту и приточно спрашивает его совета. Ириней рассказывает, что какой-то нечестивый судья предложил двум, захваченным им, исповедникам правой веры: или поклониться ложным богам, или броситься в море. Один без всяких колебаний ринулся в бездну, другой же не избирал ни первого, ни последнего. Феодорит должен был решить: который из них поступил лучше? Разоблаченная от своей приточной формы, эта аллегория равнялась вопросу: следует-ли Иринею повиноваться воле императора? «Я думаю, – отвечал на это Киррский епископ своему адресату684, – что и тебе второй должен казаться заслуживающим большей похвалы, ибо без повеления никто не в праве лишать себя жизни, но всякому следует ждать смерти естественной или насильственной. И Господь, научая сему, заповедал преследуемым в одном городе бежать в иной (Mф. X, 23)... Если угодно, переменим немного твое предложение и, – чтобы яснее познать истину, оставив речь о море, – допустим такой случай, что судья вручил каждому из борцов меч и приказал, чтобы нехотящий приносить жертву срубил себе голову: кто же, будучи здравомыслящим, решится обагрить собственною кровью свою десницу, сделаться палачом себя самого и вооружить против себя свою же руку?» Таким образом Феодорит прямо объявил эдикт Феодосия не вполне справедливым и, как человек энергичный, нашел нужным открыто высказать свое мнение: обстоятельства требовали его авторитетного слова. Антиохия была в невероятном смятении; жители разделились на две партии и взаимными распрями поддерживали общий беспорядок. Тогда Феодорит выступил на церковную кафедру и между прочим говорил: «Бог воспринял человека, хотя бы это некоторым и не нравилось!» Оратор указал этим истинное значение нового распоряжения и с уверенностью утверждал, что речь идет не об Иринее, а о догмате. Восторженные, но беспорядочные возгласы покрывали проповедь Киррского пастыря. Народ кричал: «Это вера апостольская! Это вера православная! Это вера Диодора и Феодора! Мы веруем так же, как и они. Никто не верует согласно эдикту! Веру, предписываемую указом, не принимаем! Мы слуги Апостолов. Долой врагов Церкви! Вон еретиков! Долой тех, которые заставляют страдать Бога! Вон клеветников! Долой Евтиха и Максимина (Максимиана)! Вон еретиков! Анафема обоим! Сожжем сейчас монастырь Максимина! Идем туда скорее! Это сатана, а не монах!» Между тем Феодорит продолжал: «Израильтянин Навуфей был побит камнями за то, что не отдал наследства и виноградника отцов своих, говоря: не дам наследия отец моих (3 Цр. XXI, 6). Подобно сему и вы ревнуете о наследии отцов ваших (о божественных догматах) и говорите: не отдадим наследия отцов наших. Впрочем, нет ничего удивительного в том, что поборающие за благочестие терпят зло; ибо еще блаженный Павел учил нас об этом словами: вси хотящии благочестно жити о Христе Иисусе гоними будут. Лукавии же человецы и чародеи преспеют на горшее, прельщающе и прельщаеми (2Тим. III, 12–13)». Народ снова воскликнул: «чародеев в цирк! В цирк тех, которые заставляют Бога страдать! Един Бог! Изгоните их!»685.

Сколько правды в этом рассказе и как велика часть собственных измышлений донощика, – это нам неизвестно686, но во всяком случае неоспоримо, что императорский указ был подвергнут в Антиохии жестокому порицанию. Во всех отношениях он был объявлен неимеющим законной силы, а Иринею было внушено, чтобы он не спешил радовать врагов своим удалением из Тира. Может быть, Феодорит и Домн рассчитывали, что вся эта история разрешится так же, как и вопрос о Феодоре Мопсуэстийском, и непостоянный император не замедлит отменить свой приговор.

Между тем торжествующая партия подняла голову и своими дерзостями вызывала «восточных» пастырей на более решительные меры: прежний, довольно скромный, тон значительно повысился, и смутная мысль облекалась в ясную форму монофизитской доктрины. В столице «Востока» собрались все более видные предстоятели церквей, чтобы выработать план действий в столь критических обстоятельствах687. Здесь Феодорит предложил призвать к ответу недовольных и потребовать у них отчета в своих христологических воззрениях. Между «крайними» больше всех выдавался пресвитер Пелагий, родом Сириец688, который должен был подписать вероизложение и отказаться от общественного учительства689. Приведем самый символ690, который покажет нам догматические убеждения Киррского пастыря и прольет новый свет на положение христианского «Востока» в 448 году. «Святому и благочестивому господину Домну (Антиохийскому) и благочестивым: Домну (Апамийскому), Феоктисту (Верийскому), Геронтию (Селевкийскому, в Сирии), Савве (Палтскому, в первой Сирии), Феодориту (Виррскому), Юлиану (Ларисскому(?), в Сирии) и Юлиану (Розосскому, во второй Киликии), Дамиану Сидонскому, Евстафию Эгонскому (во второй Киликии) (и) Мелетию (Ларисскому, в Сирии)691 – пресвитер Пелагий желает о Господе нашем радоваться.

«Обнаружилось пред вашим благочестием, что некоторые лица, бывшие в постоянных сношениях со мною, измышляют и провозглашают противные святой Церкви догматы. Именно, их обвиняют за то, что, по их мнению, Бог Слово по превращению сделался плотию, что плоть Господа нашего изменилась в естество божества, так что божество и человечество Господа нашего Христа составляют только одно естество. В виду этого ваше благочестие было вынуждено позвать меня для объяснений касательно таких превратных учений. Сверх сего и некоторые богобоязненные пресвитеры доносили вашему благочестию, что будто я называл учителей Церкви иудеями. Посему я и составил это вероизложение, в котором, согласно учению святых отцов, исповедую, что Сын Божий – один, – воплотившийся Бог Слово, – подобно тому, как один Отец и один Дух Святый. Исповедую также божество Того, Кто стал человеком, даже в Его человечестве, и верую, что после соединения не произошло слияния, почему ни Бог Слово не сделался плотию чрез какое-либо превращение, ни плоть не изменилась в природу божества. Исповедую и то, что после воскресения плоть Господа нашего пребывает бесстрастною, нетленною и бессмертною, прославлена божественною славой, поскольку это есть тело Бога Слова, хотя и остается в пределах естества и удерживает свойства человечности692... Посему я анафематствую тех, которые говорят, будто божество и человечество составляют во Христе только одно естество, которые усвояют страдание самой божественной природе и которые не признают особенностей (качественного различия) обоих естеств: бесстрастности божества и страдательности человечества. Я исповедую одного и того же Сына и предвечным Богом и человеком в последние дни, – Сыном Божиим и отцем (Давида), поелику Он Бог, и сыном Давида, поелику Он человек; ибо сыном Давидовым Он называется по человечеству, а Сыном Божиим по божеству, поскольку Он, но плоти, родился от Девы Марии. Я называю Святую Деву материю Бога (Богородицею), потому что в самом зачатии Бог Слово соединил с Собою воспринятое от Нее (Девы) естество693, т. е. совершенного человека. Так я верую, так исповедую. Что касается тех, которые мыслят иначе и оба неслитно соединенные естества Господа нашего (Иисуса) Христа представляют одною природой, – то я анафематствую их и считаю чуждыми (истинного) благочестия. Если после этого письменного исповедания веры окажется, что я мыслю иначе, буду рассуждать отлично от этого при наставлениях или дома учить иным образом, – ваше благочестие повелело нам довольствоваться церковными поучениями и не вступать в споры, – то я признаю себя чуждым священства, достойным анафемы, как еретик, и подлежащим гражданским законам. Клянусь Святою Троицею и милосердием победоносных владык вселенной, что я написал это своею рукой, добровольно (от чистого сердца) и без всякого стороннего принуждения».

Из содержания этого символа мы видим прежде всего, что Феодорит нимало не уклонялся от своей православной точки зрения в разрешении христологической проблемы. Мнимые сторонники св. Кирилла не обладали столь великою и исключительною силой концепции и, по своему ограниченному пристрастию к тесному кругу идей, постоянно опускали один момент двойства и с понятием ἕνωσις доходили до чистого смешения. Не будучи людьми мысли, они тем настойчивее распространяли свои воззрения, чем скуднее было их богословское образование и чем у́'же и замкнутее был их умственный горизонт. Дать свободу слова таким лицам значило явно погрешать против пастырской заботливости о малых и предоставить их на жертву экзальтированных фанатиков. Вот почему Домн, по совету Феодорита694, отнял право учительства у Пелагия и его единомышленников, которые, по их собственному признанию695, внимательно следили за ростом и развитием несторианства и обличали пред народом нечестие духовных владык. Монофизитствующие на время замолчали, но не надолго: в голове одного из них созрел смелый план – повергнуть на землю воображаемых гонителей православия и открыть себе простор говорить и действовать по собственному усмотрению. Отношения Диоскора к «Восточным» обрисовались уже настолько определенно, что на его высокое покровительство без всякого риска могли рассчитывать все те, кто чувствовал себя обиженным в Антиохии. И вот в 448 году, вероятно, в марте месяце696, партия монахов под предводительством некоего Феодосия двинулась в Александрию с жаждою мести и с готовностью на всякую клевету. Диоскору были предъявлены списки некоторых проповедей Домна и Феодорита в качестве документальных доказательств их неправомыслия. В столице Египта поднялся страшный шум, все монастыри были в волнении и, как рассказывает нотарий, пресвитер Иоанн, на разбойничьем соборе697, «приступили к святому и благочестивому архиепископу Диоскору и, только благодаря мудрости этого первосвященника, были приведены в порядок». В Александрии спешно был составлен собор, и председатель его отправил чрез клириков Исаию и Кира обширное послание698, «какого, – по словам Феодорита699, – не должно было писать наученному от Бога всяческих, что не следует внимать пустому слуху (Исх. XXXIII, 1)». Письмо это имеет вид обвинительного акта, устраняющего возможность апелляции к какой-либо высшей инстанции. Целый христианский округ клеймится позором по навету немногих темных и бессовестных интриганов, самые видные церковные деятели и блестящие богословы подвергаются сурово-презрительному выговору непогрешимого деспота: таков характер этого документа. Несправедливый в своем решении, Диоскор еще более жесток в суждении о Феодорите, представляя его виновником падения веры и извращения догматов. «Некоторые утверждают, – сообщает Александрийский пастырь своему Антиохийскому собрату700, – что почти весь благочестивый и христолюбивый народ на Востоке подвергается великим соблазнам, а что хуже всего, так, это то, что будто бы те, которые должны мудро править и усмирять бушующие волны, первые возбуждают бури, как упившиеся ядом нечестия Нестория; они даже не стыдятся открыто распространять это в церкви своими поучениями. Между тем они приняли и подписали святой вселенский собор, бывший некогда в Никее, равно как и другой, родственный ему, собор, мнения коего те же самые, т. е. собор Эфесский; они также анафематствовали и то, боровшееся со Христом, чудовище со всеми его нечестивыми и скверными догматами. Чтобы показать таким людям, кто они такие, к ним можно применить следующую справедливую пословицу: пес возвращся на свою блевотину: и, свиния омывшися, в кал тинный (2Петр. II, 22): ибо они опять стараются воздвигнуть разрушенное средостение, не помышляя сказать о себе, как бы следовало: аще яже разорих, сия паки созидаю, преступника себе представляю (Гал. II, 18)... Я с изумлением узнал, что, когда в церкви (Антиохийской) находилось множество народа и мудрый епископ Киррский – я не знаю: как? – получил позволение говорить даже в присутствии твоего совершенства, он (Феодорит) не устрашился разделить Еммануила, говоря: «только простого человека осязал Фома и особо Богу (в отдельности) поклонился». Но он говорил это, как написано, от сердца своего, а не от уст Господних (Иер. XXIII, 16). Благовременно будет сказать здесь: «Что ты сказал? Куда ты зашел? Ты безрассудно забежал (в глушь), оставив царский путь. Перестань враждебно нападать на божественные Писания: положи дверь и ограждение устам твоим (Пс. CXL, 3); устрашись небесного гласа Отца: Сей есть Сын мой возлюбленный, о Нем же благоволих (Mф. III, 17 и пар.). Не разделяй на двух сынов единого Господа нашего (Иисуса) Христа: ибо, хотя Он принял от жены плоть, одушевленную разумною душею, Он все же остался тем, чем был, т. е. Богом. Послушай философа Павла, который спрашивает тебя и говорит: еда разделися Христос (1Кор. I, 13)?» Нет, ответишь ты, если только не допускаешь двух сынов, двух Христов, двух Господов; но тебя тотчас же обуздает пророк словами: сей Бог наш и не вменится ин к Нему. Изобрете всяк путь хитрости, и даде ю Иакову отроку Своему и Израилю возлюбленному от Него. Посем на земли явися и с человеки поживе (Вар. III, 36–38) Вот почему Святая Дева названа Богородицею (материю Бога) и вот почему Евангелист имел право писать: Слово плот бысть и вселися в ны (Ин. I, 14). Носимый херувимами и прославляемый серафимами (Иса. VI) сделался подобным нам ради нас. Он воссел на осляти и, когда слуги били Его по ланитам, терпел это ради домостроительства, чтобы исполнить всякую правду (Mф. III, 15). Это предали нам бывшие с самого начала самовидцами и служителями Слова (Лук. I, 2); это догматы прежнего (Никейского) и нового (Эфесского) соборов. Бывший ранее твоего благочестия епископом блаженной памяти Иоанн вместе с нами принял их и сообразовался с ними во всем. Я снова обращаюсь к тебе, благочестивый пастырь Антиохийский, и умоляю тебя (именем этого Иоанна), который не переставал укреплять согласие, какое существует между нами и вами, – и согласие это никто не в силах нарушить. Ведь немногого не достает, чтобы эти люди стали порицать мирное время, поелику они не понимают, как хорошо жить в мире. Они составляют позорные сочинения и, как говорят, противные мнениям блаженного и славного отца нашего, епископа Кирилла. Это может служить доказательством, что эти сочинения действительно достойны порицания и несогласны со священными словами, ибо наш мудрый и знаменитый отец был учителем решительно во всем. Он писал православно и ясно – более, чем всякий другой человек, не потому только, что был художником в слове, но и потому, что был одарен благодатью свыше». Затем, после длинного панегирика св. Кириллу, Диоскор «с дерзновением и любовью, приличными братьям », от имени Египетского синода напоминает Домну об обязанности в точности выполнить предписание императора относительно Порфирия, Нестория и их последователей и требует, чтобы с возможною поспешностью был приведен в действие указ Феодосия против «богохульного и двубрачного Иринея, нечестивого и скверного участника гибельного учения» Несториева.

Таким образом, пока Феодорит распоряжался в Антиохии, созревавшая ненависть к нему нашла удобную точку приложения: монахи оклеветали его в Александрии, как извратителя догматов и главного виновника беспорядков701, а Диоскор вместе с ним завинил и всех «Восточных», оказывая лишь некоторое снисхождение к пастырской слабости Домна. Со своей точки зрения он был, конечно, прав, и потому поражаемые Сирийцы не были удивлены посланием из Египта: они теперь ясно увидели в Диоскоре то, что ранее не без права предполагали в нем. Прикрываясь именем св. Кирилла, он, как отчаянный монофизит702, чтит своего предшественника по кафедре лишь настолько, насколько тот давал ему возможность проповедовать свои излюбленные идеи. Преемник этого великого святителя, – он хочет поддерживать авторитет трона св. Марка не духовною мудростью и мощью, а страхом: он не советует и не просит, а приказывает и требует. Но ему легко было заправлять подспудными силами и далеко не так просто одержать победу на литературном поприще и особенно в богословском споре. В Антиохии готовили надлежащий отпор дерзкому до неприличия деспоту: оба «восточные» пастыря пишут ответ надменному Александрийцу703.

В полном сознании совершенной правоты, Феодорит опровергает все наветы указанием на содержание своего учения и спокойно приглашает адресата к беспристрастному суду над собой. Как ни возмутительно было голословное нарекание Диоскора, обвиняемый ни мало не потерял хладнокровия и не позволил себе спуститься до того низменного тона, какой господствует в произведении Египетского обвинителя. Феодорит опровергает клеветников с самосознанием чистой истины и сожалеет об них с глубоким чувством последователя Христова, скорбящего о падении каждого верующего. Письмо Киррского епископа, по выражению Мартэна704, «есть одно из замечательнейших, какое когда-либо выходило из-под его пера. В нем виден человек сердца, ума и характера, всегда готовый дать свидетельство своей веры; оно безупречно во всех отношениях».

«Я вынужден писать, – говорит Феодорит705, – познакомившись с письмами твоей святости к господину моему, боголюбезнейшему и святейшему архиепископу Домну. В них между прочим содержится и то, что некоторые, прибыв в величайший город, управляемый твоею святостью, обвиняли нас, будто одного Господа нашего Иисуса Христа мы разделяем на двух сынов и будто беседовали об этом в Антиохии в собрании, где находилось много тысяч слушателей. Я оплакивал их, как осмелившихся составить явную клевету. Я скорбел, – прости мне это, владыко, ибо я вынужден скорбию говорить так, – что твое совершенство по Боге не сохранило для меня вполне открытым ни одного уха, но поверило всему, что ложно рассказывали те: таких ведь только три, или четыре, или пять и десять, я же имею много тысяч слушателей, которые могут засвидетельствовать правоту моего учения... В течение всего времени (моей учительной деятельности) до сего дня никто ни из боголюбезнейших епископов, ни из благочестивейших клириков никогда не упрекал нас в том, что те говорят об нас. А с каким восхищением слушают наши слова христолюбивые миряне, это легко может узнать твое совершенство по Боге как от тех, которые сюда приходили оттуда (от вас), так и от тех, которые отсюда уходили туда.

«Говорю это не из тщеславия, но принуждаемый защищаться, – свидетельствуя не о блеске, а единственно о правоте своих бесед... Я знаю, что я жалок и даже весьма жалок по причине многих моих прегрешений, но за одну веру надеюсь получить некоторое снисхождение в день божественного пришествия... Как я верую, что один Бог Отец и один Дух Святый, исходящий от Отца, точно так же верую, что один Господь Иисус Христос, единородный Сын Божий, рожденный от Отца прежде всех веков, сияние славы и образ ипостаси Отца, воплотившийся и вочеловечившийся ради спасения людей... Посему мы и Святую Деву называем Богородицею и отвергающих это наименование считаем чуждыми благочестия. Подобно сему и тех, которые одного Господа нашего Иисуса Христа разделяют на двух лиц или двух сынов или двух господов, называем извращенными и исключаем из собрания христолюбцев. Иоанн Креститель восклицал, говоря: по мне грядет муж, иже предо мною быть, яко первее мене бе (Ин. I, 30). Показав здесь одно лицо, он вместе с тем обозначил божеское и человеческое естества (προστέθηκε τά θεῖα , κα ί τά ἀνθρώπινα ), – человеческое словами: грядет и муж, божеское же – словами: яко первее мене бе. И при всем том он не знал впереди идущего и другого, бывшего прежде его, но одного и того же признавал предвечным, как Бога, и человеком после того, как Он родился от Девы. Так и треблаженный Фома, приложивши руку свою к плоти Господа, назвал Его Господом и Богом, сказав: Господь мой и Бог мой (Ин. XX, 28), предузнавая невидимую природу чрез видимую. Так и мы признаем различие плоти Его и божества, но знаем одного Сына, воплотившегося Бога Слово.

«Этому мы научены Священным Писанием и изъяснявшими его святыми отцами... А что мы пользовались творениями и Феофила и Кирилла, чтобы заградить уста осмеливающихся говорить противное, – об этом свидетельствуют самые сочинения: ибо отрицающих различие плоти и божества Господа и говорящих, что божественная природа превратилась в плоть или плоть переменилась в природу божества, – мы стараемся лечить врачеваниями тех удивительнейших мужей... Что и блаженной памяти Кирилл писал нам, думаю, это известно и твоему совершенству... Точно также мы дважды подписались под определением, составленным при блаженной памяти Иоанне, относительно Нестория.

«Итак, пусть твоя святость отвратится от говорящих ложь, – пусть заботится о мире церковном и старающихся растлевать догматы истины пусть врачует целебными лекарствами, а не принимающих врачевания пусть изгоняет из стад, как неизлечимых, чтобы они не заражали овец, нас же пусть удостоит обычного приветствия. А что мы мыслим так, как написали, об этом свидетельствуют наши сочинения на божественные Писания и против мыслящих согласно с Арием и Евномием.

«К сему прилагаю, в виде заключения, следующее краткое положение: если кто не исповедует Святую Деву Богородицею или называет Господа нашего Иисуса Христа только простым человеком или одного Единородного и Перворожденного всей твари разделяет на двух сынов: да лишится таковый надежды на Христа и да рекут вси людие: буди, буди (Пс. CV, 47)».

Таково, в существенных чертах, содержание Феодоритова ответа. Сопоставив его с посланием Диоскора, мы найдем в нем пунктуальную отповедь на все колкие замечания Александрийского епископа. Глубокая искренность, откровенная прямота и нравственное величие звучат в каждом слове этого письма. Киррский пастырь увидел, что он имеет дело не с разумным ревнителем благочестия, а с отъявленным монофизитом, присвоившим себе неземное качество непогрешимости. От взора Феодорита не ускользнуло, как ложно было истолковано его невинное изречение о Фоме706 и сколько специфически несторианских прибавлений получило оно, прошедши чрез иную нечистую среду и преломившись здесь под известным углом. Посему Киррский епископ, не входя в полемику, ограничивается лишь фактическими доказательствами своей правоты и безбоязненным заявлением своих убеждений; но благая цель его оказалась недостигнутой. Чем яснее было православие Феодорита и чем рельефнее оттенялась его решительная привязанность к апостольской вере, тем было несомненнее для Диоскора, что его корреспондент ни в чем ему не уступит и, в случае несогласия, не устрашится приложить к нему позорное название еретика. «Вот мое воззрение на лице Христа Спасителя; оно светло и ярко, подобно солнцу, и если ты думаешь иначе, то жестоко заблуждаешься»: таков был смысл письма Феодорита. Естественно, что Диоскор, ἑάλως α ἷς ὕφηνεν ἄρκυσιν 707, воскипел страшною яростью, прочитав приведенные нами строки, которые были ему особенно неприятны именно своею догматическою чистотой. Присоединим сюда, что самолюбие Александрийского владыки было слишком развито, чтобы пропустить скорбный намек Феодорита на отсутствие в нем должного беспристрастия. Возмущенный в качестве богослова, Диоскор почувствовал личное оскорбление, когда ему сказали, что сама природа оправдывает истинность изречения: audiatur et altera pars, даровал человеку два уха. Словом, не по вине Киррского епископа его ответ оказался маслом, разжигающим пламя, которое бушевало в душе фанатика-мыслителя и деспота-правителя.

Со своей стороны и Домн не содействовал успокоению гневного собрата. Не без участия и не без влияния Феодорита, он в своем ответе с особенною силой настаивал на том, чтобы в точности содержались положения, выработанные во время переговоров с св. Кириллом чрез Павла Эмесского, тогда как Диоскору видимо хотелось придать преимущественное значение более ранним литературным памятникам своего предместника и прежде всего посланию Τοῦ Σωτῆρος . «Твое благочестие, – пишет Домн708, – подлинно узнало согласие благочестивых епископов Востока с евангельским учением и с догматами святых отцов, собиравшихся некогда в Никее. Ибо во дни счастливой памяти досточтимого епископа Кирилла отсюда часто посылались к вам соборные изложения (определения: συνοδικο ί τόμοι )709, в которых находится то же, что мы пишем вам чрез посредство благоговейного пресвитера Евсевия710. Тех, которые противоречат правому учению, мы просим ваше благочестие наставлять, чтобы они, согласно верованию всей вселенной, принимали определенное святыми и блаженными отцами в Никее, восхваленное и прославленное святыми епископами в Эфесе, и письма, в коих доброй памяти Кирилл, сносясь с нашим счастливой памяти предшественником Иоанном, обнаружил истинно православное мудрование. Точно также им следует принять письмо блаженного Афанасия к блаженному Епиктету»... Что касается Иринея, то Домн говорить, что об этом деле устно сообщено пресвитерам Исаие и Киру.

Ответ Антиохийскаго епископа имеет значительный пропуск, так как сирская рукопись его сохранилась не в целом виде. Можно догадываться, что там шла речь о несправедливости обвинений клеветников и излагались подлинные христологические воззрения «восточных» пастырей. Кажется, здесь же была представлена горячая апология за Киррского епископа. По крайней мере один манускрипт Британского Музея (№ 14. 602, fol. 99 b. 1; 99 b, 2), относящийся к половине VI-го века или к началу следующего и принадлежащий перу монаха Саргиса (Sarghis), удержал известие, что на разбойничьем соборе «были прочитаны письма блаженного Диоскора к Домну, – письма, где Александрийский патриарх просил своего собрата воспрепятствовать Феодориту публично провозглашать постыдные учения Нестория. Были читаны также и письма Домна к святому Диоскору, в которых тот защищает доктрину Феодорита, выставляя ее православною, и в которых он нападает на двенадцать глав блаженного Кирилла»711.

Спокойный тон изложенной нами корреспонденции не выдает нам всех тайных дум, какие волновали ум и сердце Киррского пастыря и самого Домна, бывшего двойником первого. Но Феодорит был слишком проницателен, чтобы не оценить по достоинству всей важности близившегося исторического момента. Пристрастный взгляд Диоскора на учивших о неслитном соединении двух естеств во Христе Спасителе обнаруживал в нем человека новой и грозной еретической партии, выступавшей под прикрытием императорской власти. И, действительно, Феодорит не ошибался на счет значения и следствий надвигавшейся страшной бури. Потом он ясно высказал, что это – гроза, «сильнейшая той, которая была в начале разногласия», ибо она влечет за собою несравненно большие смятения712. Она должна сопровождаться ужасными потрясениями в церковной жизни и стать началом всеобщего и совершенного отпадения713. Киррский пастырь углублялся в самую суть явления с целью открыть его смысл и схватить отличительные черты обрисовывавшейся богословской системы. В этом отношении он довольно точно указал составные элементы монофизитства простою ссылкой на сродство его с докетизмом Маркиона, Валентина и Манеса714. Дойдя до такого убеждения, Феодорит не мог оставаться при одной идее и, по своей энергической натуре, тотчас же постарался перевести свою мысль в дело. Прежде всего требовалось дать истинное направление мысли христиан для предохранения их от еретических веяний и изобличить ложность новых учений. В этих видах Феодорит составил свой знаменитый полемический труд «᾿Ερανιστής », представляющий блестящее опровержение монофизитства. Автор взял на себя задачу – раскрыть и обосновать догмат воплощении Бога Слова, неизменившегося с воспринятием плоти, неслившагося с нею и бесстрастного по своему божескому существу. Высокое историческое достоинство этих диалогов заключается не в одном первенстве их появления пред другими антимонофизитскими произведениями церковной литературы. Гораздо важнее то обстоятельство, что новая доктрина исследована здесь с поразительною полнотой, разобрана во всех отношениях и опровергнута по всем пунктам с тою наглядностью и, можно сказать, осязательностью, какие свойственны были только Феодориту. Нужно помнить еще, что полемический элемент является у Киррского епископа далеко не преобладающим, а скорее служебным, поскольку все аргументы необычайной эрудиции его направляются к положительному раскрытию данной стороны христологической проблемы. Сам «Эранист», защитник понятия μία φύσις , в конце концов всегда вынуждается уступить силе доводов и признаться в своем заблуждении. Всякий образованный богослов пятого века черпал из сочинения Феодорита здравые христологические воззрения, спасавшие его от склонения к какой-либо крайности; в нем он находил крепкие оружия для борьбы против монофизитского учения, которое оказывалось заимствованным из различных докетических систем. Феодорит ни мало не разделял ходячего правила: πάθει πάθος ἀντιτάσσειν 715 и потому не только обличал, но и наставлял, – не только протягивал руку утопавшим, но и предупреждал их приближение к гибельной пучине. В смутную эпоху сомнений и колебаний, когда так легко было увлечься мистическою доктриной, ложно прикрывавшейся авторитетом св. Кирилла и поддерживаемой внешнею силой императорских декретов, – в эту тревожную эпоху напряженного возбуждения и опасных вопросов сочинение Киррского епископа имело ни с чем не сравнимое значение, начертывая царственный путь истинной христологии, чуждой соблазнительных неясностей и хотя бы самого ничтожного преувеличения в уравновешивании терминов άτρέπτως , ἀσνγχύτως и άδιαιρέτως . Феодорит был почти единственным и во всяком случае самым точным и компетентным истолкователем Никейской веры, на которую все коварно опирались, чтобы оправдать свои заблуждения. Он предлагал самому Диоскору идти вместе с ним и за ним716, но свернувший с прямой дороги «фараон» в добром совете Киррского пастыря усмотрел новый предлог для ожесточенной вражды к «несторианину».

Впрочем, и сам Феодорит не надеялся много на успех своей апологии пред Александрийским владыкой и потому старался заранее предупредить церкви «Востока» касательно готовящегося удара. Он видел силу своих противников, но думал парализовать ее устранением всяких предлогов к нареканиям, открытым свидетельством своей полной безупречности. По этой причине он и призывал предстоятелей «восточного» диоцеза к самой строгой бдительности над собою и паствой. Когда даже невинное выражение злонамеренно перетолковывалось и раздувалось до размеров колоссальной ереси, необходимо было бояться за каждый шаг. Уверенный в себе, Феодорит не мог ручаться за других и должен был рекомендовать им внимательную осторожность в проповедях. Он был стражем всего «Востока», пастырем пастырей и учителем учителей. До нас сохранилось письмо Феодорита к епископам Киликийским, где он с отеческою заботливостью предупреждает их о неблагоприятных слухах относительно их православия. «Вашему боголюбию, – сообщает он своим адресатам717, – вполне известны направленные против нас клеветы; ибо думающие противно истине говорят, будто одного Господа нашего Иисуса Христа мы разделяем на двух сынов. Утверждают, что поводы к такой клевете они взяли от некоторых, у вас так мыслящих и разделяющих вочеловечившегося Бога Слово на два лица... Если у вас действительно найдутся противящиеся апостольским догматам, – чему, впрочем, я не верю, – ваше боголюбие да заградит им уста, вразумить их церковно и научит следовать по стопам святых отцов и сохранять неповрежденною веру, изложенную в Вифинийской Никее святыми и блаженными отцами, так как в ней кратко содержится все евангельское и апостольское учение. Вам, боголюбезнейшие, прилично заботиться о славе Божией и общем добром мнении (о себе), а не пренебрегать падающим на всех поношением, по причине невежества или любви к спорам немногих таковых людей (если только они есть), чтобы клеветники не могли изощрять свой язык против них, как и против нас».

Едвали нужно прибавлять к этому, в каком блеске является пред нами Феодорит. Он вдохновляет робких, поддерживает колеблющихся, укрепляет бодрых и, вообще, всячески старается выполнять роль миротворца, указанную Господом Спасителем, как это видно из приведенного сейчас письма. К сожалению для нас теперь неизвестно, сколько таковых произведений плодовитого пера Феодорита поглощено временем. Во всяком случае он не молчал и говорил много и смело718, увещевая христиан «Востока» «не воспринимать ничего из нечестивых догматов, проявлять большее попечение о стаде, сохранить его целым для Пастыря, чтобы при явлении Его иметь дерзновение сказать достохвальное слово патриарха: звероядины не принесох к тебе (Быт. XXXI, 39)»719. Друзья и почитатели Феодорита, – вместо того, чтобы оказывать ему соответствующую поддержку, – предлагали ему быть более сдержанным и умеренным, находя слишком рискованною ревность Илии: Ахав и Иезавель наполняли трепетом их малодушные сердца. Не так судил сам Феодорит, считавший своим нравственным долгом громко провозглашать правду, хотя бы за это грозила опасность потерять жизнь в служении истине. И вот, когда предательская рука поразила его, близкие люди стали нашептывать гонимому, что он сам виноват в своем несчастии. Но и при таких тяжелых невзгодах Феодорит нимало не сожалел о своем прошлом и не скорбел о том, что его честная голова не склонялась пред общими страшилищами. «Я, – писал заточник Уранию Эмесекому720, – не понял этих твоих слов: не говорил ли я тебе? Если это сказано только кстати, то такие слова не огорчают нас; если же этим делается напоминание о совете молчать и так называемом благоразумии, то я радуюсь, что не принял этого внушения. Ибо божественный Апостол заповедует противное: настой благовременне и безвременне (2Тим. IV, 2). И сам Господь тому же проповеднику сказал: глаголи и да не умолкнеши (Деян. XVIII, 9); и Исаии: возопий крепостию твоею и не пощади (Иса. LVIII, 1); и Моисею: сошед, засвидетельствуй людем (Исх. XIX, 21); и Иезекиилю: стража дах тя дому Израилеву; и будет, аще не возвестиши беззаконнику (ср. Иез. III, 17), и что следует за сим. Итак: я не только не скорблю о том, что действовал свободно, но и радуюсь и веселюсь и прославляю удостоившего меня этих страданий и близких людей увещеваю к таким же состязаниям. Ибо, еслибы они узнали, что мы не храним апостольского правила веры, но уклоняемся направо или налево, то они возненавидели бы нас, присоединились к противникам и вместе с ними стали бы воевать против нас. Если же они усматривают у нас правильное учение евангельской проповеди, то мы восклицаем к ним: станите убо препоясани чресла ваша истиною и обувше нозе во уготование благоветствования мира (Еф. VI, 14. 15) и прочее. Ибо, как говорят (Платон?), добродетель имеет не только воздержание, справедливость и рассудительность, но и мужество: ведь только чрез него хорошо исполняются те. Справедливость в борьбе против несправедливости нуждается в союзничестве мужества и воздержание лишь при содействии мужества побеждает невоздержность. Посему-то и Бог всяческих сказал пророку: праведник же Мой от веры жив будет, и аще усумнится, не благоволит душа Моя в нем (Аввак. II, 4); сомнением Он назвал здесь трусость».

Таковы были принципы деятельности Феодорита, энергически охранявшего православное учение и стремившегося водворять везде истину и мир. Одушевленный христианскою ревностью, он безбоязненно относился к бессовестным наветам Диоскора и продолжал свою святую миссию на «Востоке». Не был забыт и Ириней. В Константинополе были приняты надлежащие меры, чтобы пробудить в императоре сознание излишней суровости его указа от 17-го февраля и внушить ему большее беспристрастие, потерянное им под влиянием властных монофизитов. Должно быть, ходатайство это было не совсем бесплодно и на первых порах обещало некоторый успех. Был даже такой момент, когда возникала уверенность, что Тирский митрополит удержится на своей кафедре721. Но все это исчезло так же быстро, как и появилось; скоро был положен конец пребыванию Феодорита в Антиохии, и пламенный Илия принужден был удалиться в пустыню. Его послание, а равно и ответ Домна были признаны в Александрии за дерзкий вызов со стороны еретиков. Сам Диоскор был во главе недовольных и тем открывал простор различным крикунам заявлять свое мнение. Пришедшие с «Востока» монахи бродили по Египетским монастырям и, в качестве очевидцев и нелицемерных свидетелей, всюду твердили «удалившимся от суетных соблазнов» о гибели чистой веры, – веры Кирилловой. Трудно было разобрать что-либо определенное среди беспорядочных воплей; только один голос выделялся резче других, и тот был направлен против Феодорита. «Возмутивший нас пусть потерпит осуждение»: восклицала в разных уголках Египта монофизитствующая шайка722. Так передает Диоскор. Изображая столь неприглядную картину, он, конечно, умалчивает о своем участии в этих смятениях, но несомненно, что он именно был первовиновником их. Не вняв оправданиям «восточных» предстоятелей, он дозволил себе такой поступок, что, по выражению Киррского епископа723, «нельзя было бы тому и поверить, еслибы не свидетельствовала об этом вся Церковь. Он (в своем присутствии) допустил произнести на нас анафему и сам, восстав, своею речью подтвердил слова анафематствовавших». Мало того; в царствующий город было отправлено специальное посольство с целью «увеличить волнение» против «Восточных»724. Диоскор решил осуществить давно задуманный план и пустил в ход все средства, чтобы ниспровергнуть опасного и неустрашимого соперника. Успех увенчал его гнусные замыслы. Весь Константинополь был приведен в движение, и дикие возгласы возбужденной толпы тревожили покой «победоносного Августа», так как они раздавались под окнами его дворца725. Прежде всего выдвинули обвинение в ереси и «прожужжали всем уши, что вместо одного Сына Феодорит проповедует двух»726; но Феодосий имел еще настолько ума и твердости, что не поддался этим наветам: со своими доносами враги Киррского епископа оказались в этом случае подобными пишущим на воде или черпающим воду решетом, по его меткому сравнению727. Тогда постарались представить ненавистного Сирийца неугомонным и грозным агитатором, которого можно принудить к молчанию только силой728. Личное знакомство Феодорита с императором было далеко не в его пользу. Может быть, Феодосий вспомнил о своем свидании с Феодоритом в 432 году, когда он должен был униженно сознаться пред смиренным пастырем в своей беспомощности729. Вероятно, оскорбленное самолюбие «властителя вселенной» оказалось самым надежным союзником интриганов, и непостоянный сын изменчивого Аркадия не без тайного удовольствия готовился унизить мнимого несторианина и отомстить надменному епископу за прошлое поражение. Могущественные покровители монофизитствующих, в роде евнуха Хрисафия, напрягались до последней степени, а легаты Диоскора находили радушный прием и покупное сочувствие в высших кругах Константинопольского общества, неотличавшегося добродетелью бескорыстия. Как кажется, Александрийская кафедра не пожалела своей богатой казны, которою умели пользоваться ее владыки в своих интересах730. Во всяком случае неоспоримо, что окончательное «убиение» Феодорита было приобретено значительными суммами731.

Слухи об этом не замерили достигнуть «Востока» и вызвали Киррского епископа на новую деятельность. Он спешит уведомить об этом своих друзей и, между прочим, Флавиана. Обстоятельно излагая ход переговоров с Диоскором, Феодорит воздерживается от всякой защиты, довольствуясь свидетельством самых фактов. «В настоящее время, – пишет он Константинопольскому предстоятелю732, – мы потерпели много различных треволнений и, при помощи Правителя вселенной, могли противостоять буре, но теперь предпринятое против нас превосходит всякий трагический рассказ. Ибо, полагая, что мы будем иметь союзником и сотрудником в борьбе с замышляемым против апостольской веры боголюбезнейшего Диоскора, мы послали к нему одного из благоговейнейших пресвитеров наших, человека рассудительного, с соборными грамотами733, сообщая его благочестию, что мы остаемся при условиях, заключенных при блаженной памяти Кирилле, вполне признаем написанное им послание и с радостью принимаем письмо блаженнейшего и пребывающего во святых Афанасия, которое он писал к блаженному Епиктету, а также и раньше всего этого изложенную в Вифинийской Никее святыми и блаженными отцами веру. Мы просили его заставить оставаться при них и тех, которые этого не желают». Все это имело своим следствием лишь то, что в конце концов Диоскор «послал некоторых епископов» в Константинополь с доносом на «Восточных» и особенно на него. Прося поддержки Флавиана в защите благочестия, Феодорит высказывает при этом свое убеждение, что «нет ничего сильнее истины, ибо она умеет побеждать и немногими защитниками». Киррский епископ предвидит беду, но не падает духом: так мог действовать только человек, чувствовавший возможную для смертных правоту пред Богом и пред людьми. Совесть его была настолько чиста, что, довольствуясь внутренним миром, он находил в себе силы к высокому восторгу при вести о догматической непогрешительности одного, знакомого ему, но неизвестного нам, лица. Это сообщение решительно заслоняет собою все другое, и Феодорит как бы забывает о нависших над его головою тучах. Мы разумеем замечательное в этом отношении письмо Киррского пастыря к епископу Василию (Селевкийскому, повидимому, бывшему тогда в столице империи), где лишь вскользь упоминается о происках Диоскора. Мы приводим это послание целиком, ибо оно важно как для выяснения догматических воззрений автора, так и для его характеристики вообще. «Для боящихся Господа что может быть приятнее неповрежденности божественных догматов и согласия (с ними всех)? – спрашивает Феодорит734. Посему знай, боголюбезнейший, как сильно мы возрадовались, узнав об общем нашем друге: и сколько прежде мы скорбели, услышав, будто он говорит, что одна природа плоти и божества, и явно усвояет спасительное страдание бесстрастному божеству, столько же мы возликовали, получив письма твоей святости и узнав, что особенности естеств он сохраняет неслиянными и не утверждает ни того, что Бог Слово превратился в плоть, ни того, что плоть переменилась в природу божества, но в едином Сыне, Господе нашем Иисусе Христе, вочеловечившемся Боге Слове признает особенности обоих естеств пребывающими неслиянно. И за это согласие в вере мы восхвалили Бога всяческих... Ибо мы действительно одинаково отвращаемся как тех, которые дерзают говорить, что одна природа плоти и божества, так и тех, которые одного Господа нашего Иисуса Христа разделяют на двух сынов и стараются выйти за пределы апостольского учения. А что мы готовы к миру, пусть убедится в этом твоя святость. Ведь если пророк говорит: с ненавидящими мира бех мирен (Пс. CXIX, 6), то тем с большею готовностью мы принимаем мир по Боге. Так как некоторые из воспитанных во лжи ушли в Александрию, а боголюбезнейший епископ того города, поверив таким речам, – несмотря на то, что был совершенно убежден нашими письмами, – послал в царствующий город некоего из боголюбезнейших епископов, то пусть твое благочестие покажет нам обычное свое благоволение и противопоставит лжи истину».

Очевидно, Феодорит был слишком мало заинтересован интригою своих противников и во всяком случае держался на такой недосягаемой высоте, что заботы о себе отодвигал на задний план ради попечения о благе Церкви. В таком состоянии духа он должен был принять участие в деле, поднятом против Ивы Эдесского. Недовольные им клирики не успокоились и после Проклова томоса и императорского указа о прекращении споров касательно Феодора Мопсуэстийского. В 448 году, может быть вскоре по выходе эдикта против Иринея735, четыре Эдесских клирика, – Самуил, Кир. Мара и Евлогий, – явились в Антиохию и жаловались здешнему пастырю, что Ива отличается крайним корыстолюбием736. При Домне в это время был и Феодорит737, который удостаивал обиженных самого внимательного обращения, хотя Ива находился с ним в близких отношениях738. Он «часто беседовал с ними и разъяснял, что́ нужно». Мало того, он ходатайствовал пред Домном о снятии с этих пресвитеров отлучения и даровании им таинственного общения в виду приближения праздника Пасхи739. Сверх всякого ожидания, благосклонность Феодорита не вызвала благодарного сочувствия в Эдесских клириках, не поколебавшихся после очернить своего покровителя.

Между тем как епископ Киррский подвизался в Антиохии, сюда пришло второе послание Диоскора, служившее предвестником далеко не приятного будущего. С самоуверенностью главы Церкви он почти приказывает, чтобы его произведение было публично прочитано на «Востоке»740. Обличая задним числом Нестория, Диоскор не теряет случая пустить несколько колких замечаний и на счет Феодорита. Воспламененный яко бы ревностью Павла, он требует от Домна отчета касательно «некоторых из тамошних учителей, которые, может быть, воображают себя хорошими ораторами и потому сделались столь надменными; они соблазняют толпу, как это надлежит вам знать, а по справедливости должны бы быть предметом посмеяния, ибо они не знают ни того, о чем говорят, ни того, что утверждают (1Тим. I, 7). Вашему благочестию следует взять (поскорее) узду и удила и взнуздать тех, кои Богу не преданы. Ведь по истине воcстает против Него тот, кто утверждает, что нечестивый и скверный Несторий низложен не потому, что покинул царский путь или открыл свои богохульные уста против Христа, а потому, что отказался подчиниться и присоединиться к святому собору вселенскому, по божественному соизволению собранному в Эфесе»741. «Вот что нужно думать»742, заключал Диоскор, но Домн не разделял его взглядов и думал иметь свое суждение. Посему он не последовал приказу гордого повелителя и повторял прежние оправдания, ссылаясь на единомыслие «Восточных» со светилами вселенной743. Сделано было лишь одно прибавление в виде встречного обвинения Египтянина в религиозном неправомыслии. Антиохийский владыка упрекал Диоскора в том, что в своем присутствии он позволил говорить монахам, будто «Бог умер»744. Этим давалось знать адресату, как понимают его в Сирии, где Феодорита считали «другом Христа и самой апостольской Церкви»745.

Удар был отражен, но не надолго. У Диоскора был более послушный исполнитель его велений и именно сам Август Феодосий. Во время приготовлений к собору, по поводу доноса Эдесских пресвитеров на Иву746, в Антиохии было получено военачальником и консулом собственноручное императорское предписание об удалении Феодорита в Кирр на постоянное и безвыездное жительство там. Комит Руф сообщил самый текст грамоты, которая гласила: «поелику такой-то (Феодорит) епископ этого города часто собирает соборы и тем возмущает православных, то препроводи его с должною заботливостью и осторожностью на пребывание в Кирр с воспрещением уходить оттуда в какой-либо другой город». Лишь только весть об этом распространилась в столице «Востока», все находившиеся там пастыри были поражены столь крайнею и несправедливою мерой и хотели удержать Феодорита, вероятно, до открытия заседаний по разбору доноса Озроинских клириков. Киррский епископ не счел себя в праве подвергать риску своих, пока еще нетронутых, друзей или ставить администрацию в затруднительное положение и потому, не простившись ни с кем, удалился в свою епархиальную провинцию. Ради соблюдения формальностей, чрез пять или шесть дней по прибытии Феодорита в Кирр, туда явился военный чиновник Евфроний и потребовал у него расписку, что указ ему был читан и что он обязался не покидать своей резиденции, оставаясь в почетной ссылке747.

Вся Сирия была не мало поражена, когда повсюду распространилась нерадостная молва, как сурово было поступлено с тем, кто составлял ее истинную славу и честную гордость, кто мудро и смело поддерживал и охранял прерогативы и достоинство Антиохийской кафедры, кто был верным и неизменным ратоборцем и печальником за весь «Восток», кто своим умом и мужеством внушал к себе благоговейную почтительность всего образованного мира. И сам Феодорит свидетельствовал после, что «все на Востоке скорбят и тяжко стенают, но по причине страха принуждены молчать, ибо случившееся с нами наложило на всех страх трусости»748. С бóльшим хладнокровием отнесся к своей участи Киррский епископ, сознававший и признававший, что страдания за веру всегда были неизбежным уделом истинных последователей Христовых. «Я, – писал он патрицию Анатолию749, – с радостью принял решение (о заключении в Кирр), как содействующее приобретению благ. Во-первых: я получил теперь весьма желанное спокойствие; потом: надеюсь, что будут изглажены пятна моих прегрешений, по причине умышленной против нас несправедливости врагов». Однакоже, нельзя было оставаться при одном убеждении в своей правоте, а необходимо было доказать это и другим. В какой бы степени невероятно ни было обвинение, во всяком случае оно было санкционировано авторитетом Августа Феодосия и получало вид полной законности. А тогда не только сам Феодорит оказывался еретиком в глазах темного народа, но даже могло пострадать и учение веры, ибо оно связывалось с заподозренною личностью и вместе с нею подвергалось сильному сомнению со стороны соответствия апостольской проповеди. По его соображениям, «людям несправедливым это могло давать повод к дерзостям и неповиновению его увещаниям»750, что естественно роняло его пастырское значение. Помимо того, Киррский епископ нимало не колебался в предположении, что император действовал здесь не по собственной инициативе и что возобновляющие заблуждение Маркиона, Валентина, Манеса и прочих докетов постарались «обмануть царский слух», по его меткому выражению751. Уступить партии монофизитствующих и погрузиться в молчание значило показать немощь внутреннего раскаяния и тем открыть свободный простор для пропаганды монофизитствующпх, укрывавшихся под эгидою царских декретов. Не в характере Феодорита было трепетать пред опасностью, откуда бы она ни выходила; он умел прямо смотреть на врага, – особенно когда находил, что его «благоразумие» может послужить соблазном для многих, как было в настоящий раз. Подобные условия были слишком благоприятны для противников, и Киррский епископ не мог не позаботиться о понижении их злостной радости. При том же, на первых порах он не был уверен, что вся печальная история не была устроена без ведома императора, хотя и от его имени, что он выражал желанием иметь точные разъяснения. В этих видах он обращается к некоторым влиятельным лицам и раскрывает пред ними гнусность и лживость клеветников, прося представить дело в надлежащем свете в высших правительственных сферах. Говоря лично о себе, Феодорит главным образом выдвигает общий интерес всех верующих и пасомых, – и это ясно свидетельствует, как искренно и самоотверженно болело его сердце скорбями других. Так, патрицию Анатолию, бывшему некогда консулом752, Феодорит подробно сообщает о своем удалении из Антиохии и потом продолжает753: «я знаю за собой много грехов за исключением только того, чтобы в чем-нибудь погрешил относительно Церкви Божией или общего благоповедения. Пишу это не потому, чтобы мне было неприятно пребывание в Кирре: ибо, говоря правду, я считаю его лучшим всякого другого славного города, поелику он дан мне Богом в удел. Но мне кажется тягостным подчиняться принуждению, а не свободному произволению... Вот почему я прошу ваше величие известить меня, было ли приказано что-либо подобное, – и, если это действительно грамота победоносного императора, – то научить его благочестие – не верить на-слово клеветникам и не склонять слух на одни обвинения, но потребовать доказательств в пользу обвинения. Ведь свидетельства дел достаточно, чтобы убедить его благочестие, насколько ложно все, что говорится против нас. Когда мы тревожили его ясность (τὴν αὐτοῦ γαληνότητα ) о каком-либо деле или обременяли великих архонтов и тамошних многих и славных владетелей?... Если же некоторые негодуют на нас за то, что мы оплакиваем разрушение (τήν κατάλυσιν ) Финикийских церквей, то пусть верит твое величие, что мы не могли не скорбеть, видя, что рог иудеев поднимается и что христиане – в сетовании и плаче, хотя бы нас послали на самые крайние пределы земли. Точно также мы не можем не сражаться за апостольские догматы, ибо помним апостольское изречение: повиноватися подобает Богови паче, нежели человеком (Деян. V, 29)». В таком же тоне составлено и письмо к префекту Евтрехию, которого Феодорит упрекает за нерадение о благе церковном и которому высказывает свое удивление, почему он не дал знать о замыслах монофизитствующей партии. «Конечно, – говорит Киррский епископ754, – трудно разрушить их тому, кто не может изобличить ложь, но ведь простое извещение об этом требовало не могущества, а только расположения. Мы же надеялись, что ваше великолепие, будучи призвано в царствующий город и получивши высокий трон префекта, утишит церковную бурю. Вместо того мы испытали такие смятения, каких не видели в начале разногласия: ибо церкви Финикийские в скорби. – в скорби и церкви Палестинские, как сообщают все и как показывают грамоты боголюбезнейших епископов. Стенают все находящиеся у нас святые и плачет все благочестивейшее собрание, – и ожидавшие прекращения прежних неурядиц получили новые. Вот и мы заключены в пределах Кирра, если только верно переданное нам предписание... Предоставившие оба уха клеветникам и не оставившие для нас ни одного из них – явно несправедливы; ведь и человекоубийцам и похитителям чужих лож дается защита, и приговор и наказание произносится не прежде, как те, в их присутствии, будут изобличены или сознаются, что обвинение справедливо. Архиерей же, – епископствовавший двадцать пять лет и до того времени живший в монастыре, никогда не тревоживший суда, ни разу не обвиненный кем-либо, – сделался игрушкою клеветы и, не в пример гробокопателям, не удостаивается быть расспрошенным, справедливы ли обвинения. Но если они поступили несправедливо, я не чувствую себя обиженным и приготовился еще к большим неприятностям... Меня страшит единственно божественный суд. Однако я прошу, чтобы и они (мои обвинители) получили снисхождение. Пусть знают устроившие это, что, еслибы мне пришлось уйти даже на крайние пределы вселенной, – и тогда Бог всяческих не попустит усилиться нечестивым догматам, но своим мановением погубит вводящих гнусные учения». До сих пор Феодорит мало касался императорского приказа относительно себя, ограничиваясь одним указанием на него. Гораздо подробнее он разбирает это определение в послании к консулу (консулярию) Ному, которого он, имел случай видеть лично. «Меня, – говорит он755, – не спросили, собираю ли я соборы или нет, для чего собираю, и какой происходит отсюда вред для церковных или общественных дел, но подобно тяжкому преступнику мне запретили вход в другие города. Даже лучше того; всякий город открыт всем остальным людям: и единомышленникам Ария и Евномия, и Манихеям, и Маркионитам, и зараженным Валентианством и Монтанизмом, и, само собою разумеется, язычникам и иудеям; а мне, сражавшемуся за евангельские догматы, закрыть всякий город. Но может быть некоторые скажут, что мы мыслим противное (правой вере)?! В таком случае пусть будет собор, пусть предстанут обвинители из среды боголюбезнейших епископов и воспитанные в божественном из высших государственных и должностных лиц; пусть позволят нам сказать, что мы думаем, и пусть судьи провозгласят, насколько наше разумение согласно с апостольским учением. Впрочем, я написал это не потому, чтобы желал видеть величайший город или стремился перейти в другой, ибо на самом деле я больше люблю тишину желающих созидать Церковь в монашеском состоянии. Пусть знает твое величие, что ни при блаженнейшем и пребывающем теперь во святых Феодоте, ни при блаженной памяти Иоанне, ни при святейшем епископе господине Домне я никогда не ходил в Антиохию добровольно, но являлся туда после пяти – или шестикратного приглашения, и то неохотно. Я делал это по убеждению, что должен повиноваться церковным канонам, которые объявляют виновным всякого приглашенного, но неявившегося на собор». В заключение Феодорит просит Нома избавить «Восток» от гибельных смятений, обещая ему соответственную награду от Бога.

Теперь мы можем составить себе более правильное понятие о том, имело ли фактическое основание возведенное на Киррского епископа обвинение. Он не отрицает своих тесных связей с Антиохийскими пастырями и иногда прямо утверждает, что привык часто бывать в Антиохи756. Феодорит не оспаривает и того пункта, что он устраивал собрания и присутствовал на них; он вносит по этому предмету лишь одно ограничение, что поступал здесь сообразно церковным правилам и не мог действовать иначе, не желая быть призванным к ответу за непослушание. Таким образом, самым невинным фактам намеренно было придано фальшивое толкование злыми советниками царя, столь неравнодушными к апостольским подвигам доблестного пастыря Киррского. Что императорский приказ вышел из монофизитских кругов, – это истина вполне несомненная. Мы знаем, что и на разбойничьем соборе покорные слуги Диоскора старались навязать Феодориту низкую роль возмутителя верующих. «Он, – показывал тогда пресвитер Кириак757, – неопустительно собирает единомышленников, которых укрепляет в нечестии своими сочинениями, противопоставляя законоположникам – святым отцам новые и скверные изречения».

Феодорит не мог пребывать в неведении, какая широкая интрига скрывается за кратким предписанием императора, но не хотел бороться с врагами одинаковым оружием. С достоинством человека, нравственный образ которого не может пострадать от лживых наветов злобы и клеветы, он довольствовался «свидетельством самых дел», спокойным изложением событий. Волны грязных страстей были бессильны поколебать гранитную скалу и разбивались в мелкие брызги, не преломляя лучей солнечных в цветную радугу. Феодорит был мало доступен тревожным скорбям мира, считая все козни за постав паучинный (Иса. LIX, 5)758, и сожалел лишь о том, что нарушалось нормальное течение церковной жизни. Все его усилия сводились теперь к одной цели – водворить покой, хотя бы для этого нужно было пожертвовать собой. Мы видели уже, как много заботился он о Финикии; точно также, при нередких сношениях с Константинополем, он не упускал возможности защитить Иринея и, смотря но качеству доходивших оттуда сведений, продолжал руководить нерешительным Домном. Так, вероятно вскоре по своем удалении в Кирр, он получил известие, что Тирский митрополит может удержаться на своей кафедре, и тотчас же посоветовал Антиохийскому епископу, что следует предпринять. «И ныне, владыко, – писал он Домну759, – предстоит одно из двух: или оскорбить Бога и преступить совесть, или подпасть несправедливым постановлениям людей. Мне кажется, что благочестивейший император об этом ничего не знает. Ибо что мешало ему написать и повелеть, чтобы была хиротония, если это ему действительно было угодно? Зачем они угрожают и запугивают издали, но грамот с ясным приказанием такого рода не присылают? Одно из двух: или благочестивейший император не согласился писать, или они делают это с тем, чтобы мы нарушили закон, а они потом могли потребовать суда над нами за преступление закона. Ведь у нас есть уже пример блаженного Принципия: в этом случае было так, что письменно приказавшие потребовали суда над теми, кто повиновался). В виду подобных опытов прошлого Феодорит внушает своему адресату осторожность, чтобы он не попал в коварно расставленную ловушку. И из своего заключения Феодорит продолжал руководить Домном, хотя строго хранил царское слово, и ради соблюдения его не участвовал в хиротониях своего округа; он даже высказывал желание «поселиться в каком-нибудь отдаленном местечке, чтобы провести там остаток дней»760. Как кажется, его дух господствовал и на соборе по расследованию доноса Озроинских клириков. По крайней мере, ему было доложено, что дело передано на рассмотрение Ивы и Симеона Амидского761. Просителям было оказано всякое снисхождение, но они отплатили Феодориту за его благосклонность самою черною неблагодарностью. Отправившись в Константинополь плакаться на обиды со стороны своего начальника, Эдесские пресвитеры сошлись здесь с господствующей партией и стали агитировать против своего благожелателя762. Они разглашали в столице заведомую неправду относительно всех «Восточных» и особенно позорили Киррского епископа763. Узнав об этом от своих друзей, Феодорит спешит разоблачить происки бесчувственных Озроинцев и, между прочим, патрицию Анатолию пишет764: «я скорблю, когда необузданнейшие уста распространяют лживые речи: ибо чем были обижены нами обвинители боголюбезнейшего епископа Ивы, что воспользовались против нас столь лживыми речами? Во-первых: я не был в числе судей, потому что, по царскому приказу, жил в Кирре. Потом: как я слышал от многих, они негодовали на наше отсутствие... Справедливо ли одних и тех же лиц обвинять и в жестокости и в человеколюбии? Я вынужден написать это, прочитав письма вашего величия и узнавши из них, что из-за этого было великое движение против меня, сосланного, ведущего молчание и несходящегося с боголюбезнейшими епископами епархии... Впрочем, я не думаю, чтобы Эдессцы по своей воле составили против меня такую клевету, но полагаю, что они были научены сделать это против нас некоторыми тамошними (находящимися в Константинополе) любителями истины».

Враги Феодорита, – недовольные тем, что им не удалось вполне «обмануть царский слух»765, – продолжали чернить его пред власть имущими, но сам он нимало не терял бодрости и подкреплял других своим пастырским словом. И удрученная горем вдова, и преклонный старец, и борцы за веру: все находят в нем энергичного помощника и мудрого утешителя. Удерживаемый дома «узами», он письменно возбуждает других к самообладанию при различных несчастиях и с горячим сочувствием призывает Александру и Епифанию766 к твердости, по случаю смерти их мужей. В другом случае Феодорит вызывает Иовия па ревность – подражать в защите правой веры Аврааму и Моисею767, а надломленного годами пресвитера Кандида побуждает к новым подвигам, говоря768: «да явятся помощники твоей слабости, как некогда Ор и Аарон поддерживали законодателя (Исх. XVII, 12), чтобы ты ниспроверг Амалика и спас Израиля». Магна Антонина, бывшего подобным маяку для ночных пловцов, Феодорит просит «не покидать состязаний за божественные догматы и презирать противников, как легко уловимых (ибо что может быть слабее лишенных истины?), и уповать на Того, Кто сказал: не оставлю тебе, ниже презрю тя (Иис. Нав. I, 5) и: се Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Mф. XXVIII, 20). Помогайте мне, – заключает автор769, – своими молитвами, чтобы я с дерзновением мог присовокупить: Господь мне помощник, и не убоюся, что сотворит мне человек (Пс. CXVII, 7. 6)».

Такое же наставление хранить в целости отеческое наследие – высказывает Киррский пастырь и в других письмах, напр. эконому Евлогию770, и пресвитерам Феодоту771 и Акакию772, указывая правильный образ поведения в тяжелых обстоятельствах. «Владыка и Правитель, – убеждает он некоего Панхария773, – всегда показывает чрез треволнения особенную Свою мудрость и силу; ибо Он внезапно запрещает ветрам и производит тишину, что он сделал на лодке Апостолов (Мф. VIII, 26). Но когда мы знаем такую мощь Спасителя и Владыки нашего и видим многие другие Его попечения, – то, если что и противное случится, мы будем благодарить и принимать это, как божественный дар. Мы научены пренебрегать настоящими благами и ожидать будущих».

Однако не все остались верными дружбе с Феодоритом и многие покривили душой по страху пред могущественными врагами его, не желая, своею защитой опального пастыря, уронить себя во мнении господствующей партии. Таков был, между прочим, епископ Василий (Селевкийский), не проявивший достаточно энергии в опровержении несправедливых наветов. Феодорит не преминул дать ему некоторые увещания. «Нет ничего необыкновенного в том, – говорил он по этому случаю774, – что незнающие нас молчаливо слушают, когда нас поносят, но едвали кто-нибудь, зная о вашей любви к нам, поверил бы, что твоя святость не изобличает во лжи поносящих, или делает это крайне сдержанно и совсем не горячо. Это вовсе не значит, что дружбу должно предпочитать истине, а лишь то, что и у дружбы должно быть свидетельство истины. Ибо твое благочестие часто слышало нас говорящих в церквах и, когда в других собраниях мы произносили догматические речи, внимало сказанному нами. Мне неизвестно, чтобы твое благочестие было когда-либо недовольно нами за то, что я пользовался неправыми догматами. Итак, что же происходит в настоящее время? Что же ты, любезнейший человек, не подвигнешь языка своего против лжи, но презираешь и подвергающегося клевете друга и гонимую истину? Если ты пренебрегаешь мною, как бедным и незначительным, – считаю нужным напомнить ясно выраженную заповедь Господа: блюдите, да не презрите единаго от малых сих, верующих в Мя: аминь глаголю вам: яко ангели их на небесех выну видят лице Отца Моего небеснаго (Мф. XVIII, 10.6). Если же твоему боголюбию велит молчать могущество обвинителей наших, то должно напомнить другой закон: не обинися лица сильнаго (Сир. IV, 31). Праведный суд судите (Ин. VII, 24). Да не будеше со многими на злобу (Исх. XXIII, 2). И: смежаяй очи, да не узрит неправды, и отягчаваяй уши, да не услышит суда крове (Пса. XXXIII, 15)».

В то время, как из своего уединения Феодорит вел обширную корреспонденцию, события шли своим порядком и мало могли радовать заточника. Старания его в пользу Иринея не имели успеха, – и из Константинополя, вероятно, уведомили Домна, что ему следует не рассуждать, а исполнять. 9-го сентября (элула) 448 года на Тирскую митрополию был возведен пресвитер Фотий775. Монофизитствующие видимо торжествовали, тем более, что на принесенную Евтихием жалобу против предстоятеля «нового Рима» папа Лев ответил покровительственным посланием от 1-го июня776. Все было на стороне еретиков, – и они уже строили новые планы касательно истребления несторианства, приютившегося на «Востоке». Но в ноябре месяце случилось неожиданное событие, встревожившее мирный покой ликующих победителей. Евсевий, епископ Дорилейский, принадлежавший к митрополии Синнадской, подал Флавиану формальный донос на архимандрита Евтихия, обвиняя его в аполлинаризме. В столице открылся собор (σύνοδος ἐνδημοῦσα ) для рассмотрения этого дела. Нам нет нужды излагать в подробности ход заседаний; для нашей цели достаточно сказать, что Феодорит мог быть вполне доволен принятым там решением христолотческого вопроса, подтверждавшим его православные убеждения. Провозглашая апостольскую веру, Флавиан поступал так, что некоторые ученые склонны думать, будто он руководствовался здесь «Эранистом », как программой777. Хотя столь тесная связь между литературными трудами Киррского пастыря и процессом относительно Евтихия и недоказана, – однакоже несомненно, что Константинопольский владыка строго держался формул Антиохийской догматики в противовес подсудимому, выставлявшему себя последователем св. Кирилла. Упрямый архимандрит чувствовал, что он не встретит на «Востоке» ни малейшего одобрения своим действиям или своим воззрениям: вероятно, он знал о письме Домна к Феодосию и потому именно апеллировал к предстоятелям Римскому, Александрийскому, Иерусалимскому и Фессалоникскому, не упоминая о пастыре Антиохийском778. Апелляция не имела успеха: Евтихий был «отчужден от всякой священнической службы, лишен общения и начальства над монастырем»779. Феодорит с напряженным вниманием следил за тем, что происходило в столице империи, и был несказанно обрадован приговором Константинопольского собора. «Сам Господь, – свидетельствовал он тогда Евсевию Анкирскому780, – приник с небес, изобличил тех, которые сплетали на нас клевету, и обнаружил нечестивое мудрование их».

Событие это было ярким лучом в темном царстве лжи и интриг, и Киррский епископ более всех других оценил его важность. В его глазах это равнялось указанию, что Бог не покинул народ свой и снова выведет его на путь мира. Поэтому, лишь только были получены обстоятельные сведения о результатах процесса, Феодорит отправляет восторженное послание к Флавиану. «Творец и Правитель всяческих, – пишет он преемнику Прокла781, – явил тебя блестящим светильником вселенной и глубокую ночь превратил в ясный полдень. Как сигнальный огонь в гаванях показывает ночным пловцам вход в них, так и луч твоей святости оказался великим утешением для борющихся за благочестие, показал свет апостольской веры, знавших наполнил радостью, а незнающих избавил от подводных скал. Я же особенно восхваляю Подателя благ, нашедши благородного борца, препобеждающего страх пред людьми страхом божественным, с готовностью подвергающегося опасностям за евангельские догматы и охотно принимающего апостольские подвиги. Посему ныне всякий язык побуждается к восхвалению твоей святости: чистоте твоей веры удивляются не одни питомцы благочестия, но даже и враги истины сильно восхваляют твое мужество, ибо ложь неизбежно уступает пред сиянием истины». Флавиан, конечно, желал иметь в числе союзников столь мужественного и образованного пастыря и потому, замедлив сообщением соборных актов в Рим782, поспешил послать их Феодориту и Домну. Нам неизвестно в точности, как, поступал теперь епископ Киррский, но несомненно, что он с обычною ему энергией призывал других к согласию с постановлениями относительно Евтихия. По крайней мере, монофизитствующие были крайне озлоблены его деятельностью в этом направлении и приписывали ему всевозможные бедствия в христианском мире. Так, завинив его в покровительстве Иринею, пресвитер Кириак восклицал783: «что последовало за сим, – мы не будем говорить, ибо это ясно дают знать самые дела; потрясение в церквах, смятение в стадах, поношение вас, святые отцы, ниспровержение вселенной: – вот чего пришлось бояться, когда нечестивый Флавиан препроводил то, что от пытался совершить в Константинополе, обоим этим друзьям (своим) на Востоке (Феодориту и Домну), а чрез них и ко всем нашим противникам». Очевидно, Киррский пастырь не ограничивался одним сочувствием предстоятелю столицы, но и помогал ему в разоблачении еретических замыслов.

Осуждение Евтихия подняло дух угнетенных поборников апостольской веры. Под впечатлением столь радостной вести в Антиохии задумано было снарядить в столицу особую депутацию, которая должна была окончательно поразить клеветников и убедить всех в догматической непогрешимости мнимых несториан784. Это было зимой 448 года и, кажется, вскоре после Константинопольского собора785. Члены посольства взяли на себя обязанность доставить несколько писем Феодорита к разным влиятельным лицам, на помощь которых он рассчитывал. Таковы были: патриции – Анатолий (epist. 92), Сенаторий (epist. 93) и Ном (cpist. 96), префекты – Протоген (epist. 94) и Антиох (epist. 95), комиты – Спораций (epist. 97) и Аполлоний (epist. 103), антиграф Клавдиан (epist. 99), епископы – Флавиан (epist. 104) и Евсевий Анкирский (epist. 109), эконом Авраам (epist. 106). Два письма адресованы женщинам: Александре (epist. 100) и Целерине (epist. 101). Вероятно, это были важные дамы, интересовавшиеся богословскими вопросами и имевшие хорошие связи в высших сферах столичного общества: их слово могло быть не бесполезно. Одна из них причисляется к диакониссам, я это звание было тогда весьма почетным, благодаря покровительству августы Пульхерии.

Рассматривая эту серию писем со стороны содержания, мы находим, что в них везде на первом плане полагается просьба об умиротворении церквей. Что касается лично себя, то Феодорит заявляет, что, по достижении этой цели, он «будет проводить жизнь в благодушии, ожидая суда божественного и надеясь на то правильное и справедливое решение»786. Что приговор императора был ничем не мотивирован, – это было известно доброжелателям Киррского пастыря, и потому он ограничивается простым указанием на это, прибавляя, что если его враги «хотят обвинять по закону, – им следует изобличить присутствующих, а не клеветать на отсутствующих»787. Более внимания обращается на догматику, так как, по мнению Феодорита788, «замышлявшие против него много составляли чрез него и против апостольской веры».

Вообще Киррский епископ старался собирать вокруг себя честных личностей, дороживших апостольскою истиной. Впрочем, не все одинаково благосклонно откликались на зов страдальца за правду и проходили его обращения холодным молчанием. Патриций Ном, – субъект далеко не высоких нравственных качеств789, – не отвечал, напр., на два письма Феодорита, почему последний должен был напомнить ему о великодушии, которое одобрял и старец Гомер, утверждая: φιλοφροσύνη ἀμείνων (Iliad. IX, 256)790. Подобным образом поступали не одни светские лица и чиновники, но и пастыри. Мы знаем, что Феодорит принужден был указать Домну Апамийскому, что Апостол прямо заповедует радоваться с радующимися и плакать с плачущими (Рим. XII, 15)791. Еще хуже сделал Евстафий Виритский, употребивший во зло доверие Киррского предстоятеля, который с упреком замечал ему: «я хладнокровно принял обвинение, хотя легко мог бы опровергнуть донос, ибо писал не трижды только, но и четырежды. Я подозреваю одно из двух: или те, которые должны были передать те письма, действовали из-за воздаяния, или твое благочестие, стремясь к большему, по получении их составило обвинение в небрежении. Меня же обвинение ничуть не удручает, ибо оно показывает горячую любовь ко мне. Посему, – иронически советует Феодорит792, – продолжай пользоваться этим искусством, не переставай обвинять и доставлять нам проистекающее отсюда удовольствие».

Достигла ли депутация «Восточных» желанной цели, – этого мы не знаем, потому что о судьбе ее нам ничего неизвестно. Можно только догадываться, что на одну минуту успех поласкал Антиохийских легатов. Это и вероятно. Пораженные на Константинопольском соборе монофизиты не успели скоро оправиться от нанесенного удара. Православные взяли верх, и их первая удача, по-видимому, обещала хорошую перемену в общем направлении церковной жизни. Но крайней мере, Тиро-Виритско-Тирская комиссия, в феврале 449 года разбиравшая, по поручению императора, жалобу Эдесских пресвитеров, покончила дело миром, – и сами судьи старались устранить недоразумения между спорившими сторонами. Может быть, теперь же и Феодорит был уведомлен о надеждах на лучшее будущее, как мы догадываемся по посланию его к комиту Спорацию, письма коего утешили опального, а радость его еще возвысил монах Иамвлих рассказами о горячем расположении сановника к Киррскому епископу и защите его «господином Патрицием». За это Феодорит приносит им благословение апостола Павла Онисифору: да даст милость Господь дому вашему, яко многажды мя упокои, и вериг моих не постыдеся (2Тим. I, 16)793. Но для Феодорита этого было мало; несправедливо опозоренный, он требует формального оправдания и ходатайствует об этом чрез патрициев Тавра (epist. 88) и Флоренция (epist. 89), префекта Евтрехия (epist. 91) и военачальника Лупицина (epist. 90). Последнему он заявлял: «если же кто-нибудь утверждает, что мы мыслим несколько иначе (неправославно), – тот пусть обвиняет нас в нашем присутствии, а не клевещет на отсутствующих. Справедливость требует, чтобы и преследуемому дано было слово и предоставлена возможность защищаться, дабы судьи могли чрез это произнести решение, согласное с законами. Прошу твое великолепие посодействовать, чтобы я мог воспользоваться этим»794.

В этом желании Феодорит сошелся со своими противниками. Евтихий чувствовал себя слишком сильным, чтобы сдаться так легко и скоро. В благосклонности Диоскора он быль уверен795, папа Лев в начале 449 года склонен был подозревать Флавиана в пристрастии796, коварные, но всемогущие советники Феодосия твердили ему, что вера погибает и что необходимо ниспровергнуть еретиков. Под влиянием таких внушений, 30-го марта император обнародовал эдикт о созвании вселенского собора в Эфесе на 1-ое августа. Чтобы ни предполагали поборники православия, – едвали столь страшный указ носился в голове кого-либо из них, хотя бы в виде самой печальной возможности. Диоскор был назначен первенствующим797, и его деспотическому фанатизму было предоставлено право составлять догматические определения и распоряжаться жизнью и смертью непримиримейших его врагов. О Феодорите позаботились больше всех и закрыли ему все пути к оправданию, устранив его от всякого участия в заседаниях. «Епископу Киррскому, – значилось в эдикте798, – мы повелеваем не прежде придти на святой собор, как когда угодно будет всему святому собору, чтобы и он присутствовал на этом святом соборе. Если же возникнет касательно его какое-либо разногласие, то мы повелеваем без него собраться святому собору». Такое позволение отзывалось весьма неблагородною насмешкой, поскольку было решительно немыслимо, чтобы клевреты Диоскора могли сознать нужду в совете и руководстве Феодорита. Впрочем, это обстоятельство избавило Киррского пастыря от горькой участи Флавиана, и Лев Римский более справедливо должен был бы поздравить его с этим, как он приветствовал Анастасия Фессалоникскаго799. Во всяком случае Феодорит всегда был готов пострадать за правду и усиливался добиться отмены запрещения800. Его настойчивость привела только к тому, что 6-го августа император снова подтвердил прежнее определение, окончательно «удаляя его – потому, что он дерзнул, излагать противное тому, что написал о вере блаженной памяти Кирилл»801.

Естественно, что, когда характер и цель будущего собора обрисовались вполне ясно, православные пастыри не желали его открытия, хотя и по разным причинам. Папа, убедившийся потом в заблуждении Евтихия, считал дело не заслуживающим соборного исследования802. Флавиан и Феодорит не предвидели никакого добра, ибо были несомненные знамения грядущих зол. В апреле месяце акты σύνοδος ἐνδημοῦσα были подвергнуты пересмотру по подозрению в подлоге, а Константинопольский архиепископ испытал жестокое унижение, быв обязан дать исповедание веры, как человек несторианствующий. Главными судьями на новом соборе подле Диоскора, в виде особой комиссии, назначались люди далеко неблагонадежные: Ювеналий Иерусалимский и Фалассий Кесарие-Каппадокийский, по своему непостоянству, много напоминали собою трости, ветром колеблемые, Василий Селевкийский и Евстафий Виритский обладали чересчур гибкою совестью, Евсевий Анкирский также был способен забывать гонимых приятелей803. Наконец, невежественный «разбойник», монах Варсума (Бар Саумо), был приглашен помогать Диоскору804.

Феодорит собирал всю твердость духа, чтобы достойно встретить новые бедствия для Церкви и для себя лично; свои опасения и чувства по этому поводу он высказал в нескольких посланиях. Так адвокату Евсевию он писал805: «распространяющие этот величайший слух думали совершенно огорчить нас им, считая его самым худшим вестником. Но мы, по божественной благости, и слух этот с радостью приняли и испытания ждем с готовностью: всякая скорбь, постигающая меня ради божественных догматов, для меня в высшей степени любезна».

В таком подавленном настроении Феодорит находил единственное утешение в «спасительных праздниках»806, но не всегда мог препобеждать печаль, обладая «человеческою, а не адамантовою природой»807. «Буря церквей, – говорил он808, – не позволяет наслаждаться чистою радостью. Ибо если в страдании одного члена участвует все тело, то как не стенать, когда расстроено все тело? Нашу печаль увеличивает еще то обстоятельство, что мы считаем это началом совершенного отпадения. Итак: пусть молит твое благочестие, чтобы мы сподобились божественной помощи, дабы иметь силу противитися в день тот (Еф. VI, 13), по слову Апостола». «Как кажется, мы не дождемся ничего хорошего», – заявлял Феодорит Иринею, получив от своего митрополита пригласительную грамоту и препровождая список ее адресату, чтобы тот понял верность выражения поэта: «беда за бедой восставала» (Iliad. XVI, 111)809. «И ныне знай, владыко, – продолжает он, – что жду смерти. Думаю, что она близка: в этом убеждают направленные против нас козни»810.

Предвидя такие несчастия, Киррский епископ однако не падает духом и заботится о мерах предосторожности. Домн уже потерял всякое самообладание и искал опоры в своем незаменимом и неизменном советнике, который постоянно поддерживал его на высоте призвания. Феодорит шлет своему Антиохийскому другу обширное послание с наставлениями, как ему следует вести себя в Эфесе. Здесь весьма характерно для личности Киррского пастыря то, что он совершенно умалчивает о себе и ограничивается одними указаниями касательно охранения веры. Так мог поступать только искренний ревнитель православия. «Мы было надеялись, – отвечал Феодорит Домну811, – что смутное состояние кончилось, поелику некоторые извещали нас, что неудовольствие победоносного царя прошло и что он примирился с боголюбезнейшим епископом (т. е. Флавианом Константинопольским), что уже отложено приглашение на собор и церквам возвращен мир. Но нынешнее письмо твоей святости сильно опечалило нас. Нельзя ожидать ничего доброго от провозглашаемого собора, если только человеколюбивый Господь, по обычному своему попечению, не разрушит козни возмущающих демонов. Ведь и на великом соборе (разумею собиравшийся в Никее) вместе с православными подали свои голоса и приверженцы Ария и подписались под изложением веры апостольской, но потом продолжали нападать на истину, пока не растерзали тела Церкви... Видя это и предвидя подобное, моя несчастная душа скорбит и стенает. Ибо предстоятели других диоцезов не знают заключенного в двенадцати главах яда, но, обращая внимание на славу писавшего их, не подозревают ничего гибельного, – и я думаю, что занявший его трон сделает все, чтобы подтвердить их и на втором соборе. Властно (ἐξ ἐπιτάγματος ) писавший недавно тоже и анафематствовавший нежелавших оставаться при них чего не сделает, председательствуя на соборе?812. Да будет ведомо тебе, владыко, что никто из разумеющих содержащуюся в них (главах) ересь не допустит принять их, хотя бы они решили это дважды... Ведь и сам блаженный Кирилл в письме к Акакию показал цель этих глав, сказав, что они написаны против новшества того (Нестория) и что, по заключении мира, он постарается объясниться813. Следовательно: даже и защита подтверждает обвинение. Я послал список всего, писанного им во время соглашения, дабы ты знал, что он (Кирилл) не делал об них (главах) никакого упоминания и что отправляющимся на собор нужно взять с собою писанное тогда и ясно сказать там, что произвело разногласие и в чем было примирено различествующее. Призванным к борьбе за благочестие нужно употребить весь труд и обратиться к помощи Божией, чтобы в целости сохранить достояние, оставленное нам предками нашими. И из благолюбезнейших епископов твоей святости следует выбрать единомышленников, а из благоговейнейших клириков – имеющих ревность о благочестии, чтобы не быть принужденным совершить что-либо неугодное Богу всяческих или, чтобы оставшись одиноким, не быть легко уловленным врагами. Это вера, – я умоляю, – в которой мы имеем надежду на спасение, и потому нужно употребить всякое усердие, чтобы в нее не было внесено чего-нибудь нечистого и чтобы апостольское учение не было повреждено. Находясь вдали, стенающий и плачущий, я пишу это и молю общего Владыку рассеять это мрачное облако и подать нам чистую радость».

«Убиение» Феодорита было близко: 8-го августа 449 года в Эфесской церкви Пресв. Марии, где некогда заседал Кирилл, открылось разбойническое сборище, приглашенное императором для того, чтобы рассудить «некоторых из восточных епископов, зараженных нечестием Нестория»814, «извергнуть их из святых церквей и исторгнуть весь дьявольский корень»815. Все собравшиеся были проникнуты сознанием важности столь великой задачи816 и с усердием, достойным лучшего дела, работали над ее выполнением. Отряды солдат и толпы буйных монахов, под предводительством Варсумы, и грубых параволанов терроризовали весь Эфес. Во главе всех стоял Диоскор, раболепно провозглашенный «единственным во всем мире»817 и признанный «венцем всего собора»818, учрежденного «по действию диявольскому», согласно выражению Юстиниана819. Понятно, какой дух царил между членами этого сонмища, когда всякое честное заявление считалось здесь за бунт.

При таких условиях состоялся суд над престарелым епископом Киррским820 или в понедельник, 22-го августа, или же на другой день821. Прежде всех выступил со своим пасквилем пресвитер Пелагий, которого Феодорит пытался обратить на путь истины, – и Ювеналий Иерусалимский приказал низкому клеветнику прочитать свое кляузное прошение822. Никто даже и не подумал пригласить обвиняемого, так как в 449 году каноны считались необязательными.

Вот что было доложено мнимо-вселенскому собору:

1). Феодорит, вместе с Дойном, заставил Пелагия молчать против его воли и обязал ни публично, ни частным образом (на дому) не рассуждать и не учить ищущих назидания823.

2). Мотив к этому был тот, что Феодорит держался несторианских, грубо-диофизитских воззрений на соединение естеств в лице Христа Спасителя. Посему он сильно боялся всякого, кто зорко следил за пробуждением ереси и был в состоянии обличить нечестие. Ему, очевидно, хотелось удалить всех подобных людей, чтобы исказить предание отцов и уловить в свои сети сердца и умы простецов. Потомок Диодора и Феодора, он держался несторианского безумия и, предоставляя единомышленникам свободу слова, лишал противников этого драгоценного права824.

3). Свидетельством этого, – коварно замечал Пелагий, – служит тот факт, что он не опубликовал писем Александрийской церкви и главы настоящего собора, – писем, в которых обсуждались предметы веры, хотя вручившие их требовали, чтобы эти послания были объявлены в церковных собраниях825.

4). Вопреки ясному соборному правилу: «никто да не дерзает, кроме веры святых и блаженных отцов, писать, пли излагать, или составлять»826 – Феодорит и Домн заставили его подписать новый символ и оклеветали некоторых из его знакомых827.

5). Киррский пастырь занимался истолкованием сочинений Платона, Аристотеля и врачей, а Свящ. Писанием совершенно пренебрегал828.

«Вы, – заканчивает Пелагий829, – в своем множестве составляя сонм пастырей и святой хор (армию пастырей и священный отряд), – вы призваны на войну с двумя этими врагами и с небольшим числом сторонников, которых они успели приобресть себе. Сожгите тех, кто дерзнул примешать к пламенным языкам Духа Святаго, нисшедшим с неба, чуждые и ложные огни! Да, сожгите тех, кои сохраняют учение Нестория!»

Молчаливое согласие сопровождало эту далеко нездравомысленную речь, хотя достаточно было самой малой капли критической добросовестности, чтобы распутать это слишком неискусное хитросплетение. Важнейший пункт обвинительного акта остался совершенно недоказанным, так как не приведено ни одного аргумента в подтверждение еретичества Феодорита. Голословные ссылки на интеллектуальную солидарность его с Диодором и Феодором830 могли иметь значение только для крайне пристрастных умов, а тщетная попытка подвести Киррского епископа под анафему церковных канонов показывают лишь умственную несостоятельность обвинителя и стремление бессильной ярости представить белое черным. Однако же возражений не последовало, и Диоскор велел продолжать чтение сделанных Пелагием извлечений из различных произведений Феодорита. Нотарий Иоанн предложил теперь вниманию отцов его послание к монахам, – послание, замечательнейшее между замечательными по своей догматической точности и во многих местах чуть не буквально совпадающее с «томосом» Льва Великого. Феодорит целиком приводит здесь Антиохийское исповедание и обстоятельно раскрывает его смысл на основании библейских текстов831. «Мы, – рассуждает Киррскиии пастырь832, – исповедуем Господа нашего Иисуса Христа истинным Богом и истинным человеком, не на два лица разделяя единого, но веруем, что неслиянно соединились два естества... Мы утверждаем, что все человеческое Господа Христа, то есть: голод, жажда, утомление, сон, боязнь, пот, молитва, неведение и подобное сему, принадлежит нашему начатку, восприняв который Бог Слово соединил его с Собою, совершая наше спасение. Но мы веруем также, что хождение хромых, воскрешение мертвых, источники хлебов, превращение воды в вино и все другие чудотворения суть дела божественной силы. Посему я утверждаю, что сам Господь Христос и страдал и страдания уничтожил: – страдал по природе видимой, а разрушил страдания по неизреченно обитавшему в ней божеству. Это ясно раскрывает история священных Евангелий. Мы узнаем оттуда, что лежащий в яслях и повитый пеленами возвещается звездою, принимает поклонение от волхвов, и благочестиво рассуждаем, что рубище, пелены, недостаток ложа и великая скудость принадлежат человечеству. Пришествие же волхвов, путеводительство звезды и хор ангелов возвещают божество скрывавшегося... Так в одном Христе чрез страдания усматриваем Его человечество, а чрез чудотворения разумеем Его божество… Мы не разделяем двух естеств на двух сынов, но в едином Христе мыслим два естества и признаем, что Бог Слово родился от Отца, а наш начаток воспринят от семени Авраама и Давида... Посему мы говорим, что Господь наш Иисус Христос есть единородный Сын Божий и первенец: – единородный и прежде вочеловечения и по вочеловечении, первенец же после рождения от Девы, ибо, кажется, имя первенец (первородный) противоположно имени единородный, так как единородным называется единственный рожденный от кого-либо, а первенец – первый из многих братьев. И божественное Писание говорит, что Бог Слово только один родился от Отца, но Единородный сделался первенцем, восприняв наше естество от Девы и удостоив верующих в Него называть Своими братьями (Мф. III, 34–35), что тот же самый есть единородный, поскольку Он Бог, и первенец, поскольку человек». Таким ходом мыслей естественно обусловливался взгляд Феодорита на термин άνθροποτόκος , за которым он удерживает некоторое право на существование в православной догматике. «Если Христос, – говорить он833, – только Бог и получил начало бытия от Девы, – в таком случае пусть Дева именуется и называется только Богородицею, как родившая Бога по естеству (ὡς Θεὸν φύσει γεννήσασα – Πάρθενος ). Если же Христос есть вместе Бог и человек, был вечен (ибо Он не начинал быть и совечен Родившему) и в конце времен произрос от человеческого естества, – то желающий признавать догматами и то и другое пусть прилагает к Деве эти наименования, показывая, какие из них приличествуют естеству и какие – соединению. Еслибы кто-либо захотел говорить панигерически, слагать гимны, произносить похвалы и пожелал по необходимости воспользоваться почетнейшими наименованиями, не рассуждая догматически, но превознося и удивляясь величию таинства: тот пусть исполняет это желание, пусть употребляет великие наименования, пусть восхваляет и удивляется. Мы, конечно, находим много такого у православных учителей, но пусть во всем почитается умеренность. Я хвалю сказавшего (Солона или Клеовула Линдского), что «умеренность лучше всего», хотя он и не принадлежал к нашему стаду». На первый взгляд и особенно для таких ограниченных, по своему пристрастию к узкой и туманной теории, людей, какими были монофизитствующие, подобное понимание могло показаться слишком исключительным и резким; но стоит ближе всмотреться в дело, и мы тотчас же найдем Феодорита православным и здесь. Логос рождается от Отца непостижимым для нашей мысли способом, – и никакое другое рождение Его, как Бога, недопустимо. Лишь только мы станем отрицать это, – пред нами неизбежно явится множество самых разнообразных и неустранимых затруднений. Метафизически непредставимо, чтобы вечное начало получило свое бытие от существа, ограниченного во времени: это есть contradictio in adjecto. По этому самому у нас будут получаться в результате выводы сомнительного свойства, когда мы будем брать термин Θεοτόκος в совершенно буквальном и прямом смысле. Необходимо будет заключить в известные пределы Того, Кто выше и вне их – и ἄναρχος окажется ψυλός ἄνθρωπος . Дева не родила Слова по естеству (τ ῇ φύσει ), т. е. точно так же, как происходит каждый из смертных. Однакоже название Богородица вполне правильно употребляется Церковью, – и это потому, что Сын Божий соединился с воспринятым от св. Марии с самого момента зачатия834 и был Еммануилом, а это «имя показывает Бога и человека, ибо, по истолкованию Евангелия (Mф. I, 23), оно значит с нами Бог, т. е. Бог в человеке, Бог в нашем естестве»835. Непредставимое κατὰ φύσιν , понятие Θεοτόκος вполне законно καθ ᾿ ἕνωσιν : «на основании такого неслиянного соединения мы исповедуем Пресвятую Деву Богородицею»836, – заявлял Феодорит еще в Ефесе, в 431 году. Но это одна сторона. Поскольку логически Киррский епископ различает двойство природ воплотившегося Логоса (νοοῦμεν ), – он не хочет избегать и выражения ἀνθρωποτόκος , поелику оно указывает единосущие нам Господа по человечеству. Иначе, с его точки зрения, придется впасть в докетизм и, следовательно, «выбросить совершенное ради нас домостроительство»837, что Феодорит и думал усматривать в первой «главе» св. Кирилла. Таким образом речь идет о простом понятии, а не о факте, потому что Искупитель един, и к действительной, живой личности Богочеловека разделение совсем неприложимо.

Ясно, что и в данном вопросе Феодорит ратует за положение об ἕνωσις ἀσύγχυτος καὶ ἀχώριστος вместе. Ошибаясь относительно св. Кирилла, он попал в самое больное место монофизитской доктрины и с силою колебал ее основы. Евтихий, потерпевший двойства и в количественном и в качественном отношении, допускал истинное человечество Господа только в устранение мысли о тожестве его учения с аполлинаризмом и весьма неохотно соглашался с тем, что плоть Христа от Девы838. Когда же на Константинопольском соборе его довели до необходимости принять эту формулу, он и тогда не уступил вполне убеждениям отцов и закончил свои рассуждения категорическим утверждением: οὐκ ε ἶπον σῶμα ἀνθρώ που – τὸ τοῦ Θεοῦ σῶμα , ἀνθρώπινον δὲ τὸ σῶμα καὶ ὃτι ἐκ τῆς Παρ θένου ἐσαρκώθη ὁ Κύριος 839. Едвали нужно говорить, как неловко прикрыто этою туманною фразой жестокое заблуждение, разрушающее всю сотериологию. Во Христе не было собственно человечества, ибо после рождения от Пресвятой Марии в Нем одно естество, а было только некоторое свойство человечности, уподоблявшее Его людям. Была отдаленная аналогия, но никак уж не совпадение. Феодорит и Евтихий в этом пункте расходились между собою до решительной противоположности.

Сторонник архимандрита и самый чистый монофизит, Диоскор с злорадством еретика слушал чтение «томоса» Киррского епископа, нечестие которого было для него несомненно. Ложь, присвоившая себе достоинство абсолютной истины, приписывает последней свои специфические отличия, – подобно блуднице, поносящей целомудренных женщин840, – и Диоскор провозглашает Феодорита несторианином, потому что тот был православным. Для него это было очевидно, авторитет же св. Кирилла прекращал всякие сомнения и делал ненужными какие-либо исследования. С этою целью было внесено начало послания Киррского пастыря, который опровергает тут «анафематизмы»841. Мы знаем, что здесь он не понял своего антагониста, но не это было важно для Диоскора. Ему прежде всего хотелось укрыться под именем покойного святителя и придать себе видимость правоты и беспристрастия. При том же, неправильные в применении к св. Кириллу, выводы Феодорита метко выражали характерные черты монофизитской христологии и для защитников ее были особенно неприятны; в них они усматривали доказательства вражды обвиняемого к благочестию. Феодорит был богохульствующим, «начальником ереси»842, поскольку он нападал на монофизитские принципы, единственно верные, по мнению Диоскора. Вот почему послание к монахам было предложено разбойничьему собору и принято им в качестве фактической улики: оно имело для него значение документального подтверждения голословному доносу Пелагия.

Таков второй документ, фигурировавший по делу о Феодорите: чем православнее он был по своему существу, тем более неблагоприятным для автора оказался он в глазах его судей. Председатель молчаливо одобрил, члены не возражали, – и нотарий Иоанн продолжал: «поданное пресвитером Пелагием сочинение носит следующее надписание: Апология за Диодора и Феодора, поборников истинного благочестия»843. Собор не желал осквернять своего благоговейного слуха нечистыми мудрствованиями; раздались возгласы: «этого достаточно для его низложения, как, впрочем, уже приказал великий император. Если станут оспаривать низложение Феодорита, то не нужно забывать, что ведь и Нестория можно поддерживать»844. Что думали выразить этим услужливые помощники Диоскора? – понять трудно. Кажется, теперь же хотели приступить к голосованию, но запас обличении против Киррского епископа не был еще исчерпан, и снова началось чтение из названного сейчас сочинения845. Это совершенно беспорядочный набор часто отрывочных и не вполне вразумительных фраз. Враги Фоодорита на соборе наскоро выхватили то, что попадалось под руки, в рассчитанном убеждении, что результат будет один и тот же, каким бы насильственным экспериментам они ни подвергали разбираемый труд и хотя бы даже измыслили все для полного очернения ненавистного им богослова, что, впрочем, не доказано пока с несомненностью846. Мы кратко отметим здесь две стороны в этом сочинении Киррского пастыря: полемическую и положительную, конструктивную.

Феодорит остается недоволен выражением Александрийского архиепископа: «Он (Логос) не воспринял человека, не сделался человеком, но ради домостроительства являлся в образе человеческом; сам Единородный пострадал и вкусил смерть»847. Понятно, что для богослова, дорожившего в христологии идеей действительного и полного воплощения Сына Божия, здесь могли звучать несколько докеггическия ноты, неприятные для слуха реалиста-Феодорита. Мы не знаем, какие применения были сделаны отсюда, но, повидимому, критик усматривал здесь опасное для сотериологии положение848. В другом месте Киррский предстоятель пишет: «он опять обратился к своему нечестию и скрытно заявил хуления Аполлинария. Он часто повторяет: «по примеру отцов наших мы говорим об одном Сыне и об одном воплощенном естестве Слова». Вникнете в коварство этого православного наставления: он выдвинул наперед слова, которые прямо признаются и правыми, – один Сын, но потом присовокупил: одно естество, что происходит от хулений Аполлинария. Он прибавил, конечно, воплощенное, но исключительно потому, что боялся, чтобы не раскрыли его нечестия. У каких же отцов он слышал, что они употребляли подобную фразу? Я, по крайней мере, не знаю, ибо у всех святых отцов находится противное, поелику, когда они проповедовали, они всегда говорили о двух естествах. Назовете-ли вы отцами Аполлинария, Евномия, Астерия, Аэция? Эти действительно проводили такое хуление»849. Феодорит берет тезис св. Кирилла в слишком буквальном смысле и указывает его аполлинарианский оттенок, приданный ему монофизитствующими. Из этих примеров следует, что полемика Феодорита совсем не свидетельствует об еретическом ее источнике; она опиралась на православное учение о двойстве неслиянных природ в Господе Спасителе. «Итак: что же нового сказал Феодор в том, что Христос состоял из разумной души и человеческого тела, что одно Он получил от Бога, тогда как другое происходит от Авраама и Давида, или что воплотившееся Слово по естеству тоже, что и они?» – спрашивает Киррский епископ850. Даже больше того: Феодорит во многих случаях не отказывал своему противнику в догматической правоте851, хотя и не желал проходить молчанием некоторые преувеличения в его построениях. Он указывает и причину суровости нападений св. Кирилла на Диодора и Феодора в том, что оппонент их не всегда пользуется подлинными произведениями опровергаемых авторов852. Это во-первых. Затем: необходимо постоянно иметь в виду цель писателя (что опускал Александрийский архиепископ) и стремиться к открытию надлежащего значения его рассуждений. Ведь и Евангелиями и другими библейскими книгами не редко злоупотребляют, «смотрят на них превратно»; «ведущие к вечной жизни», они становятся оправданием для тех, «которые идут противоположною дорогой и совлекаются в лежащий вне их мрак». «Так, – говорить Феодорит853, – должно поступать и нам, – и тогда представится истинный смысл сказанного с добрым намерением».

