Греческий язык Нового Завета в свете современного языкознания

• I. ИСТОРИЯ ГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА ДО ΚΟΙΝΉ.
• 1. Диалекты
• 2. Доаттический «язык»
• 3. Аттический диалект.
• 4. Аттический народный язык.
• II. Κοιν
• 1. История
• 2. Сущность Κοιν
• 3. Источники Κοιν
• III. Язык Нового Завета
• 1. Семитизмы
• 2. Язык Нового Завета и Κοινἤ
• a) Словарь
• б) Фонетика Нового Завета.
• в) Грамматические формы в Новом Завете.
• г) СИНТАКСИС НОВОГО ЗАВЕТА.58
• 3.. Риторические параллели между Новым Заветом и древними памятниками.

I. ИСТОРИЯ ГРЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА ДО ΚΟΙΝΉ.

В истории греческого языка имеют важность прежде всего

1. Диалекты

Насколько мы можем проследить в глубь веков греческий язык,– он всегда был разделен на известное количество диалектов. Если язык есть средство общения более значительной народной массы с разными влечениями и призваниями, с особыми социальными слоями, различно обусловленными климатически или другим подобным образом частями:-то диалект есть наречие определенной группы индивидуальностей, родственных по происхождению, социально или иным таким-же способом. И именно Эллада, столь сильно расчлененная горами и заливами, имела в своем языке целый ряд резко обособленных между собою диалектов. Прежде различали их четыре: ионический, аттический, дорический, эолический, а при существенном тожестве аттического и ионического-только три; но ныне-при более отчетливом проникновении в предмет – считают иначе8: а) западно-греческие диалекты, каковы 1) диалекты дорийские9, 2) диалект Ахаии10, 3) диалект Элиды11 и 4) северо-западно-греческий12; б) центрально-греческие диалекты: 5) этолийский13, 6) аркадско-кипрский14, 7) памфилийский15;в) восточно-греческие диалекты: 8) ионийско-аттические: I) ионийский и II) аттический16. Мы увидим, что в них были семена, которые разрослись потом в ветвистое дерево.

2. Доаттический «язык»

Если скоро в Элладе обнаруживается стремление выработать более или менее общий язык, то сему способствовали и политика, и литература-эти два властителя греческого духа.

Первый литературный язык находится у Гомера, который вообще принадлежит ионийскому диалекту, но при этом заключает много эолийских языковых элементов. Однако это не архаизмы ионийского диалекта, и их нужно прямо выводить из эолийского, где, может быть, и возник эпос, пока воспринят был потом ионийцами. Язык Гомера есть независимый от диалектов, самостоятельный искусственный язык: он господствует также у позднейших эпиков, в философских назидательных стихах и в эпиграммах. И язык ионийской лирики находился в известной мере под влиянием эпического языка, как тоже вполне верно и для древнейшей ионийской прозы. Еще Геродот признается представителем «пестрого языка»17.

3. Аттический диалект.

Но позднейший более древний общий язык есть аттический. Его развитие шло по двум параллельным течениям-литературного аттического языка и народного аттического языка: из них последний привел к особенно нас интересующему здесь «общегреческому языку» или Κοινί , к которой принадлежит и язык Нового Завета.

Не представляет никакого чуда, что аттический язык приобрел выдающееся значение. По окончании Персидских войн (в 449 г.) Афины, благодаря мудрой, обдуманно-целесообразной политике Фемистокла, Кимона и др., сделались средоточным пунктом великого аттического морского союза. А соответственно мощи самих Афин, их значению в качестве торговой гавани и центра всех искусств и наук-приобрел столь же преобладающую важность и их язык. Союзники приходили в Афины, и Афиняне распространялись в областях союза чрез свои гарнизоны, чрез гражданские колонии и чрез общие союзнические предприятия под главенством Афин, чем постепенно утверждалось влияние их языка среди союзников. Уже выше мы видели, что ионийский диалект по причине своего древнего значения временно еще удерживал выдающееся положение, еще влиял на аттический диалект. Это мы усматриваем у историка Фукидида в его ионийском κηρύ σαω вм. аттического κηρύ ττω; в его неопред. наклонении цели, которое до него встречается уже, в смешанном языке Гомера, а после него в языке Н. З., между тем в аттической искусственной прозе совершенно оттесняется; в ??о τοῦ (οή ) с неопред. наклонением тоже для выражения цели, как то  опять находится и в Н. З.18. Равно сюда же принадлежит и дат. пад. действующего лица при страт. залоге. Этот период, который простирается до конца Пелопоннесской войны (431–404 гг.), можно наззвать древнеаттическим.

Но вот пришло время, когда все, что могло что-либо значить стоить, устремилось в Афины, где аттический язык именно в таком своем качестве поднялся на степень собственно литературного языка. Горгий Леонтинский начал (около 427 г.) впервые писать поаттически. Приблизительно с года 400-го до р. Хр. тянется до года 350-го среднеаттический период, блестящими представителями которого могут служить такие мужи, как Лисий, Исократ, Ксенофонт и Платон, а древнейшим полноценным памятником его можно считать Псевдоксенофонтское сочинение De republica Atheniensi времени около 413 г.19. Становилось модой писать поаттически. Если Фукидид и его современники еще принимали много разных юнийских языковых элементов, то и аттические элементы все многочисленнее начали проникать в ионийский диалект, открывая место для торжества аттического языка. При этом последний не только преобразовывает ионийский диалект, но и опять обнаруживает на себе его влияние. Этот процесс языкового обобщения постепенно идет уже с 400 г.-прежде всего в собственных именах, а потом и в гонениях. Еще Псевдоксенофонт в De republica Atheniensi говорит(XI, 3): «Афиняне имеют нечто такое, что собрано и составлено от всех греков и варваров». И так у Аристотеля и прежде всего у долго жившего вне Афин Ксенофонта мы можем видеть вторжение многочисленных ионизмов особенно в словаре20. И вследствие больших иностранных взаимоотношений в период новоаттического языка обнаруживается все более сильное воздействие инородных элементов; двойственное число исчезает, ῃ сослагат. наклонения смешивается с ει изъявительного, изменяемые по третьему склонению собственные имена, напр., Dημοσθέ νης, приравниваются к именам первого склонения и др.

Теперь ясно, что «чистый» аттический диалект господствовал фактически не дольше поколения. Неудержимо идет вперед процесс развития живого языка, и «аттические» писатели не остаются при одном аттическом языке эпохи расцвета. Все больше вторгаются чужие элементы. Поливий и его преемники до р. Хр. в действительности писали на таком греческом языке, который с трудом различается от описываемого сейчас народного аттического языка21. Классический аттический язык фактически вымер.

Но опять постепенно зашевелилась аттическая щепетильность. Как теперь образованные греки в противоположность «языку мужиков» стараются искусственно оживлять и применять древнегреческий язык византийцев, так во время Дионисия Галикарнасского (около 50 г. до р. Хр.) и его преемников архаистические стремления привели к периоду новоаттикизма, когда действительно хотели искусственно возродить древнеаттический язык, не отвергая вполне «нового» языка (о чем свидетельствует пример Лукиана Самосатского). Эти стремления не достигли цели, а на их место вступил выросший из древнейшего греческого «народного языка» (Κοινή ) византийский.

4. Аттический народный язык.

Этот «народный язык» заслуживает особенного внимания потому, что от него прямая линия идет к языку Н. З. Он существовал с самого начала наряду с литературным языком. Источниками для его исследования служат комедии Аристофана и младших представителей этого рода литературного творчества, которые многократно выводят говорящими на своем жаргоне аттических мещан и мужиков,-а затем и надписи. Как теперь, так и тогда низшие классы населения особенно доступны были чужим языковым влияниям. Характерны для этого языка: смешение краткого е собств. о с долгим, затем исчезновение некоторых гласных звуков (напр., в народном афинском языке ἐ ποί σν употребляется вместо ἐ ποί ησεν и т. п.). равно наивозможное упрощение произношения, когда, напр., сглаживается различие между звуками т и ф и т. п.

