Канон Андрея Критского: читаем, размышляем, учимся понимать

Здравствуйте, дорогие братья и сестры!

Я благодарю портал «Предание», благотворительный фонд «Предание» за приглашение поговорить с вами о церковном гимне, великом гимне, о покаянном каноне Андрея Критского.

Есть в том, что связано с церковным богослужением и вообще с церковной жизнью, много исторических реалий. С одной стороны хочется быть в сегодняшнем дне, и не хочется, и не нужно, представлять Церковь какой-то музейной ветхой древностью. Хочется сделать все возможное для того, чтобы дать ощутить, что в Церкви происходит жизнь сегодня, сейчас. Поэтому, канон Андрея Критского был написан, округленно говоря, более тысячи лет назад; состоит из двухсот пятидесяти песнопений; а дальше все почитаете в Википедии, в гугле и где еще угодно, в различных умных книгах про то, что касается истории.

Ну, еще один момент, связанный все-таки с древностью, с традицией. Богослужение в Русской Православной Церкви совершается на церковнославянском языке. И язык этот достаточно-таки древний, несмотря на то, что он меняется с годами, с веками и старославянский язык во многом иной, чем современный церковнославянский язык. Но, все-таки, на сегодня у нас ситуация такая, что, с одной стороны, церковнославянский – это часть нашего наследия культурного, литературного, а с другой стороны, для многих, даже для церковных людей, он представляет значительную трудность. Говорят, похожая ситуация в греческой церкви. Один мой знакомый, ныне наместник монастыря, в бытность свою студентом духовной академии, отправился в Грецию по обмену и там учился Богословию в Афинском Университете и жил у знакомых греков. И когда он год ходил в церковь и изучал греческий язык, через год ему хозяйка, у которой он жил в доме, сказала: «Ну, вот, теперь вы уже достаточно долго изучаете греческий, и я, наконец, могу вам рассказать, о чем молитва «Отче наш». Вот послушайте…» И стала ему на современный греческий язык переводить, думая, что тот греческий язык, на котором составлена молитва в православной церкви, ему не понятен. Примерно так, как он малопонятен бывает и грекам. То есть, у нас подобная ситуация с языком. У нас есть выбор: либо сказать: «Ой, я ничего там не понимаю». Либо все-таки попробовать поискать, какие-то вехи понимания, осознавания.

Молитва «Отче Наш» она ведь тоже на церковнославянском языке. Ну, там, можно, конечно, найти непонятные слова: «днесь», что это за «днесь» такое? Вот это можно легко посмотреть в том же гугле, что же такое: «днесь».

«Насущный». Но вот «насущный» - это слово, которое Господь дал именно в этой молитве. Это слово, «насущный», больше нигде не встречается, ни в еврейском языке, ни в греческом, ни в славянском языке. Оно именно из этой молитвы. Если можно так сказать, о Сыне Божьем – он придумал это слово. Оно так даровано, Богом в этот мир именно в составе этой молитвы. И дальше нам уже предстоит додумывать, догадываться, молитвенно вслушиваться в это слово, чтобы понять, что же это такое: «хлеб насущный»? О чем идет речь?

И принцип догадки позволяет и на богослужении церковном присутствовать не впустую. Много еще факторов, способствующих нашему пониманию. Ну, вообще вхождение в быт церковной жизни, выстраивание своей собственной жизни с учетом того, что в Церкви происходит.

И сейчас мы готовимся, уже вплотную, можно сказать «на носу» Великий пост. И когда образ моей жизни, режим повседневной жизни меняется вместе с заявленным постом, тогда мне, не то, что проще воспринимать церковные богослужения Великого поста, а даже наоборот, богослужение помогает мне пройти Великий пост не вхолостую. Я уверен, что каждому знакомо такое: начался Великий пост, а у меня тут важное… ну, не знаю что, конец квартала, скоро экзамены у школьников, ЕГЭ, у кого что… свадьба на носу: вот скоро, после Пасхи будет свадьба. И эти дни пролетают один за другим, и оборачиваешься потом назад: «Ой, а пост уже закончился!». И эти дни проскользнули. Вот, моя задача, как православного христианина, и моя задача, как священника, участвовать в богослужении таким образом, чтобы и самому не проскользнуть через эти дни, чтобы зацепиться за них, зацепиться за реальность сегодняшнего дня, нынешнего Великого поста. Ну а как священнику – помочь прихожанам, чтобы тоже не впустую прошли эти службы.

С чего начинается великий покаянный канон? Я, конечно, не буду все 250 тропарей этого канона зачитывать. Но с чего начинается? Начинается с риторического вопроса: «Откуда начну плакати?» Помните, есть такая песня: «Where Do I Begin?» Вот это точь-в-точь тот самый вопрос. Откуда же мне начать? Кстати, в той песне о любви говорится. И этот канон, конечно, посвящение, посвящение Божьей любви. Любви Бога ко мне, к человеку. И у меня возникает вопрос: чем я могу ответить на его великую любовь? И ответ, который особенно становится ясным во время Великого Поста – это покаяние.

«Покаяние» по-гречески, «метания», ну пишется μετάνοια, не знаю, не надо, наверное, писать. На службе на слух приходится воспринимать все. Поэтому я рассчитывал, в общем-то, эту беседу провести так, на слух. Поэтому, если понадобится что-то, мы, конечно, запишем. Но в храме, на службе, никто ничего для нас записывать не будет, поэтому, будем упражнять слуховое восприятие. Значит «метания» или «метанойя» – это изменение ума.

По-славянски никакого ума в составе этого слова нет. Есть слово «цена», «кайна», или то, что позже стало: «цена», «поценение», «оценить», может быть: «взвесить», как на весах. И весы, мы знаем, бывают разные. Слова из притчи Соломона: «Мерила льстивая мерзость пред Господом, вес же праведный приятен ему». То есть, когда весы отмеривают верно, это приятно Господу. Когда «ме́рила льстивая», тогда это Господу мерзко.

Соответственно, что от меня требуется, для покаяния? Первое требование – честность. И вот тут сразу начинается: «Ну как – честность, а вдруг люди не поймут. Бог и так все знает. Так я и так все сделал, сказал, подумал; я тоже, соответственно знаю; Бог знает, перед кем честность? К людям выходить, на площади кланяться всем? А вдруг, они не поймут?». И все-таки, вопрос в первую очередь о честности перед самим собой. А что это такое? Поиск ответа на данный вопрос, который я только что задал. Что такое – честность перед самим собой? Как мне быть честным перед самим собой? Даже поиск ответа на этот вопрос – это уже начало покаяния. Пусть не будет готового ответа, но я должен задаться этим вопросом. Мне необходимо начать испытывать эту жажду. И вот вопрос, откуда же мне начать? С чего начну?

«Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний? Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию? Но, яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление».

Вот это первый тропарь. Когда из года в год христианин приходит, и с первого дня поста, по вечерам, не за один день прочитывается, уж очень большой канон. В понедельник, вторник, среду и четверг. И затем, еще во второй половине Великого Поста – тогда уже за одну службу прочитывается канон: великое стояние Марии Египетской. Ну, об этом не буду подробно говорить, об этой святой. А здесь вот так: на 4 стадии разбито чтение канона. И вот, когда из года в год христианин приходит на это богослужение – только слышишь этот первый тропарь – как описать? Как описать эту сопричастность, это духовное соприкосновение не только с теми, кто рядом стоит, не только, со всем храмом, не только со всеми церквями, где тоже в это время читают те же молитвы, но и с ангелами и со святым миром небесным, с самим Богом, с собственным сердцем?

Я не сторонник того, чтобы держать на службе текст канона с пояснениями или с параллельным переводом на русский язык. Есть два способа соприкосновения вообще с окружающим миром и с текстами. Есть общение, а есть истолкование. Общение – это объятие, общение – это соединение, общение – это стремление уничтожить всякую дистанцию, прервать эту двойственность субъекта и объекта. А анализ, истолкование нуждается в такой дистанции. Ну, в музее картина на стене, если я стану носом к этой картине, я ничего не увижу, мне надо отойти поодаль, тогда я смогу оценить все полотно. Я нередко привожу тем, кому мне доводится читать лекции о церковно-славянском языке, привожу такой пример смешения этих двух способов контакта: общения и истолкования. Когда жених говорит невесте приятные слова и говорит ей: «Ты такая красивая, я так люблю твои глаза, такие красивые глаза, особенно правый». Вот в чем здесь эффект смешного? Смешение общения и истолкования. И когда я прихожу в церковь и участвую в богослужении, здесь мне предлагается общение молитвенное. Переспрашивать на каждом слове: «Что-что-что? А сейчас что это было? Что за слово?», постоянно лезть в словарь, в сноски. Знаете, есть такие книги, в которых текст, как толковая Библия, например, текста вот столько, а на каждой странице, бо́льшая половина страницы занята всякими ссылками, сносками, комментариями. И так устаешь от собственного занудства, когда такую книгу читаешь, просто ужас. Я помню, я один раз детям своим пытался читать книгу «Алиса в стране чудес» с таким изобилием этих ссылок и сносок. Ну, мне же все важно понять, я им: «Послушайте, послушайте, это ведь интересно», открываю сноску, читаю – конечно, они пару страниц только выдержали. Сказали: «Слушай, какая-то книжка скучная, давай не будем ее читать». Вот. Одним словом, вот эти все истолкования, перевод на русский язык, лучше читать заранее. Отсылки к библейскому тексту.

А можно понять канон, не отправляясь за сносками и ссылками? Я уверен, что можно. Сейчас, я не знаю, как лучше сказать. Модно, актуально говорить, что… у апостола Павла: «Помолюсь духом, помолюсь и умом». Духом молиться, это, конечно, хорошо, но нужно помолиться и умом. То есть когда красивые песнопения, когда приглушенный свет, когда трепещут свечи, когда здесь все стоят рядом и вот совершается эта общая молитва и общее пение – у нас в храме общее пение. Мы поем припевы к каждому тропарю: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя». Весь храм поет, никуда не торопимся. Вот это вот молитва духом, но надо же еще что-то понимать, это правда так! Но, к сожалению, за актуальностью этой фразы становится, пролезает, знаете, представление о том, что: «Духом я уже помолился. Это детский сад. Духом молиться – это мы все умеем, но надо же и умом как нечто более продвинутое». Я не уверен, что апостол Павел, когда говорит: «Помолюсь я духом, помолюсь и умом», противопоставляет эти вещи. Так вот участие в молитве духом помогает раскрыть и смысл произносимого. Я не могу говорить за других, я могу делиться собственным опытом. Я помню, как я только пришел в Церковь, и у меня не было молитвослова. Я помню, я ходил причащаться, однажды на исповеди меня священник спросил: «И что ты? правило-то читал молитвенное?» Я взял и соврал: «Читал». Мне потом так было не по себе. Я маялся, и не пошел причащаться, ну я же соврал на исповеди. Но я впервые тогда услышал, что есть какое-то правило. А у меня не было молитвослова, их тогда вообще не было в продаже, это был вообще дефицит, начало 90-х, 90-ые годы. И когда выкинули на церковные прилавки молитвословы, да с псалтирью, мы бежим, побежали, купили молитвословы, и я стал читать псалтирь. Я помню, как я читал, я не мог остановиться. И я прочитал от начала до конца, ну не то, чтобы за один раз, ну, может быть, раза за два или за три, я просто проглотил все псалмы. У меня было ощущение такой наполненности! И четко прямо прозвучало где-то во мне осознание: я понял все, что там говорится! Я проглотил так же второй раз псалтирь, прочитал все подряд; прочитал-прочитал, за пару дней, наверное, всю псалтирь прочитал и опять вот все понятно! Все прям горит! В третий раз взялся читать. Тут знаете, как «пленку заело», и я вижу – не могу ни слова понять! Что такое? Не идет. Вот. Я сейчас понимаю что первых два раза, когда я прочел псалтирь, мне Бог дал помощь. Он дал мне ощутить силу слова псалтири, а потом говорит: «Ну, а теперь, ты сам давай». И тут уже начал я как-то вникать. Опять же, не без Божьей помощи, но все-таки уже употребляя какое-то свое усилие.

Так вот также и в каноне Андрея Критского. Давайте я попробую. Вот я прочитал, еще раз прочту первый тропарь: «Откуду начну плакати окаянного моего жития деяний?» Что не понятно? Как только будет не понятно, поднимайте руку, если я не остановлюсь на этом. «Кое ли начало положу нынешнему рыданию?». Все понятно. «Но яко благоутробен…» Благоутробен. «Даждь ми прегрешений оставление». Все понятно? Хорошо.

Благоутробен?

