Непрочитанные послания: апостол Павел о власти

Добрый вечер! Мы с вами продолжим разговор, который начали примерно месяц назад.

Тогда я говорил о том, что Послания апостола Павла, и вообще новозаветные Послания, оказываются, наверное, самым непрочитанным библейским текстом, если не брать какие-нибудь темные книги Ветхого Завета, которые мало кому интересны. При том, что их, вроде бы, цитируют, при том, что никто их не забывают, при том, что они все время на слуху, но на них не обращают внимания. Мы разбирали один конкретный пример. Говорили о том, как люди, как правило, не стараются вникнуть в контекст, и, зачастую, просто обходятся какими-то вырванными цитатами. Если суммировать все, что написал апостол Павел, то получится примерно такое синтетическое «послание»: «Привет, я – Павел. Христос всех нас спас. Ведите себя хорошо. Пока». Это более-менее краткое содержание любого из них.

Но зачем же он столько написал? Почему они такие длинные? Наверное, для того, чтобы их разобрать на куски и цитаты. Я поговорю сегодня об одной только теме, которая, с моей точки зрения, просто катастрофически не понимается в Посланиях, когда выдергивается одна цитата. Это – разговор о власти. Есть несколько цитата, которые постоянно приводят. Одна из них: «Нет власти, которая не от Бога». Я начну, опять-таки, с церковнославянского, потому что очень хорошо на нем показать вот это самое трагическое непонимание. Начало 13-й главы. «Вся́ка душá властéмъ предержáщымъ да повинýет­ся: нѣ́сть бо влáсть áще не от­ Бóга, сýщыя же влáсти от­ Бóга учинéны сýть. Тѣ́мже противля́яйся влáсти, Бóжiю повелѣ́нiю противля́ет­ся: противля́ющiися же себѣ́ грѣ́хъ прiéмлютъ», и т.д., и т.п.

И все понятно. Одни говорят: «Всякая власть от Бога, значит что начальник говорит, то и делай, не умствуй и никаких против него возражений не выдвигай. Он – от Бога». Ясно, что очень удобное толкование, по крайней мере, для начальников. Его они охотно поддерживают.

Другие возражают: «Нет, ну, здесь же написано: «Нѣ́сть бо влáсть áще не от­ Бóга». «Не власть это никакая, если она не от Бога. Поэтому вообще мы на нее никакого внимания обращать не будем, и не станем никоим образом реагировать на то, что эти начальники нам говорят. Они же не от Бога».

Здесь, правда, встает вопрос: а кто, собственно, определяет, от Бога или не от Бога? Справку кто может привести от Бога, что он именно от него получил свою власть? Ну, как всегда в таких случаях, толкователь говорит: «Бог временно вышел, я сейчас за Него. Сейчас я вам объясню, кто здесь от Бога, кто ‒ нет». И я слышал не раз, как именно это и толкуется так: «Нѣ́сть бо влáсть áще не от­ Бóга», то есть: «когда не от Бога, то мы это властью не называем». «Сýщыя же влáсти от­ Бóга учинéны сýть» – нынешние власти Римской империи – от Бога, я, как апостол Павел, даю вам в этом гарантию. Поэтому мы будем их слушаться. Тогда все вообще замечательно. У нас появляется полное право самостоятельно определять, какая власть от Бога, какая – нет, и, соответственно, подчиняться ей, или нет. Очень удобное толкование. Первое – только для начальников, второе, скорее для подчиненных. В принципе, так и прочитываются эти тексты. Мы выбираем какой-то кусок, перетолковываем его в соответствии со своими ожиданиями. И все.

А что же написано в оригинале? Ну, уж простите, я все-таки прочитаю.

Πᾶσα ψυχὴ ἐξουσίαις ὑπερεχούσαις ὑποτασσέσθω· οὐ γάρ ἐστιν ἐξουσία εἰ μὴ ὑπὸ Θεοῦ· αἱ δὲ οὖσαι ἐξουσίαι ὑπὸ τοῦ Θεοῦ τεταγμέναι εἰσίν· ὥστε ὁ ἀντιτασσόμενος τῇ ἐξουσίᾳ τῇ τοῦ Θεοῦ διαταγῇ ἀνθέστηκεν· οἱ δὲ ἀνθεστηκότες ἑαυτοῖς κρίμα λήψονται. οἱ γὰρ ἄρχοντες οὐκ εἰσὶ φόβος τῶν ἀγαθῶν ἔργων ἀλλὰ τῶν κακῶν. θέλεις δὲ μὴ φοβεῖσθαι τὴν ἐξουσίαν; τὸ ἀγαθὸν ποίει, καὶ ἕξεις ἔπαινον ἐξ αὐτῆς·  Θεοῦ γὰρ διάκονός ἐστι σοὶ εἰς τὸ ἀγαθόν. ἐὰν δὲ τὸ κακὸν ποιῇς, φοβοῦ· οὐ γὰρ εἰκῇ τὴν μάχαιραν φορεῖ· Θεοῦ γὰρ διάκονός ἐστιν εἰς ὀργὴν, ἔκδικος τῷ τὸ κακὸν πράσσοντι.  διὸ ἀνάγκη ὑποτάσσεσθαι, οὐ μόνον διὰ τὴν ὀργὴν, ἀλλὰ καὶ διὰ τὴν συνείδησιν. διὰ τοῦτο γὰρ καὶ φόρους τελεῖτε· λειτουργοὶ γὰρ Θεοῦ εἰσιν εἰς αὐτὸ τοῦτο προσκαρτεροῦντες. ἀπόδοτε πᾶσι τὰς ὀφειλάς, τῷ τὸν φόρον τὸν φόρον, τῷ τὸ τέλος τὸ τέλος, τῷ τὸν φόβον τὸν φόβον, τῷ τὴν τιμὴν τὴν τιμήν. μηδενὶ μηδὲν ὀφείλετε εἰ μὴ τὸ ἀγαπᾶν ἀλλήλους. ὁ γὰρ ἀγαπῶν τὸν ἕτερον νόμον πεπλήρωκε· 

Вот, собственно, что сказано в оригинале. А вообще-то надо читать Послание целиком и обратить внимание, что это 13-я глава из 16-ти. То есть это явно не первый вопрос. Это, пожалуй, самая известная цитата из Послания к Римлянам, а на самом деле Павел об этом говорит, ну, как бы в примечании, рассмотрев абсолютно все остальные вопросы, вспоминает: «Ах, да, у вас еще вопрос про власть был». Сегодня, естественно, люди задают вопрос про власть. Он обычно на первом месте, а все, что он там пишет долго и подробно тем, как перейти к личным приветствиям и заключительным прощаниям, он заодно про оправдание, про Закон, про веру, ну, какая разница? Это все уже и так понятно.

Так власть у нас от Бога или не от Бога? Давайте все-таки не фантазировать. Чем опасна эта самая церковнославянская полупонятность? Если я сейчас по-гречески прочитал, по крайней мере, у человека, не знающего греческий язык, не возникает никаких фантазий. А когда читаешь по-славянски, то у человека не знающего славянский язык, фантазий возникает очень много, потому что большинство слов ему знакомы, и из этих слов он конструирует собственные смыслы, какие придут ему в голову. И эти смыслы, зачастую, бывают очень и очень далекими от оригинала.

Давайте, поэтому, все-таки к греческому обратимся. Итак. Эта самая знаменитая фраза: «Нет власти, которая бы не от Бога».

οὐ γάρ ἐστιν ἐξουσία εἰ μὴ ὑπὸ Θεοῦ· αἱ δὲ οὖσαι ὑπὸ τοῦ Θεοῦ τεταγμέναι εἰσίν

Буквально: ибо есть власть, если не, другое «не» (в греческом языке два «не»), зеленое «у» - это отрицание реального факта, красная «м» – это отрицание чего-то гипотетического.

ὑπὸ – буквально «под». Θεοῦ – Богом, αἱ – артикль, δὲ – «же», οὖσαι – «существующий», ὑπὸ – опять-таки «под», Θεοῦ – Богом, τεταγμέναι – «установлено», перфектное причастие, εἰσίν – «есть». Или «расположено есть».

