От автора
История мировой литературы знает немало примеров трагедий, комедий, драм и других текстов, формально приписанных к ведомству Мельпомены и Талии, но на самом деле предназначенных исключительно для чтения, и нисколько не претендующих на воплощение на настоящей сцене.
Но опера для чтения (не говоря уже о балете) - явление доселе невиданное и неслыханное, мною во всяком случае.
Встает закономерный вопрос – с чего вдруг возник столь экстравагантный замысел, и зачем, собственно говоря, я все это сочинил и предаю тиснению?
Можно было бы ограничиться хрестоматийным «затем, что ветру и орлу и сердцу девы нет закона», мол, что хочу, то и ворочу, не любо не слушай, а врать не мешай! И тут же сослаться на Набокова, который утверждает, что единственная цель истинного писателя - «отделаться» от задуманной книги.
Дать ответ менее надменный, но более искренний и вразумительный очень трудно, но я попытаюсь.
А для этого позволю себе еще раз обратиться к автору «Дара», который в этом великом романе презрительно поминает «лирику конца прошлого века, жадно ждущую переложения на музыку, как избавления от бледной немочи слов...»
Я тоже лирик конца прошлого века, но в отличие от моих покойных коллег, не жду и не надеюсь на подобное благотворное переложение, а пытаюсь внушить себе и читателю, что оно в этой книге уже свершилось, вернее, обращаюсь к благожелательному читателю с просьбой – попытаться вообразить чарующую музыку, и волшебную пластику и ослепительную сценографию, которые способны придать неизмеримую глубину, неисчерпаемую многозначность, и бессмертную красоту моим бесхитростным текстам.
С уважением
Тимур Кибиров
Источник электронной публикации — http://stengazeta.net/?author=10064
Предание.ру - самый крупный православный мультимедийный архив в Рунете: лекции, выступления, фильмы, аудиокниги и книги для чтения на электронных устройствах; в свободном доступе, для всех.
Муздрамтеатр
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ. ТЕРСИТ ИЛИ АПОЛОГИЯ ТРУСОСТИ
Действие происходит в лагере греков под Троей. Должен предупредить, что мои герои совсем не похожи на одноименных персонажей Гомера, или, например, Жуковского, посетовавшего в «Торжестве победителей», что «Нет великого Патрокла, жив презрительный Терсит». Впрочем, как мне кажется, история оперных либретто дает право на подобные вольности, вспомним хотя бы, как покуражились над Пушкиным братьяЧайковские. А циничное надругательство над памятью богов и героев троянской войны освящено именем Жака Оффенбаха, не говоря уже о великой ирои-комической традиции.
Что же касается музыки, то автору грезились мелодии красивые и внятные — не раньше Монтеверди, не позднее Шостаковича.
Итак, звучит увертюра. За сценой идет сражение, что и выражается всей мощью оркестра. Высокая патетика и героика завораживают слушателей, хотя наиболее чуткие слегка морщатся от закамуфлированной, но все-таки прорывающейся то и дело бравурной пошлости.
Агамемнон стоит на колеснице в картинной позе, от него по обестороны два Аякса. Верховный Главнокомандующий древних греков любуется батальными сценами, похлопывая ножнами по ляжке и притопывая ногой в такт воинственной музыки.
Вперед, сыны Эллады!
Победа уже близка!
Без промаха, без пощады
Заклятого бей врага!
Без страха и укоризны,
Без следствия и суда!
Вперед, сыны Отчизны!
В бой роковой айда!
Покой нам только снится!
Покой для баб и козлов!
Летит, летит колесница!
Хрустят черепа врагов!
Тормоза придумали трусы!
С дороги, коль хочешь жить!
Нерушимы наши союзы!
Непогрешимы вожди!
И вечный бой! и зачистка!
Ни шагу назад! Вперед!
А кто хочет жить без риска,
Шампанское тот не пьет!
И вечный бой! и в опасности
Отечество наше всегда!
Но органы госбезопасности
Всегда на страже труда!
Если враг не сдается,
Мочи его, братаны!
Опусти его или покоцай
По законам священной войны!
Грудью вперед бравой!
Ни пяди не отдавать!
Родимую сверхдержаву
Пора с колен подымать!
Мы ломим, троянцы гнутся!
Раздайся победы гром!
Потери и контрибуции
Подсчитаны будут потом!
Пойте, фанфары, звонко!
Сияй на солнце, броня!
Греция — чемпионка!
За Родину! За меня!
Характер музыки внезапно резко меняется. Агамемнон не верит своим глазам. Смотрит в бинокль
Какого хрена?!.. Что там, блин, за кипеш?!..
Куда?!.. Стоять!!.. Стоять, скоты!!.. Назад!!..
Измена!!.. Всех сгною!! Под трибунал!!.. В дисбат!!..
Ведь намекал же на заградотряд
Улисс-пиарщик, велемудрый типа!
Музыка все тревожнее
О небо!! Драпают, оружье побросав,
Дисциплинарный позабыв Устав,
Национал-предатели! О Боги!
Все ближе медноблещущая рать
Ахеян! Чем их, гадов, удержать?!
Ужель настало время делать ноги?!
Бегущее войско видно уже невооруженным глазом. Аяксы проявляют некоторую нервозность
Ведь на их же плечах ворвутся троянцы,
Геополитики и иностранцы!..
Нет, менжуются что-то Приама сыны….
Ну слава те яйца! Мы, кажись, спасены!
(продолжает с нехорошей улыбочкой)
А теперь пора порешать вопросы
С вами, обсосы, наймиты пиндосов!
Появляются бегущие с передовой воины. Впереди всех «быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла» мчится Терсит. Наш заглавный герой, как и у Гомера, очень нехорош собой и действительно труслив. Когда он пытается прошмыгнуть мимо колесницы, Агамемнон, наклоняется, хватает его за шиворот, поднимает в воздух, трясет. В это время два Аякса и другие штабные офицеры и прапорщики останавливают и щитами оттесняют воинов на край сцены.
(со зловещей ласковостью)
Ну чо, сынок? Далеко ли собрался?
(пытаясь вырваться)
О Главком! Я сражался всегда, везде
Но сегодня….
Ишь ты какой — сражался.
Ну а щит и меч-то посеял где?
(Корчит брезгливую рожу)
Фу да ты никак, салабон, обдристался!
Герой-геморрой!
Офицеры и рядовые хохочут.
(в отчаяньи)
Он врет! Он врет!!
Хохот пуще прежнего
По ходу, боец, ты уже оклемался?
Ну харэ веселиться! Засранца в расход!
(Швыряет Терсита одному из Аяксов. Некоторые по инерции продолжают хихикать)
А из вас, солдатушки, к высшей мере
Каждый пятый приговорен!
(войско в ужасе)
Да шучу я, шучу! Мы ж, ребятки, не звери!
Только каждый десятый. Закон есть закон!
(визжит)
Не-ет! Не-ет! Не-е-ет! Не хочу!! Пустите!!
Ну не надо, пожалуйста!.. О смилуйся, царь!!..
Смилуйся, сволочь!!.. Ну а вы что стоите,
Как бараны?!
Кончай эту наглую тварь!
Смертельный страх придает Терситу силы, он вырывается, оставив в руках Аякса большую часть своей одежды. Подбегает к толпе солдат
Братцы, да что ж это?! Как же так можно?!
Ни за что ни про что убивать меня?!.
Да и вас ведь — десятых и пятых тоже
Ждет не дождется та же фигня!
Воины переглядываются, кивают головами
После слова «Казнить» знак всегда восклицательный,
А после «Нельзя помиловать» — два!
Вот весь Кодекс юстиции нашей карательной,
Вот все, что вмещает его голова!
Вас же режут, как скот, и гонят, как стадо,
Непонятно зачем и незнамо куда!