На основании сейчас изложенного мы в праве утверждать, что апологет Антиохийских учителей впадает лишь в очень извинительные заблуждения касательно св. Кирилла, согласуясь с ним по существу христологических воззрений. При том же, он не скрывал и погрешностей Диодора и Феодора, поскольку допускал, что они не всегда были достаточно осторожны в выражениях, дававших повод к перетолкованиям. Феодорит признавал за ними неточности не менее, чем и за их противником. Монофизитам такие суждения казались совершенно нечестивыми, поелику ими ниспровергались самые заветные их мнения, в замен чего предлагалось православное учение. Сущность последнего сводилась к тому, что «один единородный Сын, облекшийся в наше естество»854, согласно проповеди Апостола Павла: Бог бе во Христе мир примиряя Себе (2Кор. V, 19); «по своей природе Он был совершенный человек, состоящий из разумной души и человеческого тела»855, хотя и не переставал быть Словом, единосущным Отцу. Как вечный и неизменяемый Логос, Он безстрастен по Своему божественному началу, не есть агнец в том смысле, что Он принес Себя за нас, и называется таковым в силу соединения856. Жертва была совершена по воспринятому от нас, который есть храм857, или, по выражению св. Петра (Деян., II, 22), человек858. Зрак раба участвует в чести, славе и других преимуществах Единородного, потому что был в тесном союзе с Ним859, составлял одно Богочеловеческое лицо. Посему, по мнению Феодорита, не без основания удерживается термин «сын благодати», ясно устраняющий ложную мысль, «будто происшедший от семени Давидова есть истинный Сын Отца». В самом деле, «как по всей строгости было Сыном Бога всяческих то естество, которое заимствовано от Давида? Ведь это имя приличествует лишь родившемуся от Отца прежде времен»860. И в послании к Евреям мы читаем: Аз буду Ему во Отца, и той будет мне в Сына (Евр. I, 5), тогда как в противном случае следовало бы ожидать praesens, а не futurum861. Итак: Господь Спаситель – один, поскольку Он есть Еммануил, но это реальное единство не исключает понятия двойства. Вечный соединил с Собою временного и вознес его на равную Себе высоту, искупив нас от греха, проклятия и смерти. Но это было бы невозможно, если бы были два Христа, два Господа, стоявшие друг подле друга. Напротив того – лице одно, совмещавшее в себе две природы не по превращению, именению или слиянию их, а по тому целостному и полному соединению, какое усматривается в отношении между душой и телом в живом субъекте.

Таковы христологические воззрения, развиваемые Феодоритом в апологии за Диодора и Феодора. Они не допускали никакой сделки с монофизитством, исключали всякую попытку наклонить их в сторону новой доктрины, – иI защитники ее сумели воспользоваться своим недолгим могуществом, чтобы втоптать в грязь православного учителя.

Лишь только нотарий Иоанн замолчал, раздался голос Диоскора, намеренно предоставившего в начале первенствующую роль Ювеналию Иерусалимскому. «Феодорит, – заявил председатель862, – который был прежде нечестивым и продолжает быть таковым; Феодорит, который никогда не отказывался от своего нечестия, но который доселе коснеет в своих хулениях, так что даже оскорбил слух милостивых и христолюбивых императоров и заставил их по справедливости отвратиться от него, поелику им ненавистны скверные учения; Феодорит, который посвятил себя на погубление бесчисленного количества душ, который возмутил все церкви Востока, который распространял превратные верования и который привлек к своему нечестию столько простецов, сколько мог; Феодорит, который, сверх сего, осмелился мыслить и писать противное сочинениям блаженного отца нашего епископа Кирилла: – пусть он будет лишен всякого служения, всякой чести и всякой степени священства! Да будет лишен и (житейского) общения с мирянами (т. е.: да будет заточен куда-либо подальше и покрепче)! И пусть будет ведомо всем благочестивым пресвитерам и епископам вселенной, что если кто-нибудь – после этого суда и соборного решения – дерзнет принимать его, посещать, разделять с ним трапезу или просто беседовать с ним, – таковый должен будет отдать Богу отчет на страшном Суде, как надменно презревший определения этого святого вселенского собора».

«Затем: пусть совершенное сегодня будет доведено до милосердых и христолюбивых ушей победоносных императоров наших, чтобы их милосердие повелело предавать огню нечестивые сочинения Феодорита, которые полны нечестия и всякого скверного учения».

«Теперь же нотарий Деметрий (Деметриан)863, Флавий (Флавиан) и Ирим пусть отправятся к благочестивому епископу Антиохийскому Домну и прочитают ему совершенное ныне, чтоб и он ясно высказал свое мнение касательно происходившего здесь».

Едвали когда-либо самый от явленный еретик и закоренелый злодей подвергался столь жестокому решению, и однако же возражений не было. Всем, присутствовавшим на соборе, был хорошо памятен грозный окрик Диоскора с требованием солдат по поводу просьб за Флавиана Константинопольского: «что это? бунт против меня?!»864. Отдельно было подано десять мнений против Феодорита и между прочим такими друзьями его, каковы были, напр., Василий Селевкийский и Евсевий Анкирский865. Все они сводились к тому, что Киррский пастырь должен быть низложен и лишен всякого житейского общения (Gemeinschaft mit Christen, Gemeinschaft der Weltkinder; communion laique, communion avec les chretiens; Communion with the Laity, communion with Christians), т. e. ему готовили участь Нестория со всеми ужасами ссылки. Особенною резкостью отличалось суждение Ювеналия Иерусалимского, по которому Феодориту следовало отказывать «и в соли и даже в простом слове»866; ему вторил Евстафий Виритский, предлагавший отнять у обвиняемого «малейшую свободу учить, говорить и соблазнять невинных овец Божиих»867. Из всех углов раздались теперь оглушительные возгласы: «это справедливый суд! Вон еретика! Все мы говорим это! Все мы согласны на низложение Феодорита!»868. Домн не замедлил ответом и без всяких ограничений признал и одобрил постановление Диоскора869. Оставалось ждать императорского утверждения, но в этом не могло быть никакого сомнения, потому что собор во всем действовал по воле настроенного в нужную сторону Феодосия и, уверенный в его благоволении к бесчеловечным «убиениям», опирался на его прежние эдикты870. Скоро871 появился высочайший декрет на имя Диоскора, крайне неблагоприятный для Феодорита872. Вот некоторые характерные места из этого непохвального правительственного документа, с которым может сравниться в этом отношении разве только приказ о заточении Иоанна Златоуста. Рассказав историю своей «кроткой» политики в несторианскую эпоху, император упоминает, что Флавиан и Евсевий вздумали было возобновить уничтоженное несторианское нечестие, но он повелел отцам собраться в Эфесе, «чтобы с корнем вырвать гибельное семя», – и «не обманулся в своих надеждах». Никейская вера опять утверждена торжественным образом, мнения названных лиц ниспровергнуты, а «помощники их: Домн, который был епископом Антиохийским, Феодорит и некоторые другие, ослепленные тою же ересью, исключены из епископства и (провозглашены) недостойными священнических кафедр. И мы похваляем и утверждаем определения этого собора»873. «Пусть никто не имеет и не читает, и не списывает, и не издает Нестория, т. е. книг его или вредных кодексов (codices), особенно сочинений Порфирия против одних христиан или писаний Феодорита; но каждый, у кого есть такие кодексы, пусть публично выносит их (на площадь) и в виду всех предает огню. И пусть никто не принимает тех, которые почитают эту секту (hanc religionem) или их учителей, в городе ли то или в поле (или в предместиях), и не сходится с ними. Если же кто-нибудь учинит что-либо такое, то, быв опубликован, обречен будет всегдашнему изгнанию; а кто имеет кодексы, содержащие отвергнутую веру Нестория и Феодорита или их толкования, рассуждения и предания, тот будет подвергнут тому же наказанию, хотя бы носило имя другого (светом для других казалось) то, что составлено ими»874 В заключение Феодосий просит Диоскора, чтимого им за отца, уведомить об этих определениях чрез ἐγκύκλια γράμματα всех прочих митрополитов – с напоминанием, чтобы они ничего не прибавляли и не убавляли в вере обоих Эфесских соборов, заставили подчиненных им епископов письменно изложить свое согласие и прислали подписные листы в Константинополь875. – Диоскор, «с радостью и благодарностью» принявши это повеление, в точности исполнил желание своего царственного духовного сына. В своем окружном послании он требует, чтобы: 1) были совершенно истребляемы произведения Нестория и «низложенных единомышленников его», 2) безусловно принимались вероопределения Никейского и двух Эфесских соборов и 3) чтобы ни один из несторианствующих не удостаивался епископства, а достигший его – лишался этого сана. – Наблюдение за осуществлением этих мер и за собиранием подписей было поручено преторианцу Евлогию, бывшему деятельным споспешником «фараона» в Ефесе876. По «Востоку» ходила «противонесторианская» формула, которую каждый обязан был скрепить своею рукой и вместе с этим связать себе свободу мысли, воли и чувства877. «Восток» был поруган, унижен и обесславлен; «опять безумствовал Египет против Бога и воевал с Моисеем, Аароном и слугами его»878: он старается осквернить память Феодорита и истребить его из среды людей. «Разбойники» достигли своей цели, но не вполне. Не смотря на всю свою ненависть к Киррскому епископу, они не могли – и только в нем одном 879 – указать какое-либо, хотя бы самое незначительное, пятно на его нравственном облике: он вышел чистым и светлым из горнила самого сурового и беспощадного искуса, не открывшего в нем ни малейшей частицы негодных примесей. Подлинно: на войнах обнаруживаются храбрецы, на состязаниях увенчиваются атлеты, морская буря являет искусного кормчего! Подлинно – τ ό πῦρ τὸν χρυσὸν δοκιμάζει 880!

Глава шестая

Положение Феодорита после разбойничьего собора, оправдание ею в Халкидоне и кончина ею в мире с Церковью. – Тяжелая жизнь Киррского епископа после его осуждения. – Необходимость самозащиты в видах личных и в интересах веры. – Посольство в Рим в конце 449 года и послание в папе Льву: его содержание. – Феодорит обращается к Римскому первосвященнику не как к главе и непогрешимому авторитету, а как к равноправному с другими иерархами члену тела Церкви, несогласие коего должно было отнимать обязательное вселенское значение у Эфесских постановлений. – Письма Феодорита к другим лицам на Западе. – Просьба его в Константинополе о разрешении поездки в Рим или удаления в свой монастырь и ее результат: Феодориту позволено жить в Анамие. – Оправдание Киррского пастыря в Риме судом западного собора при участии Льва Великого. – Стесненное материальное положение Апамийского заточника. – Деятельность Феодорита за это время: письма его к разным лицам, где он раскрывает козни врагов, показывает несправедливость их постановлений, объясняет православным надлежащий образ поведения и развивает здравые христологические понятия. – Характеристика Феодорита и значение ого деятельности за этот печальный период: призывая других к принятию томоса Льва, он пролагает путь для провозглашения Халкидонской христологии. – Надежды Киррского епископа на лучшее будущее. – Смерть Феодосия и легаты папы в Константинополе; письмо Феодорита к Абундию. – Восшествие на престол Маркиана, который, по ходатайству некоторых сановников, облегчает участь Апамийского изгнанника. – Феодорит требует нового собора, каковой и назначается Маркианом на 1-ое сентября 451 года. – Киррский пастырь возвращается в свой епархиальный город; письма его отсюда. – Открытие Халкидонского собора; монофизитские легенды об участии здесь Феодорита. – Прошение Киррского епископа императору и легатам папы. – Вступление Феодорита в церковь св. Евфимия: разделение партий. – Факты, в коих проявлялась активность Феодорита в заседаниях 8-го, 10-го, 17-го и 25-го октября. – Признание полной невинности Феодорита на восьмом заседании; значение соборных прений и смысл определения. – Последующая деятельность в Халкидоне епископа Киррского, в каковом звании, не отказавшись от кафедры, он и возвратился на свою епархию. – Характер его дальнейшей деятельности. – Указ Маркиана от 6-го июля 452 года. – Полемика Мария Меркатора против Феодорита, как подготовление для будущих споров по вопросу о «трех главах». – Письмо папы Льва Римского к Феодориту. – Кончина Киррского епископа в 457 году.

Суд был произнесен, но защита не выслушана; «убийство» было совершено, и кровь многих Авелей вопияла к небу. Нарушены были самые естественные законы добра и даже простой человечности, – самая вера извращена. Такие эпохи, когда попирается все честное и благородное, когда все созидается на лжи и насилии, бывают обыкновенно недолговечны. История не может держаться на столь непрочных основах: человечество должно бы погибнуть, не имея живительных начал для своего развития и существования, и тем с большею энергией требует возвращения к правде и восстановления нормального порядка. Крайнее напряжение темных сил заключает в себе зародыши неизбежной смерти и вызывает реакцию: ночь сменяется днем... Так бывает всегда и везде, так было и в настоящем случае. Религиозная истина снова восторжествовала, а вместе с нею и Феодорит дождался господства защищаемых им православных идей и, наконец, был соборно объявлен невинно пострадавшим. Но прежде чем случилось это, прошло больше года, в течение которого Киррский епископ не мало потрудился ради своего оправдания и ради апостольских догматов.

Обращаясь к этому периоду жизни поруганного в Эфесе престарелого пастыря, мы естественно встречаемся с вопросом: какое положение занимал он после разбойничьего собора? Мы уже знаем, что монофизиты и могущественные фавориты их в столице и вне ее приняли достаточные меры, чтобы приговор их не остался пустым словом: гражданская власть действовала в полном согласии с Диоскором и услужливо предлагала ему все свои ресурсы для осуществления планок последнего. Трудно было ожидать какого-либо смягчения или изменения, и ни того, ни другого не произошло. «Меня, – свидетельствует Феодорит881, – изгоняют из городов, не стыдясь ни старости, ни седины, воспитанной в благочестии». «Я, – замечал он882, – кого называли светильником не только Востока, но и вселенной, отлучен и, насколько от них зависело, лишен даже хлеба». «Мы, – писал он при одном случае883, – претерпели это не от одних явнейших врагов, но и от искренних, как мы предполагали, друзей (за кого сражались, теми и преданы), – и притом то, что никто или очень немногие из древних перенесли: у нас отняли кров, воду и все прочее884. Так-то они восхотели сделаться подражателями Отца нашего, Иже есть на небесех, яко солнце, свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и неправедныя (Мф. V, 15)». «Мы не наслаждаемся даже и любовью, какую оказывают мытарям. Да и что, впрочем, говорить о мытарях? Мы не получаем утешения хотя бы и такой любви, какою пользуются в темницах человекоубийцы и волхователи. Еслибы все поревновали такой свирепости, то нам не осталось бы ничего иного, как при жизни взять на себя бедность, а по смерти лишиться гроба и сделаться пищею собак и зверей»885.

Противники, очевидно, не дремали и не пожалели своих талантов, чтобы заставить Феодорита до капли выпить чашу горестей, погрузить его на дно страшной бездны и довести до мучительного отчаяния, но они ошиблись в своих расчетах, меряя других по себе: сам он благодушно смотрел на себя и на мир Божий, уверенный в промышлении Создателя. Когда некоторый из его доброжелателей высказал ему крайнее порицание поведению господствующей партии по отношению к Киррскому пастырю, тот спокойно отвечал886: «твое благочестие негодует и гневается на приговор, несправедливо и без суда произнесенный против нас, а меня это утешает. Если бы я был осужден справедливо, – я скорбел бы, как подавший судьям законные к тому поводы. Поелику же с этой стороны совесть моя чиста, то я радуюсь и торжествую и за эту несправедливость надеюсь на отпущение грехов. Ведь и Навуфей прославился не какою-нибудь другою добродетелью, как только тем, что потерпел неправедное убиение (3 Цр. XXI, 1 сл.). Прошу помолиться Богу, чтобы Он не оставил меня, а враги пусть продолжают поражать. Мне же, для душевной бодрости, достаточно милосердия ко мне Бога – и, если Он пребудет со мною, я презираю все скорби, как совершенно ничтожную вещь». Подобную участь страдальца Феодорит считал неразрывно связанною с самым званием истинного последователя Христова и потому никогда не мог склониться к мысли – уступить стремительному потоку времени, ибо не желал оказаться в рядах богоненавистников. «Те, которые вооружили свои языки против Господа и Спасителя, – по его мнению887, – не совершают ничего нового и удивительного, ополчившись ложью против преданных служителей Его, поелику слугам необходимо участвовать в поношении владыки своего посредством сильных страданий, причиняемых им за него. Это предвозвестил и сам Господь, утешая своих святых учеников. Он сказал так: аще Мене изгнаше, и вас изженут: аще господина дому Веелзевула нарекоша, кольми паче домашния его (Мф. X, 25. Ин. XV, 20). Потом Он укрепляет их и, показывая, что клевету легко перенести, присоединил: не убоитеся убо их: ничто же бо есть покровено, еже не открыется: и тайно, еже не уведено будет (Мф. X, 26)». Посему и после Феодорит просил молитвенного ходатайства архимандрита Маркелла, «чтобы ему оказаться не в числе обижающих, но обидимых за истину евангельскую», считая бесчестие и убиение – жизнью888.

Так возвышался епископ Киррский своею мужественною душой над мелкими треволнениями и смотрел на них с спокойствием исповедника первых веков христианской эры. Однакоже ограничиться только этим пассивным отношением к своей судьбе было немыслимо: страдал не один Феодорит, но и весь христианский мир находился под тяжелым гнетом; погибал не только Флавиан, но подвергалась опасности и самая вера. Необходимо было оправдаться или – точнее – доказать свою правоту, так как вместе с его личностью анафематствовалось и его учение о неслитном соединении естеств в Иисусе Христе и провозглашалось чистое монофизитство. «Может быть, – рассуждал Феодорит889, – многие из людей простых и в особенности обращенных нами из различных ересей, взирая на важность престола осудивших и не будучи в состоянии усматривать строгую точность догмата, почтут меня еретиком». Таким образом, отстаивая себя, Феодорит в то же время должен был защищать евангельскую проповедь, поддерживать робких и возбуждать в них рвение к сохранению отеческого наследия, чтобы совокупными усилиями парализовать козни беззаконников. В этом направлении он и теперь проявил изумительную энергию, которая возрастала прогрессивно и соответственно увеличению всеобщих несчастий. Он держался здесь правила, что πάντα δεῖ λίθον (πόρον ) κινεῖν , ὥστε τ ’αληθὲς ἐξευρεῖν 890. Не было никакой вероятности на успех в Константинополе, где были самые заклятые враги Киррского пастыря, тесною толпой сомкнувшиеся вокруг трона, и где выдающуюся роль в его убиении играл золотой аргумент891, каким он не мог, да и не хотел пользоваться. Об Александрии нечего было и думать: там находился виновник всех его бедствий, с которым возможно было сблизиться лишь на условии измены вере. Как ни размышлял Феодорит, – внимание его невольно приковывал к себе вечный Рим, стоявший в стороне от всяких смут и удачно пользовавшийся выгодами своей непричастности к разным интригам. В настоящее время высокое значение апостольской кафедры в глазах Киррского епископа было тем несомненнее, что занимавший ее папа Лев был родственным ему по своим воззрениям и составлял почти единственное счастливое исключение в век еретиков или дипломатов-хамелеонов, по меткому выражению Феодорита. Такой человек скорее мог оказать надлежащее беспристрастие с авторитетом лица, мало доступного воле императора. Все эти соображения, естественно, побуждали Киррского страдальца обратиться к покровительству Римского первосвященника, по примеру св. Афанасия. С этою целью уже в 449 году892 были отправлены в Рим пресвитеры и хор-епископы Ипатий и Авраамий и экзарх монастырей – Алипий893, которые, – помимо устных сообщений, – должны были доставить несколько писем. Одно из них назначалось самому Льву. Сначала Феодорит указывает мотивы своего поступка. «Если Павел, – начинает он свое послание894, – глашатай истины, труба св. Духа, прибегал к великому Петру, чтобы он дал разрешение спорившим в Антиохии касательно жизни по закону, то тем более мы, незначительные и ничтожные, прибегаем к вашему апостольскому престолу, чтобы получить от вас врачевание язвам церквей, ибо вам прилично быть первым во всем, поскольку ваш престол украшается многими преимуществами. Прочие города украшают или величие, или красота, или многочисленность жителей, а лишенные некоторых из них – делают известными какие-либо духовные дарования; вашему же городу Податель благ дал изобилие благ: так как он величайший и славнейший из всех других, первенствующий во вселенной и выдающийся по многочисленности жителей; даже и ныне он продолжает проявлять (ἐβλάστησε ) господствующую власть и сообщает свое имя подчиненным. В особенности же его украшает вера, неложный свидетель чего божественный Апостол, который восклицает: яко вера ваша возвещается во всем мире (Рим. I, 8)... Там гробницы общих отцов и учителей истины Петра и Павла, просвещающих души верующих. Треблаженная и божественная двоица их взошла на Востоке и повсюду распространила свои лучи, на Западе же охотно приняла закат жизни и оттуда освещает теперь вселенную. Они явили ваш престол славнейшим, – и это вершина ваших благ. Бог и ныне не перестает освещать престол их, посадив на нем вашу святость, изливающую лучи правоcлавия». Отсюда мы видим, какие побуждения руководили Феодоритом в данном случае. Указывая на преимущества Римской епископии895, он настаивает главным образом на факте знаменитости столицы западной империи и сравнительной независимости ее от Константинополя896: и тем самым намекает Льву, что ему легче и удобнее отвергнуть latrocinium Ephesinum во всем его объеме. Ясное дело, что крайность, а не убеждение во вселенском главенстве папы, заставила Киррского епископа решиться на подобный шаг. Никто другой не мог противостать собору и императору: «Восток» был бессилен. Между тем нечестивые и несправедливые Эфесские деяния, при отсутствии протеста, приобретали вид полной законности с возведением их на степень безусловной обязательности для вселенского сознания. Устранить столь грозную и печальною будущность возможно было только открытым заявлением неодобрения со стороны какой-либо авторитетной церкви, способной помрачить своим славным прошлым кафедру св. Марка, прерогативы которой усиленно выдвигал Диоскор897. Достаточную оппозицию таким притязаниям мог оказать единственно папа Лев. Имена Апостолов Петра и Павла были надежным ручательством за то, что его голос обратит на себя должное внимание всех христиан, несмотря на аподиктичпость непогрешимости монофизитских приговоров. Этим самым σύνοδος ληστρική совершенно дискредитировался и вызывалась нужда в новом исследовании спорных вопросов, чего именно и добивался Феодорит. Необходимо было еще питать уверенность, что слово Римского иерарха не будет повторением речей «Египетского опустошителя»898, но об этом уже свидетельствовал томос Льва к Флавиаиу. Итак: Киррский епископ не был служителем папских идей в позднейшем ультрамонтанском смысле: он ратовал за себя и за поруганную религию пред Римским первосвященником потому, что ему не было иного разумного исхода. Так поступал и Константинопольский владыка, протестовавший против Диоскорова постановления и апеллировавший к будущему собору чрез посредство Римского престола899. Нужно же было искать где-нибудь правды и, по означенным сейчас причинам, Феодорит думал найти ее в Риме.

В этих видах он излагает ход событий и выражает свои желания. «Справедливейший предстоятель Александрии, – продолжает он900, – не удовольствовался низложением святейшего и боголюбезнейшего Флавиана, и его ярость не утолило подобное же убиение (σφαγή ) других епископов, но и меня отсутствующего, – словно тростинку, – подрезал он, не призвав на суд, чтобы судить здесь, и даже не спросив, что я думаю о вочеловечении Бога и Спасителя нашего. Ведь и человекоубийц и гробокопателей и похитителей чужих лож судьи осуждают не прежде, как те сами подтвердят обвинение своими признаниями или ясно будут изобличены другими; а нас, находившихся оттуда в расстоянии тридцати пяти дневных переходов, воспитанный в благочестии (Диоскор) осудил, как хотел». Каноны были не соблюдены и юридически вердикт Диоскора был несостоятелен. Посему, стеная о буре церквей, «я, – говорит Киррский пастырь901, – ожидаю решения апостольского престола вашего и прошу и умоляю твою святость: – позволить мне явиться, по вызову, к правильному и справедливому суду вашему и приказать идти к вам (ἐγ ὼ τοῦ ἀποστολκοῦ ὑμῶν θρόνου περιμένω τὴν ψῆφον και ἱκετεύω , καὶ ἀντιβολῶ τὴν σὴν ἁγιότητα ἐπαμῦναί μοι τὸν ὀρθὸν ὑμῶν καὶ δίκαιον ἐπικαλουμένω κριτήριου , καὶ κελεῦσαι δραμεῖν πρὸς ὑμας ), чтобы я мог показать, что в своем учении следую по стопам Апостолов... Прежде всего прошу вас сообщить: должен ли я признавать это несправедливое низложение или нет? Я жду твоего решения. Если повелишь, чтобы я оставался при нем (низложении), то я останусь и не буду докучать ни одному человеку, но буду ожидать страшного суда Бога и Спасителя моего».

В каком смысле нужно понимать это ходатайство Феодорита? Было ли оно апелляцией? – вот вопросы, которые возбуждены в науке касательно этого пункта. Как это ни странно, – положительного и пряного ответа пока не имеется, и ученые расходятся между собою до противоположности. Одни думают, что Киррский пастырь хлопочет просто о помощи, о сочувствии, о моральной поддержке Льва902. Несомненно, что эта цель была важною в миссии Ипатия, Авраамия и Алипия, но суть дела вовсе не в этом факте. Нужно знать, насколько высоко ценил Феодорит юридическую компетенцию Римского предстоятеля? В разъяснение этого предмета мы примем во внимание следующие данные. Во-первых: Эфесское определение сам проситель не считает соответствующим истине, поелику там «были попраны божеские и человеческие законы»903. Во-вторых: утверждение папы он готов назвать окончательным и прекратить всякие дальнейшие старания. Очевидно, он призывает Льва к роли третейского судьи, но отсюда еще далеко до признания в нем прав вселенской юрисдикции. Это ясно уже из того, что Феодорит отрицает вселенское значение разбойничьего собора и указывает состязающиеся стороны в себе и диоскорианской партии с ее начальником и вдохновителем. Понятно, почему он не ограничивается своим личным мнением: он был бедный епископ и даже не митрополит, между тем «Восток», устами Домна, уже выразил свое согласие. Лев был видный первосвященник, пока еще не давший своего точно формулированного суждения и потому обязанный сделать это, поелику монофизиты требовали согласия со своими решениями. Если бы папа уступил теперь духу времени, – покушения Эфесского сборища остались бы неопротестованными, обязательными для всех и не нуждающимися в новом пересмотре или утверждении, ибо высшей инстанции на земле уже не было. Таким образом, Феодорит приглашал Римского иерарха к ответу в качестве члена вселенской Церкви, а не главы ее, что проповедуют некоторые католические писатели904. Даже и после приговора Льва он оставлял за собою свободу мысли и замечанием: μένῶ τὸ ἀκλινὲς τοῦ Θεοῦ καὶ Σῶτῆρος ἡμῶν κριτήριον показывал, что в душе его всегда будет властно жить убеждение, что людской суд не совпадает с волею вечного Распорядителя судеб человеческих. Все эти соображения приводят нас к тому результату, что Киррский епископ апеллирует к папе, но не как ad judicem superiorem, legitimum, ad Romanum pontificem per sese 905 , а как к предстоятелю известного церковного округа, долженствующему участвовать во вселенском определении. Его голос будет окончательным не потому, что он непогрешимый наместник св. Петра, но единственно по его органической причастности к телу Церкви, в числе служителей которой он последний, не заявивший торжественно своего отношения к насильственным распоряжениям Диоскора. Кратко сказать, по Феодориту, Лев есть membrum, а не caput Ecclesiae, и в таком качестве своим одобрением или протестом он будет определять значение latrocinii Ephesini, что мог бы сделать и всякий другой иерарх, напр. Константинопольский, еслибы в нем возможно было предполагать святую энергию в борьбе за истину. В подобном смысле Феодорит, несомненно, апеллировал; юридический характер его обращения к Риму не отрицаем.

Но что имело место касательно всего разбойничьего собора, тоже сохраняло свою силу и в приложении к частному его акту, к «убиению» Киррского епископа. Надеясь получить от Льва «врачевание язвам церквей» посредством дискредитирования Эфесских деяний, проситель предлагает суду Римского первосвященника и направленное против него лично постановление: он ищет не одного ободрения или совета, но требует разбора своей жалобы. В числе аргументов в пользу этого предположения указывают между прочим на глагол ἐπικαλέομαι 906 и переводят, его латинским словом apello. Это, пожалуй, и верно, только следует, постоянно удерживать, что сам по себе этот, термин, совсем не уполномочивает на заключение, будто папа – нечто в роде самодержавного государя, по своей личной воле вершащего и кассирующего судебные вердикты. Вынужденный необходимостью искать защиты у Льва, Феодорит далек, был от мысли видеть в нем носителя непреложных изречений по всем вопросам: это достоинство он усвоил одному Богу и никому более. В трудную минуту жизни он поступал согласно утвердившейся практике и даже канонам, по которым обвиненный мог по своему усмотрению выбирать третейского посредника между компетентными авторитетами церковной иерархии907. Феодорит просил формального исследования содержания своего учения в полном убеждении, что он не уклонился с апостольского пути. Чтобы дать папе все средства к этому, он указывает на свое безупречное прошлое, поскольку он «двадцать шесть лет управлял врученною Богом всяческих церковью и ни при блаженнейшем Феодоте, ни при тех, которые после него занимали Антиохийский престол, не подвергался даже и малейшему порицанию, но, при содействии божественной благодати, освободил от Маркионитской болезни больше десяти тысяч душ и много других из приверженцев Ария и Евномия привел к Владыке Христу»908. Затем Киррский пастырь ссылается на свои богословские труды. «У меня, – говорит он909, – есть сочинения, написанные частью за двадцать, частью за восемнадцать, частью за пятнадцать и частью за двенадцать лет пред сим; есть и иные – против Ариан и Евномиан, против иудеев и язычников, против Персидских магов; другие – об общем провидении, а то еще – о богословии и божественном вочеловечении. Я истолковали, и писания апостольские и предсказания пророков. Из всех этих сочинений легко узнать, соблюдал ли я твердо правило веры, или нарушил его правоту». В заключение Феодорит умоляет папу «отечески взглянуть» на его легатов, «милостиво выслушать их, удостоить своей заботливости его оклеветанную и напрасно преследуемую старость, – прежде же всего – всеми силами заботиться о подвергшейся замыслам вере и сохранить церквам отеческое наследие, дабы ваша святость, – заканчивает он910, – получила за это воздаяние от щедрого Владыки». Но важнее всего этого было то, что Киррский епископ, превознесши похвалами томос Льва, подписал его и препроводил в Рим911.

Пока мы видим только, что Феодорит ищет правды у папы, которому он предлагает ослабить Эфесские декреты своим veto и оказать ему законное беспристрастие. В каком смысле нужно понимать последнее желание гонимого пастыря, – это раскрывают нам письма его к разным влиятельным представителям западного и, в частности, Римского духовенства. В этом отношении мы констатируем сначала тот факт, что члены Киррского посольства направляются не к одному «наместнику св. Петра», но и к другим лицам. «Я, – сообщает Феодорит пресвитеру Репату912, – послал к вашему боголюбию Ипатия, Авраамия и Алипия, словесно могущих передать вам о том, что делается против нашей скудости, чтобы вы уничтожили обрушившееся на церкви Востока несчастие»913. Ясно, что имеется в виду не единоличный приговор Римского владыки; с ним вместе должны участвовать в разборе его апелляции и подчиненные ему духовные особы. Так, Феодорит обращается к одному из папских легатов914, которого он хвалит за «горячую и справедливую ревность и законное дерзновение, с какими он отражал безрассудно совершенное в Эфесе». Он благодарит адресата также и за несогласие на его «убиение»915, почему и надеется на его поддержку пред папой. Киррский пастырь внушает пресвитеру Ренату, чтобы он «убедил святейшего и благочестивейшего архиепископа воспользоваться апостольскою властью и приказать ему прибегнуть к тамошнему собору» (καὶ τὸ ὑμέτερον ἀναδραμεῖν συνέδριον ). «Ибо, – рассуждает Феодорит916, – всесвятой престол тот имеет начальство над церквами вселенной по многим причинам (ἔχει γὰρ ὁ πανάγιος θρόνος ἐκεῖνος τῶν κατὰ τὴν οἰκουμένην ᾿Εκκλησιῶν τὴν ἡγεμονίαν διὰ πολλά ) и прежде всего потому, что он остался непричастным зловонию, и никто мыслящий противное не восседал на нем». Подобно сему в послании в архидиакону Римскому Киррский епископ просит его «возжечь ревность» Льва в борьбе за веру и тем самым разогнать облежащий туман, дать вместо тьмы ясный свет и изобличить Эфесских подвижников в беззаконии917. Наконец, четвертое письмо Феодорита, хотя оно и предназначалось епископу Флоренцию918, не без права считается окружным посланием к главнейшим предстоятелям Запада или даже ad concilium Romanum919. «Благодать Бога и Спасителя нашего не совсем покинула род человеческий, но оставила нам семенем вашу святость, чтобы мы не сделались, как Содом, и не уподобились Гоморре. Это, – говорит автор920, – не позволяет нам совершенно изнемогать, но заставляет ожидать разрешения тяжкой бури. Утвердите преданную нам от святых Апостолов веру, ниспровергните возникшую ересь и ясно изобличите дерзающих искажать проповедь домостроительства, а потом поборайте и за преследуемых за благочестие: ибо, святейшие, за апостольскую веру мы подверглись этому несправедливому убиению, потому что не хотели пожертвовать истиною евангельских догматов. Вашей святости приличествует не презирать единомышленников, несправедливо преследуемых, но справедливою помощью прекратить несправедливость и научить дерзновенно восстающих против истины, что не все можно делать даже и тем, которые стараются делать без всякого страха, что бы они ни вздумали».

Теперь нам с большею отчетливостью представляются желания и планы Киррского епископа. Всегда и везде рельефно обрисовывается пред нами заботливость его о мире всех церквей и, зиждительном начале их процветания, православном исповедании. Опасность не в том, что пострадали некоторые лица; будь они жертвою мщения по каким-нибудь причинам, независимо от христологических понятий, – вселенная отсюда ничего не потерпела бы. Но в том вся и важность, что Феодорит и его товарищи были носителями известных принципов, за которые на них и обрушилась ярость монофизитствующих. Речь идет собственно не о факте бесчеловечной насильственности, поскольку эта последняя условливалась ложными воззрениями на способ соединения естеств в Искупителе и покоилась на них, как на своем основании. Так вопрос был поставлен на надлежащую точку зрения и весь спор сведен к диллеме: восторжествует истина, в чем Феодорит был совершенно уверен, или еретическое заблуждение? Усвоив себе такой взгляд на Эфесские события, Киррский пастырь забывает свое личное горе и является ходатаем за весь христианский «Восток». Посему первее всего Льву надлежало заявить такое или иное отношение свое к разбойничьему собору, что неизбежно должно было сопровождаться чрезвычайными последствиями для Эфесских определений. Феодорит точно указывал папе, в каком направлении нужно действовать. Прямое и категорическое отвержение: вот единственно правильный путь, по его мнению. Если Римский первосвященник не захочет отказаться от нелестного уподобления хамелеонам, – тогда ему необходимо будет подчиниться своей судьбе. В противном случае требуется лишить силы все приговоры монофизитствующей партии и соборно провозгласить921, где чистое евангельское учение и кто – настоящие защитники его. Участь Феодорита была тесно и неразрывно связана с верой и потому суждение о нем должно было произойти на западном соборе само собою.

Мы уже знаем, как предусмотрителен был Киррский епископ, давая Льву все средства сказать слово правды. Но, помимо того, он находит нужным кратко изложить и другим, что он проповедует «одного Сына, как одного Отца и одного Духа Святаго, одно божество Троицы, одно царство, одно могущество, вечность, неизменяемость, нестрадательность, одно хотение, совершенное божество Господа Христа и совершенное человечество, воспринятое ради нашего спасения и за нас преданное смерти. Я, – уверяет Феодорит пресвитера Рената922, – не признаю одного Сына человеческого и другого Сына Божия, но одного и того же признаю Сыном Божиим и родившимся от Бога, а равно и Сыном человеческим, по причине воспринятого от семени Авраама и Давида зрака раба».

Таким образом гонимый пастырь «восточный» предоставлял на волю Льва и себя лично и будущее веры, но единственно и исключительно потому, что Римский первосвященник был важнейшим членом Церкви, неотдельным от целого организма. Его протест для Эфесского сборища равнялся уничтожению его вселенского значения и всех там пострадавших ставил в прежнее положение. Отсюда несомненно, что, по намерениям Феодорита, суд папы не мог быть окончательным; напротив: он естественно вызывал нужду в более общем приговоре, долженствовавшем отражать в себе церковное сознание вполне, во всем объеме, поскольку теперь оказывались две формально равноправные и диаметрально расходившиеся партии. Соглашение имело состояться лишь на вселенском соборе, что и случилось после. Неоспоримо, конечно, что оправдание Льва ободряло бы Киррского епископа и давало ему законный повод третировать диоскорианские и даже императорские решения, но и только. Враги его не были побеждены, еретичество не доказано торжественно, и следовательно он должен был пребывать под сомнением до тех пор, пока Диоскор и его упорные сторонники и сотрудники не анафематствованы. По самому существу своему, апелляция Феодорита была шагом вынужденным и требовала мер временных, что предвещало подобные же попытки его в этом роде к высшему представительству вселенской юрисдикции. Мы увидим ниже, что он так именно и сделал при Маркиане.

Отправив посольство в Рим, Феодорит исполнил только половину дела; он не мог отлучиться из Кирра, а потому нужно было выхлопотать разрешение – идти на Запад и сообщить друзьям о своем горестном состоянии, чтобы вызвать в них желание помочь ему в осуществлении задуманного плана. Это было тем необходимее, что из Константинополя долетали до него самые нерадостные вести. Напр., Киррский пастырь знал, что некоторые «старались устроить его изгнание»923. Злоба врагов его еще не удовлетворилась, и они думали повторить историю с Несторием, преданным учеником коего был для них Феодорит. Это побудило последнего обратиться к давнему и искреннему своему доброжелателю, патрицию Анатолию. «Я, – писал он в этот раз924, – люблю спокойствие и особенно в настоящее время, когда апостольские догматы многими искажаются и когда усиливается новая ересь. А чтобы кто-нибудь из незнающих нас не поверил, что клеветы против нас справедливы, и не соблазнился подумать, что мы мыслим вопреки евангельскому учению, – я умоляю ваше великолепие испросить мне у победоносной главы (императора), как милость, дозволение отправиться на Запад и искать суда тамошних боголюбезнейших и святейших епископов, – и если окажется, что я, хотя в чем-нибудь малом, преступил правило веры, – пусть буду предан самой глубине морской. Если же он (Феодосий) не примет этого прошения вашего, то да повелит мне жить в моем монастыре, который находится в ста двадцати милях от Кирра, в семидесяти пяти – от Антиохии и в трех – от Апамии. Если возможно, то да будет подано мне первое; если нельзя, то – второе».

Впрочем, Феодорит мало надеялся на успех своего ходатайства и уже собирался покинуть Кирр. Теперь с полною ясностью сказалось, какую авторитетную личность терял в нем этот город. Он уподоблялся вдове с беспомощными сиротами и принимал тем более унылый вид, что привлеченные сюда пастырем полезные люди не хотели оставаться по его уходе925. Но невинному страдальцу не суждено было распорядиться собою добровольно: ожидания его скоро сбылись – и, по благоизволению свыше, обитель опять должна была приютить своего славного питомца. Неизвестно, чувствовали ли враги некоторое угрызение совести, или император сохранял еще по отношению к Феодориту почтительное уважение, но преемник ему не был назначен926. Однако не следует идеализировать монофизитствующих и открывать хорошие стороны там, где не было и задатков человечности: мы знаем, что уже на самом разбойничьем соборе было высказано мнение о замещении Киррской кафедры927. Точно также и бесхарактерный Феодосий, бывший органом велений Хрисафия, не мог бы на свой страх прямо отменить Эфесский вердикт. Вероятнее всего, дело было только отложено на-время, по заступничеству влиятельных доброжелателей Феодорита и в виду опасения различных осложнений в роде тех, какие происходили в Иераполе при изгнании Евфратисийского митрополита Александра928.

Киррский епископ поехал в Апамию, жестоко поруганный и опозоренный. Беспросветная тьма царила повсюду, – ни один луч не прорезывал черных туч, – все надежды были потеряны. Но, когда все кругом было так мрачно и грозно, – в отдаленном Риме готовился сильный удар Диоскору: легаты Феодорита нашли благородный отклик в сердце мужественного папы, и он отнесся к просителю с горячим сочувствием, будучи оскорблен и как богослов и как первосвященник Римский. В Эфесе были провозглашены совершенно превратные воззрения на лице Богочеловека, а его томос – устранен и даже не был прочитан929. Уполномоченные Льва не пожалели красок, чтобы нарисовать самую ужасающую картину; неугомонный Евсевий Дорилейский, пробравшийся на Запад, своим пламенным словом разжигал ревность предстоятеля апостольского престола930. Все было за Феодорита, – и он был оправдан. В каком смысле и когда? – сказать трудно, хотя это и факт. Соберем указания, которые сохранились до нас в исторических памятниках по этому предмету. По свидетельству сановников, бывших в Халкидоне, Киррский епископ был принят Львом (παρά τοῦ Λέοντος προσεδέχθη )931 или, – по замечанию Пасхазина, Бонифация, Луценция и Юлиана, – папа πάλιν ε ίς κοινονίαν ἐδέξατο (τὸν Θεοδώρητον )932. Эти заявления необходимо предполагают, что жалоба Киррского епископа обсуждалась в Риме, причем не было найдено уважительных причин отказать ему в церковном, общении, приличном его сану. Приглашавший Феодорита к участию в Халкидонских прениях «сенат» мотивировал свое распоряжение между прочим тем, что Лев «возвратил ему епископию» (ἀποκατέστησε αὐτῶ τήν ἐπισκοπήν )933, и потом, для убеждения недовольных, прибавлял, что «он снова получил свое место (τὸν οικεῖον ἀπολαβ ὼν τόπον ) от святейшего архиепископа славного города Рима»934. Повидимому, папа не ограничился простым veto по отношению к Диоскоровым определениям вообще, а, может быть, входил в некоторые подробности процесса против Киррского предстоятеля. Результатом этого было признание полной несправедливости Эфесского решения: Лев не считал позволительным видеть в Киррском пастыре человека, низложенного канонически законно, и признал status quo ante, почему и Феодорит, естественно, восстановлялся в прежнем положении со всеми правами. Так именно мыслили Халкидонские отцы935 и сам Римский первосвященник936, метко обозначивший свой поступок термином probatio937, как одобрение обвиненного по достаточном испытании, констатирование нравственной чистоты и догматической точности апеллировавшего. Время и обстоятельства этого события нам неизвестны, и все гадания на этот счет крайне сомнительны, хотя и выдаются за научные истины938. Здесь возможны только предположения. Папские легаты основывали свой приговор за Феодорита на прежнем решении Льва, что им было сообщено специальными грамотами939. Теперь видно, что в Риме было и нарочитое рассуждение о Киррском епископе, ибо о нем давалось Римским уполномоченным особое напоминание. Мы не знаем, когда это было, но уже 13-го октября 449 года Лев «умолял Феодосия, дабы осталось все в том положении, в каком было прежде,»940 и в другом послании писал: еа, quae in Epheso nuper contra justitiam, vel cauonum disciplinam per unius hominis (Dioscori) impotentiam gesta sunt, nulla catholicae fidei ratio rata esse permittit941. Таким образом, уже вскоре по закрытии диоскоровского сборища, оно было провозглашено не имеющим никакой силы папою и собором, который, несомненно, продолжался и в марте 450 года942. Соображая все это, мы можем предполагать, что послы Феодорита были именно на Римском синоде и здесь получили удовлетворение, ибо они покинули «Восток» еще в 449 году. Посему позволительно думать, что решение, западных пастырей в пользу Киррского епископа состоялось или в конце этого, или в начале следующего года.

Благая весть об этом могла достигнуть Апамийского монастыря приблизительно вместе с прибытием Феодорита к месту заточения и послужила страдальцу ободряющим побуждением для новых подвигов. И мы находим действительно, что Киррский пастырь, замкнувшись в уединенной келлии, не прервал всяких связей с миром, а ревностно трудился для Церкви. Понятно, что на первых порах повеление из Константинополя вызвало в нем потребность самоуглубления и удаления от всех тревожных волнений. Насколько тягостна была жизнь Феодорита, – ясно из того, что его друзья были вынуждены оказывать ему материальную помощь. Впрочем, «я, – писал он Уранию Эмесскому943, – не принимал благословений (подарков), посланных мне другими епископами, – не по надменности (да не будет!), но потому, что необходимую пищу доставляет Тот, Кто и воронам подает ее в изобилии (Пс. 146, 9)».

При таких условиях голос из Рима был целительным бальзамом для скорбящей души Киррянина и подавал ему луч надежды на отрадное будущее, ради которого Феодорит опять употребляет все таланты своего высокого ума, всю крепость воли и всю полноту святого одушевления. Прежде всего он подвергает жестокой критике коварные козни Диоскора и показывает истинную цену их. Вот, напр., отрывок из послания Киррского епископа к патрицию Анатолию944: «вашему величию вполне известно сделанное справедливейшими судьями в Эфесе, так как по всей земле прошел звук их и до пределов вселенной праведнейшее решение их (ср. Пс. 18,5. Рим. 10,18). Какая церковь не восприняла восставшей оттуда бури? Одни были несправедливы, другие подвергались несправедливости, а не потерпевшие и не совершившие ничего подобного скорбят вместе с обиженными и оплакивают обидевших, поелику последние весьма жестоко и против всяких законов, божеских и человеческих, избивали свои собственные члены. Ведь и воров, пойманных на месте преступления, судьи сначала судят, а потом уже наказывают. Точно также и человекоубийц и гробокопателей и похитителей чужих лож прежде ведут на суд и исследуют, к чему клонятся показания свидетелей: не свидетельствуют ли они в пользу преследуемых, или не враждебны ли они преследуемым, – и кроме того повелевают защищаться против обвинений. И это делается дважды, трижды, иногда даже четырежды, – и только тогда, нашедши истину на основании речей тех и других, они (судьи) произносят приговор... Они же, не призвавши нас на суд, не выслушав от нас ни одного звука и не восхотевши узнать, что мы мыслим, – предали нас на заклание врагов истины». Где кроется причина этого печального явления? Вызвано ли оно просто случайною неприязнью Диоскора к некоторым пастырям, пли коренится в чем-нибудь ином? Ревностный поборник двойства естеств в одном лице Иисуса Христа, Феодорит ни па минуту не колебался в открытии существенного мотива воинственной политики монофизитствующей партии и своим зорким взглядом проникал в глубину фактов. Дело вовсе не в личных счетах, а в убеждениях, поскольку пред догматическою лютостью торжествующих еретиков не могла устоять даже воплощенная невинность, между тем согласие с ними прикрывало самые тяжкие грехи. «И для чего они так явно лгут и говорят, что не допущено никакого нововведения касательно догмата? – спрашивает Феодорит Иоанна Германикийского945. За какие убийства и волхвования я изгнан (ἐξηλάθην )? Разве такой-то совершил прелюбодеяние? Разве такой-то раскапывал гробы? Очевидно и для варваров, что и меня и других изгнали за догматы... Читал я низложения (καταθέσεις ) их: меня они отлучили, как начальника ереси, и других изгнали по той же самой причине. Что я считал, что деятельная добродетель узаконена Спасителем для кочевников (τοῖς ᾿Αμαξοβίοις ) более, чем для них, – об этом гласят самые дела: ибо когда против Кандидиана Писидийского некоторые подали записки, обвиняя его во многих прелюбодеяниях и других беззакониях, председатель собора будто бы сказал: если обвиняется за догматы, (только тогда) мы принимаем эти записки, так как мы пришли судить не за любодеяния. Посему-то они приказали, чтобы Афиний и Афанасий946, извергнутые восточным собором, заняли свои церкви, словно Спаситель не законоположил ничего касательно жизни, но повелел хранить одни догматы, которые эти мудрецы исказили прежде всего прочего. Итак: пусть они не обманывают и не скрывают нечестия, которое утвердили и языком и руками. Если же не так, пусть они объявят причину убийств; пусть они исповедают различие естеств Спасителя нашего и неслиянное соединение, пусть скажут, что и после соединения божество и человечество остались целыми. Бог поругаем не бывает (Гал. VI, 7). Пусть они отвергнут главы, которые часто осуждали, а теперь в Эфесе утвердили. Пусть они не обманывают твою святость словами лживыми. Хвалили то, что я говорил в Антиохии, когда они были еще (простыми) братьями, потом чтецами, – когда были рукоположены на степень диакона, пресвитера и епископа; бывало, по окончании беседы, обнимали меня, целовали голову, грудь и руки; некоторые даже касались колен моих, называя мое учение апостольским, – и это же учение теперь отвергли и даже анафематствовали. Они анафематствовали также и тех, которые беседовали с нами, а того, кого они незадолго пред тем низложили и о ком утверждали, что он единомышленник Валентина и Аполлинария, – того они почтили, как победоносного подвижника за веру, припадали к его ногам, просили у него прощения и именовали духовным отцом. Какие полипы изменяют свой цвет сообразно скалам или хамелеоны – свою краску сообразно листьям так, как эти переменяют свое мнение, смотря по временам? Мы уступаем им и престолы, и достоинства, и временные блага, а сами, держась апостольских догматов, ожидаем кажущихся для других тяжкими заточений, почитая себе утешением суд Господа».

Разбойничий собор был нечестивым во всех отношениях; пагубная ересь и несколько несчастных жертв фанатической ярости монофизитов: вот его результаты. Положение было ненормальное; оно требовало тем более резкого отпора, что многие не стеснились изменять чести и вере. Феодорит питал было надежду, что последует некоторое облегчение и атмосфера очистится после назначения преемника Домну. Наконец, в 450 году contra iustituta canonum, ас sine ullo exemplo хиротонисован был в Константинополе архиепископом Анатолием Максим947, во всем послушный велениям властных лиц до уничижения себя и отступления от своих неотъемлемых прав948. Ожидания Феодорита оказались тщетными, прибавив еще одну неприятность. «Пока твое благочестие, – сообщал он тому же епископу Иоанну949, – надеялось увидеть, нет ли какого-нибудь изменения погоды, мы вовсе не негодовали. После хиротонии предстоятеля Востока сделалось очевидным мнение каждого». Теперь произошло только то, что «полипы» и «хамелеоны», рабски служившие интересам Диоскора, начали втихомолку твердить, что они всею душой расположены к Никейской вере, нимало не поступились ею и допустили homicidia лишь по необходимости. Киррский пастырь не внимал этим предательским голосам и требовал от всех открытого протеста. «Настоящее положение, – заявлял он950, – не позволяет ожидать ничего доброго; я даже думаю, что оно есть начало всеобщего отпадения. Если те, которые оплакивают совершившееся в Эфесе, как они говорят, по насилию, – не раскаиваются, по остаются при том, на что они беззаконно отважились, и на этом основании воссоздают новые дела несправедливости и нечестия, а прочие не советуют отрекаться и не избегают общения с коснеющими в беззакониях: то чего доброго можно ожидать (при таких обстоятельствах)? Если, как они говорят, они оплакивают и утверждают, что сделали по насилию и необходимости, то почему они не отрицают беззаконно совершенного, но настоящее, сколько бы оно кратковременно ни было, предпочитают будущему?» Презрение и разрыв всяких связей: таково должно быть поведение благомыслящих по отношению к таким людям, которых Феодорит делил на различные категории и охарактеризовал в следующих словах951: «одни безразлично заявляют и то и противное сему; другие, зная истину, скрывают ее в тайниках души и вместе с врагами проповедуют нечестие; третьи, будучи одержимы страстью зависти, собственную вражду сделали поводом к борьбе против истины и стараются причинить проповедникам ее всякое зло. Есть и такие, которые любят истину апостольских догматов, но, убоявшись могущества сильных, страшатся публично провозглашать ее». В виду этого Киррский епископ взывает к лучшим чувствам пастырей, к нелицемерному свидетельству совести их и рекомендует удалиться от всех участников диоскоровских злодейств или после «перешедших в строй неприятелей»952. Он молил всех «заботиться о (догматической) точности и воздерживаться от общения с изменившими благочестию»953, но в тоже время скорбел о «перебежчиках»954, прося человеколюбивого Господа – «утвердить их на скале и дать им мужество всему предпочитать истину»955.

Феодорит зорко следил за ходом событий и своими письмами утешал, ободрял, наставлял и обличал имевших охоту слушать его. Так он хвалил низложенного Диоскором Савиниана Перргского (Пергийского) за отказ от кафедры956, но не одобрял его заискиваний пред врагами с целью обратно получить ее957. Другому страдальцу, епископу Иве, Феодорит советует «не падать духом, по радоваться»958. Точно также Феодорит требовал мужества от Урания Эмесского, упрекавшего его в недостатке дипломатической способности молчания, и был несказанно рад, когда тот засвидетельствовал свою солидарность с ним959.

Особенный предмет попечений Киррского пастыря составляет апостольское учение, раскрываемое им в нескольких письмах по разным случаям. Богатая эрудиция, тонкий и сильный диалектический ум и строгая отчетливость изложения сказываются в каждом его послании. Здесь он прилагал все свое усердие, ибо весьма боялся за «преследуемых». «Если изменники особенно сильно станут притеснять их, то, – замечал он960, – они, может быть, скоро окажутся в числе преследующих и не будут щадить одинаково верующих, но, обвиняемые своими, будут метать в них стрелы, хотя бы они были научены божественным Писанием, что несправедливость по отношению к ближнему навлекает наказание, а перенесение обид доставляет великие и постоянные награды». Посему, решившись было отказаться от всякой корреспонденции961, Феодорит на самом деле не исполнил, да и не мог исполнить своего намерения. Так, получив известие о ревности к православию Зевгматийских декурионов, он «напоминает» им, что и как следует мыслить о лице Иисуса Христа вопреки «затемняющей евангельскую чистоту ереси». «Вы веруете, – рассуждает он962, – в одного Единородного, как в одного Отца ли одного Духа Святаго; усматриваете в воплотившемся Единородном воспринятое естество, которое, восприняв от нас, Он принес за нас, и отрицание которого делает тщетным наше спасение. Ибо если божество Ернородного бесстрастно (так как божество Троицы бесстрастно) и если мы не исповедуем того, что может страдать, то напрасно говорят о страдании, которого не было: когда нет страдающего, как могло быть страдание? Тогда великая тайна домостроительства явится вместо истины чем-то кажущимся и призрачным. Эту басню порождали Валентин, Вардесан, Маркион и Манес. Издревле же преданное церквам учение признает Господа нашего Иисуса Христа и по воплощении одним Сыном и одного и того же исповедует предвечным Богом и человеком в конце дней, ставшим таковым по воспринятию плоти, а не по превращению божества. За грешные тела Он принес безгрешное тело, а за души – душу, свободную от всякого пятна». В другой раз епископ (Долихийский) Тимофей963, «презирая угрожающих», желал знать мнение Феодорита «о спасительном страдании», чтобы иметь твердую опору в борьбе с монофизитствующими. Последние, повидимому, преимущественно выдвигали этот пункт христологии, рассчитывая на расположение народа мнимым возвышением дела искупления. Киррский пастырь охотно берет на себя труд разрешения этой сложной догматической задачи и, сверх сего, препровождает адресату одно из своих сочинений964. Он думает, что сначала необходимо разграничить наименования, из которых одни прилагаются к Спасителю, как безначальному Слову Божию, иные же обозначают собственно факт вочеловечения. Таким путем он достигает мысли, что по сошествии на землю Логос, пребывая таковым, стал Иисусом и Христом и, следовательно, заключает в Себе δύο φύσεις . Теперь «и для самых свирепых еретиков бесспорно, что одно естество предвечное, а другое – новое». Посему «должно признавать, что тело страстно, а божество бесстрастно, не разделяя соединения и не рассекая Единородного на два лица, но в одном Сыне усматривая особенности естеств. Если мы обыкновенно делаем это касательно души и тела, природ одновременных и физически соединенных между собою, душу называем простою, разумною и бессмертною, а тело именуем сложным, страдательным и смертным, и при всем том не разделяем соединения и не рассекаем на-двое одного человека: то тем более нужно делать это по отношению к Рожденному прежде веков от Отца по божеству и воспринятому от семени Давидова человечеству и ясно признавать первое предвечным, всегда существовавшим, неописуемым и неизменяемым, второе же – новым, сложным, описуемым, переменчивым и смертным. Однако же, признавая различие естеств, следует покланяться одному Сыну и знать, что один и тот же Сын Божий и Сын человеческий, образ Божий и образ раба, Сын Давидов и Господь Давида, семя Авраамово и Творец Авраама. Ибо соединение, делает имена общими, но общность имен не смешивает самых естеств, поелику для всех хорошо мыслящих ясно, что одни из имен приличествуют (Ему), как Богу, другие – как человеку. Точно также и страдательность и бесстрастие относятся к Владыке Христу, ибо Он страдал по человечеству, но остался бесстрастным, как Бог. Если же, как говорят нечестивые, страдало само божество, то тогда восприятие плоти становится излишним. Далее: если, по заявлению их, божество бесстрастно и страдание истинно, то они должны признавать страдавшее, чтобы им не пришлось отрицать истину страдания: ибо ложно страдание, коль скоро нет страдающего. Если они укажут на слова, сказанные ангелом Марии и бывшим с нею: приидите видите место, идеже лежа Господь (Мф. XVIII, 6), то пусть они послушают историю Деяний, где говорится: погребоша Стефана мужи благоговейнии (Деян. VIII, 2), и пусть рассмотрят, что не душу победоносного Стефана, а тело его они удостоили последнего долга (погребальных церемоний). И до настоящего времени входящие в церкви победных мучеников обыкновенно спрашивают: как называется тот, кто положен в гробнице? И знающие дело отвечают, что это или мученик Юлиан, или Роман, или Тимофей, хотя часто там лежат даже не целые тела, но незначительнейшие частицы, – и однако же мы называем тело общим именем!.. Тех же, которые стараются противоречить, нужно прежде всего спрашивать: признают-ли они, что Бог Слово воспринял совершенное человеческое естество, и утверждают ли, что соединение было неслиянное? Если это будет признано, вместе с этим выступает по порядку и все прочее, и (тогда окажется, что) страдание должно быть приписано страдательной природе»965.

Развивая здравые христологические понятия, Феодорит, предупреждает все возможные случайности и дает оружие против разных неожиданностей, какие были вполне естественны со стороны монофизитов. Кроме этого, ему не раз приходилось раскрывать козни еретиков по действительным поводам. Мы имеем два обширные письма или, лучше сказать, два богословские трактата, составленные Киррским епископом во время пребывания в Апамийском монастыре. Они были направлены против усилий его врагов – очернить лично его и подорвать доверие ко всем, мыслившим православно. В первом отношении они пользовались слишком хорошо знакомым нам средством, представляя осужденного ими иерарха проповедующим δύο υιούς . Надлежало отразить столь коварные инсинуации клеветников и «снять с них личины»966, чтобы показать их миру в истинном свете. И действительно, Феодорит убеждает Константинопольских монахов, что «не за двух сынов, но за единородного Сына он постоянно сражался и против Еллинов и против иудеев, и против страдающих нечестием Ария и Евномия, и против последователей безумия Аполлинария, и против зараженных гнилью Маркиона» и что «в церквах на литургии он славит Отца и Сына и Святого Духа»967. «Мы, – пишет Киррский епископ968, – веруем в одного Отца, одного Сына, одного Духа Святаго и исповедуем одно божество, одно господство, одну сущность, три ипостаси, ибо вочеловечение Единородного не увеличило числа (членов) Троицы и не сделало Троицу четверицей. Веруя, что единородный Сын Божий вочеловечился, мы не отрицаем естества, которое Он принял, но исповедуем и воспринявшее и воспринятое, поскольку соединение не произвело слияния особенностей естеств. Если весь воздух, повсюду проникнутый светом, не перестает быть воздухом, но глазами мы видим свет, осязанием познаем воздух (ибо он является нашим чувствам то холодным или знойным, то влажным или сухим), то будет крайним бессмыслием называть слиянием соединение божества и человечества. Если сорабыни и единовременные (по происхождению) тварные природы (αἱ ὁμόδουλ oι καὶ ὁμόχρονοι καὶ κτισται φύσεις ), соединенные и как бы смешанные, остаются не смешанными и если, по удалении света, природа воздуха пребывает сама по себе: то насколько более справедливо исповедовать пребывающим в целости создавшее все естество, по сочетании и соединении его с воспринятым от нас, а равно признавать неповрежденным и то, которое Он воспринял. Ведь и золото, при соприкосновении с огнем, принимает цвет и действие огня, природы же своей не теряет, но остается золотом, хотя и действует подобно огню. Так и тело Господа есть тело, но (по восшествии на небо) нестрадательное, нетленное, бессмертное, владычное, божественное и прославленное божественною славой. Оно не отделено от божества и не есть тело кого-либо другого, но единородного Сына Божия. Не иное лицо являет оно нам, но Самого Единородного, воспринявшего наше естество». Теперь естественно возникает вопрос: каким образом недруги Феодорита могли столь превратно перетолковать его мысль? Сам обвиняемый объясняет подобную метаморфозу тем, что δύο φύσεις были злонамеренно подменены δύο υἱοί 969. Если же так, то понятно, что сами комментаторы считали эти выражения адекватными, а потому, нападая на последнее, они тем самым отвергали и первое. И действительно, «они стараются превзойти в нечестии Аполлинария и, конечно, Ария и Евномия и пытаются ныне снова возрастить распространенную некогда Валентином и Вардесаном ересь и потом совершенно искорененную знатными земледельцами (т. е. отцами и учителями Церкви), ибо – подобно тем – они отрицают, что тело Господа воспринято от нашей природы970. «Я плачу и стенаю, – со скорбью замечает Феодорит971, – что те доказательства, которые я приводил прежде против принявших скверну Маркиона, возникшая ересь заставляет приводить против верующих вместе с нами одним и тем же законоположениям».

Так неугомонные враги Киррского пастыря терзали мужественного страдальца и позорили его честное имя ложными наветами. Но им было мало этого: они думали дискредитировать всех православных диофизитов и восстановить против них народные массы. Они употребили здесь весьма ловкий и коварный маневр, распустив слух, будто «несториане» утверждают, что для Бога не все возможно. Клевета была явно рассчитана на невежество публики, так как христологическая проблема с умыслом была привязана к наиболее очевидной и осязательной формуле. Евтихиане полемизировали per fas et nefas и усиливались заручиться общими симпатиями, ударяя на рельефную сторону спорного вопроса и выдавая себя за глубоких чтителей всесильного Творца, Который будто бы был в состоянии принести искупительную жертву, будучи бесстрастен по Своему существу. Тут было двойное коварство – обмануть простецов личиною благочестия и приобрести себе твердый опорный пункт для фантастических построений в понятии всемогущества Божия. Под влиянием посторонних внушений монофизитствующих начали происходить волнения, – и Феодорит немедленно выступил со своим авторитетным словом. До нас сохранилось его послание к неизвестной корпорации, составленное по желанию ее членов и во исполнение заповеди: всякому просящему у тебе дай (Лук. VI, 30)972. «Мы говорим, – пишет Киррский пастырь973, – что для Бога всяческих все возможно, разумея только хорошее и благое, ибо, как мудрый и благой, Он не допускает ничего противного сему, а лишь одно сообразное Его природе. Многое невозможно для Бога, но это свидетельствует не о немощи Его, а показывает высшее Его могущество. Ведь и говорящие о душе, что она не может умереть, не обвиняют ее в слабости, но признают бессмертие ее чем-то могущественным. Точно также, исповедуя Христа непреложным, бесстрастным и бессмертным, мы не можем усвоят собственной Его природе ни преложения, ни страдания, ни смерти. Если скажут, что Бог может все, что бы ни захотел, то таким следует сказать, что Он и не хочет того, что несообразно Его природе. По природе Своей Он благ, следовательно не желает чего-нибудь злого; по природе Он справедлив, следовательно не желает чего-нибудь несправедливого; по природе Своей Он истинен, следовательно гнушается лжи; по природе Своей Он непреложен, следовательно не допускает преложения, а если не допускает преложения, то, значит, Он всегда остается одним и тем же и по существу Своему и по способу бытия. Если Он выше всякой перемены и превращения, следовательно Он не сделался смертным из бессмертного и страдательным из бесстрастного: ибо если бы Он был в состоянии сделаться таковым, Он не воспринял бы нашего естества. Но поелику Он имеет природу бессмертную, то Он и воспринял тело, могущее страдать, и вместе с телом человеческую душу. И хотя тело единородного Сына Божия называется телом воспринятым, однако страдание тела Он относит к Себе самому».

Бодрый старец не преклонился под бременем несчастий, но мужественно нес его, как иго Христово, и продолжал быть духовным вождем «Востока», крепким в борьбе до неустрашимости, стойким в защите до непобедимости и твердым в вере до непоколебимости. Стесненный до последней степени, запертый в четырех стенах монастырской келлии и лишенный всякой свободы в общественной пастырской деятельности, – он был светильником для всех, искренно желавших истины, и грозным обличителем для своих врагов и после своего падения. Глубокое и нравственно-успокаивающее действие производит эта «адамантовая» личность, которая не имеет себе равного двойника между всеми современниками без исключения. Св. Лев папа – не пример; он был силен и мог без страха спорить даже с самим Феодосием: все члены западного царствующего дома были покорными слугами его велений. Не то было с Феодоритом. В ту эпоху, когда лесть и пресмыкательство считались самыми обычными явлениями, когда редкая душа не была ранена язвой человекоугодничества и льстивого заискивания пред господствующею партией, когда люди с готовностью копировали «полипов» и «хамелеонов» и гнулись пред кумирами, подобно легкому «тростнику», – в эту эпоху он один смело держал свою седую голову, в которую летели тысячи ядовитых стрел. И что же одушевляло Феодорита? Что сообщало ему такую энергию? Что воспламеняло его столь славною ревностью? – Гордость? Искание почестей? Стремление выдвинуться вперед?.. Но ведь он смиренно сознавался в своей греховности и блага мира отвергал с презрением анахорета: он даже не добивался той бедной кафедры, какая досталась ему в удел, и высказывал желание «благодушно проводить остальные дни, где ни повелит Господь»974. Вера – и единственно только вера – была движущим фактором его широкой апостольской деятельности. Поразительный характер, Феодорит был исповедником за свои православные убеждения. Не даром же он указывал на «знаменитого Афанасия, пять раз изгнанного из стада», и других «архиереев, украшавших сонм мучеников»975; не даром же и после он с трогательною искренностью свидетельствовал о своей благодарности Создателю за то, что «Владыка Христос дал ему не только веровать в Него, но и страдать за Него (ср. Филипп. I, 29), ибо величайший дар – страдания за Господа, так что божественный Апостол ставит их выше великих чудотворений»976.

Но Феодорит, недопуская «изъятия хотя бы самой малой черты из евангельской веры»977, не ограничивался одним собой, а хотел всех вести в храм истины: он был «апостолом» в монофизитский период пятого века. Мы уже видели образцы его догматических посланий и отметим теперь лишь некоторые особенности Киррского епископа с этой стороны. Нам бросается здесь в глаза прежде всего обширность его корреспонденции, направлявшейся в самые отдаленные местности греко-римской империи. Незначительная Долихия слушает его с таким же почтительным вниманием, как и блестящая столица, Константинополь. Епископ Тимофей ждет его слова не менее благоговейно, чем и простой член Церкви, смущенный соблазнительными внушениями отвне; тревожимый схоластическим вопросом о всемогуществе Бога обращался к нему наравне с жаждущим проникнуть в сокровенную тайну спасительного домостроительства: – и все они находили ответь скорый, точный и ясный, сообразный степени своего духовного развития. Что касается содержания посланий, то они говорят сами за себя: письма Феодорита не нуждаются ни в каких апологиях и не требуют наших комментариев. Везде он является вестником апостольского учения о воплотившемся Логосе и неслитном соединении естеств. Эту мысль он проповедовал с неотразимою убедительностью и православною строгостью, не уклоняясь ни направо, ни налево. Его заслуги в этом отношении – неоспоримы.

Вспомним время и обстоятельства, – и мы поймем это. Всюду раздавались возгласы монофизитов, угрожавших рассечь на-двое всякого, кто не с ними и не за них, и пользовавшихся неограниченным значением; им вторили и все другие по убеждению или страху; казалось, тьма грозила поглотить последние искры света. В такую-то тяжелую пору истории Церкви Феодорит явился проповедником здравых начал, – проповедником сколько энергичным, столько же и верным. Он был носителем истинных христологических воззрений и готовил тот великий праздник вселенной, который папа Лев называл вторым после пришествия Господа на землю978. Он был поборником формул, принятых в Халкидонское вероизложение, и действовал в этом случае совокупно с Римским первосвященником, заменяя его для «Востока». Тесная связь догматических положений Киррского епископа с Халкидонским ὃρος ’ом будет указана нами впоследствии, но к настоящий раз мы должны рассмотреть еще один факт, показывающий в Феодорите вещего пророка лучшего будущего, так много ему обязанного. Разумеем его отношение к «томосу» Льва. Это послание к Флавиану «Lectis dilectionis tuae litteris», от 13-го июня 449 года979, как известно, стало знаменем православия для всех христиан, отвращавшихся монофизитского нечестия. Вокруг него собирались все честные и крепкие умы и с ним же они отправились в Халкидон. Едвали кто-нибудь предупредил Феодорита в оценке этого догматического памятника и превзошел его в справедливости суждений. Он был первым и самым компетентным чтителем произведения св. Льва. Впрочем, это и понятно. По своему духу и внешнему выражению оно вполне гармонировало с мнениями Киррского пастыря, представляя художественное и законченное воссоздание чистой христологии по плану и мысли Антиохийского символа·, во многих пунктах оно даже до поразительной странности совпадает по фразе с сочинениями Феодорита980. Последний получил его, вероятно, уже после своего осуждения и тотчас же высказал свои чувства в следующих строках: «Всевидящий и всеустрояющий Господь явил наконец апостольскую истинность наших догматов и ложь возводимой на нас клеветы. Ибо письма боголюбезнейшего и святейшего архиепископа великого Рима, господина Льва, к священной памяти Флавиану (πρὸς τὸν τῆς ὁσ ίας μνήμης Φλαβιανόν ) и к другим, собиравшимся в Эфесе, совершенно согласны с тем, что написано нами и что мы всегда проповедовали в церквах. Посему, лишь только я прочитал их, я восхвалил человеколюбивого Господа, что Он не оставил совсем церквей, но сохранил искру православия и даже не искру, а величайший огонь, могущий воспламенить и осветить вселенную. По истине в том, что написал Лев, он сохранил апостольский характер, и в письмах этих мы нашли то, что передано святыми и блаженными пророками, Апостолами и последующими проповедниками Евангелия, а равно, конечно, и собиравшимися в Никее святыми отцами; при этих письмах мы желаем оставаться и всех, которые мыслят что-либо противное им, мы осуждаем в нечестии»981. Пред самим папой Феодорит свидетельствовал о своем удивлении его мудрости, восхваляя вещавшую чрез него благодать св. Духа982. Став на такую точку зрения, Киррский епископ доказывал свою правоту согласием с томосом Льва983 и ревностно старался приобретать себе единомышленников: он приглашал всех к принятию послания Римского первосвященника, «с Запада распространявшего лучи правых догматов»984.

Так подвизались в защиту попранной веры два славные иерарха пятого века – один на «Западе», другой на «Востоке», первый – с властью и самосознанием своей недоступности для мщения могущественных монофизитов, второй – с самоотверженным геройством страдальца-исповедника, полного духовной мудрости и святой ревности о благочестии... И замечательно: как ни тяжело было положение Феодорита, как ни грозны тучи, висевшие над его головой, – он никогда не терял веры в торжество правды и добра. «Учение Господа Христа, – говорил он985, – твердо и крепко, по обетованию самого Спасителя: врата адова не одолеют его (Мф. XVI, 18)». В таком уповании он предупреждает всех касательно имеющего наступить суда: «еще мало елико елико, грядый приидет и не укоснит (Евр. X, 37) и воздаст коемуждо по делом его (Рим. II, 6): преходит бо образ мира сего (1Кор. VII, 31) и обнаружится истина дел»986. Посему, – писал он адвокату Маране987, – «я оплакиваю церковные несчастия и скорблю по причине облежащей бури; но что до меня лично, то я радуюсь, что удалился от волнений и наслаждаюсь любезною мне тишиной. А те, которые и поныне чинят неправду, не в долгом времени сами понесут наказание за свои беззаконные деяния. Ибо Господь всяческих весом и мерою (Прем. Сол. 11, 31) управляет всем и, когда некоторые впадут в неумеренное беззаконие, Он не будет терпеть долее, но наконец, как судия, наведет на них наказание. Предвидя это, мы молим, чтобы они отстали от своей неумеренности, дабы нам не быть вынужденными оплакивать их, при виде их наказаний».

Предсказания Феодорита скоро исполнились. Горячий конь погубил Феодосия, и 28-го июля 450 года он сошел в могилу после продолжительного (42-летняго), но смутного царствования. Как раз совпало с этим прибытие в Константинополь папских послов, епископов Абундия и Астерия и пресвитеров Василия и Сенатора, назначенных быть блюстителями православия, выраженного в письме Льва к Флавиану988. Едва только эта весть достигла Феодорита, – он немедленно спешит укрепить легатов, по старанию которых «благочестие стало выходить на свет», и докладывает им о своем одобрении и принятии папского томоса. «Как некогда при потопе, – заявлял он Абундию989, – Ной и его сыновья были семенем рода человеческого, так и в настоящее время остались западные отцы, чтобы чрез них святые восточные церкви сохранили истинную религию, которую пыталась совершенно опустошить и пожрать безбожная и новая ересь... Ныне же мы исповедуем явление Спасителя нашего во плоти человеческой, одного Сына Божия и совершенное Его божество и совершенное человечество; мы не разделяем на двух сынов одного Господа нашего Иисуса Христа, поелику Он един, но только признаем различие Бога и человека и утверждаем, что один от Отца, другой от семени Давида и Авраама, согласно божественным Писаниям, а равно и то, что божеское естество бесстрастно, тело же прежде было страстно, но теперь и оно стало чуждым страдания. Это мы нашли и в посланиях Льва к Флавиану»; посему «я выразил согласие с ними и сравнил с моим письмом экземпляр их, под которым я подписался (his et ego litteris – Leonis ad Flavianum – consensi, et huic epistolae meae exemplum earum copulavi – συνέταξα ? – cui etiam subscripsi), и отсюда дознал, что следую апостольским правилам. Согласились с ними господин мой Ива и господин мой Акилин (Вивлский), против которых изобретатели новой ереси вооружили могущество императоров». Видно, что Феодорит усердно трудился на пользу Церкви, привлекая к союзу с Римом всех благомыслящих людей. На этот раз он снова скрепил своею подписью томос, как вполне совпадающий с его произведениями, и отправил его в Константинополь. В настоящем случае Киррский пастырь шел рука об руку с Антиохийским владыкой, когда Лев потребовал от Анатолия и Максима торжественного признания своего догматического творения вместе с анафемой Несторию и Евтихию.

Преемник Домна разослал приказ об этом по провинциям «Востока»990; Феодорит с готовностью примкнул к этому приглашению и, со своей стороны, словом и примером побуждал других к подражанию991. Всюду начали раздаваться проклятия еретикам992, робкие стали смелее, заря нового дня уже близилась: наконец-то «премудрый Господь обнаружил нечестие, не желая долготерпением укреплять безбожную ересь»993. Апамийский изгнанник чувствовал победу и с восторгом заявлял: «хотя бы мы имели столько уст, сколько волос, мы не в состоянии по достоинству восхвалить Господа, потому что и самых злейших противников Он принудил проповедовать то, что возвещали мы»994.

Как действовал теперь Феодорит, – об этом можно заключать из его сношений с Ромулом, который прежде подчинился господствующей партии, а ныне не одобрял мер строгости по отношению к последней. Но, – замечает он Халкидонскому предстоятелю995, – «нам заповедуется соединять милость с судом, так как не всякая милость угодна Господу всяческих». Затем, обращаясь лично к адресату, Феодорит пишет: «мы уверены, что ты неповрежден в божественных догматах и единственно подчиняешься духу времени, но нужно не со временем сообразовать слова, а всегда и неуклонно сохранять правило веры».

Пока из своей келлии Киррский пастырь действовал на «Востоке» в пользу папского томоса и собирал под знамя православия и друзей и недругов, – в Константинополе обстоятельства складывались самым благоприятным образом для угнетенных. Согласно приговору Пульхерии сложил свою голову временщик Хрисафий; 25-го августа, по выбору императрицы, вступил на престол цезарей Маркиан. Новое царствование принесло великое облегчение для защитников правой веры, нашедших доступ к трону, где восседал прежде порфироносный покровитель Диоскора и Евтихия. Атмосфера очищалась, дышалось легче и свободнее: одни «разбойники» трепетали и отваживались на самые безумные выходки против преемника Феодосия996. Благожелатели Феодорита, каковы: консулярий Аспар и магистр (magister militum?) Винкомал, «употребляли все, чтобы разрушить направленные против него замыслы», и «довели до сведения государя о крайней несправедливости по отношению» к нему997. Старания их не были безуспешны, и в конце 450 года действительно «был выдан против закона неправедного закон справедливый»998. Уже в ноябре месяце, уведомляя Льва В. о перенесении тела Флавиана в базилику Апостолов, Пульхерия извещала Римского первосвященника, что Маркиан «указом своим повелел, что и те епископы, которые посланы в ссылку, должны быть возвращены – с тем, чтобы, по утверждении собора и одобрении всех сошедшихся епископов, они снова получили епископство и собственные свои церкви»999. Что этот императорский эдикт касался и Феодорита, – показывают следующие его слова: «христолюбивый царь наш, за благочестие получил царство, начаток царствования принес Подателю царства, даровав обуреваемым церквам тишину, гонимой вере – силу, евангельским догматам – победу. И прежде всего он поспешил загладит причиненную нам обиду»1000.

Слух о милостях Маркиана достиг Апамии; друзья Киррского предстоятеля уже звали его куда-то, но он ждал грамот и пока писал Иоанну Германикийскому, делая указания на счет своих планов. Теперь-то во всем блеске обнаружилось нравственное величие невинного страдальца: он радуется не за себя, а за апостольскую истину, воздерживаясь от всяких ликований по поводу падения своих гонителей. «Когда мы молчим и живем в тишине, – говорил он теперь1001, – Правитель всяческих разрушил суровейшие и жесточайшие наказания (τιμωρίας ) и вместо тяжкой бури подал эту светлую тишину. А если Господь даровал нам это, то мы считаем это спокойствие достолюбезнейшим. Впрочем, мы признаем необходимым убедить уклонившихся от нас вследствие клевет против нас, показать истину евангельских догматов и изобличить ополчившуюся на нас ложь. После же этих изобличений и торжества истины мы думаем удалиться от забот об общественных делах и возвратиться к весьма желанной для нас тишине. О врагах же истины мы вместе с пророком восклицаем: погибе память их с шумом: и Господ во век пребывает (Пс. IX, 7. 8). О самих себе мы поем следующее: ниспосла с высоты, и прият мя: восприят мя от вод многих. Избавит мя от врагов моих сильных (Пс. Χ VΙΙ , 17. 18). Я ничего не могу писать о путешествии туда прежде чем узнаю, какое распоряжение о нас сделал благочестивейший царь». Наконец пришел и самый указ1002, – и Феодорит, почти после годичной ссылки, возвратился в Кирр. Здесь оп поселился в тиши и уединении монастыря, затворил его дверь и уклонялся от встреч со знакомыми1003.

Первою его заботой по утверждении в родном городе было – «принести благодарственный глас и от его скудости христолюбивому царю и благочестивейшей и боголюбезнейшей Августе, учительнице всего прекрасного, так как она отплатила такими дарами щедрого Господа и поставила основанием и опорою царствования ревность о благочестии»1004. – В это же время Феодорит выступает с проектом решительного поражения еретиков и водворения нормального порядка в христианском мире, взволнованном и потрясенном монофизитскими смутами. «Умолите боголюбезную главу их (императора и Пульхерии), – писал он патрицию Анатолию1005, – привести к концу хорошо предположенное и созвать собор не из людей мятежных и бродяг, по из таких, которым вверены дела Божии и которые высоко ценят и всему предпочитают истину. Если их власть желает (а это вне всякого сомнения) даровать церквам прежний мир, – просите, чтобы их благочестие присутствовало при самых заседаниях – для устрашения своим присутствием стремящихся к противному и чтобы истина не встречала никакого противоречия, но была исследуема сама по себе, сообразно природе вещей и характеру апостольских догматов». «Вам, как воспитанному в благочестии, следует воспринять и эту ревность и своими увещаниями сделать имеющих уже мужество благочестивейшего царя и христолюбивую Августу еще более усердными, чтобы они укрепляли свое всеславное царство этою достохвальною ревностью». Такую же мысль Феодорит внушал и другим лицам1006. Касательно мотивов подобного желания он сам представляет нам прямое объяснение, говоря, что хлопочет не из стремления «снова видеть Кирр (занять в нем прежнее положение законного правителя), а чтобы всем было очевидно согласие его учения с апостольскими догматами и чтобы обнаружились ложь и неправомыслие его противников»1007.

Таким образом главнейший предмет – вера, но поелику в лице его был унижен защитник православной истины, то Феодорит не опускает случаев сказать несколько слов и в свое оправдание, со всею наглядностью изображая крайнюю недобросовестность своих гонителей1008. Он требовал торжественного оправдания в глазах всего света и голосом вселенских пастырей: «ведь мы, – замечал он Аспару1009, – все же потерпели нечто несправедливое и противозаконное, ни мало не погрешив в том, что клеветали на нас враги». Факт этот важен для нас в том отношении, что открывает настоящий взгляд Киррского епископа на постановление Римского первосвященника относительно его. Феодорит, конечно, вполне ценил поддержку Льва В., но он далек был от мысли служить интересам папского самовластия и теперь решительно разошелся с Римским владыкой в планах дальнейшей политики. Мужественный и притязательный, папа Лев был человек с сильно развитым самочувствием, которое в нем возвышалось по мере увеличения уважения к его томосу в «восточной» части империи. Еще прежде он объявил ультиматум, чтобы собор был непременно на Западе и нигде боле1010, а когда его проект был отвергнут в Константинополе, он начал отрицать всякую нужду в этом. Император не разделял видов гордого прелата и приглашал его «прибыть в свои страны»1011. При таких условиях предложение Феодорита было принято в столице с совершенною готовностью по всем пунктам: 17-го мая 451 года Маркиан подписал эдикт, обязывавший епископов поспешить в Никею к 1-му сентября того же года, «дабы, – при общем согласии всех, по исследовании всей истины и по устранении всякого пристрастия, которым уже злоупотребили некоторые и возмутили святое и православное благочестие, – яснее открылась истинная наша вера, так чтобы наконец уже не могло быть никакого сомнения или разногласия». В заключение император выражает твердое намерение лично быть вместе с отцами1012.

В сознании возможной нравственной чистоты – Феодорит был, несомненно, доволен исходом своих ходатайств, с нетерпением ожидал собора, страшного для одних еретиков, и прославлял Вседержителя за то, что Он с небесе слышат сотворил есть суд, земля убояся и умолча: внегда востати на суд Богу (Пс. LXXV, 9. 10)1013. Но и теперь он не погрузился в молчание и не покидал своего пера, отправляя во многие места письма самого разнообразного содержания. До нас дошел обширный его трактат, адресованный эконому (Киррскому) Иоанну1014. Он был вызван следующим обстоятельством. В городе производил большое волнение странный поступок архидиакона, который не одобрял доксологических формул: «яко Тебе подобает слава и Христу Твоему и Святому Духу», «благодатию и человеколюбием Христа Твоего, с Ним же подобает Тебе слава со Святым Духом » – и настаивал на том, что следует упоминать только Единородного1015. Неизвестно, какими соображениями руководствовался названный клирик, но, будучи весьма влиятельным человеком и особенно за отсутствием епископа1016, он мог породить сильные смятения и возбуждал тревожные сомнения в простом народе. Феодорит, не вступивший еще в управление своею церковью, спешит успокоить пасомых и разрешить спорный вопрос. «Если это правда, – писал он, – то, значит, он (архидиакон) превзошел всякую меру нечестия. Он или разделяет одного Господа нашего Иисуса Христа на двух сынов и считает единородного Сына законным и природным, Христа же – усыновленным и незаконным, или старается утвердить неистовствующую ныне ересь». Но самые священные книги Нового Завета «употребляют наименование Христос вместо Сын то вместе с Отцом, то – со Святым Духом» и тем определенно дают знать, что Господь Спаситель един, хотя и носит несколько названий, равномощен и равночестен прочим лицам Троицы. Итак: «пусть никто не мыслит какого-то Христа подле единородного Сына; не будем считать себя мудрейшими благодати Духа». Доказав целым рядом библейских текстов, что все имена должны быть прилагаемы к воплотившемуся Искупителю в равной мере, хотя и не в одинаковом смысле, Феодорит обращается к заявленному архидиаконом положению: «христов много, а Спаситель один». Это, конечно, имеет некоторое основание, но нужно помнить, что сходство имен «нимало не вредит тем, которые разумеют, как жить благочестиво. Ибо мы знаем, что демоны ложно прилагали к себе самим и идолам это божественное название, а святые получали подобную честь по благодати, – истинно же и по природе Бог есть только Бог всяческих и единородный Сын Его и Всесвятый Дух... Хотя многие называются отцами, но мы поклоняемся одному Отцу, – Отцу предвечному, давшему это наименование людям... Точно также, если и называются другие христами, мы не должны уклоняться от поклонения Господу нашему Иисусу Христу». Поэтому «учители Церкви всегда безразлично пользовались наименованиями Единородного», напр. «великий Василий, светильник Каппадокийцев или – лучше – вселенной, говорит: «наименование Христа есть исповедание всего""1017. Равным образом не следует утверждать, что «по вознесении Господа, Христос – не Христос, но Сын единородный, ибо ведь по вознесении написаны и божественные Евангелия, и история Деяний, и послания Его Апостолов». Притом, и теперь «тело Господа есть тело, хотя тело божественное и прославленное божественною славой. Итак: не будем избегать этого наименования, чрез которое мы получили спасение и которым все обновлено (Ε ф. I, 9)»1018.

Феодорит в спокойном тоне, с пастырскою любовью и отеческою простотой изобличил здесь «неразумие» архидиакона1019, чтобы предостеречь верующих от малейшего приражения падавшего в своем господстве нечестия. В других письмах он касался более частных случаев, имевших специально-личное отношение. Так, Феоктисту Верийскому он раскрывает понятие об истинной дружбе, конечно, потому, что и тот соблазнился под давлением царивших ранее веяний1020.

Но обличая трусливых изменников, Феодорит не забывал и искренних поборников православного диофизитства, которые в его глазах по преимуществу были достойны уважения, ибо действовали в самой столице империи, откуда шли все козни «второго фараона»1021 и его слуг. До нас сохранились два письма Киррского епископа на имя Маркелла, архимандрита обители неусыпающих, Апамийского уроженца1022. В 448 году он скрепил осуждение Евтихия1023 и с того момента, «являя па земле образ ангельского жития», сиял «ревностью по апостольской вере». Он мужественно сражался за попираемую истину с опасностью для себя, по причине «царского могущества и общего согласия епископов»1024.

Монах Константинопольский Андрей никогда не был знаком с Киррским пастырем и даже не был его корреспондентом, но тот увидел в нем «питомца любомудрия» и счел своим долгом – первым обратиться к нему. Излагая сущность своих христологических воззрений, Феодорит замечает, что он четверицы не проповедует. «Я, – пишет он Андрею1025, – нахожу одинаково нечестивыми как тех, которые дерзают соединять два естества Единородного в одно, так и тех, которые стараются разделить на двух сынов Господа нашего Иисуса Христа, Сына Бога живого, вочеловечившегося Бога Слово».

С такими мыслями, – внешне униженный, но с силою духа, – Феодорит к назначенному сроку, 1-го сентября, прибыл в Никею, где вместе с другими отцами принужден был ждать до открытия собора 8-го октября в Халкидоне, ибо сюда он был переведен по воле императора1026.

О жизни Киррского епископа за весь этот месяц мы ничего не знаем, а монофизитские сказания, предполагающие особую Константинопольскую конференцию, признаются неверными1027. Впрочем, усвояемые ему здесь слова о православии учения Льва, принимаемого христианами1028, не недостойны его богословского ума и, может быть, указывают на то, что и в Никее Феодорит защищал авторитет и томос Римского архипастыря в видах оппозиции «фараону», разразившемуся бессильным приговором отлучения против папы1029. Вероятно также, что, примкнув к православным, он энергично оппонировал евтихианам и проповедовал двойство естеств в едином Христе, что казалось монофизитам несторианскою ересью. В этом находит некоторое объяснение то тенденциозное известие, будто Киррский и Римский иерархи побудили Маркиана вызвать в Халкидон Нестория и Дорофея Маркианопольского1030. Вообще, как страдалец за евангельскую истину, Феодорит был героем православной партии и потому позднейшими врагами был объявлен претендентом на первое место, которое будто бы прочили ему Neslorii asseclae, Несториевы прихвостни1031. И здесь справедливо то, что Киррский пастырь был душою собора, состоявшегося согласно его желанию и планам. Понятно, что он был ревностным сторонником его и отвращался тех, которые, по его выражению1032, вооружили свои языки против первородных чад благочестия.

Но, сходясь с поборниками Никейской веры, Феодорит всегда имел в виду, что он явился на суд и должен заботиться о своем деле. С этою целью, для соблюдения обычных формальностей, он, по примеру Евсевия Дорилейского1033, «подал прошения священнейшему и благочестивейшему императору»1034 с жалобою на «побои»1035 от Египетского «тирана»1036, нещадившаго ни живых, ни мертвых1037. В тоже время были представлены записки догматического содержания и легатам папы1038, который в своем послании хлопотал об изгнанниках1039 и, в частности, особенно ходатайствовал за Феодорита1040. К величайшему сожалению нашему, члены собора после не захотели выслушать этих документов, и потому мы не в состоянии сказать об них ничего определенного. Во всяком случае старания Киррского епископа, поддержанного Максимом Антиохийским1041, не были напрасны, и Маркиан распорядился, чтобы он присутствовал на заседаниях1042.

Лишь только отцы сошлись в храме св. Евфимии и заняли свои места, – почти тотчас же сановники и «сенат» объявили об этом решении и, опираясь на восстановление невинно пострадавшего Львом, пригласили первого в церковь. Феодорит входит, и на соборе поднимается целая буря. Монофизитствующие, уполномоченные из Египта, Иллирика и Палестины закричали: «помилуйте! вера погибает; его изгоняют правила: изгоните его вон!» С левой стороны «Восточные», Понтийцы, Асийцы и Фракийцы восклицают: «мы подписались на неписанной бумаге; нас били, – и мы подписались. Вышлите вон манихеев; вон изгоните врагов Флавиана; вон изгоните врагов веры». Теперь возвышает свой голос сам Диоскор, обратившись с вопросом: «почему изгоняется Кирилл, который был анафематствован им?» Раздается грозный ответ: «Диоскора, человекоубийцу, вон изгоните; кто не знает действий Диоскора?» Видя, что протесты их не принимаются, монофизитствующие оглушают всех хвалами по адресу Пульхерии: «многая лета Августе! Августа изгнала Нестория: многая лета православной! Собор не приемлет Феодорита!» Слева стараются покрыть внушительными возгласами: «убийц вон изгоните!» Среди такого беспорядочного шума сам Киррский пастырь пытается быть примирителем, говоря, что он ищет беспристрастного разбора своих жалоб, а не претендует на полное равенство с другими участниками. «Сенат» указывает, что он действительно «входит в качестве обвинителя»: Киррский епископ садится на средине храма, и «Восточные» приветствуют его почтительными: ἄξιος , ἄξιος ! Но враги не успокоились и просили не называть его епископом и изгнать, как богопротивника и иудея. Опять начались смятения: православные требуют оставить допущенного Маркианом, с правой раздаются замечания: «если мы примем Феодорита, то изгоним Кирилла; но первого извергли правила, его отверг Бог»; один из этой партии, Василий Трайянопольский (в Родопе), категорически утверждает, что вошедший осужден. Сановники полагают конец спорам заявлением о неприличном поведении отцов и приказом продолжать все по очереди. Новые выходки Египтян не повели ни к чему, и Феодорит не был удален1043.

Такт, резко на самых первых порах обнаружились и друзья и враги престарелого страдальца, оказавшегося между двух огней. Спрашивается: какое, положение занял теперь Феодорит на соборе? Мы уже видели, что «сенат» ставил его в разряд истцов, но монофизитствующие были несогласны и на это. Почему? – причина понятна. Своими одобрениями «Восточные» ясно констатировали, что, но их мнению, Эфссское решение – канонически незаконно, между тем подписавшие и, вообще, сочувствовавшие ему желали признания его всецелой значимости. Это вполне наглядно сказалось того же 8 октября по следующему случаю. Когда Евсевий Дорилейский жаловался на Диоскора за то, что он не допустил его к участию в собраниях 449 года, тот говорил: «так как вы обвиняете меня, будто я преступил правила, то какие теперь сохраняются правила, когда вошел Феодорит?» Архонты отвечают, что он только обвинитель, согласно его собственному отзыву. Диоскор спрашивает: «почему он заседает в ряду епископов?» На это уполномоченные императора еще раз повторяют, что «епископ Феодорит заседает к ряду обвиняющих»1044, отрезывая всякий путь для дальнейших прении по этому предмету.

Таким образом претензии некогда самовластных и бесконтрольных судей были окончательно отвергнуты, и Киррский пастырь был допущен в церковь св. Евфимии, как епископ. В таком звании он упоминается в соборных актах на втором и шестом заседаниях1045, очевидно, с правом выражать свои мысли наравне с прочими членами. Напрасно Египтяне «вопияли из благочестия»: «он не имеет голоса», – «сенат» настойчиво утверждал, что за ним и за его противниками «остается вся возможность слова»1046. Для Феодорита и это имело свою важность, свидетельствуя о духе беспристрастия, царившем на соборе, и открывая ему свободу выступать со своими суждениями. И мы действительно находим, что Киррский пастырь не был безмолвным зрителем и слушателем происходившего в Халкидоне, а давал знать о себе, хотя и не в особенно широких размерах. Вот факты, в которых проявлялось его участие. Они распадаются на две группы: в одних он заявил себя более активно, motu proprio, в других – пассивно, следуя примеру остальных отцов.

В первом отношении наше внимание обращают два случая. 8-го октября, при пересмотре Константинопольских деяний 448 года, между прочим было прочитано знаменитое общительное послание Иоанну «Εὐφραινέσθωσαν ». Думая укрыться под авторитетом славного для всех имени, монофизитствующие епископы Иллирикские заключили чтение нотария восклицаниями: «мы веруем так, как Кирилл! Вечная память Кириллу!» – с тайным намерением уязвить православных, будто бы уклонившихся от исповедания великого Александрийца. Феодорит смело отпарировал этот предательский удар, устраняя всякие беспокойные сомнения на счет себя и своих единомышленников. «Анафема тому, – сказал он1047, – кто говорит о двух сынах! Мы покланяемся единому Сыну, Господу нашему Иисусу Христу, единородному». Формула эта носит ясный отпечаток самозащиты и во всяком случае была предназначена снять с коварных крикунов непринадлежащую им мантию и определить истинное значение их иудина лобзания. Не потому ли члены правой снова разразились громкими воплями по адресу Нестория и самого сатаны с явным умыслом уколоть Киррского епископа этими нелестными эпитетами его мнимым благоприятелям? Как бы то ни было, этот эпизод располагал всех «левых» в пользу Феодорита и не прошел бесследно для отцов собора.