Именно этот афинско-аттический народный язык и сделался народным греческим языком, распространяясь и разрастаясь из своего постоянного центра по все более обширным областям. При этом он и давал, и брал, что верно прежде всего по отношению к ионийскому диалекту. Еще меньше аттического литературного языка он противился формам ионийского происхождения и при том так, что сила его сопротивления чужим формам уменьшается, чем больше он удаляется от родной аттической почвы. Посему на своей родине почти до 300 г. до р. Хр. он остается более «аттическим», между тем вне ее уже много ранее подпадает ионийскому влиянию Ионийское слово νά ος ­­ храм встречается в аттических памятниках с острова Делоса уже в IV веке, а в самой Аттике лишь с 252 г. Констатированное еще у Фукидида ионийское σσ вместо аттического ττ (в κηρύ σσω подле κηρό ττω) выдвигается наряду с последним сначала вне Аттики, но в ней долго не находит для себя никакой почвы, пока позднее захватывает наконец обе области. Тоже упомянутое γί νομαι, будучи правилом вне Аттики, в ней самой попадается только с 292 г. до р. Хр., судя по надписям. Ионийское ἐ νεκεν – «для, ради» вне Аттики уже в IV в. столь  же часто, как соответствующее аттическое ενεκα, но в Аттике его тогда почти совсем не было и выступает оно на первый план лишь во II столетии. Это ионийское языковое влияние до конца утвердилось в греческом народном языке. Еще в Н. З. словарь во многом носит ионийский характер, а часто также и формы. Можно сказать, что ко времени Александра Великого «общий язык», Κοινή , или «прошедший чрез ионическую среду аттический язык», был уже языком с аттическою основой и ионийским утком.

Но, переделывая по своему образцу внутренний характер аттического народного языка, ионийский, однако-же, отступал перед ним шаг за шагом. Мечтания Афинян о повсюдном политическом владычестве жалостно разбились, но аттический народный язык овладевал одною местностью Эллады за другой: сначала ионийскими островами, потом ионийскою Малою Азией (в III в. до р. Хр.), несколько после также и эолийскою, потом Фессалиею и Беотией (обеими последними также до нашей эры).

II. Κοινή

1. История

В течение описанного развития выступил Александр Македонский (356 г. – 323 г. до р. Хр.). Он навсегда ниспроверг границы греческих областей, а с ними и греческих диалектов и вывел греческий язык на простор всего мира. В войске Александра Великого встречались все возможные греческие наречия. Если походы, в роде «Анавасиса» десяти тысяч с греками различных племен способствовали разложению греческих диалектов, то это происходило при Александре Великом еще в гораздо большей степени. Совершалось здесь тоже, что мы видели при «уравнении» аттического диалекта с ионийским,-только теперь Аттика более давала, чем брала22. Один диалект за другим вносил сюда свою лепту. Даже упорные дорийцы должны были поменяться своим диалектом с общегреческим языком. Кроме аттико-ионийского, никакой другой диалект не имел такой богатой внутренней истории, как дорийский с его «острым» и «мягким» периодами, и-наряду с аттико-ионийским-лишь он один выработал и свой «общий язык» ахейско-дорийский в качестве языка ахейского союза, объединив тут все дорийские говоры, в особенности же употреблявшиеся в Аркадии, и распространив за границы Пелопоннеса. Но после того, как дорийский общий язык уравнял путь для аттического, первый должен был уступить второму около рождества Христова. Выступившие при этом стремления искусственно оживить дорийский язык (как с другой стороны и ионийский в новоионийском) не имели ровно никакого успеха. Еще для I и II вв. по р. Хр. Светоний и Павзаний свидетельствуют о существовании древних диалектов на Родосе и в Мессении, но около 500 г. по р. Хр. вымерли все они кроме лишь лаконского (см. выше).

При образовании Κοινή играли значительную роль также и те области, где греческий противостоял другим языкам: это прежде всего Египет, Сирия и Малая Азия. Тут греки по противоположности чужим племенам скорее должны были сплотиться в замкнутое целое по языку, а с другой стороны и иноязычные народы, в особенности евреи, не склонны были усвоять какой-либо определенный диалект. Таким путем и сама Эллада чем дальше, тем сильнее должна была испытывать веяние таких внегреческих областей.

Высоковажным фактором этого процесса языкового выравнивания в пользу «общего языка» было и христианство в своем Новом Завете. Оно пользовалось «общим языком», как средством для своего распространения, и своими священными книгами, на языке коих совершалась проповедь, все более и более способствовало взаимному соглашению диалектов Помимо перевода LXX-ти, предназначавшегося для ограниченного круга и получившего более широкое применение только чрез христианство,-Новый Завет есть первый литературный труд на этом новом языке Как мы видели, для нехристианских кругов еще долго служил литературным языком искусственно возрожденный древнеаттический письменный язык, а Κοινή была разговорным языком повседневного обихода и взаимных сношений23.

2. Сущность Κοινή

По выражению Helbing’a24, Κοινή присуще «стремление к уравнению и упрощению». «Эта тенденция вполне заметна во многих частностях. Так, Κοινή старается устранить категорию двойства; желательное наклонение должно уступать место сослагательному, превосходная степень-сравнительной: аорист II страд. начинает возобладать над аористом I, а в действ. залоге-наоборот-сигматический аорист преодолевает так наз. сильный: там, где в ряде времен друг подле друга оказываются различные корни, стремится достигнуть господства один, напр., аор. ἐ νέ μησα вместо ἔ νειμα, ἑ γά μησα вместо ἔ γημα: являющееся ненужным приращение отбрасывается: ὦσα ­­ ἕωσα; ср. наконец явления в роде ἐ δώ καμεν, ἐ δωκατε и многое другое. К принципу уравнения и упрощения в некоторых случаях привходит еще принцип ясности, который выступает в орфографии, где обособляются слова и элементы слов и посему обнаруживается нерасположение к элизии, кразису и ассимиляции». Такова меткая характеристика Гельбинга. Еще как свидетельство в пользу принципа упрощения можно-бы упомянуть стремление к устранению двойственного числа. Это началось уже у Гомера, а пред образованием Κοινή достигло завершения у ионийцев, между тем в аттическом этот процесс умирания шел очень долго (410–329 гг.). Далее, сюда-же принадлежит стремление к «уравнению» склонений. Уже в северо-западно-греческом и других мы находим ἀ γωνοις вместо ἀ γῶ οιν, в кипрско-греческом, прежде всего в Едалионе и Тамасе (на Кипре)25, встречаются ἀ νδριανταν, ἰ ατ

σαν, μ έ ν (вм. μέ ), равно изредка в фессалийском κί οναν и др., где заметно приравнение винит. пад. 3-го склонения к винит. п. 2-го склонения, каковой процесс достиг полной законченности в новогреческом. Предтечами этого «уравнения» являются и случаи метаплазма, многообразности, когда слово склоняемое по консонантному склонению в тоже время изменяется по форме слов на α или о. Также и аорист сильный, по крайней мере, должен был принять окончания аориста сигматического там, где последний не возобладал всецело, напр., εἴ παμεν, εἴ πατε. ἐ πέ σαντο26; равно и в 3 л. мн. ч. перфекта имеется окончание-αν вместо-ασι, Окончания сигматического аориста проторгаются даже в прошедшее несовершенное время, напр., ἐ λέ γοσαν, что отсылает в влиянию беотийского.

3. Источники Κοινή

Но когда мы высказываем, что и новозаветный греческий язык принадлежит к Κοινή , то этим самым возбуждается вопрос: откуда же мы знаем эту Κοινή ? Для сего существует собственно шесть источников: надписи, папирусные тексты, остраки, заимствованные слова, новогреческий язык и LXX.