Благоутробен, хорошо. Ну, «благо» понятно? «Благо» – понятно, хотя вообще-то здесь все такие таинственные предметы. Я не уверен, что я могу ответить на этот вопрос. Ну, хорошо. Благо… а что такое «благо»? Так вот просто я и не отвечу. Я только знаю, что благость – это природа Бога.

Помните, ко Христу подошел юноша и говорит: «Учитель благой, что мне сотворить, чтобы наследовать жизнь вечную? – А что ты зовешь меня благим? Никто не благ кроме одного Бога».

Так вот благость – это природа Бога. Что такое благодать? Благодать – что это такое?

Благо дающий.

Благодаяние – это даяние из природы, даяние из блага. Это подарок по-русски. Благодать - это подарок. То есть не плата, не обмен, не даяние взаймы, а благодать. Бог не имеет ничего, ни карманов не имеет, ничего у себя в карманах. Поэтому, когда он дает, он подает самого Себя человеку. Отсюда мы, принимая его дар, мы принимаем его благость. Не как часть человеческой природы, а именно как дар. То есть, его сила присутствует уже во мне.

Благоутробен, а утроба что такое? Утроба? Отвечайте самым бытовым образом. Вы показываете так. Вот. Чрево.

Да, это чрево.

Чрево, хорошо. А знаете, от какого слово «утроба»? Что там за корень? Корень там «утр» или «ютр» или еще «нутр», «нутро», «внутри». Во-ю-три. И «н» там появляется, как знаете: «его» – «от него». Вот. «Нутро», «утроба». «Благоутробие», это значит «благо», считаем, что это понятно, это какое-то базовое понятие. Как, знаете, все говорят: «Гравитация», ну, как же? Гравитация, да». Но никто не понимает, что такое гравитация. Просто все принимают, что все тела во вселенной друг к другу притягиваются. С чего так? Непонятно. Но если мы еще на этом остановимся, то дальше мы точно никуда не двинемся, да? Вот такое базовое понятие «благо». И «утроба». Значит: «благо, которое внутри». А вариант перевода этого слова с греческого, я не буду притворяться, что я помню это слово по-гречески, я могу сейчас открыть словарь, но не буду на это отвлекаться. Но вариант перевода на славянский язык – мило-сердие. «Середина», «средина», это там, внутри – и «милость», «даяние из милости» – это тоже самое, что «даяние за благо». Понятно, да? То есть, «благой» и «милый» – это синонимы. Значит, благоутробный – это милосердный, тот, у кого благо внутри. То есть благо является его природой. «Яко благоутробен даждь ми прегрешений оставление».

Читаю дальше: «Гряди!». Кому непонятно, сразу руку поднимайте. «Гряди, окаянная душе!»

Окаянная.

Окаянная. Вот покаяние. От какого корня я сказал в начале?

Цена.

Цена. А окаянный? Здесь вопрос о значении приставки «о». У приставки «о» много значений, не буду сейчас заставлять вас гадать. Это вот как все за столом. Всех угощают, а меня обнесли. То есть, кругом обошли, а мне не дали того же, что и всем. «Окаянный» – это значит «обделенный ценой», «обесцененный», «ничего не стоящий».

«Гряди окаянная душе с плотию твоею, Зиждителю…» Зиждитель. Понятно?

Строитель?

«Строитель», «здание» – «созидать», «создавать», «создатель».

«Зиждителю всех исповеждься, и останися прочее преждняго безсловесия, и принеси Богу в покаянии слезы»

«Принеси Богу в покаянии слезы» - понятно? А до этого, если так глубоко-то копать, очень глубоко получается все. Давайте попробуем разобраться. Мы не будем стремиться сейчас какой-то план выполнить по количеству тропарей, хорошо? Для нас важнее осознание того процесса к которому мы прикасаемся, приходя на службу. Мы прикасаемся, мы воспринимаем опыт целого церковного сообщества. Не только рядом тех, кто со мной стоит, а и всех святых, и Андрея Критского, который этот канон написал, и всех поколений, приобщавшихся молитвенно к Божьей благодати через совместное чтение этого канона. То есть я, как благодать, как подарок принимаю опыт, который я сам в себе ни из чего не сплел, не сделал своими руками. Я приобщаюсь к этому опыту.

Ну, может, он не подойдет?

Это базовый вопрос, может быть задан. Может быть, не подойдет этот общий опыт? В конце концов, не все люди приобщаются к православной Церкви. Духовный поиск – это широкий как говорится путь с большим выбором, кто пришел к Церкви и продолжает к ней приобщаться, видимо, призван Богом и, прирастает как общность к общности, по некоему сродству духовному. То есть, когда мы приходим в Церковь осознанно, я исхожу из предположения, что меня сюда привел призыв, о котором Христос сказал: «Никто не может прийти к Отцу, как только Мною». Или: «Никто не может прийти ко Мне, кроме как если не призовет его Отец Мой небесный». Я помню, как меня Бог призвал. Он меня призвал, я вошел в первый раз, стал узнавать, что здесь есть. Вот как ребенок узнает свою мать? Не возникает сомнения у младенца, вот мать предлагает ему грудное молоко. Он говорит: «Но я же не знаю состав аминокислот, витаминов, которые здесь, может быть мне это не подходит?» Вопроса такого не возникает. Ребенок, как только он рожден, в первую минуту своего существования хочет и готов принимать эту пищу. Вот. Соответственно, если нет веры, что в церкви такая пища духовная для меня предназначенная и подходящая мне, необходимая, ну, значит еще не пришло время. Значит, эта служба не для меня, тогда и вопроса нет. Я сейчас исхожу из того, что, если здесь есть те, кто ищут духовный путь свой, но не нашли еще, то я рассказываю о церковном опыте. А вы уж там решайте, подходит вам или не подходит.

Значит, «Зиждитель» понятно.

«Исповеждься» – корень «вед», «ведать», «поведать», знакомое нам русское слово, «исповедать», значение приставки «ис» - из себя поведать. Есть слово «исповедь», исповедовать грехи – это рассказывать о своих грехах, да, извлекать их из своей памяти, и рассказывать. Ну, еще есть значение у этого слова – прославлять. То есть когда, есть слава Божья, и есть мой опыт приобщения к этой Божьей славе, как, осознанного контакта с Богом. И я из себя, из сердца, да, вот, возвещаю этот опыт, вот это исповедание. Исповедаться Господу это значит прославлять Его. То есть говорить о Его величии, говорить о Его славе.

«Зиждителю всех исповеждься», то есть прославь Зиждителя.

«Останися преждняго безсловесия прочее». Что значит «прочее»?

Может быть прочим? Все остальное.

Все остальное, хорошо. Все остальное, да, как вот одни то-то и то-то, а все прочие там пошли на обед. А здесь «прочее», «останися прочее» чего-то там. Останися. Не буду гадать долго вместе с вами. Как, останься без чего-то. То есть отложи вот это и останься без этого, «прочее» имеется в виду временная ось. В дальнейшем. На прочее время останься уже свободен от чего? От прежнего безсловесия. Вот «безсловесие» - это что такое?

Молчание.

Вот совсем нет, как ни странно. И причем, чем самые хитрые случаи – это те, которые в голову не придет в словарь посмотреть.

Тварь бессловесная.

Тварь бессловесная. Знаем, что такое? Что такое, тварь бессловесная?

Неразумная.

Неразумная. Животное.

Беззлобное.

Нет-нет, тварь бессловесная – это животное. Человек – словесный. Само слово «человек», ну, знаете, наверное, если зайдете в гугл, может, я не пробовал, правда, на эту тему заходить в гугл, там можно найти: «чело», «век». В действительности: «человек» – это «целовек», это «селовяк», это «словяк», и это «словак». Это словесное существо – это только тот, кто говорит. По-гречески слово – «логос» и логос – это больше, чем просто слово, больше, чем просто «сказанное», Логос – это Слово Божье, воплотившееся во Иисусе Христе. Это разум, это осознанность. И словесность человека – это, собственно говоря, причастность наша благодатная к Богу. Словесность – это то, что делает меня образом Божьим. Словесная сила. Сказать «словесный» – это то же самое, что сказать «разумный». Ну, хорошо, я же человек, значит, я не бессловесный? Не бессловесный, а творю бессловесные деяния! Это не те дела, которые я делаю молча. Это те деяния, которые роднят меня с животным миром. Но не роднят меня с Богом.

Значит, бессловесие – это свойство животного мира. То есть, я оказываюсь просто тварной природой, и в этом состоянии творю какие-то дела, это оказывается бессловесное деяние. «Прежднее безсловесие» – значит, раньше было. Все, отныне прочее буду, это будущее, прочее буду теперь, «останусь преждняго безсловесия». То есть встану уже без него. И пойду дальше по пути без бессловесия.

Интересная вещь: получается, что словесность…, с одной стороны святые отцы говорят, что это путь, это поиск: «Как мне стяжать словесность? Как мне найти этого словесного человека внутри себя? Нового человека? Отложить ветхого человека?». Много есть выражений, которые говорят об этом состоянии. То есть я, человек, с одной стороны, постоянно теряю свое человеческое достоинство, совершая бессловесные деяния. С одной стороны так. А с другой стороны, видите, что? Поскольку я – человек, эта словесная сила уже дарована мне, это мое свойство. Данное мне свойство, оно мое, и именно оно делает меня человеком, а не, собачкой, обезьянкой и т.д. Получается, что по большому счету мне еще нужно постараться, чтобы стяжать это самое бессловесие, мне надо было постараться отменить данную Богом словесность, и приобрести качества, которые роднят меня с бессловесной природой.

Для чего это я говорю? Очень важно это осознать. Покаяние – это не труд каменотеса, это не создание чего-то нового, это возвращение к моему природному, самому естественному состоянию. Осуществленное покаяние дает мне ощущение свежести, легкости, это очень важно. А поскольку мой падший ум, которому понравилось, который он купил себе, как гаджет, бессловесность и ходит с ним. И когда я из глубины своего сердца зову свой ум: «Оторвись ты от этого гаджета, оторвись ты от этого бессловесия!» – ум говорит: «Ой, как это трудно, как же это трудно» – «Приди в истинное состояние свое» – включается сопротивление и вот этот ум пытается представить передо мной дело покаяния, как что-то такое… руду добывать, что-то делать то, что жил я и без этого, и тут придется что-то выделывать такое из себя.

Видите, только две строчки и сколько я уже вот… Знаете, говорят, что британские ученые доказали, что у священника язык без костей.

Так. Но еще раньше «окаянная» мы разобрали. Вопрос самый важный: «гряди окаянная душе с плотию твоею». Чья плоть? Кому принадлежит плоть?

Богу.

Ну, так-то все принадлежит Богу, Бог все сотворил. Минуточку, исходя из текста. Мы сейчас идем по тексту. «Гряди окаянная душе», это значит я вообще-то, выражаю неудовлетворенность. «Гряди окаянная душе с плотию твоею». То есть ты сама, да с плотию твоею, чья плоть?

Моя, души.

Души!

С телом.

Минуточку, душа, иди с плотию твоею. Там, мама, иди с сумкой твоей. Чья сумка? Мамина. Правильно? Душа, иди с плотию твоею, чья плоть? Души. Значит душа…

Значит души, а не плоти.

Правильно, и тогда самый главный вопрос: кто говорит это? Кто это говорит?

Бог это говорит, человеку.

Подождите. Пусть каждый из вас про себя скажет. Или можете хором сказать. «Гряди, окаянная душа, с плотию твоею!». Скажите это каждый себе: «Душа, иди с плотью твоей к Богу». Да не спешите, у нас медленное чтение, видите, второй тропарь только читаем. Мы все равно уже двести пятьдесят точно не успеем. Но это самый главный вопрос. Самый-самый главный. Может быть, единственный.

То есть, я к Богу обращаюсь: «Иди!», – то есть я пришла и каюсь.

Откроем школьный учебник по Закону Божьему. Мысленный школьный учебник. Мой, который у меня в голове сидит. Из чего состоит человек?

Дух, душа и тело.

Хорошо, есть еще у святых отцов разные мнения, кто-то приводит тринитарную структуру – дух, душа и тело, кто-то приводит, бинарную структуру – душа и тело. Здесь про дух ничего не сказано. Хорошо. Может быть, это говорит мой дух?

Ум.

Ум говорит.

Да.

А ум где?

Получается, говорю я сам – себе подчиненным системам. Да, разум.

Это я говорю, это говорю я. Кому я говорю?

Самому себе, своей душе.

Своей душе и своему телу. Ну, пусть я говорю, подчеркиваю, что душа важнее тела. Я говорю, душа, возьми свое тело. Возьми «ноги в руки» и иди к Богу. Это говорю я. Вот вопрос. И это – самый главный вопрос.

Душа или тело?