Вот что это за «если не»? Когда мы хотим проверить значение синтаксической конструкции, надо посмотреть, где она еще употребляется. Причем, желательно у того же автора. А еще лучше в том же самом тексте. Пожалуйста, у нас есть Послание к Римлянам. Здесь в форме «ук» – это то же самое, просто грамматически немножко другая форма. И выражение (неразб.) – «Я не иначе узнал грех, как посредством Закона». Послание к Римлянам, 7-я глава. 13-я, этот же отрывок в конце – это то же самое отрицание, но только в формах отрицательных местоимений – «Никому ничего не будьте должны, если не любить друг друга». Ну, и третий пример – отрицание в форме местоимения ‒ «нет ничего в самом себе нечистого, только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто». Я здесь даю синодальный перевод, как более буквальный. Все эти три примера – из Римлян, а можно приводить десятки примеров из других текстов Нового Завета, и уже из них становится понятно, что отрицание плюс (неразб.) означает: «нет, кроме как», и во всех случаях означает: «только». «Я узнал грех только посредством Закона», «Будьте должны друг другу только взаимную любовь», «Нечистое может быть только для того, кто считает это нечистым». Правильно? Значит смысл синтаксической конструкции однозначен: «Власть бывает только от Бога». «Никакой нет власти, если она не от Бога» – это полная фантазия. Смысл фразы абсолютно точен.

Но власть ли и от Бога ли? Сказано: «Не никакой ἐξουσία, которая не была бы ὑπὸ Θεοῦ». Что такое ἐξουσία? Власть. Слово «власть», понятно, что оно нам все известно, мы по-русски его любим употреблять. Давайте посмотрим, как оно употребляется в тех же Римлянах: «ἢ οὐκ ἔχει ἐξουσίαν ὁ κεραμεὺς τοῦ πηλοῦ» – «Не властен ли горшечник над глиною?». Мы не склонны воспринимать роль горшечника, гончара, по отношению к глине, как власть. Но мы понимаем, что имеется в виду. Он может сделать с этой глиной все, что ему придет в голову, не так ли?

«ἐξουσίαν δὲ ἔχει περὶ τοῦ ἰδίου θελήματος» – это уже из 1-го Послания к Коринфянам, потому что больше в Римлянах «ἐξουσία» нет. Видите, совершенно не центральная тема. А вот, в 1-м Послании к Коринфянам, очень близкий текст: «Будучи властен в своей воле, решился в сердце своем соблюдать свою деву». Там очень сложное место. Что такое: «соблюдать свою деву»? Но, в данном случае, нам это не важно. А здесь, он имеет «ἐξουσία» выдавать или не выдавать замуж свою дочь, или по другому толкованию: брать в жены или не брать в жены девушку, с которой он обручен. Не важно. У него есть «ἐξουσία», у него есть право. Обратим внимание, что здесь это «властен», как горшечник может лепить все, что он хочет, из глины, так в римском праве отец может выдавать свою дочь замуж, а может не выдавать. Это не «власть» в нашем смысле: «власть и общество», «государство», «власть», какие-то полномочия. Это, грубо говоря, «право что-то сделать». И в том же 1-м Послании к Коринфянам слово «ἐξουσία» переводится вообще для нас неожиданно словом «свобода»: «смотрите, чтобы ваша ἐξουσία не послужила соблазном для немощных», в синодальном переводе это – «свобода». Ничего себе, оказывается, в греческом есть слово, которое переводится одновременно как «власть», и как «свобода»! Для нас это как будто противоположные понятия. «Вольная воля, гуляй в чистом поле», либо «власть» – это что-то такое жестко структурированное и исключающее всякую вольницу.

Для того чтобы нам понять загадку этого слова, надо посмотреть кусочек не из Послания, конечно, это другой автор, довольно отличная стилистика, но слово «ἐξουσία» там очень хорошо встречается. Это Евангелие от Иоанна, знаменитый диалог Пилата и Христа. Пилат говорит Ему: «Мне ли не отвечаешь? Не знаешь ли, что я имею власть – «ἐξουσίαν» распять Тебя, и власть – «ἐξουσίαν» имею отпустить Тебя. То есть Пилат, как прокуратор провинции, имеет право утвердить смертный приговор, или не утверждать его. Это его право. Это его власть. Иисус отвечал: «Ты не имел бы надо мной никакой власти – «ἐξουσίαν», если бы не было дано тебе свыше. То есть слово «ἐξουσία» означает не власть, как структуру, властные органы. Не власть, как тем более, носителя этой власти. «Начальник ЖЭКа – это власть, его надо уважать. Апостол Павел сказал: «Он от Бога». Совершенно это не имеется в виду. А имеется в виду, что у каждого человека есть некая «ἐξουσία», у него есть некие полномочия. Там, где употребляется слово «власть», как некое начало, там по-гречески совершенно другое слово. А вот «ἐξουσία», это то, что человек имеет право принять какое-то решение. Это находится в его полномочиях.

И дальше, выражение «ὑπὸ Θεοῦ» я уж не буду приводить примеры, но это проходят на первом курсе, что «ὑπὸ» с родительным падежом означает имя деятеля при пассивном залоге, при страдательном залоге. То есть: «книга написала писателем». Вот это «писателем», «закон издан парламентом и подписан президентом», вот это «парламентом», «президентом» и есть в греческом языке конструкция «ὑπὸ» с родительным падежом. Указывает на имя деятеля. Так что, соответственно, нет такой «ἐξουσία», которая не была бы дана Богом. Человек не имеет никаких полномочий кроме тех, которые даны ему Богом.

И вот, в Евангелии от Иоанна мы видим прекрасный пример, если посмотреть на контекст того, что там было, то Иисус нигде не вступает в революционную борьбу с Понтием Пилатом, с Римской империей, с синедрионом, или с кем-то еще. Ну, Пилату он даже дальше не отвечает на его вопрос. И эта фраза: «Не было бы у тебя никакой власти», звучит, скорее, как такое «ведро холодной воды». Ты-то думаешь, что ты тут властитель, а это не тебе принадлежит, это принадлежит Богу. И тогда мысль Павла становится очень простой. Он говорит ровно то же самое: «Всякая власть, которая дана, она дана не кем-нибудь, она дана Богом», и, соответственно, признавать этот факт.

Давайте прочитаем первые восемь стихов в синодальном переводе, чтобы понять все-таки, о чем здесь идет речь.

«Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога»; – слово «власть» мне здесь не очень нравится, но это традиционный перевод. – «существующие же власти от Бога установлены» – Синодальный здесь позволяет подразумевать, что действительно, существующие установлены, а может быть будут какие-то, которые не установлены. По-гречески, там просто «οὖσαι» – те, которые есть. Если есть, значит она оттуда взялась.

Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение.

– Обратим внимание на логику Павла. Что дело не в том, что власть очень хороша, а в том, что это есть некоторый божественный порядок.

Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, 

ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое.

И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести.

Для сего вы и подати платите, ибо они Божии служители, сим самым постоянно занятые.

Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь.

Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон.

Все вместе выглядит не просто, как манифест лояльности. Такое ощущение, что если бы мы захотели написать текст о власти, не важно: за, против, или как некое эссе, мы бы написали совершенно другой текст в любом случае. Мы бы задумались, например, хороша ли власть, или лучше анархия? Есть разные точки зрения на этот вопрос. Какие у нас в данный момент власти? Правильно ли они себя ведут? Что мы по этому поводу хотим сделать? Какие у нас есть возможности повлиять на эти власти? И, может быть, мы хотим их сменить? Тогда как это сделать? Павел совершенно этого вопроса не касается. Его это просто не интересует. Давайте попробуем почитать повнимательнее, что его интересует. Перевод РБО я, наверное, читать не буду, а давайте греческий, и я свой собственный предложу.

Итак, мы уже читали это по-гречески. Я буду читать по-русски, но греческий тоже будет на экране.

«Всякий человек да починяется существующим властям». Можно даже сказать: «наличным». «ὑπερεχούσαις» – это буквально: «те, которые есть в наличии». Вот, какие бы они ни были. В наличных обстоятельствах. И еще раз напомню, что «ἐξουσία» это у нас все-таки не власть, как система, парламент, президент, или в Римской империи, император и сенат, а распределение полномочий. То распределение полномочий, которое на данный момент сложилось, оно сложилось по воле Божией и надо его признавать. Надо подчиняться этому распределению полномочий. οὐ γάρ ἐστιν ἐξουσία εἰ μὴ ὑπὸ Θεοῦ ‒ «Не бывает власти, кроме как от Бога», – еще раз он это подчеркивает: «существующие власти» – здесь «οὖσαι» – «те, которые есть». Очень близкое по значению слово: «те, которые в данный момент наличествуют». «ὑπὸ Θεοῦ τεταγμέναι εἰσίν» – вот это: «ὑπὸ Θεοῦ» у нас как раз стараются такой чистый «ὑπὸ» с родительным падежом в эту конструкцию, которая обозначает имя деятеля. Что «он и установил», или даже можно сказать: «упорядочил». Это слово означает: «упорядочивание», например: «выстраивание войска перед боем», вообще всякое такое распределение. Собственно, Бог распределил эти полномочия, кому какие. И я перевел: «и кто противится власти, тот против установленного Богом порядка и достоин за это осуждения». Если буквально: «противящийся себе получит «κρίμα». «κρίμα» –  это «преступление». Отсюда: «криминальный», и всякое такое прочее. Но здесь, конечно, имеется в виду осуждение в этом самом наказании. И мы видим, что идея его очень проста. Это не вопрос о качестве наличной власти, тем более, что Павел сам, бывает, скажем так, ведет себя не совсем так, как ожидают от него местные власти в тех или иных местах. Требует потом суда у императора, отправляется в этот самый город Рим. Но он говорит о том, что Богом установлен на земле некоторый образ жизни, некоторое распределение полномочий. Этому надо подчиняться. И все.