Ну чего вы ждете еще, ребята?
Ваша кровь с этих гадов, как с гуся вода!
Воины приходят в смятение
Все утирается ясный сокол!
Господа, разбейте хоть пару стекол…
Да заткни ему пасть!
О царь богоравный!
Ужели ты кровью еще не сыт?!
А вот я сыт по горло войной достославной!
Да пошел бы ты нах, велелепный Атрид!
Ни хрена себе! — Ну дает Терситка! -
Смерть не тетка! — А черт не брат!
Может правда нах? — Попытка не пытка! -
Не боись, товарищ солдат! -
Да чего нам тереть? — Живем однова!
Повоевали и будя! Хва! -
Девять лет мы дохнем у этих стен,
А на фронте троянском без перемен!
Ну, блин, всё! Мочи мужиков оборзевших!
За Родину-маму! За папу Зевса!
Вперед!!
Начинается заваруха. Солдаты напирают, Штабные разбегаются. Аяксы прячутся за колесницей.
Э, вы чо?.. Да вы чо, пацаны?!
Вот тебе и герои троянской войны!
Ага! Будешь знать! У царская рожа!
Ребята! Война войне! Миру мир!
Греки, go home! И троянцы тоже!
Farewell to arms! ДМБ, командир!
( в конец распоясавшись)
Дембель! Дембель! Ура!
Возвращаться пора!
По морям, по волнам
По домам! По домам!
Дембель, о дембель! О сладостный дембель!
Дембель великий нам воссиял!
Мы остаемся в живых и здоровых!
Можно оправиться и закурить!
Да они взбесились!.. Ну где ж этот чертов
Комиссар хитромудрый? Давай-ка за ним!
Может, он уболтает еще эту кодлу,
Ублажит креативным подходом своим!
Приходи, Одиссей поскорей!
Сагитируй предательский полк!
Ты с три короба им Одиссей
Объясни про измену и долг!
Про Отчизну и память и стыд
Ну давай, заливай, Лаэртид!
(вбегая)
Здорово, орлы!
(притворяется пораженным)
Но что я вижу?
Вы ли это, Арея сыны?
Не верю!
Ну началось!
Эй, потише!
Я не к вам обращаюсь!.. По законам войны
Бунт карается смертью!
(эффектная пауза)
Но вы прощены!!
Чо ты гонишь?
Да прощены! Но с одним условьем –
Искупить своей кровью проступок свой!
Ну вот и этому хочется крови!
Что ж ты, пресс-секретарь, кровожадный такой?
Не хотите своей — искупите вражьей!
Пусть не дрогнет карающий меч в руке!
И будет к награде представлен каждый!
Да засунь ты награду свою!..
Окей!
Господа не надо рубить с плеча!
Не будем решать ничего сгоряча!
Давайте спокойно и объективно
С толерантностью и уваженьем взаимным
Попытаемся разобраться во всем
И достичь компромисса. Товарищ Главком
Уполномочил меня возглавить
Согласительную комиссию и все исправить!
Рассмотрим конфликтную ситуацию.
Вы хотите покончить с войною, братцы?
Так и мы ведь мечтаем о том же самом!
Ведь осталось, соколики, совсем чуть-чуть!
Только взять Илион, да свергнуть Приама!
И с попутным ветром в обратный путь!
Ведь даже Кассандра вынуждена признать,
Что Трое пред нами не устоять!
Бла-бла-бла! А теперь о колоне пятой
Спой, давненько не слышали мы!
А ирония тут не уместна… Солдаты!
Защитим отчий край от троянской чумы!
Остановим злодейства орды бесноватой!
Солнцем правды развеем царствие тьмы!
Вы что же хотите, чтоб враг надменный
Надругался, ворвавшись под мирный кров,
Над сединой матерей священной,
Над красой ваших жен и несчастных вдов?
Над невинностью дев?!
Да кто к нам ворвется?
Если кто и рвется, так это мы!
А женам и мамам недолго придется
Ждать! Мы вернемся еще до зимы!
(переключаясь на фольклорные напевы)
Стойте, бравы ребятушки!
Стойте смирно завсегда!
Чтобы верные подружки
Не сгорели со стыда!
И восславят вас навеки
Песни задушевные!
Али мы уже не греки?
Али мы не древние?
(Переключаясь на историософию)
Мы ж несем народам освобожденье!
Историческая миссия наша в этом!
(Делает знак Аяксам. Те удаляются за кулисы и выводят Хрисеиду и Бресииду в окровавленных кандалах, что не мешает им выглядеть чрезвычайно сексапильно).
Вот представительницы коренного населенья
Обращаются к эллинам с братским приветом!
(поют как по писанному, но немного фальшиво)
О если б вы знали!
О как мы страдали
Под игом кровавым Приама царя!
Рыдали, стенали,
Богов умоляли
Но все было тщетно! О все было зря!
Нас темные силы гнели…
(поправляет)
Угнетали!
Гнели-угнетали во мраке темниц!
О если б вы знали,
Как нас унижали!
(С неожиданной искренностью)
И все на халяву — то навзничь, то ниц!
Спецслужбы пытали,
Рапсоды растляли!
О если б вы знали, что вынесли мы!
Но — слава героям! -
Вы их покарали
И вырвали нас из троянской тюрьмы!
Делают книксен. Аплодисменты
Утешьтесь, страдалицы! Час отмщенья уже недалек!
Снимает с них оковы
Агамемчик, ну мы пошли уже что ли? Ок?
Да иди уж, коза, иди….
Чмоки-чмоки!
(потрясая снятыми кандалами)
Желающие могут осмотреть вещдоки!
(Терсит подходит и действительно осматривает оковы, не обращая внимания на витийствуещего Одиссея)
Что - любо вам это, ахейцы?
Не любо! Не любо!
Отдадим ли на поругание братский народ?
Нет! Никогда!
Да что же так грубо
Так халтурно ты врешь? Глядите-ка вот
Гефеста фирменный знак! Наручники наши,
Родные, отечественные!
Воины хохочут, орут, свистят
(растерявшись)
Ну и что с того?
Минуточку, граждане! Тише! Все это не важно!
И впрямь не важно. Важно другое-
Когда вы оставите нас в покое?
С мессианской заткнетесь своей хренотой!
И когда наконец вы поймете, что
(Впадая в пафос и становясь немного похож на своего оппонента)
Человек имеет право, неотъемлемое право!
Право священное жить-поживать,
Добра наживать и забить на державу!
И не быть убиту и не убивать
Никого — ни ближнего, ни инородца!
И ни с кем не бодаться! Ни за что не бороться!
Войско шумно выражает одобрение.
(выходя на авансцену и обращаясь к залу)
Вы что же думаете, я не знаю
Того, о чем сей дурачок вопит?
Что я не понимаю, что во всем,
Чем он смутил умы беспутной черни,
Зерно рациональное вполне
Имеется?
Но чтоб взрастить его,
Друзья мои, поверьте, нам потребны
Не потрясения основ народной жизни,
Не нигилизм и космополитизм,
А мудрость, и терпение, и опыт!
С плеча вопросов не решить таких!
Да если вы хотите знать, быть может,
Я сам в душе завзятый пацифист
И либеральных ценностей поборник!
Но ведь нельзя же так, нахрапом! Ну ей-богу!
Вы посмотрите на народец этот!
Вон полюбуйтесь на электорат!
Скоты скотами! О какой свободе,
Каких правах тут можно говорить?!
Наш царь дебил, конечно же. Кто спорит?
Но есть ли, спрашиваю я, ему
Альтернатива? Буйство диких толп,
Утрата суверинитета, мрак и хаос –
Вот неизбежный результат мечтаний
Беспочвенных!.. К вопросу о войне
И мире перейдем. Война есть зло.
