«Проблемы современной православной семьи» Екатерина Алексеевна и Михаил Юрьевич Бурмистровы

Екатерина Бурмистрова.

Добрый день!

В рамках часового выступления не получится успеть много. Вступление будет структурировано так: я расскажу о своей деятельности, потом расскажет Михаил, потом двадцать минут – ответы на вопросы, желательно связанные с темой выступления. Все, кто захочет что-то спросить, может посылать сюда бумажки с вопросами или спрашивать с места.

Меня зовут Екатерина. По первому образованию я возрастной психолог (заканчивала МГУ), стала работать с детьми, порядка 5 – 7 лет проработала, консультировала детей, вела программу. Потом я поняла, что работать только с детьми психологу в значительной степени бесполезно, потому что очень многие проблемы связаны не с ребенком, они идут из семьи. И я получила второе образование – семейная психотерапия, и в этом направлении уже более двадцати лет веду родительские программы разного рода.

Основное зерно этих программ – просветительское и популяризаторское. Я стараюсь очень просто, но, в то же время, не искажая сути психологических явлений, рассказывать родителям о тех вещах, с которыми они сталкиваются в течение своей родительской практики. Программы ориентированы на разные аудитории, в основном работаем с браками молодыми, с браками с детьми, с отношениями межпоколенными. И таким специфическим проектом для меня и для Михаила является клуб многодетных семей. Это программа поддержки семей с тремя и более детьми. Она у нас идет четырнадцатый год (ежемесячные встречи проходят в Москве четырнадцатый год!).

На материале этих встреч сейчас издательством «Правмир» выпущена книга (там примерно треть материала – по разработкам этого клуба). Через эту программу прошли многие пары. Действительно, многодетная семья – это очень уязвимая с разных сторон семья, очень мало информации. И это ядро моей деятельности.

Вторая большая часть моей работы – это помощь семье в преодолении нормативных кризисов (связанных с возрастом семьи и возрастом родителей и детей) и ненормативных кризисов семейной жизни (ненормативные кризисы – это, прежде всего, болезни, утраты, что-то связанное с нарушением отношений, изменой, с разводами). Своей большой задачей я вижу уменьшение количества разводов, причем не искусственное уменьшение, а помощь семье в преодолении сложных ситуаций.

То, о чем я хотела сегодня поговорить (а тема у нас заявлена как «Проблемы современной православной семьи») – тема гигантская. Это то, что собственно является почти повсеместным, распространенным, что свойственно почти каждой современной православной семье: через какие же трудности, ходовые трудности семьи проходят, с чем они сталкиваются и что они, как правило, не осознают, или осознают уже преверсивно, т.е. впоследствии, когда с этой трудностью они поборолись, возможно трудность их поборола.

Что мы имеем с семьей? Большинство семей сейчас, как говорят семейные психологи, нуклеарные, маленькие семьи, состоящие из родителей и детей. В понятие границ такой семьи не входит старшее поколение, фактически не входят родственники.

И это специфика современного положения дел. Межпоколенные связи очень часто ослаблены или разрушены, и часто родственники, старшие родственники не самые близкие люди для родителей, а (я выражусь резко) иногда враги, иногда те, кто находится в противоположной позиции. И никакой поддержки часто молодая семья, семья с детьми, от родителей не получает и получить не может. Это одна из трагедий современного общества. Изменить это искусственно мы не можем, мы можем принять то, что ситуация такая. И, если нас (большинство здесь сидящих) растили бабушки, то сейчас включенность старшего поколения в помощь воспитания детей гораздо меньше. В чьем воспитании (из сидящих здесь) активно участвовали бабушки? А если бы я спросила аудиторию молодых родителей с детьми доподросткового возраста: помогают ли вам бабушки активно, то процент поднятых рук был бы в разы меньше. Причины разные, это тема отдельного доклада.

В целом помогают меньше из-за того, что очень часто дети помощь не запрашивают и помощь такого рода не принимают, и бабушки позже заканчивают работать. В общем, помощи от старшего поколения, в том числе психологической, мало. Ослабленные родственные связи и потому что семьи обрели большую подвижность, люди часто переезжают, все родственники остаются в другом городе, другой стране, другой республике и не являются близкими по духу молодой семье. А семья нуждается в поддержке. На стадии пока дети растут, да и на любой стадии своего становления она нуждается в поддержке. И если поддержки от близких, родных мало или она очень противоречивая, где же может семья поддержку искать?

Общество тоже не предлагает большого количества возможностей. У нас вообще виртуализация общения происходит, очень многие вещи ушли в интернет, к сожалению. Люди гораздо меньше встречаются и разговаривают, гораздо больше общаются в соцсетях, и это общение выхолощенное. В общем, мне кажется, что крайне мало точек опоры для современной семьи, особенно во внецерковной среде.

