Введите сюда краткую аннотацию
Псалом 13
Семинар 1
Сегодня у нас 13-й Псалом. У большинства из вас он 12-й. Давайте его прочитаем:
2. До каких пор, о Ягве, будешь Ты забывать меня вконец. До каких пор будешь скрывать Ты лицо своё от меня?
3. До каких пор буду я советоваться сам с собой? Ведь сердце моё в печали каждый день. До каких пор враг мой будет торжествовать надо мной?
4. Услышь меня, ответь мне, о Ягве, Бог мой! Просвети глаза мои, чтобы не уснул я сном смерти.
5. чтобы не сказал враг мой – одолел я его, чтобы враги мои не радовались тому, что споткнулся я.
6. А я на милость Твою надеюсь и радуется сердце моё спасению Твоему. Воспою Ягве, потому что Он услышал меня.
Перевод похожий, да? Ничего уж совсем непонятного нет.
Совсем коротенький Псалом, говорить вроде особенно не о чем, всё понятно. Это действительно, очень понятный и прозрачный Псалом, но смыслами, тем не менее, насыщенный.
Что особенно интересно в этих Псалмах, они никогда не заканчиваются полной безнадежностью. Здесь начинается всё очень печально, но последний стих говорит о том, что всё-таки ответ какой-то пришел. Ответ какой-то получен. Ничего не говорится о том, что именно Бог отвечает, но вот Воспою Ягве, потому, что Он услышал меня – это уже констатация факта. Какой-то ответ есть.
Мне не попадалось Псалмов, где бы такое обращение оставалось без ответа. По-моему таких нет. Это само по себе утешает, да? Но вот состояние, однако, у человека интересное, которое он переживает. Интересное, и, наверняка, любому из нас знакомо: когда Бога не слышишь, разговариваешь сам с собой и сам с собой советуешься и от этого тоска зеленая каждый день. От такой жизни.
Для современного человека это нормальное состояние. С библейской точки зрения – это аномалия, чудовищная аномалия. Но поскольку падший человек к такому состоянию привык, оно уже аномалией и не воспринимается. Жизнь – штука скучная и грустная, ну такая, какая есть.
Интересно, что в основном мы так и живем. Здесь хотя бы человек понимает, что что-то не так, к Богу кричит: куда же Ты девался? Почему Тебя не слышно? Почему Тебя не видно? И сколько мне ещё так жить, с самим собой беседуя?
Это состояние прекрасно известно Библии, Ветхому Завету. Ни к чему хорошему такая беседа с самим собой не приводит. Здесь, буквально, со своей душой. Но душа здесь не просто душа в том плане, как мы её понимаем, некая беседа с самим собой. Нефеш – это моёсобственное нутро, грубо говоря. Это мой внутренний диалог. Когда не с кем советоваться, начинаешь советоваться с умным человеком, с самим собой, да?
По ассоциации вспомните, например, замечательную притчу о безумном богаче. Он там тоже разговаривает сам с собой, да? Много у тебя всего, душа моя. Душа - опять в таком же смысле, не в смысле греческом, а в смысле еврейском. Человек осмотрелся: теперь у нас всего много, давай теперь гулять – говорит он сам себе. Ешь, пей, веселись. Замечательный диалог с самим собой.
Но это не только библейское описание. И в египетской, и в шумерской литературе таких бесед, правда, не в шумерской, а в вавилонской уже, таких бесед более, чем достаточно. Одно из таких произведений так и называется: «Беседа разочарованного с собственной душой». Заметьте, что это всегда беседа разочарованного. Это беседа человека, у которого никаких иллюзий не осталось, которому жить грустно.
В древности это было ещё грустно, а вот чем дальше в историю литературы, тем чаще ситуация становится с точки зрения автора нормальной. Я сейчас не случайно обращаю внимание на развитие литературы. Она отражает развитие культуры во всех её формах изменение и переоценку некоторых духовных ценностей. И если в древности, не только в Библии, но и вообще в древней литературе такой вот диалог как показатель некоторой аномальности ситуации. Это человека никогда не радует, всегда грустно, это всегда диалог не от хорошей жизни. В древности.
А в литературе нового времени – это уже нормально, это уже даже хорошо. Внутренний диалог это показатель интеллектуального развития. Интересно изменяются приоритеты с течением времени. Аномалия существовала всегда, она существует и сегодня. Но если раньше она и воспринималась как аномалия, то сейчас это воспринимается как интеллектуальное достижение. Почти как в том анекдоте про психоаналитика: сначала я этого стеснялся, теперь я этим горжусь. Результат сеансов.
Суть дела не переменилась, переменилось отношение. И такой внутренний диалог, я понимаю почему сейчас, воспринимается как показатель интеллектуального развития. Такой внутренний диалог и некий своеобразный самоанализ, что называется иногда рефлексией, говорит о том, что человек, думающий. Как принято стало говорить в новое и новейшее время.
Так оно или не так – это отдельный вопрос. Но вот главное, о чем в Библии говорится, было забыто. То, что внутренний диалог начинается тогда, когда утрачивается диалог с Богом. Человеку абсолютно не с кем говорить и он тогда начинает говорить сам с собой. Сейчас забыто, что это вообще-то от безысходности. Когда ни с Богом не поговоришь, ни с людьми не поговоришь.