В другой раз, на втором заседании, 10-го октября, он зарекомендовал себя с хорошей стороны по поводу томоса Льва. Тогда между разными догматическими авторитетами было предложено и письмо папы Флавиану «Lectis dilectionis tuae litteris», возбудившее немалое подозрение в диоскоровской партии. Нотарий Аэций, представлявший дотоле необходимые разъяснения, совершенно истощился, когда слева послышался глухой ропот касательно одного отрывка из четвертой главы послания. Феодорит поспешил выручить из беды небогатого патриотическою эрудицией архидиакона и процитировал непререкаемое и для еретичествующих место из сочинения св. Кирилла. Речь шла о двойстве природ во Христе Спасителе. «Почтеннейший епископ Киррский, – читаем мы в актах1048, – сказал: есть подобный пример и у блаженного Киррила, содержащий в себе следующее: «и человеком (Логос) стал и не оставил Своего, ибо остался, чем был. Обитающее понимается, как иной в ином, т. е. божеское естество в человеческом"". Обстоятельство это весьма характерно для Феодорита: он приводит выдержку из схолий покойного Александрийского владыки De incarnatione Unigeuiti, составленных не позднее 429 года1049, и, следовательно, придает известную цену и ранним произведениям св. Кирилла, а не тем только, которые были обнародованы после его сближения с «Восточными». Отсюда необходимо заключать, что прежняя полемика Феодорита направлялась исключительно и притом в известном смысле против анафематств, казавшихся ему уклонением от основного тона богословствования Александрийского владыки; в этом Киррский пастырь глубоко сочувствовал последнему, как выдающемуся догматисту. По крайней мере, не может быть сомнения, что он без всякой горечи и не без искреннего уважения относился к св. Кириллу даже и тогда, когда «свирепейшие еретики» старались доказать, что только они прямые продолжатели великого святителя, истинные дети славного отца. Такое лживое притязание, естественно, наталкивало православных диофизитов на мысль – обратить свое оружие против мнимого первовиновника монофизитского заблуждения, – и несторианствующие, хотя бы в роде Александра Иерапольского, конечно, именно так и сделали бы. Иначе поступил Феодорит. Своим крепким и мощным умом он сразу усмотрел фальшь в доводах своих антагонистов, энергически отрицал законность их родства с св. Кириллом1050 и на соборе снова обличил их в отсутствии всяких прав на непосредственную связь с св. Кириллом. Понятно, какое действие произвел этот эпизод на Халкидонских представителей. Впечатление было неожиданное и крайне неприятное для монофизитов. Торжественно проклятый ими, как несторианин, – Феодорит оказывался исповедником православия в форме признания двойства естеств в едином Господе Христе. Мало того: он разрывал тонкую ткань хитросплетений своих врагов, злоупотреблявших его столкновением с св. Кириллом, торжественно засвидетельствовав, что он чтит его лучше, чем они. Построенное на лжи здание грозных улик против Киррского епископа распадалось само собою, оставляя в его строителях щемящее чувство бесплодности своих усилий и стыда за свое безуспешное коварство, обнаруженное во всей его неприглядной наготе. Это сказалось тотчас же после слов Феодорита. На вопрос «сената»: «не сомневается ли кто-нибудь и после этого?» – последовало краткое «οὐδείς »1051. Клеветники были посрамлены и с позором ретировались, а в голове отцов складывалось суждение в пользу догматической правоты Феодорита, которому они были еще благодарны за его своевременную услугу: ее оценили по достоинству древние писатели и прежде всех сам папа Лев1052.

Догматическая точка зрения Киррского пастыря теперь рельефно обозначилась: он учил точно и верно, держась авторитетных образцов. Две природы в единим лице, Господа Христа: это тезис, который он ясно формулировал и мудро отстаивал против всех покушений монофизитствующих посланием к Флавиану «Lectis dielectionis tuae litteris» и на основании антинесторианских сочинений св. Кирилла. Надлежало формально закрепить это убеждение, что Феодорит и сделал при двух случаях.

В четвертом заседании, 17-го октября, сановники просили каждого из епископов письменно изложить свое исповедание, заметив при этом, что сам император держится Никейского определения сообразно «двум каноническим посланиям Кирилла, обнародованным и утвержденным на первом Эфесском соборе»1053, т. е. «Καταφλυαροῦσι » и «Τοῦ Σωτῆρος »1054: это те самые памятники, против которых особенно ратовал Киррский епископ в свое время. Начались голосования по поводу томоса папы. Феодорит подал такое мнение: «послание святейшего архиепископа господина Льва согласно с верою, изложенною святыми и блаженными отцами в Никее, и с символом веры, изданным ста пятьюдесятью – в Константинополе, и с посланиями блаженного Кирилла (ἡ ἐπιστολ ἠ Λέοντος συν ᾳδει ... ταῖς ἐπιστολαῖς τοῦ μακαρίου Κυρίλλου ): и я, приняв упомянутое послание, подписал»1055.

Слова эти в высшей степени замечательны для понимания догматических воззрений Киррского пастыря. Прежде всего он отрезывает монофизитам всякий путь для перетолкования Никейского исповедания, указывая строгий комментарий его в переработке 381 года1056, каковую еретики отвергали1057. Затем: одобрив ранее до-Эфесские полемические труды Кирилловы, Феодорит похваляет теперь столь соблазнявший прежде «Восточных» документ «Тоῦ Σωτῆρος » от 30-го ноября 430 года. Не может быть никакого сомнения, что своею общею фразой Феодорит подтвердил его и при том вполне сознательно, так ему был не безызвестен ход Эфесских событий и рассуждений относительно Нестория1058. Пред нами открывается еще одна характерная черта. Киррский предстоятель примиряется с анафематствами, которые так сильно оспаривал он даже пред разбойничьим собором. Что это значит? Изменил ли он своему знамени? Произошел ли перелом в его взглядах? Мы не в состоянии проникнуть в тайники чувств и дум Апамийского изгнанника, который в тиши и уединении монастырской келлии подводил итоги своему прошлому, подвергал неумолимому суду своей совести каждый шаг своей бурной и обширной деятельности. Естественно, конечно, что тогда он с большим спокойствием отнесся к антинесторианской полемике св. Кирилла, но в таковой же мере несомненно, что и в это время он провозглашал прежнюю идею неслитного соединения двух естеств в воплотившемся Логосе: за это достаточно говорят цитированные нами выдержки из его корреспонденции. Следовательно, никакой метаморфозы не было. В таком случае необходимо предположить, что он усвоил себе взгляд самого автора глав, который определял их значение если не исключительно, то по преимуществу их полемическою целью, как противовес несторианской доктрине в самой крайней стадии ее развития1059. Подобное понимание было не противно воззрениям Феодорита: он восставал против послания «Тоῦ Σωτῆρος » единственно из желания устранить его догматическую компетенцию в качестве истинного комментария Никейской веры. В этом смысле он агитировал в Эфесе в тридцатых годах пятого столетия, с этою же мыслию и по тем же побуждениям он предупреждал Домна относительно анафематств в 419 году1060. В виду указанных сейчас соображений нужно думать, что Киррский епископ своим мнением признал главы св. Кирилла лишь подле других догматических авторитетов, изобличающих несториан1061.

Основными памятниками были для него символы Никейский и Константинопольский; правильным толкованием их – томос Льва В. в положительной и полемической частях; дополнением к ним служило послание «Тоῦ Σωτῆρος », как предотвращающее опасность искажения Никейского όρος ’а в несторианстве1062. Феодорит несколько уступил, но чисто в формальном отношении, а в существенном остался верен себе, верен своим формулам: δύο φύσεις , ἕν πρόσωπον , ἕνωσις ἀσύγχυτος καὶ ἀδιαίρετος .

Как бы то ни было, Киррский пастырь еще более располагал к себе отцов, давая им прочную опору для своего оправдания, ибо он мыслил согласно с столпами благочестия. Требовалось еще показать свою солидарность с собором, – и это случилось в торжественном (шестом) заседании 25-го октября в присутствии Маркиана. Поставлен был вопрос об утверждении Халкидонского вероопределения. Феодорит принял его обычным: «ὁρίσας ὑπέγραψα »1063. В этой краткой фразе вылилась вся душа Киррского епископа: он подписывал свое собственное создание, – тот самый символ, который вышел из-под его пера в 431 году1064. Не находясь между членами комиссии по делу выработки нового изложения, он был там духом и властно направлял составителей: Анатолий воспроизводил Феодорита и часто даже совершенно буквально1065. Здесь самый важнейший и самый плодотворный результат догматической деятельности Киррского владыки. Справедливо говорили об нем когда-то, что он светильник не только «Востока», но и всей вселенной1066: самая существенная часть его воззрений была усвоена собором и передана Церкви на все роды века, где и хранится доселе, как чистейшее выражение общецерковного сознания.

Рассмотренное сейчас обстоятельство, конечно, было известно не всем, но первенствующие лица собора его знали. Для них Феодорит был не только православный, но в некотором смысле и учитель православия.

Все эти прецеденты не остались без влияния на ход дальнейших событий. На одной стороне и именно левой Киррский пастырь уже имел и друзей и последователей, члены правой трактовали его не лучше, чем Нестория. Понятно, как должны были встретиться обе партии, когда наступила очередь для разбора дела о Феодорите. Это было в четверг 26-го октября, в восьмом заседании, вероятно, в один день с предыдущим1067 и, следовательно, на втором собрании. Лишь только все участники, а в том числе и императорские комиссары: патриций Анатолий, префект претории Палладий и придворный чиновник Винкомал – заняли свои места, раздалось приглашение: «пусть Феодорит тотчас анафематствует Нестория». Выйдя на средину, Киррский пастырь заявил: «я и прошения подавал священнейшему и благочестивейшему императору, – подавал записки и почтеннейшим епископам, заступающим благоговейнейшего архиепископа Льва: и, если вам угодно, пусть они прочтутся, – и вы узнаете, как я мудрствую». На это возражают: «мы не хочем ничего читать; анафематствуй сейчас Нестория». Феодорит отвечает: «я, по милости Божией, и воспитан среди православных, и научен православно, и проповедовал православно, и не только Нестория и Евтихия, но и всякого человека, не право мудрствующего, отвращаюсь и считаю отлученным». Снова послышалось более настоятельное предложение: «ясно скажи: анафема Несторию и учению его! Анафема Несторию и друзьям его!» Феодорит замечает: «по истине, я не говорю ничего кроме того, что, как знаю, угодно Богу (ἐπ ᾿ ἀληθείας οὐ λέγω , εἰ μὴ ὡς ο ἶδα ἀρέσκειν Θεῷ ). Прежде всего я хочу убедить вас, что я ни о городе не помышляю, ни в чести не нуждаюсь: не для этого я пришел. Но так как меня оклеветали, то я пришел доказать, что я – православный и что я анафематствую Нестория и Евтихия и всякого человека, утверждающего, что два сына». Эта, полная убежденного самосознания и достоинства, речь была вторично прервана требованием: «скажи ясно: анафема Несторию и одинаково с ним думающим!» Феодорит опять продолжает: «я не скажу прежде, чем изложу, как я верую; а я верую»... Тут его прервали громкими угрозами: «он еретик, – он несторианин: вон еретика!» Тогда Киррский епископ резко произнес: «анафема Несторию и тому, кто не признает Святую Деву Марию Богородицею, и тому, кто одного Сына единородного разделяет на двух сынов. Я же подписался под определением веры и под посланием святейшего архиепископа Льва. Так я мудрствую. А теперь, – закончил Феодорит, – после всего этого будьте здоровы» (σώζεσθαι ). На этом все исследование и прекратилось. Сановники провозглашают: «всякое сомнение на счета боголюбезнейшего Феодорита разрешилось: ибо и Нестория он анафематствовал пред нами, и святейшим Львом принят, и определение веры, изданное вашим благочестием, охотно принял, – и сверх того подписал послания упомянутого архиепископа Льва. Итак: вашему боголюбию остается произнести определение, чтобы он получил церковь, как рассудил и святейший архиепископ Лев». Храм огласился восторженными выражениями сочувствия: «Феодорит достоин престола: православного Церкви! Да приимет Церковь пастыря! Православного учителя да приимет Церковь! Феодорит достоин престола. Архиепископу Льву многая лета! Лев рассудил по Божьему. Народ пусть примет православного! Феодориту епископу пусть будет возвращена церковь!»1068

Бот все прения почти в дословной передаче. Они весьма кратки, но зато в них много темного, загадочного и не довольно вразумительного. Все движется в каких-то непостижимых антимониях. Феодорит анафематствует Нестория и Евтихия и хочет изложить свое исповедание; ему твердят: скажи анафему Несторию. Феодорит перестановляет предложения, выдвигая на первый план анафематство в прежней форме: его награждают самыми лестными эпитетами. Феодорит просит выслушать его прошения: ему решительно отказывают в этом. Грозное «еретик» мгновенно сменяется почетною похвалой: «православный учитель». Кто предлагал требования? Кто посылал по адресу Киррского епископа слишком суровый и преждевременный приговор? Ничего этого не видно в быстро следующих одно за другим и взаимно исключающих противоречиях. Все спутано до неразличимости. Постараемся, насколько возможно, разобраться в подробностях и привести дело в надлежащую ясность.

Предложения, несомненно, идут с левой, господствующей стороны, хотя и перебиваются по временам возгласами «правых». Все они сводятся к категорическому требованию голословного проклятия Несторию и только Несторию с его единомышленниками. Что это значить? Очевидно, было довольно глубокое предубеждение или, по выражению комиссаров, «сомнение» (ἀμφιβολία ), но где? Между православными? Для нас лично составляет неоспоримейшую истину, что между первенствующими отцами не было и тени недоразумений относительно качественного достоинства воззрений Феодорита. Еслибы не так, долг беспристрастия обязывал бы судей не только выслушать записки Киррского пастыря, но и настоять на точном изложении своей веры. В этом случае общего: ἀνάθεμα Νεστορί ῳ было бы слишком мало; нужно было еще знать, из каких убеждений вытекает это заявление, какой смысл скрывается под ним. В Халкидоне было совершенно наоборот. Вспомним, после скольких вопросов, прений и разысканий была потребована от Ивы анафема обоим ересиархам1069. На это были посвящены целые два и при том весьма продолжительные заседания 9 и 10-е, 27–28-го октября. С Феодоритом было совсем иначе. Мы, при всем напряжении своего ума, при всех изворотах диалектики, никогда не поймем, хотя бы отчасти, этого феноменально-поразительного обстоятельства, коль скоро не допустим, что для членов левой Киррский епископ был вполне православен. Лишь только мы усвоим себе эту точку зрения, ход рассуждений примет более естественный и восприемлемый для мысли вид, утратив значительную долю своей невразумительности. Прежде всего мы получим отсюда, что чистота убеждений истца составляла вопрос исключительно для монофизитствующих «правых»; еще 8-го октября, вследствие неистовых воплей их, «сенат» замечал: «предубеждение (πρόκριμα ) по поводу присутствия почтеннейшего Феодорита никто не будет иметь, когда после этого останется вся возможность слова за вами и за ним»1070. Здесь прямо указывается, что πρόκριμα отличало единственно делегатов Египта, Иллирика и Палестины, К 26 числу положение ничуть не изменилось к худшему для Феодорита; напротив, с того времени было приобретено несколько новых и весьма веских данных в его пользу, между тем, по заявлению самих архонтов1071, письменных свидетельств его правоты ранее не имелось. Посему мы снова повторяем, что главнейшие деятели собора были уверены в догматической «точности» Феодорита; говорить против него могли одни монофизитствующие1072.

Дальнейшие перипетии процесса выступают теперь в более ярком свете. Православные не хотят ни читать записок Киррского епископа, ни внимать его исповеданию – и это по двум причинам: 1) для них собственно это было не нужно, поскольку суждение их опиралось на основаниях прочных и незыблемых; 2) слова ответчика должны были вызвать сильные и бесполезные споры. Вспомним ἐκβοήσεις δημοτικάς первого заседания, подозрения касательно томоса Льва, а равно и то, до каких крайностей дошло дело 22 октября – при рассмотрении редакции Халкидонского ὃρος ’а. Перспектива подобных смут, простонародных возгласов заключала в себе мало привлекательного. Понятно, что благоразумные предстоятели Церкви не находили ничего приятного в столь печальных инцидентах. Но, будучи убеждены сами в православии Феодорита, эти члены не считали удобным безапелляционно формулировать свое мнение в качестве соборного определения, не дав удовлетворения протестующим: здесь сказывалась гнетущая сила тяжелого впечатления, оставленного сценой 8 октября. В этих соображениях Халкидонские судьи требовали анафемы Несторию и только одной анафемы, без всяких комментариев и дополнений. Самой краткой фразы было достаточно, чтобы заставить замолчать всех бывших на соборе лиц, заявлявших себя некогда монофизитами пли друживших с ними. Так и случилось. Евтихиане пытались было обратить Феодорита в несторианина, но он уступил непреклонному приглашению, – и они смолкли. Таким образом, собор желал от Киррского епископа не исповедания веры, как от человека подозрительного в своем православии, а только «сатисфакции» для немощных совестью и однакоже требовательных и предубежденных людей.

Бросим теперь взор в другую сторону и мы увидим пред собой убеленного сединами старца, поруганного, обесславленного и опозоренного – и за что? За веру, – веру евангельскую. Пред внутренним судиею и даже пред внешним общепризнанным авторитетом Рима он чувствовал себя невиновным. При таком настроении он не хотел, да и не мог ограничиться произнесением формальной, но слишком общей анафемы, поелику ею нередко злоупотребляли еретики для доказательства своего православия е contrario. «Ведь и на вселенском соборе (разумею собиравшийся в Никее), – говорил Феодорит в 449 году1073, – вместе с православными подали свои голоса и приверженцы Ария и подписались под изложением веры апостольской, но потом продолжали нападать на истину, пока не растерзали Церкви». Так, Киррский пастырь и теперь не соглашался на голое осуждение Нестория и он был прав. Общие места всегда неясны и носят в себе задатки для всевозможных перетолкований и прямых извращений, что, к несчастию, и обнаружилось после, в эпоху смут из-за трех глав. Феодорит в этом не ошибся. Он считал и невыгодным и нравственно непозволительным прибегать к столь эластичному средству, которое одинаково употребляли люди самых противоположных лагерей. Затем, когда светлое и честное имя его было поругано, когда были осмеяны его почтенные седины, а его ревность была объявлена нечестием, когда его σφαγή было одобрено почти всеми1074, – он по совести мог требовать, чтобы его выслушали, как православного учителя, чтобы высказали вселенскую санкцию его плодотворной и трудовой деятельности, где он потратил свои силы, куда он вложил все богатство своих талантов и всю пылкость высокого одушевления. «Меня оклеветали, – утверждал он1075, – и я пришел доказать, что я православный; я проклинаю Нестория и Евтихия, но не буду говорить об этом, пока не изложу (ἐὰν μή ἔκθωαμί ), как я верую». Киррский пастырь не желал furtivam absolutionem1076, а для этого одной анафемы было не достаточно: на основании ее можно было принять и низкого лицемера и раскаявшегося еретика, каковыми он себя не сознавал. Выходя из искреннего убеждения, что он в целости сохранил отеческое наследие, всегда шествовал по стопам Апостолов и что его противники от своих глаголют 1077 в своих наветах на него, Феодорит находил себя нравственно обязанным торжественно показать свои христологические воззрения в самых ярких чертах, отвергнуть все еретическое и тем дать отцам возможность произнести строгое и правдивое решающее слово. «Законы повелевают, – писал он не задолго пред сим1078, – чтобы являлись пред судьею и преследующий и обвиняемый и чтобы судьи ждали ясных изобличений и уже на основании их или отпускали его (обвиняемого), как невинного, или наказывали, как виновного. Напротив того, члены левой не усматривали в Киррском епископе заблуждения и его защиту почитали немотивированною соответствующим и юридически законным актом обвинения: догматическая непогрешительность его была для них несомненным и само собою разумеющимся фактом, тем более, что и Евтихий и Диоскор, его враги, понесли достойное возмездие. В этом простая разгадка всей Халкидонской истории 26 октября после полудня. Феодорит ищет точного исследования своего дела; ему отвечают, что это излишне и просят удовлетворения мнительности «правых», готовых подвести под анафему всякого умеренного диофизита при помощи подозрения в солидарности с Несторием. Киррский пастырь понял это и, избегая смуты, не без боли душевной уступил настойчивым требованиям. Теперь «будьте здоровы», т. е. я кончил и смолкаю: – заключил он свою краткую речь, как бы намекая, что члены собора достигли своего, хотя он и не был склонен идти подобным путем. Здесь не было взаимного недоверия между православными «левыми» и Феодоритом1079: иначе весь процесс принял бы желаемую последним форму. Равным образом несправедливо предполагать и колебание в Киррском епископе, будто бы старавшемся лавировать1080, поелику еще в самом начале он прямо заявил о своем отвращении к Несторию и Евтихию и всем крайним сторонникам их. Отсюда: укор в нравственном падении истца есть изобретение не особенно гениальных умов, предоставлявших слишком большое место фантазии и слепо полагавшихся на свои безотчетные симпатии и антипатии1081. Если разуметь здесь «измену другу», то скорее нужно благодарить Бога за счастливый перелом. Но не было и этого, ибо ранее не существовало болезненного кризиса: Феодорит «и воспитался среди православных, и научен православно, и проповедовал православно», а его поведение в несторианскую эпоху имеет другой смысл – более глубокий, чем простая приверженность к узкой доктрине Нестория.

Логически неизбежным выводом является теперь то положение, что Феодорит был воспринят собором не в качестве обращающегося от своего прежнего нечестия к истине несторианина, а как православный богослов, авторитет которого старались поколебать жалкие и презренные пигмеи, возомнившие себя орудиями воли Божией. Анафема Несторию была потребована от Киррского пастыря по человеколюбивому снисхождению отцов к монофизитствующим и в предотвращение могущих последовать нареканий и на Феодорита лично и на весь сонм вселенских представителей. Ранее было слышно торжественное: ἄξιος , ἄξιος ; – 26 октября своды храма св. Евфимии потрясаются радостным кликом: τ ῇ Ἐκκλησία τὸν ὀρθόδοξον ! Не могло быть никакого протеста против православия Феодорита, и потому он оказался достойным престола. Собор лишь засвидетельствовал это и открыто выразил тоже, что tacito consensu было признано еще на первом заседании. Православные одобрили православного, дав удовлетворение противникам. Ясно, что для этой цели подробное исследование не было нужно, и его не было. Но если так, если для первенствующих членов собора Феодорит был верным хранителем апостольско-никейского исповедания и компетентным его истолкователем, то не могло быть и речи о его сане. Для собора он был всегда епископом и таким именно вступил сюда 8 октября. Посему и весь вопрос об нем сводился единственно к утверждению на Киррской кафедре. И мы видим действительно, что в своем заключительном резюме сановники просят только «произнести определение, чтобы он получил церковь, как рассудил и святейший архиепископ Лев»1082, умолчав о всех других пунктах, которые не упоминаются и в ответном согласии присутствующих1083.

Такой взгляд на сущность дела отчасти подкрепляется дальнейшим голосованием. Первыми выступают папские легаты: епископы – Пасхазин, Луценций и Юлиан и пресвитер Бонифаций. Заявление их носит известную окраску слуг апостольского престола: Феодорит принят в общение Львом, а потому и они требуют возвратить ему епархию1084. Несколько более определенным колоритом отличаются лишь мнения Анатолия и Максима. Первый сказал: «почтеннейший епископ Феодорит оказался православным по всему и между прочим потому, что произнес анафему Несторию и Евтихию»1085. Анатолий как будто заверяет этим, что все совершилось согласно его ожиданиям и вопреки утверждениям еретиков. Это еще прямее и резче выразил Максим в следующих словах: «издавна, с самого начала, я признавал боголюбезнейшего епископа Феодорита за православного, потому что слышал его поучения в святейшей церкви; а ныне приемлю его святость тем более, что он проклял Нестория и Евтихия и мыслит согласно с определением, изложенным на этом святом соборе»1086. Если таково было исконное воззрение Антиохийского владыки на Киррского пастыря, то ясно, что он не мог подозревать истца в заблуждении; очевидно и то, что весь процесс ничего не прибавил к равнейшему и решительному убеждению Максима, еще до открытия заседаний ходатайствовавшего за Феодорита. Мы знаем, что просьба этого епископа, намеченного и избранного Диоскором, была уважена, несмотря на жесточайшую оппозицию «правых». Что следует отсюда, – понятно без слов. Члены левой в своем суждении о личности Феодорита всецело совпадали с Антиохийским предстоятелем и, подобно ему, всем своим существом были за Киррского пастыря, как непогрешимого в догмате. День 26 октября нимало не изменил сущности их мнения, а только всем открыл свободу безбоязненно высказывать его. Это новое и, кажется, совершенно не двумысленное доказательство в пользу нашей мысли. Анафема была нужна исключительно для монофизитствующих. Замечательно, что самый первый возглас после окончательного мнения сановников был: Θεοδώρητος άξιος τοΰ θρόνου 1087. Точно также и все «голоса» заключаются определением, что Феодорит «есть законный епископ Кирра»1088.

Таким образом вопрос шел преимущественно о кафедре и епископском достоинстве, что и было возвращено невинно пострадавшему от разбойнических неистовств. Соборный приговор на этот счет был необходим для придания Киррскому пастырю надлежащего авторитета, который стремились поколебать диоскориане. В этих-то видах и требовалось проклятие Нестория, чтобы устранить всякие противоречия со стороны лиц, солидарных с вопиявшими 8 октября: «не называйте Феодорита епископом; он не епископ: вон изгоните богопротивника! вот изгоните иудея»1089. Отцы не находили иного средства предотвратить возможность повторения подобных историй, как только потребовав от истца анафему Константинопольскому ересиарху: это устраняло всякие нападки на его личность со стороны его врагов, когда бы и где бы они не появились.

После всего сказанного мы формулируем результаты своего исследования дела о Киррском пастыре в следующих трех кратких положениях:

1). Феодорит был принят Халкидонским собором не в качестве раскаявшегося грешника-диофизита, а как православный епископ, несправедливо подозреваемый в христологических заблуждениях; отцы только торжественно санкционировали его православие, для них несомненное, в предупреждение разных нареканий и на него и на себя, или, по выражению Маркиана в эдикте от 6 июля 452 года, «почтили его за соблюдение веры»1090.

2). Анафема Несторию нужна была исключительно для удовлетворения монофизитствующих и ни мало не предполагает во вселенских представителях опасений касательно догматической чистоты Феодорита. Посему, настаивая на проклятии Несториева учения, судьи умалчивали об Евтихии, ничуть неменьшем первого еретике. Еслибы не так, тогда легко могла бы возникнуть тревожная мысль по адресу членов левой.

3). Восьмое заседание имело целью снова вручить Феодориту насильственно и незаконно отнятую епископию, но не испытать его православие, каковое для «левых» было бесспорно.

Все эти тезисы, как мы думаем, разъясняют нам Халкидонския события 26– октября 451 года и дают ключ к уразумению, почему дело Киррского пастыря кончилось так быстро. Лишь только он анафематствовал Нестория, собор тотчас же провозгласил его православным учителем: никаких препирательств уже не было. Голосование завершилось в несколько минут. Подали свои мнения легаты, Анатолий и Максим; их повторили Ювеналий, Фалассий, Фотий и Константин; остальные воскликнули: «это – правый суд! это – правое определение! это – суд Христов! С этим и мы согласны; все мы тоже утверждаем». Сановники, подводя итог, заключили: «по суду святого собора преподобнейший епископ Феодорит да восприимет церковь города Кирра»1091. Вступив в храм св. Евфимии православным епископом, Феодорит вышел из него православным епископом Киррским, поставленным выше всяких подозрений и в своих догматических воззрениях и в своем пастырском достоинстве.

После этого он исчезает от нашего взора, хотя, как само собою разумеется, не сразу покидает Халкидон. У нас имеются только три факта из его дальнейшего пребывания здесь. Па шестнадцатом заседании, в среду, 1 ноября, он подписал неприятное папе определение, которым полагалось каноническое начало Константинопольского патриархата (в Понтийском, Асийском и Фракийском диоцезах)1092; отсюда заключаем, что он участвовал и в других деяниях собора, но его имя скрывается под общими πάντες , λοιποί , σύνοδος . По крайней мере, вместе с прочими Феодорит доносил в Рим о результатах Халкидонских рассуждений1093. Еще одно обстоятельство известно нам по 120 (152) письму Льва В.. Киррский пастырь словесно передавал Римскому первосвященнику чрез его «викариев» «касательно своеволия монахов своей страны, настаивая в особенности на том, чтобы кроме священников Господних никто не осмеливался проповедовать, будет ли это монах или простой мирянин (laicus), который хвалится каким-либо знанием» (qui cujnslibet scientiae nomine gloriatur)1094. Это ходатайство было вызвано, конечно, упадком церковной дисциплины на «Востоке», что подготовлялось еще ранее, напр. при Иоанне в эпоху его вражды с противниками «унии», и получило решительное господство во время монофизитских волнений. Прежде почти всесильные, – монофизиты не замолчат и теперь, а будут, смущать умы народа: Феодорит предвидел это и просил Льва своим авторитетным посланием пригласить «восточных» пастырей к большей бдительности и осторожности в даровании свободы учительного слова. Стоит только вспомнить о движении, вызванном фанатическою проповедью монаха Феодосия, чтобы признать в Киррском епископе вещего пророка. Он продолжал быть тем же стражем Церкви, самоотверженным тружеником в интересах ее процветания, каким был в течение всей своей подвижнической жизни. Лучшего конца для его Халкидонской деятельности и ожидать нельзя.

В среду, 1-го ноября 451 года, заседания заключились, и собор был распущен. Вместе с другими отцами Феодорит направился в свой родной Кирр; но лишь только он переступает за черту Халкидона, мы решительно и навсегда теряем его из вида. Он как будто уходит в неведомую нам область, где и пропадает совершенно бесследно. Последний период его епископства покрыт столь же густым мраком неизвестности, как и его начало. Некоторые историки даже полагают, что Халкидонские события были почти предсмертными для Киррского предстоятеля и относят его кончину к 451– 4531095, но, кажется, Господь хранил его дни, хотя об них мы ничего не знаем. Чтобы восполнить этот пробел, другие писатели, пользуясь отсутствием связывающего фантазию исторического материала, сочинили довольно любопытный эпилог, в котором сказывается одна необдуманная нетерпимость этих авторов к Феодориту. Вот сущность этой легенды. Доведенный на соборе до необходимости анафематствовать своего «приятеля» Нестория, престарелый епископ почувствовал мучительные угрызения совести, неумолимо казнившей его за прежние прегрешения. Не лишенный кое-каких добрых задатков и не будучи в конец испорченным человеком, он счел за лучшее посвятить остаток жизни горячему раскаянию мытаря, терзаемого внутренним судиею. Он сложил с себя епископское звание, предоставив управление церковью своему хорепископу Ипатию, а сам в тиши монастыря всецело предался оплакиванию своего бурного и печального прошлого1096.

Как можно усмотреть из этого сжатого изложения, мотив придуман довольно благовидный, но источник его лежит в том рвении, которое называется ревностью не по разуму. Не входя в подробности, мы кратко укажем несостоятельность этой теории.

В Халкидоне Феодорит подписывался епископом, в 452 году император Маркиан титулует его этим наименованием1097, в 453 году Лев В. обращается к нему, как собрату, призывает его к усиленной пастырской и учительно-обличительной деятельности и просит его постоянной помощи, желая видеть в нем своего «викария» на «Востоке»1098. Эти факты показывают, что он продолжал занимать свою кафедру, между тем нет никаких данных, что после этого он изменил свое решение. Если побуждением к этому служило раскаяние, то ведь фактор этот должен бы был заявлять себя с особенною энергией после 26-го октября или 1-го ноября, а когда этого нет, – значит, и указанное побуждение есть просто фикция нескольких фантастических или фанатических голов. Что касается того пункта, будто Феодорит не принимал непосредственного участия в делах Киррской церкви, но, будучи номинальным предстоятелем ее, сдал все заботы хорепископам: то это не более, как смелая попытка ввести в историю факт необычайной несообразности. Наука не знает хотя бы сколько-нибудь аналогичных примеров, а без них все соображения не могут претендовать даже и на малейшую степень приблизительной вероятности. Конечно, Феодорит не раз высказывал склонность к уединению, но вместе с тем он положительно выражался, что «проведет остальные дни благодушно, где ни повелит Господь»1099; отцы собора призвали его к архиерейскому служению, – и он возвратился в Кирр и пребывал здесь епископом, считая их приговор за указание свыше.

Во всяком случае Феодорит не вмешивался теперь в смутные церковные волнения, посвятил себя исключительно своей пастве и руководствовался при этом давно провозглашенным принципом, что он любит «тишину желающих созидать Церковь в монашеском состоянии»1100. Внутреннее самоуглубление и самоиспытание, молитва к Богу, труды по вверенному ему стаду: вот среда, где в силе духа и с возвышающим чувством сознания не бесплодности пройденного пути Феодорит готовился к могиле. Эта сфера замкнутости в себя заключала его в тесно очерченный круг, в пределах коего завершал свое течение ревностный поборник православия. Благоговейно преклоняясь пред этим великим и чистым характером, мы не дерзаем вторгаться во внутренний мир маститого иерарха, сошедшего в землю «православным учителем», «православно проповедовавшим». Впрочем, он сам оставил нам некоторые указания касательно строя его мыслей за это время. Разумеем экзегетическое сочинение его «Октатевх» и ересеологический труд, которыми он завенчал свое славное жизненное поприще. Физические недуги не могли победить его всегдашнего рвения, и он пытается «проникнуть в тайны Всесвятаго Духа», чтобы заградить хульные уста совопросников и руководить истинно верующих к постижению Слова Божия1101. В другом своем сочинении он предупреждает возможность уклонений с царственной стези евангельских догматов, внушая читателям мысль одинаково избегать крайностей и несторианства и монофизитства, а в своем сжатом догматическом изложении (Haer. fab. compend., lib. V: θείων δογμάτων ἐπιτομή ) давая твердую опору для богословов. Убеленный сединами, но верный своему долгу, примиренный с Богом, совестью и людьми, не перестававшими искать его мудрого назидания: таков Феодорит в период времени после Халкидонского собора. Больше о нем мы ничего не знаем и должны отметить лишь несколько отрывочных и несвязанных между собою фактов, относящихся к нему, хотя и независимых от него, не вытекавших из его личной инициативы.

Сюда принадлежит прежде всего указ Валентиниана и Маркиана от 6-го июля 452 года. Императоры отменяют теперь все прежние декреты против страдальцев за правду. «Пусть совсем упразднится, – читаем мы в этом эдикте1102, – то, что получило силу от несправедливости, и несправедливый приговор пусть нимало не вредит ни Евсевию (Дорилейскому), ни Феодориту, боголюбезнейшим епископам, о которых упоминает определение (Феодосия); потому что не могут быть осуждаемы (каким-либо) распоряжением те епископы, которых за соблюдение веры почтило соборное постановление».

Это твердое и благородное слово Маркиана не остановило нападок на Киррского пастыря; против него выступил человек, не принимавший прямого участия в религиозных волнениях «Востока», но фанатический враг пелагиан и несториан. Это был некто Марий Меркатор. Уроженец Запада, проживавший в восточной половине греко-римской империи, он тем жестче и беспощаднее нападал на ненавистных ему лиц, что не был связан живыми симпатиями родины, и поражал всех с невозмутимым хладнокровием к своим противникам. Посторонний зритель, – он руководился исключительно крайне понимаемым интересом благочестия; член Римской церкви, раб суровой дисциплины и безотчетного уважения к первосвященнику вечного города, – он не проникал в глубины догматических систем чуждых ему по направлению богословов и не стремился к выделению золота от сторонних примесей, все принимая с равным доверием и выдавая с одинаковым убеждением в подлинности и точности1103. Таков был писатель, взявший на себя неблагодарную задачу изобличить Феодорита в еретичестве. Дело было, кажется, вскоре после Халкидонских событий. По крайней мере несомненно, что монофизитское движение достигло уже той фазы развития, когда оно вылилось в более или менее определенную форму, а его виновники и продолжатели получили позорную кличку «евтихиан», что могло случиться после общей анафемы Константинопольскому архимандриту в 451 году1104. Марий явился противником с документами в руках, – документами, обвинительная сила которых оттенялась тем резче, что в параллель с ними приводились цитаты из Феодора Мопсуэстийского и Нестория, а в противовес им выставлялся авторитет св. Кирилла, Целестина и первого Ефесского собора. Полемического задора или пристрастия оппонента не было особенно заметно, и посему тем больше подкупало читателей не в пользу Киррского епископа позорное наименование еретик, какое красуется над переводом ἀντ ίῤῥήσεις Феодорита против «глав», вышедших из рук православного. В качестве неопровержимых улик у Меркатора фигурируют: 1) «возражения» Киррского пастыря на Кирилловы анафематства, заклеймленные титулом еретических измышлений1105; 2) отрывки из «Пенталога», вдохновителем которого назывался сам сатана1106 и, наконец, 3) письма к разным лицам и между прочим к Несторию1107. Как справедливо думает Гарнье1108, Меркатор хотел убедить «западных» в том, будто Феодорит в своей христологии совпадал с Феодором и Несторием и проповедовал δύο Yἱούς , δύο Κυρίους . Аргументируется это двояким способом: a) согласием его с помянутыми авторами в мыслях и выражениях и b) указанием на его привязанность к ним и ненависть к св. Кириллу и Ефесским деятелям, которых Киррский епископ именовал арианами и аполлинаристами. Не выяснено, чтобы Марий намеренно позволял себе прямые подлоги и фальсификации в выдержках, но его тенденция – совершенно несомненна: своим бесцеремонным выбором – и притом без всякой критики – он рассчитывал лучше и вернее достигнуть своей цели, не двусмысленно предупреждая публику касательно низкого качества предлагаемых ей извлечений.

Попытка Меркатора не имела пока осязательных результатов и на первое время прошла совершенно бесплодно, но ее влияние сказалось позднее, когда противники Халкидонского собора усвоили его полемические приемы во всем их объеме. Для нас важно пока заметить, как ненависть врагов Феодорита следовала за ним почти вплоть до могилы, как трудно было даже современникам подняться до спокойного воззрения на его личность и как легко мог возгореться спор об нем по удалении его с жизненной арены. Нужен был ум, равный ему по энергии и направлению; таким был тогда один папа Лев1109, сумевший по достоинству оценить таланты «восточного» богослова, хотя и не без оттенка снисходительности, какой обнаруживался во всех поступках этого первосвященника в его отношениях к другим предстоятелям.

Халкидонские легаты сообщили папе о защите Феодоритом его томоса и передали ему просьбу об укрощении словоохотливых монахов или мирян, – и 11-го июня 453 года Лев пишет обширное послание Киррскому епископу 1110 . Не может быть сомнения, что оно не стоит в связи с письмом последнего к папе и вытекало из желания Римского владыки засвидетельствовать адресату свое почтение и одобрение. Автор с обычным и характеризующим его мастерством оратора Амвросиевой школы излагает ход предшествующих событий, но не редко злоупотребляет эффектами латинской речи настолько, что мысль как бы ускользает под пышным нарядом изысканных фраз. Вообще, настоящее произведение Льва, не смотря на признаваемую Арендтом «полноту чувства и некоторую возвышенность выражения»1111, принадлежит далеко не к блестящим трудам элегантного пера образованнейшего первосвященника. Папа начинает длинным вступлением, где приглашает адресата к радости по поводу победы над виновником несогласия, ибо «это второй праздник вселенной после пришествия Господа». Изображая в самых мрачных чертах «Египетского опустошителя», «нещадившего ни живых, ни мертвых», Лев В. с неменьшею горячностью негодует на преследования Диоскором православных пастырей, чем и на его еретические заблуждения. «Когда он, – значится в послании (cap. 4), – подвигнулся отнять жизнь у священной памяти Флавиана, он лишил себя света истинной жизни. Когда он пытался изгнать вас из церквей ваших, он тем самым отделил себя от общества христиан. Когда он увлекал весьма многих и побуждал их к согласию с заблуждением, он поразил свою душу многоразличными ранами». «Но благословен Бог наш, непобедимая истина Которого показала тебя чистым от всякого пятна ереси, согласно суду апостольского престола. Ты воздашь Ему достойную благодарность, если в защите вселенской Церкви сохранишь себя таким, каким мы тебя одобрили и одобряем. Что Бог всяческих разрушил лживые наветы клеветников, – в этом мы признаем величайшую заботливость о всех нас блаженнейшего Петра, который, утвердив суд своего престола в определении веры, не оставил ничего, за что можно было бы упрекнуть вашу личность, поборающую вместе с нами за апостольскую веру: ибо, когда судит Дух Святый, не может не выйти победителем никто из тех, вера коих уже победила» (cap. 5 fin.). Как бы в отплату за эго, Лев увещевает Феодорита (cap. 6) «помогать своими трудами апостольскому престолу» в борьбе с евтихианами и несторианами. Успех дарован не для усыпления, а для возбуждения, посему «мы, – пишет папа, – желаем содействия твоей бдительности, чтобы своими донесениями ты спешил уведомлять апостольский престол, что в тех странах процветает учение Господне». Архиепископ Римский не упускает случая напомнить Киррскому пастырю, что в полемике с еретическими крайностями следует держать одинаково твердый тон, «дабы не подать врагам повода к злословию и, действуя только против евтихиан или только против несториан, не показаться обращающим тыл пред которыми нибудь из них», «Будем, – замечает автор (cap. 5 init.), – в равной мере избегать обоих врагов Христа и осуждать их так, чтобы, – сколько раз ни потребовала бы этого польза слушающих, – с полною готовностью и очевидностью мы поражали их вместе с догматами достойною анафемой: это затем, чтобы не почли признаком вынужденности, если покажется, что (по отношению к одной из ересей) это делается с большею темнотою или медлительностью. Хотя и самый предмет достаточен для увещания твоей святости, но еще более убедили тебя в этом опыты». Лев, конечно, разумеет здесь господствовавшие между монофизитствующими предубеждения против Феодорита за мнимую привязанность его к Несторию, – впрочем предваряет (cap. 4 cir. med.) свои слова лестным отзывом, что его адресат, «будучи воспитан твердою пищею», не нуждается даже в его папском руководстве. В заключение (cap. 6 fin.) Лев сообщает о своем недовольстве 28-м правилом Халкидонского собора и об исполнении просьбы касательно своеволия монахов чрез особое послание на имя Максима Антиохийского. «Да хранит тебя Бог невредимым, возлюбленнейший брат!» – заканчивает Римский иерарх1112.

Письмо это было радостным событием в жизни маститого старца: оно свидетельствовало, что Халкидонское решение сочувственно принято самым видным представителем церковного чиноначалия в смысле всецелого освобождения его от всяких подозрений; оно было выражением искреннего уважения; оно благословляло Феодорита на усиленные подвиги и приглашало его к новым трудам. Лев настолько ценил Киррского епископа, что хотел видеть в нем своего вернейшего товарища и преданного легата, уполномоченного авторитетом кафедры св. Петра1113.

К сожалению, мы ничего не знаем о том, как Феодорит встретил письмо папы и в какой мере удовлетворял его желаниям. Это последнее известие о его жизни после Халкидонского собора. Смерть была уже близка, могила готовилась поглотить свою жертву: Киррский пастырь покидает мир тревог и страстей, не редко бывший для него истинною юдолью плача. Точных сведений о кончине Феодорита не сохранилось. Геннадий Массилийский утверждает, что это было при императоре Льве Старшем1114, взошедшем на престол кесарей в 457 году, но – тотчас ли после этого момента, или же спустя значительное время? К решению этого вопроса может вести следующее соображение. Воспользовавшись кончиной Маркиана, Александрийцы умертвили православного владыку Протерия и незаконно избрали вместо него монофизитствующего Тимофея Элура. Протестующие «синодиты» обратились с жалобой ко Льву, а тот потребовал от предстоятелей различных церквей ответа касательно этого дела и значения Халкидонского собора вообще1115. В посланиях епископов первой и второй Сирии1116 имени Феодорита не имеется, равным образом не указывается и его преемник по кафедре, – следовательно Киррский пастырь тогда уже оставил землю, а это было не позднее конца 457 года1117, каковой и должен быть признан за год его смерти1118.

Так в мире с Церковью, в сознании своей относительной правоты пред Богом и людьми, в маститой старости отошел в вечность безупречно честный, ревностный до самопожертвования, умственно образованный до полного совершенства, – величайший иерарх, какой только встречался в древней истории. Он ярко сиял в течение всей своей жизни и всюду и всегда разливал ясный свет, ослепительный для противников истины и служивший путеводною звездой для ее друзей – от просто верующего до Антиохийского владыки, от низкого земледельца до самого царя. Он был всем вся, чтобы, спасти всех. Его луч померк как раз в тот момент, когда он достиг своей цели: его христологические формулы были одобрены и соборно провозглашены в качестве точного выражения апостольского исповедания, а сам он стяжал имя православного учителя. Испуская дух, он мог сказать словами Апостола: подвигом добрым подвизахся, течение скотах, веру соблюдох (2 Тим, IV, 7)1119. Остальное ведает Бог, желанному суду Которого предстал Феодорит, славный епископ Киррский, «светильник не одного Востока, но и всей вселенной»1120; на нем не менее, чем и на Иоанне Злотоусте, оправдалось собственное его изречение: ἐχρεωστεῖτο τῷ λαμπρῷ βί ῳ καὶ ἡ λαμπρὰ τελευτὴ 1121.

Глава седьмая

Вопрос о Феодорите и его учении после его смерти. – Причины ненависти монофизитствующих и Киррскому епископу и их попытки очернить его память. – Усилия противников Халкидонского собора и особенно Филоксена Иералольского анафематствовать личность и догматику Феодорита в царствование Анастасия и Юстина. – Эпоха Юстиниана. – Collatio с Северианами в 531 году и господствующее настроение, противное «главам». – Возбуждение оригенистами вопроса о Феодоре, Феодорите и Иве. – Первый указ Юстиниана относительно их и вызванные им протесты: письма Понтиана и Фульгенция Ферранда. – Оппозиция папы Вигилия, завершившаяся его согласием, – Judicium 547 года. – Защита «глав» Факундом, епископом Гермианским, в сочинении Pro defensione trium capitulorum. – Значение этой апологии в истории споров. – Judicaium папы и новые волнения. – Второй эдикт Юстиниана Ὁμ оλογ ία τῆς πίστεως и его обвинительные пункты против Феодорита. – Предварительная конференция касательно «глав» и решение перенести дело на вселенское исследование. – Собор 553 года и его отношение к результатам прежних совещаний и определений по спорным вопросам. – Пятое заседание 17-го мая, где были читаны некоторые выдержки из сочинений Феодорита, и характер его постановления. – Общий результат соборной деятельности; значение приговора Константинопольских отцов от 2-го июня 553 года. – Мнение папы Вигилия и суждение его преемников: Пелагия II и Григория Великого о Киррском пастыре. – Отзывы Леонтия Византийского и Иоанна Евхаитского. – Феодорит – православный учитель Церкви.

«Никогда слава славных не уничтожается со смертью, добродетели не оканчиваются вместе с умершими; а еще более увеличивается доброе мнение о добродетельных с их кончиною, потому что всякая зависть к умершим исчезает»: так говорил о Флавиане Константинопольском император Маркиан в своем указе от 11-го июня 453 года1122. С Феодоритом на первых порах случилось совсем напротив. Отошедший из этого мира православным, он не был признан таковым весьма многими, хотя, конечно, не сделался теперь хуже, чем каким он был в течение всей своей жизни. Север называл его другим Несторием 1123 ; Яковиты до сих пор проклинают вместе с некоторыми другими и Киррского епископа, поставив правилом, чтобы священники произносили ему анафему при своей хиротонии1124. Имя Феодорита долго и ожесточенно терзалось, пока в 553 году не положен был конец всем пререканиям относительно этого пастыря. И понятно, почему произошло именно так. В деятельности почившего было не мало фактов, весьма неприятных для лиц, которые не хотели идти за ним и руководились исключительно принципом: кто не за нас, тот не только против нас, но и враг наш. Это были «евтихиане». Уничтоженные Халкидонским собором и торжественно осужденные в качестве еретиков, они не уступили голосу Церкви, а желали, чтобы последняя подчинилась их требованиям и приняла их узкую догматику. Надежды на это были слабы, и монофизиты стараются достигнуть своей цели иным путем, подвергнув сомнению авторитет вселенского судилища указанием на одобрение им людей якобы еретичествовавших, в роде Феодорита. Способ был выбран и легкий и удобный – тем более, что нечестие Киррского епископа представлялось для его противников самоочевиднейшею истиной.

Атака ведется с разных сторон и всевозможными средствами, в числе коих ложь и обманы играли весьма важную роль. Сплетаются самые невероятные басни, на которые только были способны невежественные монофизиты, мнившие себя ревнителями благочестия. Мы знаем, что уже во время разбойничьего собора ходила легенда, будто Феодорит отвергал церковные определения на счет таинства крещения и был чудесно наказан за это1125. Чувствуя себя бессильными бороться на открытом поле, «евтихиане» пускаются в темную область саг, где был полный простор выдумывать, что угодно. Если так было в половине пятого столетия, то легко понять, с какою свободой и смелостью повели свою полемику акефалы после смерти Киррского пастыря, когда присоединился еще новый мотив для вражды против него – стремление ослабить значение Халкидонского определения и когда на устах Феодорита лежала печать гробового молчания. Не все перипетии этой интриги известны нам в точности, да они были бы и не интересны, еслибы не вызвали соборного решения касательно личности и учения Киррского епископа. Они обращают наше внимание главным образом потому, что составляют переходные звенья от 451 года к 553, от оправдания к «осуждению» или – вернее – к точнейшему постановлению.

Мы видели, насколько тесно судьба Феодорита была связана с Халкидонским собором, на котором однакоже он не был в ряду первых деятелей. Не имея возможности обвинить Киррского пастыря в прямом и непосредственном участии в существенных решениях, но ненавидя его всею душой, как самого страшного врага своего, монофизитствующие прибегли к иному маневру, чтобы сделать его ответственным за различные мнимые беззакония Халкидонских отцов. Здесь прежде всего выступил на сцену вопрос о томосе, служившем знамением православия для Феодорита и его единомышленников, но бывшем камнем соблазна для еретиков. Чтобы устранить этот высокодогматический документ, «евтихиане» старались доказать фальсификацию греческой его версии, принадлежавшей будто бы Киррскому иерарху. Утвердившись в этой мысли, апокрисиарии Александрийского патриарха Афанасия II (490–496 гг.) в 496 г. подали легатам папы Анастасия II (496 –498 гг.) записку (Iibellus) с просьбой общения с Римскою церковью. Тут между прочим значилось, что «переводчиками (посланий Льва В.) были те, которые вместе с Феодоритом, епископом Киррским, были тогда последователями Нестория», и потому они внесли в греческий текст не мало и от своих богохульств1126. Это, несомненно, явная клевета, поскольку Феодорит, кажется, не знал латинского языка1127, а Лев В. ни мало не упрекал его за искажение своего томоса, хотя и знал о неточности греческой передачи1128.

Раз дело было начато, и попытки в этом направлении не прекратились. Захария Митилинский (на острове Лесбосе) даже заявлял, что именно Киррский предстоятель «побудил Льва написать послание, которое называется догматическим»1129. Все это показывает, насколько крепко в голове монофизитствующих утвердилась мысль, что Феодорит – причина всех бедствий, извратитель веры, добившийся соборного одобрения своих ложных идей. Посему они категорически провозглашали, что несториане хотели иметь Киррского владыку председателем Халкидонских совещаний и что во всяком случае там все совершалось по его воле1130. Подобное убеждение еще более укрепляло их в надежде, что лишь только будет анафематствован этот ненавистный им пастырь, и имя Халкидона будет презренным для всех христиан. Принимаются очень энергические меры, которые радушно встречались правительством, в политических интересах заботившимся о примирении религиозных партий. Уже первый преемник Маркиана обращается с запросом о значении Халкидонского собора, узурпатор Василиск (476–477 г.) публикует ἐγκύκλιον , Зеном издает в 482 г. свой несчастный ἑνώτικον : – успеха не было, ибо открытые нападки на Халкидонские определения слишком резко обнаруживали еретические тенденции монофизитов, давали видеть в них людей, думавших устранить своим личным (и для многих – превратным) мнением вселенскую истину. Тогда-то монофизиты начинают выдвигать личности и возбуждают вопрос о «трех главах», в уверенности, что осуждением их они достигнут осуществления самой заветной своей цели.

Для характеристики их замыслов мы имеем чрезвычайно важные отрывки из переписки Иакова Саругского (Jacques de Saroug, Jacob of Sarug) к монахам монастыря Mar Bassus’ и к Павлу Эдесскому1131; эти документы, как догадываются ученые, явились не позднее 473 года1132. Вот что значится в одном из них: «недавно мне попали в руки сочинения (des discours) Диодора, Феодора и Феодорита, – и я увидел, что все они были пропитаны сатанинскою злобой. Посему вместе с Несторием я анафематствую и его сотоварищей – Диодора, Феодора и Феодорита, ибо для меня очевидно, что все эти еретики, опьяненные желчью древнего змия, разделяют Еммануила на двух сынов, – единородного Сына Божия и сына Девы Марии. В виду этого я снова повторяю то, что говорил уже давно: я анафематствую Нестория, Евтихия и тех, кто принимает нечестивое учение их; – Диодора, Феодора, Феодорита и всякого, кто читает их книги и держится их воззрений, – кто не исповедует, что Бог Слово без мужеского зачатия вступил в Деву, чтобы воплотиться и сделаться сыном Давида и Авраама, по Писанию... Вообще всех тех, которые единого неделимого Христа разделяют на двух сынов и прилагают к Нему числа и имена, одни из коих обозначают Бога Слова, а другие говорят о воспринятом человеке, – таковых Церковь анафематствует»1133. «Произведшие эту (несторианскую) ересь, – читаем далее1134, – суть ученики Симона Мага: Павел Самосатский обучал ей под различными формами, а после него Диодор и Феодор закрепили ее в письмени с искусством и блеском греческой философии; Несторий только истолковал ее и содействовал ее распространению, облекши чарами слова, и, наконец, Феодорит и разделявшие те же самые мнения со всею силой поддерживали их в свое время».

Дойдя до мысли, что Киррский епископ был последним и самым опасным выразителем коварства диавольского, монофизиты не без основания рассчитывали подорвать авторитет Халкидонского православия провозглашением еретичества этого пастыря. Стремлениям их благоприятствовало то обстоятельство, что занявший в исходе пятого века трон кесарей Анастасий I (491–518 гг.) был явно нерасположен к православным диофизитам вообще и отожествлял их с несторианами. По его инициативе, в 499 году открылся в Константинополе собор, где он убеждал произнести анафему, между прочим, и на личность Феодорита, а равно и тех, «которые проповедовали во Христе две отдельные природы и не признавали, что был распят один из Троицы»1135. По этому должно судить, откуда шла интрига против автора «Эраниста». Вождями этого похода были рьяные сторонники евтихианской системы, находившие сочувствие во дворце. Что это факт, – доказательство сего дает нам некто Ксенайя, родом Перс, по положению раб, убежавший от своего господина и после возведенный Петром Антиохийским в звание Иерапольского митрополита под греческим именем Филоксена1136. Скоро, благодаря своему пронырству, он выдвинулся вперед, сделался очень видною особой и принял самое горячее участие в развитии вопроса о «трех главах». В 499 г. он был уже в столице империи вместе с Флавианом Антиохийским. Хотя, невидимому, предложение Анастасия и было отвергнуто, однакоже несомненно, что Филоксен, сочувствуя планам государя, усердно агитировал против Феодорита. Разумеем его послание к монахам Tell-Ada, появившееся в конце пятого столетия. Этот памятник может служить точным выражением взглядов всего монофизитствующего лагеря, ополчившегося на славного Киррского пастыря. «Феодорит, – писал Филоксен1137, – покрыл поношениями распятого Сына Божия, когда он говорил: «как сделался смертным Тот, Кто дает жизнь, или как воскрешает тот, кто предан смерти? Страдал не Бог, а человек, которого Он воспринял между нами». Феодорит говорил еще: «страдания принадлежат человеку, который страдателен; бесстрастный же выше всякого страдания. Страдал лишь зрак раба; потому-то Он (Христос) и говорил: зачем ищете убить Меня (ср. Ин. 8, 40)?» В другом месте он говорить: «страдал не Бог, а человек, которого Бог воспринял между нами. Итак, когда мы пользуемся словом воплощение, мы покланяемся, как одному Сыну, и Тому, Кто воспринял, и тому, кто воспринят, различая естества. Это одно лице – подобно тому, как и Спаситель говорил о муже и жене: они уже не двое, но одна плоть (Мф. 19, 6). Равным образом, рассуждая о соединении, мы говорим, что не двое, но одна плоть. Как двойство мужа и жены не препятствует называть их одною плотью, – точно так же и двойство естеств не препятствует единству личности. Когда мы различаем природы, то не говорим о сущности1138 без лица, ибо природа Сына человеческого столь же совершенна, как и Его лице (partsoupa, resona). То же самое и по отношению к божеству. Но если мы обращаем внимание на связь (двух природ), то говорим уже, что одно лице. Напротив, когда мы различаем две природы, мы называем совершенным лице Сына человеческого и совершенным лице Сына Божия». Наконец Феодорит говорил: «Фома осязал того, который воскрес, и поклонялся Тому, Кто воскресил"".

Филоксен намеренно подбирает наиболее резкие места, нимало не исследуя их со стороны подлинности1139, – только бы ему обратить Киррского пастыря в несторианина. Совершается это, конечно, не в интересах правды, не для уяснения христологии цитируемого автора; тут скрывается глубокий мотив, выдающий истинные намерения монофизитствующих. Иерапольский митрополит сам обнаружил это, разразившись неистовою филиппикой против Халкидонского собора. Повторяя усвояемое императору Феодосию II изречение, он спрашивает: «если нужно осудить (значит, – и отвергнуть, признать незаконным) низложение Феодорита, то почему не осудить и низложение Нестория?»1140. Для Филоксена оба эти лица были, несомненно, тожественны до последней черты: посему, полагал он, первый не мог быть оправдана, в Халкидоне, коль скоро анафематствован второй. Здесь в полной силе сказалось роковое значение отмеченных нами выше особенностей заседания 26-го октября 451 года. Феодорит был принят тогда собором, но под условием анафемы Несторию, что могло иметь место и по отношению к человеку, всю жизнь ходившему во мраке заблуждения. Насколько искренно было сделано это, – акты не показывают прямо, а монофизитствующих трудно было запугать крайностью результатов, которые вытекали из их воззрений на Халкидонские деяния. Они даже били на подобные исключительные выводы, чтобы подорвать значение Халкидонского собора. «Последний одобрил учение Феодорита, между тем он проповедовал совершенно согласно с Несторием, следовательно и сам не отличался высокою догматическою чистотой»: таково заключение Филоксена.

Став на такую точку зрения, этот епископ-монофизит старался привлекать и других к союзу с собой, что, при его энергии и широких связях, ему и удалось вполне в век мелких характеров, способных проклятого ими чтить, как отца, по истечении года. Ревностный Перс склонял в свою пользу и влиятельных иерархов с неумолимостью истого фанатика. Его виды особенно наглядно обрисовались в отношениях к Флавиану Антиохийскому, обвиненному в несторианстве. Патриарх отразил этот удар, но не смирил Филоксена. «Он, – сообщали Палестинские монахи Алкисону (епископу Никопольскому, митрополиту Эпирскому, † 516 г.), – стал указывать на Диоскора (Диодора?), Феодора, Феодорита... и других. Если не предашь, – говорил Ксенайя, – анафеме всех их, как единомышленников Нестория, то ты несторианин, хотя бы тысячу раз изрекал анафему Несторию и его мудрствованию. Флавиан долго не соглашался, но наконец уступил вздорчивости своих противников»: на местном соборе 509 года он анафематствовал означенных лиц и отослал письмо к царю. «Ксенайя не удовольствовался и этим, а начал требовать от Флавиана другой анафемы самому собору и тем, которые допускают два естества в Господе»1141. Замечательный переход: от Нестория к Феодориту, от него ко всему собранию Халкидонских отцов, как бы потому, что, осудив этого пастыря, нельзя было не отвергнуть и авторитет принявших его иерархов. С этою же мыслию были сделаны такие предложения Илие Иерусалимскому и Македонию Константинопольскому. Что отвечал последний, – мы не знаем, но, кажется, последовал отказ, ибо ревностный диофизит поплатился ссылкой1142. Илия поступил иначе. От себя лично он произнес анафему не только некоторым покойным деятелям, но и всему Халкидонскому собору. Имени Феодорита в известии Феодора Чтеца не сохранилось1143, хотя едвали можно думать, что Иерусалимский предстоятель пощадил его.

Все эти частные попытки были торжественно подтверждены в Сидоне, куда, по приказу Анастасия († 9–11 июля 518 г.), явилось до 80 епископов. Православие было признано нечестием, защитники его удалены, а их кафедры заняли монофизиты1144. Еретики победили, но не успокоились. Усиленная агитация развивалась повсюду в течение всего царствования этого императора и захватывала собою всех без изъятия и особенно непросвещенную чернь и невежественных из монахов, которые производили страшные неистовства1145.

Заявить оппозицию никто не решался, а враги не жалели талантов и не разбирались в средствах, чтобы деморализировать христианский мир. Халкидонский собор падал в своем значении, вместе с ним подвергался горькой участи и Феодорит. Насколько далеко зашло дело, – обнаружилось при преемнике Анастасия, Юстине I (518–527 гг.): в своем эдикте на имя военачальника «Востока» Ипатия, от 7-го августа 520 года, он констатирует тот факт, что «Феодорит всюду обвиняется за заблуждение в вере»1146.

Такое несправедливое отношение к памяти почившего иерарха не могло не вызвать протеста, который обыкновенно проявляется в тем более резкой форме, чем менее дают свободы честному слову. Киррский пастырь был слишком велик, чтобы не оставить после себя почитателей, – и таковых было много везде, преимущественно в Кирре, благоговейно преклонявшемся пред славным именем своего почившего предстоятеля. И вот, когда жестокая анафема гремела в разных углах греко-римской империи, два Киррских клирика – пресвитер и защитник Андроник и диакон Георгий, – взявши изображение Феодорита, поставили его на колесницу и устроили процессию с пением псалмов. Кафедра тогда была праздна. Назначенный вскоре после этого происшествия Сергий вполне разделял симпатии подчиненных и учредил особое празднество в честь своего знаменитого предшественника1147.

Какой смысл имело это событие, – положительно сказать нельзя. Противники, конечно, приписывали виновникам этих демонстраций несторианские воззрения и не стеснились подпустить нужное им количество черных красок. Но, вероятно, в противовес общему предубеждению против Феодорита, в Кирре думали выразить свое почтение, к нему и с этою целью придали всем церемониям религиозный характер. Вся Евфратисия была солидарна с Киррскими гражданами.

Протест не привел ни к чему, кроме наказания неумевших скрывать свое уважение к людям, его достойным. Уже Юстин I назвал их «погрешившими против истинной и непорочной веры»1148. Понятно, что за советники стояли за спиною государя, нашептывая ему, что похвала Феодориту равняется измене православию.

Враги Халкидонского собора шли твердым шагом, успех венчал их темные происки. Еще больший простор открылся для них, когда в 527 году бразды правления государством взял в свои руки Юстиниан. Лично нерасположенный руководствоваться притязаниями «евтихиан», он усердно служил их интересам1149, в чем ревностно помогала ему и его супруга Феодора, горячая монофизитка. Он чувствовал наступавшее одряхление империи, – чувствовал, что это тело, где мало духа жизни, и потому невольно оказался рабом униальной политики, наследовав традиции своих предшественников. Он стремился слить воедино совершенно несродные элементы и, естественно, должен был принуждать к непозволительным жертвам и правоверных и их антагонистов. К сожалению, почва для примирения была выбрана самая неудобная. Юстиниан на троне кесарей и в царской порфире хотел подражать св. Кириллу, не будучи равным ему по силе богословского гения. Признав в себе достоинства первостепенного богослова, он стал сводить государственные расчеты к религиозным, чтобы удовлетворить и тем и другим, тогда как теперь они были диаметрально противоположны между собою. И вот, лишь только требование политики встретило себе непреодолимое препятствие в религиозных несогласиях, Юстиниан начинает лавировать между обеими партиями, добиваясь взаимных уступок.

Так, уже в 531 году был назначен богословский диспут между крайними выразителями монофизитской догматики, Северианами, и православными диофизитами. Collatio происходило в одной из зал дворца в присутствии гражданского чиновника (magister officii) Стратегия, представлявшего особу императора. На стороне православных было пять епископов, но все рассуждения вел собственно Ипатий Эфесский, человек весьма образованный и ловкий диалектик. Еретики, в числе шести членов-епископов, заявили, что Евтихия считают нечестивым, даже начальником ереси, а Диоскора последователем апостольских догматов, и не принимают Халкидонского собора потому, что тот, – в противоречие св. Кириллу и другим отцам, – провозгласил во Христе два естества после соединения. Опровергнутые на всех пунктах, спорщики (contradicentes) на втором заседании лукаво заметили, что ведь «Ива и Феодорит ради правой веры приняты собором и ради правой веры читаются в священных диптихах». Ипатий разъясняет, что это сделано было во внимание к их правомыслию, поскольку они прокляли Нестория. Еретики возражают: «Феодорит анафематствовал коварно, неискренно (per dolum), ибо, исполнив это (по необходимости), он сказал: Valete (σώζεσθαι )». Ипатий отвечает: «Что же отсюда? Евсевий Никомидийский, Феогний Никейский и некоторые иные с ними фальшиво (ficte) подписались на самом Никейском соборе, но после этого, открыто следуя Арию, опустошали Церковь и изгнали святых отцов наших – Евстафия Антиохийскаго, Афанасия Александрийского и Павла Константинопольского: разве из-за них мы не должны принимать святого Никейского собора или поминать его в священных диптихах? Да не будет! Мы же, не как защитники Феодорита, говорили и будем говорить свое, но по причине истины и ради святого собора, который его справедливо принял. Он хотел принести некоторое удовлетворение; ему не позволили вследствие предубежденных и соблазнявшихся им. Видя, что его удовлетворение не принимается, он к анафеме Несторию и Евтихию присоединил: Valetе (Volens – Theodoretus – satisfarere quemadmodum saperet; nec tamen permistus est popter anticipatos quosdam atque in eo scandalizalos, postquam vidit non suscepi satisfactionem suam, anathematizans Nestorium et Entychen addidit: Valete). Зачем он сказал это Valete, он показал ранее словами: «я пришел не с целью добиться кафедры или епископства, но чтобы убедить, как я верую; посему, согласно вашему приказанию, анафематствую и желаю вам здравствовать». Отсюда: ни святой собор, ни славнейшие судьи не сочли эту речь за оскорбление, верно зная, что еще прежде он примирился с блаженным Кириллом, который был обижен им в возражениях против двенадцати глав». Еретики требуют доказательств, и Ипатий Эфесский в подтверждение своей мысли ссылается на послание Εὐφραινέσθωσαν , а те оппонируют, что это попытка совершенно безумная. «Мы, – продолжает Ипатий, – признаем, что это письмо было отправлено к целому собору восточному. Блаж. Кирилл, снисходя к самому Иоанну и тем, которые были с ним в Эфесе и оскорбили его осуждением, тем более оказал снисхождение погрешившим против него только словом. Это мы нашли и в письмах), Феодорита к Диоскору, потому что (по ним) он во второй раз (дважды?) подписал то, что было составлено против Нестория. И когда блаж. Кирилл послал в Антиохию книги против Юлиана или(и) аномнеев (собственно περί τοῦ ἀποπομπαίου , т. е. о козле отпущения), он просил блаж. Иоанна показать их знаменитым восточным учителям. По предъявлении их, Феодорит писал ему (Кириллу), и Кирилл свидетельствовал ему свое расположение и уважение (diligentiam et affectum). Он получил от него два такие почтительные письма, которые и хранились у него, а в них не было никакого порицания. Впрочем, хотя и столько и так было писано и говорено, святой собор Халкидонский не иначе принял его (Киррского епископа), как тот пред лицем всех ясно анафематствовал Нестория и все его положения». «Итак, – заключает Ипатий после собеседования об Эдесском пастыре, – в Халкидоне касательно Ивы и Феодорита действовали (agit, нужно egit?) с большею осторожностью и основательностью, чем блаж. Кирилл», поелику последний «довольствовался простым согласием на осуждение Нестория и поставление блаж. Максимиана» (Константинопольского)1150.

Этот диспут, кажется, не имел благодетельных последствий. В ответах Ипатия было много неясного; самый вопрос, как понимать оправдание Киррского епископа в 451 году, остался без удовлетворительного разрешения. Доказано было, конечно, что св. Кирилл сносился с Феодоритом, как авторитетным православным догматистом и компетентным литературным критиком, и что собор поступал по его примеру, но это еще более разжигало страсти монофизитов, поселяя в них твердую уверенность, что, достигнув осуждения Киррского пастыря, они поставят диофизитов в безвыходное противоречие с самими собою. В атом отношении весьма характерный рассказ сообщает Леонтий Византийский. Монофизитствующие «упрекают нас, – пишет он1151, – зачем мы осуждаем Феодорита и Иву? Они (по словам их) были люди хорошие или дурные. Если хорошие: зачем анафематствуете их? Если дурные: почему они приняты собором? Если вы анафематствуете их, как дурных: почему не делаете того же и касательно Халкидонского собора, который принял их и который вы признаете?»

В такой надежде еретики продолжали строить ковы, нашедши себе внушительную поддержку в лице императрицы. Не имея никакой подготовки, Феодора вздумала богословствовать и оказалась рьяною защитницей претензий монофизитов. Чрез нее-то последние направили свои козни против Рима, который ранее был недоступен для угроз и не поддавался на искушения1152. В Константинополе был тогда папский респонсалий, обративший на себя внимание еретиков своею способностью жертвовать убеждениями ради внешних выгод. Феодора пообещала Вигилию Римскую кафедру под условием проклятия некоторых лиц; тот согласился и дал письмо на имя Феодосия Александрийского, Анфима Константинопольского и Севера Антиохийского1153. Документ должен был храниться пока в секрете, «чтобы, – как замечает Вигилий, – он мог легче совершить и исполнить то, что начал». Очевидно, уже в конце 40-х годов шестого века1154 замыслы монофизитствующих сложились в определенный план похода против «трех глав» и – вместе – Халкидонского собора1155. Приводим наиболее существенные места этого послания, показывающие взгляды готовой к бою, но еще действующей подпольным путем, партии. «Мы, – писал Вигилий, – исповедуем не два естества во Христе, но единого Сына, единого Христа, единого Господа, состоящего из двух естеств». Выходя из этого положения, автор осуждает диофизитов, разделяющих чудеса и страдания по природам и отвергающих, что «сам Бог Слово распят», и в заключение провозглашает: «итак, мы анафематствуем Павла Самосатского, Диоскора (Диодора?), Феодора, Феодорита и всех, которые чтили или чтят их воззрения» (statuta)1156.

Столь грозный приговор мотивируется исключительно тем, что обвиняемые не монофизиты. Ясно, из каких источников вытекали подобные нападения и кто был вдохновителем непостоянного Вигилия. Это, правда, один факт, но за ним скрывается многое, чего мы не знаем. Вигилий был, кажется, последнею жертвой, – и весь «Восток» был достаточно наэлектризован, чтобы вспыхнуть мятежом в нужную для врагов Церкви минуту. Имя Феодорита было унижено до крайней степени, и его ученые творения, наряду с письмами Ивы и Феодором Мопсуэстийским с его сочинениями, должны были проклинать все епископы при своем посвящении1157.

Вопрос о «трех главах» уже назрел, но выдвинули его на сцену люди, не питавшие к ним особенной ненависти. Это были Домициан Анкирский и Феодор Аскида, предстоятель Кесарие-Каппадокийский, выступившие по следующему поводу. Приютившийся в Палестине оригенизм находил себе жарких противников, которые представили папскому респонсалию, диакону Пелагию, выдержки из трудов Александрийского учителя с просьбой возбудить против него Юстиниана. Так и было сделано. На соборе 543 года, при патриархе Минне, Ориген был осужден, как еретик, согласно и в духе императорского эдикта1158. Оригенисты взволновались и постарались предотвратить грозную опасность. Один из ревностнейших поклонников талантов Александрийского богослова (defensor acerrimus) и именно Феодор Аскида решился «смутить Церковь каким-либо замешательством»1159, чтобы направить умы всех в иную сторону и отвлечь внимание от Оригена. Задумываться над средствами долго не пришлось; были слишком явные знамения, что уместно предложить императору заняться «главами» в видах воссоединения акефалов. Не без тайного намерения отомстить Мопсуэстийскому пастырю за его полемику против Оригена1160, Аскида докладывал Юстиниану, что монофизитствуюицие «недовольны Халкидонским собором за то, что он принял похвалы Феодору, а письмо Ивы, которое во всем признается несторианским, сам собор своим судом провозгласил православным. Если они будут анафематствованы, собор в полной мере будет принят ими». Коварный советник не забыл польстить самолюбию государя, говоря: «без труда со стороны вашего благочестия вы присоедините их к кафолической Церкви к радости последней, стяжав себе вечную похвалу»1161. Юстиниан тем охотнее согласился на этот проект, что он был серьезно озабочен мыслию о примирении партий и «писал в защиту Халкидонского собора против акефалов»1162.

Так люди, «под именем христиан следовавшие языческому учению Оригена», подали «желанный повод» (desideratam occasionem) для «беспокойного и неразумного духа еретиков»1163. Противники Халкидонского собора исполнили остальное и, взяв под свою опеку Юстиниана, начали диктовать ему указ против «трех глав»1164. С постепенным изменением редакции суровость тона все более и более возвышалась, пока не была доведена до надлежащей строгости1165. Наконец, в 544 году1166 эдикт, из первоначального краткого определения разросшийся в целый богословский трактат1167, был обнародован во всеобщее сведение и исполнение. Подлинный текст указа до нас не сохранился, по, сколько можно судить по письму Понтиана, в начале было исповедание веры и затем, в качестве заключения, были приложены сжатые формулы с анафемою «главам»1168. Что собственно говорилось против Феодорита, мы в подробности не знаем, хотя и несомненно, что эдикт его касался1169. Самым важнейшим пунктом было уверение в его несторианстве, что будто бы ясно выражали и Халкидонские отцы1170. Положение это аргументировалось указанием на то, что Киррский епископ 1) составлял сочинения против св. Кирилла1171 и 2) резко порицал Эфесский собор1172. Естественно возникает вопрос: не заслуживают ли одной участи с Феодоритом и одобрившие его Халкидонские отцы? Юстиниан, повидимому, побивал сам себя и, чтобы привести средства в законное соответствие с целью, он был принужден заявить, что и Феодорит и Ива не присутствовали па Халкидонских заседаниях, имеющих догматическое значение: они яко бы были призваны туда лишь после суда над Евтихием и Диоскором, после составления вероизложения и анафематствования ересиархов1173.

Пред нами новая фаза в развитии процесса против покойного Киррского пастыря: порицая некоторые его труды, Юстиниан оставляет неприкосновенною его личность, как кажется, в том убеждении, что закоренелый грешник все-же раскаялся и в 451 году обратился на путь истины.

Возревновав о благочестии, император не мог допустить, чтобы его слово было пустою фразой, и принуждал всех к подписи эдикта, а за отказ посылал в изгнание1174. Пред столь внушительным побуждением устояли очень не многие. Минна Константинопольский сначала воспротивился, но потом выразил согласие под условием, если указ будет одобрен папой1175, и в свою очередь склонял на свою сторону других епископов, которые вручали ему записи для передачи Вигилию1176. Зоил Александрийский (542–551 гг.), Ефрем Антиохийский (527–545 гг.) и Петр Иерусалимский (524–544 гг.) сделали тоже после угроз низложением1177. Более решительно заявили свой протест папский респонсалий Стефан и епископ Миланский Даций, прервав общение с Минной1178. Африка, Сардиния, Эллада и Иллирик высказались в пользу «глав»1179.

Какие побуждения руководили недовольными, какие взгляды господствовали среди них? – это отчасти раскрывают нам два документа, появившиеся в эпоху до 553 года. Сюда принадлежит прежде всего письмо Понтиана, который, прочитав указ, отправляет краткое послание Юстиниану. Епископ Карфагенский прямо говорит, что подлинные сочинения Феодора, Феодорита и Ивы еще не дошли до Африки (dicta – capitulorum – ad nos usque nunc minime pervenerunt), и потому ограничивается самыми общими мыслями. По его мнению, еслибы даже и нашлось в самых трудах что-нибудь несовпадающее с regula fidei, следует отвергнуть это, не простирая осуждения на авторов, поскольку они лишены возможности исправиться и пребывают пред престолом Бога, Которому и нужно предоставить судьбу почивших. Затем Понтиан выражает опасение, чтобы анафемой «главам» не дать простора развитию и процветанию евтихианской ереси. Наконец, вообще указ необходимо отменить в видах церковного мира, к какому он будто бы стремится, потому что ради мертвых придется встретить оппозицию живых1180. – Другой памятник представляет ответ диакона Карфагенского Фульгенция Ферранда на запрос равных ему по положению Римских клириков Пелагия и Анатолия1181. Здесь упоминается лишь о письме Ивы, но защита относится и к остальным «главам», ибо думает опровергнуть эдикт по всем пунктам. Фульгенций доказывает, что мы не в праве изменять определения собора, поелику они занимают второе место после канонических книг св. Писания. По этому самому, признав требующею исправлений хотя малейшую часть постановлений Халкидонских отцов, мы тем самым делаем подозрительною всю их деятельность в полном объеме. Колеблется авторитет не только Халкидонского собора, но и всех прочих, – и зачем? Чтобы осудить мертвых, которые уже не подчинены суду людей. Еще менее можно одобрить политику принуждений, так как частное мнение ни в каком случае не может претендовать на непогрешимость, абсолютную правоту, что принадлежит единственно и исключительно Слову Божию1182.

Полемика была слишком неубедительна, поскольку важнейшие стороны эдикта – и именно фактическая его часть – не были затронуты. Как бы то ни было, император понял, что Запад ускользает из-под его власти, и в 545 году потребовал к себе Вигилия1183. Во время своего продолжительного путешествия папа отовсюду получал заявления неудовольствия эдиктом и с дороги послал письмо к Минне, о котором глухо упоминает Факун в Pro defensione trium capitulorum1184 и незначительные отрывки которого приводит в Liber contra Mocianum scholasticum. Римский первосвященник просит адресата отличать мир небесный от земного и хранить первый так, чтобы его не вытеснял и не уничтожал последний1185. Намекая этим, что Юстиниан своею политикой нарушает интересы религии, Вигилий становится, таким образом, в неприязненное отношение к правительственному мероприятию.

С такими намерениями он прибыл в Константинополь в начале 547 года1186 и произнес против Минны отлучение на четыре месяца1187, а равно и против тех, которые подкрепили эдикт1188. Впрочем, слабохарактерный папа не выдержал своей роли и скоро уступил, дав тайное согласие на осуждение «глав»1189 в двух письмах – на имя императора и Феодоры, где он прямо анафематствует «догматы Феодорита», против воли удовлетворяя желанию царственных особ1190.

После того, как 29-го июня, в праздник Апостолов Петра и Павла1191, состоялось торжественное примирение двух патриархов, Вигилий, естественно, должен был усиленною агитацией в духе акефалов заглаживать свой прежний проступок, чтобы снискать высочайшее благоволение. И мы видим, что назначено было особое собрание или, по терминологии Факунда1192, examen, judicium с целью сломить упорство западных. Совещания имели до трех заседаний, так как Гермианский епископ сообщает нам свое предложение в качестве выдержки из gesta tertiae actionis. Здесь Факунд спрашивал, действительно ли было принято в Халкидоне письмо Ивы и не будет ли анафема Феодору, похваленному там, во вред самому собору, чего добиваются сторонники эдикта1193. Judex, т. е. Вигилий, отвечал категорическим nescio, и тогда смелый Африканец выразил готовность раскрыть коварные намерения акефалов, но, в виду своего обещания, председатель этого не дозволил, а напротив, прервавши ход занятий, настойчиво потребовал у семидесяти бывших там епископов письменных responsiones1194. Насилие оказалось лучшим аргументом, чем убеждения. Папа получил желаемое и через несколько дней вручил все эти записки акефалам, оправдываясь пред недовольными таким софизмом: «зачем нам сохранять противные Халкидонскому собору ответы, чтобы, нашедши их в архиве Римской церкви, кто-нибудь подумал, что они одобрены нами? Но отнесем их во дворец, и пусть делают с ними, что знают». «Как будто, – с горечью замечает Факунд1195, – он не мог разорвать их, или сжечь, или уничтожить своим решением, или возвратить тем, которыми они были даны; он не должен был ни принимать, ни вымогать от них этих responsiones, если бы не имел предубеждения против вселенского собора».

Энергический и глубоко честный Гермианский пастырь был в высшей степени раздражен подобными деяниями и заставил мир выслушать свое искреннее слово, опубликовавши сочинение Pro defensione trium capitulorum1196. Это единственная попытка – защитить, в числе других, и славное имя Феодорита и потому она заслуживает подробного изложения. К сожалению, Факунд говорит о Киррском епископе столь кратко, что без опасения впасть в противоречие он мог бы заменить trium термином duorum. Впрочем, он употребил достаточно усердия, чтобы по всем пунктам разобрать императорский эдикт, против которого направляются его горячие речи.

Как мы знаем, существенным тезисом указа было обвинение Феодорита в несторианстве, подтвержденное ссылкой на его сочинения против св. Кирилла и Эфесского собора 431 года. Факунд мало занимается личностью Киррского предстоятеля, но, кажется, сюда именно относится все, что он пишет по поводу Ивы. Ничуть не отрицая некоторой неточности в выражениях св. Кирилла и справедливо объясняя ее полемикой против Нестория, где совсем не требовалось отстаивать понятие двойства естеств во Христе1197, апологет «глав» считает это обстоятельство главною причиной недоразумения между Александрийским архиепископом и его оппонентами. «Восточные отцы услышали или прочитали слова говорящего (св. Кирилла), но не обратили внимания на его намерение, согласно которому и должно было судить о словах; поелику нужно было обращать внимание не на то, что говорится, а на то, зачем что-либо говорится»1198. Отсюда ясно, что вся полемика против св. Кирилла направлялась не в опровержение правой веры, а в устранение ложно приписываемой Александрийскому владыке мысли о слиянии естеств Христа Спасителя при акте соединения их в воплощении Бога Слова1199. Таким образом, это была ошибка по отношению к лицу, что ни в каком случае не тожественно с прямым нечестием1200 и извинительно, особенно если принять во внимание цель Кирилловых оппонентов. Без этого можно обвинить и самого св. Кирилла или в евтихианстве1201 или за его вражду к Иоанну Златоусту1202. На самом деле «Восточные» были глубоко православны, – и это признал никто другой, как сам св. Кирилл. Подозрительный к их христологическим воззрениям, он однакоже принял и подписал предложенное ему исповедание1203 и, вообще, согласился на все требования, заявленные ему чрез Павла Эмесского1204. Это показывает, что у примирившихся вера всегда была одна и та же1205, и неизбежно ведет к заключению о несправедливости осуждения пастырей, критиковавших анафематства, за их противление автору последних1206.

Что касается связей «Восточных» с Несторием, то и они вполне могут быть истолкованы в хорошую сторону при спокойном и беспристрастном рассмотрении факта. Правда, Сирийцы открыто выражали мнение, что ересиарх подвергнут анафеме без суда и следствия, но это значит только то, что процесс был закончен без них1207, тогда как они имели не меньшее право на участие в заседаниях и подачу своего голоса1208. Посему, если Ива в таком именно смысле писал к Марию Персу, то это не дает ни малейшего основания ни для порицания его или Халкидонского собора, ни для оправдания Нестория. Здесь опять простое недоразумение, примеры которого не редки. Ведь сказал же Анатолий Константинопольский, что Диоскор осужден не за веру, – св. Афанасий рекомендовал Дамасу (366–384 гг.) ученика Аполлинариева Тимофея, принятого папой, – Палестинские епископы дружили с Пелагием, а Римский предстоятель Зосим (417–418 гг.) – вопреки решению своего предшественника Иннокентия I (402–417 гг.) – допустил такое же благодушное обращение с Пелагием и Целестием1209.

В результате у Фукунда снова получается, что императорский приговор остается без соответствующего ему преступления.

Но если так, если Феодорит per se не может и не должен возбуждать серьезных сомнений, то спрашивается: где мотив для столь ожесточенной вражды к его памяти? почему ненавистно его славное имя для вдохновителей Юстиниана? Очевидно, Киррский пастырь важен для монофизитствующих не своею личностью, а по другим посторонним обстоятельствам и именно по его соприкосновенности к Халкидонскому собору. Мы знаем, что некоторые выдающиеся члены церковной иерархии сильно нападали на св. Кирилла1210, напр. Геннадий Константинопольский (458–471 гг.) или Исидор Пелусиод1211, – и однако никогда не поднимался даже и вопрос о привлечении их к ответственности за это. С точки зрения сторонников эдикта, эти лица должны были бы подлежать анафеме и, если не подпадают ей, то единственно по тому счастливому случаю, что не были в Халкидоне в 451 году1212. Теперь несомненно, что советники императора стремятся поколебать авторитет Халкидонского собора и лишить догматического значения томос Льва В. Только этим и можно объяснить привлечение Феодорита, поелику он присутствовал на Халкидонских заседаниях, защищал и раскрывал послание к Флавиану «Lectis dilectionis tuae litteris»1213. Иначе будет абсолютно непонятно такое строгое отношение к почившему иерарху, которое является тем загадочнее, что уже св. Кирилл во время споров из-за Феодора Мопсуэстийского выразительно указывал на неудобство осуждения усопших1214.

С этими выводами Факунд подошел к самому важному пункту Юстинианова указа; разъяснение его могло раскрыть глаза всем честным людям на истинный смысл государственного документа и спасти многих от опасности приобщиться нечестию под видом и из желания подержать благочестие. Мы разумеем вопрос об отношении Феодорита к Халкидонскому собору. По эдикту оказывалось, будто осуждение первого нимало не затрагивало достоинства последнего; там даже грозно устранялась всякая мысль о возможности противного предположения. Si quis dicit, – писал Юстиниан1215, – haec nos ad abolendos aut excludendos sauctos Patres, qui in Chalcedonensi fuere concilio, dixisse, anathema sit. Чтобы, – в виду распространенного мнения о тесных связях Киррского пастыря с Халкидонскими деятелями и их решениями, – не впасть в противоречие с самим собой, император утверждал, что в 451 году Феодорит и Ива не принимали никакого участия в догматических рассуждениях и определениях, ибо были приглашены в храм св. Евфимии только по окончании прений о вероизложении. «Поелику, – значилось в декрете1216, – они были обвинены, как принимающие учение Нестория, то и не были вызваны для заседания вместе с святым собором. Уже после того, как было сделано решение об Евтихии и Диоскоре и были рассмотрены святым собором правые постановления святых отцов, каковыми (постановлениями) осудили и подвергли анафеме Нестория, Евтихия и следующих нечестивым учениям их, – только тогда названные Феодорит и Ива были допущены к присутствованию на святом соборе».

Заявление было слишком аподиктическое, но по отношению к нему Факунд чувствовал себя сильнее, чем когда-либо, ибо имел за себя неопровержимые факты. Вот они. По приказанию Маркиана, Феодорит был уже на первом заседании в VIII иды октября (8-го октября), как оправданный и восстановленный папой Львом и засвидетельствованный в правоте своей веры Максимом Антиохийским; он даже заседал между епископами при разборе Диоскоровых деяний в Эфесе1217. В VI иды октября (10-го октября), когда читались символы Никейский и Константинопольский, два письма св. Кирилла (к Несторию и Иоанну Антиохийскому) и послание Льва В. к Флавиану, Феодорит занимал 111 место и – для убеждения сомневающихся в чистоте воззрений автора томоса – привел соответствующую выдержку из Кириллова сочинения Scholia de incarnatione Unigeniti1218. На четвертом заседаний в XVI календы ноября (17-го октября) Феодорит указывается 112-м между присутствовавшими и 38-м среди подписавших послание «Lectis dilectionis tuae litteris»1219. В шестом деянии, в VIII календы ноября (25-го октября), на котором присутствовал император и на котором было утверждено определение веры и анафематствованы Несторий, Евтихий и их единомышленники, Феодорит числится 107-м из бывших на соборе, а его подпись ὃρος ’а значится под 133 №-м1220.

Опровергнув эдикт в самом центральном пункте и показав возможные последствия правительственных мероприятий, Факунд восклицает: «как же благожелателям еретиков – вопреки такой фактической очевидности – не стыдно лгать, будто Феодорит был на соборе лишь после определения о вере?»1221. Да и зачем такая ложь? Правда, придав ей видимость истины, мы заставим замолчать «евтихиан», но на нас поднимутся клеветы с другой стороны и именно несторианской, поскольку в 451 году видную роль играли в Халкидоне Анатолий Константинопольский, Максим Антиохийский и Ювеналий Антиохийский. Все эти личности ненавистны несторианам или из-за догматики, или по причине общения с евтихианами (vel dogmate vel communione Eutychianorum polluti ante fuerant); так, два первые преемствовали Флавиану и Домну, которые были низложены Диоскором, а последний даже был отлучен от Церкви за то, что впал в евтихианство(?!): в этом уверяют письма Льва В. и литературные памятники других современных писателей1222.

Таким образом, разбор Юстинианова эдикта в конце концов приводит Факунда к тому заключению, что добиваясь всеобщего согласия, правительство все же не достигнет своих миротворных целей и набросит тень на православнейший Халкидонский собор: нельзя разобщать неразрывное, а, следовательно, и «сочинения Феодорита против блаж. Кирилла (неизвестно, когда написанные) не могут быть осуждены без того, чтобы чрез это не показался подозрительным (quasi notabilis) и Халкидонский собор, поелику Феодорит участвовал в его рассуждениях и определениях, защитил письмо папы Льва, опровергающее безумие Евтихия, и доказал его правоту для непонимающих»1223.

Изложив содержание одушевленной апологии Факунда в пользу Киррского епископа, мы должны теперь отметить историческое значение ее в развитии споров о «главах» и, в частности, о Феодорите. Факунд был глубоко и искренно убежден в правоте защищаемого им дела, – и его честное слово, несомненно, оказало бы сильное влияние, еслибы оно не встретило людей, которые искали не истины, а унижения православия и возвеличения монофизитства. Но во всяком случае и для столь предубежденных лиц, каковы были haeretici et eorum fautores, его пламенное произведение не могло пройти бесследно, обращая внимание монофизитов на разъяснение тех тезисов, непреложность которых оказалась признанною под анализом ученого Гермианца. Так, прежде всего, он решительно устранял всякую мысль о возможности покушения на личность Феодорита, в виду соборно провозглашенной неповрежденности его в вере и вселенского авторитета, и вызывал нужду в более точном и осторожном формулировании его вин. Затем, раскрытием характера отношений Киррского пастыря к св. Кириллу и Несторию Факунд снова подтвердил неподсудность его за поведение в несторианскую эпоху и ставил требование о более реальных доказательствах прегрешений Феодорита, заранее предупреждая, что последние могут свидетельствовать лишь о временном недоразумении, а не о заблуждении в догмате. Этим самым возбуждался вопрос о догматически-учительном значении литературной деятельности Киррского епископа и предуготовлялось решение в ее пользу, тогда как противники не допускали этого. Наконец, Факунд обнаружил виды стоявших за спиной Юстиниана и водивших его рукой монофизитов и тем давал движению более разумное направление, отклоняя его от Халкидона. В этом неоспоримое и весьма высокое достоинство Факундовой защиты, ибо она энергически и убедительно рисовала коварные замыслы врагов Церкви, предостерегая всех, чтобы ради трех почивших корифеев Антиохийской школы они не пожертвовали верой. Одним словом, Факунд отнимал у споров их ядовитую остроту и сводил их к спокойному обсуждению «глав». Непобедимый на этой почве, Факунд, к сожалению, не был знатоком Феодоритовых сочинений1224, но и здесь он сделал по крайней мере то, что, настаивая на разборе их, он спасал учительный авторитет Киррского епископа, поскольку не было никакой возможности убедить христиан в еретичестве всех трудов последнего.

Итак: Халкидонский собор и личность Феодорита неприкосновенны в своем православии, и весь вопрос должен состоять в указании объема учительного значения Киррского епископа, – в изъятии того, что было выражением временного, исторически понятного и извинительного, недоразумения, и в санкционировании того, что было согласно с апостольскою верой и служило прекрасным комментарием ее: вот существенный и весьма важный результат апологии Факунда. Заставив выслушать и другую сторону, Гермианский предстоятель давал императору новую и более благодарную работу, так что после него все движение перестает быть еретичествующим, постепенно теряет густую монофизитекую окраску и разрешается православным Константинопольским собором.

Сочинение Факунда не могло прекратить или остановить споров, разжигаемых еретиками и поддерживаемых церковною и гражданскою властью. 11-го апреля 548 года1225 Вигилий издает свой Judicatum к Минне, где вопрос о Феодорите получает довольно оригинальное решение. Неизвестно, влияла ли на автора Факундова апология или нет, но во всяком случае в Judicatum’е мы видим бóльшую осторожность. Желая по мере сил содействовать прекращению соблазна, папа предлагает только временное врачевство1226 ради восстановления мира. Он ограждает достоинство предшествующих соборов1227 и разбирает обвинения против «глав» в сравнительно спокойном тоне. В частности, по отношению к Киррскому пастырю его мнение ограничивалось лишь отвержением некоторых произведений этого писателя. Anathematizamus et scripta Theodoreti, quae contra rectam fidem et duodecim sancti Cyrilli capitula scripta sunt1228.

Judicatum не мог успокоить умы оппозиции; своею мягкостью он на первых порах привлек было симпатии некоторых лиц, но и те скоро покинули папу и перешли на сторону протестующих1229. Документ Вигилия, помимо его воли обнародованный диаконами Рустиком и Севастианом, был прозван nefandum judicatum1230 и возбудил страсти недовольных. Сам папа вел себя подозрительно: провозглашая открыто, что он составил Judicatum вопреки своему желанию1231, он тем самым дискредитировал его, ибо признавал произведением, написанным в угоду врагов Церкви. К тому же стали ходить слухи, что папа осудил не только сочинения, но и личность Ивы и Феодорита. Хотя это было и несправедливо1232, но многие поверили молве, поелику около этого времени Юстиниан разослал по провинциям строгие предписания с требованием решительного приговора «главам»1233.

Под влиянием всего этого начинаются сильные волнения во всем христианском мире. Диаконы Севастиан и Рустик, прервав общение с папой, усиленно агитируют против него и монофизитов, повсюду рассылая известия о предательстве веры1234. Галлия1235, Африка1236, Иллирия1237, Далмация1238 объяты мятежом; знаменитый Факунд, ради безопасности скрывшийся в потаенное место1239, из своего убежища поддерживает недовольных и выпускает книгу Contra Mocianum scholasticum, с опровержением упреков последнего Африканцам за разрыв с Римским первосвященником1240.

Как видно из самых мотивов протеста, в основе этого движения не было ничего прочного и осмысленного, кроме неверного подозрения папы и его друзей во вражде к Халкидонскому собору1241. Вот почему оппозиция разрешилась, в существе дела, ничем, а ее заявления только заставили акефалов изменить тактику, но не направление, что должно усвоять почти исключительно Факунду1242.

