Творения, 1. Слова и речи

МИТРОПОЛИТ ФИЛАРЕТ (ДРОЗДОВ). ТВОРЕНИЯ. Т.1. СЛОВА И ПРОПОВЕДИ

• Беседа в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1858 г.[1]
• Беседа в день Вознесения Господня и обретения мощей Святителя Алексия, 1854 г.[3]
• Беседа в день обретения мощей Преподобного Сергия (о неуклонности на пути к Богу). Говорена в Троицкой Сергиевой лавре 5 июня 1857 г.
• Беседа в день обретения мощей Преподобного Сергия и Тезоименитства Его Императорского Высочества благоверного Государя и великого князя Сергия Александровича (об истинном покое). Говорена в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1858 г.
• Беседа в день памяти Преподобного Сергия (об истинном бдении). Говорена в Троицкой Сергиевой Лавре 25 сентября 1855 г.
• Беседа в день памяти Святителя Алексия, 1855 г.[5]
• Беседа в день тезоименитства благоверного Государя наследника цесаревича Великого князя Николая Александровича, 1858 г. [6]
• Беседа в день рождения благочестивейшего Государя Императора Александра Николаевича, 1858 г.[7]
• Беседа в день тезоименитства благоверного Государя наследника престола цесаревича Великого князя Николая Александровича, 1856 г.[8]
• Беседа в день тезоименитства благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Александровны, 1855 г. [10]
• Беседа к сердобольным вдовам, избранным для попечения о раненых и больных воинах действующей армии, 1854 г.[11]
• Беседа на обновление храма на месте погребения усопших, 1857 г.[12]
• Беседа на празднество Успения и в третий день явления Божией Матери Апостолам, 1852 г.[13]
• Беседа на сырной неделе против невоздержания
• Беседа о благодарности к Богу. 1842 год
• Беседа о благом иге Христовом. 1828 год
• Беседа о благословенном рождении детей. 1828 год
• Беседа о милосердии к бедным. 1848 год
• Беседа о прикосновении веры ко Христу. 1825 год
• Беседа по освящении храма Святого Александра Невского при Покровской богадельне Московского мещанского общества, 1858 г.
• Речь в день совершившегося пятидесятилетия священноначальственного служения, 5.08.1867 [14]
• Речь к Преосвященному епископу Тамбовскому Евгению по рукоположении его, 1829 г.[15]
• Речь к благочестивейшему Государю Императору Николаю Павловичу пред вступлением Его Величества в Успенский собор[17]
• Речь к благочестивейшему Государю Императору Николаю Павловичу, при сретении Его Величества в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, 1826 г.[18]
• Речь по рукоположении Преосвященного Филофея, епископа Дмитровского, 1849 г. [19]
• Речь пред ракою Преподобного Сергия Радонежского по случаю взятия Государем Императором Александром Николаевичем от святых мощей его иконы для отправления в действующую армию. Говорена 7 сентября 1855 г.
• Речь пред ракою Преподобного Сергия по случаю возложения на главу его покрова, устроенного Их Императорскими Величествами Государем Императором Александром Николаевичем и Государынею Императрицею Мариею Александровною. Говорена в Троицкой Сергиевой лавре 19 сентября 1856 г.
• Речь пред ракою Преподобного Сергия по случаю принесения Евангелия и Животворящего Креста Их Императорскими Высочествами Государем Наследником Цесаревичем Александром Николаевичем и Государынею Цесаревною Мариею Александровной. Говорена 5 июля 1853 г.
• Слово в Великий пяток, 1806
• Слово в Великий пяток, 1813 г.[20]
• Слово в Великий пяток, 1816 г.[24]
• Слово в Великий пяток, 1817 г.[25]
• Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1822 г. [26]
• Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1825 г.[27]
• Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы. Говорено в Чудовом монастыре, 1831 г.[28]
• Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1835 г.[29]
• Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1843 г.[31]
• Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1849 г.[32]
• Слово в день Вознесения Господня, 1824 г.[33]
• Слово в день Преподобного Никона, игумена Радонежского, 1826 г.
• Слово в день Преподобного Сергия (о суде святых[34]).Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1825 г.[35]
• Слово в день Святителя Николая, 1822 г.[39]
• Слово в день Святого Архистратига Михаила, 1821 г.[40]
• Слово в день Святого Мученика благоверного Димитрия Царевича, 1822 г.[41]
• Слово в день Святого Мученика Димитрия Царевича, 1825 г.[42]
• Слово в день Святаго Мученика благоверного Димитрия Царевича, 1843 г.[43]
• Слово в день Святыя Пасхи, 1825 г.[44]
• Слово в день Святыя Пасхи, 1827 г. [45]
• Слово в день Святого Пророка Илии, 1830 г.[46]
• Слово в день Успения Божией Матери, 1850 г.[47]
• Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы. Говорено в Успенском соборе, 1831 г.[48]
• Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1832 г.[49]
• Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1844 г.[52]
• Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1845 г.[53]
• Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1846 г.[55]
• Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1847 г.[58]
• Слово в день венчания на царство и миропомазания благочестивейшего Государя Императора Александра Павловича, 1823 г.[61]
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (об оставлении мира[62]). Говорено в Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1822 г. [63] 
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (о силе благословения[64]). Произнесено в Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1833 г.[65]
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (об искушениях[67]).Произнесено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1834 г.[68]
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (о верности в малом[69]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1836 г.[70]
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (не останавливаться на пути ко спасению[71]). Говорено в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1838 г.[72]
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (о молитве[73]). Говорено 5 июня 1843 г. в Троицкой Сергиевой лавре.[74]
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (о борьбе с плотскими похотями). Говорено 5 июля 1845 г.
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (об умерщвлении плоти[75]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1847 г.[76]
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия, во время возобновившейся и продолжающейся губительной болезни (о спасительном значении скорбей[78]). Говорено 5 июля 1848 г.[79]
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (заботы духовные должны предшествовать мирским[80]). Говорено в Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1850 г.[81]
• Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (1852) (о памятовании Бога[83]). Говорено в Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1852 г.[84]
• Слово в день обретения мощей Святителя Алексия, 1822 г.[85]
• Слово в день обретения мощей иже во Святых отца нашего Алексия митрополита Московского и всея России чудотворца и по случаю возвращения к Московской пастве, 1830 г. [86]
• Слово в день обретения мощей Святителя Алексия, 1837 г.[87]
• Слово в день обретения мощей Святителя Алексия, 1841 г.[89]
• Слово в день обретения мощей Святителя Алексия, 1853 г.[90]
• Слово в день совершившегося столетия Императорского Московского университета. Говорено в церкви Св. Мученицы Татианы января 12 1855 года
• Слово в день памяти Преподобного Сергия (о молитве друг за друга[93]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 23 сентября 1839 г.[94]
• Слово в день памяти Преподобного Сергия (о подражании святым[95]). Произнесено 25 сентября 1842 г.[96]
• Слово в день памяти Преподобного Сергия (святость - обязанность каждого христианина[97]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 23 сентября 1847 г.[98]
•   Слово в день памяти Преподобного Сергия (о достоинстве христианина[99]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 25 сентября 1848 г.[100]
• Слово в день памяти Преподобного Сергия (о праздновании памяти святых[101]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 25 сентября 1849 г.[102]
• Слово в день памяти Преподобного Сергия (без терпения нет подвига[103]). Говорено 25 сентября 1850 г.[104]
• Слово в день памяти Святителя Алексия, 1853 г.[105]
• Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1826 г.[109]
• Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1829 г.[110]
• Слово в день рождения Его Императорского Величества благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1834 г.[112]
• Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1848 г. [115]
• Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1849 г.[116]
• Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1851 г.[117]
• Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1853 г.[118]
• Слово в день тезоименитства Его Императорского Величества благоверного Государя Императора Александра Павловича, 1825 г.[119]
• Слово в день тезоименитства благоверного Государя, наследника престола, цесаревича Великого князя Александра Николаевича, 1832 г.[120]
• Слово в день тезоименитства благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1826 г.[122]
• Слово в день торжественного венчания и священного помазания на царство благочестивейшего Государя Императора Александра Павловича, 1821 г.[123]
• Слово в неделю двадесятую по Пятидесятнице, при воспоминании освобождения Москвы от нашествия Галлов и при продолжении молитв об избавлении от губительной болезни, 1830 г.[124]
• Слово в неделю четвертую Великого поста и в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1845 г.[126]
• Слово в храме Святыя Мученицы Татианы при Императорском Московском Университете, 1850 г.[128]
• Слово к восприемлющим обет сердобольных вдов, 1821 г.[129]
• Слово на Преображение Господне, 1820 г.[130]
• Слово на Рождество Христово. 1812 г.[131]
• Слово на Рождество Христово. 1824 г.
• Слово на Рождество Христово, 1826 г.[133]
• Слово на Рождество Христово и на воспоминание освобождения Церкви и Державы Российской от нашествия Галлов, 1821 г.[134]
• Слово на второй день праздника Рождества Христова, 1814 г.[135]
• Слово на день Преподобного Сергия (о духовных плодах веры[139]). Произнесено в период между 1803 и 1806 гг.[140]
• Слово на день обретения мощей Преподобного Сергия (о суете земной и обетованиях веры[141]). Произнесено в период между 1806-1808 гг.[142]
• Слово на день памяти Преподобного и богоносного отца нашего Сергия Радонежского, чудотворца (об истинном насыщении[143]). Говорено в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре 25 сентября 1825 г.[144]
• Слово на день торжества освобождения обители Преподобного Сергия от нашествия врагов[145] (вера как основание благоденствия общества[146])[147]
• Слово на обновление древнего храма Успения Пресвятыя Богородицы, 1844 г.[148]
• Слово на освящение храма в честь иконы Божией Матери Казанской, что в Казенной, 1833 г.[151]
• Слово на память Преподобного Сергия (о нетлении святых мощей[152]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 25 сентября 1821 г.[153]
• Слово на память Преподобного отца нашего Сергия Радонежского и всея России чудотворца (о попечениях земных и небесных[154]). Говорено в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре 25 сентября 1823 г.[155]
• Слово на память Преподобного Сергия (о необходимости скорбей[156]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 25 сентября 1836 г.[157]
• Слово на память Преподобного Сергия, Радонежского чудотворца (будем воинами Христовыми[158]). Говорено 25 сентября 1844 г. в Троицкой Сергиевой Лавре.[159]
• Слово на память Святителя и чудотворца Алексия в среду второй недели Великого поста, 1847 г.[160]
• Слово по освящении храма Благовещения Пресвятыя Богородицы в кафедральном Чудове монастыре, 1844 г.[163]
• Слово по освящении храма Живоначальныя Троицы в Московском Данилове монастыре, 1838 г.[169]
• Слово по освящении Храма Явления Божией Матери Преподобному Сергию, устроенного над мощами преподобного Михея в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре (о духовном пустынножительстве). (Говорено 27 сентября 1842 года)[170]
• Слово по освящении придельного храма святителя Николая, более известного по другому алтарю - во имя Преподобного Сергия, в Рогожской слободе (слава Богу за все). Говорено 16 декабря 1834 г.
• Слово по освящении храма Господа нашего Иисуса Христа, в честь и память Гефсиманского моления Его, 1845 г.[172]
• Слово по освящении храма Пресвятыя Богородицы, Взыскательницы Погибших, устроенного при замке пересыльных арестантов, 1843 г.[173]
• Слово по освящении храма Святителя Алексия в селе Черкизове, 1825 г. [174]
• Слово по освящении храма Святыя Мученицы Татианы при Московском Университете, 1837 г.[176]
• Слово по освящении храма и по принесении Господу Богу молитв о предохранении от губительной болезни, 1830 г.[177]
• Слово по освящении храма на кладбище, 1831 г. [179]
• Слово пред погребением тела светлейшего князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова Смоленского, 1813 г.[180]
• Слово при вступлении в управление Московскою паствою, 1821 г.[202]
• Слово при освящении храма, 1832 г.[204] 
• Слово при гробе в Бозе почившего Государя Императора Александра Павловича, 1826 г.[205]

Беседа в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1858 г.[1]

Блюдитеся, како слышите (Лк.8:18)

Блюдитеся, како слышите (Лк.8:18)

Внимательно, рассудительно, осторожно наблюдайте за собою, как слушаете то, что доходит до вашего слуха, как принимаете и должны принимать слышимое. Так наставлял Христос Спаситель Своих учеников. Пречистая Матерь Его, Преблагословенная Дева Мария в совершенстве исполнила сие наставление, когда оно не было еще произнесено.

Христиане! Наставление Христа Спасителя относится и к нам по тому самому, что мы Христиане, то есть ученики и последователи Христа. Пример Пречистой Матери Его может ввести нас в разумение наставления Его.

Праматерь Ева не положила себе правила: Блюстися, како слышит, когда вступал с нею в разговор змий искуситель, хотя самая необычность сего явления должна была внушить осторожность. Чрез отверзтое любопытством ухо словесный яд приник до сердца ее и отравил душу грехом, прежде нежели вкушением запрещенного плода отравлено тело. И праотец Адам не уберег своего слуха от греховного слова жены и чрез нестрегомое ухо допустил смерть войти во весь род человеческий.

Не так Пресвятая Дева Мария. Как предопределенная в служение таинству исцеления человеческого рода от смертоносной заразы греха, Она, при самом вступлении в сие служение, исправляет первоначальную погрешность прародителей. Она слышит приветственный глас Ангела, уже более или менее ведомый Ей со времени воспитания Ее в храме Иерусалимском, и при всем том блюдется, како слышит, не вдруг допускает высокое о Ней слово до смиренного сердца, не отвечает на приветствие, останавливается в заботливом размышлении. Смутися о словеси его и помышляше, каково будет целование сие (Лк.1:29).

Какое это слово, которым произведено смущение в душе чистой и мирной? Это слово Ангела: Радуйся, Благодатная: Господь с Тобою: благословенна Ты в женах. Но что же здесь могло быть причиною смущения? Причиною смущения обыкновенно бывает слово печальное, или строгое, или унижающее, или обидное, или угрожающее. Ничего такого нет в словах Ангела. В них видны: радость, благоговение Ангела к Пресвятой Деве, Ее достоинство, Божие к Ней благоволение. Вникните в дело духовным разумением. Словом печальным, строгим, унижающим, обидным, угрожающим приводится в смущение наша нетерпеливость, наша гордость. Сих качеств не было в Пресвятой Деве, почему и такие тяжкие слова не привели бы Ее в смущение. Но в Ней обитает глубокое смирение, и потому для Нее неудоприемлемо слово, которое возвышает Ее. Смирение не любит оглашающей похвалы, уклоняется от нее, боится, чтобы она не повредила ему, и потому, когда слышит хвалителя, с невольною заботой внутренне вопрошает: действительно ли ты Ангел Света? Таково значение смущения, в которое Пресвятая Дева приведена была приветствием небесного Благовестника.

Но и беспорочное смущение есть состояние неестественное. Душа, ощутив себя в оном, ищет пути, чтобы выйти из оного. Какой же путь открыла для сего Пресвятая Дева? Путь безмолвного размышления. Помышляше, каково будет целование сие [Лк.1:29].

Вслушайтесь пристально в молчание Пресвятой Девы пред благовествующим Ангелом: вы найдете, что сие молчание так же премудро, как премудро слово. Если бы Мариам поспешила отвечать на хвалебное приветствие Ангела без отрицания слышимой похвалы, это было бы утверждение и принятие хвалы, и было бы тяжко для Девы в отношении к Ее смирению. Если же Она отвечала бы с прекословием, это могло быть оскорблением вестнику небесному. И того и другого затруднения избежала Она, скрывшись от слова в молчание и употребив для размышления. Помышляше: каково будет целование сие? Что значит приветствие необычайное? Как поступить с приветствием, которое трудно и страшно принять и так же трудно и страшно отвергнуть? Если от Бога приходит слово, не явит ли Он знамения, прекращающего смущение и страх и разрешающего недоумение? Знамение действительно явилось в том, что на глубокомысленое молчание Пресвятой Девы, как бы на внятное слово, Ангелом дан сообразный ответ: Не бойся, Мариам [Лк.1:30]. Из сего познала Она, что Бог открыл Ангелу Ее внутреннее состояние и послал Ей слово успокоения, и что, следственно, со спокойствием и верою должно внимать дальнейшему провещанию Ангела. Так Она приготовилась и приготовлена была принять благовещение о воплощении в Ней Сына Божия - Спасителя мира - и возмогла из безмерной глубины смирения изнести безмерно высокой веры слово: Се, Раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему [Лк.1:38].

Видишь ли, Христианская душа, хотя отчасти, душу Пресвятыя Девы, ее внутреннее благоустроение, ее бдительность на страже нравственного самосохранения? Учись сокровенной[2] мудрости Ее, подражай бдительной осторожности Ее в собеседовании. Блюдися, како слышиши. Не останавливай себя тем, что Ее путь очень высок и что твой путь инаков. Если обленишься и не поревнуешь хотя издалеча последовать Пресвятой Деве путем восходящим, то легко можешь совратиться на путь Евы, нисходящий и ведущий к падению. Легко может случиться, что к тебе подкрадется какой-нибудь словоохотный змий, мудрейший всех зверей сущих на земли (Быт.3:1), но далекий от мудрости даже просто человеческой, и кольми паче от небесной, который видится обитателем рая, а невидимо принадлежит к жителям ада, которого словеса умякнуша паче елеа, и та суть стрелы (Пс.54:22), который в мечтательных и льстивых словах обоготворит тебя, а в самом деле заразит тебя клеветою и хулою на Бога, который предложит тебе красивый и сладкий плод, и ты в нем вкусишь грех и смерть.

Пример Пресвятыя Девы показывает, что с осторожностию должно слушать даже Ангельское слово. И если такая осторожность нужна была для Нее, то кольми паче нужна для нас. Ибо, как предостерегает Апостол, сам сатана преобразуется во Ангела светла (2Кор.11:14), и потому неосмотрительный может принять блестящую медь за золото, слово лести и обмана - за слово истины. Если твоему внешнему или внутреннему слуху является необычайное слово, представляющее себя посланным свыше, не спеши принимать оное, размысли в безмолвии, испытай, согласно ли оно с достоверно известным словом Божиим и учением Христовым; огради себя смирением, молитвою, и притом, как учат богомудрые, троекратною молитвою, и, поколику возможно, советом имеющих духовную опытность. Истина не оскорбится твоею осторожностию, а ложь и мечта не успеют обаять тебя.

Если и Ангела слышащему нужно блюстися, како слышит, что сказать о собеседованиях человеческих? Сколько в людях ложных и худых мыслей, сколько страстей, сколько пороков! Все они могут обратиться в заразу, более или менее сильную и вредную, приметно и неприметно переходящую чрез слово и собеседование. Много явных и скрытых опасностей, много нужно благоразумия и осторожности.

Слышишь ли слово в похвалу тебе? Остерегись. Похвала нередко скрывает в себе лесть, или может самого тебя сделать льстецом для самого себя, если пленишься ею, может удалить от тебя смирение и поселить в тебе самонадеяние и небрежение о дальнейшем усовершении себя и своих дел. Услышав похвалу, помысли, каков ты должен быть, вспомни свои недостатки и старайся иметь достохвальные мысли, намерения и дела, а не ловить исчезающий звук похвалы.

Слышишь ли слово, тебя оскорбляющее или унижающее? Остерегись, чтобы не воспламениться гневом, который правды Божия не соделывает (Иак.1:20). Скажи лучше себе: вот случай поучить себя терпению и смирению, - и отвечай оскорбляющему и унижающему или молчанием, или, если необходимо, кротким словом правды.

Слышишь ли слово порицающее и осуждающее ближнего? Остерегись, чтобы чрез слух не принять участия в грехе чужого языка. Не прилагай сердца твоего к словам, которые вреднее для осуждающего, нежели для осуждаемого.

Слышишь ли слово, опечаливающее настоящим или угрожающим бедствием? Остерегись, чтобы твоя печаль не сделалась сильнее твоего рассудка и твоей воли. Многи бо печаль уби и несть пользы в ней (Сир.30:25). Раствори печаль твою молитвою и умиротвори себя преданностию в волю Божию и упованием на милосердие Божие.

Что, если услышишь или увидишь в чтении слова неблагонравия, неблагоговения, неверия? Поспеши заградить ухо твое и закрыть око твое от тлетворного ветра. Не прельсти себя мыслию послушать или прочитать из любопытства, или для забавы. Не касайся сажи. Не играй огнем. Не желай узнать вкус яда. Тлят обычаи благи беседы злы (1Кор.15:33).

Не надобно ли, скажет кто-нибудь, - не надобно ли иметь осторожности и при слушании учения духовного и нравственного? Точно надобно иметь осторожность - именно осторожность, чтобы не быть, по выражению Апостола Иакова, слышателем забытливым, подобным человеку, который посмотрел на себя в зеркале, отошел и забыл, каков он. Ибо не слышатель забытливый, но творец дела, сей блажен в делании своем будет (Иак. 1:22-25). Аминь.

Беседа в день Вознесения Господня и обретения мощей Святителя Алексия, 1854 г.[3]

Никто из живущих в теле не видал воскресения Христова в то тайное мгновение ночи или глубокого утра, когда оное совершилось. Так было, может быть, по самому свойству сего действия, в котором и видимое Христово Тело, преобразуясь в духовное и прославленное, выступало за пределы мира видимого. Но притом так устроено было, вероятно, и потому, что еще не созрела вера для сего высокого созерцания, ибо явление небесное и Божественное для приготовленного к нему верою, чистотою, боголюбием, смирением есть свет просвещающий и животворящий, а для неприготовленного и неочищенного есть молния поражающая. Так устроено было, вероятно, и для того, чтобы дать место возвышенному подвигу веры и высшему за него воздаянию по суду Христову: Блажени не видевшии и веровавше (Ин.20:29).

Напротив того, вознесение Господне многие собственными очами видели, когда оно совершалось. Так было, конечно, потому, что теперь уже созрела вера многих для сего Божественного созерцания. Так было, конечно, и для того, чтобы и немощным в вере, каким в день воскресения Христова виден был Фома, дать подкрепление очевидным удостоверениям.

Святой Евангелист Лука свидетельствует, что Господа воскресшего - кажется, и возносящегося - видели не одни одиннадцать Апостолов, но и другие, иже бяху с ними (Лк.24:33,50).

Если сам Господь благоизволил, чтобы так доступно было Его Божественное зрелище, подвигнем и мы нашу мысль вслед очевидцам оного, дабы, по возможности, ближе и яснее видеть то, на что небеса смотрели с таким же удивлением, как и земля. Путем да будет нам Евангельское повествование, и путеводителем - Святый Евангелист Лука.

Он пишет: Извед их вон до Вифании [Лк.24:50]. То есть в четыредесятый из дней, в продолжение которых воскресший Господь являлся Апостолам, и глаголал яже о Царствии Божии [Деян.1:3], Он явился им в Иерусалиме, потом, предшествуя им, вел их по улицам города и вышел из него вратами, чрез которые лежал путь к горе Еленонской.

Что же Иерусалим? Видел ли он в сие время Распятого Воскресшего, и в ожесточении своем не верил глазам своим? Или видел Его, но за неверие не удостоен был узнать Его, как некогда и с верующими, но колеблемыми сомнением на время случилось на пути в Эммаус? Или, в ослеплении неверия, совсем не видал Того, Которого верующие в то же время видели, слышали и осязали? Так или иначе, во всяком случае какое страшное ослепление! Какая жалкая участь! Христос является среди Христоубийственного города еще не как Судия, но как Спаситель; он готов внять покаянию и помиловать, но самоосужденный город не разумевает времене посещения своего (Лк.19:44), и Спаситель проходит по его стогнам, и выходит из его врат только для того, чтобы очевидно исполнить Свое предварительное слово: Се оставляется вам дом ваш пуст (Мф.23:38).

Братия! Да страшимся неверия. Берегитесь невнимательности к благодатным Божиим посещениям, которая может наконец обратиться в бедственное ослепление. Может быть, скажут: к чему сии подозрения и опасения? Разве мы Иудеи? К какому благодатному посещению были мы невнимательны? Правда, мы не ветхозаветные Иудеи, по благодати Божией, мы новый Израиль. Но мы знаем, что древний Израиль, по вере и благодати избранный, за неверие после веры, за грехи после Закона, то более частные, то более общественные, неоднократно был исправительно наказан и, наконец, как не принявший исправления отвержен; кто сказал нам, что новому Израилю не может угрожать ничто подобное? Благодатные же посещения не так редки, как некоторым кажется. Когда вы слышите в церкви чтение Евангелия, тогда не проходит ли Христос Спаситель пред вами? не беседует ли с вами? не чудодействует ли пред вами? И если после сего некоторые выходят из церкви так, как бы ничего такого не видали и не слыхали, продолжают жить по своим страстям и чувственным желаниям, как будто Христос, и Его учение, и Его пример принадлежат к иному миру, а не к тому, в котором они живут, то такие люди не походят ли на оных Иерусалимлян, мимо которых прошел Христос, не постигнутый их вниманием и верою, и оставил им дом их пуст? И кто знает, долго ли еще Он, по милосердию Своему, восхощет сих невнимательных и непослушных благодати Его детей нового Иерусалима собирать, якоже кокош собирает птенцы своя под криле (Мф.23:37), и удержится ли от судного слова: се оставляется вам дом ваш пуст.

Возвратимся к Евангелисту и последуем за ним далее. Извед же их вон до Вифании, и воздвиг руце Свои и благослови их.

Воскресший Господь являлся ученикам Своим не только в Иерусалиме, но и на пути в Эммаус, и в Галилее на горе и на берегу озера Тивериадского, почему же наконец Он явился им не прямо на месте, которое избрал для Своего вознесения, но в Иерусалиме и вывел их из него вон? Нет сомнения, что как всякое действие Божественной мудрости Его, так и сие исполнено глубокого знаменования. Это значит, что благодать отступает от ветхого Иерусалима, который обетованного ему Христа, во Своя пришедшего, не принял (Ин.1:11), излиянную для спасения мира Кровь Его сам на себя принял к своему осуждению, своим неверием и Христоубийством сам себе приготовил оставление и разрушение. И как Пришедший не погубить души человеков, но спасти из среды погибающих, начал уже избирать Себе спасаемых, взял из ветхого града лучшие камни и художеством небесного архитектонства - словом истины и спасения - очистил и приготовил их для нового здания, то дабы показать, что Он не ветхому, отжившему служит, не к ветхой ризе новый плат приставляет, не в ветхие мехи вино новое вливает, а устрояет новую ризу спасения, новые сосуды благодати, новый живый град Небесного Царствия на земле, Он несет избранные Им живые камни из ветхого града на свободное, чистое, высокое место, дабы здесь благословить новосозидаемую Церковь Свою, подобно как некогда благословил Свое новое райское творение. Извед их вон до Вифании, и воздвиг руце Свои, и благослови их. Воздвиг руце на небо, и простер их на благословляемых, в знамение, что преподает благословение небесное и пренебесное, и так обширное, как далеко досязают Его руце, в которых вси концы земли (Пс.94:4). Какими словами благословил? Сего не написал Святый Лука, но веруем, что то был поток Божественной благодати, жизни и силы, который не только исполнил предстоявшие сосуды, но простерся и простирается и на всю Церковь Христову до последнего истинного Христианина пред вторым пришествием Христовым. Более нежели вероятно, что к сему благословению принадлежат преданные Святым Матфеем слова Христовы: Се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28:20).

И бысть, егда благословляше их, отступи от них, и возношашеся на небо [Лк.24:51]. Приметьте, что Евангелист не говорит: егда благослови, когда окончил благословение, но егда благословляше - когда еще продолжал благословлять. Какой чудный образ действия! Господь благословляет, и еще не оканчивает благословения, а продолжает благословлять, и между тем возносится на небо. Что это значит? То, что он не хочет прекратить Своего благословения, но продолжает без конца благословлять Свою Церковь и всех верующих в Него. Помыслим, братия, что аще веруем, и ныне, и над нами простерты руце Его, и взор Его, и благословение Его. Какая радость для любящих Его! Какой стыд и страх для тех, которые в суете мирской забывают Его!

Предел, от которого начинается вознесение Господа, есть гора Елеонская. Почему она избрана для сего, а не иное место? Можно думать, потому, что и прежде она была у Него избранным местом, которое освятил Он многократным Своим пребыванием и молением; особенно же потому, что здесь начались Его спасительные для нас страдания равною смерти скорбию душевною и многотрудною молитвою, простертою до произлияния кровавого пота. Обратив место начавшихся страданий в место совершившегося прославления, Он чрез сие ознаменовал то, что Его страдания и прославление составляют один стройный состав спасительного для нас домостроительства Божия, одну златую цепь, выработанную в горниле премудрости Божией, для возвлечения на Небо падшего из рая человечества.

Христианин! Если судьба приведет и тебя в нощи темных и смутных обстоятельств на место скорби и туги, старайся усмотреть здесь некий след пути Христова. Если Он, безвинный, за наши вины соизволил перенести скорбь и тугу смертную, ты ли не покоришься понести без сравнения меньшую скорбь, без сомнения, за некие вины твои пред Богом, хотя, может быть, и безвинно пред человеками? Последуя, хотя издалеча, Христу, молись молитвою крепкою и в волю Божию преданною и надейся, что не в дали от твоей скорби явится твое спасение, если только удержишься на пути Христовом - на пути непорочности и преданного Богу терпения. Претерпевый до конца, той спасен будет (Мк.13:13).

А где предел, до которого простирается вознесение Господа? Если возможен для слова человеческого некоторый на сие ответ, то его можно найти в сем изречении Апостола: сшедый Той есть и возшедый превыше всех небес, да исполнит всяческая (Еф.4:10). Присоединим к сему слово Евангелиста, что вознесшийся Господь седе одесную Бога (Мк.16:19), причем слышащий не должен представлять в уме ничего телесного и чувственного. Ты слышишь иногда, что человек говорит о другом человеке: он моя правая рука - и не думаешь, чтобы человек сделался рукою, а разумеешь сие так, что он близок к другому, подобно как его собственная рука, и по воле его превосходно действует, подобно как правая рука превосходно действует в сравнении с левою. Кольми паче не должен ты прилагать телесных понятий к Бестелесному и ограничивать местом Невместимого и Вездесущего. Слыша, что Христос седит одесную Бога Отца, помышляй, что он имеет единую с Отцом вседержательную власть, единую с Ним славу, единое царственное промышление о всем мире, и особенно о Церкви спасаемых. Вообще, не устремляй дерзновенно пролета испытующей мысли в сию безмерную высоту: там свет неприступный (1Тим.6:16). Если пред сотворенным светом видимого солнца изнемогает твое око, как не изнеможет неочищенное от брения око ума твоего пред светом вечного Солнца духов, пред Которым и высшие из Ангелов закрывают лица? И Апостольские взоры недалеко могли следовать за возносившимся Господом: облак подъял Его и скрыл от них. И как они в сие время поклонишася Ему, так и ты, после скромного взора веры на небо, пади, сын праха, смиренно в прах и неизреченное величие почти безмолвным благоговением.

Неожиданным показаться может засвидетельствованное Евангелистом действие вознесения Господня на Апостолов: Возвратишася в Иерусалим с радостию великою [Лк.24:52]. Можно бы подумать, что они будут очень опечалены разлучением со своим Божественным Учителем и Спасителем, но они очень радуются. Почему это? Радуются потому, что теперь совершенна вера их, и отверзт ум их к разумению таин Христовых: они веруют и знают, что Христос, как воскресением Своим сокрушил двери ада и открыл верующим исход из него, так вознесением Своим отверзает двери Неба и открывает верующим вход в него. Радуются потому, что совершенна их любовь: сладостно для них то, что возлюбленный Спаситель восходит на Небо в блаженство и славу, хотя сами они остаются на земле для подвигов и страданий. Радуются потому, что совершенна их надежда, они чают и предчувствуют, что вознесшийся Господь, по обещанию Своему, вскоре пошлет им иного Утешителя, Святаго Духа, и что, наконец, по предвестию Ангельскому, сей Иисус вознесыйся на небо, такожде приидет (Деян.1:11), и приидет для того, чтобы исполнить Свое другое обещание: паки прииду и поиму вы к Себе (Ин.14:3).

О блаженные прежде небесного блаженства! Но если, братия, вожделенно и нам подобное блаженство, да ведаем, что в нем не отказано и нам. Послушайте, что говорит Апостол Петр вообще о верующих во Христа и любящих Его: Егоже не видевше любите, и на Негоже ныне не зряще, верующе же, радуетеся радостию неизглаголанною и прославленною (1Пет.1:8). Итак, храните живую веру во Христа, возгревайте в себе к Нему любовь, утверждайтесь в надежде на Него, и вы, по мере верности в сем подвиге, еще на земле будете радоваться радостию неизглаголанною и прославленною.

Наконец не оставим без внимания, но примем к нашему наставлению и к подражанию то, каким образом Апостолы сохраняли и питали благодатное чувство, дарованное им в вознесении Господнем. Они бяху выну в церкви, хвалящее и благословяще Бога [Лк.24:53]. Наследники Неба! Для чего так много скитаются по земле наши помыслы и желания? Да собираем их в преддверие Неба, да будем выну в церкви, неразлучным соединением с нею в вере, прилежным общением в ее молитвах и таинствах, деятельным послушанием ее уставам и учению жизни. Сей есть и нам путь к Небу, и нет иного.

Настави нас, Господи, на путь Твой, и да ходим выну во истине Твоей (Пс.85:11), предводящу нас молитвами своими бессмертному пастырю нашему Святителю Алексию. Аминь.

Беседа в день обретения мощей Преподобного Сергия (о неуклонности на пути к Богу). Говорена в Троицкой Сергиевой лавре 5 июня 1857 г.

Никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии. Лк.9:62

Никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии. Лк.9:62

Если бы каждого из множества предстоящих здесь спросить, желает ли он быть управлен в Царствие Божие, без сомнения, каждый отвечал бы, что желает. Но если бы далее спросить каждого, находит ли он себя действительно управленным в Царствие Божие, то многие, думаю, затруднились бы дать на сие ответ, а некоторые, более внимательные и менее расположенные льстить себе, признались бы, что находят себя очень неблизкими к Царствию Божию и не довольно твердыми на правом пути.

От чего ж это происходит, что между желанием, которому, естественно, надлежит быть столь же сильным и действительным, сколь оно справедливо и богоугодно, и между исполнением, столь вожделенным, оказывается иногда слишком великое расстояние, а иногда открывается и пропасть? И как могло бы наше направление к Царствию Божию сделаться действительным, верным, упроченным? О сем наставлении можем почерпнуть из притчи Господней: Никтоже возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии.

Упоминание о рале дает разуметь, что притча заимствована от земледелия. Земледелец, возложив руку свою на рало, то есть предприняв пахать свое поле, должен постоянно смотреть вперед, дабы вести рало или соху правильно и с надлежащим углублением и таким образом приготовить землю к принятию и произращению семени и к принесению плода. Но если он будет оглядываться и смотреть назад, то не приметит, как рало пойдет или без потребного для семени углубления, или без пользы неоднократно по одной и той же борозде или уклонится и оставит часть земли невспаханною, и, таким образом, труд окажется бесплодным.

Что же значит сия притча в отношении к Царствию Божию? Что значит возложить руку на рало? Что значит зреть вспять? Чтобы изъяснить сие несомненно по разуму Христову, надлежит принять в соображение случай, по которому изречена притча. На пути Христа Спасителя в Иерусалим подошел к Нему некий человек и сказал Ему: Иду по тебе, Господи; прежде же повели ми отвещатися, иже суть в дому моем (Лк.9:61)? Ответом на сие была притча, в которой словам: Иду по Тебе, Господи, - соответствуют иносказательные слова: Возложь руку на рало, а словам: Повели ми отвещатися, иже суть в дому моем - слова: Зря вспять. И наконец, о людях, сею последнею чертою ознаменованных, уже без иносказаний произносится суд: Никто же из таковых управлен есть в Царствии Божии.

Итак, под образом возлагающего руку на рало представляется человек, который желает идти во след Христа, жить и поступать по вере в Него, по заповедям Его, по примеру Его, который предприемлет подвиг возделывать землю своего сердца учением Христовым, чтобы насеять ее добрыми помышлениями, святыми молитвенными желаниями, Божественными созерцаниями, дабы она могла приносить плоды добрых духовных дел, питательные для жизни вечной. Доселе сей человек на правом пути. Он направляется к Царствию Божию.

Но сей же человек может принять образ зрящего вспять, когда пристрастно обращается к предметам земным, которые оставил было позади себя ради последования Христу, когда от желаний духовных возвращается к вожделениям плотским, от послушания вере - к своемудрию и своеволию, от заповедей Божиих - к обычаям суетного мира, от спасительного примера Христа и святых Его - к пагубным примерам людей чувственных и грехолюбных и таким образом, развлекая и расстраивая сам себя, лишает землю своего сердца правильного духовного возделывания, а следственно, и спасительного плодоношения. Очевидно, это уже неправый путь, неверное направление к Царствию Божию. Никто же из таковых людей управлен есть в Царствии Божии.

Теперь спрашивайте: отчего у некоторых людей, желающих быть управлеными в Царствие Божие, между сим желанием и исполнением оказывается слишком великое расстояние или даже пропасть? На основании слова Христова ответствуем: оттого, что они, возложив руку на рало, зрят более или менее вспять, не стараются око душевное постоянно и преимущественно иметь обращенным на путь Царствия Божия, к духовным предметам, обязанностям и подвигам, ко Христу и Его учению и примеру, но, взирая иногда к Небу, гораздо чаще обращаются к миру и засматриваются на его прелесть и суету; на духовное смотрят равнодушно, а на плотское и мирское пристрастно; вступают в подвиг для Бога и обленяются и предаются самоугождению.

Что же надобно, чтобы наше направление к Царствию Божию сделалось действительным, верным, упроченным? Опять на основании слова Христова ответствуем: надобно, чтобы возложивший руку на рало не смотрел вспять, чтобы воззревший благочестивым желанием к Богу не пригвождал уже пристрастных взоров к тварям, чтобы вступивший в подвиг для своего спасения не изменил ему разленением и непостоянством. Если же поврежденная природа, не совсем побежденная недобрая привычка, соблазн как бы невольно уклоняют мысль его к небогоугодному, он должен неукоснительно и крепко возтягнуть себя от худшего к лучшему, угрожая себе судом Христовым, что зрящий вспять не будет управлен в Царствие Божие.

Помыслим, братия, каждый о себе, не бываем ли мы в положении оного человека, которого Христос Спаситель обличил как находящегося в противоречии с самим собою и признал не управленным в Царствие Божие.

Скорбно восчувствовал ты свое греховное состояние и тягость оного для совести и прибегнул к покаянию, вследствие которого можешь с утешением рещи Богу словами псалмопевца: Беззаконие мое познах и греха моего не покрых, рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви, и Ты оставил еси нечестие сердца моего (Пс.31:5). Через сие ты вступил на добрый путь. Ты возложил руку на рало: приближился к Богу и начал благоугождать Ему. Но что потом? Продолжаешь ли идти в предняя? Тщательно ли хранишь приобретенную чистоту души? Не возвращаешься ли небрежно и беззаботно к расположениям и делам, которые ты осудил и отвергнул в покаянии? Если так, то берегись и страшись. Ты зришь вспять, следственно, теперь ты не управлен в Царствии Божии.

Ты уразумел ничтожность земных благ, неудовлетворительность мирских утешений, преимущество жизни удаленной от мира, достоинство целомудрия, потребность самоотвержения, свободу нестяжательности и расторгаешь или уже расторгнул союз с миром, чтобы все свое время и труд употребить на благоустроение своей души и на благоугождение Богу в обществе подобных под руководством сведущих и опытных в сем любомудрии. Прекрасно! Ты возлагаешь или возложил руку на рало с такою полною решительностью и силою, что почти неуместным представляется опасение, чтобы ты не вздумал обращать взоры вспять. Однако же опыт открывает, что и здесь есть место сему опасению. За бегущими от мира бегут мирские помыслы и невольно иногда обращают их взоры вспять, как то случилось с блаженным Иеронимом, который, убегая от суетного мира, удалился из Рима в Святую землю, но который признавался, что и оттуда взоры неукрощенного воображения его возвращались к суетным и страстным зрелищам Рима[4]. Итак, удаляющийся от мира и возлагающий руку на рало духовного подвижнического делания с усиленным вниманием и осторожностью должен блюсти свое око, дабы прилежно возводить оное горе - к Богу, устремлять в предняя - к дальнейшему упражнению и усовершенствованию в благочестии и добродетели и не давать оному свободы обращаться вспять - к видам плоти и мира, по-видимому легко занимающим, но неприметно прельщающим и пленяющим. Что, если озришься на Содом? Можешь превратиться в столп слан. Что, если помыслишь возвратиться в Египет? Можешь умереть в пустыне, не достигнув Земли обетованной.

Маловерие и леность могут приводить нас в уныние мыслию, можно ли так неуклонно взирать к Богу и на путь Царствия Его, чтобы не озираться вспять. Что на сие сказать? Преподобие отче Сергие! Обличи наше маловерие и леность, возбуди нас, вразуми, поощри, укрепи твоим примером и благодатию. Еще младенствующую руку возложил ты на рало подвижнического делания, удерживаясь от млека матернего для поста, и до глубокой старости не ослабил твоих подвигов. Если ты, изъявив, не тотчас исполнил желание пустынножительствовать, это не значило зреть вспять, потому что ты взирал на заповедь Божию: Чти отца и матерь (Мф.15:4). Вступя в пустынножительство, ты не обращался к миру не только для достижения каких-нибудь облегчений и утешений, но и для приобретения необходимого. Во время скудости хлеба в твоей обители ты ожидал его не от людей, а от Бога. В скудости хлеба для тебя самого ты доволен был тем, что своею работою от одного из своей братии приобрел загнивший хлеб. Начальство приял ты потому только, что не мог уклониться от него без нарушения послушания, без вреда для многих душ. И когда начальствовал над обителью, получившею уже знаменитость, твой труд, твоя худая одежда, твое смиренное слово представляли тебя низшим из братии. Так вел ты рало духовного подвига, так сеял слезами, чтобы родились, возросли и созрели плоды духовные и видимые, которыми доныне питаемся.

Богу, дивному во святых Своих, но и всех, усердно ищущих Царствия Его, дивно милующему и спасающему, слава и благодарение вовеки. Аминь.

Беседа в день обретения мощей Преподобного Сергия и Тезоименитства Его Императорского Высочества благоверного Государя и великого князя Сергия Александровича (об истинном покое). Говорена в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1858 г.

Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим. Мф.11,29

Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим. Мф.11,29

 Господь наш Иисус Христос призывает к Себе всех труждающихся и обремененных и обещает им успокоение: Обрящете покой душам вашим (Мф.11,29). Аз упокою вы (28).

Кто из нас не нуждается более или менее в покое души? Одни обременены усильным по необходимости трудом, другие стеснены скудостию, иные огорчены и затруднены встречаемым недоброжелательством и несправедливостью, иные страждут от болезней, иные утруждены внутренним противоборством греху и чувством своей виновности пред Богом, иные сами себя лишают душевного покоя и потом тщетно ищут его, предаваясь гневу, зависти, ненависти, корыстолюбию, честолюбию, ненасытимой алчности чувственных удовольствий.

К какому бы кто ни принадлежал роду лишенных покоя, всех призывает к Себе милосердый Господь, всем предлагает верное средство достигнуть покоя. Какое средство? Научитеся, - говорит, - от Мене. Сделайтесь учениками Господа Иисуса, принимайте и исполняйте Его учение и обрящете покой душам вашим. Господь присовокупляет, что Он кроток и смирен сердцем, частию ободряя и поощряя нас, чтобы мы не усомнились приступить к столь высокому Учителю, частию указуя на смирение как на один из важных предметов учения, которое от Него должно принять для обретения покоя душам.

Может быть, скажут: "Как можно нам прийти ко Христу и научиться от Него? Это возможно было апостолам, которые более трех лет были при Нем неотлучно и слушали Его учение, отчасти это возможно было и народу иудейскому, который часто окружал и сопровождал Его и оставался при Нем иногда до трех дней непрерывно. Можем ли мы подобным образом приближиться к Нему и внимать Ему?" - Решаюсь утверждать, что можем. Исследуйте вместе со мною сию возможность.

Когда Христу Спасителю по воскресении Его надлежало оставить землю и вознестись на небо, тогда и человеческая предусмотрительность могла ожидать, кольми паче от всеведения Его не скрыто было, что разлучение с Ним апостолов будет сопровождаться для них не только тяжкою скорбию, но и крайнею опасностью от врагов веры. Благости Его свойственно было предварительно утешить их, подкрепить, обнадежить. Как же Он сие исполнил? Он сказал: Се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф.28,20). Сие обещание не ограничивается одними апостолами - оно простирается и до нас и будущих после нас, потому что простирается до скончания века. Что думаете, по сему обещанию даровал Господь ученикам Своим? Неужели одну мысль Его присутствия? Было ли бы сие достаточно для утешения их, подкрепления, обнадежения? Без сомнения, Он даровал им Свое присутствие в силе и действии, даровал возможность созерцать Его мысленно, сердечно, а при благопотребности и образно, принимать от Него сокровенные внутренние внушения, а при благопотребности и слышать глас Его, утешающий, укрепляющий, наставляющий, как сие особенно ясно открывается в житии апостола Павла.

В другом изречении Господь соединяет обещание присутствия Своего с условиями, при которых оно возможно: Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам... и к нему приидема, и обитель у него сотворима (Ин.14,21,23). Видишь, христианин, ученик Христов, что Господь хощет явиться тебе, что ты можешь иметь Его своим гостем, даже сообитателем, если только ты будешь исполнять Его заповеди, если возлюбишь Его. Исполни предлагаемое тебе условие, и приимешь исполнение обещания Его. Когда ты имеешь гостя, ты можешь беседовать с ним, благорасположенно и благонамеренно вопрошать его и получать желаемые ответы. Следственно, когда Господь желает быть твоим гостем, то готовит тебе и то, чтобы ты свободно вопрошал Его о пути и средствах твоего мира и спасения и получал от Него наставление и руководство. С тех пор как Он сказал: Приидите ко Мне (Мф.11,28), научитеся от Мене (29) - Он ожидает, чтобы ты пришел и поучался от Него.

На сие можете вновь возразить, что непосредственное приближение ко Христу и наставление от Него есть жребий учеников Его совершенных, душ облагодатствованных. Не спорю. Скажу, однако, что путь к совершенству и для нас не есть недоведом, по крайней мере начало его не скрыто от нашей совести, вступление на него не заграждено ничем от нашего сердца и воли, кроме нашего невнимания к собственной душе. Сокровища благодати доступны всякому. Просите, и дастся вам; ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам (Мф.7,7). Повторяю: сокровища благодати доступны всякому. Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется (8). В сем уверяет, сие обещает Сам богатый в милости (см.: Еф.2,4) Владыка сокровищ благодати. Он, конечно, верен в Своем уверении, готов Свое обещание, данное всякому, исполнить для каждого из нас, только для каждого просящего, ищущего, толцающего.

Что нужно тебе для приближения ко Христу и действительного с Ним общения? Нужна, по собственному Его изречению, любовь к Нему, которая заключается в соблюдении заповедей Его (см.: Ин.14,21,23). А что нужно для соблюдения заповедей? Нужна сила отвергнуть свою греховную волю, свои страсти, свои незаконные вожделения, - нужна сила творить благоугодное Богу. Итак, проси ее прилежною, неотступною молитвою, и, по обещанию Господню, дастся тебе. Тебе нужна истина, которая бы верно показала тебе путь заповедей (см.: Пс.118,35), ведущий ко Христу, и охраняла тебя от распутий заблуждения, порока и самопрельщения. Итак, ищи ее в слове Божием, в учении и примерных для нас деяниях святых, и, по обещанию Господню, обрящешь. Тебе нужно окамененного земными пристрастиями сердца сокрушение, умягчение, оживление, отверзение, дабы с тобою могло совершиться то, что радостно исповедал о себе Богу один из праведных: Путь заповедей Твоих текох, егда разширил еси сердце мое (Пс.118,32). Итак с усилием веры, благоговейными желаниями, смиренными воздыханиями толцы в двери милосердия Господня, смиренным в молитве самоуглублением призывая имя Господа Иисуса, толцы в дверь собственного твоего сердца, и, по обещанию Господню, должно уповать, что по мере твоего тщания о своем очищении, по мере веры и любви твоей отверзутся Тебе двери милосердия Господня и Господь снидет, отверзется дверь сердца твоего, и Господь внидет. Тогда можешь не гадательно, а опытно уразуметь, что значит внутренне поучаться от Христа, как удобно и приятно тещи путем заповедей Его, когда он расширяет сердце наше, и как верно чрез Него и в Нем обретается покой душам.

Но слово изнемогает пред благодатным действом в душах истинно верующих и христолюбивых, которое, по апостолу, есть тайна сокровенная, явленная святым, иже есть Христос в вас, упование славы (Кол.1,26-27). Я желал только в труждающихся и обремененных грехами, от нихже первый есмь аз (1Тим.1,15), возбудить деятельное желание истинного покоя души и хотя издали перстом указать на путь к оному.

Господи Иисусе Христе, истинный живот и покой наш! При предстательстве обретшего в Тебе блаженный покой Преподобного отца нашего Сергия молим Тя, Сам невидимым влечением призови и привлеки нас к покою душ наших, обретаемому в вере и любви к Тебе, в умиротворенной благодатию Твоею совести, в уповании вечного блаженного покоя во Царствии Твоем Небесном, да славим Тя со Отцем и Святым Духом вовеки. Аминь.

Беседа в день памяти Преподобного Сергия (об истинном бдении). Говорена в Троицкой Сергиевой Лавре 25 сентября 1855 г.

Бдите и молитеся, да не выйдете в напасть. Мф.26:41

Бдите и молитеся, да не выйдете в напасть. Мф.26:41

Сие наставление преподал избранным ученикам Своим Христос Спаситель в последнюю ночь жития Своего пред крестною смертию. Он бодрствовал и молился и к тому же побуждал учеников Своих.

Да не внидите в напасть, - сказал Он. То есть "вам угрожает опасность". Враг невидимый и враги видимые приближаются с отчаянными усилиями, чтобы поразить главу новосозидаемой Церкви и разрушить ее основание. Вашей вере предстоит трудное испытание. Вам должно увидеть вашего Учителя в узах, в страданиях, на кресте и для себя ожидать подобного. Если бдением и молитвою укрепите веру, то пройдете сквозь искушение невредимы. А если воздремлете и в дремоте угаснет молитва, опасность превратится в действительное бедствие. Бдите, и молитеся, да не внидите в напасть.

Посему можно думать, что если бы Петр исполнил в точности наставление своего Божественного Учителя и укрепился во бдении и молитве, то во время опасности сохранил бы спокойную неколебимость и не перешел бы от неуместного дерзновения к малодушной робости, не сделал бы нерассудительного и бесполезного покушения ударить ножом раба архиереева и не был бы доведен празднословием рабов и рабынь до отречения от Христа. Но он воздремал, и от сего произошли последствия, которые он должен был оплакивать горько.

Напоминание о потребности молитвы могу почесть ненужным для многих из предстоящих здесь, которые и пришли сюда с молитвою и для молитвы.

Но довольно ли мы помышляем о бдении? Знаем ли его как подвиг и добродетель? Употребляем ли в пользу душевную?

Каждый из нас бодрствует многие часы в каждые сутки, но это не то бдение, которому Христос Спаситель учит для нашего спасения. Каждый из нас в каждые сутки несколько часов отдает сну, но это не есть лишение бдения. Бдение христианина есть отъятие от естественного сна столько времени, сколько можно без расстройства здоровья, и, как в сие, так и во всякое время, возбуждение души к Богомыслию, к молитве, к наблюдению за движениями ума, воли, сердца, чувств, чтобы оные непрестанно направляемы были к истинному и доброму по воле Божией.

Опыт показывает, что возвышенная степень бдения имеет немалое значение и в естественной жизни, в отношении к ее совершенству или усовершению. Во сне светлая жизнь души стесняется и подавляется темною жизнию тела - во бдении жизнь души действует свободно и господственно над жизнию тела. Соответственно сему обыкновенно у много спящих мало раскрываются способности души, а с высшим образованием сих способностей и с приобретением глубоких познаний обыкновенно соединяется усиленная мера бдения. Если, таким образом, усиление бдения требуется для возвышения жизни естественной, которая по соединению души с телом всегда необходимо делится между бдением и сном, то колико должно быть благопотребнее усиленное бдение для раскрытия и возвышения в силе и чистоте жизни духовной и благодатной, стремящейся к сближению и соединению с жизнию бесплотных, которые никогда не спят и не дремлют, а всегда бодрствуют?

Святая Церковь, которая все свои слова и действия направляет к тому, чтобы верно и удобно руководствовать нас к вечному спасению, внятно выразила потребность христианского бдения и открыла общий для всех путь к оному, издревле учредив особенное богослужение, известное под именем всенощного бдения. Устраняя препятствия со стороны внешней жизни, она не взяла для сего дней, о которых сказано в законе: Шесть дний делай и сотвориши в них вся дела твоя (Исх.20:9). И чтобы с легкостью и приятностью ввести в подвиг, она избрала для всенощных бдений дни праздников, особенно великих, в которые чада ее особенно свободно могут приносить в жертву Богу свое время так же, как и свои мысли, чувствования и действия, и в которые духовная радость и другие духовные чувствования без усилий отгоняют сон ленивого тела. Но как пользуемся мы сим учреждением? Немощь, нужда и, может быть, еще причины не столь извинительные сократили всенощное бдение так, что сие имя есть уже более памятник древних молитвенных подвигов, нежели изображение действительных подвигов наших. И немногие часы церковного бдения, в которые мы сократили всенощное бдение, не расхищаются ли у нас то сном или мирскими занятиями, совсем не допускающими до церкви, то легкомыслием, безвременно увлекающим из церкви, то в самой церкви дремотою тела, порабощающего нерадивую душу, и дремотою души, невнимательной к совершаемому богослужению?

Впрочем, важнейшее не то, чтобы от сна, составляющего естественную потребность тела, отсекать более и более. Сему препятствовать могут и особенное состояние здоровья, и законно подъемлемые телесные труды, требующие не краткого сна для возобновления истощенных сил. Но преимущественно и существенно важно то, чтобы мы среди самого бдения тела не погружались в сон душевный.

Ты подвизаешься иметь открытым око ума. Возводишь очи к Живущему на небеси (см.: Пс.122:1), по возможности созерцаешь Его совершенства и их явление в Его качествах Творца, Промыслителя и Спасителя и, предваряя всякое другое дело, возбуждаешь твое сердце к прославлению Его: Востани, слава моя; востану рано (см.: Пс.107:3). Низводишь око ума на сотворенные существа и, сквозь них вновь усматривая Божию Премудрость, Благость и дивный Промысл, вновь возбуждаешь твою душу к хвале Бога: Благослови душе моя Господа. Господи Боже мой, возвеличился еси зело (Пс.103:1). Со светильником Закона Божия испытуешь твои дела, сделанные и предприемлемые, и бодрствуешь над ними, чтобы не управляла ими страсть или прихоть, чтобы не вкралось в них беззаконие и чтобы нечистота их омыта была слезами покаяния. При свете учения Христова ты проникаешь оком ума в твою внутренность и бодрствуешь и здесь, чтобы тайные тьмы в помыслах и желаниях обнаруживать и извергать и чтобы не допускать невидимого врага сеять новые плевелы. Не полагаясь же на свою проницательность, паки обращаешься к испытующему сердца: Искуси мя, Боже, и увеждь сердце мое; ...и виждь, аще путь беззакония во мне, и настави мя на путь вечен (Пс.138:23-24). Радуюсь о тебе, брат мой: ты бодрствуешь духовно - благо и спасительно такое бдение. Такое бдение, сделавшись вседневным, сделается и всенощным, потому что утвержденный во бдении ум и во сне тела будет бодр и не позволит усыпить себя мечтаниями чувственными.

Но если при открытых к свету видимому очах око ума нашего не открыто к свету невидимому, к свету присутствия Божия, к свету Закона Божия, к свету учения Христова, к бдительному наблюдению за непорочностью и чистотою наших дел, желаний и помышлений, если у нас много движения по внешнему человеку для преследования предметов чувственных желаний, для снискания скоро исчезающих благ и нет живого и возбужденного движения по внутреннему человеку, к Богомыслию, к молитве, к подвигам добродетели и человеколюбия, - то горе нам, братия. Дух наш не бодрствует, душа наша дремлет в мечтаниях, наш внутренний человек погружен в опасный сон, и недалеко смертная напасть от невидимого врага, который, если и на бодрствующих рыкает, как лев, кольми паче к спящим легко подкрадется, как змий, и уязвит. О, Христе, могий не точию от сна, но и от смерти возбудить! Просвети очи мои, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой: укрепихся на него (Пс.12:4-5).

В житии Преподобного отца нашего Сергия видим чудные плоды благочестивого бдения. Во время нощного молитвенного бдения имел он светлое видение, и утешительное обещание умножения учеников, достойных сего наставника. В нощном молитвенном бдении сподобился он узреть Пресвятую Владычицу нашу Богородицу и принять от нее вековое благословение своей обители.

И предосторожность против напасти, и желание спасения, и надежда благодати да соединятся в нас, братия, чтобы непрестанно подвизать нас к деятельному исполнению слова Христова: Бдите и молитеся. Аминь.

Беседа в день памяти Святителя Алексия, 1855 г.[5]

Хвалю же вы, братие, яко вся моя помните, и яко же предах вам, предания держите (1Кор.11:2)

Хвалю же вы, братие, яко вся моя помните, и яко же предах вам, предания держите (1Кор.11:2)

Пятый век протекает, как блаженный пастырь, Святитель Алексий почил и почивает от видимых дел пастырских, и не престает паства, в срочные и несрочные дни, притекать к нему с благоговением, с верою, с прошениями о помощи в скорбях, в нуждах, в болезнях, в бедах, в искушениях, с утвержденной опытами надеждою невидимых, но тем не менее действительных от него благотворении. В сем видна, с одной стороны, сила благодати, пребывающей во Святых, с другой - постоянство благочестивого предания. Если бы Святитель благоволил отверсть уста, то не удостоил ли бы он ваше настоящее собрание такой же похвалы, какой Апостол Павел удостоил Христиан Коринфских: Хвалю вы, братие, яко вся моя помните, и предания держите? Счастливы были бы мы, если бы явились вполне достойными такого одобрения.

Предания, соблюдение которых Апостол одобряет, и чрез то утверждает, и предполагает к дальнейшему исполнению, суть не одного рода. Есть предания догматов, то есть главнейших истин веры и благочестия. Есть предания церковных правил и чиноположений, для совершения Богослужения, и особенно таинств веры. Соблюдение сих преданий лежит на попечении особенно священноначальствующих и учащих в Церкви, и в свидетели постоянного сохранения сих преданий в Православной Церкви довольно представить неизменный Символ Веры, от Апостолов до Собора Никейского наиболее устный, со времени сего Собора доныне писанный, и чин Божественной литургии, от Апостола Иакова до Василия Великого частью писанный, частью подражательно преемственный, а от времен Василия Великого и Иоанна Златоустого неизменным Писанием огражденный.

Между преданиями, которые Апостол называет своими, есть и такие, которые, исходя от начал Христианских, простираются от Церкви в обыкновенную домашнюю и общественную жизнь Христиан и составляют их обычаи. Так он повелевал Христианам отлучатися от всяка брата безчинно ходящаго, а не по преданию (2Сол.3:6) Апостольскому, то есть удаляться от сообщения с человеком, который ведет жизнь праздную и рассеянную, или обезображенную подражанием обычаям языческим. Так он предписывал, чтобы Христианские жены ходили во украшении лепотном, со стыдением и целомудрием, не в плетениих власов (1Тим.2:9), по подобию жен языческих. Как предания сего рода суть более наставления и советы о приличном и полезном, нежели строгие заповеди о необходимом, то сохранение оных наиболее зависит от внимания, рассудительности, послушания и усердия получивших предания.

Приближая Апостольские наставления к себе и к нашим обстоятельствам, не погрешим, думаю, если скажем, что Апостольской похвалы достойны те, которые чтут, хранят и употребляют к лучшему направлению своих дел и жизни добрые предания добрых предков, и особенно происшедшие от духа благочестия и благоприятствующие сохранению благочестия и чистоты жизни, и которые не увлекаются чуждыми новостями, дающими обманчивый блеск жизни чувственной и неприметно простирающими мглу и мрак на жизнь нравственную и духовную.

Образование способностей и направление жизни, какое кто имеет или может иметь, получается посредством учения и Предания. Но учением, особенно правильным и основательным, пользуются немногие из всего числа народа, и при том из сих немногих едва ли не большая часть употребляют приобретенные познания только как орудия для некоторых особенных дел и занятий, а живут по преданию и подражанию. По сему можно судить, как много значит Предание для жизни и благосостояния человека и народа. Итак, если, по несчастью, дошло до нас предание худое, неблагоприятное для истинного благочестия и добрых нравов, не должно уступать или колебаться, надобно здравым учением и сильным противоположным примером остановить наследственную заразу, уврачевать настоящий род и охранить здравие будущих поколений. Но если добрые предки оставили нам Предание доброе, от истинной веры и благочестия происшедшее и благочестию споспешествующее, благоприятное благонравию и благоустройству семейства и общества, сие наследие душ менее ли ценно, нежели наследие домов и земель? Сие сокровище сердец менее ли достойно сбережения, нежели сокровище сундуков?

В слове Божием видим, как Сам Бог основывает и утверждает родовое и народное благочестивое предание. Он глаголет Аврааму: Авраам бывая будет в язык велик и мног, и благословятся о нем вси языцы земнии: вем бо, яко заповесть сыном своим и дому своему по себе, и сохранят пути Господни творити правду и суд (Быт.18:18,19). Потомки Авраама составят народ многочисленный, имеющий великое значение между народами. Но как и почему это будет? Авраам оставит своим потомкам благочестивое предание, и они сохранят благочестивое предание.

Удивления достойно, что Бог не только для избранного народа Своего, но некоторым образом и для Себя употребляет человеческое предание. Не довольно ли произнести одно имя Бога, чтобы человек ощутил и благоговение, и любовь, и покорность? Так иногда и говорит Господь: Да убоишися Господа Бога твоего: Аз Господь (Лев.19:14). Но иногда, как бы не довольствуясь Своим именем, Он присоединяет к нему предание имен человеческих. Рече Бог к Моисею: тако речеши сыном Израилевым: Господь Бог отец наших, Бог Авраамов и Бог Исааков и Бог Иаковль, посла мя к вам (Исх.3:15). Конечно предвидено, что напоминание благочестивого предания благочестивых предков удобнее отверзет сердца народа Богу и возбудит веру, чтобы принять от Него чудеса и спасение.

Сынове России! Бог Владимира, Бог Александра Невского, Бог Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, Сергия чрез роды и веки предал и сохранил нам чистую, святую, православную веру Христову, и чрез веру посеял и возрастил в жизни предков наших добрые семена, способные взаимно питать веру и простирать ее действие в потомстве. Тщательно ли мы пользуемся сим наследием? Бдительно ли храним сие сокровище? Наши предки по доброй совести могли говорить с Пророком: Господи, возлюбих благолепие дому Твоего (Пс.25:8). Все ли мы можем, довольно ли многие из нас могут сказать о себе сие слово, не опасаясь быть обличены делом? Наши благочестивые предки в праздники и посты участием в церковном вечернем, утреннем и дневном Богослужении благоговейно приносили жертву Богу и находили в оном собственное услаждение. Признаем благословенное наследие сих расположений в тех, которых с утешением видели мы наполнявшими сей храм во все дни сей седмицы поста. Но не много ли между нами и таких, которые часы предпраздничного вечера отдают зрелищам и забавам, а часы праздничного утра сну после ночи, превращенной в день, недостойный солнца? Наши предки, может быть, не всегда умеренно пиршествовали в праздник, но в день непраздничный обыкновенно были воздержанны и трудолюбивы и строго соблюдали пост: ныне можно нередко встретить людей, которые роскошь прославляют, как добродетель, дни работные проводят в игре и праздности и оскорбляют святость поста - одни, покрывая именем поста несколько измененный вид роскоши, другие, нередко совсем забывая о посте. Трудно было бы кончить, если бы решиться исчислять, как много набожного, доброго, невинного, скромного из преданий и обычаев отеческих пренебрежено и утрачено, и как много многие приняли чуждых, очевидно неполезных и неприметно клонящихся к вреду новостей. Указать ли на раболепство чуждому непостоянству и нескромности в одежде? Указать ли на страсть к искусству Иродиады, сделавшуюся для многих почти законом? Указать ли на неизвестное природе лакомство прахом и дымом худородного зелия? Указать ли на обычай многих без нужды употреблять чуждый язык, как будто некое отличие высшего звания и образованности? Может быть, меня обвинят, что обращаю внимание на мелочи? Обвиняйте, если угодно, вам от сего не будет пользы; полезнее же вам помыслить, можете ли оправдать себя, когда с чужой земли собираете, конечно, не мудростию указанные мелочи и наполняете ими ваше недро, извергая из него доброе, положенное добрыми предками. При сем надобно принять в рассуждение, что кажущееся маловажным имеет иногда немаловажное значение. Если бы вы услышали обличение: Вознесошася дщери Сиони, и ходиша выею высокою, и помазанием очес, и ступанием ног, купно ризы влекущия, и ногами купно играющия - не показалось ли бы вам, что взыскательно преследуется маловажное? Но Пророк сквозь сии легкие черты суеты, конечно, усматривает глубокое повреждение нравов и потому к обличению присовокупляет угрозу: Смирит Господь дщери Сиони (Ис.3:16,17).

Другой Пророк сказал в обличение древних Израильтян: Смесишася во языцех и навыкоша делом их; и поработаша истуканным их, и бысть им в соблазн (Пс.105:35,36). Не надобно ли нам, благочестивые Россияне, взять из сего некоторое наставление для нашей осторожности? Или наше иное дело, когда мы заимствуем некоторые чуждые мысли, некоторые чуждые обычаи, кажется, не языческие, не от языческих народов? На сей вопрос отвечать можно другим вопросом: что в древних народах языческих так опасно было для народа Божия как подражателя, тому подлинно ли нет ничего подобного в нынешних народах, именующихся Христианскими, между тем как мы знаем, что у одного из них противохристианское неверие и безбожие с дерзостию явилось в некоторых умах и в книгах и перешло к другому, а у сего другого не очень давно воцарено было государственным законом, и ныне видим, что сии же народы воздвигли яростную войну против Христиан в защиту врагов Христианства?

Но удержимся от произнесения суда на других. Осудим наши погрешности и грехи, принесем покаяние Вземлющему грехи мира. Утвердим себя в вере отцов наших. Смиримся под крепкую руку Божию, да нас вознесет во время (1Пет.5:6). Аминь.

Беседа в день тезоименитства благоверного Государя наследника цесаревича Великого князя Николая Александровича, 1858 г. [6]

В елико время наследник млад есть, под повелители и приставники есть, даже до нарока отча (Гал.4:1,2)

В елико время наследник млад есть, под повелители и приставники есть, даже до нарока отча (Гал.4:1,2)

Сие Апостольское изображение воспитываемого наследника привел мне на память высокий великого престола наследник, которого имя в нынешний день особенно возбуждает молитвенные чувствования в миллионах православного народа. Под бдительным попечением благочестивейших венчанных родителей Он проходит теперь поприще приготовления к подъятию царственных подвигов, которые предназначает ему право рождения и Божественный и царственный закон. Да утвердит и совершит в нем надежды Отечества Вышний, владеющий царством человеческим [Дан.4:29]! Мудро воспитанный наследник престола есть сокровище, соблюдаемое для грядущих родов царства.

Но что, если мудро воспитанный наследник царства, вступая в царскую деятельность, встретит окрест себя род, воспитанный не мудро и небрежно? Может ли он поддержать или устроить благоденствие царства и народа так же тщательно и разумно? Конечно, нет. И так народ должен благодарить царя, который упрочивает его благоденствие мудрым воспитанием наследника, и с тем вместе должен споспешествовать благонамерению царя и своему будущему благоденствию тем, чтобы каждый отец семейства воспитывал своих детей тщательно и разумно, сообразно со своим состоянием и с их способностями.

В нынешние времена о предметах, правилах и способах воспитания так много рассуждают, пишут, спорят, что это едва ли не уменьшает доверия воспитателям от воспитываемых, которые слышат их, препирающихся между собой, и видят руководительные книги, недавно одобренные, вскоре осуждаемые другими новыми. Может быть, это и неизбежно по причине умножившихся и оразнообразившихся требований жизни общественной и частной, которым воспитание должно удовлетворять. Притом гласность некоторые почитают всеобщим врачевством против общественных зол, хотя иногда она бывает и источником общественных болезней, если слишком неудержимо расширяет уста свои не только для правды, но и для неправды. Впрочем, мне заповедано не словопретися (2Тим.2:14). Мой долг указать, поколику возможно, родителям и воспитателям на то, что бесспорно истинно и для всех их доступно и полезно, и на руководительную книгу, которой не оттесняла бы от них никакая другая.

Библия не дала ли доброго воспитания народу Божию ветхозаветному? Не дала ли еще более совершенного воспитания народу Божию новозаветному? Премудро устрояя воспитание будущих граждан Царствия Небесного, не имела она недостатка в мудрости, чтобы преподать верные правила для образования доброго гражданина царства земного, и имела нужду преподать оные, потому что худой гражданин царства земного и для Небесного Царства не годен.

Итак, стоит труда поискать в Библии учения о воспитании.

Древнейшее о сем учение можно найти в слове Господа к Аврааму: Авраам бывая будет в язык велик и мног, и благословятся о нем вси языцы земнии: вем бо, яко заповесть сыном своим и дому своему по себе, и сохранят пути Господни творити правду и суд (Быт.18:18,19). Здесь, во-первых, в образе похвалы воспитанию, какое дает Авраам своим детям, преподается главное правило воспитания: Заповедай сынам своим сохранять пути Господни, творить правду и суд - или, чтобы то же сказать по-нынешнему, - давай детям воспитание благочестивое и нравственное, сообразно с Законом Божиим. Во-вторых, здесь показываются и благотворные последствия такого воспитания: Авраам будет в язык велик и мног [Быт.17:5] - отец семейства, дающий детям своим воспитание благочестивое и нравственное, может надеяться от себя потомства многочисленного, уважаемого и благополучного. Не трудно понять, что не может того же ожидать не радящий о таком воспитании, а угрожает ему противное. Далее, прямо высказанные правила воспитания находим в ветхозаветных книгах, по преимуществу учительных, в книге притчей Соломоновых и в книге Иисуса сына Сирахова.

Соломон учит: Наказуй сына твоего, тако бо будет благонадежен; в досаждение же не вземлися душею твоею (Притч.19:18). Наказуй, значит, учи, давай полезные наставления, но также и собственно наказывай за проступки. Но Премудрый поставляет предел суровости наставления и строгости наказания: не действуй с досадою и раздражением, и не возбуждай досады и раздражения. Раздраженный наставник не наставляет, а раздражает. Шумом раздражения заглушается голос истины. Наставляй добродушно, обличай кротко и мирно, наказывай умеренно и с сожалением.

Соломон побуждает к такому действованию, обещая от него добрые плоды. Наказуй сына, и возлюбит тя и даст лепоту твоей души, не послушает языка законопреступна (Притч.28:17).

Учение сына Сирахова более строго. Суть ли ти чада, накажи я и преклони от юности выю их (Сир.7:25). Накажи сына твоего и делай им, да не в безстудии его поткнешися (Сир.30:13). В особенности с горьким словом обращается он к тем родителям, которые любят забавлять своих детей и забавляться ими, а не учить их, дают им излишнюю свободу и легкомысленно смотрят на порывы их легкомыслия: Ласкай чадо, и устрашит тя, играй с ним, и опечалит тя (Сир.30:9).

Наконец, Евангелие, которое вообще вместо духа страха пред законом, господствовавшего в Ветхом Завете, распространяет дух любви и свободы, и в правилах воспитания смягчает древнюю строгость. Св. Апостол Павел пишет: Отцы, не раздражайте чад своих, но воспитовайте их в наказании и учении Господни (Еф.6:4). И в другом послании: отцы, не раздражайте чад ваших, да не унывают (Кол.3:21).

Таково учение священных книг о воспитании. Оно просто и немногосложно, потому что назначено не только для мудрых, но и для простых. Впрочем, и мудрые не унизят себя, если окажут внимание учеников сим простым урокам, потому что их преподали люди, водимые Духом Божиим. Самое простое воспитание по правилам истинного благочестия и чистой нравственности может образовать доброго гражданина царству земному, способного и к небесному гражданству; воспитание же любомудрое бесспорно может сделать более и совершеннее приспособить воспитываемого к достижению разных общеполезных целей. Но без сих правил самое ученое воспитание есть построение благовидного здания без прочного основания. По сим правилам просто воспитан был отрок Давид, чтобы пасти овец, но в нем открылся муж, способный пасти народ Божий, победоносный воин, царь, Пророк. По сим правилам, вероятно, уже более учительно воспитан сын царев Соломон, и явился царем премудрым, царем Пророком, царем необыкновенно счастливым.

От того, что в ветхозаветном учении о воспитании видно более строгости, а в Евангельском более свободолюбивой кротости, естественно рождается вопрос, должно ли следовать исключительно последнему и совсем отложить первое?

Чтобы разрешить сей вопрос, обращаюсь к изречению св. Апостола Павла, которым начал слово. В елико время наследник млад есть, ничимже лучший есть раба, но под повелители и приставники есть. Видите, он говорит о строгом воспитании как не предосудительном, обыкновенном и должном. Это тем более примечательно, что он строгое воспитание представляет образом того, как Бог воспитывает человечество. Сие видно из непосредственно следующих слов: И мы, егда бехом млади, под стихиами бехом мира порабощени [Гал.4:1,3]. Ветхий Завет есть детство человечества и его начальное воспитание под рабским страхом закона. Христианство есть высший возраст человечества и его совершительное под благодатию воспитание; здесь, соответственно возвысившемуся познанию и силе духа, ему вверяется духовная свобода, и тогда человек внутренне уже не раб, но сын и наследник Божий Иисус Христом. Итак, поелику Апостол в воспитании человечества Богом и в воспитании каждого человека родителями и наставниками признает одинаковый порядок, то ясно, что и из Христианского кроткого воспитания он не совсем исключает древнюю строгость, дабы свобода вверяема была воспитываемому, по мере приобретения им умения пользоваться ею.

Все ли равно, давать обширную свободу умеющему ее употреблять или не умеющему, зрелому в разуме или незрелому? Очевидно, не все равно. Следственно, по мере возраста и образования должно давать свободу детям.

Которое из двух направлений правильнее, приятнее и удовлетворительнее для человека - поступление от расширения свободы к ее ограничению или, напротив, от ее ограничения к расширению? Очевидно, последнее. Итак, надобно вести детей от ограничения свободы к расширению ее. Иначе сделавшийся слишком свободным и слишком рано куда направится далее со своим желанием поступления вперед и возрастающего удовлетворения? Не будет ли он в искушении поколебать справедливые пределы разумной и законной свободы?

Провидением Божиим призванные быть родителями, воспитателями и наставниками детей да не пренебрегут сих напоминаний, да помышляют о них благовременно и предусмотрительно и наипаче, чтобы основанием и душою воспитания было благочестие, да пекутся о сем с искренним усердием ради детей, ради себя, ради Отечества, ради потомства. В чадех своих познан будет муж (Сир.11:28). Аминь.

Беседа в день рождения благочестивейшего Государя Императора Александра Николаевича, 1858 г.[7]

Есть древний обычай, чтобы празднующему день своего рождения сопразднующие присные и ближние приносили дар, знаменующий усердие их и, по возможности, приятный ему. Усердие каждого из нас к благочестивейшему Самодержцу нашему не было ли бы обрадовано, если бы, сопразднуя день его рождения, каждый из нас мог принести ему дар, ему приятный? В сокровищнице премудрого царя нахожу драгоценность, которою все мы можем располагать, и которая, как он уверяет, может составлять дар, приятный не только царю, но и Богу. Какая это драгоценность? Устне праведны, словеса правая. Приятны царю, говорит Соломон в Книге Притчей, устне праведны, словеса же правая любит Господь (Притч.16:13).

Если спросят, как приготовить и принести такой дар царю, на сие ответствую.

Во-первых, если устне праведны, словеса правая еще не сделались твоим достоянием, если ты не постановил себе твердого правила и не приобрел навыка постоянно употреблять слово истинное, честное, правдивое, благонамеренное, то потрудись приобрести сию драгоценность. Для сего не нужно идти к продающим и тратить деньги, ты можешь найти сие сокровище у себя дома, в твоем сердце, если к обретению оного направишь твой ум и твою волю, если примешь решительное намерение и неуклонно будешь приводить оное в действие, если к сему будешь возбуждать себя памятованием о Боге, любящем правду и праведных, и страхом гнева Его за нарушение заповеди Его: Не лжесвидетельствуй.

Во-вторых, если устне праведны, словеса правая уже сделались твоим достоянием, если любовь к правде, одушевляя тебя, движется от сердца твоего, чтобы одушевлять твое слово, - употребляй такое слово верно и неизменно, в делах общественных и частных, без страха и без дерзости, без лицеприятия и без ненависти. Отверзай устне праведны и говори чистую истину и нелицемерную правду начальник подчиненному и подчиненный начальнику, судия подсудимому и подсудимый судии, наставник ученику и ученик наставнику, писатель в книге, торгующий на торжище, собеседник в беседе.

Могут сказать многие: не оспариваем у слова правды его достоинства, но что значит наше малое слово правды, обращающееся в смиренном и тесном кругу? Как может оно достигнуть даже до Царя и составить приятный для него дар? Дадим на сие объяснение.

Земледельцы на деревенских полях, вдали от столиц, сеют семена свои, чтобы собрать от них насущный хлеб, но Бог дает им избыток плода от их семян, и сей избыток проходит селения, питает города и восходит на трапезу цареву. Подобно сему сейте слово истины и правды, кто может, на большом, а другие на малом поле, поощряйте к сему друг друга: посев может сделаться обширным и общественным. От ревностного распространения в обществе слова истины и правды должен произойти плод общественного здравомыслия и правдолюбия. А от сего возрастающее обилие общественного мира и благоустройства, и это будет добрый дар подданых доброму царю, пекущемуся о благе их, или, иначе сказать, их содействие и споспешествование царскому непрерывному подвигу в благоустроении царства для возвышения его благоденствия.

Привычка легкомысленно метать слово на ветер, к сожалению, очень обыкновенная, не дает нам приметить, какое сокровище часто расточаем, без пользы или со вредом, для себя и для ближних. Размышлял ли когда-нибудь ты, словесное творение Божие, - ты глаголивый (Иов.38:14), как назвал тебя праведный Иов, не знаю, в похвалу ли твоей природе или в укоризну твоему многоглаголанию, - размышлял ли, любомудрствовал ли ты о слове, восходил ли мыслию к его началу, созерцал ли его достоинство и силу на высоте его? Где начало слова? На небесах, превыше небес, в вечности, в Боге. В начале бе Слово, и Слово бе к Богу; Сей бе искони к Богу (Ин.1:1-2). Какое достоинство слова? Достоинство Божественное: Бог бе Слово. Сын Божий, для выражения Своих Божественных свойств, не нашел в языке человеческом лучшего наименования, как наименование Слова: Нарицается имя Его Слово Божие (Апок.19:13). Какую силу имеет слово? Силу вседетельную: вся тем быша; словом сотворен видимый мир; Словом Господним небеса утвердишася (Пс.32:6). Скажешь, что это не такое слово, как у тебя и у меня. Так. Слово Божие бесконечно выше слова человеческого. Но поелику ты сотворен по образу Божию, то и в слове твоем должен быть некий образ слова Божия и силы его, если ты не затмеваешь его злоупотреблением слова, если не обессиливаешь слова невниманием и легкомыслием. Слово поставило человека на лестнице творений выше всего земного, и выше луны и солнца; слово соединило людей в общества, создало города и царства; в слове живет и движется знание, мудрость, закон; словом образуется, поощряется и распространяется добродетель; слово в молитве восходит к Богу, беседует с Ним и приемлет от Него просимое. Мир видел, что слово подобострастных нам человеков, в союзе с истиною боговедения и правдою веры, и вследствие сего в союзе со словом и Духом Божиим, владычествовало над природою, исцеляло больных, прогоняло темные силы, воскрешало мертвых. Видите ли, какое сокровище расточает человек, какой высокий дар повергает и попирает, какую могущественную, животворную и благотворную силу делает бездейственною и мертвою, или, напротив, злотворною, когда употребляет слово не для истины, правды и благости, но на празднословие, на срамословие, на ложь, на обман, на клевету, на злоупотребление клятвы, на распространение зломудрия! Не будьте к сему невнимательны или равнодушны, чтущие достоинство словесного существа и общества словесных существ, ревнуйте о достоинстве слова, одушевляйте и вооружайте ваше слово истиною и правдою и, действуя им верно и твердо, не допускайте разлияния глаголов потопных (Пс.51:6)!

Ложь, неправду, клевету и сим подобное, по естественному закону, неизгладимо написанному в сердцах, все порицают и презирают, когда оные обнаруживаются и обличаются, но между тем ложь, неправда, клевета, прикрытая благовидной личиной, не редкость между людьми. Какое странное противоречие человека самому себе, какое унижение самого себя, когда он, что порицает и презирает в других, то допускает в себе, против чего имеет в своей совести непобедимое свидетельство, как против скверны, тем самым теснит и оскверняет свою совесть! Если до такой крайности дойти может человек, то и мнящийся иметь устне праведны должен полагать хранение устом (Пс.140:3) своим прозорливо и осторожно. Бывают уклонения от правды вначале малоприметные, но могущие отвести от нее далеко.

Близ пути слова правды особенно приметны два распутия: на десной стороне лесть, на шуей злоречие. Один говорит: надобно с ближними обращаться приятным для них образом, особенно с высшими, и вследствие сего льстит. Другой говорит: надобно черное называть черным, и под сим предлогом предается злоречию. Ни тот, ни другой не на правом пути: оба на распутиях, которые не ведут к добру.

Если слушающий льстеца не самолюбив и проницателен, то мечтающий льстивыми словами купить себе благорасположение и счастие в самом деле покупает только презрение. А если искушаемый лестию не довольно бдителен и проницателен, то лесть может обаять его, затмить взор его на то, что непременно требует исправления или усовершения, утвердить его в ложном и вредном направлении.

Злоречие, которым некоторые думают исправлять зло, также не есть верное для сего средство. Зло не исправляется злом, а добром. Как загрязненную одежду нельзя чисто вымыть грязною водой, так описаниями порока, столь же нечистыми и смрадными, как он сам, нельзя очистить людей от порока. Умножение пред глазами народа безобразных изображений порока и преступления уменьшает ужас преступления и отвращение от порока, и порочный при виде оных говорит: "Не я один; таких много, не очень стыдно". Укажите на темный образ порока, не терзая чувства и не оскорбляя вкуса чрезмерным обнажением его гнусностей, а с другой стороны, изобразите добродетель в ее неподдельной истине, в ее чистом свете, в ее непоколебимой твердости, в ее небесной красоте; тогда можете надеяться, что пленник порока отвратит от него устыженный взор, придет в сознание достоинства добродетели, прострет умоляющие руки к небу, и взыщет избавления от нравственного плена и порабощения.

Христиане! Еще до Христианства, при меньшем совершенстве духовного учения в Ветхом Завете, осуждено и запрещено было неблагородное употребление слова: Удержи язык твой от зла и устне твои, еже не глаголати льсти (Пс.33:14). Христос Спаситель осудил и легкомысленное употребление слова: Всяко слово праздное, еже аще рекут человецы, воздадят о нем слово в день судный (Мф.12:36). И Апостол заповедует, чтобы мы произносили только непорочные слова и назидательные для слышащих. Всяко слово гнило да не исходит из уст ваших, но точию еже есть благо к созиданию веры, да даст благодать слышащим (Еф.4:29). Не почитайте маловажным нарушения сих наставлений. От обилия доброго слова - обилие добрых плодов для нас, для ближних, для общества. От умножения злого слова - умножение злых плодов для нас, для ближних, для общества. В благословении правых возвысится град, усты же нечестивых раскопается (Притч.11:11).

Беседа в день тезоименитства благоверного Государя наследника престола цесаревича Великого князя Николая Александровича, 1856 г.[8]

День, в который мы торжественною молитвой призываем благоволение Божие Царю и сыну первенцу Цареву, привел мне на мысль пророческую молитву о благоволении Божием к Царю и сыну Цареву. Боже, суд Твой Цареви даждь, и правду Твою Сыну Цареву (Пс.71:1). Молитва Пророка, конечно, достойна призрения Божия. Итак, не полезно ли, не благонадежно ли для нас присвоить себе молитву Пророка?

Не должно умолчать, что псалом царя и Пророка Давида, начинающийся молитвою, теперь произнесенною, представляет изображение царя, которое далеко превышает меру царя земного. Обладает от моря до моря, и от рек до конец вселенныя; поклонятся Ему вси царие земстии: очевидно, это Царь всемирный [Пс.71:8,11]. Будет имя Его благословенно во веки; прежде солнца пребывает имя Его [Пс.71:17]: очевидно, это Царь вечный. Ищите лица, с которым бы вполне сходствовало сие изображение, не найдете, кроме Господа нашего Иисуса Христа, Который есть Царь неба и земли, Царь времен и вечности, как Бог и вместе человек.

Но можно думать, что царь Давид, прежде нежели Дух Святый, восхитил его к сему высокому и беспредельному созерцанию, имел молитвенную мысль о земном царе и сыне царевом. Почему и положил в начале псалма надписание: о Соломоне. Итак, не погрешим, если придержимся и простого, буквального значения молитвы его, и его священною молитвою облечем нашу настоящую молитву: Боже, суд Твой и правду Твою даждь благочестивейшему Царю нашему и Благоверному сыну, первенцу Цареву!

Нашед в молитве Пророка о царе образец для нашей молитвы, мы можем и должны найти в оной также предмет для нашего размышления. Ибо молитва просительная должна быть соединена с правильным понятием о просимом, и с удостоверением о потребности и пользе просимого.

Пророк доброжелательствует царю и желает испросить ему дар Божий. Дары Божии многочисленны и многообразны. Кто не дерзает просить вдруг многого, тот обыкновенно избирает предмет прошения, преимущественно благопотребный. Какой же дар избирает Пророк в предмет прошения для царя? Суд и правду. Боже, суд Твой Цареви даждь, и правду Твою Сыну Цареву. Нет сомнения, что выбор Пророка есть мудрый. Итак, должно признать пророчески верным то, что суд и правда составляют дар Божий, преимущественно благопотребный царю и царству.

Слово правда многознаменательно в Священном Писании, но будучи соединено со словом суд, получает чрез сие определенное значение. Правда значит здесь постоянное расположение справедливо судить и по справедливому суждению действовать, отдавать всякому свое, оправдывать правое, не оправдывать неправого, не позволять себе несправедливого суждения и несправедливого дела и, по возможности, возбранять сие другим. Как действие такой правды, Пророк предвозвещает царю то, что он спасет сыны убогих, и смирит клеветника; от лихвы и от неправды избавит души их, и честно имя его пред ними [Пс.71:4,14].

Если о правде как о вожделенном и преимущественно благопотребном даре Божием царь и Пророк Давид заботился для сына своего Соломона, то что же Соломон? Так же ли о ней мыслил, так же ли заботился и с каким успехом? Когда Соломон, по восшествии на престол отца своего, вследствие усердного жертвоприношения, в ночном видении получил от Бога позволение просить, чего хочет, тогда он просил себе мудрости, и получил сей дар. Но чем открыта мудрость его царству его? Правдою или правосудием. В темном деле двух матерей, которые обе присвояли одного младенца живого и обе отказывались от другого, неосторожностию матери лишенного жизни при недостатке свидетелей и других признаков истины, Соломон с необычайною проницательностию вывел на свет правду посредством притворного повеления рассечь живого младенца и разделить между соперницами. Сильно подвигнутое материнское чувство обнаружило истинную мать, потому что она пожелала лучше отдать младенца в чужие руки живым, нежели видеть его рассеченным. Книга Царств, пересказав сей суд, заключает: И слыша весь Израиль суд сей, имже суди царь, и убояшася от лица царева (3Цар.3:28). Примечайте, как велико значение царственной правды. Одно сильное явление правды царевой распространяет во всем царстве благоговение к царю, укрепляет союз между царем и народом, обеспечивает царю усердное повиновение подданных и подданным надежду безопасности под щитом правды царевой.

Но одному ли царю предлежит забота о правде в царстве? Может ли одна личная правда царя сделать для блага народа все, чего желает царева благость? При всей мудрости, проницательности, деятельности, ревности о благе общем может ли царь один все в царстве видеть, все знать, все исследовать, все сообразить, все предположить и исполнить, озарить светом всякую правду, затмеваемою неправдою, обнажить всякую неправду, покрывающуюся личиною правды? Его верховному, на все простирающемуся действованию не нужны ли частные разных степеней орудия наблюдения, дознания, исследования, управления, суждения, распоряжения, исполнения, орудия правды, одушевляемые и движимые также правдою? Боже правду Твою даждь не только Царю и Сыну Цареву, но и всему царству и всякому сыну царства!

Но поелику Бог дарует свои дары существу свободному не без участия его свободы, то каждый из нас, прося себе правды от Бога, должен и сам подвизаться, чтобы обрести и приобрести правду - чтобы ее познать и исполнить.

Не знаю, рекут ли мне, но не отлагаю рещи сам себе притчу сию: врачу, исцелися сам [Лк.4:23], занятый мыслями о правде для других, не забудь воспользоваться ими для себя. Так, братия служители Олтаря, не слышим ли слова Пророка: священницы Твои, Господи, облекутся правдою (Пс.131:9). Не заповедано ли нам воспоминать сие слово каждый раз, когда облачаемся в священную одежду, дабы мы непрестанно памятовали, что как одеждою облекаются члены тела, так правдою должны быть облечены наши помышления, намерения, деяния, жизнь? Мы призваны быть служителями не только правды, но и милосердия, быть не только священниками, но, когда нужно, и жертвами за спасение ближних. Еще не велико требование, когда от нас требуется правда. Какая правда? Правда в молитве, чтоб она была от сердца, а не по внешнему только обряду; правда в церковном служении, чтоб оно не изменяло общепреданному уставу; правда в учении, чтобы оно верно было истине Божией и не льстило страстям человеческим; правда в попечении о пасомых, чтобы мы имели в виду и в намерении питание и безопасность стада, а не млеко и волну[9] его; правда в жизни, чтобы наша жизнь не была ложью против нашего учения.

Правда моего служения не была бы удовлетворена, если бы и другим званиям и состояниям не предложил я о правде некоторых напоминаний.

Самое обыкновенное требование правды бывает обращено к судиям. И справедливо. Что будет с благоустройством общества, что будет с безопасностию частной и общественной, если ищущие суда и там, куда прибегают от неправды, вновь будут впадать в руки неправды, если и там, где надеются найти спасение от грабительства, будут подвергаться новому грабительству? Посему Богопросвещенные мудрецы крепко взывают к судиям, чтобы они или возлюбили правду, или отказались от сего звания. Возлюбите правду, судящии землю (Прем.1:1). Не ищи, да будеши судия, егда не возможеши отъяти неправды (Сир.7:6).

Но с требованием правды не надобно ли обратиться и к тем, которые требуют ее от судей? Вы жалуетесь на неправду судей, но вы для чего приносите в суд явную неправду вместо того, что в обществе, в котором владычествует правда, надлежало бы в суде искать только разрешения недоумений о правде, происходящих от неясности и столкновения прав? Вы вопиете против мздоимства судей, но для чего вы сами прельщаете их мздою? Для чего усиливаетесь затмить в суде непозлащенную правду вашею позлащенною неправдою? Праведно Пророк велит учиться правде не судиям только, но всем. Правде научитеся, живущии на земли (Ис.26:9).

Начальствующим есть о правде напоминание Соломона: С правдою уготовляется престол начальства (Притч.16:12). Если правда приседит начальствующему, то она, по свойству своему, располагает его действовать ко благу начальствуемых: с забвением своего покоя и удовольствия, с устранением всяких посторонних видов правда неутомимо бодрствует над охранением общественного порядка и благоустройства и спокойствия, не попускает неблагонравия, в подчиненные должности и служения избирает людей способных, сведущих, благонамеренных, не позволяя пристрастию или человекоугодию унижать достоинство избрания. Так благотворное действие правды от начальствующего простирается на весь круг его действования, и если остаются сынове неправды и беззакония, то они скрываются, как ночные птицы, не смея показаться и искать себе добычи при господствующем свете правды. Так с правдою уготовляется престол начальства, то есть начальство является твердым и удовлетворяет своему назначению в обществе.

В соответствии правде начальствующих, правда подчиненных действователей власти должна проявлять себя наипаче верностию в исполнении обязанностей и поручаемых им дел, прямодушием пред начальством, представлением начальству точных сведений о состоянии людей и дел, стремлением к общей пользе, без уклонения к своекорыстию. Желание представить начальству в блеске свою деятельность и закрыть от него темную сторону дел ослабляет истинный благотворный свет и увеличивает вредную силу мрака. Своекорыстие есть червь в плоде общественной пользы: червь скрытно точит, и плод увядает, и падает на землю.

Чтобы не длить слова, некоторым состояниям общества, более простым, свойственную им правду поспешно укажем перстом Апостольским.

Господие, правду и уравнение рабом подавайте, ведяще, яко и вы имате Господа на небесех (Кол.4:1).

Елицы суть под игом раби, своих господий веяния чести да сподобляют, да имя Божие не хулится и учение (1Тим.6:1).

Чада, послушайте своих родителей: сие бо есть праведно (Еф.6:1).

Отцы, не раздражайте чад своих, но воспитывайте их в наказании и учении Господни (Еф.6:4).

Для всех и каждого доступное прямое мерило правды есть совесть, выпрямляемая словом Божиим. Вся, елика аще хощете, да творят вам человецы, тако и вы творите им (Мф.7:12). Вот правда Христова, всякому понятная, для всех благотворная!

Сейте себе - заключаю с Пророком - сейте себе в правду, и вследствие того соберите плод живота. Просветите себе свет ведения, дондеже время. Взыщите Господа, дондеже приидут вам жита правды (Ос.10:12). Жатва обильно посеянной частным и общественным трудом правды есть истинный мир, прочное благоденствие и спасение вечное. Аминь.

Беседа в день тезоименитства благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Александровны, 1855 г. [10]

Святые, живущие во славе небесной, в высокой и вечной славе, яже от Бога, без сомнения, не имеют нужды в славе земной, в ничтожной славе от человеков. Для чего же святая Церковь узаконила церковные воспоминания Святых и празднования их памяти? Разрешение сего вопроса можно почерпнуть из самых чиноположений церковных для сих памятей и празднований. Состав сих чиноположений наполняют главным образом два предмета: во-первых, воспоминание жития, подвигов и добродетелей Святых, во-вторых, призывание их молитв о нас к Богу. Очевидно, что Матерь Церковь воспоминанием их жития, подвигов и добродетелей желает дать нам наставление и побуждение к Богоугодному житию и к душеспасительным подвигам, а призыванием их молитв о нас поставляет их небесную молитву как бы лестницей для удобнейшего восхождения наших земных, немощных, недостойных молитв к пренебесному мысленному жертвеннику Божию.

Последуем, чада Церкви, матернему ее мановению и воспользуемся совершаемою ныне памятию Святыя равноапостольныя Марии Магдалины, собирая поучительные черты жизни ее из Евангельских сказаний.

Из первой части жития Марии Магдалины ничего неизвестно нам, кроме того, что она была подвержена тяжкому и страшному недугу, в котором обыкновенные врачи тем менее умеют подавать помощь, чем менее понимают его начала. И если бы кто, как некогда Апостолы о слепорожденном, спросил о ней: Сия ли согреши или родители ея, да тако страждет, не знаем, можно ли было бы, подобно как о том, сказать и о ней: Ни сия согреши, ни родители ея, но да явятся дела Божия на ней [Ин.9:2-3]. Но, как бы то ни было, за грехи ли, или не за грехи подверглась она страданиям, мы, не колеблясь, можем утверждать, что сие допущено было Провидением Божиим для того, чтобы над нею совершилось спасительное дело Божие. Если бы она не подверглась страданиям и не испытала беспомощности в них, то, вероятно, жила бы в родной стране Магдальской, в неведении о чудесах Иисуса Христа и о учении Его, или слух о них приняла бы только с любопытством, с удивлением, с недоверием и не возвысилась бы до живой веры и до крепкой, яко смерть [Песн.8:6], любви к Спасителю. Но страждущая и беспомощная в страдании не могла быть равнодушна к слуху о Чудотворце, исцеляющем всяк недуг и всяку язю в людех (Мф.9:35); она поспешила найти Его, сделалась самовидицей чудес Его, уверовала в Божественную силу Его, по вере получила исцеление и из порабощения силе тьмы перешла в свободу света, таким образом недорогою ценою временного бедствия купила вечно блаженную жизнь.

Братия! Кто из нас не испытал в жизни каких-либо бед, страданий, скорбей? Кто не страдал сердцем, видя страждущих родных, друзей, благодетелей, иногда и целое общество? Из представившегося теперь примера научимся смотреть на все сие с истинной точки зрения, усматривать в сем пути Провидения Божия благие и спасительные и тесным прискорбным путем достигать истинного блага и спасения.

Лучше ли было бы для Марии Магдалины, если бы она не подверглась страданиям, но провела в стране Магдальской обыкновенную мирскую жизнь и перешла в страну загробную, не познав Христа Спасителя и не причастившись благодати Его? Конечно, не лучше, а хуже. Так верьте, что и для нас не лучше, а хуже было бы, если бы мы могли уклониться от бед и скорбей, которыми нас посещает непостижимая, но достоверно премудрая и благая судьба Божия.

Отец Небесный хочет образовать в тебе Своего благодатного сына, и для сего назначает тебе трудные уроки, строгие испытания, сильно вразумляющие наказания, и, по уверению Апостола, аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог; всяко бо наказание в настоящее время не мнится радость быти, но печаль: последи же плод мирен правды наученным тем воздает (Евр.12:7,11). Тяжки тебе уроки, испытания, наказания, но разве лучше было бы тебе облегчену быть от них, и оставаться без плодов правды, и не достигнуть достоинства благодатного сына Божия?

Небесный Врач подаст тебе горькое врачевство против болезни, может быть, самим тобою не примечаемой, но не скрытой от Его всепроникающего всеведения. Тебе не хочется горечи, но разве лучше тебе не вкусить горечи и носить в душе болезнь и семя смерти вечной?

Небесный Подвигоположник выводит тебя на поприще нравственных и духовных подвигов, чтобы ты видимому и невидимому злу противопоставил веру, мужество, терпение и чтобы ты не побежден был от зла, но победив благим злое (Рим.12:21), получил нетленный венец. Тебе кажется, что это значит поставлять тебя, как Давида против Голиафа, как Иова против диавола? Что же? Разве Давид не низложил Голиафа, разве Иов не победил диавола? Но ты, отступающий пред трудностью подвига, чего хочешь? Неужели хочешь отказаться и от победы, и от венца?

Случается от впадшего в несчастье слышать жалобу: за что я так стражду? Ответ близок: ты страждешь за этот самый вопрос. Ибо в вопросе, за что я так стражду? - заключается решительная мысль: я не заслуживаю того, чтобы так страдать, или, что то же, я стражду несправедливо. Но кто послал или попустил на тебя страдание? Не Бог ли и Его Провидение? Итак, не видишь ли, что твоим вопросом ты в сердце величаешь себя и укоряешь Бога, если и не ропщешь на Него явно? Не думаешь ли оправдаться тем, что сия несчастная мысль родилась после несчастия и от самого несчастия? Нет. Ты в несчастии тот же, который был прежде несчастия. Несмиренная и непокорная Богу мысль спала у тебя в сердце прежде несчастия, но не имела случая пробудиться, несчастие пробудило ее и вызвало наружу. Итак, поспеши сам себе отвечать праведно на неправедный вопрос: я стражду за грехи мои, потому что аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас (1Ин.1:8), и, если не усматриваю явных грехов, явно привлекших наказание, от тайных моих очисти мя, Боже (Пс.18:13)! Можешь еще о том же предмете предложить вопрос, более рассудительный: для чего я стражду? И на сие можешь иметь утешительный ответ: по намерению Божию, ты страждешь для твоего спасения. Господь рек: Претерпевый до конца той спасен будет (Мф.24:13). Где же было бы место терпению, если бы не было ничего неприятного, если бы не от чего было скорбеть и страдать? Но скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование (Рим.5:3,4), и таким образом исполняется обетование Господне: Претерпевый до конца той спасен будет.

Возвратимся к житию Марии Магдалины и посмотрим, как наказание, со смиренною покорностию судьбе Божией понесенное в первой части оного, во второй части принесло мирный плод правды [Евр.12:11].

Когда Христос Спаситель освободил ее от мучительства темных сил и исцелил от тяжкого недуга, тогда в душе ее к силе веры присоединились сила благодарности и любви к Избавителю, чтобы дать жизни ее новое сильное направление. Обновленную Христом жизнь Мария совершенно посвятила на служение Христу.

Когда Он прохождаше сквозе грады и веси, проповедуя и благовествуя Царствие Божие, тогда за Ним, после Апостолов, следовали многие жены яже служаху Ему от имений своих, и в числе их первую именует Святой Евангелист Лука Марию Магдалину (Лк.8:1-3). Поэтому должно полагать, что или она первая вступила в сие служение и подала пример другим, или преимуществовала пред прочими усердием и деятельностию в сем служении.

В грозные часы страданий и смерти Христа Спасителя, когда почти все Апостолы, после обещания умереть с Ним, побеждены были страхом и скрылись, Магдалина любовию победила страх, она стояла при кресте Иисуса, она была при Его погребении.

Наипаче же, как молния в ночи, просияла крепкая, как смерть, любовь Магдалины в том подвиге, который дал ей, с некоторыми другими женами, наименование Мироносицы. И здесь два Евангелиста поставляют ее первою между ними, а Святой Иоанн одну только ее именует: Во едину от суббот Мария Магдалина прииде еще сущи тме, на гроб Иисусов, с благоуханным миром (Ин.20:1). Это значит, что предприятие принадлежало ей, а другие следовали ее предводительству. Рассмотрите сие предприятие. Господь Иисус умер на кресте и погребен. Близкие к Нему в опасности, потому что враги Его и воскрешенного Им Лазаря решились убить, и на Апостолов готовы были наложить руки, если бы не воспрепятствовало и в самом страдании владычественное слово: Оставите сих ити (Ин.18:8). В высшей степени вероятно, что предречение Иисуса о Его воскресении известно было Магдалине если не непосредственно, то чрез Апостолов, но видно, и сей луч света угас в ее уме среди мрачных событий. Ибо в чаянии воскресения не нашла бы она нужным помазывать миром тело Иисуса, как обыкновенного мертвого, и не произнесла бы сих, отнюдь не воскресных, слов: Взяша Господа от гроба, и не вем, где положиша Его (Ин.20:13). Итак, угрожаемая опасностью, не подкрепляемая надеждою, как дерзнула Магдалина идти, еще сущи тме на гроб Иисуса? На пути представилось мыслям ее непреодолимое препятствие. Она вспомнила, что Гроб Иисуса закрыт таким тяжелым камнем, которого не в силах отвалить ни она, ни спутницы ее. Как же и непреодолимое препятствие не остановило ее? Какая всепревозмогающая сила одушевляла и влекла ее? Сила любви и благодарности к Божественному Спасителю, сила святого сострадания к Святому безвинно пострадавшему.

И какая за высокий подвиг высокая награда! Магдалина первая узрела Господа воскресшего и сделалась Христовым Апостолом для самих Апостолов, ибо она первая возвестила им воскресение Христово. Душа Христианская! Разумевай из сего примера силу, животворность, благотворность, блаженство любви к Господу Иисусу, твоему Спасителю и Богу. Разумевай высокое даже пред очами Божиими достоинство человеколюбия и сострадания к бедствующим и страждущим и особенно страждущим безвинно - за истину Божию, за правду, за добродетель. И если скорбь, опасность, бедствие, частное или общественное, призывают тебя на дело человеколюбия, не колеблись, не ослабевай пред затруднениями, не медли, пробуждай себя рано, спеши с возможною от тебя помощию туда, где она благопотребна, - в доме ли надобно тебе искать предмета твоего человеколюбия, или в хижине, или в больнице, или в темнице, или на краю гроба.

Тот, который рек: Понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе (Мф.25:40), в самые тяжкие для тебя минуты даст тебе услышать глас Своего Божественного утешения и твой временный подвиг любви Христианской увенчает вечною наградою Своей благости.

Переходя мыслию от церковного к отечественному значению настоящего дня, с утешением усматриваю новое умилительное зрелище Христианского и отечественного человеколюбия. Тезоименитая ныне, благочестивейшая Государыня Императрица Мария Александровна еще прежде, в звании цесаревны, приняла на себя постоянный подвиг человеколюбия, даровав свое покровительство и материнское попечение многим смиренным дщерям служителей Олтаря, дабы усовершенствованным воспитанием их усовершить внутренне устройство священнослужительских семейств и чрез то благотворно действовать и на семейный быт народа. Потом, уже с высоты Престола, она простерла сострадательный взор на подвизающихся ныне в брани за Веру, Царя и Отечество, на их особенные, при трудных подвигах, нужды, на их раны, на их семейства и в собственном доме открыла для них источник благотворении, дав с тем вместе верное направление и притокам народного человеколюбия. Нельзя при сем не воспомянуть и подвигов благочестивейшей Царицы-матери, а также и Великой княгини Елены Павловны, которые чрез избранных, приготовленных, найденных и посланных ими служительниц человеколюбия ежедневно и ежечасно посещают страждущих от ран и болезней подвижников Отечества и подают им всякую благопотребную помощь и Христианское утешение.

Христе Боже, благословивый послуживших Тебе верою и любовию во дни Твоего Истощания! Благослови и ныне служащих Тебе в лице меньших братий Твоих, которые во имя Твое, и за имя Твое подвизаются!

Христе Царю! Призри на Твое достояние. Благословен еси, посещаяй жезлом беззакония наши (Пс.88:33). Благословен еси, не разоряяй милости Своея от нас (Пс.88:34), даяй крепость Царю нашему (1Цар.2:10) и верному воинству его. Но доколе грешницы, Господи, доколе грешницы восхвалятся, провещают и возглаголют неправду (Пс.93:3,4)? Доколе вознесется враг (Пс.12:3) преисподний? Уже он не чрез неверных восстает на Твоих верных, но Твое имя на себе носящих сделал друзьями врагам Твоим и врагами Твоему православному народу, и тогда как необычайно напряженные действия военного искусства и военных сил не доставляют им торжества, он внушил им причислить к военным средствам разбой, грабительство, зажигательство, убиение безоружных, истребление мирной собственности граждан и поселян, святотатство, поругание святыни. Воскресни, Боже, суди земли: яко Ты наследиши во всех языцех (Пс.81:8). Но, Господи, да не яростию Твоею обличиши нас, ниже гневом Твоим накажеши нас (Пс.6:1). Аминь.

Беседа к сердобольным вдовам, избранным для попечения о раненых и больных воинах действующей армии, 1854 г.[11]

К вам слово Церкви, сестры Христианского сердоболия о болящих, которые царским человеколюбием призываетесь ныне особенному подвигу Христианского попечения о болящих от ран, полученных на брани за Веру, Царя и Отечество. Подвиг, сколь необыкновенный для вас и трудный, столь же благословенный и способный возбудить неослабевающее усердие.

Война - страшное дело для тех, которые предпринимают ее без нужды, без правды, с жаждою корысти или преобладания, превратившейся в жажду крови. На них лежит тяжкая ответственность за кровь и бедствия своих и чужих.

Но война - священное дело для тех, которые принимают ее по необходимости, в защиту правды, веры, Отечества. Подвизающийся в сей брани оружием совершает подвиг веры и правды, который Христианские Мученики совершали исповеданием веры и правды, страданием и смертью за сие исповедание, и приемля раны, и полагая живот свой в сей брани, он идет вслед Мучеников к нетленному венцу.

Кто начал нынешнюю войну? Народ неверный, который не знает правды, который живет угнетением Христиан и Христианства. Кто еще против нас? Два народа, которые признали нас правыми в споре и потом присоединились к нашим врагам, - два народа Христианские, которые соединились с врагами Христианства и приняли участие в угнетении Православных Христиан. Против таких врагов идет наш воин по мановению благочестивейшего Царя, сильным, но миролюбивым царским словом защищавшего единоверных востока, не начавшего, но в уповании на Бога принявшего нанесенную неправедно войну.

Итак, рассуждайте, к кому относиться будет служение, в которое вы призываетесь. Не почли ли бы вы особенным для себя благословением провидения Божия, если бы вам дано было послужить Мученику к облегчению его страданий? Подобное благословение ожидает вас в верном исполнении служения, вам предлежащего. Рана верного воина, которую вы облегчаете обязанием и врачевством, светит доблестию теперь и будет сиять в вечности. Если при попечении вашем он возвратится с пути смерти, вы заслужите благодарность не только его, но и Отечества, которому возвращаете драгоценного сына. Если же суждено ему окончить земной путь и прийти в Отечество Небесное, вы будете иметь на небесах благодарного вам и призывающего на вас благословение Отца Небесного. Так размышляя, вы можете с благоговением смотреть на предмет вашего подвига и тем умерять скорбь и страх, естественно производимые зрелищем страданий.

Может встретить вас и страх от происходящей невдалеке брани, и от звука оружий, и от разных нечаянностей, потому что нельзя требовать, чтобы безопасность постоянно жила в соседстве с войною. Предавая себя в покров провидения Божия, укрепляйте вашу немощь, поминая дни древния (Пс.142:5) и помышляя, как некогда упование на Бога и любовь к народу Божию давали и женам мужескую крепость духа. Деввора вместе с Вараком предводительствовала войском. Юдифь одна без оружия вошла в стан врагов, чтобы сразить Олоферна и его войско, и действительно ударом вражеского меча сразила всю силу врагов, отразив с тем вместе опасное оружие соблазна. От вас не так много требуется, не требуется участие в деле брани, требуется только довольно твердости духа, чтобы вы не смущались мыслию о брани, делая дело мира и человеколюбия. Указуем вам еще между многими более близкий образ предлежащего вам подвига: помяните и призовите в помощь Святую Анастасию Узорешительницу, которая находящихся в подвиге мученичества посещала среди опасности впасть самой в руки мучителей, омывала и перевязывала их раны, подавала им пищу, питие, врачевства, доставляла всякое возможное облегчение и утешение.

Возбудив и по возможности укрепив себя к начатию подвига, наблюдайте и в продолжение оного, чтобы как насущный хлеб, как предохранительное врачевство, не оскудевала у вас никогда благочестивая мысль и доброе намерение. Возведите очи ваши к Живущему на небеси и с верою помышляйте, что Он взирает на ваш подвиг, что над вами простерта Его благословляющая рука - но благословляющая только нелицемерную верность в подвиге и чистоту деятельности.

Христу, Врачу душ и телес, мысленно предлагайте язвы поручаемых вашему попечению болящих и могущие случиться ваши собственные скорби и с упованием все предавайте Тому, Который язвен бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша, и Которого язвою мы исцелехом (Ис.53:5).

Матери Господней, Радости всех скорбящих, вы представлены в особенное покровительство: имейте постоянную веру в действительность, близость, всегдашнюю готовность сего покровительства. От сего должно произойти то, что и вы со своей стороны будете близки к Ней, с детскою простотою будете простирать руки к невидимой Матери, и по благопотребности Она будет вам подавать тайное вразумление, подкрепление, утешение, помощь.

Внутреннею молитвою вашею при самом одре болящих, а по мере потребности и удобности - и словом кроткого напоминания старайтесь споспешествовать и им в том, чтобы они взирали к Врачу душ и телес. Обращайте их внимание как на испытанное дело на то, что в молитвенном воздыхании болящего может заключаться прием врачевства из небесной врачебницы, небесное же без сомнения сильнее земного.

О всех болящих имейте равномерное нелицеприятное попечение, особенно же бдительный труд употребляйте по особенному требованию болезни, а не по предпочтению лица. Для больного, для требующего помощи будьте как родные, но для лица оставайтесь чужими, чтобы чистота Христианской любви не была затемнена пристрастием, чтобы предпочтение одного не было неправдою в отношении к другому.

Радуемся, что на путь и подвиг вы пожелали приять и прияли ныне Божественное напутствие - приобщились Тела и Крови Христовых. Идите в мире: Господь с вами. Не забывайте во вверяемых вашему попечению видеть меньшую братию Господа Иисуса, да слышится в сердцах ваших Его слово: болен бых, и посетисте Мене (Мф.25:36), и да сподобитесь услышать от Него сие с радостью и тогда, егда приидет во славе воздати комуждо по делом его. Аминь.

Беседа на обновление храма на месте погребения усопших, 1857 г.[12]

Господь сказал устами Пророка: Дом Мой дом молитвы наречется (Ис.56:7). Какие утешительные мысли о храме дает нам сие изречение Господне!

Храм есть дом молитвы. Молитва живет в нем. В иных местах она странствует, иные посещает, иные с трудом ищут ее, от иных и призванную удаляют житейская молва и суета; здесь, в храме, она живет, здесь всякий может обрести ее, и если та молитва вожделенна, которая доходит до Бога, то молитва в храме преимущественно вожделенна, потому что здесь преимущественно приближается она к Богу, поелику дом молитвы есть вместе и дом Божий.

Если помыслим, что Бог живет в вышних, превыше небес, то придем в недоумение, возможен ли для Него дом на сей униженной пред небом земле. Если помыслим о величии Творца мира и о Его вездесущии, то найдем непонятным, как мог бы для Него быть возможен где-либо какой-либо дом. Но нет места сомнениям, когда Господь Сам глаголет: дом Мой.

Веруем, Господи, слову Твоему, ибо слово Твое истина есть (Ин.17:17). Веруем, что и сей храм, по Преданию и чину Тобою наставленных Апостолов и преемников их освященный и невидимо Твоего вшествия и благодатного присутствия сподобившийся, воистину есть Твой дом, Твое жилище, Твое на земле небо, и не только сему веруем, но можем и видеть сие отчасти, поелику здесь тайнодействуется и очевидно присутствует Божественное Тело единородного Сына Твоего, Господа нашего Иисуса Христа, которое есть Тело живое и животворящее, с которым, следственно, и дух Бога и человека Христа присутствует.

Что при сих размышлениях должна чувствовать верующая душа?

Патриарх Иаков, когда, ночуя в пустынном месте, увидел во сне Господа, стоящего на верху лествицы, соединяющей небо с землею, услышал от Него благословение и обещание покровительства и по сему Богоявлению нарек сие место домом Божиим, - с сим вместе чувствовал страх. Убояся и рече: яко страшно место сие (Быт.28:17,19). Но Пророк Псалмопевец, при мысли о посещении скинии Божией, или храма Божия, чувствовал радость. Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем (Пс.121:1). Которое из двух противоположных чувствований правильно? Правильны оба, хотя и противоположны. Страшен храм Божий, по величию Бога, в нем присутствующего, радостотворен храм Божий, по благодати Бога, в нем живущего. Со страхом входит в храм человек, смиряющийся пред Богом, с радостию входит в храм человек, одушевляемый любовию к Богу. Особенно да страшится, входя в храм, человек, обремененный грехами, поелику здесь присутствует Бог, праведный Судия, и кто знает, не поразит ли Он грешника мгновенно, как некогда Надава и Авиуда, Дафана и Авирона? Однако страх да не удаляет грешника от храма, ибо это значило бы идти от спасения к погибели, но да побуждает его к покаянию и исправлению жизни, дабы он мог войти в храм с надеждою обрести в нем Бога милующего, прощающего и спасающего. Храм Божий есть надежное прибежище для грешника, желающего избежать пагубы греха.

Бог вездесущий, над всем превознесенный, какую имел бы нужду в земном для Себя доме, если бы его не требовало Божие снисхождение к земнородным? По благости и снисхождению, Бог устрояет на земле дом Свой и отверзает его человеку, дабы сей находил в нем для своей молитвы удобовосходную к Богу лествицу, дабы приимал здесь от Бога благословение и наставление к истине Его чрез Его служителей, дабы пользовался здесь Божественными таинствами как средствами духовного возрождения, питания, возрастания, укрепления, врачевания, напутствия к жизни небесной.

От сей потребности храма для человеков естественно происходит то, что храмы должны быть устрояемы и устрояются среди обитателей, которые ими должны пользоваться. Но почему же некоторые храмы, как и сей, воздвигаются не посреди живущих, а посреди усопших? Почивающие сном смертным восстанут ли теперь и скажут ли, с восставшим от сна в Вефиле Патриархом Иаковом и с нами: Страшно место сие? Несть сие, но дом Божий [Быт.28:17]? Или с Псалмопевцем и с нами: возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем [Пс.121:1]!

На сие должно сказать, что храмы, созидаемые на месте покоя усопших, благопотребны и полезны живущим, чтобы они приходили сюда не только печалиться и плакать над почивающими здесь, но и приносить о них молитву преимущественно благодатную в храме, при тайнодействии Тела и Крови Господней, когда имена и память усопших священнослужитель приближает к Агнцу Божию, вземлющему грехи мира, и погружает в животворящую Кровь Христову (посвященные знают, что не по воображению говорю сие, но указываю на действие глубоко знаменательное). Таким образом, и для усопших воздвигнутый над ними храм может быть полезен посредством живущих.

Но только ли посредством живущих? Не могут ли усопшие и сами непосредственно пользоваться святынею храма? Смерть тела не разлучила их с Церковию Христовою, которая, подобно виденной Иаковом лествице, стоит между небом и землею, простирается из видимого в невидимое, от нижних на земле степеней досязает до выспренней на небесах степени лицезрения Божия, призывая к вожделенному восхождению и допуская благословное нисхождение. Не видели ли, например, Преподобного Сергия, по восхождении его в небесные обители нисходящего в свою земную обитель и стоявшего в храме с поющими, без сомнения, для того, чтобы братия обители паче слуха видением получили наставление о благоговении к церковному богослужению? Но не ограничимся избранными. Где теперь души усопших в вере, совершенных и несовершенных? В каком состоянии? Далеко ли они? Сообразно с тем, к чему приготовили себя в земной жизни, они, по слову Божию, в руце Божией (Прем.3:1), на лоне Авраама (Лк.16:23), в покое (Прем.4:7), - а иные не умиротворенные и в сетовании, как некогда предвещал себе Иаков: Сниду к сыну моему сетуя во ад (Быт.37:35). Не говорим о подобных богачу Евангельской притчи, который жил и умер без веры и добродетели и потому низвержен в глубину ада, откуда не доступны ни обители небесные, ни святыни сего видимого мира. Предание и опыты показывают, что души усопших, хотя разрешены от уз плоти, однако и по разлучении от нее по особенному устроению Провидения, а иные, может быть, и по влечению навыка и воспоминаний земных, являются нередко в местах пребывания своего на земле, и в близости к телам, с которыми проходили временную жизнь и которые приимут паки для жизни вечной. Ибо каким образом чудодействуют и особенно каким образом на душевное состояние благотворно действуют мощи Святых, если не благодатною силою душ святых, чрез оные проявляемою? Вспомним происшествие, бывшее со святителем Спиридоном Тримифунтским, когда ему нужно было узнать от усопшей дочери его, где скрыто вверенное ей сокровище, не открытое прежде кончины ее. Он пришел на ее могилу, спросил усопшую, и она услышала, и произнесла желаемый ответ. Почему же и нам не позволить себе утешительной мысли, что души почивающих близ храма сего, по крайней мере некоторые, непосредственно услышат глас здешних славословий и молитвословий, ощутят духовное благоухание тайнодействий и получат или приращение своего покоя, или облегчение своего сетования?

Благословенны да будут усердие, щедрость, попечение, труд, явленные в благоустроении и благоукрашении святаго храма сего, которыми принесена жертва Богу и оказано благодеяние живым и усопшим. Бог утешения и щедрот да возмерит оные Своими дарами, благоприятными жизни временной и вечной. Аминь.  

Беседа на празднество Успения и в третий день явления Божией Матери Апостолам, 1852 г.[13]

После усопших обыкновенно бывает время плача, потом время утешения печальных, и далее того и другого продолжается время, в которое дети и присные пользуются праведным наследием отшедших.

И успению Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы надлежало сопровождаться подобными последствиями, по сродному с нами естеству Ее естественными, по обилию данной Ей благодати обильно благодатными.

Плакали Апостолы, когда жизнь Матери Света, как тихая заря после Божественного Солнца Христа сиявшая для Церкви, угасла пред их очами. Плакали горькими слезами естественной печали, но вместе и сладкими слезами благодатного умиления, потому что вера в неумирающую благодать Матери Господней и чувство благоговейной любви к Ней господствовали над чувством лишения.

Полное же и совершенное утешение получили они, конечно, тогда, когда, в третий день по Ее успении ради опоздавшего к Ее погребению Фомы отверзши гроб Ее, не обрели пречистого тела Ее, и вслед за тем увидели Ее в славе воскресения, и от Ней самой услышали слово утешения: Радуйтеся, яко с вами есмь во вся дни.

Если радость, которую подает воскресшая Матерь Божия, имеет своим источником присутствие Матери Божией с нами во вся дни, то очевидно, что и радость, как поток из сего источника, должна протекать по всем временам, до впадения в море вечного блаженства. И вот прекрасное и неиждиваемое наследие, которое Матерь Божия в успении Своем не только оставила, но определительно назначила и преподала Своим по благодати чадам и присным. Радуйтеся, яко с вами есмь во вся дни [Мф.28:20].

И Церковь Христова прияла от Матери Божией сие наследие и хранит, и от дней до дней, от лета до лета, от века до века не престает разделять оное. Для чего и ныне собрала Она сей собор, как не для того, чтобы, если можно, каждый приял некую долю святой и благотворной радости от благодатного сокровища Царицы Небесной?

Правда, не всем без различия завещала Она сию радость, но преимущественно Апостолам, однако поелику обещала и продолжить оную вместе с присутствием Своим в Церкви во вся дни, то чрез сие простерла Свое обещание и на живущих после дней Апостольских, если они усвояют себя Ей в чада и присные Апостольскою верою в Ее неумирающую благодать и Апостольскою благоговейною к Ней любовию.

Итак, радуйтесь, души, подвизающиеся в вере, по образу Петра, который ускорил прежде других исповедать Христа Сына Божия и, по вере в Него, и по водам ходить отваживался! Матерь Начальника и Совершителя веры с вами есть, и как Она блаженна веровавшая, так и вам споспешествовать будет сквозь искушения и опасности достигнуть блаженства.

Радуйтесь, души, стремящиеся к совершенству любви, по подобию возлюбленного Ученика, который и Бога созерцал преимущественно в Его качестве любви, оком любви, и в любви же заключал все учение жизни! Нареченная Матерь возлюбленного Ученика с вами есть и не отречется быть материю и для вас, чтобы покровительствовать духовному воспитанию вашему от рабского страха до совершенной любви, изгоняющей страх (1Ин.4:18).

Радуйтесь, ревнители слова истины! Матерь вечного Слова с вами есть и неотступно предстательствует пред Ним о вас, да даст вам уста и премудрость, ейже не возмогут противитися или отвещати вси противляющиеся вам (Лк.21:15).

Радуйтесь, хранящие девство и целомудрие! Приснодева с вами есть, и как девство приблизило к Ней Иоанна, так оно приблизит Ее к вам. Дознают сие благодетельными опытами, особенно те, которые в удалении от мира благорассудно целомудрствуют духом и телом, а от некоторых из таковых и в мире сие известно, как, например, от Преподобных: Антония Печерского, Сергия Радонежского.

Радуйтесь, и благословенно супружествующие! Обрученная Дева и неневестная Матерь, Которая не только удостоила посетить жениха и невесту в Кане Галилейской, но и первое открытое чудо для них от Божественного Сына Своего испросила, не чуждается вас; Она любит девство, но не унижает и супружества, и вас, молящихся Ей, не лишит благопотребной помощи, если взираете на супружество, как на союз не только естественный, но и духовный, имея высокий таинственный образ его в союзе Христа с Церковию.

Радуйтесь, благочестивые родители и во благочестии воспитываемые чада! Дщерь молитвы праведных Иоакима и Анны, воспитанная в доме Божием, Матерь Сына, от Которого всякое сыновство на небеси и на земле имеет начало, признает вас по духу Своими присными и чадами и простирает на вас свой благодатный покров от дома Божия небесного и земного.

Радуйтесь, хотя сквозь слезы, испытуемые различными скорбями, но крепящиеся в терпении и уповании на Бога! Та, Которая более всех на земле, кроме только Единородного Сына Ее, испытана была скорбями, Которой душу прошло крестное оружие, по Своим опытам знает, что вы чувствуете, и состраждет вам, и может и хочет облегчать вас, почему и нареклась радостию всех скорбящих.

Но нельзя не приметить, что в назначаемый нами раздел благодатного наследия Царицы Небесной не входят многие. Что же останется таковым? Чего могут ожидать те, которые не подвизаются в вере, не стремятся к совершенству духовной любви, не ревнуют о истине и правде, не чтят девства, не освящают супружества, чадородия и детоводительства, не благословляют Бога в счастии, ропщут в несчастии? Должно сказать правду: не им воскресшая Божия Матерь изрекла свое бессмертное: Радуйтеся, не им обещала Свое благодатное присутствие. Однако не оставила ли Она чего-либо и для сих, подобно как благодетельные завещатели не только ущедряют достойных наследников, но и недостойным оставляют нечто по избытку милости? В книге Соломона есть запись о некоей доле наследства, которое оставляет по себе праведник. Очень естественно, чтобы и Первенствующая между всеми праведными оставила по себе то наследство, которое оставляет каждый праведник. Какое же это наследство? Раскаяние. Умираяй праведник остави раскаяние (Притч.11:3). Тем, которые не приблизились к Матери Божией подвигом веры, усердием любви, не подражали примеру Ее добродетелей и потому не приобрели права наследовать от нее благодатную радость, она оставила, как последнюю милость, раскаяние - наследие несладкое вначале, но спасительное впоследствии, если направлено будет к исправлению жизни.

Если мы не умели, или, справедливее сказать, не потрудились стяжать, по примеру Пресвятыя Девы, радость духа о Бозе Спасе (Лк.1:47), то поспешим восприять печаль, яже по Бозе, которая покаяние нераскаянно во спасение соделовает (2Кор.7:10) и чрез которую, следственно, и радость спасения, наконец, обретена быть может. Аминь.

Беседа на сырной неделе против невоздержания

Внемлите же себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет, на вы внезапу день той (Лк. 21,34).

Внемлите же себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет, на вы внезапу день той (Лк. 21,34).

Приближающееся время поста призывает нас к воздержанию: и святая Церковь сии приготовительные к оному дни расположила как степени, дабы по малу отъемля тучность пищи, и увеличивая труд молитвенный, возвести нас к совершенству поста и к протяженным подвигам покаяния и молитвы. Но в сие преддверие святого поста, которое мы проходим, безрассудный обычай как много вносит противного воздержанию и трезвости телесной и духовной! Мне кажется, сие должно возбуждать в нас жалость и ревность, подобную ревности Дома Божия, по которой Господь наш бичом из вервий изгнал из преддверия храма продающих и покупающих, превращающих его в дом купли и в вертеп разбойников. О, если бы Он помог и нам малым бичом, сплетенным из словес истины и целомудрия, если не совсем изгнать, то хотя несколько укротить невоздержание, особенно неистовствующее при входе во святилище поста, и кроме сего нередко угнетающее тела, опустошающее души, истощающее стяжения, расхищающее добродетели, поглощающее способности!

Внемлите себе, глаголет Господь, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством. Не излишним ли теперь покажется некоторым сие предостережение, и не обидным ли предлагаемое оным подозрение в таких грубых пороках? — Не желаем никого подозревать, ни обижать, но напоминаем вам, люди, по собственному мнению, довольно умеренные и трезвые, что сказанное предостережение первоначально дал Господь избранным ученикам Своим. Наставление которое Петру, Иакову, Иоанну, Андрею, не обидно было слышать, не может быть для кого-нибудь из нас ни оскорбительным, ни излишним.

То ли одно ест объядение когда тело не вмещает пищи? То ли одно пиянство, когда ум потоплен в вине, и отягченной головы не может носить тело? Если, в чем не трудно удостовериться, настоящее назначение пищи и пития есть поддержание и возобновление телесного состава, который неприметным образом непрестанно снедает тление, а вкус пище и приятность питию даны, как средства для сей цели: то каждый кусок пищи, сверх утоления глада, снедаемый для вкуса, есть доля объядения, каждый глоток пития, после угашения жажды и после ободрения сил, употребляемый для приятности, принадлежит к чаше пиянства.

Что же суть наши столы, на которых трудно перечесть различные роды пищи, трудно угадать их состав, трудно упомнить названия различных родов пития? Не хитросплетенные ли сети, которые мы расставляем друг другу, чтобы уловить в объядение, хотя иногда тонкое, и в пиянство, хотя по-видимому трезвое? И не приметишь, как перейдешь от ядения к объядению, как простое употребление пития превратится в пиянство. Надобно прилежно смотреть за собою. Внемлите себе.

Сколько различных искусств, веществ, орудий употребляет разумный человек, для того, чтобы наполнить малое и несмысленное чрево! Как унижается разум, когда истощается в изобретениях, чтобы дань, ежедневно требуемая чревом, как неумолимым владыкою, была ему приносима, как можно в большем изяществе, и была им приемлема, как можно в большем количестве! И как ругается над сим раболепствующим разумом чрево, концом всех его забот об изяществе полагая нечистоту и смрад?

Восклонись, несчастный поклонник чрева, и если ты не можешь вдруг выше себя вознести твоих очей, стань прямо перед зеркалом и посмотри, не написан ли на самом тебе закон против раболепства чреву? Не видишь ли, что выше чрева твоего есть грудь, в которой живет сердце, желающее добра, чувствующее любовь? что над нею еще возвышается глава, в которой царствует ум, созерцающий истину, разум мыслящий о вероятностях, что под тою и другою, как бы под небом и землею ад, низвержено темное чрево, не умеющее ни мыслить, ни желать? Много ли нужно проницания, чтобы приметить, что оно не владычествовать должно над высшими областями, но быть в служении, в порабощении, в презрении? Если, напротив, ты стараешься более и более угождать чреву в том, чего оно слепо требует, для него желаешь, для него вымышляешь: то берегись, чтобы оно не сделалось у тебя сильнее и выше головы, и своею безобразною тяжестию не стало стеснять и подавлять благороднейших действий ума и сердца. Внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством.

Под именем сердца Господь разумеет вообще внутренность человека, что можно видеть из Его собственного другого изречения, в котором Он сии слова соединяет, изъясняя одно другим: извнутрь бо, глаголет, от сердца человека помышления злые исходят. Итак, под именем сердца, как внутренности вообще, в изречении Господнем разуметь должно духовные силы человека с их действиями и совершенствами, в особенности разум, силу хотеть и способность познавать. Смотрите, на что наконец может обрушиться подавляющая тяжесть пресыщенного чрева. Внемлите себе, да не когда отягчают сердца, ваша.

Мы не примечаем, — скажут, может быть, — чтобы люди менее других воздержные в пище и питии, менее потому пользовались способностию разума и силою воли. Не спорю, что некоторые из них даже лучше других пользуются способностию разума, чтобы понимать и изобретать тонкости удовольствий для чувств и воображения, и сильнее других влекутся к оным желаниями. Дух таких людей носится как пар над теплыми явствами, или немного выше. Но когда надобно вознести мысль и сердце горе, выше сих видимых небес, которые хотя и тонки, но суть телесны и потому еще ниже области свойственной духу чистому? когда надобно устремить желание к Богу? тогда оказывается, что пресыщением отягченное чрево, как гиря висит под крылами духа, и тянет его к земле, так что при всех усилиях. он более бьется о землю, нежели возлетает к небу. Животные многопищные и тучные не могут бегать так скоро, как малопищный елень: подобно сему чревоугодник не может быть так деятелен и благопоспешен в подвигах, как воздержный.

Вы знаете, что человек пал: но как? Не отягченное ли запрещенным плодом чрево низринуло его из блаженного рая на несчастную землю? Отягчай оное более, и оно низвлечет тебя с земли в глубину ада. Подлинно, что ниспровергнуло Содому столь ужасным образом? — Гордость, ответствует Пророк, в сытости хлеба, и в изобилии вина? и сластолюбствоваша та, и дщери ея: сие бяше ей и дщерем ея (Иез. 16, 49).

Подобным, но еще более ужасным, бедствием угрожает Господь чревоугодникам. Найдет говорит, на вы внезапу день той. Какой день? — День, которого только малый образ, только предвещание показано было в грозный день Содомы, — день, который угрожает не одному, или нескольким роскошным и сладострастным городам, но целой вселенной, который заставит издыхать человеков от страха и чаяния грядущих на вселенную, в который придет Господь во тьмах святых Ангел Своих, сотворить суд о всех делах нечестия их, имиже нечествоваша (Иуд. 14, 15). Господь неоднократно внушает нам, что сей страшный день особенно нечаянно постигнет тех, которые преданы невоздержанию, роскоши, попечениям о выгодностях и приятностях жизни. Якоже бо, говорит, беху во дни прежде потопа, ядуще и пиюще, женящеся и посягающе, до негоже дне вниде Ное в ковчег? и не уведеща, дондеже прииде вода и взят вся: тако будет и пришествие Сына человеческаго (Мф. 24, 38, 39). И еще говорит: якоже бысть во дни Лотовы: ядяху, пияху, куповаху, продаяху, саждаху, здаху? в оньже день изыде Лот от Содомлян, одожди камен горящь и огнь с небесе, и погуби вся: по томуже будет и в день, в оньже Сын человеческий явится (Лк. 17, 28, 30).

Поистине, людям, которых гортань отверзается не для того, чтобы воспевать славу Божию, или изрекать пред Богом желания сердца, но для того, чтобы подобно гробу, поглощать и обращать в тление все, что лучшего живет и растет на земле? которые проводят половину жизни в труде обременять свое чрево, а другую в труде влачить сие бремя, у которых вино волнует кровь и отуманивают голову: где им помышлять о делах небесных, прозирать в сокровенные судьбы Божии, вникать в словеса пророческие, примечать знамения времен, стоять на страже в ожидании грядущего царствия Божия, которое совсем не по них, поелику оно не есть брашно и питие?

Но вот что еще особенно страшно: сия преобладающая роскошь, сие не помнящее Бога и себя невоздержание, не только могут быть внезапно постигнуты судом и поражены правосудием Божиим, но и составляют, по словам Господним, одно из предваряющих обстоятельств, и как бы преддверие его страшного суда. Отягчают сердца ваша объядением и пиянством, и найдет на вы внезапно день. Что же должны мы подумать, когда видим, что и богатый и бедный, дома, в корчемнице, рано и поздно, наперерыв работают чреву, что чрево поглощает обширные стяжания и наследия? что люди, которые с трудом приобретают насущный хлеб, необильные плоды своего труда и пота истощают на излишества и невоздержание, грубое или утонченное, на прихоти не требуемые и не знаемые природою? что провозглашение праздника, даже предварение о посте, сии, по намерению Церкви, орудия к возвышению благоговения, превращаются в орудия к усилению роскоши, подобно священным сосудам, употребленным для украшения Вавилонского пиршества? — О как опасно, да не найдет на ны внезапу день той!

Попечемся, братия, как бы нам ясти и пити во славу Божию, а не во вред себе и в оскорбление Подателю Благ Богу. Уступите гладу и жажде, но не вооружайтесь против воздержания и поста. Пусть хлеб насущный укрепляет сердце человека? пусть вино в меру возвеселит сердце печального, или ободрит немощного? ядите, — скажем, если угодно, и сие с Неемиею и Ездрою, — ядите тучная и пийте сладкая, но в знамение того, яко свят есть день Господеви нашему (Неем. 8, 10), а не безвременно и без меры, по образу тех, ихже бог — чрево. Во всякое же время внемлите слову Господню и внемлите себе, да не когда отягчают сердца ваша объядением и пиянством, и найдет на вы внезапу день суда, но да будут сердца наши светильниками мудрых дев, полными елея благодати, горящими любовию, светлыми верою, да будут готовы сретить Судию, яко жениха, и праздновать с Ним в небесном чертоге Его во веки! Аминь.

Беседа о благодарности к Богу. 1842 год

Молим, не вотще благодать Божию прияти вам. (2Кор.6:1)

Молим, не вотще благодать Божию прияти вам. (2Кор.6:1)

Апостол Павел, указав Коринфским ученикам своим на величайшее из благодеяний Божиих человеческому роду - на избавление от области греха чрез нисхождение в оную Единородного Сына Божия, дабы злотворную и смертоносную силу греха разрушить всепроникающей и всепобеждающей, животворной и благотворной силой Божией: неведевшего 6о греха по нас грех, то есть жертву за грех, сотвори Бог Отец, да мы будем правда Божия о Нем, - указав, говорю, на сие величайшее из благодеяний Божиих, святой Апостол тотчас присовокупляет увещание, которому, по любви к увещеваемым и по сильному желанию, чтобы оное было принято, дает вид просьбы: Молим, не вотще благодать Божию прияти вам.

Указанной апостолом благодати Божией не все ли мы участники, братия христиане? Посему долг имеем и мы повторить вам слово апостольское: Молим, не вотще благодать Божию прияти вам. Просим вас, чтобы благодеяния, которые получили и получаете вы от Бога, получаемы были не напрасно. Окажите себя верными Его благодати, достойными Его благодеяний. Изъяснимся о сем несколько подробнее.

Человек живет непрерывными благодеяниями Божиими, он весь составлен из даров и благодеяний Божиих, он погружен в благодеяниях Божиих, как в бездне.

Бытие и жизнь человека, в своем начале, есть свободное даяние Творца - дар, которого никто не мог у Него вынудить, никто не имел права истребовать, следовательно, и продолжение бытия и жизни есть непрерывное продолжение того же даяния Божия. Жизнь временная есть ежеминутное благодеяние Божие. Безсмертие человека есть безсмертное, безконечное благодеяние Божие.

Разберем состав наш. Душа, основание жизни, есть дыхание Бога Творца. Тело, жилище и орудие души, - дело рук Божиих. Ум, без которого не существовали бы для тебя ни истина, ни мудрость; сердце, без которого не было бы для тебя ни блага, ни блаженства; чувства, без которых вселенная, тебя окружающая, была бы для тебя закрыта и недоступна, - все сие не также ли Божие дело, Божий дары тебе - ничтожеству? Точно, ты весь составлен из даров и благодеяний Божиих.

Осмотримся во вселенной. Кто положил под нами землю, которая нас держит над бездной, дает нам жилище, одежду, пищу? Кто пролил на земле воду, которая нас поит и омывает? Кто засветил в небесах светила, которые дают нам возможность видеть вселенную с ее чудесами, которые из мертвой земли вызывают для нас жизнь, красоту, благоухание, сладость, пищу, лекарство и которые нашу собственную земную жизнь питают тонкой, но не менее земной существенной пищей? Чей это воздух, которым мы дышим? Кто учредил нам день, который возбуждает нас к деятельности, и ночь, которая благоприятствует нашему покою? Кто дал злаку благодетельный для нас закон - сверх немногого числа семян, нужного для продолжения рода, производить преизбыточествующее множество на хлеб нам? Кто заповедал древу, сверх нужного ему семенного зерна, приносить плод, нам, а не ему надобный? Кто велел гордому коню смиряться под нашей тяжестью и смиренной овце, даже малому червю - прясть из своего тела нашу одежду? Кто на случай скупости солнца приготовил нам сокровища света и огня в кремне и стали, в дереве и масле? Не все ли сие и прочее неисчислимое - Божие устроение, Божия собственность и, когда предоставлено в пользу нашу, Божие нам благодеяние? Точно, мы погружены в благодеяниях Божиих, как в бездне.

Может быть, невнимательный к благодеяниям Божиим скажет: я пользуюсь тем, что в моей и в окружающей меня природе, посредством собственных моих усилий, либо при содействии других людей, обработал, изыскал, произвел, приобрел. Таковому ответствуем с апостолом: Ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог (1Кор.3:7). Сие обличение ничтожности человеческих действий в сравнении с благотворным содействием Божиим столько же справедливо буквально, в отношении к обрабатыванию видимой природы, сколько иносказательно - в отношении к образованию духовного естества в человеке. Ты провел грубую борозду или вырыл яму, бросил зерно или посадил корень и, может быть, еще брызнул водой, если это в небольшом саду. Какие ограниченные, мертвые, ничтожные дела! Но что делает между тем Небесный Земледелец? В зерне или корне Он уже приготовил неприметно, и тем более удивительно, все будущее растение и весь плод, которого ты алчешь, в земле, в которую ты бросаешь семя, как в могилу. Он также приготовил для него матернюю утробу, далее, Он повелевает солнцу Своему сквозь темные и холодные глыбы, пробиваться светом и теплотой и извлекать из погребенного семени росток, из ростка стебель, из стебля цвет и плод. Для споспешествования сему Он опять посылает поочередно теплоту и холод, влажность и сухость, дожди и росы, ветры и тишину. И, конечно, не насаждающий и напояющий человек, но возращающий Бог из одних и тех же - земли, воды, воздуха, света - производит в пшеничном колосе хлеб, а в виноградной ягоде - вино. Мы примечаем наши ничтожные дела по тому самому, что они ограничены и малы, потому что начинаем их и оканчиваем, усиливаемся для них и устаем от них и, напротив, не примечаем иногда благодеяний Божиих по тому самому, что они велики, потому что готовы без усилий, повсеместны, всегдашни. Надобно иногда временное и местное отъятие благотворной руки Божией, чтобы люди справедливее оценили благодеяние Божие, которым долго без внимания пользовались. Голод изъясняет Божие благодеяние хлеба, тлетворное поветрие - благодеяние воздуха, засуха - благодеяние дождя, безведрие - благодеяние солнца, сияние которого не дорого потому, что всеблагий Бог каждый день сияет им на злых и благих.

При рассмотрении человеческих обществ мысль о благодеющей руке Божией затеняется нередко мыслью о свободной воле человеческой. Но Бог, благодетельный Творец мира и человека, может ли не быть также благодетельным Творцом общества человеческого? Ибо независимое от Него и неуправляемое Им общество человеческое препятствовало бы Ему исполнять благодетельные намерения о мире и человеке, ограничивало бы Бога, что противоречит коренному понятию о Божестве.

Никто, признающий Бога Творца и Промыслителя, не станет спорить, что общество пчел или муравьев есть устроение Божие в природе, потому что никакие избранные члены улья не составляли для него постановления общественного и никакой философ муравейника не вымышлял басни общественного договора. Что ж? Общество человеков менее ли достойно быть устроением премудрого Бога и всегдашним предметом Его благодетельного управления? Существует над человеками человеческое правление - и сие нимало не противоречит тому, что каждый из них имеет, по естеству, свободную волю. Равным образом существование сей свободы нимало не противоречит существованию верховного правления Божия и над родом человеческим: и над семейством, и над государством. Сие правление Божие не бездейственно от того, что невидимо, и средствами достигать своих целей оно, без сомнения, богатое всякого правления человеческого. Как же скоро верим, что мы и в общественном, так же как в естественном состоянии находимся под всеблагим и премудрым управлением Божиим, то все доброе и благотворное в общежитии - добрые родители, благоразумные воспитатели, просвещенные наставники, правдивые судьи, попечительные начальники, и наипаче мудрый и благодетельный Государь и его благословенные успехи в благих для государства намерениях, победа над врагом, уничтожение крамол, достижение, сохрание, утверждение мира, возвышение или ограждение общественного внутреннего благоустройства, - все сие умножает никогда нескончаемый счет даров и благодеяний Царя царствующих, Господа господствующих, Отца, из Негоже всяко отечество на небесех и на земли именуется. Милости Твоя, Господи, во век воспою (Еф.3:15; Пс.88:2), взывает Псалмопевец, и воспевает завет Божий Давиду, как царю и родоначальнику, благотворный для царства и народа, и молит о возобновлении сих древних милостей Господних. Если кто думает при сем, что это было у иудеев, то я говорю с апостолом: Или иудеев Бог токмо, а не и языков? ей, и языков (Рим.3:29). Неужели Бог есть Бог царственно благодетельный только для иудеев? Право, и для христиан, право, и для россиян.

Сколь, впрочем, ни многи и велики благодеяния Божии человеку в жизни естественной и гражданственной, но преимущественно велики, важны, неисчислимы, неописанны благодеяния Божии, относящиеся к жизни человека духовной и вечной. Первые два рода благодеяний можно почесть только предуготовительными и споспешествующими для последнего. Там даруется ничтожеству бытие и бытию благоустройство, здесь подается грешнику непорочность, осужденному - прощение, духовно умершему - жизнь, погибшему-спасение и блаженство. Там сотворенное уготовляется и употребляется в пользу сотворенного, здесь Творец Сам приходит на помощь твари, служит ей, предает ей Самого Себя, Сын Божий не щадится, но за нас всех предается, плоть и кровь Богочеловека предлагается как пища и питие, как врачевство, как источник жизни, сердце Божие отверзается, любовь Божия изливается в сердца наши, Дух Святой подается, обители многи на небесах земнородным отверзаются, и в сердце человека обитель Божия сотворяется. Кто понимает, что душа человеческая может истинно жить только Богом, подобно как тело живет душой, но что Бог не может жить в душе нечистой. Кто имеет довольно самопознания, чтобы примечать, как несчастно и как почти неизбежно обман змия и прельщение Евы повторяются в нас гордостью разума и похотью плоти, как всякое неправедное дело, даже всякое нечистое желание и лукавый помысл изгоняют душу из рая мирной совести, как, наконец, недостаточны одни собственные усилия, чтобы возникнуть из ада совести раздраженной, - тот может несколько понимать, как велико благодеяние благодатного искупления, очищения и прощения, как дивно также благодеяние сохранения человека в состоянии благодатном. Кто же касается до высших даров благодати: просвещения, освящения, соединения с Богом, - о сем и познавший прочие благодеяния Божии так мало может сказать, как видевший только мелкую милостыню, подаваемую нищим на крыльце, не может сказать о том, как щедрые, драгоценные, сладкие дары во внутренности чертогов раздает Царь своим приближенным, домовладыка - друзьям своим, исполненный любви отец - своим присным чадам.

Останавливаюсь в изложении благодеяний Божиих не потому, чтобы уже довольно сказал, но потому, что никогда нельзя сказать довольно. Останавливаюсь и слушаю, что мне ответствует ваша совесть, что говорит ваше сердце?

Есть ли какое особенное отношение человека к Богу Благодетелю? Требуется ли какое соответствие благодеяниям Его? Или совсем никакого нет и не нужно? Не думаю, чтобы кто решился сказать сие последнее. И если бы нашелся таковой, то я усомнился бы, сердце ли у него в груди, а не твердый ли и холодный камень, либо какая-нибудь губка, жадно пьющая чужую влагу, без жажды, без вкуса и без насыщения; и разум ли у него в голове, или нечто худшее скотского инстинкта, потому что позна вол стяжавшаго его, и осел ясли господина своего (Ис.1:3) - безсловесные познают человека по благодеяниям и оказывают им соответствие.

Но если должно быть соответствие благодеяниям Божиим со стороны человека, то в чем оно состоять может? Заслуга, просьба, благодарность: вот три возможные соответствия благодеяниям. Заслуга возможна между человеками, из которых один имеет нужду в услугах другого, а другой может усердно представить первому свои услуги. Но самодостаточный Бог ни в чем не имеет нужды, и человек не имеет ничего представить Богу, что не было бы от Бога же полученным благодеянием, следовательно, здесь нет места заслуге. Просить от Бога благодеяний можно, и хорошо, если человек сие делает с доверием и со смирением. Но большая часть благодеяний Божиих бывает прежде нашего прошения, лучше нашего прошения и выше нашего понятия. Нельзя просить того, что уже сделано, нельзя просить того, чего нет и в мысли. Посему остается самым употребительным способом соответствия благодеяниям Божиим - благодарность, истинная, как истинны благодеяния Божии, деятельная, как деятельно благотворит нам Бог.

И посему молим, не вотще благодать Божию прияти вам. Окажите себя верными благодати Божией в сердце, достойными благодати Его на самом деле. Сотворил ли с тобой Господь знамение во благо избавлением от беды или опасности, памятуй бывшее, положись на Господа в будущем, употребляй во благо настоящее. Простирает ли тебе Бог благодеющую руку в земных благах, простри благодарную твою руку на помощь нуждающемуся ближнему. Является ли над нами благодеющий промысл Божий в добром Государе, в правлении, споспешествующем тихому и безмолвному житию, - вознесем нашу благодарность к Царю царствующих в радостных славословиях и в усердной молитве за помазанника Его и явим плоды благодарности в ревностном исполнении всякой верноподданической обязанности.

Обретаешь ли ты в сердце твоем дар благодати Божией - прощение грехов, мир совести, радость спасения - благодари бога твердой и непрестанно возобновляемой решимостью убегать от грехов, глубоким внутренним вниманием к сохранению мира совести, скромным, но не леностным споспешествованием спасению ближних.

Почтил ли кого небесный Подвигоположник отличием креста, подвигами искушений, скорби, страданий, да помышляет и сей, что и наказание от всеблагого Отца есть благодеяние, и даже избранный дар на пользу, да причастимся святыни Его (Евр.12:10), и потому да учится не только не роптать, не малодушествовать, не сетовать, но и благословлять имя Господне с Иовом, или благодарственно взывать с Псалмопевцем: Благо мне, яко смирил мя еси, да научуся оправданием Твоим (Пс.118:71).

О всем благодарите: Сия 6о есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1Сол. 5:18). Аминь.

Беседа о благом иге Христовом. 1828 год

Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть. (Мф.11:30)

Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть. (Мф.11:30)

Господь Иисус призывает к Себе труждающихся и обременных: Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененнии, обещает им душевное успокоение: Аз упокою вы, - обрящете покой душам вашим. Какой приятный зов! Какое вожделенное обещание! Но какое средство употребит Он для успокоения труждающихся и для облегчения обремененных? Снимет ли с них бремя, которое их удручало? Избавит ли их от трудов, которые их изнуряли? Без сомнения, Он сие сделает, но на первый раз Он имеет в намерении совсем другое. Он хочет, чтобы они приняли на себя новое иго: Возмите, - говорит, - иго Мое на себе. О милосердный Господи! Утружденных ли посылать на новый труд? На обременных ли налагать новое бремя? Таковы ли у Тебя средства покоя? - Не смущайтесь. Господь ведает, что творит, и несообразные с нашим мудрованием средства Его сообразны с намерениями Его премудрости. Утружденные делами плоти и мира найдут покой, если примут на себя новый труд духовный, обременные игом диавола, связанные злыми привычками, отягченные в совести грехами, гонимые и удручаемые бичами страстей найдут облегчение и свободу, если подклонят выю под иго Христово: Иго бо Мое благо, у бремя Мое легко есть.

Христиане! Когда Сам Иисус Христос, который есть Вечное Слово и Вечная Истина, нашел нужным сказать, что иго Его благо и бремя Его легко есть, то сие, во-первых, удостоверяет нас, что учение жизни христианской, к исполнению которого мы призываемся, воистину есть благотворно и удобно к исполнению; во-вторых, сие показывает, что действительно нужно приступающих работати Господеви удостоверять в удобоисполнимости учения христианского.

Слышим еще и ныне жалобу, на которую так давно уже ответствовал Божественный Учитель и Спаситель душ, - жалобу на тягость ига Его, на строгость Его учения, на трудность исполнять заповеди Его. На чем же основывается сия жалоба? В чем состоит сия трудность? - Без сомнения, в том наиболее, что учение Христово повелевает человеку идти против некоторых естественных склонностей, преодолевать их, умерщвлять, приносить в жертву и что требует от христианина строго очищения не только наружных, но и внутренних действий и движений, не только дел и слов, но и желаний и помышлений. Разберем сии обвинения человеческие против Божественной Истины.

Истина не запирается, что она дает людям заповеди, не так легкие, как детские игрушки, но так тяжелые, как иго, коим обременяют работный скот. Возьмите иго. Жалующиеся на Истину должны быть довольны сим откровенным признанием Истины. Но чем более откровенно ее признание в том, что ее заповеди суть иго, тем более убедительно должно быть ее уверение, что иго сие благо и бремя сие легко. Иго 6о Мое благо, и бремя Мое легко есть.

Люди сколько-нибудь благоразумные и не совсем низкие в чувствованиях, конечно, не решатся объявить требование на то, чтобы всегда быть и оставаться только детьми, вечно заниматься только игрушками. Но если вы помышляете восходить выше сего состояния, то надобно перейти к занятиям дельным, к трудам, к подвигам - принять на себя иго.

На что иго? - скажут непокорливые, - человек не то, что работный скот, человек одарен разумом, для чего ж бы не вести его из состояния детства к возрасту совершенства путями разума, правилами, понятными разуму, легкими воле, приятными чувствам? На что бы отягчать его игом - правилами, часто непонятными разуму, трудными воле, неприятными чувствам?

Хорошо, разумные почитатели разума, откройте мне сии простые, легкие и приятные правила, посредством которых мог бы человек без труда, как будто в некую игру, выиграть совершенство и благополучие. Только я боюсь, чтобы правила сии не были слишком легки, или, яснее сказать, легкомысленны. Ибо, вопреки сему самонадеянному разуму, неоспоримый опыт свидетельствует, что в сей земной жизни человека никакая способность его не образуется, никакое знание не приобретается, никакой успех не достигается без того, чтобы он не впряг себя в какое-нибудь ярмо, не понес какого-нибудь бремени. Чтобы научить отрока грамоте, не впрягаете ли в его в жестокое для него ярмо учебных часов, не отягчаете ли бременем непонятных для него книг, не принуждаете ли целый день твердить безсмысленные и безвкусные буквы? Что сказать о высшем образовании сего самого разума, который хочет быть законодателем легкой нравственности? Чтобы сделаться достойным своего имени, не преклоняется ли он под иго наставников, не силится ли поднять веками собранные бремена учености и, чтобы понести оные, не мучит ли тела бессоницей, не утомляет ли головы напряженными размышлениями? Чтобы сделаться богатым, не отказывает ли себе человек надолго в приятностях роскоши, не связывает ли себя строгим законом бережливости? Чтобы получить жатву, не приобщает ли земледелец и самого себя к ярму пашущего скота, и жнецы не наклоняют ли хребта своего перед малым колосом, прежде нежели он послужит им в пищу? Чтобы сделать одежду для прикрытия и защищения от воздушных перемен тела человеческого, сколько нужно разных искусств, разных трудов, разных орудий? Вот обыкновенные опыты человеческой жизни! Как же люди, которые по природе думают быть умнее и могущественнее природы, хотят легче научить человека добредетели, нежели грамоте? Легче сделать его совершенным духовно, нежели как он делается образованным по-мирски? Легче доставить ему вечное блаженство, нежели как приобретается тленное богатство? Легче достать живую пищу для безсмертной души, нежели как приготовляется безжизненная пища для смертного тела? Легче устроить нерукотворимую ризу правды и славы, нежели как устрояют рукодельную одежду нужды и стыда?

Если свидетельств природы не довольно для людей, которые хотели бы лучше слушаться природы, нежели Евангелия, буду отважнее, сошлюсь на свидетельство сих самых людей в том, что не легкость и приятность, но трудность и пожертвование ознаменовывают истинную и возвышенную добродетель или совершенство в человеках. Пускай сии люди, которым христианские подвиги потому только не нравятся, что трудны, - пускай они скажут, удивляются ли они делам, которые никакого труда не стоят, не требуют никакой победы над собой, никакого пожертвования? Великое ли дело, когда богатый не грабит и не мздоимствует? Не гораздо ли важнее то, когда не имеющий насущного хлеба не хочет приобрести его неправдой? Когда обиженный отмщает, что тут важного? И звери то же делают. Но когда он щадит низложенного врага, тогда не только любомудрые, но и зрелищные ценители дел более превозносят победителя за победу над собственным гневом, нежели над силой врага. Что так в общепринятом мнении возвышает над многими другими подвигами подвиги военные и смерть за Отечество, если не пожертвование собственной безопасностью за безопасность Отечества? Итак, если от добродетели требуются подвиг и пожертвование, чтобы она была достойна мира и его мнения, можно ли менее требовать для того, чтобы она была достойна Бога и Его праведного избрания? И если надобность подвига и закон пожертвования не делают неудобоисполнимой добродетель мирскую, то как можно неудобоисполнимой почитать добродетель христианскую потому только, что она соединена в тою же надобностью подвига, подчинена тому же закону пожертвования?

Но чтобы прямее ответствовать, почему Иисус Христос налагает на Своих последователей некое иго и бремя, и как иго сие оказывается благим и бремя легким, приведем на память знающим и приемлющим свидетельства Священных Писаний, что человек, некогда в чести сый, не разуме превосходства своего Ангелоподобного состояния и, обманутый прельщением искусителя, добровольно приложися скотом несмысленным, и уподобися им (Пс.48:13), потому что прилепился к чувственной природе преимущественно пред духовной. Сколько по естественному последствию сего действия, столько же по праведному наказанию сего преступления он, естественно, находится ныне под игом чувственности, так что и старания сделать приятным иго плоти крушат дух его, и усилия вырваться из-под ига сего другим образом удручают его, поскольку грубое иго крепко залегло на него, приросло к нему, и он, как впряженный скот, не имеет орудий сам себя разрешить от оного. Таким образом, человек, по апостольскому выражению, естеством чадо гнева, всегда труждается без успокоения, всегда обременяется без облегчения. В сем состоянии обретает его Христос: и - примечайте, как напрасно труждающийся и обремененный жалуется на Облегчителя и Успокоителя - не теперь впервые налагает, но только переменяет иго его. Переменяет иго злое и тяжкое на благое и легкое, иго похотей и страстей погибельных на иго заповедей спасительных. И Христовы заповеди суть иго, потому что скотские похоти надлежит обуздать, зверские страсти укротить, и даже заклать чувственное удовольствие, и принести в жертву закону духовному. Но иго Христовых заповедей есть иго благое, потому что находящийся под сим игом ведется от состояния более или менее скотоподобного в состояние истинно человеческое, ангелоподобное, даже Богоподобное; есть бремя легкое, потому что Господь, возлагающий оное, в то же время благодатно подает соразмерную силу нести оное. Иго Христово благо и бремя легко, потому что чем охотнее человек несет оное, тем более сам становится благим, а чем более сам становится благим, тем легче для него становится исполнять благие заповеди, так что, наконец, он творит волю Господню с большей легкостью и удовольствием, нежели собственную, и таким образом иго на раменах его совсем исчезает или превращается в крылья, которые непрестанно несут его на небо.

В сих размышлениях уже заключается оправдание истины христианской и против другого обвинения, будто она слишком строга, когда требует от своего последователя очищения не только наружных, но и внутренних действий и движений. Подлинно, строгость заповедей Христовых преследует и слова праздные, и взоры нецеломудренные, и желания нечистые, и помышления суетные, ко как сему и быть иначе, когда прилежит помышление человеку прилежно на злая от юности его (Быт.8:31), а намерение Христово есть возвести сего человека к Богу, Которому никакое зло, никакая нечистота, никакая суета приблизиться не может?

Кто желал бы, чтобы закон Христов снисходительно взирал на безпорядочные блуждания человеческих желаний и помышлений, того можно спросить, согласится ли он, чтобы по сему снисходительному закону поступали с ним его дети или его друзья? - Отцу было ли бы приятно узнать, что его сын, видимо почтительный, втайне жаждет его наследства и ждет дня, в который оно ему достанется? Какой друг был бы доволен ласками и услугами своего друга, если бы узнал, что в душе его нет любви и усердия, которых оные кажутся выражением? Если человек, который не видит мыслей и не знает желаний своего ближнего, не удовлетворяется, когда не видит в нем внутреннего к себе расположения, то сколько необходимее, чтобы чистоты желаний и мыслей требовал от человека Бог, испытующий сердца и утробы?

А что сия строгость Евангельской нравственности не жестока, и ее требования, при содействии благодати, в данной каждому мере удобоисполнимы, в том да уверят нас, новоначальных учеников Христовых, благословенные, веками оправданные опыты учеников Его совершенных, из которых многие, конечно, живо чувствовали благодатную легкость, когда не только носили всецелое иго необходимых заповедей, но и добровольно приложили к нему иго советов Евангельских, отреклись не только от любостяжания, но и от самого стяжания, не только в наслаждении отказывали плоти своей, но и необходимые требования тела ограничивали, чтобы тем удобнее распространять свою деятельность в области духа.

Упокоенные и прославленные игоносцы Христовы! Вашими оставленными нам примерами, наставлениями, молитвами вспомоществуйте нам, труждаюшимся и обремененным бременами плоти и мира, и с верою воспринимать, и с любовью нести благое иго Христово, и в нем обретать покой душам нашим. Аминь.

Беседа о благословенном рождении детей. 1828 год

Благословлю же ю, и дам тебе от нея чадо: и благословлю е, и будет в языки и цари языков из него будут. (Быт.17:16)

Благословлю же ю, и дам тебе от нея чадо: и благословлю е, и будет в языки и цари языков из него будут. (Быт.17:16)

Как счастливы наконец Авраам и Сарра! Долго безчадствовали они, зато и чадо иметь будут, и прежде рождения его уже знают, что оно будет благословенно.

Кто из желающих сделаться или уже сделавшихся родителями не пожелал бы иметь детей добрых, благословенных? Но как не все дети соответствуют желаниям родителей, то, естественно, рождается вопрос, как достаются дети добрые, благословенные?

Поскольку добрые дети бывают не только у добрых, но иногда и у худых родителей, так как и, напротив, у добрых родителей бывают не только добрые, но иногда и худые дети; то неглубокие наблюдатели, в изъяснение сих разнообразных явлений, говорят, что это так случается. Просил бы я сих людей истолковать сие таинственное для меня изречение "так случается". Когда пшеница родится на поле, где пшеница посеяна, вы не говорите, что это так случается. Но когда видите пшеничный колос, выросший на лугу, где пшеница не сеяна, вы говорите, что это так случилось. Что же хотите вы сказать? Без сомнения, не то, что колос родился без семенного зерна, или что семенное зерно само собой сделалось из земли, или что-нибудь подобное, но разве то, что вам неизвестно, как семенное зерно занесено сюда ветром или уронено здесь прохожим. Посему изречение "так случается" есть только легкое средство уклониться от разрешения трудного вопроса или благовидный способ без стыда объявить свое незнание. Следовательно, мысль, что добрые или худые дети достаются родителям, как случится, - мысль, которая могла бы приводить в уныние особенно добрых родителей и даже выражала бы некую несправедливость судьбы против них, по счастью, неосновательна и совсем ничтожна, - это слова, которые выражают не более как отсутствие мысли, способной изъяснить событие.

Как же достаются добрые дети? - Недолго искать на сие закона, если видим добрых детей у родителей также добрых, благоразумных и попечительных о воспитании. Вопрос разрешается, если скажем, что сие так же естественно, как то, когда на поле, где посеяна пшеница, пшеница же и родится, а не плевелы.

Врачи не признают ли за несомненное, что некоторые болезни переходят от родителей к детям? А то еще менее может подлежать спору, что здоровье родителей есть наследственно для детей, если особенные причины не похитят у них сего естественного наследия. Также смотря на лицо детей, не ищем ли мы обыкновенно сходства с лицом родителей? Итак, если мы находим, что родители себе самим обязаны за некоторые телесные совершенства или недостатки своих детей, что препятствует то же в некоторой степени заключить и о высших свойствах душевных, о предварительных склонностях и расположениях?

Может быть, спросят, каким образом что-нибудь душевное может сообщаться от родителей к детям через рождение, когда душа есть существо неделимое и потому ничего не может отделить от себя для сообщения другой душе? - На сие ответствую, во-первых, что утверждаемое мною сообщение некоторых нравственных склонностей и благих расположений от родителей к детям совершается не чрез одно рождение, но с помощью благоразумного воспитания; во-вторых, вопрошаю взаимно: как может что-нибудь телесное переходить от родителей к детям и оказываться в их жизни, когда тело их совершенно вновь образовалось из вещества, заимствованного от тела родителей, управляется собственной душой, непрестанно изменяется посредством питания и разрешения? Но недоумение о том, как сие бывает, не уничтожает опыта, что сие подлинно бывает. Осмелюсь сказать более, не есть ли даже удобопонятнее открытие чего-нибудь наследственного в душе, которая, как существо цельное, все свои способности и силы раскрывает из себя самой, из внутреннего корня бытия, полученного с рождением, нежели в теле, которого устроение так много зависит от внешней, стихийной природы?

Но дабы не поставить истину в зависимость от помышлений человеческих, которые все без исключения суть суетны пред ведением Господним, призываю вас пред суд сего вечно непреложного ведения и вопрошаю: кому дано сие благословение Божие: раститеся и множитеся, телу ли человека, которое без души и не понимает сего благословения, и не может исполнить оного, или целому человеку, и особенно душе его? К телу ли относятся слова Писания: Сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его (Быт.1:27)? Бог безтелесен, следовательно, человек сотворен по образу Божию в душе. После сего еще один вопрос, и мы получим разрешение на многое. Что значит написанное о Адаме: Роди сына по виду своему и по образу своему (Быт.5:3). То ли, что между Адамом и Сифом было сходство в чертах лица и в строении тела? Стоило ли труда вносить столь мелочное замечание в повествование столь священное и, притом, столь краткое? И сличение представляемого теперь "образа Адамова" с недавно указанным "образом Божиим" не ясно ли дает разуметь, что Священный писатель говорит о внутреннем образе, духовном и нравственном? Творческое слово: раститеся и множитеся, насадило в Адаме способность рождать благословенных чад и передавать им в наследие образ Божий, по которому он сам сотворен. Но когда грехом поврежден сей образ в нем, тогда, хотя по силе первоначального творческого слова и мог он родить сына, но не мог сообщить ему более того, что в самом оставалось; роди сына не по образу Божию полному и совершенному, но по виду своему и по образу своему, то есть, с некими чертами образа Божия и с неким примешением греха и повреждения Адамова. Вот и первоначальный Божественный, и последовательный естественный закон рождения человеческого! Будучи внесен в книгу Бытия по случаю рождения Сифова, он никогда не уничтожен. И теперь естественно, чтобы родители рождали детей по виду своему и по образу своему, - чтобы от грешников рождались грешники, подобно как от чахотных родятся чахотные, но чтобы от тех, которые свободным упражнением в покаянии, молитве и делании добра, при помощи благодати Божией, ослабили в себе греховные и усилили добрые склонности, рождались и дети с некоей предварительной помощью к добру против силы греха, впрочем, всегда преодолимой свободой и наипаче благодатию.

Примечательное указание на сей закон рождения представляет Священная история в лице жены Маноевой: Ангел является ей и предсказывает, что она, быв дотоле неплодна, родит сына и что назорей Богови будет сие отроча от чрева (Суд.13:5). И с сим вместе он велит ей с сего времени начать и продолжать во время беременности назореям свойственный образ воздержания: От всего, еже исходит из винограда, да не яст, и вина и сикера да не пиет (Суд.13:3-5,14). Это почти то же, как если бы он сказал ей: сын твой должен быть назореем, но чтобы сие вернее могло сделаться, приготовь его к сему образу жизни, когда будешь носить его во чреве твоем, веди образ жизни, свойственный назореям; и таким образом приготовь в нем способнось и склонность к назорейскому образу жизни.

Чтобы общий закон рождения согласить с особенными случаями, которые, по-видимому, составляют исключение из оного и даже противоречат оному, когда, например, от добрых родителей родятся дети, их недостойные, или добрые дети от родителей недостойных, или от родителей обыкновенных дети необыкновенные - для сего надлежит вспомнить, что Бог есть сколь всемогущий и неизменный в судьбах Своих Законодатель мира, столь же премудрый и всесвободный Правитель оного, и всеправедный Судия не только видимых дел, но и сокровеннейших расположений человеческих. Чтобы избежать долгих рассуждений, объяснимся скорее примерами.

Один и тот же Адам каких разнообразных рождает детей - Каина, Авеля, Сифа! Где же тут один общий закон рождения? Будьте внимательны и примечайте. Адам, свежим, так сказать, ядом недавно сделанного греха напоенный и недавним обетованием избавления поставивший себя в некую еще незрело обдуманную дерзость надежды, рождает Каина, дерзкого грешника. Адам, в несчастном рождении Каина испытавший тягость проклятия, привлеченного грехом, обманутый надеждой, уничиженный суетой, рождает Авеля, кроткого, но непрочного. Наконец, Адам, продолжением скорбей глубже укоренившийся в смирении, терпением утвержденный в надежде и надеждой в терпении, рождает Сифа, надежное основание своего потомства.

От одного Авраама рождается Исмаил - дикий осел, по выражению предсказания о нем, и Исаак - благословение всех народов. Отчего такая разность? - Оттого, что мятежная рабыня Агарь повредила в Исмаиле благословению Авраамову, а добродетельная и смиренная Сарра с благословением Авраама самым чистым и совершенным образом сочетала в Исааке и свое благословение, по реченному о ней к Аврааму: Благословлю же ю, и дам тебе от нея чадо: и благословлю е, и будет в языки, и цари языков из него будут.

Еще страннее казаться может, от Исаака и Ревекки, одним разрешением утробы рождение столь непохожих один на другого сынов, как Исав и Иаков. Что же можно сказать в изъяснение сего необычайного явления? - То, что сказано Богом самой Ревекке: Два языка во утробе твоей суть. Два противоположные начала в одно время действовали во чреве ее - прирожденный грех Адамов и Божие благословение; одно усилилось в Исаве, другое превозмогло в Иакове.

Возьмем еще один пример превратного нравственного хода рождений из истории царей иудейских. Сын идолопоклонника Ахаза был благочестивый Езекия, а сын Езекии Манассия, опять идолопоклонник, хотя, впрочем, не нераскаянный. Сия превратность изъяснилась бы, может быть, очень просто, если бы мы имели достаточные сведения о воспитании сих царей: ибо у людей знаменитых и богатых судьба детей много иногда зависит от детоводителей и наставников, из коих добрые становятся благотворными орудиями Провидения, а худые орудиями наказания за пороки родителей и за небрежение о воспитании. Но кроме сего надлежит принять в рассуждение, что Божеские благословения и наказания в родах не всегда идут следом за добродетелями и пороками каждого лица в роде; но иногда ускоряют, чтобы пресекать зло и усиливать благо в человечестве вообще, а иногда отстают, чтобы дать место долготерпению или чтобы сберечь доброе на время, когда оно наиболее нужно. Господь, - как взывает Он Сам о Себе, - Господь Бог щедр и милостив, долготерпелив и многомилостив, и истинен, и правду храняй, и творяй милость в тысящи, отъемляй беззакония, и неправды, и грехи, и повиннаго не очистит, наводяй грехи отцев на чада, и на чада чад, до третияго и четвертаго рода (Исх.34:6-7). Если бы кто стал жаловаться на строгость, наводящую грехи отцев на чада до третияго и четвертаго рода, всеблагий Бог с избытком оправдывает суды свои милостию, которую простирает не на четыре только рода, но на тысящи оных.

Мне кажется, сии размышления и примеры показывают, что супружество и звание родителей не суть такие предметы, которые бы можно ненаказанно предавать в жертву страстям и в игралище легкомыслию, и что желающие иметь достойных детей благоразумно поступят, если предварительно самих себя сделают достойными родителями. Аминь.  

Беседа о милосердии к бедным. 1848 год

И Аз вам глаголю: сотворите себе други от мамоны неправды, да егда оскудеете, приимут вы в вечныя кровы. (Лк.16:9)

И Аз вам глаголю: сотворите себе други от мамоны неправды, да егда оскудеете, приимут вы в вечныя кровы. (Лк.16:9)

Не много ли уже говорено и говорится о милосердии к бедным? Будем ли говорить и еще?

Кому любезно милосердие, тому не будет сие в тягость, потому что не скучают разговором о том, что любят. А если кто не расположен часто слышать о милосердии, таковой, по справедливости, может усомниться, довольно ли он любит милосердие, и в сем случае напомнить и не раз о милосердии не лишнее.

Как богатеет мир бедствиями и скорбями! Надобно, чтобы не меньше богатели чада Божии чувствами и делами милосердия.

Кто хочет обогатиться, тот часто размышляет о способах приобретения. И тот, кто хочет обогатиться милосердием, также имеет нужду часто размышлять о приобретении сего сокровища нетленного и некрадомого.

В сей мысли может утвердить нас Евангелие. Известно, как тесна сия книга для множества предметов, которые принадлежали бы ей, если бы могли вместиться в ней. Суть, - говорит Евангелист, - много, яже сотвори Иисус, яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню всему миру вместити пишемых книг (Ин.21:25). Посему можно бы подумать, что немного найдется места в Евангелии для учения о милосердии, по-видимому, довольно простого и обыкновенного. Но Евангелие, или лучше, Сам Христос Спаситель говорит о милосердии многократно и многообразно, и это, без сомнения, соответственно с потребностью поучаемых.

Он видит людей, только начинающих искать пути спасения и блаженства и, пользуясь возбудившимся желанием спасения и блаженства, на сем грунте сеет семя учения о милосердии. Блажени милостивии: яко тии помилованы будут (Мф.5:7).

Видит души, способные к возвышенным чувствам и, чтобы научить их милосердию и благотворению безкорыстному, великодушному, простираемому даже на врагов, указует им высочайший образец. Будите милосерди, якоже и Отец ваш Небесный милосерд есть (Лк.6:36). Яко солнце Свое сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и на неправедныя (Мф.5:45).

Входит в дом к человеку, любящему гостеприимство, и угощение обращает в учение милосердия. Егда твориши пир, зови нищия, маломощныя, хромыя, слепыя; и блажен будеши, яко не имут ти, что воздати, воздаст же ти ся в воскрешение праведных (Лк.14:13-14).

Видит людей, которым некогда подумать о делах милосердия, потому что их время слишком занято многодельной праздностью и праздной деятельностью, строгим исполнением законов современной роскоши в одежде и убранстве, пиршествами, увеселениями, которые тем глубже дремлют духовно, чем более возвышена деятельность их чувственной жизни, для пробуждения которых, следовательно, надобно сильное средство, и таким средством употребляет притчу, в которой представляет для них зеркало настоящего и будущего. Человек некий бе богат, и облачашеся в порфиру и виссон, веселяся на вся дни светло (Лк.16:19), и потому некогда ему приметить, что у ворот его лежит нищий и болящий Лазарь. Вот настоящее! А вот и будущее! Немилосердный богач, в адских огненных муках, не может достать капли воды для прохлаждения того языка, который так тонко чувствовал изящество избранного ястия и пития.

Видит Небесный Учитель законника, не отрицающего заповеди человеколюбия, но покушающегося стеснить и запутать ее холодным исследованием: Кто есть ближний мой? (Лк.10:29). И дабы показать, что сие мнимое недоумение совсем не требует умственного исследования и разрешается просто сердцем, притчей представляет в предмет человеколюбия странника, поверженного на дороге, обнаженного и израненного разбойниками.

Видит священников и левитов, не довольно готовых, не довольно поспешных ,да помощь бедствующему, и, чтобы хотя стыдом расположить их к милосердию, показывает в притче о впадшем в разбойники священника и левита, прошедших мимо, а самарянина, по обыкновенному понятию человека презренного, помогающего безпомощному, как слуга и как родной.

Божественный Учитель милосердия не оставляет без особого наставления приближавшихся послушати Его (Лк.15:1) и таких учеников (Лк.16:1), как мытари и грешницы, которые как в приобретении, так и в употреблении богатства руководствовались только мирской мудростью, полагаемой в том, чтобы ловко приобресть, пожертвовать только для большей выгоды, обезпечить себя от недостатка. От их мудрования, подобно как и прежде в доме угостителя от угощения, заимствует Он для них образ учения, и предлагает притчу о неправедном приставнике имения, и сопровождает ее наставлением: Сотворите себе други от мамоны неправды, да егда оскудеете, приимут вы в вечныя кровы.

Видно, слышавшие сие наставление догадались понять оное не в смысле мирского мудрования, которому никогда не учил Божественный Наставник, но в разуме чистой духовной мудрости, потому что Наставник Сердцеведец не нашел нужным прибавить что-либо для ограждения Своего наставления от неправого истолкования. Вероятно ли посему, что некоторые из христиан не так легко войдут в истинный разум учения Христова, как некогда мытари? Желалось бы почесть сие даже невозможным, но случается слышать вопросы: что значит притча о неверном приставнике? Что значит: сотворить себе други от мамоны неправды? Неужели собравший богатство неправдой, подав милостыню из неправедно приобретенного, может тем приготовить себе добрую обитель в вечности?

Полагаю, что надобно устранить сие недоумение, а для сего нужно яснее иметь в виду содержание притчи.

Некто имел приставника сельского имения, и, узнав, что он расточает вверенное, вознамерился отнять у него должность, и для того потребовал отчета в управлении. Управитель, видя, что должен остаться без места и без содержания, призвал людей, которым из управляемого имения хлеб и масло были отпущены в долг, и, велев переписать долговые записи с уменьшением долга, подарил таким образом одному пятьдесят мер масла, другому двадцать мер пшеницы, в той надежде, что, лишась места и содержания, из благодарности будет ими принят в их дома. И похвали Господь дому строителя неправедного, яко мудре сотвори. Примечайте, что неправедный строитель похвален не за неправду, которая не может быть предметом похвалы и за которую он уже осужден прежде, и осужден на отрешение от должности, но за то, что мудре сотвори, что искусно распорядился.

Для правильного разумения сей притчи надлежит взять в соображение общее правило, что как видимый предмет притчи, по свойству вещей, не во всем может быть сходен с предметом, означаемым притчей, то не все, что принадлежит к повествованию притчи, может принадлежать к ее уподобительному значению и толкованию. Например, в притче о судии неправедном, Бога не боящемся и человек не срамляющемся (Лк.18:2), который вдове, долго, ежедневно неотступно просившей защиты, оказывает, наконец, просимую справедливость, к уподобительному толкованию принадлежит, во-первых, самое имя судии, во-вторых, последняя часть повествования. И сим иносказанием означается, что Бог усердную и неотступную молитву, наконец, приемлет и исполняет, а подробные черты первой части повествования, изображающие судию неправедным, Бога не боящемся и человек не срамляющемся, не принадлежит к уподобительному толкованию притчи, потому что в сих чертах являются человеческие свойства, очевидно, не сообразные со святостью Судии Бога. Подобно сему и в притче о неправедном приставнике неправда и неверность входят только в повествование притчи для его полноты, а к уподобительному значению притчи не принадлежат, как черты, несовместимые с духом учения Христова.

Истинное же значение притчи определяется следующими чертами. Приставник управляет чужим имением, подобно сему всякий человек в настоящей жизни пользуется богатством и другими дарами Божия творения и провидения не как независимый обладатель, никому не обязанный отчетом, но как приставник, обязанный отчетом Богу, Которому единому первоначально и существенно все принадлежит. Приставник, наконец, должен оставить управление и дать в нем отчет, подобно и всякий человек с окончанием земной жизни должен оставить то, чем распоряжался на земле, и дать в своих действиях отчет пред судом Божиим. Оставляемый приставник видит, что останется скудным и бездомным, подобно сему представляемые от земной жизни иные благовременно в смиренном самопознании открывают, а иные поздно усматривают, что они скудны подвигами и добродетелями, что не стяжали довольно веры и любви к Богу, не довольно укрепились в молитве, не совершили достаточных подвигов воздержания и самоотвержения или страдания за истину, которые отверзли бы для них одну из обителей небесных. Что делать бедному приставнику? Что делать скудной душе? - Приставник имеет надежду быть принят в домы тех, которым он от избытка вверенного ему управления сделал одолжение. Душа, при недостатке совершенства, имеет надежду, что бедствующие и скорбящие, которым она от своего земного благосостояния подавала помощь и утешение, благодарной молитвой веры помогут и ей отворить дверь вечного крова, которую себе отверзают верностью в подвиге терпения.