В каком-то смысле эта ситуация противоположна ситуации, которая была Богом задумана. Я имею в виду, Вторую главу Бытия, где о сотворении человека Бог не случайно говорит, что одному человеку быть не хорошо. В том плане - не хорошо, как это слово используется в первых главах Бытия. Не хорошо – то есть отсутствует полнота. Когда Бог определяет нечто хорошее, то в этом присутствуют некие смысловые оттенки. Законченности, завершенности, добротности, как это сейчас, наверное, назвали бы. Так вот, когда человек один и у него нет собеседника, то в таком смысле не хорошо - нет полноты, нет завершенности, нет цельности.
И та ситуация, которая в Псалме описана, в сущности, прямо противоположна той, которая Богом была задумана. Там Бог дает человеку собеседника – равного ему, другого человека. Здесь этого собеседника нет. Когда нет Бога, когда Его не слышно, утрачиваются и другие собеседники. С людьми тоже не поговоришь, сразу все становятся врагами. Здесь не случайно сразу же появляются враги, которые торжествуют. Одно от другого неотделимо. Человек, который очень склонен к внутреннему диалогу, не очень склонен к диалогу с тем, кто рядом. Это довольно частое явление.
Здесь то же самое. С точки зрения психологической, всё более или менее понятно: человек просто потерял контакт с внешним миром, из-за этого его внутренний мир начинает рассыпаться, разваливаться. Когда дело касается внутреннего мира и потери контакта с внешним миром, тут возникает вопрос – что в начале? У человека внутренний мир разваливается из-за того, что он утрачивает внешний контакт, в приделе это аутизм такой своеобразный, но может не аутизм как психическое заболевание, а как психологическая проблема. Хотя, поди проведи здесь границу чёткую. Не так и просто это сделать. С другой стороны, может всё совсем наоборот. Вначале человек утрачивает внутреннюю цельность, и уже потом теряет контакт с внешним миром.
Но если брать сторону чисто психологическую, то на вопрос, что вначале, а что потом? – мы вряд ли ответим. Понятно только, что одно сопровождается другим. Понятно, что этот внутренний диалог с другой стороны – это почти нормальное состояние падшего человека. И человечество к этому состоянию настолько привыкает, особенно человечество, которое не очень задумывается о духовной жизни, что начинает считать это нормой и даже некоторым достижением.
В этом Псалме ситуация воспринимается как духовно ненормальная. Дело не в психологических проблемах, они скорее, в данном случае, следствие. Дело в том, что утрачено что-то очень важное, что относится к духовной жизни. Утеряно то самое Богообщение, без которого нормальной жизни, полноценной, просто нет.
И вот то самое главное, ради чего этот Псалом написан. Здесь упоминается тот самый свет, которым просвещаются глаза человека. Здесь упоминается милость Божия, или милосердие, на которое человек надеется. Упоминается спасение. У вас сейчас, наверное, со спасением что-то новозаветное ассоциируется? Но в этом конкретном тексте ещё можно говорить и о спасении от смерти, которое то же здесь упоминается. И здесь, кроме всего прочего, может быть ещё и тяжелая чисто внешняя ситуация – враги есть у всех и это понятно.
Но всё это: свет, который упоминается, милосердие Божие, на которое надеются, спасение от смерти, – это вещи, которые выводят этот Псалом за рамки психологической проблематики. Хотя она никуда не исчезает, но в данном случае становится понятно, что проблема чисто психологическая – это вещь вторичная. Это следствие утраты отношений с Богом. Почему так произошло, здесь не сказано. Непонятно, почему Бог человеку не отвечает. Что стало причиной. Псалом короткий, об этом ничего не сказано. Но то, что ситуация переменилась, об этом сказано. То есть отношения восстановились. Как, почему - непонятно. Об этом тоже не говорится. Это факт. Здесь нет никаких подробностей личных переживаний. Но проблема тем самым становится более глубокой. Не случайно же всё, что здесь описано, воспринимается как дорога, ведущая прямо в царство мертвых. Человек понимает, что он уже на гране смерти. И опять можно думать, что это как-то связано с внешней ситуацией. Исключить этого нельзя. Здесь присутствует понимание того, что то состояние, в котором человек находится не очень-то от смерти и отличается. Ещё один шаг и ты в мире теней.
Нормальным современным человеком эта ситуация так не воспринимается. Ну внутренний диалог и внутренний диалог, пускай себе. Было бы от чего помирать. Но всё это только симптом, симптом чего-то другого, гораздо более серьезного. И, прежде всего, утрата внутренней цельности, духовной цельности. Из-за чего это происходит совершенно не понятно, здесь об этом не говорится. Но, как правило, и в других Псалмах мы с вами с этим встречались, нормальное Богоощение теряется тогда, когда на уровне сердца, на уровне духовного Я что-то происходит. То, что в Библии называется сердцем. Здесь говорит о себе автор Псалма, что у него в сердце…. Как это слово лучше передать? Можно сказать - грусть, можно сказать - печаль, можно сказать - даже отчаяние. Но есть и есть печаль, в еврейском есть разные слова для обозначения разных состояний этой самой грусти и печали. То слово, которое здесь употребляется – безысходная печаль, безысходная грусть. Не просто грусть, не просто печаль, это что-то близкое к отчаянию. Потому, что человек понимает, что выхода нет, это тупик. Он просто уперся, как в стену, и Бога в его жизни нет. Он до Него достучаться не может. Явно, что с сердцем что-то произошло. Что произошло – непонятно. От чего - тоже не понятно. Но что-то случилось. И в этом состоянии, до смерти уже не так далеко, до мира теней. В мир теней иногда можно начать погружаться уже при жизни. Это вполне реальная ситуация.