Когда в 549 году в Константинополе было получено послание Иллирикских епископов pro defensione trium capitulorum1243 и когда там узнали, что Африканский собор, сделавший тоже самое чрез магистриана Олимпия, постановил прекратить всякие связи с папой1244, – Вигилий взял назад свой Judicatum1245. Это было сделано, конечно, не без согласия императора, который (15-го августа 550 года) клятвенно обязал Римского владыку содействовать осуждению «глав» и подавлению всякого протеста1246. Вероятно, в 551 году1247 и появился второй императорский эдикт Ὁμολογία πίστεως Ἰουστινιανοῦ αὐτοκράτορος κατὰ τῶν τριῶν κεφαλαίων 1248. Документ этот выражает последнюю и непреклонную волю самодержца и с этой стороны привлекает к себе особенное внимание: он предначертывает не только ход, но и характер решения о «главах». Собственно о Феодорите император говорить очень мало, по лишь яснее и точнее формулирует преступления обвиняемого в таком виде: «если кто, – объявляет Юстиниан1249, – защищает сочинения Феодорита, которые он писал в защиту еретика Нестория, против правой веры и против первого Эфесского святого собора и св. Кирилла и двенадцати его глав, – а в тех нечестивых сочинениях он говорит, что соединение Бога Слова было только соотносительное с каким-то человеком, о котором он богохульно сказал, что Фома осязал воскресшего, а прославил воскресившего, и по причине этого он называет нечестивыми учителей Церкви, которые исповедуют ипостасное соединение Бога Слова с плотию, и сверх того не признает Богородицею святую и преславную приснодеву Марию, – итак, если кто защищает упомянутые сочинения Феодорита, а не анафематствует их: тот да будет анафема. За такие именно богохульства он извержен был из епископского сана и после того на святом Халкидонском соборе убежден был поступить во всем противно упомянутым сочинениям и исповедать правую веру». – В этом положении и заключение и доказательства Юстиниана. Нельзя не признать некоторых преувеличений и исторических неточностей в аргументации императора, но в то же время было бы несообразно с истиной отрицать правильность выраженного в эдикте взгляда. Во-первых, указ совершенно верно ограничивает вопрос о Феодорите только рассуждением о некоторых его сочинениях и тем освобождает от всяких подозрений остальные произведения Киррского пастыря. Затем, выставляя согласие обвиняемого с верой Халкидонскою, Юстиниан явно ограждает соборную деятельность 451 года и даже православие Феодорита, поскольку он будто бы сам отрекся от прежних прегрешений и засвидетельствовал свою солидарность с отцами. После этого вся речь должна была состоять в точном указании соблазнительных трудов Феодоритовых и определении того, были ли они адекватным выражением христологических воззрений автора, или означали нечто иное? Такова задача, которую предлагал касательно Киррского епископа эдикт 551 года. Сам царственный творец этого трактата не высказал прямого ответа по этому пункту, но видимо склонялся к тому мнению, что Феодорит временно заблуждался не только относительно лиц, но и относительно самых догматов, ибо писал κατά τῆς ὀρθῆς πίστεως .

Ударение на этот момент, особенно резкое в отделах, посвященных Феодору Мопсуэстийскому, многим не понравилось и произвело неприятное впечатление. Даже в самой императорской партии произошли раздоры, – и окончательное решение опять было отсрочено на неопределенное время. Притом же папа неожиданно и круто изменил свою политику и из друга и помощника Юстиниана превратился в его врага – и врага тем более опасного, чем выше было его значение, чем обаятельнее его престиж в пределах христианского Запада. Примеру Вигилия последовали и другие лица (Даций Миланский) и церкви.

Грозно смиряя непокорных1250, император долго не мог побороть непреклонного и капризного Римского прелата: почти целые два года ушли на борьбу с ним. Внешним предлогом недовольства Вигилия было желание предотвратить неизбежный и гибельный раскол в Церкви, так как Юстиниан прямо приказывал принимать его мнения безусловно, а между тем многие епископы – преимущественно латинские (episcopi Latinae linguae) – думали держаться своего суждения1251.

Разошедшись в этом, обе неприязненные партии могли примириться лишь в таких пунктах, которые бы подавали надежду на всеобщее принятие. Как показывает происшедшее после соглашение, предметом распри служил вопрос об отношении «глав» к соборам; повидимому, Вигилий думал, что эдикт набрасывает мрачную тень на достоинство Халкидонских определений и умаляет вселенскую их значимость. Разногласие было, конечно, весьма важное, но центр тяжести лежал не в нем, а в игре страстей, не дававших места здравому пониманию друг друга, ибо Юстиниан хотел действовать силой, папа – авторитетом, первый старался подчинить себе волю и совесть второго, а тот отвечал резким отпором и громил анафемой всех сторонников императора. Наконец Вигилий, истощенный продолжительною оппозицией, где нередко подвергалась опасности даже его жизнь, начал сдаваться1252, видя, что настояния его о чести и славе соборов уважены1253.

Юстиниан почувствовал себя более свободным, – особенно потому, что успел заручиться готовностью виднейших церковных предстоятелей служить его интересам. Неизвестно, когда именно, но во всяком случае после августа 552 года1254 и, вероятно, в конце этого и начале следующего1255, состоялось предварительное собрание, где присутствовали новый Константинопольский владыка Евтихий, Аполлинарий Александрийский и Домнин Феопольский (Антиохийский)1256. Мы не знаем, какие «деяния» происходили здесь и что было выработано за это время; неоспоримо только одно, что решение по спорному вопросу отлилось в ясную и определенную форму, так что ответ императору «был готов уже наполовину»1257. Можно догадываться, что это показание нужно разуметь в том смысле, что недоставало лишь вселенской, соборной санкции. Если это действительно так, то понятны становятся и усилия отцов привлечь на свою сторону Римского первосвященника, который значительно уступил влиятельному напору. Касательно этого мы имеем два памятника – письмо Евтихия к папе и ответ на него последнего, из которых одно знаменует, как кажется, начало прелиминарных совещаний, а другой – конец1258. В первом из них Константинопольский патриарх приглашает Вигилия «рассмотреть и обсудить главы» под условием «соблюдения полного уважения к святым четырем соборам и неприкосновенного хранения того, что ими определено»1259. То же убеждение выражает и папа с более энергическим указанием, что приговор о «главах» необходимо согласовать с результатами предшествовавшей догматической деятельности и не делать его в подрыв авторитета прежних вселенских постановлений1260.

Таким образом, все обещало хорошую развязку при общем разбирательстве, но в самую решительную минуту Вигилий снова изменил своим обещаниям и отказался от участия в каких-либо коллективных рассуждениях. Вероятно, опасаясь за свое нравственное мужество, а – главное – предугадывая, что ему не придется играть той первенствующей роли, какую даже из Рима проявляли его предместники, папа выговорил себе свободу независимого, единоличного решения1261.

При таких условиях, в понедельник 5-го мая 553 года, в судебной палате местной епископии открылся пятый вселенский собор с специальною целью рассмотрения вопроса о «трех главах» и, в частности, о Феодорите. Намечая задачи предстоящих работ, – по отношению к Киррскому пастырю император предлагал отцам следующее: «в особенности просим вас обратить внимание на то, что нечестиво написано Феодоритом против правой веры и первого Эфесского святого собора и против святой памяти Кирилла и против двенадцати его глав и что тот же Феодорит нечестиво написал в защиту Феодора и Нестория и их хулений против святой памяти Кирилла»1262. Если сличить все дальнейшие деяния собора с посланием к нему Юстиниана, то окажется, что первые были ведены под влиянием и в духе императора. Если, затем, припомнить заключения предварительной конференции, то необходимо будет, допустить, что в 553 году было обнародовано лишь то, что было уже постановлено ранее, может быть, с некоторыми добавлениями и изменениями, соответственно запросам и возражениям со стороны апологетов Феодора, Феодорита и Ивы. Одним словом, пятый собор дал итог решений о «главах» и одобрил их, и потому для нашей цели может быть интересен постольку, поскольку он утвердил и раскрыл то, что было там неясно, а между тем требовало ответа.

Воспроизведем результат прений о Феодорите: 1) православие личности этого епископа и учительный авторитет его литературной производительности были почти достаточно признаны всеми умеренными его противниками, но 2) подвергались нареканиям некоторые сочинения Киррского пастыря, причем 3) не было определено отношение этих трудов к самому творцу их, так что давалось место сомнениям на счет догматической чистоты христологии Феодорита. Мы постараемся подвести изложение рассуждений пятого вселенского собора к этим пунктам.

Вопрос о Феодорите поднимался и разбирался большею частью случайно и по связи с Феодором, но ответ на него предрешался в неблагоприятном для Киррского епископа смысле тем обстоятельством, что из-за «глав» «еретики поносили священников, как последователей Нестория»1263; потому отцы были вынуждены анафематствовать «все, что написано с целью нанести оскорбление или сопротивление четырем соборам, или одному из них и в защиту еретиков и их нечестивого учения»1264. Это значило, что суду собора будут подлежать только сочинения Феодорита, которые подойдут под эту категорию.

Так, действительно, и случилось при первом же упоминании имени Киррского пастыря на пятом заседании, в субботу, 17-го мая, когда он был привлечен не в качестве ответчика, а лишь простого удостоверителя заблуждений Мопсуэстийского епископа. В это время, по прочтении многочисленных выдержек из трудов последнего, вниманию отцов было предложено нечто «из написанного Феодоритом против Кирилла в защиту Феодора» – в доказательство того, что «Феодору принадлежит то нечестие, против которого писал святой памяти Кирилл»1265. С этою целью были приведены два отрывка с извлечениями из трудов Мопсуэстийского предстоятеля1266, один – с комментариями его воззрений1267 и, наконец, часть письма к двоеженцу Иеренату (Тирскому митрополиту Иринею)1268, важного в том отношении, что оно ясно свидетельствовало о малой авторитетности Феодора.

Этим пока ничего не решалось, а только слабо намечалось, что апология Феодорита в пользу Мопсуэстийского епископа может быть оспариваема в своем догматическом значении. Более подробно было раскрыто это в конце пятого заседания, ибо тогда был прямо поставлен вопрос о Феодорите. «Теперь же, – сказал собор1269, – пусть будет прочтено и то, что собрано из сочинений Феодорита, составленных им как против правой веры и против святой памяти Кирилла и двенадцати его глав, так и в защиту Феодора и Нестория и их богохульств». Конструкция речи показывает, что здесь разумеются собственно два разряда трудов Феодоритовых, ибо contra rectam fidem совпадает с contra santae memoriae Cyrllum etc. Итак, мы должны ждать перечня Феодоритовых творений a) полемических и b) апологетических. К первому классу собор относит: 1) Ἀντ ίῤῥησεις τῶν κεφαλαίων 1270, 2) послание к монастырям1271, 3.4) два письма к Иоанну Антиохийскому с нелестным отзывом о «главах» и с злостными насмешками над покойным Кириллом1272, 5.6) две речи его по поводу смерти Александрийского владыки1273. Ко второму разряду с некоторыми усилиями можно причислить: 1.2.3) беседы Феодорита в Халкидоне в оправдание Нестория1274 и 4.5) два послания: одно к Андрею Самосатскому1275, а другое к самому ересиарху1276. Ограничившись кратким пересмотром немногих Феодоритовых отрывков, собор не входил в анализ их содержания и не дал нам никакого руководства для уразумения его взглядов на то, в чем заключаются их недостатки. На этот счет можно высказать только некоторые догадки. Как мы видели, из самого предложения следует, что литературные труды Киррского пастыря соблазнительны или потому, что направлены против всеми чтимого Кирилла, или потому, что похваляют еретичествующего Феодора и злочестивого Нестория. Отцы не выразили прямо, что первое условливалось тем, что Киррский епископ был солидарен в своих христологических воззрениях с последними. Если так, то очевидно, что и названные труды порицаются главным образом по той причине, что соблазняют немощных членов Церкви и чрез это препятствуют, их преуспеянию. Поэтому необходимо признать, что Константинопольские судьи удовлетворяют назойливым требованиям врагов мира. Это предположение подтверждается следующими наблюдениями: во 1-х, собор совсем не занимается вопросом о подлинности предлагаемых ему отрывков, что было необходимо и в интересах беспристрастия и в виду подозрительности некоторых из них1277; во 2-х, нотарий Фотин цитирует почти исключительно такие места, где затрагивается личность св. Кирилла или говорится о симпатиях автора к Несторию, и сообщает мало таких, которые содержали бы самые воззрения Феодорита; для характеристики его христологии могли иметь некоторое значение лишь выдержки из ἀντ ίῤῥησεις τῶν κεφαλαίων и бесед по смерти св. Кирилла, но интерпретация их в пользу несторианского расторжения была естественна только в монофизите, ибо Феодорит везде настаивает на теоретическом разделении естеств в акте познавания с сохранением полного единства в живой личности Искупителя1278; в 3-х, выслушав полемическую часть послания Киррского епископа к монастырям (монахам), судьи не выразили желания познакомиться с дальнейшим его содержанием. Мы знаем, что это один из православнейших документов смутной эпохи половины V века и потому был осужден вместе с его творцом Ефесскими деятелями в 449 году. Не приведши догматических рассуждений Феодорита с одобренным у св. Кирилла Антиохийским символом в качестве фактических улик нечестия автора, собор явно устранял мысль о какой-либо солидарности с Диоскором и его политикой. Но, признавая это, мы наталкиваемся на другое недоумение, возбуждаемое в нас вопросом: почему, указывая сомнительное, отцы умолчали о том, что заслуживало похвалы и уважения? Было бы несогласно с нашим воззрением на достоинство вселенской юрисдикции Церкви думать, что в 553 году руководились единственною целью – анафематствовать Феодорита без всякого разбора. Посему мы полагаем, что собор осуждал некоторые сочинения Киррского пастыря только по снисхождению к сомневающимся, – для того, чтобы удовлетворить их мнительности отвержением подозрительного, а молчанием о всем прочем сохранить достоинство учительности и честь православия за Феодоритом. По этим соображениям вопрос об автентичности цитируемых (несомненно, по выбору «евтихиан»1279) отрывков не имел ни важности, ни интереса, ибо выставляемый иерарх продолжал быть непричастным к их судьбе. Требовалось лишь отнять неподобающее значение у некоторых, ходивших под именем Феодорита, сочинений, а не подвергать исследованию авторитет их автора, как православного учителя. Потому-то никто и не занимался исследованием подлинности их, так как даже и в этом случае достоинство Киррского епископа не подвергалось опасности.

Итак, по нашему убеждению, в 553 году сделали нечто аналогичное тому, что было совершено в Халкидоне сто лете тому назад, когда от Феодорита было потребовано проклятие Несторию. Такое толкование наше отчасти подтверждает и заключение собора. По окончании чтения выдержек из творений Киррского пастыря, отцы возгласили: «имея в виду то, что нечестиво написал Феодорит, должно удивляться проницательности (miranda est subtilitas, т. e. скрупулезность, строгая точность) святого Халкидонского собора. Ибо, зная его богохульства, он (собор) прежде довольно часто употреблял против него многие воззвания (multis usa est contra eum exclamationibus), а после – иначе не принял бы его, еслибы он (Феодорит) наперед не анафематствовал Нестория и его богохульства, в защиту которых он прежде писал»1280. Это заявление очень слабо вяжется с ходом процесса, поскольку не выражает взгляда судей, а ex abrupto обращается к прошлому моменту церковной истории; посему оно должно быть разумеемо единственно в том смысле, что отцы действуют согласно с решениями 451 года и, следовательно, – устраняя упреки на Церковь из-за Феодорита порицанием соблазнительных его трудов, – признают его православным, как было в Халкидоне. Таким образом, отвергаемое собором по ложному истолкованию его еретиками не должно считаться вполне совпадающим с подлинною христологией Киррского пастыря и всецело содержащим ее в себе: это не более, как факты временного и взаимного недоразумения между «Востоком» и Александрией.

Резюмируя все сказанное нами выше, мы приходим к таким выводам о результатах заседания 17-го мая 553 года: 1) личность Феодорита, как человека и учителя, и чистота его христологических воззрений неоспоримы, а 2) должны быть выделены из круга авторитетных его творений только некоторые неважные сочинения, которые подлежат анафеме не исключительно вследствие еретического их содержания, но по особым причинам и главным образом из-за превратного истолкования их в смысле чисто несторианского διαίρεσις и проистекающей отсюда соблазнительности их для немощных членов Церкви.

От этого решения был прямой переход к утверждению; в промежуток между ними была сделана лишь небольшая историческая справка на счет волнений касательно Феодорита в Кирре при Юстине в епископство Сергия1281, что, конечно, нисколько не могло влиять на заключительное постановление, которое и было объявлено на восьмом собрании, в понедельник, 2-го июня. Но прежде, чем произнести свое последнее слово, Константинопольские судьи предпосылают несколько предварительных замечаний о том, что они занялись вопросом о «главах» для устранения соблазна, возбужденного пропагандою несторианами их трудов для своих коварных целей1282, и рассматривают его в духе Халкидонских отцов1283. Посему-то, руководствуясь всем этим, собор осуждает «то, что нечестиво написал Феодорит»1284, и определяет следующее: «если кто защищает нечестивые сочинения Феодорита, которые он написал против истинной веры и против первого Эфесского святого собора и святого Кирилла и двенадцати его глав, и все, что написал он в защиту Феодора и Нестория и в защиту других, которые мудрствовали одинаково с вышесказанными Феодором и Несторием, защищая их и их нечестие и по причине этого называя нечестивыми учителей Церкви, которые исповедуют ипостасное соединение Бога Слова (с плотию), а не анафематствуют упомянутые нечестивые сочинения и тех, которые мудрствовали или мудрствуют подобно им, и всех, которые писали против правой веры и святого Кирилла и двенадцати его глав и умерли в таком нечестии: тот да будет анафема»1285.

Решение собора простирается только на незначительную часть трудов Киррского епископа и предает ее осуждению не потому, чтобы в них провозглашались абсолютно еретические положения (тогда следовало бы выразить порицание и самому автору), но потому, что в них отстаиваются подозрительные личности и их учение вопреки авторитетным членам церковной иерархии. Ясно, что прямого повода тревожить мирный покой умершего Феодорита не было, а существовал только внешний предлог в нареканиях еретиков на Церковь с отрицанием ее святости и чистоты, как не заявившей прямо, что названные произведения не имеют учительно-догматического значения, которое усвояли им крайние диофизиты. Понятно, что собор отнимает только церковный авторитет рассмотренных сочинений Феодорита и, значит, действует исключительно по желанию добра слабым и немощным духовно христианам, дает некоторое удовлетворение их встревоженной и щекотливой совести1286, приглашая их к союзу мира и любви. В этом случае отцы подтвердили только то, что сделал ранее и сам Киррский епископ своею ссылкой на противонесторианские творения св. Кирилла1287. Православие его личности и компетентность его учения остались неоспоримыми и должны быть навсегда непреложными, ибо ограждены строгим вселенским судом.

Отцы подписали определение1288, император скрепил его1289, и оно получило для всех обязательную силу, хотя и было принято не сразу. Прежняя оппозиция продолжала заявлять себя и иногда в очень резких формах, почему пятый вселенский собор долго и многими (почти исключительно на Западе) не был признаваем в своем достоинстве. Для нас не интересны подробности этой истории, поскольку всякий протест после 553 года не мог влиять на изменение в суждении Церкви о Феодорите; посему мы обратим внимание лишь на то, что так или иначе разъясняет сущность соборного решения, освещает его с новых сторон.

Начнем с Римского первосвященника. От него дошли до нас три характерные в этом отношении памятника: Constitutum Vigilii papae de tribus capitulis1290, письмо на имя Евтихия Константинопольского и еще другой Constitutum. Первый из этих документов, подписанный, кроме автора, 16 епископами и тремя клириками (и между ними диаконом Пелагием, будущим папой), датирован средой 14 мая 553 года и таким образом появился в промежуток времени между четвертым (12 или 13 мая) и пятым (17 мая) заседаниями, когда вопрос о Феодорите на соборе еще не рассматривался. Хотя этот Constitutum и не был предъявлен собору, поелику Юстиниан задержал его у себя, но сам автор и его преемники на кафедре св. Петра выражали свою солидарность с постановлениями 553 года, конечно, согласно с этим творением, а потому он есть первый шаг в сближении Запада с Востоком касательно «глав». Сверх сего, Constitutum замечателен и сам по себе, как единственная попытка систематического воззрения на личность Киррского епископа и детально-философского рассмотрения связанных с ним пунктов: здесь приводится в цельность то, что было разрознено, – точно формулируется то, о чем можно было лишь догадываться.

Свои рассуждения «о сочинениях, которые обращаются под именем достопочтенного мужа, епископа Феодорита», папа открывает выражением удивления тому, чтò соблазнительного находят в священнике, который по своем восстановлении на Халкидонском соборе подписал его определение и со всею готовностью (prona devotione) принял послание Льва В. Правда, диоскориане обвинили его в заблуждении, утверждая, что «он анафематствовал святого Кирилла и потому еретик» (qui – Dioscorus et Aegyptii episcopi – eum dicerent sanctum Cyrillum anathematizasse, et eumdem Theodoretum etiam haereticum esse), но при беспристрастном исследовании это оказалось пустым измышлением. Ибо, после тщательного разбора, Халкидонские отцы потребовали от Феодорита единственно того, «чтобы он тотчас же анафематствовал и осудил Нестория и его нечестивые догматы, считая для себя вполне, достаточным этого», чтò он и сделал. «Отсюда явствует, что чтò бы ни было когда-либо обнародовано под его именем, как будто согласное с догматами нечестивого Нестория, все это без всякого колебания было осуждено тогда же на том святом соборе достопочтенным мужем Феодоритом; посему будет совершенно противно и, несомненно, враждебно суду Халкидонского собора осуждать ныне какие бы то ни было несторианские догматы под именем того священника, который, как мы сказали, наияснейшим образом анафематствовал тогда вместе с святыми отцами нечестивого Нестория и гнусные его догматы». Понятно, что бывшие в Халкидоне окажутся или лживыми или притворщиками, когда будет допущено, что некоторые из них мыслили подобно Несторию, а другие его проклинали. Что касается оскорбления св. Кирилла в опровержениях его «глав», то здесь нужно предположить одно из двух: – «или то, что Халкидонские отцы, имея пред глазами все из деяний по этому предмету, признали, что Феодорит собственно не совершил ничего такого; или же они следовали примеру самого святой памяти Кирилла, который, – после столь многих и тяжких обид в письмах Восточных в Эфесе, – во время соглашения, по любви к миру, прошел все это молчанием, как будто бы ничего подобного и не было сделано. Нужно думать также, что святой собор Халкидонский обратил внимание и на то, что упомянутый епископ Феодорит настолько искренно (ita devota mente) принял учение святого Кирилла по его письмам, прочитанным и принятым на этом соборе, что свидетельствами его учения пользовался для восхваления послания блаженнейшего папы Льва. Таким образом, хотя будто бы он (Феодорит) и нанес ему обиды, однакоже тот (Кирилл) оказался вполне удовлетворенным, поскольку он с почтением принял веру того, кого ранее ошибочно подозревал в заблуждении (etiamsi in eum injurias intulisse constaret, plenissime satisfecisse videretur, illius venerabiliter amplectendo fidem, cujus falso fuerat suspicatus errorem). Посему и нам не должно выискивать или расследовать что-либо, как опущенное отцами нашими, – и мы со всею решительностью отвергаем тех, которым нравится возражение святого Кирилла или кажется, что оно угодно было и тем святым отцам нашим1291.

«Итак, в согласии с действительными фактами, мы постановляем и определяем, чтобы не было совершаемо ничего в обиду и оскорбление провозглашенного чистым на Халкидонском соборе мужа, т. е. Феодорита, епископа Киррского, с упоминанием его имени (sub taxatione nonimis ejus); но, сохраняя всецелое уважение к его личности (sed custodita in omnibus personae ejus reverentia), мы анафематствуем и осуждаем всякие сочинения или учения, публикуемые под его именем, коль скоро они окажутся совпадающими с заблуждениями гнусных Нестория и Евтихия»1292.

В изложенном нами отрывке выдвигаются самые важные и существенные моменты в вопросе о Феодорите, – о его отношении к Халкидонскому собору, учении, личности и полемике с св. Кириллом. Принимай весьма видное участие в Халкидонских деяниях, Киррский пастырь самым неразрывным образом связывается с ним и должен быть признан православным; иначе мы пожертвуем достоинством Халкидонского собрания в пользу сомнительных претензий монофизитствующих. Само собою вытекает отсюда, что ни его мнимое несторианство, ни его столкновения с Александрийским владыкой не могут быть обращаемы in injuriam atque obtrectationem personae ejus: первое – лживая выдумка евтихиан – еретиков, а второе есть ничто иное, как недоразумение относительно лица при полном согласии в учении, чтò видно из неоспоримых свидетельств глубокого уважения Феодорита к св. Кириллу и его творениям. В таком случае все мнимо-несторианские сочинения Киррского епископа подлежат отвержению преимущественно потому, что некоторые толковали и толкуют их в превратном смысле, и потому, что такое разумение их признано несоответствующим действительности. Св. Кирилл, конечно, правильнее всех понимал своего антагониста, а он вошел в общение с ним, не поставляя ему в вину прошлых разногласий. Кратко сказать, Феодорит выше всяких нареканий, а из его сочинений лишается учительного авторитета только то, что признано незаслуживающим сего самим Киррским пастырем, и только вследствие ложной интерпретации его творений со стороны еретиков.

Выходя из такого воззрения, Вигилий согласился с решениями собора1293 и в двух письмах – на имя Евтихия, от 8-го декабря 553 года1294, и в Costitutum pro domnatione trium captulorum, от 23-го февраля 554 года1295, – осудил «то, что написано Феодоритом против правой веры и против двенадцати глав святого Кирилла и против первого Эфесского собора, и то, что написано им в защиту Феодора и Нестория»1296; «поелику, – оговаривается он во втором из означенных документе1297, – ради церковной пользы необходимо осудить также и названные сочинения Феодорита, ибо, пользуясь именем этого епископа, который был принят блаженной памяти Львом и святым Халкидонским собором, несториане злоупотребляют этими сочинениями для поддержания своего заблуждения, не сообразив того, что не только собиравшиеся в Халкидоне святые отцы, по осуждении Нестория с его догматами, осудили и их, но и сам епископ Феодорит на святом Халкидонском соборе явно отверг все, что казалось противоречащим догматам блаженного Кирилла, изложенным на первом Ефесском соборе, и принял определение святого Халкидонского собора, в котором провозглашается учение блаженного Кирилла, изложенное на первом Эфесском соборе. Ибо, что обсуждалось всем собранием святого Халкидонского собора, все это в таком именно виде и принято было этим собором. Посему ясно, что этим осуждением (некоторых произведений Киррского епископа) мы не постановляем ничего, нового, но анафематствуем то, что отверг святой Халкидонский собор и что сам епископ Феодорит осудил там своим исповеданием».

Этим документом и заканчивается собственно история соборной деятельности, так как результаты ее были приняты и признаны в восточной половине империи почти без ограничений и исключений1298, и протест шел только с Запада, который был бессилен бороться, да и не мог ничего сделать после согласия своего главы, – папы. Анафематствовав некоторые сочинения Феодорита с сохранением православия его личности и учения, Вигилий тем самым придал вселенское значение решению 553 года, как Лев В. отнял такое у разбойнических σφαγαί своим non approbo. Всякие выражения неудовольствия и неодобрения теперь имеют значение лишь постольку, поскольку они вызывали пастырские внушения и разъяснения из Рима. Это – усилия ввести во всеобщее сознание то, что уже получило обязательное значение и требовало безусловного повиновения и подчинения под угрозой исключения из Церкви за непокорность ей.

Из этих попыток заслуживают особенного внимания старания папы Пелагия II (578–590 гг.) привлечь к союзу Истрийских предстоятелей, думавших навязать Римскому владыке свои партийные мнения, каковые они и выразили в своем послании к нему1299. В ответ на это папа пишет обширное письмо Илие Аквилейскому и другим епископам Истрии1300 и излагает им воззрение Церкви1301. Касательно Феодорита здесь указывается, что и в каком смысле подлежит отвержению. «Мы, – говорит Пелагий II1302, – осуждаем не все сочинения Феодорита, а только те, которые, как известно, он некогда написал против двенадцати глав Кирилла, – только те, которые он написал против правой веры; впрочем, известно, что и сам он осудил их, потому что на святом Халкидонском соборе он оказывается исповедующим истину1303. А каким образом после заблуждения он мыслил право, показывает и то, что он прежде писал, и то, что он сделал на Халкидонском соборе»... Правда, не мало темных теней в его отношениях к Несторию, но они исчезают пред светом его чистого христологического созерцания. Так, «допущенный святым Халкидонским собором в спор с противниками, он открыто произнес на Нестория анафему и, осудивши его, как еретика, показал себя православным»1304. Затем, «кто не видит, как безрассудно – с надменностию защищать сочинения Феодорита, которые он сам после правого исповедания осудил?» Но «если мы личность его принимаем, а те дурные сочинения, которые прежде таились, отвергаем; то этим ничуть не отступаем от деяний святого собора: потому что мы, отвергая только его еретические сочинения, и доселе вместе с собором преследуем Нестория и вместе с собором чтим Феодорита, право исповедавшего. Другие же его сочинения мы не только принимаем, но и пользуемся ими против противников. Когда Феодор хотел изъяснить Песнь Песней и трудился больше не для изъяснения, а для сумасбродства, то признался, что этой книгой Соломон хотел угодить царице Эфиопской. Феодорит, обличая его в этом, хотя скрыл имя Феодора, но обнаружил его безумство. Так, составляя объяснение той же самой книги, он говорит: «слышу я, что многие, отвергая Песнь Песней и не веря, что эта книга богодухновенная, по неразумию составляют на живую нитку бабьи сказки и предполагают, что мудрый Соломон написал эту книгу о себе и о дочери Фараоновой». Как же мы не принимаем никаких сочинений Феодорита?»1305

После Пелагия II оппозиция существовала не долго: преемнику его, Григорию В. (590–604 гг.), удалось сломить ее, убедить «сбитых с правого пути»1306 и привести их к единомыслию в том суждении, что «сочинения Феодорита, в которых упрекается вера блаженного Кирилла, отвергаются, как произведения безрассудной дерзости», ибо «всякий, кто думает разрешать то, что связывают соборы, или связывать, что они разрешают, только себе делает вред, а не им»1307.

На этом кончаются все споры из-за «трех глав» и больше не слышится никаких недовольств постановлением 553 года. Припомним кратко, в чем оно заключается:

1) Личность Феодорита, по суду собора, выше всяких сомнений и подозрений: он жил православным пастырем Церкви и умер в мире с нею, как законный епископ Киррский1308.

2) Учение его согласно с истиной и большая часть его сочинений имеет учительный авторитет в качестве догматического руководства.

3) Отнимается догматическое значение у некоторых трудов Феодорита или потому, что в них безрассудно, вследствие непонимания, защищаются Несторий, Феодор Момпсуэстийский и их воззрения, или потому, что по недоразумению обвиняется св. Кирилл и порицается его христология1309, но, – будучи плодом временного и по обстоятельствами, извинительного помрачения и подпавши вселенскому приговору по причине злоупотребления ими со стороны несторианствующих, вызвавшего нарекания на Церковь от «евтихиан»1310, – они остаются простыми историческими памятниками и не должны быть обращаемы в основание для анафематствования личности и осуждения всей богословской системы Феодорита. Сам св. Кирилл, примирившись с «Восточными», предал забвению все прежние заблуждения его.

С таким решением Церковь вступает на царский путь, отвергнув крайности приговоров несториан и монофизитов. Первые, думая видеть в Киррском пастыре провозвестника и апологета своей доктрины, считали его святым, яковиты же торжественно проклинают его1311, а Церковь, по словам Целагия II, «чтит его вместе с (Халкидонским) собором», как одного из видных своих учителей. Имя Феодорита было помещено в диптихах1312 и сохранилось в потомстве со славою «мужа божественнаго»1313 или мужа «священной памяти»1314, но обыкновенно он называется блаженным (μακάριος )1315.

Вообще, Киррский епископ всегда пользовался высоким уважением и авторитетом со стороны православных. Во свидетельство этого мы приводим отзывы двух позднейших церковных писателей, известного полемиста Леонтия Византийского и Иоанна, митрополита Евхаитского. В своем сочинении De sectis Леонтий, между прочим, замечает: «Вместе с Иоанном (Антиохийским) был (в Эфесе) и знаменитейший Феодорит, епископ восточного города Кирра. Он нападал на двенадцать глав Кирилла, которые тот поместил в третьем письме к Несторию, и опровергал их, утверждая, что святой Кирилл мыслил подобно Арию, Евномию и Аполлинарию. Ибо, защищая домостроительство против разделявшего (естества во Христе) Нестория, тот преимущественно заботился о соединении, почему Феодориту и показалось, будто он учит об одном естестве, как ариане и аполлинаристы. Но, кажется, Феодорит никогда не защищал Нестория, а только упрекал Кирилла за нанесенное Иоанну бесчестие. Если кто хочет знать, как сильно Феодорит ненавидел Нестория, тот пусть прочитает его сочинение О ересях» (т. е. Наег. fab. compendium)1316.

Иоанн Евхаитский (XI в.), в заключение своего энкомия трем иерархам (Василию В., Григорию Богослову и Иоанну Златоусту), посвящает Киррскому епископу следующие ямбы:

Сказавши все о мудрых тех учителях,

Я подле них Феодорита опишу,

Как Божья мужа, дивнаго в учителях,

И как недвижну православия скалу.

И он, случалось, колебался несколько:

Да не осудишь человека, человек!

Не по нечестию он колебался здесь,

А больше потому, что спорил горячо.

Везде Кирилла можно ль побеждать ему,

Когда в догматах тот, – в науках сведущ был?

Однакоже поправился ведь он и тут.

Но пастырям иным славнейшим видя в нем

По истине равна им мужа в прочем всем,

Я вместе с ними право опишу его1317.

Итак: Феодорит навсегда остался в Церкви с наименованием «блаженного» и в чине учителя1318. Как с Халкидонского собора он вышел православным, так и после тяжелого и небеспристрастного искуса в VI веке, чрез сто лет после своей кончины, он, по определению вселенского суда, сохранил за собою честь догматического авторитета; на ряду с великими светилами вселенной его превозносили, превозносят и будут превозносить

Ὡς ἄνδρα θεῖον , ὡς διδάσκαλον μέγαν ,

Ὡς ἀκράδαντον ὀρθοδοξίας στύλον .

Подлинно, «никогда слава славных не уничтожается со смертью»1319.

1. Хорошее описание Антиохии дано Гаусратом (Neutestamentliche Zeitgeschichte. Zw. Theil. Heidelberg. 1872. S. 357–361); на русском языке см. в статье С. А. Терновскаго «Очерки по церковной географии и этнографии» (Православный Собеседник. 1878. I стр. 10–18). Kiepert. Lehrbuch der alten Geographie. Erste Hälite. Berlin. 1877. § 148, S. 163–164. H. Zeller. Biblisches Wörterbuch für das christliche Yolk. 1 Band. Gotha. 1866. S. 66. R. – Encyclopädie, herausg. von Herzog, Art. «Antiochia», и др.

2. Centuriae Magdeburgenses. Vol. IV. Norimbergae. 1765. P. 860: lib. I, cap. X.

3. Гарнье (Dissertatio Garnerii I – historia Theodoreti, cap. I, not. I: Migne, Patrologiae cursus completes, gr. ser. t. 84, col. 90. Cnf. Dissert. II – de libris Theodoreti, cap. I, § I, not. XIII – XIV: M. 84, col. 201) полагает время рождения Феодорита в консульство Гонория кесаря и Еводия, в 386 год от Р. X., второй – епископства папы Сириция и восьмой – правления Феодосия Великого. Точно так же думают: Schulzius (Dissertatio de vita et scriptis Theodoretï Migne, gr. ser. t. 80, col. 36), Du-Pin (Nouvelle bibliotheque des auteurs ecclésiastiques. T. IV. A Mons. 1691. P. 81), Oudinus (Commentarius de scriptoribus Ecclesiae antiquis. T. I. Francofurti ad Moenum. 1722. Col. 1052), Cace (Scriptorum ecclesiasticorum historia literaria. T. I. Basileae. 1741. P. 405), Goldwitzer (Patrologie verbunden mit Patristik. Zw. Bnd. Nürinberg. 1834. S. 159), Fleurу (Histoire ecclésiastique. T. II. Paris. 1840. P. 329: Iivre XXV, chap. 30), Bertram (Theodoreti, episcopi Cyrensis, doctrine christologica. Hildesiae. 1883. P. 1); протоиер. А. В. Горский («Жизнь блаженнаго Феодорита, епископа Киррскаго», – статья в Прибавлениях к творениям св. Отцов. Том XIV. Москва. 1855. Стр. 311), преосвящен. Филарет («Историческое учение об отцах Церкви». Т. III. Спб. 1859. Стр. 116) и многие другие; все эти ученые основываются на авторитете Гарнье.

4. Pagius (Annales Baronii. Т. VIII. Lucae. 1742. Р. 151: not. XII ad an. 453). Remy Ceillier (Histoire générale des auteurs sacrés et ecclésiastiques. T. XIV. Paris. 1747. P. 33). Henrion (автор, слепо копирующий Сейлье; см. его Cours complet d’histoire ecclésiastique. T. XV. Paris. 1859. P. 1116). Magon (Handbuch der Patrologie und der kirehlichen Literatur. Zw. Bnd. Regensburg. 1864. S. 830).

5. W. Möller (Eeal-Encyclopädie für protestantische Theologie und Kirche. Begonnen von Herzog und Plitt, fortgeführt von Hauck. Bnd. X. Leipzig. 1885. Artikel «Theodoret». S. 401), который, отвергнув все другия даты касательно года рождении Феодорита, как покоящияся на «ложных комбинациях», берет среднюю между двумя крайними (386 и 393 г.г.), но своего мнения ничем не подтверждает.

6. К 393 году рождение Феодорита относят: Тильмон, Бенде (Binder. Études sur Théodoret. Genève. 1844. P 5), Шпехт (Theodor von Mopsuestia und Theodoret von Kyros in der Auslegung messianischer Weissagungen aus ihren Commantaren zu den kleinen Propheten. München. 1871. S. 4 Anm.). Первый приводит в свою пользу следующия соображения (Mémoires pour servir a l’histoire ecclésiastique. T. XV. A Paris. 1711. P. 869–870: note 2 sur Théodoret): 1) Будучи епископом, Феодорит, в разсвазе о своем посещении св. Иакова Киррскаго, известнаго под именем Младшаго, называет себя еще молодым – νέος – (Historia religiose, cap. 21: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1436. Русский перевод: «История боголюбцев». Спб. 1853. Стр. 164). Это обстоятельство заставляет предполагать, что Феодорит был посвящен во епископа лет 30; а так как это случилось в 423 году, то и рождение Феодорита будет падать на 393 год. 2) В жизнеописании Зенона автор «Истории боголюбцев» замечает, что этот святой начал свои подвиги тотчас по смерти Валента (Hist, relig., cap. 12: Μ. 82, col. 1396. II. Б., стр. 125), т. е. после 9-го августа 378 года. (Socrat. Hist, eccles., IV, 38: Migne, gr. ser. t. 67, col. 560 fin. Церковная история Сократа в русском переводе. Спб. 1850. Стр. 384), а Феодорит был у него через сорок лет, следовательно, в 418 году. Он находился тогда в столь юном возрасте, что, по собственным словам, у него «едва еще показался маленький пушок на бороде» (Hist, relig., cap. 12: Μ. 82, col. 1397, ρ. 1203. И. Б., стр. 126). Полагая, что в это время Феодориту было около 23–24 лет, мы опять придем приблизительно к 393 году его рождения. Со своей стороны мы должны сказать, что последний аргумент имеет мало доказательной силы и с одинаковым удобством может быть обращен в пользу мнения Гарнье, хотя этот католический ученый совершенно несправедливо относит посещение Феодоритом Зенона к 408 году (Dissert. II – de libris Theodoreti, cap. V, § 3, n. X: M. 84, col. 249), ибо в этом случае придется произвольно читать в Hist, relig. τριάκοντα вместо τεσσαράκοντα. Решающим в данном вопросе нужно признать первый довод Тильмона, поелику и сам Гарнье утверждает, что выражение Феодорита о себе – νέος; – заставляет приурочивать время посвящения его во епископа к тридцатилетнему возрасту его жизни (Dissert. II, cap. I, § I, n. XIII: Μ. 84, col. 201). Но, как увидим ниже (гл. II, прим. 2), несомненно, что Феодорит получил Киррскую кафедру в 423 году и, значит, родился в 393, а не в 386 году. При этом само собою понятно, что эпитет νέος; более приличен по отношению в человеку в 30, чем в 37 лет, каким должен быть в момент хиротонии Феодорит по хронологии Гарнье. Несравненно прочнейшую точку опоры в вопросе о годе рождения Феодорита могло бы дать указание, что правителем Востока (ό τῆς Ἐω κατέχων τά πηδάλια) был Пергамий (Περγάμιος) тогда, когда матери епископа Киррского шел двадцать третий год, потому что она родила сына чрез семь лет после этого события (Hist, relig., cap. 9: Μ. 82, col. 1381, ρ. 1188. 1384, ρ. 1190. И. Б., стр. 109. 111); к сожалению, о личности этого «префекта», как называет его Гарнье, нам ничего неизвестно. Тилмон (Mémoires. Т. XIV. А Paris. 1709. Р. 254) указывает на 385 год, а Гарнье (Dissert. II, cap. V, § III, n. VΊΙΙ: Μ. 84, col. 248) – на 376-й; но все это одни предположения, основанные на соображениях о времени рождения Феодорита, между тем важно было бы идти совершенно противоположным путем, еслибы была возможность. Впрочем, против даты Гарнье говорит не сколько тот факт, что в 377 году praefectus praetorio Orientis был Модест (Garnerii Dissert. II, loc. cit.). Наконец, в оправдание некоторой длинноты и арифметической скрупулезности этого примечания необходимо заметить, что точное определение года рождения Феодорита важно во многих отношениях, напр, в вопросе об учителях, что будет показано в речи о воспитании.

7. Tillemont. Mémoires. Т. XV, р. 28. Ceillier. Op. cit. Р. 32 и др.

8. Hist, relig., cap. 13: Μ. 82, col. 1408–1409. И. Б., стр. 136–137. Вероятно, на: обстоятельства своего рождения намекает Феодорит b в Graec. affect, cur., sermo X Migne, gr. ser. t. 83, col. 1032, p. 921.

9. Hist. relig., cap. 9: M. 82, col. 1384, p. 1190. 1388, p. 1193–1194. И. Б., стр. 111. 115.

10. Что обстоятельства рождения определяли выбор имени, – это дает знать сам Феодорит. Рассказывая о своих отношениях к Македонию, он между прочим передает следующее наставление подвижника: «ты, чадо, родился с большими трудами; много ночей провел я в молитве только о том, чтобы родителям твоим было то, чем они назвали тебя после рождения» (τόν θεόν ίχετεύων, ὥστε σου τούς γονέας τοῦτο γενέσθαι, ο μετά τήν γέννησιν ώνομάσδησαν). С своей стороны Феодорит замечает: «я помню эти слова и ценю дар Божий» (χαί τήν δείαν δεδίδαγμαι δωρεάν: Hist. relig., cap. 9: M. 82, col. 1409, p. 1215. И. Б., стр. 137 – 138). Это показание заставляет признать в данном случае более правильным написание имени епископа Киррскаго Θεωδώρητος, а не Θεοδώριτος, в соответствие с составляющими его словами: Θεός,– и δωρεά, δωρέω. Кажется, такому чтению благоприятствует и Свида, говоря (Suidae Lexicon graece et laine ed. G. Bruhardy. Tomi primi pars posterior. Halis et Brunsvigiae. 1852. Col. 1137): Θεοδώριτος δέ, διά τοί η, ἡ δωρεά τοῦ Θεοῦ. хотя вместе с Иродианом (Επιμερισμοί. Ed. Boisson. Σελ. 177: Τά διά τού ιτος προπαροξύτονα διά τοΰ ιώτα γράνονται οιον, Θεοδώριτος, χύριον) и Евстафием (Παρασχεβολαί είς τήν ᾿Ομήρον Ίλίαδα. Romae. 1542. Σελ. 264, 33: Καί ὁ Ἐπίατιτος δέ τό χόριον, χατά τοὑς τεχνιχούς, χαί ὁ Θεοδώριτος – διά τοῦ ι διχρόνου χατά τήν παραληγούσαν γράφεται) собственное имя пишет чрез ἰῶτα: Θεοδώριτος ὄνομα χύριον. Впрочем, в манускриптах безразлично употребляются и тот и другой способ написания (напр. epist. 83. 151 и Haer. fab. init.: Migne, gr. ser. t. 83, col. 1265. 1416. 336 имеют: εωδορήτου, a epist., 125. 150: M. 83, col. 1336. 1413 – Θεοδωρίτω, Θεοδωρίτου), а равно и на латинском языке встречается двоякая транскрипция и чрез Theodoretus (как в письмах) и чрез Theodoritus (у латинских писателей – Либерата, Виктора Туннонскаго и др.). При всем том по отношению к Киррскому пастырю нужно удерживать начертание Θεοδώρητος, которое, по свидетельству авторитетных по этому предмету лиц (Theodoroti Graecarum affectionum curatio. Redact. Fr. Sylburgii. Haidelbergae. 1592. P. 181: not. ad titulum. Petri Lambecii Commentariorum de Augustissima Bibliotheca Caesarea Vindobonensi liber tertius. Editio altera-sludio et opera Ad. Fr. Kollarii. Vindobonae. 1776. Col. 138, not. a. 38, not. а), подтверждается большим количеством лучших списков его сочинений. Согласно Еразму, его имя следовало бы произносить Теодорет (франц. Théodoret, немец. и англ. Theodoretus, Theodoretos).

11. Epist. 81: Migne, gr. ser. t. 83, col. 1261. b.

12. Hist. ercles., XIV, 54 (Migne, gr. ser. t. 146, col. 1256, p. 570). Кажется, отсюда и выводится заключение, что семейство Феодорита жило не в самой Антиохии, так как, судя по названиям предместий, туземное сирское население, составлявшее низший класс общества, обитало именно здесь. Assemani Bibliotheca orientalis Т. II. Romae. 1721. P.323.

13. Hausrath. Neutestamentliche Zeitgeschichte. S. 358. Терновский. Очерки (Правосл. Собеседник. 1876, I, стр. 12–13).

14. Hist. relig., cap. 13: M. 82, col. 1408, p. 1213. И. Б., стр. 136.

15. Hist. relig., cap. 9: M. 82, col. 1384. 1385. И. Б., стр. 112–113.

16. Amédée Thierry. Nestorius et Eutychès. Paris. 1878. P. 83.

17. Hist, relig., cap. 9: М. 82, col. 1381. 1384. И. Б., стр. 108–111.

18. Мать Феодорита пользовались благорасположением Симеона древнего (Hist. relig., cap. 6: Μ. 82, col. 1364, p. 1173. II. Б., стр. 91), жившего некоторое время вблизи Антиохии (М. 82, col. 1360, р. 1169); она посещала также Афраата (Hist. relig., cap. 8: Μ 82, col. 1377, ρ. 1185. И. Б., стр. 104–105). Отношения ее к Петру и Македонию были указаны выше. Касательно последнего см. еще Hist, relig., cap. 13 (Μ. 82, col. 1401, ρ. 1207. И. Б., стр. 131), где Феодорит о своей матери говорит: τον άσχητιχον λοιπόν χαί αύτή ήσπάζετο βίον.

19. Hist. relig., cap. 9 (Μ. 82, col. 1380. 1381. И. Б., стр. 108), где Феодорит упоминает о γεννηχότες в рассказах из того периода, когда он ходил к св. Петру и когда, следовательно, был уже не младенцем.

20. Epist. 81: Migne, gr. ser. t. 83, col. 1261, p. 1140.

21. Graec. affect. cur., serin. V (Migne, gr. ser. t. 83, col. 952, p. 842). В предисловии к комментарию на Песнь Песней Феодорит также говорит о некоторой слабости и недостаточности своего языка: Migne, gr. ser. t. 81, col. 28.

22. Hist. eccles., XIV, 54 (Migne, gr. ser. i. 146, col. 1256): τῶ μεγάλω φοιτήσας (Θεοδώητος) Ίωάννη τῶ Χρυσοστόμω, άχρέτυπον οίον τά ές λόγους ὲγένετο.

23. Известно, что во времена Феодорита в шкодах софистов и риторов преподавался и греческий язык. Так одному своему знакомому, софисту Исокасию, он писал: «воспитывающихся у вас юношей вы не только учите греческому языку и упражняете их в аттическом красноречии, но удостоиваете и всякой другой заботливости» Toυ μαχαριωτάτοο Θεοδωρήτου, ὲπισκέπού Κύρου, ὲπιοτολαί δυοΐν δεούσαιν πεντήχοντα, έχ πατμιαχοΐ χειρογράφον τεύχος νΰν πρώτον τύποις εχδεδόμεχαι ίπο Ίωάννоυ Σαχχελίωνος. Aδήνησιν. 1885. Epist. 40, σελ. 32. Впредь это издание мы будем питовать так: epist. N αρ. Σαχχελίων., σελ. X.

24. Eranistes. Praefatiö Migne, gr. ser. t. 83, col. 29.

25. Photii Bibliotheca, cod. 31, 46, 203–204 et 205: Migne, gr. ser. t. 103, col. 64. 81. 673 et 676.

26. Hausrath. Neutestamentliche Zeitgeschiclite. S. 358–359.

27. Epist. 21 (Одиссея, XX, l6–17). 24 (Илиада, VI, 484). 96 (Илиада, IX, 255–256): Migne, 83, col. 1201. 1205. 1289. Epist. 22 ар. ΣαχχελΑον., σεΧ. 19 (Илиада, VII, 171 – XII, 1?5). Cnf. Epist. 30 ар. Migne (col. 1205) и 27 ap. Σαχχελίων. (σελ. 22). Epist. 21 ар. Migne (col. 1200) и 12 ар. Σαχχελίων, σελ. 10–11 (Сократ. Апология Сократа. Демосфен: Περί στεαάνου, § 97. Фукидид: История, II, 64, 2) и 10. 13. 19 ар. Σαχχελίων. (σελ. 10. 11. 16). В письмах 29 и 33 ар. Migne (col. 1208. 1212) и 33. 47. 48 ар. Σαχχελίων. (σελ. 27. 42. 42) Феодорит упоминает о трагиках, в №№ 62. 151 ар. Migne (col. 1233. 1249) и 10. 39 ap. Σαχχελίων. (δελ. 8. 9. 30) – цитует различные изречения мудрецов. Cnf. epist. 65. 72. 73 ap. Migne (col. 1236. 1241).

28. Hist. eccles., XIV, 30 (Migne, gr. ser. t. 146, col. 1156). Cnf. cap. 47: ό πλύς έv λόγοις σοφός Θεοδώρητος (col. 1227), и cap. 531: ό τήν σοφίαν πολύς; Θεοδώρητος (col. 1252).

29. Verhandlungen der Kirchenversammlung am XXII August CDXLIX aus einer Syrischen Handschrift vom Jahre DXXXV, übersetzt von Dr. G. Hoffmann. Kiel. 1873. S. 44–45. Actes du brigandage d’Éphèse. Par l’Able Martin. Amiens. 1874. P. 98–9. (В отличие от другого сочинении того же автора последний перевод мы будем цитовать так: Martin. Actes). Perry. The second synod of Ephesus. Acts. English version with notes. Dartford. 1877. P. 212–213.

30. Гофман написал специальное сочинение De liermeneuticis apud Syros Aristotelis. См. Verhandlungen. S. 97, Anm. 245.

31. Из имеющихся у нас писем Феодорита 11 предназначены софистам (6: 30 et 66 ар. Migne, 7. 10. 22 et 46 ap. Σαχχεδίων. – Аэрию и 5: 23. 24. 34. 40 et 4S ap. Σαχχελίων. – Исокасию) и одно (№ 12 ар. Σαχχελίων.) – философу Палладию.

32. Одно из своих писем (№ 24 ар. Σαχχεδίων., σελ. 20) Феодорит препровождает с «благородным сыном своим Феодотом» к софисту Исокасию, прося последняго «удостоить подателя своего воспитания». В другой раз тому же лицу он писал (ер. 28 ар. Σαχχελίων., σελ. 20): «к аттическим лугам вашим опять слетаются наши пчелы, опытом познавшия полезность тех цветов. Итак ваше великолепие да наполнит их медом и да научит составлять соты с знанием, ибо ваша слава – красноречие воспитанников. Я же прошу, чтобы они сподобились большего попечения, так как желаю, чтобы и наш город блистал вашими плодами». Cnf. ер. 10 ар. Σαχχελίων., σελ. 9–10.

33. Epist. 30 (Μ. 83, col. 1208).

34. De рrovidentia, oratio III (Migne, gr. ser. t. 83, col. 605, p. 528. Творения блаженного Феодорита в русском переводе. Том V. Москва. 1859. Стр. 22).

35. Epist. 81: М. 83, col. 1261, р. 1140.

36. Comment. in Daniel. Praefatio (Migne, gr. ser. t. 81, col. 1257, p. 1054. Творения блаж. Феодорита в русском переводе. Т. IV. Москва. 1857. Стр. 1). Александре Феодорит пишет (epist. 14: М. 83, col. 1188, р. 1072): «с самых пелен, как бы матернею грудью, мы питаемся Священным Писанием».

37. Epist. 88: М. 83, col. 1281. 1284.

38. Epist. 12 ар. Σακκελίων. σελ. 11.

39. Nicephorus Callistus. Hist. eccles. XIV, 30: Migne, gr. ser. t 146, col. 1156.

40. Mansi, IV, col. 84. В. C. Migne, gr. ser. t. 76, col. 388, p. 201.

41. В письме 109, появившемся приблизительно в 448 году, Феодорит просит Евсевия Анкирскаго высказать свое суждение о его христологических воззрениях и, между прочим, замечает (М. 83, col. 1304. С): «хотя мы и провели в учении много времени, но все еще нуждаемся в учителе».

42. Hist eccles. XIV, 54 (Migne, gr. ser. t. 146, col. 1257): τῶ μιγάλω φοπήσοις Ίωοάννη τῶ Χρυσοστομω. Нужно заметить, что глаголь φοιτάω по своему первоначальному значению: ходить, посещать (Passou. Handwörterbuch der griechischen Sprache. Zw. Bnd. Leipzig. 1831. S. 1352) указывает более, чем на одно знакомство с известным автором или ученым только путем чтения его сочинений. Говоря об Исидоре Пелусиоте, аскетах: Ниле и Марке и о Феодорите, «слава которого, по выражению поэта, велика», Никифор Каллист пишет (Н. Е. XIV, 53: М. 146, col. 1252. А.): διδασκάλω τῶ μεγάλω Хрυσοστόμω καί κατ ἄμφω φιλοσοφίας; χρησάμενοι. О первом же аз указанных лиц Гергенрэтер (Die Antiochenische Schule und ihre Bedeutung auf exegetischem Gebiete. Von Ph. Hergenröther. Würzburg. 1866. S. 51 – 52) выражается так: это «был ученик св. Златоуста, введшаго его в богословие и в изучение Св. Писания» (ср. Kihn. Die Bedeutung der Antiochenischen Schule auf dem exegetischen Gebiete. Weissenburg. 1866. S. 67). Cnf. Hicephori Callisti Hist. eccles. XIV, 30 (M. 146, col. 1157).

43. Socrat. Hist. eccles. VI, 2: Migne, gr. ser. t. 67, col. 661. 664. Церковная История. Стр. 450–451.

44. Фотий читал пять похвальных слов (λογόι) Феодорита св. Иоанну Златоусту (Bibliotheca, cod. 273: Migne, gr. ser. t. 104, col. 229–236. Migne, gr. ser. t. 84, col. 48–53).

45. Epist. S. J. Chrysostomi 233 ad episc. Antiochenum (Migne, gr. ser. t. 52, col. 739. Русский перевод. Спб. 1866. Стр. 285–286: письмо 219).

46. Sozomen. Hist. eccles. VIII, 24: Migne, gr. ser. t. 67, col. 1580. Церковная История в русском переводе. Спб. 1851. Стр. 598. Ср. письмо св. Иоанна Златоуста 144. 236 и др. (Migne, gr. ser. t. 52, col. 697–698. 740–742. Русский перевод, стр. 189. 288–290: письма 130. 222).

47. Theodoret. Hist. eccles. V, 27: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1256. Церковная История в русском переводе. Спб. 1852. Стр. 358.

48. В своих письмах, ссылаясь на авторитет св. Иоанна в подтверждение непогрешительности своего учения, Феодорит называет его «громогласным проповедником» (epist. 145: М. 83, col. 1384, р. 1252) и «учителем» «истины» (epist. 151: М. 83, col. 1440, р. 1313).

49. Это против Гарнье (Dissert. I, cap. III, n. IV: Μ. 84, col. 95), Фабриция (Bibliotheca graeca.T. VIII. Hamburgi. 1802. P. 287), Дю-Пэна (Nouv. biblioteque, t. IV, p. 81) Ассемани (Bibliotheca orientalis, t. III, p. 1. Romae. 1725. P. 30. 39–40), Евгения Byллapuca (Τοῦ μακαρίου Θεοδωρίτου, ἐπισκόπου Κόρου, Τά Σαζόμενα ἑλληνιστί αμα καί ρωμαιστί εκδοδέντα... ίπο Εύγενίου διακόνου τοΰ Вουλγάρεως Ἐν Χάίλη τῆ Μαγδεβοργικῆ. Т. А́, μέρ. А́. 1768. Р. 10), Кина (Theodor von Mopsuestia und Junilius Africanus, als Exegeten. Freiburg in Breisgau. 1880, S. 19), Шателя (Histoire du christianisme. Par Etienne Chastel. T. 2. Paris. 1881. P. 366) и мн. др.

50. Epist. 16 (Μ. 83, col. 1193, p. 1076): «ἐπιμέμφεσθέ μοι, καί ώς τοῦς ἁγίους καί μακαρίους καταλελοιπότι πατέρας Διόδωρον και Θεόδωρον έν τώ χαταλόγω τών διδασχάλων».

51. Lupus (Scholia et notae ad variorum Patrum epistolas, concernentes acta Ephesini et Chalcedo nensis concilii. Lovanii. 1682. P. 234) относит кончину Феодора к 427 г. (cnf. Le-Quien. Oriens christianus. T. II Parisiis. 1740. P. 891): но вероятнее, что Мопсуэстийский пастырь помер в 428 или 429 году (Theodoret. Н. Е. V, 39 (40): М. 82, col. 1277. Церковная История, стр. 378–379).

52. Сомнение в учительстве Феодора высказал недавно Möller (Real – Encyklopädie. Bnd. X. S. 402); но со времен Гарнье (Dissert. I, cap. III, n. IV: Μ. 84, col. 95) это мнение почти всеми выдается за твердо установленное научное положение.

53. Предположение, будто удаление Феодора из Антиохии падает на 394 год (Assemani Bibl. Orient., t. I. Romae. 1731. P. 400: n. 3. Cnf. t. III, 1, p. 30. Горский: Прибавления к Твор. Св. Отц. XIV, стр. 315) опровергается тем, что в этом году он, уже как епископ Мопсуэстийский, был на Константинопольском Соборе (Mansi III, 852. С.).

54. Так думает Möller (Real – Eucyklopädie. X Bnd. S. 402).

55. Epist. 75: Μ. 83, col. 1294.

56. Hist. relig., cap. 2: M. 82, col. 1313, p. 1126–1127. И. Б., стр. 34.

57. Hist. relig., cap. 21: M. 82, col. 1436–1437, p. 1239. И. Б., стр. 166.

58. Hist. rel., cap. 4. 26: M. 82, col. 1348, p. 1157. 1468, p. 1267. И. Б., стр. 71–72. 201–202.

59. Garnerius. Dissert. II, cap. V, § V, not. ad. epist. 75 (M. 84, col. 274). Cnf. Hist, relig., cap. 2 (M. 82, col. 1313, p. 1126–1127. И. Б., стр. 34).

60. Сам Феодорит называет монастыри φροντιστήρια φιλοσοφίας (Hist. relig., cap. 3. 4. 6: M. 82, col. 1325. D. 1340. D. 1348. A. 1364. С. И. Б., стр. 49. 64. 71. 90), a о некоторых подвижниках (напр. об Евсевии) замечает, что они основывали училища (παλαίστρας): Hist. relig., cap. 4 (M. 82, col. 1341. А. И. Б., стр. 64).

61. К числу таких историков можно относить Тильмона (Mémoires, t. XV, р. 216), Сейлье (Histoire, t. XIV, р. 33), Флэри (Histoire, t. II, р. 329), Ньюмана (Historical sketches. By Iohn Henry Cardinal Newman. Vol. II. London. 1885. P. 312. «Trials of Theodoret», § 2) и протоиерея А. В. Горского (Прибавления XIV, стр. 318). по которым Феодорит жил в монастыре близь Апамии.

62. Hist. reig., cap. 9: Ὁ δέ θεσπέσιος ἐχεῖνος ἀνήp (Πέτρος) οδ συνωμολόγει τοῦτο γενέσθαι, τό περί έμέ τῶν γεγεννηχότων λογιζόμενος φίλτρον (Μ. 82, col. 1380. 1381. И. Б., стр. 108).

63. Hist. relig., cap. 9 (M. 82, col. 1381, p. 1188. И. Б., стр. 108). См. также гл. 8 (Μ. 82, col. 1377, p. 1185. И. Б., стр. 104). где говорится, что Феодорит ходил к Афраату вместе с своею материю, μειράχων ών ἔτι, т. е. в возрасте от 14 до 20 лет.

64. Epist. 81 (Μ. 83, col. 1261, p. 1140).

65. Hist. relig., cap. 13: M. 82, col. 1409, p. 1215. И. Б., стр. 138.

66. Вопреки большинству протестантских церковных историков, называющих матерь Феодорита грубо-суеверною, а воспитание его – ханженским (см. образец подобных мнений у Мэллера в Real-Encyklopädie. Bnd. ХV, S. 402), – весьма сочувственно говорит об этом А. Неандер (в статье: Das christliche Leben der im römischen Reiche herrsehendgewordenen Kirche, помещенной в его издании: Denkwürdigkeiten aus der Geschichte des Christentliums und des christliclien Lebens. Zw. Bnd. Berlin. 1823. S. 81–83): по нему, «чрез глубокое воздействие (со стороны матери) в душе Феодорита было развито то истинное благочестие, которое отличало его во всю его жизнь» (S. 83). Неандер даже поставляет мать Феодорита в ряд тех христианских женщин, которые были орудиями Промысла Божия в деле воспитания знаменитых мужей Церкви (S. 76), каковы: Эммелия – бабка и Макрина – сестра Василия Великаго (S, 80–81), Анфуса – мать Златоуста (S. 83) и Моника – мать Августина (S. 83–88).

67. Hist, relig., cap. 13: Μ. 82, col. 1409, ρ. 1215. И. Б., стр. 137.

68. См. разсказ Феодорита о том, как его бабка по матери умоляла св. Петра помочь одному несчастному земледельцу, одержимому бесом (Hist. relig., cap. 9: Μ. 82, col. 1384. 1385. И. Б., стр. 112–113).

69. Hist. relig., cap. 13: Μ. 82, col. 1409, ρ. 1215. И. Б., стр. 137–138.

70. Hist. relig. cap. 8: Μ. 82, col. 1377, ρ. 1185. 1368, ρ. 1176. И. Б., стр. 104–105. 95. Афраат был родом Перс и весьма плохо владел греческим языком.

71. Hist. relig., cap. 9: Μ. 82, col. 1381, ρ. 1188. И. Б., стр. 108.

72. Hist. relig., cap. 9: M. 82, col. 1381, p. 1188. И. Б., стр. 108.

73. Hist. relig., cap. 12: M. 82, col. 1397. И. Б., стр. 126–128. Здесь сообщается, что Зенон рассказал Феодориту о том, как он спасся от Исаврийцев, поразив их слепотою.

74. Mansi, VII, 188. С. Деян. IV, стр. 179.

75. Hist. relig., cap. 12 (Μ. 82, col. 1397, ρ. 1203): καί ἐτύγχανον τηνικάδε τάς ἱεράς βίβλους τῷ θείῳ ὑπαναγινώσκων λαῷ.

76. Тилмон (Mémoires, XV, ρ. 213) пишет: Théodoret fut peut etre mis de I’enfance au rang des lecteurs, comme cela n’etoit pas alors extraordinaire dans I’Orient ef dans l’Oсcident. Cp. свидетельство Исихия о Феодоре Мопсуэстийском (Mansi, IX, 218. С. Деян. V, стр. 139. 437) и показание Мопсуэстийских клириков-пресвитеров: Олимпия, Фомы, Феодора, Фомы и диаконов: Иоанна, Фомы (Mansi, IX, 280. 281. 282. Деян. V, стр. 201. 202. 203. 205).

77. Hist. relig., cap. 12 (Μ. 82, col. 1397, p. 1208. И. Б., стр. 126): ἡμῶν τήν νεότητα προβαλλομένων καί τῆς ἡλιχίας τί ἄωρον (ἄρτι γάρ ἰουλίου βραχείαν τίνα προσβολήν ἐδεδέγμεθα) κ. τ. λ. Значит, Феодорит приближался уже к тому периоду, который Римляне обозначали словом pubertas и который для мальчиков начинался с четырнадцатого года.

78. Смотр. примеч. 6-е на стр. 3.

79. Garnerius (Dissert I, cap. II, n. IV: M, 84, col. 26), Schudzius (Dissert.: M. 80, col. 38), Cave (Op. cit., p. 405), Assemanus (Bibl. orient. III, I, p. 40). Ceillier (Histoire, XIV, p. 33), Baronius (Annales, t. VI, p. 551: not XXXII ad an. 408), Schröckh (Christliche Kirchengeschichte. XVIII Theil. Leipzig. 1793. S. 358), преосв. Филарет (Истор. учение, III, стр. 116) и др. совершенно несправедливо утверждают, что Феодорит принял церковное званий более по влиянию Антиохийского епископа, чем по собственной склонности. Что касается отзыва Феодорита о Порфирии, то его нужно признать скорее сдержанным; епископ Киррский пишет (Hist. eccles. V, 35: M. 82, col. 1256. Ц. И., стр. 368), что Александр «был, преемником Порфирия, который оставил много памятников человеколюбия, славился также и силою духа».

80. Феодорит представляет себя чтецом в то время, когда Антиохийскую кафедру занимал Александр (Hist. relig., cap. 12: Μ. 82, col. 1397, ρ. 1203. 1400. И. Б., стр. 126. 128).

81. Hist. relig., cap. 12: M. 82, col. 1397, p. 1203. И. Б., стр. 126; здесь Феодорит пишет: Ζήνων ἀντέτεινε (δοδναι τά τής εὐλογίας ἐφόδια)... έαωτόν μέν ἰδιώτην καλών, στρατιώτας δέ ἡμἄς όνομάζων.

82. Цитаты см. в прим. 79. Cnf. Garnerii Dissert. I, cap. II, n. VII-IX (M. 84, col. 96–97), где идет речь о том, что Феодорит блистал славою святости и красноречием в церковных собраниях, а также мужественно боролся против Ариан, Евномиан и особенно Аполлинаристов.

83. Epist. 113: М. 83, col. 1317, р. 1192.

84. Epist. 113: Μ. 83, col. 1317, p. 1192.

85. Graecarum affectionum curatio, sermo XI: Migne, gr. ser. t. 83, col. 1120, p. 1007. Говоря об исполнении пророчества касательно судьбы Иерусалима, Феодорит здесь пишет: «я сам был очевидцем этой пустынности и созерцал очами предсказание, которое воспринял слухом, восхвалил истину и поклонился». Cuf. Comment. in Ezech. XLVIII, 35: Migne, gr. ser., t. 81, col. 1253, p. 1049–1050. Творения, VI. Москва. 1859. Стр. 726. В рассказ о путешествии св. Петра в Палестину автор «Истории Боголюбцев» и вставляет такое рассуждение апологетическаго характера: «страстно привязанные к кому-нибудь обыкновенно чувствуют радость не только тогда, когда видятся с ним, но получают удовольствие и в том случае, если видят его дом, одежду, обувь. Итак нет ничего страннаго в том, что сделал и сей блаженный муж, который, как бы желая увидеть тень Жениха, обратился к местам, источившим для всех токи спасения». (Hist. relig., cap. 9: Μ. 82, col. 1380. И. Б., стр. 107). Ясно, что Феодорит вполне одобряет поступок св. Петра, как человек, опытно познавший тоже самое. Мы решительно ничего не знаем, когда было совершено путешествие в Иерусалим.

86. Epist. 62: М. 83, col. 1233.

87. Epist. 18 ар. Σακκελίων., σελ. 15.

88. О Ницертских монастырях см. Theodoreti Hist. relig., cap. 3: Μ. 82, col. 1325. И. Б., стр. 49.

89. Epist. 119: М. 83, col. 1392, р. 1202. В последнее время Möller (Real-Encyklopädie. Bnd. XV, S. 402, Amn.) высказал голословное подозрение в справедливости мнения Тильмона, что Феодорит жил в Апамийском монастыре, но верить ему нет побуждений.

90. Hist. relig., cap. 4: Μ. 82, col. 1348, ρ. 1157. И. Б., стр. 71–72. Гарнье относит (Dissert. И, cap. V, § III, n. IV: M. 84, col. 2447) относит это посещение к 406 году, что, согласно нашему определению времени рождения Феодорита, будет означать 413 год.

91. Hist. relig., cap. 26: Μ. 82, col. 1468, ρ. 1267. И. Б., стр. 201–202.

92. Hist. relig., cap. 3: M. 82, col. 1325. 1328. И. Б., стр. 49–50. Cnf. Le-Quien. Oriens christianus. T. II, p. 911.

93. Hist. relig., cap. 3: M. 82, col. 1325, p. 1328. И. Б., стр. 49.

94. Garnerius (Dissert. I, cap. II, n. VIII: M. 84, col. 98), Tillemont (Mémoires, XIV, p. 290) и др. относят начало церковно-ораторской деятельности Феодорита к 422 году. Epist. 83 (Μ. 83, col. 1269, p. 1147) не дает права говорить так определенно, – тем более, что в этом, довольно позднем, письме (оно адресовано Диоскору), говоря о своем проповедничестве, Феодорит употребляет настоящее время: οί γιλοχρίτοι λαοί τῶν ἡμετέρων επαΐουσι λόγων. В виду этого мы находим более уместным изложить эту сторону деятельности епископа Киррского после, – в речи о том периоде жизни, когда его учительное слово несомненно раздавалось в церквах Антиохийских.

95. В письме 113 (М. 83, col. 1317, p. 1191), адресованном папе Льву после разбойничьего собора, Феодорит упоминает о своих сочинениях, появившихся за двадцать лет ранее, т. е. до 429–430 года. Легко, но лишь только предположительно, распространять значение этой неопределенной фразы на период до времени посвящения Феодорита во епископа. Cnf. Binder. Études sur Théodoret. Genève. 1844. P. 11–12.

96. Garnerius (Dissert. 1, cap. II, n. IX: M. 84, col. 96–97). Schulzius (Dissert.: M. 80, col. 38), который видит в этих полемичесвих опытах «прелюдию» великих состязаний Феодорита с еретиками Киррской области (cnf. Binder. Études sur Théodoret. P. 11). Шрэкк (Kirchengeschichte, XVIII, S. 358), не находя твердых оснований в пользу этого мнения, замечает однако же, что диаконы не редко выступали в качестве проповедников; но разве нам известно, когда и где состоялось это посвящение?

97. Что до самого момента посвящения во епископа Киррского Феодорит оставался в монастыре, об этом см. epist 80. 81 (М. 83, col. 1257, р. 1136. 1261, р. 1140) и 18 ар. Σακκελίων. (δελ. 15).

98. Epist. 81 (М. 83, col. 1261, р. 1140) где Феодорит пишет: ἐν μοναστνρίω τόν πρό τῆς ἐπισχοπῆς διατελέσας χρόνον, ἄκων τήν τῆς ἐπισχοπῆς ἐδεξάμην χειροτονίαν. Cnf epist. 18 ар. Σακκελίων., σελ. 15. Голословное подозрение Гарнье (Dissert. I, cap. III, n. XI: M. 84, col. 99) в справедливости этого показания не заслуживает опровержения.

99. В след за Баронием (Annales, t. VII. Lucae 1711, P. 230 sqq.: ad an. 423 not. X) и другими (Tillemont. Mémoires, XV, p. 217. 218. 224. Cnf. not. 2 sur. Théodoret: ibid. p. 869–870. Le-Quien. Oriens christianus, II, p. 229. Binder. Études sur Théodoret, p. 12. Flery. Histoire, II, p. 329. Newman. Hist. Sketches, vol. II, p. 313. Bertram. Op. cit., p. 2. Горский: Прибавления к Тв. Св. Отц., XIV, стр. 321. Преосв. Филарет. Истор. учение, III, стр. 116), мы признаем несомненною эту хронологическую дату для факта посвящения Феодорита во епископа, хотя многие историки относят его к 420 году (Garnerius. Dissert. II, cap. I, § I:, M. 84, col. 199–202. Schulzius. Dissert.: M. 80, col. 39. Cave. Hist. liter. I, p. 405. Oudinus. Commentarius, I, col. 1053. Ceillier. Histoire, XIV, p. 33). В письме 113 (Μ. 83, col. 1316. С) автор пишет о себе: ἔξ χαί ἔιχοσι ἔτη τήν εγχειρισθεῖσάν μοι παρά τοῦ Θεoῦ τῶν ολων Έχχλησίαν ἰθύνας οἰ... τήν τυχοῦσαν μέμψιν ὑπέμεινα. Так как означенное письмо падает на время вскоре после разбойничьяго собора, то годом избрания Феодорита на Киррскую кафедру оказывается 423-й. К тому же заключению ведет и письмо 116 (М. 83, col. 1324, р. 1197) к пресвитеру Ренату, назначенному легатом папы на 2 Ефесском соборе, – письмо, отправленное Феодоритом по адресу μετά ἔξ καὶ ἐίκοσιν ἔτη τῆς έπιακοπῆς. Наконец, epist. 80 (Μ. 83, col. 1257, p. 1138), 81 (M. 83, col. 1261, p. 1140) и 83 (M. 83, col. 1268, p. 1146–1147) упоминают о двадцатипятилетнем управлении Феодоритом Киррскою Церковью; а эти письма писаны не задолго пред тем, как Диоскор открыл свои разбойническия заседания в Ефесской церкви Пресвятой Марии и, следовательно, опять указывают на 423 год посвящения Киррскаго пастыря. Однако же и противники защищаемаго нами мнения не совершенно безоружны. Главную опору свою онн стараются найти в пометке письма 81: Νόμῳ ὑπάτῳ. Дело в том, что адресат был консулом в 445 году (Mansi, VI, 563. 566. Деян., III, стр. 586. 587. Tillemont. Mémoires, XV, р. 267. 268. 276. 438. 449. 643. Fasti romani. The civil and literary Chronology of Rome and Constantinople from death of Augustus to death of Justin II. By Henry Clinton. Vol. 1. Oxford. 1845. P. 630). Отнимая отсюда означенныя в письме 25 лет, мы получим 425 год посвящения Феодорита во епископа (Garnerius. Dissert. II, cap. I, § I, n. V: M. 84, col. 199. Schulzius, Ioc. cit.). Это, конечно, правда, но ничем нельзя доказать, что титул consulus (ύπατος) употреблен здесь в собственном смысле. Ведь имеем же мы пример, что в 450 году Феодорит называет Аспара консулом (epist. 139: М. 83, col. 1361), между тем как таковым он был лишь в 434 году (Marcellini Comitis Chronicon ad h. an: Migne, lat. ser. t. 51, col. 926). Это во-первых. Затем, легко предположить описку ὑπάτῳ вместо настоящаго ὑπατικῷ, как допускает Бароний (Annales, VIII, р. 62: ad an. 450 not. XLIII. Cnf. ibid. Pagii ad an. 450 not. XII in annotationibus: p. 60–63. Ad an. 423 not. X: Annales, VII, p. 231. Clinton. Fasti romani. Vol. II. Oxford. 1850. P. 473). Этим вполне устраняется замечание Гарнье (Dissert. II, loc. cit., not. VIII: M. 84, col. 200), будто не в обычае Феодорита быть не точным относительно звания или сана. Кроме сего, ложность вычислений ученаго иезуита XVII в. ясно сказывается и в тех произвольных исправлениях, какие, под давлением своего несправедливаго мнения, он находит нужным сделать в кодексах писем Феодорита. Но нему, в epist. 80 и 81 следует читать δύο, а не πέτε, в epist. 113 и 116 – β вместо ς (Dissert. II, ibid., n. XI: Μ. 84, col. 200–201). Помимо того, что эти превращения гораздо труднее, чем ὑπάτῳ в ὑπατικῷ, Гарнье не в состоянии применить свои произвольные emendationes к письму 83. Здесь Феодорит, указывая ня седьмой год епископства при Домне, определяет время своего служения в Кирре шестью годами правления церковью при Феодоте и тринадцатью – при Иоанне Антиохийском. Что это письмо появилось не задолго до разбойничьяго собора, – опровергнуть этого не удастся никакой иезуитской изворотливости. Феодорит теперь не высказывает уже тех надежд на Диоскора, какие он заявлял в письме 60 (М. 83, col. 1232); разбирая клеветы некоторых лиц, очевидно, успевших в своих нечистых происках пред архиепископом Александрийским, он даже излагает свое исповедание веры. Ясно, насколько сильно обострились отношения Феодорита к Диоскору, чего не могло быть почти тотчас после смерти св. Кирилла. Но, потерпев неудачу в этом пункте, Гарнье думает обосноваться иначе, относя кончину Феодота Антиохийскаго к 427 году (Dissert. II, cap. V, § V, not. II ad epist. 83: M. 84, col. 279. Cnf. annot. Valesii ad cap. 40 (39) lib. V. Hist, eccles. Theodoret.: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1595–1596). Причисляя сюда упомянутыя в письме даты предстоятельства Иоанна (13 лет ) и Домна (6 лет ), он получает 445 год. Это арифметическое упражнение не отличается особенною исправностью, ибо исходный термин его взят совершенно произвольно; ссылка на историю Феодорита ничего не доказывает по тому одному, что там ведется простое преемство Антиохийских владык без точной хронологии (Hist. eccles. Theodoret. V, 39 (40): Migne, gr. ser. t. 82, col. 1277. Ц. И., стр. 378–380). Совсем другой результат дает нам указанный в письме 25-й год епископства Феодорита во врема его обращения с просьбою к Евтрехию или Ному и апологии пред Диоскором (epist. 80.81.83: М. 83, col. 1257, р. 1138. 1261, р. 1140. 1268, р. 1146–1147). Мы заключаем отсюда, что такой период служения Феодорита Киррской церкви истекал за год до составления посланий к Льву Римскому (epist. 113: М. 83, col. 1316, р. 1190) и пресвитеру Ренату (epist. 116: М. 83, col. 1324, р. 1197), т. е. в 448 году; а в таком случае письмо 83 должно было появиться не ранее этого времени, и епископ Феодот скончался приблизительно в 428–429 году. За всем тем остается неоспоримым, что по крайней мере epist. 80 и 81 написаны после Императорскаго указа о безвыездном пребывании Феодорита в Кирре. Раньше это событие относили к промежутку времени между 445 и 448 г.г., но теперь, после открытия сирских актов разбойничьего собора, последняя дата, по словам Мартена (Martin. Actes. Р. 67, not. а. Pseudo – Synode, connu dans l’histoire sous le now de Brigandage d’Ephese. Paris. 1875. P. 104, not. 3. Последнее сочинение далее мы будем цитировать так: Martin. Pseudo – Synode), оказывается единственно – возможною. В виду всего сказаннаго мы в праве считать твердым научным положением, что Феодорит был избран на Киррскую кафедру и хиротонисан во епископа в 423 году.

100. Такой ранний возраст не находят противным канонам и церковной практике и Гарнье (Dissert. II, cap. I, § I, η. XIII: Μ. 84, col. 201).

101. В толковании на 12 правило Лаодикийскаго собора Зонара пишет: «в древности избирал епископов городской народ» (Ῥάλλη χαί Ηότλη. Σύνταγμα τῶν θείων καὶ ίερῶν κανόνων. Τ. III. Ἀθήνησιν. 1853. Ρ. 182. Правила св. поместных соборов в русском переводе. Москва. 1880. Стр. 222), хотя указанное правило решительно запрещает это (Ῥάλλη. Σύνταγμα, III, ρ. 182. Правила помест. соб., стр. 221–222. 223). Этот обычай и доселе сохранился на Востоке, особенно в Антиохийском патриархате, где влияние Греков менее сильно.

102. История знает следующих предшественников Феодорита на Киррской кафедре: Сириция, Авгура, Астерия и Исидора (Le-Quien. Or. chist., И, ρ. 930–931). – Гарнье много занимается вопросом о лице, посвятившем Феодорита во епископа, и из двух Антиохийских предстоятелей, Александра и Феодота, избирает последнего (Dissert. II, cap. I, § II: M. 84, col. 202–205. Cnf. dissert. I, cap. II, not. X. XIII: M. 84, col. 97–98), с чем согласны и некоторые другие ученые (папр., Du-Pin: Nouv. bibl., IV, ρ. 81. Walch: Eutwurf einer vollständiger Historie der Kefzereien, Spaltungen und Religionsstreitigkeiten. VII Theil. Leipzig. 1778. S. 23). Но, прежде всего, должно быть признано, что Александр не мог участвовать в хиротонии Киррскаго епископа за своею смертью, ибо Феодорит всегда начинает перечисление Антиохийских владык за время своего управления Киррскою епархией с Феодота (epist. 81. 83. 113); связь речи делает несомненным, что он получал благодать епископства именно при этом Антиохийском предстоятеле (Cnf. Nicephori Callisti II. E. XIV, 30: Migne, gr. ser. t. 146, col. 1156), которого он чтил, как отец сына (epist. 28 и 41 ар. Σακκελίων., σελ. 22–23. 33–34). Таким образом вопрос Гарнье является ни откуда не вытекающим. Повидимому, еще менее можно согласиться с тем выводом, к какому он приходит (Tillemont. Mémoires, XV: not. 3 sur Théodoret. P. 870–871). Мы имеем прямое Никейское IV правило (Mansi, VII, 669. Деян. I, стр. 163. Ῥάλλη Σύνταγμα. Т. II. Aθήνησιν. 1852. Р. 12. Правила св. Апостол. св. соборов, вселенских и поместных, и св. Отец. Вып. II, ч. 1-я. Москва. 1877. Стр. 14–15), что совершать поставление «наиболее прилично епископам местнаго округа» и что утверждение хиротонии должно принадлежать митрополиту провинции. Что это правило исполнялось на практике, – свидетельствует послание Константинопольскаго собора 382 года, где участники его заявляют: «у нас в силе прежний закон и определение святых Отцев в Никее, чтобы в каждой области совершали рукоположение областные епископы, а вместе с ними (если только они захотят) и сопредельные с ними» (Theodoret. Hist. eccles. V, 9: Μ. 82, col. 1217. А. Ц. И., стр. 321–322. Cnf. Mansi, III, 585. C. D. Деян. I, стр. 287). Нельзя думать, чтобы на Востоке соблюдался другой обычай. Тильмон (Mémoires, XV: not. 3 sur Théodoret. P. 870–871) ссылается на 18-е письмо папы Иннокентия I (402–417 г.г.) к Александру Антиохийскому (Mansi, 111, 1055) в подтверждение того, что епископы в Сирии посвящались митрополитами своей провинции без участия Антиохийских предстоятелей. Но уже в цитованном нами послании епископов Константинопольскаго собора 382 года есть ясное указание на это. Здесь говорится: «для древнейшей и истинно Апостольской, Антиохийской, церкви епископы этого округа и восточной области по правилам (изложенным выше, Никейским) рукоположили Флавиана» (Theodoret. Hist. eccles. V, 9: Μ. 82, col. 1217. В. Ц. И., стр. 322 Cnf. Mansi, III, 585. E. Деян. I, стр. 288). Совокупность всех этих фактов энергически склоняет мысль к признанию, что Феодорит был поставлен епископом Иерапольским, митрополитом Евфратисийским. Но, с другой стороны, сильное ударение на свою сыновнюю почтительность к владыке Феодоту заставляет предполагать, что Феодорит разумеет не одно расположение Антиохийскаго пастыря к себе; он даже прямо заявляет предшественнику Иоанна, что был поставлен в чин служителей его святостию (epist. 41 ар. Σαχχελίων., σελ. 34: τή τῶν θεραπευόντων σου – Θεοδώτου – τήν ἁγτωςύνην σοντέταγμαι μοίρα). Посему нужно думать, что выдвинувший и поддержавший кандидатуру Феодорита Феодот по крайней мере присутствовал при хиротонии назначенного Киррского епископа, если только не лично рукоположил его в Антиохии.

103. Hist. relig., cap. 19: Μ. 82, col. 1428, ρ. 1231. И. Б., стр. 157.

104. Ritter. Erdkunde. X Theil. Berlin. 1843. S. 928. Своими соседями, – очевидно, с юга, – Феодорит называет немадов – Измаилитов (Graec. affect. curatio, sermо V: Migne, gr. ser. t. 83, col. 949, p. 842).

105. Страбон. География, XXI, 2. 8 (Strabonis Rerum Geographicarum libri XVII. Ed. Siebenkees и Tzucke. T. VI. Lipsiae. 1811. P. 300. Русский перевод Ф. Мищенко. Москва. 1879. Стр. 767). Гарнье так определяет (Dissert. I, cap. III, n. XII: Μ. 84, col. 103) границы Евфратисии: с востока – Озроина (с городом Эдессой), с юга – Финикия Ливанская и Сирия первая (город – Антиохия на Оронте), с запада – Киликия вторая (город – Аназарв) и с севера – Армения (города: Мелитина и Севастия).

106. См. надписание haer. fab.: «Θεοδώρητος ἐπίσκοπος Κύρου τῆς Αυγουστοευφρατηςίας» (Migne, gr. ser. t. 83, col. 336). Cp. Ritter’s Erdkunde, X, S. 928. Еще во времена Аммиана Марцеллина употреблялось древнее название Коммагена, но уже при Прокопии Византийском (в VI в.) оно считалось устаревшим. Ritter, X, S. 929.

107. Tillemont. Mémoires. XV, p. 218. Точное правописание имени города нам неизвестно; он называется то Κύρος, как у Диона Кассия, Иерокла и Прокопия, то Κυῤῥεσταί или Κυρεσταί, как у Никифора Каллиста (см. напр. Hist. eccles., XIV, 53: Migne, gr. ser. t. 146, col. 1252, p. 566: Θεοδώρητο; τῆς Κυρεστών εκκλησίας ίερατεύσας) и В соборных актах, то Κύῤῥος, как у Птолемея, Стефана, в трех письмах Феодорита (114 и 115 ар. Migne; epist. 113 ар. Migne, lat. ser. t. 54, col. 850: cap. 4) и в транскрипции некоторых древнейших писателей (Cyrrhus или Cyrrhum): Плиния и Тацита и у автора Jtinerarii (Le-Quien. Or. chr., II, p. 930. Cnf. not. a ad libr. V, cap. 3, Facundi Germin. Pro defensione trium capitulorum: Migne, lat. ser. t. 67, col. 640–642. Σακκελίων. Op. cit., σελ. β’, γ’. Ritter. Erdkunde. X, S. 948). Последнее наименование считается некоторыми более правильным (см. Tillemont. Mémoires, XV, р. 217. Vergleichende Wörterbuch der alten, mittleren und neuen Geographie. Von H. Bischoff und J. Möller. Gotha. 1829. S. 393: Wort Cyrrhus и особенно у Целлария: Cellarius – Schwarts. Notitio orbis antiqui. Pars II. Lipsiae. 1732. P. 358), посему и мы пишем: Кирр, Киррский, Киррестия, находя неуважительною ссылку Саккелиона (Op. cit., σελ. γ᾿) на обычай, утвердившийся уже в христианскую эру (Cellarius – Schwartz, loc. cit.), может быть, под влиянием того несправедливого мнения, что Кирр получил свое название в честь Персидского царя, освободившего Евреев из плена.

108. De aedificiis Justiniani, lib. II, cap. XI (Corpus scriptorum historiae Byuntinae. Pars II. Procopius. Vol. III. Bonnae. 1838. P. 242).

109. Gennadii Massiliensis. Liber de Scriptoribus ecclesiasticis, cap. 98: Migne, lat. ser. t. 58, col. 1112–1113.

110. Tillemont. Mémoires. XV, p. 217. Bischoff und Möller. Vrgl. Wörterbuch. S. 394: Wort Cyrus.

111. Cellarius – Schwartz. Notitia orbis antiqui, II, p. 358–359. Bischoff und Möller. Vrgl. Wörterbuch. S. 393: Wort Cyrrhestae. Ritter. Erdkunde. X, S. 928. Kiepert. Lehrbuch der alien Geographie. Erste Hälfte. §. 148, S. 163.

112. Страбон. География. IX, 3, 1. 3. 4 (Ed. Siebenkees. Т. III. Lipsiae. 1801. Р. 484. 495. 496. 498. Русск. перев., стр. 429. 431). Cnf. Plinius. IV, 10 (ар. Cellarius – Schwartz. Notitia. Pars I. Lipsiae. 1731. P. 833). Это местечко упоминает и Феодорит (Graec. effect, curat., X: Migne, gr. ser. t. 83, col. 1061, p. 950. 1076, p. 964), но пишет его чрез йота, а также и Климент Ал. (Cohort. ad Gentes, lib. II: Migne, gr. ser. t. 8, col. 68) и Евсевий Кесарийский (Praepar. evang., II, 3: Migne, gr. ser. t. 21, col. 120). Впрочем, Греки нередко употреблали и ипсилон (М. 8, col. 68: not. 3. М. 21, col. 120: not. 63).

113. Tillemont. Mémoires. XV, р. 217. О современном положении Кирра см. у Ньюмана (Hist. Sketches, vol. II, р. 318); теперь он принадлежит к Алеинскому пашалыку и расположен в той местности, чрез которую должна проходить проектируемая железная дорога от Средиземнаго моря в долину Евфрата.

114. Страбон. География. XVI, 207. Ed. Siebenkees. Т. VI, р. 309. Русск. перев., стр. 767.

115. См. not. а ad libr. V, cap. 3, Facundi Pro defens. trium capit.: Migne, la 1. ser. t. 67, col. 641–642.

116. Procopius. De aedificii Justiniani. Corpus scriptorum historiae Byzantinae. Pars II vol. III. P. 242.

117. Hieroclis. Synecdemus et notitiae graecae episcopatuum. Ed. S. Parthey. Berolini. 1866. P. 86. Cnf. Tillemont. Mémoires. XV, p. 217–218.

118. Иерокл ставит Кирр вторым в числе двенадцати городов Евфратисии (Sunecdemus et notitiae; ed. Parthey, p. 41), но Аммиан Марцеллин усвояет это значение Самосатам. Равным образом под определением Антиохийскаго собора 387 года епископ Самосатский подписался тотчас после Мелетия Антиохийскаго. В виду этого едва ли можно выдавать указание Иерокла за вполне несомненное, как то делает Тильмон (Mémoires, XV, р. 218). Ни в 18, ни в 19 в. Кирр не упоминается в числе епархий Антиохийскаго престола (К. Базили. Сирия и Палестина под Турецким правительством в историческом и политическом отношениих. Ч. II. Спб. 1875. Стр. 180–181 и прим, к стр. 181).

119. Hist. relig., cap. 2: Μ. 82, col. 1135, ρ. 1321. И. Б., стр. 44.

120. Synodicon., cap. LXXI (Migne, gr. set. 84, col. 679): habitamus civitatem, – пишет Феодорит Имерию Никомидийскому, – longe alicubi sitam ab illa via, qua equi transcurrunt. Cnf. cap. LXXXVIII (M. 84, col. 702): ab illa via, qua currunt equi, longius et nos et tua religiositas (Theosebius, episeopus Cii, in Bithynia) habitet. Epist. Theodoreti 69: M. 83 col. 1237, p. 1118.

121. Epist. 32. 138. 172 ap. Migne; epist. 15 ap. Σακκελίων.

122. Mansi, V, 84. B. Migne, gr. ser. t. 76, col. 388, p. 201. Деян. II, стр. 124. Epist. Theodoreti 138: M. 83, col. 1361, p. 1231. Cnf. epist. 15 ap. Σακκελίων. (σελ. 12), где Феодорит пишет: ἡμεῖς σμιχρὰς καί λίαν ερήμους πολίχνας οἰκοῦντες κτλ.

123. Hoffmann. Verhaudlungen. S. 44, Martin. Actes. Ρ. 97. Perry. The second synod of Ephesus. P. 211.

124. Epist. 79: M. 83, col. 1256, p. 1135.

125. Epist. 81 (M. 88, col. 1261, p. 1140), где, жалуясь консулу Ному на несправедливый приговор, Феодорит оговаривается: «впрочем, я написал это не потому, чтобы желал видеть величайший город или перейти в другой».

126. Epist. 79. 81. 138 (Μ. 83, col. 1256, ρ. 1136. 1261, ρ. 1141. 1361, ρ. 1231); в последнем письме мы читаем: «неприятную наружность (Кирра) я сам прикрыл различными зданиями, стоившими значительных сумм».

127. Epist. 81: М. 83, col. 1261, р. 1141. Упоминаемая Феодоритом река была, вероятно, Марсиас (см. Lexicon geographicum F. Ferrarii. Parisiis. 1670. P. 236).

128. Так было и во времена Прокопия, который свидетельствует, что хотя за городом и был обильный источник, но доставать воду из него было весьма трудно (De aedificiis. Corpus script. hist. Byzant., pars II, vol. III, p. 242–243).

129. Комитету «Востока» Дионисию Феодорит пишет (epist. 16 ар. Σακκελίων., σελ). 15): «я прошу твое величие быть во время справедливым, заботиться об общественных делах и содействовать устроению Кирра».

130. С 37 письмом (М. 83, col. 1215) Феодорит отсылает архонту Саллустию диакона, искуснаго в устройстве водопроводов.

131. Epist. 115: М. 83. col. 1324.

132. Письмо 19. 20 и 22 (М. 83, col. 1197. 1204) отправлены с пресвитером Афанасием, который был родом Египтянин. Нужно заметить, что в древности ораторы своими речами могли быть весьма полезны при различных судебных процессах.

133. Epist. 114 и 115 (М. 83. col. 1324); в первом из них Феодорит, отзывается о Петре следующем образом: κοσμεῖται τῆ τῶν σωμάτων λογικῆ θεραπείχ.

134. Epist. 114 и 115 (Μ. 83, col. 1321). «Когда мы уходим отсюда (из Кирра), многие и другие оставляют этот город», – говорит Феодорит (ер. 115) о пресвитере Петре и подобных ему лицах.

135. Episl. 23 ар. Σακκελίων., σελ. 20.

136. Epist. 10 ар. Σακκελίων., σελ. 8–9.

137. Epist. 24 ар. Σακκελίων., σελ. 20.

138. Epist. 40 ар. Σακκελίων., σελ. 32.

139. Epist. 29 ap. Σακκελίων., σελ. 23.

140. Epist. 12 ар. Σακκελίων., σελ. 10.

141. Epist. 17 ар. Σακκελίων., σελ. 14.

142. Epist. 35 ар. Σακκελίων., σελ. 28.

143. Epist. 35 ар. Σακκελίων., σελ. 28. Cnf. ibid., epist. 36, σελ. 29.

144. Мы знаем, что для этого именно посылал Феодорит к софисту Исокасию Феодота (epist. 24 ар. Σακκελίων., σελ. 20) и Филиппа (epist. 40 ар. Σακκελίων., σελ. 32–33) и хлопотал о месте для последнего.