На что может семья опереться? Это просемейного характера фильмы, просемейного характера современные книги. Куда может пойти семейная пара вечером, пара, имеющая детей? Все рассчитано не на стабильный семейный уклад, не на людей, которые уже сделали свой выбор, выбрали спутника жизни. И если индустрия развлечений есть и большая, то она совершенно не того свойства, куда может пойти современный семейный человек. А есть огромная потребность в том, чтобы иметь единомышленников, собеседников, потребность быть в отношениях, в дружеских отношениях с тем, кто проживает в схожих жизненных ситуациях, например, растит детей или живет в супружеской жизни. Потребность в том, чтобы были человеческие связи – базовая потребность. И часто люди приходят в церковь, ища вот этой поддержки, человеческой тоже.

Я работаю с тем, чтобы возникали родительские объединения, клубы, где оказываются люди, которые проживают сходные семейные ситуации. Клуб многодетных (о котором говорилось выше), но также, например, объединяются в клубы, разговорные встречи, в образовательные психологические программы люди, у которых дети до трех лет (возраст детей – это же очень объединяющий фактор). Или, кризисная программа, то есть, например, программа, объединяющая людей, которые недавно пережили развод. А разводов очень много и, к сожалению, во внутрицерковной среде разводов незначительно меньше, чем в среде невоцерковленной. Этот факт еще не получил должной огласки, но разводятся много.

Объединение в разговорные и тематические группы дает очень высокий терапевтический эффект. Мои программы построены так. Это встречи с разным количеством участников, и мы с Михаилом уже четвертый год проводим открытую программу ежемесячных встреч "Семейный клуб в Покровских воротах". Туда могут прийти все. Обычно сначала идет информативная часть, то есть я рассказываю о том или ином психологическом феномене, о феномене возрастной или семейной психологии, и дальше идет обсуждение.

Одна из проблем современной семьи – это недостаток информации о том, как устроены отношения между поколениями, о том, какие кризисы испытывает брак, с чем можно столкнуться в супружеских отношениях в тот период, пока дети растут. И если книг, ориентированных на воспитателей детей, книг по педагогике и по психологии ребенка сейчас много, то много ли вы знаете книг по психологии супружества, брака, книг на русском языке, написанных для непрофессионалов? Какое-то количество книг достойных внимания для профессионалов, для психологов, психотерапевтов есть. А вот для людей, для "пользователей", для тех, кто живет и проживает эту самую супружескую жизнь, их фактически на русском нет.

Вот у нас стоит книга, она не является каким-то литературным шедевром, мы её написали с Михаилом: «Современная семья: психология отношений». Это плод образовательных разговорных и терапевтических программ. Книга получилась не очень-то веселая, потому что там действительно собраны описания тех нормативных трудностей, с которыми сталкивается брак. Мне кажется, очень важно сделать информацию о том, с чем сталкивается обычная современная православная семья, чтобы это было максимально доступно. Например, о каких проблемах надо было бы говорить, писать, делать радиопередачи больше, чем это происходит.

Как пример – феномен того, что в российской семье с каждым десятилетием накапливается все больше сумма так называемого отрицательного межпоколенного наследования. У нас катастрофическое количество разводов (сейчас это открытая статистика – до 70% гражданских зарегистрированных браков расторгается). Первый пик разводов приходится на второй – третий годы жизни ребенка. Второй пик разводов на семь – восемь лет жизни ребенка. Третий пик разводов на тот период, когда дети достигают совершеннолетия, т.е. люди детей вырастили, и всё – мы больше никто друг другу.

О каком накоплении отрицательного наследования я говорю? Дело в том, что у нас огромное количество семей остались без мужчин в двадцатые, тридцатые, сороковые годы. Тогда причина того, что семья становилась неполной, были совсем не разводы. Это была революция, коллективизация, период репрессий, две войны. Потери мужского населения колоссальные. С точки зрения семейной психологии, мне кажется этот факт не получил достаточного осмысления и такого "прописывания на уровне пользователя".

Можно провести голосование: скажите, пожалуйста (на уровне прабабушек и бабушек тех, кто сидит здесь) есть те семьи у вас или у вашего супруга, где растила детей женщина, рано потерявшая мужа из-за исторических или социальных перипетий? Поднимите, пожалуйста, руки, посмотрим статистику. Не у всех, но почти у всех! Это повсеместная статистика. Огромные, гигантские потери. Женщина оставалась с детьми одна, в очень сложных житейских, исторических обстоятельствах, и она должна была выживать. Это бабушки, прабабушки, они героические, мне кажется, что о них нужно записывать воспоминания пока они есть. Она выживала и выращивала детей в ситуациях, когда это было почти невозможно. Вот вчера была память снятия блокады Ленинграда… В каждой семье, наверное, есть истории о каких-то совершенно невероятных свойствах характера, житейских качествах или находчивости этих самых бабушек, прабабушек. И мы даже голосовать не будем, в вашей памяти наверняка это хранится. И эти женщины выжили, детей вырастили. И то, что мы здесь с вами сидим – знак того, что им это удалось.

