Псалом 38

• Псалом 38

Псалом 38

Расшифровка начата с 4 минуты. До этого организационные вопросы.

Давайте теперь перейдем к псалму. И начнем с того, что его прочитаем. 39 псалом, у вас 38. Для тех кто впервые, знаете, наверное, что нумерация двойная. Если у вас брюссельская Библия будет, то там двойная нумерация. А в нормальном случае, синодальный вариант, нумерация по Септуагинте (Септуаги́нта; также Перевод семидесяти толковников (от лат. Interpretatio Septuaginta Seniorum — «перевод семидесяти старцев»; др.-греч. Ἡ μετάφρασις τῶν Ἑβδομήκοντα) — собрание переводов Ветхого Завета на древнегреческий язык, выполненных в III—I веках до н. э. в Александрии. источник Википедия).

Сказал я: буду я следить за тем как хожу я, что бы не было греха на устах моих.

Буду обуздывать язык, потому что нечестивый стоит передо мной.

Я молчал и был нем и не говорил о добром и скорбь во мне возгорелась.

Вспыхнуло сердце мое, мысли мои зажглись огнем и заговорил я языком своим.

Скажи мне, о Ягве, когда кончусь я, и скажи, сколько дней осталось мне, что бы знал я, сколько проживу я.

Вот ты дал мне дни, подобные пядям, и век мой и жизнь моя - ничто перед тобою.

По истине дым и туман всякий человек, живущий на земле.

По истине всякий человек подобен тени, напрасно он суетиться, копит и не знает кому достанется то, что накопил он.

И чего теперь ждать мне? Вся надежда моя на тебя.

От всех грехов моих избавь меня. Не отдавай меня на расправу негодяям.

Я онемел, не открываю рта, но ведь это ты сделал так.

Отведи от меня удары твой, вот я исчезаю, превращаюсь в ничто от руки, которая поражает меня.

Если ты будешь наставлять человека за его проступки наказаниями, то он разлетится, то распадется, как побитая молью, вся красота его.

Ведь по истине всякий человек - дым.

Услышь, о Ягве, молитву мою и прислушайся к крику моему.

Не молчи в ответ на слезы мои, ведь странник я у тебя и пришелец, как все отцы мои.

Отступи назад от меня, что бы сила моя вернулась прежде чем уйду я и не станет меня.

Я не знаю, какие были у вас ассоциации, когда вы этот псалом читали, но у меня лично ассоциация, которая появляется первой, - это Книга Иова. Иов фактически говорит в некоторых главах почти теми же словами. Правда, Иов говорит так, потому что он настрадался и не видит смыcла в своей жизни. Т.е. Иов хочет ответить на вопрос о смысле своих страданий, и естественно не находит, потому что в страданиях смысла нет. Как его нет и во зле, как таковом.

Здесь ситуация в этом отношении менее понятна. С одной стороны, можно сказать, что автор этого гимна говорит почти так же как Иов. С другой стороны, он упоминает, что он перед лицом нечестивого, и он, как он сам это понимает, что Бог наказывает его за какие-то грехи. Т.е. тут фон гимна такой. При этом никаких деталей, никаких подробностей тут нет. Что там натворил этот человек - не очень понятно, в чем от раскаивается, что такого он натворил - тоже не очень понятно. Ясно только одно: речь идет о чем-то очень конкретном. Это не абстрактная греховность, осознание которой практически ни к чему не обязывает, ну есть она и есть. У всех есть и я не лучше других и не хуже. Здесь речь идет о чем о конкретном.

И мы с вами читали в прошлый раз псалом, где ситуация была похожей. И человек понимает, что он согрешил и согрешил серьезно, но с другой стороны он просит Бога не отдавать его в руки врагов. Казалось бы, здесь то же самое, здесь та же проблема, опять эта просьба не дать врагам восторжествовать. Нечестивые упоминаются уже в открытую. Но добавляется еще нечто важное и интересное.

С одной стороны, явно звучит понимание, которое есть в учительной литературе, где Бог наказывая наставляет. Довольно не просто отличить в Книге Притч наставления от наказания. Чаще всего, если в синодальном переводе вы читаете слово “наказание”, то это чаще всего “наставление”. Но поскольку с в синодальном переводе славянизмов очень много, то и “наказание” там упоминается в таком значении, в значении “наставления”. И чаще всего это действительно наставление, прямо о наказании говориться совсем не часто.