145. Epist. 17 ар. Σακκελίων., σελ. 14.

146. Epist. 5 ар. Σακκελίων., σελ. 5. Здесь Феодорит упоминает об исполнении какого-то поручения префекта Флоренция.

147. Так Феодорит защищал против несправедливостей суда философа Палладия (epist. 11 ар. Σακκελίων., σελ. 9–10) и Феоклиса (epist. 48 ар. Σακκελίων., σελ. 42).

148. Epist. 42: Μ. 83, col. 1317. 1320, ρ. 1101.

149. Ritter. Erdkunde. X, S. 929. Так говорит Страбон собственно о Коммагене с Самосатами (География. XVI, 2, 3. Ed. Siebenkees, VI, р. 301. Рус. пер., стр. 766), Селевкиде (Сирии) – с Антиохией при Дафне, Селевкией в Пирии, Апамией и Лаодикией (География. XVI, 2. 4. 9. 10. Ed. Siebenkees, VI, р. 302. 303–319. Руcск. пер., стр. 766. 768).

150. Epist. 13 ар. Migne, col. 1185; epist. 6 ap. Σακκελίων., σελ. 5. 6.

151. Epist. 42: M. 83, col. 1320. p. 1101.

152. Theodoreti Quaestio XIX in ludic. (Migne, gr. ser. t. 80, col. 505, p. 337. Творения бл. Феодорита в рус. переводе. Т. I. Москва. 1855. Стр. 304): «Озроины, Сириане и живущие около Евфрата и в Палестине, Финикияне, – хотя все говорят языком Сирским, – однако же выговор у них весьма различен».

153. Epist. 47: М. 83. col. 1225. Cnf. epist. 16 ар. Σακκελίων. (σελ. 15), где комиту «Востока» Дионисию Феодорит пишет: «Кирр для государственной казны полезнее многих блестящих и славных городов, ибо он вносит (податей) гораздо больше их».

154. Quaestio СVII in Genes. (Migne, gr. ser. t. 80, col. 212. Творения, I, стр. 92). Рассказывая о том, как Иосиф, во время голода в Египте, не взимал податей в пользу фараона с жреческих земель, – Феодорит замечает: «такой чести не имеют и священники истинного Бога». Константин В. освободил от налогов известную часть собственности духовенства, но уже при Констанции эта привилегия была уничтожена (Г. Финлей. Греция под Римским владычеством. Русский перевод. Москва. 1877. Стр. 96–97).

155. Hist. relig., cap. 26: Migue, gr. ser. t. 82, col. 1480, p. 1278. И. Б., стр. 213–214. Cnf. epist. 32 ap. Σακκελίων., σελ. 25; epist. 33 ibid., σελ. 24.

156. Epist. 44: M. 83, col. 1221, p. 1104.

157. Epist. 4: M. 83, col. 1180.

158. Это первый, так называемый, индикт: indictio.

159. Г. Финлей. Греция под Римским владычеством. Стр. 39. 97 (прим. 1). 127.130 (прим.) 135. 198. Ф. Шлоссер. Всемирная История. Перевод под редакцией Н. Чернышевского. Т. IV. Спб. 1862. Стр. 450–451. Gibbon. History of decline and fall of the Roman empire. Chap. XVIII. Vol. II. London. 1872. P. 233–241. Русский перевод Неведомского. Ч. II. Москва. 1883. Стр. 243–252. Ср. сюда свидетельства самого Феодорита в толковании на кн. пр. Даниила (Comment. in Daniel, VII, 23: Migne, gr. ser. t. 81, col. 1429, p. 1205. Творения. Москва. 1857. Стр. 143–144) и в «Истории Боголюбцев» (Hist. relig., cap. 17: Migne, gr. scr. t. 82, col. 1421 init. И. Б., стр. 149–150).

160. Epist. 32 ap. Σακκελίων., σελ. 25; здесь Феодорит архонту Феодоту пишет: «для детей страшны изображения, для мальчиков – воспитатели и учители, а для достигших мужескаго возраста всего страшнее – судья, судейская кафедра, вестники, полицейские служители (ῥαβδουχοί) и подати».

161. Epist. 33 ар. Σακκελίων., σελ. 27.

162. Epist. 32: Μ. 83, col. 1212. Если в Кирре и было несколько знатных и богатых людей (Hist. relig., cap. 3: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1324, p. 1136. И. Б., стр. 47), то они, конечно, составляли незначительное меньшинство и, может быть, принадлежали к числу крупных землевладельцев.

163. См. характерное в этом отношении письмо Феодорита к полководцу Ареовинду. Epist. 17 ар. Σακκελίων., σελ. 15–16. Cnf. epist. 15 ibid., σελ. 12.

164. Epist. 10: М. 83, col. 1181. 1184. Тильмон по поводу этого обстоятельства замечает (Mémoires, XV. р. 224), что Феодорит, может быть, заключил Авраама в тюрьму, из письма видно во всяком случае, что именно он отправил преступника в сопровождении Геронтии, хотя и не имеется прямых указаний на столь суровую расправу. Впрочем, известны факты, что так именно поступил Несторий с диаконом Василием, а Августин – с двумя пресвитерами – донатистами. Сирские акты передают, что некто Александр, епископ Антарадосский, был содержим в Антиохии под арестом в течение семи лет (Hoffmanh. S. 65, 26. 27. Martin. Actes. P. 150. Perry. P. 346).

165. Epist. 3 ap. Σακκελίων., σελ. 3.

166. Epist. 19 ap. Σακκελίων., σελ. 17.

167. Вот несколько примеров: в письме 19 (ар. Σακκελίων., σελ. 17) Феодорит просит за Дионисия, в письме 29 (ар. Σακκελίων., σελ. 23–24) ходатайствует за пресвитера Евфалия, а в письме 48 (ар. Σακκελίων., σελ. 42) – за Феоклиса.

168. Epist. 17 ар. Σακκελίων., σελ. 15–16.

169. Epist. 23: Μ. 83, col. 1204. Cnf. Garnerii Dissert. II, cap. V, § V, not. II ad h. epist.: M. 84, col. 265.

170. Отсюда мы видим, что колоны были нечто в роде наших крепостных; они обязаны были вносить землевладельцу известную часть дохода за право пользовании земельными участками. Этот класс полусвободных крестьян получил начало при Диоклитиане (Г. Финлей. Греция под Рим. влад., стр. 139. Шлоссер. Всемирная история. Ч. IV. Стр. 451. К. Неволин. Энциклопедия законоведения. Т. II. Киев. 1840. Стр. 378–379. Ф. Проскуряков. Институты императора Юстиниана. Спб., 1859. Стр. 71–72).

171. Г. Финлей. Цит. соч., стр. 99. 139. 181. 184. 198. Шлоссер, IV, стр. 450–451.

172. Epist. 33 ар. Σακκελίων., σελ. 27.

173. Epist. 43: M. 83, col. 1221.

174. В этом отношении весьма любопытно письмо Феодорита к архонту Феодоту (epist. 32 ар. Σακκελίων., σελ. 25–26), которого Киррский пастырь просит не присутствовать на празднике, чтобы не разбежались декурионы.

175. Epist. 5 ар. Σακκελίων., σελ. 4.

176. Epist. 33 ap. Σακκελίων, σελ. 26–27.

177. Epist. 44. 47: М. 83, col. 1221, р. 1104. 1225.

178. Бароний, для выяснения всего этого дела, приводит (Annales, VII, р. 576: ad аn. 444, n. XLII) 33 новеллу императора Феодосия Младшего, датированную 3 Idus Decembris, Theodosio Aug. XIX, et Albino coss., то есть 11 декабря 445 года. Этим законом несколько облегчалась тяжесть налогов, что Бароний, представляя его заключительным моментом нашей истории, по-видимому, склонен усвоять деятельности Феодорита. Против подобного предположения Тильмон справедливо указывает (Mémoires, XV, р. 263) на тот факт, что новелла была дана на имя префекта претории «Востока» Гермократа, а за рассматриваемый период таковым был Констанций (epist. 42: М. 83, col. 1217. 1220). Иначе поступает в этом случае Гарнье, по которому Феодориту пришлось действовать уже в 446 году (Disert. II, cap. V, § V, not. II ad epist. 42: M. 84, col. 269). Показания самого Феодорита в значительной степени благоприятствуют этому мнению. В письме 47 (М. 83, col. 1225) он говорbт: «по истине, на наш город пало тягчайшее сравнительно со всеми другими городами описание, и когда всякому другому городу дано облегчение, оно и доселе остается над тяглами, число которых превышает 62 тысячи». Отсюда (cnf. epist. 43: Μ. 83, col. 1221) ясно, что Кирру приходилось терпеть двойную несправедливость, что и понятно, если закон Феодосия II был для него пустым словом. Невидно только, почему именно так случилось? Не объясняется ли это обстоятельство тем гнусным походом, который предпринял против страны неизвестный нам епископ по вражде к Филиппу? Как бы то ни было, при таком размещении получается большая последовательность и связность между событиями.

179. Epist. 17 ар. Σακκελίων., σελ. 14–15.

180. Epist. 47: М. 83, col. 1224.

181. Epist. 15. ар. Σακκελίων., σελ. 12–18.

182. Что Филипп был таковым, – показывают epist. 47 ар. Migne (col. 224) et epist. 16 ap. Σακκελίων., σελ. 15.

183. Epist. 43: M. 83, col. 1220. Cnf. epist. 42. 44. 45. 47 (M. 83, col. 1217. 1221. 1224. 1224–1225). На основании представленной Феодоритом характеристики епископа, Тильмон (Мémoires, XV, р. 261–262), – впрочем, с некоторою нерешительностию, – и Мартэн (Pseudo-Synode. Р. 67, note 3) признают в нем Афанасия Перрскаго (Перргийского). Обвиненный пред митрополитом Евфратисийским, епископом Иерапольским и своим другом, Нанолвием, в 443 году, – он предпочел защите отказ от кафедры. Не смотря на это, впоследствии Афанасий снова вступил в права епископа Перрского. Когда в 445 году Домн составил собор в Антиохии, он не явился сюда и был признан низложенным, но потом восстановлен Диоскором, изгнавшим Савиниана (Act. XIV syn. Chacedon.: Mansi, VII, 313. sqq.. Деян. IV, стр. 286 сл.). Обстоятельства дела несколько подходят к упоминаемой Феодоритом личности; к сожалению, он не сообщает нам имени недостойного интригана, и потому мы не можем сказать ничего положительно определенного по этому вопросу. Можно прибавить разве еще то, что сам Киррский епископ упоминает некоего Афанасия (epist. 147. М. 83 col. 1409, р. 1277), – очевидно, опять Перрского, – который был принят разбойничьим собором, между тем он был запятнан многими и тяжкими пороками.

184. Epist. 47 ар. Σακκελίων., σελ. 41–42. Настоящее письмо относится нами именно сюда по догадке.

185. Epist. 42: М. 83, col. 1217. 1220.

186. В Антиохие, при Домне. Cnf. epist. 43: Μ. 83, col. 1220.

187. Epist. 44: M. 83, col. 1221.

188. Epist. 43: М. 83, col. 1220. 1221.

189. Epist. 45: М. 83, col. 1221. 1224.

190. Epist. 47: М. 83, col. 1224. 1225.

191. Epist. 42. 44 (М. 83, col. 1220, р. 1102. 1221, р. 1104); epist. 20 ар. Σακκελίων., σελ. 17. Здесь разумеется Иаков Киррский или Младший, о котором Феодорит повествует в 21 гл. «Истории Боголюбцев», бывший в живых еще во время написания этого сочинения; полагают (см. Полный Месяцеслов Востока Архим., ныне епископа, Сергия. Т. II. Москва. 1876. Ч. I. Стр. 313: 26-ое ноября), что этот святой скончался после 457 года.

192. Epist. 45: М. 83, col. 1224.

193. Epist. 46: М. 83, col. 1224.

194. Epist. 42: Μ. 83, col. 1217, p. 1100.

195. Comment. in Cant. Canticorum. Praefatio. Migne, gr. ser. t. 81, col. 28, p. 2.

196. Comment. Theodoreti in epist. 1 S. Pauli ad Timoth., VI, 20: Migne, gr. ser. t. 82, col. 829. Творении блажен. Феодорита в русском переводе. Т. VII. Москва. 1861. Стр. 709.

197. Comment. in Ezech. II, 18: Minge, gr. ser. t. 81, col. 849, Творения. T. VI. Москва. 1859. Стр. 389.

198. Epist. 16: М. 83, col. 1193, р. 1079.

199. Epist. 13: М. 83, col. 1185.

200. Comment. Theodoreti in epist. 1 S. Pauli ad Timoth., III, 2: Migne, gr. scr. t. 82, col. 805. Творения, VII, стр. 687.

201. Феодорит, будучи уже епископом, прилагает к себе эпитеты: νέος χαί ἐῤῥώμενος (Hist. relig., cap. 21: Migne, gr. ser. 1. 82, col. 1436, p. 1237. И. Б., стр. 164).

202. Epist. 113: ἐν ὀκταχοσίαις Ἐκκλησίαις ἔλαχον ποιμένειν τοσαύτας γἀρ ἡ Кύρος παροικίας ἔχει (Μ. 83, col. 1316, ρ. 1190).

203. Hist. relig., cap. 18: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1425, p. 1229. И. Б., стр. 154.

204. Epist. 81: M. 83, col. 1261, p. 1140.

205. Hist, relig., cap. 21: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1441. И. Б., стр. 171–172.

206. Hist, relig., cap. 18. 20. 21. 22. 26. 28.

207. In Deuteronom. quaest. XLVI: Migne, gr. ser. t. 80, col. 452, p. 294. Творения, I, стр. 264.

208. Epist. 81: M. 83, col. 1201, p. 1140. 1141. Cnf. epist. 80 (M. 83, col. 1257, p. 1138).

209. Epist. 113: M. 83, col. 1317, p. 1192.

210. Hist. relig., cap. 2: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1321, p. 1136. И. Б., стр. 44.

211. Synodicon. cap. CXXXIII (Migne, gr. ser. t. 84, col. 747, p. 787). Cnf. Procopii De aedificiis Justiniani. Corpus Script. hist. Byzant., pars II, vol. 3, p. 242.

212. Hist. relig., cap. 3: M. 82, col. 1336. 1337, p. 1147–1148. И. Б., стр. 60.

213. Epist. 68: M. 83, col. 1237. Cnf. epist. 9 ap. Σακκελίων., σελ. 8.

214. Epist. 66: Μ. 83, col. 1237. Cnf. epist. 6. 67 (51. 83, col. 1180. 1237). Церковь Апостолов и пророков Феодорит упоминает и в Hist. relig. (cap. 21: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1436, p. 1239. 1419. 1250. И. Б., стр. 166. 180).

215. Epist. 68: M. 83, col. 1237.

216. Hist. relig., cap. 21: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1444. 1445, p. 1246. 1247. И. Б., стр. 174–176.

217. Hist. relig., cap. 24: M. 82, col. 1457, p. 1259. И. Б., стр. 191.

218. Epist. 145: М. 83, col. 1377, p. 1246. 1247.

219. Epist. 6: M. 83, col. 1180.

220. Epist. 8 ap. Σακκελίων., σελ. 6–8.

221. Garnerius. Dissert. I, cap. II, n. X: Μ. 84, col. 97.

222. Hist. eccles., V, 4. 8. Migne, gr. ser. t. 82, col. 1204, p. 1020. 1209, p. 1026. Ц. И., стр. 309. 315. Hist. relig., cap. 3: M. 82, col. 1332, p. 1143. И. Б., стр. 54. В последнем месте Феодорит, – причисляя Исидора к первым архиереям, знаменитым своими добродетелями, каковы: Флавиан Антиохийский, Акакий Верийский, Евсевий Халкидонский, – замечает о своем предшественнике, что ему «было вверено тогда управление церковью Киррскою», – и это все, что он об нем сообщает. С похвалою отзывается об Исидоре Никифор Каллист (Hist. eccles., XII, 5: Migne, gr. ser. t. 146, col. 763), но показания его, как позднейшего историка, не имеют решающего значения.

223. Haereticarum fabularum compendium, I, 20: Migne, gr. ser. t. 83, col. 372.

224. Hist. relig., cap. 21: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1440, p. 1243. 1444, p. 1246. И.Б., стр. 171. 175.

225. Epist. 89: М. 83, col. 1284, р. 1160.

226. Эта черта особенно выделяется в характеристике Феодорита, данной в Энциклопедии Лихтенберга (Encyclopedia des sciences religieuses, publiée sous la direction de Lichtenberg. Tom. II. Paris. 1882. P. 71).

227. Comment. in Cant. Cant. III, 15: Migne, gr. ser. t. 81, col. 109.

228. Hist. relig., cap. 21: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1441. 1444, p. 1244. 1245. И. Б., стр. 172–173.

229. См. предшествующее примечание. В указанном там месте Феодорит говорит, что усилившееся заблуждение Мяркиона чрезвычайно огорчало его, почему он постоянно обращался со своими просьбами к св. Иакову и ходил по селениям, зараженным ересью.

230. Epist. 81: М. 83, col. 1261, р. 1141. Cnf. epist. 113. 145 (Μ. 83. col. 1316, p. 1190. 1384, p. 1252).

231. Epist. 113: M. 83, col. 1316, p. 1190.

232. Epist. 13 ар. Σακκελίων, σελ. 11.

233. Epist. 76: Μ. 83, col. 1244. 1245.

234. Epist. 17 ap. Σακκελίων., σελ. 14.

235. Epist. 11: Μ. 83, col. 1184.

236. Epist. 145: M. 83, col. 1377, p. 1246.

237. Феодорит называет их «мятежниками», – στασιασταί. Hist. relig., cap. 21: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1444, p. 1246. И. Б., стр. 175.

238. Hist. relig., cap. 21: Μ. 82, col. 1441, ρ. 1244. 1245. И. Б., стр. 172–173.

239. Epist. 81. 113: Μ. 83, col. 1260, ρ. 1139. 1316, ρ. 1190.

240. Theodoreti Hist. eccles., V, 38 (39): Migne, gr. ser. t. 82, col. 1272 sqq.. Ц. И., стр. 373 сл. Graec. affect. curatio, sermo IX: Migne, gr. ser. t. 83, col. 1040, p. 929. 1045, p. 935. Cp. Uhlewann. Christenverfolgungen in Persien unter der Herrschaft der Sassaniden im verten und fünften Jahrhundert (Zeitschrift für historische Theologie. 1861. Heft I, S. 133–135. 151).

241. Финлей. Греция под Римским владычеством. Стр. 130. 236. Uhlemann. Op. cit. S. 31.

242. Крайнее зверство Персов описывает сам Феодорит в толковании на кн. пр. Даниила (Comment. in Daniel. VII, 5: Migne, gr. ser. t. 81, col. 1416, p. 1192. Творения. Ч. III. Москва. 1857. Стр. 132).

243. Гарнье (Dissert. II, cap. V, § V, not. IV ad 77 et 78 epist.: M. 84, col. 275) указывает на 443 год. Известно, что взошедший в 441 году на Персидский престол Издегерд II отличался сильною нетерпимостью по отношению в христианам (Uhlemann. Op. cit. S. 153).

244. Epist. 78: М. 83, col. 1252. 1253. 1256.

245. Epist. 77: М. 83, col. 1245. 1248.

246. Epist. 77: М. 83, col. 1249. 1252. Cnf. epist 78: Μ. 83, col. 1253, p. 1133. 1134.

247. Эти тексты приводит сам Феодорит в письме 78.

248. Финлей. Греция под Рим. владычеством. Стр. 206. Шлоссер. Всемирная история Т. IV. Стр. 500–501. Архим. Арсений. Состояние церии в Африке в эпоху владычества Вандалов (Христианское Чтение. 1873, I. Стр. 192–195. 198–199). Cnf. inter epist. Theodoreti №168 ap. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1472. B. Mansi, IV, 1405. 1406. Деян., I, стр. 824.

249. Домн занял Антиохийскую кафедру приблизительно в 442 г.; следовательно, деятельность Феодорита в облегчение участи несчастных Африканцев относится несколько к позднейшему времени.

250. Epist. 34: М. 83, col. 1212, р. 1094.

251. Epist. 32: М, 83, col. 1209.

252. Epist. 52: М. 83, col. 1228, р. 1109.

253. Epist. 52 (Ibae, episcopo Edesae), 53 (Sophronio, episcopo Constantinae): M. 83, col. 1228. 1229.

254. Epist. 21 ap. Σακκελίων., σελ. 18. 19.

255. Epist. 22 ap. Σακκελίων., σελ. 19.

256. Войска, располагавшиеся прежде в крепостях, Константин Великий разместил по городам (Шлоссер. Всемирная история, т. IV. Стр. 453. Gibbon. The histore of the decline und fall of the Roman empire. Vol. 11. Chap. XVII. P. 216–218. Перевод Неведомского. Ч. II. Стр. 227–228). Cnf. epist. 2 ap. Σακκελίων., σελ. 2.

257. Epist. 70: M. 83, col. 1240.

258. Epist. 83: М. 83, col. 1208, р. 1146. 1147. В тридцатых годах V столетия Св. Кирилл свидетельствовал, что Феодорит «упражнялся в красноречии» (Mansi, V, 84. В. Migne, gr. ser. t. 76, col. 388. Деян., II, стр. 124). Cnf. epist. 99. 101. 104: M. 83, col. 1292. 1293. 1297, p. 1173.

259. Epist. 94: M. 83, col. 1288, p. 1165.

260. Epist. 113: M. 83, col. 1317, p. 1191.

261. Epist. 145. 151: M. 83, col. 1377, p. 1245. 1246. 1437, p. 1310.

262. Epist. 145: M. 83, col. 1377, p. 1245.

263. Quaest. XV in Num.: Migne, gr. ser. t. 80, col. 368. Творения, I, стр. 204.

264. Epist. 88. 90. 91. 102. 121. 145: М. 83, col. 1284, р. 1159. 1284–1285. 1285 1296, р. 1171. 1332, р. 1204. 1377, р. 1246.

265. Epist. 75: М. 83, col. 1243. Cnf. Synodicon. cap. LX: Migne, gr. ser. t. 84, col. 670.

266. Epist. 81. 83. 147: M. 83, col. 1261, p. 1140. 1268, p. 1146. 1412, p. 1277.

267. Dissert. I, cap. III, n. И: M. 84, col. 99.

268. Сюда принадлежат все письма с надписанием ἑωρταστιχή (№№ 4. 5. 6. 25. 26. 38. 39. 54. 55. 56. 63. 64 ар. Migne) и некоторые другие.

269. Epist. 7. 18. 14. 15. 17. 18. 27 и др.

270. Garnerius. Dissert. I, cap. III, n. X. XI: Μ. 84, col. 103.

271. Epist. 37 ар. Σακκελίων, σελ. 29. Synodicon ap. Migne, gr. ser. t. 84: cap. 60 (col. 670), 72 (col. 681), 88 (col. 703), 110 (col. 723), 170 (col. 784). Тоже смотри у Mansi, V, 840. В. 849. E. 870. С 889 С. 947. D.

272. Gibbon. History of the decline and fall of the Roman empire. Vol. III. London. 1870. P. 516, not. 1. Перевод Неведомского. Ч. III. Москва. 1884. Стр. 525, прим. 1.

273. Epist. Theodoreti: 20: Μ. 83, col. 1197.

274. Garnerius (Dissert. I, cap. II, n. III: Μ. 84, col. 95. 96), Du-Pin (Nouvelle bibliothèque, IV, p. 81), Oudinus (Comment. I, col. 1053), Cave (Hist. liter. I, p, 405), Евгений Вулгарис (θενδωρίτου Σωζόμενα. Τομ. А́. μερ. А́. Σελ. 10. 11. 21), Binder (Études sur Théodoret. P. 8), Hefele (Conciliengeschichte. II, S. 781), Kurtz (Handbuch der allgemeinen Kirchengeschichte. I Bnd. Zw. Abth. 3. Aufl. Mitau. 1853. S. 466), Bertram (Op. cit., p. 2) и множество других ученых, до самого последнего времени.

275. Martin. Pseudo-Synode. Р. 186, note 2. Cnf. Land. Ioannes von Ephesos, der erste syrische Kirchenhistoriker. Leyden. 1856. S. 21.

276. Может быть, в этом отношении прольет новый свет переписка Киррского пастыря с Константинопольским архиепископом-диофизитом. Нам известно, что в сирских манускриптах Британского Музея сохранились: письмо Феодорита к Несторию (см_ Catalogue of syriac manuscripts in British museum, acquired since the year 1838. By W. Wright. Vol. II. 1871. P. 644, с. 1; p. 958, с. 1) и извлечения из письма последнего к первому после разбойничьего собора (Wright. II, р. 644, с. 1). Эти памятники пока еще не изданы в целом объеме.

277. См. гл. I, стр. 22–23. Что Феодорит познакомился и жил вместе с Несторием и Иоанном Антиохийским в Анамийском монастыре, – это мнение Перри (The second synod of Ephesus. P. 202) ни на чем не основано.

278. Haeret. fabul. compendium, IV, 12 (Migne, gr. ser. t. 83, col. 433, p. 369): oὐχ οίδα ποταποΐς τό εξ ἀρχής ἐντεθραμμένος (Νεστόριος) ἐπιτηδεύμασιν.

279. Epist. 169: Μ. 83, col. 1474. Mansi, IV, 1404 С. Деян., I, стр. 428.

280. Mansi, VII, 188. Деян, IV, стр. 179.

281. Возможно, что Феодорит знал Германикийского пришельца во время его пребывания в Антиохии, но ни гл. 12 кн. V Наег. fab. compend., ни Contra Nestorium ad Sporatium (Migne, gr. ser. t. 83, col. 1157 sqq.) не дают права совершенно положительно заключать, что тогда «Несторий хорошо был знаком» Антиохийскому клирику, ставшему потом Киррским епископом, как это делает протоиер. А. В. Горский (Прибавл. к Твор. Св. Отц., XIV, стр. 341).

282. См. напр. Comment. Theodoreti in Ezech. XLVIII, 35 (Migne, gr. ser. t. 81, col. 1248. 1249. 1252. 1253. 1256. Творения, VI, стр. 722–727), in Agg. II, 24 (M. 81, col. 1872. Творения, V, стр. 76–77), epist. 82. 104. 145. 151 (M. 83, col. 1265. 1300. 1377. 1380. 1417. 1424) и мн. др.

283. Сам Феодорит весьма точно выражает такое отношение свое в указанным крайностям в решении христологической проблемы. «Мне, – писал он Евсевию Анкирскому (epist. 109: М. 83, col. 1304, р. 1178), – кажутся нечестивыми разделяющие на двух сынов одного Господа нашего Иисуса Христа, а ровно и те, которые идут противоположным путем и называют одним естеством божество Владыки Христа и человечество. Эти скалы противоположны друг другу, путь же Евангельских догматов – средний (между ними), украшенный стопами святых пророков и Апостолов и тех, кои после них блистали благодатными дарами в учении». «Мы, – замечал Феодорит при другом случае (epist. 21: М. 83, col. 1201, р. 1085), – конечно не отрицаем особенностей естеств, но как считаем нечестивыми разделяющих на двух сынов единого Господа Иисуса Христа, точно так же называем врагами истины и старающихся слить естества». Cnf. Eran., dial. II: Migne, gr. ser. t. 83, col. 148. 149.

284. Epist. 21 (M. 83, col. 1201, p. 1036): ἀδιαίρετος ἡ ἕναωσις, ωσπερ δή χαί ἁσύγχητος. Cnf. Eran., dial. II (Migne, gr. ser. t. 83, col. 140, p. 102): Ούτε χωρίζομεν τοῖ Θεοῖ Λόγου τήν σάρχα ούτε σίγχυσιν ποιοῦμεν τήν ἔνωσιν.

285. Несторий говорил: Χωρίζω (расторгаю) τάς φύσεις (Mansi, IV, 1201. В. Деян., I, стр. 580).

286. Epist. 21 (М. 83, col. 1107. 1200, р. 1082): «одна истина сама по себе достаточна, чтобы побудить любящих ее с радостью принимать опасности за нее», – пишет Феодорит адвокату Евсевию.

287. Marcellini Chronicon ad an. 428: Migne, lat. ser. t. 51, col. 925.

288. Mansi, IV, 10. 48. 1049. Деян., I, стр. 411–414. Cnf. inter epist. S. Cyrilli № 12 (10), cap. 5: Migne, gr. ser. t. 77, col. 93.

289. Mansi, IV, 1049. 1052. Migne, gr. ser. t. 77, col. 93. 96.

290. Письма Целестина к Св. Кириллу, Несторию, Константинопольскому клиру и Иоанну Антиохийскому имеют такое хронологическое указание: data VII Jduum Angustarum, Theodosio XIII et Valentiniano III Coss. (Mansi, IV, 1021. B. 1036. B. 1045. E. 1049. E. Migne, gr. ser. t. 77, col. 93), т. e. они даны 11 августа 430 года. Впрочем, в последних трех случаях некоторые списки имеют IV Idus и следовательно относят рассматриваемые послания к 10-му числу.

291. Ср. письмо Нестория в Иоанну Антиохийскому (Synodicon, cap. III: Mansi, V, 753–754. Migne, gr. ser. t. 84, col. 576–578. Synodicon мы будем, цитировать по 84 тому гр. серии Патрологии Миня).

292. Mansi, IV, 1061. 1064. 1065. 1068. 1069. См. col. 1065. С – Е. Migne, gr. ser. t. 77, col. 1449–1457: epist. 1, cap. 1, col. 1456. Деан., I, стр. 429–437; см. стр. 434–435.

293. Garnerius (Dissert. I, сор. IV, n. VIII: М. 84, col. 106–107. Cnf. Dissert. II, cap. V, § V, not. VI ad. epist 149: M. 81, col. 310–311), Schulzius (Dissert.: Aiigne, gr. ser. t. 80, col. 43), Du-Pin (Nouvelle bibliotheque, IV, p. 82), Tillemont (Mémoires, XV, p. 252), Ceillier (Hist., XIV, p. 36) и др.

294. Гарнье (loc. cit.) положительно утверждает, что это письмо (№149 по изданиям сочинений Киррского епископа) составлено Феодоритом и в заглавии его поставлено имя лица, от которого отправлено, подобно тому, как мы имеем послание папы Пелагия к Илие Аквилейскому, принадлежащее собственно перу Григория Великого. Гарнье ссылается на то, что Феодорит был наиболее способным к этому делу между семью, находившимися в Антиохии, епископами (Cnf. Εὐγενίου Θεοδωρίτου Σωζόμενα. Τομ. Α´, μερ. Α´. Σελ. 23) и выдает себя сходством в стиле и в учении о Богородице с другими своими произведениями (ср. напр. epist. 16). В заключение он указывает на epist. 112, но там нет никаких намеков на рассматриваемое нами послание. Cnf. Newman. Hist. sketches. Vol. II. P. 348.

295. Об этом свидетельствует сам Иоанн в письме в Фирму Кесарие-Каппадокийскому (Syuodicon, cap. IV: Μ. 84, со I. 580): transmisit (Neslorius) nobis et capitula sive propositiones..., quae religiosissimi episcopi sint Cyrilli. Либерат пишет неопределенно: cujus (Cyrilli) exemplar epistolae (ad Nestorium) perveniens ad Ioannem Antiohenum, offensus est in ipsis Cyrilli capitulis (Breviarium causae Nestorianorum et Eutychiauorum, cap. IV: Migue, lat. ser. t. 68, col. 976. A). Это сочинение помещено еще у Манси (tom. IX, col. 659–700), но мы везде, цитируем его по изданию Миня.

296. Так полагает Гарнье (Dissert. I, cap. IV, т. VIII: Μ. 84, col. 107. Cnf. praefat. Garnerii ad secundam partem operum Marii Mereatoris, n. ad an. 430: Migne, lat. ser. t. 48, col. 717–718).

297. Liberati Breviarium, cap. IV: M. 68, col. 976. A. B.

298. Возражения Андрея Самосатского находятся между опровергаемыми св. Кириллом замечаниями «Восточных» (Mansi, V, 20 sqq. Migne, gr. ser. t. 76, col. 306 sqq. Деян., II, стр. 47–123).

299. Феодор Чтец совершенно ложно полагает, что Феодорит писал опровержение глав после примирения «Восточных» со св. Кириллом (Hist. ecles., II, 39: Migue, gr. ser. t. 86, 1, col. 205. Церковная История, изданная в русском переводе вместе с Евагрием и Филосторгием. Спб. 1853. Стр. 528).

300. Epist. 150 (М. 83, col. 1413, р. 1288. 1289; gr. ser. t. 76, col. 389. Mansi, V, 84. E. 85. В. Деян., II, стр. 125. 126).

301. Возражения Феодорита сохранились до нас между опровержениями их св. Кирилла (Mansi, V. Деян., II. Cnf. Migne, gr. ser. t. 76, col. 302 sqq.) и в латинском переводе последних у Мария Меркатора (Migne, lat. ser. t. 48, col. 972–1001). Эта версия довольно близко совпадает с греческим подлинником, особенно в том виде, как он издан у Манен.

302. Ср. epist. 143 (Μ. 83, col. 1308. 1309, p. 1238): τῷ ὄντι παραπλησίως ύπείληφα δοσσευεῖς, τούς τε τάς δύο του Μονογενοῖς φύσεις εἰς μίαν συνάγειν τολμῶντας, χαί τοίς τόν Κίριον ἡμῶν Ιησοῦν Χριστόν, τόν ϒίόν τοῦ θεύ τοῦ ζῶντος, τόν ενανθρωπήσαντα Θεόν Λόγον. είς δυο μερίζειν έπιχειροῦντας υἱοίς. Cnf. epist. 161 (Μ. 83, col. 1436. 1437, ρ· 1310): χαί ώσπερ τούς είς δύο υἱούς μερίζοντας τόν ένα Κύριον ἡμῶν Ίησοῦν Χριστόν, ἔξω βαίνειν φαμέν τῆς ύπό τῶν ἁγίων αποστόλων τετριμμένης ὀδού, ουτω χαί τούς μίαν λέγοντας φύσιν τήν θεότητα τοῦ Μονογενοῦς χαί τήν ανθρωπότητα, είς τόν ἔτερον χρημνίν ἀποχλίνειν φαμέν.

303. Anath. II et. III (Mansi, IV, 1081. E. Mansi, V, 93 A. 96. D. Migne, gr. ser. t. 77, col. 400. 401. 325. Деян., I, стр. 452, 453. Деян., II, стр. 135. 139. Mansi, IX, 327. Деян. V, стр. 290). Впредь мы будем цитовать подлинник по V т. Манси и 76 т. греч. сер. Мина, а русский перевод – по II т. Д. В. С.

304. Reprehensio III anath.: Mansi, V, 97. А и вообще 96. 97. Migne, gr, ввг. I. 70, col. 404. А. Деян., II, стр, 140. Ср. рассуждение о человеколюбии Божием в письме Иоанна Антиохийского к Несторию на стр. 66–67.

305. Repreh. II anath.: Mansi, V, 93. B. С. Μ. 70, col. 400. Деян., II. стр. 136.

306. Repreh. XI anath.: Mansi, V, 136. C. D. M. 76, col. 445. 418. Деян., II, cip. 188. Cp. Eran., dial. II: Migne, gr. ser. t. 83, col. 153, p. 114. Своего противника, допускавшего во Христе одно естество после соединения, Феодорит здесь спрашивает: πῶς μίαν λέγεις μετά τήν ἕνωσιν φύσιν ώς μιᾶς έξ άμφοῖν γενομένης, ἤ ώ θατέρας μεινασης, τής δέ ετέρας άναιρεθείης;

307. Anath. I: Mansi, V, 85. 88. Μ. 76, col. 392. Деян., II, стр. 128. Mansi, IX, 327. Деян., V, стр. 290.

308. Repreh. III anath.: ἔνωσις έπί rών διηρημένων (παρα)λαμβάνεται διαιρέσεως γάρ οὔσης, ούκ ἄν ποτε ἔνωσις νοηθείη (Mansi, V, 97 В. Μ. 76, col. 404. В. Деян., II, стр. 141). Cnf. Eran., dial. II: Migne, gr. scr. t. 83 col. 137 tin. (ἡ ἕνωσις (δηλοῖ) τήν τῶν διεστώτων συάφειαν). 121, ρ. 85.

309. Defensio II anath.: «он (Феодорит ) не помышляет, что правдивость выражений, противополагающая истину вымыслим нечестивых еретиков, направлена к тому, чтобы ниспровергнуть то, что они противополагают ей». Mansi, V, 93. Е. М. 76, col. 400. Деян., II, стр. 137.

310. На упрек Феодорита в «превращении» Слова в плоть св. Кирилл отвечает ему так: «ты опровергаешь то, что нам самим ненавистно». Defens. I anath.: Mansi, V, 89. D. Μ. 76, col. 396. В. Деян., И, стр. 132. Cnf. defens. VI anath. (Mansi, V, 117. A. M. 76, col. 425. Деяи., И, стр. 164): «Кто станет сомневаться, что божество есть нечто иное по своему естеству и нечто другое – человечество по своему естеству?»

311. Defens. II anath.: Mansi, V, 93. Е. Μ. 76, col. 400. Деян., II, стр. 137.

312. Такое смешение терминов φύσις и ὑπόστασις или πρόσωπον часто встречается у отцев и церковных писателей до Халкидонской эпохи, особенно у Александрийцев. См. Hefele. Conciliengeschichte, II, S. 128. 155. 256.

313. Repreh. II anath.: Mansi, V, 93. В. Μ. 70, col. 400. Деян., II, стр. 130. Cnf. repreh. XI anath.: Mansi, V, 136. C. Μ. 76, col. 445. Деян., II, стр. 188.

314. Repreh. III anath.: «если обе природы, – говорит Феодорит, – имеют совершенство, оба сходствуют, то есть образ раба с восприемлющим его образом Бога, и благочестно исповедывать одно лице, единаго Сына и Христа; то не будет нелепостью говорить: соединились две ипостаси или природы (δύο τάς ἑνωθείσας ὑποστάσεις εἴτουν φύσει – λέγειν ἄτοπον), но согласно с основанием» (Mansi, V, 97. B. С. М. 86, col. 404. В. Деян., II, стр. 141).

315. Defens. I anath.: «Слово восприняло святую и одушевленную плоть, соединилось с ней по истине неслиянно» (ένωθεντα κατά ἀληθείαν άουγχύτως). Mansi, У, 92 А. М. 76, col. 396. D. Деян., II, стр. 133.

316. Defensio II anath.: καθ᾿ ὑπόστασιν равняется κατά αλήθειαν (Mansi, V, 96. А. Μ. 76, col. 401. А. Деян., II, стр. 158); defensio III anath.: κατά φύσιν, τουέστιν ού σχετιχῶς, αλλά κατά άλήθειαν (Mansi, V, 100. В. Μ. 76, col. 405. В); ἔνωσις φυσική, τουτέστιν άληθής (Mansi, V, 100. С. Μ. 76, col. 405. С. Деян., II, стр. 143. Mansi, V, 101. А. М. col. 408. В. Деян., II, стр. 145); defensio XII anath.: ἔνωσις αληθής (Mansi, V, 140. D. M. 76, col. 452. В. Деян., II, стр. 193). Defensio III anath. предлагает такую поправку или ограничение в прежней формуле: δοκῆ πώς φυσικη λέγεσθαι παρ ἡμών ἡ ἔνωσις (Mansi, V, 101. В. Μ. 76, col. 408. В. Деян., II, стр. 146).

317. Defensio I anath. (Mansi, V, 92. D. Μ. 70, col. 397. С. Деян., II, стр. 134; 135); defensio II anath. (Mansi, V, 93. К. M. 76, col. 400. D. Деян., II, стр. 137); defensio V anath. (Mansi, V, 112. C. D. M. 76, col. 420. В. С. Деян., II, стр. 159); defensio VI anath. (Mansi, V, 116. D. E. M. 76, col. 424–425. Деян., II, стр. 164); defensio VIII anath. (Mansi, V, 120. E. M. 76, col. 429. А. В. Деян., II, стр. 169). defensio IX anath. (Mansi, V, 124. В. С. M. 76, col. 433. А. Деян., II, стр. 173); defensio X anath. (Mansi, V. 132. D. E. M. 76, col. 141. D. 144. A. Деян., II, стр. 183–184).

318. Defens. IV anath.: Mansi, V, 105. C. M. 76, col. 413. Деян., II, стр. 151.

319. Defensb. X anath.: Mansi, V, 132. D. M. 76, col. 141. 141. Деян., 11, стр. 183.

320. Dissert. I, cap. IV, η. IX: M. 84, col. 108. Гарнье имеет в виду преимущественно опровержения I, II, IV и X анафематств.

321. Repreh. I anath.: Mansi, V, 88. А. C. E. Μ. 70, col. 392. В. 393. А-В. С. Деян., II, стр. 128. 130. Cnf. Comment. Theodoreti in Isa., IX; 1 (Migne, gr. ser. t. 81, col. 312): τήv τοῦ δούλου μορφήν έξ αὐτής (Ηαρθένου) τῆς κυήσεως ὁ Θeόc Λόγος αναλαβών ἥνωσεν έαυτώ. Eran., dial. II: Migne, gr. ser. 1. 83, col. 137, p. 99. 140, p. 101. Epist. 151: M. 83, col. 1429. B.

322. Cnf. repreh. I anath.: Mansi, V, 88. E. M. 76, col. 393. С. Деян., II, стр. 130.

323. Defensin I analh.: Mansi, V, 92. E-93. A. M. 76, col. 397. C. D. Деян., II, стр. 135

324. Repreh. II anath.: Mansi, V, 93. B. D. M. 76, col. 400. А. С. В. Деян,, II. стр. 136. 137. После Феодорит яснее выразил эту мысль словами (Eran., dial. II: Migne, gr. ser. t. 83, col. 160, p. 119): ἄλλο μέν έστι τό λαβόν, ἄλλο δέ τό ληρθέν, είς; δέ έξ ἀμφοῖν ό Χριστός θεωρεῖτε. Dial. III: Θεότηος ἡμεῖς καί ἀνθρωπότητος τοιαύτην κηρόττομεν ἕνωσιν ὡς έννοεῖν ἔν πρόσωπον ἀδιαίρετον (Μ. 83, col. 252, ρ. 203) κ. λ.

325. Repreh. II anath.: Mansi, V, 93. В. Μ. 76, col. 400. А. Деян., II, cip. 136.

326. Defensio II anath.: Mansi, V, 96. A. M. 76, col. 401. А. Деян., II, стр. 138.

327. Repreh. IV anath.: Mansi, V, 105. С. M. 76, col. 413. Деян., II, стр. 151. Cnf. Eran. dial. III (Migne, gr. ser. I. 83, col. 280, p. 228;: μετά τήν ἔνωσιν ἔνι προσώπῳ καί τά ὑψιλά καΐ τά ταπεινά προςάπτει ή θεία Γραφή.

328. Defensio IV, anath.: Mansi, V, 105. E. M. 76, col. 413. В. Деян., стр. 152.

329. По св. Кириллу, неведение Христа имеет только «вид незнания» (Χριστδ πάντως ἔσται καί το εἰδέναι, καί μέν τοι καί τό μή εἰδέναι δοκεῖν). Defensio IV anath.: Mansi, V, 108. E. M. 76, col. 416. В-С. Деян., И, стр. 154. Феодорит после ясно показал, как сильно злоупотребляли этим экзегетическим методом монофизитствующие, говоря, что где речь о человеческой природе Бога Слова, там οἰκονομικώς ή θεία λέγει Γραφή и посему ού χρή τά οἰκονομικως εἰρημένα τοῖς θεολογικοῖς συναρμόττειν (Eran)., dial. II: Migne, gr. ser. t. 83, col. 149, p. 110).

330. Repreh. X anath.: Mansi, V, 128. С. Μ. 76, col. 437. В. Деян., И, стр. 178.

331. Repreh. XII anath.: Mansi, V, 137. E. M. 76, col. 440. В. Деян., II, стр. 191.

332. Defensio X anath.: Mansi, V, 132. B. M. 76, col. 441. В. Деян., II, стр. 182.

333. Defensio XII anath.: Mansi, V, 140. C. D. M. 76, col. 452. В. Деян., II, стр. 193.

334. Bertram. Theodoreti, episcopi Cyrensis, doctrina christologica. Hildesiae. 1883. Pars II, § 2. P. 66–77.

335. В своих диалогах «Эранист» Феодорит приводит объяснение этого обстоятельства. По поводу указания возражающего православному лица на слишком сильное разделение естеств в Господе Спасителе у некоторых отцев, епископ Киррский пишет: «важною причиною такой неумеренности (τής άμετρίας) была борьба с противниками. Так поступают и возделывающие деревья: когда оно видят, что дерево нагнулось, они не только выправляют его до надлежащей степени, но еще наклоняют его в другую сторону дальше отвесной линии, чтобы чрез большее наклонение в противную сторону привести его в нужное положение». (Eranistes, dialog. III: Migne, gr. ser. t. 83, col. 309, p. 255. Cnf. dial. II, ibid., col. 163, p. 127). В другой раз, оправдываясь от подозрений в несторианском расторжении, Феодорит замечал (epist. 82: М. 83, col. 1264. 1265, р. 1143): «некоторые из святых отцев, сошедшихся в Никее, восстававшие против безумия Ария, в своих сочинениях были принуждены к разделению (естеств) более необходимого», но «я знаю, что только необходимость произвела некоторую неумеренность в разделении».

336. Bertram. Pars II, § 3. 4, pag. 77–90. 90–93.

337. Что способ соединения естеств во Христе у Нестория н Феодорита обозначается нередко одинаково, – эту мысль высказывает и Binder (Études sur Théodoret, p. 19–22; см. в конце брошюры тезис II), но он не делает прямо тех выводов, которые защищает Бертрам.

338. Разумеемые здесь места из св. Василия, где последний называет плоть Господа ἡ σἀρξ ἡ θεοφόρος, Феодорит приводил в 1 диалоге «Эраниста» (Migne, gr. ser. t. 83, col. 93). Cnf. Migne, gr. ser. t. 29, col. 408: in Ps. LIX, 10. Migne, gr. ser. t. 32, col. 85: cap. V, 12. Твор. св. отц, т. V (Василия В. ч. 1). Москва. 1846. Стр. .383. Твор. св. отц., т. VII (Василия В. ч. 3). Москва. 1853. Стр. 246.

339. Repreh. V anath.: Mansi, V, 112 В.. Μ. 76, col. 420. Деян., II, стр. 158.

340. Bertram. Р. 91. Cnf. р. 93. 94.

341. Феодорит: repreh. III anath. (Mansi, V, 97. С. М. 76, col. 404. С. Деян., II, стр. 141); Св. Кирилл: defensio III anath. (Mansi, V, 101. С. Μ. 76, col. 408. С. Деян., II, стр. 146; defensio V anath. (Mansi, V, 113. B. Μ. 76, col. 421. А. Деян., II, стр. 160). Cnf. Migne, gr. ser. t. 77, col. 245. Ä epist. S. Cyrilli. 46 (39) ad Succenh. II, n. 4. Mansi, IX, 584. E. 585. А. Деян., V, стр. 557 и др. Пример человека был любимою аналогией Феодорита при рассуждении о способе соединении естеств во Христе. В письме 21 (М. 83, col. 1201, р. 1085. 1086) мы читаем: «подобно тому как человек, говоря вообще, есть животное разумное и смертное, имеет душу, имеет и тело, но все же мыслится единым живым существом, при чем различие двух естеств не разделяет единого на двоих, а в одном и том же мы знаем и бессмертие души и смертность тела, признаем душу невидимою, тело же – видимым и однако же, как я сказал, (находим здесь) одно живое существо – разумное и смертное вместе; – точно также мы знаем, что Господь наш и Бог (говорю о Сыне Божием ), Владыка Христос, и по воплощении один Сын: ибо соединение сколько же раздельно, столько же и неслиянно». «Если мы, – пишет Феодорит епископу Тимофею (epist. 130: М. 83, col. 1345, р. 1216), – делаем это (утверждаем единство) по отношению к душе и телу, – природам одновременным (по происхождению) и физически соединенным между собою, – и душу называем простою (несложною), разумною и бессмертною, а тело именуем сложным, страстным и смертным, и при всем том не разделяем соединения и не рассекаем на двое одного человека: то тем более следует делать это по отношению к рожденному прежде веков от Отца божеству и воспринятому от семени Давидова человечеству и ясно провозглашать первое предвечным, вечным, простым, неописуемым, бессмертным и неизменяемым, второе же – новым, сложным, описуемым, изменяемым и смертным». В последнем случае факт сосуществовании души и тела в живом лице единого субъекта служит Феодориту для обоснования мысли о неслитном соединении естеств во Христе, тогда как в первом – он пояснял, иллюстрировал идею нерасторжимости. Cnf. Eran., dial. II. III: Migne, gr. ser. t. 83, col. 144, p. 106. 237 init.

342. Epist. 145 (M. 83, col. 1380, p. 1247): «каждый человек имеет бессмертную душу и смертное тело, и однако же до сего дня никто не называл Павла двумя Павлами, так как он имеет и душу и тело, – или Петра двумя Петрами, или Авраама, или Адама, но всякий признает различие естеств, а двумя Павлами одного не называет».

343. Reprech. III anath.: Mansi, V, 97, В. Μ. 76, col. 404. В. Деян., II, стр. 141.

344. Detensio VII anath.: Mansi, V, 117. D. M. 76, col. 428. А. Деан., II, стр. 166.

345. Defensio III anath.: (Mansi, V, 101. D. M. 76, col. 408–409. Деян., стр. 146–147): «не рассекать однажды соединенное – это еще не все; дух истинный веры никому не позволяет делить на двух сынов единого Христа и Сына Господа».

346. Defensio X anath. (Mansi, V, 133, Е. Μ. 76, col. 445. В. Деян., II, стр. 187): είς τε καί μόνο: ί έξ ἀμφοῖν νοεῖται Χριστός. Cuf. epist. 40 (35) ad. Acac, Melit.: οταν ὁ της σαρκόσεως πολυπραγμονῆται τρόπος, να τόν ἐξ ἀμφοῖν, καί Θεόν, καί Τιόν, καί Χριστόν, καί Κύριον εἶναι τε χαί πιστεύει, καί ἀραρότως είςδέχεται (ὁ ἀνθρώπινος νούς) Migue, gr. ser. t. 77, col. 193. C. De recta fide ad Tlieodos., cap. 40: Ιησοῖς Χρίστός άνθρώπινοις τε αδ καί τοῖς ὑπέρ ἀνθρώπων ίδιώμασιν είς ἕν τι τό μεταξύ συγκείμενος (Mansi, IV, 673. B. Migne, gr. ser. t. 76, col. 1193. В).

347. Repreh. III anath. (Mansi, V, 97. С. Μ. 76, col. 404. С. Деян,, II, стр. 141): «если в одном человеке разделяем природы, (διαιροῦμεν τάς φύσεις) и говорим: смертное тело и бессмертный дух и оба суть одно – человек; то тем более сообразно с здравым смыслом познавать особенности природ (τάς τῶν φύσεων ἰδιότητας γνωρίζειν εὔλογον) воспринимающего Бога и воспринимаемой человеческой природы». Repreh. VIII anath. (Mansi, V, 120. С. D. М. 76, col. 429. 430. Деян., II, стр. 168): τῶν φύσεων τάς ιδιότητας οὐ παραιτησόμεθα λέγειν... έκατέρας φύσεων τά ἴδια λέγοντες, τόν Δεσπότην προσκυνοῦμεν Χριστόν. Подобные положения весьма часто встречаются в сочинениях Феодорита. Вот некоторые примеры: ἀσύγχυτον ἔνωσιν γεγενῆσθαι πιστεύομεν, χαί ἴσμεν τίνα τε τῆς ἀνθρωπότητας, καί τίνα τῆς θεότητος ἴδια (epist. 21: Μ. 83, col. 1201. ρ. 1075); καί ἡμεῖς τῆς μέν αὐτοῦ (Ίησοῦ Χριστοῦ) σαρκός καί τῆς θεότητος τήν διαφοράν ἐπιστάμεθα ἔνα δέ ἴσμεν Yἱόν, τόν ένανθρωπήσαντα Θεόν Λόγον (epist. 83: Μ. 83, col. 1272, ρ. 1149); ἡμεῖς δέ θεότητες μέν χαί άνθρωπότητας τό διαφορον ἐπιστάμεθα ἔνα δέ ὁμολογοῦμεν Yἱόν, τον ἐναθρωπήσαντα Θεόν Λόγον (epist. 101: Μ. 83, col. 1293); σαρκός μέντοι καί θεότητος τό διάφορον έδιδα᾿χθην ἀσύγχυτος γάρ ἡ ἕνωσις (epist. 104: Μ. 83, col. 1297, ρ. 1173); εἰδέναι χρή τό τε τῆς σαρκός παθητίν, καί τί τῆς θεότητος ἀπαθές, οὐ διαιροῦντας τήν ἕνωσιν, οὐδέ εἰς δύο μερίζοντας πρόσωπα τόν Μονογενῆ, άλλ’ ἐν τῷ ἑνί θεωροῦντας Yἱῷ τά τῶν φύσεων ἵδια (epist. 130: Μ. 83, col. 1345, ρ. 1216); εἰδῶτας δέ ὅμως τῶν φύσεων τό διάφορον τόν ἕνα χρῆ προσκυνεῖν Yἱίν, καί τόν αὐτόν είδέναι Yἱόν Θεοῦ καί Yἱόν ἀνθρώπου... Ή γάρ ἔνωσις κοινά ποεῖ τά ὀνόματα, άλλ’ οὐ συγχεῖ ταύτας (φύσεις) τό τῶν ὀνομάτων κοινόν (Μ. 83, col. 1345, ρ. 1217); χαὶ τόν Κύριον ἡμῶν Ἰησοῦν Χριστόν, τόν μονογενῆ τοῦ Θεοῦ Yἱόν, τόν ἐναθρωπη’σαντα Θεόν Λόγον, καί Yἱόν Θεοῦ καί Yἱόν ἀνθρώπου προσαγορεύοντες, ὡς παρά τῆς θείας Γραρῆς ἐδιδάχθημεν, οὐ δύο φαμέν υἱούς, ἀλλἀ τῆς θεότητος καί τῆς άνθρωπότητος όμολογοῦμεν τάς ἰδιότητας (epist. 145: Μ. 83, col. 1380, ρ. 1247); χαί όμολογοῦμεν τόν Κύριον ἡμών Ἰησοῦν Χριστόν, Θεόν τέλειον καί ἄνθρωπον τέλειον, έκ ψυχῆς λογικῆς καί σώματος, πρό αἰώνων μέν ἐκ τοῦ ΙΙατρός γεννηθέντα κατά τήν θεότητα· ἐπ’ ἐσχάτων δέ τῶν ἡμερῶν δί ἡμᾶς καί διά τήν ήμετέραν σωτηρίαν έχ Μαρίας τῆ Παρθένου· τόν αυτόν μοούσιον τῷ Πατρί κατά τήν θεότητα, καί ὁμοούσιον ήμῖν κατά τήν ἀνθρωπότητα. Διό γάρ φύσεων ἔνωσις γέγονε. Διό ἔνα Χριστόν, ἔνα Yίόν, ἔνα Κύριον όμολογοῦμεν οὔτε γάρ τήν ἕνωσιν λύομεν, καί άσύγχυτον αὐτήν γεγεν˜ σθαι πιστεύομεν (epist. 151: Μ. 83, col. 1420, ρ. 1294. Mansi, V, 1025. D. – E. Hoffmann. S. 47,39 – 48,5. Martin. Actes. Ρ. 106. Perry. Ρ. 223); Θεὀν ἀληθινόν καί ἄνθρωπον ἀληθινόν τόν Κύριον ἡμῶν Ίησοῦν Χριστόν ὁμολογοῦμεν οὐκ εἰς δύο πρόσωπα διαιροῦντες τόν ἔνα, άλλά δύο φύσεις ἀσυγχύτως ἡνῶσθαι πιστεύομεν (Μ. 83, col. 1424, ρ. 1297. Hoffmann. S. 49,22–24. Martin. Actes. P. 110. Perry. P. 220); ἕνα προσκυνοῦμεν Yἱόν, ἑκατέραν δέ φύσιν τελείαν ἐν αὐτῷ θεωροῦμεν, καί τήν λαβοῦσαν, καί τήν ληρθεῖσαν καί τήν ἐκ τοί Θεοῦ, καί τήν έκ Δαβίδ (Μ. 83, col. 1436, ρ. 1308–1309); ἕνα μέν προσκυνοῦμεν Yἱόν τοῦ Θεοῦ, ὡς ἕνα Θεόν Πατέρα, καί ἕν ἕγιον Πνεῦμα σαρκός μέντοι καί θεότητας τό διάφορον ἐπιστάμεθα (Μ. 83, col. 1436, ρ. 1310): τήν τοῦ Θεοῦ μορφήν καί τήν δούλου μορφήν ἐν ἑνί Yἱῷ γνωρίζειν (Comment, in Isa., VII, 14: Migae, gr. ser. t. 81, col. 277); ἐν ἑνὶ θεωρεῖται προσώπῳ, τ. ε. ἡ θεότης καί ἡ ’νθρωπότης (Comment. in Epist. S. Pauli ad Hebr. III, 4: Migne, gr. ser. t. 82, col. 697); εἰδέναι, τί μἐν τῆς θεότητας, τί δέ τῆς άνθρωπoτητος ἰδιον (Comment. in Epist. S. Pauli ad Hebr. VII, 26: Migne, gr. ser. t. 82. col. 733). Проф. В. В. Болотов указывает еще (Христ. Чтец., 1885, I, стр. 63–64) на диалог Феодорита «Эранист», где епископ Киррский отвергает термин «μερίςειν», но защищает признание двух естеств во Христе, и distenctio св. Амвросия переводит как чрез «διαίρεσις», так и чрез «ἡ διαφορά» (Migne, gr. ser. t. 83, p. 109. 102. 103, col. 149. 140. 141; p. 142. 143. 109, col. 185. 148–149). См. также Eran., dial. III: M. 83, col. 237, p. 191. 241, p. 193. 249 init. 281, p. 229.

348. Проф. В. В. Болотов кратко, но энергично и определенно высказавший защищаемую нами мысль о формальном различии между св. Кириллом и Феодоритом в христологии вообще (см. его статью: Из церковной истории Египта в Христианском Чтении: 1885 г., часть I, стр. 63–65), приводит (ibid., стр. 65, прим. 1) неоспоримыя доказательства того, что и Александрийский епископ принимал «διαίρεσις» в смысле «разделении чисто теоретическаго»; почему он не допускал: «μερίζειν», «ἡ φυσική διαίρεσic» (epist. 40 (35) ad Acac. melit., p. 117, col. 196: Migne, gr. ser. t. 77), «μή κατά μόνην τήν θεωρίαν διαιρεῖν», «ἀνα μέρος τιθέναι τάς φύσεις», «διαμπάξ διά τῆς τομῆς ἐφιέναι τήν δυναμιν αὐταῖς» (epist. 46 (39) ad Succens. II, n. 4, ρ. 145, col. 245), «διιστάναι αὐτάς» (epist. 44 (37) ad Eulog., p. 134, col. 225; epist. 40 (35) ad Acac. melit., p. 116, col. 193); но считал законными: «τά έξ ᾧν νοεῖται Χριστός, ὡς ἐν ψιλαίς καί μόναις ἐννοίαις δέχεαθαι» (epist. 40 (35)., ρ. 116. 115, col. 193. fin. 192. fin.), « ὄσην ἠκεν είς έννοίαν, και εἴς γε μόνον τό ορἄν τοῖς τῆς ψυχῆς ὄμμασιν» (epist. 43 (38) ad Succens. I, ρ. 137, col. 232 fin.), «έν ψιλαῖς διαιρεῖν έννοίαις, και ὡς ἐν ἰσχναῖς θεωρίαις, ἤτοι νοῦ φαντασίαις τήν διαφοράν δέχεσθαι» (epist. 46 (39) ad Succens. II, n. 4, ρ. 145, col. 245. А), «νοεῖν τήν τῶν φύσεων, ἤγουν ὑποστάσεων, διαφοράν ἐν ποιότητι φυσικῆ» (epist. 40 (35), ρ. 116, col. 193. В), «νῷ καί θεωρία τό διάφορον,... τῇ θεωρίᾳ τῇ κατά τὀν λόγον ἑτεροφυές» (epist. 50 (44) ad Valer. icon., ρ. 160–161, col. 260. А-В).

349. Немецкая протестантская церковная историография жила и живет началами гегелиаской школы и потому всякое явление прошлого рассматривает или как отрицательный антитезис или как положительный синтезис двух крайностей, подлежащий дальнейшему разложению. Таким именно высшим, по отношению к противоположностям «александринизма» и «антиохинизма», моментом и оказывается антиохийский символ, – основа халкидонского вероизложения. Последнее, по Бауру, представляло временное и непрочное примирение двух направлений, оправдывало законность двух, взаимно исключающих, точек зрения на лицо Христа Спасителя и потому носило характер половинчатости (das Symbol – des Chalcedonischen Synod – trägt Charakter einer Halbheit in sich. См. Die christiliche Kirche vom Anfang des vierten bis zum Ende des sechsten Jahrhunderts u. s. w. Tübingen 1859. S. 115–116. Cp. Die christliche Lehre von der Dreieinigkeit und Menschwerdung Gottes in ihrer geschichtlichen Entwicklung. Von Fr. Chr. Baur. 1 Theil. Tübingen. 1841. S. 823). Даже более умеренный и осторожный Дорнер подвергает халкидонский ὅρος жестокой критике и много говорит о его недостатках (die Mängel des Chalcedonense). J. A. Dorner. Entwicklungsgeschichte der Lehre von der Person Christi. 2 Theil. Berlin. 1858. S. 143–149.

350. Baur. Die christliche Lehre von der Dreieinigkeit und Menschwerdung Gottes. 1 Th. S. 771. 772. 774.

351. В конце защиты второго анафематства (Mansi, V, 96. С. М. 76, col, 401. Деян. II, стр. 149) св. Кирилл замечает: «признаюсь, я сначала думал, что он (Феодорит) понимает смысл глав, а притворяется в незнании и этим угождает кому-нибудь. Теперь я верно знаю, что он действительно не понимает этого».

352. Факунд объясняет нападки на св. Кирилла falsa suspicione quam de illo (Cyrillo) habuerunt (Orientales). См. Pro defensione trium capitulorum, lib. VI, cap. I (Migno, lat. ser. t. 67, col. 658). – Audiebant vel relegebant verba dicentis (Cyrilli) orientales Patres, neque animadvertehant ejus intentionem, secundum quam de verbis est judicandum (lib. VI, cap. 3: col. 667). Таким образом это есть ignorantia, qua quisque alter do sun proximo, tanquam homo de homini, suspicatur, а не impietas, qua de Deo male creditur (lib. VI cap. 4: col. 669).

353. Mansi, IV, 1109. 1112. Деян., I, стр. 479–482. Пятидесятница в 431 году была 7-го июня, а Пасха – 19-го апреля.

354. Epist. 112: Μ. 83, col. 1312, p. 1185. До нас, сохранилось только письмо Иоанна к Фирму Кесарие-Каппадокийскому (Synodicon, cap. IV: Μ. 84, col. 579–581).

355. См. послание «Восточных» к императору (Mansi, V, 1272. 1273. Mignе, gr. ser. t. 83, col. 1441. Деян., I, стр. 659) и письмо Иоанна к св. Кириллу (Mansi, V, 1121. Migne, gr. ser. t. 77, col. 132. Деян., I, стр. 489–490).

356. По Евагрию (Hist. eccles., I, 3: Migne, gr. ser. t. 86. 2, col. 2428. Русский перевод. Спб. 1853. Стр. 13) и по Никифору Каллисту (Hist. eccles., XIV, 34: Migne, gr. ser. t. 146, col. 1169), Антиохия находилась в тридцати днях пути от Эфеса.

357. Synodicon, cap. VII (Μ. 84, col. 590–593); под этим посланием Феодорит подписался на 67-м месте.

358. Факунд пишет (Pro defens., VII, 2: Migne, lat. ser, t. 67, col. 685): hinc extitit totius causa discordii; hinc omnis tumultus sumpsit originem; hinc Orientales aliique Patres offensi, adversa jam mente crediderunt, quod beatus Cyrillus, male sibi conscius, judicium et inquisitionem dictorum Patrum effugerit, ut eorum non expectaret adventum.

359. См. подписи под contestatio «Восточных» легатов (Synodicon, cap. VII: М. 84, col. 591–593).

360. Synodicon, cap. VIII: Μ. 84, col. 593–594.

361. На первом заседании conciliabuli комит Кандидиан говорил, что св. Кирилл открыл свой собор «за пять дней пред сим», причем terminus’oм а quo является время прочтения императорской грамоты, т. е. первое заседание в церкви св. Марии-Богоматери, или понедельник 22-го июня (Mansi, IV, 1260. D. 1261. А. Деян., I, стр. 645). Отсюда следует, что Иоанн Антиохийский прибыл в пятницу 26-го числа того же месяца.

362. Этот собор известен под именем conciliabulum (соборик, почему в русских «Деяниях» неверно говорится: «сборище»). В русской исторической литературе он обозначается более соответствующим названием отступнического собора.

363. Из. 68 епископов, подписавшихся под contastatio (Synudicon, cap. VII: M. S4, col. 591–593), на соборе Иоанновом присутствовали только 43 лица и между ними Феодорит (Mansi, IV, 1269. Деян., I, стр. 655–656).

364. Mansi, IV, 1265. 1268. 1269. Деян., I, стр. 652. 657. 658.

365. Mansi, IV, 1180. В. Cnf. 1068 sqq. Деян., I, стр. 555–556. Ср. стр. 437–455. Mansi, IX, 321 sqq. Деян., V, стр. 278–292.

366. В соборных актах имеются многочисленные указания на это, но мы не будем приводить их, ограничившись ссылкою на Гефеле, (Conciliengeschichte. II. S. 169 u. Anm. 3) и Копаллика (Cyrillus von Alexandria Mainz. 1881. S. 128–129), – писателей, далеко не вполне солидарных во взглядах на личность св. Кирилла и деятельность «Восточных». Со своей стороны, не упоминай о Либерате (Breviarium, cap. VI ар. Migue, lat. ser. t. 68, col. 979: illa duodecim capitula Cyrilli in ipso (Ephesino) concilie suscepta et confirmata) мы укажем на 112 письмо Феодорита к Домну Антиохийскому (М. 83, col. 1309. 1312), которое не оставляет никакого места сомнению в том, что «главы» были прочитаны и одобрены отцами Эфесского собора. По крайней мере, оно показывает, что «Восточные» твердо были убеждены в этом. Ср. также заявление императора Маркиана в Халкидоне 17-го октября 451 года, что он верует «по двум каноническим посланиям Кирилла (т. е. Καταφλυαροῦσι и Τοῦ Σωτῆρος), обнародованным и утвержденным на первом Эфесском соборе» (Mansi, VII, 5. D. 8. А. Деян., IV, стр. 8).

367. Ср. слова Феодорита (epist. 112: М. 83, col. 1312, р. 1185): «и сделанное нами в Эфесе низложение епископа Александрийского и епископа Эфесского было вследствие изложения и утверждения глав».

368. Mansi, IV, 1265. Деян., I, стр. 652. Cnf. Mansi, IV, 1273 (Migne, gr. ser. t. 83, col. 1448). Деян., I, стр. 659–660 и др.

369. Mansi, IV, 1276. E (Migne, gr. ser. t. 83, col. 1148). Деян.. 1, стр. 663.

370. Mansi, IV, 1380. E. Деян., I, стр. 788.

371. Mansi, IV, 1392. С. Деян., I, стр. 801. Сократ действительно сообщает, что в Эфесе Несторий притворно называл Деву Марию Богородицею (Hist. eccles. VII, 34: Migne, gr. ser. t. 67, col. 816. Русский перевод. Стр. 562).

372. Mansi, IV, 1272. D. 1276. В. 1277. D. 1280. С. Деян., I, 659. 662. 665. 667. В этом смысле отступники делали св. Кириллу в Эфесе предложения, требуя, чтобы он отказался от своих противонесторианских сочинений, как он сам свидетельствует в письме к Донату (Mansi, V, 348. Migne, gr. ser. t. 77, col. 249. С. Деян., II, стр. 408).

373. Epist. Theodoreti 162: M. 83, col. 1463. Mansi, IX, 293. Деян., V, стр. 224–225

374. Отступнический собор целиком внес в свое определение Никейский символ (Mansi, IV, 1376. D. Е. Деян., I, стр. 783).

375. Никейский символ был прочитан в первом заседании Эфесского собора (Mansi, IV, 1137. С. Деян., I, стр. 507). Ср. деяние VI-ое (Mansi, IV, 1341.1344. Деян. I, стр. 741)

376. Послание «Восточных» императору с приложением символа (Migne, gr. ser. t. 83, col. 1460. Mansi, IV, 1372. D. Деян., I, стр. 778).

377. Synodicon, cap. XVII: M. 84, col. 607–609.

378. Neander. Allgemeine Geschichte der christlichen Religion und Kirche. 1 Th., II Abth. Gotha. 1856. S. 687, Anm. 2. Вопреки Неандеру принадлежность Антиохийского символа Феодориту, с ограничительным «по-видимому», утверждают Pagius (ad an. 438 n. 14: Baronii Annales, VII, p. 438– 439), Баур (Die christliche Lehre von der Dreieinigkeit. 1 Th. Tübingen. 1841. S. 781, Anm. 4. Die christliche Kirche vom Anfang des vierten bis zum Ende des sechsten Jahrhunderts. Tübingen. 1859. S. 113), Куртт (Handbuch der allgemeinen Kirchengeschichte. 1 Bnd., Zw. Abth. 3 Aufl. Mitau. 1853. S. 159–160), Шафф (Geschichte der alten Kirche. Leipzig. 1867. S. 1010), Гарнак (Lehrbuch der Dogmengeschichte, Zw. Bnd. Freiburg i. B. 1887. S. 347, Anm) Roal-Encyclopädie, herausgeg. von Herzog. Bnd. XV. Gotha. 1862. S. 726.

379. Synodicon, cap. XCVI (Μ. 84, col. 712–713). В виду важности этого документа и для выяснения смысла цитаты из контекста речи представляем перевод его целиком: «Я помню, что, – когда мы совещались между собою в месте, называемом Абарфимилас, – я говорил твоей святости, что я заранее ничего не предприму, хотя бы и верно услышал откуда-либо, что посланный ради этого мира не отнес к Египтянам только одного слова, которое есть Theotocos (Богородица). И я думаю, что не без божественнаго внушения (non absque Dei providentia) это было сказано (мною). Ибо к нам пришло письмо Иоанна, которое недавно составлено (им) к Кириллу, а равно и составленное Кириллом к нему: оно было написано (circumferebatur) в городе, в котором Египтянин, – утвердив имя Родившей Бога (nomen Enixae Deum), как согласное со всеми его (Египтянина) заблуждениями, – превозносил его (письмо) многими похвалами, говоря, что он никогда не мыслил иначе н не мыслит ничего кроме сего. И он сказал правду, поелику это есть как бы вершина всей его ереси. Ведь и твоя святость помнит, как я, будучи в Эфесе, со всею силою избегал общения с подобным письмом, хотя бы оно я настойчиво изобличало те хуления, какие заключаются в главах Кирилла. Ибо в новом письме, – лишь только я пробежал (прочитал) всю ту часть, которая помещена и в письмах Кирилла, и сравнил с тем (упомянутым выше письмом?), которое было написано тогда (в Эфесе) вашим благочестием, – я нашел, что отправленные в Египет (легаты: Павел Эмесский и др.) не внесли ни начала, ни конца этого самого (составленного тобою?) письма. Это явствует не только из слов, какими отвечал тот Египтянин, но также и из тех (которыми подвергли многим порицаниям и обвинениям и его и его главы и опозорили его ересь те), кои тогда, в Эфесе, написаны. Итак тогда этою речью Египтянин, как я сказал, принял согласие их на все свои еретические писания; посему теперь не может быть никакого сомнения в его ересях, между тем прежде он притворялся защитником истины. Для внимательно читающих это письмо ясно и то, что он всегда рассевает семена своего яда. Я поговорил бы и о тех письмах, если бы не знал, что они имеются у твоей святости». В дополнение к этому посланию можно указать Synodicon, cap. СХХI (М. 84, 734–738), где мы находим ожесточенную и придирчивую критику «раскаяния» (poenitentia) св. Кирилла, т. е. общительной грамоты Иоанну Антиохийскому «Εἰφραινέσθωσαν οὐρανοί». Балюз (Migne, gr. ser. t. 84, col. 784, not. 47) усвояет это письмо Феодориту, но мы считаем его произведением Александра Иерапольского.

380. Об этом говорит св. Кирилл в послании к клиру и народу Константинопольскому (Mansi, IV, 1437. А. В. Деян., I, стр. 869).

381. Migne, gr. ser. t. 84, col. 708–709. Cnf. Hansi, IV, 1437. В. Деян., I, стр. 869–870.

382. Mansi, V, 292. А-С. Cnf. ibid. 340. Е-305. А. В. Деян.. I, стр. 357–358. Ср. стр. 374–375. Mansi, VI, 669. А. В. Деян., III, стр. 221–222. Mansi, VIII. 825. А. В.

383. Synodicon. cap. CLXI: Μ. 84, col. 758. A.

384. Epist. 112: M. 83, col. 1309, p. 1185.

385. Epist. I5l: М. 83, col. 1420, р. 1294 Mansi, V, 1025. D. Е. (Cnf. Hoffmann. S. 47,38–45,5. Martin. Actes. P. 106. Perry. P. 223). Здесь мы читаем: Όμολογοῦμεν τόν Κύριον ἡμῶν ´Ιησοῖν Χριστόν, Θεόν τέλειον καί ἄνθρωπον τέλειον, ἐκ ψυχῆς λογικῆς καί σώματος. Прό αἰώνων μέν ἐκ τοῦ Πατρός γεννηθέντα κατά τήν θεοτητα· ἐπ᾿ ἐσχάτων δέ τῶν ἡμερῶν δἰἡμάς καί διά τήν ἡμετέραν σωτηρίαν ἐκ Μαρίας τῆς Παρθένου· τόν αὐτόν όμοούσιον τῷ Πατρί κατά τήν θεότητα, καί όμοούσινν ἡμῖν κατά τήν ἀνθρωπότητα. Δύο γάρ φύσεων ἕνωσις γέγονε· διό ἕνα Χριστίν, ἕνα Yίόν, ἕνα Κύριον ὁμολογοῦμεν. Synodicon, cap. XVIII (Migne, gr. ser. t. 84, col. 609), приводит это вероиздожение в следующем виде: Confitemur Dominum nostrum Iesum Christum, Filium Dei unigenitum, ex anima racionali et corpore, ante saecula quidem ex Patre natum secundum Deitatem, in fine vero dierum eumdem propter nos, et propter nostram salutem, de Maria Virgine secundum humanitatem: consubstantialem Patri eumdem secundum divinitatem, et consubstantialem nobis secundum humanitatem. Diarum vero naturarum unitio facta est: propter quam unum Christum, unum Dominum, unum Filium confitemur. Наконец, приводимый в примирительных посланиях Иоанна Антиохийского (Mansi, V, 292. В. Migne, gr. ser. t. 77, col. 172. Деян., II, стр. 358) и св. Кирилла (Mansi, V, 305. А. Migne, gr. ser. t. 77, col. 176–177. Деян., II, стр. 375. Mansi, VI, 669. А. В. Деян., III, стр. 221–222. Mansi, VIII, 825. А. В.) символ буквально совпадает с обеими этими редакциями, воспроизводя сохранившееся (конечно, случайно, по неисправности рукописи) в нашем списке письма 151 выражение κατά τήν ἀνθρωπότητα (после слов ἐκ Μαρίας τῆς Παρθένου), которое имеется в сирской версии (Hoffmann. 48,2. Martin. Actes. Р. 106. Perry. Р. 223), и согласно ему помещая ἕνα Κύριον после ἕνα Yἱόν. Вот этот текст: ´Ομολογοίμεν τόν Κύριον ἡμῶν ᾿ Ιησοῦν Χριστόν, τόν Yἱόν τοῦ 0εοῦ τόν μονογενῆ, Θεόν τέλειον, καί ἄνθρωπον τέλειον έκ ψυχῆς λογικῆς καί σώματος, πρό αἰώνων μέν ἐκ τοῦ Πατρός γεννηθέντα κατά τήν θεότητα, ἐπ’ ἐσχάτων δέ τῶν ήμερῶν τόν αίτόν δι’ ἠμᾶς, καί διά τήν ἠμετέραν σωτηρίαν, έκ Μαρίας τής. Παρθένου κατά τήν ἀνθρωπότητα. 'Ομοοίσιον τῷ Πατρί τόν αὐτόν κατά τήν θεότητα, καί ὁμοούσιον ἡμῖν κατά τήν ἀνθρώποτητα. Δύο γάρ φύσεων ἔνωσις γέγονε· διό καί ἔνα Χριστόν, ἔνα Yἱόν, ἔνα Κύριον ὁμολογοῦμεν. Что касается обстоятельств происхождения и источников Антиохийского символа, то они нам не вполне известны. В своем «Эранисте» (dial. II) Феодорит дает нам выдержку из сочинения св. Амвросия Медиоланского, мало уклоняющуюся от вышеуказанных редакций (Migne, gr. ser. 6. 83, col. 181: Τοῦ ἁγίου Аμβροσίου έπισκοπου Μεδιολάνου. Ἐν ἐκθέσι πίστεως. 'Ομολογοῦμεν τόν Κόριον ἡμῶν ᾽Ιησoῦv Χριστόν, τόν Yἱόν τοῦ Θεοῦ τόν μονογενῆ, πρό πάντων μέν τῶν αἰωνων ανάρχως ἐχ Πατρός γεννηθέντα τήν θεότητα· ᾿επ᾽ ἐτχάτων δέ τῶν ἡμερῶν έχ τῆς άγίαζ Παρθένου Μαρίας τόν αὐτόν σαριωθίντα, καί τέλειον τόν ἄνθρωπον έκ φυχῆς λόγιάῆς χαι σώματος ἀνειληφότα, όμοούσιον τῷ Πατρί κατά τήν θεότητα, καί ὁμοούσιον ἠμῖν κατά τήν ἀνθρωπότητα. Δύο γάρ φύσεων τελείων ἔνωσις γεγένηται ἀφράστως. Διο’ ἔνα Χριστόν, ἔνα Yἱόν τόν Κύριον ἡμών Ιησοῦν Χριστόν, τόν Yἱόν τοί θεού καθομολογοῦμεν). Пока издателям и ученым не удалось еще отыскать цитируемого здесь Феодоритом произведения (приводимые in edit. Веnedictina отрывки взяты из «Эраниста»: Fragmentum Ambrosianum ex Theodoreto desumptum, Polymorphi dialogo II. – Sancti Ambrosii, Mediolanensis episcopi, opera, ad manuscriptos codices Vaticanos, Gallicanos, Belgicos etc. nec non ad edititiones veteres emendata, studio et labore monachorum Ordinis S. Benedicti, e Congregatione S. Mauri. Tom. II. Parisiis. 1590. Col. 729–732), но существование его весьма вероятно. По крайней мере Факунд, говоря очень сходно с нашим вероизложением, что Христос consubstantialis Patri secundum divinitatem et consubstantialis Matri secundum humanitatem (όμοούσιον τῷ Πατρί κατά τήν θεότητα, καί ὁμοούσιον τῆ Μητρί – вместо ἡμῖν –κατά τήν ἀνθρωπότητα), ссылается на авторитет св. Амвросия: sicut intellexit et cantavit Ambrosius (Pro defens., 1, 3: Migne, lat. ser. t. 67, col. 540). Помимо этого легаты «Восточных», в своем прошении императору Феодосию, дают знать, что в борьбе с св. Кириллом они пользовались трудами этого великого пастыря и компетентного писателя-догматиста. «Многие, – говорят они здесь (Mansi, IV, 1405. В. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1471. Деян., I, стр. 822), – заботящиеся о благочестии, и все мы из восточного округа..., – все, пославшие к вашему благочестию сочинение блаженнейшего Амвросия (librum beatissimi Ambrosii), отвергающее распространившееся суеверие, не согласятся принять учение Кирилла». Хотя из этих слов и не видно прямой связи цитируемого труда Медиоланского предстоятеля с обсуждаемым символом, однако же вполне естественно предполагать таковую, ибо и Антиохийское вероопределение было направлено против «нечестия Аполлинария» (Synodicon, cap. ΧVΙΙ: Μ. 84, col. 607–609), поскольку оно якобы обнаруживалось в анафематствах. Как бы то ни было, но важно уже и то, что в интересах полемики «Восточные» опирались на произведения Амвросия Медиоланского. В своем письме к Руфу Фессалоникийскому они заявляют, что «Мартин, епископ Медиоланский, послал к благочестивейшему императору книгу блаженного Амвросия о воплощении Господнем, в которой содержится учение против еретических глав» (Mansi, IV, 1416. D. Деян., I, 844). Вероятно, это было сделано по просьбе депутатов Иоаннова собора, писавших Медиоланскому пастырю (epist. Theodoreti 112: Μ. S3, col. 1312, p. 1185), и может быть с целью представить Феодосию достоверный экземпляр всего сочинения Амвросия, где содержался приводимый у Феодорита отрывок, – expositio fidei. В таком случае нужно думать, что Киррский епископ переработал изложение Амвросия, выпустив некоторые термины, как излишние (напр, άναρχως при πρὀ πάντων τῶν αἰώνων) переставив предложения и внесши некоторые более точные формулы. В последнем отношении он нечто заимствовал из Никейского символа (δι᾿ ἡμᾶς καί διά τήν ἡμετέραν σωτηρίαν), а остальное и именно конец составил сам. Таким путем были достигнуты краткость, определенность и ясность, – необходимые в подобных догматических документах. Замечательно, что здесь усвояется Св. Деве Марии название Богородица по причине неслитного соединения, т. е. по тем же основаниям, какие указывал Феодорит в опровержении четвертого анафематства. Ср. выше на стр. 75.

386. Synodicon, cap. CXLI: Μ. 84, col. 758.

387. Garnerius. Dissert. I, cap. IV, n. V: M. 84, col. 112–113. Du-Pin. Nouvelle bibliotheque, IV, p. 82–83.

388. Tillemont. Mémoires, XV, p. 247.

389. Mansi, IV, 1404. В. Cnf. 1398. Деян., I, стр. 820. Ср. стр. 799–800.

390. Так свидетельствует св. Кирилл в письме к Донату, епископу Никопольскому в Эпире (Mansi, V, 348. D. Деян., II, стр. 407–408. Epist, 48(42): Migne, gr. ser. t. 77, col. 249. C.).

391. Mansi, IV, 1384. E. 1385. C. 1388. D E. Деян., I, стр. 792–793. 794. 797.

392. Mansi, IV, 1400. Е. Деян., I, стр. 813.

393. Mansi, IV, 1406. D. E. Деян., I, стр. 825–826.

394. Cnf. Mansi, IV, 1420. C. Денн., I, стр. 850.

395. Медиоланским епископом был тогда Мартин (Mansi, IV, 1416. D. Деян., I стр. 844).

396. Epist. Theodoreti 112· М. col. 1312, ρ. 1185.

397. Mansi, IV, 1407. D. 1408. А. Деян., I, стр. 828–829. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1474. B: epist. Theodoreti 169.

398. Сам Феодорит упоминает о своих проповедях, которые он говорил в Халкидоне по просьбе товарищей-епископов в разъяснение причин религиозного движения (Synodicon, cap. XL: Μ. 84, col. 647); трудно согласиться с Binder (Études sur Théodoret. P. 29), что означенные речи были сказаны пред отправлением из Халкидона.

399. Mansi, IV, 1408–1410. Migne, gr. ser. f. 84, col. 56–58 (Auctarium). Migne, ibid., col. 686–639 (Synodicon, cap. XXXVI). Деян., I, стр. 830–835.

400. См. письмо Феодорита к Александру Иерапольскому: Mansi, IV, 1407. D. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1471 (epist. 169). Деян., I, стр. 828.

401. Mansi, IX, 292. 293. Migne, gr. ser. t. 84, col. 55 (Auctarium). Деян., V, стр. 223.

402. Mansi, IX, 292. Migne, gr. ser. t. 84, col. 55 (Auctarium). Деян., V, стр. 223.

403. Mansi, IV, 1409. A. (Cnf. Migne, gr. ser. t. 84, col. 56–57. 60. 637). Mansi, IX, 293. Деян., I, 831. V, стр. 223–224.

404. Mansi, IX, 292. Migne, gr. ser. t. 84, col. 55. 53. Деян., V, стр. 223.

405. Mansi, IV, 1407. A. IX, 293. Migne, gr. ser. t. 84, col. 60. 56–57. 637. Деян., I, стр. 831. V, стр. 224.

406. Epist. 169: M. 83, col. 1474. Mansi, IV, 1407. А. Деян., I, стр. 828.

407. Synudicon, cap. LXVI: M. 84, col. 674, Epist. Theodoreti 178: M. 83, col. 1490.

408. Mansi, IV, 1406. D. Деян., 1, стр. 826.

409. Mansi, IV, 1408. А-С. Epist. Throdoreti 169: Μ. 83, col. 1474. 1475–1476. Деян., I, стр. 829–830.

410. Cnf. Εἰγενίου Θεοδωρίτου Σωζόμενα. Τομ. Α´, μερ. A´, σελ. 32.

411. Mansi, IV, 1422. A. Cnf. ibid., col. 1406. D. Деян., I, стр. 852. Cp. стр. 826. Synodicon, cap. XXIV. XXV: M. 84, col. 618–620.

412. Syaodicon, cap. XXXIII: M. 84, col. 632.

413. Synodicon, cap. XXXVIII: Μ. 84, col. 641.

414. Synodicon, cap. LXVI (M. 84, (col. 674. Cnf. epist. Theodoreti 178: M. 83, col. 1490). CXXXVI (M. 84, col, 753). CXLI (M. 84, col. 757. A). CLXXIV (M. 84, col. 790. D). CCI (M. 84, col. 825–826). Cap. 136 говорит о десяти лицах, а cap. 174 – о семи. Последнее указание обыкновенно считается более правильным в том предположении, что были низложены все депутаты православного Ефесского собора и именно: папский легат Аркадий, Ювеналий Иерусалимский, Флавиан Фплиппийский, Фарм Кесарие-Капподокийский, Феодот Анкирский, Акакий Мелитинский и Евоптий Птолемаидский (Mansi, IV, 1457. А. 1460. D. Деян., I, стр. 892. 895). Правда, и cap. 141 (М. 84, col. 757) и 174 (М. 84, col. 790) говорят: Cyrillum deposnit (Ioannies) et cos, qui eo ascenderunt Constantinopolim, но непонятно, почему бы в таком случае остался пощаженным пресвитер Филипп. Мы находим возможным примирить оба свидетельства, допуская, что количество десять обнимает собою св. Кирилла, Мемнона и всех восьми представителей православной партии, а цифра семь дает разуметь одних епископов, защищавших интересы Эфесских отцев в Константинополе.

415. Synodicon, cap. LXVI (Μ. 84, col. 674; epist. 178 Theodoriti: M. 83, col. 1490. Деян., V, стр. 449). CCI (M. 84, col. 826). Socrat. Hist. eccles., VII, 34: Migne, gr. ser. t. 67, col. 816. Ц. И., стр. 562. Liberatus (Breviarium, cap. VI: Migne, lat. ser. t. 68, col. 981).

416. Mansi, VII, 246. А. Деян., IV, стр. 227.

417. Synodicon, cap. XLVIII (Д. 84, col. 654): Иоанн Антиохийский отказывается вписать имя Максимиана в диптихи.

418. Synodicon, cap. XLV (Μ. 84, col. 651), XLIX (Μ. 84, col. 655–656), LXX (M.84, col. 678, p. 715), CXXI (M. 84, col. 680. A. Cnf. epist. Theodoreti 174: M. 83, col. 1488, p. 1158). Epist. S. Cyrilli ad Donatum (Mansi, IV, 349. D. M. 77, col. 252. D. Деян., II, стр. 410). В последнем случае вместо Παλλαδίο нужно читать Ἐλλαδίου.

419. Synodicon, cap. LXVI (M. 84, col. 674); здесь Феодорит пишет: memor est (Ioannes) eorum, quae in Tarso, et in Chalcedone, et in Epheso facta sunt, et nuper post reditnm in Antiochia a nobis saepius dicta. Cnf. epist. Theodoreti 178: M. 83, col. 1490.

420. Synodicon, cap. XLI (M. 84, col. 647–648).

421. Epist. Theodoreti 151: Migne, gr. ser. t. 83, col. 1416–1440. Mansi, V, 1024–1038. Часть этого письма была читана на V вселенском соборе (Mansi, IX, 291–292. Деян., V, стр. 221–223) и почти целиком оно было приведено на Разбоничьем соборе (Hoffmann. S. 46–53. Martin. Actes. Р. 103–119. Perry. Р. 218–240). Гарнье предполагал (Dessert. I, cap. IV, n. XI: Μ. 84, col. 109–110), что письмо 151 было составлено Феодоритом одновременно с опровержением «глав», но сирские акты с несомненностью убеждают нас в том, что оно понвилось после Эфесского собора, ибо направлено против него (Hoffmann. S. 46, 17–19. Martin. Actes. Р. 103. Perry. Р. 218). Это же удостоверяется и тем указанием Киррского епископа, что, не убедив своих противников, он, вместе с другими единомышленниками, возвратился к своей церкви (M. 83, col. 1432, р. 1305. Hoffmann. S. 52, 32–39. Martin. Actes. Р. 117. Perry. Р. 238), очевидно, из Халкидона-Эфеса.

422. Epist. 151: М. 83, col. 1416–1417. Hoffmann. S. 46,20–47,2. Martin. Actes. Р. 103–104. Perry. Р. 218–220.

423. Epist. 151: М. 83, col. 1432. В-D. Hoffmann. S. 53, 13–18. Martin. Actes. P. 118–119. Perry. P. 238–239.

424. Epist. 151: M. 83, col. 1422. 1433. Hoffmann. S. 53, 23–27. Martin. Actes. P. 119. Perry. P. 240.

425. Epist. 151: M. 83, col. 1432. D. Hoffmann. S. 53, 20–21. Martin. Actes. P. 119. Perry. P. 240.

426. Epist. 151: М. 83, col. 1417. Λ. Mansi, IX, 291. Деян., V, стр. 221. Hoffmann. 47, 2–6. Martin. Actes. Р. 104. Perry. Р. 220.

427. Epist. 151: Μ. 83, col. 1420. A. Hoffmann. S. 47,38–48,4. Martin. Actes. P. 106. Perry. P. 223. Подлинник см. выше, в прим. 74 на стр. 81.

428. Episl. 151: Μ. 83, col. 1429. B-С. Hoffmann.S.52,8–18. Martin. Actes. P. 116. Perry. P. 236–237.

429. Epist. 151: Μ. 83, col. 1332–1433. Hoffmann. S. 68,19–24. Martin. Actes. P. 119. Perry. P. 240.

430. Synodicon, cap. XLII: M. 84, col. 649.

431. Synodicon, cap. XLII: M. 84, col. 648–649.

432. Synodicon, cap. XLVII: M. 84, col. 654.

433. Synodicon, cap. XL: M. 84, col. 642–647.

434. Synodicon, cap. XL: M. 84, col. 646.

435. Synodicon, cap. СХХIХ. CLXXXII: Μ. 84, col. 743. С. 798. В. Cnf. cap. XLVIIL XLIX: M. 84, col. 654–655. 655–656.

436. Слова папы Целестина: Mansi, V, 269. Деян., II, стр. 319.

437. Об атом соборе свидетельствуют: диакон Либерат (Breviarium, cap. VIII: Migne, lat. ser. t. 68, col. 982–983) и епископ Ипатий Ефесский на диспуте с Северианама в 531 году (Mansi, VIII, 831. А). Cnf. Mansi, V, 280. В-С. Деян., II, стр. 345. Mansi, V, 1149, et Garnerii not. ad. cap. VIII Breviariï Migne, lat. ser. t. 68, col. 985.

438. Mansi, V, 277–281. Migne, gr. ser. t. 77, col. 1457. 1460. 1461. Деян., II, стр. 344–347. Заметим, что большая часть документов, относящихся к делу примирения «Восточных» с св. Кириллом (письма, беседы и трактаты последнего, а равно произведения Павла Эмесского, Акакия Верийского, Иоанна Антиохийского, Акакия Мелитинского, Раввулы Едесского), издана Минем (Patrologiae cursus completus, gr. ser. t. 77) вместе с произведениями Александрийского епископа.

439. Mansi, V, 281–284. Деян., II, стр. 347–348. 349. Synodicon, cap. L. LII: Μ. 84, col. 656–658. Migne, gr. ser. 1. 77, col. 1448.

440. Synodicon, cap. L: M. 84, col. 656.

441. Synodicon, cap. LIV. LX (M. 84, col. 659. 670); cap. LXXVII (M. 84, col. 687) упоминает о десяти предложениях, но это, кажется, простая неисправность кодекса. Что эти условия выработал Феодорит, об этом он сам ясно говорит в письме к Акакию Верийскому (Synodicon, cap. LX: Μ. 84, col. 715. В).

442. Относительно последнего пункта см. Synodicon, cap. LIV: Μ. 84, col. 659. В.

443. Что Антиохийцы были в Верии и держали здесь собор, об этом ясно свидетельствует св. Кирилл в послании к Акакию Мелитинскому (Mansi, V, 312. В. Migne, gr. ser. t. 77, col. 184. Деян., II, стр. 383).

444. Synodicon, cap. LIII: M. 84, col. 658–659.

445. Mansi, V, 312. C. Cnf. 318. D-E. Migne, gr. ser. t. 77, col. 184. C-D. Cnf. 249. В-С. Деян., II, стр. 383. Cp. стр. 407–408. Cnf. Synodicon, cap. CVIII (M. 84, col. 721): Epist. S. Cyrilli 40 (35) ad Acac. melit.

446. Epist. Acacii, episcopi Berrhoeae, ad Alexandrum Hierapol: Synodicon, cap. LXV (M. 84, col. 660. А). Акакий упоминает здесь о трех или четырех письмах из Александрии, но до нас дошло только одно: Synodicon, cap. LVI (Μ. 84, col. 661–665. Migne, gr. ser. t. 77, col. 157–162). Мы думаем, что в это же время и Аристолай приглашал Акакия побудить Иоанна Антиохийского к согласию с низложением Нестория (Synodicon, cap, ССII Μ. 84, col. 827. В).

447. Synodicon, cap. LVI: Μ. 84, col. 661–662. Migne, gr. ser. t. 77, col. 158.

448. Synodicon, cap. LVI:. M. 84, col. 664. B-C. Migne, gr. ser. I. 77, col. 161. A. B.

449. Synodicon, cap. LVI: M. 84, col. 664. A-B. Migne, gr. ser. I. 77, col. 160–161.

450. Synodicon, cap. LVI: Μ. 84, col. 664. D. Migne, gr. ser. t. 77, col. 161. B.

451. Synodicon, cap. LV: M. 84, col. 660. С. B.

452. Synodicon, cap. LX: M. 84, col. 670–671.

453. Synodicon, cap. LXI (M. 84, col. 671), et epist. Theodoreti 177 (M. 83, col. 1489–1490). Cnf. excerptum ap. Marium Mercat. (Migne, lat. ser. t. 48, col. 1080–1081).

454. Synodicon, cap. LXII: Μ. 84, col. 672.

455. Synodicon, cap. LXIII: M. 84, col. 672–673.

456. Synodicon, cap. LXV: M. 84, col. 673–674.

457. Synodicon, cap. LXVI: Μ. 84, col. 674–675.

458. В письме к Александру, относящемся ко времени до примирения Иоанна с св. Кириллом, Феодорит упоминает о том, что он велел архимандриту своего монастыря выстроить для него келлию (Synodicon, cap. LXVI: Μ. 84, col. 675).