Но что происходило, пока они справлялись с немыслимыми трудностями? У психологов есть такой термин "гиперфункционирование". Для того, чтобы выжить женщина становилась всем. Она брала на себя мужские функции. Это часто женщины, которые могли выжить, вытянуть всех, но у них были очень сложные характеры, очень авторитарные, очень доминантные, с ними сложно было жить. Это первое поколение – женщина, оказавшаяся в тяжелой ситуации.

И я немножко поговорю о феномене гиперфункционирования в трех-четырех поколениях российской семьи. Бабушки (или прабабушки, ведь у нас разный возраст участников) были вынуждены становиться такими. У этих бабушек растут сыновья и дочери, и они видят сильную женину. В семейной психологии известно, что существует наследственное моделирование, неосознаваемое копирование образцов поведения родителей. Это не стопроцентный феномен, конечно, его можно останавливать, и нужно. И вот дочери и сыновья в такой семье видят, что главная в семье – женщина, больше нет никого, формируется картина матриархата с женским гиперфункционированием.

Дальше, когда наступает время строить свою семью, они несут в эту семью, которая возможно, живет не в таких жестких условиях, эту модель мужского как бы отсутствия, выключенности. Ведь нет матрицы мужского поведения в семье, где нет отца. Можно только домысливать. И очень часто там не было также ни дядьев, ни братьев, ни дедушек. Это просто была семья, где растили женщины.

И вот они строят свои семьи, и в них уже возникают серьезнейшие искажения. Женщины продолжают гиперфункционировать там, где не надо, жизненно не нужно. Но просто нет другой модели. Это поколение наших мам и бабушек. И вот там уже начинается большое количество семей, которые семейный психологи называют дисфункциональными, семья есть, но в ней не всё гладко. Это дисфункциональность семей с продолжающимся женским гиперфункционированием, где очень часто мужчины алкоголизируются, либо делаются такими "хвостиками". Это не стопроцентно, но часто. И вот уже во втором поколении количество разводов значительное. Это очень обобщенная картина в рамках такого короткого выступления сложно описать более детально, это такой набросок.

А вот уже в следующем поколении (дети, у родителей которых где-то брак был неудачным, где-то был они несчастливы, где-то развелись), в третьем поколении количество разводов растет по экспоненте. Это потому, что в этом поколении (это часть поколения нынешних родителей) формируется модель: семейные трудности проще не преодолевать, а, если не получается, то развестись, создать другой брак. И возникает склонность к разводам (как знаете, у людей есть склонность к легочным заболеваниям или склонность к аллергии).

Я считаю, что у современной семьи есть выраженная склонность к разводам. Брак – это трудно, это многолетний труд, это переплавка. Это совсем не то, что люди представляют себе по сказкам (все сказки заканчиваются свадьбой, там у них "мед-пиво пил", а дальше неизвестно что, сплошное счастье). Брак – это совсем другое, кто прожили какое-то количество лет семейной жизнью подтвердят. И к трудностям брака, к его испытаниям семья оказывается не готова наследственно в двух-трех поколениях. Мы, когда начинаем семинар для родителей по семейной психологии, говорим, давайте нарисуем наши генеалогические карты, три-четыре поколения, что там было. И смотрим: вот у вас бабушка, вот у вас развод, вам очень сложно сейчас будет, вам сейчас хочется развестись, вам трудно, вы не можете притереться характерами, вам хочется развестись, но у вас работает синдром годовщины, никакой парапсихологии, никакой магии. Синдром годовщины – описанное явление, и семейные психологи им широко пользуются, про него очень мало знают обычные люди.

Дело в том, что на уровне неосознанного повторения моделей поведения в семье возникает склонность к копированию поведения родителей в определенном возрасте ребенка. Сейчас объясню, что это. Родители развелись, когда ребенку было пять лет. Ребенок этого не помнит, он почти ничего не помнит (в пять лет у большинства людей нет связных воспоминаний). И вот он заключает брак, в браке возникают трудности, его ребенку около пяти лет, и сложности вызывают непреодолимое желание разрушить отношения – вот это синдром годовщины. Кто-нибудь сталкивался? Возможно, для вас этот термин неизвестный, но, если подумать и посмотреть на ситуации, которые вокруг вас происходят, повторов возраста разводов и других ситуаций много (это может быть не развод, а извините за сленг, "загул" и т.д.).

