Слово на день Рождества Христова

Славно настоящее торжество, въ которое возвещается спасеніе всемъ человекамъ: славно и настоящее собраніе, со благодареніемъ пріемлющее благодать. А она дается изобильно темъ, кои съ благодарнымъ духомъ принимаютъ оную. Ибо дары ея низпосылаются по мере благодарности благодетельствуемыхъ; и если ты, получивъ даръ, возблагодарилъ Даровавшему тебе; то ты не только заплатилъ Ему за полученное, но и обязалъ Его быть гораздо более благотворительнымъ къ тебе. И такъ со благодареніемъ пріимите дарованную милость, и украсьте сіе торжество наше. — Причина же торжества есть явленіе Бога между человеками, пришествіе всегда присущаго, сожительство все–наполняющаго, виденіе очами Того, кто все видитъ. Во своя пріиде, и свои Его не пріяша. Или еще более: въ міре бе, и міръ Темъ бысть, и міръ Его не позна (Іоан. 1, 10–11) Но сіе незнаніе можетъ и не относиться къ обвиненію людей. Прелику Богъ, по причине Божественности естества своего, непостижимъ для человека. He можетъ умъ человеческій объять Его. Природа Божественная всегда далеко отстоитъ отъ разума человеческаго. Она выше нашего разуменія. Итакъ, поелику мы остаемся чужды Богопознанія, по превосходству природы Божественной; то, дабы мы не были лишены онаго, Невидимый принимаетъ на Себя природу видимую, Неприкосновенный облекается въ плоть осязаемую; Невидимый Богъ становится видимымъ, Слово делается прикосновеннымъ, Единородный Сынъ Божій уподобляется рабамъ своимъ, дабы превышающая понятіе человеческое природа не осталась неизвестною для людей.

Но не подумай, чтобы Сынъ сделался разделенъ отъ Бога. Ибо издревле предъизображалось пришествіе Бога, когда Онъ, давая познавать Себя, являлся всегда въ человеческихъ видахъ, употребляя для сего вещества, зренію нашему подлежащія. Посему пусть выступитъ на средину Іудей, — пусть предстанетъ тотъ, кто не веритъ явленію Бога людямъ въ человеческой природе. Пусть скажетъ мне: какъ Моисей виделъ Бога? Виделъ природу невидимую? — He можетъ быть. Ибо она неприступна для человека. Какъ же виделъ? Скажи. — Виделъ огнь изъ купины исходящій, и купину, не попаляющій. А почемужъ не верить Родившемуся отъ Девы, и девства не повредившему? Или слыша, что изъ купины беседуетъ Богъ, и говоритъ Моисею: Азъ Богъ Авраамовъ, и Богъ Исааковъ и Богъ Іаковль (Исх. гл. 3); и что Моисей съ благоговеніемъ повергнулся предъ Нимъ, — ты будеть верить, не принимая видимаго за огнь, но видя въ немъ Бога беседующаго; а когда упомяну объ утробе Девической, ты будешь смущаться и отвращаться? Скажи, что менее удивительно, купина, или утроба Девическая, непричастная истленію греха? He знаешь, что древнее служило предуготовленіемъ къ новому и ныне совершившемуся? Ибо таинства сіи прообразованы древними знаменіями. Для того купина возгарается, огнь является, и однако сила огня не действуетъ, не истребляетъ. Ужели въ купине не видишь Деву? ужели въ огне не усматриваешь человеколюбія снизшедшаго? Судія съ виновными и — нетъ суда! Мздовоздаятель съ осужденными и — нигде не видно наказанія! Видить ли, какъ кроткій сей огнь предвозвестилъ человеколюбіе оное? He удивляйся, что Богъ раждается изъ утробы Девической. Богъ не почитаетъ низкимъ для Себя ничего такого, что пріобретаетъ спасеніе человекамъ. Не представляй природу Божію столько слабою, чтобы она допустила когда нибудь къ себе униженіе. Ибо умаленіе, которому Онъ подвергся для насъ, не делаетъ униженія природе Его. Усвоилъ Себе незначущее, дабы спасти природу нашу. Посему когда сіе незначущее не только не унижаетъ природы Блаженнаго Бога, но и устроиваетъ спасеніе человековъ; то какъ ты говорить, что причина спасенія нашего служитъ униженіемъ для Бога?