- Об этом… Ну, как, душа моя? Это – тайна, о которой, как там в церкви есть другие песнопения «удобее молчание». Это невыразимо. Но сейчас есть среди вас те, кто ощутил глубину этого вопроса?

Я, допустим, когда я прихожу, я нуждаюсь в этом пути, покаяться.

Но здесь важно что? Здесь обнажается проблема: «я не знаю, кто я». Потому что я с душой разговариваю на «ты», я говорю: «душа ты моя». Причем, «душа окаянная», я не согласен с тобой. Посмотри – ты тело твое до чего довела. Понимаете, о чем речь? Вопрос. Давайте оставим этот вопрос без ответа. Потому что на него не так просто найти ответ. Но цель любого подвига вот этого, духовного, в том числе и цель этой молитвы – задаться этим вопросом: «Кто я? Кто я такой? И что я делаю здесь, сейчас, в этой жизни?» И в этом поиске – сила исцеления. В этом поиске – встреча с Богом. Это самый главный вопрос.

Видите как: первый вопрос: «Откуда начну?» И второй тропарь сразу же задает такую планку высокую: «ой, ну как это, ой, ладно». Вот включилось сопротивление: «не-не-не, что-то это слишком сложно для меня». Нет, это слишком просто для меня. Проще вообще ничего нет. Это настолько просто, что ум, который привык к сложным построениям, комплексным конструкциям, отказывается. Вообще-то это он отказывается потому, что я сейчас найду это, хорошо, идет в разбивку, только бы мне найти.

Это в пятой песне, причем, во вторник вы это услышите, обратите внимание, но для этого надо очень медленное чтение, действительно, очень хорошо, когда церковное собрание, в котором вы оказались, не торопится никуда, ну, хоть в эти дни никуда не торопится. Вот, и хорошо, когда читают медленно и нараспев.

«Яко Моисей Великий». Моисей не надо пояснять, кто такой?

Пророк Моисей.

Пророк Моисей.

«Яко Моисей великий, египтянина ума уязвивши, окаянная не убила еси душе; и како вселишися, глаголи, в пустыню страстей покаянием?»

Продолжаем эту тему. Что за египтянин, которого уязвил Моисей?

Убил.

Точно. Убил. Помните, историю про Моисея? Моисей и все евреи, национальное меньшинство в Египте, египтяне угнетать начали постепенно евреев от поколения к поколению. Египтянин, надзирает за работой и стал, драться с евреем. А Моисей, как еврей, но приближенный двора фараона, «подошел к нему тихонько, толканул его легонько», «убил, закопал, надпись не написал». Вот. Мы вспоминаем здесь эту историю. Как великий Моисей «ты, душа, ума уязвивши не убила». Вот Моисей убил египтянина, а ты ума своего, уязвивши его, не убила. Это двояко можно понимать. Либо не убил его, уязвивши, то есть не убила его своим уязвлением, да. Ударом не убило. Либо можно еще так понять, ты уязвила, а убить не убила. Убить-то забыла ум ты свой, ты, душа. Чей ум?

Мой.

Не мой. Чей ум? Исходя из текста тропаря.

Души.

«Ты, душа, ума не убила». Значит душа. Душе я ставлю укор: «Что ж ты ума-то не убила?». Прямо путаница. Путаницы, конечно, нет, просто я оказываюсь тайной сам для себя. И это очень важно осознать, это очень важно принять. Я – тайна. Я – тайна, которую мне надлежит исследовать и открывать. И это самое важное дело, в моей жизни, потому что жизнь-то моя. Никто эту работу за меня не сделает. Видите, как высоко мы поднялись. Не на нравственной лестнице, нет, мы говорим, перечисляем, что еще не сделано. Здесь рассказаны какие-то действия, которые мы можем предпринимать, но все эти действия духовные, внутренние. Значит, что же получается-то? Что ум-то надо убить бывает! Потому что без этого, не убив ума, как же ты, скажи, вселишися в пустыню страстей покаянием? А почему в пустыню, кстати? Причем здесь пустыня вдруг? Потому что Моисей убил египтянина, на следующий день двое братьев его дрались между собой. Он подходит и говорит: «Ну не деритесь», а другой говорит: «А кто ты такой?» Роковой вопрос задал: «Ты кто? Может, ты хочешь меня убить, как вчера убил египтянина?». «Я никому не скажу, кто это сделал, хотя это был Моисей». У нас тоже такое в принципе, знакомая ситуация. Я знаю, что, не желая сплетничать, я тоже могу так сказать: «Не будем говорить кто, хотя это Чебурашка». И Моисею пришлось бежать. И он не много, ни мало сорок лет прожил в изгнании. Он убежал, правда, не в пустыню. Он после этого был в пустыне.

Слушайте, ничего себе, смотрите, во-первых, мы в древность рванули в какую-то, да, к Моисею. Про Моисея вспомнили события, один день. За ним сразу вспомнили второй. Бегство. Потому что он выселился оттуда, где жил, при дворце фараона, и поселился в другом месте. Но тут написано пустыня, а это еще была не пустыня, и там прожил 40 лет. Он там женился, он оттуда пришел, ему Бог явился, призвал его, быть вождем еврейского народа. Пришел Моисей. Десять казней египетских показал, от Бога ниспосланных, на фараоне, на всех египтянах. Затем, вывел всех в пустыню. Затем там получил скрижали, потом много что еще там происходило, даже виды земли обетованной. И потом сорок лет, когда евреи сказали: «Ой, наверное, мы не справимся, это слишком сложно для нас». «Это слишком сложно для нас! Там такие гиганты живут в этой земле!». Они уже столько всего увидели, как Бог их вел. Столбом облачным и огненным шел перед ними. Ангела своего поставил. Как войско египетское потонуло в Черном море. Все это они видели, все это было на их глазах. После этого они говорят, бывает такое: «Да, ну, ты молись, молись. Что только молиться остается, да? Больше ничего? Только молиться? А как это поможет? Вот после всего я готов опять сказать, ну и как это поможет, интересно?» И вот так евреи пришли к земле обетованной: «Вот она! Сейчас надо зайти, надо там все эти народы оттуда прогнать… а как мы это сделаем-то?» И Бог говорит: «Так, все. Сорок лет ходим, пока все не вымрем. Ваши дети войдут только». И вот видите, какой временной отрезок мы с вами одолели. Восемьдесят лет, в одном этом только воспоминании о великом Моисее и о пустыне.

Но здесь, видите как. Там пустыня имеется в виду одна, а здесь пустыня имеется в виду другая. А я-то? Опять вот это, а я здесь при чем? Ну, ладно там Моисей. Ну, ладно, ну они там, в церкви молятся. «Вот у меня там соседка есть, она, знаете, очень верующая. Она, прям, очень верующая». Кто такие «не очень верующие люди», вот это тайна так тайна. То есть, меня все не касается, ничего меня не касается в обыденной жизни. А тут говорят: «А ты знаешь, что душа твоя касается тебя только опосредованно? Тело? Ой, уж тем более, забудь про тело. Тело оставь душе. С душой можешь поговорить, но ты-то кто такой сам? А ума не убила душа. И как, скажи мне, ты поселишься в пустыню?» – «А при чем здесь я? Пустыня – это вообще Ветхий завет». – Пустыня страстей! Пустыня страстей – это место пустое, свободное от страстей. Вот видите, какое значение приобретает слово «пустыня». Ведь очень просто «пустыня» от слова «пустой», правда же? Но мы так заштампованы в готовых значениях слов, что церковно-славянский текст оказывается часто непонятен. Точно так же как непонятен любой поэтический текст. Ну, скажем, слово «превосходный», русское слово «превосходный», «превосходно». Это значит как? Очень хорошо. А вот есть поэт Ольга Седакова, у нее есть такой образ: «в краю превосходной пшеницы». Если произносить это слово «превосходный» медленно, то услышим, как пшеница восходит. И вот здесь пустыня, понимаете: вот пустыня. Она пустая. Пустыня пустая. И вот это протяжение слова медленно-медленно, веревочкой через наше осознание. Очень важно для понимания. Иначе, мы понятные слова тоже не поймем. Ну, вообще-то, тот, к чему готов, то и хорошо.

Вот, кто такой Моисей? А вот, помню, читал про Моисея. Да. Египтянин, все…. «Ума не убила еси душа окаянная, душа, окаянная». «Я каюсь, окаянная душа, платок, возьму платок, так тереть буду, да, платок, слез пока нет, но я буду тереть сейчас глаза, вот выйду из храма и спросят: «Почему у тебя глаза такие красные?» - «В храме был на покаянном каноне». – «А! Ууу!» Вот». Но это тоже нормально. С чего-то надо начинать. Но канон приглашает нас, Церковь приглашает нас к чему-то совсем иному, к гораздо более свежему, гораздо более знакомому для нашего сердца, отрезвляющему, исцеляющему, облегчающему жизнь безмерно. Потому что ничто не может так отяготить мою жизнь, как вот эти страсти бесконечные. Это же, как тараканы: лезут, лезут. Сейчас все тараканы ушли в Wi-Fi, сотовую связь, все ушли тараканы. Но страсти остались. И никак их не выгонишь, не прогонишь, ни за что.

Что ж такое-то? Что же для этого сделать? Ничего себе! Нужно убить ум? Как хорошо, что эти слова здесь написаны, скажи я вам сейчас это, скажете: «Батюшка ересь городит какую-то». А всего-навсего мы внимательно читаем. Мы только ставим вопросы. Я сам сомневаюсь, что готов ответить на этот вопрос сам для себя. Как это убить ум? А что ж я тогда делать-то буду? Но вот Церковь говорит мне, Андрей Критский, на старости лет, написавший этот канон. Проживший духовный опыт очень большой, монашеский подвиг. Он такие слова мне предлагает. И он не заботится о том, пойму ли я? А что же делать, вот человек придет… только он пришел в Церковь, не можем же мы только все для себя, для себя, надо как-то завлечь, привлечь молодежь. Вот он пришел, стоит, глазами хлопает, что мы ему, вот как это мне ему…. Преподобный Андрей Критский не заботится, поймет ли кто-нибудь вообще, я, вот, священник, пойму ли я эти его слова? Кто-то из вас, присутствующих поймет ли это? Он говорит о своем опыте, он говорит: «Пока я не признаю, что мой ум – это главный мой обманщик, я не смогу вселиться в пустыню страстей, покаянию, я не смогу принести покаяние, пока я доверяю своему уму». Выходит, ум – это тоже не я. Пустыня да и только. Что это за я такой загадочный? Ладно. Давайте еще простой прочитаю, попробую, не знаю. Вообще, если глубоко копать – глубоко копается.

Получается грешница – это душа основная, а не человек сам?

Ну, если было бы так, я молился бы: «Боже, помилуй меня грешницу». Имея в виду, свою душу. Я же говорю: «Боже, помилуй меня грешника». Ну, действительно, это правда, тайна. Другое дело, для того, чтобы мне покаяться, мне не надо найти окончательный ответ, написать его на листочке с контрольной работой и сдать ее учителю, чтобы он поставил пятерку, сказал: «Ответ правильный». И тогда я смогу идти и каяться. Ответ на эти вопросы, которые даже сформулировать трудно, сами вопросы, но ответ на них просто искать. Ставит передо мной задачу тот, кто меня создал. И помогает мне Церковь, когда я готов это взять. Учился, учился студент, получил оценки, кое-как диплом написал. Говорят: «Ой, иди, на тебе диплом, все, ступай. Закончил. Корочку держи» – «Ну как там?» – «Да ну, вуз там не серьезный» – «А что, тот, кто с тобой в группе учился, смотрю, он кандидат наук. А вот он уже доктор наук. А вот он…». Кто готов принять, тот принимает. Кто так: «Вот, ну, ой, долго еще читать-то будут? Ой-ой-ой, еще, наверное, полчаса читать будут. Ой, полчаса прошло, ой, еще, наверное, полчаса будет. Ой. Пока я все жду, когда что-то будет, бегу все куда-то, вроде здесь стою. А мысль моя уже убежала. Вот сейчас все закончится, ой, приду домой, ох, в ванну. Устал стоять!». Меня здесь нет, получается, правильно? Меня нет в реальности. Я, вроде как, и не живу.

То есть можно провести такую аналогию. «Убить ум», как вы сказали, остановить внутренний диалог. Ну, то, что внутри постоянно происходит.