Можно долго говорить о повторении моделей и синдроме годовщины, и сейчас я вам развернула лишь кусочек того, о чем мы говорим на лекциях и занятиях. Мне кажется, что человек, если он предупрежден, то он вооружен. Если семья знает, с чем она может столкнуться, то ей будет проще не пойти развестись, а пойти к психологу, может быть к духовнику, друзьям, которые такое пережили, пойти за поддержкой и это испытание пройти. Но склонность гигантская. К тому, что повторяются родительские модели.

Немножко я хотела бы поговорить о том, что психологическая помощь очень нужна, но она фактически недоступна для большинства населения. Наверное, в этой аудитории есть много психологов, работающих с детьми, с семьей, пастырей. Есть несколько блоков на пути к получению психологической помощи в России тем, кто в ней нуждается. Я хотела бы их перечислить очень кратко. Возможно, нам вместе и по отдельности удастся что-то с этим сделать.

Во-первых, практических психологов с опытом работы с детьми и с семьей просто меньше, чем нужно, хотя открылось несколько кафедр и активно развивается семейная психология в ряде ведущих психологических школ и в Москве, и в Петербурге, в других городах. Но всё равно семейных психологов сильно меньше, чем нужно. Детских – больше. Это понятно, ведь практическая психология была под запретом, она не развивалась с 1934 года и всё время, пока был Советский Союз.

Также очень мало бесплатной, доступной психологической помощи. Та помощь, которая есть, в основном, платная. Бесплатная есть, но семьи с детьми, испытывающие трудности, очень боятся обращаться за этой, казалось бы, доступной, бесплатной, помощью из страха попасть в объятия ювенальной юстиции. И мы не будем тут обозначать ситуацию, которая у всех на слуху: действительно, есть, чего бояться. Бывает, что есть психологический центр в шаговой доступности, есть проблемы у ребенка или семьи, они не идут – страшно. Это, в общем-то, оправдано.

Есть и другие страхи в обращении за психологической помощью. Прежде всего – неосведомленность. Для некоторых людей психолог как астролог, как кто-то опасный, бабки в одном ряду в народном сознании, т.е. непонятно, что это специалист, фактически помогающий (конечно, не психиатр, не врач), но помощь и помощь существенная. Тут нужна большая просветительская работа, чтобы люди, которые нуждаются в этой помощи, могли бы ее получить.

Иногда не идут к психологу верующие воцерковленные люди. Я думаю, что батюшки могут рассказать про это гораздо больше. Ведь люди, которым на самом деле нужен психолог, даже психиатр, идут к священнику и выговаривают то, что по идее не является исповеданием грехов, а является разговором, который мог бы быть полезен с психологом. Я знаю очень немногих батюшек, которые не боятся и перенаправляют людей к психологу. Разграничение того, что является областью, где мог бы помочь психолог, и областью духовного попечительства – забота не столько со стороны профессионалов-психологов, сколько со стороны пастырей. Но мне кажется, что здесь тоже нужна просветительская деятельность, чтобы человек понимал, с чем хорошо к психологу и где найти психолога безопасного.

Бывают еще другие преграды, специфические для православных людей в получении психологической помощи. В общем-то правильная мысль о том, что "должно пострадать" и что "жизнь – не райский сад" часто бывает понята не так, вывернуто, и человек, действительно страдающий от психиатрического заболевания или пограничного состояния, или психологических трудностей, не идет за помощью, он думает, что "полезно страдать". Если в области медицины проще (если есть опасность для жизни, мы примем лекарства, которые доступны: антибиотики, инсулин), то с психологической помощью всё ещё не налажено. Люди страдают от того, от чего можно не страдать. Иногда даже жизнь может заканчиваться совсем не так и не тогда, когда это могло бы быть.

Иногда православные люди, доходящие до психологической помощи (много работаю с людьми верующими) приходят с такой сложной кашей: «Вот духовник нам сказал то-то, а что вы нам скажете?» Думаю, что все, кто работает с православными, сталкиваются с этим. Мы посмотрим, что нам больше нравится: что вы скажете, или что духовник сказал. И психолог оказывается втянут в ложный треугольник отношений: человек, обращающийся за помощью – его духовник – специалист. Это тоже помешает получать психологическую помощь.