Итакъ родился ныне Богъ отъ Девы, и Дева пребыла Девою, и содедалась Матерію. Поелику Ходатай нетленія не производитъ тленія. Начальникъ нетленія ничего не повреждаетъ. Поелику же Фотинъ [1] Рожденнаго принимаетъ за простаго человека, не признавая въ семъ рожденіи рожденія Бога, и изъ утробы произшедшаго, почитая за человека, делаетъ раздельнымъ отъ Бога; то пусть онъ скажетъ мне теперь: какимъ образомъ человекъ по природе, раждаемый изъ утробы девической, сохранилъ невредимымъ девство утробы? Ибо нетъ ни одной матери, которая бы, раждая человека, оставалась девою. Видишь ли, какъ образъ рожденія заставляетъ насъ двояко думать о Родившемся? Если бы Онъ родился подобно намъ, былъ бы человекъ; но когда Матерь сохранилъ Девою, то разумные познаютъ изъ сего, что Родившійся есть Богъ. Богъ пришелъ въ міръ, не какъ съ места на место, но обложивъ себя природою нашею, и какъ я сказалъ, пожелавъ быть видимымъ, будучи невидимымъ по природе, — такъ что Онъ не началъ быть Богомъ, когда родился, но началъ быть видимымъ для людей. Поелику онъ есть Богъ, но по любви своей къ намъ восхотелъ сделаться человекомъ, дабы мы приняли Творца, какъ равнаго намъ, дабы возъимели дерзновеніе, котораго были лишены, не имея собственныхъ заслугъ. Влекомые предъ судилище, и не имеющіе для оправданія собственныхъ делъ, какъ бы обретаютъ сіе оправданіе въ делахъ Единокровнаго себе. Приходитъ Богъ, какъ человекъ, не место на место переменяя, но невидимое естество делая видимымъ. Сталъ видимъ, какъ человекъ, и явился, какъ одинъ отъ людей, по благовествованію Евангелиста: Слово плоть бысть. (Іоан. 1, 14).

Но какъ, скажетъ кто нибудь, Слово стало плотію? Какъ возможно то, чтобы Богъ Слово сделался человекомъ? To есть, ты спрашиваешь: какимъ образомъ Богъ производитъ чудеса? — Но когда бы непостижимый сей образъ былъ для насъ постижимъ; тогда и чудо не было бы чудо, а дело обыкновенное. Если же событіе есть чудо и знаменіе; то предоставь ведать сей образъ чудодействующему Господу. Что оно совершилось, — хочу, чтобъ ты зналъ то, и верою пріобрелъ изъ того пользу, но какъ оно совершилось, знать это предоставь Творцу. Ты веришь предписаніямъ врача, не разбирая способа его врачеванія, но вверяя жизнь свою его искусству; — да и всякой другой, не будучи художникомъ, не изследываетъ, какъ делаетъ свое дело художникъ, но видя его работу, какъ она сделана, веритъ въ томъ искусству: а хочешь знать причины всехъ чудесъ Божіихъ, какъ будто бы тебе въ нихъ была нужда, потому что и тебе надобно творить такія же чудеса, какія творитъ Богъ? Но что я сказалъ прежде, то и теперь говорю. To событіе, котораго мы знаемъ причину, не есть ни чудо, ни знаменіе. Напримеръ: мастеръ строитъ домъ. Здесь мы видимъ планъ дома, видимъ вместе сложенныя вещества, и потому можемъ сказать, какъ производилось строеніе, хотя сами и не умеемъ строить. Но слепому отъ рожденія образовалъ глаза изъ бренія Единородный Сынъ Божій. Это выше нашего понятія, и называется чудомъ, поелику неизъяснимо для нашего разума. Называется знаменіемъ, поелику превышаетъ обыкновенный порядокъ вещей. И что то подлинно было, знаемъ; но какъ было, сказать не можемъ. Ибо изъ бренія приготовляются сосуды и плинфы; а не лепота очей составляется, не нежныя оболочки свиваются, не разнообразность зренія слагается, и не правильная, столь пріятнаго цвета кругловидность образуется. Бреніе не можетъ быть употреблено въ средство, тогда какъ нужно образовать благолепіе очей. Но чего земля по своему. свойству не можетъ на себя принять, ибо она не можетъ принять на себя вида очей, то самое приняла она. Здесь Чудодействующій по своему произволенію располагаетъ природою, а не Самъ повинуется закону ея. Почему не нападай более на слабость человеческаго естества, и не говори: какъ человеческая природа вместила Бога? Какъ Богъ сделался человекомъ? Какъ Богъ Слово сталъ видимою плотію? Но что сталъ — верь; а какимъ образомъ — пусть то знаетъ Творецъ [2].

