Проповеди

1. Несколько мыслей о проповедничестве2

В статье профессора В. Цевницкого: «О приготовлении проповедей»3, очень интересной по содержанию, приведены следующие слова святых отцов о проповедничестве.

Святому Григорию Богослову указывали некогда, зачем он в своих проповедях прибегает к пособию искусства ораторского и тщательно обрабатывает их. Рыбари-де (апостолы) такими средствами не пользовались при своей апостольской проповеди. На этот упрек святой отец отвечал: «Я охотно, подобно рыбарям, пренебрегал бы средствами искусства, если бы я, как те рыбари, имел дар творить чудеса».

В своем известном слове «О бегстве» святой Григорий Богослов в очень сильных выражениях говорит против тех, которые смотрят на проповедь как на дело легкое, всякому доступное. «Что касается раздаяния слова, говорит он, что составляет первую нашу обязанность (я разумею слово божественное и высокое), то, ежели кто другой приступает к делу сему с дерзновением и почитает оное доступным для всякого ума, я дивлюсь многоумию (чтобы не сказать малоумию) такого человека. Для меня кажется не простым и немалого духа требующим делом каждому «даяти во время житомерие» (Лк. 12, 42) слова и с рассуждением вести домостроительство истины наших догматов... Трудно беседующему о высоких божественных предметах, особенно в многочисленном собрании людей всякого возраста и разных способностей, которое, подобно многострунному органу, требует неодинаковых ударений, трудно, говорю, найти слово, которое бы всех назидало и озаряло светом ведения. Трудно уже и потому, что как опасность с трех сторон, то есть от мысли, слова и слуха, то невозможно не преткнуться если не совсем, то по крайней мере в чем-либо одном. Ибо если ум не просвещен, или слово слабо, или слух не очищен, и потому не вмещает слова, от одной из сих причин так же, как и от всех, необходимо храмлет истина»4.

А вот что говорит другой знаменитый проповедник святой Иоанн Златоуст: «Кто владеет великою силою слова (а ее у немногих можно найти), даже и тот не бывает свободен от непрестанных трудов. Так как сила слова не дается природою, но приобретается образованием, то, хотя кто довел ее до высшего совершенства, и тогда он может потерять ее, если постоянным усердием и упражнением не будет развивать этой силы. Таким образом, образованнейшие должны более трудиться, нежели менее образованные; ибо нерадение тех и других сопровождается не одинаковым ущербом; но у первых оно столько важнее, сколько различия между тем, чем владеют те и другие. Последних никто не будет укорять, если они не произносят ничего отличного; а первые, если не всегда будут предлагать беседы, превышающие то мнение, которое все имеют о них, то подвергаются от всех великим укоризнам. Притом последние и за малое могут получить великие похвалы; а первые, если слова их не будут сильно удивлять и поражать, не только не удостоиваются похвал, но и находят многих порицателей. Слушатели судят о проповеди не по ее содержанию, а по мнению о проповедниках. Потому кто превосходит всех красноречием, тому более всех нужно усердно трудиться; ему нельзя извиниться тем общим недостатком природы человеческой, что невозможно успевать во всем; но если его беседы не вполне будут соответствовать высокому мнению о нем, то они сопровождаются множеством насмешек и порицаний от народа. Никто сам в себе не рассуждает о том, что приключившееся уныние, беспокойство, забота, а часто и гнев, помрачают чистоту ума и не позволяют произведениям его являться светлыми и что вообще человеку невозможно всегда быть одинаковым и во всем успевать, но естественно иногда погрешать и оказаться слабее собственной силы. Ни о чем этом не хотят подумать, но винят проповедника, судя о нем, как об Ангеле...

Если и способные говорить с великою властию имеют нужду в постоянном упражнении для сохранения этой способности, то нисколько не приготовившийся ранее и принужденный думать об этом во время самых подвигов какие встретит трудности, какое беспокойство, какое смущение, чтобы с великим трудом приобресть какой-нибудь малый успех!..

Принявший на себя долг учительства не только должен трудиться для усовершенствования себя вообще, но, в частности, тщательно должен заботиться о составлении своих поучений. Трудясь над составлением своих поучений, он должен не внимать похвалам посторонних людей и не ослабевать своею душою без них, но составлять свои поучения так, чтобы угодить Богу; ибо это у него должно быть правилом и единственною целью тщательнейшего составления поучений»5.

Между отцами-проповедниками западной латинской Церкви наибольшим авторитетом пользовался святой Григорий Двоеслов. И у него мы встречаем настоятельное увещание, обращенное к избирающим для себя проповедническое служение, усердно трудиться для приготовления себя к тому служению и не предоставлять случайному вдохновению каждую частную проповедь. «И в свете, .говорит он, не берутся учить какомулибо искусству, не изучив его предварительно посредством внимательного размышления»6. «Управление душами человеческими, повторяет он мысль святого Григория Богослова7, есть искусство из искусств и наука из наук». «Нужно проповеднику старательно заботиться и о том, чтобы не только не говорить ничего дурного, но и о хорошем говорить не без меры и не без порядка; потому что проповедь часто теряет свою силу оттого, что слушатели замечают беспорядочную болтливость в проповеднике»8.

В приведенных словах святых отцов выясняется, как серьезно должен проповедник относиться к служению словом. Нельзя выносить наружу и излагать пред слушателями все то, о чем он может более или менее связно и складно сказать, нельзя говорить даже о всех тех предметах духовной жизни, которые в данный момент почему-либо занимают проповедника, о чем он может сказать более или менее интересно и занимательно, необходимо иметь в виду и духовную пользу слушателей, применяться к их духовным потребностям, притом не общим только, но частным, потребностям данного момента, потребностям по возможности большего числа или всех слушателей; наконец, и о потребном «говорить не без меры и не без порядка» (св. Григорий Двоеслов). Только при соблюдении этих условий слово может быть живым и действенным. Итак, слово должно быть, прежде всего, живым и одушевленным, оно должно быть как бы лишь естественным изнесением наружу того, что составляет часть внутренней духовной жизни самого проповедника, изображением и изъяснением слушателям того, что проповедник сам прежде уже пережил, о чем он много думал, что его волновало, побуждало к различным подвигам. Слово, чуждое такой живости и естественности, отличающееся искусственностью, придуманностью, не может быть и вполне действенным.

Затем, слово должно строго сообразовываться с духовными потребностями слушателей, которые проповедник должен уметь легко определить, чтобы к ним по возможности легче приспособляться. Слово должно быть по возможности связно, так чтобы слушатели могли легко объединить и сохранить в уме своем все сказанное, благодаря ли ясной, строго логической связи мыслей, раздельности, простоте и плавности изложения, благодаря ли единству картины или событий, изображаемых проповедником пред слушателями, благодаря ли, наконец, хотя бы отдельным местам проповеди, способным произвести сильное впечатление на слушателей. Самое же главное условие это, конечно, первое, то есть одушевление проповедника; такое слово хотя и теряет, иногда много теряет, от несоблюдения прочих условий, однако всегда более или менее затрагивает слушателей. Конечно, живость не в том состоит, чтобы речь лилась, например, быстрым, неудержимым потоком, не в том, что проповедник говорит красноречиво и картинно, поражает иной раз глубокими мыслями и сравнениями. Все это сообщает слову живость и привлекательность, но иногда только внешнюю. Слово церковное может быть названо живым в собственном смысле только тогда, когда оно способно затронуть какие-нибудь движения в душе, относящиеся к духовной жизни: пробудить, например, от беспечности и заставить задуматься над своим духовным состоянием, вызвать чувство покаяния, отвращения от греха, решимость оставить какой-либо порок, вызвать движение любви к ближнему, духовную радость о каком-либо событии спасения и т. п. Для того, чтобы живо говорить о вере, о любви, о молитве, посте, борьбе со страстями, вообще о деле спасения, нужно проповеднику самому любить все это, быть постоянно занятым этим, подвизаться в духовной жизни, речь такого проповедника будет живою, потому что будет изображением того, что он сам переживал как действительный факт, в осуществление чего верит, чего желает, чем интересуется, как говорит о себе апостол: «веровах, темже возглаголах» ; «от избытка сердца уста глаголют» у подобного проповедника (Пс. 115, 1; 2Кор. 4, 13; Мф. 12, 34).

Но если столь серьезны требования от живого слова, то может ли обычный, рядовой проповедник выступать с проповедью, не подготовившись к ней самым тщательным образом, не обдумав ее во всех подробностях, не записав и не заучив наизусть? Неужели совершенно, хотя бы даже в малой мере, неприложимы к обычным проповедникам слова Господа, сказанные апостолам: «Когда же будут предавать вас, не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать, ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф. 10, 19–20)? Неужели всякая проповедь должна представлять строго обработанное в литературном отношении произведение и для простой безыскусственной беседы не остается места на церковной кафедре? Конечно нет; напротив, будучи даже вполне обработанным в литературном отношении произведением, проповедь никогда не должна терять характера живой беседы; может и прямо по способу своего составления, смотря по слушателям и обстоятельствам, приближаться к обычной, простой и безыскусственной беседе. Вышеприведенные слова святых отцов о необходимости самой тщательной подготовки к проповеди, во-первых, не имеют значения общего правила для всех случаев; во-вторых, необходимо точнее определить, в чем именно должна состоять требуемая ими подготовка.

Так как святые отцы в вышеприведенных местах главною целью проповеди поставляют духовное назидание слушателей или склонение их ума, сердца и воли в сторону проповедуемой истины «управление душами человеческими» (сравнивается действие слова на души многих слушателей с настраиванием «многострунного органа»), то, естественно, проповедник должен прежде всего позаботиться о выборе предмета, который бы заключал в себе назидание (соответственно дню или событиям времени) и в то же время увлекал слушателей. Необходимо тщательнее вникнуть в настроение слушателей (которое должно быть более или менее известно проповеднику, по слову Господа: «Аз... знаю Моя, и знают Мя Моя» (Ин. 10, 14), постараться найти в раскрываемом предмете, как бы ни был он назидателен сам по себе, еще такие стороны, благодаря которым последний ставился бы в тесную и близкую связь с настроением слушателей, вызывал бы соответствующие чувства в слушателях, настроенных иначе, чем проповедник, постараться отыскать доводы, убедительные и для тех слушателей, которые стоят на иной точке зрения, чем проповедник, одним словом, найти какие-нибудь точки соприкосновения между образом мыслей и настроением своим и слушателей. Чем более таких общих точек соприкосновения, тем легче проповедовать и тем меньшая может требоваться подготовка.

Впрочем, заботясь о том, чтобы войти в круг мыслей и настроение слушателей, проповедник должен заботиться и о том еще, чтобы сказать слушателям нечто новое, не вполне ими еще испытанное, не со всех еще сторон обдуманное, должен стараться возвести их на высшую ступень, приближающую к большему уразумению и усвоению христианского идеала: нельзя пережевывать одни и те же мысли, хотя и прекрасные, вводить лишь в один и тот же круг чувств и настроений, которые ранее были уже многократно переживаемы. Это-то требование от проповедника и имел в виду, вероятно, святой Иоанн Златоуст, когда говорил, что проповедник каждою проповедью своею должен «удивлять и поражать» слушателей.

Отыскавши, таким образом, предмет слова, проповедник должен, так сказать, провести его чрез горнило своего сердца, как бы приобщить его к хранящимся уже там духовным сокровищам. Тогда только уста его будут говорить «от избытка сердца». Пока избранный предмет не нашел должного отзвука в сердце проповедника, слово его будет «медью звенящей и кимвалом звучащим» (1Кор. 13, 1). После того как мысли и слова, теснящиеся в уме, наконец согреются в сердце, они готовы иногда бывают изливаться неудержимым током. Но тогда-то проповедник должен приложить новую заботу о том, чтобы речь текла логически стройно, ясно, раздельно, чтобы ясен был главный предмет речи, объединяющий все частные мысли, ход мыслей, их исходный пункт и конечную цель слова. Конечно, для достижения последних требований проповедник должен обратить, наконец, внимание также на простоту и общедоступность изложения, а для большого действия на чувство позаботиться о возможной художественной обработке своей речи, впрочем вполне естественной и гармонирующей с теми чувствами, которые одушевляют проповедника. Это значит и «о хорошем говорить не без меры и не без порядка» (Григорий Двоеслов)9.

Выяснив теперь, в чем должна состоять подготовка к проповеди, мы удобнее можем ответить и на вопрос, поставленный ранее: в какой же степени необходима предварительная подготовка к живому слову. Без сомнения, привычка к свободной живой речи не может явиться сразу, но приобретается лишь постепенно, быстрее или медленнее, в зависимости от природных дарований. Иной от природы обладает быстрым и живым умом, богатою памятью, даром слова, то есть способностью свободно, плавно и изящно выражать свои мысли и чувства в слове, спокойною уравновешенностью темперамента, благоприятствующей приобретению навыка хорошо владеть собою. Природные дарования необходимо должны быть развиваемы посредством собственных трудов и подвигов, на что указывается особенно в вышеприведенных словах святого Иоанна Златоуста: «Кто владеет великою силою слова, даже и тот не бывает свободен от непрестанных трудов.

Так как сила слова не дается природою (т. е. исключительно ею), но приобретается образованием, то, хотя кто довел ее до высшего совершенства, и тогда он может потерять ее, если постоянным усердием и упражнением не будет развивать этой силы. Таким образом, образованнейшие должны более трудиться, нежели менее образованные». «Уча учимся», это должно быть правилом на всю жизнь. Непрестанно нужно возобновлять запас познаний в области Священного Писания, обогащать память свою постепенным знакомством с святоотеческими творениями, не оставлять изучения богословия, большего и большего ознакомления с жизнью и отражением ее в литературе и науке. Без постоянного обновления запаса сведений не может быть вполне свободной и интересной речь проповедника.

Если кто еще не имеет дара слова, то необходимо много и неленостно потрудиться над его приобретением. Много ступеней придется пройти большинству проповедников, прежде чем научатся они свободно владеть живою речью. Многим придется начинать: а) с чтения по тетрадке, от которой боятся они оторвать глаза и посмотреть на слушателей; б) переходить потом к чтению вполне свободному с некоторыми добавлениями от себя, вызываемыми наблюдением над степенью внимания, понимания и интереса слушателей; в) далее к изложению проповеди, хотя отчасти или совершенно, изустному, однако с тетрадкой под руками, по которой можно в каждом затруднительном случае справиться; г) к изложению изустному после тщательного обдумывания проповеди во всех подробностях, но без записи на бумаге и только с конспектом в руке; д) с обдумыванием лишь общего хода мыслей и некоторых более важных подробностей и произнесением при помощи конспекта е) или без него. Говорить без всякого обдумывания не советуется вообще никому, разве в каких-либо исключительных случаях, когда проповедник (разумеется, уже опытный) почувствует внезапный наплыв мыслей, чувств, потребность и долг говорить. Это может случиться и среди проповеди, в общем обдуманной заранее, если потребности слушателей побудят проповедника сказать о каком-либо предмете, о котором заранее не пришлось ему подумать.

Много придется проповеднику, пока он проходит эти ступени, бороться и с застенчивостью, и с ложным самолюбием, и с тщеславием, и боязнью людского мнения, боязнью ненависти людей, не говоря уже о гневе, о человекоугодничестве, о недостатке целомудренной чистоты помыслов и о всех вообще страстях, препятствующих свободно проповедовать учение слова Божия. Со всем этим должен служитель слова бороться неослабно и неуклонно, невзирая на многие трудности и препятствия, благодаря которым связывается слово Божие в устах проповедника, которое само по себе «не вяжется» (2Тим. 2, 9). Даже и при наличности природных дарований и богатых познаний все еще необходимо будет проповеднику понуждать себя к более тщательному и усердному исполнению своего долга служения словом, чтобы не пропустить случая «сказать что-либо полезное всенародно и по домам» (Деян. 20, 20), проповедовать «благовременно и безвременно со всяким долготерпением и назиданием» (2Тим. 4, 2). Весьма легко поддаться искушению лености под разными предлогами и оказаться рабом лукавым и ленивым, не пускающим в оборот вверенного таланта.

Излишнюю робость, леность и т. д. пусть служитель слова побеждает постоянным памятованием своего неотменного долга «исполнять служение благовестника» , хотя бы и пришлось «спострадать благовествованию» (2Тим. 4:5, 1:8). Недаром святой апостол Павел заклинал Богом и Господом Иисусом Христом, когда побуждал достойнейшего ученика своего Тимофея «проповедать слово, настоять благовременно и безвременно, обличить, запретить, умолить со всяким долготерпением и назиданием» (2Тим. 4, 2). Недаром Господь чрез пророка Иезекииля угрожал «взыскать кровь» беззакония от рук пророка, если последний не вразумлял грешника (Иез. 3, 18), а чрез пророка Малахию говорил: «Уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его» (Мал. 2, 7). А вот что говорит о долге учительства святой Иоанн Златоуст: «Апостол хочет, чтобы таких (т. е. подвизающихся в слове 1Тим. 5, 17; см. толкование Златоуста на это место) почитали больше, нежели всех других, и приводит причину: они, говорит, подъемлют великий труд. И справедливо. Ибо когда один и не бодрствует, и не печется, но без заботы и печали пребывает, то другой трудится, печется и поучается, особенно когда бывает неопытен во внешних науках. Почему же не пользоваться ему большею честью, нежели все прочие, когда он предается стольким трудам? Притом он служит предметом бесчисленных разговоров. Один укоряет его, другой хвалит, иной насмехается над ним, тот оскорбляет его память и намерения, и он нуждается в великом подкреплении, чтобы переносить это.

Очень важно и много содействует благоустроению Церкви и великую приносит пользу, когда предстоятели ее учительны. А когда этого нет, то в церквах много от того бывает ущерба. Поэтому к прочим свойствам предстоятеля к страннолюбию, кротости и непорочности апостол и сие причисляет, говоря: «учительну». Где теперь говорящие, будто не нужно слова и учения? Пусть, говорят, жизнью своей научают любомудрию. Конечно, и это совершенно необходимо. Но не слышишь, что говорит апостол Павел: «Паче же труждающиися в слове и учении» ? Не очевидно разве, что он дает предпочтение учительным предстоятелям? К тому же когда речь идет о догматах, тогда какую силу имеет жизнь?

Тут нужно учительное слово. Впрочем, о каком слове говорит он? Не о хвастливом (не о щегольском), не о таком, которое отличается внешнею утонченностью, но о таком, которое проникнуто силою духа, исполнено разума и мудрости. Поэтому ему нужно не искусство и изящные выражения, а мысли, не ученое изложение, а, как обыкновенно говорят, душа».

Изобразив в общих чертах препятствия, затрудняющие приобретение навыка в свободном, живом слове, и средства борьбы с ними, скажем еще об одном из частных затруднительных случаев, останавливающих ревность некоторых проповедников, именно: об остановках во время проповеди. Весьма легко может случиться, особенно с неопытным проповедником, что нить мыслей у него (вследствие ли случайного забвения, или болезни, или затруднительности для говорящего найти подходящее выражение, или еще чего-либо) пресечется, и он от замешательства останавливается; неловкое молчание крайне смущает и самого проповедника, и слушателей. Иногда это молчание оканчивается более или менее благополучно: проповедник восстанавливает в уме ход мыслей и продолжает говорить, иногда же вследствие такого молчания должен бывает совсем прекратить слово. Иные проповедники, чтобы скрасить неловкость своего молчания и дать время течению мыслей восстановиться, прибегают к внешним приемам (например, откашливанию), другие повторяют уже что-либо из сказанного, особенно общую мысль известного отдела проповеди. Если последнее вполне естественно, то нельзя советовать проповеднику ухватываться за первую попавшуюся мысль или слово, потому что необдуманно произнесенная фраза может запутать дальнейшее течение речи и еще более смутить проповедника.

Самое же лучшее средство вспомнить общий ход мыслей, и если не вспомнятся подробности той части проповеди, на которой проповедник остановился, то переходить прямо к следующей части. Во всяком случае, если и придется даже проповеднику не докончить проповедь вследствие нарушенного во время ее произнесения хода мыслей, если это событие вызовет даже насмешки со стороны присутствующих, смущаться слишком не нужно. Если виновен сам проповедник в случившемся (например, поленился обдумать как следует), то нужно приложить лишь большее усердие к подготовке. Если остановка произошла по случайному забвению, болезни и т. п., то не следует очень смущаться, поддаваться внушениям тщеславия, необходимо бороться с ложной мнительностью, с преувеличенной боязнью посрамления в следующий раз: дело Божие не должно быть прекращаемо по внушениям немощей человеческих. Пусть проповедник тогда усиленнее призывает благодать Духа Святого, способствующего в немощах его (Рим. 8, 26)!

Пусть же все пресвитеры усиленнее «труждаются в слове и учении» (1Тим. 5, 17) и таким образом надлежаще исполняют 19-е правило VI Вселенского Собора о том, чтобы предстоятели церквей непрестанно, особенно каждый день воскресный, «поучали весь клир и народ словесам благочестия». В труде своем они не будут оставлены без помощи Духа Святого, Которого обещал Господь Иисус Христос послать ученикам Своим на помощь в деле проповеди Евангелия; пусть помнят и то, что по мере упражнения в живом слове и подвигах духовных они будут достигать все большей и большей свободы слова.

2. Слово в день Рождества Богородицы и в Неделю пред Воздвижением10

«Понеже бо в премудрости Божией не разуме мир премудростию Бога, благоизволил Бог буйством проповеди спасти верующих» (1Кор. 1, 21).

От начала века открыта была для всех людей великая книга премудрости Божией – это мир с его красотою и премудрым устройством, свидетельствовавшими о Творце. Издавна эту книгу читали мудрецы века сего, пытались уразуметь, что видели в ней, и открыть силы, движущие вселенной. Но не всегда одинаково читали книгу природы мудрецы и философы: если одни приходили к несомненному убеждению, что Бог есть то основание жизни вселенной, которым мы «живем и движемся и есмы» (Деян. 17, 28), то другим, напротив, казалось, что нигде нельзя обнаружить следов присутствия Бога в природе. Они возомнили, что уже открыли тайну жизни с ее разнообразием (Геккель, Дарвин); что во всем, что прежде люди, не знавшие науки о природе, считали удивительным, нет ничего удивительного, ибо все есть лишь такое или иное сочетание сил природы, действующих по известным людям науки законам. Проникнувшись подобным убеждением, начали они изъяснять и духовную жизнь человека и объявили, что этот гордый своим разумом царь природы возник из ее же недр и напрасно разум его хочет подняться куда-то за пределы земли: не в небе, а на земле должен он искать истинного смысла своего существования (Ницше). Христианство с его учением о добродетели назвали они религиею рабов, людей, лишенных силы и с подавленным чувством свободы (Ницше), христианское подвижничество и особенно стремление к девственной жизни мрачным отзвуком средних веков (Скабичевский и другие); стали учить, что плотское соединение людей в браке более приближает к Богу, чем девственная чистота души, и что в таком смысле нужно видоизменить прежнее ошибочное понимание христианства (Розанов и его «новая концепция христианства»).

И вот всем этим построениям мудрости человеческой противостоит неизменный Божий свет о спасении рода человеческого, так как мир мудростию своею не мог найти Бога в открытой пред ним премудрости мироздания, то благоволил Бог избрать такой способ спасения его, который казался ему безумием. «Днесь иже на разумных престолех почиваяй Бог, престол свят на земли Себе предуготова»11 Пресвятую Деву, сосуд девства, исполненный небесной чистоты и смирения, давая уразуметь миру, ценившему лишь земную мудрость, что не в ней, а в означенных презираемых им качествах души заключается залог спасения для мира. Ибо все величие и слава этой Девы были в чистоте небесной Ее души, «вся слава Дщери Царевы внутрь» , по словам древнего псалмопевца (Пс. 44, 14). Сам Господь Вседержитель, «в руке Которого дыхание всего живущего» (Иов. 12, 10), принимает «зрак раба» , во всем уподобляясь сынам человеческим (Флп. 2, 7). Но в этом, «подобном Сыну Человеческому» (Дан. 7, 13), сокрыта была такая сила духа, пред которою должны были преклониться все помышления человеческие. Ибо все верующие во Христа сыны Церкви имеют во Христе полноту мудрости и ведения (Кол. 2:3, 9), находят в Нем для ума своего полное успокоение и разрешение всех сомнений, которые мучат и терзают людей, мнящих на земле найти весь смысл жизни человеческой. А опозоренная людьми нынешнего века девственная чистота души, которая отличала Пресвятую Деву, не более ли всего способствует сохранению сил души в их целости и крепости, не более ли всего дает возможность широко раскрыться сердцу для чистой и самоотверженной любви к Богу и к людям? Поистине она уневещивает Христу души благочестивых, по слову псалмопевца: «приведутся Царю девы вслед... Дщери Царевы» (Пс. 44, 14–15). Напротив, положило ли какие-либо твердые основы для жизни то прелюбодейное учение (Розанова и других), по которому только брак и возбуждение низших потребностей природы открывает путь к общению с Богом и к какому-то таинственному проникновению души в «домирные высоты»? В действительности мы видим, что только потому учение подобных людей, почти утративших способность здравого рассуждения, увлекает умы современного общества, что оно дает видимое оправдание современному растлению ума и плоти, все более и более увеличивающемуся. Увы! Современному обществу суждено называть великими людей, едва не безумствующих или прямо впавших в безумие (Розанов, Ницше, см. у Мережковского), как бы точное исполнение слов апостола: «Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие» (1Кор. 1, 20) и других его слов о том, что все учения «безрассудно надмева ющихся плотским умом своим» лжефилософов века сего «имеют лишь вид мудрости» , в действительности же растлевают и плоть и дух (Кол. 2:18, 23).

Посему отвратимся от этих лжемудрствований и соединим умы наши с верою Церкви! «Не мудростью и силою, не богатством земным хвалимся», но «хваляйся о Господе да хвалится» , Христа сделав для себя «премудростью от Бога, праведностью и освящением» (1Кор. 1, 30–31). И как Господь Бог, «призрев на смирение Рабы Своея» , Пресвятой Девы, сделав Ее «ублажаемою от всех родов», так и с нами «сотворит величие» (Лк. 1, 48–49), соделывая чрез девственную чистоту и нашу душу, как душу Пресвятой Девы, «премудрости Божией приятелищем» и легко всякие «афинейская плетения растерзающею»12.

Как некогда молился Господь, чтобы все верующие в Него были приведены в единение с Ним и Отцом и мир увидел славу еще на земле преобразившейся жизни христиан, так и теперь чрез святую жизнь Церкви почитаемое в ней спасительное Имя Христово соделается «превыше всякаго имени» , так что «преклонится пред Ним всякое колено небесных, и земных, и преисподних» (Флп. 2:9–10). И хотя бы проповедь Евангелия по-прежнему не обладала «превосходств ом слова или мудрости человеческой» или «убедительными словами человеческой мудрости» , в самой жизни верующих во Христа никогда не перестанут совершаться очевидные для людей мира «явления духа и силы» (1Кор. 2:1, 4).

Аминь.

3. Слово в день Рождества Пресвятой Богородицы13

«Неплодства (Иоакима и Анны) преложение (разрешение), мирское благих разреши неплодство» (Канон праздника 1-й, песнь 8-я).

Эти слова нынешнего праздничного канона означают то, что неплодный в добродетелях духовных мир «разрешился» от этого неплодства чрез рождение Богородицы, разрешившей неплодство Иоакима и Анны. Как в древности процвел сухой Ааронов жезл (Чис. 17, 8), так ныне чрез «тогда убо образуемое, ныне же действуемое»14 рождение от бесплодных Иоакима и Анны Пресвятой Девы открылась возможность для человеческого естества произрастить лучший цвет свой Христа, Спасителя мира.

Сколь неплоден был духовно мир пред пришествием Христовым на землю, об этом засвидетельствовала с очевидностью история; ибо как было в дни Ноя, когда «всякая плоть растлила путь свой» (Быт. 6, 11, 12), за что была обречена на погибель в водах потопа, так было и в первое пришествие Сына Человеческого (Лк. 17, 26 и далее), когда Сам Он явился на земле во плоти, чтобы спасти духовно-растленный от плотских похотей мир (Рим. 1, 24–32); так будет и во второе пришествие Христово, когда по крайней привязанности к благам и страстям земным духовно-бесплодная по неверию во Христа часть человечества уподобится соляному столпу (Лк. 17, 31–32). Конечно, были и в языческом мире добродетели, но добродетели лишь человеческие, в которых большею частью под внешним покровом добра таились глубоко внутри укоренившиеся страсти, в особенности же гордость, чуждая истинной любви к людям (какова, например, добродетель стоиков).

Такими духовно-бесплодными остаются и доселе народы, не уверовавшие во Христа, как, например, японцы, которые, восприняв у европейских народов образ христианской добродетели, не приносят действительного духовного плода в самой жизни, так как, имея одинаковые по видимости с христианскими народами добродетели, остаются внутренно чуждыми последним и только ради тщеславной похвалы пред европейскими народами, которым хотят казаться народом цивилизованным, стараются быть подобными им в христианском образе жизни.

Впрочем, оставив язычников, обратимся к самим народам, называемым христианскими. Не делаются ли и они все более и более духовно бесплодными по мере того, как утрачивают веру во Христа? Ибо о чем, как не о духовном бесплодии их, свидетельствует уменьшение веры их в возможность осуществления христианских добродетелей? Этот упадок христианской веры у современных народов с особенною силою выразился в учении, хотя и окончившего безумием, мыслителя Ницше, который говорил, что христианские добродетели: смирение, сострадание, любовь и другие ведут человечество к упадку, что не добродетельнее должно быть человечество для того, чтобы достигнуть совершенства, а злее. О чем, как не о крайнем упадке веры в силу добра, во всепобеждающую силу любви, образ которой явил нам Христос, свидетельствует это преклонение пред силою зла, господствующего в мире, являющегося законом естественной жизни разве лишь до тех пор, пока она не преобразована духом Христова учения? В сердцах многих из современных людей остается уже без всякого отзвука призыв Церкви Христовой возлюбить Бога: им кажется невозможным любить Бога, Который невидим, так как у них все более и более ослабевает самая вера в Бога как Существо живое, невидимо и чудесно действующее непрестанно в мире, они хотят говорить только о делах любви к ближним, которых видят и которым считают возможным делать добро собственными силами, не прибегая к помощи Божией. Но не явно ли, что любви к себе подобным гораздо менее стало в ослабевших верою во Христа людях, чем в христианах первых веков, о которых замечает писатель книги Деяний апостольских: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4, 32). Не обладают ли современные маловерующие люди более гордыми словами о непрестанно вперед идущем духовном росте человечества, чем подобными делами любви, по слову Писания: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1Пет. 5, 5)? И не об этом ли духовном бесплодии свидетельствует та неотзывчивость современных людей на слово назидания духовного, холодность, с какою встречают они даже знаменитых и в свое время увлекавших всех своим словом учителей жизни духовной?

Не чрез свои добродетели должен был быть восстановлен в людях истинный образ Божий, по которому они созданы, но чрез неведомое миру смирение, привлекающее к людям Божественную благодать (Притч. 3, 34). Такое смирение и явила в Себе Пресвятая Дева, наименованная от Ангела и действительно соделавшаяся Благодатною (Лк. 1:28, 30). Чрез Нее, как «предопределенную скинию яже к Богу нашего примирения», по словам церковных песней15, «восстановлена скиния падшая священного Давида», «всех человеков персть в тело создася Божия»16 (Ам.9:11–12, Деян. 15:16–17), то есть образовалась пречистая Плоть Христова во утробе Пресвятой Девы и все человечество составило единое Тело Христово, которое есть Церковь (Еф. 1, 22–23). Чрез смирение лишь Пресвятой Девы, Которой происхождение уподоблено у пророка произрастанию жезла от усеченного корня Иессеева (Ис. 11, 1), то есть рода Давидова, униженного, лишенного величия человеческого пред пришествием Христовым на землю, возрастило человечество цвет своего естества и начали приносить плод жизни духовной «благопокоривые языки»17. Ибо смирение вселило в Нее ту веру, чрез которую Она с полною покорностью предала Себя предначертаниям Промысла Божия, устроявшего спасение человеческое.

Исполнимся же, братие, и мы такого же смирения в добродетелях своих, каким исполнена была Пресвятая Дева, чтобы подобно Ей привлечь к себе благодать, уготовим чрез это смирение душу свою для «Делателя мыслей наших и Насадителя душ наших», чтобы Он и «неплодную землю» нашего сердца «благоплодну показал»18, чтобы более легкими сделались болезни нашего духовного возрождения, которые столь усиливаются вследствие упадка смиренной веры и умножения гордости духовной в людях с течением веков. И пусть как святая Церковь призывает нас воспевать в дни настоящего праздника: «ктому жены в печалех не родят чад, радость бо процвете, и живот всем человеком в мире жительствует»19, так легко и радостно будет совершаться духовное возрождение наше, после того как чрез рождество Богородицы разрешено духовное неплодство мира и «воссияло нам Солнце правды, Христос Бог наш»!20 Аминь.

4. Слово в день святого апостола Иоанна Богослова21

Празднуем мы сегодня во славу великого апостола Иоанна Богослова, так часто называемого в Евангелии «учеником, которого любил Иисус». Если за пламенную к Себе любовь любил его Иисус, то он имеет особенное дерзновение пред Ним, потому что любовь дает дерзновение пред любимым, как сам апостол говорит, что «в любви нет страха, но совершенная любовь вон изгоняет страх... Любовь до того совершенства достигает в нас, что мы имеем дерзновение в день суда» (1Ин. 4, 17–18).

Иоанн это тот апостол, который силою любви своей спас и юношу, сделавшегося атаманом разбойников. А если, еще живя на земле, он любовью своею избавлял людей от явной погибели и приводил ко Христу, то тем большее дерзновение и спасительную силу имеет любовь апостола по его смерти. И обычная молитва христианина, исполненная любви к согрешающему брату, имеет великую силу: «Если , – говорит святой апостол в послании, – кто видит брата своего, согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь» (1Ин. 5, 16); какую же силу имеет молитва самого Христом возлюбленного апостола? Недаром святая Церковь внушает нам взывать к нему: «Апостоле Христу Богу возлюбленне, ускори избавити люди безответны, приемлет тя припадающа, Иже падша на перси приемый»22. Недаром святая Церковь призывает нас «ублажать Иоанна приснопамятного, от земли преселяющагося и земли не отступающаго»23 духом своей любви, молитвою и сильною помощью. Там, где веет дух любви, легко и свободно дышится. Поэтому подойдем и мы безбоязненно к святому апостолу, хотя при грехах наших, которыми мы так оскорбляем Бога, приблизиться нам к нему страшно, войти в общение с сонмом святых, на которых мы так не похожи, мы едва ли способны.

Чему же учит нас своими словами и делами жизни святой апостол, стяжавший такое дерзновение любви у Христа Бога? Не тому ли всего более, как и нам найти Бога, войти с Ним в блаженное общение и в этом общении обрести все, чего напрасно искала на земле душа, блуждая по путям, далеким от Бога, и не находила? Как только явился на земле с проповедью о Христе великий Пророк и Предтеча Господень, святой апостол Иоанн тотчас последовал за ним, сделался его учеником, чтобы узнать о грядущем в мир Христе Боге. А когда святой Предтеча рукою указал на Христа, то Иоанн тотчас же последовал за Ним и ходил неотступно всю жизнь. Что же помогло святому Иоанну так скоро найти Бога и следовать за Ним всю жизнь неотступно? Любовь к Богу и чистота сердца. Любовь к Богу уже от природы есть у каждого человека: ведь как растение тянется к свету солнца, так точно душа человека любовью влечется к солнцу духовному, к Богу, от Которого получила она не только бытие свое, но и образ. Подобное влечется к подобному. Посмотрите на испарения или на капли воды, как стремятся они соединиться в тучи или в ручьи, озера, пока не сольются в одном океане. Не так ли и души человеческие стремятся слиться с океаном любви Божественной? Но как капли воды тем скорее соединяются в ручьи и добегают до океана, чем меньше встречается препятствий на пути, чем путь наклоннее, так точно и души человеческие соединяются с океаном Божественного бытия и любви тем скорее, чем больше в них самих наклонности к тому, чем менее страстей, стоящих на пути к Богу, как непреодолимых часто преград. У святого апостола Иоанна и было такое сильное влечение к Богу, наклонность к общению со Христом, так влеклась душа апостола любовью ко Христу, когда Он явился, так свободна была от всякой страсти, мешающей придти ко Христу, так сердце его было чисто, ибо истинная любовь чиста, и он первый исполнил то, чему учил чад святой Церкви: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1Ин. 2, 15–16).

Только чистое сердце способно познать Бога и скоро найти Его, как и Сам Господь говорил, что «блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф.5:8). Чистое сердце в себе отображает Бога, как чистый глаз или чистое зеркало, и не может не видеть Бога. А в человеке падшем это зеркало запятнанное, разбитое. Вот почему у тех, у кого сердце не чисто, затуманено, загрязнено страстями житейскими, оно не видит или почти не видит Бога.

Как часто такие ищут Бога всю жизнь, вооружившись наукою, и не могут найти, так что сбывается на них слово псалмопевца: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог!» (Пс.13:1). Страсти затуманивают очи сердца, мешают и познать Бога. Ведь так часто леность, страсть к наслаждениям и другие страсти мешают человеку увлечься и земною мудростью, как часто ученый теряет беспристрастие в своих научных исследованиях, когда он отдается какой-либо страсти. Не тем ли более это нужно сказать о познании Бога? Только чистое сердце может познать Бога. Как часто люди, увлеченные страстями, совсем не хотят и знать Бога: «зачем это?» говорят они. Они, которые считают лучшим изучить самые нелепые мифы и легенды человеческие, так часто считают излишним изучить Христово Евангелие, писания богодухновенных апостолов и пророков. Не хотят знать они, что было с Церковью Божией в века прежние, что будет в грядущие века. Они подобны тем пловцам, которые, видя течь в своем судне, мало обращают внимания на то, потому что еще под ногами своими собственными не видят воды. Они, вкушая плоды с дерева, не хотят знать, где и как оно растет.

Напротив, любящему Бога от чистого сердца «дано знание от Него» (1Кор. 8, 3), он знает Бога нередко подобно или более ученого-богослова. Ведь знание Бога всаждено в природу человека, как инстинкт. Посмотрите на животное или насекомое, которое от природы, не учившись, с первых дней жизни проявляет столько непогрешительного знания и мудрости, как хотя бы пчела, строя соты, добывая мед. Так точно чистое сердце в себе самом носит знание Бога, и только прислушаться к голосу совести, к не извращенным страстями природным влечениям собственной души и знание Бога открывается человеку. Потому-то говорил Господь: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам» (Мф. 11, 25). А любовь помогает умножить знание: ведь она делает таким внимательным к любимому человеку, помогает заметить мельчайшие подробности его жизни, малейшие особенности его характера, сродняет с самым духом любимого человека. Не так ли и любовь к Богу помогает узнать Его более, чем долгое изучение богословия? Она сродняет с Богом, и тогда подобным легко познается подобное. Поэтому-то чистому сердцем и исполненному любви апостолу дано сделаться и «Богословом», извлечь «премудрости глубину» из персей Иисусовых вместе с блаженством любви, которою он пламенел ко Христу. В его учении о Боге Слове начало того богословия, которое раскрыто на Вселенских Соборах ученейшими пастырями и учителями Церкви, которые говорили о Троице, Ее существе и Ипостасях, о двух естествах во Христе, соединенных неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно и проч.

Будем и мы стараться возлюбить Христа от чистого сердца. К Нему влечется душа наша, ибо она по природе христианка (Тертуллиан), и только когда искажается страстями, старается удалиться от Него. Любовь сделает человека и разумным, исполненным знания, которое глубже всякого научного и философского. Она исполнит душу сладостного блаженства, которого нельзя найти нигде на земле, ибо оно неоскудно почерпаться может лишь из неиссякаемого океана любви Божественной, Христовой. Аминь.

5. Слово на Покров Пресвятой Богородицы24

«Дева днесь предстоит в Церкви, и с лики святых невидимо за ны молится Богу» (Кондак праздника).

Это молитвенное предстояние Божией Матери и святых пред Богом напоминает нам, братие, что мы, члены Церкви земной, можем и должны быть в самом живом общении с членами Церкви небесной. Видимо удаляясь от мира во время земной своей жизни и оставляя землю, как бы место тягостного для них изгнания, святые на самом деле никогда не отделяли себя от общения с людьми. Они не принимали участия в обычных житейских суетных попечениях людей, но духовные нужды людей всегда были им близки. Они даже более любили людей, нежели люди, живущие в мире, любят друг друга. И эта любовь их выражалась особенно в духовных советах, в которых они никогда не отказывали желающим, или в их писаниях; и если даже они совершенно удалялись в пустыню, то и тогда молитвенно воздыхали и сетовали о своих собратиях в мире. Оставив же земную жизнь, они тем более усилили свои к Богу молитвенные ходатайства за мир. Тайнозритель святой Иоанн Богослов видел в откровении, как молитвы святых вместе с фимиамом кадильным возносились пред Бога, отвращая от мира грозящие ему бедствия (Откр. 8, 3–5).

И быть может, их молитвы и молитвы неизвестных миру, но еще не оставивших земную жизнь святых подвижников более имеют значения, нежели громкие и всем известные дела тех из нас, кто считает себя полезным деятелем на благо человечества. Ибо мы только «делатели» на «Божией ниве», возрастить же то, над чем мы трудились, может один Бог (1Кор. 3:5–6; Ин. 4:35, 38; Мф. 9, 38), Который взирает прежде всего не на видимое величие дел человеческих, но на внутреннее расположение духа трудящихся.

Но какие мысли и чувства вызывает в нас размышление о молитвенном предстательстве за нас святых пред Богом? Многие ли из нас исполняются радостью о том, что они «приступили к горе Сиону и ко граду Бога живаго, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах» (Евр. 12, 22–23)? Многие ли имеют такую веру, чтобы общение их с небесной Церковью не было только мысленным, но и действительным и как бы ощутительным? Не бывает ли, напротив, что мы в действительности держимся мыслей тех людей, которые еще ясно не знали о будущей жизни, думая, что когда человек нисходит в преисподнюю, то уже он отошел в путь невозвратный «и место его не будет уже знать его» , как «не существующего более» (Иов. 7:10, 3:16)? Затем, если святые, исполненные любви ко всем, не оставляли своего общения с земной Церковью, но ведают все наши нужды и немощи духовные, то ищем ли мы сами общения с ними? Ибо общение должно быть взаимным. Можем ли мы сказать, что стремиться к общению с ними столь же приятно и радостно для нас, как и с людьми, которых мы любим на земле, считая пребывание и беседы с ними счастьем для себя и подражая им? Не бывает ли, напротив, обыкновенно то, что мы готовы, правда с уважением, относиться к подвигам святых, но не считаем эти подвиги предметом желаний или предметом подражания для нас самих? Мы думаем, что нам предстоят другого рода занятия и деятельность на пользу общественную, и сохраняем в себе уверенность, что можно быть в общении с Церковью небесною, не имея в себе расположения духа святых людей. Считая же подвиги святых необходимыми лишь для них самих, мы перестаем и помощь их считать для себя необходимою. Но ведь если даже мы способны или по крайней мере считаем себя способными устроить свои земные дела, то можем ли обойтись без помощи святых в жизни духовной: в борьбе со своими страстями, с дурными привычками, даже незначительными, с малейшими движениями гнева, в изгнании из сердца своего себялюбия и в научении делам любви?

Итак, братие, желая быть живыми и действительными членами Церкви небесной, постараемся приобрести прежде всего простую и смиренную веру в предстательство святых, ибо невидимое молитвенное предстательство святых созерцается лишь посредством духовного ока веры и только «смиренным Бог... дает благодать» (Иак. 4, 6). В простоте и смирении сердца прибегающие к молитвам святых, особенно же Божией Матери пред Ее иконами, повсюду прославленными чудесами, никогда не постыдятся в своем уповании, но получат всегдашнюю помощь. И если бы мы, братие, проходя путь жизни своей, прибегали к Божией Матери и святым с подобной же верой и с тем смирением сердца, за которое «сотворил Ей величие Сильный» , так что «ублажают Ее все роды» (Лк. 1, 48–49), то для нас как бы осязательным сделался распростертый над миром Ее святой Покров.

Аминь.

6. Слово в день Покрова Пресвятой Богородицы25

Празднуем мы сегодня, братие и сестры о Господе, чудный Покров Божией Матери, распростертый над родом христианским, открывшийся чрез видение блаженного Андрея, Христа ради юродивого, и ученика его Епифания в церкви Влахернской еще в начале Х века при нашествии в Царьград сарацин. И не только греки, но и вся Церковь Русская торжественно стала праздновать этот Покров повсюду. Земля Русская особенно считала себя «домом Богородицы», находящимся под покровом Ее и святых. Никто не видел явственно Покрова своими очами так, как преподобные Андрей и Епифаний, но все жили верою, что, Покровом этим охраняемая, созидается земля Русская. Самые иконы Пресвятой Богородицы, самые останки святых, мощи, лобызают верующие христиане с благоговением и любовью, веруя, что даже чрез лобызание или прикосновение к ним изводят они для себя оттуда источник исцелений, освящения, крепости и благословения.