Это описание сложностей, но хочется рассказать и хорошее. Рассказать можно то, что действительно осознание людьми тех сложностей, которые они проживают, даёт очень высокие результаты. И я это вижу на своей деятельности (хотя, конечно, 17-20 лет не очень большой период времени, но что-то уже можно видеть). К примеру, программы работы с разводом у нас появились тогда, когда стали разводиться семьи, которые мы сопровождали на уровне начала брака, это было очень обидно. Так вот люди, проходящие через образовательные психологические программы, всё-таки имеют более низкий процент разводов. У нас нет такой статистики, которая бы можно было опубликовать. Но у нас есть внутренняя статистика: родительские объединения, с которыми я работаю, и действительно есть отличия, люди прорываются через эти преграды.

Отдельной интересной темой работы является то, что, если мы говорим о межпоколенных связях, о том, что действительно очень часто родители и прародители, то есть бабушки и дедушки имеют очень разные взгляды на воспитание – это еще один из типов конфликтов, с которыми мы много работаем. Об этом можно говорить, как о нормативном конфликте. Нормативный конфликт – еще одно психологическое понятие, которое мы широко используем и популяризуем, конфликт, который проходят все, нормальный конфликт, который нормально повторяется, как зима у нас, мы ее ждем, есть одежда для зимы, санки, еда, мы знаем, что она будет, мы к ней готовы. Если люди готовы к тому, что им будет сложно с собственными родителями, будут разные взгляды, но это не означает нелюбовь, неприятие, это проходимо, через это многие проходили, то им будет лучше и легче.

И очень важно вводить в рамки проговариваемого, осознаваемого, прорабатываемого в разговорных вещах тему разной степени воцерковления в семье. Мы все по-разному приходим к Богу и это, мне кажется не во власти человека. Вера – это дар, подарок, его кто-то получил, кто-то не получил. В семье очень часто кто-то из супругов получает этот подарок раньше, кто-то приходит к вере в большей степени. Иногда бывает, что родители – верующие, а дети – неверующие, иногда наоборот: дети – верующие, родители – неверующие. И очень важно, чтобы это различие не ослабляло ту любовь, то принятие, которое в семье возможно несмотря на самые разные позиции. И, если не смотреть на эту разную степень веры как на трагедию, специальную нелюбовь, а смотреть как на нормативную ситуацию в нашем обществе, которую пережило огромное количество исторических катаклизмов за последние сто лет, то, мне кажется, становится проще.

На этом моя часть выступления заканчивается, я передаю микрофон Михаилу. Вопросы к обоим после второго выступления.

Михаил Бурмистров.

Добрый день! Я тоже участвую в разнообразных мероприятиях, связанных с семьей, с психологическим сопровождением семьи, но все-таки я не являюсь профессиональным психологом. Мои интересы – скорее в области философии и в области богословия. И мне хочется обратить внимание на некоторые вещи, которые нечасто обсуждаются в православном обществе.

Как вы знаете, недавно была шумная сетевая дискуссия вокруг статьи о. Павла Великанова, и мне кажется, что это хороший повод задуматься над некоторыми вопросами темы этой статьи, полемики вокруг нее. Я полагаю, что вопрос семьи вовсе не является частным подразделом некоторой большой церковной политики, большого церковного обсуждения, я считаю, что тема семьи является центральной. Это центр, усилия должны быть направлены в этот центр. И не по каким-то практическим причинам, а именно потому, что вопрос семьи – центральная богословская проблема, центральная философская проблема современного христианства. Если раньше империи распадались и враждовали по вопросам воплощения Слова Божия, по вопросам, как это принять, то сейчас разделение христиан уже происходит и будет происходить по вопросам гендера, по вопросам семьи. Это является совершенно явно центральной темой богословского характера.

Здесь возникает проблема, мне кажется, о ней говорят, но она не представлена достаточно ясно. Проблема совершенно понятная, очевидная: в церковь в конце восьмидесятых – начале девяностых приходит огромное количество людей с сознанием, которое часто обозначают как советское. Это имеет под собой основание, но для меня главное, что это люди с сознанием эпохи модерна. Эпоха модерна, переходящая в постмодерн – это люди, которые, приходя в церковь, естественно понимают, что должна произойти некоторая умоперемена (о чем, образованные батюшки, выучив, что значит слово "метанойя", об этом им сообщают). И вот эти люди начинают осваивать лексику, формы, модели поведения, и в частности некоторые ценности и в области семьи.

К чему относятся эти ценности? Очень часто они постулируются как ценности христианские. Но это ценности традиционного общества, вовсе не христианские. Это ценности, которые можно найти в разных обществах, совершенно необязательно христианских (почитание старших, крепкая моногамная семья, многочадие, иерархические отношения в семье). Это вещи, к христианству специального отношения не имеющие, это то состояние общества, в которое пришла благая весть, и эти характеристики могут быть зафиксированы в самых разных культурах, религиях, эпохах – ничего специфически христианского в них нет.