Вы все прекрасно знакомы с таким замечательным произведением мировой литературы, как «Гамлет» Шекспира. Шекспир вообще, по своему, замечательный. Конец гуманизма, XVI век. Конец гуманистической традиции, её кризис и распад в Европе постепенный. В частности, Шекспир на примере всех своих героев показывает чего стоит человеческий разум и что такое вообще человек. Если ещё в XIV, ХV веках были некоторые иллюзии, что человек велик, что разум человека способен противостоять всему, чему угодно, то шекспировский человек, это уже игралище всех страстей, какие только могу быть. И ни один из его героев страстям своим уже противостоять не может. Эмоции завладевают душой и в итоге всем человеком.
И в этом плане «Гамлет» - самое замечательное произведение. Это история того, как человек при жизни уходит в мир теней. Там начинается со встречи с тенью, с миром теней, и Гамлет медленно движется в этом направлении и в итоге там оказывается, и в итоге действительно погибает, почти что сам нарывается. В определенной степени, конечно. Если вы внимательно это произведение читали, то наверняка обратили внимание, что Гамлет – существо душевно раздвоенное, там этот самый внутренний диалог идет постоянно. Венец всему: Быть или не быть.
Акцент перенесен на саму проблематику. Быть или не быть – это действительно вопрос. Так надо было бы переводить фразу. Главный вопрос: существовать или не существовать вообще? А стоит ли оно того – существовать то? Что это вообще такое? Это закономерный этап, закономерный результат внутреннего диалога. Человек уже не совсем жив, и он даже не знает хорошо это или нет. Может оно и к лучшему, что уже не совсем жив.
И когда читаешь в этом Псалме, что ещё немного и окажешься в мире теней, то понимаешь, что это не так далеко от истины. Действительно, остается один шаг. Другое дело, что мы сейчас так уже к этому привыкли, к такому состоянию, что оно воспринимается как норма, что не замечаем насколько это рядом с тем самым миром теней, миром мертвых. Но тут, человек, знавший, очевидно, другое, имевший другой опыт жизни, нормальной жизни, в которой Богообщение было, он уже воспринимает это как аномалию, потому, что понимает что он потерял.
Понятно почему многим людям это не кажется аномалией. Потому, что с этой аномалией люди рождаются, живут и часто умирают. Современный мир так устроен, что здесь есть много такого, что может человека от этого отвлечь. Чтобы задуматься вот так, надо иметь хоть немного тишины. И понятно, что чем её в мире меньше, мир с каждым веком становится всё более шумным, это очевидно. Тихих углов всё меньше и меньше, а шума всё больше и больше. Когда этого тихого угла нет, а шума всё больше, можно не думать о том, что ты балансируешь на грани.
Меня всегда удивляло как это канатоходец идет по канату, а внизу - музыка, гремит тебе в уши, осложняет тебе путь. Как-то мне приходилось выслушать мнение, что музыка не осложняет путь, а в чем-то может и упрощает. Она отвлекает от того, что под тобой, если на неё переключиться. Перестаешь думать о том, что под тобой сколько-то метров высоты. И это почти где-то помогает человеку, который конечно умеет ходить по канату. Он уже идет почти автоматически, а больше всего мешает мысль о том, что вот если туда полетишь, то всё. На музыку переключаешься и идешь как-то более спокойно. Не знаю так или не так, мне приходилось что-то подобное слышать. Смысл был такой.
Мы живем в мире, где шума много. Мы так же балансируем, может быть, на краю, но на автопилоте идем, а шум отвлекает. Такое вот движение. Пока не сорвемся – до тех пор идем спокойно, как там дальше – это уже отдельный вопрос. Человек, который знает другое, он уже понимает, чего он лишился, что потерял и поэтому понимает ещё и то, где он находится. То, чего часто не понимает человек современный.
Надо сказать, что и тогда видимо не все понимали. Здесь речь идет о человеке, который знал и знает что такое Богообщение. Ему есть с чем сравнивать. Когда сравнивать не с чем, то вроде оно и так сойдет. И в этом состоянии человек понимает очень простую, очень важную и по сути страшную вещь, что вернуться обратно в то состояние, которое у него было, своими силами он не может.
Это то, чего сразу и не поймешь. Когда запускается некий духовный процесс внутреннего раздвоения личности, когда он доходит до этапа внутреннего диалога с самим собой, то своими силами выйти из этого невозможно. Вернуться обратно, к тому состоянию, которое было ДО того, как всё произошло.