Но вот эта вера не всеми разделяется, да и верующие не одинаково в ней всегда стоят. Начинают и у последних в некоторые часы, особенно когда они о чем-либо пламенно молили и, как им кажется, не получили, являться сомнения: да подлинно ли есть Покров Божией Матери и святых Божиих? Кто же из нас видел его своими очами или хотя бы ощущал как-либо следы его осенения? Не обман ли это только чувств людей мечтательных, не призрак ли их собственного воображения, созданный расстроенным умом? Так всегда неверие хочет обратить в призрак и обман всю святую веру с ее чудесами. Так и явления воскресшего Христа хотят люди неверующие обратить в призраки, виденные будто бы Марией Магдалиной и апостолами, пламенно ожидавшими воскресения. При этом не хотят вспомнить и знать, что Мария Магдалина и апостолы пламенно воскресения не ожидали, потому что о нем совсем и не помышляли: первая шла помазать Тело Умершего и, когда уже увидела воскресшего Христа, все еще принимала Его за виноградаря, вторые с разочарованием говорили: «А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля» (Лк. 24, 21); затем, когда увидели Его, то думали, что это призрак; но потом Мария Магдалина ухватилась за ноги Иисусовы, а ученики осязали Христа. Он ел и пил с ними, чего не может сделать никакой призрак.

Да если бы видели Покров Божией Матери только святые Андрей и Епифаний, разве все-таки мы не знаем, что Божественный Покров Ее невидимо простерт над миром? Разве Та, Которая еще с первых дней проповеди миру Божественного Сына Своего просила о недостающем вине на браке в Кане Галилейской, могла потом, отшедши на небо, перестать просить и молить за род человеческий? Разве Та, Которой Сын сказал с Креста: «Жено! се, сын Твой» (Ин.19:26) и усыновил чрез апостола Иоанна весь род христианский, могла перестать с Матернею любовью и сожалением защищать и покрывать новых чад Своих?

Разве Та, Которая всю жизнь молилась много и воздевала руки до блаженного Успения Своего, могла перестать воздевать руки Свои молебные, когда как Царица предстала одесную Сына Своего и Бога, когда не мог уже не склониться пред Ее ходатайствами «яко должник Сын»26? Вот почему очам веры всегда был видим Покров Божией Матери, распростертый над миром, разнообразно ими ощущаем и осязаем.

Если же не видит его неверующий, то что же удивительного? Разве можно хорошо видеть глазами больными или совсем потеряв зрение? А многие и имея очи могут не видеть, своим глазам не верить, стараться все очевидное перетолковать, как им хотелось бы.

Не так ли не верили многие евреи чудесам Христовым, виденным очами собственными, и пытались истолковывать их действием Вельзевула, как будто сатана может вооружиться на себя самого и творить такие чудеса, которыми разрушается его дело и царство? Неверие так часто зависит от того, хочет или не хочет человек верить. Здоровый человек часто, когда и болезнь начнется, не хочет верить своей болезни, а мнительный человек, сколько бы ни уверяли его, что он здоров, все отыскивает в себе новые и новые болезни.

Особенно когда страсть отуманит человека, он начинает видя не видеть. Со страстью любящий другого человека не видит ни его недостатков, ни своего пристрастия, по которому он ради любимого делает многое против совести и во вред другим; ослепленный ненавистью видит и в добрых делах и побуждениях ненавидимого им человека только одно злое. Как ослепляет человека страсть пьянства, блуда и т. п.! Такой человек, сколько бы ни говорили ему о вреде страсти, всегда будет уверять себя: «Совсем не вредно, ничего не будет, а если будет, то совсем немного, скоро как-нибудь пройдет». И это говорит ослепленный страстью, когда сам уже не раз испытал пагубные последствия своей страсти, пьянства, блуда и т. д., когда пьянице, например, покажут наглядно на картине, что сделается с его желудком, сердцем и т. д. от пьянства. Особенно не верит он, когда что-либо не вполне сейчас ему очевидно, когда бедствие ожидается еще в будущем. А таковы предметы веры большею частью невидимы и касаются будущего. Предостерегают такого человека: «Не иди рядом с пропастью, упадешь в нее» он идет; скажут: «Не ходи, вблизи враг» он идет, говоря себе: «А может быть, совсем нет врага и не попадусь». Как же такими очами, ослепленными страстями, видеть Покров Божией Матери над миром?

В науке, если ученый по найденной в земле кости воспроизводит весь облик животного, которого никто не видел, и образ жизни последнего, ему верят, а в области веры, когда видели Самого Христа живым и чудеса Его своими очами наблюдали Его враги, не хотят верить. Если бы кто нашел в земле топор, то сказал бы, что здесь жил человек, потому что устройство топора требует разума человеческого. А когда смотрят на мир, исполненный неизмеримой, необъятной для разума человеческого премудрости, то многие не хотят воскликнуть: «Дивна дела Твоя, Господи! Вся премудростию сотворил еси!» Хотят видеть в этом чудном создании дело слепого случая. Так бывает слепо неверие, так видя не видит часто и ослепляет добровольно очи, потому что не хочет видеть.

И наоборот, по мере желания что-либо видеть и тщательно наблюдать изощряется у человека зрение. Сначала глаз многого не видит, потом, при большем напряжении и внимании, начинает примечать, различать ясно. Не так ли, когда кто выйдет из освещенного места в темное поле, то сначала ничего не видит, затем, осматриваясь, начинает многое и во тьме различать дорогу, ямы, деревья и т. д.? Особенно когда человеку очень интересно и нужно что-либо видеть, зрение усиленнее начинает изощряться. Моряк, всматриваясь во время бури в темную даль, замечает очертания берега. Любящий до ревности точно замечает и истолковывает малейшее движение того, к кому исполнен ревности.

Потом, когда, благодаря желанию и любви, приобретается знание, становится легче все видеть яснее. Врач сразу видит болезнь, ученый-естествоиспытатель сразу определяет, к какому роду относится растение, животное, легко различает роды почвы и т. д. Не то же ли и относительно веры в чудеса Божии, в Покров Божией Матери, незримый для грубого телесного ока и для ока сердца, отуманенного страстями, не изощренного для этого зрения, благодаря небрежению и неупражнению последнего?

Будем изощрять это око непрестанным, тщательным созерцанием чудных дел Божиих в мире, усилим остроту зрения духовного желанием и любовью к Богу. И тогда в духовном мире будем мы подобны не евреям слепым, «видя не видевшим» чудес Христовых, а пророкам Божиим, и апостолам, и святым, которые «предзрели Господа пред собою выну» (Пс. 15, 8), всюду видели следы Его присутствия, веря, что «близок Господь» (Пс. 144, 18), прозирали, «яко настоящая, будущая», «верою ходили, а не видением» (2Кор. 5, 7). И изощряемая этим зрением действий Божиих и водительства Божия в мире жизнь сделается мирною, блаженною, праведною, потому что мы пойдем туда, куда поведет нас Христос, зримый очами веры, Божия Матерь и святые, а не ослепленное страстями око сердца, которое может легко завести в бездну погибели, как слепой легко попадает в яму, особенно когда идет за ослепляющим его очи духовные «князем мира сего» диаволом, «ищущим поглотити» человеческие души (1Пет. 5, 8). Аминь.

7. Слово в день Иверской иконы Божией Матери27

Празднуем мы, братие и сестры, в честь святой иконы Божией Матери Иверской, которая сначала была в доме одной благочестивой вдовы в Никее в IX веке, в годы гонения на святые иконы при императоре Феофиле. Не будучи в состоянии спасти святую икону от поругания, вдова пустила ее в море, икона же чудесно направилась к святой горе Афонской, которую уже ранее Божия Матерь избрала земным уделом Своим вместе с Иверией, послав в последнюю страну святую равноапостольную деву Нину, просветительницу Иверии. Афонские иноки видели огненный столп, возвышавшийся над святою иконою, но не могли достигнуть ее. Тогда по особому откровению один инок Иверского монастыря Гавриил пошел по водам моря и взял на руки святую икону, внес ее в храм Иверского монастыря, но на другой день она была найдена над вратами монастыря, где избрала Божия Матерь место пребывания Своего.

В нескольких списках распространилась святая икона по земле Русской, прославившихся чудесными знамениями, из каковых списков особенно замечателен список в Иверском Валдайском монастыре, сделанный при устроителе монастыря патриархе Никоне, затем в Новодевичьем Московском монастыре и в часовне при Воскресенских воротах в Москве. Как чтут святую икону Иверскую жители Москвы и все благочестивые сыны России, как тысячи богомольцев, начиная с царей и цариц, ежедневно стекаются в часовню приложиться к святой иконе, как ее берут в дома на молебны и т. д. это всем известно. Одним из списков святой иконы Иверской, подобием ее, является и чтимая здесь Моздокская икона Божией Матери.

Как все дивно в явлении иконы Божией Матери Иверской, как все напоминает о чудном хранении Ею рода человеческого! Как напоминает шествие ее по морю в столпе огненном путешествие Израиля, без потопления прошедшего Чермное море, по пустыне, предводимого столпом облачным и огненным, а еще ранее явление Бога Моисею в купине неопалимой, указывавшей прежде всего на бедствия народа Израильского в Египте, на эту пещь бедствий, в которой народ избранный Божий как бы горел и не сгорал, хранимый силою Божиею! Это сохранение народа Божия и водительство его по пустыне есть не кратковременная лишь помощь и охранение, а целое воспитание народа жестоковыйного, дело гораздо более трудное и многозаботливое, требовавшее большего и более постоянного внимания, чем, например, требуется от матери для того, чтобы поднять дитя и возрастить его от пелен до тех пор, пока оно станет само на ноги и придет к желанной цели своей жизни. Нам, новому «Израилю Божию» (Гал. 6, 16), купиною, столпом облачным и огненным, переходом Израиля древнего через Чермное море и другим напоминается то, как и нас руководит Божия Матерь в течение всего земного странствования нашего по переходе вместо Чермного чрез иное, «мысленное» море страстей житейских, в которых так легко можем мы быть потоплены «мысленным фараоном» диаволом, почему называем мы Божию Матерь «столпом огненным, наставляющим сущия во тьме»28.

Напоминается еще, что «неопалимая купина» есть Сама Божия Матерь, Бога спасающего вместившая во утробе Своей, «огнь Божества приимшая во чреве неопально»29, а потому и называемая «купиною неопалимою», когда, например, поем в песнях церковных: «Радуйся, купино неопалимая!» Напоминается затем, как и мы избавляемся Божиею Материю от пещи бедствий и страстей, подобно Израилю, избавленному от пещи страданий египетских, почему и поем мы в церковной песне: «И ныне на нас напастей свирепеющую угасити молимся пещь»30. Ибо ведь пламя страстей часто более опасно, чем пламя огня вещественного. Особенно похоть плотская возжигает пламя в душе и теле человека, и угасить это пламя, сильнейшее огня вещественного, может только огонь любви к Богу, орошающий и помогающий угасить пламя огня похоти, как любовию к Богу более, чем огнем вещественным, опалялись отроки в пещи Вавилонской, как преподобный Мартиниан впоследствии стал обнаженными ногами на огонь, чтобы угасить пламя похоти, возжженное в его сердце блудницей, пришедшей к нему под видом странницы, потом сделавшейся великой подвижницей, под именем Зои. Вот почему именно в девственных телах три отрока Вавилонские, победившие пламя страстей постом31, остались неопалимыми в пещи Вавилонской, их спасло то, чему пребывание их в пещи в девственных телах было прообразом: вселение Бога спасающего в девственную утробу Божией Матери, не опалившуюся огнем Божества.

Вот о каком хранении Божией Матерью всей жизни нашей напоминает явление иконы Ее Иверской. Она охраняет как бы все входы и исходы нашей жизни и потому называется «благой Вратарницею, райские двери всем отверзающею»32. Как бы в знамение того Она и избрала себе место под вратами обители Иверской, что хочет Она охранять жизненные входы и исходы человека. Так и в Москве Она охраняет как бы входы и выходы народа русского, стекающегося отовсюду «в сердце России», столичный город ее Москву. Так и здесь, во Владикавказе, самый храм, устроенный вблизи базара, напоминает о том, как необходимо все свои входы и исходы движущемуся здесь непрестанно народу осенять небесным благословением благой Вратарницы, Божией Матери. Пусть люди, преданные суете житейской, хотя по дороге воспринимают это осенение Покрова Божией Матери, если не могут они, обремененные житейскими заботами или немощами, постоянно и часто приходить на молитву и воспринимать освящение всей жизни чрез эту непрестанную молитву. Но какая польза, подумают, быть может, некоторые, от такого мимолетного осенения? Не то же ли это, что движение ветра, коснувшееся человека и пропадающее затем бесследно? Нет, и краткое осенение небесное может быть очень полезно человеку. Ведь как часто человек с одними мыслями входит в храм, с другими выходит!

Нужно ли вспоминать про преподобную Марию Египетскую, которая в Иерусалим ехала с намерением соблазнять богомольцев блудными желаниями, а потом, воззрев на икону Пресвятой Богородицы на стене храма, возвратилась величайшей подвижницей, явила пример покаяния и спасения из бездны крайней гибели для всех времен и родов христианских? Так и у иконы Божией Матери Иверской в Москве сколько людей даже неверующих или поколебавшихся спасалось от гибельных решений, изменяло пути своей жизни, одними путями входило, другими исходило! Лекарство не в малых ли дозах применяется, а целительное действие обнаруживает во всем теле?

Так будем и мы, братие, опаляемые зноем страстей житейских или плавая по морю житейскому, шествуя в «пустыне страстей», чаще воспринимать благодатное осенение от иконы Божией Матери, как бы Израиль от столпа огненного в пустыне; это осенение охранит нас от многих погибельных заблуждений жизни. И хотя сердце наше часто жестоко для Бога и непокорно Ему, как сердце ветхозаветного Израиля, но все же «рукою крепкою» и нас благая Вратарница может отвести от многих путей погибели и приблизить к раю, как Израиля приближала ведущая его десница Божия к земле обетованной. Только бы совсем не удаляться нам от Бога и Его Пречистой Матери своим вечным добровольным уклонением на пути своего развращенного сердца и, когда услышим призывающий к Себе нас глас Его, зов благой Вратарницы, двери райские нам отверзающей, не ожесточиться, подобно Израилю, в дни искушения в пустыне, а чрез то не лишиться вшествия в землю обетованную, то есть рай, за непокорность (Евр. 3, 7–19). Аминь.

8. Слово в день воспоминания события 17(30)-го октября 1888-го года и памяти святого пророка Осии33

Нынешний день ежегодно с 1888 года приводит на память нам чудное хранение Богом Царственного Дома нашего, а вместе с ним и всей земли Русской. Мы должны хотя бы однажды в год оживлять в сердцах чувство благодарности к Господу памятованием этого, как и других Его благодеяний, чтобы сердце наше не сделалось от неблагодарности бесчувственным. Ведь и животные памятуют благодеющую руку, неужели человек хочет опускаться во многом ниже и бессловесных? Когда человек делается неблагодарным к небесному Отцу, как сын к земным отцу и матери, то как ожидать от этого человека чего-либо доброго, что, например, сердце его будет добрым, мягким, полным любви к человечеству? Да, кроме этих воспоминаний о благодеяниях Божиих, уже бывших, ведь в нынешний день побуждает нас усиливать молитвы и то, что доселе Государь наш находится в опасности, как не только правящий мирно государством, а взявший на себя самый трудный и опасный подвиг быть верховным Вождем нашего воинства. Как же необходимо, чтобы продолжал осенять Его, а с ним и всю землю Русскую небесный покров!

Но, молясь об осенении покровом небесным земли нашей, никогда не должны мы переставать напоминать о том, достойны ли мы быть всегда под милостивым Господним покровом. Ведь Господь желает, чтобы мы, Им ущедряемые, вступили в завет любви с Ним. Он хочет, чтобы мы были верны Ему, как верна мужу любящая его жена. Об этом так трогательно напоминает Он чрез пророков Своих, например чрез празднуемого ныне пророка Осию. Какое странное на вид повеление получает этот пророк от Господа! «Возьми себе , – говорит ему Господь, – жену блудницу... ибо сильно блудодействует земля сия, отступив от Господа» ! (Ос. 1, 2). Господь повелевает пророку полюбить женщину, мужем любимую, но ему неверную, подобно тому как любит Господь сынов Израилевых, а они Ему изменяют (Ос. 3, 1). Все это было ярким образом того, как тяжело было Господу любить Израиля, непрестанно изменявшего Ему, подобно блуднице. «Дух блуда внутри них, и Господа они не познали» (Ос. 5, 4), с горечью говорит Господь об Израиле, возлюбленном, но любви Господа столь недостойном (Втор. 32, 15; Ис. 5, 1–7).

Но Бог не человек, чтобы Ему изменяться, Он продолжал любить Израиля, столь Ему изменявшего; милостиво, с любовию врачевал его, чтобы ввести его в любовь Свою, ибо ведь вне общения с Ним гибель, «только во Мне опора твоя» (Ос. 13, 9). Он сначала будит всячески совесть народа чрез пророков Своих, когда же не прерывается этот духовный сон Израиля, Господь «поража ет чрез пророков и бьет его словами уст Своих» (Ос. 6, 5). Но и тогда не пробуждается Израиль. Что же оставалось делать Господу? Как непробудно спящего, когда его непременно нужно разбудить, например ввиду начавшегося в доме пожара, начинают колоть, причинять ему боль, чтобы прервать сон его, хотя бы то казалось последнему мучительно, так и Господь должен был поступать. Если не пробуждался народ от самого громкого вопля пророков, не оставалось ли будить его шумом грядущих бедствий? «Опустошена будет Самария... на заре погибнет царь Израилев» (Ос. 14:1, 11:1), – возвещает Господь Израилю чрез пророка Осию. Не чувствовал Израиль боли душевной так сделалась бесчувственна душа его от «поражающего» и «биющего» слова пророков, не оставалось ли поражать и бить его ранами страданий, чтобы хотя таким образом спасти его от погибели? Конечно, хочет Господь не самого страдания человеческого, Он, Который так слышит страдания каждой созданной Им живой твари, Он хочет и среди страданий милостиво врачевать человека, чтобы он, почувствовав боль тела, заметил и самый источник ее раны души своей, совести, изъязвленной страстями и болящей. «Когда Я врачевал Израиля, открылась неправда Ефрема» (Ос. 7, 1), так говорит Он о Своих наказаниях. Неужели на Него роптать в дни этих бедствий, когда они необходимы для врачевания? Разве может роптать и питать злобу больной против того врача, который режет части его тела, чтобы избавить от смертоносного заражения все тело?

Как необходимо все это помнить народу русскому, который вступил некогда также в завет с Господом чрез Святое Крещение, «сочетался Христу», восприял «печать дара Духа Святаго», как бы драгоценный перстень обручения на руку (Лк. 15, 22), чтобы запечатлеть (2Кор. 1, 22) свою верность Господу! Возлюбил Господа новопросвещенный народ, сделался «богоносным». Но таков ли он ныне? Верен ли он Христу? Как много и часто изменял он Господу своему, подобно жестокосердому Израилю! «Святая Русь» называли его, не оставалось ли в иные времена от этого названия одно воспоминание о днях, давно минувших? И как Израилю, избранному народу Господа, Господь чрез пророка Осию говорил: «Не Мой народ... дух блуда внутри них, и Господа они не познали» (Ос. 1:9, 5:4), так и «Святую Русь» узнает ли Он ныне после стольких измен Себе? Как милостиво Господь врачевал, подобно Израилю, и народ наш, будил и его совесть, призывал к Себе, пока не пришлось будить, вместо слова проповедников, громом всемирных бедствий, пока, вместо уязвляющего совесть обличительного слова пастырей, не пришлось ранами поражать всю землю, чтобы в самых отдаленных углах чувствовали эти раны люди и обращались ко Господу!

И вот теперь ждет Господь от нас, чтобы среди тяжких бедствий нашей земли взыскали мы Его и, подобно Израилю, сделали то, о чем говорит Господь чрез пророка Осию: «В скорби своей они с раннего утра будут искать Меня и говорить: пойдем и возвратимся к Господу! ибо Он уязвил и Он исцелит нас, поразил и перевяжет наши раны; оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицем Его» (Ос. 6, 1–2). Если испытываемая скорбями нынешнего времени взыщет наша душа с покаянием Господа, Которому так много и часто изменяла, если после испытания бедствиями утвердятся святые мысли в душах наших и уже не будет «благочестие» народа нашего, подобно Израилеву, «как утренний туман и как роса, скоро исчезающая» (Ос. 6, 4), то снова покров Господа милостиво будет осенять землю нашу, как взошедшее после мрачной ночи или непогоды солнце, снова проливаться будет Его милость над страной нашею, как орошающий иссохшую землю благодатный «дождь поздний» (Ос. 6, 3).

Аминь.

9. Слово пред молебном в День Ангела отца Иоанна Кронштадтского, в Неделю 21-ю по Пятидесятнице34

«Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие» (Евр. 13, 7).

Призываю ныне всех присутствующих в нашем храме к молитве за чтимого всею Россиею пастыря отца Иоанна Кронштадтского, День Ангела которого ныне празднуется.

Конечно, не мне, при бедности языка, изобразить все богатство духовной жизни, какое заключается в его писаниях, не мне, при бедности духа, начертать прекрасный и величественный образ его духа, нося который он вполне мог бы сказать, если бы не препятствовало смирение, слышанные нами ныне слова апостола Павла: «Христови сраспяхся; живу же не ктому аз, но живет во мне Христос. А еже ныне живу во плоти, верою живу Сына Божия, возлюбившаго мене и предавшаго Себе по мне» (Гал. 2, 19–20). Поистине он не имеет собственной жизни, живет лишь для Христа, молитвенная беседа с Которым и причащение Тела Которого составляют «хлеб насущный» для него и для ближних, «теснящих» (Мк. 3, 9) его отовсюду и в церкви, и по выходе из нее и не дающих ему времени для отдыха и принятия пищи телесной. Поистине живет он верою в непрестанно подаваемую ему и чрез него многим другим благодать, во всей жизни будучи тезоименит ей по ангельски чистой, постнической жизни тезоименитого ему преподобного Иоанна Рыльского и воспринимая непрестанно «излияние Духа» в свое сердце, по слову ныне же воспоминаемого Церковью пророка Иоиля (Иоил. 2, 28). Он в наши дни маловерия и рассудочных сомнений, терзающих душу современных, особенно же образованных людей, есть учитель веры живой и действенной, утешительной.

К вам, братие, здесь учащимся, по преимуществу приложимы слова нынешнего Евангелия: «Вам есть дано ведати тайны Царствия Божия, прочим же в притчах» (Лк. 8, 10). Итак, мы должны чувствовать ныне сердечное побуждение вознести молитву за одного из великих «наставников, иже глаголаша нам слово Божие» (Евр. 13, 7), за одного из «освященных Богом» для строения «таин Божиих». Ибо если мы не исполним заповеди апостола о молитве за одного из великих наших наставников, то должны мы опасаться, как бы не оправдались на нас слова Господа, сказанные жителям Его отечественного города Назарета: «Несть пророк без чести, токмо во отечествии своем» (Мф. 13, 57). Ибо ведь мы знаем, что творения и жизнь отца Иоанна столь широко известны на инославном Западе: в Англии и Америке переводятся и распространяются его дивные и чудные «слова благия, отрыгнутыя сердцем» его (Пс. 44, 2), после того как оно само было всецело очищено любовью ко Христу и ближним. Мы же, которым вверяется «знание таин Божиих», все ли хотя бы читали его писания? Или почва сердец наших еще камениста и груба, так что можем лишь под покровами притчи (Лк. 8, 10) и красноречия человеческого воспринимать слово, которое «исполн ено благодати и истины» (Ин.1:14)?

Вознесем же молитвы наши если не потому, что нуждается в них поставленный быть светильником Церкви Русской, то по крайней мере для того, чтобы причаститься его благодати, если Богу благоугодно будет сделать его одной из «звезд пресветлых Церкви, чудесами Его просвещаемой»!35 Аминь.

10. Слово в Неделю 21-ю по Пятидесятнице, память святых отцов Седьмого Вселенского Собора36

Притча о сеятеле, сегодня читанная, большею частью известна нам еще с детства, со школы. Но слова Господа при всей своей простоте имеют столь глубокий смысл, что, сколько бы в них ни вдумывались мы, нам кажется, что мы еще не исчерпали всего их смысла, все новым и новым светом освещаются они при каждом новом размышлении, освещают какие-нибудь новые стороны нашей духовной жизни, которые раньше мы не замечали, это как бы самые разнообразные переливы лучей света в каплях дождя или кусках чистого граненого стекла.

Семя, бросаемое сеятелем, это, конечно, слово Божие, достигающее души тем или иным способом, чрез прямое ли его слышание, чтение, или чрез тайный голос души, или иным каким образом в душе напечатлеваемое. Ведь слово это один только из образов мысли, более понятный и легкий для употребления. Но как разнообразно может еще мысль Божественная напечатлеваться в душах наших! Ведь совсем не знающий слова Божия, однако, как способен всюду читать мысль Божию: и на святых иконах, на которых она вместо бледных образов словесных начертана яркими, живыми красками, и во вразумительных обстоятельствах собственной и чужой жизни, и в явлениях немой внешней природы всюду может даже простец читать великую мысль Бога Создателя, как бы в книге, переводить все, что тварь Божия говорит без слов, на свои собственные слова и мысли, как мы в каждом взгляде, движении человека, даже в чертах или почерке его руки, тоне голоса читаем его мысль. Недаром говорится в псалме: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь. День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле проходит звук их, и до пределов вселенной слова их» (Пс. 18, 2–5). Подлинно, проповедь неба и земли, всего создания о Творце уподобляется и является образом великой проповеди о Христе святых апостолов, о которых поет святая Церковь постоянно те же псаломские слова.

Но как глух бывает постоянно человек к этой неумолчной проповеди! Ведь как спящий или просто невнимательный не замечает множества звуков, кругом его постоянно раздающихся, даже сильных, так и человек, духовно спящий или невнимательный к душе, не слышит этого вещания о Боге всей твари, он «слыша не слышит». А еще более таких, которые думают, что слушать слово Божие им совсем и не нужно, что они легко обойдутся и без этого слышания. Осмотрите дома христиан, во многих ли найдете вы святую Библию, это писанное слово Божие, или хотя бы Евангелие; опросите людей, кто ежедневно читает его, и, быть может, во всем многотысячном городе найдутся единицы людей, которые читают слово Божие. Обойдите церкви, эти училища благочестия, в которых особенно слышится слово Божие, и вы в них из многотысячного населения городов встретите самую малую часть, да и те слушают ли там самое слово Божие со вниманием? Остальные считают, что им слово Божие не нужно, что жизнь их легко обойдется и без этого слушания. Они думают, что если восприняли изредка одно-два спасительных впечатления, то вот этого достаточно, чтобы назваться им учениками Христа, иметь надежду на спасение, не лишиться чертогов Царствия Христова, подобно благоразумному разбойнику, во единый час спасшемуся.

Им и на мысль не приходит, как же их душа принесет Христу плоды в жизнь вечную, которых Он ожидает, если в душу их изредка лишь случайно попадет семя слова Его? Разве всякое семя взойдет? А сколько погибнет, потому что посеяно при пути, как бы на улице, где множество проходящих, где птицы поклевывают его? Ведь жизнь человека так часто подобна этой улице с ее шумом и суетливым вечным движением: никогда почти иной человек не бывает со своими мыслями, наедине со своею душой, как бы в клети сердца своего затворенной (Мф. 6, 6), вечно он в рассеянии, блуждают всюду его мысли и желания. Как же святым впечатлениям не погибнуть от встречи с проходящими, встречающимися людьми, которыми топчется в душе всякое запавшее в душу святое помышление и желание; а эти люди так часто бывают «лукавы», подобны хищным птицам демонам, которые нарочно похищают все посеянное в сердце (Мф. 13, 19)! Или как часто семя слова Божия, упавши на ниву души, не может там укорениться, хотя и взойдет, потому что человек так слаб и непостоянен: хотя и радуется он, слыша слово Божие, восхищается, но малейшая насмешка, неприятность от людей, враждебных Христу, заставляют его изменять, отступать от самого святого и дорогого его сердцу! Как много таких людей слабых! В церкви они, быть может, слушают с радостью, со слезами слово Божие, как внимательные ученики Христовы, а выходя, от всего отрекаются, чтобы не потерпеть и малой неприятности, остаются в делах жизни как бы совершенно не знающие Христа, совершенно равнодушные к Христову Евангелию язычники. Наконец, сколько людей, у которых слово Божие дает и ростки в душе, но всегда заглушается тернием страстей! Как богатство, например, или жизнь, в довольстве и изобилии земном, в земных радостях и наслаждениях проходящая, заставляет постоянно отходить от путей Христовых, как с печалью отошел богатый юноша, как множество народа ходило за Христом целые дни, годы, ожидая хлебов и иных благ житейских за свое усердие, но потом отходило настолько, что и двенадцать учеников Господь, испытывая, спросил: «Не хотите ли и вы отойти?» (Ин. 6, 67).

Итак, недостаточно одного-двух святых впечатлений, чтобы спасти душу навеки.

Землю нужно постоянно обсеменять, удобрять, возделывать, как же в душе может возрасти всякое брошенное туда доброе семя без всякой заботы о том, какова почва, на которую оно попало? Разбойник благоразумный спасся, правда на кресте, от одного покаянного вопля, от одной молитвы: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твое м» (Лук. 23, 42), но ведь зато как глубоко было это воздыхание! Ведь это была как бы самая глубокая борозда, проведенная в душе, заменившая самое глубокое вспахивание нивы души его!

Ведь слезы и покаянная печаль его это такое богатое и тучное удобрение нивы его души, что и бесплодная она сделалась способной к плодоношению. Где у обычных людей, желающих спастись легко, во единый час, подобные труды над своею душой эти глубокие покаянные воздыхания и слезы, изводимые из окаменевшего сердца?

Достаточно ли, если художник проведет по полотну две-три черты, дабы понять, что он хочет изобразить? Быть может, у умелого художника и эти немногие штрихи говорят многое, но ведь мы не такие опытные и искусные художники в отношении души своей, как преподобные, образ Христов начертавшие ясно в душе своей. Не две или три святые мысли, целые тучи их нужны нам, чтобы сделаться Христовыми; мы должны копить их долго в душе, чтобы отобразились в ней черты Христова жития, «пока не изобразится в нас Христос» , пока не сбудется на нас то, что о себе самом говорит святой апостол Павел: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 4:19, 2:20). Вот предел, которого мы должны достигать: не одну-две черты Христова образа занести в душу, но постараться, чтобы все в ней отображало Христа, о Нем напоминало, о Нем говорило, Им дышало, чтобы сделаться нам живым, одушевленным образом Его. Ведь для того и создал Он нас словесными и по образу Своему, чтобы мы все дни жизни трудились над обновлением в себе этого «образа, истлевшего страстями», слушая постоянно и напечатлевая в себе слово Его. Мы взираем на святые иконы, а изображать Христа и жизнь святых Его в себе не желаем, будет ли нам польза от такого взирания и целования святых икон? Ведь нужно, чтобы образы возводили нашу мысль и сердца к Первообразному, как напоминали празднуемые ныне отцы Седьмого Вселенского Собора.

Пусть же каждое слышимое Его слово, каждое взирание на святую икону напечатлевает новую черту Христова образа и жития в душах наших, пока не сделается этот образ в нас ясным и узнает Христос в нас Своих учеников и уже не скажет нам: «Отойдите от Меня, не знаю вас», не обратит на нас секиру суда Своего за то, что в годы целой жизни сеемое Им в душах наших слово не принесло плода.

11. Слово в день восшествия на престол Благочестивейшего Государя Императора Николая Александровича37

«Тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь» (2Сол. 2, 7).

Невольно, братие, приходят на память эти пророческие слова великого «апостола языков» (Рим.11:13), когда мы начинаем размышлять о духе и событиях последнего времени.

Тайна беззакония, говорит апостол, уже в действии. Если она была в действии уже в то время, когда закваска учения евангельского только начинала еще производить свои действия, когда среди многих народов имя Христово было еще неизвестно, то не тем ли более эта тайна беззакония в действии в наши дни, когда учением Христовым наполнен весь мир и когда действия Духа, «обличающего мир о его грехе и о правде и о суде» (Ин. 16, 8), сделались вполне очевидными? В наши дни, когда все более и более провозглашается мудрецами века сего, что человечество должно усвоить земные, а не надземные идеалы жизни (Ницше); когда столь многие послушные подобным призывам сыны земли Русской все более и более утрачивают веру в Бога и совесть, а утратив их, развращаются и начинают вести жизнь тупую и пошлую (ср. героев, выведенных у Горького и Чехова); когда сами мнящие себя призванными проложить «новые пути» жизни более всего стремятся как будто сделать духовное христианство плотяным (Розанов, Мережковский и др.) или по крайней мере скрыть от увлекающихся ораторским красноречием их писаний необходимость духовного подвига и борьбы со страстями плотскими (ср. современное увлечение писаниями свящ. Гр. Петрова), в эти дни не все ли менее остается на земле места для созидательных действий Утешителя Духа в душах подобных людей, нередко более по имени лишь называемых христианами?

А вместе с тем не отнимается ли у живущих на земле то «удерживающее», что пока препятствует тайне беззакония открыться во всей ее силе? Ибо «удерживающее» это и есть благодать Духа, действующая в Церкви, чрез проповедь Евангелия преобразующая мир, подобно закваске, и чрез государственную власть (по изъяснению святителя Иоанна Златоуста) препятствующая крайнему разлитию зла на земле. Слишком в последнее время «резко попирают всюду религию и борются против богооткровенной веры, со всяческими усилиями стараются порвать какие бы то ни было отношения человека к Богу», – говорит и вновь избранный папа Пий Х в недавно вышедшей энциклике; так что внимательный наблюдатель не может не исполниться опасения, не близок ли конец мира и пришествие антихриста, уподобляясь которому человек в наши дни едва ли не ставит уже себя на место Бога и себе одному хочет усвоить Божеское поклонение38.

Однако так ли тьма покрыла всю землю, чтобы и нам, подобно солунским христианам, начать «колебаться умом» и смущаться мыслями о близости второго пришествия Христова? Хотя и неведомы нам день и час сего пришествия, но в наши дни видели мы некоторые светлые знамения благодати Божией, как будто уверяющие нас, что не совершилось еще в нашей русской земле окончательно то «отступление» , которое имеет некогда предварить второе пришествие Христово (2Сол. 2:2–3), по слову апостола. В самом деле, можно ли считать отступившим от Бога народ, который сотнями тысяч не только из пределов России, но и из Америки и Азии устремился для того, чтобы молитвенно припасть к цельбоносным останкам нового великого светильника земли Русской преподобного Серафима (да и не его только, но и других в Троице-Сергиевской, Почаевской лаврах и иных местах)? Может ли быть названа «легко развеваемою» (Иак. 1, 6) та волна благодати, которая заставила пролить столько слез умиления и исторгла такое неисчислимое множество вздохов покаяния у многомиллионного русского народа, заставила слиться в порывах духовного восторга простолюдина и ученого, бедного крестьянина и самого Царя с царской фамилией? Может ли быть признана бессильною и исполненною предрассудков та вера, которая произвела многочисленные исцеления немощных духом и телом и, очистив сердца, возбудила не только к радостному предприятию трудностей паломничества, но и к весьма трогательным делам любви, добровольному служению здоровых больным? Поистине, если подобная могущественная волна веры народной, прокатившаяся по лицу земли Русской, и впредь будет оживлять своим движением сердце нашего народа, остается для него надежда на то, что Господь надолго еще сохранит Россию и помилует и будет она, как основанная на крепких основах своих, необорима и врагам страшна, по словам преподобного Серафима. «Есть еще надежда для будущности» (Иер. 31, 17) у страны, которая от корня своего (Ис. 6, 13) всегда произращала и не перестает доселе произращать столь дивные отрасли веры и любви!

Впрочем, созерцая эти дивные и умиляющие душу действия благодати Божией, отнюдь не должны мы, братие, быть беспечными. Великая волна благодати омыла лице земли Русской, но не поднимется ли после нее еще более волна неверия и развращения народного на смену ей, которая и ныне уже велика? Не поднялась ли земля Русская волною благодати в одной своей, хотя и весьма громадной, части и не стремится ли в Святой Руси в наши дни к святости более «народ смиренный и простой» , на который не хотят обращать и внимания весьма многие «тщеславящиеся знатностью» (Соф. 3, 11–12) своего ума или иною какою-либо? Воздвигнут высоко светильник Церкви Русской в наши дни, но не осветил ли он называющихся в ней именем Христовым только наполовину, чтобы тем удобнее мог быть потом «сдвинутым» за нераскаянность составляющих другую половину ее?39 Ибо можно ли не исполняться опасений за тайну беззакония, деющуюся во многих, когда они в день светлого торжества в Сарове, как бы ничего не зная, продолжали свои театры, танцы и т. п. суетные развлечения вместо того, чтобы спешить в храмы, услышав необычайный звон 18 и 19 июля? Можно ли без горести слышать, что многие из взявших в свои руки печатное слово совершенно презрели и умолчали или даже хулили, хотя и не открыто, светлое духовное торжество, а вместе с тем и благодеющую до сего времени земле Русской Божию Десницу? Сколько простых душ смутили они своими клеветами на Церковь, которая будто бы измышленными чудесами поддерживает грубые суеверия народных масс и отклоняет их от истинного пути к прогрессу и усовершенствованию, к которому будто бы с несомненностью ведет человечество наука, опирающаяся на опытное исследование явлений видимого мира?

Теперь мы спросим эту суетно похваляющуюся своими открытиями и превозносящуюся над верою простых людей «науку», хотя и хищением должно быть почитаемо у подобной науки, «любви к истине не приявшей» (2Сол. 2, 10), имя «наука», разве она производила подобные движения в народных массах, какие мы видели в Сарове? Она сделала бесчисленные открытия относительно того, как ведомые и неведомые силы природы обращать на служение земной жизни человека; но разве она утешала столь великое множество душ и исцеляла так много душевных и телесных болезней, как было в Сарове, когда проявилась Божия сила в одном из неведомых миру святых? Она дала возможность людям пользоваться всеми энергиями природы и в наступившем столетии надеется покорить и употреблять по желанию самую неуловимую, по-видимому, из них – электричество; но свет электричества просветил ли умы народных масс настолько, насколько просвещены были они силою молитвенного небесного предстояния престолу Божию великого старца Серафима? Итак, если желает подобная «душевная» наука, «отделяющаяся... от един ой веры» (Иуд. 1, 19), называть одну себя светочем в жизни человечества и всячески распространять вместо народной веры гордые измышления о том, будто усилиями ума человеческого жизнь человеческая непрестанно во всех отношениях улучшается, то пусть она покажет, часто ли она, помимо христианства, побуждала отдельных людей и целые общества самоотверженно служить человечеству не на словах, а на деле, не ограничиваясь высокими общественными речами о правах и обязанностях?40 Мы же, исповедуя веру, «открываемую младенцам» (Мф. 11, 25), укажем, как в течение веков святые, подобно лучезарным звездам, все более и более делались заметными на духовном небосклоне, освещая путь жизни бесчисленным путникам на земле сей, и как мы, подобно астрономам, хвалящимся успехами своих исследований видимого неба, можем хвалиться вновь открываемыми звездами «нового неба» , явление которого все более и более приближается (Откр. 21:1, 22:7).

Возревнуем же, братие, чтобы великое сокровище, обретенное нами в лесах Сарова, не было нами легко утрачено, чтобы многоценная жемчужина духовных добродетелей, украшавших преподобного Серафима, употреблена была на созидание всеми нами собственного духовного дома добродетелей! Пусть волна народной веры, воздвигнутая превосходящими наше естественное разумение подвигами преподобного Серафима, вынесет на берег со «дна» многих людей русских, туда опустившихся и чувствующих бессилие оттуда подняться! Пусть серафимски чистая и пламенная любовь преподобного Серафима к Богу и людям уневестит Христу и наши души, столь оземленившиеся от многих пристрастий к удовольствиям сей суетной и кратковременной земной жизни! Пусть и мы не на краткое лишь время воодушевимся желанием идти «по стопам Христа», красноречием слов прикрывая действительную холодность сердца, но, вспоминая один за другим следовавшие необычайные подвиги преподобного Серафима, будем «духом пламенеть, служа Господу» (Рим. 12, 11)! И если языческое римское государство с прообразовавшим антихриста императором Нероном – этим как бы зверем в человеческом образе все еще служило, по изъяснению святителя Иоанна Златоуста, чем-то задерживающим пришествие антихриста, препятствовало совершиться окончательному отступлению от Бога, имеющему быть во дни последнего антихриста (2Сол. 2:3, 10; Откр. 13, 1 и далее), то может ли в скором времени возмутиться море благочестивых чувств, молитвенных порывов и воздыханий русского народа? Может ли это море вскоре же сделаться тою «бездною» зла, из которой, по видению тайнозрителя Иоанна, должен выйти зверь, имеющий вести брань с Христом, то есть антихрист (Откр. 17, 8–18)? Аминь.

12. Слово в день иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость»41

«И Тебе же Самой душу пройдет оружие» (Лк. 2, 35).

Эти слова, сказанные некогда святым праведным Симеоном Богоматери, сами собою приходят на память в нынешний праздник Божией Матери, всех скорбящих Радости, побуждая нас, братие и сестры, вспомнить, как Она сделалась Радостью всех скорбящих.

Не радоваться только суждено было Ей о Том, пришествию Которого, даже «издали вид я, пророки и праведники радовались» (Евр. 11, 13; Ин. 8, 56), но и терпеть великую скорбь ради Божественного Сына Своего. Еще когда Она носила Его во чреве, Она не могла не мучиться в душе Своей от подозрений Иосифа, нареченного Ее мужа, доколе не открыта была ему тайна бессеменного зачатия Сына Божия. Затем в первые же дни земной жизни Ее Сына, будущего Избавителя Израиля, Она должна была бежать с Ним в Египет, прежнюю страну рабства Израиля. Когда Она принесла Его во храм, то святой Симеон сказал Ей о судьбе Божественного Младенца: «Се, лежит Сей на падение и на востание многим во Израили, и в знамение пререкаемо; и Тебе же Самой душу пройдет оружие, яко да открыются от многих сердец помышления» (Лк. 2, 34–35). И действительно, вся последующая земная жизнь Ее Сына была для Нее исполнена скорби, которая как бы оружием пронзала душу Ее. Так, Она видела презрение, насмешки, хулы, гонения, воздвигаемые на Ее Божественного Сына, видела, как неоднократно пытались иудеи убить Его и как Он Сам не хотел прибегать к какой-либо человеческой защите. Когда, например, однажды Она, побуждаемая опасениями Своего материнского сердца, пришла с братьями Иисусовыми по плоти, «желая говорить с Ним» , то Он, указав на слушавших Его слово, сказал: «Вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 12, 46–50). Истинное же училище скорби было для Нее в то время, когда Сын Ее распятый висел на Кресте, осмеиваемый первосвященниками, книжниками и народом, оставленный самими избранными Им учениками, кроме Иоанна, и когда Она с некоторыми другими женами стояла при Кресте Его.

Но, научаясь терпеть скорби от людей, Пречистая Богоматерь научалась в то же время и ходатайствовать за людей. Видя, как Сын Ее после крещения начал призывать всех в Свое Царствие, Она уже на браке в Кане Галилейской обращается к Нему с просьбой помочь хозяевам в случившейся нужде, говоря: «Вина нет у них» (Ин. 2, 3). Видя, как Сын Ее призывает к Себе не только «труждающихся и обремененных» (Мф. 11, 28), но с величайшею кротостию и долготерпением учит самих фарисеев и книжников, ослепивших свои духовные очи и ожесточивших сердца свои (Мф. 13, 13–15), Она и все это «слагала в сердце Своем» (Лк. 2, 19). Она видела, как Сын Ее на Кресте молился за распинавших Его, прося Отца вменить неведению, а не ожесточившемуся их сердцу совершенное ими злодеяние, и Она Сама научилась ходатайствовать за людей даже злых и ожесточающихся. Но как Божественный Сын Ее, претерпев «скорби смертельные» (Мф. 26, 38) и «победив мир» (Ин. 16, 33) с его злом, дал мир ученикам Своим и восхотел, чтобы в единении с Ним они всегда «имели радость Его, исполнену в себе» (Ин. 17, 13), так и Пречистая Матерь Его, после того как оружие прошло чрез Ее душу, сделалась для мира не только «в предстательствах непреложным упованием», но и «всех скорбящих Радостью».