- Понимаете, как, у меня есть… Я понимаю, что автор этих слов имеет этот опыт. Я не могу сказать о себе, что я имею такой опыт. Я вижу, что передо мной ставится проблема. Я пытаюсь транслировать эту проблему для вас. Я читаю сейчас вместе с вами. Я специально не готовился, понимаете? Я выделил некоторые слова желтеньким, просто, как-то так в уме пробежал, в уме. Вот. Я потому что его еще не убил. И сейчас делюсь с вами этим вопросом. Большим знаком вопроса. Я не могу сказать, что у меня есть какие-то ответы. Но покаяние начинается с того, чтобы озаботиться этими вопросами. Не «что будет, когда еще цены повысятся в магазине?». И тому подобные, вопросы, судьбоносные, вообще, насущные, которые касаются будущего. Я представляю: «Как же мне обустроить Россию?». Это меня не спрашивают, ни мой Бог, ни моя душа, ни мое тело, вообще не нуждаются, чтобы я там вообще что-то обустраивал в каких-то мировых масштабах. Мне ставится проблема гораздо более насущная и такая большая: просто искать себя. И мне для этого никуда идти даже не надо, потому что я же: вот он. Я же здесь. Но, получается, что я весь состою из кусочков. Душа в одну сторону, тело, не будем говорить – вообще жертва; ум – отдельно, все отдельно. И это на протяжении всего канона происходит. То есть, когда я внимательно читаю, я, дочитав этот канон до конца, должен закрыть книгу и сказать, знаете на языке молодежи: «Оба!» И все, я не знаю, что дальше с этим делать. Остается только жажда. Меня не устраивает насущное мое положение. Я хочу его изменить. Это изменение и называется «покаяние». Я оцениваю свое положение нынешнее как ничтожное. Ничтожный, между прочим, от слова «ничто». Но в этом «ничто» столько мух летает вот этих и страстей, столько мыслей бесконечных. Кому незнакомо состояние. Стали читать вечерние молитвы: «Ту-ду-ду-ду-ду-ду», рядом дети, и так читаешь, чтобы они поняли. Все, дочитал, аминь… «ту-ду-ду-ду-ду-ду», а так думаешь: «Эту молитву я прочитал или нет? Где я был?» Я был озабочен, ну, в данном случае, что я описал, педагогическими помыслами. Как мне прочитать так, чтобы они, значит, бестолковые, поняли, почем фунт изюма, чтобы они услышали, чтобы они увидели, как, значит, я молюсь. Я все думаю о чем-то, соображаю, все что-то прикидываю. Но не происходит то, ради чего мне это даровано. Я не принимаю дар, я продолжаю чего-то сам обустраивать, понимаете? Я добываю Духа Святого силой трения. Понимаете о чем я? Вот.

Вот об этом-то я и спрашивала. Что не подойдет монашеский подвиг. Как бы я могу стоять и стоять и пытаться, все же, ну я в таком состоянии.

Вас устраивает ваше состояние?

Ну, если я сюда пришла, ну, может не совсем.

Я не знаю, ну вы хотите вот что-то получить, получить от Бога, силу, которую в этом мире нигде мы ни в чем не можем найти?

Нет, даже не такие вопросы глобальные. А в том смысле, что это произведение… Произведение, это произведение я могу к нему как-то отнестись, ну то есть я…

Можно и так.

Литургия, так?

Можно и так. Это как, литургия - это греческое слово, которое означает общее дело.

Хорошо, это не та служба, которая, да…

Не Евхаристия. Без которой нельзя обойтись?

Да, которому христианину вроде как нельзя обойтись, именно да, нельзя, то есть – это произведение к которому я могу как-то относиться.

Как к литературному тексту?

Да.

Пожалуйста. Вы хотите именно этот аспект более подробно? Я-то стал духовные вопросы поднимать, без которых я считаю суетным чтение покаянного канона на службе во дни Великого поста.

Мне кажется, даже в Церкви есть чтения одни и гимны церковные, допустим, состоят из церковных гимнов, есть там чтение писаний, к которому отношение одно, а к гимнам могу я себе позволить, какое-то, как к Священному Писанию какое-то как священному, то…

Вы совершенно свободны. Вы можете позволить себе все, что угодно. Это совершенно точно. Необходимое условие для вообще какой-то духовной жизни – это свобода. Поэтому, конечно, вы можете себе позволить относиться как угодно к этому тексту, да. Я не совсем понял суть вопроса. Я не спорю, вы можете относиться к этому так. То есть просто можно не искать того главного вопроса, да, о котором я сказал. Вы об этом?

Ну, не совсем. Это, наверное, здесь не стоит как бы дальше развивать дискуссию.

Дискуссии и не было, я пытался понять вас, но, наверное, ладно, посмотрим, что дальше будет.

Возвращаемся к началу.

«Первозданного Адама преступленью поревновав».

«Познах», «познах» - это аорист. Не буду вас утруждать, есть знающие церковнославянский люди с сертификатами, они знают, что такое аорист. Вот. «Познах» - это «я познал».

«Первозданного Адама преступленью ревновав познах себя обнаженна от Бога и присносущного Царствия и сладости грех ради моих».

Моих грех, ну, это как окончание как «носков» и «чулок». «Грех ради моих» - «грехов ради моих», трудность, препятствие, да, безусловно. Ну, вот «ради моих грехов», то есть «из-за», «по причине» моих грехов я познал себя обнаженна от Бога и присносущного Царствия. Что значит присносущное?

Реально существующий.

Ныне и присно. Присно – значит всегда, вечно. Да? Присно сущное, сущее, существующее. Вечное царство, да? Значит, я увидел себя обнаженным от Бога. Не будем, действительно, продолжать эту тему. Я согласен с нашей слушательницей. Потому что мы закопаемся, сто процентов, но вообще это действительно, тайна, о которой трудно что-то сказать. Но можно ее начать созерцать. Я увидел Адама и поревновал его преступлению, какое преступление Адама?

Заповедь нарушил.

- Заповедь нарушил, так. Непослушание. Еще как скажем?

Грехопадение.

Да. Грехопадение это и есть его падение, это он уже упал, упал. А в чем его преступление было?

Не покаялся.

Соблазнился.

Соблазнился. Соблазнился, какой корень у этого слова? Тот же, что у слова «болезнь», правда? Да. То есть повелся на боль определенную. Или блажь, блажь может быть. Я здесь…

Это филология настоящая, а не Михаила Задорнова, да? Есть что-то похожее…

Меня зовут не Михаил, нет.

Нет, я просто имею в виду, что не народная филология такая?

Наверное, стоило представиться, я по образованию филолог, я закончил Московский Государственный Университет, филологический факультет. И десять лет преподаю церковно-славянский язык. Вообще – это, конечно, поэтический текст, который я разбираю сейчас экспромтом. Я могу заблуждаться в каких-то частностях. Но что касается все-таки соблазна, давайте все-таки к сути вернемся. В чем же грех Адама?

Недоверие может?

Недоверие. К кому недоверие?

Ну, к Богу, конечно.

Но, сначала первой согрешила Ева. Здесь многие знают это. Вот. Первая согрешила Ева. Она пришла к Адаму, дала ему запретный плод и предложила, говорит: «Смотри, нам сказали, мы умрем. Так вот я поела и не умерла». Предложена объективная реальность. Объективный факт. Мы привыкли, мы живем в позитивистское время. Мы верим фактам. А еще верим теориям, которые основаны на фактах. И сказать «объективный» – это вроде как «истинный». «Субъективный» – это значит «сомнительный», правильно? Сейчас так.

Но вот субъект это кто? Субъект – это я. А объект – это не я, это другой. И вот Ева предлагает Адаму посмотреть на Бога как на объект. Собственно, ей змей предложил это. Он говорит: «Смотри, сейчас едите плод добра и зла и будете знать все. Кто знает все? Бог. Вы будете как Бог. Сравните потом себя с Ним. Вы увидите, что вы как он». Для того чтобы сравнить, проанализировать явление нужно отстраниться. Понимаете, в чем штука? Бог. В сердце престол его. Это неразделимое единство. Он создал человека, как сосуд своего присутствия. А человек захотел отстраниться и посмотреть на него со стороны: «Ну-ка, ну-ка, правда ли он такой, как про него говорят?». Посмотреть со стороны, отстраниться и вот это, ну, это, конечно, и есть преступление.

Богом единым.

Так, и вот видите, как получилось? Что вот я себя тоже познаю обнаженным от Бога. То есть, Адам обнажился от Бога и как раз святые отцы тоже об этом говорят, да. Они спрятались в кустах, увидели себя голыми. Почему они увидели себя голыми? Потому что они были облечены Божественной благодатью, Божественным светом. Они не рефлексировали. А тут вот стали анализировать и пришел стыд. Ладно.

«Вместо Евы чувственная, мысленная ми бысть Ева во плоти страстный помысл».

Можно понять и перевести? Можете? «Вместо Евы чувственная, мысленная ми бысть Ева…». Ну, попробуйте как-то догадаться.

Ну, греховный…

Не надо толковать богословски, только сам текст.

Ева чувствовала сначала, а теперь стала вот так…

Вместо Евы чувственной, бац! И пришла мне мысленная Ева.

Да, и еще какая-то.

Чувственная Ева – это, ну, вот объективная Ева, которая познается чувствами, внешние явления мы познаем через органы чувств. Мысленное – это то, что внутри меня, я познаю это умом, правильно? Значит, то Ева чувственная, всамделишная, а тут появилась Ева мысленная, внутри меня Ева. И дальше поясняют: «…во плоти страстный помысл». Вот что. Мой страстный помысл стал для меня мысленной духовной внутренней Евой. То, что Ева тогда сделала с Адамом… ну, это тогда Ева сделала с тем Адамом, я-то тут при чем опять? Все то же самое! У меня мысленная Ева, страстные помыслы.

«Показуя и сладкая и вкушая присно горького напоение».

Помысл, показывающий сладкое, а вкушающий присно, то есть вечно, «горького напоение». Вкушаешь страсть хорошо, а потом горько становится.

Очень важно, что конечно, покаянный канон Андрея Критского это здесь исторические всякие отсылки. Здесь если бы вот это, когда это написано, скажем, да, в цифровом виде, здесь все должно быть испещрено вот этими активными ссылками. Что ни тропарь – можно кликнуть и выпадет целая страница с рассказом, историческим из Священного Писания. Не только из Священного Писания, из апокрифов иудейских, например. Сейчас я вам приведу пример. Да, найду сейчас.

Но духовный смысл. Это не второй по счету смысл здесь. То есть, все то, что здесь написано, это я сейчас сообщаю то, что поможет воспринимать. Все то, что каждый из нас будет слышать во время чтения канона, имеет прямое отношение ко мне, это не может быть совсем не понятно для меня. Говорится о том, что я точно знаю. Здесь не говорится о высотах духа. Нет, Андрей Критский не говорит о том, какой у него духовный опыт высокий. Он говорит об опыте греха. А уж этим опытом поделиться друг с другом мы могли бы «ого-го». Вот. Поэтому, по большому счету, здесь не говорится непонятно, но, есть частности, которые нуждаются в пояснении. Либо это объяснение будет получено моим умом. Я почитаю заранее. Я полистаю все эти ссылки. Я прочту Священное Писание. Я выищу, найду. Либо мне кто-то расскажет, объяснит священник там, в воскресной школе, да, разберет покаянный канон досконально. Либо этого не произойдет. Вне зависимости от этого, главное я имею возможность воспринять. Это все относится ко мне.

Так вот, такой тропарь. «Яко же тяжкий нравом, фараону горькому бых, Владыко». «Бых» - это я был, я стал. «Бых, аз бых». Это, это аорист, тут ничто не поделаешь. Это сертифицированные специалисты знают, что этому аористу приходится учиться ни один год. Поэтому я просто проясняю. Ну, слово «бых», услышанное в храме, конечно, человеку не знакомому с церковно-славянскими текстами, конечно, трудно. Но пусть, держите это, помните об этом: главное, что здесь говорится, касается лично меня, это не может быть для меня недоступно, непонятно.

«Яко тяжкий нравом, фараону горькому бых Владыко, Ианни и Иамври, душею и телом, и погружен умом, но помози ми».

Помози ми, как перевести?

Помоги мне.

Помоги мне, хорошо. Последняя часть.

А что это сейчас?

Это один из тропарей канона. Это песнь пятая, не помню, в какой день, в среду чтоли.