Если же желаешь и примера для объясненія сего предмета, то я покажу тебе, какъ бестелесное делается телеснымъ, невидимое — видимымъ, неприкосновенное — прикосновеннымъ, не переменяя природы своей, но принимая на себя видимый и осязаемый покровъ. Это слово, которое мы произносимъ, и при помощи котораго обращаемся другъ съ другомъ, и открываемъ взаимно мысли свои, это слово, говорю, не подлежитъ ни зренію, ни осязанію, но пріемлется единственно слухомъ. Впрочемъ если устное слово наше я представляю въ примеръ ипостаснаго Слова Божія, то не подумай, чтобы я сіе Слово Божіе принималъ за органическое. Нетъ. Когда Единородный называется Словомъ, то Священное Писаніе показываетъ симъ безстрастное Его рожденіе. Поелику и умъ человеческій безстрастно раждаетъ слово наше. По сему Священное Писаніе иногда называетъ Его Сыномъ Отца, иногда Словомъ, а иногда Сіяніемъ (Евр. 1, 3). Оно называетъ Его каждымъ изъ сихъ именъ для того, дабы ученіе о Христе мы разумели такъ, чтобы наше разуменіе не обращалось въ хулу на Бога. Въ различныхъ местахъ оно даетъ различныя Ему наименованія, дабы согласовать ученіе съ величіемъ Божіимъ.

И именно: называетъ Единороднаго Сыномъ Отца, дабы представить единосущное достоинство. Поелику раждающійся у тебя сынъ имеетъ равное съ тобою естество; то Слово Божіе, дабы показать единосущность Отца и Сына, называетъ Единороднаго, отъ Отца рожденнаго, Сыномъ Отца. Потомъ поелику слова: рожденіе и сынъ означаютъ у насъ страстное рожденіе; то именуетъ сего Сына и Словомъ, выражая симъ именемъ безстрастное Его рожденіе. Но поелику какой нибудь отецъ, какъ человекъ, безъ всякаго сомненія, превосходитъ возрастомъ своего сына: ибо самое названіе отца заставляетъ насъ представлять въ уме своемъ отца прежде сына; то, дабы ты не приложилъ сего же и къ Божеству, а напротивъ мыслилъ такъ, что Единородный всегда существуетъ нераздельно со Отцемъ, называетъ Единороднаго Сіяніемъ Отца. Ибо сіяніе, хотя раждается отъ солнца, однако мы не думаемъ о немъ такъ, что оно является после солнца, но представляемъ такимъ образомъ, что какъ, скоро является солнце, является вместе и сіяніе отъ него. И такъ, что Сынъ всегда существуетъ нераздельно со Отцемъ, пусть это изъяснитъ тебе — Сіяніе; безстрастное рожденіе пусть покажетъ — Слово; единосущность — Сынъ.