а) Надписи суть вырезанные, вылитые и выгравированные, выцарапанные (чем-нибудь острым) памятники языка правительственного и частного происхождения. Последние больше приближаются к народно-греческому, чем первые, где, естественно, заметнее «классический» характер. Правительственные надписи содержат главным образом тексты законов, народные определения, податные тарифы и т. п., а частные по большей части являются надгробными. Уже гуманисты начали собирать надписи, но лишь ХIХ-й век, благодаря прежде всего Corpus inscriptionum Aug. Boeckh’a, стал веком эпиграфики. Они почерпаются из всех областей, окружающих Средиземное море, бывших прежде под влиянием греческой, собственно римской культуры. Много мы их имеем, но много сокрыто пока в земле и еще больше ушло в течении веков на строительный материал, отправлено в обжигательные печи или как-нибудь иначе уничтожено. Для нас ценны прежде всего малоазийские надписи, особенно из Ефеса, Пергама, Магнезии, Приэны, Милета и др.. потом из Греции, Сирии и Египта, а доступны они для широких кругов в разных ученых собраниях их (напр., Берлинской Академии Наук). Некоторые надписи, особенно из эпохи гонений, в высшей степени важны и для церковной истории.

б) Папирусы. Растение папирус (не считая Италии, особенно же Сицилии) росло собственно лишь в Египте, и именно здесь вырабатывался из него писчий материал, который употреблялся около 3 ½ тысячелетий: древнейший доселе известный папирус восходит по времени около 2600 г. до р. Хр., а самый младший относится к моменту много после 640 г. по р. Хр. Только под горячим солнцем Египет мог сохранить изумительное количество столь древиих документов и-как это ни удивительно-даже не в архивах, и в местах для свалок и отбросов. Первый папирусный документ от 191–2 г. по р. Хр.) получен в Европе из Египта в 1778 г., и с тех пор последовательно, особенно с 1877 г., благодаря систематическим разысканиям добыты оттуда в Европу целые массы папирусов. Они содержат тексты главным образом нелитературного характера: «Правовые (юридические) документы самого наиразнообразнейщего содержания, напр., арендные и наемные договоры, счета и квитанции, брачные документы, разводные письма и завещания, приказы чиновников, объявления и штрафы, судебные протоколы, множество податных актов, потом еще письма и записки, тетради школьников, магические тексты, гороскопы, дневники и т. д. Содержание этих нелитературных памятников столь-же разнообразно, как и сама жизнь. Греческих-многие тысячи, и эти папирусы обнимают период около 1000 лет. Древнейшие восходят к раннейшим временам Птоломеев, значитк III-му столетию до р. Хр., множество их простираются уже в византийскую эпоху»27.

Из всех их, особенно же из писем, мы можем вполне видеть, как мыслил и говорил народ. Впрочем, в папирусах есть и много греческих остатков литературного свойства, даже христианского происхождения. Другим обильным источником папирусов является Геркулан (или, правильнее, Геркуланей); здесь папирусы от жары потемнели, но все-же сохранили для нас богатые сокровища 28.

в) О с т р а к и. Всякий по изучению древней греческой истории знает, что Аристид был изгнан из Афин (в 483 г.) чрез остракизм, т. е. через приговор посредством черепков. Соответственно своему имени, это были глиняные черепки, которые часто применялись в качестве писчего материала в Афинах с VI в., но распространены были и вообще, прежде всего в областях, прилегавших к Средиземному Морю с востока. И опять преимущественно почва Египта сохранила нам тысячи черепков от времени первых Птоломеев до века VIII-го с иератическими, димотическими и коптскими, с греческими и латинскими, а также с арамейскими и арабскими текстами. «Они имеют самое разнообразное содержание, заключая письма, контракты, счеты, переписные ведомости (объявления), указы, даже иногда выписки из классических авторов. В общем, и на остраках мы находим те же тексты, что на папирусах, но только-по самой природе- острактные тексты большею частью короче, чем папирусные. Но подавляющее число остраков состоит из податных квитанций»29. Это был писчий материал прежде всего для бедняков, подбиравших то, что не имело ценности для других. Впрочем, на остраках в изрядном количестве сохранились и библейские тексты. Предполагают, что последние выписывались так для целей (богослужебного) чтения или в качестве экзаменских копий со стороны бедных христиан, искавших диаконства и ради испытания обязывавшихся списать для своего епископа евангельские тексты какого-либо рода30.

г) Заимствованные слова. Всякий знает, как много в русском языке иностранных слов, которые иногда не поддаются ни малейшей русификации. Тоже было и в греческом языке, где, напр., восприняты некоторые слова из финикийского, равно целый ряд речений от разных иноязычных народов. Это в особенности пошло с тех пор, как Александр В. подчинил греческому влиянию весь Восток, т. е. когда Κοινή достигла своего полного развития. И как мы видим это прежде всего на иудейско-новоеврейском, иудейско-арамейском, христианско-сирийском, мандейском, арабском, армянском, латинском и в особенности также на коптском,– они представляют в высшей степени обильный источник касательно состояния греческого языка в то время, когда восприняты эти заимствованные слова,– по преимуществу относительно звуков (произношения), уже меньше для форм и совсем мало и слабо для синтаксиса. Если взглянуть издание коптских текстов, то всякий увидит, что они кишат греческими, «иностранными» для них словами.

д) Высокую важность для исследования «общего языка», имеет и новогреческий народный язык, язык теперешних греческих крестьян31. В его подлинном виде, этот народный язык представляет органическое развитие из описанной нами античной народной Κοινή . Насчет полезной пригодности его для вопроса о занимающем нас языке в особенности ценны труды таких ученых, как Хатцидакис (Hatzidakis) и Тумб. И действительно, в новогреческом народном языке встречаются в полном развитии такие свойства, которые в исследуемой нами Κοινή были только в зародыше, напр., смешение форм первого и второго склонений с формами третьего склонения; некоторые глагольные формы, бывшие там в стадии начинающегося разложения, в новогреческом совершенно вымерли. Впрочем,-как это ни удивительно,-новогреческий народный язык сохраняет еще остатки древних греческих диалектов, в особенности доризмы.

е) Ценным источником для Κοινή является и греческий перевод В. 3. LXX-ти. Хотя грамматическое изучение языка этого перевода только еще начинается, но уже установлено Гельбингом32, что, будучи всецело переводом, LXX написаны на языке своего времени или Κοινή . К собственно переводным особенностям у LXX-ти теснейшим образом принадлежат семитизмы, которые по Тумбу33 выступают в качестве следов чуждого языкового гения в слово-значениях, во фразеологии, в способе (строе) выражения и конструкций или даже и в самой грамматике. Прежде во всех подобных оборотах подозревали семитизмы, но в новейшее время они оказались по надписям свойственными Κοινή : так, частое повторение в В. З. и (καὶ ) возводилось фактически к еврейской конструкции, которая повсюду предпочитает «сочинение» предположений, поставляя их рядом (паратаксис), однако это явление встречается уже у Гомера34 и, конечно потому, что он был ближе к натуральной почве языка, чем аттический литературный язык, по искусственным основаниям предпочитающий «соподчинение» предложений. Народная речь любит такие отрывочные предложения, связанные одно с другим, а учителям хорошо известно пристрастие школьников к постоянным и -особенно в библейских и всемирно-исторических рассказах35. Таким путем и еще целый ряд мнимых семитизмов отыскан был в Κοινή напр., повторение указательного местоимения в относительных предложениях после соответствующего относительного местоимения, что встречается также у Геродота и Иперида. И, вообще, многие другие особенности языка LXX-ти выясняются из Κοινή , напр., и формула клятвы εἰ μή .