Это такое наставление, когда человека наставляют очень жестко. На столько жестко, что это действительно становиться похожим на наказание. Очевидно, что чаще всего Бог оставляет человека наедине с последствиями его греха, сказав ему: “Разбирайся сам, разгребайся, как знаешь”. А разгрестись человек, естественно, сам не может. Ситуация достаточно типичная. И это действительно, где-то наказание, наказание Божие бывает чаще всего именно таким. Бог не наказывает напрямую, просто последствия сделанного человеком и оказываются наказанием. Если Бог не вмешивается, то этого наказания может быть вполне достаточным - мало не покажется.

Но с другой стороны совершенно очевидно, что это урок тоже. Здесь опять перекличка с учительной литературой, с Книгой Притчей мудрого так наставлять можно, глупый так не наставляется. Есть люди, которые воспринимают это как урок на будущее и извлекают из этого определенный опыт. Но другие ничего не извлекают.

Тут вспоминается известный афоризм: если умный учится на чужих ошибках, а глупый на своих, то как назвать человека, который не учится вообще? Такого часто называют безумцем, если говорить о библейском языке. Он не учится ни на каких ошибках.

Здесь перед нами вполне традиционная канва, где логика просьбы совершенно такая же как в предыдущем псалме. Когда человек говорит Богу: “Господи, я все понял, урок усвоен, не надо больше, потому что сил нет, и если дальше так продолжать, то твои и мои враги будут этому радоваться. Это уже не на пользу нашему общему делу, дальше так меня наставлять.” Смысл просьбы примерно такой. Но так можно сказать только тогда, когда человек знает, что урок точно усвоен. Это очень ответственное заявление, которое можно сделать, но надо отдавать отчет: что говоришь и кому говоришь. Здесь в этом псалме все это присутствует, но появляется еще нечто другое - тот самый дополнительный мотив, который роднит этот псалом с Книгой Иова.

Что такое человек? Сколько, долго ли человек живет? И довольно жесткий вопрос к Богу: чего ты хочешь от человека? В общем-то, вопрос Иова. Вот оно страдание, вот он этот самый нечестивый, и что дальше? Вопрос вполне закономерный. Чего ты, Господи, от мены хочешь? Безгрешным я все-равно не буду. Если ты меня будешь судить, если ты меня будешь обличать и наказывать, то от меня в конце концов ничего не останется - говорит Богу автор этого гимна. И это по определению так, и так будет с любым человеком. В вообще человек - как туман, как тень, что еще тебе от человека надо? Чего ты от меня требуешь?

Грешен я? Да, грешен. Не совершенен? Да, не совершенен. Не нравлюсь такой, как я есть? Давай, я умру. Отойди от меня на шаг. И все. Все-равно наши дни таковы, говорит автор псалма - что мне хоть сейчас умереть, хоть через годы - все-равно в сравнении с твоей вечностью - мизер.

Здесь, с одной стороны, очень глубокий духовный кризис. Такое Богу говорят, когда человек полностью разочаровался в своей жизни, когда он понимает, что жить незачем. Не зачем - не потому что согрешил, или потому что тяжело, а просто жизнь не имеет смысла.

Интересно, что это уникальный псалом, уникальный той просьбой, которой он заканчивается - 13 и 14 стих. С одной стороны, человек просит о милости - 13 стих. С другой стороны, эта милость мрачноватая: Отойди и дай мне спокойно умереть. Можно себе представить в каком состоянии человек пребывает, если для него смерть - это радостный исход: сделай мне милость - дай мне умереть спокойно. - говорит он Богу.

И опять здесь некие параллели с Иовом, который говорит тоже самое Богу. Но вот если посмотреть на всю эту проблематику, то станет понятно, что кризис во много связан с тем, что человек исчерпывает все человеческое.

Я не случайно все время вспоминаю Книгу Иова. Об авторе этого гимна мы ничего не знаем. Какая-то ситуация фоном за этим гимном встает, что-то просматривается. Но просматривается не все: мы ведь не знаем биографию этого человека. Скорее всего псалом достаточно поздний. Может быть тоже после пленный, но это вопрос. Явно здесь много чего было пережито и много чего передумано. Возможно здесь влияние бедняков Господних, о которых мы говорили неоднократно. Но это влияние само по себе имело место и в после пленные времена. Здесь, я бы не смог убедительно доказать - нет этого в тексте, но возникает ощущение, что проблемы человека религиозного. Не религиозного - в смысле до пленном, когда синагоги еще не было как таковой, когда нравы были патриархальными, когда ментальность была более традиционной, и когда люди были натурами более цельными при все своей иногда ограниченности. Иов в до пленные времена появиться бы не мог - это было бы странно и непонятно. Такое желание умереть - все-таки нечто возникающее в сознании человека, склонного к рефлексии и очень глубокой рефлексии. Этого все-таки в до пленный период не было. И мне думается, что это гимн человека, который религиозен в после пленном смысле этого слова.