Но наименьшее, поверьте мне! Враги
Нужны народу, чтобы грызть друг друга
Не бросились сограждане!.. Тем паче,
Что стратегические интересы
Никто пока не отменял… Короче,
Мне жаль Терсита, но во имя высших
Соображений следует его
На время изолировать… Он сам
Потом спасибо скажет… И в конце
Концов — кто за язык его тянул?..
Политик тоже мне!.. Пеняй же на себя,
Придурок!..
(поворачиваясь к толпе)
Что ж,
Я не хотел об этом говорить,
Ведь следствие не кончено… Но дальше
Я не могу молчать. Ведь промедленье
Подобно смерти, граждане!
(Аяксам)
Введите
Подследственного!
(вводят Арестованного)
Этот арестант -
Задержанный с поличным диверсант,
Признавшийся в попытке покушенья –
По счастью неудачной — на царя!
А также в подготовке преступленья
Столь тяжкого, что честно говоря
Ни я, ни офицеры контрразведки
Не знаем прецедентов. Этот гад
В солдатские котлы цикуты яд
Влить должен был!!
(вопль ужаса и возмущения)
Но он марионеткой
Всего лишь был. А кто же кукловод?
Заказчик массовых убийств? О кто же тот,
Кто наш народ так люто ненавидит?
Замыслил кто безбожный геноцид?
Кто изверг этот? Кто же эта гнида?
Кто? Говори, коль знаешь!
Се Терсит!
Зловещая тишина.
Улики уничтожены умело!
Но очной ставкой мы закроем дело!
(Арестованному)
Не он ли…
Он!
Да погоди! Не он ли
Тебе вручил с цикутою фиал?
Он, гражданин начальник!
Не ему ль ты передал
Шифровку Гектора?
Ему! Ему !
Да полно
Врать!
Цыц, подозреваемый!.. Скажи,
А был ли в той шифровке номер счета
В троянском банке?
Был!
И платежи
Осуществлялись регулярно?
Да!
Ну что тут
Еще добавить? Резидент изобличен!
И нам, друзья, уже не страшен он!
Начальник ну а как же?...
Уведите
Подследственного!
Арестованного уволакивают за кулисы
Рядовой Терсит!
Сопротивленье бесполезно!
Да иди ты!
Ребята! Что же вы? Ну врет ведь, паразит!
Подстава ж явная!
Воины мрачно молчат, отворачиваются. Постепенно вокруг Терситаобразуется пустота.
Аяксы! Взять под стражу
Агента иностранного!
Терсита снова хомутают.
Ну вот
И все дела. Отбой… Ну чо, народ,
Безмолвствуешь? Ну-ну. А что ж тут скажешь?
(Пользуясь оперными условностями уже перед самыми кулисами останавливается вместе с конвоем и поет)
Ну вот и конец. Мне осталось
Финальную арию спеть.
Надежды на милость и жалость
В такой ситуации нет.
Предателю Родины милой
Собаке собачая смерть!
Войскам и работникам тыла
Покажут наглядный пример!
А может она начинается
С меня, а не с этих блатных?
А ими как раз и кончается
В мученьях в болезнях дурных!
В падучей, в припадках истерики,
В бреду и пороках сердец!
(Спасибо, что нет еще телика
А то был бы полный крантец!)
И я с поля боя бежавший,
Спасающий шкуру свою,
De jure Отчизну предавший,
De facto Отчизну люблю!
Но странной какой-то любовью…
(Припоминает и потом воодушевленно цитирует Лермонтова)
Ни слава, купленная кровью,
Ни полный гордого доверия покой,
Ни темной старины заветные преданья
Не шевелят во мне отрадного мечтанья.
Но я люблю — за что, не знаю сам…
За что не знаю сам…
Внезапно выхватывает меч из ножен у одного из потерявших бдительность Аяксов, в два прыжка оказывается у колесницы, вскакивает на нее, хватает очумевшего от всего происходящего Агамемнона и приставляет клинок к его горлу. Все, включая автора,изумлены
Стоять бояться!
Поздняк метаться!
Без глупостей, не то пахану не жить!
И вам без атамана придется тужить!
Клянусь, я прирежу этого кабана!
(Трясет Агамемнона)
Вели, чтоб стояла смирно твоя шпана!
Смирно!
Большинство вытягивается по стойке смирно
Красавцы... А теперь послушайте, мужики.
И, пожалуйста, ну хоть на время включите мозги!
Ну ладно, допустим, что не врет на сей раз Одиссей.
Предположим, что я и впрямь
вот такой вот шпион и злодей!
Хорошо. Положим все именно так. Но я одного не пойму -
Почему из-за этого вы возвращаетесь в строй? Почему
Вы готовы вновь верой-правдой в окопах гнить,
Вшей кормить, грызть сухой паек,
и ахейскую кровушку лить?
Я уж молчу про троянскую!.. Да с какого же перепуга
Вы по новой запродали души врунам и бандюгам?
В толпе брожение
Ну придите в себя! Ну идите домой!
Ну подумайте, черти, своей головой!
Воины снова начинают галдеть. Всеобщая сумятица. Только Аяксы продолжают стоять по стойке смирно.
(бросив Агамемнона, орет)
Ставь ветрила скорей!
Подымай якоря!
Копья в землю! Харе!
По домам, дембеля!
Солдаты ликуют, как ни в чем не бывало
(Взобравшись на колесницу)
Да не слушайте этого демагога!
Пока не поздно — кончайте бузить!
Ну вернитесь же в строй! Ну побойтесь же Бога!
Ну хоть что-то святое должно же быть?!
Да какие-такие права человеков?!
Чтобы каждая баба и всякий лох
Качали права?! Да бог с вами греки!!
Да вы что позабыли, что с нами Бог?!
Ужасный раскат духовых и ударных. Из-под сцены вздымается D e u s e x m a c h i n a. Он огромен (Те, кто запамятовали, что это за божество,пусть посмотрят в Википедии)
Воины в ужасе отступают. Некоторые падают на колени.
Трепещите, неверные! Видите Он
С нами!! Покайтесь!! Он разозлен!!
Воины трепещут!
Послушайте, братцы!
Да ты святотатец?!
А ну молчать,
Пока зубы торчат!
Бьет Терсита, тот падает. Пытается подняться, но Аяксы пинками возвращают его в лежачее положение.
С нами Deus из машины!
Мы едины! Мы едины!
Словно деды и отцы,
Богоносцы-удальцы!
Шире шаг и выше знамя!
Взвейтесь соколы орлами
Марш вперед, святой народ!
Drang nach Троя! С нами Gott!
(Скандирует, воины подхватывают)
Гре-ци-я!
Гре-
ци-
я!
Бог же с нами! Черт же с ними!
С остальными! С не такими!
Смерть безбожным! Марш вперед,
Богоизбранный народ!
На бой кровавый,
Святой и правый
Марш марш вперед,
Древнегреческий народ!
Возникай содружество
Ворона с бойцом!
Укрепляйся мужество
Сталью и свинцом!
(вполне оправившись)
Нет Бога кроме Бога ex machinа!
Нет строя круче священной монархии!
Нам сам Бог даровал строевой Устав!
Стройся в шеренги, личный состав!
Строятся. Бряцают оружием. Уходят. За сценой, судя по музыке, снова разгорается битва.
(приподымаясь)
Боже! Ты что же действительно с ними?
А куда ж вы денетесь? С вами, дружок!
И с тобою, дурилка, и с остальными
Да какой же ты после этого Бог?!
Какой-какой! Да обыкновенный!
Всемогущий, как видишь, и Владыка всего.
Врать не буду — я не Создатель вселенной
Но зато полноправный Князь мира сего!
Так что не рыпайся, человечек,
И не умничай — это тебе ни к чему.