Но при всем том нельзя отрицать, что у LXX-ти действительно есть семитизмы и именно даже в области грамматики. Однако исследователи согласны признать лишь так наз. «случайные» семитизмы, которые, будучи переводными, не относятся собственно к Κοινή , как таковой36. Впрочем, и сам Тумб замечает37: «Итак, пожалуй было бы можно отрицать грамматические влияния семитических языков в живом развитии греческого языка вообще, но это, конечно, будет преувеличением для Сирии и Египта. В этих странах, несомненно, была в народной Κοινή чуждая синтаксическая окраска, хотя она доселе едва-едва открывается в наших языковых текстах. Частью это потому, что собственное свободное развитие и чуждое воздействие различить трудно (или можно только лишь в отдельных случаях), почему в констатировании чуждых оборотов выражения нужно быть особенно осторожными». В качестве основного правила следует принять: как еврейский теперешний жаргон преобладает там, где много евреев живет вместе, подобно сему и иудейско-греческий язык был особенно в таких местах, как Александрия38, Киренаика и Кипр, где жило много тысяч евреев. Вообще же, никоим образом нельзя исключать, что в греческий язык проникали семитизмы, в лексикон и грамматику39.

III. Язык Нового Завета

1. Семитизмы

При рассмотрении Нового Завета мы, прежде всего, должны решить вопрос о семитизмах. Без сомнения, таковых нужно ожидать и в Н. З.-во 1-х потому, что в них есть выдержки из греческого (собств. еврейского) В. З., о характере коего сказано выше, а во 2-х потому, что весь окружавший его мир был семитическим и- особенно-арамейском. Это видно из имен в роде Иешуа-Иисус, Кифа, Воанергес для сынов Зеведеевых, всех собственных сложных имен, начинающихся с Вар (Бар) ­­ сын такого-то и др., далее-из различных арамейских языковых остатков в Н. З., напр., Авва, Еффафа, Талифа Куми(), из слов Господа на кресте «Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя оставил еси», как они выражены по-гречески, из речения Апостола Павла (1Кор. XVI, 22) «Маранафа» (Господь наш пришел), из употребления в Н. З. притчей, что не по-гречески40, наконец, из свидетельства (у Евсевия Ц. И, III, 39, 16) Папия, епископа Иерапольского, что Матфей записал слова Господни на еврейском языке (ἑ βραί δι διαλέ κτῳ). Поелику собственно еврейский язык тогда уже не был живым и едва ли «мытарь» Матфей путем специального изучения мог настолько овладеть им, то обычно [хотя далеко не бесспорно] предполагается, что у Папия нужно разуметь арамейский язык41. По характеру языка, – и в речах Евангелий, особенно Матфея и Луки, и в источниках книги Деяний заметны арамейские особенности. Дальман констатировал42 целый ряд сочетаний слов,– напр., ἐ λθώ ν, ἐ ρχό μενος с verbum finitum Матф. V, 24 и др., ἀ φεί ς, κα αλιπιό ν при обозначении ухода Матф. XIII, 36 и др., καθί σας при некоторых действиях в сидячем положении Матф. XIII, 48 и др., ἐ στῶ ς, ταθεί ς при глаголах прошения и под. Матф. VI, 5 и др., ἀ ναστά ς и ἐ γεριεὶ ς с verba finita Матф. IX, 9 и др., при чем оказалось, что чистые евраизмы встречаются почти исключительно у Луки. Равно показано у Кальмана арамейское происхождение и для ряда понятий, напр., βασιλεί α τῶ ν οὐ ρανῶ ν с его сочетаниями, αἰ ὼν μέ λλων, ζωή αἰώ νιος, κό σμοσ в религиозном смысле, κύ ριος о Боге, πατὴ ρ ὁ ἐ ν τοῖ ς οὐ ρσνοῖ ς υἱὸ ς τοῦ ανφώ που, Χριστό ς, υἱὸ ς Δαβεί δ о Христе. Значит, семитизмы несомненны в Н. З.

2. Язык Нового Завета и Κοινἤ

a) Словарь

На основании самостоятельного словаря Н. З. издавна говорили о «языкообразующей мощи Св. Духа». Никто не может и никак нельзя отрицать, что всякое духовное движение создает для себя свою словесную оболочку. Приходилось читать, что между словарем Шекспира и Лондонского разносчика угля отношении 10,000: 500. И как много во всех языках привнесли поэты, философы и вообще лучшие писатели! Не тем-ли больше должно было творчески воздействовать на язык и создавать свой словарь такое духовное движение, как христианство? И всякий, кто считает его не за нечто земное, а за Откровение Бога в Сыне Своем, тот обязан признавать за ним и языкообразующую силу. Этим путем также исполнилось обетование Христа Апостолам о верующих (Марк, XVI, 17): χαινοῖ ς γλώ σσαις αλή σουσιν, языки возглаголют новы.

Однако количество словарных новообразований в Н. З. не так велико, как можно было бы думать. Число новозаветных ἅπαξ λεγομέ ων постепенно все уменьшается соответственно увеличивающейся известности словаря папирусов. Таковых пока осталось сего около 50 слов из всей суммы их в Н. 3. в 5.00043, при чем и о тех можно предполагать, что лишь письменно они найдены только в новозаветных книгах, а устно-в живой речи-употреблялись не редко: если – же папирусы или надписи несомненно до- христианского происхождения содержат какое-либо, известное доселе лишь из Н. З., слово то мы должны почерпать познание его именно оттуда. Дейсман представляет все возрастающее количество убеждающих примеров того, что целый ряд почитавшихся исключительно новозаветными слов фактически применялся уже прежде (или одновременно) и во внехристианских кругах. И так состав новозаветных ἅπαξ λεγομέ νων может каждодневно сокращаться.

При дальнейшем беспристрастном рассмотрении оказываются многие созвучия с Н. З. и в языке эллинских мистерий. Дитерих отмечает44, что обозначения мистов в их взаимоотношении как ἀ δελφοι, или как υἱ οί жреца-πατή ρ, в мистериях Митры, а не менее того и в мистериях Изиды, Аттиса и в некоторых формах Дионисова культа употребляются точно так-же, как и в христианстве. Но здесь все решает вопрос о первенстве. Тут и сам Дитрих констатирует45, что терминологию митраистических степеней мы знаем в полности только из римских источников IV в., а по иным (раннейшим) источникам лишь отрывочно. И такой знаток митраистической религии, как Фр. Кюмон удостоверил46, что последняя в позднейшем смысле этого слова выработалась впервые в Малой Азии и что разгромленные Помпеем морские разбойники были первыми ее исповедниками. При этом не надо опускать из внимания, что это известие встречается лишь у Плутарха, писавшего почти на два века позднее († около 120 г. по р. Хр.). И еще одно соображение побуждает к осторожности: все древние мистерии были между собою толерантны, и у них взаимно ходили словесные формулы и религиозные обряды. Но христианство с самого начала относилось ко всем им нетерпимо и непримиримо, не желая иметь с ними никакого дела. А при таких условиях-как-же христианство могло заимствовать оттуда религиозные речения для себя?! С точки зрения религиозно-исторической это невероятно47.

Рейценштейн высказал48, что самообозначение Апостола Павла в Филим. 1 δέ σμιος Ἰησοῦ Χριστοῦ восходит к словоупотреблению мистерий, и для сего ссылается на одно место у св. Ипполита (Refutatio, proemium, р. 4, lin. 28 по изданию Schneidewin'a), что мисты назывались δέ σμιοι и в таком качестве должны были проходить период искуса. Однако все это неубедительно. Не будем говорить, что тут данное обозначение встречается уже в третьем веке по р. Хр. у христианского писателя и в ином сочетании, ибо св. Ипполит фактически говорит о δέ αμιος τῆ ς ἀ μαρτί ας, что отзывается вполне христианским словоупотреблением. Помимо всего этого нужно помнить, что Апостол Павел называет себя, прежде всего, πρεσβύ της и уже потом присоединяет: νυνι δε καὶ δέ σμιος Ἰησοῦ Χριστοῦ (ст. 9), решительно отмечая этою прибавкой свое новое тогдашнее положение. А послание к Филимону писано из Рима или во всяком случае из такого места, где Апостол Павел находился в узах. При таких обстоятельствах и его термин δέ σμιος получает совершенно другое освещение, констатируя, что благовестник был в то время узником, носившим узы ради Господа Иисуса Христа, как и отмечаемый в этом положении Епафрас (ст. 23). В этом же смысле «узы» Апостола не редко выступают и в книге Деяний.