Конечное слово притчи ясно показывает, что она, употребляя мирское мудрование в подобие духовной мудрости, отнюдь их не смешивает: Сынове века сего мудрейши паче сынов света в роде своем суть. То есть, как жаль, что чада мудрости мирской имеют довольно искусства среди самого разрушения темными средствами устроить свое временное благосостояние, а чада света, ученики мудрости Божественной, часто не употребляют довольно тщания, чтобы при ее свете, с ее силой уравнять и управить свой путь в вечные кровы!

Остается изъяснить выражение: мамона неправды, чтобы неясно понимаемые слова не закрывали чистоты учения.

У сириян был идол, который назывался "мамона" и суеверно почитался покровителем богатства. От сего и к самому богатству перенесено то же название "мамона". Господь, конечно, не без причины вместо простого названия богатства употребил слово мамона, в котором с понятием "богатства" соединяется понятие "идолослужения". И причину сего не иную можно предположить, как ту, что хотел означить не просто богатство, но богатство, с пристрастием собираемое, с пристрастием обладаемое, делающееся идолом сердца.

Таким образом определяется смысл и целого выражения: мамона неправды. Это значит богатство, которое чрез пристрастие к нему сделалось неправедным, или порочным, ибо в священном языке неправда может означать вообще порок, подобно как и правда - вообще добродетель.

Что же посему значит наставление: Сотворите себе други от мамоны неправды? Это значит - богатство, которое чрез пристрастие легко становится у вас мамоной неправды, веществом порока, идолом, обратите в доброе стяжание чрез благотворение бедным и приобретите в них духовных друзей и молитвенников за вас.

Что касается до тех богатых, которые не только не свободны от неправды пристрастия к богатству, но и отягчены неправдой злоприобретения, они напрасно ищут легкого способа прикрыть свою неправду в притче о неправедном приставнике. Но если хотите истинного, собственно к ним относящегося наставления, то найдут оное в истории мытаря Закхея. Тогда как он неправду пристрастия к богатству очищает милостыней: Се пол имения моего, Господи, дам нищим, - другую, более тяжкую неправду злоприобретения заглаждает справедливым удовлетворением обиженных: аще кого чем обидех, возвращу четверицею (Лк.19:8).

Премудрый сын Сирахов приписывает милостыне достоинство жертвы и Богослужения. Творяй милостыню, аки жряй жертву хваления (Сир.35:2). Но приношение Богу должно быть чисто не только от гнусности, но и от низости. Да не принесеши, - говорит закон, - цены песии в дом Господа Бога твоего (Втор.23:18). Посему можно судить, как нужно заботиться о том, чтобы подаваемое в милостыню было почерпаемо из чистого источника.

При сем приходит на мысль спросить: очень ли хорошо поступают, когда говорят: дай деньги на зрелище или на другое суетное увеселение, половина их издержится для твоего удовольствия, а другая обратится в милостыню. Что тут будет? Милостыня ли очистит суету? Или суета лишит чистоты милостыню? Найдется ли на сие ответ, который был бы приятнее вопроса? Но, конечно, не подлежит сомнению то, что если бы назначаемые на благотворительное увеселение деньги, с устранением увеселения и на него издержек, сполна были отданы на милостыню, то милостыня была бы вдвое больше и несравненно чище. Апостол учит нас плакати с плачущими (Рим.12:15), а не ликовать с мыслью о несчастных и не переполнять чашу веселия, чтобы дрождие досталось плачущим.

Надеюсь, впрочем, что никто не оскорбится нашей заботой, чтобы изобретательное искусство благотворительности, доброе в намерении, сколь можно более имело достоинства в средствах и способах действования.

Успокоим движение мысли и слова в безпрекословно верном общем правиле: Чти Господа от праведных твоих трудов (Притч.3:9), как делами благочестия, так и делами благотворения ближнему. Аминь.

Беседа о прикосновении веры ко Христу. 1825 год

И весь народ искаше прикасатися Ему: яко сила от Него исхождаше, и исцеляше вся. (Лк.6:19)

И весь народ искаше прикасатися Ему: яко сила от Него исхождаше, и исцеляше вся. (Лк.6:19)

Чудное зрелище показывает нам святой евангелист Лука. Господь Иисус, после всенощной молитвы на горе и по избрании Себе утром двенадцати апостолов, сходит на равнину, апостолы следуют за Ним. Собор прочих учеников Его встречает и принимает Его, великое множество людей не только из многолюдного Иерусалима, но из всей земли Иудейской и даже из приморских мест Тирских и Сидонских окружает Его. Хотят слышать Его учение, хотят получить от Него исцеления; но как обыкновенно многолюдство затрудняет само себя, то что делает народ? Он теснится к Учителю и Целителю уже не для того, чтобы просить исцелений и ожидать или возложения рук, или слова, разрешающего грехи, но бросается к Нему как кому случится, только чтобы достигнуть до Него и прикоснуться или к живоносному телу Его, или к освященным так сказать, напоенным текущей из Него спасительной силой одеждам Его. Весь народ искаше прикасатися Ему: яко сила от Него исхождаше, и исцеляше вся.

Зрелище поистине чудное и достойное не просто удивления но и благоговейного размышления, и не только размышления, но и поревнования. Кто не возжелал бы спасительного прикосновения к Господу, от Которого исходит сила, исцеляющая все? Посмотрим же в Евангелии, как достигали сего желавшие, и увидим, как и нам достигать сего должно.

Дабы желавшие спасительного прикосновения к Иисусу Христу могли самым делом сего достигнуть, для сего нужно было со стороны Его снисхождение, и снисхождение крайнее. Когда Он был на горе, они не могли прикасаться к Нему, ибо, вероятно, даже не знали, где найти Его и как приблизиться к Нему. Надобно было, чтобы Он сошел с горы на место ровное, где ожидал Его народ. И сие сошествие было только малый, чувственный образ Его великого и многоразличного снисхождения. Подумайте, что надлежало Ему оставить на горе - сладкое и блаженное молитвенное собеседование с Отцом Своим Небесным, однако же, Он нисходит. А что найдет Он внизу? - Смешанное многолюдство, в котором иные хотят слушать Его, а иные, может быть, уловить Его в слове, в котором каждый готов приступить к Нему со своим требованием, но, вероятно, есть и не ведающие, чего просят; во множестве ищущих прикоснуться к Нему, вероятно, есть и такие больные, к которым мы, подверженные подобным немощам, не захотели бы приблизиться, есть и такие грешники, от которых мы, будучи также грешниками, удалились бы, если бы видели сердца их, как Он видит. Однако же Он нисходит, Он приближается. И что еще? Сии несчастные и погибающие, которые имеют в Нем нужду, как в Помощнике и Спасителе, поступают с Ним, по-видимому, с нарушением должного к Божественному Чудотворцу благоговения и, очевидно, с нарушением обыкновенного человеческого уважения и приличия. Они, как в другом случае о подобном действии народа изъяснился один из самих апостолов, одержат Его и гнетут, обезображенные болезнями, покрытые ранами, вергутся на Него без разбора, беснуемых влекут и повергают к Нему другие, все терпит Он, всему снисходит. Как чистая и глубокая река приемлет всех почерпающих из нее, не возмущаясь и не истощаясь, так безконечная спасительная сила Его допускает всех приступающих к Нему, не истощаясь множеством их, не возмущаясь их недостоинством, Сила от Него исхождаше, и исцеляше вся.

Христиане! Если нужно снисхождение Божественного Спасителя как и без сомнения оно нужно, дабы и мы могли спасительно прикасаться к Нему, то со стороны Его не будет в сем недостатка. Не с горы только сошел Он на место ровное для нескольких тысяч народа иудейского и соседственного с Иудеей: Он сошел с высоты небес для всех миллионов людей, живших, живущих и когда бы то ни было имеющих жить на земле. Поскольку Божественная сила Его, будучи выше самих небес, недостижима была низкому и недостойному естеству человеческому, Он низвел ее в самое человечество, влил ее в сосуд плоти, подобострастной нам, кроме греха, для исцеления от коего и потребна нам особенно сия сила. По избытку милосердия Своего к нам. Он, так сказать, переполнил сосуд пречистой плоти Своей Своей Божественной силой, так что ею оросилась самая одежда Его и уврачевала кровоточивую, а когда по воскресении дадеся Ему всяка власть на небеси и на земли (Мф.28:18), когда воспринятую Им плоть нашу вознес Он с Собой и посадил одесную Бога Отца, тогда сшедый и возшедый превыше всех небес, исполнил всяческая (Еф.4:10), следовательно, и всю землю на все времена Своей Божественной, спасительной, не только телесно, но и наипаче духовно вся исцеляющею силою. Желаете ли и ныне даже чувственного доказательства близости и снисхождения к нам Иисус Христова? - Мы имеем оное каждый день на сем алтаре, где Он всегда ту же, как и прежде, Божественную и спасительную силу Свою, сие исполнение Божества живущее в Нем телесне (Кол.2:9) покрывает видом хлеба и вина и допускает нас не только прикасаться к Нему, но Плоть Его ясти и Кровь Его пити во исцеление и жизнь вечную.

Но мы видим далее в Евангелии, что для достижения спасительного прикосновения к Господу Иисусу нужно было не только со стороны Его снисхождение, но и взаимно со стороны желающих сего блага - искание и приближение. Весь народ искаше прикасатися Ему. Искание же не должно разуметь здесь просто и приближение не должно воображать только телесно. Были ищущие, которые искали Иисуса - убити; были приближающиеся Нему - чтобы ударить Его в ланиту: без сомнения, не для так людей исходила от Него всеисцеляющая сила. Сам Христос ясно различает приближение ко всеисцеляющей Его силе от всякого другого к Нему приближения, когда, теснимый множеством окружающего народа, не чувствует ничьего приближения, кроме приближения одного человека: Прикоснуся, - говорит, - Мне некто; Аз 6о чух (чувствовал) силу изшедшую из Мене (Лк.8:46). В чем же состоит сей особенный образ приближения ко Христу, сопровождаемый не мертвым приражением, но живым прикосновением, извлекающим из Него спасительную силу? - Сие также ясно показывает Господь в лице кровоточивой, которая из множества теснящегося к Нему народа одна умела к Нему приблизиться и прикоснуться и чрез прикосновение получила исцеление. Ибо что говорит Он ей? - Дерзай дщи, вера твоя спасе тя (48). Итак, то, что пред очами телесными было приближение и прикосновение, по созерцанию духовному Господь называет верою. Так должно разуметь и то искание, приближение, прикосновение, вследствие которого над множеством народа ознаменовалась сила Господня, исцеляющая всех. По вере искали Его, с верою приближались к Нему, верою духовно прикасались к Его силе, прикасаясь телесно к Его пречистому телу или ризам. Так весь народ искаше прикасатися Ему, или, по крайней мере, те из народа, которые по вере своей послужили образцом для других. И какая вера видна в сих людях! Не та малая и как бы неприметная, которой бы нужно было доискиваться, как и подлинно Господь Сам искал ее в двух слепцах, просивших зрения, вопрошая их: Веруета ли, яко могу сие сотворити? (Мф.9:28). Не та вера, слабая и колеблющаяся, с которой отец отрока беснуемого и просил от Господа помощи, и в то же время не надеялся: Аще что можеши, помози, которую он и признавал в себе, и в то же время не верил собственному признанию: Верую, Господи, помози моему неверию (Мк.9:22,24). Не та вера медленная и полумертвая, которая в слепце Вифсаидском, после живоносного брения Господня, возложенного на очи его, по двукратном возложении рук Его, едва пробудилась к принятию совершенного исцеления. Вера искавших прикасатися Иисусу не ожидает себе возбуждения от Него, не колеблется сомнением о Его силе, не смущается мыслью о своем недостоинстве, не требует от Него никакого действия или слова, прямо, твердо и свободно идет она к Источнику благодати и почерпает из него, как будто силой похищает она всеисцеляющую силу Спасителя. Сила от Него исхождаше и исцеляше вся. Но что в таком чрезвычайном избытке открывало сию целебную силу? - Не иное что, как чрезвычайное дерзновение веры народной: Народ искаше прикасатися Ему.

После сего, христианин, если скажешь, что и ты желал бы сподобиться спасительного прикосновения ко Господу, ответ на сие нетруден. Ищи, приближайся, прикасайся, только по вере ищи, с верою приближайся, верою прикасайся. Где мне, скажешь, искать Господа? Как приближаться и прикасаться к Нему? Ищи Его мыслью - на небесах, любовью - в сердце, благоговением - в храме, везде ищи Его - делами, для Него предприемлемыми и совершаемыми. Приближайся к Нему, как оный верующий народ, желанием послушать Его и желанием исцелитися, то есть поучением в слове Его и молитвой к Нему. Прикасайся к Нему в священных знамениях и таинствах, которыми Он, как ризою, облекает в Церкви Свою Божественную и спасительную силу, наипаче же прикасайся Ему в таинстве Тела и Крови Его. От тебя самого зависит более или менее успевать в таковом искании, в твоей воле более или менее воспользоваться таковым приближением и прикосновением ко Господу для твоего спасения и блаженства. Каковы бы ни были твои душевные недуги, чем совершеннее уверуешь, тем совершеннее получишь от них исцеление силой Христовой, которая и слепотствующее око ума твоего просветит познанием истины, и расслабленные силы духа твоего укрепит для добродетели, и от духов искусителей тебя избавит, и от мертвых дел воскресит в жизнь духовную и святую. Но если ищешь Его невнимательно, приближаешься к Нему только устами, прикасаешься святыне Его только наружно, без живой веры и усердия, то ты уподобляешься тому народу, который только угнетал идущего Иисуса, но не достигал Его спасительной силы.

Горький упрек сделал Сам Господь некоторым, неправильно, то есть не по вере, искавшим Его: Аминь, аминь глаголю вам, ищете Мене, не яко видесте знамение, но яко яли есте хлебы и насытистеся (Ин.6:26). О, если бы никто из пришедших ныне взыскать Господа в храме сем не заслужил подобного упрека невниманием к сокровищу веры и благодати, исканием только видимых и временных благ и чувственных утешений! Присоединим к воспоминанию Господня обличения Господне и наставление: Делайте брашно не гиблющее: дедайте дела Божия; се есть дело Божие, да веруете в Того, Егоже посла Он (27-29). Аминь.

Беседа по освящении храма Святого Александра Невского при Покровской богадельне Московского мещанского общества, 1858 г.

Пророки Аггей и Захария имели особенное от Бога назначение, чтобы побуждать Иудеев к созиданию храма в Иерусалиме, после возвращения их из плена Вавилонского.

Дело сие было начато, но враги веры и народа Иудейского препятствовали оному. Иудеи остановились в унынии, которое потом перешло в охлаждение, извиняющее себя мыслию, что время еще не благоприятствует делу. В сие время явился Пророк Аггей и побуждал приняться за созидание храма: Созиждите храм, и благоволю в нем и прославлюся, рече Господь (Агг.1:8). Вслед за ним явился Захария и к тому же поощрял удостоверением о благоволении Божием и надеждою успеха: Сице глаголет Господь: обращуся ко Иерусалиму щедротами, и храм Мой созиждется в нем (Зах.1:16). Вследствие сего храм создан, и благоденствие Иерусалима возвысилось.

Мы здесь не в Иерусалиме. Не для града и народа создан сей храм. Никто не препятствовал его созиданию, и никто не понуждал к сему, и никогда к подобному делу не требует понуждения сей град, издревле доныне любитель храмов Божиих. Добрая воля, благочестивое усердие, человеколюбие общества граждан создали сей храм в соединении с сим домом, для того чтобы Лазарь убогий, истощенный в силах, беспомощный, не лежал у ворот богатого [Лк.16:20] или в полуразрушенной хижине другого, почти так же беспомощного, чтобы здесь общественно исполняемо было то, что призывается к благословению на суде Христовом, - призрение странных, немощных, беспомощных, питание алчущих, одеяние нагих. Но сего не довольно, человеколюбие Христианское возжелало еще, чтобы призреваемые здесь пользовались не только покойным для них жилищем, но и домом Божиим, чтобы им близко было находить духовную пищу и духовное врачевство душевных болезней в священнослужении и таинствах святаго храма. И сие желание ныне исполняется. Благословен Бог! Благословенно Христианское человеколюбие!

После сего можете спросить: для чего же напомнил я здесь обстоятельства Иерусалимского храмоздательства? Ответствую: для того, что из сих обстоятельств можно почерпнуть мысли утешительные для храмоздателей и полезные для всех посетителей храма.

В Иерусалиме видим, что когда люди не оказывали усердия к созиданию храма Богу, тогда Сам Бог послал Своих чрезвычайных посланников, чтобы побудить к сему. Из сего можно усмотреть, как желает Бог, чтобы создан был храм имени Его. А сие подает создателям храма Божия радостную мысль, что, созидая и украшая храм, они исполняют то, чего особенно желает Бог. И если счастливы были те, которые успешно потрудились в созидании храма, быв настоятельно побуждены к тому Божиими посланниками, менее ли счастливы те, которые приемлют участие в храмоздательстве, не быв никем понуждаемы, по чистому свободному усердию к Богу и по любви к святыне Его?

Не для храмоздателей только, но и для всех верующих в Бога и желающих спасения души глубокого внимания достойно то, что Бог Сам желает и требует Себе храма.

Первый на земле храм истинного Бога у Израильтян, по исходе их из Египта, при горе Синае, подвижный соответственно тогдашнему их странствованию, был устроен и освящен единственно по повелению Божию и по непосредственному предначертанию Божию, без предварительного желания человеческого.

После того чрез несколько веков, когда царь Давид пожелал вместо подвижного храма создать неподвижный, Господь Бог и сие храмоздательство принял в Свое особенное смотрение и, устранив от оного Давида как пролившего много крови в бранях, предоставил оное сыну его, мирно царствовавшему Соломону.

Попущено было сему первому в Иерусалиме храму, за грехи народа, быть разрушену Вавилонянами, но еще прежде, нежели над ним совершился сей суд, правосудный и вместе милосердный Господь предопределил и чрез Исаию Пророка предвозвестил создание второго Иерусалимского храма, и для начатия сего дела избрал царя Кира, еще не родившегося.

И далее, когда созидание второго Иерусалимского храма, начатое под покровительством Кира, остановлено было при преемниках его, Господь вновь принял сие дело в Свои руки и Своим рвением великим (Зах. 1:14) совершил оное, послав облеченных Божественною Его силою побудителей, Пророков Аггея и Захарию.

Наконец и второй храм Иерусалимский окончательно разрушен Римлянами, по правосудию Божию, за беспримерно тяжкий грех Иудеев - за убиение Начальника жизни (Деян.3:15), Господа нашего Иисуса Христа - и вместе, по премудрой судьбе Божией, чтобы ветхозаветное богослужение уступило место совершеннейшему, новозаветному, Христианскому. И в сие время, когда с распространением Христианства по всей вселенной надлежало распространить и храмы Христианские по всей вселенной, паки Сам Бог явился творцом храмов, ибо воплощенный единородный Сын Божий по вознесении Своем на небо, облече Своя ученики и Апостолы силою свыше, яже есть Дух Святый; и они по действию в них Святаго Духа, быша сильнии делом и словом, крещение предаша сыноположения, церкви воздвигоша, утвердиша жертвенники, священства положиша правила и законы, которых и мы держим предание (Молитва в освящение Храма).

И о первенствующем храме сего царствующего града не Бог ли сказал Великому князю устами Святителя Петра почти то же, что некогда Иерусалиму устами Захарии: созижди храм Богоматери, и обращуся к Москве щедротами? И вот, пять веков свидетельствуют, что то было верное слово Божие в устах угодника Божия.

Усматривая таковые издревле судьбы Божии над храмами Божиими, что должны мы помыслить, братия? Каждый основательно размышляющий найдет в оных следующие поучительные истины.

1. Храм истинного Бога, с Его святынею, чиноположениями и таинствами, есть не человеческое их изобретение, а собственное Божие устроение.

2. Устроение храма Божия и в нем его священнодействий не должно зависеть от произвола человеческого, а должно быть основано на правилах и законах священства, которые положили Апостолы, облеченные Духом Святым, сильные делом и словом.

3. Премудрость Божия устроение святого храма признала не только полезным, но и необходимым пособием для спасения человеков, ибо Премудрости Божией не свойственно делать что-либо излишнее и не полезное.

4. Посему всякий человек, желающий себе спасения, прилежно должен притекать во храм Божий, со вниманием и по мере возможности с разумением участвовать в его молитвах и славословиях, внимать и последовать слышимому в нем слову Божию и учению жизни и освящать себя его таинствами, согласно с правилами и законами, которые положили, и предали нам богодухновенные Апостолы и Богомудрые отцы.

Что посему должно думать о тех, которые, услышав нерассудительную или неблагонамеренную клевету на Православную Церковь, удаляются от освященного по Богопреданному чину храма и от его благодатных таинств, остаются без дома молитвы, или самочинно устрояют себе молитвенницы неблагословенные и покушаются составить некие призраки раздробленных церковных обществ? Самочиние дерзновенное, и притом не только бесплодное, но и душевредное! Они сами себя отсекают от единства живого и живоносного Тела Христова, то есть от единой, истинной, святой Церкви Христовой. Но член, отсеченный от тела, не имеет жизни. Так и они не имеют животворящей благодати Христовой и благодатного освящения. От таковых предостерегает вас, братия, слово Апостольское: Блюдитеся от злых делателей, блюдитеся от сечения (Флп.3:2).

Что скажем и о тех из нас, которых не удаляет от святого храма ложное мудрование, но которых часто не допускает в него нерадение и суета мира? Строго мы осудим за сие сами себя, если только рассудим о сем здраво. Близ себя или невдалеке имеем храм, по воле Божией созданный, по Богопреданному чину освященный, исполненный присутствия Божия и таинственной благодати, по собственному изречению Господа: И будут очи Мои и сердце Мое ту вся дни (2Пар.7:16) - готовый одушевлять нашу молитву дыханием Духа Святаго, просвещать нас словом Божиим, питать нас Телом и Кровию Христовой. Толикие духовные и Божественные сокровища Господь для нас в Храме Своем приготовил, открыл, предложил, чтобы мы пользовались ими для нашего вечного блага и вместе для исполнения воли Его, вечно нам благодетельной, и при всем том, когда наступает день, особенно посвященный Богу, и час, присвоенный храму Его, иные спешат не во храм, а ов убо на село свое, ов же на купли своя (Мф.22:5), или на увеселения суетные, излишние, даже иногда противные благонравию, приятные только духам лестчим, врагам нашего спасения, ищущим вовлещи нас в свою погибель. Какое неблагоразумие! Какое порабощение суете! Какое невнимание к нашему собственному истинному и вечному благу! Какая неблагодарность пред Богом Благодетелем! Какое отсутствие страха Божия! Ибо как милосердию Божию свойственно открывать для нас, даже и недостойных, сокровища благодати Своея в ожидании нашего покаяния и исправления, так равно и правосудию Его свойственно отнимать Божественные дары, оскорбляемые пренебрежением, и наказывать неблагодарность.

Лучшего желаем вам, братия. Как некогда создание Иерусалимского храма соединено было с щедротами Божиими к самому Иерусалиму, так и ныне благодать святаго храма, по вашей вере и благочестивому усердию, да будет вам в благословение, освящение и спасение души, и во умножение щедрот Божиих ко всему житию вашему временному, в уповании блаженныя жизни вечныя. Аминь.

Святитель Филарет (Дроздов). Избранные труды, письма, воспоминания. - М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 2003. С.520-524.

Из слова о молитве за усопших

Есть в христианстве люди, которые сами себя лишают утешения молиться за усопших. Какие это люди? — Без сомнения те, которые, приметным или неприметным для себя образом, больше любят умствовать, нежели веровать. Почему не приемлют они молитв за усопших? — Не видно другой тому причины, кроме той, что не понятно, как действие молитвы простираться может так далеко, — даже из одного мира в другой, из видимого в невидимый.

Человека, рассуждающего таким образом спросил бы я: понятно ли обыкновенному разуму действие молитвы человека живущего, — за другого живущего, — особенно если молитва приносится за отсутствующего, или же и за присутствующего, но приносится для испрошения чего-либо нравственного и духовного, как-то: прощения грехов, исправления от пороков, укрощения страстей, просвещения, утверждения в добродетелях? Две души, каждая с своим собственным умом, волею, склонностями, свободою, не суть ли одна для другой два отдельные мира, — отдельные тем более, что преграждены телами? Как же молитва одной простирает свое действие на другую?

Если возьмутся изъяснить, как отдельность существа и свободы не мешает действовать молитве за живых: сим самым изъяснится, как та же отдельность не мешает молитве за усопших. Если скажут, что действие молитвы за живых возможно, хотя неизъяснимо разумом? то я скажу: не отвергайте же и действия молитвы за усопших потому только, что оно неизъяснимо, или таковым кажется.

А по моему мнению, в предметах веры безопаснее меньше умствовать, а более верить, и утверждаться не на мудровании собственном, а на Слове Божием. Слово же Божие говорит: о чесом помолимся, якоже подобает, не вемы (Рим. 8, 26). Следственно по разуму, без благодати, не знаем, можно ли молиться за кого-нибудь. Но сам Дух, — продолжает апостольское слово, — ходатайствует о нас воздыхании неизглаголанными, в молитве каждого, по его состоянию особенной: и тот же Дух, для общего руководства в молитвах, наипаче общественных, явственно изрекает, о чесом подобает молитися. Например: молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки (1 Тим. 2, 1). Еще, аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти, да просит, и даст ему живот, согрешающим не к смерти. Есть грех к смерти? не о том, глаголю, да молится. (1 Иоан. 5,16). И еще: молитеся друг за друга, яко да исцелеете. Много бо может молитва праведного поспешествуема (Иак. 5, 16). Послушаем еще, как святой апостол Павел и молится за других, и требует молитвы других. Молимся всегда о вас, пишет он к Солунянам, да бы сподобит званию Бог наш и исполнит всяко благоволение благости, и дело веры в силе, яко да прославится имя Господа нашего Иисуса Христа в вас и вы в Нем, по благодати Бога намего и Господа Иисуса Христа (2 Сол. 1, 11, 12). И далее в том же послании: прочее, молитеся о нас, да слово Господне течет и славится, якоже и в вас (3, 1). И в другом послании: всякою молитвою и молением молящеся во всяко время Духом, и в сие истое бдяще во всяком терпении и молитве о всех святых и о мне, да дастся ми слово во отверзение уст моих, с дерзновением сказати тайну благовествования, о немже посольствую во узах (Еф. 6, 18, 19).

Не собирая более свидетельств Священного Писания о молитве вообще, как о деле известном, приложим к особенному предмету настоящего размышления те свидетельства, которые доселе приведены.

Если мы не знаем, о чем молиться, а для вразумления нашего незнания дано нам Священное Писание, могущее умудрити во спасение, даже до того, что совершен будет Божий человек на всякое дело благое уготован (2 Тим. 3, 15, 17): то от премудрости благости Духа Божия, изглаголавшего сие Писание, надлежит ожидать, что оно не только удовлетворительно наставит нас о чем молиться, но и предохранит запрещениями, чтобы нам не молиться о том, о чем молитва была бы не угодна Богу. Чаяние сие оправдывается самым делом. Теперь же видели мы, как Священное Писание, заповедуя и молитву за вся человеки, от молитвы, Богу неугодной и человекам не полезной, предохраняет верующего запрещением: есть грех к смерти, не о том, глаголю, да молится. Из сего следует, что если о молении за усопших и нет в Священном Писании особенной, определительной заповеди, а выводится оное только из понятий и заповедей о молитве, более общих? но если притом нет против сего моления в Священном Писании никакого запрещения, как и действительно нет: то самое сие незапрещение, самое молчание Священного Писания есть уже доказательство того, что моление за усопших Богу не противно, и человекам небесполезно.

Охотник до сомнений спросит: не излишне ли молиться о тех, которые умерли с верою и упованием? Ответствую: не излишне ли, по-видимому, молиться о святых? Однако святый Павел велит молиться о всех святых. Не излишне ли молиться об апостолах, которые суть распространители благодати на всех прочих, и первые из святых в Церкви: положи Бог в Церкви первее Апостолов (1 Кор. 12, 28)? Однако апостол Павел требует, чтобы молились о нем и не апостолы, и притом тогда, как он уже приближался к венцу за подвиги апостольства. Есть молитва в пользу самого Евангелия: да слово Господне течет и славится, хотя Евангелие само есть сила Божия во спасение всякому верующему (Рим. 1) Но — можно ли бояться излишества в молитве за верующих?

Или, спросят, — не тщетна ли молитва за умерших во грехе? Ответствую: тщетна — за умерших во грехе смертном, смертию духовною, и в сем состоянии постигнутых смертию телесною, — за тех, которые внутренно отпали от духовного тела Церкви Христовой и от жизни по вере, своим неверием, нераскаянностию решительным и конечным противлением благодати Божией. Где просвещенному и беспристрастному оку явны признаки сей горькой смерти? там нет места утешению молитвы: есть грех к смерти? не о том, глаголю, да молится. — Но что может сделать молитва о брате, согрешающем грех не к смерти? Может дать ему живот. Неужели и умершему телесно? — Святый Иоанн, которого словами теперь мы руководствуемся, не говорит: да? но не говорит и — нет. Он не запрещает молиться об умершем, тогда как запрещает молиться о грешнике отчаянном и безнадежном.

Всепроницательная премудрость Божия, в Божественном Писании, не провозглашает довольно громко заповеди молиться за усопших, может быть для того, чтобы в надежде на сие пособие, не обленились живущие, ранее телесной смерти со страхом свое спасение соделовать. Но когда и не возбраняет сего рода молитв: не то ли сие значит, что еще позволяет бросать, хотя не всегда решительно надежную, но иногда, и может быть часто, благопомощную вервь, отторгшимся от брега жизни временной, но не достигшим вечного пристанища душам, которые между смертию телесною и последним всемирным судом Христовым, зыблются над бездною, то возвышаясь благодатию, то низводясь останками поврежденной природы, то восторгаясь Божественным желанием, то запутываясь в грубой, еще не совсем совлеченной, одежде земных помышлений?

И вот, может быть, почему моление за усопших издревле существовало и существует в Церкви, не как торжественно возвещенный, существенный член веры и строгая заповедь? но как благочестивое предание и обычай, всегда поддерживаемый свободным послушанием веры, и частными духовными опытами. Приведем на сие некоторые свидетельства.

Благодать даяния, пишет Сын Сирахов, пред всяким живым да будет, и над мертвецом не возбрани благодати. Что значит здесь благодать даяния? Если это дар алтарю, то слова: над мертвецом не возбрани благодати, очевидно значит: принеси жертву по усопшем, или, что то же, молись за усопшего. Если же кто хочет признать более вероятным, что благодать даяния значит благотворение бедному? то слова: над мертвецом, не возбрани благодати, будут значить: подай милостыню в память усопшего. Ту ли, другую ли мысль имел сын Сирахов: они обе предполагают одно, им общее основание, — то, что живущий может и должен делать добрые и душеполезные дела ради усопшего.

В истории Маккавеев находим именно жертву и молитву за усопших. Иуда принес оную за воинов, умерших во грехе взятия военной добычи от даров идольских, которыми благочестивый не должен был осквернять рук своих (2 Мак. 12, 39—46).

С тех пор, как образовалось общественное Богослужение христианское, моление за усопших вошло в оное, как часть, постоянно к составу оного принадлежащая. Свидетельствуют о сем все древние чиноположения Божественной литургии, начиная от литургии святого Иакова, брата Господня.

Посему нет никакого сомнения, что моление за усопших есть предание апостольское.

Аще и грешен отъиде — говорит святый Златоуст, — елико возможно есть, помогати достоит: обаче не слезами, но молитвами, мольбами, и милостынями и приношениями. Не просто бо сия умышлена быша, ниже всуе творим память о отшедших в Божественных тайнах, и о них приступаем, молящеся Агнцу лежащему, вземшему грех мира, но Да отсюду будет им некая утеха (на 1 посл. к Кор. бесед. 41). И далее говорит: не ленимся убо отшедшим помогающе, и приносяще о них молитвы. Ибо общее лежит вселенные очищение. И возможно есть отвсюду прощение им собрати яко то от приносимых за них даров, от святых с ними именуемых.

Не должно отрицать, — говорит блаженный Августин, — что души усопших от благочестия ближних живущих получают отраду, когда за оных приносится жертва Ходатая, или творима бывает милостыня в церкви? но сие полезно только тем, которые в жизни заслужили то, чтобы им сие после было полезно (О вер. над. и люб. гл. 110).

Святый Григорий Двоеслов представляет примечательный опыт действия молитвы и жертвоприношений за усопшего, обета нестяжания, случившийся в его монастыре. Один брат за нарушение обета нестяжания, в страх другим, лишен был по смерти церковного погребения и молитвы в продолжение тридцати дней, а потом из сострадания к его душе тридцать дней приносима была бескровная жертва с молитвою за него. В последний из сих дней усопший явился в видении оставшемуся в живых родному брату своему и сказал: доселе худо было мне, а теперь уже я благополучен, ибо сегодня получил приобщение (Бесед. кн. 4, гл. 55).

Но остережемся, чтоб после некраткого священнослужения, не продлить слова до утомления. Для внимательных довольно сказанного, чтобы каждый подтвердил себе следующие, не незнакомые, но нередко забываемые правила.

Первое: молись за усопших с верою и надеждою милосердия Божия.

Второе: не живи сам небрежно, а старайся чистою верою и неотлагательным исправлением от грехов упрочить себе надежду, что и за себя по твоей кончине молитвы принесут душе твоей отраду и помогут ей в достижении вечного покоя и блаженства в Боге, присно блаженном и препрославленном во веки. Аминь.

Оригинал на сайте Библиотека святоотеческой литературы  

Об одежде христианина

"И об одежде что заботитесь? Посмотрите на полевые лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них" (Мф. 6, 28-29).

Можно уже предугадать, что разговор пойдет об излишнем попечении об одежде и уборах; и, может быть, некоторые уже думают, что тема эта настолько незначительна, что и внимание уделять ей и время, предназначенное для спасительного учения, не стоит. Но излишества и в малых, казалось бы, незначительных вещах, не есть малость. Так как вред суетного попечения об одежде простирается до души. Да и мог бы величайший под солнцем Учитель учить малостям?

Что значит для нас одежда?

Это и средство защиты от непогоды, и необходимость с нравственной точки зрения, и некое свидетельство об общественном положении нашем, да и о достатке. Но для того, чтобы разобраться, что есть одежда по сути своей, посмотрим на ее происхождение и первоначальное назначение, данное ей Творцом. С этого места мы увидим дальше, чем с точки зрения обыкновенной человеческой мудрости.

Наши прародители Адам и Ева не ощущали того недостатка, который мы называем наготою, подобно тому, как не знает, что такое голод, тот, кто принимает пищу, и не видит в этом необходимости. Но прельщенные лукавым змием вкусили запретного плода и "узнали они, что наги" (Быт. 3, 7). Вот начало наготы! "И сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания" (Быт. 3, 7). Вот происхождение одежды!

Так что одежда наша — следствие беззакония, она есть обвязывание греховной раны, и притом пустое, без целебного елея. Она — всеобщий и постоянный траур по смерти первобытной непорочности. Она — знамя и символ победы над нами врага, овладевшего нашим внутренним миром.

Правда, Бог некоторым образом освятил то, что есть в одежде простейшего и вместе с тем необходимого. И "сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их" (Быт. 3, 21). Но через это опять-таки осуждается безрассудная заботливость о разнообразии одежд. Отчего нам не довольствоваться необходимым, приличным и скромным?

Никто не требует от нас облечься в рубища. "Об одежде что заботитесь?" Греховны только попечения об одежде особенно излишние, пристрастные. Известно, что и Сам Спаситель носил драгоценный хитон, который пожалели разодрать и те, кто делил у Креста Его одежду. Есть степень благолепия одежды, которую определяет не пристрастие, но благоприличие; не суетность, но долг и обязанность. Но попечения без конца и без меры безрассудны и бедственны.

Христиане! Лучше лишиться тысячи украшений тела, нежели представить Всевидцу малейшее пятно в душе и на совести. Хотя бы под рубищем, только бы сохранить то царственное облачение, о котором написано: "Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись" (Гал. 3, 27). Аминь.

Речь в день совершившегося пятидесятилетия священноначальственного служения, 5.08.1867 [14]

Досточтимые отцы и братия!

Досточтимые господа и братия!

Нынешний день представляет для меня такие неожиданности, что мне трудно определить и изъяснить мои мысли и чувствования, и я пребыл бы в безмолвии недоумения, если бы уважение и благодарность ко вниманию, с так многих сторон теперь мне оказываемому, не обязывали меня к слову.

Но и слово мое, всегда немощное, ослаблено временем до того, что не может достигнуть слуха сего собрания. Да будет позволено употребить для моего слова посредствующие уста.

Прежде всего удивляюсь тому, что вижу нынешний день. Скудные и в ранних летах силы, при немалых трудностях служебной деятельности, не обещали мне поздних лет.

Неисповедимою волею Божиею ниспослан мне дар пятидесятилетнего служения высшему строению Таин Божих. Знаю только, что это дар не воздаяния, а неизреченного милосердия и долготерпения. Видно, что хотя и много пришельствова душа моя (Пс.119:6), но еще не уготовала себя и еще требует уготовления, чтобы из пришельствия прейти в Отечество, в которое всех нас призывает Отец Небесный. Долготерпеливе! Слава Тебе, Всемилосерде! Не отыми Твоея милости!

К неисповедимой воле Божией отношу и то, что на нынешний предел совершившегося пятидесятилетия моего священноначальственного служения обращены благоволительные взоры, даже от высочайшего престола, даже от верховного священноначалия Российской Церкви, еще же и от преосвященных сопастырей, и от начальств и сословий, деятелей человеколюбия и наук, и от общественных учреждений, и, что менее неожиданно, от духовенства и вообще братии Церкви Московской.

Может быть, угодно Провидению Божию, чрез сие частное явление в церковной жизни, сотворить знамение во благо (Пс.85:17) вообще для поощрения подвижников веры и Церкви, особенно благопотребного во дни, в которые более и более омрачающий себя западный дух непрестанно усиливается простирать мрак и поднимать бури на светлый, святый Восток.

Я сказал, что менее неожиданно для меня сочувствие духовенства и братии Церкви Московской. Это потому, что во все продолжение моего здесь служения видел и привык видеть сие сочувствие. Дух любви к святому служению, мира и согласия, свободного послушания всякому долгу и законному призванию в сослужителях моих, и в православном народе послушание веры, усердие к богослужению, щедрая готовность к благоустроению и украшению храмов, к попечению о нуждах служителей церкви, к делам человеколюбия и благотворения - постоянно облегчали и облегчают мое служение, приносили и приносят мне подкрепляющее утепление.

Но чем же могу на все сие ныне с моей стороны ответствовать? Господи, сотворивший для меня день сей! Твое да приидет слово, благое и действенное! Благослови и благословляй ко святой Церкви любовь благочестивейшего Самодержца нашего, и да будет она всегда охранительною силою для благоденствия Царства его и народа.

Осеняй благодатию Твоею Святейший Всероссийский Синод, и посреде собирающихся в нем во имя Твое присутствен буди, по Твоему верному обещанию (Мф.27:20), да и в сем соборе Твоем совершается еже изволяется Духу Твоему Святому (Деян.15:28), ради Церкви Твоей святой.

Великий Архиерее, прошедый небеса, Единый Глава истинной Церкви! Продолжи в ней святое епископство, единомысленное в истине веры, единодушное в духовных советах, твердое в хранении догматов, правил и уставов церковных, верно руководительное в путях жизни.

Благословляй, Господи, Православную Московскую Церковь, ее священноначалие, священство, монашество и весь православный народ, да не оскудевает пастырь полагающий душу свою за овцы (Ин.10:11), иерей, которого усте сохраняют разум (Мал.2:7) спасения, муж знания и наставник юношества, держащий и преподающий здравое учение вышемысленных начал науки, поставляющий жизненное начало премудрости страх Господень (Притч.1:7), подвижник, ходящий узким и вместе возвышенным путем духа, сын веры, живущий по вере, творящий дело веры, свободный от обаяний мира, от порабощения духу времени.

Да будет, Господи, в Российской Церкви Тебе слава во веки!

Речь к Преосвященному епископу Тамбовскому Евгению по рукоположении его, 1829 г.[15]

Благодатию Всесвятого Духа совершилось ныне над тобою дело видимое в своих знамениях, невидимое в существе своем, таинственное в отношении между знамениями его и существом его, - дело, имеющее вид человеческого по своим орудиям, но воистину Божественное по силе, в нем действующей, не столько понятное для разума, сколько ощутимое верою, может быть, не довольно ощущаемое по нашему несовершенству, тем не менее существенное и действительное.

Святый Апостол говорит о даровании, которое дается с возложением рук священничества и которое живет в человеке, приявшем оное (1Тим.4:14). Как в привитом дереве живет сила, производящая плод по роду и качеству прививки, так и в человеке, которому священным тайнодействием, так сказать, прививается благодатная сила, живет она потом, действует чрез него и производит благодатный плод по роду и степени, в каком сообщена.

Да не испытует неукрощенное любопытство, каким образом при возложении рук, или священных писмен, или риз передается духовная сила, но пусть благоговейный ум наблюдает и соображает, как еще в те времена, когда токи благодати не так отверсты были, как отверзлись в язвах распятого Спасителя, - еще, говорю, в те времена Илия, например, повергает ризы свои на Елисея, и сей чувствует непреодолимое побуждение оставить все, чтобы вдруг из простого земледельца переродиться в сына пророческого; как опять тот же Илия в минуту своего вознесения низвергает милоть свою на Елисея, и сей получает с нею сугубый дух своего посвятителя или как самый неблагодатный из архиереев (потому что произнес осуждение на самую Благодать и Истину) еще обнаруживает в себе вышнюю пророческую силу потому только, что он архиерей: Не о себе рече, замечает Святой Евангелист, но архиерей сый, прорече (Ин.11:51). Если еще во времена сеней и гаданий так ясно иногда просиявала тайнодейственная сила, что должно думать о временах самой Благодати и Истины; если в сосуде, полном адских влияний, еще продолжала действовать прежде влиянная в него благодать архиерейства, что сказать о сосудах, не только освященных в свое время тайнодействием, но и сохраняющих, умножающих, возобновляющих свое освящение чистою верою, чистою молитвою, чистою жизнью, очистительным покаянием?

Итак, Боголюбезный брат и сопричастник тайнодейственной благодати, вступив ныне во святилище сие с верою, что примешь дарование Божие, изыди отселе с новою верою, что живет в тебе отныне сие дарование, и сею верою возбуждаемый, со страхом носи сокровище, которое имамы в скудельных сосудах (2Кор.4:7) нашей немощи и недостоинства, - не неради, - напоминаем тебе словом того же Апостола, который дал нам свидетельство о даровании святительском - не неради о даровании живущем в тебе, еже дано тебе бысть, ныне, с возложением рук архиерейства [1Тим.4:14]. Напоминание не строгое, чтобы не устрашить тебя великостию требования, впрочем, довольно знаменательное, чтобы указать тебе твои обязанности, и достаточное, чтобы руководствовать тебя к исполнению оных.

Нет причины предполагать, чтобы много было, наипаче между служителями таинств, людей, упорно отвергающих дарование Божие. Но печальный опыт сего останка времен показывает, что не много и таких, в которых бы дарование Божие приносило плод так обильный и очевидный, как в Апостолах и Богоносных отцах наших. Чем же наполняется обширная средина между сими крайностями? Без сомнения людьми, которые не довольно радят о даровании в них Божием. Итак, не неради о нем и возможешь с сим, столь кратким и простым, правилом идти так близко за самыми Апостолами, как Святый Тимофей за Святым Павлом.

Видишь ли себя знающим Божественные догматы, не помышляй, что знаешь довольно, и не переставай внимать учению для самого себя: Не неради. Поучаешь ли народ, не вознеради, сравнивая себя с другими, реже в сем упражняющимися, но поревнуй Павлу, который день и ночь со слезами учил своих, и оттого истина слов его была, как животворное солнце, а слезы его - как благотворный дождь для духовной нивы.

Встретишь ли в пастве твоей невежествующих и заблуждающих, не обеспечивай[16] себя мыслию, что они сделались такими при твоих предшественниках: не неради. Безуспешность предшественников не оправдает безуспешности преемника.

Усмотришь ли Христиан не Христиански живущих, не раздражайся, но и не смотри равнодушно: Не неради. Обличи злое дело кротким словом, и еще более обличи добрым примером.

Особенно не неради употреблять дарование разума духовного на беспристрастное испытание и осмотрительное руководствование тех, которым будешь давать участие во благодати священства и святую ревность на очищение Дома Божия от соблазнов, сеемых недостойными служителями Олтаря. Для сего со страхом воспоминай нерадение первосвященника Илия, которое кончилось погибелию его и его детей и уничижением самой святыни Кивота Божия.

Се, в знамение твердости правления и благоразумной строгости вручаем тебе и священный жезл. Употребляй его сколько можно более, как жезл пасущий, и сколько можно менее, как палицу наказующую; более угрожай, нежели поражай, и все без нерадения, со вниманием, с рассуждением, со страхом Божиим.

Сам же Пастыреначальник да упасет и тебя и вверенное тебе стадо, утешая тебя и подкрепляя жезлом Своего верховного всеспасительного Провидения и управления. Аминь.

Речь к благочестивейшему Государю Императору Николаю Павловичу пред вступлением Его Величества в Успенский собор[17]

Благочестивейший Государь!

Цари обыкновенно любят являться Царями славы, чтобы окружать себя блеском торжественности, чтобы принимать почести. Ты являешься ныне среди нас как Царь подвигов, чтобы опасности с народом Твоим разделять, чтобы трудности препобеждать. Такое царское дело выше славы человеческой, поелику основано на добродетели Христианской. Царь Небесный провидит сию жертву сердца Твоего, и милосердо хранит Тебя, и долготерпеливо щадит нас. С Крестом сретаем Тебя, Государь, да идет с Тобою воскресение и жизнь.

Речь к благочестивейшему Государю Императору Николаю Павловичу, при сретении Его Величества в Свято-Троицкой Сергиевой лавре, 1826 г.[18]

Боговенчанный Государь и Помазанник Божий!

С сих священных высот, которые пред очами Твоими, пять нескудных достопамятностями веков приветствуют сию минуту, которая умножает достопамятности сего места.

Здесь, где Димитрий Донской искал совета к победе, Петр Великий - безопасности, многие Твои предки и предшественники - подкрепления и ободрения духа для великих подвигов великого звания, здесь являешься и Ты, чтобы положить Царственные советы души Твоей пред Олтарем Триипостасного Бога, при гробе избранного раба Божия. Новый, к прежним, подвиг царского благочестия! Новая посему надежда небесных благословений на Царя и царство.

Если бы кто в особенности спросил, что значит сие путешествие к пустынному Олтарю вскоре после Царственных молитв и Царственного освящения Твоего в Твоем Первопрестольном Граде, в изъяснение сего можно указать еще древнейший пример, как новый, но уже помазанный и укрепившийся на царстве своем Царь народа Божия от Кивота Господня, бывшего в престольном граде Иерусалиме, восходил с молитвою в Гаваон, к Скинии свидения Божия, юже сотвори Моисей раб Божий в пустыни, там особенно приближился к Богу, просил от Него царской мудрости и за сие превосходное прошение преизбыточно награжден и мудростию, и богатством, и славою (см.: 2Пар.1:1-12).

Таковыми воспоминаниями вразумленные о духе настоящего события, мы вновь спешим, благочестивейший Государь, и здесь, в пустыне, подобно как прежде в Столице, к Твоей царской молитве присоединиться общими молениями, да даст Ти Господь по сердцу Твоему и весь совет Твой исполнит [Пс.20:4], да пребудет Венец Твой присносияющ мудростию, Держава Твоя непобедимо сильна правдою и благостию, Скипетр Твой благодвижен посредством закона и порядка, да соделается Царство Твое образцом царств благоуправляемых, да сохранится Августейшее семейство Твое, как образец семейств благословенных!   

Речь по рукоположении Преосвященного Филофея, епископа Дмитровского, 1849 г. [19]

В откровении Святого Иоанна видим седмь Ангелов седми Церквей. Можно подумать, что это небесные Ангелы, хранители Церквей.

Но когда слышим, что некоторых из них Дух Христов обличает и угрожает им, Ангелы же небесные не грешат и не подвергаются прещениям, то приходим к той мысли, что под именем Ангелов Церквей заключаются земные блюстители Церквей, то есть епископы.

Итак, епископ есть Ангел Церкви - как много в сей мысли поучительного для нас и даже страшного! Чтобы соответствовать наименованию Ангела, ум епископа должен быть светел, сердце чисто, мысли и желания духовны, жизнь удалена от нечистот плоти и мира. Как посылаемый в служение за хотящих наследовати спасение [Евр.1:14], он паче других должен наблюдать за собою, чтобы не искать своих си, но яже Божия и яже ближняго. Ангелом должен быть епископ - что ж, если мы еще не достигли не только Ангельской чистоты, но и человеческого доброго устроения духа и жизни? Что, если нам угрожает сказанное Ангелу Сардийской Церкви: Не обретох дел твоих скончаных пред Богом [Апок.3:2]?

Страшно служение наше, возлюбленный брат, однако страх дан от Бога не для того, чтобы мы отчаивались или унывали, но для того, чтобы страхом спасали себя и других. Призовем страх Божий в помощь нашему служению, но призовем также, и наипаче призовем, любовь.

Возлюбим служение Возлюбившему нас даже до смерти, смерти же крестныя. Возлюбим служение спасению тех, за спасение которых сама Божественная Любовь пострадать и умереть благоволила. Принесем ей желание подвига, и она не отречется даровать нам силу для подвига.

Жезл силы да пошлет тебе Господь от Сиона. Знамением сего да будет жезл, теперь тебе вручаемый.

Речь пред ракою Преподобного Сергия Радонежского по случаю взятия Государем Императором Александром Николаевичем от святых мощей его иконы для отправления в действующую армию. Говорена 7 сентября 1855 г.

 Преподобне Отче Сергие! От юности возлюбив Отечество Небесное, ты, однако, и земного Отечества не пренебрег, но возлюбил оное крепкою духовною любовию. Посему еще в земном житии твоем благоверного князя Димитрия твоею молитвою и прозорливым советом к брани против неверных подкрепил, почему и победа над врагами последовала.

И по преселении твоем в Отечество Небесное не престал ты на Отечество земное простирать покровительствущие взоры. Когда оно в бедственные дни потрясенного престола и даже в первые дни престола восстановленного много страдало от врагов, знамения твоей против них невидимой помощи были так ясны и так признаны, что благочестивый царь Михаил за внезапное поражение одного из жесточайших врагов России, твоей обители, тебе особенно, благодарение приносил, а преемник его, благочестивый царь Алексий, за полученную над врагом победу и послание благодарственное к тебе писал, и сей твой образ, как знамение спасения, и в полках его носим был. И по сему примеру он носим был также и в полках Императора Петра Первого, и в ополчении Александра Первого во дни нашествия на Россию двадцати народов.

Се и ныне благочестивейший Самодержец наш Александр Николаевич, наследовав с престолом и веру своих предков, желает сей твой образ верному своему воинству явить как знамение Божие по твоим молитвам благословения и покровительства.

Благослови, Преподобне отче, сие дело веры. И моими недостойными руками только видимо, невидимо же твоими святыми руками преподаждь благочестивейшему Самодержцу сей образ твой и с ним посети и посещай христолюбивое воинство его. И не престани, взывая ко Господу сил, да простив нам грехи, которыми привлекаем на себя скорби, благословит благочестивейшего царя нашего и воинство его благословением благостным и да дарует Ему победу миротворную и победоносный мир.

Речь пред ракою Преподобного Сергия по случаю возложения на главу его покрова, устроенного Их Императорскими Величествами Государем Императором Александром Николаевичем и Государынею Императрицею Мариею Александровною. Говорена в Троицкой Сергиевой лавре 19 сентября 1856 г.

Преподобне отче наш Сергие!

По обращении летнего круга от прежнего посещения вновь посещает тебя благочестивейший царь наш с благочестивейшею супругою своею, тогда нововоцарившийся, ныне нововенчанный и священнопомазанный.

Тогда приносил он чрез тебя молитву Господу сил о защищении своего царства от вражды, подвигшей против нас громадные силы нескольких царств и стремившейся сделать и мирных соседей опасными для нас, и о восстановлении мира, не им нарушенного, ему всегда любезного. Ныне он приносит чрез тебя благодарение Господу сил за явленную нам защиту и за скорое достижение мира.

И тогда, и ныне он при Твоем предстательстве просил и просит от Царя царствующих благословения и помощи на великий подвиг устроять благоденствие великого народа законным судом, благоуправлением, добрым государственным домостроительством, охранением от внешних поражений.

В знамение благодарения к благодеянию твоих молитв, Преподобне отче, благочестивейший Государь и благочестивейшая супруга его приносят тебе и дар - усердием их украшенный покров для твоей священной главы.

Тебе, нищелюбцу во время твоего земного жития, тем паче не нужно земное богатство в твоей Небесной жизни, но благое и благодарное сердце желает проявить себя знамением, и веруем, что ты, якоже и Господь твой, зришь на сердце, и приимешь дар сердца, и предстанешь Царю Небесному с молением, да прострет покров благодати Своей над благочестивейшим Государем нашим, и над благочестивейшею супругою его, и над благочестивейшею материю его, и над благоверным наследником его и всеми чадами его и родом его, и над всем царством его, да даст крепость царю нашему и вознесет рог помазанника своего, да благоденствует под скипетром его народ русский, и языцы да ублажат его.  

Речь пред ракою Преподобного Сергия по случаю принесения Евангелия и Животворящего Креста Их Императорскими Высочествами Государем Наследником Цесаревичем Александром Николаевичем и Государынею Цесаревною Мариею Александровной. Говорена 5 июля 1853 г.

К тебе, Преподобне и Богоносне отче Сергие, дерзну ли аз прострети слово, кроме слова молитвы церковной, которому дает дерзновение сама Церковь и ее устав? И нужно ли слово извещения тебе, которому дано видеть не только наше видимое, но и наше невидимое, дабы милость, являемая тобою прибегающим к тебе, соглашаема была с истинною пользою просящих милости?

По движению сердца уступая и предстоящему народу желая сотворить радость, возглашаю пред тобою то, что ты прежде слова уже слышишь.

Се тебе священное приношение от благоверных Государя Наследника Цесаревича великого князя Александра Николаевича и Государыни Цесаревны Марии Александровны. Приими сию жертву веры и благоговейного усердия, вознеси ее ко Христу, Богу нашему, и испроси от Него сильною твоею молитвою и подаждь и подавай выну обилие благословений принесшим оную и Благочестивейшим родителям их и благоверным чадам их.

Тебя чтут они и вместе Христа, Бога нашего, прославляют, ибо приносят Его Божественное Евангелие и Его Животворящий Крест. Умоли, да исполнится на них слово Господне: Прославляющия Мя прославлю (1Цар.2,30).

Православные же люди, слышащее чтомое над ними Евангелие сие, осеняемые крестом сим, да осеняются и исполняются благодатию Господнею и с тем вместе да воспоминают благочестие царского рода, и да радуются о нем, и да утверждаются сами в благочестии памятию высокого примера.

Слово в Великий пяток, 1806

Говорено в Троицкой Лавре, 1806 год

Совершишася! (Ин. 19:30) возопил Иисус на кресте, и возопил гласом велием, дабы он услышался в небесных, и земных, и преисподних - гласом, который расторгнул церковную завесу, чтобы показать прехождение законной сени; гласом, который потряс землю и прошел в сердца гор каменных, дабы в то же самое время проникнуть и - ежели сие возможно всемогуществу - смягчить каменное сердце ожесточенного народа. Но одебеле сердце людей сих, и ушима своими тяжко слышаша, и очи свои смежиша, да не когда узрят очима, и ушима услышат, и сердцем уразумеют, и обратятся, и исцелю я (Ис. 6:10) - жалуется Врач душ и телес.

О, Распятый! Мы и в отдалении многих веков слышим вопль Твой, видим язвы Твои - и оружие скорби сердце наше проходит. Совершишася! Но Искупитель продан, истина осуждена, святость поругана, Бог оставил Бога (Мф. 17:46). Совершишася! Но благословение Израелево на древе проклятия, но чаяние языков умирает. Совершишася! Но падший человек вновь падает ниже прежнего - самоубийца делается "богоубийцей". Какой ужас! Кажется ад радостно скрежещет, и гордый враг наш хочет уверить себя и своих единомышленников, что "все совершилось" - значит "все погибло". О, Распятый! Мы не соблазняемся о Тебе; мы с учениками Твоими глаголем Тя быти Христа, Божию силу и Божию премудрость (Мф. 16:16; 1 Кор. 1:24); мы веруем, что Ты глаголы живота вечнаго имаши (Ин. 6:68). Исцели словом Твоим рану Твоими ранами пронзенной души, а вместе загради уста глаголющих неправедная; научи нас тайне страданий Твоих; открой нам "какое великое дело и для кого с Твоею кончиною окончилось?".

Христиане! Он не ответствует нам более. Уже Он преклонил главу, предаде дух (Ин. 19:30), как бы желая оставить нас в размышлении при кресте и гробе Своем.

Совершишася! Не думайте, чтобы умирающая Пермудрость оставила нас в неведении о таинственном знаменовании сего изречения. Мы находим его пространное изъяснение, начатое в книге бытия человеческого и оконченное в книге жизни Иисусовой. Чтение сих великих книг может и должно занимать целую жизнь, но несколько строк из каждой достаточны вразумить нас.

Первая из сих книг подобна Иезекиилеву свитку, в нем же вписано бяше рыдание, и жалость, и горе (Иез. 2:10); или, точнее, сей грозный свиток есть один лист оной. Естественное положение племени Адамова заключает в себе не токмо рыдание, но и отчаяние, не токмо жалость, но и ожесточение, не токмо горе, но и погибель. Помышляет человек прилежно на злая (Быт. 6:5); за сим необходимо следует целый поток зла, который от мыслей распространяется на все дела, поглощает все способности и по внешнем даже состоянии ничего не производит, кроме опустошения. Несчастный в сем бурном океане теряет часто самое чувствование потерянных совершенств. Не имея вещественного счастья, он приемлет за него призраки льстивого воображения. Богат есмь, и обогатихся, - говорит он, хотя и природа, и закон, и совесть обличают его: Ты еси окаянен, и беден, и нищ, и слеп, и наг (Апок. 3:17). Сократим бесконечное рукописание, которое вы не можете не знать, пиша на нем каждый участь свою слезами и кровию. Зачинаться в беззакониях, рождаться во грехах, жить среди страхов смерти, умирать в страхе жизни - сия книга бытия человека (Быт. 5:1).

Может ли правосудный Бог без пламенного гнева взирать на ежеминутного преступника? Может ли благий Творец с хладным пренебрежением внимать стоны бедствующей твари? Правосудие пробуждает мстительные громы, благость удерживает руку, готовую пустить их. Милосердие хощет подать страдальцу чашу спасения, безчувственный сын погибели не терпит и напоминания о врачевании лютой болезни своей. Если бы неограниченная Премудрость не знала средства согласить непостижимые сии противоречия, разрущающие гармонию созданий и союз их со своим Создателем; если бы не умела примирить - да, скажем человечески, - Бога с Богом и потом Бога с человеком, то бы никогда не было речено в предвечном совете: Сотворим человека (Быт. 1:26). В плане бытия мира должно быть назначено "пакибытие" нравсвенного ничтожества - человека.

Раскроем другую книгу и прочтем чудесное событие сего предопределения. - Книга родства Иисуса Христа (Мф. 1:1). Он есть Сын Божий, сияние славы Отчи и образ ипостаси Его (Евр. 1:3); Он есть сын человеческий, приискренне приобщивщийся плоти и крови (Евр. 2:14). Он - Бог, чтобы иметь силу понести на Себе немощи человеческие; Он - человек, чтобы соделать человеков причастниками Божественного естества (2 Пет. 1:4). Он - сын Адамов, дабы вторым быть Адамом новых чад Божиих; - "Авраамов", чтобы по образу Исаака представить Себя чистейшею, совершеннейшею жертвой Господу; - Давидов, чтобы наследовать и восстановить Царство благодати. Наконец, Он есть вечная любовь, низведшая соединить с собою отчужденных от нее грехом смертным, удовлетворив за них Небесному Правосудию.

Так самое рождение Иисуса указует на Его смерть. И какой величественный свет простирается над крестом, из сей точки зрения рассматриваемым! Сие титло, содержащее вину невинного, сии служители мстящих законов, сие орудие казни - все сие произвольный Страдалец собирает окрест Себя для того, чтобы напомнить нам определение Вышнего Судилища, которое исполняет земное неправосудие, в слепом неведении водимое одной злобой. Сии простертые руки объемлят и поддерживают мир над бездной, изрытой под ним его развратом. Сей угасающий взор еще испускает луч милосердия и, будучи устремлен горе, тысячекратно повторяет молитву, не только за виновных мучителей, но и еще более за совиновный человеческий род воссылаемую: Отче! Отпусти им (Лк. 23:34). Сия Божественная кровь... О, любовь безконечная! Одной капли ее довольно было бы омыть наши беззакония и угасить геену нашу, а Ты проливаешь ее потоками! О, Милосердный даже до немилосердия! Прости упрекам изумленной благодарности! - Довольно, довольно! - Или нет! Проливай до истощения сей неистощимый ток блаженства, сию воду жизни!.. Ах... я не знаю, что мне делать - плакать или радоваться? Плакать ли о Твоей смерти или радоваться о моем в ней безсмертии? Но уже довольно! У креста Твоего милость и истина сретостеся; у гроба Твоего правда и мир облобызастася (Пс. 84:11). Совершишася!

Искупление проданного под грех совершено, безценная цена заплачена за его свободу: но что, если неключимый раб любит свои оковы; если не имеет и не хочет иметь понятия о даруемой ему свободе? - Божия сила и Божия премудрость должна была преодолеть сие затруднение, и - о, чудо жестокости человеческой! - В немногие дни Ходатай наш преклонил Бога к человеку. Целые годы неутомимых трудов потребны Ему были для обращения человека к Богу; по-видимому, легче было для Него положить предел вечной Вечного вражде, нежели ограничить дерзость праха, вихрем непостоянства возметаемого. За чистейшее учение, за пример святейшей жизни, за поражающие знамения, за безчисленные благодеяния Он требовал вместо благодарности одного согласия принять новое, величайшее благодеяние. Сими златыми оружиями, наконец, победил Он неверие и торжественно исповедался Отцу Своему: Аз прославих Тя на земли; дело соверших, еже дал еси Мне; явих имя Твое человеком (Ин. 17:4,6). Я напомнил Тебя забывшим о Тебе; проповедал им славу благости Твоей, и вместо имен, коими земнородные доселе называли Тебя и которые приводили только их в трепет, открыл им сладкое имя Отца, которым Я даю им область призывать Тебя. Я достиг цели Моего посольства. Совершишася!

Но, о Совершитель благодатного о нас смотрения! Не для всех ли человеков Ты совершил его? Для чего же еще не все наслаждаются плодами Твоих подвигов? Ты явил имя Отца Небесного, почто же и ныне слишком много таких, иже древу рекоша: яко отец еси Ты; и камени: Ты мя родил еси (Иер. 2:27). Доколе, Господи, доколе?.. Что я сказал? Пусть таким образом вопрошают те, которым слово крестное юродство есть (1 Кор. 1:18). Для чего столь наглым любопытством хотел раздрать завесу непроницаемых судеб? Несть наше разумети времена и лета (Деян. 1:7); наше есть только желать любовью и молить духовного Вертоградаря, да все дивии ветви прицепятся к плодоносному древу веры, да исполнение языков внидет в Церковь, и весь Израиль спасется.

Обратим лучше заботливость нашу на самих себя. Для всех ли нас во всем пространстве совершилось великое дело Иисусово? - Увы! И соднце не освещает вдруг всей земли, угрюмая ночь не стыдится ступать по его следам и расстилать свои мраки в местах, им посещенных. Самая глубокая тишина не есть прекращение бури, но только ее действие в других странах воздуха... Пусть бы одна только буря закрыла тучами Солнце правды, пусть бы единожды пострадал и распялся Сын Божий, но тягчайшие страдания Его еще не кончились. Его Апостол и между чадами нового Израиля видит извергов, второе распинающих Его (Евр. 6:6). Паки оставленную добродетель окружают противные полчища. Паки в жидище благочестия чистая теплота ревности оскудевает; а суеверие и гонение возгнетают свой огнь (Лк. 22:55), изгребием и плевелами питаемый. Паки робкое и вероломное сердце, страшась трудных путей Иисуса, едва осмеливается следовать за Ним издалека и при малейшей опасности от Его врагов, или даже по одному стыду от Его поносителей, отрицается Его с клятвою: Не знаю человека (Мф. 26:72). Тщетно Христовы "алекторы" на сих священных местах возглашают жалостную песнь: она не извлекает более слез раскаяния, она проста и единообразна, как истина, и не трогает искусственной чувствительности. Паки Святой предается нечестивому суду - суду неочищенного верой разума. Новый Пилат вместо безпристрастного исследования старается показать мнимую власть свою, представляя Его в чужой одежде и странном виде. Мятеж неистовых страстей умножается, слабый оный судия слышит вопль: Распни Его (Ин. 19:15) и, в угождение зверству сей толпы и князю века сего, отказывается далее защищать справедливость. Паки венчает Христа тернием - него; наполняет желчию и оцтом - невоздержание; жестокосердие к меньшим Его братьям обнажает Его и заставляет алкать и жаждать; злоба источает кровь Его; корыстолюбие и грабительство разделяют ризы Его; самолюбивое суемужрие и упорное невежество уже с большим, нежели в первом мучении, бешенством раздирают Его нешвейный хитон, терзают самое тело Его на части; вольнодумство и неверие прободают Его сердце. И здесь все совершается, но совершается к совершенному осуждению богоубийственного нечестия, а во благо, во спасение ничего не совершается. Се лежит Сей и по смерти Своей, так как прежде в пеленах, не токмо на возстание, но и на падение многим (Лк. 2:34) - многим, которые, гонясь за высокоумными мечтаниями своими, претыкаются о гроб Его и невозвратно в преисподняя извергаются.

Вы безопасны от сего преткновения, слушатели, когда столь внимательно и внешним, и внутренним оком рассматриваете гроб сей, когда ваше сердце не распинает Иисуса, но сраспинается Ему. Таковые расположения составляют славу настоящего дня и ваше будущее блаженство. Нести крест самоотвержения и терпения, восходить на самую высоту любви к Божеству и человечеству, распинать плоть со страстьми и похотьми, умирать миру, чтобы жить Богу, - сие есть стяжать все, что совершил Богочеловек; сие дает право каждому подражателю его при конце своего течения и чувствовать и говорить: Совершишася! Совершитель нашего спасения! Соверши стопы наши во стезях Твоих. Жизнь умершая! Оживи нас Тобою во веки. Аминь.

Слово в Великий пяток, 1813 г.[20]

Чего теперь ожидаете вы, слушатели, от служителей слова? Нет более Слова[21].

Слово, собезначальное Отцу и Духу, рожденное для нашего спасения, начало всякого слова живого и действенного, умолкло, скончалось, погребено и запечатано. Дабы вразумительнее и убедительнее сказать человекам пути живота (Пс.15:11), Слово сие преклонило небеса и облеклося плотью, но человеки не восхотели внимать Слову - растерзали плоть Его, и се, взят[22] от земли живот Его (Ис.53:8). Кто же теперь даст нам слово жизни и спасения?

Поспешим исповедать тайну Слова, которая долженствует обезоружить гонителей Его и которая возвращает Его душам, готовым принять Оное. Слово Божие не связуется смертью. Как устное слово человеческое не совсем умирает в ту минуту, когда перестает звук его, но паче восприемлет тогда новую силу и, прошед чрез чувство, вселяется в умах и сердцах слышавших, так Ипостасное Слово Божие, Сын Божий, в Своем спасительном вочеловечении, умирая плотью, в то же время исполняет всяческая (Еф.4:10) Своим духом и силою. Посему-то, когда Иисус Христос изнемогает и умолкает на Кресте, тогда и небо и земля дают Ему глас свой, и умершие проповедуют Воскресение Распятого, и самое камение вопиет о Нем: И померче солнце, и завеса церковная раздрася, и земля потрясеся, и камение распадеся, и многа телеса усопших святых восташа (Лк.23:45; Мф.27:51,52).

Христиане! Воплощенное Слово умолкает токмо для того, чтобы сильнее и действеннее глаголать к нам; сокрывается для того, чтобы внутреннее вселиться в нас (Ин.1:14); умирает, чтобы даровать нам Свое наследие. Будучи собраны Церковью беседовать с умершим Иисусом, слышите живое слово (Евр.4:12) умершего, слышите данное от Него вам завещание: Аз завещаваю вам, якоже завеща Мне Отец Мой, Царство (Лк.22:29).

Но, дабы неблаговременные мечтания о величии сего наследия не уклонили взоров наших от предписанного пред нами в сии великие дни Распятого Иисуса, приметим тщательнее, Христиане, что первые наследники Его не обрели по Его кончине иного сокровища, кроме древа Креста, на котором Он пострадал и умер, и сей токмо Крест в подражательных образах преподали всем желающим участвовать в наследии Царствия. Что сие значит? То, что, как Христу подобаше пострадати, дабы потом внити в славу (Лк.24:26), которую имел Он у Отца, так Христианину многими скорбьми подобает внити в Царствие (Деян.14:22), которое завещал ему Христос, что, как Крест Христов есть дверь Царствия Для всех, так крест Христиан есть ключ Царствия для каждого сына Царствия. Вот сокращение великого слова крестнаго (1Кор.1:18), столь необъятного уму, столь удобоприятного вере, столь сильного Богом. Принесем оное, как каплю мира, ко Гробу Слова Животворящего.

Прежде нежели вочеловечившийся Сын Божий восприял и понес Крест Свой, сей крест принадлежал человекам. В начале своем он был соделан из древа познания добра и зла [Быт.2:9]. Первый человек думал испытать только плод его, но едва прикоснулся, как вся тяжесть запрещенного древа со всеми ветвями его и отраслями обрушилась на хребет нарушителя Господней заповеди. Тьма, скорбь, ужас, труды, болезни, смерть, нищета, уничижение, вражда всей природы - словом, все разрушительные силы, как бы исторгшись из рокового древа, ополчились на него, и низринулся бы сын гнева навеки во ад, если бы Милосердие по предвечному совету не простерло к нему руки Своей и не удержало его в падении. Сын Божий перенес на Себя бремя, подавляющее человека, усвоил себе крест его и предоставил ему токмо придержаться сего креста - без сомнения, не для того, чтобы он вспомоществовал Всемогущему в отношении бремени, но дабы сам и с малым оставшимся ему крестом собственным носим был силою Креста великого, подобно как ладья влечется движением корабля. Так крест гнева преображается в крест любви; крест, заграждавший рай, становится лествицею к небесам; крест, рожденный от страшного древа познания добра и зла, чрез орошение Божественною Кровью перерождается в древо жизни. Сын Божий приемлет естество наше и страданьми совершает в Себе начальника спасения нашего; искушается по всяческим и вспомоществует искушаемым; шествует со Крестом и ведет в славу своих последователей (Евр.2:10,18; 4:15).

Кто измерит всемирный сей Крест, понесенный Начальником нашего спасения? Кто извесит его тяжесть? Кто исчислит разнообразное множество крестов, из которых он, как из каплей море, составляется? Не от Иерусалима токмо до Голгофы несен крест сей с помощью Симона Киринейского - несен он и от Гефсимании до Иерусалима и до Гефсимании от самого Вифлеема. Вся жизнь Иисуса была единый крест, и никто не прикасался к бремени его, разве для отягчения онаго: Един истоптал точило ярости Божией, и от язык не бе мужа с Ним (Ис.63:3).

Божество соединяется с человечеством, вечное - со временным, всесовершенное - с ограниченным, несозданное - со своим созданием, самосущее - с ничтожным - какой необозримый и непостижимый крест из сего уже слагается!

Богочеловек, которого нисшествие на землю прославляют небеса, является здесь в уничиженнейшем возрасте человечества, в малейшем граде малейшего из царств земных; нет для Него ни дома, ни колыбели; кроме убогих родителей, едва несколько пастырей занимаются Его рождением.

Исчисляют Безначальному осмь дней нового бытия и порабощают Его кровавому закону обрезания.

Господь храма приносится во храм поставити Его пред Господом, и пришедый искупить мир искупляется двумя птенцами (Лк.2:22,24).

Тогда как он еще немотствует, уже изощряется на Него в устах Симеона оружие слова крестного и проходит сердце Его матери (Лк.2:34,35).

Некоторые иноплеменники приходят возвеличить Его именем Царя Иудейского, но сия малая слава воздвигает на Него злобу Иудейского царя, соделывает Его невинною виною кровопролития и принуждает удалиться от народа Божия в страну идолослужителей.

Всеобъемлющая Премудрость Божия не иначе как с возрастом преспевает премудростью у Бога и человеков. Источник и податель благодати приемлет благодать (Лк.2:52). Тридесят лет Владыка небес и Царь славы сокрывается от неба и земли в глубоком повиновении двум смертным, которых удостоил нарещи Своими родителями.

Чего потом не претерпел Иисус от дня вступления Своего в торжественное служение спасению рода человеческого?!

Святый Божий, грядущий освятить человеков, вместе с ищущими очищения грешниками преклоняется под руку человека и приемлет крещение. Воистину крещение, слушатели, то есть погружение не столько в водах, сколько в обилии Креста!

Испытующий сердца и утробы Сам поставляется в искушении. Хлеб небесный предается земной алчбе. Тот, пред Которым должно преклоняться всякое колено небесных, земных и преисподних [Флп.2:10], допускает князя преисподних требовать от Себя поклонения (Мф.4:9).

Ходатай Бога и человеков открывает Себя человекам, но Его или не узнают, или не хотят узнавать. Его учение почитают богохульным (см.: Мф.9:3), Его дела - беззаконными (см.: Ин.9:16), Его чудеса - Вельзевуловыми (см.: Мф.12:24). Если Он чудотворит и благотворит в субботу, Его называют нарушителем субботы. Если обращает заблудших и приемлет кающихся, Его порицают другом грешников (см.: Мф.11:19). Там ищут уловить Его словом (см.: Мф.22:15); здесь ведут Его на верх горы, дабы низринуть (см.: Лк.4:29); инде вземлют на Него камение (см.: Ин.8:59) - нигде не дают Ему главы подклонити (см.: Мф.8:20). Он воскрешает умершего - завистники совещаваются умертвить Его Самого (см.: Ин.11:43,44,46,53). Народ во вратах Иерусалима приветствует Его Царем - все земные власти восстают, дабы осудить Его, как преступника. В избранном сонме Своих другов Он видит неблагодарного предателя и первое орудие смерти Своей. Лучшие из них служат Ему соблазном, помышляя человеческое в то время, когда Он идет на дело Божие (см.: Мф.16:23).

Почиешь ли Ты, Божественный Крестоносец, хотя на едино мгновение от ига, непрестанно возрастающего на раменах Твоих? Почиешь ли, если не для обновления Твоих сил к новым подвигам, по крайней мере из снисхождения к немощи Твоих последователей? Так, приближаясь к Голгофе, Ты почиешь на Фаворе. Гряди на сию гору славы, да просветится лице Твое светом небесным, да убелятся ризы Твои, да приидут закон и Пророки признать в Тебе свое исполнение, да услышится глас благословения Отчего! Но не примечаете ли вы, слушатели, как крест последует за Иисусом на самый Фавор и слово крестное не разлучается от слова прославления? О чем там, среди толикой славы, беседуют с Иисусом Моисей и Илия? Они беседуют о Его Кресте и смерти: Глаголаста же исход Его (Лк.9:31).

Долго носил Иисус крест Свой, как бы не чувствуя его тяжести; наконец, предан бых ему, аки льву, да сокрушит вся кости Его (Ис.38:13). Внидем за Ним с Петром и сынами Заведеевыми в вертоград Гефсиманский и проникнем бдящим оком во мрак последней нощи Его на земли. Уже Он не сокрывает креста, сокрушившего душу Его: Прискорбна есть душа Моя даже до смерти (Мф.26:38). И молитвенное беседование с единосущным Отцом не освобождает Его, а удерживает под тяжестью страдания: Отче Мой, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Мф.26:39). Носящий всяческая глаголом силы своея имеет теперь нужду в укреплении от Ангела (Лк.22:43).

Может быть, смертная скорбь Иисуса представляется некоторым из нас недостойною бесстрастного. Да ведают они, что сия скорбь не есть действие нетерпения человеческого, но Божеского правосудия. Мог ли Агнец, заколенный от сложения мира (Апок.13:8), убегать своего жертвенника? Тот, Его же Отец святи и посла в мир (Ин.10:36), Тот, Который от века приял на Себя служение примирения человеков с Богом, мог ли поколебаться в деле сего служения единою мыслию о страдании? Если Он мог иметь какую нетерпеливость, то разве нетерпеливость совершить наше спасение и облаженствоватъ нас. Крещением имам креститися, - говорит Он, - и како удержуся, дондеже скончаются? (Лк.12:50) Итак, если Он скорбит, то скорбит не собственною, но нашею скорбью, если мы видим Его быти в труде, и в язве от Бога, и во озлоблении, то он грехи наша носит, и о нас болезнует (Ис.53:3, 4). Чаша, которую подает Ему отец Его, есть чаша всех беззаконий, нами содеянных, и всех казней, нам уготованных, которая потопила бы весь мир, если б Он един не восприял, удержал, иссушил ее. Она растворена, во-первых, преслушанием Адама, потом растлением первого мира (Быт.6:12; 2Пет.2:5), гордостью и нечестием Вавилона, ожесточением и нераскаянностью Египта, изменами Иерусалима, избившего пророки и камением побившего посланные к нему (Мф.23:37), злостью синагоги, суевериями язычества, буйством мудрецов и, наконец (поелику Искупитель понес на себе и будущие грехи мира), соблазнами в самом Христианстве: разделениями единого стада Единого Пастыря, дерзновенными мудрованиями лжеучителей, оскудением веры и любви в царстве веры и любви, возрождением безбожия в недрах самого благочестия. Присовокупим к сему все то, что мы находим в себе и окрест себя достойным отвращения и гнева Божия, и также все, что стараемся сокрыть от своей совести под ухищренным наименованием слабостей, - легкомыслие и законопреступные утехи юности, закоснение старости, забвение Промысла в счастии, ропот в несчастиях, тщеславие в благотворении, корыстолюбие в трудолюбии, медленность в исправлении, многократные падения после восстания, беспечность и бездействие, свойственные владычеству роскоши, своеволие века, надменного мечтою просвещения, - все сии потоки беззакония сливались для Иисуса в единую чашу скорби и страдания; весь ад устремился на сию небесную душу, и дивно ли, что она была прискорбна даже до смерти [Флп.2:8]?

Наше слово изнемогает, слушатели, чтобы провождать еще великого страдальца от Гефсимании до Иерусалима и Голгофы, от внутреннего креста до внешнего. Но совершаемые ныне Церковью тайнодействия уже преднаписали вам сей путь и сей последний крест. Он столь болезнен, что солнце не могло взирать на него, и столь тяжек, что земля потряслась под ним. Претерпеть в чистейшей непорочности все мучения, внутренние и внешние, тягчайшие и поноснейшие, и претерпеть вместо награды за соделанные благодеяния; страдать Всесвятому от пребезаконных, Творцу от тварей; страдать за недостойных, неблагодарных, за самих виновников страдания; страдать для славы Божией и быть оставлену Богом - какая неизмеримая бездна страданий!

Боже наш! Боже наш! Вскую оставил еси Возлюбленного Твоего [Мф.27:46]? Ей, Господи! Ты оставил Его вмале, дабы навеки не оставить нас, Тебе оставивших. Отныне Он воцаряется; облекается в лепоту, препоясуется силою, и утверждает вселенную, да не подвижится (Пс.92:1). Вознесенный от земли Крестом, Он простирает его на землю и вся привлекает к себе на Небо (Ин.12:32).

Но, сколь ни велика и Божественна все привлекающая сила Иисуса Христа, Он не иначе может влещи нас в след Себе (Песн.1:3) как чрез водружение Креста Своего в нас и сопряжение с Его Крестом креста нашего. Иже хощет по Мне ити, - глаголет Он, - да возмет крест свой и последует Мне (Лк.9:23). Ибо хотя заветною Своею Кровию и Крестом Своим совершил Он очищение от грехов и от проклятия искупление всего мира и отверз нам вход во Святая Святых, но поелику туда не входит ничто, кроме жреца и жертвы, то мы должны, яко жертву, предать себя в руки сего великого по чину Мельхиседекову [Пс.109:4; Евр.6:20], Священника, поелику клятва есть плод греха, грех же утверждается своим корнем в свободной воле, то для усвоения себе очищения и искупления правды и благословения Христова мы должны свободно предать волю свою крестному в нас действованию Христову. Для сего-то те, которые истинно постигли заключенную в слове крестном силу Божию, столь часто и примером и словом поучают нас сораспинатися Христу, распинаться миру, распинать плоть со страстьми и похотьми, не жить себе самим, исполнять лишение скорбей Христовых во плоти нашей (Рим.6:6; Гал.6:14, 5:24; Рим.14:7; Кол.1:24).

Чем неослабнее и терпеливее мы носим бремя креста нашего, тем обильнее подаются нам дары Божии, приобретенные Крестом Христовым: Якоже избыточествуют страдания Христова в нас, тако Христом избыточествует и утешение наше (2Кор.1:5). Грешник, который от усильного ношения креста своего преходит наконец к распятию себя на нем, с совершенною покорностью подвергаясь всем действиям очистительного правосудия пред лицом распятого Иисуса, вскоре услышит с разбойником радостный глас Его: Днесь со Мною будеши в раи [Лк.3:43]. Страдание в присутствии Христа и по образу Его есть преддверие рая.

Как видимый, вещественный крест есть державное знамение видимого Царства Христова, так Крест таинственный - печать и отличие истинных и избранных рабов невидимого Царствия Божия. Он есть драгоценный залог любви Божией, жезл Отчий, не столько наказующий и сокрушающий, сколько пасущий и утешающий (Пс.2:9; 22:4), очистительный огнь веры, сопутник надежды, укротитель чувственности, победитель страстей, возбудитель к молитве, страж чистоты, отец смирения, наставник мудрости, пестун сынов Царствия. Где воспитаны все великие Ангелы, водители и хранители Церкви, - Иосифы, Моисеи, Даниилы, Павлы? В училище Креста. Когда благословеннее вся Церковь возрастала, процветала и приносила плод во святыню? Тогда, как вся нива Господня непрестанно раздираема была крестом и напаяема кровью Мучеников. "Кто суть те, которые окружают славный Престол Агнца?" - вопросили Иоанна в видении: Сии облечении в ризы белыя, кто суть и откуду приидоша? И когда он не мог узнать их в Божественной славе сей, то ему сказано, что то были запечатленные Крестом: Сии суть, иже приидоша от скорби великия (Апок.7:13,14).

Кто же суть те, которые желают испразднить Крест Христов (1Кор.1:17) и мнят уразуметь силу воскресения Его без сообщения страстей Его (Флп.3:10)? Если един Христос есть и живот и путь (Ин.14:6) к животу, то как могут они достигнуть живота Христова, не шествуя путем Его? Могут ли изнеженные сии члены быть в союзе тела, которое счиневает[23] Себе увенчанная тернием Глава (Еф.4:15,16)? Можно ли членам быть в покое и беспечности, когда глава в труде, и в язве, и в озлоблении; забываться в шумных радостях, когда она объята болезнями смертными; упиваться из полной чаши мирских удовольствий, когда она жаждет и вкушает оцет; превозноситься, когда она преклоняется; не хотеть ниже минуты поболеть о собственных грехах и беззакониях, когда она за чуждые страждет и умирает; жить миру и плоти, когда она предает дух свой Богу?

О человек, влекомый благодатью Господа твоего на Небо, но погрязающий плотью в мире! Виждь образ твой в человеке, погружающемся в водах и противоборствующем потоплению - он непрестанно возобновляет в членах своих образ Креста и таким образом превозмогает враждебные волны. Воззри на птицу, когда она желает вознестися от земли, - она простирается в крест и возлетает. Ищи и ты в Кресте средства изникнуть от мира и вознестися к Богу. Слово крестное спасаемым сила Божия есть [1Кор.1:18]. Аминь.  

Слово в Великий пяток, 1816 г.[24]

Тако возлюби Бог мир (Ин.3:16)

Тако возлюби Бог мир (Ин.3:16)

Ныне ли о любви, скажут, может быть, некоторые? Ныне ли, когда плод вражды созрел в вертограде Возлюбленного, когда и земля трепещет от ужаса, и сердца камней разрываются, и око неба помрачается негодованием? Ныне ли о любви к миру, когда и Сын Божий, страждущий в мире, оставлен без утешения и молитвенный вопль Его: Боже мой, Боже мой, вскую Мя еси оставил (Мф.27:46) - без ответа отеческого?

Правда, Христиане! День вражды и ужаса день сей, день гнева и мщения. Но если так, то что с нами будет, когда и земля не тверда под нами, и небо над нами не спокойно? Куда убежать с колеблющейся земли? Куда уклониться из-под грозящего неба? Взирайте прилежнее на Голгофу, и там, где видится средоточие всех бед, вы откроете убежище. Тогда, как трепетна бысть земля, и основания гор смятошася и подвигошася, яко прогневася на ня Бог (Пс.17:8), не видите ли, как непоколебимо там стоит неукорененное древо Креста? Тогда как и мертвые не почивают в гробах своих, не видите ли, как мирно почиет Распятый на Кресте Своем, сколько ни старались Его совлещи самою славою Спасителя - иные спасе, себе ли не может спасти [Мф.27:42], - самым достоинством Сына Божия - аще Сын еси Божий: сниди со креста [Мф.27:40], - самым благом веры в Него - да снидет ныне со креста, и веруем в Него? [Мф.27:42] Итак, утвердим в сердцах наших сию странную и страшную для мира, но радостную для верующих истину, что во всем мире нет ничего тверже Креста и безопаснее Распятого. Ужасы от Голгофы для того и рассеяны по всему миру, чтобы мы, не видя нигде безопасности, бежали прямо на Голгофу, и повергались у ног, и скрывались в язвах, и погружались в страданиях Распятого Спасителя. О солнце! Для чего бы тебе закрывать от Него лице свое в полдень, когда великое дело тьмы еще при твоем свете достигло уже своей полуночи и когда очи Всевидящего, тмами тем светлейшии [Сир.23:27] света твоего, и во тьме столь же ясно видят позор Богоубийства? Так! В твоем негодовании впечатлено было наше вразумление, ты поспешало совершить видимый день вражды и гнева, дабы препроводить нас к созерцаемому дню любви и милосердия, освещаемому незаходимым светом трисолнечного Божества.

Христианин! Пусть тьма покрывает землю! Пусть мрак на языки! Востань от страха и недоумений! Светися верою и надеждою! Сквозь тьму приходит свет твой (Ис.60:1,2). Пройди путем, который открывает тебе раздирающаяся завеса таинств, вниди во внутреннее Святилище страданий Иисусовых, оставя за собою внешний двор, отданный языкам на попрание. Что там? Ничего, кроме святой и блаженной любви Отца и Сына и Святого Духа к грешному и окаянному роду человеческому.

Любовь Отца - распинающая. Любовь Сына - распинаемая. Любовь Духа - торжествующая силою крестною. Тако возлюби Бог мир!

О сей-то любви, Христиане, да будет позволено мало нечто немотствовать пред вами, поелику изрещи ее даже и невозможно, так что само Слово Божие, дабы совершенно изобразить ее, умолкло на Кресте. Сие же Слово и сия любовь да дарует нам и немотствовать, и внимать немотствованию, подобно как дети одной матери ее сердцем и ее словами взаимно немотствуют и разумеют немотствование.

Итак, кто распинает Сына Божия? Воины? Они суть почти столько же страдательные орудия, как крест и гвозди. Пилат? Он, кажется, истощил все усилия в защищении Праведника и торжественно изъявил свое несогласие на пролитие крови Его: Прием воду, умы руце пред народом, глаголя: неповинен есть от крове Праведного сего (Мф.27:24). Народ? Как мог он искать смерти Того, Которого старался воцарить? Первосвященники? Старейшины? Фарисеи? Они признаются, что не имеют власти ни над чьею жизнью: Нам не достоит убити никогоже (Ин.18:1). Предатель? Он уже свидетельствовал во храме, что предал кровь неповинную (Мф.27:4). Князь тьмы? Он не мог коснуться и жизни Иова, ныне же сам осуждается и изгоняется. Но кто лучше, как Распятый, может знать распинателей? И что же глаголет Он? Не ведят что творят (Лк.23:34). Коснулся было истинной причины дела сего Каиафа, сказав, что уне есть, да един человек умрет за люди, однако и сего о себе не рече, но архиерей сый лету тому (Ин.11:50,51); он прозвучал, как кимвал, в который на тот день надлежало благовестить для церкви, но и сам же не уразумел своего благовестия. Таким образом, то, чего не хотели, не могли, не знали, пред целым светом совершилось теми самыми, которые не хотели, не могли, не знали.

Впрочем, сие не значит того, чтобы и не было виновных в убиении Невинного! Нет! Кто не мог, если бы только восхотел, уразуметь то, что уразумел и проповедал отчаянный даже Иуда? Но аще быша разумели, не быша Господа славы распяли (1Кор.2:8).

Нам должно приметить здесь то, какую ничтожную паутину составляло все сплетение видимых причин, произведших великое Голгофское событие. Как же сия паутина в первых нитях своих не расторглась или от дохновения гнева Божия, или даже от ветра суеты человеческой? Кто связал ею льва от Иуды? Как сделалось то, чего не хотели, не могли, не знали и что столь удобно было и уразуметь и отвратить? Нет! Хулители Голгофские так же не знают, что говорят, как распинатели не знают, что делают; в самом же деле не человеки здесь ругаются Божию величеству - Божий Промысл посмевается буйству человеческому, без нарушения свободы заставляя его служить высочайшей Своей Премудрости. Не лукавые рабы прехитряют Господа - Всеблагий Отец не щадит Сына, дабы не погубить рабов лукавых. Не вражда земная уязвляет любовь небесную - небесная любовь скрывается во вражду земную, дабы смертью любви убить вражду и распространить свет и жизнь любви сквозь тьму и сень смертную; Бог возлюби мир, и Сына своего единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16).

Кажется, мы, и приникая в тайну Распятия, и усматривая в страданиях Сына Божия волю Отца Его, более ощущаем ужас Его правосудия, нежели сладость любви Его. Но сие долженствует уверять нас не в отсутствии самой любви, а только в недостатке нашей готовности к принятию ее внушений. Бояйся, не совершися в любви, - говорит ученик любви (1Ин.4:18). Очистим и расширим око наше любовью и там, где оно смежалось страхом Божия суда, насладимся зрением любви Божией. Бог любы есть, - говорит тот же созерцатель любви (1Ин.4:16). Бог есть любовь по существу и самое существо любви. Все Его свойства суть облачения любви, все действия - выражения любви. В ней обитает Его всемогущество всею полнотою своею; она есть Его истина, когда осуществует возлюбляемое; она есть Его премудрость, когда учреждает существующее или существовать имеющее по закону истины; она есть Его благость, когда премудро раздает истинные дары свои; наконец, она есть Его правосудие, когда степени и роды ниспосылаемых или удерживаемых даров своих измеряет премудростью и благостью ради высочайшего блага всех своих созданий. Приблизьтесь и рассмотрите грозное лицо правосудия Божия, и вы точно узнаете в нем кроткий взор любви Божией. Человек своим грехом заградил от себя присносущий источник любви Божией, и сия любовь вооружается правдою и судом. Для чего? Дабы разрушить сей оплот разделения. Но как ничтожное существо грешника под ударами очищающего Правосудия невозвратно сокрушилось бы, подобно сосуду скудельному, то непостижимый Душелюбец посылает единосущную Любовь Свою, то есть единородного Сына Своего, дабы Сей, носящий всяческая глаголом силы Своея (Евр.1:3), восприятою на Себя плотью нашею, кроме греха, понес и тяжесть наших немощей, и тяжесть подвигшегося на нас правосудия и, Един истощив стрелы гнева, изощренные на все человечество, в крестных язвах своих открыл бы незаградимые источники милосердия и любви, долженствующие упоить всю проклятую некогда землю благословениями, жизнью и блаженством. Тако возлюби Бог мир.

Но если Отец Небесный из любви к миру предает единородного Сына твоего, то равно и Сын из любви к миру предает Себя Самого, и, как любовь распинает, так любовь же и распинается. Ибо хотя не может Сын творити о Себе ничесоже, но ничего также не может Он творить и вопреки Себе. Он не ищет Своея воли (Ин.5:19,31), но потому, что есть вечный наследник и обладатель воли Отца Своего. Пребывает в Его любви, но в ней и сам восприемлет в Свою любовь все Отцу любезное, как глаголет: Возлюби Мя Отец, и Аз возлюбих вас (Ин.15:9,10). И таким образом любовь Отца Небесного чрез Сына простирается к миру, любовь единосущного Сына Божия вместе и восходит к Отцу Небесному и нисходит к миру. Здесь имеющий очи да видит глубочайшее основание и первоначальный внутренний состав Креста из любви Сына Божия ко Всесвятому Отцу Своему и любви к человечеству согрешившему, одна другую пресекающих и одна другой придержащихся, по видимому разделяющих единое, но воистину соединяющих разделенное. Любовь к Богу ревнует по Боге - любовь к человеку милует человека. Любовь к Богу требует, чтобы соблюден был закон правды Божией - любовь к человеку не оставляет и нарушителя закона погибать в неправде своей. Любовь к Богу стремится поразить врага Божия - любовь к человеку вочеловечивает Божество, дабы посредством любви к Богу обожить человечество, и, между тем как любовь к Богу возносит от земли Сына человеческого (Ин.12:32,34), любовь к человеку разверзает объятия Сына Божия к земнородным. Сии противоположные стремления любви соприкасаются, сорастворяются, уравновешиваются и слагают из себя то дивное средокрестие, в котором прощающая милость и судящая истина сретаются, правда Божества и мир человечества лобызаются, чрез которое небесная истина возсиявает от земли, и правда уже не грозным оком приникает с небеси; Господь дает благость земле, и земля дает плод свой небу (Пс.84:11-13).

Крест Иисусов, сложенный из вражды Иудеев и буйства язычников, есть уже земный образ и тень сего небесного Креста любви. Без сего мог ли бы оный не токмо удержать на себе даже до смерти Держащего дланью жизнь всего живущего, но даже и коснуться рамен Того, для избавления Которого вящше дванадесяти легионов Ангелов ожидали токмо мановения. Вотще мрачное полчище подъемлет оружие, дабы взять Его в плен, и готовит узы Ему. Освящая путь свой огнем злобы, оно не видит, что Он уже пленен и связан собственною Своею любовию, яко смерть, крепкою (Песн.8:6). Вотще вопиет беззаконное соборище: Мы закон имамы, и по закону нашему должен есть умрети (Ин.19:7). Он умрет не по иному как по сему своему закону: Больши сея любве никтоже имать, да кто душу положит за други своя (Ин.15:13). Вотще повторяют хулители: Аще Сын еси Божий, сниди со креста (Мф.27:40). Сын Божий тем-то самым и даст познать Себя, что не снидет со Креста, доколе не истощит всего Себя в сугубом стремлении любви к Отцу Своему, Которому наконец предает дух Свой, и к человекам, для которых источает воду очищения и кровь жизни. О сем познахом любовь, яко Он по нас душу Свою положи (1Ин.3:16). Углубляйтесь, Христиане, в сие великое познание не одним словом и языком или слухом праздным, но духом и истиною, и вы приидете наконец в то, если можно так сказать, содружество Креста, что не будете находить сладчайшего удовольствия, как в духе созерцания взывать с Богоносным мужем: Любовь моя распялася! (Игнат[ий] Богонос[ец]).

Любовь Божия, непосредственно действующая в Кресте Иисусовом, без сомнения, долженствовала сообщить ему Божественную силу. И как быстро, как обильно, как неизмеримо далеко течет из него сия победоносная сила!

Аще зерно - так говорил Иисус Христос о Себе Самом, - аще зерно пшенично пад на земли, не умрет, то едино пребывает: аще же умрет, мног плод сотворит (Ин.12:24). О, как скоро сие зерно Божественного семени, умирающее на кресте, дает окрест себя отрасли новые жизни! Смотрите, как еще прежде кончины Иисуса на древе проклятия в устах разбойника процветает молитва: Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем! (Лк.23:42) И сей подлинно райский цвет в тот же день преносится в рай Божий. Смотрите, как вместе с потрясенною землею и расседшимися камнями сокрушается каменное дотоле сердце язычника и немедленно износит зрелый плод устен, исповедующихся Спасителю: Воистину Божий Сын бе Сей (Мф.27:54). Каким непреодолимым влечением оставившие Иисуса живого собираются окрест Его Креста и Гроба! Наипаче же явилась победа Креста в Иосифе Аримафейском. Доколе он знал Иисуса как Пророка и чудотворца, он не имел мужества открыть себя Его учеником - потаен страха ради Иудейска (Ин.19:38). Но когда узнал, что Иисус умер смертью осужденного, то Вознесенный от земли повлек его к Себе с такою силою, что он не внял ни чести, ни боязни человеческой и не поколебался обнаружить даже пред правительством свое участие в Распятом, дерзнув вниде к Пилату, и проси телесе Иисусова (Мк.15:43). Не тою ли же силою и давно согнившия в вертограде смерти зерна показали необычайный плод - и многа телеса усопших святых восташа (Мф.27:52).

Чем далее простираться будет сила Креста, тем более торжественны будут ее действия. Она сосредоточит в едином Иисусе Распятом всякую власть на небеси и на земли, даст ощутить силу благодатного владычества Его и сущим в темнице духовом, вознесет Его превыше всех небес, низведет Им оттоле Утешителя, Который не пришел бы, если бы Иисус не прошел путем Креста и не соделал его путем истинно царским. Тогда любы Божия беспрепятственно и преизобильно излиется в жаждущие сердца верующих Духом Святым (Рим.5:5) и, несмотря ни на какие препятствия, поведет крестными подвигами искупленный мир ко всеобщему торжеству освящения и прославления. Пусть враги Креста Христова устроят новый крест для Его Церкви - они готовят ей тем новую победу и новую славу. Пусть мудрецы века сего огласят слово крестное юродством - оно будет юродством только для погибающих. Пусть Иудеи - древние или новые - просят знамения, не примечая знамений, совершающихся пред их очами, и Еллины ищут собственной премудрости слова там, где должно деятельно веровать в Премудрость Божию, - истинная Церковь всегда будет проповедовать Христа распята; Иудеем убо соблазн, Еллином же безумие, и Он всегда будет для званных Богом Христос, Божия сила и Божия премудрость (1Кор.1:18-24). Пусть, наконец, настанут и те лютые времена, когда человеки здраваго учения не послушают, но по своих похотех изберут себе учители, чешеми слухом: и от истины слух отвратят, и к баснем уклонятся (2Тим.4:3,4), во след за лжеучением приведут богоотступление и самую любовь иссушат преумножением беззакония. По мере сих событий сила крестная, как при втором распятии Господа, проникнет с новым обилием все человечество и всю природу, сотрясет всю землю, разрушит в ней то, что было твердо, низринет то, что возвышалось, затмит то, что блистало, не столько в отмщение врагам Божиим, которые обыкновенно сами уготовляют себе гибель, сколько для того, чтобы ускорить и довершить привлечение всего к Вознесенному от земли. Равным образом и любовь, подобно предуготовленному елею мудрых дев, неприметно для юродивых соблюдется дотоле, как явится вожделенный Жених, и она седмеричным пламенем воспылает в день брака Агнчаго. И дотоле, как прейдут и небо и земля, и вера и надежда, и будет Бог всяческая во всех (1Кор.15:28), поелику во всех богоносных сердцах будет любовь, излиянная в них Духом Святым чрез язвы крестные.

Вот, Христиане, и начало, и средина, и конец Креста Христова - все одна любовь Божия! Как в чувственном сем мире, куда ни прострем взор - к Востоку или Западу, к Югу или Северу, - всюду зрение упадает в неизмеримость неба, так в духовной области таин по всем измерениям Креста Христова созерцание теряется в беспредельности любви Божией. Прекратим дерзновенное о сем немотствование. Слово крестное чем более изрекается, тем более онемевает язык плоти и око земного ума слепотствует от избытка небесного света крестного. Сам вечный Художник Креста, Отец Господа нашего Иисуса Христа, да даст вам по богатству славы Своея, силою утвердитися духом Его во внутреннем человеке, вселитися Христу верою в сердца ваша: в любви вкоренени и основами, да возможете разумети со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, разумети же в сем непостижимом многокрестии единую преспеющую разум любовь Христову, да исполнитеся во всяко исполнение Божие (Еф.3:14-19).

Впрочем, вспомним, что если мы не по имени токмо Христиане, но или есмы, или хотя желаем быть истинными последователями Иисуса Христа, то имеем и свой крест по его заповеди: Аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет (Мф.16:24). Поелику же наш крест должен быть подобием Креста Христова, то не отрадно ли теперь помыслить, что и наш крест должен состоять из единой любви? Так, Христиане, сей крест, от которого миролюбцы бегут, как от мучителя, и от которого самые крестоносцы нередко стонут, но большею частью потому, что благое и легкое бремя Христово по неведению, малодушию, неопытности увеличивают собственными тяжестями, - сей страшный крест весь из любви - что может быть утешительнее? - весь из любви состоять должен. Но да принесет ныне каждый из нас малый крест свой и приложит к великому Кресту Христову, дабы видеть, сообразен ли оный своему первообразному, ибо мы должны ведать, что всякий крест, неподобный Кресту Христову, не вознесет нас от земли, но падет и с нами и истрыется под нами в дрова огню гееннскому. Итак, воззрим еще раз на Крест Господень. Се любовь Отца Небесного распинает за нас единородного Сына Своего. Как сообразуется сему наша любовь? Совершаем ли мы дело Авраама (см.: Быт.22), возношение на жертвенник любви Божией всего нам любезного без колебания, без остатка собственности, паче упования? Се любовь Сына Божия сама предает себя на распятие не токмо Святейшей руке Отца Своего, но и рукам грешников. Научила ли любовь и нас неограниченной сей преданности судьбам Божиим, с которою бы мы, как Исаак, всегда были готовы быть жертвою для славы ли Божией, для очищения ли собственного, для блага ли ближних? Се любовь Божия, изливающаяся Духом Святым, наполняет горняя и дольняя, объемлет время и вечность, дабы и ожестевшее и омертвевшее враждою против Бога растворить в живоносную и блаженную любовь. Умеет ли и наша любовь побеждать злое благим, благословлять кленущих, молиться за Распинающих и не знать ни одного врага во всем мире, хотя бы он не давал нам ни одного друга? Не умножим сих вопрошаний. Здесь должна продолжать беседу совесть каждого, которая и возвестит нам ныне или некогда непременно или горе, ожидающее врагов Креста, или победу, мир и славу его любителей по суду закланного на Кресте Агнца Божия, Ему же от всякого создания благословение, и честь, и слава, и держава во веки веков (Апок.5:13). Аминь.

Слово в Великий пяток, 1817 г.[25]

Изыде же вон Иисус, нося терновен венец и багряну ризу. И глагола им: се, Человек! (Ин.19:5)

Изыде же вон Иисус, нося терновен венец и багряну ризу. И глагола им: се, Человек! (Ин.19:5)

Евангелие и Церковь провождают ныне нас, Христиане, по всему последнему поприщу Великого Страдальца Гефсиманского и Голгофского. Где станем мы, чтобы рассмотреть хотя некую часть тайн и чудес, которые целую вечность наполнят удивлением и славою? Если еще непроницаемы для нас глубокие тайны Гефсимании, куда допускаются не многие - токмо избранные таинники, уже знающие тайну Фавора, - Петр, Иаков и Иоанн, но и их бодрственный дух воспящается немощною плотью, и воздвигаемые к молитвенному созерцанию очи тяготеют невольным сном; если еще неприступны для нас высокие чудеса Голгофы, где также возлюбленный токмо ученик и Божественная Матерь с не многими подражательницами ее примера могут стоять непоколебимо на колеблющейся земле и причащаться в одно время любви и страдания, жизни и смерти страждущего и умирающего Жизнодавца и где Иисус, простертый между небом, землею и адом, приступен токмо для тех, которых не привлекает земля, не страшит ад и не отражает небо, - станем в средине между оными великими пределами - там, где страждущий Иисус является и указуется всем желающим видеть его. Изыде вон Иисус, нося терновен венец и багряну ризу, и глагола Пилат народу: Се, Человек! Воззрим для того, что сей человек должен быть явлен и в каждом из нас: Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе (Флп.2:5). Воззрим на Него с верою да не будем принуждены воззреть на Него с отчаянием, ибо се грядет со облаки, и узрит Его всяко око и иже Его прободоша, и плач сотворят о Нем вся колена земная (Апок.1:7).

Но, прежде нежели последуем далее за оным знаменательным указанием на человека в Иисусе, остановим несколько внимание наше на том, кто и как находит и дает сие указание.

Лице Иисуса, высокое и святое не только по Божеству, но и по человечеству, закрыто было мрачнейшими клеветами, когда Он предстал Пилату. Клеветники хотели указать Пилату в Иисусе возмутителя общественного покоя, противника власти, похитителя имени Сына Божия - того, кого ни небо, ни земля не могли бы терпеть между человеками. Но и Пилат не в таком был расположении, которое благоприятствовало бы открытию чистой истины. По видимому он ищет ее, ибо вопрошает о ней: Что есть истина? (Ин.18:38) Но или нетерпеливость, или легкомыслие представляют ему вопрос о истине праздным в суде над Истиною и не позволяют дождаться на оный ответа. Скоро молчание вопрошаемого раздражит гордость судии: Мне ли не глаголеши? (Ин.19:10) А угроза доносителей: Аще сего пустиши, неси друг кесарев (Ин.19:12) - отнимет мужество у защитника невинности. Сам Иисус, провидя сие расположение и не желая расточать сокровищ истины, не удовлетворяет изысканиям Пилата, то пребывая пред ним в молчании, то произнося некие глаголы на том языке таин, которого внешние, и слыша, не слышат. Однако истинное и существенное во Иисусе с такою силою просиявало сквозь все многоразличные покровы, наипаче во время Его страданий, что и полуомраченное страстями око еще способно было собрать некоторые лучи света, и судия, не имеющий в его пользу ни одного свидетеля, не удовлетворяемый ответами его самого, преклоняемый своими страстями на сторону его врагов, при всем том ощущает присутствие истины и, объятый ее силою, спешит из дома к народу провозгласить невинность Иисуса. О несчастная коловратность! Пилат оставляет Иисуса, дабы открыть самообретшуюся истину другим, и теряет ее даже и для себя; заражается и сам духом злобы и ожесточения, возгосподствовавшим в народе, и возвращается мучить того, которого только теперь объявил ни в чем не виновным - тогда убо Пилат поят Иисуса и би Его (Ин.19:1). Но, конечно, умножавшиеся страдания более и более открывали в сем Страдальце чистое и святое; конечно, каждая рана, Ему налагаемая, была новым отверстием света, в нем скрывавшегося, ибо вскоре мучитель его паки делается его защитником и, дабы заградить уста клеветникам, вразумить обманутых клеветниками, переменить мнение почти целого народа, не ищет средств убеждения нигде, кроме самого лица Иисусова. Вновь провозглашает Его невинность, и, когда ожидают доказательства сея невинности, судия только указует на обвиняемого: Се, Человек! Се Тот, которого ваши лжесвидетели представляют недостойным жить между человеками! Вернейшее о нем свидетельство находится в нем самом. Смотрите и судите! Смотрите, в каком Он состоянии, как взирает Он на врагов своих, как приемлет свои страдания. Се Человек!

Помыслим здесь, Христиане, один ли Пилат, язычник и обладаемый страстями судия, мог видеть столько света в лице Иисусовом? Нет! Нет! Коликократно больший свет уже просвещенному оку Христианскому должен сиять из человечества Того, Иже есть сияние славы Бога Отца и образ Ипостаси Его (Евр.1:3). Итак, если кто из нас не познает сего света, не последует сему свету, не восприемлет в себя сего света, то, сколько бы мы ни уничижали виновных в страдании и смерти Распятого, будет ли нам отраднее в день судный, нежели Пилату и подобным ему?

Теперь оставим языческий суд и мятеж Иудейский и потщимся Христианским оком рассмотреть то, что указует язычник и чего не хотят видеть Иудеи.

Се человек! Пилат сказал в сих словах более, нежели сколько сам разумел. Не удивляйтесь. Если и Саул некогда был во пророцех (1Цар.19:24), и Каиафа, думая сообщить своим соумышленникам тайну нечестия, открыл тайну благочестия - яко уне есть, да един умрет за люди (Ин.18:14), и гибельнейшее дело Иудейского народа было служением святейшему делу спасения человеческого, то Владыка судеб также властен был соделать и то, чтобы судия и осудитель Иисуса был Его проповедником, хотя сам не все уразумел, что проповедал, и, что разумел, тому не последовал. Судьбы поставили страждущего Иисуса пред архиереями, старейшинами и народом, пред Иудеями и язычниками не для того, чтобы умножить преступления, хулы и грехи соблазна, но чтобы показать Иудеям их спасение и язычникам их чаяние, сколько их взоры то снести могли. Должно было кому-нибудь и проповедать о сем намерении судеб. Но не было тогда ни Иоанна, который бы указал Иисуса, крещаемого кровью, как некогда указал Его, крестившегося водою: Се Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин.1:29), ни Петра, который бы исповедал Христа Сына Бога живаго (Мф.16:16). Итак, слово Божие, не удержимое никакими преградами или недостатком орудий, как молния сквозь облако, проторглось сквозь омраченную душу и устами человека неправды проповедало человека святыни: Се, Человек!

Дабы почерпнуть из сего изречения, по видимому только земного, скрывающийся в нем свет чистого небесного познания, поучимся, слушатели, ведению человека от мужа, которого в сем наставил сам человек Христос Иисус (1Тим.2:5), показав ему свое Божественное человечество с небеси и собственным словом удостоверив его в истине сего откровения: Аз есмь Иисус (Деян.9:5). Апостол Павел в целом мире считает только два человека, из коих одного называет первым, а другого - вторым и последним. Он говорит: Первый человек от земли, перстен; вторый человек Господь с небесе (1Кор.15:47); бысть первый человек Адам в душу живу, последний Адам в дух животворящ (1Кор.15:45). Все прочие человеки принадлежат к сим двум, как ветви - к древу и корню или, по точному изречению самого второго человека - Иисуса Христа, как рождие - к виноградной лозе: Аз есмь лоза, вы же рождие (Ин.15:5).

Где ныне первый человек? Быв отторгнут от Бога преслушанием заповеди, он исторжен из святыя земли райския, повержен на сию землю, пораженную проклятием, где сие славное некогда древо тщетно до бесчисленности умножает листвие и ветви, непрестанно увядающие, и не может произвести никакого плода в жизнь вечную. Все те, которые по происхождению от первого Адама называются сынами человеческими (Пс.4:3), по истинному достоинству их деяний и самого естества в Слове Божием именуются семенем змия (Быт.3:15) древнего, прельстившего человеков, древом злым (Мф.7:17), при корени коего лежит секира (Мф.3:10) осуждения вечного, плотию, в которой не пребывает Дух Божий (Быт.6:3), и уподобляются скотом несмысленным (Пс.48:13). И где же человек? Веки и тысячелетия произвели ли его? Общества сложили ли его в один состав? Законы начертали ли образ его? Мудрецы вдунули ли ему душу живу? Если бы род Адамов мог ощутить себя единым общим ощущением, оно было бы ощущением беспомощного Иерусалимского расслабленного и весьма естественно изобразилось бы его же словами: Человека не имам (Ин.5:7).

Но се, пришел наконец столь долгое время ожиданный человек, долженствующий исцелить расслабленного или, лучше сказать, от смерти, которая по тому только могла называться жизнью, что была ощущаема, воздвигнуть к истинной жизни, превышающей чаяния и желания расслабленного. Явился второй человек - Господь с небесе, дабы первого человека, перстнаго, возвращаемого в землю, от нея же взят бысть (Быт.3:19), возвести на новый и живый путь (Деян.2:28) возвращения к Богу, вдунувшему в лице его дыхание жизни (Быт.2:7). Произросла Лоза истинная, долженствующая отпадшее рождие соединить с собою, увядшее прозеленить, дивие удобрить, да будет в ней, и сотворит плод мног (Ин.15:5). Бысть последний Адам, который един животворящим духом своим силен проникнуть и, проникнув, разрушить царство смерти, основанное на разрушении первого Адама, возглавить себе всяческая (Еф.1:10) и сочетать конец с началом.

Сей небесный и Божественный Человек, в высоком имени Единородного Сына Божия и в таинственном имени Богочеловека представляемый Евангелием нашему верованию и созерцанию, указуется также и в простом имени человека нашему подражанию: Се, Человек! И хотя таким образом во всяком состоянии, во всяком действии, во всяком мгновении святейшия жизни Иисусовы мы можем видеть чистейшие образы истинного совершенства человеческого - впрочем, судьбы особенно указуют Его в то мгновение, когда Он изшел из дома судии к народу, нося терновен венец и багряну ризу.

Мгновение великое и подлинно требующее особенного указания, дабы оно в сокращенном своем величии не укрылось от нашей непроницательности! Иисус в таком состоянии, в которое приведен волею других, в чуждей одежде, не видно никакого действия Его, не слышно никакого слова Его, Его как бы нет. Что же здесь нам указуется в Нем? То самое, что Иисус является без воли, без действия, без слова. Сие молчание, которое Он сохраняет между восклицаниями защитника и между воплями клеветников и хулителей, сей глубокий взор сквозь смятения человеческия погруженный в судьбы Божии, сии неподвижные члены, так сказать почивающие в страданиях, - все сие представляет нам образ человека высочайше терпеливого, мужественного, кроткого, смиренного, никакою всеобщею враждою непобедимого в любви, непоколебимого в мире со всеми, человека бесстрастного, чистого, Святого и, - чтобы соединить сии черты в одну их объемлющую, - человека, всесовершенно преданного Богу.

Сею самою чертою описуется образ красного добротою паче сынов человеческих (Пс.44:3) и во всех Его состояниях. Он сам описует ею и дела свои: Якоже заповеда Мне Отец, тако творю (Ин.14:31), и свои глаголы: Яже убо аз глаголю, якоже рече Мне Отец, тако глаголю (Ин.12:50), и свою волю: Не ищу воли Моея, но воли пославшаго Мя Отца (Ин.5:30). Сею неограниченною преданностью Богу Отцу Иисус подобен сам себе и тогда, когда кровавый пот скрывает большую часть образа Его: Отче, не Моя воля, но Твоя да будет (Лк.22:42). Она есть последняя живая черта в лице умирающего на Кресте Иисуса: Отче, в руце Твои предаю дух Мой (Лк.23:46). И наконец, сия же черта воссияет и на славном лице Иисуса воскресшего, ибо и тогда, как Ему дастся всякая власть на небеси и на земли (Мф.28:18), воспросят ли Его о временах и летах? Он не коснется их, как положенных во власти Отца (Деян.1:7); будет ли Он обещать Святого Духа? Он повелит ожидать Его, как обетования Отча (Деян.1:4).

Се едино из человеческих свойств Иисуса Христа, хотя, впрочем, оно есть и едино из Божественных Его свойств, указуемое ныне нам для подражания: Се, Человек! Сие да мудрствуется и в нас [Ин.19:5; Флп.2:5].

Христиане! Быв ныне призваны Церковью воззреть и мысленным и вместе чувственным оком на образ Иисуса Христа, в жизни и смерти преданного Богу Отцу своему любовью и послушанием, воспомянем, что, когда и сам Он в сем образе предстал Иудеям, ожесточенные чада гнева не пленились добротою красного паче сынов человеческих, но удаляли от себя образ Его и желали потребить Его. Да внемлем прилежно и нашему в безобразии первого Адама рожденному сердцу, каким гласом отзывается оно к образу второго Адама, в который мы должны преобразиться. Но говорит ли оно, что в сем образе есть слишком печальные и страшные черты, что оно желало бы носить токмо приятные и радостные, а распятие воли предоставить Распятому за нас плотию, что из детской преданности Богу должно исключить Богом утвержденные права разума и свободы? Ведайте, что сии или подобные сим чувствования и желания суть хотя тихие и отдаленные отголоски оного вопля Иерусалимского против Иисуса: Возми, возми, распни Его (Ин.19:15), между подражателями и врагами распятого Иисуса нет среднего состояния. Иже несть со Мною, - говорит Он, - на Мя есть (Мф. 12:30). Должно взять один из двух жребиев непременно: или жребий Распятого, или жребий распинателей. Сам Распятый нашего ради спасения благодатью своею да дарует всем нам верою разумети Его, и силу воскресения Его и сообщение страстей Его подражанием, сообразуяся смерти Его (Флп.3:10) во умерщвлении воли своей и самопредании в волю Божию, да тако и мы достигнем в воскресение мертвых [Флп.3:11]. Аминь.

Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1822 г. [26]

Рече же Мариам: се, Раба Господня: буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38)

Рече же Мариам: се, Раба Господня: буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38)

Не великие по видимому слова, но великое дело в них заключается.

И все мы нередко называем себя рабами, даже рабами человеков, правда не всегда с готовностью на самом деле быть тем, чем себя называем, но иногда и самым делом, даже без нужды и обязанности, раболепствуем человекам. Трудно ли по-видимому назвать себя рабом или рабынею Господа, Которому мы все, по необходимости рабы, желаем ли или не желаем быть и называться таковыми? Глаголом Его все сотворено вначале и доныне; когда ни посылает Он глагол Свой на землю, глагол сей не может возвратиться к Нему тощ. Посему не трудно, кажется, и то, чтобы на посланный от Него глагол ответствовать изъявлением согласия - да будет по глаголу Его, так как сие уже должно быть непременно.

Рассуждая таким образом, без внимания оставили бы многие, а, может быть, некоторые и оставляют без внимания слова Мариами, но дело, которое открывается вслед за ее словами, должно пробудить все внимание каждого мыслящего. Во дни творения мира, когда Бог изрекал Свое живое и мощное: Да будет, слово творца производило в мир твари. Но в сей беспримерный в бытии мира день, когда Божественная Мариам изрекла свое кроткое и послушное буди, - едва дерзаю выговорить, что тогда соделалось, - слово твари низводит в мир Творца. И здесь Бог изрекает Свое слово: Зачнеши во чреве и родиши Сына (Лк.1:31); Сей будет велий (Лк.1:32); воцарится в дому Иаковли во веки (Лк.1:33). Но, что опять дивно и непостижимо, самое Слово Божие медлит действовать, удерживаясь словом Марии, како будет сие? (Лк.1:34) Потребно было Ее смиренное буди, чтобы воздействовало Божие величественное: Да будет. Что же за сокровенная сила заключается в сих простых словах: Се, Раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему - и производит столь необычайное действие? Сия чудная сила есть чистейшая и совершенная преданность Мариам Богу - волею, мыслью, душой, всем существом, всякою способностью, всяким действием, всякою надеждой и ожиданием.

Христиане! О, если бы каждый из нас хотя помалу приобщился сей Богодейственной силы молитвами Преблагословенной Девы! Се раби Господни и раби Твои, Мати Господня! Буди нам по образу Твоему!

Да будет, братия, пример Пресвятыя Девы наставником нашим в истинной Богу преданности.

Преданность Богу есть такое расположение духа, по которому человек всего себя - все, что ему принадлежит, все, что с ним случиться может, - предоставляет воле и провидению Божию, так что сам остается только стражем своей души и тела как стяжания Божия. К сему расположению приготовляет человека внимательное наблюдение над собственными усилиями сделать себя совершенным и благополучным. Желает он сделаться мудрым, образует свои способности, напрягает силы ума, подкрепляет себя силами других, избранных умов, составляет себе образ ведения, что же? Между тем как он старается уяснять для себя в сем образе одну черту, другая в нем затмевается, пресекается, исчезает. По той мере, как расширяет круг своих познаний, за чертой знаемого еще обширнее открывается область недоведомого, истина, давно признанная за достоверную, приводится в сомнение вновь открытой истиной. Конец самодеятельных изысканий, по признанию беспристрастнейшего из древних мудрецов, есть открытие того, что человек сам собою ничего не знает. Желает он сделаться добрым, старается познать закон справедливости, возбуждает сердце свое к добродетельным чувствованиям, предприемлет добрые дела - что же и здесь? Опыт доказывает, что желание быть добрым нередко бывает слабее страсти, влекущей к пороку, и ею побеждается, что познанный закон предлагает добро, но не дает силы творить оное, что добродетельные чувствования из жестокого сердца, как огонь из кремня, высекаются с трудом, а легко угасают, в мягком же сердце, хотя и скоро возгораются, как огонь во льне, но так же тлятся слабо и недолго, что дела внешней своею стороной добрые с внутренней стороны своей часто бывают осквернены нечистыми побуждениями: своекорыстием, самоуслаждением, тщеславием, что природа человеческая, как принужден был признать в новейшие времена один из самых ревностных почитателей так называемого нравственного разума, из самого корня своего зло производит. По таковым опытам, что могут обещать и усилия сделать себя благополучным? Где недостает истинного блага, там истинное благо получить, конечно, невозможно. Правильное следствие сих опытов, тщательно и беспристрастно наблюдаемых, должно быть то, что человек потеряет надежду на самого себя и, если не хочет погибнуть, поелику вне действительного благополучия и вне надежды ничего нельзя найти, кроме погибели, как бы по необходимости вознесет желание и надежду свою к Богу и, еще не предвидя и не предчувствуя, каким образом она может совершиться, предаст себя Ему как расстроенную собственность, которой владетель располагать не умеет.

Начав предаваться Богу, человек встречает другие опыты, совсем противоположные тем, которые имел он, управляя сам собою. Прежде собственные усилия познать истину едва производили в нем слабый кратковременный свет, оставлявший по себе сугубую тьму, - теперь из самой тьмы, в которой он повергается пред Отцом светов, рождается для него внезапный свет, а если остается он иногда и во тьме, то и в ней познает непостижимую близость Того, Который есть Свет превыше света. Прежде усилия делать добро или совсем подавляемы были в нем злыми склонностями, или производили несовершенное действие - теперь, когда он положил сердце свое в силу Божию, в самой немощи его начинает совершаться сила Божия, разрушающая зло и созидающая благо. Прежде наилучше обдуманные предначертания его к устроению своего благополучия или не исполнялись, или в самом исполнении оказывались неудовлетворительными - теперь он не делает никаких собственных предначертаний, но со дня на день более усматривает великий чертеж Провидения, по которому, несмотря ни на какие препятствия, кроме одного препятствия, которое полагало прежде его упорство и неверие, постепенно устрояется его спасение. Прежде успехи надмевали его, неудачи повергали в уныние, прошедшее терзало раскаянием, настоящее озабочивало, будущее устрашало - теперь и благоприятные события приемлет он с чистой радостью, потому что видит в них милость и дар Божий, и неблагоприятные - с надеждой, потому что усматривает в них обличение своего недостоинства, наставление к смирению, очищение и приготовление к лучшему; раскаяние не есть уже огонь, пожирающий душу его, но тихий дождь, ее орошающий, потому что он погрузил грехи свои в кровь и воду, истекшую из ребра Спасителева. Нет для такого человека слишком тяжкой заботы, потому что он всю печаль свою возверг на Господа, нет страха, потому что он живет под кровом Всемогущего; прошедшее для него не потеряно, настоящее безопасно, будущее верно - в руках Вечного. Прежде в самых делах благоугождения Богу, он суетился, подобно изображенной в Евангелии Марфе, и производил много молвы, не приобретая тем совершенного благоволения Божия, - теперь, подобно Марии, безмолвен и недвижим пребывает он у ног своего Спасителя и, с минуты на минуту наполняясь жизнью слова Его, в глубине души своей обретает свидетельство, что он избрал благую часть, которая не будет отнята у него (Лк.10:42). Таким образом преданность Богу, зачатая от убеждения ума, перерождается в живое чувство сердца, вынужденная, так сказать, уступка того, чего не умели сберечь, превращается в свободное даяние того, что сим единственно способом надеются сохранить. Человек повергает себя невозвратно, как убогую лепту, в сокровищницу Божества, не мечтая увеличить ею сокровище Божие, но веруя и уповая, что там она не будет потеряна и, сколь ни малоценна, употреблена будет вместе с бесчисленными талантами на созидание живого храма живому Богу.

Говорят, что это значит сложить навсегда руки, сесть и ожидать своего спасения. Совсем нет! Если кто в самом деле такое составил себе понятие о преданности Богу и поступает по сему понятию, тот в заблуждении: он предается не Богу, но лености. Человек, не преданный Богу, не тем отличается, что он действует, но тем, что действует по собственной воле, полагаясь на собственный разум. Подобно и преданный Богу не тем отличается, что не действует, но тем, что не действует по собственной воле и разуму. Как не преданный Богу может быть в бездействии, так, напротив, и преданность Богу не исключает действования, - действования по воле Божией и по Духу Божию. Положить талант свой в землю, без сомнения, не то, что положить его в руку торжника. Ты отдал сокровище свое в искусные и верные руки, ты себя обеспечил, но сверх того можешь сему самому торжнику предоставить и свои руки, дабы он употребил их по своему искусству к совершению своих оборотов, и тогда получишь сугубое приобретение. Так желающий стяжать душу свою предает сие сокровище Искупителю душ и успокаивается в Нем верою, надеждою и любовию, но в то же время сему всеобщему Стяжателю все свои способности и силы представляет в деятельные орудия к совершению великого оборота, чрез который ценою земного, тленного, ничтожного должно быть приобретено Небесное, нетленное, Божественное.

Если после сего найдет еще кто нужным спросить, почему, собственно, для усовершения и облаженствования человека требуется преданность Богу - вот ответ: потому, что человек потерял совершенство и блаженство, похитив себя у Бога, Который не только по всеобщему праву Вседержителя обладал им, но и особенно усвоил его Себе, положив на нем Свою печать - Свой образ. Собственная воля твари отторгла третью часть неба и зажгла в ней ад, собственная воля заразила природу человеческую грехом и смертию и весь мир проклятием и дотоле не престанет произрождать все виды зла, доколе не будет всецело предана Богу, Который един силен вновь проникнуть ее благоволением, жизнию, святыней и блаженством Небесным.

Посему слово Божие часто напоминает нам о сей преданности, в отношении к внутреннему и внешнему, ко временному и вечному. Открый ко Господу путь твой и уповай на Него, и Той сотворит (Пс.36:5), Приближи ко Господу дела твоя, и утвердятся помышления твоя (Притч.16:3), Смиритеся под крепкую руку Божию, да вы вознесет во время: всю печаль вашу возвергше нань, яко Той печется о вас (1Пет.5:6,7), Отче наш! Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли (Мф.6:9,10).

Все великое, что представляет нам слово Божие, совершилось великою преданностию Богу.

Кто не знает Авраама и его великой жертвы?! Как возмог он поднять смертоносную руку на сына, о котором получил потомственные обетования? Как не усомнился он? Как не сказал Богу: "Не Ты ли, Господи, обещал, что во Исааке наречется мне семя? (Быт.21:12) Где же будет сие семя, когда отрок Исаак сгорит на жертвеннике?" Патриарх не имел в сие время ни помышления, ни желания, ни действия собственного - все предал он Богу, паче упования во упование веруя (Рим.4:18), и таким образом и вожделенную жертву принес, и вожделенного сына не лишился, и благословение над собою усугубил. Воистину, сказано ему: Благословляя благословлю тя, и умножая умножу семя твое, - и благословятся о семени твоем вси языцы земнии (Быт.22:17,18). Таким образом, преданность есть лучшая Богу жертва и вернейший залог Его благословений.

Кто не слыхал о Иове, которого добродетель проповедовал Сам Бог пред собранием Небесных Сил? Но в чем состоит сила его добродетели, если не в преданности Богу, Которого непостижимым судьбам с благодарностию предал он себя, и детей, и богатство, и здравие и чрез то соделал ничтожными все усилия врага добродетели и блаженства человеческого? Господь даде, Господь отъят: буди имя Господне благословено (Иов.1:21). Такая преданность Богу есть безопасная ограда от всех искушений.

Посмотрите и на Моисея в ужасную минуту, когда пред ним - море, а за ним - войско Египетское. Народ вопиет к Богу, ропщет на вождя, но что вождь? Он не приготовляет народ к брани, не ищет пути к бегству, не воздвигает чудодейственного жезла, не произносит даже ни одного молитвенного слова к Богу. Что сие значит? Он предался Богу и вводит народ в сию преданность: Господь поборет по вас, вы же умолкните (Исх.14:14). Все умолкло, но молчание сие громко раздалось на небесах и подвигло чудодейственную силу Божию. И рече Господь к Моисею: что вопиеши ко Мне? Рцы сыном Израилевым, и да путешествуют; и да внидут сынове Израилевы посреде моря по суху (Исх.14:15,16). Здесь видно, что преданность Богу есть самая крепкая и действенная молитва.

Но - чтобы вкратце сказать все для Христианина, - чем начинается высочайшее дело Христово? - Преданностью Сына Божия воле Бога, Отца Своего. Се иду сотворити волю Твою, Боже, - глаголет Он, нисходя к воплощению (Пс.39:8-9). Чем оканчивается сие дело? Тою же преданностью: Не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Мф.26:39), Отче, в руце твои предаю дух Мой (Лк.23:46). Итак, преданность Богу есть и начало, и совершение Христианства и вечного спасения.

Заключим сие учение увещеванием, которым Церковь заключает большую часть молитвенных провозглашений, дабы непрестанно питать в нас дух преданности, которым дышит и живет истинное Христианство: Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную, Славную Владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию со всеми святыми помянувше, сами себе, друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим. Аминь.

Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1825 г.[27]

Она же видевши смутися о словеси его и помышляше, каково будет целование сие (Лк.1:29)

Она же видевши смутися о словеси его и помышляше, каково будет целование сие (Лк.1:29)

Она, сия Дева, в столь глубокое погруженная уединение, столь удаленная от всякого сообщества, что присутствие Ангела, который и сам есть дева, привело Ее в смятение - видевши смутися. Она теперь отверзает чертог Свой, допускает в него и девствующих, и живущих в супружестве, приемлет бесчисленные целования, то есть благоговейные приветствия. Не только от бесплотных или бесплотным в чистоте подобных, но и от человек, нечистые устне имущих, и не только не смущается, но еще успокаивает смущенных, не только не чуждается радости, но и наполняет ею приближающихся, не только не трепещет пред благодатию, но и с дерзновением подает ее требующим. Какая перемена! Никому недоступная тогда, когда Она была только раба Господня, всем доступная теперь, когда Она есть Мати Господа.

Воспользуемся удобностию доступа, приблизимся, приступим не только для того, чтобы видеть славу безвестной некогда Девы и насладиться сим видением, но и для того, чтобы по возможности узнать, каким образом из такой глубокой безвестности возросла столь высокая слава, и чтобы от плодов заключенного вертограда невесты (Песн.4:12) Святаго Духа взять нечто на семена для духовного вертограда собственных душ наших.

Приидите, девствующие, и от Девы Марии приимите утверждение вашего подвига, созерцая в Ней беспрекословно высокое достоинство - девство, поелику оно Бога в себе носит.

Приидите, живущие в супружестве, и от обрученныя, но несочетанныя приимите благословение ваших супружеств, поелику все человеческие супружества рождали бы только чад гнева и наследников ада, если бы Матерь Дева не родила Сына, Который перерождает их в сынов и наследников Божиих.

Приидите, любящие уединение, и от размышляющей Марии вразумитесь, что зерно уединения есть смиренное богомыслие, а без сего уединения часто есть пустое упрямство или жестокое человеконенавидение, гнездо лукавых помыслов и виталище духа безумия.

Приидите пристрастные к сообществу и возьмите себе на замечание, что не в суете мирских дел, не в развлечении многолюдства, не в шуме праздных бесед посещают душу Небесные Силы и слово Божие сеется в сердце.

Но как не можно в краткое время показать вам все плоды вертограда Мариина, то есть изобразить к наставлению вашему все Ее совершенства и добродетели, то придержимся на сей раз одной взятой нами, малой по видимому ветви Евангельского об оных повествования, на которой, однако, можем увидеть, как некий полнотою силы преклоненный долу гроздь, смиренную мудрость и мудрое смирение.

Она же видевши смутися о словеси его. Присутствие небесного посланника, который приносит с собой Деве Марии присутствие Господа, благодать, благословение, радость - радуйся, говорит, благодатная: Господь с Тобою: благословенна Ты в женах [Лк.1:28], - присутствие такого посетителя, вместо того чтобы произвести в Ней подлинно радость, приводит ее в смятение - видевши смутися. Отчего так? Оттого ли, что не узнала Она небесного вестника и приняла его вначале за незнакомого человека? Но если вид незнакомого, внезапно пришедшего, привел ее в смятение, то должны были тотчас успокоить Ее кроткие и благочестивые слова его - напротив того, Евангельское повествование самые сии слова полагает причиной смятения: ...смутися о словеси его. Или Ее потрясло явление вышнего духовного существа, неудобно переносимое немощным и бренным естеством человеческим, как то показывают примеры Даниила и Иоанна? Но Ее чистота, беспримерная между рожденными от Адама, соделывала ее беспримерно способной к небесным общениям, и предание сказует, что не первым уже для нее опытом таковых общений было явление Гавриила. Отчего же сия, хотя юная, но уже опытная Собеседница Божества смутися о словеси Ангела?

Помедлим ответом на сие и приведем еще на память предание, что Дева Мария также прежде благовещения Архангелова читала и уразумела пророчество Исаии: Се, Дева во чреве зачнет и родит Сына, и наречеши имя Ему Еммануил (Ис.7:14). Сей пример определительно дает знать о Пресвятой Деве то, что и Евангельские о Ней сказания дают угадывать, то есть что дух Ее благовременно напитан был чтением Божественного Писания, и не только млеком, но и крепкою пищею Божественной мудрости. А когда так, то трудно ли было Ей уразуметь и то, что сих новых и величественных наименований - благодатная, благословенная в женах - язык Ангельский, никогда не льстивый, не мог дать никому, разве Матери Еммануила? Когда же сие так, то не было ли удобно Ангельскому приветствию привести Ее не только в радость, но и в восторг? И как же, напротив, оно привело ее в смятение: ...смутися о словеси его.

Теперь время разрешить сей вопрос. По всему видно, что он разрешиться должен не иначе как глубоким смирением превознесенной Девы. Мудрость и вера духовно показали Ей образ Матери Еммануиловой, то есть Христовой в пророчестве Исаии, а любовь и смирение тогда же вдохнули желание и телесно увидеть сию владычественную Матерь и быть Ее рабынею, но то же самое смирение не позволило Марии увидеть оный образ в Себе Самой даже тогда, как в словеси Архангела, так сказать, зеркало пред Нею поставлено было. Она слышала целование, которое должно было вознести Ее паче всех, но постоянное стремление души Ее как всегда, так и в сию минуту было смиряться и унижать Себя паче всех. Таким образом, как чистая вода колеблется и струится от дыхания тихого ветра, не теряя, впрочем, чистоты своей, но еще оживляясь движением, так чистая душа Марии восколебалась от слова небесного духа, не изменяя, впрочем, чистоте своих чувствований, но еще возбуждаясь к дальнейшему преспеянию в жизни по Богу.

Что душевное волнение Марии не имело в себе ничего бренного и Ее смущение - ничего нечистого, что то не была малодушная робость, ни маловерное сомнение о Божием хранении в нечаянностях, ни самолюбивое трепетание сердца от похвалы, ни борьба с увлекающею прелестию похвалы или старание скрыть прельщение, в сем удостоверяют последствия оного смущения. Малодушие и маловерие не размышляют, прельщаемые похвалой не умеют молчать, но или отвечают на ласку ласкательством или притворно скромными словами отражают от себя похвалу, чтобы сильнее привлечь ее. Ничего такового не видно в Марии. Ее смущение не лишает Ее присутствия духа и не выводит из свойственного Ей состояния, не исторгает у Нее ни одного необдуманного слова, не препятствует Ей безмолвно размышлять о слышанном - смутися о словеси его и помышляше, каково будет целование сие.

При постигшей нечаянности, и нечаянности, приводящей в смущение, не увлечься сим смущением и не допустить себя поколебаться до основания духа, не предаться ни робости, ни торопливости, ни отважности, не превознестись, когда превозносят, закрываться от предстоящей славы покровом смирения и в то же время уметь самое смирение закрывать от других и от себя молчанием, дабы в смиренном слове не выдыхался дух смирения, против внезапного смущения иметь в готовности врачевство спокойного размышления, - к какому началу отнесете вы сии расположения и действия духа Мариина? Разве к непобедимой силе благоразумия и зрелой мудрости духовной.

Итак, мы видим, что в духовном вертограде Богоневесты одним из величественных прозябений была мудрость, а землей, в которой хранились корень мудрости и сила сего духовного прозябения, было смирение и что орудием к возделыванию земли смирения и к охранению ее от диких зелий была паки мудрость. Та, Которой надлежало соделаться Материю смирившей Себя Премудрости Божией, в совершенстве имела мудрость смиренную и смирение мудрое. Смирением охранялась Ее высокая мудрость от высокоумия и дерзости, мудростью обрабатывалось Ее смирение так, чтобы не было в нем ничего низкого и чтобы оно было беспритворно, чисто и просто.

Заключим же из сего примера и для самих себя, что, если желаем, чтобы вертоград душ наших процвел неувядающими цветами и принес плод жизни вечной, то должно подвизаться нам, чтобы иметь мудрость смиренную и смирение мудрое. Кто думает возрастать в мудрости без смирения, тот хочет, чтобы сад его рос без земли. Кто думает довольствоваться смирением без мудрости, тот хочет иметь землю необработанную, хотя, может быть, и тучную.

Что произвело столько разнообразных мнений о истине, которая есть одна, столько споров за мнения, столько заблуждений? Что произвело в философии секты, в Церкви ереси, в гражданских обществах возмутительных умствователей о преобразованиях, в Царстве Божием безбожников, между ангелами диавола? Что? Мнимая мудрость, мнимая, а не истинная, именно потому, что сей недоставало смирения. Мнимые мудрецы земные вместо земли насаждали вертоград свой в воздухе, а диавол насадил его в огне, то есть легкомыслие и гордость вздумали сделать грунтом мудрости. Но если мнимая мудрость без смирения приближает к диаволу, то, напротив, удаляясь от мудрости, куда приближается человечество, разве к бессловесной природе?

Если, Христианская душа, ты услышишь голос, приветствующий тебя каким-либо успехом в делах духа, и каким-либо совершенством, хотя бы то было даже благодатию, не спеши предаваться радости - желаю тебе лучше смущение Марии, то есть Ее смирение, чтобы дух лести не похитил тебя на высоту, под которой нет ничего, кроме бездны.

Если, и напротив, скажут тебе, что стремление к совершенству есть мечтательство, что любовь к мудрости есть дерзкое мудрование, что размышление о вере, поучение в законе Божием, чтение слова Божия или ненужно, или опасно, вслушайся внимательно, походит ли сие на глас Ангельский, на учение духовное, на проповедь небесную? Сличите с сим истинный и чистый глас пророческий: Блажен муж, его же воля в законе Господни, и в законе Его поучится день и нощь (Пс.1:2). Сличите с сим учение Божественного Учителя: Испытайте писания (Ин.5:39). Сличите с сим проповедь Апостола: Слово Христово да вселяется в вас богатно, во всякой премудрости: учаще и вразумляюще себе самых (Кол.3:16). Сличите с сим пример Марии. Никто не запретил юной Деве Израилевой читать книгу Исаии Пророка и над нею размышлять о Еммануиле.

Нет! Христианство не есть юродство или невежество, но премудрость Божия в тайне сокровенная, юже предустави Бог прежде век в славу нашу (1Кор.2:7) и в которой наше преспеяние да будет во славу Бога Отца и Сына и Святаго Духа вовеки. Аминь.

Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы. Говорено в Чудовом монастыре, 1831 г.[28]

Низложи сильныя со престол и вознесе смиренныя. Алчущия исполни благ, и богатыя отпусти тщи. Лк.1:52

Низложи сильныя со престол и вознесе смиренныя. Алчущия исполни благ, и богатыя отпусти тщи. Лк.1:52

Сколько раз говорено и говорится в Церкви против любви к миру, против привязанности к его преимуществам и удовольствиям, против рабского последования его суетным обычаям! Но слова обличения не изгнали еще из христианского мира любви к миру; напротив того, шумом сует мирских едва ли не больше и больше со дня на день заглушается голос истины, больше и больше упиваются живущие на земле от вина любодеяния любодейцы великия (Откр.17:1-2) - преобладающей любви к миру!

Итак, кажется не лишнее то будет, если еще нечто скажем против любви к миру. Не истрезвится ли хотя кто-нибудь от опасного пьянства? Или же когда день пьянства пройдет однажды навсегда, то есть когда кончится жизнь временная по образу мира и плоти, страждущие огненною жаждою без отрады и без конца пусть не жалуются, зачем их не истрезвили благовременно.

В рассуждение же о нелюблении мира введу вас, братия, таким путем, каким вводят меня в оное священные воспоминания настоящего дня.

Ангел является Деве избранной от Бога для введения в беспримерно высокий сан Богоматери, следственно беспримерно достойной из всего рода человеческого. Радуйся, Благодатная, - говорит он, но Благодатная вместо радости ощущает страх. Ангел старается удалить страх ее: Не бойся, Мариам. Но Мариам все еще не смеет радоваться. Действие Благовещения началось в Ней смущением и страхом, а кончилось смирением и послушанием: радости совсем не видно. Поскольку же надобно было, чтобы никакой глагол небесный не возвратился тощ к пославшему Его, то, наконец, пророческая радость праведной Елисаветы проникает в душу Пресвятой Девы и из глубины ее смирения возводит всеянную словом Ангела высокую божественную радость. Возрадовася дух мой о Бозе Спасе Моем, - восклицает она, - яко призре на смирение рабы Своея, - к благочестивой радости о Боге и к благодарной радости о себе присоединяя человеколюбивую радость о боящихся Бога, о Израиле. Между побуждениями своей радости поставляет [Она] и то, что Бог низложи сильныя со престол и вознесе смиренныя, алчущия исполни благ и богатящияся отпусти тщи.

В сих словах есть что-то непонятное. Понятно, почему Пресвятая Дева радуется о том, что Бог возносит смиренных: так должно быть по Ее собственному смирению. Понятно, почему радуется Она о том, что Бог исполняет благами алчущих: так должно быть по Ее человеколюбию. Но почему радуется Она и о том, что Бог низвергает сильных с высоты их могущества и славы, что почитавшихся богатыми отпускает ни с чем? Как согласить сию суровую радость с кротостью Девы и с человеколюбием Благодатной? Непонятно.

Дабы разрешить сие недоумение, надлежит вникнуть, что значит изречение Мариино: Низложи сильныя со престол. Не то же ли может быть, что изречение Христово: Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон (Ин.12:31). В этом случае понятна радость Матери Спасителя нашего. Радуется она о том, что духи лжи и злобы, прельстившие первых человеков, поработившие род человеческий, господствующие над алтарями идольскими и оттуда простирающие свое владычество на престолы и царства языческие, светом истины Христовой должны быть обличены, силою духа Христова - побеждены, да обратятся человеки от тьмы во свет и от области сатанины к Богу (Деян.26:18). Впрочем, трудно утверждать решительно, что такое значение слов Марииных есть ближайшее и единственное, хотя и можно допустить оное как сокровенный разум оных. Нечто другое, более близкое открывается при сличении Ее изречений, одного с другим. Сильные низложенные суть кто-то такие, вместо коих вознесены смиренные; богатые оставленные тощими суть кто-то такие, вместо коих взяты и напитаны алчущие. Но как смиренные и алчущие без сомнения суть человеки, то между человеками же должно искать сильных, коих Бог низлагает, и богатых, коих Он отсылает тощими. Итак, не тем ли сильным угрожает низложением Смиренная Дева, коим еще ранее Сам Бог угрожал через Пророка: Горе крепким во Израили; Не престанет бо ярость моя на противныя; - и почему? - потому что князи твои, Иерусалим, не покоряются, общницы татем, любяще дары гоняще воздаяние, сирым не судящии и суду вдовиц не внимающии? (Ис.1:23). Не таким ли богатящимся возвещает лишение бедная Дева, против коих и прежде вопиял Пророк: Горе совокупляющим дом к дому и село к селу приближающим, да ближнему отымут что? (Ис.5:8). Да, теперь понятен, очевидно, праведный Суд Божий на сильных и богатых притеснителей и беззаконников, но в этом случае опять не совсем понятна радость Пресвятой Девы о их падении. Пророк строгих времен закона с жалостью произносит на них горе, а благодатная Предначинательница дней благодати радуется при виде их бедствий, впрочем, такою радостью, которую нельзя осмелиться осудить, потому что радость сия есть Боговдохновенная. Тайна сей не довольно, по-видимому, человеколюбивой радости о падении нечестивых заключается в чистой любви к Богу и к человекам и в соразмерном чистоте сей любви нелюблении мира прелюбодейного и грешного. Мир с его мудрованием, ложным и безумным, с его страстями, похотями, пороками, злодеяниями пред очами души Чистой представляет такое отвратительное, такое ужасное зрелище, от которого страждет Она иногда почти как от ада, как именно сказано о душе Лота, что видением и слухом праведный, живый в содомлянах, день от дне душу праведну беззаконными делы мучаше (2Пет.2:8), страждет Она внутренно, за истину отвергаемую, за добродетель изгоняемую, за славу Божию оскорбляемую, за души человеков взаимно растлеваемые и в погибель влекомые. Посему, напротив, зрелище предстоящего суда Божия над миром не столько ужасает чистую Деву, сколько разрешает от долговременного Ее ужаса и даже возбуждает в Ней святую радость о том, что правда и спасение Божие для праведных наконец является и что самые грешники, быв остановлены на пути греха, по крайней мере перестанут увеличивать свое будущее осуждение. Не одна Матерь Господа подает нам пример такой радости о Господе, Судии мира. Он Сам поучает всех нас такой же радости. Начинающим сим бывати, то есть, когда явятся знамения приближающегося пришествия и суда Христова, восклонитеся, повелевает Он, и воздвигните главы ваша (Лк.21:28), то есть взирайте на сие не с робостью и печалью, но со вниманием, надеждою и радостью.

Христиане и по сему званию сущие не от мира, если не напрасно называемся христианами. Испытаем око сердца нашего, так ли взирает оно на мир, как взирали на него святые, как взирать на него повелел Господь наш. Болит ли душевное око твое от нечистого дыма, смежается ли, отвращается ли от крутящегося вихря мирских сует? Болезнует ли сердце твое от видения и слуха дел беззаконных, не по гневу за неправду против тебя самого, которую должно переносить с терпением, не по зависти к утехам неправды, в которых не должно ревновать лукавнующим, но по ревности за правду, закон и славу Божию, оскорбляемые неправдами и беззакониями человеческими, по состраданию к бедствиям ближних страждущих от неправды других и от собственных дел беззаконных. Способно ли сердце твое радоваться, когда преходит образ мира сего и суд его приближается? Или напротив, тусклый блеск суеты привлекает легкомысленные взоры твои, крутящийся вихрь сует без упорства с твоей стороны увлекает и уносит тебя с собою? Не желая быть в сонме нечестивых, ни остаться навсегда в числе грешных, не идешь ли ты, однако, иногда путем нечестивых, не останавливаешься ли на пути грешных, потому что путь сей слишком открыт и кажется довольно общим? Страшась одной мысли сделаться чем-нибудь похожим на губителей или хульников святыни, поругателей добродетели, не садишься ли ты, не осмотрясь, на их седалище для нецеломудренного зрелища, для неблагочестивого чтения, для игры, тебе может быть только забавной, а другому, которому твой пример представит ее извинительною, точно губительной. Где-то в чужой земле какой-нибудь блудный сын, расточающий имение отца, какая-нибудь юродивая дева, не умеющая привлечь жениха украшением души, стараются дать себя заметить и поставить в образец другим часто изменяемыми новостями в одежде и убранстве, обыкновенно бесполезными, часто неприличными; не слишком ли много между вами таких, для которых сие иностранное легкомыслие сделалось не только приятным, но и важным занятием и непреложным законом, которые наблюдают сей закон тщательнее, нежели царский и Божий, которые охотнее платят дань прихотям иноплеменным, нежели нуждам Отечества.

"Чего же он хочет? - скажут о мне миролюбцы, если они слышат или услышат мои слова. - Разве нам бежать из мира или разве сделаться странными и юродствующими в мире?" Не спешите подозревать, что потребуют от вас нелепого или неправильного, когда не можете отвергать, что есть причины обличать вас в неправильном и нелепом. Христос и Евангелие не гонят вас из мира. Не молю, - глаголет Господь к Отцу Своему в молитве за христиан, - не молю, да возмеши их от мира, но да соблюдеши их от неприязни (Ин.17:15). Что касается до опасения сделаться странными и юродствующими в мире, признаюсь, что сие опасение не слишком ужасает меня, не побуждаю никого к сему юродству, но не могу не напомнить, что были люди, которые не боялись и не стыдились сего юродства, даже хвалились оным, и сии люди были святые Апостолы. Мы буи Христа ради (1Кор.6:10) - объявляют они устами Павла. Не требую так много, но с другим Апостолом приглашаю вас к тому, меньше чего нельзя требовать: Не любите мира, ни яже в мире (1Ин.2:15), бегите не из мира, но от сущия в нем похоти плотския, похоти очей и гордости житейския, не покушайтесь усилиться хитростью и неправдою, возвыситься делами низкими: сего ради сильные низложатся со престол; не умножайте богатства притеснением бедных, не делайте оного пищей ненасытной роскоши и бесконечных прихотей сего рода: богатящиися отпусти тщи. Не предпочитайте игры и забавы делу честному и полезному. Не убегайте от церкви на бесполезные и бесстыдные зрелища, дней радости Господней или святой печали по Бозе не похищайте на увеселения, которые чужды Божества и разум изобрел для язычников. Остерегайтесь, чтобы не повредить воображения, чтобы не дать ложного направления уму посредством писаний, коих новое, свободным провозглашаемое мудрование в том только состоит, что не признает над собой владычества вечной истины, и проповедует необузданное буйство страстей; если же вы не хотите и сих и подобных сим умеренных правил, то подумайте сами, чего вы хотите и что по желанию вашему иметь можете. Евангелие сказано и не переменит своих слов: не любите мира, ни яже в мире; аще кто любит мир, несть любве отчи в нем. И: мир преходит и похоть его, а творяй волю Божию пребывает во веки (1Ин.2:15,17). Итак, выбирайте одно из двух, ибо двух вместе иметь не можете: или не любить мира, или не иметь в себе любви Отца Небесного; или вслед за преходящим миром и похотью его прейти в вечную погибель, или с творящими волю Божию пребывать во веки в блаженстве и славе. Аминь.

Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1835 г.[29]

И исповедуемо велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти, оправдася в Дусе, показася Ангелом, веровася в мире, вознесеся во славе (1Тим.3:16)

И исповедуемо велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти, оправдася в Дусе, показася Ангелом, веровася в мире, вознесеся во славе (1Тим.3:16)

Благоговейно воспоминаем и торжествуем мы ныне тот единственный во временах день, то великое мгновение, когда велия благочестия тайна: Бог во плоти - не в слове только, но в силе Вышнего принесена Архангелом Гавриилом на землю, скрыта в чистом сердце и в приснодевственной утробе Преблагословенной Марии, запечатлена смиренным Ее молчанием. После сия тайна, сокровенная от век и от родов (Кол.1:26), превратилась во всемирную славу, но тем не менее и теперь еще остается тайною. Велия есть благочестия тайна: Бог явися во плоти.

Дивились, без сомнения, сей тайне и на небесах, когда она там открылась, когда Иисус Христос, воскресший и возносящийся, дабы сести одесную Бога Отца, показася Ангелом в невиданной ими славе Богочеловека. Небесное удивление, как и все небесное, прекрасно. Дивились Ангелы тайне и славе Богочеловека, но не смущались. Вопрошали: Кто есть сей Царь славы? Но не любопытствовали, не сомневались, желали знать, чтобы благоговеть, и прежде нежели провозглашено им разрешение вопроса их: Кто есть сей Царь славы? - они уже принимали Его, как Царя славы, потому что уже взывали: Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы (Пс.23:7,8). Чем более непостижимою видят они тайну, тем более находят ее достойною непостижимого Бога, тем более благоговеют, тем более славят Бога, тем более просвещаются Его славою и блаженствуют. Там ведение и слава не противоречат и не завидуют тайне, и тайна до бесконечности умножает славу и свет.

Но земля так ли приемлет дивную тайну Бога во плоти - земля, для которой собственно сия тайна и изобретена, и употреблена, и сокрыта, и открыта, и низведена, и вознесена, и предана позору, и прославлена? Воистину благословенна в женах единственная Пресвятая Дева, которая представила Себя достойным хранилищем пришедшей с небес тайне, чтобы она не обратилась вспять, как наполненный сокровищами корабль от берега, не имеющего пристани; которая, быв возводима в превыспренний сан Богоматери, не попустила своему помыслу, ниже на один волос, подняться из глубины смирения; которая умела обнять бесконечное Слово Божие столь малым словом человеческим: Се раба Господня: буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38). После Ее благословим и тех, которыми тайна Бога во плоти веровася в мире, которые оную с верою приняли, верно сохранили, проповедали всем народам, чрез которых она, в неизменной чистоте, в неуменьшенной силе и до нас достигла. Но это те, которые хотя и в мире суть (Ин.17:11), однако не суть от мира (Ин.17:14). А мир? Он не хотел было принять спасительной для него тайны Божией; по слуху о ней, он восстал было в тревоге, чтобы подавить ее, чтобы затмить ее лжами, запутать вымыслами, покрыть презрением и клеветами, чтобы преградить ей путь мечом, залить ее кровию ее свидетелей, погребсти в их могилах, сжечь в огне, потопить в воде, истребить всеми возможными способами истребления. Не удалось! Вопреки усилиям мира, тайна Бога во плоти превратилась, как я уже сказал, во всемирную славу. Но и теперь сколько еще людей, которые или не познали сей тайны, или, познав, не приняли! И что еще прискорбнее, даже между теми, которые получили оную по наследству от отцов и праотцев, или остаются, или вновь являются такие, которые не знают, что делать с сею непонятною тайною, спрашивают, то с любопытством - почему для спасения человеческого рода употреблено столь необычайное средство - воплощение Божества, то с сомнением - неужели без сего не возможно спасение человека. А где любопытство, там еще нет чистого ведения; где сомнение, там еще нет полной веры.

Тайна гонит от себя прочь любопытство по тому самому, что есть тайна. Она призывает к себе веру, впрочем, не возбраняет ей мимоходом пользоваться пособием скромного размышления для снятия с ее пути претыканий, которые бросает на него сомнение.

Если посему осмелиться размышлять о потребности воплощения Сына Божия нас ради человек, и нашего ради спасения, то верующий может положить в основание своего размышления следующие изречения Самого Иисуса Христа.

Первое изречение: Никтоже знает Сына, токмо Отец: ни Отца кто знает, токмо Сын, и емуже аще волит Сын открыти (Мф.11:27). Что без познания Бога нельзя быть спасену и блаженну, в том не усомнится никто здравомыслящий. Но если сокровище Богопознания лежит сокрыто во внутренности самого Божества, недоступно по недосязаемой высоте Его, если взять из оного себе на потребу спасения может токмо тот, емуже аще волит Сын Божий открыти, а между тем и Самого Сына Божия, Который волит открыти человеку Богопознание, никтоже знает, токмо Отец, то как же может совершиться спасительное открытие Богопознания? Надобно, чтобы Сын Божий, из недоведомости Божества, которая превыше всех образов познания, так сказать, выступил в некие познавательные образы, как Он и нарицается образом Бога невидимого (Кол.1:15). Но в какие образы? Конечно, ближе к Божеству, в духовные. Положим, так. Чрез сие начинает быть понятным, как совершается откровение Богопознания небесное в духовном, Ангельском мире. Но земля не то, что небо, и человек не то, что Ангел. Особенно в настоящем состоянии земли и человека небо и Ангел закрыты для земли и человека, следственно, и откровение Богопознания, свойственное небу и Ангелам, не было бы еще откровением для земли и человека. И так надобно, чтобы Сын Божий, когда Он волит открыти спасительное Богопознание нынешнему человеку, снизшел еще, и вступил в образы познания, ближайшие к человеку, чтобы Слово Божие, не преставая быть Словом Божиим, вступило в образы человеческого слова, чтобы образ Бога невидимого [Кол.1:15], не преставая быть тем, что Он есть, вступил в образы видимые для ока земнородного ума, чтобы Он явился или в образах преходящих - и вот откровения и видения Святых, или в образе пребывающем - и вот воплощение Сына Божия.

Второе изречение: Никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин.14:6). Что значит прийти к Богу? К Богу, Который во свете живет неприступнем, Егоже никтоже видел есть от человек, ниже видети может (1Тим.6:16) в существе Его, - конечно, не может человек прийти ни ногами по земле, ниже крилами по воздуху. Что же значит прийти к Богу? Приходят к тому, от кого бывают удалены, но как можно и удалену быть от Бога вездесущего? Дух есть Бог (Ин.4:24): духовно должно быть и шествие к Нему. Духовное удаление и приближение происходит преимущественно в воле. Волею греховною, злою, человек удаляется от Бога, как и сказано в Писании: Греси ваши разлучают между вами и между Богом (Ис.59:2). Волею покаянною и благою человек приходит к Богу. И сего-то не может быть без воплощения Сына Божия, как Он Сам сказует: Никтоже приидет ко Отцу, токмо Мною. Если ты спросишь: для чего ж бы человеку не прийти к Богу одною собственною волею, которая свободна? Ответствую: в добрый час! Сделай опыт. Но если будешь внимателен, то, без сомнения, найдешь и признаешь то, в чем признавались лучшие нас с тобою: Еже хотети прилежит ми, и еже содеяти доброе, не обретаю; не еже бо хощу доброе, творю, но еже не хощу злое, сие содеваю (Рим.7:18,19). Как ни странно пред глазами разума сие противоречащее само себе явление в человеческой природе, но оно давно замечено даже и теми, которых сему наблюдению не научило Христианство, и если вникнуть глубже в причину оного, то можно удостовериться, что так и должно быть при известных обстоятельствах. Источник добра и силы есть един Бог. Если человек стоит в добре и чрез то в общении с Богом, то он непрестанно почерпает из Бога силу делать добро, и потому как свободен желать добра, так и силен делать оное. Но если он допустил себя до греха и чрез то вошел в разлучение с Богом, то, по мере удаления от Бога, уменьшается для него удобность почерпать от Бога силу, и потому, когда воля его, по природной свободе своей, делает обратное движение к добру и к Богу, сила делать добро не отвечает хотению делать оное, и человек не может прийти к Богу сам собою, без особенного, чрезвычайного низведения к нему силы Божией - без такого посредства, которым бы расстояние между Богом и человеком было наполнено, разделение уничтожено, общение, ничем не пресекаемое, восстановлено, - без посредства, которое бы с совершенным единством касалось обеих разделенных сторон - Бога и человека. И такое посредство есть Богочеловек.

Третие изречение: Тако возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16). Бог не может делать ничего излишнего и ненадобного, ибо сие было бы не сообразно с Его премудростию. Итак, если Бог дал Единородного Сына Своего миру, то, видно, сие было нужно. Для чего? Для того, как сказует Сам Сын Божий, да всяк веруяй в Онь не погибнет, но имать живот вечный. Неужели иначе погиб бы мир, и не имел бы живота вечного? Видно, так. Почему? Чтобы сделать сие, по возможности, понятным, взойдем мыслию к началу тварей. В книге Премудрости написано: Бог смерти не сотвори (Прем.1:13). Сию строчку из книги Премудрости Божественной без затруднения может переписать в свою книгу всякая премудрость человеческая, если она не совсем лишена понятия о Боге Творце всесовершенном. Бог есть чисто жизненное начало. Тварь, как тварь, подвержена переменам, но ее перемены, в творении и под управлением всесовершенного Творца, могут быть устроены в порядке, к совершенству, без страдания, без разрушения грубого, нечистого, мертвого, даже в случае разрешения оных на составные начала, которое может происходить легко и приятно, как, например (поколику можно найти примеры в нынешнем несовершенном устроении тварей), разрешение чистого елея в свет, или разрешение ладана в благовонное курение. Откуда же беспорядок, безобразие, нечистота, страдание, разрушение, тление, словом: смерть? Мне кажется, что и естественное рассуждение не найдет на сие сказать ничего другого, как то, что говорит откровенное Богом учение: Грех в мир вниде и грехом смерть (Рим.5:12). Грех, как отлучение от Бога, есть вместе отчуждение от жизни Божия (Еф.4:18), и следственно, раньше или позже, смерть для существа телесного, разрушимого, - временная, а для духовного, неразрушимого, - вечная, потому что, кроме Бога, нет и никогда не будет другого источника жизни. Таким образом грех и смерть ручаются в мире друг за друга, что они тут. Видишь ли владычествующий в мире грех, ты можешь сказать: мир находится на пути смерти. Видишь ли в нем смерть, ты также можешь сказать: мир, видно, согрешил и идет к погибели. Кто не так слеп, чтобы не видеть в мире владычества ни того ни другого, ни греха, ни смерти, тот может понять, сколь нужно миру избавление от погибели, дарование вновь вечной жизни. И для сей-то потребности Бог Сына Своего Единородного дал есть [Ин.3:16]. Смерть и погибель приходят на человека и как естественное следствие удаления от Бога, и вместе, как действие правосудия Божия над грехом. Посему для спасения человека нужно, во-первых, удовлетворить правосудию Божию (потому что никакое свойство Божества не может лишено быть свойственного ему действия и потому что объявление безусловного прощения или ненаказанности стоящего уже на пути греха человека всего легче повело бы далее по сему пути, и следственно, не ко спасению, а к погибели); во-вторых, вновь ввести в человечество жизнь Божию, которая бы воцарившуюся в нем смерть победила и уничтожила. Требования трудные и естественно невозможные! Удовлетворить правосудию Божию значит предать грешника вечной смерти, за сим совершенно исчезает для него возможность вечной жизни. Как и приближить жизнь всесвятого Бога к человеку грешнику. Столь резкая противоположность сближаемых крайностей более угрожает истреблением недостойной твари, как сена от огня, нежели обнадеживает спасением. Что же творит Бог чудес? Он вводит Свою Ипостасную жизнь, Своего Единородного Сына, в малую, избранную долю человеческого естества, долгим, сокровенным действием судеб Его приготовленную, от заразительной примеси греха предохраненную, соединяет Божество и человечество в единую Ипостась Богочеловека, низводит облеченное человечеством Божество в состояния человеческие, кроме греха, даже в немощи, в страдания, в смерть. И что же? Правосудие Божие всесовершенно удовлетворено, потому что в лице Богочеловека человечество понесло присужденную себе смерть, и понесло вполне, так как и мгновение смерти Богочеловека, по соприсутствию вечного Божества, равняется вечности, на удовлетворении правосудию основано право Искупителя простить кающегося грешника без пагубной надежды ненаказанности для некающегося, и в то же время жизнь Божия, нисшедшая в глубину человеческой смерти, но смертию по своему естеству не одержимая, из глубины смерти сияет во все умершее грехом человечество и вносит вечную жизнь во все души, которые ей открывают себя верою, а не отражают ее от себя неверием и ожесточением. Тако возлюби Бог мир.

Сии размышления дают место вопросам, как же человек жил, делал добро, познавал Бога еще прежде, нежели совершилось воплощение Божества? Как живут, делают добро, познают Бога и теперь человеки, не пользующиеся плодами воплощения Божества? Вопросы, достойные внимания. Тем, которые не довольно проникли во внутренность тайны Бога во плоти, чтоб изнутри видеть ее живоносный свет, испытывать ее спасительную силу, разрешение предложенных теперь вопросов может, по крайней мере, отвне показать величие сей тайны, которая одна зиждет из человеческого рода стройное здание с удивительным единством в разнообразии, простирающееся по всем размерам пространства и времени, и высотою своею теряющееся в небесах, и вне которой человечество представляет беспорядочные развалины, редко где и когда несколько возвышающиеся, вообще же раздробленные, рассыпанные, едва поднимающиеся над землею.

Как жил человек до Христа? Жил в первоначальной чистоте своего сотворения, посредством общения с Богом Словом, в Котором живот бе, и живот бе свет человеком, в начале так же, как и всегда после (Ин.1:1-4). А с того времени, как грех разлучил человека от Бога, до Христа, если человек, уже мертвый прегрешеньми (Еф.2:5) внутренно, жил еще внешне, и если являлись еще в нем и некоторые проблески жизни высшей, то жил он, во-первых, останками жизни, преподанной ему от Бога в начале, подобно как живет черенок, отрезанный от живого дерева, до истощения в нем живого сока или до привития его вновь к живому дереву, во-вторых, жил предварительными начатками жизни Христовой, которых можно искать далее колыбели Вифлеемской и ранее благовещения Назаретского, можно сказать, окончательного, а не начинательного, ибо в то самое время, как жизнь первоначальная повреждена грехом, нужно было ввести в человечество врачевство Христово, и оно введено словом первого благовещения о воплощении Бога Слова: Семя жены сотрет главу змия (Быт.3:15)[30], и с того времени начало и непрерывно продолжало действовать благодатно, как можно примечать в Патриархах и Пророках. Что касается до естественной жизни человечества, поврежденной грехом, можно ли не примечать и в прежних временах, и ныне, как она идет не к совершенству, но к разрушению и смерти, как она с течением веков сократилась в летосчислении личного жития, как она растрескалась и расселась на несвязные глыбы, которые называют племенами и народами, как она во многих чуждых Христа народах ниспала до самых низких степеней жизни скотской и зверской.

Как человек познавал и познает Бога, делал и делает добро до Христианства и без Христианства? Мой ответ один: если познавал Бога, то познавал останками первоначального света в разуме, при помощи благочестивого предания, если делал что-нибудь в некотором смысле доброе, то останками первоначальной доброты в воле. Падением человека во грех образ в нем Божий сокрушен, но не совсем истреблен и уничтожен; вечное Солнце зашло в душе его, но некоторые лучи зари от Него еще касаются высот ее. И при сем уменьшившемся свете, невидимая Божия от создания мира твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим.1:20). Языцы, закона не имуще, естеством законная творят, - являют дело законное, написано в сердцах своих (Рим.2:14,15). Но скажут, может быть, если естественно есть в роде и человеческом хотя некоторое познание Бога и хотя некоторое делание добра, то не мог ли бы он естественными же средствами, при продолжаемых усилиях и взаимном содействии, быть возвышен, усовершен и спасен? Ответ на сие не очень труден, ибо опыты готовы, надобно только указать на них. Род человеческий до Христианства в продолжение нескольких тысяч лет имел довольно простора испытывать естественные свои усилия. Что же он выработал? После древнейших преданий о едином Боге, о непорочности райской, или, как говорилось у язычников, о золотом веке, - многобожие, идолопоклонство, пороки и злодеяния, которых одни названия ужасают противоестественностию, как, например, не только человекоубийство, но и детоубийство, и отцеубийство, и человекоядение. Мир языческий, жалкий в невежестве, когда переходит в образованность, становится отвратительным по разврату, который обыкновенно идет рядом с нею и обращает ее в свое орудие. Что сделала языческая философия? Привела ли она хотя один языческий город или деревню в познание единого Бога? Не она ли, напротив, изобрела сомнения о бытии Бога и добродетели? Во времена Христианства легко было разуму зажечь многие фокусы естественного знания при солнце откровения Божественного, но и в сии времена естественный разум, вознамерясь действовать без Христа, не лишил ли себя самых останков духовного света, не посрамил ли себя неистовством, которого и в язычестве не видано, именно, государственным законом провозгласил было безбожие? Пусть назовут сие случайным припадком, частным беспорядком, злоупотреблением разума в немногих людях, обладаемых страстями, только наружно представившимися в обширном виде, не спорю, если хотите, но если это злоупотребление, беспорядок, болезнь, то где же благоупотребление, порядок, здравие разума естественного, без высшего управления откровением, без врача Христа? Пусть покажут, если могут, в более обширном, или хотя не в меньшем виде, общественное действование такого разума к совершенству и блаженству рода человеческого! И кто может поручиться, что его злоупотребление, беспорядок, болезнь не возвратятся многократно в новых, по обстоятельствам, видах, с новою жестокостию, если вы оставите его без высшего попечительства и предоставите ему независимое владычество, если, прежде несбыточной от него заслуги, провозгласите его спасителем рода человеческого? Поистине, довольно печальных опытов для удостоверения, что самоспасение человечества, естественными средствами и усилиями разума, есть не более как мечтание и болезненный бред духовно недугующего человечества. Лучший и действительно спасительный подвиг разума человеческого к совершенству и блаженству человечества может состоять только в том, чтобы беспристрастно изведать и измерить свои силы, средства, недостатки для сей великой цели; понять возможность, признать потребность откровения свыше; приближаться к велией благочестия тайне, положить к ее стопам свое оружие и свой венец и предать себя в благородный плен, в свободное послушание вере в Бога явльшегося во плоти.

Христиане, чада Веры, наследники Откровения, хранители тайны Божией! Благословим Бога таин и откровений. Прославим Богочеловека, Начальника и Совершителя веры. Сохраним тайну Божию, толико снисходительно нам вверенную. Помыслим также при сем, что неприлично было бы хранить тайну благочестия в душе и жизни нечистой. Должно хранить святое и Божественное сокровище в ковчеге от злата чиста - таинство веры в чистой совести (1Тим.3:9). Аминь.

Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1843 г.[31]

Рече Мариам: се раба Господня, буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38).

Рече Мариам: се раба Господня, буди мне по глаголу твоему (Лк.1:38).

 Вот слова земные, но которые, подобно небесным, чище искушенного сребра, вожделеннее злата, ценнее драгоценных камней. Вот сокровище, которого пять тысяч лет небеса искали на земле и которое открыть послан был один из ближайших предстоятелей Небесного Престола!

Подлинно, Архангел Гавриил не только принес Деве Марии слово Божественного благовещения, но и взыскал услышать от Нее слово соответствия. Когда он произнес только слово приветствия: Радуйся Благодатная: Господь с тобою, благословенна Ты в женах [Лк.1:28], - благовещение о Спасителе мира почти уже совершилось, потому что сим ознаменована и указана Матерь Господня. Но как Дева смутилась и, размышляя, молчала, то Архангел продолжил и усилил слово благовещения: Родиши Сына; Сей будет велий, и Сын Вышняго наречется: Царствию Его не будет конца [Лк.1:31-32]. Теперь благовещение со стороны Архангела решительно совершилось, но еще он не почитает дела своего посольства конченным, потому что не то, которого ждет, слышит слово: Како будет сие, идеже мужа не знаю [Лк.1:34]. Наконец он разрешает вопрос: Дух Святый найдет на Тя [Лк.1:35] - и получает взыскуемый ответ: Се Раба Господня: буди Мне по глаголу твоему. И вот искомое сокровище открыто. Радостным благовещением от Неба приобретено благовещение от земли Небу, взаимно вожделенное. Небесное посольство совершенно достигло своей цели. И отъиде от Нея Ангел.

Что ж это значит? Что значит, что воплощение Сына Божия предваряется небесным благовещением и что сие благовещение не только изрекается вседержавною волею Господа, но и взыскует соизволения рабы Его? Разве Вседержитель не властен действовать, не предваряя и не ожидая соизволения? Для чего так нужны Небу сии земные слова: Се Раба Господня: буди Мне по глаголу твоему? Нужно сие было и для достоинства Матери Господней, и для самого дела воплощения Бога Слова.

Никто не станет сомневаться в том, что для избрания быть Материю Господней требовалось в избираемой высочайшее возможное на земле достоинство. Но в чем состоять может достоинство существа разумного и свободного, если не в чистых и возвышенных воззрениях ума и движениях свободной воли? Надлежало дать им место, чтобы основалось, утвердилось и, к утешению и назиданию нашему, явилось в Деве Марии достоинство Матери Господней. Ее смущение от высокого Архангелова приветствия было движением души глубоко смиренной. Удержание сего смущения в молчаливом размышлении знаменовало мудрость, твердость и спокойное величие духа. В вопросе: Како будет сие, идеже мужа не знаю? - проявлялась неизменная любовь к чистоте девства. Наконец, в решительном изречении: Се Раба Господня, буди Мне по глаголу твоему - изрекло себя послушание веры.

Если, как учит Апостол, верою вселяется в сердца Христос (Еф.3:17), уже приблизившийся к человечеству и приобщившийся оного воплощением, то колико превосходнейшая и крепчайшая вера потребна была Деве Марии, дабы первоначально воплощением вселился в Нее Сын Божий, так еще не близкий к человечеству и по недоступной ни для какой твари высоте Своего Божества, и по причине средостения, которое грех поставил между Божеством и человечеством! И обрелась в Ней такая вера и соделала для Нее возможным чистое и совершенное послушание - призванию непостижимому послушание без сомнения, призванию безмерно высокому послушание без превозношения. И сие послушание преклонило душу Ее под осенение Духа Святаго, соединило волю Ее с волею Божией, отверзло сердце Ее для входа силы Вышняго, и Вечный Свет пришел и засветил в Ней жизнь новую не только для земли, но и для Неба, небесную в земной, вечную во временной, Божескую в человеческой, всеоживляющую в умирающей. И слово плоть бысть, и вселися в ны [Ин.1:14].

Дивны дела Твоя, Господи! Дивны Твоя тайны, Богородице! Кто слышит Твой тихий глагол в Твоей затворенной молитвенной храмине? Кто провидит, какие огромные дела ведет за собою Твое малое слово? Мир ощущает ли сию минуту, в которую делается перелом всецелой судьбы его, в которую изменяются отношения между землею и небом? Знает ли мечтающий о всемирном владычестве Рим, что в одной из дальних областей его некая Дщерь царей, называющая себя Рабою Господней, изрекла приговор, который готовит миру нового, лучшего, высочайшего Владыку, а Риму разрушение гордого и своенравного владычества? Гадают ли славные прорицатели языческих народов, что из уст безвестной Девы излетело прорицание, которое заставит их умолкнуть, низринет кумиры и кумирницы, прекратит кровавые жертвы, уничтожит кровожадных жрецов? Домышляются ли мудрецы мира, что на глас Евреянки сходит с неба неведомая дотоле Премудрость, Которая обуит премудрость премудрых и разум разумных отвергнет, но младенцам откроет тайны, для мудрецов непостижимые? Что я говорю? Иерусалим и колена Израилевы, которые от дальних предков знают и хранят обетование Божие о великом Избавителе и Умиротворителе, и безпрестани день и нощь служаще надеются доити (Деян.26:7) до исполнения, - дослужились ли они до познания, что пройдя обширную область обетования, в сей день или в сию нощь внезапно приблизились они к пределу исполнения, и что предел сей поставлен в Назарете? Книжники, которые столько раз читали в книге Исаии: Се дева во чреве зачнет, и родит Сына, и наречеши имя Ему Еммануил [Ис.7:14], и едва ли не столько же раз недоумевали о сем, - думают ли они, что провиденная Пророком Дева и уразумела уже сие пророчество, и готовится исполнить оное? Знает ли хотя праведный Иосиф, уже не совсем чуждый тайнам Приснодевы, как обручивший Ее себе с тем, чтобы Ей пребыть девою, - знает ли, что вслед за сим Она обручается Духу Святому, чтобы соделаться Материю Господа? В целом мире никому, кроме Единой, не ведомо благовещение Архангелово, когда оно совершается, а оно долженствует огласить весь мир, когда совершится. И услышав рано простые, по-видимому, слова благовещения Мариина: Се Раба Господня: буди Мне по глаголу твоему, - кто исчерпал бы весь их разум, ощутил бы всю их силу? А их разум сливается с бездною разума Божия и объемлет время и вечность, их сила сопрягается с силою Вышняго и преобразит землю, и наполнит небо. Смиритесь, пытливые исследователи! Чудитесь и радуйтесь, смиренные созерцатели! Брось, кичливый разум, ломкие оружия своевольного мудрования и возлюби свободный плен веры!

Ты же, благомысленно ищущая своего спасения душа, вразуми себя словом и примером Преблагословенныя Девы, как высоко возводит, как многое совершает, как совершенно благоугождает Богу скромная и неблистательная, по-видимому, добродетель - послушание веры.

Послушание, по имени своему, есть последование тому, что слышим, как наставление или как повеление. Но в высшем, существенном, духовном значении под именем послушания разумеется последование воли человеческой, как сотворенной и зависимой, воле Божией, как творческой и вседержавной.

Из сего понятия тотчас открывается обязанность, польза и важность послушания.

Твари ли восставать против Творца? Рабу ли земному воздвигать мятеж против Небесного Владыки? Не совсем омраченный разум, не совсем ожесточенное сердце общими силами отражают сию нелепую несообразность. Разум и сердце согласно изрекают обязанность послушания воли человеческой воле Божией.

Воля Божия не погрешительна. Следовательно, послушание воле Божией должно предохранить или избавить человека от погрешностей и заблуждений.

Воля Божия всеблага. Следственно, послушание воле Божией должно вести человека ко всякому благу.

Тварь без Творца есть ничто. Силою только Творца она есть нечто. Что же будет значить воля человека, если она ней прилепится к воле Божией послушанием, если отторгнется от нее непослушанием?

Некогда первый человек блаженствовал - почему? Потому, что последовал всеблагой воле Божией. Он пал с высоты своего блаженства - каким образом? Его воля отпала от воли Божией, и впала в чувственные пожелания. Преслушание, грех, смерть - это звенья одной цепи; взявшийся за первое звено влечет сам к себе последнее - и, о если бы всегда не более, как только сам к себе! Напротив, ослушанием единаго человека грешни быша мнози (Рим.5:19). Единем человеком грех в мире вниде, и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде (Рим.5:12).

Надобно ли врачевать от всеобщей смертоносной болезни бедное человечество? Можно догадаться, что весьма нужный врачебный прием должно составлять то качество, утрата которого была началом болезни, то есть послушание. С сим точно врачевством и пришел на землю Небесный Врач. Смотрите, как Он, будучи Сам безболезнен, в Самом Себе приготовляет врачевство для больного рода человеческого и как врачует его - именно послушанием. Смирил Себе, послушлив быв даже во смерти, смерти же крестныя (Флп.2:8). Послушанием Единаго праведни будут мнози (Рим.5:19). Аще и Сын бяше, обаче навыче от сих, яже пострада, послушанию, и совершився бысть всем послушающим Его виновен спасения вечнаго (Евр.5:8,9).

Есть послушание любви, послушание страха, послушание веры. Вначале человек жил, как сладкою пищею, послушанием любви к Богу всеблагому и всесовершенному. Но после того, как сию блаженную жизнь отравил он вкушением запрещенного, ему нужно, как врачевство, иногда не без горечи, употреблять послушание страха пред Богом, праведным Судиею, и потом послушание веры в Бога и Христа, Помилователя, Исцелителя и Спасителя, дабы наконец, по мере исцеления, вновь питаться сладкою и бессмертною пищею - послушанием любви. Так от послушания зависит духовная жизнь человека и Христианина, почему слово Апостольское и нарицает Христиан чадами послушания (1Пет.1:14).