Поклонись Воеводе аггелов вечных,
Будет проще и лучше тебе самому!
Так, значит?
Так и никак иначе!
Покорись, о смертный, мне и судьбе!
(вытирая кровавые сопли)
Ну если так, о Боже мой, значит…
Никакой ты не Боже!!
(грозит своей жалкой ручонкой)
Ужо тебе!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ. ПОБЕДА НАД ФЕБОМ
Читатель просвещенный и прогрессивный (интеллектуалец, как сказали бы сербы), конечно же, поймет сам, а читателю нормальному я охотно объясню, что название этого действа отсылает к прославленной, но мало кому известной опере «Победа над солнцем», в создании которой принимали участие культовые герои русского авангарда — Алексей Крученых, Казимир Малевич и Михаил Матюшин.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Ф е б А п о л л о н, не такой женственный как Бельведерский, болееклассический, может, даже архаический. На голове златой лавровый венец, в руках тяжелая лира. Практически голый, но это не кажется непристойным из-за его беломраморности и бесстрастности.
9 М у з, такие же скульптурные и величавые, как и их предводитель, но целомудренно облаченные в тоги
3 Г р а ц и и, в белых пачках как лебеди Чайковского, очень игривые ижизнерадостные
Б а р ы ш н я, воплощение юности, свежести, невинности, радости и т.д. и т.п. Смесь боттичеллиевой Примаверы и дейнековскихфизкультурниц
Х у л и г а н, в черной артистической блузе и длиннейшем красном шарфе, развевающемся на ветру как знамябольшевика на картине Кустодиева. Почитает себя Демоном и Прометеем, а, на самом деле, просто необыкновенно одаренный, но дурно воспитанный и крайне запущенный подросток
9 М а т р о с о в, поначалу бравые и подтянутые, потом распоясавшиеся как анархисты из «Оптимистической трагедии», а к концу уже окончательные бандюганы и менты
3 Ч и н о в н и к а, то ли из Министерства культуры, то ли из МВД. А может вообще из СвятейшегоПравительствующего Синода. Противные.
Н е д о т ы к о м к а, бес не такой уж и мелкий, скорее из тех, что мучили И.Карамазова и А.Леверкюна
П у б л и к а, герои Чехова, Зощенко, может даже Пригова. В общем люди как люди — отчасти трогательные, отчасти смешные, но иногда по-настоящему кошмарные.
На сцене справа полукруг амфитеатра, слева — подмостки, оформленные по строгим правилам ионического ордера. И ряды сидений и подиум развернуты на 45 градусов к зрительному залу. Так что все происходящее в обеих частях сцены прекрасно видно.
Под звуки упоительно красивой и многообещающей увертюры публика заполняет амфитеатр. Чиновники занимают почетные места в первом ряду. Матросы выстраиваются в не менее почетном карауле. Недотыкомка, как всегда, вьется, суетится, никак не найдет себе места. Наконец и он угомонился. Все замирают в благоговейном ожидании и вот -
На подмостки торжественно выходит Аполлон со своей свитой.
Музы заводят хоровод — в точности такой как когда-то на каменных отрогах Пиэрии. Глядя на их исполненные древнего благородства движения трудно усомниться в том, что служенье муз не терпит суеты, и прекрасное, конечно же, должно быть величаво.
Эта эстетическая концепция нисколько не отрицается, а скорее дополняется и уточняется веселым и действительно грациозным па-де-труа Граций.
Публика заворожена. Даже Чиновники кажутся искренне увлеченными и слегка помавают головами в такт музыки. Только Хулиган из последних сил выказывает презрение к этому классическому отстою, но слишком понятно, что его критические оценки обусловлены не столько иной художественной концепцией, сколько тем, что его мучительно берут завидки, и ему до слез обидно, что Барышня смотрит не на него, а на Феба, да к тому же и Недотыкомка вьется вокруг него и советует лукаво.
Начинается сольная пляска Аполлона. Его хореографическое мастерство столь великолепно, что производит впечатление одновременно и некоего высокого священнодействия и самой естественной непосредственности и легкости.
Барышня, давно уже зачарованная и отдавшаяся музыке, выпархивает из публики и присоединяется к сакральному танцу.
Вдвоем у них получается еще лучше.
Недотыкомка, которому чистая Красота ненавистна и невыносима почти также как Истина и Добро, вынужден вмешаться.
Он кружит вокруг вдохновенной пары, отвратительно пародируя телодвижения Барышни и Мусагета (дьявол ведь обязьяна не только Бога, но и всего настоящего и первосортного).
Поначалу танцующие не обращают никакого внимания на злобные выходки беса, но, к несчастью, в скором времени не замечать пагубных изменений становится невозможно.
Подначиваемые и зазываемые Недотыкомкой, в пляс пускаются и все прочие персонажи. За исключением исходящего бессильной злобой Хулигана.
Матросы приглашают на танец Муз. Вроде бы и музыка та же, и все движения выполняются служивыми точь-в-точь как положено, но чего-то в этом хороводе уже не достает, смотреть становится скучно да и плясать, кажется, тоже.
Грации, к которым присоединились Чиновники, уже не похожи на маленьких лебедей, невесомый и невинный эротизм обернулся тяжкой и взрослой похабностью.
Но самые печальные и необратимые изменения претерпел иератический танец Феба и Барышни. В нем теперь принимает участие вся Публика. Светозарный Кифаред и его партнерша скованы и заслонены толпою робких учениц и неуклюжих учеников.
Да и сами классические божества вдруг оказываются (или кажутся) какими-то бэушными, подержанными, уцененными, совсем не мраморными, а гипсовыми или даже фаянсовыми.
Недотыкомка празднует свою промежуточную победу, но не намерен останавливаться на достигнутом.
Хулиган оставшийся в гордом, но отчасти унизительном одиночестве, все это время растерян и недвижим. Но пламя бунта, бушующее в его несовершеннолетней душе, уже прорывается зловещими языками и корежит привычную музыкальную гармонию.
Недотыкомка понимает, что настало время переходить к следующему акту хореографической трагедии. Оставив толпу, занятую рутинным исполнением заученных па, дух отрицанья, дух сомненья начинает дразнить и подзуживать Хулигана. Юный мятежник вскоре доведен до полного умоисступления и беззаветности и начинает свой роковой пляс, пока еще в стороне от доминирующих эстетических тенденций, так сказать маргинально, но необыкновенно выразительно и агрессивно.
Среди народных масс кордебалета также не все благополучно.
Публике надоело до чертиков убогое однообразие классицисткого танцпола, а Матросы начинают уже откровенно беситься.
Только бестолковые и самодовольные Чиновники, как обычно, ни черта не чуют, упиваются благочинием, благолепием и благонадежностью исполняемых танцев, и готовятся представить к правительственным наградам наиболее ловких и бойких плясунов, а на нерадивых наложить взыскание.
В общем, для революционных преобразований не хватает только настоящих буйных.
Так что нападение Хулигана на толпу, предающуюся художественной самодеятельности, представляется исторически неизбежным и справедливым возмездием всем тем, кто скучали и не жили и мяли белые цветы.
Поначалу, правда, его встречают в штыки и несколько раз сбрасывают с подмостков. Но Недотыкомка услужливо помогает ему подняться и продолжить натиск на омертвелые догматы и каноны.
Этот бунт никак нельзя назвать бессмысленным, но беспощадность его столь велика, что вызывает оторопь у Публики, панический страх и ненависть у Чиновников, и желание присоединиться и вволю поозоровать у все большего числа Матросов.
Тягомотный историко-культурный процесс взрывается пугающими и зачастую действительно страшными новаторскими эксцессами.