Так вот. Ну, помоги мне. Это понятно. Помоги мне. Почему я? Что я привожу здесь обоснования? Почему мне нужна помощь? «Владыко», давайте это обращение можем вначале поставить. «Аз бых» - то есть, я стал. «Яко же тяжкий нравом»- поскольку тяжек нравом. «…как фараону горькому Ианни и Иамври» – душею и телом и погружен умом. Даже не знаю, как это все по-русски перевести. «Владыко, помоги мне, потому что я, как Ианни и Иамври у фараона горького были». Это два человека. Одного звали Ианни, другого Иамври. Вот как они, так и я тяжек нравом, душею и телом и погружен умом. Вот на этом основании свидетельствую. Я очень нуждаюсь в твоей помощи. Понятно? Вспоминаем тяжкого, ой, горького фараона. Горький фараон – это значит, какой надо фараон. Тот самый фараон, который 10 казней египетских. А что за Ианни и Иамври всю Библию перелистай – не найдешь. Нет ни Ианни, ни Иамври нету. А вот есть эти Ианни и Иамври в этих, в источнике, который называется «таргум». Это раввинистические толкования, на Ветхий завет. Представьте себе, написано уже после Рождества Христова, но церковные ученые в этой книжности тоже были осведомлены. И вот это волхвы фараона, которые противостали Моисею, когда тот пришел с первыми чудесами, чтобы обосновать фараону, что он от Бога пришел не просто так, что Бог его сильный. Когда он там руку показал фараону, спрятал ее за пазуху, показал руку, а рука прокаженная. Потом, жезл бросил на землю и жезл стал змеей. И вот эти Ианни и Иамври по толкованиям иудейским, тоже побросали свои жезлы, потому что в Библии не сказано ни число, ни имена этих, что был с фараоном. Побросали свои жезлы, говорят: «Смотрите, какие у нас тоже змеи», но змея Моисея пожрала их, этих змей. Вот. И вот было такое знамение силы Божьей. Вот. Так вот, что еще интересно, насчет, мне был задан вопрос, насколько точные там, насколько точное происхождение слов вообще. Насколько с этимологией я дружу или не дружу. Для авторов церковной гимнографии, как для поэтов, техническая точность не всегда так важна, как точность кажущаяся. Например, в греческом есть «ямре», я не знаю, что такое «ямре», как, какое слово похожее на греческое «ямре» со значением упрямый. «Иамври» - упрямый, а Ианни – близко встречающемся в талмуде слову, это не я такой умный, это я в интернете откопал, «яна» - подавлять. Близко, но не значит, что Ианни и Иавмри произошли от слов «упрямый» и «подавляющий». Просто звучит похоже. Если Пушкин написал: «Унылая пора, очей очарованье». Это еще не значит, что очарованье от слова «очи», но когда эти два слова стоят в поэтической строке рядом, одно с другим, таков закон поэтического языка, они начинают влиять друг на друга. Трансформировать смысловое восприятие, трансформировать значения друг друга. Это закон поэтического языка. Так вот, Ианни и Иамври, их имена напоминают мне, как бы говорит Андрей Критский, слова «упрямый» и «давящий». Поэтому и говорит: «Я, как эти Ианни и Иамври, как у горького того фараона, я тяжек нравом, душею и телом и я придавлен умом. Поэтому, помоги мне». Видите что?! «Ооо! – и батюшка говорит все понятно, а можно понять это не зная, кто такие Ианни и Иамври? Не зная как там, где в еврейском, там греческом, что подавляет, что тяжко?» Я тяжек нравом, я погружен умом – помоги мне. Вот и фараон там тоже, рабство египетское, евреи страдали, под Моисем, под предводительством Моисея вышли они от этого фараона. Фараон сильный был, ярился, но Бог сильнее этого всякого давления. Но когда я сам тяжек, вот это фараон! Вот это у меня внутри, в голове моей фараон сидит! Помоги мне, Боже, я без тебя не справлюсь! Можем мы так понять, не зная, кто такие Ианни и Иамври? Можем. Вот это как раз и важно делать. Именно к этого рода вниманию мы должны быть призваны. Хотите, самую-самую, самый изысканный, самый трудный для понимания тропарь вам прочитаю?

Давайте. Какая песнь?

А? Какая песнь? Пятая, во вторник. Вторник. Песнь пятая. На мой взгляд, самый трудный для понимания тропарь во всем Великом каноне. На сегодняшний день. Для сегодняшнего восприятия.

«Моисеев слышал еси ковчежец душе». Все понятно? «Моисеев слышал еси ковчежец», в котором Моисей младенцем мама положила на реку. Да? «Моисеев слышал еси ковчежец душе». Такой тут тоже живой разговор такой разговор с душой: «А помнишь еще, между прочим, душа? Да? А вот еще слушай, примерно так, да?». Очень живой такой разговор у меня, получается, с душой. Я бы до этого ни до чего не додумался бы не за что, мне Церковь дарит это. Бери и пользуйся! Ну, поговори, наконец, со своей душой-то. «Моисеев слышал еси ковчежец душе. Водами, волнами носим речными». Понятно?

«Яко в чертозе», «в чертозе» – значит в чертоге. Такое смягчение. Что такое чертог? Некое помещение, давайте так, помещение. Я вот лично я как-то так представляю себе чертог не как здание. Здание, это когда снаружи дом, а чертог – это я уже внутри. Правда? Мне лично так воспринимается. Чертог – это про внутреннее пространство дома, а не про внешнее. «Яко в…». «Яко» – «как». «Яко в чертозе древле бегающий дела горького совета фараонитска». «Фараонитска» - фараонского. Горького совета фараонского. Совет это шире, чем приказ. Но вы смотрите с русским переводом – это против всяких правил. Это не наш хоккей. Без русского перевода. Ну, хорошо. Да, я когда преподаю церковнославянский, я категорически настаиваю, чтобы там псалтирь, когда русский параллельный перевод – не надо, это вообще ржавчина для, для нашего, познания. Не надо этим пользоваться, да. К вам не относится, я понял.

Надо читать на церковном?

Ну, можно прочитать отдельно. Можно прочитать по-русски, прочитать по церковнославянски. Можно по церковнославянски прочитать, по-русски, но никогда – вместе. Особенно, если я занимаюсь изучением церковно-славянского языка, держать перед собой сразу текст по церковнославянски и по-русски, говорить: «Как это там переводится? Сейчас найду…». То есть, мы учимся постигать церковно-славянский.

Постепенно. Если я не читаю, мне нравится этот самый язык и вот хочется и читать и все. Но я когда читаю, у меня мысли не проходят от того, что я недопонимаю, не впитываю то, что по-русски…

Можно прочесть это как хвалу. Кажется, это Блаженный Августин говорил, что хвала Богу бывает даже без слов. Ангельская песня Богу, в которой слов вообще нет. И есть, скажем, например, у греков есть такие песнопения там по полчаса могут «те-ри-рем могут петь. Как начнут: «те-ри-рем, те-ри-рем, те-ри-рем…»

Столбняк называется. Это вообще великолепно слушать.

Вот когда вы читаете это, вот, подождите, смотрите, ну, скажем, кого из поэтов вы любите? Русских поэтов 20-ого века?

Ахматова, Есенин.

Блока любите?

Да, тоже.

Вы все стихи Блока понимаете о чем? Точно? Как тут есть в одном месте, говорит: «Вот Езекию вспомни слезящего». Царь Езекия, которому было возвещено: «Ну, все, тебе скоро умирать». Он отвернулся к стене, заплакал и умолял Бога продлить время жизни, Исайя пришел к нему и говорит: «Бог услышал твою молитву, тебе еще время жить и жить, кажется 10 лет». И здесь вспоминается про Езекию: «вот и ты душа слезяща возопи Христу Богу», а нет, там как-то не так. «Но ты как Езекия», ему же за преступление было возвещено, он там в язычество стал уклоняться, в нечестие. «Но ты, как Езекия» вот так вот значит «нечестна душа», а дальше говорится: «Но кий Исайя пристанет тебе, аще не всех Бог». «Какого Исайю ты себе найдешь?». К Богу только твое обращение. Вот так вот. Такая риторика такая молитвенная. Так вот, почему я про Исайю, «кий Исайя», какого Исайю найдете, чтобы он перевел вам стихи Блока, которые вы не понимаете о чем? Но вы же любите их читать? Читайте! «Но я же не понимаю, о чем!», как говорят, когда у Артюра Рембо спрашивали, про что ты тут написал? Он говорит: «Не больше и не меньше, чем про то, что здесь написано».

И Пушкин говорил о стихах только стихами. От него критики требовали, ну, пусть он объяснит, что понаписал-то? Труды литературоведческие, исследовательские по «Евгению Онегину» не заканчиваются, пушкинистика каждый год обогащается все новыми работами, все новые смыслы там находят, все новые чудеса и красоты, и прочее. Потому что поэтическая речь – это тайна. Вообще все, что связано с вдохновением – это всегда тайна. И откровение – это тайна, потому что: вот он Пушкин, вот я его читаю. Это откровение, творческое, поэтическое, да. Вот, но когда к нему приставали, объясни, про что здесь? Это физически невозможно отвечать на такие вопросы. И когда мы читаем псалмы Давида, это вдохновенный перевод вдохновенного текста. И не нужно требовать от псалма, чтобы все в нем здесь мне сразу стало понятно. Но можно ради облегчения прочесть отдельно технический перевод на русский язык, до или после. А можно и до и после прочитать перевод и еще раз вернуться к церковно-славянскому тексту и так узнать лучше и язык псалмов и проникнуться силой этих слов, потому что поэтическое слово – это не столько смысловая единица печати, сколько силовая. Воздействие, понимаете, как. Если мы возьмем Пушкина, ну, не все знают слово «нега». Я знаю, что один молодой человек, когда учился в школе учил: «Раскрой сомкнуты негой взоры…» заучил: «Раскрой сомкнуты негром взоры». Потому что нега было совершенно непонятно для него, что такое.

А про другого мне рассказывали, говорят: «Ну, вот что, выучил?» Мама говорит, выучил, читай, рассказывай. «Мороз и солнце, хороший денек. Красавица, а ты еще спишь? Вставай! Открывай глаза». Ну, он же все правильно запомнил, в принципе. Ну, в принципе же правильно? Но где же сила этого стиха? Где? Ради чего: «О, Пушкин, первый наш поэт!»? Самый великий. Где эта величина? В этом пересказе ее нет, понимаете? Тот же вопрос стоит поставить к русскоязычным переводам. Они могут быть в техническом плане использованы. А может быть хороший перевод на русский язык? Это целая отдельная проблема. Я сейчас не буду ее касаться, хорошо? Будет? – Значит может. Пусть это будет из опыта исходить. Вот текст, действительно вот он лег, и Церковь его взяла и говорит, вот оно! Значит это возможно. Если этого нет, значит, на сегодняшний день это не дано.

О церковнославянском вы говорите?

О русском. Я говорю.

Церковнославянские все поэтические тексты почти.

Церковно-славянские, да, они, да, это такой боговдохновенный перевод, да. Да. Дело в том, что, понимаете, сначала, был подарен инструмент для перевода. Просто близкий к идеальному, церковнославянский язык как таковой. Это был язык идеально подходящий для перевода с классических языков для славян. Существующих текстов для славян. Существующих на греческом, на латыни. Это было переведено для славян с помощью такого инструмента. Но, это сам инструмент боговдохновенный, ну, правда. Бог так научил Кирилла и Мефодия, их учеников. Понятно, что здесь Бог снабдил и поэтическим даром тех, что занимался этим переводом. В разные эпохи наличие поэтического дара у переводчиков, редакторов книжных было более или менее проблематично. Это да.

Так. Значит.

«Моисеев слышал еси ковчежец душе? Водами, волнами носимый речными яко в чертозе древле бегающий дела горького совета фараонитска».

Ну «ковчежец» слышала? - «Слышала» - говорит душа? - И что? Так вот это «яко в чертозе древле бегающий дела горького совета фараонитска». Падежи помните? Именительный, родительный, дательный, творительный, винительный, предложный, он же местный?

Звательный.

Звательный - не совсем падеж. Но…

Говорили, что совсем.

- Нет. Падеж – это то, что падает. Звательный никуда не падает. Он ни с чем в связи не вступает. Так. Значит, ну, для упрощения, да, пусть тоже. Так вот, бегающий – это винительный падеж. Именительный – вот я сидящий, по-славянски будет «аз сидяй». Да. «Аз сидяй». А сидящий – «аз зрю человек некий сидящий предо мною». Понимаете что? Я вижу человек сидящий предо мной. Одушевленный-неодушевленный по-разному могло быть и может быть в церковно-славянском языке. Как будто, короче говоря, бегающий, бегающего. Облегчаю задачу. Значит, «слышала ковчежец душе Моисеев, носимый речными волнами?». Так вот «как в чертоге древле бегающего дела горького совета фараонитска!». Все равно не понятно.

Не складывается. Чертог. Горький совет.

Горький совет фараоницкий – это горькое повеление фараона убивать младенцев мужского пола. Ради чего Моисей в ковчежце избежал этой участи. А «в чертоге»-то при чем? Нет, древле – это в древности, в чертозе – это в чертоге, бегающего дела…

То есть он недоступен был для этого зла. Этот ковчежец он сравнивается с чертогом.

Ничего себе. Но ковчежец – это корзинка.

А чертог – это чертог, это палаты.

(неразб.) Чертозе. Дело. Что за дело?