Речения в роде γέ νεσις πνεοματική , также употреблявшегося в языке мистерий, опять-подобно δέ σμιος-возводятся к св. Ипполиту (ibid. V, 9, р. 170). Но это выражение находится у христианско-гностической секты нассенов, и потому, объективно рассуждая, мы не можем отрицать вероятность здесь христианских влияний. Это самое истинно и для многих других случаев.

Фактически же несомненно, что христианство заимствовало много выражений из мирской, языческой жизни, но пополнило их новым содержанием, сообщив им новое духовное значение. А что для тогдашнего человечества это часто было новостью, мы видим, напр., из отношения Никодима к речи Господа Спасителя об ἄ νωθεν γεννηθῆ ναι, каковое выражение он готов был понимать во внешне-буквалистическом смысле (Иоан. III, 3 сл.), между тем Христос разумел внутреннюю жизнь (духовного возрождения). Таким путем чисто светские, мирские речения наделялись богатым, новым содержанием. И даже сам Дейсман указал49, что слово ἀ γά πη первоначально принадлежало нелитературному народному языку и употреблялось здесь в чувственном смысле, в каком оно применяется потом и у LXX-ти, напр., в Песни Песней, равно в (фрагментарной) Писидийской надписи императорского периода, но языческого происхождения. Насколько известно доселе,-больше это слово в литературе не встречается. Затем наблюдается процесс одухотворения по пути к религиозно-моральному значению уже у LXX-ти, Филона и (однажды) у (Псевдо-) Аристея. А в Новом Завете оно употребляется у Апостола Павла 1Кор. XIII для духовной «Песни Песней» и служит к обозначению «небесной любви» 50.

б) Фонетика Нового Завета.

Очень трудно говорить с уверенностью о фонетике новозаветного языка, ибо манускрипты по месту происхождения и по времени слишком удалены друг от друга, и потому по ним весьма рискованно восстановлять первоначальный вид новозаветной орфографии. Будет крайне поспешно допускать, чтобы рукопись от IV века в орфографическом отношении точно представляла текст Н. З., как он вышел из рук того или иного священного писателя. Могли одинаково употребляться λογί α и λογεί α. По одинаковости произношения ει, ι. η, ῃ, υ. υι, οι. они легко могли взаимно заменяться, как и αι с ε, о с ω. Встречаются εἵνεκεν наряду с ἔ νεκεν, и -напротив- только εἰ ς. Конечное-ν часто не ассимилируется. Столь же затруднительно установить общеупотребительные правила касательно ν-эфелкистикон в конце соответствующих глагольных форм. И здесь в особенности нельзя надеяться на совершенно точное воспроизведение первоначального текста. Тоже и при сокращениях. Аттические закрытые формы меняются с ионийскими открытыми. Часто здесь необходимо считаться и с личными предрасположениями библейских писателей.

Интересно отношение Н. З. к spiritus asper, густому придыханию в начале некоторых гласно начинающихся слов, среднему между резким κ и не выражаемым нами письменно, а потому и незаметным для восприятия spiritus lenis (тонким придыханием, соответствующим евр. алеф) в начале таких слов, которые у нас начинаются чистыми гласными. В целом ряде языков ясно обнаруживается стремление все больше ослабить этот придыхательный звук. Так это заметно в ассирийском, где в начертании словоначинающих гласных видим постепенный переход от густого κ к тонкому (мягкому) г и от этого к едва заметному призвуку ’ ‘, подобное-и в еврейском. Во французском, особенно в северной Франции, h aspirée тоже имеет тенденцию уступать в пользу h muette. Совершенно сходное и в греческом. Здесь в лесбосском, элидском. вообще в асийском эолизме, в асийско-ионийском, кипрско-греческом и частью также в критском spiritus asper уже в доисторическое время исчез в языке повседневной жизни, а во всем прочем греческом он постепенно пропадал с года 400 до р. Хр., почему в теперешнем новогреческом народном языке более совсем не встречается. Предвестником такого исчезновения служит лишь некоторая нетвердость в его употреблении, когда в устном говоре он является там, где грамматически выдержанный язык не допускает этого, и наоборот. Подобные колебания всего яснее при соприкосновении в языковой области иноязычных народов. Но по отношению к Κοινή контроль здесь очень затруднителен, ибо грек обыкновенно не писал ни дыханий, ни ударений. Однако возможно проследить это явление разными косвенными способами. Во 1-х, сему служат уже упомянутые нами заимствованные слова во внегреческих языках. Копт и особенно семит чрезвычайно резко отмечают именно придыхания и стараются выразить даже слабый предзвук spiritus lenis. И вот если слово, которое нормально пишется по-гречески ελπιζεν, εθνος, копт транскрибирует helpizein, hethnos, то отсюда вполне ясно, что ему должен был слышаться тут spiritus asper: если же-наоборот- у него мы находим (охотно, приятно) вместо нормально-греческого то здесь им совсем не ощущалось spiritus asper. Равно еврей около времени Иисуса Христа пишет ipothiki, ĕdra (איפוקי   אךִרא ) для ὐ ποθή κη, ἕδρα наряду с chakra, chenaz (חקרא , חנץ ) для ἄ κρα, ἐ ννεαι, а сириец hes. epih для εἰ ς, ἐ πί . В Новом Завете мы, как сказано, не можем уконтролировать начинающиеся гласными звуками слова, ибо рукописи не ставят знаков придыхания. Но иначе обстоит дело в словах сложных. Если в Филипп. II. 23 мы читаем (образованное по аналогии с ἀ φορά ω) ἀ φί δοι, где в нормально греческом нужно бы ожидать ἀ πί δω; если у Лук. VI. 35 встречается ἀ φελπί ζοντες, где ожидалось бы ἀ πελπιζοντες. или в Деян. XII, 18 οὐ χ ὀ λί γος вместо нормального οὐ κ ὀ λί γος:-то не может быть никакого сомнения, что тут фактически были такие необычные применения придыхания. Подобные указания касательно позднейших языковых форм заключаются в ἐ χθέ ς вместо χθέ ς. Эту особенность следует выводить из позднейшей нерасположенности к тому, чтобы непосредственно следовали одна за другой две придыхательные согласные, но в равной мере это можно объяснять тем, что семит не терпел двух согласных в начале слова, почему вместо древнейшего קוע (мышца, рука) позднейший еврейский язык пишет  ועַ אֵןִ ֿ־ו и в заимствованных словах новейший еврей употребляет estratija для στρατιά , а сириец ĕstoli для στολή . Тоже и в греческих заимствованных словах на коптском языке.

Из этих форм, хотя и побочных, можно ясно усматривать, что греческий язык Н. З. стоит в цепи процесса развития Κοινή и служит изобильным источником для последней, как и сам во многом проясняется из нее.

в) Грамматические формы в Новом Завете.