Публика в ужасе разбегается кто куда, большинство за кулисы. Чиновники забиваются под сиденья амфитеатра. На подиуме две контрастные группы — совершенно белые (кажется, что от страха) античные изваяния и черная масса матросских бушлатов во главе с осатанелым Хулиганом, алый шарф которого бьется на ветру, как флаг на эйзенштейновском «Потемкине» или красный клин Эль Лисицкого. Хотя последний, конечно, не вьется, а просто режет белых.
Перед решительной атакой повстанцы выстраиваются в каре, так что, если взглянуть сверху, они являют собой пресловутый черный квадрат.
Леденящая душу музыкальная пауза взрывается оглушительным ревом духовых и ударных.
Мятежники и бузотеры бросаются на штурм хрупкой цитадели архаистов.
Трах-тарарах!
Белые разбиты на куски и повержены.
Только Аполлон хотя и сильно пострадавший от вандализма остается на ногах, а за ним перепуганная, но пока что сохраняющая верность Барышня.
Начинается роковой поединок божественного Кифареда и вдохновенного Хулигана. В ходе драки они иногда почти сливаются, и у зрителя возникает иллюзия, что гибельные противоречия сняты, и наконец-то достигнут долгожданный синтез.
Но не тут-то было.
Недотыкомка во время вмешивается, набрасываясь на Аполлона сзади. Бой становится неравным и нечестным. Через несколько секунд Феб повержен, развенчан и положен на обе лопатки.
Недотыкомка водружает златой лавровый венок на всклокоченную голову Хулигана.
Самым удивительным во всем этом мне представляется поведение Барышни. На поверхностный взгляд оно являет собой пример самого возмутительного и корыстного предательства. Оставить в беде поверженного Кумира и переметнуться к Победителю, согласитесь, это совсем не то, чего мы вправе были бы ожидать от олицетворения Красоты и Невинности. Но все, ей богу, не так просто и постыдно. Не стоит забывать о том, что сердцу не прикажешь. А бедное сердечко Барышни захлестнул и покорил неистовый энтузиазм и безудержная энергия Хулигана,
И вот она уже присоединяется, отбросив всякий стыд, к упоительным дионисийским экстазам. Если она и корыстна, то только в некоем высшем, метафизическом смысле. Не будем судить ее строго, ведь и гораздо более крепкие и мудрые, как свидетельствует история, не находили в себе силы противиться подобным соблазнам, и сожгли все, чему поклонялись, и поклонились всему, что сжигали.
Триумф и апофеоз Хулигана, лишает его последних остатков здравого смысла. Руководствуясь лживым, подсказанным Недотыкомкой лозунгом «Страсть к разрушению есть вместе и творческая страсть", он начинает все крушить направо и налево. Разудалые и расхристанные матросы охотно присоединяются к очистительной буре.
А чо? Ломать не строить!
Ионические декорации рушатся под ликующие, но жуткие звуки оркестра, античные персонажи подвергаются дальнейшему глумлению и надругательствам.
В общем –
Довольно жить законом,
Данным Адаму и Еве!
Авеля братца заколем!
Левой! Левой! Левой!
Однако вдохновитель и организатор этих титанических преобразований потихоньку отстраняется.
Недотыкомка решает, что настала пора обуздать бушующую стихию и перейти к следующему этапу большого пути.
Потому что бунт и бесчинство, конечно, чертовски хороши и целесообразны, но архиважно вовремя их приструнить. Ибо хотя Сатана и готов всегда и всемерно раздувать как мировой, так и любой локальный пожар — на горе силам правопорядка, да и сам как никак является первым и образцово-показательным революционером, но восстает он, разумеется, не за нашу и вашу свободу, он для себя лишь хочет воли, ну а людишкам и прочей твари потихоньку готовит беспросветное и бесконечное рабство.
Да и братишки-матросики притомились, не все ж биться с лютыми врагами, надо и культурно отдохнуть.
Например, с Барышней. Тем паче она теперь совсем не кисейная и не тургеневская — скорее какая-то свихнувшаяся полу-вакханка, полу-валькирия.
Кавалеры в лихо заломленных бескозырках ухаживают без лишних сантиментов и околичностей, отбросив все и всяческие буржуазные условности. Хулиган оказывается не готов к таким радикальным новациям, и, когда Барышню уже волокут за кулисы, обращает свойственную ему святую злобу на своих одичавших соратников.
Следует жестокая и безобразная потасовка. Хулигана топчут ногами. Златой венец валяется на полу.
На сцену выходит Недотыкомка. И выводит — кого бы вы думали? — ну конечно, Чиновников.
Пока в стане новаторов полыхала междуусобная война, бес поднатужился, поднапружился и выволок устрашенных государственных мужей из под спуда.
Ведут себя Чиновники приблизительно так, как Киса Воробьянинов при Остапе Бендере в сцене учреждения «Союза меча и орала». Основной движущей силой восстановления порядка является Недотыкомка.
Он строит по ранжиру притихших матросов, отправляет под конвоем за кулисы поверженного Хулигана, которого сопровождает заплаканная Барышня, и приступает к культурному строительству.
Античные обломки возвращаются на свои места. Покалеченные Музы и Грации и сам поруганный Аполлон поднимаются матросами и пытаются возобновить при поддержке чиновников свой безнадежно ветхий гармонический танец. Но не смотря на лавровый венок, который вновь сияет на челе Аполлона, зрелище выходит прискорбное и жалкое.
Согнанная и усаженная согласно купленным билетам Публика по команде аплодирует и выказывает восторги, но сама по себе равнодушна и даже угрюмо враждебна новым затеям начальства и творческой интеллигенции.
Между подмостками и амфитеатром нет уже не то что обратной связи, но вообще ничего общего, кроме Недотыкомки, который умудряется быть по совместительству и танцмейстером ложно-классической труппы и вьющимся в толпе популистом, внушающим Публике, что это искусство мертво и реакционно, и танцовщики жируют на народные денежки.
На подиуме действительно не на что уже смотреть. Какой-то еле шевелящийся музей восковых фигур.
А перед амфитеатром уже самозарождаются несанкционированные танцы-шманцы-обжиманцы. Несанкционированные в смысле организованные без участия Чиновников, но князем мира сего очень даже санкционированные и одобренные.
Наконец даже и бестолковой Администрации становится очевиден дефицит прикольности и креативности. Для внесения свежих творческих струй и оживляжа конвой приводит из-за кулис Хулигана.
Но толку от реабилитации неисправимого авангардиста не много. Во-первых: он все еще не способен плясать под чужую дудку, и постоянно взбрыкивает самым неподобающим заслуженному артисту образом, во-вторых: ни он, ни утратившая юность и свежесть Барышня даже если бы захотели не смогли бы потрафить общенародным вкусам.
Ну нисколько не прикольно! И ничуть не зажигательно! И совсем не секси!
Правда на какое-то время внимание публики привлекает скандальная склока, разгоревшаяся между полумертвыми классиками и полуживыми романтиками, но поскольку это уже не трагедия, а фарс, и драйва в этом зрелище гораздо меньше, чем в поножовщине Матросов возникшей после объявления белого танца, интерес к высокому искусству стремительно и безвозвратно падает.
Недотыкомка решает, что настало наконец время отменить его вовсе, как союзника неверного, непредсказуемого и потенциально опасного.
В безобразной сцене повторного развенчания Аполлона участвуют все, кроме Хулигана и Барышни. Даже скурвившиеся Музы и Грации приплясывают вместе с торжествующей Публикой, по мановению Недотыкомки, водрузившего на свою ухмыляющуюся рожу златой венец Верховного Дирижера и Дискжокея. Это даже не вакханалия, поскольку в этих радениях не осталось не то чтобы свободы, но даже и своеволия.
Многообразное и многомятежное язычество достигает наконец своего логического предела — унылой автоматизированной похоти и рабского пресмыкания пред нечистыми силами.