Если бы мысль питаться и жить послушанием показалась кому только представлением воображения, изысканным и преувеличенным, а не представлением ума, почерпнутым из существа дела, таковый пусть вспомнит изречение непогрешительного Учителя, в слове Которого нельзя предполагать изысканности или преувеличения. Аз есмь лоза, вы же рождие: и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног, яко без Мене не можете творити нечесоже (Ин.15:5). Как это сделать, чтобы человек был во Христе и Христос в человеке, чтобы человек соединился со Христом, подобно как с виноградною лозою ветвь ее? Не иначе можно, как послушанием веры, свободною преданностию сердца и безмолвно покорной воли человека вседействующей воле Христовой. Таким образом послушание веры действительно вводит в человека силу и жизнь Христову, почему и деятельность такого человека нередко бывает далеко возвышеннее и могущественнее обыкновенной, свойственной человеку деятельности.

Неразумеющий или ищущий отговорки может сказать: как можно даже жить, то есть непрестанно заниматься послушанием воле Божией? Неужели не оставить места своей воле, которая от природы есть и которой уничтожить не можно? И можно ли в каждую минуту знать волю Божию? Счастливы избранные, к которым для сего Бог посылал Своих вестников, но и для избранных такие случаи были редки. Кто говорит таким образом, тот доказывает не то, что дело совершенного послушания не удобно, а то, что не упражняющийся в деле не знает, как оно делается.

Если искренно желаешь знать волю Божию, есть и для тебя Ангел, который близок и готов. Это твоя совесть. Внимай совести твоей, не заглушай тонкого гласа ее шумом страстей твоих, и будет открываться тебе воля Божия, и будешь на пути послушания.

Есть и более удостоверительное, и более полное возвещение воли Божией, которое можешь читать в священных книгах, слышать в церкви, видеть в примерах Святых. Внимай сему, и воля Божия более уяснится тебе, и послушание сделается более удобным и верным.

Все в мире происходит под управлением Провидения Божия и, следственно, все по воле Божией, поколику не по воле человеческой. И так во всем, что тебя постигает, можешь познавать волю Божию. Приходит благополучие и благовествует тебе волю Божию, чтобы ты благодарил Бога. Приходит бедствие и возвещает тебе волю Божию, чтобы ты терпел. И послушание может являться не только в том, чтобы действовать по воле Божией, но и в том, если не действуешь против воли Божией, и наипаче, если безропотно страждешь по воле Божией. Умей вестнику высшего жребия сказать смиренно: Буди мне по глаголу твоему. Но учись также и при виде креста сказать великодушно: Не якоже аз хощу, но якоже Ты, Отче Небесный! [Мф.26:39].

Впрочем, хотя истина и добродетель доступны всем, однако никак не излишни, а часто необходимы особые учители по роду знания, особые руководители по роду подвигов. Так и для успеха в духовном послушании, поколику можешь, поколику внутренно чувствуешь особенную нужду, избери себе особенного наставника, сведущего и опытного в сей науке, благословенного на сие служение, которого слово сильно жизнию, светло молитвою, охранено от заблуждения смирением. Покори ему свою волю ради Бога, и воля Бога Небесного сойдет к тебе на землю, и твое простое земное послушание будет достигать до неба, по реченному к истинным и законным наставникам от Дающего пастырей и учителей: Слушаяй вас, Мене слушает [Лк.10:16].

Правда, послушание Богу посредством человека издревле вынесло свои училища из жизни обыкновенной, отделило их от общежития мирского, создало себе особые обители, в которых и приносило, и приносит свои плоды для неба и для земли. Но наука, которую преподавать удобнейшим признано в тишине загородной, должна ли потому считаться совсем ненужною и бесполезною для города?

Сыны века сего желают все больше простора собственной воле. К чему сие ведет? Не к тому ли, что некогда предсказывал Пророк: Будут людие аки жрец, и раб аки господин, и раба аки госпожа: будет купуяй яко продаяй, и взаим емляй аки заимодавец (Ис.24:2)? Но что будет во время сего неограниченного простора собственной воли? Пророк сказует: Се Господь разсыплет вселенную, и опустошит ю [Ис.14:17]. То есть Он попустит своеволию наказать самому себя теми беспорядками, которые оно производит.

И после всех временных наказаний, знаете ли, что даст пищу адскому огню? Ничто более, как собственная воля с ее порождениями, то есть грехами. Отложите собственную волю, и ад не найдет в вас для себя пищи. Восприимите волю Божию и приимете в себя небо, доколе оно вас в себя приимет. Где воля Божия, там небо.

Но легко ли расставаться со свободою, которая человеку естественна? Кто требует от тебя, чтобы ты расстался со свободою? Бог даровал тебе свободу, чтобы ты свободно сделал выбор между злом и добром, между тварию и Творцом, между собою и Богом. Если изберешь себя, тварь, зло, пойдешь в плен самолюбия, тварей, зла. Если изберешь и непрестанно будешь избирать добро, Бога и Его волю, не утратишь, а утвердишь и расширишь свою свободу. Идеже бо Дух Господень, ту свобода (2Кор.3:17).

Но легко ли иногда преломить собственную волю? Иногда трудно, иногда легко, смотря по тому, как ты сам себе делаешь сие трудным или легким. Когда ты хочешь исполнить волю возлюбленного отца или матери, не легко ли тебе забывать свою волю, не приятно ли даже приносить ее в жертву? Кто препятствует тебе посредством веры и любви сделаться сыном Божиим, и сделать себе сладостным послушание воле Отца Небесного?

Отче наш, иже еси на небесех! Да будет воля твоя во всех нас! Аминь.   

Слово в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1849 г.[32]

Семя свято стояние его (Ис.6:13)

Семя свято стояние его (Ис.6:13)

Слава и благодарение Творцу времен, сотворившему день, который мы ныне возобновляем воспоминанием и торжеством, - день воплощения Сына Божия! Это есть один из немногих дней, на которые опираются все дни земли, чтобы не обрушиться в одну некончаемую адскую ночь. Потому что воплощение Сына Божия есть такое событие, которым поддерживается стояние и благосостояние человеческого рода вместе с другими творениями, созданными для служения ему и подчиненными его судьбе. Сия, как мне кажется, мысль подана Пророку Исаии, когда ему сказано: Семя свято стояние его.

Посмотрим, не даст ли нам сие малое семя слова о семени святом некоторых мысленных прозябений, на пищу души.

Чтобы достигнуть точного разумения приведенного теперь изречения о семени святом, надобно проследить целое происшествие из жизни Пророка.

В Иерусалиме, в храме или над храмом, Исаия видел Господа, селящего на высоком Престоле, исполняющего храм Своею славою, окруженного и славословимого Серафимами с такою силою, что наддверие подвиглось от их гласа и храм наполнился дымом. Увы мне, воскликнул пораженный Пророк, почитая себя погибшим, потому что увидел Царя Господа Саваофа, имея, по собственному признанию, нечистые уста и живя посреди людей, имеющих нечистые уста. Но Господь тотчас явил Себя возносящим смиренного. Серафим взял горящий угль с Олтаря кадильного и, прикоснувшись им к устам Исаии, возвестил ему очищение от грехов. Таинственный огнь проник душу Пророка и одушевил его мужеством и ревностию. Кого послю, вопросил Господь, и кто пойдет к людем сим (Ис.6:8), то есть к Иудеям, на которых указал Исаия, обличая скромно, под именем нечистых устен (Ис.6:5), нечистые души и нечистую жизнь? Воспламененный Исаия уже не убоялся ответствовать: Се, аз есмь, посли мя (Ис.6:8). Иди, глаголал Господь, и скажи сим людям, что они слыша не слышат, видя не видят, что сердце их одебелело, уши тяжко слышат, глаза смыкаются, почему не будут они слышать и видеть и не обратятся, дабы Я исцелил их. Пророк сжалился и вопросил: Доколе, Господи? (ст.11). Долго ли не обратятся, и не исцелишь их? Господь продолжал: города опустеют, людей не станет, земля останется пуста, едва будет десятая доля прежнего, и опять будет опустошение. Но народ Иудейский будет, как теревинф или дуб, который и по сокрушении растет вновь от корня или от желудя. Семя свято стояние его. Святое семя даст ему твердость устоять в опасностях.

Если сии пророчественные изречения сличим с событиями, то значение оных объяснится и определится следующим образом. Иудеи живут в грехах и в грехах закосневают. Пророков обличающих, призывающих к покаянию, вере и спасению, они не послушают. За сие будут наказаны пленением Вавилонским. Из плена возвратятся в малом, против прежнего, числе и опять подвергнутся истребительным бедствиям во дни Маккавеев. Но при всем том народ сей не погибнет. Почему? Потому что в нем хранится святое семя, для сохранения которого и он сохранен будет Провидением Божиим. Семя свято стояние его.

Здесь сам собою представляется вопрос, что за святое семя, которым сохраняется согрешающий и бедствующий народ? Если приведем себе на память признание Давида: В беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя (Пс.50:7), и если приимем в рассуждение, что нет причины относить признание сие к особенной личности Давида и матери его, а потому относить оное должно вообще к природе сынов Адамовых, то принуждены будем заключить, что семени святого совсем нет между рожденными по закону падшей природы человеческой. Какое же святое семя Сам Бог указал Пророку? Верно, то, которое обетовал Адаму, когда рек первому врагу человеческого рода: Семя жены сотрет тебе главу (Быт.3:15); то, которым благословил Авраама, глаголя: Благословятся о семени твоем вси языцы земнии (Быт.22:18); то, которое с новою знаменательностию проявил царю Давиду в качестве вечного Царя и Сына Божия: Возставлю семя твое по тебе; управлю престол его до века; Аз буду ему во Отца (2Цар.7:12-14). Кратко сказать: единственное в роде человеческом существенно святое семя есть зачатый от Святаго Духа и родившийся от Святыя Девы Господь наш Иисус Христос.

Бог, Которому, по выражению Писания, разумна от века суть вся дела Его (Деян.15:18) и Которого всевидящие очи видят еще несоделанное наше (Пс.138:16), от века видел все, бесчисленные для нас, роды сынов падшего Адама, и провидел, и избрал один, если не во всех своих лицах достойный, по крайней мере в некоторых сохранявший наиболее останков первосозданной доброты, менее уступавший заразе греха, преимущественно расположенный к принятию и верному хранению благодати, способный, наконец, при постепенном благодатном очищении произродить чистую Деву, могущую быть приятелищем воплощаемого Божества - света, сообщительного только чистому, огня, опаляющего нечистое. Посему и надлежало беречь сей род, доколе он принесет прекраснейший цвет и совершеннейший плод человечества - Деву Марию, Матерь Богочеловека. Поелику же сей род заключался в народе Еврейском, то надлежало беречь и народ сей. И вот почему к сему народу, преимущественно пред другими, посылаемы были Пророки напитывать его благодатным светом, чтобы он не утратил веры и не погиб от своих грехов и заблуждений. А чтобы он не погиб от врагов и бедствий, для того нередко употребляемы были чудесные силы и действия, как, например, проведение через море посуху, сорокалетнее питание манною, избиение Ангелом ста семидесяти пяти тысяч ассирийского войска, когда царь Езекия не силен был защититься от его многочисленности.

Так святое семя было твердынею и защитою народа Еврейского, доколе, наконец, изыде жезл из корене Иессеова, и цвет от корене его взыде (Ис.11:1). Родился Сын Божий от дщери Иессеовой, явился на земле, жил, учил, чудодействовал, пострадал, умер, воскрес, вознесся на небо, ниспослал Святаго Духа, соделал спасение наше посреди земли. Цель Провидения достигнута. Не нужно стало беречь Иудеев по-прежнему. Притом же они сами отреклись от святаго семени, предав Христа на смерть. И потому они, хотя в последнее время были довольно многочисленны и сильны, однако побеждены, лишены Отечества, рассеяны по всей земле и если не исчезли, то для того, чтобы оставаться печальным и вместе поучительным памятником хранившегося в них, но не признанного ими святаго и спасительного семени, еще же и в той надежде, что исшедшее от них святое возродит некогда их останки.

Что теперь думают чада не Израилева рода? Не возникает ли ревнующий помысл, как счастлив народ, которому даровано хранить святое семя и быть им храниму? - не завидуйте, но благодарите Бога. Один народ соделал Он хранилищем святаго семени, то есть рода и рождения Христова, но для того, чтобы чрез сие соделать спасение всех народов и всех людей, собственно духовное и вечное, впрочем, благотворно просиявающее и во внешнюю временную жизнь.

Если счастливы те, которым даровано святое семя сокровенное - Христос грядущий, сокрытый в обетовании, менее ли должны быть счастливы мы, которым даровано святое семя явленное - Христос пришедший, приемлемый верою? Не порождены ли мы, как сказует Апостол, не от семене истленна, но неистленна, словом живаго Бога и пребывающа во веки? (1Пет.1:23). Или не знаете себе, говорит другой Апостол, яко Иисус Христос в вас есть; Разве точию чим неискусни есте? (2Кор.13:5). Христос в вас, упование славы (Кол.1:27). О Христе благочестие на все полезно есть, обетование имеющее живота нынешняго и грядущаго (1Тим.4:8). От Христа истинная Церковь Его имеет обетование, что и врата адова не одолеют ей (Мф.16:18), и не естественно ли, чтобы качество неодолимости в некоторой степени сообщилось и хранилищу истинной Церкви, верному и чистому, поколику таковое образуется в православном народе, в благочестивом царстве, под покровительством Богоизбранного Царя, которому, конечно, не без силы само слово Божие предоставляет от Христа заимствованное наименование и достоинство Помазанника Господня? Так и для нового Израиля, подобно как для древнего, имеет свое значение древнее слово: Семя свято стояние его.

Итак, новый Израиль, благодатный народ Божий, не преставай хранить в себе святое семя, и оно хранить тебя не престанет. Семя слова Божия в уме, семя веры во Христа и любви к Нему в сердце да питается молитвою, да растет подвигом, да являет свою силу в жизни и делах благих, и вселяющийся верою в сердце Христос, созидая Церковь Свою в каждом и во всех, будет для вас твердыней незыблемого стояния, оградою безопасности, вашим светом и миром внутри, вашим победоносным оружием противу всякого внешнего приражения враждебных сил видимых и невидимых. Это верно, по благодати Господней, и если может сделаться сомнительным, то разве по недостатку вашего соответствия благодати: Разве точию неискусни есте, как предостерегает Апостол. Почему он и увещевает с настоятельностью: Себе искушайте, аще есте в вере: себе искушайте (2Кор.13:5).

Если помыслим, что так увещевал Апостол Христиан раннего светлого времени, которых вера не только видимо росла, но и цвела дарованиями духовными, даром исцелений, даром языков, даром пророчества, и для них находил еще недоуменным вопрос: Аще есте в вере, то мы, пиющие дрождие поздних времен, с какою заботою, с каким опасением должны испытывать себя: аще есмы в вере! Да страшимся оказаться неискусными в вере, да подвизаемся приобресть искусство веры, не в устах только и в мыслях кратковременно являющейся, но глубоко сердечной, постоянной, живой, деятельной в любви по заповедям Божиим, чистой от неправых мыслей, так и от неправедных дел, готовой к самопожертвованию за истину и правду. Сия есть вера наша, победившая мир (1Ин.5:4) и еще долженствующая побеждать его, доколе вся Церковь, воинствующая во времени, не прейдет в торжествующую в вечности. Аминь.

Слово в день Вознесения Господня, 1824 г.[33]

И егда взирающе бяху на небо, идущу Ему, и се, мужа два стаста пред ними во одежде беле, иже и рекоста: мужие Галилейстии, что стоите зряще на небо? (Деян.1:10,11)

И егда взирающе бяху на небо, идущу Ему, и се, мужа два стаста пред ними во одежде беле, иже и рекоста: мужие Галилейстии, что стоите зряще на небо? (Деян.1:10,11)

А мне удивительным кажется то, что вы, светоносные мужи, вопрошаете сих мужей Галилейских, для чего смотрят они на небо. Как им не смотреть на небо, куда вознесся Иисус, куда перенесено их сокровище, куда взята надежда и радость, где жизнь их сокрылась? Если бы теперь смотрели они на землю, тогда надлежало бы спросить их и надлежит спросить всех последователей Иисуса Христа, которые пристрастным оком смотрят на землю: что смотрите на землю? Чего вам искать на ней после того, как единственное ваше и ее Сокровище, найденное в Вифлееме, рассыпанное по всей Иудее и Самарии, прошедшее чрез руки разбойников в Гефсимании, в Иерусалиме, на Голгофе, скрытое под камнем в саду Иосифа Аримафейского, взято и отнесено в сокровищницу Небесную? Вам сказано, и так должно быть, да идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше (Мф.6:21). Итак, если сокровище ваше на небесах, там должно быть и сердце ваше, туда должны быть устремлены взоры ваши, помышления ваши, желания ваши.

Два мужа во одежде беле, которые тотчас по вознесении Господнем явились Апостолам и вопрошали их, для чего смотрят они на небо, без сомнения сами были небесные жители, потому нельзя думать, чтобы сие было им неприятно и чтобы они куда-нибудь инуды хотели обратить взоры мужей Галилейских. Нет! Они хотят только прекратить бездейственное изумление Апостолов: Что стоите зряще на небо? Пробудив их от сего изумления, они вводят в размышление и наставляют Апостолов и нас, с какими мыслями должно взирать на небо вослед Господа Иисуса, Который туда вознесся. Сей Иисус, - продолжают они, - вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо.

Хотя многократно Господь наш по воскресении Своем являлся Апостолам и становился невидим, и потому они могли некоторым образом привыкнуть к сим чудесным нечаянностям, но, когда, разлучаясь с ними на горе Елеонской, не просто удалился Он или сделался невидим, а, восходя видимо превыше облаков, только по причине безмерной высоты престал быть видимым, нет сомнения, что сей новый образ отшествия Его показался им и после привычки к чудесному необычайным и особенно знаменательным. Им представилось тогда ясное исполнение слов Его, которые им пересказала Мария Магдалина: Восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему (Ин.20:17). Должно было заключить, что сии радостные посещения Его, сии поучительные собеседования с Ним, сии ощутительные общения с Его Богочеловечеством, продолжавшиеся четыредесять дней, прекращает настоящая минута. Когда руки и голос не могли уже достигнуть Возносящегося, Его преследовали взорами, желающими удержать Его. Взирающе бяху на небо, идущу Ему. Можно вообразить, какое безмерное лишение должны были ощутить Апостолы по удалении на небо Иисуса, Который Един был для них все в мире. И сие-то безмерное лишение поспешают восполнить Небесные Силы: Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, приидет.

Христианин! Если ты сколько-нибудь познал Господа Иисуса и вкусил, яко благ Господь (Пс.33:9), то, конечно, более или менее примечаешь, какая без Него пустота в мире, чувствуешь, какая без Него пустота в сердце. Так и должно быть, потому что все, что есть в мире, суета суетствий [Еккл.1:2], а суета не может наполнить сердца, сотворенного Истиною для истины. Все, еже в мире, есть похоть, или предмет, приманка похоти в разных видах, и как мир преходит, и похоть его (1Ин.2:16,17), или, иначе сказать, предметы, возбуждающие похоть, вскоре исчезают, то, сколь ни велик мир, сколь ни разнообразны блага его, сколь ни обильны потоки удовольствий его - все сие не может наполнить малого сосуда сердца человеческого, которое, будучи бессмертно, только вечною жизнию наполнено быть может. Если при таковом ощущении пустоты в тварях тебе кажется, что Господь, Который есть твоя истина, твоя жизнь, твое желание и полнота всех желаний, удаляется от тебя, скрывается, оставляет тебя не только без утешения, но и в скорби, не только одиноким, но и среди врагов твоего спасения, если утомленный взор твой не проницает небес, закрытых облаком, и недомыслимые судьбы Всевышнего представляют тебе одну неизвестность, - приими от Небесных Сил исполненное силы слово, которое может наполнить твою пустоту, облегчить скорбь, прекратить одиночество, прояснить мрак, разрешить неизвестность, оживить дух твой надеждой необманчивой и нетленной - сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, приидет.

К утешительному и спасительному свидетельству о будущем пришествии вознесшегося Господа небесные вестники Его присовокупляют некоторое изъяснение того, каким образом последует сие пришествие. Они сказывают, что пришествие Господа подобно будет отшествию Его, или вознесению: Такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо [Деян.1:11]. Небесные проповедники верно не празднословят, как иногда мы, земные, но и малым словом подают великое наставление внимательным. Будем внимательны!

Такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо. По сему указанию, обращаясь к обстоятельствам отшествия Иисуса Христа на небо, во-первых, можешь приметить благословение, в то время Им преподанное Апостолам. Бысть, - повествует Евангелист Лука, - егда благословляше их, отступи от них и возношашеся на небо (Лк.24:51). Сие обстоятельство восшествия Своего на небо и разлучения с избранными Своими Господь Сам приведет им на память, егда приидет во славе Своей и вновь сретясь с ними, будет призывать их к действительному обладанию Царствием Его, ибо тогда речет Царь сущим одесную Его: приидите, благословеннии Отца Моего (Мф.25:34).

Какой бесконечный ток благословения Христова открывается пред нами, Христиане! Он начинает благословение и, не окончив оного, возносится. Бысть, егда благословляше их, - возношашеся. Таким образом, и вознесшись, Он еще продолжает невидимо преподавать благословение. Оно течет и нисходит непрестанно на Апостолов, чрез них преливается на тех, которых они благословляют во имя Иисуса Христа, получившие Христово благословение чрез Апостолов распространяют оное на других. Таким образом, все принадлежащие ко Святой Соборной и Апостольской Церкви делаются причастными единого благословения Иисуса Христа и Отца Его, благословляющаго нас всяцем благословением духовным в небесных о Христе (Еф.1:3), как роса Аермонская сходящая на горы Сионския (Пс.132:3), сходит сие благословение мира на всякую душу, восходящую выше страстей и похотей, выше сует и попечений мира, как неизгладимая печать, знаменует тех, кои Христовы суть, так что в кончину века по сему знамению вызовет Он их из среды всего рода человеческого: Приидите благословеннии [Мф.25:34]!

Помыслим, братия, как нужно нам попещись ныне, чтобы приобрести и сохранить благословение Вознесшегося Господа, нисходящее и на нас чрез Апостолов и Церковь Апостольскую. Если мы получили и сохраним оное, то и мы с Апостолами и со всеми святыми в будущее пришествие Иисуса Христа призваны будем к участию во Царствии Его - приидите благословеннии! А если тогда, как он призывать будет благословенных Отца Своего, или не обрящется на нас благословения, или мы будем иметь только ложное благословение людей, которые сами не наследовали благодатно и таинственно благословения Отца Небесного, то что будет с нами? Ей, глаголю вам, помыслим и попечемся о сем благовременно!

Другое обстоятельство вознесения Господня, примечаемое в соображении с ожидаемым пришествием Господним, есть то, что Господь вознесся пред очами учеников своих явно и торжественно: Зрящим им взятся, и облак подъят Его от очию их [Деян.1:9]. Что за облак? Облак света и славы, какой осенял и наполнял некогда скинию Моисееву и храм Соломонов. Там видели славу, но не видели Господа славы; после и Его видели, но не в славе, и потому не узнали Его и не прославили (здесь и слава не скрывает Славимого, и Славимый не скрывает славы). Апостолы зрели славу Вознесшегося Господа, Пророк также и слышал ее, когда и сам торжественно воскликнул: Взыде Бог в воскликновении, Господь во гласе трубне (Пс.46:6). Итак, когда светоносные проповедники возвестили нам, что Он так же придает, как видели Его идущим на небо, чрез сие они дали нам разуметь, что Он приидет явно и торжественно. Так точно предрек и Господь о Себе, что приидет Сын человеческий во славе своей, и вси святии Ангели с Ним (Мф.25:31). Так и Апостол изъясняет, что Господь в повелении, или по предвозвещении, во гласе Архангелове и в трубе Божии снидет с небесе (1Сол.4:16).

Но для чего, подумает иной, замечаются сии подробности, по-видимому более возбуждающие любопытство, нежели подающие наставление, ибо предсказывают для того, чтобы можно было узнать и принять с верою посылаемое от Бога событие, а славного пришествия Христова кто не узнает, хотя бы и не был предварен о его подробностях? Не спеши, возлюбленный, заключать о излишестве сих подробностей. Нет! Апостолы, Ангелы, Сам Господь не говорят ничего для любопытства, но все для наставления. Что пришествие Христово будет явное и торжественное, сие предсказано для того, что будут провозвестники противного сему, когда на недостойных, неверных и развращенных Христиан послан будет дух обольщения. Грядет час, или время искушения (может быть, и ныне есть), когда скажут: Се зде Христос, или онде! Се, в пустыни есть! Се, в сокровищах! (Мф.24:23,26) Вот Он у нас, говорят отщепенцы, которые, оставя град Божий, духовный Иерусалим, Апостольскую Церковь, убегают не в истинную пустыню мира и тишины, но в запустение духовное и чувственное, где нет ни здравого учения, ни святости таинств, ни добрых правил жизни частной и общественной. Вот он у нас, говорят скрытно еретичествующие, указуя на свои тайные сборища, как будто солнцу должно светить только под землею, как будто не Он сказал и повелел: Еже глаголю вам во тьме, рцыте во свете: и еже во уши слышите, проповедите на кровех (Мф.10:27).

Слыша таковые вопли или шептания, вспомните, Христиане, Ангельский глас и проповедь о Вознесшемся Господе - такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо, так же явно, так же торжественно. И потому, аще кто речет вам: се зде Христос, или онде: не имите веры [Мф.24:23]. Ни грубые вопли, ни хитрые шептания не походят на провозглашение Архангела и на трубу Божию. Не исходите вслед зовущих вас из града Господня, оставайтесь на месте своем и берегите веру вашу для истинного пришествия Христова, славного и торжественного.

Третье обстоятельство Вознесения Господня, примечательное для будущего, есть то, что оное было для учеников Его нечаянно и непредвиденно. Сие произошло, сколько можно узнать из кратких повествований Евангельских, таким образом, что Он, явясь им в Иерусалиме, как бывало многократно, и отходя, вел их за Собою как сопровождающих, беседуя с ними, как обыкновенно, о Царствии Божием, и наипаче о приближающемся сошествии Святаго Духа; извед же их вон из Иерусалима до Вифании, и воздвиг руце Свои, и благослови их; и бысть егда благословляше их, отступи от них, и возношашеся на небо [Лк.24:50-51]. Не только по собственному изволению не предварил Он их о сем великом событии, но даже на вопрос их о временах великих событий Царствия Его решительно им отказал в сем познании. Рече же к ним: несть ваше разумети времена и лета, яже Отец положи во своей власти (Деян.1:7). Сей отказ в разумении времен, очевидно, простирается и на время будущего пришествия Христова и преимущественно к сему относится. Еще и прежде Он внушал ученикам своим внезапность сего события, уподобляя оное молнии, которая есть разительнейший в природе образ совершенной внезапности. Якоже молния исходит от восток и является до запад, тако будет пришествие Сына Человеческого (Мф.24:27). Подобно сему, и Апостол изъясняет: Приидет день Господень, яко тать в нощи (1Сол.5:2).

Из сей внезапности будущего своего пришествия Господь Сам извлекает для нас, Христиане, спасительное предостережение. Бдите убо, - глаголет, - яко не весте, в кий час Господь приидет (Мф.24:42). Не увлекайтесь любопытством или легковерием, когда Христиане, думающие знать более, нежели сколько дано от Христа, будут исчислять вам времена Царствия Его и определять лета чаемого явления Его - несть ваше разумети времена и лета [Деян.1:7]. Старайтесь лучше познавать грехи свои, исчислять падения и находить им пределы в покаянии. Наипаче же берегитесь, если услышите, что скажут предсказанные Апостолом ругатели: Где есть обетование пришествия Его? Отнеле же бо отцы успоша, вся тако пребывают от начала создания (2Пет.3:4). Берегитесь, чтобы мрачные грезы сынов века сего, смежающих очи от света грядущего века, не омрачили вашего сердца, не ослепили ума, не усыпили духа к тому вожделенному и страшному часу, когда приидет день Господень, яко тать в нощи [2Пет.3:10].

Возлюблении! сих чающе, потщитеся нескверни и непорочни Тому обрестися в мире (2Пет.3:14). Аминь.

Слово в день Преподобного Никона, игумена Радонежского, 1826 г.

Еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние, тяготу вечныя славы соделовает нам, не смотряющим нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна (2Кор. 4,17-18).

Еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние, тяготу вечныя славы соделовает нам, не смотряющим нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна (2Кор. 4,17-18).

Легко переносить печаль, преуспевать в добродетели, надеяться вечной славы - чего более можно пожелать человеку в жизни, в которой печаль неизбежна, добродетель трудна, благополучие ненадежно? И такими преимуществами настоящей жизни обладание, не обинуясь, приписывает себе апостол: еже бо ныне легкое печали нашея, по преумножению в преспеяние, тяготу вечныя славы соделовает нам.

Будем же внимательны к средству, которым приобретаются такие преимущества жизни. Как легка печаль, даже вам, которые, по собственному признанию, во всем скорбяще, нечаеми, гоними, низлагаеми, присно живии в смерть предаетеся (2Кор. 4,8,11)? Как сия печаль преумножает ваше преспеяние, как соделовает вам? Ответствуют: не смотряющим нам видимых, но невидимых. Дело состоит в том, что мы не смотрим на видимое, а смотрим на невидимое.

Итак, не смотреть на видимое, а смотреть на невидимое - в сем заключается сильное средство против печали, для добродетели, для блаженства.

Если для определения врачебного средства с пользою обращаются к началу болезни, то небесполезно заметить здесь, что первое и всеобщее начало всеобщей болезни человечества, начало всякого несовершенства и несчастия, или, иначе, начало всякого греха и наказания человеков, есть неправильная мысль ума и беспорядочная решимость воли не смотреть более на невидимое, а смотреть только на видимое. Что иное называют падением человека, который и в состоянии падения остается на своих ногах, не как змий, осужденный ходить на чреве, - что, говорю, иное называют падением человека, если не то, что его ум, воля, деятельность отвратились, уклонились, ниспали от Бога к твари, от небесного к земному, от невидимого к видимому? Внимайте, как описывает сие книга Бытия: виде жена, яко добро древо в снедь, и яко угодно очима видети (Быт. 3,6), вместо того чтобы прилежнее взирать к невидимому Богу, Который заповедал не вкушать от сего древа; взирать в невидимое Небо, где уготовано вечное воздаяние за исполнение заповеди Божией; взирать на невиданную еще, но уже указанную смерть, которая неминуемо должна была последовать за нарушением заповеди, - вместо всего невидимого жена смотрит только на видимую красоту запрещенного плода, и засматривается, и вкушает, и привлекает мужа к такому же вкушению. И таким образом от страстного внимания к видимому рождаются грех, нагота, изгнание, проклятие, труды, печали, болезни, смерть, истление.

Повторим сказанное: для определения врачебного средства с пользою обращаются к началу болезни; заграждением источника зла пресекается распространение зла и потоки его иссушаются. Итак, если начало душевных болезней в человеках и первый источник всякого зла найдены в том, что человек перестал смотреть на невидимое, а начал смотреть только на видимое, то нетрудно заключить, сколь естественно искать врачебного противу зла и спасительного средства в том, чтобы перестать смотреть на видимое и решиться смотреть преимущественно на невидимое.

Что было в источнике, то и в потоках протекает. Забвение невидимого и пристрастие к видимому было началом зла в человеке, то же начало действовало и действует в распространении зла между человеками. Некоторые из них упорно не захотели взирать к невидимому Богу - и родилось нечестие; другие, по пристрастию к видимому, и Бога видимого иметь захотели - отсюда произошло идолопоклонство и суеверие. Презрели невидимую часть существа своего, душу, а стали смотреть только на видимую часть своего состава, тело, - и вместо человеческой жизни, управляемой разумом и законом добра, открылась в человеках жизнь скотская, чувственными похотями водимая, и зверская, необузданною яростию порываемая. Страстный и жадный взор на видимое в неудержанном направлении становится некою злотворною силою, которая из всех видимых предметов по их различию различный извлекает яд, тем более страшный, что в ком он образуется, того и отравляет. Так, смотрят на видимую красоту телесную - и впадают в неистовство сладострастия; на злато и другие видимые блага - и заражаются любостяжанием; на видимые блага в руках других - и отравляют собственное сердце завистию; на видимые преимущества собственные - и сами себя ослепляют гордостию. Так, по выражению пророка Иеремии, восходит смерть сквозе окна ваша (Иер. 9,21), то есть чрез чувства, которыми вы сообщаетесь с видимым миром, слишком отверстые по неосторожности, а еще более по пристрастию к видимому, входит греховная смерть в душу. Что же нам делать? Без сомнения, тщательнее затворять окна, которыми входит смерть, то есть удерживать чувства, которыми прелесть и соблазн входят в душу, или, по выражению апостола, не смотреть на видимое, но на невидимое. Не останавливай взора на видимой красоте - и сохранишься от прелести сладострастия. Не смотри на блеск богатства, твое ли оно или чужое, - и не поработишься любостяжанию, и не уязвишься завистию. Не смотри на твой видимые преимущества, но старайся познавать совершенства, которых требует невидимое существо твое, - и не унизишь себя гордостию, но вознесет тебя смирение. Не сей в плоть семена истления - и пожнешь от духа Живот Вечный. Минуя все видимое, взирай непрестанно к невидимому Богу - и обрящешъ благодать пред очами Его, и насытишься явлением славы Его.

Как можно, скажут, не смотреть на видимое, которое не только без воли, но даже против воли нашей находится у нас в глазах, и, напротив, смотреть на невидимое, которое скрывается от взоров наших?

На сие, дабы кто подлинно не смутился мнимою невозможностию, ответствуем, во-первых, что, как можно не смотреть на видимое, сие показывает самый обыкновенный опыт, когда, например, человек, углубленный в размышление, не примечает, что происходит вокруг него, или когда объятому печалию самое близкое и приятное дотоле становится немило и чуждо. Подобно сему человек, занимающийся благоговейным размышлением о высоких тайнах невидимого или благочестивою печалию по Боге, углубляясь в сии внутренние состояния, отрешается от всего внешнего, так что и приятным несильно привлекается и неприятным неглубоко поражается, и видит, но не смотрит, и смотрит, но не пригвождает взора к видимому. Посему и апостольское слово средством преспеяния во благе и пособием к достижению блаженства представляет не просто презрение видимого, но в соответствии с усиленным вниманием к невидимому: не смотряющим нам видимых, но невидимых.

Во-вторых, дабы удостовериться, что и на невидимое смотреть можно как бы на видимое, довольно вспомнить, что хотя в высочайшем степени невидимое Существо есть Бог, по изречению апостола, во свете живый неприступнем, Егоже никтоже видел есть от человек, ниже видети может (1Тим. 6,16), однако и Его, по свидетельству того же апостола, невидимого, яко видя, терпяше (Евр. 11,27) боговидец Моисей. Да и для всех человеков невидимая Его, от создания мира твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим. 1,20). Так самое видимое, когда не на него единственно смотрим, но стараемся проникать далее, становится зрительным стеклом для созерцания невидимого.

Впрочем, от апостола можно заимствовать особенный способ, как отставать от видимого и прилепляться к невидимому. Сей способ состоит в размышлении, что видимая временна, невидимая же вечна.

Видимая временна. Что же смотреть на видимое? Какая польза строить на песке, писать на воде, гнаться за ветром или бегущею тению? Для чего корыстолюбивый, честолюбивый, завистливый несытыми глазами хотят поглотить весь мир? Прежде нежели они могут насытиться, исчезнет мир, и прежде нежели мир исчезнет, исчезнут они от мира.

Видимая временна. Что ж, если сей непременный закон видимого уже и оказывает свое действие на том, что нас окружает; если время похищает у нас приятное и любезное и оставляет чувство лишения или даже страдания? Тот же закон времени, который теперь на нас нападает с оружием скорби, вскоре обратится, чтобы нас избавить от нее. Если безрассудно привязывать себя слишком крепкими узами любви к видимому, которое вскоре может быть похищено временем, то не более благоразумно и то, чтобы самому на себе отягчать бремя печали о видимом, которое уже временем похищено.

Невидимая же вечна. Пред вечностию как одна минута, так и все продолжение времени равно неприметны. Что же значит минута лишения, за которою следует вечность обладания благом; минута страдания, которая приготовляет к вечности наслаждения; минута подвига для добродетели, которую ожидает вечность воздаяния и славы?

Невидимая же вечна. И - ах! в обширных областях невидимого есть не только вечное обладание благом, но и вечное лишение блага; не только вечное наслаждение, но и вечное страдание; не только вечное воздаяние и слава, но и вечная укоризна и стыдение; не только вечный свет и Вечная Жизнь, но и вечный огнь и вечная смерть. В краткой настоящей жизни мы проходим видимое, временное, как бы некое преддверие невидимого, вечного. Телесная смерть отверзает дверь и, если мы благовременно научились верным и неуклонным оком смотреть на сокровенный путь невидимого и решительно направили стопы свои к вечному, вводит нас в вышние обители света и жизни, а ослепленных и отягченных пристрастием к видимому низвергает в мрачную бездну, в ужасное преддверие смерти второй. Научимся, пришельцы видимого мира, - доколе не поздно, научимся, как должно нам проводить краткий путь временной жизни безопасно и благонадежно, что на нем оставить без внимания, дабы предостеречъся от развлечения, и куда обратить внимательные, осторожные взоры. Нам должно стремиться к вечной славе, не смотряющим нам видимых, но невидимых: видимая бо временна, невидимая же вечна.

Если когда, в исключение из сего правила, позволительно и должно со вниманием смотреть на видимое, то наипаче в тех случаях, когда видимое как образ, как таинственное орудие и приятелище невидимого, святого. Божественного Самим Богом или богомудрыми учредителями поставлено в предмет благочестивого внимания для человеков. Таковы суть видимые образы, вещества, знамения, обряды церковных Таинств и богослужения. Но и в сем случае, сколь ни достойно благоговения видимое, не на нем одном останавливаться должно. Сквозь святые образы и знамения видимый, благоговейный, только не любопытный, взор веры должен быть устремляем к невидимой силе и существенному действию благодати Божией. Страшно подумать, что и Симон волхв видимо крещен был по чину христианскому; подумаем же, как нужно и там, где святыня, исходя из невидимого, наполняет и объемлет видимое, - как нужно и там восходить от видимого к невидимому, чтобы не оскорбить и невидимой и видимой святыни.

Святая Церковь многообразно подвизается приближать нас от видимого к невидимому. Так, при тайнодействии она не только невидимых Ангелов присутствующими и сослужащими представляет, но и нам самим повелевает таинственно изображать в себе Херувимов. Так, она призывает нас торжественно творить память святых, прешедших из видимого в невидимое. И Провидение Божие частою привлекает нас к общению с ними чрез их видимые чудодейственные останки, частию же и сии скрывает от нашего видения, чтобы вера училась и без помощи видимого восходить к невидимому. Да внимаем сему руководству и да смотряем невидимых. Если, по слову Господню, Ангелы в вере воспитываемых младенцев выну видят лице Отца Небесного и если нет причины отнять сих невидимых охранителей и у вышедших из младенчества, продолжающих ходить в вере; если святые Божий человеки, вступая в невидимые обители света, еще удостаивают озираться в сей сумрак видимого и благотворными знамениями дают нам призывные мановения, то со святыми Ангелами-хранителями и со святыми Божиими человеками, и в особенности мы здесь с богоносными отцами нашими Сергием и Никоном, да соединяемся, поколику можем, в единый чистый взор к невидимому Отцу их и нашему и в единое молитвенное желание; да утвердит Он нас, чтобы постоянно и неуклонно взирать к Нему духом, не смотряющим нам видимых, но невидимых, и в сем расположении духа и печали сего временного жития благодушно переносить, и в добродетели с успехом подвизаться, и вечной славы достигнуть благодатию Отца Славы, с Единородным Его Сыном и Единосущным Его Духом препрославленного вовеки. Аминь.

Слово в день Преподобного Сергия (о суде святых[34]).Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1825 г.[35]

Не весте ли, яко святии мирови имут судити? 1Кор.6:2

Не весте ли, яко святии мирови имут судити? 1Кор.6:2

Мирови имут судити! - слово апостольское весь мир предает суду святых. Кто же и куда может уклониться от суда сего? Весь человеческий род представляется разделенным на две части: на судей, которые суть святые, и на подсудимых, которые суть все прочие человеки под именем мира. Некуда уклониться из числа подсудимых, как разве в число судей. Если не поставим себя самопроизвольно в сан судей, что было бы весьма дерзновенно и без дальнейшего суда достойно осуждения, то по необходимости мы должны увидеть себя во множестве подсудимых.

Святии судити имут! Что же о суде сем должны подумать мы, грешные? О суде человеческом, обыкновенном говорят, что не должно бояться суда, но судьи бояться должно, потому что суд по существу своему, как действие правосудия, угрожает только некоторым из подсудимых, то есть виновным, а судья, по невежеству, по лицеприятию, по мздоимству, и невинных, не менее виновных, опасности подвергает. О суде святых не знаю что и сказать: судей ли более или самого суда страшиться должно. Чем менее могли бы невинные опасаться сих судей, в которых нельзя предполагать ни неведения, ни пристрастия, превращающих суд, тем более грешные должны страшиться сих судей, ибо в них нельзя предполагать ни непроницательности, которая бы не приметила греха, ни лицеприятия, которое бы покрыло грешника. Если они не страшны потому, что благи и милосерды, то страшны по тому самому, что суть святые, а потому совершенною ненавистью ненавидят грех и, конечно, с совершенною правдою осудят его. Если же сии судии мира строги в правде, а мир весь во зле лежит (1Ин.5:19) и никтоже чист от скверны, греха и неправды, аще и един день житие его на земли (см.: Иов.14:4-5), то как страшен должен быть по необходимости суд святых над миром!

И ты, у которого мы ныне витаем и покоимся, как птенцы под крилами кокоши, к которому прибегаем, как к врачу немощей, как к утешителю в скорбях, как к сокровищехранителю милосердия, как к раздаятелю щедрот, как к предстателю за нас пред Всевышним Судиею, - и ты наконец должен быть одним из сих грозных судей над нами!

О ищущие милости! Устрашимся суда, которого избежать не можем и пред которым устоять не имеем силы. Устрашимся же не страхом малодушия, ведущим к отчаянию, но страхом благоразумия, внушающим осторожность. Ураним[36] поставить себя мысленно пред сим судом, чтобы не опоздать нам оправданием пред ним, когда он откроется внезапно и торжественно. Не весте ли, яко святии мирови имут судити?

Апостол Павел христианам своего времени кратко напоминает о суде святых как о деле, в котором он полагается на их собственное знание. Не весте ли? Неужели вы не знаете? Без сомнения, вы сие знаете. Спрашиваю: можно ли и христианам настоящего времени повторить напоминание апостольское с такою же благонадежностью? Можем ли мы на сие ответствовать: да, мы знаем суд святых? Или, посоветуясь с своею совестью, не большая ли часть из нас должны признаться, что мы почти ничего не знаем об оном? В сем случае опять спрашиваю: что значит сие незнание? Незнание о суде означает или простоту невинного человека, которому нет дела до суда, но сие не есть наше состояние в отношении к суду святых, как уже из вышесказанного разуметь можно, или нерадение и закоснение грешника, который избегает мысли о неизбежном суде потому, что всегда занимается помыслами и делами греховными. О суд, которого познание устрашает и которого незнание обличает и посрамляет нас, о котором размышление угрожает осуждением и о котором забвение ведет прямо к осуждению! Откройся нам со страхом твоим, прежде нежели откроешься с неизбежным осуждением нашим.

Не весте ли, говорит святой апостол ведающим о суде святых. Мы с несведущими обратимся к источнику ведения. Первое и главное сведение о суде святых почерпаем из слов Самого Сына Божия, Которому Бог Отец суд весь даде, да вси чтут Сына, якоже чтут Отца (см.: Ин.5:22-23) и Который в Свою чреду разделяет суд Свой с апостолами: Аминь глаголю вам, яко вы шедшии по Мне, в пакибытие, егда сядет Сын человеческий на престоле славы Своея, сядете и вы на двоюнадесяте престолу, судяще обеманадесяте коленома Израилевома (Мф.19:28). В сем изречении должно заметить, во-первых, что суд святых откроется торжественно в пакибытие, во вторичное бытие человеков, то есть по воскресении мертвых, и, следственно, суд сей будет всемирный не только в отношении к человекам последних времен, но и в отношении к роду человеческому от начала времен до конца их. Во-вторых, что суд сей откроется торжественно, егда сядет Сын человеческий на престоле славы Своея. Но как сие будет, по другому изречению Его, тогда, егда приидет Сын человеческий в славе Своей, и вси святии ангели с Ним (Мф.25:31) - следственно, суд святых произведен будет не только пред родом человеческим, но и пред ангелами Божиими. В-третьих, что последователи Христовы сядут на престолах для суда в то же время, егда сядет Сын человеческий на престол славы Своея - следственно, суд их будет соединен с Его судом, они порознь будут орудиями, или подчиненными, частными действователями Его единого, всеобщего и верховного суда. В-четвертых, что апостолы сядут на двоюнадесяте престолу, судяше обеманадесяте коленома Израилевома. Но как за сим остается еще множество народов и племен, которые предстанут всемирному суду, то можно из сего заключать, что кроме сих дванадесяти судей, и еще многие судии должны будут явиться. Сие догадочное заключение оказывается ясною и утвержденною истиною в изречении апостола, который говорит, что не одни апостолы, но вообще святии мирови имут судити. Пророк еще с большею определенностью сказует, что все святые Божии без изъятия возведены будут в достоинство судей, дабы произвесть суд над языками и людьми, над царями и славными их. Сотворити в них суд написан. Слава сия, то есть слава быть судьями в сем суде, будет всем преподобным Его (Пс.149:9). Присовокупим к сему свидетельство очевидца сего суда, ибо святой Иоанн уже видел оный в откровении. Видех, - пишет он, - престолы и сидящия на них, и суд дан бысть им (Откр.20:4).

Трудно вообразить, как произведется один согласный и не подверженный никакому пререканию суд толикого множества судей над еще большим множеством подсудимых по столь многим разнообразным и тонким предметам суда, каковы суть все явные и тайные дела, слова, желания и помышления каждого человека в продолжении всей его жизни. В изъяснение сего находим нечто у псалмопевца, который говорит, что преподобные сотворят суд написанный, и у Тайновидца, который пишет так: И видех мертвецы малыя и великия стояща пред Богом, и книги разгнушася, и ина книга отверзеся, яже есть животная; и суд прияша мертвецы от написанных в книгах, по делом их (Откр.20:12). Как обыкновенно между человеками употребляется написанный суд, частию для удобности в отношении к высшим судиям, поелику он не только слова и действия подсудимых со всеми их обстоятельствами и подробностями, но и множество в разных местах находящихся свидетелей и других доводов судного дела представляет в нескольких написанных листах, частию для верности, поелику слово сказанное мгновенно скрывается и может быть пересказано иначе, а слово написанное остается видимым и непременным, так и суд святых представляется написанным в книгах, и особенно в книге жизни, в ознаменование того, что им дан будет от Верховного Судии способ так же удобно и верно или, лучше сказать, несравненно удобнее и вернее видеть всю внешнюю и внутреннюю жизнь каждого судимого ими, нежели как обыкновенный судия видит поступки подсудимого в написанном полном судном деле, и что потому судимым грешникам не останется никакого способа не признаться в том, в чем обличат и осудят их святые. Но кто и когда пишет книгу нашей жизни для будущего суда святых? Думаю, что пишем ее мы сами, и пишем непрерывно в то самое время, когда что делаем или говорим, желаем или помышляем, - так должно быть для того, чтобы мы не имели предлога отрицаться от нее на суде и говорить, что в ней кем-то когда-то написано, чего мы не знаем и чего от нас не было. Но где лежит сия книга? Кто знает, в каком месте хранит Судия написанный суд, доколе придет время открыть его всенародно? Впрочем, надеюсь, не погрешим, если скажем, что в сердце каждого из нас лежит книга жизни для будущего суда нашего - там, где не только знающие Бога, и закон Его, и благодать Его, но и язычники являют дело законное написано, сосвидетельствующей им совести, и помыслом друг друга осуждающим или оправдывающим (см.: Рим.2:15), ибо сие внутреннее явление не иное что есть, как большее или меньшее открытие книги жизни, которая наконец вся, от начала до конца, откроется и из нашей же внутренности осветится или тихим светом, или пожирающим огнем в день, егда судит Бог тайная человеком (16).

Можно еще сказать, что и в самом теле нашем, которое под покровом тленного уготовляется к воскресению, как бы в некоей книге мы пишем жизнь нашу неприметными ныне, но явственными для будущего суда нашего чертами: "Каковая бо ныне, - говорит святой Макарий, - сокровища внутрь себе стяжала душа, таковыя откроются и явятся тогда на теле"[37], может быть, также и на других созданиях Божиих, ибо у Тайновидца сказано, что, кроме особенной книги животной, есть еще книги, которые должны разгнуться для суда по написанному в них, - может быть, говорю, и на других созданиях Божиих, нами беззаконно употребляемых, оскверняемых, повреждаемых, окажется по частям написанный суд настоящей жизни нашей, например наши грубые нечистоты на земле и воде, наши праздные слова на воздухе, следы злобы нашей в том, что было предметом или орудием злобных действий, улики соблазнов наших в тех, которых мы соблазнили. Так не обличенное живыми свидетелями братоубийство Каиново написано на земле кровью Авеля, и Небесный Судия точно сими кровавыми, не только явственными для прочтения, но даже говорящими письменами уличил непризнававшегося преступника: Глас крове брата твоего вопиет ко Мне от земли (Быт.4:10). Так один из будущих судей Божиих ржу золота и сребра предварительно принимает в качестве свидетеля против сребролюбцев. Ржа их, - говорит, - в послушество на вас будет (Иак.5:3). Наконец, самая благодать, вселившаяся во святых, которой мы не приняли не по чему другому, как по самопроизвольному нерадению или упорству, их вера, их подвиги, их добродетели, которые мы долго имели пред очами в сих подобострастных нам людях, но которым не подражали, явясь в день суда в полном свете, произведут то, что действие суда святых само собою окажется над нами посредством совести нашей, подобно как Ной, не поставляя судилища, не производя судебного исследования, тою самою верою, которою сам спасся от погибели в потопе, осудил неверовавший первый мир. Верою, - говорит апостол, - ответ приим Ное о сих, яже не у виде, убоявся, сотвори ковчег во спасение дому своего; еюже, то есть верою, осуди весь мир (Евр.11:7).

Вот некие малые, какие с глубоким неведением нашим совместны, начатки познания о великом суде Божием и святых Божиих над всеми нами; малые для того, чтобы ввести нас в тайны будущего, но, может быть, уже не малые для того, чтобы возбудить нас к спасительному страху будущего. Если мы страшимся обнаружения некоторых, не совсем уже тайных грехов наших пред некоторыми человеками, подобно нам, грешными; если смущаемся пред тайным свидетелем и судиею нашей совести, которого Церковь дает нам не столько для осуждения, сколько для изглаждения грехов наших, то как снесем мы обнаружение всех, даже в самой глубине души нашей сокровенных, грехов пред вселенским поистине Собором святых, при всех знаемых и незнаемых человеках пред чистейшими взорами ангелов, в открытом присутствии сидящего на престоле славы Своей, тогда как обнаружения грехов наших требовать будут не покаяние и прощение, но ад и огнь вечный? Если один луч строгой истины, осветивший одно слово беззакония в книге совести нашей, как стрела, пронзает нашу внутренность, то каковы должны быть наши ощущения, когда вся книга жизни нашей отверзется, все, по-видимому, изгладившиеся черты греха в ней сделаются явственными, все, что есть о существе нашем, представит написанный суд нашей прошедшей жизни, а все нас окружающее явится полчищем свидетелей против нас? О суд, о котором помышление колеблет и потрясает меня! Как устою я, когда ты в самом действии откроешься? Что сотворим, мужие братие? (Деян.2:37).

Если толико страшен суд, устрашимся греха, который один виною того, что суд толико страшен. А поколику мы уже виновны во грехе, то, как угрожаемые явным и торжественным судом человеческим предварительно иногда прибегают к имеющему власть судить и, чтобы избежать явного и строгого суда и наказания, добровольно подвергают себя тайному и снисходительному суду и исправлению, так и мы ускорим прибегнуть к имеющим судити миру и к Самому Верховному Судии, взыскуя себе суда тайного прежде явного, суда милосердия прежде суда правосудия, суда исправления прежде суда наказания. Подлинно есть предварительный суд святых, суд милосердия и исправления, чрез который предупреждается и отвращается страх последнего суда их, суда правосудия и наказания. "Что убо есть, - вопрошает святой Макарий, - еже Господь рек: сядете на двоюнадесяте престолах, судяще обеманадесяте коленома Израилевома? И ответствует: Сие находим исполнившееся уже на земле, по вознесении Господнем на Небеса: снизпослал бо Он Духа Утешителя на обанадесять апостолов и святую силу, яже пришедши, вселилася в них, и возсела на престолах разумов их. Но зане предстоящии глоголаху быти их пияных; сего ради нача Петр судити их, глоголя о Иисусе: яко мужа сильна в словесех и знамениях, вы распясте, повесивше на древе (см.: Деян.2). Чего ради, - продолжает святой Макарий, - покаялися многие, научившиеся от Петра, дабы быти им новым и Богу избранным миром. Видиши ли, како явилось начало суда? Тамо бо показася новый мир... И хотя и еще будут сидети и творити суд в пришествие Господне, в воскресение мертвых: обаче и зде сие сбыстся, Духу Святому возседшу на престолах разумов их"[38].

Как Петр, один из Судей Божиих над коленами израилевыми, повинный Богу род израильский, исполненным духовной силы словом судил не к осуждению и погибели, но к покаянию и спасению, так ты, судия Божий в языце нашем, Преподобне Сергие, исполненным благодати примером жития твоего суди исполненную грехами жизнь нашу к очищению, исправлению и обновлению. Твоим воздержанием и умерщвлением плоти суди нашу роскошь и негу и исправи нас по крайней мере в здравую умеренность и простоту в удовлетворении потребностям телесным. Твоим неусыпным трудолюбием суди нашу леность и праздность и возбуди нас к полезной деятельности и к безропотному исполнению наших обязанностей. Твоею кротостию и смирением суди нашу гордость и презорчивость и научи нас не мудрствовати о себе паче, еже подобает мудрствовати. Твоею вольною нищетою суди нашу любостяжательность и наставь нас быть довольными тем, что кому дарует Промысл Божий, и не прилагать сердца к богатству, аще и течет оно. Наипаче живущим в тебе духом благодати суди и осуди плотское наше мудрование и мудрованием сим угашаемый дух благодати возжги в нас неугасимо. Предстательствуй о нас пред Престолом Верховного Судии, Господа нашего Иисуса Христа, да приимем участие в искуплении от суда смертного животворящею Его кровию, и, если не может прейти нас суд и наказание, пусть ныне судимы, от Господа наказуемся временно, да не с миром осудимся (1Кор.11:32) навеки. Аминь.

Слово в день Святителя Николая, 1822 г.[39]

Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие: ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7)

Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие: ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7)

Сие пишет Апостол Павел к Евреям, то есть к обратившимся в Христианство из Еврейского народа и, вероятно, к тем, которые жили в Иудее. Посему догадываться можно, что наставники, которых он имел в мыслях, суть именно Апостолы Иаков, брат Иоанна, и Иаков, брат Господень. Первый из сих скончался от меча, поднятого на Церковь Иерусалимскую Иродом, а второй пострадал от Иудейского первосвященника Анны и его скопища. Естественно, что дети Церкви с горестью вспоминали столь бедственную потерю столь великих наставников. Сие-то расположение духа исправляет и возвышает Апостол, поучая вспоминать кончину благочестивых наставников не с печалию, но с благоговением, не для оплакивания, но для подражания: Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их.

Поелику Апостолы говорили то, что подаваемо было им от Духа Святого, то послушные дети Церкви наставления их принимали как законы и слово их обращали в дело. Отсюда обыкновение торжественно вспоминать отшедших к Богу наставников Христианских. И когда уже не поучают они словом, поучают их примером.

Иные наставники просияли словом мудрости, иные - иными дарованиями духовными на пользу Церкви. Вспоминаемый ныне наставник - Святитель Николай ознаменовал себя преимущественно сильной верою и ревностью по вере.

Вспоминайте же его так, чтобы при том поучаться и самым делом подражать его ревности по вере.

Ревность есть духовный огонь. Как мудрость светит в уме, как любовь согревает сердце, так ревность, сложное действие оных двух сил, воспламеняет все существо, в котором она есть. Она является в нем напряженною деятельностию, которая все, что может ей покориться, могущественно направляет к своей цели - способное к очищению очищает, смешанное разделяет, нечистое и тленное разрушает, противоборствующее отражает и рассыпает. Так ревность Самого Бога изображает Апостол, когда называет ее ревностию огня, поясти хотящаго сопротивныя (Евр.10:27).

По сему образу ревность человека в отношении к вере есть такое качество и расположение духа, по которому человек с пламенным желанием и живейшей деятельностию старается истинную веру, которую он познал и возлюбил, сохранить, распространить, очистить от примешения суеверий, и соблазнов, и врагов ее или умягчить и обратить, или довести до невозможности вредить ей.

Ревность по вере есть алчба и жажда правды в вере, которая поколику обретает веру правую, потолику насыщается и блаженствует, а, когда или не обретает правыя веры, или видит ее ослабляему нерадением ложных Христиан, колеблему раздорами, угрожаему бедами, тогда снедает (Ин.2:17) самого ревнителя. Соломон, изображая сию огненную, или снедающую, силу ревности, говорит: Жестока, яко ад, ревность (Песн.8:6). Аду ее уподобляет не потому, чтобы она хотела кого-либо низринуть в ад, ибо сего не может быть от истинной ревности, поелику в составе ее есть любовь, но или потому, что она, видя возлюбленные творения Божии на пути к аду и с живейшим состраданием представляя себе погибель, им предстоящую, сама в себе чувствует их ад, или потому, что ревность, с избытком растворенная любовью, готова бывает разделить даже адскую участь с теми, по которых ревнует, дабы облегчить участь сию для них и своею опасностью исхитить их от опасности. Так, Апостол Павел, ревнуя по Израильтянам ревностью Божией, побужден был сказать, что он молил бых ся сам отлучен быти от Христа по братии своей (Рим.9:3), то есть дабы они во Христа уверовали.

По сему и подобным примерам некоторые, может быть, думают, что сия святая ревность не есть общая и всегдашняя обязанность, но дар, ниспосылаемый благодатью немногим на некоторые, особенные случаи, когда необыкновенные опасности веры требуют необыкновенных усилий для ее сохранения и утверждения. Подозрением в сем образе рассуждения не касаемся мы тех, которые охладели в вере до такой степени, что не исполняют и обыкновенных, всеми признанных ее обязанностей. Как искать ревности по вере у тех, у которых и самой веры в делах найти не можно? Нет ли таких, которые чтят веру, желают и употребляют некоторые усилия исполнять ее обязанности, поколику знают их, но у которых ни в исчислении должностей, ни в списке добродетелей не найдешь имени ревности? Не думают ли, что нам нет нужды в ревности Павла, когда мы не назначены сражаться с упорством Иудеев, ни в ревности Моисея, или Финееса, или Илии, когда мы не живем среди мерзостей язычества?

Конечно, не всякому быть Моисеем или Финеесом, Илиею или Павлом, когда Моисей в известное время не мог быть Финеесом, ни Финеес - Моисеем. Но, если Моисей в одном, а Финеес в другом случае спасли целый народ Божий своею ревностию, не лучше ли было бы еще, когда бы таких ревнителей было более? А из сего уже и видно, что, если святая ревность не есть необходимая обязанность, по крайней мере она есть желательная добродетель.

Но осмотримся внимательнее. Не найдем ли мы ревности и между необходимыми нашими обязанностями. Что может быть необходимее и повсеместнее обязанностей, которые Сам Бог возложил на нас десятью заповедями?! Здесь ищу я закона ревности, и сие искание нет нужды простирать далее первой заповеди: Аз есмь Господь Бог твой; да не будут тебе бози инии [Исх.20:2-3]. Слышите ли вы в сих словах вместе с заповедию веры и любви заповедь ревности? Вслушайтесь разборчиво. Когда Небесный Законодатель провозглашает Себя Господом и Богом, Он возвещает Свою власть и требует нашей покорности, возвещает Свое величие и поставляет нас в благоговение пред Ним. Когда же не стыдится, как выражается в сем самом предмете Апостол (см.: Евр.11:16), нарицаться Господом и Богом нашим, что являет Он нам в Себе, как не любовь, и что возбуждает в нас к Себе, как не любовь? Ибо что может быть полнее любови от лица говорящего, что любезнее для слышащего, как сказать, как услышать говорящего: Я есмь твой. Итак, вот заповедь любви. Но что далее? Да не будут тебе бози инии, разве Мене. Что сие значит, как не то, что Бог, постановив между Собою и человеком союз любви, желает укрепить его и возвысить до такого совершенства, чтобы любовь сия исключала всякую другую любовь, которая с нею несогласна и ей не подчинена или, что то же, открывает Свою ревность и ревность нам заповедует? Итак, вот заповедь ревности. Изъяснение сие не вымышлено, а дано Самим Творцом закона в продолжение десятословия: Аз бо есмь Господь Бог твой, Бог ревнитель (Исх.20:5).

Из сего нетрудно усмотреть как то, что обязанность быть ревностным по Боге и по вере в Него лежит на каждом человеке, так и то, что обязанность сия простирается на все времена и случаи, поелику заповедь ревности неразрывно связана Высочайшим Законоположником с заповедью любви к Богу, которая никогда никакому исключению подвержена быть не может.

Но, дабы ближе, в самом действии усмотреть, как далеко может и должна простираться святая ревность, вопрошаю: должно ли быть ревнительну по таком богослужении, которое хотя и было правильное и Богом установленное, но по Его же судьбам уже начало терять свое достоинство и значение и вскоре совершенно должно быть разрушено? Как многие души, не воспламененные Божественным огнем, подумали бы, что они, не нарушая своих обязанностей, с хладным равнодушием смотреть могут на какое бы то ни было уничижение такого Богослужения. Не подумают ли некоторые, что в таком случае ревность была бы даже неуместна и нерассудительна, усиливаясь подкреплять то, что непременно должно быть разрушено? Примечайте же здесь, как много может обмануть нас мнимое благоразумие, лишенное живого чувствования сердечного, или, лучше сказать, нерадение, прикрытое видом благоразумия. Не так мыслил, не так поступал Тот, Который есть Самая Премудрость и вместе Самая Любовь и потому чистейший образец ревности. Иерусалимское Богослужение, состоявшее из теней и гаданий, должно было прекратиться, когда явился Иисус Христос, Свет теней и разрешение гаданий, и самому храму вскоре надлежало быть предану язычникам для конечного разрушения. Но что в сие время чувствовал, что сказал, что сделал Иисус Христос, когда увидел в храме недостойное храма? Он чувствовал то, что изображено у Пророка: ревность по доме Твоем снедает Меня. Не творите, - говорил Он, - дома Отца Моего домом торговли. И самым делом изгнал продающих из храма (Ин.2:14-17).

Видите, Христиане, пример святой ревности в таком случае, по которому должно заключить, что и каждому из нас не будет недостатка в случаях к подвигам ревности. И сей образ ревности показан точно всем, ибо Иисус Христос поступил в сем случае не яко принадлежащий храму по особенной к нему обязанности, поелику известно, что он никогда не поставлял Себя в такое положение, но во всех случаях для исполнения обязанностей установленного богослужения, даже очудодействованных им, отсылал к священникам - Он действовал здесь по свободной всеобщей ревности.

Итак, Христианин, если ты веруешь и желаешь быть верен твоей вере, то надлежит тебе быть и ревнителем по вере. Не отрицайся от сего тем, что ты не видишь врагов веры и не встречаешь предметов ревности. Иисус Христос нашел предмет ревности в самом храме истинного Бога. Встречается и в истинной Церкви Христианской то, что ревностного Христианина снедает ревностью.

Можно ли равнодушно видеть многих из чад веры, живущих в таком неведении о том, во что они веруют, что им точно можно сказать сказанное Самарянам: Вы кланяетеся, Егоже не весте (Ин.4:22)? Если Бог даровал тебе истинный свет веры и разумение тайны Христовы, то возревнуй по таковых с Апостолом Божией ревностию (2Кор.11:2) и болезнуй спасительной болезнию, дондеже вообразится в них Христос (Гал.4:19).

Не встречаем ли Христиан, которые право так именовать себя основывают токмо на исполнении некоторых наружных, по легкости предпочтительно восприемлемых обязанностей, без внутреннего исправления сердца, без очищения совести, без возвышения духа к общению с Богом? Если ты Христианин не по одному имени, но по духу и силе, скажи хотя одному из таковых, кому можешь: "Почто ты, Христианин сый, Иудейски или даже язычески живеши?"

Трудно было бы окончить, если бы мы захотели продолжать исчисление подобных случаев к святой ревности, которые внимательный Христианин ежедневно может встречать, обращаясь с подобными себе Христианами. Но еще не далеко ли мы оных ищем, когда ищем далее самих себя?

Обратись, Христианин, в собственную твою храмину, войди в себя самого - не найдешь ли и здесь того, что должно снедать тебя ревностию?

Если ум твой прилагается в поучения странна и различна (Евр.13:9) и не хочет отдать себя в свободный плен и блаженное послушание вере, то не нужна ли тебе против тебя самого ревность Святых отцов, которые силою веры низлагали взимавшияся на разум Божий возношения (2Кор.10:5) гордого разума ересеначальников?

Если корысть или суета наполняет сердце твое предметами мира и оно занимается ими более, нежели Богом, для Которого сотворено, то не нужна ли тебе против тебя самого ревность Моисея и Илии, обличавших и истреблявших идолослужение?

Если чувства твои отверсты к удовольствиям, растлевающим и оскверняющим душу, то не нужна ли тебе против тебя самого ревность Финееса, дабы, если можно, решительным ударом умертвить уды сущия на земли, страсть и похоть злую (Кол.3:5)?

Ревнуя поревнуй по Господе Бозе твоем (3Цар.19:10). Не одному Финеесу ревность принесла завет священства вечного. И нам, если будем чистыми и неизменными ревнителями и поборниками по Царствии Божием в нас и в ближних наших, сия ревность принесет обет или, лучше, самое исполнение обета - да сотворит нас Христос цари и иереи Богу Отцу Своему. Тому слава и держава во веки веков. Аминь (Апок.1:6).

Слово в день Святого Архистратига Михаила, 1821 г.[40]

Не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение? (Евр.1:14)

Не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение? (Евр.1:14)

Торжественно собрался ныне собор земной воздать честь Собору Небесному; собрался собор человеков воспеть хвалы Собору Ангелов. Для чего? Не все ли они, говорит Апостол, изъясняя высокое превосходство Сына Божия пред Ангелами, - не все ли они суть служебные духи? Для чего же Церковь, которая часто изъявляет желание вместе с Ангелами служить Богу и славословить Его благость, теперь, так сказать, остается позади них и совершает род служения в честь их самих? Сие тем более требует исследования, что и древний закон, вчиненный Ангелами (Гал.3:19), не представляет никакого торжественного установления в честь Ангелов.

Самое обыкновенное основание священных установлений, - говоря сие, мы не колеблем других оснований, глубоких и таинственных, - самое, говорю, обыкновенное основание церковных установлений есть благочестивое напоминание. Помни день субботний, - говорит заповедь (Исх.20:8). Будет вам день сей в память, - говорит закон Пасхи (Исх.12:14). Сие творите в Мое воспоминание, - говорит Сам Иисус Христос, устанавливая таинство Тела и Крови Своей (Лк.22:19). На сем основании древний закон не мог основать особенного церковного установления в честь Святых Ангелов в такие времена, когда человеки наклонны были воздавать служебным силам честь Божескую и когда всего более нужно было напоминать о подобающем служении единому Богу. Ныне, под законом Христовым, совсем иные времена. Единство Божие как солнце озаряет умы, но, как звезды неприметны при солнце, так при занятии любомудрствующего ума одной великой мыслью о Свете несотворенном некоторые уже не примечают светов сотворенных, малых, конечно, пред Оным, впрочем, чистых и благодетельных, - не примечают служебных духов, посылаемых от Бога в служение для тех, которые должны наследовать спасение, а, не примечая их, устраняются от их благодетельного сообщества и помощи. Для таких времен прозорливо и премудро установила Церковь торжествовать в честь Собора Небесных Сил, дабы мы, немощные земнородные, получали назидательное напоминание о сих споспешниках нашего спасения.

Удивительно, что забвение о Небесных Силах в некоторых из Христиан простирается до того, что сомневаются даже о существовании невидимого мира. Если бы не имели мы о сем свидетельства в книге Откровения, мы могли бы найти оное в книге природы. На всем видимом написано свидетельство о невидимом. Апостол Павел говорит, что невидимое Божие, Его присносущая сила и Божество, от создания мира, чрез разсматривание тварей, есть видимо (Рим.1:20), но как не все видимое может отнесено быть непосредственно к невидимой силе Божией, то на основании Апостольского изречения можно видеть мир невидимый сквозь мир переходящих образов - мир постоянных Сил, посредством которых вседетельная сила Божия держит, носит (Евр.1:3), движет, управляет и сохраняет все видимое. Посмотрите на дерево или траву - то, что вы видите, может только увянуть, засохнуть и разрушиться, а то, что производит зелень, рост, цвет и плод, не есть ли невидимое? Оглянитесь на самих себя - то, что в вас чувствует, желает, мыслит, не есть ли невидимое? Приметьте подобную лестнице постепенность тварей, которые потолику совершеннее одна другой, поколику более открывается в них действие невидимого. Начните от земли и камня, в которых невидимое совершенно погребено, взойдите по лестнице видимых тварей до человека, в котором невидимое может уже господствовать, не естественно ли над сею степенью предполагать твари, в которых видимое совершенно поглощено, - существа чисто невидимые, духовные?

Правда, в нынешнем омраченном состоянии человека и мира сквозь письмена видимых вещей тускло мелькает свет мира невидимого. Но зато в книге Откровения очищенное верою око усматривает не только существование мира невидимого, но и его близость и тесный союз его с видимым. Там Херувим стережет путь древа жизни (см.: Быт.3:24), здесь Ангел утешает отчаянную Агарь (см.: Быт.16:7-12), в другом месте Ангелы вместе с Господом гостят у Авраама (см.: Быт.18); Ангелы спасают Лота из погибающего Содома (см.: Быт.19), Ангел сохраняет жизнь умирающему от жажды Измаилу (см.: Быт.21:17-19); Ангел и, может быть, более, нежели Ангел по существу, однако же Ангел по явлению и по наименованию в священном бытописании удерживает руку Авраама, вознесенную на заклание Исаака и осыпает его благословениями (см.: Быт.22:15,17); Ангела обещает Авраам в руководство рабу своему (см.: Быт.24:7), и сей раб дивно руководствуется в обретении Ревекки. Иаков, то спящий во множестве видит Ангелов, по лестнице восходящих на небо и нисходящих на землю (см.: Быт.28:12), то бдящий встречается с полками Ангелов (см.: Быт.32:1). Ангел является Моисею в горящей купине (см.: Исх.3:2) для приготовления его к изведению Израильтян из Египта. Ангел в столпе огненном и облачном предшествует Израильтянам из Египта, заграждает их от преследующих Египтян (см.: Исх.14:19), сопровождает чрез Чермное море и сорок лет непрерывно странствует с ними по пустыне. Под распоряжением Ангелов приемлют (Деян.7:53) Израильтяне закон Моисеев, Архистратиг силы Господни является Иисусу Навину (см.: Нав.5:14) и распоряжает чудесное завоевание Иерихона. Ангел вместо Пророка проповедует Израильтянам, и плачущий от его проповеди народ ознаменовывает место его явления именем Плача (см.: Суд.2:1-6); Ангел призывает Гедеона к избавлению Израильтян от порабощения (см.: Суд.6:14); Ангел двукратно посещает родителей Самсона, предсказывает необыкновенное рождение и научает воздержанием матери охранять плод чрева (см.: Суд.13); Ангел поражает Иерусалимлян за тщеславие Давида (см.: 2Цар.24:16) и Ассириан за гордость Сеннахирима (см.: 4Цар.19:35). Пророк Илия неоднократно в действиях своих руководствуется Ангелом (см.: 3Цар.19:5; 4Цар.1:15); Елисей показывает отроку своему сонм Ангелов, подобный охранительному воинству (см.: 4Цар.6:17). Исаия видит Серафимов окружающих Престол Господень, и от одного из них приемлет огненное очищение (см.: Ис.6); Иезекииль среди отверстых небес созерцает четырех Богоносных животных и одушевленные колеса (см.: Иез.1); Даниил зрит тысящи тысящь служащих Ветхому деньми, и тмы тем предстоящих Ему (Дан.7:10); иногда встречает он Ангела-хранителя и, может быть, более, нежели Ангела, в разжженной пещи (см.: Дан.3:92), иногда во рве львином (см.: Дан.6:22); иногда Гавриил парит над ним, и прикасается к нему, и изъясняет ему видения (см.: Дан.9:21); иногда в откровениях своих он слышит о Михаиле, едином от первых старейшин небесных и князе народа своего (Дан.10:13,21). Захария, кроме того, что видит и слышит Ангелов, многократно в себе ощущает Ангела глаголющаго (Зах.1:14). О Господи сил! Какие воистину Соборы Небесных Сил собираешь Ты для земнородных! Как дивно ополчаешь Ангелов Твоих окрест боящихся Тебе (Пс.33:8)! Каким содружеством, каким единством сопрягаешь духи Ангельские и человеческие!

Может быть, некоторые думают, что Ангелам покорены были только ветхозаветные времена теней и гаданий, подобно тому как видимые звезды поставлены для обладания ночию. Посмотрим. Откроем Новый Завет. Се восходит солнце духов, является Царь откровений Иисус Христос. Что же? Должны ли исчезнуть звезды? Должны ли удалиться служебные духи Света? Или присутствие солнца не уничтожит звезд, а только сделает их менее приметными? Или и в присутствии Царя царственные служители будут учреждать и облегчать доступ к Нему? Но почто вопрошать о сем? Сам Царь провозглашает, чему быть надлежит: Отселе узрите небо отверсто и Ангелы Божия восходяща и нисходяща к Сыну человеческому (Ин.1:51). И действительно, мы видим Ангела, возвещающего неплодное зачатие Предтечи (см.: Лк.1:11) и бессеменное зачатие Спасителя (см.: Лк.1:26); целое воинство Ангелов, воспевающих славу рождества Спасителева (см.: Лк.2:13); Ангела, разрешающего недоумение Иосифа (см.: Мф.1:20) и устрояющего безопасность Младенца Иисуса от ищущих души Его (см.: Мф.2:13); Ангелов, служащих Иисусу по искушении Его в пустыне (см.: Мф.4:11); Ангелов усвоенных каждому младенцу, выну видящих лице Отца Небесного (Мф.18:10); более двенадцати легионов Ангелов, готовых ополчиться за Иисуса против Иудеев (Мф.26:53); Ангела, явившегося для укрепления Его в Гефсиманском подвиге (см.: Лк.22:43); Ангелов, отверзающих Гроб Его (см.: Мф.28:2), возвещающих Его Воскресение (см.: Ин.20:12); Ангелов сопровождающих Его вознесение и возвещающих Его паки пришествие (см.: Деян.1:10,11); Ангелов, разрешающих узы (см.: Деян.12:7) и отверзающих темницы для Апостолов (см.: Деян.5:19); наконец, Ангела только еще возникающему от тьмы язычества Корнилию, явившегося для того, чтобы указать ему вход в Церковь Христианскую (см.: Деян.10:3-6).

Христиане! Иисус Христос, по изречению Иоанна Богослова, есть Святый, истинный имеяй ключ Давидов, отверзаяй, и никтоже затворит (Апок.3:7). Итак, если Он отверз небо, кто же смеет затворить его? Или кто смеет сказать, что теперь уже не время видеть Ангелов Божиих, восходящих и нисходящих по воле сына человеческого? Не вси ли суть служебнии дуси, в служение посылаеми за хотящих наследовати спасение? Кто же и ныне может утверждать, что они уже без дела и мы без помощи?

Но, чем несомненнее удостоверяемся мы о близости к нам Святых Ангелов и об их готовности на помощь нам, тем с большей заботливостью мы должны помыслить о том, отчего в наши дни так мало слышат о сей помощи, а еще менее верят слышанному о том. Или нет при нас Ангелов, или мы не примечаем их, или удаляем от себя. Что их нет, то неправда, как мы видели. Следственно, правда то, что мы или не примечаем их, или удаляем от себя.

Как в видимых своих явлениях Святые Ангелы нередко принимаемы были человеками за подобных человеков, так легко случиться может, что и невидимые их действия человек примет за собственные человеческие или обыкновенные естественные действия. Не случается ли, например, что среди недоумения или некоего бездействия ума вдруг как молния просиявает чистая, святая и спасительная мысль, что в обуреваемом или хладном сердце мгновенно водворяется тишина или возгорается небесный пламень любви к Богу? Если всякое явление по роду своему свидетельствует о присутствии действующей силы, то сии внутренние явления души нашей не свидетельствуют ли о присутствии Небесных Сил, по человеколюбию бросающих лучи свои в наш ум и искры в наше сердце? Не суть ли это действия Ангелов, по изречению Пророка Захарии, глаголющих в нас? Как достойно сожаления, если мы не примечаем сей Ангельской помощи! Ибо, не примечая, не приемлем ее, как должно, и не пользуемся ею; не пользуясь, остаемся неблагодарными и виновными, не приготовляем себя к другим подобным посещениям и таким образом даже удаляем от себя хранителей наших.

Если мы, человеки, удаляемся от человеков, которых расположения противны нашим расположениям, если наставник наконец отрекается от ученика, не внемлющего наставлениям, или пестун - от воспитанника, отвергающего руководство, если самый отец удаляет от себя непокорливого сына, - то как не удалиться, наконец, от нас Святым Ангелам, когда мы не следуем их спасительным внушениям и оставляем бесплодным для нас их служение? Как не удалиться от нас Небесным Силам, когда мы предаемся токмо земному? Как не удалиться чистым духам, когда мы живем в нечистотах плоти? Как не удалиться Ангелам Божиим, когда мы непрестанно имеем в мыслях и в желаниях не Бога и Христа Его, но мир и самих себя?

Чада Церкви! Чада Божии! Будем ходить, яко чада послушания. Не слышим ли, как матерь ежедневно просит нам у Господа и Отца нашего Ангела мирна, верна наставника, хранителя душ и телес наших? Не отвергнем блага, о которых она столько для нас подвизается. Презрим земное и приблизимся к небесному. Очистим чувства, и узрим сверхчувственное. Изгоним из души нашей плотские желания и суетные помыслы, и тогда посетят ее бесплотные Силы и поведут нас с собою от силы в силу, доколе наконец и Сам явится Господь Бог в Сионе духа нашего (см.: Пс.83:8) и сотворит в нем Себе обитель (см.: Ин.14:23). Аминь.  

Слово в день Святого Мученика благоверного Димитрия Царевича, 1822 г.[41]

Темже и страждущии по воли Божией, яко верну Зиждителю да предадят души своя во благотворении (1Пет.4:19)

Темже и страждущии по воли Божией, яко верну Зиждителю да предадят души своя во благотворении (1Пет.4:19)

Для чего так часто Церковь возобновляет пред нами зрелища неповинного страдания, торжественно возобновляя память невинно пострадавших? Для чего само Провидение поспешествует в сем Церкви, для чего и оно так долго и непрерывно представляет нам зрелища неповинного страдания, чудесно сохраняя пред нами нетленные останки невинно пострадавших?

Для чего, Святое отроча, благородное в жизни земной по крови царской, багрянородное и в жизни Небесной по крови мученической, - для чего еще оставляешь между нами твои рассеченные члены и таким образом соделываешь потомков очевидцами того, как ты пострадал, без сомнения, не без воли Божией, хотя то было по воле и действию забывших Бога человеков? Домышляюсь. Губители принесли тебя в печальную жертву законопреступному властолюбию, на погибель законной власти царской, и дивный в судьбах Своих Бог попустил быть сему, дабы беззаконием вельможи обличить и наказать грехи народа, но, дабы не вотще пролита была чистая кровь твоя, он сберег ее ко времени, повелел ей, как Авелевой, вопиять против мятежников и похитителей царского венца и таким образом соделал тебя священною жертвою, агнцем, закланным за спасение законной власти царской.

Только сие нужно на время. Для чего же и теперь еще призываемся мы быть свидетелями более нежели за два века пред сим совершившегося неповинного страдания? Для чего так открыто, по изречению Церкви, сеются мощи Мучеников по всей вселенной? Для того, как она же говорит, чтобы от них прозябал плод исцелений? Правда. Но для чего и дар исцелений дается невинно пострадавшим, и притом иногда таким, которые не совершили великих подвигов добродетели, как сие, впрочем благословенное, отроча? Для чего, повторяю, дар исцелений? Для тела ли только, когда самое тело не для себя, но для души?

Как одним концом нити разрешается многосплетенный узел, так все сии вопросы разрешаются одною простою мыслию, что Бог сохраняет и украшает дарованиями чудес останки невинно пострадавших, а Церковь, таинница путей и намерений Божиих, возобновляет и прославляет память их на тот конец, чтобы приучить нас к мысли о неповинном страдании и соделать нас готовыми предать на сие души наши, если на то будет воля Божия. Мне кажется, на каждом гробе Мучеников написано то, что написал Апостол Петр при мысли о Стефане, Апостоле Иакове и других Мучениках первенствующей Христианской Церкви: ...и так страждущие по воле Божией, Ему, как верному Создателю, да предают души свои, делая добро [1Пет.4:19].

Должно признаться, что нелегко привыкнуть к мысли о неповинном страдании. Против нее восстает некоторым образом вся природа, как человеческая, так и прочих тварей Божиих. Поелику все сотворил единый, премудрый и всеблагий Бог, то все сотворено в единстве, расположено по закону порядка и направлено к блаженству, смерти же Бог и не сотворил (Прем.1:13). Итак, естественно, что никакая вещь не расположена к тому, чем рассекается единство, чем нарушается порядок, что уклоняет от блаженства. Таким образом, всякая жизнь любит жить и не хочет смерти, всякое орудие познания или ощущения желает находить свою пищу и радость в предметах, сообразных с его устроением, а не страдать от тех, которые несообразны с его свойствами и разрушительны для его состава.

В человеке, кроме естественного отвращения от страдания, против мысли о неповинном страдании восстает чувство справедливости, свойственное высшей его природе. Если чувственная природа по началу своего устроения требует, чтобы жизнь пользовалась безопасностью, то нравственная природа по началу свободы и правды Божией, в ней впечатленному, еще сильнее требует, чтобы невинный был безопасен. И потому как вид разрушения приводит в содрогание чувственную природу, так нравственную природу приводит в сугубый трепет и смятение вид незаслуженного страдания.

Но вот странность и противоречие природы самой себе, которое должно погрузить размышляющего в безутешное уныние и отчаянную скорбь, если он не откроет источника утешения и надежды выше природы! Та же природа, которая внушает отвращение к ужасам от страдания, особенно неповинного, та же самая природа возвещает, что страдание, даже и неповинное, неизбежно. Пройдите по всем степеням видимых тварей, пройдите по всем областям земной природы - где нет страдания? Что не страждет? И не более ли страждет то, в чем более видны черты невинности? Агнец трепещет от волка, кроткая птица - от хищной, сильнейшие животные то по естественному побуждению и необходимости, то по случаю истребляют слабейших, а иногда и сильнейших - хитрейшие, то, что есть лучшего в растениях, терзается и разрушается животными, составляя их пищу. Всякое благо, всякая радость, всякое удовольствие в природе более или менее дорого покупается страданием. Зерно должно расторгнуться и совсем погибнуть, чтобы родилось растение и плод; чувство чадолюбия, источник живейшей радости в животной природе, очевидно растворено и в бессловесных тоскою и заботами, приятность питания и насыщения почти соразмерна бывает с предшествовавшим изнурением голода, и сладость сна - с утомлением бдения. Во всех, и самых благодетельных, силах природы открыты источники страдания и разрушения. Солнце согревает, но и палит зноем, хлад укрепляет, но и убивает, вода орошает, но и потопляет, ветер освежает, но и наносит болезни, земля приносит человеку хлеб, но требует у него пота. Человек родится, живет и умирает также под законом страдания и еще более прочих тварей покорен сему закону. Рождающая мучится, рождаемое плачет, умирающий страдает, плачут оставшиеся после умершего. С начала жизни человек страждет от недостатка сил, от несовершенного развития способностей, под конец жизни - от утраты сил и способностей; если между сими крайностями есть какая середина, она через край наполняется страданиями, оттого что человек никогда не находит способностей и желаний своих удовлетворенными. А сколько разнообразных случайностей! Болезни, страсти, оскорбления от людей, беспомощная бедность, обременительное богатство, тяжкая подчиненность, расстроенное управление - сколько стрел или, точнее, сколько тулов, наполненных стрелами, на уязвление сердца человеческого!

Какая участь! Страдать не хочется, но страдать надобно! Несносно, а неизбежно!

Что же делать? "Тяжело, - говорит один размышляющий язычник, - но терпением облегчается то, чего переменить не можно". Сей пример показывает, что и язычники признавали необходимость приучать себя к мысли о страдании и даже к готовности на страдание неповинное. Но языцы, не имущие упования (Еф.2:12), не знали терпения, которое упование соделывает (Рим. 5:4), и учили терпению отчаянному. "Терпи охотно, - говорили они, - иначе невольно терпеть будешь". Или: "Погибай великодушно, потому что все погибает, приятно пасть под огромными развалинами". Горькие утешения! Как будто горькая чаша может сделаться сладкой от соединения с морем той же горечи и от той мысли, что она менее горька быть не может! Так мало может человек усладить чашу судьбы своей без познания Того, Который есть утеха Израилева и чаяние языков (Лк.2:25; Быт.49:10)!

Только в истинном благочестии - одним словом, только в Христианстве можно найти чудесный камень, превращающий мрачное железо в чистое золото, горечь - в сладость, зло - в добро, смерть - в жизнь, страдание - в блаженство. И так страждущие по воле Божией, Ему, как верному Создателю, да предают души свои.

И от сей мысли, что мы страждем по воле Божией, неверующий ужаснулся бы и возроптал бы на верного Создателя. Но верующий, углубляясь в сию мысль, обретает в ней обильный источник утешения, который растворяет сладостью всякую горечь. Одобряющая и обнадеживающая мысль о воле Божьей, о воле верного Создателя, мирит верующего с угрожающей мыслью о неповинном страдании.

Мы страдаем по воле Божией, по воле Того, от Которого всякое даяние благо и всяк дар совершен сходит свыше (Иак.1:17), по воле Того, Который питает птицу, не стоящую ассария, Который траву сельную одевает великолепнее, нежели Соломон облачался в славе своей, и Который чрез Единородного Сына своего уверяет нас, что мы, даже мы, маловеры, дороже у Него какого-нибудь крина или врабия, по воле Того, Который солнце Свое сияет на злыя и благия и дождит на праведныя и неправедныя (Мф.5:45) и заповедует нам подражать совершенству Своего милосердия. Как же можно, чтобы Тот, Который есть и от Которого происходит единое благо, имел волю поставить нас в такое состояние, в котором нет ничего, кроме зла? Как можно, чтобы Тот, Который бережет врабия и травное былие, не хранил человека, хотя бы проводил его сквозь огнь и воду, когда то находит нужным? Как можно, чтобы Тот, Который являет милосердие Свое даже злым, не явил даже правосудия Своего невинно страждущим? Если Благий посылает страдание, то, конечно, и в страдании есть некоторое благо. Если Милователь и Питатель наш питает нас хлебом слезным, и напаяет слезами (Пс.79:6), то, конечно, есть нужда и польза приготовить нам такую пищу, подобно как находят нужным с туком или сладостью обыкновенной пищи соединять остроту соли, кислоту или горечь. Если бесконечно Милосердный бесконечным милосердием не удерживается от того, чтобы показать людем Своим жестокая (Пс.59:5), то, конечно, не может статься, чтобы Он допустил сие вопреки правосудию. Скажут: посему и не было бы неправедного и неповинного страдания. И не знаю, есть ли в отношении к Богу неповинное старадание, кроме страдания Того, Который язвень бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша (Ис.53:5). Кроме Него, вси согрешиша (Рим.5:12), и потому все повинны страданию, а вместе с виновными человеками и покоренная им тварь покорена суете неволею и оттого вместе с ними совоздыхает и сболезнует в надежде очищения и освобождения вместе с ними. Если же и есть страждущие неповинно в отношении к себе и своим делам, правосудие и благость Божия с избытком являются над ними в делах Божиих чудесных и спасительных, совершаемых в воздаяние за неповинное страдание. Осязательный образ сего представлен нам в Евангельском слепорожденном, если слепота его была темной загадкой в отношении к понятию о правосудии наказательном: Сей согреши, или родители его, да слеп родися (Ин.9:2), то загадка сия совершенно разрешена правосудием воздаятельным: Ни сей согреши, ни родителя его, но да явятся дела Божия на нем (Ин.9:3). Тяжко ли не видеть несколько лет света телесного, чтобы в награду за сие узреть свет духовный, Божественный, просвещающий всякого человека к жизни вечной?

Но если мысль о Боге, яко верном Создателе, может облегчить для нас неповинное страдание, то мысль о Иисусе Христе, яко возлюбленном Спасителе, может сделать страдание любезным, сладостным, блаженным. Кто имеет сердце, тот знает, что есть страдание из любви и благодарности - и как сладостно сие страдание! Христианин! Кто может так любить тебя и кто так достоин любви твоей и благодарности, как не Тот, Который из любви к тебе оставил славу Небесную, вкусил все скорби и горести земные, пострадал на Кресте, прошел даже сквозь адские мучения, дабы исхитить тебя из ада и возвратить в славу Божественную? Можешь ли ты отречься, если нужно из любви к Нему, вкусить несколько капель из чаши, которую Он для тебя испил без остатка? Что я говорю? Не чувствуешь ли ты неизъяснимой сладости сей чаши, которая так обильно растворена Божественной любовью, что горечь страдания составляет в ней едва приметную пряность? Ах! Если ты сего не чувствуешь, то духовный вкус твой туп и мертв - болезнь, для уврачевания которой опять не иное что нужно, как умножить горечь в чаше твоей участи!

Итак, ученики пострадавшего, в наказание ли, в залог ли милости, в наслаждение ли или во исцеление, только непременно нужно нам приобщиться страдания. Христу пострадавшу за ны плотию, и вы в туже мысль вооружитеся: зане пострадавый плотию преста от греха (1Пет.4:1). Возлюбении, не дивитеся еже в вас раждежению ко искушению вам бываему, яко чужду вам случающуся: но понеже приобщаетеся Христовым страстем, радуйтеся, да и в явление славы Его возрадуетеся веселящеся. Аще укоряеми бываете о имени Христове, блажени есте: яко славы и Божий Дух на вас почивает. Да не кто от вас постраждет яко убийца, или яко тать, или яко злодей, или яко чуждопосетителъ: аше ли же яко Христианин, да не стыдится, да прославляет же Бога в части сей (1Пет.4:12-16). Аминь.

Слово в день Святого Мученика Димитрия Царевича, 1825 г.[42]

Аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде (Ин.15:18)

Аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде (Ин.15:18)

Нередко мир делает такие дела, которые не только для ненавидимых им ужасны, но и для любимых им ненавистны. И спросил бы я у него, имеет ли он какие средства успокоить или утешить людей, пораженных такими делами.

Отдайте на суд самого мира дело, которое одна из великих сил мира, страсть честолюбия, совершила над сыном Царевым, не смягчась невинностию отрока, не устрашась крови, которую самый мир, для блага своего, должен признавать священною. Без сомнения, и мир скажет: ужасно! ненавистно! А что может он сделать, чтобы сие ужасное и ненавистное дело загладить или исправить?

Един Иисус Христос творит сие чудо, что зло, которое мир делает и которое уничтожить не может, не только уничтожается, но и превращается в добро для тех, которые злостраждут от мира, что на событие, в высочайшей степени ужасное и ненавистное, можно взирать спокойно и с любовию, что вопреки естественным понятиям и чувствованиям, по которым самая благополучная смерть бывает печальна, самая злополучная смерть становится предметом праздника.

Так мир во зле самоосужден и бессилен. Так Иисус Христос во благе могуществен и победоносен.

Посему Иисус Христос, предваряя своих учеников и последователей о ненависти мира, не подает им средств, не требует от них усилий против сего врага, не мирит их с миром, как недостойным их союза, и не вооружает их против мира, как недостойного их противоборства. Он только предостерегает их, чтобы ненависть мира не привела их в страх и смятение; Он учит взирать на нее равнодушно, как на дело уже не новое. Аще мир ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде.

Научись же подлинно, Христианин, не страшиться ненависти мира, восстающей против тебя за то, что ты последуешь Христу, что стараешься мыслить благочестиво и поступаешь добродетельно.

Могут некоторые подумать, что наставление Господа не страшиться ненависти мира к ним не относится, и дано совсем не для наших времен и обстоятельств. Мы не живем ныне, скажут они, среди врагов и гонителей Христианства, как жили первые последователи Христовы; мы живем Христиане между Христианами; мир, который некогда ненавидел Христианский род, в продолжении времен сам переродился в мир Христианский. Кому неизвестна победа, победившая мир, вера наша (1Ин.5:4)? Так, победоносцы, торжествующие победу, может быть, не для вас еще приобретенную! Мир побежден, однако не уничтожен: он еще живет и по-прежнему ненавидит тех, которые суть Христовы или хотя стараются быть таковыми. Мир, побежденный верою, плененный в ее послушание, допущенный посему в область ее, неприметно внес в нее с собою и распространил в ней свой собственный дух, и таким образом сей враг Христа и Христианства очутился в пределах самого Христианства, прикрывшись именем Христианского мира, он действует свободно и учреждает себе мирское Христианство; старается обратно перерождать сынов веры в сынов мира, сынов мира не допускать до возрождения в истинную жизнь Христианскую, а на не покоряющихся ему - ненавистию, лукавством, злословием, клеветою, презрением, кратко сказать, всяким оружием неправды вооружается.

Справедливо ли то, что теперь сказано, удостовериться не трудно. Внимательный тотчас может поверить сие опытом. Кто же так часто среди самого Христианства воздвигал и воздвигает вражды, раздоры, смятения, ненавидит и гонит лучших из Христиан, старается угашать светильники Христианства? Кто наполнил Христианство Мучениками, пострадавшими от людей, которые также назывались Христианами? Кто не давал спокойного дня в жизни Василию или Григорию? Кто несколько раз изгонял Афанасия? Кто заточил Златоуста? Кто сию столь священную и Богоприятную жертву заклал столь нечестиво и безбожно? Кто? Неужели Христиане, которым вдохновенный от Христа дух есть дух любви и мира, кротости и незлобия, послушания и терпения? Кто же производил и производит таковые ужасы, как не мир, некогда побежденный верою нашею, но потом - о горе и бесславие Христианству! - нередко побеждающий в нас веру нашу, не по ее немощи, но по нашему расслаблению и малодушию?

Кто хочет еще ближе видеть, как и ныне мир ненавидит тех, которые истинно суть или желают быть Христовы, тот может испытать сие над самим собою тем скорее, чем совершеннее облечется в ум Христов и дела Христовы и чем более приметен будет миру в сем образе. Пусть предстанет кто премудрым и разумным века сего с учением о премудрости Божией в тайне сокровенной (1Кор.2:7), о коренном повреждении человеческого естества, о самоотвержении, о возрождении, о внутреннем человеке, о жизни созерцательной, о действиях Св. Духа, Которым, по изречению Святого Дамаскина, всяка душа живится и чистотою возвышается и наконец светлеется Тройческим единством священнотайне. Чем глубже будет он излагать сие бесконечно глубокое учение, тем менее разумные будут разуметь его и тем удобнее, по уверенности в превосходстве своего разума, или презрят его, как мечтателя, или возненавидят, как опасного нововводителя, хотя сие учение может называться новым только потому, что оно есть учение нового, а не ветхого человека, и опасным только для плоти и мира, поелику оно имеет целью умерщвление плоти и победу над миром. Или пусть отважится кто из людей, не скрытых от мира низостию своего состояния, с полною Христианскою решимостию отвергнуть пышность и роскошь, оставить забавы и зрелища, расточить имение на нищих, прилепиться исключительно к храму Божию и духовным упражнениям; какими уязвляющими взорами преследовать будут сего беглеца люди так называемого хорошего общества и изящного вкуса! Сколько стрел остроумия, или, справедливее, острого безумия на него посыплется! Нет сомнения, что найдутся люди, которые усомнятся в его здравомыслии потому только, что он решился мыслить и поступать по-христиански, не применяясь к миру и его ложным понятиям и неправильным правилам.

Итак, нельзя не признать, что не только в первые времена Христианства была, но есть и во дни наши ненависть мира против истинных Христиан, и если хотим быть беспристрастны, нельзя, думаю, не признаться многим из нас, что есть и страх, производимый сею ненавистию, и малодушное угождение миру именно для того, чтобы не подвергнуться сей ненависти. Для сего благоразумными и основательными кажущиеся люди позволяют себе дела легкомысленные и суетные, для сего желающие быть честными людьми допускают себя впадать в дела бесчестные. Оскорбительно было бы для целого общества подумать, что нет в нем ни одного человека, могущего рассудить, что игра есть упражнение детское и потому людям зрелого возраста и ума едва изредка и на краткое время позволительное для облегчения сил, утомленных долгим напряжением во время важнейшей деятельности; как же изъяснить сие странное явление общежития, что целые общества людей зрелого возраста и ума игрою в уреченные часы каждого дня вернее и постояннее занимаются, нежели делом звания или молитвою? Не иначе можно изъяснить сие, как тем, что рассудительные хотя и понимают суетность сего упражнения, боятся быть отлученными от сонмища суеты, и потому добровольно порабощают себя суете, чтобы убивать ею свое время, а иногда и свое благосостояние. Нетрудно благовоспитанной деве или жене понять, что искусство Иродиады, награжденное некогда кровавою главою проповедника покаяния и целомудрия, по сему одному воспоминанию не может быть для размышляющего Христианина приятным упражнением и ни в каком отношении не есть благородное искусство, как же идет Христианка на поприще Иродиады? Вероятно, боится она, чтобы мир не наказал ее презрением за презрение к законам мира. Благородный служитель правосудия желал бы сохранить руки свои чистыми от мздоимства, но боится, чтобы другие не уничижили его благородной бедности, чтобы корыстолюбивый начальник не изгнал его, не получая от него дани, и, начав дарами благодарности, оканчивает мздою неправды.

Вот случаи, которые показывают, как в самом обыкновенном течении жизни в мире Христианин искушается опасением ненависти от мира и как удобно чрез сие опасение делается он или по некоторой неволе рабом мира, или охотно становится его другом. И что же? Страх быть отверженным миром доводит его до того, что он действительно бывает отвержен Богом. Ибо никтоже может двема господинома работати (Мф.6:24). Иже восхощет друг быти миру, враг Божий бывает (Иак.4:4).

Научись же подлинно, Христианин, не страшиться ненависти мира, восстающей против тебя за то, что ты последуешь Христу, что стараешься мыслить благочестиво и жить добродетельно.

Что страшиться? Утешая, глаголет тебе Иисус Христос. Твое состояние не есть необыкновенное, опасность твоя не есть нечаянная. Воззри на жизнь Учителя и Господа твоего и познай, что с Ним произошло все, что происходит или еще может произойти с тобою. Аще мир вас ненавидит: ведите, яко Мене прежде вас возненавиде.

Но, Господи Иисусе! Какое в том утешение для нас, ненавидимых миром, что и Ты был им возненавиден прежде нас? Не сугубая ли в том для нас скорбь, что и Ты, самая Любовь, был ненавидим? Не сугубая ли в том для нас опасность, что и Ты, самая Жизнь, убиен был ненавидящими?

Не усомнимся, Христиане, во утешении Господнем. Если вся, елика преднаписана быша, в наше наставление преднаписашася, да терпением и утешением писаний упование имамы (Рим.15:4), возможно ли, чтобы слово Господа, особенно для утешения сказанное, не было для нас источником утешения? Если сей источник глубок, углубим наше внимание; чем более углубим, тем обильнее почерпнем.

Ведите, глаголет, яко Мене прежде вас возненавиде. Ведать, что и Христос был ненавидим, утешительно для нас, Христиане, во-первых потому, что сие может послужить к разрешению сомнения, на правом ли пути мы находимся. Ибо мир, ненавидящий нас за Христа, старается дать ненависти своей такой вид, что не он против Христа враждует, но мы Христа недостойны. Образ мыслей и жизни, не такой чувственный и рассеянный, какой любят в мире, мир называет безрассудной и бесполезной строгостию, упрямством, странностию; стремление к духовному - мечтательством; понятия о жизни созерцательной, о искреннем соединении человека с Богом - крайним безумием и даже хулою на Бога. Но когда слышим, что и о Христе, называвшем Себя хлебом животным, сшедшим с небес, и Сыном Божиим, или возвещавшем смерть Свою, говорили: Жестоко слово сие (Ин.6:60); беса имать: неистов есть (Ин.10:20); хулу глаголет (Лк.5:21), - тогда познаем, что и мы на пути Христовом, когда с нами подобное встречается. Тогда терние, по которому ступаем, не столько уязвляет нас, сколько утешает, как ощутительный признак истинного пути. Тогда горькая чаша, которую подают нам, услаждается уверенностью, что мы пием чашу, юже Господь пил, и что, следственно, это не чаша гнева, но чаша спасения.

Во-вторых, ведать, что и Господь наш был ненавидим, утешительно нам потому, что чрез сие можем усматривать последствия ненависти, которую претерпеваем от мира, и конец нашего бедствия. Если бы ненависть мира против Господа не окончилась победою и славою Господа, то не мог бы Он указывать на оную во утешение ненавидимых миром учеников Своих. Но когда, видя себя на Его терновом пути, видим конец сего пути для Него, нет сомнения, что и для нас конец того же пути видим. Итак, пусть клевещут на истину, пусть ненавидят любовь, пусть убивают жизнь, истина оправдается, любовь победит; жизнь воскреснет.

В-третьих, без всяких дальнейших соображений, ненавидимым от мира ведать, что и Господь был ненавидим, утешительно по тому самому, что в сем открывается их сообразность Его возлюбленному и вожделенному образу. Неужели приятнее было бы Христианину быть любимым миром, который Христа ненавидит? Нет! Пусть ненавидит меня сей мир, пусть презирает, пусть отверзает, любезна мне сия ненависть, славно для меня сие презрение, приятно сие отвержение, которые приближают меня к Христу и Ему уподобляют.

Сподоби нас, Господи, уподобиться Тебе если не делами, Твоим подобными, то по крайней мере терпением скорбей и бед, Твоему терпению подобным. Но сохрани от беды малодушия, чтобы из страха скорбей не покориться врагу Твоему, не уподобиться миру прелюбодейному и грешному. Сотвори сие с нами благодатию Твоею, Милосердный к грешным, Дивный во Святых, Препрославленный во веки! Аминь.

Слово в день Святаго Мученика благоверного Димитрия Царевича, 1843 г.[43]

Молю убо вас, братие, щедротами Божиими, представите телеса ваша жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение ваше (Рим.12:1)

Молю убо вас, братие, щедротами Божиими, представите телеса ваша жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение ваше (Рим.12:1)

Указанием на щедроты Божии Святой Апостол возбуждает в Христианах усердие приносить Богу нескудные и достойные Его дары благодарности. Долг праведный и очевидно для всех и каждого обязательный, потому что и все мы вообще, и каждый в особенности пользуемся щедротами Божиими.

Имея пред очами Царственного Мученика, жертву некогда оплаканную, но и ныне еще живую, Царству и людям благотворную, помыслим, братия, о должной и от нас Богу жертве, руководствуясь Апостольским увещеванием: Молю вас, братие, щедротами Божиими, представите телеса ваша жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение ваше.

Говоря о жертве первоначально братиям Церкви Римской - людям, недавно вступившим в Христианство из Иудейства и язычества, Святой Павел, со свойственною Богомудрому наставнику мудростию, применяется к понятиям о Богослужении, какие имели они до Христианства, дабы легким образом их возвести от образного, несовершенного, или даже суетного, к истинному и совершенному, от наружного ко внутреннему, от чувственного к духовному. Прежде - как бы так говорит он им, - вы приносили в жертву земные плоды и плоть бессловесных животных; теперь вы знаете, что Бог не приимет от дому твоего тельцов, ниже от стад твоих козлов (Пс.49:9); ни от рук человеческих угождения приемлет, как бы требуя что, Сам дая всем живот и дыхание и вся (Деян.17:25); принесите же Ему лучшую жертву - ваше тело, или, лучше сказать, самих себя: Представите телеса ваша жертву. Прежде для жертвы вашей вы убивали живущее и разрушали бездушное, ныне научитесь служить Богу не разрушением твари Его, но сохранением ее или даже возрождением в лучшую жизнь: Представите телеса ваша жертву живу. Прежде вы наблюдали, чтобы ваша жертва была из рода чистых животных и не имела на себе никакого телесного порока, отныне наблюдайте, чтобы тело ваше, как жертва Всесвятому, не было повреждаемо или оскверняемо душевными пороками и страстями нечистыми: Представите телеса ваша жертву святу. Как прежние жертвоприношения ваши вы учреждали в самом язычестве не по своему одному произволу, а в Иудействе точно по установлению Божественному, так и жертвоприношение тела вашего совершайте по воле Божией, дабы во всем благоуждать Единому Богу: Представите телеса ваша жертву благоугодну Богови. Как посредством жертвоприношения бессловесных животных и вещей бесчувственных совершалось чувственное, наружное Богослужение, у Иудеев несовершенное и только предуготовительное, а у язычников совсем суетное и бесплодное, так, напротив, посредством непрестанного жертвоприношения разумного существа вашего вы, Христиане, совершайте духовное Богослужение, приличествующее Богу Духу, внутреннее, достойное Испытующего сердца и утробы, деятельно словесное, открытое Богом Словом, прямо к Нему ведущее и с Ним соединяющее: Представите телеса ваша жертву Богови, словесное служение ваше.

Братия Церкви Христовы, в ней рожденные, воспитанные и наставленные! Не напрасно ли мы расточаем слова, думая объяснять вам изречение, которое Апостол к нововступившим в Церковь написал, как само по себе ясное и вразумительное? Или, напротив, пусть каждый по сему примечает за собою - довольно ли углублен разум его в тайне Христовой, или само по себе ясное учение Апостольское и после некоторого усилия объяснить оное для некоторых из нас еще кажется темною загадкою? Что подлинно значит принести тело свое в жертву? Не значит ли сие претерпеть мученичество, так как в сем точно разуме тот же Апостол в другом послании написал о себе: Аз уже жрен бываю (2Тим.4:6)? Но мученичество видимое не есть общий жребий всех Христиан во всякое время, а заповедь о жертве дает Апостол всем Христианам, не изъемля никого и не ограничивая времени. Мученичеством умерщвляется тело, а заповедь Апостольская требует его в жертву живую. На мученичество должно быть предану от других, как и Апостол говорит о себе, что он жрен бывает, а не сам себя приносит в жертву; напротив того, в заповеди своей он требует, чтобы вы сами себя приносили в жертву: Представите телеса ваша жертву. Что значит при том, что он повелевает принести в жертву телеса наши, когда Дух есть Бог и иже кланяется Ему, духом достоит кланятися (Ин.4:24)? Сей последний вопрос несомнительно, думаю, разрешится для каждого, если вспомним, как тот же Апостол в другом месте подобным образом говорит: Или не весте, яко телеса ваша храм живущаго в вас Святаго Духа суть? (1Кор.6:19). А еще в другом месте о сем самом предмете объясняется так: Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас? (1Кор.3:16). Из сличения сих изречений ясно усматривается, что когда Святый Павел храмом ли Духа Святаго, жертвою ли называет телеса ваши, тогда он разумеет не одно тело, но всего человека в целом его составе и, следственно, предметом Христианского жертвоприношения полагает и душу и тело вместе. Как же должны мы соделать жертвою и душу и тело наше?

Жертва существует прежде, нежели становится жертвою, жертвою делает ее назначение. Агнец на пажити не есть жертва, тот же агнец, когда приведен к Олтарю, становится жертвою. Посему и человек доколе ходит в мире, поникши к земле, собирая и поглощая пажить земных благ и чувственных удовольствий, дотоле он и тело его не есть жертва Богу, в сем случае он или бывает жертвою тварей, работая, вместо Бога, богатству, боготворя чрево, или, напротив, поставляет себя идолом и требует себе в жертву всего, что земля производит. Таким образом, Христиане, одним именем не превозноситеся и не обольщайтесь наружностию. Кто не живет истинно по-Христиански, тот находится в состоянии нравственного идолослужения. Но когда дух Христов, дух покаяния и благодати, берет человека с пажити мира, обращает и влечет к Богу, а человек, веруя, повинуется сему влечению, вменяет за уметы и оставляет позади себя все, что привлекало его в мире, всецело посвящает Богу и душу, и тело, и дела, и желания, и помышления, решается с безропотностью агнца, ведомого на заклание, и действовать и страдать, и жить и умереть для Иисуса Христа, - с сего времени он, пользуясь духовною силою священнодействий и таинств видимого, изобразительного храма, невидимо входит и сам таинственно зиждется в храм духовен и вступает в чин живой жертвы Божией. Хотя разные жертвы скинии Моисеевой или храма Соломонова в своих образах, в тени, в гадании представляли первоначально единую существенную, всеспасительную крестную жертву Господа нашего Иисуса Христа, впрочем, по причастию и подражанию сей всеобщей жертве, и над каждою живою жертвою Христианской в некоторой степени и с применением к особенному ее состоянию может и должно совершаться то, что некогда представлялось жертвами преобразовательными. Ты закалаешь твою жертву, когда духом умерщвляешь плоть со страстями и похотями, омываешь ее, когда оплакиваешь прежние грехи твои, возжигаешь ее, когда огонь любви Божией объемлет и наполняет сердце твое так, что силою оного темные стихии ветхой плотской жизни разрушаются и очищаются, и сквозь них проникает новая, светоносная, горе идущая жизнь духа. Ты приносишь фимиам - одну из самых внутренних жертв, проникающую во Святая Святых и усовершающую многие другие жертвы, - когда приносишь молитву; так еще во дни теней и гаданий разрешал сие священное гадание тот, который воспевал: Да исправится молитва моя яко кадило пред Тобою [Пс.140:2], Господи! Приносишь в жертву главу, когда пленяешь разум [2Кор.10:5] твой в послушании веры [Рим.1:5] и умом твоим предаешься Богомыслию. Приносишь рамо, когда благодарственно приписываешь Богу силу, тебе дарованную. Приносишь тук, когда посвящаешь Богу твою радость и веселие. Приносишь агнца, когда ходишь в незлобии. Приносишь птенца голубиного, когда хранишь чистоту. Приносишь работного тельца или юницу, когда ревностно подвизаешься для Бога или благодушно трудишься в пользу ближнего.

Но будь внимателен, чтобы жертва твоя была истинно живая, святая, благоугодная Богу. Если вера твоя остается без дел и потому мертва есть [Иак.2:17], если велеречиво мудрствуешь о возрождении, о созерцании, о таинственности, но не радеешь о исполнении заповедей Божиих, не поступаешь по установлениям матери-Церкви, как свойственно сыну послушания, то жертва духа твоего не есть живая, ты думаешь покланяться Богу духом, но не покланяешься Ему истиною. Если дела твои не одушевляются верою и потому Кровь Христова не очищает совести твоей от мертвых или умерщвляющих беззаконных дел (Евр.9:14); если и в тонких, чистых и наиболее свойственных духовному Богопоклонению образах, коими облекается оно в Христианстве, ты не почерпаешь для себя духа и силы, приносишь фимиам, но не приносишь молитвы, возжигаешь свечу, но не горишь духом, слышишь премудрость Божественную в церковном чтении и пении, но не воспеваешь в сердце твоем Господеви, покланяешься телом, но не сокрушаешься духом - то жертва тела твоего не есть живая. Ты имеешь один образ благочестия, за что отвержены Иудеи, а не силу (2Тим.3:5) оного, которою спасаются Христиане. Кто приносит во святой храм Божий сердце, отягченное объядением и пиянством, плоть с неукрощенными похотями, уста лживые и язык уязвляющий, тот вместо агнца или голубя животное нечистое или змею хочет принести в жертву. Кто храмлет на оба колена, преклоняется то к Богу, то к миру, в одной добродетели стоит, а в другой колеблется или беспечно падает, тот приносит в жертву хромое. Кто не старается успевать в познании Сына Божия и Его спасительного учения и думает угодить Богу, как случится, тот приносит в жертву слепое. Кто мнится служить Богу, но тайно ищет в том своей выгоды или славы человеческой, тот святотатственно служит себе и людям, а не Богу жертву приносит. Все таковые жертвы как не могут назваться Святыми, так не могут и быть благоугодны Богу.

Христиане! Еще с той минуты, как мы крещены во имя Отца и Сына и Святаго Духа, сим самым действием обречены мы в жертву Богу Триипостасному. Сочтемся с собою, сколько раз потом сия непокорная жертва отторгалась от своего жертвенника и убегала из храма, сколько раз вновь уловляема была благодатию Божией, возвращаема покаянием и опять рвалась и убегала! Может быть, столько раз, что мы не найдем тому и счета. Долго ли же так будет? Когда наконец решительно, невозвратно и совершенно представим мы телеса наши жертву живу, святу, благоугодну Богови, словесное служение наше? Молил бы я вас о сем страхом суда Божия, молил бы чаянием собственного вашего блаженства, но повинуясь Апостолу, наипаче молю вас, братие, щедротами Божиими. Молю щедротами Бога, от не сущих сотворшаго нас и образом Своим почтившего, покорившего нам тварь и даже предавшего ее в повиновение суете нашей, дабы мы не имели никакого предлога отказать Ему в чем-либо. Молю щедротами Бога, тако возлюбившаго мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть в жертву, да всяк веруяй в Онь, взаимно представив себя в жертву Ему, не погибнет, но имать живот вечный (Ин.3:16). Молю щедротами помазавшего нас Бога, Иже и запечатле нас Себе и даде обручение Духа в сердца наша (2Кор.1:21,22). Молю щедротами Господа нашего Иисуса Христа, давшего нам Плоть Свою и Кровь Свою, высочайшую, животворящую жертву спасения. Бог вседовольный предает все, и Самого Себя, в жертву для человека, человек ли ничтожный не представит всего себя единожды навсегда в жертву Богу?

Господь же да помянет всякую духовную жертву вашу, братия Христиане, и внутренне всесожжение ваше тучно пред Ним да будет (Пс.19:4). Аминь.

Слово в день Святыя Пасхи, 1825 г.[44]

Христос воскресе!

Тогда отверзе им ум (Лк.24:45)

Христос воскресе!

Тогда отверзе им ум (Лк.24:45)

Сколько храмин отперто, сколько дверей отворено ныне одним ключом Давидовым [Апок.3:7], и одним его движением!

В доме укрепляют и запирают двери, чтобы не допустить татя, или чтобы удержать буйного домочадца. Так и в доме Божием. Когда возделыватель и страж рая Божия похитил плод с древа познания, тогда он изгнан, рай от него заперт, и у входа поставлен сильнейший его страж с пламенным оружием. А поелику, сверх того, преступника надлежало наказать, притом и после его изгнания продолжал господствовать в роде его дух преступнический и мятежный, то как он, так и его потомки, один по другому, чрез дверь смерти, препровождаемы были в темницу, где заключались не на дни, но на веки. Отсюда само собою видно и то, как загражден и заключен был от недостойного домочадца самый дом Господень, то есть небо, к которому надлежало идти чрез сад Едемский.

Наконец Единородный Сын Домувладыки небесного, по Его милосердию и по Своему человеколюбию, приходит освободить заключенных и возвратить изгнанных. Ключ Давидов, отпирающий все двери, есть Богочеловечество Иисуса Христа, Которым как Божество проникает во все состояния человечества, так и человечество входит во внутреннее Божества. Всеотверзающее движение сего ключа есть воскресение Христово. Им отверзается темница, и отдает заключенных; отверзается рай, и приемлет изгнанных; отверзается небо, и ожидает избранных. Что сказал я теперь во уши ваши, то говорит Церковь и глазам вашим, представляя вам здесь, во все продолжение настоящего праздника, отверзтые двери к Престолу Божественных таинств.

Приметим и еще дверь, которую тот же ключ Давидов и в то же время отверзает, дверь, может быть, не большую, но которая ведет в великую сокровищницу Божию. Тогда отверзе им ум, пишет Святой Евангелист. Тогда отверз Господь ум Апостолам. Когда? Тогда, как воскрес, явился им, показал им раны Свои, яде пред ними, когда совершенно утвердил веру их во Свое воскресение. Тогда отверзе им ум разумети писания и рече им, яко тако писано есть, и тако подобаше пострадати Христу и воскреснути от мертвых в третий день, и проповедатися во имя Его покаянию и отпущению грехов во всех языцех, наченше от Иерусалима [Лк.24:45-47]. Да отверзется ум каждого слышащего сие, дабы принять открывающуюся важную истину, что воскресение Христово, и вера в сие воскресение, отверзает заключенный ум человеческий к истинному разумению высоких и спасительных предметов знания.

В самом деле, как давно уже начат Иисус проповедати и глаголати: покайтеся, приближися бо Царство Небесное (Мф.4:17)! И ранее всех прочих начали слушать сию проповедь Апостолы. Как давно и сами они посланы с такою же проповедию: Ходяще проповедуйте, глаголюще, яко приближися Царствие Божие (Мф.10:7)! И так они долго слушали проповедь о покаянии и о Царствии Божием и сами о сем проповедовали, но еще ум их был заключен? Почти невероятно и, однако, по слову Господню, справедливо. Не прежде, как по воскресении Своем, тогда отверзе им ум, разумети писания, и уже как разумевающим, рече им: яко тако подобаше проповедатися во имя Его покаянию и отпущению грехов. До сего времени они знали покаяние как подвиг, теперь глубже познают покаяние во имя Иисуса, как дух и силу подвига. Они знали покаяние более, как нужду и должность, теперь совершеннее познают его плод и награду, отпущение грехов. Они могли проповедовать приближение Царствия Небесного, теперь могут свидетельствовать о действительном его явлении пред ними и в них самих.

Как рано также, как многократно и как подробно предсказал Господь Апостолам и страдание Свое, и воскресение! Иногда облекал Он сие предсказание притчей, как, например, когда сказал Иудеям: Разорите церковь сию, и трети денми воздвигну ю (Ин.2:19). Они при сих словах думали о храме: Он же глаголаше о церкви тела Своего (Ин.2:21). Впрочем, и притча о сем была у него иногда почти столько же понятна, как простое слово, как, например: Якоже бе Иона во чреве китове три дни и три нощи, тако будет и Сын Человеческий в сердцы земли три дни и три нощи (Мф.12:40). Но сего не довольно. Так говорил Он при Апостолах посторонним, а самим Апостолам неоднократно говорил о сем без притчи, ясно, точно, подробно, например: Се восходим во Иерусалим, и скончаются вся писанная пророки о Сыне Человечесте; предадят бо Его языком и поругаются Ему, и укорят Его и оплюют Его, и бивше убиют Его: и в третий день воскреснет. Можно ли говорить яснее? Можно ли, кажется, не понять сего? И неужели, скажете, вероятно, неужели сего не поняли? Святой Евангелист предвидел сие сомнение и потому с особенным напряжением слова удостоверяет, что подлинно не поняли. И тии, говорит он, то есть Апостолы, ничесоже от сих разумеша: и бе глагол сей сокровен от них, и не разумеваху глаголемым (Лк.18:31-34). Другой Евангелист повествует, что некогда, услышав от Господа о воскресении Его, Апостолы так затруднились в разумении слов Его, что, как будто на неразрешимой притче, остановились на них и состязались между собою о их знаменовании. И слово удержаша в себе стязающеся, что есть, еже из мертвых воскреснути (Мк.9:10). Итак, точно не прежде, как по воскресении Господа, - тогда отверзе им ум разумети писания, яко тако подобаше пострадати Христу, и воскреснути от мертвых во третий день (Лк.24:45,46).

Опасаюсь, что несмотря на столь ясные свидетельства Евангельские, столь закрытое состояние ума в Апостолах прежде воскресения Христова и столь внезапное озарение целой области разумения их одним лицезрением воскресшего Христа будет для некоторых глаголом сокровенным. О если бы Господь и нам отверз ум - сказать нечто вразумительное и услышать нечто наставительное о том, как отверзается ум светом воскресшего Христа и верою в Него!

Слово Божие ум называет оком, разумение видением, неведение слепотой, как, например, в сем изречении Господа: На суд Аз в мир сей приидох, да невидящии видят, и видящии слепи будут (Ин.9:39). Известно, что пришествие Христово в мир никого не сделало слепым глазами, но многие оказались во время оного слепы умом. Последуем же указанию слова Божия на состояния и действия ума чрез состояния и действия ока. Око видит вещи частию по свойству самых вещей, как, например, свет видит светлым; частию - по образу своего устроения и по своему особенному состоянию, как, например, око слепого, постепенно отверзаемое, сперва видит человеки, яко древие ходяща [Мк.8:24], по совершенном же исцелении зрит ясно все; частью - по действию общего посредствующего между зрителем и зримыми вещами света, как, например, иное видеть вещи при свете лунном или звездном, а иное - при солнечном. Подобно сему духовное око видит духовные предметы, или, иначе сказать, ум разумевает их частью по свойству самых предметов - так невидимая Божия от создания мира твореньми помышляема видима суть умом [Рим.1:20]; частью по образу своего внутреннего устроения и по своему особенному состоянию - так младенчествующий ум видит предметы более чувственно, поверхностно, большею частию без союза и порядка в понятиях, а ум образованный видит менее чувственно, более углубляется в предметы и открывает между ними союз и порядок; частию по действию посредствующего между умом и предметами света, который может быть или естественный, или сверхъестественный, или свойственный миру, в котором мы живем, смешанный из чувственного и духовного, или чисто духовный и даже Божественный, по реченному: Во свете Твоем, Господи, узрим свет [Пс.35:10]. Устроение ока телесного не ко многим родам и степеням света приспособлено, так что некоторое уменьшение света лишает оное силы видения, и некоторое увеличение света ослепляет оное. Устроение ума, как орудия духовного, несравненно пространее и разнообразнее. Один и тот же ум человеческий может сделаться или своего рода ночною птицею, которой только темнота дает зрение и у которой свет отъемлет оное, или зверем, который при лунном и звездном свете ходит восхитить пищу себе, или, как свойственно человеческому естеству, при свете дня делать дело свое и рассматривать многообразные красоты мира. Он нисходит и заключается в области чувственной; восходит - и становится способным к свету духовному, очищается и отверзается для принятия света Божественного.

Кто желает видеть духовные предметы, для того, без сомнения, не довольно открыть глаза телесные и зажечь светильник телесного света. Чем возвышеннее предметы видения, тем возвышеннее должно быть состояние ока и свет, который ему посредствует в видении. Следственно, для созерцания предметов Божественных потребен и свет Божественный, и устроение ума с тем сообразное. Во свете Твоем, Господи, узрим свет.

Слово Божие, тайны Царствия Божия, спасительное учение и спасительные дела Христовы, без сомнения, суть предметы Божественные, следственно, чтобы созерцать оные ясно и чисто, потребен человеку свет Божественный, свет Христов, свет Духа Святаго и отверзтие ума силою сего света. Доколе сие не совершилось в человеке, дотоле он, хотя и слышит слово Божие, и даже видит его действующим, не постигает его пространства, высоты и глубины, поелику духовное око его стоит в нисшем свете естественном и к сему только свету приспособлено. Вот почему Апостолы после того, как уже видели телесными очами воскрешение сына вдовы Наинской, не могли еще возвыситься созерцающим умом до разрешения вопроса, что есть, еже из мертвых воскреснути [Мк.9:10]. Вот почему и Господь сказал Апостолам: Еще много имам глаголати вам, но не можете носити ныне. Когда же, Господи, могут они носити слово Твое и разумети дела Твоя? Он ответствует: Егда же приидет Он, Дух истины, наставив вы на всяку истину (Ин.16:12,13). Но что препятствует скорее прийти Духу истины? Опять ответствует Евангелие: Не у бе Дух Святый, яко Иисус не у бе прославлен (Ин.7:39). Наконец Он воскресает. Вместо того, что до сего времени Божественное в Нем погружалось в человеческое, с сего времени человеческое в Нем восходит в Божественное. Таким образом отверзается Его человечество, и преисполняется уже не сокровенным, но являемым светом Божества, и разливает оный окрест себя; Богочеловек является солнцем всего человечества и начинает разделять облака и мрак, облежащий оное; Божественный свет Его ударяет в очи, которые вера в Его воскресение отверзла и устремила к созерцанию, и еще отверзает оныя, или возвышает к новому, небесному, Божественному зрению или разумению слова Божия и дел Божиих. Тогда отверз им ум разумети.

Если сие отверзтие ума, или духовное озарение, представляется скорым и внезапным, сие не только не должно казаться странным, но и весьма свойственно свету, особенно духовному. Солнце, когда восходит, отверзает целый мир разнообразных красот, удивительно ли, что и свет благодатный, свет Духа Святаго, которого действие в сердцах Апостол уподобляет дню озаряющему и деннице возсиявающей [2Пет.1:19], скоро и внезапно отверзает беспредельную область духовного разумения. Впрочем, как естественный свет, так и свет Божественный имеют в отношении к освящаемым свою зарю и свой полный день: для Апостолов ясная заря взошла тогда, когда Господь дуну, и глагола им: приимите Дух свят (Ин.20:22); полный же день открылся в сошествии Святого Духа в огненных языках.

Но если око наше еще слабо, чтобы в полноте наслаждаться светом, которым воскресший Господь отверзает умы, обратим на минуту взоры на противоположную оному тьму, чтобы тем паче возлюбить чудный поистине свет, в который мы призываемся. Посмотрите, как в то самое время, когда вера в Воскресшего отверзает ум Апостолов, неверие в Воскресшего заключает ум Иудеев во тьму осязаемую, до невероятности грубую. Что думают, что говорят они о воскресении Господа? Промчеся слово сие в Иудеех даже до сего дне. Какое слово? Слово, которому их архиерей со старцами научили воинов, стражей Гроба Господня: Ученицы Его нощию пришедше украдоша Его, нам спящим (Мф.28:13,15). Итак, сие-то слово промчалось между Иудеями, и они ему поверили? Возможно ли? Как можно было украсть Его, когда вы окружили гроб Его воинами? Они спали, говорят Иудеи. Военные стражи спали! Так, по мнению Иудеев. Неужели все до одного? Так. Неужели ни один не проснулся, когда для взятия тела необходимо было отвалить камень велий зело, для чего потребно было несколько человек, и что не могло быть без шума? Ни один не проснулся. Но кто же свидетельствует о том, что тело украдено? Те же стражи. Как? Те же стражи, которые спали и не проснулись, свидетельствуют о том, что произошло во время сна их и чего они не слыхали? Кто может иметь дерзость разглашать такую басню? Неверующие Иудеи. Кто может иметь безумие верить ей? Неверующие. Спросим еще, как могло статься, чтобы ученики Иисуса, которые при первом виде предстоящей Ему опасности обратились в бегство, - как могло статься, чтобы они решились на дерзкое и бесполезное предприятие - украсть тело умершего Учителя своего из гроба запечатанного и окруженного стражею, по повелению правительства? Неверие не рассуждает, оно мчит по всему свету слова, которые ему нравятся потому только, что дышат неверием. Но если сделалось известно, что сделано похищение из-за стражи, из-под печати правительства и похитители известны, то преданы ли суду стражи и похитители? Отнюдь нет. Военный начальник стражей не заботится, стражи беспечальны, мнимые похитители не менее восьми дней остаются в Иерусалиме, и никто из строгих до сего времени начальников Иудейских не требует их к суду за столь важное похищение. Возможно ли, чтоб и после сего басня о похищении тела Иисусова еще носилась между Иудеями как нечто достойное выслушивания? Возможно, потому что закоснелый в неверии ум, как ночная птица, видит только во тьме неверия, любит только свои грезы и убегает от света истины, который жжет ему глаза. Промчеся слово сие во Иудеех даже до сего дне [Мф.28:15].

Христиане! Воскресший Христос отверз ум Апостолам, и чрез веру просветил их светом Божественным не для них только самих, но и для того, чтоб они отверзли нам ум, и чтоб мы чрез веру сделались сынами света. Он допустил, чтоб и до нас донеслось нелепое слово, обличающее крайнюю слепоту неверующих Иудеев, дабы мы страшились неверия. Не говорите с Фомою: Аще не вижу, не иму веры [Ин.20:25]. Помните слова Господа: Веруеши, болыиа сих узриши [Ин.1:50]; блажени невидевшии и веровавше [Ин.20:29]. Веруйте во свет, да сынове света будете (Ин.12:36). Вера и любовь да привлекут к вам воссиявший от Гроба свет животный; сей свет да отверзнет ум ваш, к разумению тайн вашего спасения, и сердце - к ощущению Царствия Божия, которое внутрь вас есть; в отверзтом Царствию Божию сердце да отверзется вам и рай и небо. Да не затворим сами от себя грехом и неверием того, что для нас отверзает ключ Давидов. Аминь.

Слово в день Святыя Пасхи, 1827 г. [45]

Христос Воскресе!

Еще Бог привел нас узреть сего царя дней, сию главу праздников. Благословен, положивый времена и лета во своей власти!

Воистину, день Воскресения Христова есть царь дней, ибо как от благотворной власти царя приемлют подданные безопасность, мир, достоинство, так от благотворной силы дня воскресения Христова приемлют все прочии дни безопасность и мир, ибо иначе мы были бы страхом смерти чрез все житие повинни работе [Евр.2:15], - приемлют достоинство, ибо каждый день рождения, жизни, смерти каждого из нас был бы достоин проклятия, если бы не благословились все они днем воскресения Христова. Может быть, для сего-то между прочим свет неблагословенных дней погас во мгновение смерти Иисус Христовой, чтобы из Его смерти и воскресения воссиял новый свет дней благословенных, чудесным образом освещающий как все грядущие, так и все прошедшие веки. И прошедшие, говорю, ибо Авраам за столь многие веки до дня воскресения Христова наслаждался светом не тех дней, которые тогда видел, но сего дня, которого по вере ожидал, как сказует сам Иисус Христос Иудеям: Авраам отец ваш рад бы был, дабы видел день Мой: и виде и возрадовася (Ин.8:56), видел же он сей вожделенный день особенно тогда, когда Исаака, в течение трех дней приносимого в жертву в сердце намерением, наконец действительно на жертвеннике, на дровах всесожжения, под жертвенным ножом, под смертоносною рукою лежащего, по выражению Апостола, в притчи прият (Евр.11:19), то есть вновь получил живого, в предзнаменование будущего из мертвых воскресения Христова, тридневного, после видимого на кресте заклания и внутреннего всесожжения. А дабы день воскресения Христова освещал грядущие по нем дни и веки, смотрите, как дает ему неоскудевающий свет само Солнце правды - Иисус Христос, когда говорит сынам света, Апостолам: Паки же узрю вы, и возрадуется сердце ваше, и радости вашея никтоже возмет от вас (Ин.16:22). Если никто не похитит сея радости, то очевидно, что она сиять будет во все грядущие дни и веки.

Христиане, сыны света, хотя, может быть, меньшие! О, если бы сей день, который Авраам рад был бы видеть, и который Апостолам принес радость неотъемлемую, с каждым возвращением своим приносил нам новое приращение света духовного, новое утверждение в радости спасения!

Может быть, некоторым покажется, что я ожесточаю просити, - слишком много желаю и требую, чтобы свет и радость воскресения Христова всегда возрастали в нас, между тем как начало их всегда есть одно и то же, а потому и действует одинаково, даже, по-видимому, действует на нас не всею полнотою силы, какою действовало на Апостолов, поелику они сами слышали обетование радости и сами видели Воскресшего, сообразно с обетованием. На сей случай выслушайте мое оправдание, надеюсь оправдаться скоро.

Вникните в обетование радости, данное Апостолам, а в лице их и всем нам: Паки же узрю вы, и возрадуется сердце ваше. По нашему понятию, надлежало бы сказать: вы Меня увидите, и возрадуется сердце ваше, ибо мы радуемся тогда, когда мы видим, кого любим, а то, что видит нас он, может для нас оставаться без всякого действия, ибо когда не видим его мы, тогда не отчего возрадоваться сердцу нашему. Вопреки сему Господь сказал: Я увижу вас, и возрадуется сердце ваше, - так, как бы все дело зависело от того, что Он увидит учеников Своих, и как бы не было никакой примечательной разности в том, увидят ли они Его или нет. Что же хочет сказать чрез сие Премудрость Божия? То, что как свет сего видимого мира исходит от солнца, которое есть око сего мира, так свет душ и радость сердец исходит из очей Сына Божия Иисуса Христа, Который есть Солнце мира невидимого, что как солнце, когда восходит и зрит на землю, сим самым дает благотворный свет земным существам, поколику каждое из них способно принимать оный, так Богочеловек Иисус, когда призирает на души и сердца - особенно после того, как Он в истинную весну и новое утро мира восшел от земли в препрославленном уже Своем человечестве, которое, быв возвышено чрез страдания, сделалось, так сказать, прозрачным для живущего в нем исполнения Божества, и которого язвы суть отверстые двери Божественного света, - таковым Своим присутствием дарует благодатный свет душам и радость сердцам по мере их духовной способности принимать оный, то есть по мере веры и любви; что как наслаждение светом солнца не зависит определительно от того, видит ли кто над собою круг солнца или нет, но и тот, кто для сего не возводит и не напрягает ока, пользуется светом, и даже тот, кто сидит в тени или стоит под облаком, - так наслаждение светом Христовым и радостию о Господе не привязано к тому необходимо, зрит ли кто Христа, образно являющегося телесным даже очам, но и тот, кто не дерзает возвести взора на высоту славы Его, по смирению, и тот, кто стоит под облаком веры, и тот, кто покоится в тени надежды, также могут наслаждаться духовным светом и небесною радостию, и еще иногда безопаснее, нежели зритель необыкновенных явлений, для которых надобно иметь орлиное око, чтобы узрел нас воскресший Господь, и нет никакой примечательной разности в том, узрели ль Его мы очами телесными или нет, величайшая же важность заключается в том, чтобы Господь узрел нас не только неомрачаемым оком Своего вездесущия и всеведения, которым Он проницает все и от которого в самой мрачной глубине ада самая черная мысль утаиться не может, но чтобы узрел Он нас светлым и светодательным оком благодати, пламенным и воспламеняющим оком любви, которым Он взирает не на всех без различия, но по выбору, как узрел по воскресении своем Мироносиц и Апостолов. Впрочем, из самого сего выбора, по милосердию Своему, не исключает Он никого, если кто сам себя не исключит из оного. Не ожидает, чтобы мы искали взора благодати Его, но, предваряя нас, ищет между нами Сам, на кого бы мог воззреть взором благодати, и Сам указует нам то положение, в какое нам должно стать, чтобы взор Его мог на нас успокоиться. На кого воззрю? - взывает Он чрез Пророка, - токмо на кроткаго и молчаливаго, или сокрушенного духом, и трепещущаго словес Моих? (Ис.66:2) Если не можешь более, имей только кротость, сокрушение духа, страх Божий, и Господь воззрит на тебя по закону избрания, который Он сам Себе положил и объявил всем нам, а за сим и на тебе, так же как на Апостолах, исполнит Он данное и тебе в лице их обетование: Узрю вы, и возрадуется сердце ваше [Ин.16:22].

Чтобы поверить сие размышление несомненным опытом, воззрим на первых и ближайших причастников радости воскресения Христова, которых разнообразные опыты дают нам сколько твердых доказательств для удостоверения в сем вожделенном событии, столько же верных наставлений для спасительного и блаженного участия в оном. Радость их о воскресении была ли необходимо привязана к видению Воскресшего телесным образом? Лишением сего видения оправдывалось ли у них уменьшение радости? Не противное ли сему показывают их приключения? Вы напомните мне при сем слово Иоанна: Возрадовашася убо ученицы, видевше Господа [Ин.20:20]. Так, но еще прежде их Мироносицы не радовались ли уже великою радостию, не видав Его? Изшедше, пишет Святый Матфей, скоро от гроба со страхом и радостию велиею, текосте возвестити учеником Его (Мф.28:8). Фома думал, что он вправе домогаться видения, и успел в своем домогательстве, правда, что сие привело его не только в радость, но и в восторг, однако подлинно ли сие особенное видение сделало его особенно счастливым? Совсем иначе судил сам Датель видения, Он упрекнул Фому видением и ублажил не видевших. Видев Мя, веровал еси: блажени не видевшии и веровавше (Ин.20:29). А быть блаженну, без сомнения, есть нечто выше мгновенных восторгов и совершеннее радости. И Апостол Петр, как самовидец Воскресшего, зная цену его видения, приписывает, однако, самую высокую степень радости верующим без видения. Его же, говорит, не видевше любите, и на Него же ныне не зряще, верующе же, радуетеся радостию неизглаголанною и прославленною, приемлюще кончину вере вашей, спасение душам (1Пет.1:8,9).

Таким образом, надеюсь, доказано, что начало внутреннего света и духовной радости, заключенное в воскресении Христовом, и на нас, не видевших Господа, может действовать всею полнотою силы своей, какою действовало на самовидцев и слуг бывших Словесе. Если же их опыты покажут нам и то, что сия радость не только сохранялась в них сообразно с обетованием, что никтоже возмет ее, но для сего самого качества неотъемлемости должна была в них возрастать и совершенствоваться, то чрез сие докажется, что не есть излишняя взыскательность желать и требовать, чтобы радость сия и в нас не только не оскудевала, но еще всегда возрастала, как свет утра, даже до полного дня внутреннего просвещения от Духа Святого, даже до невечернего дня Царствия Христова. Итак - еще взор на опыты очевидных свидетелей воскресения Христова.

Когда, по сказанию Евангелиста, возрадовашася ученицы, видевше Господа [Ин.20:20], сие не было еще высокой степенью и совершенством радости, поелику, как дополняет другой Евангелист, она смешана была вначале с неверованием, и для своего утверждения требовала еще более чувственного доказательства воскресения. Еще же не верующим им от радости и чудящимся, рече им: имате ли что снедно зде? И взем, пред ними яде (Лк.24:41,43). Но когда они, расставшись с Господом, возносящимся на небо, поклонишася Ему, и возвратишася в Иерусалим с радостию великою [Лк.24:52], не видите ли, что радость в них сделалась гораздо возвышеннее и сильней прежней, ибо и разлучение с Виновником радости не уменьшает ея, но представляет великою паче прежнего? Наконец посмотрите далее, как те же Апостолы идяху радующеся от лица собора Иудейского, яко за имя Господа Иисуса сподобишася безчестие прияти [Деян.5:41], вот радость еще более возвышенная и сильная, и подлинно неотъемлемая, когда ни вражда, ни гонение, ни бесчестие, ни раны не могли нарушить ее.

Итак, возвращаюсь к моему желанию: о если бы радость настоящего дня соделалась для нас радостию жизни, всегда возврастающею, как жизнь юности, и никогда не стареющеюся, как жизнь небесная!

Но как сие сделать? - спросят, вероятно. Как сие сделать? Как сделать то, чтобы радость, по началу своему вечная, не была кратковременною? Как сделать, чтобы радость, по своим последствиям бесконечная и беспредельная, возрастала и увеличивалась на пути к своей бесконечности и беспредельности? Мне кажется, не то трудно, как сие сделать, но труднее понять то, как делается иначе. Только не препятствуйте Божественной радости, только не изгоняйте или не подавляйте ее, она будет сама собою продолжаться, возрастать, совершенствоваться, доколе наконец превратится в блаженство.

В книге Пророка Иоиля есть примечательное изречение о том, как люди теряют радость и подвергаются скорбям и бедствиям. Виноград изсше, и смоквы умалишася: шипки и финикс, и яблонь, и вся древа польская изсхоша, яко посрамиша радость сынове человечи (Иоил.1:12). Чистая радость есть благородная и целомудренная дева, которая имеет неразлучною спутницею чистую совесть, которая может быть в обществе только с теми, которых и поступки непорочны, и слова скромны, и намерения чисты и возвышенны. Как скоро вы позволяете себе дела порочные, слова праздные и легкомысленные, намерения нечистые и низкие, она тонко примечает сие, и ее благородство посрамляется, ее целомудрие стыдится, и она убегает и скрывается от вас. Если грубое и безумное веселие мира заступает ее место, тем хуже. Мщение небесное, за оскорбление небесной радости, посылает проклятие на все источники радости земной. Виноград изсше, и смоквы умалишася: шипки и финикс, и яблонь, и вся древа польская изсхоша, яко посрамиша радость сынове человечи.

Сынове человечи! Или, лучше, сынове Божии во Христе! Не посрамим радости небесной и Божественной житием нечистым и делами грубой чувственности, да даст Бог веселие в сердца наши лучшее, нежели у тех, у которых плоды пшеницы, вина и елея умножишася [Пс.4:8] и да никтоже возмет радости нашей о воскресшем и вечно живущем Иисусе Христе, Господе нашем. Аминь.

Слово в день Святого Пророка Илии, 1830 г.[46]

И иде в крепости яди тоя четыредесять дний, и четыредесятъ нощей до горы Божия Хорив. И вниде тамо в пещеру, и вселися в ней, и се, глагол Господень к нему (3Цар.19:8,9)

И иде в крепости яди тоя четыредесять дний, и четыредесятъ нощей до горы Божия Хорив. И вниде тамо в пещеру, и вселися в ней, и се, глагол Господень к нему (3Цар.19:8,9)

Во многих церквах, как здесь, память Святого Пророка Илии совершается по особенному Церковному чину. Усердствующие собираются в первенствующий храм места и с предношением священных знамений веры, с пением духовных песней путешествуют в другой храм, особенно посвященный памяти Пророка, и здесь уже совершается торжественное Богослужение. Что была за мысль Богомудрых отцов наших в сем учреждении, какового для многих других Святых, и даже для многих Господних праздников, не сделано?

Чтобы с основанием отвечать на сей вопрос, заметим общее правило святой Церкви: представлять видимые образы и подобия того, что воспоминается или созерцается духовно в ее праздниках. Так, воспоминая Крещение Господа, она ведет вас на реку и совершает молитвы над водою; торжествуя Воскресение Господне, она пробуждает вас в полночь и преизобильным светом светильников во храме изображает день вечной жизни в горнем Иерусалиме, где светильник Агнец, где солнце не нужно, где ночи не будет.

По сему правилу, по сим примерам догадываться можно, что наше крестное хождение в день Илии Пророка есть для назидания нашего представленный, уменьшенный образ многих его хождений, поистине крестных, то есть соединенных с подвигом и страданием ради Бога и благочестия, и, в особенности, образ великого и чудесного путешествия его в гору Хорив, где он сподобился созерцать торжественное явление Божества.

Итак, с благоговейным вниманием приведем себе на память хождение Пророка Илии во время бездождия и глада к потоку Хорафову и здесь его чудесное препитание служением вранов, потом его хождение в Сарепту и там чудеса неоскудевающей горсти муки, неиссякающего елея, воскресения сына вдовицы, обратное хождение в землю Израильскую и чудеса низведения дождя на землю, и огня небесного на жертву; бежание пред Ахаавом во Иезреель, может быть, с желанием и нечестивую Иезавель обратить к Богу силою совершившихся чудес, и обратное отшествие души ради своей, не потому, чтобы подвизающийся для неба дорожил земною жизнию, но потому, что не хотел доставить торжества нечестию в предосуждение благочестию; наконец великое, как я сказал, путешествие, к которому Ангел приготовляет Пророка двукратным сряду обедом, без сомнения, потому, что постник не хотел вкусить довольно, тогда как сие нужно было для его укрепления на долгий путь, - чудесно трудное путешествие в продолжение четыредесяти дней и четыредесяти нощей без пищи, впрочем, достаточно награжденное беседою с Богом и непостижимым для нас блаженным ощущением: Тамо Господь. Не буду говорить о последнем путешествии Пророка из Галгал в Вефиль, из Вефиля в Иерихон, из Иерихона за Иордан, причем Илия старался скрыть себя и славу своего вознесения от Елисея. С нашими еще очень земными движениями ума и сердца не догнать нам путешественника, поспешающего на небо.

Особенно меня останавливает вопрос о Хоривском путешествии Пророка, подобный вопросу о нынешнем нашем крестном хождении: что была за мысль послать его в столь дальний и необыкновенный путь? Если бы спросили, зачем послан он был во время бездождия на поток Хорафов, ответ не труден, там еще сохранялось естественно хотя одно из средств жизни, вода. Зачем в Сарепту? Затем, что в Хорафе воды не стало, а в Сарепте нашлась верующая женщина, которая достойна была и сама быть сохранена от глада чудесно, и послужить сохранению человека Божия. Но зачем в Хорив? Для беседы с Богом? Для явления Божия? Но не беседовал ли Бог с Илиею и в Хорафе, и в Сарепте? Не равно ли для Вездесущего явиться в пустыне Иудейской или Аравийской? Не обвините меня по сим вопросам в любопытстве или дерзости. Внимайте спокойно, я ищу наставления.

Подлинно Бог везде может беседовать с верующим, везде может дать узреть Себя чистому сердцем. Однако из сего не можно заключить, что Илии не нужно было идти в Хорив, ибо идти туда повелел ему Бог, а Бог не может повелеть что-либо излишнее или бесполезное. Благодатное общение всегда готово для человека со стороны Бога, но человек с своей стороны не всегда готов для общения с Богом и требует большего или меньшего приготовления, смотря по тому, в каком состоянии обыкновенно находится и к чему приготовляется. Очисти я днесь и утре, и да исперут ризы, и да будут готовы в день третий (Исх.19:10,11). Сим повелением сам Бог очевидно приготовлял Евреев к великому откровению на горе Синайской. Уготовихся и не смутихся сохранити заповеди Твоя (Пс.118:60), говорит к Богу Псалмопевец и тем дает разуметь, что если для исполнения заповедей Божиих в порядке, без смущения, нужно приготовление, кольми паче для принятия благодатных общений и духовных откровений. Чем особеннее общение, к которому Бог призывал Пророка Илию, тем особеннее требовалось к оному приготовление, которое и заключалось в его четыредесятидневном крестном ходе.

Ход Илии был в мире, но от мира к Богу, во плоти, но от плоти к духу, по земле, но от земли к небу.

Ход его был от мира, потому что час от часа далее оставлял он за собою и невразумимое безумие Ахаава, и неукротимую злобу Иезавели, и мерзости лжепророков, и бедственное ослепление Израильского народа. Как луна от тумана и облаков, душа Пророка освобождалась от темных, печальных и нечистых воспоминаний мирской суеты, порока и нечестия; возвышалась в светлости, в спокойствии, в чистоте, и силою уподобления более и более открывала себя Богу, который есть свет и мир.

Ход Илии был от плоти к духу, ибо хотя он и прежде сего не покорялся плоти, а предстоял Богу духом, почему и был способен слышать глас Его, и принимать его повеления, но когда надлежало ему вступить в ближайшее и после сокровенного в открытое некоторым образом общение с Богом, тогда потребовалось крайнее очищение и утончение внешнего человека, дабы сей бренный сосуд не распался от прикосновения высочайшей духовной силы. Больной глаз не может сносить обыкновенного света, который приятен оку здравому, но чтобы смотреть безопасно на солнце, потребно зрение орлиное. Так плотский, грехом зараженный человек не способен к благодатным ощущениям даже низшей степени, но чтобы откровенным лицом взирать на славу Божию или хотя под покрывалом предстоять ей вблизи, для сего и очистившийся от скверн плоти, и причастившийся духа требует нового возведения. Посему, как Синайскому с Богом общению Моисея сопутствовал четыредесятидневный пост, так и Хоривскому с Богом общению Илии предшествовало четыредесятидневное путешествие, в котором он не питался ничем другим, как только помышлением о Боге и молитвою.

Ход Илии был к небу и к Богу, ибо хотя он, вероятно, не знал предварительно, что будет с ним в Хориве, но идучи на сию гору, которая сопредельна и в основании своем есть одна с Синаем, почему и названа горою Божиею, без сомнения, вспоминал славное Богоявление Синайское, и сим благоговейным воспоминанием не только приступал к горе осязаемой и разгоревшемуся огню, и облаку и сумраку, и буре и трубному звуку, и гласу глагол небесных, но, как созерцатель, и к самому Глаголателю Небесному, Егоже глас землю тогда поколеба (Евр.12:18,19,26), и таким образом, когда ноги Илиины текли все по земли, дух Илиин все восходил к небу и приготовлялся к высокому общению с Богом.

Таков, братия, великий крестный ход Илии, таков его святый праздник, в который он нимало не работал плоти, нимало не занимался миром, точию праздновал единому Богу. По сему можно судить, каков должен быть и наш, хотя малый, крестный ход, и наш, хотя не столь совершенный, духовный праздник.

Когда в священном шествии ведут тебя от одного святого места в другое для протяженного молебствия и торжественного Богослужения, помышляй, что и тебя хотят приготовить к общению с Богом, елико можно, чистому, елико можно, близкому. А если ты внимателен, то и всякий обыкновенный твой путь из дома во храм Господень совершай, по возможности, как деятельное приготовление к общению с Богом. Еще же лучше, да будет и вся жизнь твоя, по примеру Святых, не иное что, как непрерывный крестный, Крестом Христовым предваряемый, управляемый и охраняемый, Кресту Христову последовательный ход, от плоти к духу, от земли к небу, от мира к Богу. Да будет твоим праздником не только то, чтобы ты был свободен от приятной работы чреву, рассеянию, тщеславию, суетам разного рода. Соделывай всемерно ум твой, сердце твое и самые чувства твои праздными от всякой твари прельщающей, озабочивающей, смущающей, да возможешь принять Бога в уме, в сердце, во внутреннем чувстве, созерцанием, желанием, ощущением, чрез духовное учение, чрез чистую молитву, чрез дела благие и святые.

После сего что сказать о тех, которые без благоговения, без размышления, без внимания идут на праздник Церковный, как на мирское зрелище, на место святое, как на место увеселения чувственного? Да сохранит их Бог, чтобы они не приобщились к праздникам Ахава и Иезавели, но чтобы они участвовали в празднике Илии Пророка, того, конечно, сказать о них не можно.

Щедрый стяжатель даров духовных, не отказавший Елисею в недовольно скромном домогательстве иметь вдвое более тебя! Не откажи и нам, дерзновенно просящим: ходатайствуй пред Богом твоим и нашим о усугублении благодати празднующим день твой вместе с тобой молитвою и воздержанием или, с препитавшею тебя вдовицею, делами человеколюбия и милосердия. Но и на тех, которые не постигают еще высоты и чистоты твоего праздника, низведи от благопослушливого тебе неба не огнь гнева пожирающий, но свет благодати просвещающий, да и сии наконец путем истины и правды приидут в гору Божию святую, и вселятся в ней во веки. Аминь.

Слово в день Успения Божией Матери, 1850 г.[47]

Мне бо еже жити, Христос, и еже умрети, приобретение есть (Флп.1:21)

Мне бо еже жити, Христос, и еже умрети, приобретение есть (Флп.1:21)

Сегодня, кажется, мы на погребении, но мы беспечальны. Как сии противоположности встретились и примирились?

Священный образ, поставленный здесь для того, чтобы вразумлять нас о значении настоящего дня и о предмете настоящего собрания, представляет взорам нашим погребальный одр, на нем - святое и живоприемное, но уже бездыханное тело, и окрест его - собор несущих и сопровождающих оное к Гефсиманскому гробному месту. Точно, это - погребение. Однако наш собор, присоединяющийся к изображенному и воспоминаемому погребальному собору, радуется и празднует. Как же встретились и примирились противоположности? И для чего соединены они даже законоположением Церковным?

Здесь видна сила благодатной святости. Она и смерть превращает в жизнь, а потому и печаль в радость. Пресвятая Дева с большим правом, нежели сам Святый Павел, могла присвоить его слова: Мне еже жити, Христос: и еже умрети, приобретение есть. Матерь Живота не должна быть удержана смертью, хотя и должна пройти сквозь ее область. На гроб Матери Божией Церковь взирает, как на лествицу к небеси, куда она идет, чтобы, по созерцанию пророческому, в качестве Царицы предстать одесную (Пс.44:10) Христа, Царя Небесного, и чтобы не только самой блаженствовать в Царствии Небесном, но действием Своего молитвенного предстательства и на нас низводить оттоль дождь благословений. Посему как нам не радоваться? Как не торжествовать?

А что Церковь среди радости праздника не скрыла от нас и печального зрелища погребения, это, конечно, и потому, что сего требует простая истина воспоминаемого события, но, думаю, и потому, что Матерь Церковь, сколько желает возвести нас к созерцанию бессмертия и Неба, столько же находит нужным предложить нашему вниманию и размышлению смерть и гроб.

Проходя путем земной жизни, мы не знаем верно, что ближе или дальше с нами встретится - богатство или бедность, почесть или уничижение, любовь или ненависть, радость или печаль. Несмотря на сию неизвестность, мы, хотя наудачу, больше или меньше, заботимся, как бы приятные из сих встреч не миновали нас и как бы нам уклониться от неприятных. Но есть одна встреча верная, неминуемая: это встреча со смертью. Не надобно ли о ней подумать? Встретясь с неприятностию жизни, например, с бедностию, ты можешь и с нею продолжать путь, хотя не без труда, и надеяться иной, лучшей, встречи; но встретясь со смертию, ты впадешь в ее руки, а она, говорят, не со всеми обходится кротко и мирно. Честна пред Господем смерть преподобных Его (Пс.115:6). Смерть грешников люта (Пс.33:22). Итак, не требует ли благоразумие, чтобы благовременно и без отлагательства позаботиться, как бы лучше расположить себя для благонадежной встречи со смертию? Без отлагательства, говорю, потому что смерть не обещала нам помедлить, пока мы приготовимся встретить ее.

Говорить ли о тех, которые вопрос о приготовлении к смерти думают не разрешить, а уничтожить мыслию о ничтожестве смерти? Знаю от обличающего премудрого, что рекоша в себе помышляющии неправо: самослучайно рождени есмы, и по сем будем якоже не бывше: пепел будет тело, и дух наш разлиется яко мягкий воздух (Прем.2:1-3). Трудно было бы поверить, что есть люди такого образа мыслей, если бы не было известно, что зло для своего существования требует лжи и безумия. Примечательно, как изъясняется Премудрый: Рекоша в себе помышляющии неправо; это люди говорят не потому, что убеждены, но потому, что их мысли уклонились от правды и добродетели, они усиливаются обольстительно выразить ложные мысли, чтобы ими поддерживать свои порочные правила - да будет нам крепость закон правды: уловим лестию праведнаго, яко бысть нам на обличение помышлений наших (Прем.2:11-14). Не хочется говорить о них более. Стыд для человечества, что есть люди, мечтающие быть разумнее других и мудрствующие неразумнее червя, который приготовляется к смерти устроением себе паутинного или шелкового гроба, не с тем, чтобы в нем исчезнуть, но чтобы, положив в нем земную жизнь червя, воскреснуть в воздушную жизнь бабочки.

Некоторые, не будучи причастны наглости и безумия отражать мысль о смерти помыслами неверия, думают, однако же, мало или совсем не думают о смерти, потому что чрезмерно заняты другими предметами. Таких людей не мало, и не далеко искать их. Это мир. Пристрастный к чувственным удовольствиям то ищет удовольствий, то погружается в них, то, утомленный от них, отдыхает, то вновь ищет их; в сем проходят у него дни и ночи, ему не до того, и душа его не так настроена, чтобы беседовать с неулыбающеюся мыслию о смерти. Если случайно приходит к нему сия мысль, он спешит отогнать ее, не рассуждая, что если трудно перенесть нечаянное присутствие мысли о смерти, то колико труднее будет перенесть нечаянное присутствие самой смерти, которую отогнать уже не можно будет! Человек, постоянно занимающийся делом по должности, по охоте, по долгу повиновения, по нужде для пропитания, по корыстолюбию для выгоды и обогащения, обыкновенно живет в своем деле: оно владеет его временем, способностями, силами, мыслями, желаниями. Если он простирает взоры в будущее, то для того, чтобы усмотреть, какой еще предлежит ему труд и какой новой выгоды можно впредь достигнуть. С Евангельским богачом он строит в будущем новые житницы, составляет новые планы земного благополучия, и ему некогда подумать, что, может быть, даже без предварения, которого удостоен богач Евангельский, в сию нощь душу его истяжут от него (Лк.12:20). Раб привычек и суетных обычаев, даже приближаемый к смерти летами, не хочет примечать ее приближения, хотя она почти уже в глазах. Пища и одежда, принимаемые и отдаваемые посещения, привычные увеселения занимают его, как служба и должность, детское занятие игрою составляет для него ежедневный урок. На досуге от сих деятельных досугов он бродит мыслью в мечтательных воспоминаниях прошедшего, чтобы не коснуться немечтательного будущего и не встретиться со смертию. Такая невнимательность к смерти к чему может вести, если не к затруднениям при смерти и далее смерти? Если бы нам и не было сказано, что там есть адская бездна и гееннский огнь, угрожающие тем, которые в земной жизни не построили себе лествицы к небу, то по самым свойствам души нашей и по опытам в земной жизни мы могли бы заключить, как опасно прийти в мир духов без духовного приготовления, с одними привычками и пристрастиями к земному и чувственному. Душа в том находит удовольствие и в том живет, к чему прилепились ум и воля: лишение сего есть для нее глад, скорбь, страдание, смерть. Отторжение же ума и воли от одного предмета и прилепление к другому по порядку природы не совершается мгновенно. Посему со всякою душою, которая с одними привычками и пристрастиями земными, без духовного приготовления, чрез смерть очутится в мире духов, естественно должно происходить подобное тому, что произошло с описанным в Евангелии богачом, который, поелику до смерти занимался только тем, чтобы услаждать свой язык ястием и питием, то и по смерти не нашел у себя для себя высшей мысли и лучшего желания, как чтобы прохладить свой язык, но также не нашел и желаемой капли воды. Пришельствующая в незнакомый духовный мир душа мечтает о привычных земных занятиях, жаждет привычных чувственных удовольствий, но их там нет. Напротив того, там есть возвышеннейшие предметы созерцания, чистейшие источники радости и блаженства, но они чужды ее уму и воле. Что же для нее остается? Ее внутренняя пустота, гладь, скорбь, страдание, что и составляет ее смерть.

Итак, очевидно, что, дабы благонадежно переступить за гроб, надобно к сему располагать и приготовлять себя по сю сторону гроба. Каким образом? Надобно, сколь можно, себя отрешать и освобождать от привязанности и пристрастия к земному, плотскому, чувственному, потому что плоть и кровь Царствия Божия наследити не могут (1Кор.15:50). Поелику же нова небесе и новы земли по обетованию Его чаем, в нихже правда живет (2Пет.3:13), то надобно искать правды, чтобы она жила в нас и мы с нею могли по смерти жить в Царствии Божием; надобно одушевляться любовью к добру; надобно творить благие дела.

Может быть, некоторые помыслят: как будут нам полезны за гробом благие дела, которые мы сделали в земной жизни? Они останутся на земле, подобно как и все, что мы здесь имеем и делаем? Нет, братия. Не так думают ведающие тайны и судьбы Божии. Они полагают, что благие дела переходят с нами за гроб. Глас с небес к тайновидцу Иоанну блаженными нарек умирающих о Господе, и обещал им покой, и дал на сие причину: Дела бо их ходят вслед с ними (Апок.14:13). Если вещество некоторых благих дел, например подаваемая милостыня, и принадлежит земле, и на ней остается, тем не менее дух благих дел принадлежит душе, сердцу, воле, совести, а потому переносится и в вечность и открывается миром совести, святою силою воли, радостию сердца, блаженством души.

Впрочем, мы обманули бы себя, если бы сказали: станем делать добрые дела, и сего довольно для приготовления нашего к благонадежной смерти и к блаженной вечности. Слово Божие говорит о Законе Божием и о добрых по нему делах: Сотворивый та человек жив будет в них (Гал.3:12). Но оно говорит также: Иже весь закон соблюдет, согрешит же во едином, бысть всем повинен (Иак.2:10). Кто из нас не согрешил в чем-нибудь едином, и более нежели в едином? И следственно, кто не повредил, больше или меньше, и добрых своих дел? Кто не сделался повинным пред вечным правосудием Божиим? Повинность же ведет не к покою и блаженству, но к суду и наказанию. Итак, в приготовлении нашем к будущему нам предлежит еще важная забота, как бы и добрые наши дела от греховного примешения очистить, и от повинности себя освободить. Но если и добрые наши дела не довольно нам помогают и даже сами требуют помощи, то где найдем мы довольную помощь? Небо и земля, и самые Ангелы могут ли сделать повинного правым и грешника Святым? Конечно, не могут. И что же с нами будет? Надобно ли уже признаться, что, по греховному повреждению природы нашей, мы существа погибшие? Поистине мы существа погибшие, только да будет сие признание без отчаяния и не без надежды, и отсюда открывается вид на истинный путь спасения. Прииде бо Сын человеческий взыскати и спасти погибшаго (Мф.18:11). Вочеловечившийся Сын Божий освобождает нас от повинности вечному правосудию, поелику Он есть Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин.1:29). Он дарует нашим добрым делам силу, чистоту и совершенство, поелику Бог Сына Своего посла да оправдание закона исполнится в нас, не по плоти ходящих, но по духу (Рим.8:3,4). Он глаголет нам, и глаголы Его дух суть и живот суть (Ин.6:63). Заповедует и с заповедью соединяет блаженство и Царствие Небесное: Блажени нищии духом: яко тех есть Царствие Небесное (Мф.5:3). Повелевает веровать и обещает: веруяй в Мя, аще и умрет, оживет (Ин.11:25). Призывает последовать Ему и обещает: Идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет (Ин.12:26). Страждет на Кресте и дает нам образ и силу распять плоть со страстьми и похотьми (Гал.5:24). Умирает, воскресает и пробивает нам удобопроходную стезю сквозь область смерти к жизни вечной.

Видишь ли теперь, Христианин, что всего нужнее для благонадежного приготовления к смерти и к будущей жизни? Веруй в Господа Иисуса и призывай Его, следуй Его учению и примеру, прилепляйся к Нему памятию, и умом, и сердцем, и ты возможешь, не запинаясь, сказать со Святым Павлом: Мне еже жити, Христос, и еже умрети, приобретение есть. Аминь.

Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы. Говорено в Успенском соборе, 1831 г.[48]

Бысть же житие Саррино лет сто двадесять седмь и умре Сарра. Быт.23:1-2

Бысть же житие Саррино лет сто двадесять седмь и умре Сарра. Быт.23:1-2

Сию малую и по-видимому бесплодную частицу Священного Писания беру ныне для размышления. Но если будете внимательны, тотчас увидите, что она не бесплодна и способна ввести нас в рассуждения немаловажные, настоящему торжественному дню Приснодевы не чуждые и нам полезные.

Сарре одной из всех жен отдано сие преимущество, что лета жизни ее записаны в Священном Писании. Что ж была за мысль - такую мелочь записать в такой важной книге, которая назначена для распространения в роде человеческом познания о Боге и о Христе Спасителе. Не из любопытства предлагаю сей вопрос, но потому, что подобные вопросы связаны с великими вопросами о Божественном достоинстве и сему достоинству сообразном совершенстве Священного Писания. Здесь дело идет о твердости нашего верования Священному Писанию и о спасительном употреблении сего Писания. Итак, что была за мысль записать лета Сарры в Священном Писании? Скажем ли, что так случилось? Чрез сие мы унизим достоинство сего Писания и поколеблем верование оному. Где дело идет как случится, там трудно признать и человеческую ограниченную мудрость. Кольми паче, где действует мудрость Божественная, бесконечная, там ничего не должно быть на случай.

Непрерывно писано в Св[ященном] Писании летосчисление Патриархов, живших прежде всемирного потопа и после оного, до начала известных народов и царств, и нетрудно усмотреть, что сие сделано не случайно. Из летосчисления Патриархов составляется общее летосчисление первых времен мира; и чрез то самым простым образом опровергаются языческие мнения о баснословной долговременности или даже вечности сего видимого мира. Таким образом, сухая и по-видимому бесплодная запись лет Адама, Сифа, et c[etara] <?> очевидно, имеет отношение к самому важному предмету Писания - к познанию истинного Бога, Творца мира.

Сей пример побуждает нас и в записи лет Сарры искать чего-нибудь достойного Божественной книги. Бысть же житие Саррино лет сто двадесять седмь и умре Сарра. Из сего летосчисления узнаем, что Сарра после благословенного рождения Исаака, когда ей было девяносто лет, жила еще тридцать семь лет. Почему же в столь продолжительное время не имела она еще детей? Ибо хотя то правда, что Авраам и Сарра в старости по особенному чудесному благословению Божию сделались способными родить Исаака, но сие благословение не пресеклось сим рождением и чудесно возбужденное плодородие продолжалось, как сие ясно видно из того, что Авраам имел пять сынов после Сарры, от Хеттуры. Почему же, говорю, Сарра 37 лет не рождала после того, как прежде домогалась, да чадо сотворит (Быт.16:2) хотя от рабыни? В ответ на сие не представляется иной догадки, кроме той, что то было по любви Сарры к воздержанию и целомудрию. Сею мыслею не уничижаю Отца верующих. Кийждо, как говорит Апостол именно в отношении к супружеству, свое дарование имать от Бога, ов убо сице, ов же сице (1Кор.7:7). Авраам хотел пользоваться щедростью и обилием благословения Божия и потому рождал чада и после Исаака. Сарра, получив сие благословенное чадо, обрела в нем исполнение всех своих желаний и не простирала их далее.

Теперь видите, что летосчисление Сарры есть не бесплодной счет. Оно указует в лице ее возвышенное и, особенно во времена Ветхого Завета, редкое свойство - любовь к девственному целомудрию и воздержанию от супружества.

Осмелимся простереть далее наши догадки под руководством апостольского замечания: Сия же вся, то есть все приключения отцев наших, описанные в книгах Ветхого Завета образы приключахуся о нем, писано же быша в наказание наша (1Кор.10:11). Известно, что Исаак был образ Христа; посему прилично, чтобы матерь Исаакова была образом Христовой Матери. Образом, хотя несовершенным, как несовершенно все ветхозаветное пред новозаветным и всякий образ пред изобразуемым, кроме единого всесовершенного несозданного образа Бога невидимого, впрочем, образом примечательным, сходным, убеждающим признать и прославить Премудрость, начертавшую верный образ гораздо прежде, нежели явилось изобразуемое. Дева рождающая есть явление в строгом смысле бесподобное, но, поколику возможно, прообразует оное неплодная рождающая, престарелая рождающая. Дева по рождестве есть также состояние неподражаемое для природы дщерей Евиных, но, поколику возможно, прообразует оное Сарра, после единственного благословенного рождения чуждающаяся рождения до самой смерти своей. И как искусно нарисован сей образ присно Девы Марии в жизнеописании Сарры! Если бы написать, что Сарра не хотела иметь другого сына, ее не поняли бы, ее осудили бы ветхозаветные жены, страстные к рождению детей, впрочем, страстные извинительным образом для таких времен, когда человечество домогалось рождения Христова. Что ж делает богомудрый дееписатель? Он записывает время рождения Исаака и время смерти Сарры, читатели ветхозаветные не могут сим смутиться, а мы видим, что сие писано в наставление наше, дабы показать нам назидательный образ Приснодевы Марии, дабы подать нам мысль, как издревле те самые люди, которых особенным благословением было чадородие, предчувствовали достоинство и высоту девства христианского. Вот, братие, нередкий, но один из обыкновенных в Священном Писании примеров, как и в самой по-видимому бесплодной частице оного заключаются назидательные истины и высокие тайны. Что же сказать о превосходстве важнейших частей оного? Что должно подумать о совершенстве целого состава книг Божественных. Воистину, Господи, заповедовал еси правду свидения Твоя и истину зело (Пс.118:138). Дивна свидения Твоя, сего ради испыта я душа моя. Явление словес Твоих просвещает и вразумляет даже младенцы (129-130). Воистину блажен муж, которого воля в законе Господни, и в законе Его поучится день и нощь (Пс.1:2).

Вы слышите, что я говорю теперь о превосходстве Священного Писания теми словами, которые в устах богомудрых мужей Ветхого Завета относились к ветхозаветному Писанию, тогда как закон имел только сень грядущих благ. Сколько же более должны были открыться и спасительная поучительность, и подобная свету ясность, и всеобъемлющая полнота, и духовная глубина, и небесная возвышенность, и Божественное совершенство Священного Писания, когда взошло Солнце Евангельской истины, от которого самая тень Ветхого Завета просиять долженствовала. Посему-то Апостол Павел, утверждая Тимофея в служении тайнодействователя и учителя в церкви, особенно велит ему опираться на знание Священного Писания: Яко измлада Священная Писания умееши, могущая тя умудрити во спасение, верою яже о Христе Иисусе. Всяко писание, продолжает Апостол, богодухновенно и полезно есть ко учению истины, к обличению лжеучения, к исправлению от порока, к наказанию еже в правде, то есть к наставлению в правилах добродетели, да совершен будет Божий человек, на всякое дело благое уготован (2Тим.3:15-17). Да, это писано Тимофею епископу, скажешь ты, а не ко мне, мирянину; вслушайся лучше, что говорит Апостол: человек на всякое дело благое уготован. Следственно, Священное Писание уготовляет не только священника на святое дело священника, но и человека мирского на всякое благое дело в мире и в обыкновенной жизни человеческой. Но если хочешь, найди и еще, что к тебе сказано. Не всем ли слушавшим без различия сказал сам Христос: испытайте писания (Ин.5:38)? Посмеешь ли ты уклониться от сего повеления твоего Спасителя? Не мирян ли солунских так хвалит Апостол за упражнение в Священном Писании, когда говорит: сии бяху благороднейши живущих в Солуне, иже прияша слово со всем усердием, по вся дни разсуждающе писания, аще суть сия тако (Деян.17:1). Кому это говорит Тайновидец Иоанн в своем откровении: блажен чтый и слышащий словеса пророчествия и соблюдающий писанная в нем, время бо близ (Откр.1:3)? Не равно ли ко мне и к тебе относится сия речь? Ибо здесь дело в том, что писатель старается привлечь к Писанию читателей и слушателей и для привлечения как искусный рыбарь бросает как уду мысль о блаженстве читающих и слушающих, чтобы уловить меня, тебя, всякого, кто попадется, чем больше, тем лучше. Приметьте особенно, к какой книге привлекает нас святой Иоанн - к одной из самых таинственных в Священном Писании. Вот ответ и тем, которые свою невнимательность к Священным книгам думают извинить их таинственностью. Вы думаете, что беда вам будет, если приступите к чтению книги пророческой, исполненной дивных видений и глубоких тайн, но Апостол уверяет вас, что это совсем не беда, и даже напротив всякое благополучие: Блажен чтый и слышащий словеса пророчествия!

Когда от таковых размышлений о достоинстве и полезном для всех употреблении Священного Писания обращаюсь к рассматриванию того, как действительно употребляется между нами Священное Писание, - многие ли между нами пользуются светом сего светильника, питаются сей духовной пищей, обогащают душу сим Божественным сокровищем. Тогда представляются замечания, которыми, конечно, не будет доволен господствующий обычай, подобно как господствующим обычаем не довольна в сем случае истина. Прибегаю к посредству и помощи святого Иоанна Златоуста, который не оставил сего предмета без своих замечаний в свое время. "Скажите мне, - говорит он к своим слушателям (Иоанна беседа 32), - берет ли кто из вас дома в руки свои какую-либо христианскую книгу и читает ли с прилежанием содержащееся в ней писание? Никто не может сего рещи. Но зерни и тавлеи у премногих обрящем, книги же нигде, но разве не у многих. Да и сии такожде не имеющим подобны бывают".

Скажите и вы, которым по настоящему времени несравненно удобнее иметь у себя Священные книги, нежели то было во время святого Златоуста, скажите мне, берет ли кто из вас дома в руки свои какую-либо Священную книгу и читает ли с прилежанием содержащееся в ней писание? Зерни и тавлеи, - но для чего стыдитесь просто назвать то, о чем без загадки говорит также в церкви святой Златоуст? - карты и шашки не найдем ли в руках у премногих чаще, нежели книги? Но и те, у которых найдем книги, не бывают ли подобны неимеющим, потому что не читают книги, которые имеют, даже не бывают ли хуже неимеющих, потому что вместо священных и душеспасительных имеют и читают книги, в которых нет ни искры умного света, ни капли истины, ни крошки добра, которые не имеют цели ни мудрости, ни добродетели, в которых играют мыслями и словами как зернию и тавлеями; в которых изображают страсти, пороки и преступления совсем не для того, чтобы кого-нибудь исправить или предохранить, но только для того, чтобы в сих изображениях нашлось так называемое изящное, с удивительным беспристрастием некоторыми находимое в аде, так же как и на Небесах? Не прогневайтесь. Я только пересказал современным образом, что святой Златоуст сказал примененным к его времени образом.

Заключим его же словами о правильном употреблении душеполезных книг. "Хощу, - говорит он, - дабы вы из оных и писмена и разум в мысли вашей обносили, да тако очищается она, приемля писмен разумение. Ежели бо ко храмине той, в которой Евангелие лежит, не дерзает приступите диавол, кольми паче к душе разумение таковая обносящей не прикоснется, ниже приступит к ней диавол, ни естество греха. Освяти убо твою душу, освяти твое тело и присно сие на сердце и на языке имей".

В сих древних словах и теперь не нужно ничего переиначивать. Хощу и я от вас, братия, точно того, чего хощет святой Златоуст от всякого доброго христианина. Аминь.

Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1832 г.[49]

Да не явишися человеком постяся, но Отцу твоему, Иже в тайне: и Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве (Мф.6:18)

Да не явишися человеком постяся, но Отцу твоему, Иже в тайне: и Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве (Мф.6:18)

У гроба Пресвятой Девы Марии Церковь поставляет нас ныне в благочестивое созерцание. Ибо что такое церковный праздник, если не благочестивое созерцание, в котором дух отдыхает от труда плоти и собирает силы для работных дней жизни?

Что же видим, быв поставлены у гроба Пресвятыя Девы? Зрелище необыкновенное! Обыкновенно до гроба - свет и ясность, далее гроба - мрак и неизвестность, но здесь совсем напротив. До гроба - какое высокое достоинство и добродетель в какой глубокой тайне и безвестности! Далее гроба - какой свет и слава, какое торжественное воздаяние достоинству и добродетели!

Не много нужно труда для изъяснения, что нравственное достоинство Преблагословенныя Девы Марии должно признавать беспримерно высоким. Сие видно само собою из достоинства служения, в которое Она избрана и возведена. Если бы нашлась добродетель выше, нежели Ее, то была бы несообразность в том, что Она преимущественно избрана быть жилищем, Престолом, Материю Бога Слова. Но в судьбах и делах Божиих несообразности быть не может. Следственно, как верно то, что Мариам есть благословенная в женах [Лк.1:28], то есть благословенная высочайшим благословением пред всеми прочими женами, так же верно и то, что добродетель Ее есть высочайшая, чистейшая, совершеннейшая, хотя, впрочем, Она чиста и совершенна помощию того же Христа, Который соделался наградою Ее чистоты и совершенства.

Но посмотрите, сколько знают, как видят достоинство Мариам прежде гроба Ее.

Кому лучше было знать Ее, как не тому, кто удостоен был доверенности хранить сие сокровище мира, сию запечатленную сокровищницу Неба? Но Иосиф вначале так мало знал, сколь высоко должно чтить Ее, что почитал даже возможным обличить Ее, хотя и не хотел того. Иосиф готов был повергнуть бесценное сокровище, если бы оно не было надежнее оберегаемо более просвещенными хранителями, Ангелами. Не хотя Ея обличити, восхоте тай пустити Ю. Сия же ему помыслившу, се, Ангел Господень во сне явися ему (Мф.1:19,20).

О дивно-молчаливая Дево! Не ближе ли было Тебе самой известить Иосифа о том, о чем наконец известил его Ангел? Почто ждала Ты дальнего вестника с неба? Почто не спешила на помощь праведнику, почти впадшему в несправедливость? Без сомнения для того, да не явишися человеком, с Твоею добродетелию, с Твоею благодатию, с Твоим достоинством, но единственно Отцу Твоему Небесному, Иже в тайне.

Тайну высокого достоинства Девы Богородицы более или менее открывали Ангелы, звезда, волхвы, пастыри, Симеон, но Ангелы возвратились на небо, волхвы на Восток, звезда скрылась, Симеон с миром отпущен из мира сего, свет Вифлеемской славы потушен гневным дыханием Ирода и кровию младенцев, Мария скрывалась то в Египте, то в Назарете, а Ее достоинство и знаменитость - в Ее сердце. Мариам же соблюдаше вся глаголы сия, слагающи в сердце своем (Лк.2:19).

Пришло время, когда слава премудрости и чудотворений Сына Мариина просияла в Иудее и Галилее. Надлежало бы отблеску славы Сыновней вскоре озарить и лицо Матери. Однажды нечаянно показалось, что сие начинается. Другая, может быть, мать, или сильно желающая быть материю, живее других вообразила счастие Матери благословенной и всенародно предалась восторгу, который побуждал ее прославлять Иисуса и вместе с Ним Его Матерь. Воздвигши некая жена глас от народа, рече Ему: блаженно чрево, носившее Тя, и сосца, яже еси ссал (Лк.11:27). Но приметьте: она говорит околичностями; ублажает чрево и сосцы, а не произносит имени Той, Которую прославляет. Почему? Без сомнения потому, что не знает Ее ни в лице, ниже по имени.

Другие знали Мариам и в лице и по имени, потому что не могли не знать сего, и несмотря на сие оставались в самом странном о Ней неведении. Послушайте, что говорят сограждане и соседи Иисуса и Марии. Откуду сему премудрость сия и силы? (Следственно, они слышат премудрость Иисуса, видят чудеса Его, признают их и побуждаются ими узнавать все, что до Него касается.) Не сей ли есть тектонов сын? Не мати ли Его нарицается Мариам? (Мф.13:54-55) Видите, они не умеют даже сказать: Иосиф, сын Давидов, Мария, дщерь Давидова, они знают только то, что в глазах, - что Иосиф есть ремесленник, что Мария - есть Мария. Как же не знают они даже того, что Евреи так заботливо старались знать и о себе и о других? Как не знают рода и происхождения Марии? Не иначе можно изъяснить сие, как тем, что Пресвятая Дева, не желая ни в чем являться человеком, не ища никакого человеческого утешения, не хотела и того, чтобы в уничижении бедности Своей утешать Себя пред человеками достоинством Своего рода и потому не делала гласным Своего происхождения так же, как Своей добродетели и благодати.