Дальше начинается немножко загадочное с нашей точки зрения выражение:

 Начальники страшны тем, кто творит не добрые, а дурные дела. Хочешь не страшиться власти? Твори добро, и получишь от нее похвалу,  она служит Богу тебе на благо.

Имея опыт общения с властью, мы все прекрасно понимаем, что наша наличная власть далеко не всегда соответствует этому описанию. Можно сказать: «Да, но в Римской империи-то все было иначе!». Давайте почитаем книгу Деяний, что происходило с Павлом, которого периодически били палками за проповедь в синагоге, которого хотели растерзать. Кстати, его спас римский военный отряд, но посадил под арест, отправил в Рим. Павла судили, потом даже казнили, хотя, конечно, он эти строки пишет до того, как его казнили, и он этого еще не знает. В общем, у Павла оснований считать, что Римская империя – это некое абсолютно идеальное государство, в котором всегда добро защищается, а зло наказывается, у него не было никаких. Точно так же, как и у нас, и, может быть даже еще меньше. И вообще государств, где это так, на свете за всю его историю было довольно мало. Что же это может значить? Давайте чуть-чуть почитаем дальше.

А если творишь зло – бойся, не зря она, служа Богу, носит меч и карает злодеев.

Здесь даже слово есть такое: «διάκονός ἐστι», причем в единственном числе. Диакон – то есть помощник Бога. Не отдельный человек, а сами существующие структуры, само существующее распределение полномочий. «Носит меч» – понятно, что меч – это орудие казни и символ власти. В Древнем Риме, напомню, меч использовался в основном в военных целях и для каких-то особых казней, казней римских граждан. Символом власти, скорее, были так называемые фасции – это связки прутьев, топорик, окруженный связкой прутьев. До сих пор в символике многих стран присутствует. Тоже, в общем, орудие наказания – прутья, или казни. Кроме того, любая государственная власть претендует на монополию на насилие, в этом смысле «носит меч» – это примерно об этом. Что она присваивает себе право на насилие для того чтобы защищать добро и наказывать зло.

Но, смотрите, Павел же здесь говорит не о конкретной наличной власти, от чего у нас глаза на лоб лезут: Римская империя что-ли была такова? Он говорит об этом принципе. Почему Бог установил на земле не счастливую анархию, а некое государственное образование, они бывают разными, они принимают разные формы, это входит в Божественный замысел. Бог пожелал, чтобы эта государственная структура каждая по отдельности, или все они вместе, была формой организации. По крайней мере, предотвращала явное зло и поддерживала какой-то минимальный порядок. Другое дело, по-видимому, что «не все йогурты одинаково полезны», что не все государственные структуры одинаково хорошо со своей задачей справляются, но они нужны для этого. Он описывает идеальное государство. Вообще, в Библии очень много идеальных описаний. Нас это не должно смущать. И в Посланиях это постоянный прием: некое описание, чтобы было так, так и так. Мы понимаем, что, конечно же, были исключения. Иногда эти исключения очень ярким образом идут дальше. Например, в книге Деяний. Это, конечно, не Послания, но все же. Сначала говорится, что все верующие были заодно, у всех было все общее, а потом рассказывается история Анании и Сапфиры, супружеской пары, которая утаила часть денег и была за это наказана. Вот вам идеал, и вот вам контрпример.

Здесь контрпримера нет, здесь есть только идеал. Еще раз он утверждает: «Так что ей необходимо подчиняться, и не только из страха наказания, но и по совести».

Кому он может это писать? Смотрите. Это написано примерно в 50-м году, христианство уже начинает распространяться, уже возникают проблемы, уже идут первые гонения. Хотя все еще пока очень спорадически, нет никакой сложной системы. И наверняка среди христиан, как, мы и читаем в Евангелии, апостолы призывали Христа установить свое царство. То есть среди христиан есть такие настроения, что вот сейчас мы эту Римскую империю быстренько скинем, или Господь придет ее скинет. Мы установим наше царство, справедливое, и все будет хорошо. И Павел, который был против любого экстремизма, кроме богословского, в богословском плане он экстремист полный, он именно с такими настроениями явно и спорит. Он говорит: «Нет, ребята. Какое бы ни было государство – это часть Божественного замысла. Поэтому, давайте, мы с ним не конфликтуем». И вообще: «Ты его боишься? А ты делай добрые дела. Оно же должно поддерживать добро. Наверное, оно тебя поддержит».

Здесь нужно задуматься еще об одной вещи. А почему, собственно Павел пишет об этом в Рим? Там император. Там императорский дом. Причем, судя по тому, что мы читаем в других посланиях, в окружении императора появляются первые христиане. И с высокой долей вероятности именно послание, которое дойдет в Рим так или иначе будет прочитано в императорском дворце и, возможно, попадет на глаза самому императору. И Павлу невероятно важно сделать некое заявление не только для его аудитории, для римских христиан, которые, может быть, мечтают там устроить мятеж, или ждут, что сейчас приедет Павел, например, к ним, и вот тут-то мы и начнем: «… до Ташкента с нетерпеньем ждут студента». Сейчас, наконец, мы поднимем восстание. И он им говорит: «Нет-нет, ничего этого не будет».

Но с другой стороны, с высокой долей вероятности, это именно такая приписка, которая должна показать в столице империи, что христиане – абсолютно лояльные граждане. Что нет никакой причины их преследовать. А ведь христиан преследовали не за их веру. До веры римским властям, в общем-то, никакого дела не было. В империи очень много народа, у каждого своя религия – да на здоровье! Веруйте вы во что хотите! Но христиане отказываются приносить жертву гению или фортуне императора. Не признают императора богом. Отказываются участвовать в языческих церемониях. А, опять-таки, нормальные язычники пусть приносят жертвы своим, хоть Изиде, хоть Озирису, хоть Митре, хоть кельтским божествам, но Юпитера Капитолийского надо почтить. Это государственное божество, обряды, связанные с Юпитером Капитолийским, верховным божеством римского пантеона – это обряды Римской империи. И то, что касается этих обрядов, безусловно, любой человек, который подвластен Риму, должен, хотя бы формально как-то выразить свою принадлежность. Не обязательно истово верить в этого Юпитера, но по каким-то особым поводам надо присутствовать на жертвоприношении, формально в нем соучаствовать. Христиане от этого отказываются.

Точно так же отказываются иудеи. С иудеями тоже большие проблемы: то их изгоняют из Рима, то пытаются в самом Храме в Иерусалиме, пока он еще стоит, поставить статую императора: «заодно пусть и его почитают». И с большим трудом иудеи от этого отбиваются. Но с иудеями есть один большой плюс – это их традиционная этническая религия. А абсолютно железный принцип Римской империи, почему она, в том числе, была такой устойчивой – это не ссориться с местными богами. Более того, римляне, затевая войну, начинали с того, что призывали на свою сторону богов того народа, с которым они ведут войну. То есть: «Уважаемые боги, у нас против вас нет никаких претензий. Мы только с этими ребятами разберемся, а вы переходите, пожалуйста, на нашу сторону, потому что мы круче, мы будем вас почитать еще лучше, чем они». Это нормальная римская практика. Поэтому в иудаизме есть только один Бог – это создает большие проблемы с почитанием государственных культов, и, в первую очередь, лично императора в период империи. А мы уже в империи, конечно, живем. Но есть одна очень хорошая отговорка: «Так отцы и деды верили. Вот Храм, мы молимся в нем о благополучии и здоровье императора, пожалуйста, не навязывайте нам лишнего». И это более-менее как-то прокатывает.

У христиан никакой отговорки нет. Очевидно, что христиане тоже не с большим энтузиазмом к той самой римской государственной власти, которая их преследует, в том числе очень жестоко. В 50-м году эти гонения, пусть спорадически, пусть еще не очень систематически, но есть. И здесь Павел, с одной стороны, им говорит: «Будем предельно лояльны», с другой стоны он явно на всякий случай, может быть даже и нарочно рассчитывает, что это письмо будет прочитано при дворе, и говорит: «Мы лояльные граждане. Нет никаких причин нас преследовать». И более того, христианам он предлагает некое объяснение, почему это делается не из практических соображений, не из страха перед этими самыми репрессиями, а что это делается на совесть. Что есть причины, есть некоторое объяснение, почему мы лояльны. Не потому, что мы боимся, или нас мало, или мы надеемся избежать проблем, а потому что это – от Бога.