Вот так Божиим попушением и окаянным лукавством князя века сего свершилась эта победа. Действующие лица моего аллегорического балета сделали все что могли. Дальнейшее зависит уже не от них.
Длинной приплясывающей в зоологических ритмах вереницей вьется Публика, силовые и властные структуры, а также академическое и художественное сообщества за Недотыкомкой, который ведет их за кулисы, так сказать во тьму внешнюю.
В музыкальном сопровождении наряду с доминирующей животной жизнерадостностью явственно слышны плач и скрежет зубовный.
На сцене остаются только повидавший виды и растерявший божественное величие Феб, ожесточенная пережитыми скорбями Барышня и замордованный Хулиган.
Последовать ехидному совету баснописца «Поди-ка попляши!» у них уже нет ни сил, ни желания. Они и на ногах-то стоят с трудом, опираясь друг на друга (хотя могли бы уже, кажется, понять, что есть Опора крепче и выше). Но эта неподвижность и неучастие в глобальной свистопляске олицетворяют, если не надежду, то, во всяком случае, достоинство и самостоянье человека.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ. ЗАКХЕЙ
По мотивам Дитриха Букстехуде, Георга Фридриха Генделя, Иоганна Себастьяна Баха и Адриана Леверкюна, Царствие им Небесное. [1]
О Цецилия святая,
Покровительница тех,
Кто, как царь Давид бряцает,
Без надежды на успех,
Кто голосовые связки
Напрягает без конца,
Чтобы вновь предать огласке
Славу вечную Творца,
Кто, как тот жонглер танцует
Пред Царицею Небес,
Дикой пляской знаменует,
Что повержен наглый бес,
Кто на память подбирает,
Вот как Моцарт, например,
Песнь утраченного рая,
Звуки позабытых сфер!
Мы к тебе, Святая Дева,
Нынче с просьбою — внемли
Домотканому напеву
Замордованной земли,
Самопальному творенью
Оглашенных и дурных,
Доморощенному пенью
В сущности глухонемых!
Посоветуй, как получше
Оранжировать его,
Протяни нам сверху лучик
Камертона своего!
Еле слышимому хору,
Музыке едва живой -
Con amore! Con dolore! –
Помоги в борьбе глухой!
Дай нам руку в непогоду,
Темперируй этот шум,
Чтоб Лукавому в угоду
Не сфальшивил гордый ум!
Чтоб свивались неразлучно
Смысл и звуки, дух и глас,
Чтоб от истины певучей
Слезы брызнули из глаз!
Дай воспеть нам песню нову,
Стару песню обновить,
Славу имени Христова
Во языцех возвестить!
А не сдюжим — ну так что же?
Мы-то попытались хоть!
В землю зарывать негоже
То, что даровал Господь!
Слух у нас не абсолютный,
Струны врут и дребезжат,
В похотях сиюминутных
Голосим не в склад не в лад!
О Цецилия, сподобь нас
Сладкозвучной тишины,
Ведь по образу-подобью
Даже мы сотворены!
Палочкой взмахни волшебной,
Дирижерский пульт займи,
Чтоб гармонии целебной
Причастились дети тьмы!
Это было в первом веке
В захолустной Палестине.
Но и в двадцать первом веке,
Но и в наших палестинах
Это тоже злободневно.
Может даже ежедневно,
Может прямо вот сейчас
Происходит среди нас!
Многие говорят: «кто покажет нам благо?»
Яви нам свет лица Твоего, Господи!
Потом Иисус вошел в Иерихон
и проходил через него.
Создатель Вселенной по городу шел,
Всемогущий Зиждитель миров,
И был Он совсем молодой человек,
Лет тридцати с небольшим.
Место рождения — Вифлеем,
Но прописан Он в Назарете,
Брюнет, с бородой, выше среднего рост,
Нормального телосложенья.
И вобщем-то нет особых примет.
Для церкви — соблазн, для эллинов — бред!
Помилуй мя грешного, Боже мой,
Неужто Ты впрямь такой?
Ведь слепцы прозревают, бесы бегут,
И стала вином вода!
Но еще не стало Кровью вино,
И Плотью не сделался хлеб.
Мы в лидеры нации прочим Его,
В мира сего князья,
Но когда мы узнаем, куда Он идет,
Разбежимся мы кто куда!
Помилуй мя грешного, Боже мой,
Но куда уж нам за Тобой!
Мы рады послушать Благую Весть,
Но при чем тут, Господи, Крест?
Я изнемог от вопля, засохла гортань моя,
истомились глаза мои от ожидания Бога моего
Помилуй мя грешную, Господи мой,
Я пока что не знаю Кто Ты такой.
Но Хорошая Новость, Благая Весть
Добралась и до наших мест.
Что приблизилось Царство, грядет Жених
Поквитаться за бедных нас.
И прозрел слепец, исцелился псих,
Паралитик пустился в пляс
И во славе идет всенародный Герой
На последний решительный бой!
И во страхе бежит Легион врагов!..
Но ведь Ты совсем не таков?
Где ж Твой меч, Стратиг? Где Твой скипетр, Царь?
Всех-то войск мытарь да рыбарь!
Ты прости меня, дуру, Господи мой,
Но какой-то Ты не такой.
Человечий сын или Божий Сын -
Где уж знать мне который из двух?
Но средь Пастырей всяких лишь ты один
Оказался Добрый Пастух!
У кормила власти не стать Тебе,
Кто же пустит туда Тебя?
Но помилуй мя и возьми к себе,
Ни за что, просто так, любя.
И кто б ни был Ты и куда б ни шел,
Можно, Господи, мне с Тобой?
Ну ведь правда, кончится все хорошо,
Пастырь мой, Агнец мой?
И вот, некто, именем Закхей,
начальник мытарей и человек богатый,
искал видеть Иисуса, кто Он,
но не мог за народом,
потому что мал был ростом,
Ну и начальничек, Боже ж ты мой! –
Метр с кепкой, верней с кипой!
Нам, россиянам знакомый тип -
Вчера был чмо, а сегодня VIP!
Пролез без мыла в калашный ряд,
Продажная шкура, гад-ренегат!
Попил нашей кровушки, пожировал,
А туда же — ко Господу лезет, тварь!
А не пошел бы ты к черту, Закхей,
То есть к Мамоне любимой своей?
Вали отсюда назад, упырь,
И в грехах валяйся, как в масле сыр!
Рамсы ты попутал, видать, мытарь,
И спутал с яичницей Божий дар!
Куда ты лезешь, нологовик?!
Хрена с два ты узришь Пресветлый Лик!
Господи! Как умножились враги мои!
Многие восстают на меня;
Многие говорят душе моей:
«нет ему спасения в Боге!»
Жил-поживал, добра наживал
(Не хуже, чем все, не лучше, чем я)
И в ус не дул, и горя не знал,
Ни сном, ни духом Тебя не ждал,
Не ждал и не звал Тебя.
Потихоньку служил, втихаря грешил
(Не больше чем все, не меньше, чем я)
И домок скопил, и чин получил,
И в общем не очень Тебя гневил,
Просто не ждал Тебя.
Почему же теперь он стоит вот тут
(Не дальше, чем все, не ближе, чем я)
И ждет, и жду, и другие ждут?
Потому что нам всем без смысла капут,
А какой же смысл без Тебя?
Скоро услышь меня, Господи;
Дух мой изнемогает;
Не скрывай лица Твоего от меня,
Чтобы я не уподобился нисходящим в могилу.
Я гляжу во все глаза,
Но не смыслю ни аза,
Но не вижу ничего
Дальше носа своего!
Ну а прыгнуть выше носа
Нету мочи никакой
Не под силу эта ноша
Твари маленькой такой!
Слишком уж я тяжек,
Чересчур я низок,
Не узреть мне даже
И воскрилий ризы!