Но возвратимся къ предмету, и покажемъ возможность явленія ныне родившагося Бога Слова, объяснивъ примеромъ, какъ по природе невидимое делается видимымъ, и неосязаемое по причине безтелеснаго естества, становится осязаемымъ. Мы сказали, что сіе слово устное, при помощи котораго беседуемъ другъ съ другомъ, есть слово безтелесное, ни зренію, ни осязанію не подлежащее. Но когда сіе слово облечется въ буквы и письмена, тогда учинится явственнымъ, такъ что его можно и видеть и осязать. Представь, что кто нибудь говоритъ съ другимъ. Видимъ ли мы исходящее слово? осязаемъ ли рукою изливающееся изъ устъ слово? Но если сказанныя слова напитешь на хартіи, тогда то, чего прежде не виделъ, видишь; и тотъ составъ слова, котораго прежде ты не осязалъ, осязаешь при помощи буквъ, изображенныхъ на хартіи. Почему такъ? Потому что безтелесное слово на хартіи принимаетъ на себя какъ бы тело, и облекается въ буквы, какъ въ одежду. И такъ, поелику предложенный примеръ ясенъ, и ты долженъ согласиться на очевидность онаго; то теперь покажемъ, какъ Единородный Сынъ Божій, Богъ Слово, предвечно и нераздельно существующій со Отцемъ, безтелесный по естеству, после принявъ на Себя естество человеческое, родился отъ Девы, не воспріявъ начало бытія Божественнаго, но начало явленія въ человеческой природе. He говори: поелику Единородный рожденъ отъ Отца, то какъ родился опять отъ Девы? — Отъ Отца рожденъ по естеству, отъ Девы раждается по предопределенію. Тамъ какъ Богъ, здесь какъ человекъ. Поелику и твое слово есть плодъ, рожденный твоею мыслію. Но когда то самое слово, которое родилъ умъ твой, ты пожелаешь заключить въ буквы и письмена начертаніемъ онаго на хартіи; тогда рукою пишешь буквы, и действіемъ руки твоей некоторымъ образомъ въ другой разъ раждаешь слово, которое не тогда получило первоначальное бытіе свое, когда написано стало рукою, и не тогда приходило въ существованіе, когда рука начертавала буквы, но родившись еще прежде отъ ума, оно возъимело начало чувственнаго явленія после того, какъ рука изобразила его буквами.

Итакъ, поелику примеръ ясенъ, и подобіе, сколько возможно, удобовразумительно, то теперь приложимъ сію истину къ истине главнейшей. Подъ именемъ ума разумей Отца, подъ именемъ слова, раждаемаго отъ ума, разумей Сýщественное и ипостасное Слово, рожденное отъ Отца; подъ рукою, буквально раждающею слово, разумей Деву, телесно раждающую Слово, не такъ впрочемъ, чтобы сіе рожденіе даровало начало бытію Божества. Нетъ. Но начало явленію людямъ Бога, соделавшагося человекомъ. Поелику Онъ сталъ подобенъ мне, то необходимо и родился подобно мне, вместе съ моею природою необходимо принимая на себя и подобное моему рожденіе. Вотъ почему и рожденіе усвоилъ себе Богъ Слово, и Матерію избралъ Деву, и прошелъ чрезъ ея девственную утробу. Богъ никакимъ твореніемъ своимъ не гнушается, такъ какъ изъ делъ Его нетъ ни одного такого, которое было бы недостойно Его. Все хорошо и прекрасно, если бы мы видели все такъ, какъ виделъ Творецъ сотворенное Имъ. И виде Богъ вся, елика сотвори, и се добра зело (Быт. 1, 31). Взирай на все непотемненными отъ страстей очами, и если бы взиралъ подобно Богу, увиделъ бы, что все прекрасно. Отъими страсти, и тебе откроется совершенство творенія. Чтожъ удивительнаго, если въ собственномъ произведеніи и жилище благоизволилъ поселиться Богъ?