Чему же научает нас, братие и сестры, эта история скорбей Божией Матери, испытанных Ею прежде, чем Она сделалась Радостью всех скорбящих? Тому, что и мы не должны считать скорби здешней жизни «приключением для нас странным» (1Пет. 4, 12).

Если Она, Пречистая и Пренепорочная Матерь Божия, претерпела столь великие скорби во время земной жизни Сына Своего, то нам ли, непрестанно согрешающим и отступающим от Бога, можно думать, будто нам не нужны скорби для духовного блага нашего?

Посему и молиться Богоматери мы должны не столько об избавлении от житейских скорбей, которые должны научать нас терпению и возводить к духовному совершенству (Иак. 1, 3–4), сколько об избавлении от бед душевных, от грехов, от «страстей прилогов, смущающих нас»42. Начало избавления от этих бед полагается слезами покаяния, проливаемыми нами от сердца перед иконою Той, Которая родила «всяку слезу отъемшаго Христа». Поэтому-то и святая Церковь особенно напоминает нам об этих целительных для души слезах покаяния в праздники в честь святых икон Богоматери. «К Богородице прилежно ныне притецем, грешнии и смиреннии, и припадем, в покаянии зовуще из глубины души»43, слышим мы в песнопениях настоящего праздника. Конечно, Пресвятая Богородица есть «всех скорбящих Радость и обидимых Заступница и алчущих Питательница, странных Утешение, обуреваемых Пристанище, больных Посещение, немощных Покров и Заступница», однако не от этих внешних бед Она прежде всего желает избавить нас, напротив, более помогая в претерпении именно этих скорбей, Она является воистину «преподобных похвалою и страдальцев венчанием»44.

Вспомним хотя бы некоторых избранников Божией Матери, которым Она являлась, и посмотрим, когда Она являла им Свою помощь. Так, преподобный Иоанн Дамаскин сначала много претерпел от врагов Церкви, защищая святые иконы своими писаниями, лишился своей десницы, и уже после этого Богоматерь явилась утешительницею его, исцелив ему руку, дабы снова могла она писать в защиту святых икон. А еще впоследствии, когда отличавшийся большою ученостью преподобный Иоанн пришел в лавру святого Саввы Освященного, прося принять его в послушание, то сколько ему пришлось испытать? На него было наложено послушание весьма тяжкое ничего не говорить и не писать относящегося к науке, которую он хорошо изучил. И он беспрекословно повиновался, пока один брат не попросил его своими умилительными песнопениями смягчить скорбь по умершем брате. После того строгий старец, несмотря на просьбы других добродетельных иноков, совершенно отказался принять преподобного Иоанна к себе в послушание, разве тот исполнит тяжелую епитимию очистит своими руками все отхожие места в обители и вымоет нечистоты. Преподобный Иоанн беспрекословно исполнил все требуемое. И вот, после того как он столько был испытан и достиг чрез свое смирение столь высокого духовного совершенства, Божия Матерь явилась старцу и велела ему разрешить преподобному Иоанну воспевать и писать все, что захочет. Точно так же и преподобный Серафим сделался любимым избранником Божией Матери после того, как он весьма много претерпел в пустыне и от злых людей, и от демонских страхований, и от болезней, ибо чрез эти-то скорби дух его столь и воспламенился любовию к Богу, сделавшись еще на земле способным предвкушать небесные радости и видеть являющихся из горнего мира.

Научимся же, братие и сестры, и мы без ропота и уныния претерпевать очищающие нас скорби здешней жизни, ибо «несть радоватися нечестивым» , – говорит Господь чрез одного из Своих пророков (Ис. 48:22, 57:21)! Самая вера наша чрез терпение скорбей сделается более твердою и молитва более дерзновенною, когда мы не будем видеть в скорбях что-либо случайное, но всегда будем прозревать в них научающую нас благодетельную Десницу Божию. Терпеливо ожидая «конца нашего терпения от Господа» (Иак. 5, 11), мы будем замечать, как, хотя бы после долгого времени, исполняются на нас слова Христовы: «Если пребудете во Мне и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, просите, и будет вам... да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна» (Ин. 15:7, 11). И не только сами мы будем иметь в себе радость, но и сделаемся еще утешителями других. Ибо лишь тот может быть утешителем других, кто сам претерпел многие скорби и сохранил веру среди них; утешения же человека, не испытавшего скорбей, бывают недействительны, как для Иова недействительны были утешения друзей его.

Не будем же отстраняться от скорбей, хотя всегда будем, «многими содержими напастьми», молитвенно припадать к Матери Божией, чтобы Она во время этих скорбей «не вверила нас человеческому предстательству», укрепила нас, когда «терпети не возможем демонского стреляния», «моление наше полезно сотворила», и если бы не всегда благоугодно было Ей удалить скорбь временную, то среди самой скорби или после нее опять «радости наше сердце исполнила, как радости приемшая исполнение, греховную печаль потребляющи»!45 Аминь.

13. Слово в Неделю 20-ю по Пятидесятнице (память святого апостола Иакова)46

Когда мы слышим притчу о богатом и Лазаре, то приходит ли нам на мысль, что в ней идет речь не о временах давно минувших только, но что и в нашей собственной жизни, в жизни теперешнего общества повторяется то же самое, что изображено в притче?

Посмотрите и теперь на жизнь богатых и бедных, какая пропасть разделения между ними и по положению в жизни, и по настроению души. Как много и ныне людей, которые, подобно Лазарю, хотели бы насытиться крохами, падающими со стола обильной трапезы богатых, но не могут и их получить! Эти бесконечные ряды, «хвосты» людей, тянущиеся от ворот какой-либо лавки богатого торговца, в которой целыми часами или и днями люди, большею частью бедные, хотят добыть самое необходимое для жизни и добывают лишь крохами, разве не напоминают евангельского Лазаря, лежавшего у ворот богача и желавшего насытиться крохами со стола господ? А с другой стороны, сколько людей, которые, не только забывая, но прямо пользуясь бедствиями тяжелого времени, все более и более обогащаются! Им нет дела до бедствий ближнего Лазаря, они не слышат его стонов и изобретают лишь средства более и более собрать денег, чтобы «пиршествовать» в жизни «блистательнее» (Лк. 16, 19). Казалось бы, нажили они многие тысячи, миллионы, но они продолжают поднимать цены, и сбывается на них изречение: «У ненасытимости две дочери: «давай, давай!» (Притч. 30, 15). Да и богачи ли только повинны в этой жестокости к ближнему? Увы! Так много и из людей самого среднего класса, которые, несмотря на тяжелое время, стремятся жить в прежней или большей прежнего роскоши, есть, пить, одеваться блистательнее прежнего, нисколько не трогаясь тем, что рядом люди страждут от голода и холода.

Впрочем, не за богатство самое они осуждаются, не за то, что имеют больше других, а за то, что делаются от обладания богатством столь нечувствительными к бедствиям ближнего, жестокосердыми в отношении к нему. Более глубокая пропасть, разделяющая богатых и бедных, состоит в настроении самой души. Как часто бедные, подобно Лазарю, более склонны к смиренной покорности своей доле, безропотному терпению посылаемых Богом бедствий житейских! Недаром Господь призывал к Себе прежде всего бедных и говорил: «блаженны нищие» , «горе вам, богатые» (Лк.6:20, 24)! Ибо так часто бедные бывают и «нищими духом» и чрез нищету духовную обогащаются христианскими добродетелями, а богатые в веке сем так редко имеют склонность богатеть добрыми делами, собирать себе сокровище, «доброе основание для будущего, чтобы достигнуть жизни вечной» (1Тим. 6, 18–19)! Недаром святой апостол Павел говорил коринфским христианам: «Посмотрите, братия, кто вы призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее» (1Кор. 1, 26–28). Или, как говорит ныне празднуемый святой апостол Иаков, брат Господень, в послании: «Послушайте, братия мои возлюбленные: не бедных ли мира избрал Бог быть богатыми верою и наследниками Царствия, которое Он обещал любящим Его? А вы презрели бедного. Не богатые ли притесняют вас, и не они ли влекут вас в суды? Не они ли бесславят доброе имя, которым вы называетесь?» (Иак. 2, 5–7).

Посмотрите и теперь хотя бы на наполняющих храмы: много ли среди молящихся здесь богатых, знатных, благородных мира сего? Не простые ли люди здесь преобладают? Правда, и богатые иногда жертвуют на нужды войны и иные, занимаются в разных комитетах по общественной благотворительности, но делают все то часто «от избытка своего» , ничем почти не жертвуя, ни в чем себя существенно не стесняя. Между тем Богу угоднее лепта вдовицы бедной, которую она отдает в дар Богу от скудости своей, терпя нужду крайнюю в пропитании своем (Лк. 21, 1–4). Как часто бедны и нищи эти люди богатые, знатные, благородные в деле Христовых добродетелей! Они думают, что пришли в храм, помолились пред святою иконою, поставили свечу, иногда, быть может, вздохнули под наплывом мыслей и чувств, навеянных святостью храма, жилища Бога небесного, и вот уже открыто для них должно быть лоно Авраамово: все остальное, чего недостает им до добродетелей Авраамовых, должен восполнить Христос, Который пострадал за грехи мира. Они могут есть, пить, веселиться, обращать жизнь земную в постоянный пир и источник наслаждения, Христос же пусть страдает на Кресте, и святые Его терпят, неся Крест Его, шествуя за Ним путем тесным скорбей и лишений.

Не уготовили ли эти люди, еще живя на земле, и ту непереходимую пропасть, которая отделяла богатого от лона Авраама с Лазарем на этом лоне? Если Христос ел и пил с грешниками, окружаем был постоянно бедными и нищими, то мыслимо ли теперь увидеть богатых и бедных за одной трапезой? Классовое различие столь велико, что нередко оно считается неустранимым иным путем, кроме насильственной борьбы между капиталистами и пролетариями. Нынешний социализм, который столь силен в стране врагов наших немцев, и войну ведет под этим знаменем. Все христианство с его любовию, жалостию, состраданием осмеивается, считается детской мечтой, и только оружием хотят разрешить споры между богатыми и бедными, уравнять их, устроить на земле царство всеобщего довольства и счастья. Какое детское заблуждение! Поистине, думающие посредством насильственного разделения благ земных устранить на земле пропасть разделения между классами богатых и бедных подобны тем, которые, выливая масло на поверхность моря, успокаивают ее на время, тогда как море в глубине продолжает волноваться. Не утишив моря страстей человеческих, они лишь поверхность его могут успокоить на краткое время, потому что бушующие в глубине души страсти скоро снова взволнуют море жизни человеческой. И только христианство успокаивает это море в самой глубине его, в сердцах, хотя бы волновались они глубоко, до ада преисподнего.

Таким образом, пропасть между адом и Царствием Небесным изрывается самими людьми еще во время жизни земной. Если не трогают многих ужасные бедствия ближних, происходящие от войны, все эти вопли и страдания бедных, если душа при виде их остается бесчувственной, то не подошла ли она уже очень близко к пропасти? Не ступила ли она чрез свое окаменение одною ногою в адову пропасть еще при земной жизни, настолько, что возврат сделался невозможным, что стало уже нельзя перейти грань, отделяющую себялюбие, окамененное бесчувствие души от сострадательной Христовой любви? Как нужно беречь душу, чтобы не ступить очень далеко, откуда нет возврата! Совесть тщательно указывает эти грани, которые переходить пагубно, но люди постоянно их переходят, пока не зайдут туда, откуда создавшаяся привычка, укрепившаяся страсть, расслабившая все силы души и тела, возврат делают неосуществимым. Вот почему еще во время земной жизни человек собирает как бы сокровище огня геенского, как говорит празднуемый ныне святой апостол Иаков, обличая бесчувственных к ближнему богатых: «Послушайте вы, богатые: плачьте и рыдайте о бедствиях ваших, находящих на вас. Богатство ваше сгнило, и одежды ваши изъедены молью. Золото ваше и серебро изоржавело, и ржавчина их будет свидетельством против вас и съест плоть вашу, как огонь: вы собрали себе сокровище на последние дни... Вы роскошествовали на земле и наслаждались; напитали сердца ваши, как бы на день заклания» (Иак. 5:1–3, 5).

Как же нужно беречь свою душу, чтобы не доходила она до этой погибельной пропасти, как вслушиваться в предостережения голоса совести, пока они могут еще принести пользу, пока не наступило время, когда душа уже не будет в состоянии по этому зову совести возвратиться с пути поработивших человека страстей, пока не возгорелось пламя их настолько, что утушить его сделалось уже невозможным и осталось лишь бесполезно молить Авраама и праведных, дабы они помогли облегчить терпимые муки! Как еще во время земной жизни нужно трудиться и усиливаться «перескочить» безвредно для себя эту пропасть, которую враг вырыл между Лазарем и богатым, которую трудами и подвигами жизни Христовой «перескочили» святые и беспечною жизнью всё раздвигают подобные евангельскому богачу грешники! Как нужно беречь душу от постепенного омертвения, приближающегося часто к ней незаметно (так, как подтачивает тело и приближает к смерти болезнь), того омертвения, при котором душа не в состоянии уже внимать, по притче о богатом и Лазаре, ни Моисею, ни пророкам и остается ей только мучиться «смертью второю» (Откр. 20, 6) в том огне страстей, который она сама добровольно возжгла в себе!

14. Слово в Неделю 23-ю по Пятидесятнице47

«Того бо есмы творение, создани во Христе Иисусе на дела благая, яже прежде уготова Бог, да в них ходим» (Еф. 2, 10).

Нынешнее апостольское чтение побуждает нас, братие, свою мысль, обыкновенно обращающуюся в области дольней, в области житейских страстей и земных помышлений, вознести в область высшей философии жизни размыслить о том, чем должны быть мы, именуемые христианами.

«Божие есмы творение, создани во Христе Иисусе» , – говорит апостол. Итак, наша жизнь подчинена иным порядкам и законам, нежели жизнь прочих существ мира, да и не только существ мира вообще, но даже и всех людей, находящихся вне Церкви Христовой.

Доселе, говорит апостол, мы были мертвы по преступлениям и грехам нашим, жили по обычаю мира сего, исполняя желания плоти и помыслов. по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления. Ныне же «Бог, богат сый в милости... сущих нас мертвых прегрешеньми сооживи Христом» (Еф. 2, 1–5). Отныне над этой естественной жизнью с ее плотскими страстями созидается в нас новая духовная жизнь, чрез веру во Христа действием благодати Святого Духа. Основанием этой жизни, начало которой полагается чрез семя слова Божия, павшее в нашу душу, является любовь Божественная (Лк. 8, 10–15). Она, соединяя всех между собою, образует здание Церкви Христовой, которое, имея Христа краеугольным камнем, «слагаясь стройно, возрастает в святый храм о Господе, на котором и мы устрояемся в жилище Божие Духом. Ныне соделалась известною чрез Церковь даже начальствам и властям на небесах многоразличная премудрость Божия» , которая проявилась в спасении омертвевшего мира в стенах Церкви (Еф. 2:20–22, 3:10).

Но как далек современный мир от разумения этой премудрости! Какое пустое и бессодержательное понятие о жизни хочет противопоставить он жизни, созидаемой в Церкви! Отказавшись от высших стремлений души на том основании, что они будто бы неосуществимы и мечтательны, он хочет остаться при одной физической жизни. В здоровой физической жизни, непрестанно вновь возникающей и обновляющейся, хочет он видеть неисчерпаемый источник творчества и сил, способных обновить духовную и физическую природу, залог непрестанного усовершенствования человечества. Так мыслит о жизни современное человечество в лице Золя («Плодовитость»), Ницше и других мыслителей, забывая, что если даже умножение живых существ и происходит непрестанно, если жизнь и не перестает производить все новые и новые явления, однако не может обновиться сам собою зараженный поток, когда заражен источник. И откуда могли бы возникнуть все более и более увеличивающиеся жалобы на «вырождение» современного человечества, если источник его жизни неистощим? Отчего усиливается на земле «уныние народов и недоумение» (Лк. 21, 25), как найти выход из современного печального положения вещей, если творчество жизни продолжает быть, как прежде, неиссякаемым?

Впрочем, оставим этих людей современного века и обратимся к себе самим. «Сия слава есть церковная», говорили нам, собирающимся в этом храме. И подлинно, мы были отобразом этой славы древней Церкви, когда, слушая ее дивные напевы и проникаясь их назиданием, сами уподоблялись этой Церкви древних времен. «Вам есть дано ведати тайны Царствия Божия» (Лк. 8, 10), еще говорили вам. И действительно, кто ближе нас стоит к источнику жизни Слову Божию, данному для обновления жизни людей? Кто более нас имеет средств узнать законы, по которым побеждаются страсти, и сделаться добрыми воинами Христовыми, чтобы вести брань не «к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы поднебесным» (Еф. 6, 12)?

И неужели мы исполним на себе слова, сказанные чрез древнего пророка: «Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушеныя» (Иер. 2, 13)? Неужели уподобимся жителям полуязыческой страны Гадаринской, которые просили Великого Чудотворца отойти от пределов их? Или, напротив, уподобимся тому исцеленному от бесов, который, нашедши великое благо в общении с Божественным Врачом человеческих страстей, просил быть с Ним и сидел у ног Его, желая быть Его учеником (Лк. 8, 35–38)?

Духовное состояние людей, подвизающихся во имя Христово, кажется современным людям пустынею, какою оно и было, по словам Священного Писания, когда пред пришествием Христовым явился «глас вопиющего в пустыне» (Мф.3:3), Предтеча Христов. Но этой пустыне даны великие обетования, что «возвеселится пустыня... земля... необитаемая» и что «проторжется... дебрь... в пустыне» , то есть откроется в ней обилие духовной жизни и радости о Духе Святом (Ис. 35:1, 6). Не такова духовная пустыня мира сего. Ибо она подобна скорее обиталищу бесов, которыми и бесноватый был гоним в пустыне (Лк. 8, 29), это пустыня бесплодного и безотрадного сомнения, тлетворного духа страстей, веющего в ней и водворяющего в душе уныние. И не будет ли концом подобного опустошения души та «великая скорбь, какой не было от начала мира» и которая будет только в конце времен (Мф. 24, 21)? Аминь.

15. Слово в Неделю 23-ю по Пятидесятнице48

Послание к Ефесянам, из которого взято нынешнее апостольское чтение, исполнено возвышенного благодарения за то, что «Бог, богатый милостью, по Своей великой любви, которою возлюбил нас, и нас, мертвых по преступлениям, оживотворил со Христом... и воскресил с Ним» (Еф. 2, 4–6).

О каких же мертвецах говорит святой апостол? Ведь люди, которых он называет мертвыми, почитали себя живыми. Разве не кипела жизнь со всеми ее страстями в тех язычниках, которые потом обращались ко Христу? Да, но мертвыми святой апостол называет не тех только людей, у которых заглохла вся жизнь души, которые живут только телесною жизнью, называет так и тех, у кого кипит жизнь страстей в душе, но которые мертвы для Бога, отделили себя от Источника истинной жизни. Для святого апостола «живые мертвецы» все люди, у которых сердце потеряло способность жить для Христа или просто не чувствует потребности в общении с Тем, в Ком «была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Ин. 1, 4). Ведь и пламя огня кипит и бушует, и люди, впервые добывшие огонь, считали его источником жизни, но если разумное употребление огня поддерживает жизнь, то что остается после огня пожара, снедающего вещество и оставляющего только обломки и кучи мертвого пепла? И море кипит, бурлит, волнуется, и ему уподобляли жизнь души издавна, но после этого волнения не видим ли кругом лишь мертвые обломки и разрушение, хотя сама по себе вода и необходима для жизни? Так страсти житейские, которыми кипит и волнуется душа, носят в себе только подобие жизни, как разрушительный огонь или бурливые волны моря. Душа, по видимости полная жизни, кипящая от страстей, как в огне, волнующаяся ими, как бурливое море, может быть мертва для Бога, от Которого получила свою жизнь, и, удаляясь от Бога, заграждает для себя приток новой жизни, обрекает себя на умирание.

Как бы примером подобных духовных мертвецов святая Церковь в ныне же читанном Евангелии представляет жителей страны Гадаринской. Она, если посмотреть на нее совне, кипела жизнью, шумевшею на улицах ее городов и селений, но в душе было царство смерти: погрузившись всецело в суетные заботы и страсти греховные жизни земной, столь ярким образом которых являются погибшие свиньи, по закону Моисееву животные нечистые, жители гадаринские как бы позабыли о душе, она как бы умерла в них. Они, видя исцеление гадаринского бесноватого, отсылают от себя Исцелителя Христа, потому что дороже были для них свиньи, чем пребывание с ними небесного Целителя, Который мог отворять и затворять самую бездну ада и смерти. Свиньи, потопленные в море, как они, по-видимому, должны были бы напоминать гадарянам, что такую участь готовят себе и сами люди, погружающиеся в бездну погибельных страстей житейских! Ведь это потопление свиней в море так напоминало бывший некогда всемирный потоп, от которого погибло все живущее на земле, и только тление и смерть всюду видны были, когда воды потопа сошли с лица земли. Некогда Дух Божий носился над первозданною бездною, вливал жизнь в это мертвое вещество, тем более в человека, которому не только сообщил Бог «душу живую» (Быт. 1, 30) подобно прочим земным тварям, но особо вдунул «дыхание жизни» Своей (Быт. 2, 7) от Духа Своего, даровал способность жить иною, высшею жизнью, какая в Самом Боге, Источнике жизни. Но вот люди забыли о Боге, они душу смешали с плотью, дали замереть в себе жизни духа, и не мог уже Дух Божий пребывать в этих людях, потому что они стали «плоть ю» (Быт. 6, 3). Это тление, бывшее всюду на земле после потопа, какой образ смерти духовной, погубившей допотопных людей, какой образ того, как мертвы были души этих людей для Бога, для добра! И чем далее шли века, тем более «царствовала смерть» (Рим. 5:14, 17) над родом человеческим. Недаром святой пророк Иезекииль, взирая пророческим взором на духовную жизнь всего мира, уподоблял ее полю, полному костей сухих, мертвых, в которых нет дыхания жизни (Иез.37:1–14).

Но вот явился Христос, и снова повеяло дыхание жизни. Как живительное солнце взошел Он над духовно омертвевшим миром, и всюду началось воскресение. Как укрощал Он бурю на море, так стало успокаиваться с явлением Его в мире море погибельных страстей житейских. Как прежде сожигали эти страсти души, опаляли их, подобно зною в пустыне, выжигали в них все доброе, так теперь Господь угашает потоками благодати Своей это пламя страстей, клокочущее в сердцах человеческих, затворяет двери самой геенны, откуда это пламя возжигается. Земля пустая и необитаемая, выжженная зноем солнца пустыни, какой уподобились души человеческие, начинает процветать. Если до Христа язычники были «исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия» (Рим. 1, 29), делали «всякую нечистоту с ненасытимостью» (Еф. 4, 19), то по пришествии Христа как процвела эта духовно мертвая пустыня! Как люди, всецело прежде сердцем привязанные к земле с ее страстями, бросали все земное по одному слову Христа: «Иди за Мной» или слагали свои достояния к ногам апостолов! Какой приток новой духовной жизни почувствовали они в себе, если никакие гонения мира, страдания и смерть не могли отнять у них радости Христовой (Ин. 16, 22)! Это «воскресение первое» , духовное (Откр. 20, 5), от умерщвляющих дух страстей. Совершилось ли с нами это воскресение? Ведь и мы когда крестились, то в смерть Христову крестились, чтобы «как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6, 3–4). Не случилось ли, однако, с нами, что тело было лишь тогда омыто водой, а совесть от «мертвых дел» не омыта (1Пет. 3, 21; Евр. 9, 14)? Мы, которые в день крещения «сочетались Христу» и в залог обручения с Ним восприяли «печать дара Духа Святаго» (2Кор. 1, 22), не стали ли уподобляться часто неблагодарным, духовно мертвым жителям страны Гадаринской, отославшим Христа от своих пределов? Ибо ведь так часто сердце наше хочет быть вдали от Христа, не стесняемое Им, отдаваться своим нечистым похотениям, как не хотели жители страны Гадаринской терять свиней своих.

Как же необходимо нам, чтобы не сделаться духовно мертвыми, удерживать около себя Христа, постоянно пребывать с Ним, подобно исцеленному гадаринскому бесноватому (Лк. 8, 38), жить общением с Ним! Как необходимо давать животворящему веянию Духа Его чаще веять в душах наших! Не легко и не тотчас зарождается жизнь среди царства смерти, но все же зарождается. И в знойной, выжженной солнцем пустыне ведь зарождается жизнь: ветры приносят пыль, образующую плодоносную почву, а также влагу, эту почву орошающую, когда пыль осядет в большом количестве; и там, где была пустыня, является цветущий оазис. Не так ли должны и мы давать чаще дыханию Святого Духа навевать в души наши святые мысли, чувства, желания, которые, оседая в нашей душе, а не рассеиваясь постоянно, образовали бы жизненное ядро, плодоносные уголки в душах наших, орошаемые и процветающие все более и более благодатными токами изливающегося на иссохшие души Святого Духа (Иоил. 2, 28; Ис. 44, 3). Нелегко вылечить больного, в котором жизнь тлеет лишь подобно слабой искорке, так что едва можно определить, жив он еще или уже мертв; но врач, прилагая великие труды, возвращает к жизни нередко и такого больного. Если же при излечении тела употребляем мы столько усилий, то не тем ли более должны прилагать усилий к оживлению души, которая дороже всего мира (Мф. 16, 26)? Если врач тела употребляет разные врачевства, предписывает больному строгую диету и определенный строй жизни, то как необходимо для оживления души прибегать к врачевству духовному покаяния и молитв, к воздержанию от всех душевредных страстей, как бы духовной диете, установить ее твердо в строе жизни Христовой по заповедям евангельским!

И Господь, видя труды наши, предпринимаемые ради того, чтобы жить в общении с Ним, дарует нам в изобилии жизнь Свою. Он, некогда оживлявший Духом Своим первозданное мертвое вещество, тем более пошлет Его, чтобы оживлять наши души. Он, некогда при Ное потопом истребивший человеческий грех, а с ним и людей, ныне «водою и Духом» оживит мертвое по слову Его, сказанному чрез пророка Осию: «От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Раскаяния в том не будет у Меня» (Ос. 13, 14). И если Господь некогда пред потопом «раскаялся» о создании человека, сделавшегося «плотию» (Быт. 6, 3), то может ли раскаяться о том, что ожили кости сухие, вошел дух жизни в «весьма, весьма великое полчище» (Иез. 37, 1–10) духовных мертвецов?

16. Слово в Неделю 24-ю по Пятидесятнице49

Утешительные слова слышим мы сегодня из уст святого апостола Павла: «Вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу» (Еф. 2, 19).

Как хорошо быть человеку среди своих людей, которые его любят, понимают, сочувствуют ему, разделяют его скорби и радости! И как, наоборот, тяжело чувствуется среди людей, сплошь чужих ему, враждебных, в которых он не может встретить ни тени искреннего сочувствия и сострадания! Попавши в такую среду, человек иногда начинает скучать и томиться, одолевать его начинает тоска по своим, по родине, он духовно страдает, хиреет, как растение, попавшее в чужеродную почву. Конечно, многие осваиваются и с чужбиной, но только тогда, когда и там найдут людей своих, сочувствующих, понимающих. Так бывает и с христианами: хотя во время земной жизни они не в своем дому, они странники и пришельцы, их отечество на небесах, но как многие к чужбине привязываются более отечества, совсем забывают о небесном отечестве, живут на земле, как бы здесь был их вечный дом и отчизна. Если многие лучшие евреи в плену вавилонском в горести восклицали: «Како воспоем песнь Господню на земли чуждей; аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя» (Пс. 136, 4–5), то сколько, наоборот, было и таких, которые чуждую страну Вавилон предпочли своему отечеству и не возвратились в последнее, когда персидским царем Киром дано было на то разрешение! Не так ли и среди нас, христиан, как многие предпочитают оставаться в духовном Египте (Откр. 11, 8) страстей житейских, как еще ранее Вавилона евреи, изведенные из Египта, постоянно обращались сердцами (Деян. 7, 39) к Египту с его «мясами» или, желая оставаться в духовном Вавилоне, презрели свое отечество.

Христос, Сын Божий, явился на земле и жил с нами для того, чтобы снова приблизить к Богу людей, столь удалившихся от Него, врагов и чужих Богу сделать Своими сынами возлюбленными. Он распростер длани на Кресте, чтобы «все концы земли увидели спасение Бога нашего» (Ис. 52, 10), чтобы собрать всех к Себе под крылья любви Своей, как птица собирает птенцов своих под крылья. Он ввел всех в единый дом Отчий, Церковь Свою, посадил всех, добрых и худых, за единую трапезу Свою, всем предлагая есть плоть Свою и пить кровь Свою. Он не только Своими назвал их, но и хотел, чтобы все были с Ним едины, как ветви лозы едины с нею, как Сам Он един со Отцем (Ин. 15:1–5, 17:22, 10:30). Какого еще приближения к Нему могли бы мы ожидать? Но вот человек, введенный в такое единство с Богом во Христе, снова удаляется от Него и делается совсем чужим для Него. Сколько людей, которые носят имя Христа, но совершенно Ему чужды! Что сказали бы мы о детях, которые носят, правда, отчество, звание отца, но, удалившись от отца, совсем о нем не вспоминают, никогда ему не пишут о себе, мало того, в душе к нему холодны, даже враждебны? Разве такие дети не сделались чужими отцу? Как же многие хотят быть христианами, никогда о Христе почти не вспоминая или вспоминая лишь случайно, рассеянным, холодным воспоминанием? Как многие из подобных детей, если им случится возвратиться в дом отеческий, находят в нем все для себя чуждым и непривычным и порядки жизни, и обычаи, и пищу, и занятия! Не так ли и многим христианам, возросшим под кровом Матери Церкви, святая Церковь потом стала казаться не Матерью, домом Отчим, а чем-то совершенно чужим? Все в ней для них странно и непривычно: и эти моления, и эти порядки христианской жизни, все эти мысли и настроения, которыми хочет наполнить святая Церковь души чад своих. Святые кажутся не своими и близкими, а бесконечно далекими людьми, к которым приступиться совершенно невозможно. А жизнь их какою она кажется им странною и несродною для себя самих! Им кажется, что если б они начали вести жизнь, хотя отчасти подобную жизни святых, то они должны были бы как бы заживо схоронить себя, прежде времени вогнать во гроб. Какое духовное отчуждение от Бога, от Христа, святых Его! И как же после этого им быть вечно в Царствии Божием, в котором все им так чуждо, несродно, непривычно, тяжело, даже прямо враждебно? Разве они не ушли бы из него сами, как люди во время земной жизни отходили от Христа, как теперь люди не идут на зов Христов, слыша его ежедневно, ежечасно?

Но, скажут многие, разве мы ушли от Христа совсем, разве сделались совсем чуждыми Церкви? Разве не продолжают многие призывать Христа, Божию Матерь, наполнять дома молитвы? Да, но не всякая молитва или пребывание в дому Господа свидетельствует о том, что мы близки Богу, свои Ему, а не чужие. Ведь мы прибегаем к Богу особенно в горе и нужде. Посмотрите на этих усердно молящихся в храмах. Разве не горе и нужда подсказывают им слова молитвы? Но если дитя, чувствуя боль, зовет мать свою, разве оно непременно любит ее? Пока чувствуется боль, мать нужна ему, а пройдет ощущение боли, дитя забывает о матери и растет иногда в полном себялюбии. Или представим, что дети долго, целые годы не писали бы о себе отцу и матери; наконец, последние получили долгожданное и желанное письмо, и что же? В нем заключается лишь просьба о деньгах или же иной помощи, а кроме того ничего не написано, ни одного теплого слова, в котором проявилась бы сыновняя преданность отцу и матери, не сказано. Разве утешило бы подобное письмо отца и мать, любящих детей своих? Не этим ли докучливым просьбам о нуждах своих житейских подобны столь часто наши молитвы? Конечно, мы не можем не возносить их, как не может человек, чувствующий сильную боль, не звать кого-либо на помощь. Хорошо и то, что мы хотя в бедах и нуждах обращаемся к Богу, свидетельствуя хотя этим еще свою память о Нем, еще не оборвавшуюся связь с Ним и долю благодарной даже преданности Ему, показываем, что мы не дошли еще до ожесточения злобных демонов, которые и терпя ужасные страдания к Богу не хотят обратиться.

Но все же гораздо отраднее было бы, если бы мы взывали не об одних житейских нуждах, а и о духовных, вздыхали о том, что обременены мы не только «напастями, скорбями и болезнями» житейскими, а и грехами многими, как внушает нам святая Матерь Церковь в молитвах своих. Эти вопли сердечные о бедствиях души погибающей еще большее сожаление внушают к нам на небесах, сродняют нас с небожителями, но все же и этих одних воплей еще мало, чтобы сделаться нам своими Богу.

Истинное сроднение с Богом совершается чрез любовь. Хорошо, когда нас будет неудержимо влечь в дом Божий, как под уютный кров собственного дома, когда мы будем чувствовать влечение быть с Богом и со святыми Его, как родственники и близкие люди чувствуют неискоренимую потребность друг с другом беседовать или хотя быть друг с другом. И все это создается привычкой, постоянными навыками, а не сразу, без привычки же снова может быть утрачено. Если чувствуется отчуждение от Бога и святых Его, от дома Его, необходимо приучать себя усиленно и неуклонно к общению с Ним, как человек, отчуждившийся от дома, потом, употребляя усилие над собою, снова к нему привыкает и начинает ценить и любить его более прежнего. И как необходимо созидать и хранить в себе эту привычку к общению с Богом! Ведь если удалимся от Христа и святых Его, то какое нам останется общество? Не демонов ли и подобных им людей, ожесточившихся в злобе? Как тяжело даже преступникам, для которых злоба сделалась как бы сродной им стихией, быть в постоянном обществе злобных преступников в тюрьме, чувствовать на себе холодную злобу их, отчуждение и ненависть, хотя бы они и казались своими. Не тем ли ужаснее общество демонов, которому приобщаются люди, отчуждающиеся от Христа и святой Матери Церкви?

Будем же воспитывать в себе всячески любовь и сердечное влечение к Богу, Христу, Его святой Церкви. Не дадим себе успокоиться до тех пор, пока Христос, Его Церковь и святые будут нам дороги не в дни лишь бедствий, но и тогда, когда нет этих бедствий, когда нам нечего просить, а только остается радоваться о Господе и хвалить Его. Ведь истинная любовь полна сладостного блаженства и духовных восторгов, какова любовь к Богу Ангелов и святых. Такою она должна сделаться и у нас в отношении к Богу, чтобы мы не по имени лишь назывались христианами, не по названию лишь были чадами Церкви, но и самым делом исполнились на нас слова святого апостола Павла, приведенные вначале: «Вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу» (Еф. 2, 19).

17. Слово в день Архистратига Михаила и прочих бесплотных сил50

«Положи [Бог]... возглавити всяческая о Христе, яже на небесех и яже на земли в Нем» (Еф. 1, 9–10).

Остановимся, братие, ныне своею мыслию на этой тайне единения во Христе существ земных и небесных, из которых Он устроил единую Церковь земную и небесную.

Как бы для того, чтобы восполнить оскудение в мире ангельском, происшедшее после падения некоторых из духов, из персти, но в то же время по образу Божию и по подобию создан был человек, «умаленный малым чим от Ангел» (Пс. 8, 6). И этот человек во Христе действительно восприял силу уподобиться житию ангельских ликов. Явилось множество «земных Ангелов», «небесных человеков», которые молитвенным своим предстоянием Богу еще на земле уподоблялись ликостояниям ангельским. И доселе старейшие граждане неба, ангельские силы, находятся в единении с живущими на земле людьми, являясь руководителями их на пути к тому же общему небесному отечеству, возбуждая их чрез оставление вещественных страстей земной жизни уподобляться житию существ невещественных, мысленных. Доныне всякий раз, когда мы, «херувимы тайно образующе», приносим словесную, бескровную жертву Тела Христова, «с сими и мы блаженными силами... вопием и глаголем» тогда: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф, исполнь Небо и земля славы Твоея»51.

Доселе вся Церковь земная воинствует не одна, но вспомоществуемая воинствами небесными. Как в древности Архистратиг Михаил споборал Иисусу Навину, ведшему Израиля в землю обетованную, так и ныне споборает он воинствующей на земле Церкви, пока не достигла она истинной земли обетования, «града Бога живаго, Иерусалима небеснаго и тем Ангелов, торжества и Церкви первородных, на небесех написанных» (Евр. 12, 22–23). Как ветхозаветному тайнозрителю, пророку Даниилу, открыто было, что древний Израиль вспомоществуем был непрестанно князем этого народа Михаилом Архистратигом (Дан. 12, 1), так и новозаветному тайнозрителю, святому апостолу Иоанну Богослову, открыто было, что Израиль Новый, Церковь Христова, вспомоществуется тем же Архистратигом и прочими небесными силами (Откр. 12, 7). И быть может, не к нынешнему ли времени относится по преимуществу то видение тайнозрителя, по которому Михаил и Ангелы его должны усиленно воевать против дракона, змия древнего, сатаны.

Ибо ныне страна, называющая себя «страною восходящего солнца», носящая дракона на знаменах своих, действительно восстала войной против облеченной в солнце Жены, то есть Христовой Церкви, «чтобы пожрать младенца ее» (Откр. 12, 4), то есть чад Церкви, особенно тех, которые рождены и рождаются от последней уже и в Японии. Не знаменательно ли, что как воины наши сознают, что ведут борьбу не из-за клочка земли, а за Крест Христов, так и военачальники провозглашают это открыто (Гриппенберг при отъезде из Вильны)? И напрасно ли было видение одному из воинов, открывшее ему тайну соучастия в настоящей борьбе России с Японией Архистратига Михаила, Гавриила и других бесплотных сил?

Почему же столь неощутительным остается для нас это соприсутствие нам небесных сил, так что некоторые из нас едва не сомневаются в действительности их соприсутствия? Конечно потому, что кто чего особенно ищет, то большею частию и находит. Любовь весьма изобретательна на отыскание предмета, к которому она стремится. Итак, стремимся ли мы с любовью к тому небесному, духовному жительству, которое свойственно Ангелам? Внимаем ли мы тому, что происходит в душе нашей? Различаем ли помыслы страстные от тех, которые происходят от естества? Не стараемся ли каждую страсть, как бы низка ни была она, назвать движением естества, извинить обстоятельствами жизни, слабостью воли, дурным характером, как будто не сами мы повинны в слабости своей воли или порче характера? Не считаем ли чистоты духа или обогащения его добродетелями духовными излишней, даже бесполезной роскошью? Не говорим уже о лжемыслителях и мечтателях нашего времени, которые начали возвеличивать страсти как проявления особенной силы, красоты и могущества человеческой природы, как источник всякого совершенства человеческого рода (Ницше, Золя, Розанов и др.). Если же не можем мы отличить движения страстей от движений естества, то как заметим и те движения, которые происходят не от нас, а от влияния высших духов на нашу душу? Если мы не ищем, не знаем, даже совсем не замечаем руководителей в духовной жизни из среды людей, то как можем искать руководства существ невидимых? И как в обычной жизни лучшие движения в душе нашей происходят большею частью не от нас, а от влияния со стороны людей, которых мы любим, людей более нас сильных, хотя мы не замечаем того, так и в духовной жизни не происходит ли многое от влияний на нас высших, духовных, невидимых руководителей Ангелов?

Итак, будем подвизаться подвигом духовным, чтобы ощутительнее и благоплоднее для нас было действие на нас высших духовных существ! Если же не в силах еще мы достигнуть духовного совершенства, при котором стало бы ощутительным единение с миром ангельским, то хотя бы оживим свою веру. Чрез нее ощутительнее будет для нас то, что доселе «радость бывает пред Ангелы Божиими о едином грешнике кающемся» (Лк. 15, 10), что доселе Ангелы Божии ополчаются около нас, по слову псалмопевца: «Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою» (Пс. 90, 11–12).

Подобная вера в помощь небесную как бы невольно усиливается у тех, кто добровольно становится лицом к лицу со смертию, как, например, наши воины, полагающие жизнь свою за Веру, Царя и Отечество. Для них, отрешившихся от привязанностей к земной жизни, очевиднее знамения небесного заступления, они с большей верой читают приведенные слова псалма, которыми сохраняются от многих опасностей, ведущих к неминуемой смерти52. Итак, если и мы, здесь оставшиеся, отрешимся, хотя бы подобно воинам нашим, от тех крепких уз, которые сплетаем себе чрезмерным пристрастием к благам и удовольствиям земным, если отложим, как и они, беспечность и вооружимся на подвиг борьбы с омрачающими дух наш плотскими пристрастиями, то узрим явственнее и небесное заступление нашего отечества ангельскими воинствами, и непрестанное воинствование их с нами, подвизающимися на земле, желающими восприять светлость духов праведников совершенных, на небесах вместе с Ангелами написанных. Аминь.

18. Слово в день святого Архистратига Михаила53

Если мы так часто вспоминаем о Христе, молимся Божией Матери и святым Божиим, то не гораздо ли дальше от нашего воспоминания Ангелы Божии? Мы вспоминаем о них более тогда лишь, когда воспоминает о них святая Церковь, а в прочее время воспоминание о них оставляет многих из нас и к молитвам Ангелам Божиим мы обращаемся редко.

А между тем из Слова Божия мы видим, что Ангелы непрестанно служат нашему спасению вместе со святыми людьми Божиими, даже более о нем радуются и заботятся, чем сами люди. Рождается Христос, и вместо людей, не узнавших часа пришествия к ним Спасителя их, даже не принявших Того, Кто «к своим пришел» (Ин. 1, 11), Ангелы славословят рожденного Богомладенца чудною песнью, теперь и нами с духовным восторгом повторяемою: «Слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение». Крещается ли Христос и после крещения побеждает диавола в пустыне, опять не видим людей, которые помогали бы Христу, искушаемому в Его подвиге; вместо людей, которые потом, желая подражать подвигу Христову, уходили целыми толпами в пустыни, теперь опять одни Ангелы служат Христу (Мк. 1, 13). Страждет ли Христос в саду Гефсиманском, когда душа Его скорбит смертельно и Он молится до кровавого пота, опять нет около Него людей соскорбящих, лишь Ангел укрепляет Его (Лк. 22, 43); даже ближайшие ученики Петр, Иаков и Иоанн спят тяжелым сном, по слову еще ветхозаветного псалмопевца о Христе: «Поношение сокрушило сердце Мое, и Я изнемог, ждал сострадания, но нет его, утешителей, но не нахожу» (Пс. 68, 21). Правда, Петр хочет поднять меч в защиту Христа, когда настал час Ему предану быть в руки грешников, но не такой помощи искал Христос, страждущий от людей, имея возможность для избавления Своего иметь «более, нежели двенадцать легионов Ангелов» (Мф. 26, 51–53). И свидетелями славного воскресения Его являются одни Ангелы, они благовествуют о воскресении разбежавшимся от страха ученикам и забывшим все глаголы Его.

А в нашей жизни как непрестанны и превосходны действия Ангелов! Ведь они постоянно желают «проникнуть» (1Пет. 1, 12) в тайну нашего спасения, они, как хранители, окружают каждого из «малых сих», они радуются о каждом грешнике кающемся более, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии; для них Господь устрояет трапезу духовного веселия (Лк. 15:6–7, 23, 32), как для друзей Своих ближних, когда кто-либо из людей, подобно блудному сыну в притче, мертв был и ожил, пропадал и нашелся. Из них Господь хочет составить единую с нами Церковь земную и небесную, сделать нас друзьями и сожителями Ангелов. Для этого Он и сошел на землю, чтобы взять на рамо Свою заблудившуюся овцу человеческий род и соединить ее с Ангелами, восполняя людьми лики Ангелов, отпадших вместе с сатаною. И вот, несмотря на такое близкое и непрестанное участие Ангелов в деле нашего спасения, исполненное столь великой и заботливой любви, мы так мало их замечаем. Между тем святая Церковь напоминает нам о них непрестанно. Не только нынешний светлый праздник и иные учредила она для особенного прославления небесных сил, но и каждый день внушает нам разные моления Ангелам, каждый понедельник особенно назначает для их прославления и для испрошения молитвенного их ходатайства. Очевидно, будучи плотью, очень мы вперяем свои очи телесные, приковываем очи самого сердца лишь к земному и видимому; оттого о небесных силах бесплотных забываем и молитвенного их ходатайства и помощи, которые они как слуги, забывающие свое небесное величие и славу, готовы являть нам, почти не просим.