И здесь, как будто еще и еще раз, и тем и другим, чтобы совсем никаких сомнений не оставалось: «Потому вы и платите подати. Так что кому причитается налог – отдавайте налог. Кому подать – подать. Кому пошлину – пошлину. Кого положено ‒ страшитесь, и кого положено – чтите». Вот это: «кого положено», там в оригинале: «кому страх – страх, кому честь – честь», он даже звучит как бы немножко описательно, но понятно, кому платится подать. Понятно, кому воздается честь. Прежде всего – императору. И вообще Римскому государству. Даже не называя по имени, по сути, Павел говорит: «Все, что они от вас хотят, дайте им. Причем не только материально, но и морально, и как мы скажем, духовно. Пожалуйста, хотят, чтобы их боялись – бойтесь. Хотят, чтобы их почитали – почитайте». По сути, это продолжение той же самой линии, которая была в Евангелии, когда Иисус получил вопрос: «Можно ли платить подати?» А подать кому платится? Кесарю, императору. Попросил динарий. Там вообще очень юмористическая сценка. Все равно, что я попросил бы вас: «Покажите мне сторублевку, я никогда не видел». Динарий – самая ходовая монета. Конечно, каждый человек его видел, и, живя в Иерусалиме, наверное, каждый день держал в руках. Они показывают этот динарий, потому что у них-то этих динариев много, а он говорит: «Ой, чья это тут подпись?», «Чье это тут изображение?». Это изображение божественного Августа. Он был божественным по своей титулатуре, что отображалось в надписи на монете. Он был Верховным Жрецом, Pontifex Maximus. И Иисус говорит: «Ой, отдайте это ему! Это же его все! Вы – благочестивые фарисеи, вы не можете держать в руках изображение человека, тем более, человека, который называет себя Верховным Жрецом и прямо божеством! Отдайте ему это немедленно! Зачем держать в руках такую гадость?».

И Павел продолжает ту же самую линию. Он говорит: «Он хочет от вас этого получить? Дайте ему это». Но, в отличие от Евангельского радикализма, Павел дает объяснение. Павел, вообще, великий примиритель. Он создает такое богословие, практической жизни. Потому что, скажем, Нагорная Проповедь, и многие изречения Иисуса очень яркие, они запоминающиеся, но непонятно, как с этим жить. Как выкалывать себе глаз, отрубать руку, и т.д. А Павел начинает объяснять какие-то такие вещи очень хорошо и практически. Но не так, как зачастую выглядит христианская проповедь: «Есть Бог, поэтому давайте, сейчас Великий Пост, не есть ничего мясного и молочного». Какая связь? А Павел выстраивает всю эту цепочку. Он идет от этих высших ценностей, всегда одних и тех же, и доходит до практических вопросов: нужно ли жениться овдовевшим людям? Нужно ли платить подати христианам, и т.д. Но он выстраивает эту цепочку каждый раз. И вместо того, чтобы давать какие-то, как сейчас любимый жанр у православных: вопросы батюшке. «Батюшка, можно ли…? Можно ли…? Можно ли…? Он отвечает: «Нельзя-нельзя-нельзя, а это, ладно, можно». Ничего общего с этим жанром в Посланиях нет. Там каждый раз попытка разобраться, начиная от основ христианской веры, от богословия. И он говорит: «А раз так, то все, что от вас требуется – платите». И, наверное, этот абзац еще раз должен показать Римской власти, если он попадется ей на глаза, что христиане не только не поднимают никаких восстаний, но что они – надежные налогоплательщики. Более того, что они на самом деле предпочтительные налогоплательщики. Что они лучше остальных хотя бы потому, что они делают это на совесть, что такое поведение связано для них с самой основой их веры.

Как мы видим из той же истории про подать кесарю, для иудеев это было уже не так. Для них тот факт, что народ порабощен иноземцами, что язычники ими правят, это уже нечто скандальное. И, конечно, не только для иудеев, но и, наверное, для большинства покоренных народов, ничего радостного в том, что они подчиняются чужому императору, что они платят налоги, которые идут совершенно не на них, а на украшение города Рима, большинству это, наверняка, не нравилось. И Павел предлагает возможное объяснение для императорской власти, почему христиане лучше, как подданные, чем все остальные.

Но главное не в этом. Если бы Павел был только таким практиком, то, наверное, мы бы сегодня не видели в нем такую великую личность, и не считали, что во многом христианское богословие сформировано именно им. Он объясняет: «Отдайте им то, что они от вас просят: этот самый динарий кесарю. Пусть никто не будет никому ничего должен, кроме долга взаимной любви». Понятно, что человек, который не заплатил налог, не проявил почесть… Обратим внимание: страх и почесть, которые можно воздавать императору. Он не говорит о поклонении. Но уважение, но знаки почитания – это достаточно важная вещь. И он говорит, что если от вас это требуется, то, пожалуйста, сделайте это, в этом нет абсолютно никакой проблемы. Потому что, если вы этого не сделаете, вы останетесь в долгу. С вас взыскивают это как недоимку. И зачем же вам быть в долгу? Единственный долг, который подобает христианам – это любить друг друга. И он завершает: «Кто любит, тот исполнил и остальной Закон». Выглядит абсолютно, как что-то «пришитое», как «собаке пятая нога». Причем здесь исполнение Закона? Причем здесь любовь? Но, учитывая, конечно, весь контекст не только Послания к Римлянам, но контекст всей Библии, контекст всех Посланий Павла, мы понимаем, что исполнение Закона в Римлянах – это вообще одна из основных тем. И он говорит о том, что исполнить Закон невозможно, что Закон обличает грех, но тем самым он и производит этот грех, потому что человек переступает Закон, и в результате он грешит, что делами Закона никто не оправдается. И вдруг в конце он говорит: «Тот исполнил весь остальной Закон», хотя до этого он очень четко объяснял, что исполнить весь Закон абсолютно невозможно, да и совершенно не нужно. И, разбирая некий практический пример, он говорит, что есть исполнение Закона.

Наверняка очень много было споров среди христиан именно по поводу отдельных цитат, каких-то моментов из Писания. Позволительно ли почитать императора? Можно ли ему платить подати, если эти подати идут, в том числе, на строительство всевозможных арен, на которых тех же самых христиан кидают львам? Это же на народные деньги, на налоги делалось, не как-нибудь еще. На что мы ему, собственно говоря, деньги-то даем? Не становимся ли мы тем самым соучастниками? Сегодня люди часто спрашивают? у нас государство насквозь коррумпированное, как же мы налоги ему платить будем? Значит мы платим налоги на коррупцию и т.д. А он говорит: «Нет. Это так все устроено Богом. Кому что надо, тому то отдайте, чтобы не быть должными. А все эти вопросы исполнения Закона: «Можно ли платить?», ‒вопрос же не в том, что денег жалко. Денег, понятно всегда жалко. Но еще и считают преступным то, что ты платишь налоги той власти, которая делает что-то плохое, ‒ Но вы тем самым исполняете закон – любовь. Вы не думайте о том, как не нарушить никакого правила». Точно так же, как он будет рассуждать о пище, о браке, особенно в Первом к Коринфянам, можно ли есть мясо, которое было принесено в жертву идолам? Он говорит: «Да это все абсолютно неважно. Но есть люди, у которых по этому поводу сомнения, так называемые, немощные в вере. Не подавайте им соблазна». То есть он ставит на первое место отношение к человеку, который рядом. Любой вопрос решается через призму отношения к человеку, который рядом. И здесь он говорит: «Что вы должны? Вы должны любить друг друга. Все остальное – подробности, мелочи, детали… Отвяжитесь от этих обязательств, расплатитесь по ним, чтобы они над вами не висели, чтобы вы занялись исполнением того единственного требования: любить друг друга, которое есть действительно в христианском законе. А эти мелочи – они недостойны вашего внимания. И чтобы вообще с ними покончить, просто отдайте то, что от вас в данном случае требуется, и не думайте больше об этом». Грубо говоря, 13-я глава Римлянам как раз об этом. Особенно в контексте всего Послания к Римлянам.