Но что же дивиться тому, что чужие, дальние ли то или ближние, долго не дают славы Той, Которую должны ублажать все роды [Лк.1:48]? Сам Сын Ее - усомнился бы я сказать, если бы можно было усомниться пересказывать сказанное самою Истиною, - Сам Сын Ее, по-видимому, не решается дать Ей пред человеками славу, подобающую матери, и Он является как бы не знающим или не желающим знать Ее. Кто есть Мати Моя? (Мф.12:48) - вопрошает Он. Как бы ищет, кому даровать имя, честь и славу Своей Матери, умалчивая о Той, Которой Его рождение дало право на сии отличия. Мати Моя и братия Моя сии суть, слышащии слово Божие и творящии е (Лк.8:21). Говоря таким образом, Господь не отчуждает Матери Своей по плоти, поелику слышит слово Божие паче других Та, Которая услышала оное прежде других, и творит оное деятельнее других Та, Которая сотворила ему достойную обитель во чреве Своем. Но, во-первых, Господь возвышает Своим изречением слушающих и творящих слово Божие и возбуждает к сему спасительному деланию, во-вторых, и Он, в приведенном изречении, сообразуется с собственным правилом Своей Матери, чтобы не являться человеком, сколько можно уклоняться от славы человеческой, ища славы Божией, и Он медлит, отлагает явить человекам всю честь и славу Той, Которая есть Честнейшая Херувим и Славнейшая без сравнения Серафим.

Иду далее поприщем земной жизни Иисуса и Марии, то же повсюду. Где наиболее является слава, там отнюдь не является Мария, как, например, при торжественном входе Господнем в Иерусалим. А если где является Матерь Господня, там не слава Ее встречает, как, например: Стояху при кресте Иисусове Мати Его и сестра Матере Его (Ин.19:25).

Последуем за Распятым чрез дверь Гроба в область славы Воскресшего. Уже не первый только, но и последний по вере ученик Его славит Его Божество: Господь мой и Бог мой [Ин.20:28]! Уже за славою Господня воскресения следует новая Божественная слава вознесения Его на небо. Ищу человека, действия, слова, в котором бы, хотя теперь, явилась слава Матери Господа моего, которую, правда, еще очень рано, только без свидетелей и без последствий возвещала праведная Елисавета: ищу и - не нахожу. Сии вси - написано об Апостолах после вознесения Господня - бяху терпяще единодушно в молитве и молении, с женами и Мариею Материю Иисусовою (Деян.1:14). Какое неожиданное повествование! Не только после Апостолов, но даже после неких неизвестных жен, едва наконец вспомнили наименовать Марию Матерь Иисусову. Что это такое? Неужели повествователь не довольно чтит Матерь Божию? Сохрани Бог допустить сию мысль, оскорбительную не только для Пресвятой Девы, но и для Святого Евангелиста Луки! Что ж это значит? То, что святой Лука так пишет в книге Деяний Апостольских, как вела себя Пресвятая Дева между Апостолами, а Она, хотя по высоте благодати, в духе, невидимо председательствовала в соборе Апостолов, - по смирению сердца, во плоти, видимо, не допускала до Себя никакой славы, не употребляла никаких преимуществ, поставляла Себя в ряду с прочими женами, учила их Своим примером тому, чему после учил их Апостол Павел словом: Жены ваша в церквах да молчат (1Кор.14:34). Жена в безмолвии да учится со всяким покорением: жене же учити не повелеваю (1Тим.2:11,12). Желал бы я - скажу мимоходом - чтобы в сей священный пример пристально всмотрелись наши чуждающиеся братия, которые, прежде суда Христова, осудив без разбора всякое священство и за то наказав сами себя произвольным лишением священства, к довершению беспорядка поручают начальствовать у себя в общественном Богослужении девам - без сомнения, не мудрым, а юродивым! Ибо какая дева, кроме юродивой, дерзнет принять на себя в Церкви то, к чему не дерзала приступать Пресвятая Дева Богородица?

Теперь посмотрим на другое, необозримое по пространству, но уже удобозримое по светлости поприще, которое открылось для Пресвятой Девы Ее успением. Как скоро сие совершилось: собор Апостолов, как говорит благочестивое предание, отвсюду собран Духом Божиим, чтобы не столько оплакивать, сколько праздновать Ее погребение. Как прежде неверие Фомы обращено в доказательство достоверности воскресения Христова, так теперь умедление Фомы обращается в средство к прославлению вознесения Богоматери - еще сокровенного, как сокровенна была жизнь Ее на земле. Восприяв славу Божию на небеси, с сего времени Она не отвергает и человеческой славы на земли, прежде неугодной для Ее смирения, теперь полезной и благотворной для живущих на земле.

Слава Ее имела и своих врагов, подобно как и слава Христова, но в сем-то наипаче является Божественная сила благодати, что враги служат ей не столько препятствием, сколько средством к достижению ее целей. Что произвели еретики, которые так и хитро и дерзновенно усиливались похитить у Пресвятыя Девы Марии высокое наименование Богородицы? То, что Православная Церковь, остерегаясь от их лукавства и дерзости, стала еще ревностнее прежнего прославлять Пресвятую Богородицу, отчего нет теперь в Церкви ни одного дня, ни одного Богослужения, которые бы не были преукрашены Ее Божественною славою[50]. И это не есть простой перекор слов православных противу еретических, но действительное сражение духовных сил и совершенная победа силы Христовой над силою его противников. Ибо славящие уста утомились бы в продолжение веков, если бы на глас молитв и славословий не посещала верующих Пресвятая Богородица Своею могущественною помощию, принося душам Христа с Его благодатию, подобно как Она является носящею Его на руках в наших священных изображениях. Радуйся благодатная! Слава Твоя Боголепная Богоподобными сияет чудесы![51]

Вот, братия, что видится мне ныне, чином церковным и долгом служения поставленному на страже, в созерцании, у гроба Пресвятыя Девы Богородицы. Но к чему сие видение? Ибо созерцание благочестивое должно быть не праздно, а деятельно. К тому, чтобы пример сокровенной жизни Ее споспешествовал нам - и уразуметь, и принять, и делом исполнять учение Христово: Да не явишися человеком... но Отцу твоему, Иже в тайне: и Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве [Мф.6:18]. Подвизайся, делай добро, служи Богу, но берегись, чтобы твоих подвигов, твоих добродетелей, твоего благочестия не обнаруживать пред людьми без нужды, произвольно, самодовольно, тщеславно; имей Бога свидетелем твоей совести, и Он будет мздовоздаятелем твоим за все, что ты, не примечаемый человеками, для Него делаешь или терпишь.

Господь заповедует тайну, во-первых, для дел человеколюбия: Тебе творящу милостыню, да не увесть шуйца твоя, что творит десница твоя [Мф.6:3]. Во-вторых, для дел благочестия: Егда молишися, вниди в клеть твою, и затворив двери твоя, помолися Отцу твоему, Иже в тайне [Мф.6:6]. В-третьих, для дел самоотвержения и умерщвления плоти: Да не явишися человеком постяся, но Отцу твоему, Иже в тайне [Мф.6:18]. Следственно, тайну скромности и смирения заповедует Он для всех обязанностей человека к Богу, ближнему и самому себе - для всякой добродетели, для всех дел Закона.

Скажут, но как же исполнится Христово же слово: Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела, и прославят Отца вашего, Иже на небесех (Мф.5:16)? Не заботьтесь, слово Христово исполнится само собою и не потребует вашей помощи. Сказано: да просветится свет ваш, сам собою, естественно, как светит всякий свет, а не сказано: выставляйте напоказ свет ваш. Добрые дела, суть дела света по естеству, делайте тайно - свет просияет, когда и сколько повелит Бог Светодавец. Беда в том, если делаете дела темные, злые, от сих, конечно, нет и не будет света, и Бог не будет ими прославлен.

Скажут еще, как же и молиться, или проповедовать в Церкви, если и дела благочестия творить должно в тайне? Дабы ответствовать на сие, напомним, что в том же самом поучении, в котором Спаситель наш говорит о молитве в тайне, говорит и о даре, приносимом к Олтарю: Аще принесеши дар твой к олтарю (Мф.5:23), а сие бывает в Богослужении открытом и торжественном. Из сего видно, что заповедью о тайной молитве не отменяется обязанность участвовать в общественном церковном Богослужении. Но есть и в сем случае своего рода осторожность, чтобы не являться человекам тщеславно, а смиренно предстоять Отцу Небесному, Иже в тайне. Если, стоя в церкви, ты совершаешь действия благоговения, общие всем присутствующим, но стараешься удерживать или делать неприметными особенные в тебе движения возбужденного благочестия, воздыхания или вопли, готовые исторгнуться, слезы, готовые пролиться, в сем расположении ты и среди многочисленного собрания сокровенно предстоишь Отцу твоему, Иже в тайне.

Помыслим, братия, сколь и неблагородно, и тягостно, и бесполезно жить только напоказ, как поступают многие и в нравственной, и в общественной, и в домашней жизни. Все показывают, все выставляют, о всем трубят, всякое ничтожное дело провозглашают, подобно как кокошь свое новорожденное яйцо. Но провозглашение кокоши основательнее, она возвещает яйцо, которое подлинно родилось и остается, а тщеславные возвещают то, чего нет, или провозглашением уничтожают провозглашаемое. Например, сделано дело благотворения: хорошо, до сих пор оно существует. Но если сделавший и хвалится оным, то доброе дело исчезает. Теперь открылось, что нет доброго в его сердце, там тщеславие. Нет доброго в его деле, произведение тщеславия не есть доброе дело. Нет доброго даже в глазах людей, ибо они проникают тщеславие, и если славят дело тщеславного, то в то же время разглашают и укоризны его тщеславию. Кольми паче нет здесь доброго пред Богом. Он отказался от тщеславных, когда сказал: Восприемлют мзду свою (Мф.6:2,5,16).

Христианин! Будь, а не кажись, вот одно из важных для тебя правил. Познай несравненное достоинство скромной, тихой, сокровенной добродетели. Ей свойственно быть тайною для земли, потому что она небесной породы и для неба существует. Совершай ее в тайне, и охраняй от глаз человеческих, часто нечистых и вредящих ее чистоте, а представляй тщательно и непрестанно чистому и очищающему оку Божию. И Отец твой, видяй в тайне, воздаст тебе яве. Аминь.

Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1844 г.[52]

Помяни, яко смерть не замедлит (Сир.14:12)

Помяни, яко смерть не замедлит (Сир.14:12)

Это не праздничное слово в праздник, подумают, вероятно, некоторые, услышав сказанное теперь. Для чего уменьшать светлость праздника мрачною мыслию о смерти, к нам поспешающей?

Мне, братия, не так думается. Может быть, и в светлое время мрачных видов, и в праздники печальных мыслей достойны мы по делам нашим, согласно с древним прещением Божиим: Зайдет солнце в полудне, и померкнет на земли в день свет: и превращу праздники ваша в жалость и вся песни ваша в плач (Амос.8:9,10).

Как бы то ни было, Богопросвещенный мудрец, которого книгу Апостольская Церковь предала и сохранила нам для нашего наставления, подает нам совет: Помяни, яко смерть не замедлит [Сир.14:12]. Не благоразумно было бы совет мудреца отвергнуть даже без рассмотрения. И если вы не думали бы заняться мыслию о смерти ныне, потому что она вам представляется мрачною, то есть страшною или печальною, то я думаю напротив, что по сей-то именно причине всего лучше заняться оною ныне, когда смерть является нам не страшною или печальною, но радостною и торжественною, не разрушительницею жизни, но руководительницею к вечному животу, когда она дышит на вас не тяжким воздухом тления, но благоуханием нетления, когда непосредственно за темною дверию гроба отверзает светлую дверь Неба, когда, как вы слышите в церковной песни, живот предобручает смерть, когда она, чтобы не тревожить вас даже звуком своего имени, преобразилась и переименовалась в успение, то есть успокоение, мирному сну подобное, и в преставление, то есть как бы легкое перестановление от места на место, от места в мире видимом в состояние мира невидимого. И что значит, что смерть сделалась предметом праздника? Торжественно возвещаем в Церкви смерть Господню, как спасительную и живоносную для всех нас, торжественно вспоминаем и смерть Матери Господа, как в высокой степени для нас поучительную и утешительную. Показав нам Гроб Христов с отваленным камнем, с одними погребальными пеленами, в оном оставшимися, и возвестив, что Христос воста от мертвых, начаток умершим бысть (1Кор.15:20), - святая Церковь как бы заботилась, чтобы наша вера и надежда не утомились долгим ожиданием последующего за сим начатком воскресения умерших, и потому она приводит нас к другому гробу, также в третий день после погребения отверстому и уже праздному от тела, в нем погребенного, и, как бы указуя, говорит нам: вот и действительный, скорый, очевидный в лице Матери Господней опыт воскресения, которого Христос был начаток; благодатию Сына Своего и Бога, Она так совершенно созрела на земле для Неба, что и тела Ее не могла удержать земля до времени общего воскресения: зрите праздный гроб Ее и радуйтесь упованием жизни за гробом.

Теперь мысль о смерти, омрачаемая страхом и печалию от нашего несовершенства и немощи, освещена радостию надежды от силы и благодати Божией. Итак, можно размышлять о смерти не смущенно, а размышлять о ней нужно.

Дабы доказать, что всякому человеку нужно не позднее помышление о смерти, для сего довольно взять в рассуждение обыкновенное правило благоразумия. Оно требует, чтобы мы старались по возможности предусматривать будущие случаи, особенно важные или трудные для нас, и заблаговременно соображать и употреблять средства и способы, как бы встретить оные с пользою для себя или по крайней мере с безопасностию. Земледелец прежде посева думает о жатве и приспособляет посев к получению жатвы, сколь можно более обильной. Летом помышляет он о зиме и заботится, как бы обилием лета наполнить скудость зимы. Не больше ли нужно всякому помыслить и позаботиться о том, как бы не пропустить лета жизни и приготовить потребное на бесплодную и суровую зиму смерти, как бы в сей смертной жизни произвести добрый и благонадежный посев, дабы в решительное время воскресения и суда пожать, как изъясняется Святый Иоанн Дамаскин, класы присно-живопитания, или, если угодно, дабы самим нам прозябнуть, возрасти, процвести и созреть доброю пшеницею, которую жатели Ангелы соберут в житницы небесные.

Но мы часто позволяем себе небрежность в соблюдении правил благоразумия, думая, что некоторая на время небрежность еще не беда. Посему надобно настоятельнее доказать вам, как необходима для нас мысль о смерти и как опасно пренебречь и потерять ее. Так она необходима, что не только земная, смертная, но и райская, бессмертная жизнь не могла стоять без мысли о смерти. Бог сотворил человека в совершенстве, достойном Всесовершенного Творца, ввел его в рай сладости, дал ему плод древа жизни для нетления, от опасного древа познания добра и зла предохранил его заповедию не вкушать от плода оного. Но сего было не довольно. Райская жизнь не была бы безопасна. Для ее охранения нужно было поставить грозного стража - помысл смерти. В оньже аще день снесте от него, смертию умрете (Быт.2:17), сказал Господь, и райская жизнь была безопасна, доколь стоял подле ее помысл смерти. Но как скоро успел исконный человекоубийца лукавством своим удалить от человека мысль о смерти: Не смертию умрете (Быт.3:4), - тотчас и убил грехом жизнь райскую. Подивимся, братия, чудесам премудрости Божией и оплачем наше безумие. Дух злобы и зависти, погрузив себя в смерть чрез отступление от Бога, умышляет смерть человеку, Бог провидит и помысл смерти, в намерении врага губительный, в познании человека обращает в орудие предохранительное и спасительное. А человек ищет миновать приставленный к нему от Бога помысл смерти, чтобы достать минутное чувственное удовольствие: успевает избавиться от неприятной мысли о смерти и впадает в действительную смерть. Сия книга бытия человека! [Быт.5:1]. Что было с Адамом, тому естественно быть и с нами, потому что мы естественные наследники Адама, если благодать и вера не сделают нас наследниками Богу и сонаследниками Христу. Человек, наследственно склонный к греху, будет ли тверже против искушения, нежели человек, еще безгрешный, искушаемый ко греху, если отвергнет помощь, которая и для сего была необходима? Конечно, нет! Итак, если ты подкрепишь и оградишь себя благоразумным и благочестивым помышлением о смерти как бдительною стражею, то, без сомнения, оно поможет тебе охранить себя, хотя не совсем от смерти, которая преступлением Адамовым уже вошла в мир и во всех человеков, а впрочем, от всего, что соделывает смерть страшною, бедственною, в полном смысле смертию. Но если, пренебрегая и отражая от себя мысль о смерти, мимо ее будешь устремляться только за удовольствиями чувственными, за приобретениями земными, за мечтами твоего воображения, то, наконец, вместо страха от одной мысли о смерти, которого ты убегал, внезапно и неизбежно встретишься с ужасами действительной смерти, не телесной только, которая есть более призрак смерти, нежели самая смерть, но и смерти второй, духовной, вечной: Идиже червь их не умирает, и огнь не угасает (Мк.9:44).

Из сего размышления может возникнуть вопрос: будет ли мысль о смерти, которую некогда Сам Бог поставил оградою против вторжения в мир греха и смерти, - будет ли она довольно сильна и полезна, когда грех и смерть уже вошли в мир и в нем царствуют? На сие решительный ответ дает нам тот же благочестивый мудрец, которого словами призвал я вас к настоящему размышлению о смерти. Во всех словесах твоих, говорит он, поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир.7:39). Много сказано: впрочем, если бы кто вздумал возразить, что слишком много, таковый скорее обнаружил бы неопытность своего мудрования, нежели опровергнул бы учение мудреца.

Если подлинно во всех словесах твоих будешь ты поминать последняя твоя, то есть при всем, что думаешь, говоришь, делаешь, будешь воспоминать и принимать в рассуждение смерть и последующие за нею воскресение, суд, вечное осуждение, вечное блаженство; если таким образом всякую твою мысль, желание, намерение, начинание, поступок, дело предварительно будешь рассматривать и испытывать при свете вечности, то вера и благодать не дадут ли своим средствам более силы и действия к предохранению и спасению, нежели сколько силы и действия иметь могут прелести греха к соблазнению и погублению? Не исчезнет ли обаяние греховного, чувственного удовольствия, если ему протипоставятся последняя его - безобразие разрушения, смрад гниения, червь могильный, тлящий и истлевающий и наконец червь адский, никогда не усыпающий? Превозношение гордого не падет ли, руки любостяжательного, жадно простирающиеся, чтобы захватывать направо и налево, правильным приобретением и неправильным хищением, не опустятся ли, если укажут ему на немногие локти земли, которыми вскоре ограничатся его владения, с тем, чтобы здесь можно было попирать его? Какой огонь страсти или нечистого желания не угаснет пред силою неугасающего огня гееннского?

И если силен смертный помысел, вооруженный страхом, противу зла, то еще в высшей степени силен он, озаренный надеждою, в пользу добра, в подкрепление подвигов собственно Христианских. Спасительная смерть Богочеловека дает новое значение смерти человеков, верующих в Него, ибо теперь смерть проникнута жизнью. Сквозь язвы Распятого Христа струится свет бессмертия и в смертную жизнь, и в самую область смерти, и сыны света возбуждаются и с легкостью идут на трудные дела света, к которым призывает их Евангелие. Вы должны распять плоть и жить духом, заповедует оно. Повинуемся, ответствуют они, потому что сеяй в плоть, от плоти пожнет истление: а сеяй в дух, от духа пожнет живот вечный (Гал.6:8). Да умрете миру, и да живете Богу. Да будет, потому что мир преходит, и похоть его, а творяй волю Божию пребывает во веки [1Ин.2:17]. Да распнетеся со Христом. И сие вожделенно: Аще бо с Ним умрохом, с Ним и оживем; аще с Ним страждем, с Ним и прославимся (2Тим.2:11). Умейте быть блаженными в изгнании за правду, в поношении, в страдании за Христа. И сие возможно, потому что недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас (Рим.8:18).

Мне кажется, братия, настоящими размышлениями дал я вам некоторый способ усмотреть надобность и духовную, далеко простирающуюся, пользу, а следственно и обязанность, поминать последняя. Итак, время бы мне умолкнуть. Но поелику мы так часто теряем или отлагаем сие полезное памятование, чтобы беззаботно наслаждаться благами настоящей временной жизни, то надобно еще показать вам, как вредно действует забвение последних даже на видимые блага настоящей временной жизни.

Иерусалим пал. Иеремия сидит над развалинами его и в плаче размышляет о причинах его падения. Какую же, думаете, Пророк открыл причину бедствия Иерусалима? Может быть, и не одну, но как важную заметил он ту, что Иерусалим не помнил последних своих. Не помяну последних своих и низведеся пречудно (Плач.1:9). Так, когда обыкновенным течением земных тленных вещей не вразумляются человеки поминать последняя, когда не внемлют вразумляющему о сем кроткому слову спасения и грех умножается, тогда не хотящий вечной смерти грешника Бог тяжко слышащим человекам возвещает последняя их гласами громов - событиями грозными, потрясающими, разрушительными.

Братия, общники смертности и бессмертия, да не отлагаем благомысленно поминати последняя, яко да не согрешаем, и спасемся, временно и вечно. Аминь.

Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1845 г.[53]

Иисусе же, видев Матерь и ученика стояща, егоже любляше, глагола Матери Своей: Жено, се, сын Твой. Потом глагола ученику: се, Мати твоя. И от того часа поят Ю ученик во своя си (Ин.19:26,27)

Иисусе же, видев Матерь и ученика стояща, егоже любляше, глагола Матери Своей: Жено, се, сын Твой. Потом глагола ученику: се, Мати твоя. И от того часа поят Ю ученик во своя си (Ин.19:26,27)

Теперь уже не ученик распятого Иисуса осиротевшую Матерь Его поят во своя си, в малый дом. Сам Господь Иисус, царствующий на небесах, Преблагословенную Матерь Свою поят во своя си, во многие обители в дому Отца Своего, в блаженное созерцание и причастие славы, юже имел Он у Отца, прежде мир не бысть.

Теперь не одного ученика Своего дает Он Ей в сына, чтобы Она успокоена была его сыновним служением, но всех учеников Своих, всех православно верующих Христиан дает Он Ей в сыны и дщери, чтобы они пользовались Ее материнским попечением.

Отходя в Церковь Небесную, Она чудесно собирает к Себе верховных представителей Церкви, рассеянных по земле, и тем дает знамение, что союз Ее с верующими на земле не только не прерывается Ее отхождением, но еще отселе становится крепче, обширнее и деятельнее и что живущая в Ней благодать, столь долго сокрываемая смирением, должна открыться из Ее гроба и наполнить Вселенскую Церковь Ее славою, по Ее раннему, некогда невероятному, но совершенно верному предсказанию: Ублажат Мя вси роди [Лк.1:48].

Такова судьба Пресвятыя Приснодевы в Ее успении для жизни земной, временной, в Ее пробуждении к жизни небесной, вечной.

Каким путем достигнуто до такой высоты блаженства и славы? Сей вопрос предложить и рассматривать может не одна праздная любознательность, но и любовь к учению спасительному. Ибо, хотя судьба Пресвятыя Богородицы в своем особенном виде и степени беспримерна, но вообще, как судьба души совершейнейшей и блаженной, она есть следствие тех сил, расположений, действий и подвигов, которыми пролагается и совершается общий человеков путь спасения.

Нелегко было обозреть весь путь жизни Пресвятыя Девы, большею частою закрытый и Ее безмолвием, и молчанием Евангельской истории. Впрочем, некоторые следы оного мы неоднократно указывали вниманию и подражанию, верующих, при подобных настоящему торжествах. На сей раз остановимся на одном возвышенном месте сего пути, открытом в Евангелии, чтобы обозреть хотя некоторую часть сего пути, открывающуюся с сего возвышения.

Высота, на которую возвожу вашу мысль, есть гора Голгофа. Там в часы, спасительные для всего рода человеческого, но вместе страшные для всего сотворенного, - тогда как совершаемое всеобщее спасение не было сознаваемо даже избранными из человеков, а всеобщий страх чувствовали даже камни, тогда как, по выражению Пророка, был Живот человека висящ пред очами [Втор.28:66] человека, но человек видел только страдание и смерть при зрелище, от которого и чуждые оному, и враги отходили растерзанные состраданием - биюще в перси своя возвращахуся [Лк.23:48], - там при кресте распятого Иисуса стояла Его Преблагословенная Матерь.

Какой чудный свет на Ее внутреннюю жизнь проливают сии мрачные Голгофские часы!

Вспомним, что время страданий Христова было время опасности для всех, к Нему близких. Сие видно из собственных Его слов, которыми Он, предавая Себя в руки врагов, устранял подобную опасность от учеников Своих: Аще убо Мене ищете, оставите сих идти [Ин.18:8]. Но как Он мог истребовать пощаду Своим ученикам от тех, которые не щадили Его Самого? Всепокоряющею силою Своего Божественного слова, которую на сей конец, непосредственно пред сим чудесно явил, низложив спиру[54] и скопище на землю единым словом: Аз есмь [Ин.18:4-8]. Евангелист, повествуя о сем происшествии, присовокупляет, что Господь ранее предсказал оное, и оно исполнилось согласно с предсказанием. Да сбудется слово, еже рече, яко ихже дал еси Мне, не погубих от них никогоже [Ин.18:9; см. Ин.17:12]. Это значит, что близкие к Господу во время страдания Его не только находились в опасности, но и погибли бы, если бы Он сего не отвратил особенным провидением. От сей опасности, от сей близкой погибели ученицы вси оставльше Его бежаша [Мф.26:56] - вси, не исключая Петра, который потом отважился было вступить за Иисусом во двор архиереев, но не выдержал испытания; не исключая Иоанна, которому, впрочем, вскоре любовь возвратила мужество и повела его за возлюбленным Учителем до креста. Но Матерь Господню не видим ни в страхе, ни в бегстве, а видим стоящую при кресте Иисусове [Ин.19:25]. Итак, не видите ли, что Она стоит в духе, выше всеобщего страха, выше Своей личной опасности, выше Апостольского мужества?

Кто сказал бы, что Пресвятой Деве свойственно было паче всех устремляться в близость к Своему страждущему Сыну по естественной материнской любви, тот показал бы себя слабым истолкователем Ее Голгофского стояния. Если взять в рассуждение одну естественную материнскую любовь, то чего надлежало бы ожидать для Ее сердца, чувства, жизни от страданий Сына Ее, при виде которых и чуждые били себя в перси, и земля трепетала, и камни, вздыхая, разрывались, и солнце было в обмороке? Нет, естественная любовь не столько изъясняет, сколько делает непонятным то, каким образом Пресвятая Дева могла стоять при кресте, не поражаясь страхом, не предаваясь нетерпеливой скорби, не повергаясь в безжизненное изнеможение. Чем же может быть изъяснено сие высокое мужество и крепость духа? Не иным чем, как Ее глубокою преданностию судьбам Божиим, Ее верою в Божественную силу Своего Сына, известную Ей более всех, из явных и тайных чудес всей земной жизни Его, Ее познанием Христовых тайн, которые всех ранее Она постигла и всех совершеннее соблюдала в сердце Своем. Вера, упование паче упования, любовь, не естественная только, но верою возвышенная в духовную и Божественную, питали в Ней внутренний животворный свет, которого не объят тма [Ин.1:5], и смерть, и ужасы Голгофские и с которым неколеблющеюся стопою достигла Она открытый свет и радость Христа воскресшего.

Прииди, Христианская душа, всмотрись прилежно в следы Царицы Небесной, ибо следы Ее суть указание пути к Богу и для тебя, по реченному: Приведутся Царю девы вслед Ея [Пс.44:15].

Не убегай от мысли о страдании Христовом ни по невниманию, ни по своемудрию, ни по малодушию, ибо нет иного пути к спасению, как чрез Голгофу и Крест.

Приближайся к распятому Господу верою, упованием, любовию и твердо пред Ним поставляй себя благоговейным размышлением и молитвою. В сем найдешь свет для твоего пути и силу для твоего шествия.

Если опасность, бедствие, скорбь, непосредственно или в лице присных тебя постигающая, колеблют твое мужество, истощают твое терпение, помяни Матерь Господа, стоявшую при кресте Его, и рассматриванием Ее безмерной и безвинной скорби и непобедимого мужества и терпения возбуди себя к мужеству и терпению в твоих, по сравнению, конечно, малых и, вероятно, не безвинных скорбях, прося в то же время от Нее пособия из талантов благодатной духовной крепости, у Нее преизобильно умноженных верным и благословенным деланием.

Посмотрим еще, как с высоты Голгофы открывается некоторая низшая, но тем не менее достопоследовательная часть пути, которым текла Преблагословенная Мария к вечной славе.

Евангелие повествует, что Спаситель наш, видев при кресте Своем Свою Матерь и возлюбленного ученика Своего Иоанна, глагола Матери Своей: Жено, се сын Твой. Потом же глагола ученику: се Мати твоя. В сих изречениях видим любовь Божественного Сына к земной Матери, которую Он хощет не просто утешить в лишении Сына, но как бы возвратить Ей Себя в другом лице, и чтобы почтить Ее девство и вместе наградить девство возлюбленного ученика, избирает девственника Иоанна в нареченного сына Приснодевы. Но мы не догадались бы, что в особенности заключается в оных изречениях Господних, если бы возлюбленный ученик, без сомнения, лучше всех понимающий сердце и мысль своего Учителя, не изъяснил оных исполнением. Каким исполнением? От того часа поят Ю ученик во своя си. Из сего открывается, что усыновление Иоанна Пресвятой Деве призывало его, между прочим, к тому, чтобы обеспечить Ее жилищем и потребностями жизни временной, и что, следственно, собственного в сем обеспечения Она не имела. Должно думать, что Ее любовь и вера к Божественному Сыну побуждала Ее быть всегда, сколь можно, близко к Нему в Его непрерывном странствовании по градам, весям и пустыням, и потому как Он чужд был братии [Пс.68:9] Своей, так и Она; как Он не имел, где главы подклонити [Мф.8:20], так и Она.

Так Пресвятая Дева, шествуя во внутренней жизни путем веры и совершенной преданности в волю Божию, в жизни внешней шла путем отрешения от земных привязанностей, от земных благ и удовольствий, путем простоты, нестяжательности, добровольных лишений, приносимых в жертву вере и Богу.

Взирай, Христианин, на сии благословенные следы и будь внимателен, чтобы путь твоей жизни был, по крайней мере, не слишком удален от оных.

Поят Ю ученик во своя си. Видишь ли? Матерь Царя Небесного не в чертогах, не в великолепии, не среди множества служащих и ждущих мановения; Она пешешествует по стогне в сопровождении одного рыбаря, чтобы обитать в малом и то чужом доме, без славы, без блеска, в тишине, в простоте, чтобы пользоваться только таким успокоением и служением, какое может быть Ей принесено благоговейным усердием бедного и одинокого рыбаря.

Взирай на сие и учись невысоко ценить богатство, не алкать удовольствий, не гоняться за славою, не прельщаться блеском, любить простоту и тихую посредственность, не презирать нищеты, когда встречаешь ее у других, не страшиться ее, если она тебя посетить хочет, не стыдиться ее, если она уже поселилась с тобою.

Не отнимаем у тебя земных благ, если Провидение дает их тебе; пользуйся ими с благодарностию к Богу, с благотворительностию к ближним, со смирением, но внимай себе и своему сердцу, чтобы оно не прилеплялось к ним, а всячески отрешалось от них.

Если ты находишься на пути к Небу, как и должно быть, то не обременяй себя много добровольно землею, чтобы не пасть в расслаблении на неоконченном пути.

Прекрасный, но и страшный и, без сомнения, вполне истинный закон судьбы нашей открыл нам Спаситель наш, когда сказал: Идеже есть сокровище ваше, ту и сердце ваше будет [Мф.6:21]. Сокровищем назвал Он то, чем пленяется наша мысль, к чему с превозмогающею силою стремится господствующая в нас склонность. Посему мы сами определяем нашу судьбу, мы носим ее в себе, в господствующей в нас склонности. Если наше сокровище, предмет господствующего в нас желания, находится и останется на земле, в земных благах, стяжаниях, удовольствиях, славе, то здесь долу останется и наше сердце, а где наше сердце, там наша жизнь, там наш жребий, и потому он не найдется на Небе. Изберем же и уготовим себе лучший жребий, расположим себя так, чтобы не на земле было наше сокровище. Скрывайте себе сокровище на небеси, туда непрестанно переносите ваши мысли, ваши желания, вашу любовь, и будет там ваше сердце, ваша жизнь, ваша радость, ваше блаженство, благодатию и щедротами Отца и Сына и Святаго Духа во веки. Аминь.

Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1846 г.[55]

В Изложении Православныя Веры Святаго Иоанна Дамаскина встречается следующее рассуждение о святых иконах: Понеже не вси знают Писания, ниже вси в чтении упражняются: сея ради вины разсудиша святии отцы, да сия (яже в воплощении Сына Божия содеяшася), аки преславная некая дела, на иконах изображаются, скорейшаго ради воспоминания[56]. По сему рассуждению, взирать со вниманием на святые иконы значит то же, что читать священные книги. А из сего справедливо будет заключить, что из икон, так же как из книг, можно почерпать учение. И хотя Святый Дамаскин относит сие к незнающим Писаний, но и мы, сколько-нибудь знающие Писания, не превознесем себя над незнающими и не почтем для себя излишним того, что для них полезно, не высокая мудрствующе, но смиренными ведущеся, как учит смиренная мудрость Апостольская (Рим.12:16).

Ревнующие поучаться тайнам Пресвятыя Девы Богородицы от Священных Писаний знают, как не много там о Ней говорится. И нельзя на сие жаловаться, потому что и о Самом воплощенном Сыне Божием в священных книгах более умолчано, нежели сколько сказано, и это по самой необходимости, как заметил последний, дополнивший других Евангелист: Яже аще бы по единому писана быша, ни самому мню всему миру вместити пишемых книг (Ин.21:25).

Итак, думаем быть правы, если, упражнявшись в других случаях по нашей силе, или, лучше, по нашей немощи, в испытании писаний о Пресвятой Деве свидетельствующих, ныне хотим вместо книги прочитать нечто в иконе Успения Пресвятыя Богородицы, которой древнейший образец, по особенному устроению Провидения, принесен был из Константинополя в Киев и которую Святитель Петр своею священною и святою десницею изобразил нам здесь, без сомнения, не для чувственного только зрения, но и для духовного созерцания.

Первая, ближайшая к зрителю часть иконы проста. Видим пречистое тело Пресвятыя Девы по отшествии пресвятыя души Ее, почивающее на одре. Собор Апостолов подъемлет и несет оное к месту погребения. Святый Петр воздает ему честь каждением фимиама, хотя оно само несравненно лучшим и животворным благоуханием исполняло внутренние чувства приближающихся к нему с верою. Если бы кистию и красками можно было изображать звуки, то мы услышали бы от иконы и Апостольскую погребальную песнь, в которой, как сказует Святой Дионисий Ареопагит, сошедшиеся для зрения живоначального и Богоприемного тела Богобрат Иаков, и Петр, и все священноначальники воспевали безконечно сильную благость Богоначальственной немощи[57], то есть благость Сына Божия в воплощении восприявшего на Себя немощь естества человеческого, кроме греха.

О чем напоминает нам сие изображение? Чему нас поучает? Напоминает о грозном законе смерти. Научает благовременно помыслить о том, как нам встретиться с сим законом.

Земля еси, и в землю отъидеши, сказал Небесный Судия в лице согрешившего праотца роду человеческому (Быт.3:19). И как неумолимо исполняется сей приговор! Пусть бы царствовала смерть и над не согрешившими по подобию преступления Адамова (Рим.5:14), однако над согрешившими каким-либо иным образом и над не очистившимися от греха прародительского. Но Преблагословенная Мария, еще прежде нежели соделалась Богоматерию, по изъяснению церковного Богослова (Иоанн. Стихира на Благовещение), предочищена Духом, чтобы Ей быть достойным сосудом воплощения Сына Божия. Со времени же воплощения как тело Ее есть жилище Божие, так, без сомнения, и душа Ее есть жилище Божие, в столь же высоком значении, как она, по достоинству Матери Господней, превышает Херувимов и Серафимов. И несмотря на сие покоряется и Она закону смерти, хотя, впрочем, по видимости, отходит и Она в землю, хотя, впрочем, только на краткое время. Как могло быть сие допущено? Могло быть допущено по Ее смирению, по которому Она не хотела бы пребыть совсем непричастною смерти, когда Пребожественный Сын Ее вкусил смерти, и действительно допущено по устроению Провидения: для нас, чада перстного Адама, не подвизающиеся преобразиться в образ Адама Небесного; для нас, чада согрешившего, согрешающие и не очищающиеся, чтобы мы, взирая на гроб Пречистыя Матери Живота и обращаясь к тому, что ниже ее, со страхом помыслили, как верно суждение Апостола, что и праведник едва спасется, и чтобы глубоко почувствовали силу следующего за сим заключения - аще праведник едва спасется, нечестивый же и грешный где явится (1Пет.4:18).

Если и при благодатном обновлении жизни, при высокой святости и чистоте стрела смерти еще находит более или менее уязвляемое место в естестве человеческом, то что будет с человеком, который, не подвизаясь о благодатном обновлении, беспечно живет в растленной природе? Что будет с душою, которая греховными склонностями и страстями сама в себя вводит стихии адские и плодит в себе семена смерти духовной? Что будет с телом, которое, при своем уже природном расположении к тлению, не только не получает врачевания от высшей силы, обновленной благодатию жизни, но еще приемлет новые злейшие семена тления и смерти от порочной души, от ее разрушительных страстей, от ее необузданных похотей, от разных видов невоздержания и злоупотребления чувственных способностей?

Внимательно и неленостно да подвизаемся, братия, чтобы заповедями Божиими и силою веры исправлять, очищать и возвышать нашу деятельность и от видимой жизни естественной восходить к сокровенной жизни благодатной; да будет временная жизнь наша сродным началом жизни вечной, да не будет временная смерть наша преддверием смерти вечной, да будет гроб наш дверию в Небо!

Обратимся паки к рассматриванию иконы. Вторая часть ее не так проста, как первая. Над смертным одром и над бездыханным телом Пресвятыя Девы икона представляет Самого Христа Спасителя, держащего на руках душу Ее в образе младенческом, знаменующем, без сомнения, начатие новой в небесах жизни. Писания не говорят, чтобы сие телесными очами видели все бывшие свидетелями успения и погребения Божией Матери. Посему надлежит полагать, что составитель иконы представил здесь видимым принадлежащее к миру невидимому, и просто видимое соединил с духовно-созерцаемым. Изобразив тело Пресвятыя Девы, оставленное душой Ее, он как бы предупреждал вопрос, что в сие время происходило с Ее душою. И в ответ на сие изобразил, видимо, Ее душу, носимую руками Ее Божественного Сына.

Здесь рождается новый немаловажный вопрос: какую силу имеет сие изображение? Не есть ли это простое представление воображения? Нет. Так думать было бы не сообразно с достоинством древней святой иконы. Дерзость писать иконы по воображению живописца есть порождение своеволия новейших времен. Древние изображали на иконах то, что находили в достойных веры писаниях или в Предании. И художник нашей иконы, Святый Петр, без сомнения, не был расположен писать на иконах мечты воображения. Заключим не обинуясь, что его икона представляет нам не произвольный плод воображения, но созерцание, согласное с существом предмета.

Надобно ли, по церковному правилу осторожности, показать согласие сего предания со Священным Писанием? Для сего можно указать на слова Христовы: Бысть же умрети нищему, и несену быти Ангелы на лоно Авраамле (Лк.16:22). То, что слова сия принадлежат к притче, не должно быть поводом к сомнению о их значении, потому что и приточные лица изображаются чертами действительной природы. Как смерть и погребение богатого суть черты действительной природы, так несение Ангелами умершего нищего, в терпении стяжавшего душу свою, есть черта действительного созерцания. Итак, сличайте. Если Писание свидетельствует, что души святых человеков, исходя от тела, приемлются Ангелами, то не совершенно ли согласно с сим Предание, между прочим посредством иконы, свидетельствует, что пресвятая душа Матери Господней, высшей Ангелов, исходя от тела, прията была Самим Ее Божественным Сыном? Ангел же, по другому преданию, послан был к Ней еще прежде на землю, дабы предварить Ее о приближавшемся преставлении, а потом собор Ангелов приветствовал Ее небесными песнопениями, которых отголосок слышали достойные во время Ее погребения. Видите, какую многоразличную премудрость заключили в иконном изображении Богомудрые отцы наши. Они представили нам не только назидательное воспоминание прошедшего видимого, но и таинственное созерцание невидимого в области грядущего века.

Какое сладкое, хотя недосязаемо высокое, созерцание! Как светло сияет в нем любовь Божественного Сына к Богоблагодатной Матери! Какая точность Небесного Судии в воздаянии по делам земной жизни! Поелику Приснодева носила на руках своих Сына Божия во время Его земного младенчества, то в воздаяние за сие Сын Божий носит Ее душу на руках Своих, в начатке Ее небесной жизни.

Кто бы ты ни был, состранник земной жизни, слушающий меня, скоро и твоей и моей душе - не знаю, которой скорее, только верно скоро и твоей и моей душе отверзется невидимая область века грядущего. Подумали ль мы, что там нас встретит? Кто там нас примет? Удостоят ли Ангелы, подобно как душу Евангельского нищего, и нашу бедную душу нести в некую обитель света? Или ты о сем не заботишься и думаешь, что можешь обойтись и без сей почести? Не обмани себя. Правда, что это есть почесть достойным, но не есть ли это также и пособие нуждающимся? Если на пути видимого мира нужно нам охранение и руководство Ангелов, то не иначе ли при вступлении в безвестный и беспредельный мир невидимый? Теперь телесный мир стоит пред нами, как преграда, закрывающая от нас светлое Царство Небесное, но также отделяющая от нас и мрачное царство адское; но и теперь более или менее проникают до нас влияния преисподней тьмы, и тем более благопотребны нам вспомоществующие влияния из царства света; что же будет, когда душа наша, отрешаясь от тела, переступит за преграду мира телесного и вступит в непосредственное соприкосновение с миром темных сил, тогда как она не может сказать о себе, как мог сказать един Безгрешный: Грядет сего мира князь и во Мне не имать ничесоже (Ин.14:30)? Блажен, кто, смотря за гроб, имеет довольно присутствия духа, чтобы сказать с Давидом: Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси (Пс.22:4) - Ты, свет мира и победитель ада, Ты, Который и сень смертную просвещаешь сиянием Креста Своего, Ты, Который за всех вкусил смерти, чтобы смерть поглощена была жизнию, Ты, Который заповедуешь Ангелам Твоим живущих в помощи Твоей сохранять во всех путях видимых и невидимых, во времени и за пределами времени! Но чтоб иметь такое присутствие духа, для сего надобно, чтобы точно был с нами Христос в нашей вере, в нашей любви, в нашей деятельности по Его воле и заповедям.

У Пророка Исаии, сия глаголет Господь: блажен, иже имеет племя в Сионе и южики во Иерусалиме (Ис.31:9). Если сие изречение имеет силу значения в отношении к Иерусалиму земному и народу Иудейскому, то несравненно большую в отношении к духовному Израилю и небесному Иерусалиму. Иудей, если не может прийти в земном Иерусалиме в дом сродника, может найти там для себя гостиницу и за деньги получить то, чего не может иметь по родственной приязни. Но в небесном Иерусалиме нет наемных жилищ, ни денег, ни купли, ни продажи. Или приди туда, как единоплеменник и сродник, или не будешь там принят. Но разве можем мы сделаться сродниками небесным гражданам, которых большею частью даже и не знаем? Можем сделаться сродниками не только гражданам небесным, но и самому Царю их. Читайте в Евангелии давно готовую грамоту Его для всех нас на сие высокое родство. Мати Моя и братия Моя сии суть, слышащии слово Божие, и творящии е (Лк.8:21). Итак, будьте, братия, прилежны к слушанию слова Божия, особенно глаголющего в Церкви, будьте деятельны и верны в исполнении Христовых заповедей, и вы войдете в родство небесное, будете иметь племя в горнем Сионе, и южики в нерукотворенном Иерусалиме, будете еще на земле, по слову Апостольскому, сожителе святым и приснии Богу (Еф.2:19), а наконец, они примут вас и в вечные кровы небесные, в причастие блаженства, и в созерцание славы Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Слово в день Успения Пресвятыя Богородицы, 1847 г.[58]

Предста Царица одесную Тебе. Вся слава Дщере Царевы внутрь (Пс.44:10,14)

Предста Царица одесную Тебе. Вся слава Дщере Царевы внутрь (Пс.44:10,14)

Кого это изображает Пророк такими необыкновенными чертами, в одном из самых высоких и таинственных псалмов, названном песнию о возлюбленном [Пс.44:1]? Хотя бы мы для узнания сего не имели иного средства, как искать во всем роде человеческом лица, сходного с сим изображением, без многого труда и без недоумения могли бы мы найти черты пророческого изображения, несравненным светом сияющие в лице Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии. Она дщерь Царева, именно дщерь царя Давида и царствовавших по нем в Иерусалиме. Она имеет всю славу, какой только может достигнуть сотворенное существо, поелику есть Матерь Царя Славы, Матерь Бога Сына, по сему беспримерному достоинству Честнейшая Херувимов и Славнейшая Серафимов. Но вся слава Ее внутрь, поелику состоит не во внешнем блеске и великолепии, но во внутренних совершенствах и добродетелях и поелику Пресвятая Дева, во все житие Свое на земле, смирением заключала Свою славу в Своем сердце и удерживала от проявления.

Как же скоро в пророческом изображении дщери царевой, которой вся слава внутрь, узнали мы Пресвятую Деву Марию, то Ее же должны узнать в той же пророческой песни и в образе Царицы, представшей одесную Царя, Которого престол в век века, Который, будучи Бог, от Бога помазан елеем радости, паче причастник [Пс.44:8], то есть Богочеловека, Господа нашего Иисуса Христа.

Когда и где предстала Она пред Ним так торжественно? Без сомнения, по совершении Своего земного поприща, на небесах, где Он имеет у Отца Своего славу, которую имел прежде мир не бысть (Ин.17:5).

Она предстоит пред Ним, как предстоят рабы пред Господом, потому что и Она есть раба по Своему сотворенному существу, но вместе предстоит, как Царица, потому что участвует в Его славе, потому что имеет Матернее пред Ним дерзновение.

И можно ли думать, что ее предстояние пред Царем славы праздно и бездейственно? Если еще на земле, во время сокрытия Его и Своей славы, Она предстояла Ему с ходатайством о помощи в наших нуждах, даже маловажных, как, например, о вине для невинного веселия на браке, и еще не пришедший час Его благотворных чудодействий могла приближать (см.: Ин.2:1-9), то кольми паче ныне, на небеси, когда и Ее человеколюбие, и Ее пред Сыном и Богом дерзновение освободилось от земных ограничений, предстоит Она пред Ним не в забвении о земнородных, но деятельно предстательствует о нас, о благодатной помощи в наших нуждах, бедах и скорбях, о мире всего мира, о спасении каждой души, искренно желающей спасения, и как Царица (поелику на небесах нет имен без значения, силы и действия), и Сама имеет власть заступать, охранять и ущедрять милостями в державный Ее покров прибегающих.

Видите, что в слове пророческом обрели мы то, что имеем в церковном Предании, что часто не в буквах, но в лицах читаем на святых иконах, что ныне радостно чтим церковным торжеством, - обрели Пресвятую Деву Богородицу, по успении на земле восшедшую на Небо, как Царицу, во славе представшую Царю Славы и предстательствующую о нас благодатно и спасительно.

Возрадуйтесь, девствующие: девство уже воцарилось на небесах и царски оттоль вас покровительствует. Не унывайте, рождающие: Матерь Господня хотя не испытала болезней рождения в рождении безгрешном, тем не менее глубоко знает по опыту скорби материнской любви и заботы, и таким образом, подобно Своему Божественному Сыну, Сама искушена быв, по благодати Его может и по милосердию Своему хочет и другим искушаемым помощи [Евр.2:18]. Веселитесь, все рожденные женами, ибо, если Сын Божий, по своему вочеловечению, не стыдится братию нарицати нас (Евр.2:11), то, конечно, и Пречистая Матерь Его не стыдится чадами нарицати всех нас и Материнским сердцем о всех нас милосердствовать.

Но сего не довольно, что мы обнадеживаем и утешаем вас покровительством Царицы, представшей одесную Царя славы на небесах. Надобно и вас возводить, и вам восходить, хотя не на сию самую высоту, однако же в довольную близость к ней. Пророк назначает быть сему непременно. Приведутся, говорит, Царю девы вслед Ея. Что за девы? Без сомнения, не просто девы плоти, поелику плоть и кровь Царствия Божия наследити не могут (1Кор.15:50), но девы духа, в особенности души, естественное девство очистившие и возвысившие благодатию, вообще же души, сохранившие и возрастившие духовное девство, с которым родились от Духа в воде Крещения, или поврежденное исправившие совершенным покаянием и покаянною жизнию.

Души Христианские! Неужели вы не поревнуете идти в чине мудрых дев, вослед Приснодевы? Неужели кто из вас обречет себя добровольно на участь дев юродивых? Неужели не возжаждет сердце ваше приближаться к Небесному Жениху, Которого сам Отец Небесный неоднократно провозгласил возлюбленным, не по какой-либо нужде высказать к Нему Свою любовь, но чтобы возбудить к Нему любовь нашу?

Или вас расслабляет маловерная мысль, можно ли достигнуть такой высоты? Но нет места сомнению о возможности того, что непогрешительное пророческое слово предвещает и обещает, как долженствующее сбыться: Приведутся Царю девы вслед Ея!

Или чувство недостоинства подавляет вас и препятствует Божественному желанию окрылиться? Отделите чувство недостоинства, которое справедливо, от подавляющей безнадежности, которая несправедлива. Для достойных ли приходил на землю Сын Божий? Не приидох, говорит, призвати праведники, но грешники на покаяние (Мк.2:17). Прииде Сын человеческий взыскати и спасти погибшаго (Мф.18:11). Если не только к недостойным и грешным, но и к погибшим пришел Спаситель, то и взаимно не только недостойные и грешные, но и погибшие имеют надежду приблизиться к своему Спасителю, только бы возжелали, подвиглись, потщились уготовить себя сему приближению не своею силою, но Его же благодатною помощию.

Души, желающие быть приведенными вслед Царицы, представшей одесную Царя Славы, должны уготовить себя к сему благоукрашением, подобным тому, каким Она благоукрашена: Вся слава дщере Царевы внутрь. Что значит слава внутрь? Вразумляет нас о сем Святый Василий Великий: Иже благоукрашает самаго себе Отцу видящему в тайне, и молится, и вся деет, не да явится человеком, но да явится единому Богу: той имеет всю славу внутрь, так как и дщерь Царева[59].

И вот вам, Христиане, нынешнее напутствие на путь Царствия вслед Небошественной Царицы, вот нынешний урок училища Христова: имейте достоинство и славу внутрь, благочестие и добродетель в сердце, во глубине души, пред очами Всевидящего, а не только в наружности, в словах и внешних делах, пред очами человеческими. Урок всегда полезный и спасительный, но, кажется, особенно требующий внимательного изучения в сем веке, который так много живет в наружность и, по естественному последствию развлечения, конечно, уже не довольно смотрит внутрь!

Как много у многих поглощает внимания, как много похищает времени, как много средств истощает усиленная страсть к блеску и приятностям в наружной жизни, в жилище, в одежде, в пище, в питии, в увеселениях! Сии многие думают, или и говорят: какая в том беда, что мы ищем своего удовольствия? Жалкое для деятельности разумного и нравственного существа оправдание, что от нее нет беды! Не заключается ли в сем оправдании обвинения, что в сей деятельности нет добра, нет пользы, нет достоинства? Но если для исправления вашей деятельности непременно надобно указать на розгу грозящей беды, то посмотрите, как по мере разлива роскоши уменьшается довольство и до чрезмерности увеличивается на дне общества отсед[60] нечистой и тунеядной нищеты; как пристрастие к блеску, переходя от богатых к небогатым, производит неразборчивость в средствах удовлетворять оному и повреждает нравственность частную и общественную, а с нею и порядок, и безопасность; как привычка утешаться благовидностями наружной жизни прокрадывается в жизнь духовную и повреждает нравственное чувство, сделавшего доброе дело оставляет недовольным, доколе оно не напечатано и не провозглашено, оказавшему заслугу не дает успокоиться в сознании заслуги, но мучит его жаждою отличия внешнего.

Остережемся, чтобы не погрешать в определении сравнительной цены наружного и внутреннего, чтобы не променять золота на медь и серебра на олово, чтобы, останавливаясь на наружном, не погрязнуть в суете. Не внутреннее существует для внешнего, но внешнее для внутреннего, внешние видимые блага для тела, тело для души, душа для Бога и Царствия Божия, а Царствие Божие, по слову Господню, внутрь вас есть (Лк.17:21), если вы не поработились наружному и не потерялись в нем.

Занимайтесь и пользуйтесь наружным соответственно потребности, с умеренностию, но всегда поспешайте обращаться к внутреннему.

Скажи украшенной храмине: ты не чертог Небесного Жениха. Чертог Его - непорочное сердце. Он вселяется верою в сердца (Еф.3:17).

Скажи изящным одеждам: ни одна из вас не годится быть одеянием брачным (Мф.22:12), в котором входят на царский брак и без которого извергаются во тьму кромешную. Сего одеяния не выткут на стане и не принесут из чужой земли: оно частию подается свыше, частию вырабатывается собственными подвигами каждого, по реченному: Облецытеся Господем нашим Иисус Христом (Рим.13:14); облецытеся во утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение (Кол.3:12).

Скажи роскошному пиру: не сюда приидет Небесный Гость, хотя Он и обещал внити и вечеряти со всяким, кто Ему отверзет двери (Апок.3:20). У него иная пища: Не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем изо уст Божиих (Мф.4:4). Ему надлежит отверзти двери сердца: отверзают же их молитва, любовь и соблюдение слова Его: Аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет: и Отец Мой возлюбит его, и к нему приидем и обитель у него сотворим (Ин.14:23).

Скажите помыслам тщеславия и корыстолюбия, когда они приближаются к вашим добрым делам: удалитеся, лисы губящие винограды (Песн.2:15), мы хотим сохранить Господу винограда никем не тронутый плод.

С помощью указанных теперь и подобных духовных размышлений и упражнений, да даст вам, братия, Отец Небесный, по богатству славы Своея, силою утвердитися Духом Его во внутреннем человеце (Еф.3:16), да, имея славу внутрь, достойны явимся приведения во славу вечную. Аминь.

Слово в день венчания на царство и миропомазания благочестивейшего Государя Императора Александра Павловича, 1823 г.[61]

Молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте (1Тим.2:1,2)

Молю убо прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте (1Тим.2:1,2)

О чем так настоятельно просит Апостол ученика своего Тимофея, епископа Ефесского, или, лучше сказать, что так непременно заповедует чрез епископа и всей церкви, то самое, Христиане, с особенною торжественностью исполняем мы ныне в сем доме молитвы. Совершая молитвы, моления, прошения, благодарения за всех человеков, особенно мы приносим оные за помазанного ныне Богом Царя нашего, который не только скипетром и мечом ограждает нашу жизнь и безопасность, но духом и всею жизнию своею подвизается, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте.

Не благодарно было бы пред Богом и пред ним не вспомнить теперь, какой недавно пример подал он нам в деле молитвы, когда, несмотря ни на утомление от пути, ни на многоразличные занятия кратковременного пребывания в обширном городе, в шесть дней четырехкратно посетил здешние храмы в часы возношения бескровной жертвы.

Как приятно должно быть подданным молиться за Царя, который так прилежно молится за подданных!

Но, между тем как дело сие совершается усердием всех и каждого, Церковь не почитает излишним часто среди самого дела молитвы повторять нам заповедь Апостола о молитве: Молю прежде всех творити молитвы, моления, прошения, благодарения за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте.

Посему не излишним почел и я не только повторить сию заповедь, но и разрешить ее на содержащиеся в ней особенные наставления о молитве.

Первое наставление в изречении Апостола о молитве есть то, что он поставляет дело молитвы прежде всего: Молю прежде всех творити молитвы.

Много дел благих, которых требует от Христианина Христианство, и которые оно в нем совершает, но дело молитвы должно быть прежде всех, потому что без него не может совершиться никакое другое дело благое. Найти и самим делом пройти путь Господень, уразуметь истину, увидеть жизнь или, иначе сказать, покаянием распять плоть со страстями и похотями, чтобы очистить себя от всякой скверны плоти и духа, посредством веры воскреснуть и просветиться в сердце светом Христовым, наконец Божественною любовью быть вознесену к соединению с Божеством и к обожению посредством сего соединения - вот в немногих словах сокращение великих дел, которые должны совершиться в Христианине. И как можно им совершиться, когда низшее из оных не может быть совершено без высших, а высшее обыкновенно недостижимо для того, кто не мог еще вступить на низшую степень? Как может найти путь тот, кто не видит истины? Или как может идти путем тот, в ком нет жизни? А истиною и жизнью не прежде может для нас соделаться Иисус Христос, разве когда соделается путем, ибо в сем точно порядке обещал Он нам открыться, когда сказал: Аз есмь путь и истина и живот (Ин.14:6). Как же разрешить сей многосплетенный узел, которого все концы скрываются внутри его? Как отверзть сию заключенную сокровищницу, которая с первого взгляда не представляет ни ключа, ни отверстия, где бы оный влагался? Главная нить, которою разрешается весь узел духовных тайн, и ключ, которым отверзаются все сокровища благодати, есть молитва. Молись с Давидом: Скажи мне, Господи, путь в оньже пойду, яко к Тебе взях душу мою (Пс.142:8), и откроется тебе истинный путь Господень. Аще кто от вас лишен есть премудрости или, что тоже, познания спасительной истины, да просит от дающего Бога всем нелицеприемне и не поношающаго, и дастся ему (Иак.1:5). Если кто и живота просил есть у Тебе, Господи, молитвою крепкой и чистой, дал еси ему (Пс.20:5) и даруешь всегда, исполняя во благих желания любящих Тебя (Пс.102:5). И что есть самая молитва в сущности своей, как не дыхание Божественной жизни в человеке, по реченному: Сам Дух воздыхает в нас воздыхании неизглаголанными (Рим.8:26)? Где есть хотя слабые начатки дыхания, там есть признаки жизни, а, где нет дыхания, там нет и жизни. Так, в ком есть хотя начатки молитвы, в том есть признаки жизни духовной: состояние человека без духа молитвы есть состояние бездыханного по внутреннему человеку. Посему как для жизни естественной прежде всего нужно возбудить дыхание, так для жизни духовной прежде всего нужно возбуждать дух молитвы.

Второе наставление в рассматриваемом теперь изречении Апостола заключается в том, что он дает понятие о разных видах молитвы. "Молю, - говорит он, - творити молитвы, моления, прошения, благодарения".

Молитвы должны мы приносить Богу, яко Богу, моления, как Судии, прошения, как Царю, благодарения, как Творцу и Подателю благ. Прошениями можем просить от Него благ, преимущественно вечных, а частью и временных. Молениями нужду имеем умолять Его, да избавит нас от зол, от греха и от наказания за грех. За исполнением прошений и молений естественно следуют благодарения. Молитва в собственном и высшем ее знаменовании забывает некоторым образом и зло и собственное благо и устремляется к созерцанию верховного и всеобщего блага в Боге тем, что в ней душа человека, по выражению таинственного песнопевца, восходит к Богу, аки стебло дыма кадильного (Песн.3:6). Моления сетуют пред Богом и утешаются; прошения дерзают и смиряются пред Ним; благодарения веселятся и торжествуют; молитва благоговеет пред Ним и горит в любви, как жертва всегда живая и всесожигаемая. Молитва вообще есть душа всех особенных молений, прошений и благодарений. Впрочем, и сии, смотря по состоянию Христианина, соединять с молитвою не только позволительно для него но полезно и даже необходимо. Кто не приносит молений о прощении грехов, тот или по невежеству не знает их, или закрывает их от себя гордостию, как фарисей и в том и другом случае не принадлежит к Царствию Божию, которое, с тех пор как вси согрешиша и лишени суть славы Божия (Рим.3:23), не приемлет никого кроме умоляющих и помилованных. Кто никогда не приносит Богу прошений, тот мало верует в Его благость и силу или совсем не верует. Доселе, - так обличает в сем недостатке молитвы самих Апостолов Иисус Христос, - доселе не просисте ничесоже во имя Мое: просите, и приимете, да радость ваша исполнена будет (Ин.16:24). Кто не приносит благодарений, тот оказывает Небесному Подателю всех благ такую несправедливость, которая и между человеками в отношении к земным благодетелям осуждается и наказуется общим презрением.

Третье наставление рассматриваемого изречения Апостольского состоит в том, что он определяет, за кого и в каком порядке должно совершать молитвы. Молю - говорит он, - творити молитвы за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть.

Слыхал я некоторых, которые говорят: "Где уже нам за других молиться, когда мы за себя умолить не можем?" Такие люди, конечно, думают, что за себя должно молиться прежде всего, а за других можно и не молиться. Что должны они подумать, что должны думать и все мы, когда слышим, что Боговдохновенный наставник в молитве заповедует молиться за всех других без изъятия - за вся человеки, заповедует молиться за некоторых преимущественно: за царя и за всех, иже во власти суть, а о молитве за себя самих совсем не упоминает? Что сие значит? То, что молитва о себе самих, взятая отдельно от молитвы за других, как плод духовного своекорыстия, не может составить чистой Христианской добродетели, а потому и не стоит особенной заповеди, между тем как молящийся о всех молится в тоже время и о себе, и тем с большею чистотою и бескорыстием, чем менее отделяет свое особенное благо и спасение от всеобщего блага и спасения всех человеков. Посему и Сам Иисус Христос дал всем нам одну молитву - не каждому за себя, но всем и каждому за всех, повелев просить у Отца нашего Небесного, воли Его для всей земли, и насущного хлеба, прощения долгов, избавления от искушений для всех нас (Лк.11:2-4). Даже в частных наших случаях Он желал, чтобы по крайней мере два или трие совещались просить о всякой вещи Отца Небеснаго (Мф.18:19). Итак, не отрекайся от молитвы за других под предлогом опасения, что за себя умолить не можешь, но в самом деле опасайся, что не умолишь о себе, если за других молиться не будешь. Если каждый о себе только молиться будет, то каждый останется только со своею молитвою, хладный - с хладною, немощный - с немощною, но если каждый будет молиться за всех, то каждый вспомоществуем будет многомощною молитвою всея Церкви Христовы и всех Святых Божиих. Молю убо творити молитвы за вся человеки.

Что касается до молитв, предписанных в особенности за царя и за всех, иже во власти суть, не бесполезно в настоящее время обратить внимание на то, что, когда писал Апостол сию заповедь к Церкви Ефесской, тогда цари и власти, от которых могло зависеть ее внешнее благосостояние, были не Христиане, а язычники, не защитники, а большею частою гонители Церкви. Если за таковых молиться есть обязанность Христианская, то сколь противно было бы Христианству не радеть о молитве за Царя, который есть Христов Помазанник и который властью и примером утверждает и распространяет благочестие! Нерадение сие не может остаться ненаказанным по той сокровенной связи, которой Провидение Божие в судьбе царей и народов не всегда близко, но всегда дивным образом точно соединяет благочестие с благоденствием и пороки с бедствиями. Почему столь благочестивые и благодетельные цари, как Езекия и Иосия, не могли отвратить погибели царства Иудейского? Потому что недостойный народ не хотел вместить духа благочестия, который они в нем возбудить столь усильно старались.

Четвертое наставление в рассматриваемом изречении Апостола есть то, что он постановляет для дела молитвы правильную цель: да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте.

Последствия молитвы, с неправильною целию приносимой, изображает другой Апостол, когда говорит: Просите, и не приемлете, зане зле просите, да в сластех ваших иждивете (Иак.4:3). Он показывает молитву бесплодную: Просите, и не приемлете. Но почему она бесплодна? Потому что молящиеся имеют неправильную цель, дабы удовлетворить собственным вожделениям - да в сластех ваших иждивете. Предупреждая сие злоупотребление и, можно сказать, осквернение святыни, какова есть молитва, Святой Павел предписывает, чтобы мы при молитвах и прошениях наших имели в виду не собственные вожделения, но общее всех Христиан житие, благосостояние Церкви и Отечества, чтобы предметом желаний наших была не жизнь, приятная для угождения грубому или тонкому сластолюбию, не жизнь изобильная для удовлетворения корыстолюбия, не жизнь блистательная и славная, которая питала бы нашу гордость и честолюбие, но жизнь тихая и безмятежная, чтобы, наконец, и сия самая не была последнею целию желаний, так как мы, не имея в сей временной, внешней жизни пребывающаго града (Евр.13:14), не можем здесь поставить последней меты для нашего стремления, но чтобы мы, достигая тихого и безмятежного состояния временной и внешней жизни, тем беспрепятственнее простирались к достижению дальнейших успехов в жизни внутренней для приобретения права на жизнь вечную в грядущем Небесном граде - да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте.

Воспользуемся, братия, сими Апостольскими наставлениями, если кто до сих пор не довольно ими пользовался.

Не попустим, чтобы праздность или суетные увеселения удаляли нас от священного дела молитвы общественной и частной, церковной и домашней, не допустим самые дела мирские разрушать в нас сие дело Божие. Есть время всякой вещи под небесем (Еккл.3:1). Как не быть времени для молитвы, которая есть первая вещь под небесем? Есть время для зрелищ. Как не быть времени для храма? Если поспешаешь и на добрые и на законные дела, поспеши еще паче предварить их молитвою, чтобы доброе и законное соделалось святым, ибо все освящается молитвою (1Тим.4:5) - молю убо прежде всех творити молитвы.

Будем, сколько можно, внимательны к разным случаям, к которым благоразумно применяемое дело молитвы становится полным и совершенным. Чувствуя себя повинными пред правосудием Божиим, принесем Ему моления, да простит нам долги наши, а если бы и все повеленное сотворили, не престанем и тогда умолять о милости, признавая себя рабами неключимыми, которые ничего еще не заслужили, исполнив только должное. Мысль, что Небесный Отец знает наши нужды, - сия сладкая пища Христианской надежды - да не превращается у нас в пищу лености или неверия; то, что Отец всеведущ, да не препятствует чадам быть искренними. Будем приносить Ему детские прошения наши, дабы Тот, Который по Своему всеведению предвидел оныя, мог исполнить оныя сообразно с правдою Своею. Но, как чада послушания, получим ли просимое в полную меру прошения, или совсем не получим оного, или даже лишимся и того, что имели, - во всех сих случаях не престанем приносить наши благодарения Отцу, Который сколько щедр тогда, когда подает хлеб, столько же благ и тогда, когда не дает горящего угля несмысленному детищу или отъемлет у него смертоносное орудие. Дерзнем приступать ближе и ближе к сему всеблагому Отцу даже без посредства наших нужд и Его даров. Довольно услышать одно слово Его или одно имя Его, да изыдет душа наша в слово Его (Песн.5:6), и вся излиется пред Ним в молитве любви и радости. Тако молю творити молитвы, моления, прошения, благодарения.

Расширим сердце наше молитвою и обымем ею всех человеков. В ней и отдаленное даже соделается близким, и чуждое - собственным, высокое и низкое - равным пред лицом Всевышнего, в ней да угаснет вражда и любовь да воспламенится более сильным и чистым пламенем. Особенно взыщем чрез молитву блага тем, которых Бог поставил особенными подвигами созидать наше благо. Кто знает, сколько может молитва веры за Царя и Отечество? Некогда молитва одного Елисея для царя и царства Израильского была сильнее войска, ибо привела целое неприятельское войско пленным в столицу Израиля. Молю убо творити молитвы за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть.

Наконец, будем остерегаться, чтобы нечистое намерение, как червь, не повредило плода молитвы в самой его внутренности. Как недостойна была бы, например, молитва за Царя, если бы кто предстал в ней с прочими только для того, чтобы исполнить обычай и гражданскую обязанность! Нет! Не того требует Христианство, не того достоин Царь. Искренним сердцем и всею душой да приносим молитвы за вся человеки, за царя и за всех, иже во власти суть, с чистым намерением, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте. Сие бо добро и приятно пред Спасителем нашим Богом (1Тим.2:1,3), Которому да воздается молитва непрестанно, благодарение за все и слава вовеки. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (об оставлении мира[62]). Говорено в Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1822 г. [63] 

Проидоша в милотех и в козиях кожах, лишены, скорбяще, озлоблени, ихже не бе достоин весь мир, в пустынях скитающеся, и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных. Евр.11:37-38

Проидоша в милотех и в козиях кожах, лишены, скорбяще, озлоблени, ихже не бе достоин весь мир, в пустынях скитающеся, и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных. Евр.11:37-38

Что это за люди, которых столь несообразными по видимому чертами описывает апостол? Он ценит их дороже целого мира: Ихже не бе достоин весь мир, но в то же время показывает, что они брошены так, как бы ничего не стоили, потому что не имеют ни порядочной одежды, ни пищи, ни безопасности, ни жилища: Проидоша в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени... в пустынях скитающеся, и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных.

Может быть, мир не узнает или не захочет узнать сих добровольных изгнанников мира, но вам не должно быть трудно узнать их, обитатели священной пустыни! Это наши предшественники, хотя, может быть, большая часть из нас отстали от них так далеко, что мы оскорбляем их, называясь их последователями. Если нужно указать на лица, таков был Илия Фесвитянин, которого, как приметно, апостол особенно имел пред очами, когда писал свое изображение великих странников мира, - Илия, который затворял и отверзал небо, низводил дождь и огнь, призывал глад и плодородие, а сам едва находил пропитание, иногда чрез пустынного врана, иногда чрез убогую вдовицу, словом истреблял живых, дуновением воскрешал мертвых, но сам убегал в пустыню души ради своея, то есть, по причине опасности жизни, и, утомленный преследованиями врагов, просил души своей смерти (см.: 3Цар.19:3-4). Таков был Иоанн Креститель, которого болий не воста в рожденных женами (Мф.11:11), по свидетельству самой Истины, но который жил в дикой пустыне, носил грубую одежду, питался акридами, окончил свое поприще темницею и мечом. Таковы были после Павел Фивейский, Антоний Великий, Макарий Египетский, Ефрем Сирийский и множество других, которые из мрака пустынь как звезды просияли светом духовным и озарили вселенную.

Но на что для очевидцев самого дела собирать многих посторонних свидетелей? Таков и сей дивный муж, который пришел сюда, в безлюдную и непроходимую пустыню, долго жил здесь во всяком лишении, один с единым Богом; потом, когда нашлись люди, которые, узнав цену его, предпочли миру его пустыню и предали ему самих себя в послушание и управление, был первый в трудах и подвигах и последний в успокоении, носил одежду, которую отвергали другие, ел гнилой хлеб, вместо изгнания непокоривых изгонял от них сам себя. И что же наконец? По слову пророка, создались пустыни его вечные; соделались основания его вечные родам родов, и прозвался он здатель оград (см.: Ис.58:12). Не только немощные и сильные земли приходили в пустыню его просить от него благословения, советов, чудесных исцелений и побед на преобладавших врагов, но и Царица Небес, ближними Царя царствующих сопровождаемая, нисходила в его святое уединение, чтобы утвердить в его пустыне благословение Неба, которое впоследствии времени враждебные силы мира при всем видимом их могуществе тщетно покушались разрушить.

Кто бросает драгоценности? Почему же люди, ихже не бе достоин весь мир, которые, при высоком внутреннем достоинстве собственно для мира должны быть драгоценны по многим благотворным для него действиям, - почему они в таком, по-видимому, небрежении рассыпаны по пустыням и горам, по пещерам и ущелиям земли? Мир ли, не дав им цены, отвергнул их, или они, узнав его цену, не захотели принадлежать ему?

Гордость мира не позволяет ему признаться, что он оставлен, как недостойный, и потому он старается уверить тех, которые легковерно его слушают, что он сам, как ни к чему не способных, отвергает тех, которые оставляют его, или что они, оставляя его добровольно, оставляют безрассудно. Но истина и опыт говорят вопреки ему, что не столько он их отвергает, сколько они оставляют его, и что он безрассуден и несправедлив, поколику отвергает их, а не они, поколику от него удаляются.

Думают упрекнуть нас, когда говорят, что некоторые из древних благочестивых пустынножителей приведены были к сему образу жизни страхом гонений. Но против чего восставали гонители? Против благочестия. Для чего убегали в пустыни гонимые? Для сохранения благочестия. Кто же здесь заслуживает укоризну? Воин, который, увидев себя одного в неприятельском стане, умел безопасно удалиться и невредимо сохранить знамя, ему вверенное, неужели есть бесчестный беглец? Не есть ли он некоторым образом победитель? Если мир хочет уничижить нас, называя последователями таких беглецов, то пусть осмотрится, не поставляет ли он тем самого себя в достоинство последователя гонителей? Справедливо ли ненавидеть тех, которые всегда вам добра желают? И так справедлив ли мир, когда он ненавидит людей, которые, оставляя его на всю жизнь, в тоже время на всю жизнь обреклись желать ему истинного добра в непрестанных молитвах? Не совершенно ли безрассудно отвергать тех, которые не только желают нам добра, но и могут самим делом доставить нам то, чего желают? Но не сие ли самое делает мир, когда отвергает тех, которые подвигами благочестия и чистыми молитвами отводят от него громы раздраженного неба и низводят на него могущественные и действенные благословения? Если он не постигает тайны духовных благословений, укажем ему на благословения видимые и чувственные. Смотрите: дикая пустыня превращается в цветущую вековую обитель; безлюдная пустыня дает бытие многолюдному селению; пустынная обитель стоит непоколебимо против устремления врагов, уже низложивших столицу, становится щитом уже уязвленного царства и сокровищницею его спасения - и все сие от одного пустынножителя! Дадим после сего миру судить о сем роде людей хотя по одним временным выгодам. Если он все еще отвергает их, он отвергает свою пользу. Если он еще почитает их ни к чему не полезными, он не знает собственных выгод.

Сколь несправедливо поступает мир в том, что унижает и отвергает сих людей; столь же напрасно льстит он себе тем, будто отчаяние в его благоволении заставляет их от него удалиться. Тщетно фараон стал бы хвалиться, что он изгнал израильтян в пустыню, хотя подлинно нуждаху египтяне людей со тщанием изринути их от земли (Исх.12:33). Не отчаяние, но надежда вывела израильтян из Египта; они воспользовались своим изгнанием как средством своего избавления и за свое бегство воспели Богу победную песнь. Истинно отрекающиеся от мира, если испытывают его неблаговоление, пользуются тем, как благоприятным случаем, чтобы тем беспрепятственнее удалиться от него, а часто, и не испытав от него никакой видимой неприязни, оставляют его совсем не потому, чтоб он отвергал их, но потому, что пустыня их призывает и тихий, частью даже печальный глас ее для них стократно вожделеннее, нежели шумные радости мира. Кто гнал из мира сие чудное отроча, которое оставило его прежде, нежели имело случай узнать его? Отроча же растяше, и крепляшеся духом, и бе в пустынех (Лк.1:80). Знал ли мир и сего Варфоломея, прежде нежели соделала его известным пустыня, и мог ли отвергнуть его, прежде нежели он сам отвергся мира? Мир узнал уже оставившего мир Сергия, по его подвигам и чудодействиям и не столько отвергал, сколько привлекал его. Но даже и тогда, когда был он привлекаем в такое состояние, которое хотя и в мире, но не от мира и не для мира, самое послушание, столь свято хранимое Сергием во всех других случаях, не могло привести его к тому, чтобы расстаться с сладкою пустынею.

Какая же тайная сила влекла сих людей из мира и заставляла их, оставя все в нем приятное, скитаться по пустыням в лишении, в скорбях, в озлоблении. Узнаем сию тайну от апостола, который изобразил сих непостижимых для мира людей, сия тайна есть вера. Верою, - говорит он, - победиша царствия, содеяша правду. И далее: Проидоша в милотех - в пустынех скитающеся - и паки заключает: Сии вси послушествовани бывше верою (Евр.11:33-39). Вера представила им, что они страннии и пришелцы суть на земли (13) - мысль, которую знают и неверующие, но, и слыша, пропускают мимо ушей или, лучше сказать, мимо сердца и потому, хотя ежедневно видят подобных себе умирающих, однако живут в такой беспечности о будущем, с такою привязанностью к земному, как бы им жить здесь вечно! Вера вдохнула верным своим последователям глубокое чувство тленности мира и краткости жизни, а вследствие сего и пламенное желание Отечества Небесного, научила их невидимому Богу предстоять, как бы видя Его (27), взирать на Начальника веры и совершителя Иисуса. Иже вместо предлежашия Ему радости претерпе крест, о срамоте нерадив, одесную же Престола Божия седе (12:2), указала им на мздовоздаяние (11:26), и для них уготованное. При сих несродных миру чувствованиях, при сих высоких видах красоты мира для них померкли, сладости чувственные преогорчились, земные сокровища превратились в уметы, мир явился для них пустынею, а пустыня - раем, и они побежали. Побежали, как израильтяне из Египта, как Лот из Содома, как пленники из Вавилона. Побежали от мира, где сообщество с мирскими человеками и тварь, суетою и злоупотреблением искаженная, непрестанно рассевали их мысль, порабощали желания, возмущали душу и совесть. Побежали в пустыню, где, поколику более устранялись от тварей, потолику ближе могли ощущать Бога; отреклись от земного брака, дабы вместо того тем свободнее, уготовлять себя к единому небесному браку Агнца (см.: Отк.19:7); облеклись мрачною одеждою, дабы желание украшения не имело иного предмета, как виссон оправдания святых (8); осудили себя на глад и жажду, дабы чувственное насыщение не притупило глада и вкуса к духовной вечери (9) Царствия Божия; удалились, так сказать, на самую границу видимого и невидимого мира и, в сообразность с назначением к невидимому, добровольно и благовременно перенесли туда и мысль и сердце; и если принуждены оставить здесь бренное тело, то по крайней мере стараются постом, бдением и другими подвигами, очищать и утончать его так, чтобы не столько оно отягощало душу (см.: Прем.9:15), сколько душа облегчала его и воскриляла, чтобы оно сколько можно менее препятствовало им подражать жизни бесплотных и принимать благодатные посещения Святого Духа.

Вот, братия и сообитатели пустыни, краткий, но истинный чертеж пути, которым истинные предшественники наши удалились от мира и не на случай скитались по пустыням, но на верное странствовали ко граду, основания имущему, емуже художник и содетель Бог (см.: Евр.11:10). Входить о сем в подробности не время теперь и не нужно, может быть, для тех, которые сами деятельно идут путем сим. Но, дабы нам нерадением или прельщением духа заблуждения не совратиться с истинного пути во след тех, которые блуждают по непроходней, а не по пути (Пс.106:40), нужно нам прилежно всматриваться в следы наших предшественников и поверять шествие наше. Очень нужно нам испытывать себя, точно ли потому мы удалились от мира, что возжелали благоугождать единому Богу, а не потому, что мир нам не благоприятствовал? В самом удалении от мира не унесли ли мы с собою, как Рахиль из дома Лаванова, богов, которым служат в мире, - идолов гордости, корыстолюбия и плотоугодия? Или в самой пустыни, подобно израильтянам, не слияли ль себе новых идолов вместо тех, которых оставили в Египте? Чувствуем ли мы себя ближе к Богу внутренне, с тех пор, как наружно стали далее от мира? Отрекшись от преимуществ и обладания в мире, не искушаемся ли желанием преимуществ и старейшинства между собратьями? Жизнь, предназначенную исключительно для подвигов духовных, не обращаем ли в одно успокоение плоти? Благословен мирный сын пустыни, которому при таковом испытании не зазирает сердце его: он будет иметь дерзновение к Богу (см.: 1Ин.3:21). Благо и тому, коему при сознании некоторых претыканий и падений покаянная мысль и сокрушенное сердце обещают надежду прощения и утешения. Горе сеятелю соблазнов, который, в самую пустыню принесши с собою мир и его скверны, нарушает ее духовную святыню! Троякий суд падет на главу его: суд греха, суд нарушения обетов и суд ядовитого соблазна.

Должно сказать нечто и к благонамеренным посетителям священной пустыни. Когда мы, последуя апостолу, говорим о пустынножителях, что вера увлекла их из мира, не подумайте, будто вам, оставшимся в мире, мы уже не оставляем веры и надежды спасения. Нет! Вера есть победа, победившая и побеждающая мир (см.: 1Ин.5:4-5). Можно и жить в мире, но не быть от мира (Ин.15:19). Не всем заповедал Иисус Христос то, что советовал некоему юноше: Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим; и имети имаши сокровище на небеси; и гряди вслед Мене (Мф.19:21), то есть для последования Христу не только оставь беззакония и страсти мира, но и всякий с живущими в мира союз расторгни. Напротив того, всем проповедовал Он покаяние, веру в Евангелие и надежду Царствия Небесного. Он Сам жил и в мире, и в пустыне: учил в мире, а для молитвы удалялся в пустыню.

Яже вам глаголю, всем глаголю (Мк.13:37). Как никого не спасает одно внешнее пребывание в пустыне, так и не погубляет никого внешнее жительство в мире. Пустая пустыня, когда во внешней нет внутренней пустыни; для внутренней же пустыни есть, хотя не столь свободное, место и в мире, если кто найти его потрудится. Егда молишися, вниди в клеть твою, то есть в уединенную храмину души твоей, и затворив двери твоя, то есть удержав от рассеяния твои мысли и чувства, помолися Отцу твоему, Иже в тайне (Мф.6:6). Не любите мира, ни яже в мире (1Ин.2:15). Соделайте сердце ваше пустынею, в коей бы не было ни богатств, ни красот мира, ни нечистых плотских желаний, ни страстных помышлений. Вот и для пустынножителей, и для живущих в мире общая священная пустыня, в которую приходит и в которой творит обитель (см.: Ин.14:23) Себе возлюбленный Господь наш Иисус Христос со Единосущным Своим Отцем и Святым Духом к истинному блаженству нашему во славу имени Своего Трисвятого. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (о силе благословения[64]). Произнесено в Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1833 г.[65]

В благословении правых возвысится град, усты же нечестивых раскопается. Притч.11:11

В благословении правых возвысится град, усты же нечестивых раскопается. Притч.11:11

Вот необыкновенный род строительного искусства, который, вероятно, не всем известен, а иным покажется вовсе несбыточным. Город созидается - чем, думаете? Богатством? Художеством? Властью? Многолюдством? По мнению Соломона, не тем, а добрыми словами добрых людей, в благословении правых. И напротив, город разрушается - чем? Оружием врагов? Огнем? Водою? Землетрясением? Опять не тем, а злыми словами злых людей: Усты нечестивых раскопается. Как могущественно и благотворно, по мнению Соломона, благословение! И как разрушительны слова злобные.

Но если бы Соломон не открыл сей тайны слова в Палестине, то мы могли бы домыслиться о ней при внимательном рассмотрении места, где теперь находимся. Была здесь безлюдная, ни руками человеческими не возделанная, ни же следами человеческими не ознаменованная пустыня. Но явилось здесь благословение одного праведника или еще немногих с ним - и совершилось то, что праведному и богоугодному мужу предсказано пророком: Созиждутся пустыни твоя вечныя, и будут основания твоя вечная родом родов, и прозовешися здатель оград, и стези твоя посреде упокоиши (Ис.58:12). Пустыня уподобилась градам, благоустроением и многолюдством, создалась крепче градов, потому что не падала и во время неоднократного падения царствующего града; воздвиглась выше градов, потому что под сень ее приходят обитатели градов и весей, приносят здесь праведнику дары, которых он никогда не искал, и честь, от которой всегда убегал, - и все сие делают потому, что видят на ближних, испытывают на себе, как могущественно и благотворно благословение сего праведника.

Сие располагает меня к некоторым размышлениям о благословении, которые, может быть, и для других окажутся неизлишними.

Благословение по своему имени происходит от благого слова. Если же хотите доискиваться, откуда происходит благое слово, где первоначальный его источник и глубочайший корень его силы, то найдете, по указанию божественного мудреца Иоанна, что в начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово... в Том живот бе, и живот бе свет человеком (Ин.1:1,4). Поелику человек сотворен по образу Божию, то из сего самого заключить можно, что и в даре слова он получил нечто по образу творческого Слова Божия. Святой Иоанн доводит сию мысль до высочайшей степени знаменательности, когда говорит, что та самая жизнь, или сила, которая есть в Боге Слове, соделалась светом человеков. Внутренний свет человека проявляет себя в слове. Итак, поелику Бог Слово рече, и быша, и притом вся добра зело, то неудивительно, что и человек, когда он находится в возвышенном состоянии образа Божия, из полноты веры в Бога Слова, Которого живот бе свет человеком, из глубины благости сердечной изрекает слово, и оно действует, оказывается могущественным, творит благо.

Предложенное теперь размышление должно быть достоверно, поелику основано на непреложной истине Священного Писания. Но, дабы кто не усомнился в том, верно ли из Истины Божественной извлечено наше заключение, представляем вам свидетельство святого мужа, который из одного с нами начала вывел одинаковое с нами заключение. Глубокий при всей простоте слова созерцатель вещей божественных и человеческих Макарий Египетский о состоянии человека, "когда он еще небесного образа был причастник", пишет следующее: "Доколе Слово Божие было с ним и хранил заповедь, все имел". И далее: "самое Слово в нем сущее, было ему вся, то есть, оно было ему и разум, и чувство, и наследие, и учение. Что бо Иоанн глаголет о Слове? В начале бе Слово (Ин.1:1). Видиши, что Слово было вся". И еще: "Вся ему было Слово, и доколе пребывал храняй заповедь, друг был Богу"[66].

"Слово Божие было человеку все, в Слове Божием имел он все", - говорит святой Макарий. Я только договариваю: "Слово Божие было человеку и могуществом его собственного человеческого слова, в Слове Божием имел он и силу благословения". Неудивительно, если сила и была велика - сие, напротив, очень естественно, когда она так близко происходила от Божественного начала. Гораздо страннее было бы представлять ее столь же ограниченною в человеке совершенном, как и в человеках, отчужденных от жизни Божией.

Обыкновенный разум человеческий не знает духовного могущества слова и даже боится догадок об оном. Сему почти так и надлежит быть, поелику он берет образы своих познаний уже не с того человека, который сотворен по образу Божию, но с того, который, ниспадши с сей высоты грехом, приложися, как говорит псалмопевец, скотом несмысленным и уподобися им (Пс.48:13). И сему-то человеку принадлежит и самый сей разум, который теперь рассуждает о способностях и силах человека. Какой же мудрости ожидать от такого разума?! Он, как слепой, осязает глаз и, не могши ощупать в нем света, заключает, что солнца точно так же нет на небе, как нет у него в глазах, и что верить бытию и действию солнца и света было бы суеверие и мечтательство. Сему слепцу нужен, да для него именно и написан, сей врачебный совет тайновидца: Коллурием помажи очи твои, да видиши (Откр.3:18), вылечись от ослепления грубою чувственностию, помажь око разумений тонкою мазью веры в духовное и божественное - тогда будешь истинно видеть. Притом, если хотим видеть или познавать силу и действие духовное, то надобно и предметом наблюдения избирать не людей плотских, хотя они всегда в глазах, но людей духовных, хотя сии нечасто встречаются, - людей, которые нравственным очищением и самоотвержением уменьшили тяжесть вещества, подавляющего дух человеческий, а постоянным обращением ума и сердца к Богу приближились к Нему, возвратились к причастию Образа Небесного, возобновили внутреннее общение с Словом и Духом Божиим.

Если вы, как должно, расположены к сему роду наблюдения, то мне нетрудно показать вам в опытах, как много заключается в выражении Клеопы: Муж силен словом (см.: Лк.24:19). Словом Иисус Навин остановил солнце. От уст словесе (3Цар.17:1) Илии зависели роса и дождь в продолжение трех лет с половиною. По глаголу Господню, егоже глагола рукою Илииною (16), горсти муки в водоносе и столь же малого количества елея в чванце достало на все время голода. Трикратным дуновением и словом Илии воскрешен сын вдовы сарептской. Елисей исправил злокачественные источники Иерихонские, всыпав в них соль, но как всякий знает, что соль не имеет такой силы, то по необходимости должно заключить, что сила сего действия заключилась в сем слове пророка: Сице глаголет Господь: исцелих воды сия (4Цар.2:21). Словом апостол Петр исцелил хромого и воскресил Тавифу. Не собирая более примеров, замечу в особенности, как ясно в некоторых из приведенных теперь, действие Слова Божия в слове человеческом, как то: в словах Елисея: Сице глаголет Господь - и в словах апостола Петра к хромому: Во имя Иисуса Христа Назорея востани и ходи (Деян.3:6). В других случаях, по-видимому, иначе, как то: Тавифе тот же апостол говорит как будто своим только словом: Тавифо, востани (Деян.9:40). Но предыдущий случай не оставляет никакого сомнения в том, что и здесь, хотя не проявляется именем и звуками, но действует силою то же самое Слово Божие, обитающее в святом апостоле.

Если же таким образом дознано, что Слово Божие, являясь ли открыто в устах человеков, приближенных к Богу, или действуя сокровенно из сердец их, творит дела чудесные, некоторым образом подражательные творческим действиям Божества, то не менее должно быть понятно и достоверно, что то же Слово Божие чрез тех же людей теми же способами изрекает и преподает благословения, некоторым образом подражательные действиям Божеского Провидения.

Итак, благословлять в сильнейшем значении сего слова - значит простирать действие Божия Слова на творения Божии. Благословляющий есть благою волею посредствующий между Словом Божиим и творением Божиим.

По сему понятию верховный и всеобщий раздаятель благословений есть Иисус Христос, Ходатай Бога и человеков, Богочеловек, в котором Слово плоть бысть. Вот почему благословение было древнейшею чертою, которою Он означен был еще патриархам, например Аврааму: Благословятся о семени твоем вси языцы земнии (Быт.22:18). Вот почему и апостол, желая изобразить благодеяния Христовы роду человеческому, сказал, что Бог Отец благословил нас всяцем благословением духовным в небесных о Христе (см.: Еф.1:3). Вот почему и мы, преподавая наше заимствованное благословение, обыкновенно употребляем имя Иисуса Христа, в особенности или в составе имени Пресвятой Троицы, и крестное знамение Христово.

Из преподавателей заимствованного благословения родители суть некоторым образом естественные посредники между творческим Словом и своими детьми, поелику некоторым образом довершили над ними дело создания, произведя их на свет. Вот почему естественно важно и сильно благословение родительское, особенно же если благочестие возвышается до силы благодатной. В сем роде удивительны благословения патриархов. Например, благословение Сима Иафету: Да распространит Бог Иафета (Быт.9:27) - теперь, после нескольких тысяч лет, как сильно еще действует в потомках Иафета - европейцах, которые не престают распространять во все страны света свои поселения, торговлю, власть, религию, нравы.

Священник есть раздаятель благословения по чину благодатного тайноводства. Еще в первоначальном постановлении о законном священстве Бог сказал священникам: Благословите сыны Израилевы (Чис.6:23). И паки о них же: Да возложат имя Мое на сыны Израилевы, и Аз Господь благословлю я (27). И в Новом Завете, когда Господь повелел апостолам и преемникам их служения до скончания века учить, крестить, вообще тайнодействовать во имя Отца и Сына и Святаго Духа (Мф.28:19), Он положил чрез сие в них силу Своего благословения и дал им власть преподавать оное. По сему судите, достойно ли внимания благословение священства. Не о том думайте, какою рукою или в каком сосуде, но какой Божественной Лозы духовное вино подается вам чрез благословение служителя Христова.

Впрочем, и то справедливо, что, аще кто очистит себе, будет сосуд в честь, освящен и благопотребен Владыце, на всякое благое дело уготован (см.: 2Тим.2:21). Посему святые, как сосуды верою и духовными подвигами очищенные, благодатию исполненные, любовию отверзаемые и преливающиеся, суть не столько почерпатели и раздаятели благословения на время по должности, по нужде, сколько живые потоки благословений, неистощимо текущие и орошающие. Благословение Христово непрестанно льется в них и переливается чрез них, яко миро на главе, сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежды его; яко роса Аермонская, сходящая на горы Сионския. Яко тамо заповеда Господь благословение и живот до века (Пс.132:2-3). Оно изливает свет и мир в души, цельбу в тела, благопоспешество в начинания и дела, благоустройство в места, невидимую, но богато и разнообразно плодотворную небесную росу на землю.

Иудеев посылали за благословением в Иерусалим, на горы Сионские, яко тамо заповеда Господь благословение (Пс.132:3). Колико благополучнее мы, христиане! Для нас оно и более открылось, и более приближилось. И тамо и здесь заповеда Господь благословение. Уразумеем же благословение.

Как вожделенно должно быть то, чего сам вседовольный Бог желает! А Он желает, Он требует Себе от нас и от всех Своих творений благословения: Благословите Господа, вси раби Господни (Пс.133:1). Благословите Господа, вси ангели Его; благословите Господа, вся дела Его (Пс.102:20,22). Возлюбим же и мы благословение, и, во-первых, собственно Христово благословение.

Преклоним сердце и пред всяким благословением святыни по той же причине, что в оном нисходит благословение Бога Слова.

Родители! Не забывайте благословлять детей своих любящим сердцем и старайтесь возвысить силу вашего естественного благословения, привлекая благочестием и верою силу благодатную.

Дети! Дорожите благословением родителей тысячекратно более, нежели прочим наследством, ибо чрез оное по вере можете получить благословение Отца, из Негоже всяко Отечество на небесех и на земли именуется (Еф.3:15). Делом и словом чти отца твоего и матерь, да найдет ти благословение от них. Благословение бо отчее утверждает домы чад (Сир.3: 8-9).

Поелику во всяком неложном благословении чрез благословляющего человека сокровенно течет благотворное Слово Божие, то помыслим, братия, какую духовную выгоду имеем мы, когда благословляем. Тогда, как мы отверзаем сердце наше человеку, подавая благословение, Бог Слово изнутри отверзает вход в сердце наше Своему благословению. Подавая человеку, мы приобретаем от Бога. Посему примем как духовное благодеяние и будем искренне исполнять и сию Христианскую заповедь: Благословляйте гонящия вы; благословите, а не кляните (Рим.12:14). Верное исполнение сего верно соделает нас благословенными Отца Небесного, которых Иисус Христос призовет наследовать уготованное таковым Царствие от сложение мира. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (об искушениях[67]).Произнесено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1834 г.[68]

Чадо, аше приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение, управи сердце твое и потерпи, и не скор буди во время наведения, прилепися Ему и не отступи, да возрастеши напоследок твой. Сир.2:1-3

Чадо, аше приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение, управи сердце твое и потерпи, и не скор буди во время наведения, прилепися Ему и не отступи, да возрастеши напоследок твой. Сир.2:1-3

Собравшиеся здесь к мужу, который прилежно поработал Господеви Богу во время свое и приял от Него вечное воздаяние, столь обильное, что вот уже несколько веков от избытка оного неистощимо уделяет всякому истинно нуждающемуся и непритворно просящему, собрались, без сомнения, для того, чтобы найти себе у него помощь и наставление в работании Господеви Богу, дабы получать воздаяние спасения и блаженства.

Тех, которые успешно прошед начальные подвиги служения Богу, ведутся уже на совершение (см.: Евр.6:1), мы представляем непосредственному тайному наставлению и руководству сего богомудрого наставника, глаголющего духом к духу, и помазанию общего для него и для них Духа Божия, которое учит их о всем (см.: 1Ин.2:27). Поелику же и на нашу немощь возложен долг служения слову истины, то, приняв благословение от сего сильного делом и словом сообразно с нашею мерою, обратим мы малую беседу к тем, которые, подобно нам, коснят еще в слове начала Христова (см.: Евр.6:1), не столько работают Богу, сколько приступают к сему, давно, может быть, начинают, но все не находят себя уготованными к спасительному деланию. И сим предложим не нашего мудрствования ненадежное изобретение, но готовое поучение опытного мудреца.

Чадо, аще приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение.

Поучение для иных недовольно ожиданное и еще менее приятное! "Я думал, - скажет иной, - что приступающий работать Богу должен готовиться к подвигам, хотя не малым, но нетрудным, более же - к утешению, к радости, к блаженству, потому что Бог всемогущий и всеблагий не только видит работающих Ему, но и приближается к ним, помогает им, утешает их, награждает". Да, это все так, надежда сия верна, и должно держаться ее, но надлежит знать и то, что на пути к награде и блаженству среди поприща подвигов и при самом вступлении в оное нередко, и притом иногда неминуемо, встречается искушение, а потому надобно готову быть и к сей встрече. Аще приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение.

Что такое искушение? Испытание, какое и чем или в ком свойство, какая сила, какое превосходство или, напротив, какое несовершенство находятся по наружности, недостоверно узнаваемой, или совесть скрытая во внутренности. Так Слово Божие изъясняет о сем предмете само себя: Якоже искушается в пещи сребро и злато, тако избранная сердца у Господа (Притч.17:3). Вещь, кажущаяся золотою, может быть или из чистого золота, или из нечистого, или вовсе не из золота во внутренности - в огне золото становится чище, примесь отделяется, поддельное вещество обличается. Так добродетель человека может быть чистая и твердая, о Бозе соделанная и в силе Божией неизменная, или нечистая по причине применения помыслов тщеславия, своекорыстия и самоугодия, или, наконец, вовсе лицемерная. В огне искушения чистота ее возвышается, нечистота отделяется, лицемерие обличается.

При сем может кто-нибудь подумать: "Мы делаем испытание вещей, потому что не всегда узнаем по наружности, что скрывается в их внутренности, но Богу, Которого взор как все объемлет, так и сквозь все проницает, на что испытывать сердца человеков?" Недоумевающий о сем пусть приметит, что и художник полагает золото или серебро в огнь не для того только, чтобы узнать подлинность и чистоту или нечистоту металла, но и для того, чтобы нечистое и поддельное отделить и отбросить и получить чистый, светлый, прочный и более прежнего ценный металл. Для первой из сих двух целей какими-нибудь особенными опытами искушать сердца не нужно Богу всеведущему, но для другой попускать на человеков и даже, может быть, иногда наводить искушения полезно для самих человеков. Полезно посредством искушения обличение ложной и лицемерной добродетели, дабы освободить человека от пагубного самопрельщения и поставить на путь истинного покаяния и исправления. Полезно посредством искушения и неложную добродетель возводить к высшей чистоте, крепости и совершенству, по реченному: Святый да святится еще (Откр.22:11), да по обетованию Христову, чистии сердцем... Бога узрят (Мф.5:8), да вся побеждаяй наследит вся (Откр.21:7), да совершенный без препоны по закону подобия и единства приступит и приобщится к церкви первородных на небесех написанных, ...и духом праведник совершенных (Евр.12:23). Наконец, полезно и очищенную уже веру, и усовершенствованную добродетель, и божественную поистине любовь, обитающую в сердце человека, скромностью и смирением покрываемую, посредством искушения открывать, дабы ее познали, возлюбили, возжелали перенять и сугубо прославили Бога и за образец, и посредством подражания.

Не входя теперь в рассуждение об особенном, высшем роде искушения душ совершенных или приближающихся к совершенству, как, например, некогда Бог искушаше Авраама (Быт.22:1) требованием в жертву единственного сына обетования, а сообразно взятому нами в основание настоящей беседы слову Писания, ограничивая взор более общим, низшим, начальным родом искушений, к которым должен готовиться каждый приступающий работать Господеви Богу, не скроем, что встреча с искушением, которая по направлению Провидения должна быть полезна, хотя и трудна, может быть, напротив, опасна, хотя при том иногда и приятна. Есть злохудожное и насильственное направление искушения, которое усиливается ослабить и подавить добро и поднять зло в человеке, ввести нечистоту сперва в помыслы потом в желания и, наконец, в дела, возмутить и расстроить душу.

Не пренебреги сего, желающий работать Богу; будь предусмотрителен; приготовляй силу против насилия, благоискусство против злохудожности. Уготови душу.

Для сего нужно знать, откуда происходит сей род и сие направление искушения. О сем говорит святой апостол Иаков: Никтоже искушаемь да глаголет, яко от Бога искушаемь есмь; Бог бо несть искуситель злым, не искушает же Той никогоже (Иак.1:13). Иной во время искупления говорит: "Бог послал на меня искушение" - и не заботится, когда оно производит душе его движения неправильные, немирные, нечистые, не примечает, как отворяет оно дверь греху. "Нет, - возражает ему святой Иаков, - не усыпляй себя тщеславною мыслию, что ты на пути Божием, потому что неблагоприятному состоянию твоему ты дал невинное и даже почетное название искушения; Бог как Сам не искушается злом, которому совсем недоступно естество Его, так и не искушает никого злым направлением искушения, что было бы противно Его благости". Откуда же сей род и сие направление искушения? Кийждо, - продолжает тот же апостол, - искушается, от своея похоти влекомь и прельщаемь: таже похоть заченши раждает грех (14-15). Если же таковое самоискушение - от похоти, иногда еще не решительно греховной, впрочем способной зачать грех, то нетрудно усмотреть многочисленные источники искушений по следующему указанию другого апостола: Все, еже в мире, похоть плотская и похоть очима и гордость житейская, несть от Отца, - присовокупляет и Иоанн согласно с Иаковом, - от мира сего есть (1Ин.2:16). Дополним еще, что и мир, как творение Божие, не есть сам по себе гнездо похоти или работная храмина искушений, не к сему назначил его премудрый Художник и содетель Бог, но к сему силится обратить его чрез преслушание первого человека вошедший в него злохудожник и разрушитель диавол, который и есть искуситель по преимуществу, как и называется в Священном Писании (Мф.4:3). Если он нагло дерзнул приступать в сем качестве к самому Иисусу Христу, в Котором не имел ничесоже (см.: Ин.14:30), в Котором, то есть, не было ничего греховного, или поврежденного, или нечистого и, следственно, никакой внутренней пищи искушению, то не должно ли заключить, что сей адский ветр всегда, до предсказанного решительного запечатления бездны (см.: Откр.20:3) приметными или неприметными, прямыми или косвенными исходами дышит в мир и силится раздуть всякую искру похоти в человеке и все еже в мире превратить в дрова огню сему нечистому?

Как же много причин, как много случаев к искушению! Как иногда прикрыта и, между тем, как велика должна быть опасность! Не годится быть беспечну, нельзя пускаться наудачу, надобны осторожность, бдительность, надобно изыскивать средства к безопасности, надобно иметь в готовности оружие для отражения нападений, надобно присутствие духа, мужество, твердость, непреклонная решимость долго, может быть, стоять в искушении, которым испытуется в нас доброе, и ни на минуту не уступать искушению, которое клонит к злу. Все сие не приходит само собою. Если ты подлинно желаешь работать Господеви Богу, то подумай о сем не поверхностно, не рассеянно, с глубоким вниманием, с деятельным попечением устрой ум твой, расположи сердце твое. Уготови душу твою во искушение.

Спросишь ли, как сие сделать? Предлагаю тебе дальнейшие наставления избранного мною наставника.

Первое. Управи сердце твое. Не попускай твоим помыслам и желаниям носиться без управления, как корабль без кормчего, как конь без узды. Дай им управление. Направляй непрестанно мысли к истине, желания к добру. Обуздывай помыслы и желания суетные, чтобы не вознеистовились похоти злые и не повергли колесницу души в пропасть беззакония.

Второе. Потерпи и не скор буди во время наведения. Опрометчивость и непостоянство суть равно вредные домашние враги добрых намерений и переметчики на враждебную сторону искушения. Непостоянство разрушает начатое устроение души; опрометчивость, начиная без основания, также готовит не иное что, как разрушение. Кто не скор во время наведения, то есть во время приражения искушения не поступает опрометчиво, тот сберегает себя от шага, который, по всей вероятности, оказался бы не на прямом пути, и выигрывает время собраться с силами и получить помощь: Претерпевый же до конца по непреложному обетованию той спасен будет (Мф.10:22).

Третье. Прилепися Ему и не отступи, да возрастеши напоследок твой. Вспомним слышанное от апостола: Бог несть искуситель злым, не искушает же Той никогоже (Иак.1:13). Итак, чем крепче прилепляешься к Нему, чем постояннее в Нем утверждаешь сердце твое, тем ты безопаснее от искушения, которое не может проникнуть в Бога, следственно, и тебя в Нем поколебать не может.

Если искушение, происходящее не от Бога, искушает тебя злыми, тревожит, поднимает нечистое дрождие со дна чувственности, приводит в брожение злые склонности, прибегай к Богу и молись молитвою, преданною от Господа: Отче Небесный! Не введи нас во искушение (Лк.11:4).

А если искушение, управляемое Провидением Божиим, дает тебе средства усмотреть в себе недостатки, которых ты до того не примечал, немощи, от которых почитал себя избавленным, увеличивает твою опытность и ревность о своем исправлении, погружает тебя в смирение - прибегай также к Богу и молись молитвою псалмопевца: Искуси мя, Боже, и увеждь сердце мое, истяжи мя и разумей стези моя; и виждь, аще путь беззакония во мне, и настави мя на путь вечен (Пс.138:23-24).

Заключим утешительным для искушаемых словом апостольским: Блажен муж, иже претерпит искушение, зане искусен быв приимет венец жизни, егоже обеща Бог любящим Его (Иак.1:12). Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (о верности в малом[69]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1836 г.[70]

Рече же ему Господь его: добре, рабе благий и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю. Мф.25:21

Рече же ему Господь его: добре, рабе благий и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю. Мф.25:21

Сие сказано в притче о Царствии Небесном. Следственно, в сих словах представляется закон Царствия Небесного: кто на деле оказывается верным в малом, тому дается полномочие на многое.

Хотите ли видеть в действительном бытии то, что слышите в иносказании притчи? Можете еще на земле усматривать, как действует закон Царствия Небесного в людях, которых Царь Небесный особенно избрал, испытал в верности, обрел верными в малом и потому поставил над многим и прославил, как высокие и сильные орудия Своего Царствия.

Укажем на то, что ближе. Многое ли имел Преподобный отец наш Сергий, когда избрал для себя сие место или, лучше, когда Бог избрал его, чтобы благословить чрез него и сие место? Удобнее сказать, чего он не имел и что оставил, нежели что имел. Он оставил звание, родительский дом, наследство; нашел здесь пустыню безлюдную, непроходимую, не совсем безводную для одного, но для жительства многих даже водою скудную; построил хижину и малый храм, но не имел в нем священнодействующего; иногда не имел в хижине хлеба, а в храме обычного светильника для ночных молитвословий. Один можно было примечать рано данный ему талант - это желание служить Богу, но только время открыть могло, чистого ли золота сей талант и до какой степени обогатит он делателя. И что же открыло время? Смотрите, сколь над многими поставлен сей верный о мале. Как во многом Небесном был он уполномочен, когда еще жил на земле! Как на многое земное простирает свое полномочие и теперь с Неба! Не высоким ли Небесным полномочием действовал он, когда, например, жизнь умершему призвал или когда избавлению Отечества от ига неверных не просто советом и молитвою, но прозрением и предсказанием споспешествовал? Что может быть сильнее и обширнее сего полномочия, которое возмогло дикую пустыню превратить в вековую обитель и которое благотворные влияния и действия: благословение, охранение, утешение, исцеление, помощь в добре, помощь противу зла - распростирает по векам, по местам, по людям, так что по благодати дивного во святых Бога нельзя указать сему ни конца, ни предела?

Вот удивительный, очевидный опыт, как в Царствии Божием верный о мале поставляется над многими. Но я говорю о сем не для того, чтобы только удивляться, а чтобы учиться. И потому, показав вам в частном опыте действие общего закона, поспешаю возвратить внимание ваше к самому сему закону, который, как общий закон Царствия Божия, должен касаться до всех и до каждого из нас, если желаем принадлежать Царствию Божию.

Кто бы ты ни был, желающий себе Царствия Небесного, притча о Царствии Небесном сказана и к тебе. Итак, если хочешь достигнуть желаемого, то надобно и тебе достигнуть того, чтобы тебе сказано было сие одобрительное слово: Добре, рабе благий и верный, о мале был еси верен. Ибо, если сего не достигнешь, то по необходимости случится противное сему: тебе сказано будет: Лукавый рабе и ленивый, а вслед за сим: Неключимаго раба вверзите во тму кромешную (Мф.25:26,30). Если сего ужасаешься, то позаботься о верности. Не почитай маловажным и того, чтобы о мале быть верным.

Как христиане, мы охотно называем себя верными и в сем наименовании полагаем надежду спасения, так как, напротив, наименование неверного представляем себе и ненавистным, и погибельным. И справедливо. Сей образ мыслей есть евангельский и апостольский. Кая часть верну с неверным? - спрашивает апостол (2Кор.6:15). И как часть верного есть спасение, по слову самого Иисуса Христа: Иже веру имет и крестится, спасен будет (Мк.16:16), то противоположная часть неверного должна быть погибель.

Но, чтобы нам не обмануть самих себя, нужно со вниманием рассмотреть вопрос: кто имеет полное право называться верным и потому имеем ли мы сие право?

Скажет ли кто: "Я имею полное право называться верным, потому что верю христианскому учению о Боге"? Боюсь, чтобы такому не сделал сильного возражения апостол: Ты веруеши, яко Бог един есть: добре твориши; и беси веруют и трепещут (Иак.2:19). Однако их никто не называет верными.

Видите, что вопрос по видимому простой становится труднее при углублении в его исследование. Усильте же внимание, чтобы победить затруднение.

Применяя свойство нашего языка к духу евангельского учения, кажется без опасения погрешности можем мы в полном понятии веры признать три подчиненные и составительные понятия: уверенность, доверенность и верность. Когда апостол говорит, что без веры невозможно угодити Богу; веровати же подобает приходящему к Богу, яко есть, и взыскующим его мздовоздатель бывает (Евр.11:6), он указывает сим особенно на начальную часть веры, на уверенность в истинах Богопознания, на веру ума. Но, когда тот же апостол в другом месте говорит о Аврааме, что он верова Богу, животворящему мертвыя, и нарицающу не сущая, яко сущая, что он паче упования во упование верова (Рим.4:17-18), здесь представляется уже не простая вера ума, но более глубокая и более сильная вера сердца. Это безусловная преданность человека Богу, неограниченная доверенность к обетованиям благодати, не имеющая нужды ни в каком ручательстве доводов и удостоверений, это решительное направление души к Божественному, как бы естественно встречающееся с благодатию Божиею. Сюда принадлежит вера, приемлющая спасительную силу таинств и в особенных случаях знаменуемая дарами чудодейственными. Но, что и сего рода вера, даже чудодейственная, может иногда быть неполною, неоправдательною и неспасительною, в том не позволяет сомневаться грозное поистине изречение Христово: Мнози рекут Мне во он день: не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом; И тогда исповем им, яко николиже знах вас: отъидите от Мене, делающии беззаконие (Мф.7:22-23). Итак, необходимым дополнением веры, чтобы она была оправдывающею и спасительною, должна быть верность. На сие дополнение веры указует апостол, когда говорит: Праведный от веры жив будет; и аще обинется, не благоволит душа Моя о нем. Мы же братие несмы обиновения в погибель, но веры в снабдение души (Евр.10:38-39). Вера, противоположная погибельному обиновению, колеблемости, отступлению вспять, непостоянству, измене, есть верность, - верность Богу и Христу в неизменном исповедании православной веры, верность в отношении к заповедям Божиим, состоящая в неленостном их исполнении, верность в отношении к таинствам, дарованиям, служениям, в тщательном употреблении оных по намерению Божию, во славу Божию.

Теперь, кажется, открылось, что полное право на спасительное наименование верных не так легко приобрести, как легко мы присвояем себе сие наименование, не думая о праве. Если хочешь действительно принадлежать к числу верных, над которыми должно исполниться предуставление Христово: Иже веру имет и креститься, спасен будет (Мк.16:16), то не только мысленно веруй, что Бог есть, что Он ищущих Его награждает, что по неизреченному человеколюбию Он послал Единородного Сына Своего на землю, дабы открыть нам путь спасения, и Духа Своего Святого, чтобы нас облагодатствовать и освятить, не только без пытливости разума, с доверенностью принимай неизъяснимые таинства веры, но предайся вере всею душою твоею и всею жизнию твоею так, чтобы вера была главною мыслию твоей жизни и вся твоя жизнь выражением веры. Наконец, будь верен Царю Небесному, Которому, кроме того, что принадлежишь по праву естественному, как Творцу и Господу всего, сверх того добровольно вписался ты в службу, когда вступил в христианство. Будь же неизменно и постоянно верен Его имени. Его повелениям, Его службе, Его дарованиям и талантам, которые Он вверяет нам, комуждо противу силы его (Мф.25:15).

Вероятно, многие из нас не довольно опасаются сделаться неверными пред Богом, потому что представляют себе неверность только в большом виде, а не обращают внимания на неверность в малом. Если бы кто сказал нам: Идем, да послужим богом иным (Втор.13:2), кто не ужаснулся бы одной мысли о толикой неверности? В сем случае самая вескость зла уменьшает опасность подвергнуться оному. Сделаться неверным о мале не так страшно, и опасность, по виду маловажности пренебрегаемая, тем удобнее постигает неосторожных.

Иной успокаивает себя мыслями: "Я не то, что лукавый раб, который зарыл данный ему талант в землю, и ничего доброго не сделал - я нечто делаю, то еще не беда, если некоторые лепты моего таланта остались без прибыли или вовсе потеряны, что некоторые заповеди или обеты не исполнены, что некоторые дни года или часы дня не посвящены Богу, как бы надлежало, что некоторые средства добра употреблены небрежно или обращены только к удовольствию собственному". Ах, клеврет мой! Ты не так рассуждаешь, как судит праведный Господь наш. Только верному о мале Он дарует многое - следственно, попуская себе умышленно неверность в малом, ты сам себя лишаешь права на многое. И если за неверность в малом ты не получишь от Господа многого, да и малое утратишь неверностью, то с чем ты наконец останешься?

Лукавое самооправдание дерзает иногда говорить и то, что быть верным о мале не стоит труда, и что можно было бы больше быть верным, если бы больше было вверено. Заградим и сии бесстыдные уста словом Господним: Верный в мале, и во мнозе верен есть, и неправедный в мале, и во мнозе неправеден есть (Лк.16:10). Кто из рубля крадет или расточает, не то же ли сделает из тысячи? Так и в духовном: неверному в малом дары большие были бы только случаем к большей неверности. Не щедрости недостает у Бога, чтобы дать человеку вдруг многие и многие дары благодати, но, чтобы предохранить от крайнего осуждения за неверность в великом, Он испытывает его в меньших служениях и тем приготовляет к большим дарованиям.

Сими и подобными размышлениями потщимся, братия, часто возбуждать себя к верному во всем хождению пред Богом. Потщимся быть верными пред Ним в употреблении даров природы, да ниспошлет нам высшие природы дары благодати, верно сохраним начатки благодати, да сподобимся дарований больших. Как же скоро усмотрим в сем нашу неверность, будем по крайней мере верны в признании и исповедании грехов наших, и - Бог верен есть и праведен - да оставит нам грехи наша и очистит нас от всякия неправды (1Ин.1:9) и за сию верность в малом - в покаянии - воздаст нам обилием душевного мира и вечного спасения. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (не останавливаться на пути ко спасению[71]). Говорено в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1838 г.[72]

Братие, аз себе не у помышляю достигша; едино же, задняя убо забывая, в предняя же простираяся; к намеренному теку, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе. Флп.3:13-14

Братие, аз себе не у помышляю достигша; едино же, задняя убо забывая, в предняя же простираяся; к намеренному теку, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе. Флп.3:13-14

Издавна учители жизни, чтобы дать наставлениям своим ясность и силу, представляли жизнь под образом пути. Блажени непорочнии в пути (Пс.118:1), говорит псалом. То есть блаженны непорочные в образе жизни, не совращающиеся в заблуждение, не впадающие в пороки, уподобляющиеся, таким образом, путешественнику, который не сбивается с дороги и не падает. Не совсем просто, братие, управить человеку путь жизни своей так, чтобы он был непорочен и вел неуклонно к блаженству. Есть известный путь добрый и спасительный, и кто бы не захотел идти, особенно же дойти по нему? Есть известный путь злой и погибельный, и кто бы, кажется, не захотел уклониться от него? Но вот в чем затруднение и опасность: есть путь, иже мнится человеку прав быти, последняя же его приходят во дно ада (Притч.14:12). Нельзя не поверить опытной мудрости Соломона в сем угрожающем замечании.

Подумаем, путники жизни, о важности для нас известия, которое посылает нам дальновидный Соломон от конца разных путей жизни. Есть, говорит, путь, который кажется человеку правым, но которого конец сводит на дно ада. Какой это путь? Где он? Чей он? Соломон сего не сказывает, а только дает знать, что такой путь есть на свете. Можно подумать, что это не довольно человеколюбиво - сказать: есть опасность - и не сказать: где она? Но не станем платить упреком за благодеяние. Соломон не определил пути обманчивого, может быть, потому что он весьма разнообразен и даже не один, но тем не менее он сделал всеобщее благодеяние, потому что, дав знать об опасности, угрожающей всем без изъятия, дал тем сильнейшее побуждение к осторожности каждому без изъятия. Если есть путь вначале или в продолжении благовидный, но в конце погибельный и если он так обманчив, что кажется правым, то не может ли он очутиться под ногами у тебя и у меня? Что же нам делать? Должно каждому из нас, братие, часто и прилежно испытывать свой нравственный и духовный путь, подлинно ли он есть правый или только мнится прав быти; примечать правый путь по глубоко мирной и безмятежной совести, а по смущенной и немирной - неправый или по крайней мере сомнительный; внимательно по возможности рассматривать указания истинно правого пути в слове Божием и словесах святых и преподобных отец наших; не управлять пути своего собственным мудрованием и собственною волею, но волею Божиею и по возможности руководством и примером опытных в духовном пути наставников, от Бога на сие призванных и духовным рассуждением одаренных; наконец, как, по сказанию Соломона, путь обманчивый отличается решительно своим пагубным концом, а также и, напротив, путь действительно праведный оправдывается решительно своим концом блаженным, то полезно и нужно нам с особенным вниманием взирать на конец пути или, по выражению апостола, на скончание жительства (Евр.13:7) право шествовавших и право руководствовавших наставников наших, которым благодать Божия в нетлении, чудесах и исцелениях даровала несомненное свидетельство того, что их путь привел к Небу и блаженству и, следовательно, есть несомненно правый и, обращаясь от блаженного конца пути их к его началу и продолжению, их следами, то есть их примерами и правилами жизни исправлять наши невежественные или греховные уклонения от пути правого и спасительного.

Посему-то всеобщая руководительница - святая Церковь нередко с особенною торжественностью, как и в настоящий день, творит память угодивших Богу и Богом прославленных наставников наших, и не только их кончину праведно ублажает, но и житие и учение их пред нами провозглашает, и их подвиги и добродетели нам показует.

Посему-то и мне по долгу служения моего пришло на мысль показать нам теперь отчасти достопоследовательный путь святого апостола Павла, им самим описанный в откровенной и сердечной беседе его с возлюбленными ему филиппийцами.

Братие, аз себе не у помышляю достигша; едино же, задняя убо забывая, в предняя же простираяся; к намеренному теку, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе.

В сем иносказательном изображении жизни духовной апостол уподобляет ее не просто пути, но бегу на ристалище, где искуснейший и быстрейший в беге и потому прежде других достигающий поставленной на конце пробегаемого поприща меты получает, по древнему обычаю, венок или другую установленную награду. Братие, - говорит он, - аз себе не у помышляю достигша. То есть: "Я еще не отваживаюсь уподобить себя тому счастливому скоротечцу, который пробежал все назначенное поприще, достиг предпоставленной меты и готов получить награду за превосходство". Яснее: "Я еще не дерзаю думать о себе, что я достиг совершенства христианских подвигов и добродетелей и уже заслужил небесную награду". Слышащие сие, без сомнения, могли понять, что мудрый и вместе кроткий наставник под образом смиренного признания о себе самом скромно преподает наставление всем, что никто не должен почитать себя достигшим полного совершенства христианского. Ибо если апостол, столько подвизавшийся в проповедании Евангелия, столько страдавший за Христа, столько чудодействовавший во имя Иисуса, столько церквей в столь многих градах и племенах основавший и обогативший дарованиями духовными, восхищенный до третьего неба, не дерзает помыслить, что он достиг совершенства, то кто может дерзнуть на сие? Надобно в мечтании о себе дойти до совершенного безумия, чтобы почесть себя достигшим высшей степени духовного восхождения, нежели апостол Павел. Но слышавшим и уразумевшим сие отрицательное наставление апостола могло прийти на мысль: "Что же, однако, положительно думает о себе святой Павел? Чего достигшим он себя почитает? И что вообще должны мы думать об успехах, какие по благодати Божией приобретаем в духовной жизни?" Успевшему естественно приходит мысль о приобретенном успехе: "Что же делать с сею мыслию?" Провидя сии и подобные вопросы, апостол предупредительно разрешает их одним ответом: Едино же. "У меня, - говорит, - одна мысль, в которой не развлекает меня никакая другая, одна забота, которой не уменьшают никакие другие дела и попечения: Едино же". Какая же это единственная мысль и забота, которая достойно и достаточно занимает апостола и которою он хочет занять всех христиан? Едино же, задняя убо забывая, в предняя же простираяся; к намеренному теку, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе.

То есть: "Как скоротечец на позорищном поприще не озирается ни на пространство, которое пробежал, ни на других скоротечцев, которых оставил позади себя, потому что сие повредило бы верности и скорости бега, так и я, - говорит апостол, - задняя забываю, не смотрю оком самодовольства на подъятые прежде подвиги и достигнутые успехи, но держу мысль мою в таком положении, как еще не успевший ничего сделать для Бога, для ближних и для души своей; не смотрю также оком осуждения на тех, которые коснеют или претыкаются на пути ко спасению, потому что и в отношении к духовному пути, так же как в отношении к видимому пространству, справедливо то, что, кто смотрит назад или по сторонам, тот не может хорошо идти вперед".

"Как скоротечец на всем протяжении своего поприща, непрестанно стремится вперед, потому что, сколько бы ни скор был его начальный бег, остановясь прежде конца поприща, он не получил бы награды, так и я, - продолжает апостол, - в предняя простираюся до самого конца подвижнического и испытательного поприща, то есть до самого конца временной жизни непрестанно устремляюсь вперед, к новым духовным упражнениям, к новым подвигам во славу Божию, к новым делам служения благу и спасению ближних".

"Как у скоротечца на поприще одна мысль, одна забота, одно направление всех движений, один предмет напряжения всех сил, как бы успешно достигнуть конечной меты поприща и получить ожидающую там награду, так и у меня, - сказует апостол, - одна господствующая мысль и забота, управляющая движением способностей и сил, наполняющая деятельность, состоит в том, что я к намеренному теку, стремлюсь к цели и жизни, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе - к небесной награде, к которой с высоты славы Своей призывает Бог во Христе Иисусе". Нетрудно догадаться, что чрез единство стремления к почести вышнего звания по противоположности апостол дает разуметь и долг, и вместе средство не быть пристрастну к какой-либо земной почести, или выгоде, или удовольствию и не быть слишком чувствительну к земному неправедному бесчестию, или утрате, или скорби и страданию.

Надобно при сем взять в соображение другое изречение, которым святой Павел в том же послании к филиппийцам изображает цель своего стремления: Аще како достигну в воскресение мертвых (3:11), как бы мне достигнуть того воскресения мертвых, которое называется воскресением живота и которое обещано верующим и спасаемым. Из сего видно, что, и говоря о почести вышняго звания Божия, он думает не об особенной и высшей небесной награде, которую, без сомнения, уготовал праведный Бог избранным Своим подвижникам - апостолам, но просто о блаженной жизни будущего века, которая может быть уделом всякого истинного христианина. И таким образом в самой мысли святого Павла о награде открывается его глубокое смирение, по которому при всех своих апостольских дарованиях и подвигах не дерзает он иметь притязание на преимущественную от Бога награду, но почитает для себя довольным достижение той, которой и последний из христиан достигнуть может.

Видите ли, братие, путь избранного подвижника Христова и вместе верное для нас указание пути ко спасению? Ибо хотя это есть путь апостола, но святой Павел по своему смирению, или, лучше, живущий в нем Дух Божий по Своему промышлению о нашем спасении так изобразил путь его, как он может быть проходим каждым из нас. Всмотримся в чистые следы красных ног. Поревнуем правому течению к несомненной награде.

Не знаю, нужно ли мне настоять на осторожности от мнения о собственном нашем совершенстве. Наши явные несовершенства, может быть, еще довольно препятствуют мечтанию о мнимом совершенстве нашем, и потому на сей случай, может быть, еще нет большой нужды в пособии духовного закона.

Представляя каждому взять и усвоить себе из апостольского путераспоряжения разные черты руководства, кажется нами уже открытые, не могу я не обратить вашего внимания, по примеру немного взыскательного апостола, хотя на одно: едино же. Примем от него на сей раз и утвердим в сердце нашем и, - о, если бы даровал нам Бог и самим делом исполнить хотя одно сие общее и довольно простое, но весьма немаловажное правило: не останавливаться на пути спасения, но непрестанно стремиться к усовершению себя в жизни христианской, - в предняя простираяся; к намеренному тещи, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе.

Может быть, помыслит кто-либо, что апостолу Павлу легко было и особенно свойственно говорить о неослабном продолжении пути спасения, когда он был поставлен и подвигнут на сей путь рукою крепкою и мышцею высокою, чудесным явлением Христовым с Небес. На сие скажу, что не один сей апостол Богом поставлен на путь спасения, хотя с другими происходит сие не таким торжественным чудодействием, как с Савлом. Не ту же ли действенную благодать, которая рукоположением Анании даровала Савлу прозрение телесное и духовное, и крещением переродила Савла в Павла, - не ту же ли ниспосылает Бог и ныне в Таинствах? Бог хощет всем человеком спастися, и в разум истины приити (см.: 1Тим.2:4), хощет не праздным, но могущественно деятельным хотением. Никтоже, - глаголет Спаситель, - приидет ко Мне, аще не Отец Мой привлечет его к Себе (см.: Ин.6:44) - следственно, всякого спасаемого влечет Отец Небесный ко спасению. Каждому человеку чаще или реже, смотря по готовности принять, Бог посылает минуты в жизни, в которые путь спасения светится пред его глазами и влечение Отца Небесного ощутительно подвизает его на сей путь. Приложить к сему со стороны человека едино правило Павлове - следовать влечению Божию непрестанно, необленительно, и человек пробежит путь спасения, как скоротечец, как сам Павел, до желанной меты, до обетованной почести вышнего звания. Но если человек не станет или по времени перестанет прилагать к благодатному влечению Божию свое свободное стремление, без сомнения, Бог не повлечет его на Небо, как невольника в темницу, потому что сие было бы недостойно и Бога и Неба и бесполезно для неочищенного человека, который, принеся с собою на Небо землю или ад, не мог бы устоять в несродном общении с чистыми блаженными силами - следовательно, в таком случае не иное может последовать, как то, что благодатное влечение скроется, к произвольной лености человека присовокупится не облегчаемая благодатию немощь поврежденной природы - какая же тут надежда успешного совершения пути ко спасению?!

Посмотрим ближе на стези и тропинки нашей жизни.

Бог, влекущий ко спасению иногда, наипаче при вступлении в новое звание или на новую степень служения, соединенною с особенностями нравственными и духовными, возбуждает в нас ощутительное усердие и ревность ходить достойно своего звания и часто совершаемое служение приносить в жертву Богу и Его закону. Что ж! Время не охлаждает ли в нас начального усердия? Привычка совершать то же служение не ослабляет ли внимания и ревности о совершении оного в чистоте, достойной Испытующего сердца и утробы? Не влечемся ли мы тяжело и принужденно, как обремененные путники, по тому пути, по которому сначала готовы были бежать, как легкие скоротечцы? Верна ли надежда достигнуть почести вышнего звания тем, за что не отдает нам, вероятно, чести наша собственная совесть?

Бог, и в наказаниях Своих благодеющий, переставляет некоторых на путь к Небу и спасению посредством земных бед и лишений, когда путь мира и суеты как бы провалился пред ними и им не остается где искать утешения и надежды, разве в Боге и благочестии. Решительный опыт непостоянства и ничтожности благ мира дает им решительное побуждение к отречению от сует мира. Но что потом? С уменьшением силы бед, отторгавшей их от мира, не уменьшается ли и решимость отречения от сует мира?

Иногда особенные Божие благодеяния или чудное избавление от обышедших нас зол возбуждают нас к благодарности пред Богом, а чрез то и вообще к благочестию. Иногда слово истины глубоко падает в сердце и родит в: нем благие намерения, добрый пример сильно поощряет к добру. Всего же чаще, думаю, очищаемая и облегчаемая покаянием совесть в благодатные минуты взывает каждому из своей таинственной глубины: "Исправь хотя отныне решительно путь твой и проходи право стези Господни". Но что по времени? Благодеяния Божии не вспоминаются ли уже просто как прошедшие события и возбужденные им расположения не остаются ли без действия и плода? Слово истины, западшее в сердце, не подавляется ли грудою помыслов страстных и суетных? Благие намерения не умирают ли прежде, нежели родились от них благие дела? Проводив изощренным ко вниманию взором прошедший мимо нас назидательный пример, не остаемся ли мы беззаботно на своем месте? Изшед от покаяния с очищением и желанием исправления путей наших, не приступаем ли к оному вновь так же нечистыми, как прежде, так же, как прежде, хромающими на оба колена? Все сие значит ли тещи к почести вышнего звания, как течет скоротечец на своем поприще, или, напротив, коснеть, останавливаться и даже обращаться вспять?

Часто наше коснение и разленение на благом пути мы стараемся извинять для себя немощию человеческою. Остережемся. Нет спору, что человек немощен. Но есть для него благодать Божия, врачующая немощи и восполняющая оскудение сил. И потому одна немощь не останавливала бы человека на благом пути, если бы не примешивалась к сему хитрость врага душ. Когда он примечает, что нельзя человека совсем увлещи с пути блага и спасения на путь зла и погибели, как, например, на путь человекоубийц, татей, прелюбодеев, чего не слишком ослепленный и ожесточенный человек ужаснулся бы, то внушает он человеку, что его скудость в добре может быть извинена немощью, что если он и не успевает, однако же находится на добром пути, и таковыми обольстительными внушениями располагает его к коснению и разленению, а тем питает свою злокозненную надежду, что если человек не потечет усердно и неослабно к намеренному, то не достигнет почести вышняго звания Божия и таким образом путь, мнившийся прав быти, сойдет наконец во дно ада.

Да примечаем, братие, ухищрения врага душ и да расторгаем его злосплетаемые сети. Да не косним на пути спасения, да не ленимся, да поощряем себя непрестанно простираться в предняя, к усовершению себя в вере, в познании истины и в благоделании. Тако тецыте, да постигнете. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (о молитве[73]). Говорено 5 июня 1843 г. в Троицкой Сергиевой лавре.[74]

Аминь, аминь глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам. Доселе не просите ничесоже во имя Мое; просите, и приимите, да радость ваша исполнена будет. Ин.16:23-24

Аминь, аминь глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам. Доселе не просите ничесоже во имя Мое; просите, и приимите, да радость ваша исполнена будет. Ин.16:23-24

Молитва есть одна из высших потребностей души человеческой, одна из существенных принадлежностей богопочтения. Душа, погруженная в чувственность, рассеянная в мире, омраченная грехом, не чувствует, что по своему началу она есть дыхание из уст Божиих, но сила сего чувства без ее ведома возникает из ее глубины и движет сердце к Богу, хотя бы то было к неведомому или только погрешительно знаемому. Потому во всяком богослужении, от духовного до чувственного, от просвещенного до невежественного, сущность и душу обыкновенно составляет призывание Божества и, следственно, молитва. Хотя в учреждениях ветхозаветных важнейшую торжественность богослужения составляли жертвы, но жертва была всегда или посредницею, или представительницею молитвы, и восходящий дым сожигаемой жертвы представлялся колесницею, на которой молитва хотела достигнуть до неба.

Но дело молитвы, для всех времен всегдашнее, для всех человеков общее, научились ли наконец человеки делать всегда в совершенстве, всегда с полным успехом? Кто не знает, что нет!

С утешением вижу себя среди собора приносящих молитвы истинному в Троице Единому Богу по Богопреданному церковному чину при предстательстве совершенного молитвенника - Преподобного отца нашего Сергия. Просил он и приял вожделенное для души своей и радость исполненную небесную и еще просит и приемлет полезное для притекающих с верою к его предстательству. Как бы лествицу здесь утвердил он и для неокриленных молитв наших, которые полагаем здесь при святых мощах его и которые он своими молитвами подъемлет, подкрепляет, очищает и возводит в пренебесный мысленный жертвенник Господень. И конечно, нет здесь недостатка в опытных свидетелях исполненных молитв. Но при всем том нельзя не признаться, что и здесь не все просят и приемлют, и потому не всех радость исполнена.

Что же в сем случае делается с обещанием, которое так уверительно изрек Господь и Спаситель наш: Аминь, аминь глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам... просите, и приимете, да радость ваша исполнена будет? Неужели сие обещание остается без исполнения? Или оно не к нам относится?

Не должно, братия, сомневаться в том, что и к ним относится обетование Господа о благоуспешности молитвы. Он дал оное в числе Своих последних завещаний, когда оставлял мир и путем креста и смерти отходил к Отцу Своему, и Он Сам изъяснился, что блага, тогда Им завещанные первоначально апостолам, должны принадлежать не им одним, но и всем в Него верующим словесе их ради (Ин.17:20). Все христиане суть наследники оных. Но должно заметить, что с обещанием Господа о благоуспешности молитвы соединено учение о способе молитвы и поощрение к упражнению в ней. Кто верно следует учению и возбуждается поощрением к молитве, в том верно исполнится и обетование о молитве.

Важное для благоуспешности молитвы учение заключается в том, чтобы она приносима была во имя Господа Иисуса: Елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам.

Уже апостолы не один год были учениками Господа Иисуса, уже были от Него научены молитве Господней, и нам от них известной, когда он открыл им, чего еще им недоставало, чтобы молитва их была решительно успешна: Доселе не просисте ничесоже во имя Мое. Так с ними случилось, может быть, потому, что до сих пор они видели в Нем более учителя и благодетеля человечества, нежели Ходатая Бога и человеков, ибо в сем последнем качестве открылся Он наипаче Своими страданиями, смертию и Воскресением. Но, как бы то ни было, если апостолы не вдруг научились приносить молитву во имя Господа Иисуса, поспешим ли мы похвалиться, что довольно успели в сем учении? В незнаменательном по видимому молчании, которым столь обыкновенно встречает Небо наши стужающие ему прошения, не скрывается ли чаще, нежели мы думаем, кроткое обличие Сердцеведца Иисуса: Доселе не просисте ничесоже во имя Мое.

Что такое просить во имя Господа Иисуса? Просто сие для простых, искренних и смиренных сердец и без исследовательного изъяснения или понятно для них, или ощутительно. Миро излиянное имя Твое (Песн.1:2), Господи Иисусе! Когда изливается миро, его благоухание распространяется и непритупленное или неподавленное обоняние без искусства и усилия получает ощущение услаждающее и ободряющее. Когда имя Господа Иисуса изливается в молитве, от него распространяется благоухание Святого Духа, и не отягченное земными пристрастиями сердце, не заглушенное страстями чувство внутреннее легко и просто приемлет ощущение благодати, услаждающее и возвышающее. Так верующая душа во имени Господа Иисуса и чрез то во благодати Духа Святого приближается к Отцу Небесному и со дерзновением вопиет Ему: Авва Отче - и с детскою простотою сказует Ему свои прошения, и Он благоприемлет ее прошения, сопутствуемые ходатайством Его Единородного Сына и Единосущного Духа.

Так может и должно быть со всеми по силе имени Господа Иисуса, которая для всех одна и та же, но не так бывает со многими по их собственным расположениям, поколику сердце их одебелело, поколику душа их возмущена, внутреннее чувство заглушено страстями, поколику их собственное мудрование не повержено пред благодатию Божиею. Для таких людей сила Иисусова имени есть как благоухание мира пред поврежденным чувством, в заключенном сосуде. Потребно искусство, потребно усилие, чтобы очистить чувство, чтобы открыть сосуд Божественного мира, - искусство благоговейного размышления, усилие внимания в молитве.

Помысли, бедная душа, что без общения с Богом блаженна быть ты не можешь, но и доступ иметь к Богу сама собою также не можешь. Рай, в котором некогда ходил Бог и беседовал с человеком, грехом утрачен и правосудием Божиим от тебя затворен. Можно было и в раю сделаться грешником и за то быть изгнану из него, но войти в него грехом не можно. Пламенное оружие Херувима заграждает от тебя вход его, проклятие гремит против тебя, закон осуждает тебя. С другой стороны, ты не имеешь силы сама собою исторгнуться из области тьмы, потому что наследственным и произвольным поползновением продана под грех, а как область греха принадлежит к владычеству имущего державу смерти, то ты ли, порабощенная, преодолеешь своих поработителей? Ты ли, проданная, искупишь себя от рабства? Что даст человек измену за душу свою (Мф.16:26)?

Но после сего помысли, бедная прежде и уже почти блаженная душа, что сделал для тебя единородный Сын Божий Иисус Христос. Он сошел с небес, чтобы к тебе приблизить Божество, к Которому без сего ты не могла бы приблизиться. Дивно и непостижимо приобщился Он твоего сотворенного естества, твоей плоти и крови, кроме греха, дабы Своим крайним снисхождением положить основание твоему восхождению, да возможешь благодатно и спасительно быть причастницею Его Божественного естества, Его животворящей плоти и крови. Будучи безгрешен, Он взял на Себя твои грехи со грехами всего мира, чтобы тяжесть их не подавила тебя и весь мир. Понес на Себе заслуженную тобою клятву, осуждение, смерть, мучение и тем заслужил и приготовил тебе благословение, оправдание, жизнь, блаженство. Чрез смерть и чрез самый ад прошел Он для тебя, чтобы отвсюду тебе открыть новый и живой путь, и Своим Воскресением и вознесением отверз тебе не только райские, но и небесные двери, ниспослав также и свет, и силу свыше для твоего восхождения по стопам Его. Как сокращение Своих для тебя дел, как залог Своих даров, как ключ к сокровищам благодати, дал Он твоей вере, любви и надежде Свое Божественное имя и сказал: Елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам.

Сими и подобными помышлениями вразумляй себя, христианская душа, какие для тебя блага заключает в себе имя Господа Иисуса, и отверзай чувство твоего сердца, чтобы оно могло усладиться Божественным благоуханием сего мира излиянного (см.: Песн.1:2). Уразумей, что истинно молиться Отцу Небесному во имя Господа Иисуса - значит не устами только произносить звуки сего имени, но наипаче к Самому Именуемому возводить внимание ума, обымать Его верою и любовию принимать Его в свое сердце. Молиться Богу Отцу во имя Иисуса Христа - значит верою и желанием облекаться во Христа, то есть в Его послушание Отцу Своему, в Его страдания, для нас очистительные, в Его животворящую смерть, в Его оправдание и освящение, в Его Божественную за нас заслугу, в Его силу, свойства и пример, сими святыми и освящающими облачениями покрывать и преобразовывать наше недостоинство и таким образом с упованием приступать к Вечному Отцу, не могущему ни в чем отказать добродетелям и заслугам Своего Единородного Сына, в Котором почивает Его вечное благословение. Таким, собственно, молитвенникам принадлежит и по мере их веры и верности верно в них исполняется непреложное обетование Господа Иисуса: Аминь, аминь глаголю вам, яко елика аще чесо просите от Отца во имя Мое, даст вам.

Обещание успеха в молитве столь великолепное от Обещателя столь могущественного, столь верного, Который не только ручается за исполнение обещания, но и деятельно ходатайствует об исполнении оного, - такое обещание не есть ли вместе и поощрение к молитве столь сильное, что не нужно никакое дальнейшее о сем напоминание или настояние? Так бы, кажется, надлежало быть, но, видно, не то провидит Обещатель и, не довольствуясь обещанием, как бы опасаясь, чтобы оно не осталось без внимания и употребления, еще поощряет к молитве прямым повелением и настоятельным увещанием: Просите и приимете, да радость ваша исполнена будет.

Подлинно, есть в природе человеческой странная двоякость и противоречие направлений: с одной стороны, чувство нужды в Божественном и желание общения с Богом, с другой - какая-то тайная неохота заниматься Божественным и наклонность убегать от собеседования с Богом. И нетрудно понять, отчего это так. Первое из сих направлений принадлежит природе первозданной, а последнее - природе, поврежденной грехом. Это есть продолжение доныне того движения, которое оказалось в прародителях по первом нарушении заповеди Божией: Услышаста глас Господа Бога ходяща в рай по полудни; и скрыстася Адам же и жена его от лица Господа Бога (Быт.3:8).

О чада, уже не столько Адамовы, сколько Божии во Христе! Мы слышим глас Господа, уже не обличением греха смущающий, хотя, впрочем, и сие не столько тяжко, сколько благодетельно, не проклятием гремящий, хотя, впрочем, и страх у Него есть средство спасения, но кротко и любезно призывающий нас идти брать у Отца Небесного блага, которые мы грехом утратили. Неужели не последуем гласу Господню?

Если бы царь земной повелел провозгласить, что, кто придет и произнесет пред ним имя возлюбленного сына его, тот получит из его сокровищ богатый дар, думаете ли, что нужно было бы уговаривать рабов его, дабы они сим воспользовались? Как побежали бы все! Как старались бы упредить друг друга, пока не истощились царские сокровища! Но вот Царь Небесный чрез Единородного Сына Своего провозгласил, что всяк просящий во имя сего Сына властен получить из Его неистощимых и нетленных сокровищ все, чего желает, все, чем бессмертная душа может обогатиться и сделаться блаженною навеки. Что ж? Все ли бегут к Нему? Все ли возносят имя Сына Его и вместе с сим свои прошения и молитвы? Нет! Вот Он подтверждает Свое обетование, повелевает, убеждает: Просите, и приимете. Что теперь? Все ли одумались? Все ли восчувствовали свою небрежность, безрассудность, неблагодарность? Все еще нет! Тебе, Господи, правда, нам же стыдение лица (Дан.9:8).

Почудимся братия, Божиим щедротам и долготерпению. Устыдимся нашей лености и невнимания. Воздвигнем себя к духовному деланию, возбуждая ум от невнимания, собирая от рассеяния, очищая от помыслов, лукавых и суетных, и сердце от страстей и порочных желаний. В молитве терпите, бодрствующе в ней со благодарением. И все, еже аще что творите словом или делом, вся во имя Господа Иисуса Христа, благодаряще Бога и Отца тем (Кол.4:2; 3:17). Перестанем препятствовать, но потщимся содействовать исполнению в нас Господня повеления и обещания: Просите и приимете, да радость ваша исполнена будет. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (о борьбе с плотскими похотями). Говорено 5 июля 1845 г.

Возлюбленный, молю яко пришелцев и странников, огребатися от плотских похотей, яже воюют на душу. 1Пет.2:11

Возлюбленный, молю яко пришелцев и странников, огребатися от плотских похотей, яже воюют на душу. 1Пет.2:11

Из предстоящих здесь не многие ли находятся на месте сем, как пришельцы из других, более или менее отдаленных мест, пришедшие к единому здешнему вековому обитателю, который сделался благодетелем для множества пришельцев и странников, потому что сам умел быть пришельцем и странником? Но и те, которые находятся здесь как нынешние обитатели сего места, откажутся ли от наименования пришельцев, если вспомнят, что Давид в своем доме, в своем царственном граде, на своем престоле признавал себя пришельцем у Бога, равно как и всех отцев своих? Преселник аз есмь у Тебе и пришлец, якоже вси отцы мои (Пс.38:13).

Итак, братия пришельцы и странники! Приимем от страннолюбивого апостола Петра то, что подает он пришельцам и странникам. Как напутствие, как руководство и охранение от заблуждений, как оружие против опасностей странствования, подает он нам свое богодухновенное наставление. Возлюбленнии, - пишет он, - молю, яко пришелцев и странников, огребатися от плотских похотей, яже воюют на душу.

Что значат в наставлении апостольском плотские похоти, можно понять из самых сих слов, только не вполне. Похоть есть желание, но не всякое желание есть похоть. Похоть есть как бы хотение после хотения, желание, простертое далее пределов естественного желания, страстное, не управленное законом, порядком и умеренностью. Похоть плотская, собственно, есть беспорядочное желание плотских, чувственных удовольствий в противоположность воздержанию, трезвости, целомудрию.

Как святой Петр остерегает нас от похотей, яже воюют на душу, то, чтобы нам лучше узнать сих опасных врагов, призовем на помощь и других священных писателей. Апостол Павел пишет, что спасительная благодать Божия научает нас, да, отвергшеся нечестия и мирских похотей, целомудренно и праведно и благочестно поживем (см.: Тит.2:11-12). Здесь встречаем наименование мирских похотей, в которых, впрочем, заключаются и плотские, потому что им противополагается целомудренное житие. Апостол Иаков пишет: Похоть заченши раждает грех (Иак.1:15). Из сего надлежит заключить, что похоти так же многообразны, как многообразны грехи. Апостол Иоанн пишет: Все, еже в мире, похоть плотская и похоть очима и гордость житейская, несть от Отца, но от мира сего есть (1Ин.2:16). Святой Иоанн для удобнейшего обозрения воюющих на нас похотей указует три главных их отряда. Это, во-первых, похоть плотская, о которой мы уже дали понятие; во-вторых, похоть очима, неудерживаемое желание несытых глаз, которое предметами видимого мира хочет не пользоваться благоразумно, а жадно наслаждаться или завладеть, - любостяжание, любовь к суетным украшениям, страсть к зрелищам; в-третьих, гордость житейская, желание превозносить себя над другими, а других видеть ниже себя, склонность величаться и тщеславиться некоторыми преимуществами видимого и временного мира, частью достойными некоторого уважения, как то: родом, званием, знанием, делами необыкновенными; частью суетными и ничтожными, как то: богатством, пышностью и роскошью. Все сии виды похотей могут быть названы плотскими, как названы у апостола Петра, потому что их источник и цель есть плоть, а не дух, и мирскими, как у апостола Павла, потому что берут себе пищу из видимого и временного мира.

Из сказанного доселе можно усмотреть, как многозначительно краткое увещание апостола: Огребатися от плотских похотей. Он учит удаляться от невоздержания, от нетрезвости, от плотоугодия, от любостяжания, от любви к суетным украшениям, от страсти к зрелищам, от гордости, от тщеславия, от желания унижать перед собою других, которое легко перейти может и в желание зла ближним. И при том учит удаляться не только от дел, в которых проявляются сии страсти и пороки, но и от беспорядочных и страстных желаний, не произведенных в дело, от похотей, еще не родивших греха действительного. Дело порочное оскверняет всего человека, от души до тела, которое более или менее служит порочному делу, но чистый от внешнего порочного дела еще не весь чист, если в душе его гнездится похоть плотская или мирская. Если вы, христиане, по слову апостольскому, храм Божий есте (1Кор.3:16) и храм Божий свят есть, иже есте вы (17), если посему тело ваше надлежит признавать частью храма Божия более внешнею, а душу, сердце, ум - внутренним святилищем, в котором надлежит обитать Христу и дышать Духу Святому, то довольно ли вы охраняете святость сего храма Божия, если очищаете только более внешнюю часть оного, а в святилище внутреннем бесконечно допускаете внутреннюю нечистоту? Страстный помысл, утвердившийся в уме, есть идол, поставленный во святилище Божием, похотное желание, господствующее в сердце, есть мерзость запустения на месте святом. Люди обыкновенные не видят сей внутренней нечистоты, но ее видит сердцеведец Бог, и ангелы Его, и души святых, которых внутренние очеса открыты. Если стыдимся, когда подобные нам люди видят обнаруженную нечистоту наших дел, да стыдимся тысячекратно более, когда Всечистый Бог и Его святые видят в нас сокровенную нечистоту страстных помыслов и похотных желаний. То, что во внешнем деле греховном представляется отвратительным даже для людей, которые сами не без порока, уже заключается во внутренней похоти, как трава в семени, как порождение в зародыше, потому что похоть заченши раждает грех, грех же содеян раждает смерть (Иак.1:15). Итак, поспешайте извергать из души не разродившуюся еще нечистоту, чтобы она, раскрывшись, не посмрадила всего вашего существа. Поспешайте полоть едва возникающие из земли сердца плевелы, чтобы они, возросши, не подавили пшеницы. Поспешайте сокрушать яйца змеиные, пока не родился ядовитый и смертоносный змий. Поспешайте изринуть из внутреннего святилища идол страстного помысла и похотного желания, пока он не потребовал убийственных жертв. Молю огребатися от плотских похотей.

Братия! Не будем холодны к увещаниям любви и кротости! Святой Петр мог бы учить со властию, как апостол, или говорить равнодушно, как беспристрастный, но он лучше восхотел облечь свое слово любовию и смирением: возлюбленнии, молю вы. Почему так? И потому, что любовь и смирение суть неразлучные и высшие свойства совершенных христиан, следственно, и апостолов Христовых, и потому еще, что знал он потребность своего увещания для нашего спасения, желал, чтобы увещание было принято, и также знал естественное действие слова любви и кротости, которое, как елей, во все проникает, от которого, как от луча солнца, сам собою тает лед и холодных сердец, иначе нелегко разбиваемый силою. Он предваряет об опасности, потому что любит. Он жертвует собственным достоинством, униженно умоляя, когда имел право повелевать, дабы сердцем открыть путь к нашему сердцу и внушить нам спасительные расположения. Можно ли не внимать такому наставнику и такому наставлению? Возлюбленнии, молю огребатися от плотских похотей.

Дабы наставление сие удобнее могло быть исполняемо, прозорливый наставник мимоходом указывает и на некоторые пособия к исполнению оного.

Первое пособие есть помышление о том, что мы пришельцы и странники. Молю, - говорит, - яко пришелцев и странников.

Наименование пришельцев апостол употребил в простом, обыкновенном значении, когда писал в начале своего послания: Избранным пришелцем разсеяния Понта, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифинии (1Пет.1:1). Но сие значение не может иметь места, когда говорится об удалении от похотей, которое, без сомнения, равно поставляется в обязанность живущим в отечественной земле, как и странствующим в земле иноплеменной. Итак, наименование пришельцев и странников в увещании апостола должно иметь высшее духовное значение. Отечество, из которого все мы странствуем, есть рай. Отечество, которого все ищем или должны искать, есть опять рай и небо. В отношении к сему Отечеству на земле, во временной жизни, все мы пришелцы и странники. В основательных о сем размышлениях можно находить немалую силу для отражения похотей, приражающихся к нашему сердцу. Если, например, приближается похоть плотская и призывает к чувственному наслаждению, ты можешь отвечать ей:

"Удались от меня: я пришлец и странник, на пути не пиршествуют и не роскошествуют; благовидная или неблаговидная гостиница, суровая или не суровая пища, мягкий или жесткий одр не много разнствуют для странника; благодушно перенесши лишения моего странничества, безмерно буду вознагражден утешениями в моем Отечестве". Если похоть очес представит твоему воображению тленные богатства и скажет: "Для чего ты мало имеешь? Для чего не стараешься иметь более?" - отвечай и ей: "Я пришлец и странник; для странника часто удобнее нести с собою мало, нежели много; сохранив себя в странничестве, в Отечестве найду себе сокровища, которых ни червь, ни тля тлит, и... татие не подкапывают, ни крадут (Мф.6:20)". Если гордость житейская станет докучать тебе: "Зачем ты не довольно возвышен, не довольно почтен?", и ей скажи: "Не смущай меня напрасно: я здесь пришлец и странник, а имею такое высокое Отечество, пред которым и возвышенное и униженное на земле едва приметно и равно ничтожно; горами ли, дебрями ли ведет меня невидимая рука Провидения, все равно, только бы привела меня в оное горнее Отечество".

Другое подобие к отражению похотей есть проницательное и осторожное усмотрение того, что они воюют на душу. Похоть обыкновенно приближается к душе не в виде воюющего врага, но в виде друга или угодливого прислужника. Она представляет какое-либо удовольствие или мнимое благо. И ныне, как в первоначальном искушении первых человеков, похоть плоти и похоть очес о непозволенном и запрещенном внушают искушаемому, яко добро древо в снедь и яко угодно очима видети (Быт.3:6), и ныне гордость обнадеживает: будете яко бози (5). Но это все только приманка, которою злой ловец старается прельстить и уловить бедную душу. Это воинская хитрость врага, который, притворясь мирным, располагает человека оставаться беспечным и безоружным, чтобы без сопротивления или только по слабом сопротивлении взять его в плен, повергнуть в рабство порочной склонности, заключить в оковы греховного навыка и, наконец, чрез смерть временную препроводить в область вечной смерти. Сие приводи себе на ум, искушаемый похотью, и, когда страстный и похотный помысл предлагает тебе удовольствие, разумей, что это приманка, под которою скрыта уда, уловляющая и увлекающая в неволю и в смерть, когда он по видимому ласкает, помышляй, что в самом деле он воюет на душу, и немедленно вооружись мужеством и всею силою доброй воли отвергни похоть злую, а поколику чувствуешь недостаточество собственной силы, спешно прибегни верою и молитвою к Искушенному по всяческим по подобию, разве греха, и Могущему искушаемым помощи (см.: Евр.4:15; 2:18) силою Божественною, повергнись пред крестом Победителя воюющих на души наши грехов, приметайся к Его всецелебным язвам. Как воззрение на медного змия, вознесенного Моисеем в пустыне, имевшего силу прообразованного им креста Христова, вскоре исцеляло уязвленных ядовитыми змиями, так воззрение покаяния, веры и молитвы на распятого Иисуса вскоре исцеляет душу, уязвленную ядовитыми впечатлениями похотного и греховного помысла.

Крестом победивший всякое зло и самого начальника зла Господь и Спаситель наш Иисус Христос благодатию Своею да дарует каждому из нас побеждать все воюющее на душу при вспомоществующих молитвах совершившегося подвижника Преподобного отца нашего Сергия, вельми подвизавшегося на страсти в жизни временней, и своим примером к подобным подвигам нас призывающего, и данною ему благодатию готового споспешествовать неленостно подвизающимся. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (об умерщвлении плоти[75]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1847 г.[76]

Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми. Гал.5:24

Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми. Гал.5:24

Сие изречение апостола Церковь имеет обычай провозглашать, когда творит память преподобных мужей, которых земная жизнь, как жизнь прославляемого ныне Преподобного отца нашего Сергия, особенно явственно была ознаменована действиями распинания плоти со страстьми и похотьми. Премудро и полезно сие соединение учения с примером. Если вам необычайными кажутся действия умерщвления плоти в жизни святого, слово апостольское показывает вам, что они тем не менее правильны. Если в слове апостольском устрашает вас мысль об умерщвлении плоти, жизнь святого может вас успокоить, представляя сию мысль счастливо приведенною в действие.

Нелегко сказать себе решительно: "Распну плоть". Но нелегко решиться сказать и противное сему: "Не стану распинать плоти". От той или другой решимости зависит важное в судьбе нашей обстоятельство: быть или не быть Христовым. Иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми. Итак, если желаем быть Христовыми, то должны распять плоть. А если не хотим распять плоть, то не можем обещать себе, что будем Христовы. Если же не будем Христовы, то кому мы достанемся? В Царствии Небесном, конечно, не будет никого, кроме тех, иже Христовы суть, и, следственно, никого, кроме тех, которые плоть распяша со страстьми и похотьми.

После сего размышления ни для кого из нас не должно казаться посторонним некоторое дознание, что значит распять плоть со страстьми и похотьми, и почему сие нужно, и как сие может быть исполнено. Плоть не то, что тело. Тело с его естественными свойствами и действиями создал Бог, и создал не для смерти. От нарушения заповеди Божией, от вкушения запрещенного плода, начинает быть известною плоть, которой жребий есть смерть. Апостол представляет плоть противящеюся духу и объясняет ее сущность посредством ее действий и явлений. Он говорит: Явлена суть дела плотская, яже суть прелюбодеяние, блуд, нечистота, студодеяние, идолослужение, чародеяния, вражды, рвения, завиды, ярости, разжжения, распри, соблазны, ереси, зависти, убийства, пиянства, безчинни кличи и подобная сим (см.: Гал.5:17,19-21). Посему под наименованием плоти надлежит разуметь возбужденные в человеке самолюбие и чувственность, оказывающие себя ложною жизнию в страстях и похотях и в делах, страстями и похотями управляемых.

При сем понятии о плоти мысль о распятии плоти не только начинает быть удобовразумительною, но и перестает быть страшною. Умертвить чувство злобы, убить расположение к убийству, очевидно, есть действие не разрушительное, а охранительное. Распять склонность к разврату, конечно, не есть мучение, но предохранение от состояния, духовно и вещественно мучительного, к которому скорее или медленнее ведет путь разврата. В сих действиях даже не представляется трудного подвига, потому что и поврежденная природа человеческая вообще сохраняет столько доброты, чтобы отвращаться убийства и разврата, кроме исключительных случаев нисхождения в глубину зол.

Следует обратить особенное внимание на то, что слово апостольское в числе дел плоти, отчуждающих от наследия Царствия Божия, полагает не только тяжкие преступления и низкие пороки, но и довольно обыкновенные между людьми беспорядки, как то: рвения, распри, бесчинны кличи и подобная сим, что оно осуждает на распятие не только страсти и похоти плоти, явные и грубые, но и самую плоть, то есть более тонкое и сокровенное начало страстей и похотей, углубленный в сердце человеческом корень греха, с трудом иногда обнаруживаемый и еще с большим трудом исторгаемый. Здесь требуется подвиг, иногда нелегкий, некратковременный, болезненный, точно распинательный.

Высокоуважаемый на западе подвижник, блаженный Иероним, желая освободиться от страстей и похотей, оставил богатства, блеск и удовольствия Рима, удалился на восток, в пустыню, жил там в молитве и духовно-ученых занятиях, в посте и лишениях всякого рода, и при всем том признавался, что еще представлялись ему нечистые образы плотской и страстной жизни и нарушали чистоту ума и мир совести. "Сколько раз, - пишет он, - с тех пор, как я живу в пустыне, мне воображалось, будто я нахожусь еще среди увеселений Рима! Мое тело прежде общего разрушения человеческого состава было уже мертво, а мои страсти все еще кипели. Не зная, где найти помощь, я повергался к стопам Иисуса, омывал их слезами и старался извести сию мятежную плоть, оставаясь по целым неделям без пищи. Помню, что нередко проводил я день и ночь, вопия непрестанно и бия себя в грудь, доколе наконец Бог, запрещающий буре, подавал, тишину душе моей" (Ep. 22. Ad Eustoch.)[77]. Вот опыт, конечно, не единственный в роде человеческом, а в разных видах и степенях, вероятно, и нередкий, который показывает, что для полного благоустроения, очищения и мира души требуется не просто покорение плоти духу, на которое она добровольно не соглашается, но, по учению истинной жизни, умерщвление плоти, - умерщвление, по ее противоборству и по ее ложной жизни, глубоко внедрившейся в природу человеческую, более или менее болезненное и распинательное.

Впрочем, указанный теперь опыт и естественно за ним следующее заключение не ту имеют силу, чтобы призывать всякого в какую-нибудь древнесирийскую или древнерадонежскую пустыню и обрекать неизбежно на тяжкие лишения. Оно есть особенное призвание, которое не требует всех, но между всеми тайно ищет некоторых словом Христовым: Могий вместити да вместит (Мф.19:12).

Всем же надлежит знать и всегда памятовать, что плоть, страсти и похоти суть часто ласковые, но всегда ненадежные и опасные друзья или враги под личиною друзей, что, чем более удовлетворяете вы сих мнимых друзей, тем более усиливаете сих действительных врагов, что, чем более живет в вас плоть, тем менее в вас начатка той высшей жизни, с которою вы должны перейти в Небо, и, напротив, если надобно, чтобы высшая, духовная, приготовительная для Неба жизнь в вас возникала, возрастала, созревала, то для сего жизнь плоти должна уступать, умаляться, умирать. Ибо на всех изречен сей приговор Божественного слова: Аще по плоти живете, имате умрети, аще ли духом деяния плотская умерщвляете, живи будете (Рим.8:13).

Слова апостола: Аще ли духом деяния плотская умерщвляете, - дают причину полагать, что может быть не один способ умерщвления плоти, но что истинный способ умерщвлять ее есть дух.

Странное дело, которое не излишне здесь заметить не к похвале язычества, но к постыждению плотоугодия между христианами! Мысль о потребности умерщвления плоти проникла даже в чувственное верование языческое. И жрецы Вааловы думали умерщвлять плоть, только не умели умерщвлять ее духом, но крояхуся, по обычаю своему, ножами, и мнози бишася бичми, до пролития крове своея (3Цар.18:28).

Нам, христиане, повелевается умерщвлять плоть не карательными орудиями, не мучением или уродованием создания Божия, не повреждением орудия души, но духом, то есть духовным законом, духовными рассуждениями, духовными правилами, духовным воззрением на образ жития и распятия Христова, и силою, почерпаемою из сих живых источников.

Плоть хочет веселиться, рассыпаться в смехе, даже, может быть, скакать и произносить или с удовольствием слушать бесчинны кличи и подобная сим (Гал.5:21) - порази ее ударами не ножа или бича, но духовного слова: Горе... смеющимся (Лк.6:25), блажени плачущии ныне (21) - и умерь веселие невинное, и убей веселие греховное.

Плоть раздражается на оскорбившего и порывается на взаимное оскорбление - свяжи ее не узами вервяными или железными, но узами духовного рассуждения и страха Божия: Гнев мужа правды Божия не соделовает (Иак.1:20), всяк ненавидяй брата своего человекоубийца есть (1Ин.3:15); иже речет: уроде, повинен есть геенне огненней (Мф.5:22).

Плоть, не довольствуясь необходимым, жаждет приятного, ищет наслаждения и готова поставить оное целию жизни. Укажи ей иной предмет и цель - крест, водруженный на Голгофе для того, чтобы лишениями и страданиями очистить землю от нечистых наслаждений; жажду приятного угаси жаждою голгофскою, в сладости земные положи оцет и желчь, поднесенные распятому Господу, и с помощью орудий Его страдания, не вещественно употребляемых, но духовно созерцаемых, распни любосластие, роскошь и негу простотою, умеренностью, воздержанием, постом, трудами.

Плоть, благовидно удерживаемая от дел, и плотскими людьми осуждаемых, не перестает иногда при сем тайно рождать и питать нечистые помыслы и желания. Не пренебрегай злых исчадий злой матери потому, что они малы и наружно неприметны. Поспешай обратить против них и в разуме духовном самым делом исполнить пророческое заклинание: Дщи Вавилоня окаянная, ...блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень (Пс.136:8-9). Вавилон духовно значит мир греховный, грехом пленяющий и порабощающий. Дщерь Вавилона есть плоть, воспитанная суетою и прелестью мира. Младенцы ее суть нечистые помыслы и греховные желания. Камень есть Христос. Блажен ты, если не медлишь, силою веры, молитвы и самоотвержения повергать пред сим Камнем и разбивать сих младенцев, как скоро найдешь их. Ибо, если умедлишь, то нельзя не опасаться, что они вырастут, обратятся в исполинов и удержат тебя или вновь сделают пленником Вавилона.

Так и подобным сему образом да умерщвляем, братия, дела плотские духом, и да распинаем плоть со страстьми и похотьми, да будем Христовы, да живет в нас Христос и мы наконец будем жить в Нем и в Его вечной со Отцем и Святым Духом славе. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия, во время возобновившейся и продолжающейся губительной болезни (о спасительном значении скорбей[78]). Говорено 5 июля 1848 г.[79]

Научивша многи, возвратистася в Листру, и Иконию, и Антиохию, утверждающа души учеников, моляща пребыти в вере, и яко многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие. Деян.14:21-22

Научивша многи, возвратистася в Листру, и Иконию, и Антиохию, утверждающа души учеников, моляща пребыти в вере, и яко многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие. Деян.14:21-22

Святой евангелист Лука в книге Деяний апостольских повествует между прочим о путешествии Павла и Варнавы по особенному повелению Духа Святого для проповеди Евангелия. Они прошли несколько городов, проповедовали в них веру Христову, творили чудеса, многих действительно привели в веру Христову, основали Церкви, испытали попеременно с славою гонения, так что в одном и том же Городе Листрах сперва, по внезапном исцелении Павлом хромого от рождения, их обоих приняли язычники за богов и хотели было почтить их жертвами, но потом Павла побили камнями, и не оставляющий Своих избранных Бог сохранил жизнь его только тем, что его почли уже мертвым и потому бросили. Совершив порученное Духом Святым посольство, Павел и Варнава возвращаются чрез те же города, которые проходили прежде, не минуя и убийственного города Листр, - таково дерзновение апостольское! Они не заботятся об охранении себя от опасности, уже испытанной, потому что все их попечение устремлено ко спасению других. Они не просто идут обратным путем, но продолжают апостольское дело, утверждающе души учеников, моляще пребыти в вере, и вразумляюще, яко многими скорбьми подобает, нам внити в Царствие Божие.

Когда видим, что люди, принявшие веру непосредственно из уст апостолов, видевшие апостольские чудотворения, в ней удостоверяющие, еще требовали апостольского попечения, чтобы утвердить души их, - что должны мы подумать, братия, о наших душах? Меньшая ли, даже не большая ли потребна забота о их утверждении?

Тверды ли наши мысли о святом и праведном? Тверды ли наши добрые намерения? Постоянно ли духовное направление нашей деятельности? Не колеблют ли нашего ума сомнения, нашего сердца и воли - страсти и чувственные пожелания? Не упадаем ли духом иногда в уныние печали, иногда в уныние разленения.

Мнящегося стоять твердо разочаровывает апостольское слово: Мняйся стояти да блюдется, да не падет (1Кор.10:12).

Итак, для собственной нашей потребности будем внимательны к тому, как богомудрые Павел и Варнава утверждали души учеников. Каким же образом? Они увещевали их пребывать в вере. Это значит, что не довольно узнать веру Христову, принять ее посредством крещения и оставаться погруженным в обыкновенную жизнь сего видимого мира. Не довольно и того, чтобы прибегать к помощи веры только по временам, когда в наших недостатках или трудностях не находим земной естественной помощи, но надобно так себя располагать и бдительно наблюдать за таким расположением духа, чтобы мы пребывали в вере постоянно и непрерывно, чтобы дух веры проникал и обнимал наши силы, способности, наклонности, желания, действия, чтобы он был главною движущею силою нашей жизни.

Открываешь ли око, пробуждаемое утром - открывай в то же время око веры в сердце и взирай к Владычествующему днем и вечностью, и проси Его помощи провести начинающийся день так, чтобы он мог вести тебя к дню невечернему, а не к ночи вечной.

Отходишь ли ко сну - помяни смерть, которой сон есть образ и преддверие, и молитвою веры передай себя Тому, Который есть воскрешение и живот (см.: Ин.11:25). Поколику же можешь победить сон или поколику он не победит тебя, помяни и в нощи имя Господа (см.: Пс.118:55), и полунощи востань исповедатися Ему о судьбах правды Его (62).

Предприемлешь ли что - прежде всякого другого советника советуйся с верою. Воззови словом Павловым: Господи, что мя хощеши творити (Деян.9:6)? Угодно ли Тебе, Господи, предприемлемое мною? Если угодно, благослови; если не угодно, не допусти меня сделать не угодное Тебе. И потом слушай, что речет Тебе Господь в Своем слове, в твоем разуме, в твоей совести, в советах людей мудрых и благочестивых и во внешних указаниях и знамениях.

Приступаешь ли к делу - приветствуй свое дело, как приветствуешь дело ближнего: Бог в помощь! Боже, в помощь мою вонми! (Пс.69:2).

Идешь ли куда - иди с Богом, по напутственному слову от благочестивых предков довольно у нас обычному, но едва ли столь же обычно делом исполняемому. Ходи пред Богом с Авраамом (см.: Быт.17:1); предзри Господа пред собою выну с Давидом (см.: Пс.15:8); держи, как можно, в мыслях и в сердце, что Бог тебя видит, чтобы тебе и стыдно и страшно было покуситься на недостойное пред очами Божиими, чтобы тебя не смутила нечаянность и не поколебала трудность, когда Господь одесную тебе есть, да не подвижешися (см.: Пс.15:8).

Хочет ли твоя мысль как птица носиться, где случится, кружиться в разнообразии сует или даже опускаться на нечистоту, ты, напротив, ее удерживай, связуй ей крылья усиленным вниманием к предметам духовным, возвращай твой странствующий ум и сердце и давай ему благословенный труд призывания спасительного имени Господа Иисуса в вере, любви и смирении, - труд, который, при верном продолжении должен обратиться и в пищу, и в покой, и в радость под осенением Святого Духа, так как, по апостолу, никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1Кор.12:3).

Таковы должны быть расположения и упражнения верующего, чтобы он постепенно мог приблизиться к состоянию утвержденной души, в котором Святой Павел не обинуясь говорил о себе: Верою живу Сына Божия - живу не ктому аз, но живет во мне Христос (см.: Гал.2:20).

Обратимся к богомудрым Павлу и Варнаве, чтобы рассмотреть еще особенный способ, которым они утверждали души учеников. Какой это способ? Вразумление или предвещание, яко многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие. Способ неожиданный! Средство, по видимому не обещающее привести к цели! Мысль о многих скорбях на пути к Царствию Божию не более ли способна колебать, нежели утверждать души? Как же апостолы употребляют ее тогда, как стараются утверждать души?

Павел и Варнава в наставлении, которым старались утвердить души новопросвещенных верою, не могли не упомянуть о скорбях, потому что скорби уже были в виду. Новопросвещенные видели, как на Павла и Варнаву неверующие повсюду воздвигали гонение за проповедуемую веру. По всему вероятию, подобной участи ожидать надлежало и принявшим веру. Чего ученики опасались по догадке, то наставники предвидели по Духу Божию, и, таким образом, против скорбей неизбежных спасительного средства оставалось искать только в том, чтобы правильно смотреть на них и уметь их принять и перенесть. Сему поучали апостолы, когда говорили: Яко многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие.

То есть вы опасаетесь скорбей и оттого можете возмалодушествовать. Знайте же, что скорби неизбежны на пути в Царствие Божие. Так подобает, таково устроение Провидения Божия. Итак, если, встречая скорби на пути к Царствию Божию, вы колеблетесь и отступаете вспять, то вы воспящаетесь от Царствия Божия. Если же вожделенно вам Царствие Божие, то скорби на пути к нему вы должны встречать без малодушия и колебания. Если вы охотно идете и не гладким путем, помышляя, что он ведет в отеческий дом, то проходите охотно поприще скорбей, ведущих в Царствие Божие.

Так правильная мысль о скорбях на пути к Царствию Божию должна служить не к ослаблению, но к утверждению души.

Не знаю, удержались ли христиане антиохийские, иконийские и листрийские, а наша пытливость, думаю, не удержалась бы, чтобы спросить богомудрого Павла, почему же Бог, хотящий всем человекам спастися, основавший веру Христову и покровительствующий ей чудесными силами, - почему не облегчил для верующих пути спасения? Почему или определено, или попущено быть скорбям на пути в Царствие Божие? Есть на сие готовый отзыв Павлов и вместе Исаиин пророческий и апостольский: Кто разуме ум Господень? Или кто советник Ему бысть (Рим.11:4; ср.: Ис.40:13)? Отзыв, достойный бесконечной премудрости Божией и достаточный для смиренной мудрости человеческой!

Но против возношения помышлений, взимающихся на разум Божий, присовокупим к сему нечто, также под руководством пророческого и апостольского слова.

Скорбям суждено быть на пути спасения, во-первых, по правосудию.

Бог хотел вести человека на Небо райским путем, но человек преступил волю Божию и оступился. Возмечтал идти выше пути Божия и столько низринут правосудием Божиим, сколько низринул сам себя. Терние, волчцы, труд, пот, печали, воздыхания посеялись на его пути, а на конце его явилась смерть временная и вечная. По закону рождения мы все наследовали от первого прародителя грех и его неразлучное последствие - наказание - и тем менее можем отказаться от сей последней части наследия, что сами умножаем первую грехами произвольными. Милосердие Божие открыло нам новый путь спасения во Христе, Который и правосудию Божию за нас удовлетворил Своею крестною смертию, но при всем том закон правосудия Божия не должен быть нарушен, и потому щадимого грешника нельзя вести наравне с райским безгрешным человеком. Радуйся, что уже не к смерти, а к жизни ведет тебя милосердие, и прими безропотно легкие и непродолжительные уроки правосудия: труды, лишения, скорби, печали.

Во-вторых, скорби в руке Провидения бывают средством врачевания душ.

Грех есть болезнь, внедряющаяся в существо человека. Греховное впечатление и порочное услаждение оставляют частию в душе, частию в теле след, который становится глубже при повторении греховных действий и который, возобновляясь воспоминанием, образует наклонность к греховному действию и некую жажду греха. Посему, как иногда телесный врач внедрившуюся в тело и заражающую его язву болезненно выжигает или отделяет железом и причиняет искусственную боль, чтоб излечить болезнь, подобно сему Врач душ и телес употребляет орудие скорбей, чтобы исторгнуть корни и изгладить следы греха, и огнем страдания выжигает заразу, наклонности к греховным услаждениям. На сие указует изречение апостола Петра: Пострадавый плотию преста от греха, во еже не ктому человеческим похотем, но воли Божией прочее во плоти жити время (1Пет.4:1-2).

В-третьих, скорби употребляет Провидение Божие для верующих и спасаемых, как средство испытания и приготовления к высшей степени добродетели, совершенства и блаженства.

Испытание сие не нужно для Бога Сердцеведца, но нужно для самого человека, которого сердце глубоко (Пс.63:7) и который сам не знает, что из него может быть открыто и выработано. Как приражение железа к твердому камню высекает искры, которых до того не было признака, так при ударах скорбей блистают из твердой души искры добродетели, которые без того не возбудились бы.

Каким сильным болезненным ударом падало на родительское сердце Авраама каждое слово повеления Божия: Пойми сына твоего возлюбленнаго, егоже возлюбил еси, Исаака, ...и вознеси его во всесожжение (Быт.22:2)! Но, когда необычайное испытание возбудило отца Исаакова к необычайному подвигу веры, любви к Богу и самоотвержения, в каком высоком свете явились и его добродетель и ее воздаяние! Он получил высокое и обширное благословение - увидел день Христов (см.: Ин.8:56), соделался прародителем Христовым и отцом верующих.

Какие тяжкие и многообразные скорби переносил апостол Павел! Но притом он имел дерзновение говорить: Хвалимся в скорбех (Рим.5:3), радуюся во страданиих моих (Кол.1:24). Как это могло быть? Могло быть и было потому, что он понимал, и не только понимал, но по крайней мере начинательно испытывал и чувствовал благословенные и блаженные плоды скорбей и страданий. Якоже, - говорит, - избыточевствуют страдания Христова в нас, тако Христом избыточевствует и утешение наше (2Кор.1:5).

Буди нам свидетелем утешительного учения и ты, Преподобне отче Сергие. Не избрал ли ты добровольно скорбей и лишений строгого и беспомощного пустынножительства? Не понес ли трудностей брани против коварства и дерзости врагов невидимых? Не испытал ли скорбей от малодушия людей, не понимавших своего совершенства и от зависти искушаемых любоначалием? И се по мере обильного сеяния скорбных подвигов обильная для тебя жатва благодати, которою и других многих во многие роды по вере питать продолжаешь!

Но кто исчислит скорби святых на пути освящения, и даже в состоянии совершенства и святыни?!

И Ты, Пресвятая Мати Дево, высшая небес, чистейшая света солнечного, одною ли радостию Матери Господа жила на земле? И Твою душу чистейшую, осененную высочайшим благословением, исполненную благодатию, не прошло ли оружие скорби (см.: Лк.2:35) так же беспримерной, как беспримерны Твое достоинство и Твоя последующая слава?

Обращаясь к себе самим, не признаем ли, братия, что ныне особенно ко времени углубляться в евангельское учение о скорбях? Видно, мы не довольно внимали оному, когда суждено свыше послать нам, и не однажды послать, чрезвычайных и строгих проповедников - болезнь и смерть. Они проповедуют не словами, но сильнее слов событиями. Что проповедуют? Думаю, нечто подобное проповеди ангела откровения: Убойтеся Бога и дадите Ему славу (Откр.14:7). Если в благоденствии вас не довольно привлекали к Богу благодарность и любовь, да приведет вас к Нему по крайней мере страх бедствия. Если вы не пользовались свободно тихими скорбями покаяния и умерщвления плоти для очищения души, воспользуйтесь для сего по крайней мере невольно находящею, но в покаянии приемлемою скорбию бедствия, постигающего или угрожающего или с бедствующими ближними состраданием разделяемого. Дайте славу правосудию Божию и, со смирением и самоосуждением приемля временное наказание, спасайте себя от вечного.

Господи, да не яростию Твоею обличиши нас, ниже гневом Твоим накажеши нас (Пс.37:2). Наказуя накажи нас временно, смерти же безвременной и вечной не предаждь нас (см.: Пс.117:18). Ключом скорби отверзи нам врата правды и благодати, да вшедше в ня исповемыся (19) Тебе, Взыскателю погибших, Спасителю грешных, Облаженствователю злостраждующих. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (заботы духовные должны предшествовать мирским[80]). Говорено в Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1850 г.[81]

Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам. Мф.6,33

Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам. Мф.6,33

Кто имеет неповерхностное внимание к себе и к своей жизни, тот, конечно, замечал, как нередко дела земные и мирские становятся препятствием делу духовному и небесному, делу благочестия и спасения души. Например, чувствует человек внутреннее побуждение нескудною мерою посвятить свое время Богу как жертву добровольную, но времени требуют у него естественные движения и перемены земной жизни, труды для снискания необходимого пропитания, одежды, жилища, дела звания и должности в обществе человеческом, попечения о возвышении и поддержании земного благосостояния, сношения с ближними по нужде, по приязни, по обычаю, наконец занятия приятные и увеселительные. И время расхищается так, что человек не только не приносит из него добровольных жертв Богу, но и похищает у Бога время, которое сам Бог Себе усвоил и освятил заповедью.

Что же делать? Как достигнуть того, чтобы дела земные и мирские не препятствовали делу духовному и небесному? Многие люди разных времен и мест сей вопрос решили согласно, просто и счастливо. Они решительно бросили земные и мирские дела и предались единственно делу духовному и небесному. Для удостоверения, что сие решение вопроса было счастливо, довольно наименовать некоторых из тех, которые приняли сие решение. Таковы были пророк Илия, Иоанн Креститель, апостолы, Антоний Великий и, чтобы не ходить еще далеко, наш Преподобный Сергий. Их решимость оправдывают последствия вековые и вечные.

И не на удачу и не по действию произвольного человеческого мудрования была и может и должна быть счастлива решимость оставить все мирское, но, с одной стороны, по устроению Божию, с другой - по действию ревностного желания следовать воле Божией. Не знаем, как устроился для Илии образ жизни одинокий, нестяжательный, беспопечительный, но что сие было по воле Божией, можно усмотреть из того, что Бог чудесно поддерживал сей образ жизни, определив между прочим врана хлебодаром к человеку, который задолго до Христа начал следовать учению Христову: Не пецытеся, глаголюще: что ямы, или что пием, или чим одеждемся (Мф.6,31). Преемник же духа и образа жизни Илии - Елисей введен был в сей образ жизни очевидно прямым повелением Божиим. Что Иоанн Креститель жил в совершенном отречении от мира по устроению Божию, сие открыто было еще прежде рождения его предречением ангела, что он будет облечен духом и силою Илииною (Лк.1,17). Апостолы оставили все также не по своему произволу, но по владычественному призванию Христову. С тех пор как проповедано и написано Евангелие, избранные подвижники христианские из него слышали глас, призывающий их к совершенному отречению от мира. Так, Антоний услышал в церкви слова Христовы: Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение Твое и даждь нищим; и имети имаши сокровище на небеси; и гряди вслед Мене (Мф.19,21) - и принял сии слова так, как бы они лично к нему изречены были, и потому, вышед из церкви, продал большую часть своего имения, и роздал нищим. По некотором времени вновь услышал он в церкви слова Христовы: Не пецытеся на утрей (Мф.6,34) - и роздал нищим и остальное и, от сего начав подвижническую жизнь, достиг такой меры духовного возраста, что вся Церковь нарекла и нарицает его Великим.