Но какой великий ущерб получается в нашей духовной жизни оттого, что мы так редко входим в духовное общение с небесными Ангелами! Ведь для человека, живущего постоянно в низинах, наполненных зловредными испарениями, так необходимо по временам переселяться на более высокое место с чистым горным воздухом; даже лечение болезни часто в том лишь и состоит, что человека посылают дышать более здоровым и чистым воздухом.

Ведь мы живем в дольней стране страстей земных, житейских, вдыхаем их зловредные, ядовитые испарения, обращаясь постоянно в низинах и безднах греха, как же необходимо нам почаще вдыхать как бы горный, небесный воздух беспримесной святости, которым непрестанно дышат Ангелы! Мало того, ведь мы, обложенные тяжелою, ленивою, немощною и многострастною плотью, так слабы, так побеждаемся страстями плотскими, уступаем без борьбы едва не всякому натиску или приступу страстей к душам нашим. Ангелы же такою большою обладают духовною крепостию, так они удобоподвижны на добро, так легко прилетают туда, где ожидают их помощи! И как поэтому необходимо чаще возносить к ним моление, внушаемое святой Церковью: «Ангельскому поревнуем житию и мысли вперим к высоте и с ними невещественно воспоим Господа»! Поэтому-то святые угодники Божии всегда представляли в уме своем образ жизни Ангелов как совершенный образец для подражания и действительно уподоблялись им, делались «ангелами во плоти». А как необходима нам помощь Ангелов в борьбе с духом злобы!

Ведь эта борьба «не против плоти и крови» (Еф. 6, 12), то есть не с подобными нам немощными людьми, но с сильнейшими нас и коварнейшими духами злобы, невидимо всегда и всячески готовыми нам вредить. Как же не прибегнуть к помощи небесных сил во главе с Архистратигом их, чрез которого и сатана с небес, как молния, ниспал (Лк. 10, 18)? Трудно нам прямо взойти на ту неизмеримую духовную высоту, где пребывает Бог, первый Свет, и вот Господь создал Ангелов, «свет второй», являя в них как бы посредствующую ступень, к которой гораздо легче приблизиться и нам, также носящим образ Божий: Ангелы хотя и духи, но все же создания и ближе к нам, легче для нас, плотяных, подражать им, чем непосредственно Самому Богу, всесовершенному чистейшему Духу.

Легче взойти на сравнительно низшую ступень в лествице бытия, на вершине которой утверждается Сам Господь.

Но скажут, быть может, некоторые: зачем же помощь Ангелов, когда мы имеем Самого Христа Бога, Пречистую Матерь Его, Богородицу, честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим? Разве Они не всесильны, чтобы во всем помогать нам?

Разве недостаточна помощь Христа, Который облекся в подобную нам плоть, чтобы, Самому быв искушенным во всем, и нам искушаемым помогать (Евр. 2:18, 4:15)? Да, но и Христос явился во плоти нашей для того, чтобы, снизойдя к нам, чрез то нас потом удобнее возвести на высоту небесного жития ангельского. Поэтому Он не остался на земле с плотью, но вознесся, чтобы и мы «о горнем помышляли, а не о земном» (Кол. 3, 2). И Божия Матерь по смерти вознесена с телом к Сыну Своему и Богу «в Небесная и наднебесная»54, а во время земной жизни, живя во храме и уготовляясь сделаться вместилищем Бога невидимого, не в общении ли с Ангелами Она более пребывала? Будем помнить, что «плоть и кровь» Царствия Божия наследовать не могут и что наше тело должно по воскресении измениться, стать «духовным», чтобы соделаться соучастником Царствия Небесного (1Кор. 15, 44, 50). Значит, и жизнь Христа на земле во плоти, равно и Божией Матери, внушают нам, как необходимо стремиться к общению с миром ангельским. Конечно, Христос всесилен для того, чтобы помогать нам; но, спасая существа, одаренные свободою, не вводит Он их насильно в Свое Царство, а хочет, чтобы употребляли они и свободные усилия войти в него, чтобы сами, взаимно помогая друг другу в этих усилиях, содействовали созиданию Небесного Царства. Как же обойтись в этой борьбе за созидающееся Царство Христово без участия высшего и более крепкого воинства небесных сил?

Будем же чаще и усиленнее призывать себе на помощь Ангелов, чтобы общением с ними облегчился дух наш от отягчающих и влекущих долу страстей плотских, чтобы легче влеклось подобное к подобному на высоту, как все легкое на земле влечется на высоту воздушную, чтобы нам достаточно укрепиться и удержаться на этой высоте и, оторвавшись, не быть увлеченными в бездну, куда тяжестью собственного яда страстей низринулись демоны и уподобившиеся им люди.

19. Слово в день святого апостола Филиппа и в день рождения Государыни Императрицы Марии Феодоровны55

Некогда святой пророк Елисей, когда жители города Иерихона сказали ему, что вода у них нехороша и земля оттого бесплодна, велел бросить соль в воду, и она сделалась здоровою, перестала причинять бесплодие (4Цар. 2, 19–22). Это образ чудесного действия святого крещения, воды которого оздоровляют человечество и делают его духовно плодоносным, как поется об этом: «Процвела есть пустыня, яко крин, Господи, языческая неплодящая церковь пришествием Твоим»56.

Неплодные и нездоровые воды это жизнь людей вне Христа, жизнь, полная себялюбия и страстей, от которых душа терпит вред и делается неплодною для всякого добра.

Недаром подобная жизнь называется «морем житейским»; воды моря солены и горьки, негодны для питья, так точно страсти кажутся нам «показующими сладкая», но «вкушаем мы присно чрез них горькаго напоения»57, потому что как морская вода горька на вкус и от нее, когда она испаряется, остается соль на дне, так и после обильного упоения страстями на душе человека остается горький осадок разочарования, томления, муки, часто делающейся все более и более сильною, неутолимою, так что человек не находит нигде места душе своей, мучимой совестью, накладывает сам на себя руки: подлинно, с ним происходит то, что с человеком, который, чувствуя жажду, напился бы соленой воды и еще более стал бы мучиться от нестерпимой жажды.

Соль же, которая вложена была Елисеем в воды, это жизнь Христова, которую прежде всего восприняли святые апостолы, и о которых Сам Господь сказал: «Вы – соль земли» (Мф. 5, 13). О ныне празднуемом апостоле Филиппе так и говорится в песни церковной: «Во истлевшее страстьми человечество ты вложен Божия соль от Христа, того изсуши гнилость лютую»58. В самом деле, как соль предохраняет от порчи и гниения разные вещества, так точно проповедь о Христе, распространенная в мире святыми апостолами, предохранила разлагавшийся от страстей мир от духовного гниения, оздоровила, обновила его. Мир духовно изжился пред пришествием Христа на землю, исполнялся все более и более губительного сомнения, разочарования, преждевременного пресыщения, при котором едва начинавшие жить люди чувствовали себя уже подобно все изжившим и ко всему равнодушным старцам, как бы цветы, увядшие тотчас же, едва успевшие расцвести. Недаром так участились самоубийства, и среди самого «пира жизни» люди так часто отворяли себе жилы. Недаром древний мудрец днем с огнем искал человека и не находил среди наполненной людьми площади: очевидно, духовная порча, тление коснулись духовной жизни языческого мира, везде в ней слышался как бы запах гниения, и не было живого, здорового, неиспорченного человека среди этих отживающих дни свои мертвецов. Но явился Христос, послал апостолов Своих, и как духовно обновился и оздоровел мир! Как всюду началась новая, истинно человеческая жизнь! Жизнь языческого мира была насквозь изъедена себялюбием, Христос же принес в мир новое жизненное начало любви, и вот это начало оздоровило жизнь мира: преобразилась жизнь отдельных людей, изменилась и перестроилась жизнь обществ, поскольку государство языческое восприняло начала жизни христианской.

В самом деле, и теперь кто может быть истинно полезным человеком, общественным деятелем? Не тот ли, кто по завету Христову готов забыть себя с мелким и крупным себялюбием, готов обречь себя на самоотверженный подвиг служения благу ближнего?

Сколько живет кругом нас себялюбцев, и все они кажутся такими пустыми, неинтересными, как бы пресное вещество, неприятное на вкус! Но если кто, одушевляемый заветами Христова Евангелия, начинает забывать себя, отдается служению ближнему в духе Христовой любви, сейчас же мы отмечаем такого человека среди других как особенного; беседа, общение с ним кажутся интересными и нужными; его жизнь, дела вливают какую-то оздоровляющую струю в окружающую жизнь, улучшают ее и поддерживают. Это нечто особенное в таком человеке, как бы какая-то духовная соль, сообщающая особый приятный вкус пище, в которую влагается, есть не что иное, как дух Христовой самоотверженной любви, которую воспринял мир только от Христа. Посмотрите и на целые государства: чем более вымирают в них начала Христовой жизни, тем ближе они к вырождению, и наоборот. Не воодушевляется ли, например, наша страна на подвиг военный всемирной борьбы с жестоким врагом именно началами христианской жизни, которые в народе нашем еще так живучи, а пред войною так усилились, произвели громадный подъем духа? Воинство побеждает главным образом постольку, поскольку оно бодро духом, мужественно; бодро же оно, когда оно христолюбиво, когда воодушевлено готовностью и жизнь отдать за веру Христову, Царя и Отечество. Посмотрите и на союзные народы Франции и Англии, как и в них оживилась религиозная жизнь пред войной и во время войны, как они ведут в союзе с нами борьбу за лучшие начала истинно человеческой, христианской жизни. Пред войной Францию называли вырождающейся. И не оттого ли она была такою, что оттуда изгонялось правительством и вымирало там христианство? Во время же войны религиозность в народе весьма сильно поднялась, и вот мы видим французский народ снова возродившимся, совершающим чудеса храбрости, как во времена Жанны д.Арк.

Как же необходимо нашему народу хранить тщательно в душах своих эту соль христовой жизни, воспринятую в Святом Крещении, так оздоровившую жизнь Древней Руси! Как и теперь часто жизнь народа нашего, теряя эту духовную соль христианства, возвращаясь к началам жизни языческой, делается пустой, бессодержательной и возвращается к временам «поганаго» язычества, когда на Руси главным было «веселие лишь пити»! Как пагубно для жизни русского народа, если особенно верхние слои его начинают отбрасывать оздоровляющую соль христианства в своей жизни и деятельности, стыдятся Христа, действуют, как не знающие Его язычники! Чем грозит все это народу русскому?

Не начнется ли тогда гниение духовное всего народа, как рыба загнивает с головы? Не сбудется ли на всем народе грозное слово Господа: «Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям» (Мф. 5, 13)? Не сделается ли тогда ни к чему не годным весь народ русский, как те люди, среди которых и языческий мудрец не мог найти истинного, неиспорченного, годного человека? Не будет ли весь народ выброшен вон из среды других народов, как нечто негодное, и не будет ли отдано царство его другим, которые, восприяв соль христовой жизни и учения, будут призваны вместо народа русского служить духовному оздоровлению мира (Мф. 21, 43)? Аминь.

20. В день Введения во храм Пресвятой Богородицы59

Если во многие праздники Божией Матери так хочется говорить и вспоминать о чудном Матернем Ее заступлении рода человеческого, то ныне, когда Она, чистейшая Дева, провождаемая «свещеносицами девами», как трилетствующая юница, входит в храм Господень60, душа чувствует побуждение говорить и изображать чудную добродетель девства, которая столь Ее украсила и произрастила из себя прочие Ее добродетели, как тенистый лес гору61, Ее покрывшие и душу Ее как бы в «преиспещренную» (Пс. 44, 10) прекрасную одежду одевшие.

Девство Божией Матери это прекрасный крин62 среди терния мирской суеты и страстей, который так привлек к себе Небесного Жениха Христа своею красотою и благоуханием, что «возжелал Царь доброты Ее» (Пс. 44, 12) и вселился в утробу Ее, когда восхотел низойти на землю и спасти падшего человека. Когда самое семя и корень человеческой жизни были отравлены ядом греха, нужно было бессеменно воплотиться Христу от Пречистой Девы, вложить как бы новую закваску в падшее естество человека. Девство это прекраснейший и нежнейший цвет естества человеческого. Оно превосходит пределы естества самого и хранящих его нерастленным уподобляет Ангелам. Ничто так не поднимает дух к небесам, не отторгает от уз плоти, не вводит в общение с небожителями, как небесная добродетель девства.

И вот для сохранения-то его Пречистая Дева еще с трех лет поспешила скрыться в сени священного храма, где не могло бы оно потерпеть никакого вреда от ока лукавого, – поспешила в те годы, когда еще сознание едва начинает раскрываться, когда вещи мира еще входят своими образами в душу лишь с прекрасной стороны с той, о которой сказал Господь по создании: «Се добра зело» (Быт. 1, 31); когда скрытый и как бы внедрившийся в них отпечаток смрадного греха еще почти неприметен, неощутим для невинного детского взора, если же и приметен, то, как и всякий смрад, вселяет лишь отвращение к себе. Душа Пречистой Девы сделалась, таким образом, «дверью непроходимою для помыслов» суетных и злых63, а Сама Она сделалась «непроходимыми вратами, тайно запечатствованными»64, чрез которые должен был войти лишь Бог Слово.

Но как сплетать похвалу чудному девству нам, имеющим уста нечистые и сердце оскверненное? Не то же ли это для большинства из нас, как бы «одушевленному Божию Кивоту коснуться рукою скверных»65 или человеку невоздержному, пресыщающему себя разнообразными и тучными яствами восхищаться прелестью поста, скупому, собравшему миллионы богатств в сокровищницы свои, хвалить милосердие и бессребреническую щедрость, тщеславному, всю жизнь собирающему похвалы людские, говорить умилительные речи о преклоняющем голову и потупляющем взоры смирении? Ведь и вообще мир так мало ценит девство само по себе. Он только полюбуется его красотою на мгновение и затем тотчас в низинах душ у большинства людей мира, как испарения из болота, поднимается жажда грубых наслаждений плоти, которые, им кажется, скрыты под прекрасным покровом девства. Девство, сохраненное в целости и непорочности, столь редко встречается на земле: о нем говорят даже, что оно улетело на небо, ибо любит более общение с бесплотными Ангелами и духами праведников на небеси совершенных. Оттого-то вскоре же по создании человека на земле «всякая плоть растли ла путь свой» и не мог Дух Божий более пребывать среди людей, обоняя непрестанно восходящий от земли смрад содомского греха, пока огнем с неба не попалил нечестивые города Содом и Гоморру и иные, водами всемирного потопа не истребил все живущее на земле, кроме праведного Ноя с его семейством, и таким образом очистил оскверненную блудом землю (Быт. 6:11–13, 18:20–21). Не так ли будет, как в дни потопа, и пред вторым славным пришествием Христа на землю (Мф. 24, 38–39). Тогда нечестивый мир, олицетворяемый тайнозрителем в образе древнего развращенного Вавилона, уподобится великой блуднице, напояющей всех царей и народы земли из мерзкой чаши своего любодеяния (Откр. 17, 1–2).

Но что же, братие? Если девство добродетель более небесная, чем земная, неужели мы так и не должны уже о нем вспоминать, говорить, любоваться его красотою? Ведь тогда и на небо видимое с его красотою не пришлась бы смотреть нам, недостойным «воззрети и видети высоту небесную»66, отягчившим землю хождением по ней. Неужели лишить себя пользы от созерцания чудной красоты? Ведь, быть может, одна искра, луч света, упавший оттуда, с неба, разгонит мглу нашего греха, преклонившего нас долу, низвергающего в бездну. Быть может, поможет этот светлый луч заметить на пути падения какой-нибудь спасительный уступ, ухватиться за него и предохранить себя от падения в бездну.

Если кого сподобил Господь еще сохранить девство нерасхищенным и нерастленным, тот да хранит его как зеницу ока. Пусть затворяет тщательнее двери очей своих, не дает вторгнуться туда худым помышлениям и мерзким соблазнительным образам. Ведь иногда сквозной ветер, в малую щель тонкою струею прокравшийся в комнату, сокрушает крепкое и цветущее тело человека, который не хотел остеречься. Так, если не поберечь дверей души от входящих соблазнительных мыслей и образов, целые тучи как бы испарений болотных греха будут подниматься из низменных недр души и тела, заполнять все более и более душу и все существо человека, пока он не сделается неспособным уйти от этого болотного смрада, не привыкнет к нему, как различные обитатели болот.

Но если даже и утратил кто сокровище девственной чистоты, он все-таки, по милости всещедрого Бога, не лишился надежды причаститься прекрасных его дарований. Посмотрите на этих блудниц, которые приходили ко Христу с покаянием и предварили праведников мнимых в Царствии Небесном (Мф. 21, 31). Вспомните погружавшихся в бездну блуда Марию Египетскую, Пелагию, Евдокию и иных, которые слезами покаяния убелили одежды души своей и уподобились Ангелам. Вспомните даже праведника Ветхого Завета, в котором девство еще менее было похваляемо и ценимо само по себе, царя Давида, как он «паче снега убелился» (Пс. 50, 9) покаянием, после того как срастворил грех прелюбодеяния с жестоким убийством. Вспомните особенно «во многия грехи впадшую жену», которая, «мироносицы вземши чин», пришла ко Христу, омывая слезами Его ноги, отирала их волосами, прежде прельщавшими взоры людей, сообщников ее греха, и вопияла Христу: «Да не отвержеши мене блудную, Родивыйся от Девы... радосте Ангелов»67. Вспомним все это и будем стенать и плакать, если утратил кто сокровище девственной чистоты, любезной Богу: «Сего ради к Тебе припадаю, и тепле вопию Ти: якоже блуднаго приял еси, и блудницу пришедшую: тако приими мя блуднаго и сквернаго, Щедре»68. Будем окаявать себя за растраченную чистоту души и тела, молясь усердно: «Мглою греховною и страстьми житейскими сплетаемь ум окаянныя души моея, страсти различныя раждает и в помысл умиления не приходит. Но ущедри, Спасе, смирение мое и даждь ми помысл умиления, да и аз спасаемь прежде конца воззову благоутробию Твоему: Господи, Христе Спасе мой, отчаяннаго спаси мя и недостойнаго».

Вообще же будем помнить, что сохранил девство не столько тот, кто по каким-либо обстоятельствам, иногда вынужденно, не утратил телесной чистоты, но более тот, кто сохранил в сердце всецелую, нераздвоенную любовь к Богу. Он войдет в число тех девственников, которые, не связанные узами никакой земной плотской сласти в сердце, следуют за Агнцем Христом, куда бы Он ни пошел, и будут «искуплены... Богу» Христом от всякого колена и языка и народа и племени, ибо они «непорочны» и «в устах их нет лукавства» ! Таковые и на земле готовы всегда сретить Христа с открытыми дверями души (Откр. 14:4–5, 5:9, 3:20), с зажженными светильниками, как девы мудрые, встречающие жениха (Мф. 25, 1–3). Они от всего сердца, сретая «Христа раждающегося», будут петь эту чудную песнь, которую начинает как бы нарочито петь святая Церковь именно с нынешнего праздника в честь Пресвятой Девы, вшедшей в храм для соблюдения своего девства и сделавшейся «невестокрасительным храмом»69 Самого Христа: «Христос раждается, славите; Христос с небес, срящите; Христос на земли, возноситеся. Пойте Господеви вся земля, и веселием воспойте людие, яко прославися»70.

21. Слово в день святого благоверного князя Александра Невского71

«Сия есть победа, победившая мир, вера наша» (1Ин. 5, 4).

Память празднуемого ныне благоверного князя Александра Невского побуждает нас, братие, сказать несколько слов о побеждающей силе веры Христовой. Будет ли кто из здесь стоящих отрицать, что именно в вере Христовой находили для себя источник величайшего воодушевления наши русские ополчения в трудные годины для нашего отечества, в Смутное ли, например, время или во время Отечественной войны 1812 года, что эта вера, одушевляя полководцев, вселяла мужество и во всех выступивших на брань? Блаженны были эти ополчения, которые не в соображениях человеческих, выступая на борьбу с врагами, искали разрешения судеб своего отечества, а в судьбах Божиих, которые в вере в Бога, возносящего святых Своих, искали поддержки, а не в рассуждениях о том, будто жизнь народов, как и отдельных людей, нисколько не отлична от жизни животных, постоянно ведущих борьбу за земное существование, в которой сильнейший побеждает!

Но, к прискорбию, не всегда подобная вера одушевляла сынов земли Русской. С тех пор как было открыто окно в Западную Европу, сильнее стало ощущаться в земле Русской тлетворное веяние жизни, в которой вера заглушилась чрезмерною привязанностью к удобствам земного существования. И вот в настоящее время так называемые экономисты, взявшие в свои руки ключи разумения истории, если и не отрицают значение веры, считая ее пустым звуком, имеющим будто бы значение для людей только до тех пор, пока они не просвещены светом точной науки, то оставляют совершенно в стороне это значение, объясняя все события истории и самую веру из особенностей страны, в которой жил известный народ, особенностей, от которых будто бы только и зависели все успехи последующего развития народа. Мы, чада Церкви Христовой, и особенно призванные быть пастырями и учителями народа, должны противостоять подобному течению времени. Как мы, будучи столь немногочисленны, можем противостоять столь могущественному течению времени? Если бы подобные вопросы и недоумения возникли только в последнее время, то мы имели бы причины пространно отвечать на них. Но история Церкви Христовой давно разъяснила подобные вопросы и недоумения. Велик ли был лик апостолов Христовых? Однако «во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» (Рим. 10, 18). Многочислен ли был сонм мучеников христианских и что означала сила этих безоружных людей в сравнении с силою Римского государства, которое конец вселенной считало пределом своего обладания? Однако эта кровь мучеников преобразила языческую римскую историю в христианскую при императоре Константине Великом.

Посему, как бы ни многочисленно и могущественно было ополчение, восставшее на святую Церковь, не убоимся идти против него! Силе ополчения земного противопоставим силу Господню, «дивную во святых Его», и мы скоро увидим исполнение пророчества, слышанного нами вчера: «Светися, светися, Иерусалиме, прииде бо твой свет, и слава Господня на тебе возсия. Се, тма покрыет землю, и мрак на языки, на тебе же явится Господь, и слава Его на тебе узрится» (Ис. 60, 1–2). В то время, когда мир, с гордостию исчисляя силы свои для борьбы с Церковью Христовою, противопоставляет ей ложную науку и все, что создал восставший на Бога разум человеческий, мы оградим себя прежде всего молитвою, присоединяющею к нашим земным силам силы мира горнего! Будем помнить, что Сам Господь воинств ополчается с нами, сынами Церкви, воинствующей против силы зла на земле, что Господь, с небес взирающий на все дела человеческие, никогда не даст «дикому вепрю» потоптать и разорить винограда Своего, «егоже насади и утверди десница Его» (см. Пс. 79, 14–16)! Аминь.

22. Слово в день святого благоверного князя Александра Невского72

Мы собрались сегодня, братие, для духовного празднования в честь святого благоверного князя Александра Невского. Но многие ли вполне отчетливо сознают, в чем состоит смысл и значение этого празднования? Одни, например, при мысли о праздновании сем вспоминают прежде всего о том, что святой благоверный князь Александр Невский сам побеждал врагов нашего отечества, а потому, думают они, доселе к нему следует обращаться с молитвою более всего о том, чтобы он споборствовал нашему отечеству в бранях и ныне. Другие, вспоминая, что святой благоверный князь Александр занимался государственно-общественной деятельностью, склонны сосредоточивать все внимание на этой стороне его деятельности. Но многие ли знают о том, что лежало в самой основе жизни и деятельности святого благоверного князя? Если мы приведем себе на память, что более верою и молитвою, чем воинством, побеждал святой благоверный князь врагов своих, подготовляясь к победе молитвою, постом и причащением Святых Тайн, если вспомним, что, имея всю возможность и множество поводов на княжеском престоле угождать себе самому, святой благоверный князь предпочитал быть отцом для граждан своего отечества, миловать нищих, вдов и сирот, что он, скончав земной подвиг, несенный им ради блага отечества, преимущества княжеского достоинства легко сменил на схиму, то нам будет ясно, что жизнь святого благоверного князя являет в себе множество отблесков духовного образа того же самого «нового человека, который обновляется... по образу Создавшего его» (Кол. 3, 10), каковой образ носили все вообще святые, в особенности же воплотили преподобные мужи, обитатели пустынь. У них научился многому святой благоверный князь Александр; у них учились и учатся, по крайней мере чрез писания их, едва ли не все общественные деятели, хранящие заповеди Христовы (например, привлекший особенную народную любовь святитель Иоанн Златоуст). О нашем долге уяснить себе черты этого духовного лика преподобных, напечатлеть их в умах и сердцах и по мере сил наших воплотить их в своей жизни вот о чем напоминает нам ежегодное духовное празднование в честь святого благоверного князя Александра.

Услышав это, быть может, кто-либо подумает: «Неужели же и ныне нужно идти в пустыни, чтобы учиться у преподобных?» Конечно, пустыня есть истинное и лучшее училище для желающий жить по духу Христову, ибо там более всего заботятся, всю жизнь свою посвящают тому, чтобы воплотить в себе образ Христов. У преподобных мужей должны бы были учиться и современные люди жизни духовной, ибо существо духовной христианской жизни одно во всех святых, так как нет особой религии для князей, для священников, мирян, воинов и различных общественных деятелей. Но если жизнь современного человечества слишком далека от того, чтобы увидеть в пустыне училище жизни, то обратимся к тому, что ближе нам, обратимся хотя бы к нашим писателям, которые являются для нашего общества главными руководителями мысли и даже жизни, и посмотрим, не найдем ли мы и у них сознательного или хотя бы невольного преклонения пред величием духовного лика преподобных, и не отблеск ли этого лика в их духовном образе, отразившийся на художественном таланте этих писателей, увеличил силу общественного их влияния?

Не будем говорить о таких писателях, как Гоголь и Достоевский, Глеб Успенский, из которых первый с великим благоговением преклонялся пред религиозным идеалом жизни (см. особенно «Переписку с друзьями»), так что последние годы жизни его за неумеренное будто бы преклонение пред религиозным идеалом даже представляются многими в мрачном свете, а второй как бы переродился в каторге от чтения Библии, в своих писаниях проводил чисто христианский идеал и сам в Петербурге, в церкви Знамения Пресвятой Богородицы, нередко молился на коленях со слезами73, третий причислял святителя Тихона Задонского и ему подобных к истинной народной интеллигенции («Власть Земли»).

Не будем останавливаться и на Л. Толстом, который не хочет признать ни науки, ни искусства самих по себе, если они отрешаются от религии, который говорит (в самообольщении, конечно), что живет единственно для Бога, для исполнения, как он выражается, воли Того, Кто послал его в мир. Остановимся на тех писателях, любимых нашим обществом, у которых, кажется, менее всего можно встретить преклонение пред подвижниками религиозного идеала.

Так, Салтыков-Щедрин говорит, что Евангелие возбудило в нем много совершенно новых мыслей: «Оно посеяло в сердце моем зачатки общечеловеческой совести и вызвало из недр моего существа нечто устойчивое, свое, благодаря которому господствующий жизненный уклад уже не так порабощал меня... Я вышел из состояния прозябания и начал сознавать себя человеком. Право на это сознание я переносил и на других. Доселе я ничего не знал ни об алчущих, ни о жаждущих и обремененных, а видел только людские особи, сложившиеся под влиянием несокрушимых порядков вещей; теперь эти униженные и оскорбленные встали предо мною, осиянные светом, и громко вопияли о прирожденной несправедливости, которая ничего не дала им, кроме оков». Лесков любил молиться наедине, крестился, когда выходил из дома, и в объяснение этого говорил: «Крест напоминает Того, Кто пострадал на нем... Поминать Христа следует чаще, чем мы это делаем». Лесков говорил, что «хочется ему скорее перейти в иной мир», где будет «лучше».

«Дух мой растет и крепнет. Он уже теперь (пред смертью) освобождается от земной оболочки и рвется более совершенным к Творцу вселенной. Это моя религия... без религии нет и нравственности... нельзя нравственность создавать без религии: на чем вы ее оснуете?..»74 Чехов не любил положительно и определенно высказываться о Боге и вообще о вопросах религиозной жизни. Но и он с заметным сочувствием останавливается в произведении «Мужики» на событии, когда по селу носили Живоносную. Это событие было истинным праздником в селе, все испытывали особенное возвышенное настроение, увидели, что еще не порвана окончательно связь земли с небом и возможно просвещение оттуда земной непроглядной жизни деревни.

В другом произведении («Моя жизнь») Чехов говорит: «В самом деле, были (в жизни мужиков) и грязь, и пьянство, и глупость, и обманы, но при все том, однако, чувствовалось, что жизнь мужицкая в общем держится на каком-то крепком, здоровом стержне.

Каким бы неуклюжим зверем ни казался мужик, идя за своей сохой, и как бы он ни дурманил себя водкой, все же, приглядываясь к нему ближе, чувствуешь, что в нем есть то нужное и очень важное, чего нет, например, в Маше (дочери инженера) и в докторе (Благово), а именно: он верит, что главное на земле правда и что спасение его и всего народа в одной лишь правде, и потому больше всего на свете он любит справедливость». Наконец, Горький, хотя многих из своих героев выводит безрелигиозными и даже восстающими против Бога, но и он останавливается пред существованием в человеке совести, не замолкающей даже на крайней ступени падения человека (рассказ «Тоска»), говорит, что «человек всюду носит в себе Бога... Я пришел снизу, со дна жизни, оттуда, где грязь и тьма, где человек еще полузверь, где вся жизнь только труд ради хлеба... но и там сверкают на солнце неоцененные алмазы великодушия, ума и героизма, и там есть любовь и красота... в крупицах, в малых зернах, да! но есть». Не говорим уже о таких типах, как Лука странник («На дне»), в которых Горький еще более приближается к народному идеалу истинного человека.

Итак, если чтимые нашим обществом писатели или сознательно, или невольно преклоняются пред религиозным идеалом Евангелия, пред народным идеалом, а этот последний есть идеал преподобных, то пусть и из нас никто не считает религию лишь одною из числа тех обязанностей, которые исполнить требуется общественными приличиями или необходимостью; пусть религия, вера во Христа будет для нас действительно тем, чем всегда сознательно или хотя невольно признавали ее и лучшие наши писатели, то есть основою нашей жизни, глубочайшим жизненным нервом, управляющим всеми ее движениями. Приложим заботу к тому, чтобы хотя изредка, хотя временами сердце наше согревалось для любви к Богу, во время молитвенных собраний и в различных случаях жизни приходило оно в умиление! И как вера святого благоверного князя Александра и других святых «побеждала мир» (1Ин. 5, 4), так пусть побеждает она и в нас «мир» со страстями его, да одушевляет на подвиги любви и на исполнение заповедей Христовых!

Аминь.

23. В Неделю 28-ю по Пятидесятнице75

Если мы вникнем, братие, внимательнее в нынешнее евангельское чтение (Лк. 18, 35–43) о слепце Вартимее, который сидел при пути, прося милостыни, и был исцелен Господом, шедшим чрез Иерихон, в нем, как обычно, найдем мы весьма многое, относящееся к нам самим; ибо слово Божие в отличие от слова человеческого, в котором большей частью вся мысль видна сразу, – есть глубокий, неисчерпаемый кладезь мудрости Божественной, многих помышлений которой нельзя сразу рассмотреть; из него будут черпать мысли целые поколения и все же никогда всей полноты ведения, соткрытого в нем, не исчерпают.

Слепой, сидящий при пути, это, без сомнения, мы, у которых от страстей житейских так часто меркнет око совести и оттого теряется способность правильно совершать дальнейший путь жизни, так что мы бродим, спотыкаемся, не зная, куда и как далее идти, подобно слепому, или и совсем останавливаем шествие вперед к указанной Богом цели нашего жизненного пути, подобно Вартимею, сидевшему при пути. И как слепец Вартимей не видел даже вблизи Христа ходящего, пока шум толпы народа не обратил его внимания и не заставил спросить, кто идет, так точно и пред нашими очами мысленными часто меркнет образ Христа, пока как-либо особенно не возмутилось море человеческой жизни, пришла в смятение совесть общества и люди вспомнили о Боге, пошли за Ним. И вот этот шум и смятение кругом заставляют и нас, подобно слепцу Вартимею, вспомнить о Христе, вблизи нас ходящем и нас к Себе зовущем непрестанно. Ибо ведь и всегда Он с нами, близ нас. Может ли быть вдали Тот, к Которому мы постоянно обращаемся с молитвенным воззванием: «Иже везде сый и вся исполняяй, прииди и вселися в ны»? Ведь Он, как тень, неотступно следует за нами, но большею частию невидимо, так как очи наши душевные, совесть наша, постоянно меркнут от житейских страстей и не видят ясно, как и тень приметна бывает сзади лишь при более ярком свете солнца.

Христос не только ходит вблизи нас постоянно, нами, однако, редко замечаемый, но и зовет нас непрестанно. Ведь это Его голос в душе нашей совесть, вопиющая неумолчно, даже спящего часто тревожащая ужасными видениями, больного в бреду заставляющая открывать мучающие душу тайны. А как часто и разнообразно слышится слово Христа в читаемом и слышимом Евангелии! Ведь не в церкви только слышится голос Его, но и всюду, как говорил Христос: «Если они [люди] умолкнут, камни возопиют» (Лк. 19, 40).

Пусть слово евангельское не слышится часто опаздывающими в церковь, где его читают, или невнимательными пропускается мимо ушей, пусть в ином доме нельзя отыскать ни одной книги, заключающей в себе слова евангельские, но после того, как Христос ходил по земле и самая земля восприняла в себя шум стоп Его, а воздух огласился словом Его, может ли отзвук Его слова исчезнуть? Не повторяется ли он всюду, как эхо многоголосное, от каждого предмета отражаясь? Ведь в христианстве, в Церкви Божией каждая вещь бездушная, тем более носящий в себе образ Божий человек, восприяли в себя как бы отголосок хождения Бога на земле, Духом Христовым обвеялись; о Христе напоминают, проповедуют тысячью голосов, как слышал некогда наиболее чуткий к гласу возлюбленного Учителя тайнозритель Иоанн Богослов: «И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков» (Откр. 5, 13).

Но если Христос доселе ходит близ нас, если все кругом о Нем нам напоминает, свидетельствует, если Он зовет нас к Себе непрестанно, то обнаруживаем ли мы стремление пойти к Нему так, как слепец Вартимей, сбросивший верхнюю одежду, присоединившийся к толпе тотчас же, чтобы идти за Христом неотступно? Ведь Господь сделал для нас более, чем для Вартимея. Он просветил наши душевные очи Святым Крещением с детства, Он многократно врачевал больные, слепнущие от житейских страстей очи души нашей покаянием, чтобы снова мы могли увидеть Его, подняться и пойти за Ним путем Его заповедей. Мы, по слову нынешнего апостольского чтения, должны бы непрестанно благодарить «Бога и Отца, призвавшего нас к участию в наследии святых во свете, избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего, в Котором мы имеем искупление кровию Его и прощение грехов» (Кол. 1, 12–14).

С какой радостью мы, подобно облагодетельствованному просвещением телесных очей слепцу Вартимею, должны были бы ежедневно благодарить Господа за дарование света высшего, духовного, взывая со святой Церковью: «Видехом свет истинный, прияхом Духа небеснаго, обретохом веру истинную, нераздельней Троице покланяемся, Та бо нас спасла есть!»76 С какой готовностью, подобно Вартимею, сбросившему с себя верхнюю одежду, дабы скорее и легче притечь ко Христу, должны были бы и мы, по апостолу, «свергнуть с себя всякое бремя и запинающий нас грех, с терпением проходить предлежащее нам поприще, взирая на Начальника и Совершителя веры Иисуса» (Евр. 12, 1–2)! А мы все так медлим следовать за Христом, откладываем следование за Ним даже после того, как многократно слышали зов Его, так сердце наше мало к Нему стремится, так оно проникнуто более желанием остаться на житейском «пути», среди слепоты житейских страстей и без помощи со стороны людей, безучастно проходящих мимо и останавливающих наши порывы ко Христу, как народ заставлял молчать слепца Вартимея, взывавшего: «Иисусе, Сыне Давидов, помилуй меня!» Мало того, сердце наше медлит «на пути в Иерихон» , на котором мысленные разбойники демоны и страсти так же могут истерзать и изранить, оставить еле живой душу нашу, как поступили некогда разбойники с некоторым человеком, шедшим из Иерусалима в Иерихон, по притче о милосердном самарянине (Лк. 10, 30).

Убоимся совсем остаться во «власти тьмы» (Лк. 22, 53), во власти темных страстей, которые вне Христа. Будем чаще взывать ко Христу словами, святой Церковью влагаемыми в уста наши: «Слыша слепый мимоходяща Тя, Господи, путем, вопияше: Иисусе, Сыне Давидов, помилуй мя; и призвав, отверзл еси очи его. Просвети убо милостию Твоею очи мысленныя сердца и мене, вопиюща Ти и глаголюща»77. Убоимся того, чтобы, когда Господь в последний уже раз позовет нас в чертог Свой, не оказаться нам опоздавшими и не увидеть себя пред закрытыми дверями Его чертога, откуда в ответ на запоздалый зов наш: «Господи, отверзи нам!» скажет Он нам, как неразумным, поздно пробудившимся и медлившим девам: «Истинно говорю вам: не знаю вас» (Мф. 25, 11–12).

24. Слово в Неделю 28-ю по Пятидесятнице, день святой великомученицы Варвары и преподобного Иоанна Дамаскина78

Из уст святого апостола Павла слышим мы сегодня призыв благодарить «Бога и Отца, призвавшего нас к участию в наследии святых во свете, избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего» (Кол. 1, 12–13).

Какие чуждые для многих слова! Что это за наследие святых? Что за свет, озаряющий это наследие? Что за чуждое тьмы Царство возлюбленного Сына? Все это слова для многих из совсем иного, чуждого для них мира. С этими словами святого апостола не соединяется у них никакой ясной мысли, а оттого и выслушивают они их холодно, равнодушно, совсем не думая про себя, что и им необходимо прилагать заботу о таком чуждом и непонятном наследии. Действительно, так удалились многие из «дома Отчего», так вознерадели о наследии Христовом, что они, продолжая называть себя чтителями Бога и христианами, перестали совсем понимать и ценить все, что обещал Христос, ради чего Он страдал, к какому наследию с такою томительною тоскою души и с такою сострадательною любовью звал людей погибающих. Он зовет, а они не хотят понять и даже слушать. Он хочет устрашить их, внушая, что тем, которые не захотят участия в наследии Его, остается сделаться лишь печальным наследием червей, терзающих тело в могиле, достоянием демонов, самую душу имеющих терзать в аде вечно; но они не внимают никаким страхам и ужасам, как бы сонные или окаменелые.

По-видимому, люди нынешнего века должны были бы так ясно понимать, что это за «наследие святых во свете» , что за «власть тьмы» , от которой Христос избавил их: ведь они так много говорят о «просвещении» и ничем, быть может, так не гордятся, как своим просвещением и заботами о нем. Но вот мы видим, что сами говорящие о просвещении в духе века сего находятся так часто во тьме. Ведь просвещенному человеку должно бы быть совершенно ясно все в его жизни: зачем он живет, какой смысл его деятельности.

Но как часто бывает, что чем более человек просвещается, тем более непонятно становится ему, зачем он живет, тем чаще посещать начинают его мысли, которые некогда тревожили великого поэта: «Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана?» И вот вместо просвещения все более является для человека вопросов совершенно темных, неразрешимых «загадок жизни», «проклятых вопросов», которые разрешить необходимо для жизни человека и разрешить никак нельзя, вопросов, без разрешения которых человек чувствует себя в вечной тьме, столь мучительной, что готов иногда наложить руки на себя, не будучи в состоянии вынести страданий слепоты; а разрешение этих вопросов между тем все более и более удаляется от человека; что прежде казалось ясным, становится темным, самые блестящие истины науки начинают казаться лишь смутными, темными предположениями, на которые напрасно хотел бы человек опереться. И вот погружается во тьму мнимый светоч человечества. Большинство же людей идут за ним в сумерках, слепо доверяя руководителю, будто он несет впереди свет и выводит на дорогу. Не все ли народы мира шли, например, за светильником почитавшегося наиболее просвещенным немецкого народа, и в какую же тьму погрузился сам немецкий народ! И если бы люди не отыскали иного света, давно, быть может, попадали бы все в яму погибели (Мф. 15, 14). Этот свет Христов. Как озаряет он человека с дней его младенчества! Как часто просвещаемые Христом младенцы чистым оком сердца видят лучше ученых века сего, оказываются премудрее мудрецов мира сего, как сказал Господь: «Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам» (Мф. 11, 25). Как часто самые простые, неученые люди, просвещенные Христом, знают, как и зачем жить, лучше, чем искавшие этого смысла всю жизнь мудрецы, и сбывается на них слово святого апостола Иоанна: «Вы помазание имеете от Святаго и знаете все» (1Ин. 2, 20).

Но пока только говорить о свете, остаются все слова непонятными. Гораздо лучше, когда блеснет самый свет, хотя бы из дали веков, например от жизни и дел святых Божиих, во свете Христовом ходивших. Как, например, озарилась им святая великомученица Варвара, ныне празднуемая святой Церковью! Некогда и она была во тьме язычества, но, взирая на красоту и мудрое устройство всего созданного, она не могла не заметить, что не ложные боги языческие создали все это, будучи сами созданы из вещества, ранее их созданного, а Единый истинный Бог. Свет естественного богопознания, мерцавший в природе и в скудном самом по себе светильнике собственного природного разума, однако, был слаб. Полнее озарилась святая великомученица Варвара светом истины, когда услышала от подруг христианок о Христе, еще же более когда услышала о Нем от христианского пресвитера. И вот вся жизнь ее озарилась светом неизреченным Святой Троицы, во имя Которой она сделала три окна в строящейся бане и просветилась «банею крещения». Не могла затемнить этого света в ее душе ни мрачная злоба ее родителя, сделавшая последнего палачом и мучителем собственной дочери, ни тьма искушений юношеского возраста, ни мрак темницы и страшных мук. Сам Христос в дивном свете явился великомученице, озарил светом и радостью путь страданий, которые должны были ввести ее в светлые чертоги Христова Царствия.

Или как не только сам озарился светом Христовым, но и каким источником света для Христовой Церкви соделался ныне же празднуемый святой Церковью преподобный Иоанн Дамаскин! Он в отроческих летах отдан был на обучение образованнейшему иноку, который передал ему все светлое духовное наследие своей учености и богословия, и философии, и музыки, и науки о душе, о природе и проч. Но это наследие, хотя и было оно уже само по себе светло, не озарилось еще для Иоанна вполне светом Христовым.

Для того нужно было преподобному Иоанну Дамаскину бросить земную власть, богатство, славу, удалиться в обитель преподобного Саввы Освященного. Он должен был просветиться светом христовой жизни, особенно послушания. Самое тяжелое послушание наложено было на преподобного Иоанна старцем, его принявшим. Не страшили преподобного Иоанна подвиги и лишения жизни иноческой, не поколебался он, когда в рубище был послан продавать корзины в тот город, в котором был некогда правителем области.

Но вот он по повелению старца должен был отказаться как бы совсем от своего обогащенного мудростью ума, от своей воли, не писать ничего и даже не говорить о науках. С покорным смирением нес великий подвижник и это послушание, но когда умер у одного из иноков брат и во имя братской любви Иоанна попросили составить надгробный плач, то не устояло сердце Иоанна пред движением любви к брату и излилась из уст чудная песнь надгробная: «Кая житейская сладость пребывает печали непричастна? Кая ли слава стоит на земли непреложна?» и прочее. Гневом исполнился старец, изгнал от себя не соблюдшего послушания преподобного Иоанна и только после долгих молений Иоанна и братии смягчился, повелел Иоанну в виде епитимии очистить собственными руками грязные места в обители. И вот, когда смиренно и радостно исполнил Иоанн и это послушание, то умилился старец и воскликнул, обняв и облобызав Иоанна: «Какого страдальца во Христе я породил! О, каков истинный свет Божественного послушания!» После того по повелению Божией Матери снова открылись уста Иоанна, и дивным светом многие века озаряется святая Церковь чудными песнями вселенныя светильника, ученьми своими вся просветившаго, цевницы духовной79. После того, как в раю, просвещенный послушанием Христовым жил преподобный Иоанн.

Вот свет Христов, вот «наследие святых во свете!» Подлинно, вся жизнь святых мучеников, преподобных озарена радостным светом сим, и не осталось в ней ни одного темного места. Какая непереходимая разница между ними и нами, не видящими того света и радости его не ощущающими! Как ее сгладить, сделать эту разницу переходимою?