Еще раз напомню, что из нее чего только не делают. Из нее делают манифест абсолютно слепой преданности любой власти, будь то товарищ Сталин. Тут хорошо задать вопрос, я понимаю, что «аргумент от Гитлера» – это ужасный аргумент, но он же был законной властью Германии на тот момент? Получается, его приказы надо было исполнять? А где граница, в какой момент власть в Третьем Рейхе стала преступной. И мы начинает спорить, где нужно было через это перейти. А Павел предлагает очень простой критерий: «От вас требуют налоги – отдайте им налоги. От вас требуют почтить правителя – почтите правителя». Павел не любит спорных вопросов. Он их тщательно избегает. Мы можем задать кучу спорных вопросов. А что если законный правитель издает приказ, который противоречит христианской совести? Если он призывает христианского воина, и говорит: «Вот тут христиане, отведи и брось их львам». Что должен сделать этот воин? Нарушить приказ и тем самым не подчиниться власти? Или исполнить приказ, и тем самым предать своих собратьев по вере на смерть? Это очень серьезный вопрос, и в последующем его будут задавать. Будет история, когда, например, один из авторов Тертуллиан напишет целый богословский трактат «о венках». Можно ли воину получать венок в награду? Не говорится, вести кого-то на распятие, не говорится сражаться с единоверцами, а получить римский венок. Я сам служил в Советской Армии. Ну, что-то вроде получить звезду в качестве ордена. Может ли христианин надеть ее? Представим себе, что христиане, служащие в советской армии всерьез задавались таким вопросом. Тертуллиан, автор последующих времен, целый трактат об этом пишет. И делает вывод, что: «Вообще, конечно, нельзя, ну если уж совсем никак, то сами смотрите».

А Павел не занимается мелочами. В этом еще одна черта его гениальности. Смотрите, эти первые христиане брошены в этот мир. И ощущают себя крайне потерянными, я думаю. Я не знаю, как они себя ощущают. Нет, понятно, в том, что касается веры, Христос, Отец и Дух, это все с ними, они этим живут, они этим дышат, но они абсолютно не понимают, как в это мире ориентироваться в том, что касается отношений с окружающими, с властью, с иудеями. И Павел, вместо того, чтобы начинать этот бесконечный перечень: «можно-нельзя», начинает выстраивать приоритеты. И он говорит, что в этом деле главное, и как обойтись с тем, что не главное. Собственно, этот текст ровно про это.

Про него, может быть, какие-то вопросы будут?

Я встречался с таким мнением, что эта фраза: «Власть от Бога», была вставлена Павлом для того, чтобы, Послания же могли прочитать и власть имущие, и такой легитимизацией, грубо говоря: «Мы ничего против власти не имеем», то есть это было, даже моет быть не богословие, а просто написано для того, чтобы «Оставьте нас в покое, мы ничего против вас не имеем». То есть, может быть, самое простое объяснение. Просто чтобы защититься от нападок властей.

Я только что об это сказал. Что скорее всего это тоже было одной из целей Павла. Но Павел не был бы Павлом, если бы он одновременно не писал того, что он действительно об этом думает. И это совершенно точно не отписка: «Заветам Ленина верны, отстаньте от нас, мы хорошие граждане». Совершенно точно это не отписка. И я как раз об этом сказал, что здесь, скорее всего, двойной адресат. С одной стороны это римская община, для которой это горячий вопрос, они в центре Рима. Возможно, некоторые из них влияют на какую-то государственную жизнь. Если где-то на окраине империи какой-то приказ раз в год дойдет, то им это не очень важно. А здесь самый «котел», все бурлит, и надо понять, как во всем этом жить. И Павел дает им самые главные ориентиры. Он берет некие евангельские ценности, привязывает их к конкретным житейским вопросам. Но Павел рисует картину очень грубыми большими мазками. Он на тонкости не обращает внимания. Я думаю, что это правильно, потому что если бы он начал вдаваться в тонкости, он бы запутался в них, и было бы совсем не понятно.

Последующий христианский автор Тертуллиан это наглядно показывает, когда начинает разбираться в вопросах, можно ли принимать награждение венком.

Почему же во времена Константина, не так уж много времени прошло, все это легко забылось, и власть стала Церковью восприниматься так, что все кесарю, и даже может быть пример Иоанна Златоуста, что своего же отправили в ссылку. Почему разделение «кесарю – кесарево» так быстро забылось, когда опыт гонений был, вроде достаточно свежий.

Я бы не сказал, что забылось, и тот же самый Златоуст тому блестящий пример. Человек, который обличал императора и императрицу прямо в лицо, причем во время богослужения. И он не единственный был такой. Но, наверное, ответ на вопрос, почему люди склонны, скажем так, «прогибаться» перед властью и богатством, он отводит нас куда-то к грехопадению, к свойствам человеческой природы. В этом ничего уникального нет. Но такого рода тексты, если их читать целиком, а не выхватывать цитаты, очень хорошо показывают расстановку приоритетов. Что христианство, безусловно, чуждо всякой революционности, но одновременно, если всерьез на него смотреть, оно чуждо и обожествлению власти. Потому что в Римской империи это и было. Император был божеством, по должности. А религиозные культы, особенно, Юпитера Капитолийского, одновременно были государственными культами.

Вопрос про: «кому честь – честь». Что означает этот термин: «почитайте», «воздавайте честь»? В каких ситуациях?

Слово «честь». Смотрите: «страх» и «честь». Здесь не случайно эти слова идут в том же ряду, что и налоги. Здесь даже есть созвучие: «φόρον» и «φόβον», «подать» и «страх». И то же самое: «τέλος» ‒ «пошлина» и «τιμὴν» ‒ «честь». То есть они идут такими парами созвучий. В том обществе, достаточно архаичном, причем, не только Римском, понятия «страха» и «чести» тесно связаны с общественным положением. Еще в допетровской Руси, например, в зависимости от статуса человека, он садился на определенное место. Была традиция «местничества», когда при царском дворе бояре никак не могла сесть за стол, потому что они сначала должны были посчитаться, кто из них старше, и какой род родовитее, знатнее. И это, естественно приводило к бесконечным ссорам. В том числе, например, невозможно было управлять государством, потому что тот, кто был более родовит, как он считал, не станет исполнять приказы того, кто мене родовит. Значит, надо расставить всех так, чтобы каждый, кто был более родовитым на более высокой должности по отношению ко всем нижестоящим. Это, естественно, часто парализовало государственное управление. В Римской империи, может быть не до такой степени, но, как и вообще везде в Древнем и Средневековом мире, эти понятия чести очень осязаемы. Грубо говоря, у каждого есть свой статус, он общественно признан, очень четко прослеживается, выражается в куче разных вещей: в одежде, в ритуале и во всем остальном. И, соответственно, отдание чести – это часть жизни. Это не просто приветствие, форма вежливости или открытка или какое-то поздравление по праздникам, а это то, что постоянно так или иначе проявляется.

То есть общество иерархично?

Очень иерархично, конечно. И, главное, что эта иерархичность заложена всюду. Сразу становится понятным, кто где на общественной лестнице просто по тому, как люди разговаривают. И, соответственно, христиане призваны здесь Павлом к тому, чтобы они придерживались этих правил, чтобы они не выбивались. Потому что параллельно с этим, внутри христианской общины, как раз то, что постоянно подчеркивается Павлом, есть целое Послание к Филимону, где он говорит рабовладельцу, что его раб – это его брат. Хотя по Римскому праву его раб – это его вещь. Но внутри христианской общины возникают совершенно новые отношения. И он устанавливает этот принцип: что христианин, как член этого языческого общества, как гражданин этого языческого государства, вполне вписан в его политические, государственные и прочие реалии, а внутри христианской общины он живет по совершенно другим, на самом деле революционным для того времени законам.

Еще есть какие-нибудь вопросы? Просто у нас есть еще один отрывок.

А к нашему времени этот отрывок имеет отношение?

А как вы думаете?

Вопрос. Сейчас выборы идут, ну как же не имеет?

За кого голосовать? (смех)

Мне кажется, как и везде в Новом Завете, устанавливаются приоритеты, высказываются некие идеалы. Понятно, что как их применить в иных реалиях – да, вопрос есть. Но, я уже об этом сказал, что Павел однозначно отрицает революционный путь, путь свержения существующей власти и провозглашает принцип лояльности. И одновременно, он совершенно точно, и об этом мы поговорим на следующем материале, уходит от принципа обожествления власти, который в Римской империи был основополагающим. И он показывает, что суть вовсе не в том, что это власть сама по себе такая варварская. Суть в том, что это уважение к Богу, который, он пишет прямо, установил на земле определенный порядок.

Андрей Сергеевич, можно провести одну параллель? Я читал одну из ваших статей на Правмире. Вы рассуждали о власти: «Ну, я вообще-то голосовал за Путина потому что…» И дальше вы излагаете… я сейчас не могу сослаться точно на конкретное ваше (неразб.)…

А это точно моя статья? Я никогда не писал, что я голосовал за Путина, потому что я никогда за него не голосовал.

(неразб.) Этот человек в принципе… То есть, вы эту мысль Павла, применительно к реальности описывали. Смысл такой, что, грубо говоря, это не то, чтобы в политическом плане, (неразб.), а то, что реально (неразб.).