И не случайно автор этого Псалма упоминает о милосердии, о милости Божией, о том, что называется словом хэсэд. Мы говорили о том, что это слово используется для обозначения отношений, как между людьми, с одной стороны, так и между Богом и человеком, с другой. Мы говорили о том, что в отношениях между людьми, изначально, это слово обозначало такие отношения, при которых (если брать самый первый и самый древний смысл) человек делал больше, чем он обязан был сделать по договору или по Закону. Например, по закону или по договору я обязан сделать то-то и то-то для своего соседа, но я ему сделал гораздо больше и сделал, не считая. Это отношение называется словом хэсэд – милосердие или милость, по разному переводят
Между Богом и человеком эти отношения тоже должны были бы быть такими в нормальном случае. И со стороны Бога они всегда такие. Тот же самый Осия, когда говорит об отношениях человека с Богом, упоминает о милости (милосердии) - хэсэд и о верности – эмэд, то что обычно переводят как истина. В итоге словосочетание стало устойчивым: милость и истина. Вплоть до новозаветных времен. Оно и в Новом Завете употребляется, когда Иисус, обращаясь к фарисеям, говорит, что они в Торе забыли главное: милость и истину.
Здесь автор Псалма прекрасно понимает, что только на это милосердие со стороны Бога он может рассчитывать. У Осии это звучит несколько в ином контексте. Осия говорит, что человеку не на что рассчитывать по Закону в отношениях с Богом. Было такое представление тогда, раз был заключен союз с Богом, теперь в рамках этого союза, по условиям этого союза, каждый, кто принадлежит к евреям, может рассчитывать на что-то. Не важно на что. И каждый о себе думал: раз я часть этого народа, с которым заключен союз, значит, у меня там есть какие-то права и какие-то прерогативы. Договор же был заключен и условия известны. Осия как раз напоминает, что если договор был заключен и были условия этого договора, то рассчитывать не на что. Договор-то нарушен со стороны народа ни один раз уже. По договору Бог своему народу уже ничего не обязан, после того как это было. И если на что-то можно рассчитывать, то как раз на это самое милосердие. Что Бог сделает что-то такое, чего Он делать не обязан уже давно. Договор как заключили так сразу же и нарушили, тут рассчитывать не на что. Но можно надеяться, что Он что-то сделает только из милосердия. Сверх положенного по договору.
Осия рассуждает в контексте представления о суде, о том, о котором Амос говорил чуть раньше. Амос говорил – что суд это встреча с Богом и во время это встречи станет ясно, кто чего стоит. И следовал вопрос: а с чем мы к этой встрече придем? На что можем рассчитывать? Вот Осия и говорит, что рассчитывать не на что, но вот на милосердие Божие, что Он будет не по договору смотреть, а сделает больше, чем по договору положено, вот тогда можно рассчитывать на спасение.
Но это скорее касалось народа в целом. А здесь речь идет об отдельном человеке, который на это самое милосердие и рассчитывает.
Семинар 2
Но здесь речь идет скорее о духовной даже аскетической стороне вопроса. Я об аскезе говорю не во внешнем смысле сейчас.
Необратимое становится обратимым, благодаря милосердию Божию. Не то, чтобы оно становится обратимым, как мы это понимаем - вернуться к состоянию до того, как некая катастрофа произошла. Оно становится обратимым в смысле последствий.
Момент, когда человек теряет Бога, это момент, когда наступают необратимые изменения. И духовные и психические то же. Именно не обратимые. Если взять восточные аскетические практики, я говорю о дальнем Востоке сейчас, например, индийские. Не знаю как в китайских, но для индийской традиционной аскезы такие представления характерны. Там каждый шаг в определенной степени не обратим. Человек, споткнувшийся на пути – отстает безнадежно. Это звучит как некий принцип. Человек упавший - упал навсегда.
Это не безжалостность, это реалии мира, в котором человек остается наедине с собой, где можно рассчитывать только на себя. И за этим стоит некоторая объективная реальность. Природа человеческая такова, что определенные духовные процессы приводят к необратимым переменам. Здесь параллель с нарушенным договором, нарушенным законом. Если нарушение было, то оно было. И с этим уже ничего не поделаешь. Это та безжалостность закона, о которой Павел много писал, говорил: раз вы нарушили хоть что-нибудь, то закон нарушен.
Реплика из зала: Ещё он писал – как быть с праведником?
Да, как быть с праведником? Но мы с вами говорили, что праведник с точки зрения библейской – не безгрешный человек. Вот тогда вопрос: как быть с праведником? Если бы праведность понимать сугубо по человечески, то никак. Это очевидно. Но здесь как раз есть надежда, что Бог вмешивается даже тогда, когда всё казалось бы абсолютно безнадежно. Он не может сделать бывшее не бывшим , в том плане, что сделать так как будто ничего не было. Но он может сделать так, что последствия не становятся фатальными. В том смысле, в котором о фатальности говорят там же на Востоке, когда речь идет о тех же кармических связках. Это просто причинно-следственные цепочки, которые человек своими действиями запускает и в плену которых оказывается. Бог может вытащить человека из этой цепи. В этом всё дело.
Он не может уничтожить саму эту цепочку, потому что уничтожение её было бы ограничением свободы человека. Но Он может сделать так, что человек не окажется связанным последствиями своего выбора, своих ошибок и т.д. Если сам человек этого захочет и к Богу обратится.
Для Бога не то, что Он делает бывшее не бывшим, хотя и об этом порой говорят, для Него нет ничего необратимого. Нет не обратимых последствий. Потому что Он сам выше этих причинно-следственных цепочек. А раз выше, значит и человека, который к Нему обращается, он может за пределы этих цепочек вывести.