Читать Евангелие? Или слушать его? Да, оно источник света, но и оно не просветит того, кто сам помрачает свое внутреннее око сердца, как сказал Господь: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма?» (Мф. 6, 22–23). Нужно это око сердца очищать от тьмы страстей, обвевать с него пыль и сор нечистых мыслей и впечатлений частыми воздыханиями сердечными, отмывать грязь нечистых желаний и чувств слезами покаянными, оттирать грязь худых навыков и пороков подвигами духовными поста, молитвы, милостыни и иными; если же и после того еще остается грязь нечистых страстей, глубоко въевшаяся в самое существо, то необходимо подвергнуться огню искушений бедствиями, среди которых очищается и просвещается сердце, как золото в горниле.

И когда просветится внутреннее око сердца светом Христовым, тогда уже все существо сделается прозрачным, как чистое стекло; не нужно будет более внешнего светильника, внешнего просвещения, потому что сама душа вся будет радостно сиять светом славы Христовой, подобно солнцу (Мф. 13, 43). Все люди, просвещенные этим радостным, восхищающим душу светом, войдут в тот новый Иерусалим «всесветящий»80, сходящий с неба, виденный тайнозрителем Иоанном, который не будет иметь нужды ни в храме, «ибо Господь Бог Вседержитель – храм его» , «ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его и светильник его – Агнец» Христос (Откр. 21, 10, 22–24).

25. Слово в Неделю 29-ю по Пятидесятнице81

«Умертвите убо уды ваша, яже на земли: блуд, нечистоту, страсть, похоть злую» (Кол. 3, 5).

Эти слова апостола, обращенные некогда к миру языческому, одряхлевшему от порочной и суетной жизни, обращаются ныне и к нам. И душа всякого подвизающегося в добродетели по временам чувствует как бы совершенную усталость в борьбе со злом, когда нечистые страсти с особенною силою восстают на душу, силы же души немощствуют; и хотя слышится в душе голос, призывающий к добру, однако человек остается бессильным от превозмогающей силы страстей. В то время приступает к душе диавол и, вселяя в душу уныние, представляет особенно скучным и трудным всякий духовный подвиг, обольщает человека пленительным призраком свободы, неизведанной еще красоты и радости земного бытия, отречение от которых и подавляет будто бы душу унынием.

Но если в душе человека еще не угасла любовь к добру и не утратилась совершенно память о Боге, то он, хотя бы смутно, чувствует, что причина этого уныния та, что он носит на себе изветшавшую одежду страстей. Он сознает, что для обновления сил души должно ему совлечься «греховного тела плоти», необходимо напряжение воли, подвиг отсечения всего того, что приковывает сердце к земле: блудных помыслов и желаний, гордости, гнева, зависти и всего того, что сделалось угодным душе и вследствие привычки как бы срослось с нею. Но, полагая во всем этом свою жизнь, человек, даже подвизающийся, нередко бежит от умерщвления греховной воли, надеясь, не совершится ли как-нибудь сам собою этот болезненный подвиг. И чем более он умножает грехи, тем легче начинает смотреть на происходящий от них вред, уже «не стыдясь и не краснея» начинает творить зло. Бедный человек! Кто снизойдет к его немощи и сострадательным взором проникнет в болезнь его? Ибо «гласа Господа Бога своего он не слушает и не принимает наставления Его» (Иер. 7, 28). И вот он слышит в душе своей голос призывающего ее к Себе Бога: «Долго ли тебе скитаться, отпадшая дочь?.. Возвратитесь, мятежные дети: Я исцелю вашу непокорность» (Иер. 31:22, 3:22). Он вспоминает о любви небесного Пастыря, Который, «заблудшее горохищное обрет овча, на рамо восприим», приносит к Отцу Своему. Тогда душа человека невольно отзывается на этот голос любви, он с болезненною скорбию начинает оплакивать свое бесплодное блуждание по распутиям мира и, возгораясь любовию к Богу, начинает взывать к Нему: «Обрати меня, и я обращусь! .. Мы извратили путь свой. Все мы сделались как нечистый, и вся праведность наша как запачканная одежда. Поистине напрасно надеялись мы на холмы и на множество гор... грешили пред Господом Богом нашим!.. Вот мы идем к Тебе, ибо Ты Господь Бог наш!» Неужели не обратится Бог на этот зов души скорбящей? Поистине обратится и «издали явится» ей (Иер. 31:18, 3:21–25; Ис. 64, 6).

Посему да не унывает человек, хотя малое желание имеющий подвизаться для Господа! «Есть надежда для будущности твоей» , – говорит ему Сам Господь чрез пророка (Иер. 31, 17). Приближающийся праздник явления Бога во плоти уже сам по себе силен обновить нашу душу. Но во сколько раз обновление и очищение души нашей было бы сильнее и действеннее, если бы мы присоединили хотя малый подвиг поста и говения!

Тогда поистине сбудется на нас слово пророка: «Господь сотворит на земле нечто новое» (Иер. 31, 22). Душа слабая и немощная сделается мужественной. Утомленный борьбою человек укрепится духовно, когда закон Господа будет «вложен во внутренность его и в сердце его написан будет», когда о грехах его не будет более воспоминания Господа (Иер. 31, 33–34). «Работая Господу со страхом , он будет всегда и радоваться Ему с трепетом» (Пс.2:11). Аминь.

26. Слово в предпразднство Рождества Христова, память священномученика Игнатия Богоносца, день памяти протоиерея Иоанна Кронштадтского82

Множество самых высоких мыслей возникает, и целые ряды весьма трогательных образов теснятся в нашей душе, когда мы внимаем чудным предпразднственным песням в честь Рождества Христова.

Многие мысли старается святая Церковь возбудить, многими трогательными образами пленить душу нашу, чтобы с большею готовностью мы открыли свои души для грядущего в мир Создателя и Избавителя нашего, чтобы мы не сделали свои души неприютнее бессловесных яслей, чтобы возжелали, «возжаждали» сретить Христа рождающегося, молясь Ему: «Якоже с высоты нас ради смирил еси Себе, смирися и ныне смирению моему. И якоже восприял еси в вертепе и во яслех безсловесных возлещи, сице восприими и в яслех безсловесныя моея души, и во оскверненное мое тело внити»83.

И вот, как бы желая показать, что подобное алкание и жаждание Христа не одни простые, неисполнимые желания порождает, не одни сладкие, но не осуществимые в нашей бедной и скудной земной жизни мечты возбуждает в нас, святая Церковь указывает нам сегодня на одного из самых древних Христовых рабов, который сам так был исполнен этого алкания и жаждания Христа, именно на святого Игнатия Богоносца. Как, подлинно, достоин был священномученик Игнатий быть заключенным в объятия Христовы и услышать из уст Его: «Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает» (Мф. 18, 5). Заключенный в объятия Христовы, святой Игнатий сам потом заключил Христа в объятия сердца своего как бы в ясли, «желаемаго Христа вперсил», «сего бо жаждая от любве насладитися... сего ради и Богоносец нареклся еси»84. Как велика была эта жажда! Не могли угасить ее ни предстоящие муки растерзание чрез диких зверей, на которое осужден был святой императором Траяном за твердое исповедание Христа, ни любовь к пастве, об охранении которой столь он заботился, ни скорбь, мольбы и слезы близких, хотевших предотвратить предназначенную Игнатию смерть. Об одном он всех просил и молил не задерживать его соединения со Христом, ибо нет в нем «огня любовещественна» (т. е. любви к чему-либо земному); «вода живая» в нем течет, говорящая: «Иди ко Отцу». «Мне сладка смерть... зверие радостни... мне еже жити Христос, Божественное рачительство: к Нему иду, Того люблю, Того получити надеюся». «Пшеница Божия чиста есмь... и зубы зверей мелюся, да хлеб буду... Рачителю и Богу очищен»85, говорил блаженный священномученик. Какое пламенное стремление ко Христу, какое томление по Едему, заключенному для человека после грехопадения Адамова!

А Церковь Русская, кроме священномученика Игнатия, вспоминает ныне еще, как бы в дополнение, раба и подвижника Христова позднейших, наших времен, который так стремился «жить во Христе» в наши печальные дни и как бы нарочито устремился в мир горний в день священномученика Игнатия, являя родство души своей с душою великого святого, вспоминает приснопамятного пастыря Церкви Русской отца Иоанна Кронштадтского. Какою исполнен был он заботою о том, чтобы проверять, испытывать, очищать мысли и все движения души своей ежедневно, ежечасно для Христа, о чем свидетельствует дневник его, так и называемый «Моя жизнь во Христе»! Как жаждала его душа теснейшего общения со Христом в таинстве Святого Причащения, без которого не мог он прожить, не испытывая томления души, даже и одного дня! И не здесь ли источник его бодрости и сил до глубокой старости, той, о которой говорит псалмопевец: «Дние лет наших в них же седмьдесят лет, аще же в силах, осмьдесят лет, и множае их труд и болезнь» (Пс. 89, 10)? Он изнемогал иногда от безмерных трудов, но снова и снова «обновлялась, яко орля, юность его» (Пс. 102, 5). Он не знал своей собственной жизни, всего себя отдавал на служение Христу и Его Церкви, но, истощая всего себя, благодатию Христовою восполнял постоянно происходящую скудость. Входил ли он в церковь, он должен был молиться о бесчисленном множестве людей или сострадать во время исповеди множеству искушаемых всякими страстями, всем он должен был уделять как бы часть своей души, чтобы не отпустить с обманутыми, тщетными упованиями, неисполненными мольбами. Выходил ли он из церкви, тотчас был окружаем толпами людей, которые, казалось, готовы были, если можно, и одежды его разделить между собою и сделаться чрез то причастниками данной ему благодати.

Нужно ли еще продолжать слова, чтобы умножить назидание, согреть сердца, возвысить умы, если дела жизни означенных истинных рабов Христовых говорят громче всяких слов? Сложим в свои души святые мысли и впечатления от их жизни вместе с впечатлениями от предпразднственных песней Рождества Христова, подобно тому как подкладываются дрова для поддержания и усиления огня в печи; и пусть чрез то разогреваются наши холодные души, дабы не было в них для Христа приюта худшего, чем в ночь Рождества в вертепе, когда, вместо тепла в человеческом жилище, Он согреваем был лишь дыханием бессловесных животных! Да восприимет душа наша чрез эти святые мысли и впечатления «разум» Христов, дабы и тогда, когда Рождество Христово «возсия мирови свет разума»86, не остаться нам по-прежнему несмысленными и вместо отверстого Едема не устремиться охотнее в отверстую сатаною для уловления неразумных людей пропасть адову!

27. Слово в день Рождества Христова87

«Егда же прииде кончина лета, посла Бог Сына Своего Единороднаго, раждаемаго от жены, бываема под законом, да подзаконныя искупит, да всыновление восприимем» (Гал. 4, 4–5).

В величайший праздник Господень, хотя здесь, на один час, братие, приникнем всею мыслию к таинству спасения нашего, в которое «желают проникнуть Ангелы» (1Пет. 1, 12), славословящие ныне «Бога в вышних». Подобно волхвам, принесшим свои сокровища, отверзем и мы сокровищницы душ наших для Христа или, если скудны и пусты эти сокровищницы, то хотя, подобно пастырям, с любовию воззрим на Рожденного в вертепе и Лежащего в яслях.

Как близко подходят вышеприведенные слова нынешнего апостольского чтения к так называемому освободительному движению, которое происходит в настоящее время в России! «Когда пришла полнота времени , – говорит апостол, – Бог послал Сына Своего Единородного, Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление» (Гал. 4, 4–5). Как по исполнении времен, то есть по окончании времени подготовления людей к пришествию Искупителя, явился на землю Единородный Сын Божий и устроил Царство Свое, так и в России сам Государь заявил, что она уже переросла существующую форму государственной жизни и поэтому настало время для введения новой формы правления. Апостол говорит, что до Христа люди были в состоянии подзаконном, исполняли волю Божию, как рабы, боящиеся господина, а не как сыны, во всем доверяющие отцу и искренне любящие его. Так и русские люди руководились доселе в жизни своей всецело как бы предписаниями власти, которой боялись, но часто не доверяли и не любили, теперь же сами, как свободные сыны отечества, приглашаются Государем в его Думу для совместного с ним устроения земли Русской. Апостол говорит, что, получив свободу, искупленные Христом восприяли Духа Святого и вместе с тем начаток новой, совершенной, духовной жизни, для которой не давало свободы состояние подзаконное; так и сыны России, освобожденной от так называемой бюрократической стеснительной опеки, надеются на духовное оживление своей страны, которое задерживалось, как говорят теперь весьма многие, прежними, устаревшими формами государственной и общественной жизни.

Но при таком видимом сходстве происходящего теперь в России общественного движения с великим делом искупления, совершенным Самим Христом, можно ли говорить о глубоком внутреннем сходстве того и другого? Можно ли говорить, что благодаря освободительному движению общественная жизнь России стала ближе к Евангелию Христову, что Христос, родившийся в Вифлееме, и ныне, как говорят некоторые, живет в России? Чтобы ответить на эти вопросы, вникнем глубже в слова святого апостола о дарованной людям свободе во Христе и в характер современного освободительного движения. Апостол существо свободы христианской полагает в искуплении людей от рабства суеты и страстей, совершенном чрез явление Сына Божия во плоти, а современное освободительное движение, ставя в стороне явление Бога во плоти, стремится прежде всего к так называемому восстановлению «прав человека» и под именем последних узаконяет весьма многие из страстей, от которых освободить людей пришел Христос. Апостол говорит, что для дарования нам свободы от рабства греха, или искупления нашего, необходимо было уничижение и смирение Сына Божия, Который, будучи Богом, родился от жены, то есть подобно всем людям, и, будучи Творцом закона, Сам подчинился закону иудейскому; а поборники современного общественного движения скорее проникнуты гордым сознанием достоинства человеческого и более любят говорить о подъеме и возвышении личности, которая не должна быть, как было доселе, подавляема отжившими будто бы свое время авторитетами и правилами. Апостол говорит, что сынами Царствия Христова люди делаются чрез вселение Духа Святого в сердца их и что это Царствие есть «правда и мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14, 17); но таковы ли в существе своем стремления поборников современного освободительного движения?

Конечно, о правде и они говорят весьма много, но водворяется ли чрез это царство правды на земле? Смотрите, сколько клевет и лжи попадается постоянно на страницах даже так называемой передовой, либеральной печати. Смотрите, как люди постоянно, считая что-либо недозволенным для других, особенно для правительства, считают дозволенным для себя и прямо провозглашают постыдное правило: «цель оправдывает средства», считают необходимыми ради успехов мнимого освободительного движения убийства и грабежи, проявляют безжалостное и зверское отношение к больным и голодным, причиняют разорение и делают насилия над целою страною, не говоря уже об отдельных людях, почему-либо неугодных мнимым поборникам свободы, и т. д.! Это ли водворение на земле царства правды? Мир, возвещенный Христом и составляющий предмет упований так называемого культурного человечества, водворился ли он ныне в обществе, когда партии усиленно борются одна с другой и люди, стремясь к свободе, «угрызают и снедают друг друга» , по апостолу (Гал. 5, 13–15); когда как бы вопреки пророку, предсказывавшему прекращение с пришествием Христовым братоубийственной вражды между Ефремом и Иудою (Ис. 11, 13), считают братоубийственную войну необходимою для достижения общей свободы; когда, опять как бы вопреки пророку (Ис. 11, 6–7), не только «волк и ягненок еще не пасутся вместе», но и сами люди считают для себя вполне естественною происходящую в мире животных борьбу за существование? Если правда Христова и мир совершенно не водворились в обществе, а скорее умалились, то, конечно, не остается в нем места и для радости о Духе Святом, которая знаменует наступление Царствия Христова: какая может быть радость вообще, тем более о Духе Святом, в обществе, члены которого враждуют и истребляют друг друга, заставляют постоянно беспокоиться за самую жизнь? Ведом ли даже Дух Святой современному обществу? О Христе оно еще знает, но знает ли о Духе Святом, Господе Животворящем, и Его действиях? Правда, часто говорят теперь о духе животворящем, о духовном росте общества, повторяют даже апостольское изречение: «Духа не угашайте» (1Сол. 5, 19); но не от духа ли мира сего большею частию исходит подразумеваемое в данном случае духовное оживотворение общества, не из круга ли понятий и настроений мира, далекого от истинного Первоисточника жизни духовной Духа Христова? На что мы говорим: «Далеко отстоит современное общество от Христа и Духа Его? Не противно ли и не враждебно ли оно в значительной части своей Христу и Его Духу?» Ведь некоторые безумные поборники свободы провозглашают борьбу Богу и Церкви Христовой. Правда, они не всегда явно провозглашают это и пытаются представить себя даже учениками Христа, Который будто бы, что ужасно и сказать, был первым революционером, социал-демократом и т. п. Но это присвоение себе имени Христова свидетельствует лишь о коварстве крайних безумных поборников ложной свободы: как они для большего успеха объявляли себя народу исполнителями воли Царя, как землю называли «Божией» лишь для того, чтобы успешнее склонить народ на насилие и грабеж имений помещиков, так приемлют всуе имя Христово; и к ним нужно относиться, как к тем ложным пророкам, о которых сказал Господь: «Скажут вам: вот, здесь, или: вот, там [Царство Христово], не ходите и не гоняйтесь» (Лк. 17, 23).

Услышав все это, многие из здесь стоящих могут сказать, что они далеки от содействия, даже от сочувствия крайним поборникам свободы, идущим против Самого Христа и Церкви Его. Пусть так, пусть нет ни в ком из нас явного сочувствия подобным людям, но многие ли не имели сочувствия тайного, не были ли многие в тайниках души одновременно со Христом и Велиаром, и втайне не изменяли ли мы Ему, хотя бы для того, чтобы избегать гонений за преданность свою Христу?

Испытаем же, братие, себя тщательнее, есть ли в нас Христос, «в вере ли мы» (2Кор. 13, 5). И тогда только, когда будет общество наше самым делом, а не по имени только христианским, могут возрасти в России плоды свободы и наступит то умиротворение, которого все так жаждут, ибо «нечестивым нет мира» , говорит Господь чрез пророка (Ис. 48:22, 57:21). Уже одно приближение праздника Рождества Христова скольких людей побудило, если не во имя любви к Самому Христу, то к своим семьям, оставить пагубное безумие и обратиться к мирной трудовой жизни! А кто знает, сколько бед отвратила бы всенародная молитва Христу, с искренней любовью совершаемая, осуществление в жизни общественной заветов Его! Без напоминания же о Христе тщетны были бы все речи о мире и попытки умиротворения бушующих страстей общества. Для водворения мира нужно, чтобы всех членов общества что-либо объединяло. Какая же может быть более общая и прочная основа для единения всех, кроме Христа? Не Его ли учение всем понятно и для всех увлекательно? Не Его ли только именем можно увлечь массы простого русского народа и даже образованного общества? Не заветы ли Христовы лежат и в основе умиротворяющих общество манифестов благочестивейшего Государя нашего, в том числе манифеста 17 октября? Чем, как не любовию Христовою, может смириться столь возрастающее всюду своеволие и непокорность, разделяющие общество на враждебные одна другой части? Что может объединить богатых и бедных, смягчить первых, умиротворить страсти последних? Насильственное ли равномерное распределение между людьми земли и прочих благ земных? Конечно нет, но только христианское общение любви, побуждающей к щедрой общительности богатых, к смирению и терпеливому довольству своим жребием бедных.

Итак, потщимся сделать Христа лучшим украшением нашей общественной жизни, «освятим» Его в сердцах своих (Ис. 8, 13), безбоязненно и с любовию будем Его исповедовать, хотя бы и не видели мы вокруг себя множества Его верных последователей. «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12, 32). Как обуреваемая более других городов мятежническою борьбою и смутою Москва обратилась с торжественными молениями ко Господу, хотя уже увидев облегчение, так и мы всякое дело по устроению земли Русской будем неуклонно предварять искреннею, не из уст только, но и из сердца исходящею молитвою к Богу, Спасителю нашему. И тогда только даст нам Господь мир, избавит Россию от ополчившихся на нее не двадесяти языков, как в 1812 году, но, что еще ужаснее, от множества врагов, возросших в собственных недрах ее. Тогда опять великие праздники Господни будут являться не временами гнева Божия, но милости Божией к земле Русской, знаменем наступающего в ней истинного мира, взаимного благоволения между разделенными частями русского общества! Аминь.

28. Слово в день Рождества Христова88

Хотя сами по себе песнопения нынешнего праздника весьма трогательны и назидательны, однако не бесполезно было бы спасительные впечатления, полученные от них, собрать воедино, сосредоточив особенное внимание на чем-либо одном, чтобы эти спасительные впечатления не тотчас изгладились по выходе из церкви. Означенной цели должно было бы служить торжественное праздничное слово. Хотя и не будет таковым настоящее слово, однако, сознавая свой долг, решаюсь и я открыть уста и не оставаться в настоящий праздник безмолвным.

Не останавливаясь на отдельных впечатлениях, вызванных наступившим праздником, остановимся ныне на общем настроении, с каким переживаются нами эти впечатления. Обращаясь к впечатлениям детства, каждый, вероятно, вспомнит в своей жизни минуты, в которые праздник Рождества Христова заставлял радостно трепетать детское сердце. Праздник этот воодушевлял, живил и радовал сердце. А после того как прошла пора детства, переживается ли большинством подобное настроение? Есть немало таких людей, для которых великий день праздника ничем не отличается от прочих дней года: они не «отличают день от дня» (Рим. 14, 5), но не потому, что каждый день равно посвящают Господу, как научает апостол, а потому, что ко всем праздничным дням относятся одинаково холодно.

Такое охлаждение произошло от того, что в дни детства живила душу простая и чистая вера, а потом душа как бы изрешетилась сомнениями, подобно стенам корабля, отовсюду пробитым смертоносными орудиями во время бомбардирования. И вот с таким-то кораблем приходится многим, быть может большинству современных христиан, переплывать бурное море житейское. Быть может, счастливее их были наши предки, которые хотя не чужды были иногда грубых страстей и пороков, предавались им и в дни великих праздников, но у них целым сохранялся самый корень духовной жизни вера, при которой и после падения легче было направлять жизнь по заповедям Христовым и проявлять самые высокие порывы духа к добру. Теперь грубые страсти иногда не проявляются у людей в прежней непривлекательной наготе, служение им сделалось более скрытым и утонченным, но без света веры жизнь сделалась все-таки еще более мрачной; у многих самая способность продолжать жизнь пресеклась, так что самого малейшего повода для них стало достаточно, чтобы окончить свою жизнь самоубийством. Притом, если теперь проявление некоторых страстей утончилось, то это вовсе не означает, что люди сделались от них более свободными. Напротив, можно сказать, что пристрастие людей к земле с ее благами и удовольствиями все растет и углубляется.

Это-то углубляющееся все более и более пристрастие к земле с ее делами, заботами и помышлениями, а не что-либо иное и убивает веру, подсекает крылья ее. Ведь мы замечаем упадок веры не только в Бога и Христа Его, но даже и во все возвышенное и святое.

Как редко, например, встречаем мы в современных людях даже совершенно бескорыстное влечение к каким-либо искусствам! Искусство плод свободного вдохновения, но и оно мало само по себе влечет к себе современных людей: они и отдаваясь порывам этого вдохновения не перестают искать удовлетворения каких-либо себялюбивых склонностей.

Вот почему мы если и встречаем в современных людях веру, даже совершенно мечтательную, иногда прямо противоречащую действительности, то лишь в отношении к тому, что питает любовь к земной лишь плотской жизни: они не хотят верить в Едем, который отверз людям воплотившийся Сын Божий, но охотно верят в мечты о земном рае социалистов. Оттого и с мыслью о настоящем празднике у столь многих из нынешних людей соединяется представление не о песнях церковных, вводящих в духовное торжество его, а прежде всего об увеселениях разного рода театрах, танцах, маскарадах, переряживаниях, гаданиях и т. п., по крайней мере, не песни праздника ближе всего сердцу таких людей.

О, если бы возвышенные песнопения нынешнего праздника подняли и оживили дух наш, а не одну лишь плоть, и без того непрестанно и усиленно воюющую против духа (Гал. 5, 17). Ибо для того «Бог на землю сниде, – по слову церковной песни, – да нас на небеса возведет»89. Не для того Бог явился во плоти (1Тим. 3, 16), чтобы мы жили по плоти, по плотским своим страстям и похотям, а для того, чтобы помочь нам избавиться от них. Для того Он приобщился немощам нашей человеческой природы, чтобы для нас, обложенных немощами плоти, быть верным Руководителем нашим к небесному отечеству. Если «первый человек Адам от земли, перстен» , то «второй Человек Господь с небесе» . «И как мы носили образ перстного, так будем носить и образ небесного» (1Кор. 15:47, 49). Пусть песни нынешнего праздника оживят в нас любовь ко Христу, которая воспитана была в нас с дней детства, чтобы, водимые Им, удобнее сохранились мы от соблазнов и дел тьмы в нынешний светлый праздник, чтобы нам, подобно «несмысленным галатам , – по слову апостола, – начав духом, не окончить плотью» (Гал. 3, 3)!

А если мы немощны сами сделать это, то будем чаще взывать со святою Церковью: «Из нощи дел омраченныя прелести, очищение нам, Христе, бодренно ныне совершающим песнь, яко Благодетелю, прииди, подаваяй удобную стезю, по ней же востекающе, обрящем славу!», то есть прииди к нам, которые ныне по пробуждении от ночи дел мрачного заблуждения воспевают песнь Тебе, Христе, как Благодетелю, приди и даруй очищение и благонадежный путь, по которому проходя мы достигнем славы90. Аминь.

29. Слово в день Рождества Христова91

Снова сподобились мы, братие, благодатного «посещения» Господа (Лк. 19, 44). Велик и радостен нынешний день. Духовным торжеством неизреченным дышат молитвы и песнопения святой Церкви, которая особенно ныне, когда «небо и земля совокупишася» поистине «ангельски приносят хвалу» Богу в вышних, хотя и «недостойными устнами» многих из чад своих. Самые стены церкви ныне как бы не те и восприяли отпечаток этого торжества, как бы все восхищается и радуется «всякое дыхание хвалит Господа». В этот великий день у благочестивых и верных возрастает радость о Господе, вливаются потоки радостного обновления и чистоты в душу от благодатного «посещения» Господом их душ, и даже души людей, почти всегда забывающих Господа, в этот день более Его вспоминают, охолодевшие души как бы оттаивают, все омертвевшее в них как будто чувствует прикосновение новой жизни. И вот святая Церковь, собирая «под криле» (Мф. 23, 37) своих чад в большем обычного числе (хотя, увы! не всегда), молится, чтобы не изгладился след благодатного «посещения» Господа вскоре же, чтобы дар славословия, приносимый собравшимися, был угоден Христу, чтобы пребыли они превыше греха, сохранились от козней врага и не погубили следов Господня «посещения» . «Призри на пения рабов, Благодетелю, врага смиряя вознесенную гордыню, носяй же, Всевидче, греха превыше непоколеблемо утвержденныя, Блаже, певцы основанием веры»92.

Когда, братие, мы приобретаем благовонную жидкость за дорогую цену, то ведь мы усиленно храним ее. Знаем, что нельзя оставить сосуд с духами благовонными открытым, ибо быстро высохнут. Что иное и душа наша в день сей, как не сосуд благоуханный благодати Духа Святого? Как бережно должны мы хранить те святые слова песней церковных, чрез которые восприняли благодать Духа Христова, мысли и чувства, которые наше невнимательное ухо, носимое ленивым на подвиг духовный телом, успело уловить! Останется ли какой след от благодатной радости, от веяния или притока Христовой чистоты в душах наших, если мы не будем бодрствовать над собою, отворим двери всех внешних чувств (зрения, слуха и т. д.) для того, чтобы свободно входили ветры всяких соблазнов, искушений, смрадных страстей, а благоухание святыни легко могло быть изгоняемо в эти двери открытые? О, не уподобиться бы нам неблагодарному роду еврейскому, который увидел Бога, явившегося во плоти, и столь «неблагодарным о Благодетеле явился»! Как грустно, если и из христиан многие совсем и не узнают, как народ еврейский, «дня посещения своего» Христом, ничего не почувствуют в душе и останется душа их равнодушно бесчувственной, как и в прочие обычные дни.

Не время теперь обличать, но время или случай скорбеть и беспокоиться всегда может представиться. Ибо Господь и праздники за нечестие народа обещал обратить в печаль, возгнушаться его праздников, ибо говорил Он: «Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их» (Ис. 1, 13–14). И это сбылось. Ибо в день торжественного входа Господа в Иерусалим народ ликовал и радовался о Царе своем, грядущем в Иерусалим, Господь же заплакал, взирая на Иерусалим, так как предстояло теперь Ему, принятому с такой восторженной радостью, отвергнуть город и храм с народом и праздниками его. Не будем, братие, поэтому надеяться на то, что ради праздника всех нас Господь одинаково примет. Он всем простирает Свои длани и собирает к Себе, но с Ним останутся только те, которые отдадут Христу свое сердце, «источники» своей жизни, а с ними и всю жизнь. Без того останется «пуст дом» наш, и неполной будет святая Церковь радостью радоваться, если одни стены ее и Ангелы в день сей будут ликовать, а сердца людей будут оставаться безответными более, чем стены, которые отражают звук, к ним идущий. Велика благодать праздника, но и благодать, по слову апостола, может быть «тщетна» (1Кор. 15, 10; 2Кор. 6, 1), когда свободно сердце не идет на зов ее, а отдается в плен страстей житейских и не хочет снимать с себя оков их. Как освободить раба, возлюбившего рабство более свободы? Он сам снова сделается рабом.

Да не будет сего! Вникнем в то, что совершил Христос, чтобы прочнее был след Его «посещения» души нашей. Бог явился во плоти на земле, чтобы обновить одряхлевший мир, возжелаем же обновления, возгнушаемся ветхой одежды страстей, к которой, правда, привыкли и часто не замечаем ее смрада и ветхости, но другим ее ветхость и смрад заметен, и как приступить в ней ко Христу? Христос явился для того, чтобы очистить души наши от яда страстей. Яд похотений влит был в душу Адама и Евы, когда вкусили они запрещенного плода и нарушили единую заповедь, сколько же этого яда воспринимаем мы, постоянно вкушая запрещенного плода, то есть того, что угодно нашей душе и противно воле Божией, о которой неумолчно возвещает нам постоянно нами попираемая совесть, и не одну, а сколько нарушая заповедей! Возбудим же в себе желание подавить в душах своих любовь к губительному яду, чтобы приступить и вкушать вместо того от древа жизни Христа, к Которому еще в раю были призваны. Открылось ныне Царство Христово в мире и в душах наших, сокрушено царство мира сего, как некогда сокрушены были Христом царства мира: вавилонское, персидское, египетское, римское, что открыто было Даниилу под образом сокрушения истукана «Камнем нерукосечным» (Дан.2:34–35), от горы оторвавшимся (т. е. Христом, родившимся от Девы бессеменно), не будем же снова пленом греховным расслаблять души и тела, чтобы открывать дорогу для нового нашествия «двадесяти языков», а еще более для плена диавола, который «живыми улавливает» в свои сети души людей, пленяемых страстями и не слушающих предостерегающих голосов святой Церкви о близости этих сетей.

Обо всем этом да напоминает нынешний день «посещения» Христа. И если напомнит и оставит след в душе, то радость нынешнего праздника превратится в отблеск вечной радости, какую Он нам пришел даровать на небе, как зарница предуказывает на блеск отдаленной грозы или заря на близость самого солнца, которое должно скоро воссиять во всей силе своей. Аминь.

30. Слово в день Обрезания Господня и памяти святителя Василия Великого93

«Всех Господь обрезание терпит, и человеческая прегрешения яко благ обрезует»94 – вот смысл нынешнего церковного праздника. Обрезание было установлено Богом и заповедано чрез Авраама всему избранному народу еврейскому. Оно было знаком вступления в завет с Богом, печатью обещания быть в неизменном послушании Ему с дней детства, быть Ему верным до пролития крови; оно совершалось во образ отсечения страстей плотских, обрезания жестокосердия самого сердца, которое так гибельно было для Израиля и так часто заставляло его отступать от Бога своего.

И вот Господь наш, будучи безгрешным, Сам терпит обрезание, чтобы научить покоряться воле Божией требующих обрезания сердец, очищения от множества грехов: «закона Творец законная исполняет», чтобы Своим примером показать, как никто не может прийти к Богу помимо закона Господня. Когда явился Христос истина, исчезли тени и образы, не стало обрезания. Но не стало лишь собственно тени, а то, что она собою отображала, конечно, осталось, ибо пришел не нарушить Господь Свой закон, а его исполнить (Мф. 5, 17). Доселе чрез Святое Крещение, как и чрез обрезание, даем мы обет «отречься сатаны и всех дел его», «сочетаться Христу», то есть вступить с Ним в тесный вечный союз, который и знаменуется кругообразным хождением вокруг купели в день Святого Крещения. Там обрезывалась плоть, как печать завета, а здесь должно «совлечься тела греховного плоти», то есть всякого греха, который носили и к которому привыкли, как к изветшавшей одежде.

Что же, братие, неужели мы, христиане, будем ниже Израиля, который служил только тени и образу истины? Неужели все, что совершается в Святом Крещении над нами, когда явилась уже самая истина, будет лишь сенью и образом истины, притом более мимолетною сенью, чем у народа Израильского? Тот не только устами давал обет верности Богу, но при обрезании запечатлевал слова свои страданием, пролитием крови. А для нас, христиан, крещение не бывает ли часто одною давно мимошедшею тенью, которой и следы давно изгладились в нашей душе? Если те показывали готовность служить Богу до пролития крови, то неужели мы должны служить Богу только до тех пор, пока земная жизнь с ее наслаждениями идет более или менее ровно и гладко, а когда наступят испытания, тогда отбегать от Бога во все стороны, как разбегающиеся по всем сторонам пригорка весенние ручейки? Разве забыли мы, что и завет со Христом запечатлен кровью, а не состоит из одних пустых слов и обещаний, притом чьей кровью? Самого Христа, Сына Божия возлюбленного. Ведь это не для простого «чесания слуха» ежедневно произносит иерей священные слова: «Пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многи изливаемая во оставление грехов». Ведь это мы, а не кто другой побудили взойти на крест Сына Божия.

Неужели Христовы мученики должны были запечатлевать кровию завет верности своей Христу, а мы имеем право торжествовать победу их лишь на пиру житейских наслаждений, мы, ради которых проливается кровь Христа и Его святых мучеников? Не должны ли мы быть мучениками, если не кровью, то «произволением», как святитель Василий, который в ничто вменял изгнание, темницы, лишение имущества (если его у него можно вообразить), пытки, самую смерть? Верность совести должны мы, братие, также проявлять до готовности пострадать «даже до крови», чтобы подобно Василию «неработен душевный соблюсти сан»95, то есть звание христианина соблюсти непорабощенным страстям мира до мученичества, а не так, чтобы отпадать от Христа при всяком натиске вражеских страстей на душу, как на войне презренные изменники сдаются врагу при малейшей опасности для их жизни. Ведь не в том только состоит обрезание сердца, которое в Ветхом Завете соединялось с пролитием крови, чтобы на исповеди представить устный перечень или краткое неполное рукописание своих грехов и его разорвать руками, а в том, чтобы вместо риз растерзать самое сердце (Иоил. 2, 13) сокрушением и печалью, пролить хотя слезы вместо крови о своих постоянных отступлениях от Христа, искупившего нас Своею кровию.

Потщимся же, братие, празднующие явление Бога во плоти, чтобы превзошла наша преданность Христу преданность Богу народа еврейского, состоявшую из внешних дел и слов праведности книжников и фарисеев (хотя часто наша праведность далека от праведности последних), потому что если она не превзойдет ее и если мы не обережем от страстей самое сердце, то мы не можем войти в Царство Небесное (Мф. 5, 20).

31. Слово на Новый год96

Празднование Нового года совпадает с празднованием в честь обрезания Господня и памяти святителя Василия Великого. Все эти праздничные воспоминания, будучи внешне совершенно различны по своему значению, однако, могут быть сближаемы между собою по внутреннему смыслу. Уясним кратко смысл каждого.

Обряд обрезания установлен был в Ветхом Завете как знак завета с Богом; он напоминал, что для общения с Богом необходимо духовное обрезание, которого плотское было только образом. Сам законодатель Моисей, а вслед за ним еще яснее пророки говорили, что пред Богом имеет истинное значение лишь обрезание сердца, или очищение сердца от страстей (Втор. 30, 6; Иер. 9, 25–26; Иез. 44:9, 36:26). Без этого духовного обрезания невозможно и обновление, о котором напоминает нам Новый год. Поэтому святой апостол, говоря о том, что христиане должны быть «новым смешением», внушает им, что они должны очистить «старую закваску», «закваску порока и лукавства» и всех вообще страстей, составляющих отпрыски себялюбия. Себялюбие сделало ветхой природу человека, обновляет же ее любовь Христова. Любовь делает все новым. Объясним это общеизвестным примером из жизни. Преподаватель или воспитатель, любящий свое дело, всегда находит его новым, хотя пред ним те же люди, одни и те же науки преподает он из года в год. Учащийся, с увлечением занимающийся какою-либо наукою, не перестает открывать в ней все новые и новые стороны. Так и в духовной жизни любовь к Богу и ближним составляет основу обновления духовного.

Еще и с другой стороны обрезание сердца тесно связано с обновлением духовным: болезненность обрезания плоти служит образом болезненности и обрезания сердца, ибо не может быть безболезненным отсечение навыков, которые становятся как бы второй природой и теснейшим образом срастаются с самым существом нашим. Об обновлении духовном апостол говорит также, что оно совершается не безболезненно только в том случае, «если внешний наш человек тлеет, внутренний со дня на день обновляется» (2Кор. 4, 16). Мы должны оставить языческий образ мыслей, будто жизнь назначена для удовольствий и может пройти без скорбей и страданий; пока мы не усвоили того образа мыслей, что мы должны идти «путем тесным» (Мф. 7, 14) и что «все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе будут гонимы» (2Тим. 3, 12), мы не можем назваться и истинными христианами.

Итак, болезненное обрезание страстей сердца вот единственный путь к духовному обновлению. Без этого никогда наша жизнь в истинном смысле слова не обновится. Займем ли мы новое служебное положение, встретимся ли с новыми людьми, наступит ли для нас вообще новое течение обстоятельств жизни, так называемое «новое счастье», обновится в действительности жизнь наша лишь тогда, когда обновится, очистится наше сердце.

Еще недавно вся Россия услышала знаменательный призыв к духовному обновлению как залогу всякого внешнего обновления государственного и общественного; великий писатель, доселе еще уважаемый обществом русским, хотя не принадлежащий к Церкви и даже враждебный к ней, высказал неоспоримую истину, что без стремления к внутреннему обновлению русская государственная и общественная жизнь никогда не обновится, какие бы преобразования в ней ни придумывались, как показывает пример западноевропейских государств. Но этот голос или не был почти выслушан, или встречен даже с презрительными насмешками. Теперь святая Церковь призывает всех чад своих к тому же внутреннему обновлению, всюду идут усиленные толки об оживлении приходской жизни, которое должно содействовать духовному обновлению общества. Но доселе эти толки еще не направились на вполне правильный путь, безошибочно ведущий к цели: доселе говорят все, даже те, кто пишет в духовных журналах, почти исключительно о преобразованиях не внутренних, а внешних о том, как прихожане будут выбирать своего пастыря, какими новыми правами будут обладать они и т. п. О существе духовной жизни о способах умножения любви и прочих добродетелей духа, об обрезании сердца, или очищении его от страстей, о борьбе со злыми помыслами, источниками страстей, и с самыми страстями мы не слышим почти речи. Да уяснит же приближающийся церковный Собор это существо жизни духовной в сознании всех чад Церкви Христовой и да споспешествует он при содействии Святого Духа духовному обновлению земли Русской!

Святитель Василий Великий, память которого совершается ныне, да явится примером и духовным руководителем на пути этого обновления! Он был строгим и возвышенным учителем нравов, как поется в церковной песни, «человеческия обычаи украсил еси»97. Он является примером непоколебимой духовной стойкости в отношении к соблазнам мира. Да укрепит же напечатлевшийся ныне в сердцах наших образ его и нас, чтобы быть нам непоколебимо стойкими в навыках новой духовной жизни! Аминь.

32. Слово в день преподобного Серафима Саровского98

Лишь немногие собрались здесь для того, чтобы почтить память преподобного Серафима, лишь немногие пожелали отказаться от суеты и веселья, тем более в день Нового года, и предпочли восприять духовное назидание от духовного подвига преподобного, в глубине пустыни молившего на камне. Не к тому призывает людей этот подвижник, к чему призывает их мир: последний не перестает призывать всех принять участие в так называемом «пире жизни», несмотря на то, что над Россией доселе явно тяготел гнев Божий, а преподобный Серафим, уподобившийся в жизни своей Иоанну Крестителю, взывает ко всем, как бы «глас вопиющего в пустыне» : «Покайтесь... прямыми сделайте стези Ему» (Мф. 3, 1–3), или если призывает к веселию, то к тому же, каким был исполнен сам, в восхищении духа взывая непрестанно: «Весь желание мое, весь сладость моя, Иисусе!» И мир не только зовет к суетному веселью, но еще осмеивает людей, которые хотят служить Господу и удаляются от веселья, предлагаемого миром: молитва, говорят многие люди мира, это достояние людей досужных и праздных людей, возлюбивших более всего свой личный покой, которых не трогают великие идеи лучших представителей человечества, их благородные стремления к устроению общего блага. Упреки сильные, но взвесим правду их.

Разве Христос слыл мудрецом, выразителем идей века у людей, современных Ему, и, однако, не пред Его ли мудростию вся мудрость века сего оказалась безумием (1Кор. 3, 19)? Не лишенные ли мудрости мира сего, не обладавшие никакими благами мира сего нищие обогатили мир духовно (2Кор. 6, 10)? И ныне в грядущей великой борьбе явится ли победителем гордый и ликующий мир или убогий старец пустынник и молитвенник Серафим, соделавший чрез пустынные подвиги свою молитву могущественнейшею силою, влияние которой простирается на весь мир? Притом, что же люди, осмеивающие подвиг молитвы и другие подвиги духовные, сами-то все ли время употребляют на усвоение великих идей великих мыслителей мира и работают ли неустанно над созиданием общего блага, так что не остается у них времени для молитвы? Не увидит ли их, напротив, каждый в театрах, на улицах, в собраниях веселящихся? Современные люди любят говорить, когда напоминают им о подвигах духовных, что и без последних можно быть христианином по настроению. Но разве о том, что могли мы сделать, спросит нас всеправедный Судия, когда предстанем на Суде? Не воздаст ли он каждому по делам его, а не по тому, что мог он сделать и не сделал? Мог молиться и не молился; мог не судить и не злословить, но судил и злословил; мог быть воздержан, а был невоздержан; мог не быть праздным и предавался праздности; мог не осквернять душу нечистыми помыслами и глаза любострастными взглядами, но осквернял. Всю жизнь обманывал себя человек словами, будто мог быть он христианином, не исполняя заповедей Господних и апостольских: «непрестанно молитеся» (Лк. 21, 36; 1Сол. 5, 17), «входите тесными вратами» (Мф. 7, 13), «не собирайте себе сокровищ на земле» (Мф. 6, 19), «горе... смеющимся» (Лк. 6, 25) и т. д.

Мог быть, но когда же делом начнет осуществлять все это, если только начнет? Не тогда ли, когда увидит затворяющимися двери чертога (Лк. 13, 25), когда готов будет восплакать и возрыдать, воздевая руки к Богу в бессилии и уповая лишь на молитвы Церкви, которых не заслужил?

Итак, да не расслабят сердец ваших голоса людей, презирающих и смеющихся над молитвою и другими духовными подвигами, да не вселят в сердца ваши гибельного сожаления о том, что отказались вы от суетных утех мира ради подвига молитвенного! «Не бойся, малое стадо!» (Лк. 12, 32), «дерзайте убо, дерзайте, людие Божии», как любил воспевать преподобный Серафим. Разве посредством участия в собраниях веселящихся приобрели укоряющие тебя такие духовные сокровища, которых ты должен был лишиться?

А что приобретаешь ты здесь, подвизаясь в молитве? Ты находишь здесь мир смятенной душе, в твое сердце вселяется бодрость, и ты укрепляешься для дальнейшего безропотного несения скорбей жизни; здесь ты, быть может, оставил гнев и зависть и все вообще дурные мысли и намерения, какие имел относительно брата твоего; здесь ты научаешься ценить истинное, вечное, нетленное благо, предпочитать его обманчивому и суетному.