Не увижу, Боже,
Лик твой светозарный
Только эти рожи,
Да вот эти хари!
И на них глазея
Мне не выйти к Свету,
Ни одной лазейки,
Ни просвета нету!
Нету смысла ни хрена!
Непроглядная стена!
Неприглядная картина -
Нету щелки ни единой!
О Господи, Господи! Сколько ж всего
Застит сиянье Лица Твоего!
Столько всего мне отводит глаза,
Что разглядеть Тебя, Боже нельзя!
Ибо в глаза не бросаешься Ты
Тем, кто не в силах набрать высоты.
Как вы плотно встали, братцы,
Мне не протолкаться!
Сплошь тут граждане толпятся,
Дьяволы роятся,
Злые похоти клубятся
Да грехи плодятся!
Нету смысла озираться
И прозреть пытаться!
В жизни сей постыдной
В сей юдоли грязной
Мне одно лишь видно
и одно лишь ясно –
Видно в этой очереди
Я навеки крайний,
Ясно, что заочно я
Осужден заране!
Завсягдатай скверны,
Уроженец мрака
Обречен наверно
Вечно пить и плакать
и, забежав вперед, взлез на смоковницу,
чтобы увидеть Его,
потому что Ему надлежало проходить мимо нее.
Коль уродился ты недомерком,
Это, дружок, не беда!
Главное дело взять и поверить,
Не убоявшись стыда!
Не испугавшись глупого смеха
Умников века сего!
Выставь без страха себя на потеху,
Чтобы увидеть Его!
Ведь всего-то надо просто
Гражданам любого роста
Не бояться высоты
И не прятаться в кусты!
А смоковниц, слава Богу,
На земле пока что много!
И пусть по ранжиру мы в самом конце,
Мелочь пузатая, смех и грех,
Улыбку узреть на Его лице,
Быть может, сумеем мы раньше всех!
Многие говорят: «кто покажет нам благо?»
Яви нам свет лица Твоего, Господи!
Ух и везет же, мытарь, тебе!
Прямо завидки берут!
На фиговой ветке сидишь себе
И зыришь. А я вот тут
В ненужное время в ненужном месте
Озираю забытую Богом окрестность
Средь забывших Бога компатриотов
И не тем помянувших Его обормотов.
Средь силикона, бетона, железа,
Капищ, блудилищ, ристалищ!
Тут не на древо, на стенку полезешь,
Или в бутылку, товарищ!
А тебе на инжир только стоит влезть,
Чтоб воочью увидеть, что Истина есть!
И есть Добро, и есть Красота,
Короче увидеть Иисуса Христа!
А тут тысячи истин — и все относительны,
И добро лишь меньшее из нескольких зол,
И красота испоганена тленьем и похотью,
И Христа не видать
средь ухабов земных.
Он различим только умозрительно,
Да и то не всегда, ох, совсем не всегда,
И жди-дожидайся второго пришествия,
Иными словами Судного Дня.
А тогда уже будет не до созерцания,
Не до любования будет мне,
Давая признательные показания
Со скамьи подсудимых на Страшном Суде.
Ой ты тенор-тенорок,
Больно ты лиричен!
К верхолазанью, милок,
Видно непривычен!
На диване лежучи
Да лицом к стене
Ждешь-пождешь чего же ты,
Непонятно мне!
Что вот так увидишь ты?
Разве что кошмар.
Что во тьме провидишь ты
Кроме вражих хмар ?
Пролежал матрас ты,
Отлежал мозги,
Пялишься напрасно,
Не видать ни зги!
Ну встряхнись, детина,
Глазки продирай,
Бедну сиротинушку
Корчить прекращай!
Нет инжира и не надо!
Не до жиру нам!
Ну займись лесопосадкой
Если хочешь сам!
Впрочем, во поле береза
В лукоморье — дуб
Да и этот клен морозный
Чем тебе не люб?
Русь, конечно, не святая,
Только ты, брат, не серчай!
Как советовал Гадаев,
Уповай, не унывай!
Иисус, когда пришел на это место, взглянув, увидел его
и сказал ему:
Закхей! сойди скорее,
ибо сегодня надобно Мне быть у тебя в доме.
Бог не ерошка –
Видит немножко!
Ну что, Закхеюшка, страшно тебе?
Ты и сам уж, верно, не рад.
Вот и внял Господь безумной мольбе
И пожаловал больше в сто крат!
И пожаловал в гости к Тебе Господь
Прямиком, ни с того, ни с сего.
Ты выклянчивал Богоявленья — ну вот
Он явился, встречай Его!
Ну и что ты скажешь Ему теперь
Тет-а-тет и лицом к Лицу?
Ну давай расскажи Ему, лицемер,
Про соринку в чужом глазу!
Ты ж канючил об эпифании — ну,
Бог пришел! Открывай ворота!
Так что даже не думай теперь улизнуть,
Хошь не хошь, принимай Христа!
И скажи спасибо, что Он такой –
Не Егова, не Вакх, не Ваал,
Не Аллах милосердный, не кто иной,
А то б Он тебе показал!
Что тут скажешь кроме «Помилуй мя»?
Что попросишь кроме «Остави долги»?
И что предложишь Ему окромя
Сокрушенного сердца и такого же мозга?
Тут ведь речь совсем не о чудном мгновеньи!
Dies irae , наверно, уместней тут,
Ведь нам не по чину те песнопенья,
Что ангелы, славя Его, поют!
В смятении моем я думал: «отвержен я от очей Твоих»;
но Ты услышал голос молитвы моей, когда я воззвал к Тебе!
И он поспешно сошел
и принял Его с радостью.
Ну хозяин, давай, на стол накрывай
И Бога, чем Бог послал, угощай!
И на весь еще некрещенный мир
Задавай, командир, развеселый пир!
У вас, богатеев, сладки харчи!
Все что есть в печи — на стол мечи!
А вот я бы плов приготовил узбекский
По рецепту Сталика! Или вот
Еще вкусней — из книжки немецкой
Свинная… Ой!
Боже, какой идиот!
Молчи уж лучше — сойдешь за умного,
Хотя навряд ли.
Да я…
Нишкни!
Питья кошерного, вина изюмного
Для прочищенья мозгов хлебни!
Ну, у всех налито? Прошу вниманья!
Первый наш тост за Творца мироздания!
За того, Кто в начале Слово сказал!
За Бога Отца наш первый бокал!
Тут перерывчик небольшой,
И наливаем по второй!
За здоровье присутствующего Бога Сына!
Да не иссякнет Его благостыня!
Да царствует ныне и присно Он!
Да расточится врагов Легион!
Наливай по третьей, честные люди,
Ведь Бог, как известно, Троицу любит!
Так выпьем за Третию Ипостась,
Чтоб Святый Дух снизошел на нас!
Чтоб душный смрад наших дольних дыр
Он снова проветрил и просквозил!
А теперь за Маму, за Присноблаженную,
Благословенную среди жен!
Радуйся, Матушка, радуйся, Девушка,
Родивший весь мир Тобою рожден!
Так чокнемся братия и ликуя
Грянем на весь Божий мир — Алилуйя!
Возопим — Слава Богу за все за это!
И Отцу, и Сыну, и Параклету!
Дай Бог не последняя эта чаша,
Не последняя это вечеря наша!
Пойте Богу нашему пойте; пойте Царю нашему, пойте.
Ибо Бог — царь всей земли; пойте все разумно!
И все, видя то, начали роптать,
и говорили, что Он зашел к грешному человеку;
Кто первым обзывается,
Тот сам так называется!
Это во-первых! А во-вторых
Разберется Иисус без сопливых таких!
Неисповедимы Пути Господни!
Уж Его-то хотя бы оставьте свободным!
Вот вас, наверно, забыли спросить,
Куда Господу Богу в гости ходить!