Но ты говоришь, что одно небо достойно быть престоломъ Его; а человека почитаешь недостойнымъ для Него жилищемъ, — Ты судишь о вещахъ не по весамъ здраваго разсужденія, но по гласу страстей и предразсудковъ! Ибо скажи мне: что превосходнее, — небо, или человекъ? He заглядись на сіяніе звездъ, не предпочти сущности вещей по ихъ блестящей наружности, не изумись видя сверкающіе лучи солнца, не смутись и темъ, что я, по словамъ Блаженнаго Іова, облеченъ кожею и плотію (Іов. 10, 11). Но воззри на благородство разумной души, смотри на образованіе человека, и подивись сему животному. Имеетъ умъ, который можетъ покарять себе всехъ животныхъ, и управлять ими. Имеетъ руки, повинующіяся веленіямъ разума, и служащія орудіемъ въ различныхъ произведеніяхъ искусства. Одно только оно изъ всего сотвореннаго не подвержено закону необходимости. Одного только человека сотворилъ Богъ господиномъ своей воли, Или не видишь, что Солнце совершаетъ теченіе свое по предписаннымъ законамъ? Или не примечаешь, что обращеніе его всегда одинаково? — Почему? Потому что оно не имеетъ своей воли, тогда какъ ты располагаешь собою произвольно, делаешь, что хочешь, не знаешь принужденія, которое бы насильно влекло тебя, будучи свободенъ въ душе. Солнце повинуется необходимости: человекъ имеетъ свободную волю. Теперь скажи мне: кто предпочтительнее — рабъ, или свободный? подъ игомъ неволи служащій, или отъ всякой неволи избавленный? Итакъ, нетъ ничего удивительнаго, ничего невероятнаго, если Богъ обиталъ въ человеке, котораго Онъ сотворилъ по образу своему.

Намереніе о человеке Богъ показалъ при самомъ начале сотворенія его, когда, взявъ персть отъ земли, сотворилъ его, и соделалъ образомъ своего Божества. Но почему того, кого Онъ намеревался возвеличить такою славою, сотворилъ изъ столь бреннаго вещества? Дабы сотворить человека, почему Онъ не взялъ для сего вещества изъ светлыхъ лучей солнца, а сотворилъ его изъ земли и праха — сей низкой и ногами попираемой стихіи? Для чего, — хочеть знать? Поелику Онъ восхотелъ украсить человека своимъ образомъ, то даетъ ему природу бренную, дабы высокое достоинство не породило въ человеке гордости, дабы, будучи почтенъ высшею природою, при памятованіи низшей части природы, онъ смирилъ себя, и позналъ, что высота достоинства не есть его заслуга, но даръ Благодетеля. Посему и въ томъ видно человеколюбіе Творца, что образъ свой соединилъ съ природою взятою изъ земли. Сію природу далъ Онъ человеку въ залогъ смиреннаго о себе мненія.

Следовательно человекъ есть существо благородное, хотя после прившедшія страсти и помрачили благородство его. He смотри на него въ поврежденномъ его состояніи, но вспомни превосходство образа Божія прежде преступленія закона. Почему презираешь его падшаго, забывая первое его величіе и первоначальное достоинство, которое опять съ великою щедростію возвратилъ ему Богъ, когда совокупилъ съ собою свой образъ? Здесь ничего нетъ несогласнаго съ Его человеколюбіемъ. Ни мало не унизительно для милосердаго Владыки, если онъ для пользы раба пріобщается къ рабскимъ деламъ его. Сіе не оскорбляетъ славы Милосердаго, напротивъ это показываетъ, каковъ Онъ есть. He удивляйся сему. Поелику и ныне, если пріуготовишь изъ себя храмъ Божеству, то Оно и въ тебе поселится, хотя и не такъ, какъ во Христе. Ибо во Христе обитаетъ еся полнота Божества телесно (Кол. 2, 9). О чудо! Вся полнота Божества въ Единомъ телесно обитаетъ; и все исполняетъ, и превышаетъ тварь: Весь будучи во Единомъ, и неразлучно пребывая со всякимъ твореніемъ! Но не почти сказаннаго за невозможное. Ибо и я теперь произношу слово. Сіе слово и во единомъ, и во всехъ то же слово. И одинъ вмещаетъ въ себе всецелое слово, — сіе слово и во многихъ остается то же. Если же слово, появляющееся и изчезающее и въ единомъ всецело обтиаетъ, и во всехъ то же пребываетъ: что удивительнымъ тебе кажется, если Богъ всею полнотою своею и на небе пребываетъ, и во всехъ обитаетъ?