Да научит же нас подвиг преподобного Серафима, в глубине пустыни молившегося на камне, более ценить подвиг молитв и другие подвиги духовные, о которых слышали мы в церковных песнопениях в честь преподобного. Чем более удалялся он в глубину пустынного уединения, тем более росла его слава и влияние на мир. Так и нашему малозаметному подвигу может Бог дать силу созидать не только себя самих, но и других. Как около преподобного, предпринимавшего весьма многие и самые удивительные подвиги духовные, «процвела пустыня», так и около нас, совершивших лишь малейшие подвиги, может благодатию Божиею процвести хотя бы часть пустыни, суетная же радость века сего заменится «радостью вечною... над главою» искупленных Господом от суеты и страстей жития сего, а «печаль и вздохи удалятся» (Ис. 35, 10). Аминь.

33. Слово в сочельник пред Крещением Господним99

Уже давно святая Церковь призывает верующих чад своих идти «к водам» , почерпать «из источников спасения» (Ис. 55:1, 12:3). Чтобы приготовить людей к великому таинству, каким называется освящение воды в праздник Богоявления, святая Церковь уже с начала января оглашает чад своих, «питомцев благочестия», дивными песнями и словами пророческими. Она хочет умилить души их зрелищем, которому с трепетом дивятся и ангельские силы: как Держащий «превыспреннюю на воздусе воду... приемлется струями речными», как Одевающий небо облаками одевается водами Иордана, как обнажается Сам Творец человека, чтобы прикрыть наготу Адама, облечь его в новую светлую одежду духовного возрождения, согреть этою одеждою охладевшую от зимы страстей душу человека падшего. Святая Церковь хочет тронуть души наши указанием на то, как «море увидело и побежало, Иордан возвратился вспять» от лица Бога, вступившего в воды, как вострепетали горы и холмы, моря, озера, источники, видя Творца всякой твари, уничижившегося до образа раба, как же должны были бы сотрястись сердца людей при виде чудного зрелища: ибо ведь не Ангелов и не бездушную природу пришел спасти Христос, а род человеческий! Святая Церковь, желая, чтобы мы с большим разумением отнеслись к таинству спасительного возрождения от воды и Духа, изъясняет разными образами самое чудо возрождения, вспоминая, как, по слову Исаии, пустыня, земля сухая, необитаемая, заросшая терновником и колючим кустарником, обращается в цветущий сад от благодатного дождя, ее орошающего, это образ того, как неплодное для добра естество человеческое, орошаемое токами благодати Христовой, может сделаться плодоносным, как купель крещения делается «многочадною Божественным Духом». И сколько еще мыслей самых высоких, трогательных, прекрасных содержат в изобилии песни церковные предпразднственные!

Но для большинства это приготовление к таинству Богоявления проходит бесследно: они и не слышат этих песней, не знают о них, не хотят понять. Вместо того, чтобы идти ко Христу, зовущему: «Жаждущие! идите все к водам» (Ис. 55, 1), они блуждают вдали от Христа, угасив духовную жажду заботами житейскими, а еще более развлечениями суетными. Даже если бы они зашли в церковь, мысли их бегут во все стороны и они не могут сосредоточить их на песнях церковных, особенно привлечь к ним блуждающее сердце. И вот теперь, когда, наконец, святая Церковь уже прямо призывает «почерпать воды из источников спасения» , они или не идут, или посылают за себя других на краткое время. Да и если придут, для них, не приготовившихся «почерпать воды из источников спасения» , в том, что видят они здесь в церкви в спасительный день Господень, нет никакого таинства: они с рассеянным шумом черпают как бы обыкновенную воду и затем ставят ее куда-либо в угол, чтобы забыть на целый год. Правда, они в иные трудные времена жизни, может быть, и вспомнят, что почерпнутая вода есть вода спасения, но только для уврачевания болезней телесных, тогда как Господь подает дар святости этой воде ради главным образом освящения душ, для очищения их от скверн страстей, для отгнания всяких сопротивных сил. Ведь если бы Господь подавал воду эту для исцеления телесных главным образом болезней и если бы исцеление от болезней телесных было главным и нужнейшим для нас благодеянием от Бога, то что препятствовало Ему создать нас безболезненными? Ведь просим мы Его больше всего об избавлении от телесных болезней, забывая, что Он Сам иногда посылает болезни телесные, чтобы чрез них удобнее уврачевалась наша душа. А о том, что вода почерпается в нынешний день для освящения душ, забывают люди, да и не ценят этого действия воды, не верят почти в него: как, думают они, от омовения тела водою может очиститься душа? Они готовы тогда только признать чудесное действие воды, если заметят какое-нибудь ощутительное движение в ней при освящении (почему ждут, когда всколыхнется она) или если вода освященная подействует как-либо осязательно и ощутительно на душу. Но напрасны эти ожидания. Неужели важно, чтобы всколыхнулась только вода от сошедшего на нее Святого Духа? Неужели не более важно, чтобы всколыхнулась и душа от этого снисшествия и неужели не могут произойти в душе чудные изменения?

Воду Господь освящает, чтобы мы, одетые плотию, чрез видимое омовение тела водою тем удобнее подготовляли душу к омовению ее Духом Святым. Освящение это должно проникнуть глубоко внутрь, в тайники нашего сердца. Тело само только одежда души и нуждается в еще более внешнем покрове разных одежд, то более тонких и легких, то более плотных и толстых. И, конечно, если окропление водой коснется только внешних покровов, одежды или самого тела, то пользы от того не будет: вода останется водою для такого человека. Даже и одних святых мыслей и желаний, возбуждаемых песнями, молитвами и священнодействиями благолепными при освящении воды, мало: и они только покров и одеяние души.

Освящение должно дойти до самого сердца. Только когда самое сердце начнет омываться потоками умиления от слышания песней праздничных, когда оно будет окропляться и «помазываться» словесами Божественными, сопровождающими освящение воды, пить сладчайшее питие Христовой любви, когда и из самой себя душа будет изводить «реки воды живой», токи смиренных покаянных мыслей и чувств, благодатного умиления, утешения и любви к окружающим людям, тогда, значит, вода Богоявления не осталась простою водою, но освящающее действие ее проникло глубоко внутрь души, до сокровенных недр сердца, и вода сделалась «источником воды, текущей в жизнь вечную».

Что же нам делать, чтобы почерпнуть воды «из источников спасения» , причаститься Христова дара святости, который подает Господь в нынешний славный день Богоявления? Нужно уподобиться путнику, который, зная, что уже очень близко дом, куда он направляется, где он должен встретиться с почитаемыми им и любимыми людьми, напрягает все силы, чтобы, хотя на ходу, привести себя в порядок и представиться в доме в благообразном виде. Так и мы, долго ходя по разным распутиям удовольствий суетных, в дни святок обычно бывающих, от Христа так часто совсем удаляющих, должны употребить все усилия, чтобы собрать рассеянные мысли и чувства и привести в порядок, дабы явиться Христу в виде, который не оскорбил бы Его. Чем дальше от Него блуждало сердце в дни святок и накопляло во время этих блужданий сор суеты, теряло теплоту любви ко Христу, тем большее усилие нужно употребить, чтобы очистить весь сор, в душе накопившийся, согреть свою холодную для Христа душу, дабы можно было Ему обитать и оставаться в ней. Чем больше накопилось в душе дел, смутивших совесть, тем глубже нужно хотя бы воздыхать, хотя бы чрез то сбросить часть лежащего на душе бремени страстей и легче подойти ко Христу, к Себе зовущему: «Жаждущие! Идите все к водам... для чего вам отвешивать серебро за то, что не хлеб, и трудовое свое за то, что не насыщает? Послушайте Меня внимательно... и придите ко Мне: послушайте, и жива будет душа ваша!» (Ис. 55, 1–3).

34. Слово на Крещение Господне100

«Процветет и возвеселится пустыня Иорданова, и слава Ливанова дадеся ей, и честь Кармилова, и узрят людие мои славу Господню и Высоту Божию» (Ис. 35, 2).

В наше время, когда борьба неверия с Церковью христианскою становится все более и более дерзкою, когда все сверхъестественные явления и откровения смешиваются с обычными мечтаниями человеческими, и приведенное нами пророчество, без сомнения, показалось бы странным и несбыточным вымыслом. Привыкши все видеть и осязать, современные люди и от этого пророчества потребовали бы какого-нибудь видимого осязательного подтверждения его на опыте. Где, спросили бы они, эта слава Ливанова Церкви, которая у людей мыслящих и образованных не возбуждает даже никакой охоты узнать ее учение, где ее честь Кармилова, когда представители так называемой трезвой, серьезной науки не находят даже слов, чтобы втоптать в грязь служителей Церкви, как поборников тьмы и врагов всяких усовершенствований? Не остается ли и теперь глас ее «гласом вопиющаго в пустыне», неслышным для большинства человечества и принимаемым охотно лишь немногими людьми, которые отказались от общей борьбы за усовершенствование жизни? Мы, говорят они, потому и не следуем вам, что не видим на опыте осуществления никаких обетований и заповедей, о которых вы говорите.

Не будем пока приводить доказательств этим людям, которые, «имея очи видеть, не видят» (Мк.8:18), и спросим их самих, какие они имеют опытные доказательства в пользу благотворного влияния своих мнимонаучных убеждений, полагаемых в основание жизни? На какой великий подвиг склонили они своих последователей? Какие времена счастия возвестили они человечеству или даже хотя бы незначительной группе людей, с ними единомысленных? Прислушаемся к голосам этих порицателей всего сверхъестественного в христианстве и не видящих в нем ничего будто бы такого, что было бы ново для современных людей, ничего истинно полезного, чем они не воспользовались бы для устройства своей жизни. Какое странное разочарование слышится часто в голосах этих людей, презирающих свет, воссиявший чрез явившегося на земле Бога, и столь возвеличивающих естественный свет разума, который упорядочивает все движения природы человеческой по открытым им будто бы несомненным и всеобщим законам! «Ничего не понимаю», «зачем я живу?», «как узнать правильно, чего хочет душа?» вот что говорят иные из героев, выводимых современными нашими писателями (например, М. Горьким, А. Чеховым). «Живи, и больше ничего!», «живи, не подвергая себя никаким думам!», «живи, не противясь движениям природы, чтобы не разрушила тебя сила жизни, действующая по неизменным законам!» вот что говорят другие. Люди нынешнего времени как будто все более хотят бессмертную душу свою и всю жизнь ее свести к движениям и потребностям одного тела, не веря ни совести, ни каким бы то ни было возвышенным движениям в душе, пока не дано будет возможности как бы видеть и ощущать в теле эти невидимые и скрытые движения души. Но ведь не исчезает ли все более и более вместе с этим сомнением в истинности возвышенных движений души всякая радость с земли и не истощается ли на ней все более и более запас жизни?

Мы же, презираемые современными истолкователями смысла и цели жизни на основании мнимоточных данных науки последователи учения Христова, всегда имели и имеем доказательство исполнения пророчеств, представить которое от нас требуют. Ибо, например, страна египтян, поклонявшихся идолам и опиравшихся на мудрых советников и гадателей своих, не превратилась ли потом в цветущий сад духовного подвижничества с бесчисленным сонмом духовных Отцов, каковы Антоний, Пахомий, Макарий Египетский, святой Исидор Пелусиот и др.? И «пустыня Иорданова», впервые услышавшая глас, на призыв которого стеклась вся Иудея и Иерусалим, не «возрадовалась» ли впоследствии, когда в обителях Палестины и Сирии воспитались столь славные и доблестные мужи, как святые Савва Освященный, Иоанн Лествичник, Иоанн Дамаскин и др.? Смотрите и ныне, разве не идут к пустынникам множество людей, исповедуя им, как в пустыне Иоанну, грехи свои? Разве и ныне не стекаются к пастырям Церкви столь многие люди, чтобы узнать от них то, чего не могла уяснить им наука? Разве и все мы ныне не озаряемся светом благодати и не исполняемся духовной радости, слыша Божественные песнопения канонов и других молитв настоящих праздников церковных? Остается ли все это без плода, хотя бы и нечто подобное пустыне, поросшей тернием и крапивой, представляло ранее сердце, наполненное произрастаниями страстей?

Посему и ныне, хотя усилилась борьба дракона, то есть дьявола и ангелов его, с женою, под образом которой изображается в Откровении святого апостола Иоанна Богослова Церковь Христова (Откр. 12), однако «укрепим , – по слову пророка, – руце ослабленныя и колена разслабленныя!» (Ис. 35, 3). Ибо и ныне, хотя уже в столь многих местах воздвигнут «престол сатаны» (Откр. 2, 13), всякий желающий достойно носить имя христианина может сохранить его незапятнанным от скверн мира. Потщимся для сего бодрствовать и чрез покаяние утверждать в себе все «близкое к смерти» (Откр. 3, 2–3), омывая лукавство с душ наших «водою чистительною», дабы путь жизни нашей сделать «путем чистым и святым» (Ис. 35, 8) и дабы не было на нем «стропотнаго» своеволия и «острий» гордости (Ис. 40, 4)! Тогда-то мы исполнимся той духовной радости, о которой говорит пророк, и узрим и в мире, и в жизни человеческой сокрытую для многих славу Господню и величие Бога нашего. Аминь.

35. Слово в день Крещения Господня101

Торжественно празднуют христиане явление Бога во плоти, ныне крестившегося в водах Иорданских, от Отца свидетельствованного гласом с небес: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» и через Духа «в виде голубине» восприявшего Отеческого «словесе утверждение»102. Изображает святая Церковь сие явление и во вдохновенных песнях, как бы «духом» радости «плещущих»103, и через торжественное шествие на «Иордан».

Празднующие толпы народа дополняют торжество.

Но все-таки полно ли настоящее торжество? Ведь если бы оно было полно, то стенки сердца как бы не могли сдержать восторга, охватившего душу, как эти толпы прорывают живую цепь, их сдерживающую. Не напоминают ли между тем сердца многих, внешне празднующих в честь Христа ныне, лишь пустые сосуды, может быть, красивые снаружи, но внутри пустые? Было в них когда-то в изобилии благовонное миро благодати Духа Святого, которое излилось в них, когда налагалась на них «печать дара Духа Святого» после крещения. А потом не истощилось ли неприметно все это благовонное миро? Благоухает ли жизнь их христианскими добродетелями? Ведь если бы душа была полна Христовой любви, радости и других добродетелей, то и издалека слышно было бы это благоухание духовное, как сильного запаха благовонных веществ нельзя скрыть он проникает всюду чрез самые незаметные отверстия сосуда.

Итак, не видим мы полноты, хотя и велики толпы народа, сегодня собравшегося. Не состоит ли толпа празднующих и ныне из людей, большею частью подобных тем, о которых говорил Господь: «Что смотреть ходили вы в пустыню?» (Мф.11:7) пришедшим для зрелища, но не трогавшимся ни обличительными покаянными речами сурового подвижника Иоанна, ни кроткого, «исполненного благодати и истины» Христа, Самого Бога, явившегося людям во плоти, всех к Себе влекущего любовью, врачующего недуги человеческие и готового понести болезни людские? Люди смотрят, но остаются недвижимыми, хотя Христос зовет их спасать свою душу, подобно тем, которые видят утопающего, ужасаются, но никто не двигается с места для помощи. Так сии люди потом устрояли зрелище и из Христа распятого: «Стоял народ и смотрел» (Лк. 23, 35), но потом расходился, хотя и бия себя в грудь, но все же не желая ничего сдвинуть в своей жизни с проторенного пути на тот путь добродетели, на который звал людей Христос распятый. Не так ли и ныне люди столько слышат о Христе, пред мысленными очами их «предначертывается» Христос, как пред ними крещающийся, терпящий унижения и самое распятие (Гал. 3, 1), но все это пробуждает минутное лишь чувство и порывы в душе, а затем люди возвращаются в свои дома, забыв все новые чувства и порывы, и начинают неизменно все ту же жизнь по «ветхому человеку, истлевающему в обольстительных похотях» (Еф. 4, 22), едва «начав духом» в храме, они «оканчивают плотью» (Гал. 3, 3) на улицах и в своих жилищах. Из всего устраивается для многих одно лишь «зрелище», как часто в театре, от которого жизнь большинства едва ли когда-нибудь изменяется к лучшему хотя немного.

Или же многие испытывают пустоту в сердцах оттого, что в сем священном зрелище не видят более того, что видели иудеи, которых укорял Господь: «И пославший Меня Отец Сам засвидетельствовал о Мне. А вы ни гласа Его никогда не слышали, ни лица Его не видели; и не имеете слова Его, пребывающего в вас» (Ин. 5, 37–38), видят лишь воду, священнодействие и обыкновенных людей, но не ощущают никогда близ присутствия Христа, ходящего среди них и пребывающего с ними согласно обетованию: «Се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века» (Мф. 28, 20). Они не могут ощущать присутствия Божества Его, как евреи, современные Христу, без чудес и ждут, чтобы Христос непременно явил Свое присутствие и Божественную славу поразительными знамениями и чудесами (а когда Он явил Себя так, то евреи говорили, что творит чудеса силою Веельзевула или еще какой-либо иною неведомою). Ибо не самую истину Божию возлюбили, а только временный блеск для очей своих. И доселе от наших очей скрывает Он все величие Божественной славы Своей и желает, чтобы мы научились принимать Его и являющегося тихо, в уединении, слышать тихий зов Его, ибо знает Он, что мы поразимся славой Его на миг, но не обратимся на путь Его, не изменим ни в чем своей жизни, к которой привыкли и к которой лежит наше сердце, если не будем внимать гласу Его в совести, которым так часто Он призывает нас «от поползновенной стези», на каковую уклоняет змий древний104. Для того-то Он является на Иордане в уничиженном образе Раба и не всем дает слышать глас Отеческий и видеть Духа нисшествие, чтобы мы сначала прислушивались к тихому зову Его в душах, а затем лишь утверждались в послушании сему зову поразительными знамениями. Если будем пренебрегать гласом Его в совести, то будем «видя не видеть», «слыша не слышать», не трогаться, как окаменившие сердца свои евреи, никакими знамениями Его.

Потому научимся не ожесточать своего сердца против тихого благодатного гласа Его в совести, по слову псалмопевца и апостола: «Ныне, когда услышите глас Его, не ожесточите сердец ваших, как [евреи] во время ропота, в день искушения в пустыне» , которые «искушали» , «испытывали» Господа и «видели дела Его сорок лет» , чтобы и нам, подобно евреям, не сказал Господь: «Посему Я вознегодовал на оный род и сказал: непрестанно заблуждаются сердцем, не познали они путей Моих; посему Я поклялся во гневе Моем, что они не войдут в покой Мой» (Евр. 3, 7–11). Тогда наполнит Он радостью сердца наши, которые оскудели Его дарованиями, сподобив слушающих тихого гласа Его и последовавших за Ним без видения чудес, по одному простому слову «идите за Мною», учеников Его зреть и все величие Божественной славы Своей, как Предтечу, Его крестившего, который, как говорили, «не сотворил никакого чуда» (Ин. 10, 41). И введет Он с Собой, если неуклонно последуем «новою неблазненною» Его стезею, в «неприступную радость, единем приступну, имже Бог примирися»105. Аминь.

36. Слово в Неделю о Закхее и в день перенесения мощей святителя Иоанна Златоуста106

«Никтоже о юности твоей да нерадит, но образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою» (1Тим. 4, 12).

В нынешний день, когда евангельские и апостольские чтения представляют нам, с одной стороны, Пастыреначальника Христа, пришедшего «взыскати и спасти погибшаго» (Лк. 19, 10), с другой, архиерея «преподобнаго, незлобиваго, безсквернаго, отлученнаго от грешник и высшаго небес» (Евр. 7, 26), о чем должна быть наша беседа, как не о любви пастыря, которая побуждает его отыскивать всякую заблудившуюся на распутиях овцу своего стада, как не о непорочной жизни того, кто принимает на себя обязанность освящать словом благодати верующих?

Ибо кто хочет пасти овец стада Христова, тот должен заботиться не только о том, чтобы постоянно уготовлять овцам стада пажити слова обильные и приятные, но и о том, чтобы и уклоняющихся на распутия с терпением привлекать в оставленный ими двор овчий. Он должен быть готов не только с любовью встречать тех, кто охотно идет на его зов, но и иметь мужество встретить времена, когда, по слову Христову, «поражен будет пастырь, и рассеются овцы стада» (Мф. 26, 31), когда сердце самого пастыря будет терзаться от уныния и скорби, а овцы стада, невзирая на это и как бы не чувствуя близости своей погибели, все более и более рассеиваются по путям погибели, с которых хочет возвратить их пастырь. Он должен быть превыше обычных немощей, свойственных людям, дабы не иметь нужды по вся дни... прежде о своих гресех жертвы приносити, потом же о людских (Евр. 7, 27), дабы легка была его молитва, возносимая за грехи людские.

Далеко должно быть от него всякое тщеславие и памятование обид, дабы кротостью его с большим удобством было побеждаемо упорство непослушных. Он должен иметь такую веру, чтобы, видя совершенное бессилие своего слова, возложить упование на всесильную благодать, которая и наиболее огрубевшие души смягчает, отверзая для восприятия слова пастыря даже сердца людей, желавших «искусить беззлобство его» (Прем. 2, 19).

Но кто из нас считает себя способным приблизиться к этой высоте подвига пастырского, кто чувствует в себе готовность воспринять все трудности этого служения, от которого уклонялись великие мужи древности, сделавшиеся потом знаменитыми светильниками Церкви? Кто с нечистыми устами и сердцем неуготованным приступит к служению, которое «совершается на земле, чиноположение же имеет вещей небесных» (свт. Иоанн Златоуст)? Кто, срастворивши ум свой с дольним, решится быть служителем горних, «предстоять Богу с Ангелами, славословить Его с Архангелами, разделять священство с Самим Христом» (свт. Григорий Богослов)? Как во дни юности, едва воспитав себя и не уготовав себя почти никакими духовными подвигами, бесстрашно сделаться служителем Божиим, который должен быть «образ верным словом, житием, любовью, духом, верой и чистотою»?

Однако да не приводит никого в уныние эта многотрудность служения пастырского!

Вспомним слова святого апостола Павла к ученику его Тимофею: «Никтоже о юности твоей да нерадит» (1Тим. 4, 12). Ибо «седина есть мудрость человеком и возраст старости житие нескверное» (Прем. 4, 9). Об этом-то нескверном житии и да напоминает трудность служения пастырского, возбуждая желание постоянно очищать сердце и уготовлять волю на подвиги любви! Благодать же, поставляющая пастырей Церкви, оставит ли без помощи того, кто, всецело предав себя ей, воспитал в сердце своем пламенное желание служить спасению погибающих душ? Нет, она не посрамит того, кто молитвою и непрестанными подвигами служения пастырского возгревает свое дарование, которое получил «с возложением рук священства» (1Тим. 4, 14). Она изведет «честное и из недостойного» (Иер. 15, 19), она унылое и скорбное сердце пастыря исполнит неизреченной радости и непобедимого дерзновения. Аминь.

37. Слово в день Сретения Господня107

Приникнем своей мыслью, юные сестры во Христе и чада, к тем урокам, которые преподает сегодня святая Церковь. Этих уроков немало, но мы остановимся лишь на некоторых из них.

Ныне святая Церковь напоминает нам о том, как Христос Спаситель «от Девы, яко младенец четыредесятодневен, Материю вольне приносится в церковь законную»108 для того, чтобы «представить Его пред Господа» (Лк. 2, 22). Это принесение во храм означало, что с первых дней детства жизнь младенца посвящается Господу. Действительно, из земной жизни Господа мы знаем, что уже с детства она была посвящена исполнению воли Отца небесного: уже двенадцатилетним отроком Господь говорит Иосифу и Пречистой Своей Матери: «Зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» (Лк. 2, 49). Отрок Христос уже желал находиться в доме Отца Своего гораздо охотнее, нежели наслаждаться счастьем обычной земной жизни в доме мнимого отца своего Иосифа в Назарете.

Так и каждый из нас в сороковой день по рождении приносится в храм для «воцерковления». Этот обряд святой Церкви напоминает прежде всего о том, что и каждый человек должен был бы с таким влечением сердца и желанием стремиться к храму и пребывать в нем, как говорит псалмопевец: «Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил. Желает и скончавается душа моя во дворы Господни. Сердце мое и плоть моя возрадовастася о Бозе живе... изволих приметатися (т. е. быть у порога) в дому Бога моего паче, неже жити ми в селениях грешничих» (Пс. 83:2–3, 11). Конечно, впрочем, не одно внешнее, хотя бы и частое, пребывание во дворах Господних требуется от нас: необходимо самое сердце сделать храмом для обитания Бога, внешнее же пребывание в храме ценно в очах Божиих лишь тогда, когда является последствием преискренней любви ко Христу, свидетельствует о пламенном желании быть всегда в общении с Богом и посвятить Ему всю жизнь. Таким-то именно настроением и исполнен был двенадцатилетний Божественный отрок Иисус, когда, находясь в храме, сказал: «Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?» (Лк. 2, 49). Пример подобного пламенного желания быть в общении со Христом представляют нам и святые мученики и все святые, из которых назовем, например, святого Игнатия Богоносца. Он, по словам церковной песни, «желаемаго Христа вперсив» (т. е. восприняв в свое сердце), настолько пламенно желал соединиться со Христом и «идти ко Отцу», что совершенно не взирал на предстоящие ему страдания, охотно предпочитая, как пшеница, быть измолотым зубами зверей, чем остаться в живых, и умоляя братию не отдалять от него мученического венца.

Но подобная любовь ко Христу не приобретается сразу и без усилий. И вот относительно приобретения ее также преподает нам урок нынешний праздник: пример Богомладенца Христа, бывшего в повиновении у Своих родителей и повиновавшегося закону, которого Он был Творцом, напоминает нам о том, что духовное возрастание должно начинаться с повиновения старшим и подчинения правилам. Так и молодое деревцо может расти безопасно лишь под прикрытием старых или же требует усиленного надзора и ухода людей. Не нужно думать, например, что любовь ко Христу и Его Церкви может беспрепятственно развиваться в душе нашей сама собою, без всякого надзора и труда с нашей стороны: нет, как молодое деревцо, предоставленное само себе, подвергается многим опасностям, так и любовь ко Христу без внимания нашего к своему сердцу может измениться, охладеть, погибнуть от тлетворного дыхания страстей, как гибнет деревцо от грозного дыхания бури. Поэтому необходимо понуждать себя к тому, например, чтобы пребывать в молитве, поборая хотя бы с трудом и усилием страсти, погашающие любовь ко Христу в нашем сердце. Необходимо постоянно пребывать в послушании воле Божией, «ходить в законе Господнем», в правилах жизни, способствующих охранению и развитию любви ко Христу в нашем сердце.

Но и ограждаемое законом Господним хождение это не всегда бывает легким и беспрепятственным, редко бывают пути жизни человеческой совершенно гладки. Воспоминая нынешний праздник, опять можем мы найти указания на эти трудности пути в словах святого праведного старца Симеона к Божией Матери о Богомладенце Христе: «Се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, и Тебе Самой оружие (скорбей и страданий за Сына Твоего) пройдет душу, да откроются помышления многих сердец» (Лк. 2, 34–35). Так и в жизни каждого человека, когда начнет развиваться его сознание, наступает время борьбы между любовью ко Христу и любовью к миру, и не все в этой борьбе сохраняют искреннюю любовь ко Христу в сердце: иным бывает помышление о Христе поводом к падению, потому что помышления их более склоняются на сторону суетной и страстной светской жизни мира сего, а не Христа и той духовной жизни, которой научает своих чад святая Церковь. Следовательно, и ныне через помышление о Христе «открываются» тайные «помышления сердец» человеческих, становится ясным, любовь ли ко Христу направляет тайные движения сердца человека или человек становится «тростью, колеблемою» страстями житейскими. Да не будет с кем-либо из вас, чтобы, оставив «источник воды живой» , вы «высекли себе , – по словам пророка, – водоемы разбитые, которые не могут держать воды» (Иер. 2, 13), то есть Христа, в котором, по апостолу, мы имеем всякую «полноту» сокровищ (Кол. 2:3, 10) духовной жизни и всяких дарований, оставили и поменяли на обманчивую полноту радостей этой земной суетной жизни, из которых многие неугодны Христу! «Полнота Наполняющего все во всем», то есть полнота благодати, сообщаемой Христом Своей Церкви, неужели не усладит неизреченным услаждением всякую душу скорбящую, когда оружие скорби вследствие болезненного отрешения от земных благ и удовольствий пройдет ее, как прошло душу Богоматери, когда Она распинаемого видела на Кресте Сына Своего и Бога?

Мы, конечно, не можем сразу приобрести такой любви ко Христу. И вот святая Церковь влагает ввиду этого в сердца наши чувство сожаления о своих немощах и бессилии духовном. Она напоминает нам о пророке Исаии, который, увидев «воплощаемого Бога», восклицал: «Горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» (Ис. 6, 5). Или святая Церковь побуждает нас взывать: «О, Христе, всех Царю!.. Подаждь ми слезы теплы, да плачу мою душу, юже зле погубих»109. Это смиренное сознание своих немощей и бессилия духовного само уже приблизит нас ко Христу, и мы, по словам песнопений церковных, «душевными руками» сподобимся приять Христа, как приял Его телесными Симеон старец, то есть получим скорую помощь от Бога в немощах и скорбях своих.

Как святой пророк Исаия, смирив себя, был очищен горящим углем с небесного жертвенника и сделался способным идти на проповедь к народу, у которого «огрубело сердце , и уши с трудом слышали, и очи были сомкнуты» для слышания слова Божия и обращения ко Господу (Ис. 6, 6, 9–10), так и вы, если придется вам учить подобный же народ и детей его, не бойтесь, но уповайте на Бога: крепкой верой во Христа и смирением вы всегда будете привлекать прикосновение Его благодати к своим сердцам, как небесный уголь коснулся уст Исаии, Господь скоро услышит вас во всякой скорби, и «спасение Его не замедлит» (Ис. 46, 13). Как Христос явился «светом во откровение языков» (т. е. к просвещению народов), так и вас, если пребудете искренними дщерями Христа и Его Церкви, сделает Он светильниками, сияющими в темном месте. И свет Христов, распространяемый вами, не будет в состоянии объять тьма (Ин. 1, 5), тьма неверия во Христа и духовного ослепления сынов века сего, старающихся отделить Церковь Христову от государства, школы и всей вообще человеческой жизни. Вы будете иметь в душе своей мир и радость, какие имел святой старец Симеон, отходя к Творцу Своему со словами: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром, яко видесте очи мои спасение Твое» (Лк. 2, 29–30). Аминь.

38. Слово в день Сретения Господня110

Как бы дополнением светлых праздников Рождества Христова и Богоявления служит не чуждый той же светлости праздник Сретения Господня. Если первые два праздника можно сравнить с восходом ярко светящего и всеоживляющего Солнца правды, свет Которого озаряет, возбуждает идти к свету и доселе «сидевших во тьме и сени смертной», тепло Которого отогревает недра и самого холодного, иззябшего от «зимы страстей» сердца, то и праздник Сретения Господня не чужд славного величия: когда солнце светит и греет почву, то все же нужно, чтобы и сама эта почва восприняла действие лучей солнца, нужно глубоко разрыхлять почву, чтобы она могла воспринимать в себя и удерживать в себе тепло, воздух, воду с иными питательными веществами, которые вода то растворяет в себе, то проводит к корням растений. Вот об этом-то восприятии Христа, Солнца правды, восшедшего над миром, недрами человеческого сердца, и напоминает нынешний праздник Сретения Господня напоминает восприятие Богомладенца Христа, «утехи Израилевой», объятиями Богоприимца Симеона.

Старец Симеон это образ лучшей части человечества, которое, и служа Богу в праведности законной, однако, сделалось так духовно немощно от страстей, изветшало, нуждалось в обновлении подобно почве после зимы. «Ступая трясуся», как бы говорит старец Симеон, но укрепляюсь, держа на руках Того, Кто одним взором колеблет и потрясает всю землю, ныне же, увидев Его, родившегося в мир, я получаю отпущение от «трясущейся плоти», как соделавшийся «новой благодати священнопроповедником тайным»111, хочу пойти и во ад благовествовать о том ожидающим давно этой радости, ибо, «рода земна избавляяй Бог, даже до ада приидет, пленным же (во аде) подаст всем оставление»112. Как все это напоминает действие живительных лучей солнца, проникающих до недр земли, обновляющих ее, дающих ей крепость и силу рождать!

Не в том величие празднества нынешнего, что безмолвные стены ветхозаветного храма принимают Христа, принесенного для совершения «по обычаю законному о Нем» (Лк. 2, 27), а в том, что чрез это вшествие в храм сретает Господа своего и сама Церковь, из живых людей состоящая, и совершает Господь, приносимый «Материю вольне в Церковь законную»113, «воцерковление» всего человечества: в Нем все человечество сретает Бога своего, воцерковляется чрез общение с Ним, воспринимает в объятия сердца своего Бога спасающего. Эта пара горлиц, принесенных в жертву за вводимого в храм Христа, предуказывает «нескверную Церковь и от язык новоизбранныя люди»114, что и провидел святой старец Симеон, когда назвал воспринятого на руки Младенца Бога «светом в откровение (к просвещению) языков (язычников) и славою людей Своих Израиля», а еще прежде Симеона богоглаголивый пророк Исаия, который видел духом шествие Господа, «сидящего на облаце легце», то есть на руках Пречистой Девы Матери, в Египет для сокрушения идолов египетских и насаждения в стране языческой истинного богопочитания, когда там «Господь явит Себя» (Ис. 19, 1, 18–25). Ныне полагается начало такого воцерковления человечества, ибо ведь не для Самого Христа нужно было это воцерковление, а для нас, не для Христа, Который Сам создал Церковь кровью Своею, когда, распростерши длани на Кресте, собирал нас в Церковь Свою, как птица собирает птенцов под крылья, а для нас, так далеко бывших от Бога, от спасительной Его ограды и расхищаемых волками хищными демонами. Вот, следовательно, о каком «сретении» Христа и в Нем Бога всем человечеством напоминает нам нынешнее светлое празднество Сретения Господня. Ведь вся наша жизнь должна быть ничем иным, как подготовлением к сретению Христа, к Которому, по апостолу, некогда устремимся мы «в сретение Господне на воздусе» (1Сол. 4, 17) в день Его второго славного пришествия; ожиданием этого сретения Христа мы только и должны жить, подобно тому, как святой праведный Симеон только и жил чаянием сретить «утеху Израилеву».

Но как и где мы можем сретить Господа? Ведь мы так далеко от Него не пространством одним, но и самыми сердцами? Ведь мы постоянно находимся в «стране далече» от Него, как блудный сын. Да, мы далеко от Него, но есть и у нас средства к Нему приблизиться, найти Его, сретить Его. Ведь есть «дом Отчий», в который так легко имеют доступ все блудные сыны и дщери Его, это храм Господень. Если вдали от храма так забывают люди о доме Отчем, о Самом Отце небесном, то как в храме все памятью о Нем и присутствием Его дышит! Блудного сына спасло благодатное воспоминание о доме отчем, в котором некогда жилось ему так хорошо. Где же, как не в храме, всего удобнее и легче может прийти человеку спасительное напоминание о благах дома Отчего? Ведь все в храме будит такие воспоминания: и самый вид церкви, затерявшейся среди домов, и самый звук колокола, звон, «как много дум наводит он», по словам поэта!

Однако как многие люди приходят в храм и здесь Господа своего не находят, присутствия Его не ощущают, ни малейшего следа этого присутствия не замечают и никак не могут сретить Его в храме! Тогда пусть вспомнят они, что невидимый Господь воспринимается лишь «руками душевными», «объятиями сердца». Как некогда великий пророк Исаия восклицал: «Горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами... и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» (Ис. 6, 5). И вот это смиренное сознание очистило его, вместо прежнего убивающего страха, который чувствовал пророк от зрения Господа, сидящего на престоле «высоком и превознесенном» (Ис. 6, 1), Исаия ощутил близость Его спасительную, провидел «воплощаемого Бога» подобно новозаветному евангелисту с такой ясностью, как бы Еммануил (с нами Бог) жил с нами уже во дни пророка. Итак, смиренное сознание своего недостоинства, глубокое покаяние приближает к нам Бога, делает объятия сердца нашего способными Его воспринять. Чтобы нам принять Христа в объятия сердца, оно должно столь смириться, как сердце покаявшегося блудного сына, который считал себя недостойным взирать на небо и молил принять его хотя бы в число наемников в доме отчем. Такое смирение открывает нам «объятия Отча», как старец Симеон мог заключить в свои объятия Христа, очистившись подвигами многолетней праведной жизни, стенаниями многими души, пока не узрел Христа. Вот почему святая Церковь внушает нам в день Сретения Господня молить Христа такими словами: «О Христе, всех Царю! Подаждь ми слезы теплы, да плачу мою душу, юже зле погубих!»115 В этих слезах, как бы в воде, проникающей в недра земли, растворяются все примеси нечистоты греха, усвояется душою то, что действительно может питать и поддерживать ее жизнь, нерастворимые питательные вещества становятся растворимыми, отвердевшая, окаменевшая почва души умягчается, делается плодоносной. Глубокие покаянные воздыхания, как орудия землю, разрыхляют ниву сердца, и как в разрыхленную землю находит больший доступ воздух, так и в душу, как бы изборожденную глубоко покаянием, находит легче доступ веяние благодати Святого Духа, Который питающие душу добрые мысли и чувства человеческие делает пищей, усвояемой «в жизнь в вечную», все нерастворимое в ней превращает в состояние, растворимое действием благодати. Если ранее душа была обвеваема, как земля зимою, леденящими ветрами, леденящим дыханием холодного уныния, отчаяния, то, когда действие лучей Солнца правды проникнет глубоко в недра сердца, это леденящее и мертвящее дыхание сменяется, как весной в природе, живительным веянием благодати Духа Святого.

Пусть не будем видеть мы, подобно Симеону, телесными очами всех этих действий Солнца правды, Христа, да и достойны ли мы такого видения, и полезно ли оно нам, если Господь сказал: «Блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20, 29)? Очами же веры видеть Господа и мы можем довольно ясно, сердце может начать чувствовать Его всегдашнюю близость, наблюдать, как Он надзирает и руководит всеми путями нашей жизни; не видно [очами телесными] этой руководящей Его десницы, но так всюду ощутительны знамения и следы ее действий. И если эти действия не столь явственны и чудны, как наблюдавшийся Моисеем Боговидцем след присутствия Божия на камне (Исх. 24, 10) или как явственным представляется след стопы Божией Матери на горе Почаевской, то все же многие из этих действий столь чудны и из простого случайного стечения событий необъяснимы. Не было ли, например, одним из таких знамений и следов милости Божией случившееся около праздника Сретения Господня в прошлом году взятие Эрзерума знамением того, что оттоле удаляется постепенно от нас грозная карающая десница Божия и приближается время милостивого посещения Господом нашей страждущей земли? «Мир! Мир!» кричат враги наши, как в древнее время ложные пророки, а мира нет (Иез. 13, 10); но если Христов мир сойдет на землю, то это будет мир несокрушимый, какого не может дать мiр (Ин. 14, 27), ибо один Христос силен «умирить во бранех жительство»116.

О, дабы только глубже было покаяние в стране нашей, чтобы приблизить такое милостивое посещение Господа, чтобы умягчаемая покаянием нива сердца нашего глубже воспринимала от Христа в недра свои свет, тепло, веяние и токи благодати Его Духа, пропускала в себя более питающих ее благодатных восприятий, чтобы это восприятие Христа в объятия сердца было как можно более плодоносным!

39. Слово в Неделю о мытаре и фарисее117

Едва, братие, прошли светлые дни праздников Господних, как святая Церковь спешит с призывом к покаянию. И подлинно, весьма благовременным является этот призыв.

Не говорим уже о разврате, хищениях, постоянных нарушениях или обходах закона блюстителями его и прочих злых делах, какими осквернял себя народ русский до войны и во время ее, посмотрим на так называемое освободительное движение. И на нем не сбылось ли слово, сказанное еще несколько месяцев тому назад высокочтимым пастырем Церкви Русской отцом Иоанном Кронштадтским? Он тогда еще напоминал слова святого апостола Павла о гибельных последствиях, к каким может привести ложное понимание данной русскому народу свободы: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу... Если же друг друга угрызаете и съедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Гал. 5:13, 15). Что происходило, да и теперь еще происходит в земле Русской, как не буквальное исполнение означенных слов апостола? До какой степени еще хотят довести разорение и истребление земли Русской те, которые написали на знамени свободу и общую справедливость? Не великого ли плача достойно подобное бедствие земли Русской? Чье сердце не сожмется от скорби при виде разорения любезной сердцу отчизны? И кто бы мог утверждать, что покаяние в великих неправдах для русского общества не нужно?

Но вот мы видим, что весьма многие из сынов России остаются равнодушными и как бы бесчувственными, совершенно как бы не трогаются бедствиями своей отчизны, почти ни в чем не выражают своей скорби об этих бедствиях. Если же не трогаются бедствиями отчизны, то могут ли отозваться на более нежный призыв Матери Церкви к покаянию в неправдах, за которые послал Господь на нас великие бедствия, чтобы мы образумились и обратились к Нему всем сердцем? Не потому ли над напоминанием вышеозначенного пастыря только посмеялись, мало того, самое имя его всячески опозорили в последнее время? Очевидно, подобно евангельскому фарисею, русские люди нашего времени не считают себя имеющими нужду в покаянии. Да что говорим мы: «подобно фарисею»?

Ведь фарисей все-таки считал позорными делами грабительство, обиды, прелюбодеяние и другие и ставил себе в заслугу, что в них не могут укорить его. А многие из нынешних людей подобные дела совершенно оправдывают и прямо прославляют, когда последние совершаются во имя их мнимого освободительного движения; они хвалятся тем, что русская революция, ознаменованная таким множеством злодеяний, превзошла славой все прежние. И лицемерие их гораздо преступнее, чем лицемерие евангельского фарисея: фарисей чтил Бога, а некоторые из нынешних людей открыто заявляют, что «с Богом они рассчитались», и при всем том обманывают народ именем Божиим, говорят о Боге и о Христе, чтобы удобнее обольстить простодушный русский народ, забывая, что и распявшие Христа евреи не могли не говорить о Нем с похвалой. Они действуют иногда обманом от имени Церкви, надевают даже монашеское одеяние, чтобы удобнее совершить свои злодеяния. Сколь постыднее и преступнее подобное их лицемерие и самооправдание фарисейского!

Но оставим этих людей, совершающих явные злодеяния. И все общество наше не повинно ли в грехе фарисейского тщеславия и самооправдания? Всюду слышим мы речи о духовном обновлении общества, о совершающемся будто бы в нем подъеме религиозного настроения, об усиливающемся желании сблизиться с Церковью посредством преобразования приходской жизни. Но, как уже ранее говорили мы, пока эти речи ограничиваются едва ли не настаиванием на даровании более широких прав мирянам, по местам же несколько иною постановкой приходской благотворительности. О существе же духовной жизни, к какой призывает своих чад святая Церковь, почти нигде не слышим. Так, существо этой жизни состоит прежде всего в общении с Богом, в которое входит человек главным образом посредством молитвы. Что же? Разве часто слышим мы речи о том, как воспитать в членах прихода любовь к молитве, как объединиться им в прочих подвигах духовных? Слышим мы, правда, о молитве, посте и прочих духовных подвигах, но не исключительно ли почти высказывается при этом желание умалить подвиги духовные, пример которых показали нам Христос, Его апостолы, все святые, сократить богослужение, уничтожить некоторые посты и т. д.? Совершением нескольких дел милосердия, которые притом далеко не все склонны исполнить, хотят заменить все высокие требования духовной христианской жизни, заповеданные в Святом Евангелии. Совершив малое благотворение и таким образом заглушив в совести требование постоянных дел любви к ближнему, считают себя оправданными пред Богом, как евангельский фарисей. Притом тот целую десятину отдавал от имений своих на дело благотворения, а из нынешних людей, хотя бы и богатых, кто отдает десятину?

Обратимся, наконец, к тому, что происходит теперь в духовно-учебных заведениях.

Можно ли сказать, что движение в них создано лишь порывами чистого идеализма, свойственными юношескому возрасту? Скорее оно создано укоренившимся теперь в сознании весьма значительной части общества убеждением, будто только «в борьбе обретет человек право свое». Но право далеко не всегда является выражением правды, особенно правды Христовой. Подумали ли ревнители более легкого выхода из семинарии в высшую светскую школу, что своими домогательствами такого легкого для них выхода они причиняют великую обиду Церкви? Правда, они заявляют, будто ревнуют и о благе Церкви, когда домогаются свободного выхода из семинарии для не желающих служить святой Церкви, но опять-таки это заявления лицемерные: добившись для себя отмены разных ограничений, что же они взамен того предлагают сделать для приготовления лучших пастырей Церкви? Ведь ничего. Указали ли, например, они способы, как успешнее воспитать в будущих служителях Церкви любовь к молитве, к богослужению церковному, как возгреть любовь к великим пастырям древности и т. д.? Не великими ли пастырями каждый признал бы, например, святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста? Однако эти ли образы увлекают всецело ревнителей преобразования духовной школы? В настоящем месяце святая Церковь вспоминает целый ряд великих светильников Церкви: так, кроме упомянутых, еще святителей Игнатия Богоносца, Григория Нисского, Афанасия и Кирилла Александрийских, преподобных Павла Фивейского, Антония Великого, Макария Египетского, Евфимия Великого, Ефрема Сирина, Феодосия, общих житий начальника, и др. Отозвались ли в сердцах мнимых ревнителей блага Церкви все эти имена любовью, пленили ли восхищением и увлекли ли к подражанию или остались пустыми звуками, бесстрастно произносимыми и вспоминаемыми?