Но современный человек с сознанием эпохи модерна, совершенно другим, неиерархическим сознанием, приходя в церковь, начинает осваивать все эти модели поведения. И ладно бы шла речь о каких-то действительно богословских вопросах, ладно бы все дело заканчивалось какими-то дискуссиями в интернете, но очень часто все это выходит в живую, повседневную жизнь, поскольку касается семьи, отношения мужа и жены. И вот в православных семьях начинается попытка "домостроя", выяснения вопросов, кто главный. И ладно бы это были некоторые искажения, которые можно бы было легко объяснить, но здесь действительно затрагивается вопрос ценностей, вопрос очень существенный, на что людям действительно можно ориентироваться.

По умолчанию предполагается такая модель действительно традиционной, патриархальной, многодетной семьи, которая очень часто воплощается на приходе в фигуре настоятеля. И вот выстраивается такая ранжировка: и вот батюшка с бородой, и матушка в юбке, вокруг деточки, и вот как хорошо, замечательно, все, как свечечки, всё прекрасно. И современная семья сознает "своё недостоинство": «У нас всего один, два, трое детей, мы живем обычной жизнью. Но зато есть светильники веры, они у нас на виду, все многодетные, бородатые, хорошие». И тем самым кажется, что реальность стратифицирована, ранжирована, она понятна, хоть ты в эту сторону не можешь шагнуть по объективным причинам разного рода, но у тебя некий ориентир есть.

Статья о. Павла Великанова, которую я упомянул вначале – совершенно тихая, смиренная, неполемическая – затронула невзначай этот уровень ценностей, этот уровень смыслов, действительно ли многочадная, патриархальная семья является ориентиром для современных христиан? Был поставлен такой «маленький» вопрос, именно этот вопрос вызвал такую ожесточенную полемику, потому что действительно люди должны на что-то ориентироваться. Многие люди, особенно многодетные современные православные христиане понимают свое состояние как духовный путь, как служение, как реализацию своего христианского выбора. И что же, это теперь должно быть поставлено под сомнение, как что-то необязательное?

Мне кажется, что очень важно – этот вопрос нуждается во внутрицерковной дискуссии и его нужно обсуждать. Мне кажется, важно понять, что он не решен, он представляется решенным, но он совершенно не решен. Именно так, поскольку сознание людей эпохи модерна и постмодерна – это сознание людей совершенно другого типа. Это сознание людей после смерти метафизического Бога, Который в центре реальности стоит по умолчанию. Этого нет, и сейчас главное – личный выбор, личная ответственность, ты делаешь этот выбор. И это постоянно подчеркивается в проповедях, что это личные отношения с Богом, личная ответственность. А что же: в личных отношениях с Богом – это выбор и ответственность, а в семейных – следование традиционной модели?

Очень важно понимать, что вопрос о том, что такое человек, что такое мужчина, что такое женщина, не является совершенно понятным, естественным, раз навсегда положенным. В XIX и XX веках произошли огромные изменения в антропологии (и психология появилась, собственно, не так давно). Описание человека, описание того, кто такой человек, кто такая женщина, кто такой мужчина, сейчас предлагает очень много вариантов. Это совершенно непредуказанная реальность, которая была бы так же естественна, как солнце, луна и звезды.

Есть изменения в семье, которые мы уже фиксируем. Мы зафиксировали переход от семьи традиционной, патриархальной к семье нуклеарной, детоцентрической. Считается, что семья 21 в. может называться "супружеской семьей". Мне кажется, основная проблема в том, что мы, возможно, вступаем в эпоху, когда типов семьи будет много. Ведущего типа семьи не будет вообще. И избрание типа семьи будет осуществляться человеком по внутреннему выбору.

И здесь одна из проблем современной православной семьи, в частности многодетной заключается в том, что по внешнему виду современная православная семья выглядит идентично с теми картинками, которые мы имеем из прошлого (вроде бы и там, и там – бородатый дядя и тетенька в юбке, много детей), но фактически это совершенно разные семьи, это совершенно разные "продукты". В одном случае мы имеем тип семьи, который формируется без выбора (человек живет так, потому что общество вокруг предлагает ему именно такую модель поведения, и он ей следует). В нашем случае, современном, мы получаем "личный проект". Живая многодетная православная семья – это личный выбор, это совсем не та вещь, что совершенно понятна и "лежит рядом". Часто она формируется в антагонизме, в противоречии и с опытом собственной жизни, и с опытом прародительской семьи. Это вовсе не что-то данное и понятное.