Ну, явно (неразб.). Если основная мысль такая, что надо жить в реальном мире и в нем пытаться найти какие-то приоритеты, а не рассуждать об идеальном мире. Мне эта мысль очень близка, и возможно, я ее высказывал.

Давайте почитаем следующий отрывок.

Это Послание к Филиппийцам. Даже, два маленьких отрывка.

Почему все читают только Римлян, когда говорят про власть? Потому что там слово «власть» ‒ «ἐξουσία» встречается. А есть много разных слов, которые относятся к политическому, государственническому словарю. И Послание к Филиппийцам, в этом смысле, может быть даже еще более интересное. Римляне другим интересны. Там высокое богословие, это самое богословское Послание, которое до сих пор по-разному пытаются интерпретировать. А к Филиппийцам – сравнительно маленькое. Мало кто его вообще помнит. А там есть тоже очень высокое богословие. Конкретно в этом месте. И его по-разному переводят. Но тут есть и вполне определенная какая-то как раз тема власти и политической реальности. Неслучайно, что послание именно к Филиппийцам. Наверное, никто об этом не думает. Эти древние города, Филиппы, Фессалоники, Коринф… какая разница? Это все где-то там, на Балканах. А разница довольно большая.

Филиппы – город основанный царем Филиппом, отцом Александра Македонского. Уже о чем-то нам говорит. В это время был римской колонией. Что такое римская колония? Это город, который понимается как дальний хутор города Рим. В котором граждане ‒ римские. В античности, по крайней мере, в это время, еще не было гражданства Римской империи. Гражданство (слово «гражданство» – от слова «город») подразумевает принадлежность к какому-то определенному городу. Павел, например, был римским гражданином, и это было большой привилегией в те времена. Он был уроженцем и жителем города Тарс, но был гражданином Рима. Эта привилегия была, видимо, дана его предкам за какие-то выдающиеся заслуги или просто в ходе ассимиляции местной знати, что римляне очень любили. А филиппийцы все были римскими гражданами. Представьте себе! Это был город, населенный людьми с правами столичных жителей, значит, среди них было довольно много урожденных римлян, вероятно ветеранов, то есть тех, кто закончил службу в армии и получил от государства какую-то хорошую собственность, недвижимость, осел в Филиппах. Такие вещи практиковались. И который, в то же время, далек от Рима, далек от центра принятия решений.

И вот здесь Павел может развернуться! Здесь он может сказать какие-то вещи, которые тесно связаны с этим статусом римского гражданина, тем более, что Филиппы становятся центром христианской проповеди в Македонии. Собственно, христианской столицей, одним из крупнейших городов провинции Македонии. В любом случае, центром христианской проповеди в Македонии. Нынешняя Северная Греция, республика Македония, и по мелочи от других сегодняшних государств региона. И очевидно, он хочет им объяснить какие-то очень важные вещи не только в богословском плане. Знаменитый христологический гимн:

τοῦτο φρονείσθω ἐν ὑμῖν ὃ καὶ ἐν Χριστῷ Ἰησοῦ, ὃς ἐν μορφῇ Θεοῦ ὑπάρχων οὐχ ἁρπαγμὸν ἡγήσατο τὸ εἶναι ἴσα Θεῷ, ἀλλ’ ἑαυτὸν ἐκένωσε μορφὴν δούλου λαβών, ἐν ὁμοιώματι ἀνθρώπων γενόμενος, καὶ σχήματι εὑρεθεὶς ὡς ἄνθρωπος ἐταπείνωσεν ἑαυτὸν γενόμενος ὑπήκοος μέχρι θανάτου, θανάτου δὲ σταυροῦ. διὸ καὶ ὁ Θεὸς αὐτὸν ὑπερύψωσε καὶ ἐχαρίσατο αὐτῷ ὄνομα τὸ ὑπὲρ πᾶν ὄνομα, ἵνα ἐν τῷ ὀνόματι Ἰησοῦ πᾶν γόνυ κάμψῃ ἐπουρανίων καὶ ἐπιγείων καὶ καταχθονίων, καὶ πᾶσα γλῶσσα ἐξομολογήσηται ὅτι Κύριος Ἰησοῦς Χριστὸς εἰς δόξαν Θεοῦ πατρός.

Перевод я даю свой. Здесь обратим внимание на некоторые вещи.

«Пусть ваши мысли, или даже образ мышления, будут теми же, что и у Христа» ‒ это просто чтобы ввести в этот отрывок. А дальше начинается очень красивый гимн:  «Божьим образом обладая», - там ἐν μορφῇ Θεοῦ, даже по-русски сегодня мы используем совершенно другие обороты. Это еще язык не язык догматического Никейского богословия. Это попытка назвать эти вещи на языке, на котором они еще никак не называются. Так вот: «Божьим образом обладая, не замышлял Он, себе присвоить равенство с Богом» ‒ здесь очень сложное греческое выражение, мы не будем сейчас его разбирать, а можно его перевести, как: «Он не присвоил лишнего, считая себя равным Богу». То есть либо то, что он равен он не считал «ἁρπαγμὸν» ‒ не считал это грабежом, либо: «не задумал он такого грабежа, чтобы быть равным Богу». И тут уже все зависит от того, как мы считаем, Павел видел Христа, каким он Его видел? Понятно, что сегодняшнее богословие от этого далеко ушло. Оно выстроило систему: «единой сущности», «трех ипостасей», но для Павла это еще не слова, которые он употребляет. Судя по всему, он еще не имеет каких-то жестких, четко очерченных словесных формулировок, чтобы говорить об Иисусе. В любом случае, ясно, что: «Он обладал Божьим образом и был примерно тем же, что и Бог». Скажем так, очень описательно.

При этом:

Он Сам унизил Себя, принял образ раба, уподобился человеку, на вид – как любой из людей. Он смирил Себя Сам, послушен во всем, вплоть до смерти – смерти на кресте.

Он отдельно подчеркивает смерть на кресте, потому что для нас с вами это звучит как бы банальность, а для жителей города Филиппы распятие на кресте было тем, что они, вероятно, периодически видели. И эта смерть крайне мучительная, крайне позорная, то есть что-то такое, что ни один человек в здравом уме никогда себе или своим близким не пожелает совсем никак. И поэтому послушание вплоть до смерти, причем смерти на кресте – это предельное полное, бесконечное послушание, которое ничем не превзойти никогда.

Потому Бог возвысил Его и даровал Ему имя превыше всех прочих имен, чтобы перед именем Иисуса преклонилось всякое колено на небесах, на земле и в преисподней, чтобы всякий язык исповедовал Иисуса Христа Господом во славу Бога Отца.

Соответственно, это крайнее унижение приводит к крайнему возвышению. Здесь называется, что «имя» – это, скорее, семитское понятие, то есть еврейское, библейское, очень тесно связанное с Ветхим Заветом, когда «имя» – это такой выразитель сущности, это – то, что служит знаменем человека, его фактически, присутствием в этом мире.

Дальше – преклонение колена, причем там в единственном числе, это скорее римский жест. Перед правителем, перед властителем преклоняется колено. «На небесах, на земле и в преисподней» ‒ это трехчастное деление мира, выражение означает: «везде», но в том числе и на земле. «Чтобы всякий язык» ‒ это может быть и язык в смысле «каждый человек с его речевыми способностями», но и «всякий язык» ‒ как «всякий народ». Это же абсолютно параллельно тому, как видит себя Римская империя, перед которой «всякий язык» преклоняет колено, «всякий народ» преклоняет колено. И как в ней называют императора? «Dominus» – «Господин». А «Dominus» по-гречески «Κύριος». Мы привыкли к тому, что «Господь» ‒ это обычное название Христа, и, безусловно, это так. Но одновременно можно в этом увидеть некоторую отсылку к этому обычаю именовать императора «Dominus» – латинский аналог слову «Κύριος». Это то, как лояльные граждане Римской империи ведут себя по отношению к императору: преклоняют колено, называют его «Dominus». Поклоняются ему.

И здесь вполне понятно, что он не просто рассказывает им о Христе. Он проводит вполне определенные параллели, что христиане, которые хотят к этому присоединиться, тоже могут пребывать в унижении. И они первые из всего человечества, кто идет по пути принятия Единого Господа.