И в области грамматических форм мы встречаем в Н. З. уже констатированное нами в Κοινή стремление к уравнению и упрощению, чтобы возможно меньше форм служили для возможно большего количества целей. Так и при именах и при глаголах-по ионийскому прецеденту-двойственное число в Н. З. совершенно исчезло вплоть до несклоняемого δύ ο, хотя это было уже и у LXX-ти. Равно именит. падеж все шире выступает вместо звательного, а в отдельных формах склонений все чаще обнаруживается стремление к уравнению. Напр., особая ионийская форма родит. и дат. падежей в словах на α: σπεί ρης, μαχαί ρῃ, еще редкая у LXX-ти. часто встречается в Н. З., а в папирусах-регулярно. При сокращенных по-аттически формах мы часто встречаем в Н. З. ионийские полные, напр. ὀ στέ ων. При этом заметны перескоки от первого ко второму склонению, ибо слова на -αρχης могут быть склоняемы и по форме αρχος, а ὁ δεσμό ς может иметь множ. число οἱ δεσμοί наряду с τά δεσμά . Усматривается и переход от второго к третьему склонению, напр., σαββά τῳ по второму, σά ββασιν по третьему, затем ὁ πλοῦ τος и τὸ πλοῦ τος. Изредка попадается и переход от первого к третьему склонению, напр., ἡ νικη наряду с τὸ νῖ κος; последняя форма встречается, напр., в цитате из В. З. (Oc. XIII, 14) в известном месте 1Кор. XV, 55: ποῦ σοῦ . δά νατε, τὸ νῖ κος: Подчеркнутая уже склонность Κοινή присоединять ν к окончанию винит. пад. 3-го склонения и таким способом выравнивать его с некоторыми корнями третьего склонения, особенно же с винит. пад. 1-го и 2-го склонений-эта черта многократно проглядывает в новозаветных рукописях и именно высокого качества. Отсюда не вполне неосновательно допускать, что и сами новозаветные писатели пользовались этою формой при составлении соответствующих писаний51. Впрочем, аттическое второе склонение в Н. З. уже клонится к вымиранию-соответственно процессу языкового развития вообще, как видно по новогреческому, где этого склонения совсем не существует52.

В весьма хороших рукописях Иоан. I, 14 и Деян VI, 5 там, где ожидался бы винит. пад. πλή ρη, встречается форма именит. пад. πλή ρης. Нет оснований сомневаться, что, хотя бы, у Иоанна эта форма подлинно-авторская53. А из папирусов видно, что πλή ρης, по крайней мере, в имен. и вин. пад. было несклоняемым, почему употребленная в Иоан. I, 14 форма является для той эпохи совершенно греческою.

Апостол Павел в Ефес. III, 8 от превосходной степени ἐ λά χστος образует еще сравнительную ἐ λαχιστό τερος,-и хотя эта форма пока не открыта в папирусах, но вполне соответствует тогдашнему языковому вкусу, судя по папирусному μεγιστώ τατος. Как в папирусах, так и в Н. 3. допускается двойственная сравнительность посредством сравнительной степени от сравнительной же, напр., 3Иоан. 4 μειζό τερος, и здесь опять замечается параллель между Н. З. и Κοινή .

Уже с классического времени возвратное ἐ αυτοῦ третьего лица вторгается в область первого и второго. Так, напр., у Иоан. XVIII. 34: ἀ φ’ ἐ αυτοῦ [ἀ πὸ σεαυτοῦ ] σύ τοῦ το λέ γεις...; Наряду с LXX-ю и Новый Завет все больше обнаруживает тенденцию лишить глаголы на- μι их особенного характера, уравнять их с глаголами на-ω54. Следовательно, также и тут господствует стремление к однообразию. И касательно отмеченного выше взаимоотношения обоих аористов Новый Завет солидарен с Κοινή . В классическо-греческом имеем формы εἶπον, ἤνεγκον, ἔ πετον, а в Новом Завете они получают окончание аориста сигматического, так наз. слабого и звучит εἶπα, ἤνεγκα, ἔ πεσα и др. Значит, Н. З. принадлежит здесь к тому процессу в языковом движении, который достиг победы в новогреческом, где существует только лишь около двенадцати из древних сильных аористов, все же прочие обращены в слабые. А когда слабый аорист не мог таким способом вытеснить сильный, он там по крайней мере употребляется на место последнего. Так, Апостол Павел в 1Кор. VII, 28 пишет ἥμαρτον, а в Рим. V, 14 – ἀ μαρτή σας55.

Иного рода тенденция к уравнению замечается у verba contracta. Как известно, в классическо-греческом имеются три рода таких глаголов: на-ά ω,–έ ω и-ό ω. Но в целом ряде греческих диалектов,-прежде всего в северо-греческом, а также в ионийском и македонском, – уже рано формы настоящего времени глаголов на – ά ω стали по фонетическим основаниям смешиваться с формами глаголов на-έ ω, Такое развитие соприсуще и Κοινή , LXX-ти, также и Н. З., а потом захватило позднее формы и других времен. И частью в критически установленном тексте Н. З., частью в вариантах мы встречаем много подобных форм, напр., ἐ λεώ ντας Рим, XI, 16 наряду с ἐ λεεῖ IX, 18, ἐ λεᾶτε Иуд. 23, νικοῦ ντι в Апок. II, 7 по Александрийскому кодексу. Согласно с Κοινή Новый Завет имеет и дорийскую форму будущего πεσοῦ μαι56. Из всего этого усматривается внутреннее родство языка Н. З. с Κοινή . И касательно приращения – его употребления и опущения, приращения слогового и временного – Новый Завет действует по правилам, известным из надписей и папирусов.

Что до наклонений, то уже при изображении Κοινή мы видели, что желательное, столь излюбленное у аттических писателей, чем дальше, тем больше теряет под собою почву – прежде всего в папирусах и надписях. Соответственно сему оно совсем редко и в Н. З.: у Павла 31 раз, у Луки 28 раз, у Петра 4, у Иуды 2, у Матфея и в послании к Евреям по разу, а у остальных его и вовсе нет. Средний залог в греческом языке постепенно и прогрессивно пропадал: так и в папирусах и в Н. З.57.

г) СИНТАКСИС НОВОГО ЗАВЕТА.58

И в синтаксическом отношении язык Н. З. является сколком и частью Κοινή . В классическо-греческом множ. ч. среднего рода соединяется с единств. ч. глагола, ибо средний род, как обозначавший совокупность данных вещей, принимался за нечто коллективное. собирательное. Этого правила держатся аттические надписи, а также и Н. З. Но-с другой стороны-множ. ч. ср. р., когда относилось к одушевленным существам, напр., ἔ θνη, согласуется с множ, числом глагола. Особенно поучительными примерами смены единств. и множ. ч. глагола при множ. ч. ср. р. служат такие места, как Иоан. XIX, 31 и Апок. I. 19. Затем, часто встречается в Н. З. и соединение нескольких субъектов с глаголом в единств. числе, или так наз. Пиндаровская конструкция: напр.. в 1Кор. XIII, 13 νυνὶ δὲ μέ νει πί στις, ἐ λπί ς. ἀ γά πη, τὰ τρί α ταῦ τα, где вера, надежда и любовь берутся в качестве целостного единства, которое всегда останется, когда все другие духовные дарования прекратятся.

Много обсуждалась и формула εἰ ς τὸ ὄ νομα, особенно при рассмотрении вопроса о значении таинства крещения59. Из новейших изысканий в области папирусов выходит, что здесь ὄ νομα часто употребляется в юридическом смысле «лица»; один жрец покупает землю εἰ ς ὄ νομα θεοῦ , на имя, т. е. для-Бога; капиталист позволяет чрез своего банкира передавать деньги εἰ ς ὄ νομα кому-либо, т. е. в его долг: упоминаются просьбы εἰ ς τὸ τοῦ βασιλέ ως ὄ νομα, т. e. на имя царя. Посему и βαπτί ζειν εἰ ς τὸ ὄ νομα Триединого Бога значит приводить в существенное единение с Ним для восстановления принадлежности Ему и усвоения Им. Конечно, эта конструкция могла быть и семитизмом, ибо и в еврейском שֵם употребляется для замены термина «лицо» (личность), а в позднейшем еврейском сам Бог называется רישם – «имя» и говорится о שם־בעל или «имени Ваала». Нельзя опускать и такие места, как Иерем. XV, 16: «имя Твое наречено на мне, Господи, Боже Саваоф», т. е я составляю собственность или личную принадлежность Твою. Наконец, нужно еще обратить внимание, что в Κοινή употребление εἰ ς с вин. пад. стало усиливаться за счет ἐ ν с дат. пад., как и вообще дат. пад. в течение развития все больше и больше исчезает, пока в новогреческом совершенно вымирает60. С этой стороны εἰ ς τὸ ὄ νομα было бы равнозначаще с ἐ ν τῶ ὀ νό ματι. Однако, насколько осторожными нужно быть в констатировании семитизмов.– показывает и оборот Марк. VI, 7, что Христос послал учеников Своих δύ ο δύ ο, т. е. по двое или парами. Это оборот истинно греческий, поелику встречается даже у Эсхила и Софокла, в папирусах III в. до р. Хр., равно в среднегреческом и доселе в новогреческом. Тот факт, что данный оборот находится в греческом языке и в семитских мы можем объяснить, пожалуй, тем, что как единицы пересчитываются асиндетически, так и двойки. Священный писатель как-бы созерцает, что ученики Христовы уходят от лица Господня парами- одна пара за другой. Латинянин со своими singuli, bini, terni выражает во множественности то, что грек и равно семит отмечали двоекратным названием единичности.