Что за дело? Прекрасно, прекрасно. А вы не помните, я не рассказывал на уроках, нет? Дело. Что значит за «дело»? Центральное слово здесь, самое знакомое нам, но вот в нем вся загвоздка. Кого там Андрей Критский здесь вспоминает, уже перевожу. Вот Моисей. Вот он убежал горького совета фараонского в ковчежце водами, волнами носима речными. Это как в чертоге древле. Вспомни. Вернее так. Ты слышала, ковчежец Моисея, в котором он избежал горького совета фараонского. Так же как и в чертоге древле, бегающего дела. Здесь пропущен предлог от дела или избегающего дела. В чертоге. Древле. Древле по отношению к Моисею.

Когда Моисей сбежал в чертозе.

Нет-нет, когда Моисей, младенец еще, вот он избегает горького совета фараонского.

А когда он убегал от (неразб.)

Там чертогов не было. Откуда же? Ну, слушайте.

Сбежал в чертоге древле фараонского.

«Что? Где? Когда?» Версии, версии! Ной – нет чертога. Хотя в принципе здорово, и там ковчег и тут ковчег. Но, нет.

Корзинка старая.

Смотрите, могу вам дониконовский текст привести. «Моисеев слышал еси ковчег». Ну тут ковчег душе, душе – ковчег. «Водами и волнами носим речными». «Яко в чертозе древле бежавша гонения горька совета фараоницка».

Древле это уже проще.

Подождите, не спешите говорить, слушайте сначала. «Яко в чертозе древле бежавше гонения горька совета фараонитскаого». Там сказано бегающий дела горького совета фараонитска. Здесь вместо непонятного дела, дело – это «thing» по-английски. Все что угодно может быть. Нечто, кое-чего бежавшего. Бежавшего от кое-чего. Здесь вместо кое-чего было употреблено бежавшего, во-первых, не бегающий, а бежавша. Уже легче. Гонения горька.

Горького.

Да, вот, горького гонения. Кто-то в древлем чертоге убегал горького гонения, что такое гонение? Что такое гонение?

Преследование.

Преследование, прекрасно, очень хорошо. Сейчас вот мы тоже как, привычно – гонения на христиан. Когда их изгоняют, ну, нет, правда за ними гонятся, их не просто изгоняют. А?

Может быть Авраам?

Позже.

Позже. Иона?

Иона позже Моисея намного.

Намного? Иосиф? Иаков?

-Иосиф.

Пальцем в небо, но угадали. Иосиф. Иосиф. Было в чертоге не фараонском еще. Нет. Здесь, видите ли, сочетаются какие вещи, как, что общего? Только Египет. Только Египет. Ты же слышала, говорит, душа. Причем, какой моральный урок мы из этого извлечем? Думай сама, душа. Слышала, душа, ковчежец Моисея, как он избежал в ковчежце горького совета фараонского? Как и другого, древле избежавшего кое-чего в чертоге.

Кое-чего – это убийство братьев, что ли? Чего он избежал?

Когда он прибыл в Египет, его продали в рабство.

Его продали еще до…

И он вошел в доверие к хозяину дома. А жена хозяина дома вышла из доверия и кое-чего за ним горько погналась.

Как все это можно понять?

Про это здесь сказано. Ну. Теперь, когда я вам рассказал, давайте прочитаю еще раз, давайте прочитаем дониконовский текст, как более легкий для восприятия. «Моисей, слышал еси душе ковчег? Водами и волнами носим речными? Яко в чертозе древле бежавши гонения горько, совета фараонитскаго». Моисеев ковчег и совета фараоницкаого – это одно общее, а между ними, между делом, вспомним-ка еще Иосифа. Вы представляете, с какой скоростью носится мысль, а охватывающая любовью и памятью Священное Писание. Все сюжеты, весь этот мир, все это отношение человека с Богом как нечто единое. При всем желании, мой эгоистический ум не успеет с такой скоростью это все пробежать. Единственный способ воспринять это – только сдаться.

Это точно. Однозначно.

Только сдаться. Но вы знаете, что, все, сдаюсь. Нет, ничего не понятно. Сдайся по-настоящему, это и называется покаяние.

Покаяние.

Здесь это не напрямую борьба с автоматами, пулеметами, с моим собственным грехом. Без толку. Он как гидра. У него одну голову отрежут – две выскочат. Здесь вот только даром это может все произойти. Как помните, в мультике про Винни-Пуха: «Безвозмездно, то есть даром». Вот это оцепенение, но, конечно, оцепенение при нуле понимания тоже наступает. Оно даже еще раньше наступает. Пять минут – и оцепенение уже есть. Вот. Для нас, конечно, важная задача растворить это оцепенение и это осознание своего…. Ну, знаете, как вот в музей вас приводят и говорят: «Смотри!», а дальше реакция может быть разная, у разного зрителя. «О!», «Э!», «Вот это да!», «Здорово!», «Прикольно!». Пошли дальше. Когда мороженое будем в буфете есть? Это одно восприятие, да? А другой человек говорит: «Смотри! Это – Микеланджело! О! Пока я еще не знаю, кто такой Микеланджело, мне всего пять лет, но я уже запоминаю: Микеланджело!» Я смотрю, и зрительный образ во мне сочетается с этим именем. Потом, через сколько-то лет: «О, Микеланджело! Мама, а помнишь, мы ходили, мне было пять лет! Мы ходили, видели Микеланджело. Вот ты помнишь?» – «Да-да». Это имеет для меня какое-то значение в жизни? Имеет. Понимаете, да? Хоть я понимаю еще не все. Нет моей задачи, все понимать. Моя задача понять просто «все». Но главное – нечто единое, нечто единственное. Да. Вот прикоснуться к этому, прикоснуться к этому сердцем.

Сердцем, да.

В котором, на самом деле, вот если говорить о святоотеческом учении, «ум» и «мозг» – это не одно и то же. Мы говорим, вот, мысли, это в голове, а вот сердце – это чувства, да. Ум рождается тоже в сердце. Сердце – это вот, да, сердце – это Божий престол из которого все и приходит, вот и в этот мир и воспринимается что снаружи, что внутри.

Но вот этот, видите, какой тропарь. Чудо показал вам «фокус-покус», я сам, когда этот «фокус-покус» увидел, лет пять, может быть, назад или семь. Не знаю. Короче, говоря, когда именно специально исследовал это все. Думал-думал: «Что ж тут такое? Что ж такое?». Вот дониконовский текст, когда увидел чуть-чуть, немножечко стало понятней. И как-то, как-то докопался где-то, интуитивно, а потом… Вот, слушайте еще раз: «Моисеев слышала еси ковчег водами волнами носим речными, яко в чертозе древле бежавши гонения горька, совета фараонитскаго». Понимаете, да? И тут, как и там. Все в Египте. Представляешь, душа, сколько в Египте всего произошло? Про урок никакой морали здесь не сказано. Какой мы можем извлечь урок? Мама за Моисея боялась? Очень. На Бога уповала? Еще как. Посмотрите, что она сделала. Она не сказала: «Моя кровиночка, никому не отдам». Не ждала, когда солдаты ворвутся и отнимут у нее и убьют. Она его положила в корзиночку, отнесла на место, где фараонская дочь купается и там оставила. Ой-ой, там течение, а там то, а там се. Ой. Суждено от Бога было погибнуть, много младенцев погибло в то время в Египте еврейских, много. Но Моисею было суждено другое. И он не погиб. Маме остается уповать, она находит лучшее решение. Оно безумное? Безумное, да. Безумное.

Но спасительное.

Нормальное решение? На воды положить ребеночка и уйти? Слушайте, знаете что, когда речь зайдет непосредственно о моем малыше и о моей «кровиночке». Положить на речку, в течение. Да вы что, попечительский совет, вас родительских прав лишат! Это задним числом рассуждают, да, задним умом, все это понятно. А принять это решение взять и отпустить, причем, первое, что они сделали, когда пришли: «Ой, это из еврейских детей!». Что дальше сделает дочь фараона – большой вопрос. «Эй, стража, вот тут из еврейских детей!». Кто мог заранее знать, кроме одного Бога, что у нее вдруг сердце расположится взять его. Это вам не котеночек, не щеночек. Взять себе ребенка. Подумаешь, нашла? Ясно, кто-то подбросил! С чего это я должна, дочь фараонская, кого-то там воспитывать? А в это время Бог, раз, и расположил ее сердце. Потому что у него были иные суды для Моисея, не погибнуть, а нечто другое. И вот здесь упование на Бога совершенное должно быть. И вот поэтому душа. Ну, вспомни Моисеев ковчежец. Душа, вспомни Иосифа с другой стороны. От Моисея здесь ничего не зависело, спеленутый младенец в ковчежце. А вот Иосиф, видите как. Трудно было ему, еще как трудно. Я думаю, что представить себя в этой ситуации, просто не знаешь, как себя вести. Тут же жена хозяина, она же гонится, в конце концов! Понимаете, и как потом, что будет? И потом-то получилось как неудачно, он же у нее в руках одежду свою оставил, она закричала: «Стража, спасите меня обесчестили!» – в тюрьму его посадили. Не таким уж прямым был этот путь. Но путь этот был в уповании на Бога. И он прошел через тюрьму, и пришел к фараону, и потом был голод в той стране, а он был главным экономом по хлебу и т.д. Все случилось так, как случилось. Как у Бога это было уже в его замысле. Вот какие судьбы бывают хитрые, необычные. И так у Бога все разрешается, как ему угодно. Такая штука. Вопрос был какой-то?

Да, меня вот и это привел Моисей прочитать Библию. Я когда вот так вот слышала, читала немножко. Но я как-то так, а когда в Пушкинский музей пришла, вдруг, я вижу скульптуру этого Моисея, я вот так встала, и онемела. То есть я смотрю, я его пальчики разглядывала, вот этот рожок разглядывала, вот, это он общался с Богом. Руки, все. Я пришла домой и давай опять Библию читать. Ну и вот так вот пришла в Церковь.

Кто бы вот мог подумать, да?

Вот вы говорите про Моисея, а я думаю, да. Такой был человек.

Как говорят обычно, вот и не верь после этого. Что-то точно есть, вот что-то точно есть. Так и есть, кто какими путями приходит к Богу, да? Задним числом посмотришь, надо же…

Но это, я и раньше, конечно, верила, вот это меня вот так вот всю. Не побежали в буфет мороженое есть. А мороженое, нет, я не пошла есть.

Если бы, ну да. Наша задача – прийти к реальному осознанию своего положения сейчас. Не ужасаться: «Ой, да я знаю, что все плохо, вот это вот, ой, все я плохо делаю». «Батюшка, все, всем грешна» – «Как всем?» – «Да так, всем грешна» – Ну чем конкретно?» – «Да всем, даже не знаю, ну всем, ну вот так начнешь перечислять, не знаешь, что перечислить, всем» – «Терроризм?» – «Нет, что вы!» – «А почему же вы говорите, что всем?» – «Ну, как, всем, ну все мы грешные». Видите как, сначала «я всем грешен», потом давай, «все, батюшка, давай разрешай». О Боге здесь нет разговора. «Батюшка, давай, вот это вот». «Батюшка, всем грешен». Вот. А когда начинаешь выяснять точнее: «Ну как же вот всем?» Пожалуйста. Могу прям наугад ткнуть – «не было этого, и этого не было и этого не было». «А что было?» – «Ну как-то, все мы грешные». Тут сразу же полк – и тридцать витязей прекрасных, все там стоят и все со мной заодно, мы все грешные. А вот именно осознать реальность, то есть принять реальность своей жизни. И вот прямо в данный момент, сейчас, то, что происходит – это единственное, что происходит в моей жизни, прямо сейчас. И нет ни хорошего, ни плохого, а все просто замечательно, прямо сейчас, все замечательно. И я благодарен Богу, что он дает мне возможность с вами побеседовать и я сейчас рассказывал те вещи, к которым готовился и рассказал намного меньше, чем готовился, но, я надеюсь, что для вас это имело какое-то значение. Для меня это общение имеет очень большое значение и для меня общение с вами вот, размышления совместные над этим святым текстом, очень важное и особенно в преддверии Великого поста.

Там еще у вот молодого человека еще есть вопрос, мы сейчас вернемся, хорошо? Погромче говорите, пожалуйста.

Прочтении можно ли составить типа конспекта, как, ну понятно, что в каждой песне там образы, вот переход от одного образа к другом. Вот он как-то логически связан? То есть наш ум так устроен, что…

Не убили пока? Не убили пока ума? Я на всякий случай, если не слышно пока на видео вопрос. «Можно ли составить конспект, какой-то план, по которому движется мысль автора канона? Какой-то, ну, действительно, какой-то план, как план-сочинение бывает, да, школьного? Есть ли здесь какой-то план?»