Из сказанного происходят два заключения: первое - что решимость оставить все для служении Богу для попечения о душе есть вожделенный и превосходный дар Божий, и благо тому, кто сей дар обрел, с чистым расположением принял, хранит верно, употребляет деятельно; второе - что сей дар не для всех, как сие можно видеть и из указанных примеров, и из приведенных слов Христовых. Правило совершенной нестяжательности Господь преподал не в качестве заповеди, безусловно для всех обязательной, но в качестве совета, условно предлагаемого желающему: Аще хощеши совершен быти. И как не от всякого можно надеяться совершенства, так ненадежно было бы советовать всякому, чтобы оставил все. Да и естественное устроение земной жизни таково, что требует занимающихся и земными делами. Если бы все занимающиеся земледелием решились буквально исполнять правило не пецытеся на утрей и, отвергнув попечение о завтрашнем дне, тем паче отвергли попечение о следующем годе и перестали бы пахать и сеять, такое одностороннее направление к жизни духовной разрушило бы жизнь естественную.

Но если таким образом неизбежно, чтобы многие не оставляли занятия делами земными и мирскими, то неизбежно встречается опять прежний вопрос: как достигнуть того, чтобы дела земные и мирские не препятствовали делу духовному и небесному? Более общеупотребительное и для немощи нашей более снисходительное разрешение сего вопроса можем найти в изречении Господнем: Ищите прежде Царствия Божия и правды Его.

Поставление одного дела прежде показывает, что допускается другое дело после. Следственно, в изречении Господнем заключаются две мысли: одна открытая, другая сокрытая в слове прежде. Мысль открытая: должно искать Царствия Божия и правды Его прежде. Мысль сокрытая: не возбраняется искать и некоторых других предметов после. Таким образом, из слова Христова открывается, что есть возможность с успехом упражняться в деле небесном, в искании Царствия Божия и правды Его и без вреда для сего дела заниматься и делами земными, делами необходимыми, как то: снисканием пропитания, одежды, жилища; делами должными, как то: исполнением обязанностей звания и службы в обществе человеческом; делами полезными или хотя только невинными, как то: приобретением и употреблением разнообразных познаний в области природы и искусства - впрочем, так, чтобы с сими египетскими сокровищами не погрязнуть в море житейском, но чтобы мудро и праведно похитить их у египтян и употребить во славу Отца Небесного и во благо земных чад Его. Тайна доброго и беспрепятственного успеха заключается в том, чего вы будете искать прежде, какое дело пойдет у вас вперед других дел, будет первенствовать между всеми делами, господствовать в ваших мыслях, желаниях и стремлениях, или, как изъяснялся один из древних отцев, что будет у вас делом и что поделием[82]. Если вы будете прежде всего искать Царствия Божия и Правды Его, если дело спасения души вашей благодатию и верою, очищения заповедями, усовершения добродетелями будет у вас первенствовать между всеми прочими дедами, господствовать в ваших мыслях, желаниях и стремлениях, если сие только и будете вы почитать делом истинным и важным, а все земные дела только поделием, занятием второстепенным, маловажным, которому некоторая доля внимания уступается после главного дела, - то земные дела не будут у вас препятствием делу небесному, вы можете надеяться обрести Царствие Божие, паче всего искомое, и между тем не иметь недостатка и в том, о чем меньше заботитесь, в потребном для земной жизни по верному обещанию Господню: Сия вся приложатся вам. Напротив того, если вы думаете, что надобно прежде обеспечить себя в делах земных и мирских и потом уже пещись о небесном, если какое-нибудь земное занятие наукою, искусством, художеством, промыслом, исканием выгод, блеска и приятностей жизни сделалось у вас первенствующею мыслию, господствующим желанием, вашим делом по превосходству, а дело благочестия остается у вас только поделием, делом досуга от мирских занятий, - то вы превратили порядок, предписанный словом Господним; вы не на пути к обретению Царствия Божия, да и для обеспечения себя земными благами не знаю, на чем можете утвердить свою надежду, потому что не к вам относится обещание Господне: Сия вся приложатся вам.

И вот, братия, малым, по-видимому, орудием велия испытания сердца (Суд.5,16). Немаловажное орудие самоиспытания есть малый вопрос: что у вас на уме и на сердце прежде всего и паче всего? Когда ты пробуждаешься утром, какая у тебя первая мысль? Говорит ли твое сердце: "Слава Богу, показавшему свет"? Или: "Господи, благослови мне день"? Если так, то это знамение во благо. Но если вместе с твоим пробуждением пробуждается у тебя и увлекает тебя мысль и забота о каком-нибудь земном деле, к которому ты пристрастился, и не дает тебе помянуть Бога и возвеселиться (см.: Пс.76,4), то боюсь за тебя, брат мой: сомнительно, ищешь ли ты Царствия Божия прежде всего. Если ты стоишь в церкви, а мысль твоя уходит в твой дом, или в твою работную храмину, или на торжище, или в место увеселения, не признак ли это, что у тебя мысль, бегствующая от Бога, сильнее мысли, прибегающей к Богу? Поспеши же возвратить бегствующую и соедини мысль и сердце твое в стремлении к Богу.

Сим и подобным сему образом да испытуем каждый свое внутреннее расположение часто и прилежно и да не косним отторгать нашу мысль и сердце от страстной привязанности к земному мирскому, дабы утвердилось сердце наше в Господе, дабы Царствие Божие было постоянною, никогда не теряемою из виду целию нашего стремления.

Поелику же от Господа стопы человеку исправляются (Пс.36,23). Ты, Господи, возвративый плен Сионь от Вавилона, возврати пленение душ наших от преобладающей суеты мира и настави нас даже до Иерусалима небесного, идеже во славе царствуеши Ты и достигшие туда царствуют с Тобою вовеки. Аминь.

Слово в день обретения мощей Преподобного Сергия (1852) (о памятовании Бога[83]). Говорено в Троицкой Сергиевой Лавре 5 июля 1852 г.[84]

Помянеши Господа Бога твоего Втор. 8,18

Помянеши Господа Бога твоего Втор. 8,18

Благоговейно творя память Преподобного и богоносного отца нашего Сергия, мы исполняем заповедь апостола: Поминайте наставники ваша (Евр.13,7). Сия апостольская заповедь приводит мне на память заповедь пророческую: Помянеши Господа Бога твоего. И это не по одному подобословию, но по причине более существенной. Благочестно творимая память святых есть отрасль, которой корнем должно быть благоговейное памятование о Боге, так как и благодать святых есть отрасль от живоносного корня Божией силы или луч от неточного Света Божия. Чтобы отрасль могла зеленеть, цвести и приносить плод, для сего потребен живой корень. Так, чтобы творимая о святых память была благотворна, для сего надобно, чтобы живое памятование о Боге всаждено было в сердце.

Итак, мы не уклонимся от предмета настоящего празднования, но еще послужим оному, если войдем в некоторые размышления о заповеди: Помянеши Господа Бога твоего.

Сию заповедь предложил народу Божию пророк Моисей в великом поучении, которое произнес к нему в конце своего пророческого и законодательного служения и вписал в книгу Второзакония. "Слыши Израилю,- говорил пророк,- ты прошел достопамятное поприще четыредесятилетнего странствования под непосредственным руководством Божиим; идет время, в которое ты должен будешь оправдать данное тебе руководство тем, чтобы уметь руководствовать и самому себя. В земле обетованной не с нищетою снеси хлеб твой (Втор.8,9) и ясти будеши и насытишися (10) - как воспользуешься ты настоящим благополучием? Помянеши весь путь, имже проведе тебе Господь Бог твой (2). Опасности, сквозь которые ты прошел, трудности, которые преодолел, чудеса, которых был свидетелем и предметом,- какое употребление сделаешь ты из сих воспоминаний прошедшего? Указую тебе путь правды и спасения: вспомни Бога, виновника всех сих благ. Помянеши Господа Бога твоего".

Вспомни Бога. Если сие требование принять в его буквальной ограниченности, то можно подумать, что оно слишком умеренно, чтобы не сказать скудно, и не в меру своего предмета. Довольно ли требовать от сына, чтобы он иногда вспомнил отца? И не излишне ли такое требование? Может ли сын забыть отца? Даже не оскорбительно ли для сына, когда предполагается, что он может забыть отца? Человек Богу не безмерно ли больше обязан, нежели между человеками сын отцу? Отец дал сыну жизнь, но не свою, а полученную от Бога-творца. Отец воспитал сына, ввел в общество, обеспечил его благосостояние, но это все не иначе, как по благословению и под покровительством Бога-промыслителя. Сын действует, умом не отца, но своим, волею не отца, но своею, силою не отца, но своею. Но человек не может ни действовать, особенно действовать праведно, ни мыслить, особенно мыслить доброе, ни жить, особенно жить блаженно, без Бога, Который носит всяческая глаголом силы Своея (Евр.1,3), о Котором живем и движемся и есмы (Деян.17,28), без Которого не довольни есмы от себе помыслити что, яко от себе (2Кор.3,5), Которому отвращшу лице, возмятутся всяческая: ...и изчезнут и в персть свою возвратятся (Пс.103,29). При таком отношении человека к Богу довольно ли требовать от человека, чтобы он иногда вспомнил Бога? И не излишне ли такое требование? Можно ли человеку забыть Бога? Даже не оскорбительно ли не только для Бога, но и для самого человека не оскорбительно ли, когда предполагается, что он может забыть Бога? Нет сомнения, что совесть каждого на сие скажет: точно так или так должно быть.

Так должно быть по размышлению о истине и справедливости. Но что видим на деле? Не станем искать сучца в чужом оке - каждый да осяжет свое, нет ли в нем бревна. Не проводим ли мы многих часов и целых дней, погруженные в дела земных обязанностей или просто произвола, корысти, прихоти, не приводя себе на мысль обязанности небесной: помянеши Господа Бога твоего? Встречая затруднения в делах, препятствия, неудачи, лишения, оскорбления, не мучим ли мы себя иногда очень долго бесплодною печалью или досадою и безуспешным изыскиванием средств помочь себе, не пользуясь близким и верным средством - тем, чтобы вспомнить Бога и просить Его помощи или предаться Его воле? Имея успехи в делах, пользуясь безопасностью, изобилием, приятным положением в обществе, преимуществами в звании, в служении, не переходим ли мы от суетливой мирской деятельности к нравственной дремоте, в которой мечтаем о своем достоинстве, хвалим свое искусство, до безмерности расширяем свои виды, преувеличиваем свои надежды - и не умеем очнуться, чтобы вспомнить Бога, узреть над собою Его благодеющую руку и воздать Ему хвалу и благодарение?

Сличим сии опыты жизни с умозрением истины и справедливости, выше указанным. Если мало требовать от сына воспоминания об отце, потому что сверх того сын обязан отцу почтением, любовию, послушанием, если тем паче мало требовать от человека воспоминания о Боге, потому что сверх того человек обязан Богу благоговением, любовию, исполнением заповедей Его,- то как много виновны мы, когда не исполняем и того, по исполнении чего надлежало бы еще сказать: "Этого мало!" Если сыну так свойственно помнить отца, что излишним представляется напоминать ему о сем, если много паче свойственно человеку помнить Бога, то как странно, как неестественно, что человек забывает Бога! Если оскорбительно для достоинства сына предположить, что он может забыть отца, и еще более оскорбительно для достоинства человека предположить в нем забвение Бога, то как тяжко мы оскорбляем достоинство ума, сердца, совести, природы человеческой действительно забывая Бога! И колико же более оскорбляем чрез сие Бога!

О Боже праведный! Если бы за наше долгое, многократное о Тебе забвение Ты воздал только мгновением Твоего забвения о нас, мы низринулись бы ниже преисподней, ибо и сущие там не чужды Твоего памятования, так как не чужды Твоего провидения. Но Ты, Долготерпеливе, не забываешь забывающего Тебя человека и кротко напоминаешь ему о Себе словом Твоего Откровения: Помянеши Господа Бога твоего. Вспомни Бога. Тебе, Господи, правда, нам же стыдение лица (Дан.9,7).

Пророк, возбуждая людей к памятованию о Боге, применяет свое наставление в особенности к состоянию благополучия: Помянеши Господа Бога твоего, яко Той даде тебе крепость, еже сотворити силу (Втор.8,18). Сие особенное применение не то значит, чтобы надлежало помнить Бога в благополучии более, нежели в инаковом состоянии, но то, что в благополучии человек более подвергается опасности забыть Бога и потому более требует предостережения от сего. Пример сего тот же пророк представляет в пророческой песне о Израиле, с горькою точностию оправданной событиями: Яде Иаков и насытися, и отвержеся возлюбленный; уты, утолсте, разшире; и остави Бога сотворшаго его, и отступи от Бога Спаса своего (Втор.32,15).

Предостереги себя сим примером, возлюбленный новый Израиль. Если видишь себя благополучным, пользуйся благополучием умеренно; если чувствуешь в себе силу, помяни Бога, давшего тебе крепость; берегись, чтобы обильно питаемое земными наслаждениями сердце не одебелело и не сделалось неспособным к небесным ощущениям; старайся питать оное не столько видимыми благами, сколько мыслию о невидимом Подателе благ, которая может содержать оное всегда открытым сосудом для благодати.

Некоторые из вышепредложенных размышлений требуют, чтобы не оставлен был без разрешения вопрос, почему пророк, требуя памятования о Боге, требует так мало, когда человек обязан Богу не только памятованием, но и благоговением, любовию, исполнением заповедей. Это по той же причине, по которой земледелец сеет малое семя, ибо знает, что оно, быв принято доброю землею, само собою произведет немалое растение и обильный плод. Воспоминание и памятование о Боге есть семя добродетелей и семя блаженства.

Учащаемое со вниманием воспоминание о Боге постепенно переходит в постоянное о нем памятование. С постоянным о Боге памятованием естественно соединяется ощущение себя в присутствии Божием и помышление о совершенствах и делах Божиих. От помышления о совершенствах и делах Божиих при ощущении присутствия Его восходят и растут благоговение к Богу, вера, молитва, любовь, желание благоугождать Ему и страх нарушить Его заповеди.

Бог, избрав Авраама, восхотел сделать его совершенным. Какое же для сего употребил Он средство? Памятование о Боге и хождение в Его присутствии. Ходи предо Мною, - рек Он, - и буди совершен (см.: Быт.17,1).

В самом деле, если в присутствии царя мы не позволим себе никакой небрежности, а тем более неприличия, но стараемся, чтобы всякое наше слово, всякое движение было ему благоугодно, то кольми паче представляющий себя в присутствии Божием не позволит себе никакого греха, поревнует о святом деле, благоугодном Богу.

Помянух Бога, и возвеселихся (Пс.76,4), - сказал пророк, и это есть начаток веселия, чаемого от лицезрения Божия в вечности: Исполниши мя веселия с лицем Твоим (Пс.15,11).

Востани, Иерусалиме, - взывает пророк, - ...и виждь собрания чада твоя от восток солнца до запада словом Святаго, радующаяся Божиею памятию (Вар.5,5). Новый, благодатный Израиль! Ты не должен отстать от древнего, но по данной тебе преимущественной благодати должен превзойти его. Подвизайся всегда представлять Небу, как представляешь иногда, как представляешь, кажется, в настоящие минуты, благоугодное Небу зрелище множества чад твоих, водимых словом Божиим, радующихся памятию Божиею. Воспоминай Бога не умом только, но наипаче сердцем с благоговением, с верою, с любовию, с благодарностью за Его благодеяния, с желанием благоугождать Ему, да и Господь помянет тебя в благоволении людей Своих, посетит тебя спасением Своим (см.: Пс.105,4) по времени и в вечности. Аминь.

Слово в день обретения мощей Святителя Алексия, 1822 г.[85]

Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия: не токмо же мне, но и всем возлюбльшим явление Его (2Тим.4:8)

Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия: не токмо же мне, но и всем возлюбльшим явление Его (2Тим.4:8)

Необыкновенно смелые слова! Можно подумать, что этот человек забывается и мечтает, когда прежде суда Божия пред Богом себя оправдывает и сам себе назначает венец от Бога. Но так думать не позволяет известная его скромность и глубоко смиренное о себе мнение. Ибо сей самый человек в другое время называл себя наименьшим из Апостолов, недостойным имени Апостола (1Кор.15:9), гонителем Церкви, хульником и досадителем, единственно по благодати помилованным, первым из грешников (1Тим.1:13,15).

Как же случилось, что человек, который так любит уничижать себя, с таким дерзновением себя возвеличивает? Без сомнения, вера дала ему предчувствовать то, что уготовано ему, а открыть сие предчувствие, думаю, любовь его побудила. Злопостражди, написал он пред сим возлюбленному чаду своему Тимофею и тотчас, дабы сию горькую заповедь растворить утешением, указует ему на пример своего злострадания: Аз уже жрен бываю [2Тим.4:6] - и на свою несомненную награду: Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия. Но, едва любовь к ученику исторгла из сердца учителя тайну высокой надежды, немедленно приходит смирение и поставляет высокого учителя наряду с последними учениками: Не токмо же мне венец правды, но и всем возлюбльшим явление Его.

И все человеки Божии не любят быть в славе между человеками, а если являются между ними во славе или являют в себе чаяние славы, то для того, чтобы, показуя им венец правды, привлечь их на путь правды. И ты, духоносный преемник и подражатель Апостолов, дело сотворивший благовестника, подвигом добрым подвизавшийся, когда некоторыми лучами твоего небесного венца и здесь, на земле, сияешь, - и ты, Алексий по кончине своей, как Павел пред кончиною своей, проповедуешь нам надежду венца Небесного и поощряешь нас искать его. Не токмо мне венец правды, но и всем возлюбльшим явление Его.

Достойно примечания, Христиане, что Апостол обещает венец правды всем возлюбльшим явление Господне. Чрез сие научает он нас, что между прочими спасительными подвигами для достижения венца от Господа потребно то, чтобы мы возлюбили явление Его, то есть прилежно размышляли о пришествии Христовом, ожидали его непрестанно, желали сердечно, готовились к нему деятельно.

Когда Иисус Христос возносился на небо и Апостолы, хотя уже и предваренные о Его восхождении к Отцу Своему, стояли с устремленными вслед Его взорами в изумлении ли от дивного события, в недоумении ли о его последствиях, в сетовании ли о разлучении с Божественным Спасителем, тогда успокоить их волнуемые мысли и чувствования посланы были Ангелы. Что же они делают? Какое употребляют врачевство? Как крепкое врачевство, употребляют они мысль о будущем явлении сокрывшегося от взоров Иисуса: Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо (Деян.1:11). И как верно помогло сие духовное врачевство! Возвратишася, повествует Евангелист о Апостолах, по вознесении Господнем, возвратишася во Иерусалим с радостию великою (Лк.24:52).

Видно, что, приняв поданное Ангелами врачевство, Апостолы действительно и обильно вкусили в нем силы грядущего века. Оттого так часто подают они то же врачевство и другим человекам, то есть дают вкушать надежду будущего явления Христова, нужно ли очистить зараженных, или укрепить слабых, или облегчить страждущих. Христос, - пишет Апостол Павел к Евреям, - единою принесеся, во еже вознести многих грехи, второе без греха явится, ждущим Его во спасение (Евр.9:28). Наставляя Тита преподавать учение спасительной благодати, он говорит, что сия благодать научает нас, да отвергшеся нечестия и мирских похотей, целомудренно и праведно и благочестно поживем в нынешнем веце, но как возможем исполнить столь великие требования благодати? В ответе на сие он присовокупляет: Ждуще блаженнаю упования и явления славы великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа (Тит.2:11-13). Поощряя Тимофея успевать в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости, подвизаться добрым подвигом веры, он завещевает ему соблюдать сию заповедь чисто и неукоризненно. "Долго ли? - спросил бы, может быть, иногда изнуренный подвижник". И прозорливый наставник, предупреждая сие, указует радостный предел подвигов: Даже до явления Господа нашего Иисуса Христа (1Тим.6:11-14). Подобно и Апостол Петр, воззывая пастырей к истинному пастырскому подвигу, - образи бывайте стаду, - возбуждает в них ревность к подвигу не иным чем, как мыслию о явлении Венцедателя Пастыреначальника - и явльшуся Пастыреначальнику, приимете неуведаемый славы венец (1Пет.5:3,4). Сею надеждою растворяет он и горькую чашу страждущих: Понеже приобщаетеся Христовым страстем, радуйтеся, яко да и в явление славы Его возрадуетеся веселящеся (1Пет.4:13). Апостол Иоанн требует от Христианина высочайшего очищения себя, якоже Сам Христос чист есть. Каким же неразрушающим огнем или какою огненною водою думает и он произвесть сие коренное очищение? Надеждою явления Христова. Вемы, - говорит, - яко, егда явится, подобии Ему будем, ибо узрим Его, якоже есть: и всяк имеяй надежду сию нань, очищает себе, якоже Он чист есть (1Ин.3:2,3).

Можно сказать, что мысль об ожидаемом явлении Христовом была в первоначальном Христианстве всеобщим основанием, которым поддерживалось все здание, всеобщею силою, которою одушевлялось все тело, всеобщим двигательным орудием, которым производились действия великие и чистые. Но для чего я сказал "в первоначальном Христианстве"? Когда и какое Христианство может стоять без основания, жить без сей силы, действовать без сего орудия? Упованием спасохомся (Рим.8:24), - говорит Апостол; мы спасены в надежде, а не в полном совершении спасения. Что значит спасение в надежде? Ожидание, как определяет тот же Апостол, блаженнаго упования и явления славы великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа (Тит.2:13). Итак, где нет сего ожидания, там нет надежды, где нет надежды, там нет спасения, где нет спасения, там нет Христианства.

Если кому сии заключения кажутся не довольно ясны, потому что выведены из свидетельства наставника в Христианстве, а не из простых и очевидных начал разума, - хотя в делах веры гораздо надежнее полагаться на свидетельства знающих, нежели на собственные изыскания естественного разума, кичливого и суетного, который в таких случаях со всеми своими вопросами и недоумениями не заслуживает иного ответа, как обличительный ответ Христов Никодиму: Еже вемы, глаголем, и еже видехом, свидетельствуем, и свидетельства нашего не приемлете! (Ин.3:11) - если, говорю, несмотря на сие, желает кто собственным рассуждением исследовать, до какой степени надежда и непрестанное ожидание явления Христова входят в существо Христианства, пусть советуется с лучшим своим разумением и совестию. Кто чувствует в себе грех, тому не существенно ли потребна твердая надежда совершенного прощения и очищения? Без сего не угрожало ли бы ему отчаяние, которое есть ад в душе, прежде нежели низведет во ад душу? Кто страждет, тому не существенно ли нужна отрадная надежда лучшего состояния? Кто испытывает или хотя видит несправедливость, тот для успокоения сердца и совести не имеет ли также нужды в надежде правосудия? Кто подвизается до изнурения, не имеет ли нужды в ободряющей надежде воздаяния?

Христианин знает, что прощение и очищение грехов приобретено ему кровью и смертью Христовой, однако чувствует и то, что корень греха еще не исторгнут из него, как признавался и Апостол, что он чувствует живущий в себе грех и что не живет во плоти его доброе (Рим.7:17,18). Можно даже сказать, что святой более грешника чувствует в себе грех, потому что сие внутреннее чувство не заглушается в нем ни внешними чувственными удовольствиями, ни усыплением совести, посему что было бы с Христианином, если бы он не надеялся и не ожидал непрестанно явления Христова, которое во всех частях, даже до тела смирения, должно преобразить его в славный образ Христов, причем, без сомнения, и малейшие останки нечистоты греховной исчезнут, и всякая брань греха, всякое искушение навеки прекратятся?

Христианин страждет, и страждет едва ли не более прочих человеков, ибо ему сверх общих для растленного естества человеческого неизбежных страдании в особенный жребий дан крест, подобный тому, на котором пострадал Христос. Сколь же несчастен был бы Христианин, если бы не думал, если бы не чувствовал в своем страдании, что страданием Вошедший во славу (Лк.24:26) ежеминутно приближается, чтобы осиять славою страдальцев?

Христианин и видит над другими, и над собою испытывает несправедливость мира, по предречению Истины: Якоже от мира несте, сего ради ненавидит вас мир (Ин.15:19). И чем яснее разумеет он правду Божию, тем пламеннее ревнует, тем болезненнее снедается ревностью, зря мир грешников (Пс.72:3) и бедствия праведных. Истаял бы он от собственной ревности, если бы, как глас хлада тонка, не дышала на него прохладная надежда правосудия: Се гряду скоро, и мзда Моя со Мною воздати комуждо по делом его (Апок.22:12).

Наконец, Христианин подвизается, ибо, с тех пор как грех воцарил в мире зло, никакое добро не приобретается в нем иначе как подвигом, бранию и победою, и должен подвизаться по примеру Подвигоположника иногда и до кровавого пота и до истощения всех сил. Что же необходимее для ободрения его в подвиге и для обновления сил его, как не то, чтобы оком надежды усматривать в конце поприща Самого Подвигоположника, являющегося уже Венцедавцем, - не потому, чтобы в истинном подвижнике были корысть или тщеславие, алкающие венца, но потому, что душа его жаждет Самого Возлюбленного Подвигоположника и Венцедавца, за Которого истинный подвижник во всех препобеждает, яко за возлюбльшаго ны (Рим.8:37)? Если бы истинный Христианин не имел сей единственной надежды, то всякая другая надежда могла бы привести его в отчаяние - Аще в животе сем точию уповающе есмы во Христа, окаяннейши всех человек есмы (1Кор.15:19).

Все показывает, что с истинным Христианством существенно должно быть соединено упование и ожидание явления Христова. Что же посему должно сказать о тех, в которых или совсем нет сего упования и ожидания, или оно слабо и по большей части покрыто забвением? То, что или в них нет истинного Христианства, или Христианство их слабо и они забывают, чем обязаны сему имени. Еда аз есмь [Мф.26:22]? - может быть, помыслит при сем истинный ученик, страшась преступления. Еда аз есмь? скажет и ложный, убегая обличения. Не можем никому подать обличительного знака, но для имеющих очи дела все обличают: От плод их познаете их (Мф.7:16).

Коснит Господин мой приити, говорит упоминаемый в притче злой раб, и начинает бити клевреты своя, ясти же и пити с пияницами (Мф.24:48,49). Коснит жених (Мф.25:5), - думают юродивые девы и спят беспечно, между тем как последние капли елея догорают в лампадах их. Так в слабых или ложных Христианах забвение о предстоящем пришествии Господа и праведном суде Его влечет за собой все дела, противные духу Христианства, и до конца истощает все добродетели Христианские. Коснит Князь царей земных (Апок.1:5), говорит сильный земли, прельщенный властолюбием, и начинает попирать слабых. Коснит, вопиют мятежные народы и замышляют безначалие. Коснит Царь тернового венца, говорит сын чувственных утех и, увенчав себя цветами, засыпает на цветах, которые вскоре должны увянуть и оставить по себе одно будущее терние. Коснит Царь Заимодавец, говорит раб сребролюбия или лености и глубже зарывает в землю талант, которого лихвою могло быть царствие. Коснит Жених, говорит душа, обрекшая себя Небесному Жениху, и дремлет, не примечая, что в ее духовном сосуде елей умиления и любви Божественной оскудевает, а потому и свет разумения вскоре угаснуть может. Коснит, кричат ругатели - где есть обетование пришествия Его? отнележе бо отцы успоша, вся тако пребывают от начала создания - и в надежде на сие коснение или, лучше сказать, в отчаянии ходят по своих похотех (2Пет.3:3,4).

Нет, лукавые рабы и рабыни легкомысленные, не коснит Господь обетования, якоже неции коснение мнят: но долготерпит на нас, не хотя да кто погибнет, но да вси в покаяние приидут (2Пет.3:9), и, кто знает, не наполнилась ли уже мера Его долготерпения? Примечайте, Христиане, как со дня на день умножаются знамения Его пришествия, Им Самим предназначенные: туга языков, глады и пагубы и труси по местом, множество соблазнов, предательство друг друга, умножение беззакония, иссякновение любви. И то уже знамение, что так многие дремлют, не обращая внимания на поразительные знамения времени, ибо, по преждереченным глаголам от Святых Пророков и Апостол ваших, приидет день Господень яко тать в нощи (2Пет.3:10).

Се, грядет со облаки, и узрит Его всяко око! (Апок.1:7) Блажен, кто может от всего сердца сказать: Ей, гряди, Господи Иисусе! (Апок.22:20). Венец возлюбльшим явление Его! Аминь.

Слово в день обретения мощей иже во Святых отца нашего Алексия митрополита Московского и всея России чудотворца и по случаю возвращения к Московской пастве, 1830 г. [86]

Целуют вы святии вси, паче же иже от кесарева дому. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами (Флп.4:22,23)

Целуют вы святии вси, паче же иже от кесарева дому. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами (Флп.4:22,23)

Возвратись в сей Богоспасаемый град, к которому неисповедимые судьбы Божии привязали меня сколько благими, столько же страшными, потому что священными, узами, многое имею говорить ныне от избытка сердца, и всего первее благодарно прославить Бога, всех благ виновника, Который благоволил уже четвертому от здешних пределов отдаленному и продолжительному пришельствию моему безбедно кончиться, если только можно сие назвать окончанием пришельствия для тех, которые не имамы зде пребывающего града, земного, но грядущего взыскуем, небесного (Евр.13:14), потом благоговейно приветствовать тебя, не только высокою благодатию священнодействия, но и открытою благодатию чудодействия, преосвященная главо, и твоих содругов, вас, которые боголепно населяете сии древнии твердыни нетленными телесами вашими, наипаче же духом Богоугодных молитв ваших, да укрепите ими немощь мою, исправите недостоинство мое и благословите меня вновь явиться на поприще по вас наследственного служения, с любовью приветствовать и всех здесь предстоящих и здесь обитающих общников единомысленной во Христе веры, сподвижников единозаконного по Богу жития, в каком бы звании ни был кто призван чтить Истинного Бога, служить обществу, благотворить ближнему, созидать свое спасение, только бы достойно ходил вышнего звания Христианского; в особенности с утешением приветствовать общников и сподвижников священного служения и в отсутствие предстоятеля, так же как в присутствии, не смятенно и непостыдно сохраняющих свой чин и утверждение и, таким образом, являющих в себе знамение Церкви, вовеки непоколебимой.

Но, как воду берегом, удерживаю слово заповедию отцов, повелевающею для всего, что делаем и говорим, иметь свидетельство Божественного Писания.

Каким же словом Писания управим и ограничим течение настоящего слова? Послушаем, что говорит св. Апостол Павел всем святым о Христе Иисусе, то есть освященным истиною учения и силою таинств Христианских, сущим в Филиппех, после того, как проповедовал им и возлюбил их утробою Иисус Христовою, не самолично, правда, к ним приходя, но, что все равно почти, чрез Епафродита их посещая, и чрез письмо к ним беседуя. Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа, говорит он им в начале своего послания [Флп.1:1-2], и, видно, не довольствуясь произнести сие приветствие один раз, и, видно, не имея другого, столь превосходного, то же приветствие повторяет он в конце послания: Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами. И так скажу и я вам, и нет нужды, если скажу не в первый раз: Благодать со всеми вами!

Благодать, поколику сие имя само себя изъясняет, есть сила, подающая благо: с духом священного языка сообразно также называть ее, буде то покажется простее, милостию, в знаменование такого свойства и расположения благого существа, по коему другое существо представляется ему милым, привлекающим любовь - поколику есть доброе, сострадание - поколику бедствует, прощение - поколику виновно. Или, если надобно точнее распределить понятия, любовь и милость, приходя в действие, именуются благодатию, а принятая благодать становится дарованием.

Приведенные недавно слова Апостольские, и множество других священных изречений показывают, что источник и непосредственное начало благодати есть Бог Отец, Сын и Святый Дух. Отец подает ее, Иисус Христос приносит ее в Своем имени, Дух Святый вдыхает ее в души верующие и ею одушевляет их к жизни духовной - укрепляет и подвизает к деятельности, истинно благотворной и потому Богоугодной и спасительной.

Из сего по нашей возможности составляемого понятия о благодати, которая, впрочем, в существе своем непостижима, поелику Божественна, уже нетрудно уразуметь, сколь оная для нас вожделенна, или, лучше сказать, необходима. Без нее нет надежды прощения грешнику, нет верного избавления бедствующему, нет никому никакого блага, потому что всякое благо происходит от Единого Бога, поелику же Бог есть бесконечен в совершенствах Своих, потому Он есть Сам для Себя вседоволен и потому ни в ком и ни в чем не имеет нужды, ни от кого ничего не заимствует, потому никому ничем не должен и не обязан и следственно подает всякое благо не по какому-либо долгу или необходимости, но только по беспредельной любви Своей и преизбыточествующей благодати.

Если с некоторым вниманием рассмотрим даже телесные существа сего видимого мира, отделя от них случайное несовершенство и нечистоту, введенные в них злоупотреблением превосходнейшего творческого дара - свободы, то найдем, что коренное начало и глубочайшее основание как бытия их, так и благобытия, или вместимого ими совершенства, не иное быть может, как та же непрестанно действующая благость и сила Божия, которая, в особенном образе своего действования на существа духовные и свободные, именуется благодатию. Посмотри на обновляемый весною мир земных произрастений и подумай, где его начало и основание. Скажешь ли, что это есть земля, из которой он возникает? Но возьми горсть земли, покрывающей корень произрастения, и ты увидишь, что она вовсе не имеет ни силы, ни красоты, ни питательности, ни благовонности, свойственных различным произрастениям, а чего не имеет, того и сообщить им не может. Скажешь ли еще, что сила солнца, воздуха, воды соединяется в произрастениях? Но и сим не изъясняется их происхождение. Ибо каким образом малочисленные стихии производят неисчисленные роды произрастений и даже в одном произрастении многоразличные части и свойства? Каким образом одно и то же солнце, одни и те же земля, вода, воздух в то же время и в том же месте производят крепкий дуб, мягкую траву, благовонную розу, и у одного и того же произрастания в стебле твердость, в листьях мягкость, в цветах благовонность, в плоде питательность? Сойдем, поколику возможно, глубже к естественным основаниям видимого бытия. Какое основание самой земли, кажущейся основанием видимого на ней? Скажем ли с испытателями естества, что это есть сила тяготения или привлечения к ней, и в солнце, и в звездах действующая между ними взаимно? Какое мертвое основание для мира, полного жизни даже и теперь, когда вошла в него смерть, которой Бог не сотворил! Какое тесное основание для здания столь обширного! Да и основание ли это? Испытующий ум не удовлетворен, он вопрошает, на чем основана, в чем утверждена столь огромная сила привлечения, которая должна держать на себе и двигать все мироздание. Чтоб, испытуя глубину, не низринуться в пропасть, остановимся. Нам ли открывать внутренние начала и основания природы - нам ли, живущим, так сказать, на коре и скорлупе ее? Основание столь необъятного здания открыть может только Тот, Кто создал оное, и открывает потолику, поколику Сам открывается. Повешаяй землю ни на чемже (Иов.26:7), так созерцает его Иов. Что значит ни на чемже? Как может что-нибудь стоять или висеть ни на чем? Не у дела Божия основание отъемлет Иов, но уничижает чувственное познание человеческое, как такое, которое не достигает до основания дел Божиих. Дойди, говорит, до краев земли, сойди на ту сторону ее, которую представляешь себе под ногами твоими, ничего не найдешь около земли, над нею и под нею, кроме воздуха, помысли же: как столько веков держится столь огромное и тяжкое тело в столь тонком существе, когда и легкий пух недолго держится в воздухе, но вскоре упадает? Ум твой теряется, ты видишь землю висящую, а на чем, того не находишь. Как же не погрешить, чтоб изъяснить сие чудное явление? Взойди к Основателю и найдешь истинное основание. Повешаяй землю ни на чемже. Един Бог есть Основатель всякой твари, и в Нем Едином ее глубочайшее основание. Всякая вещь стоит на том, на чем поставлена в начале. Посмотри в дальнозрительное стекло духа пророческого, и увидишь. Рече Бог: да будет свет. И бысть свет (Быт.1:3). То же и для каждой последующей твари. Итак, рече Бог: да будет - вот коренное начало всех вещей! Сила Божия, слово Божие, вот глубочайшее основание их бытия и благобытия! Ибо не должно воображать слово Божие подобным произносимому слову человеческому, которое, вышед из уст, тотчас прекращается и в воздухе исчезает. В Боге нет ничего прекращаемого, ничего исчезающего, слово Его исходит, но не преходит: Глагол Господень пребывает во веки (1Пет.1:25). Творческое слово есть как адамантовый мост, на котором поставлены и стоят твари под бездною Божией бесконечности, над бездною собственного ничтожества.

Сила Божия есть, по применению к нашему образу представления, рука Вседержителя, в коей Он держит и круг земной, и каждую его пылинку, и все круги небесные, сколько считает их Сам Он Един исчитаяй звезды (Пс.146:4). Это не мое любомудрствование, но чистое откровение самой премудрости Божией чрез Апостола, который говорит, что Сын Божий носит всяческая глаголом силы Своея (Евр.1:3), носит, то есть непрерывно действует в тварях словом Своим и силою Своею, если не так же, то, по крайней мере, подобно тому, как действовал в первые дни сотворения их. Даже доныне Слово Божие творящее есть основание начавшегося и продолжающегося бытия тварей. Слово Божие благословляющее есть основание их благобытия. Им сияет солнце, Им земля произращает, Им и Его неистощимо-разнообразною силою делается то, что хлеб питает, вино укрепляет, елей умягчает и врачует, Им всякая тварь живет, растет, совершенствуется, и каждая в свою меру блаженствует во славу творческой премудрости, благости и могущества.

После сего размышления вопрошаю, что должно быть ближе к Богу, человек или прочие земные телесные твари? Ответ почти не нужно произносить. Но дабы кто не сказал, что все твари равно близки к непосредственному Творцу их, приведем на память известные свидетельства и признаки преимущества близости человека к Богу: совет Божий о его сотворении, беспримерный для прочих частей творения, взятие собственною, так сказать, рукою Божиею чистейшей персти от земли для образования тела первого человека, вдуновение в лице его из собственных, так сказать, уст Божиих дыхания жизни, образ Божий, правда, постыдно утраченный, но тем более славно возвращенный крестным подвигом Единосущного Образа и Сына Божия, Который не почел недостойным Себя соделаться и нарещися вторым человеком и последним Адамом (см.: 1Кор.15:45,47).

Сию преимущественную пред прочими тварями близость человека к Богу Сам Небесный Учитель употребляет, как сильное средство наставления, когда говорит: Аще сено сельное, днесь суще и утре в пещь вметаемо, Бог тако одевает, не много ли паче вас, маловери? (Мф.6:30). Сим же путем умозаключения можем мы теперь следовать, рассуждая о благодати. Если в солнце сего телесного мира положил селение Свое (Пс.18:5) Бог, и Он сияет им так благотворно и щедро на злыя и благия (Мф.5:45), кольми паче вышняя область духа человеческого, чтобы не предать себя мерзости запустения, чтобы не превратиться в страну тьмы и сени смертной, должна быть живою обителью Всевышнего и быть просвещаема Его истинным светом, который, как видит и показует служитель света, и действительно просвещает всякого человека грядущаго в мир (Ин.1:9), разумеется, поколику человек не убегает от сего внутреннего света во внешнюю тьму злых дел. Если прозябаяй траву скотом, и злак на службу человеком (Пс.103:14) есть также Бог, если о пище тела научаются сынове, ихже возлюбил еси, Господи, яко не рождения плодов питают человека, но слово Твое Тебе верующих соблюдает (Прем.16:26), иногда чудесно, и всегда естественно, и верующих и неверующих, подобно как и солнцем Своим по преизбыточествующей благодати сияет на злые и благие, кольми паче душу человеческую свойственною и удовлетворительною ей пищею напитать, плоды добродетели возрастить, алчбу правды и жажду истины утолить, сердце укрепить духовною силою, возвеселить радостию святой никто и ничто не может, разве Бог и Слово Его, как и сказует Единородный Его: Аз есмь хлеб животный, иже сшедый с небесе: аще кто снест от хлеба сего, жив будет во веки (Ин.6:51); иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног, яко без Мене не можете творити ничесоже (Ин.15:5). По учению Апостола, не только всякое доброе дело делается, но и всякое святое слово достойно произносится не иначе, как с помощию Духа Святаго: Никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым (1Кор.12:3), кратко сказать, если бытие и благобытие низших тварей ежеминутно зависит от благости и силы Божией, кольми паче духовная жизнь и блаженство человека, сотворенного по образу Божию и воссозидаемого в образ Божий ежеминутно, так как и вечно - зависит от содействующей благодати Божией.

И потому дивиться должно невнимательности или слепоте человеков, которые живут и действуют, хотят и надеются быть благополучны, не помышляя о благодати Божией.

Скажи, неимущая благодати, но еще искомая благодатию душа, чем же думаешь ты жить и благоустроить жребий свой? Не разумом ли? Но если ты разумна, то надобно тебе знать давно известное, яко Господь дает премудрости, и от лица Его познание и разум (Притч.2:6), что истинная премудрость есть яже свыше (Иак.3:17), что спасительный разум приходит от благодати. Если же ты хочешь возвыситься разумом, который родится на земле и никогда не вырастает выше чувств, то знай также, что он, обещая всегда более, нежели к чему способен, и, по стеснению чувствами и прельщению страстями, исполняя всегда менее, нежели способен, давно уже осужден на отвержение и погибель: Погублю премудрость премудрых и разум разумных сокрыю (Ис.29:14). Сей-то самохваленый разум человеческий и есть тот всемирный невежда, которого сперва посрамить, а потом научить или переучить по-своему пришло Евангелие, посланное Благодатию. Понеже бо в премудрости Божией не разуме мир премудростию Бога, благоизволил Бог буйством проповеди Евангельской спасти верующих (1Кор.1:21). Чем же еще, думаешь ты, жить и устроить свое благо? Не законом ли? Да, о его заповедях сказал Сам Верховный Законодатель: Сотворивый та человек жив будет в них (Лев.18:5). Но дерзнем сказать свободно: если бы первые человеки сохранили первый закон не вкушать от древа и таким образом получили жизнь вечную, и тогда получили бы они ее не по праву законному или по заслуге, ибо какая заслуга младенца в том, что он, по предостережению отца, не берет в руки ножа, или горящего угля? Если сие послушание дает право на какое воздаяние, то воздаяние сие уже получено в том, что он не разрезал или не обжег рук. Таким образом и совершенный исполнитель закона получил бы вечную жизнь не иначе, как по благодати Всещедрого Законоположника Бога, Который, не ограничиваясь тем, что заповедию спасает от зла, против которого она поставлена, сверх того дарует исполнителю ее благо, на которое она не дает права. Впрочем, о сем что говорить много, когда первый закон и правда его рушились еще в первом человеке, и мы есмы не иное что, как природные беззаконники? Теперь, взывает Иов, кажется, и праведный, кто чист будет от скверны; никтоже, аще и един день житие его на земли (Иов.14:4,5). При сем не должно забыть того правила правды законной, что иже весь закон соблюдет, согрешит же во едином, бысть всем повинен (Иак.2:10). Итак, что для нас величественное обетование ветхозаконное, что сотворивый заповеди жив будет в них? Не более, как то, что мы не получим жизни посредством заповедей. Обретеся ми заповедь, яже в живот, сия в смерть (Рим.7:10). Закон показывает, что делать и чего не делать, требует исполнения заповедей, обещает жизнь, но исполнение предоставляет мне, поелику же я в сем не успеваю, то в удел мне достается не жизнь, а смерть. На что же, скажешь, и является закон с своими заповедями? Для того, чтобы обличить беззаконие, чтобы не оставить человека навсегда закоснелым беззаконником и навеки лишенным жизни, чтобы пробудить в нем отвращение от беззакония и желание творить добро, чтобы начать дело его спасения? Начать только? А кончить? Сие может только благодать, Христос и вера. Кончина закона Христос в правду всякому верующему (Рим.10:4). Благодатию есте спасени чрез веру: и сие не от вас, Божий дар: не от дел, да никтоже похвалится (Еф.2:8,9). Благодать по вере прощает и изглаждает прежние беззакония, открытые законом, и дает силу избегать новых или исполнять закон. Немощное бо закона, в немже немоществоваше плотию, исправляя, Бог Сына Своего посла в подобии плоти греха и в жертву о гресе осуди грех во плоти, да оправдание закона исполнится в нас, не по плоти ходящих, но по духу (Рим.8:3,4). Ходят же по духу и живут духом только те, которые рождены от духа благодатию. Видите, братия, сколь воистину достойно чистейшего и сильнейшего желания то, что желает Апостол возлюбленным своим Филиппийцам, и чем, по его примеру, вас приветствуем: Благодать со всеми вами. Да возбудится и в вас святое желание принять желаемую для вас первенствующую святыню, всесвятую благодать Божию. Да не ослабит сего желания помысл небрежения, что если благодать преизбыточествует и там, идеже умножися грех (Рим.5:20), то приидет она и без нашей заботы и совершит в нас свое дело. Да сохранит нас Бог от сего низкого и лукавого мудрования! Что подумали бы мы о сыне, который бы не преставал умножать оскорбления доброму отцу потому именно, что во многих прежних получил прощение или остался без наказания? Не почли ль бы такового извергом, недостойным более ни прощения, ниже имени сына? Таков пред очами Отца Небесного человек, который не престает умножать грехи свои, в дерзкой надежде на преизбыточество благодати прощающей! Что должно случиться с больным, который не хочет принимать лекарств, потому что слишком уверен в искусстве своего врача, почитая его способным возвратить и от дверей смерти? Смерть всего вернее, потому что он как начал, так и будет полагать себя еще далеко от дверей смерти, доколе не очутится позади оных, и невозвратно минует искусство врача и силу врачебных пособий. Такова должна быть участь человека, который не старается пользоваться пособиями благодати по нерадивой надежде на ее могущество. Не будем, братия, ни дерзки, ни беспечны, или от безумной дерзости грешить; обратимся к святому дерзновению деятельно искать и усильно домогаться благодати прощения и исправления. Да приступаем с дерзновением к престолу благодати, да приимем милость и благодать обрящем во благовременну помощь (Евр.4:16).

Возвращаясь к приветственному слову Апостола, которое послужило руководством настоящему слову, примечаю, что Он не оставил последовать и тому обычаю приветствующих, чтобы приветствовать не только от своего лица, но, при благоприятном случае, и от лица других знаемых и любимых. Целуют вы, говорит, святии вси, то есть вообще Христиане столичного города Рима, откуда он писал сие, паче же иже от кесарева дому. Почему паче иже от кесарева дому? Вероятно, потому особенное внимание обращает на них Святый Павел, чтобы подать Филиппийцам утешительную мысль, что и между царедворцами кесаря есть уже верующие во Христа и что вера постепенно приближается к предопределенной ей победе над царями и царствами. Вероятно, и сами Христиане, иже от кесарева дому, просили Апостола приветствовать от них прочих Христиан, живущих вне столицы, дабы не оставить сомнения себе и другим, что Христианская любовь их не стесняется связями и приличиями светскими. Что ж? Могу ли некоторые подобные вести из новой столицы возвестить обитателям древней столицы? Почему не сказать, что тамошние общники веры нашей пребывают в нераздельной с нами Христианской любви, так, как и тамошние пастыри в нераздельном единомыслии веры? Скажу ли и то, что целуют вы, иже от кесарева дому? О! могу, могу сказать несравненно более. Целует вы сам Кесарь возлюбленный. Так! Сам благочестивейший Император посылает чрез мою мерность слово Его высокого благововения, привета, любви доброй Москве. Доброй Москве! Вы тотчас догадаетесь, что это не я ласкаю вас в глаза, но что сердце Царя, который не имеет нужды ласкать, - любящее сердце Царя отверзается к верной столице. Вслушайтесь еще раз добрые верою и верностию сердца: ваш Царь, соступя любовью с высоты величия, в превышающей самое величие простоте любви вас приветствует. Приимите сию добрую весть, понесите ее из дома в дом, со стогны на стогну, пусть она выйдет и за врата обширного града, пусть пройдет по селам и градам, ближним и дальним; услышав ее, они не позавидуют нам, но порадуются с нами, зная, что добрый Царь всех добрых Россиян любит единою любовию; пусть бы, если можно, пронеслась весть сия и за пределы Отечества нашего, чтобы и там знали нашу радость и наше благополучие, пусть бы достигла она до тех народов, у которых в наши времена о государственном устройстве и об отношениях между предержащей властию и подданными столько споров и распрей, что от них все общественные связи трещат, все столпы политических зданий колеблются, пусть бы они прочитали у нас явственнее на сердцах, нежели на хартиях написанное, краткое, но всеобъемлющее постановление государственное, которое заключается в следующих словах: Святость власти и союз любви между Государем и народом.

Впрочем, как они хотят. Мы, благочестивые Россияне, да сохраняем тщательно живую скрижаль спасительного царству закона, любовь царственную. Бога же, Который даровал нам Государя, сею любовью как солнце на нас сияющего, не престанем умолять, да продолжит сохранять, укреплять и руководствовать его Своею вседействующею благодатию, которая более, нежели примечает недальновидная природа, участвует как в спасении душ, так и в спасении царств и народов. Аминь.

Слово в день обретения мощей Святителя Алексия, 1837 г.[87]

Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие: ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7)

Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие: ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7)

Настоящий день есть один из тех, в которые Церковь с особенною торжественностью призывает нас к исполнению Апостольского завещания, мною теперь прочитанного. По ее установлению мы воспоминаем ныне богомудрого наставника нашего, Святителя Алексия, который как во все время святительства своего с благодатной силою говорил слово Божие в назидание словесного стада Христова, так особенно потрудился в чистом изложении слова Божия, когда славянское переложение святого Евангелия с греческим подлинником поверил и от несовершенства старого наречия и от описок невнимательных переписчиков очистил и исправил. Сей подвиг важен, между прочим, потому, что чрез него Святитель, Богом просвещаемый, предварительно обличил неправое мнение людей, явившихся после него, которые даже доныне утверждают, будто в священных и церковных книгах и описку переписчика исправить, и непонятное слово перевода заменить понятным непозволительно и противно Православию. Они говорят: по старым, неисправленным книгам спасались и спаслись известные Святые, такие книги поправлять - значит портить. Если бы так рассуждал Святый Алексий, то, конечно, не стал бы он поверять перевод, ни поправлять рукопись Евангелия, а должен был взять книгу Евангелия, какая в его время находилась в Успенском соборе, и сказать: по сей книге спасался и спасен Святитель Петр, нечего здесь поверять и исправлять. Но он поверял и исправлял и потому, очевидно, не так рассуждал, как новые ревнители не очень старой старины, а точно так же, как и древле и ныне рассуждает Православная Церковь, то есть что спасительная истина Христова и в неисправленных и исправленных священных и церковных книгах - одна, но что для сохранения и распространения сей самой истины исправная книга лучше неисправной. Как предначинание и оправдание церковного исследования и исправления книг в последовавшие времена, Провидение Божие сохранило нам исследованную и исправленную Святителем Алексием книгу Святого Евангелия, и она являлась очам вашим в самое сие священнослужение, быв несена диаконом во святый Олтарь.

Видите, братия, благодетельность Апостольского завещания. Мы вспомнили наставника нашего и от этого воспоминания тотчас получили полезное для всей Церкви наставление. Но углубимся несколько в завещание Святаго Апостола Павла о благоговейном воспоминании наставников наших.

Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие. В этих словах есть нечто печальное. Поминают то, чего уже нет. Итак, когда Апостол завещает поминать наставников Богоглаголивых, то этим самым говорит, что их нет уже, и едва ли не предсказывает, что подобных им не будет. Ибо как тем, что имеем и видим, легче пользоваться, нежели тем, чего не видим и что уже миновало, то не очень нужно было бы заботиться о воспоминании прежних наставников, если бы подобные им непрерывно процветали в Церкви. Но Апостол заботится о воспоминании наставников прежде бывших - видно, не надеется, чтобы в их преемниках наставляемые вполне обрели те же дух и силу, те же подвиги и добродетели, то же слово и тот же пример. Что это предусмотрение верно, к сожалению, свидетельствуют опыты многих веков. Не случается ли слышать и ныне сетования, где ныне Святые? Где прозорливцы или чудотворцы? Где наставники, которые бы говорили слово Божие с такою силою, руководствовали к спасению с такою верностию, как Петр или Павел или хотя как некоторые из Духоносцев, бывших после Апостолов?

На печальный подлинно вид навело нас Апостольское завещание поминать наставников наших. Но смотрите, как оно же может подать нам и утешение.

Сетуют, что нет ныне Святых. Мимоходом замечу, что не должно преувеличивать сего мнения. Многие или немногие, только должны быть и ныне Святые, и не может быть, чтобы их совсем не было, ибо без Святых мир не был бы достоин хранения Божия и не мог бы стоять: Семя свято стояние его (Ис. 6:13). Мы можем говорить, что нет ныне в мире Святых, подобно как отец Алексия человека Божия сказал бы, что у него в доме нет сына и нет Святаго, тогда как сын его жил у него в доме и был муж Святый, но закрыт был и от отца и от других образом нищего. Справедливо можно скорбеть, что Богопросвещенные наставники и Святые ныне слишком редки, что их не видно, что в людях духовных примечается незрелость духа. Что ж? Как утешиться нам в сей скорби? Как восполнить примечаемый недостаток? Возьмите в прошедшем то, чего не находите в настоящем, - поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие прежде. Правда, поминать наставников скончавшихся не то, что пользоваться живущими, но слишком ли велика эта разница и не стоит ли одно другого? Наставление от наставника, живущего близко и удобоприемлемо, когда его видим и слышим, слово и пример его в этом случае для нас так же живы, как и он сам, - преимущество немаловажное! Но живя в теле, подобно нам, кто бы он ни был, он еще подвержен искушениям и не избавлен от возможности споткнуться и, может быть еще, в своем падении увлечь с собою наставляемых. Напротив того, наставник скончавшийся, которого житие и скончание жительства ознаменованы присутствием в нем благодати Божией, которого чистое учение оправдано святою жизнию и святость жизни подтверждена святою и блаженною кончиною, есть руководитель к спасению решительно достоверный и непоползновенный, есть притом помощник тем более сильный и неизмогающий, что, отложив тленность и немощь земной жизни, живет в беспрепятственном причастии света и силы Божией - преимущество высокое и несравненное! Что касается до близости и удобоприемлемости наставления и помощи духовной, близость в духе не измеряется областями жизни и расстояниями места и времени, но мыслию, желанием и любовию, созерцанием, молитвою и верою. Вера может сблизить вас с наставником благоговейно воспоминаемым почти так же, как с присутствующим, ибо и с сим душеполезно сближает она же, а не просто видение лица и слышание слова. Вера посредством Писания или Предания оживит пред вами учение и пример отшедшего к Богу наставника, а посредством молитвы приобретет вам его действенную за вас молитву к Богу и действительную помощь. Сим образом поминайте наставники ваша, и без сомнения вы будете удовлетворены в потребностях духа вашего так, что не будет нужды сетовать на несовершенство или скудость наставления современного.

Чудное, братия, устроение Царствия Христова! Наши немощи, наши недостатки угрожают лишить вас потребного вам духовного наставления. Что же творит многомилостивый и благопромыслительный Господь? Дополняя недостаток наставников живущих, он прежде общего воскресения воскрешает некоторым образом наставников умерших и, еще прежде полного открытия Царствия Небесного, на земле в Небесном Царствии Своем, то есть в Церкви Своей, особенным образом творит их, по изъяснению тайновидца Иоанна, цари и иереи, небесного вкупе и земного священноначалия: иереи, возносящие за вас действенную молитву непосредственно в преднебесный жертвенник; цари, имеющие власть чудодейственною помощию благоуправлять вас к миру и спасению. Вы боитесь не найти ни одного духовного наставления близ себя в свое время. Он дает вам всех духовных наставников из всех времен всей Вселенской Церкви и в них делает для вас доступными все духовные познания и опыты, все дарования и силы благодатные.

При сем не без сожаления и не без удивления вспоминаю, что некоторые из Христиан не хотят угодивших Богу наставников вспоминать воспоминанием благочестия и веры и особенно прибегать к их помощи в молитвах. Не нужно, говорят, никакого ходатайства пред Богом, кроме ходатайства Христова, и ходатайством простых человеков было бы оскорблено ходатайство Богочеловека. Сие мудрствование подобно тому, как если бы кто вздумал утверждать, что в царстве ни в самых даже и малых делах ни к кому не должно прибегать, как только к царю, и не чрез кого иного, как только чрез сына царева, и что прибегающий к посредству подчиненных властей и рабов царевых, имеющих доступ к его престолу, оскорбляет верховное достоинство царя и высокое представительство сына его. Не царь ли своею властью действует чрез подчиненные власти? Не к его ли милосердию прибегают чрез посредство верных ему рабов? Не Бог ли и Христос действует и славится чрез Святых Своих? Не к Его ли благодати прибегают чрез их посредство смиренные молитвенники, почитающие себя недостойными непосредственно приступать к Богу и Христу? Не совершенно ли согласно с крайнею чистотою Божества и с крайним также Его снисхождением и милосердием то, что наши молитвы, несовершенные и неочищенные, вспомоществующею молитвою Святых очищаются и делаются способными к принятию на пренебесный мысленный жертвенник?

Но возвратимся еще раз к завещанию Апостола. Заповедав нам помнить Святых наставников наших, он указует цель сего воспоминания, чтобы мы, взирающе на скончание жительства их, подражали вере их. Что мы по благодати Божией сохраняем Апостольскую заповедь, о сем свидетельствует самое сие собрание ради памяти Богомудрого наставника нашего, Святителя Алексия. Остается нам помыслить и попещись о том, идем ли мы точно к цели, указуемой Апостольскою заповедию. Иных ударяющий гром заставляет перекреститься: несчастье, болезнь, печаль приводят им на память Святых как утешителей, целителей, помощников и побуждают призывать их. Хорошо и то, что в бедах прибегаем к предстательству и помощи Святых - конечно, это лучше, нежели совсем забывать их, но не довольно воспоминать их только по случаям и по нуждам временным. Всех нужд важнее то, чтоб воспоминать их для подражания вере их и неразлучному последствию истинной веры - богоугодному житию их. Та только память Святых угодна им и Богу и спасительна совершающим оную, которая совершается с искренним желанием подражать им и достигнуть полного с ними во свете Божием общения чрез освящение[88] и нас самих. Аминь.

Слово в день обретения мощей Святителя Алексия, 1841 г.[89]

Слово Христово да вселяется в вас богатно, во всяцей премудрости: учаще и вразумляюще себя самех во псалмех и пениих и песнех духовных, во благодати поюще в сердцах ваших Господеви (Кол.3:16)

Слово Христово да вселяется в вас богатно, во всяцей премудрости: учаще и вразумляюще себя самех во псалмех и пениих и песнех духовных, во благодати поюще в сердцах ваших Господеви (Кол.3:16)

Если нужен опыт и пример, до какого успеха в духовной жизни довести может простое поучение во псалмех, и пениих, и песнех духовных по руководству Христовы Церкви, то для сего мы можем указать на многих прославленных в Церкви Святых, и в числе их на прославляемого ныне светильника Церкви Росссийския.

Ибо какие средства имел он для своего наставления? Училища? Они в его время не процветали, и не в училище искал он образования, но в обители монашествующих. От поучения во псалмех, и пениих, и песнех духовных по чину церковному воссиял в нем духовный свет, который, возрастая, вознес его на высокий свещник, озарил Церковь его мудростию и святынею и еще озаряет благодатию чудодейственною.

Какой же простой путь - упражнением в слове псалмопения дойти до чистого состояния духовного, до спасения души, до славы чад Божиих! И притом путь, конечно, верный, потому что его указал Апостол Павел, потому что им прошел Святитель Алексий.

А если так, то и удивления, и сожаления, и заботливого размышления достойно то, что многие долго сим путем идут, и недалеко достигают - долго упражняются в церковном и домашнем Богослужении, но и после столь обильного сеяния духовного семени в их чувства и мысли не только сторичного, ниже тридесятичного плода духовного в них не видно.

По устроению и чину Христовой Церкви мы все ученики слова Христова, соответствуют ли же наши успехи цели и продолжению нашего учения? Дабы вы могли в сем испытывать сами себя, повторяем один из начальных уроков вашего учения.

Слово Христово да вселяется в вас богатно, во всякой премудрости: учаще и вразумляюще себе самех во псалмех, и пениих, и песнех духовных, во благодати поюще в сердцах ваших Господеви.

Под именем слова Христова в наставлении Апостола, по руководству других его изречений, надлежит разуметь, во-первых, начала Христова слова (см.: Евр.6:1) или первоначальное Христианское учение о покаянии от мертвых, то есть греховных дел, о вере в Бога, о воскресении мертвых и суде вечном; во-вторых, слово крестное (1Кор.1:18), или учение о спасении человека грешника крестным страданием и смертию Богочеловека Иисуса Христа; в-третьих, премудрость Божию в тайне сокровенную (1Кор.2:7), открытие высоких таин Божества Духом Святым, испытание духом глубин Божиих (1Кор.2:10), - многое, о чем знающие говорить большей частию не смеют и не умеют и о чем не знающие мы напрасно усиливались бы плодить немые речи.

Великое и необъятное слово Христово! И чего же в отношении к сему слову требует Апостол от учеников своих? Слово Христово, говорит он, да вселяется в вас. Это не то, что слушать по временам сие слово из уст другого, или своими устами произносить, или уметь иногда приводить оное на память. Требуется, чтобы оно в нас вселялось и, следственно, жило в нас. Каким образом? Так, чтобы другие мысли в ум, другие желания в сердце были принимаемы, как гости, допускаемы, как пришельцы, на время, по нужде, а слово Христово было постоянной мыслию в уме, господствующим желанием в сердце, душою во всей деятельности. Нескудный наставник дополняет: Да вселяется в вас богатно, во всякой премудрости, то есть надобно, чтобы вы не оставались при скудных детских начатках учения Христова, но постепенно приобретали в оном новые, более обильные успехи, чтобы никакую, даже в тайне сокровенную, премудрость не почитали для вас чуждою и до вас не принадлежащею, но со смирением устроили ум ваш к Божественному созерцанию и сердце ваше к небесным ощущениям.

Но как все сие сделать? Искусный наставник для великого дела предлагает довольно простой способ или - чтобы нам понять его раздельнее - в одном способе заключает два.

Апостол предлагает, во-первых, псалмопением упражнять ум: Учаще и вразумляюще себе самех, в псалмех, и пениих, и песнех духовных. Какой удобный способ образования духовного! Не посылают вас в училища на продолжительные и трудные уроки, для чего у многих недостало бы или времени, или способности, не заставляют далеко искать превосходных наставников, если таких нет в виду, - вам предлагается род самообучения и взаимного обучения в Христианстве. Упражняйтесь, говорят вам, во псалмех и песнех духовных, это не столько труд, сколько увеселение духовное, только делайте сие не просто и без внимания, но с сим вместе учите и вразумляйте сами себя и друг друга. Когда слышишь или произносишь слова псалма или другого духовного песнопения или церковного чтения, собирай в них мыслящую силу твою, углубляй внимание твое, примечай, какая в оных заключается истина, или какая открывается тайна, или какое преподается правило жизни. Если не снопами, как богатые, то хотя, по подобию бедных, малыми класами и зернами собирай на великой ниве Церкви семя жизни - довольно и сим образом соберешь, чтобы засеять твою малую духовную ниву. Если встречаешь невразумительное для тебя и если притом любопытство побуждает тебя искать уразумения, обратись к другому внимательному и опытному, и преимущественно к поставленному Церковию наставнику - да последует одному от другого вразумление в том, что кому открылось. Случится ли, что и ближний твой так же, как ты, недоразумевает, обратись опять к тем же псалмам, и они подадут тебе помощь против сего затруднения, научая тебя взывать в молитве к Богу: Открый очи мои, и уразумею чудеса от закона твоего (Пс.118:18). Тихая молитва, как безмолвная Мария при ногах Христовых, несравненно более научается, нежели самодеятельный суетливый, как Марфа, разум, молвящий о мнозе, со своими мудрованиями и внешними пособиями знания. Посмотрите, как Архангел Гавриил преподает Даниилу откровение таин и вместе изъясняет способ, каким достиг Пророк до сего высокого познания. Еще глаголющу ми в молитве, сказует о себе Пророк, и се, муж Гавриил, парящ: и вразуми мя, и рече: Данииле, ныне изыдох устроити тебе разум: в начале молитвы твоея изыде слово, и аз приидох возвестити тебе, яко муж желаний еси ты (Дан.9:21-23). Чудное училище Божественное! Ученик на земли, учитель на небеси, не успел ученик изъявить желание небесного наставления, как молния откровения блистает на небесах и слово Божественное нисходит на землю в устах вестника небесного. Ты должен получить ведение, говорит Архангел Пророку, потому что ты человек молящийся: Яко муж желаний еси ты [Дан.9:23]. Да не подумает слушающий сие: до меня сей пример не касается, ибо я не Пророк. Что нужды, что ты не Пророк? Из сего можно заключить только, что к тебе, вероятно, не Архангел пошлется и не откровение судеб тебе преподается, но по крайней мере един от меньших Ангелов; тем не менее, по выражению Церкви, верный наставник может вразумить тебя о том, что тебе нужно уразуметь для твоего спасения, только дай ему доступ до тебя путем твоей молитвы: Яко муж желаний еси ты.

Во-вторых, Апостол предлагает псалмопением питать сердце: Во благодати поюще в сердцах ваших Господеви. Если надобно, как то уже несколько изъяснено, чтобы слово Христово жило в Христианине, то, без сомнения, недостаточно было бы стараться образовать оным ум без особенного попечения о сердце. То, что в мире обыкновенно называют просвещением, есть не более как лунное мерцание света и жизни, а не полный свет и жизнь духа. Истинное начало жизни духовной, подобно солнцу, изливает теплотворный свет, просиявающий в уме истиною и согревающий сердце любовию к добру. Даже преимущественно в сердце открывается духовная жизнь, по крайней мере ближайшая степень ее, на которую восходим из плотской жизни падшего Адама. Так учит древний царственный мудрец: Всяцем хранением блюди твое сердце: от сих бо исходища живота (Притч.4:23). Сердце отверзает Господь, дабы человек внимал (Деян.16:14) слову Христову и оно вселилось в нем. В сердца изливается любовь Божия Духом Святым данным нам (Рим.5:5). В сердца посылает Бог Духа Сына Своего, вопиюща: Авва Отче (Гал.4:6). Таковым благодатным действиям Божества на сердце человека взаимным сердечным действием соответствовать и к принятию оных себя располагать учит Апостол, когда увещевает во благодати петь в сердцах наших Господеви. Совершая священное песнопение или участвуя в оном, берегись, чтобы не одними устами участвовать в оном, поелику Господь со гневом жалуется на тех людей, которые к Нему приближаются усты своими только и которых сердце далече отстоит (Ис.29:13) от Него; также не одним слухом, хотя бы то было и не без разумения, потому что не пользует слово слуха, не растворенное верою слышащих (Евр.4:2). Но возбуждай сердце твое, чтобы оно изнутри ответствовало на внешний псалом в духовном созвучии, чтобы оно при воплях покаяния сокрушалось и умилялось, пред глаголами веры и таин благоговело и смирялось, при гласах славословий восхищалось на Небо; когда воспевается любовь к Богу и надежда на него, веселилось и радовалось, при песнях духовных, изображающих духовную, богоугодную жизнь, всеми своими желаниями воскрилялось к сей вожделенной жизни; наконец, чтобы и тогда, когда в устах пение умолкает, оно еще отзывалось в сердце и возобновлялось воспоминанием и повторением благодатных ощущений.

Если кому представится недоумение в том, что Апостол заповедует петь в сердцах во благодати, которая от нас не зависит, а потому, кажется, и заповеди не подлежит, то для ответа на сие можно указать на достойных подражания певцов, имущих гусли Божии, стоящих на мори сткляном, смешенном с огнем (Апок.15:2). Благодать подобна сему морю - так она беспредельна, так водоогненна, ибо и орошает жаждущее сердце, и воспламеняет охладевшее. Ты стоишь, может быть, еще не на сем море, а на земле, потому что к земле привязан помыслами, желаниями, пристрастиями, но сделай шаг и стань на море сткляном, чистом и светлом, отвергни земные пристрастия, желания, помыслы, и ты очутишься во благодати и тогда познаешь, как удобно исполняется Апостольская заповедь - петь в сердцах во благодати.

Таков, возлюбленные соученики, Апостольский урок о вселении в нас слова Христова. Нужно ли напоминать, что сделано Церковию к большему облегчению нашего духовного учения? Псалмы, пения, песни духовные, назидательные чтения избраны из священных книг, дополнены чистыми излияниями Духа чрез уста Богоносных отцев, расположены по дням и часам; небесное училище, вместе и святилище, всякому отверсто. Что ж? Довольно ли учим мы самих себя? Довольно ли вразумляем друг друга? Каковы наши духовные успехи в учении, в житии? Трижды в день мы слышим в церкви Символ святыя Веры, но в чем существенно состоит спасительная истина веры, как мало иные знают! Годы проводят среди псалмов и песней духовных, но слова Христова, в себе вселившагося, не являют плода духовного, каковый есть любы, радость, мир, долготерпение, вера, кротость, воздержание (Гал.4:22), в зрелости и обилии не приносят. Ежедневно слышат в церкви возбуждающий глас: Горе имеим сердца, но возвысить сердца свои не подвизаются, без заботы оставляют их долу, наполненные суетою, одебелевшие, ожесточающиеся, окаменевающие. Что же будет далее? По господствующей привычке и многочисленным примерам, вероятно, все то же. Что же, наконец? Сие учебное время, сия учебная жизнь кончится не как во внешних училищах в известный срок, но совсем неожиданно, и мы призовемся на открытое пред целым светом испытание, еже на Страшном суде Божием. Чем извиним тогда духовную малоуспешность нашу?

Знаю выдуманные на сей случай извинения. Не всем, говорят, быть учителями и богословами, не всем быть Святыми.

То правда, что не всем предназначен дар и долг учительства, что и Апостол не желает многих учителей (Иак.3:1), и Церковь не многих удостоила имени Богословов. Однако ж никому не позволено в Христианстве быть вовсе не ученым и оставаться невеждою. Сам Господь не нарек ли Себя учителем и Своих последователей учениками? Прежде нежели Христиане начали называться Христианами, они все до одного назывались учениками. Неужели ли это праздные имена, ничего не значащие? И зачем послал Господь в мир Апостолов? Первее всего учить все народы: Шедше научите вся языки [Мф.28:19]. Если ты не хочешь учить и вразумлять себя в Христианстве, то ты не ученик и не последователь Христа, не для тебя посланы Апостолы, ты не то, чем были все Христиане с самого начала Христианства, я не знаю, что ты такое и что с тобою будет.

Что касается до тех, которые хотят основать себе надежду спасения на сем, конечно не святом, догмате: не всем быть святыми, - довольно сказать против них одно святое слово. Мир имейте - пишет Апостол - со всеми, и святыню, ихже кроме, то есть без мира и святыни, никтоже узрит Господа (Евр.12:14). Сбудется приговор, произносимый миром против себя, что не всем быть святыми, но что будет с теми, которые не потщатся покаянием, верою, духовным учением, благоговейным житием очиститься, просветиться и рано или поздно имети святыню? Апостол уже решил их участь: Не узрят Господа.

Братия! Да не разлучат нас от Господа нерадение наше и невнимательность. Перестанем думать, если кто думал до сих пор, будто может угодить Ему, исполняя только некоторые обязанности, только наружно и как случится: Бог разумов Господь (1Цар.2:3), Бог же зрит на сердце (1Цар.16:7), Царствие Божие внутрь вас есть (Лк.17:21). И так непременно нужно внутренне приготовлять и устроять для Царствия Божия наш разум и наше сердце. Воспользуемся для сего средствами, кои столь щедро подает нам Церковь, непрерывно нас учащая и вразумляющая, если только желаем учиться и вразумляться. Примем себе в деятельное руководство Апостольское слово, написанное некогда для Христиан Колосских, но точно и не мимо и каждого из нас изреченное Духом Святым: Слово Христово да вселяется в вас богатно, учаще и вразумляюще себе самех во псалмех, и пениих, и песнех духовных, во благодати поюще в сердцах ваших Господеви. Аминь.

Слово в день обретения мощей Святителя Алексия, 1853 г.[90]

Весь народ искаше прикасатися Ему: яко сила от Него исхождаше и исцеляше вся (Лк.6:19)

Весь народ искаше прикасатися Ему: яко сила от Него исхождаше и исцеляше вся (Лк.6:19)

Какое счастливое время! Какие счастливые люди! Воплощенный Сын Божий ходит между людьми, и весь народ может приближаться к Нему, и прикасаться, и почерпать исходящую от Него всеисцеляющую силу!

Не хотите ли позавидовать современникам земной жизни Господа нашего Иисуса Христа? Это было бы грешно, - потому что чувство зависти противно любви к ближнему, и бесполезно, потому что зависть не доставит нам того, чему завидуем, а только мучит нас; но это и не нужно, потому что Бог Премудрый и Всеблагий, конечно, не поставил нас в такое положение, чтобы мы по справедливости могли завидовать другим людям и другим временам, как бы обиженные Провидением.

Что ж? Исходит ли и ныне сила от Господа нашего Иисуса Христа, чтобы исцелять вся? Так без сомнения. Но почему не всегда видим ее действие, когда желаем? Если это не оттого, что сокрылась или удалилась Его сила, то, конечно, оттого, что мы не умеем искать прикасатися Ему.

Что это за сила, которая исхождаше от Господа Иисуса и исцеляше вся? Не иная, как сила Его Божественного естества, соединенного с естеством человеческим и Его человечества обоженного.

Сила Божества бесконечно велика, так как все Его свойства бесконечны, и вечно деятельна, так как все Его свойства вечны и непреходящи. Итак, сила Божества не только деятельно исходила из Его сокровенности во время шестидневного творения, но деятельно исходит и после оного, по реченному Господом: Отец мой доселе делает, и Аз делаю (Ин.5:17). Она исходит в мир невидимый и действует, как первоначальный свет, просвещающий вторые светы, чистые умы, - как источная жизнь, оживляющая и облаженствующая бессмертное бытие духов. Исходит в мир видимый и действует, как свет, который во тме светится (Ин.1:5), который просвещает всякаго человека, грядущаго в мир (Ин.1:9), как жизнь, которая оживляет смертное и мертвое воскрешает. Святый Апостол Павел видит и свидетельствует, что Сын Божий носит всяческая глаголом силы Своея (Евр.1:3), что мы в Боге живем и движемся, и есмы, что Он дивным образом приближается к нам, да поне осяжем Его и обрящем, яко недалече от единаго коегождо нас суща (Деян.17:27,28).

Но поелику опыт веков показывал, что дух человеческий не умел обрести и духовно осязать приближающегося к нему Божества и, вопреки своему назначению к блаженному общению с Богом, погрязал в тварях, в тлении, в смерти, то неистощимый в средствах милования Бог изобрел новый необычайный способ преподания Своей животворной и спасительной силы человеку. Это уже не приближение только Божества к человеку, но соединение Божества с человечеством в лице Богочеловека Иисуса Христа, в Котором, по изъяснению Апостола, живет всяко исполнение Божества телесне (Кол.2:9). Его человечество исполнено и орошено Божественною силою, по ипостасному или единоличному в Нем соединению естеств Божеского и человеческого; а поелику восприятое им и обоженное человечество, яко человечество, есть единоестественное со всем родом человеческим, - то он есть открытый для всех человеков и неистощимый источник Божественной, благодатной, животворящей, всеисцеляющей, спасительной силы.

Такова сила, которая исхождаше от Господа Иисуса и исцеляше вся. Еще ли кто спросит: исходит ли она от Него и ныне? Прежде вопроса уже ответствовал на сие Апостол: Иисус Христос вчера и днесь Тойже, и во веки (Евр.13:8), - Тойже и днесь, с тою же силою, от Него исходящею и исцеляющею вся, поелику это сила Божественная и, следственно, не временная, не преходящая, но вечная и вечно действующая, и преимущественно на желающих и ищущих прикасатися Ему.

Здесь рождается новый, по-видимому, трудный вопрос: как можем мы прикасаться к Христу, когда Он уже не ходит по земле, как человек между человеками, но яко Бог седит на Небеси одесную Бога Отца? Кто из нас может достигнуть, чтобы прикоснуться к нему? Если будем внимательны, найдется на сие недоумение благоприятное и для нас разрешение в событиях того времени, когда Христос видимо ходил между человеками.

Многие думали тогда, что благотворная во Христе сила ограничена Его Телом и что для получения от нее благотворного действия надобно прикоснуться телом к Его Телу, и потому, даже не прося от Него исцеления, просто бросались для прикосновения к Его Телу и, видно, имели успех, как сие можно примечать из слов Святого Евангелиста Марка: Многи исцели, якоже нападати на Него, да Ему прикоснутся (Мк.3:10).

Не так думала упоминаемая в Евангелии жена кровоточивая, она полагала, что сила Христова не ограничивается Его Телом, но простирается далее, что ею орошены и ризы Его, что прикоснуться к Его ризам значит уже прикоснуться к Нему и Его целебной силе и что, следственно, посредством прикосновения к ризам Его можно получить исцеление. И сие мнение оправдал опыт. Прикоснуся ризе Его, - и абие изсякну источник крове ея, и ощути[91] телом; яко исцеле от раны (Мк.5:27-29).

Еще иначе думали десять прокаженных. Прикоснуться к Христу или хотя к ризе Его не позволял им строгий закон, который прокаженных, как нечистых, удалял от сообщения с чистыми. Что же было им делать? Исцеление получить желательно, а к Исцелителю прикоснуться непозволительно. Нужда заставила их возвыситься над чувственным образом мыслей. Они рассудили, что сила во Христе не телесная, но духовная, Божественная и что, следственно, можно к ней прикоснуться не только телом, но и кроме тела духом, мыслию, желанием, словом молитвы. Итак, они сташа издалеча, и вознесоша глас, глаголюще: Иисусе наставниче, помилуй ны (Лк.17:12,13). И что чрез сие прикоснулись они к Христу духовно и привлекли себе Его всеисцеляющую силу, сие, подобно как и над кровоточивою, показал опыт. И бысть, идущим им, очистишася (Лк.17:14).

Из сих примеров открываются нам три вида спасительного прикосновения к Христу: прикосновение телесное непосредственное, прикосновение чрез некое видимое посредство, или знамение, и прикосновение духовное.

Теперь пусть спрашивают: можно ли прикасаться к Христу, вознесшемуся уже на небо? Надеюсь, понятен и удостоверителен будет ответ: можно прикасаться к Христу духовно, не рукою или устами, но духом, мыслию, желанием, молитвою, верою, созерцающим умом, любящим сердцем, потому что дух и его движения не так стеснены пространством и временем, как тело и его движения. Если же для духа, облеченного плотью, нужно и посредство, или видимое знамение, для приближения и прикосновения к Христу, Он, излиявший Свою благодатную силу даже на Свою вещественную одежду, не паче ли излиял ее в души Святых Своих, которые, во Христа крестившись, во Христа облеклись, и по мере веры и чистоты сами соделались облачением и вместилищем Его благодатной силы? А от душ Святых не излилась ли она и на их нерукотворенные одежды, на их святые телеса и нетленные мощи; не проявила ли, и не проявляет ли себя и чрез священные изображения? Не исходит ли чрез сии посредства и знамения Христова сила, чтобы исцелять вся? Не часто ли сие испытывают верующие, хотя не все умеют сие видеть и принимать? Желаете ли вы еще более - желаете ли телесно, непосредственно - прикоснуться к Христу? Что на сие сказать? Надобно сказать, что Он даровал вам более, нежели могли вы пожелать и представить себе возможным. Он рек: Приимите, ядите, сие есть Тело Мое; пиите, сия есть Кровь Моя [Мф.26:26-28] - и чрез служителя таинства глаголет сие и ныне, и преподает нам, верующим, - всегда и всюду Свое животворящее Тело и Свою животворящую Кровь не для прикосновения только, но и для вкушения, дабы мы, вкусив оных с верою, могли из глубины внутреннего чувства воззвать к Нему со Святым Василием Великим: Наполнихомся Твоея безконечныя жизни![92] Чего же еще тебе, Христианин Вселенской Церкви? Можешь ли ты завидовать Иудею, который, по слуху о Иисусе устремляясь из Иерусалима или откуда-нибудь в Галилею, искаше прикасатися Ему, яко сила от Него исхождаше, и исцеляше вся?

Станешь ли жаловаться, что, хотя ты ищешь прикасатися Ему теми самыми способами, на которые я указал, однако не ощущаешь живительного прикосновения и не обретаешь исцеления твоих страстей, скорбей и недугов?

Рассмотрим сию жалобу также на основании опытов, которые представляются в Евангельских повествованиях.

В Евангелии не видим, чтобы Христос Спаситель кому-нибудь отказывал в животворном прикосновении Своей силы. Ибо и сказанное Им жене Хананейской: Остави, да первее насытятся чада (Мк.7:27) - не было совершенным отказом в исцелении дщери ее, а только это было обличение язычества и воззвание язычницы к чистой вере в единого истинного Бога. Напротив, Евангелие говорит, что сила от Господа Иисуса как бы сама собою непрестанно исходила и простиралась всюду на все, подобно как сила света от солнца. Сила от Него исхождаше, и исцеляше вся. И сам Он о Себе свидетельствует, что сила от Него исходила как бы самодвижно, по воле ищущих прикасатися Ему, без предварительного испрошения Его на то соизволения: Прикоснуся Мне некто: Аз бо чух силу изшедшую из Мене (Лк.8:46). Не так ли сему и подобало быть? Если от видимого солнца непрестанно исходит и на все простирается животворная сила света, не паче ли могущественна и непрестанно и неограниченно деятельна должна быть сила Божественного солнца правды?

Итак, если ты жалуешься, что и при употреблении известных средств приближения и прикосновения к Христу ты не ощущаешь животворного и всеисцеляющего действия силы Его, то пойми, что твоя жалоба должна пасть не на кого-либо другого, как на тебя самого. Как никто не может по правде жаловаться на солнце, будто оно не дает ему своего благотворного света и силы, так никто не может по правде жаловаться на Христа, будто Он не дарует Своего благодатного света и силы, с тою разницею, что свету и силе солнца могут препятствовать облака и ночь, а свету и силе Христовой никакие темные и противные силы препятствовать не могут. Если ты не видишь радостотворного света Христова, то, конечно, потому, что не умеешь или не хочешь открыть твое духовное око. Если ты не ощущаешь благодатной силы Христовой, то, конечно, потому, что твое внутреннее чувство не возбуждено или отуманено впечатлениями внешних чувств, по невниманию и небрежению твоему над тобою господствующих, или, может быть, благодатная сила предусмотрительно удерживает свое явственное влияние, чтобы не разрушить твой некрепкий сосуд, когда ты еще не укрепился, а только укрепляешься ее же сокровенным действием. Если дух твой не находит силы вознестись к небесному и оживительно прикоснуться к Христу верою, то не потому ли, что его задерживают земные привязанности, которым ты позволил слишком укрепиться? Если дарованные тебе средства для приближения к Христу и для общения с Ним не оказывают над тобой желаемого действия, то не потому ли, что ты неверно или небрежно употребляешь оные? не потому ли, что мысли твои рассеянны, желания непостоянны, молитва неприлежна, вера мертва неделанием благих дел, любовь к Богу подавлена любовию к тварям?

Братие святая, взываю к вам Апостольским воззванием, звания небесного причастницы, разумейте посланника и святителя исповедания нашего Иисуса Христа (Евр.3:1); разумейте, что в Нем наша жизнь, в Нем наш свет и сила, в Нем наше всецелебное врачевство для души и тела, в Нем наше благо настоящее и блаженство будущее, что вне Его и в удалении от Него только преходящие призраки добра и счастья, а за ними зло, и тление, и смерть. И потому не будем менее внимательны к нашему собственному благу, нежели оный Иудейский народ, который отовсюду во множестве, забывая свои домы и дела, притекал к Нему для слышания Его учения и для исцеления от Него и с неудержимыми усилиями искаше прикасатися Ему. Да притекаем и да приближаемся к Господу Иисусу во святом храме Его, и в сердце нашем, которое также должно быть храмом Его. К Нему да собираем наши мысли от рассеяния в мире. К Нему да устремляем наши желания от пристрастия к тварям. Да прилежим к молитве, дабы она могла наконец обратиться в непрестанную беседу сердца с Богом. Верою деятельною да приобретаем веру созерцающую. Не только да не позволяем себе любить суету, но и естественной, законной любви земной поставим пределы и над нею вознесем любовь Божию. И, по мере верности и усердного подвига, по дару же Христа Бога, да сподобится каждый истинного, живого и животворного не только прикосновения, но и вселения благодатной силы (2Кор.12:9), от Него исходящей и исцеляющей вся. Аминь.

Слово в день совершившегося столетия Императорского Московского университета. Говорено в церкви Св. Мученицы Татианы января 12 1855 года

Обитель высших учений празднует ныне день своего рождения, и притом с особенной торжественностью, потому что это сотый день ее рождения. Воспоминания своей столетней жизни, конечно, достопамятные, она возвестит собственными устами, в которых не имеет недостатка. Мне должно пред нею быть в том положении, в которое меня поставили преемники учеников Учителя рыбарей и скинотворцев, избравшего буяя мира, да премудрыя посрамит (1 Кор. 1:27). Отсюда смотрю, как начинает свой праздник обитель высших учений: и что вижу? - С благоговением приводит она и наставников, и наставляемых пред лице Учителя, Который провозгласил Себя единственным Учителем, и, следовательно, всех человеческих учителей низвел в разряд учеников, и, однако, чрез сие не преувеличил Своего достоинства и не оскорбил их достоинства. Един есть ваш Учитель Христос (Мф. 23:8). Итак, вы делом исповедуете, что Христос есть Божия премудрость поучающая и Он же есть предмет поучающей премудрости - истина: что Господь дает премудрость наставляющим, и от лица Его познание и разум в наставляемых (Притч. 2:6).

Взирая на сие с утешением и призывая свыше умам и сердцам наставников и наставляемых внутренне озаряющий свет Христов, надеюсь найти открытый слух, если прочитаю некие слова из святой учебной книги Божественного Учителя, которая одна удовлетворила некогда Иустина Философа после всех философских мудрований и которой, после приобретения славы афинской учености, отдали себя в ученики Василий Великий и Григорий Богослов.

Аз на сие родихся, и на сие приидох в мир, да свидетельствую истину (Ин. 18:37). Аще вы пребудете во словеси Моем, воистину ученицы Мои будете; и уразумеете истину (Ин. 8:31-32). Аз есмь путь и истина и живот (Ин. 14:6). Это суть собственные слова Небесного Учителя. Ревнителям знания, просвещения, мудрости, следовательно, ревнителям истины не радостно ли видеть, какую высокую важность дает Он истине и как сильно побуждает к исканию и уразумению ее.

Бог Слово сходит с неба, одеяйся светом, яко ризою, отлагает одежду славы, облекается в одежду нищеты - в естество человеческое, приходит в мир, добровольно идет на встречу пререканиям, лишениям, бедствиям, гонениям, неправедному осуждению, многострадальной смерти. Для чего столько необычайностей, столько без меры усиленных подвигов? Он ответствует: Да свидетельствую истину. Видно, истина нужна миру, видно, нужно чрезвычайное о ней свидетельство, видно, не была бы она достойно и удовлетворительно засвидетельствована, если бы не свидетельствовал о ней воплощенный Бог-Слово.

Истина есть одна из естественных и существенных потребностей духа человеческого.

Божественное Откровение говорит о глубоком значении, что слово Божие, или истина Божия, есть хлеб жизни. Не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих (Мф. 4:4). Подобно и естественный разум, хотя не в таком глубоком разумении, может сказать, что истина есть жизненная пища духа человеческого. Уничтожьте истину, в уме останется пустота, голод, жажда, томление, мука, если только он не в омертвении или не в обмороке от крайнего невежества. Если вздумаете питать его образами воображения, имеющими преходящий блеск, но не заключающими в себе твердой истины, ему вскоре наскучит черпать воду бездонным сосудом, и жажда его останется неутолимой, и мука неисцельной.

Что значит любопытство детей, их желание о всем спросить и все узнать? Это естественная жажда истины, еще не знающая определительно, чего жаждет, и потому стремящаяся поглотить, что только можно. Чего ищет судия в законе и в судебном деле? - Истины. Если бы вы могли могли уверить его, что он не найдет истины, вы уничтожили бы закон и правосудие.

Чего ищет наука в неизмеримом пространстве вселенной и в тайных хранилищах природы человеческой? - Истины. Утвердите, что нельзя найти ее, вы поразите науку смертельным ударом.

Но можно ли действительно находить истину? - Должно думать, что можно, если ум без нее не может жить, а он, кажется, живет, и, конечно, не хочет признать себя лишенным жизни.

Были люди, которые хотели доказать, что истина недоступна познанию человеческому. Но что значит доказать? - Значит, истину, скрывающуюся во мраке неизвестности или во мгле сомнений, вывести на свет, посредством одной или нескольких истин, ясно познанных и несомнительно признанных. Итак, истина существует прежде доказательств, уже присутствует при их рождении и смеется над теми, которые хотят доказать ее отсутствие или несуществование, но для сего принуждены ее же призвать на помощь.

От любомудрия новейшего времени можно услышать, что ограниченное, многочастное, условное, относительное, чувственно являемое, изменяющееся, преходящее не представляет совершенной истины, что коренная и совершенная истина должна быть найдена в непреходящем, в неизменяемом, в умосозерцаемом, в отрешенном, в безусловном, в единичном, в бесконечном. В сих словах нечто слышится о истине, но не слишком ли мало в них ясности? Многие ли удобно и верно понимают каждое из них? Но разве истина только для немногих мучителей собственного ума, а не для всего человечества? И неужели к началу света надобно идти непременно темным путем? Менее ли удовлетворительно и не более ли понятно для всех, если скажем, что корень и основание истины, средоточие истин, солнце мысленного мира есть чистое умопредставление, или по-вашему, идея Бога, Творца, Вседержителя, и что сия истина весьма доступна познанию всех человеков, понеже разумное Божие яве есть в них; Бог бо явил есть им; невидимая бо Его от создания мира твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим. 1:19-20).

В слух столицы язычества, в слух народов и мудрецов языческих сказал апостол Павел, что разумное Божие яве есть в них. Так он был уверен, что против сей истины не может быть основательного возражения. Но вслед за сим он же, не опасаясь быть в противоречии с самим собой, сказал, что сии самые люди, для которых разумное Божие яве есть, премениша истину Божию во лжу, и почтоша и послужиша твари паче Творца (25). И на сие очевидным доказательством также имел он пред собой целый мир языческий и опыты веков и тысячелетий.

После сего извольте усмотреть, ревнители истины, в каком положении находится человечество в отношении к истине. Истина так необходима ему, как пища, истина доступна его познанию, и между тем целый мир в продолжении веков и тысячелетий не умел найти и привести в действие первую, коренную, преимущественно необходимую, яве поставленную истину. Не несчастно ли человечество, не умея познать истину, преимущественно необходимую и спасительную? И еще не виновно ли оно пред Богом, не приняв истины, которую Бог явил есть? Что же далее, по естественному последствию предыдущего и вместе по правосудию Божию? - Неразрешимая мгла сомнений? Блуждание во мраке неизвестности или вслед за обманчивыми призраками? Голодная смерть духа и, по кратковременной призрачной душевной жизни, погибель всего человека? - Такова точно была и была бы навсегда судьба человечества, если бы Бог, Который познавательное о Себе явил человекам посредством естества сотворенных вещей, по преизбытку милосердия, не явил Себя вновь посредством Своего воплощенного Слова, Своего Единородного Сына, Господа нашего Иисуса Христа.

Так определяется значение и открывается сила изречений Христа Спасителя, что Он на сие родился, и на сие пришел в мир, да свидетельствует истину; что только пребывающии в словеси Его имеют надежду уразуметь истину; что Он Сам есть истина и путь к истине и жизни. Благодать и истина Иисус Христом бысть (Ин. 1:17), говорит возлюбленный ученик Его. Почему прежде благодать, и потом истина? - Потому, что человек не только не знал истины, но и был виновен в неприятии истины, и за то недостоин ее нового откровения, и потому потребна была благодать, преизбыточествующая милость, чтобы удостоить его нового и высшего откровения истины. Какого откровения истины? - Тот же возлюбленный ученик объясняет: Бога никто же виде нигдеже; Единородный Сын, сый в лоне Отчи Той исповеда (18), - исповедал Бога, не только как Творца и Вседержителя, но, что особенно и дивно, и вожделенно, как Отца милующего и спасающего. Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный(Ин. 3:16).

Не скажет ли мне кто-нибудь: это истина Божия, предоставляем ее богословам, нам предлежит подвиг о истине естественной, полезной для человека и для общества человеческого? - А мне, братия, предлежит забота и подвиг о том, чтобы вы не отстраняли от себя истины Божией. Для чего хотят рассекать истину? Рассекать значит убивать. Нет жизни без единства. Неужели думают, что истина Божия и Христова есть нечто постороннее для истины естественной, полезной человеку и обществу человеческому, и что последняя так же может жить без первой, как и в соединении с ней? - Посмотрите на народы и на общества человеческие христианские и нехристианские. Не там ли ясно светит истина естественная: естествоиспытательная, умственная, нравственная, созидательная, благоустроительная и благоукрасительная для человеческих обществ, где сияет солнце истины Божией и Христовой? Не ночь ли покрывает естественные способности и жизнь народов, над которыми не взошло благодатное солнце истины Божией и Христовой? Исторгните солнце из мира, что будет с миром? Исторгните сердце из тела, что будет с телом? Надобно ли сказывать? Исторгните истину Божию и Христову из человечества, с ним будет то же, что с телом без сердца, что с миром без солнца.

Но я по призванию любомудр и естествоиспытатель, какое же должно быть мое отношение к истине Откровения? - Не мечтай, что ты можешь создать мудрость, помышляй лучше, что мудрость может прийти и пересоздать тебя, и когда с Соломоном найдешь, что во множестве самодельной, неудовлетворяющей мудрости множество досады и только крушение духа (Еккл. 1:17-18), тогда не стыдись и не медли исповедать и твоему естественному любомудрию призвать на помощь Того, в Немже суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол. 2:3), Иже бысть нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление (1 Кор. 1:30).

Я изыскатель истины бытописаний человеческих, чем я должен истине Божией? - Не попусти себе тупым взором видеть в бытиях человеческих только нестройную игру случаев и борьбу страстей или слепую судьбу, изощри свое око и примечай следы провидения Божия, премудрого, благого и праведного. Остерегись, чтобы не впасть в языческое баснословие, доверчиво следуя тем, которые в глубине древности мира указывают так названные ими доисторические времена. У язычников басня поглотила истину древних событий, мы имеем истинную Книгу Бытия, в которой нить бытия человеческого начинается от Бога и первого человека и не прерывается, доколе, наконец, входит в широкую ткань разнородных преданий и бытописаний.

Я исследователь звезд, планет и их законов, чего требует от меня истина Божия? - Ты очень искусно возвысил проницательность своего зрения, чтобы видеть в небесах невидимое простому оку, потщись возвысить также искусно проницательность твоего слуха, чтобы ты мог ясно слышать и возвестить другим, как небеса поведают славу Божию. Указую тебе для примера на одного из подвижников твоего поприща. Когда он усмотрел, что одна, долго наблюдаемая звезда, в продолжение наблюдений переменила свой сребровидный свет в вид раскаленного угля и потом исчезла, он заключил, что с ней совершилось подобное тому, что предречено о нашей земле: Земля, и яже на ней дела, сгорят (2 Пет. 3:10), и потому сказал: слава Богу! Пред нашими глазами новое свидетельство того, что миру предстоит конец, что, следовательно, он имел начало, что есть Бог Творец мира и владыка судеб его.

Я любитель и возделыватель изящного слова, должен ли я и свободу, и красоту слова поработить строгости высшей истины? - Рассуди, велико ли будет достоинство твоего дела, если красивые цветы твоего слова окажутся бесплодным пустоцветом? Не лучше ли, чтобы в них скрыто было плодотворное семя назидательной истины и чтобы они издавали благоухание нравственной чистоты?

Все мы, христиане, и любомудрствующие, и в простоте смиренномудрствующие, да не забываем никогда, что Христос есть не только истина, но и жизнь. В Своем слове и в Своем примере Он сделался для нас путем, чтобы привести нас к истине и через истину к истинной жизни. Кто думает обеспечить себя достижением некоторого познания истины Христовой и недостаточно старается обратить ее в действительную жизнь по учению и примеру Христову, тот самой истиной обманывает себя и подвергает себя опасности умереть на пути и никогда не достигнуть истинной, вечной, блаженной жизни со Христом в Боге. - Тако тецыте, да постигнете. Путем истины стремитесь к истинной жизни.

Так теки царским путем, царская обитель знаний, от твоего первого века в твой второй век. Оглянувшись на достигнутые успехи, благодари Бога и поревнуй достигать больших. Не прикрывай лестью неразлучных с делами человеческими несовершенств, но в беспристрастном их признании найди наставление и побуждение к усовершениям. Распространяй не поверхностное образование, но просвещение, проницающее от ума до сердца, и да будет плодом знания добродетель и истинное благо, частное и общее. Подвизайся образовать подвижников истины и правды, веры и верности к Богу, царю и Отечеству, которые бы жили истиной и правдой, и готовы были за них пожертвовать жизнью. Ибо истина, когда за нее умирают, бывает особенно животворна. Аминь.

Слово в день памяти Преподобного Сергия (о молитве друг за друга[93]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 23 сентября 1839 г.[94]

Молитеся о нас: уповаем бо, яко добру совесть имамы, во всех добре хотяще жити (Евр.13:18), - пишет святой апостол Павел ко евреям, то есть к христианам из евреев.

Молитеся о нас, - говорим иногда и мы людям, которых почитаем сильными в молитве или по крайней мере упражняющимися в ней с приметным вниманием. И ныне для чего множество людей собралось в храме сем, если не для того наипаче, чтобы сказать Преподобному Сергию, как могущественному молитвеннику: Моли Бога о нас?

Воспользуемся же словами апостола, чтобы извлечь из них о взаимной молитве некоторые мысли для нас полезные.

Молитеся о нас. Подумайте, кто это просит себе молитвы других? Павел, который некогда с своим сотрудником Силою в темнице филиппийской совершал молитвенное Богу славословие с такою духовною силою, что внезапу трус бысть велий, яко поколебатися основанию темничному; отверзошася же абие двери вся, и всем юзы ослабеша (Деян.16:26). Павел, который объятием сострадательной любви и молитвы воскресил Евтиха. Павел, которого молитве даровал Бог вдруг двести семьдесят шесть душ сопутников его в плавании, готовых погибнуть от кораблекрушения. Павел, которого сам Господь нарек избранным сосудом благодати Своей (см.: Деян.9:15) и который сам о себе не обинулся исповедать: Вся могу о укрепляющем мя Иисусе Христе (Флп.4:13). И сей все могущий просит себе помощи молитвенной, и от кого просит? Не от каких-либо избранных, крепких молитвенников, но от всех христиан-евреев без разбора, не исключая и последнего мирянина. Что же такое делает святой Павел? Да, что он делает, то достойно глубокого внимания нашего, и, если будем внимательны, может подать нам немаловажные наставления.

Пример апостола должен вразумить нас, христиане, как настоятельна потребность взаимной друг о друге молитвы, и наипаче общественной, когда и сей толико крепкий подвижник духовный признает для себя нужду сей духовной помощи. Как дерзко было бы опираться на силу одной собственной молитвы, хотя бы кто в ней уже имел некоторые опыты и достиг некоторых успехов, когда на собственную молитву не дерзает положиться муж, облагодатствованный столь необыкновенно и чудесно. С какими смирением и простотою надлежит нам не отвергать, не пренебрегать молитвенной помощи немощнейшего из верующих, когда прозорливый дух Павла не употребил в сем случае разборчивости, которую трудно употребить без возношения себя и без уничижения ближнего и которая была бы без цели, потому что сила Божия в немощи совершается (2Кор.12:9) - следственно, может иногда совершиться и в немощнейших по видимому молитвенниках.

Кстати заметим из примера святого Павла, как верно даже доныне в Церкви Божией сохраняется тот же дух и тот же чин, какой учением и примером ввели в нее святые апостолы. В каждом богослужении слышите вы, как Церковь призывает всех верующих, не исключая немощнейшего и последнего, молиться как друга за друга вообще и в разных отношениях, так в особенности за тех, которые призваны в преемственное апостолам служение благодати.

Дабы без трудных рассуждений ясно показать вам благотворное действие молитвы друга за друга, приведу пример другого апостола - Петра стрежаху в темнице; молитва же бе прилежна бываемая от Церкве к Богу о нем. Егда же хотяше его извести Ирод, для суда и, вероятно, для убиения, в нощи той бе Петр спя между двема воинома, связан железнома ужема двема, стражие же пред дверьми стрежаху темницы (Деян.12:5-6). Опасность крайняя, избавление кажется невозможным, притом же сам Петр не молится о избавлении: бе Петр спя. Но какая нечаянность! Се Ангел Господень предста (7). Он разбудил Петра, оковы спали с него сами собою. Ангел провел его сквозь запертые двери между стоящими при них стражами и оставил на свободе. Каким же образом Петр не вымолил, а, покоясь сном, приобрел себе избавление? Тем образом, что молитва бе прилежна бываемая от Церкве к Богу о нем. Она совершила избавление Петра без его усилия и без его ведома.

Мало сведущие в делах духа могут спросить: "Почему постоянного молитвенного содействия или даже полного действия требуют и такие люди, которые имеют сами дар молитвы, возделанный упражнением и приносящий даже чудесные плоды?" Некоторые по недоумению в простоте могут сказать о Петре или Павле то, что некогда иудеи в ожесточении в укоризну говорили о Христе: Иныя спасе, себе ли не может спасти? (Мф.27:42) На сие для искренне вопрошающих ответствуем: Павел просил себе чужой молитвы по смирению; Петр не спасает себя из темницы по отвержении своей воли, по преданности в волю Провидения Божия, между тем как того же Петра и того же Павла в молитве за других гораздо более свободными и по вере дерзновенными делают человеколюбие и сострадание, и потому они подлинно иных спасают своей молитвою и не стыдятся сами молитвою иных быть спасаемы. Но для чего Бог полагает на избранных Своих сей образ духовной скудости и уничижения, что они заимствуются пособиями молитвы от других людей, менее облагодатствованных? Для того же, чтобы лучше сберечь высоту их достоинства в глубине их смирения. Или пусть сии люди сами изъяснятся о дивном в них смирении Божием. Имамы, - говорят, - сокровище сие в скудельных сосудех, да премножество силы будет Божия, а не от нас (2Кор.4:7). Если бы святые всегда были так же чудесно могущественны для себя, как часто бывают для других, то непроницательные люди удобно приписали бы им самим силу Божию, в них действующую, и, следственно, похитили бы у Бога славу, Ему принадлежащую. Но, когда те же люди в одном случае богоподобны чудесным могуществом, а в другом подобострастны нам общею человекам немощию, тогда и малопроницательные должны усмотреть, что тут является премножество силы Божия, а не от нас.

Возвратимся к словам апостола, которые мы взяли в руководство настоящему размышлению: Молитеся о нас; уповаем бо, яко добру совесть имамы, во всех добре хотяще жити (Евр.13:18). Не просто требует он молитв о себе, но представляет нечто такое, по чему бы его требование признали справедливым и не отказали в требуемом: уповаем бо, яко добру совесть имамы, во всех добре хотяще жити. В сих словах можно видеть следующее размышление апостола: "Если бы я признавал в себе совесть недобрую, не очищенную от грехов по возможности человеческой и по благодати Божией, если бы не имел искреннего намерения вести добрую жизнь во всех отношениях, то не отважился бы просить себе от Церкви молитвенной помощи, которой нечистая совесть недостойна и которая злому намерению споспешествовать не может, но поелику, испытуя сердце свое пред Богом, не нахожу, чтобы совесть обличила меня в делах заведомо и по намерению злых, а, напротив того, стараюсь во всех случаях иметь намерения Богу угодные, ближним полезные, собственной душе моей спасительные, - то с несмущенным дерзновением прибегаю к духу благодати и щедрот, дышащему в Церкви, испытующему сердца и дающему всем по сердцу каждого". Итак, вот еще наставление, которое мы должны для себя извлечь из примера апостола: кто желает воспользоваться споспешествующею молитвою ближних и всея Церкви, тот должен прилежно испытать свою совесть, отвергнуть всякое намерение греховное, всякое хотение нечистое, стараться нелицемерно во всяком случае соделать такую долю добра и правды, какая возможна ему по дару Божию естественному и по предварительной благодати, и потом уже с упованием просить достойнейшей помощи духовной и благодатной от душ, искренне молящихся.

Таковы суть, братия, законы общественного духа молитвы, таков порядок его действования. Кто не подчиняется сим законам и кто не обращает внимания на сей порядок, тот напрасно вздумает жаловаться на скудость плодов общественной и взаимной молитвы - он должен жаловаться на самого себя, на свое неразумие или, поелику для простого добролюбивого нерадения есть простые внушения духа и тайная помощь благодати, еще справедливее должен жаловаться на свое произвольное нерадение или неверность.

Церковь непрестанно призывает нас к молитве взаимности - то в особенности за начальствующих и служащих Церкви, то за братии наших, разнообразно бедствующих, то за всех единоверных вообще. Учрежденный лик то и дело вопиет за нас ко Господу о помиловании нас и подаянии нам благодати. Что же ты, предстоящий? Вопиешь ли так же в сие время в сердце твоем? Чувствуешь ли важность сего общения, чтобы присоединить твой малый молитвенный глас к великому молитвенному согласию Церкви? Помышляешь ли о твоей частной молитве смиренно и униженно, а о соединенной молитве Церкви - благоговейно и благонадежно? Или только слушаешь пробегающие слова чтеца, как шум ветра, и глас певца, как звук свирели, и между одушевленным духом молитвы стоишь празден, холоден, бесчувствен? Если, по несчастию, так, то очувствуйся, полумертвая душа, возбуди сердце твое, воззови ко Господу из глубины твоей внутренней, да возможешь рвением твоим коснуться глубин Духа Божия, исполняющего Церковь Божию, и привлечь себе начаток духа благодати и щедрот в обновление и благоуправление твоей жизни.

Иные по видимому обращаются к молитвам Церкви, призывают молитвы святых, просят молитв от некоторых ближних, но между тем не довольно обращаются к своей совести, не довольно внимания обращают на свою жизнь, не восприемлют добрых намерений или, восприяв, не сохраняют. Говорят святому: "Молися о нас", а сами беззаботно стоят на пути грешных. Подумали ль вы, чего требуете? Неужели дух молитвы для того дан Церкви, чтобы он, как вихрь, мог схватить некающегося грешника и бросить в рай? Какая в сем случае была бы правда у Бога? И что было бы с самым раем, когда бы его наполнили не очищенные покаянием и не исправленные в житии грешники? Блаженное место не может сделать блаженным грешника, но грешник и блаженное место оскверняет собою и повреждает, как именно с сим блаженным некогда миром случилось чрез грех Адама. Нет! Благодатный дух молитвы дарован от Бога для помощи грешникам, восчувствовавшим и возненавидевшим свою греховность, решительно возжелавшим очищения и совершенного исправления, у которых недостает только силы делать добро, а не доброго намерения.

Желаю, братия, чтобы как можно менее нашлось между нами таких, для которых в настоящем размышлении нашем найдется обличение. Кто же найдет здесь для себя обличение, тот да не гневается на обличающего по долгу, но да приимет доброжелательное напоминание и употребит оное к своему исправлению, которое да подастся всем нам благодатию Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, молитвами Преподобного отца нашего Сергия и всех святых. Аминь.

Слово в день памяти Преподобного Сергия (о подражании святым[95]). Произнесено 25 сентября 1842 г.[96]

Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их. Евр.13:7

Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их. Евр.13:7

Вот заповедь апостольская. Кажется, не забыта она у нас и не оставлена без исполнения. Ибо что значит настоящий день и настоящее собрание, как не то, что мы наставника нашего, Преподобного Сергия, поминаем памятью торжественною? Благоговейно взираем на скончание жительства его, когда празднуем дни скончания его жительства и его по скончании вновь явления между живущими в его нетленных и чудодейственных останках.

Можем ли к довершению сего похвалиться и тем, что подражаем вере наставников наших, иже глаголаша нам слово Божие? О, если бы! Но и апостол не всем христианам апостольским приписывал сию похвалу. Высокое свидетельство дал он вере христиан филиппинских, когда написал им: Вам даровася, еже о Христе, не токмо еже в Него веровати, но и еже по Нем страдати (Флп.1:29). А когда писал к христианам-евреям, тогда нашел нужным о том же предмете еще заповедовать и учить. Подражайте, - говорит, - вере их.

Признаем и мы, братия, что имеем не столько права на похвалу веры нашей, сколько нужды к обучению подражать вере святых.

Подражание есть одно из самых употребительных орудий для образования и направления жизни и деятельности во всех видах. Это есть средство, не менее действующее, как слово учения, иногда еще более, а иногда почти единственное. Подражание старее слова учения, и самое слово раскрывается и образуется посредством подражания. Может ли мать искусственно истолковать младенцу, какими движениями языка и уст, каким направлением дыхания должен он производить различные звуки, чтобы произносить слова? Но дитя слышит слова, произносимые матерью, и, раскрывающеюся жизнию побуждаясь к действованию, однако не самоизобретаемому и самоуправляемому, к которому еще не способно, получает направление делать то же, что мать, - одним словом, подражать ей, между прочим и в произношении словесных звуков, и после возобновляемых покушений и опытов, один более другого удачных, дитя умеет говорить.

Такова сила подражания, всажденная в самой природе человека. С возрастом ее ограничивают и подчиняют себе другие открывающиеся способности и возрастающие силы: свободная воля, учение, размышление, изобретательность. Но все еще значительною остается сила подражания, во-первых, потому, что, ранее других раскрываясь и объемля многие предметы, она поддерживается и привычкою, и необходимостью; во-вторых, потому, что к возвышенному учению, к умственному исследованию, к изобретению не многие имеют достаточные дарования, а подражать способен весь род человеческий; в-третьих, потому, что умственное исследование следит свой предмет в призрачной области воображения и памяти, в неокончательных чертах общих понятий, а подражание смотрит на предмет, существующий в природе, в определенных и оконченных чертах действительности, и потому первое, переводя свои созерцания в действительность, не редко затрудняется и запутывается, а последнее легче и надежнее делает то, что видит уже сделанным.

Отсюда можно усматривать, как важно для жизни, чему и как человек подражает. Если бы он решился не подражать ничему, а все изобретать сам и делать по своему изобретению, то в какое бедственное состояние поставил бы он себя и как трудно было бы ему оттуда выйти! Например, скорее умер бы он от голода, нежели в бесчисленном разнообразии царства растений открыл бы пшеницу или рожь и устроил многосложное искусство возделать ее, собрать, отделить, превратить в муку и, наконец, в хлеб. Если с своею подражательностью попадает он на недостойные и ложные образцы, то естественно делается худым списком с худого подлинника, и нередко надолго. Кто в малолетстве по худому образцу образовал свою способность писать буквы, тот обыкновенно во всю жизнь худо пишет. Бывает и хорошему образцу худое подражание, когда подражание не внимательно, не рассудительно, не постоянно. Если же избираем себе образцы деятельности, достойные по предмету, совершенные или хотя приближающиеся к совершенству по образу и степени действия, и если следим их внимательно, рассудительно, постоянно, то и мы на пути к совершенству, открытом и верном.

Но размышления о влиянии подражания на естественную жизнь и ее действия не суть ли посторонние для учения о подражании святым в жизни духовной? Рассуждайте. Если уста младенца не иначе, как подражанием образуются, чтобы нарещи отца и мать, думаете ли вы, что гораздо легче без образца, без подражания как-нибудь научится сердце ваше не движением воздуха производить словесные звуки, но движением Духа Святого в вере нарицать и призывать Господа Иисуса, взывать из глубины своей к Отцу Небесному: Авва, Отче? Если без помощи подражания вы затруднились бы приготовить и здравоносно употребить земной хлеб для поддержания телесной жизни, думаете ли, что без подобного пособия нетрудно вам обрести и спасительно вкушать устами веры хлеб Небесный, который дает новую жизнь душе, который, правда, сходит с небес без нашего искусства и труда, но которого вкушение необычайно и недоведомо земной природе и который знающие не все вкушают в жизнь вечную, но некоторые в суд себе? Если только постоянным подражанием образцу научились вы писать мертвые буквы на тленной бумаге, думаете ли, что гораздо проще без образца, без подражания, наудачу напишете имя ваше в нетленной книге жизни письменами живыми, то есть делами живой веры?

Впрочем, перестанем, если угодно, любомудрствовать по нашим соображениям и догадкам. Имамы известнейшее пророческое и апостольское слово (2Пет.1:19). Что говорит оно? Бывайте подражатели Богу, - гласит оно устами святого Павла (см.: 1Кор.11:1). И само Ипостасное воплощенное Слово глаголет: Будете вы совершени, яко же Отец ваш Небесный совершен есть (Мф.5:48). А как может сие сделаться? Без сомнения, посредством подражания.

Или безмерная высокость сего образца, предлагаемого вам для подражания, приводит вас в недоумение и в безнадежность об успехе? Напрасно. Подражание не требует равенства с первообразом. Вы можете снять с оного только некоторые черты, для вас благопотребные и доступные, одну часть необъятной картины в уменьшенном размере, и при сем подражание может иметь свою пользу, достоинство и даже совершенство. Отец Небесный солнце Свое сияет на злыя и благия и дождит на праведныя и на неправедныя (Мф.5:45). Вот первообраз, представленный вам, дабы вы могли снять с него подобие для себя. Конечно, ты не можешь засветить другое солнце для того же или для другого мира, но ты можешь засветить свет спасительной истины в уме неведущего, зажечь искру любви к добру в сердце жестоком или, иначе испорченном - и вот ты подражатель Богу, не только сияющему солнцем на видимый мир, но и просвещающему души светом духовным. Не дано тебе свести с неба дождь и оросить поля праведных и неправедных, но ты можешь оросить слезою сострадательной любви иссохшее от скорби сердце невинного страдальца или жегомое раскаянием сердце грешника - и вот ты подражатель Богу, Который дождит на праведные и на неправедные. Ты не в силах, как Бог, облаготворить всех добрых и злых, праведных и неправедных, но хотя одному, которого ты знаешь недобрым для тебя, сделай возможное для тебя добро с усердием, с самопожертвованием, и одно такое дело уже делает тебя подражателем Отцу Небесному, Иже солнце Свое сияет на злыя и благия и дождит на праведныя и на неправедныя.

Но, дабы высоту образца Божественного сделать очевиднее доступною для ревности подражания, посмотрите, что еще умышляет искусный и снисходительный наставник спасительного подражания - святой Павел. Как бы лествицу восхождения поставляет он для нас, говоря: Подобни мне бывайте, якоже аз Христу (1Кор.4:16). Теперь уже не на превыспреннее, невидимое, непостижимое небо зовет он вас искать образца для подражания, но низводит его для вас на землю и показует во Христе, истинном Боге, но купно истинном человеке, принявшем на Себя естество наше, даже немощи наша, кроме греха. Если и сие не воздвигает нашу низость к высоте, руководитель сходит ниже, еще ближе полагает для нас в степень восхождения самого себя: Подобни мне бывайте. "Мне, - говорит, - подобострастному вам человеку, мне, бывшему некогда хульнику и гонителю веры, мне без труда можете подражать и грешники, от нихже первый есмь аз" (1Тим.1:15).

Если бы кто на сие возразил, что черты жизни апостольской неудобоприменимы к состоянию его души, к обстоятельствам его жизни, разрешает апостол и сие, когда заповеди подражания дает большее пространство: Поминайте наставники ваша, подражайте вере их. Во множестве благих примеров, подаваемых истинными наставниками, без сомнения, откроются достоподражательные черты для меня, для тебя, для каждого по особенному состоянию души, по особенным обстоятельствам жизни.

Заповедуя особенно взирать на скончание жительства наставников, апостол, кажется, особенно имел в мыслях примеры мученической твердости в вере, как имел особенную потребность указывать оные для утверждения верующих в бедственные времена Церкви. Но если заповедь апостольская должна обнять все времена Церкви и потребности всех и каждого верующего, то должна иметь и сие всеобщее значение - подражайте вере и жизни святых. И подлинно, для чего и осиял Господь небо церковное толиким множеством прославленных святых, подобно как небо стихийное множеством звезд, - для чего иначе, если не для того, чтобы каждый из нас удобно мог по своей потребности принимать от них свет и управление своего пути на Небо?

Предлежит ли кому подвиг охранения святой веры от неправославия? Да ищет таковой себе образец и руководство в жизни и слове таких наставников, как великие Афанасий и Василий, Григорий Богослов и Златоуст.

Избрал ли кто себе путь жизни уединенной и особенно посвященной Богу и молитве? Да проходит мысленно, по книгам и преданиям, духовные пустынножительства и общежительства и да назирает, хотя издалека, следы также великих в своем роде подвижников, каковы Антоний, Макарий, Пахомий, Ефрем и многие из века в век стопам их последовавшие и столь еще близкий к вам по благости Божией Сергий.

Поставляет ли кого Провидение Божие в испытание веры лишениями и бедствиями? Да утверждает себя таковой примером Иова, который и в лишениях, и в страданиях, не преставал благословлять имя Господне.

Озабочен ли кто, как бы жить достойно при богатстве и обилии? Да взирает на жизнь Авраама кроткого, уступчивого, благодетельного избавителя бедствующих, страннолюбца, странноприявшего ангелов и Бога.

Если кто и глубоко низринулся в дела страстей и пороков, покажут и ему надежду и способ возникновения из пропасти спасшийся на кресте разбойник, подобный ему Моисей Мурин, Мария Египетская и многие после погибели спасенные после глубокого развращения святые.

Мне бы не кончить слова, если бы исчислять примеры святых, разнообразно назидательные и спасительные. Старайтесь, братия, узнавать и замечать особенно те из них, которые ближе к состоянию вашей души, к обстоятельствам вашей жизни. Внимая им, вы получите сугубый плод и удостоверительное познание спасительного для вас пути и сильную помощь к прохождению его молитвами святых, к которым приблизитесь подражанием и вашею молитвою.

Братия! Подражательность так сродна человеку, что без нее не живет никто из нас. Разность в предметах и в ревности подражания. Кто предписывает законы суеты, роскоши, своекорыстия, самочестия? Никто. Как же усиливаются и распространяются суета, роскошь, своекорыстие, самочестие? Всего более посредством безрассудного подражания. Какую же силу должно иметь подражание, когда обращается на предметы законные и благословенные?

Да помышляем, братия, что добро ревновати в добром (см.: Гал.4:18), и что как возвышенный образец возвышает подражателя, так низкий - унижает. И потому да отвращаем очи от суеты мира, да взираем внимательно на жизнь святых, да подражаем их вере непорочной, твердой, живой, действующей в подвигах, в любви, в творении добра, да наследим и мы достояние святых в свете (см.: Кол.1:12) и с ними вечно славим Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Слово в день памяти Преподобного Сергия (святость - обязанность каждого христианина[97]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 23 сентября 1847 г.[98]

По звавшему вы Святому, и сами святи во всем житии будите. Зане писано есть: святи будите, яко Аз свят семь. 1Пет.1:15-16

По звавшему вы Святому, и сами святи во всем житии будите. Зане писано есть: святи будите, яко Аз свят семь. 1Пет.1:15-16

В царствах человеческих народ с особенным почтением обращается к приближенным царя, частью вследствие благоговения к царю, облекшему их своею доверенностью, властью, почетными званиями, частью в надежде их благодетельного пред ним предстательства и покровительства по данной им власти. Подобно сему, и в Царстве Божием, которое есть Церковь Христова, народ верующих, как и вы ныне, с благоговением обращается к святым Божиим человекам, чтя живущую в них благодать Божию и по вере надеясь от них молитвенного пред Богом предстательства и благодеяний по данной им благодати.

Но в царстве человеческом народ, воздавая честь вельможам, остается народом и по самому свойству государственного устройства не может достигать преимуществ, пред которыми преклоняется, а в Царстве Божием не так. Здесь каждый из народа верующих, чтя святых Божиих может и сам достигать достоинства, которое чтит в других, и не только может, но и призывается, убеждается быть святым. По звавшему вы Святому и сами святи во всем житии будите. Зане писано есть: святи будите, яко Аз свят есмь.

Братие, чтущие святость как преимущество избранных! Помыслим о святости как об обязанности всех и каждого.

Если бы гражданину или поселянину сказали: "Делай то и то, будь приближенным царя, который дает тебе право на сие преимущество и призывает тебя к оному", - с какою охотою, с каким жаром принялся бы он за требуемые от него дела, хотя бы подвиг был не легок и труд не краток. Но вот провозвестник воли Царя Небесного нам, и последней степени гражданства в сем Царстве недостойным, говорит: Святи будите, будьте святы нравственно и потом будьте святы блаженно, живите благочестиво и добродетельно и будьте приближенными Царя Небесного, Который позволяет вам не только приближаться к Нему, но и пребывать в Нем и Сам хощет не только приближаться к вам, но и жить в вас. Что же? Как приемлется сие призвание? Все ли, по крайней мере многие ли, последуют оному с готовностью, с горячим усердием, с неослабною ревностию, с полною деятельностью? Не обыкновеннее ли то, что мы думаем и говорим: "Где нам быть святыми? Мы люди грешные - довольно, если как-нибудь спасаемся покаянием".

"Где нам быть святыми?" Но подумали ль мы, чем же мы будем и что будет с нами, если не станем подвизаться, чтобы сделаться святыми? Есть высшие степени святости, на которых сияют особенно избранные и благодатствованные души, но святость вообще не есть только частное между христианами отличие, которое похвально иметь некоторым и без которого легко могут обойтись другие. По учению апостольскому, каждый, кто призван святым Богом к Царствию Божию, иначе сказать, каждый христианин в самом призвании сем и в мысли о призвавшем Боге должен находить для себя закон, обязанность и побуждение, чтобы ему непременно быть или сделаться святым. По звавшему вы Святому, и сами святи во всем житии будите - сие правило тем сильнее обязательно для сынов Нового Завета Божия, что и сынам Ветхого, менее совершенного Завета, оно уже было дано самим Богом: Зане писано есть: святи будите, яко Аз свят есмь. Если же вы живете без старания и без надежды быть святыми, то живете не по звавшему вас Святому, не соответствуете достоинству званных Богом и сынов завета Божия - вы христиане по имени, а не в существе. К чему ведет такая жизнь, можно усмотреть из другого апостольского изречения: Мир имейте и святыню со всеми, ихже кроме никтоже узрит Господа (Евр.12:14). Яснее: имейте мир со всеми, имейте святость, а без мира и без святости никто не увидит Господа, то есть не достигнет вечного блаженства.

Итак, если мы небрежно и беспечно думаем, что нам не быть святыми, то сами на себя пишем приговор не узреть Господа, быть чуждыми вечного блаженства.

"Мы люди грешные". Кажется, это истина неоспоримая. Ибо, напротив того, аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас (1Ин.1:8). Но случается, что злоупотребление истины бывает не лучше явного заблуждения. Если мы признаем себя грешниками по глубокому самосознанию и чрез то входим в чувство нашего недостоинства и окаянства, сокрушаем наше сердце, смиряем прирожденную гордость ветхого человека, побуждаем себя к исканию благодатной помощи и к подвигу против греха, такое признание греховности не только не обезнадеживает нас в достижении святости, но и пролагает к ней путь. А если мы называем себя грешниками с поверхностною мыслию, без сокрушения сердца, без отвращения от греха, с бесконечностью, с лукавым подразумеванием, что в том же должны признаться и все прочие и что, следственно, нам и не стыдно признаваться, и не опасно после признания оставаться такими же, какими были до признания, такое признание греховности, конечно, не поведет к святости, и в сем случае, даже говоря истину, яко грех имамы, себе прельщаем, истины несть в нас, то есть в нашем сердце и в нашей жизни, хотя и есть звук истины в устах наших. Верно слово и всякого приятия достойно, яко Христос Иисус прииде в мир грешники спасти (1Тим.1:15). Но мы обманываемся, если думаем, что спасемся, оставаясь грешниками. Спасает Христос грешников тем, что дает им средство сделаться святыми.

"Как-нибудь спасемся покаянием". Да, покаяние принадлежит к числу средств спасения, которые преподает Христос грешникам, когда проповедует: Покайтеся и веруйте во Евангелие (Мк.1:15). Но если мы думаем как-нибудь покаяться, как-нибудь спастися, то слишком легко судим о деле высокой важности. Угодит ли раб господину, если будет делать его дело как-нибудь, а не как можно лучше! Конечно, не угодит. Кольми паче не угодит человек Богу, если только как-нибудь делать будет дело Божие, каково есть дело нашего спасения. Если и малое дело не делается хорошо и успешно, когда делается как-нибудь, невнимательно, небрежно, кольми паче великое дело спасения - дело всех наших сил и способностей, главное дело всей жизни нашей. Мысль спастись покаянием есть мысль спасительная, но что должно подумать, когда видим в слове Божием несчастный пример человека, который покаяния места не обрете, аще и со слезами поискал его (Евр.12:17)? Видно, и покаяние не позволяет найти себя как-нибудь, а требует, чтобы грешник искал его неленостно, рассудительно, с искренностию, с твердым намерением исправления, не допуская себя до закоснения во грехе. Притом совершенный учитель покаяния Иоанн Креститель сказует, что истинное покаяние требует чего-то еще вслед за собою. Сотворите, - говорит, - плод, достоин покаяния (Мф.3:8). Покаяние очищает землю сердца от терния, возделывает, умягчает. Вера всевает в нее семя небесное. Возрастание сего нового растения есть соблюдение заповедей и делание добра, цвет его - духовное внутреннее просвещение, а зрелый совершенный плод - святость. Надобно, чтобы пшеница достигла зрелости, дабы она внесена была в житницу. Надобно, чтобы человек достиг святости, дабы он введен был в Царствие Небесное.

К чему, братия, поведут нас предложенные теперь размышления? К большей ли ревности и заботливости о деле спасения, для которого требуется не только покаяние, как начатие оного, но и святость, как совершение оного? Или, может быть, к большей безнадежности достигнуть спасения посредством святости, которую видим так высоко над собою?

Христе Боже, упование наше! Не попусти нам изнемочь в нашей безнадежности, но укрепи нас Твоим упованием. Были некогда и апостолы Твои в безнадежности, но Ты разрешил ее всемогущим Твоим словом. Даруй и нам ощутить в вере силу того же самого слова: Невозможная у человек возможна суть у Бога (Лк.18:27).

Поистине, братия, если бы человеческими только естественными силами надлежало нам достигать святости, то справедливо было бы отозваться, что это выше нашей возможности. Но, когда для сего имеем Божию благодать, предваряющую, просвещающую, укрепляющую, содействующую, охраняющую, никто не должен терять надежду достигнуть того, к чему Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа ... избра нас в Нем прежде сложения мира; а Он избрал нас быти нам святым и непорочным пред Ним в любви (Еф.1: 3-4).

Посему и чувством долга, и надеждою от помощи Божией благого успеха да пробуждаем себя от нерадения и беспечности, да побуждаем себя к ревности в деле нашего спасения. По увещанию апостола Павла, очистим себе от всякая скверны плоти и духа, творяще святыню в страсе Божии (2Кор.7:1). По увещанию апостола Петра, совершенне уповайте на приносимую вам благодать откровением Иисус Христовым. Яко чада послушания, не преобразующеся первыми неведения вашего похотении но по звавшему вы Святому, и сами святи во всем житии будите (1Пет.1:13-16). Если в сих увещеваниях встречаете довольно великие требования: творить святыню, быть святыми, то вместе с сим и довольно простые способы удовлетворить великим требованиям, именно: отвергнуть похоти, стараться очищать себя от скверны плоти и духа. По той мере, как деятельно и верно человек с своей стороны подвизается в очищении себя от нечистых дел, от нечистых желаний и страстей, от нечистых мыслей, на него при посредстве Церкви и ее таинств сходит освящение Божие, которого и да сотворит причастниками всех нас вседействующая благодать Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

  Слово в день памяти Преподобного Сергия (о достоинстве христианина[99]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 25 сентября 1848 г.[100]

Вы же род избран, царское священие, язык свят, людие обновления, яко да добродетели возвестите из тмы вас Призвавшаго в чудный Свой свет. 1Пет.2:9

Вы же род избран, царское священие, язык свят, людие обновления, яко да добродетели возвестите из тмы вас Призвавшаго в чудный Свой свет. 1Пет.2:9

Кого это изображает апостол Петр такими светлыми, возвышенными чертами? Не святых ли прославленных, каковых близкий нашему созерцанию образ представляет Преподобный и богоносный отец наш Сергий? Поистине он и все они суть род избран не только в человечестве, но и в самом христианстве. Они суть священие, потому что своими предстательствующими за нас молитвами освящают и приближают к Богу наши немощные и несовершенные молитвы, и притом царское священие, потому что силою молитвы и данной им благодати владычествуют над силами природы. Они явственно и вразумительно возвещают добродетели Призвавшаго их в чудный Свой свет, именно Его премудрость и всеведение - употреблением дарования прозорливости, Его всемогущество - действием дарования чудес, Его благость - исцелениями и другими благотворными действиями, на нас милостиво простираемыми.

Но, читая приведенные нами слова апостола Петра в его Соборном послании, в соображении с составом его речи мы должны расширить их значение. Он простирает речь к людям, которых уподобляет новорожденным младенцам (2), которые были некогда не людьми, а ныне сделались людьми Божиими (10), которых увещевает огребатися от плотских похотей (11) - следственно, говорит ко всем христианам, не исключая и начинающих подвиг христианский, и младенчествующих в вере.

Итак знаете ли, братие христиане, что вы такое по слову и разумении апостольскому? Вы род избран, царское священие, язык свят, людие обновления. Если не все вы таковы по плодам жизни, тем не менее все таковы по семени духовной жизни, в вас посеянному. Не все таковы по добродетелям, но все таковы по вере, вам преданной, и по благодати Таинств христианских, впечатленной в душах ваших.

И что же? Если такое достоинство нам уже приписывается, не должны ли мы или поддержать оное, поколику действительно имеем, или подвизаться приобрести, поколику не чувствуем в себе оного в силе и действии? Для сего точно и указует нам апостол на высоту нашего христианского достоинства, чтобы с сей высоты указать обязанность, к которой он нас призывает, и подвигнуть к исполнению сей обязанности: Вы род избран, царское священие, язык свят, люди обновления. Но для чего даны вам такие преимущества? Яко да добродетели возвестите из тмы вас Призвавшаго в чудный Свой свет.

Вся содела Господь Себе ради, - сказует избранный ведец дел Божиих Соломон (Прит.16:4). Не потому Себе ради, чтобы нужду имел в творении Творец, и без него вседовольный Сам в Себе, но потому Себе ради, что для творения нельзя назначить иной решительной цели, если надобно сделать оное совершенным и блаженным. Поелику в Боге источник жизни и блаженства для твари, то и должна она к Богу взирать и стремиться для Бога жить и действовать, чтобы таким образом непрерывно почерпать от Него жизнь и блаженство.

Но что значит жить и действовать для Бога? Можно сделать что-нибудь для человека, и это будет нечто значить для него. Сыну человеческому правда твоя, - говорит глубокомысленный друг Иова (Иов.35:8). Но для Бога бесконечного что значит действие твари, всегда ничтожной пред Ним? Что даст Ему или что из руки твоея возмет (7)? Что можешь для Него сделать? Можешь простираться к Богу не как дающий, но как приемлющий даруемое. Можешь верою отверзать Ему свое сердце, как поток отверзает свое недро изливающемуся в него источнику. Можешь соответствовать Дарующему верным хранением даруемого и употреблением по воле Его. Можешь возносить к Богу мысли исповедания Его совершенств, и даров, и чувствования удивления, любви, благодарения, подобно как цветок возносит к небу благоухание, возбужденное влиянием неба. Наконец, поелику Неприступный в Своей неограниченности и высочайшей святости не всегда непосредственно подает Свои дары существам ограниченным, а часто и обыкновенно подает посредством одних другим, то можешь и должен ты уподобляться потоку, который приемлемою свыше от источника влагою орошает окружающее и низшее; можешь и должен явленное тебе и в тебе от Бога и о Боге при благовременности являть словом, а всегда впечатлевать в твои дела и жизнь, чрез что и познание совершенств Божиих, и самое причастие даров Божиих при общении твоем с другими будет распространяться и на низшие создания Божии тобою будет нисходить действенное благословение. И сие-то есть вообще прославлять Бога и в особенном отношении к вам, христиане, возвещать добродетели вас Призвавшаго в чудный Свой свет.

И что может быть свойственнее сего назначения? Как естественно потоку во всем течении своем представлять то, что принял он от источника, так же свойственно человеку во всем течении своей жизни являть то, что приял он от всеблагого и премудрого Бога, частью в сотворении, наипаче же в благодатном обновлении чрез Христа, и таким образом возвещать Божии совершенства и добродетели. Как свойственно привитому дереву приносить благородный плод по силе, сообщенной ему привитием, так же свойственно христианину, которому верою и таинством привита Божественная сила Христова, приносить плод духовный и тем прославлять Бога по слову Самого Христа: О сем прославися Отец Мой, да плод мног сотворите (Ин.15:8).

Что может быть и справедливее сего назначения? Если все, что вы имеете, имеете от Бога, если особенно чрез Христа призвал Он вас в чудный Свой свет, от тьмы неведения во свет истины, от тьмы греха во свет благодати и правды, от тьмы оскверненной и смущенной совести во свет совести очищенной и мирной, от тьмы смертной во свет жизни, - то в чем вы можете отказать Ему в воздаяние за толикие дары? Как же еще умеренно требование, чтобы вы, не отъемля их у себя, употреблением посвятили оные Даровавшему и таким образом возвещали добродетели вас Призвавшаго в чудный Свой свет!

Что может быть и счастливее сего назначения? Имеющие чувство доброго и прекрасного не потребуют доказательства на то, что теперь скажу. Высшая степень счастья есть благотворить, а вторая по сей степени - быть благодарным. Итак, если человек, облагодетельствованный человеком, живее чувствует свое счастье, когда возвещает добродетели своего благодетеля, то возвещать добродетели Призвавшаго вас в чудный Свой свет и тем распространять сей свет не есть ли больше, нежели счастье? Не есть ли это само блаженство?

Если же кто, несмотря на все сие, уклоняется от назначения прославлять Бога и возвещать Его добродетели, таковому должны мы указать, что он выходит из порядка всех созданий Божиих, потому что это есть их всеобщее назначение, хотя разнообразно исполняемое по разнообразию и степеням тварей.

Что делают там, в невидимом Небе, ближайшие предстоятели Престола Вседержителя? По сказанию тайновидца, покоя не имут день и нощь, глаголюще: свят, свят, свят, Господь Бог Вседержитель (Отк.4:8). Что значит покоя не имут? Не то, чтобы они изнурялись непрестанными славословиями, как трудом без отдыха, но то, что, находя в словословиях радость и блаженство, не желают прекратить словословия, как не желают прекратить радость и блаженство. Если бы на сие кто сказал, что это выше нас, то сему, некстати боящемуся высоты, я бы ответствовал, что и в невысокой нашей жизни на земле мы должны готовиться к высокой жизни Небесной, потому что земля есть рассадник и училище для Неба, и потому надобно нам обучать себя хотя некоторым начаткам того, что делают на Небе, чтобы оно после жизни земной не отвергло нас, как неспособных.

Но, если угодно, понизим взор. Что делают сии, видимые небеса? Ты, может быть, не слышишь, но чуткий и верный слух пророка слышит, что небеса поведают славу Божию (Пс.18:2).

Сойдем еще ниже, к тварям земным и даже к низшим между земными. Не слышим ли в псалме, к чему призывает их Пророк? Хвалите Господа от земли... змиеве и вся бездны, огнь, град, снег, горы, холми, древа, зверие, скоти, птицы (см.: Пс.148:7-10). Если призывает, то, конечно, видит в них способность и знает их назначение хвалить Господа.

Итак, когда видимые небеса, которым Бог не даровал слова, тем не менее поведают славу Божию, какая превратная несообразность, если не поведает ее свойственным себе образом словесное творение Божие! Если все земные, даже низшие, твари хвалят Господа, то не ниже ли всех их сам себя поставляет человек, когда не возвещает добродетелей своего велико даровитого Творца Промыслителя?

Род избранный! Береги себя от нравственного унижения. Тщательно испытывай себя, христианин, возвещаешь ли ты своею жизнью добродетели Призвавшего тебя в чудный Свой свет. Если и добродетели, но только твои собственные возвещаешь ты голосом явного или шепотом тайного тщеславия, ты уже не на высоте языка святого. Что ж, если жизнь твоя обнаруживает мало добродетели, много суеты, немало порока? Достойно ли это тебя? Не говорю: достойно ли твоего Бога?

Прежде нежели скажешь слово, испытай, какое будет его действие. И еще строже: прежде нежели сделаешь дело, испытай, что будет оно говорить, ибо дела говорят сильнее слов.

Поставь мысль о Боге и о Христе душою твоей жизни, движущею силою твоих нравственных действий - и твоя жизнь и дела будут сами собою возвещать добродетели Призвавшего тебя лучше богословских речей и рассуждений.

Тщися жить духовно, а не плотски - и твоя жизнь будет возвещать добродетели Отца духов (см.: Евр.12:9).

Милосердуй, благотвори даже и врагам -- и ты будешь сим возвещать совершенство Сияющаго солнцем Своим на злыя и благия (см.: Мф.5:45).

Будь безропотно предан Богу в несчастии, в скорби - и ты будешь проповедником Божия Провидения.

Храни безгневие, кротость, смирение - и в самом безмолвии ты будешь провозвестником добродетелей кроткого и смиренного сердцем Иисуса. Ради Его спостражди страждущему, постражди за охранение блага общего, за избавление ближнего от неправды и беды - и будешь исповедником Положившего душу Свою за спасение мира.

Так живя и по таким побуждениям действуя, ты пребудешь достойным Призвавшего тебя в чудный Свой свет сохранишь и умножишь свет, тебе дарованный, и, когда возрадуешься, ничто не возмутит твоей радости - когда помолишься, ничто не преградит молитве твоей пути на Небо. Славя Бога на земле, упрочишь себе наследие славы на Небесах. Ибо не прейдет слово Его: Прославляющия Мя прославлю (1Цар.2:30). Аминь.

Слово в день памяти Преподобного Сергия (о праздновании памяти святых[101]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 25 сентября 1849 г.[102]

Хвалите Бога во святых Его. Пс.150:1

Хвалите Бога во святых Его. Пс.150:1

Утешительно видеть собор верующих, собравшийся к единому из святых, отшедших к Богу, и совершающий торжество.

В сем виден величественный союз земного с небесным, воинствующей Церкви с торжествующею. Слава святых на небесах, и земная слава не нужна им. Но счастливо то для земли, что она чтит и славит небесную добродетель. Если приветствующего тебя в твой личный или семейный праздник ты не оставляешь без взаимного привета, или угощения, или дара, то может ли святой, совершившийся в любви, менее быть внимателен к приветствующим его в его праздник?!

Надобно только приветствовать святых таким образом, который бы их был достоин. Не учит ли сему нас пророческое слово: Хвалите Бога во святых Его.

Достойно внимания, во-первых, то, что пророк приглашает хвалить святых вообще, а не некоторых из святых в частности. Отсюда можно заимствовать наставление, не излишнее для тех, которые к одному из святых по его славе или по дознанной на себе его помощи прилепляются не только преимущественною любовию, что надлежало бы признать справедливым и естественным, но как бы исключительною, простертою до невнимания к другим праведникам.

Если заповедь Божия повелевает нам любить всех человеков, несмотря на то что в некоторых из них и нелюбезные качества встречаются, то кольми паче должно и свойственно любить всех святых, которых все качества и действия достойны любви и благословения.

Дерзаем уповать, Преподобне отче Сергие, что ты благословишь сие размышление, которое не касается многой веры и любви к тебе, утвержденной и непрестанно утверждаемой твоими благодатными молитвами, благодеяниями и чудесами, но стремится утвердить и возвысить любовь к святым там, где ее нет или где она частию возвышается, а частию падает.

Все святые суть присные чада Отца Небесного, все составляют одно великое семейство Христово. Если вы в добром и единодушном семействе, любя одного, другого не любите, то сим оскорбится, конечно, и тот, которого любите. Подобно сему, если, имея особенную любовь к одному из святых, о других вы помышляете без благоговения, то и чтимый вами в своем лице бывает оскорблен вашею холодностию в лице других, потому что все святые не только единодушны между собою, но и совершенно едино суть в Господе.

Святые на небесах, подобно как верующие на земле, имеют дарования, по благодати данной им, различна (Рим.12:6), потому что в совокупности обладать всеми силами и совершенствами свойственно единому Богу. Сие разделение благодатных дарований ведет частию к тому, чтобы дарованием одного святого пользовались многие, имеющие нужду в сем даровании, а частию к тому, чтобы каждый человек мог пользоваться помощию многих святых по своим различным потребностям, по их различным дарованиям, и чтобы таким образом на благодати, на вере и на любви основывался и утверждался всеобщий союз всех человеков со всеми святыми в едином Боге.

После сказанного теперь нетрудно признать в рассматриваемом нами изречении псалмопевца другую поучительную знаменальность выражения. Он приглашает не просто хвалить святых, но хвалить их так, чтобы в них прославляем был Бог: Хвалите Бога во святых Его.

Святые суть сосуды благодати. Но чья в них благодать? Не их, а Божия. И хотя она дана им от Бога соответственно их вере, любви, подвигам и хотя совершившиеся святые утверждены в благодати навеки, но при всем том она не сделалась их собственностью, а пребывает Божиим дарованием, Божиею в них собственностию. Посему и не имеют они власти употреблять ее по своему произволу и не пожелают так употреблять ее по своему смирению и преданности воле Божией, употребляют же только по воле Божией. Итак, если ты приближаешься к святому, не одушевляясь в то же время верою и усердием к Богу, то и надлежит опасаться, что ты прикоснешься только к сосуду благодати, а заключенной в нем благодати не достигнешь. Если же, приступая с молитвою к святому, в то же время чрез него приступаешь с верою к Богу, то преклоняешь к себе и сосуд, и заключенную в нем благодать, молитва святого восходит к Богу и возносит твою молитву, благоволение Божие нисходит, дарование Божие во святом движется и по мере твоей веры орошает твою душу, благословение Божие осеняет твои мысли и дела, и твои во благих желания исполняются.

Посему-то и Матерь Церковь, премудрая таинница благодати, учит нас не только прикасаться к святому сосуду, но и простираться к исполняющему оный Всесвятому, наставляет нас не просто говорить святому: "Помоги, сотвори благодеяние", - но взывать богомудренно: Моли Бога о нас. То есть мы знаем, что ты угоден Богу, исполнен благодати и силы, но знаем также, что благодать и сила в тебе есть Божия и что ты ею действуешь не иначе, как по воле Божией, посему чтим тебя и вместе воздаем славу Богу, просим твоего предстательства и вместе исповедуем, по учению апостольскому, что всяко даяние благо и всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Отца светов (Иак.1:17). Веруем, что твоя молитва сильна приобрести нам дар, которого не была бы достойна одна собственная наша молитва, но как дар сей - Божий, то не к тебе только, но чрез тебя к самому Богу прибегаем: Моли Бога о нас.

Сими размышлениями поставляя себя в правильное положение пред лицом святого, не оставим без внимания и того, как должно нам поставлять себя в правильное положение в отношении к празднику святого.

Праздник святого часто именуется в Церкви памятию святого. Что это значит? Неужели святых надлежит иметь в памяти только во дни праздников их, а в прочие дни забывать? Без сомнения, не та мысль Церкви. Что же думать о наименовании память святого? Или это есть случайно взятое в языке слово, не довольно точно приспособленное к предмету? Нет. Надобно лучше думать о богомудрых отцах наших, чиноположителях церковных. Все, чем обогатили они Церковь, они заимствовали обыкновенно из сокровищ Слова Божия. Посему мне кажется более нежели вероятным, что наименование праздника память святого заимствовано из апостольского изречения: Поминайте наставники ваша. Но почему отсюда взято наименование? Всего вероятнее, потому, что здесь лежит основание самого установления церковного, здесь закон праздника: Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7). Но вместе с законом праздника здесь же и наставление празднующим, как им праздновать. Поминайте наставники ваша, подражайте вере их.

Праздник не для того, чтобы только отложить дело и остаться в праздности, кольми паче не для того, чтобы позволить себе дела, которые далее отстоят от святости, нежели дела работных дней, но для того праздник святому или святым, чтобы воспоминать их богоугодную жизнь, взирать на их блаженную кончину и подражать их вере, как созерцательной, то есть их твердости в православном христианском учении, так и деятельной, то есть их добродетелям христианским.

Сорадуюсь тем, которые лучшую часть нынешнего праздничного дня освятили участием в церковных молитвах и благоговейным предстоянием при Божественной таинственной службе. В сем есть часть подражания вере святых, имевших общим чувством то, что изобразил словом псалмопевец: Возвеселихся о рекших мне: в дом Господень пойдем (Пс.121:1).

О, если бы могли мы иметь утешительную уверенность, что приобретенного утром освящения никто из пришедших на сей праздник не утратит и в прочее время дня, но всякий и сохранит, и дополнит оное продолжением священных воспоминаний, благочестивым чтением и размышлением, домашнею молитвою, воздержным употреблением земных благ с благодарением Богу, назидательным или по крайней мере невинным и мирным собеседованием, без рассеяния, без суетных игр, без обаятельных увеселений! К сожалению, не так легко сего надеяться от всех, как легко было бы сему исполниться.

Какое оскорбление достоинству веры, какой это вместо подражания перекор примерам святых, что закон греховный нередко с особенною силою противовоюет закону духовному в дни святые, хотя в сии дни Церковь преимущественно вооружает нас духовными оружиями, словом Божиим и молитвою!

Если рассматривать и соображать существо и достоинство предметов, неужели радость духовная менее имеет сладости, нежели веселие плотское? Неужели молитвенная беседа с Богом менее занимательна, нежели празднословие между человеками? Неужели менее приятности в псалмах в песнях духовных, которые просвещают, питают и укрепляют душу, нежели и песнях плотских, которые ее омрачают, растлевают и расслабляют? Неужели брашно негиблющее менее вкусно и питательно, нежели брашно гиблющее? Неужели трезвый ум менее может доставить удовольствия, нежели отуманенное неумеренностью чувство? - Конечно, нет! Но чувственности преданный человек не понимает себя, не знает, чего хочет, и желает насытиться от рожец и одуряющего зелия мирских забав, ленясь употребить некоторый труд, чтобы очистить и возвысить свой вкус для услаждения хлебом небесным и вином духовным.

Со апостолом молю вас, братия, да не ленивы будете, но подражателе наследствующих обетования верою и долготерпением (Евр.6:12). Подвизайтесь подражать вере и богоугодному житию святых и не порабощаться суетным обычаям, не уступать греховным влечениям. Имейте довольно терпения и твердости, чтобы рассудком и законом Божиим удерживать и умерять чувственные желания, чтобы не давать пищи плотским страстям. По мере их умерщвления в вас будут получать более живости желания духовные и вкус к чистым и возвышенным наслаждениям. Тогда суетные и низкие мирские увеселения будут для вас не нужны и безвкусны, вам приятнее будет и дом ваш обращать в церковь, посредством богомыслия и молитвы, церковь же ощутительно будет для вас небом; вы не по имени только, но действительно сожителе святым и приснии Богу (Еф.2:9) и в близости к ним будете праздновать святые и сладкие праздники в чистом сердце. Да сотворит сие благодать Господня молитвами Преподобного отца нашего Сергия и всех святых! Аминь.

Слово в день памяти Преподобного Сергия (без терпения нет подвига[103]). Говорено 25 сентября 1850 г.[104]

Претерпевый же до конца, той спасен будет. Мф.10:22

Претерпевый же до конца, той спасен будет. Мф.10:22

Спастися в обыкновенном употреблении сего слова - значит избавиться от опасности, от врага, от беды, от страдания, от смерти, от погибели. Так Ной посредством ковчега спасся от вод потопа, Лот бегством спасся от огня содомского. В высшем духовном разуме спастися - значит избавиться от врага-диавола или от опасности подвергнуться его мучительству, сохраниться или очиститься от греха, как источника всех бед и страданий, освободиться от клятвы закона, связующей и поражающей грешника, избегнуть осуждения от вечного правосудия, быть безопасным от поглощения бездною, идеже червь не умирает, и огнь не угасает (Мк.9:44), где жизнь и бессмертие непрестанно убиваются смертию неумирающею. Кто таким образом спасется от всякого зла, того жребием, очевидно, должно быть благо и блаженство.

Посему кто не пожелает спасения? И может ли быть человек, который бы действительно не желал оного? Если некоторые люди живут и поступают так, как бьи они не желали себе спасения, то это или потому, что, прельщаемые и ослепляемые страстями, они безрассудно почитают возможным без опасности отложить исполнение сего желания до будущего времени, или потому, что по множеству грехов и беззаконий, ими содеянных, отчаиваются в своем спасении, а если бы в них возбудилась надежда спасения, то возбудилось бы и желание. Жесточайший враг спасения нашего есть отчаяние. И поелику Бог никого в сей жизни не присуждает к отчаянию, объявив торжественно чрез пророка, что не хощет смерти грешника, сколь ни тяжки грехи его, но еже обратитися и живу быти ему (см.: Иез.33:11), и поелику человек сам своим упрямством и гордостью порождает в себе отчаяние, то у человека, отчаивающегося в своем спасении, нет врага столь жестокого, как он сам.

За желанием спасения и сознанием возможности оного естественно следует помышление о средствах достигнуть оного. Вышнее начало нашего спасения есть благодать Господа нашего Иисуса Христа, как свидетельствует Его возлюбленный ученик, яко Отец посла Сына Спасителя миру (1Ин.4:14). А соответствующие сему началу средства со стороны человека суть вера, действующая любовно, и употребления таинств Церкви, по реченному самим Господом: Иже веру имет и крестится, спасен будет (Мк.16:16).

Сколь ни совершенны и действительны сии средства спасения, но поелику в приспособлении оных к душе и жизни человека встречаются препятствия и затруднения, то для устранения сих препятствий и для препобеждения сих затруднений вновь требуются некоторые вспомогательные средства. Одно из таких средств указуется нам изречением Господним: Претерпевый до конца, той спасен будет. Спасется только тот, кто претерпит, и претерпит до конца. Следственно, вспомогательное средство спасения есть терпение, и притом терпение до конца.

Христос Спаситель поставляет терпение в ближайшем соотношении с гонениями за имя Его. Се Аз, - говорит Он, - посылаю вас, яко овцы посреди волков; - предадят вы на сонмы; и на соборищах их биют вас; - и будете ненавидимы всеми имене Моего ради; претерпевый же до конца, той спасен будет (см.: Мф.11:16-22). Гонение за истинную веру есть открытое и торжественное поприще терпения, и славный в Церкви чин претерпевших до конца и спасшихся суть святые мученики.

Но что же мы, живущие в такие времена, когда нет гонений за имя Христово, когда, как говорит святой Златоуст, "ни раны, ни узилища, ни князи, ни сонмища, ни ино что от таковых належит нам, но и сопротивное все; мы начальствуем и обладаем, ибо цари благочестивии, и чести многи Христианом?" Пожалеем ли, что нам не дано участия в подвиге и в славе терпения мученического? Это было бы, может быть, самонадеянно и дерзновенно. Или порадуемся, что можем обойтись без подвига? Это было бы неблагородно, а притом и погрешительно. Начальник нашего спасения преподал учение о спасительном тернии вслед за предречением о гонениях за веру по естественной последовательности, но сим не ограничил области терпения. Он обещал спасение претерпевшему до конца, но никогда не обещал спасения нетерпеливому или не испытанному в подвиге терпения. Посему все мы, если желаем спастися, должны стяжать терпение и сохранить оное до конца. Претерпевый до конца, той спасен будет.

Область терпения должна простираться на всю жизнь человека и на все судьбы человечества в сем мире. С терпением человек приобретает и сохраняет блага, успевает в предприятиях, достигает исполнения желаний, безвредно выдерживает приражения зол; вышед из терпения, он тотчас в опасности утратить благо и пострадать от зла или, что не менее бедственно, сделать зло. Минута нетерпения может расстроить годы и веки.

Поверите ли, что терпение нужно было даже в раю, где, по-видимому, совсем нечего терпеть? Поверите, если размыслите. Если бы праматерь Ева имела довольно терпения не отвечать на речи змия-искусителя с первого слова ложные, не бросаться при возбудившемся чувственном влечении опрометчиво на запрещенный плод, остановиться и подумать, не безопаснее ли верить Богу, нежели змию, посоветоваться прежде несчастной решимости с мужем, менее ее неопытным, еще до ее сотворения уже бывшим в общении с Богом, - очень вероятно, что чувственное влечение было бы остановлено, истина восторжествовала бы над ложью, не был бы соделан грех и не последовала бы смерть. Недостало терпения - и прародители пали и с собою низринули весь будущий род человеческий.

По сравнению с раем надобно ли изъяснять, сколько нужнее терпение на земле, куда человек для того и послан из рая, чтобы в терпении стяжавал душу свою? (см.: Лк.21:19). Для чего всеблагий Бог изрек сие строгое определение: Умножая умножу печали твоя и воздыхания твоя... в поте лица твоего снеси хлеб твой (Быт.3:16,19)? Конечно, не для того, чтобы открыть случай нетерпению или ропоту, но для того, чтобы ввести человека в подвиг спасительного терпения.

Если бы терпение имел Каин во время своего унижения пред младшим братом при жертвоприношении, он, без сомнения, поискал бы средства поправить свое неприятное положение в усерднейшем впредь служении Богу, а не в братоубийстве, и человек, может быть, долго бы еще не изобрел тягчайшего из преступлений - человекоубийства.

Дерзнем сказать и о блаженной Сарре нечто не к славе ее, ибо и в облагодатствованных душах иногда видны немощи природы, подобно как в солнце - темные пятна, но для внимательных и немощи сих душ поучительны, подобно как их добродетели. Если бы супруга отца верующих имела довольно терпения, несмотря на свое продолжительное неплодство, спокойно ждать исполнения обетования Божия о семени Авраама, когда и как восхощет Обетовавший, если бы она не поспешила испросить себе у Авраама сына от рабыни, не было бы Сарре скорби и затруднений от Агари, не было бы Исмаила, неблагоприятного Исааку, не было бы агарян, враждебных естественному и духовному семени Авраама.

Если бы у израильтян при Синае достало терпения на сорок дней, чтобы ничего не предпринимать в ожидании разрешения неизвестности о Моисее, умедлившем на горе, они не запятнали бы себя идолослужением золотому тельцу при самом, так сказать, подножии Престола истинного Бога, Законодателя. Вообще недостаток терпения был источником их преступлений и бедствий во время странствования их в Аравийской пустыне.

Саул во время опасности от врагов имел терпение семь дней ждать пророка Самуила для совершения жертвоприношения по повелению Божию, но у Саула недостало терпения только на несколько еще часов: он совершил жертвоприношение без пророка и пророк явился уже не для того, что бы призвать ему Божию помощь, но чтобы объявить ему лишение благодатного избрания Божия.

Если сии примеры страшны, потому что показывают, как легко погрешить против терпения и как тяжки последствия ОТ сего, то утешим и ободрим себя другими очевидными опытами того, как можно в самых трудных обстоятельствах сохранить терпение и как благотворны от сего последствия.

Какие лишения, страдания, искушения претерпел праведный Иов! И как верно и щедро вознаграждено его терпение!

Какие жестокие и продолжительные гонения претерпел Давид! И как славно вознаграждено его терпение!

Какие многообразные роды истязаний, мучений, смертей нарочно изобретены были врагами христианства для того, чтобы поколебать терпение христианских мучеников! И как чудно совершалась в их немощи сила Божия, то спокойным и даже иногда безболезненным перенесением мучений, то внезапным исцелением ран, то карательными действиями над мучителями, то духовною победою, превращавшею самих мучителей в христиан!

И, кроме мученичества, как много и долго претерпевали многие подвижники благочестия, которые, по верному для прошедших и последующих времен изображению апостола, проидоша в милотех и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени... в пустынех скитаюшеся, и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных (Евр.11:37-38)! И от тощих по-видимому семян самоотвержения, добровольных лишений, претерпеваемых искушений при орошающих слезах и теплоте молитвы какие обильные в них являлись и являются плоды добродетелей, дарований духовных, благодатной силы и славы еще на земле ненебесной, а потом и из затворенного для нас неба благотворно просиявающей на землю!

Сказанному теперь ты даешь очевидное и неумолкающее свидетельство. Преподобие отче Сергие! Свидение твое да уверится зело (см.: Пс.92:6) в сердцах наших, дабы видимые у тебя славные плоды побуждали нас заимствовать у тебя хотя несколько добрых семян, от каких оные прозябли, дабы и мы возлюбили самоотвержение, добровольные лишения, благодушие в искушениях, дабы и мы в посильную меру стяжавали добродетели, простирались к дарованиям, достигали спасения, терпя настоящая мужественне, веселяся будущими.

Без терпения нет подвига, а без подвига нет добродетели, ни дарования духовного, ни спасения, ибо Царствие Небесное нудится (Мф.11:12).

Хочешь ли по заповеди Христовой стяжать совершенную любовь, объемлющую и врагов? Размысли, как сие возможно. В людях встречаешь ты часто недостатки, нередко пороки, иногда и ненависть к тебе, а это располагает к неуважению людей, к отвращению от них, к взаимной ненависти, а не к любви. Как же стяжать любовь ко всем? Если решишься и приобучишь себя с терпением взирать на недостатки и пороки людей и на самую ненависть к тебе, то можешь возлюбить всех, не преставая ненавидеть пороки, а без терпения не можешь.

Хочешь ли, по апостолу, быть чадо послушания (1Пет.1:14) ? Размысли, как сие возможно. Если начальствующий или старейший будет тебе повелевать только то, чего ты и сам желаешь, то ты будешь исполнять свою волю, исходящую из уст другого. Трудно признать здесь добродетель послушания. Послушание несомнительно тогда, когда ты очевидно не своему следуешь мудрованию и не своим желаниям, но рассуждению и воле повелевающего. Посему надобно, да и неизбежно, чтобы тебе нередко повелеваемо было то, что тебе не по мысли, не по желанию, не по вкусу, что тягостно для твоей неги, непокойно и обременительно для твоей беспечности, но, чтобы сие исполнить без противления, без прекословия, без ропота, для сего нужно терпение. Итак, если имеешь терпение, то можешь иметь послушание, а без терпения не можешь.

Подобно сему, и всякая добродетель требует некоторых лишений, труда, подвига, брани против страстей, вожделений, искушений, не всегда легко и скоро увенчиваемой победою, и, следственно, требует терпения. Если поколеблется терпение, не устоит и другая добродетель. И поелику добродетель есть обязанность всей жизни до конца, то и терпение есть потребность всей жизни до конца, если человек не хочет подвергнуться грозному определению Божию, провозглашенному пророком Иезекиилем: Аще совратится праведник от правды своея, и сотворит неправду по всем беззаконием, яже сотворил беззаконник, вся правды его, яже сотворил есть, не помянутся; в преступлении своем, имже преступи, и во гресех своих, имиже согреши, в них умрет (Иез.18:24).

И после правды можно умереть во грехах, и умереть вечно! Как опасно такое положение! Какая посему потребна осторожность! А как часто мы забываем опасность и не думаем об осторожности! Слово Божие, совесть, советы добрых людей, указания Провидения подвизают нас на путь правды, и мы с жаром вступаем в духовный подвиг, но потом время охлаждает жар. Труд подвига утомляет, искушения расстраивают, некоторые успехи в добре располагают к беспечности - словом, недостает терпения и постоянства, и наченшие духом нередко плотию скончавают.

Братие, подвижники веры и добродетели! Братие, подвижники самоотвержения и креста! Терпением да течем на предлежащий нам подвиг, взирающе на Начальника веры и Совершителя Иисуса (Евр.12:1,2), и с терпением да продолжим оный до конца. Претерпевый же до конца, той спасен будет. Аминь.

Слово в день памяти Святителя Алексия, 1853 г.[105]

Блажени плачущии ныне (Лк.6:21)

Блажени плачущии ныне (Лк.6:21)

Не печально ли сие слово? И желали ли бы вы слышать оное ныне, когда мы радостно творим память блаженного мужа, Святителя Алексия? Но я не виноват, что произнес оное. Чин церковный повелел провозгласить оное в чтении Евангельском именно ныне и таким образом предложил оное нашему благоговейному вниманию, размышлению, назиданию. Богомудрые чиноположители церковные, сблизив сие слово с памятью Святителя Алексия, дают нам чрез сие разуметь, что и он не без слез достиг блаженства.

Итак, надобно подумать о плачевном пути к блаженству.

Нетрудно понять всякому, что не всякие слезы могут быть источником блаженства. Дети часто плачут при легких неприятных ощущениях, при маловажных лишениях, при неисполнении нерассудительных желаний, нередко плачут и не дети по причинам, не много более основательным, но никто еще в таких слезах не нашел блаженства, хотя некоторые иногда и находят в них удовольствие.

Как же определить, какие плачущие находятся на пути к блаженству? Христос Спаситель ублажает нищих - не просто, но нищих духом (Лк.6:20). И когда, по сказанию Святого Луки, говорит: Блажени алчущии ныне: яко насытитеся (Лк.6:21), Он ублажает не алчущих хлеба, потому что насыщение хлебом не есть блаженство, но, как полнее и яснее сказует Святой Матфей: Блажени алчущии и жаждущии правды (Мф.5:6). Сообразно с сим надлежит рассуждать и о плачущих. Блаженны плачущие духом и по духовному побуждению, плачущие о правде и добродетели, которой не имеют, оплакивающие неправды и грехи, которыми обременены, плачущие от скорби духа, что прогневали и прогневляют Бога, и потом от любви духа, что, при всем желании, видят себя не довольно соответствующими Божией любви и милосердию.

Из сего можно усмотреть и то, почему желающий достигнуть блаженства не должен миновать пути слезного. Первозданный непорочный человек блаженствовал в раю без слез и путем радости шел к высшему блаженству небесному. Но когда, прельщенный духом злобы, человек преткнулся и пал грехом, райский путь радости скрылся от него, и сам Бог, как Праведный Судия и вместе как Человеколюбивый Врач, поставил его на путь плачевный, когда сказал Адаму, указуя на проклятую в делах его землю: В печалях снеси тую вся дни живота твоего (Быт.3:17), когда сказал Еве: Умножая умножу печали твоя и воздыхания твоя (ст.16).

Что Бог поступил в сем, как Праведный Судия, сие понятно само собою. А что Он поступил в сем и как Человеколюбивый Врач, сие требует изъяснения.

Христос Спаситель сказал: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк.17:21). Оно есть в нас, конечно, не в полноте, как оно есть на Небе, но по крайней мере в начатке, когда живет в нас благодать Божия, когда вселяется Христос верою в сердца (Еф.3:17). По прямой с сим противоположности справедливо можно сказать, что и царство диавола, или, иначе, ад, и самый огнь гееннский не в полноте, а в начатке внутрь человека есть, когда живет в нем грех. Сей скрытый огнь оказывает себя в действиях. Он непрестанно возжигает в душе грешника желания к новым грехам и жжет совесть (1Тим.4:2) темным, но всегда мучительным сознанием зла, при особенных обстоятельствах разгорающимся в пламя отчаяния. Посему, как для угашения пожара нужна вода, так для угашения неестественного огня греховного в душе нужны слезы покаяния. Как для уврачевания расстройства в здоровье, произведенного роскошью и неумеренностью в пище и питии, употребляются горькие врачевства, так для уврачевания души, зараженной впечатлениями греховных услаждений, требуются скорби покаяния и горькие слезы.

Впрочем, одни человеческие усилия и средства недостаточны для того, чтобы уврачевать душу человека, зараженную грехом, и угасить греховный огнь. И потому премудрость и милосердие Врача Небесного изобрели для сего собственное, легкое и совершенное врачевство - благодатную, осененную Духом воду святаго Крещения. Но поелику мы и по возрождении Крещением в новую чистую жизнь более или менее ниспадаем в греховную жизнь ветхого Адама, то и по Крещении необходимо для нас врачевство покаянных слез - и тем в больщих приемах, чем бедственнее после исцеления болезнь, после восстановления падение, после благодати грех и зло.

Живущие в мире, занимающиеся мирскими делами, связанные мирскими обычаями могут усомниться, не есть ли указуемый Евангелием слезный путь некая особая стезя, не для них назначенная, или - если надобно и им коснуться ее, то как согласить сие с обыкновенным необходимым движением их жизни. Недоумение сие может быть разрешено примером. Давид был царь. Кто не знает, что жизнь царя более обременена многотрудными делами и наполнена многообразными занятиями, нежели жизнь частного человека? Но послушайте, что сказует о своей жизни царь Давид. Измыю на всяку нощь ложе мое, слезами моими постелю мою омочу (Пс.6:7). Быша слезы моя мне хлеб день и нощь (Пс.41:4). Видите, что и царь не чуждался слезного пути к блаженству и не находил неудобным или неприличным блистательную царскую жизнь соединить с жизнию смиренного кающегося. Владычествуя над людьми, праведный Давид не менее смиренных земли смирялся пред Богом. Днем видели его Израильтяне в царских подвигах и в царской славе, а ночью не видали его люди, но един Бог видел его, измывающего слезами ложе свое, то есть омывающего ими душу свою от праха суеты или нечистоты, падшего на нее в движении дня. Были дни, когда он разделял пиршественную трапезу с домашними и вельможами, и были дни и ночи, в которые слезы покаяния, умиления, любви к Богу, ревности по славе Божией были пищею души его. Впрочем, нет сомнения, что, сея слезами сокрушения, он радостию пожинал (Пс.125:5) благодатное утешение. Итак, не говори, что слезный путь не твой путь: это правый путь для всякого грешника и, следственно, для всякого человека на земле: вси бо согрешиша (Рим.3:23). Не говори, что трудно тебе ввести покаянную жизнь в обыкновенный необходимый образ твоей жизни: сия трудность не в существе вещей, но в твоей невнимательности, в твоем нестарании поставить духовное делание выше дел мира и плоти.

Из примера праведного Давида можно еще вывести заключение, которое и прежде нас вывел из примера Святых вообще Преподобный Исаак Сирин. Аще святии плакаху, и очеса их исполняхуся присно слез, дондеже от жития сего отъидоша: кто не имать плакати? Аще совершеннии и победоноснии плакашася зде: исполненный язв како стерпит умолчати от плача?[106]

Спросит ли кто, как научиться душеполезному плачу? Такового предваряет ответом тот же Преподобный Исаак: Имеяй мертвеца своего пред собою лежаща, и сам себе умерщвленна зряй грехами, требует ли учения, киим помыслом употребит слез? Душа твоя умерщвлена грехами, и лежит пред тобою, яже лучша есть у тебе паче всего мира: и не требует ли плача?[107]

Мир не любит плакать, когда не исторгает слез страсть или беда. Он любит веселие или смех. Спешит скачущею ногою достигнуть минутного блаженства. Кажется, он стремится теперь к такому совершенству суеты, чтобы совсем ничего не делать, а только забавляться. Столько занимаются увеселениями, столько говорят о них, и пишут и печатают, что непонятно, как людям не наскучит веселие, простираемое до пресыщения и утомления.

Знаете ли, думаете ли вы, куда ведет сей путь, к каким последствиям приближает сия все поглощающая страсть к увеселениям, к роскоши, к непрестанным чувственным наслаждениям? - Суд уже произнесен, и произнесен таким Судиею, Которого определения неизменны, потому что Он бесконечно праведен и вечен. Горе вам смеющимся ныне, яко возрыдаете и восплачете (Лк.6:25). Это ныне, которое вы с такими усилиями наполняете обаяниями и мечтами, вскоре прейдет, обаяния и мечты исчезнут, и вы восплачете о расстройстве вашего внешнего благосостояния, о расстройстве здоровья, о расстройстве сил душевных и, что всего плачевнее, возрыдаете, наконец, о том, что не плакали кратковременными слезами покаяния и умиления, которые принесли бы вам вечное утешение, и что кратковременным веселием и смехом купили себе вечные, палящие слезы.

В час уединения и безмолвия вспомните иногда и примите к сердцу поучение Преподобного Макария Египетского. Братия, сказал он, станем плакать, доколе мы не пришли туда, где слезы опалять нас будут[108]. Аминь.

Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1826 г.[109]

Правда возвышает язык: умаляют же племена греси (Притч.14:34)

Правда возвышает язык: умаляют же племена греси (Притч.14:34)

Священная всех обязанность собрала нас ныне во святый храм, дабы Виновнику всех благ Богу торжественно принести благодарение и молитву: благодарение за дар, ниспосланный Отечеству нашему в рождении Государя, праведно ныне царствующего над нами, молитву о продолжении сего благодеяния Божия, то есть о благополучном продолжении настоящего царствования. Сынам Отечества, которые не младенчествуют умом, нетрудно уразуметь, справедливо ли называю даром Божиим рождение Государя, законно и праведно царствующего, и благодеянием Божиим в особенности - такое царствование, коего первый день соделался днем спасения царственного благоустройства от разрушительного вихря злобы, который внезапно исторгся было из пропастей безумия. Поелику дар для всех и каждого, то да будет и благодарение за оный от всех и каждого. Чем спасительнее благодеяние, тем пламеннее да будет молитва о продолжении оного.

Но как и добрая по своему видимому предмету молитва не всегда равно бывает благоприятна Богу, Который дает просящим по сердцу их (Пс.19:5) и воздает каждому по делам его (Рим.2:6), то надлежит знать, что тогда только может иметь верный доступ к Престолу Благодати молитва о царе и царстве земном, когда ей предшествует или сопутствует деятельная любовь к Царю и Царствию Небесному.

Давид, передавая царство сыну своему Соломону, сказал, между прочим: Да утвердит Господь слово Свое, еже рече о мне, глаголя: аще сохранят сынове твои пути своя, еже ходити предо мною во истине всем сердцем своим и всею душею своею, глаголя: не искоренится тебе муж с престола Израилева (3Цар.2:4). Вот судьба царя и царского племени, которые в Слове Божием представляются образцом царей и племен царских!

Соломон в свою чреду написал: Правда возвышает язык, умаляют же племена греси. Вот общая судьба царств и народов!

В уверении, что благочестивейший Государь хранит и сохранит завещаваемое Словом Божиим ему для нас, помыслим и попечемся о том, что заповедует нам то же Слово Божие для него и для нас вместе.

Кто не совсем омрачен грубым неведением о Боге, того не нужно доказательствами руководствовать к сей очевидной истине, что Бог есть верховный Царь царей и царств. Будучи Бог всеблагий, всеправедный, премудрый, всемогущий, без сомнений, Он есть и Царь Всеблагий, Всеправедный, Премудрый, Всемогущий. Как Царь Всеблагий и Всеправедный, не может Он попустить, чтобы в Его Царствии правда была унижена пред грехом, чтобы добродетель была несчастнее порока и беззакония; как Царь Премудрый, не может Он иметь недостатка в средствах для удовлетворения Своему правосудию и благости; как Царь Всемогущий, не может быть остановлен никакими препятствиями в делах Своего царствия. И как царь земной поступил бы противно справедливости, порядку и благосостоянию царства, если бы, награждая верность и заслуги в некоторых лицах, не оказал особенного благоволения целой области, отличившейся верностию, или если бы, наказывая преступников за частные преступления, не употребил средств укротить целую область, возмутившуюся против законов Царства, так нельзя подумать и о Царе Небесном, чтобы Он, воздая каждому человеку по делам его, не воздавал целым царствам и народам по делам правды или греха, по господствующему в них благочестию или злочестию, по добродетелям или порокам, ознаменовывающим свойство того или другого народа, состояние того или другого царства. Даже удобнее представить человека без воздаяния по делам его в настоящей жизни, поелику для него есть другая жизнь, в которой воздаяние сие совершится, нежели представить царство и народ без воздаяния по правде или грехам царства или народа, ибо как для земных царств и народов нет другого царственного и народного бытия, кроме земного, то не иначе, как в сем их бытии должно совершиться над ними все дело правды Божией. Таким образом по свойствам Божиим, действующим в Божественном правлении мира, и по коренным законам Царствия Божия необходимо то, чтобы добро или зло в нравственной жизни царства и народа вело за собою добро или зло в бытии государственном, чтобы правда или добродетель возвышала язык, то есть доставляла благоденствие народу, чтобы умаляли, то есть в низкое и бедственное состояние приводили племена греси.

Что так и бывает на самом деле, сие можно видеть в действительном бытии царств и народов, особенно тех и в те времена, в которых и в которые правда или грехи достигают высокой степени силы и действия.

Народ Египетский, один из сильнейших в древности, что могло умалить или унизить пред малочисленным и порабощенным племенем Еврейским, если не грехи вопиющего на небо угнетения невинных и ожесточения против Бога?

Семь народов Хананейских, отличавшихся исполинскою породою, сведущих в войне, обитавших на земле обильной и защищаемой природою, что могло умалить и низложить пред изнуренным трудностями и бедствиями четыредесятилетнего странствования народом Еврейским, если не грехи, над которыми еще за несколько столетий видел Авраам вознесенную руку Божию, готовую низвести карательный удар, но удерживаемую долготерпением до предопределенной минуты правосудия; не бо, как сказано ему в то время, исполнишася греси Аморреов до ныне (Быт.15:16).

Малый и многими многократно покаряемый народ Иудейский что сделало сильным при Давиде, счастливым при Соломоне, непобедимым для победоносных Ассириян при Езекии - что, как не благочестие и правда царей, которые и в народе примером и властию правду возращали, а грехи искореняли? Напротив того сей же избранный Богом народ, сие священное царство чем разделено, ослаблено, умалено, унижено, разрушено и почти без остатка свержено со священной земли в языческий плен - чем, если не многими грехами, в подражание язычникам содеваемыми? Сие так верно, что Пророк Иеремия, предвещая Иерусалиму и Израилю наказание за грехи, не представляет сего неким особенным действием карающего Бога, но как бы естественным только действием самых грехов, не говорит: накажет тебя Бог, но говорит: грехи тебя накажут. Накажет тя отступление твое, и злоба твоя обличит тя (Иер.2:19).

Нужно ли умножать примеры? Спросим вообще: как из малых племен возникают и возрастают народы, не подавляются сильнейшими соседями, но и сильнейших по временам преодолевают или себе подчиняют? Как, напротив того, великие народы, которых естественная сила увеличивается искусствами, ей служащими, не всегда возвышаются, но в свою чреду падают и рассыпаются? И не посвященная в таинства судеб Божиих история на сие ответствует, что благочестие, хотя иногда недовольно просвещенное, но искреннее, правота и доброта нравов возвышают и облекают победоносною силою дух народа; что, напротив того, уменьшение в народе благочестия, повреждение нравов, преобладание пороков разрушают единодушие, ослабляют верность и мужество, похищают у законов силу и почитаемые средствами общественного благоустройства образованность и просвещение обращают в орудия дерзости, беспорядка и разрушения.

Итак, Россияне! Ожидая блага России от Царя - справедливо, и прося от Бога - благочестно, помыслим и о том - беспристрастно, - каким образом достижение сего блага и от нас самих зависеть может.

Если молящиеся за Царя и царство и наипаче предшествующие прочим в молитве служители Олтаря более устами, нежели сердцем и Богоугодным житием, приближаются к Богу, в таком случае царство земное не тесно соединяется с Царствием Небесным, следственно, тленному и несовершенному земному не довольно сообщается совершенства и твердости небесного.

Если невнимательность и холодность к вере уменьшает благоговение к священной клятве и таким образом ослабляет союз верности, соединяющий подданных с Царем и царством, а хитрость, еще к большему ослаблению сего союза, не страшится употреблять клятву, чтобы связать ею в общем составе государства особенные узлы своевольных соумышлений и беззаконных скопищ, велика утрата общественной силы, которая состоит в соединении!

Если склонность к роскоши, праздности, забавам расстраивает порядок в семействах, истощает богатства их, делает то, что дети, забытые родителями во время воспитания, взаимно забывают их после воспитания, не прострется ли сие расстройство и на семейство семейств? Где будет богатство государства, которое из богатств подданных слагается? Где будут сыны Отечества, когда детей семейств не будет?

Если различные состояния общества от неправильного движения страстей, подобно вывихнутию членов тела, выходят из свойственных им мест и пределов, не столько занимаются своими обязанностями, сколько чужими, втесняются в дела, совсем до них не принадлежащие, например, воин хочет законодательствовать, не призванный Церковию поставляет себя учителем веры, поселянин прилагает ухо к молве о вольности, которой не понимает и которою не умеет пользоваться, гражданин мечтает о благородстве имени, не принадлежащем его званию, не поставляя в справедливую цену благородства духа, в приобретении которого никто ему не препятствует, - что может от сего последовать, как не то, что и весь состав тела государственного производить будет нестройные и не здравые движения?

Если в служении Царю и царству явно поставляют целию личную честь и выгоду, к чему такое стремление приведет удобнее, к пожертвованию ли собою Отечеству или, напротив, к пожертвованию себе Отечеством?

Имеяй уши слышати, да слышит [Мф.11:15]. У кого внутренний слух сердца не загражден духовным нечувствием, тот да слышит, что при сих размышлениях говорит ему внутренний свидетель и судия правды и греха - совесть, и если она обличает в недостатке подвигов для правды, возвышающей язык, или в недостатке осторожности против грехов, умаляющих племена, то присоединим к молитве покаяние, к покаянию подвиги исправления, да приимем или благое воздаяние от правды Божией, или помилование от милосердия Божия.

Благословен Бог, Который доныне правдою возвышал язык наш! Сила благодати Его да умалит в нас умаляющие племена грехи! Аминь.

Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1829 г.[110]

Мнози о рождестве его возрадуются: будет бо велий пред Господем (Лк.1:14,15)

Мнози о рождестве его возрадуются: будет бо велий пред Господем (Лк.1:14,15)

Если бы то, что мы совершаем ныне, по чувству сынов отечества, по наследованному благоговению, по приобретенной любви и благодарности к благотворному величию помазанника Божия надлежало поверить с высшими законами действования, мы могли бы сказать, что и природные жители неба и тамошнего Царствия одобряют сей образ мыслей, по которому в сем случае мы поступаем в земном царствии. Ангел, рождение великого человека предсказав отцу его, присовокупляет: И будет тебе радость и веселие: вот праздник семейственный! И мнози о рождестве его возрадуются: вот праздник общественный, народный! Будет бо велий пред Господем: вот основание праздника! Итак, по разумению Ангела, рождение в мире великого прилично и правильно может составить предмет радости многих, торжества общественного, простирающегося так далеко, как далеко простирается благотворное действие торжествующего величия.

Что сын неба смотрит на земные предметы небесными очами, сие можно приметить по особенной черте, которою определяет он величие, достойное радости: Будет бо велий пред Господем. По разумению Ангела, не всякое явление величия способно производить радость и торжество, но то именно, когда кто велик пред Господем. Сею мыслию вновь оправдывается настоящее торжество, коего виновник есть велий пред Господем как потому, что приял от Господа помазание величия, так и потому, что по намерениям Господа тщится употреблять свое величие на дела правды и благости, на покровительство веры и добродетели, на мужественную защиту имени Христова против жестоковыйных Его хулителей и врагов, на которую и ответствует ему Господь Своею победоносною защитою.