459. Synodicon, cap. LXXII (M. 84, col. 681), говорит о бывшем в Иераполе обсуждении условий мира после знакомых уже нам собраний в Антиохии в Верии.

460. Первыя два условия, вероятно, составляют часть шести прежних предложений, а что они были снова выставлены именно Феодоритом, об этом свидетельствуют его письма к Елладию Тарсскому (Synodicon, cap. LXX: Μ. 84, col. 677–678) и Имерию Никомидийскому (Synodicon, cap. LXXI: Μ. 84, col. 678–680), относительно которых мы думаем, что они появились после того, как св. Кирилл выразил Павлу Эмесскому свое недовольство первоначальными его настояниями. Между прочим, в одном из них (cap. LXX: Μ. 84, col. 678. В) Феодорит говорит, что Александрийский епископ «едва принял наше изложение». На основании этого замечания мы с уверенностью утверждаем, что последнее было указано Акакию и Иоанну Киррским пастырем и что те действовали согласно его совету.

461. Synodicon, cap. LXXVI: Μ. 84, col. 686. В. Cnf. CVII: Μ. 84, col. 720. В.

462. Synodicon, cap. LXXX: M. 84, col. 689–691. По нашему мнению, это письмо нельзя считать подлинным теистом предложенных чрез Павла условий, ибо о последних здесь ничего не говорится. Это просто рекомендация лпчности Эмесского епископа, т. е. нечто в роде кредидитивных (верительных) грамот, даваемых теперешним послам и другим уполномоченным представителям при иностранных дворах.

463. Не сюда ли относится свидетельство архидиакона и синкелла Кириллова (в Константинополе) Епифания, что предъявленные Павлом письма «имели некоторые страницы (из сочинений) того нечестивца, т. е. Нестория» (Synodicon, cap. ССII ар. Μ. 84, col. 827. С: litterae, quae et liabebant quasdam illius impii, id est Nestorii, paginas)? Во всяком случае несомненно, что прежние предложения (propositiones) опять были препровождены в Александрию (Synodicon, cap. LXXVII: Μ. 84, col. 687. В).

464. Epist. Cyrilli ad Acac. Melit. (Mansi, V, 312. E. Migne, gr. ser. i. 77, col. 185. Деян., II, стр. 384).

465. Epist. S. Cyrilli ad Donatum (Mansi, V, 349. B. Migne, gr. ser. t. 77, col. 252. A. Деян., II, стр. 409).

466. Mansi, V, 349. D-E. Migne, gr. ser. t. 77, col. 252. D. Деян., II, стр. 410.

467. В своем рекомендательном письме св. Кириллу Иоанн говорит о Павле: et una consideratis illa, quae mundum recolligere valeant (Synodicon, cap. LXXX: M. 84, col. 691. B).

468. Mansi, V, 349. B. Migne, gr. ser. t. 77, col. 252. В. Деян., II, стр. 409.

469. Так мы понимаем темные места послания св. Кирилла к Донату. В подлиннике находится здесь следующее выражение (Mansi, V, 349. С. Migne, gr. ser. t. 77, col. 252. В-C): και ἠξίου μέν, ὡς ὑπέρ παντων τῶν κατά τήν ̉ Ανατολήν ὄντων θεοσεβεστάτων ἐπισκόπων τά τοιαῦτα βίβλια δούς, μηδέν έτερον ήμᾶς προταπαιτῆσαι. Русские переводчики передают это замечание в таком виде (Деян., II, стр. 409): «он (Павел), с своей стороны, просил оказать ему честь тем, чтобы сверх этих посланий, доставленных как бы от лица всех восточных богобоязненных епископов, мы ничего больше не требовали». Если понимать слова св. Кирилла подобным образом, тогда останется решительно необъяснимым, как Павел мог просить о том, в чем ему уже ранее и совершенно категорически было отказано. Мы толкуем означенную фразу так: «он (Павел), давши эти самые книги (т. е. подписавшись на предложенном ему листе и вручив его св. Кириллу) как бы за всех богобоязненных епископов восточных, просил нас не требовать (от них) ничего другого» и, следовательно, считать его личное согласие за выражение голоса предстоятелей всего Сирийского округа.

470. Synodicon, cap. LXII (Μ. 84, col. 672): et arbitror vero quod et subscriptionem modis omnibus exigat (Cyrillus) depositionis: aliqui vero el hoc forsitan facient. Et arbitror etiam Cyrillum, etsi omnes minime subscribamus, illorum fore subscriptionem contentum.

471. Synodicon, cap. LXXVII: M. 81, col. 687.

472. Mansi, V, 313. A. Migne, gr. ser. 1. 77, col. 1856. С. Здесь опять не ясно, что значат слова св. Кирилла: ἀντενήνεγμαι, λέγων, τόν παρ’ αὐτοῦ προκομιζόμενον χάρτην περί τούτου, ἀρεσκεῖν αὐτῷ μόνῳ κτλ? Русские переводчики (Деян., II, стр. 385. «письмо, им – Павлом – принесенное, годится только ему») и здесь разумеют послание Иоанна (только предполагаемое нами и не сохранившееся) к Александрийскому владыке, но само собою понятно, насколько несообразно подобное толкование. Недававшее права на примирение всех «восточных» епископов, письмо Антиохийского пастыря, конечно, оставалось таковым же и для одного Павла, поскольку целое содержит в себе и часть. В виду того, что в epist. ad Donatum ранее упоминалось о готовности Эмесского епископа анафематствовать Нестория, мы относим цитованное выражение св. Кирилла к подписному листу, который потом и действительно был дан уполномоченным легатом «Восточных» (см. у Mansi, V, 288–289. Minge, gr. ser. t. 77, col. 165. 168. Деян., II, стр. 252–253).

473. Mansi, V, 323. В. Migne, gr. ser. t. 77, col. 185. C: πάντως τε καί πάνῃ ἔγγραφαν ὁμολογίαν περί τούτων ἐκθέσθαι προςήκει τόν... έπίακοπον ᾽Iωάννην. Мы не думаем, чтобы термин ὁμολογία указывает на исповедание веры; тогда бы нужно присоединить определяющее τῆς πίστεως, а здесь стоит περί τούτων. Перед этим речь шла о Нестории и его низложении, куда, очевидно, и нужно относить требуемое согласие.

474. Synodicon, cap. ССIII: М. 84, col. 827. С. Здесь архидиакон Епифаний пишет: dum rursus (т. е. после предъявления Павлом св. Кириллу Иоанновых писем) magnificentissimus Aristolaus haec per litteras intimaret, increpitans eis (Orientalibus) scripsit. Балюз предложил такое чтение этого места: dum... intimaret, scripsit Verius magnificentiae ejus et ctr. (Mansi, V, 988. С), но мы находим более верным текст рукописи. Во-первых, при подобном исправлении фраза Епифания много теряет в своем смысле, потому что не видно, какая связь между знакомством Аристолая с содержанием писем Иоанна и извещением Верия. Во-вторых, – и это главное, – emendatio Балюза порождает много затруднений и ведет к совершенно произвольным и ложным догадкам, в которыу, между прочим, впал даже Гефеле, положившись на компетентность этого исправителя XVII века. Названный нами ученый историк соборов думает (Consiliengeschichte. Bnd. II. Freiburg im Breisgau. 1856. §156. S. 248–249), что упомянутое нами выше, в примечании 12 (стр. 109), письмо Аристолая к Акакию относится к настоящему времени. Но по ходу речи сказания Епифания видно, что этот трибун находился тогда в Александрии один и уже потом был послан туда Павел Эмесский. Теперь, – если мы согласимся с Гефеле, – нам необходимо будет признать, что до этого момента Эмесский епископ был отправляем в Египет дважды, между тем к этому выводу нас ничто не вынуждает. Не говорим уже о том, насколько странно было бы допускать, будто Антиохийский собор уведомил Аристолая о своих постановлениях чрез посредство находившегося в Константинополе Верия: прямой и ближайший путь в Александрию лежал во всяком случае не чрез царственный город...

475. В своем письме к Елладию Тарсскому Феодорит говорит (Synodicon, cap. LXX: Μ. 84, col. 678. В.): св. Кирилл «едва принял ныне наше изложение» (vix nunc expositionem nostram suscepit). Рассматриваемое сейчас послание едва ли можно признавать появившимся немедленно после письма Александрийского епископа к Акакию Верийскому; ранее совсем не было речи о вероизложении, которое, как кажется, согласно совету Феодорита было препровождено в Александрию по тому побуждению, чтобы заставить св. Кирилла всецело и бесповоротно отказаться от прежних мыслей, поелику, отвергая аполлинаризм, он в то же время решительно отстаивал свои «главы». Вероятно, этою мерой Феодорит рассчитывал устранить возражения крайне недовольных письмом к Акакию пастырей, не видевших в нем никаких признаков раскаяния Египтянина. – Что св. Кирилл не вполне одобрял Антиохийский символ, это он и сам определенно высказал в письме к пресвитеру Евлогию, заявляя, что он уступил (συνεχωρήσαμεν) Антиохийцам. Изложив сущность своих христологических воззрений, он замечает здесь: «это исповедали и Восточные, хотя выразили темновато» (Mansi, V, 345. С. Migne. gr. ser. t. 77, col. 225. В. D. Деян., II, стр. 403–404).

476. Synodicon, cap. LXX: M. 84, col. 678. Это письмо Феодорита к Елладию.

477. Synodicon, cap. LXXI: М. 84, col. 678–680.

478. Synodicon, cap. LXXII: М. 84, col. 680–681.

479. Synodicon, cap. CCIII: М. 84, col. 827. Балюз предполагает, что здесь разумеется Александр не Иерапольский (что несомненно), а Апамийский (ibid., not. 89).

480. Synodicon, cap. CCIII: Μ. 84, сои. 827. D-829. В этом письме Кирилова синкелла в Константинополе Епифания говорится о benedictiones разным Константинопольским сановникам.

481. Synodicon, cap. CCIV: Μ. 84, col. 830. В. (Mansi, V, 349. С. Migne, gr. ser. t. 77, col. 252. С. Деян., II, стр. 409–410). Cnf. epist. Ioannis ad Cyrillum: Migne, gr. ser. t. 77, col. 248–249. Epist. S. Cyrilli ad Theognostum: Migne, gr. ser. t. 77, col. 169. B. Synodicon, cap. LXXXV: M. 84, col. 700, A.

482. Mansi, V, 202. D. Migne, gr. ser. t. 77, col. 177. Ä ής (ἐκθέσεως) δεχθείσης συνήρεσεν... ἔχειν ήμᾶς Νεστόριον κατθηρημένον κτλ... Мы признаем совершенно неверным русский перевод (Деян., II, стр. 359): «принимая такую веру, мы хотели бы» и пр.... Помимо грамматической неправильности, такое понимание (впрочем, одобряемое и признаваемое некоторыми учеными) может вести к мысли, что все примирительное послание Иоанна было отправлено вместе с Павлом Эмесским тотчас после письма св. Кирилла к Акакию Верийсвому, причем Антиохийский символ был предложен «Восточным» Александрийским архипастырем, как несправедливо (not. XIII Pagii ad an. 432: Annales, t. VII. Lucae. 1741. P. 436–437) думал Бароний (not. LIII ad an. 432: Annales, t. VII, p.437). Cnf. epist. Ioannis ad imper. Theodosium. Synodicon, cap. XCI: M. 84, col. 705. A.

483. Mansi, V, 288. D. Migne, gr. ser. t. 77, col. 168. А. Деян., II, стр. 353. Gnf. epist. S. Cyrilli ad Theognostum. Synodicon, cap. LXXXV: M. 84, col. 700. A. Migne, gr. ser. t. 77, col. 169. A-B.

484. Synodicon, cap. LXXXV: M. 84, col. 700. B. Migne, gr. ser. t. 77, col. 169. C.

485. Mansi, V, 285. Migne, gr. ser. t. 77, col. 164–165. Деян., II, стр. 350–351. Cnf. Synodicon, cap. XCI (M. 84, col. 705. B.-C): epist. Ioannis Antiochen. ad imperat. Theodosium.

486. Mansi, V, 289–292. Migne, gr. ser. t. 77, col. 169. 172. 173. Деян., II, стр. 355–359.

487. Mansi, V, 301–309. Деян., II, стр. 372–380. Mansi, VI, 655–673, Деян., III, стр. 219–227. Migne, gr. ser. t. 77, col. 173. 176. 177. 180. 181.

488. Время окончательного заключения мира между св. Кириллом и Иоанном определяется следующими соображениями: 1) Павел Эмесский, еще до окончания переговоров, произносил в Александрии проповеди 25-го декабря и 1-го января, т. е. в Рождество Христово 432 и в первый день нового, 433, года (Mansi, V, 293. 296. Migne, gr. ser. t. 77, col. 1433. 1437. Деян., II, стр. 360–363. 363–370). 2) Послание «Εὐφραινέσθωσαν» явилось после этих бесед, может быть, в январе 433 года. 3) Св. Кирилл торжественно объявляет, что общение с «Востоком» состоялось 23-го апреля (Mansi, V, 289–290. Деян., II, стр. 354–355), а этого не могло быть ранее 433 года. 4) Иоанново послание «Πρώην ἐκ θεσπίσματος» было состовлено и отправлено или в конце 432 года, или в самом начале следующего.

489. Synodicon, cap, LXXXVII: Μ. 84, col. 701–702.

490. Cynodicon, cap. LXXXVI: М. 84, col. 700–701.

491. Synodicon, cap. XCI: М. 84, col. 705. С. D.–706.

492. Synodicon. cap. ХСI: М. 84, col. 705. А. 706. А.

493. Epist. Theodoreti 173: Μ. 83, col. 1487. Cnf. Migne, lat. ser. t. 48, col. 1079–1080. Synodicon, cap. CXXXIX: M. 84, col. 754–755.

494. Synodicon, cap. XCIV: М. 84, col. 708–709. 754–755.

495. Synodicon, cap. XCVII: Μ. 84, col. 713.

496. Epist. Andreae Sam. ad Alexandrum: Synodicon, cap. XCVIII (M. 84, col. 713–714).

497. Synodicon, cap. XCIX: M. 84, col. 714–715. Epist. Theodoreti 175: M. 83, col. 1488.

498. Synodicon, cap. С: М. 84, col. 715–716.

499. Synodicon, cap. СII: Μ. 84, col. 717.

500. Synodicon, cap. СV (Μ. 84. col. 719), показывает, что там был между прочим Иоанн Германикийский.

501. Synodicon, cap. XCV: М. 84, col. 709–711. Cnf. Epist. Theodoreti 171: Μ. 83, col. 1484. Нельзя сказать, чтобы настоящее письмо представляло точное воспроизведение Зевгматийских постановлений, но других сведений о них мы не имеем.

502. Synodicon, cap. LXXXVIII: Μ. 84, col. 703. С.-D.

503. Synodicon, cap. CV: M. 84, col. 719.

504. Synodicon, cap. CXIII: M. 84, col. 724–726. Cnf. cap. CXIV (M. 84, col. 725) и др.

505. Synodicon, cap. CXVI: М. 84, col. 726–727.

506. Synodicon, cap. CXVIII: М. 84, col. 732.

507. Synodicon, cap. CXXVIII: М. 84, col. 742. Здесь Феодорит пишет Мелетию Неокесарийскому: memor sum eorum, quae mihi locuta est religiositas tua, quando mihi Antiocheni intentionem nunciasti, dicens quod pacem desideraret (Ioannes Antiochenus?), promittens nihil unquam, quod nos contristaret, se esse facturum.

508. Synodicon, cap. CIV: M. 84, col. 718.

509. Synodicon, cap. CXVII: M. 84, col. 713. A.

510. Synodicon, cap. CXXVIII: М. 84, col. 742.

511. Synodicon, cap. СХХХIII, СХХХIѴ40;, CXLIX, CLVI, CLXV, CXC.

512. Synodicon, cap. СХХIХ: Μ. 84, col. 743–744.

513. Synodicon, cap. CXXXV: М. 84, col. 750–751.

514. Synodicon, cap. CXXXIII: М. 84, сои. 746–749.

515. Synodicon, cap. CXXXIX: М. 84, col. 754–755.

516. Synodicon, cap. CXXIV: Μ. 84, col. 739–740.

517. Synodicon, cap. CXXVI: M. 84, col. 741–742.

518. Мы имеем только небольшой отрывок этой сакры (Synodicon, cap. CXL: Μ. 84, col. 755–756).

519. Феодорит стоял в сношениях с комитом «Востока» Дионисием (epist. 17. 19 ар Σακκελίων., σελ. 14. 15. 17; epist. 23 ар. Μ. 83, col. 1204).

520. Synodicon, cap. CXLII: M. 84, col. 758. Нам известен комит-доместик Тит, знакомый Феодорита (epist. cap. Σακκελίων., σελ. 5).

521. Synodicon, cap. CXLIII: M. 84, col. 758–759.

522. Synodicon, cap. CXLVI: M. 84, col. 760–761. Об Иакове, Симеоне и Варадате см. Hist, relig., cap. XXI, XXVI и XXVII.

523. Возможно, что это одно лицо с упоминаемым в epist. 34 ар. Σακκελίων. (σελ. 27) Еврицианом (Εἰρικιανός).

524. Synodicon, cap. CXLVII: M. 84, col. 761–763.

525. Socrat. Hist. eccles., 40: Migne, gr. ser. t. 67, col. 829 Ц. И., стр. 571–572.

526. До нас сохранилось одно начало послания Прокла (Synodicon, cap. CL: Μ. 84, col. 765–766. Epist. XVII: Migne, gr. ser. t. 65, col. 885–886).

527. См. письмо Дорофея к Александру и Феодориту (Synodicon, cap. СХХХVII: М. 84, col. 753). Cnf. epist. Meletii ad Helladium: Synodicon, cap. CXLV (M. 84, col. 759–760).

528. До нас дошло три письма Феодорита к Проклу; одно из них было известно давно (epist. 47: М. 83, col. 1224. 1225), а два другие изданы в последнее время Саккелионом (epist. 15, σελ. 12. 13: epist. 20, σελ. 17. 18).

529. «Я, – пишет Феодорит Елладию Тарсскому (Synodicon, cap. CLX: Μ. 84, col. 774. В.), – с самаго начала говорил, что присланное Египтянином письмо православно».

530. Они были у Александра, который и препровождает их теперь Феодориту в предупреждение козней Антиохийца (Synodicon, cap. CXLVII: Μ. 84, col. 763).

531. Что условия были посланы в Константинополь, – указания на это можно находить в Synodicon, cap. CXLVIII. CLI (Μ. 84, col. 763. 766. В).

532. Кажется, о крайних «непримиримых» Феодорит говорит, что vnlde sunt zelofae, verentes hoc pessimum tempus (Synodicon, cap. CLI: M. 84, col. 760. B).

533. Synodicon, cap. CXLVIII: Μ. 84, col. 763–764. Cnf, episl. Theoiloreti 176: M. 83, col. 1488–1489.

534. «Твоя святость, – пишет Феодорит Александру (Synodicon, cap. CXLVIII: M. 84, col. 763), – пока воротятся с Востока (ab Oriente) те, которые относят эти самые (экземпляры), пусть рассмотрит и исследует (их ?)». Oriens означает здесь не Антиохию, как предполагал Люп, а Константинополь, что утверждает Балюз (см. ibid. not. 32). В другом случае Киррский епископ упоминает о намерения тех, которые вверху (qui sursum sunt) (Synodicon, cap. CLI: M. 84, col. 766, В), т. e. в столице империи.

535. Synodicon, cap. CXLIX: M. 84, col. 764–765. Из слов Александра видно, что упоминаемые Феодоритом synodica (cap. CXLVIII: Μ. 84, col. 763. С) одно и то же с Прокловым посланием.

536. Synodicon, cap. CLI: M. 84, col. 766.

537. Synodicon, cap. СII: M. 84, col. 767.

538. См. 25 not. Baluzii ad cap. CXLVI Synod.: M. 84, col. 761. Cnf. Cellarius-Sehicartz. Notitia orbis antiqui, pars II, p. 360. Страбон упоминает «город Гиндар, акрополь Киррестики и удобное для разбойников убежище» (География. XVI, 2:8). Strabonis Rerum geographicarum libri XVII. Ed. Siebenkees u. Tzschucke. T. VI. Lipsiae. 1811. P. 310. Перевод Мищенко. Стр. 767–768. 'Η Γίνδαρος встречается в 41 письме у Саккелиона (σελ. 33), а в «Истории Боголюбцев» Феодорит называет его селением близь Антиохии (Hist, rel., cap. 2: Migne gr. ser. t. 82, col. 1313, p. 1126. И. Б., стр. 34).

539. Надписание cap. CLV Synodicon’а (М. 84, col. 769: «Epistola Meletii... post introitum Theodoreti in Antiochiam») заставляет предполагать, что Феодорит был в Антиохии, хотя ранее и выражал желание переговорить с Иоанном где-нибудь вне ее (Synodicon, cap. CXLVIII: Μ. 84, col. 764. А).

540. Synodicon, cap. CLX: M. 84, col. 774. B. Cnf. cap. CLXI (M. 84, col. 774–775), CLXII (M. 84, col. 774–775. 775–776).

541. Epist. 83: M. 83, col. 1273, p. 1151. В. Cp. ниже прим. 161I на стр. 148.

542. Synodicon, cap. СХХII: М. 84, col. 738. Это, крайне запутанное, письмо Иоанна, Антиохийского может служить характерным образцом его эпистолографии и далеко не рекомендует его, как стилиста, если только латинский перевод точно воспроизводит греческий оригинал.

543. См. письмо Мелетия в Александру (Synodicon, cap. CLV: М. 84, col. 769).

544. Synodicon, cap. CLIX: Μ. 84, col. 773.

545. Synodicon, cap. CLX: M. 84, col. 774.

546. Synodicon, cap. CLXIV: M. 84, col. 777–778.

547. Synodicon, CXCII: M. 84, col. 804–805.

548. Synodicon, CLXV (M. 84, col. 778–781): письмо Александра к Елладию. См, col. 779. А.

549. Synodicon, cap. CLXVI: М. 84, col. 781.

550. Synodicon, cap. CLXII: Μ. 84, col. 776–777.

551. Synodicon, cap. CLXVII: M. 84, col. 781–783.

552. Synodicon, cap. CLXVIII: Μ. 84, col. 783.

553. Synodicon, cap. CLXIX: I. 84, col. 783–784.

554. Synodicon, cap. CLXXII: M. 84, col. 787–788.

555. Synodicon, cap. CLXI: M. 84, col. 774–775.

556. Synodicon, cap. CXCII: M. 84, col. 804–805.

557. Mansi, V, 305. D. Деян., II, стр. 376. Migne, gr. ser. t. 77, col. 177. C: epist. 39 (34) S. Cyrilli ad Ioaunem Antiochenum.

558. Диакон Либерат (Breviarium, cap. IX: Migne, lat. ser. t. 68, col. 988) пишет что уже по заключении мира между Александрийским предстоятелем и Иоанном Антиохийским «Евоптий Птолемаидский, в Пентаполе, получивши экземпляр сочинений Феодорита против двенадцати глав Кирилла, отправил его к последнему для того, чтобы тот ответил и разъяснил свои главы». Свидетельство это, относительно его достоверности, многими подвергается сомнению, и позднейшие биографы св. Кирилла временем появления его апологии считают 432 год (Kopallik. Cyrillus von Alexandrien. S. 270). И действительно, на первый взгляд представляется весьма странным, чтобы замечания Феодорита могли оставаться неизвестными Александрийскому пастырю в течение столь долгого времени. Но, а другой стороны, не нужно опускать из внимания, что сам св. Кирилл упоминает о своих опровержениях возражений епископов Андрея и Феодорита, несомненно, после союза с Иоанном Антиохийским (Epist. S. Cyrilli 44 (37): Migne, gr. ser. t. 77, col. 228. C. Mansi, V, 348. А. Деян. II, стр. 406), причем он не указывает ясно, что посылаемый пресвитеру Евлогию труд был составлен им гораздо раньше. Кажется, дело было так. Когда в Константинополе было решено теми или другими способами умиротворить церкви, Евоптий препроводил в Александрию сочинение Феодорита в виде предостережения и предупреждения св. Кирилла касательно характера воззрений «Востока». Это было, вероятно, в 432 году и, следовательно, ответ Феодориту вышел в эпоху переговоров между св. Кириллом и Иоанном Антиохийским. Мы знаем, что в это время первый вел частые сношения с столицей империи. Более точная хронологическая дата едва ли может быть приобретена.

559. Defensio III anath.: Mansi, V, 100. A. Migne, gr. ser. t. 76, col. 405. A-В. Деян., II, стр. 143.

560. В ответ на приглашение Феодорита присоединиться к Иоанну, Александр Иерапольский между прочим ему пишет: habemus et ea quae Berrhoensis scripsit Acacius, et ea quae per Emesenum Paulum, et ea quae adversus tuam religiositatem scripsit (Cyrillus). Synodicon, cap. CLXIX: M. 84, col. 783–784.

561. Synodicon, cap. CCX: M. 84, col. 836. Здесь св. Кирилл говорит: scripsit (Theodoretus) et amplexus pacem, ас recipit a me salutationes pacis. По греческому списку это место читается так (epist. Cyrilli 73: Migne, gr. ser. t. 77, col. 328. C): γεγρφώς ἄταξ, κατά τήν εἰρήνην κατασπαζόμενος, ἀντικομισάμενος δέ καί τάς παρ´ ἑμοῦ ηροσρήσεις (θεοδώρητος) κτλ. Ср. на стр. 142 к прим. 144.

562. Epist. 83: Μ. 83, col. 1273. А. Об этих сношениях св. Кирилла с Феодоритом упоминал и Ипатий Эфесский на коллоквиуме с Северианами в 531 году (Mansi, VIII, 830. В. С).

563. Это сочинение см. напр, у Миня (Patrol. rursus completus, gi. ser. t. 76, col 557 sqq.).

564. Kopallik. Cyrillus von Alexandrien. S. 314. Tillemont. Memoires, XIV, p. 671, и др. Впрочем, нужно заметить, что 433 год указывается здесь именно на основании 83 письма Феодорита, которое само по себе не дает права на такую точность. Несомненно во всяком случае, что сочинение св. Кирилла против Юлиана уже было издано во время примирения его с Иоанном и потому отнесение момента появления его в свет к 439 году (Baronius. Ad an. 439 n. XI: Annales, VII, ρ. 515) совершенно неосновательно.

565. Epist. S. Cyrilly 41 (36): Migne, gr. ser. t. 77, col. 201 sqq. Mansi, V, 328–344. О письмах св. Кирилла к Акакию упоминает и Александр Иерапольский (Synodicon, cap. CLXIX: Μ. 84, col. 784) еще до своей высылки, в 435 году.

566. В письме к Евлогию св. Кирилл говорит: συνεχωρήσαμεν αύτοῖς (τοῖς ἐκ τῆς Ἀνατολῆς). Mansi, V, 345. A. Migne, gr. ser. t. 77, col. 225. В-С. Деян., II, стр. 403.

567. Выражение Иоанна Антиохийского об Александре Иерапольском (Synodicon, cap. CLXXXVII: Μ. 84, col. 801. A).

568. Synodicon, cap. CLXXV: M. 84, col. 793.

569. Список пятнадцати «Восточных» епископов, сосланных в разные места греко-римской империи, см. в Synodicon, cap. СХС: М. 84, col. 803–804. Cnf. cap. CLXXIII, CLXXIV, CLXXV, CLXXVII, CLXXVIII, CLXXIX, CLXXX, CLXXXI, CLXXXII, CLXXXIII, CLXXXIV, CLXXXV.

570. Во время дела об изгнании Александра Иерапольского Несторий представляется уже сосланным, а Евфратисийский митрополит был удален из своего епархиального города 15-го апреля 435 года (Synodicon, cap. CLXXXIV: Μ. 84, col. 799).

571. См. письма св. Кирилла: к Акакию Мелитинскому (Migue, gr. ser. t. 77, col. 181 sqq. Mansi, V, 309 sqq. Деян., II, стр. 381–402), Донату Никопольскому (Μ. 77, col. 249 sqq. Mansi, V, 348 sqq. Деян., II, стр. 407–411), Сукценсу Диокесарийскому (Μ. 77, col. 228 sqq. et 237 sqq.), Руфу Фессалоникийскому (Μ. 77, col. 221, 221. 224), Евлогию пресвитеру (Μ. 77, col. 224 sqq. Mansi, V, 344 sqq. Деян., II, стр. 402–407). Послания к Донату и Сукценсу см. еще в Synodicon, cap. CCIV. CCXIV. CCXV.

572. Об этом упоминает св. Кирилл в послании к Руфу Фессалоникийскому (Epist. 42: Migne, gr. ser. t. 77, col. 221).

573. Так судил о посланиях св. Кирилла к Акакию Мелитинскому и других, напр., Мелетий Мопсуэстийский в письме к Титу (Synodicon, cap. CLXXIV: Μ. 84, col. 791. А. В).

574. Synodicon, cap. CXCV: M. 84, col. 809. Migne, gr. ser. t. 77, col. 327–328: epist. S. Cyrilli 41 ad Ioannem Antiochenum.

575. Synodicon, cap. CCVII: M. 84, col. 834.

576. Synodicon, cap. CLXII, col. 787–788. См. выше к прим. 120 на стр. 136.

577. Synodicon, cap. СХСIII: M. 84, col. 805–806.

578. Epist. S. Cyrilli 63: Migne. gr. ser. t. 77, col. 328. Древняя латинская версия этого письма сохранилась в Synodicon’е, cap. ССХ (М. 84, сщд. 836–837). Гарнье полагает (Dissert. I, cap. VII, n. V: М. 84, col. 124), что это послание св. Кирилла явилось в 439 году по делу о Диодоре и Феодоре, но в нем ничего не говорится о последних лицах, а лишь высказывается неодобрение несоглашавшимся на подпись осуждения Нестория, что потребовал Аристолай во время своей второй миссии. Известно также, что пресвитер Даниил находился на «Востоке» еще до выхода в свет Проклова томоса к Арманам о вере (Synodicon, cap. ССХII: М. 84, col 837–838. Migne, gr. ser. t. 77, col. 338. Деян., II, стр. 134).

579. Mansi, V, 256. Деян., II, стр. 299–300. Указ этот дан на имя префакта претория «Востока» и консула Исидора, занимавшего такое положение в 436 году (Thesaurus antiqu. romanarum, t. XI, col. 683. Clinton. Fasti romani. Vol. I, p. 620).

580. Synodicon, cap. CLXXXVIII, col. 802. Сакра касательно этих лиц была дана также на имя Исидора.

581. Synodicon, cap. ССIХ: М. 84, col. 834–836. Cnf. cap. CCVIII: Μ. 84, col. 834. С. Migne, gr. ser. t. 77, col. 323–326 (epist. S. Cyrilli 60). 329. A (epist. S. Gyrilli 64).

582. Synodicon, cap. CLXXXII: M, 84, col. 798. B.

583. Garnerius. Dissert. I, cap. VI, n. XI: Μ. 84, col. 122. Dissert. III – de fide Theodoreti, cap. I, n. XX (M. 84, col. 398), n. XXVI. XXVII (M. 84, col. 400–401). Cnf. not. ad cap. IX «Breviarii» Liberati: Migne, lat. ser. t. 68, col. 989.

584. Прежде всего представляется в высшей степени сомнительным, чтобы за рассматриваемый период могли существовать акефалы (в позднейшем специальном значения этого термина), хота об них и говорит Либерат. Но дело в том, что этот диакон, писатель VI-го века, по нашему мнению, совсем не дает права понимать его показания в строгом смысле. По-видимому, он был намерен сравнить недовольных унией с появившимися после акефалами и, созерцая в исторической перспективе два различныя по своему существу явления, сопоставил их по одному чисто внешнему совпадению в положении. Кратко сказать, это простая параллель, неудачная аналогия, но не более. Вот доказательства. Упомянув о послании св. Кирилла к Валериану Иконийскому, Либерат замечает, что на своем диспуте с Северианами (в 531 году) Ипатий Ефесский утверждал, будто, говоря о литературных подлогах от имени важных церковных деятелей, св. Кирилл разумел письмо Ивы к Марию Персу. Прервав таким образом свое повествование, Либерат переходит к продолжению своего рассказа и чисто механически вплетает название acephali потому, что оно фигурировало ранее. У него мы читаем: «вот и тех, которые не приняли того, что писал Кирилл в защиту Восточных о двух естествах единого Христа, я считаю виновниками акефалов (puto esse auctores Acephalorum), поскольку они ни Кирилла главою не имеют, ни того, чему следуют, не объявляют» (Breviarinm, cap. IX: Migne, lat. ser. t. 68, col. 988. А). Отсюда ясно, что Либерат не констатирует факта во всем его объеме и со всеми специфическими отличиями, а лишь дает ходячую в его время кличку далеко не однородному событию в том же смысле, как Факунд говорит (Pro defens., VII, 7. VIII, 5: Migne, lat. ser. t. 67, col. 709–710. 726), что пожалуй кто-нибудь выдумает Феодориан, поелику были защитники Мопсуэстийского пастыря. Понятно, насколько произвольно изобретать секту акефалов в 435 году; еще меньше данных соединять с нею Феодорита и жаловать его званием основателя и вождя. Правда, в IX гл. Либерат упоминает (Migne, lat. ser. t. 68, col. 988. В) и о Киррском епископе, но уже по другому поводу и именно, когда повествует об опровержениях его возражений на анафематства св. Кириллом. Замечательно, что между обоими этими отрывками Либерат вовсе не устанавливает логической или прагматической связи и совершенно исключает мысль о том, будто Киррский пастырь был вождем акефалов. Итак, мы думаем, что свидетельство Либерата, неверное по своему освещению, нимало не относится к Феодориту и может быть привязано к нему только предзанятыми и нетерпимыми к его личности учеными, в роде Гарнье.

585. Нам известно, что Аристолай был в Антиохии (Synodicon, cap. CXCVII: Μ. 84, col. 812. А) и в области второй Киликии (Synodicon, cap. CXCII: М. 84, col. 805. А).

586. Деян., II, стр. 487. В некоторых кодексах этот указ отмечается так: data tertio nonas augusti CP. Theodosio Aug. XV. Consule, т. e. он выдан в 435 году (Mansi, V, 414 et not. 2). Что Аристолай имел в своих руках цитируемый нами декрет, свидетельством сего может служить следующее место письма к нему св. Кирилла: Dominus meus religiosissimus episcopus Beronicianus scripsit ad me, quod pium decretum Deo amicorum principum tuae admirabililati sit traditum, per quod praecipitur, ut universi religiosissimi episcopi Orientis anathematizurent impium Nestorium, et omnes ejus contra Christum blasphemias dicere Simonianam. seu Nestorianam haeresin (Synodicon, cap CXCIV: M. 84, col. 806–807. Migne, gr. ser. t. 77, col. 323. Ä epist. S. Cyrilli 39. О Вероникиане, епископе Тирском, в Финикии, см. not. 41 ар. Mansi et not. 2 ap. Migne Balusii). Некоторые писатели, основываясь на показании едикта Феодосия на имя Диоскора, объявленного в 449 году (Hoffmann. S. 77–78. Martin. Actes. Р. 176–179. Perry. Р. 364–370), относят происхождение этого противонесторианского указа ко времени вскоре после первого Ефесского собора (Доброклонский. Сочинение Факунда, епископа Гермианского, в защиту трех глав. Москва. 1880. Стр. 21, прим. 15). Невероятная сама по себе (поскольку император не мог так жестоко выражаться о Нестории, когда справедливость осуждения последнего была для него далеко не несомненна), эта мысль решительно опровергается приведенным нами выше свидетельством св. Кирилла.

587. Synodicon, cap. CXCII: М. 84, col. 805. Кажется, вместо Nestorianos (Νεστοριάνους) нужно читать Simonianos (Σιμονιάνους). Что последователи Нестория – несториане: это понятно само собою и не требовало указа; при том же декрета в этом смысле не имеется. Очевидно, и здесь разумеется эдикт Феодосия II, которым запрещалось чтение или списывание сочинений ересиарха, а к его сторонникам прилагалось наименование симониан.

588. Условие о признании первого Эфесского собора было предложено Аристолаю св. Кириллом (Synodicon, cap. CCIX: М. 84, col. 836. В. Migne, gr. sor. t. 77, col. 326. B).

589. Ha этой формуле св. Кирилл настаивает в письмах к Аристолаю (Synodicon, cap. CXCIV: Μ. 84, col. 807. В. Migne, gr. ser. t. 77, col. 323–324) и к Иоанну Антиохийскому (cap. СХСѴ40;: М. 84, col. 809. Migne, gr. ser. t. 77, col. 327–328). Cnf. cap. CCIX: M. 84, col. 835–836. Migne, gr. ser. t. 77, col. 323–326.

590. Cp. epist. Theodoreti 16. 151: Μ. 83, col. 1193, p. 1077. 1429, p. 1303–1304 (Hoffmann. S. 52,10–30. Martin. Actes. P. 116–117. Perry. P. 236–237). 1437, p. 1311.

591. К сожалению, греческий текст рассматриваемых писем не сохранился. Во всяком случае там, вероятно, стояла такая фраза: μία ὑπόστασις (а может быть и ψίσις) τοῦ Λόγου (σεσαρκωμένη).

592. Иоанн Антиохийский пишет Проклу: adjicere aliquid ei (id est: expositioni in Nicaea a sanctis Patribus factae), aut auferre ab ea, vel divertere, impium periculosumque judicamus (Synodicon, cap. CXCVII: M. 84, col. 810. C).

593. Synodicon, cap. CCVIII: M. 84, col. 834–835. Migne, gr. ser. t. 77, col. 330: epist, S. Cyrilli 64.

594. Эта дата ясно указывается в письме Иоанна к Проклу, появившемся через четыре года по возвращении Павла Эмесского из Александрии (Synodicon, cap. CXCVII: М. 84, col. 811. С), т. е. в 437 году, а постановление Киликийцев было сделано за год пред сим, следовательно в 436 году (cnf. ibid., col. 811. D).

595. Epist. Theodoreti 83: Μ. 83, col. 1273. В. Тильмон утверждает (Memoires, XIV, р. 789: note 85 sur S. Cyrille.), что до времени Халкидонского собора Феодорит ни разу не принял Эфесского приговора над ересиархом, хотя и был убежден в его нечестии. Тильмон основывается на том, что письмо 83 говорит об определении относительно Нестория, а не против (ότι καί τοῖς περί Νεστορίου ὑπαγορευθεῖσι τόμοις ὑπό τοῦ τῆς μακαρίας μνήμης Ἰωάννου δις ὑπεγράψαμεν, μαρτυροῦσιν ἡμίν αἱ χεῖρες). Мы совсем несогласны следовать скрупулезной придирчивости Тильмона. Во-первых, выражение οἱ περί Νεστορίου τομοι нельзя понимать иначе, как в смысле акта, констатировавшего догматическое неправомыслие этого лица. Когда шла речь о Нестории, не могло быть никакого другого вопроса, кроме исследования его заблуждения. В таком случае определение относительно Нестория было составлено или против (contra), или в пользу (pro) его: tertium non datur. Едва ли нужно доказывать, что было сделано первое, поскольку Иоанн Антиохийский уже в 433 году, в своем послании «Πρώην ἐκ θεσπίσματος», совершенно определенно анафематствовал Нестория и после не изменял своего мнения о нем. Таким образом, если Феодорит подписал при Иоанне постановление относительно Нестория (что несомненно), то вместе с этим он и осудил его. Так понимал свидетельство письма 83 и Ипатий Эфесский, который на диспуте с Северианами, в 531 году, утверждал: invenimus in Theodoreti litteris, quas ad Dioscorum fecit, quia et secundo in his quae contra Nestorium scripta sunt scripserit (Mansi, VIII, 830. В). Во-вторых, не понятно, почему, убедившись в еретичестве Нестория, Феодорит не высказал этого ясно. Тильмон заверяет, что к этому не было поводов, между тем таковые имелись в 434 и в 435-436 годах. Наконец, согласившись с Тильмоном, мы будем не в состоянии прикрепить к какому-либо хронологическому пункту показание письма 83-го и будем вынуждены считать его непринадлежащим перу Феодорита. За исключением 434 и 435–436 гг. мы не знаем другого момента, когда бы могло быть предлагаемо и принимаемо определение относительно Нестория, а допускать существование подобных неведомых нам случаев – мы не имеем твердых данных, тем более, что не видится особенных побуждений к этому. Посему Тильмону следует или объявит подложным конец 83-го письма пли признать, что Киррский епископ формально подтвердил вердикт против Нестория задолго до Халкидонского собора. Он справедливо воздерживается от первого вывода и, следовательно, должен принять второй во всей его силе.

596. Так свидетельствует Ива в письме к Марию Персу (Mansi, VII, 245. С. 248. А. IX, 300. А. Деян., IV, стр. 228. V, стр. 235). Cnf. Synodicon, cap. XLIII (Μ. 84, col. 649–650): Epist. Andreae Samosat. ad Alexandrum Hierapolitanum.

597. Synodicon, cap. XLIV (M 84, col. 650–651): Synodicum decretum Ioannis Antiocheni, et reliquorum,... contra Rabbulam.

598. Synodicon, cap. CXCVIII (M. 84, col. 812–813. Migne, gr. ser. t. 77, col. 341–344: epist. S. Cirilli 71). О своих прошениях св. Кириллу относительно Феодора упоминают сами Армянские епископы в донесении Проклу (Mansi, IX, 242. Migne, gr. ser. t. 65, col. 855. Деян., V, стр. 130).

599. Epist. Acacii Melil. ad Cyrillum (Synodicon, cap. CCXIII: M. 84, col. 838). Здесь мы читаем: litterae piissimi, et amаtoris Christi imperatoris directae sint ad clarissimum per omnia virtutum virum, tribunum Aristolaum, praecipientes ei, ut cogat unumquemque episcoporum in sua Ecclesia anathematizare polluta Nestori et Theodori impietatis dogmata.Что за письма разумеет здесь Акакий? Мы уже видели, что Аристолаю был дан указ против несториан. Теперь естественно возникает мысль: не об одном ли едикте идет речь и у св. Кирилла (Synodicon, cap. CCIX: М. 84, col. 835. В. Migne, gr. ser. t. 77, col. 323–324) и епископа Мелитинского? He простиралось ли значение императорского осуждения и на Феодора вместе с Константинопольским ересиархом? Положительному ответу на эти вопросы благоприятствует то обстоятельство, что в двух редакциях этого декрета, прочитанных на пятом Вселенском соборе, упоминаются Диодор и Феодор подле Нестория (Mansi, IX, 249–250. 250–251. Деян., V, стр. 141–143. 143–144). Гефеле (Conciliengeschichte, Bnd. II. S. 371, Anm. 1, u. S. 848, Anm. 6) только констатирует факт разности текстов указа, Fritsche (Migne, gr. ser. t. 66, col. 24, not. а) предполагает вставку, a г. Доброклонский («Сочинение Факунда», стр. 21, прям. 15) со всею решительностью настаивает на подлоге. Смелость выводов последнего автора далеко не оправдывается прочностью оснований и твердостью соображений. Г. Доброклонский думает, что Феодосию не было повода выставлять на позор Диодора и Феодора, но эта, ложная по существу, мысль покоится на совершенно неверном предположении, будто декрет против Нестория был обнародован императором тотчас по получении актов первого Эфесского собора, между тем как он был дан в 435 году (см. выше прим. 152 на стр. 145), когда и Тарсского и Мопсуэстийского пастырей весьма многие и очень ясно проклинали. Здесь уже не повод, а прямо побуждение. Второе доказательство в пользу своего утверждения г. Доброклонский усиливается усмотреть в том обстоятельстве, что в эдикте на имя Диоскора (Hoffmann. S. 77–78. Martin. Actes. Р. 176–179. Perry. Р. 364–376) не упоминаются ни Диодор, ни Феодор. Мы не находим здесь ничего удивительного. Помимо того, что Феодосий II не был вызываем к подобному решению, – он, весьма естественно, считал несколько неудобным клеймить прозванием еретиков тех лиц, относительно которых немного ранее он запретил всякие споры (Synodicon, cap. CCXIX: M. 84, col. 849–850). Мы не говорим непременно, что Аристолаю действительно был прислан указ, осуждающий Диодора и Феодора; однакоже несомненно, что трибун имел в руках императорские письма, дававшие ему смелость требовать анафемы на Мопсуэстийского епископа. Может быть, это был особенный, недошедший до нас, правительственный документ, но не невероятно и то, что Аристолаю, для его специальных целей вытравления еретического диофизитства на «Востоке», был предложен измененный текст прежнего декрета против Нестория со вставкою имени Феодора. В виду этого можно признать, что теперь именно был выдан первый из прочитанных на пятом вселенском соборе «закон священной памяти Феодосия и Валентиниана» (Mausi, IX, 249–250. Деян., V, стр 141–143), так как второй из них (Mansi, IX, 250–251. Деян., V, стр. 143–144) появился после 449 года (ср. ниже гл. V, прим. 256). Вследствие своего частного назначения этот указ легко мог остаться неопубликованным чрез префектов и хранился в государственных архивах, откуда и был извлечен в эпоху споров о трех главах.

600. Synodicon, cap. CLXXIV: Μ. 84, col. 791–792.

601. Synodicon, cap. CCI: M. 84, col. 819. B.

602. Synodicon, cap. CCXIII: М. 84, col. 838.

603. Liberati Breviarium cap. X (Migne, lat. ser. t. 68, col. 990). Cnf. Mansi, IX, 240–242. Migne, gr. ser. t. 65, col. 851–856. Деян., V, стр. 126–130. По Либерату, Армянские делегаты спрашивали Прокла о том, кто прав: Раввула иди Феодор? Выходит, таким образом, будто собор в Армении был еще при жизни означенного Эдесского пастыря (умершего в 435 году), что совершенно невероятно. Сам Либерат сообщает (loc. cit.), что Армянские епископы настолько разделяли мнение Раввулы относительно Феодора, что просили Киликийцев не принимать его сочинений. Ясно, что последние пользовались чьим-то могущественным благоволением и покровительством. Посему необходимо думать, что вся история из-за Мопсуэстийского пастыря разыгралась уже по восшествии на Эдесскую кафедру Ивы. Cnf. Mansi, IX, 270–271. 304. Деян., V, стр. 182–183. 243.

604. Mansi, V, 421 sqq. Migne, gr. ser. t. 65, col. 856 sqq. (S. Procli epist. 2): Πρόκλου ἀρχιεπισχόπου Κονσταντινοπόλεως, πρός Ἀρμενίους, περί πίστεως. В латинской редакции этого послание значится (Mansi, V, 438. В): data Constantinopoli, consulatu piissimorum Theodosii Augusti XV et Valentiniani IV. Согласно этому замечанию, томос Прокла к Армянам относится обыкновенно в 435 году. Гефеле, напр., представляет, что все движение против Феодора развилось и закончилось при жизни Раввулы Эдесского (Couciliengeschichte. Bnd. II. § 160. S. 268–270). Такое понимание дела совершенно неверно. Не входя во все подробности, мы укажем здесь лишь на следующие пункты: 1)Армянский собор не мог происходить ранее смерти Раввулы, т. е. 435 сода, и имел место в епископство Ивы, когда своею пропагандою Феодоровых сочинений он вызвал волнение в монофизитствующем Армянском духовенстве. Об этом вполне ясно говорит Прокл в письме к Иоанну Антиохийскому (Mansi, IX, 302. Migne, gr. ser. t. 65, col. 875. Деян., V, стр. 239–240); тоже утверждали и некоторые участники пятого вселенского собора (Mansi, IX, 304. Деян., V, стр. 243). 2)Во время изгнания Александра Иерапольского и его друзей Проклова томоса еще не было, потому что те ссылались на Диодора и Феодора, как на неподлежащих сомнению авторитетов (Synodicon, cap. CLXXIV, CCI: Μ. 84, col. 791–792. 819. В: см. выше к прим. 166–167 на стр. 150), между тем известно, что отвозивший в Антиохию послание Прокла легат подставил к приложенным к нему отрывкам из Феодоровых трудов имя Мопсуэстийского пастыря, который таким образом оказывался осужденным Константинопольским владыкой (Facundus. Pro defens., VIII, 2. 5: Migne, lat. ser. t. 67, col. 713–715. 728. Epist. S. Procli X, XI: Migne, gr. ser. t. 65, col. 879–880). 3)По поводу томоса Прокла Иоанн держал собор, где, по Факунду (I, 1. 3. II, 2. III, 1. VIII, 1: Μ. 67, col. 530. 538–539. 563. 583. 709–711 и мн. др.; cnf. epist. S. Cyrilli ad Acacium Melit.: Synodicon, cap. CCXII: M. 84, col. 837. Migne, gr. ser. t. 77, col. 337–338. Mansi, IX, 245. 445. Деян., V, стр. 133–134. 435), присутствовали все предстоятели «Востока». Конечно, нельзя принимать omnes защитника трех глав в слишком тесном и совершенно буквальном смысле, но все же это выражение показывает, что в вопросе о Феодоре Антиохийский владыка нашел общую поддержку Сирийцев. Этого не могло быть до тех пор, пока счастливый результат миссии Аристолая не обрисовался с полною определенностью. А мы с достаточною несомненностью предполагаем, что религиозный мир на «Востоке» был упрочен в 436–437 гг. 4)Замыслы против Феодора пришедших в царственный город и клеветавших (Леонтия и Аверия?) на своих епископов (Иву и его сторонников?) в Антиохии считали за покушение произвести новое волнение и восстание против «общего тела Церкви» (Synodicon, cap. CXCVI: М. 84, col. 809). Ясно, что речь идет о времени после прекращения споров из-за Нестория. По всем, указанным сейчас, соображениям мы относим появление Проклова томоса к Армянам к 437 году.

605. Liberati Breviarium, cap. X (Migne, lat. ser. t. 68, col. 990). Facundi Pro defens., I, 1. 3. II, 2. III, 1. VIII 3: Migne, lat. ser. t. 67, col. 530. 538–539. 563. 583. 709–711. Epist 69 (52) Gyrilli ad Acacium Melit. (Synodicon, cap. DCV: M. 84, col. 831. Migne. gr. ser. t. 77, col. 340. Mansi, IX, 266. Деян., V, стр. 173–174).

606. Synodicon, cap. CXCVII: M. 84. col. 810–812.

607. Παραλία Φοινίκη – все побережье от Орфосиады до Пелусия; в церковном отношении это «первая Финикия», т. е. провинция с городом Тиром. Mansi, VII, 36. Деян., IV, стр. 36. См. подробнее у проф. В. В. Болотова в статье: «Из церковной истории Египта» (Христианское Чтение, 1885, I, стр. 57, прим. 2).

608. Tillemont. Mémoires, t. XIV, p.788: note 85 sur S. Cyrille. Cp. прим. 161 на стр. 148.

609. Epist. S. Cyrilli 70(53) ad Lamponum presbyt.: Migne, gr. ser. t. 77, col. 341. Mansi, IX, 244. Synodicon. cap. CCVI: M. 84, col. 833. Деян., V, стр. 132.

610. Epist. S. Cyrilli 69(52) ad Acacium Melit. (Migne gr. ser. t. 77, col. 340, p. 198. Mansi, IX, 266. Synodicon, cap. CCV: M. 84, col. 831–832. Деян., V, стр. 174).

611. Так: χρουνοί τoῖ Πνεύματος называет Феодорит Диодора и Феодора в «Еранисте» (dial. I: Migne, gr. ser. t. 83, col. 80, p. 48).

612. Mansi, IX, 253–254. Деян., V, стр. 148–149.

613. Феодор не мог удержаться при понятии единства лица в Иисусе Христе, хотя он и настаивал на этом (Mansi, IX, 236. С. Деян. V, стр. 119). Его ἕνωσις иногда совпадал с простым сочетанием, поскольку он энергически указывал на пример союза мужа и жены (Mansi, IX, 215. 344. 415. С. D. 443. D. Деян., V, стр. 82. 323. 407. 431).

614. Письмо св. Кирилла в Проклу: Mansi, IX, 409. 412. Migne, gr. ser. t. 77, col. 344. 345. Деян., V, стр. 40.1 404.

615. Facundi Pro defens., VIII, 5: Migne, lat. ser. t. 67, col. 728. Mansi, IX, 264. B. D. Деян., V, стр. 168–170. На пятом вселенском соборе письмо это было признано подложным (Mansi, IX, 263. В. С. 265. А. Деян., V, стр. 167–168. 170–171).

616. Liberati Breviarium, cap. X (Migne, lat. ser. t. 68, col. 991–992). Facundi Pro defens., II, 2. VIII, 3: Migne, lat. ser. t. 67, col. 563. 716–717. Cnf. VIII, 5. XII, 1 (M. 67, col. 727–728. 833).

617. Synodicon, cap. CCXIX: M. 84, col. 849–850. Facundi Pro defens., VIII, 3: Migne, lat. ser. t. 68, col. 717–718. Cnf. Liberati Breviarium, cap. X: Migne, lat. ser. t. 67, col. 992.

618. Synodicon, cap. LXVI. LXXI. LXXXI (M. 84, col. 675. 679. A. 691. С) и др.

619. Из 16 писем Феодорита (к Иринею), явившегося перед самым разбойничьим собором, видно, что на «Востоке» были лица, для которых название св. Девы Θεοτόκος представлялось столь же подозрительным, как и Александру Иерапольскому. Епископ Киррский вынужден был просить адресата «гоняться не за словами, возбуждающими спор, а за доводами, ясно выражающими истину» (Epist. 16: M. 83, col. 1193. A-B).

620. Это дает знать, напр., замечание Пелагия (Hoffmann. S. 44,23. 24. Martin. Actes. В. 97. Perry Р. 211), что Феодорит сделался известным у всех людей, как богопротивник.

621. Synodicon, cap. LXXI: Μ. 84, col. 679. A.

622. Epist. Theodoreti 83: M. 83, col. 1268, p. 1146.

623. См. у Болландистов «житие св. Евфимия» (Acta Sanctorumd 20 januuarii. Parissiis ap. Victor Palmé. Iannuarii tom. secundus. Vita S. Euthymii, cap. VI, 41, p. 672; cap. IX, 56, p. 675), откуда видно, что Домн был племянником Иоанна, а не этого аввы (как полагает протоиер. А. В. Горский: «Прибавл. к Т. С. 0.», XIV, стр. 358), в монастыре которого он пребывал до епископства. Cnf. Le-Quien. Or. Christ., II, p. 721.

624. Martin. Pseudo-Synode. P. 66.

625. Hoffmann. S. 66,4–5. Martin. Actes. P. 149. Perry. P. 315.

626. Hoffmann. S. 59,11–18. Martin. Actes. P. 133. Perry. P. 289–290. Так как далее нам придется иметь дело с сирскими актами очень часто, то неизлишне будет сказать об них несколько слов. Деяния разбойничьего собора дошли до нас в Сирском переводе по рукописи британского музея № 14.530, относимой к IX веку (см. у Райта: Catalogue of syriac manuscripts in the British museum, acquired since the year 1838. By W. Wright. Part. II. 1871. P. 1027–1030, с. 1); как в иностранной, так и в русской ученой церковно-исторической литературе эта версия признается приблизительно верным воспроизведением происходившего в Эфесе при Диоскоре (Martin. Pseudo-Synode. Р. 1–57: chap. I-IV. Проф. Ал. И. Лебедев в «Чтениях в Обществе Любителей Духовного Просвещения». 1876, III, стр. 1 сл.; ср. т. II, стр. 425–450). Первая попытка перевода этой сирской рукописи принадлежит англичанину Перри (Perry. An ancient syriac Document, purporting to be record in its chief feature, of the second Synod of Ephesus, and disclosing historical Matter interesting to the church of large. Oxford. 1867), но она не закончена (часть сгорела в типографии) и не отличается полною исправностью. За нею следуют переводы – немецкий D-ra Гофмана (1873 г.) и французский – аббата Мартена (1874 г.); последний, как труд специалиста-богослова и церковного историка, и лучше и полнее первого. В это время Перри закончил свою прежнюю работу и издал ее в полном виде в Дартфорде, в 1877 году; он принимал во внимание версии и замечания предшествующих ученых и потому иногда заслуживает предпочтения.

627. Hoffmann. S. 64,8. 9. Martin. Actes. Р. 147. Perry. Р. 312.

628. Hoffmann. S. 44,33. 34. Martin. Actes. P. 98. Perry. P. 211–212.

629. Hoffmann. S. 64–66. Martin. Acies. Р. 148–151. Perry. Р. 314–318: «жалоба на Домна диакона Илиодора и монахов Симеона, Авраама и Геронтия». Время рассказываемых здесь событий определяется указанием (Hoffmann. S. 66,40. 41. Martin. Actes. Р. 150. Perry. Р. 318), что Александр до разбойничьего собора содержался в заключении в Антиохии в продолжение семи лет, а Помпиян Эмесский уже присутствовал при его отречении от кафедры и от епископства (Hoffmann. S. 65,25. 20. Martin. Actes. Р. 150. Perry. Р. 316).

630. Hoffmann. S. 65,5–6. Martin. Actes. Ρ. 149. Perry. Ρ. 315.

631. Epist. 78 S. Суrilli: Migne, gr. ser, t. 77, col. 361. 864. Имени адресата в этом списке не сохранилось, но по всем вероятиям таковым был Домн. Ср. русский перевод, вместе с греческим текстом, под заглавием: «каноническое послание к Домну, патриарху Антиохийскому,» в Правилах св. Отец (Москва. 1884. Стр. 561–571). ΄Ράλλη καί Πότλη. Συνταγμα τῶν θείων καί ἱερῶν κανόνων. Τ. IV. ΄Λθήνῃσιν 1854. Ρ. 355–360.

632. Mansi, VII, 320. D-321. C. Epist. S. Cyrilli 77: Μ. 77, col. 360–361. Деян., IV, стр. 291–293.

633. Мнение, будто Диоскор был племянником св. Кирилла, – мнение разделяемое и Мартэном (Pseudo-Synode. Р. 73–74), на достаточных основаниях признается неверным (см. диссертацию проф. Ал. И. Лебедева: Вселенские соборы IV и V веков. Москва. 1879. Стр. 214, прим. 8).

634. Письмо Феодорита к Иоанну-Домну по поводу смерти св. Кирилла, а равно и отрывки из его проповедей по этому случаю нам кажутся неподлинными.

635. Epist. 60: М. 83, col. 1232.

636. Epist. 61: М. 83, col. 1232, 1233.

637. Epist. 62: М. 83, col. 1233. Письмо это было отправлено через какого-то диакона.

638. Время избрания Тирского митрополита в прошении пресвитера Кириака определяется указанием, что этот Ириней в продолжении двенадцати лет, со времени низложения Нестория, был вне общения с Церковью (не принимал никакого участия в церковных собраниях): Hoffmann. S. 61,2–4. Martin. Аctes. P. 138. Perry. Р. 296. Остается не ясным, что нужно принимать за terminus а quö 431 или 435 год? Мартэн (Pseudo-Synode. Р. 86–88) считает более вероятным принимать последнюю дату. Хотя прямых доказательств на это не имеется, но и мы вполне разделяем это мнение названного французского ученого. Основанием для нас служит следующее соображение. В Антиохии, находя возможным одобрить избрание Иринея, не забыли однако о его двубрачии и обратились за разрешением недоумения к Проклу. Еслибы поставление нового Тирского епископа было еще при жизни св. Кирилла, как выходит но расчислению от 431 года, то было бы непонятно, почему спорный вопрос не был предложен на суд Александрийского владыки, который был авторитетнее и скорее других мог заявить свой протест. Очевидно, Ириней быль низведен на Тирскую митрополию уже после 444 года.

639. Epist. Theodoreti 110: М. 83, col. 1305, р. 1180. 17-ое апостольское правило прямо запрещает хиротонию двубрачных («кто по святом крещении двумя браками обязан был, или наложницу имел, тот не можот быти епископ, ни пресвитер, ни диакон, ниже вообще в списке священнаго чина»: 'Ράλλη και Πότλη. Σύνταγμα. Т. И. Ἀθήνησιν. Р. 2. Правила св. Апостол, св. соборов, вселенских и поместных, и св. отец. Издание «Общества Любителей Духовного Просвещения». Вып. 1. Москва. 1878. Стр. 42). Но, кроме приводимых Феодоритом примеров посвящения подобных лиц, можно указать еще на послание папы Иннокентия I к Македонским епископам и диаконам от 414 года, где упоминается о трех случаях такого рода (Mansi, III, 1058–1060), и на 10 (89) письмо Льва Великого ad episcopos per provincian Vieunensem constitutus (cap. 3: Migne, lat. ser. t. 54, col. 631), где находим такое же свидетельство относительно некоторых стран.

640. Epist. 110: Μ. 83, col. 1305, p. 1181.

641. Epist. 110: M. 83, col. 1305, p. 1180.

642. Annales, t. VII, p, 617: ad an. 448 n. XI. Cnf. Pagii not. II, ibid., p. 617.

643. Dissert. I, cap. IX, n. IV: M. 84, col. 131–132. Dissert. II, not V ad epist. 110 Theodoreti: M. 84. col. 287. Cnf. Ceillier. T. XIV, p. 40.

644. Synodicon, cap. CLXI: M. 84, col. 775. C. Cnf. ibid. not. 57 Baluzii.

645. Mémoires. T. XV: note 5 sur Théodoret. P. 872.

646. Das Eherecht der Orientalischen Kirche von J. Zhisman. Wien. 1864. S. 420, Anm. I.

647. Conciliengeschichte. Bnd. II. S. 297.

648. Pseudo-Synode. P. 84–85 et not. 3. 4. Actes. P. 101, not. 6.

649. Pseudo-Synode. P. 85.

650. Epist. 81 (М. 83, col. 1261. B): Είσιόντίς δέ (είς τήν Ανποχείαν) τί τῶν ὀπαρεσκόντων θεῷ ηεποιήκαμεν; ότι τούς ίπαινουμένους καί βιῷ κοσμουμένους τῇ τής ἱεροσύνης χειροτονεία προσάγομεν;

651. Epist. 8l: Μ. 83, col. 1264, p. 1142.

652. Кроме цитированного выше места Synodicon’a можно указать еще на свидетельство сарских актов (Hoffman. S. 61,3.2. Martin. Actcs. Р. 138. Рerry. Р. 296), по которым выходит, что Ириней был посвящен Домном и, следовательно, в Антиохии.

653. Кроме некоторых писем Феодорита Иринею-епископу (ар. Migne epist. 3. 12. 16. 35) мы имеем еще послание Киррского предстоятеля к Иринею-комиту (ар. Σακκεθίων., σελ. 12: epist. 14), что указывает на давность связей между означенными лицами.

654. Такую мысль подтверждают и слова пресвитера Пелагия, который ставил в вину Феодориту то обстоятельство, что «он постоянно благоприятствовал Иринею и едва только авторитетом императора был вынужден чрез рукоположение посвятить вместо него другого» (Hoffmann. S. 45,40–42. Martin. Actes. P. 101. Perry. P. 216). Хотя доносчик и не отличает здесь Домна от Феодорита и берет их за одну коллективную личность, но все же ясно, что последний имел слишком близкое отношение к Иринею, как епископу, если поставление нового пастыря на Тирскую митрополию в некоторой мере зависела и от него. При атом не безынтересно обратить внимание еще на тот факт, что в 447 году Феодорит несомненно покидал свой епархиальный город. Так в письме к архонту Саллюстию он говорит, что «принужден был много дней прожить в Иераполе» (Epist. 37: М. 83, col. 1216). Из сопоставлении этого известия с другими указаниями корреспонденции Феодоритовой мы узнаем, что это было пред Пасхою того года, когда «Господ потрясал землю и насылал варваров» (Epist. 38. 39. 40 и особенно 41: М. 83, col. 1217). Марцеллин сообщает, что действительно в консульство Ардавура и Калления (т. е. в 447 г.) было сильное землетрясение и опасное вторжение в империю полчищ Аттилы (Chronicon, ad an. 417: Migne, lat. ser. t. 51, col. 927–928).

655. В сирских актах имеются не малочисленные указания на это; для краткости мы еще раз ссылаемся на прошение Илиодора (Hoffmann. S. 64–65. Martin. Actes. Р. 148–151. Perry. Р. 314–318).

656. Тожество митрополита Тирского и Иринея комита, – после издания сирских актов, – должно быть признано неоспоримым (Hoffmann. 5. 37,32–36. 61,2–4. Martin. Actes. Р. 82. 138. Perry. Р. 171, 296. Ср. выше, прим. 20 на стр. 165). Когда Ириней был возвращен из ссылки, – неизвестно. Вероятно, это случилось во время нового пересмотра дела о Нестории, причем последний был отправлен для жительства в Оазис.

657. Epist. 16: М. 83, col. 1193, р. 1077. 1078.

658. Epist. Theodoreti 86: Μ. 83, col. 1280. 1281. Это письмо Мартен усвояет перу Домна (Actes. Р. 139, note а. Pseudo-Synode. Р. 115 et note 4 др.), но, по нашему мнению, несправедливо: см. ч. II, отд. V.

659. Так мы понимаем следущия слова Пелагия в доносе на Феодорита: «предайте сожжению того, кто прикрыл молчанием (не обнародовал) письма Александрийской церкви и председателя вашего святого собора по предмету веры, хотя они были посланы ему! (Да, сожгите) того, кто будучи часто приглашаем доставившими эти письма торжественно прочитать их в церкви, отказался сделать это и предпочитал оставаться верным нечестивому Иринею» (Hoffmann. S. 45,36–41. Martin. Actes. Р. 100–101. Perry. Р. 216).

660. Epist. Theodoreti 86: Μ. 83, col. 1280, p. 1157. См. 5 и 6 правила Никейского собора и 2-ое Константинопольского (Mansi, II, 659–560. 669–672. 'Ράλλη. Συνταγμα. Т. II, р. 128. 159–170. Деян., I, стр. 165. 265–266). – Касательно рассмотренного нами эпизода необходимо сделать некоторые пояснения. В письме 86 говорится: «неудовольствие Диоскора на нас («Восточных») началось с той поры, как мы, последуя правилам святых отцов, согласились принять бывшие у вас (в Константинополе) при блаженной памяти Прокле соборные постановления; я за это он неоднократно выговаривал нам, будто мы, по его словам, предали права церкви Антиохийской и Александрийской» (М. 83, col. 1280–1281). Какой факт имеется здесь в виду? Протоиерей А. В. Горский («Прибавления к Твор. Св. Отцев», XIV, стр. 364) полагал, что автор разумеет послание Прокла вскоре по вступлении на Константинопольский престол, – послание, которое приводится в Synodicin’е под заглавием: Procli synodica (Synodicon, cap. CL. Μ. 84, col. 765. 766). Cnf. epist. 17 S. Procli: Migne, gr. ser. t. 65, col. 885. 886). Это толкование совершенно неверно. Не говоря уже о том, что в данном случае совсем не нужно было обращаться к авторитету церковных канонов, мы не находим надлежащего соответствия между свидетельством и самым фактом: вражда Диоскора против «Восточных» не могла обнаруживаться в 434–435 гг. по одному тому, что тогда еще был жив св. Кирилл. Гарнье (Dissert. II, cap. III, n. V: Μ. 84, col. 282) и Флёри (Hist. eccles., t. II, p. 420: livre XXVII, chap. 16) утверждают, что поводом для гнева Диоскора послужило принятие (на Антиохийском соборе по делу Афанасия Иерргского в 445 году) послания Прокла, носящего в греческих актах такое надписание: άντίγραφαν συνοδικοῦ γράμματος (Mansi, VII, 321. Migne, gr. ser. t. 65, col. 881–884. Деан., VI, стр. 293). Но дело в том, что тогда же был прочитан и άντίγραφον συνοδικοῦ γράμματος τοῦ Кορίλλου (Mansi, VII, 320. Деян., IV, стр. 291) и, следовательно, негодование Диоскора в этом случае ничем не вызывалось. Наконец, Тильмон (Mémoires, XV, р. 268) признает существование особого документа Проклова пера, коим утверждались преимущества Константинопольских епископов пред «Восточными», и не прочь допустить, что Феодорит скрепил его своею подписью, находясь в столице империи. Все это чистые догадки, немогущие претендовать хотя бы на вероятность. Вместе с Мартэном (Pseudo-Synode. Р. 81) мы относим показание Киррского пастыря к истории Иринея Тирского, когда решение Прокла было признано окончательным, вероятно, на основании 3-го правила Константинопольского собора (Mansi, II, 272. 'Ράλλη καί Πότλη. Σύνταγμα. Т. II, р. 173. Деян., I, стр. 266).

661. На соборе 448 года против Евтихия Флавиан почти буквально приводил Антиохийский символ (Mansi, VI, 680. A. B. Деян., III, стр. 231–232) по посланию «Εὐφραινέσ–θωιταν» и руководствовался этим вероизложением при допросах монофизитствующего архимандрита (Mansi, VI, 741. Λ. Деян., III, стр. 285). Характеристику Флавиана, как богослова, см. в изсследовании проф. Ал. И. Лебедева «Вселенские соборы IV и V веков». Москва. 1879. Гл. VII, стр. 200–202.

662. Hoffmann. S. 59,26–27. Martin. Actes. P. 134. Perry P. 291.

663. Hoffmann. S. 59,27–29. Martin. Actes. P. 134. Perry. P. 291.

664. Martin. Psoudo-Synode. P. 204 et note l. Cnf. Hoffmann. S. 59,25–32. Martin. Actes. P. 134–135. Perry P. 291–292.

665. Hoffmann. S. 67,37–40. Martin. Actes. Р. 155. Perry. Р. 325.

666. Synodicon, cap. CCV: M. 84, col. 831. Migne, gr. ser. t. 77, col. 310, p. 197. Mansi, IX, 261. 408. Деян., V, стр. 173. 400. Св. Кирилл многократно упоминает о диаконе и архимандрите Максиме, хотевшем поднять крестовый поход против несторианства и шлявшемся из города в город: Synodicon, cap. CCV (Μ. 84, col. 831. 832. Migne, gr. ser. t. 77, col. 337. 340. Mansi, IX, 266. 408–409. Деян., V, стр. 173. 399–340); cap. CCVI (M. 84, col. 833. Mansi, IX, 244. Денн., V, стр. 132. 133); cap. CCVIII (M. 84, col. 834. Migne, gr. ser. t. 77, col. 327–330); cap. CCXI (M. 84, col. 837, M. 77, col. 329–330); epist. S. Cyrilli 57. 58 (Migne, gr. ser. t. 77, col. 320. 321 sqq.) и мн. др. Может быть, этот Максим одно лицо с диаконом Максимом, который отвозил в Антиохию Проклов томос (S. Procli epist. 11: Migne, gr. ser. t. 65, col. 879. 880, Facundi Pro defens., VIII, 2. 5: Migne, lat, ser. t. 67, col. 713. 728. Cnf. Liberati Breviarium, cap. X: Migne, lat. ser. t. 68, col. 999. С). Все это предположения, но они кажутся гораздо вероятнее гипотетически допускаемой у Мартэна (Actes. Р. 155, note с) мысли, что в актах речь идет о Максиме, преемствовавшем после Домну; о крайне антидиофизитских воззрениях этого пастыря нам ничего неизвестно. Нужно заметить еще, что на Халкидонском соборе также встречается имя архимандрита Максима, который вместе с другими подавал прошение Маркиану и о котором тогда свидетельствовали, что это «учитель Евтихия» (Mansi, VII, 61. С).

667. Hoffmann. S. 67,17. Martin. Actes. 153. Perry. P. 322. Cnf. Mansi, VII, 483. 487. 500. 510. 514. 520. Деян., IV, стр. 409. 415. 417. 432. 435. 438.

668. В актах Халкидонского собора упоминается некий Геронтий, который был врагом «Восточных» (Mansi, VII, 61. С. 65. А. Деян, IV, стр. 62).

669. Hoffmann. S. 67,38. Martin. Antes. P. 155. Perry. P. 325. Просим иметь в виду, что и Константинопольский ересиарх назывался собственно Евтих (Εὐτυχής, Εὐτηχοῦς), а не Евтихий (Εὐτύχιος), как принято обозначать его имя в церковно-исторической литературе.

670. Hoffmann. S. 99: Anm. 303. Ср. указатель собственных имен на стр. 103 под словом Eutyches prb. и. arclan.

671. Martin. Pseudo-Synode. P. 90–97 et note 4.

672. Mansi, VII, 61. C. 65. А. Деян., IV, стр. 62.

673. После одной проповеди Феодорита в Антиохии – народ кричал: «долой Евтиха и Максимина (Маясимиана)! Вон еретиков! Анафема обоим! Солжем сейчас же монастырь Максимина!» (Hoffmann S. 67,38.39: das Kloster des Maximi(a?)nos möge sofort verbrennen. Martin. Actes. p. 155: Au feu, tout do suite, le couvent de Maximin. Perry P. 325: Let the Monastery of Maximianus be instantly burnt). Если бы Евтих жил в Антиохии, тогда толпа не забыла бы обрушиться своим гневом и на его обитель.

674. Epist. Theodoreti 16: Μ. 83, col. 1193, p. 1078.

675. Facundi Pro defens., VIII, 5: Migne, lat. ser t. 67, col. 723–724. Cnf. lib. XII, cap. 5, col. 852.

676. Тильмон полагал, что это письмо появилось во всяком случае после Константинопольского собора 448 года против Евтихия (Mémoires, t. XV, р. 486. 493), что совершенно несправедливо, ибо противоречит словам Факунда: Donmus Eutychi primus restitit ad imperatorem Theodosium senbens (Pro defens., XII, 5: M. 67, col. 852). Другие историки считают моментом издания рассматриваемого послания начало 448 года (Quesnellus. Dissert. I – de vita et rebus gestis S. Leonis M.: Migne, lat. ser. t. 55, col. 219, not. b. Hefele. Bnd. II, S. 301. Martin. Pseudo-Synode. P. 78); мы думаем, что оно вышло, во всяком случае, ранее указа против Иринея, датированного 17-м февраля означенного года.

677. Говоря так, мы уже предполагаем, что сообщаемый Гермианским епископом документ – подлинный, между тем на этот счет возможно не малое сомнение, так как он упоминается и приводится только автором апологии трех глав. Горячо защищает его автентичность и г. Доброклонский (Цит. соч., стр. 219–220), но его аргументация совсем не убедительна, поскольку он основывается исключительно на том соображении, что борьба за Диодора и Феодора вполне естественна и даже необходима в предстоятеле Антиохийской церкви. Сущность дела, по мнению самого Факунда, состоит не в этом, а в объяснении того факта, как не близкий к столице пастырь мог обличать Евтихия, когда в Константинополе ничего не знали о его еретичестве и когда даже Флавиян был поражен жалобою Евсевия Дорилейского. Нот что говорит по этому поводу Мартен: «так как Факунд Гермианский цитирует собственный слова Домна, то трудно допустить, чтобы он обманулся в деле столь важном. При всем том кажется несколько странным, что ересь Евтихия сделалась настолько известною в Антиохии, что Домн стал нападать на нее, между тем о ней не ведали в Константинополе даже и те, которые должны была наблюдать за неповрежденностью веры. Из актов Константинопольского собора видно, что в конце 448 г. Флавиан «удивился доносу Евсевия, потому что он взводил такую укоризну на почтеннейшего пресвитера и архимандрита Евтихия» (Mansi, VI, 633. D. Деян., III, стр. 207). Очевидно, между двумя этими фактами будет противоречие, если мы только не предположим в Флавиане желания рельефно выставить свое беспристрастие в деле Евтихия и именно потому, что тот клеветал на него и был врагом» (Martin. Pseudo- Synode. Р. 79–80). «Может быть, Флавиан не хотел давать Евтихианской шайке повода к нападениям и потому предоставил другим раскрытие замыслов Евтихия» (Martin. Op. сit. Р. 121). Если перевесть это рассуждение на более прямую русскую речь, то оно будет значить, что Флавиан или притворялся, разыгрывая роль ничего незнающего, или боялся трогать архимандрита, связанного тесными узами с Хрисафием, хотя и видел все его неправомыслие. Само собою понятно, что тирады Мартэна, вопреки своей апологетической цели, налагают темное пятно на память Флавиана. Мы не берем на себя задачи подробно исследовать этот запутанный вопрос, но считаем возможным более простое соображение, что ближайшие предметы не редко ускользают от взора непосредственного наблюдателя и даже изумляют его своим присутствием, когда будут указаны кем-либо другим. Сторонний зритель часто вернее и точнее замечает явление, чем тот, на глазах которого оно происходит. При этом нужно еще иметь в виду, что в данном случае подозрительные ко всяким признакам аполлинаризма «Восточные» легче и скорее могли усмотреть его нарождение, подобно опытным виртуозам-музыкантам, схватывающим малейшее понижение и повышение тона. Затем, Флавиан, с первых дней своего епископства неприязненно столкнувшийся с придворными вельможами, естественно, удалялся от всякого житейского шума и вел жизнь замкнутую и сосредоточенную. Он не обладал характером св. Златоуста, для которого широкая общественная деятельность была стихией. Кроткий и не столь энергичный, Флавиан легко мог остаться в неведении, какая подпольная пропаганда ведется в том городе, где он предавался уединению. Не следует также забывать, что Евтихий совсем не подражал Несторию, не кричал о своих открытиях и даже во время суда над ним умел искусно и тайно агитировать между Константинопольским монашеством. Это был интриган гораздо более ловкий, чем Несторий. – Что касается членов столичного клира, то страх пред всесильным временщиком налагал на уста их печать ненарушимого молчания. Вспомним, как дрожал Евсевий Дорилейский, когда была надежда, что Евтихий решительно откажется от своего нечестия и обратит его донос в клевету. – Одним словом, мы склонны допустить, что Флавиан действительно не знал об еретичестве монофизитствующего архимандрита до формального обвинения последнего Дорилейским епископом.

678. Aσπαστήριος οἴκος – дом или храмина приветствия, вероятно, тоже, что и ἀσπαστηκὸς οἴκος (см. Index Graecus: Migne, gr. ser. t. 84, col. 906), где император Феодосий Старший имел беседу с Амвросием, которого он умолял разрешить его от уз отлучения (Theodoretus. Hist, eccles., V, 17 (18): Migne, gr. ser. t. 82, col. 1233. 1236, p. 1048. Ц. И., стр. 338). По Григорию Турскому (Historia francorum, lib. II, cap. 21; VI, II; VII, 22: Migne, lat. ser. t. 71, col. 217. 384. 428), это была отдельная комната в храмах, называвшаяся salutatorium, которая служила местопребыванием священника для принесения Богу благодарений в ночное время и сообщалась с алтарем. По толкованию Валезия (not. ad cap. 18 libri V Hist. Eccles. Tbeodoretï Migne, gr. ser. t. 82, col. 1589), там епископ, окруженный пресвитерами, обыкновенно принимал приветствия от верных, которые приходили в церковь. Точнее, salutatorium находился между алтарем и ἀνάκτορον. Cnf. Bern. Ferrarii De ritu snerarum Ecclesiae veteris concionum. Ultrajecti. 1692. Lib. III, cap. IX, p. 353–355. Josephi Binghami Operum vol. III. Convert. Grischovius. Ed. secunda. Halae. 1758. Originum sive antiquit. eccles. lib. VIII, cap. VII, § 8, p. 263–264.

679. Epist. 145: M. 83, col. 1376, p. 1245.

680. Под эдиктом, предложенным префектам, имеется такая приписка: ἀνεγνώσθη ἐν τῇ ᾿Εκκλησίᾳ τῶν μοναζόντων ἐν τοῖς ἑρημικοῖς, Θαραμουθί κγ᾿ (in mensibus lulianis-Aprilis 18), ἰνδικηῶιος α'᾿, ἔτους Διοκλητιανου ρξδ' (Mansi, V, 420. Деян., II, стр. 495). Сопоставляя это известие со свидетельством Cod. Iustin. I, 1. 3 (Corpus juris civilis. Ed. Beck. Lipsiae. 1839. Col. 3. 4), что указ относительно Иринея появился 17-го февраля (Dat. XIII или, вернее, XIV Kal. Mart.), мы получим точную дату его издания. См. об этом: Tillemont, Mémoires, XV, р. 267; Martin. Pseudo-Synode. Pag. 91 et note l ibid.

681. Mansi, V, 417. 420. Деян., II, стр. 492–494.

682. Synodicon, cap. XXXIII: M. 84, col. 632. Cp. выше на стр. 101 к прим. 139.

683. Выражение Мартэна (Actes, р. 97, note а).

684. Epist. Theodoreti 3: Μ. 83, col. 1176. 1177. 1180.

685. Hoffmann. S. 67,31–68,7. Martin. Actes. Р. 154–156. Perry. Р. 324–326. Здесь не говорится прямо, что событие ото происходило вскоре после обнародования указа против Иринея, но упоминание об эдикте ясно выдает время приводимого в сирских актах эпизода. Это становится почти совершенно несомненным по сравнении цитированного нами отрывка с показанием пресвитера Кириака, который приурочивает волнения в Антиохии к моменту выхода декрета Феодосия и слова Феодорита приписывает уже Домну (Hoffmann. S. 60,45–61,2. Marlin. Actes. Р. 138. Perry. Р. 296–297). – В доказательство подлинности сообщаемого сирскими актами фрагмента проповеди Киррского епископа мы укажем на аналогичное место из письма его к Зевгматийским декурионам. «Я, – говорит здесь Феодорит (epist. 125: М. 83, col. 1336), – сорадуюсь вам, поборающим за апостольские догматы и подражающим славному Навуфею (3 Цр. XXI, 1 сл.) в более высоких вещах. Ибо тот подвергся несправедливейшему убиению за виноградник, не желая лишиться отцовского наследия; – вы же побораете не за виноградинки, но за божественные догматы» и пр. (Ср. также гл. VI, к прим. 5).

686. Клеветавшие пред Диоскором говорили, что Феодорит, приблизительно в это же время, говорил о разделении естеств пред многими тысячами слушателей. Киррский епископ опровергает этот донос только относительно содержания своего учения (epist. 83: М. 83, col. 1268, р. 1446).

687. В существовании этого собора убеждают нас следующие наблюдения: 1, свое исповедание веры Пелагий подал одиннадцати, одновременно находившимся в Антиохии, епископам; 2, ответ Диоскору, т. е., по нашему мнению, письма Домна и Феодорита называются соборными грамотами (Epist. Theodoreti 86: Μ. 23, col. 1277. Hoffmann. S. 61,31. Martin. Actes. P. 140. Perry. P. 290); 3, прибывшие около этого времени в столицу «Востока» Озроинские клирики нашли здесь Knouch’ia, по Гофману (Verhandlungen. S. 29,34–40), собор. Martin (Actes. P. 64, not. b) видит тут обыкновенное собрание верующих для молитвы (Perry. Р. 129: Assembly) в воскресный день; но два первые соображения более оправдывают толкование немецкого переводчика.

688. Пелагий прямо говорит, что он Сириец из Антиохии (Hoffmann. S. 44, 6.7. Martin. Actes. Р. 96. Perry. Р. 209).

689. Hoffmann. S. 44,36–45,3. Martin. Actes. Р. 98. 99. Perry. Р. 212. Пресвитер Кириак усвояет инициативу этого дела Феодориту, считая его автором символа (Hoffmann. S 59,37–39. Martin. Actes. Р. 136. Perry. Р. 292). Это же дает знать и сам Пелагий, по которому все исходило от Киррского епископа (Hoffmann. S. 44,33–34. Martin. Actes. Р. 98. Perry. Р. 212); по нему, везде, где являлись они, в действительности был только он (Феодорит). Так, именно последний поднял войну против него в союзе с Домном, а не наоборот (Hoffmann. S. 44,32–35. Martin. Actes. Р. 98. Perry. 211–212).

690. Hoffmann. S. 66–67 u. Anm, 302: S. 99. Martin. Actes. Р. 151–153; not. а: р. 151. Pseudo-Synode. Р. 189–192; not. 1: р. 189. Perry. Р. 319–322. (Мы держимся версий Мартэна и Перри, которые здесь во многом поправляют перевод Гофмана). Когда было предложено пресвитеру Пелагию подписать исповедание веры: до издания эдикта касательно Иринея или после? Сирские акты, нередко представляющие страшную путаницу в показаниях, не дают ясного ответа на этот вопрос. Могло быть первое, могло быть и последнее; но нам кажется, что эта история не должна быть приурочиваема, ко времени ранее конца 447 года. Мы уже говорили (см. прим. 67 на стр. 179), что проповедь Феодорита о Навуфее имела место по выходе императорского декрета, так как народ кричал: «никто не верует согласно эдикту! веры, предписываемой сакрою, никто не принимает» (Hoffmann. S. 67,35–36. Martin, Actes. Р. 155. Perry. Р. 324–325), а это было чрез три дня по «взятии» пресвитера Пелагия, как свидетельствует Кириак (Hoffmann. S. 60,24–27; cnf. S. 67,31–32. Martin. Actes. P. 136–137; cnf. p. 154 d. Perry. P. 294–295; cnf. p. 324). Подобное сопоставление говорит больше в пользу той мысли, что Пелагий и его сторонники были призваны к ответу уже по обнародовании указа Феодосия, следовательно в начале 448 года. Мартэн (Pseudo-Synode. Р. 98) склонен разуметь здесь неизвестный нам собор, обычно бывавший в Антиохии или, вернее, долженствовавший происходить ежегодно, после праздника Пасхи. Если бы это было доказано, то тогда можно было бы предположить еще, что в это именно время и было составлено и отправлено соборное послание (synodica epislola) Домна Феодосию против Евтихия. Был ли такой собор, – мы не знаем, но касательно рассматриваемых сейчас событий должны указать на следующий факт. Некоторое другое обстоятельство и, повидимому, позднейшее истории из-за Пелагия сирские акты относят к среде страстной недели (Hoffmann. S. 60,31. Martin. Actes. Р. 137. Perry. Р. 295); значит, настоящий собор был до праздника Воскресения Христова в год издания декрета против Иринея.

691. До нас дошли письма Феодорита к Домну Антиохийскому (epist. 31. 110. 112. 180 ар. Migne), Домну Апамийскому (epist. 87 ibid.), Феоктисту Верийскому (epist. 32. 134 ibid.), Дамиану Сидонскому (epist. 49 ibid.) и Евстафию Эгонскому (epist. 70 ibid.).

692. Cnf. epist. Theodoreti 145. 146. 151 (Μ. 83, col. 1385. 1388. 1405. 1408, ρ. 1273. 1433. 1436, ρ. 1308). Eranistes, dialog. II: Migne, gr. ser. t. 83, col. 157. 160. 161. 164. 165. 168.

693. Cp. слова Феодорита: «мы веруем, что соединение произошло во чреве Девы с самого зачатия» (epist. 151: М. 83, col. 1429, р. 1303). Cnf. Eranistes, dialog, II: Migne, gr. ser. t. 83, col. 137, p. 99. 140, p. 101.

694. В справедливости такого предположения нас убеждает еще то наблюдение, что и после Халкидонского собора Феодорит просил папу Льва позаботиться, чтобы на «Востоке» «кроме священников Господних никто не осмеливался проповедовать, будет ли это монах или простой мирянин, который хвалится каким-либо знанием» (Episl. S. Leonis 120 (152) ad Theodoretum, cap. 6: Mansi, VI, 250. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1054. B; gr. ser. t. 83, col. 1322. D).

695. В этом Пелагий, – конечно, в похвалу себе, – указывает причину притеснений со стороны Домна и Феодорита (Hoffmann. S. 45,9–11. Martin. Actes. Р. 99. Perry. Р. 21В).

696. В сирских актах стоит неопределенное указание: «в прошлом году» (Hoffmann. S. 67,15. Martin. Acles. Р. 153. Perry. Р. 322); по отношению к разбойничьему собору это будет 448 год, как выходит я по свидетельству самого Феодорита (epist. 113: М. 83, col. 1316, р. 1190). Равным образом и Диоскор в своем письме к Домну, писанном но поводу жалоб Феодосия, прямо говорит об указе императора против Порфирия, Нестория и Иринея (Hoffmann. S. 70,28. 32–33. Martin. Actes. Р. 162. Perry. Р. 335). Ясно, что передвижение монахов из Антиохии в Александрию и связанные с ним обстоятельства имели место вскоре после издания декрета от 17-го февраля 448 года.

697. Hoffmann. S. 67,15–23. Martin. Actes. P. 154. Perry. P. 323. Cnf. epist. Theodoreti 83. 86. 113: M. 83, col. 1268, p. 1146. 1277. 1280. 1316, p. 1190. В письме 83 Феодорит говорит о партии недовольных человек из четырех, пяти, десяти·, 86-ое упоминает об одном из них, наветам которого Диоскор поверил, а 113-ое указывает двух таких лиц.

698. Hoffmann. S. 70,21. 71,10–13. 67,23–21. Martin. Actes. Р. 162. 161. 154 b. Perry. P. 334. 338. 323.

699. Epist. Theodoreti 86: Μ. 83, col. 1280, p. 1156.

700. Hoffmann. S. 68–71. Martin. Actes. P. 158–164. Perry. P. 327–338.

701. Феодорит определенно заявляет, что интрига монахов и ненависть Диоскора направлены были именно против него (Epist. 83. 86. 113: Μ. 83, col. 1268, p. 1146. 1277. 1280. 1316, p. 1190).

702. Для характеристики христологических воззрений Диоскора достаточно привести два места из соборных актов; по одному, он заявлял, что «Флавиан осужден за то, что признавал два естества после соединения», а, по другому, в обвинение Евсевия Дорилейского он спрашивал членов разбойничьего собора: «терпимо ли для вас это выражение, что говорится о двух естествах после воплощения?» (Mansi, VI, 684. С. 737. С. Деян., III, стр. 237. 283).

703. Мартэн (Pseudo-Synode. Р. 99. 101) думает, что после совещания с Домном относительно указа против Иринея Феодорит удалился в свою епархию, куда и было сообщено ему послание Диоскора. На это мы не имеем никаких указаний, да и краткость периода не позволяет принять подобное предположение; в течение двух-трех месяцев Феодорит едвали мог делать переезды из столицы «Востока» в Кирр и обратно и, кроме того, письменно сноситься с Домном. В таком случае у нас не осталось бы достаточно времени для деятельности Киррского пастыра в Антиохии, между тем и при выходе эдикта и после он был здесь главным лицом.

704. Martin. Pseudo-Synode. Р. 102.

705. Epist. 83: Μ. 83, col. 1268–1276. О своих письмах в Диоскору упоминает сам Феодорит (Epist. 85: М. 83, col. 1277, р. 1155).

706. Выражение: «осязал Фома того, кто воскрес, и воздал поклонение Тому, Который воскресил», – это выражение не раз приписывается Феодориту в актах разбойничьего собора (Hoffmann. S. 60,26–27. 67,32–33. 69,15–16. Martiv. Actes. P. 137. 154. 159. Perry. P. 294–295. 324. 330) и в некоторых других сирских памятниках (Martin. Pseudo-Synode. Р. 32); точно также оно усвоилось Киррскому епископу и отцами V-го вселенского собора (Mansi, IX, 297. В. Деян., V, стр. 230). Как видно из 83-го письма Феодорита, он и сам не отрицал принадлежности себе этой фразы. Таким образом в данном случае несомненно по крайней мере то, что Киррский епископ пользовался евангельским рассказом о Фоме в тех или иных целях. Нельзя сказать того же о многих других изречениях, приводившихся Эфесскими деятелями 449 года под именем Феодоритовых. Это, по большей части, краткие и отрывочные предложения, неподдающиеся анализу исторической критики, которая чувствует себя тем более бессильною, что самые сочинения, хотя бы и не в целом виде, не дошли до нас. При всем том возможно сильное сомнение, действительно ли Киррский пастырь говорил и писал все то, что ему навязывали крайние его противники. Мы, по указанным выше причинам, не в состоянии представить на это ясных доказательств и потому ограничимся ссылкою на компетентного в нашем вопросе Мартэна. «Проблема эта, – говорит он по вопросу о подлинности различных фрагментов, находящихся в сирских актах (Pseudo-Synode. Р. 43), – может быть, навсегда останется неразрешимою. Правда, род и круг идей, привычная манера рассуждения, известное число сравнений, некоторые оригинальные формулы: все это хорошо идет к Феодориту и Иве, но мы не осмеливаемся сказать, что эти авторы на самом деле ответственны за все те слова, какие им здесь приписываются».

707. Выражение Феодорита: Eranistes, dialog. II (Miguo, gr. ser. t. 83, col. 168, p. 126).

708. Hoffmann. S. 71–72. Martin. Actes. P. 164. 165. Perry. P. 339–343.

709. В своих письмах Феодорит не раз упоминает о подобных соборных томосах. См. напр. epist. 112: М. 83, col. 1312. Sytiodicon, cap. CXLVIII: Μ. 84, col. 763.

710. Hoffmann (Verhandlungen. S. 71,24. 25) и Perry (The second synod. P. 339) передают это место в прошедшей форме: «твое благочестие узнало согласие восточных епископов касательно евангельских догматов с собиравшимися в Никее святыми отцами... и из писем, которые мы отправляли чрез благовейного пресвитера Евсевия». Здесь, очевидно, указывается на какие-то раннейшие произведения «Восточных», адресованные Диоскору, а таковые действительно были в виде письма Феодорита (ар. Migne № 60), пересланного чрез пресвитера Александрийского Евсевия. Если, приняв версию Гофмана и Перри, мы допустим, что в данном случае намекается именно на этот эпизод, тогда получится новое и весьма веское доказательство в пользу мысли о преобладающем значении Киррского епископа на «Востоке» в правление Домна: последний признает его слова за верный голос всех Сирийских пастырей и охотно соглашается с ним.

711. Martin. Pseudo-Synode. P. 29. 30. Cnf. Wright’s Catalogue. Vol. II, p. 701, с. 1; 714, c. 2.

712. Epist. Theodoreti 80. 81: M. 83, col. 1257, p. 1137. 1264.

713. Epist. Theodoreti 63. 147: M. 83, col. 1233, p. 1115. 1409, p. 1275.

714. Epist. Theodoreti 82: M. 83, col. 1264, p. 1142.

715. Это изречение приводится Феодоритом в Graec. affect, cur., sermo VII: Migne, gr. ser. t. 83, col. 987, p. 888.

716. Феодорит явно намекает на свое сочинение «Эранист», когда в письме 83 к Диоскору говорит о своих произведениях, где он пользовался творениями Феофила и св. Кирилла в обличение отвергающих различие между плотию и божественною природой или допускающих превращение одной в другую (Epist. 83: Μ. 83, col. 1272, p. 1150).

717. Epist. 84: М. 83, col. 1276.

718. В одном из своих писем (epist. 85: М. 83, col. 1277, р. 1154) Феодорит упоминает о своих посланиях в обе Киликии. Очень возможно, что здесь разумеется документ, отличный от письма 84 епископам Киликийским.

719. Epist. Theodoreti 75 – Clericis Beroeensibus: Μ. 83, col. 1244.

720. Epist. 122: М, 83, col. 1332. 1333.

721. Epist. Theodoreti 110: Μ. 83, col. 1305, ρ. 1180.

722. См. второе послание Диоскора к Домну (Hoffmann. S. 73,19–24. Marlin. Actes. P. 168. Perry. P. 350). Подобные же сообщения можно находить и в кляузном доносе пресвитера Пелагия (Hoffmann. S. 44,25. 26. Martin. Actes. Р. 97. Perry. Р. 211).

723. Epist. 86: Μ. 83, col. 1280, p. 1156 (Hoffmann. S. 62,10–13. Martin. Actes. P. 141. Perry. P. 301). Cnf. epist. 113 (M. 83, col. 1316, p. 1190), где Феодорит – после разбойничьего собора – извещает Льва Римского, что «в предшествующем (т. е. 448-м) году, когда два из числа зараженных болезнью Аполлинария пришли туда (в Александрию) и составили против нас различного рода клеветы, он (Диоскор), вставши, в церкви анафематствовал нас, хотя я писал ему и в письмах раскрывал, что мыслю». Из этих слов, равно как и из содержания письма 86-го видно, что дело было уже по получении Диоскором оправдательного послания Киррского епископа, следовательно, не ранее апреля 448 года.