Аслан, конечно, совсем не кошка
Но уж точно гуляет сам по себе,
А не по нашей кривой дорожке
И не по нашей военной тропе!
Яд у них, как яд змеи, как глухого аспида,
который затыкает уши свои
И не слышит голоса заклинателя,
самого искусного в заклинаниях!
Можно я все же скажу?
Все это верно. конечно. Что проку спорить.
Но вообще-то их тоже ведь можно понять,
Ну всех этих книжников и фарисеев.
И пожалеть.
Ну правда!
Это ведь для нас Он (и то ведь не для всех)
« Свет от Света, Бог Истинный от Бога Истинна,
рожденный, несотворенный, единосущный Отцу»
А для них тогда — непонятно кто.
Действительно ведь соблазн и безумие.
То ли целитель, то ли учитель,
Не то пророк , не то демагог,
Может, даже еврейский Спаситель,
но уж никак не единый Бог!
Вот представим себя на их месте,
Предположим к нам сюда является Некто
Возбуждающий явно несбыточные надежды,
Увлекающий нищих духом,
Исцеляющий скорбных телом,
И мы уже сами почти Ему верим,
Хочется верить.
И вдруг узнаем, что он сегодня
был на банкете
у, скажем, экс-министра Сердюкова,
Или на телепрограмме «Пусть говорят!» у пупсика Малахова,
Или даже в офисе у отца Чаплина?
Представьте только
Какой бы мы подняли визг!
Чего бы мы только ни написали в наших фейсбуках и твитерах!
Как над речкой Иорданью
Вился белый голубок!
Ой миряне, не судите,
Нам судья единый Бог!
Как по морю Галилейску
Шел Христос откуда-то!
Не судите, не судите,
Не судимы будете!
Как над темною над бездной
Божий Дух носился!
А кто рыл соседу яму,
Сам туда свалилися!
Закхей же, став, сказал Господу:
Господи! половину имения моего я отдам нищим,
и, если кого чем обидел, воздам вчетверо.
Иисус сказал ему:
Ныне пришло спасение дому сему,
потому что и он сын Авраама,
ибо Сын Человеческий пришел взыскать
и спасти погибшее.
Не пропишет мертвым припарки врач,
Медицина бессильна здесь.
Для решенья таких неотложных задач
Рецептура иная есть!
И един лишь Господь
Летальный исход
Обращает в сияющий вход!
Погибших спасти может только Он!
Им от смерти смертных род исцелен!
Но сам он погибелью был заражен
Подцепивши ее у нас.
И отдал Он жизнь за други своя.
А какие мы оказались друзья,
Он узнает в свой смертный час!
Но это случится немного поздней.
А пока что в счастливых слезах Закхей
Провожает своих Гостей.
Ибо Он не презрел и не пренебрег скорби страждущего,
не скрыл от него лица Своего,
но услышал его, когда сей воззвал к Нему.
Жизнь моей жизни и Смерть моей смерти,
Как кто-то (не помню ) Тебя назвал,
Давным бы давно нас побрали черти,
Когда б ежедневно Ты нас не спасал!
Когда б ежедневно Твоею рукою
Не сокрушались бы ада врата,
Давным давно за моей спиною
Они б захлопнулись навсегда!
Давным давно бы пламя геены
Огнеопасный спалило мир,
Когда бы своею кровью священной
Ты ежедневно пожар не тушил!
И Крест Честной не сиял когда бы
Нам ежедневно две тысячи лет,
Прорвались давно б рукотворные дамбы
И внешняя тьма залила белый свет!
И в Царствии обетованном Небесном
Мы жили давно б уже все подряд,
Когда б ежедневно и повсеместно
Ты не был бы нами, Господь, распят!
Когда взираю я на небеса Твои — дело Твоих перстов,
на луну и звезды, которые Ты поставил,
То что есть человек, что Ты помнишь его,
и сын человеческий, что Ты посещаешь его?
Не много Ты умалил его пред ангелами;
славою и честию увенчал его;
Поставил его владыкою над делами рук Твоих;
все положил под ноги его:
Овец и волов всех, и также полевых зверей,
Птиц небесных и рыб морских, все преходящее морскими стезями.
Когда же они слушали это, присовокупил притчу: ибо Он был близ Иерусалима, и они думали, что скоро должно открыться Царствие
И было Царствие нам дано.
Ты помнишь, какой ценой?
И с тех самых пор доступно Оно,
Оно у нас под рукой,
Оно вобще внутри нас с тобой!
Ты знаешь, какой ценой.
И несть печали в Царствии том,
И обителей хватит всем.
Но мы предпочли коммунальный Содом
И похабный мир с заклятым Врагом
Лучезарным просторам тем.
Блудный сын не вернулся в Родительский дом,
Ошалев от блуда совсем!
Князя мира сего агитпроп и пиар
Эффективен на все времена!
Как красив и добротен его товар,
А цена… Да что нам цена!
Фараоновых жирных котлов навар,
И Астарты жар, и Вакха угар
Все в кредит! И на Звере багряном Жена
Так пикантно обнажена!..
И вошел Легион в повадливых нас,
Тот, что изгнан был в стадо свиней,
И нам не до жиру уже сейчас
В оскверненной юдоли сей!
Оккупация нам не по вкусу пришлась,
Ну а мы вот по вкусу ей!
И дудит Крысолов, и орет Свинопас,
Погоняя визжащих нас!
И вздымает рог разжиревший Змей
Над испуганной паствой своей,
Над имуществом движимым…. Что, Закхей?
Что ты скажешь теперь, Закхей?
Ибо нечестивый хвалится похотию души своей;
корыстолюбец ублажает себя.
В надмении своем нечестивый пренебрегает Господа: «не взыщет»; во помыслах его: «нет Бога»!
Это так, Закхей!
Но ты, Закхей,
Не будь дурак,
Не робей, Закхей!
Не дай себя
Запугать!
Не вечно им
Царовать!
Бог не выдаст, Закхей,
Свинья не съест!
Мы услышим снова
Благую Весть!
Видишь, столпотворение
Выше крыш!
Высоко же придется нам лезть,
Малыш!
Ну давай, Закхей!
Не плошай, Закхей!
И Царя Царей
Не предай, Закхей!
Ничего, ничего!
Не боись, Закхей!
Не дождавшись Его
Не слезай, Закхей!
Воспойте Господу песнь новую; воспойте Господу, вся земля; пойте Господу, благословляйте имя Его,
благовествуйте со дня на день спасение Его;
возвещайте в народах славу Его, во всех племенах чудеса Его;
ибо велик Господь и достохвален, страшен Он паче всех богов.
Ибо все боги народов — идолы, а Господь небеса сотворил.
Слава и величие пред лицем Его,
сила и великолепие во святилище Его.
Воздайте Господу, племена народов,
воздайте Господу славу и честь;
воздайте Господу славу имени Его,
несите дары и идите во дворы Его;
поклонитесь Господу во благолепии святыни.
Трепещи пред лицем Его, вся земля!
Скажите народам: Господь царствует!
потому тверда вселенная, не поколеблется.
Он будет судить народы по правде.
Да веселятся небеса и да торжествует земля;
да шумит море и что наполняет его;
да радуется поле и все, что на нем,
и да ликуют все дерева дубравные пред лицем Господа;
ибо идет, ибо идет судить землю.
Он будет судить вселенную по правде, и народы — по истине Своей.
Примечания
1. Кроме музыки помянутых композиторов на написание этого сочинения меня подвигло чтение двух замечательных книг — О.В.Геро «Духовные тексты в музыке Букстехуде» и «Иоганн Себастьян Бах. Тексты духовных произведений. Перевод игумена Петра (Мещеринова)». Пользуясь случаем, выражаю авторам сердечную читательскую благодарность.