Немногим суждено быть великими к великой радости многих, но кто не желает и не каждому ли естественно желать, чтобы его, хотя и малое, бытие ознаменовано было хотя не великою радостию его и ближних? Посему и малым, не меньше как великим, полезно вникнуть в мысль Ангела, что всякое основание, всякое средство радости или благополучия в жизни тогда только твердо и надежно, когда оно полагается пред Господом.

Дабы усмотреть, как много человек обманывается, если думает положить себе основание величия или какого-нибудь превосходства и совершенства и потом радости и благополучия только в себе самом и в окружающих его вещах, в удалении от Бога и в забвении о Нем, - для сего довольно взять в соображение простую истину, что человек есть тварь, а Бог Творец его. Что такое тварь сама в себе, вне Бога? Ничто, поелику она из ничего сотворена. Что может она произвесть сама собою, разве опять то же ничто, из которого сама произведена, хотя, может быть, покрытое призраком вещественности, что называется суетою? Бог есть все для Себя Самого, и все для тварей Своих, которым Он чрез сотворение дал и бытие, и свойства, и силы, и благоустройство, и благобытие. Если в день сотворения не иначе, как от Бога, имели они свое совершенство и благобытие, могли ли как-нибудь иначе иметь их на другой день, и могут ли ныне, поелику и ныне существуют они так же зависимо, как в день сотворения? Кто думает, что тварь, быв однажды произведена, существует потом самостоятельно, подобно как построенное здание стоит, хотя бы построившего художника уже и не было на свете, тот смешивает два весьма различные понятия создания человеческого и создания Божия. Человек делает из чего-нибудь такого, что уже было до начатия делания, потому надлежит чему-нибудь остаться, когда он и перестал делать. Бог творит из ничего, потому, если бы Он прекратил Свое действие, осталось бы не более, как ничто. И потому, что Он есть вечен, Его действия не должно воображать так преходящими, как действия тварей, существ временных. Действие творения кончилось для тварей, яко временных, но вместе и продолжается со стороны Бога, яко вечного. Поколику сим действием Божиим дается и продолжается бытие, человек не властен уклониться от сего действия, или, иначе сказать, не властен обратить себя в ничто, ибо сия власть равнялась бы власти, производительной из ничего. Но поколику действием Божиим дается благобытие, человек, яко свободный, властен более или менее уклониться от сего действия, и что иное может от сего последовать, разве то, что он может лишиться благобытия, которое Бог дарует?

Если кто в сих понятиях не охотно верит разуму, на что мы горько жаловаться не станем, то да внемлет Слову Божию. Отец Мой доселе делает, и Аз делаю (Ин.5:17), глаголет Сын Божий. И в другом месте: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин.15:5). И Апостол проповедует о Боге, что мы в Нем живем и движемся и есмы (Деян.17:28). И Пророк взывает к Богу о тварях вообще: Отверзшу Тебе руку, всяческая исполнятся благости, отвращшу же Тебе лице, возмятутся (Пс.103:28,29), и в особенности о человеках: Се, удаляющии себе от Тебе погибнут (Пс.72:27).

Углубимся несколько в разумение сих священных изречений и в последствия, проистекающие из сего разумения.

Если Бог, сотворив мир и почив от всех дел Своих, тем не менее доселе делает, то должно заключить, что сие делание нужно для блага тварей, ибо не можно вообразить, чтобы Бог стал делать дело бесполезное. Итак, горе тому, кто или устранит себя от сего делания Божия, или каким-нибудь образом воспрепятствует оному! Человек, яко существо живущее и свободное, делает и сам хотя что-нибудь, хотя как-нибудь. Если он не полагает своего дела пред Господом и основания оного в Самом Господе, если не обращает внимания на делание Божие и не подчиняет оному своего делания, то всего больше надлежит ожидать того, что дело человеческое будет в противоречии с делом Божиим, но как дело Божие, без сомнения, могущественнее человеческого, то необходимо следует, что в сем случае скорее или медленнее дело человеческое должно разрушиться и исчезнуть.

Если зависимость наша от Носящаго всяческая глаголом силы Своея (Евр.1:3) так велика, что мы без Него не можем творити ничесоже [Ин.15:5], то дела, совершаемые без Бога, должно признать не только ненадежными, но и совершенно ничтожными, и даже возникает отсюда сомнение, как существуют дела людей нечестивых и противящихся воле Божией. Впрочем, сомнение сие разрешается, когда от особенного благодатного действия или содействия Божия, без которого не может творить ничего духовно-доброго, подобно как виноградная ветвь не можем приносить плода без своей лозы и живого сока ее, различаем вообще действие творческое и промыслительной силы Божией в природе вещей, или, по выражению Апостола, ношение всяческих глаголом силы Божией. Из сей всегда и везде, когда и где только существуют твари, открытой сокровищницы Божией имеют более или менее для своего употребления и нечестивые и богопротивники, что предоставляется им как тварям, а не как нечестивым и богопротивникам, во-первых, потому, чтобы их не уничтожить, что было бы противно намерению и славе Творца, во-вторых, чтобы не лишить их свободы, которая есть также нераскаянное или невозвратное дарование Божие, в-третьих, по долготерпению, чтобы дать им время на покаяние, в-четвертых, по порядку самого правосудия, которое обыкновенно является пресечь преступление, когда преступление уже существует, ибо иначе как можно было бы признать, что то правосудие? Знаменательно изъясняется о делах грешников Священное Писание: Прозябоша грешницы яко трава (Пс.91:8). Как дикая трава, прозябающая на возделанной земле, пользуется вместе с благородными растениями трудом и удобрением земледельца, но тем не менее она чужда для него, поелику он не сеял диких семян и ежеминутно должно ожидать посекающего железа или исторгающей руки, так дела грешников пользуются всеобщим действием творческой и промыслительной силы Божией, но тем не менее, они чужды для Бога, потому что Он не сеял греховных склонностей, побуждений и намерений, а возникают оные без Его воли и вопреки Его воле из злоупотребления свободы и потому ежеминутно должны ждать суда, очищающего от них поле или вертоград Божий. Внегда прозябоша грешницы яко трава, и проникоша вси делающии беззаконие - это для того только, яко да потребятся в век века [Пс.91:8].

Если Бог так недалек от нас, что мы в Нем живем, движемся и есмы [Деян.17:28]; то недалеко заключить, все ли равно для Него, и, по следствию, все ли равно для нас, живем ли мы в Нем, как младенец во чреве или на лоне матери, или как ехидна, грызущая чрево матери.

Если потолику всяческая исполняются благости, поколику Бог отверзает руку, и напротив того все мятется, когда Он отвращается лице [Пс.103:28-29], то весьма важно знать, когда Он отверзает руку и когда отвращает лице. Известно же, что самая щедрая рука не отверзается для подаяния, когда не отверзается рука нуждающегося для принятия, и самой благости не свойственно обращать лице туда, где от нее отвращаются.

Если удаляющии себя от Бога погибают, то с заботою и даже с трепетом надлежит помыслить о том, что значит удаляться от Бога. Поелику Он есть вездесущ и везде присутствен, то существом и местом удалиться от Него некуда. Как же могут быть удаляющиеся от Бога, и в чем состоит сие удаление? Сие изъясняет Сам Бог. Приближаются Мне, глаголет, людие сии усты своими и устнами чтут Мя: сердце же их далече отстоит от Мене (Мф.15:8). Из сего видно, что удаление от Бога бывает не местом существа, не употреблением и направлением сил и способностей - бывает сердцем, устами и, по соответствию, можно прибавить, умом, делами. Если сердце твое не прилепляется к Богу верою, любовию и святым желанием, то сердце твое далече отстоит от Бога. Если ум твой не возвышается к познанию Бога и воли Его, к благоговейному размышению о Его совершенствах, или не погружается в безмолвное созерцание оных в чувстве смирения и своего недостоинства, то ум твой удален от Бога. Если ты делаешь дела свои, как тебе нравится, не помышляя при том о Боге и не рассуждая, угодны ли Ему оные, то дела твои удалены от Бога. О удалении от Бога устами нечего и говорить: если и приближение к Нему устами признано недостаточным, то сколь должно быть недостойно удаление! Измеряя таким образом состояние удаления от Бога, не с опасением ли должны мы обратиться в другую сторону, чтобы усмотреть, далеко ли отсюда до бедствия и погибели? Но что мы видим? Тут нет никакого расстояния! Вот погибель! Бездна ее разверзается! Се удаляющии себе от Тебе погибнут.

В минуты размышления нельзя довольно удивляться многому, что делает человек в минуты забвения. Кто из нас в добрый час не признает, что все от Бога, что все в Его власти, что в Нем всякое добро, а без Него нет никакого? Но посмотрев за собой пристально, без сомнения, многие из нас найдут и признаются, что они проводят много времени, о многом думают, предаются многим желаниям, делают многие дела так, как бы им не было никакого дела до Бога, - и почти как бы Его не было.

О Боже, о Нем же живем и движемся и есмы [Деян.17:28]![111] Что иногда должны делать служители Твоей истины? О Тебе напоминать? Убеждать, чтобы Тебя не забывали? И сие делать с Христианами, к которым Ты толико приблизился, с которыми столько преискренне соединился чрез вочеловечившегося Единородного Сына Твоего, и чрез излиянного на них Духа Твоего Святого!

Долготерпеливе и Многомилостиве! Не забудь нас по забвению нашему. Не удалися от нас по удалению нашему. Но приближися нам еще всякий грех побеждающей благодатию Твоею, и привлецы нас ею, да взаимно приближатся к Тебе дела наши и утвердятся помышления наши, да не точию памятуем о Тебе со страхом, но и верою предзрим Тебе пред нами выну и не подвижимся, да будет могущественное имя Твое солнцем выну, озаряющим помыслы ума нашего и оживляющим чувствия сердца нашего, закон Твой основанием дел наших и оградою путей наших, да пред Тобою прозябнет радость неувядающая, да с Тобою созиждется благоденствие незыблемое. Аминь.

Слово в день рождения Его Императорского Величества благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1834 г.[112]

Вем бо, яко заповесть сыном своим и дому своему по себе, и сохранят пути Господни творити правду и суд (Быт.18:19)

Вем бо, яко заповесть сыном своим и дому своему по себе, и сохранят пути Господни творити правду и суд (Быт.18:19)

Поелику год Царя, принадлежа Ему, как год жизни, принадлежит вместе и царству как год царствования, то неудивительно, что в настоящий день, граничный между окончившимся и начинавшимся годом благочестивейшего Самодержца нашего, восстает вся Россия и устремляет изощренное око на прошедшее, на будущее, на небо с благодарением, с надеждою, с молитвою.

Одна из особенностей совершившегося года царства состоит в том, что рядом с сим годом, как юная луна при солнце на ясном небе, явился начальный год совершеннолетия наследника престола.

Как теперь еще вижу я сей прекрасный вечер, поистине достойный дня Христова.

Среди величественного храма, среди песнопений и молитв пред открытым Олтарем Воскресшего, на минуту прерванных, к открытому Слову жизни, к спасительному Кресту Христову Царь настоящий ведет юного Царя будущего, между тем как венец и скипетр и держава, как знамения будущего царствования, покоятся о страну. Сколько важных мыслей можно прочитать в сем зрелище, когда оно еще безмолвствует! Итак, вступление порфирородного на путь к престолу должно быть на пути к Олтарю. Итак, заповедь, обет, молитва суть предобручение венца, скипетра, державы. Итак, крест есть предварительный венец венца, и силу будущей власти царской надлежит извлечь из лобзаемого Евангелия. Итак, чтобы благонадежно завещавать Царство, для сего, видно, надлежит прежде крепко завещать благочестие.

Слышу священный обет сына Царева, и вдруг открывается, что совершеннолетие, которое сам вступающий в оное с толикою скромностию назвал ранним, есть, напротив того, вполне зрелое, потому что он возвышенно понял высокие помыслы своего родителя и глубоко почувствовал важность настоящего мгновения. Он стоит пред Богом, как живая жертва, приносимая Царем-отцом за будущее благосостояние Царства, и согласно с волею родителя и сам представляет себя в жертву[113], и облак слез, восходящий в очах его, дает приметить, что фимиам непорочного сердца его восходит горе.

Мне кажется, что и вы были при сем царственном жертвоприношении, поелику в то же время приносили ту же молитву, так хотел благочестивейший Государь, который любил, поколику возможно, быть с вами во всем едино. Но я был при оном ближе, и могу вам свидетельствовать, что сколь поразительно некогда чудна была жертва, орошенная удвоенным и утроенным возлиянием воды, чтобы потом пришел на нее небесный огнь, столь сладостно чудною явилась наша бесценная живая жертва, орошенная всеобщими слезами любви, радости и молитвы, дабы пришел на нее животворный огнь благословения свыше.

Ты призрел на сие мгновение, Царю Небес и вечности, пред Которым и ни одно земное мгновение несть забвенно. Тебе принесены сии слезы, столь искренние, столь единодушные, столь чистые, какие может проливать отец Отечества вместе с сынами Царства. Когда жребий наш приидет пред лице Твое, когда судьбы Твои вопросят у Тебя, открыть ли на нас сокровища гнева по грехам нашим или сокровища щедрот по вере в Тебя, тогда, Господи, помяни вновь сие мгновение, призри еще на сии слезы и еще изреки на нас суд милосердия, еще изнеси нам державный жребий спасения и мира. Благочестивейшему же Царю нашему, который царствует не только для современников, но и для потомства, который так же печется о царствовании будущем, как о настоящем, и попечения Свои о будущем пред Тобою, вечный Царю, полагает и Тобою обеспечивает, - умножи и лета Его царствования, и благословения Твои на них тем обильнее, чем благоизвольнее вверяет он себя, и своего наследника, и свое царство державе Твоего Провидения.

Братия! Случай, который так приятно нам рассматривать, заключает в себе истину, которую желательно видеть более и более открытою для нашего внимания, для нашего убеждения, для нашей деятельности: благо Царю и народу, царству и дому, родоначальнику и роду, которые благонадежную будущность упрочивают себе Богом и благочестием.

Почти одинок был Авраам, и при том был странник, без отечества, без дома, когда Бог сказал при нем, как будто без него: Авраам же бывая будет в язык велик и мног, и благословятся о нем вси языцы земнии (Быт.18:18). То есть одинокий, кочующий Авраам сделается Еврейским народом, сильным царством, прострется от Египта до Ливана, потом рассыплется от Вавилона до Египта, до Антиохии, до Рима, вновь сосредоточится в новом, духовном, Божественном Сыне Авраамли (Мф.1:1) - в Иисусе Христе и вновь паче прежнего распространится в новом духовном Израиле - в Христианстве, и в сем благословятся высочайшим и обширнейшим благословением точно все народы земные. Какое величественное древо, вселенную ныне осеняющее, в каком малом зерне обетования скрыто было! И как чудно изрекает Бог сие обетование. Авраам же бывая будет, то есть верно и непременно будет в язык велик [Быт.18:18]. Не глаголет: Ты будешь, хотя говорит в лице Аврааму, но: Авраам будет, как бы его тут не было, давая сим разуметь, что дело обетования сделается как бы без него, не по его предусмотрению, не его силою, не по его заслугам, ибо так действует благодать. А что еще удивительнее, Бог не глаголет даже: Аз сотворю Авраама в язык велик - но: Авраам будет, как будто дело сделается само собою. Господь скрывает некоторым образом Свою вседействующую силу, дабы показать Аврааму основание доброй будущности, которое особенно нужно сделать очевидным. Какое основание? Благочестие и на нем основанную правду или добродетель. Вем бо, продолжает Всеведущий слово Свое к Аврааму, яко заповесть сыном своим и дому своему по себе, и сохранят пути Господни творити правду и суд. Авраам посеет благочестие в сынах своих и в доме своем, и произрастет многоплодие и величие потомства. Завещает им правду, и они получат неисчислимое и неописанное наследие всемирного благословения.

Вот древнейшее умозрение, или, точнее сказать, вот Самим Богом преподанная теория обеспеченной будущности, объясненная и до сих пор подтверждаемая тысячелетними опытами!

Может быть, некоторые скажут, что жребий Авраама есть особенный и единственный во всем человечестве. Да, он есть особенный по чистоте и превосходству веры Авраамовой среди господствовавшего суеверия и беззакония и единственный по цели обетования, которая есть Христос, но в отношении к указанному основанию доброй будущности это не есть единственный случай или исключение из правила общего, а, напротив, есть только весьма ясный пример общего правила, по которому действует Провидение. Бог, Который так благословляет правду и суд в человеке, не может Сам отступать от правды и суда, ниже изменять Своих вечных правил. Если Он обещал и по обещанию действительно даровал Аврааму благословенную будущность на том основании, яко заповесть сыном Своим и дому своему по себе, и сохранят пути Господни, то, без сомнения, также дарует благую будущность, личную ли, потомственную ли, каждому, кто, заповедав благочестие во-первых себе самому, силою благочестия же действует и на зависящих от него, ревнуя о распространении оного между ближними и споспешествуя и утверждению оного на времена грядущие. Апостол, не обинуясь, возвещает всеобщее благотворное действие благочестия на будущность. Благочестие, говорит, на все полезно есть, обетование имеюще живота нынешняго и грядущаго (1Тим.4:8).

В мудровании сынов века сего видны две мысли, которые располагают их жить в настоящем с слепою надеждою или, напротив, с отчаянною беспечностию в отношении к будущему: первая, что мир идет по своим законам, и потому один или несколько человек напрасно усиливались бы дать сей огромной машине желаемое направление; другая, что человечество само собою идет к совершенству, и потому не много важности в том, как ударяешь ничтожным веслом твоим по широкой реке времени, которая и без того течет, и все, по ней плывущее, влечет к морю совершенств разного рода.

Дабы усмотреть, правы ли сии мысли, можно их отдать на суд одну другой. Если мир, не исключая и человечества, идет по своим законам, как искусно устроенная машина, то напрасно мечтаете вы, будто человечество само собою идет к совершенству. Машина проходит и повторяет известный круг более или менее сложных и разнообразных движений и, без руки художника, нейдет ни к какому новому, прежде ей неизвестному совершенству; временем же скорее или медленнее подвигается к повреждению и разрушению. И напротив, если человечество само собою, или хотя как-нибудь иначе, идет к постепенно возрастающему или наконец ожидаемому совершенству, то, конечно, или мир не так управляется свойственными ему законами, как машина, или, по крайней мере, человечество не так крепко привязано к машинальной части мира, как думает машинальная мудрость.

Мир идет по своим законам! Путь так; он идет по законам необходимости. А ты, существо свободное и нравственное, разве ты не должен идти по законам свободы и нравственности? Разве премудрый, праведный и благий Бог только в бездушном мире воцарил свойственный Ему закон, а мир духовный предал мятежу и безначалию беззакония? Нет! В мире физическом что посеяно, то, а не другое, вырастет по закону необходимости; в мире духовном и нравственном что посеешь свободно, то и жать будешь. Посеешь благочестие и правду, пожнешь благословение и благополучие. Посеешь нечестие и неправду, пожнешь клятву, бедствие, погибель.

Человечество идет к совершенству! Это не совсем неправда. Философия нашла сию мысль у религии, позавидовала возвышенности ее, похитила ее, но не поняла и не умела употребить. Религия открыла, что Бог ведет человечество к совершенству и блаженству, зло неисправимое отсекая правосудием, исправимое исправляя милосердием, подая Свою силу немощи, но никогда силою не подавляя свободы, а преклоняя ее к добру любовию; гордая философия, худо подслушав, тщеславно пересказывает, что человечество идет к совершенству само собою, побеждая (как она прибавляет) природу посредством искусства, открытий, изобретений, но (что не всегда она проповедует, однако показывает делом) не домогаясь приближиться к Творцу природы. Со Святым Павлом молю вас, братие, да никтоже вас будет прельщая философиею и тщетною лестию, по преданию человеческому, по стихиам мира, а не по Христе (Кол.2:8). И ныне, как во времена языков, уклоняясь от мудрости по Христе, в премудрости Божией не разуме мир премудростию Бога (1Кор.1:21). Думают одним взором обнять все человечество, указывают какой-то самодвижный ход оного к совершенству, превозносят успехи так называемого просвещения и образованности, обещают золотой век, и там, где наиболее думают, что все сие делается и сделается само собою, и менее всего заботятся о благословении и просвещении свыше - там именно и в то же самое время не находят ни добродетелей, ни нравов, ни спокойствия, ни безопасности, пороки необузданны, распри бесконечны, союзы ненадежны, мудрость сделалась не более, как промышленностию и познания товаром, книги и зрелища наполнены преступлениями и ужасами, как темницы и места казни. Скажите пожалуйте, неужели сие-то и есть прямая дорога и естественный ход к совершенству человечества? Или, напротив, не суть ли это распутия, дебри, пропасти, уклонения, заблуждения, падения? Но сократим спор. Если человечество, в целом ли, по-частно ли, должно идти к желаемому и ожидаемому в будущем совершенству, благополучию, блаженству, то надобно, чтобы найден или лучше указан был истинный к тому путь. Говорю: лучше указан, потому что путь, пролагаемый догадочно, часто не ведет к цели и тогда, когда ее представляет в виду, а путь, указанный опытным и верным путеводителем, ведет к цели и тогда, когда она еще скрыта от взоров. Какой же это путь? Тот, который Откровение Аврааму нарекло, по приспособлению к разнообразному множеству шествующих - путями Господними, который, впрочем, в основании есть единый путь Господень. Кто же указует путь сей? Иногда, поколику нужно, Сам Господь с неба, как, например, тому же Аврааму: Ходи предо Мною и буди совершен (Быт.17:1)[114]. Обыкновеннее же испытавшие благонадежность сего пути от радости провозглашают свое обретение, и по человеколюбию приглашают к участию в оном, как, например: Блажени непорочнии в путь, ходящии в законе Господни (Пс.118:1). Блажен муж, иже на пути грешных не ста, но в законе Господни воля его. Будет яко древо насажденное при исходищах вод. Вся, елика аще творит, успеет (Пс.1:1-3). Блажени вси боящиися Господа, ходящии в путех Его. Труды рук твоих снеси: блажен еси, и добро тебе будет (Пс.127:1,2). Потерпи Господа и сохрани путь Его, и вознесет тя, еже наследити землю: внегда потреблятися грешником, узриши (Пс.36:34). Если, то есть, и покажется тебе, что путь Господень труден или долог и не являет тебе вскоре приятной будущности, не колеблись в вере, не теряй надежды, наконец минует испытание и откроется воздаяние. Потерпи - узриши.

Христиане! Вам известно, что великий град Божий, к которому собственно ведет путь Господень, - блаженная будущность, которая оправдает путь сей совершенно, - лежит за пределами времени. Но на сем же, и только на сем пути лежат и мирные обители, и безопасные грады временных благословений. Сохраняйте сей путь у нас, благодарение Богу, не потерянный, и как благочестивейший Государь наш указует путь сей своему наследнику, так и вы предшествуйте на сем пути добрым примером, и указуйте, и заповедуйте оный - родители детям, домовладыки домашним, наставники наставляемым, начальники подчиненным, старший младшим; все друг другу да подаем руки на пути веры и благочестия, который есть единственный верный путь благоденствия и блаженства! Аминь.

Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1848 г. [115]

Клятся Господь Давиду истиною и не отвержется ея: от плода чрева твоего посажду на престоле твоем (Пс.131:11)

Клятся Господь Давиду истиною и не отвержется ея: от плода чрева твоего посажду на престоле твоем (Пс.131:11)

Когда мы, вспоминая день воцарения благочестивейшего Самодержца нашего, сие воспоминание с благодарностию, с радостию, с молитвою приносим в церкви пред Богом, мы чрез сие ознаменовываем то, что царство земное связано с небесным, что Царь воцаряется и царствует не без действия и содействия Царя царствующих: мы отзываемся на глас Всевышнего: Мною царие царствуют (Притч.8:15).

Подобным образом, когда воспоминание о священном венчании и помазании Царя пред Богом приносим, чрез сие мы предполагаем и признаем, что Богом Он венчан, помазан и освящен для дел царствования.

Когда же и самое рождение Царя, который родился не царем еще, а младенцем, хотя и от державного рода, торжественно воспоминаем пред Богом, чрез сие действие мы выражаем ту истину, что не только воцарение, венчание, помазание, но и, еще прежде, самое рождение Царя есть особенное устроение Провидения Божия, что в день, в который Присноживущий Царь благословил сего младенца на жизнь, благословил Его уже и на царство. Посему-то при возвращении сего дня и прибегаем мы к Богу с вопиющим сердцем: благослови Его и еще, благослови Его царствовать долго, и всегда с благословением наследственным и потомственным.

Глубокая мысль - в основании могущества и власти царской полагать могущество и власть Божию.

Возвышенная мысль - источника для мудрости и благости царевой искать в свете и любви Божественной, и царское величество величием Божиим в одно время и возносить и преклонять к кротости и смирению.

Прекрасная мысль - еще над колыбелью созерцать зарю вышнего света, осиявающего в последствии времени престол.

Если бы сии мысли были наше изобретение, можно было бы хвалиться счастливым изобретением.

Если бы это были мысли только догадочные, жаль было бы колебать их сомнением. Так они привлекательны, так успокоительны, так благотворны.

К счастью, это суть мысли основательные, словом Божиим утвержденные.

Посмотрите, на чем премудрый Соломон основывает свое царское величие и свои царские надежды: на том, что клятся Господь Давиду истиною, и не отвержется ея: от плода чрева твоего посажду на престоле твоем.

Клятвы об истине свидетельствуемого и обещаемого и человеки, в мыслях и поступках основательные, не употребляют расточительно и без нужды, а берегут ее для дел особенной важности и для утверждения истины, которая преимущественно требует ограждения от недоумений. Кольми паче Бог, Которого слово и без клятвы самодостоверно, если достоверность его усиливает клятвою, то, конечно, сим указывает на особенную важность предмета, и на преимущественную потребность, и благотворность удостоверения.

Подтвердим сие примерами. По таинственному повелению Божию Авраам, хотя не окончательным делом рук, тем не менее совершенною решимостию воли приносит в жертву единородного сына и представляет образ крестной жертвы Единородного Сына Божия, предавшего Себя и преданного Богом Отцом за спасение мира. Надлежало наградить беспримерное повиновение, указать на таинство, дать Аврааму обетование о Христе, и Бог изрекает оное с клятвою. Мною Самем кляхся, глаголет Господь, егоже ради сотворил еси глагол сей и не пощадел еси сына твоего возлюбленнаго Мене ради: воистину благословля благословлю тя, - и благословятся о семени твоем вси языцы земнии (Быт.22:16-18). Подобным образом надлежало некогда изъяснить, что по предвечному совету Божию Христос есть не только жертва страждущая, но и вечный Священник, Божественною силою священнодействующий спасение наше, и Бог у Пророка сию великую и спасительную истину изрекает с подтверждающею клятвою: Клятся Господь и не раскается: Ты иерей во век по чину Мелхиседекову (Пс.109:4).

Согласно с сими примерами надлежит полагать, что когда и Давиду клятся Господь истиною, то есть утвердил клятвою истину Своего слова с дополнением, что не отвержется ея, то есть не одновременно исполнит Свое слово, но сохранит оное на продолжение времен, то сим указано на предмет важный, благопотребный, благотворный, А какой это предмет? Царская власть наследственная. От плода чрева твоего посажду на престоле твоем.

Вследствие сих соображений мы можем изречение Божественное разрешить на следующие изречения истины.

Первое: Бог посаждает царя на престоле, или, иначе сказать, царская власть есть Божественное учреждение.

Второе: Бог посаждает на престоле царевом от плода чрева его, то есть наследственность царской власти есть также Божественное учреждение.

Третье: царская наследственная власть есть высокий дар Божий избранному Божию, как о сем свидетельствует обещание сего дара с клятвою и другое Божественное изречение: Вознесох избраннаго от людей Моих (Пс.88:20).

Четвертое: царская наследственная власть есть и для народа благопотребный и благотворный дар Божий, поелику благость Божия беспристрастна и премудрость Божия всеобъемлюща, и потому, если Бог дает Царю дар, от которого зависеть должна судьба народа, то, без сомнения, дает, провидя и предустроя тем благо и всего народа.

Вот коренные положения царского и государственного права, конечно, не имеющие недостатка в твердости, поелику основаны на слове Божием, утверждены властию Царя царствующих и запечатлены печатию клятвы Его!

Не Россиянин, может быть, спросил бы меня теперь, почему на поставленное Богом для одного народа и на обещанное одному Царю я смотрю как на общий закон для Царей и народов. И я не затруднился бы ответствовать: потому что закон, истекший от благости и премудрости Божией, без сомнения, есть закон совершенный, а совершенного почему не предлагать для всех? Или ты думаешь изобрести закон, который был бы совершеннее, нежели закон, истекший от Божией благости и премудрости?

От Россиянина могу ожидать иного вопроса: к чему труд удостоверения о Божественном учреждении и благотворности наследственной царской власти? Сие учение уже написано на сердцах Россиян. Знаю, возлюбленные, и радуюсь. Но если и не нужно удостоверять о том, что есть уже в сердце, тем не меньше естественно беседовать о том. Таков закон слова, который признала сама премудрость: От избытка сердца уста глаголют (Мф.12:34). Кроме сего, время теперь повторять себе и подтверждать самые известные истины, потому что дух времени не оставил ни одной истины, которую бы не покушался колебать или словом, или на деле.

Когда темнеет на дворе, усиливают свет в доме. Береги, Россия, и возжигай сильнее твой домашний свет, потому что за пределами твоими, по слову пророческому, тма покрывает землю, и мрак на языки (Ис.60:2), Шаташася языцы, и людие поучишася тщетным (Пс.2:1). Перестав утверждать государственные постановления на слове и власти Того, Кем царие царствуют [Притч.8:15], они уже не умели ни чтить, ни хранить царей. Престолы стали там не тверды, народы объюродели. Не то чтобы уже совсем не стало разумевающих, но дерзновенное безумие взяло верх и попирает малодушную мудрость, не укрепившую себя премудростию Божиею. Из мысли о народе выработали идол и не хотят понять даже той очевидности, что для столь огромного идола недостанет никаких жертв. Мечтают пожать мир, когда сеют мятеж. Не возлюбив свободно повиноваться законной и благотворной власти царя, принуждены раболепствовать пред дикою силою своевольных скопищ. Так твердая земля превращается там в волнующееся море народов, которое частию поглощает уже, частию грозит поглотить учреждения, законы, порядок, общественное доверие, довольство, безопасность.

Но благословен Запрещающий морю (Мф.8:26)! Для нас еще слышен, в событиях, Его глас: До сего дойдеши и не прейдеши (Иов.38:11). Крепкая благочестием и Самодержавием Россия стоит твердо и спокойно, подобно каменной горе, у подножия которой сокрушаются волны моря. Она спокойна, потому что державная рука Помазанника Божия держит ее мир, и сугубо спокойна, потому что это мир не дремлющий, но бодрствующий с оружием против ненавидящих мира.

С нами Бог! Да взывает каждый из нас заедино с благочестивейшим Самодержцем нашим. С нами Бог благодатию Православныя веры. С нами Бог благодатным даром благословенного наследственного Самодержавия. Да пребываем же и мы с Богом, чистою верою и достойною веры жизнию, непоколебимою верностию к Богодарованному Царю и соответственным единоначалию единодушием.

Начальствующие от Отца Небесного и от Царя земного да заимствуют отеческий дух любви и почтительности для действования на подчиненных, обеим сторонам приятного.

Подчиненные да ревнуют быть как пред Отцом Отечества Небесного, так и пред отцом Отечества земного, чадами послушания (1Пет.1:14) искреннего и совершенного, помышляя, что как противляяйся власти Божию повелению противляется (Рим.13:2), так равно и повинующийся власти Божию повелению повинуется, и следственно одним действием повиновения можно совершить сугубую добродетель и приобрести сугубую награду.

Блюстители правосудия да памятуют, яко суд Божий есть (Втор.1:17), и да изрекают судимым не иной суд, как изрекаемый от Бога Им самим в Его слове, в законе и в их совести. Правосудие в отношении к телу общества есть род врачевания: если членам, потерпевшим лишение, не доставят они восполнения, поврежденным - исправления и не отсекут зараженных смертоносною язвою, то могут сделаться виновными в смертоносном заражении всего тела.

Служители просвещения да открывают очи неведущих к небесному и содружному с небесным свету, при котором можно право ходить и делать полезное, и да не прельщаются, и да не прельщают каким-нибудь ночным светением червя или гнилого вещества, которого блеск может удивить на минуту, но не разгонит мрака, не осветит пути, не посветит делу.

Призываемые к оружию для безопасности Отечества да идут с любовию и самоотвержением по гласу Цареву и по гласу Христову: Болши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин.15:13).

Каждый в деле своего звания, в земледелии, в ремесле, в художестве, в торговле, в царской и общественной службе да обращается честно, предпочитая своей пользе пользу общую, ожидая успеха в устроении общего и частного блага от Божия благословения правоте, не ревнуй лукавствующим, ниже завиди творящим беззаконие. Зане яко трава скоро изсшут (Пс.36:1,2). Живый на небесех посмеется им, и Господь поругается им (Пс.2:4).

С нами Бог, верные Богу и Царю Россияне! В Боге наша крепость. В нем надежда. От Него мир и, если нужно будет, от Него победа. Аминь.

Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1849 г.[116]

Аще быша людие Мои послушали Мене, Израиль аще бы в пути Моя ходил: ни о чесомже убо враги его смирил бых (Пс.80:14,15)

Аще быша людие Мои послушали Мене, Израиль аще бы в пути Моя ходил: ни о чесомже убо враги его смирил бых (Пс.80:14,15)

Тогда как мы во внутреннем мире Отечества, под мирным кровом дома Божия, соединенные мыслью о Царе своем, благословляем день, в который нам дарована его жизнь, для блага нашего предназначенная, - в таком же ли мире он, зиждитель и охранитель нашего мира, предмет наших всеобщих молитв? И чем теперь занят дух его? Не устремляет ли он орлих, дальновидных взоров за пределы Отечества, чтобы наблюдать движения союзных и враждебных сил и, в пользу одних и против других, направлять нравственную и военную силу России? Не обращает ли в то же время так же неусыпных, так же проницательных взоров на свою Россию, которой внутренние дела требуют его мановений, и во время его занятия делами внешними? Не в борении ли он с влечением сердца к своему Августейшему семейству, после того, как отвлечен от него попечением о безопасности своего всероссийского семейства, о восстановлении также и у других, более или менее союзных народов, общественного устройства, если только не вконец оно там расстроено разрушителями всякого законного общества, которые - конечно, в горькую шутку - называются общественниками? Если при сих помышлениях к радости о Царе присоединяется забота, то тем паче должны мы благоговеть и молиться.

Сего требовал от нас и сам благочестивейший Государь недавним царским словом, изреченным в слух всех сынов России. Молитесь, сказал он, потому что скоро могут начаться действия брани.

Если предвозвещение брани поразительно для любви к человечеству, которая не желала бы пролития и вражеской крови, то вместе с сим в призвании, по случаю брани, к молитве находит утешение и торжество вера. Молитва веры должна приобрести Царю союзника и поборника - в Царе Небесном.

Но вот что не должно при сем остаться не замеченным особенно: и мы, не призванные в воинский стан и безоружные, не совсем чужды участия в войне - участия не только мысленного, но и действительного. Мы не участвуем в деле войны, однако более или менее участвуем в достижении более или менее совершенного в ней успеха. Как это? Вникните и увидите.

Если для времени войны, по сему, собственно, случаю и предмету, требуется молитва, то, конечно, предполагается, что молитва для войны может быть полезна. Но известно, что не всякая молитва равно действительна. Итак, если наша молитва о подвизающихся на брани братиях наших единодушна, усердна, крепка, чиста, достойна, то она способна более или менее споспешествовать им в приобретении вернейшего залога побед - Божия благословения и помощи. Так, подвизаясь в молитве, мы становимся действительными духовными сподвижниками подвижников брани. Но если наша о них молитва не единодушна, не усердна, не крепка, не чиста, не достойна, то по мере сих недостатков она будет лишена действия, и мы лишим подвизающихся за нас братий наших некоторой доли споспешествования, которую могли и должны были доставить им. Если же и совсем уклоняемся от молитвы за них, то уподобляемся малодушным воинам, бегущим с поля битвы, которые и мужественных смущают и затрудняют. Говоря сие, нимало не уменьшаем значения и самостоятельности естественных сил и способностей, ни важности воинских дарований, искусства, ревности. Отдадим справедливость верности, благородству, искусству, мужеству наших вождей и воинов, но если молитва, Божие благословение и Божия помощь также не суть слова без значения, то Церковь и народ, молящиеся за воинство, суть немаловажный для воинства подкрепительный, а может быть, пред очами духа, и предваряющий к победе отряд по силе и достоинству молитвы.

Чтобы сказанное не показалось игрою умозаключений, прибегаем к слову Божественному. Сам Бог рек устами Пророка: Аще быша людие Мои послушали Мене, Израиль аще бы в пути Моя ходил: ни о чесом же убо враги его смирил бых. Речь идет о легкой и верной победе над врагами: ни о чесом же убо враги его смирил бых. Такую победу Бог приписывает Себе, то есть Своему благословению и Своей невидимой, или, когда нужно, и видимой чудесной помощи, ниспосылаемой избранному народу. Помощь же даруется не просто, не в произвольное отличие избранному народу, но под определенным условием нравственным и духовным: Аще быша людие Мои послушали Мене, Израиль аще бы в пути Моя ходил. Израиль мог иметь воинов, оружие, вождей, обилие силы, искусства - очень хорошо, но это еще не все. Враги его могли быть более многочисленны, более искусны, хитры, дерзки: не беда. Особенно важно то, чтобы он слушал Бога, чтобы ходил в путях Господних. Веруй, Израиль, в Бога, молись Ему, слушай слова Его, поступай по заповедям Его, справедливо, благоправно, человеколюбиво; если согрешил, не медли покаяться и исправиться, надейся не на себя, но на Бога, и Он готов ни о чесом же смирить враги твоя, даровать тебе легкую и верную над ними победу.

Какими ясными, какими разительными опытами дознал Израиль сию Божественную судьбу браней!

Иисус Навин сражается с Амалекитянами, а Моисей на горе молится. Крепче молится Моисей, крепче ратует Израиль и одолевает Амалекитян. Моисей изнемогает в молитве, Израильтяне изнемогают в битве, и победа склоняется на сторону Амалекитян. И бысть, егда воздвизаше Моисей руце; одолеваше Израиль: егда же опускаше руце; одолеваше Амалик. В знамение особенной силы молитвы общественной, Аарон и Ор поддержали воздвигнутые в молитве руки Моисея: И преодоле Иисус Амалика и вся люди его (Исх.17:11-13).

В другое время Иисус Навин сражается с пятью царями вдруг, и союзное с ним Небо стреляет в его врагов каменным градом, а он по необычайной надежде на Бога, не произнося даже слов молитвы, собственным повелением останавливает солнце, чтобы иметь время засветло довершить свою победу.

Времена Судей Израилевых представляют целый ряд происшествий, в которых открывается одна и та же судьба. Сотвориша сынове Израилевы злое пред Господем: - и предаде их в руки врагов. Возопиша сынове Израилевы ко Господу; - и возстави Господь спасителя Израилю, то есть победоносного над врагами вождя (Суд.3:7-9).

Здесь видно, между прочим, и то, каким образом достается иногда победа и не чтущим Бога. Она не им, собственно, дается, а отъемлется у сотворивших злое пред Господем и заслуживших наказание и упадает в руки народов, служащих орудием наказания, доколе вновь может быть возвращена принявшим наказание и исправление.

Так Израильтяне идолопоклонствуют, и их разоряют Мадиамляне. Но Гедеон, возбужденный Ангелом, заменяет олтарь Ваалов Олтарем истинного Бога и, вслед за тем, с тремя стами безоружных, одним ночным военным кликом: Меч Богу и Гедеону [Суд.7:20] - производит в стане Мадиамлян смятение и междоусобие, вследствие которого уже не нужно сражаться, а только преследовать и истреблять неприятельское войско.

Кто не знает Давида и его пастушеской пращи, которая против Голиафа и Филистимлян была победоноснее войска и военных орудий? Сила была не в праще и камне, но в имени Господа Бога Саваофа, которым вооружен был Давид.

Была и такая война, в которой главное сражение, решившее судьбу ее, дано было на словах и в которой несправедливо нападающий враг смирен был точно ни о чесом же, без оружия и ратоборства со стороны потерпевшего нападение. Сеннахирим, царь Ассирийский, напал на Иудею, взял крепости, не встретил своему войску препятствий дойти даже до Иерусалима. Иудейский царь Езекия уже признал свое бессилие и умилостивлял победителя данью. Но Сеннахирим домогался совершенного порабощения Иудеев и, чтобы низвести до последней степени упадок духа их, вздумал поколебать их надежду на Бога и для того словесно и письменно пустил в Иерусалим стрелы богохуления: Да не возносит тя Бог твой, на Негоже ты надеешися [4Цар.19:10]. Езекия понял, что война переносится с земли на небо, и, в храме пред Богом развернув богохульное рукописание, сказал: Отверзи, Господи, очи Твои и виждь [4Цар.19:16]. Бог ответствовал чрез Пророка Исаию, что на Себя приемлет защиту Иерусалима: И бысть в нощь ону, и сниде Ангел Господень и уби от полка ассирийскаго сто семьдесят и пять тысящ (4Цар.19:35).

Может быть, некоторые возразят, что все сие происходило во времена Феократии, то есть Богоправления, и что теперь иные времена. Никто, конечно, не станет спорить, что времена переменяются и что нынешний год уже иной, а не тот, который прошел. Но разве какие-нибудь иные времена имеют иного Бога? Разве Бог когда-нибудь отрекся от Своего Богоправления над миром и человеческим родом и преимущественно над царствами и народами, в которых преимущественно заключено и распространено или которым особенно соприкосновенно Его духовное Царство, истинная вера, святая Церковь? Если думают, что Богоправление ограничено было временами Ветхого Завета и окончилось с началом времен Христианских, то мы можем сказать напротив, что с Ветхим Заветом окончился только прежний, более частный и чувственно-образный, вид Богоправления, и в то же время начался новый, более общий и духо-образный. Это не наше гадание, а созерцание Пророка. Бог Отец рек воплощаемому Сыну Своему: Проси от Мене, и дам Ти языки достояние Твое, и одержание Твое концы земли (Пс.2:8). И по Иоаннову Откровению Иисус Христос есть Князь царей земных (Апок.1:5) - Князь царей, конечно, не по тщеславному и бездейственному имени, но по власти и по употреблению власти.

Можно даже сказать, что действие особенных Божиих судеб над царствами земными и Божий над ними суд во временах в некотором отношении необходимее, нежели для человеков порознь. Каждый человек имеет свое бессмертие, и потому награда или наказание за дело его во времени без нарушения правосудия могут быть отсрочены до вечной жизни. Но царства земные не имеют бессмертия и другой жизни в вечности, следственно, Божий над ними суд и воздаяние им за правду или неправду должны совершаться во временах, как то посредством благотворных или карательных действий природы, посредством благоустройства или нестроения общественного, посредством браней.

И в наше время не присутствуем ли мы при суде Божием над некоторыми царствами и народами? Не можем ли примечать и то, как они привлекли сами на себя суд? Но скажу словом Апостольским: Что ми внешних судити? Внешних Бог судит; - измите злые от вас самех (1Кор.5:12,13).

Да будем, братия, благочестиво внимательны к нашей жизни, делам и помышлениям. Ради вечного блага душ наших, а с тем вместе и ко временному благу царства и Отечества да удаляем от себя все, что противно духу Царствия Божия, который есть дух истины и правды, веры и верности, непорочности и чистоты, благости и милосердия, смирения и послушания, единодушия и любви. Да подвизаемся в молитвах о Державе благочестивейшего Царя нашего и о победе воинства его, и да не лишим нашу молитву силы нерадением, или маловерием, или недостоинством жизни.

Словеса Господни не мимо идут никогда, и потому то же слово, которое было ветхому Израилю обличением прошедшего, гласит новому Израилю как наставление для настоящего и обетование для будущего, аще, людие Божии, послушаете Бога, аще, новый Израиль, в пути Его ходить будешь, ни о чесом же враги твоя смирит и соделает тебя не только их победителем, но, как и было, даже избавителем их от домашнего их зла [Пс.80:14-15]. Аминь.

Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1851 г.[117]

Яко свободни, а не яко прикровение имуще злобы свободу, но яко раби Божии. Всех почитайте, братство возлюбите, Бога бойтеся, Царя чтите (1Пет.2:16,17)

Яко свободни, а не яко прикровение имуще злобы свободу, но яко раби Божии. Всех почитайте, братство возлюбите, Бога бойтеся, Царя чтите (1Пет.2:16,17)

Что важнейшие из сих заповедей, преподанных Апостолом, знакомы нам и не остаются у нас без действия, - о том свидетельствовать может нынешний день.

Заповедь - Царя чтите - является в действии, когда благословенный день рождения благословенно царствующего Царя вы воспоминаете радостно и торжественно.

Заповедь - Бога бойтеся - является в действии, когда вы вашу радость о Царе, ваши о нем желания и надежды приносите пред Бога, чтобы Он благословил вашу радость, призрел на ваши желания, совершил ваши надежды.

И да будет неразрывен союз сих двух заповедей, прекрасный и благотворный! Народ благоугождающий Богу - достоин иметь благословенного Богом Царя. Народ чтущий Царя - благоугождает чрез сие Богу, потому что Царь есть устроение Божие.

Как небо бесспорно лучше земли и небесное лучше земного, то так же бесспорно лучшим на земле должно быть то, что устроено по образцу небесному, чему и учил Бог Боговидца Моисея: Виждь, да сотвориши по образцу показанному тебе на горе (Исх.25:40), то есть на высоте Боговидения.

Согласно с сим Бог, по образу Своего небесного единоначалия, устроил на земле царя; по образу Своего вседержительства - Царя Самодержавного; по образу своего царства непреходящего, продолжающегося от века и до века - Царя наследственного.

О, если бы все цари земные довольно внимали своему небесному достоинству и к положенным на них чертам образа небесного верно присоединяли требуемые от них Богоподобную правду и благость, небесную недремленность, чистоту мысли, святость намерения и деятельности! О, если бы все народы довольно разумели небесное достоинство Царя и устроение царства земного по образу небесному, и постоянно себя ознаменовывали чертами того же образа - благословением и любовью к Царю, смиренным послушанием его законам и повелениям, взаимным согласием и единодушием и удаляли от себя все, чему нет образа на небесах, - превозношение, раздор, своеволие, своекорыстие и всякое зло мысли, намерения и действия! Все, по образу небесному благоустроенное, по образу небесному было бы блаженно. Все царства земные были бы достойным преддверием Царства Небесного.

Россия! Ты имеешь участие в сем благе паче многих царств и народов. Держи, еже имаши, да никтоже приимет венца твоего (Апок.3:11). Сохраняй и продолжай украшать Твой светлый венец, непрерывно подвизаясь совершеннее исполнять венцедательные заповеди: Бога бойтеся, Царя чтите.

Простираясь от известного к тому, что, может быть, менее усмотрено и понято в слове Апостольском, обращаю ваше внимание на то, что Апостол, уча страху Божию, почтению к Царю, повиновению начальствам, с тем вместе учит свободе. Повинитеся, говорит, всякому человечу начальству Господа ради; аще царю, яко преобладающу: аще ли же князем, яко от него посланным, - яко свободни [1Пет.2:13-14,16].

Повинуйтеся, как свободные. Повинуйтесь - и пребывайте свободны.

Кто усомнился бы, довольно ли совместимы сии части учения, того спросил бы я, если есть обязанные долгом повиновения тебе, например - подчиненные по званию и должности слуги, работники, не примечаешь ли, что из них одни повинуются только по необходимости, неохотно, принужденно, другие - добровольно, охотно, усердно, следственно, свободно? И не разумеешь ли, что повинующийся только по необходимости будет уступать сей необходимости не более, как поколику не может преодолеть ее, будет работать для тебя как можно менее, с малою заботою о успехе дела и о твоей пользе, и даже готов совсем пренебречь дело, как скоро не будет понуждать надзор или угрожать наказание и лишение воздаяния; напротив того, повинующийся по свободному расположению будет трудиться для тебя полною силою, верно и без надзора, тщательно и вне страха наказания? Итак, не очевидно ли, что повиновение может быть соединено со свободою, и что такое повиновение лучше повиновения не свободного?

Но есть трудность в том, каким способом согласить и соединить повиновение и свободу, когда их направления представляются противоположными: свобода хочет расширять человеческую деятельность, а повиновение ограничивает ее. В сем случае дело зависит наиболее от того, как понимают свободу. Ибо едва ли есть в языках человеческих слово, которое столько было бы подвержено неправому пониманию и злоупотреблениям, как слово свобода.

Некоторые под именем свободы хотят понимать способность и невозбранность делать все, что хочешь. Это мечта, и мечта не просто несбыточная и нелепая, но беззаконная и пагубная.

Знаете ли, кто первый на земле прельщен был сею мечтою? Первый человек, Адам. Получив при сотворении высокие способности и могущественные силы, быв поставлен владыкою рая и земли, он пользовался обширнейшею свободой, какую может иметь сотворенное существо. Но и сей свободе поставлен был предел - древо познания добра и зла. Адаму не предоставлено было свободы вкусить от плода его. Злоупотребитель свободы, старейший человека, чрез злоупотребление свободы сделавшийся духом тьмы и злобы, темными внушениями научил тому же злоупотреблению человека. Человек захотел иметь свободу совершенно неограниченную, как Бог, и дерзнул переступить за предел, положенный заповедию Божиею. И что же последовало? Он не только не приобрел большей свободы, но утратил большую часть и той, которую имел, и если бы и не осудил его Бог, то естественная необходимость поврежденной грехопадением его природы так же осудила бы его на рабский труд: В поте лица твоего снеси хлеб твой [Быт.3:19].

Удивительно покушение праотца незаконно расширить область свободы, и без того почти всемирную; впрочем, оно может быть объяснено недостатком знания опытного, хитростию искусителя и самою обширностию действительного владычества, при которой легко было не остановиться пред пределом, по-видимому, ничтожным; что касается до его потомков, обнаруживающих подобное стремление, - не знаю, более ли надобно дивиться тому, что они не уважают и как бы не видят пределов, указуемых человеческой свободе и Законом Божиим, и самым составом общества человеческого, и необходимостию природы, - или более оплакивать сию прирожденную заразу, которую они наследовали от зараженного злоупотреблением свободы праотца и которую, по омрачению ума, подобным образом наследственному, не довольно умеют усмотреть и еще менее уврачевать, хотя это и просто при свете истинном.

Разумейте же, скажу с Пророком, разумейте, безумнии, в людех и буии некогда умудритеся (Пс.93:8). Поймите, мечтатели безграничной свободы, гибельное безумие ваших мечтаний - поймите, наконец, хотя после жестоких опытов, когда сокрушавшая свои пределы свобода не раз обагряла лице земли неповинною кровию и, проливая потоки крови человеческой, утопляла в них и сама себя!

Но как же правильнее понять и определить свободу? Любомудрие учит, что свобода есть способность и невозбранность разумно избирать и делать лучшее, и что она по естеству есть достояние каждого человека. Чего бы, кажется, и желать более? Но сие учение имеет свой свет на высоте умозрения природы человеческой, как она должна быть, а нисходя к опыту и деятельности, какова она есть, оно встречает темноту и преткновения.

В неисчислимости рода человеческого многие ли имеют так открытый и образованный разум, чтобы верно усматривать и отличать лучшее? И те, которые видят лучшее, всегда ли имеют довольно силы - решительно избрать оное и привести в действие? От лучших из человеков не слышим ли жалобы еже хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе, не обретаю (Рим.7:18)? Что сказать о свободе людей, которые хотя не в рабстве ни у кого, но покорены чувственности, обладаемы страстию, одержимы злою привычкою? Свободен ли корыстолюбец? Не закован ли в золотые оковы? Свободен ли плотоугодник? Не связан ли, если не жестокими узами, то мягкими сетями? Свободен ли гордый и честолюбивый? Не прикован ли не за руки и за ноги, но головою и сердцем, не прикован ли к своему собственному истукану?

Таким образом, опыт и сознание, по крайней мере некоторых людей, в некоторых случаях, не говорят ли того, что вообще говорит Божественная Истина: Всяк творяй грех, раб есть греха (Ин.8:34)?

Наблюдение над людьми и над обществами человеческими показывает, что люди, более попустившие себя в сие внутреннее, нравственное рабство - в рабство грехам, страстям, порокам, - чаще других являются ревнителями внешней свободы, сколь возможно расширенной свободы в обществе человеческом пред законом и властию. Но расширение внешней свободы будет ли способствовать им к освобождению от рабства внутреннего? Нет причины так думать. С большею вероятностию опасаться должно противного. В ком чувственность, страсть, порок уже получили преобладание, тот, по отдалении преград, противопоставляемых порочным действиям законом и властию, конечно, неудержимее прежнего предастся удовлетворению страстей и похотей и внешней свободой воспользуется только для того, чтобы глубже погружаться во внутреннее рабство. Несчастная свобода - которую, как изъяснился Апостол, имеют, яко прикровение злобы [1Пет.2:16]! Благословим закон и власть, которые, поставляя, указуя и защищая по необходимости поставленные пределы свободным действиям, сколько могут, препятствуют злоупотреблению свободы естественной и распространению нравственного рабства, то есть рабства греху, страстям и порокам.

Я сказал: сколько могут, потому что совершенного прекращения злоупотреблений свободы и погруженных в рабство греха возведения в истинную и совершенную свободу не только нельзя ожидать от закона и власти земных, но для сего не довлеет и закон Небесного Законодателя. Закон предостерегает от греха, согрешившего обличает и осуждает, но не сообщает рабу греха силы расторгнуть узы сего рабства, и не преподаст средства загладить содеянные беззакония, которые, как огненная печать греховного рабства, лежат на совести. И в сем-то состоит немощное закона (Рим.8:3), о котором не обинуясь свидетельствует Апостол.

Здесь вновь представляется вопрос: что же есть истинная свобода, и кто может ее дать, и особенно - возвратить утратившему ее грехом? Истинная свобода есть деятельная способность человека, не порабощенного греху, не тяготимого осуждающею совестию, избирать лучшее при свете истины Божией и приводить оное в действие при помощи благодатной силы Божией.

Возвратить сию свободу рабу греха может только Тот, Кто даровал ее при сотворении безгрешному человеку. Сие объявил сам Творец свободы: Аще Сын вы свободит, воистину свободни будете (Ин.8:36). Аще вы пребудете во словеси Моем, воистину ученицы Мои будете и уразумеете истину, и истина свободит вы (Ин.8:31,32). Иисус Христос Сын Божий, в воспринятом естестве нашем пострадав и умерши за нас, Своею кровию очистил совесть нашу от мертвых дел (Евр.9:14), и расторгши узы смерти Своим воскресением, расторг и связующие нас узы греха и смерти, и, по вознесении Своем на небо, ниспослав Духа истины, даровал нам чрез веру свет Своей истины - усматривать лучшее, и Свою благодатную силу - творить оное.

Вот свобода, которой не стесняет ни небо, ни земля, ни ад, которая имеет пределом волю Божию, и это не в ущерб себе, потому что и стремится к исполнению воли Божией, которая не имеет нужды колебать законные постановления человеческие, потому что умеет в них усматривать ту истину, что Господне есть царствие, и Той обладает языки (Пс.21:29), которая не принужденно чтит законную человеческую власть и ее повеления, непротивные Богу, поелику светло видит ту истину, что несть власть, аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть (Рим.13:1). Итак, вот свобода, которая совершенно согласна с повиновением закону и законной власти, потому что она сама того хочет, чего требует повиновение.

Много имел бы я сказать о Христианской внутренней, а не внешней, нравственной и духовной, а не плотской, всегда благоделающей, и никогда не мятежной свободе, которая может жить в хижине так же удобно, как в доме вельможеском или царском, которою подвластный, не преставая быть подвластным, может пользоваться столько же, как властелин, которая и в узах и в темнице ненарушима, как то можно видеть в Христианских Мучениках. Но уже время положить конец слову.

Возлюбим свободу Христианскую - свободу от греха, от страсти, от порока, свободу охотно повиноваться закону и власти и делать добро Господа ради, по вере и любви к Нему. И никто да не будет прельщен людьми, от каких остерегает нас Апостольское слово, - которые свободу обещавают, сами раби суще тления (2Пет.2:19). Аминь.

Слово в день рождения благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1853 г.[118]

И будут царие кормителие твои (Ис.49:23)

И будут царие кормителие твои (Ис.49:23)

Хотя Христос Спаситель дал Церкви Новый Завет, высший Ветхого, и новое Священное Писание, в новом свете открывающее тайны Боговидения и учение жизни, однако чрез сие не сделалось бесполезным Писание ветхозаветное. Особенно заключенные в нем пророчества, когда сокрытый в них свет открывается чрез отражение в событиях, чудным и благотворным образом освещают пути спасительного провидения Божия в мире и в роде человеческом. Посему Апостол Петр, тогда как пишет сам Богодухновенное послание, и уже не первое, находит еще не излишним отсылать читателей к ветхозаветному Писанию. Имамы, говорит, известнейшее пророческое слово: емуже внимающе якоже светилу сияющу в темнем месте, добре творите, дондеже день озарит, и денница возсияет в сердцах ваших (2Пет.1:19).

В день царев приглашаю вас внять слову Пророка Исаии о царях, довольно загадочному. Может быть, дастся нам разрешение гадания (Притч.1:3), и внимание ваше не будет потеряно.

И будут царие кормители твои, и княгини их кормилицы твои.

Кому это Пророк предвещает столь высоких кормителей и кормилиц? Он обращает речь свою к Сиону, и к Сиону не возрастающему и цветущему, но являющемуся в безнадежном состоянии: Рече Сион: остави мя Господь, и Бог забы мя (Ис.49:14). Под именем Сиона Исаия разумеет, без сомнения, не гору, но население горы Сиона, Иерусалим с его обитателями, и притом, как Пророк Божий, занятый не человеческими видами, но Божественными, в образе Иерусалима он зрит град Божий, обиталище истинной веры в Бога, Церковь Божию. Сему-то духовному Сиону, на его сетование об оставлении его Богом, ответствуется, что если бы и мать забыла свое дитя, но Господь не забудет его, - что ему даровано будет неожиданное многочадие: И речеши в сердцы своем: кто мне породи сих? (Ис.49:21) - и что ему и многочисленным чадам его, вместо кормителей и кормительниц, даны будут цари и княгини: И будут царие кормители твои, и княгини их кормилицы твои.

Кто же сии цари кормители Сиона? Если бы о них пророчествовал Самуил, то мы могли бы догадываться, не суть ли это Давид и Соломон. Один из них возвысил Иерусалим в достоинство царствующего града, другой обогатил его. Один сильно питал в сынах его чувство благочестия, внеся в него кивот Завета Божия и дав Богослужению высокое благолепие и торжественность, другой - создав храм, ознаменованный чудесным присутствием Божиим.

Но Исаия пророчествовал уже после цветущих времен ветхозаветного Иерусалима и предвещал еще более тяжкие времена, прежде времен многочадия и славы.

Как на исполнение печальной части сего пророчества, можно бы указать на времена пленения Вавилонского и на времена утеснения народа Божия царями Сирийскими, когда Иерусалим был опустошен и пресечено было в нем служение истинному Богу, но следующие близко за сими времена не представляют исполнения утешительной части пророчества. Цари, к которым имел отношение Иерусалим после пленения Вавилонского, были языческие, и не питали, но едва не поглотили его, а Маккавеи, которые восстановили его и Богослужение в нем, не были цари. Наконец, ветхозаветный Иерусалим, ждавший Христа мечтаемого, но не приявший Христа истинного, отягченный виною христоубийства, вновь пал от Римлян, и хотя Юлиан покушался восстановить его, но сие богоборное предприятие уничтожено чудесными действиями гнева Божия.

Итак, чтобы найти исполнение рассматриваемого нами пророчества, мы должны перейти во времена нового Иерусалима, то есть Церкви Христианской.

При рождении своем и в первом возрасте она встретилась с царями, из которых ни один не был кормителем ее, а многие были разрушителями. Млеко учения Христова, в питаемых им обращаясь невидимо в кровь жизни бессмертной, в то же время в видимой жизни питаемых и питающих оным обращалось часто в кровь мученичества. Так проходили три века. Во время жестоких на Церковь Христову гонений от царей и народов языческих, каково особенно было Диоклетианово - когда Христианские церкви были разрушаемы, святыни подвергаемы поруганиям, священные книги сожигаемы, церковное достояние расхищаемо, духовные стада и пастыри если не истреблены, то расточены, - сей Сион мог вопиять тем воплем, который слышал Пророк Исаия: Рече Сион: остави мя Господь; и Бог забы мя [Ис.49:14].

Нет, возлюбленный благодатный Сион Святаго Израилева! Он не забыл тебя. Он попустил тебе трудное и долгое испытание для того, чтобы предохранить тебя от вредной клеветы последних времен, будто тебя возрастила и укрепила человеческая сила. Напротив, тем, что все человеческие силы, как ни старались разрушить тебя до конца, но не могли, Он доказал, что не оставил тебя, но тайно поборает по тебе и готовит тебе жребий, достойный Его благости и всемогущества.

Цари, гонители Церкви, исчезают, является равноапостольный Царь Константин. Можно ли не узнать в нем первого из царей кормителей Сиона, предсказанных Пророком? Под чудесным знамением креста, победив властителей, враждебных Христу, он простер к Его Церкви десницу мира, и расточенные словесные овцы и пастыри собираются, разрушенные храмы воссозидаются великолепнее прежнего, таившиеся Христиане открываются, не познавшие достоинства Церкви Христовой в ее борьбе и страданиях начинают познавать оное в ее победе и мире, враги ее превращаются в чад ее, и теперь действительно можно прочитать в сердце ее слова удивления, которые за несколько веков вложил в сердце ее Пророк Исаия: Кто мне породи сих? [Ис.49:21] Царь Константин в буквальном значении пророчества может быть назван кормителем Церкви, потому что не только возвратил ей расхищенное гонителями достояние, но и умножил оное, и щедро давал потребное на содержание служителей ее и на питание нищих ее. Но он может и в духовном разуме назван быть кормителем Церкви, потому что, когда ересь вместо словеснаго нелестнаго млека (1Пет.2:2) предлагала младенцам веры отравленную пищу зломудрия, тогда он со всей вселенной собрал блюстителей истины и своею ревностию споспешествовал им устроить несокрушимый и неистощимый сосуд словесного нелестного млека и твердой Божественной пищи - Никейский Символ Веры.

Путем Константина и после него шли православные и благочестивые Цари, как, например, Феодосий, который способствовал отцам Церкви довершить дело Никейского Собора на Соборе Константинопольском.

Хотите ли узнать также хотя одну из княгинь кормительниц Сиона, предсказанных Исаиею? Вспомните матерь Святого Константина, Святую Елену. Не действиями правительственными, однако, тем не менее, сильно подкрепляла она Христианство высоким примером веры и святости и царскими делами благочестия и благотворительности, которые особенно просияли в Церкви Иерусалимской, но и всю Церковь Вселенскую озарили утешительным светом. Она открыла из-под развалин высокую святыню Христианства, Крест и Гроб Господен, и осенила их и другие святые места достойными их святыни храмами, из которых главнейшие доныне питают души верующих священными и благодатными впечатлениями.

Хотите ли, чада Церкви Российской, уразуметь, простирается ли на нашу Церковь Божию чрез Пророка обетование, что будут царие кормители ея, и княгини их кормилицы ея [Ис.49:23]? Для сего довольно вспомнить Великого князя Владимира и бабку его Ольгу, и нельзя не удивиться, как Бог, вся мерою и числом и весом расположивый (Прем.11:21) в мире вещественном, покоренном закону необходимости, и на мир нравственный, управляемый законами свободы, без нарушения свободы простирает точность меры и числа. Подобно равноапостольному Константину, равноапостольный Владимир свое языческое царство перерождает в Христианское и питает Церковь своими благотворениями. Подобно Елене, мудрая Ольга споспешествует сему перерождению, потому что высокий пример ее Христианства был одною из сил, которые подвигли к Христу советников Владимира, а конечно и народ.

Не достанет ми повествующу времени [Евр.11:32] о Великих князьях, Царях и Императорах России, защитниках и охранителях духовного благоденствия и мира Православной Церкви и питателях ее от щедрот своих.

Поспешим управить слово к цели. Если события дали нам разрешение гадания пророческого о царях кормителях Сиона, то к чему нам сие послужить может? Какой может быть плод сделанного дознания? Очень немалый, если мы внимательны.

Не утешительно ли, не назидательно ли видеть чудные пути Божия в устроении, распространении и сохранении Церкви Христовой? За семь веков до ее открытия, за десять веков до рождения сына Елены Господь чрез Пророка глаголет сему: ты будешь орудием умиротворения Моей гонимой Церкви. За семнадцать веков до рождения внука Ольги Господь чрез того же Пророка глаголет и сему: ты воскормишь млеком истинной веры народ, в котором Церковь Моя получит многочадие на севере, во дни оскудения чад Ее на востоке. Никто да не смущается, если где-либо, когда-либо истинная Церковь кажется не в цветущем состоянии. Она может быть испытуема, но не будет оставлена. Речено, и не умолкнет слово к Ней Господа: Аще и забудет жена исчадие чрева своего; но Аз не забуду тебе [Ис.49:15].

Не поучительно ли усматривать таинственное соотношение благочестивых Царей с верховным правительством Царя царствующих? Из глубины вечности провидит и уготовляет Он их; назначает им время и подвиг не только для земного их царства, но и для Своего Царствия Небесного и дарует им и силу, и победу над противоборствующими силами. Сим на пророчестве основанным умозрением как уясняется обязанность молитвы о царе благочестивом и о благочестии царя! Как возвышается радость о царе благочестивом! Как утверждается надежда на царя благочестивого!

Слышим от благочестивейшего Самодержца нашего во всенародный слух исшедшее слово, которым он, соединяя миролюбие с твердостью в правде, ограждает права и спокойствие Православного Христианства на востоке и особенно в Святых Местах Святой Земли. Не утешительно ли видеть Его здесь на том пути, который пророчество предначертало царям благочестивым, - на пути царя охранителя и защитника Сиона Божия?

Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона (Пс.50:20) и видимого, и умозримого. Да постыдятся и возвратятся вспять вси ненавидящии Сиона (Пс.128:5). Державному же защитнику Сиона, Боже, суд Твой цареви даждь (Пс.71:1) и судом правды и мира победу над всякою враждою и ухищрением. Да будет судьбою Его выну святое слово: яко царь уповает на Господа, и милостию Вышняго не подвижится (Пс.20:8). Аминь.

Слово в день тезоименитства Его Императорского Величества благоверного Государя Императора Александра Павловича, 1825 г.[119]

Радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех (Лк.10:20)

Радуйтеся же, яко имена ваша написана суть на небесех (Лк.10:20)

В радости проводим мы настоящий день, потому что на нем написано возлюбленное имя Александра, верховного для нас на земле виновника победных и мирных радостей общественных, охранителя и распространителя непорочных радостей семейственных и личных, собственную радость и покой приносящего в жертву, да мы под его державою тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте (1Тим.2:2).

Желаем ли сию возвышенную на земле радость еще возвысить некоторым образом в достоинство небесной радости? Мы имеем и для сего твердое основание, ибо нет сомнения, что радостотворное для нас имя Александра, благословенное в делах благословенных, написано на небесех (Лк.10:20), откуда благословляется благое, откуда невидимо управляются правительства сего видимого мира, откуда исходят судьбы людей и народов.

Радость праведная, радость святая! Сияй, как ясное утро, согревай сердца, как летний полдень, услаждай и упояй, как вино зрелого винограда! Пусть раздается глас радости и спасения в селениих праведных (Пс.117:15).

Да будет только радость, праведная и святая по своему предмету, так же праведна и свята по своему образу и действиям. Да будет радость достойна предмета радости.

Дайте мне и себе несколько досужных минут радости, чтоб развить сию мысль в некоторое наставление каждому из нас.

Есть обычай, по которому каждый из нас некоторой радостию и торжественностию ознаменовывает день своего имени, какое он получил от Церкви. Что за обычай? Когда с радостию вспоминают и празднуют день рождения, сей обычай легко изъясняет себя, хотя бы и не говорило Евангелие о радости, яко родися человек в мир (Ин.16:21).

Нетрудно вообразить, что бытие лучше ничтожества, что жизнь на земле, под солнцем, превосходнее мертвого сна или темничного заключения младенца в матерной утробе, и потому не удивительно, что мы с торжеством вспоминаем день, которым для нас вечное ничтожество кончилось и девятимесячный гроб раскрылся. Но когда один назван Криспом, а другой Гаием, что торжествуют они? Не вижу, откуда бы взять на сие ответ, разве из приведенных в начале сего слова слов Христовых: Они радуются, яко имена их написаны суть на небесех.

Имена не так маловажны, как думал о них упоминаемый в Деяниях Апостольских Галлион. Аще стязания суть о словеси и о именех, говорил он, судия аз сим не хощу быти (Деян.18:15), и думал, что поступил очень разумно, с презрением отвергнув предмет спора, достойный презрения, но в самом деле обнаружил языческое невежество и недостаток обыкновенного даже рассуждения. Если бы только переименовать его из римского гражданина в раба, он, вероятно, тотчас догадался бы, что есть имена, которыми не должно пренебрегать и которые достойны быть предметом важного состязания.

Если важными почитаются некоторые земные имена, колико должны быть важнее имена небесные. Земное обыкновенно возвращается в землю, тлеет, разрушается, забывается: где теперь многоценные списки римских граждан, многоценные, говорю, потому, что именно признается один из них: Аз многою ценою наречение жительства стяжах (Деян.22:28). Но туне по благодати даруемое наречение жительства небесного ни в книгах истлеть, ни в памятниках разрушиться, ни в памяти изгладиться не может, ибо тление, разрушение, забвение не имеют места в небесном жительстве.

Слово Божие, слово живое вообще, в котором следственно и в особенности имена принимать должно за слова живые, во многих случаях заставляет нас думать о именах со вниманием и с важностию. Надобно ли показать мудрость только вышедшего из рук творческих человека и его власть над прочими земными тварями? Слово Божие приписывает ему наречение имен, а нареченным от него именам - достоинство, по которому не нужно их переменять. Всяко еже аще нарече Адам душу живу, сие имя ему (Быт.2:19). Должно ли прославить верховную мудрость и могущество Самого Бога? Ему приписывается наречение имен вещам небесным. Исчитаяй множество звезд и всем им имена нарицаяй (Пс.146:4). Надобно ли воинствующему за Христа и побеждающему обещать награду, высшее достоинство, блаженство? Ему обещается новое имя. Дам ему камень бел и на камени имя ново написано (Апок.2:17).

Что ж такое имя, по разуму слова Божия? Имя есть существо или свойство вещи, представленное словом; имя есть некоторым образом сила вещи, заключенная в слове, ибо, например, имя Иисуса, как заметили самые Апостолы, даже в устах людей, не последовавших Иисусу, ниже приявших Духа Святаго, изгоняло бесов (Мк.9:38).

Посему понятно, как важно имя, написанное на небесех, или, одним словом, небесное, и как радостно получить такое имя. Ибо имя небесное должно представлять собой свойство небесное, должно заключать в себе небесную силу. Радуйтеся, яко имена ваша написана суть на небесех, если они подлинно там написаны.

С падением первого человека из состояния духовного в плотское, из райского, близкого к небесному, в земное ниспала в нем и дарованная ему Творцом способность нарекать имена. Утратив прозорливость и силу духа, он стал нарекать имена не столь, как прежде, сообразные с истиной, не столь полные силой, как, например, он назвал первого сына своего Каином, то есть приобретением (Быт.4:1), а опыт показал, напротив, что Каин был человек потерянный. Так произошло, что земные имена совсем иногда не годились, чтобы написать их на небесах. Посему для наречения в жительство небесное Сам Бог переименовывал древле Аврама Авраамом, Сару Саррою, Иакова Израилем, и во дни Нового Завета Сам Господь переименовал Симона Петром, то есть камнем (Мф.16:18) твердого исповедания веры, Иакова и Иоанна Воанергес, то есть сынами грома (Мк.3:17), или гремящими провозвестниками Евангелия; подобно сему и Апостолы переименовали Иосию Варнавою, то есть сыном утешения, а иногда и чрез Ангелов еще до рождения на земле нарекаемы были имена предопределенным для неба человекам, как, например, Иоанну. Получившие таким образом имена свои от Бога, от Христа, от Ангелов, от Апостолов, водимых Духом Святым, самое происхождение сих имен имели для себя залогом уверения в том, что имена их написаны на небесах, и следственно имели основательную причину радоваться о именах своих. Но как чудесное и особенным внушением Святого Духа управляемое наречение имен не могло быть для всех, а только для некоторых, по особенным намерениям Провидения, то что делать с прочими, желающими гражданства небесного? Как и им доставить имена, которые бы приносили с собой небесную надежду и сей надежде свойственную радость? Способ, который изобрели для сего тайнодействователи Церковные, состоит в том, чтобы каждому приемлемому в Церковь, как в предградие града небесного, давать такое имя, которое в ком-либо другом прежде, как-то в Патриархах, Пророках, Апостолах, Мучениках и прочих Святых уже оказалось написанным на небесах. Получая такие имена, мы верою и надеждой прививаемся, так сказать, к свойствам и приобщаемся благодати живших прежде нас человеков, которых не имена только, Божиим предопределением, а их верою и надеждою написаны суть на небесех, но которые уже и сами действительно на небесах обитают, и для привлечения туда и нас невидимо простирают руки, или, лучше сказать, действуют невидимой силою молитвенною и благодатною. Радуйтеся, яко имена ваша написана суть на небесех! Сие после Христа говорят нам самые имена, которые чрез служителей Церкви приходят к нам от небесных человеков; сие говорят нам и те дни, на которых Церковию написаны радостные для нас имена сии. Вот истинное основание обычая праздновать день своего имени; вот дух и сущность того, что просто называют именинами.

После сего можем сказать каждому, кто когда-либо желает радостно праздновать день своего имени: радость праведная и святая по своему основанию! Только да будет она также и свята по своему образу и действиям; да будет она достойна своего предмета.

Если ты радуешься, что тебе дано имя небесное, надобно тебе радоваться по образу небесному, дабы радость твоя могла достигать от земли до небес и утверждать твой союз с небесами, о котором ты радуешься. Образ радости небесной, сколько на земле может быть известен, состоит в том, чтобы умом воскриленным и сердцем, отверзтым к Богу, благодарить и прославлять Его, как единого Виновника всего, что может быть предметом истинной радости. Если сердце твое расширяется и трепещет от радости, но не возносится в то же время к Богу, то радость твоя не по образу небесному, потому не содружает, но разлучает тебя с небом, она есть по образу земному и, по образу всего земного, вскоре исчезнет, когда суетою расширенное сердце придет стеснить другая суета, или скорбь, или забота.

Если приятно тебе носить имя небесное, а имя небесное, как выше сказано, долженствует быть знамением и выражением свойства небесного, то надобно также, чтобы тебе приятно было впечатлевать в себе небесные свойства, так, чтобы они ознаменовывались и выражались в твоей жизни и деяниях. Небесные свойства суть духовность, истина, благость, нерастление, любовь, смирение, чистота; если ты не имеешь сих свойств и не приобретаешь их подвигами, то ты можешь иметь только пустые звуки или мертвые письмена имени небесного, а не силу оного; если ты добровольно предан владычеству жизни земной, склонностям чувственным, делам плотским, то никакое небесное имя не делает тебя небесным человеком: оно тебя не возвышает, но ты его унижаешь. Тебе на сей случай глаголет Всеведущий: Вем твоя дела, яко имя имаши яко жив, а мертв еси (Апок.3:1).

Христиане, чада Божии! Имена, которыми теперь взываю к вам, суть общие для всех нас небесные имена, под которыми с нашими особенными именами должно явиться нам на небесах. Подвизайтесь жить по духу Христову, действовать по образу Христову, представлять себя непрестанно Богу и Церкви Его чадами послушания, Святыми во всем житии по звавшему вы Святому; поощряйте себя к таковым подвигам близкими примерами предшествовавших нам, первородных на небесех написанных, и потом дерзайте верить и радоваться, яко имена и ваша собственно написана суть на небесех. Аминь.

Слово в день тезоименитства благоверного Государя, наследника престола, цесаревича Великого князя Александра Николаевича, 1832 г.[120]

Бога бойтеся, царя чтите (1Пет.2:17)

Бога бойтеся, царя чтите (1Пет.2:17)

В собрании боящихся Бога и чтущих Царя не трудно возвещать сие учение. Прежде нежели предложено, уже оно принято, прежде нежели проповедано, исполняется. Ибо что привело вас в сей Дом Божий, как не благочестие или страх Божий? Что собрало вас именно ныне и собирает в подобные нынешнему дни славы, радости и надежды Царевы, если не благоговейное почтение к величеству Помазанника Божия, соединенное с любовию к нему и к исполненному надежд - наследнику его величия и добродетелей и с желанием сохранить надолго сии дары Божии?

Итак, нужно ли повторять: Бога бойтеся, царя чтите? Радуюсь, если не нужно, надеюсь, что не будет сие излишне. Может быть, не каждый из нас размышлял, что значит, что две заповеди: Бога бойтеся, царя чтите - в учении Святого Апостола Петра поставлены рядом, в непосредственном одна с другою сближении. А в сем размышлении, может быть, найдется нечто достойное внимания.

Подобное сближение мысли о Боге с мыслию о царе встречаем и у самого Иисуса Христа, когда Он говорит: Воздадите кесарева кесареви, и Божия Богови (Мф.22:21). Но здесь сочетание мыслей произведено не просто изволением говорящего, а сложностию вопроса, на который Он ответствует. Достойно ли есть дати кинсон кесареви, или ни? [Мф.22:17] - вопрошали Господа ученики фарисеев и приверженцы Ирода, ожидая, что если ответ будет: должно, то фарисеи могут обвинить Иисуса пред народом в недостатке ревности по Законе Божием, в котором написано: Пол дидрахмы дань Господу (Исх.30:13), а не земному царю; если же ответ будет: не должно, в таком случае Иродиане обвинят Иисуса пред Римским правительством в речах возмутительных против кесаря. Чтобы рассечь сию обоюдную сеть, потребен был обоюду острый ответ: отдайте кесарево кесарю - заплатите дань кесарю монетою, которая носит на себе его изображение и надпись - знак его власти и его ручательства за безопасность собственности; отдайте Божие Богу - отдайте в дань храму Божию полдидрахмы, по предписанию Закона Божия. Есть обязанности не только к Богу, но и к Царю, одни другим не противоречат, и те и другие вместе исполнять можно и должно.

Изречения Святого Апостола Петра в его послании не управляются какою-либо приметною, внешнею, случайною причиною. Его мысли свободно следуют созерцанию истины, и его слова его же мыслям. Вслед за мыслию о Боге само собою родится у него мысль о царе, и обязанность к царю становится рядом с обязанностью к Богу. Что же особенно примечательное можем мы открыть в сем сочетании мыслей Апостола?

Прежде ответа на сей вопрос надобно вспомнить, что написанное в первом веке Христианства теперь предлагается людям девятнадцатого века, что, впрочем, дух Евангелия, как Дух Божий, объемлет все времена и что посему он изрекает в первом веке то и таким образом, что и каким образом нужно и удовлетворительно и для девятнадцатого, равно как для всех прочих веков.

Несчастное свойство мудрования, более в нынешние времена, нежели прежде, господствующее в умах, есть недоверчивость к истине во всяком роде познаний. О всем, что прежде было признаваемо твердым основанием прочих познаний, теперь спрашивают, точно ли это есть основание, и, под предлогом испытания и удостоверения, разными образами подкапываются под оное, не догадываясь, что сия работа есть только разрушительная, а не созидательная. На чем основано правило: Бога бойтеся? На чем основано правило: Царя чтите? Не потому ли священник проповедует почтение к Царю, что надеется от него покровительства своему служению? Не потому ли Царь покровительствует Олтарю, что надеется иметь его подпорою престола? Не взаимная ли только польза соединяет Олтарь с престолом?

Прости меня, святая Божественная Истина, что я пред Твоим святилищем принужден открыть часть глубин омраченного, низверженного мудрования! А ты, достойное последних времен мудрование, высокое только в гордом о себе мнении, глубокое только потому, что роешься в земле и прахе чувственных опытов и мелочных изысканий, плодовитое только сомнениями и подозрениями, твердое только в упрямстве неверия! Слыши, если хочешь слушать беспристрастно, истина не колеблется стать против твоего дерзновенного испытания и просто явиться пред твоими ухищренными изысканиями. Да, есть в том польза, когда Олтарь и престол союзны, но не взаимная польза есть первое основание союза их, а самостоятельная истина, поддерживающая и тот и другой. Благо и благословение Царю, покровителю Олтаря, но не боится Олтарь падения и без сего покровительства. Прав священник, проповедующий почтение к Царю, но не по праву только взаимности, а по чистой обязанности, если бы то случилось и без надежды взаимности.

Вот человек, который недавно был рыболовом и который, перестав быть таким, не сделался чем-нибудь важным для Иерусалима и Рима, и несколько других, подобных ему, вопиют Иерусалимлянам и Римлянам, Иудеям и язычникам: Бога бойтеся! Веруйте в Господа Иисуса! Сей голос проходит вселенную, проходит веки. Тысячи и мириады Иудеев веруют в Иисуса, ими распятого. Миллионы бывших многобожников убоялись Бога Единого. Повсюду Христианские Олтари на развалинах синагог Иудейских и капищ языческих. Какой могущественный царь помог сему огромному перевороту? Константин Великий? Никак! Он пришел к Олтарю Христову, когда сей уже стоял на пространстве Азии, Европы и Африки, - пришел не для того, чтобы поддержать оный своею мощию, но для того, чтобы с своим величеством повергнуться пред его святынею. Живый на небесех рано посмеялся (Пс.2:4) тем, которые поздно вздумали унизить Его Божественную религию до зависимости от человеческих пособий. Чтобы сделать смешным их мудрование, Он три века медлил призывать сильного Царя к Олтарю Христову, а между тем со дня на день восставали на разрушение Олтаря сего цари, народы, жрецы, мудрецы, сила, искусство, корысть, неправда, хитрость, ярость. Что же наконец? Все сие исчезло, а Церковь Христова стоит, не потому, что поддерживается человеческою силою, но потому, что и врата адовы не одолеют ей (Мф.16:18), потому, что Христос царствует и Своим Царством утверждает вселенную, а не вселенною Свое Царство. Господь воцарися, в лепоту облечеся, - ибо утверди вселенную, яже не подвижится (Пс.92:1).

Вот и другое воззвание бывшего рыбаря: царя чтите. Пусть поищут мудрецы сомнений и подозрений, какая бы взаимность, выгода, надежда могла заставить сего проповедника пристрастно благоприятствовать царю. Кто был царь, который прежде и ближе других встретился с проповедию Святого Петра? Ирод. Какие же услуги оказал Ирод Христианству? Возложи, говорит Книга Деяний Апостольских (12:1-4), возложи Ирод царь руце озлобити некия от Церкве, уби же Иакова, брата Иоаннова мечем: и видев, яко годе есть Иудеем, приложи яти и Петра, - егоже и ем всади в темницу. Ангел чудесно избавил Петра от темницы и от царя, и после того Петр проповедует: царя чтите. Чем также наградила Петра за подвиги Апостольские держава Римская? Не крестом почести, а крестом распятия. Петр ожидал сего, с вероятностию, по примерам, даже с достоверностию, по предсказанию Господа, и почтение к царю проповедовал подданным царя, от которого пострадать готовился. На чем же основывалась сия проповедь? Конечно, не на взаимности, выгоде, надежде. На чем же? Без сомнения, на истине Божественной, а не человеческой. Бога бойтеся: царя чтите. Первая из сих заповедей тверда самостоятельно, в мысли о Боге необходимо заключается мысль о благоговении к Богу. На первой утверждается вторая, ибо если вы боитесь Бога, то не можете не уважать того, что постановил Бог, но как, по слову другого Апостола, несть власть аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть (Рим.13:1) и власть верховная, ближайший на земле к Богу, Божий слуга есть (Рим.13:4), то, благоговея истинно пред Богом, вы не можете не чтить усердно и Царя.

Теперь открылось, что думал Апостол, когда с мыслию о страхе Божием непосредственно соединил мысль о почтении к царю. Он хотел кратко, но притом чисто и основательно преподать учение о должности Христианина и гражданина. Сказав: Бога бойтеся, он изложил учение Христианина, и вместе положил основание учению гражданина. Сказав непосредственно за сим: Царя чтите, он не только изложил учение гражданина, но и утвердил оное на незыблемом основании Божественной религии. Он вдруг показал как независимое, Божественное достоинство религии, так и зависящее от устроения Божия достоинство царского престола, как важность союза между Олтарем и престолом, так ничтожность низких, недостойных помыслов о том и другом.

Христиане! Если Апостольская заповедь: Бога бойтеся - некогда своею внутреннею силою покорила себе не ведавшие Бога умы, враждебные против Бога сердца язычников, если ее верно исполняли среди бедствий Христианства, под пытками гонителей оного, то мы, которые родились под священным и благотворным владычеством сей заповеди, ныне, когда за ее исполнение не только не преследуют, но и одобряют, какое извинение можем найти для себя, если мы хладны к благочестию, не деятельны в исполнении воли Божией?

Если непосредственно после великой заповеди: Бога бойтеся - могла стоять заповедь: царя чтите, тогда как царь не чтил истинного Бога и преследовал Его чтителей, то как и священна, и легка, и сладостна должна быть для нас сия последняя заповедь, когда Царь, над нами царствующий, не только знает и исповедует единого с нами истинного Бога, но и освящен помазанием Божиим, покровительствует истинное благочестие Своею властию, уполномочивает Своим примером, ограждает Своими законами и правосудием, чтит Святых Божиих, как и недавно почтил Он с Церковию новопрославленного Святителя Митрофана?[121]

Бога бойтеся: царя чтите. Сии две заповеди так соединены для нас, как бы два ока на одном лице истины и правды. Не разрозните их, не обезобразьте лица истины, не повредите одного из очей ее.

Бойтеся Бога, говорят некоторые суеверы и отрекаются молиться за царя, или давать ему дань, или вступать в его службу. Не очевидно ли, что это не последователи благочестия, но враги оного, так же как и Отечества? Христос учил: Воздадите кесарева кесареви. Апостолы учили: Царя чтите. Кто учит не тому, чему поучал Христос и Его Апостолы, тот не последователь, а враг Христов. Негде есть и иного рода политические раскольники, они хотят, к соблазну народов, иметь царя, не освященного Царем царствующих, закон человеческий без закона Божия, власть земную без власти небесной, присягу без имени Божия. Знаете ли, что делают сии неугомонные мудрователи? Они хотят выколоть у правды правое око. Можно ли основать закон и власть только на зыбком песке мнений людских? Как может стоять земля без неба? Что значит слово клятва без Всевидящего и Всемогущего, Который Один дает сему слову дух и силу, неколебимо поддерживающую верного и неизбежно карающую изменника?

Братия! Да стоим твердо во всецелой истине и правде. Боящиеся Бога! Царя чтите. Чтущие Царя! Бога бойтеся. Аминь.

Слово в день тезоименитства благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича, 1826 г.[122]

Кто мя устроит по месяцам преждних дний, в нихже мя Бог храняше? (Иов.29:2) - воскликнул некогда Иов. Без сомнения, при сем помышлял он о детях умерших и о домашнем благосостоянии разрушенном. Но есть еще предмет его печали, который особенно достоин внимания, и даже удивления. Он тоскует о возможности благотворить, которую имел и которой лишился. Спасох бо, говорит, убогаго от руки сильнаго, и сироте, емуже не бе помощника, помогох. Уста же вдовича благословиша мя. Око бех слепым, нога же хромым: аз бых отец немощным (Иов.29:12-13,15-16).

Не тоскуй, благодетельная душа! Бог, верховный благодетель и покровитель всякого благотворения, не дает в нарекание Своей добродетели в лице твоем, Он устроит тебя по месяцам прежних дней, в которые Он хранил тебя. И подлинно, говорит наконец книга жития его: Даде Господь сугубая, елика бяху прежде Иову во усугубление, - Господь благослови последняя Иовля, неже прежняя (Иов.42:10,12).

И у Тебя, матерь благословенных сынов по естеству, а по благотворению матерь немощных и сирых, светодательница слепых, благословляемая вдовицами, - и у Тебя за год пред сим не было ли таких минут, в которые все чувство бытия и жизни заключалось в одном воздыхании о утрате неизреченно великой? Кто мя устроит по месяцам преждних дней, в нихже мя Бог храняше?

Но Великий Отец сирых и Судия вдовиц внял молитвам благословляющих Тебя сирот и вдовиц, так же как и молитвам осиротевшего было народа и царства, и устроил Тебя точно по месяцам прежних дней, в которые Он хранил Тебя. Се и ныне, в том же месяце, в котором прежде священным торжеством одного из разнообразных Твоих благотворений ознаменовывали мы день Твоего Богом благословенного сына, - и ныне день Твоего другого Богом избранного сына тем же торжеством благословляется.

Вот опытное наставление для всякого, кому нужно наставление, в сей истине, что благотворительность к человекам верно наследует могущественное и действительное благословение Божие, часто дивными и нечаянными судьбами.

Из Евангелия очень известно великое благословение, которое благодетельным людям уготовано на конце веков и в самой вечности. Приидите, глаголет Господь наш, как Царь и Судия мира, приидите благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира (Мф.24:34). Но кто сии благословенные Отца Небесного? Продолжение суда Христова показывает, что то суть питающие алчущих, напояющие жаждущих, принимающие странных, одевающие нагих, посещающие больных и находящихся в темнице, короче, люди благодетельные к бедствующим ближним. И в другом случае Господь заповедует: Егда твориши пир, зови нищия, маломощныя, хромыя, слепыя: и блажен будеши, яко не имут ти что воздати: воздаст же ти ся в воскрешение праведных (Лк.14:13,14).

Если бы мысли о несоразмерности между подвигом и воздаянием, между временным благотворением человеку и вечным благословением от Бога, между служением земным и наследием Царствия Небесного - если бы сия или подобная мысль восстала в ком, чтобы поколебать веру в обещанное воздаяние, премудрость Божия уже противопоставила сему сомнению сильнейшую мысль, дабы и в сем, как она делает и во всяком другом случае, низложить всякое возношение суетных помышлений человеческих, взимающееся на разум Божий. Щедрый Мздовоздаятель объявил, что благотворение, какое бы то ни было, кому бы то ни было сделано, приемлет Он за благодеяние Самому Ему сделанное: Понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, Мне сотвористе (Мф.25:40). Посему Он не только, как судия, оправдает тех, которые делом исполняют закон любви к ближнему, не только, как Царь, царски наградит тех, которые помогают сынам царствия на пути к царствию, но и как должник, верно удовлетворит тех, которые, милуя нищаго, взаим дают Богу (Притч.19:17).

Итак, повторяю, из Евангелия очень известно великое последнее и вечное благословение Божие человекам, благотворителям ближних. Но, к прискорбию, многие человеки, живя, так сказать, безысходно в низкой области чувств и настоящего видимого мира, будучи мало знакомы с духовным, с невидимым, с будущим, едва примечают грядущее Царствие Христово, как будто в туманной дали; Судия, Который, как возвещает Апостол, се пред дверьми стоит (Иак.5:9), по их мнению, еще за горами. Оттого, как ни страшен суд, как ни велико воздаяние, многие ни страхом, ни надеждою - уже не говорю чистою, возвышенною любовию - не возбуждаются, чтобы дешевою ценою благотворения человекам приобретать бесценное Царствие Божие, или, если делают в сем некоторые опыты, не имеют ни довольно постоянства в ожидании плода от сего подвига, ни довольно ревности против искушений, в оном встречающихся. Кто знает, говорят они, подлинно ли братиям Христовым достанутся наши благотворения? Где то благословение, с которым не как вновь благословляемые, но как уже благословенные, с готовым прийти должны на суд Христов человеки благодетельные, - где оно, когда расточаемые нами благотворения не как плодовитое семя на добрую землю падают, но как прах по ветру рассыпаются, и мы не видим, чтобы к нам что-нибудь благое возвратилось?

Для сего-то и указал я и еще укажу на опытное наставление в сей истине, что благотворительность верно наследует могущественное и действительное благословение Божие.

Дадим небольшое состязание тем, которые искушаются сомнением о благонадежности своих благотворений.

Подлинно ли, говорят они, братиям Христовым достанутся наши благотворения? Дабы на сие ответствовать, нужно рассмотреть другой вопрос: кого разумел Спаситель наш в притче о суде под именем братий Своих меньших? Если Он, как приобщившийся плоти и крови человечества вообще, как пострадавший Един за всех по человеколюбию, по тому же человеколюбию вообще всех человеков, по Апостолу, не стыдится братию нарицати (Евр.2:11), и в особенности всех страждущих приемлет почти за едино с Собою, то первый вопрос разрешается просто; по сему разумению, какому бы страждущему ни достались наши благотворения, они достаются всегда меньшему брату Господа Иисуса. Но если кто скажет, что сомнительно признать за меньших братий неповинно страдавшего Иисуса таких людей из числа страждущих, которые страждут по грехам и при самых страданиях во грехах остаются, если и согласимся, что братиями Христовыми, по точной силе слова сего, должны быть названы только те, которые, по вере во Христа, от Бога родишася (Ин.1:13), если далее из сего заключим, что те только благотворят Христу, которые благотворят людям благочестивым, бедствующим, должно ли и в сем случае затруднять или обезнадеживать дело благотворения заботою, кому достанутся благотворения? Что же вы сделаете с сею заботою? Перестанете ли благотворить? Вы сами себя решительно лишите благословения, обещанного благотворящим, и нарушите великую заповедь любви к ближнему, которую нельзя нарушать ненаказанно. Захотите ли благотворить только достойным и обходить недостойных? Но не в сем ли самом и состоит узел, которому разрешения ищем, - не в сем ли он состоит, что вы не знаете довольно верных признаков для различения достойных от недостойных? И кто дал вам право прежде суда Христова осудить кого-либо как недостойного называться чадом Божиим и меньшим братом Христовым? Если кого-нибудь и справедливо почитаешь ты недостойным сего дня, почему знаешь, чем он будет завтра? Ты сказал бы, например, о заключенном в темницу разбойнике: он недостоин моего посещения, потому что не есть меньший брат Христов; но что, если Господь скажет и ему пред смертию, как некогда сказал уже разбойнику: Днесь со Мною будеши в раи (Лк.23:43)? Ты потерял случай сделать добро меньшему брату Христову! Положим даже, что ты отказал в благотворении человеку подлинно недостойному, знаешь ли, что ты сделал? Гоняясь дерзновенным суждением за именем достойного и меньшего брата Христова, ты сам себя лишил достоинства сына Вышняго, поелику обетование будете сынове Вышняго дано нам под условием быть милосердыми, якоже Отец наш милосерд есть, а Он - благ есть на безблагодатныя и злыя (Лк.6:35,36). Что же наконец остается нам делать? Очевидно, не иное что, как благотворить, по возможности, всем бедствующим: достойным и святым, потому что они чада Божии суть и, по строгому разумению, меньшие братия Христовы; грешным и недостойным, потому что и сами мы грешны, и следственно, недостойны благ, которыми с избытком обладаем, и потому что Всевышний Отец наш благ есть на безблагодатныя и злыя. Как златоделатели работают над пудами золотистого песка, довольствуясь надеждою достать золотник чистого золота, подобно сему и нам должно благодетельно трудиться над толпами нищих и бедствующих, и для ободрения нас в сем подвиге довольно той надежды, что во множестве хотя одно когда-либо совершится чистое дело благотворения, достойное сокровищницы Верховного Благотворителя, которое побудит благость Его и нас призвать от земного труда к небесному покою словом благословения: Приидите благословеннии [Мф.25:34].

Но, скажет еще иной, если призовутся к Царствию те, которые в делах благотворения уже суть действительно благословенные, то для чего, подвизаясь в благотворении, не вижу я хотя начатков сего благословения? Что могу я на сие ответствовать? Помысли, ревнитель воздаяния, может быть, более, нежели подвига, не в тебе ли самом должно искать ответа на твой вопрос, не на тебя ли обратить твое истязание? Что, если ты посеял гнилое семя? Кого в том винить, что не всходит? Если ты не от искреннего сердца творил благодеяния, кого винить, что не прозябает благословение? Что, если ты вчера посадил яблонные зерна и сегодня хочешь рвать яблоки? Обязана ли природа превратить свой порядок, чтобы угодить твоей нетерпеливости? Если ты вчера роздал несколько лепт нищим и сегодня хочешь собирать плоды твоей благотворительности, не значит ли сие, что ты хочешь твоею короткою пядию мерить пути Провидения Божия и великие судьбы Божии подчинить твоим мелким желаниям?

Будь искренен, когда благотворишь, и великодушен, когда не видишь воздаяния: рано или поздно судьбы Господни явятся, и благословение воссияет над тобою.

Соломон написал: Посли хлеб твой на лице воды, яко во множестве дний обрящеши его (Еккл.11:1). Что такое говорит творец притчей? Как можно, чтобы хлеб, брошенный на воду, в продолжение многих дней не уплыл, не размок, не был поглощен рыбою или склеван птицею? Сим видом невозможности творец притчей изображает дивное могущество Провидения Божия, которое никак не попускает погибнуть делу благотворения. Благотворя несчастным, обыкновенно малознаемым или совсем неизвестным, ты бросаешь хлеб свой в воду: время течет, доброе дело твое скрывается, может быть, и враги стараются затмить оное, и облагодетельствованные забывают, но придет минута судеб, хлеб твой найдется и напитает тебя благословением и радостию.

Не в воду ли бросал хлеб свой Авраам, когда сидел под деревом, ожидая каких-нибудь странников, и увидя их, бежал им навстречу, чтобы призвать и угостить их? И что наконец обрел он во множестве дней старости? Посещение Господа, и обетование благословенного потомства.

И Корнилий Сотник, по свидетельству книги Деяний Апостольских (Деян.10:2), творяй милостыни многи людем, не в воду ли бросал хлеб свой, когда милостыни его доставались то язычникам, то не познавшим Христа Иудеям? И что же обрел? Явление Ангела, посещение Апостола, познание Христа, дар Святаго Духа.

Заключим словом Апостола: Благотворения и общения не забывайте: таковыми бо жертвами благоугождается Бог (Евр.13:16).

Особенно нам, которые и самих себя или посвятили уже, или ныне вновь посвящаете в жертву благотворного служения болящим, - чем большего подвига и постоянства требуют таковые жертвы сердоболия, тем с большим удостоверением сказуем вам, что таковыми жертвами благоугождается Бог! Аминь.

Слово в день торжественного венчания и священного помазания на царство благочестивейшего Государя Императора Александра Павловича, 1821 г.[123]

Не прикасайтеся помазанным Моим (Пс.104:15)

Не прикасайтеся помазанным Моим (Пс.104:15)

Среди торжества о Помазаннике Божием при воспоминании помазания Его ко времени слово о помазанных Божиих.

И какое слово! Пророк, между судьбами Божьими по всей земли, отличая особенную судьбу помазанных, не довольствуется собственным указанием на то очевидное действие сея судьбы, что Бог не оставил человека обидети их (Пс.104:14); Он отверзает небо и дает услышать оттоле творческое слово, созидающее их безопасность: Не прикасайтеся помазанным Моим.

Под именем помазанных в сем изречении первоначально разумеются некоторые начальники избранного Богом племени. Но поелику то же имя помазанных тем же Словом Божиим усвоено предержащим властям, от Бога поставленным, то мы не погрешим теперь, если, возведя ум свой на небо, представим себе, что Царь царей и Господь господей с высочайшего Престола Своего указует на всех помазанных от Него властителей и заповедует всем подвластным: Не прикасайтеся помазанным Моим!

Неудивительно, что громовым гласом нужно было возвещать сию заповедь народам языческим, глухим для кроткого слова Божия. Кто бы подумал, что для Христианских народов нужно будет вновь написать ее кровью Христианских народов? Но она написана кровью и огнем на жесткой скрижали Европы, и в просвещенном веке есть мудрецы, которые доныне еще не умеют прочитать сих грозных и вместе спасительных письмен!

Благочестивые Россияне! Кто, как вы ныне, творит молитвы, моления, прошения, благодарения за Помазанного Царя и за всех, иже во власти суть (1Тим.2:1,2), тот, если делает сие искренно и усердно, являет делом, что на сердце его написан закон благоговения и любви к помазанным Божиим. Посему можно быть уверенным, что здесь нет никого, для кого бы нужно было заповедь о неприкосновенности помазанных Божиих проповедовать как новую заповедь. Но, как во время заразы желающие предохранить себя умножают очистительный огонь и курение, так во времена, когда зараженный дух века распространяет мнения тлетворные, не бесполезно и нам размышлением воздувать хранящуюся у нас искру истины, дабы чистыми и неповрежденными сохранить чувствования сердечные.

Если бы Слово Божие не провозглашало неприкосновенности помазанных Божиих, тем не менее надлежало бы обществу человеческому законом постановить и освятить неприкосновенность власти государственной. Правительство, не огражденное свято почитаемою от всего народа неприкосновенностью, не может действовать ни всею полнотою силы, ни всею свободою ревности, потребной для устроения и охранения общественного блага и безопасности. Как может оно развить всю свою силу в самом благодетельном ее направлении, когда его сила непрестанно находится в ненадежной борьбе с другими силами, пресекающими ее действия в столь многоразличных направлениях, сколько есть мнений, предубеждений и страстей, более или менее господствующих в обществе? Как может оно предаться всей своей ревности, когда оно по необходимости должно делить свое внимание между попечением о благосостоянии общества и между заботой о собственной своей безопасности? Но, если так нетвердо правительство, нетвердо также и государство. Такое государство подобно городу, построенному на огнедыщащей горе; что значат его твердыни, когда под ними кроется сила, которая может каждую минуту все превратить в развалины?! Подвластные, которые не признают священной неприкосновенности владычествующих, надеждою своеволия побуждаются домогаться своеволия; власть, которая не уверена в своей неприкосновенности, заботою о своей безопасности побуждается домогаться преобладания - в таком положении государство колеблется между крайностями своеволия и преобладания, между ужасами безначалия и угнетения и не может утвердить в себе послушной свободы, которая есть средоточие и душа жизни общественной.

Но, не простираясь далее в сих гражданских соображениях, обратим внимание к Слову Божию, которому внимать мы призваны и которое не многими чертами или звуками открывает великий свет.

Не прикасайтеся помазанным Моим - краткая заповедь, но премудро соединяющая в себе с требованием повиновения глубокое изъяснение сего требования и убеждение к послушанию! Не прикасайтеся властям предержащим, глаголет Вседержитель, ибо они "суть Мои; не прикасайтеся, ибо они суть помазанныя от Меня".

Итак, одно из глубоких оснований неприкосновенности предержащих властей есть то, что они суть Божии. Несть бо власть, как говорит Апостол, аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть (Рим.13:1).

При сей мысли опять удивляюсь и сетую, вспоминая, как некоторые вопреки столь ясному учению первых, истинных, Богодухновенных учителей Христианских, что власть от Бога, среди Христианства вздумали учить, что власть - от народа. Спросил бы я сих людей, которые сами себя провозглашали мудрецами за то, что по обдуманному плану были совершенными невеждами в Христианстве и учили сему невежеству других, - спросил бы я их: где же видели вы народ, который бы сперва не имел над собою власти и потом сотворил ее для себя? В каких местах? В какие времена? Не думаю, чтобы вы решились указать на скопища беглецов или разбойников как на первоначальный и совершеннейший образец общества человеческого. Можете ли вы хотя в другом роде вещей показать нам образ того, как, по вашему понятию, происходит власть в обществе? Если, например, уподобим общество зданию, а власть сравним с основанием, которым все поддерживается, или со сводом, который все покрывает, - здание ли полагает свои основания или возносит над собою свод? Не художник ли устрояет все сие? Или, если представим себе общество в виде членовного тела и власть, как орудие управления и охранения, как возбудительную силу общественной жизни и деятельности, назовем главою или сердцем, - глава и сердце руками ли и ногами обязаны своим происхождением и достоинством? Не основательнее ли признать общее и высшее начало образования для всего состава членов? Но поспешим опять по совету Апостола уклониться от прекословий лжеименнаго разума (1Тим.6:20) и внимать учению (1Тим.4:16).

Изыскателю беспристрастному нетрудно уразуметь, каким образом власть по учению Христианскому происходит от Бога. Откуда сие множество людей, соединенных языком и обычаями, которое называют народом? Очевидно, что сие множество народилось от некоего меньшего племени, а сие произошло от семейства. Итак в семействе, собственно так называемом, лежат семена всего, что потом раскрылось и возросло в великом семействе, которое называют государством. Следственно, там должно искать начатки и первый образ власти и подчинения, видимые ныне в обществе. Отец, который естественно имеет власть дать жизнь сыну и образовать его способности, есть первый властитель; сын, который ни способностей своих образовать, ни самой жизни сохранить не может без повиновения родителям и воспитателям, есть природно подвластный. Но как власть отца не сотворена самим отцом и не дарована ему сыном, а произошла вместе с человеком от Того, Кто сотворил человека, то и открывается, что глубочайший источник и высочайшее начало первой, а следственно, и всякой последующей между человеками власти есть в Боге. Из Него, во-первых, как изъясняется Апостол, всяко отечество на небесех и на земли именуется (Еф.3:15); потом, когда сыны сынов разраждаются в народ и из семейства возрастает государство, необъятное для естественной власти отеческой, Бог дает сей власти новый, искусственный образ и новое имя, и, таким образом, Его премудростью царие царствуют (Притч.8:15). И далее, сколько бы ни продолжались народы, как бы ни изменялись государства, всегда посредством вседействующего Промысла владеет Вышний царством человеческим (Дан.4:22). Поелику во времена неведения как человеки забыли Творца своего, так и общества человеческие не познавали верховного своего Владыки, то Бог вместе с другими тайнами Своими и тайну происхождения предержащих властей даже чувственным образом представил пред очи мира в избранном для сего народе Еврейском. В Аврааме чудесно вновь сотворил Он качество отца и постепенно произвел от него племя, народ и царство - Сам руководствовал Патриархов сего племени, Сам воздвигал вождей и судей сему народу, Сам царствовал (1Цар.8:7) над сим царством, Сам воцарил над ним царей и долго являл над ними чудесные знамения Своей верховной власти.

Если, таким образом, всякая предержащая власть открыто или сокровенно исходит от Бога и Ему принадлежит, то как дерзнуть прикасаться к ней? Если мы требуем, чтобы наше произведение неприкосновенно было для других и наша собственность ненарушима, кто может ненаказанно нарушить устроение и собственность Вседержителя?

Другое священное основание неприкосновенности предержащих властей есть то, что они суть помазанные от Бога.

Имя помазанных Слово Божие нередко дает царям по отношению к священному и торжественному помазанию, которое они приемлют по Божественному установлению при вступлении на царство. Как бы мы ни рассуждали о сем действии, значит ли оно посвящение помазуемого Богу или его освящение от Бога, созерцаем ли мы в сем действии таинство, приносящее помазуемому Божественный Дух и силу духовную, или только видим действие торжественное, пред очами народа полагающее на царя несокрушимую печать Вышнего избрания, если только имя помазанника Божия не есть слово без значения, то оно представляет лицо, запечатленное Богом, священное, превознесенное, достойное благоговения и потому неприкосновенное.

Но достойно особого примечания, что Слово Божие именует помазанными и таких земных владык, которые никогда не были освящены видимым помазанием. Так Исаия, возвещая волю Божию о царе Персидском, говорит: Сице глаголет Господь помазанному Своему Киру (Ис.45:1), тогда как сей царь языческий еще и не родился и, родясь, не познает Бога Израилева, в чем и обличается от Него предварительно: Укрепих тя, и не познал еси Мене (Ис.45:5). Каким же образом сей самый Кир в то же время наречен помазанным Божиим? Сам Бог изъясняет сие, когда предрекает о нем чрез того же Пророка: Аз возставих его; сей созиждет град Мой, и пленение людей Моих возвратит (Ис.45:13). Приникни здесь, Христианин, в глубокую тайну предержащей власти! Кир есть царь языческий, Кир не знает истинного Бога, однако Кир есть помазанник истинного Бога. Почему? Потому что Бог сотворивый грядущая (Ис.45:11), назначил его для исполнения судьбы Своей о восстановлении избранного народа Израильского; сею Божественной мыслью, так сказать, помазал Дух его еще прежде, нежели произвел его на свет, и Кир, хотя не знает, кем и для чего помазан, движимый сокровенным помазанием, в царстве языческом совершает дело Царствия Божия. Как могущественно помазание Божие! Как величествен помазанник Божий! Если только не изглаждает он в себе помазания Божия упорным противлением помазавшему его Богу, то он есть живое орудие Божие, сила Божия исходит чрез него во вселенную и движет большую или меньшую часть рода человеческого к великой цели всеобщего совершения. Если таков может быть даже не ведующий Бога, не много ли паче священно величие тех помазанников, которые познали Помазавшего их и дар помазания не только прияли для других, но и для себя объяли верою и благочестием, как Давид, Иосия, Константин Великий, помазанные для того, чтобы с собою воцарять благочестие, и - не усомнимся присовокупить - как Александр Благословенный, помазанный разрушить мятежное могущество нечестия в сии последние времена?

О таковых сугубо священных помазанниках, если бы грозная заповедь не возвещала, благоговейная любовь сама собою чувствует, что касаяйся их, яко касаяйся в зеницу ока Господня (Зах.2:8).

Храните же внимательно зеницу ока Господня, не прикасайтеся Помазанным Его. Заповедь Господня не говорит: не восставайте против предержащих властей. Ибо подвластные и сами могут понимать, что, разрушая власть, разрушают весь состав общества и, следственно разрушают сами себя. Заповедь говорит: не прикасайтеся даже так, как прикасаются к чему-либо без усилия, без намерения, по легкомыслию, по неосторожности, ибо случается нередко, что в сем неприметно погрешают. Когда власть налагает на подвластных некое бремя, хотя и легкое и необходимое, как легко возбуждается ропот! Когда подвластные видят дело власти, несогласное с их образом понятия, как стремительно исторгаются из уст их слова осуждения! Как часто не обученная послушанию мысль подчиненного нечистым прикосновением касается самых намерений власти и полагает на них собственную свою нечистоту! Клеврет мой! Кто дал тебе власть над твоими владыками? Кто поставил тебя судиею твоих судей? Христианская душа! Ты призвана повиноватися за совесть (Рим.13:5); елико можно, не прикасайся власти ниже словом ропота, ниже мыслью осуждения и веруй, что, якоже возвеличися душа Помазанных во очию твоею, тако возвеличишися ты пред Господем, и покрыет тя, и измет тя от всякия печали (1Цар.26:24). Аминь.

Слово в неделю двадесятую по Пятидесятнице, при воспоминании освобождения Москвы от нашествия Галлов и при продолжении молитв об избавлении от губительной болезни, 1830 г.[124]

Еще праздник: и еще слышится мне грозное слово Господне: Превращу праздники ваши в жалость, и вся песни ваша в плач (Амос.8:10).

Еще праздник: и еще слышится мне грозное слово Господне: Превращу праздники ваши в жалость, и вся песни ваша в плач (Амос.8:10).

Мы воспоминаем ныне и хотели бы праздновать освобождение сего града от четыредесятидневного одержания жестокими врагами. Хотим торжественными песнями славословить Бога избавителя. Востани, слава моя; исповемся Тебе в людех, Господи (Пс.107:3,4).

Но что град? Что там люди? Не новое ли трудное поприще времени проходят? Несколько сот болящих страждут, многие здравые состраждут болящим, некоторые оплакивают умерших, малодушные связаны страхом, благоразумные не столько, как обыкновенно, свободны по причине осторожности, человеколюбивые носят в сердце чувствование общего бедствия, благоговейные поникли пред грозящим перстом Вышнего.

Что же превозможет? Праздник или жалость? Песни торжественные или плач? Ибо трудно согласить и соединить сии противоположности. Почему премудрый Соломон и распределяет оные на разные времена. Время, говорит, рыдати, и время ликовати (Еккл.3:4).

Видно, не славу пробуждать, и не торжественные песни воспевать нам ныне. И сие не потому, чтобы позволительно было во время прещения Божия прекратить благодарение Богу за Его прежние благодеяния. Нет! Должно и во дни гнева Божия с благодарением воспоминать прежние по гневе милости Божии, как потому, что сего требует справедливость, так и потому, что сие должно подавать нам надежду возобновления милости к нам Божией и по настоящем гневе Его. И не только за прежние благодеяния Божии, но и за настоящее скорбное посещение Божие должно благословлять Бога, по примеру Иова: Яко Господеви изволися, тако бысть: буди имя Господне благословенно во веки (Иов.1:21). Но как и праведный Иов при столь благодатном чувствовании сердца уступил немощи естества человеческого и с самым посещением Божиим, которое было скорбное, а не радостное, сообразовался тем, что востав растерза ризы своя и остриже власы главы своея, и посыпа перстию главу свою (Иов.1:20) в знамение печали, то и нам приличнее ныне образ печали, нежели радости, и по духовной немощи нашей, и по смирению пред грозным посещением Божиим, и наипаче по греховности нашей. Ибо как посещает ныне нас Бог, без сомнения, по грехам нашим, то всего паче потребно для нас покаяние, а с покаянием сообразнее печаль, нежели радость, только бы печаль была по Боге, Которого мы оскорбили грехами нашими. Печаль бо, говорит Апостол, яже по Бозе, покаяние нераскаянно во спасение соделовает (2Кор.7:10).

Покоримся судьбе Божией во всем, последуем всякому мановению Провидения. Примем как часть наказания Божия и то, что во славу Божию совершаемое нами служение не может ныне совершиться с подобною прежней радостию, торжественностию и пространством общения[125].

Переймем приличное настоящему времени слово и глас от болевшего до смерти, но потом чудесно исцелившегося Езекии: Яко ластовица, тако возопию, и яко голубь, тако поучуся: исчезосте бо очи мои, еже взирати на высоту небесную ко Господу (Ис.38:14). Не для того извлекаю из священных книг сии давние жалобные звуки, чтобы сделать более горькою нашу настоящую печаль, но чтобы показать образ печали спасительной. Тяжкая болезнь и преждевременная близость смерти опечалила Езекию, однако печалился он без ропота на Бога, без нетерпеливости, не теряя надежды. Он вопиял к Богу со страхом Божиим, в сем разуме уподобляет он себя робкой ластовице. Он молился с кротостию и смирением, сие изображает он подобием голубя, тихо стенающего. И когда первые молитвенные взывания его казались не услышанными, он не предался отчаянию, но продолжал возносить прилежную и непрестанную молитву, и даже тогда, как молитвенный глас оскудевал в устах его, не преставал исчезающими, но еще умоляющими очами взирати на высоту небесную ко Господу. И что же наконец? Милосердый Господь не презрел печали благочестивой, не отверг молитвы усердной и постоянной. Избави мя, сказует Езекия, и отъя болезнь души моея; и Той сотвори путеводство во вся лета моя [Ис.38:14-15].

Да вопием, братия, и мы в настоящей печали нашей к Богу со страхом и смирением, с верою и упованием, с усердием и постоянством: Яко у Господа милость, и многое у Него избавление (Пс.129:6). Господь мертвит и живит, низводит во ад и возводит (1Цар.2:6).

Господи Иисусе Христе! В Тебе живот бе от века, в Тебе живот явися во времени, Ты имаши ключи ада и смерти [Апок.1:18]. Ты во днех плоти Твоея многими и различными образы подавал человекам жизнь и исцеление, дабы никто, ни в каких обстоятельствах, не оставался без надежды Твоей помощи. Ты не только возложением рук и прикосновением риз исцелял болящих, но и ставшим издалеча прокаженным без прикосновения целебную силу преподал, и сыну мужа царева, не являя лица Твоего, заочно не менее действительное слово исцеления послал. Ты и языческой жены Хананейской докучливую молитву не отверг, и исповедуемую отцом отрока беснуемого скудость веры благодатию Твоею дополнил. Ты для воскрешения дщери Иаировой на призывание отца ее склонился, для воскрешения Лазаря не призванный пришел и сына вдовицы Наинской, никем кроме Твоего милосердия не умоляемый, воскресил. Где суть милости Твоя древния, Господи? (Пс.88:50). Ибо хотя не обитаеши с нами видимо, но, по непреложному Твоему обетованию, се с нами еси во вся дни до скончания века [Мф.28:20]. Если по грехам нашим так сильно возмогает смерть, да не престанет являться и живот Твой в мертвенней плоти нашей [2Кор.4:11], славы ради Твоего имени. Не отвергни наших молений несовершенных и недостойных, не умножи гнева Твоего за наше маловерие и нечувствие или нетерпение, приими исповедание нашего маловерия, как веру, и печаль нашу, как молитву, и когда очи наши, к Тебе взирающе, исчезают от немощи, да ходатайствует пред Тобою за нас само Твое беспредельное милосердие. Виждь вдовиц, угрожаемых бесчадием, виждь младенцев, иже не познаша десницы своея, ниже шуйцы своея [Ион.4:11], не понимающих также ни вины, ни бедствия сиротства, им предстоящего. Виждь, и милосердуй, и невидимо посли в нас слово Твое утешающее, исцеляющее, животворящее, и глагол Твой да не возвратится к Тебе тощ. Аминь.

Слово в неделю четвертую Великого поста и в день Благовещения Пресвятыя Богородицы, 1845 г.[126]

И рече им: сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом (Мк.9:29)

И рече им: сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом (Мк.9:29)

По установлению Церковному, освященному примерами, правилами, древностию, мы находимся теперь на поприще поста. Дабы проходить оное благодушно и благонадежно, не нужно ли нам возбудить и направить себя размышлением, для чего введены мы на сие поприще и каково значение, достоинство, сила и цель подвига, нам предложенного?

К размышлению о сем именно ныне располагает нас одно из Евангельских чтений настоящего дня.

И нынешний праздник не будет оскорблен постным словом, поелику и он оказывает уважение посту, разрешая оный только частию, а частию сохраняя. И если духовные цветы, которыми украшается нынешний праздник, суть добродетели Пресвятыя и Преблагословенныя Приснодевы, то и добродетель поста принадлежит к украшениям нынешнего праздника. Ибо что значит, что во время пребывания Пресвятыя Девы при храме Иерусалимском, как сказует благочестивое предание, Ангел приносил Ей пищу? Служебнии дуси, в служение посылаемии за хотящих наследовати спасение (Евр.1:14), не посылаются со светлого Неба на сию темную землю без нужды. Не постящийся, без сомнения, сам попечется для себя о пище, не только необходимой, но и обильной и приятной, и потому не требует Ангельского попечения. Но кто, пренебрегая и отвергая требования плоти, приближается к жительству бесплотных, к тому и бесплотные взаимно приближаются и, дабы подвиг поста не преступил за пределы, полагаемые немощию телесной природы, когда нужно, приходят напомнить подвижнику, что время помочь телу, и предлагают готовую сверхъестественную пищу, вместо не готовой естественной. Таким образом, питание Пресвятыя Девы Ангелом свидетельствует о Ее упражнении в посте. Предание, известное нам чрез блаженного Иеронима и Святителя Димитрия, определяет даже с подробностию, как располагала Она свой день и когда прекращался ежедневный Ее пост. От утра даже до третияго часа дне стояше на молитве; от третияго же даже до девятаго в рукоделии или чтении книг упражняшеся. От девятаго же часа паки начинаше свою молитву, от неяже не преставаше, дондеже являшеся ей Ангел, от егоже рук пищу взимати обыче (Четий Минеи. Ноемврия 21).

Итак, возвратимся к вопросу, для чего пост. К разрешению сего могут вести обратные вопросы: для чего постилась Пресвятая Дева Мария каждый день до вечера? Для чего постился Моисей на Синае три раза по сороку дней? Для чего постился Илия сорок дней на пути к Хориву? Для чего вся жизнь Иоанна Крестителя была не что иное, как непрерывный великий пост? Для чего постился даже Адам в раю? Для чего и сам Господь наш Иисус Христос постился четыредесять дней в пустыне? Для чего правило Апостольское (69) к отлучению от общения церковного присуждает того, кто не постится во святую четыредесятницу пред Пасхою, или в среду, или в пяток, кроме препятствия от немощи телесныя? Если и не отвечать на сии обратные вопросы, в них уже содержится сильный ответ против вопроса первоначального. Указанные теперь образцы и законодателей подвига только наименовать - значит уже представить достаточное ручательство, что сей подвиг имеет не маловажное значение, не малое достоинство и силу и употребляется как бы нечто необходимое на пути к весьма высоким целям.

Но не откажемся от некоторого рассмотрения предложенных вопросов, каждого порознь.

Для чего ежедневно постилась Дева Мария? Нельзя сказать, что это было для приготовления к высокому званию Матери Господней по Ее намерению, поелику, при Ее вступлении в подвиг поста, сия тайна еще не была Ей открыта, но без сомнения можно сказать, что это было действительное приготовление к званию Матери Господней по устроению Божию. Сама ли собою вошла Дева Мария в подвиг поста, пренебрегая телесное, потому что стремилась к духовному, или введена была в оный сокровенным или открытым внушением Ангела, Ее хранителя, но, конечно, не случайно, а по особенному усмотрению и преуготовлению для служения великой тайне воплощения Сына Божия избрана Дева постящаяся.

Сей пример беспримерен и бесподражателен. Однако мы можем из него вывести для себя верное заключение, что если совершенный пост Пресвятыя Девы Марии был благопотребен и полезен на пути к Ее беспримерно высокому избранию, то наш, хотя несовершенный, пост может быть благопотребен и полезен на пути к обыкновенному для всех истинных Христиан благодатному избранию.

Для чего постился Моисей на Синае? Священные книги сказуют, что он постился сорок дней: в первый раз для принятия от Бога Закона; во второй раз для умилостивления Бога, прогневанного идолопоклонством Еврейского народа и угрожавшего наказать оный совершенным истреблением; в третий раз для высокого благодатного боговидения и для вторичного получения от Бога скрижалей Закона и Завета вместо разбитых.

И сей пример далеко от подражания. Однако и он может нам дать поучительные выводы. Если великий четыредесятидневный пост Моисея был ему споспешником в принятии Закона Божия для целого народа Еврейского, и можно сказать, для всего последующего рода человеческого, то наш, хотя не по достоинству называемый великим, хотя малый пост, может нам быть споспешником в углубленном и живом познании Закона Божия - по крайней мере каждому для себя, так как, напротив, насыщенное чрево, по признанию даже внешних учителей, не благоприятствует учению и мирскому, кольми паче духовному и Божественному. Если соединенный с молитвою пост одного Моисея был успешным ходатаем для испрошения от Бога прощения целому народу в тягчайшем грехе, то не может ли твой благоговейный пост быть полезным ходатаем для испрошения грехов по крайней мере одному тебе? Если протяженный пост Моисея был путем к чудесному боговидению, какое только достижимо для живущего в теле, то наш посильный пост, облегчая сердце от отягощения чувственного, утончая от одебеления плотского, не может ли приготовить нас хотя к начаткам благодатных ощущений?

Для чего постился Илия сорок дней на пути к Хориву? Сей пост мог бы показаться ненамеренным делом случайной необходимости, потому что Пророк путешествовал по местам пустынным. Но Ангел дает нам разуметь, что это было дело не случая, а распоряжения, и притом небесного распоряжения. Пророк, видно, и сам не много заботился о пище и, после того, как иде в пустыню дне путь, не ужинав, ляже, и успе под садом. И се Ангел Господень коснуся ему, и рече ему: востани, яждь и пий. Пророк вкусил ячменного опреснока и воды, приготовленных ему Ангелом, так не много, как свойственно любителю поста, и почувствовал нужду дополнить прерванный сон: Возвратився успе. И что же? Обратися Ангел Господень вторицею, и коснуся ему, и рече ему: востани, яждь и пий, яко мног от тебе путь (3Цар.19:4-7). Что была за надобность будить Пророка, уснувшего тотчас по принятии пищи, и вновь заставлять его принимать пищу? Если Ангел заботился о его пропитании, то мог бы после, благовременнее, на пути явиться ему со своими ячменным опресноком и корчагом воды, если нужно, и не однажды. Видите, что Ангел не пир дает Пророку, а распоряжает пост. Подкрепи, говорит, себя пищею сильнее, потому что тебе долго надлежит остаться без пищи, тебе предлежит четыредесятидневный путь и с тем вместе четыредесятидневный пост. Куда же привел Илию четыредесятидневный путь и четыредесятидневный пост? К чудесному боговидению, подобно как и Моисея.

Таким образом, пост в лице Илии представляется не только добровольным подвигом Пророка, но и непосредственным последованием небесному руководству. Братия! на небесах знают, что делают и для чего повелевают. Видно, есть особенная надобность в посте для особенного приближения к Богу. Можно и нам несколько понять сию надобность. Если, как говорит Премудрый, тело бо тленное отягощает душу (Прем.9:15), то судите, когда она способнее возвышаться к небесному и сообщаться с Божественным - тогда ли, когда тленное отягощающее обильно получает приращение тяжести и тления, или тогда, когда оно, по возможности, облегчается и утончается посредством благоразумно размеренных лишений?

Для чего строго постную жизнь вел Иоанн Креститель? Не погрешим, если скажем, что это была его свободная склонность, ибо никто не принуждал его к посту. Но надобно также вспомнить, что сия склонность его была предвидена, предопределена и предсказана еще до его рождения, и притом в связи с его величием. Будет, говорил Ангел Захарии, велий пред Господем: и вина и сикера не имать пити (Лк.1:15). Ангел удаляет от Иоанна вино и сикеру, как бы предполагая, что они унизили бы наибольшего в рожденных женами, и призывает пост, чтоб сей поддержал его величие. И для чего это? Без сомнения для того, чтобы он достойным образом приготовлен был к высокому служению - быть предтечею Христа, крестителем воплощенного Сына Божия.

Думаете ли, братия, что сей чрезвычайный пример не представляет ничего к подражанию для нашей обыкновенной жизни? Да. Чтобы простерть бренную руку, коснуться главы крещающего во Иордане Сына Божия, тогда как Дух Святый видимо сходит и осеняет Его, - как очищен долженствовал быть Иоанн, дабы не опален был неприступным огнем Божества! И может ли с кем другим встретиться что-либо сколько-нибудь подобное? Не может? Осмотримся, однако. Не приближаешься ли ты непосредственно к Христу, или не приближается ли Он к тебе, не прикасается ли к тебе, не входит ли в тебя, не исполняет ли тебя в причащении Тела и Крови Его? Подумай же, было ли бы то излишне или тяжко, если бы тебя, как Иоанна, постом и молитвою целой жизни приготовляли к сему Божественному общению? Итак, не говорю, не справедливо ли, - не весьма ли снисходительно Матерь-Церковь требует от тебя приготовления к сему великому таинству постом не строгим, в течение не многих дней?

Дохожу до важнейших вопросов: для чего постился Адам в раю? Для чего постился Христос четыредесять дней в пустыне? Соединяю сии вопросы, потому что между ними есть глубокая связь.

Если бы вам сомнительным показалось, подлинно ли Адам в раю постился, то довольно напомнить вам, что вы почитаете постом, и притом не малым, когда вам велят употреблять в пищу только произрастения земли, а мяс и рыб не касаться. Сие самое было постоянным законом райской жизни. Приметьте здесь, что много ли, мало ли, только ближе к райской жизни пост, нежели мясоед.

Но кроме сего, была в раю особая заповедь поста: От древа, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него (Быт.2:17). Не станем пытливо исследовать глубину сей заповеди, то несомненно по слову Божию, что постоянство в ее соблюдении должно было решительно утвердить Адама на пути жизни райской, духовной, небесной; напротив того, прельщение запрещенною идеею, нарушение заповеди дало в нем сильный перевес чувственному над духовным, низвергло его из райской жизни в земную и низринуло бы в ад со всем потомством невозвратно, если бы сего низвержения не остановил и не обратил к возвышению Сын Божий, став семенем жены и в Своем лице вновь поставив человечество в не выдержанное Адамом испытание, сделавшееся более трудным на земле, нежели было в раю. Таким образом, несоблюдение первым Адамом легкого поста в раю надлежало второму Адаму исправить выдержанней на земле строгого поста и с тем вместе отразить и низложить нашего превозмогшего искусителя. И вот почему Иисус ведяшеся Духом в пустыню, дний четыредесять искушаем от диавола: и не яст ничесоже во дни тыя (Лк.4:1,2).

Христиане! Христос как на Голгофе, так и в пустыне искушения пострада по нас, нам оставль образ, да последуем стопам Его (1Пет.2:21). После сего можно ли недоумевать, для чего пост? Он для того, что Христос нам оставил образ поста, да последуем стопам Его. Если пост Христов был звеном в цепи Его Богочеловеческих деяний для спасения всего рода человеческого, то надлежит и у нас посту быть звеном в цепи Христианских деяний, к нашему собственному спасению.

После сего не удивительно и то, что Апостольская Церковь приняла пост в число своих постоянных учреждений, и что Апостольские правила употребление поста тесно связуют с церковною Христианскою жизнию, и тех, которые не хотят соединиться с Церковию в подвиге поста, кроме случаев препятствующей немощи, признают недостойными общения церковного.

Не достанет ми повествующу времене [Евр.11:32], если бы я стал еще указывать на подвиги поста в житиях Преподобных и Святых, которые, не довольствуясь обыкновенным снисходительным правилом поста, разнообразно усиливали сей подвиг до ближайшего уподобления посту Илиину или Иоаннову. Их опытная мудрость, их чудесная жизнь, их прославленная святость свидетельствуют, что их подвиг был как правилен в начинании, так и благотворен для последствий. Важность подвига постного в некоторых особенных случаях открывает нам происшествие, предложенное благоговейному вниманию нашему ныне в Евангелии. Апостолы после того, как Господь даде им силу и власть на вся бесы, и недуги целити (Лк.9:1), после того, как они прохождаху сквозе веси, благовествующе и исцеляюще всюду (Лк.9:6), встретили одержимого мучительным духом немым и не могли освободить страждущего, доколе Господь Иисус не употребил Сам Своей Божественной силы и власти. После чудес, уже обыкновенных для них, внезапная недействительность данной им силы побудила их вопросить Господа, почему не могли они изгнать духа немого. На сие Господь ответствовал: Сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом [Мк.9:29]. Как важно здесь значение, как велика сила поста, соединенного с молитвою! Не видно, чтобы Господь, давая власть Апостолам изгонять нечистых духов и исцелять недуги, требовал от них поста. Он не возлагал на них строгого поста при Себе, а отлагал оный до времени Своего страдания. Еда можете сыны брачныя, дондеже Жених с ними есть, сотворити поститися? приидут же дние, егда отъят будет от них Жених, и тогда постятся в тыя дни (Лк.5:34). И видно, Апостолы чудодействовали, не употребляя усиленного подвига поста и протяженной молитвы, а просто именем Христовым и данною им властью повелевали, и повеленное исполнялось. Но видно также, в страждущем от духа немого необыкновенно велика была сила зла, и потому для победы над нею потребна была высшая степень силы благодатной и благотворной. Какие же кроме веры, уже действовавшей в Апостолах, могут быть средства и пособия для достижения высшей степени благодатной и благотворной силы? Господь предлагает молитву и пост. Сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом.

Видите ли благопотребность и пользу поста, соединенного с молитвою? Апостолам он нужен, нам ли не нужен? Чудотворцам он помогает, можем ли мы пренебрегать его помощью? Победе над мучительным и преобладающим духом зла он способствует, не ближе ли способствовать будет к укрощению плоти, воюющей против духа?

Дабы подвизающиеся в посте не погрешали в сем подвиге и немощные в сем подвиге, без чрезмерных усилий, приобретали плод оного, для сего предлагаю вам довольно напитать ваш ум постною, но сладкою и питательною церковною песнию: Постимся постом приятным, благоугодным Господеви. Истинный пост есть не одно уменьшение пищи и пития, но злых отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, отлучение похотей, оглаголания, лжи и клятвопреступления: сих оскудение пост истинный есть и благоприятный[127]. Аминь.

Слово в храме Святыя Мученицы Татианы при Императорском Московском Университете, 1850 г.[128]

И рече человеку: се, благочестие есть премудрость, а еже удалятися от зла есть ведение (Иов.28:28)

И рече человеку: се, благочестие есть премудрость, а еже удалятися от зла есть ведение (Иов.28:28)

Один из греческих царей, создав один из знаменитейших в Христианстве храмов, наименовал его храмом Премудрости Божией. Какая мысль произвела сие наименование? Думаю, та, что Господь наш Иисус Христос, по слову Апостола, есть Божия премудрость (1Кор.1:24) и что под именем премудрости (см.: Притч.8:27-29) Он изображен в Писаниях Соломона, с которым греческий царь некоторым образом состязался в подвиге храмоздательства. По сему рассуждению и всякий храм Христианский, следственно и сей, в котором теперь мы находимся, есть храм премудрости.

И сия обитель знаний, которая для себя устроила сей храм и, в нем ныне празднуя, воспоминает и освящает день своего учреждения, которая своим наименованием провозглашает себя вмещающей, или, по крайней мере, подвизающейся вместить в себе все знания человеческие, - не представляется ли посему обителию премудрости?

И так здесь даже невольно должна придти мысль о премудрости. А с пришедшею мыслию о премудрости не тотчас можно расстаться. Ибо не знаю, найдется ли человек, который бы (если только не совсем утратил человеческие способности), встретясь с премудростью, не пожелал хотя что-нибудь у нее заимствовать.

Желаю и я теперь взять хотя небольшой урок премудрости. И поелику едва удостаиваю себя не более, как в ученики ее, то беру на сей раз в учителя праведного Иова.

Кажется, это достойный учитель премудрости. Он выдержал для сей степени строгое испытание с совершенным успехом. Три состязателя: Елифаз, Валдад, Софар - семь дней и семь ночей в молчании провели при нем, собираясь с мыслями, потом каждый из них неоднократно вступал с ним в спор, а по них еще и четвертый состязатель Елиус, и все они каждый раз получали от Иова сильный отпор. Наконец Верховный Непогрешительный Судия объявил о сем состязании решительный приговор: Не глаголасте предо Мною ничтоже истинно, якоже раб Мой Иов (Иов.42:7). Правда, когда сей Верховный Судия продолжил испытание непосредственно Сам и вошел с Иовом в состязание сквозь бурю и облаки (Иов.38:1), тогда мудрость Иова изнемогла, и он признался в своей неспособности далее выдерживать испытание и даже в своей ничтожности: Почто еще аз прюся, наказуем и обличаем от Господа, слышай таковая ничтоже сый? Аз же кий ответ дам к сим? Руку положу на устех моих (Иов.39:34). Но, видно, и в признании своей немощи и ничтожности есть некоторая мудрость, потому что Господь не осудил Иова за сие признание, а наградил и тем кончил и другое, еще более трудное испытание Иова, в котором адское зломудрие возражало против его мудрости не словами, но жесточайшими бедами: Даде Господь сугубая, елика бяху прежде Иову во усугубление (Иов.42:10).

И так вы согласитесь со мною взять Иова в учители премудрости. Будьте же внимательны к уроку, который он нам преподает.

Вот он ищет премудрости: Премудрость откуда обретеся? и кое место есть ведения? И не находит ее в человеке. Не весть человек пути ея, ниже обретеся в человецех (Иов.28:12,13). Подумали бы о сем те, которые полагают, что человек сам для себя есть источник премудрости, и что он прядет из себя знание, как шелковый червь шелковую нить, с той, не в пользу человека, разностию, что шелковую нить умеет выпрясть каждый червь, а нить премудрости медленно, неровно, непрочно прядет весь человеческий род.

Иов продолжает искать премудрости, но не находит ее и вне человека в видимой природе. Бездна рече: несть во мне; и море рече: несть со мною [Иов.28:14]. Подумали бы о сем те, которые наблюдением, опытом, исследованием стараются пройти видимую природу в долготу и широту ее и проникнуть в ее глубину; которые, убивая один вид вещества другим и разделяя оное на тончайшие части, надеются дойти до дна и основания природы и на нем построить премудрость. Исследование природы имеет свою пользу, когда открывает ее законы и чрез то разрушает предрассудки, господствующие над незнающими сих законов, когда открывает в ней силы и средства, удовлетворяющие потребностям жизни человеческой. Исследование природы имеет свое достоинство и может сделаться путем к премудрости, когда, как говорит древняя книга премудрости, от величества красоты созданий сравнительно Рододелатель их познавается (Прем.13:5), когда очищенному от страстей оку, как говорит Апостол, невидимая Божия твореньми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество (Рим.1:20). Но если мы умножаем и разнообразим познания о вещественном, не помышляя о духовном: углубляемся в исследования о тварях, не возвышаясь к Творцу, - то, хотя бы познания наши казались обширными, как море, исследования наши глубокими, как бездна, по рассуждению Иова, надлежит опасаться, что ищущему здесь премудрости бездна речет: несть во мне; и море речет: несть со мною.

Между тем Иов высоко ценит премудрость или, точнее сказать, ставит ее выше всякой цены. Не дастся сокровище за ню, и не извесится сребро на изменение ея [Иов.28:15]. Сии слова возбуждают меня спросить, если можно, сего учителя, как же судил бы он о веке, в котором люди, мнящиеся смыслить и знать более других, торопливо собирают мысли или, за недостатком их, мечты воображения, наполняют ими книги, усильно распространяют их единственно для того, чтобы у читающих искусно похитить время и взять цену сребра. Признал ли бы он, что такие мысленные и словесные произведения могут хотя сколько-нибудь пробить или уровнять путь к бесценной премудрости, или только загромождают его? Мой учитель, в отдалении веков, не слышит меня и не ответствует на мои вопросы. Может быть, и хорошо молчание, когда ответ едва ли был бы приятен веку сему.

Наконец Иов открывает, где найти премудрость: Бог благо позна ея путь: Сам бо весть место ея [Иов.28:23]. Если бы кто сказал, что из сего еще не видно, как человек может достигнуть премудрости, я могу дополнить слова учителя. Ведомое Богу место премудрости есть Его ум, Его слово, Его дух. Итак, иди путем, который ведет к Богу, и тем же путем будешь приближаться к премудрости. Путь же к Богу известен: благоговейное размышление, молитва, вера.

Но учитель наш и сам дополняет свое исследование о премудрости, указывая на вернейшее к ней руководство, Самим Богом преподанное человеку. И рече человеку: се благочестие есть премудрость, а еже удалятися от зла есть ведение.

Какое простое руководство к премудрости! Имей благочестие, и ты имеешь премудрость, удаляйся от зла, и ты обладаешь знанием.

Опасаться можно, что сие учение может быть недовольно понято и принято некоторыми по тому самому, что очень просто.

Неужели, скажут, ничего более не надобно? Неужели бросить все науки? Неужели затворить все обители высших знаний? Нет, возлюбленные соученики, благочестие не есть отрицание наук и знаний: вам именно говорят, и говорят от лица Самого Бога, что благочестие есть премудрость, а премудрость есть мать, воспитательница, покровительница истинных знаний и полезных наук. И благочестие есть жизненное, руководительное и охранительное начало истинного знания. Удаляться от зла значит возжигать светильник просвещения в сердце и охранять светильник ума от бурь, которые могут погасить его, или раздуть пожар.

Кто не слыхал о мудрости Соломона? - умножися мудрость Соломона зело, говорит книга Царств, паче смысла всех древних человек (3Цар.4:30). Глагола о древех, от кедра иже в Ливане и даже до иссопа исходящаго из стены (3Цар.4:33): сей одной черты довольно, чтобы усмотреть обширность и разнообразие познаний его. Кто же преподал ему оные? Благочестие. Все учебное поприще Соломона, все учебные пособия его ограничиваются следующим: Господи Боже, даждь мне премудрость и разум. И рече Бог к Соломону: премудрость и разум даю тебе (2Пар.1:9-12).

Не всякий сим одним способом учения будет уметь достигнуть подобного успеха. И потому, ищущие знания и премудрости, слушайте просвещенных наставников, читайте основательные и благонамеренные писания, размышляйте, но не забывайте и урока мудрого Иова, не забывайте и Соломонова способа учения, который предлагается также и Апостолом: Аще кто от вас лишен есть премудрости, да просит от дающего Бога всем нелицеприемне и не поношающаго, и дастся ему. Да просит же верою (Иак.1:5,6). Аминь.

Слово к восприемлющим обет сердобольных вдов, 1821 г.[129]

Вдовицы чти сущия истинныя вдовицы (1Тим.5:3), - пишет Апостол Павел к Тимофею, епископу Ефесскому. Здесь и теперь прилично воспомянуть сию Апостольскую заповедь.

Дабы правильно разуметь изречение Апостола, надлежит знать, что в первые времена Христианства, кроме известного, никогда не изменяемого чина священноначальственного и священнослужебного, учрежден был в Церкви некоторый особенный разряд служебных лиц из женского пола, которые назывались вдовицами потому, что избираемы были действительно из вдовиц, а иначе диакониссами, то есть служительницами, потому что должность их была служить Церкви по некоторым ее поручениям. Им поручаемо было между прочим попечение о бедных, хождение за больными и - особенно во времена гонения на Церковь - посещение исповедников веры в темницах. Сим вдовицам и ради сих полезных служений оказывать уважение завещевал Апостол, когда писал к Тимофею: Вдовицы чти.

Прошли времена гонений. Христианское человеколюбие могло действовать свободнее прежнего. Казалось, менее нужными сделались и особенные служительницы Христианского человеколюбия. Между тем соблазны между самими Христианами умножались. Казалось, нужнее сделалось удаление от обращения в смешенном обществе Христиан, большею частью слабых и ложных. Апостольское учреждение вдовиц скрылось в уединенных обителях и пустынях.

Теперь смотрите, как дух истинного Христианства, проходя сквозь изменения времен, сквозь разнообразие народов, остается, однако, всегда одинаков и сам себе подобен, как еще и ныне возобновляет он первые свои благотворные действия в подобном прежнему виде и в подобной силе. Монархиня, матерь благословенного из Монархов - следственно, благословенная из матерей, с сей высоты земного благополучия глубоко нисходит к страждущему человечеству и является матерью сирот, вдовиц, оставленных, беспомощных, болящих. Будучи не только человеколюбива, но изобретательна в человеколюбии, она из призренных человеколюбием устрояет себе новые орудия человеколюбивого призрения. Так, между призренными ею вдовицами она взыскивает истинных вдовиц, способных и расположенных верно проходить служение человеколюбия; по чувствованиям собственного сердца нарекает их сердобольными и, торжественно посвящая их в служение болящим ради пользы, трудности и святости сего служения, чтит их особенною честью, утвержденной державным соизволением благочестивейшего Монарха.

Таков жребий, приемлемый ныне вами, Боголюбивые и человеколюбивые сестры о Господе! Уже называю вас Боголюбивыми и человеколюбивыми по уверению, что вы уже испытаны и обретены достойными торжественного служения Христианскому человеколюбию. По долгу же вверенного мне служения напоминаю вам, что Евангелие усвояет честь только истинным вдовицам, и сего ради завещаваю и молю: готовясь теперь произнести пред Всевидящим Богом обет сердоболия и принять честь сердобольных вдовиц, восприимите, возобновите искреннее и чистое желание быть истинно сердобольными вдовицами, Боголюбивыми и человеколюбивыми.

Посмотрите на образ истинной Христианской вдовицы, написанный в Евангелии: Истинная вдовица и уединенная уповает на Бога и пребывает в молитвах и молениях день и нощь (1Тим.5:5). Если сократить сие в одну черту, сие значит, что она должна быть благочестива или Боголюбива. Далее Апостольское учреждение при избрании вдовицы требует о ней изыскания, аще святых нозе умы, аще странныя прият, аще скорбных снабде (1Тим.5:10). Сие значит, что она должна быть деятельно человеколюбива. Вот образ вашего служения! Приближаясь к сему образцу, вы будете приближаться к совершенству в своем деле. Надобно вам часто взирать на сей образ оком ума и с новым всегда вниманием стараться изобразить оный в сердце.

Чем искреннее будете вы человеколюбивы и Боголюбивы в сердце, тем менее трудности будете вы находить в делах служения вашего, тем более успеха, тем более блаженства!

Предварительным опытом, конечно, вы узнали уже некоторые трудности восприемлемого вами служения. Как может облегчать их любовь, сие можно усмотреть из обыкновенных случаев жизни. Отчего, например, мать часто в глубокую ночь непринужденно бодрствует над своим младенцем, а кормилица не может победить сна? Не силою ли матерней любви уничтожается трудность долговременного бдения? Если таким образом естественная человеческая любовь облегчает трудные дела, менее ли сильно будет благодатное человеколюбие, одушевляемое силою любви Божественной? Если будете помышлять, что все человеки по природе суть одно в первом человеке и, разделясь, как потоки одного источника, паки сливаются в одно по благодати в Иисусе Христе, если сообразно с сим размышлением будет чувствовать и сердце ваше, что между вверяемыми попечению вашему точно нет ни одного чужого, - то попечение о ближних не будет разниться от попечения о себе, а свое бремя не тяжко, как говорит опытное присловие. Если будете помышлять, что не иначе живем и не имеем иной надежды жить, как любовью и милостью Отца Небесного, что каждую минуту Он совершает для нас более благодеяний милования, хранения и помощи, нежели мы можем совершить для других во всю жизнь нашу, то вы всегда будете чувствовать, как мало и ничтожно то, что мы делаем для ближних, а потому возжелаете иметь и любовь Божия даст вам крила огня (Песн.8:6), чтобы легко и быстро лететь на всякое служение ближнему.

В то же время, как истинная любовь к Богу и ближнему облегчает труд служения страждущему человечеству, она же производит от сего труда обильные плоды. Не любящий как сам пребывает в смерти (1Ин.3:14), так и всякое дело его, хотя бы имело наружный вид добродетели, есть мертво и бесплодно и слово, как кимвал (1Кор.13:2), бездушно. Но, когда истинная Христианская Любовь пронзает и отверзает сердце, тогда в нем и во всех его излияниях являются исходища жизни (Притч.4:23). Слово утешения от сердца, исполненного Христианскою любовию, как поток жизни, проливается в сердце страждущего; самый взор с таким сердцем как луч света проникает в душу, омраченную печалью. Если точно сия любовь управлять будет вашим служением страждущему человечеству, то и телесные дела сего служения по тайному благословению Верховного человеколюбца - Бога спасительны будут для тела болящих и душевные ваши расположения будут приносить им душевное облегчение, вожделенное само в себе и опять естественно благотворное для здравия телесного, но, что еще важнее, ваше истинное Христианское человеколюбие будет для них непрестанным Христианским поучением - ваше упование на Бога может подкреплять их против уныния и страха смерти, молитва веры вашей может быть целебнее всякого врачевства и для тела и для духа их. Для сего Апостол, дав заповедь, болящему призывать пресвитеры церковные, да молитву сотворят над ним (Иак.5:14), дабы не подумали, что сим исключается молитва прочих, тотчас присовокупляет общее наставление: Молитеся друг за друга, яко да исцелеете (Иак.5:16).

Наконец, то же Христианское благочестие и человеколюбие, которое одно может сделать служение ваше в высочайшей степени благотворным для ближних, оно же - и оно единое - может совершенно наградить вас за подвиги и соделать блаженными. Земная почесть и воздание недолго утешают и тех, которые пристрастны к земному, а еще менее тех, которые беспристрастно полагают цену вещам. Блажен, кто не так располагает жизнь и дела свои, чтобы только на земле и от человеков восприять мзду свою (Мф.6:2)! Блажен, кто, не останавливаясь на земном, простирается к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе (Флп.3:14)! Для сего и земная почесть вам изъявляется знамением Креста, чтобы и она вам напоминала о почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе. Желаете ли вы приобресть в несомненной надежде сию почесть и утвердить ее за собой навеки? Дайте любви Христовой располагать делами вашего служения. Она, во-первых, сделает для вас то чудо, что ваше служение страждущим ближним превратит в служение Самому Иисусу Христу, Который дал ей на то полномочие, когда сказал: Понеже сотвористе единому сих братии Моих менших, Мне сотвористе (Мф.25:40). Что же может быть выше и сей, хотя еще тайной, почести, что более сего, хотя и сокровенного, блаженства, что сладостнее одной мысли - служить Самому Иисусу Христу?! Но вследствие сего служения сердобольная любовь, если вы до конца ей последуете, возведет вас и к той царственной почести, к тому высочайшему званию, когда и вас со всеми Святыми торжественно звать будет Царь царствующих: Приидите благословении Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира (Мф.25:34). Ибо, скажет Он собственно вам: Я был болен, и вы посетили Меня (Мф.25:36).

Вступите же радостно в сей благословенный подвиг и проходите его неослабно при содействии благодати Христовой. Для укрепления себя в оном каждый раз, когда будете возлагать на себя крест, даруемый вам в знамение сердоболия, вспоминайте сердоболие Господа нашего Иисуса Христа, Который из любви к страждущему человечеству исцелял всякий недуг и всякую болезнь и Сам волею пострадал и умер на Кресте, дабы всех нас исцелить от смертоносной болезни греха. Воспоминайте сердоболие Пречистой Богоматери, которая с пронзенным сердцем предстояла Кресту и погребению Сына своего, подавая нам пример сострадания. Сими воспоминаниями прививайте себе чистую и спасительную болезнь человеколюбивого сострадания - пусть болит ею сердце ваше; сия святая болезнь и для больных и для здоровых будет источником исцеления. Аминь.

Слово на Преображение Господне, 1820 г.[130]

Взыде на гору помолитися. И бысть, егда моляшеся, видение лица Его ино, и одеяние Его бело блистаяся. И се, мужа два с Ним глаголюща, яже беста Моисей и Илия (Лк.9:28-30)

Взыде на гору помолитися. И бысть, егда моляшеся, видение лица Его ино, и одеяние Его бело блистаяся. И се, мужа два с Ним глаголюща, яже беста Моисей и Илия (Лк.9:28-30)

Высокое зрелище на горе Фаворской. Зрелище, подлинно достойное того, чтобы и видеть оное с восхищением, как видели Апостолы, и воспоминать с торжеством, как мы ныне воспоминаем. Не напрасно и те, которые были свидетелями великих явлений на Синае и Хориве, - не напрасно Моисей и Илия являются на Фаворе. Они увидят здесь более, нежели там. На Синае и Хориве сила и слава Божия открылись человекам сквозь силы видимого естества: на Фаворе не только Божество является человекам, но и человечество является в Божественной славе. Моисей трепетал на Синае (см.: Евр.12:21), Илия жаловался на Хориве (см.: 3 Цар. 19:14) - в Апостолах на Фаворе сквозь ужас сияет радость: Добро есть нам зде быти [Лк.9:33].

Христиане! Вероятно, сердце ваше готово сказать о зрителях Фаворской славы: воистину добро есть им тамо быти! Счастливы они, что могли там быть! Что ж, если скажем вам, что путь к созерцанию Фаворской славы не поглощен бездною, не прегражден стеною, не зарос тернием, не забыт, не потерян, но еще и ныне указуется знающими желающим (нетрудно понять, что сие говорится о пути духовном, ибо телесным шествием, конечно, нельзя взойти к видениям духовным и откровениям Божественным). В самом деле, для чего Евангелист, приступая к изображению славного Преображения Господня, прежде всего свое и наше внимание обращает на молитву: Взыде на гору помолитися? Для чего еще, как будто не полагаясь на проницание некоторых читателей и слушателей Евангелия и опасаясь, что не довольно поймут важность замеченного обстоятельства, он тут же повторяет, что Преображение Господне случилось во время молитвы: Бысть, егда моляшеся? Для чего иначе, если не для того, чтобы указать нам в молитве путь к свету Фаворскому, ключ таин духовных, силу откровений Божественных?

Если Богомудрый Евангелист нашел столь нужным с изображением славы Фаворской соединить мысль о молитве, то, конечно, не излишне будет и нам, Христиане, с воспоминанием славного Преображения Господня соединить хотя некое малое размышление о силе и действии молитвы.

Хотя должно уповать, что в сем доме молитвы нет никого, кто бы не имел более или менее познания о силе и действии молитвы, однако для основательного знания да будет позволено войти о сем предмете в исследование, как бы о неизвестном. Итак, имеет ли какая-нибудь молитва какое-нибудь действие? Сей вопрос недолго может оставаться неразрешенным. Он разрешается общим смыслом человеческого рода, ибо все, от просвещенного чистым светом веры Христианина до язычника, омраченного грубым суеверием, - все люди признают обязанность молиться, а большая и лучшая часть людей и самым делом исполняют сию обязанность, хотя неодинаковым образом и не с одинаковым успехом, но для чего бы и установлять и совершать молитву, если бы не признавали в ней никакой силы и не ожидали от нее никакого действия? Если кто спросит, как могут и язычники быть свидетелями о силе молитвы, когда они, не имея истинного богопочтения, не имеют потому и истинной молитвы, того мы опять спросим, как же у них и есть какая-нибудь молитва? Как ни старайся изъяснить, какое бы то ни было несовершенное явление молитвы, в основание происхождения его всегда должно будет положить силу молитвы. Молятся и язычники, конечно, или потому, что оставляемый тварью, но не оставляющий ее Бог и в их омраченных сердцах оставляет некоторые искры Своего света, который просвещает всякаго человека, грядущаго в мир, и которого тьма не объемлет (Ин.1:9,5), который и во плоти возбуждает некое чувство потребности духовной, дает некое предчувствие о возможности ее удовлетворения и таким образом побуждает взывать к неведомому Богу о неведомой помощи, или потому, что из самого блата чувственности, в котором погрязло язычество, иногда возникали некоторые окрыленные души, которые при сознании низости и нечистоты сего состояния искренним желанием и усилием познать силы духовного мира достигали некоторого причастия их и потом научали других достигать того же искренним и крепким желанием, то есть молитвою, или, наконец, потому, что еще с тех времен, когда во всем роде человеческом было истинное Богопознание и, следственно, во всем роде человеческом известна была сила и действительность истинной молитвы, несмотря на последовавшее повреждение Богопочитания, осталось неизгладимое всеобщее уверение как о необходимости самого Богопочитания, так и о пользе молитвы, то есть о ее силе и действительности.

К несчастью, есть философия (того рода, который Апостол Павел называет философиею по стихиам мира и тщетною лестию - Кол.2:8), которая, пренебрегая вообще свидетельство человеческого рода, думает надежнейшее свидетельство истины дать сама себе. Она учит, что как весь мир связан узами причин и последствий, в которых и свободные существа более или менее запутаны, то, когда человек молится - например, о изобилии плодов земных, а сие изобилие зависит от благорастворения воздуха, благорастворение воздуха - от действия и воздействия солнца, земли и воды, действие же их - от законов мира, однажды Творцом его постановленных и всегда постоянно и необходимо действующих, - он молится или бесполезно, или разве только для своего смирения и покорности пред властью и величеством Творца. Заметим, что и сей род мудрования не может отнять у молитвы хотя того действия, что она образует в человеке качество смирения пред Богом, а это уже немаловажное и спасительное действие. Но сего не довольно. Спросите, если встретите, учеников сего мудрования, что лучше - искусная машина или существо живое, разумное, свободное и благоустроенное общество таковых существ? Что возвышеннее - художник, который устроил машину и наблюдает за ее движениями, или отец, который родил детей и воспитанием образует их в свое подобие, и царь, который основал царство свободных и управляет ими так, как они хотят быть управляемы, только без нарушения его премудрых и благих намерений? Выбор здесь нетруден, и ответа ожидать не нужно. Спросите же их еще, для чего в творении Всесовершенного Творца лучше хотят они видеть совершенное произведение, нежели благоустроенное Царство премудрого Царя и великий дом Отца Всеблагого? Почему охотнее представляют себе Бога Художником мира, нежели Царем неба и земли и Отцом духов? Ответа на сие предоставим им искать в своей совести, а для нашего настоящего рассуждения довольно, что если Бог есть не только Создатель наш, но и Царь и Отец, то нет сомнения, что дети не вотще будут призывать Отца и Царь не заградит слуха от сынов Царствия. И удивительно ли, если чадолюбивый Отец в удовлетворение доброго или по крайней мере невинного желания сына остановит или переменит движение машины, которую он устроил? Так неудивительно, если Всеблагий Отец Небесный по молитве земнородных чад своих дает новое, необыкновенное направление природе, управляемой законом необходимости. Сим уподоблением изъясняет действие молитвы сама Истина и само Слово: Аще вы, лукави суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим, кольми паче Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него (Мф.7:11).

Некоторые Христиане, знающие и творящие дело молитвы более наружно, по обряду, нежели внутренне, по духу, не сомневаясь в неопределенной мысли, что молитва может быть сильна и действительна, недоумевают или совсем ошибаются в приложении сей мысли к самим себе и своей молитве. Молясь многократно и не видя ощутительных последствий своей молитвы ни в себе, ни окрест себя, вместо того чтобы усомниться в истине и достоинстве своих молитв, они получают духом лености и самопрельщения вдыхаемую мысль, что молитва сильная и действительная есть, может быть, особенный дар благодати, предоставленный только для некоторых избранных Божиих и для некоторых только чрезвычайных случаев. Для таковых скажем не обинуясь, что нет человека, которого молитва не могла бы соделаться сильною, если он того твердо и чистосердечно, с верою и упованием на Бога возжелает, и нет вещи, в которой бы молитва не могла соделаться действительною, если только предмет молитвы не противен премудрости и благости Божией и благу молящегося. Много сказано; надеемся, однако, что не обманем истинных любителей молитвы.

Представьте себе человека, который силою молитвы затворяет и отверзает небо для прекращения и низведения дождя; велит, чтобы горсть муки и немного елея достаточны были для пропитания нескольких человек на несколько месяцев и даже, может быть, не на один год - и сие исполняется; дует на мертвого - и он воскресает; низводит с небес огнь, дабы он попалил жертву и жертвенник, погруженный в воду. Что может показаться необыкновеннее сея силы молитвенныя? Но так кажется только для человека, не знающего силы духовной, а для знающего сие есть дело подобного нам человека. Это не мое мнение, но учение Апостольское. Апостол Иаков, поучая нас молиться друг за друга, в убеждение к сему говорит, что много может молитва праведного, и сие общее для всех наставление и убеждающую мысль подтверждает именно примером необыкновенного человека, которого мы теперь изобразили и которого он называет подобным нам человеком: Илиа человек бе подобострастен нам, и молитвою помолися, да не будет дождь, и не одожди по земли лета три и месяц шесть: и паки помолися, и небо дождь даде, и земля прозябе плод свой (Иак.5:16-18). Для чего сказано здесь, что сей чудодействующий Илия был подобострастен нам? Точно для того, чтобы, почитая его необыкновенным человеком, не обленились мы подражать ему и достигать силы в молитве.

Если, несмотря на сие, подражать в молитве Пророку кажется вам жребием, превышающим вашу посредственность, и высотою недосязаемою, то представьте себя, чем вам угодно меньшим Пророка, представьте себя хотя меньше, нежели Христианами, хотя только язычниками, и в сем случае, я утверждаю, что молитва ваша может быть сильна и действительна. Она может - чего больше? - может и из язычников соделать вас истинными Христианами; может ввести вас в истинное Богопознание и Богопочтение, хотя бы оно и неизвестно вам было, и, если не будет близко человека, который бы мог руководствовать вас к тому, она отверзет небо и низведет вам оттоле Ангела, который наставит вас. Но не мечтаю ли я, увлекаемый желанием возбудить вас к молитве сильной и действительной? Нет, братия и смолитвенники, я все говорю о том, что действительно уже было, а потому и опять быть может и о чем свидетельствуют наши священные книги. Известный из книги Деяний Апостольских (Деян.10) Корнилий, сотник Римского войска, был язычник; неизвестно, знал ли он единого Бога, а то верно, что не знал, Его же послал есть Бог, Иисуса Христа [Ин.17:3], но он творил столько добра, сколько разумел, боялся и непрестанно призывал Бога, хотя и неведомого: Благоговеин и бояйся Бога со всем домом своим, творяй милостыни многи людем, и моляйся Богу всегда (Деян.10:2). И что же сделала постоянная молитва язычника? Она точно преклонила к нему Небеса и низвела в помощь ему вышния, даже Божественныя силы. Среди самой молитвы является ему Ангел. Корнилие, - говорит он, - услышана быстъ молитва твоя (Деян.10:31) - и потом научает его призвать Апостола Петра. Когда же призванный Апостол проповедал ему Иисуса Христа, Дух Святый еще прежде совершения крещения излиялся на Корнилия.

Изыскивайте, если хотите, изобретайте в мыслях ваших вещь, которая казалась бы недоступною силе молитвы - не отчаиваемся при свете слова Божия показать вам, что она доступна и достижима, хотя бы даже казалась невозможною. Вообразите, например, целый народ, тяжким преступлением раздраживший Бога; присовокупите, что Бог уже изъявляет праведную волю Свою погубить сей народ и что в сии ужасные минуты остается один только человек на свете, который может принести молитву за сей почти уже поглощаемый адом народ. Не кажется ли вам, что уже невозможно спасти народ сей? Опыт Моисея показал, что и сие возможно. Народ Израильский непосредственно после славного Богоявления и законоположения Синайского вдруг впадает в идолопоклонство. Моисей предстоит Богу на горе. Выслушайте и уразумейте, какие дивные слова в сие время изглаголал Господь Моисею: И ныне остави Мя, и возъярився гневом на ня, потреблю их (Исх.32:10). О Господи, Боже духов и всякия плоти! Неужели сей раб Твой, который только Твоею силою силен, может воспрепятствовать исполнению воли Твоей? "Оставь Меня, - глаголет, - Я хощу явить праведный гнев Мой, хощу погубить сей народ, но ты меня удерживаешь" - остави Мя, и возъярився гневом на ня, потреблю их. Что же еще? Молитвенник и тогда не оставляет Бога, но усугубляет молитву, и гнев непобедимого Всемогущего уступает силе молитвы бренного человека! И умилостивися Господь о зле, еже рече сотворити людем своим (Исх.32:14). Измеряйте здесь, если можете, чудесную силу молитвы и найдите после сего, чего бы не могла она совершить во спасение!

Дабы усмотреть еще, с какою удобностью ключ молитвы отверзает духовные и Божественные сокровища, воззрим паки к Фавору, к которому и старались мы приблизиться настоящими размышлениями. Всмотримся еще раз прилежно в изображение Преображения Господня у Евангелиста: Взыде на гору помолитися. И быстъ, егда молящеся, видение лица Его ино и прочее. Если смеем мы по сим чертам угадывать сердечную тайну Божественного Иисуса - кажется, на пути к Фавору в прямом и непосредственном намерении Его было не преображение, но просто молитва - взыде на гору помолитися. Кажется, и на самой горе в самые минуты преображения собственною целью действия Его была только молитва: Быстъ егда моляшеся. Размышляющему не покажется невероятною и та догадка, что предметом сея молитвы Спасителевой долженствовало быть приготовление Себя и учеников к приближающемуся Своему страданию и крестной смерти, о чем Он незадолго пред сим открылся ученикам (см.: Лк.9:22) и о чем в самое время Преображения беседовали с Ним Моисей и Илия (см.: Лк.9:31). Как же среди молитвы о страдании открылась слава? Как самородный, так сказать, цвет и плод обильной живою силою молитвы. Дух молитвы, сливаясь с Духом Божиим, исполнил светом душу Иисусову; преизбыток сего света, не удерживаясь в душе, пролиялся на тело и просиял в лице; не вмещаясь и здесь, осиял и преобразил самую одежду; расширяясь еще далее, объял души Апостолов и отразился в восклицании Петровом: Добро есть нам зде быти [Лк.9:5]; прошел в область внутреннего мира и привлек оттоле Моисея и Илию; достиг самых недр Отца Небесного и подвигнул любовь Его к торжественному свидетельству о возлюбленном: Сей есть Сын Мой возлюбленный [Лк.9:7]. О чудо молитвы, единым действием объемлющей небо, и землю, и самое Божество! Да не скажет кто, что сей пример молитвы до нас не относится, как дело Богочеловека. Он относится и до нас, Христиане, ибо в нас тоже, хотя не в той же степени, должно совершаться, что и во Христе. Сие да мудрствуется в вас, - учит Апостол, - еже и во Христе Иисусе (Флп.2:5).

Время, наконец, спросить, отчего же столь многие молитвы остаются без действия, если всякая молитва может быть столь сильна и действительна? Ибо для сего наипаче вопроса сказано все, что доселе сказано, отличим здесь один случай, когда молитва кажется неисполненною, между тем как она исполняется неожиданным и высшим образом. Так, Павел трикраты молил Господа, да отступит от него пакостник плоти, но Бог ему ответствовал: Довлеет ти благодать Моя, сила бо Моя в немощи совершается (2Кор.12:8,9). Не прекращено искушение, но еще более дивная дарована победа над продолжающимся искушением. Если исключить подобные сему случаи, то все безуспешные молитвы объясняются кратким изречением Апостольским: Желаете, и не имате, зане не просите: просите, и не приемлете, зане зле просите, да в сластех ваших иждивете (Иак.4:2,3). Наши молитвы бесплодны или потому, что это не суть прошения прилежные и неотступные, которые бы исходили из глубины души и в которых бы вся душа изливалась, но только желания слабые, которые мы изрекаем без возбуждения духа и думаем, что они сами собою должны исполниться, или потому, что прошения наши нечисты и злы, что мы просим вредного, а не полезного для души нашей или просим не во славу Божию, но для удовлетворения наших хотений плотских и самолюбивых.

Молись, Христианин, молитвою крепкою, от всей силы души твоей, молитвою прилежною и неотступною, молитвою благою и чистою, а если сего не обретаешь в себе, молись о самой молитве - ты молитвою сперва приобретешь молитву истинную и действительную, потом сия все победит с тобою и все тебе приобрящет, возведет тебя на Фавор или в тебе откроет Фавор, низведет Небо в душу твою и душу твою вознесет на Небо. Аминь.

Слово на Рождество Христово. 1812 г.[131]

И се вам знамение: обрящете младенца повита, лежаща в яслех (Лк.2:12)

И се вам знамение: обрящете младенца повита, лежаща в яслех (Лк.2:12)

Третий день, как славословящая Церковь и при Олтарях и в домах возвещает нам сие знамение родившегося Спасителя (Лк.2:11). Вифлеемские пастыри, может быть не более трех мгновений слышавшие небесную о Нем весть и славословие, в ту же нощь поспешили обрести Его по данному им знамению: Реша друг ко другу: прейдем до Вифлеема и видим глагол сей бывший, егоже Господь сказа нам (Лк.2:15). Мы, столь долго и многократно уже оглашаемые славою и сами призываемые к прославлению рождающегося Христа: Христос рождается, славите, - мы, почти влекомые во сретение нисходящему с небес: Христос с небес, срящите, - прешли ли наконец до Вифлеема и видели ли глагол сей бывший, его же Господь сказал нам?

Но как можно нам прейти до Вифлеема, скажут те, которые не имеют ни простосердечной веры пастырей вифлеемских, ни мудрости волхвов, сущих от восток? А разве можно нам, Христиане, оставаться в большем удалении от родившегося Спаса нашего, нежели языческие мудрецы, и в большем неведении о нем, нежели пастыри обращающиеся токмо с несмысленными? Церковь, конечно, не обманывается, когда вопиет во уши наши: Христос с небес, срящите! Конечно, Христос доселе нисходит с небес, и в такой близости к нам, что мы, подобно пастырям или волхвам, благовременно можем приспеть на место его Божественного явления. Прейдем до Вифлеема.

Вифлеем значит дом хлеба - какого, если не хлеба животнаго, сходящаго с небесе? (Ин.6:51) Прейти в сей Вифлеем или, паче, соделаться сим Вифлеемом долженствует каждая Христианская душа, дабы внити потом и преобразиться самой в Иерусалим новый, в скинию Божию (Апок.21:2,3). Бог хощет во всех нас явити Сына Своего (Гал.1:16) посредством нашего благодатного рождения.

Дабы путь к родившемуся Спасителю не оставался для нас неизвестным или сомнительным и дабы вместо Вифлеема нового рождения не закоснеть нам в том ветхом Иерусалиме, который в день спасения на пагубу свою мятется со своим народом, отважимся испытать, какое бы знамение могло нас удостоверить в нашем приближении ко Христу, в истине нашего возрождения?

В Евангелии мы видим два пути к рождающемуся Христу: путь волхвов и путь пастырей. Путь волхвов есть путь света и ведения, управляемый ясным знамением звезды, которую они видели на востоке и которая предводила их до Иерусалима и Вифлеема. Путь пастырей есть путь сени и тайны, путь веры, а не видения, который по кратковременном осиянии славою Господнею предприемлется в стражу нощную, совершается без руководителя и не обеспечивается никаким особенным знамением, кроме удобопререкаемого знамения младенца повита, лежаща во яслех. Кто бы не подумал, что светлый путь волхвов должен быть безопаснее, удобнее и кратче? Напротив, он был и продолжительнее, и труднее, и опаснее, нежели темный путь пастырей. Вместо Вифлеема мудрецы являются прежде в Иерусалиме - здесь проповеданные ими ведения ни к чему не служат, разве ко всеобщему смятению; они впадают в недоумение о продолжении пути своего; наставление небесного знамения становится невнятно для них, и Божественное Отроча, пред которым они желали повергнуться в благоговении, едва не повергается ими в руки нечестия. Пастыри преходят поприще мрака и, достигнув Вифлеема, достигают того, что слава Господня, единожды осиявшая их с небес, теперь невидимо вселяется в них самих: Возвратишася пастырие славяще и хваляще Бога (Лк.2:20).

Прославим прославившего путь волхвов, не презрим пути пастырей. Если светлый путь ведения привлекает наши взоры, не забудем, что мы должны быть не путешествующими зрителями, но осмотрительными путешественниками. Между тем как очи наши теряются в созерцании величественных видов, нам представляющихся, легко статься может, что мы не приметим под ногами нашими камней, сетей и пропастей или остановимся на пути нашем, тогда как надлежало бы простираться в предняя. И потому яркие озарения ума не всегда можно принимать за непреложные знамения приближения ко Христу и за верные указания истинного пути возрождения. Есть просвещенные духи, подобные прозрачным телам, которые приемлют и передают свет, но сами его не чувствуют и даже производят в других пламя, но сами остаются хладны и мертвы. Самая высокая мудрость человеческая есть такое светило, которое поколику само идет неопределенным еще путем, потолику и не может быть надежным путеводителем и которое, чем славнее в своем сиянии, тем страшнее в своем затмении. Как можно и желать лучшего? Истинное и живое видение, собственно, не есть удел настоящей жизни нашей - самое блаженство ее состоит в веровании: Верою ходим, а не видением (2Кор.5:7), блажени не видевшии и веровавше (Ин.20:29). Снидем же по следам пастырей вифлеемских на сеннотаинственный путь веры и, чем более он сокровен и невидим, тем более потщимся его заметить осязательным знамением, ему свойственным.

Токмо тот может оставить странствующим ясные и несомнительные знамения на новом и неизвестном для них пути, кто его прошел, изведал, измерил. И кто может совершеннее и ведать, и открыть, и назнаменовать ход чистого рождения, еже не от крове и плоти (Ин.1:13), как не Тот, Который един не родился во гресех, но наитием Святаго Духа и осенением силы Вышняго (Лк.1:35) и Который един всем Его приемлющим дает область чадом Божиим быти (Ин.1:12)? Для сего-то, слушатели, Он и родился на земли, чтобы явить здесь небесное рождение, родился видимо, дабы положить пред очи рождение невидимое, и поелику рождаемый в чистоте и святости не имел нужды восходить к иному, лучшему рождению, то самое рождение свое по плоти соделал токмо прозрачною завесою (Евр.10:20), сквозь которую мы можем прозирать на новый и живый путь нашего духовного рождения. Не вопрошайте убо, вземлющие души ваши ко Господу, не вопрошайте более с Давидом: Скажи мне, Господи, путь, воньже пойду (Пс.142:8) - сей недоведомый путь во услышание самой плоти ныне изглаголан воплощенным Словом Божиим: Аз есмь путь (Ин.14:6). Мудрствующие горняя! Не полагайте в сердце вашем иных восхождений к Богу, кроме степеней, по которым Сын Божий нисходит к человеку: Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе, иже во образе Божии сый, непщева быти равен Богу, но себе истощил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся, якоже человек (Флп.2:5, 7). Не преходите спешно мимо знамения, с такою неукрашенною простотою открывшегося в Вифлееме Иудейском - сею самою простотою запечатлена тайна вашего собственного Вифлеема: во внешнем знамении родившегося Спасителя заключено внутреннее знамение спасительного возрождения.

И во-первых, се вам знамение: обрящете младенца. Гордость денницы, воплотясь в человека, возрастила его в исполина, для которого узкая врата и тесный путь вводяй в живот (Мф.7:14) соделались непроходимыми. Сын Божий, дабы обновить сей путь своею плотью, стесняет Свое необъятное величие в скудный возраст младенчества и полагает его мерою, в которую бы мы приходили, вступая на путь живота и приближаясь ко вратам Царствия. То, что некогда сказал Он ученикам своим на их вопрос: Кто есть болий в Царствии Небесном, еще прежде проповедано было немотствующим Его младенчеством: Аще не обратитеся и будете яко дети, не внидете в Царство Небесное (Мф.18:1,3). Итак, кто хощет обрести путь Иисуса, тот да взыщет Его младенчества. Младенец почивает на руках своей матери, мыслит ее умом, управляется ее волею, питается ее пищею, живет ее жизнью, если вы в детской простоте успокаиваетесь на руках Провидения, если ум ваш забывает себя в благоговейном смирении пред судьбами Премудрости Божией, если вы совершаете волю Божию так, как бы она была вашею волею, если вы возлюбили словесное и нелестное млеко (1Пет.2:2) не токмо яко услаждение, но и яко пищу, возращение и оживление духа, - то благословите Бога, который утвердил в вас живое знамение Спасова рождения.

Во-вторых, се вам знамение: обрящете младенца повита. Знамение повития пеленами нам изъясняет один из древних учителей Церкви (Tertullian. Adversus Marcionem, cap. IV[132]). В повитии пеленами, говорит он, Иисус предначинает свое погребение. В самом деле, пелены младенца и плащаница умершего вначале истканы одним художником, колыбель и Гроб имеют одного изобретателя. Если бы грех не изобрел гроба и плащаницы, то не было бы также пелен и колыбели. Как немощи рождения суть начатки смерти, так колыбель - предтеча гроба и пелены - первый край постепенно развиваемой погребальной плащаницы. Почему Сын Божий, благоволив быть повит пеленами, предобразует ими жизнь непрестанного умерщвления. Кто бы вы ни были, желающие ходить во след Иисуса, вы также должны проходить сень смертную на пути рождения в живот вечный. Каждое орудие соблазна должно быть усечено (Мф.18:8), каждое движение собственности удержано и прекращено, каждое земное вожделение связано и умерщвлено: Умертвите уды ваша, яже на земли (Кол.3:5). Вы должны, подобно повитому пеленами, сохранить свободу, отверзать очи ваши токмо для того, чтобы приобвыкнуть спокойно взирать на узы вашего ветхого человека и таким образом умертвить самое зрение; должны сохранить уста ваши токмо для того, чтобы дышать воздыханиями молитвы. Так верные последователи Господа носили мертвость его в теле своем, и умирали по вся дни (2Кор.4:10; 1Кор.15:31), но в сей самой смерти почерпали новую жизнь: Яко умирающе, и се живи есмы (2Кор.6:9). Жизнь умерщвления есть непререкаемое знамение пути Христова, и гроб ветхого есть истинная колыбель нового человека.

Наконец, се вам знамение: обрящете младенца повита, лежаща в яслех. Если младенчество и пелены Богочеловека суть знамения глубокого смирения Его и умерщвления, то ясли его суть изображение непостижимого истощения. Уже Он умалил себя пред Ангелами своим человечеством, своим младенчеством и пеленами восприял на себя то, что есть уничиженнейшего в человеках: Он нисходит еще, и Слово неразлучно сущее у Бога (Ин.1:1) вменяется с бессловесными. О, как пред сим знамением Божественного истощения все превознесенное в человеках, все славное в мире не унижается и умаляется, но рушится, исчезает и скрывается в естественном своем ничтожестве! И блажен, кто благоговеет пред яслями Богочеловека так же, как и пред Престолом Его Величествия, - кто, повергаясь пред ними, видит их над собою в такой же высоте, как небо! Пусть он теряет весь мир, теряет себя самого в беспредельной глубине своего ничтожества. Сия беспредельность есть предел сообщения с беспредельным Божеством. Пусть, по изречению Псалмопевца, исчезает душа его: она исчезает во спасение (Пс.118:81).

Вы видите, слушатели, каким образом Вифлеемское знамение родившегося Спаса дано не одним Вифлеемским пастырям, но и каждому из нас, дабы управлять нашим духовным путем ко Христу Спасителю. Вопросим еще единожды, прешли ли мы до Вифлеема и то, чего естественно ищет душа наша, обрели ли столь же неукоснительно, беспрепятственно, верно, как сии верные в простоте своей пастыри приидоша поспешшеся, и обретоша (Лк.2:16)? О, Иисусе младенчествующий! Как трудно нам кажется сократиться в сию скудную меру Твою! Мы любим не малитися с Тобою, но расти в себе самих, - расти своемудрием, расти вожделениями, расти ложною славою. О, животе, повитый в погребение! Как часто мы без внимания попираем и дерзновенно раздираем пелены Твои! Мы желаем лучше жить, дабы умереть, нежели умирать, дабы жить! О, мудросте и Слове Божий, поучающий нас ныне из яслей Твоих! Как мало мы внимаем великой проповеди Твоего немотствования! Как будто знамения Сына Божия на земли для нас малы и низки, как будто мы ждем, чтобы для нас явилось знамение Сына человеческого на небеси. Оно явится, но тогда уже не время будет ни праздновать, ни поучаться - тогда восплачутся вся колена земная (Мф.24:30).

Поспешим, Христиане, проходить примрачный путь веры, дабы свет судного дня внезапно не ослепил нас. Сретим любовью Христа, нисходящего с небес, дабы Он сретил нас милосердием, восходящих на Небо. И если кто уже пришел к нему с пастырями, да возвращается тот всегда с ними от славных знамений к простоте верования, восписуя славу единому Богу. Если же кто с волхвами притек в сокровенный Вифлеем от шумного Иерусалима, да не возвратится тот ко Ироду (Мф.2:12) похвалиться своим обретением - да не соделается тайна Царя славы оружием миродержителя тмы века сего, который ищет Отрочате, да погубит Е (Мф.2:13). Аминь.

Слово на Рождество Христово. 1824 г.

Сiе же все бысть, да сбудется реченное отъ Господа пророкомъ глаголющимъ: се Дева во чреве прiиметъ, и родитъ сына, и нарекутъ имя Ему Еммануилъ: еже есть сказаемо, съ нами Богъ (Мф 1, 22. 23).

Сiе же все бысть, да сбудется реченное отъ Господа пророкомъ глаголющимъ: се Дева во чреве прiиметъ, и родитъ сына, и нарекутъ имя Ему Еммануилъ: еже есть сказаемо, съ нами Богъ (Мф 1, 22. 23).