На этом много построено и в Новом Завете. И всё учение Апостола Павла о спасении на этом построено. На том, что за рамки этих цепочек вырваться невозможно, но Бог может вывести через Христа за их пределы. Но с другой стороны, автор Псалма понимает, что тут можно рассчитывать только на милосердие Божие. Бог может сделать так, что ничего необратимого в его жизни не будет, что он опять может увидеть свет, который он, наверное, уже видел. Тот самый свет, который просвещает глаза. Здесь может быт речь о каких-то озарениях, о каких-то откровениях, которые переживались раньше.
В этом смысле человек говорит о спасении. Хочу напомнить, что здесь спасение понимается и как вполне конкретное, и как спасение от жизненных проблем тоже. Но и как спасение от смерти. Не только в физическом смысле. Здесь о спасении говорится от смерти буквально физической. Говорится в контексте духовном. Для автора совершенно неотделима его физическая смерть и, условно говоря, смерть при жизни, когда он живым погружается в мир теней. И он надеется на спасение от той и от другой смерти, и в том и другом смысле. Он понимает, что это вещи неотделимые. Если от одного не избавится, то и от другого не спасется.
И он прекрасно понимает, что это уже будет что-то совершенно сверхъестественное, это нормальным естественным путем вернуться к тому, что было утеряно уже не получится, что это только уже милосердие Божие. И самое замечательное, что Бог, в конце концов, ему отвечает. Он находит то, чего искал. Это важно, в том плане, что это не новозаветная ситуация, а ветхозаветная пока. Мы говорим обычно о спасении в контексте всегда новозаветном. В Новом Завете появляется некая полнота в том, что можно определить как спасение.
Но даже здесь, в ситуации ветхозаветной, когда до пришествия Христа остаются ещё столетия, тем не менее, возможно приобщение своеобразное, к той полноте, которая открывается в конце времен. Но к которой иногда прикасаются и люди Ветхого Завета. Прикасаются, и одного этого прикосновения достаточно, для того, чтобы та проблема, о которой говорит автор этого Псалма, разрешилась. Это лишний раз подчеркивает, что пришествие Христово – это реальность, далеко выходящая за рамки только жизни отдельного человека. Его отношений с Богом.
Мы порой привыкаем думать, что Пришествие Христа, это что-то, что происходит в нашей жизни, в основном. Что речь идет о нашем спасении, что открывается возможность нам приобщиться к Царству Божьему и это главное. Мы забываем, что отдельные конкретные случаи приобщения были возможны до Пришествия Христа. Что этот аспект, как раз меньше всего изменился, как это не покажется парадоксальным, с пришествием Христа. Все эти озарения, откровения, исцеления, и всё то, о чем говорится в Новом Завете, в Ветхом Завете тоже имеют место. Но разница есть и она принципиальна. Это в Евангелие хорошо подчеркивается, где нет такого богословствования, которое порой встречается, скажем, в Павловых посланиях. Где очень четко просматривается некая полнота, связанная с тем, что в Новом Завете всё то, о чем мы и в Ветхом Завете читаем, происходит. Но происходит как бы попутно. Все Евангелии полны откровениями, озарениями, исцелениями. Но там всё это буквально идет поток. Мы видим, что в мир вошло нечто ТАКОЕ, для чего всё это просто побочный эффект: озарение, исцеление, обращение и т.д. Со Христом в мире вошло нечто такое, что за собой всё это влечет, но что САМО гораздо больше этого всего. Если раньше каждое такое исцеление духовное или физическое было событием само по себе, то теперь это даже и не событие, в Евангелии, например. Это некие феномены, которые сопровождают Главное Событие. Сопутствующие эффекты.
Масштаб явно меняется, полнота другая, но и в Ветхом Завете уже Царство Божие проявляется, присутствует, но не в той полноте как в Новом Завете. И, однако, даже его сравнить, ну нет таких локальных проявлений, чтобы полностью изменить жизнь человека. Она полностью меняется, у человека восстанавливаются нормальные отношения с Богом, восстанавливается та цельность, которая была, всё возвращается на круги своя. И происходит это ещё до Пришествия Христа. Проблесков Царства было достаточно для того, чтобы полностью менять человеческую жизнь.
Вот о чем Псалом. О духовной жизни, о нормальности и ненормальности состояния человека и о том, что такое норма в данном случае.
Вопрос: На лекцииШмемана он говорит, что сейчас полно депрессивных христиан. Что-то произошло с христианством, потому что уже не сопутствует такой поток феноменов?
Нет, что-то произошло с христианами. Причем со многими.
Реплика из зала: Нет даже того, что было у человека Ветхого Завета. Он, конечно, не говорит обо всех,но…
Как однажды пошутил в алтаре батюшка в ответ на: Христос посреди нас! – Нет и не будет. Это был такой своеобразный юмор, когда в юморе заходишь слишком далеко, но, к сожалению, может это было в определенном смысле и пророчество. В некоторых случаях ответ может быть именно такой. Когда нет и не будет, именно тогда начинаются депрессии у христиан, и, кстати, ещё хуже, чем у не христиан, по вполне понятной причине. Читаешь, понимаешь, как оно должно бы быть, так лучше не читать и не расстраиваться. А расстраиваются иногда до депрессии.