Но вот что здесь замечательно. Во первых, действительно исчерпано все, что могла дать в плане осмысления проблемы собственного страдания та традиционная, после плена, но традиционная, и религия и теология, теологии тогда еще не было, но начинавшаяся тогда раввинистическая теология. Автор прекрасно знает о традиционной для учительной литературы концепции о наставлении и наказании Божием - то, о чем мы сегодня уже говорили. Бог попускает человек иметь дело с последствия его собственного греха, и после этого наставления человек раскаивается, меняет свои жизнь и т.д. Эта концепция очевидна знакома автору.

Но так же, как в случае с Ивовом в Книге Иова, точнее с автором этой книги, здесь автору гимна уже не достаточно такого ответа. Он тоже уже прошел дальше все этих концепций. Видимо он дошел до той меры страдания, не обязательно физического, может быть, какого-то другого, но ему этого ответа уже мало. До какого-то момента - да, страдание заставляет человека задуматься и служит уроком, но до какого-то момента. И физическая боль имеет свое значение - она сигнализирует о проблеме. Но также как в определенных ситуациях, когда боль уже не нужна, а она не прекращается, и о проблеме давно известно, но сделать ничего не возможно, и тогда не прекращающаяся боль теряет всякий смысл и просто изматывает человека. Это происходит с любым другим страданием. В какой-то момент оно перестает быть наставлением, перестает быть уроком и тогда теряет всякий смысл. Интересно, что если автор Книги Иова полностью занят попыткой найти хоть какой-то смысл в таком страдании и, в конечном счете, так его и не находит - если говорить о Книге Иова. И не находит, потому что просто не возможно найти то, чего нет. То автор того гимна не то чтобы ищет смысл, он уже его не ищет, понимая, что смысла нет. И в этот момент ему открывается нечто иное. Ему открывается то, что и в жизни как таковой смысла тоже нет.

Казалось бы, такой буддийский ответ: жизнь - это только страдание - и она бессмысленна, потому от нее лучше уйти. Но надо учесть, что даже в буддизме речь идет об уходе не в никуда. Даже буддийская нирвана не является просто небытием, как иногда думают. Такое впечатление возникло, наверное, потому, что слово означает “угасание” и так многие начали думать, что это угасание жизни. Но изначально речь шла о другом, не об угасании жизни, а об угасании бессмысленного хаотического движения. Т.е. речь шла о том, что есть иное бытие, где нет ничего бессмысленного и случайного, и поэтому нет хаоса и смерти.

Если речь идет об этом гимне, то это не просто о бессмысленности жизни, здесь скорее идет речь о бессмысленности жизни без Бога. Правда, тем самым меняется вся традиционная для раввинистической теологии того времени парадигма богословского мышления. Эта традиционная того времени парадигма была отчасти гуманистической. Гуманизм проникал и в еврейскую среду и в синагогальную среду, а гуманистический манифест - это то известное высказывание Протагора о человеке, который есть мера всех вещей, существующих в их существовании и не существующих в их не существовании. (Протаго́р (др.-греч. Πρωταγόρας, ок. 490 до н. э. — ок. 420 до н. э.) из Абдер — древнегреческий философ, виднейший представитель софистов. В числе их родоначальников, один из старших софистов. Приобрел известность благодаря преподавательской деятельности в ходе своих многолетних странствий).

Этот тезис прозвучал в 5 веке до Рождества Христова, и я не знаю написан этот псалом до того, как тезис прозвучал, или после, датировать его точно - не возможно. Но не зависимо от того, появилась ли формулировка или нет, сам подход, который древнее формулировки, явно здесь присутствует. И этот подход связан с восприятием человека (здесь он не присутствует, я не совсем точно выразился, здесь присутствует полемика с таким подходом - так точнее было бы сказать), с подходом, который означает, что человеческая жизнь нечто самоценное. И человек - нечто тоже самоценное.

Казалось бы это несомненно так. На первом нашем семинаре по Пятикнижию мы говорили, что Богу общаться надо с отдельно взятым конкретным человеком, а не с человеческим коллективом. И, кстати, с этой точки зрения, можно сказать, что гуманизм - это большой шаг вперед, когда дело касается преодоления коллективизма. Потому что гуманизм заставляет посмотреть на человека как на нечто имеющее самостоятельную ценность. Не как на функцию производную от коллектива, а как на что-то важное само по себе. Тут гуманизм - это шаг вперед.