Неоднократно замечает святый Евангелист Матфей, что все обстоятельства и происшествия, которыми ознаменовалось рождение на земле воплощенного Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, были не просто стекшиеся обстоятельства и происшествия, но точные события пророческих предсказаний. Замечание, важное не для одних иудеев, которые и на то, что можно рассмотреть простыми глазами, смотрят сквозь зрительное стекло Пророков, но и для всякого, кто желает в перепутанных случайностями путях человеческих открывать следы Провидения, и в происшествиях мира усматривать дела Божии. Не очевидно ли Божие дело, когда предсказанное за несколько столетий точно сбывается, и особенно, когда сбывается то, что по обыкновенным понятиям и соображениям представлялось несбыточным?

Как будто на предстоящую пред очами, указывает Исаия на преблагословенную Деву Марию: се дева; тогда как не только сия дева, но и ее родители и прародители не произошли еще на свет. Се дева, говорит он, во чреве прiиметъ, и родитъ сына. Что глаголеши, Пророче? Может ли дева приять во чреве? Может ли родившая быть девою? Если сие и сбыточно: как сбудется сие у народа, которому ты предсказываешь сие событие? Если даже и сбудется: как может сие быть знаменiемъ, очевидным, удовлетворительным, какое ты предвещаешь: Дастъ Господь Самъ вамъ знаменiе (Ис 7, 14)? Если ты подлинно видишь сию дщерь Давидову, на которую указываешь: се дева; если видишь ее в отдаленном от родины Давидовой, в презренном Назарете, в сиротстве, в убожестве, без всяких знамений царской ее породы, обрученную древоделу, скажи, как дастъ Господь сие знаменiе, чтобы она явилась девою рода Давидова, рождающей в доме и отечестве Давидовом, именно, по назначению другого Пророка, в Вилееме?

Смотрите же, как подлинно Господь Самъ ответствует за верность слова пророческого. Духъ Святый найде на Марию, и сила Вышняго осени ее (Лк 1, 35); и она прияла во чреве, пребывая девою, и соделавшись матерью Сына, тем не менее осталась девою. Чтобы не знающие тайны сего зачатия не могли оскорбить зачавшую, она обручена мужу прежде сего зачатия, а дабы всякому здравомыслящему явно было сие знамение Господне, что дева зачала без мужа, зачатие последовало за обручением прежде даже не снитися има (Мф 1, 18), прежде нежели Иосиф прiялъ жену свою (24) в дом свой. Иосифу, чтобы он не остался в недоумении, открыть сию тайну и указать сие знамение послан был Ангел; а для прочих, которые не могли видеть и слышать Ангелов, не менее Ангела верным свидетелем знамения и вестником тайны был сам Иосиф, всем известный как праведный (19), который потому не мог обманывать людей, и тем еще более не мог клеветать на Бога и на Святого Духа. Но как сделать, чтобы знамение, уже открывшееся в языческом почти Назарете, дано было, по предречению Исаи, дому Давидову (Ис 7, 13); чтобы дева, которая, по приятии во чреве от Духа Свята, и после трехмесячного пребывания в доме одной родственницы, до последнего времени чревоношения оставалась жить в Назарете, не помышляя ни о каком путешествии, ни о каком переселении, – чтобы она родила Вождя Израилева, по пророчеству Михея, въ Вилееме (Мих 5, 2)? Подлинно здесь, как намекает опять Исаия, трудъ данъ Господеви (Ис 7, 13), то есть, надлежало произвести трудные, по человеческому понятию, и необъятные дела, чтобы предсказанное знамение совершилось. Дабы Марию, по совету Ангела, наконец принятую в дом Иосифов, привесть из Назарета в Вифлеем, и достоверно и торжественно показать происхождение Сына ее от Давида, к сему избрана средством всенародная перепись; но как такая перепись в народе Божием не была в употреблении, даже запрещена была законом, то надобно было народ Божий предать власти другого народа. И так Бог поколебал почти все царства мира, и покорил их Риму; над Римом воздвиг Августа; Августу дар всемирный мир, чтобы полномочие и удобство подали ему мысль, и чтобы от него вышло повеленiе, написати всю вселенную (Лк 2, 1), перед тем временем, когда надлежало родиться Сыну девы; сия перепись столько нечаянно, сколько же необходимо повлекла Иосифа в отечественный ему город Вифлеем; Мария должна была следовать за Иосифом; земной род Емануила открылся в то самое время, когда приспело Его рождение; и, – что немногими днями ранее казалось еще несбыточным, – Он родился точно, по предсказанию пророческому, в Вифлееме.

Подлинно, все сделано, чтобы исполнилось предсказание, и чтобы сквозь малые и великие дела человеческие видно было единое великое знамение господствующего над ними дела Божия. Сiе все бысть, да сбудется реченное отъ Господа пророкомъ глаголющимъ: се Дева во чреве прiиметъ, и родитъ сына, и нарекутъ имя Ему Еммануилъ: еже есть сказаемо, съ нами Богъ.

При сем рассуждении о точном исполнении пророческих слов, относящихся к Рождеству Господа нашего Иисуса Христа, может кто-либо спросить: почему не столь, по видимому, точно исполнилось предсказание о Его имени? Поелику пророк Исаия преднарек Ему имя Еммануила: но вместо того Ангел повелел нарещи ему имя: Iисусъ.

На сие, во-первых, ответствую, что если прочие предсказанные подробности о Сыне Девы, а в числе их и менее существенные, каково, например, есть назначение места рождения Его, сбылись в точности; возможно ли, чтобы Творец Пророчества, Дух Святый, допустил оному быть неточным в том, что составляет сущность, дух и цель всех предсказанных подробностей, именно, что в Сыне Девы сближается съ нами Богъ, или иначе сказать, что мы Им спасаемся!

Во-вторых, признаю, что при сличении Пророчества о имени Еммануила с событием, усматривается нечто неточное, по наружности, в словах: но при сем не обинуясь утверждаю, что сия видимая неточность не только не есть недостаток или несовершенство в пророчестве, или в событии, но даже принадлежит к совершенству, и новым образом открывает Божественное происхождение того и другого. Приведите себе на мысль то, что Еммануил и предсказан, и пришел на землю по предсказаниям, для верующих; а где вера, там не все должно быть ясно видимо, но должно нечто предполагать сокровенное, поелику вера, по Апостолу, есть обличенiе невидимыхъ (Евр 11, 1), открытое же и полное видение не оставило бы места вере. Посему вы согласитесь, что Еммануил, в пришествии Своем на землю, долженствовал быть и столько видим, чтобы Его можно было узнать, и столько сокровен, чтобы в Него можно было веровать, и чтобы неверующие не могли проникнуть в тайны Его, и повредить делу Божию, которое совершить Ему надлежало. Посему, что Пророк открывал верующим в необыкновенном имени Еммануила, то же самое Ангел представил миру под покровом не столь необыкновенного для слуха евреев имени Иисуса, которое имели уже прежде один Судия и один Первосвященник, также не без таинства для верующих, и также утаенного от неверующих.

В-третьих, если, не останавливаясь на одном видимом, сличим назначенное в пророчестве имя Еммануила, и явившееся в событии имя Iисуса, то нетрудно усмотреть в них не только точную, взаимную сообразность внутреннюю, но и единство. Что препятствует нам, человекам, да будет съ нами Богъ? Греси ваши (Ис 59, 2), говорит Пророк, разлучаютъ между вами и между Богомъ. И так разлучение от Бога и состояние греховное есть одно и тоже. Следственно приближение к Богу и спасение от грехов, есть опять одно и тоже. Следственно Еммануилъ – съ нами Богъ, и Iисусъ – Спаситель отъ греховъ, также есть одно и тоже. Следственно, и пророчество точно, и событие верно пророчеству. Еммануилъ есть Спаситель; Iисусъ есть съ нами Богъ.

Познаем, Христиане, глубокую мудрость сего пророчества, и восчувствуем высокое блаженство сего события!

Съ нами Богъ во Iисусе, по самому воплощению: поелику в Нем естество Божеское и наше человеческое не только сближены, но соединены нераздельно, впрочем и неслиянно, во единое лицо Богочеловека; и потому Он не стыдится (Евр 2, 11), как говорит Апостол, братiею нарицати нас.

Съ нами Богъ во Iисусе, по искуплению: поелику без Иисуса с нами был грех, который мы и от Адама наследовали, и сами творить не переставали; а всякiй творяй грехъ, рабъ есть греха (1 Ин 3, 8); с нами был диавол, ибо творяй грехъ (1 Ин 3, 8) отъ дiавола есть; но Иисус, пришедши на землю, жизнию Своею исполнил закон Божий, который мы нарушали; страданием Своим загладил грех, который мы творили; смертию Своею умертвил смерть, на которую мы за грех осуждены были; сошествием Своим во ад освободил нас от темной власти диавола; воскресением Своим вновь приобрел нам жизнь Божiю (Еф 4, 18), от которой мы грехом отчуждены были.

Съ нами Богъ во Iисусе, по дару Святого Духа: поелику Сын Божий, пришедший на землю для искупления нас, возвратился на небо, да умолитъ Отца, и иного Утешителя дастъ намъ, да будетъ съ нами во векъ, Духъ истины (Ин 14, 16).

Съ нами Богъ чрез Iисуса, в нашем уме и познании: поелику Бога никтоже нигдеже виде; Единородный Сынъ, сый въ лоне Отчи, Той исповеда (Ин 1, 18).

Съ нами Богъ чрез Iисуса, в нашем сердце и чувствии: поелику Христосъ вселяется верою въ сердца наши (Еф 3, 17), и с тем вместе любы Божiя изливается въ сердца наша Духомъ Святымъ, даннымъ намъ (Рим 5, 5).

Съ нами Богъ чрез Iисуса, во всей нашей жизни и делах, если только мы совершенно предаем себя Ему: поелику тогда живемъ не ктому мы, но живетъ въ насъ Христосъ (Гал 2, 20); и Богъ действуетъ въ насъ еже хотети и еже деяти о благоволенiи (Флп 2, 13).

Съ нами Богъ чрез Iисуса, если только желаем того, во всех состояниях и приключениях жизни нашей; так что даже, страждем ли, можем съ Нимъ страдать, да и съ Нимъ прославимся (Рим 8, 17); умираем ли, можем умирать Господеви (14, 8).

О имени Господа нашего Иисуса Христа, с нами Бог, Христиане, всегда и во всем; только мы да не перестанем быть с Богом, через памятование о Нем, через молитву к Нему, через веру и любовь, через непрестанное упражнение в том, что угодно Богу и что к Богу нас приближает. Аминь.

1824 г.

Слово на Рождество Христово, 1826 г.[133]

Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе: Иже, во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу: но Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся яко же человек (Флп.2:5-7)

Сие да мудрствуется в вас, еже и во Христе Иисусе: Иже, во образе Божии сый, не восхищением непщева быти равен Богу: но Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся яко же человек (Флп.2:5-7)

Если, по слову Соломонову, время всяцей вещи под небесем (Еккл.3:1), то не ныне ли время любомудрствовать с Апостолом о дивном самоумалении великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, когда видим Его умалившего Себя даже до младенческой меры возраста, уничижившего Себя даже до яслей скотских?

Люди, пристрастные к великости земной, нередко соблазнялись умалением Иисуса Христа. Но когда уже опытом столь многих веков дознано и то, что Бог Его превознесе, что пред именем Его действительно преклонилось всякое колено небесных и земных и преисподних (Флп.2:9,10), ибо со дней воскресения и вознесения Его тысячи свидетелей видели, как небесные силы раболепно исполняли Его повеления, как, напротив, адские силы Его именем низвергаемы были в бездну, земнородных же миллионы в поклонении Его имени находят свое блаженство, после сего и пред людьми для того и собравшимися, чтобы преклониться пред именем Иисуса, мы можем освободить себя от труда защищать и оправдывать Его умаление, и ничто не препятствует нам взирать на Его умаление с таким же благоговением, как и на Его величие.

О, как умалил Себя Сын Божий в Своем воплощении! Умаление сие тем поразительнее должно быть для нас, что является в некотором противоположном соответствии с первоначальным возвеличением самого человека. Ибо слово Божие не без намерения употребляет для изображения сих противоположностей одно и то же выражение: Образ и подобие. Сотворим человека, рек Бог Творец, по образу нашему и по подобию [Быт.1:26]. И Апостол о воплощении Сына Божия говорит: Зрак раба приим, в подобии человечествем быв, и образом обретеся яко же человек [Флп.2:7]. Иному владыке не много нужно умалять себя, чтобы показаться в виде раба. Но когда Господь великий и вышний, который и рабам своим дарует образ владычный, сам является в образе и подобии раба, то есть в состоянии полного рабства и глубокого, какое рабству свойственно, уничижения, тогда на столь чрезвычайное умаление великого не можно смотреть без особенного чувства удивления, простирающегося или до умиления, или до ужаса. И сим-то образом умалил Себя Сын Божий в Своем воплощении.

Но как еще более уничижил Он Себя в обстоятельствах Своего земного рождения! Надлежало избрать народ, в котором бы Ему родиться, и Он избрал для сего из всех народов земли малейший, не имеющий собственного правительства, многократно порабощенный и близкий к новому порабощению, некогда благословенный, но уже едва не отверженный. Надлежало избрать город, и Он избрал Вифлеем, так малый, что и благоприятствующий ему Пророк не может скрыть сего нарекания на него и не находит иного средства его возвеличить, как именем рождающегося в нем умаленного Иисуса. И ты, Вифлееме, доме Евфрафов, еда мал еси, еже быти в тысящах Иудиных! Из тебе бо мне изыдет старейшина, еже быти в Князя во Израили, исходи же его из начала от дней века (Мих.5:2). Надлежало избрать матерь и, чтобы до времени сокрыть от неверующих тайну воплощения, надлежало узами закона, но не плоти, присоединить к ней и мнимого отца, и вот избраны, хотя потомки царские, чтобы совершились обетования и пророчества, но уже один древодел, а другая бедная сиротствующая дева. И что еще? Если бы Господь родился в малом, собственном или наемном жилище Иосифа, и Мария положила бы Его в бедной колыбели, зрак раба, Им восприемлемый, может быть, не все имел бы черты, какие его составлять могут, ибо могло найтись рабское жилище меньше Иосифова и колыбель беднее Марииной. Что же изобретает бесконечно Великий, ищущий бесконечного умаления? Сокровенными пружинами Провидения подвигнут дух Августа, духом Августа подвигнута вся вселенная, то есть вся Римская Империя, или по крайней мере вся Иудея, дабы, по всеобщем движении народа по случаю народной переписи, нельзя было Иосифу ни остаться в собственном жилище в Назарете, ни найти наемное в Вифлееме, когда наступало время родиться истинному Господу вселенной, и таким образом умаливший Себя даже до младенчества, уничижает Себя даже до яслей вместо колыбели. Положи Его в яслех: зане не бе им места во обители (Лк.2:7).

Если от умаляющего Себя Бога прострем взоры далее по пространству мира, в котором и для которого Он умаляется, чудо умаления представит нам новые разительные виды. Здесь приходит мне на мысль картина сошествия Слова Божия с небес на землю Египетскую, начертанная писателем книги Премудрости. Тихому молчанию содержащу вся, и нощи во своем течении преполовляющейся, всемогущее Слово Твое, Господи, с небес от престолов царских жесток ратник в средину погибельныя земли сниде (Прем.18:14,15). И в сошествие воплощенного Слова Божия на землю Израилеву не так же ли нощь в своем течении преполовлялась, когда в самые минуты рождения Его пастырие бяху в той же стране, бдяще и стрегуще стражу нощную о стаде своем (Лк.2:8)? Не тихое ли молчание содержало вся на земли, когда один только Ангельский глас был услышан, и услышан немногими пастырями в пустыне? Ужасная безвестность, в которой карающее Слово Божие сходило на погибельную землю Египетскую, чтобы вся исполнить смерти (Прем.18:16) чрез поражение первенцев Египетских! Впрочем, сия безвестность не только не умаляла, но еще возвеличивала славу Бога Мстителя, Который без видимых средств, без ощутительных действий, одним не слышимым повелением, или, можно сказать, одним умолкновением жизнь всему изрекающего Слова совершает казнь нечестивых. Иначе, но не менее ужасна та безвестность, в которой спасительное Слово Божие, рождаясь плотию, приходит посетить всю землю, погибельную потому, что земнородные вси согрешиша и лишены суть славы Божия (Рим.3:23), - приходит не яко жестокий ратник, угрожающий всему живущему смертию, но как новорожденный младенец, во всю область смерти приносящий надежду возрождения и жизни; приходит, но погибельная земля не сретает, не объемлет, не прославляет, даже не видит своего Спасителя и не слышит Слова Божия, безмолствующего в яслях. Почти тщетно слава, которую Иисус Христос имел у Бога Отца, прежде мир не бысть (Ин.17:5), в устах Ангелов преследует Его, сходящего в мир, и достигает вслед за Ним - даже до земли: на погибельной земле почти нет не оглушенных суетою ушей, способных слышать оную. Почти тщетно мудрейшая и знаменитейшая из звезд совершает необычайный путь, дабы указать просиявающее сквозь глубокую ночь Солнце правды: способных уразуметь сие указание и готовых последовать оному едва найдется два или три человека, и то между сидящими во тьме и смертной сени язычества и звездопоклонения. А Иудея, где ведом Бог (Пс.75:2)? Она не ведает, что Бог явися во плоти (1Тим.3:16). А Иерусалим, град Божий (Пс.86:3)? Он не в радости со Христом, пришедшим спасти, но в смятении с Иродом, ищущим погубити. А первосвященники и книжники, которым надлежало быть особенно близкими к Богу и тайнам Его, чрез молитву и разумение закона? Они прекрасно разрешают ученый вопрос: Где Христос рождается (Мф.2:4)? - и так довольны, что не находят нужным далее заботиться узнать, не рождается ли Он действительно. Так не только в полунощи естественного времени, но в столь же глубокой нощи неведения и забвения человеков о Тебе и судьбах Твоих, всемогущее Слово Твое, Господи, с небес от престолов царских в средину погибельныя земли сниде, и несмотря на то, что никто почти Его не прославляет, никто не познает и познавать не ищет, Оно не изрекает повеления карательного, но безмолвствует в спасительном для погибающих долготерпении! Так не только умалил Себя во образе Божии Сый и равный Богу, и Бог Сый, но еще приял новый вид умаления от невежества и небрежения тех, из любви к которым Он умалил Себя!

Подивимся, Христиане, произвольному для нас умалению Великого Бога и Спаса нашего, но сего еще мало. Возблагоговеем пред сим умалением Его, но и сего не довольно. Сие да мудрствуется в вас, учит нас Апостол, еже и во Христе Иисусе [Флп.2:5]. Имейте и вы такие же чувствования, какие имел Иисус Христос, располагайте себя так же, как Он расположен был. Что сие значит? Сие изъясняет сам Апостол, связав пред приведенным изречением: Ничтоже по рвению или тщеславию, но смиренномудрием друг друга честию больша себе творяще (Флп.2:3). Из сего видно, что учит он нас по примеру Иисуса Христа не ставить высоко самих себя и не превозноситься какими-либо преимуществами, но смиряться и в самих себе, и пред другими.

Кто имеет рабов, тот да воспомянет приявшего зрак раба и умаленных жребием да не умалит презрением и, вознесенный над ними Богом, да не превознесет сам себя гордостию.

Кто живет в великолепном доме, почивает на пухе, одевается шелком, да воспомянет вертеп и ясли и с сими сообразно грубые пелены, и да не уничижит тех, которые живут в хижинах, спят на соломе, одеваются рубищем и которые, может быть, не по внешнему только, но и по внутреннему состоянию больше его Христу подобны. Да хвалится, учит Апостол Иаков, - да хвалится богатый во смирении своем (Иак.1:10).

И тот, кто, по выражению Апостола, почивает на законе, и хвалится о Бозе, и разумеет волю, и рассуждает лучшая, научаем от закона (Рим.2:17,18), - ах! и тот - хваляйся, от Господе да хвалится (1Кор.1:31)! Мняйся стояти да блюдется, да не падет (1Кор.10:12)! Особенно же да не осудит неведущих, да не посмеется падающим! Христос есть свет, просвещающий всякаго человека, грядущего в мир (Ин.1:9), может быть, тот, которого ты видишь седящего во тьме и сени смертней, вскоре светлее тебя осияется сим светом, или уже и осиявается внутренне, в области духа. Может быть, волхвы языческого востока ревностнее тебя ищут и предупредят тебя в обретении Христа; может быть, мытари и любодейцы варяют тебя во Царствии Божии (Мф.21:31).

Кротость, простота, смирение, снисхождение к низшим, уравнивающее себя с последним из них, спокойствие в уничижении, терпение, непобеждаемое никакими оскорблениями, - сие да мудрствуется в вас, подобно как и во Христе Иисусе. Аминь.

Слово на Рождество Христово и на воспоминание освобождения Церкви и Державы Российской от нашествия Галлов, 1821 г.[134]

И внезапу бысть со Ангелом множество вой небесных, хвалящих Бога и глаголющих: Слава в вышних Богу (Лк.2:13)

И внезапу бысть со Ангелом множество вой небесных, хвалящих Бога и глаголющих: Слава в вышних Богу (Лк.2:13)

Ныне Ангелы проповедуют вам, Христиане, и Ангелы же показывают, что вам должно делать по их проповеди, что может быть лучше сего поучения и нужно ли после сего другое? Ангел является и проповедует человекам: Се благовествую вам радость велию, яже будет всем людем: яко родися вам днесь Спас (Лк.2:10,11). Надлежало бы человекам на сию радостную проповедь воскликнуть: Аминь - и прославить Бога за сие благовестие. Но с Ангелом-проповедником Ангелы же являются и слушателями. И внезапу, то есть как скоро произнес он проповедь о Рождестве Христовом, они целым воинством восклицают: Слава в вышних Богу! Восклицают же так, что не только горние, им принадлежащие обители, но и дольний мир оглашается их славословием. Для чего? Без сомнения, для того, чтобы и дольний мир последовал горнему, чтобы к славословию Ангельскому присоединилось человеческое славословие. Итак, будем послушны поучению Ангельскому. Приидите возрадуемся Господеви, воскликнем Богу Спасителю нашему (Пс.94:1). Слава в вышних Богу! Но вы уже и пришли радоваться о Рождестве Спасителя. Славословие, которое Церковь переняла у Ангелов, оглашает не только храмы Божии, но и жилища ваши. Проповедь Ангельская, несмотря на то, что произнесена за столько веков, оказала и ныне свою силу - дело, кажется, совершено.

Надлежало бы теперь земным служителям слова умолкнуть и успокоиться, когда действуют проповедники небесные. Но их проповедь краткая и многозначащая, их славословие внезапное невольно возбуждают к удивлению, а чрез удивление к исследованию и размышлению. Притом всходит на мысль, что, когда Небесные Силы проповедовали и торжествовали Рождество нашего Спасителя, кроме немногих пастырей, весь дольний мир погружен был в сон и не слышал их проповеди и славословия. "Неужели, - скажут, вероятно, некоторые, - неужели и мы среди ясного дня Господня можем продремать великое славословие Церкви?" Не укоряя сим никого, я напомню только, что Давид, который, без сомнения, бодрственнее нас был в славословии, нужным находил иногда пробуждать свою славу: Востани слава моя! (Пс. 56:9) Испытаем и мы размышлением о славе Божией в рождении Спасителя нашего пробуждать нашу славу или, яснее сказать, нашу ревность к славе Божией.

Слава в вышних Богу!

Не прежде как при рождении Иисуса Христа земля слышит сие Ангельское славословие. Для чего не прежде? И прежде не имел ли Бог славы в вышних?

Так! Бог имел высочайшую славу от века. По изречению одного ясновидца славы Его, Он есть Бог славы (Деян.7:2), то есть с самым именем, с самым существом Его соединена слава, так что Он не был бы и Богом, если бы не имел славы.

Слава есть откровение, явление, отражение, облачение внутреннего совершенства. Бог от вечности открыт Самому Себе в вечном рождении единосущного Сына Своего и в вечном исхождении единосущного Духа Своего, и, таким образом, единство Его во Святой Троице сияет существенной, непреходящей и неизменяемой славою. Бог Отец есть Отец славы (Еф.1:17), Сын Божий есть сияние славы Его (Евр.1:3), и Сам имеет у Отца Своего славу, прежде мир не бысть (Ин.17:5), равным образом Дух Божий есть Дух славы (1Пет.4:14). В сей собственной, внутренней, славе живет блаженный Бог превыше всякой славы, так что не требует в оной никаких свидетелей и не может иметь никаких участников. Но как по бесконечной благости и любви своей Он желает сообщить блаженство Свое, иметь благодатных причастников славы Своея, то подвизает Он Свои бесконечные совершенства, и они открываются в Его творениях. Его слава является Небесным Силам, отражается в человеке, облекается в благолепие видимого мира. Она даруется от Него, приемлется причастниками, возвращается к Нему, и в сем, так сказать, кругообращении славы Божией, состоит блаженная жизнь и благобытие тварей. Так Херувимы стоят пред Престолом Господним в полноте славы Его и во славу Пресвятой Троицы взывают друг ко другу трисвятую песнь: Свят, свят, свят Господь Саваоф; они закрывают лица свои (Ис.6:2, 3), потому что существенная слава Божия есть свет неприступный (1Тим.6:16) и для вышних тварей. Они окрест и внутрьуду исполнены очей, потому что желание созерцанием приобщаться славы Божией все существо их делает оком. Они покоя не имут день и нощь (Апок.4:8) не потому, чтобы им возбранен был покой, но потому, что блаженство, которым преисполняется их созерцание и причастие славы Божией, как будто из переполненного сосуда, непрестанно изливается в радостном журчании славословия, и таким образом слава, яже от единаго Бога (Ин.5:44), возвращается к Богу. Так человек в своем первобытном состоянии был образ и слава Божия (1Кор.11:7) и без одежды не знал наготы, будучи одеян сею славою. Так и видимые небеса поведают славу Божию, день дни отрыгает о ней глагол и нощь нощи возвещает разум (Пс.18:2,3).

Но если таким образом слава Божия пребывает от века в Боге и в самых тварях, не только в невидимых, но даже и в видимых, возвещается давно и непрестанно, то для чего при Рождестве Иисуса Христа новым и нечаянным образом провозглашается оная с неба на землю как нечто неизвестное и неслыханное? Христианин! Здесь твоя чреда быть оком, и особенно внутрьуду, стань добре и созерцай - здесь есть слава и тайна, слава заключенная в тайне, тайна, открытая в славе.

Человек остановил в себе присноживотное обращение славы Божией, решась не возвращать ее Богу, но присвоить ее себе в надежде, по обещанию обольстителя, самому быть, яко Бог [Быт.3:5]. От сего в духовном человеке произошло нечто подобное тому, что происходит в чувственном человеке, когда останавливается обращение крови. Человек духовно умер для славы Божией или по крайней мере омертвел так, что в нем остались слабые в сравнении с прежним состоянием движения жизни душевной, омраченной, обнаженной, болезненной и тленной. Поелику же и во всем видимом мире слава Божия распространялась преимущественно чрез человека, отражаясь в нем, как в образе Божием, то, сокрывшись от человека, она уже не столь ясно, как вначале, просиявает и во всем видимом мире. Хотя очистивший чувства псалмопевец и после сего слышал глагол небес, поведающих славу Божию, и звук их проходящий по всей земле [Пс.19:1], но сей звук, без сомнения, уже не так высок и великолепен, как был вначале, ибо тогда слышны были только величественные и сладостные звуки жизни и согласия, а ныне к ним примешиваются раздирающие звуки страдания и шум разрушения. Сие печальное затмение славы Божией в мире омраченные грехом человеки довершили тем, что, все желания и помышления свои погрузя в твари, изменили славу нетленного Бога в подобие образа тления человека, и четвероног, и гад (Рим.1:23).

Бог славы, ведая, что без славы Его нет блаженства для Его тварей, употреблял, скажем по-человечески, многоразличные и необыкновенные усилия, дабы паки проявить ее в человеках, но сии усилия долго казались тщетными и в самом деле были только более или менее отдаленными и частными приготовлениями к действительному всеобщему единственно возможному явлению славы Его между теми, которые лишены ея потому, что вси согрешиша (Рим.3:23). В самые первые минуты отлучения человека от славы Божией Бог искал его, дабы возвратить к ней: Адаме, где еси? [Быт.3:9] Но грешник не мог сносить ее присутствия, бежал и крылся от нее. После, дабы соделать ее доступной человекам, Бог облекал ее иногда в явления Своих Ангелов, но и сие приводило в ужас человеческую природу и не могло посредствовать в общении ее со славою Божией. Увы мне, Господи, Господи, - вопиет Гедеон, - яко видех Ангела Господня лицем к лицу (Суд.6:22). Смертью умрем, - взывает Маной, - яко Бога видихом (Суд.13:22). Народ Израильский, сколь ни тщательно по наставлению Самого Бога чрез Моисея приготовлен был к явлению славы Божией на Синае, даже стоя в отдалении, не выдержал сего явления и рекоша Моисею: глаголи ты с нами, и да не глаголет к нам Бог, да не когда умрем (Исх.20:19). Что сказать о тех явлениях славы Божией, когда по исполнении меры беззаконий человеческих на восходящий к Богу вопль не мог Он, не изменив святости Своей, ответствовать гласом любви и милосердия, но ответствовал грозными и карающими судьбами Своего правосудия, как было, например, в осуждении Каина, во всемирном потопе, в истреблении Содома? Бог славы гремел (Пс.28:3), земля трепетала, человек исчезал - где было радоваться? Кому славословить?

Что же, наконец, творит неистощимый в средствах милования и спасения Бог, дабы восстановить человека в упование славы? Поелику человек не дерзал приблизиться к Богу и приобщиться славы Его, Бог приближается к человеку и приобщается его уничижения. Дабы грешник не убегал более присутствия Божия, Сын Божий является ему в подобии плоти греха (Рим.8:3). Дабы немощная тварь не исчезла от славы всемогущего Творца, Он уже не облекается во исповедание и в велелепоту (Пс.103:1), но в немощное и немотствующее младенчество и в убогие пелены. Как искусный врач, видя, что болящий страшится сильного врачевства, скрывает сие врачевство под иным видом, и таким образом врачевство принято и больной спасен, так и Небесный Врач душ и телес, видя, что человечество, зараженное смертоносной болезнью греха, страшится Божественного, между тем как ничем не может быть излечено, кроме Божественного, заключает Божество Свое в образ человечества. И таким образом, человеческий род, прежде нежели узнал, действительно вкусил Божественное, всецелебное врачевство благодати. Как же скоро Божество в человечестве, то и вся нам Божественныя силы Его, яже к животу и благочестию, поданы (2Пет.1:3), и потому наша немощь восполнена будет силою Божией, наша неправда изглажена будет правдою Божией, наша тьма просвещена будет светом Божиим, наша смерть упразднена будет жизнию Божией; в самом сокрытии для нас славы Божией мы получаем надежду славы, и, когда слава сия откроется, она не ослепит, не устрашит, не разрушит нас, но, просияв в нас, просветлит и весь мир, в котором мы ее затмили. Христос в вас, упование славы (2Кор.13:5), - обнадеживает Апостол. Се славная тайна и таинственная слава настоящего дня! Небесные служители света прежде нас увидели зарю сея славы и тотчас, обратясь к нам, воскликнули: Слава в вышних Богу! Теперь уже не заря, но полный день сей славы, да восстанет и наша слава, да взыдет взаимно к небожителям, да вознесется в радостном восхищении сердец к самому Престолу Всевышнего: Слава в вышних Богу!

Братия! Помыслите, что Ангелы так торжественно прославляют Бога не за их спасение, но за наше. С какою же ревностью должны мы прославлять Его за себя самих! Кто даст мне искру небесного огня, Ангельской любви к Богу, чтобы я мог возжечь ею сердца ваши к Ангельскому, неумолкному, не имеющему покоя славословию? Ибо знаю, что мир уже готовится заглушить в душе вашей отголосок Ангельского славословия шумом празднующих, суетными беседами, пением, растлевающим чистоту духа, отягчить сердца ваши объядением и пиянством (Лк.21:34). Берегитесь, чтобы Бога, Спасителя своего, прославляемого словом в храме, не оскорбить делами в доме. Зане токмо прославляющих Мя прославлю, - глаголет Он, - и уничижаяй Мя безчестен будет (1Цар.2:30). И не испытали ль уже мы недавно сего бесчестия тяжким опытом, так что Господь не только домы наши предал хищению и огню, но и храмы Свои уничижил? За что иначе, если не за то, что мы жизнью, недостойной славы Его, уничижили Его в домах наших и нерадением о благочестии уничижили Его во храмах? Но се, Он и паки помиловал и прославил нас - прославим Его, чтобы вновь не подвигнуть на себя Его негодования, которым столь необыкновенно мятущийся чин природы уже нам угрожает. Дадите славу Богови! (Пс.67:35) Прославите Бога в телесех ваших и в душах ваших! (1Кор.6:20) Аминь.

Слово на второй день праздника Рождества Христова, 1814 г.[135]

Ангел Господень во сне явися Иосифу, глаголя: востав, поими Отроча и матерь Его, и бежи во Египет, и буди тамо, дондеже реку ти: хощет бо Ирод искати Отрочате, да погубит Е (Мф.2:13)

Ангел Господень во сне явися Иосифу, глаголя: востав, поими Отроча и матерь Его, и бежи во Египет, и буди тамо, дондеже реку ти: хощет бо Ирод искати Отрочате, да погубит Е (Мф.2:13)

Чудно и ужасно! Ангелы, которых естества не приял Сын Божий, торжествуют Его на земли рождение, Ангелы стараются спасти жизнь пришедшего спасти человеков, а человек, для которого Сын Божий соделался сыном человеческим, ищет погубить своего Спасителя. Воинство Небесное проповедует на земле мир, но вместо того начинается неслыханная война: с одной стороны царь Ирод и весь Иерусалим, с другой - Отроча Иисус и Его телохранители, все младенцы Вифлеемские.

Правда, царь не победил Отрочате: воинство младенцев не предало Вождя своего в руки врагов, но своею кровью пожертвовало за жизнь всеобщего Искупителя - напротив того, невидимая месть постигла Ирода и его соумышленников: Изомроша ищущии души Отрочате (Мф.2:20). Но сия победа не принесла мира, ниже безопасности Победителю. Иосиф не дерзает даже ввести Его в отеческий град: Убояся тамо ити (Мф.2:22).

После сего уже неудивительно, что возраст Отрочате Христа принесет ему новые брани, новые опасности. Едва Он явится миру, все видное в мире возжелает затмить славу Его. Фарисеи, книжники, священники, князи, судии, правители обратят против Него каждый свое оружие. Когда же победа возведет Его на небеса, все земные силы, народ и вельможи, мудрецы и кесари подвигнутся для истребления от земли мирного Царства Его. Кровопролитие, начатое в Вифлееме, обагрит царства и веки.

Возвращаясь от воспоминания сих печальных событий, с каким утешением успокаивается дух при виде великих и сильных земли, смиряющихся пред Отрочатем Вифлеемским, полагающих лучшую славу свою в служении Ему, ищущих своего веселия в Его Евангелии!

Но что такое, Христиане, так долго раздражало и, может быть, частью еще раздражает людей против Иисуса Христа в самые дни крепости Своея кроткого и незлобивого, как отроча, и заповедавшего всем своим последователям, да будут яко дети (Мф.18:3)? Любовь к миру, ответствует представленный ныне в Евангелии пример Ирода и дает нам случай свидетельствовать против сей любви, колико суетной, толико вредной и богопротивной.

Не будем говорить о той любви к миру, в которой и самый мир, согласно с Евангелием, признает вражду против Бога. Будучи обличаема сама собою, она не требует посторонних обличений. Есть иная любовь к миру, которая по видимому примиряется с любовью к Богу, которая соглашается приносить жертвы Богу, только чтобы ей не возбранялось принимать жертвы от мира; готова творить дела человеколюбия, только чтобы мир видел и одобрял их; даже любит ходить в храмы богослужения, только чтобы мир за нею последовал. С сей-то лукавой и притворной любви должно снять личину, ее украшающую, и повергнуть оную под строгий суд, произносимый Евангелием на всякую любовь мира без исключения: Любы мира сего вражда Богу есть (Иак.4:4).

Тех, которые при самом желании своем принадлежать Богу, не могут еще отторгнуться от мира, привязывает к нему наипаче троякий узел: прелесть его благ, сила его примеров и надежда совместить с любовью к миру служение Богу. Слово Евангелия как духовный меч рассекает сие сплетение обманов и открывает свободному оку суетность благ мира, опасность его примеров и тайное семя вражды против Бога, заключенное в самой, как говорят, невинной любви к миру.

Там, где мир восприемлет всю возможную важность и великолепие, дабы привлекать взоры, которых он не может не уважать, где неразлучная с ним подражательность облекает его в виды тех совершенств, которым он удивляется, и заставляет брать высокие примеры, дабы тем полномочнее давать свои собственные, где близость великих бросает некую тень величия на самые малые предметы, - могло бы статься, что сей блеск или ослепил проницание, или поколебал твердость, или уничтожил доверие служителя слова, долженствующего в лице самого мира свидетельствовать его ничтожность. Но Дух Божий, который приходит обличить мир (Ин.16:8), предупредил сие затруднение, воздвигнув Себе свидетеля, которого нельзя упрекать ни дерзостью, ни пристрастием, ни неведением и неопытностью. Мудрейшего и счастливейшего из царей Он облек званием Екклесиаста, то есть проповедника, и вдохнул ему слово суда на всякое благо, счастье и славу мира. Что же проповедует сей царственный проповедник? Суета суетствий, рече Екклесиаст, суета суетствий, всяческая суета. Видех всяческая сотворения сотворенная под солнцем: и се, вся суетство и крушение[136] духа. Се, аз возвеличихся и умножих мудрость паче всех, иже быша прежде мене во Иерусалиме: и уразумех аз, яко и сие есть крушение духа. Рекох аз в сердце моем: прииди убо, да тя искушу в веселии, и виждь во блазе: и се, такожде сие суетство. И призрех аз на вся творения моя, яже сотвористе руце мои, и на труд, имже трудихся творити. И се, вся суета. И возненавидех аз всяческая мира (Еккл.1:2,14,16,17; 2:1,11,18).

Святой Златоуст (Слово на Евтропия) находил Соломонову проповедь о суете столь важною, что желал, дабы она была написана и на стенах, и на одеждах, и на соборищах, и на домах, и на путях, и на вратах, и на внутренних входах, а всего паче на сердце каждого[137]. Можно сказать, что суета и действительно повсюду написана, только не всегда на челе и на лице вещей, и мы читаем сие поучительное надписание по большей части уже тогда, как несколько времени обращаем оные в руках наших. В самом деле, что сие значит, что вчерашнее украшение сегодня перестает нравиться, что повторяемое сладкопение начинает терзать слух, что приобретенная честь, или сокровище, отражает сердце наше к новым исканиям, что расширяемый круг познаний только более отверзает пред нами неизмеримую страну неизвестностей, а в нас - ненаполнимую пустоту любознания? Не то ли, что дух наш невольно находит поражающее начертание суеты на всем, что занимает нас в мире: на наших удовольствиях, на нашем богатстве, на наших достоинствах и на самой мудрости нашей? Творец всех вещей рассыпал по ним сие начертание, подобно как попечительный отец на орудиях детских забав написует буквы, которым дети должны научаться.

Горе легкомысленным детям, которые не приемлют учения между играми! Орудия игр непрестанно будут у них отнимаемы, а ненавистное учение останется и будет нападать на них с оружием угроз и наказания. Так, если мы, употребляя блага мира, не поспешим уразуметь в них суету суетствий и суету всяческих [Еккл.1:2], то, между тем как сии тленные блага ежечасно будут исчезать в руках наших, суета будет оставаться в сердце нашем, как терние после цветов, и разнообразными уязвлениями будет производить крушение духа. Тогда в самом пресыщении чувств поселится вечный глад; сладость приобретения и обладания отравляема будет заботами сохранения и страхом потери; счастье и слава других будут казаться несчастьем и бесславием нашим; свет познаний как ночной призрак то будет непостоянно мерцать в дыме гордости, то ниспадать отчаянно в брение нечистой жизни; наипаче же смертный помысл, как строгий пестун, являясь нечаянно, будет приводить в смятение и трепет резвых чад удовольствия. Таким образом обильная жатва приводит раба суеты в такое же недоумение, как убогого - недостаток дневного пропитания, что сотворю? (Лк.12:17) Благодать чудотворений, явившаяся в Сыне тектонове[138], паче язв египетских, мучит честолюбивых вождей народа, что сотворим? Яко человек сей многа знамения творит (Ин.11:47). Невразумительный слух о рождении безвестного младенца, принесенный в столицу иноплеменниками, колеблет царя на престоле, на твердость коего тем менее он полагался, чем более дорожил его блеском: Слышав Ирод царь, смутися (Мф.2:3).

Сынове человечестии! Доколе тяжкосердии? Вскую любите суету (Пс.4:3), вместо того чтобы умудряться от нее? Почто ищете лжи, которою мир прельщает, не примечая истины, которой он скрыть не может? Преходит образ мира сего (1Кор.7:31), не образ только некоторых вещей, но и образ всего мира, и что будет с любовью к миру, когда он прейдет невозвратно? Земля и яже на ней дела сгорят (2Пет.3:10). Куда же тогда пойдут бессмертные желания, обыкшие питаться от земли? Где будут самые глубокие мудрования, которые, однако, также ископаны от земли? Будет небо ново и земля нова (Ис.65:17). Допустят ли нас внести туда с нашим сердцем останки ветхого мира?

Обратимся к мудрейшему из царей. Как счастливо суетою исправляет он свою мудрость, познав ничтожность тех вещей, которые ложным блеском не раз осуетили помышления мудрых: Уразумех аз [Еккл.3:12]! Как суетою же исцеляет от мучений суеты, открывая суету самыя сея суеты: Суета - суетствий! Как суетою мира сего приуготовляет себя к лучшему и непреходящему миру, престав любить мир суетный: Возненавидех аз всяческая мира! [Еккл.2:18].

К сожалению, многие ближе знают Соломона, подобно прочим, обращающегося в вихре земли, но теряют из виду Екклесиаста, стоящего в солнце истины и проповедующего суету земнородным. Бедственное ослепление людей, прельщенных миром, увеличивается тем, что слепые слепых же избирают вождями себе или дают влещи себя множеству, на которое опираясь десницею и шуйцею, мнят быть безопасны от падения. На что же, Христиане, дано нам собственное око ума, на что возжжен пред нами светильник откровенной Богом истины, если бы мы могли ходить по единому осязанию примеров мира?

Внидем в Иерусалим, в котором Евангелие показывает нам сокращенный образ мира, и приметим, куда приводят примеры сего мира, приемлемые слепым подражанием. Весть о рождении Христа Царя приносится в Иерусалим, который ожидал в Нем своего избавителя. Ирод, которого не священное право наследия, но честолюбие возвело на престол Давидов и который утверждал власть свою более притворством и насилием, нежели правлением истинно благодетельным, не мог спокойно слышать о законном Царе Иудейском, хотя Сей был еще в пеленах и скрывался во мраке неизвестности: Слышав Ирод царь, смутися. Но что Иерусалим? Познает ли он время посещения своего? Восклоняет ли главу, поникшую под чуждым игом? Радуется ли? Благословляет ли Господа Бога Израилева, яко посети и сотвори избавление людем своим: и воздвиже рог спасения им в дому Давида отрока своего? (Лк.1:68,69) Напротив! Вид расстроенного властителя как в зеркале отражается в участниках его неправедного владычества, от сих тот же образ выпечатлевается в раболепных человекоугодниках, размножается любопытством, лукавством, неблагоразумием, и, наконец, весь Иерусалим наполнен и объят нелепым беспокойством и богохульным смущением о благодатном для всего Израиля и всего мира событии: Ирод царь смутися, и весь Иерусалим с ним [Мф.2:3].

Да помыслят при сем люди, которые думают, что живут как должно, если живут как большая часть, да помыслят они, долженствовали ль во время сего смятения Иерусалима Захария, или Симеон, или волхвы подражать примеру множества и по господствующему мнению учреждать свои чувствования и Деяния? Или заблуждал мир в одном Иерусалиме?

Благословенны время и страна, где пример великих и сильных земли служит светильником для народа и не позволяет сгуститься тьме, распространяемой миродержителями тьмы века сего! Но доколе не придет Царствие Отца Небесного, призываемое нами в молитве, и под видимым владычеством благочестия всегда есть тайные самовладыки, которым Христос Царь не угоден, поелику Он требует совершенного повиновения и отречения от любимых страстей и вожделений, и пленники примеров мира последуют за оными, не примечая, что находятся в порабощении у возмутителей. Какой же признак сих возмутителей и возмущаемых? О Царю Христе! Мир не хочет верить, но Ты Сам уверяешь нас, что знамение не принадлежащих Тебе есть многочисленность, что мнози суть звани во Царствие Твое, мало же избранных (Мф.20:16), что те, которым Отец Твой благоволил дать Царство, суть малое стадо (Лк.12:32), что узкая врата, и тесный путь вводяй в живот, и мало их есть, иже обретают его! (Мф.7:14) Нет, мир не руководитель, которому последовать, но враг, которого побеждать должно чадам Божиим: Всяк рожденный от Бога побеждает мир (1Ин.5:4). Образ мыслей и чувствований, наиболее одобряемый, нередко есть наиболее опасный; пример, от которого заповедано нам остерегаться, есть точно пример наиболее общий, обычай, принятый всегда и везде, дух времени, которым дышат и живут, - не сообразуйтеся веку сему (Рим.12:2).

Может быть, вы желали бы, Христиане, осуждаемый Евангелием образ века сего видеть представленным в чертах более ясных и раздельных, дабы тем непогрешительнее различать, что в сынах века сего не достойно сынов века оного, но Тот, Который не позволил прежде времени отделять плевелы от пшеницы, дабы с восторжением оных и сия не была исторгнута, и оставил расти обоя купно до жатвы (Мф.13:30), оставил также обетшавающий образ века сего и посреди его тайною рукою новонаписуемый образ века грядущего в нерешительных, смешенных и пресеченных чертах до предопределенных времен совершения, когда наконец и на целых сонмах рабов и врагов Божиих, и на каждом челе явится там светлое имя Отца Небесного (Апок.14:1), а там - страшное начертание зверя (Апок.14:11), имеющего сотворить открытую, но гибельную для себя брань со Агнцем Христом. Ныне же токмо то известно, что мир есть пещера и ложе, где рождается и воспитывается зверь, и поле, на котором с пшеницею зреют плевелы, огню блюдомые. Но не довольно ли уже сего разумения для того, чтобы оно управляло заповеданною нам осторожностью? Чем глубже весь мир лежит во зле (1Ин.5:19), так что различие зла и блага становится в нем как бы едва видимым, тем с большею осмотрительностью мы должны в нем прикасаться даже к тому, что кажется благом. Если весь мир исполнен плевел и доселе не мог быть очищен от них, то может ли быть очищена от оных душа, исполненная миром? Если враг Божий сокровенно зачинается и живет в сердце мира, то может ли любовь Божия обитать в любви к миру?

Итак, вотще стараются некоторые утончать любовь к миру, вместо того чтобы отсекать ее и, вместо того чтобы побеждать оную любовью к Богу, надеются примирить одну с другою. Как бы кто ни облекал свою любовь к миру видами добродетелей: воздержания, трудолюбия, нестяжательности, кротости, благотворительности, но поелику душа всех добродетелей есть любовь, то все добродетели его знаменуют токмо сына века сего, живут и дышат миром и с миром исчезнут. И как две души не могут одушевлять единого тела, так две любви - любовь к Богу и любовь к миру - не могут одушевлять единой души: аще кто любит мир, несть любве Отчи в нем (1Ин.2:15). Где же нет любви к Богу, там должна быть по необходимости, хотя иногда сокровенная и непримечаемая, вражда против Него, ибо пред высочайшим Благом нет места равнодушию. В Царстве Вседержителя всякий отдельный союз есть восстание на всеобщего Владыку: кольми паче союз с областью, очевидно зараженною духом буйства и своеволия. Любы мира сего - вражда Богу есть.

Воззрим еще раз на Ирода, в котором Евангелие обнажает совершенно сие глубокое и крайнее зло любви к миру. Сия любовь обыкновенному взору представляется в Ироде такою, что желающие избавить ее от имени порока и ввести в общество добродетелей могли бы начать с сего примера. Рождение Царя Иудейского приводит Ирода в смущение. Что же? И не простительно ли некоторое смущение при угрожающей потере владычества и чести? Но притом сие смущение было, по-видимому, кратковременным порывом страсти, которая вскоре покорена рассудку. Ирод не запретил волхвам благоразумного исследования о Царе Иудейском, но еще содействовал им чрез способных к тому людей, собрав вся первосвященники и книжники людския, вопрошаше. Он сам исповедал грядущего Христа: Где Христос рождается? (Мф.2:4) Он желал достоверных сведений о Его пришествии: Шедше испытайте известно о Отрочати. Наконец, он готов был сам поклониться Христу: Яко да и аз шед поклонюся Ему (Мф.2:8). "Какое беспристрастие и благочестие!" - восклицали, вероятно, Иерусалимляне. Мир остался бы в сем обольщении, произведенном любовью к миру, но вдруг явилась небесная истина: Ангел Господень явися. Он оставляет без внимания искусственные слова и добродетели, поставленные на зрелище, ведет нас прямо в сердце творца их и открывает, может быть, еще самим Иродом не примеченное хотение, возникающее из глубины души его, - хощет Ирод. И что мы видим? Смерть Спасителя мира, запечатленную в душе миролюбца. Хощет Ирод искати Отрочате, да погубить Е (Мф.2:13).

О, если бы мы могли утвердиться в вожделенном уверении, что мир не воздвигает окрест нас подобных сему лису противу Агнца Христа! Изомроша ищущии души Отрочате! Но когда призванные воинствовать под знамением Победителя мира (Ин.16:33) ценою тленных благ увлекаются на страну мятежа, когда овцы Пастыря, имеющего малое стадо, мнят обрести лучшую пажить посреди хищных зверей и нечистых животных, когда довольствуются тем, что имеют рукою мира написанный образ благочестия (2Тим.3:5), не предаваясь его силе сокрушающей и воссозидающей, умерщвляющей и возрождающей, - то не ищут ли еще, хотя не Иродовым путем, - не ищут ли, однако, души Отрочате? Не восстают ли, то есть, хотя, может быть, сами того не примечая, против истинного духа Христова?

Оставим Соломону, которого поставили мы первым свидетелем против любви к миру, запечатлеть сие свидетельство и положить настоящему слову соответственный ему конец: Конец слова: Бога бойся и заповеди Его храни, яко сие всяк человек (Еккл.12:13). Противопоставь обольщениям любви к миру страх Божий и по заповедям Божиим принимай или отвергай подаваемые тебе примеры, а не составляй себе из одобряемых в веке сем примеров собственных заповедей. Храни заповеди Божии, дабы мир под видом благоучреждения и украшения твоей наружной деятельности не похитил оных из сердца твоего. Яко сие всяк человек, то есть сыновний страх к Богу и хранение заповедей Его, в средоточии коих почивает любы Божия, суть все для всякого человека: в них его радость, обилие, слава, покой, блаженство, живот временный и вечный. Аминь.

Слово на день Преподобного Сергия (о духовных плодах веры[139]). Произнесено в период между 1803 и 1806 гг.[140]

Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии. Мф.11:28

Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии. Мф.11:28

Животворные слова живого Бога.

Вера есть златая стамна, которая вмещает в нас вселяющееся Божество, есть орлие крылья, которыми душа парит за восходящим Господом. Возносится ли с Возносящимся, удостаивается ли приять Нисходящего, но все с Богом. Сила веры непостижима: она приемлет нас в объятия свои мертвыми - одушевляет, видит младенчествующими - возращает, видит преткновенных боящимися - ведет по пути ровному, чувствуя мужами соделавшихся, соединяет терпкое с легким, с ровным стропотное - и что имамы, чего не прияли от руки веры? <...> Чему веруем, то и будет: веруем - и горы преставляти можем; не веруем - и йота не прейдет; веровал Лазарь - и воскрешен от мертвых, не веровал Иуда - и не мог не потерять жизни. Не нужны верующему пособия натуры, бесполезно без веры все действие естества. Пространство веры неудобообъемлемо. Оно не ограничивается в тесных... пределах мертвого понятия о Божестве и человеческом естестве. Такому объемлющему все тайны Божию кивоту не довлеют обширные умы небожителей вышних. Поступим далее и далее, но только оком Божиим, а не стопами человеков. Внутренняя веры красна. Высочайшие, изящнейшие дарования не всегда еще доказывают христианина и богоугодного человека. Не в словеси бо царство (1Кор.4:20). Превратить жезл, провесть чрез море и источить воду из камене, говорить огненными языками суть действия Божии, но не всегда благоволительные; суть Божия, но не в огне Господь; суть Божия, но о сем не радуйтеся. При сем вспомните, что Мариам была пророчица, Саул - пророк, и Валаам глаголал притчу. Веру можно уподобить прекрасному древу, обогащенному удивительными плодами. Плоды сии толико единственны, что вкусивший от них не иное что может сказать, как то, что плоды сии возросли от семени неистленного на полях небесного Едема, изготованы десницею Вышнего. <...>

Плод духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал.5:22-23). Рассмотрим, почему сии плоды называются духовными.

Любовь есть горлица, кокош, орел, дух носившийся вверху воды; совоздыхает воздыхающим, как горлица; созывает птенцов малосмысленных, как кокош; возносится горее к Богу, как орел; благоустрояет в подобии Бога. Она обладает Богом, есть также обладательница и всех человеческих вещей; все ей принадлежит, о всяком счастии, как о собственном, веселится; о всяком бедствии, как о своем, печалится. Се первый плод веры! Ужели мните, что неверствующие кого-нибудь любят? Ни Бога, ни мира, ни людей, ни самих себя; любят, правда, мир, но так, что чрез сие себя ненавидят; любят себя, но с тем, чтобы погубить; любят других, но любящих. Любовь невинная с небесе приниче. Предвечный, страждущий на Голгофе, жаждущий оставления грехов своим распинателям, есть первый и единственный учитель науки любить. Плод духовный есть любы.

Радость есть блаженное спокойствие совести, происходящее от успокоенного (примиренного) Божества. Неверствующий никогда не чувствовал радости в своем сердце. Проклят всяк, иже не пребудет во всех писанных в законе (Гал.3:10). Какое же проклятому спокойствие, какая погибшему радость? Может быть, они и радуются, но не своею радостию. Смеющееся счастие, рукоплескание льстецов, благословение окружающих есть радость чужая. Видали мы восхищенных победами римлян, но равнодушно смотреть на трупы мертвых, восхищаться, смотря на льющиеся кровавые реки, на царей, колесницы везущих, - значит предаваться бесчеловечному исступлению, а не радости. Видевшие Иисуса, радующиеся радостью великою о том, что ни един погибе от врученных Ему, кроме сына погибельного, - те только научаются, якоже подобает радоватися. Плод духовный есть радость.

Ничего не делать, не говорить, не мыслить в противность уставам Богочеловека есть то, что означает мирное сердце. Так ли живут нечестивые без веры? <...>

Несть мира в нечестивых, несть мира от нечестивых. Он исходит от Сионской облагодатствованной горницы, где из уст небесных провозглашен в первый раз истинно Божественный мир. Плод духовный есть мир.

Долготерпение есть единообразное пребывание в веровании тому, что достойно всякого приятия, в люблении того, что любовь нашу достойнейше привлекает. Сыны естества не тако. Благоволение счастия кичит умы, легкая противность приводит в отчаяние. Да и откуда прийти к ним долготерпению? Не видели они на Голгофе Страждущего, не вопрошали о роде, сане и могуществе Его, не знали, что там было два креста: на одном понесено страдание за грешников, на другом страдали спасаемые грешники. От Голгофы изыде закон долготерпения. Плод духовный есть долготерпение.

Сердце, желающее охотно предать себя истинной пользе человечества, есть сердце благое. "Не хощу спасать себя, не спасая соотечественников моих", - вопиет Моисей (см.: Исх.32:32), повторяет Павел (см.: Рим.9:3). Такое благорасположенное сердце свойственно только Моисеям и Павлам, поелику они видели Благого, слушали благое, пребывали всегда в Благотворящем. Но бессомненно можно сказать, что между патриотами, столь многолюдные общества языков созидающими, богатящими и возвышающими, не было и не будет толикотворной десницы. Древа осенние, дважды умершие, ни листьями не одеваются, ни плодами не украшаются; безводные облака живительного дождя не испускают; в изменниках несть души благодающей. Плод духовный есть благость.

Душа, тихо прикасающаяся ранам болящих, возливающая вино и елей на струпы смердящие, есть душа милосердая. Отворотившийся от болящего левит и возливший вино и елей на раны его самарянин представили две различные между собою картины сострадательности и ожесточения к человеку. Почему мимо шел левит? Потому что не знал, что делать с болящим, не видел самарянина, возливающего целительный елей. Сей самарянин есть тот самый Целитель небесный, который из единого благоутробия сошел к страждущему миру, больному, по всему свету простертому, и сонмы неизлечимых болезней врачевал помазанием своей бесценной крови. До Его прихода кому милосердствовать: сынове человечестии тяжкосердии (см.: Пс.4:3) и не чувственны, жестоковыйны и не смотрят на пожираемого несчастного. Все страждут в одно время в одной целебнице, а посему должны, кажется, быть состраждущие. Но всякий бесчеловечным забытием других хочет показать себя исцелившим - тяжкосерди сынове человечестии. Плод духовный есть милосердие.

Носить всяческая глаголом силы своей и быть вознесену на древо Голгофское есть чудный пример неподражаемого, непостижимого, прямо Божеского снисхождения. Но от неприступного отступим. Довольно несколько начертывающей в себе горнего страдальца Иисуса кроткой человеческой душе забыть древним змием обещанное божество и непрестанно памятовать, что она и нага, и слепа, и бедна. Сыны исполинов, стенящие под водами потопными, не тако помышляют. Вышний покрывает землю морем, а сии созидают стовратный Вавилон. Вышний емлет оружие, а дольний - щит, Небесный - гнев, а земной - сопротивление. Они кротости не знают, поелику не от кого было научиться. Вождь их, небесный изгнанник Люцифер, вооружается против Вседержителя; праотец их, первенец Адамов, ученик денницы, подъял убийственные руки на единоутробного; второй предводитель - Немврод возобновил было древнюю брань сатанину. Я не хочу говорить о смирении лисьем, жесточайшем и опаснейшем самого буйного насилия. Но, чтобы научиться смиренномудренной, забывчивой к собственным добротам кротости, должно идти по другой дороге. Сойди во Иудею, вниди в претор, посмотри на Вопрошаемого тамо от Пилата, послушай, как Он ответствует на беззаконный глас, - иначе как можем изобразить лепоту ее, никогда не видев оной. Плод духовный есть кротость.

Дух, царствующий господин в дому своем, безопасно правящий необузданною толпою похотений товарища своего, есть дух воздержный. Сия добродетель есть также отрасль от горнего древа. Не прозябло древо сие, и не было плодов таких во вселенной. Помним мы, что и сын Софронисков учил забывать тело, учил разумный, но не разумно. Какой дому господин, прилагая попечение о жителях, не попечется о самой храмине? Возвещают также, что Ликурговы воспитанники были жизни, так сказать, бесчеловечной к самим себе. Но сие для того, чтобы привыкнуть к бесчеловечию, над другими совершаемому. О воздержание!.. Начиная со вкусивших запрещенный плод не было еще воздержного. Не прежде Моисей начал поститься, как острыми очами благодати за несколько веков усмотрел в иудейской пустыне чрез четыредесять дней пищи не вкушающего сына Мариина (см.: Исх.34). Плод духовный есть воздержание.

Духа плоды - плоды духовные. Без самой веры не быть бы плодам.

Сии чудотворные плоды были единственною, сладчайшею, нетленною пищею сего в райском вертограде ныне торжествующего, а в земнодольных селениях превозносимого подвижника Божия Сергия. Ведал он, что естественная пища превращается в плоть ядущего, но манна Божественная самого вкушающего пресуществляет в естество Божеское. Он веровал, поелику вера горы преставляет; любил, яко Бог любы есть; радовался, яко в Боге несть тьмы ни единыя; миролюбив был, яко Христос мир есть нам; долготерпел, поелику видел терпение на главе Божией; милосердствовал, поелику спасен милосердием; кроток был, яко известися, что реки благодати текут низу, а не верху; воздержен был, яко весь Богом обладанныи. Се путь, верным подлежащий, се путь - и пойдем по нему. Аминь.

Слово на день обретения мощей Преподобного Сергия (о суете земной и обетованиях веры[141]). Произнесено в период между 1806-1808 гг.[142]

Возсияет во тме свет твой, и тма твоя будет яко полудне, и будет Бог твой с тобою присно, и насытишися, якоже желает душа твоя, и кости твоя утучнеют, и будут яко вертоград напоен и яко источник, емуже не оскуде вода. И кости твоя прозябнут яко трава, и разботеют, и наследят роды родов. И созиждутся пустыни твоя вечныя, и будут основания твоя вечная родом родов. Ис.58,10-12

Возсияет во тме свет твой, и тма твоя будет яко полудне, и будет Бог твой с тобою присно, и насытишися, якоже желает душа твоя, и кости твоя утучнеют, и будут яко вертоград напоен и яко источник, емуже не оскуде вода. И кости твоя прозябнут яко трава, и разботеют, и наследят роды родов. И созиждутся пустыни твоя вечныя, и будут основания твоя вечная родом родов. Ис.58,10-12

Тако глаголаше Господь чрез уста Исаии.

Кому глагол сей? Кому сии благословения? Друг Божий! Не тебе ли сие прорицала вера, когда она сопутствовала тебе в дикие некогда и необитаемые места сии? Великое событие дает право отнести и к тебе предсказание великое. Ты сокрылся от света, оставил в нем порок, тобою ненавидимый, но свет добродетелей твоих проник в него из мрака твоего уединения; ты был светильник Церкви по святости, хотя с непреклонною решимостью отрекся быть таковым по состоянию. Твоя душа взыскала и возжаждала к Богу крепкому и живому, и она вкушала присно сладость Его присутствия. Орошаемый струями благодати, ты был яко вертоград напоен и яко источник, емуже не оскуде вода, кропил других росою духовною. Наконец, чтобы течение времени не могло удалить от нас примера твоего, ты, восходя горе, оставил здесь некоторую тень бессмертия, там тебе принадлежащую. Прозябли кости твоя, и останки плоти, еще умерщвленной в животе твоем, кажутся нам живыми по смерти твоей. И созданные тобою пустынные хижины превратились в громаду зданий, постыжающих грады своим великолепием. Века прошли мимо сих памятников и не смели коснуться им, разве для умножения блеска их. Столь знамениты, столь обильны, столь непреложны, столь вечны в самом времени обетования, данные верою! Она едина обещает и не изменяет обещаниям. Она только прорицает истину, когда множество различных обещательных гласов потрясают сердце наше ложным обнадеживанием сделать нас довольными и счастливыми. Насытишися, якоже желает душа твоя - объясним сие.

Насытишися, - говорит плотоугодие, только не простирай взоров твоих далее видимости. Умственное блаженство есть блаженство вымышленное, существенное принадлежит чувствам. Если мы сотворены для счастия, то должны искать его близ себя. Почивай, яждь, пий, веселися - в сем заключается наука быть довольным (см.: Лк.12,19).

Как опасно слушать таковые уроки! Когда коварный змий, подавая нам плод запрещенных удовольствий, обещается нас сделать почти богами, тогда бедственное для нас определение уже подписано - терние, труды, болезни, смерть, помещены в нем. На поле сладострастия и роскоши растут только такие розы, которые по услаждении чувств оставляют в душе острые терны, рано или поздно ее уязвляющие; на нем надобно проливать пот долго для кратковременной жатвы. Посреди слез, больше изнуряющих, нежели удовлетворяющих забот или дряхлая застигает старость, или бедность и немощи, которые еще ближе оной ходят по следам невоздержания. И земля тем скорее требует всего своего долга, чем более у нее занимать старались. Ах! Не сие ли наши легкие умы называют развязной, веселою жизнью! Боже мой! Сии мнимые утехи суть не иное что, как семя горстей; они не пища, но яд для слабого сердца. Если бы не было совсем другого средства к насыщению алчущих желаний, и тогда безрассудно было бы пользоваться сим - лучше томиться бесконечным гладом.

Насытишися, - обещает любостяжание. Умей только пожинать там, где не сеял, собирать там, где не расточал, а когда можешь считать тысящи в руках твоих, призови пышность, покажи другим твои блага и ублажай судьбу тебе благотворную. Горе тому, кто поверит сим прорицаниям златого кумира! Что есть блаженство человека, пристрастного к богатству? В чем состоит бытие его? Положил в груду металла сердце свое столь холодное, как сей металл; собирать вместе с драгоценными безделками проклятия убожества, слезы вдовиц и вздохи сирот; трепетать в ожидании роковой минуты, когда или татие из сокровищниц, или смерть из тела похитит душу его; быть произвольным страдальцем и в море изобилия, подобно одержимым огневицею, с каждым дыханием испускать стон или повторять во внутренности: Жажду!

Насытишися, - твердит честолюбие. Когда возвысишься из круга народа, когда все будет к твоим услугам, когда почтение будет сопровождать тебя - какой тогда можешь почувствовать недостаток? Может ли тот быть несчастливым, от кого многие ожидают счастия? Самая зависть, возбуждаемая знатными в низких, свидетельствует о преимуществе их состояния. О, когда бы сии размышления были столько же истинны, сколько привлекательны! К сожалению, они только льстят надеждою не менее опасною, как лживою. Завидное счастие располагать жребием других есть тяжкое бремя, и стремление к возвышению - неукротимая сила, которая, когда предаются ее влечению, столь мало знает пределы, что ей обладание вселенной представляется еще малым уделом. И должно ли сему дивиться? Если некогда сей адский глад на небесах не мог быть утолен, то найдется ли когда-нибудь для него довольно пищи на сей убогой земле?

Насытишися, - вопиет слава. Нет совершеннейшего благополучия, как всегда стремиться к великому, заслужить внимание современников и обессмертить имя свое в потомстве. Любовь к похвале есть побуждение божественное, ее удовольствие есть ангельское. Вот мысли, которые обыкновенно почитают благородными чувствиями! Что бы, впрочем, ни говорили в пользу сей благородной страсти, но хотя бы она и не была источником вражды и соперничеств, не повергала в опасности, не возмущала тишины общественной, не колебала тронов, однако плод ее все еще был бы сомнителен, удовольствие мечтательно. Не безрассудность ли полагать основания своего благополучия во мнении других, которые или по неведению, или по своим особенным видам часто нам не отдают справедливости? Не исступление ли не иметь во всю жизнь покоя для того, чтобы нескольким праздным людям подать материю к разговорам? Утешаться смертному существу бессмертием имени не значит ли сегодня лишить себя пищи в ожидании заутра?

Насытишися, - учит премудрость мира. Дерзай поднять завесу, скрывающую от взоров непросвещенных истину, возлюби красоту ее, тогда-то познаешь ты удовольствие разумного существа, почувствуешь гармонию природы, предпишешь звездам законы, будешь лобызать следы благости Творческой, поймешь свою цену, соделаешься гражданином всего мира. Какой прекрасный план! Какой пространный путь ко спасению! Так, мудрецы мира! Ваши упражнения были бы самые приятные, ваша участь - самая счастливая, если бы страсти никогда не закрывали единым облаком светлого лица истины, если бы никогда вместо любви к ней не управляли вами тщеславие, соревнование и ненависть, если бы перо никогда не могло действовать так же, как меч. Но когда большую часть вашего знания составляют бесполезные вопросы и неудовлетворительные ответы, сомнения и гибельное искусство обращать в словопрения священнейшие истины, то может ли ваше мнимое просвещение принести сердцу спокойствие? Доколе убо, сынове человечестии, доколе будете любить суету? Доколе будете внимать сим обманчивым предвозвестникам счастия, которых лукавый мир посылает к вам? Доколе сих послушаете студных пророков? Дух лжив во устех их, доколе ненасытные ваши желания будут скитаться без цели и вопрошать: Кто явит нам благая? Вера! Божественная вера! Тебе предоставлено положить конец страданиям человека, ты едина даешь узреть благая, ты едина призываешь свыше благословения, и они нисходят на нас. Будет Бог с тобою присно, и насытишися, якоже желает душа твоя. Се сладчайшее обетование, центр всех желаний, верх блаженства, единственная пища духа! Насыщуся, Господи, внегда явитимися славе Твоей (Пс.16,15)! Насыщуся, когда Ты придешь в сердце смущенное, сотвориши в нем обитель Себе и явиши Себя токмо хотя в зерцале и гадании. Какого счастия мне требовать после сего блаженства?! Какого благодеяния после сего бесценного дара?! Просвещения ли? Ты еси свет, просвещаяй всякого человека (см.: Ин.1,9). Бессмертия ли? У Тебе источник живота (Пс.35,10). Богатства ли? Но Даровавший верной душе возлюбленна Сына в залог щедрот Своих како убо не и с Ним вся дарствует (см.: Рим.8,32)? Чести? Величия? Но какие отличия, какие блистательные титла могут сравниться с сими высокими наименованиями: род избран, царское священие, язык свят, людие обновления (1Пет.2,9), наследницы Богу, снаследницы же Христу (Рим.8,17)?

Благословим... милосердого Царя царей, благоволившего толико почтить непотребных рабов Своих, прославим Бога, ниспославшего нам веру восставить падшего, исцелить страждущих, напитать алчущих, осчастливить несчастных, оживить мертвых, прославить не столько хвалением и песнею, не столько тимпаном и псалтирью, сколько духом и сердцем, ревностию к вере и добродетели, да не всуе благодать сию прияхом. Аминь.

Слово на день памяти Преподобного и богоносного отца нашего Сергия Радонежского, чудотворца (об истинном насыщении[143]). Говорено в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре 25 сентября 1825 г.[144]

Блажени алчущии ныне, яко насытитеся Лк.6,21

Блажени алчущии ныне, яко насытитеся Лк.6,21

Является необыкновенный Учитель, собирается необыкновенное множество слушателей, преподается необыкновенное учение - не довольно ли уже сего для многих, чтобы возжелать, хотя пять слов из сего учения услышать и выразуметь? Иисус Христос - необыкновенный Учитель для тех, которые менее знали Его, бе бо уча их яко власть имея, и не яко книжницы и фарисее (Мф.7,29), а для нас, более знающих Его, единственный, Божественный Учитель, в Нем же суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна (Кол.2,3), изшед с апостолами, как повествует евангелист Лука, ста на месте равне, и народ ученик Его, и множество много людей от всея Иудеи и Иерусалима, и помория Тирска и Сидонска, иже приидоша послушати (Лк.6,17-18). Примечайте: не только иудеи и иерусалимляне оставили город, храм, священников, книжников, фарисеев, и пришли в пустое место слушать Сына тектонова, о Котором не знают, како Сей книги весть не учився (Ин.7,15), но и жители приморской страны Тирской и Сидонской, сие смешение самарян и язычников, люди, как описывает их пророк, сидящие во тьме (см.: Ис.9,1-2), восстали от тьмы своей и пришли туда, где показался Свет, сияющий во откровение языком (Лк.2,32). И что же открывает Свет сей? Какое учение преподает сей Учитель? Он преподает науку о блаженстве, которой достоинство и необходимость может понять последний из неведущих и в которой первейшие мудрецы мира всегда оказывали очень малые успехи. Возможно ли, чтобы кто в самом училище такого Учителя не радел о таком учении?!

А нет ли нерадящих? Нетрудно приметить, потому что, если бы каждый тщательно внимал учению столь совершенного Учителя, как Иисус Христос, не было бы причины, почему бы не уразумел оного каждый достаточно; уразумев, без сомнения, каждый охотно принял бы оное; приняв, исполнил бы делом; исполнив, обрел бы плод учения и дела, то есть блаженство, и, следственно, не было бы злополучных, не было бы недовольных. Они есть между нами - следственно, есть кому начинать учиться у Иисуса Христа науке блаженства.

Совершившийся ученик совершенного Учителя и образ Его для нас, учеников твоих! И тебе, кроме народа ученик твоих, предстоит множество много людей, ближних и дальних, пришедших от градов и весей, чтобы видеть делом явленный успех твой в науке блаженства, чтобы наблюдать твои следы и поучаться от тебя путям блаженства, чтобы прикасаться тебе и от избыточествующей в тебе силы блаженства причащаться во исцеление (ср.: Лк.6,17-18) бедствующих душ и телес недугующих. Но ты не отверзешь ныне уст своих учити нас. Ходатайствуй о нас пред Учителем, дабы Он, как некогда, пятью хлебами, принятыми от рук ученических, напитал пять тысяч - так ныне пятью собственными Его словами чрез недостойные рабские уста подай живую пищу сему многому множеству людей, алчущих блаженства.

Блажени алчущии ныне, яко насытитеся. Кто суть сии алчущие ныне, которые насытятся, и насытятся так, что с тем вместе блаженны? Ибо много видим и знаем алчущих ныне, которые и еще алкать будут и, по роду алкания насытясь, еще не будут блаженны.

Алчет нищий, доколе благотворительная рука не подаст ему пищи. Бедствует он, доколе алчет, но не блаженствует еще и тогда, когда насытится. Не нужно много рассуждать, чтобы увериться, что и будущее духовное блаженство не может быть плодом и наградою сего невольного телесного алкания, если не присоединится некоторое и свободное расположение, которое дает оному силу и достоинство. Алчет постник, и видно, что сему алканию последует некое тайное, более или менее блаженное насыщение, когда сим образом алчущии ныне с охотою остаются еще алчущими заутра и далее и когда, вместо того что ядущие пищею подкрепляют свое тело на краткое время, постящиеся постом утучняют, по выражению пророка, кости (Ис.58.11) свои навеки. Но да не соблазнятся любители поста, который и я почитаю вместе с ними, - да не соблазнятся, когда скажу, что и пост не составляет всего алкания, которому Иисус Христос обещает вечно-блаженное насыщение, но токмо часть оного, а иногда и совсем к оному не принадлежит. Ибо не видим ли между постящимися людей, которые пребывают в алчбе поста и алчут продолжать алчбу сию, но, конечно, далеки еще от истинного насыщения, когда или питают себя тщеславием, помрачают бо лица своя, как обличает их Сердцеведец, яко да явятся человеком постящеся (Мф.6,16), или снедают домы вдовиц (см.: Мф.23,14), или даже человеков снедают подозрением, и клеветою, и гневом, и завистию, и злобою.

Не одно тело алкать может. Есть алкание души, и может для нее быть пища более или менее насыщающая. Воля алчет исполнения или успокоения желаний, ум жаждет познания. Сколько и в сем роде алчущих ныне, которые, однако, не насыщаются и не блаженствуют.

У многих душевный глад и вкус воли бывает подобен (так как он и дает направление) телесному гладу и вкусу роскошного. Сперва он и жаждет так, что ищет удовлетворить необходимому требованию тела, утолить глад и жажду. Потом без нужды вымышляет разнообразные требования вкуса и опять алчет и жаждет, чтобы удовлетворить сим требованиям. Наконец, когда и глад и жажда утолены потребным и вкус притуплен излишним, пресыщенный вновь алчет и жаждет, так сказать, самого глада и жажды, чтобы они пришли и опять принесли ему возможность насыщаться и пресыщаться. Так воля человеческая, алчущая ныне, но не так, как учит Иисус Христос, поколику она и насыщения требует непременно ныне же от настоящего тленного мира, не знает сытости. От естественного и существенного ей глада, или желания блага, приходит она к произвольным требованиям и разнообразным прихотям и, удовлетворяя им всегда неудовлетворительно, то пресыщением повреждает душевный вкус, то избытком глада снедает самую душу. Что же наконец будет с самоугодниками всякого рода, питающими страсти, удовлетворяющими похотям, когда сей преходящий мир, из которого заимствуют они ложное насыщение неправильных желаний, прейдет невозвратно, когда ныне кончится и останется присно? Когда, следственно, только желания непреходящей души останутся, а тленная пища их исчезнет? Что иное и может быть, как разве предсказанное: Горе вам, насыщенныи ныне, яко взалчете (Лк.6,25).

Воздержание ума еще менее почитается обязанностью, нежели воздержание воли. Жажда познания без дальнего рассмотрения приемлется не только за естественное и невинное, но даже за благородное чувствование. И как роскошь чувственная оказывает какое-то уважение ум помрачающему вину, в сравнении с очищающею оный водою, так нередко роскошь ума с пренебрежением проходит мимо чистых источников израилевых и с жадностью принимает из рук любодейцы вавилонской, ложной мудрости мира, чашу, из которой сия от вина ярости любодеяния своего напоевает вся языки (см.: Откр.14,8). Наше время видело, и не к блаженству своему, кажется, еще видит жаждущих так называемого просвещения, которые из чаши сей пьют вино сперва духовного любодеяния, приемлют учение, которое приводит в забвение священные отношения человека к Богу и вводит противное чистому закону нерастленного ума смешение истины с ложью, зла с добром, нравственности со страстями, духовного с чувственным, потом пьют вино любодеяния даже чувственного, поелику от нечистых понятий естественно происходят нечистые чувствования, и растленное учение сопровождается развратною жизнью; и в которых, наконец, сие вино любодеяния, в высшей степени упоения превращается в вино ярости, поелику обуявшие от ложного просвещения, подобно пьяным, не любят быть в покое, но с мечтательною мыслию преобразования все хотят ниспровергнуть и разрушить и нездравую жажду просвещения, от неестественного пития превратившуюся у них в другую, еще более неистовую жажду быть просветителями, не умеют угасить иначе как слезами и кровью людей и народов.

Господи, Наставниче блаженства! Как много уже мы видим алчущих ныне, в которых не усматриваем ни признаков истинного насыщения, ни надежды блаженства! Но еще не находим тех алчущих ныне, которым Ты, верный в обещаниях Своих, обещал насыщение и блаженство. О! Если бы Ты Сам показал нам их, чтобы нам было можно узнать их и легко и непогрешительно! В самом деле, братия, Господь Сам изъясняет слово Свое об алчущих ныне и прямо указует нам их, когда говорит негде: Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся (Мф.5,6). Теперь видите алчущих и жаждущих, которым обещаны истинные насыщение и блаженство, - это алчущие и жаждущие не пищи и пития, не самоизобретенных удовольствий чувственных, душевных, мысленных, но алчущие и жаждущие правды.

Теперь в изречениях Господних об алчущих можем различить два главных наставления в отношении к блаженству. Во-первых, наставление о средстве к блаженству - сие средство есть правда. Во-вторых, наставление о способе пользоваться сим средством для блаженства - сей способ есть алкание.

Здесь вновь может потребоваться изъяснение того, что есть правда. Сие изъяснение можно найти в словах, которыми евангелист описывает блаженных Захарию и Елисавету. Беста, - говорит, - праведна оба пред Богом. Но что значит праведна? Объясняет: Ходяща во всех заповедех и оправданиих Господних беспорочна (Лк.1,6). Итак, под именем правды, должно разуметь все, что делается по заповедям Господним - одним словом, добродетель.

Желаешь ли блаженства? Для сего нужна тебе правда, или добродетель. Не имать во блаженный град Божий внити всяко скверно, и творяй мерзость и лжу (Откр.21,27). Жизнь вечную иметь могут только исполнившие заповеди Божии: Сотворивый та человек жив будет в них (Гал.3,12). Так должно по правде Живого Бога, Которому не прилично было бы допустить в причастие собственной Его вечной жизни непокорных и противящихся воле Его, - собственной, говорю. Его жизни, ибо Един Он собственно имеет безсмертие (см.: 1Тим.6,16), а все прочие существа имеют жизнь и бессмертие только по причастию Его жизни и блаженства. Так должно по свойству самой жизни вечной, ибо жизнь вечная не может быть иная, как духовная, так как плоть и кровь Царствия Божия наследити не могут, ниже тление нетления наследствует (1Кор.15,50), и, как всякой жизни свойственна своя пища, пища жизни духовной опять не может быть иная как духовная. Какая именно? Узнайте сие от Того, Который есть Начальник и Образ духовной жизни между человеками. Мое брашно есть, - говорит Он, - да сотворю волю Пославшаго Мя и совершу дело Его (Ин.4,34). Спросите ли также и о питии? Узнайте и о сем от Него же: Иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки; но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды текущия в живот вечный (Ин.4,14). Вода же, которую Он по сему обещанию действительно дал жене самарянской, была учение духа и жизни. Итак, учение правды есть учение духовной жизни; дела духа, исполнение правды есть пища духовной жизни; в сем душа обретает духовное насыщение, в духовном насыщении - вечное блаженство.

Впрочем, по рассуждении, без труда, как должно думать, всякий согласится признать правду или добродетель соответственным средством для блаженства. Большее затруднение представляется в том, как употребить сие средство и даже можно ли употребить оное. Слышим строгий суд апостола, который есть также суд самой правды и суд Божий: Иже весь закон соблюдет, согрешит же во единем, бысть всем повинен (Иак.2,10). Кто не согрешает более, нежели во едином? Кто потому не есть повинен всем заповедям? Кто же имеет правду? Кто найдет ею блаженство?

Согласимся, что затруднение сие для нас непреодолимо, но согласимся для того, чтобы тем с большим тщанием обратиться к наставлениям Божественного Учителя блаженства. Указав нам правду как средство блаженства. Он показывает и способ, как воспользоваться сим средством, которого употребление нам кажется столь ненадежным. Сей способ называет Он алканием: Блажени алчущии.

Алчущим называется тот, кто не имеет пищи и кто желает ее. Лишение пищи и желание пищи составляют алкание. Посему алкание правды есть такое расположение духа человеческого, в котором он признает себя лишенным правды и чувствует, что не имеет ее, но в то же время желает ее так, как алчущий желает пищи, без которой жить не может. В сем состоит способ употреблять правду как средство блаженства, хотя между тем и то правда, что мы правды не имеем и не в силах иметь ее. Как известностью того, что мы не имеем пищи, изощряется чувство глада или алкание пищи, так сознанием того, что мы не имеем правды, изощряется желание правды. В телесном порядке усиленное алкание пищи не может доставить самой пищи, поелику здесь над самыми желаниями господствует закон внешней необходимости, но в порядке духовном усиленное желание правды может привлещи самую правду, поелику здесь господствует закон свободных желаний, поелику здесь не столько глад ищет пищи, которая бы напитала его, сколько живая пища ожидает глада, который бы принял ее. Хотите ли видеть, как живая духовная пища сама приходит к алчущим? Хотите ли слышать, как она призывает их к себе, что бы напитать их? Слышите: Аз есмь хлеб животный; грядый ко Мне не имать взалкатися, и веруяй в Мя не имать вжаждатися никогдаже (Ин.6,35). И еще: Аз есмь хлеб животный, иже сшедый с небес: аще кто снесть от хлеба сего, жив будет во веки (51). Кто истинно алчет правды, тот найдет хлеб сей по вкусу себе и не отречется вкусить его; хлеб же сей укрепит сердце человека (см.: Пс.103,15) и силою правды, которой он алкал, исполнит его. Ибо сей чудесный хлеб есть Тот, Которому еще пророки нарекли имя: Господь правда наша (Иер.23,6) - и Который самым делом бысть нам премудрость от Бога, правда же и освящение и избавление (1Кор.1,30). Алкайте сего Хлеба или то же иначе: грядите к Нему, веруйте в Него, снедайте от Него - и вы будете вечно насыщены или, иначе, вечно блаженны. Если так вы алчете, то блаженни вы, алчущие ныне, яко насытитеся, или будете насыщаемы присно.

Господи, Хлебе животный, алчущее и не имеющее собственной пищи существо наше питающий сокровенно и неисповедимо Божественною Твоею силою, видимо же плотию и кровию Твоею, мысленно же словом правды Твоея, которое также есть хлеб жизни, по реченному Тобою: Не о хлебе единем жив будет человек, но о всяцем глаголе, исходящем изо уст Божиих (Мф.4,4). Се дерзнули мы преломить сей мысленный хлеб братии нашей, но Ты Един можешь благословить и умножить крупицы, взятые нами от неистощимой трапезы Твоей, и напитать каждого по его потребе. Сотвори сие со всеми нами. Если кто из нас алчет только плоти и мира и от них думает насытиться, угаси в нас сие грубое и ненасытимое алкание и возбуди чистое и спасительное алкание Тебя Единого и правды Твоея. Если кто мнит себя нечто быти и хочет быть доволен своею правдою или добродетелью, вразуми его, что Ты не пришел взыскать праведных и насытить насыщенных, что мнимое насыщение наше от собственных наших дел есть только притупление истинного вкуса духовного, которое нужно врачевать алканием Тебя и Твоея правды. Если же кто воистину и паче всего верою алчет правды и Тебя, единственная правда наша, тому подай и сладкое насыщение надеждою, и паки здравое алкание любви, ибо, как Ты весь сладость, то ядущии Тя еще взалчут, и пиющии Тя еще вжаждутся (Сир.24,23); насыщуся совершенно, внегда явитимися славе Твоей (Пс.16,15). Аминь.

Слово на день торжества освобождения обители Преподобного Сергия от нашествия врагов[145] (вера как основание благоденствия общества[146])[147]

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Было время - простите мне, что я от светлого торжества облеченной славою России бросаю взор на мрачные виды России страждущей: тень возвышает красоту света, - было несчастное время, когда Отечество наше, терзаемое иноплеменными, преданное недостойными сынами, готовилось испустить последнее дыхание. Часть верных ему и Богу, бежавших от опустошенных градов и сел, сокрывалась тогда в сей ограде, и враги, которые, казалось, клялись не щадить ничего священного, истощили против нее все усилия злобы своей.

Ужасное состояние! Два ненасытимых чудовища: война и мор, споря о добыче, соглашаются в лютости, с которою хотят поглотить сию обитель. Смерть за стенами, смерть в стенах; смерть носится в воздухе, смерть крадется подземными стезями. Убийственные орудия досягают самого сего святилища, и святые Божии приемлют раны в своих изображениях. Мышцы, способные обращать меч, оскудевают - едва остается несколько слабых рук для воздеяния ко гневным небесам.

Наконец, когда сирые чада Отечества слезящими глазами увидели, колико суетно спасение человеческо, когда все колебалось, кроме упования на Вышнюю помощь, когда почти не было уже других оружий, кроме веры и молитвы, - Господь сил венчал нас оружием благоволения, и отчаяние, не нашед места между памятниками благочестия, устремилось в полчища злодеев.

Слава вам, насадители сего вертограда, возрастившего лавры и оливы! Слава вам, бесплотные вожди безоружных воинов, преподобные отцы Сергие и Никоне, основатели и покровители сея обители! Слава тебе, беззащитная защита бедствующего царства! Торжествуй ныне избавление свое и со всею победоносною отселе Россиею в подражание победоносной Церкви исповедай, яко сия есть победа, победившая мир, и мир нам приобретшая вера во Всеблагого и упование на Всемогущего (см.: 1Ин.4:4).

Твердость в вере и благочестии, слушатели, есть первое основание и единственный залог благоденствия общественного.

Полагать началом общежития одну только нужду взаимного вспомоществования, а причиною распространения его право сильнейшего есть представлять общество союзом кровожаждущих тигров и жалких агнцев. Сие есть род безбожия, отъемлющего у Вседержителя великую область беспредельного владычества Его. Думать, что множество различных воль само собою соединились в одну, что из бесчисленных частных выгод случайно составилась польза общая, - значит производить все творение из нечаянного стечения пылинок. Да не прельщает нас обманчивое суемудрие. Бог столь же есть Творец собранного воедино и приявшего политическое образование, сколько нравственного и естественного мира.

От одной и той же мудрости, которая вдунула в перстный истукан дыхание жизни, исходит дух благоустройства одушевить колоссальное тело государства. То же могущество, которое водит звезды в кругах, им предписанных, возводит царей на высоту славы и величия. Один Промысл назирает червей, пресмыкающихся во прахе, и бдит над движениями волнующихся народов. Благость, дающая пищу всякой плоти, питает и возращает их миром и тишиною. Весы нелицеприятного правосудия, на коих определяется истинная цена мыслей и деяний человеческих, не отягчаются извешивать царства и империи. Благо - добрым, зло - злым - сей вечный закон неизгладимо написан в книге совести нашей и во внутреннем составе всех обществ. Его влияние не менее простирается на всех вообще, как и на каждого в особенности.

Благоденствие общества не может существовать без строгого исполнения должностей, возлагаемых им на своих членов, и без ревностного их содействия благу целого. Трудности, которые встречаются при исполнении сих обязанностей, опасности, которые бывают иногда с ним сопряжены, личная польза, которою должно часто жертвовать ему, - все сие заставляет искать сильнейших, действительнейших побуждений к хранению верности. Сии побуждения находятся только в добродетели, верою в Бога подкрепляемой. Честь, предположенная единственным концом услуг, оказанных обществу, производит подлых самолюбцев; награждения, принятые за основание верности, дают ему наемников; страх делает рабов, которые алчут собственной выгоды на счет общий. Дщерь Вышнего! Ты лучшая матерь сынов, ты матерь отцев Отечества, которые служат ему за совесть, благотворят из послушания к Небесному Отцу, из любви ко всем во Искупителе братиям.

С какою осторожностию владыки, обладаемые благочестием, употребляют власть свою, почитая себя токмо первыми рабами пред лицем общего Владыки! Как щадят они кровь подданных, коей каждая капля, невинно пролитая, трогает их душу! С каким тогда благоговением правимые усматривают в своих правителях освященный образ Правителя миров! С какою неусыпною заботливостию испытует истину судия, уверенный, что рано или поздно глас ее услышится пред судилищем вечной правды и громом отдастся в сердцах глухих для нее аспидов! Какою исполинскою крепостию наполняется воин, который более помышляет о нетленных, нежели о увядающих, венцах и надеется подвигом в юдоли смерти восхитить бессмертие! С какою безопасностию каждый в состоянии своем, как Израиль во дни Соломона под виноградом своим и под смоковницею своею (см.: 3Цар.4:25) покоится, когда страх Божий или паче любовь от престола до хижины, все покрывая своею кроткою сению, изгоняет все ужасы преступлений!

Что здесь могут надменные враги? Они сильны, но чего не одолеют имеющие Всесильного своим поборником?! Они многочисленны, но чего не сотворит в поругание гордыни Тот, Коего волею и неплоды многочадствуют, Который и бездетного старца возвращает в язык велий?!

Так, Великий Боже! Ты речеши на язык и царство, да возсозиждеши и насадиши я (см.: Иер.18:9): и глагол Твой не возвратися к тебе тощь (см.: Ис.55:11). Тобою царие царствуют и сильнии пишут правду (см.: Притч.8:15). Ты изыдеши в силах наших, и падет от страны нашея тысяща и тма, к нам же не приближится (см.: Пс.90:7). И сие тогда, когда яко очи раб в руку господий своих, тако очи наши к Тебе Господу Богу нашему (см.: Пс.120:2). Но, когда возмутившиеся языцы расторгают узы повиновения Тебе и отвергают от себя иго Твое, Ты пасеши я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокруши я (Пс.2:9). Они забывают Тебя - и отвращшу Тебе лице, мятутся, исчезают и в персть свою возвращаются (Пс.103:29).

Напрасно говорят, что тело общества подвержено такому же разрушению, как тело животных, что падение государств есть только следствие состава их. Можно без дерзновенного присвоения высокого дара пророчества сказать с пророком каждому Иерусалиму, оставившему Бога своего: Накажет тя отступление твое, и злоба твоя обличит тя (Иер.2:19). Для совершения сего предсказания не всегда требуется сверхъестественная месть - стрелы нечестия, пущенные на небо, медленно или скоро собственною тяжестию низвергаются поразить развращенные народы. Религия в обществе есть пружина, по ослаблении коей все действия махины приходят час от часу в больший беспорядок. По испровержении сего оплота поток беззакония не находит никакой преграды и всюду разносит бедствия и опустошения.

Кому не изменят изменники Божества? Кого послушают не внемлющие гласу рассудка и природы? Каких казней устрашатся союзники ада? ... Если благое иго веры, успокаивающее совесть, облегчающее тягчайшие прискорбия, воображают несносным или бесполезным, то какое бремя должности покажется приятным и священным? Что же тогда будут законы? Паутина, уловляющая слабых. Что правосудие? Искусство запутывать истину и рассекать узлы ее золотом. Клятва? Звук, бьющий воздух и служащий для успокоения легкомысленных детей. Самая добродетель? Прекрасное имя, которое столь часть будет переходить из уст в уста, что никогда не будет касаться сердца. Мужество? Слепое неистовство, кипящее фараоновым жаром и его угашающее в пучине отчаяния. Если среди сего замешательства внешний враг пожелает дополнить собою число домашних врагов несчастного общества, и оно не прибегнет паки к помощи, ниспосылаемой свыше благочестию, сего довольно для его погибели!

О, да не осуществится вечно начертание сие в тебе, любезное Отечество! <...>

Наша польза, слушатели, нас да научит сохранять веру, как драгоценнейший залог благого неба, или, если прошедшее несчастие есть убедительнейший наставник, настоящее торжество, торжество незабвенное, доколе не угаснет любовь к Отечеству, его произведшая, - при каждом возвращении своем да повторяет нам оный полезный урок. Аминь.

Слово на обновление древнего храма Успения Пресвятыя Богородицы, 1844 г.[148]

Ты воскрес ущедриши Сиона: яко время ущедрити его, яко прииде время. Яко благоволиша раби Твои камение его, и персть его ущедрят (Пс.101:14,15)

Ты воскрес ущедриши Сиона: яко время ущедрити его, яко прииде время. Яко благоволиша раби Твои камение его, и персть его ущедрят (Пс.101:14,15)

Что это за камни Сиона, о которых благоволят рабы Господни? Что за персть, которая им любезна? Это камни и персть разрушенного Иерусалима, и особенно разрушенного древнейшего храма Иерусалимского. Пророк смотрит на сии развалины во времена пленения Вавилонского, смотрит в то же время на душевные расположения народа Иудейского и на сем воззрении основывает надежду нового благоволения Божия к Иерусалиму и храму.

Ты воскрес ущедриши Сиона. То есть: Бог умилосердится над Иерусалимом и восстановит Свой храм.

Пророк дерзает даже определить, что сие должно совершиться вскоре. Яко время ущедрити его, яко прииде время.

Но почему он знает, что сие будет, и должно быть вскоре? Яко благоволиша раби Твои камение его, и персть его ущедрят. То есть поелику Иудеи своими душевными расположениями являют теперь себя достойными наименования рабов Божиих, поелику они даже пред развалинами храма Божия благоговеют к его древней святыне, с любовью, с умилением взирают на самые камни и персть как на остатки святилища, в котором обитала благодать Божия, то должно уповать, что Бог вскоре умилосердится над Иерусалимом, восстановит храм Свой и вновь будет обитать в нем Своею благодатью.

Надежда сия самым делом исполнилась при первосвященнике Иисусе и князе Зоровавеле.

Но уместно ли говорю я о судьбе столь великого храма, когда думаю о судьбе столь малого храма, как сей, в котором теперь мы находимся? Думаю, что не совсем неуместно. Тот и другой суть храмы Единого Истинного Бога, потому естественно предполагать некое в судьбе их единство, хотя и при разности многих обстоятельств. Притом и малый храм Христианских таинств и Христианской истины не слишком мал пред великим храмом сеней и гаданий.

Двести двадцать семь лет стоял сей деревянный храм, быв создан Лаврою Преподобного отца нашего Сергия, в начальствование Преподобного отца нашего Дионисия, и тогда еще представлен в покровительство Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы, в память славного Ее Успения, дабы, по сей памяти, Она с благоговением призирала на него, как бы на Свою Гефсиманию. Время, со своим законом нетления, осторожно прикасалось к тленному веществу, на котором положено было благословение Святых. Но как человек иногда сам не довольно бережет то, что бережет для него природа и Провидение, то наконец храм сей обречен был опустению, а вслед за тем и конечному разрушению огнем. В сие время воспомянули мы древних почитателей древнего Иерусалимского храма, и как они благоволиша камение его, так и нам самое древо сего нашего храма и некоторые в нем останки древних священных изображений показались драгоценными, достойными благоговейного сохранения. Но как уже не можно было сохранить сей храм на прежнем его месте, то здесь, древнее купно и новое, мы обрели место Господеви, селение Богу Иаковлю (Пс.131:5).

Боже Отец наших! Ты воскрес ущедриши Сиона. Ты воскресишь во храме сем древнее благословение, и ущедришь его новою благодатию. Да будет, Господи!

Но что далее будет с сим обновленным храмом и с новыми окрест его смиренными жилищами? Ты веси, Господи! Будет то, чему повелит быть Твое вседетельное Слово, которое нарицает не сущая, яко сущая, воссозидает разрушенное, восставляет падшее, возвышает смиренное, воскрешает умершее, спасает погибшее. Будет то, что испросят молитвы Святых и Преподобных отец наших Сергия, Никона, Михея, Иоасафа, Серапиона, Максима, Дионисия и прочих сподвижников их и сообитателей в земной и в небесной обителях. Будет то, чему не воспрепятствуют быть наши грехи, наши немощи, наше недостоинство.

Некто из отцов вопросил некоего великого из отцов: какое есть доброе дело, которое бы мне сделать, так чтобы оно было делом моей жизни? Авва ответствовал; не все дела равны для всякого. Книги говорят, что Авраам был страннолюбив, и Бог был с ним. Илия любил безмолвие, и Бог был с ним. Давид был смирен, и Бог был с ним. Итак, в чем душа видит для себя хотение Божие, то и делай. Наипаче же храни сердце свое.

Кто хочет подражать Авраамову страннолюбию, Давидову смирению, тот, как самые сии примеры показывают, может упражняться в сих добродетелях повсюду: на пути, в доме, в деревне, в городе, на престоле. Так ли легко найдет себе открытое и нестесненное поприще тот, кто изберет делом жизни своей Илиину любовь к безмолвию? Где теперь Илиин Кармил или Хорив? Где Иоаннова пустыня? Где дикие места Палестинские и Египетские, которые чудным образом угождающая благодати природа сделала неспособными для обыкновенных селений человеческих, чтобы сберечь для жительства земных Ангелов? Сонмы сих Ангелов переселились в сродное небо, земные жилища их, едва не без остатка, пришли в запустение, и на поприще духовного безмолвия вновь рыщет одинокий зверь или скитается полудикий человек. Переселилась любовь к безмолвию и в наши страны и избрала для себя пещеры, леса, места, удаленные не только от жилищ, но и от путей человеческих, чего близкий пример имеем в Преподобном Сергии; но как, по непреложному слову Христову, не может град укрытися верху горы стоя (Мф.5:14), то высоко возросшая и созревшая любовь к безмолвию обыкновенно не оставалась сокрытою, привлекала учеников, почитателей, посетителей, и от самого множества любителей или почитателей безмолвия, кроме других причин, почти по необходимости, стало тесно безмолвию. Между тем и пустыни наших стран, по самой природе менее южных удобные для безустройственного пустынножительства, с течением времени сделались для него менее прежнего пространными и свободными, по действию распространившегося народонаселения.

Чего же посему ожидать? Путь Илии, путь Иоанна Крестителя, путь Антония Великого должен ли увидеть себя оставленным и возрыдать, подобно как некогда, по сказанию Иеремии, путие Сиони рыдали, яко несть ходящих по них в праздник (Плач.1:4)? Мир, вероятно, не почел бы сей потери тяжкою, но не так думать поучает опыт веков. Никто в городах и селениях Израилевых не нашел столько силы - один Илия в пустыне нашел столько силы, чтобы одному, одною силою духа, победоносно сражаться с господствовавшим в его время идолопоклонством. Пустыня, а не вселенная, должна была уготовать Иоанна, чтобы он сделался способным уготовать путь Господень для спасения вселенной. Глубокая пустыня и совершенное безмолвие воспитали Антония до возраста великого, чтобы он мог потом духовно родить, так сказать, племя и поколение земных Ангелов, пустынножительствовавших, общежительствовавших, священноначальствовавших в Церкви. Сказанное теперь о Святом Антонии можем сказать в другой раз, если на место его имени поставим имя Святаго Сергия.

Итак, если для любви к совершенному безмолвию и в обителях часто бывает тесно и в диких пустынях не совсем свободно, а доставить ей благоприятное для нее убежище должно быть полезно и ныне, как полезно было прежде, то где мы поселим ее ныне, в сем веке молвы многой? Не будет ли, может быть, ей приятно поселиться в малой, простой, уединенной, от молвы по возможности огражденной обители, под тенью обители великой, подобно как некогда безмолвствующий Варсанофий Великий обитал в совершенном уединении, под тенью обители аввы Серида?

Прииди, благословенная любовь к безмолвию Илиина, Иоаннова, Антониева, Сергиева! Скрывайся от молвы, но не скрывайся от ищущих путей твоих и следов твоих - твоих правил и твоих примеров. Являйся иногда и неимущим, способным принять тебя. Ты устраняешь человека от видения других и тем удобнее даешь ему увидеть самого себя, а сподобивыйся увидети себе, по слову одного из твоих таинников, лучший есть сподобяшагося увидити Ангелов[149]. Ты пресекаешь беседы с человеком, и тем искреннее вводишь в беседу с Христом. Ты затворяешь дверь внешней храмины и отверзаешь внутреннюю храмину сердца. Ты подаешь и научаешь употреблять оружие против страстей. Ты собираешь рассеянные помыслы. Ты погружаешь ум во глубину Писаний и почерпаешь свет. Ты совершенствуешь покаяние. Ты обретаешь источник слез. Ты возводишь к чистой молитве. Ты учишь молчанию, которое есть таинство будущаго века[150].

Не для всех равно призываю любовь к безмолвию. Жизнь безмолвия не для многих. Но посещение безмолвия для всякого должно быть вожделенно. Кто не упраздняет себя, хотя однажды в день, хотя на непродолжительное время, от всякого внешнего земного занятия, попечения, пристрастия и не вводит своей души в благоговейное безмолвие пред Богом, тот еще не познал пути мира для души своей. Ибо тако глаголет Господь: Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог (Пс.45:11). Аминь. 

Слово на освящение храма в честь иконы Божией Матери Казанской, что в Казенной, 1833 г.[151]

Он же глаголаше о церкви Тела Своего (Ин.2:21)

Он же глаголаше о церкви Тела Своего (Ин.2:21)

Сии немногие слова Святого Евангелиста Иоанна заключают в себе много духовного учения и могут вести нас к размышлениям, приличным настоящему случаю обновления храма.

Призовем Духа истины, да отверзет нам дверь слова. Дабы лучше войти в истинное разумение приведенного изречения, полезно будет обратиться прежде всего к тому происшествию и к тем словам Самого Иисуса Христа, на которые сие замечание сделано Евангелистом. Некогда вошел Иисус Христос в храм Иерусалимский и, найдя в нем продающих овец, волов и голубей для жертвоприношений и разменивателей денег для подаяния в сокровище храма, бичем от вервий изгнал продающих, извергнул предметы торговли и сказал: Возмите сия отсюду и не творите дому Отца Моего домом купли (Ин.2:16). Если внимательно рассмотрим сие действие и сии слова Христовы, то и в них найдем высокое свидетельство о достоинстве храма. Бог сказал чрез Пророка: Небо престол Мой, земля же подножие ногу Моею: кий дом созиждете Ми? (Ис.66:1) Посему можно было подумать, что храм не достоин называться домом Божиим, так как и подлинно для Вездесущего всякий дом и мал, и низок, и не нужен.

Вот Сам Сын Божий называет храм домом Отца Своего, и Сын, без сомнения, знает, что принадлежит Отцу и что Его достойно. Итак, слово Христово удостоверяет нас, что храм, хотя и земной, и ограниченный пространством, по благодати и по снисхождению точно есть дом Бога Небесного и Вездесущего.

Помысли же, Христианин! Если ты в дом чей входишь с некоторым уважением к живущему в нем, как то показывает обычай входить в дом с открытою головою, а в дом царя ты вошел бы, без сомнения, и с радостию, что допускаешься в оный, и со страхом при мысли о величии живущего в нем, то с каким благоговением должен ты входить в дом Царя царствующих и Господа господствующих, с какой радостью о том, что Он отверзает тебе дом Свой, с каким страхом Его ближайшего здесь присутствия, пред которым самые Серафимы покрывают лица свои! Ближайшего присутствия, сказал я, ибо если бы сего не было, то имя дома Божия не имело бы значения.

Если Сын Божий не позволил делать дома Отца Своего домом такой купли, которая с одной стороны удовлетворяла потребностям поклонников храма, а другою обращена была к частной корысти человеческой, то помысли, сколько противны Богу чуждые совершенно для храма занятия, которые мы здесь иногда себе позволяем, как то: любопытные взоры, праздные слова, мирские помышления, невнимательность к Богослужению. Кто занимается здесь не тем, для чего приходит в дом Божий, того Сын Божий осуждает на изгнание отсюда. Не обеспечивай себя тем, что я не обличу тебя и не велю изгнать: бич в руке Иисуса над главою твоею, слово Его изгоняет тебя.

Возвратимся к Евангельскому повествованию. Когда Иудеи увидели, что Иисус, еще мало им известный (потому что сие было почти в начале Его проповедания), действует во храме со властию столь необыкновенною, потому что изгоняет из оного тех, которых не изгоняли священники и сам первосвященник, то потребовали, чтобы Он, если подлинно есть полномочный посланник Божий, доказал им Свое Божественное посланничество каким-нибудь чудом: Кое знамение являеши нам, яко сия твориши? (Ин.2:18).

Надобно знать, что подобное требование обыкновенно Господь Иисус оставляет без удовлетворения, потому что сие народное требование чудес происходит более от любопытства и даже от тайного неверия, нежели от искреннего желания узнать истину, и, следственно, удовлетворения не заслуживает и, как нечистое в своем начале, не ведет к доброму концу. Притом кроткий и смиренный сердцем Иисус не любит делать чудес для Своей славы, но творил Он обыкновенно из человеколюбия, из чего слава истины выходила сама собою. А дабы совершенно удовлетворить искателям истины непритворным и сделать безответным упорство и лукавство неверия, для сего предназначено было чудо из чудес - тридневное воскресение Христово из мертвых без видимого Воскресителя, славно совершившееся после того, как весь состав Его, еще прежде смерти, казался безвозвратно разрушенным бесчисленными и тягчайшими страданиями. Но и о сем победоносном знамении Своей божественной силы, применяясь к тому, сколько вместить могли слышавшие, Он говорил пред народом наиболее в притчах и как бы в догадках. Например, род лукав и прелюбодей знамения ищет, и знамение не дастся ему, токмо знамение Ионы пророка: якоже бо бе Иона во чреве китове три дни и три нощи, тако будет и Сын человеческий в сердцы земли три дни и три нощи (Мф.12:39,40). Подобно сему и по изгнании продающих из храма, требовавшим знамения Иудеям Он сказал: Разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю (Ин.2:19).

Что сие сказано не просто, Иудеи могли бы догадаться из того, что Господь сказал: разорите. Иудеи без сомнения не захотели бы сами разорять церковь сию, т.е. храм Иерусалимский. Но люди плотские по жизни, по делам, обыкновенно и понимают все плотским образом. Как речь шла о церкви или храме, то Иудеи о сем самом храме и поняли оную, подумали, что Иисус предвещает разорение и построение храма в три дня, и из сего нелепого понятия извлекли еще более нелепое возражение. Как можно в три дня построить храм, который строился сорок шесть лет? Четыредесять и шестию лет создана бысть церковь сия и ты ли треми денми воздвигнеши ю? (Ин.2:20) Как будто чудеса для Вечного и Всемогущего Бога можно уничтожить и сделать невозможными посредством ничтожного недочета человеческих лет и дней.

Когда Святый Иоанн вписал в Евангелие пророчество Господне о тридневном воскресении, сказанное притчею и неправильно Иудеями понятое, тогда, чтобы противопоставить ложному толкованию истинное и устранить всякое недоразумение, он присовокупил следующее замечание: Он же глаголаше о церкви Тела Своего, т.е. слова Иисуса Христа - разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю - относились не ко храму Иерусалимскому, но ко храму собственного Тела Его и означали, что Иудеи храм Тела Его разорят страданиями и крестною смертию, но что Он воссозиждет храм Тела Своего славным тридневным воскресением из мертвых. Мы несколько долго достигали сего уразумения словес Божественного Учителя и Его возлюбленного ученика, но может быть, сие небесполезно будет, дабы следующие за сим размышления приняты были не как наше произвольное мудрование, но как поучение, почерпнутое из истинного разума словес Христовых.

Он же глаголаше о церкви Тела Своего. Иисус Христос говорит о Своем Теле, и назвал оное Церковию, или храмом Божества. Почему? Ответ на сие вполне удовлетворительный представляется в изречении Апостола Павла: Яко в Том живет всяко исполнение Божества телесне (Кол.2:9).

Где Бог обитает всею полнотою Своего Божества, там, без сомнения, есть и храм Его в высочайшей степени святый. Но если Господь нарек Тело Свое храмом по сходству с ним, и если сходство сие состоит в обитании полноты Божества, то какое высокое понятие подает Он нам чрез сие о храме! Итак, храм Божий и божественное Тело Христово подобны между собою. Итак, в храме обитает полнота Божества, подобно как и в Теле Христове.

Помысли, Христианин, где ты находишься теперь с той минуты, как силою благодати, в молитвах призванной, в таинственных знамениях пришедшей, освятил есть селение Свое Вышний (Пс.45:5). Ты ближе еще здесь к Богу, нежели как близки бывают в доме к его домовладыке, ты пред самою полнотою Божества. Как в теле все исполнено силою души, так в храме все исполнено силою Божества. Бог, явивыйся во плоти, здесь не только являет, но и предлагает в пищу божественную Плоть Свою, которою вы так не часто питаетесь. Дух Святый дышит здесь в таинствах. Исполнение Божества в Теле Христовом было столь преизобильно, что весь народ искаше прикасатися Ему: яко сила от Него исхождаше и исцеляше вся (Лк.6:19) и что даже прикосновение к краю риз Его исцелило кровоточивую. Подобно сему и во храме, при одном прикосновении веры к святыне может исходить от нее сила, исцеляющая духовно и телесно. Все видимое и совершаемое здесь, священные знамения, изображения, обряды, составляют как бы священную ризу Христову, истканную Церковью, проникнутую Его невидимою силою, производящую на приближающихся и прикасающихся с верою действие благотворное и спасительное.

О Боже! Толико же дивный в Твоем безмерном снисхождении, как и в Твоем превознесенном величии! Ты неприступен даже горним силам в Твоем величии, а между тем так доступен земнородным в Твоем снисхождении. Созерцание чистых духов не объемлет Твоего света и славы, а между тем Ты находишь средства дать бренному человеку осязать и вкушать Твою благость и силу. Коль возлюбленна и земная селения Твоя, Господи сил! Сердце мое и плоть моя возрадовася о Бозе живе (Пс.83:2,3). Благословенна слава Господня от места Его (Иез.3:12). Братия! И небеса не имеют сокровища лучше того, которое имеем мы здесь в храме, именно существенное благодатное присутствие Божие, действующую благодатную силу Божию. Довольно ли мы ценим сие сокровище? Довольно ли пользуемся оным для нашего блаженства?

Случается замечать с прискорбием, что тогда как праздничный колокол зовет в церковь, некоторые идут на торжище и на другие дела мирские, видно, прямая копейка прибыли дороже для нас сокровища небесного. Говорят, нужда заставляет сие делать. А Царство Небесное разве не нужно? И молитва, таинства и духовное учение для Царства Небесного разве не нужны?

Из шести дней один взял Себе Бог, а из сего дня немногие часы назначила Церковь для общественного Богослужения, и все еще нуждаются люди во времени своем, и похищают время церковное. Иные, входя в церковь, слышат здесь осуждение, произносимое на пороки и беззакония, и, выходя, обращаются беззаботно к своим порокам и беззакониям. Чего же они хотят? Разве увеличить свое осуждение? Раб ведевый волю господина своего, и не уготовав, ни сотворив по воли его, биен будет много (Лк.12:47). Но, чтобы не омрачить более жалобами дня веселия и благодарности, скажу с Апостолом: Надеемся о вас, возлюбленнии, лучших и придержащихся спасения, аще и тако глаголем. Не обидлив бо Бог, забыти дела вашего и труда любве, юже показасте во имя Его, послуживше святым и служаще (Евр.6:9,10). Труд любви виден в обновлении храма сего, и Бог не забудет оный, и пользующиеся сим храмом призовут с нами благословение свыше на душу и на дом послужившего дому Божию.

Благодать Божия да осеняет и всех с верою и любовию входящих в храм сей ныне и присно. Аминь.

Слово на память Преподобного Сергия (о нетлении святых мощей[152]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 25 сентября 1821 г.[153]

И кости твоя утучнеют, и будут яко вертоград напоен, и яко источник, ему же не оскуде вода. Ис.58:11

И кости твоя утучнеют, и будут яко вертоград напоен, и яко источник, ему же не оскуде вода. Ис.58:11

Во дни пророка Исаии были люди - какие, вероятно, есть и ныне - которые жаловались на Бога, для чего не награждает Он их благочестия. Что яко постихомся, и не увидел еси? (Ис.58:3) Пророк ответствует на сие, что и пост и суббота, и благочестивый подвиг, и духовное празднование, приятны Богу, если люди во дни пощений своих не обретают волей своих, если не творят хотений своих в день святый (см.: Ис.58:3), и в награду за сие непритворное благочестие обещает между прочим, что и кости таковых людей утучнеют, яко вертоград напоен, и яко источник, емуже не оскуде вода. Неожиданное обещание! Кости сего тленного тела, кажется, не тучнеют от подвигов поста, ниже от субботствования духовного. Подобно сему, другой богопросвещенный муж, восхваляя мужей славных, между прочим говорит: И обоюнадесяте пророков да процветут кости от мест своих (Сир.49:12). Но кости сих пророков давно уже почивали во гробах, когда сие написал о них сын Сирахов. Итак, неужели кости угодивших Богу и в умерщвлении плоти тучнеют, и во гробах процветают?

Воистину тучнеют и процветают! Тучнеют и процветают кости благочестивых во время жития их духовно, когда, яко от тука и масти, исполняется душа их радостию (см.: Пс.62:6) о Боге, когда праведник, яко финикс, процветает (см.: Пс.91:13) благими делами, приносящими плод во святыню. Тучнеют и процветают, несмотря на то, что плоть их увядает и иссыхает от подвигов воздержания, ибо аще и внешний их человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни (2Кор.4:16). По смерти же тучнеют и процветают кости благочестивых славою их добродетелей, так что они, быв нередко умалены и забвенны в жизни, являются великими и знаменитыми по смерти, так что гробы их бывают великолепнее жилищ, в которых они обитали.

Но, кроме сего, в предлежащих нам священных останках Праведника мы усматриваем собственными очами еще образ, как и во гробах тучнеют и процветают кости праведных. И все тела человеков по смерти их, подобно семенам, погребенным в земле, и растениям во время зимы, медленным, неприметным для нас прозябением среди самого нетления постепенно прозябают и приготовляются к животной весне общего воскресения. Но некоторые телеса праведников подобятся лавровым и некоторым другим древам, во время самой зимы очевидно растущим и зеленеющим: хранимые Господом кости их (см.: Пс.33:21) и после смерти являют в себе, яко тук и масть, духовную силу жизни, чудесно изливающуюся и на то, что их окружает, - их телеса прежде общего воскресения процветают начатками нетления.

Отчего сие и для чего? Отчего нетленны телеса праведников? Для чего Бог дарует им сие нетление? Рассуждение о сих вопросах может объяснить одну из наград благочестия и одно из побуждений к благочестию.

Бог, как говорит Премудрый, созда человека в неистление (Прем.2:23). Дух его жил Словом Божиим и потому наслаждался блаженным бессмертием, тело его питалось от древа жизни и таким образом должно было сохраняться в безболезненном нетлении. Единым человеком - так изъясняет апостол печальную перемену сего состояния, - единем человеком грех в мир вниде, и грехом смерть, и тако смерть во вся человеки вниде, в немже вси согрешиша (Рим.5:12). Итак, причина, по которой человек смертен и тело его тленно, есть грех - яд, который принял человек первоначально душою, но который в дальнейшем действии своем отравил и тело медленною, отчасти, но вообще смертоносною отравою. Из сего нетрудно усмотреть, что возвращение человека в неистление возможно только тогда, когда он перестанет отравлять себя грехом.

Но возможно ли сие после того, когда грех во весь мир вниде, когда мы в беззакониях зачинаемся, раждаемся во грехах (см.: Пс.50:7) и как бы по естественной необходимости пием неправды, якоже питие (Иов.15:16)? Притом для исцеления зараженного ядом потребно нечто более, нежели только прекратить употребление яда. Никто не может быть творцом самого себя, смертно болящий или умерший не может даровать себе здравия или жизни, которых источник в нем затворился. Если и в неповрежденном состоянии своем человек жил, как мы сказали, Словом Божиим, кольми паче смертного восставить в бессмертие и растленного в нетление не может ничто, кроме Творческого Слова Божия.

Слово Творческое вновь изречено в поврежденное грехом творение Божие, для его восстановления и низведено в нем до такой глубины, до какой грехом ниспали человеки. Слово плоть бысть (Ин.1:14). Теперь все падшее и отчужденное от жизни Божией получает новый, возвратный ход. Источник Божественный вновь открывается во глубине человеческой природы и внутренне изливает в нее благодатный свет и силу. Здесь обретает душа человеческая врачевство очищающее и исцеляющее, которое истребляет в ней смертоносный яд греха, и вместе врачевство укрепляющее и предохраняющее, которое не допускает сей заразе возобновляться и усиливаться новыми грехопадениями. Животворное действие благодати, так же как некогда смертоносное действие греха, простирается по всему существу человеческому, от духа до тела, и поелику сила Божия, конечно, могущественнее, нежели сила греха, которая, собственно, есть немощь, то неудивительно что благодать, по выражению апостола (см.: Рим.5:20), преизбыточествует паче умножившагося греха, что она действительнее исцеляет и восстановляет, нежели грех заражает и разрушает. Аще прегрешением единаго, - рассуждает апостол, - мнози умроша, множае паче благодать Божия и дар благодатию единаго человека Иисуса Христа во многих преизлишествова (Рим.5:15); да якоже царствова грех во смерть, такожде и благодать воцарится правдою в жизнь вечную, Иисус Христом, Господем нашим (21). Таким образом, Слово Божие, нисходя до воплощения, самой плоти открывает путь восходить до нетления и прославления; Иисус Христос становится воскрешением нашим (см.: Ин.11:25) и, когда вселяется верою в сердца наши, тогда и в самых телесах, верою очищенных и освященных, скорее или медленнее просиявает сила Его Воскресения.

Примечайте в целом бытии рода человеческого, как явление сея силы воскресения всегда соразмерно было с постепенным откровением воплощенного Слова Божия. В первые века, когда всю тайну Христову находим заключенною в одном слове о семени жены, сокрушающем главу змия (см.: Быт.3:15), и силу воскресения усматриваем во одном Енохе, который, как уединенный орел в обновленной юности, воспаряет в нетлении над целым миром, чрез господствующее растление нравственное приближающимся ко всеобщему нетлению естественному. Во времена пророков, когда обетование о Христе как о семени, в котором благословятся все народы (см.: Быт.12:7; ср.: Гал.3:16), многократно повторенное и более объясненное, ощутительнее возбуждало веру и потому обильнее вселяло в сердца хотя и глубоко еще сокровенную силу Христову, и сила воскресения не только, по подобию Еноха, явилась в Илии при взятии его на небо, но, кроме того, еще в продолжение земной жизни открывалась в Илии же и Елисее воскрешением умерших; и даже, - что составляет единственный в священных сказаниях пример прежде пришествия Христова, но согласный со многочисленными сего рода явлениями по пришествии Христовом, - сила воскресения сверх чаяния воздействовала некогда чрез кости умершего уже пророка Елисея. Бысть, - повествует книга Царств (4Цар.13:21), - бысть им погребающим мужа, и се, видеша воинов, и - от страха - повергоша мужа во гробе Елиссеове; и впаде тело человека мертва, и прикоснуся костем Елиссеовым, и оживе, и воста на ноги своя. Когда же столь давно предреченное и постепенно предуготовленное воплощение Слова Божия наконец совершилось, тогда, кто не знает, какими быстрыми потоками сила воскресения потекала по сей еще и не обновленной земле? Сообразно с целью настоящего рассуждения особенно должно указать здесь один случай. Когда Иисус Христос вольным страданием нашего ради спасения допустил низвести Себя в область смерти для того, чтобы ввести туда собственную силу жизни и таким образом разрушить царство смерти в самых основаниях его, тогда сила Его немедленно проникла все и в том, что способно было принять ее, тотчас ознаменовала себя животворным действием. Вот изъяснение того, что в то время и гроби отверзошася, и многа телеса усопших святых восташа (Мф.27:52).

Иисус Христос вчера и днесь Тойже и во веки (Евр.13:8). Он, яко Бог, действует вся во всех (см.: 1Кор.12:6), действует и ныне, подобно как действовал от начала и действовать будет до конца, - действует в малом, равно как в великом, действует как во всей Церкви, которая есть тело Его, так и во всех верующих, которые суть члены Его. Он воображается в них (см.: Гал.4:19), живет в них (см.: Гал.2:20), и, как в Нем Самом живет всяко исполнение Божества телесне (Кол.2:9), так, по некоему образу сего Божественного таинства, и Он благоволит жить в избранных Своих даже телесне, поколику обретает их способными ко внутреннему с Ним общению. Обретает ли Он ум, постоянно к Нему обращаемый благоговением и молитвою? Он воображается в уме и исполняет его светом Своим, истиною Своею, безвестная и тайная премудрости Своея являяет ему (см.: Пс.50:8). Обретает ли сердце, отверстое пред Ним покаянием, верою и любовию к Нему? Он вселяется в сердце (см.: Еф.3:17) и с Собою вносит в него новую жизнь вместо плотской духовную, вместо земной небесную, преображает любовь человеческую в Божественную и свойства человеческие в ангельские. Обретает ли, наконец, и тело, в сообразность с душою непрестанно очищаемое воздержанием и подвигами и потому способное принимать и сохранять в себе как бы некие отпечатки и следы внутренних движений благодатных? И оно некоторым образом, и даже в земной еще жизни, начинает быть Богоносным. Сколь бы ни странною казалась для некоторых мысль о Богоносном теле земного человека, я не раскаиваюсь, что произнес ее, ибо не догадкою ... составляю сей образ, но обретаю его на самом опыте, который представили еще апостольские времена и о котором предание времена святых благоговейно сохранили. Святой Игнатий Богоносец так приобык питать сердце свое любительным воспоминанием сладкого имени Иисуса Христа, что сие глубокое душевное впечатление чувственным образом отпечатлелось в телесном органе, и, когда после мученической кончины его рассечено было его сердце, в нем усмотрели буквенно изображенное имя Иисуса Христа (см.: Четии Минеи. Дек. 20). Как сосуд, в котором долго хранится благовонная масть, заимствует от нее силу благоухания, так самое тело христианина, в котором постоянно обитает благодатная сила Христова, проницается ею во всем составе своем и даже благоухает ею для других. И поелику сила Христова нетленна, то естественно, что она, вселяясь (см.: 2Кор.12:9) в человеков, иже Христовы суть (Гал.5:24), и телесам их сообщает нетление; поелику сила Христова всемогуща, то с естеством ее согласно и то, что она чрез них чудодействует, когда то благоугодно Господу, подобно как некогда чудодействовала, чрез главотяжи и убрусцы, которые были на теле святого апостола Павла, и приняли в себя пот его (см.: Деян.19:12), и чрез одно осенение тению святого апостола Петра (см.: Деян.5:15).

Какое, братия, дивное воздаяние за благочестие, что им не только дух человеческий возводится к благодатному общению со Христом, но и самое тело, которым совершаем сии малые подвиги пощения, молитвенного коленопреклонения, братолюбного служения, соделывается чрез то причастным благодатной силы Христовой, животворящей и чудодейственной! И если сие на земли еще, то на Небеси какая жизнь, какое могущество, какая слава ожидает благочестивых!

Между тем примечать можем, что не все благочестивые и даже не все святые участвуют в сем первом, так сказать, воскресении (Откр.20:6), которое состоит в чудесном на земли нетлении освященных телес их, подобно как и в первоначальном явлении сего первого воскресения многа телеса усопших святых восташа (Мф.27:52), но не все телеса святых усопших. Что значит сие? Неужели не правосуден Бог ко святым Своим, одним увеличивая меру благодати, а другим уменьшая, одним бессмертие приближая, а от других отдаляя, одних прославляя, а других сокрывая? Без сомнения, никто, знающий Бога, не может сего помыслить. Итак, что значит видимое неравенство видимой награды, даруемой святым? Может быть, оно некоторым образом соответствует степеням внутреннего их освящения, по которому, скажем словами апостола, как звезда от звезды разнствует во славе, такожде и воскресение мертвых (1Кор.15:41-42) и последнее, совершительное, и первое, начинательное, но с большею основательностию из неравенства сей предварительной награды святым заключить можем, что сия награда им даруется не столько в воздаяние собственно им, сколько для другой, с премудростью и благостью Божиею сообразной цели. В самом деле, для тех, которые не ищут славы человеческой и которые уверены, что вечно будут царствовать во славе Божией со Христом, велико ли то, чтобы иметь или не иметь временных начатков сея славы на земли? Но, как с Воскресением Христовым многа телеса усопших святых восташа для того, чтобы по Воскресении Его внити во святый град и явитися мнозем (см.: Мф.27:52-53) живущим, для удостоверения их об открывшейся силе воскресения, так и доныне телеса усопших святых являются в нетлении, с силою чудодейственною и живоносною, для нас, живущих, для удостоверения, - если, к стыду времени, есть и такие между нами неверующие, - для удостоверения в Воскресении Христовом и в нашем будущем воскресении, для укрепления немощных в подвигах противу греха и смерти, для возбуждения невнимательных и нерадивых к подвигам благочестия.

Поминайте наставники ваша, учит апостол христиан своего времени, поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их (Евр.13:7). Как бы так рассуждал он: "Мы не довольствуемся поучать вас нашим словом, не все души довольно отверсты для него, и не все сохраняют его, когда приемлют. Для сего указуем вам еще на пример наставников ваших и в сем примере на то, что сильнее поражает чувства и тем глубже проникает в душу, - на скончание жительства их, запечатленное ясными знамениями веры". Зрелище, подлинно назидательное и в молчании более обильного слова говорящее духу! Но как слово наконец умолкает, так и пример наконец скрывается, и память скончавшихся наставников может угаснуть. Что же вторит Бог, хотящий всем человеком спастися и в разум истины приити (см.: 1Тим.2:4)? Он, так сказать, увековечивает назидательную кончину совершившихся во благочестии наставников. Проходит несколько веков, и мы все еще видим ее собственными очами, взирая на нетленные останки их. Сие нетление, сия целебная и живоносная сила, от них исходящая, внятнее и убедительнее слова поучают нас благочестию и побуждают подражать вере их.

На что более мое скудное слово? Довольно и для нас, братия, того неумолкающего поучения, которое приносит сей безмолвный гроб. Можно ли не слышать сего поучения? Можно ли, слыша, не разуметь его? "Взирайте, - глаголет сам скончавшийся наставник наш, - взирайте на скончание моего жительства, которое я столько веков представляю пред очи моих учеников и всех требующих наставления. Вы все признаете, что скончание жительства моего благословенно и блаженно; я слышу, в Боге моем, как вы оное ублажаете, вижу, как стекаетесь торжествовать оное. Для меня ли ублажаете вы кончину мою? Ваши ублажения не умножат моего блаженства в Боге моем. Но если вы ублажаете кончину мою, то ублажите и житие, которое привело меня к сей кончине, и ублажите оное для вашего собственного блаженства. Сугубо неизвинителен тот, кто, видя путь, уклоняется в заблуждение, видя благий пример, во зле закосневает. Сугубо бедственно близ пристанища претерпеть кораблекрушение и потопление, при виде награды заслужить наказание, при виде блаженства погибнуть. Единственное приращение, какое вы можете доставить моему блаженству, есть то, чтобы доставить моей к вам любви радость вашего спасения. Ублажите самих себя подражанием вере моей со всеми плодами, которые произвела от нее благодать Христа моего и вашего".

Что речем на сие, братия? Ей, Богоносный отче наш и наставниче! Буди нам по глаголу твоему. Аминь.

Слово на память Преподобного отца нашего Сергия Радонежского и всея России чудотворца (о попечениях земных и небесных[154]). Говорено в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре 25 сентября 1823 г.[155]

Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам Мф.6,33

Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам Мф.6,33

Сколь многого ищет человек в мире, и, как кажется ему, ищет по необходимости. Например, пищи, одежды, жилища, безопасности, а для приобретения и обеспечения сих первых потребностей - денег, изобилия, власти, чести. Сколько разнообразных средств употребляет для достижения своих целей! Как то: разум и труд, силу и хитрость, дерзость и низость. И как часто жалуется он, что искомое не находится или найденное не удовлетворяет, что средства не приводят к цели и достиженная цель не вознаграждает за средства, для нее употребленные! Какое же было бы счастие найти тайну - одним способом удовлетворять всем потребностям, одним средством достигать всех вожделенных целей!

Сию тайну действительно открывает нам Иисус Христос, когда говорит: Ищите прежде Царствия Божия... и сия вся приложатся вам. Позаботимся, как бы нам утвердиться в сем учении, которое должно избавить нас от всякой заботы. Не пецытеся, - говорит Он, - душею вашею, что ясте, или что пиете, ни телом вашим, во что облечетеся. - Не скрывайте себе сокровищ, на земли (Мф.6,25,19). Не заботьтесь ни о чем таком, о чем обыкновенно люди заботятся; предпочитайте всем заботам одну, одного и ищите паче всего - ищите прежде Царствия Божия. Все прочее, чего ищут люди, найдется и будет приобретено само собою, сия вся приложатся вам.

Поелику сие учение соединяет в себе все выгоды для жизни временной и вечной и, несмотря на то, есть люди, которые давно знают оное, а никогда оному не следуют, то должно заключать, что почитают оное или несбыточною баснею, или неразрешимою загадкою или не верят, что можно исполнить оное и получить плод, в нем обещаемый, или не понимают и не надеются понять, как можно исполнить оное. Против сей - вознамеренной ли или необдуманной, явно произносимой или кроющейся в делах сынов века сего, - клеветы и хулы на истину христианскую что скажем мы в защищение истины? Можем и ничего не сказать без вреда для истины, особенно здесь, где я говорю сие, - ничего, разве еще одно слово Христово: Оправдися премудрость от чад своих (Мф.11,19). Ты, истинное чадо Христова духа, нам же по духу отче, если по духу твоему жительствуем. Ты, богомудрый Сергие, делом оправдал и оправдываешь премудрость Божию, представляя нам в себе опытно и учение Христово, и образ исполнения оного, и плоды верного последования оному. Паче всего ища Царствия Божия и правды Его, ты оставил все: дом, родителей, наследие, - пришел сюда, в пустыню ненаселенную, невозделанную, безлюдную, беспомощную, не пекся, что яси, или что пиеши, или во что облечешися; отрекся от земного сокровища и тогда, когда оно предлагаемо было тебе как священное украшение и благословение святителя. В сем устранении от всякого попечения о земном, что ты обрел Царствие Божие, сие мы не только знаем от свидетелей жития твоего, но и сами видим даже доныне, поелику оно являлось и еще является в тебе чрез дары прозорливости, нетления, исцелений и чрез другие чудесные дарования Святого Духа. А что к сим вожделенным дарам приложилось и все, о чем ты отложил попечение, о сем свидетельствует все в процветающей доныне пустыне твоей, и самое камение здесь вопиет о сем, ибо нет иной силы, которая бы все сие могла создать, сохранить, защитить, возвысить, обогатить, прославить, как сила Царствия Божия, в тебе живущая.

Так чада премудрости, которая не имеет в них недостатка, оправдывают учение Христово делом и опытом, без сомнения, сильнее всякого слова и рассуждения. И подумаем мы, неуспешные ученики той же премудрости, не осуждают ли они нас своею деятельною мудростию, подобно как некогда Ной осудил весь первый мир не иным каким судом, как только своею деятельною верою (см.: Евр.11,7), - не осуждают ли нас примером своим и не делают ли безответными пред Богом, если мы знаем учение, видим исполнение оного - следственно, не можем с основательностью сказать ни того, что оно несбыточно, ни того, что непонятно; и все, однако, не последуем оному полною верою и точным послушанием, все печемся о земном, не ищем Царствия Божия или не прежде всего ищем Царствия Божия и правды Его?

Сыны века сего, которые, по отзыву о них самой Премудрости, в своем роде еще мудрейши суть паче сынов века оного, думают, что и у них есть свое оправдание против сего суда сынов премудрости. Не всем же, говорят они, оставить мир и пойти в пустыню. И мир создан для человеков - для чего же и миром не пользоваться? Наши звания в обществе земнородных, по необходимости заставляют нас пещися о земном. И Самому Богу, Который дал нам предусмотрительность, искусство, силу, было ли бы угодно, если бы мы, оставя все сие без употребления, вздумали ожидать беспечно, чтобы сами собою пришли нам пища в уста и одежда на рамена и чтобы жилище для нас без нас создалось вокруг нас и над нашею головою? Но что говорит о сих и сим подобных земных мудрованиях небесная Премудрость? Вот что говорит Слово посредством Своего гласа, вопиющего в пустыне: Сый от земли, от земли есть, и от земли глаголет (Ин.3,31). И еще чрез пророка: Мудри суть, еже творити злая, благо же творити непознаша (Иер.4,22). То есть кто живет только по земному рождению, в плотском и душевном человеке, а не по небесному рождению от Духа Божия, в том земное только и открывается и действует, и потому если он защищает и оправдывает земные дела, то сим оказывается только его земное свойство и не доказывается достоинство самых дел. Мудрствующие земное могут остроумно давать благовидность даже злым делам, которые они любят и которых не хотят оставить, между тем как истинное добро, для которого они не делают никакого подвига, хотя и близко и доступно, пребывает выше их познания и чувства, они не имеют в нем убеждения, потому что не старались найти в нем вкуса.

Не забудем, ученики Небесного Учителя, что Грядый с небесе над всеми есть (Ин.3,31), что, как существом Своим Он выше всякого иного существа, так и Его учение выше всякого мудрования. Восставать против небесного учения сомнениями и прекословиями - значит метать стрелы на небо: небо не страшится от них ран и не имеет нужды отражать оных - они опасны для тех самих, которые пускают их над главами своими. Не испытанием и состязанием, но верою и послушанием достигаются успехи в небесном учении: Веруеши - узриши - таков порядок Божественного просвещения! Темное объясняется, трудное облегчается, несообразимое приводится в согласие, невозможное становится возможным, когда решимся однажды навсегда не заповедь Христову применять к нашей воле, но волю нашу предать Христу и Его заповеди - аще кто хощет волю Божию творити, разумеет о учении (Ин.7,17).

К чему помыслы многие? К чему суетные умствования о суете? К чему выисканная забота о том самом, как оставить заботу? Пригвозди ум к слову Христову; с умом не разделяй сердца, дел и всей жизни; не попускай воображение бродить между Царствием Божиим, к которому призывает Христос, и между царствиями мира, которые показывает сатана; не мечтай, чего сатана желает, но действуй, чего Христос требует: Ищите Царствия Божия.

Если с таким расположением хотя мало углубимся в учение о искании Царствия Божия предпочтительно пред всяким земным исканием, тотчас увидим, что небесная премудрость не оставляет никакого места тем недоумениям, которые силится противопоставить ей земное мудрование. Ищите, - говорит она, - прежде Царствия Божия. Прежде - следственно, после Царствия Божия не возбраняется искать и того, что необходимо для земного нашего пребывания, следственно, искание Царствия Божия не принуждает по необходимости бежать из мира в пустыню, не запрещает пользоваться в мире тем, что сотворено на служение человеку, не препятствует отправлять законные дела мирского звания или приобретать пропитание, одежду и жилище. Есть люди, которые все без исключения оставили для Царствия Божия, как, например, апостолы, которые, не обинуясь, сказали Учителю своему: Се, мы оставихом вся, и вслед Тебе идохом (Мк.10,28). Они за сей преимущественный подвиг получили преимущественное обетование, что сядут на двунадесяти престолах судиями народа Божия, и последователям их в сем совершенном оставлении всего в особенности обещано, что они сторицею восприимут еще в сем веке в залог будущего воздаяния все, что оставили для Христа и Его Евангелия. Если хочешь, поревнуй и впишись в избранное воинство Царя Небесного и не обязуйся никакими куплями житейскими, да Воеводе угоден будешь, но, если не имеешь духа оставить для Него все без остатка, по крайней мере не предпочитай Ему и Царствию Его никого и ничего в мире, но, ставь мысль о Царствии Божием выше всех твоих помыслов, желание Царствия Божия выше всех желаний, дела для Царствия Божия выше всех дел; радуйся, когда есть о чем, но ни о чем не радуйся столько, как о Боге, печалься, когда встречается печальное, но ни о чем не печалься столько, как о грехах пред Богом; ищи потребного, но ищи без заботы, а Царствия Божия всею силою домогайся. Ищите прежде Царствия Божия.

И правды Его, - присовокупляет Божественный Руководитель к Царствию Божию. Важное слово, на котором некоторые не хотят утвердиться, а оттого разрушают все дело! Сын Адамов, каков есть теперь, хочет идти и царствовать со Христом, но сын Адамов есть плоть и кровь, а плоть и кровь Царствия Божия наследити не могут (1Кор.15,50). Как рыба не может жить в воздухе, так плоть с ее страстями и похотями не может жить в Царствии Божием. Надобно сыну Адамову родиться вновь, чтобы соделаться сыном Божиим. Аще кто не родится свыше, не может видети Царствия Божия (Ин.3,3). Скажут: "Мы уже возродились в крещении". Справедливо, но если сие новое порождение неповрежденно сохраняется в вас, живет и возрастает, как свойственно всякому порождению живому, то покажите в себе жизнь духа в ее движениях и действиях чистых, святых: Аще живем духом, духом и да ходим (Гал.5,25). Покажите плод духовный, который есть во всяцей благостыне и правде и истине (Еф.5,9), покажите же дела правды, достойные Царствия Божия, которое есть правда и мир и радость о Дусе Святе (Рим.14,17). Кто после благодати крещения не приносит сих живых плодов духа, в том жизнь духа стеснена и подавлена паки жизнию плоти, и должно опасаться, чтоб оная совсем не угасла. Желаешь ли возбудить в себе жизнь духовную, которая одна может наследовать Царствие Божие? Возбуждай в себе действия, ей свойственные, сей и возращай плод правды. Не заботься условливаться с миром и плотию, чем бы тебе пользоваться от них, а им - от тебя; помышляй, что всякое неправедное приобретение, неправедное употребление, неправедное удовольствие повреждает в тебе царственную жизнь нового, духовного человека и низвергает паки тебя в осужденную жизнь ветхого человека, тлеющего в похотях прелестных, и потому как убегаешь яда, так убегай всякой вещи в мире, которою питается неправедное желание, или похоть. Как желаешь жизни, так желай правды; как непрестанно бережешь жизнь, так непрестанно наблюдай правду. Ищите Царствия Божия и правды Его.

Должно признаться, что нелегкое искание, но какое приобретение! Вся приложатся. Верным исканием одного приобретено будет все, небесное и земное. Не затрудняй себя мыслию, что сие обещание слишком велико и чудесно, не колебли сам своей веры, Тот, который Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть Его, како убо не и с Ним вся нам дарствует (Рим.8,32)? Тот, Который вначале все сотворил для человека, - я вспоминаю и сие, но совсем не для того заключения, какое выводят из сего чада мира, - Тот, Который все покорил человеку непорочному, все покорил суете для человека согрешившего, затруднится ли все сотворенное обратить в служение человеку, воссозданному во Христе, наследнику и причастнику Царствия Божия? Или обратимся паки непосредственно к слову нашего Божественного Учителя - Тот, Который питает птиц небесных, не сеющих и не жнущих, Который одевает крины сельные богатее, нежели как Соломон облачался, попустит ли погибнуть гладом, или жаждою, или наготою чадам Своим, которые для Него и в надежде на Него алчут, и жаждут, и наготуют, и скитаются? Если в целом царстве земном не будет хлеба и не будет человека, который бы мог напитать сына Царствия Божия, Бог повелит врану быть его хлебодаром - правда, сие случилось с пророком, но разве меньшего попечения достойны те, которых Иисус Христос поставил цари и иереи Богу и Отцу Своему?

Не бойтесь, христиане, отлагать попечение о земном для попечения о небесном, ничто не будет потеряно - вся ваша, если вы Христовы (см.: 1Кор.3,22-23), ищите только прежде всего Царствия Божия, и сия вся приложатся вам. Аминь.

Слово на память Преподобного Сергия (о необходимости скорбей[156]). Говорено в Троицкой Сергиевой лавре 25 сентября 1836 г.[157]

Возвратистася в Листру и Иконию и Антиохию, утверждающа души учеников, моляща пребыти в вере, и яко многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие. Деян.14:21-22

Возвратистася в Листру и Иконию и Антиохию, утверждающа души учеников, моляща пребыти в вере, и яко многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие. Деян.14:21-22

Сие сказание святого евангелиста Луки о проповеди святых апостолов Павла и Варнавы представляет способ наставления довольно необыкновенный. Цель наставления, как вы видите из самого сказания, была та, чтобы утвердить души учеников в вере. Какое же средство употребляют для сего богомудрые наставники? Они предсказывают верующим скорби, и скорби необходимые, потому что чрез них надобно достигать Царствия Божия. Многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие. Не надлежало ли опасаться, что сия истина грозная поколеблет веру, а не утвердит? Не лучше ли было бы скрыть опасное предусмотрение опасностей? Но нет! Апостолы не скрывают учения о скорбях, предстоящих на пути к Царствию Божию - видно, нужно сие учение. Они предлагают сие учение, желая утвердить души учеников в вере - видно, есть в сем учении сила для утверждения веры.

Многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие. Апостолы не говорят: "Многими познаниями подобает внити в Царствие", хотя сие, по-видимому, было бы сообразно с сокровищами премудрости и разума (см.: Кол.2:3), сокровенными во Христе. Видно, многие познания полезны, но не совсем необходимы для достижения Царствия Божия. В самом деле, мытарь достиг оправдания, а следственно, и близкой надежды Царствия Божия не многими познаниями, но многим смирением, не высокими созерцаниями, но очень простою молитвою: Боже, милостив буди мне, грешнику (Лк.18:13).

Не говорят: "Многим временем подобает внити в Царствие Божие", хотя и на земле многое достигается не скоро, а небо, кажется, далее земли. Видно, продолжительность времени не есть строгое условие приближения к Царствию Небесному. В самом деле, разбойник на кресте в несколько часов и даже, может быть, в несколько минут совершил путь от врат адовых до дверей рая.

Не говорят: "Многими трудами и подвигами подобает внити в Царствие Божие", хотя то правда, по слову Самого Иисуса Христа, что Царствие Небесное нудится (Мф.11:12). Видно, успех усилий, которыми достают Царствие Небесное, не всегда определяется тягостию трудов и числом подвигов. Перстень сына Царствия дан блудному сыну скорее, нежели он окончил труд договорить покаянную речь оскорбленному отцу. Он едва успел изобразить свое недостоинство: Отче, согреших на небо и пред тобою, и уже несмь достоин нарещися сын твой (Лк.15:21), а не успел еще принести просьбы, как ему даровано более, нежели он смел желать и надеяться.

Не многими познаниями, не многим временем, не многими трудами, но, говорят апостолы, многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие. Видно, скорби, паче других средств и пособий нужны и полезны для достижения Царствия Божия.

Разум, не довольно покоренный вере, не довольно ею просвещенный, не вдруг усмотреть может, подлинно ли, и почему путь к Царствию Божию должен лежать непременно чрез скорби. Что, кажется, за необходимость заставлять человека страдать, чтобы потом сделать его блаженным? Отсюда может родиться догадка, не относится ли учение о скорбях ради Царствия Божия только до первенствующих христиан, которым надлежало вытерпеть гонения от иудеев и язычников до утверждения христианства во вселенной. Сим подлинно христианам и в сих обстоятельствах апостолы Павел и Варнава говорили о многих скорбях, ради Царствия Божия, и притом вскоре после того, как Павел пред их глазами в Листре едва не до смерти избит был камнями за проповедование христианства. Но, что учение о скорбях ради Царствия Небесного есть не временное только и частное, а всегдашнее и всеобщее в христианстве, в сем нетрудно удостовериться из наставлений Самого Иисуса Христа, не случайных и примененных к особенным обстоятельствам, но коренных и всеобщих. Чем начал Он Свое учение о Царствии Небесном? Блажени нищии духом; блажени плачущии (Мф.5:3-4). Ощущение нищеты более или менее соединено с ощущением скорби, и плач, даже благочестивый, течет из источника скорби, хотя, впрочем, должно быть и такое время, когда, как Моисей древом горькия воды Мерры, Христос крестом услаждает горесть благочестивого плача. Чем оканчивает Господь Свое учение о блаженстве? Блажени есте, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради (Мф.5:11). Не видите ли, что учение Господне о блаженстве скорбию начато и еще большею скорбию окончено? Какое учение может быть более общим для христиан, как учение о последовании Христу? Но в чем состоит сие учение? Аще кто хощет по мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой и по Мне грядет. Иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю; и иже аще погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф.16:24-25). Как ни уменьшайте силу, как ни смягчайте значение сих изречений Господних, во всяком случае нельзя не признать, что ими предрекаются последователю Христову многие скорби. Если ты возьмешь крест и пойдешь за Христом, то куда ты придешь? Очевидно, туда, куда шел, взяв крест, Он Сам - следственно, на Голгофу, на страдание, на распятие. Погубить душу свою ради Христа значит ли пострадать за Него мученически (что, впрочем, не есть общий жребий, тогда как, напротив, изречение Господне о погублении души есть общее для всех спасаемых) или сие значит пресечь и умертвить в душе страстные движения, составляющие жизнь ветхого человека, иссушить похоть, угасить ярость, обуздать порывы собственной воли, отвергнуть пристрастие к собственному мудрованию? Самое выражение погубить душу, которым изображены сии подвиги последователя Христова, сии душевные преобразования, дает разуметь, что здесь имеют место многие скорби, простирающиеся даже до смертного борения и подвига.

Святой апостол Петр учит: Христу, пострадавшу за ны плотию, и вы в ту же мысль вооружитеся (1Пет.4:1). Подлинно мысль о страдании Христовом за нас одна может быть достаточна для того, чтобы примирить нас со всякою скорбию и страданием ради Христа и Его Царствия. Если Христос, не сотворивший греха, пострадал, можно ли нам, грешным, роптать на страдание? Если Христос пострадал за нас, какая была бы неблагодарность не хотеть принять скорбь ради Его и Его заповеди! Если возлюбленный Спаситель наш пьет чашу страданий, любовь к Нему не должна ли ощутить жажду причаститься от чаши Возлюбленного? Если подобаше, должно было, сообразно было с премудрою, праведною и благою судьбою Божиею, пострадати Христу и внити в славу Свою (Лк.24:26). И сие подобаше ради нас. Как не поверить, что и нам подобает, должно, прилично сообразоваться с примером и судьбою нашего Подвигоположника - многими скорбьми внити в Царствие Божие!

Но если кому не довольно просто верить, а нужно при том о потребности скорбей быть удостоверену рассуждением, и сей способ наставления имеем мы также в словах святого апостола Петра: Зане пострадавый плотию преста от греха, во еже не ктому человеческим похотем, но воли Божией прочее во плоти жити время (1Пет 4:1-2).Чудно сие рассуждение апостола. Оно подает случай к вопросу: неужели человек не может престать от греха, не пострадав плотию, тогда как он имеет свободу избирать лучшее и сверх того помощь к добру от благодати Божией? Я не буду довольно смел, чтобы решительно ответствовать на сей вопрос, на который апостол только намекнул. Но замечу, что дело, о котором говорит апостол, конечно, лучше нас знает он, и, как богопросвещенный апостол, и как опытный подвижник, который уже немало шел путем страданий, когда указывал сей путь христианам. И конечно, его Божественное просвещение и его страдальческие опыты показали ему причину, по которой христианин должен поставлять себя в готовность к страданиям: Зане пострадавый плотию преста от греха. В самом деле, грех, который человеком допущен, пробил себе дорогу в его сердце и в его существо. Если вы усилием свободной воли при помощи благодати изгоняете его, по пробитой дороге он силится возвратиться. По следам прежних греховных впечатлений вновь идут страстные и греховные движения, возбуждаемые воспоминанием или присутствием искушающих предметов и привычкою. Что же надобно делать, дабы решительнее освободить себя от греха? Не только изгнать его, но и пробитую им дорогу заградить, разрушить, истребить. Надобно глубоко взрыть землю сердца, чтобы уничтожить следы греховного услаждения, чтоб исторгнуть глубоко проникшие тонкие корни греха. Надобно с огнем пройти по стезям внутренних чувств, чтобы очистить их от остатков греховных впечатлений. Следственно, надобны скорби и страдания, дабы пострадавый плотию престал от греха.

Найдя таким образом, что скорби в руках Провидения суть очистительное орудие для человека, уготовляемого к Царствию Божию, мы не должны удивиться, если найдем в опытах святых и то, что высшему очищению нередко соответствуют преимущественно многие скорби. Многи скорби праведным (Пс.33:20), - сказует псалмопевец по наблюдению, а также и по собственному опыту исповедует пред Богом: По множеству болезней моих в сердцы моем, утешения твоя возвеселиша душу мою (Пс.93:19). Лишени, скорбяще, озлоблени (Евр.11:37) - сими чертами описал апостол ветхозаветных подвижников веры, не заботясь называть их по имени, так находил он черты сии общими и обыкновенными! Если бы надлежало изобразить жизнь и новозаветных подвижников веры, апостолов, мучеников, преподобных, опять годились бы те же черты: лишени, скорбяще, озлоблени.

Не сими ли же чертами ознаменован образ твоей жизни, присный наставниче наш к Царствию Божию - лишен, скорбящ, озлоблен? Не только лишен всякого земного стяжания, что, может быть, нетрудно для лишившего самого себя добровольно; не только скорбящ в заботах о мире и спасении братии, но и озлоблен, то от малодушия облагодетельствованной тобою братии во время скудости потребностей, то от любоначалия родного брата, - озлоблен даже до того, что сделал было себя изгнанником из обители, которая и существованием, и всем тебе одному обязана. Итак, и житие твое тоже проповедует нам, что Слово апостольское: Яко многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие.

Посмотримся, братия, в два верные зеркала - в зеркало слова Божия и в зеркало жития святых - так ли, как подобает, идем мы к Царствию Божию.

Хвалимся в скорбех (Рим.5:3), - сказует о себе апостол. От нас, может быть, еще рано сего требовать. Исполняется ли в нас хотя другое, меньшее слово апостольское: Скорби терпяще, в молитве пребывающе (Рим.12:12)? Скорби, которыми по судьбам Божиим посещаемся, приемлем ли с терпением и, когда изнемогает терпение, подкрепляем ли оное молитвою, чтобы не впасть в нетерпение или ропот? Не тяготимся ли, напротив, даже легкими и обыкновенными в жизни скорбями, трудностию некоторых дел, неисполнением некоторых желаний, лишением некоторых приятностей жизни? Малая скорбь оскорбительного слова не истощает ли иногда всего терпения нашего, так что вместо приобретения посредством ее награды терпения мы мучим сами себя преувеличенною и вредною скорбию гнева и памятозлобия?

Апостол сказал коринфским христианам: Ныне радуюся, не яко скорбни бысте, но яко оскорбистеся в покаяние; оскорбесте бо по Бозе (2Кор.7:9). Скорбим ли и мы о грехах наших скорбию по Бозе, скорбию покаяния, такого искреннего и глубокого, чтобы о нашей скорби радовались ангелы, как о залоге нашего исправления и спасения?

Кто не подвергает себя добровольно очистительной работе внутренней скорби покаяния и самоукорения и внешних скорбей не приемлет с терпением и смирением, тот еще не на пути, который указывает Евангелие к Царствию Божию. Многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие. Аминь.

Слово на память Преподобного Сергия, Радонежского чудотворца (будем воинами Христовыми[158]). Говорено 25 сентября 1844 г. в Троицкой Сергиевой Лавре.[159]

Ты убо злопостражди, яко добр воин Иисус Христов. 2Тим.2:3

Ты убо злопостражди, яко добр воин Иисус Христов. 2Тим.2:3

Часто слышим здесь песнопение, в котором Церковь, восхваляя Преподобного Сергия как подвижника добродетелей, с сим вместе именует его истинным воином Христа Бога и в изъяснение сего присовокупляет, что он на страсти подвизался - страстям и вожделениям противоборствовал и побеждал их силою ума, помощию Божиею, оружиями духовной брани свойственными.

С каким расположением должны мы слушать похвалу истинному воину Христа Бога? Так ли, как нередко похвалы воинам и победителям слушают люди, не бывшие и не думающие быть ни победителями, ни воинами? Или, как нововступившие и вступающие в воинство, внимают славе много подвизавшихся воинов и победителей, чтобы перенимать их искусство, чтобы возбуждать свою ревность к бранным подвигам?

Святая Церковь, провозглашая подвиги и добродетели святых, обыкновенно не о том заботится, чтобы к их небесной славе присовокупить ненужную для них ничтожную земную славу, а о том, чтоб нас обучать подвигам и поощрять к добродетелям. Чему же научает нас и чего требует от нас показуемый образ истинного воина Христова?

Хвалебное представление святого мужа в образе воина Христова заимствовано, без сомнения, от святого апостола Павла, который в послании к Тимофею пишет: Ты убо злопостражди, яко добр воин Иисус Христов.

Тимофей, которому дано сие наставление, или заповедь, чтобы злопострадать, как надлежит доброму воину Иисус Христову, был один из учеников святого Павла, заслуживший особенное у него доверие и получивший от него в управление Церковь Ефесскую. Из сего можем заключить, что наставление сие достойно приятия и для людей преимущественного достоинства. Но не должно думать, что сие относилось исключительно к одному лицу, к которому писано, или только к званию, в котором сие лицо находилось. Нет, сие более или менее относится и к каждому христианину. В сем удостовериться можно другим изречением того же апостола к тому же Тимофею в другом послании. Да воинствуеши, - пишет он, - доброе воинство, имея веру и благую совесть (см.: 1Тим.1:18-19). Не каждый ли христианин должен иметь веру и благую совесть? Но как сие относит апостол к доброму воинствованию, то ясно, что и к доброму воинствованию обязывается каждый христианин, а следственно, и к злостраданию, какого требует святой Павел от доброго воина Иисус Христова.

Для большего в сем удостоверения приведем еще учение того же апостола, которое он уже не чрез пример одного лица, но прямо ко всем христианам простирает. Приимите, - говорит, - вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют и вся содеявше стати. Станите убо препоясани чресла ваша истиною, и оболкшеся в броня правды, и обувше нозе во уготование благовествования мира; над всеми же восприимше щит веры, в немже возможете вся стрелы лукаваго разжженные угасити; и шлем спасения восприимите, и меч духовный, иже есть глагол Божий (Еф.6:13-17). Видите, что всех нас записал апостол в воинскую службу Христову и всем раздаст оружие по роду сей службы.

Посмотрим несколько ближе на сии оружия, которые апостол называет Божиими, потому что не человеческим искусством и силою они устрояются, но благодатию Божиею нам даруются.

Воин препоясуется, чтобы связать одежду, скрепить тело и тем крепче и свободнее действовать. Вашим препоясанием должна быть истина. Познавайте истину, держитесь истины, связуйте истиною ваши мысли, склонности, желания. В сем препоясании вы можете духовно действовать крепко и свободно, не расслабевая леностию, не претыкаясь соблазном, не колеблясь лжеучениями и не падая в грех и в порок.

Воин облекается в броню, чтобы оружие врага не могло ранить его, хотя бы и приразилось к нему. Вашею бронею да будут правда, честность, добродетель. Правая совесть сохранит вас внутренне невредимыми, хотя бы внешне и приразилась к вам клевета или несправедливость.

Воин, обуваясь, становится готовым невредимою ногою идти против врага. Вам вместо обувения да будет готовность идти не для того, чтобы нападать и поражать, ибо не в сем состоит ваше воинствование, но чтобы благовествовать мир - мир Христов, побеждающий всякую вражду и брань.

Воин берет щит, чтобы не допускать до своего тела стрел врага. И в вас невидимый враг направляет стрелы острые и уязвляющие, разжженные и палящие, - то более невидимые стрелы богоборных мудрований, сомнений, воспламеняющихся страстей и вожделений, то более видимые стрелы наветов, поношений и самых гонений от врагов истины и добродетели, но если сердце ваше покрыто щитом веры, то и острые стрелы не пронзят его, и палящие, не повредив, угаснут.

Воин шлемом охраняет голову от ран, особенно в сей части тела опасных. Охраняйте и вы ваш ум шлемом спасения или, как полнее изъяснился апостол в другом послании, шлемом упования спасения (см.: 1Сол.5:8). Какие бы ни встретились с вами трудности или опасности, упование на Бога не должно допустить до души вашей духа уныния, за которым могло бы последовать и смертоносное отчаяние.

Воин, поражая врага мечом, приводит в бездействие и его силу, и силу оружия его. Так, и еще более победоносно действует меч духовный, который есть слово Божие. Сим оружием сам Началовождь наш Господь Иисус выдержал образцовое для нас сражение и одержал благотворную для нас победу над начальником зла. Писано есть, - говорил Он, - не о хлебе единем жив будет человек... Писано есть: не искусиши Господа Бога твоего... Писано есть: Господу Богу твоему поклонишися, и Тому единому послужиши (Мф.4:4,7,10). И троекратно мечом духовным пронзенный, враг в изнеможении оставил место сражения. Вооружайся и ты, христианин, мечом духовным, глаголом Божиим, держи его в твоей памяти и в твоем сердце, обучи себя обращать его острие против всякого глагола беззакония - и никакое зло не будет для тебя непобедимо, никакая сила врага не страшна, никакая хитрость его не проницаема и все оружия его сокрушатся и упразднятся.

Но возвратимся к заповеди наставника Христовых воинов, которая подала нам случай обозреть их оружия.

Злопостражди, - говорит, - яко добр воин Иисус Христов. Что значит: "злопостражди"? Значит ли - заставляй сам себя страдать, как то делают некоторые в избытке ревности бичеванием или другим неестественным изнурением и даже искажением тела? Но известно, что апостол не одобрял непощадения тела (см.: Кол.2:23). Значит ли - сделайся мучеником? Но сего нельзя решительно предписывать, как не состоящего во власти воина Христова.

Мысль, заключенную апостолом в слове злопостражди, должна изъяснить его уподобительная мысль о воине. Чем отличается звание воинов и приобретает преимущественное пред другими званиями право на уважение и почести? Особенными трудами, лишениями, подвигами, соединенными с готовностью пожертвовать жизнию за исполнение своего долга. Подобное сему в воине Христовом апостол называет злостраданием.

Среди покоя других воин бодрствует на страже. Он жертвует своим покоем, чтобы охранить безопасность, чтобы замышляемому врагом нападению не уступить нечаянности, которая во много крат увеличила бы опасность! Надобно и тебе, Христов воин, с трудом бодрствовать на страже твоей веры и благой совести, на страже твоего и других спасения. Предавшись дремоте беспечности и мечтам чувственности, падали даже избранные подвижники веры и добродетели, внезапно уязвленные стрелами лукавого. Надобно тебе постоянно иметь в мыслях и в действии повеления твоего Началовождя: Бдите и молитеся, да не внидете в напасть (Мф.26:41).

Воин то в трудных походах, то в продолжительных сражениях должен переносить холод, непогоду, зной, голод, жажду, утомление, боль и все сие побеждать силою духа, без чего не совершить бы ему подвига и не победить бы врага. Подобно сему, и христианин должен уметь переносить трудности, лишения, скорби, чтобы совершить духовные подвиги, чтобы приобретать победы над страстями. Глад и жажду чувственных желаний он должен не столько удовлетворять, сколько преодолевать и умерщвлять. Он должен отвергать удовольствия, которые развлекают и ослабляют дух, и еще решительнее те, которые оскорбляют нравственное чувство и совесть. Он должен охотно переносить скорби, начиная от скорби покаяния, чтобы превозмогать искушения, чтобы приобретать добродетели.

Только совершенная готовность пожертвовать жизнию за царя своего делает воина бесстрашным и непоколебимым в бранном подвиге, способным к победе, достойным венца; только совершенная готовность пожертвовать всем, когда нужно, и самою жизнию за Царя Христа, за сохранение веры в Него, за соблюдение заповедей Его делает христианина добрым воином Иисус Христовым, способным неколебимо стоять против врагов видимых и невидимых, победить все сопротивное, достигнуть венца нетленного. Сие значат слова Христовы: Иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю (Мф.10:39).

Если бы кто стал жаловаться, что правила христианского самопожертвования строги и тяжки, то, продолжая следовать уподобительному рассуждению апостола, я сказал бы ему: "Как же не тяготятся руководствоваться подобными правилами самопожертвования воины царя земного? Прекрасно и приятно всем пожертвовать царю и Отечеству, но менее ли достойны пожертвований наших Небесный Царь и Небесное Отечество? Напротив того, и самопожертвование ради царя земного ничем лучше не облегчается и не поддерживается, как самопожертвованием ради Царя Небесного, имеющим непреложное обетование жизни вечной и венца бессмертного. Иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю".

Если правила самопожертвования для веры и добродетели тяжки, изобретите мне другие - легкие, дайте мне нетрудную добродетель, и я вам отдам на суд ее достоинство. Если воин не переносил трудностей брани, если не стоял в сражении глаз против глаза со смертию, станете ли вы хвалить его твердость и мужество? Если христианин не стоял против искушений с готовностью все претерпеть, чтобы только не изменить своему званию, как припишете вы ему сильную и высокую христианскую добродетель? Кто не переносил скорбей и бед, у того как найдете вы терпение?

Итак, уразумеем, что трудности, лишения, самопожертвование составляют преимущество и некоторую потребность добродетели, частию для того, чтобы она могла иметь достоинство, возвышенность, право на чести и награду, частию даже для того, чтобы могла существовать. Так, без сомнения, мыслил апостол и о вере, когда особенным явлением спасения в некоторых христианах признавал то, что им даровася, еже о Христе, не токмо еже в Него веровати, но и еже по Нем страдати (см.: Флп.1:29).

Братия! Дар совершенно пострадать и умереть за Христа и Его веру есть дар высокий для высоких душ. Поревнуем, чтобы хотя низшие степени сего дара не были нам чужды! Когда нам предлежит подвиг веры, дело правды, но для сего надобно употребить трудные усилия, или понести лишения, или подвергнуться опасности пререканий от людей холодных к вере, преследования от враждебных правде, - не поколеблемся избрать трудную возвышенность духа, предпочтительно пред нетрудною низостию. Возбудим себя увещанием апостольским: Ты убо злопостражди, яко добр воин Иисус Христов. С пожертвованием собственного покоя, выгоды, удовольствия, безопасности совершим подвиг веры, правды, добродетели - и он верно соблюдет нам венец правды, его же воздает Господь, праведный Судия, всем возлюбившим Его! Аминь.

Слово на память Святителя и чудотворца Алексия в среду второй недели Великого поста, 1847 г.[160]

Блажени плачущии ныне: яко возсмеетеся (Лк.6:21)

Блажени плачущии ныне: яко возсмеетеся (Лк.6:21)

Образ поста, и при осторожности против фарисейского лицемерного помрачения лиц, естественно, несколько суровый и печальный, довольно просветляется у нас ныне радостию праздничной, и это по уставу святой Церкви. Но ныне же, и по тому же уставу, оглашены мы словом Евангельским, располагающим к плачу: Блажени плачущии ныне.

Что же должно нам делать? Радоваться или плакать? Подумала Матерь, чего желает она от своих чад? Без сомнения, подумала и знает, чего желает. Будьте внимательны, и без большого труда усмотрите, как духовная радость свободно входит в область печали, и опять, когда нужно, уступает место справедливой печали.

Память праведника, Святителя и чудотворца Алексия, мы совершаем. Но священная притча учит, что память праведных должна быть с похвалами (Притч.10:7). А другая притча сказует, что похваляемым праведным, возвеселятся людие (Притч.29:2). Из сего, людие православнии, видите, как можно нам ныне радоваться. Для сего довольно привести на память житие Святителя Алексия, подвиги его, добродетели, благодеяния.

Посмотрите мысленно на отрока Елевферия, которому суждено было в последствии времени сделаться Святителем Алексием. Из детских забав он избирает для себя умную, чистую и, может быть, не бесполезную. Ставит сеть и хочет ловить птиц. Но Тот, без воли Которого и врабий не падает на землю, не посылает ловитвы, потому что хощет не утешить Елевферия детским утешением, а отсечь у него склонность к забавам и готовить его к важным занятиям. Ловца земного самого хощет уловить Ловец Небесный. Утомленный ожиданием ловитвы, отрок дремлет, и в минуту сего безмолвия внешних чувств Ангел отверзает у него внутренний слух и говорит его душе: Алексие! Что всуе трудишися! Будеши человеки ловящ[161]. Потрясенная душа пробуждает тело. Елевферий не знает, чей это глас, чье это имя, что значит предсказание о ловитве человеков, но тем не менее небесное семя глубоко всеялось в его душу и начало прозябать. Он оставил птицеловство и все другие забавы, сделался молчалив и казался печальным, потому что не был рассеян и не занимался внешним, воспоминание таинственного гласа влекло его к внутреннему и невидимому. Чрез три года он решительно предался сему влечению, отрекся от мира и при вступлении в монашество в Богоявленском монастыре получил имя Алексий, предначертанное в сновидении.

Это ранняя заря духовной жизни Святаго Алексия, но не довольно ли уже она светла и приятна? Пятнадцатилетний отрок отрекается от утех юности, сын боярина - от блеска знатности, крестник князя, чаемого владетеля Москвы, - от видов на большую еще знатность; решается жить только для Бога и для души, заключает себя в монастырскую жизнь - надеюсь, не станете спорить, если скажу, - более строгую за пятьсот лет пред сим, нежели в наше время. Посмотрите, старцы, на отрока и не только порадуйтесь о нем, но и поучитесь от него. Хорошо было бы, если бы на него умели, как должно, посмотреть и некоторые дети бояр, по крайней мере для того, чтобы не почитать себя очень любомудрыми и очень возвышенно мыслящими, когда они, поспешно вышед из училища, не столько стремятся к подвигам и пользам Отечества, сколько преследуют призраки почестей или кружатся в вихре суеты и роскоши.

Посмотрим далее на Алексия, монашествующего. Надобно ли говорить о его подвигах, собственно монашеских? Понятно само собою, что пренебрегший так много приятного в мире, возложив руку на рало, уже не озирался вспять; не искал, как иные ныне, под наименованием подвижничества только покойной и обеспеченной жизни, от протяженных богослужений и молитв не усекал по частице для своей лености, не смотрел одним оком в церковь, а другим за ограду Обители, не ценил собственности после обетов нестяжания, не вмешивал своей воли в дела послушания. Укажу на особенный подвиг, который один достаточен, чтобы показать Алексия светильником необыкновенно светлым не только для своего века, но и для многих веков. В веке, не представлявшем ни довольно пособий, ни довольно поощрения к усиленному учению, он имел ревность и нашел способы достаточно научиться греческому языку - и для чего? Для того, чтобы приобрести более ясное и точное разумение священных книг Нового Завета на их первоначальном Апостольском языке. И не довольствуясь сим приобретением для себя, он возжелал еще разделить оное с единоверными и единоплеменными. Сличил славянский перевод новозаветных книг с греческим подлинником и, очистив от несовершенств и погрешностей, внесенных в него неискусными переписчиками, собственной рукою написал оный в книге, которая хранится и доныне в сей от него созданной Обители, как одно из бесценных от него наследий.

Кому любезна Божественная истина и чистая слава Церкви, тот всегда с утешением взирать будет на сей богословский подвиг Святаго Алексия. Как чисто сияет в оном Православие, которое всегда обращалось и обращается к Священному Писанию, яко к вечному и для всех открытому источнику Божественной истины! В каком благоприятном свете представляет он достоинство Российского духовенства в четвертом надесять Христианском веке, который нигде не блистал просвещением! Какое подтвердительное свидетельство дает он действованию Российского священноначалия в последовавшие веки в исправлении поврежденных славянских рукописей священных и церковных книг по греческим подлинникам! Как ясно обличает неправое мудрование тех любителей мнимой старины, у которых любовь к старине превратилась в благоговение к старинным ошибкам и которые исправление описки старинного писца почитают преступлением и даже повреждением веры!

Наконец, воззрим на Алексия как на Святителя и Святаго. Добродетельное житие и мудрость его побудили Всероссийского митрополита Феогноста взять его в митрополитский дом и вверить ему церковные суды. Двенадцать[162] лет был он удержан в сем служении, не без особенного устроения Провидения, чтобы в болезнующих членах ближе узнать состояние и потребности всего тела Церкви, которое потом должен был хранить и врачевать. После сего приготовления тем же митрополитом Феогностом поставлен Святый Алексий епископом граду Владимиру, а чрез четыре года им же со всем освященным Собором и с Советом Великого князя Симеона избирается на престол Всероссийской митрополии. Избрание несколько необычайное, при жизни митрополита сего престола и им самим, но это было как бы по предведению, чтобы предупредить и не допустить не избранных искателей сего престола, каковыми действительно вскоре явились Феодорит и Роман. От сего времени Святый Алексий решительно является Богоизбранным, Богохранимым и Богоправимым Ангелом Церкви Всероссийской.

Он путешествует в Константинополь и получает патриаршее благословение и утверждение. Встретив потом в России соперника, вновь путешествует в Константинополь, чтобы отдать себя и его на суд Патриарха, и вновь получает утверждение на кафедре Всероссийской, а двое неизбранных искателей ее исчезают. В последнем из сих путешествий он подвергается опасности на море, но дав с молитвою обет по избавлении создать обитель монашествующих, невредим достигает берега и Отечества, и монастырь Андронников стоит доныне памятником услышанной молитвы и оправданного обета.

Вскоре оказалось, что всеблагий Бог, спасая Святаго Алексия от опасности, сберегал спасительное орудие для охранения Церкви и Державы Российской и для славы Своего имени даже за пределами Церкви. Царь Орды, которой сила в те времена тяготела над Россией, чрез посла требовал, чтобы Алексий пришел в Орду и исцелил царицу, ослепшую и беснуемую. Джанибек требовал того, что не во власти человеческой, но не понимая сего, в случае неисполнения требования, без сомнения, готов был прийти в ярость, опасную и для Святителя, и для Церкви, и для России. Беды являют великих и святых, так было и в сем случае. Алексий явил великий дух - потому что не отказался от молитвы о чудесном исцелении, глубокое смирение - потому что, не полагаясь на себя, молился при гробе святителя Петра. Бог подкрепил его веру знамением: свеча у гроба Святителя Петра зажглась сама собою. Святитель Алексий идет в Орду, исцеляет царицу и стяжавает удивление, почести, дары и безопасность Церкви и России. Совершившееся чудодействие поставило его так высоко во мнении всех, что, когда другой жесточайший царь Орды угрожал России опустошительным нашествием, Великий князь Иоанн не нашел для нее лучшей защиты, как Святителя Алексия, и сей с новым самопожертвованием для блага общего идет в Орду, и хотя встречает затруднения и много претерпевает, однако вновь возвращается со славою, принося Церкви безданность и мир Отечеству.

Помянух судьбы Твоя от века, Господи, и утешихся (Пс.118:52), сказал зритель судеб Божиих в народе Божием. Не сие ли должен чувствовать внимательный зритель Господних от века судеб над Россиею и Церковию Российскою? Как крепко у нас Церковь и Отечество друг друга обнимали и поддерживали! Как благодетельно было твердое единство священноначалия при недовершившемся еще единстве государственном! Как чудно, против тяготевшей над нами силы чуждого неверного народа, поставлена была духовная сила Церкви, чтобы несколько уменьшить и сдержать сию разрушительную тяжесть, доколе возрастут и созреют для ее отражения победоносные государственные силы! Поминай, православный сын России, с благодарением сии древние судьбы и с упованием храни для грядущих времен силы, столь благотворные во временах протекших, силу веры и любви к Отечеству, силу единодушия и готовой на всякое пожертвование любви к самодержавной власти.

Не могу следовать за Святым Алексием по всему двадцатичетырехлетнему поприщу его святительствования в Москве. И вас утомить боюсь. Но встречаю нечто, чего не могу пройти без внимания. Есть одно начинание Святителя Алексия, которого он не привел к концу. Есть один спор, в котором он не одержал победы. Смотрю, дивлюсь и радуюсь, хотя не понимаю. У чудотворца - начинание, которого он не может совершить? У Богомудрого - спор, в котором он не одерживает победы? Необычайно, а точно так. Приближаясь к пределу своего земного поприща, Святый Алексий желал найти себе Святаго преемника. Святые видят Святых, и таким образом Святый Алексий видел Святаго Сергия. Призвал его и предложил ему свой престол. Но Сергий отрекся, и Алексий не настоял.

Что может быть святее начинания Святителя Алексия! Как же оно не совершилось? Как смиренный Сергий дерзнул воспрекословить Святителю, которого глаголов слушал всегда, как Христовых? Как Святитель не решился преобороть игумена силою церковного и монашеского закона послушания? Сколько бы мы ни умножали вопросов, ни Святой Алексий, ни Святой Сергий отвечать нам на них не будут. Для чего же нам сие показано? Для того, чтобы до земли смирился наш гордый ум пред судьбами Божьими, которых и Святые иногда не постигают, и пред самими Святыми, которых мы, грешные, часто ни видеть, ни понять не умеем, и чтобы благоговеющее сердце из глубины своей воззвало с Псалмопевцем: Дивен Бог во святых Своих (Пс.67:36).

Поистине, дивен Бог в тебе, Святителю Алексие: дивен и в том, что пророчественно явил тебе в Преподобном Сергии Свое избранное орудие не только для твоего времени, но и для последующих времен; дивен и в том, что, не дав тебе преемника, тебе подобного, предоставил тебе, с некоторыми сопрестольниками твоими, беспреемственную власть в Церкви Своей. Ты безмолвствуешь, но паче слова проповедуешь благочестие и защищаешь Православие. Покоишься видимо, но действуешь невидимо данною тебе благодатною силою, очищая и укрепляя наши несовершенные и немощные молитвы, распространяя окрест себя духовное благоухание, успокаивающее, услаждающее, врачующее, питая таким образом стадо и пася овец и пастырей. Твоему пастырству благодарение, что и ныне сии овцы твои любезно теснятся окрест тебя. Твоему благословению благодарение и за то, что и в первые дни сего поста храм твой наполнялся молящимися, как в торжественнейшие праздники. Твой это дар, а моя радость и общая надежда спасения, хотя есть о чем и печалиться, и чего страшиться.

Радуясь о чтителях поста, могу ли беспечально смотреть на тех, которые не только не довольно чтут его, но как бы ругаются над ним своими поступками? На что была эта неуместная общественная веселость не в праздник? А в праздник зачем похищено время у благоговения и расточено на суету? На что эта невоздержанность, это преобладание увеселений в преддверии поста? Тысячи Христианского народа бегут по следам языческого легкомыслия, и находятся люди, которые о делах легкомыслия, как о достопамятностях, повествуют с торжеством и похвалами. Для чего это многолюдство не напомнит себе, что постом несколько сот тысяч Ниневитян спаслись от близкой погибели, а весь первый мир, ядущий и пиющий, роскошествующий и веселящийся, поглощен потопом? Для чего и в пост некоторые не довольствуются или и совсем не пользуются умилительным сладкопением церковным, но идут слушать зрелищного певца и сладострастные звуки или смотреть зрелища, не говорящие, правда, бесстыдных речей слуху, но и не говорящие ничего назидательного глазу? Некоторые скорбящие о сем, подобно мне, говорят: для чего много снисходит сему начальство? Мне кажется, я имею на сие удовлетворительный ответ. Начальство, как детям, снисходительно позволяет вам открытые забавы, чтобы склонные к забавам, не имея открытых, не предались тайным, более беспорядочным и вредным. Но вы для чего всегда хотите оставаться детьми в вашей склонности к забавам? Не ходите слушать страстного певца или смотреть обаятеля, дайте себе лучшие упражнения: неблаговременные и недостойные Христианской мудрости зрелища закроются сами собою, обаятели разочаруются, пекущееся о благочестии и благонравии народа начальство будет довольно, и Христианское общество явится в образе строгого благонравия, достойном времен Апостольских. Доколе же сего нет, не станем, по крайней мере, льстить себе, не станем хвалить легкомыслие, как мудрость, признаем наше несовершенство, осудим нашу суетность, восскорбим и восплачем над нашим неочищенным от греха веселием. Поспешим сеять слезы покаяния, чтобы пожать радость спасения. Остережемся, чтобы, гоняясь слишком много и долго за суетным веселием, не впасть, наконец, в поздние и бесполезные слезы безнадежности. Последняя же радости, мирской и чувственной, в плач приходят, говорит опытный Соломон (Притч.14:13). Напротив того, блажени плачущии слезами умиления духовного, учит Господь Спаситель наш, Ему же слава со Отцем и Святым Духом во веки. Аминь.

Слово по освящении храма Благовещения Пресвятыя Богородицы в кафедральном Чудове монастыре, 1844 г.[163]

И Аз же тебе глаголю, яко ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Мф.16:18)

И Аз же тебе глаголю, яко ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Мф.16:18)

Каждый раз, когда освящается храм и о нем приносится молитва, да сотворит Бог до века непоколебимым[164], провозглашаются слова Христовы, обещающие непоколебимость Церкви Христовой.

Что помышляли богомудрые отцы наши, когда предписали нам соединять таким образом, с молитвою о непоколебимости храма, обетование о непоколебимости Церкви? Без сомнения, они думали, что сие обетование может подкрепить сию молитву. Храм освящается и бывает Богохраним не ради себя, но ради собирающейся в нем Церкви, то есть большего или меньшего собора Православных Христиан, с их священноначалием, почему храм и называется также Церковию. Следственно, чтобы с надеждою молиться о непоколебимости храма, для сего нужно иметь основание в надежде видеть непоколебимую Церковь, и сего-то основания, сего утверждения надежды ищем в обетовании, которое дал Господь Церкви Своей, что и врата адова не одолеют ей.

Но когда имеем непреложное обетование Господне о непоколебимости Церкви, то нужна ли уже молитва о сем? Однако мы молимся о сем и кроме настоящего случая, как, например, когда поем: Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь. И что не излишня сия молитва, в том печальную уверенность доставляет нам действительно случившееся падение некоторых даже великих Церквей. Где, например, Церковь Африканская, в которой некогда так светло сиял священномученик Киприан и которая сообщила Вселенской Церкви немало достопамятных Соборных Правил? Она разрушена так, что и останков ее не видно. Если же самый опыт свидетельствует, что и великая Церковь не безопасна от падения и разрушения, то куда относится обетование: Врата адова не одолеют ей? И на чем утверждаться может безопасность чад Церкви? Сии вопросы не могут быть посторонними ни для кого из нас, потому что мы в Церкви, как в Ноевом ковчеге: если ковчег сокрушится и погрузится в бездну, что может удержать нас над бездною?

Не охотно вхожу в рассуждение о предмете спорном. Знаю совет Святаго Павла: Не словопретися, ни на куюже потребу, на разорение слышащих (2Тим.2:14). Но знаю и то, что сей мирный увещатель иногда сам принужден был входить в спор, не на разорение, но для назидания слышащих, когда видел, что молчание было бы хуже спора. Случилось, что и первоверховному Апостолу Петру, впрочем, конечно, без нарушения единства веры и любви, воспрекословил первоверховный Апостол Павел. В лице, говорит, ему противу стах, яко зазорен бе (Гал.2:11). Желательно употреблять слово Господне преимущественно как светильник для путей познания и для путей жизни, как пищу для души, но не напрасно представляется оно и под образом меча духовнаго (Еф.6:17), необходимо иногда употреблять его на рассечение хитросплетений, которые угрожают опутывать души сетями не Апостольскими.