Вопрос: А наличие дневника – не является шагом
Человек мыслящий, в нормальном случае, умеет посмотреть на себя со стороны. Проблема в том, что иногда это ведет к раздвоению. Слава Богу, что не всегда и не у всех. Вот говорят, что внутренний диалог – это знак того, что человек умный. Раз человек умный, поэтому внутренний диалог имеет место. Отчасти это так. Умный человек – это человек, который отдает себе отчет о том, что происходит у него внутри. А проблемы начинаются тогда, когда человек понимает, что внутри происходит что-то не то, а что не может понять. Тут уже, в некотором смысле, горе от ума, хотя когда этого не замечаешь.
Когда говорят о людях, что они цельны, очень часто эта цельность внешняя, а не сущностная. Если человек в определенных случаях отдает себе отчет, что он грешник, а в другом случае – отчета не отдает, то, когда он себе отчета не отдает, он не меньший грешник, чем когда он это понимает. Само понимание греха ещё от него не избавляет. Дальше нужно раскаяться, дальше нужны духовные движения.
Дневник хорош тем, что он помогает сделать первый шаг. Не всегда, но иногда помогает. Вопрос что будет дальше? Будет ли сделан следующий шаг, который предполагает уже духовные усилия, или продолжится эта самая рефлексия. Человек будет искренне думать, а какой же я гад, какой же мерзавец, что же я делаю и продолжать делать то же самое. Здесь возможно два исхода: либо прилагаются усилия, чтобы это изменилось либо нет. А дневник может быть отправной точкой для того и для другого.
Иногда этот дневник может быть вариантом сублимации полноценной духовной жизни, когда вроде написал, вроде прочитал, вроде на душе на время полегчало, продолжаешь в том же духе. А может быть таким, что потом помогает нормальной духовной работе. Сам по себе дневник штука амбивалентная, как и всё остальное.
Даже и сеансы психоанализа плохи не тем, что человек что-то в себе открывает, а в том, что в 90 случаях из 100, психоаналитик потом дальше советует не комплексовать, принимать себя таким, как есть, радоваться себе такому, как есть, вместо того, чтобы человека настроить на дальнейшую духовную работу. Если в нормальном случае дальше надо было бы сказать, что теперь ты знаешь свои грехи, теперь нужно приложить духовные усилия, чтобы от этого избавиться, человеку говорят: вот ты знаешь, такие твои особенности твоего организма. Теперь ты их знаешь, теперь можешь радоваться. Научись этому радоваться. Как в том анекдоте: раньше я этого стеснялся, теперь я этим горжусь. Тут уже проблема. И не дневник виноват, и не психоанализ виноват, а такое отношение.
Вопрос: По сегодняшней лекции, новое определение свободы верующего человек. Если подумать, что человек может обращаться к Богу и каждый раз Бог может его из этой цепочки вытаскивать . Получается, что это уже некоторая другая свобода? Качество свободы другое
Несомненно, с одной стороны можно сказать, что эта свобода дается человеку с самого начала, как потенция. А реализоваться она может на двух уровнях. Есть реализация на уровне причинно-следственной цепочки, когда выбор одной из многих возможностей означает автоматическое отсечение всех других возможностей, и тогда вернутся снова уже к моменту выбора, я не могу. И другое понимание свободы, которое предполагает, когда я вместе с Богом, две вещи: во-первых, вернуться к причине я могу всегда, но не внутри этой цепочки, а над ней. То есть можно оказывать обратное влияние на тот момент, когда был сделан выбор. И с другой стороны, другие возможности не отсекаются.
Для нас, в нашем мире это выглядит как чудо. Получается, что вроде бы я должен был бы нести последствия своего греха, а те возможности, которые у меня были по жизни, я не использовал. Бывает, что человек выбирает такой жизненный путь, что вместо того, чтобы стать великим человеком, становится преступником. С точки зрения этой причинно-следственной цепочки я сделал свой выбор, пошел не в ту сторону, хорошим и большим человеком я уже не стану никогда, потому что все возможности отрезаны, и я уже гарантированно двигаюсь туда, куда я двигаюсь. Но если в том момент я раскаиваюсь и обращаюсь, иногда бывает так, что я реализуюсь в ином качестве, которое никогда уже, по логике вещей, реализоваться не мог. Для окружающих – Чудо. Был преступником, стал свидетелем Божьим. Вдруг реализуются какие-то таланты, возможности, способности, которые уже были отрезаны, отсечены. Вот другая форма реализации той же самой свободы.
Вопрос:Скажите, а идеальные отношения с Богом подразумевают полное отсутствие рефлексии?
Рефлексии, наверное, да. Хотя анализ и оценка своих отношений с Богом вполне реальны и должны быть. Одно дело самосознание, другое дело рефлексия. Рефлексия – это самосознание, которое никогда не может дойти до логического завершения. Проблема в том, что рефлексия, это, с одной стороны, в какие-то моменты, понимание того, что: гад я, этакий, и убить меня мало, а, с другой стороны, в другой момент – понимание того, что ты всё-таки хороший, несмотря ни на что. Вот это и есть рефлексия. Когда вообще-то убить меня мало, но с другой стороны всё-таки хороший я и пожалеть меня надо.
Вопрос: Но если человек хороший ведь и Бог-то его любит?