Такое внутреннее глубокое различие (даже при внешней похожести) не может не проявляться в нашей повседневной жизни. Особенно тягостной и сложной, скорее ведущей к большим конфликтам является ситуация, когда люди пытаются заниматься своего рода реконструкцией. И создавать современную православную семью, в частности многодетную, исходя из каких-то реконструкторских соображений, и выстраивать семью по каким-то лекалам, взятым из репринтных книг. Можно сказать, что здесь проблемы заложены в самом начале, и они неизбежно дадут выход. Неизбежно такая семья будет поставлена под угрозу выживания, и, возможно под угрозу распадения.

Естественно, эта тема огромна, и если здесь говорить всерьез, то нужно привлекать множество имен, называть авторов из истории философии, из психологии. Но я бы хотел обозначить, как мне кажется, очень "странное" и серьезное положение: изменения затронули самые базовые понятия – что такое мужчина, что такое женщина, что такое семья. Эта лексика крайне важна для нас, христиан, поскольку Евангелие проникнуто семейной лексикой. Вся лексика Евангелия – семейная, все базовые понятия – это понятия семьи (начиная с молитвы "Отче наш…" – Кому мы молимся, и что мы понимаем под словом "Отец"). И, соответственно, если эти изменения касаются базового семейного лексического пласта, то это не может не вызывать вопросов.

На Западе христиане давно с этим столкнулись. Предлагаются самые разные стратегии. Но мне кажется, следует понимать, что решение этих проблем может быть неадекватно. С одной стороны, такое решение: церковь живет в разные эпохи, в разных условиях, и мы теперь живем вот в таких условиях, в ситуации вот такой семьи, и будет принимать это как данность. Это попытка легко справиться. С другой стороны, такое решение: у нас есть навсегда зафиксированная патриархальная традиционная многодетная семья как единственная норма. И это тоже, как мне представляется, вовсе не стратегия.

Требуется, действительно, вдумывание и глубокое осмысление этой проблемы в ситуации, когда христиане попадают пространство странной и пугающей свободы. И это затрагивает не только какие-то тонкие вопросы духовной жизни, но самые базовые понятия – что такое семья, что такое быть мужем, женой, что такое отношения между родителями и детьми. Эти вещи, которые кажутся иногда людям абсолютно понятными и "от века" неизменными, оказываются не таковы. Они оказываются полем личного выбора и той свободы, которую нам Бог дает.

На этом я хочу закончить.

Е.Б. У меня небольшое дополнение. Мы уже несколько лет назад написали проект создания психологического негосударственного центра поддержки многодетной семьи. Этот проект лежит в столе уже два года. Мы думаем, что с ним делать, ведь такой центр, конечно же, нужен, и проект написан. Он и образовательный, образовательно-пилотный для регионов. Но мы думаем, есть ли у нас силы. В обществе есть потребность, и, если кто-то заинтересован, вы можете с нами связаться.

Сумма наблюдений за семьей есть вот в этой книжке: «Современная семья. Психология отношений»

М.Б. Это шестая книжка, где есть фамилия Бурмистровых. У Екатерины вышло до этого пять книг, это – шестая (здесь стоят уже два имени). Мне кажется, что те книги, которые уже вышли и надписаны авторством Екатерины тоже заслуживают внимания. Не только эта книга.

Е.Б. Есть еще новое в этом году – вебинары для супругов и родителей. Не все живут в Москве, не все могут прийти на лекции. Вебинары идут на протяжении всего учебного года. Пока прошел вебинар по возрастной психологии «Ребенок с характером», а также вебинар по гневу (они оба доступны в записи). И мы надеемся, что сделаем семинар по семейной психологии. Курс лекций по интернету. Это не универсальная форма, но полезная. И главное – доступная для самых разных мест России.

М.Б. Если кто-то хочет задать вопрос лично Екатерине, то е-мейл: ekaterina-burmistrowa@mail.ru. Есть также семейный портал информационного характера под названием «Семья растет».

Е.Б. Мы его создали лет восемь назад. Это библиотека полезных статей для родителей. Там много материалов по многодетности, по супружеским отношениям.

М.Б. Кроме того, у Екатерины есть в Facebook большая группа, ее можно легко найти.

Есть ли у вас вопросы?

Вопросы

У меня полная семья, и у моих бабушек полные семьи, но я чувствую в себе гиперфункционирование, понимаю, что все сама могу сделать. Как от этого избавиться?