Но с другой стороны, если пройти немного дальше, то окажется, что гуманизм - это некий такой подход, некая концепция, которая ведет в тупик. Потому что человека нет отдельного от Бога, Библия вообще не знает человека отдельного от Бога. Она знает человека только в контексте его отношения с Богом и народом Божьим, будь то Церковь ветхозаветная или Церковь новозаветная человек всегда существует в динамики отношений с Богом и Церковью. Вне этой динамики человека нет для Библии и для библейских авторов. Для гуманиста человек существует сам по себе. Отсюда и этот афоризм Протагора. Но проблема в том, что реально этого человека - который есть мера всех вещей - действительно не существует. Это, выражаясь по-современному, инвариант - модель, схема. Просто потому, что в реалии человек, если не рассматривать его в отношениях с Богом, - нечто неопределимое. Нет человека, есть отдельные состояния человека: физиологические, психологические и еще какие-нибудь. И за этими состояниями просматривается пустота, человек превращается в дым, в туман, в тень. То что автор этого псалма хорошо чувствует.

Где человек? Человека нет, если Бог от него отвернулся. Если не Бог дает человеку жизнь, то откуда ее взять. Если Бог не принимает человека и не дает ему опоры, то на чем может человек держаться? Тема, которая всегда сопровождала в литературе и в философии кризис гуманизма. С одной стороны, Софокл - торжество античного гуманизма: “Много в мире сил различных, но сильнее человека нет на свете ничего”. Гуманистическая декларация. А с другой стороны Эврипид со своими вакханками, где человек очень просто теряет себя и превращается не понятно во что - в размазанный по какому-то внутреннему пространству комок страстей. Кстати, шекспировская проблематика тоже только из другой эпохи - но опять перед нами кризис гуманизма. Шекспировский человек - все-что угодно, но только не мера всех вещей. Чаще всего человек за этими самыми страстями, с которыми он полностью сливается, исчезает вообще. Человека нет, есть концентрированное выражение какого-то порыва, страстного порыва. Человек растворяется в собственных эмоциях и они им полностью завладевают.

А иногда человек просто исчезает, превращается в тень на глазах. “Гамлет” в этом смысле - произведение гениальное. Начинается с появления тени и кончается тем, что главный герой так и уходит в мир теней, с которым соприкоснулся. Это, конечно, отдельная тема, но просто в очередной раз говорит о кризисе гуманизма. Не о каком-то внешнем кризисе, а о его глубинном и сущностном, о его принципиальной ограниченности.

И вот автор этого псалма прекрасно понимает эту самую ограниченность человека, даже не гуманизма - как концепции или похода, а человека как такового. Он понимает, что человек умереть не может без Бога. Это кажется странным, парадоксальным, но получается, что это так. Смерть - это некая определенность. Это трудно назвать качеством, потому что мир теней, каким его видят библейские авторы, “шеол” (עוה'ב) - не благое посмертие. Тень - она и есть тень, она и не живет толком, это некое подобие жизни, надо сказать, довольно мрачное подобие. Но это все-таки хоть какая-то определенность, хотя бы судьба человека определена. Но без Бога даже такая определенность не реальна, не возможна, ее нет. И человек не живой и не мертвый, а в каком-то странном состоянии: вроде бы и не живет, потому что жизни нет, и не умирает, потому что Бог до конца не отпускает. И это странное, непонятное и какое-то парадоксальное состояние - это и есть тот самый взятый отдельно от Бога человек, человек, который есть и которого нет. И, конечно, тут на счет меры всех вещей будет сказано очень громко, если это прозвучит в таком контексте.

Но с другой стороны автор этого гимна понимает, что он не закончил свой путь еще. Не закончил, потому что не закончено определение отношений с Богом. Есть такой мифологический сюжет, сюжет, который очень любят обыгрывать во всяких триллерах. Сюжет такого живого мертвеца, который никак не может успокоиться. Понятно, что здесь много чисто фольклорного, но за этим сюжетом стоит одна глубокая мысль: есть такие вещи в человеческой жизни, которые пока не урегулируешь, пока не приведешь их в порядок, определиться в своем отношении к Богу не сможешь, а значит не сможешь даже покинуть этот мир, умереть.

По сути дела автор этого гимна говорит о том же самом, говорит о том, что его Бог не отпускает, потому что с ним еще не закончили. Работа с ним еще не доведена до конца, духовная работа. Вообще даже не важно: будет жить человек дальше или не будет. Важно - довести эту работу до конца. Последние два стиха как раз об этом. Автор гимна хорошо понимает, что он болтается в своей жизни, болтается между жизнью и смертью как раз потому, что еще не определены до конца те отношения с Богом, которые нужно определить. И когда они определятся, тогда не важно: жить или умереть.