Да правильно. Но одно дело антиномия разрешенная, если я действительно человек хороший, то нужно раскаяться и перестать быть гадом. А с другой стороны, можно это никак не реализовывать, а только крутить и вертеть вот этот факт и поворачивать его то одной, то другой стороной и так бесконечно.
В какой-то момент нужно остановить это колесо и начать движение в другом направлении. А не крутится в нем как белка. У белки есть возможность из этого колеса выпрыгнуть, можно остановиться, и вылезти из этого колеса, дверца у неё есть, но для этого нужно перестать бежать в этом колесе. Надо остановиться, посмотреть в сторону, открыть дверцу и в неё выйти. Вот что важно сделать. Так вот мы обычно крутимся только в одном направлении.
Это возможно в любом состоянии, даже в новозаветном. Есть хороший евангельский образ, хотя не очень аппетитный: пёс, который возвращается на собственную блевотину. Вроде бы избавился, вроде бы всё, но нет, всё равно вернулся к тому, от чего давно уже пора бы избавиться.
Вопрос: А откуда это вообще, если даже Павел говорит, что бедный я человек, чего хочу не делаю, чего не хочу – делаю.
С одной стороны он это говорит, но получается так, что он всё-таки делает то, что Бог от него хочет. Скажем так, он понимает, что совладать с собой невозможно и, тем не менее, делает Дело Божие. Так не бывает. Это аномалия. С одной стороны, я, например, парализован и в то же время должен пробежать 100-метровку. И я её пробегаю, несмотря на то, что парализован, так не может быть.
По логике вещей быть праведником в этом состоянии невозможно. А, как правило, праведник в этом состоянии и бывает. Праведность – это всегда Чудо. Это удается не потому, что мы к этому готовы. Наоборот, если мы будем думать, что когда мы к этому приготовимся, потом начнем, то, скорее всего, этого не будет никогда.
Это будет, скорее всего, ситуация, когда человек всё никак не может подойти к Чаше, потому что всё думает, вот когда я приготовлюсь, тогда и пойду. При этом готовиться можно всю жизнь и всегда будет что-то оставаться недораскаянное. Понятно, что того момента, когда будешь абсолютно безгрешным, не дождешься никогда. Поэтому приходится идти в том состоянии, в котором пребываешь, но при этом, однако, это всегда некое сверх усилие. Тот момент, когда становишься праведником, грубо говоря, немного вылезаешь из собственной шкуры, оставляя в ней всё то, что мешает. В прочем и причастие всегда такое. Те самые белые одежды, брачные одежды – не то, что человек себе добывает сам. Брачные одежды – это то, что посылал Жених приглашенным гостям. А вот когда человек принимает, что ему дается, тогда всё нормально. А когда он не принимает, считает, что сам справится – ничего не получается. А чего же ты не в праздничной одежде? – следует закономерный вопрос. Сам хотел? В своей хотел? Со своей не вышло.
Вопрос: Когда говорили о рефлексии – говорилось об осмыслении своих отношений с Богом. А есть же рефлексия, касающаяся земных отношений, отношений с людьми?
Рефлексия – это не совсем осмысление отношений. Рефлексия – это скорее недоосмысление отношений. Осмысление – это процесс не только интеллектуальный, это так же процесс и духовный тоже. Когда я додумываю мысль до конца, то начинаю её ощущать как свою.
Гегель, например, говорил: Я чувствую эту мысль. И это ощущение мысли оно говорит о том, что мысль дошла до логического конца, и я её принял как законченную и завершенную. А вот этот процесс осуществляется только на уровне воли, а не на уровне только интеллекта. А рефлексия – это процесс постоянного недодумывания до конца. Когда я ни одну из мыслей, как свою, до воли не довожу и не принимаю. Когда она так и остается только интеллектуальной игрой. Тут ничего невозможно осмыслить. Можно понять какие-то вещи, но это ещё не мысль, поймите правильно. Это интеллектуальная игра, она к мышлению отношения не имеет.
Вопрос: Но она сама стремится прийти к логическому завершению.
Даже не всегда и стремится, а если стремится, то, как правило, не приходит. Потому, что логическое завершение – это момент волевой. Хотя бы по тому, что логика – аксиоматична. А аксиоматика основана на волевом решении. Нельзя доказать, что параллельные прямые не пересекаются. Или уж, по крайней мере, нельзя объяснить, почему это так. Логика здесь не поможет, доказательства не помогут.
Помню, был юмористический сюжет, там два школьника, и один другому объясняет, почему параллельные линии не пересекаются. Он ведет по доске, по полу, по потолку, завершает наверху на доске и спрашивает: Доказал я тебе, что не пересекаются? А второй говорит: Объясни мне всё-таки, почему не пересекаются? Тот просто уже обвис и всё.
Любая аксиоматика – это вопрос принятия на уровне воли. Самых очевидных из вещей. Но, самое очевидное, – тоже вопрос волевого выбора. Самое главное – недоказуемо. Оно принимается верой. Характерно для науки тоже, потому что вся наука держится на аксиомах. Будь то математика, как основа всего, будь то физика и т.д.
Здесь то же самое. Логическую точку в размышлениях, мы ставим на уровне воли, потому, что логика тоже аксиоматична. Что логично и что не логично держится на уровне аксиомы. Даже основные положения формальной логики в основе своей аксиоматичны. Такие вещи как ошибки исключенного третьего или ещё какие-то формально-логические вещи – недоказуемы.