Именит. пад. в Апокалипсисе часто употребляют там, где его нельзя бы ожидать, напр., в качестве приложения к существительному в другом падеже. Редкостное (Апок, 1, 4) ἀ πὸ ὁ ὤν.,., кажется, нужно понимать в смысле собственного имени, при чем ὁ ὤν есть перевод имени Божия: «Который есть» или «Сущий», хотя ο- член, а не относительное местоимение, каковым оно-само по себе могло-бы быть. Многочисленное употребление именит. пад. с членом в обращениях (воззваниях), каких случаев в Н. З. до 60-ти, есть признак еще более возобладавшего позднее расширения имен. пад. за счет все более исчезающего звательного. Очень много примеров сего и в папирусах и в надписях.

Дат. пад. употребляется в Н. З. в различных значениях. Обороты в роде ἀ κοῇ ἀ κού σετε часто считались евраизмами; однако необходимо отметить, что такие конструкции, как γά μῳ γαμεῖ ν, доказаны и в народном греческом языке.

Превосходная степень в Н. З. клонится уже к вымиранию. В отличие от сравнительной степени, превосходная чаще всего выражает лишь усиление в смысле «очень» (весьма), каковое употребление тоже встречается в папирусах.

Насколько хорошо язык надписей может помогать нам в разрешении экзегетических, или, собственно, библейско-богословских задач, – для сего можно указать, напр., особенно важный пример из области синтаксиса члена. Старый спор насчет Тит. II, 13, относится ли вся фраза τοῦ μεγά λου θεοῦ καὶ σωτῦ ρος ἤμῶ ν- Ἰησοῦ Χριστοῦ к Иисусу Христу, Который тогда будет нашим «великим Богом», или же она указывает раздельно двух лиц: «великого Бога» и «Спасителя нашего Иисуса Христа». Понятно, что это весьма важно для христологии Апостола Павла, равно как и точное грамматическое истолкование 2 Фесал. I, 12; Иуд. 4: Ефес. V, 5; 2Петр. I, 1; Деян. XX, 38 существенно для понимания этих мест. И вот в одной надписи II века до р. Хр. встречается оборот τοῦ μεγά λου θεοῦ εὐ εογέ του καὶ σωτῆ οος [ἐ πιφά νους εὐ χαριστου], где бесспорно, что оба определения относятся к одному лицу, обожествленному царю. Сверх того, целый ряд папирусов VII века по р. Хр. доказывает, что такое употребление члена было тогда господствующим. Но прежде всего важно, что находит подтверждение в древнейших папирусах правило о том, чтобы член ставился однажды, если два существительные относятся к одному и тому-же лицу. Соответственно сему и у Тит. II, 13 Апостол Павел называет именно одного Иисуса Христа «великим Богом и спасителем нашим». Отсюда видно, что изучение Κοινή (вспомогательно) может обеспечивать богословию чрезвычайно важные результаты61.

Числительное εῖ ς приобретало смысл неопределенного местоимения. Уже у Аристофана трудно различаются εἷς от τις в речах выводимых им лиц, говорящих народным греческим языком. Подобное находим в папирусах: ἐ πελθό ντττ ἐ π μί αν μου οἰ κί αν (папирус 30 из коллекции лорда Амхерста от II в. по р. Хр.) и совершенно то же в Н. З.

Новейшее языковое исследование научило еще, чтобы, отправляясь от понятия так наз. «способов действия», мы обращали внимание на значение отдельных времен. Так, напр., нужно различать μή с повелит. накл. настоящего времени и μή с сослагат. накл. аориста: μὴ θορομεῖ τε разумеет тех, кто уже шумит, и утишает их, а μὴ θορυβή σητε предполагает таких, которые могли-бы лишь в будущем поднять шум, и предупреждает их не начинать его. Значит, если при моральных увещаниях Апостол Павел в своих посланиях 47 раз употребляет μή с повелит. накл. наст. вр. и только 8 раз с сослагат. накл. аориста и если вообще в Н. З. первый встречается 134 раза, а второй 84 раза-из них 29 раз у Матф., 9 раз у Марк. и 19 раз у Луки62,-то последнее доказывает, насколько авторитетно-властно было положение повелевавшего и заповедовавшего Христа Спасителя, а первое удостоверяет, что Апостол Павел-по выражению проф. J. H. Moulton'a63-не боролся против воздушных мельниц, рекомендуя отвлеченные правила для неизвестного будущего, но высказывал вполне реальные предостережения против уже бывших в общинах или готовых возродиться пороков64. Следовательно, новейшее грамматическое исследование фактически дает нам в руки некоторые средства отчетливее выяснить моральную историю Павловых общин и определить их подлинный нравственный уровень в том смысле, что и они должны были бороться, что и для них Евангелие было пока закваской. Какие важные результаты получаются из этого,– по-видимому, побочного – изучения грамматики Н. З. и Κοινή вообще! Проф. J. H. Moulton указывает65 такие значения для μὴ ποί ει; «перестань», «не делай» (от времени до времени, по временам), «не смей делать» (ибо ты уже готов это делать), «не соблазнись делать это», Достопримечательными случаями для различия времен служат, напр., еще следующие места: Рим. VI, 13: μὴ παριστά νετε – перестаньте опять предоставлять ежедневно ваши члены греху, при чем естественно должна предполагаться нравственная борьба, по сравнению с παροιστή σατε – представьте себя наконец Богу и так сделайтесь свободными. Очень поучительно и Деян. XV, 37– 38: Варнава хочет Марка συμπασαλαβειν, он думает только о том, чтобы опять взять его спутником и признавать за такового. Напротив, Апостол Павел не желает его συμπασαλαμβά νειν: он думает о тех трениях и испытаниях, которые каждый день могут быть с ненадежным человеком, если его брать с собою. В Деян. XXII, 16: «омой грехи твои, призвав имя Господа Иисуса» аорист βαπτισαι указывает на нечто уже совершенное, так что Апостол Павел был крещен. Весьма поучительно и Иоан. XVII, 2: Бог дал Сынув самый момент Его послания (ἔ δωκασ)-власть над всякою плотью, чтобы всю непреходящую полноту своего существа (δέ δωκας), жизнь вечную, дал им, если они к Нему придут (δώ ςῃ); вечная же жизнь состоит в постоянном познании Бога, истинного Бога, и посланного Им Христа. Есть и еще целый ряд мест, где внимание к форме времени имеет важное значение, напр., Филипп. II, 7 сл.; Иоан. XVII, 4: XIX, 2 и др.

В течение развития греческого языка прошедшее совершенное время уступило свое место аористу и вымерло до совсем незначительных остатков. Следовало-бы обращать внимание, имеются-ли в Н. З. признаки начинающегося упадка прош. соверш.