Итакъ, причина настоящаго торжества есть та, что Богъ соделался человекомъ, взявъ на себя человечество, дабы дать намъ Божество, принявъ на себя страстное естество, дабы даровать намъ безстрастіе, подвергнувъ Себя смерти, дабы одарить насъ безсмертіемъ. Человеческое чувство страданія соделалъ собственнымъ, не переменяя естества своего, но присвоивъ Себе оное по воле своей. И сіе учинилъ Онъ весьма премудро, вознамерившись спасти человека. По какой же причине онъ усвоилъ Себе человеческое чувство страданія? Потому что восхотелъ страсть страстію истребить, смерть смертію упразднить, оружіе темъ же оружіемъ сокрушить. Претерпеваетъ крестъ, заушенія, узы, для того, дабы страданія, соделавшись собственными Богу, возъимели власть надъ страданіями. И природа Божественная не пострадала, такъ какъ Богъ присвоилъ Себе немощи, не переменивъ Себя, и немощи получили отъ Бога силу надъ немощами. Ибо смерть, соделавшись какъ бы Божіею, низлагаетъ смерть, и; умершій разрушаетъ владычество ея, поелику и Богъ и человекъ былъ. He простаго человека распяли Іудеи, и не видимую только природу пригвоздили ко кресту; но возставъ на нее, возстали на Самаго Бога, принявшаго немощи соединенной съ Нимъ природы. А чтобы для тебя и сіе было ясно, обратимся къ примеру, въ начале предложенному.

Представимъ себе, что Царь даетъ словесное повеленіе, и что сіе повеленіе, изображенное буквами на хартіи, разсылается по городамъ, заключая въ себе определенія о дарованіи или свободы, или другихъ щедротъ царскихъ темъ, кои требуютъ оныхъ. А между темъ какой нибудь изменникъ и возмутитель, врагъ общества и непріятель Царя, взявъ хартію, содержащую въ себе таковыя определенія, разрываетъ. Чтó разрывается здесь? Скажи мне, одна ли хартія, или и слово царское? Если только хартія, то ему легко вознаградить убытокъ, и онъ или остается правымъ, или обязывается заплатить не более пяти оволовъ. Напротивъ, онъ подвергается строжайшему суду и истязанію, и осуждается на смерть, за то, что онъ не хартію только разрываетъ, но и слово царя. И хотя слово царское не повреждается; по существу своему и рукою не ощущается, которое по сему и перервать невозможно; однако и оно перерывается, присвоивая себе поврежденіе хартіи и буквъ. Видишь, какъ неповрежденное принимаетъ поврежденіе, сообщаясь съ повреждаемою природою? Ибо слово по свойству своему не перерывается, не смотря на то и оно принимаетъ на себя поврежденіе хартіи и буквъ.

Итакъ, пусть не величаются Іудеи, что они распяли простаго человека. Видимое — была хартія; а что въ ней содержалось, то было слово Царя, произшедшее не отъ языка, но изъ естества. Ибо Единородный называется Словомъ не органическимъ, но Сýщественнымъ и ипостаснымъ, которое никакого не чувствовало страданія въ своемъ существе, будучи словомъ безстрастнымъ, но усвоило себе страданія видимой части существа. И какъ слово царское, принявъ на себя одеяніе буквъ, вместе принимаетъ на себя и поврежденіе хартіи; равнымъ образомъ и Единородное Слово Божіе страданія пригвожденной плоти соделало собственными Себе. Посему, какъ повредившій хартію царскую осуждается на смерть, поелику онъ вооружается на слово царское, такъ и Іудеи, распявшіе видимое естество, будутъ наказаны за то, что дерзнули возстать на Самое Слово Божіе. Богъ воздастъ имъ за сіе дерзновеніе ихъ, какъ за оскорбленіе Ему причиненное. Но довольно уже сказано. Дóлжно щадить и память вашу. Поелику обиліе предметовъ, затемняя умъ слушателей, делаетъ то, что они забываютъ слышанное. Да поможетъ вамъ благодать Божія удержать въ памяти своей и сказанное, и другимъ принести отъ сего пользу, и наследовать за то царство небесное, которое да дастъ Богъ всемъ намъ получить. Слава Ему и держава во веки вековъ. Аминь.

Печатается по изданiю: Святаго Феодота епископа Анкирскаго Слово на день Рождества Христова. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». — 1825 г. — Часть XX. — С. 270–294.

Примечания