Даже формулы, описывающие причинно-следственные отношения аксиоматичны. Почему причина не может быть следствием самой себя или следствие не может быть причиной самой себя, так же не объяснишь, как и не объяснишь, почему параллельные прямые не пересекаются. Но проблема в том, что это аксиоматика формальной логики. Вы ни до одного логического заключения не дойдете, если не примите этого. Фактически рефлексия – это и есть момент того, что это не принимается на волевом уровне. Вроде уже закончили суждения, а может ещё не закончили, а может … и пошла цепочка заново.
Вопрос: Но какой бы не был механизм,всё равно у человека происходит процесс осмысления, недоосмысления своей жизни, отношений с Богом. В отношениях с Богом рефлексия, при идеальных отношениях, не подразумевается, может самооценка, но рефлексия нет. А вот в земных отношениях, с людьми, в жизненных различных ситуациях при нормальных отношениях с Богом всё равно будет рефлексия, будет осмысление?
Осмысление будет, но не будет этой бесконечной цепочки, то что и порождает рефлексию как таковую. Раз осмысленное – будет принято.
Есть замечательное в «Письмах Баламута», там в первом письме речь как раз идет об аргументах, самый старый Бес пишет молодому, что зря ты полагаешься особо на аргументы. Особенно сейчас. Ты думаешь, что если ты этому что -либо докажешь, то он в этом и убедится. Но это было бы возможно, если бы он жил несколько столетий раньше. Тогда ещё отличали доказанное от недоказанного, и если что-то доказано было, то этому доказанному и верили, а теперь этого нет. Мы добились того, что сейчас всё совершенно не так. Твой подопечный привык, что у него в голове кружится дюжина совершенно несовместимых концепций и воззрений одновременно, и ничего, живет с этим. Теперь уже давно утрачена эта цельность, которая позволяет додумывать мысли до конца и следовать. И следовать то же. Там ещё пишет: и тогда ещё могли как-то изменить свою жизнь сообразно умозаключению. Но это мы исправили с помощью еженедельной прессы и других средств.
Действительно, сейчас человеку не свойственно доводить мысль до конца, принимать решение, что размышление окончено, и принимать доказанное как доказанное. А уж тем более этому следовать.
Вопрос: Но часто человеческая мысль идет к такому осмыслению через путь ошибок, которые принимаются, исправляются. Он не бывает прямой.
Хорошо если это так. Проблема в том, что в современной философии понятие ошибки, если это не формально-логическая ошибка – по-моему, исчезло, как и понятие истины. Философских концепций много, какая из них истина? Какой из этих подходов истинный? – для современной философии вопрос некорректный.
Вопрос: А как же древние?Вопрос Пилата – что есть Истина?
Разумеется ,это было уже и тогда. И тогда было немало философов, которые считали, что нечто истинное всё-таки есть. Что истина – как таковая, как данность – всё-таки существует.
Процесс отчетливого осмысления того, что тебе дано – это процесс очень важный. Вспомните, например, того же Сократа, который, прежде всего, требовал, от собеседника, додумать до конца что он начал думать. И прийти к какому-то выводу, которой бы требовал принятия себя, как вывода. И заметьте, что большая часть диалогов как раз с тем и связана, что собеседники не очень этого хотят.
А ведь это ещё и аскетическая работа, потому что не додумаешь до конца, следующего шага не сделаешь никуда. Безотчетное покаяние, я себе с трудом представляю. Но, с другой стороны, чтобы дойти до понимания того есть твоя вина в этой ситуации или нет, должна быть определенная логика. Виноват я в этом или нет? Грех это или не грех?
Вопрос: Господь говорит: если будут грехи ваши как багряное , - как снег убелю, - это относится к тому, если человек будет жить, исходя из этого принципа: делать выводы, поступать как надо, а там уже неважно куда попадешь.
Мы с вами всё-таки не в положении Сократа. У нас есть ещё и Заповеди. Так что мы можем на них ориентироваться кроме всего прочего. Опять же, Заповеди не поймешь только эмоциями или только сердцем. Их надо и осмысливать тоже. Так что здесь ситуация, когда мы не можем полагаться ни на одну логику. Другое дело, что Заповеди – это та наша этическая аксиоматика, на которую можно опираться.
Скажем, собеседники Сократа порой выдвигали ему аргументы, вроде того, что, всё, что я хочу, всё это и хорошо. Говорили совершенно логично, как им казалось. Почему бы и нет? Почему я должен считаться с какими-то нормами? Никаких норм нет, всё относительно, что мне нравится – то мне полезно и то хорошо. Тому удавалось кое-какие контраргументы выдвигать, но мы-то можем уже от такого не отталкиваться. Для нас существуют определенные аскетические аксиомы. Если кто-то из тех же софистов, например, мог сказать, что и убивать человека, и воровать хорошо, надо ещё доказать, что это всегда плохо. Нам этих доказательств не надо. Поскольку Заповеди у нас есть. Если его собеседники, порой ему говорили: А чем ты докажешь, что убить человека или украсть – это всегда плохо. Порой до этого доходило, до таких вопросов. Но нам-то уже можно до них не доходить.
На сегодня всё.