Е.Б. Замечательный вопрос. Гиперфункционирование может быть связано не только с отсутствием второго супруга в семьях, но и с тем, какая модель была. Короткий ответ такой: если вы что-то в себе видите, и оно вам не нравится, нужно за этим внимательно наблюдать, вести дневник (помните, нам во втором или третьем классе предлагали вести дневник наблюдений за погодой – можно наблюдать внутреннюю погоду). Если вы эту гиперфункциональность какое-то время понаблюдаете, запишете повадки этой гиперфункциональности, что она заставляет вас делать, как себя вести, какую инициативу выхватывать, то вам будет легче отделить эту нежелаемую модель поведения от себя самой. Вот – вы, а вот – гиперфункциорование, оно вам не нравится. А дальше, может быть, даже дойдет до того, что можно это так осознать, что уже на исповедь принести. Возможно увидите, что выхватываете инициативу, а может быть, дело не в выхватывании, а в том, что у вас темп высокий, а у вашего супруга низкий, и нужно просто учитывать второй темп. Примерно так отвечает психолог, это каждый раз индивидуально, очень интересное исследование нежелательных моделей поведения, непредпочитаемых. Спасибо за вопрос.

Михаил, Вы говорите, что у нас будет много разных типов семейных отношений. Я поняла, что вы все-таки в контексте культурологического, а не цивилизационного подхода определяете эту типологию. Может быть вы нам скажете, какие же модели сегодня могут быть или уже складываются? Это первый вопрос. И ваше отношение к партнерскому браку среди православных.

М.Б. Конечно, сейчас здесь неуместно разрабатывать типологию моделей семьи. Мне кажется, что центральной является проблема антропологическая. Главная проблема – вопрос о том, что такое человек. В данном случае, это не Тоффлер, а это проблемы, обозначенные еще Ницше, Фрейдом, Гуссерлем, Хайдеггером, Сартром, Максом Шелером. Отсюда, от понимания "кто такой человек" – уже следующий уровень. Это вопросы: кто такой мужчина, кто такая женщина. И отсюда уже ситуация браков, ситуация союзов.

Мне кажется, что это проблема, которая нуждается в общецерковном размышлении. Но сейчас этого не происходит. Практически сейчас в православной среде – ситуация нахождения в окопе: "Там происходят какие-то страшные гендерные революции, там – страшные подвижки, а мы сидим в окопе, отстреливаемся и не отступим ни шагу. И вот эта традиционная патриархальная многодетная семья – единственная наша ценность и идеал". Я считаю, что эта позиция – тупиковая. Нам об этом придется думать. Не хотите думать – жизнь заставит.

Что касается вашего вопроса о партнерском браке среди православных. Мне кажется, что христианство – это такая широкая вещь, она в себя вмещает практически всё. Можно найти большое многообразие и в церкви, и в христианской жизни. Ограничусь этим…

Е.Б. Я могу сказать про партнерский брак. Во-первых, это поле выбора человека, куда никто не может вмешиваться. Это поле выбора человека, как и любой тип серьёзных жизненных выборов. Я вижу со своей стороны, со своего «стульчика» практика: многие браки оказываются партнерскими вынужденно (огромная проблема бесплодия; люди хотели бы, чтобы брак был детным, но не выходит). Вы используете этот термин "партнерский брак" в таком понимании?

Я использую его в соответствии американской концепцией: заключенный брак, юридический контракт и т.д.

Е.Б. Вы знаете, брак соответствует менталитету. Какой менталитет, такой и брак. Людей с менталитетом такого рода – эгалитарный партнёрский брак, юридически узаконенный – всё больше. Особенно среди поколения, которое сейчас выходит на репродуктивную арену (то есть поколение 25-20 лет и ниже). И я думаю, что количество таких браков будет расти и в России тоже. И это будет таким странным постмодернистским образом совмещаться с православием.

Бурлакова Ирина Ивановна, доктор педагогических наук. Скажите, пожалуйста, Екатерина, можете вы прокомментировать проект программы, которую создала Высшая школа экономики? Суть программы в следующем. По заказу правительства предлагается программа воспитания родителей: если мы хотим воспитывать собственных детей, мы должны пройти курсы повышения квалификации, сдать экзамен и получить лицензию на воспитание собственных детей. Вы слышали о такой программе?

Е.Б. Вы знаете, я о ней слышала, но совсем не в таком предикативном ключе: то, что это не обязательно, а это предлагается, это возможность. И я думаю, что это полезная возможность. И мы занимаемся тем же. Хотя, конечно, нужно посмотреть внимательнее: какие там люди, что предлагается в качестве подходов. Я думаю, что крайне полезно образовываться. И не только приемным родителям, но и будущим родителям. При этом родительство – это вещь, конечно же, практического характера. Пока ребенка нет, ты можешь сколько угодно образовываться. Но это тоже самое, что теоретически учиться играть на скрипке. Это мало возможно. Но любое информирование – это хорошо. У нас так мало информации для семьи, что это вряд ли может быть вредным. Хотя нужно больше узнать об этом. Я посмотрю, спасибо большое.