Те, кто описывают, в исторической школе научной, в духе исторической школы описывают этот канон, стремятся все время показать, что там такая ясная структура есть. Она, то появляется, то исчезает.

Есть ли строчки стройные, ритмичные и даже рифмы в псалтири? Ну, можно найти легко. Но можно ли сказать, что псалтирь, псалмы написаны на такой-то стихотворный размер регулярный? Нет. Там появляются определенные ритмические отрезки. И мы можем этот фрагмент вычленить и сказать, ну, надо же какой он ритмичный, смотри. Но можем мы этот принцип распространить на всю псалтирь? Нет. Вся, псалтирь как бисером утыкана этими красотами. Вот и как целая псалтирь – закончена. А как единого творческого принципа, единого творческого метода, мы не сможем сформулировать.

Так же и в каноне, когда говорят, нет-нет, вот тут то, вот тут се. А другой ученый читает: «Такой-то пишет, что вот эти сначала в такой-то песне про то, во второй про это, между тем, он ошибается, поскольку вот в этой песне мы видим совсем другой, я вижу совсем другой метод», предлагает свою версию. Кто-то третий его опровергает. Я думаю, что единой такой мысли: «составлю по конспекту некую стройную картину спасения», такой стройной картины нет, Бог сотворил мир и человека в мире, как свой образ. И когда образ отвернулся от своего Создателя, он все сделал. Он сам пошел его искать. Бог-Создатель сам пошел нас искать. И все сотворил, чтобы мы наследовали вечную жизнь. И здесь присутствует, и ждет, и зовет. «Стою при дверях и стучу. Кто услышит, откроет Мне и буду вечерять с ним». Это все есть. Это очень стройная и очень красивая идея создания и спасения, рода человеческого. Меня как человека. Но, Христос говорит: «Сын Человеческий придя, найдет ли веру на земле?». А как он не найдет веру, ну я же верующий? Меня он может не найти, вот что! Потому что я-то в прошлом: «Ой, вот помнишь, как было, ой, да, вот мне надо было ему так сказать, а и вот я опять весь в прошлом. Нет, вот я, конечно, виноват, виноват, как же вот я сколько раз был повод у меня и мог бы я попросить прощения, а я так вот и не попросил, нет-нет, вот я виноват…» Где я? Неделю? Год? Десять лет назад? Я вот там, в прошлом. Сюда только придет Сын Человеческий, сюда вот придет Господь, а здесь меня нет, я весь в прошлом или я в будущем. «А вот интересно, а вот если выгорит – не выгорит, будет у меня – не будет, ой, ой, пожалуйста, пожалуйста, я вот выучил 13-й билет, пожалуйста, пусть мне достанется 13-й билет. Завтра прихожу – раз! – двенадцатый, и вот это вот все, разочарование». То есть я или в прошлом или в будущем, или в мечтах или в обидах. Меня нету. Если меня здесь нет, где же моя вера? Нет и веры тоже. И вот эта задача – вернуться к реальности. Вернуться и принять свою жизнь такой, как она есть прямо сейчас, и начать искать именно с этой точки, отсюда надо прям начать искать того, кто ищет меня испокон веков. Это так здорово!

На счет планов, переплетения сюжетов, я, все-таки приведу это пятая песнь в четверг, кто следит по текстам. Пятая песнь, в четверг. Смотрите, сложно переплетаются сюжеты и, смыслы. Опять, с душой, нелицеприятный разговор идет. «Низу сничащую подражай, о душе, сничащую низу». «Низу» – это наречие. «Сничащую» – «поникшую вниз». «Сничащую низу», понимаете о ком идет речь? Ее, сничащую, сни-ча-щую. Подражая сничащую низу. Кто это такая? Сничащая низу?

Душа.

Нет. Подражай – это что-то из Писания.

Грешница, которая к Христу пришла.

Возможно, возможно. А может быть и нет. Не всегда точно можно сказать; никогда невозможно будет поспорить: «Ничего подобного. Вы неправильно сказали, я сейчас правильно скажу». – И то, и другое. «Припади к ногам Иисусовым». Да. Она припала к ногам Иисуса, правильно вы сказали. Но мне вспомнилась еще и «слеченная». Бабушка была в синагоге «сляка», «сляка» то есть «сляченная», то есть «слученная, как лук», согнутая. Может она, а может быть то, что вы сказали. А может и то и другое, кто знает, какими путями идет вот эта вот мысль о едином Боге, Создателе и Спасителе у этого церковного поэта? Но подражай, в любом случае, душе. Кого вспомнишь, того и сойдет. «Подражай низу сничащую. Приди, припади к ногам Иисусовыма, да тя исправит, и да доходишь и правы стези Господни». Вот почему я вспомнил «сляченную», потому, что он ее исправил, она стала «прямо». Но то, что вы сказали, кто припал-то? Она не припадала к ногам Иисуса, та слеченная, он просто ее подозвал, а припала к ногам Иисуса другая, которая упала к нему и сказала: «Пожалуйста, помилуй, дочь мою, она там беснуется». Помните хананеянинка пришла: «Пожалуйста, помоги». Он говорит: «Не хорошо отнять хлеб у детей, чтобы бросить псам». Помните, такое испытание было ей? Да? Она показала смирение. Ради этого Господь все и устроил, чтобы увидеть нам, как мы можем угодить ему. И вот здесь душа, ну вспомни, посмотри, кого он имеет в виду? Возможно, и то и другое. Остается только догадываться. Мы не можем ответить с научной точностью на этот вопрос, понимаете, да? И вообще научный способ постижения реальности очень несовершенный, так же и научный способ постижения вот этого текста.

Но, дальше, следующее. Где сляченная там мы можем вспомнить это, ведь я и развиваю свою концепцию, я вспомнил сляченную, я дальше развиваю – сойдется-не сойдется. Помните, что он сказал, когда ему сказали: «Что ж ты в субботу исцеляешь?». Что он сказал? Она была согнутая, распрямилась. Ему говорят: «Так, начальник синагоги, так, есть шесть дней, когда приходить исцеляться, а не в день субботний». А Христос ему говорит: «лицемер», и что дальше сказал?

Колодец. Человек. Упал в колодец.

Про колодец было.

Про овец.

Нет.

Каждый день делают. Про осла.

Про осла, про колодец.

Напояете в субботу и идете…

«Идете и поите, отвязываете от яслей и ведете напоить на колодец. А эту сатана связал уже восемнадцатый год, не подобало ли ей разрешиться от узы этой в день субботний».

Читаем следующий тропарь, следующий по счету идет.

«Аще и кладезь еси глубокий, Владыко, источи ми воды из пречистых Твоих жил».

Годится как связанность, как некий план? Да? Ну, вот от тропаря к тропарю его мысль пошла вот так. Это некое интуитивное движение, оно не табличное. Все понятно, что я прочитал сейчас? «Кладезь ты Владыко, глубокий кладезь, но, хоть и так. Источи же мне воду из пречистых Твоих жил».

«Да яко самаряныня не к тому пия жажду жизни бо струи источаешь».

Потому что ты источаешь струи жизни. Чтобы я как самаряныня больше не испытывал жажды, хотя и пью. Понятно, да? А при чем здесь самарянка? А кладезь? Видите, как постепенно разворачивается мысль? Вспомни женщину связанную, скрюченную, вспомнила, душа? Вот ты как колодец, Владыко, глубокий источи мне воду. Почему? Пошла мысль от этой женщины сляченной, как Христос сказал: «Вы в субботу отвязываете, ведете на колодец». О! Колодец! Колодец. Боже, ты – колодец. Источи мне воду жизни. Колодец? Вода. Чтобы мне не жаждать, как самарянка, понимаете, как. Это происходит спонтанно. Как самарянка. Помнишь самарянку-то? А самарянке когда воскресенье? Воскресная служба о самарянке? Кто помнит?

После Пасхи.

После Пасхи, четвертая неделя после Пасхи. Четвертая? Нет, не четвертая, пятая неделя после Пасхи. А следующая, шестая неделя после Пасхи? Не помните? Там после Пасхи идет сначала восьмой день то, что было в восьмой день. Фома уверился, дотронулся до ран Спасителя. Следующее воскресение – жены мироносицы. Кого как жен-мироносиц в первую очередь встретить и как не вспомнить в день воскресный. А дальше начинается три чуда. Все три связаны с водой. Потому что из Евангелия после берутся строки о воде, намекая, как вода живая так Дух Святой течет и напояет сердце человека. И вот три чуда, связанных с водой. Это – расслабленный у овечьей купели, который лежал тридцать восемь лет, самарянка, которая у колодца: «Дай мне воду такую, чтобы мне попить и больше не хотеть пить», а следующий – слепорожденный, который: «А почему он?» Кто согрешил вот тоже, вопрос. Вот интересно! Вот соседа угораздило, видал как его всего скривило? Согрешил, наверное. Вот чем же он, интересно, согрешил? «Знаешь чем сосед-то согрешил?» – «Не знаю, самому интересно». И здесь апостол спрашивает: «А вот он слепой родился, кто согрешил он, или родители его согрешили?» – Он отвечает не «почему это произошло», а «для чего» – чтобы явилась слава Божья на нем. Плюнул на землю, помешал, сделал два глазика из земли, вложил ему, сказал: «Пойди, умойся в купель в Силоам. Какое совпадение! Силоам. Силоам – значит «посланный». Упоминает об этом Иоанн. Когда-то давно, по какому-то другому поводу назвали эту купель «Посланный». Что делает наш научный взгляд? Ну, это вообще-то не убедительно, конечно, что именно по этим причинам купель была названа «Посланный». Поскольку это, вероятно, еще в прошлом, позапрошлом веке, об этом упоминает, вот, и источники исторические. Неубедительно. Почему это? Ну это просто совпадение такое, возможно, какие-то еще там апокрифы, надо почитать, посмотреть там рукописи, летописи…, не могу сказать. Это научный взгляд. Ясно становится, что когда-то давно названа эта купель «Посланный», но центральное событие, ради которого она была так названа – вот оно происходит, слепорожденный идет к этой купели, посылает его Господь: «Умойся там». Вот он пришел - видит. Видели картину Сурикова «Исцеление слепорожденного»? Автопортрет. Он там себя изобразил. Посмотрите в интернете. Он после смерти жены прозрел к вере по-настоящему. И там образ, там у него глаза такие в пол-лица, он пытается свет, который из окошечка падает там видно луч, он его пытается потрогать. За ним Христос стоит и за спиной у Христа друзья Сурикова, которые все на него посмотрели и сказали: «С ума сошел. Что-то как-то юродивый какой: церковь, попы. Просвещенный век, а он, жена умерла, а он… ладно, понятно». И там жена его изображена и вот он вот сам себя нарисовал в образе слепорожденного такого. Такие глаза, конечно, посмотрите, обязательно эту картину.

Так вот, самарянку вспомнил Андрей Критский, а там дальше – слепорожденный через неделю. Это в начале Великого поста мы читаем. Нас уже туда мысль простирает и по богослужению и по Евангелию Иоанна Богослова.

«Силоам, да будут ми слезы мои, Владыко, Господи, да умыю и аз зеницы сердца, и вижду Тя умна Света превечна».

Умнаго превечнаго Света, что значит, умный? То есть «не умный – глупый», а умный и чувственный, опять же. Помните, Ева – чувственная, Ева – мысленная, да. Вижу Тя, превечнаго, то есть до вечного, безначального, вне времени, присутствующего, умного Света, духовный Свет. Дай мне увидеть Тебя, как Свет. Чтобы мне умыть зеницы сердца, да будут мне слезы мои Силоамом.

Показал он пример связанности планомерной? Ну, понимаете, это движение интуитивное, оно спонтанно. И, конечно, если я буду пытаться, знаете, идешь в людском потоке, московский тротуар, час пик. И навстречу идет куча народу. Я пытаюсь это контролировать, вижу, все идут на меня. «Так, значит, следующий шаг – на эту плитку, так, следующий – сюда, так, ой, если этот сейчас пойдет с этой стороны – я сюда пойду, если он с этой стороны – я сюда пойду, так, ага, фух!». Я устану за полминуты так двигаться. А мы идем и ничего. Мы это не контролируем. Это происходит интуитивно и спонтанно. Как проходит большая часть нашей жизни, лучшее в нашей жизни происходит, когда мы не разум свой включаем эгоистический, с этими планами, а когда мы просто присутствуем.

Пожалуйста, ваш вопрос.

Озвучу вопрос для видео на всякий случай. Вопрос о чем? Можно не пользоваться, и даже предпочтительно не пользоваться словарями и толкованиями, поскольку главное, что необходимо для того, чтобы понять, в частности, канон Андрея Критского, нужна духовная сопричастность к Церкви и покаянию. Так? Можно и так сказать.