И другой отрывочек из Филиппийцев:

πολλοὶ γὰρ περιπατοῦσιν, - οὓς πολλάκις ἔλεγον ὑμῖν, νῦν δὲ καὶ κλαίων λέγω, τοὺς ἐχθροὺς τοῦ σταυροῦ τοῦ Χριστοῦ, ὧν τὸ τέλος ἀπώλεια, ὧν ὁ θεὸς ἡ κοιλία καὶ ἡ δόξα ἐν τῇ αἰσχύνῃ αὐτῶν, οἱ τὰ ἐπίγεια φρονοῦντες! ἡμῶν γὰρ τὸ πολίτευμα ἐν οὐρανοῖς ὑπάρχει, ἐξ οὗ καὶ σωτῆρα ἀπεκδεχόμεθα Κύριον Ἰησοῦν Χριστόν,  ὃς μετασχηματίσει τὸ σῶμα τῆς ταπεινώσεως ἡμῶν εἰς τὸ γενέσθαι αὐτὸ σύμμορφον τῷ σώματι τῆς δόξης αὐτοῦ κατὰ τὴν ἐνέργειαν τοῦ δύνασθαι αὐτὸν καὶ ὑποτάξαι αὑτῷ τὰ πάντα.

«А ведь многие – и я об этом часто вам говорил, а теперь повторяю даже и со слезами – поступают как враги креста Христова». 

Кто эти враги креста Христова, мы не до конца знаем. Очевидно, это некоторое описательное… Но если это иудеи, допустим, фарисеи, книжники – те, кто противится проповеди о Христе, то дальше не очень понятно: «Ждет их погибель, поклоняются они чреву как богу, славятся своим срамом и думают только о земном». Что касается фарисеев, они не очень похожи на это описание. Можно, конечно, сказать, что они поклоняются чреву, то есть думают, что есть, что не есть, и думают только о земном, то есть о каких-то материальных правилах, касающихся субботы. Но когда Павел полемизирует с ними, а он с ними очень много полемизирует, он называет это другими словами. Если представить себе римский императорский двор, то то, что они поклоняются чреву, как богу, хвалятся своим срамом и думают только о земном – это идеальное описание римского двора на протяжении большей части всей Римской империи. Бывали исключения, но точно не Нерон, не Калигула, не те императоры, которые тут могли бы быть. И Павел пишет Послание к Филиппийцам, есть разные точки зрения, но с высокой долей вероятности, из Рима, где он находится в заключении. То есть он, собственно, неподалеку от этого, ведь враги Христа с ним ведут не просто абстрактную богословскую полемику, а они его хотят убить. И, в общем, их образ жизни у него перед глазами. И тогда очень хорошо понятно, почему он так отрицательно: «Многие, я вам об этом говорю, а теперь даже со слезами», то есть он в это вовлечен. Если он описывает нравы Рима, я еще раз говорю, это только догадка, это гипотеза, но весьма вероятная, то понятно, почему это его так достало, и почему он не решается сказать конкретно, как он, совершенно спокойно, полемизируя, допустим, с иудейскими проповедниками, говорит о них открыто, что Закон, и более того, там очень грубо местами, даже их обзывает. А здесь он как-то так описательно: «Ну, вы сами понимаете, о ком я говорю». И самая главная фраза, которая очень и очень нас подталкивает в это сторону: «Наше гражданство принадлежит небесам» ‒ «ἡμῶν γὰρ τὸ πολίτευμα ἐν οὐρανοῖς ὑπάρχει». Слово «πολίτευμα», ну, вы сразу угадали, корень – «полит». Откуда «полис» ‒ это «город», соответственно, «политес» ‒ «гражданин города», «политейя» - «общественное управление», «устройство этого города», а «πολίτευμα» ‒ это «гражданская жизнь». У нас даже таких слов или выражений однозначных нет. Но если бы, вот мы ходим на выборы, участвуем в жизни своего города, то это наша «πολίτευμα». Мы – «политай», мы – граждане, и у нас есть своя «πολίτευμα». Работник работает, а что делает гражданин? Он гражданствует. Это состояние гражданственности – по-гречески «πολίτευμα».

И филиппийцы-то граждане Рима. Он не кому-то пишет, не коринфянам, не ефесянам, не Филимону или кому-то еще, он пишет гражданам Рима и только им. Нигде больше мы этого выражения не встретим. Вообще-то, наша политическая жизнь, наша гражданская активность – она вся на небесах, а не здесь. Вот эта совершенно замечательная фраза, которая потом будет развернута в Послании к Диогнету, моем любимом произведении примерно двухсотого года, где автор говорит, что мы живем на земле, но мы граждане неба. Такой, мне кажется, прекрасный образ. Но Павел это уже сказал, просто кратко: «Наше гражданство принадлежит небесам, откуда мы ждем Спасителя – Господа Иисуса Христа» ‒ «σωτῆρα ἀπεκδεχόμεθα Κύριον Ἰησοῦν Χριστόν». Еще раз напоминаю, кто у нас «Κύριος» ‒ Господь. А слово «σωτῆρα» ‒ «Спаситель», конечно, имеет богословский смысл, но дело в том, что это слово – одно из стандартных обозначений высшей власти еще даже до Римского императора. Селевкиды, эллинистические цари Селевкидской державы, себя называли «сотерами» ‒ «спасителями». То есть это – царская титулатура. Фактически, Павел, пусть не совсем напрямую, говорит, что у нас паспорта небесные, у нас там вся наша гражданская активность, и наш Господь, наш Спаситель – это не «дорогой товарищ император», это Христос, который оттуда к нам и придет. Естественно, он это говорит не для того, чтобы сказать: «А теперь давайте перестанем платить налоги» или «поднимем восстание», а для того, чтобы, наверное, этим самым филиппийцам, которые обладают довольно хорошей привилегией – римским гражданством, показать, что главное не в этом. «Он преобразит наши униженные тела по образу Своего прославленного тела действием Своей силы, способной всё Себе подчинить». Опять-таки, «сила, способная все себе подчинить» - это же абсолютно как про Рим. Если это прочитать в контексте, представляя себе эту самую римскую политическую активность, то это просто прекрасно ложится, как параллель. И опять-таки, он не говорит: «Поднимем восстание», а он просто показывает, как устроена эта римская государственность со всеми ее недостатками, со всеми ее претензиями, со всеми ее обрядами, и говорит: «Ну а мы-то с вами про другое», «У нас тоже есть своя «πολίτευμα» у нас тоже есть свой Господь, свой Спаситель. У нас тоже есть «Сила, которая способна себе все подчинить», она просто протекает не в материальных земных категориях».

В этом смысле, мне кажется, послание к Филиппийцам намного точнее и полнее описывает отношение христиан к власти в понимании апостола Павла, чем эта самая пресловутая 13-я глава Послания к Римлянам, потому что здесь, мне кажется, достаточно явно, но это все равно гипотеза, мы не можем сказать напрямую, но по-моему, достаточно явно утверждается иное отношение к вопросам гражданства, к вопросам политической жизни, чем принято было, наверное, в античном мире в целом. Но и, как мы можем догадываться, чем могло быть принято в Филиппах, как Римской колонии на Балканском полуострове или в провинции Македония, как говорили тогда.

Если подводить некий краткий итог, то Павел, наверное, первый из христианских авторов коснулся напрямую этой проблемы: отношений власти и христианской общины. Власти, я в данном случае говорю, как какого-то политического тела, некоторого государственного устройства. Он впервые коснулся этой проблемы, и он заложил основы христианского отношения, которое более или менее остается таковым до сих пор.

Но, как часто в христианской практике, в богословии, отношение немножко двойственное. С одной стороны принцип абсолютно полной лояльности к существующей власти, и исполнения всех ее законных требований, а тут возникает огромная серая зона. А если требование незаконные? А если требования законные, но противоречат христианской совести? И тут та самая проблема, которая болит до сих пор, которую каждый человек решает по-своему, по-разному. Как быть не в этом очевидном случае, когда начальник действует всем во благо? С одной стороны – вот эта лояльность, а с другой стороны – это дистанцирование, но дистанцирование не по принципу: «какие они плохие, мы на них не смотрим», а по принципу: «мы про другое». Что тоже порождает кучу самых разных проблем. Тоже порождает огромную «серую зону»: «А как это отделить?». Как у Ильфа и Петрова: «церковь была отделена от государства невысоким голубым забором». Вот как этот «невысокий голубой забор» построить так, чтобы, с одной стороны можно было войти туда и сюда, а с другой стороны, чтобы оно не сливалось. И понятно, что на практике вопрос отчасти про это был, на практике этот принцип очень часто не выдерживался. И, тем не менее, хотелось бы напомнить, или может быть открыть для кого-то, если это вдруг открытие, что принцип лояльности – не единственный. Он дополнен вторым, и на самом деле более важным. Что это все вытекает не из каких-то попыток сакрализации власти, чего в Риме было и без христиан выше крыши. В Риме, как и, наверное, вообще в Древнем Мире, государство было, безусловно главной святыней. И боги были скорее выразителями этой идеи, чем какими-то абсолютно отдельными от земли сущностями, которым приносят жертвы и поклоняются.