Посему, братие, внимая призыву святой Церкви, потщимся и мы избегать «закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лк. 12, 1), отгоним от себя фарисейскую мысль, будто не имеем совсем нужды каяться в чем-либо пред Богом и, идя путем мытаря, путем Христова смирения, уготовимся очищать, особенно с приближением поста, «храм телесный, весь оскверненный», дабы предстать нам непостыдно в «страшный день судный» пред Имеющим судить мир судом праведным и нелицеприятным. Аминь.

40. Слово в Неделю о блудном сыне118

«На реках Вавилонских, тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона» (Пс. 136, 1).

Эти скорбные слова пленников еврейских невольно напоминают нам ту грустную картину, какую представляет из себя жизнь современного общества. Как мало осталось в нем веры во Христа! Как слабо стремление к отечеству небесному! Какое равнодушие к порывам души освободиться от крепких сетей, сплетенных из растленных обычаев мира, и от несокрушимых оков, в какие заключила сама себя наша воля, отдавшаяся во власть суетных желаний! Не оттого ли у нынешних людей, именующих себя христианами, не исторгают уже из сердца болезненного вопля умилительные слова пленников еврейских?

Не оттого ли не видно ныне на лицах, стоящих в церкви, сокрушенной слезы, которую исторгло бы воспоминание об утраченном изобилии благ дома Отчего? Как велика противоположность между этими пленными евреями, не хотевшими даже «на земле чуждей» ничего, кроме Иерусалима, «полагать в начале веселия своего» (Пс. 136, 4, 6), и нынешними христианами, которые скорбят гораздо более о том, что стихийное веселье разнузданной природы не находит еще полного сочувствия в обществе (Скабичевский, отчасти Розанов и др.)! Евреи, рассеянные между всеми народами и всеми презираемые, и доныне не теряют надежды на то, что Сион к ним возвратится, вступившие же вместо них в Церковь Христову языческие народы как будто все более и более хотят приблизить то время, когда, по слову апостола, предопределенное «исполнение языков внидет» (Рим. 11, 25), когда наступит великое отступление от христианства, которое современные люди в лице Золя, Ницше и других уже предуготовляют, обвиняя христианство в вырождении и измельчании человечества.

Какие же великие истины открыло современное человечество, ради которых оно готово считать безумными порывы души к небу, признаком болезненной мечтательности всякие стремления человека сбросить с себя оковы земли? Нашло ли оно на земле то сокровище, которое должно сделать счастливой его жизнь и напрасной всякую скорбь о высших идеалах? Увы! Более прежнего чувствуют люди, что нет у них «за душой» ничего и что «висит она как бы в пространстве» (Боборыкин, «Исповедники»), более прежнего осознается, что «дух растлился в наши дни, и человек отчаянно тоскует» (Тютчев).

Устранив христианство, современные люди думают, будто лишь свободное развитие природы со всеми ее стихийными проявлениями лучше всего обновит измельчавшую и вырождающуюся жизнь; что только когда будет человеку «все позволено», он беспрепятственно может развить все богатство своих природных сил во всей свойственной им красоте и великолепии; что лишь тогда в человеческой природе откроется неисчерпаемый источник творчества и она облагородится настолько, что носитель ее превратится в «сверхчеловека». Но напрасно думают люди, будто, сбросив с себя иго догматов и заповедей христианских, найдут они свободу и воля их сделается могущественной для борьбы со всеми препятствиями и бедствиями жизни. Не безумно ли думать, будто разнузданная свобода слепых природных инстинктов может сделаться источником какого-либо творчества и обновления жизни? Не растерзают ли страсти, как дикие звери, выпустившего их на свободу человека, не будучи управляемы ни разумом, ни подчинившею себя закону волей? Люди не хотят более той «свободы», которую обещает им христианство и которая состоит во власти над слепыми влечениями себялюбивой природы и делает для христианина «все... позволительным» (1Кор. 6, 12). Они не хотят той «силы» духа, которая приобретается победой над страстями и на всякое движение души налагает печать чего-то нового и доселе небывшего. Но жалки их мечтания, ибо, имея «оскверненные ум и совесть» , по слову апостола (Тит. 1, 15), они оскверняют и всякое «чистое» само по себе «создание Божие» (1Тим. 4, 4).

Посему отвратим свой слух от речей этих лжеучителей последнего времени, ласкающих похоти сердца? Не будем лелеять в своем сердце этих привлекательных с виду, но в то же время заключающих в себе яд проявлений природы, называемых страстями!

Умертвим их, пока они еще не возросли и не окрепли, дабы потом не взяли они над нами власть! Исполнимся в отношении к ним тех чувств и настроения, какими исполнены были пленные евреи в отношении к Вавилону: «Дщи Вавилоня окаянная, блажен, иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам. Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя о камень» (Пс. 136, 8–9). Тогда исполнится на нас пророчество пророка Иезекииля о поле, усеянном костями сухими. Оживут сия кости, и спасенных будет великое множество. Тогда выведены будут души наши из гробов тления и «дано будет нам сердце ново и дух нов» (Иез. 37, 2–12); беспросветный же мрак души, мертвящая ее пустота и скорбь удалятся. Аминь.

41. Слово в Неделю о блудном сыне119

Наводит ли нас, братие, слышанная нами ныне притча о блудном сыне на те размышления, какие хочет вызвать в нас посредством нее святая Церковь? Быть может, многие выслушали ее как бы в полудремоте, так что она не вызвала в них никаких воспоминаний, не навела ни на какие размышления? Другие, быть может, слушая притчу и сопровождавшие ее церковные песнопения, снова пленялись ее красотой и трогательностью?

Но и это еще не все то, чего желает святая Церковь, она хочет, чтобы, слушая притчу, мы пришли к сознанию, что мы и сами блудные сыны и дщери, чтобы, подобно блудному сыну, мы пали в раскаянии пред Отцом небесным и воззвали к Нему: «Отче, согреших на небо и пред Тобою» (Лк. 15, 18). Сделали ли мы это, братие, почувствовали ли горечь раскаяния и желание пасть пред Отцом небесным, если не на землю, со слезами и великим самоуничижением, то хотя бы со скорбью в сердце, мысленно?

Конечно, в нынешний гордый век весьма немногие склонны назвать себя блудными сынами и дщерями. И они, быть может, правы с точки зрения мира, с той точки зрения, которая провозглашалась в наши дни открыто, когда учащиеся подростки обоего пола, ходя по улицам города, кричали: «Да здравствует свободная любовь!» Но ведь не должны мы забывать, что после суда мира мы будем еще судимы судом Евангелия Христова. Неужели мы можем оправдаться пред Богом за то только, что еще не погрязли в блуде и распутстве, как блудный сын притчи, если еще не утратили чистоту тела своего? Разве нечистые помыслы и вожделения не оскверняют нашего храма телесного еще более иногда, чем самое дело, совершенное посредством тела? Разве, исполненные нечистыми и страстными помыслами, мы можем сделаться «храмами... Духа Святого» , к чему призываемся мы нынешним апостольским чтением (1Кор. 6, 19)? Вспомним слово Христово о том, что даже взирающий на жену с вожделением совершает уже чрез то в сердце своем прелюбодеяние (Мф. 5, 28). Итак, хранили ли мы себя от нечистых помыслов и вожделений, когда ходили по улицам, когда увлекались не в меру чтением книг, возбуждавших нечистые мечты и образы плотской любви, когда охотно беседовали о том же?

Будем измерять свое духовное настроение той мерой, какую указал Господь, когда сказал: «Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею» (Мф. 22, 37)! Между тем мы, обольщая себя мыслью, что те или иные удовольствия мира сего дозволены или не запрещены в Евангелии Христовом, готовы предаваться им без меры и размышления, со страстью, которая совершенно погашает в сердце нашем любовь ко Христу. Конечно, не запрещено в Евангелии пользоваться благами мира, но в какой мере? Не заповедал ли Господь всем Своим последователям (не инокам только) оставлять и даже возненавидеть ради Него жену, детей, братьев, сестер, имения (Лк. 14, 26), когда кто начинает любить их более, чем Христа, оставлять если не самым делом, то волею, путем подавления в сердце пристрастной любви, погашающей любовь ко Христу? Конечно, не запрещено людям ни наслаждаться благами мира, ни жениться, ни пользоваться вообще благами мира, но как пользоваться? Так, чтобы «имеющие жен были, как не имеющие, и плачущие, как не плачущие, и радующиеся, как не радующиеся, и покупающие, как не приобретающие» (1Кор. 7, 29–30), то есть не предавались бы любви к миру с всепоглощающей страстью. Не поэтому ли Господь, не запрещавший жениться и пользоваться благами мира сего, чрезмерное пристрастие ко всему этому приравнивал к состоянию развращенного мира пред всемирным потопом или во время гибели Содома и Гоморры: «Как было во дни Ноя, так будет и во дни Сына Человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех. Так же, как было и во дни Лота: ели, пили, покупали, продавали, садили, строили; но в день, в который Лот вышел из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный и истребил всех; так будет и в тот день, когда Сын Человеческий явится» (Лк. 17, 26–30).

Той же мерой, какую указал Господь, то есть мерой совершенной любви ко Христу, измерят пусть, наконец, свое настроение и те, которые страстно мечтают оставить свое духовное звание. Самое слово «звание» не должно ли напоминать питомцам духовной школы, что они, если не все, то, быть может, весьма многие, были званы Отцом небесным к духовному служению? Итак, пусть прежде тщательно испытывают себя: слышали ли они этот зов, не заглушили ли его в себе, не вверен ли был и им талант для подобного служения, не отреклись ли они от последнего потому лишь, что захотели идти не тесным путем подвига пастырского, а широким путем мира сего?

Посему слышанная нами ныне притча да напомнит нам, братие, о всех путях нашей жизни, которыми мы ходили блудно! Не будем оправдывать себя и исключать из числа блудных сынов потому лишь, что не погрязли мы в порочных делах: ведь уже услаждение нечистыми помыслами и вожделениями в сердце есть прелюбодеяние духовное, так как из помыслов, как из семени, рождаются непременно и худые дела, когда не отгоняем от себя первых. Исполнимся и к самым помыслам той же ненавистью, какой исполнены были к врагам своим пленные евреи, воспевавшие: «Блажен, иже имет и разбиет младенцы твоя (то есть Вавилона) о камень» (Пс. 136, 9); именно помыслы, по духовному изъяснению святых отцов подвижников, должны мы подразумевать под младенцами Вавилона. Пусть не погашают в нас страстные помыслы и вожделения любви к дому Отчему, как пристрастие к благам мира побудило некоторых пленных евреев не возвращаться в отечество из пленившего их Вавилона! Будем подобно лучшей части еврейских пленников питать одинаковую с ними любовь к дому Отчему, возбуждая себя к тому словами песни их: «Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя, прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего» (Пс. 136, 5–6), всякого земного удовольствия и радости.

Да не угасает в сердцах наших любовь, особенно к сему дому, в котором собираемся для молитвы и поучений духовных, ибо Господь храм назвал домом Отца Своего по преимуществу, когда сказал: «Дом Мой домом молитвы наречется» (Мф. 21, 13; Ин. 2, 16; ср. Лк. 2, 49). Кто с неохотой, с холодностью, даже с ожесточением приходит и стоит в доме сем, тот блудный сын, ушедший из дома отчего «в страну далече». Посему возлюбим дом сей, чаще и с любовью будем сюда приходить к небесному Отцу Своему!

Аминь.

42. Слово в Неделю мясопустную120

Если в толпе кто-либо крикнет: «Пожар!», не все ли тотчас потеряют спокойствие и равновесие духа, начнут искать выхода, а если выход не обеспечен, то не приходят ли в ужас, заставляющий забыть все остальное и искать только одного спасения жизни? Но вот святая Церковь вопиет: «Суд при дверях! Огонь геенны уже возгорелся во многих душах!» А люди слышат то почти равнодушно, и никто не трогается почти, чтобы предпринять хотя нечто для спасения погибающей души. Если и во сне человек увидит пламя страшного пожара, то не проснется ли от ужаса? Церковь же живописует в уме людей Страшный Суд и пламя геенны всеми чертами, способными возбудить от духовного сна, но люди никакими описаниями не трогаются и беспечно продолжают оставаться в духовном сне часто до самого конца жизни.

Почему же так человек не радит о гибнущей душе своей? Очевидно, оттого что не верит всему, что святая Церковь устами Самого Христа и апостолов возвещает о Страшном Суде и геенне. Человеку думается, что будет как-нибудь иначе и ужасы геенские минуют его: ведь живут все так, как и он, и не проникнуты особыми страхами. Подлинно, ничем в данном своем рассуждении не отличается человек от глупой овцы стада, которая следует за всем стадом, идет туда, куда все, и почувствует ужас, когда сама увидит воочию приблизившуюся гибель. Человеку кажется, что ужасы геенны как-нибудь минуют его. Почему же? Не укажет ли он только на бессмысленное «авось», которым всегда и в житейских делах хочет оправдать свою беспечность, нерадение и леность? Беспечность – плод неверия в вечные муки. Если бы жива была вера в муки вечные, если бы человек знал, что муки неизбежны, как неизбежно сгореть человеку, не отходящему от близкого огня, то неужели не стал бы он остерегаться? «Помни последняя твоя, и во веки не согрешишь» на нем сбывались бы эти слова Премудрого.

Люди не веруют в вечные мучения или веруют, но думают, что все не так страшно будет, как говорится в Евангелии. Почему же? Разве не может быть вечных мук? Разве невозможно допустить эти муки? Ведь муки вечные начинаются уже на земле, человек носит их в сердце, еще не перешедши в жизнь загробную. Неверующие в вечные муки пусть скажут, кто из них не мучится никогда, живя на земле? Кто проводит дни свои вполне счастливо, довольно и беспечально? Ведь счастье – редкий цветок, который напрасно ищут целую жизнь люди и не находят того, чего желали. Если и найдут, то как скоро цветок увядает. Как самая пламенная страсть скоро блекнет, пресыщает человека, и он ищет удовлетворить ее иначе. Даже самые сильные радости, наполняющие душу восторженным блаженством, как, например, счастливая любовь, как она скоро блекнет!

Сколько, кроме того, ведет за собою мук, когда на пути стоят препятствия. Сколько мук от ревности, от разных подозрений, из-за опасения потерять то, что дорого. Люди как будто так часто жизнерадостны, смеются, веселятся всячески, но кто из этих веселящихся не томится по временам ощущением душевной пустоты, ничем не наполнимой, чувством разочарования, недовольства, томительной, убийственной скуки. Если счастливые не считают часов, то как скучно течет время для многих и для всякого почти во многие дни и годы его жизни. Как хочется ему «убить» это мучительное для него время! Кого не гложет тоска? Кто не чувствует никогда, что чего-то недостает его жизни? И эта тоска или ощущение недостатка чего-то нужного, при всем видимом счастье, разве не омрачает счастья жизни? Разве зародыш томимой муки в душе не есть зачаток муки вечной? А что сказать про муки совести? Кто их не испытывал? Ведь всякое дело, противное совести, оставляет в душе горький осадок, расстройство, тревогу, муку! А сколько таких тревог ежедневно? Сколько их накопится в течение целой жизни?

Во всякой радости человеческой заметен уже для внимательного взора отблеск слез, ощущается дыхание печали, скорби и муки, если человек с совестью своей мало считается и об евангельских велениях не размышляет. Наоборот, посмотрите на истинного христианина, как он, несмотря на великие лишения, однако, светлел лицом и настроением духа, как он не впадает никогда в беспросветное уныние, во всем находит источник примирения. В его слезах уже заметен отблеск высшей неземной, вечной радости. Счастье человека грешника красивое яблоко с изъеденной внутри сердцевиной; печали праведника небольшая царапина на коже этого яблока при здоровой сердцевине; счастье первого, при видимой постоянной радости, подтачивается непрестанно червем мучающей его совести; второй терпит в мире скорби, но безвредные для самого сердца, носящего в себе зародыш жизни вечной.

И такие тревоги и муки совести грешника ничем не утолимы. Пусть многие тревоги тотчас почти улегаются, как пробегающие по морю волны, но это не значит, что они пропали бесследно, как и волна потом является в другом месте. Ведь и расстройства здоровья телесного не пропадают бесследно, но, улегаясь на время, постепенно копятся и порождают, наконец, общее расстройство здоровья, болезнь и самую смерть. Ведь если бы не было расстройств, то что мешало бы человеку жить вечно? Так и в душе никакие тревоги не исчезают бесследно! И сколько же их накопится, когда произведут они общее расстройство в жизни души! Какая тогда создается в душе мука! Подлинно, что человек посеет, то и пожнет. Он в самом себе, в самых делах своих носит муку, «суд себе яст и пиет» , по слову святого апостола (1Кор. 11, 29), живя «недостойно» . В душе ничто не пропадает бесследно, даже то, что она восприняла почти бессознательно, например, так влияет на нас окружающая среда, люди и обстановка. Быть может, вся жизнь иных людей слагается под влиянием этой среды. И если постоянно принимает человек в душу мысли соблазнительные, а мысли порождают в душе чувства, желания и дела, с совестью несогласные, то сколько же накопится таких худых следов в душе, которые человек воспринимал ежедневно, ежечасно, ежеминутно в долгие годы своей жизни? Ведь каждым своим поступком и помышлением тайным человек чертит, создает как бы свой будущий образ подобно тому, как живописец или фотограф, и если этот образ пока еще темен, непроявлен, то он будет некогда проявлен, подобно фотографическому образу, Господом на Страшном Суде, когда Господь «во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныя» (1Кор. 4, 5). Подлинно, червь «неумирающий», «неусыпающий» (Мк.9:44), о котором говорит Господь, не есть какое-либо изобретение ума человеческого; этот червь зарождается и растет в муках совести еще во время земной жизни. Ведь так много самоубийц! Не потому ли они покончили с собой, что не могли снести начавшихся нестерпимых, неутолимых мук совести, мук разбитого счастья, мук от обманутых надежд, разрушения желательного строя жизни? И геенна не призрак; ведь огонь страсти, заключающий в себе муку, уже и есть начало огня геенского, который будет гореть и не угасать, если человек не позаботится во время земной жизни угасить его.

Вот почему святые так старались помнить всегда о суде и геенне огненной, как, например, преподобный Ефрем Сирин, который, «час присно провидя суда, рыдал еси горько»121. Вот почему предки наши так держали всегда в памяти Страшный Суд, с изображения на картине и в слове при князе Владимире начали обращение к христианству; с памятью о Страшном Суде выходили всегда из храма, над входом в который изображали Страшный Суд, оживляли память о нем картинами на стенах домов, духовными стихами и т. д. И наоборот, ослабевая в памятовании Страшного Суда, как стали позднейшие потомки забывать и заветы Христа! Они более помнят то, что их занимает, что приятнее. О Страшном Суде они забывают, потому что память о нем могла бы разрушить радости жизни земной, забывают, думая, что до суда еще далеко и время его неопределенно. Как люди не заботятся о землетрясении, которое наступит еще, как они думают, не скоро и в неопределенный срок, так не беспокоятся и о приближении Суда, неверие же укрепляет в состоянии такой беспечности. Как люди пред потопом всемирным не хотели верить проповеди Ноя, так и ныне люди пребывают в беспечном неверии, тем более что наука века сего внушает нередко, будто и всемирный потоп, и огонь вечный пустые сказки. Как, думают иногда они, может быть Суд столь страшным, если Судьею будет Христос, исполненный столь великой любви к людям, кротости и всепрощения? Но ведь эта-то кротость именно и усилит страх Суда. Если грешники, на земле живя, так боятся праведника, так стараются обойти его и не встретиться с ним, то как встретятся лицом к лицу со Христом, кротким безгрешным Праведником, помня все дела свои, какими каждый день Его прогневляли? Ведь кроткий лик Христа будет чистейшим зеркалом, в котором особенно ясно отразится вся нечистота и неправда их жизни! И хотя бы лик Господа оставался неизменно кротким, не соберет ли именно эта кротость «горящие уголья» на головы грешников (Притч. 25, 22; Рим. 12, 20)? Горе тем, у кого эти уголья не возжгут в сердцах пламенного раскаяния во время земной жизни, у кого вследствие окаменения сердечного обратятся в пламя неугасающее геенны огненной!

Как же нужно и нам неослабнее хранить память о последнем Страшном Суде Христовом и муках геенны огненной! Как нужно, живя на земле, плакать и радоваться совсем не о том, о чем обычно мы плачем и радуемся, заменять бесполезные печали века сего скорбью, полезной для души в ее жизни вечной, радостям суетным, мимолетным предпочитать радости во Христе нескончаемые! Как нужно вслед за святой Церковью, из глубины сердца воздыхая, молиться: «Молитву пролию ко Господу и Тому возвещу печали моя, яко зол душа моя исполнися, и живот мой аду приближися!», или словами песней нынешнего праздника: «Увы мне, мрачная душа! Доколе от злых не отреваешися? Доколе унынием слезиши?.. Что не трепещеши вся страшнаго судища Спасова?», и еще: «Помышляю день страшный и плачуся деяний моих лукавых. Како обещаю безсмертному Царю? Коим же дерзновением воззрю на Судию блудный аз? Благоутробный Отче, Сыне Единородный, Душе Святый, помилуй мя!»

43. Слово в Неделю сыропустную122

«Час уже нам от сна востати... Нощь убо прейде, а день приближися» (Рим. 13, 11–12).

Многократно и многообразно Божественная Премудрость, направляющая судьбы мира к предопределенному для него концу, возбуждала и возбуждает от духовного сна отдавшееся во власть его человечество. Не перестают никогда в среде его слышаться вдохновенные слова поэтов и писателей, служащие отголоском в сердцах их Божественной истины, не прекращается в Церкви проповедь Евангелия, слышится постоянно в душе каждого тайный, производящий беспокойство в душе и побуждающий к исканию истины голос совести. «Востани спяй», говорит человеку стоящая у дверей сердца его и толкущая в них Божественная благодать, чрез каждое обстоятельство его жизни, чрез каждое умиленное и сокрушенное движение его души. Доныне «свет Христов во тьме светится, и тьма его не может объять» (Ин. 1, 5).

Но как же отвечают люди за эти призывы благодати? Одни из них под влиянием возбуждающего ее действия чувствуют живую потребность многое в себе оплакать, многое исправить и не обольщаться более суетностями мира, как обольщались прежде, хотя лишь немногие недолго сохраняют память об этом прикосновении благодати к сердцу, большинство же вскоре же забывает спасительное напоминание, снова втягиваясь в обычную суету жизни и даже стараясь отогнать от себя всякие скорбные мысли. Другие люди находятся в еще более печальном положении: сознав потребность изменить свою жизнь так, как внушает тайный голос сердца, они не находят в себе уже веры в его истинность, какую имели прежде. Сомнение, разъедающее всякую живую мысль, отняло у них веру, а воля, не утвердившаяся прочно ни в каком добром желании, лишила возможности снова приобрести ее, даже когда ум найдет путь истины. На них сбываются слова Христовы: «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лк. 18, 8). Все более и более как будто приближается то время, когда человечество воплотит в себе образ той великой блудницы, вином блудодеяния которой упивались все живущие на земле (Откр. 17, 1–2). Как выразителен этот образ! Ибо чем, как не любодеянием, должно назвать то настроение людей, когда они, оставив любовь к Богу, обратили все свое сердце лишь к радостям земным, прилепились всецело к плоти, так что едва начинают отличать ее в себе от бессмертной и богоподобной души? «Времена язычников» , в продолжение которых, по слову Спасителя, должен быть попираем до дня пришествия Его Иерусалим, как будто все более приближаются к своему концу (Лк. 21, 24), но оканчиваются они не благодаря все более и более совершенному усвоению языческими народами христианской истины, а благодаря возвращению их к прежнему состоянию язычества, в котором они не были достойны обетований, данных Израилю.

Правда, люди не перестают говорить о распространении повсюду просвещения, которое будто бы самое лицо земли способно видоизменить по их желанию и, сделав человека полным властелином земли, пресечь источник всех зол и бедствий жизни человеческой; внушив же сознание необходимости и пользы человеколюбия, совершенно изменить людские отношения. Но в чем и где это просвещение, могущее производить столь чудные перемены с жизнью человеческой? Кто из поборников просвещения, забывших свет христианской истины, может не только указать пути, какими бы оно могло видоизменить жизнь людей, но хотя бы сказать, в чем состоит это просвещение и кто из людей согласен понимать его совершенно одинаково с другими? Что, помимо Евангелия, и доныне находящего отклик в сердцах всех людей, хотя бы даже они отвергали его, может объединить людей в их исканиях истины?

Посему тщетны все попытки людей ниспровергнуть тот камень, который Самим Богом положен в основу жизни человечества. Исступленные народы, пытающиеся ниспровергнуть этот тяжелый камень, лишь надорвут свои силы, Церковь же Христова, основанная на этом камне, пребудет во веки веков, защищаемая силою Господа. Посему и мы будем ожидать времен отрады лишь от Господа Иисуса Христа, «Которого небо должно было принять до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века» (Деян. 3, 21). Будем отверзать свой слух к слышанию Его Евангелия, доколе еще есть время, дабы не застало нас неподготовленными то время, когда, по слову тайнозрителя, услышится последний призыв Ангела последовать вечному Евангелию: «Убойтесь Бога и воздайте Ему славу, ибо наступил час суда Его, и поклонитесь Сотворившему небо и землю, и море и источники вод» (Откр. 14, 7). Будем охотнее и чаще отверзать слух свой к слышанию благовествования Христова, пока говорится «ныне» (Евр. 3, 13), дабы при противлении нашем не найдена была на нас «кровь святых и кровь свидетелей Иисусовых» (Откр. 17, 6), как она найдена в таинственном Вавилоне, «великой блуднице, сидящей на водах многих» (Откр. 17, 1), то есть в том духовном средоточии, из которого соблазн беззакония распространится на все народы, племена и языки. Будем чаще теперь обеспокоивать душу свою и потрясать ее в самых основаниях, на которых держится наша греховная жизнь, дабы не постиг и нас суд великой блудницы, «которая растлила всю землю любодейством своим» , «дым мучения» которой будет «восходить во веки веков» (Откр. 19, 2–3). Аминь.

44. Слово в Неделю сыропустную123

«Ныне бо ближайшее нам спасение, нежели егда веровахом... отложим убо дела темная и облечемся во оружие света» (Рим. 13, 11–12).

Эти слова, обращенные святым апостолом Павлом к римским христианам, святая Церковь обращает ныне к нам. Святой апостол хочет сказать, что они римские христиане, еще раньше уверовавшие во Христа, могут теперь совершать свое спасение с большею легкостью и ревностью, нежели в то время, когда они только еще услышали проповедь о Христе. Тогда они только чрез слышание слова благовествования восприняли благие обетования веры Христовой, теперь же опытом жизни познали, какую силу имеет эта вера для умерщвления плотских похотей, для того, чтобы самые тела сделать «жертвою живою, святою, благоугодною Богу для разумного служения Ему» (Рим. 12:1).

Тогда они слышали только обетование о благодати, которая уничтожит царствующую в роде человеческом смерть (Рим. 5, 12–21), введенную чрез грех; теперь же в собственной жизни познали, что они ожили со Христом и духовно царствуют с Ним, ибо «владычественный ум», по слову святителя Василия Великого, воцарили над страстями своими. Тогда они только освободились от ига рабства греховного и, «имея лишь начаток Духа , совокупно со всею тварью воздыхали, ожидая усыновления, искупления тела» (Рим. 8, 23); теперь же, сделавшись сынами и наследниками и восприяв в полноте Духа усыновления, Которым могли вопиять Богу «Авва, Отче!» , они опытно познали «любовь Божию, излившуюся в сердца... Духом Святым» (Рим. 8:15, 5:5). Ибо теперь они могли сказать вместе с апостолом: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? как написано: за Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание. Но все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас» (Рим. 8, 35–37). И история засвидетельствовала, что земля никакого другого города так обильно не обагрялась и не была напояема кровию мучеников Христовых, как земля Рима.

Но если вышеприведенные нами слова апостола имели полное отношение к христианам римским, то имеют ли какое-либо отношение к нам: точно ли и мы, подобно им, ныне ближе ко спасению, чем когда уверовали? Не одинаково ли, напротив, мы равнодушны и беспечны к своему спасению с самого начала, когда мы впервые пришли к сознанию, с дней детства, когда чувства бывают особенно живы, и до сего дня? Такова ли наша вера, как христиан римских, которая, по слову апостола, «возвещалась во всем мире» (Рим. 1, 8)? Не двоится ли она большею частью от сомнений, источником которых служит не столько любовь и искание истины, сколько страсти наши, порожденные «любовью к нынешнему веку» (2Тим. 4, 10)? Обладаем ли мы такою целостною решимостью воли, которая побуждала бы нас претерпеть все «за возлюбившего нас» Господа, и не разделяется ли обыкновенно любовь наша между многоразличными предметами житейских желаний? Однако не напрасно святая Церковь обращает к нам, братие, слова апостола о приблизившемся к нам спасении: она указывает нам ныне средство, которым снова мы можем приблизить к себе спасение это предстоящий нам подвиг поста.

Ибо, внимая словам церковных песнопений, мы заметим, как врачуются болезни нашего непрестанно двоящегося и сомневающегося во всем ума и как мы приобретаем снова «ум Христов» (1Кор. 2, 16) по отнятии от нас страстей, которыми снедается самый корень нашей духовной жизни. Отдаваясь подвигам поста и молитвы, к которым призывает нас Церковь, хотя бы и малым, мы заметим, как укрепляется наша расслабленная воля на делание добра, ибо приобретаем любовь к Богу эту лучшую силу, воодушевляющую на всякую добродетель. И верен Бог, Который никогда не оставит без благодатной помощи никого, искренно обращающегося к Нему. Подлинно, Он Своею любовью предварит его и, изшедши на сретение ему, возьмет на рамо всякое «заблудшее, горохищное овча», чтобы возвратить его в дом Отчий (Лк. 15:5, 20).

Посему, братие, не будем «принимать мрачные лица» и не дадим вселиться унынию в сердца наши при мысли о предстоящем нам подвиге поста (Мф. 6, 16)! Встретим наступающий святой пост так, как бы мы встречали появление света дня по прошествии ночной тьмы! Как добрые воины Христовы, «отложим убо дела темная и облечемся во оружие света. Яко во дни, благообразно да ходим, не козлогласовании и пиянствы, не любодеянии и студодеянии, не рвением и завистию, но облецытеся Господем нашим Иисус Христом, и плоти угодия не творите в похоти» (Рим. 13, 12–14)! Будем помнить, что всякое приобретаемое нами на земле сокровище, не только низменные удовольствия, но даже самые возвышенные земные занятия науками и искусствами, суть сокровище тленное, которое «моль и ржа истребляет, воры подкапывают и крадут» , что одна любовь Божия «николиже отпадает» и есть «сокровище неоскудевающее на небесах» . В ней пусть будет «сокровище наше, в ней и сердце наше» (1Кор. 13, 8; Лк. 12, 33; Мф. 6, 20–21)! Аминь.

45. Слово в Неделю Православия124

«Отселе узрите небо отверсто и Ангелы Божия, восходящия и нисходящия над Сына Человеческаго» (Ин. 1, 51).

То есть отселе вы, сделавшиеся Моими учениками, узрите отверстые двери небесного милосердия, отселе духовный мир будет ближе к вам, и вы, если не всегда телесными очами, то духовными очами веры, будете видеть непрестанное Божественное хранение Сына Человеческого, ибо «ангелам Своим заповедал Бог Отец сохранить Его на всех путях Его, да не преткнется о камень ногою Своею» (Пс. 90, 11–12). Такое обетование дал Господь первым Своим ученикам в награду за веру их. Ибо столь непосредственно чиста была вера их, что не требовала для себя никаких особых удостоверений; но одному Господь сказал: «Иди за Мною» (Мф.9:9), и он немедленно пошел, другому сказал: «Под смоковницею видех тя» (Ин. 1, 48), показав, что от Божественного всеведения Его не сокрыто даже душевное расположение человека, и, удивленный этим проявлением божественности Его, ученик тотчас исповедовал Его Сыном Божиим и Царем Израилевым. Очевидно, движимые верою, они всем существом своим почувствовали, что увидели Того, Кого искали, а потому обыкновенного по видимости учителя исповедовали Христом, Сыном Божиим. И они не обманулись, ибо видели и чувствовали, что в общении с Ним имеют жизнь. Потому впоследствии один из них, когда многие отошли от Христа, говорил Ему: «Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни» (Ин. 6, 68).

Мы, братие, не видели Христа телесными очами, но мы имеем возможность духовно приближаться к Нему чрез веру; и в залог веры нашей Он дал нам вкушать Плоть и Кровь Свою, дабы мы могли теснейшим образом соединяться с Ним. Когда святой апостол Петр говорил Ему: «Ты имеешь глаголы вечной жизни» , Господь давал еще только обетование о вкушении Его Плоти и Крови. Ныне же мы увидели его исполнение. Но испытываем ли мы то блаженство общения со Христом, какое испытали апостолы, увидев в первый раз Господа? Без сомнения, многие из нас хотя в этот момент, когда восприяли Христа чрез причащение Его Тела и Крови, испытывали большее желание быть с Ним, нежели в обыкновенное время. Но, братие, мы и всегда имеем доступ ко Христу чрез веру, ибо Он сказал: «Грядый ко Мне не имать взалкатися, и веруяй в Мя не имать вжаждатися никогдаже» (Ин. 6, 35). И только чрезмерные пристрастия наши к обычным занятиям или к удовлетворению потребностей тела препятствуют нам приходить ко Христу и лишают нашу веру жизненной силы. Но если, уразумев тщету этих пристрастий, мы возжаждем радостного общения со Христом, то ничтожными и малозначительными покажутся нам всякие препятствия. Ибо если «верою Моисей... паче же изволи страдати с людьми Божиими, нежели имети временную греха сладость» (Евр. 11, 24–25), то тем более это можем сделать мы. Ибо он только из дали времен, верою видел Избавителя, мы же видели самое избавление и на собственном опыте познали сладость и блаженство духовной жизни чрез вселение в нас Христа.

Ныне, братие, святая Церковь празднует торжество веры. Пусть будет эта вера для нас состоять не в одних правых мнениях, но да преобразит она самую нашу жизнь, так чтобы существо наше прониклось истиною. Мы имеем «облежащий нас облак свидетелей» силы веры святых, которые «верою победиша царствия, содеяша правду, получиша обетования, заградиша уста львов» (Евр. 11, 33). Верою «течем и мы на предлежащий нам подвиг» борьбы с жизненными искушениями, «взирая на Начальника веры и Совершителя Иисуса» (Евр. 12, 1–2). И если бы захотели мы всегда с верою приходить к Нему во всех обстоятельствах нашей жизни, то увидели бы, что истинная вера никогда не бывает посрамлена. Мы не только веровали бы во Христа, но как бы постоянно видели очами веры Его присутствие близ нас и Ангелов Божиих, служащих нам. Аминь.

46. Слово в Неделю Православия125

«В церквах благословите Бога, Господа от источник Израилевых» (Пс. 67, 27).

В писаниях ветхозаветных пророков и в псалмах мы нередко встречаем торжественно-победное прославление путей Божиих среди Израиля и среди народов всего мира. Так, великий пророк Моисей оставил нам песнь израильтян, которую воспели они по переходе чрез Чермное море, прославляя Бога, даровавшего спасение народу Своему, ведущего Израиля «на гору достояния своего», приведшего в ужас и трепет всех обитателей Ханаана (Исх. 15:1–18). Затем в псалмах Давидовых, где неоднократно встречаем мы изображение величия горы Божией, то есть Сиона, средоточия ветхозаветной Церкви, на которой благоволил обитать Бог во святилище, откуда Он воздает отмщение всем врагам Израиля, являя ничтожество «гор усыренных» , то есть народов языческих, гордящихся своею силою (Пс. 67, 16–17). Пророк Аввакум в величественной картине изображает шествие Бога Израилева, начинающееся от Синая, где был дарован Израилю закон, до явления Христова на земле во плоти для спасения «помазанного Своего», то есть Израиля. А пророк Даниил предызобразил самую славную судьбу Царства Божия на земле среди сменяющихся судеб царств мира под образом великого Камня, оторвавшегося от горы и сокрушившего владычество царств мира.

Во всех этих пророках видим мы непоколебимую уверенность в том, что пути Божии суть «пути вечные» (Авв. 3, 6), несокрушимые никакими усилиями людей. Хотя и «пришли язычники в наследие Божие и осквернили храм святый Его» (Пс. 78, 1), однако сохраняющие веру в обетования, данные Богом, рабы Его не перестают возносить молитву: «Боже, ущедри ны и благослови ны, просвети лице Твое на ны и помилуй ны. Познати на земли путь Твой, во всех языцех спасение Твое» (Пс. 66, 2–3). Хотя и усиливается на земле «насилие и грабительство» (Авв. 1, 3), хотя «медлит исполнение видения», явленного пророку Аввакуму, однако праведный пророк сохраняет веру в то, что оно «непременно сбудется» и что «среди лет» явит Господь «дело Свое» (Авв. 2:3–4, 3:2–3). Хотя «стыдение лица» покрывает пленных жителей Иерусалима, рассеянных во всех странах за отступление от Господа, однако не перестают благочестивые пленники еврейские иметь упование на Бога, что Он «воздвигнет царство вечное» и явится «Святый святых» , предопределенный для спасения Израиля (Дан. 9:7, 24, 2:44).

Теми же чаяниями, какими жили ветхозаветные праведники (Авв. 2, 3–4), исполнены и доныне все верующие сыны Церкви: и доныне они, видя уничиженную судьбу Церкви Христовой на земле, не перестают возносить молитвы, чтобы «еще раз поколебал Господь небо и землю», дабы «пребыла непоколебимою» Церковь и явлена была пред всеми народами «слава Господня» (Агг. 2, 6–7; Евр. 12, 26), дабы приблизилось торжество «Церкви первородных, на небесах написанных» (Евр. 12, 23), но еще не имеющих полного покоя, пока не отмщена будет кровь убиенных за слово Божие и за свидетельство их пред живущими на земле (Откр. 6, 9–10). Только как мало между нынешними людьми тех героев веры, какими были пророки, и как вместе с тем умалилась та сила духа, которую имели мужи древности! Но не оттого ли и слышим мы ныне все чаще и чаще раздающиеся голоса о «вырождении» народов, особенно Западной Европы (Нордау), о том, что отжили свое время все философские учения Запада, что нравственные правила, какими руководствуются народы Европы, суть лишь порождение «древней семитической мечты» (Золя), кошмар, тяготеющий над Европой, от которого и зависит всего более вырождение западноевропейских народов (Ницше). И в замечательном противоречии с этими голосами слышим мы признание того, что рассеянные между всеми народами Европы евреи обладают наибольшей по сравнению с ними живучестью. Не слышится ли в этих голосах признание того, что «спасение от иудеев» (Ин.4:22), как сказал Спаситель в Своей беседе с самарянкой, в обетованиях, данных древнему Израилю, которыми он живет и ныне, хотя до времени и «ослепление от части Израилеви бысть» (Рим. 11, 25), в обетованиях, которые, по устроению Божию, в совершенстве унаследовали ныне мы (Евр. 11, 39–40, 1Пет. 1, 12), верующие сыны Церкви Христовой, и силу которых «напрасно трудились» (Авв. 2, 13) уничтожить народы, враждебные Христу, считающие слова Его пустою и вредною мечтою, препятствующею свободному развитию человечества.

Посему есть ли какое основание для нас преклонять слух свой к речам современных пророков, проповедующих о всемогущей силе так называемого «гуманитарного просвещения»? Требуя от верующих сынов Церкви опытных доказательств жизненного значения их веры и говоря: «Пусть... поспешит и ускорит дело Свое, чтобы мы видели... пусть явит Себя в славе Господь, и мы посмотрим на веселие ваше!» (Ис. 5:19, 66:5), какое они представили опытное доказательство силы своего просвещения, если сами говорят о «вырождении» просвещенных народов Европы? Если же вместо этих пророков, новых и ложных, «рассказывающих мечты своего сердца, а не от уст Господних» (Иер. 23, 16), мы последуем пророкам древним, жившим верою в обетования Божии, то и мы, подобно им, будем постоянно «верою разумевать» (Евр. 11, 3) силу Божию, живущую в сынах Церкви и действующую в судьбах ее, не ту силу «зверя», в «освобождении» которого хотят ныне видеть спасение человечества, а силу «видения Господа, наполнившего всю землю», заставляющую «волка жить вместе с ягненком и барса вместе с козленком» (Ис. 11, 6–9). Тогда и мы получим ту силу духа, которая побуждала пророка Аввакума говорить: «Господь Бог мой сила моя; и учинит нозе мои на совершение, и на высокая возводит мя» (Авв. 3, 19) и которая нас, происходящих «от источник Израилевых» по вере, от полноты сердца побудит всегда «в церквах благословлять Бога Господа».

47. Слово в Неделю Православия, в 1-ю Неделю Великого поста126

Ныне совершает святая Церковь Торжество Православия: она празднует победу над всеми еретическими заблуждениями, с которыми боролась в течение нескольких веков, в противовес каковым создала крепкий оплот истины своей на семи Вселенских Соборах, как бы на семи крепких столпах утвержденный дом, по слову Писания: «Премудрость созда себе дом и утверди столпов седмь» (Притч. 9, 1). Восставшие на хранимую в Церкви истину Христову стремились то разрушить самое существо ее, догматы, как главные, основные истины веры Христовой, предначертанные в Евангелии, то лишить ее благоукрашения внешнего, особенно святых икон. И вот, когда святая Церковь в 842 году, в царствование Императора Михаила и Феодоры, восстановила не только веру во все догматы Церкви, но и почитание святых икон, начала она совершать Торжество Православия.

Многие люди совсем этого торжества святой Церкви не понимают, даже смущаются при виде его, думая, что оно дышит непримиримою ненавистью к врагам, которых Христос заповедовал любить, так они судят о защите святой Церковью своих догматов и особенно об отлучении, анафематствовании отвергающих их. Другие говорят, что не допускать почитания икон значит только восстановлять первоначальную будто бы чистоту и духовность христианского Богопочитания. Но как глубоко и пагубно заблуждаются те и другие! Ведь первые хотят, чтобы у дерева были отсечены корни его: они требуют, чтобы Христова истина приносила миру бесчисленные плоды любви и духовных сладостных утешений, но питающие любовь корни хотят отсечь. Эти корни Христовой истины, плодоносящей миру, и есть вера с ее догматами; догматы святой Церкви суть не что иное, как лишь тончайшие разветвления корней веры; не что иное представляет собой самое тонкое богословствование святых отцов семи Вселенских Соборов.

Посмотрите, как глубоко утверждены эти корни! Они, эти корни, уходят в самую отдаленную глубину жизни веков. Ибо ведь верою, как говорит святой апостол Павел, жили и были «свидетельствованы» древние. Верою мы уразумеваем, что вся тварь «веки устроена словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое». Верою принес Авель жертву лучшую, чем Каин. Верою Енох ходил перед Богом и переселен так, что не видел смерти. Верою Ной строил ковчег и спас мир от погибели в водах всемирного потопа.

Верою Авраам оставил отечество и странствовал в ожидании получить землю обетования; верою он имел от бесплодной и престарелой Сарры сына обетования Исаака; верою принес и в жертву сына возлюбленного, единородного, уповая, что Бог силен и из мертвых воскресить. Верою возрастал Моисей, затем водил народ Израильский. И недостанет времени по порядку исчислять все эти примеры людей, «верою победивших царствия, содеявших правду, получивших обетования» (Евр. 11, 33). Все эти люди ведь веровали, что есть Бог, в Которого и мы ныне веруем, что явится Христос, Которого праотцы не видели еще, а увидели последующие, по следам веры коих идем и мы. Как в корне, скрытом в недрах земли, заключены уже зачатки, зародыши будущего растения, так точно из веры праотцев выросла наша вера, имеющая тот же корень, лишь более прежнего разветвившийся в тончайших истинах.