На вопрос: каким образом Церковь Христова непоколебима и неразрушима, когда некоторые Церкви очевидно поколебались и разрушились? - Православная Восточная Кафолическая Церковь ответствует: Церковь Христова непоколебима, во-первых, в самом Иисусе Христе, на Котором, как на вечном основании, навеки утверждена и с Которым, как тело с главою, соединена союзом бессмертной жизни; во-вторых, она непоколебима в своем вселенском единстве, не так, чтобы никакая часть, большая или меньшая, не могла отпасть от сего единства, но так, что, несмотря на отпадение иногда некоторых частей, всегда остается единая, святая, соборная и Апостольская Церковь, сохраняющая чистое исповедание веры и учение жизни, неповрежденное Священное Писание и священное Предание и непрерывное преемство священноначалия и таинств.

Сие разрешение вопроса так прямо и близко выводится из Священного Писания, что для удостоверения довольно почти только повторить слова Христовы и прочитать некоторые свидетельства священных писателей.

Созижду, глаголет Господь, Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей.

Апостол Павел Церкви Коринфской об основании Церкви пишет: Основания инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос (1Кор.3:11). Заметьте, что Апостол не только признает Иисуса Христа первоначальным и незыблемым основанием Церкви, но и отрицает возможность другого подобного основания; и как он пишет, между прочим, против тех, которые говорили: Аз же Кифин, то в общем изречении его заключается и сия частная мысль, что Кифа, то есть Апостол Петр, не может быть признаваем первоначальным и незыблемым основанием Церкви, хотя, впрочем, он и может и должен быть признаваем вторичным, на Христе утвержденным и во Христе только непоколебимым основанием; но в сем положении уже не один, а со всеми Апостолами и Пророками, по другому изречению Святаго Павла: Наздани на основании Апостол и пророк, сущу краеугольну Самому Иисусу Христу (Еф.2:20).

К Христианам Ефесским тот же Апостол о Церкви и о Христе пишет: И Той дал есть овы убо Апостолы, овы же пророки, овы же Благовестники, овы же пастыри и учители, к совершению святых, в дело служения, в созидание Тела Христова, - да возрастим в Него всяческая, иже есть глава Христос, из Негоже все тело составляемо и счиневаемо приличне всяцем осязанием подаяния, по действу в мире единыя коеяждо части, возращение тела творит в создание самаго себе любовию (Еф.4:11,12,15,16). Изображение Церкви сколько живое, столько же глубокое и знаменательное! Если Церковь должна быть Телом Христовым, то сим должна быть, без сомнения, едина Вселенская Церковь, потому что никто никогда не приписывал Христу многих тел. Если Вселенская Церковь есть Тело Христа, Сына Божия, то сие Тело, без сомнения, есть всегда чистое, всегда здравое, никогда не разрушимое, потому что противное сему было бы недостойно Сына Божия. Если из Него все тело Церкви Вселенския составляемо и счиневаемо приличне всяцем осязанием подаяния... возращение творит, то, без сомнения, от Него исполняется оно не иным чем, как только жизнию, силою, светом, чистотою, нетлением. Если в созидание сего Тела Христова даны Апостолы, пророки, Благовестники, пастыри и учители [1Кор.12:28; Еф.4:11], то пастыри и учители, или, иначе, священноначалие Церковное, должны сохраняться в Церкви непрерывно, так как непрерывно должно продолжаться созидание Тела Христова. Как телу, растущему и продолжающему жить, некоторые вещества принадлежат только временно и по времени, даже во множестве отделяются от него, не препятствуя тем его возрастанию и совершенству, так возрастанию и совершенству тела Церкви не препятствуют, хотя бы и многочисленны были, люди, которые во время веруют и во время напасти или другого рода искушений отпадают (Лк.8:13), которые от нас изыдоша, но не беша от нас (1Ин.2:19).

Сие учение о непоколебимости Церкви имеет то преимущество очевидной истины, что его большею частию не отвергают и разномыслящие с нами, а усиливаются только прибавить к оному то, чего мы не говорим и чего не говорили Евангелисты и Апостолы.

Говорят на Западе: Церковь непоколебима, во-первых, во Христе, во-вторых, определительно и почти единственно, в Апостоле Петре, в-третьих, в его преемнике, которого еще называют видимою главою ее, и к сему присовокупляют, что единственно на сих опорах может безопасно быть утверждено спасение Христиан.

Что думать о двух последних прибавочных частях учения? Нужны ли они? Согласны ли с учением Апостолов и Апостольской Церкви, которое мы пред сим изложили?

Божественный Петре! Первоначальный чистый исповедник единого Имени, о Немже подобает спаситися ним [Деян.4:12]! Благослови нас единое спасительное имя Христа, Сына Бога живаго [Мф.16:16], единыя Главы единого тела Церкви, превозносить, согласно с тобою, над всяким именем человеческим.

Если, по строгому суждению Апостола Павла, основания инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос [1Кор.3:11], то каким образом думают приложить еще другое и третье основание?

Если, по дальнейшему изъяснению того же Апостола, мы наздани на основании Апостол и пророк, сущу краеугольну Самому Иисусу Христу [Еф.2:20], то для чего хотят извергнуть из сего основания одиннадцать Апостолов и вместо их положить не принадлежащего к лику Апостольскому?

Если, по Апостольскому же слову, к совершению святых в созидание Тела Христова даны, между прочим, Апостолы [Еф.4:12], многие - для множества призываемых к вере, все купно и непосредственно приявшие благодать от Христа и от Духа Святаго, то какая разность в том, что из их преемников одному преподал освящение Петр первоверховный, другому Иаков или Иоанн, наравне с Петром мнимии столпи быти (Гал.2:9), иному не разнствующий (Гал.2:6) от сих Павел, по древнему признанию Церкви, купно с Петром первоверховный, иному Андрей Первозванный, и так далее? Чтобы поставить Тимофея епископом в Ефесе, Павел не требовал Петра, подобно как и Петр Павла, чтобы поставить Марка епископом в Александрии, Тимофей и его преемники так же твердо назданы были на основании Апостола Павла, как Марк и его преемники - на основании Апостола Петра. Когда же Петр сделался единственною опорою непоколебимости Церковной? Когда, кто и где в таком же смысле сделался преемником Петровым? Священное Писание не показывает нам сего. Напротив того, Писание и Предание показывают, что после мученической кончины Святого Петра долго еще пребывали и своим Апостольским достоинством первоначальствовали в Церкви - великий таинник Христов Иоанн Богослов и Симон сродник Господень, епископ Иерусалимский. И сколь верно то, что они не имели нужды в Римском епископском престоле, столь же несомнительно и то, что Римский епископский престол вместе с прочими преклонял свое достоинство пред их Апостольским первоначалием. И далее в течении времени Предание церковное представляет нам не одного и единственного преемника Петрова, но трех, в трех разных местах. Доказательство на сие можем взять из сокровищ древности у тех самых, которые сему ныне прекословят. Святой Григорий Двоеслов, занимавший в священноначалии место, которое ныне хотят представить единственным престолом Апостола Петра, в послании к Евлогию, Патриарху Александрийскому, пишет: Хотя многие суть Апостолы, однако в отношении к начальствованию единый престол первоверховнаго Апостола возымел силу в общем уважении, - единый в трех местах. Ибо он возвысил престол, на котором и почить и настоящую жизнь окончить благоволил, - то есть престол Римский. Он украсил престол, на который послал ученика Евангелиста, - то есть престол Александрийский. Он укрепил престол, на котором седмь лет возседал, хотя после и отшел от него, - то есть престол Антиохийский. Единаго, продолжает Святой Григорий, и единый есть престол, на котором, по власти Божественной, три епископа ныне председательствуют[165]. Услышав о наименовании Вселенского Патриарха (впрочем, для почести только употребленном на Востоке), тот же св. папа устрашился обширности знаменования сего имени и возревновал за честь всех Патриархов, а не одного западного. Он писал к Патриархам - Евлогию Александрийскому и Анастасию Антиохийскому так: Если попускают сие говорить не возбранно, то сим честь всех Патриархов отрицают[166]. Вот учение Восточной Церкви о патриарших престолах в устах Патриарха Западной Церкви! Потому что в его время Восток и Запад были едины, как повелел им Вечный Восток свыше.

Если Слово Божие знает единую токмо Главу Церкви - Христа, то по какому праву человеческое мудрование хочет сверх сей Божественной Главы дать сему бессмертному телу еще другую главу - смертную?

Если Вселенская Церковь, по слову Господню, должна быть такова, что и врата адова не одолеют ей, сообразно ли с сим давать ей такую главу, при которой врата адовы могли бы обезглавить Церковь?

К чему послужило Монофелитской ереси, вопрошает ученый Богослов и епископ нового Запада (Боссюэт), то, что она по нечаянности похитила папу?[167] На сие древний и новый Восток ответствуют: да, немного приобрела Монофелитская ересь, похитив папу Гонория, потому что папа не есть глава Церкви, потому что, при впадении его в ересь, Православная Церковь сохранила, на защиту истины, не зависящих от его власти других Патриархов и соборы. Но если бы ересь приобрела себе вселенскую главу и ее власть, что было бы тогда с достоинством и непоколебимостию Церкви?

Благословен Пребожественный Основатель Церкви, который не вверил ее безопасности одному человеку, смертному и, кто бы ни был, не безгрешному. Не сказал Он Петру, следственно, не сказал и никакому его преемнику: Врата адова не одолеют тебя. Но сказал о Своей Церкви: врата адова не одолеют ей, хотя бы многократно одолели того или другого человека, хотя бы одолели долженствовавшего быть опорою для многих, только не для всей Церкви.

Кто приемлет в особенное замечание то, что Слово Господне об основании Церкви обращено к Апостолу Петру, и к одному ему, тот пусть вникнет в обстоятельства, в какие сие произошло. Петр один, предваряя прочих Апостолов, исповедал Христа новым исповеданием Христианским: Ты еси Христос, Сын Бога Живаго, и потому один, преимущественно пред другими Апостолами, услышал новое слово Христа о Церкви: и Аз же тебе глаголю, и на первоначальном всеобщем камне основания - Христе положен первым из последующих, меньших камней основания, то есть Апостолов, и притом не столько сам он, сколько его вера и его исповедание. Так слово Христово толкует св. Златоуст: На сем камени созижду Церковь Мою, сие есть, на вере исповедания[168].

Те, которые ревнуют о св. Петре более, нежели он того от них желает, пусть послушают сего первоверховного Апостола более, нежели своего или постороннего мудрования. Святый Петр не на Петре, но на Христе основать и утвердить вас желает. К Нему же, говорит, приходяще, Камени живу, от человек убо уничижену, от Бога же избрану, честну, и сами яко камение живо зиждитеся в храм духовен (1Пет.2:4,5). Святый Петр знает одно только имя, без которого нельзя спастись, - имя Христа, а не три имени - Христа, Петра и преемника Петрова. Несть бо, говорит, иного имени под небесем, даннаго в человецех, о немже подобает спастися нам (Деян.4:12).

Христос, Камень живый, - вот, братие, первоначальное, глубочайшее, единое, всеобщее, вечно непоколебимое, все на Себе носящее, Основание, на котором должны мы утверждать наши сердца, нашу веру, нашу жизнь, нашу надежду спасения, назидаясь последовательно на основании Апостолов, Пророков, пастырей и учителей Православной Вселенской Церкви! В сем Основании наша непоколебимость, в сем наша безопасность. Если же не тщимся на сем Основании утверждать нашу веру и нашу жизнь, то никакие мнимые столпы, никакие опоры человеческого мудрования и силы не могут поддержать нашей храмины, зиждемой на песке мнений, предубеждений, страстей, угрожаемой неизбежно разрушением великим.

Если дивимся тому, какая великая благодать и сила дана Петру в слове Господнем: Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, то помыслим о том, как сия благодать приобретена. Она приобретена не от плоти и крови заимствованным, но от Отца Небесного, внутренно явленным, от полной души происшедшим, искренним, несомненным, безбоязненным исповеданием веры: Ты еси Христос, Сын Бога Живаго. Дело созидания Церкви Вселенской превыше наших усилий и забот, хотя, впрочем, не должно быть чуждо для наших молитв, но есть часть сего дела, ближе касающаяся до каждого из нас и требующая полной заботливости нашей, это - дело созидания той церкви, о которой написал Апостол: Вы есте церкви Бога жива [2Кор.6:16], - дело духовного созидания нашей душевной храмины, устроение спасения души нашей. Велик благодатию Петр для Церкви великой, для сей малой церкви надобно, чтобы каждый из нас был хотя малым - но и не слишком малым - подражателем Петру и преемником его благодати. Надобно, чтобы и ты был учеником Христовым, то есть употреблял все возможные для тебя средства приобретать верное познание Бога и Христа. Надобно, чтобы и ты молитвою испрашивал от Отца Небесного явления сего познания в живом ощущении сердца. Надобно, чтоб и твоя душа исполнялась верою во Христа, Сына Бога Живаго [Мф.16:16]. Надобно, чтоб и ты искренно, несомненно, безбоязненно исповедовал Христа, Сына Бога Живаго, когда нужно, словом, а всегда жизнию, как твоего Учителя и Спасителя, чтобы и ты старался во всем поступать по Его учению и по Его заповедям. И если когда, по немощи или неосторожности, будешь погружаться в искушения, как Петр в волны, надобно, чтоб и ты, как он, немедленно к Христу же простирал руки с покаянием, молитвою и надеждою. Только при таковых расположениях и делах веры и тебе принадлежать будет участие в данном Петру обетовании: Созижду в тебе Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей! Аминь.

Слово по освящении храма Живоначальныя Троицы в Московском Данилове монастыре, 1838 г.[169]

Хвалю же вы, братие, яко вся моя помните, и якоже предах вам, предания держите (1Кор.11:2)

Хвалю же вы, братие, яко вся моя помните, и якоже предах вам, предания держите (1Кор.11:2)

Святый Апостол Павел, преподавая Коринфским Христианам спасительные наставления, хвалит их за то, что верно сохраняют предания. Какие это предания? Сие можно усмотреть из тех его изречений, которыми он напоминает и дополняет предания. Он говорит, что муж не должен есть покрывати главу [1Кор.11:7] во время молитвы, - вот дополнение предания, которое показывает, что сему предшествовало предание о церковной молитве. Далее говорит он: Еда домов не имате, во еже ясти и пити? Или о Церкви Божией нерадите? [1Кор.11:22]. Сие обличение случайного беспорядка и неблагочиния в Церкви показывает, что сему предшествовало предание о святости Церкви, по которой она совсем не то, что простой дом, и требует благоговейного внимания. С особенною же ясностью как на предмет предания указывает Апостол на таинство Тела и Крови Христовы, когда говорит о сем: Аз приях от Господа и предах вам [1Кор.11:23]. Таким образом оказывается, что Апостол хвалит Коринфских Христиан за соблюдение преданий о церковной молитве, о святости храма, о Божественной литургии.

Взирая на сей храм, благолепно устроеный и ныне благодатию Божиею освященный, помышляя, что сие сделано не по какому-либо требованию или необходимости, но по свободному усердию к Богу и святыне Его, по желанию, чтобы здесь непрерывно совершались церковные молитвы и приносима была бескровная жертва о душах живущих и преставившихся и чтобы место печальных воспоминаний превратилось в сокровищницу благодатных и спасительных утешений, - хвалю в душе моей предпринявших и совершивших сие Богоугодное дело. Но поелику похвала моей мерности не была бы для них наградою, какой им желаю, то призываю на помощь Святаго Апостола Павла, показую ему дело, подобное тому, что похвалил он в Коринфянах, и молю его преподать свою Апостольскую похвалу и благословение и здешним братиям. Хвалю вы, братие, яко вся Апостольская помните, и якоже предаша нам Богоноснии отцы, предания держите [1Кор.11:2].

Заслужить Апостольскую похвалу за верное соблюдение истинных преданий должно быть желательно всякому сыну Церкви. Итак, внимания каждого достойно учение о преданиях.

С тех пор как учение Христианское заключено в священные книги, святая Церковь для верного и неизменного сохранения сего учения имеет обычай и правило не только мысли сего учения на непреложном свидетельстве Богодухновенного Писания утверждать, но и самые слова и выражения для означения важнейших предметов и частей учения заимствовать из того же чистого источника Писания. Так, если тщательно разберете Символ Православной Веры и сличите его со Священным Писанием, то найдете, что Святые отцы Никейского и Константинопольского Вселенских Соборов изобразили в нем догматы Веры не своими словами и выражениями, но взятыми из Священного Писания. И таким образом, Символ Веры имеет для нас сугубую важность, ибо не только в нем изрекают истину отцы Церкви, но и само Священное Писание, само слово Божие говорит их устами. Подобно сему и в учении о преданиях самое сие понятие и самое наименование Предания заимствуется из Священного Писания, как уже и показали мы отчасти из слов Святаго Павла.

Но главнейшим основанием сего учения можно принять следующее изречение того же Апостола: Темже убо, братие, стойте и держите предания, имже научитеся или словом, или посланием нашим (2Сол.2:15).

Вот вместе и учение для разумения, и учение для исполнения, и заповедь о преданиях, и введение в познание преданий. Стойте и держите предания, т.е. твердо и постоянно соблюдайте: вот заповедь, выражение непременной обязанности соблюдать предания. Предания, имже научитеся или словом, или посланием нашим [2Фес.2:15]: вот, вместе с наименованием преданий, руководство к истолкованию сего наименования. Преданиями называет Апостол все то, чему от него научились Христиане, яко от Апостола, относительно веры, священноначалия, Богослужения, благочиния церковного и правил жизни. Далее он различает два вида Предания: Предание посредством послания, или писаное Предание, и Предание посредством слова, или неписаное Предание. Но как Предание писаное простее и обычнее означается наименованием Священного Писания, то наименование Предания обыкновенно употребляется для означения того, чему не посредством Священного Писания, но посредством слова и примера мы научились от Святых Апостолов и Святых отец.

Достойно примечания, что Апостол нераздельно и равно заповедует держаться и преданий посредством слова, и преданий посредством послания, или, иначе сказать, велит нераздельно и равно держаться и Священного Писания, и священных Преданий. Предания и Богодухновенное Писание стоят у него рядом: он требует от нас не меньшего внимания и ревности к преданиям, как и к Богодухновенному Писанию. Нужно ли более сего для удостоверения о важности преданий и для побуждения к верному соблюдению оных?

Здесь мог быть и конец учению о преданиях, если бы мы, подобно непосредственным ученикам Апостолов, имели пред глазами и непосредственное Апостольское, и потому несомненно истинное, Предание.

Но уже Христианские предания прошли чрез многие страны, народы, языки, чрез многие века. К первоначальным преданиям Апостольским присоединились предания отеческие разных степеней древности. В некоторых частях преданий оказалось разнообразие, простирающееся до противоречия. Сделалось нужно исследование подлинности и достоинства преданий, исследование не всегда удобное и не всякому доступное. Для удостоверения в подлинности и достоинстве преданий всего лучше было бы с точностью знать их начало, но оно нередко скрывается в туманной дали прошедшего. Теперь что делать?

Прежде нежели скажем, что должно делать, посмотрим, что делают. Одни обращают все внимание на то, что в преданиях есть темного и недостоверного, и отсюда выводят догадку, не суть ли оные дело если не просто человеческое, то по крайней мере преданное Провидением произволу людей и случайностям времени, и не позволительно ли освободить себя от дальней заботы о преданиях, тогда как имамы известнейшее пророческое и Апостольское слово [2Пет.1:19] в Богодухновенном Писании, могущее умудрити во спасение, да совершен будет Божий человек, на всякое дело благое уготован [2Тим.3:17]. Другие, обращая внимание только вообще на заповедь соблюдать предания, без исследования, без рассуждения, слепо держат предания, как-нибудь упадшие на их руки, не стараясь дознать их подлинность, достоинство и чистоту. Что же должно делать? Должно остерегаться обеих крайностей, теперь указанных.

Священное Писание начато чрез Моисея. Как же до того в продолжение столь многих веков от начала мира сохранялась и распространялась истинная вера и учреждалось сообразное с нею Богослужение? По Преданию. Следственно, Предание было точно такое же орудие Божие ко спасению человеков, как и Священное Писание.

Священное Писание Нового Завета начато чрез Евангелиста Матфея, спустя восемь лет по вознесении Господнем на небо. Где же до того было Евангелие, основание догматов, учение жизни, устав Богослужения, законы управления церковного? В Предании. Писание, по свидетельству одного из священных писателей, именно Святаго Евангелиста Луки, есть только продолжение и неизменнее упроченный вид Предания. Якоже предаша нам, иже и сперва самовидны и слуги бывшие Словесе: изволися и мне поряду писати (Лк.1:2,3).

Вы хотите все утверждать на незыблемом основании Священного Писания? Очень хорошо. Так и должно. Между тем откуда известно вам, какие книги суть священные и почему та или другая из них точно принадлежит к числу священных? Сие известно большею частью из Предания. Итак, самое Священное Писание пользуется пособием предания.

Если так важно истинное Предание - прежде Писания и вместе с Писанием, - то когда же могла бы уменьшиться его важность? Разве тогда, когда Писание, став на место Предания, сказало бы нам, что уже не нужно заботиться о Предании? Но Писание говорит противное сему: Стойте и держите предания, имже научистеся или словом, или посланием [2Фес.2:15].

Впрочем, если даже Апостолов должно было испытывать в том, истинные ли они Апостолы, как сие видно из того, что в Откровении Святого Иоанна Сам Господь одобряет дело Ангела Ефесской Церкви, искусившаго глаголющаяся быти Апостолы и обретшаго их ложных [Апок.2:2], то кольми паче после Апостолов чрез столь многие руки, чрез столь многие века прошедшие предания нужно испытывать, суть ли они истинные Апостольские и святоотеческие и не подверглись ли неправым изменениям и чуждым применениям. Без сей осторожности наше служение Богу может подвергнуться тому же осуждению, которым Господь поразил фарисеев и книжников Иудейских, державших предания старец: Всуе чтут мя, учаще учением, заповедем человеческим: оставльше бо заповедь Божию, держите предания человеческая (Мк.7:7,8).

Спросят, может быть, как же предохранить себя от сего осуждения? Как испытать предания и отличить несомнительное? Надежнейшее для сего и удобнейшее к употреблению правило извлекаю из приведенного теперь изречения Господня. Испытывай предание посредством слова Божия и посредством заповедей Божиих. Если предание противоречит слову Божию, если оно ведет тебя к нарушению заповеди Божией, то знай, что это человеческое, не истинное предание, что такое предание соблюдал бы всуе, между тем как нарушение заповеди Божией осудило бы тебя.

Другое правило для испытаний преданий можно извлечь из следующего изречения Святого Апостола Павла к Тимофею: Да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть Церковь Бога жива, столп и утверждение истины (1Тим.3:15). Если Церковь есть столп и утверждение истины, то в ней должно искать истины и ею можно поверять требующую дознания истину, и особенно истину преданий, которых Церковь есть единое верное хранилище. Приемля Предание от Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, стойте в нем, не колеблясь напрасными сомнениями, держите оное с упованием благоугодить Богу. Да держим, поучает Апостол, исповедание упования неуклонное, - не оставляюще своего собрания (Евр.10:23,25), т.е. собрания Вселенской Православной Церкви, якоже есть неким обычай. Примечайте, братия, что еще в Апостольские времена были некие, имевшие обычай оставлять собрание Вселенской Церкви; не дивитесь, если и ныне встречаете неких, имеющих сей несчастный обычай. А если такие люди станут предлагать вам свое предание, то можете знать предварительно, что люди, оставившие Церковь, утверждение истины, конечно, предложат вам предание или ложное, или поврежденное, или по крайней мере краденое и неблагословенное, и, конечно, ложное не спасет, поврежденное не исцелит, краденое не обогатит, неблагословенное не принесет благословения.

Прославим, братия, Бога, сподобившего нас быть чадами и членами истинной и святой Церкви, в которой истинное и святое Предание - не просто видимое и словесное предание учения, правил, чиноположений, обрядов; но с сим вместе и невидимое, действительное преподаяние благодати и освящения сходит с неба на землю, яко роса аермонская на горы Сионские, течет непрерывно и неиссякаемо и орошает священноначалие и священнодействие, яко миро на главе, сходящее на браду, браду Аароню, сходящее на ометы одежды его (Пс.132:2,3), так что помазанные Духом Святым Апостолы помазуют тем же духовным мирром Святых отцов, и сии - своих преемников из века в век, Святители подают освящение храмам и таинствам, и взаимно храмы и таинства подают освящение Святителям, почему, прикасаясь к нынешней святыне, вы прикасаетесь к той же благодати, которая излилась в сошествии Святаго Духа на Апостолов.

Да держимся неуклонно сего чистого и живого источника. Яко чада послушания с усердием и любовью да приемлем от уст и из рук Матери нашей, Православной Церкви, чистое учение веры и жизни, истинное благодатное освящение, верное руководство к жизни вечной. Аминь.

Слово по освящении Храма Явления Божией Матери Преподобному Сергию, устроенного над мощами преподобного Михея в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре (о духовном пустынножительстве). (Говорено 27 сентября 1842 года)[170]

Благодатию всесвятаго и всеосвящающаго Духа совершилось ныне священное обновление сего храма, созданного прежде нас в честь и память явления Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы Преподобному и богоносному Отцу нашему Сергию, чему очевидным свидетелем был и Преподобный Михей, во благоухании святыни здесь почивающий. Праведно было память сего благодатного события почтить освященным храмом, хотя, впрочем, и вся обитель сия есть памятник сего чудного посещения, потому что вся судьба ее в продолжение веков есть исполнение обетования Небесной Посетительницы: "неотступна буду от места сего"[171].

Но если памятнику свойственно возвращать мысль ко временам и предметам, которые ознаменованы памятником, то, прости мне, великая Лавра Сергиева, мысль моя с особенным желанием устремляется в древнюю пустыню Сергееву. Чту и в красующихся ныне храмах твоих дела святых, обиталища святыни, свидетелей праотеческого и современнического благочестия; люблю чин твоих богослужений, и ныне с непосредственным благословением Преподобного Сергия совершаемых; с уважением взираю на твои столпостены, не поколебавшиеся и тогда, когда поколебалась было Россия; знаю, что и Лавра Сергиева и пустыня Сергиева есть одна и та же и тем же богата сокровищем, то есть Божиею благодатию, которая обитала в Преподобном Сергии, в его пустыне и еще обитает в нем и в его мощах, в его Лавре; но при всем том желал бы я узреть пустыню, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом Лаврою. Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятыя Троицы? Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем с треском и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свещи, и пламень их досягает до неба, и Ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной. Отворите мне дверь тесной келлии, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий Преподобного Сергия, который орошен дождем слез его, в котором впечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных. Дайте мне облобызать праг ее сеней, который истерт ногами святых и чрез который однажды переступили стопы Царицы Небесной. Укажите мне еще другие сени другой келлии, которые в один день своими руками построил Преподобный Сергий и в награду за труд дня и за глад нескольких дней получил укрух согнивающего хлеба. Посмотрел бы я, как позже других насажденный в сей пустыне Преподобный Никон спешно растет и созревает до готовности быть преемником Преподобного Сергия. Послушал бы молчание Исаакиево, которое, без сомнения, поучительнее моего слова. Взглянул бы на благоразумного архимандрита Симона, который довольно рано понял, что полезнее быть послушником у Преподобного Сергия, нежели начальником в другом месте. Ведь это все здесь, только закрыто временем или заключено в сих величественных зданиях, как высокой цены сокровище в великолепном ковчеге. Откройте мне ковчег, покажите сокровище, оно непохитимо и неистощимо; из него, без ущерба его, можно заимствовать благопотребное, например безмолвие молитвы, простоту жизни, смирение мудрования.

Или это вам кажется только мечтанием воображения? О, если бы мы достойны были более очищенным оком ума созерцать сие в более существенных явлениях света духовного, а не в представлениях только собственного воображения! Но, мне кажется, лучше хотя мечтать таким образом, нежели любомудрствовать противным сему образом.

Братия сей обители! Вы пришли сюда, когда пустыня уже облечена некоторым образом в подобие града обительного, но не града же искать пришли вы сюда, следственно, пришли вы искать пустыни. Если она несколько закрыта, тем внимательнее надлежит ее искать. Если шум житейской молвы невдалеке слышен, тем нужнее заграждать от него слух. Если образы суетного мира движутся пред лицем пустыни, тем ревностнее должно нам преднаписывать себе пред очами образ чистого пустынножительства, и постоянно на него взирать, и с ним сообразовать житие наше.

И для сего хочу я показать вам теперь не человеческим художеством, но словом Божественным начертанный образ духовного любителя пустыни. Смотрите, как он сам себя изображает: "И рех: кто даст ми криле, яко голубине; и полещу, и почию. Се удалихся бегая, и водворихся в пустыни. Чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури" (Пс.54:7-9).

Правда, тот, кто говорил сие в псалме, был только временный пришелец пустыни по нужде, а не постоянный житель ее по обету, но сие не препятствует нам усматривать в словах его черты доброго пустынножителя, и даже тем более примечательна любовь его к пустыне и правильное изображение пустынножительства. Дух Божий, который носился над Давидом от дня помазания его Самуилом, вел его чрез разные состояния внешние так и для того, чтобы в них показать нам поучительные образы духовных состояний.

Итак, первая черта духовного пустынножителя есть желание пустыни, или усердие к благочестивому, отшельническому и уединенному жительству. Кто даст ми криле, яко голубине; и полещу, и почию!

Желание есть семя или зародыш всякого свободного дела, когда ему должно начаться, и душа его, когда оно продолжается. Как от души зависит жизнь, сила, достоинство тела, так жизнь, сила, достоинство всякого дела зависит от желания. Если желание нечисто, дело недостойно. Если желание слабо, и дело не сильно достигнуть своего совершенства. Если духовного желания нет, дело есть мертвое. Дела, которые мы делаем без искреннего желания, не утешают нас самих и не приносят удовольствия другим. Если так судят и чувствуют люди, которые дела только видят, а о желаниях только догадываются, что сказать о суде Бога Всевидящего, испытующего сердца и утробы? Даст ти Господь по сердцу твоему, а не по наружному твоему делу (Пс.19:5).

Посему, кто желает пустынножителъствовать или монашествовать с утешением и пользою для себя и со благоугождением Богу, тот должен как начать сие дело с искренним, духовным и божественным желанием, так и продолжать с неослабным усердием. Надобно, чтобы еще в мире сказал он себе: "Кто даст ми криле, яко голубине; и полещу и почию". И когда чистое и горящее желание действительно как на крилах голубиных принесло его в пустыню или в обитель отшелъничествующих, он должен часто вновь возбуждать себя, расширять и приводить в движение сии крила, чтобы они имели довольно легкости и крепости нести его далее - из пустыни на небо.

Другая черта доброго пустынножителя или отшельника есть решительное и совершенное удаление от мира: се удалихся бегая.

Если бы не было нужды удаляться от мира, то не для чего было бы и водворяться в пустыне, избирать отшельническое одиночество преимущественно пред обыкновенным образом жизни, семейственным и гражданским. Не Бог ли, сотворивший пустыню, созидает и хранит грады, и самую пустыню не для того ли сотворил Он, чтобы населить ее? Не живут ли и в городах Его рабы и чада, которых пустыня едва ли достойна иметь, подобно как, напротив того, другие, которых недостоин весь мир, в пустынях скитаются, и в горах, и в вертепах, и в пропастях земных (Евр.11:38)? Не обитал ли Сам Господь во граде, так же как и в пустыне, и не дал ли граду Иерусалиму Своего храма, подобно как пустыне дал Свою скинию? Не на всяком ли месте можно поставлять Ему обитель в душе и поклоняться Ему духом и истиною? На всяком месте владычества Его: благослови, душе моя. Господа (Пс.102:22).

Но что делать, если сие благословенное приглашение всюду и всегда благословлять Господа неуспешно повторяю я к душе моей оттого, что мир в то же время, не переставая, оглашает и оглушает ее своими разнообразными гласами требований, прошений, прельщений, смущения, развлечения, нужд, забот, страстей, похотей, и она не находит довольно силы противоборствовать сему или, утомленная противоборством, жаждет приближиться к Богу без препятствий со стороны тварей, служить Ему без развлечения? В сем случае не остается иного, как расторгнуть всякие узы, привязывающие нас к миру, бежать из него, как израильтяне из Египта, как Лот из Содома, и учредить для себя в пустыне новое жительство добровольного изгнанничества, в котором бы все внушало нам, что не имамы зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем (Евр.13:4).

Таким образом, истинное отшельничество и пустынножительство есть также истинное и совершенное отречение и удаление от мира, по заповеди апостола: "Не любите мира, ни яже в мире" (1Ин.2:15).

Кто приходит в пустынножительство или отшельническое братство как переселенец, желающий перенести сюда выгоды и удобство прежнего жительства или заменить их другими, а не как беглец, бросивший все, чтобы только избавиться от того, что было причиною бегства, тот не вполне отшельник, не в совершенстве пустынножитель.

Кто в пустынножительстве ропщет на скудость в чем-либо и, пользуясь необходимым, требует излишнего под благовидным именем утешения, тот еще не удалился от роскоши мира. Он подобен израильтянам, которые в пустыне воздыхали о мясных котлах египетских, и должен вспомнить, что были некоторые, которые, спасшись из погибающего Египта, погибли в спасительной пустыне, в гробах похотения.

Кто в братстве отшельническом более желает поступать по своей воле или даже повелевать, нежели покоряться, тот еще не удалился от гордости и честолюбия мира. Заботливо надлежит ему осмотреться, чтобы не приближиться к сонму Корея, которого конец показал, что чистая пустынная земля не хочет носить на себе властолюбивых и мятежных.

Кто в братстве отшельническом более радеет себе, нежели братству и обители, усвояет, что не благословлено или более нежели что благословлено; после обета нищеты думает богатиться для себя, а не для Бога, не для братства, не для нищих, тот не удалился от корыстолюбия мира. В какой образ образует он себя? Не в образ ли пророческого ученика Гиезия, который, восхотев тайно и неблагословенно усвоить сребро Неемана, явно усвоил себе его проказу?

Кто, вышед из мира в отшельническое жительство, пристрастным оком озирается на оный под предлогом невинной любви к присным, друзьям, знаемым, тому небесполезно взглянуть на жену Лотову, которая озреласъ на оставленный ею Содом, и, как говорит Премудрый, стоит столп слан, неверныя души память (Прем.10:7).

Третия черта благонадежного пустынножителя есть упование на Бога: чаях Бога спасающа мя от малодушия и от бури.

Образ духовного пустынничества был бы довольно страшен, если бы столь суровая черта его, какою представляется совершенное отречение от мира, не умягчалась и не покрывала приятною и светлою чертою совершенного упования на Бога. Не случается ли даже, что удалившиеся от мира с намерением избежать трудностей и опасностей для души сверх ожидания встречают для нее новые трудности и самые опасности в отшельническом и пустынном уединении или общежителъстве? И не должно сему дивиться: израильтяне в пустыне сколько перенесли трудностей, сколько видели опасностей! Едва ли не более, нежели в самом Египте. Сам Начальник нашего спасения и совершеннейший для нас образ оного где испытал сильнейшую брань против врага душ, как не в пустыне? Где более перенес духовных страданий, как не в уединении вертограда Гефсиманского?

Но если так, то для чего же, скажут, и удаляться от мира в пустыню, от трудностей к трудностям, от опасностей к опасностям? Ответствую: для того же, для чего израильтяне вышли из Египта в пустыню, ибо в пустыне испытали они трудности и опасности, но очистились, научились и спаслись, вместо того что в Египте погибли бы в мерзостях язычества; и если бы они не вышли в пустыню, то не пришли бы в землю, текущую медом и млеком. Для того же, говорю, для чего и Спаситель Духом Святым возведен был в пустыню, и для чего удалялся Он в уединение гефсиманское, ибо в пустыне победил Он непобежденного дотоле врага душ наших, а в Гефсимании принес Он за преслушание человеков духовную жертву послушания воле Бога, Отца Своего, и крепкую о нашем спасении молитву, в которой услышан от благоговеинства (Евр.5:7). Так и для нас если и трудна и небезопасна пустыня, то все же полезно и спасительно бежать в нее от мира погибельного.

А дабы и трудности преодолеть и опасности пройти невредимо, для сего не более требуется, как только не быть нетерпеливу, не унывать, не отчаяваться, но, каково бы ни было наше положение, непрестанно чаять Бога спасающа нас от малодушия и от бури. Если произвольным нашим непостоянством или нетерпеливостию не прервем сего чаяния, упование не посрамит (Рим.5:5), и помощь свыше приидет непременно тогда и в такой мере, как сие нужно для искренно желающих спасения, как прилично славе Спасителя.

Братия святыя обители сея! Если пустыня Сергиева, некогда безлюдная, дикая, бесплодная, безводная, скудная, беззащитная, беспомощная, населилась, возросла, процвела, благословилась от тука земли и от росы небесныя и пренебесныя, открыла в себе источники вод и благодати, возмогла защищать иногда грады и помогать народу, что все сие значит? Не то ли, что поелику ее основатель и его сподвижники чаяли Бога спасающа, то чаяние их оправдалось и еще оправдывается, даже свыше чаяния? Какое подкрепление и для нашего упования на Бога спасающего?

Внимайте себе и званию вашему и ходите достойно столь благого призрения Отца Небесного. Воскриляйте себя благочестивым желанием, дабы лететь во внутреннюю пустыню, то есть в духовную область Царствия Божия, которое внутрь вас есть (Лк.17:21). Отвращайте очи сердец ваших, еже не видети суеты мира, вами оставленного. Возбуждайте себя к неослабным подвигам для спасения душ ваших упованием на Бога спасающего.

Мне же, который недолго беседую с пустынею и о пустыне и потом долго пребываю в молве и попечениях града и дел человеческих, - кто даст ми криле, яко голубине; и полощу, и почию! Могу ли сказать себе или когда наконец возмогу сказать: се удалихся бегая, и водворихся в пустыни! Когда облегчу ся от бремен чужих, чтобы обратить все попечение к облегчению собственного, да не како, иным проповедуя, сам неключим буду (1Кор.9:27)? О Дающий иному криле, яко голубине, дабы лететь и безвозвратно почить в пустыне, а иному глас кокоши, чтобы созывать Твоих птенцов под Твои криле, собирай Сам, и храни всех нас под крилами Твоея благости, и, стогнами ли селений, тропинками ли пустыни, приведи наконец всех в тот вечно безопасный град, из которого не нужно будет убегать ни в какую пустыню. Аминь.

Слово по освящении придельного храма святителя Николая, более известного по другому алтарю - во имя Преподобного Сергия, в Рогожской слободе (слава Богу за все). Говорено 16 декабря 1834 г.

Послеши Духа Твоего, и созиждутся, и обновиши лице земли. Буди слава Господня во веки. Пс.103:30-31

Послеши Духа Твоего, и созиждутся, и обновиши лице земли. Буди слава Господня во веки. Пс.103:30-31

Пророк-псалмопевец удивительно как любит славить Бога, что, помыслив о Духе Божием, посылаемом на твари, созидающем или воссозидающем их и обновляющем лице земли, он обрадовался и воскликнул: Буди слава Господня во веки! сему я не удивился бы. Но пред сим самым он говорил о Боге, отвращающем лице от тварей, о тварях от того мятущихся, лишаемых духа, исчезающих, в персть свою возвращающихся. Удивительно, что и сие не смутило его и не воспрепятствовало его славословию. И далее в том же псалме он изображает грозное величие Вседержителя: Призираяй на землю, и творяй ю трястися; прикасаяйся горам, и дымятся (Пс.103:32). Но что же потом? Говорит ли он о своем ужасе или безмолвствует в трепете? Ни то ни другое. Он радуется, поет и славит Бога: Воспою Господеви в животе моем, пою Богу моему, дондеже есмь (33).

В сем священном образце заключается для нас, братия, учение: должно славить Бога, не только тогда, когда Он является в дарах, в благодеяниях и милостях, но и тогда, когда, по-видимому, отвращается и удаляется, в самом же деле сокровенно приходит и приближается, в посещениях грозных или скорбных, в лишениях, в бедствиях - учение истинное, полезное всегда, а здесь и ныне еще и благовременное.

Памятен и для меня третий надесять день августа, когда внезапно для нас, но не внезапно для Бога, не без ведома, не без попущения Его сия часть града посещена была огнем истребляющим, когда дымная дорога от места истребления пролегала по небу почти над моею головою и как будто предназначала дальнейший путь истреблению на земле, когда носимые ветром пожарные угли, пролетев не одно поприще, упадали на моем дворе и как будто говорили мне: далеко ли, думаешь, пойдет сие посещение? Лето и бездождие, сила и направление ветра - все благоприятствовало умножению бед и распространению оных с неизбежною быстротою, почти подобною той, какую видим в сказании вестника Иовлева: Огнь спаде с небесе и пожже овцы и пастыри пояде подобне, спасохся же аз един (Иов.1:16). Тот, который утром имел жилище и прочее потребное для жизни или даже избыток и богатство, к вечеру оставался беспокровным и беспомощным, и если не был одинок, то сие не служило к облегчению, потому что нищета семейная тягостнее нищеты одинокой. Бедствие, взявшее многочисленную дань от домов сего града, и от имуществ обитателей, потребовало себе некоторой дани и от храмов; и невидимый, непонятный для нас жребий пал на сей храм.

"Что ж? - скажут, вероятно, некоторые при сих горестных воспоминаниях, - неужели должно, неужели можно славить Бога и в сем случае?" Признаем, если угодно, что сие не так легко для человеческой немощи, для человеческой недальновидности, в то время когда бедствие устремляет на человека свою силу и действие. Между тем можно спросить обратно: может ли быть время, когда бы не должно было славить вечного Бога? Может ли Он когда быть недостоин славы? А если всегда славить Его должно, то нетрудно заключить, что и можно Его славить всегда, ибо Он довольно праведен и всемогущ, чтобы должного не оставить невозможным.

Что под самыми, так сказать, ударами бед есть возможность не только стенать, или жаловаться, или роптать, но и славить Бога - сие ясно как день, видно в Иове. Вести о бедствиях, для него разорительных, одна за другою, как стрела за стелою, поражали его, и, без сомнения, до глубины сердца пронзила последняя весть о потере вдруг всех детей. Что же? Он принес обычную жертву скорби: растерзал ризы, остриг власы, посыпал перстию главу. Но что далее? В то же время он молится, пад на землю, поклонися Господеви. Он размышляет, как бы человек любомудрствующий на свободе: Сам наг изыдох от чрева матере моея, наг и отъиду тамо; Господь даде, Господь отъят; яко Господеви изволися, тако бысть. Наконец, он славословит: Буди имя Господне благословенно вовеки (Иов.1:21).

Скажут: "Нельзя всем быть так крепкими духом, как был Иов". Не спорю. Хотя, впрочем, сия отговорка от великодушия очень слаба для христианина. От младенчества времен патриархальных, в каких является жизнь Иова, долго росло человечество и высокого возраста достигло в христианстве, а потому паче прежнего может и должно иметь дух возвышенный и непоколебимый в бедствиях. В пособие для сего имеет оно теперь учение Христово, пример Христов, Божественную силу Христову, ибо, по изречению святого апостола Петра, вся нам Божественныя силы Его... подана познанием призвавшаго нас славою и добродетелию (2Пет.1:3). И посему-то святые мученики в своих страданиях торжественнее и постояннее самого Иова славили Бога, как например, Иаков Персянин, когда у него все персты рук и ног, а потом самые руки и ноги отсекаемы были мучителями по одному члену, чтоб увеличить мучение, ни которым ударом меча или секиры не был доведен до вопля нетерпеливости, но при каждом отсечении произносил молитву или славословие Христу Богу, и большею частью с такою радостью, как бы не страждущий. Но я уже сказал, что не препятствую вам быть немощнее Иова, если вы то себе позволяете и если то не стыдно вам, как христианам. Ты не имеешь довольно присутствия духа, чтобы славить Господа среди самого бедствия. Жаль, однако пусть так. По крайней мере удержись от бессмысленных воплей нетерпеливости, от бесполезных жалоб, от дерзновенных слов ропота; обрати твои скорбные чувствования в смиренную молитву - таким образом Бог не будет прогневан, а ты будешь менее беспокоен. Ты не позаботился благовременно так расположить дух твой, чтобы облако временного бедствия не могло закрыть от очей его вечной славы Божией в минуты силы бедствия, ты пропустил прекрасный случай испытать непобедимую силу христианской добродетели. Жаль, много пропущено, только еще не все. По крайней мере по уменьшении силы бедствия утиши твои скорбные чувствования, собери силы твоего ума, помысли, что Бог твое бедствие предусмотрел: мог отвратить - не благоизволил отвратить, что Он, Всеблагий, не желал тебе, так как и не может желать зла, что, следственно, попустил бедствие для какого-нибудь твоего блага или для отвращения от тебя какого-нибудь большего зла; помысли, что и после бедствия у тебя что-нибудь еще осталось, если не жилище, то какая-нибудь собственность или хотя одежда и, что всего важнее, жизнь и душа, что Бог, Который попекся сохранить твою жизнь, сим самым изъявляет другое благотворнейшее попечение о спасении твоей души, для чего и сберегает тебе время жизни; если даже ты не довольно обеспечен и жилищем, и пропитанием, помысли, что птица и тогда поет славу Сотворившего ее, когда у нее нет ни гнезда, ни приготовленной пищи, и промыслом того же Творца находит чем питаться и где провести ночь, - таковыми и подобными размышлениями ободри дух твой, возноси сердце твое к Богу, скажи хотя после бедствия, что не умел сказать во время бедствия: Буди имя Господне благословенно! Буди слава Господня вовеки! Ты принесешь чрез сие Богу приятную жертву, и в собственном сердце посеешь доброе семя.

Иным кажется во время бедствия, что они способнее были бы славить Бога во время благополучия и что потому не на пользу послано им бедствие. Мечта! Нам часто кажется, что, по пословице, там хорошо, где нас нет, но самая сия пословица смеется над сею мечтою. Ты думаешь, что славил бы Бога, если бы не был несчастлив, а, напротив, был осыпан Его благодеяниями, вероятно, потому что нетрудно. И бессловесное оказывает ласку тому, кто дает ему корм. Но к великой же добродетели ты себя располагаешь! Не много же, видно, дорожишь добродетелию более возвышенною, хотя более трудною! Но если ты ленив и низок для добродетели трудной и возвышенной, то не ручайся за себя, что и для добродетели низшей и легчайшей ты не был бы также ленив и низок. Перестань мечтать и посмотри на опыты. Посмотри на израильский народ, когда Бог возведе я на силу земли, насыти их жит селных, ссаша мед из камене и елей от тверда камене, масло кравие и млеко овчее с туком агнчим и овним сынов юнчих и козлих, с туком пшеничным, и кровь гроздову пияху вино. Тут-то надлежало по твоему умозрению славить Бога. Смотри же далее, как неверно твое умозрение. И яде Иаков и насытися, и отвержеся возлюбленный; уты, утолсте, разшире; и остави Бога сотворшаго его, и отступи от Бога Спаса своего (Втор.32:13-15). Посмотри опять на того же Израиля во время бедствия и узнай, препятствовало ли оно, или, напротив, помогало ему славить Бога. Егда убиваше я, - сказует псалмопевец, - тогда взыскаху Его и обращахуся и утренневаху к Богу. И помянуша, яко Бог помощник им есть, и Бог вышний избавитель им есть (Пс.77:34-35). Видишь ли, что и благополучие может быть опаснее бедствия, и бедствие спасительнее благополучия. Не завидуй же благополучию и не унывай в бедствии. Помышляй, что и тебе послано бедствие, или предохранить тебя от неблагодарности и забвения о Боге, до которых в благополучии могла бы довести привязанность к земным благам и удовольствиям, или очистить тебя от действительных грехов прошедших дней благополучных, или призвать тебя к высшей добродетели, чтобы не только сделать тебя более безопасным от ада, но и доставить тебе более светлый венец на Небе.

Но возвратим слово и более приближим к себе и к нашим происшествиям и к настоящему случаю.

Прославим, братия, Бога, Который хотя и путесотворил здесь огненную стезю гневу своему (см.: Пс.77:50), однако и преградил оную милосердием и благодатию. Как некогда в стане израильтян, когда изыде гнев от лица Господня и нача губити люди, Аарон с кадильницею ста между мертвыми и живыми, и преста пагуба (Чис.16:46-48), так и здесь святитель Алексий и Преподобный Сергий, дружественные между собою в земном житии своем и по преставлении своем являвшиеся иногда вместе, как известно из преданий Сергиевой обители, а здесь соседствующие в соименных им храмах, стали невидимо с фимиамом своих молитв среди потока огня и преградили оный, и один из своих храмов дивно сохранили невредимым и сделали убежищем для святыни другого, а от сего другого сохранили по крайней мере внутреннюю святыню и то, что наиболее нужно было к неукоснительному восстановлению здесь богослужения. Прославим Бога, Который, посетив одних бедствием, сохранил других для прибежища бедствующим, Который послал дух человеколюбия в помощь, да созиждутся истребленные жилища или по крайней мере да не в конец беспомощною нищетою разрушится жизнь бедствующих, Который послал дух благочестивого усердия, да воссозиждутся святилища, и вот уже второму здесь алтарю благоволил обновиться не только благолепием видимым, но и невидимою благодатию.

Прославим Бога не только словом, но и сердцем, Ему преданным, и житием, Ему благоугодным, да не паки прогневается Господь на люди своя, но паче возвеселится о делех своих. И в освященном храме православно-христианском, и в освящаемых выну душах православно-христианских буди слава Господня вовеки. Аминь.

Слово по освящении храма Господа нашего Иисуса Христа, в честь и память Гефсиманского моления Его, 1845 г.[172]

Тогда прииде с ними Иисус в весь, нарицаемую Гефсимания, и глагола учеником: седите ту, дондеже шед помолюся тамо (Мф.26:36)

Тогда прииде с ними Иисус в весь, нарицаемую Гефсимания, и глагола учеником: седите ту, дондеже шед помолюся тамо (Мф.26:36)

Созидающие храмы во славу Господа нашего Иисуса Христа для их наименования и торжественного в них воспоминания обыкновеннее избирают славные и радостные события Его земной жизни. И хорошо, чтобы в самом наименовании храма являлась слава Божественного Спасителя и озаряла входящих в него надеждою и радостию спасения.

Пусть входящие в храм, посвященный воспоминанию Рождества Христова, радостно воспоминают, яко Отроча родися нам, Сын, и дадеся нам (Ис.9:6), что Он есть Еммануил, еже есть сказаемо: с нами Бог (Ис.7:14; Мф.1:23), Начальник нашего мира, Отец будущаго века (Ис.9:6), приемлющим Его верою дающий область чадом Божиим быти (Ин.1:12).

Пусть входящие в храм, посвященный славе Богоявления, благоговейно воспоминают, что Троицы явление во Иордане бысть, и при сем к утверждению надежды да помышляют, какая Божественная сила, яже к животу и благочестию нам дарована в Крещении, которое освящено не только примером воплощенного Единородного Сына Божия, но и наитием Бога Отца и Святаго Духа, присутствием и действием всея Пребожественныя Единосущныя Троицы.

Пусть входящие в храм светоносного Преображения Господня радуются о сей предначинательной славе естества человеческого в Лице Богочеловека и надеждою одушевляются к подвигу для достижения того, чтобы он преобразил тело смирения нашего, во еже быти ему сообразну телу славы Его (Флп.3:21).

Пусть входящие в храм Воскресения Христова торжествующим оком взирают на победу над смертию и адом, уже для нас готовую (ибо только для нас потребно было умерщвлену быть плотию, ожить же духом (1Пет.3:18) Бессмертному и Присноживущему), и в уповании на сию победу да не стужают душами своими ослабляеми, хотя бы должны были стать до крове противу греха подвизающеся (Евр.12:3,4).

Пусть входящие в храм Вознесения Господня следуют взором веры за Прошедшим небеса и видят путь Неба открытым и для нас (ибо для сего самого торжественно взыде на небо Сын человеческий сый на небеси (Ин.3:13)), и да воскриляются умом и сердцем вышних искать, идеже есть Христос одесную Бога седя, горняя мудрствовать, а не земная (Кол.3:1,2).

Но не должно быть ни для кого странным и то, что храм, ныне освященный, посвящается благогоговейному воспоминанию Гефсиманского моления Иисус Христова, принесенного со скорбию и тугою, и с подвигом, простертым до кровавого пота. Ибо как радостные и торжественные события земной жизни Спасителя нашего имеют действительное отношение к нашему спасению, так равно и скорбные и страдательные, сопряженные с состоянием совершенного истощения и уничижения, которое Он благоизволил на Себя принять. Благопотребно и совершенно необходимо для нашего спасения с Апостолом мудрствовать о Христе Иисусе, что Он, во образе Божий сый, не восхищением непщева быти равен Богу (Флп.2:6), ибо без естества Божественного и силы Творческой каким образом могло бы совершиться спасение человечества, грехом погибшего, низверженного ниже ничтожества? Но так же благопотребно и совершенно необходимо мудрствовать о едином и том же Христе Иисусе и то, что Он Себе умалил, зрак раба приим, и образом обретеся, якоже человек: смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (Флп.2:7,8), ибо каким образом низверженное, немощное и недостойное человечество возникло бы и достигло к общению с Божественною спасающею силою, если бы Сын Божий не низшел во глубину нашей немощи и недостоинства Своим воплощением, не очистил нашей смертоносной заразы греха, не загладил нашей смертной виновности Своим неистленным страданием в соестественном нам, но безгрешном теле, и Своею смертию и воскресением не отверз нам заключенных врат благодати и жизни Божественной? Апостол, поставляя целию стремления для себя, без всякого сомнения также и для нас, сущую от Бога правду в вере, относит к сему совершенству Христианскому два образа познания Иисуса Христа - один более торжественный: Еже разумети Его и силу воскресения Его; другой более страдательный: еже разумити сообщение страстей Его, сообразуясь смерти Его (Флп.3:9,10). Сему последнему разумению Иисуса Христа споспешествовать да дарует благодать освященному ныне храму Он Сам, благословляяй и освящаяй всяческая, Христос Бог наш!

Не можем обещать себе полного постижения тайны Гефсиманского события, которой неприкосновенность нашему испытанию Господь сам ознаменовал тем, что из самых Апостолов только немногих к ней приблизил, и только что приблизил. Но поелику в Гефсимании, так же как и на Голгофе, Христос пострада по нас, нам оставль образ, да последуем стопам Его (1Пет.2:21), то в какие особенные помышления и расположения должен вводить нас образ Гефсиманского многострадального моления Иисус Христова?

Во-первых, он дает нам руководительные мысли о молитве уединенной. Когда Господь глаголет ученикам Своим: Яко аще два от вас совещаета на земли о всякой вещи, еяже аще просита, будет има от Отца Моего, Иже на небесех: идеже бо еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреди их (Мф.18:19,20), тогда Он показует потребность и пользу молитвы общественной, в которой соединение многих подкрепляет каждого. Но когда Он Сам, среди Своего великого служения спасению человеческому, прерывая Свою проповедь и Свои чудодействия, бе отходя в пустыню и моляся (Лк.5:16), и когда, наконец, приближаясь к пределу Своего земного поприща, дабы принести Богу Отцу молитву, сколь важную и таинственную по предмету, столь же трудную по обстоятельствам, удалился сперва с тремя избранными учениками от собора прочих, а потом и от трех избранных в совершенное уединение, рекши: Седите ту, дондеже шед помолюся тамо, - тогда показал нам потребность и важность молитвы уединенной, во всевозможном отлучении от всего сотворенного, погружающей душу в единое присутствие Божие.

Братие! С надеждою да входим в молитву общественную, поелику она благословлена словом обетования Христова, с любовию да входим в уединенную молитву, поелику она освящена примером Христовым.

Во-вторых, Гефсиманское моление Христово должно вводить нас в умилительные помышления о глубокосмиренном образе моления Христова. Поклонь колена моляшеся (Лк.22:41). Паде на лице Своем, моляся (Мф.26:39). Паде на земли и моляшеся (Мк.14:35). Когда подумаешь, что это Единородный Сын Божий, от вечности с Отцом и Святым Духом царствующий на пренебесном Престоле и теперь сего Престола не оставивший, - что Он, облекшись в нашу нищету, немощь, низость, повергается в молитве на землю, чтобы молитвою исходатайствовать нам спасение, а смирением обличить, загладить и уврачевать нашу гордость, тогда пораженная мысль ищет, есть ли в мире довольно униженное место или положение, в которое бы человек мог себя уничижительно повергнуть, дабы ему не слишком стыдно было пред сим Божественным уничижением?

При таком размышлении как должны быть для нас легки и сладостны наши молитвенные коленопреклонения и земнопоклонения, которые так тяжкими кажутся иногда для нашей немощи и, может быть, для нашей лености!

В-третьих, Гефсимания, исполненная духом моления Христова, орошенная кровавым потом Его Богочеловеческого молитвенного подвига в навечерие дня Его распятия, представляет благоприятнейшее и благонадежнейшее мысленное место молитвы для сокрушенного грешника, для возмущаемого скорбию, тугою, унынием, страхом, для боримого всяким искушением. Ибо там сила всех возможных искушений побеждена силою молитвы Христовой, и сия победоносная сила не прешла, но пребывает и пребудет, потому что Иисус Христос вчера и днесь Тойже, и во веки (Евр.13:8). Отчего Он, вступя на Гефсиманское поприще, начат скорбети и тужити (Мф.26:37), ужасатися и тужити (Мк.14:33)? От предусмотрения ли приближающихся оскорблений и телесных страданий в Иерусалиме и на Голгофе? Но Он самые сии оскорбления и страдания не в воображении, а в самом их действии, в продолжение многих часов сей же ночи и следующего дня, пред синагогою и пред Пилатом, от Иудеев и от язычников, в Иерусалиме и на Голгофе переносил, не изъявляя никакого страха, с победоносною твердостию, с высоким спокойствием, то с величием молчания, то со словом любви и молитвы о других, а не скорби о Себе. И если в одну новую таинственную минуту допустил услышаться воплю: Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя еси оставил? (Мф.27:46), то немедленно покрыл оный торжественным гласом: Совершишася (Ин.19:30). Отчего же еще прежде видимых страданий - скорбь, туга, ужас, прискорбие души даже до смерти? Какую горечь, какую тягость заключала в себе сия таинственная чаша, о которой Он и молился, да мимо идет, являя тем истинное восприятое человечество, не чуждое немощи, хотя чуждое греха, и которую в то же время принимал по предвечной воле Отца Своего, глаголя: Не якоже Аз хощу, но якоже Ты (Мф.26:39)? Увы! Это горечь наших грехов, это тягость нашей виновности пред Богом и заслуженных нами казней, которые все принял на Себя Агнец Божий, вземляй грехи мира (Ин.1:29), и таким образом Он скорбел, тужил, ужасался, прискорбен был душою даже до смерти, не потому, чтобы истощалось Его терпение, но потому, что Своими внутренними страданиями очищал Он наши внутренние нечистоты, заглаждал нашу виновность, удовлетворял раздраженному на нас Правосудию Божию, и с тем вместе молился о нашем помиловании, прощении и спасении - и был услышан. Так изъясняет Апостол Павел Гефсиманское моление Иисуса Христа, когда пишет к Евреям, что Он, во днех плоти Своея, моления и молитвы к Могущему спасти Его от смерти, с воплем крепким и со слезами принес, и услышан быв от благоговеинства (Евр.5:7). Как услышан, когда не избавлен от смерти крестныя? Услышан тем образом, что Ему предоставлено Своею крестною смертью и воскресением избавить нас от владычества греха и смерти вечныя. И так не правда ли, что в Гефсимании сила всех возможных искушений побеждена молитвою Христовою?

И потому кто бы ты ни был, немоществующий и бедствующий вместе со мною брат мой, если ты уязвляешься печалию греха, если стесняешься тугою души, не удобно возвышаемой верою, не удобно расширяемой любовию, не благоподвижной на добродетель, если поражаешься страхом суда Божия, если искушаешься прискорбием души, простирающимся, по-видимому, даже до смерти, не предавайся унынию безнадежному, не дай скорби, туге и страху совсем одолеть тебя, собери останки твоих изнемогающих сил, беги мысленно на победоносное Гефсиманское поприще Иисусово, - и там, где Сын благоволения и любви Отчей паде на лице Своем моляся, где пот Его молитвенного труда, яко капли крове, каплет на землю, где Ангел укрепляет Его в превышающем силу человечества подвиге, а дванадесять легионов других Ангелов ожидают повеления для Него и от Него, откуда диавол бежит, поражаемый многообразною Божественной силою послушания Богу Отцу, человеколюбия, смирения, молитвы, самопожертвования, - там, недалеко от Агнца Божия, вземляющего грехи мира, повергнись с твоими грехами, скорбию, тугою, страхом от разверстых челюстей смерти и ада и помяни, что горечь твоей чаши уже наибольшею частию испита в великой чаше Христовых страданий, что под бремя, на тебе тяготеющее, уже подложил Свою облегчающую руку крепкий Гефсиманский Подвижник, что твой Спаситель, совершивший для тебя всецелое дело твоего спасения, ожидает от тебя только сообщения страстей Его [Флп.3:10], какое возможно для твоей, хотя немощной, веры, любви и благодарности. Предайся же сему благодатному общению и не преставай предаваться всем сердцем. Если хотя с малою верою, упованием и любовью к сему приступишь, от самого сего упражнения получишь приращение веры, упования и любви, а с ними и победу над искушениями, потому что вера есть победа, побеждающая мир (1Ин.5:4), потому что упование не посрамляет (Рим.5:5), потому что ни высота, по-видимому, для нас недоступная, ни глубина, по-видимому, нас поглощающая, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем (Рим.8:39).

Благодарным к Христу Господу сердцем да памятуем, братия, что Той же язвен бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша, что наказание мира нашего на Нем было (Ис.53:5). И потому да блюдемся всемерно, чтобы не нарушать нашего в Нем мира и не наносить Ему новых язв делами, уязвляющими нашу совесть, но внимательным хранением заповедей и верностию к благодати да утверждаем себя в мире и общении с Отцом и Сыном и Святым Духом! Аминь.

Слово по освящении храма Пресвятыя Богородицы, Взыскательницы Погибших, устроенного при замке пересыльных арестантов, 1843 г.[173]

Всади их во внутреннюю темницу и ноги их заби в кладе. В полунощи же Павел и Сила молящеся пояху Бога: послушаху же их юзницы (Деян.16:24,25)

Всади их во внутреннюю темницу и ноги их заби в кладе. В полунощи же Павел и Сила молящеся пояху Бога: послушаху же их юзницы (Деян.16:24,25)

Вот и мы молящеся поем Бога, если не в самой темнице, то близ самой темницы, и ради темницы, и слушают нас юзницы.

Помышляя о том, что здесь ныне совершилось, хочу радоваться радостию человеколюбия, но несколько и страшусь страхом Божьим.

Если бы кому пришло на мысль во дворе темничном построить царский дом, кто не сказал бы, что это несообразно с достоинством дома царского? Как же дерзнули мы во дворе темничном устроить дом более, нежели царский, - дом Божий?

Чистота и святость принадлежит дому Божию преимущественно пред всяким другим местом, хотя, впрочем, не лишенным своей чистоты. Напротив того, темница, и особенно темница осужденных, не есть ли такое место, куда общество человеческое повергает от себя нравственную нечистоту? Итак, сохранится ли чистота, не оскорбится ли святость Дома Божия, когда мы поставляем его в соприкосновенности с темницею осужденных?

Правила Святых удаляют от святых Христовых Таин и едва допускают переступать чрез порог святаго храма людей, обремененных тяжкими грехами, доколь не очистят их совести покаяние, слезы и время, иногда довольно продолжительное. И не удивительна сия строгость, когда и человеческий закон тех же людей, за те же грехи, которые он, обнаружив, называет преступлениями, удаляет от домов и селений непорочных граждан, даже навсегда. Как же теперь святый храм, со святыми Тайнами, сам пришел к сим людям, которым строгость священных правил не дает права приступать к святым Тайнам и едва позволяет входить во храм?

Милостив буди к немощным служителям Твоея святыни, Единый Святый, Единый Господь, Иисус Христос, если мы не довольно строго удаляем от святыни Твоея то, что ее недостойно, если, научась от Апостола Твоего поминать юзники, аки с ними связани (Евр.13:3), мы хотим разделить с ними, что только знаем утешительнейшего для себя, - именно благодать святаго храма и спасительное общение или, по крайней мере, благотворную близость животворящих Таин. Не в темницу ли, не к осужденным ли, не к изгнанникам ли, не к узникам ли пришел и Сам Ты на землю, чтобы основать Твой живый храм, Твою святую Церковь! Ибо что такое вся земля после рая, как не пространная темница? Что человек вообще, как не осужденный преступник райского закона, изгнанник рая, пленник греха, узник бренной плоти, отягощающей душу? И не гнушалась чистота Твоя, не чуждалась святыня Твоя. Ты пришел и в сей темнице, для сего преступника, изгнанника, пленника, узника поставил Твой Голгофский крестный жертвенник, Твоим страданием и смертию совершил на нем Твою вселенскую Божественную литургию, принес Твою вечную жертву, которая одна и та же, и здесь, и ныне, совершается. И кто были ближайшие к сему Твоему жертвеннику? Разбойник одесную, разбойник ошую. Если сия близость шуяго возбуждает негодование, то какое утешение подает близость деснаго, который и крестныя жертвы Твоея верою приобщился, и Тебя прославил, и сам спасся, и самым безнадежным грешникам подал пример и надежду спасения! И ныне, Господи Иисусе Христе Боже наш! Святый и Освящающий, Архиерей и Жертва, Спаситель грешных, Взыскатель погибших, Датель благодати и славы! Да не удалится и от здешнего жертвенника святыня Твоя, да почивает на нем благодать Твоя. И если между приближающимися к нему, пред зрящим на сердца оком Твоим, явятся и разбойники или такие, которые не лучше разбойников, взыскуй и обретай между ими подобных благоразумному распятому с Тобою разбойнику. Пронзай души их взором Твоего всеведения и правосудия, да уязвятся сердца их спасительною скорбию покаяния. И когда от сокрушенного сердца возопиют к Тебе, помяни их во Царствии Твоем памятию милосердия, даруй им благую надежду и скоро начни отверзать им тайную дверь рая [см.: Лк.23:29-43] - в умиротворенной совести.

А вы, которых закон и правосудие сделали чуждыми для нас, но которых еще братиями называть побуждает нас любовь Христианская! Поймите любовь сию в ее опытах, которые пред вами.

Зачем пришли к вам, узникам, сии люди свободные, обилующие, люди почетных званий? Как вы с удовольствием исторглись бы из вашей темницы, так они с удовольствием отторглись от своих дел и занятий и поспешили к вам в темницу. Не имеют ли они в вас какой нужды? Без сомнения, никакой. Какая же сила привлекла их сюда? Сила любви Христианской. Видно, могущественна сия сила, видно, приятно следовать ее влечению. По любви Христианской они находят приращение своего благополучия в том, чтобы сострадать вашему несчастию, чтобы трудиться для ваших нужд, чтобы по возможности облегчать ваши тягости, наипаче же, чтобы указать вам единственное верное средство для вашего примирения с вашим жребием - в вашем внутреннем примирении с самими собою и с Человеколюбцем Богом.

Для чего так торжественно явился среди вас и Церковный собор и так близко к вам водворил святыню храма Христианского? Почему правосудие Церковное не так для вас решительно и неумолимо, как гражданское, хотя Церковь требует не только непорочности во внешних отношениях, но и во внутренней святости и потому могла бы строже судить виновных? Почему тогда как гражданское общество изгоняет вас, Церковь как бы гонится за вами? Одно изъяснение сих неожиданностей - любовь Христианская. Даже и грозною строгостию Церковных правил не иной кто вооружил служителей веры, как любовь, по реченному Апостолом: Страхом спасайте, от огня восхищающе; любовь же повелела и умягчать строгость правил: милуйте разсуждающе (Иуд.1:22,23). Любовь во Христе избрала и провозгласила сей неожиданный образ действования: Не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние (Мф.9:13). Прииде сын человеческий взыскати и спасти погибшаго (Мф.18:11). Та же любовь и ныне, от девятидесяти девяти овец незаблудших, идет искать одной заблудшей.

Братия, и в сем уничтоженном состоянии вашем, нам ради Христа возлюбленные! Не будьте к сей любви невнимательны и холодны. Если есть в вас некоторое расположение к благодарности, как оно есть в общей природе нашей, неужели вы попустите себе оказаться не добрыми для тех, которые так деятельно добры для вас? Неужели не захотите доставить некоторое утешение тем, которые заботятся о вашем утешении? Заботьтесь же сколько-нибудь и вы, чтобы доставить им утешение, которого они ищут, - в вашем нравственном и духовном улучшении.

Когда примечаете близ себя, что Христианство раскрывает в людях способность находить благополучие в том, чтобы идти в темницу, заботливо заниматься осужденными, догадайтесь из сего, что есть в Христианстве сила - и в самих осужденных, и в самих заключенных в темнице или странствующих в изгнании или заточении - открыть способность к благополучию, которого и темница не помрачит, которое и на пути в изгнание назади не останется. Источник сей победоносно благотворной силы есть благодать Божия, хранилища благодати суть слово Божие, Церковь и ее таинства, средства привлекать и приобретать оную суть сердечная молитва, поучение слова Божия, благоговейное участие в церковном Богослужении и, в установленном порядке, общение таинств, с верою и любовию.

Не удивился бы я, если бы вы стали жаловаться, как трудно вам возвышать дух ваш из-под тяжести бедствия. Не оспариваю сей трудности, но утверждаю, что есть верная возможность преодолеть ее, и чтобы доказать сие несомненными опытами, указываю вам на темницу, или, если угодно, и на несколько темниц и изгнаний, или заточений, которые несравненно тяжелее вашей темницы и вашего изгнания, но которые не препятствовали возвышаться духу, когда он того желает.

Апостолы Павел и Сила, в городе Филиппах за проповедь Евангелия и за изгнание духа пытливого возмутившимся народом битые, израненные, отданы в темницу под крепкую стражу. Темничный страж, не довольствуясь заключением их во внутреннюю темницу, ноги их заби в кладе. Что же они делают, изнуренные биением, страждущие от ран, не могущие дать удобного положения телу от стесняющей ноги обоих колоды, - что делают они тогда, как и не изнуренные уступают немощи тела? Полунощи Павел и Сила молящеся пояху Бога. Может быть, вы думаете, что Апостольский только дух мог быть так возвышен и не преодолеваем ни бедствием, ни немощию? Не совсем так. По гласу молитвы Апостольской и прочие заключенные в той же темнице, не только не Апостолы, но, по всей вероятности, даже не Христиане (потому что это было в языческом городе), возвысились духом и над бедствием, и над немощью плоти, не предались сну в полунощи: Послушаху их юзницы. И, видно, сильно их объял восторг молитвы Апостольской, потому что и чудо над ними совершилось: Всем юзы ослабеша [Деян.16:26].

Кто не слыхал о юном, невинном Иосифе, отторгнутом от отца, проданном братьями в плен и в рабство, увлеченном в дальнюю страну, к иноплеменникам, оклеветанном, вверженном в темницу? Знаете, конечно, и то, что столько бедствий не могли унизить духа юноши, ни поколебать его добродетели, но и в рабстве она была свободна, и в темнице просияла. Не видите ли, что и в темнице, и в заточении можно находиться без упадка духа, не без надежды и даже с достоинством и славою?

Осмотрите еще одну темницу и узы, которые должны показать вам, что темница и узы не только не погубляют невинного, но еще могут споспешествовать спасению виновного, если он благоразумно им воспользуется. Манассию, виновного в отступлении от Бога и в других тяжких преступлениях, яша во узах, и связаша его оковы ножными, и отведоша его в Вавилон. И егда озлоблен бысть, взыска лице Господа Бога Своего, и смирися зело пред лицем Бога Отец своих, и помолися к Нему: и послуша его (2Пар.33:11-13).

Итак, если вы не можете, как Иосиф, сделать свою темницу, изгнание, заточение почтенными и славными посредством невинности и непоколебимой добродетели, по крайней мере, как Манассия, старайтесь сделать ваши бедствия и трудности спасительными для вас посредством покаяния, исправления жизни и безропотной покорности закону, власти и судьбе Божией.

Что скажу наконец соединенным подвижникам Христианского человеколюбия, посетителям темниц, попечителям их обитателей и пресельников? Что, в особенности, соработникам дела благочестия, которое ныне запечатлела благодать? Не многое потребно слово там, где уже довольно дела благонамеренно совершилось или совершается. Не обидлив Бог, забыти дела вашего и труда любве, юже показасте во имя Его (Евр.6:10). Любовь Божия да не престает одушевлять и услаждать ваш труд. Имя Господа Иисуса да исполняет силою слова и действия вашего человеколюбия. В благоуспешном утешении бедствующих, в обращении заблуждающих, в радостном о сем свидетельстве совести вашей да является вам и в темнице Тот, Который отъял от нее поношение и украсил ее Своим уверением, что Он в ней был: В темницах бех [Мф.25:36]. Аминь.

Слово по освящении храма Святителя Алексия в селе Черкизове, 1825 г. [174]

Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Мф.16:18)

Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей (Мф.16:18)

Тогда как мы освящаем церковь рукотворную и молим Бога, чтобы Он утвердил храм сей до века непоколебимым, Евангелие возвещает нам непоколебимую твердость Церкви нерукотворенной, то есть общества верующих во единаго истиннаго Бога, в Троице славимого, и Его же послал есть Бог Отец, Иисуса Христа [Ин.17:3], Богочеловека, Сына Бога живаго [Мф.16:16]. Благая и благовременная весть! Ибо если бы Церковь нерукотворенная могла быть потрясена и разрушена, то какая была бы надежда созидать на многие веки церковь рукотворенную? Если не будет Церкви живой, то есть верующих человеков, церковь каменная или разрушится, быв оставлена без попечения, или, по крайней мере, останется пуста и бесполезна. Но когда знаем, что никакая враждебная сила не может одолеть Церкви живой, духовной, то есть надежда, что и вещественная церковь или храм не будет допущен до падения, и не вотще стоять будет. Ибо если он и обветшает от времени, живущий в живой Церкви Дух Христов, побудивший создать храм, вновь возбудит кого-либо ветхое в нем обновить, поврежденное исправить, неблаголепное украсить, скудное обогатить и на новые дела святыни призвать новое освящение благодати, как сие ныне в храме сем действительно совершившееся каждый из нас видит собственными очами.

Итак, приимем отверзтым сердцем слово Господне, сколько для Петра, столько же и для всех нас радостное: Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою, и врата адова не одолеют ей.

Полезно с вниманием посмотреть на твердое созидание Церкви Христовы. Сие может послужить к нашему собственному наказанию и утверждению.

Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою. Дабы правильно разуметь, каким образом на сем камени, который есть Апостол Петр, создана Церковь, должно прежде всего утвердить коренную истину, что всеобщее, глубочайшее основание, также и первый, краеугольный камень здания церковного есть не иной кто, как Иисус Христос, сын Бога живаго. Основания, говорит Апостол, инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос (1Кор.3:11). Наздани бывше, говорит он также в другом месте Христианам, на основании Апостол и пророк, сущу краегольному Самому Иисусу Христу, о Немже всяко создание составляемо, растет в Церковь святую о Господе: о Немже и вы созидаетеся в жилище Божие Духом (Еф.2:20-22). Посему и Петр положен в основание Церкви не прежде, как он положил в ее основание Христа. Прежде Петр сказал Господу: Ты еси Христос Сын Бога живаго. Потом уже Господь сказал Петру: Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою. Примечайте и то, что хотя Господь обещает Петру на нем создать Церковь: На сем камени созижду, - но не обещает, чтобы Церковь была его, а называет ее Своею: Созижду Церковь Мою. Не хотят сего примечать западные, которые силятся утверждать, будто Церковь принадлежит одному Петру, а Петр одному Риму, и не напрасно называются они западными, не по местоположению только их области в стихийном мире, но и по состоянию их в области духа в вечерние времена Церкви, поелику истина веры, которая на Востоке взошла и воссияла в чистом стремлении к Царствию небесному, заходит и меркнет у них, как в облаке или тумане, в смешенном желании земного владычества.

Каким же образом на сем камени, который есть Петр Апостол, создана Церковь Христова? Приближимся, посмотрим. Когда Иисус Христос явился в мире, тогда стояла церковь Иудейская, а Христианской даже и основания не видно было, - основание разумейте то, о котором теперь говорено было. Тайну сего основания прежде всех Петру не плоть и кровь явили, то есть не человек возвестил, но явил Отец, иже на небесех (Мф.16:17). Ты еси Христос, Сын Бога живаго, сказал Петр - и открылось основание Церкви Христианской. Прежде всех Петр увидел сие основание, и прежде всех возлег на сем основании сей камень, и прежде прочих Апостолов получил обещание, что на нем самом возвысится потом здание. Ты еси Петр, и на сем камени созижду Церковь Мою. Действительное созидание на сем камени началось по сошествии Святаго Духа на Апостолов. Посмотрите, как и теперь прежде прочих, и как твердо полагает Петр прежде положенное основание, еже есть Иисус Христос. Твердо убо да разумеет весь дом Израилев, говорит Петр Иудеям, яко и Господа и Христа Его Бог сотворил есть, Сего Иисуса, Егоже вы распясте (Деян.2:36). Смотрите далее, как быстро растет здание: Приложишася в день той душ яко три тысящи (Деян.2:41). И далее: Мнози от слышавших слово, вероваша; и бысть число мужей яко тысящь пять (Деян.4:4). Вскоре присоединились к Петру в деле сего созидания и прочие Апостолы, и по нескольких летах Иаков и пресвитеры его в одном Иерусалиме уже не тысячами, но тьмами считали Христиан, указывая их Павлу: Видиши ли, брате, колико тем есть Иудей веровавших (Деян.21:20)! Видите уже, без сомнения, и вы, братие, и разумеете, каким образом на камени, который есть Петр Апостол, созидалась Церковь Христова. Она созидалась проповедию Петра и прочих Апостолов, крещением от них, помазанием Святаго Духа чрез их рукоположение, таинственным преподаянием от них животворящего Тела и Крови Христовы верующим, друг друга приимательным от них распространением священства с властью тайнодействовать, и вязать, и решить духовно, чрез что созидание Церкви, Апостолами начатое, и после того, как сии камни основания и утверждения сокрылись в Церкви невидимой, небесной, также чрез их преемников, пастырей и учителей непрерывно продолжает Верховный Зиждитель Христос. Той дал есть овы убо Апостолы, овы же пророки, овы же Благовестники - для начатия созидания, овы же пастыри и учители для продолжения созидания - тех и других вместе к совершению святых, в дело служения, в созидание тела Христова (Еф.4:11,12). Павел ли кто, Апостол ли, или кто бы то ни был, но, по преемству от них приявший то же дело служения, - Богу есмы споспешницы; а вы Божие тяжание, Божие здание есте (1Кор.3:9).

Видим образ созидания Церкви: посмотрим на твердость сего здания.

И врата адова не одолеют ей. Можно ли было ожидать иного? Если Зиждитель Церкви есть Бог и Христос Его, то кто может быть ее разрушителем? Какой враг, ищущий ее разрушения, может быть так силен, как Бог, Который ее утверждает и подкрепляет? Верно слово: И врата адова не одолеют ей![175]

Если испытующий спросит, почему и в каком разуме Господь не просто здесь именует ад, но в особенности указует врата адовы, в разрешение сего приметим, что Господь в изречении Своем Церковь уподобляет зданию града, которому другой враждебный град в созидании препятствовать и которое разрушить старается, как сие особенно испытали Иудеи с Иерусалимом после пленения Вавилонского. У врат града, по древнему обыкновению, собирались обладающие градом и старейшины его для общественных совещаний и предприятий. Врата града враждебного бывают особенно страшны и потому особенно могут быть указаны, когда выходит из них вражеское войско. Посему когда Господь не просто именует ад, но в особенности указует врата адовы, чрез сие представляется уму нашему все, что ад имеет наиболее страшного и могущественного, если можно назвать могуществом его хитрость и ярость.

Едва открылось на земле созидание Церкви Христовы, как и врата адовы отворились и изрыгнули против нее многочисленные враждебные силы и многообразные орудия. Врата адовы отверзлись против Христианства на земле в Иудействе и в язычестве. Сила и хитрость, клевета и ласкательство, угрозы и прельщения, невежество народа и тонкости ученых, буйство черни и искусство правительства, поругание, изгнание, грабительство, мучения, множество известных и новоизобретенных родов ужасной смерти - все подвигнуто было, чтобы одолеть Церковь Христианскую. И что же? Синагога, храм и град Иудеев, капища, идолы, престолы, воинства, целый мир язычников, все рушилось и рассыпалось в прах, а Церковь Христова осталась, возросла, утвердилась, возвысилась, расширилась, возгосподствовала. Ад посрамленный, но не истощившийся в хитростях и злобе, хотел было подкопаться под основание Церкви и отворить себе новые тайные врата против Церкви чрез ереси и расколы, но где уже Арий, Македонии, Несторий, Диоскор и множество древних и новых ересеначальников и расколоначальников с их сонмищами? Врата адовы отворились в сем случае против Церкви только для того, чтоб ее изверги туда низринулись, а ее не одолели, и поелику небо и земля прейдут, словеса же Христовы не мимо идут [Мф.24:35], никогда никакими усилиями, ни ухищрениями врата адовы не одолеют ей.

При сем размышлении о твердом и неразрушимом создании Церкви Христовой нельзя не вспомнить о современных и ближних нам, не знаю, как лучше назвать их - врагами ли, как они мыслят, или братиями, как мы желали бы, - о тех, которые, уклоняясь от Единой Святой, Соборной и Апостольской Церкви, вздумали созидать себе какую-то иную, которой основанием и подпорами служат им беглецы священства и самопоставленные наставники, никем никогда не посвященные. Подумайте, что вы созидаете. Христос созидает Церковь Свою, а вы чью созидаете? Не признаетесь ли вы сами, что не Христову Церковь созидаете, когда сами себя почетным образом называете Онуфриевым согласием, Феодосиевым согласием и подобными названиями? Когда истинная Церковь Христова называлась человеческими именами?

Истинная Церковь созидается так, что всем верующим глава и основание есть Христос, на Нем утверждаются, и преемством от Его Апостолов священного рукоположения, и общением прочих таинств неразрывно соединяются всех времен и мест православные пастыри и учители, а с ними и прочие верующие. На ком или на чем основаны Феодосий, или Онуфрий и подобные им? Кто рукоположил их. Кто благословил их учить? И в ком из них искать твердости и единства, с Церковию неразлучного, когда они друг на друга восстают и друг друга разрушают?

Врата адовы не одолеют истинной Церкви. Но если, как вы говорите, нет епископства, или совсем нет священства и таинств, то скажите также, что Церковь лишилась своего утверждения; скажите, что врата адовы одолели ей, скажите, что слово Христово не сбылось; если же сего сказать не смеете, то, признавайтесь или нет устами, - совесть ваша рано ли, поздно ли должна признаться, что мы имеем твердую, подкрепляемую священством и таинствами, а потому не одоленную вратами адовыми Церковь Христову, и следственно ваши самовольные и самодельные построения, воздвигнутые во вражде против Церкви, суть не иное что, как вновь построенные и отворенные врата адовы, на прельщение неведущих малым неким подобием Церкви притворно прикрашенные. Кто видит и разумеет, да бежит и ищет своего спасения в безопасном граде Единой Святой, Соборной и Апостольской Церкви, а кто по упрямству или по корыстолюбию и любоначалию еще не хочет видеть и разуметь, тому да умягчит Господь сердце и да отверзет очи прежде, нежели врата адовы совсем поглотят его.

Мы же, братия, стоящие в твердой и неодолимой ограде православной Церкви, возблагодарим за нее и за себя премудрого и всемогущего Зиждителя и Хранителя. Притом помыслим, что сколь неодолима она в своей полноте и целости, столько, напротив, каждый из стоящих в ней порознь должен опасаться и нападения и одоления. Мняйся стояти да блюдется, да не падет (1Кор.10:12). Для сего да держимся веры Христовы всею силою духа и сердца, да утверждаем всякое мнение и дело наше на основании учения Апостольского, пророческого и отеческого, да укрепляем и ограждаем себя силою благодати чрез общение Божественных таинств, да ходим выну, яко чада послушания пред Богом и Его Церковию. Аминь.

Слово по освящении храма Святыя Мученицы Татианы при Московском Университете, 1837 г.[176]

Взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя. Приступите к Нему и просветитеся, и лица ваша не постыдятся (Пс.33:5,6)

Взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя. Приступите к Нему и просветитеся, и лица ваша не постыдятся (Пс.33:5,6)

Итак, вот дом молитвы под одним кровом с домом любомудрия. Святилище таин приглашено в жилище знаний, и вступило сюда, и здесь основалось и утвердилось своими тайнодейственными способами. Видно, что религия и наука хотят жить вместе и совокупно действовать к облагорожению человечества. Снисходительно со стороны религии, возблагодарим ее снисхождению. Благоразумно со стороны науки, похвалим ее благоразумие.

Не скажу: высочайший Мудрец, ибо сие наименование было бы еще низко для Того, о Ком теперь думаю, - Тот, Который есть Само-премудрость, и единственный источник всякой мудрости, в Котором все сокровища премудрости и разума сокровена [Кол.2:3], Который, открывая Свои сокровища, дает премудрость и от лица Которого исходит познание и разум [Притч.2:6], Он пришел сюда ныне, и притом не только как посещающий Гость, но и как водворяющийся Обитатель, и открывает здесь Свое училище, какого никто, кроме Него, ни до Него ни после Него, не мог образовать, - училище, всегда довольно высокое для самых возвышенных умов и душ и вместе довольно простое для самых простых и смиренных земли; училище, которое не ласкает надеждою степени учительской, а хочет сделать все народы не более как учениками, но которое, будучи так неприманчиво при первоначальном образовании своем, привлекло и переучило по-своему древле ученый мир; училище, в котором без нарушения справедливого уважения и любви к известным наукам можно заметить преимущественно достойные неповерхностного любопытства предметы учения. Слово жизни - философия не по стихиям мира, художественными опытами убиваемым и раздробляемым на мелочи и, по естественной соразмерности последствия с причиною, дающим не очень живые и не очень огромные познания, но по живым и животворным началам премудрости Божией, в тайне сокровенной, юже уготова Бог прежде века в славу нашу [1Кор.2:7], - созерцание Верховной Единицы в Единосущной Троице и Троицы в Единице как истинного корня всего числимого, как безмерного основания всего измеряемого; познание земли и неба, не то могильное познание земли, которое по глыбам и слоям сходит в глубину ее, как в могилу, и остатками разрушения хочет истолковать жизнь погребенную и оставшуюся, без надежды воскресить погребенную и сохранить оставшуюся, не то стеклянное познание неба, которое посредством дальнозрительных стекол следит пути звезд, не пролагая зрителю пути в небо, но познание земли и неба, в начале добрых зело, потом земли, проклятой в делах человека и неба, сделавшегося нечистым (Иов.15:15), далее земли, которая с сущими на ней делами сгорит, и неба, которое прейдет, наконец нового неба и земли новой, в которых правда живет [2Пет.3:13] и в которые можем переселиться и мы, если правдою жить будем, - законодательство не какое-нибудь древнее греческое и римское, которому время дало важность и которого время показало слабость, потому что государства, которые хотело благоустроить и упрочить сие законодательство, давно исчезли, но законодательство, которым Царь Неба и земли благоустроит Свое Царство всех веков и Свое владычество во всяком роде и роде и, что особенно важно для каждого из нас, законодательство, которым Он хочет устроить Свое Царство внутрь нас, если мы решительно и деятельно возжелаем сделаться сынами Его Царствия, - врачебная наука душ, преподающая средства не только исцеления от болезней душевных, но и воскресения от смерти духовной, показывающая способы не только сохранять от разрушительных нравственных недугов жизнь, какую имеем, но и обретать новую, лучшую, открывающая не мечтательное, а подлинное, всеисцеляющее врачевство, Плоть и Кровь Богочеловека и единственное начало высшей жизни - благодать Святаго Духа; не занимательны ли должны быть сии учебные предметы? Не достоин ли ревностного слушания и последования Единственный Учитель, Который преподал и преподает их в Своем вселенском училище? И что же препятствует слушать Его и поучаться от Него? Напротив, как близко и как удобно! Приступите к Нему и просветитеся.

Сии призывные к просвещению и к Просветителю слова принадлежат очень древнему и бесспорно высокому служителю просвещения - царю и Пророку Давиду. Повторим их в несколько большей полноте: Взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя; приступите к Нему и просветитеся, и лица ваша не постыдятся. Чтобы лучше уразуметь сие, надобно вспомнить, что древние почитали невозможным видеть Бога и что сам Бог некоторым образом утверждал их в сей мысли, когда рек Моисею: Не возможеши видети лица Моего: не бо узрит человек лице Мое, и жив будет (Исх.33:20). Итак, державный певец псалмов не чрезмерное ли, не противное ли верованию своих времен предлагает, когда предлагает приступить ко Господу и от Него непосредственно просвещаться? Чтобы не обременить Пророка виною погрешности в Богопознании, несообразной с просвещением Пророка, мы по необходимости должны взять в соображение другой вид Богопознания, также представляющийся у древних Евреев. Внимательное исследование священных книг Еврейских показывает, что Бог являлся в образе существа сотворенного, Ангела, человека, но с Божиим именем, с Божеским действием. Чем неожиданнее встречается сей человекообразный вид Богопознания под владычеством главной мысли о Боге невидимом, неприступном, непостижимом, тем легче узнать в нем особенное устроение Провидения, именно раннее к человечеству снисхождение Сына Божия, предварительно являющегося в очертании Своего будущего воплощения, подобно как солнце прежде восхождения своего является в утренней заре, а иногда и в воздушном отражении круга своего. Теперь становится понятным, как Давид невидимого и неприступного Бога представляет видимым, безопасно доступным и просвещающим приближающихся к Нему, а с сим вместе определительно дознается и то, что Пророк приглашает приступить для просвещения нашего к тому точно Господу, Которого мы называем Господом нашим Иисусом Христом. И так Христос есть Свет и древнего мира, так же как нового! И отдаленный древний мир указует не на иной свет, как на сияющий нам так близко во Христе! Куда же и теперь приглашать любителей просвещения, как не к сему Свету? Приступите к Нему и просветитеся.

Если вникнуть в союз сих пригласительных слов у Пророка с предыдущими и последующими, то можно усмотреть, что с призыванием к Господу Просвещающему он желает соединить убеждение к принятию сего призывания. Когда он говорит: Взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя, - он указывает чрез сие на свой личный опыт, сперва несчастный, потом счастливый. От всех скорбей моих - видно, скорби его были многочисленны, тяжки, видно, на обыкновенных стезях мирской жизни не встречал он ни облегчения, ни помощи, ни утешения. Взысках Господа: видно, и помощь от Бога не легко получил он - или потому, что, не искусясь трудным опытом, не был довольно просвещен, или потому, что слишком глубокий мрак скорби скрывал от него путь Божий, ибо не говорит, что прибегнул к Господу прямо, приступил близко, но говорит, что взыскал Господа, ищут же не того, что видят или к чему путь верно знают. Что же, однако, наконец принесло искание Господа? Взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя. Как блуждающий в темноте, или в лесу, или в дебрях голосом ищет избавителя, которого не может видеть, и состраждущий, услышав, ответствует ему, приближается к нему и прекращает его затруднение, так Давид взыскал Господа гласом скорби и молитвы, и Господь, услышав, ответствовал ему гласом благодати, приблизился к нему и прекратил все его скорби. Теперь Давид, из несчастного счастливый, хочет делиться своим счастьем, благодарный к Избавителю, хочет споспешествовать избавлению бедствующих человеков и потому вслед за указанием на свой счастливый опыт произносит воззвание, побуждающее не только искать Господа, как сокровенного, но и приступать к Нему, как уже обретенному: Приступите к Нему и просветитеся, и лица ваша не постыдятся. Такое последование изречений дает нам право разуметь сие последнее так, что Пророк обещает от Господа не только просвещение ума светом Истины Христовой, но и просвещение сердца светом Духа Утешителя, в преизобилующем утешении Которого всякая скорбь земная исчезает, как капля горечи в чаше сладости.

Найдя, что Пророк призывает к просвещению от Господа яко к средству против скорбей, не подумаем, впрочем, будто его призывание в сем смысле относится только к некоторым людям в некоторых обстоятельствах. Нет. Он взывает: Приступите, просветитеся, - а не называет никого, к кому бы обращал сие воззвание, без сомнения, в том знаменовании, что взывает ко всем, которые имеют уши слышати. Спросим себя: без скорбей ли прожили мы доныне и надеемся ли прожить без скорбей? Не думаю, чтобы кто так решительно похвалился прошедшим или поручился за будущее. Спрошу особенно, кто из нас ненарушимо обладает блаженством, о котором говорит древний благочестивый мудрец: Блажен муж, иже не поползнуся устнама своими, и не уязвися печалию греха (Сир.14:1). Если паче чаяния захотел бы кто сказать, что он сохранил и сохраняет сие блаженство, таковому предварительно заграждает уста беспрекословный обличитель, избранный по чистоте, ученик Христов Иоанн: Аще речем, яко греха не имамы, себе прельщаем, и истины несть в нас (1Ин.1:8). Но если мы не так прельщены сами собою, не так чужды истины, чтобы не признавать в себе греха, и, следственно, подвержены печали греха, то спрашиваю всех имеющих или когда-либо имевших притязание на просвещение и мудрость: где та мудрость, которая бы научила меня утешиться в печали греха? Где то просвещение, которое осветило бы мне путь избавления от скорбей жизни и наипаче от скорбей совести? Где та наука, которая бы удовлетворительно разрешала ни для кого из нас не посторонний вопрос о возможном облаженствовании человека, и особенно человека согрешившего и повинного пред Богом, ибо хотя издревле немало любомудрствовали о блаженстве человеческом по разуму, но мало имели успеха, частию потому, что не понимали главной трудности вопроса, происходящей от мысли о грехе и о виновности пред Богом, частию потому, что суетились, как бы облаженствовать временную жизнь человека бессмертного, то есть хотели подсластить каплю, не заботясь, сладко или горько будет море, которое после нее пить надобно? Где человек, который бы просветил меня так, чтобы лице мое не постыдилось пред Богом и пред собственным сердцем, зазирающим согрешающему? Изыскатели сил, движущих небо и держащих оное в порядке и равновесии! Не найдете ли вы мне силы, которая бы исправляла мое уклонение от истинного пути Неба, которая бы достаточно противодействовала моему вольному и невольному тяготению к аду? Ведцы прав Божеских и человеческих, естественных и общественных! Вы не можете не признать, что нет естественнее и безызъятнее права, как то, которое имеет Бог требовать, чтобы никакая тварь Его не нарушала Его воли и закона никаким действием, никаким словом, которое также есть своего рода действие, никакою мыслию и желанием, которые в области духа и всеведения суть то же, что слова и действия в области чувств, что поступивший в противность правам Самодержца теряет чрез сие собственные права, которыми пользовался по его милости и которыми, по коренным началам Царственного благоустройства, не мог пользоваться иначе как с обязанностию верного послушания, что по тем же началам он подвергает себя укротительным или карательным действиям правосудия. Таким образом, и ваша наука, так же как и совесть, постыждает лице грешника, но найдет ли она средство изгладить его стыд? Говорят у вас, что сделанное не может быть несделанным, сие изречение осуждает грешника на вечный стыд сознаваемого греха. Бог милосерд, говорят часто без размышления, и на сей мягкой мысли хочет уснуть неразборчивая совесть, но мысль о милосердии Божием, столь сильным, столь сладким светом просвещающая область веры, не может быть приведена в подобное действие в области естественного мудрствования одними условиями умозаключающего разума. Бог милосерд, но и правосуден, бесконечно милосерд, но бесконечно правосуден, весы понятий стоят равно, и нет причины, почему бы надежда на милосердие Божие могла перевесить ужас правосудия Божия. Что грешник подлежит правосудию Божию, то очевидно, в каком он отношении к милосердию Божию, то по разуму неопределимо, а каким образом Божие милосердие может преизбыточествовать для грешника без нарушения прав Божия правосудия, сие без особенного откровения свыше совершенно непостижимо. Кто же разрешит мои недоумения? Кто просветит тьму мою? Кто утешит меня верным и непосрамляющим упованием на милосердие Божие? Кто избавит мя от всех скорбей моих? Тебе Единому возможно сие, от Бога пришедший Учителю, Свете мира, Посетителю душ, Господи Боже, Спасителю Иисусе! Твое чудесное явление в мире, Твое слово, которому подобно николиже глаголал человек [Ин.7:46], наипаче же Твои за меня страдания, Твои раны, Твоя крестная смерть суть такие доказательства спасающего милосердия, которые сильны и достаточны - и они только сильны и достаточны - не только земную тьму неведения, сомнения, скорби, но и адский мрак отчаяния просветить сладким, животворным, неугасимым светом. Как бы ни глубоко уязвлено было сердце мое печалию греха, как бы ни было изранено и растерзано скорбями земной жизни - когда внутренним движением веры прилагаю мои сердечные раны к Твоим крестным ранам, текущая из них Твоя бессмертная и воскрешающая жизнь касается моей жизни умирающей или уже умершей и Твой Божественный свет просвещает омраченного, творческое Слово Твое восставляет падшего, исцеляет недугующего, воскрешает умерщвленного, утешение Духа Твоего или избавляет от всех скорбей, или самые скорби делает утешительными, самые страдания - радостными в причастии Твоих спасительных скорбей и страданий; с тобою лице мое не постыждается пред Богом Отцом Твоим и пред собственною моею совестию, ибо кровь Твоя очищает совесть мою от мертвых дел [Евр.9:14], правда Твоя покрывает мою самоосужденную неправду, ходатайство Твое дарует мне дерзновение пред Отцом Твоим; и, как Ты научил и дал нам право нарицать Его и нашим Отцом, сего ради славлю Тебя, Единственный Просветитель и, хотя недостойным гласом, с достойным служителем Твоего вечного просвещения взываю о Тебе ко всем просвещенным и непросвещенным века сего: Приступите к Нему благоговеющим умом, верующим сердцем, молящимся духом, послушною волею приближьтесь, приступите к Нему и просветитеся, и лица ваша не постыдятся. Аминь.

Слово по освящении храма и по принесении Господу Богу молитв о предохранении от губительной болезни, 1830 г.[177]

Вкратце буду беседовать с вами, братия, хотя немало сказать надобно. Продолжившиеся молитвы не позволяют быть долгому слову. Послушайте не долго, но внимательно.

В молитвах упоминалось о губительной язве во дни Давида и о чудесном ее прекращении (см.: 2Цар.24). Воспоминание сие здесь к месту, теперь ко времени.

Царь Давид впал в искушение тщеславия, хотел показать силу своего царства и повелел исчислить всех способных носить оружие, тогда как такое исчисление совсем не было в употреблении у Евреев. И праведник не безопасен от падения, если вознерадит.

Еще не кончилось исчисление народа, как Царь почувствовал в совести своей обличение греха и страх наказания от Бога. В самом деле явился Пророк и по повелению Божию предложил Давиду на выбор одно из трех наказаний: войну, голод, мор. Примечайте из сего примера, что война, голод, мор и подобные бедствия, хотя кажутся приключениями случайными, хотя происходят частию от известных причин естественных, тем не менее, однако, суть орудия правосудия Божия, употребляемые для наказания согрешивших человеков.

Давид смирился пред Богом, безропотно покорился суду Его и совершенно предался в волю Его. Да впаду убо в руце Господни, сказал он. И даде Господь смерть во Израили от утра до часа обедняго. Здесь приметьте скорый плод смиренной покорности судьбам Божиим. Не три месяца несчастной войны послал Бог, не три года голода и мор не на три дня, как угрожал Пророк сначала, но уже только от утра до часа обедняго [2Цар.24:14-15].

Открылось наказание греха, и совершилось покаяние Давида. И рече Давид ко Господу, егда виде Ангела биюща люди, и рече: се аз есмь согрешивый. Давид совершенно покаялся во зле греха, и тотчас раскаялся Господь о зле наказания. И рече Ангелу, погубляющему люди: довольно ныне, отъими руку твою [2Цар.24:16-17]. Примечайте спасительное действие покаяния.

Чтобы довершить действие помилования, избавления и спасения, Пророк, по наставлению Ангела, побудил Давида поставить Господеви Олтарь, на гумне Орны Иевусеянина, там, где в последствии времени создан и храм Соломонов. И созда тамо Давид олтарь Господеви, и вознесе всесожжения и мирная. И послуша Господь земли, и отъят язву от Израиля. Примечайте необходимость молитвы во время общественных бедствий, и в особенности пользу молитвы, приносимой торжественно пред Олтарем, по наставлению духовному и небесному, по установлению Божественному.

Братия! не видится ли нам нечто подобное грозному видению Давида? Не видим ли и мы Ангела Господня, стояща между землею и небом, и меч его извлечен в руку его, простерт на Иерусалим (2Цар.24:16)? Не смотрите большими глазами страха, которыми обыкновенно видят то, чего нет, и не видят того, что есть: взирайте острым и мужественным оком проницания и благоразумной предосторожности. Губительная болезнь, несколько лет опустошавшая нехристианские страны Азии, простерлась и на Христианские страны Европы. В прошедшем году показалась она в пределах Отечества нашего, уступила предохранительным средствам попечительного правительства, но в нынешнее лето явилась вновь. Мы, до сего дня пощаженные, благословим долготерпеливого к нам Бога! Но Ангел погубляющий виден, меч его извлечен, он угрожает.

Что же нам делать? Я думаю, то же, что сделали Давид и жители Иерусалима при виде Ангела погубляющего. Паде Давид и старейшины Израилевы, облеченнии во вретище, на лице свое [1Пар.21:16]. То же должно нам делать, чем Ниневитяне отвратили не по догадкам и опасениям ожиданную беду, но определительно предсказанную погибель. Вероваша мужие Ниневийстии Богови, и заповедаша пост. И возопиша прилежно к Богу, и возвратися кийждо от пути своего лукаваго и от неправды сущия в руках их (Ион.3:5-8).

Повергнем, братия, сердца наши пред Богом во смирении, в покорности неисповедимым судьбам Его. Признаем не только правосудие Бога, готового карать грехи наши, обличающего наше житие, недостойное имени Христианского, но и Его милосердие и долготерпение, которое не вдруг, не прежде других поражает нас, а показует поразившее других, нам же только грозящее наказание, и, как бы предохраняя, говорит: Аще не покаетеся, вси такожде погибнете (Лк.13:5). Покаемся, братия, и принесем плод, достойный покаяния, то есть исправление жития. Отложим гордость, тщеславие и самонадеяние. Возбудим веру нашу. Утвердимся в надежде на Бога и на имя Иисуса Христа, Ходатая Бога и человеков, Спасителя грешных и погибающих. Исторгнем из сердец наших корень зол, сребролюбие. Возрастим милостыню, правду, человеколюбие. Прекратим роскошь. Откажем чувственным желаниям, требующим ненужного. Возлюбим воздержание и пост. Облечемся если не во вретище, то в простоту. Отвергнем украшения изысканные, ознаменованные легкомыслием и непостоянством. Презрим забавы суетные, убивающие время, данное для делания добра. Умножим моления, тайные на всяком месте и во всякое время, общественные по руководству святой Церкви. Употребим внимательно, благовременно, благонадежно всегда благотворное и всецелебное врачество, мирную, бескровную жертву приобщением Пресвятаго Тела и Крови Христовой.

Хотя ни Ангел, ни Пророк не приходил побудить нас к созданию благоприятного Богу, а для нас благодатного Олтаря, но, благодарение Богу, Христолюбивое усердие не престает созидать Олтари и храмы, и на одной неделе не один Олтарь освящен, и еще не один готовится к освящению[178].

Господи! послушай земли, смиренно призывающей Твое пренебесное Имя, и отъими язву от России. Сохрани град сей, и верою живущих в нем. Благослови плодоносящих и добродеющих во святых храмах Твоих!

Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя [Пс.32:22]! Аминь.

Слово по освящении храма на кладбище, 1831 г. [179]

Скры мя в селении Своем в день зол моих, покры мя в тайне селения Своего (Пс.26:5)

Скры мя в селении Своем в день зол моих, покры мя в тайне селения Своего (Пс.26:5)

Благодатию Всесвятого и всеосвящающего Духа освящен ныне храм сей, чтобы ему быть небоподобным жилищем Божиим, святилищем таинств, прорицалищем Слова Божия, лествицею, досязающею до небес, для восхождения молитв веры к Престолу Всевышнего.

Благословен Бог, благоволивый тако, ради споспешествования спасению душ наших. Благословенны рабы Божии, споспешествовавшие сему делу благодати, попечением, трудом, соединением доброхотных даяний, из коих и малая лепта будет иметь не низкую, а может быть, и очень высокую цену пред очами Бога, взирающего на сердце дателя. Благословение Бога Отца да осеняет, свет Иисуса Христа, Сына Божия, да просвещает, крыло Святаго Духа да покрывает, ныне и присно, всякую душу человека, входящего во святилище сие с верою и любовию к Богу, с молитвою и упованием на Него, с признанием своей немощи и греховности, с желанием Благодати Его, для исполнения заповедей Его. Истинный Бог и Господь наш Иисус Христос, Который есть воскрешение, и живот, и покой умерших о Господе, по молитвам веры, здесь приносимым, да исполняет до совершения меру покоя, да утверждает надежду блаженного воскресения душам в покаянии и вере скончавшихся, коих телеса окрест храма сего почивают на уповании воскресения.

Поелику же особенность освященного ныне храма есть та, что он создан на месте погребения усопших о Господе, то сие подает нам случай и побуждение нечто сказать о благочестивом обыкновении созидать храмы Божии на местах погребения усопших и погребать усопших при храмах Божиих.

Храм нужен не Богу, Которого Престол есть небо и земля подножие, и Которого вселенная не вмещает, но человеку для прибежища к Богу, через всевозможное устранение от суеты тварей, в которой чувство присутствия Божия потеряно. Так определяется место храма, подобным образом определены быть могут и особенные часы храма. Особенно нужен человеку храм Божий, во-первых, в час благоговения, для принесения славы Богу, яко Богу Всевышнему, Всесовершенному, славословие Которого есть рай и блаженство даже на земле; во-вторых, в час радости, для принесения благодарения Богу Творцу, Промыслителю, Спасителю; в-третьих, в час душевной скорби, для излияния души пред Богом, Который, в откровении Своем, благоволил между прочим явить себя в имени Утешителя.

На сие последнее употребление храма Божия, то есть на употребление оного во время печали, указует Святой Давид, когда, паче всего прося и взыскуя от Господа, чтобы посещати храм святый Его (Пс.26:4), поставляет сему в причину, яко скры мя в селении Своем в день зол моих, покры мя в тайне селения Своего. Слова сии, может быть, относятся к тому дню жития Давидова, когда он, в смертной опасности от Саула, в бегстве, один, без оружия, без хлеба, без помощи, пришел в скинию Божию в Номве, и хотя тут был на то время Доик, сделавшийся после доносителем Саулу на Давида и проливший за него кровь многих невинных, однако и Доик Давиду в сие время не повредил, и Саулу его не предал, и первосвященник Авимелех, даже с отступлением от закона, снабдил Давида хлебом освященным и мечом Голиафа, для защиты в случае нападения. Сей случай есть один из тех, в которых Бог веру и благочестивое доверие человека, прибегающего к храму Его в труднейшие часы жизни, оправдывает, по-видимому, случайным, но удивительно верным в его пользу направлением и обстоятельств, и свободных расположений других человеков. Впрочем, сей ли точно случай был в мыслях Псалмопевца или нет, но поелику он желает всегда посещать храм Божий и даже жить в дому Господнем [Пс.26:4] по той причине, что Господь скрыл его в селении своем в день зол, то из сего видно, что он приписывает храму Божию постоянное преимущество быть прибежищем для бедствующих и печальных, крепкою оградою безопасности, сокровищницею благодатного утешения.

Смерть, по обыкновенному понятию и по естественному чувствованию, не есть ли верх зол? Смерть любезных нам не есть ли полнота скорбен? Итак, полезно и благодетельно, чтобы на краю могилы, где с любезными нам погребается наше благополучие, наши радости, наши надежды, стоял храм Божий, куда можно принести самую горькую печаль, чтобы получить колико сладостное, толико же верное утешение. Да внидет сюда препровождающий новопреставленного или еще скорбящий о давно умершем и да услышит сострадательное увещание Апостола: Братие, о умерших да не скорбите, якоже и прочии не имущии упования (1Сол.4:13). Да внидет осиротевший и падет в объятия Отца сирых. Да внидет вдовица и с надеждою неизменного покровительства припадет к Судии вдовиц (Пс.67:6). Да внидет лишившийся детей и найдет их в верных руках неизреченно благого и благодетельного Любителя детей, глаголющего и некоторым родителям, как некогда сказал Апостолам: Оставите детей и не возбраняйте им приити ко Мне: таковых бо есть Царство Небесное (Мф.19:14). Всяк, пораженный зрелищем смерти, да внидет сюда, во храм за нас Умершего и ради нас Воскресшего, и да воскреснет духом, вняв слову воскресения: Аще бо веруем, яко Иисус умре и воскресе, тако и Бог умершия во Иисусе, то есть, с верою в Него, приведет с Ним (1Сол.4:14). Из сего краткого рассуждения можете усмотреть, братия, как сообразен с назначением храма, как нравственно полезен обычай устроять храмы при местах погребения и погребать при храмах.

Но должно признаться, что сие изъяснение не будет еще удовлетворительно для тех, которые знают, что для обычая Церковного, дабы он был правилен и чист, не довольно того, чтобы он основан был на благовидных соображениях и чаемой пользе, а надобно, чтобы он глубже и непоколебимее утвержден был на непреложном и прямом свидетельстве слова Божия или, по закону единства Церкви, на верном предании от первых образцовых времен Христианства. Войдем в некоторое изъяснение, чтобы, по возможности, удовлетворить и сему требованию.

Обычай Иудейской Церкви в обращении с умершими, утвержденный Моисеевым законом, далеко разнится от обычая Церкви Христианской. Там прикоснувшийся к умершему почитался нечистым, и место, где лежал умерший, почиталось нечистым. Посему там положить умершего во дворе храма значило бы осквернить храм. Почему так было в Церкви Ветхозаветной, а не так в Церкви Новозаветной? Смерть была нечиста от Адама, как нечистый плод греха его. Но Христос очистил и освятил смерть Своею пречистою и пресвятою смертию. От его Богопричастного Тела, за нас пострадавшего, от Его Божественной Крови, за нас излиянной, простерлась очистительная сила на все человечество, преимущественно же на тех, которые приобщены к таинственному Телу Его, чрез таинство святого Крещения и святой Евхаристии. Посему для нас, Христиане, смерть может быть так же чиста, как жизнь, и умершие, наравне с живыми, могут принадлежать храму Господню, потому что наравне с живыми принадлежат Господу. Никтоже бо нас, по учению Апостола, себе живет и никтоже себе умирает: Аще бо живем, Господеви живем, аще же умираем, Господеви умираем: аще убо живем, аще умираем, Господни есмы (Рим.14:7,8). По сей принадлежности всех Единому Господу, тогда как живые стоят во храме Господнем, умершие, как бы продолжая пребывать в общении Церковном, почивают окрест храма, некоторые же, которые достовернее и совершеннее других усвоены Господу и которых смерть преимущественно честна пред Господем (Пс.115:6), как то Святые Мученики, по обычаю, сохраненному Священным Преданием, почивают телесами своими под самым Олтарем храма. Одни упокоиваются тайно-действенною и молитвенною силою Олтаря, другие самому освящению Олтаря споспешествуют силою своих молитв и данной им благодати.

Можем и в Слове Божием показать основание сего обычая, Преданием в Церкви сохраненного. Глаголано бысть Моисею, хотящу сотворити скинию: виждь бо, рече, сотворити вся по образу показанному ти на горе (Евр.8:5). Но что показано ему на горе? Образ и тень небесных вещей, как сказует Апостол. Итак, вот коренной закон храма, который нет причины отменить и для храма Христианского: храм должен быть сотворен во всем, как можно, по образу вещей небесных, показанных достойному созерцателю. Как образ небесных вещей для храма Ветхозаветного созерцал Моисей на горе Синае, так образ небесных вещей для храма Новозаветного показан был Иоанну Богослову в откровении, где он между прочим сказует: Видех под олтарем души избиенных за слово Божие и за свидетельство, еже имеяху, то есть души Святых Мучеников (Апок.6:9). Не нам и не теперь открывать тайну, для чего тамо души Святых Мучеников сокрыты до времени под Олтарем, а не ликуют окрест Олтаря, довольно для настоящего рассуждения заметить, как верно в видимой православной Церкви все сотворено по образу небесных вещей. Там, в славном храме небесном, души Святых Мучеников под Олтарем, и здесь, в земном таинственном храме, мощи Святых под Олтарем. Если же прилично телесам Святых почивать под самым Олтарем святого храма, то не неприлично и то, чтобы телеса верных почивали окрест Олтаря и храма.

Примечай, душа Христианская, священную и даже таинственную важность обыкновения тела усопших о Господе полагать при храме Господнем. Они достойны сей почести потолику, поколику сами суть храмы Божии, члены Тела Христова, жилища Святаго Духа. Помышляй о сем часто, со вниманием, пока носишь земное тело, и со тщанием очищай свое тело воздержанием, освящая упражнениями благочестия, устрояй ему нетленную одежду из дел веры и добродетели, дабы, когда ты отложишь свое тело и его положат близ святилища Господня, не возгнушалась оным святыня Господня, как неочищенным от растления Адамова и твоего собственного, и не отринула от себя жребия твоего ко жребию тех, ихже расточишася кости при аде (Пс.140:7), но восприяла тебя в наследие нетленно и нескверно и неувядаемо, соблюдено на небесех (1Пет.1:4). Аминь.

Слово пред погребением тела светлейшего князя Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова Смоленского, 1813 г.[180]

Благопоспешно бысть спасение рукою его. И огорчи цари многи и возвесели Иакова в делех своих, и даже до века память его во благословение (1Мак.3:6,7)

Благопоспешно бысть спасение рукою его. И огорчи цари многи и возвесели Иакова в делех своих, и даже до века память его во благословение (1Мак.3:6,7)

Так в дееписании сынов Израилевых истина и признательность, совокупясь, старались одушевить чертами славы и бессмертия утешительный образ Вождя, о потере которого плакал и рыдал весь Израиль плачем велиим [1Мак.9:20]. Не обновляются ли пред нами сии древние черты, не кажутся ли они теперь только взятыми с величественного образа, который наполняет ныне ваши мысли, ваши сердца, ваши чувства, сетующие пред Богом сыны России?.. Приидите, утвердим единодушно на предстоящем гробе столь давно готовое и никогда не обретавшее столь приличного места надгробие:

Благопоспешно бысть спасение рукою его. И огорчи цари многи и возвесели Россию в делех своих, и даже до века память его во благословение.

Итак, он был для нас поспешником спасения, и мы ли для него закоснеем в бесплодном чувствовании потери? Огорчая врагов, он был нашим веселием, и мы ли неутешною о нем печалью нарушим его торжественный покой и возвеселим врагов наших? Его память даже до века во благословение, и где же время жалоб и стенаний? Не отступай от нас, бессмертная память мудрого и сильного Богом Вождя; утешай нас благословением и похвалами, тебе сопутствующими; сокрой, если не можешь исцелить, или по крайней мере укрась нашу скорбь, да не будет она оскорблением Бессмертному!

Но нет, и цветы сельные не сияют под бурным небом, и плоды не созревают среди дождей, и среди бури смертной, под слезным дождем, не созревают, ниже процветают похвалы бессмертных. Чем обильнее было сеяние, тем долее не соберется жатва и слабая рука не свяжет рукояти[181] олив и лавров.

Обратимся к матерним внушениям Церкви, да наставит нас, облегчит бремя и совершит долг настоящего торжественного сетования. Она допускает благословение и похвалу, сопровождающие память блаженно усопших, восходить на сие священное место для того токмо, чтобы они поучали оставшихся; позволяет славе смертных, достигших бессмертия, приближаться к Олтарю для того, чтобы преклонить ее пред славою Живущего во веки веков; хочет непременно, чтобы мы здесь, возверзая на Господа печаль (Пс.54:23) о умерших, возносили Ему в жертву и наши в них утешения.

Не поколеблемся убо над оплакиваемым поспешником видимого нашего спасения превознести Единого невидимого Виновника всякого спасения. Господне есть спасение (Пс.3:9). Господь с сильным крепостью (Суд.6:12), избирая его и наставляя, искушая и сохраняя, возвышая и венчая, даруя и вземля от мира. Вот истина, которую ныне к наставлению нашему мы можем созерцать в ее собственном свете и в зерцале времен протекших к утешению в лице и деяниях Михаила, бессмертного архистратига Российского, светлейшего князя Смоленского.

Мы не желаем затмить твоей славы, светлейший муж, мы желаем три краты озарить ее вышнею славою, ибо какая участь на земле и на небесах может быть величественнее, как быть избранным, уготованным, благоприятным и преукрашенным орудием руки Вседетельной? Ты не будешь пререкать нашей беседе, или, паче, ты сам начнешь ее, ибо еще отзывается в сердцах наших оный глас твой, когда на пути побед и славы, обратясь к престолу и Отечеству, дабы поведать о чудесах брани, ты поверг славу земного вождя пред Вождем Небесным и воскликнул: Велик Бог![182]

Воистину велик Бог! И един Он велик и в великих и в малых земли. Если стихийное даже мудрование повелевает искать величия там, где соединяются мудрость, благость и могущество, то где найдут человеки внутреннейшее средоточие сего единения и первоначальный источник сих совершенств, кроме единого Триипостасного, Который от Своего исполнения дарует мудрость их помышлениям, благость хотениям и мощь действованию? Вера научает не столько исследовать, сколько чувствовать и со смирением взывать к Отцу Небесному, яко Его есть Царство и сила и слава, и, между тем как некоторые из нас, Христиане, каждый день исповедуют с Церковью сие вседержавное Царство с таким чуждением, как удаленные от престольного града обитатели весей беседуют о делах державных, те, которых искреннее желание служить Богу приближает к Его невидимому Престолу, видят, ощущают в глубине души своей, и не только покорствуя власти, сущей от Бога, но и будучи сами властителями языков, подобно царю Израилеву, пред целым светом глаголют от избытка сердца, яко Господне есть царствие, и Той обладает языки (Пс.21:29).

Царство Господа - Царство всех веков, и владычество Его во всяком роде и роде (Пс.144:13). Преходящие владычества человеческие совокупно и повременно являются на позорище света для того, чтобы служить сему невидимому Царству, и сильные земли чредою изводятся стрещи стражбы[183] его. Связав природу необходимостью и оставив человека в руце произволения его (Сир.15:14), великий Художник мира простирает свой перст в разнообразное сплетение событий естественных и свободных деяний и таинственным движением то неких сокровенных нитей, то видимых орудий образует и сопрягает все в единую многохудожную ткань всемирных происшествий, которую время развертывает к удивлению самой вечности. Различные состояния земных гражданств непрестанно направляются Провидением к тому, чтобы они уготовляли в себе граждан небесам. Для сего действует оно и чрез общество на человека и взаимно чрез человека на общество. Для сего языки, шатающиеся и восстающие на Господа, пасутся жезлом железным, и яко сосуды скудельничи сокрушаются (Пс.2:1,2,9), обращающиеся возсозидаются и насаждаются (Иер.18:9), искушаемые проводятся сквозь огнь и воду, твердые в испытании вводятся в покой (Пс.65:12). Для сего возносятся избранные от людей Господних (Пс.88:20), крепкие, предопределенные сотворить волю Промысла, поддерживаются за десницу Десницею Всесильною, которая уравнивает пред ними горы, и врата медная сокрушает (Ис.45:1,2), и между тем, - да смирится высота человеча, и вознесется Господь един (Ис.2:17), - жребий многочисленнейших народов долго иногда скрывается в неизвестной руке единого смертного, а судьба каждого сильного земли слагается из неисчисленных случайностей, которых никакая человеческая мудрость объять, никакая земная сила покорить себе не может.

Если сие всеобъемлющее владычество Божие подвергает нас некоторой судьбе, то судьбе премудрой. Если оно по видимому налагает узы, то разве на своеволие и буйство. Если уничижает, то единственно тех, которые думают быть сами творцами своего величия, мечтают взыти выше облак и быти подобны Вышнему (Ис.14:14). Если же оно и возносит жребий нечестивого, то не иначе разве как возносится жезл, который вскоре поразит некоего виновного, сокрушится и отвержется. Напротив, те, которые сами ничего не ищут, кроме славы Божества и блага человечества, обретают в покорении себя Промыслу свою надежду и безопасность, в Его власти - основание Своего могущества, в Его славе - источник Своего величия. И каких чудес премудрости и благости не творит Он для совершения в их начинаниях Своих собственных намерений! Он призирает на них еще прежде, нежели они взирают на свет, и от начала до конца их течения блюдет их яко зеницу ока, украшает дарами природы, наставляет примерами, умудряет опытами, очищает искушениями, благоденствием укрепляет, провождает в путях света, предводит стезями мрака, теснотою изводит на широту (2Цар.22:20), ограждает в опасностях, одушевляет в подвигах, соделывает спасением и радостью народов в жизни, венчает в смерти, наконец, в самый гроб сопровождает славою и благословениями.

Человеческому оку не позволено, слушатели, проникать в оную художественную храмину Провидения, где оно творит и уготовляет творцов народного благоденствия, но, когда они являются на предопределенном для них поприще и совершают свое служение, тогда слава нерукотворенного Божия орудия просиявает купно с премудростью Художника. Воззрите на совершившееся уже спасение какого-либо народа - вы увидите всегда в его избавителе спасение Божие.

Народ Божий не имеет отечества; в земле чуждой, под тяжким игом, истомленный работою вместо награды осуждается на истребление. В сие время Господь призирает на младенца, поверженного на смерть, - посылает его во двор того самого царя, воспитывает во всей премудрости того самого народа, с которыми он некогда должен препираться; исполняет его сердце любовью к единоплеменным, раздражает дух его несправедливостями утеснителей, искушает бедствием и почти рабским после пребывания в царском доме состоянием; вооружает Своею силою, укрепляет Своим присутствием - и вы видите Моисея, без оружия победоносного Вождя Евреев, бога Фараонова (Исх.7:1).

Народ Божий в отечестве угнетается иноплеменниками. Но Господь, наказуя, не хочет отринуть людей Своих: Сам восставляет им судей, и спасает их от руки врагов их (Суд.2:18). Так, Ангел является Гедеону, возвещает ему, яко Господь с ним, и на утрие сей мирный поселянин собирает многочисленное воинство, но - да будет спасение рукою Божиею - с тремястами безоружных, побеждает бесчисленные полчища врагов и дарует свободу Израилю.

Народ Божий предается во власть и пленение языков. Тот, который послал сию язву, еще прежде уготовал и врача. Еще Иерусалим не предчувствует своего падения, но сотворивый грядущая (Ис.45:11) уже глаголет Иерусалиму: Возградися; нарицаяй не сущая, яко сущая (Рим.4:17); нарицает не родившегося еще Кира Своим пастырем и помазанником, обещает повинуть пред ним языки и крепость царей разрушить, да созиждет град Господень и пленение людей Господних возвратит (Ис.44:28; 45:1,13). И се Кир - покоритель и обладатель Востока, дабы соделаться освободителем Израиля, восстановителем Иерусалима.

Народ Божий без правительства, без закона, окрест Иерусалима - без отечества, окрест храма - без богослужения. Кто бы в сей день гнева мог и помыслить о восставлении низверженного Израиля, если бы Отвративыйся от него гневом еще раз не обратился к нему милосердием? Бог восхотел - и, подвигнутый священною ревностью, одушевленный примером и наставлением отца, восстает Маккавей; с горстью истинных сынов Израилевых рассеевает многочисленные ополчения гонителей веры, очищает святый град, обновляет благолепие храма. Приобретает народу Иудейскому могущественных союзников и - да обратимся паки к его дееписанию - соделывается бессмертным поспешником спасения Божия: Благопоспешно бысть спасение рукою его; и огорчи цари многи, и возвесели Иакова в делех своих, и даже до века память его во благословение.

Но почто, желая видеть дела Божия Промысла, яже положи чудеса на земли, мы принуждены всегда устремлять взоры наши в даль прошедшего? Как будто величие Божие преходит так же, как образ мира сего, и царство всех веков остается наконец только в развалинах древности [1Кор.7:31]. Как будто Бог, нарекший себя некогда для мертвых Богом живых (Мк.12:27), преображается для живых в Бога мертвых и мы уже не можем видети благая Господня на земли живых [Пс.26:13]. О мир, враждующий на Бога и тогда, когда его исповедуешь! Ты соглашаешься искать Его в отдалении времен - и не хочешь осязать Его, недалече от единого коегождо нас суща (Деян.17:27). Уступаешь Ему чуждую для тебя область прошедшего - и желаешь в настоящем воцарить случай или обоготворить разум и самые страсти человеческие. Если ты не можешь слышать, как непрестанно день дни отрыгает глагол присносущной славы Божией [Пс.18:3], приникни хотя единожды, как сей безмолвный Гроб вещает о ней сему Олтарю и настоящий день отвещавает прошедшим, яко един есть сый, и иже бе, и грядый - Вседержитель (Апок.1:8).

Не минута нечаянности сближает пред нами, слушатели, память бессмертного Михаила с памятью бессмертного Маккавея. Церковь предварила сей союз их своим желанием и предчувствием - Промысл оправдал ее желание событием. Вы помните оный благознаменитый день веры и любви к отечеству, когда, подвигнутая опасностью, его Церковь взывала к вам, именитые Россияне, пред сим самым Олтарем, - да воздвигнет из вас Господь новых Маккавеев[184], - и кто, кроме Провидения, или управил желание Церкви к предопределенному событию, или устроил событие по ее мольбе? Кто на глас сего желания и мольбы воздвигнул мужа, которого деяния и судьба не могут точнее быть изображены, как дееписанием Маккавея? Кто повелел, чтобы даже имя сего мужа соотвещало имени Маккавея и оба имени сии, подобно как оба сии мужа, возглашали единое славословие: Кто, яко Бог?[185] Но возвратимся по пути жизни Смоленского до его исходищ и осяжем напечатленные на нем следы Провидения.

В дарах естественных человеку ниспосылается первое напутствие для жизни его и открываются начальные черты его предопределения. Если бы мы умели вернее слагать и разрешать сии трудные черты и читать в началах последствия, то давно бы можно было узнать в Михаиле человека запечатленного природою или, паче, Творцом ее к великому назначению. Сей ум, в котором и высокие знания, и приятные искусства, не стесняя друг друга, находили свое место, - ум, способный в одно время составлять чертеж брани, соображать к единой цели разнообразные отношения союзных и враждебных держав и легкою ногою измерять зыблющиеся стези дворов, должен был казаться сотворенным не для одного, но для всех путей общественного служения и славы. Сия твердость, непоколебимая ни страхом, ни скорбью, и благодушная покорность своей участи были предуготовлены для таких подвигов, среди которых поколебались бы тысячи тысяч, если бы единая глава не сдержала общего бремени. Сия глубокая проницательность и неутомимая осторожность, так сказать, указывали на змия коварства, с которым наипаче предопределено было бороться нашему Михаилу. Но Промысл, который сам благовременно устрояет и уготовляет свои орудия, не являет их прежде времени человекам, которые вместо содействия иногда положили бы препоны его в них намерениям.

Предназначаемый Провидением чрез даруемые человеку способности путь жизни обыкновенно пролагается воспитанием. Воспитание Михаила, будучи подобно воспитанию многих других, может быть, не предвещало всей судьбы его, но совершившаяся судьба его заставляет с уважением воспоминать о его воспитании. Оно заключалось, слушатели, в пределах отеческого рода и отечественного святилища воинских званий. Так, новою благостью Провидения избранный сын Отечества предохранен от суеверного уничижения пред идолом иноземного просвещения и образованности. Отечеству предоставлена сугубая слава иметь Смоленского и никому за него не быть обязанным, а родителям и воспитателям остался от сего воспитания тот важный для наших дней урок, что не иноплеменное наставление производит достойных сынов отечества.

Рано изшел Михаил из рук обыкновенных наставников[186], как бы для того, чтобы сохранить цветущий возраст и неутомленные способности для труднейшего и необыкновенного к необыкновенному назначению образования. В самом деле, он был изведен на такое поприще, где - между тем как воспитание юности его приносило вожделенные плоды и его любовь к отечеству ознаменовывалась постепенно рвением и подвигами - его дарованиям отверсто было высшее и единственное - училище великих мужей, училище живых примеров, опытов и опасностей. Задунайский, Таврический, Рымникский[187] были то руководителями его деятельности, то свидетелями его доблестей, то светильниками его умозрений. Он шел пред лицом или о страну сих вождей в знаменитых битвах, иногда вознося победу на грозные укрепления городов и ополчений, иногда устремляясь к ней чрез преграды, поставленные природою, иногда удерживая оную мужеством, иногда уловляя решимостью, и, если для ироя нужно свидетельство ироя, так же как и для мудрого важен суд мудрых, имел то преимущество, что вождь, который паче прочих любил и насаждать и собирать свои лавры собственными руками, нарек его своею десницею[188].

Но, дабы удержать слово наше в пределах, ему предначертанных, не снидем, слушатели, во все следы нашего ироя на том бранном поприще, где он хотя из зрителя незабвенных примеров соделался уже примером для многих, но не отделился еще от сонма вождей, как беспримерный, и где мы увидели бы его более в блеске славы человеческой, нежели под осенением славы Божией, явившейся над ним наипаче в последние дни его. Не будем рассматривать тех победных венцов, которые, без сомнения, были бы достаточны украсить иную главу, но на челе Михаила становятся едва приметными под великим венцем последним. Напротив, остановимся и возблагоговеем пред оными священными отличиями, которые некогда возложило на него Провидение, указуя своего избранного. Я говорю о его чудесных ранах, которые без сравнения более должны были возбудить к нему внимание глубокомыслящих, нежели как наружные знаки достоинства и чести привлекают взоры легкомыслия. Сей ревностный поборник браней отечества, подвизаясь за его безопасность, не хочет примечать опасностей собственных, и смерть двукратно проходит сквозь его главу[189], как будто бы оружие Агарян особенно искало сих очей, в которых просияла прозорливость, и сея главы, в которой созревала мудрость, только для них после страшные. Какие пререкаемые знамения! Те, которые видели язвы сии, еще открытые, думали, что в последний раз видят сего язвенного; те, которые слышали, что он еще живет, не верили язвам его, доколе не осяжут. Но, когда Бог двукратно возвратил ему и жизнь, и поврежденную целость духа и тела, когда самою болезнию первой язвы поставил его на новую стезю совершенствования, чтобы он, ища здравия, обрел новый источник полезных знаний в путешествии, в обозрении благоустроеннейших государств света, в собеседовании с прославленными в языках мудрецами брани[190], тогда верующие Провидению долженствовали соблюдать глаголы сии, слагая в сердцах своих [Лк.2:19,51], колико драгоценна глава сия Небу и какого высокого служения оно ждет от нее, обдержа и соблюдая ее столь высокою мышцею!

Впрочем, после столь знаменательных приключений судьба Михаила долго хранилась под множеством печатей, которые, от времени до времени раскрываясь, представляли ее в различных видах: всегда предуготовляли, но и всегда утаивали тайну его последнего назначения. Уже меч его или покоится, или только блистает, не имея кого поражать[191]. Не раз шествует он с оливою к союзникам своих государей или для утверждения и украшения нового мира, или для обновления древней дружбы[192]. Не раз является посреди отечественных областей неутомимым блюстителем их внутреннего благоустройства и спокойствия[193]. И наконец, принесши трем самодержцам и Отечеству в дань благоговения и долга лучшие лета жизни, он уже начинает, по-видимому, преклоняться от трудов общественных к покою семейственному[194]. Следующее токмо время могло показать, что, будучи преносим из области в область Отечества, из страны в страну Европы, он руководим был невидимо к совершеннейшему познанию Отечества и Европы, между которыми должен был стать единственным пределом и, взвесив, подвигнуть их сопротивные взаимно силы, и что высокий путь подвижника отечества скрывался, наконец, в смиренных сенях веси для того, чтобы торжественнее открылось позорище для ратоборца Европы.

Вдруг скипетр Александра указует ему обширнейшее поле действования и воздвигает его в помощь великой некогда союзной державе против возрастающего исполина, который на развалинах престола, превращенных в лобное место, созидая новый престол, желал утвердить и украсить его разрушением древних и прелиять священные венцы наследия в тяжелый венец насильственного преобладания. Верный подданный, яко праволучная стрела, летит на намерение прозорливого и благосердого монарха, и, когда спасительная скорость помощи предупреждена пагубною опрометчивостью требовавших помощи, когда вождь, пришедший вспомоществовать сильнейшим войскам, сверх всех опасений видит их в плену, а себя беспомощна, с частью только своих сподвижников, далече от пределов Отечества, пред многочисленным и надменным успехами неприятелем, тогда-то начинают усматривать Отечество и Европа, что Михаил уготован во главу браней. Не смущенный столь страшною нечаянностью, он ведет малую свою дружину невредиму пред лицом победоносного врага, отражает его, поражает[195], восхищает его корысти, пленит плен и соделывает из тяжкого преследователя только бременоносца своей добычи. Еще по судьбам Вышнего не время было сокрушить выю гордого, но Михаилу дано было узреть своего будущего противоборца, испытать его и бросить в его сердце первые семена боязни.

Наконец, приближалась сия мрачная година Отечества, для которой Михаил соблюдаем был, яко светильник для нощи. Еще мы думали ходить в тихом свете мира, но всепроницающее око Провидения, сокрытое в небесах, уже видело тучи, стремящиеся покрыть Россию от всех стран Европы, и Держащий в руке сердца самодержцев паки положил очи Александра на испытанного подвижника и Свою помощь на сильного. Михаилу вручена брань на юге, которая, не быв страшна в первых своих действиях, могла соделаться опасною в своем продолжении, когда бы чреватый вероломством Запад прежде ее окончания разродился своими чудовищами. Древний победитель и друг Агарян еще раз соделался и победителем их и другом. Поколебав их троекратно сильнейшие полчища, он притворяется бегущим[196], и, обратясь, так сказать, поглощает их вместе с их станом и всеоружием, потом изумленного мужеством его врага сугубо пленяет мудростью, и в то самое время, когда тлетворное дыхание Запада отовсюду воздувает на нас бурю, он восстановляет тишину на юге, ограждает, расширяет наши пределы. Кто уже не видит здесь Господа с сильным крепостью? Кто не видит на юге возжигаемое светило спасения (Ис.62:1) нашего, долженствующее расточить мрак, объемлющий нас от Запада?

Когда мрак сей отяготел над некоторыми странами Отечества, глас Божий, призывающий Михаила к служению спасения, вновь услышался в гласе народа. Чувствуя, отколе происходил сей глас, и покорствуя священной воле отечества, сей многолетный начало-вождь, завоеватель, миротворец, забывает и старость свою, и прежние заслуги, приобретшие ему право на спокойствие и уважение, и приемлет секиру вместе с дружинами ополчающихся за отечество земледельцев.

Вскоре страшная година искушения преполовляется. Настает время, предоставленное Провидением и восприятое монархом, дабы устремлению слиянных сил едва не целой Европы на единую Россию, изощренному коварною внезапностью, которое не могло быть притуплено иначе как постепенным уступлением, противопоставить наконец твердый оплот, обновить надеждою дух утомленного неизвестностью воинства, обратить уклоняющееся лице брани на врага - и открывается великое поприще Смоленского. Но дерзнет ли далее сие слабое слово тещи путь за сим исполином? Как изобразит оно ту зарю надежд, которая быстро разлилась от края до края Отечества вместе с молитвою, что Михаил наречен архистратигом всех сил российских? Как сотворит оно слышан тот неслыханный прежде гром, который он бросил на врага, как скоро ступил на поле брани? Как изъяснит сию проницательность, которая могла предсказать, что потеря столицы не есть потеря отечества, после того как две сильные некогда державы в подобном несчастии сего не постигали, но вместе со своими столицами упадали к ногам утешителя? Какая сила языка представит ту силу духа, с которою ветхий днями вождь, принужденный для спасения Отечества принести в жертву его древнюю столицу, приемлет на единые свои рамена все несчастья и жалобы ее жителей, всю скорбь подвизавшихся за нее ратников, все сострадание и опасения Отечества и, наконец, тяжкие опустошенной Москвы развалины? И кто из вас, слушатели, не упреждал уже меня отселе мыслью и сердцем? Кто из вас не следовал за Смоленским стократно чрез все поприще победы и славы его то желаниями, то радостью, то благодарностью, то удивлением? Кто из вас не возвеселился в делах [ср.: Пс.103:31] сего нового Маккавея, огорчившего трех царей в их собственных лицах и многих в их вождях, пленившего тысячи, поразившего тьмы, избавившего грады, отмстившего за нарушенную святыню храмов, извергшего ужасы злодеяний из Отечества, внесшего ужас праведного мщения в страны враждебные и даровавшего порабощенным надежду освобождения? Кто не уверился, яко Господне благопоспешно бысть спасение рукою сего вождя, который шествовал под предводительством священного изображения Благодатной Путеводительницы[197] и вместе с нею величил Бога в величии своего смирения?

Если что еще оставалось Провидению совершить для сего поспешника даруемого нам спасения после толиких подвигов, в которых он сотворил всю волю Его, то даровать ему такую кончину его течения, в которой благословляющие память его на земли вновь узрели бы над ним благословение свыше. И какая кончина, слушатели! С какою небесною точностью измерено и определено время ее от начала его последнего служения: четыре луны - поборник Отечества в пределах его; четыре луны - каратель неистовых утеснителей в их владычестве и, как скоро исполнил меру своего мщения до сего равновесия, сын покоя вечного![198] Как венчаемый победоносец, он вземлется среди непрерывных победительных восклицаний предводимого им воинства, как благословляемый защитник Церкви, он сопровождается в своем исходе величественнейшим торжеством ее и проходит мрачную дверь смерти среди светлых дней Воскресения[199]. Он скончался тогда, когда не род его только, не Отечество едино - целая Европа чувствует, что его лишается, и священный Помазанник Божий не скрывает слез своих о нем от очей своего народа[200]. Между тем сам Бог подвизает сердца народов, чтобы торжественное возвращение в Отечество, свойственное бессмертному победителю, совершилось над смертными останками его, и сей Гроб прошел обширные страны иноплеменные и отечественные с такою славою, какая никогда с толико свободною ревностью, с толиким единодушием не была приносима победителям в их жизни. Так, если Смоленский не жил никогда для себя, но всегда для Отечества и Провидения, то Провидение даровало ему кончину для него самого.

Дивный в судьбах Твоих Господи! Воистину Ты Сам был неотступно с сим избранным Тобою сильным крепостью и благопоспешил спасение наше рукою его, и Ты отъял, еже дал (Иов.1:21) еси, дабы не почивали на видимых дарах Твоих наши легкомысленные чаяния, но возносились к Тебе, к Нему же вся чают. Да будет воля Твоя, Отче Небесный, и да внесется неоцененный дар Твой в сокровища славы Твоей. По милости же Твоей и истине Твоей соверши над нами простираемые к нам доселе щедроты Твои, да не когда паки реку т о нас языцы: где есть Бог их [Иоил.2:17]? Призри на правду нашего дела, на страдания столь многих народов, на возведенные к Тебе, отнюдуже приходит помощь наша [Пс.120:1], очи России, на слезы кроткого Помазанника Твоего и даждь, да егда днесь, яко же древле, вземлется на небо преоруженная силою Твоею колесница Израилева, и едина обетшавшая милоть[201] остается пред нами на земли, - даждь, да снидет сугубый дух Илии (4Цар.2:12,15), - огненный дух ревности, мужества и крепости на поборников славы Твоей и поспешников спасения нашего.

Россияне! Вы все единодушно желаете, чтобы дух, данный Смоленскому, не преставал ходить в полках наших и почивать на вождях наших. Нет лучшей сего похвалы для отшедшего, нет лучшего наставления для оставшихся сынов отечества. Аминь

Слово при вступлении в управление Московскою паствою, 1821 г.[202]

Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа (Рим.1:7)

Благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа (Рим.1:7)

Так некогда Святой Апостол Павел приветствовал церковь державного Рима, вступая с нею в общение посредством послания. Так при сем первом общении лицом к лицу приветствовать церковь сего престольного града и я дерзаю.

Но кто я, дерзнувший возглашать столь великое слово среди столь великой церкви, - среди церкви, которая, кроме славы, заимствуемой от древнего царского престола, еще прежде имела славу некоторым образом приготовить у себя место для сего престола и доныне сохранила благодать преподавать Венценосцам священный венец и помазание на царство, - среди церкви, которая обыкла слышать живые и сильные гласы Божественного Слова, в которой сияли столь многие светильники Православной Веры, не угасшие и во гробах, но и оттоль еще сияющие светом будущего века, в которой предстояли в молитвах дознанные после небесные споспешники наших земных молитв, - здесь, где древняя святыня еще недавно вновь ознаменовала себя и очистительным посещением, и чудесным избавлением, и праведным отмщением? Как дерзнул я предстоять толикому сонму Божию в священнодействии таинства веры и как паки дерзаю начать священнодействие слова истины? Немощным гласом недостойных уст как дерзаю колебать самый сей воздух, исполненный благоуханием Святыни?

О Владыко Господи! Ты видишь глубину сердец, Ты слышишь движение помышлений, Ты зрел сие смятенное сердце, когда только еще даемы были жребии сего служения, Ты слышал трепетное воспоминание оного древнего гласа: Избери могуща иного, егоже послеши (Исх.4:13). Но, когда по неисследимым судьбам Твоим чрез священную и державную власть жребий сей пришел и не возвратился, аз же кто есмь, могий возбранити Бога? (Деян.11:17) И ныне, Господи, да будет воля Твоя, ибо уже и бысть воля Твоя. Укрепи, Боже, сие, еже соделал еси в нас (Пс.67:29). Ради народа Твоего многого даруй благодать служению сему; ради славы Твоей, сугубо дивной в ничтожных орудиях, соверши силу Твою в немощи сей. Даждъ гласу Твоему глас силы (2Кор.12:9; Пс.67:34) и в недостойных устах, да приемлющие слово слышания Твоего от нас, приемлют не аки слово человеческо, но якоже есть воистинну, Слово Божие, и да действуется оно в сих верующих (1Сол.2:13).

Итак, Богом дарованные нам отцы, братия и чада церкви сея, благодать вам и мир от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа!

О, если бы совершенно исполнилось над вами сие первое желание наше! Тогда могли бы мы уповать, что Бог исполнит и все во благих желания ваши. Но духовные желания совершенно бывают действительны тогда, когда с волею дающего благословение соединяется воля приемлющего. Посему, дабы расположить сердца наши к соединению в едином желании, достойном сего духовного общения, скажем нечто в изъяснение того, почему прежде всего и паче всего желаем вам благодати и мира.

Мы все, когда ни встречаемся один с другим, обыкновенно приветствуем друг друга каким-либо желанием. Что значит сие обыкновение? Знаменательное указание на состояние наше, если бы мы были внимательны! Вообразим на минутку, что мы встретились бы не на сей бедной и осужденной земле, но на небесах или хотя в земном раю, каким желанием стали бы мы там приветствовать друг друга? Желанием здравия? Но там и без того нет болезней. Желанием долгоденствия? Как может там быть забота о долгоденствии, где есть бессмертие? Желанием благополучия? Там уже есть блаженство. Желанием ли, наконец, благодати и мира? И сие там имеют все или - еще и более - имеют благодать и славу. Из сего само собою открывается, что там вместо изъявления желаний обыкновеннее всего должно быть изъявление радости в благодарных славословиях преисполнившему все желания - Богу. Что же теперь значит, что здесь, на земле, мы приветствуем друг друга различными желаниями? То, что всем нам недостает многого, что мы не в том состоянии, в котором должны быть и к которому предназначены, что мы здесь не в отечестве, но в земле чуждой, не в пристанище, но на море, не в истинном жилище нашем, но в кратковременной гостинице или на пути, не в области мира, но среди брани, между врагами, между опасностями, в изнурении, в лишении.

Чем прямее и точнее к восполнению наших недостатков относятся наши желания, тем они достойнее, тем они правильнее. Приложим сию меру к обыкновенным желаниям нашим. Желание здравия, если при сем думают о телесном, относится только к низшему совершенству животной природы, общей нам с бессловесными, - здесь совсем нет в виду потребности собственно человеческой. Желание долгоденствия, если не получает высшего значения в соединении с другими благороднейшими желаниями, не может принести нам ничего более, как только продолжение нашего земного изгнанничества и странствования, и если мы не на пути избавления и возвращения в Небесное Отечество, то еще большее удаление от оного, ибо - слышите и разумейте! - в сем мире, в котором все движется и преходит, нет и для нас неподвижного состояния, и если человек не старается непрестанно приближаться к Небу, то неприметным образом приближается к аду. Желание благополучия, если хотят получить только благо земли, а не благословение Неба, есть обольщение, поколику не исполняется, и еще большее обольщение, поколику исполняется: неосторожный странник земли, собирая блестящий прах, изнемогает под приятным бременем или, гоняясь за мелькающей тенью, коснит в бесполезной торопливости. Так в обыкновенных человеческих желаниях видно при всегдашнем ощущении недостатков достойное сожаления невнимание к недостаткам существенным и потребностям истинным!

И потому, боголюбезные, для вас не будет чуждым и странным тот, кто не советуется с плотью и миром, дабы сретить вас желанием по сердцу вашего внешнего человека, но в уповании обрести сердце ваше по сердцу Божию [ср.: Пс.19:5], прежде всего и паче всего взыскует Божественного источника, дабы оттоле почерпнуть для вас духовное благословение - благодать и мир.

Познаем существенный для нас недостаток мира! Восчувствуем высокую потребность благодати!

Кто лучше знает, чего нам недостает. И кто лучше может указать путь желаниям нашим, как не Тот, Которого желание нашего блага низвело в сей лежащий во зле мир, дабы Самим Собою восполнить то, чего нам недоставало? Но и обыкновенное, и торжественное благословляющее желание Спасителя нашего было желание и благословение мира. Приходит ли он к ученикам Своим, когда уже дана Ему всякая власть на небеси и на земли (Мф.28:18) и когда они могли ожидать от Него дара, достойного сея власти? Он приносит им мир: Прииде Иисус, и ста посреде, и глагола им: мир вам (Ин.20:19). Отходит ли Он в путь Креста, когда смущенное сердце другов Его требовало сильнейшего врачевства, действительнейшего утешения? Он оставляет им врачевство и утешение мира: Мир оставляю вам, мир Мой даю вам (Ин.14:27). Хощет ли Он послать Апостолов для благовествования о Нем всему миру и дать им довольное для сего пути напутствие? Он усугубляет им благословение мира. Рече им Иисус паки: мир вам: якоже посла Мя Отец, и Аз посылаю вы (Ин.20:21). Завещавает ли, как должны они вступать во грады и веси, совершая посольство, на них возложенное? Он и им повелевает приносить с собою мир: В оньже аще колиждо град или весь внидете: входяще в дом, целуйте его, глаголюще: мир дому сему (Мф.10:11,12).

После сего примера и повеления Христианин не будет в недоумении, правильно ли паче прочих благ приветствуют его миром. Если же кто еще не уразумел, для чего так нужно помышление мира, которое помышляет на него (Иер.29:11) Дух Христов, тому не нужно далеко идти на поле брани, или в осажденный город, или на поприще распрей, чтобы уразуметь сие. Человек! Самое близкое к тебе и самое опасное для тебя поле брани есть собственная твоя жизнь и деятельность в мире, если на сем поле не приобретена еще тобою победа побеждающая мир, вера (1Ин.5:4); сердце твое подобно граду, осажденному отвне и таящему крамолу внутри, если мир Божий еще не водворился в оном (Кол.3:15): в помышлениях твоих непрестанно возобновляется позорище распрей, если еще не низложено в тебе оружиями, сильными Богом, всякое возношение взимающееся на разум Божий, и не пленен разум твой в послушание Христово (2Кор.10:4,5). Если тебе неизвестна сия брань, то, конечно, ты никогда не пробуждался от дремоты чувственной жизни к бодрствованию высшей жизни человеческой, никогда и главы не возносил из плена и рабства духовного. Кто более или менее усиливался возникнуть из сего рабства в свободу чад Божиих, тот, без сомнения, испытал и уразумел, как зло мира нападает на нас с оружием скорбей и страданий, дабы низложить нас унынием и отчаянием, как блага мира окружают нас, дабы взять в плен коварством похоти, как неудержанные желания плоти простираются, по видимому дабы покорить нам весь мир, но в самом деле покоряют нас всему, к чему они прилепляются, как плоть сражается с духом и сама с собою, страсти восстают большей частью против рассудка и нередко одна против другой, как под ногами того, кто более старается примечать и обходить преткновения, более открывается соблазнов, так что весь подвиг естественной добродетели состоит почти только в дознании превозмогающего порока, подобно как весь подвиг естественной мудрости - в дознании превозмогающего неведения. Если при помощи разума и добрых страстей мы являемся иногда победителями на поле внешней деятельности, сие не приобретает еще нам истинного мира, позорище брани только переносится далее, во внутреннего человека, и подвиг становится тем труднее, чем сокровеннее здесь враждебные силы и оружия. Иногда, например, нам кажется, что мы победили корыстолюбие или сластолюбие, совершив подвиг благотворения или воздержания, но в то же самое время, входя в глубину сердца, усматриваем, что мы там побеждены тщеславием или гордостью, и там, где думали стоять под защитой совести сверх опасения, уязвляемся ее палящими стрелами. Восходя в область ума, обретаем новую брань помыслов, оправдывающих наши действия, и паки осуждающих, побуждающих к подвигам, и паки воспящающих[203] то сомнениями, то страхом, то рассеянием воспаряющих к небесам и низвергающихся во прах, светоносных и омрачающих, чистых и оскверняющих. Внимательные узнают здесь ту брань, о которой говорит один из опытных подвижников: ...яко несть наша брань противу крови и плоти, но против начальств и властей и миродержителей тьмы века сего, духов злобы поднебесных (Еф.6:12). Сею-то бранью утомленный, вопиет Давид: Несть мира в костех моих! Отчего нет мира у того, который победил всех врагов народа Божия и создал град мира Иерусалим? Несть мира, - говорит он, - от лица грех моих (Пс.37:4). Кто из нас дерзнет похвалиться, что в нем нет греха? Посему кто не должен признаться и в том, что в нас нет собственного внутреннего мира, ни мира с Богом, ни мира с самим собою? Ты, Господи Боже наш, мир даждь нам! (Ис.26:12)

Бог - Отец наш и готов дать нам вожделенный мир, Братия Христиане! Для сего Сам Он нарекся Богом мира (1Сол.5:23), для сего даровал нам Единородного Сына Своего Иисуса Христа, Который есть мир наш (Еф.2:14), для сего послал в силе Духа Своего благовествующих мир (Рим. 10:15), от которых по непрерывному преданию священного рукоположения и в нас, недостойных, положено слово примирения (2Кор.5:19). Но что говорит Мир наш Благовестникам мира, которых Он послал во всякий град и дом, ко всякой церкви и ко всякой душе? Аще убо будет дом достоин, приидет мир ваш нань: аще ли же не будет достоин, мир ваш к вам возвратится (Мф.10:13). Таким образом, сколь ни готов для нас мир от Бога, нам приносят его тщетно, если мы недостойны принять его. Что же может соделать нас достойными принять мир, нам подаваемый? Между человеками приобретается мир или самою бранью, или правдою, или по милости. Бранью - когда победитель предписывает мир побежденному; правдой - когда ищущий мира или удостоверяет в справедливости своей, или сделанную несправедливость заглаждает удовлетворением; по милости - когда тот, кто не имеет ни силы, чтобы завоевать мир, ни правды, чтобы заслужить оный, предается великодушию оскорбленного враждою и непритворной покорностью собственной или при том и споручением верного и могущественного посредника приобретает милость мира. Но мир Божий кто может или восхитить силою от Всесильного, или правдой заслужить от Того, пред Которым не оправдится всяк живый (Пс.142:2)? Кто хотя однажды побежден грехом, тот уже раб греха (Ин.8:34) и виновен противу всего закона Божия (Иак.2:10), требующего всецелой святости и совершенства по образцу Отца Небесного (Мф.5:48), и потому он не имеет уже ни силы, ни правды. Он не может сам собою изгнать воцарившегося в нем зла, и, если делается какое несовершенное добро, оно всегда относится к обязанности настоящей и потому никогда не составит удовлетворения правосудию Божию за зло, прежде соделанное. Итак, единая для нас надежда мира с Богом есть милость Бога мира, по которой Он не только не хочет мстить нам за греховную против Него вражду, но и хочет нас освободить от порабощающих нас сею враждою врагов Его и наших; не только не взыскует от нас невозможного с нашей стороны удовлетворения Его правосудию, но и приемлет на Себя удовлетворить оному за нас ходатайством и крестным подвигом Единородного Сына Своего; признает нас достойными наслаждаться миром Его, превосходящим всяк ум (Флп.4:7), как скоро мы признаем собственное недостоинство и утверждаем надежду нашу в Его милосердии. Благодать Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа есть единственный для нас источник истинного и совершенного духовного мира. С нашей стороны вера, молитва и смирение открывают в нас ток горнему источнику благодати, и тогда Господь уклоняет на нас аки реку мира (Ис.66:12), которая потопляет в нас все враждебное и все существо наше орошает, прохлаждает, оживляет, исполняет плодами жизни, возвеселяет чистыми духовными устремлениями, освящает в нас селение Вышняго (Пс.45:5) и, как проистекла из вечной жизни Божией, так и течет в нас в жизнь вечную (Ин.4:14).

О мир, вожделенный паче всего, о благодать, вожделенная прежде всего, ибо мир есть единосущное чадо благодати!

Будучи призван принести ныне Господу начаток общения с сею Церковью, по воле Его молю всех богоугодно стоящих теперь в сем общении соединить взаимно все сердца в крепком желании благодати и мира от Бога Отца нашего и Господа Иисуса Христа [1Кор.1:3]. Единодушная молитва сопастырей и всех верных да привлечет свыше благодать и мир новому пастырю, дабы он с силою и действием мог возвещать пастве благодать и мир. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со духом вашим, братие (Гал.6:18), и мир Божий, превосходяй всяк ум, да соблюдет сердца ваша и разумения ваша о Христе Иисусе (Флп.4:7). Сам Господь мира да даст вам мир всегда во всяком образе (2Сол.3:16) как во внутреннем, так по действию внутреннего и во внешнем. Мир пасущим стадо Божие в Христианском послушании пасомых; мир пасомым в отеческом и братском попечении пасущих. Мир начальствующим в верности подчиненных; мир подчиненным в мудрости и кротости начальствующих. Мир судящим в непритворной искренности судимых; мир судимым в прозорливости и беспристрастии судящих; мир продающим и купующим во взаимном отвращении от лукавства и обмана. Мир делающим и трудящимся в благословенном успехе полезного делания и в обильном плоде труда праведного. Мир всем! Аминь.

Слово при освящении храма, 1832 г.[204] 

Ты же, сыне, человечь, покажи дому Израилеву храм, и да престанут от грехов своих (Иез.43:10)

Ты же, сыне, человечь, покажи дому Израилеву храм, и да престанут от грехов своих (Иез.43:10)

Если слово сие не даром лежит в священных книгах, если, как уверяет Апостол, елика преднаписана быша, в наше наказание преднаписашася (Рим.15:4), то к кому из нас сие слово? Кому дается сие повеление? К кому предпосылается сие увещание!

После других не простирается ли, может быть, и ко мне повеление: показать храм тем, которые могут смотреть на него со вниманием, особенно теперь, когда храм только что явился в своем существе и действии, потому что слава Господня вниде во храм (Иез.43:4)?

Не должно ли, может быть, и предстоящим в сем храме, и видящим новоявленную святыню сию напомнить древнее увещание: Да престанут от грехов своих?

Грехи народа Иудейского - холодность к истинной вере, пристрастие к суевериям языческим, корыстолюбие, роскошь, неправда, угнетение сильными слабых, непослушание подчиненных властям - возросшие до расстройства жизни частной и общественной, после бесплодных обличений от Пророков, после частных и непродолжительных наказательных посещений Божиих привлекли наконец решительный суд Божий. Иерусалим взят и разрушен Вавилонянами. Храм Соломонов сожжен. Иудеи отведены в плен Вавилонский. Прекратилось законное Богослужение, потому что хотя оставались священники, но не было законом определенного и освященного места для Богослужения. Неудивительно, если горесть Иудеев доходила до отчаяния, потому что в прежних наказаниях Божиих голодом, войною, мором они имели утешение и надежду в святом храме, который показывал, что союз их с Богом не вовсе прерван, и что путь к умилостивлению Его еще открыт, но когда Бог, отвергая согрешивший народ, отверг и место Свое святое, тогда отвержение казалось окончательным и гнев неумолимым. В сие-то безнадежное, по-видимому, время Бог берет между пленниками Вавилонскими Пророка Иезекииля, ведет его в духе в опустошенный Иерусалим; на развалинах и пепелище храма показывает ему целый храм, его устройство, размеры, законы, присутствие в нем славы Божией и повелевает тайновидцу, посредством повествования, показать прочим Иудеям сие сколь величественное, столь же утешительное зрелище, которого не могли они видеть обыкновенными глазами. Ты же, сыне человечь, покажи дому Израилеву храм.

То есть скажи дому Израилеву, что храм Божий не вконец разрушен, что можно видеть его в духе, хотя и нет его для очей телесных, что над развалинами его носится его таинственный образ, что там дело идет о его устройстве, размерах, законах, а сие бывает тогда, когда готовятся созидать новый храм, что, следственно, есть надежда Иудеями вновь быть народом Божьим, потому что Бог не станет созидать безлюдный храм. Покажи дому Израилеву храм.

Слышащие сие теперь могут подумать, что сие до них не касается. Мы не Иудеи, скажут они, не имели несчастия по грехам лишиться своего храма, но имеем благословение Божие видеть храм, благочестивым усердием воздвигнутый и благодатью Божиею освященный. Признаю и я над делом нашим благословение Божие. Но не торопитесь с вашими прекословными помыслами. Вы тотчас услышите то, что, верно, не до одних Иудеев касается.

Покажи храм, глаголет Господь, и да престанут от грехов своих. Покажи храм, но не просто, не для одного любопытства, не для одного утешения сим видением, но для того, чтобы сие видение произвело в видящих действие, и действие сильное и решительное: Да престанут от грехов своих.

О Господи, обличаяй, и наказуяй, и научаяй, и обращаяй, яко пастырь стадо свое (Сир.18:13)! Разве может видение храма Твоего иметь сию врачебную и спасительную силу? Разве может оно способствовать согрешающим, да престанут от грехов своих? О, если бы Ты научил нас, как с успехом употребить сие средство к нашему исправлению и усовершению, - нас, которые после желания и вознамерения престать от грехов своих даже и не примечаем иногда, как впадаем во грехи, то прежние, то новые!

Нет сомнения, что сие размышление и желание разделяют со мною многие, и таким образом открывается, что слово Божественного откровения, которым теперь мы занимаемся, касается не до одних Иудеев, но с пользой может коснуться до сердца всякого, согрешившего пред Богом. Будьте же внимательны. Дело точно до нас касается.

Представляемое Иудеям чрез Пророка видение нового храма по необходимости должно было привести им на память прежний храм, созданный Соломоном, и непременную судьбу бывшего храма, которая не может измениться и для будущего. Судьбу сию определил Бог, когда, по совершении и освящении храма, в видении Соломону сказал между прочим: Аще отвращающеся отвратитеся вы и чада ваша от Мене и не сохраните заповедей Моих и повелений Моих, - и храм сей, егоже освятих имени Моему, отвергу от лица Моего (3Цар.9:6,7). Сколь непреложна судьба сия, Иудеи дознали печальным опытом, в разрушении сего храма Вавилонянами. На все сие указует Бог, когда глаголет Иезекиилю: Покажи дому Израилеву храм.

То есть представь дому Израилеву образ нового храма и тем самым приведи на память судьбу храма прежнего, которая, как основанная на правде вечной, не может не быть судьбою и нового, и пусть помыслят Иудеи, что должно им делать. Если приятно и вожделенно им видение нового храма, то пусть позаботятся о сохранении храма. Если заботятся о сохранении храма, то пусть вспомнят, что грехи разрушили храм. Если знают, что грехами разрушается храм, то пусть перестанут быть разрушителями храма. Покажи дому Израилеву храм, и да престанут от грехов своих.

Видите, как сильно увещевало Иудеев видение храма, чтобы они престали от грехов своих. Но не то же ли, Христиане, и нам говорит видение ныне нового храма?

Господь Христианского храма, Господь сего храма не есть ли тот самый Бог, Который некогда храм Иудейский по благоволению Своему воздвигнул, благодатью Своею освятил, во гневе Своем за грехи дважды отвергнул и предал опустошению? Правда, в храме Христианском, преимущественно пред древним Иудейским, Бог является Богом милосердия и благодати в Единородном Сыне Своем Иисусе Христе, Спасителе грешных, но перестал ли Он - может ли Вечный перестать - быть также и Богом правды? Итак, судьба первого храма в мире не простирается ли на все храмы до последнего в мире? И над сим новоосвященным храмом не изрекается ли от Вышнего угрожающее вместе и предохраняющее определение: Аще отвращающеся отвратитеся вы и чада ваша от Мене, и не сохраните заповедей Моих, и храм сей, егоже освятих имени Моему, отвергну от лица Моего, или видимым отвержением осквернения и опустошения, или невидимым отъятием благословляющей и благодеющей руки, сокрытием благодатной силы святилища? А из сего не следует ли уже само собою и сие увещание: Покажи храм, и да престанут от грехов своих? Пусть берегутся устроители храма, чтобы не быть его разрушителями. Утешающиеся благодатным видением храма да отвергаются того, что ведет к лишению сего видения, сей благодати. Да престанут от грехов своих.

Скажет ли кто: желаю престать от грехов, но не знаю, как сего достигнуть? Хорошо. Я покажу тебе одно из ближайших средств для научения сему. Сие средство есть храм. Ибо, сверх прославления Бога, в храме не иным чем занимаются, как тем, чтобы отвести человека от грехов и воззвать к добродетели. Не сему ли учат пророческие и Апостольские писания, которые здесь читают? Не сему ли учат священные пения, которые здесь воспевают? Не сему ли учат примеры Святых, которые здесь ежедневно представляются? Приходи, внимай, и научишься и умудрен будешь. Показую тебе храм, да престанешь от грехов своих.

Скажет ли кто еще: желаю престать от грехов, но не имею силы освободиться от них? Не спорю против сего признания. И поспешаю показать тебе близкое, отверзтое хранилище силы духовной. Сие хранилище есть храм. Что могущественнее Слова Божия, которым сотворено все, и которым воссозидается все? Здесь оно действует. Что сильнее молитвы, которая проходит облаки и преклоняет к себе Вышнего? Здесь она живет, как в своем доме, ибо храм, по слову Писания, есть дом молитвы (Лк.19:46). Что благотворнее присутствия Господа нашего Иисуса Христа, Который для того и прииде в мир, чтобы грешные спасти (1Тим.1:15)? Здесь Он присутствует и духовно, по Своему непреложному обещанию: Идеже еста два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреди их (Мф.18:20), и ощутительнее, нежели духовно, в пречистом Теле Своем, за нас ломимом, во оставление грехов, и в Божественной Крови Своей, за нас изливаемой, во оставление грехов. Что суть и все совершаемые здесь таинства, как не сосуды, в коих благодатная Божественная сила, победоносная над злом, благопомощная для добра, заключена и открыта - заключена видимо, открыта невидимо, заключена для испытующего разума, открыта для верующего сердца, заключена для невнимательного и некающегося грешника, открыта для искренно кающегося и подвизающегося о своем исправлении? Приходи, приступай, очищайся, укрепляйся, и победишь зло, и успеешь во благе. Показую тебе храм, да престанешь от грехов своих.

Се глас от храма глаголющаго ко мне и муж, то есть Ангел, стояше близ мене, сказует тайновидец храма [Иез.43:6]. Если б и наши очи, братия святаго храма сего, были отверсты для видения тайн - и мы увидели бы в сем храме Ангелов, с нами входящих, с нами служащих, как посылаемых в служение за хотящих наследовати спасение (Евр.1:14). Что же, думаете, сии чистые и верные служители Божии глаголют, когда видят нас в храме невнимательных, не очищенных, леностных к молитве, не приступающих к таинствам, не отложивших всякое житейское попечение? Не возненавидевших греха совершенною ненавистию? Не дивятся ли они несообразности наших расположений? На что ж, говорят они, на что сим людям святой храм, если они не пекутся о своем освящении? Неужели для того, чтобы он был только свидетелем их нерадения, к горькому осуждению за то, что не пользуются столь близким и удобным пособием к спасению? Сыне человечь, покажи сему новому дому Израилеву храм, и да престанут от грехов своих.

Сколько дано моей мерности, я показал вам, братия, храм, как средство и пособие освящения. Благодать Божия, отныне здесь обитающая и отсюда исходящая, да споспешествует вам, если кто из вас еще не оставил, оставить небрежную жизнь греховную и утвердиться в благочестии и во всякой добродетели, да в Церкви Бога Жива, и сами будете церкви Бога Жива, в них же Дух Божий живет и жить будет во веки. Аминь.

Слово при гробе в Бозе почившего Государя Императора Александра Павловича, 1826 г.[205]

Подобен ему не бысть пред ним царь, иже обратися к Господеви всем сердцем своим и всею душею своею, и всею силою своею. Обаче не отвратися Господь от ярости гнева Своего великаго (4Цар.23:25,26)

Подобен ему не бысть пред ним царь, иже обратися к Господеви всем сердцем своим и всею душею своею, и всею силою своею. Обаче не отвратися Господь от ярости гнева Своего великаго (4Цар.23:25,26)

О Боже! Так ли неумолим гнев Твой? Царь не только благочестивый, но и беспримерный в благочестии, царь, который сотвори правое пред очима Господними (4Цар.22:2), царь, который старался не только подвластную ему Иудею, но и всю землю Израилеву очистить от идолослужения и просветить Богослужением истинным, который, как скоро узнал книгу закона Божия, немедленно принес пред нею покаяние в беззакониях своего народа и с тех пор не преставал быть ее учеником, исполнителем, защитником, проповедником, такой царь, с таким сердцем и душою, не мог отвратить Господа от ярости гнева Его великого, но гнев сей открылся раннею и внезапною смертию сего самого царя - Иосии. О Боже! Так ли неумолим гнев Твой?

Не таков ли гнев Божий над нами, Россияне? Ибо что значит сия, не угрожавшая нам, но уже действительная, кончина сего поистине благочестивейшего Царя - кончина, которой ни лета его не призывали, ни силы, по-видимому, не допускали, ни самая болезнь, в начале своем, не предвещала? Не то ли сие значит, что Бог нами прогневан, и не отвратися Господь от ярости гнева Своего великаго?

Не познал Иудейский народ цены сокровища, которое имел в царе своем Иосии, не познал, когда имел, и не воспользовался сим сокровищем. Весь Иуда и Иерусалим плакаша о Иосии. И Иеремия возрыда по Иосии, и глаголаша вси князи и княгини плач по Иосии (2Пар.35:24,25). Ах! поздно большая часть из них плакали по Иосии вместо того, чтобы прежде усерднее плакать вместе с Иосиею, когда сердце его сокрушалось покаянием и смирялось пред грозным судом Божиим, когда он плакал перед Богом и был услышан. Иеремия, без сомнения, лучше всех знал, почему рыдал, когда другие только плакали: он рыдал удвоенным плачем, плачем о лишении царя и плачем о позднем плаче народа.

Народы, которым Бог в день благоволения Своего даровал Благословенного Александра (ибо народам был он от Бога дарован, а не одному народу Российскому)! Народы! Познали ль вы всю цену сего сокровища? Упрочили ль для себя всю пользу, которою оно могло вас обогатить? Какое пророческое слово может ответствовать на сие? Время будет на сие ответствовать событиями. Вечный, владычествующий временами, да речет мир на преемника могущества и добродетелей Александра, дабы возобновился и не умолкал глас радости и спасения в селениях праведных [Пс.117:15]!

Но нам теперь говорить ли о великом сокровище? Оплакивать ли великую потерю? Говорить ли от избытка сердца печального? Или молчать от недостатка слова достойного? Дайте мне слово, или научите меня молчанию. Не умею говорить, и безмолвствовать не умею. Отрекаюсь от необъятного подвига хвалить Александра, уже Благословенного, но нельзя удержаться от печального пред Церковию размышления и слова о Царе, который, подобно как Иосия, достоин, чтобы по нем рыдали Пророки.

Представьте себе человека, который стоит над потоком и видит, как его сокровище низвергается в глубину. Касаясь вод, оно производит звук и рождает круги, один другого пространнейшие, но в то же мгновение скрывается в глубине, и только трепетание вод остается приметным зрителю. Подобно сему, кто может созерцать, пусть станет теперь над потоком времен, над водами народов, как изъясняется язык пророческий. Смотри, как драгоценная жизнь явилась, подвигла своею силою народы, наполнила своею деятельностию многочисленнейшие круги, один другого пространнейшие, произвела громкие звуки славы, но вдруг она погрузилась в вечность, и одно трепетное движение грозной нечаянности простерлось по всем известным народам.

Александр - еще в колыбели радость и надежда Отечества; Александр - в порфирородном семействе утеха и любовь; Александр - в начале века на престоле, как солнце на востоке; Александр в России - отец народа, спаситель Империи; Александр в Европе - восстановитель царей, примиритель царств, душа царственных советов Европы; Александр в Царствии Божием - избранное орудие Царя Христа, чтобы торжественно утешить и возвеличить Христианство там, где оно торжественно было целым народом отвержено и поругано, плотоносный Архистратиг небесных на земле сил, побеждающий небесным оружием, Кровию Агнца, кротостию и смирением, - какие светлые виды! Какие величественные образы! Но как внезапно все они закрываются одною мрачною чертою: Александр во гробе!

Если в области природы есть предзнаменования и предчувствия необыкновенного и великого, подобно как в высшей области духа преобразования и пророчества, жизнь Александра многократно была оными ознаменована.

Что значит, что Его рождение было в день, когда удаленное от нас солнце обращается к нам со своим светом, а вступление на престол Империи - в то время, когда солнце, увеличив свет до равновесия со тьмою, начинает для наших стран весну, время развития и оживления земной природы? Так случилось? Покойный ответ для людей, которые труд рассуждать почитают излишним и боятся, чтобы не узнать чего необыкновенного или чтобы не встретиться с Провидением! Не так ничтожны знамения времен для мудрого, который знает, что в руце Господни власть земли, и потребнаго на время воздвигнет на ней (Сир.10:4). Святый Амвросий Медиоланский, даже говоря о Рождестве Спасителя, столь обильном знамениями чудесными, не оставляет без замечания и сего естественного знамения времени, что с Рождеством Христовым день возрастает (Слово на Рождество Христово)[206].

Что значила необыкновенно живая радость, о которой еще можешь вопросить старцев твоих, Россия, и рекут, - необыкновенно, говорю, живая радость народа при рождении Александра, когда родившийся младенец был только еще наследник наследника? Что и сие значило, что, когда внуки, как новосаждения масличные, окружали Великую Екатерину, все прекрасны душою, все возлюбленны, Александр преимущественно был ее восхищением? Что значил восторг России, когда она увидела Александра на престоле? Опыт дает право сказать, что то были великие предчувствия Великой Императрицы и Империи.

Сообразно с знамениями времен, одним из первых подвигов царствования Александрова было старание умножить свет на Севере, ему подвластном. Учреждения для просвещения народа умножены, ограждены постановлениями, расположены в правильных кругах, приведены к общему средоточию, находящемуся близ самого престола, украшены новыми предметами знаний, обогащены способами, возвышены в правах как для сообщающих, так и для приемлющих просвещение. Как распространился от сего свет, и сколько был он благотворен, пусть усматривают и определяют просвещенные. Царское дело создать обители просвещения прочно и благолепно и покрыть своим высоким покровительством, а не преподавать учение или руководствовать юношей.

Но особенное время, на которое Имеющий в руце Своей власть земли [Сир.10:4], как необходимо потребнаго, воздвиг Александра, было не тихое утро России, но бурный вечер Европы. Буря мятежа разрушила и престол Царя, и Олтари Христовы у народа, который дотоле, по-видимому, дышал только легким ветром, и ужасные развалины омывал продолжительный дождь кровавый. Из порывов безначалия родился, как сильный вихрь, похититель власти, который то уносил престолы с мест, где они были, то поставлял их на местах, где их не было, и который, наконец, подняв большую часть Европы, нес обрушить ее на Россию.

Что, если бы на сие время, когда так укрепился и возвысился сей излишний на земли, - что, если бы не воздвиг Господь потребнаго на ней? Что было бы с народами, которые, со дня на день умножая собою число порабощенных, чрез сие самое умножали число орудий порабощения и увеличивали силу поработителя и которым он не хотел оставить другой безопасности, как войти в порабощение, ни другой чести, как быть орудиями порабощения? Что было бы с священным царским достоинством, которое непорфирородный царь оскорблял сугубо и унижением порфирородных, и возвышением непорфирородных? Что было бы с народным духом, что было бы с просвещением и разумом образованнейшей части света, когда неограниченное самолюбие никаких границ не уважавшего властителя непременно требовало, чтобы все умело только раболепствовать пред ним, чтобы добродетель подвизалась только исполнять его волю, истина - ему ласкательствовать, знания - изобретать только средства для его целей, искусства - производить ему памятники его славы или размножать его идола? Чего надлежало ждать и Христианскому Богослужению от мнимого в своей земле восстановителя оного, который дал ему вид восстановления только для того, чтобы чрез то получить себе вид освящения, который одною рукою восстановлял Олтарь Христов, а другою гораздо с большим усилием созидал синагогу христоубийственного народа? Что было бы с землею, столь много бедствующею и еще более угрожаемою?

Какая бездна зол открывается при сем размышлении! Потому, какое беспредельное благодеяние Имеющего в руце Своей власть земли, что воздвиг на ней Александра, дабы заключить сию бездну! Чем бедственнее и ужаснее то, что было, и было бы, без него, тем величественнее и благотворнее то, что чрез него последовало.

Бог, Который воздвиг Александра на время необычайных браней и подвигов, научил Его противопоставлять оружиям воинства плотским не одни плотские, но наипаче духовные, даже без несправедливой кому-либо укоризны можно сказать, адским оружиям - небесные, хитрости - правду, дерзости - твердость и терпение, надменности - кротость и смирение, надежде на искусство и силы человеческие - упование на помощь и провидение Божие. И что же последовало? Идол Франции сокрушился о грудь России. Невольным поклонникам его дана свобода выйти из заблуждения. Союзом названные оковы многих царств распались. Александр - с победою в столице врагов, разрушивших тебя, возрожденная потом Столица Александра, и наказует их наказанием праведника, милостию (Пс.140:5). Ни к чему не прикасается; ничего не требует, не показывает и не принимает славы победителя, дарит им пленных, воздает Христианскую честь их Царю-Мученику, дает им безопасность провозгласить изгнанного царя и восстановить законный, но давно разрушенный престол. Какая необыкновенная победа над врагами! И поелику столь высокая победа ни на минуту не подвигла духа Александрова с глубокого основания смирения, то какая еще более необыкновенная победа над самою победою!

И что еще! Слава побед по правде, пред тем почти забытой, принесена Господу Сил. Неукротимый дотоле дух браней связан. Союзам царей и царств, для которых не находили дотоле более приличного закона, как закон своекорыстия и взаимной зависти, Александр, сильным примером своим, положил в основание закон бескорыстия и благоволения, словом, закон Христианский. Несогласия народов или прекращены, или обессилены. Крамолы если не уничтожены, то приведены в отчаяние. Дела, которые решал меч, уже разрешаются советами. Многочисленное воинство Александра стоит в тишине как величественная стража мира - не только России, но и Европы. Оградясь от врагов внешних, Александр, по собственному его изречению, обращается против врагов внутренних, против неправосудия, неблагочиния, неблагочестия, как солнце правильными шествиями обходит землю, ему подвластную, повсюду являя всех одушевляющий взор благоволения, пример благоговения к Богу, действия правды и милости. Мы наслаждались безопасностию и покоем, ожидали и требовали блаженства - увы! может быть, слишком нетерпеливо и с ропотом ожидали, не рассуждая о трудностях, какие встречают созидающий благо народов; может быть, несправедливо требовали, будучи недостойны блаженства, сами препятствуя созиданию оного недостатком чистой и послушной ревности к общему благу, истощая общее изобилие нашею роскошию, затрудняя законы и действие их преумножением беззаконий, - и видел Господь, и прогневался, и не отвратися Господь от ярости гнева Своего великаго!

Где сей новый Иосия, иже обратися к Господеви всем сердцем своим, и всею душею своею, и всею силою своею? Что принесло нам величественное шествие? Что нашло наше ревностное сретение? Одно мертвенное, оставшееся от бессмертного. Да плачет вновь весь Иуда и Иерусалим - весь народ и Град престольный! Да глаголют вси князи и княгини плач [2Пар.35:25]! Да рыдают служители Слова и таинств рыданием Иеремииным, или плачем Давидовым!

Слышу плач певца Израилева: Горы Гелвуйския, да не снидет роса, ниже дождь на вас! За что сие проклятие на невинную природу? Яко тамо повержен бысть щит сильных (2Цар.1:21), жалуется певец Израилев. Но сильные повергли щит, уступив сильнейшим в брани: за что же негодовать на место, которое приняло их в падении? Прииди, певец скорби: я укажу тебе место, более достойное негодования. Прииди, помоги мне сетовать на горы Таврийские. Горы Таврийские! да не снидет роса, ниже дождь на вас! Не оружием врагов поражены тамо сильные: горный ветр пронзил главу священную. Не малый щит немногих сильных повержен тамо: великий щит благоденствия великой Империи, крепкий щит мира Европы проникнут стрелою невидимою. Не Саул оставленный ищет тамо смерти, которая окружает его, но возлюбленный Давид ищет жизни для возлюбленной болящей супруги, а никем не подозреваемая смерть его самого ищет. Горы Таврийские! да не снидет роса, ниже дождь на вас!

Но тщетно и сие негодование и, может быть, дерзостно. Смиримся под крепкую руку Божию (1Пет.5:6). И для нас, и для оплакиваемого нами лучше молиться, нежели жаловаться.

Царю Царей! Ты возвиг его на время, Ты воззвал его к вечности. Приими то, что Ты даровал, не остави тех, которых лишаешь. Ты взял сего Царя, как праведнаго, от лица неправды (Ис.57:1), когда она готовилась вновь разродиться отступлением от царей (ибо разрушителя крамол всемирных надлежало устранить от тяжкой скорби видеть их отрасль, проникшую даже в Отечество), умилосердися, Господи, возьми сию неправду от лица оставшихся праведных! Христе, животе наш! В Тебе Едином искал он врачества и жизни во дни болезни своея, сподоби его истее Тебе причащатися в невечернем дни царствия Твоего[207], в соборе Царей, вечно с Тобою царствующих! Аминь.

Примечания