Христианским подход был огромным отрывом от этой сакральности государства. И Павел очень ясно об этом говорит. Наверное, яснее было бы уже просто на грани государственной измены. Писать какие-то вещи, просто надо было бы уже тогда ругать эти государственные культы, чего Павел делать не хотел. И поэтому христианство стало, на мой взгляд, начиная с Павла, попыткой как раз такой эмансипации священного от государственного, чего человечество до тех пор, в общем-то, не знало, насколько я могу судить, но по крайней мере, человечество средиземноморское. Не знаю, как там в Индии, в Китае, об этом судить не берусь.

Вопросы по Филиппийцам, или, может быть, вообще по всей этой нашей беседе?

Что Павел имел в виду под «образом раба»?

Хороший вопрос. Это у нас первый отрывок из Филиппийцев, из второй главы. По-гречески там: «ἐν μορφῇ Θεοῦ ὑπάρχων», буквально: «находясь в образе Бога», «μορφὴν δούλου λαβών» ‒ «образ раба принял» ‒ здесь причастие: «принявший». Очевидно, имеется в виду то самое смертное тело, которое он принимает. Более того, тело на кресте, поскольку казнь на кресте в основном предназначалась для рабов. Не исключительно для рабов, за какие особые злодейства могли казнить и свободного, но в принципе, это рабская казнь, то есть такая предельно мучительная, демонстративная, когда никакого человеческого достоинства за казнимым не признается. Тех же самых римских граждан казнили мечом. Да, их убивали, им отрубали голову, но это достойно смотрелось, и было при хорошем экзекуторе не очень мучительно. А на кресте – человек голый, человек, висящий на кресте, избитый, измученный – это для римлян, безусловно, только раб. И здесь тоже, конечно есть очень яркая мысль. Мы, конечно, сегодня все против рабства, и понятно, что для нас … мы себе этого не представляем настолько адекватно. Если сказать: «образ пьяного бомжа», это нас шокирует уже: «фу, это гадость какая-то». Вот образ раба, тем более распятого на кресте, это для них примерно так же.

Как Павел понимал здесь…? В начале у него как бы действительно богословие современное никейское, что: «Образ Божий стал человеком», а в конце: «Бог Его возвысил». То есть понимаешь, что какой-то человек так угодил Богу, что Он его поднял на небеса. То есть, я имею в виду такое противоречие из текста. Интересна здесь область мысли Павла. Он-то Его кем видит? (неразб.)

Очень хороший вопрос, на который не то, что есть единого ответа, а один их самых спорных вопросов в мировой паулинистике сегодня. Христология Павла высокая или низкая? Об этом, если захотите, надо приглашать Глеба Гариевича Ястребова. Он вам очень хорошо может рассказать. Серьезно.

Но это может кого-то шокировать. Почему? Мы представляем себе дело как? Все они были хорошие православные. Ну, католики скажут – что католики, а баптисты – что баптисты, неважно, они были такими же как мы. И говорили примерно тем же языком, но если где-то кто-то иногда допускал вольность выражений, это он случайно, это он как бы не очень правильно выразился. А на самом деле он думал именно так, как мы сегодня думаем. Конечно нет. Совершенно очевидно, что то богословие, которое мы сегодня называем никейским, эта четкость формулировок: «Единосущное Триипостасное Божество». В Новом Завете это богословие не встречается. Мы можем абсолютно закономерно сказать, что оно выводится из Нового Завета, что оно продолжает линию Нового Завета, что оно не противоречит Новому Завету, но в Новом Завете его нет. И, более того, Павел, при том, что он явный богослов, не очень интересуется формулировками. И это тоже мне в нем очень нравится. Мне вообще очень нравится Павел. Он не заморачивается тем, как это правильно назвать. Он гораздо больше интересуется тем, как выразить свое отношение. Поэтому у него иногда встречаются, прямо рядышком, абсолютно противоположные формулировки. Противоположные в нашем понимании, потому что мы привыкли к каким-то очень четким формулировкам. И это – один из примеров. То есть Он, обладая неким единством с Богом, с одной стороны, потом был Богом возвышен. Получается, сначала Он практически одно, а в конце Он явно другое. И как раз поэтому сегодня спорят исследователи. Одни выдвигают мысль, что у Павла все-таки высокая христология, то есть очень близкая к никейской. А другие говорят, что это низкая христология, что для Павла Иисус – это некий избранник, это некий великий пророк, это некий, совершенно особый человек, но все-таки человек. Я не уверен, что Павел мог бы нам ответить четко на вопрос, какая у него христология, высокая или низкая. И, может быть, он действительно старался просто назвать какие-то вещи, которые очень важно понять, но не старался дать абсолютно безупречные, четкие стандартные формулировки.

Насколько известно, это же вообще какой-то древний гимн, который до него был написан? Я это читал. Что это даже не его мысль.

Возможно это так, но это гипотеза. Это называют «христологическим гимном» потому что очень красиво звучит. Звучит как поэзия. И не очень похоже н остального Павла. Но нет ничего невозможного, чтобы этот гимн сочинил он. Но мог и заимствовать точно так же.

И вообще, эта тема: как ранние христиане описывали Христа, как они о Нем думали, это сегодня довольно популярная тема у разного рода богословов и историков религии. Но все-таки это всегда будет немножко спекулятивно. Недавно на русском языке вышла книга Гезы Вермеша: «Христианство. Как все начиналось». Он убежденный сторонник низкой христологии. То есть с его точки зрения изначально Христос не воспринимался христианами как Бог. Это был мессия, особо избранный человек, и т.д. Он это довольно убедительно доказывает, но понятно, что его убеждение базируется на собственной уверенности, а не на каких-то железобетонных аргументах.

А это светская книга? С позиции верующего?

Гезе Вермеш вообще очень интересный человек. Он не христианин на данный момент. То есть на момент написания книги. Он им был какое-то время. И это накладывает свой отпечаток. То есть человек, который переходил из христианства в иудаизм, и который как бы отказался от этих специфически христианских форм. Почему я говорю? Понимаете, на эти темы пишут люди, для которых это не все равно. И они, как правило, доказывают… свойство человека доказывать, что: «наша-то вера правильная». Гезе Вермеш в этом смысле никакое не исключение. Он пишет с позиции иудея. Но бывает так, что человек пишет просто объясняя всем, что: «мы правы, а вы – нет», а бывает так, что он подыскивает аргументы, и эти аргументы интересны, с ними стоит познакомиться. Он, безусловно, второй случай.

Но, кстати, извиняюсь, чтобы закрыть тему, но по-моему и в самом Евангелии сначала знакомство с Ним, как с каким-то выдающимся человеком, а в конце, уже ближе к воскресению… То есть это близко и самому Евангелию. Не сазу же они его прямо как Бога… И неадекватно это было бы на мой взгляд.

Мы сейчас не обсуждаем богословский вопрос, и ни в коем случае я не хочу сказать, что: «Давайте мы задумаемся, Христос – это Бог или не Бог?»

Естественно.

Это вопрос вероучительный. Я христианин, и я, безусловно, верю в Троицу и я исповедую божественность Христа. Но вместе с тем, мне кажется, очень важно отдавать себе отчет, в том, что эти нынешние словесные формулировки существовали не всегда, и насколько мы можем эти формулировки вкладывать в голову Павла, и говорить: «Вы знаете, он только чуть-чуть иначе говорил». Обычная стандартная картина, когда такой форматный христианин читает апостола Павла, он просто видит человека, который закончил современную семинарию, и просто иногда немножко другими словами то же самое описывает. Это явно было не так. И более того, современное богословие во много мне просто опирается на Павла, Павел был по сути дела, первым автором, который до нас дошел в сколь-нибудь значительных количествах, который это богословие создавал. В Евангелиях это просто рассказ, а у Павла – уже рождение богословия, рождение этих формулировок. Но многие формулировки сильно отличаются от того, к чему мы привыкли, и вот – один из, безусловно, ярких примеров. И что мы совершенно точно знаем про Павла, что для него это действительно была проблема: как совместить единобожие и абсолютную уникальность Христа? И он подбирает разные формулировки. И поэтому здесь мы не можем даже понять, что он сказал в начале: «не замышлял себе присвоить равенство с Богом» ‒ и тогда получается, это, скорее, низкая христология. Или: «не присвоил лишнего, считая себя равным Богу» ‒ тогда это, скорее, высокая. Здесь первичным будет наше решение, а вторичным – аргументы в его пользу.

У о. Дмитрия Юревича из Питера есть статья, по-моему называется: «Сын человеческий». и он рассуждает о том, как апостолы воспринимали Мессию, что они вкладывали в слово «мессия». Он хорошо показывает, что это совсем не то, как мы привыкли понимать, что мы видим Христа, как Сына Божия. Очень интересно.