Я приветствую чтение справочной литературы. Я сам, все-таки, как-то готовился тоже: нашел про Ианни и Иамври, в гугле нашел ,ну, в яндексе, предпочитаю. Но просто делать это не во время службы. Понимаете? Ну, когда человек женился, он может, конечно, читать пособия по отношениям в семейной жизни, но не всякое время для этого подходящее. Просто не совмещать эти моменты: обучение и церковное молитвенное общение. Это моя такая скромная рекомендация, из моего опыта, я знаю, что одно другому не мешает. Я знаю, что, когда я начинаю толковать, анализировать, контролировать, я выпадаю из процесса, как вот я сейчас только что описал это движение по улице. Либо я с этой улицы: я смотрю вокруг, я вижу какие машины проезжают, солнечное утро, дождик начинается, я иду куда-то, я, там, молюсь за тех людей, которых встречу, за вас сегодня молился, шел сюда. Думаю: Господи, пусть нам будет как-то полезна эта встреча». Когда я все пытаюсь контролировать, я не замечаю этого ничего, для меня это движение становится очень трудным. И понимание: мой эгоистический ум будет всегда отставать, всегда. Я никогда не догоню ничего. Не догоню ни главного, ни деталей, и возьму по детали в руку. И скажу: «Я понял две детали. Понял тропарь из пятой песни вторника, и понял еще тропарь из девятой песни четверга. Но уж это я понял так, что этого у меня не отнять!». Прекрасно. Но не ради этого, конечно, мы живем, понимаете, да? А то, что без моего присутствия, ну, если я в церковь не приду, я могу дома почитать канон? Конечно, могу. Бывает печально, даже, если на этих службах может такое случиться, я никого не сужу, я не знаю все. Мало ли какие дела у священника или у клироса? Может быть, священник торопится причащать умирающего, я ничего не говорю. Конечно, рекомендации есть духовному уставу: петь со сладкопением, читать не спеша, и т. д. Очень красивые есть примеры чтения, в интернете тоже можно найти. Просто не торопитесь, просто остановиться, побыть немножко. Никуда не рваться.

Но, вот я пришел, а тут какой-то происходит порыв, стремление, торопление…. Я не успел, я пришел домой, ну, не проникся. Пришел домой, открыл, почитал сам: «Вот сам читаю, вот, да, я понимаю». Во-первых, глазами вижу, что читаю. Это уже легче; у нас слуховое восприятие сильно нарушено. Во-вторых, никто мне не мешает, я читаю с той скоростью, с которой хочу читать. Но и здесь, если я буду читать и по каждой циферке смотреть в сноску, то это не получится молитва, понимаете, в чем дело?

А когда я прихожу в этот момент, и когда я в церковь вхожу как действительно во дворец небесного Царя, когда я стою перед этой духовной реальностью не «как будто» и в кавычках, а на самом деле. Тогда происходит самое главное – я постигаю сердцем, в котором и ум на правах слуги живет, я постигаю сердцем главное, то есть, собственно говоря, все. Ну все, что может в меня поместиться. Понимаете, как сосуд, наполненный водой. Сколько в нем воды? Зависит от качества сосуда. Он может быть больше, может быть меньше. Мне посчастливилось, я – человек, мой сосуд способен расти. Год назад я столько-то воспринял, но стал сосуд полон, может быть. Через год, глядишь, уже больше воды. Но он опять полон, этот сосуд. Когда меня в процессе нет, когда я выпадаю или в прошлое, или в будущее, или в толкование, или в критику какую-то: то не так, се не так… помните: «В церкви все не так, дьяки курят ладан»? Тогда сосуд не будет полным. Вот в чем проблема.

Вот, хорошо вы все, в общем сказали.

Но знаете, есть такое ощущение, я не могу в подобных случаях от него отделаться. Именно, что нужно церковное собрание, настроенность, тогда придет понимание. Где-то на дальнем фоне вот этого: «тогда», и «кто-то здесь еще есть», тогда это уже произошло, есть что-то такое, что я все равно с ощущением того, что сейчас у меня все же какая-то духовная недоразвитость. Это ощущение неизменно присутствует. И мне кажется, оно, как бы, не совсем то, неправильное. В этом есть посыл. Если я, допустим, приду с этой службы, закрою этот канон и положу его далеко на полку, то христианкой я быть от этого не перестану. Вот и я хочу…

В чем ваш вопрос?

Ощущение, вопрос вряд ли вы имели в виду этот задний план, но здесь это, как бы, есть: вот это такое гнетущее чувство постоянно. О том, что: «Мы уже куда-то вошли уже и там что-то поняли».

Вас много?

Так ли оно на самом деле должно быть?

Вопрос?

Вопрос формулируется так: «Так ли оно на самом деле должно быть»? Оно обстоит ровно так, как оно происходит на самом деле.

Отлично.

Это тот вопрос, который вы задали. Возможно, вы хотели задать другой вопрос. Я думаю, что у вас прозвучал более важный вопрос, на который вы, может быть, не обратили внимание. Я могу переформулировать ваши рассуждения как вопрос. Действительно ли мое ощущение, что я духовно неполноценна, является неизменным? Вы не задавали этот вопрос?

Нет. Знаете, такое искусное перевирание. Нет, абсолютно нет. Ну, хорошо, давайте так.

Но, вот вы сказали, хорошо, тогда у меня вопрос. Тогда у меня к вам вопрос. Вы сказали, неизменно остается чувство, что «я духовно неполноценна». Это ваши слова. Когда я это все воспринимаю, я не могу отделаться от ощущения, оно остается и оно неизменно. Ощущение какой-то неполноценности духовной, так? Это не перевирание!

Вообще в принципе.

Да, но это ощущение не является неизменным.

Не является, правильно, это слово неправильное.

Ну, тогда, бросьте его! Не «циклитесь» на нем!

Вопрос в том, что я свободна. Если мне все равно не понравилось, я не вошла ни во что, и положила канон на полку, все равно я продолжаю оставаться христианкой!

Я не знаю этого.

То есть, я могу оставаться.

На этот вопрос сможете ответить только вы двое. Если рассматривать в библейском смысле. «Песнь песней», там есть Он и Она; есть Жених и Невеста. Есть Христос и Ваше сердце. Только вы двое можете ответить, остаетесь вы христианкой или нет. Вы ни перед кем не в ответе, кроме того, что между вами. Никакой проблемы.

Можно ли бесчувственное сердце сделать восприимчивым к этому всему? Ведь без Божьей помощи, разве это возможно? Тут же обязательно должна быть Божья помощь! То есть, я могу стоять, я могу пытаться, себя заставлять, понять это, принять это, но все равно осенения нет!

Знаете, секрета никакого нет, в том, я прошу прощения за физиологизм, даже для того, чтобы сходить в туалет, нужна Божья помощь. Для всего! Единственная сила, которая есть у нас – это сила Бога, другой никакой нет в этом мире.

А помощь это вот молитвенная только? Потому что желание есть, а вот…

От Бога не молитвенная, помощь от Бога – это Его сила.

Его сила. Но с моей стороны – это должна быть молитвенная просьба Бога, осенить твое сердце, помочь воспринять?

Вот смотрите, мы сейчас разговаривали, молитва не всегда срабатывает, я правильно понимаю? Ну не всегда срабатывает молитва. Иногда это, бывает, слишком сложный текст, например: почитал-почитал, и как-то мимо проскочило. Бывает такое. Если не работает эта молитва – найди другую молитву. Мы молимся не для того, чтобы Бога каким-то образом околдовать, обаять его, чтобы он сказал: «Нет, этой не буду помогать!» – «А я вот так, вот сяк, ой, ну…» – «Ой, нет, не буду, все равно не буду!» – «Ой, а я сорок раз прочитаю» – «Нет, только не это – сорок раз прочитаешь, тогда все, не сдержусь, помогу». Сорок раз прочитала – «Ой, ну, ладно, собирался уже, рабочий день закончен, ну, ладно, пойду, помогу». Конечно, это все не так работает! Говорят, что молитва – это для меня! Опять же и молитва – это подарок мне, как возможность измениться, чтобы стать способным воспринять эту живую воду. Стать таким сосудом, который можно наполнить. Не дырявый, не разбитый, не кверху дном поставленный. А вот – стою и жду, я готов принять эту воду. И только Бог может меня наполнить. Молитва, вот это моя «стойка», если хотите. Готовность.

Из трансляции вопрос о вашем мнении о работе Виссариона Нечаева «Уроки покаяния по библейским сказаниям»?

Ничего не могу сказать, не знаю.

Ну, вот, канон читают… я тоже второй год, сейчас будет второй год, к нему пришла. Канон читают, то есть Прощеное воскресение, да, последнее. И ты идешь в церковь, может, даже дома… нет я вообще вот говорю там…

Говорите прямо про себя.

Да, я про себя. Прощеное воскресение. Иду в церковь на вечернюю службу. Все там друг у друга просим прощения. Дома я там по-другому просила прощения. Подходишь там, ну, прости, ну обнимешься-целуешься. В церкви же так проникаешь все, у тебя душа раскрывается, что ты просишь прощения, у всех вот кто…

В чем вопрос? Понедельник. Читается канон, да. Идешь в церковь и начинаешь там. Во-первых, ты….

Кто, я?

Нет, я. Это я про себя говорю.

Это очень полезно. Я начинаю сразу оживать, когда я говорю это «я», вместо риторического «ты» я сразу начинаю оживать.

Я, я просила накануне прощения у всех. Как бы очистила свое сердце, душу.

В чем вопрос?

И когда читаешь канон, то ты проникаешься…

Я?

Нет, я. Я, когда читаю. У меня…

Не убегайте от себя. Это очень хорошо, побудьте собой.

Я более проникновенно отношусь вот даже, если читаю па… вот этот вот перевод. И перевожу его как бы на себя, вот. Мои грехи, я каюсь. Я открываюсь, я вот как бы…

Так, а в чем вопрос?

То есть, его надо именно так читать, а все вот эти мысли надо отгонять. Это, это вот как молитву какую-то когда читаешь ты собираешься со всеми мыслями. Ну, вот, к канону надо как-то его еще более…, вот сегодня…

- У вас очень много усилий. Я примерно понял ваш вопрос. Я его так и не услышал, но, примерно, понял. Во-первых, у вас очень много усилий уходит на то, что бы убежать от себя. Вы все время переходите на «ты» с «я», а «я» звучит лучше и ответственнее.

Во-вторых. Во-вторых, очень много императива: «надо», «должен», «отгонять мысли». Святые отцы говорят, ни в коем случае не надо мысли отгонять, бороться с мыслями не надо. Надо призывать Бога на них. Не своей какой-то оглоблей: «Отойди!». Они от этого только умножаются. В этом очень много усилий, прямо бицепсы наливаются. «Привыкли руки к топорам. Только сердце не послушно докторам», помните? Мы призываем Бога. Как ребенок зовет: «Папа, папа, помоги, я в опасном положении. Вон разбойники». Здесь тоже про разбойников много: «Как я как попавший в разбойники, лежу, исполненный ран. Но из Марии воссиял еси Спасе. Приди и исцели из Марии». И тут сразу слышится: «из Самарии». Представляете, такая игра слов: «из Марии» – «из Самарии». То есть, с самаритянином милосердным сопоставляется. Там не говорится, как самаритянин, там не сказано. Там говорится: «из Марии». Вот священник, меня увидел, прошел мимо; левит увидел меня нагим в лютых обстоятельствах и презрел, но из Марии воссиял, Христе Боже – а там дальше из Самарии идет по Евангелию. Представляете, какая игра слов?! Интересная, красивая. Так вот, «из Марии возсиявый Христос приди Ты, помоги! Смотри, что они делают, ну, посмотри. Это они, это не я!». Когда я с ними борюсь: «Ну, как же, это все мое!» – вот же, что я думаю такое! – «И вот, я сейчас поборюсь, сейчас я вас всех в кровать запихаю и тогда, Господи, тебя позову. А так же неприлично в такое гостя звать». Понимаете, это опять: «добывать Святого Духа силой трения», я так называю. Понимаете? Вот. Не получится так. Не надо так напрягаться. Нужно делать, действие, к которому меня зовет Жених моего сердца, Господь. Он зовет, говорит: «Придешь?», представляете?! Он мне говорит: «Придешь?» – «О, Господи, конечно приду! Радость-то какая!». А то: «Придешь?» – «Э, опять… Я приду, конечно, но я вот с этим помыслом поборюсь сначала, со своим. А потом приду и смотри, я хорошая? Теперь ты меня любишь?».

А почему семь дней читают вот это?

Не семь, четыре. Ну, потому что он больше не написал.