724. Epist. Theodoreti 85. 86: Μ. 83, col. 1277, ρ. 1155. 1280, ρ. 1156 (Hoffmann. S. 62,13.14. Martin. Actes. P. 141. Perry. P. 301). В первом письме упоминается об одном епископе, второе говорит о нескольких, которые были посланы Диоскором в Константинополь.

725. Свидетельство пресвитера Пелагия (Hoffmann. S. 44,28–32. Martin. Actes. Р. 98. Perry. Р. 211).

726. Epist. Theodoreti 86: Μ. 83, col. 1264 fin.

727. См. Theodoreti Graec. affect, cur., ser. IV: Migne, gr. ser. t. 83, col. 905, p. 799. Cnf. De providentia, orat. IX: Migne, ibid., col. 717, p. 633. Творения, V, стр. 323–324. Eran. dial. I: Migne, ibid., col. 57 init.

728. В таком виде и в такой последовательности представляет интриги своих противников сам Феодорит (Epist. 82: М. 83, col. 1264, р. 1142).

729. См. выше гл. III, к прим. 136 на стр. 100.

730. Мы разумеем здесь письмо архидиакона и синкелла Кириллова, Епифания, Максимиану Константинопольскому (Synodicon, cap. CCIII: Μ. 84, col. 827. 826), где говорится о различных benedictiones и eulogiae важным столичным особам. Ни мало не обвиняя св. Кирилла в этом поступке, который по Тильмону (Mémoires, t. XIV, р. 541) и Гефеле (Conciliengeschichte. Bnd. II. S. 230. 231) оправдывается и объясняется обычаями того времени, мы только констатируем самый факт и совершенно чужды мысли набросить тень подозрения на этого славного архипастыря.

731. Epist. Theodoreti 145: Μ. 83, col. 1376, p. 1244.

732. Epist. 86: М. 83, col. 1377. 1280. 1281.

733. Гофман (Verhandlungen. S. 98: Anm. 276) думает, что в данном случае имеется в виду Антиохийский собор, бывший после Пасхи, в июне или июле 448 года (Martin. Pseudo-Synode. P. 105–106), где между прочим обсуждалось дело Эдесских клириков, жаловавшихся на Иву (Mansi, VII, 212 sqq. Деян., IV, стр, 200 сл.). Справедливее будет полагать, что в 86 письме Феодорита речь идет о послании Домна к Диоскору, где Антиохийский владыка действительно просит держаться выработанных между св. Кириллом и Иоанном условий (Hoffmann. S. 71–72. Martin. Actes. Р. 164. 165. Perry. Р. 339–343). Очевидно, соборному приговору Александрийцев «Восточные» противопоставили соборный же ответ со своей стороны.

734. Epist. 85: Μ. 83, col. 1270. 1277.

735. Один из обвинителей Ивы, пресвитер Евлогий, свидетельствовал, что, когда он пришел в Антиохию, там был собор иерархов в церкви, причем в народе слышались крики: «долой эдикты! согласно эдиктам никто не верует!» Указ Феодосия против Иринея в это время был уже расклеен но улицам столицы «Востока» (Hoffmann. S. 29,36–40. 30,45–31,4. Martin. Actes. Р. 64–65. 67. Perry. Р. 129. 132).

736. Mansi, IX, 304. С. Деян., V, стр. 243. Mansi, VII, 213. В. С. Деян., V, стр. 201. Hoffmann. S. 30,1–10. Martin. Actes. P. 65–66. Perry. Р. 129–130.

737. Hoffmann. S. 29,42. Martin. Actes. Р. 65. Perry. Р. 129.

738. См. у Миня письма Феодорита к Иве 52 и 132.

739. Epist. Theodoreti 87. III: Μ. 83, col. 1281. 1308.

740. Hoffmann. S. 73,26–27. Martin. Actes. P. 168. Perry. P. 350.

741. Hoffmann. S. 72,25–36. Martin. Actes. P. 166–167. Perry. P. 345–346.

742. Martin. Actes. P. 169. У Гофмана (S. 73) и Перри (p. 351) этих слов нет.

743. Второе ответное письмо Домна см. у Гофмана (Verhandlungen. S. 74–75), Мартэна (Actes. Р. 169–172) и Перри (р. 352–356).

744. Hoffmann. S. 74,30–40. Martin. Actes. Р. 171. Perry. Р. 354.

745. Hoffmann. S. 74,23–24. Martin. Actes. P. 170. Perry. P. 354.

746. До издания в свет сирских актов разбойничьего собора, время заточения Феодорита в Кирр не было точно установлено в церковно-исторической литературе. Одни писатели (Ceillier, t. XIV, р. 39–40. Tillemont. Mémoires. Т. XIV, р. 267. Т. XV, р. 873. Sehröckh. Bnd. XVIII, S. 371. Gfrörer. Geschichte der christlichen Kirche. Stuttgart. 1841. Zw. Bnd. S. 460. Pagius in Annal. Baronii, t. VII, p. 557–560: not. III-IX ad an. 443. Cnf. ibid. p. 617–618: not. III ad an. 448) относили это событие или к концу 447 года (напр. Тильмон), или же к самому началу следующего (так Гфрэрер)·, другие думали полагать его в момент после Константинопольского собора против Евтихия (Bertram, актов сирских не цитирующий: Theodoreti, episcopi Cyrensis, doctrina christologica. P. 6); наконец, третьи отодвигали его слишком далеко назад, – к 445 (Garnerius. Dissert. I, cap. VIII, n. VIII: M. 84, col. 129. Cave. Script. eccles. hist. literaria. T. I, p. 406. Oudinus. Comment. de script. eccles. T. I, col. 1058) и даже к 443 году (Baronius. Annales. T. VII, p. 557–558: ad an. 443 not. 8). Теперь должно быть признано несомненным, что приказ относительно Феодорита дан был в 448 году (Martin. Pseudo-Synode. Р. 104–105. Perry. Р. 203). Вот доказательства в пользу этого тезиса: 1) Киррский епископ был в Антиохии после опубликования императорского декрета относительно Иринея (Hoffmann. S. 29,36.44. 31,1–4 Martin. Actes. Р. 64–65. 67. Perry. Р. 129. 132) и, следовательно, не мог быть удален отсюда раньше 17-го февраля 448 года. 2) Феодорит находился в столице «Востока», когда прибыли сюда Эдесские пресвитеры, и просил Домна о снятии с них наложенного Ивой отлучения по случаю Пасхи (epist. Theodoreti 87. III: Μ. 83, col. 1281. 1308), бывшей тогда 11-го апреля. Как кажется, он оставался здесь до самого дня Воскресения Христова, что подтверждается его словами о даровании общения Озроинским клирикам в означенный праздник (τῆς μυστικῆς αὐτοὐς – τοὐς ἀπ ᾿Οσροηνῆς κληρικοὐς – ἐν τῷ σωτηρίῳ Πάσχα μεταλαχεῖν κοινωίας ὲγὼ παρεσκεύασα: epist. Theodoreti 111 ар. Μ. 83, col. 1308, p. 1182. Cnf. epist. 87, loc. cit). 3) В заседаниях собора по делу обвинителей Ивы Феодорит не участвовал (epist. 87 et 111), на что те потом жаловались, а он происходил в июне или июле 448 года (Martin. Pseudo-Synode. Р. 105–106). Таким образом, грамота касательно Феодорита была получена начальником римских войск в Сирии между половиной апреля и указанными выше месяцами, к которым приурочивается рассмотрение доноса Самуила, Кира, Мары и Евлогия. Более точная хронологическая дата не может быть открыта с несомненностью, но, повидимому, Мартэн не ошибается, говоря, что Феодорит был выслан в июне – июле (Martin. Pseudo-Synode. Р. 192. 214). Мы находим некоторое оправдание этой догадки в словах Киррского епископа, что его удерживали в Антиохии, почему он принужден был покинуть ее, не простившись со своими друзьями (epist. 80: М. 83, col. 1257. С). Совершенно невероятно, чтобы последние имели своим намерением преступить императорское распоряжение, да и гражданская власть не допустила бы такого противозаконного действия. Нужно думать, что «восточные» предстоятели, высоко ценившие достоинства Феодорита, желали видеть его на соборе и надеялись упросить военачальника отложить на краткий срок исполнение приказа Феодосия. Не это ли разумеет Киррский пастырь и в другом месте, упоминая о том, что «стенает все благочестивое собрание» (epist. 80: М. 83, col. 12657. B)? Отсюда ясно, что дело было весьма незадолго до формальнаго расследования в Антиохии вопроса об Иве Едесском и подчиненных ему пресвитерах, т. е. приблизительно в июне – июле 448 года.

747. Epist. Theodoreti 70. 80. 81: Μ. 83, col. 1256, ρ. 1134. 1135. 1257, ρ. 1137. 1260. 1264, ρ. 1142. На этот приказ относительно Киррского пастыря намекает и сам Феодосий в эдикте – письме к Диоскору пред открытием разбойничьего собора: Θεοδώρητοω, ὃν ἤδη ὲκελεύσαμεν τῇ ίδιά αὐτοῦ μόνῃ ἐκκλησία σχολάζειν, θεσπίζομεν μή πρότερον ἐλθεῖν εἰς τἠν άγίαν σύνοδον, ἐάν μή πάσῃ τῇ ἁγία σονόδῳ συνελθούσῃ διίξῃ καί αὐτόν παραγενέθαι (Mansi, VI, 580. А). Русский перевод этого места (Деян., III, стр. 148: «Феодорит, которому уже приказано оставить свою церковь») неверен. Император хочет сказать, что Феодориту было приказано оставаться в пределах только своей церкви с тем, чтобы он лишь ей одной посвящал свои досуги (σχόλαζειν) и не вмешиваться в дела других еиископий (Hoffmann. S. 2. Martin. Actes. Ρ. 3. Perry. Ρ. 7).

748. Epist. 82: М. 83, col. 1264, р. 1143.

749. Epist. 82: М. 83, col. 1264, р. 1142–1143.

750. Epist. 79: М. 83, col. 1256, р. 1135.

751. Epist. 82: М. 83, col. 1264, р. 1142.

752. См. Fasti consulares в Thesaurus antiquitatum Romanarum (t. XI. Edit. 1599. Col. 208). Cnf. ibid., col. 319: Chronicon Prosperi Aquitani.

753. Epist. 79: M. 83, col. 1256 (p. 1135). 1257.

754. Epist. 80: M. 83, col. 1257. 1260.

755. Epist. 81: М. 83, col. 1260. 1261. 1264.

756. Во время разногласий с Иоанном Антиохийским после Эфесского собора Феодорит писал Имерию Никомидийскому: cum prius assucti fuissemus saepius ire ad Antiochiam, atgue illie moras habere,... a multo jam tempore in domo habitare, atque illic elegimus quiescere (Synodicon, cap. LXXI: M. 84, col. 679. А). За время правления Домна см. выше свидетельства сирских актов к прим. 7–10 на стр. 160–161.

757. Hoffmann. S. 59,34–36. Martin. Actes. Р. 135. Perry. Р. 292.

758. Так выражается сам Феодорит в письме 99-м (М. 83, col. 1293).

759. Epist. 110: Μ. 83, col. 1304. 1305 (p. 1179. 1180).

760. Epist. 111: M. 83, col. 1308, p. 1183. О личности упоминаемого здесь епископа Принципия нам ничего неизвестно.

761. Epist. 111: 1. 83, col. 1308, p. 1182.

762. Эдесские клирики прибыли в Константинополь, вероятно, в половине 448 года, т. е. вскоре после Антиохийского собора. Как известно, Самуил и Кир покинули Антиохию еще до открытия заседаний (Mansi, VII, 213. С. D. 216. С. 217. А. Деян., IV, стр. 201. 203–204. Hoffmann. S. 20,24–22. Martin. Actes. Р. 47–48. Perry. P.96–97), a потом за ними отправились в столицу Мара и Евлогий. Здесь они успели склонить на свою сторону императора, так что уже 26 октября был дан указ о пересмотре дела Ивы (Mansi, VII, 209. Деян., IV, стр. 198). Из этих фактов мы заключаем, что клеветы Эдесских пресвитеров на Феодорита в Константинополе падают на июль – август 448 года (поелику несомненно, что, только благодаря услуге монофизитствующей партии, они добились расположения Феодосия), и к этому же времени относим 87 и 111 письма Киррского епископа.

763. Epist. 87: М. 83, col. 1281.

764. Epist. 111: Μ. 83, col. 1308.

765. Выражение Феодорита в письме 82-м (М. 83, col. 1264, р. 1142).

766. Epist. 69. 14: М. 83, col. 1237. 1185–1189.

767. Epist. 127: М. 83, col. 1340.

768. Epist. 128: Μ. 83, col. 1340. 1341.

769. Epist. 129: M. 83, col. 1341.

770. Epist. 105: Μ. 83, col. 1300.

771. Epist. 107: M. 83, col. 1301.

772. Epist. 108: M. 83, col. 1301.

773. Epist. 98: M. 83, col. 1292.

774. Epist. 102: M. 83, col. 1296.

775. Hoffmann. S. 62,36–38. Martin. Actes. Р. 143. Perry. Р. 305. Мартэн, усвояя это письмо (№86 ар. Migne) Домну, согласно свидетельству Сирских актов разбойничьего собора, полагает, что хиротония нового митрополита Тирского была произведена Финикийскими епископами (Pseudo-Synode. Р. 114) и что уведомление об этом было отправлено в Константинополь в копне сентября или в начале октября 448 года чрез особую депутацию, в числе членов коей был, вероятно, Ураний Эмесский (Pseude-Synode. Р. 116), присутствовавший на соборе против Евтихия и подписавший его осуждение (Hoffmann. S. 64,21–22. Martin. Actes. Р. 147. Perry. Р. 312). Мы пользуемся показанием Сирских актов, как историческим известием, оставляя открытым вопрос: принадлежат ли оно перу Домна или кого-нибудь другого? Во всяком случае нам известно, что Фотий участвовал в Тиро-Виритско-Тирской комиссии по делу Ивы (Mansi, VII, 212 sqq. Деян., IV, стр. 180 сл. Hoffmann. S. 20,12. 30,34. Martin. Actes. Р. 44. 67. Perry. Р. 96. 132 и др.).

776. Mansi, V, 1323. 1324. Деян., III, стр. 24–25.

777. Dorner. Lehre von der Person Christi. Zw. Theil. Berlin. 1853. Относя составление диалогов о неизменяемости, неслиянности естеств и бесстрастии Иисуса Христа по божеству к 448 году (S. 101) и находя, что между появлением этого сочинения и σύνοδος ἐνδημοῦσα на Евтихия – связь не случайная (S. 103), Дорнер говорит, что «Эранист Феодорита можно рассматривать, как программу этого собора» (S. 103).

778. Mansi, VI, 817. С. 820. А. Деян., III, стр. 352.

779. Mansi, VI, 748. В. С. Деян., III, стр. 291.

780. Epist. 82: М. 83, col. 1264, р. 1143.

781. Epist. 11: М. 83, col. 1184.

782. Epist. S. Leonis 23 (54). 24 (28) Mansi, V, 1337–1342. 1341–1342. Migne, lat. ser. t. 54, col. 731–735. 735–736. Деян., III, стр. 25–27. 27–29 и др. Акты были отосланы на «Восток» по совету Саввы, епископа Палтского: Mansi, VI, 693. В. Деян., III, стр. 245.

783. Hoffmann. S. 59,26–33. Martin. Actes. P. 134–135. Perry. P. 291.

784. Цель миссии ясно обозначена в письмах: 92. 93. 95. 109: М. 83, сое 1285. 1288. 1289. 1304, р. 1179.

785. Что посольство было отправлено зимой, – на это указывают письма: 94. 101. 109 (М. 83, col 1288, р. 1164. 1293. 1296. 1304, р. 1179). Мартэн говорит неопределенно, что настоящая депутация была или в конце 448 года, или в начале следующего (Pseudo-Synode. Р. 116), но, кажется, естественнее будет относить ее ко времени тотчас после Константинопольского собора.

786. Epist. 92: М. 83, col. 1288.

787. Epist. 94: М. 83, col. 1288.

788. Epist. 109: М. 83, col. 1301.

789. См. нелестную характеристику Нома, данную пресвитером Афанасием в 3 заседании Халкидонскаго собора: Mansi, VI, 1024. В. С. Деян., III, стр. 584.

790. Epist. 96: Μ. 83, col. 1289. 1292.

791. Epist. 87: Μ. 83, col. 1281.

792. Epist. 48: Μ. 83, col. 1225. Это письмо относится нами сюда по догадке. Неизвестно и то, что собственно разумеет в данном случае Феодорит. Гарнье предполагает (Dissert. II, cap. V, § V, not. I ad h. epist.: M. 84, col. 270), что настоящее письмо – частное, т. е. нимало не связанное с удалением Феодорита в Кирр, но это едва ли справедливо. Не был ли замешан как-нибудь Феодорит в дело Ивы, которое в феврале 449 года разбиралось Тиро-Виритско-Тирскою комиссией, где участвовал и Евстафий?

793. Epist. 97: М. 83, col. 1292.

794. Epist. 90: Μ. 83, col. 1284. 1285.Cnf. epist. 88. 89. 91: M. 83, col. 1284. 1284, p. 1161. 1285. Некоторые (напр. прот. А. В. Горский: «Прибавления к Твор. Св. Отцов», XIV, стр. 365) представляют, что все эти письма были отправлены вместе с депутацией, снаряженной Домном, но в источниках указаний на это нет.

795. Едвали можно сомневаться в связях Евтихия и Диоскора: их слишком сближали и родство, даже тождество, христологических воззрений и одинаковая нетерпимость к несторианству и к тогдашним «несторианам». Либерат сообщает нам, что, после пересмотра актов Константинопольского собора 448 года, «Евтихий просил Диоскора, епископа Александрийского, рассмотреть то, что постановлено касательно его, и исследовать дело» (Breviarium, cap. XII: Migno, lal. ser. t. 68, col. 1003).

796. См. послания Льва к Флавиану (epist. 23 (54): Mansi, V, 1338. 1340. 1341. А. Migne, lat. ser. t. 54, col. 731–736. Деян., III, стр. 25–27) и императору Феодосию (epist. 24 (28): Mansi, V, 1341. 1342. Migne, lat. ser. t. 64, col. 735–736. Деян., III, стр. 27–29) от 18-го февраля (datae XII Kalendarum Martii) 449 года.

797. Решение Феодосия созвать собор Либерат (Breviarium, cap. XII: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1003. 1004) приписывает настояниям Диоскора.

798. Mansi, VI, 588. Hoffmann. S. 2. Martin. Actes. P. 3. Perry. P. 8–9. Деян., III, стр. 148.

799. Mansi, VI, 27. C. Migne, lat. ser. t. 54, col. 839: epist. S. Leonis 47 (51) от 13-ro октября 449 года.

800. В своем послании к Диоскору от 6-го августа Феодосий говорит: «некоторые из мудрствующих по несториански стараются содействовать тому, чтобы он (Феодорит), каким бы то ни было образом, присутствовал на святом соборе» (Mansi, VI, 600. С. Hoffmann. S. 2,25. 26. Martin. Actes. Р. 3. Perry. Р. 9. Деян., III, стр. 158).

801. Mansi, VI, 600. Hoffmann. S. 2. Martin. Actes. P. 3. Perry. P. 9. Деян., III, стр. 158.

802. См. послание Льва к Флавиану от 18-го июля (Mansi, V, 142о. С. Деян., III, стр. 63).

803. Об отношениях Василия Селовкийского и Евстафия Виритского было сказано выше (см. стр. 208–209. 212–213), что до Евсевия, то и он не отличался нужною ревностью в защите изгнанника. Киррский епископ упрекал его, что в тяжкие минуты он забывает его даже письмами (Epist. 62: М. 83, col. 1264).

804. См. послания Феодосия к Диоскору (Mansi, VI, 593. Деян., III, стр. 152) и к самому Варсуме (Mansi, VI, 593. Деян., III, стр. 153).

805. Epist. 21: М. 83, col. 1197.

806. Epist. 54: М. 83, col. 1229.

807. Epist. 55: М. 83, col. 1229.

808. Epist. 63: М. 83, col. 1233.

809. Epist. 16: М. 83, col. 1192. – В настоящее время Ириней, несомненно, не был епископом, так как императорский эдикт от 17-го февраля 448 года повелевал «изгнать его из святой Тирской церкви и, по снятии с него одежды и имени священника, дозволить ему жить в тишине только на его родине» (Mansi, V, 418. Е. 420. А. Деян., II, стр. 494); в сентябре указ уже был приведен в исполнение.

810. Epist. 16: М. 83, col. 1196.

811. Epist. 112: М. 83, col. 1309. 1312.

812. Предположения Феодорита на счет Кириллова послания Τοῦ Σωτῆρος частию оправдались: сам он свидетельствовал после, что «главы» снова подтвердили в Ефесе и Домна, вав непринявшего их, низложили превосходные мужи, назвавшие их (главы) достойными всявой похвалы и заявившие, что они остаются при них (epist. 147: М. 83, col. 1409, р. 1276). Так действительно и было. Когда была прочитана переписка Антиохийского владыки с Диоскором, последний обратился к членам с таким вопросом: «как кажется вашему благочестию? Должны ли мы отвергнуть двенадцать глав блаженнаго отца нашего Кирилла?» Собор ответил на это: «анафема тому, кто отвергает их ! Анафема тому, кто не принимает их!» (Hofmann. S. 75,18–21. Martin. Actes. Р. 172. Perry. Р. 356). Ср. Mansi, IX, 342. E. 313. А. Деян., V, стр. 320.

813. Ср. Synodicon, cap. LVI (М. 81, col. 661–660. Migne, gr. ser. t. 77, col. 157–162), где св. Кирилл, между прочим, пишет Акакию Верийскому: «Capitulorum virtue contra sola Nestorii dogmata scripta est. Quae cuim ille non recte dixit ac scripsit, ipsa (capitula) ejiciunt... Videbunt (i. e. anathomatizant atque negant ejus vesaniam) enim capitulorum sense soils illius (Nestorii) contraire blasphemiis. Reddita vero communione factaque inter Ecclesias pace, quando rescribere absque suspectione licuerit, vel eis qui illie sunt, ad nos, vel nobis rursus ad eos, tunc et satisfaciemus facillime... Satisfaciemus enim, Deo favente, non jam sicut repugnantibus, sed sicut fralribus, quod omnia recte habeant» (M. 84, col. 664. M. 77, col. 161).

814. Такую цель собора ясно указывает сам Феодосий в грамотах на имя Диоскора (Mansi, VI, 593. Деян., III, стр. 152. Mansi, VI, 600. Деян., III, стр. 158–159) и в послании к Варсуме (Mansi, VI. 593. Деян., III, стр. 153).

815. См. послание Феодосия собору: Mansi, VI, 600. А. Деян., III, стр. 157. Cnf. Mansi, VII, 496. D. 497. А. Hoffmann. S. 78,2. 3. Martin. Actes. P. 177. Perry. P. 366: грамота императора Диоскору по окончании Эфесских рассуждений.

816. Как понимали свои обязанности члены собора, это показывают следующия слова Евстафия Виритского, высказанные им в заседании относительно Феодорита: «этот святой собор, – говорил он (Hoffmann. S. 57,23. 34. Martin. Actes. Р. 128–129. Perry. Р. 257), – сошелся для очищения Востока».

817. Hoffmann. S. 29,1. Martin. Actes. 63. Perry. P. 126.

818. Hoffmann. S. 28,13–14. Perry. P. 124. Мартэн предпочитает отнести эти восклицания ко всему собору (Actes. Р. 61 et not. b).

819. Послание императора Юстиниана к святому собору о Феодоре Мопсуэстийском и прочих (Mansi, IX, 585. В. Деян., V, стр. 557).

820. Феодориту было тогда под шестьдесят лет, и сам он называл себя «вступившим в пределы старости» (epist. 90: М. 83, col. 1284. Cnf. epist. 113. 116: Μ. 83, col. 1317, p. 1191. 1192. 1324, p. 1197). Этот факт был констатирован и на соборе, причем покорные слуги Диоскора, в роде Фалассия Кесарие-Каппадокийского и Иоанна Севастийского (Hoffmann. S. 56,30. 57,2. Martin. Actes. Р. 126. 127. Perry. Р. 253. 255), не затруднились усмотреть в нем признак совершенной испорченности Киррского епископа, его коснения в заблуждении.

821. Когда происходил суд над Феодоритом? – это пока вопрос нерешенный. Мартэн думает (Pseudo-Synode. Р. 56), что, может быть, его дело разбиралось в третьем заседании, в понедельник 29-го месори или 22-го августа, когда рассуждали об Иве Эдесском и, предположительно, о Данииле Каррском (племяннике Ивы), Иринее Тирском, Акилине Вивлском и Софронии Константинском. В другом месте (Pseudo-Synode. Р. 57) тот же историк более склоняется в мысли, что Феодорит был низложен на четвертом собрании, во вторник 23-го августа, вместе с Домном. Последняя дата представлялась бы вероятнейшею, еслибы мы не знали, что Антиохийский владыка подписал прежние определения (Hoffmann. S. 58. Martin. Actes, Р. 131–132. Perry. Р. 273–274) и потом уже был призван к ответу.

822. Феодорит и сам упоминает о письменных доносах, когда, говоря о крайней несправедливости Диоскорова приговора, он замечает (epist. 138: М. 83, col. 1360, р. 1230): «царские грамоты по позволили нам идти на тот пресловутый собор, а справедливейшие судьи осудили отсутствующего, не только не разобрав дела, но еще превознесши похвалами составленные в наше обвинение записки (συγγράμματα)».

823. Hoffmann. S. 44,36. 37. 43. 44. 45,2. 3. Martin. Actes. Р. 98–100. Perry. Р. 212.

824. Hoffmann. S. 44,34. 35. 45,9–11. 17. 18. 33–36. Martin. Actes. Р. 98–99. Perry. Р. 212. 213. 214. 215–216.

825. Hoffmann. S. 45,35–40. Martin. Actes. 100–101. Perry. P. 216.

826. Cnf. Mansi, IV, 1361. Ράλλη καί Πότλη. Σύνταγμα. Т. II, p. 200–201. Деян., I, стр. 763: 7-ое правило Эфееского собора.

827. Hoffmann. S. 44,36–43. Martin. Actes. Р. 100. Perry. Р. 213. Па этот факт указывал потом и пресвитер Кириак в жалобе на Домна (Hoffmann. S. 59,37–39. Martin. Actes. Р. 136. Perry. Р. 292).

828. Hoffmann. S. 44,45–45,2. Martin. Actes. 98–99. Perry. P. 212.

829. Hoffmann. S. 45,31–35. Martin. Actes. P. 100. Perry. P. 215–216. Версия Гофмана здесь весьма сильно уклоняется от переводов Мартена и Перри.

830. Цитированное выше место (к прим. 211 на стр. 219) Гофман (Verhandlungen. S. 45,31–35) и Перри (р. 215) передают так: «вы призваны на войну с этими двумя (Домном и Феодоритом), происшедшими от двух же» (Диодора и Феодора).

831. Это то самое послание, которое было написано Феодоритом вскоре по возвращении с Эфесского собора (epist. 151: М. 83, col. 1416–1440) и большую часть которого мы приводили выше (см. цитаты в гл. третьей к прим. 148–156 на стр. 102–105). Начало его было приводимо на пятом вселенском соборе (Theodoreti ex epistola, quam ad monasteria contra sanctum Cyrillum scripsit: Mansi, IX. 291–292. Деян., V, стр. 221–223). Что послание 151 было читано на разбойничьем соборе, – об этом свидетельствует и Либерат (Breviarium, cap. XII: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1004–1005): synodus, auctore Dioscoro, Theodoritum episcopum Cyri damnavit absentem et nec egressum de sua civitate, propter illa, quae scripsit contra duodecim anathemata Cyrilli, et propter epistolam missam ab eo clericis et monachis et laicis contra Ephesinam synodum ante ecclesiae pacem. – Сирский манускрипт Британского Музея № 12. 155 (fol. 112 b, 1. 2) сообщает две выдержки из послания Киррского пастыря к монахам под таким заглавием: «Феодоритов фрагмент, извлеченный из сочинения, читанного на соборе (разбойничьем) немного спустя по его открытии; автор говорит здесь против Кирилла и собора (1-го Эфесского), который, принявши главы, анафематствовал Нестория» (Martin. Pseudo-Synode. Р. 21. Wright. Catalogue of. S. Mss., II, p. 938, c. 2. Cnt. Martin. Actes. P. 104, not. a, где указывается еще па man. № 14. 602, fol. 97, a, 1. 2: Wright. Catalogue of S. Mss., II, p. 927, c. 2). Пелагий называет это произведение «томосом, который Феодорит составил против первого святого вселенского собора, здесь (в Эфесе) собиравшегося, и против сочинений блаженного Кирилла» (Hoffmann. S. 46,17–19. Martin. Actes. P. 102 a. Perry. Р. 218), а нотарий обозначает его так: «список письма Феодорита к монахам против благочестивого епископа Кирилла и против святого и вселенского собора Эфесского» (Hoffmann. S. 46,26–28. Marlin. Actes. Р. 103 с. Perry. Р. 218). В греческом подлиннике этот литературный памятник имеет следующее надписание: Θεοδωρήτου πρὸς τούς ἐν τῃ Εὐφρατησίᾳ, καί ᾿Οσροηνῇ, καί Συρία, καί Φοινίκῃ, καί Κιλικία μονάζοντας (Migne, gr. ser. t. 83, col. 1416: epist. 151).

832. Hoffmann. S. 49,22–24. 50,47–31. 51,14–18. 51,39–52,1–7. Martin. Actes. P. 100. 112–113. 114. 115–116. Perry. P. 228. 231–232. 233–234. 236–237. Cnf. epist. Theodoreti 151: M. 83, col. 1424, p. 1297. 1425, p. 1299–1300. 1428, p. 1301. 1429, p. 1303.

833. Hoffmann. S. 52,18–30. Martin. Actes. Р. 116–117. Perry. Р. 237–238. Cnf. epist. 151: Μ. 83, col. 1429. 1432, p. 1304.

834. Hoffmann. S. 52,9–10. Martin. Actes. P. 116. Perry. P. 236. Cnf. epist. 151: M. 83, col. 1429, p. 1303.

835. Hoffmann. S. 48,31–34. Martin. Actes. P. 108. Perry. P. 226. Cnf. epist. 151: M. 83, col. 1421, p. 1296.

836. Epist. Ioannis Antioch. Ad imper. Theodosium: Synodicon, cap. XVII (M. 84, col. 609. C).

837. Hoffmann. S. 47,9. Martin. Acles. P. 104. Perry. P. 220. Cnf. epist. 151: M. 83, col. 1417, p. 1292. Mansi, IX, 291. С. Деян., V, стр. 221.

838. В седьмом заседании Константинопольского собора 448 года Евтихий между прочим говорил: «если должно признавать, что Он (Христос) от Девы и единосущен нам, то я говорю и это» (Mansi, VI, 741. D. Деян., III, стр. 286).

839. Mansi, VI, 741. С. Деян., III, стр. 286.

840. Ср. сюда любопытную характеристику своих противников в письме 145, где Феодорит разумеет, кажется, именно Диоскора, далеко неотличавшегося нравственною строгостью. «Люди, – говорит здесь Киррский епископ (epist. 145: М. 83, col. 1389), – отрицающие бывшее ради нас домостроительство, назвали нас еретиком, поступая подобно распутным женам: ибо и эти, торгующия своею красотой, поносят целомудренных женщин площадными ругательствами и наименования собственного распутства прилагают к тем, которые отвращаются от этого распутства. Это же сделала и Египетская (блудница). Возлюбивши рабство постыдного пожелания и предпочитая рабскую лесть целомудренному благоразумию, потом переставши быть обольстительною, но не возмогши выпутаться из сетей сладострастия, она называет похитителем чужого ложа любителя целомудрия».

841. Hoffmann. S. 46. Martin. Actes. Р. 104–106. Perry. Р. 220–222. Cnf. epist. 151: Μ. 83, col. 1416–1417. Mansi, IX, 291–292. Деян., V, стр. 221–223.

842. Epist. Theodoreti 147: Μ. 83, col. 1409, p. 1276.

843. Hoffmann. S. 53,31–32. Martin. Actes. P. 119–120. Perry. P. 241.

844. Hoffmann. S. 53, 32–34. Martin. Actes. P. 120. Perry. P. 241.

845. Мартэн (Pseudo-Synode. Р. 194.193) думает, что эти фрагменты принадлежат сочинению «О воплощении», но несправедливо. См. во второй части, отд. II.

846. Такое подозрение высказывает Мартэн (Actes. Р. 120, not. а).

847. Hoffmann. S. 53,41–54,2. Martin. Actes. Р. 120 с. Perry. Р. 242. Мы не знаем, откуда взята эта фраза; подобные изречения не редко встречаются в сочинениях св. Кирилла, напр.: «не был Он (Сын Божий) человек просто, но в образе человеческом был Тот, Который есть Бог Слово от Бога Отца» (Migne, gr. ser. t. 76, col. 1440. A. Mansi, IX, 333. A. 269. С. D. Деян., V, стр. 112, 180) и др. Вероятно, Феодорит точно цитирует книгу Александрийского пастыря «О том, что один Христос, против Феодора» (Migne, gr. ser. t. 76, col. 1147–1148 и вообще col. 1437 sqq. Mansi, IX, 259–260. Деян., V, стр. 151–152), но сирский перевод, кажется, неправильно воспроизводит его слова. Феодорит не имел причин оспаривать выражение: «Логос не сделался человеком» – в смысле превращения божества в смертную природу (ср. Migne, gr. ser. t. 76, col. 1440. A. Mansi, IX, 232. Е. – 233. A. 269. C. D. Деян., V, стр. 112–113. 180), a св. Кирилл решительно защищал прямо противоположный тезис. См. его 1 послание к Сукценсу ар. Migne, gr. ser. t. 77, col. 236 init.: οὐκοῦν – ὁ Θεός Λόγος – γέγονεν ἄνθρωπος, ουκ ἄνθρωπον ἀνέλαβεν, ὡς Νεστορίω δοχεῖ.

848. Приведенную нами выдержку (см. к прим. и прим. 229) Феодорит предваряет следующим, видимо неодобрительным, замечанием: «весь обвинительный акт он (св. Кирилл) наполнил такими словами». Hoffmann. S. 53,40.41. Martin. Actes. Р. 120 с. Perry. Р. 242.

849. Hoffmann. S. 55,30–40. Martin. Actes. Р. 124 р.–125. Perry. Р. 248–251. Здесь Феодорит, вероятно, цитирует послание св. Кирилла к Сукценсу (epist. 45(38) – ad Succensum 1: Migne, gr. ser. t. 77, col. 232 fm.).

850. Martin. Actes. P. 122 h. 123. Perry. P. 245 h.

851. Феодорит, напр., пишет: «если Бот всяческих воскресил плоть чрез Бога Слово, если изречение Господа иудеям (Ин. II, 19) действительно оправдалось и если Он воскресил отрешенный от Него храм, т. е. Господа Иисуса, Который восстал из мертвых: то, следовательно, и ты (Кирилл) называешь Господа Иисуса плотию» (Hoffmann. S. 55,13–17. Martin. Actes. Р. 123 m. 124. Perry. P. 247). В другом месте он одобряет мнение, кажется, св. Кирилла, что предикат «по естеству» относится собственно к Логосу, но приложим и к Его человечеству «по причине домостроительства» (Hoffmann. S. 55,21–28. Martin. Actes. Р. 124 о. Perry. Р. 248).

852. Hoffmann. S. 54,19. Martin. Actes. P. 121 g. 122. Perry. P. 243.

853. Hoffmann. S. 54,18–35. Martin. Actes. P. 121 g. 122. Perry. P. 243–244. Cp. epist. Theodoreti 3 (M. 83, col. 1175, p. 1061–1062), где Киррский епископ причину непогрешимости божественного суда указывает, между прочим, в том, что «Бог всяческих видит и цель совершающих и судит больше ее, чем самые дела».

854. Hoffmann. S. 54,44–45. Martin. Actes. Р. 123 f. Perry. Р. 243.

855. Hoffmann. S. 54,35–40. Martin. Actes. Р. 122 g. h. Perry. Р. 244–245.

856. Hoffmann. S. 54,8–10. Martin. Actes. P. 121 e. Perry. P. 242.

857. Hoffmann. S. 54,2–7. Martin. Actes. P. 121 d. Perry. P. 242.

858. Hoffmann. S. 53,37–39. Martin. Actes P. 120 b. Perry. P. 241.

859. Hoffmann. S. 55,18–20. Martin. Actes. P. 124 n. Perry. P. 247–248.

860. Hoffmann. S. 54,11–17. Martin. Actes. P. 121 f. Perry. P. 243.

861. Hoffmann. S. 43,41–43. Martin. Actes. P. 123 i. Perry. P. 245.

862. Hoffmann. S. 55,43–56,20. Martin. Actes. Р. 125 a. 126 b. Perry. P. 251–253.

863. Деметриан был нотарий Диоскора (Mansi, VI, 829. А. Деян., III, стр. 361).

864. О насилиях Диоскора на втором Эфесском соборе см. Mansi, VI, 601. 605. 625. 636. 637. 744. 828–832. Mansi, VII, 68. 579. Деян., Ш, стр. 160. 162. 163. 180. 190. 191. 287. 360. 364. Деян., IV, стр. 63. 585.

865. Особо вотировали: Ювеналий Иерусалимский, Фалассий Кесарие-Каппадокийский, Евсевий Анкирский, Иоанн Севастийский (из первой Армении), Василий Селевкийский, Диоген Кизический, Флоренций, епископ Сард Лидийских, Селевк Амасийский, Мариниан Синнадский и Евстафий Виритский (Hoffmann. S. 56–57. Martin. Actes. Р. 126–129. Perry. Р. 253–257). Два первые пастыри заявляли на Халкидонском соборе совершенно противное теперешнему суждению о Феодорите (Mansi, VII, 192. С. Деян., IV, стр. 182).

866. Hoffmann. S. 56,26–27. Martin. Actes. Р. 126 d. Perry. P. 253.

867. Hoffmann. S. 57,39–41. Martin. Actes. P. 129 n. Perry. P. 257.

868. Hoffmann. S. 57,43–44; cnf. S. 56,21. Martin. Actes. P. 129 о; cnf. p. 126 c. Perry. P. 258; cnf. p. 253.

869. Hoffmann. S. 58. Martin. Actes. P. 131–132. Perry. P. 273–274. Мартэн (Pseudo-Synode. P. 195) высказывает некоторое сомнение в точности диоскорианской редакции Домнова ответа, хотя и признает ее верною по смыслу. «В самом деле, – пишет он (ibid., note 2), – иные думают, что отказав в своем голосе против Флавиана, Домн обратил этим против себя всю ярость Диоскора. Но чтобы поддержать это мнение, нужно читать у Либерата (Breviarium, cap. XII: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1005 A-B) remeantem вместо remanentem de ortodoxorum depositions», как делал Флёри (Hist, eccles., t. II, p. 420–421: I. XXVII, chap. 41) и др. Подобное предположение опровергается уже дальнейшими словами Либерата: postquam (Domnus) consensit in omnibus Dioscoro, danmavit (Dioscorus Domnum) aegrotum et absentem ilia die (ibid., col. 1005. В). Вообще, поступок Домна не может быть вполне оправдан; кажется, он и сам сознавал себя нравственно преступным, когда не явился на Халкндонский собор и не требовал восстановления. Феодорит, конечно, не одобрял поведения Антиохийского архиепископа, но он ничем не обнаружил своего беспощадного суждения по отношению к своему другу, который этого вполне заслуживал. Кажется, он только причислял Домна к категории тех лиц, коих тяжелое время Эфесских бесчиний изобличило в трусости (Epist. 138: М. 83, col. 1360 р. 1230).

870. На приказы Феодосия против Феодорита ссылался Диоскор и в своем окончательном приговоре (Hoffmann. S. 55,15–56,2. Martin. Actes. Р. 125 а. Perry. Р. 251).

871. Точная хронологическая дата Феодосиева указа нам неизвестна. Можно думать, что он был опубликован по возвращении Диоскора в Александрию и после поставления Анатолия, ибо император просит Кириллова преемника прислать окружное письмо, между прочим, и к епископу «царствующего града Константннополя» (Hoffmann. S. 78,23. Martin. Actes. Р. 178. Perry. Р. 260). Мы знаем, что хиротония Александрийского алокрисиария Анатолия была совершена в консульстве Протогена и Астерия (Theodori Lect. Hist. eccles., lib. V: Migne, gr. ser. t. 86, pars 1, col. 217. 220. Cnf. not. 4 ad col. 217. Русский перев., стр. 537), т. е. в 449 году (См. Fasti Jdatiani в Thesaurus antiqu. Roman., t. XI, р. 268. Clintor. Fasti romani, I, p. 636). Отсюда можно заключать, что эдикт Феодосия появился не позднее начала следующего – 450 года, а может быть и в конце предшествующего.

872. Hoffmann. S. 77–78. Martin. Actes. P. 176–179. Perry. P. 364–370. В тексте этого указа, по сирским актам, имеется значительный пропуск, но содержание этого места может быть восстановлено по окружному письму Диоскора (Hoffmann. S. 79. Martin. Actes. Р. 180–182. Perry. Р. 373–376) и латинской версии, изданной у Манси (Mansi, VII, 497. В. 498. А). Настоящий эдикт явно намекает на прежние декреты Феодосия против Нестория (Mansi, V, 256. С-Е. 413. Деян., II, стр. 299–300. 487–489) и всего более напоминает редакцию Mansi, VII, 495. С. – 498. В. Cnf. Mansi, IX, 250. D. 251. С. Деян., V, стр. 143–144.

873. Mansi, VII, 497. A. Hoffmann. S. 78,4–10. Martin. Actes. P. 178. Perry. P.364. Мы передаем ближе к латинскому переводу, потому что сирская редакция едвали исправна и во всяком случае могла удержать в себе некоторые искажения, сделанные монофизитствующими в своих интересах. Здесь находится, напр., такая невозможная фраза о Домне (Hoffmann. S. 78,7–8. Martin. Actes. Р. 178. Perry. Р. 364): «который, как несправедливо (подчеркнутое слово – неудачная вставка Гофмана) говорили, был предстоятелем Антиохийской церкви». Это был факт действительный и несомненный. У Манси вернее: qui (Domnus) lit (теперь уже низложенный) Antiochenus episcopus.

874. Mansi, VII, 498. А. B. IX, 251. B. С. Деян., V, стр. 143–144. В тексте этого указа, прочитанного на пятом вселенском соборе, в первом случае поставлены подле Феодорита Диодор и Феодор, а в последнем – вместо него упомянут епископ Мопсуэстийский. Сирская редакция (Hoffmann. S. 78,20–35. Martin. Actes. Р. 139. Perry. Р. 369–370) этого отрывка – несколько иная, но смысл ее тот же. Здесь император постановляет, чтобы, «согласно его закону», «все книги какого бы то ни было автора, которые написаны прежде или теперь против правой веры и ко вреду людей содержат гнусное учение Нестория, были приносимы епископам и предавались огню». Феодорит тут не назван по имени, хотя и подразумевается.

875. Hoffmann. S. 78,16–23. Martin. Actes. Р. 178–179. Perry. Р. 369.

876. Hoffmann. S. 79. Martin. Actes. P. 180–182. Perry. P. 373–375. Это окружное послание Диоскора сохранилось до нас без начала.

877. Hoffmann. S. 79,43–45. Martin. Actes. Р. 182. Perry. Р. 375.

878. Слова Феодорита из послания его в Андрею Самосатскому, писанного из Эфеса во время третьего вселенского собора (Epist. 162: М. 83, col. 1463, р. 1334. Mansi, IX, 393. Деян., V, стр. 224).

879. «Это, – пишет Мартэн о Феодорите (Pseudo-Syoode. Р. 192–193), – один из всех осужденных или низложенных (разбойничьим) собором епископов, над памятью которого не тяготеет никакого тревожного сомнения. Не смотря на всю ненависть в нему и удовольствие, какое находили в его обесчещении, – против него даже и не пытались сделать какого-либо, в собственном смысле позорящего, обвинения. Иву представили хищником и невоздержным, Даниила Харрайского (или Каррского) – вольнодумцем и нецеломудренным, Иринея – нечестивым и двубрачным, Софрония – магом и колдуном; по отношению к Феодориту ограничились только заявлением, что он еретик и несторианин, причем собору пришлось рыться в старых памфлетах, в сочинениях против Кирилла или о воплощении и делать произвольные извлечения».

880. Выражения Феодорита в письме к Евсевию, епископу Персидской Армении, по поводу гонения Персов на христиан (Epist. 78: М. 83, col. 1253, р. 1133).

881. Epist. 116: М. 83, col. 1324, р. 1197.

882. Epist. 147: М. 83, col. 1412, р. 1277.

883. Epist. 140: М. 83, col. 1364.

884. Лишением или «запрещением воды и огня» на тогдашнем юридическом языке обозначалась ссылка. См. Gibbon. History of decline. Vol. V. London. 1871. P. 83–84. Русск. пер., T. V, стр. 93.

885. Epist. 134: Μ. 83, col. 1353.

886. Epist. 9: M. 83, col. 1181. Имя адресата до нас не сохранилось. Гарнье (Dissert. II, cap. V, § V, not ad h. epist.: M. 84, col. 258) полагает, что это был Алипий, экзарх монахов всей Киррестии или, вернее, одного Кирра.

887. Epist. 145: М. 83, col. 1376, р. 1244.

888. Epist. 142. 141: М. 83, col. 1368, р. 1237. 1365, р. 1235. Cnf. epist. 126. (Μ. 83, col. 1340, p. 1211) и др.

889. Epist. 113: М. 83, col. 1317, р. 1191.

890. Выражение Феодорита: Eranistes, dial. II. III (Migne, gr. ser. t. 83, col. 165. C. 225. B)

891. «Что монофизиты прибегали к подкупам Константинопольских и иных поклонников золотого кумира, – это факт, засвидетельствованный не только Феодоритом (epist. 145: М. 83, col. 1376, р. 1244), но и Евсевием Дорилейским (Mansi, VI, 585. А. 985. А. Деян., III, стр. 144. 556)

892. Это ясно из следующих слов Феодорита в письме к Льву: «это (произнес осуждение) сделал он (Диоскор) не ныне только, но и в предшествующем году, когда он анафематствовал нас» (Epist. 113. М. 83, col. 1316, р. 1190)

893. Epist. 113. 116. 117: М. 83, col. 1317, р. 1192. 1326, р. 1198. 1326. О ходатайстве Феодорита перед Львом упоминает и Либерат, но в форме столь неясной, что можно подумать, (будто сам Киррский епископ отправлялся в Рим. Сообщив о том, что legati sedis apostolicae ab ipso (Ephesino secundo) concilio fugientes retulerunt papae Leoni iniquitates Dioscori (Breviarium, cap. XII: Migne, laf. ser. t. 68, col. 1005–1006), названный нами писатель продолжает: quos secutus Tlieodoritus episcopus papae suggessit quanta mala pertulerit ex insidiis Dioscori, rogans ut celerius tali causae subveniretur, per alium conventum episcoporum, no haeretica Eutyrhelis dogmata permanerent a Dioscoro confirmata (Breviarium, ibid., col. 1006). Если первыми двумя словами Либерат хочет сказать: «следуя, в след за ними» (легатами), а не просто: «по примеру их», – в таком случае он передает о факте, никогда но существовавшем. Достаточно сослаться здесь на следующую фразу письма 113-го: «мне, – говорит Киррский пастырь еп. Льву (epist. 113: М. 83, col. 1317, р. 1192), – не позволяют идти к вам царские грамоты, равно как и другим».

894. Epist. 113, cap. 1: Μ. 83, col. 1312. 1313. Письмо это, кроме изданий Феодоритовых сочинений, помещено у Манси (Sacr. concil, coll, nova, t. VI, col. 36 sqq.) и между произведениями св. Льва (H. Hurler. Sanctorum Patrum opuscula selecta, in usum praesertim studiosorum theologiae edita, commeutariis aucta. T. XXV. Oeniponti. 1874. Col. 210–218. Migne, lat. ser. t. 54, col. 845–854: inter epist. S. Leonis epist. 52; приводимые в тексте слова см. col. 848).

895. Нужно иметь в виду, что католические писатели усиленно стараются доказать, что Феодорит смотрел на Льва, как на главу вселенской Церкви (Baronius. Annales, t. VIII, р. 86: not. 123 ad ann. 449. Garnerius. Dissert. I, cap. IX, n. XIII: M. 84, col. 137. Ballerini. Observationes in dissertationem X Quesnelli. n 2: Migne, lat. ser. t. 55, col. 753–754. Newman. Hist. sketches. Vol. II. P. 361 и др.)

896. Такую «политически-церковную точку зрения» во взгляде на Рим, в смысле усвоения папе верховенства чести (Ehren-Hegemonie), Неандер (Allg. Geschichte. 1 Bnd., Zw. Abth. Gotha. 1856. S. 503) и Шафф (Geschichte der alten Kirche. Leipzig. 1867. S. 681 u. Anm. 4–682) считают специфически-отличительною для «Восточных».

897. См. 86 письмо Феодорита к Флавиану Константинопольскому: М. 83, col. 1280, р. 1157. Cnf. Hoffmann. S. 62,25–26. Martin. Actes. P. 142. Perry. P. 301–304.

898. Так, Aegiptius vastator, называет Диоскора папа Лев в письме к Феодориту. Epist. S. Leonis 120 (152) ad Theodoretum, cap. 3: M. 83, col. 1321. A; lat. ser. t. 54, col. 1051.

899. На приговор Диоскора Флавиан заявил: παραιτοῦμέ σε (Mansi, VI, 908. D. Деян., III, стр. 465), т. е. отвергаю тебя, подвергаю обжалованию твой суд, – и после отправил к папе чрез его легатов аппелляцию (Epist. S. Leonis 44 (50), cap. 3: Mansi, VI, 18. С. 12. C. Migne, lat. ser. t. 54, col. 829. 826 (p. 908). Деян., III, стр. 69. 73. Epist. 43 (47): Mansi, VI, 10. В. M. 54, col. 823, p. 906 и др.). «Новооткрытую аппелляцию Флавиана к Льву 1» см. в Zeitshrift für katoliche Theologie. VII, 1 (1883), S. 191–196.

900. Epist. 113, cap. 3: M. 83, col. 1316, p. 1189–1190; lat. ser. t. 54, col. 850.

901. Epist. 113, cap. 5. 6: M. 83, col. 1316 fin. 1317 init. (p. 1191); lat. ser. t. 54, col. 852.

902. Du-Pin. Nouv. bibl., t. IV, р. 83: Theodoret, se voyant hors d’etat de trouver un appai assez puissant dans l’ Eglise d’ Orient, eut recours au pape S. Leon, implore son secours.

903. Episf. 137: 31. 83, col. 1357, p. 1228.

904. 113-ое письмо Феодорита подвергаюсь довольно тщательному исследованию в церковно-исторической литературе. Paschasinus Qucsnellus написал специальную диссертацию (dissertatio decima) по этому вопросу под заглавием: De causa Theodoreti, episcopi Cyri, pseudo-ephesinae synodi sententia depositi, a S. Leone restituti, in Chalcedonensi synodo purgati (Migne, lat. ser. t. 55, col. 739–754). Сущность своих выводов этот ученый формулировал в двух положениях: Primum, quidem ex sancti Leonis sententia ac consilio tamquam prudentissimi piissimique praesulis doceri cupit, an judicium Dioscori ipsum stare satius sit pro Ecclesiae pace, quam aliarum synodorum tribunal pulsare; quod quidem norarum forte turbaruin occasio esse poterat. Alterum, quod sciscitatur Theodoritus, hoc est, ut si judicaret S. Leo staudum non esse Dioscori sententiae, aliud concilium in Occidente apostolica auctoritate haberetur, ad quod ipse convolare posse ab injuria sententia absolveudus (Migne, lat. ser. t. 55, col. 740. 741). Что касается значения этого факта, по отношению к вопросу о качестве и объеме юрисдикции папы, то Кэнель говорит, что concilium а Theodorito non ex juris (будто бы признанного за Римским первосвященником, как вселенским судьей) necessitate, sed ex ipsius litigantis arbitrio. Ex spontaneo delectu, non ex necessitate Romani pontificis synodum convenisse dicendus erit Theodoritus, si ad eam solam provocavit (col. 241). Кэнель решительно отрицает даже намек на вселенскую компетенцию папы во взглядах Феодорита и утверждает, что Киррский епископ только просил Льва, – в случае солидарности его во мнении о разбойничьих «убиениях» и других подвигах диоскорианцев, – посодействовать созванию нового собора. Прямым ответом на эту мысль, вполне разделяемую Вальхом (Historie der Ketzereien. Bnd. VI, S. 274), служат Ballorinorum Observationes (Migne, lat. ser. t. 55, col. 753–758. Cnf. nota Ballerinorum ad dissert. X Quesnelli), где раскрывается то положение, что Киррский пастырь обращался в единоличному суду папы (Theodoreti appellatio ad Romanum pontificum per sese est directa; col. 754: n. 2), как верховного правителя Церкви, в силу его неоспоримого авторитета первенства. Подобное же воззрение проводится Гарнье (Dissert. I, cap. IX, n. ХIII ap. M. 84, col. 137: Theodoretus decrevit ad sedem apostolicam, hoc est, ad Ecclesiarum, quae in toto sunt orbe, principatum mittere, qui suam causam agerent coram justo sancti Leonis tribunali) и другими (P. Caccins. Exercitationes in S. Leonis operä De Eutychiana haeresi et historia, lib. II, cap. V ap. Migne, lat. ser. t, 55, col. 1255–1268. См. выше прим. 15 на стр. 238). В таком виде мнение это, – развиваемое не ради исторической правды, а в интересах чисто конфессиональных, для поддержания крайних ультрамонтанских идей, – не может быть принято, поскольку оно не оправдывается самыми фактами. Не входя в подробную полемику с названными учеными, мы укажем лишь на то обстоятельство, что Феодорит после искал оправдания на Халкидонском соборе, между тем, – будь папа представителем высшей вселенской юрисдикция, – ему не оставалось бы ничего иного, как благодарить Бога, что вся Церковь, в лице Льва, провозгласила его православным учителем. Конечно, Халкидонские отцы освободили Киррского епископа от всяких подозрений согласно постановлению Римского первосвященника (пункт, отмечаемый у Ballerini: Observationes, n, 78, ap. Migne, lat. ser. t. 55, col. 755–756), но ведь это свидетельствует лишь о том, что хотя последнее и было verum judicium в качественном отношении, однакоже формально оно не могло претендовать на общеобязательность для всех и, как частное мнение, нуждалось в утверждении вселенского собора, который был в праве отменить определение Льва, – подобно тому, что было сделано, напр., с Эфесскими деяниями. Следует отметить еще, что оппоненты Кэнеля не без намерения искажают основное положение своего противника, говоря, будто тот отрицает апелляционный характер прошения Феодоритова и видит в последнем одно желание Киррского пастыря добиться от папы patrocinium (Ballerini. Op. cit., n. 2: М. 55, col. 754), дружеского покровительства. Правда, Кэнель устраняет термин appellatio (Dissert. X, n. II: Μ. 55, col. 740), но из дальнейшего понятно, что он ратует исключительно против ложного разумения факта обращения Киррского епископа к Риму, – факта, комментируемого в тенденциозном смысле (Quesnellus. Op. cit., n. III: M. 55, col. 741–742).

905. Ballerini. Observations, n. 2: Migne, lat. ser. t. 55, col. 543–544. Cnf. not. d ad dissert. X Quesnelli: M. 55, col. 742.

906. На это указывают Ballerini: Observations, n. 2 (Migne, lat. ser. t. 55, col. 755). Cnf. Baronii Annales. T. VIII, p. 35: not. 121 ad ann. 449. Подробнее см. not. a ad epist. 113 (52) Theodoreti ad S. Leonem (Migne, lat. ser. t. 54, col. 851), где схолиаст ссылается на Деян. XXV, 11 (слова Ап. Павла: Καίσαρα ἐπικαλοῦμαι), св. Златоуста и Плутарха (cnf. Mansi, VI, 46: not. 6). Из этих примеров совсем не видно, чтобы в церковной литературе и по отношению к христианской Церкви термин ἐπικαλέομαι имел значение апелляции к верховному суду папы. Св. Златоуст в споем письме к Иннокентию говорит об обращении к собору (ἡμῶν σύνοδον ἐπικαλουμένων) и притом не к западному, Римскому. Вообще, на филологии в данном случае нельзя ничего основать, и католики напрасно злоупотребляют ею.

907. Quesuellus (Dissert. X, n. III: Migne, Iat. ser. t. 55, col. 741) пишет, что в этом случае Феодорит действовал «согласно обычаю Африканской церкви и определению Карфагенского собора» 407 года. Одно из правил последнего гласит: si (quis) autem fuerit provocatus (γένηται ἔκκλητος) eligat, qui provocaverit (ό ἐκκαλεσάμενος), judices, et cum eo et ille contra quem provocaverit: ut ab ipsis deinceps nulli liceat provocare (Mansi, III, 801. 802. Ä Concil. African, cap. 63).

908. Epist. 113, cap. 4: M. 83, col. 1316, p. 1190; lat. ser. t. 54, col. 850.

909. Epist. 113, cap. 5: M. 83, col. 1317, p. 1191; Iat. ser. t. 54, col. 852. Гарнье, старающийся всеми, позволительными и непозволительными, способами очернить личность Феодорита, замечает, что Киррский епископ «благоразумно или – скорее – лукаво» (prudenter, aut callide potins) умолчал о своих трудах, которые могли свидетельствовать не в его пользу (Dissert. III – do fide Theoodoreti, cap. II, art. IV, n. XIV: Μ. 84, col. 423). Это – пример, как способны перетолковать всякий мелочный поступок Феодорита не монофизиты только, но и сыны «католической апостольской церкви». Мы заметим здесь, что проситель указывает на все когда-либо писанные им сочинения и, если не упоминает о «Пенталоге, Опровержении глав, Апологии за Диодора и Феодора», то, конечно, потому, что он был не намерен подробно перечислить заглавия всех своих произведений. Другое дело, еслибы Феодорит послал Римскому первосвященнику все остальные свои труды или извлечения из них и забыл об этих; тогда было бы еще какое-нибудь, хотя и незначительное, основание винить его в неблаговидном умысле – «обмануть» папу.

910. Epist. 113, cap. 7: Μ. 83, col. 1317, p. 1192; lat. ser. t. 54, col. 852. 854.

911. На восьмом заседания Халкидонского собора папские легаты свидетельствовали (Mansi, VII, 192. А. Деян., IV, стр. 181), что Феодорит отослал Льву подпись (томоса) в своей записке (τὴν ὑπογραφὴν ἐν τῷ ἰδίῳ λιβέλλῳ ἀπέστειλε).

912. Epist. 116: M. 88, col. 1325, p. 1198. Письмо это обыкновенно обозначается так: «Ρενάτῳ πρεσβυτέρῳ». Этот Ренат, посланный Львом в качестве легата на второй Эфесский собор (Epist. S. Leonis 28 (32), cap. 6: Mansi, VI, 1390. Migne, 1at. ser. t. 54, col. 779. 781. Деян., III, стр. 531), по свидетельству автора Breviculi historiae Eutychianistarum (Mansi, VII, 1061. С), умер еще во время путешествия, на острове Делосе. Кэнель предполагал здесь ошибку и думал, что скончался собственно Юлий Путеольский, вместо которого был в Эфессе Юлиан Косский (Quesnelli not. ad epist. S. Leonis 39: Migne, lat. ser. t. 54, col. I360 sqq.), но уже Балюз и Баллерини (Migne, ibid.: annot. с.) доказали, что это совершенно произвольная фантазия (см. также у Гефеле: Conciliengeschichte. Bnd. II. S. 368–369); мнение это поддерживается и новейшими историками (Martin. Pseudo-Synode Р. 151–153). Посему некоторые (Garnerius. Dissert. II, cap. V, § V, not. III ad h. epist. Tlieodoretï M. 84, col. 291) склонны видеть в настоящем случае смешение Феодоритом Рената с Иларом, ибо и цитируемом нами письме говорится о бегстве адресата из Эфеса (epist. 116 ар. Μ. 83, col. 1324, ρ. 1197: μετὰ τὴν σὴν ἐκδημίαν), а нам известно, что подобным образом поступил сейчас названный диакон Римский (Mansi, VI, 14. С. D. 19. С. 20. С. 28. D. 30. В. С. Деян., III, стр. 67. 75. 90. 65. 78), бывший впоследствии папой (461–468 гг.). Толкование это может быть принято лишь с тою оговоркой, что Феодорит, не зная о кончине Рената, назначал свое послание именно этому пресвитеру, которому он усвоял действия Илара.

913. Ср. письмо Феодорита к епископу Флоренцию (Epist. 117: М. 83, col. 1325, р. 1199).

914. Мы разумеем здесь письмо 116 (М. 83, col 1324. 1325). Хотя, как мы видели (см. прим. 32), оно и не попало в руки адресата, не бывшего в Эфесе, но, по намерению Феодорита, должно было подлежать рассмотрению папского легата на разбойничьем соборе, пресвитера Рената.

915. Факт протеста легатов Льва против приговора относительно Феодорита нам неизвестен в точности. Илар прямо говорит, что он покинул Эфес после осуждения Флавиана и, может быть, тотчас же по совершении этого акта «убиения» (Mansi, VII, 26. В. С. Деян., III, стр. 89–9090). По сирским актам, не касающимся истории процесса над Константинопольским владыкой, выходит, что Римские уполномоченные отказались участвовать в заседаниях Диоскорова собора (Hoffmann. S. 6,7–10. Martin. Actes. P. 9–10. Perry. P. 2.7). Очевидно, до Киррского епископа достигали вести не совсем верные. Как кажется, Виктор Туннонский несправедливо обобщает частный случай несогласия Римского диакона с низложением Флавиана, когда contradicitur (κοντραδικιτουρ) Илара (Mansi, VΙ, 908. D. Деян., III, стр. 465) прилагает ко всем пострадавшим в Эфесе пастырям (Victoris Tunnonensis Chronicon ad an. 448: Migne, Iat. ser. t. 68, col. 941).

916. Episi. 116: M. 83, col. 1324. 1325, p. 1197.

917. Epist. 118: Μ. 83, col. 1328. Относительно имени адресата делается предположение, что «архидиакон Римский» есть Илар (Garnerius. Dissert. II, cap. V, § V, not. II ad h. epist.: M. 84, col. 291. Fleury. Mist. eccles., tom. 2, p. 423: liv. XXVII, chap. 44, и др.), но из содержания письма не следует непременно, что Феодорит разумел папского уполномоченного на соборе. Он пишет: «вы не только сражаетесь за евангельские догматы, но и решительно отвращаетесь совершенной против нас несправедливости». Это, конечно, может указывать на бытие архидиакона в Эфесе, но далеко не с несомненностью.

918. О личности адресата мы не имеем решительно никаких сведений. Можно только сказать, что это был епископ Запада, но во всяком случае не Флоренций, предстоятель Сард Лидийских, который на разбойничьем соборе выразил свое полное согласие с осуждением Феодорита и подписал его низложение (Hoffmann. S. 57. Martin. Actes. Р. 128 k. Perry. P. 256. Cnf. Mansi, VI, 608. D. Деян., III, стр. 166, и др.). Имея под руками копию Эфесских деяний (epist. Theodoreti 147 ар. Μ. 83, col. 1409, ρ. 1276: «ἐγὼ αὐτῶν – Διοσκόρου καὶ τῶν ἄλλων πατέρων ληστρικῆς συνόδου – καταθέσεις ἀνέγνων»), Киррский пастырь никоим образом не мог рассчитывать на благорасположение Сардийского епископа.

919. Первый такую мысль высказал Гарье в довольно определенной форме. Opinor, – говорит он (Dissert. II, cap. V, § V, not. V ad epist. 117 Theodoretï M. 84, col. 293), – irrepsisse errorem in titulum, totamque epistolam esse directam vel ad clerum Romanum, quod minus affirmem, vel ad episcopos Romanae sive occidentalis synodi, quod probabilius videtur. Вот как этот ученый XVII века аргументирует свое положение, что, под именем неизвестного нам епископа Флоренция, Киррский пастырь разумеет целый собор западных иерархов: 1) Те, к которым пишет Феодорит, были из западных частей (греко-римской империи), ибо он противополагает их «Восточным»; 2) в своих обращениях Феодорит обыкновенно употребляет, по отношению к адресатам, единственное число, между тем в послании 117 встречаются выражения: ὑμέτεραν ἁγιωούην, – ἁγιότητα, ἁγιώτατοι и, значит, имеются в виду многие; 3) он высказывает надежду на восстановление веры по стараниям этих, западных, епископов, что мыслимо только при совместном и согласном действии их; 4) он придает большой авторитет своим патронам и, потому, 5) к ним отравляет Ипатия, Авраамия и Алипия (Garnerius. Dissert. II, cap. V, § V, not. VI ad 117 epist. Theodoretï M. 83, col. 293). Это мнение разделяют и все другие историки (см. напр. Tillemont. Memoires, XV, p. 295. Fleury. Hist. eccles., t. II, 423 liv. XXVII, chap. 44. Quesnellus. Dissert. X, n. III: Migne, lat. ser. t. 55, col. 742), даже fratres (Pietro et Girolamo или Petrus et Hieronimus) Ballerini (Observationes, n. 3: Migne, lat. ser. t. 55, col. 754).

920. Epist. 117: M. 83, col. 1325. 1328.

921. «Требование Феодоритом соборного решения – факт весьма неприятный для Баллерини, но они думают обратить и его в свою пользу. Они указывают, что Киррский пастырь «разумеет епископов Римского синода, а апелляция восточного епископа ни в каком случае не могла подлежать им иначе, как только вместе с Римским первосвященником, почему и первенствующее право его такого рода без других епископов не может быть отрицаемо. Затем: так как это право по обычаю тех времен практиковалось первосвященниками исключительно на Римском синоде, на котором присутствовали другие епископы городского (т. е. собственно Римского) диоцеза и которые находились в тот момент в Риме; – то у Феодорита и встречается упоминание о соборе и епископах, а равно и письма к ним. Однакоже это нисколько не ослабляет и не уничтожает личного права первосвященников» (Ballerinorum Observationes in dissertationem decimam Qnesnelli, n. 3: Migne, lat ser. t. 55, col. 754). В этих рассуждениях господствуют замечательная путаница понятий и поразительное отрицание законов логики, поскольку заключение о jus personalo pontifieum выводятся из того положения, что Римские предстоятели разбирали апелляции на местных соборах. Но, во 1-х, в этом факте ровно ничего не дается для понимания степени и объема компетенции подобных решений и еще менее заверяется вселенское значении самого папы, как единственного в христианском мире судьи; во 2-х, часть, могущая быть равною с целым по качеству, никогда не совпадает с ним по количеству. Ясно, что в действительное историческое событие Баллерини произвольно влагают тенденциозный смысл. Мы выше уже достаточно говорили, как нужно понимать обращение Феодорита к помощи Рима. Если наш взгляд справедлив, тогда самый вопрос о вселенской юрисдикции «наместников св. Петра» оказывается излишним и, можно сказать, праздным. У Киррского епископа речь не об этом. Что касается характера желаемого Феодоритом собора, то здесь остается неизвестным: должен ли он быть вселенским по намерениям просителя? Из его слов этого прямо не следует, хотя и вытекает логически неизбежно и естественно: замечательно, что в таком именно смысле Лев Великий энергически настаивал и пред Феодосием, и пред Маркианом.

922. Epist. 116: Μ. 83, col. 1325, p. 1198.

923. Патрицию Анатолию Феодорит пишет (epist. 119: (М. 83, col. 1329, р. 1202–1203): «τοῦτα γράψαι νῦν ηναγκάσθην μαθών ως τινες καὶ τὴν ἐντευθέν μοι καττύουσι μετάστασιν».

924. Epist. 119: Μ. 83, col. 1329, ρ. 1202.

925. Epist. Theodoreti 114. 115: Μ. 83, col. 1324.

926. Это ясно из последующего и прямо сообщается Либератом (Breviarium, cap. XII: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1005): pro Theodorito et Eusebio nullus ordinatus est: посему известие Виктора Туннонского о восстановлении Халкидонскими отцами Киррского епископа с изгнанием Диоскорова ставленника, как было с Ивою и будто бы с Дорплейским пастырем (Chronicon, ad an. 451: Migne, lat. ser. t. 68, col. 942), – явно несправедливо. Нам известны только заместители Флавиана – Анатолий, Домна – Максим и Ивы – Нонн.

927. Евстафий Виритский в своем приговоре заявлял: «мы думаем, что это (очищение «Востока») случится, лишь только Феодорит и ранее его низложенные (епископы) будут выгнаны из Церкви и вместо их, ради благочестивого догмата, будут посвящены стадам Христовым другие православные пастыри» (Hoffmann. S. 57,36–38. Martin. Actes. Р. 129. Perry. Р. 257).

928. Synodicon, cap. CLXXXV: Μ. 84, col. 799–800.

929. Epist. S. Leonis 44 (48), cap. 1: Mansi, VI, 14. C. Migne, lat. ser. t. 51, col. 827, p. 911. Деян., III, стр. 66. Cnf. Mansi, VI, 616–617. 1045. C-D. 1098. D. Деян., III, стр. 171–173. 602. 666–667.

930. Epist. S. Leonis 79 (105), cap. 3, et 80 (106), cap. 4, от 13-го апреля 451 года: Mansi, VI, 107. 110. Migne, lat. ser. t. 54, col. 912–915.

931. Mansi. VII, 189. С. Деян., IV, стр. 180.

932. Mansi, VII, 192. А. Деян., IV, стр. 181.

933. Mansi, VI, 689. В. Деян., III, стр. 149.

934. Mansi, VI, 592. А. Деян., III, стр. 150.

935. Когда сановники в Халкидоне произнесли suffragium в пользу Киррского пастыря, все епископы, как читается в деяниях (Mansi, VII, 189. С. Деян., III, стр. 181), воскликнули: «Феодорит достоин престола (ἄξιος τοῦ θρόνου)... Лев рассудил по Божьему» (μετὰ τοῦ Θεοῦ έδίκασεν).

936. Epist. S. Leonis 120 (152), cap. 1: Mansi, VI, 244–245. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1046–1049. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1319, p. 1193. Здесь Лев развивает ту мысль, что Халкидонское определение касательно Феодорита состоялось согласно с его решением. Cnf. cap. 5 (Migne, lat., col. 1053. Migne, gr., col. 1322. B): Benedictus Deus noster, cujus invincibilis veritas ab omni haereseos macula mundum te, secundum cedis apostolicae judicium, demonstravit. Увлекшись своею полемикой с защитниками прав папы на вселенскую юрисдикцию, Кэнель, (Dissert. X, n. IV: Migne, lat. ser. t. 55, col. 743–744) несправедливо утверждает, что Львом но было произнесено никакого особого суда касательно Феодорита, хотя общение с ним и не прервано, поелику разбойничий собор не был признан законным. Приведенные нами свидетельства не оправдывают такого понимания.

937. Лев пишет Феодориту (epist. 120 (152), cap. 5: Migne, lat. ser. t. 54, col. 1053. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1322. B): dignam retribues pro tot laboribus (sedis apostolicae) gratiam, si talem te, qualem probacimus ac probamus, pro universalis Ecclesiae defensione servaveris.

938. Об этом слишком много распространяются Гарнье (Dissert. I, cap. X, n. I. II: M. 84, col. 141–143), Баллерини (Observationes, n. 7. 8: Migne, lat. ser. t. 55, col. 755–756), Тильмон (Mémoires. T. XV, p. 875: note 12 sur. Théodoret) и др.; они даже делают попытки точно изобразить, как производились папою исследования о Феодорите.

939. Заявление легатов в разных списках деяний Халкидонского собора передается неодинаково (Mansi, VII, 192. А): по одним, папа «снова (πάλιν) принял Феодорита в общение», по другим, – «прежде», «некогда» (πάλαι). Последнее чтение, кажется, вернее, ибо ранее Лев и не думал прерывать церковный союз с Киррским епископом.

940. Epist. S. Leonis 41 (48), cap. 2: Mansi, VI, 15. C. Migne, lat. ser. t. 54, col. 829. Деян., III, стр. 69. 73.

941. Epist. S. Leonis 51 (67): Mansi, VI, 34. D. 35. A. Migne, lat. ser. t. 54, col. 845. Это послание к Фавсту и другим Константинопольским архимандритам писано 15-го октября 449 года.

942. Epist. S. Leonis 59 (79): Mansi, VI, 58 sqq. Migne, lat. ser, t. 54, col, 865 sqq. Деян., III, стр. 80–88.

943. Epist. Theodoreti 123: M. 83, col. 1336.

944. Epist. 119: М. 83, со]. 1328. 1329.

945. Epist. 147: М. 83, col. 1409. 1412.

946. Об Афанасии см. выше гл. II, 1, прим. 81 на стр. 42 (cnf. Lo-Quien. Oriens christianus, II, col. 943–944); о личности Афиния нам решительно ничего неизвестно.

947. Максим был поставлен еще до смерти императора Феодосия (см. Migne, lat. ser. t. 55, col. 266: Balleriuorum annot. e) канонически незаконно, на что и указывает папа Лев приведенною нами в тексте фразой (epist. S. Leonis 104 (130), cap. 5: Mansi, VI, 194. Migne, lat. ser. t. 54, col. 997).

948. Находясь в Константинополе, Максим не участвовал в заседаниях по делу о подведомых ему Евстафие Виритском и Фотие Тирском и просто подписал готовую хартию, поданную ему (Mansi, VII, 80. Деян., IV, стр. 84–85), хотя определение было явно несправедливое.

949. Epist. 147: М. 83, col. 1412, р. 1278.

950. Epist. 147: М. 83, col. 1409, р. 1275–1276.

951. Epist. 135: М. 83, col. 1353.

952. Epist. 130: М, 83, col. 1341. С.

953. Epist. 133 – Ioanni, episc. Cermaniciaë Μ. 83, col. 1349. 1352. Cnf. epist. 135. 147: M. 83, col. 1356, p. 1255. 1412. C.

954. Epist. 130: M. 83, col. 1341, p. 1213.

955. Epist. 137: M. 83, col. 1360.

956. Спор Савиниана и Афанасия о Перргской кафедре разбирался в 14-м заседании Халкидонского собора (Mansi, VII, 314–358. Деян., IV, стр. 287–326).

957. Epist. 125: М. 83, col. 1337. 1340.

958. Epist. 132: М. 83, col. 1349.

959. Epist. 122. 123: М. 83, col. 1332. 1333. 1336.

960. Epist. 130: М. 83, col. 1341, р. 1214.

961. Epist. 135. 144: М. 83, col. 1356, р. 1225. 1369, р. 1239.

962. Epist. 125: М. 83, col. 1336. 1337, р. 1208. 1209.

963. Кафедра адресата письма 130-го не указывается у Феодорита, но на Халкидонском соборе встречается епископ Тимофей Долихийский (Mansi, VII, 440. С. Деян., IV, стр. 370 и др.).

964. Epist. 130: М. 83, col. 1341. 1344. 1348 (р. 1219).

965. Epist. 130: М. 83, col. 1344. 1345. 1348 (р. 1218).

966. Epist. 130: М. 83, col. 1341. С.

967. Epist. 145: М. 83, col. 1377, р. 1246–1247.

968. Epist. 145: М. 83, col. 1388. 1389 (р. 1256–1257).

969. Epist. 145: М. 83, col. 1377 fin. Эти приемы монофизитствующих Феодорит обстоятельно раскрывает в сочинении «Эранист».

970. Epist. 145: М. 83, col. 1380. D.

971. Epist. 145: М. 83, col. 1384, р. 1251–1252.

972. Мы имеем в виду 144 письмо Феодорита. По свидетельству рукописей, оно было адресовано воинам, а Гарнье (Dissert. II, cap. V, § V, n. II ad h. epist.: M. 84, col. 304) разумеет здесь полки, квартировавшие обыкновенно в пограничных провинциях «Востока». Тильмон (Memoires. Т. XV, р. 305) замечает, что в этом классе богословские диспуты едвали мыслимы и что члены его, по своей воле, не могли удалять неприятных товарищей из своей среды, что, по его мнению, показывает несправедливость обозначения манускриптов. Однакоже нужно помнить, что Феодорит предлагает адресатам только устраняться от общения с черезчур рьяными богословами и избегать споров с ними (epist. 144: Μ. 83, col. 1376), но не изгонять, как утверждает французский ученый. Кажется, падписание Τοῖς ατρατιώταις появилось собственно потому, что при перечислении различных общественных положений автор останавливается и на воинах (М. 83, col. 1369. В). Все это действительно наводит на некоторое сомнение относительно звания адресатов, но во всяком случае представляется вероятным, что последние были далеко не высокого ранга, поелику именно их разумеет Феодорит, когда говорит о людях, которые «ни похвальной ревности не проявляют, ни распущенной жизни не предаются с неудержимостью, но почитают простоту веры» (epist. 144: М. 83, col. 1369. С).

973. Epist. 144: М. 83, col. 1369. 1372 (р. 1240–1241).

974. Epist 138: М. 83, col. 1361. В.

975. Epist. 145: Μ. 83, col. 1384, p. 1252.

976. Epist. 138: M. 83, col. 1360. C.

977. Epist. 131: «πᾶν ὁτιοῦν παθεῖν οἱροῦμεθα μᾶλλον, ἣ μίαν κεραίαν ἐκ τῆς εὐαγγελιαῆς πίστεως παριδεῖν συλουμένην» (Μ, 83, col. 1348).

978. Epist. S. Leonis 120 (152) ad Theodoretum: Migne, lat. ser. 1. 54, col. 1049. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1319. С. Текст латинской серии, воспроизводящей издание Манси (Sacrorum concil. collect. nova, I. VI, col. 243–251), более исправен и снабжен примечаниями. Кроме сего, настоящее письмо Льва см. еще у H. Hurter’ä Sanctorum Patrum opuscula selecta. T. XXVI. Ocniponti. 1874. col. 148–164.

979. Epist. S. Leonis 28 (32): Mansi, V, 1366 sqq. Migue, lat. ser. t. 54, col. 755–781. Деян., III, стр. 516–531.

980. «Подметивший этот факт и обративший на него внимание проф. В. В. Болотов пишет (см. его статью: «Из церковной истории Египта» в Христианском Чтении, 1885 г., т. I, стр. 66): «тот отдел послания Феодорита (к монахам, читанного на разбойничьем соборе), где он единение двух естеств во Христе поясняет фактами из евангельской истории, по самой фразе представляет столь заметное сходство с соответствующим отделом «томоса» Льва в., что можно было бы ставить вопрос о заимствовании или подражании, еслибы не было известно, что Феодорит в 431 году не мог подражать посланию Льва от 13-го июни 449 г., а последний, как латинский писатель, не мог (?) пользоваться греческим памятником».

981. Epist. 121: М. 83, col. 1332. Время появления этого послания мы определяем на основании слов: «блаженной памяти Флавиан»; может быть, Феодорит уже услышал тогда о смерти Константинопольского владыки в Инэтах (на границе Лидии и Асии). Не ясно, какое письмо Льва разумеет Киррский пастырь, но, кажется, не будет ошибкою видеть в нем именно томос, предназначавшийся для прочтении на Эфесском соборе.

982. Epist. 113: М. 83, col. 1313. 1316 (р. 1188. 1189). Cnf. epist. 116: Μ. 83, col. 1325, p. 1198.

983. Патрицию Анатолию Феодорит писал (epist. 121: Μ. 83, col. 1332. С): «я сопоставил одно из его (Льва) писем, посланных в Эфес, с таковыми же моими сочинениями, чтобы ваше благородство, прочитавши это, вспомнило то, что мы часто говорили в церквах, познало согласие догматов и возненавидело говорящих ложь и составивших новую ересь против апостольских догматов». Гарнье предполагает при этом, что Феодорит отправил в Константинополь письмо Льва, подкрепив его свидетельствами отцов, какие он собрал еще ранее во втором диалоге «Эраниста» (Dissert. I, cap. IX, n. XVII; cap. X, n. III: Μ. 84, col. 140–142). Самые слова Киррского епископа не дают для такой мысли ни малейшего основания, а недоумение католического ученого касательно того, зачем был послан томос в столицу, где он несомненно имелся, находит свое естественное объяснение в желании Феодорита – доказать свою догматическую правоту, почему он и присоединил к произведению Римского первосвященника выдержки из своих собственных сочинений.

984. Epist. Theodoreti 144. 145: Μ. 83, col. 1373, p. 1243. 1384, p. 1252. В первом письме Феодорит приводит две выдержки из послания Льва В., несохранившиеся до нас ни в одном из списков томоса.

985. Epist. 141: М. 83, col. 1365. B.

986. Epist. 122: Μ. 83, col. 1333, p. 1206.

987. Epist. 124: M. 83, col. 1336.

988. Эти легаты были отправлены папой 16-го июля 450 года и достигли Константинополя, вероятно, вскоре по смерти Феодосии. Epist. S. Leonis 69 (89), 70 (91), 72(92): Mansi, VI, 85. Migne, lat. ser. t. 54, col. 892. Деян., III, стр. 103. Mansi, VI, 87. M. 54, col. 894. Mansi, VI, 88–89. M. 54, col. 896. Два первые письма, на имя Феодосия, датированы 16-м числом июля, а третье – к некоторым пресвитерам и архимандритам – писано чрез день после них.

989. Epist. 181: М. 83, col. 1492–1493. Письмо это сохранилось до нас только в весьма неисправном латинском переводе, изданном у Барония; время появления его с точностью определить невозможно, но, невидимому, оправдание Феодорита Маркианом тогда еще не состоялось: на это здесь нет ни малейшего намека.

990. Этот эпизод известен нам по посланию Льва В. от 24-го июня 452 года в Пасхазину Лилибейскому, которому папа сообщает: «да будет ведомо, что я получил письмо Константинопольского епископа, в котором он передает, что Антиохийский епископ, разослав по своим провинциям приказы ко всем епископам (missis per provincias suas tractoriis universos episcopos), дал согласие с моим письмом и подобным же (как и Анатолий) подписом осудил Нестория и Евтихия» (Epist. S. Leonis 88 (117), cap. 3: Mansi, VI, 124. C. D. Migne, lat. ser. t. 54, col. 929. Cnf. epist. 91 (118) ad Anatolium: «in suscipienda catholica fide et damnatione Eutyehis atque Nestorii omnes orientales suscripserint sacerdotes». Mansi, VI, 130. M. 54, col. 935). В какое время происходило это, – мы не знаем с несомненностью. Некоторое указание на это можно находить в словах Евстафия Виритского в Халкидоне: «когда немногие сошлись в Константинополе, послание святейшего архиепископа Льва послано всем митрополитам и подписано» (Mansi, VII, 92 А. Деян., IV, стр. 85). Виритский пастырь разумеет здесь Константинопольский собор, бывший по поводу спора его с Фотием Тирским в 450 году и, как полагают (Ballerini. Annotat. е ad Dissert. I Quesnelli: Migne, lat. ser. t. 55, col. 266–267), еще до смерти Феодосия.

991. Что Феодорит подписал томос Льва и анафематствовал обоих ересиархов пятого века, – это видно ив слов папских легатов, которые на восьмом заседании Халкидонского собора заявляли, что он сделал это «не только письменно (т. е. ранее октября 451 года), но и (сейчас) своими устами, в присутствии всего собрания» (Mansi, VII, 192. А. Деян., IV, стр. 181).

992. Епископу Ромулу Феодорит пишет (epist. 135: М. 83, col. 1356, р. 1226): «мы узнали о бывших в великих городах анафематствах», т. е., конечно, на Нестория и Евтихия. Киррский епископ явно сочувствует этому.

993. Epist. 143: М. 83, col. 1369. А.

994. Epist. 135: М. 83, col. 1356, р. 1225–1226.

995. Epist. 135: М. 83, col. 1353. 1356. Кафедра адресата в письме не указывается, но на Халкидонском соборе нам встречается Ромул, епископ Халкидонский (Mansi, VII, 401. D. Деян., IV, стр. 342).

996. Диоскор подстрекал Александрию к восстанию против Маркиана (Mansi, VI, 1033. Деян., III, стр. 591). См. подробнее у проф. В. В. Болотова в Христианском Чтении, 1884. II, стр. 724 и примеч. 3.

997. Слова из писем Феодорита к магистру Винкомалу (epist. 140: М. 83, col. 1364, р. 1233) и консулярию Аспару (epist. 139: М. 83, col. 1361. С).

998. Epist. 139: М. 83, col. 1361. С.

999. Mansi, VI, 101. 104. Migne, lat. ser. t. 54, col. 907. Деян., III, стр. 109. Полагают (Ballerini: Mansi, VI, 103, not. 13. M. 54, col. 905, not. с), что это послание Пульхерии было отправлено Льву около 22-го ноября 450 года, одновременно с письмом Маркиана (Mansi, 97 sqq. Μ. 54, col. 904 sqq. Деян., III, стр. 106–107).

1000. Epist. 138: M. 83, col. 1360. A.

1001. Epist. 133: M. 83, col. 1352.

1002. Когда был получен этот декрет в Апамие, – данных для решения не имеется, но во всяком случае он не мог явиться туда позднее конца 450 года; 9-го июня следующего года Лев В., делая обзор предшествующей деятельности нового императора, писал Маркиану: catholici episcopi, quos nuper haereticorum persecutio depravare non potuit, ab injustis recocarentur exiliis (Epist. S. Leonis 83 (108), cap. 1: Mansi, VI, 114. С. M. 54, lat. ser. t. 54, col. 919).

1003. Epist. 146 init. (M. 83, col. 1389): τοῦ μοναστηρίου τήv αὔλειον ἀνῳκοδόμησα θύραν (monasterii atriensem januam obstruxi), καὶ τῶν γνωρίμων τάς συντυχίας ἐκκλίνω.

1004. Epist. 138: Μ. 83, col. 1360 fin. Cnf. epist. 139. 140: M. 83, col. 1361. 1364. 1364 fin.

1005. Epist. 138: M. 83, col. 1360. 1361 (p. 1231. 1232). Вопрос о времени появления этого письма спорный. Протоиерей А. В. Горский («Прибавл. к Твор. Св. Отцов », XIV, стр. 380) относит его в моменту до отбытия Феодорита из Апамии, основываясь на его словах, что он хлопочет не потому, «чтобы снова желал видеть Кирр» (М. 83, col. 1361. А). Но, по нашему мнению, этим выражением Киррский епископ устраняет мысль о желании опять занять прежнюю кафедру в качестве законного пастыря, чего императорский указ не давал, повелевая каждому из изгнанных пребывать в своем епархиальном городе – в неизвестности насчет своей участи до соборнаго решения. В свою пользу мы сошлемся на самое начало послания, где Феодорит в совершенно положительной форме заявляет, что он «с радостью принял спокойствие и получает отсюда полезные и приятнейшие плоды». Во всяком случае Маркиан приказывал Феодориту – на ряду с другими – возвратиться в Кирр (ср. выше к прим. 119 и 120 на стр. 268), а потому он не мог не хотеть и не сделать этого.

1006. Epist. 139.140: М. 83, col. 1364. 1364, р. 1234. Письма эти назначены консуларию и патрицию Аспару и магистру Винкомалу.

1007. Epist. 138: М. 83, col. 1361. А-В.

1008. Epist. Theodoreti 138. 139. 140: Μ. 83, col. 1360, p. 1229–1230. 1361. 1364.

1009. Epist. 139: Μ. 83, col. 1361. С.

1010. Epist. S. Leonis 54(70); 69(89) cap. 2; 70(91): Mansi, VI, 46. B. 85. В. (Деян., III, стр. 104). 87. C. Migne, lat. ser. t. 54, col. 856. 892. 894.

1011. Mansi, VI, 97. 100. Деян., III, стр. 106–107.

1012. Mansi, VI, 552. 553. Деян., III, стр. 110–111.

1013. Epist. 134: М. 83, col. 1353, р. 1224.

1014. Это есть послание 146, обозначенное в рукописях кратким надписанием эконому Иоанну. Вопрос о времени его появления, а равно о личности архидиакона и адресата запутан до невероятности и может быть решен только приблизительно. Со времен Гарнье, видевшего в недовольном обычными доксологиями клирике Константинопольского архидиакона Аэцин, первого нотария Халкидонского собора, и относившего рассматриваемое письмо к моменту после конца 451 года (Dissert. I, cap. XII, n. VII et VΙΙΙ: Μ. 84, col. 155–157), многие историки, если и не разделяли первой половины заверения католического ученого, то вполне соглашались со второй (см. ниже, прим. 216 на стр. 294–295) и находили здесь доказательство того, что Феодорит, после своего оправдания, отказался от епископства, или же сдал часть своих пастырских обязанностей помощнику. Постараемся прояснить дело, насколько это возможно. 1) Автор, очевидно, разумеет церковь, не имевшую пастыря, следовательно – ни в каком случае не Константинопольскую, находившуюся в ведении законного владыки – Анатолия (см. выше, гл. V, прим. 253 на стр. 230): это измышление Гарнье, где не может быть и речи об основаниях такой или иной прочности. 2) Феодорит явно говорит о поражении монофизитства, когда замечает, что «поносимый (Господь Христос) запретил ветрам и морю, даровал спокойствие обуреваемым церквам, – и повсюду, на море и на суше, стала возглашаться проповедь Апостолов» (epist. 146: М. 83, col. 1392. А). Гарнье, конечно, мог бы обратить эти слова в свою пользу, еслибы было доказано, что Киррский епископ обозначает ими последний и смертельный удар, нанесенный христологии Евтихия в Халкидоне. Но – напротив того – выражение Феодорита свидетельствует, что теперь Диоскор в первый раз почувствовал, что он не настоящий фараон, а только недолговечный «Египетский опустошитель» (epist. S. Leonis ad Theodoretum, cap. 3) в христианском царстве. Рассматривая возбужденное архидиаконом движение со стороны его опасности для христиан, автор разбираемого письма заявляет: «так как теперь господствует весьма тяжкая буря, то кто-нибудь может подумать, что он, убоявшись могущества породивших ересь, старается угодить духу времени» (epist. 146: М. 83, col. 1392, р. 1258). Ясно, что враг, хотя и получил рану и уже начал истекать кровью, все еще был силен и даже грозен. Посему необходимо думать, что Феодорит составил свой трактат, касательно богослужебных «славословий» Господу, после указа Маркиана, отменявшего распоряжение Феодосия об осужденных в Ефесе, но до Халкидонского собора. Откуда и куда? – Решив это, мы тем самым ответим и на вопрос: когда? Тильмон полагает (Mémoires, ΧV, р. 874–875: not. 11 sur Théodoret), что Феодорит пребывал тогда в Апамийском монастыре, которого он будто бы не повидал и после благоприятствовавшего ему императорского эдикта (Mémoires, XV, р. 302), и обращался к эконому Киррскому, а не Апамийскому, ибо при последнем находился свой предстоятель – Домн. Это утверждение заключает в себе несообразность, поскольку одна половина его исключает другую. Если Феодорит писал в Кирр, то он был по близости от него: это с несомненностью следует из введения в послание. Здесь мы читаем, что в несправедливости бывает виновен не только сам совершивший ее, но и всякий безмолвно и без протеста допустивший ее в своем присутствии (epist. 140 init.: Μ. 83, col. 1389. С). Выходит, таким образом, что история архидиакона разыгрывалась почти на глазах Феодорита; он не принял в ней скорого и непосредственного участия лишь по особым обстоятельствам. Наконец, видимо предполагаемое знакомство пишущего с личностью «неразумного» клирика, а равно и отсутствие приветствий адресату, как человеку близкому для автора, неизбежно вызывают мысль, что волнения происходили в хорошо известной Киррскому епископу среде, в его родной пастве; заметка же о своем спокойствии и свободной от забот жизни и об удалении от встреч с дружественными людьми свидетельствует, что в положении Феодорита случилась некоторая перемена в его пользу, что и действительно было в конце 450 года, когда Маркиан возвратил из изгнания невинных страдальцев за веру. Прежде все избегали осужденного разбойничьим собором из боязни пред диоскоровым могуществом, – теперь он сам устраняется от них. Подводя итог сказанному, мы получаем следующие результаты: a) 146 письмо было отправлено Феодоритом из при-Киррскаго монастыря в свой епархиальный город, почему и адресат и архидиакон – члены Киррской церкви; может быть, последний, не имея ничего общего с Аэцием, – одно лицо с клириком, упоминаемым в Феодоритовом послании раннейшего периода (epist. 14 ар. Σακκελίων., σελ. 12); b) время происхождения этого трактата падает на конец 450 или начало 451 года.

1015. Epist. 146: Μ. 83, col. 1389.

1016. Что архидиаконы имели большой вес в церковном клире, – это факт истории как древней восточной церкви, так и православной русской. Для первой мы укажем на случай с Ивой, которому «воспротивился архидиакон», когда тот хотел рукоположить во епископа некоего Авраамия (Mansi, VII, 224. А. Деян., IV, стр. 209). Мы знаем еще, что один из обвинителей Эдесского пастыря, Мара, был отлучен архидиаконом (Mansi, VII, 232. С. Деян., IV, стр. 216). И сам Феодорит называет производившего в Кирре соблазн клирика «стоящим во главе церковного чина» (τῆς ἐκκλησιαστικῆς προστατεύων τάξεως). Epist. 146: Μ. 83, col. 1392. В.

1017. Феодорит цитирует здесь 12-ю речь (caput) Василия В. «О Святом Духе» (Migne, gr. ser. t. 32, col. 110. Творения Василия Великого. Русский перевод. Ч. 3-я. Москва. 1846. Стр. 272).

1018. Epist. Theodoreti 146: Μ. 83, col. 1389. 1392 (р. 1258. 1259). 1396 (р. 1262). 1397 (р. 1365). 1400 (р. 1266. 1167). 1401 (р. 1268). 1404 (р. 1269. 1270). 1405. 1408 (р. 1273).

1019. Разбирая заявление архидиакона, что христов много, а Сын один, Феодорит замечает, что тот сделал это больше по неразумию, по неведению (ἐξ ἀγνοίας). Epist. 146: Μ. 83, col. 1397. В.

1020. Epist. 134: М. 83, col. 1352. 1353.

1021. Так называет Диоскора папа Лев в письме к Феодориту (Epist. S. Leonis 120(152), cap. 2: Migne, lat. ser. t. 54, col. 1049. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1320. A).

1022. См. житие Маркелла у Метафраста (Migne, gr. ser. t. 116, col. 708. Ä Μαρκέλλος ἐκ πόλεως ὡρμᾶτο ᾿Απαμείων).

1023. Mansi, VI, 753. С. Деян., III, стр. 296.

1024. Epist. Theodoreti 141. 142: M. 83, col. 1365. 1368.

1025. Epist. 143: M. 83, col. 1368. 1369.

1026. Mansi. VI, 557. D. C. 560. C. Деян., III, стр. 118. 120.

1027. Известие об этом находится в «рассказах Диоскора о Халкидонском соборе», обнародованных Э. Ревинью, – французским ученым, издавшим ранее подложные Никейские акты. См. об этом в статье проф. В. В. Болотова: «Из церковной истории Египта» в Христианском Чтении (1884 г., т. 2, стр. 581–725. 1885 г., т. 1, стр. 9–94).

1028. Христианское Чтение, 1884 г., т. 2, стр. 597. Об источниках приписываемых Феодориту выражений и их действительном значении см. в Христианском Чтении, 1885 г., т. 1, стр. 61–68.

1029. Mansi, VI: 1009. A. 1048. А. 1099. B. VII: 104. В. VI: 149. В. 156. В. Деян., III, стр.: 573. 602. 667–668. VI, стр.: 99. 400. S. Leonis epist. 120(152), cap. 3: Mansi, VI, 247. С. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1051. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1320. C-D. Обстоятельное исследование об этом происшествии см. у проф. В. В. Болотова (Христианское Чтение, 1885 г., т. 1, стр. 23–28).