В области будущего различают ныне оттенок длительности и непосредственного или наступающего действия. Если в 1Кор. XV, 28 Апостол Павел говорит: τό τε ὑ ποταγή σεται, то по проф. J. Н. Moulton’y66 это могло-бы означать, что второе пришествие Господа мыслилось, как нечто такое, что откроет новый род подчинения Сына Отцу, а не продолжающееся состояние, которое вполне видимо уже заранее.

Средний залог отмечает, что «действие не переходит из сферы данного лица», прекращается в нем. Соответственно сему нужно понимать такие места, как laïc. IV, 12 слл.; 1Иоан. V, 15; Марк. VI, 22–25; X, 35, 38 и др.

Если филологи установили, что в Κοινή чем дальше, тем больше исчезало ἄ ν, то Н. З. может только подтвердить это воззрение. Из приведенной у проф. J. Н. Moulton’a67 таблицы ясно, что у Иакова ἄ ν с сослаг. наклон. только раз, а ἄ ν с изъявит. или желат. совсем нет, в Апокалипсисе первое 5 раз, а второго тоже нет, у Марка первое 30 раз, второе с аористом однажды. С изъявит. давнопрошедшего времени ἄ ν встречается в Н. З. лишь однажды у Иоанна, с желат. аориста только трижды и именно у Луки. Больше всего употребляется ἄ ν у Матфея-63 раза.

Сопринадлежность новозаветного греческого языка к Κοινή обнаруживается в том, что μή все больше получает преобладание по сравнению с οὐ . Прежде всего οὐ было совсем вытеснено при причастиях, а Н. З. столь-же мало любит οὐ μή , как и папирусы, и в подавляющем большинстве употребляет это сочетание в цитатах из В. 3. и в изречениях Господа Спасителя. Проф. J. Н. Moulton68 того мнения, что в священном языке предпочитаются речения совершенно решительного тона69. Нужно заметить, что здесь в большинстве случаев мы должны считаться с семитическими оригиналами. Совпадает с характером Κοινή и то, что в Н. З. желательное наклонение применяется столь редко-15 раз μἤ γέ νοιτο и 23 раза других, при чем 15 случаев у одного Апостола Павла. Тоже и касательно употребления неопределенного наклонения и причастия. При последнем отрицание выражается чрез μή , а при отрицании несомненного факта в Н. З., как и в папирусах, ставится οὐ . Касательно употребления οὐ и μὴ при причастиях поучительно Матф. XXII, 11 сл. Царь выходит на пир посмотреть гостей и находит там человека οὐ κ ἐ νδεδυμέ νον ἐ νδυμα γά μου. Поскольку можно судить по словам о действительности, – это есть неоспоримый факт. Но потом царь обращается к этому человеку с таким вопросом: как ты вошел сюда μὴ ἔ χων ἐ νδυμα γά μου? Человек не надел брачной одежды, однако он мог и имел удобства это сделать. Но,-с другой стороны,-это μὴ могло выражать, что царь желает дать ему еще случай исправиться и загладить свою погрешность против доброго обычая. И здесь мы видим, с какою тонкостью в новозаветном языке отмечаются различия и до какой степени трудно передать их на других языках.

Новый Завет-не искусственный продукт, как аттическая литература, а в качестве γραφὴ θεό πνεοστος является произведением такого человеческого пера, которое не привыкло к писательству и не ставит его собственною целью. Это показывает поразительная редкость непрямой, косвенной речи, столь преобладающей у писателей в роде Фукидида и Ливия. Обыкновенно все речи передаются в прямой форме.

3.. Риторические параллели между Новым Заветом и древними памятниками.

Новейшее исследование Κοινή открыло нам глаза и на риторические способы выражения в Н. З. Если Господь говорит; «Я есмь дверь овцам... Я есмь пастырь добрый» (Иоан. X, 7, 11); «Я есмь путь и истина и жизнь» (Иоан. XIV, 6); то это столь же восточно-царски, сколько и вполне по гречески-народному. Царь Вавилонский Саргон I провозглашает: «Саргон, могущественный царь, царь Аккада-это я». Подобно говорит и Меша Моавитский (IX в. до р. Хр.) в найденной в 1868 г. в заиорданской области (на восток от Мертвого моря) надписи; «я- Меша сын Кемошмелека, царь Моавитский». Вот два примера из множества таковых. Так же начинаются и культовые, посвященные Изиде надписи (ср. у Диодора I, 27): «Я-Изида, владычица всякой жизни... Я юневшего бога Кроноса старейшая дочь». Подобное можно читать и во многих магических папирусах. Затем, в новейшее время резко поднят вопрос о том, суть ли Павловы писания и подобные им в Н. З.-письма или послания? В первом случае это были бы документы взаимообщения только данных лиц, предназначенные не для публики и гласности, а для одного или нескольких человек, по своему существу чисто личные памятники. Во втором случае пред нами будут литературные произведения для широкой публики, но только в форме писем. Дейсман в своих исследованиях70 пришел к заключению, что все Павловы писания, 2 е и 3-е Иоанна суть письма, а Иакова, Петра, Иуды, к Евреям и (- как это ни кажется удивительным-) Апокалипсис носят больше характер посланий, при чем 1 Иоанна можно признать религиозною диатрибой или назидательным трактатом, где без особой специальной связи изложены христианские размышления для общего поучения всех верующих.

Однако еще вопрос, можно ли распределительную классификацию Дейсмана прямо применить к новозаветной письменности71. Если в Кол. IV, 16 Апостол Павел выражает желание, чтобы церкви Колосская и Лаодикийская обменялись полученными у них посланиями, то очевидно, что его писания к отдельным общинам не были столь частными. чтобы не быть пригодными и для других. Конечно, Павловы послания содержат чрезвычайно много интимного, но в них всегда изобилуют данные и общего (догматического) достоинства. Можно даже сказать, что эти послания должны были заменять устную апостольскую проповедь. Если во II-й главе 2 Фессал. св. Павел пишет о «дне Господнем», то он желает этим разъяснить принципиальный вопрос, а в таком случае – разве он заранее не предвидел и не преднамечал судьбу своего послания? Ведь пророки это предусматривали (ср. Ис. XXX, 8 и др.). Дозволительно с решительностью думать, что Апостол Павел усвоял своим посланиям гораздо большее значение, чем это делал по отношению к своим кто-либо из авторов писем, найденных в Египте. Верно, что и Павловы послания вызваны были теми или иными современными обстоятельствами известного момента, но они должны были действовать и приносить плод до пришествия Господа и далее -в вечность. Если бы благовестника спросили, доколе сохраняют силу выраженные в его посланиях увещания, то, разумеется, ответ был бы тот, что они обязательны до второго явления Господня. Такое послание, как к Галатам, по всему характеру своему предназначено для более обширного круга и потому с этой стороны подходит до известной степени к посланию Иаковлеву, обращенному к «двенадцати коленам, находящихся в рассеянии» (I, 1). И вообще внешнюю форму нельзя преувеличивать. Христианство взяло и внешние формы писания, чтобы наполнить их новым духом, как и в области словаря, так что давно знакомые формы выражают тут нечто совсем другое72.

Равно и смена εγώ и ἡ μεις в Павловых посланиях73 имеет для себя параллели в позднейшей греческой литературе и в папирусах. Впрочем, касательно смены чисел единственного и множественного не открыто определенных законов. Так, в Hibeh-папирусе от 253 г. читается: ὀ ρῶ ντες... ὥιμην, Пожалуй, можно отметить, что Павловы послания написаны больше с точки зрения оратора- проповедника, который видит своих слушателей пред собою и непроизвольно объединяется с ближайшими из них74.

Так и при рассмотрении новозаветного языка в его связи с языком народным мы видим исполнившимся священное изречение (Матф. XXI, 16): ἐ κ στό ματος νηπί ων καὶ θηλαζό ντιυν καταρτί σω αἷνον.

Η. Глубоковский75.