Реплика из зала: не разборчиво.

А вот что то не развязано, упоминается о каких то грехах, но я не знаю, о чем тут речь, потому что в тексте псалма никаких подробностей не приводится. Но явно было что-то такое, что осталось не развязанным, какие-то узелки были.

Реплика из зала: но человек так кается, уже до такого состояния дошел. Почему Бог не идет к нему навстречу?

Видимо потому, что есть какие-то вещи, которые нужно осознать как таковые. Иногда Бог терпит человека в этом мире, пока тот не осознает какие-то вещи, которые ему мешают достичь полноты богообщения.

Реплика из зала: не разборчиво

В общем-то, да, но там была конкретная ситуация. За этим стоит любопытное очень предание или легенда, но легенда, о которой все слышали. Связанная с тем, что человек, который яко бы произнес эти слова, был одним из 70 переводчиков, которые переводил Септуагинту. И дойдя до некоторого места, а именно до Книги Иссаи, где сказано, что Дева во чреве примет и родит, он перевести, перевел, но осталось очень сильное недоумение: как это вообще может быть? Странно это для него было, и не мог он Богу доверять до конца, когда дело касалось этого текста, конкретного теста. Не Богу он не мог доверять, а Торе, когда он это священное писание читал. И на это ему было сказано: “Ты не умрешь, пока не убедишься”.

Понятно, что это легенда. о легенда, за которой стоит довольно любопытный духовный смысл. Пока есть нечто такое, что человеку мешает в полноте общаться с Богом, есть некое недоумение, об него всегда спотыкаешься, и пока оно не решится - полноты не будет. Хорошо, будешь жить пока не разрешишь это недоумение. Это легенда и легенда позднейшая, но это некая притча. Притча, за которой есть глубокий смысл.

Вот и здесь ситуация такая же. Отпусти меня. Нет, рано, каких-то вещей ты еще не понял. Когда поймешь - отпущу.

Реплика из зала: а что означает: отпусти меня, что бы я мог подкрепиться?

Имеется в виду, что человек находится в таком состоянии, что и умереть не может. Тут надо понять, что смерть в те времена воспринималась, как переход. А для этого нужны силы. Что бы умереть надо внутренне собраться, собрать силы, собраться с духом - как говорят. А человек в таком состоянии, что у него нет на это сил. В те времена к смерти относились более серьезно, как к задаче, которую над решить. Задача перехода должна быть решена, а для этого нужна некая собранность, некие силы, а сил нет. Тогда не считали, что уходят в никуда, в небытие, и что просто все прекращается. Это сейчас модно так думать, а значит и готовиться нечего, случилось - и случилось. Тогда так на это не смотрели.

А если переход - это задача, то человек должен в ней участвовать и участвовать сознательно, для этого нужны силы. Бог должен помочь пройти рубеж, а он не дает туда пройти.

Реплика из зала: неразборчиво.

Эти вопросы - это вопросы человека, который не очень понимает, что произошло и почему. Не очень понимает, что такое жизнь. Не очень понимает, что такое смерть. И не понимает: зачем жить и зачем умирать. Тогда эти вопросы возникают: а почему именно сейчас? а почему?

Реплика из зала: погиб маленький ребенок. естественно возникает вопрос. Его ведь никто не научил общаться с Богом. Он не виноват, что у него нет связи с Богом.

А почему вы думаете, что у него такой связи нет? Откуда такая уверенность?

Реплика из зала: вот вы говорить, что погибает, потому что без Бога, и все.

Я не говорил, что погибает и все.

Реплика из зала: сколько я не слышала объяснений, мне не понятно, особенно с маленькими детьми.

Но маленькие дети - тоже люди.

Реплика из зала: да. Почему одни маленькие дети вырастают, а другим не дано?

Ну хорошо. Почему одни люди умирают молодыми, а другие старыми? Можно спросить: почему? Но это вопрос не почему в смысле за что?, а почему в смысле зачем? Зачем этому человеку уходить именно сейчас? Не знаю, это отношение Бога с этим человеком. И в контексте этих отношений каждый уходит в свое время.

Реплика из зала: и с ребенком тоже?

И с ребенком тоже. Бог смерти не создал. Но с другой стороны, коли она уже вошла в мир, то он ее использует. И теперь каждому человеку раньше или позже придется умереть.