1030. Zachariae Rhetoris, episcopi Melitinensis, Historiae Ecclesiasticae capita selecta ex codice syriaco vaticano. Cap. I: De Nestorii obilu. Migne. gr. ser. t. 85, col. 1149. Scriptorum velerum nova collectio, ex vaticanis codicibus edita ab A. M. (i. e. Angelo Majo). Romae. 1837. T. X, p. 1. Pag. 361.

1031. Zachariae Melit. Hist. Eccles. cap. 1: Nestorii asseclae imperatori (Marciano) persuaserunt, ut synodo (Chalcedonensi) praeses Theodoretus perficeretur (Migne. gr. ser. t. 85, col. 1150. A. Majus. Script. vet. nova collectio, X, 1. Pag. 362).

1032. Eranistes, dialog. 1: Migne, gr. ser. t. 83, col. 77. A-B.

1033. Mansi, VI, 584–585. 984. С. Деян., III, стр. 143–144. 554.

1034. На восьмом заседании Феодорит говорил (Mansi, VII, 188. С. Деян., IV, стр. 179): «καὶ δεήσεις ἐπέδωκα τῷ θεωτάτῳ καὶ εὐσεβεστάτῳ βασιλεῖ».

1035. 8-го октября 451 года Феодорит заявлял (Mansi, VI, 589. 592. Деян., III, стр. 150): «я подал прошение владыкам мира, в котором описал нанесенные мне побои (σφαγάς)».

1036. Лев В. называет Диоскора saevissimus tyrannus Ecclesiae (Epist. 120 (152), cap. 3: Migae, gr. ser. t. 83, col. 1321. A. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1051).

1037. Epist. S. Leonis 120(152) ad Thoodoretum, cap. 3: Migne, gr. ser. t. 83, col. 1320 fin. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1051.

1038. Mansi, VII, 188. С. Деян., IV, стр. 179. О характере этих записок можно судить потому, что легаты основывали на них свой votum в пользу Феодорита (Mansi, VII, 192. А. Деян., IV, стр. 181).

1039. Epist. S. Leonis 93(120), cap. 3. Mansi, VI, 134–135. Migne, lat. ser. t. 54, col. 939. Деян., III, стр. 116.

1040. Пасхазин, Луценций, Бонифаций и Юлиан свидетельствовали, что Лев В. напоминал им особыми грамотами о принятии Феодорита в общение (Mansi, VII, 192. А. Деян., стр. 181).

1041. «Сенат» указывал, что «свидетелем православия Феодорита является почтеннейший епископ великого города Антиохии» (Mansi, VI, стр. 592. А. Деян., III, стр. 150).

1042. Mansi, VI, 589. В. Деян., III, стр. 149.

1043. Mansi, VI, 589. 592. Деян., III, стр. 149–151.

1044. Mansi, VI, 644. D-Е. 645. А. Деян., III, стр. 198.

1045. В актах второго заседания подпись Феодорита занимает 109-ое (Mansi, VI, 944. Е. Деян., III, стр. 500), а на шестом – 123 (122) место (Mansi, VII, 122. А. Деян., IV, стр. 116); Факунд (Pro defens., V, 3: Minge, lat. ser. t. 67. col. 639. 641) указывает здесь Киррскому 111 и 107 №№-ра. Точно также упоминается в означенных случаях и Евсевий Дорилейский (Mansi, VI, 941. B. Деян., III, стр. 498. Mansi, VII, 120. В. Деян., IV, стр. 113). В качестве Эдесского пастыря выступает тут Нонн (Mansi, VI, 941. В. VII, 137. D. Деян., III, стр. 497. IV, стр. 112), а не Ива, который с значением равноправного члена встречается в деяниях Халкидонского собора гораздо позднее (Mansi, VII, 432. А. Деян., IV, стр. 361).

1046. Mansi, VI, 592. D. С. А. Деян., III, стр. 151. 150.

1047. Mansi, VI, 673. В-D. Деян., III, стр. 227. Хотя в актах и не сказано, что говорит теперь именно епископ Киррский, но разумеется здесь несомненно он, так как другой Феодорит – Алавандский (в Карии: Mansi, VI, 576. С. Деян., III, стр. 136) решительно ничем не заявил себя на соборе. После появляется еще Феодорит – Самосатский (Mansi, VII, 403. А. Деян., IV, стр. 344) или, по поправке Гардуэна (Mansi, ibid, not. b), Кирополитанский (Cyropolitanus). Этот епископ тоже был совершенно незаметен, если считать его за лицо, отличное от Феодорита – Киррского.

1048. Mansi, VI, 973. А. В. Деян., III, стр. 543–544. Как был недалек Аэций в познаниях патриотической литературы, – видно из того, что несколько ранее он цитировал заключительные строки этого отрывка, но начала его не мог припомнить при встретившейся неожиданности (Mansi, VI, 969. Е. Деян., III, стр. 541). Следует заметить еще, что Гарнье (Praef. ad scholia S. Cyrilli De incarnatione Unigenitï Migne, lat. ser. t. 48, col. 1003–1006) приписывает Феодориту все свидетельства в подтверждение томоса, приводившиеся на Халкидонском соборе, полагая, что еще прежде он отправил их в Константинополь (см. выше прим. 103 на стр. 264). Иные (Quesnellus. Notae ad epist. S. Leonis: Migne, lat. ser. t. 54, col. 1370 sqq. Cnf. ibid. annot. b Ballerinorum) все выдержки усвояют самому папе. Кажется, и то и другое несправедливо, поскольку в актах ясно говорится, что в одних случаях выступал Аэций, подыскивавший известные отеческие места, а в иных – Киррский епископ. Всякие догадки здесь излишни.

1049. Сочинение это сохранилось большею частью в одном латинском переводе Мария Маркатора (Migne, lat. ser. t. 48, col. 1005 sqq. Cnf. inter Opp. S. Gyrilli. Migne, gr. ser. t. 75, col. 1369 sqq.); настоящий отрывок заимствован из 25 главы схолий св. Кирилла «О воплощении Единородного» (Migne, lat. ser. t. 48, col. 1026. C. Migne, gr. ser. t. 75, col. 1397. В. С). Полагают, что рассматриваемое нами сочинение написано Александрийским архиепископом почти одновременно с посланием его к монахам, т. е. в начале или, в крайнем случае, в конце 429 года (Garnerius. Admonitio ad scholiä Migne, gr. ser. t. 75, col. 1363–1364; lat. ser. t. 48, col. 1001–1002. Tillemont. Mémoires t. XIV, p. 666–667).

1050. Следует заметить, что приведенная на Халкидонском соборе цитата из Кириллова сочинения Scholia De incarnatione Unigeniti встречается уже во втором диалоге Феодоритова «Эраниста» (Migne, gr. ser. t. 83, col. 213, p. 169).

1051. Mansi, VI, 973. В. Деян., III, стр. 544.

1052. Факт защиты Киррским епископом томоса папы отмечают Либерат (Breviarium, cap. XIII: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1011. A), Евагрий (Hist. ecclcs., II, 18: Migne, gr. ser. t. 86, pars. 2, col. 2573 fin. Ц. И., русский пер., стр. 113) и Факунд (Pro defens., V, 3: Migne, lat. ser. t. 67, col. 640). В своем письме в Феодориту (epist. S. Leonis 120 (152), cap. 4: Mansi, VI, 249. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1053. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1321. D, fin.) Лев ставил адресату в похвалу, что его «послания защищены по старанию его (Феодорита) братства».

1053. Mansi, VII, 5. D. 8. А. Деян., IV, стр. 8. Mansi, IX, 336. D. Деян., V, стр. 308.

1054. Mansi, IV, 1137. D (cnf. ibid. 888 sqq.). Деян., I, стр. 508 (ср. стр. 328 сл.). Mansi, IV, 1180. В (cnf. ibid. 1068 sqq.). Деян., 1, стр. 555–556 (cp. стр. 437 сл.). Mansi, IX, 321–328. Деян., V, стр. 278–292.

1055. Mansi, VII, 20. Е. Деян., IV, стр. 21. Votum Феодорита 39-й. По Факунду (Pro defens., V, 3: Migne, lat. ser. t. 67, col. 640), Киррский списком занимал в этом заседании 112 место и подписался 38-м.

1056. Об отношениях Никейского символа 825 года к Константинопольскому – 381 года см. у проф. Ал. И. Лебедева: Вселенские соборы IV и V века. Москва. 1879. Гл. IV, стр. 111–145. Из истории вселенских соборов IV и V веков. Москва. 1882. Стр. 211–239.

1057. Несомненно, что монофизитствующие замалчивали Константинопольский собор 381 г. (Mansi, VI, 625. С. 632. А-В. Деян., III, стр. 181. 186. Hoffmann. S. 43,35–38. 68,39–41. 69,37. 79,11–12. 16. 17. Martin. Actes. Р. 95. 158–159. 161. 180. Perry. Р. 208. 329. 332. 373. 374).

1058. Можно бы подумать, что Феодорит одобрил одно послание св. Кирилла «Τοῦ Σωτῆρος» без заключительных формул, но никак нельзя доказать, чтобы под τά κεφάλαια у «Восточных» разумелись только οἱ ἀναθεματισμοί. Все произведение Александрийского архиепископа составляет одно целое, и потому противники его не могли одобрять первой части, не признавай второй, или наоборот. Кажется, термины: «главы» и «анафематства» употреблялись безразлично в приложении ко всему письму св. Кирилла от 30-го ноября 430 года. Если и следует допускать за ними какое-нибудь строго специальное значение, то первый нужно относить к началу Кириллова послания, а второй – к концу. Это дает нам знать следующее место из документа отступнического сщбора de schismaticis: «составленные Кириллом Александрийским еретические главы и присоединенные к ним ненужные и безрассудные анафематства святой собор («conciliabulum») отвергает и отчуждает от православной веры» (Mansi, IV, 1377. В. Деян., I, стр. 784).

1059. Epist. S. Cyrilli 33 ad Acacium Berrhoeensem: Synodicon, cap. LVI (Migne, gr. ser. t. 84, col. 664. Migne, gr. ser. t. 77, col. 161). Цитаты см. в прим. 195 к гл. V на стр. 217.

1060. Epist. Theodoreti 112: Μ. 83, col. 1309. 1312. Перевод существенных частей этого письма представлен в гл. V на стр. 216–217 к прим. 193–195.

1061. В 112 письме (М. 83, col. 1312, р. 1186) Феодорит приводит выдержку из послания св. Кирилла о полемическом достоинстве «глав» и видимо разделяет этот взгляд автора анафематств. См. гл. V, стр. 217 и прим. 195.

1062. Приблизительно также смотрел на этот предмет и собор. В пятом заседании (22-го октября), указывая авторитетные догматические образцы, Халкидонские отцы говорили: «для тех, которые стараются извратить таинство домостроительства и бесстыдно болтают, что рожденный от Девы есть простой человек, он (собор) принял соборные послания блаженного Кирилла, бывшего пастыря Александрийской церкви, к Несторию и Восточным, – в обличение безрассудства Несториева (είς ἔλεγχον τῆς Νεσορίου ψρενοβλαβίας) и в объяснение тем, которые по благочестивой ревности желают знать смысл спасительного символа» (Mansi, VII, 113. В-С. Деян., IV, стр. 107–108. Mansi, IX, 340. А. В. Деян., V, стр. 314–315). И здесь выдвигается на первый план по преимуществу полемическое значение послания «Тоῦ Σωτῆρος». Подобно сему судит и Ипатий, православный епископ Эфесский, на собеседовании (collatio) с Северианами в 531 году (Mansi, VIII, 822. А).

1063. Mansi, VII, 145. D. Деян., IV, стр. 142: 126 подпись. Но Факунду ( Pro defens., V, 3: Migne, lat. ser. t. 67, col. 641), Феодорит подписался здесь 133-м.

1064. Подлинные тексты этого символа по латинской редакции Synodicon’a (cap. XVIII: Migne, gr. ser. t. 84, col. 609) и греческим редакциям 151 письма Феодорита (М. 83, col. 1420, р. 1294. Cnf. Hoffmann. S. 47,38–48,5. Martin. Acles. Р. 106. Perry. P.223) и примирительных посланий Иоанна Антиохийского (Mansi, V, 292. В. Migne, gr. ser. t. 77, col. 172. Деян., II, стр. 358) и св. Кирилла (Mansi, V, 305. А. Migne, gr. ser. t. 77, col. 176–177. Деян., II, стр. 375. Mansi, VI, 669. А. В. Деян., III, стр. 221–222. Mansi, VIII, 825. А. В) приведены нами выше в гл. III, прим. 112 на стр. 93.

1065. Для доказательства этого просим сравнить Халкидонское вероопределение (Mansi, VII, 116. А.-С. Деян., IV, стр. 108–109. Mansi, IX, 340. С. 341. А. Деян., V, стр. 315–316) и Антиохийский символ по тексту, приводимому Феодоритом в письме 151 (Migne, gr. ser. t. 83, col. 1420, p. 1294. Mansi, V, 1025. D-E. Hoffmann. S. 47,38–48,5. Martin. Actes. P. 106. Perry. P. 223; греческий текст см. в гл. III, прим. 74 на стр. 81; ср. также выше прим. 184. Русский перевод дан в гл. III, к прим. 154 на стр. 104); тогда окажется, что большая часть была взята Анатолием из последнего документа или буквально (жирный шрифт) или с изменением редакции (курсив). Вот наглядная схема: «Последуя святым отцам, все согласно поучаем исповедывать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в божестве и совершенного в человечестве, истинно Бога и истинно человека, того же из души разумной и тела, – единосущного Отцу по божеству и того же единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам кроме греха (из томоса Льва не буквально), рожденного прежде веков от Отца по божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы Богородицы по человечеству, одного и того же Христа, Сына, Господа, единороднаго, в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно познаваемого». Одне из самых важнейших формул были заимствованы именно из Антиохийского вероизложения, которое, может быть, еще точнее было воспроизведено Анатолием Константинопольским в недошедшем до нас проекте. По крайней мере, справедливо полагают (ср. Mansi, VII, 101. В. 104. А. Деян., IV, стр. 97. 99), что там не было термина Θεοτόκος, как его нет и в первой части символа отступнического собора и по латинской версии Synodicon’a и по тексту Феодоритова послания к монахам. Что касается того факта, что жаркими защитниками первоначальной, несохранившейся редакции Халкидонского ορος’а являются Иллирийцы и Палестинцы, – лица с монофизитскою окраской, – то это обстоятельство объясняется, вероятно, тем, что Антиохийский символ все же был принят св. Кириллом и по встречающимся здесь общим выражениям (напр. фразе: δύο φύσεων ἕνωσις γέγονε, переделанной в έκ δυοῖν φύσεων: Mansi, VII, 104. В. Деян., IV, стр. 99 и окончательно замененной словами ἐν δυοῖν φύσεσι γνωριζόμενον, τ. ε. Χριστόν ὁμολογοῦμεν: Mansi, VII. 116. В. Деян., IV, стр. 109) представлял немалое удобство соединять с ним слишком разнообразный смысл. Естественно, что некоторые из «Восточных» не желали потворствовать подобному коварству и предлагали взать нечто из томоса Льва, хотя и не буквально, а в духе чистой Антиохийской догматики. См. подробнее об этом предмете в диссертации проф. Ал. И. Лебедева: Вселенские соборы IV и V веков, гл. IX и особенно стр. 254–269.

1066. Epist. 147: М. 83, col. 141. В.

1067. Hefele. Conciliengeschichte. Bnd. II. S. 459. Точно время заседания по делу о Феодорите – неизвестно.

1068. Mansi, VII, 188. С-D. 189. А-С. Деян., IV, стр. 179–181.

1069. Mansi, VII, 268. 209. Деян., IV, стр. 245.

1070. Mansi, VI, 592. А. Деян., IV, стр. 150.

1071. Mansi, VI, 592. А. Деян., III, стр. 150.

1072. Так думал еще патр. Константинопольский Герман († в 733 г.), который в своем сочинении De haeresibus et synodis (cap. 28) пишет, что в Халкидоне πολλὰ κατὰ Θεοδωρίτου τινὲς τῶν τῆς ἐναντίας μοίρας κινήσαντες, μετάγοντα τοῦτον ἡ σύνοδος προσεδεχετο. Ἔλεγον γὰρ Νεστoρίῳ μάλλον συναίρειν αὐτὸν, δια τὸ κατὰ ὰλήθειαν γεγραφηκέναι αύτὸν τότε πρὸς αὐτὸν Νεστόριον εἰ καὶ τὰ μάλιστα πάλιν φαίωεται ὁ αὐτός τὸν Τόμον τοῦ αγίου Κυρίλλου προσδεξάμενος, καί τὰ δόγματα αἰτοῦ κυρῶν, καὶ Nεστόριον καταμεμφόμενος (Migne, gr. ser. t. 98, col. 65. C-D).

1073. Epist. 112: М. 83, col. 1309. В.

1074. Благодаря Маркелла за нравственную поддержку, Феодорит ставит ему в особенную заслугу то, что он не убоялся «ни царского могущества, ни общего согласия епископов» (Epist. 142: М. 83, col. 1368, р. 1236).

1075. Mansi, VII, 189. А. Деян., IV, стр. 180.

1076. Выражение Кэнеля Dissert. X, n. VI (Migne, lat. ser. t. 55, col. 746).

1077. Так говорит о своих клеветниках сам Феодорит (Epist. 142: М. 83, col, 1368. В).

1078. Epist. 138: Μ. 83, col. 1360. В (р. 1229–1230).

1079. Подобное странное объяснение предлагает Бертрам (Theodoreti, episcopi Cyrensis, doctrina christologica. P. 7. Cnf. Binder. Études sur Théodoret. P. 45. Neander. Allg. Gesch. der chr. Religion u. Kirche. I Bnd., 2 Abth. Gotha. 1856. S. 709), утверждая, что Феодорит медлил анафемой из опасения, что требования отцов вытекают из монофизитских предубеждений. Противоположную мысль допускают весьма многие историки (Tillemont. Mémoires. XV, р. 309. Du-Pin. Nouv. bibl., IV, р. 84, и др.), несправедливо полагающие, что на восьмом заседании действовали исключительно члены левой, или допускающие (Baronius. Annales. Т. VIII, р. 100–107: ad an. 451 not. 124. Walch. Historie der Ketzereien. VIII Bnd., S. 437. Протоир. А. В. Горский: «Прибавл. к Твор. Св. Отцов», т. XIV, стр. 386), что православные смотрели на Феодорита подозрительно, в виду дружбы его с Несторием и полемики с св. Кириллом.

1080. Gfrörer. Geschichte der christ. Kirche. Bnd. II, S. 522. 523.

1081. Упрек этот делают Гфрёрер (Gesch. der christl. Kirche. Bnd. II, S. 523), Неандер (Allgm. Gesch. II, 2. 8. 709, Anm. 1), а в последнее время Гарнак (Theologische Literafurzeitung. 1883. Nr. 24. S. 566) и особенно резко Мэллер (R.-Encyclopädie von Herzog-Hauck. Bnd. XV, S. 405); последний положительно заверяет читателей в нравственном падении Киррского пастыря: «не этот ли факт, – спрашивает он, – так деморализующе подействовал на Феодорита, что он не постыдился написать в своем ересеологическом труде (Haer. fab. compend., IV, 12) столь исполненную ненависти главу о Нестории, которого он прежде уважал и считал своим другом. Можно было бы желать, чтобы удалось доказать неподлинность этой главы (как пытался Гарнье, конечно, в других видах); но надежды на это (и по нашему мнению: к счастью) слабы». Киррский епископ давно и бесповоротно разошелся с Константинопольским ересиархом и теперь засвидетельствовал свое прежнее и твердое убеждение, а не «изменил свое историческое (значит, – временное) представление о православии Нестория», как неудачно выразился Вальх (Historie der Ketzerein. Bnd. VIII, S. 438). Перелом совершился давно; еще в половине сороковых годов Феодорит окончательно прозрел на счет содержания и характера несторианской доктрины, проповедующей двух сынов, и потому не мог быть предателем в самом начале шестидесятых: это само собою понятно. Еще невероятнее предположение Бэнде (Études sur Théodoret. Р. 44–45), который думает, что Киррский епископ своею общею анафемой осудил лишь то, что отвергал и сам Несторий, но не его учение, как оно тогда всеми понималось.

1082. Mansi, VII, 189. С. Деян., IV, стр. 181.

1083. Mansi, VII, 189. С. Деян., IV, стр. 181.

1084. Mansi, VII, 189. D. 192. А. Деян., IV, стр. 181. 182.

1085. Mansi, VII, 192. В. Деян., IV, стр. 182.

1086. Mansi, VII, 192. В (Деян., 1V, стр. 182): πάλαιμὲν, καὶ ἐξ ἀρχῆς τὀν θεοφιλέστατον ἐπίσκοπον Θεοδώρητον ὀρθόδοξον ᾔδειν, ἐπακούων αὐτον περί τῆς ἁγιωτάτης ἐκκληςίας τῶν διδασκαλιῶν πολλῷδε πλεῖον νῦν ἀνεδεξάμην τήν αὐτοῦ ἱσιότη3τα, ἀναθεματίσασαν νῦν Νεστόριον, καί Εὐτηχέα, καὶ φρονοῦσαν κατὰ τὸν ὃρον τὸν εκτεθέντα παρὰ τῆς ἁγίας ταύτης σύνόδου.

1087. Mansi, VII, 189. С. Деян., IV, стр. 181.

1088. Слова Максима (Mansi, VII, 192. В. Деян., IV, стр. 182): ψηφίζομαι καὶ ὲγὼ τῆς πόλεως Κύρου συνήθως αὐτὸν (Θεοδώρητον) είναι ἐπίσκοπον. Подобно сену выражались легаты и Анатолий (Mansi, VII, 192. А. В. Деян., IV, стр, 182). Остальные, подавшие свои голоса отдельно: Ювеналий и Фалассий, бывшие «председатели» (πρόεδροι) разбойничьего собора, Фотий Тирский и Константин Вострийский опирались на мнения своих предшественников (Mansi, VII, 192. С. D. Деян., IV, стр. 182–183).

1089. Mansi, VI, 592. В. Деян., III, стр. 150.

1090. Mansi, VII, 500. С. Деян., IV, стр. 427.

1091. Mansi, VII, 189. D. 192. Деян., IV, стр. 181–183.

1092. Mansi, VII, 440. С. Деян., IV, стр. 370; 169 (164) – и подпись.

1093. Разумеем письмо отцов собора папе, где, по латинской редакции, на 16 месте имеется следующая подпись Киррского предстоятеля: Theodoretus, episcopus Cyri. Valere me in Domino, domine, Deo amantissime pater (Mansi, VI, 159. B. Migne, lat. ser. t. 54, col. 963. С). В греческом тексте послания (inter. epist. S. Leonis № 98 (125): Mansi, VI, 148 sqq. Migne, lat. ser. t. 54, col. 652 sqq.) подписей не сохранилось, а потому их нет и в русских «Деяниях» (том IV, стр. 398–404).

1094. Epist. S. Leonis 120 (152) ad Theodoretum, cap. 6: Mansi, VI, 250. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1054. B. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1322. C. D. 1323. Cnf. epist. S. Leonis 119 (150), cap. 6: Migne, lat. ser. t. 54, col. 1045–1046. Mansi, VI, 242.

1095. По Сирмонду (Opera Theodoreti, episcopi Cyri. Edit. Jacobi Sirmondi. Parisiis. 1742. Tom. I: Vita Theodoreti), Феодорит умер вскоре после Халкидонского собора в 451 г. (cnf. Petri Lambecii Commentariorum de Augustissima Bibliotheca Caesarea Vindobonensi liber tertius. Editio altera – studio et opera Ad. Fr. Kollarii. Vindobonae. 1776. Col. 661. Lib. IV. 1778. Col. 5. 72. Lib. VIII. 1782. Col. 670. 1182), по Баронию (Annales, t. VIII, p. 150: ad an. 453 not. 32) – в след за получением письма от Льва В. Ср. F. А. Specht’s Der exegetische Standpunkt des Theodor von Mopsuestia und Theodoret von Kyros in der Auslegung messianischer Weissagungen aus ihren Commentaren zu den kleinen Propheten. München. 1871. S. 4, Anm. 1. Σακκελίων. Op. cit. Σελ. δ᾿.

1096. В развитии этой басни больше всех отличился, конечно, почтенный иезуит Гарнье (Dissert. I, cap. XI, n. XI; cap. XII, n. III, IV et V: M. 84, col. 151. 153–154), но и его превзошел Oudinus (Comment, de script. Eccles. antiqu., t. I, col. 1062–1063. Cnf. Pagii not. LI ad an. 451 in Annal. Baronii, t. VIII, p. 108). Большинство других историков (Schulzius. Dissertatio de vita et scriptis Theodoretï M. 80, col. 49. Du-Pin. Nouv. bibl., t. IV, p. 84. Ncander’s Allg. Gesch., 1 Bnd., 2 Abth. S. 709, Anm. 1. Архиеп. Филарет. Историч. учение об отцах Церкви. Ч. III, стр. 122) полагает, что Феодорит проводил остальное время жизни в строгом уединении (Неандер), как бы на покое (Дюпэн), в Киррской обители (Шульце, Архиеп. Филарет), давая этим место мысли, непоследовательно развиваемой Гарнье и др., что главнейшие обязанности по управлению церковью предоставлены были которому-нибудь из хорепископов и, вероятно, Ипатию (Εὐγενίου «Θεοδωίτου Σωζόμενα». Τομ. A’, μερ. Á. Σελ. 54. 52–53), ибо по его просьбе был написав «Октатевх» (Praef. ad Comment. in Genes.: Migne, gr. ser. t 80, col. 76. Творения I, стр. 1). Ссылка на это доказывает совсем противное. Названием Ипатия φίλτατε παίδιον Феодорит ясно дает знать, что он был не номинальным только, а действительным пастырем своего стада, духовным отцом и правителем вверенных его попечению и подчиненных ему чад. Что касается указания на письмо 146 в эконому Иоанну, то оно сюда не может относиться уже потому, что явилось до Халкидонского собора (см. прим. 134 на стр. 271–272). – Более подробный разбор подобных мнений см. у Тильмона (Mémoires, XV, р. 310: art. XLII) и Сейлье (Hist. ecclés., XIV, р. 43: art. XIII).

1097. См. ниже в прим. 222 на стр. 296.

1098. Epist. S. Leonis ad Theodoretum 120(152), cap. 6: цитаты см. ниже к прим. 232 на стр. 299–300. Ср. также к прим. 233 на стр. 300.

1099. Epist 138: М. 83, col. 1361. В.

1100. Epist. 81: М. 83, col. 1261. А.

1101. Такие мысля Феодорит высказывает в предисловии к «Октатевху» (Migne, gr. ser. t. 80, col. 76. Творения, I, стр. 1–2).

1102. Mansi, VII, 500. С. Деян., IV, стр. 427.

1103. Биографические сведении о Марии Меркаторе старательно собраны первым издателем его сочинений (в 1673 г.) иезуитом Иоанном Гарнье. См. Garnerii Praefatio generalis in omnia opera Marii Mercatoris: Migne, lat. ser. t. 48, col. 11 sqq.

1104. Вопрос о времени появлении сочинений или, лучше, переводов Мария Меркатора – спорный. Гарнье относил их к моменту до Халкидонского собора, опираясь на том, что после 451 года латинянин-антипелагианец не стал бы так сильно нападать на Феодорита (см. Praefatio generalis: Migne, lat. ser. t. 48, col. 13–14). Аргумент не довольно основательный. Марий, очевидно, был человек, которого нельзя упрекнуть в избытке спокойного беспристрастия; иначе он опубликовал бы и другие произведения Киррского епископа, кроме извлеченных им с целью скомпрометировать личность Феодорита: ясно, что подбор был сделан намеренно, с умыслом – очернить имя этого великого пастыря. А если так, то и соображение Гарнье теряет всякую силу и даже может быть направлено в совершенно противную сторону. Балюз (см. Pagii not. IX ad an. 452: Baronii Annales, t. VIII, p. 138) нашел у Меркатора выражение Euticiani и полагал временем выпуска его переводов после – Халкидонскую эпоху. Нагий (loc. cit.) колеблется между обоими этими мнениями, не склоняясь решительно ни к одному из них.

1105. Migne, lat. ser. t. 48, col. 969–1001.

1106. Migne, lat. ser. t. 48, col. 1067–1077.

1107. Migne, lat. ser. t. 48, col. 1077–1084.

1108. Admonitio Garnerii ad excerpta Theodoreti ap. Marium Mercatorem: Migne, lat. ser. t. 48, col. 1065–1066.

1109. В пользу умственного сродства (конгениальности) Феодорита и Льва В. мы укажем здесь на следующее обстоятельство. Отличительною чертой догматики Киррского епископа было желание сохранить истинно золотую средину в решении христологической проблемы; папа также стремится держать свою речь в равновесии между обеими крайностями несторианства и евтихианства. Epist. S. Leonis 120 (152) ad Theodoretum, cap. 4. 5: Mansi, VI, 248–249. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1052 (p. 1225. 1053). Migne, gr. ser. t. 83, col. 1322. A.

1110. Epist. S. Leonis 120 (152) ad Theodoretum. В конце этого послания (cap. 6: Mansi, VI, 251. Migne, Iat. ser. t. 54, col. 1054–1055. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1324) в манускриптах имеется приписка, сделанная другою рукой: «дано в третьи Иды июня, в консульство славнейшего мужа Опилиона», т. е. в субботу 11-го июня 453 года. Cnf. Fasti Idatiani в «Thesaurus antiqu. rom.», XI, col. 268. Clinton. Fasti romani. Vol. I, p. 648.

1111. Arendt. Leo der Grosse und seine Zeit. Mainz. 1835. S. 352.

1112. Epist. S. Leonis 120 (152) ad Theodoretum: Mansi, VI, 243–251. Migne, Iat. ser. t. 54, col. 1046–1055. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1319–1324.

1113. Henrion (Hist. ecclés., XVI, p. 98) – параграф, где говорится о письме Льва к Киррскому епископу, озаглавливает так: Théodoret, délégué du Pape. Тут же он приводит мнение аббата Rohrbacher’a, что saint Léon établit Théodoret comme son vicaire ou comme son nonce dans les provinces de l’Euphrate et de l’Armenië rien ne pouvait être plus honorable que cette confiance d’un si grand Pape.

1114. Gennadii Massiliensis Liber de scriptoribus ecclesiasticis, cap. 89: Migne, lat. ser. t. 58, col. 1113. Геннадий пишет: sunt ejus (Theodoreti) decem Historiae ecclesiasticae libri, quos imitatus Eusebium Caesariensem scripsit, incipiens a fine librorum Eusebii usque ad suum tempus, id est a Vicennalibus Constantini usque ad imperium Leonis senioris, sub quo et mortuus est.

1115. Событие это подробно описано Евагрием (Hist. eccles., II, 8–10: Migne, gr. ser. t. 86, 2, col. 2520–2533. Ц. И., стр. 77–88). Относящиеся сюда документы помещены у Манси, в VII томе, и в VI т. «Деяний вселенских соборов».

1116. Mansi, VII, 547–549. 550–551. Деян., IV, стр. 519–525. 525–528. Кирр принадлежал собственно к области Иерапольского митрополита, каким в это время был Стефан. Хотя Лев требовал ответа и от последнего епископа (Mansi, VII, 523. А. Деян., IV, стр. 464), но его подписи нигде не сохранилось. Это может вызывать вопрос: не было ли еще послания от Евфратисии, в котором значилось и имя Феодорита на ряду с Иерапольским владыкой? За неимением прямых данных, мы оставляем его открытым и пользуемся только наличными известиями.

1117. Так нужно заключать на основании ответного письма папы Льва императору (epist. S. Leonis 156 (125): Mansi, VI, 323–327. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1127–1132. Деян., IV, стр. 492–497), датированного (Migne, ibid., col. 1127, not. а) 1-м декабря 457 года. Едвали можно допустить, чтобы послание Сирийцев было составлено позднее.

1118. Есть и еще несколько данных, которые так или иначе могли бы влиять на определение года смерти Феодорита, еслибы отличались некоторою достоверностью. Вот эти немногочисленные указания. Комит Марцеллин (Chronicon ad an. 466: Migne, lat. ser. t. 51, col. 930–931) под 466 годом пишет: Theodoritus, episcopus Cyri civitatis, scripsit de incarnatione Domini adversus Eutychem presbyterum et Dioscorum Alexandrinae Ecclesiae episcopum, qui humanam in Christo carnem fuisse deneganf. Это известие предполагает, что Киррский предстоятель был жив в половине царствования Льва Старшего, но оно не может быть принято уже потому, что разумеемый Мерцеллином «Эранист» появился до разбойничьего собора, а Диоскор и Евтихий, существование которых допускается формою praesens, едвали были на свете; несомненно по крайней мере то, что первый скончался в Гангре (в Пафлагонии) в 454 году (epist. S. Leonis 140(111), data octavo Jdus decembris, Aёtio et Studio consulibus (Thesaurus antiqu. roman., XI, col. 268. Clinton. Fasti romani. Vol. I, p. 648) i. e. anno 454: «nunc intereunte Dioscoro» etc.: Mansi, VI, 303. B. Migne, lat. ser. t. 54, col. 1109. В). Ясно, что Марцеллин ошибается. Замечательно, что показание комита почти буквально совпадает со словами Геннадия Массилийского и только изменяет negant последнего в denegant (cnf. De script. eccles. Gennadii Mass., cap. 89: Migne, lat. ser. t. 58, col. 1113), что заставляет думать, что хронист VΙ-го века позаимствовался у биографа-библиографа V-го столетия. Если так, то 466 год появился у Марцеллина, как средняя величина указанного у Геннадия правления Льва I (457–474 гг.), и, следовательно, безо всяких прочных оснований. Феодор Чтец сообщает, что «великому Иакову Феодорит приготовил для погребения ковчег. И хотя случилось, что последний умер прежде, однакоже первый все-таки погребен в том ковчеге» (Theodori Lectoris Hist. eccles., I, 11: Migne, gr. ser. t. 86, 1, col. 172. Русский перевод, стр. 509). Этот историк опирался в настоящем случае на самого Киррского епископа, который рассказывает, что он сделал для Иакова склеп (θήκην) в храме победоносных Апостолов (Theodoreti Hist. relig., cap. 21: Migne, gr. ser. t. 82, col. 1449, p. 1250. И. Б., стр. 180); свидетельство это должно быть принято во внимание. Теперь спрашивается: когда скончался Иаков? Евагрий говорит (Hist. eccles, II, 9: Migne, gr. ser. t. 86, 2, col. 2529. Ц. И., стр. 84), что он отвечал императору Льву на требование его о Тимофее Элуре и, значит, был жив еще в 457–458 году (ср. Серия Полный месяцеслов, т. II, стр. 90). Некоторые (Schulzius. Dissert. de vita et scriptis Theodoretï Migne, gr. ser. t. 80, col. 50) называют указание Евагрия vagum testimonium, но нам достоверно известно, что преемник Маркиана действительно обращался к какому-то Иакову, монаху Низивийскому (Mansi, VII, 524. А. Деян., IV, стр. 466), хотя его письмо и не дошло до нас. Если предполагать, что Иаков умер вскоре после этого (Tillemont. Mémoires, XV, р. 876: note 13 sur Théodoret), – в таком случае кончину Феодорита нужно относить приблизительно к 457 году, а не к следующему, как хотят ссылающиеся на Феодора Чтеца Гарнье (Dissert. I, cap. XIII, n. III et IV: M. 84, col. 158–159), Удэн (Comment. I, col. 1064) и др. Наконец, необходимо упомянуть еще об одном обстоятельстве, которое отсылает нас ко времени позднейшему даты Марцеллина. Разумеем комментарий Феодорита на книгу пр. Даниила, где автор выражается так: «после неистового восстания на Владыку, по дерзком уготовании креста, не было им (Евреям) уже восстановления, но – по истечении более, нежели четырех сот сорока лет (ἀλλὰ πλειώνων ἠτεσσαράκοντα καὶ τετρακοσίων διαδραμόντων ἐτῶν) – остаются рассеянными и пресельниками во вселенной» (Comment. in Daniel. IX, 24: Migne, gr. ser. t. 81, col. 1472, p. 1240. Творения, IV, стр. 179). Отсюда выходит, что Киррский епископ занимался изъяснением Св. Писания в 474 году. Для устранения загадочного характера этого факта Гарнье (Dissert. II, cap. IV, § II, n. III: Μ. 84, col. 223–224) полагал, что в цитированном месте ведется счет еврейский и притом от Рождества Христова, так что 440 равняется собственно 426. – Что касается terminus а quo, то ясно без слов и что и здесь и при других случаях (cnf. Comment. Theodoreti in Daniel. IX, 24. 27: Migne, gr. ser. t. 81, col. 1473. 1485, p. 1252. Творения, IV, стр. 181. 191. In Ezech.XXI, 28: Migne, gr. ser. t. 81, col. 1017. Творения, VI, стр. 552) таковым считается момент крестной смерти Спасителя. Поэтому, даже согласившись с Гарнье, мы будем иметь 459–460 г. Правда, конечно, что Феодорит знает лунные месяцы в тридцать дней без шести часов (Quaest. XVI in Genes.: Migne, gr. ser. t. 80, col. 96, p. 18. Творения, I, стр. 21. Oratio I de providentiä Migne, gr. ser. t. 83, col. 669, p. 495. Творения, V, стр. 190), но 1) он применяет их только к еврейской, до-христианской истории и 2) везде определенно отмечает, что держится иудейской хронологии (Comment. in Daniel. IX, 25: Migne, gr. ser. t. 81, col. 1477, p. 1480. Творения, IV, стр. 184. 185. Cnf. Comment. in Daniel. VIII, 14: M. 81, col. 1448. Творения, IV, стр. 159. Comment. in Zachar. I, 8: Migne, gr. ser. t. col. 1880 Творения, V, стр. 83–84). В виду этого Сейлье (Hist. ecclés., XIV, р. 74) думал, что у Феодорита или ошибка в вычислении, или какая-то неизвестная нам особенность. С своей стороны мы усматриваем здесь простую неисправность манускрипта, что во многих примерах совершенно несомненно (Quaest. XVII in Josnë Migne, gr. ser. t. 80, col. 477: ἰγδοήκοντα вм. τεσσαράκοντα. Quaest. XLVIII in Reg.: M. 80, col. 721, p. 496: Ζαμβρῆ вм. Αμβρι. Comment. in Daniel. VII, 12: Migne, gr. ser. t. 81, col. 1424, p. 1425: μακαριότης вм. μακρότης). Для данного случая в этом убеждает нас Quaest. XXXVIII in Deuter. (Migne, gr. ser. t. 80, col. 441, p. 287. Творения, I, стр. 257), где мы читаем: «когда Израильтяне вознеистовствовали против Спасителя, они были рассеяны по всей земле и по морю и, по истечении четырех сот лет (τετρακοσίων διεληλυθότων ἐτῶν), не были еще возвращены». «Октатевх» же появился после толкований на пророков (Quaest. I in Levit.: Migne, gr. ser. t. 80, col. 297, p. 300. Творения. I, стр. 153–154), a потому комментарий на книгу Даниила не мог быть составлен в 440 году от смерти Господа Христа. Как бы то ни было, ни одно из рассмотренных нами известий не противоречит принимаемой нами дате кончины Киррского епископа.

1119. Жестоко несправедливый по отношению к личности Феодорита Гарнье прилагает к нему (Dissert. I, cap. XIII, n. VI: M. 84, col. 160, p. 209) следующие слова Ап. Павла (1Тим. I, 13. 14) с такими вводными пояснениями: был хулитель (Христа), гонитель (святого собора, – конечно, первого Эфесского) и обидчик (Кирилла), но поступал так по неведению, в неверии, когда двигала умом ревность по причине горячности (zelo prae fervore mentem emovente); благодать же Господа нашего открылась изобильно с верою и любовью во Христе Иисусе. Столь своеобразный комментарий, который – вопреки намерениям автора – приравнивает Киррского епископа к великому Апостолу языков, по нашему мнению, совсем не оправдывается фактами жизни и деятельности Феодорита.

1120. Epist. Theodoreti 147: Μ. 83, col. 1412. В.

1121. См. четвертую похвальную речь Феодорита св. Иоанну Златоусту у патр. Фотия (Photii Bibltoteca, cod. 273: Migne, gr. ser. t. 104, col. 233, p. 509. Cnf. Migne, gr. ser. t. 84, col. 53).

1122. Mansi, VII, 497. С-D. Деян., IV, стр. 425.

1123. Martin. Pseudo-Synode. Р. 186, not. 2.

1124. Assemanus. Bibl. Orientalis. Т. III, pars 1, р. 40; pars 2, р. 229.

1125. По свидетельству Кириака (в заседании второго Эфесского собора против Домна), Феодорит утверждал, что «следует крещать иначе, а не по святому преданию Искупителя нашего, – и, когда возмущенный этим пресвитер показал ему книгу с постановлениями 318 отцов, тот вырвал ее и велел сжечь. Но лишь только это было сделано, пламя поднялось на стоявший вблизи медный сосуд с водой, уничтожило его, – и огонь был залит» (Hoffmann. S. 59,42–60,16. Martin. Actes. Р. 135–136. Perry. Р. 292–293). Сам по себе невероятный, рассказ этот опровергается следующими показаниями Киррского епископа: 1) «приходящих каждый год ко святому вращению он старался научить вере, изложенной в Никее святыми и блаженными отцами, и, наставивши их, как повелено, крестил во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (epist. 145: М. 83, col. 1377. С); 2) Феодорит сильно порицает ариан (Haeret. fabul. compend., IV, 1: Migne, gr. ser. t. 83, col. 413, p. 350–351), евномиан (Lib. IV, cap. 3: M. 83, col. 420, p. 356–357) и новациан (Lib. III, cap. 5: M. 83, col. 408, p. 345–346) за некоторые новшества касательно этого таинства, говоря, что крещение, предваренное надлежащим приготовлением крещаемых в апостольских истинах, должно быть совершаемо чрез троекратное погружение с обычною формулой и сопровождаемо миропомазанием. Этот пример служит достаточным предупреждением, как осторожно нужно относиться к известиям о Феодорите, идущим со стороны монофизитствующих.

1126. Mansi, VIII, 195. А.

1127. В одном из своих сочинений (Graec. affect, cur., sermo V: Migne, gr. ser. t. 83, col. 952. A, p. 842) Феодорит выражается так: «И Римляне имели историков и поэтов, и ораторов. Знающие (ἠσκημένοι) язык этот говорят, что измышления их разумнее измышлений Греков и изречения короче».

1128. Папа Лев прямо обвинял пред Маркианом еретиков за искажения своего томоса (epist. 130 (160), cap. 3: Migne, lat. ser. t. 54, col. 1080. Mansi, VI, 275) и потому просил Юлиана Косского (epist. 131 (161), cap. 1: Μ. 54, col. 1081. Mansi, VI, 276) сделать новый перевод. Это было еще в 454 году.

1129. Zachariae rhetoris, episcopi Melitinensis, Historiae Ecclesiasticae capita selecta. Cap. 1: «de Nestorii obitu». Scriptorum veterum nova collectio, ex vaticanis codicibus edita ab A. M. (i. e. Angelo Majo). T. X, pars 1. Romae. 1837. P. 361. Migne, gr. ser. t. 85, col. 1149. На соборе 536 г., при Минне, Захария упоминается уже между православными епископами (Mansi, VIII, 527. А).

1130. Захария (Loc. cit.: Majus. X, 1. Р. 362. М. 85, col. 1150) писал: Nestorii (будто бы вызывавшегося на собор, но но бывшего там за смертью) asseclae imperatori (Marciano) persuaserunt, ut synodo praeses Theodoretus praeficeretur, cujus arbitrio cuncta definirentur. Тот же Захария передает довольно безвкусную басню, показывающую только, как верно подметили монофизиты связь догматики Киррского епископа с Халкидонскти вероопределением. Будто бы, когда последнее было принято отцами, Феодорит ядовито промолвил: Hem! Nestoriani dogmatis succum eis (patribus ortliodoxis) propinavi, gratumque reddidi (cap. 1 – «de Dioscoro»: Majus, X, 1. P. 362–363. M. 85, col. 362–363).

1131. Эта переписка переведена с сирского языка я издана на французском известным Мартэном в Zeitschrift der deutschen Morgenlandischen Gesellschaft, Dreissigstei Bnd., Zw. Heft. Leipzig. 1876) под заглавием: «Lettres de Jacques de Saroug aux moins du Couvent de Mar Bassus, et a Paul d’Edesse relevees et traduits». Отрывки см. у Perry. The second synod of Ephesus. P. 259–261.

1132. Perry. The second synod. P. 259.

1133. Zeitschrift. S. 225. Perry. Р. 259. 200.

1134. Zeitschrift. S. 250. Perry. P. 261.

1135. Victoris Tunnonensis Chronicon ad an. 499 (Migne, lat. ser. t. 68, col. 949): Anastasius imperator Flaviano Antiocheno et Filoxeno Hierapolitano praesulibus, Constantinopolim synodum congregat, et contra Diodorum Tarsensem, Theodorum Mopsuestenum cum scriptis, Theodoritum Cyri, Jbam Edessenum, Andream (Samosatensem?), Eucherium (Eutherium Tyanensem?), Quirum et Ioannem episcopos, caeterosque alios qui in Christo duos praedicabant naturas duasque formas, et qui non confitentur unum de Trinitate crucifixum, una cum Leone episcopo Romano et ejus tomo, atque Chalcedonensi synodo inferre anathema persuasit. Свидетельство Виктора подвергается весьма сильным подозрениям в своей достоверности (см. Mansi, VIII, 199–200), но вражда против Халкидонского собора вполне естественна в Анастасие, так как он был в дружбе с монофизитствующими и гнал всех диофизитов (Marcellini Chronicon ad an. 511. 512: Migne, lat. ser. t. 51, col. 937. Victor. Tun. Chronicun ad an. 491. 497. 501: M. 68, col. 948. 949). Скорее можно усомниться в справедливости показаний Феофана (Chronugraphia – ad an. 491: Migne, gr. ser. t. 108, col. 340), будто этот император в 108 году побуждал патриарха Македонии к привлечению других на согласие с Халкидонскими определениями.

1136. Theodori Lect. Fragmenta ex V act. synodi septimaë Migne, gr. ser. t. 86, pars 1, col. 216. Русск. перевод, стр. 535.

1137. Martin. Pseudo-Synode. P. 31–32.

1138. Сирское слово q’nouma едвали можно переводить термином естество в том строгом смысле, какой он получил после в христианской догматике. По замечанию проф. Sachau (Theodori Mopsuesteni fragmenta syriaca. Lipsiae. 1869. P. 37 not.), кепита означает и ὑπόστασις (для Антиохийцев – нечто близкое к φύσις) и πρόσωπον.

1139. Рассуждения, опирающиеся на Мф. XIX, 6, взяты, вероятно, из Феодора Мопсуэстийского. Ср. 29 отрывок из последнего, читанный на V вселенском соборе: Mansi, IX, 215. 216. Деян., V, стр. 82. Migne, gr, ser. t. 66, col. 981. Sachau. Op. cit,, p. 43. Swete. Theodori, episcopi Mopsuesteni, in Epistolas B. Pauli commentarii. Vol. II. Cambrige. 1882. P. 299.

1140. Martin. Pseudo-Synode. P. 32.

1141. Письмо монахов Палестинских приводится у Евагрия: Н. Е. III, 31 (Русск. пер., стр. 164–165); необходимые пояснения к нему Валезия и других см. в издании Миня (Patrologiae curses completes, gr. ser. 1. 86, pars 2, col. 2657 – in annotationibus). Датою этого послания Kaспари (Alte und nene Quellen zur Geschichle des Taufsymbols. Christiania. 1879. S. 88) считал 496–497 г., но Loofs (Leontius von Byzanz und die gleichuamigen Schriftsteller der griechischen Kirche. Leipzig. 1887. S. 302) более справедливо относить его к 512 году. Об Антиохийском соборе, состоявшемся по приказу императора Анастасия – подписать унионный указ Зенона, дает известие и Феофан (Chronographia ad an. 501: Migne, gr. ser. t. 108, col. 356. Cnf. Mansi, VIII, 347–348).

1142. Evagrii Η. E. III, 3: Migne, gr. ser. t. 86, 2, col. 2661. 2664. Русск. пер., стр. 166–167.

1143. Theodori Lect. II. E. II, 23: Migne, gr. ser. t. 86, 1, col. 196. Русск. пер., стр. 523.

1144. Marcellini Chronicon ad an. 512: Migne, lat. ser. t. 51, col. 938.

1145. См. описание обстоятельств изгнания Флавиана Антиохийского, какое дает Евагрий (Н. Е. III, 32: Migne, gr. ser. t. 86, 2, col. 2665. Русск. пер., стр. 168–169).

1146. Mansi, IX, 364. С. Деян., V, стр. 353.

1147. Mansi, IX, 364.365. Деян., V, стр. 353–355.Об этом обстоятельстве доносил отцам V всел. собора и Юстиниан (Mansi, IX, 348. D-Е. 349. Деян., V, стр. 329–330), но с сильным преувеличением в сторону, неблагоприятную для поклонников Феодорита. Отрицаемый Сергием и Евфратисийскими епископами факт чествования Нестория (по грамоте Юстина) император передает в таком виде, будто ересиарх был возведен в лик мучеников, а Киррского пастыря Сергия объявляет изверженным из сана вскоре после процессии, между тем он присутствовал на коллоквиуме 531 года, о чем речь ниже.

1148. Mansi, IX, 365. С. Деян., V, стр. 355.

1149. Нужно заметит, впрочем, что уже древние (Евагрий H. Е. IV, 39: Migne, gr. ser. t. 86, 2, col. 2781. 2784. Русск. пер., стр. 241–242) упрекали Юстиниана в аффартодокетизме, проповедником и защитником которого был Юлиан Галикарнасский.

1150. Отчет о собеседовании с Северианами сохранился в испорченном латинском переводе письма одного из членов православной партии, Иннокентия Маронийского, к пресвитеру Фоме (Thomati): Mansi, VIII, 817–834. Мы цитируем в тексте col. 829–830. 831. С; для пояснения содержании «разговора» относительно Халкидонского собора просил припомнить сказанное о нем выше (гл. VI, на стр. 285, к прим. 188. 289), а касательно сношений Киррского епископа с св. Кириллом иметь в виду epist. Theodoreti 83; Μ. 83, col. 1273. Время этого коллоквиума не определено точно: Манси и Бин (Mansi, VIII, 833–834: ad collationem additio) относит его к 533 году, другие: Пагий (ibid,, col. 834–836: observatio Pagii) и Исамбер (Histoire de Instinien. Par M. Isambert. Paris. 1856. T. II. P. 416) указывают на предшествующий год; у обоих основание одно и то же – начало письма Юстиниана к папе Иоанну. Fr. Loafs (Leontius von Byzanz. und die gleichnamigen Schriftsteller der griechischen Kirche. Leipzig. 1887. S. 283 Anm. S. 261) считает более вероятною датой 531 год.

1151. Leontii Byz. De sectis, act. VI, cap. 6: Migne, gr. ser. t. 86, I, col. 1237.

1152. По Либерату (Breviaruin, cap. XXII: Migne, lat. ser. 68, col. 1040), Велизарий и его супруга предлагали папе Сильверию исполнить приказание Феодоры касательно отвержения Халкидонского собора, но безуспешно.

1153. Этот эпизод передают: Либерат (Breviarium, cap. XXII: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1039–1041) и Виктор Туннонский (Chronicon ad an. 543: M. I. 68, col. 956–957).

1154. Время этого обстоятельства но определено в точности. Виктор Туннонский пишет, что это было post consulatum Basilii, anno secundo (Migne, lat. ser. t. 68, col. 956), т. e. в 543 году. Гарнье предполагает, что в указанном месте нужно читать post consulatum Belisarii, anno secundo (not. ad cap. XXII Brev. Liberatï Migne ibid., col. 1044), и разумеет 537 год. Новейшие ученые колеблются между обеими этими датами.

1155. Виктор передает дело в следующем виде (Chronicon ad an. 543: Migne, lat. ser. t. 68, col. 956–957): «у Вигилия прежде, чем он был посвящен, Августа Феодора выманила тайное рукописание, что, сделавшись папой, он – в видах уничтожения авторитета (in proscriptione) Халкидонского собора – осудить три главы, т. е. письмо Ивы Эдесского к Марию Персу, которое одобрено судом собора Халкидонского, признано православным и внесено в соборные деяния; потом Феодора, епископа Мопсуэстийского, соборно похваленного в Антиохии при епископе той церкви Иоанне и в Халкидоне, и сочинения (dicta) Феодорита, епископа Киррского, превознесенные возгласами (одобрительными) Халкидонского собора вместе с самим Феодоритом».

1156. Письмо это приведено у Либерата (Breviarium, cap. XXII: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1041); Виктор Туннонский (Μ. 68, col. 957) сообщает только начало его без заключительных анафематств. Некоторые ученые, напр. Бароний (Annales, t. IX, р. 573: ad an. 538 n. 15. 16) и Гефеле (Conciliengeschichte. Bnd. II. S. 793. § 258), высказывали сомнение в подлинности этого документа, но, кроме обоих названных авторов, и Факунд (Liber contra Mocianum: Migne, lat. ser. t. 67, col. 861. D) знает о его существовании. – Что касается ссылки на последующий протест Вигилия против осуждения «трех глав», то на это нужно заметить, что подобный образ действий – тайного согласия с врагами Халкидонского собора и наружного неодобрения замыслов акефалов в угоду «синодитам», столь сильным на Западе, – был в характере означенного папы. Об нем еще Вальх (Historie der Ketzereien. Th. VIII. S. 6–7) справедливо выразился, что «такие примеры непостоянства, такие противоречия с своими мнениями и поступками трудно найти у какого-нибудь другого учителя во всей истории». Вигилий сразу встал между двух огней и всю жизнь вертелся между ними, подогреваемый с обеих сторон.

1157. Обстоятельство не вполне известное. Факунд (Liber contra Mocianum: Migne, lat. ser. t. 67, col. 856–857) рассказывает, что это случилось после того, как Акакий Константинопольский (471–489 гг.), осужденный апостольским престолом (при Феликсе III (483–492 гг.): Migne ibid., col. 857, not. a. Hefele. Conciliengeschichte. Bud. II. S. 585–590. § 213), перестал быть проклинаем посвящаемыми епископами в «ставленных грамотах». Возможно, что это было в конце 30-х или в начале 40-х годов шестого века.

1158. Об этом подробно говорит Либерат (Breviarium, cap. XXIII: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1046). Cnf. Facundi Pro defensione trium capitulorum, I, 2 (Migne, lat. ser. t. 67, col. 532). Justiniani Liber adversus Origenem (Mansi, IX, 488 sqq. Migne, lat. ser. t. 86, 1, col. 945 sqq. Деян., V, стр. 460–508). Cp. несколько отличное показание Еваирия Н. Е. IV, 38 (Migne, gr. ser. t. 86, 2, col. 2772–2773. Русск. пер., стр. 237–238). По Гарнье (Garnerii Dissert. IV – de V synode generali, cap. II: M. 84, col. 466–471), этот собор был в 541 году, но другие ученые и между ними Гефеле (Conciliengeschichte. Bnd. II. S. 767–768. § 256) признают более справедливым относить его к 543 году.

1159. Выражение Факунда (Pro defensione, I, 2: Migne, lat. ser. t. 67, col. 532). В подтверждение своей мысли апологет «трех глав» ссылается на письмо Домициана к Вигилию (IV, 4: Migne ibid., col. 627).

1160. Liberati Breviarium, cap. XXIV: Migue, lat. ser. t. 68, col. 1049. О сочинении Феодора против Оригена упоминают еще Факунд (Pro defens. III, 6. XI, 1: Μ. 67, col. 602. В. 770. 771. Cnf, I, 2, col. 532) и Ebed-Jesu (Assemanus. Bibl. orient. III, 1, p. 34).

1161. Liberati Breviarium, cap. XXIV (Migne, lat. ser. t. 68, col. 1049). Cnf. Eragrii Η. E., loc. cit.

1162. Liberati ibid. С этим можно сопоставить известие Виктора Туннонского, что «после консульства Велизария, во второй год (536–537), император Юстиниан издал книги о воплощении Господа и принуждал епископов Иллирикских (Illiricanos episcopos) подписать их» (Chronicon ad. an. 537: Migne, lat. ser. t. 68, col. 955). Cp. также not. 1, где признается неудачною поправка Гарнье (Migne, lat. ser. t. 68, col. 1050–1051): post consulatum Basilii (A. D. 542) вместо обычного: post consulatum Belisarii. Сам Юстиниан в указе от 4-го апреля 544 года заявлял, что его ревность о правой вере можно усматривать ἐκ τῶν παρ’ ἡμῶν διαφόρως γραφέντων λόγων τε καὶ ἰδίκτων (Novella 132; ed. Zachariae von Lingenthal, Nr. 147: tom. II, p. 244).

1163. Facundi Pro defensione, I, 2: Migne, lat. ser. t. 67, col. 532.

1164. Liberati Breviarium, cap. XXIV: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1049. Facundi Pro defensione, II, 1 (Migne, lat. ser. t. 67, col. 558–559); IV, 3 (col. 624). Что оригенисты замешались в дело «трех глав» по чисто внешнему поводу, – в этом уверяют все древние писатели, усвояя главнейшую роль еретикам-монофизитствующим. (Facundi Pro defensione, praef., col. 527; I, 2, col. 532; II, 5, col. 575 (haec omnia et ab haereticis adinventa, et ab eorum fautoribus constituta), Victor Tunnon. Chronicon ad an. 545: Migne, lat. ser. t. 68, col. 958). Либерат (loc. cit.) даже утверждает, что Феодор был secta Acephalus, очевидно, смешивая главных деятелей, каковыми и по нему были акефалы, с случайным возбудителем движения. Может быть, Аскида в своих личных интересах на-время примкнул к «евтихианам» и, как говорит Факунд (Pro defens. 1, 2, col. 532), агитировал под их прикрытием.

1165. Как видно из анафематств против Ивы, первоначальная редакция была короче последующих. Факунд и после замечал, что еретики emendaverunt et alia (т.е. кроме положений относительно Эдесского пастыря), et adhuc emendant, и опасался, как бы его защита не оказалась несоответствующею обвинениям. При этом он говорит, что «если прочитать исправление (указ переделанный и сравнить его с прежним), то выйдет, что ложь не уменьшается, но еще увеличивается». Pro defensione, II, 3: Migne, lat. ser. t. 67, col. 567.

1166. Время издания эдикта против «трех глав» определяется следующими соображениями. Он появился, несомненно после осуждения Оригена с его догматами Константинопольским собором, при Минне, и указом императора (cnf. Facundi Pro defens., I, 2: Migne, lat. ser. t. 67, col. 532. Liberati Breviarium, cap. XXIV: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1049), что имело место в 543 году (Hefele. Conciliengeschichte. Bnd. II. S. 764–768. § 255–256). Что до terminus ad quem, то таковой нельзя относить далее 545 года, ибо тогда именно и притом с специальною целью: ut condemnaret tria capitula Юстиниан вызывал в Константинополь Вигилия (Victor. Tunnon. Chronicon ad an. 545: Migne, lat. ser. t. 68, col. 958). У Виктора не сказано, что папа выписывался дли подтверждения императорского декрета, но это ясно дает знать Факунд (Pro defens., IV, 3, col. 623), когда не считает искренними заверения своих противников, будто они ждали решении Вигилиева, чтобы занять такое или иное отношение к Феодору, Иве и Феодориту. Отсюда следует, что указ появился в 544 году, так как после собора прошло некоторое время, прежде чем интрига акефалов увенчалась успехом.

1167. Императорский эдикт Факунд постоянно обозначает словом liber.

1168. Pontiani Epistola ad Justinianum: Migne, lat. ser. t. 67, col. 996–997. Это была обычная форма указов богословствующего Юстиниана.

1169. По Либерату (Breviarium, cap. XXIV: Migne, lat. ser. t. 68, col. 1049) и по Факунду (Pro defens., I, 2: Migno, lat. ser. t. 67, col. 532–533), первоначально было предложено осудить Феодора и письмо Ивы, но потом оба эти автора (Liberati Breviarium, loc. cit. Facundi Pro defens., praefatio, col. 527; I, 2, col. 534) замечают, что Юстиниан издал книгу in damnationem trium capitulorum. Может быть, и действительно оригенисты сначала не тревожили имени Феодорита, и оно было выдвинуто по настоянию акефалов.

1170. Facundi Pro defens., V, 3: Μ. 67, col. 638.

1171. Pontiani Epist. ad Justinianum (Migne, lat. ser. t. 67, col. 997), Facundi Pro defens., IV, 4: M. 67, col. 628. Contra Mocianum (Migne, lat. ser. t. 67, col. 855) говорят вообще о сочинениях Феодорита; Facundi Pro defens., II, 1, col. 560; II, 4, col. 572–573 выразительно указывают, что осуждаются полемические труды Киррского епископа против св. Кирилла.

1172. Так заставляет предполагать нередкое сопоставление Факундом (напр. IV, 4, col. 573) сочинений Феодорита и письма Ивы с выразительным ударением, что их постигла одна участь и по одной причине.

1173. Facundi Pro defens., V, 3: Migne, lat. ser. t. 67, col, 638.

1174. Facundi Pro defens., II, 3: M. 67, col. 567. 568. 569; III, 5, col. 600.

1175. Facundi Pro defens., IV, 4: M. 67, col. 625.

1176. Facundi Pro defens., IV, 4: M. 67, col. 626.

1177. Facundi Pro defens., IV, 4: M. 67, col. 626. Cnf. Liber contra Mocianum: M. 67, col. 861.

1178. Facundi Pro defens., IV: 4: M. 67, col. 624. Cnf. Lib. contra Mocianum, col. 862–863.

1179. Facundi Pro defens., IV, 4: M. 67, col. 624.

1180. Pontiani, episcopi Africani, Epislola ad Justinianum imperatorem de tribus capitulis: Migne, lat. ser. t. 67, col. 995–998.

1181. Facundi Pro defens., IV, 9: M. 67, col. 624.

1182. Ferrandi Epist. VI·. Migne, lat. ser. t. 67, col. 921–928.

1183. Victor. Tunnon. Chronicon ad an. 545: Migne, lat. ser. t. 68, col. 958.

1184. Pro defens., IV, 3 ар. M. 67, col. 624 (cnf. col. 623): et Romana quidem universitas atque Africa, priusquam ipsius Romani antistitis accepimus (т. e. мы, находившиеся в Константинополе) epistolam, non parvo jam cognoveramus indicio, quid de hujus facti novitate sentirent.

1185. Liber contra Mocianum: M. 67, col. 862–863.

1186. По Марцеллину (Migne, lat. ser. t. 51, col. 946), это было 25-го января (cnf. Garnerii Dissert. I, cap. XVII, § Ѵ40;Ш: M. 84, col. 182); по свидетельству Иоанна Малалы (Migne, gr. ser. t. 97, col. 700, p. 483: Chronographia, lib. XVIII) – в феврале.

1187. Theophanis Chronographia (Migne, gr. ser. t. 108, col. 496). Facundi Pro defens., IV, 3: M. 67, col. 624. Ioannis Malalae Chronographia, lib. XVIII: Migne, gr. ser. t. 97, col. 700, p. 483.

1188. Facundi Liber contra Mocianum: Μ. 67, col. 862. Григорий В. (590–604 гг.) уверяет даже, что Вигилий осудил Феодору (epist. 36 ad episcopos Hiberniaë Mansi, IX, 1105. C. D. Деян., V, стр. 458), но это едвали справедливо.

1189. Facundi Liber contra Mocianum: M. 67, col. 860. Theophanis Chronographiä Migne, gr. ser. t. 108, col. 496.

1190. Mansi, IX, 351–352. В третьем заседании шестого вселенского собора папские легаты, пресвитеры: Феодор в Георгий и диакон Иоанн, отрицали подлинность этих писем Вигилия (Mansi, XI, 225. 228. Деян., VI, стр. 54–55), но Гефеле (Conciliengeschichte. Bnd. II. S. 794–795. 832–834. § 259. 267) на достаточных основаниях признает принадлежность их означенному папе, считая интерполяцией монофизитов выражение: unam operationem i. e. confitemur in Christo.

1191. Theophanis Chronographia (Migne, gr. ser. t. 108, col. 497); cni. Ioannis Malalae Chronographia, lib. XVIII (Migne, gr. ser. t. 97, col. 700, p. 483). Pagii ad an. 547 not. V (Baronii Annales, t. X, p. 28–29).

1192. Facundi Liber contra Mocianum: M. 67, col. 859. 860. Cnf. Pro defens., praef.: M. 67, col. 527.

1193. Facundi Liber contra Mocianum: M. 67, col. 859.

1194. Facundi Liber contra Mocianum: M. 67, col. 860. Cnf. Pro defens., praef.: M. 67, col. 527.

1195. Facundi Contra Mocianum: М. 67, col. 861.

1196. Так, по примеру Борония (Annales, t. X, p. 9–10: ad an. 546 not. 38–39), полагает г. Доброклонский (Сочинение Факунда, епископа Гермианского, в защиту трех глав. Москва. 1880. Стр. 15–19), не соглашаясь с мнением Гефеле (Conciliengeschichte. Bnd. II. S. 803–804. § 200), который относит издание сочинения Pro defensione trium capitulorum ко времени по обнародовании Judicatum’a Василия от 11-го апреля 548 года. В подтверждение мнения г. Доброклонского, с коим согласен и проф. А. Гарнак (Theol. Literaturzeitung, 1880, Nr. 26, S. 634), можно указать на praefatio Факундова труда, которое заставляет предполагать в авторе мысль, что, не имея возможности высказать свои мнения на examen’е, он, как бы в удовлетворение требования Вигилия о письменных responsiones, и издает свою апологию «глав» (Migne, lat. ser. t. 67, col. 527–528).

1197. Facundi Pro defensione, VI, 3: Migne, lat. ser. t. 67, col. 668.

1198. VI, 3, col. 667.

1199. VI, 4, col. 670.

1200. VI, 4, col. 669.

1201. VI, 4, col. 672–673.

1202. IV, 1 (col. 608–610). VI, 5 (col. 678–679. 678)

1203. VI, 5, col. 673.

1204. VI, 4, col. 670.

1205. VI, 5, col. 680–681.

1206. VI, 5, col. 679.

1207. VII, 2, col. 685–686.

1208. VII, 3, col. 688.

1209. VII, 3, col. 686–687.

1210. II, 1, col. 560.

1211. II, 4, col. 571–572.

1212. II, 4, col. 574.

1213. II, 1 (col. 560), 4 (col. 572–573), 5 (col. 575).

1214. III, 6, col. 606. Ср. выше на стр. 156.

1215. IV, 4, col. 628.

1216. V, 3, col. 638.

1217. V, 3, col. 638–639. Ко всем следующим показаниям относительно участия деятельности Киррского пастыря на Халкидонском соборе см. выше гл. VI, стр. 275 сл.

1218. V, 3, col. 639–640.

1219. V, 3, col. 640.

1220. V, 3, col. 641.

1221. V, 3, col. 641.

1222. V, 3, col. 641. 642–643.

1223. II, 1 (col. 360), 4 (col. 572).

1224. Факунд ни разу не цитирует творений Феодорита; вероятно, это объясняется тем, что эдикт, постоянно приводя выдержки из письма Ивы и трудов Феодора Мопсуэстийского, глухо упоминал об них. Но во всяком случае несомненно, что Гермианский епископ был мало знаком с сочинениями Киррского пастыря, да и то понаслышке; так, он пишет: illa quae dicuntur а Theodoreto Cyrri episcopo contra beatum Cyrillum nescio quando scripta (II, 1, col. 560), dicta venerabilis Theodoreti episcopi Cyrri, in quibus contraria dicitur scripsisse beato Cyrillo (II, 4, col. 572) и т. п.

1225. Judicatum был выдан в великую субботу (Mansi, IX, 353. Migne, lat. ser. t. 69, col. 44. В. С. Деян., V, стр. 332. 333) 548 года (ибо это было после «конфликта» 70-ти епископов) и, следовательно, 11-го апреля, так как пасха тогда была 12-го числа сего месяца.

1226. Об этом свидетельствуют папа в осуждении Феодора Аскиды (Mansi, IX, 59. А. Migne, lat. ser. t. 69, col. 60. В) и Италийские клирики (Mansi, IX, 153. А. Μ. 1. 69, col. 115. В).

1227. См. пять положений в Constitutum’е Вигилия (Mansi, IX, 104–105. Μ. 1. 69, 111–112), которые Гефеле (Conciliengeschichte. Bnd. II. § 259. S. 798–799) считает за выдержки из Judicatum’а.

1228. Judicatum не дошел до нас; приводимый отрывок сохранился в письме Юстиниана к собору по одному Парижскому манускрипту, изданному Блюзом (Mansi, IX, 182. А. М. 1. 69, col. 34. С).

1229. Разумеем племянника Вигилиева Севастиана и диакона Рустика; см. об них в письме папы: Mansi, IX, 353. 355–356. Μ. I. 69, col. 44–45. 46–48. Деян., V, стр. 332–333. 337–338.

1230. Facundi Contra Mocianum: Migne, lat. ser. t. 67, col. 868.

1231. Facundi Contra Mocianum: M. 1. 67, col. 863.

1232. См. письмо Вигилия к Валентиниану, епископу Томийскому: Mansi, IX, 360. Μ. 1. 69, col. 51–52. Деян., V, стр. 346–347.

1233. Victor. Tunn. Chronicon ad an. 548: Migne, lat. ser. t. 68, col. 958.

1234. См. письмо Вигилия к Севастиану и Рустику: Mansi, IX, 351 sqq. Μ. 1. 69, col. 43 sqq. Деян., V, стр. 330 сл.

1235. Epist. Vigilii ad Aureliano, episcopo Arelatensï Mansi, IX, 361–363. Μ. 1. 69, col. 40–43. Деян., V, стр. 349–353.

1236. Victor. Tunn. Chronicon ad an. 550: Migne, lat. ser. t. 68, col. 958.

1237. Victor. Tunn. Chronicon ad an. 549: Migne, lat. ser. t. 68, col. 958.

1238. Mansi, IX, 153. A. Μ. 1. 69, col. 115. B.

1239. Contra Mocianum scholasticum: Mignc, lat. ser. t. 67, col. 853.

1240. Migne, lat. ser. t. 67, col. 853 sqq.

1241. Несомненно, что это именно убеждение держалось в Галлии (Mansi, IX, 362. Μ. 1. 69, col. 41. 42. Деян., V, стр. 349–350); точно также и в Италии были уверены, что осуждение «глав» требовали от Вигилия затем, чтобы sancta synodus Chalcedonensis, quae fidem catholicam contra diversas haereses vindicavit, modis omnibus solveretur (Mansi, IX, 152–153. M. 1. 69, col. 115. B).

1242. В своем иcследовании: «Сочинение Факунда, епископа Гермианского, в защиту трех глав (pro defensione trium capitulorum)» г. Доброклонский совершенно не оценил значения Факундовой апологии с этой стороны и потому отнесся к ней крайне строго и несправедливо. Автор не обратил внимания на то влияние, какое это творение оказало на направление споров, обратив их на иной путь; для сего нужно было сравнить характер движении до и после Факундовой защиты и отметить следы ее воздействия в дальнейший период, кончая пятым вселенским собором.

1243. Victor. Tunn. Chronicon ad an. 548: Migne, lat. ser. t. 68, col. 958.

1244. Victor. Tunn. Chronicon ad an. 550: Migne, lat. ser. t. 68, col. 958.

1245. Mansi, IX, 59. В. M. 1. 69, col. 60. C. 61. A.

1246. Mansi, IX, 363–364.

1247. Hefele. Conciliengeschichte. Bnd. II. § 263. S. 812.

1248. Mansi, IX, 537–582. Migne, gr. ser. t. 86, 1, col. 993–1036; lat. ser. t. 69, col. 225–268. Деян., V, стр. 508–552.

1249. Mansi, IX, 561. Е. 564. А. М. gr. 86, 1, col. 1017. 1019. Μ. 1. 69, col. 249. 251. Деян., V, стр. 533–534: анафематство ХII-ое.

1250. Так, Африканцы были призваны в Константинополь и принуждены уступить воле императора, а непокорные – в роде архиепископа Карфагенского Репарата – лишены сана. Victor. Tunn. Chronicon ad an. 551. 552: Migne, lat. ser. t. 68, col. 959.

1251. Mansi, IX, 50. 51. A. M. 1. 69, col. 53–54.

1252. Перипетии этой борьбы Вигилия с Юстинианом для нас совсем не интересны, и потому мы не излагаем их в подробностях, отсылая читателей к обстоятельным и специальным исследованиям, напр., Гефеле (Concilieugeschichte. Bnd. II. §§ 264–266. S. 820–830).

1253. Мы знаем, что император «достиг того, что четыре святые собора внесены в церковные диптихи и что об них проповедуется (в Церкви), чего до дарования ему свыше власти не было в святой Церкви» (Mansi, IX, 199. А. Деян., V, стр. 52).

1254. К этому месяцу относится смерть Минны (Hefele. Conciliengeschichte. Bnd. II. § 266. S. 828), а совещания были уже при Евтихии.

1255. Мы устанавливаем одновременность «конференции» с письмом Евтихия к Вигилию и ответом на него последнего, а послание папы было выдано 8-го января 553 года (Mansi, IX, 189. D. Μ. 1. 69, col. 67. В. Деян., V, стр. 43).

1256. Об этом совещании мы находим два выразительный указания; 5-го мая 553 года, после прочтения письма Вигилия к Евтихию (Mansi, IX, 187. 190. Μ. I. 69, col. 66. 68. Деян., V, стр. 41–43), нотарий Стефан замечал: «таким же образом он (папа) писал и к Аполлинарию, святейшему архиепископу славного города Александрии, и к Домнину святейшему архиепископу Феопольскому, и к бывшему под их председательством собору» (καὶ (πρὸς) τὴν ὑπ αὐτοὐς σύνοδον: Mansi, IX, 189. D. Деян., V, стр. 43–44); при открытии второго собрания архидиакон Диодор заявлял: «святой ваш собор помнит те деяния, какие имелись у вас до вручения вам высочайшей грамоты» (Mansi, IX, 194. II. Деян., V, стр. 46), т. е. до начала соборных рассуждений 553 года.

1257. Так заявляли патриархи и епископы при начале второго собрания (Mansi, IX, 196. А. Деян., V, стр. 48), когда еще по было сделано ничего, кроме прочтения высочайшей грамоты и писем Евтихия и Вигилиия. Ясно, что ответ был заготовлен ранее и, как показывает ход речи, во время переговоров с Вигилием, т. е. на предварительной конференции; на эту же мысль наводить и то наблюдение, что при слушании отрывков из сочинений Феодора собор восклицал: «это мы уже осудили; это мы уже предали анафеме!» (Mansi, IX, 214. D. Деян., V, стр. 81).

1258. Гефеле (Conciliengeschiclite. Bnd. II. § 266. S. 828) представляет письмо Вигилия (Mansi, IX, 187. 190. Μ. 1. 69, col. 66. 68. Деян., V, стр. 41–43) простым ответом на частное послание Евтихия, подкрепленное Аполлинарием и Домнином (Mansi, IX, 185. 188. Μ. 1. 69, col. 63. 65. Деян., V, стр. 39–41), простым выражением удовольствия и радости, что исповедание веры нового Константинопольского владыки православно, но, как мы видели (прим. 135), оно было адресовано собору.

1259. Mansi, IX, 188. А-С. Μ. 1. 69, col. 63. В. 65. Деян., V, стр. 41.

1260. Mansi, IX, 190. Μ. 1. 69, col. 68. Деян,, V, стр. 43.

1261. Mansi, IX, 182. D. Μ. 1. 69, col. 35. В. Деян., V, стр. 34, и мн. др.

1262. Mansi, IX, 184. А. Μ. 1. 69, col. 36. С. Деян., V, стр. 36. В другом месте послания император объясняет причины правительственных мероприятий против «глав». Он говорит, что последователи Нестория, не имея возможности действовать прямым путем в распространении доктрины своего учителя, старались «усвоить ее святой Божией Церкви», между прочими, «и чрез нечестивые сочинения Феодорита, которые этот написал против правой веры н первого Эфесского святого собора и против святой памяти Кирилла и его двенадцати глав» (Mansi, IX, 180. D. Μ. I. 69, col. 33. В. Деян., V, стр. 32). Отсюда видно, что «опровержении» Киррского епископа обращали на себя внимание акефалов.

1263. Mansi, IX, 198. В. Деян., V, стр. 51.

1264. Mansi, IX, 201. D. Деян., V, стр. 57–58.

1265. Mansi, IX, 252. D. Деян., V, стр. 146.

1266. Mansi, IX, 252. D. 253. А-С (cnf. 447. А. В. 235. В. С. 235. С. D). Деян., V, стр. 146–147 (ср. стр. 439. 116–117. 117). Cnf. epist. Palagii II – 5 (7), n. 15: Mansi, IX, 447. Migne, lat. ser. t. 72, col. 730. Деян., V, стр. 439.

1267. Mansi, IX, 253. C-254. В. Деян., V, стр. 148–149.

1268. Mansi, IX, 254. C-D. Деян., V, стр. 149–150. Cnf. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1193, p. 1078: epist. Theodoreti 16.

1269. Mansi. IX, 289. D. 290. А. Деян., V, стр. 218.

1270. Mansi, IX, 290–291. Деян., V, стр. 218–221. Здесь приведено шесть отрывков из «опровержения» глав. Cnf. Mansi, V, 88. С. 93. В. 104. В. С. 104. Е. 125. Е. 128. А. 128. В. Migne, gr. ser. t. 70, col. 393. A. B. 400. A. 410. C. D. 412. A. B. 436 C. D. 437. А. Деян., II, стр. 129. 136. 148. 149. 177.

1271. Mansi, IX, 291–292. Деян., V, стр. 221–223. Cnf. Migne, gr. ser. I. 83, col. 1416. 1417: epist. Theodoreti 151.

1272. Mansi, IX, 294–296. Деян., V, стр. 226–230. Cnf. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1484. 1489–1492: epist. Theodoreti 171. 180.

1273. Mansi, IX, 297. Деян., V, стр. 230.

1274. Mansi, IX, 292–293 (cnf. IV, 1408–1410. Synodicon, cap. XXXVI: Migne, gr. ser. t. 84, col. 637). Деян., V, стр. 223–224 (cp. Деян., I, стр. 830–831).

1275. Mansi, IX, 293. Деян., V, стр. 224–225. Cnf. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1463: epist. Theodoreti 162.

1276. Mansi, IX, 294. Деян., V, стр. 225–226. Cnf. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1485–1486: epist. Theodoreti 172.

1277. Mansi, IX, 295–296. Деян., V, стр. 227–230. Cnf. Migne, gr. ser. t. 83, col. 1489–1492; epist. Theodoreti 179. Это есть письмо Феодорита к Иоанну Антиохийскому после и по случаю смерти св. Кирилла, тогда как несомненно, что первый скончался ранее последнего. Это обстоятельство, а равно и самое содержание послания должны были вызывать вопрос об автентичности его, между тем в 553 г. им, поводимому, никто и не интересовался.

1278. Так, по одной из Халкидонских речей, Феодорит спрашивал св. Кирилла: «неужели я разрушаю единство, новый еретик, а ты не смешиваешь естеств ?» (Mansi, IX, 292. D. Деян., V, стр. 223).

1279. О. Вл. Гэттэ думает, что подбор цитат из сочинений Феодора Монсуэстийского (а, следовательно, и Феодорита) был сделан императором при участии Феодора Аскиды и других противников «глав». Histoire l’Église. Par Wladimir Guettée. Yom. V. Paris. 1886. P. 270.

1280. Mansi, IX, 297. В. С. Деян., V, стр. 230–231. Настоящим комментарием этих, не совсем вразумительных, слов может служить все, сказанное выше, в гл.VI (стр. 275 сл.), о Халкидонском соборе. Причина неясности в том, что акты V собора дошли до нас только в неисправленном латинском переводе. Это же нужно иметь в виду и при чтении тех мест, где говорится о неподлинности некоторых документов, которые, но теперешней версии «деяний» Константинопольских отцов 553 г., были читаны на этом соборе.

1281. Mansi, IX, 348. D-Е. 350. А (349–350 cirea fin. 351–352 init.: edit. Baluziana). 364. В-365. D. Деян., V, стр. 320–330. 353–355. См. выше к прим. 26 на стр. 312).

1282. В «приговоре» собора значилось: «так как мы видели, что последователи Нестория старались навязать свое нечестие Церкви Божией чрез нечестивого Феодора... и, кроме этого, посредством того, что написал нечестиво Феодорит, и посредством злостного послания, которое, говорят, написано Ивой к Маре Персу: то и восстали мы для исправления того, что колебалось» (Mansi, IX, 369. А. Деян., V, стр. 358); «ибо было бы несправедливо, чтобы из-за тех глав возрастал соблазн и продолжалось замешательство в Церкви Божией» (Mansi, IX, 369. С. Деян., V, стр. 359).

1283. Сказав о похвальной внимательности Халкидонских отцов при разборе послания Ивы, собор замечает: «тоже они наблюдали и в отношении Феодорита и потребовали, чтобы он анафематствовал то, за что обвинялся» (exegerunt eum anathematizare ea, pro quibus accusabatur). Mansi, IX, 375. В. Деян., V, стр. 370. Следует обратить внимание на осторожность в выражениях: говорится, что Феодорит обвинялся, но не сказано, что это было справедливо.

1284. Mansi, IX, 376. В. Деян., V, стр. 371. В другом месте собор поясняет, что он разумеет «то, что нечестиво написал Феодорит против правой веры и против двенадцати глав святого Кирилла и против первого Эфесского собора и что написано им в защиту Феодора и Нестория» (Mansi, IX, 375. D. 376. А. Деян, V, стр. 371), т. е. те произведения, отрывки коих были прочитаны ранее, «дабы все знали, что они извергаются и анафематствуются справедливо» (Mansi, IX, 374. А. Деян., V, стр. 368).

1285. 13-е анафематство: Mansi, IX, 385. Деян., V, стр. 379. Cnf. Mansi, IX, 404. В. С. Деян., V, стр. 396. Evagrii II. Е. IV, 38: Migne, gr. ser. t. 86, 2, col. 2776. Русск. пер., стр. 239.

1286. Ясных подтверждений нашей мысли в актах не имеется, хотя она необходимо и сама собою должна предполагаться; можно воспользоваться здесь лишь одним свидетельством, которое гласит: his ita de Theodoro et ejus impietate discussis, panca et ex his quae impie a Theodorito conscripta sunt... ad satisfactionem legentium in gestis apud nos confectis recitari et inseri perspeximus (Mansi, IX, 374. А. Деян., V, стр. 368). Собор, очевидно, приводил разумеемые отрывки не для себя, а для других, ad satisfactionem legentium, т. е. тех, которые читают сочинении Феодорита, но не понимают их смысла, навязывают им учительный авторитет, каковой не совместим с усвояемыми им несторианами еретическими тенденциями. Такое толкование оправдывается формою praesens употребленного здесь глагола, что исключает возможность отнесении его к соборным актам. Подобное заключение вытекает и из дальнейшей фразы: ut sciant omnes, ut juste isti ejiciuntnr et anathematizantur, которая дает видеть в legentes партию, противную защитникам «глав», т. е. евтихианствующую.

1287. См. выше, в гл. VI, на стр. 278–783.

1288. Подписи собора не представляют ничего важного, так как они состоят в стеоритинных формулах и не имеют характера «вотумов»; все отцы следовали здесь примеру Евтихия Константинопольского, который, заявив о единомыслии в вере с четырьмя соборами, относительно Киррского епископа замечал: «осуждаю и анафематствую все, что нечестиво написал Феодорит, как сказано выше» (Mansi, IX, 388. D. Деян., V, стр. 381).

1289. По уверению Зонары (Annales, lib. XIV, cap. 8: ed. Du-Cange, Paris 1686, t. II, p. 68; ed. Venet., p. 53), «император подтвердил все, что определили отцы из любви к Богу», а по свидетельству современника собора, Кирилла Скифопольского (Vita Sabae, cap. 90: Cotelerii Ecclesiae graecae monumenta, t. III, p. 374), Юстиниан разослал акты по провинциям для того, чтобы их подписали небывшие в Константинополе епископы. Подробнее см. у Гефеле. Conciliengeschichte. Bnd. II. § 275. S. 879.

1290. Mansi, IX, 61–106. Migne, lat. ser. t. 69, col. 67–114.

1291. Et adeo nos nec aliquid velut omissum a patribus nostris quaerere nunc aut retractare convenit; et eos quibus sancti Cyrilli reprehensio nun: placet, aut iisdem sanctis patribus nostris aestimant placuisse, mediis omnibus refutamus.

1292. Mansi, IX, 96. C-97. D. Migne, lat. ser. t. 69, col. 102. C-103.

1293. Об этом свидетельствуют Евагрий (И. Е., VI, 38: Migne, gr. ser. t. 86, 2, col. 2776. Русск. пер., стр. 238–239), патр. Фотий в письме к Болгарскому князю Михаилу (Mansi, IX, 656. А) и акты 18-го заседания VI вселенского собора (Mansi, XI, 661. Е. Деян., VI, стр. 495).

1294. Mansi, IX, 414–420. Μ. I. 69, col. 122–128. Деян., V, стр. 404–409.

1295. Mansi, IX, 457–488. Μ. I. 69, col. 143–178.

1296. Mansi, IX, 417. А. В. Μ. I. 69, col. 126. В. Деян., V, стр. 408; Mansi IX, 487. В. Μ. 1. 69, col. 177: Constit., n. XVII.

1297. Mansi IX, 487. В. C. Μ. 1. 69, col. 177 (Const., n. XVII): «condemnemus et anathemathamus... et quae Theodoritus conscripsit contra rectam fidem etc.; quia (pro) ecclesiasticae utilitatis causa poposcit etiam memorata Theodoriti scripta damnari, eo quod saepedicti Nestoriani sub ejus Episcopi nomine, qui a beatae recordationis Leone Papa et a sancta Chalcedonensi synodo legitur fuisse susceptus, eadem scripta ad adstruendi sui erroris videntur adhibere suffragium, non aspicientes quod non solum sancti patres in Chalcedona congregati, damnato Nestorio cum suis dogmatibus, et ista damnaverint, sed etiam ipse Episcopus Theodoritus omnia dicta quae beati Cyrilli in Ephesina prima expositis videbantur contraire dogmatibus, in sancta Chalcedonensi synodo aperta professione respuerit et susceperit definitionem sancti Chalcedonensis Concilii, in qua beati Cyrilli in Ephesina prima expositam manifestum est praedicari doctrinam. Et ita, sicut omne concilium sanctae Chalcedonensis synodi interlocutum est, ab eadem synodo constat fuisse susceptum. Propter quod clarum est nihil nobis (novi) nos per hanc damnationem statuere, sed ea anathematizasse quae et sancta Chalcedonensis synodus, et ipse quoque Theodoritus episcopus illic sua professione damnavit».

1298. Hefele. Conciliengeschichte. Bnd. II. § 275. S. 879–880.

1299. Epist. papae Pelagii II ad Eliam Aquilejensem et alios Islriae schismaticos, qui damnationi trium capitulorum non consentiebant, cap. 1: Mansi, IX, 433. B. Migne, lat. ser. t. 72, col. 715. Деян., V, стр. 410.

1300. Mansi, IX, 433–454. Migne, lat. ser. t. 72, col. 715–738. Деян., V, стр. 410–456. Письмо это признается произведением Григория I, великого, бывшего тогда диаконом и после преемствовавшего Пелагию II (Mansi, IX, 433. A. Μ. l. 72, col. 705, not. с. Деян., V, стр. 410, прим. 1).

1301. Cnf. epist. 3 (5) Pelagii II, quae est prima ad Eliam et episcopos Istriaoe (Mansi, IX 892–893. Μ. l. 72, col. 708): si quis contra hanc fidem (synodi Chalcedonensis) aut sapit, aut credit, aut docere praesumit, secundm corumdem Patrum sententiam, damnatum atque anathematizatum se esse cognoscat.

1302. Epist. Pelagii II ad Eliam Aquilejensem, cap. 20: Mansi, IX, 450. D,E. M. l.72, col. 734. Деян., V, стр. 448.

1303. Cnf. epist. Pelagii II ad Eliam Aquil., cap. 6: «подумайте, согласны ли с пророческим, евангельским и апостольским авторитетом сочинения Феодорита, которые, издав прежде против истинной веры, после своего обращения сам он осуждает?» (Mansi, IX, 438. Е. Μ. l. 72, col, 721. B. Деян., V, стр. 419).

1304. Mansi, IX, 451. А. Μ. 1. 72, col. 735. А. Деян., V, стр. 449. Приведши некоторые выдержки из писем и сочинений Феодорита, папа замечает: «кто не видит, любезнейшие братья, что это полно всякого нечестия? Однакоже известно, что после он в этом исправился и согласился на святом Халкидонском соборе анафематствовать Нестория» (Mansi, IX, 452. А. Μ. l. 72, col. 736. В. Деян., V, стр. 451).

1305. Mansi, IX, 452. А-С. Μ. 1. 72, col. 736. В-С. Деян., V, стр. 451–452.

1306. Mansi, IX, 457. А. Деян., V, стр. 458: epist. Gregorii M. ad episcopos Hiberniae de causa trium capitulorum (Mansi, IX, 454–456. Деян., V, стр. 457–459).

1307. Mansi, IX, 454. C. D. Деян., V, стр. 456–457.

1308. Нужно признать несколько неосторожным заявление Мартэна (Pseudo-Synode. Р. 188), что «Церковь осудила более сочинения, чем личность Феодорита» (il est vrai que l’Église а condamné les écrits plutût que la personne de Théodoret).

1309. Замечательно, что акты 18-го собрания VI вселенского собора упоминают только о сочинениях Феодорита, «написанных в опровержение двенадцати глав достохвального Кирилла» (Mansi, XI, 632. Е. 709. С. 732. D. Деян., VI, стр. 467. 537. 556).

1310. Подобные мотивы Леонтий Византийский усвояет уже Юстиниану. По его словам (De sactis, act. VI, cap. 6: Migne, gr. ser. t. 86, 1, col. 1237. D), император осудил Феодорита и Иву «благоразумно. Ибо он видел, что из-за них евтихиане (τούς διακρινομένους) отвращаются собора (Халкидонского), и потому рассудил, что если он анафематствует их, то собор будет принят. Посему-то он и решил анафематствовать этих двоих (хотя бы и не следовало анафематствовать их?), дабы всех привести в единение».

1311. Assemani Bibl. orient. III, 1, pag. 40; cnf. III, 2, pag. 229.

1312. Ibas ergo et Theodoretus sicut rectae fidei suscepti sunt a synodo (Chalcedonensi), et sicut rectae fidei in divinis diptychis recitantur: так заявляли Севериане на собеседовании с православными в 531 году (Mansi, VIII, 829. С). Ср. выше на стр. 313.

1313. Photii Biblioteca, cod. 204 init. (Migne, gr. ser. t. 103, col. 676); это место читается различно: ἀνεγνώσθη τοῦ αὐτῦ μακαρίου или θεσπεσίου ἀνδρός (Θεοδωρήτου) ἐξήγησις εἰς τήν Όκτάτευχον. Селье (Hist, générale, XIV, p. 44, not. c) приводит свидетельство Марцеллина, где Феодорит именуется святым – sanctus (Theodoretus episcopus sanctus Cyri civitatis scripsit de incarnatione Domini adversus Eutychem et Dioscorum), но в издании Миня (lat. ser. t. 51, col. 930: ad an. 466) этого слова нет. Нам известно однакоже, что несправедливо усвояемое Киррскому епископу сочинение Περί τοῦ βαπτίσματος τῶν ἁγίων ἀποστόλων носит в манускриптах такое надписание: Τοῦ ὲν ἁγίοις Θεοδωρίτου (Petri Lambecii Commentariorum liber tertius. Ed. Kollarii. Vindobonae. 1776. Col. 138, not. A).

1314. В одном из сохранившихся отрывков введения к «Истории» Феодора Чтеца значится: Θεοδώρητος ὁ τῆς ὁσίας μνήμης γενόμενος ἐπίσκοπος Κύρου (Migne, gr. ser. t. 86, 1, col. 159–160: Notitia Leonis Allatii).

1315. Photii Bibliotheca, cod. 203 init. (Migne, gr. ser. t. 103, col. 673): ανεγνώσθη τοῦ μακαρίου Θεοδωρήτου, ἐπισκόπου Κύρου, 'Ερμηνεία εἰς τὸν Δανιήλ.

1316. De sectis, act. IV, cap. 5 (Migne, gr. ser. t. 80,1, col. 1224). Сочинение это известно в рукописях под заглавием: Λεοντίου οχολαστικου Βυζαντίου Σχόλια (Ὑπόθεσις) ἀπὸ φωνῆς Θεοδώρου, τοῦ θεοφιλεστάτου ἀββᾶ, καὶ σοφωτάτου φιλοσόφου, τήν τε θείαν καὶ ἐξωτικήν φιλοσοφίσαντος γραφήν, посему и цитированное нами в тексте свидетельство приводилось обыкновенно под именем Феодора (см., напр., Migne, gr. ser. t. 80, col. 31: Theodori abbatis et philosophi in Argumento synodi Ephesinae), так как текст труда De sectis усвоялся названному авве, который будто бы был учителем Леонтия (Gave. Historia literaria, I, p. 538. Fabricius-Harles. Bibl. gr., X, p. 364). В последнее время Лоофс доказал (Leontius von Byzanz und die gleichnamigen Schriftsteller der griechischen Kirche. Leipzig. 1887. Erstes Buch, drittes Capitel, S. 136–147), что Леонтий есть автор первоначальной редакции названного трактата, который после был переделан каким-то Феодором.

1317. Эти стихи, иногда приводимые в рукописях пред творениями Феодорита (Ang. Mar. Bandinus. Catalogus codicum manuscriptorum Bibliothecae Mediceae Laurentianae, varia continens opera graecorum Patrum. T. I. Florentiae. 1764. Pag. 498–499: plut. XI, cod. III), помещены в Ὑπομνήματι εἰς πίνακας μεγάλους τῶν ἑορτῶν (Migne, gr. ser. t. 120, col. 1161. 1162: № 48). Ἐγκώριον εἰς τούς τρεῖς Ἰεράρχας не вошел в серию Миня; он издан в Константинополе, в 1852 году, воспитанниками Халкинской богословской школы по манускрипту этого заведения (Σακκελίων. Τοῦ μακαριωτάτου Θεοδωρήτου ἐπιστολαί. Σελ. έ, ὑποσημείωσις 1).

1318. Св. Димитрий Ростовский причисляет Киррского епископа даже к отцам Церкви, говоря: «мы же со святыми отцы – Григорием Нисским, Феодоритом и прочими речем» (Сочинения. Ч. II. Издание седьмое. Москва. 1848. Стр. 557: Поучение и неделю девятуюнадесять по Сватом Дусе). Католики утверждают но крайней мере, что Феодорит учил православно и не должен быть считаем несторианином (Baronius. Anaales, t. VIII Lucae. 1791. Р. 107: ad an. 451 not. 125. Pagius. Ad an. 451 not. L: ibid.). Личность Киррского пастыря тревожит также и совесть кардинала Ньюмана (искавшего когда-то соединения с православною Церковью), который никак не может разрешить вопроса, почему Кирилл Александрийский считается святым, а Феодорит – нет, хотя и первый впадал в некоторые человеческие прегрешении (Trials of Theodoret, § 9. Historical sketches. By Iohn Henry Cardinal Neiwman. Vol. II. London. 1885. P. 353–358).

1319. Слова Маркианова эдикта от 11-го июня 453 года о Флавиане Константинопольском: Mansi, VII, 497. С. Деян., V, стр. 425.

Комментарии для сайта Cackle

Блаженный Феодорит Кирский. Его жизнь и литературная деятельность. Том I

Блаженный Феодорит Кирский. Его жизнь и литературная деятельность. Том I

Глава первая

Глава вторая

I. Феодорит-епископ, как гражданский деятель – администратор

II. Феодорит-епископ, как духовный пастырь и учитель

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Тематические страницы