Вера с ее догматами пускает корни свои не только в глубину веков, но и в глубочайшие недра сердца человеческого. В вере человека скрытый корень, последнее основание его действий, чувств, помышлений. Ведь и к человеку мы относимся так или иначе, смотря по тому, как о нем думаем, и если теряем уверенность в нем, то невольно изменяем и свои отношения к нему. Не так ли и в отношении к Богу? Разве можно сравнить, например, дела, мысли истинного христианина с делами и помышлениями еврея, магометанина, язычника? Да и если взять более тонкие разветвления различных христианских исповеданий, разве не заметим коренной разницы между последователями их в жизни? Эта разница не всегда ясно бросается в глаза, но лишь потому, что у многих людей собственная вера их еще не очень глубоко пустила корни в жизнь сердца. Но посмотрите хотя бы на то, какая разница между воюющими ныне разноверными державами. Разве не обнаружила нынешняя война, как наше христолюбивое воинство ближе к истине евангельской, как оно обнаруживает постоянно подвиги точь-в-точь такой любви, даже к врагам, какая предначертана в Христовом Евангелии? А зверства наших врагов, попрание ими всех человеческих чувств, требований совести, законов Божеских и человеческих, разве не свидетельствует все это с полной ясностью об отступлении врагов наших от истины Христовой, о том, что они живут ложной верой, что они восприняли печать «зверя», антихриста, на «чело» своих звериных помышлений и «руку десную» своих зверских деяний (Откр. 13, 16)? Как сама жизнь народов засвидетельствовала пред нашими очами всю истину православия, ложность инославия с его еретическими заблуждениями, то более упорными, то дающими возможность податься назад и снова приблизиться к православию, искать единения с Церковью православною!

Но если так пагубно отвергать догматы православия, то не безвредно, очень гибельно отвергать и внешнее благолепное украшение православной истины святые иконы, священнодействия святой Церкви, все, в чем вера сердца, чтущего Бога, проявляется вовне. Ведь мы не можем жить полной жизнью в доме совершенно пустом, в котором одни голые стены, нет никаких вещей, обстановки, украшений, в котором негде стать, не на что сесть, не на что посмотреть, отдохнуть душой, полюбоваться. Только люди, богатые духом, как, например, Христовы подвижники, удаляющиеся иногда в пещеры и подземелья для жительства, могли жить в такой обстановке, другие же истомились бы от тоски, замерли бы душою от подобной пустоты. Так и потребности души, живущей в Боге, очень разнообразны, потому и для нее нужно иметь «прекрасную утварь», благолепное украшение святых икон, священнодействий церковных. Душа не может жить полной жизнью, если взорам ее и в доме Божием предоставляется одна пустота, не на чем остановиться, подумать, утешиться, усладиться. Потому отвергающие святые иконы и всю благолепную внешность православия очень жестоко поступают по отношению к душе: они не чистоту первоначального будто богопочитания восстанавливают, а опустошают жизнь души, лишают ее возможности правильно жить и развиваться.

Вот почему святая Церковь так крепко держится своих догматов веры и святых икон, а отвергающих все это отлучает, подвергает анафеме. Не дух жестокого гнева и мщения дышит в этих деяниях святой Церкви, а растворенная любовью жалость врача, который режет пораженную смертоносною язвою часть тела, чтобы она не заразила всего тела. Неужели человеколюбие требует сохранить эту часть во что бы то ни стало? Не лечит ли ее врач до тех лишь пор, пока имеет надежду возвратить ей здоровье? Так и святая Церковь только тогда отлучает еретиков от своей среды, когда все способы их духовного врачевания применены, надежды оживить отмершие части нет и вред от них для прочих частей тела Церкви усиливается до больших размеров. Если же бы заметила святая Церковь малейшую возможность возвратить утраченный член телу, она это не замедлила бы сделать. Вслушаемся в эти трогательные моления святой Церкви об обращении заблуждающихся, какими пронизан весь чин анафематствования, и мы заметим, что святая Церковь дышит лишь любовью Небесного Врача Христа, все делающего для спасения Своего Тела Церкви (Еф. 5, 23), для спасения этого Тела заповедавшего отлучать, как язычника и мытаря, того, кто после долгих увещаний и Церковь преслушает (Мф. 18, 17).

А потому будем тщательно, как самое дорогое сокровище, хранить в недрах любящего сердца все истины, переданные святой Церковью, великие и малые! Будем возрастать под сенью святой Церкви, как под кровом родного дома, утратить который так тяжело! Будем всею душою стараться сжиться с духом и строем, господствующими в жизни святой Церкви, вдыхать непрестанно дух ее истины, питать душу ее священною благолепною обстановкой. Будем преданность святой Церкви поддерживать всегдашним от полноты сердца благодарением Господа за то, что родились и живем под сенью Церкви, повторяя слова: «Видехом свет истинный, прияхом Духа небеснаго, обретохом веру истинную, нераздельней Троице покланяемся, Та бо нас спасла есть»!127

48. Слово пред причащением Святых Таин128

«Трепещу, приемля огнь, да не опалюся, яко воск и яко трава. Оле страшнаго таинства! Оле благоутробия Божия! Како Божественнаго Тела и Крове брение причащаюся, и нетленен сотворяюся?» (Канон ко Святому Причащению, песнь 8).

Поистине со страхом и трепетом должны мы ныне, братие, приступить к великому таинству Тела и Крови Христовых, Которые суть «огнь, недостойныя попаляяй». Ибо если во дни первого Его пришествия на землю, когда Он явился в уничижении, не могли стерпеть лица Его даже гордые своею праведностью учители народа иудейского, фарисеи, и, будучи совестию обличаемы, удалялись (Ин. 8, 9), то не подлинно ли убоятся и «восплачут все племена земные» во дни второго славного Его пришествия (Мф. 24, 30; Лк. 21, 26), ища «скрыться в пещерах и ущельях гор» и говоря горам: «Падите на нас» и холмам: «Покройте нас» (Откр. 6, 15–16; Лк. 23, 30).

Какой воистину достойный сокрушения сосуд представляем мы из себя, братие!

Ныне хотим мы восприять Христа, Царя Славы, в храмины душ наших. Но какой малый угол в своем сердце оставляли мы и в сии дни для ожидаемого пришествия Спасителя нашего Бога! Ибо проявили ли мы ревность к очищению душ наших, чтобы уготовать себя к достойному сретению Его? Даже не такую ревность, а просто приобрели ли пламенное желание войти в общение с Ним; у всех ли были хотя бы искренние воздыхания о недостойном приятии Его? Увы!.. Кроме подобной немощности, заслонены еще двери сердца у многих из нас неверием, неверием в то, что может быть изменен тот греховный и суетный порядок жизни, которую вели мы, что не мечтательны обетования о благодати, которая может изменить души наши и возвести нас до той степени совершенства, на которую взошли святые, уверовавшие в Христа. Были еще и в дни апостолов подобные люди, говорившие: «Где обетование пришествия Его? Ибо с тех пор, как стали умирать отцы, от начала творения, все остается так же» . И им отвечал святой апостол Петр: «Думающие так не знают, что вначале словом Божиим небеса и земля составлены из воды и водою: потому тогдашний мир погиб, быв потоплен водою» (2Пет. 3, 4–6). Мы же не изменение только этого видимого неба наблюдали, но и явление нового духовноблагодатного неба, на котором, подобно звездам, сияют святые: пророки, апостолы, преподобные, мученики Христовы. Как же можем мы сказать, что от начала творения все остается так же? Если бы оставалось все так же, то откуда в мире эта новая духовная жизнь со времени пришествия Христова, до которого мир языческий утопал в похотях, в себялюбии, роскоши и прочих страстях? Поистине исполняется и доселе слово Господа, сказанное Им чрез древнего пророка: «Еще раз поколеблю... небо и землю» (Агг. 2, 6–7; Евр. 12, 26). Ибо разве и доселе не потрясаются иногда души тяжких грешников в самых основаниях, чтобы обратиться к Богу?

Да потрясется же ныне и небо нашей души, чтобы произошли в ней благие изменения теперь, пока стоит нынешний век, пока не «сокрылось небо, свившись, как свиток, и всякая гора и остров не двинулись с мест своих» , чтобы сокрыться от гнева Агнца, когда приидет «великий день гнева Его» (Откр. 6, 14–17)! Однако, зная многовековой опыт жизни Церкви Христовой, в которой благодать Божия явила столько святых, приступим ныне к Господу, испытывая не страх «огня палящего», а надеясь на Его милосердие и веруя в то, что Он, помиловавший столь многих грешников, не сокрушит и бренного сосуда нашей души, как бы ни был он уничиженным. Да будет нынешнее общение с Ним для нас торжеством веры и нынешнее восприятие Тела и Крови Его восприятием не огня попаляющего самый состав наш, а огня, очищающего лишь скверны души нашей, началом и семенем новой, нетленной духовной жизни, чуждой нечистоты и прежних страстей!

Аминь.

49. Слово в Неделю 2-ю Великого поста129

«Подобает нам лишше внимати слышанным, да не когда отпадем» (Евр. 2, 1).

Поистине особенно внимательными должно было быть евреям, которым «вверена быша... словеса Божия» (Рим. 3, 2). Израиль избранный народ Божий, братья апостола по плоти, за которых апостол хотел бы быть отлученным от Христа, лишь бы они получили спасение (Рим. 9, 3–4), и к ним-то теперь, написав много посланий к Церквам, образовавшимся из язычников, святой апостол обращает свое слово. Им многократно и многообразно возвещалось слово Божие чрез пророков, а в последние дни они увидели своими очами Самого Сына Божия, Ипостасное Слово и Премудрость (Евр. 1, 1–2). Они видели, что дело Христово не погибло после того, как они повесили на древе Начальника жизни, Которого вменили с беззаконными, напротив, «во всю землю изыде вещание апостолов и в концы вселенной глаголы их» (Рим. 10, 18). Они знали из писаний, что Христос Иисус есть Бог, Которым в начале основаны были небеса и Который «носит всяческая глаголом силы Своея» , Бог вечный и неизменный, «лета Которого не оскудеют» и престол Его Божественного Царствия пребудет во веки (Евр. 1:3, 12), что если и «умален Он малым чим от Ангел» , сделавшись «причастным плоти и крови» , то потому, что надлежало «приводящего многих сынов в славу, вождя спасения их совершить чрез страдания» (Евр. 2:7, 10, 14), чтобы сделаться Ему истинным «Первосвященником вовек, по чину Мелхиседекову» (Евр. 6, 20). Они, когда впервые уверовали, выдержали великий подвиг страданий, служа примером подражания для других. Им давно, судя по времени, надлежало быть учителями других, но вот их снова нужно учить началам слова Божия, питать молоком, а не твердою пищею (Евр. 5, 12), некоторые из них близки к тому, чтобы отпасть от веры во Христа, которую восприяли чрез слышание апостольского слова.

Как многое из этих слов апостола, сказанных евреям, имеет отношение и к нам, братие, находящимся в этом духовном училище! Ибо, происходя от духовного корня и из рода священнического по плоти, не представляем ли мы как бы Израиля по отношению к прочим людям, призванным в Церковь Христову? Не нам ли по преимуществу вверены словеса Божии, чтобы тщательно изучать их и чрез разумение «слова Божия живого и действенного, ...судящего помышления и намерения сердечные» (Евр. 4, 12) быть способными противостоять лжеучениям мира, чуждым Христу. И, однако, как часто совершается среди нас отпадение от Христа! Как часто на тех, которые здесь в годы юношества, будучи побуждаемы самою природою, показывают пример ревностного и одушевленного осуществления своих возвышенных мыслей, вскоре затем начинают исполняться слова Господа, сказанные о худых пастырях чрез пророка Иезекииля: «Вы слабых не укрепляли, больной овцы не врачевали, пораненной не перевязывали, угнанной не возвращали, потерянной не искали.., пасли... самих себя, а овец Моих не пасли!» (Иез. 34:4, 8).

А та широкая волна стремящихся отсюда в высшие светские учебные заведения как часто свидетельствует она об отпадении от воспринятого прежде завещания веры Христовой, хотя и прикрывается обыкновенно влечением и любовью к светской науке!

Ибо многие из наших светских высших учебных заведений не называются ли христианскими лишь по преданию, а не потому, что в действительности таковы. Если в них одинаковое почтение воздается великому светильнику Церкви Русской отцу Иоанну Кронштадтскому и хулителю Церкви, отлученному от общения с нею, Л. Толстому, как учителю истины, даже большее последнему (ср. одновременное избрание того и другого в почетные члены Юрьевского Университета); если во многих из них открыто проповедуется, что не Слово Божие, живое и разумное, то есть Христос, содержит в деснице Своей законы бытия, но что мир есть машина, сама собою каким-то образом пришедшая в движение, и что человек есть лишь звено в этой машине, что не благодатью Божией питается и поддерживается жизнь человеческая, а тленная пища и питие суть главное средство и источник для поддержания жизни, и что борьба из-за нее людей, не отличающаяся по существу от борьбы в мире животных, совершенствует ум людей, исправляет волю и преобразует общественную жизнь, то о чем, как не об отпадении от веры во Христа, утрате живого общения с Ним свидетельствует пламенное стремление в эти высшие светские заведения столь многих из духовных юношей, ищущих блестящей светской науки и презирающих духовную, как бы совершенно противоречащую наблюдаемой действительности.

Невольно печаль об этих отпадающих от Христа побуждает воскликнуть вместе с пророком: «Жаждущие! идите все к водам; даже и вы, у которых нет серебра, идите, покупайте и ешьте; идите, покупайте без серебра и без платы вино и молоко. Для чего вам отвешивать серебро за то, что не хлеб, и трудовое свое за то, что не насыщает? Послушайте Меня внимательно и вкушайте благо» (Ис. 55, 1–2). Утолили ли они свою жажду и мучения души своей, презрев Христа и Его Церковь? О, нет! не утолили, а усилили. Много скорбей причиняло подобное отпадение от веры тем, которые в нынешние времена призваны быть руководителями юношества, начиная с самого Царя, неоднократно высказывавшего скорбь об утрате христианской веры среди дорогого и любезного для его сердца юношества (ср. манифест от 26 февраля 1903 г.). Поистине, в настоящие времена должно быть исповедником тому, кто признан охранять веру во Христа в утратившем ее обществе. И это, к стыду нашему, пред нашими западными братьями и лжебратьями, ради которых юноши университетов основывают общества распространения веры Христовой среди поколебавшегося в ней общества.

Некоторые, смущаясь столь широким отпадением от Христа многих, в недоумении спрашивают, подобно пророку: «Что, яко путь нечестивых спеется?» (Иер. 12, 1). Но мы знаем, что и должна быть до конца времен Церковь Христова в уничижении на земле, ибо все последователи Христовы должны нести Крест Его, и что только в конце времен, когда Сын Человеческий явится во славе Своей, когда солнце, мнимо единственный источник земной жизни, померкнет, луна не даст света своего, звезды спадут с неба, вопреки уверенности нынешних людей в вечном существовании мира, тогда только Крест Христов явится, как знамение на небе в обличение иудеев (Мф. 24, 29–30; ср. свт. Иоанна Златоустого толкование), и восплачутся все племена земные. Мы знаем, что до конца времен не потеряет значения вопрос: «Господи, кто верова слуху нашему, и мышца Господня кому открыся?» (Ис. 53, 1), то есть кто уверует в могущественную силу благодати, действующую в Церкви, гонимой от мира? Но знаем мы и то, что некогда «Верный и Истинный, Который праведно судит и воинствует» , Величественный и выступающий в полноте силы Своей, хотя и в одежде, обагренной кровью, имя Которому «Слово Божие» , явится Победителем всех врагов Церкви (Откр. 19, 11–13, Ис. 63, 1–3).

Зная все это, братие, из Божественного Откровения, должны мы, по слову апостола, быть особенно внимательными, чтобы не отпасть. Если бы внимательнее присмотрелся каждый, отпадший от веры во Христа, к тому, как совершалось в душе его отпадение, то заметил бы, что совесть многократно укоряла его в отступлении от истины Христовой.

Потщимся же внимать себе особенно в годы юности, когда душа еще почти одинаково легко может склониться ко злу и к добру, чтобы не ожесточалось, особенно в эти годы, сердце наше, слыша глаголющего в нем Духа Святого, и не сделались мы виновными в непокорности (Евр. 3:7–8, 18)!

Бог же да сохранит нас от сего отпадения, являя нам знамения благодати и чудес, доныне совершающихся в Церкви Христовой, в которых мы продолжаем и ныне слышать голос «Глаголющего с небес» (Евр. 12, 25)!

50. Слово в Неделю 2-ю Великого поста130

Человеку так свойственно начать какое-либо дело, труд, подвиг с воодушевлением, усердием, но потом ослабеть, забыть, бросить начатое. Так бывает постоянно и с подвигом поста. Человек на краткое время умилится, осудит свои прежние дела, вступит на путь жизни, указываемый совестью, Евангелием Христовым; он становится внимательнее к каждому предостережению совести и сравнительно легко на первых порах отбрасывает от себя прежние соблазны. Однако это бывает обыкновенно так недолго. Сначала ослабевает прежняя внимательность, и человек уже не слышит многих внушений совести, затем, когда ослабевает внимание, теряется постепенно и запас духовной силы, который человек накопил чрез духовное упражнение в подвиге поста, человек весь расслабевает духовно и уже не в силах подняться и идти по начатому им пути.

Зная это, святая Церковь как бы нарочито после первой седмицы Великого поста, когда она вводила чад своих в особенно усиленный подвиг поста, напоминает сегодня о том, как легко может ослабеть внимание, а затем и вся душа подвергнуться расслаблению, она напоминает словами нынешнего апостольского чтения: «Мы должны быть особенно внимательны к слышанному, чтобы не отпасть» (Евр. 2, 1), а в евангельском чтении, вспоминая о расслабленном, святая Церковь предостерегает от духовного расслабления. Она вспоминает о христианах из евреев, которые уже выдержали великий подвиг страданий за Христа и, однако, перестали быть внимательными к слову проповеди, расслабели от временных искушений, и указывает на пример расслабленного, чем оканчивается подобная невнимательность, начавшееся расслабление: полным духовным расслаблением, при котором человек не в силах даже подняться и одно движение доброе совершить, даже в вере ослабевает настолько, что разве ходатайство более крепких верою, святых (как расслабленный исцелен по вере принесших его), возвращает его на путь спасения. Даже когда Христос придет, не в силах человек духовно подняться и устремиться на сретение Его, войти в отверстые двери небесного чертога Его.

Но ведь Христос теперь не близ нас видимо, как был около расслабленного, Он снова придет на землю только в кончине века, и сретят Его лишь бдительные люди, подобно мудрым девам, сберегшим елей в сосудах для светильников своих. Теперь же Христос на небе, и как трудно взойти на небо человеку, живущему на земле, а расслабленному и вообще возможно ли? Ведь отечество наше на небесах, и восход туда труднее, чем если бы начал человек восходить по лестнице, простирающейся до самого неба, труднее во столько раз, во сколько труд с самопонуждением к хождению в добре гораздо значительнее, чем труд восхождения на обычную гору. Возможно ли живущему на земле взойти на небо? Не пустая ли это мечта, над которой так посмеиваются люди мира сего и мудрецы века сего?

Действительно, восхождение на небо могло бы казаться странной, неосуществимой мечтой, если бы туда уже предтечею не взошел Христос и не открыл путь всем святым Своим. Когда еще ветхозаветный псалмопевец восклицал: «Небеса поведают славу Божию, творение же руку Его возвещает твердь... Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» , то о видимых ли небесах только он говорил, о солнце ли только видимом, которое утром исходит, «как жених от чертога своего» (Пс. 18, 2, 5–6), не говорил ли псалмопевец еще более об иных небесах о святых апостолах, которые распространяли благовестие о Христе до концов земли, как лучи Солнца правды, донесшие свет Его до пределов вселенной? Не они ли сделались первыми звездами на новом небе духовном? И не о них ли открыто тайнозрителю Иоанну, который видел знамение «жену, облеченную в солнце» (Откр. 12:1), то есть Церковь Христову, облекшуюся во Христа со дней крещения чад ее, и на главе жены венец из двенадцати звезд, то есть двенадцати апостолов Христовых. И если потому же видению дракон-дьявол увлек с неба третью часть звезд, то есть множество отпадших ангелов, то не засияло ли вместо них множество новых звезд на духовном небе, святых Божиих, которыми Искупитель Христос восполнил лики отпадших ангелов? Итак, небо не пусто: оно уже населено множеством духов праведных, откуда они столь часто являются и живущим на земле. Если так, то духовное восхождение возможно.

Если оно кажется нам невозможным, то потому, что мы непрестанно обременяем себя тяжестью страстей житейских, которые самое сердце, источник жизни нашей, приковывают к земле и восхождение на небо делают невозможным. Разве мысль и обычного человека не способна облетать небеса? Ведь если бы все мысли наши летели постоянно к небесам, если бы сердце самое неслось туда на крыльях пламенной любви к «желаемому» Христу, Которого человек с жаждой любви «вперсил», подобно священномученику Игнатию, то что могло бы помешать восхождению человека «на гору Господню», на самые небеса? Как бы ни высоко было небо, как бы ни высока была гора Господня и путь духовного на нее восхождения, человек может совершить это восхождение, лишь бы сбрасывал с себя, особенно с самого сердца своего, бремя и тяжелые оковы греховных страстей и привычек. Тем более легко востекают на небо святые, которые так заботились облегчать душу свою от тяжести страстей житейских постом и молитвой. Не в Ветхом ли еще Завете Енох, постившийся от всякого зла и ходивший только пред Богом, живым с телом взят на небо? Не так же ли и Моисей, очистившись сорокадневным постом, взошел на гору Господню телом, а духом в самые небеса и «узрел Сущего», «тину бо оттряс очесе умнаго»?131 Не так ли великий Илия сделался «небошественником», очистившись, подобно Моисею, сорокадневным постом, и святая Церковь восклицает о нем: «Сего убо, душе моя, восход помышляй»?132 Так восходили на небо святые. А мы, едва восшедши на первую ступень в Великий пост, уже перестали следить внимательно, куда ведет нас дальнейший путь Господень; едва только вспоминали (в каноне прп. Андрея Критского) такое множество святых Ветхого и Нового Завета, прошедших путь сей, чтобы укрепить себя, и снова падаем на одр духовной болезни и расслабления; едва только со скорбию, казалось бы, восклицали, каждый о себе: «Ныне тяжким бременем обложен есмь»133, и уже снова с усердием начали изо дня в день, из часа в час умножать это бремя, с которым не только на небо не подняться, но ни одним членом души свободно нельзя двинуть, чтобы сделать что-либо угодное Господу.

Что может душе воспрепятствовать возлетать туда? Тело? Но пусть оно лежит в могиле до скончания века разве дух будет прикован к праху, скрытому в недрах земли, если, еще живя на земле, человек не был привязан ни к чему земному? Для духа, который накопил в себе такое множество святых мыслей, чувств и желаний, разве может быть препятствием тяжесть тела, подобно тому, как для огромного воздушного шара, наполненного легкими газами, нетрудно поднять к небесам, кроме себя самого, и большую тяжесть. Мало того, если сердце возлюбило Господа любовью всецелою, крепкою, как смерть, то оно уже возлетело ко Господу уже при земной жизни человека открывается в самом сердце его небо и рай, человек уже, живя на земле, переселяется на небо, в рай, и не замечает ничего земного, проходит мимо, не связывается ничем, как и человек, охваченный блаженством земной любви, ничего прочего не замечает ни лишений, ни страданий.

Как же нужно нам возноситься чаще на небо хотя мыслями, хотя пламенными желаниями сердца, томлением его по небу, откуда человек ниспал, плачем по потерянному раю! Одна святая мысль ведет за собою другую, и накопляется множество их, и душа, ими наполненная, легко, неудержимо будет стремиться на небесную высоту. Трудно взойти на гору, уходящую в небеса, но шаг за шагом, постепенно и незаметно, можно взойти без особого труда, тем более, что идущим к Себе Господь подает непрестанную помощь и усладу сердца, показуя им, что «око не виде ло, и ухо не слыша ло.., что уготова л Бог любящим Его» (1Кор. 2, 9).

Но пора окончить беседу нынешнюю и все вообще беседы, так как нынешняя литургия, здесь мною отслуженная, уже последняя. Недолго мне судил Бог здесь пробыть, и немного успел я помогать вашему восхождению «на гору Господню» духовного Христова совершенства, сам, быть может, иногда претыкаясь; то там, то здесь пришлось за это время видеть разве только еще начальные отпрыски и побеги духовной жизни, за которыми, быть может, я не умел, как должно, наблюдать и хранить их. Но все же в нынешний час не могу не возблагодарить Господа за виденные мною шаги духовного вашего восхождения, побеги духовной жизни. Не могу не вспомнить с отрадою виденное по временам воодушевление в молитве, терпение, с каким люди большие и малые стояли многие часы богослужения. Вспоминаю с отрадой усердие, с каким назидались многие словом Божиим, также плач о грехах, замечавшийся во время какого-либо слова. Вспоминаю и о начавшемся, все более возраставшем добром общении со здешней паствой, которое так смягчало мои труды и печали духовного сеяния. Если же, как раб ленивый, не сделал я всего того, что Господь определил мне здесь сделать, то прошу прощения, а недостатки прошу восполнить молитвою. Господь же силен укрепить стопы ваши для дальнейшего духовного восхождения, дать возрасти духовным побегам, начавшим подниматься в душах здешних людей. Да исполнится на них моление святой Церкви, которое часто возносится устами архиерея: «Призри с небесе, Боже, и виждь, и посети виноград сей, и утверди и, его же насади десница Твоя». Да исполняются на вас слова, сказанные об Израиле, Осии пророка, о котором я часто воспоминал здесь: «Уврачую отпадение их, возлюблю их по благоволению... Я буду росою для Израиля; он расцветет, как лилия, и пустит корни свои, как Ливан. «Что мне еще за дело до идолов?» – скажет Ефрем. Я услышу его и призрю на него; Я буду как зеленеющий кипарис; от Меня будут тебе плоды. Кто мудр, чтобы разуметь это? Кто разумен, чтобы познать это?» (Ос. 14, 5–7, 9–10).

51. Слово в Неделю Крестопоклонную134

«Не ктому пламенное оружие хранит врат Едемских, на тыя бо найде преславный соуз древо Крестное» (Кондак праздника).

Приведенные слова церковной песни возводят нашу мысль к тому времени, когда преслушание Адама, разорвав союз его с Богом, лишило его Едема, то есть полноты блаженства, для которого он был создан. Это время так далеко от нас, и состояние души Адама, его мысли, чувства и действия, описываемые в Библии, нам кажутся столь младенческими и наивными, что многие не хотят видеть ничего истинного в библейском повествовании и сравнивают его с легендами, которые не могут выдержать ни малейшего прикосновения трезвой, научной мысли.

Однако если бы мы, достигшие мнимых высот современной науки и совершенного будто бы разумения жизни, присмотрелись внимательнее к тому, что постоянно происходит в наших душах, то увидели бы, что сами не перестаем повторять то же, чему начало положил Адам, что и мы повинны в постоянном противлении воле Божией, о котором не перестает возвещать нам совесть. И разница наша с Адамом, разница, должны мы признать, печальная, лишь та, что Адам, впав в преслушание, сохранил почти непоколебленным самое основание жизни, простую и живую веру в Бога, из нас же многие почти утратили ее, направив все мысли и желания сердца к удовольствиям земного, временного бытия. Вера наша как бы постепенно разлагалась и истлевала под действием этих желаний, противных воле Божией; воля настолько ослабела вследствие постоянного исполнения нами собственных желаний, что вера в возможность исполнять на земле волю Божию стала казаться мечтою, не осуществимою в действительности.

И вот для уврачевания нашей болезни вместо райского древа жизни воздвигнуто было на Голгофе древо Крестное. Когда мы не могли быть привлечены к Богу движимые любовью к Нему, многопопечительная благость Божия избрала, как средство для нашего уврачевания, болезни и скорби. Какое, казалось бы, странное средство врачевания: к болезни прилагать болезнь! Не должны ли возбуждать скорби и лишения благ земных лишь уныние и ропот на ниспосылающую их Десницу, вместо того чтобы обратить взоры к Богу у человека маловерного и почти утратившего силу воли? Но если бы мы внимательнее присмотрелись к свойству ниспосылаемых нам от Бога скорбей, то заметили бы, как, движимая любовью, всесильная рука Небесного Врача долготерпеливо и премудро наставляет нас. Если бы это не было так, то не раскаивались бы мы впоследствии в обольщении разными страстями, которые вначале казались нам столь возвышенными и необходимыми естественными желаниями, не раскаивались бы, например, в том, что самолюбивыми вспышками гнева расстроили отношения свои к любимым нами или уважаемым людям, не раскаивались бы во вредных последствиях невоздержания, блудодеяния, сребролюбия и т. д.

Посему если теперешние болезни нашей души могут быть исцелены лишь посредством болезненного ограничения наших желаний, то с любовью предадим себя под водительство вразумляющей нас всеблагой Десницы Премудрого Врача Бога. Возлюбим поношения и укоризны, которыми ограничивается неумеренное возбуждение нашего самолюбия; вместо постоянного исполнения своей воли изберем послушание воле Божией без лукавых умствований, без самообмана и старательного изыскивания поводов к тому, чтобы как-либо уклониться от послушания. Тогда только воссоздастся в сердце нашем та вера, которая сообщала полноту жизни Адаму в раю, которую и сами мы имели некогда, во дни детства; тогда мы будем в состоянии понимать блаженство Едема, в который введен был Адам, испытываемое нами столь редко во время молитвенного общения с Богом. Тогда отпрыск добродетели в нашей душе, сначала казавшийся уничиженным в глазах наших, при терпении нашем в шествии среди терний пути крестного процветет и принесет плод, получив силу жизни от древа Крестного, которого сила неистощима, чрез которое «видеша вси концы земли спасение Бога нашего» (Пс. 97, 3; Ис. 52, 10). Аминь.

52. Слово в Неделю Крестопоклонную135

«Днесь пророческое исполнися слово: се бо поклоняемся на место, идеже стоясте нозе Твои, Господи; и древа спасения вкусивше, греховных страстей свободу улучихом» (Cамогласен на утрене 3-й Недели Великого поста).

Дабы наше поклонение Кресту было достойным Пострадавшего на нем Господа, этой церковной песнью напоминается нам, между прочим, что ныне мы видим исполнение того, чего древний Израиль видел лишь образы. Древний Израиль во время странствования по пустыне неоднократно видел спасительные образы Креста, чрез которые поддерживались в нем духовные силы для дальнейшего странствования. Так, когда однажды он возроптал на недостаток воды в пустыне, Бог повелел вложить древо в воды Мерры, и горькие воды сделались приятными. В другой раз, когда Израиля побеждали враги, Моисей молитвенно воздел руки и, из самого себя устрояя образ Креста, давал чрез этот образ Израилю побеждать Амалика. Еще, когда однажды народ малодушествовал, говоря Моисею: «Зачем вы вывели нас из Египта, в эту пустыню, в которой нет ни хлеба, ни воды?» Бог за неверие Израиля послал на него ядовитых змей; когда же Израиль обратился к Богу, Он повелел Моисею вознести змия в пустыне во образ Христа, имевшего быть некогда распятым на древе Крестном; и взиравшие с верой исцелялись.

Будем, братие, внимательны к сим образам, дабы не случилось с нами то же, что случилось с Израилем древним. Это странствование Израиля по пустыне, во время которого он испытывал немало скорбей, служит образом нашего последования Христу. Ибо и тогда Христос путеводил Израиля, так как в столпе облачном и огненном шествовал Ангел Иеговы, Божественный Посланник, то есть Христос, имевший впоследствии явиться на землю. Мы не видим пред собой столпа облачного или огненного, в котором Ангел Господень видимо являл бы Свое присутствие, но и ныне для верующих во Христа Он является постоянным невидимым Путеводителем и Наставником. Ибо для духовного взора веры на жизненном пути, как бы он ни был труден, нет ничего случайного, но во всем видна путеводящая и воспитывающая Рука Промысла Божия тот крест, который мы должны взять, чтобы следовать за Христом. Как Бог испытывал Израиля в пустыне, так должны быть испытываемы и мы. Ибо как могли бы мы следовать за Христом, не взяв Креста Его? Если бы не было в жизни нашей ничего скорбного, если бы все желания наши исполнялись, то могли ли бы мы освободиться от страстей, лишающих нас духовной свободы и отдающих в плен духовным врагам? Только когда у нас отнимаются предметы пристрастий и таким образом устрояется крест жизни, мы можем достигнуть духовной свободы. И как только молитвенно распростертые во образ Креста руки Моисея помогли Израилю победить Амалика, так и нас только подвиг внутреннего самораспятия, соединенный с усиленной молитвой, очищает от греховных страстей.

Впрочем, не эту лишь скорбную сторону имеет в себе несение Креста Христова, но и радостную. Ибо если древо, служившее образом Креста, усладило некогда воды Мерры, то тем более горечь страстей чрез Крест Христов может претвориться в радость чистой духовной жизни. И если взирающие с верою на повешенного змея получали исцеление, не тем ли более исцелятся болезни нашего сердца, когда с верой и любовью взираем на Распятого на Кресте, претерпевшего ради нас болезни смертные и вместившего в душе Своей все наши скорби?

Но, обращая внимание на эту радостную сторону в несении креста, не забудем, братие, и того предостережения, которое было направлено к древнему Израилю: «Днесь, аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших, яко... во дни испытания в пустыне» (Евр. 3, 7–8). Когда услышим глас призывающей нас благодати Христовой в сердце, производящей в нем добрые движения, не ожесточим сердец наших! Не будем роптать, как роптали они, хотя бы и трудно было иногда нам идти по жизненному пути, последуя Христу! Но, имея Первосвященника Христа, могущего сострадать нам в немощах наших, с дерзновением да приступаем к Нему, и мы всегда получим милость и благодать во благовременную помощь! (Евр. 4, 14–16). Аминь.

53. Слово в Неделю Крестопоклонную136

«Аще Аз вознесен буду от земли, вся привлеку к Себе» (Ин. 12, 32).

Невольно, братие, воспоминаются в сей день эти слова Господа Кресту Христову, «ныне возносиму». Должно было вознесену быть от земли на Крест Сыну Человеческому, прежде чем Он вошел в ту небесную славу, которую имел у Отца «прежде бытия мира» (Ин. 17, 5). Он должен был отдать душу Свою в жертву умилостивления за грехи людские (Ис. 53, 10), прежде чем увидеть многих сынов Божиих, возводимых в небесную славу (Евр. 2,10). Он должен был «во дни плоти Своей с сильным воплем и со слезами принес ти молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти и потом уже услышанным быть за благоговение. Хотя Он и Сын, однако страданиями должен был навык нуть послушанию и, свершив это, сделаться для всех послушных Ему Виновником спасения вечного» (Евр. 5, 7–9).

Почему же было необходимо быть вознесенным на Крест Сыну Божию? Потому ли, что Бог, оскорбленный неправдами человеческими, не хотел принять людей в общение с Собою без столь великой и ценной жертвы? Но Сам Он говорит чрез пророка: «Гнева нет во Мне» (Ис. 27, 4), и не Он прекратил Свое общение с нами, а мы неправдами жития своего удалились от Него. Превосходящая всякое человеческое разумение любовь Божия (Еф. 3, 19) – она была причиною, по которой должен быть «искушен по всяческим , кроме греха» (Евр. 4, 15), Сам Сын Божий. Когда мы все «ходили путями своими» (Деян. 14, 16), «блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу» (Ис. 53, 6), что делает любовь Божия, чтобы уврачевать наше непослушание, чтобы «рассеянных собрать воедино» (Иез. 34:11, 24; Ин. 10, 16) и всем концам земли дать «увидеть спасение Бога нашего» (Ис. 52, 10)? Когда среди людей не нашлось никого, кто мог бы уврачевать их отпадение, происшедшее чрез непослушание, Сын Божий говорит Отцу: «Се, прииду; в главизне книжне писано есть о Мне, еже сотворити волю Твою, Боже Мой, восхотех, и закон Твой посреде чрева Моего» (Пс. 39, 8–9; Евр. 10, 7). Какую же волю? «Жертвы и приношения не восхотел еси, тело же свершил Ми еси» , – говорит об этом Сын Божий Отцу (Пс. 39, 7; Евр. 10, 8–9). Это и есть «священство по чину Мелхиседекову» (Пс. 109, 4; Евр. 5, 10). Он должен был, сделавшись «причастным плоти и крови» , по всему подобитися братии, да милостив будет и верен Первосвященник в тех, яже к Богу, во еже очистити грехи людския (Евр. 2:14, 17).

Не единство, конечно, только плотского происхождения у Христа с нами спасает нас, хотя, будучи обложены немощною плотью (Рим. 8, 3), мы не могли войти в общение с Богом, пока Сын Божий не явился во плоти. Единение по плоти временно и не существенно, посему и вводит нас Бог чрез Сына Своего в духовное с Собою единение, теснейшее и существенное, уподобляемое единению виноградной лозы с ветвями своими.

«Аз есмь лоза истинная , – говорит об этом единении Сам Господь, – и Отец Мой делатель есть. Всяку розгу о Мне не творящую плода, измет ю; и всяку творящую плод, отребит ю, да множайший плод принесет. Будите во Мне, и Аз в вас. Иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног, яко без Мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15, 1–5).

Но такое единение Христа с нами совершается чрез Его страдания. Ибо то общий закон, что болезни и скорби душ наших врачуются чрез сострадающую любовь других. Итак, должно было Христу, Искупителю нашему, низойти в самые глубины душ, пораженных болезнью греха, в самые мрачные обиталища скорби и отчаяния, «исходища смертная» (Пс. 67, 21), чтобы, претерпев «болезни адовы», возвести с Собою всех к Богу. Если сострадающая любовь другого человека исцеляет болезнь нашей души, вселяя в нашу душу надежду на возможность ее уврачевания, то какую надежду может вселить всеобъемлющая любовь Сына Божия? Ибо в Его Промыслительной Деснице все скорби и радости наши.

Поистине, Он привлек всех к Себе, когда вознесен был на Крест, и есть Тот Единый Пастырь душ наших (Иез. 34, 23), Который пасет овец стада Своего «жезлом благоволения» и «жезлом уз» любви, по слову пророка (Зах. 11, 7), «возвестивший мир ближним и дальним» (Деян. 2, 39; Еф. 2, 17). Он уничтожил средостение, бывшее дотоле между иудеями и язычниками, «приведши обоих во едином Духе к Отцу» (Еф. 2, 18). Он заключенные во аде до Его пришествия души извел оттуда. На Него уповали и будут уповать люди всех времен, когда, познавши бессилие любви человеческой уврачевать все мучительные скорби и болезни души, обращаются к Нему. Ибо где найдет утешение скорбная, всеми отвергнутая душа человека, кроме сладостной и неизъяснимо утешительной, все прощающей и все объемлющей любви Христовой?

Но, братие, будучи привлечены ко Христу сладостными узами любви Его, неужели снова отпадем от Него, подобно тем слушавшим Христа ученикам Его, которые хотели отойти от Него, когда «жестоко» показалось им слово Его о восхождении Сына Человеческого в славу чрез страдания (Ин. 6:60–62, 66–71)? Неужели уподобимся тем отступникам от Него, которые, по слову апостола, «Сына Божия попрали... и Духа благодати укорили» (Евр. 10, 29)? Да не будет этого с нами! Напротив, привлечем и других в единение со Христом, особенно если кто-либо поставлен будет пастырем Его словесного стада. И если тогда мы со скорбью увидим, что овцы стада нередко, вопреки всем заботам и попечительной любви нашей, будут ходить по своей воле, как некогда ходили и мы путями своими, пока не привлекла нас любовь Христова, то не впадем в уныние. Воззрим тогда на Крест Христов, чтобы в нем найти утешение. Ибо если молитва матери за неверующего сына, соединенная со скорбями, с великою силою влечет и может действительно привлечь последнего к Богу (на что указывается даже в конце повести «Отцы и дети» у Тургенева), то во сколько раз сильнее молитва пастыря! Вспомним, что всесильная благодать Божия не перестает невидимыми узами привлекать к Богу тех, за кого мы страдаем и молимся.

И она не посрамит наших упований. Мы увидим, по прошествии иногда многих лет, возвращающимися в ограду церковную тех, кого начали считать как бы потерянными.

Радость вселится в наше сердце, когда увидим исполняющимися слова пророка: «Возвеселись, неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, немучившаяся родами; потому что у оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа» (Ис. 54, 1).

54. Поучение причащающимся Святых Таин137

«Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь имать живот вечный, и Аз воскрешу его в последний день» (Ин. 6, 54).

Святая Церковь установила посты свои для того, чтобы мы могли очищать себя. Для этого она заповедует нам слезы и сокрушение, хождение в церковь, воздержание в пище.

Всеми средствами она старается отвратить нас от суетных удовольствий мира, ограничить наши греховные желания и вселить в наше сердце любовь к жизни Божественной.

Но все эти средства не сделали бы нас причастниками Божественной жизни, если бы мы не приступали к самому Источнику ее. И вот ныне мы, возлюбленные братие и сестры, приступаем к этому Источнику. Воспринимая в себя Христа, мы становимся причастниками бессмертия. Доселе душа наша была мертва для добрых дел, теперь она начинает жить для Христа.

Но такая перемена в душе человека совершается не всегда и не сразу; нужно еще нам много поскорбеть, пока не уничтожится в нашем сердце любовь к миру и не останется одна любовь ко Христу. Он ныне только посетил нас и сделал нас участниками Своей таинственной вечери; но, быть может, мы скоро забудем об этом посещении и снова предадимся удовольствиям мира. Мы ныне восприняли в свою душу только семя бессмертия, возрастать же оно может только тогда, когда мы будем умерщвлять свои страсти.

Ныне душа наша исполнена света и небесной радости, а завтра, быть может, покроет ее тьма и мрачная скорбь, происходящая от наших пристрастий к миру. Но вот во время этой-то скорби и будем вспоминать о той радости, какую испытали ныне. Если добрые воспоминания о днях детства невольно радуют нас и делают лучшими, то не тем ли более могут сделать лучшими воспоминания о нынешнем дне, когда «горними умы» мы взошли на вечерю Самого Владыки и сделались участниками небесной трапезы? Там ничего нет, кроме воспоминаний о невозвратном времени детства, здесь же сама Божественная благодать, которая во всякое время может исполнить душу нашу радостью, светом, отогнать в одно мгновение все злые мысли и желания, томящие душу, так что в ней сделается легко и отрадно.

Посему, братие, приступив ныне к Божественной трапезе, воспламенимся любовью и желанием, чтобы как можно чаще приступать к ней. Вспомним о древних христианах, из которых многие приступали к причащению четыре раза в неделю. Соединяясь со Христом, мы исполнимся силою побеждать всякую страсть и постоянно будем делаться наследниками того бессмертия, которое обетовал Господь Иисус Христос всякому, вкушающему Его плоти и крови, сказав: «Аз воскрешу его в последний день» . Аминь.

55. Слово в Неделю 4-ю Великого поста138

«Узрев же народы, взыде на гору; и седшу Ему, приступиша к Нему ученицы Его» (Мф. 5, 1).

Это стечение многочисленного народа к Иисусу Христу невольно, братие, напоминает некоторые события нынешнего времени. Ныне также, по свидетельству многих лиц и печатных изданий, замечается давно небывалое стечение народа в церквах. Не только в простом народе пробудилась жажда слышания Божественного учения, но и многие образованные люди заявляют, что они снова «идут в Церковь», что если в прежнее время они искали истины вдали от Христа и Его Церкви, то теперь хотят сблизиться с Церковью и жить под сенью ее, ибо наука не обладает теми сокровищами духовными, которые вверил Христос Своей Церкви. Снова как бы видим мы воспроизведение того, что было во время нагорной беседы: множество народа, желающего слышать учение не человеческое, а Божественное (Мф. 7, 28–29), множество стекающихся ко Христу учеников Его, которые от Него хотят слышать разрешение вопроса о счастье и блаженстве своей жизни (Мф. 5, 8 и далее).

Казалось бы, остается радоваться этому пробуждению любви к истине Христовой в обществе, особенно после того, как чтимый всею Русскою Церковью пастырь ее отец Иоанн Кронштадтский, по последним сообщениям139, подтвердил, что многие образованные люди в последнее время охотно интересуются вопросами веры. И церкви, как известно, в самом Петербурге и других городах открыли двери свои для всех ищущих истины, более прежнего устраивая чрез пастырей своих нарочитые и частые собеседования, вызывая более прежнего на письменное собеседование о вопросах веры. Однако радость наша умаляется, когда мы начинаем всматриваться в мысли и настроение образованных людей, ищущих общения с Церковью. Не с сознанием смиренного ученичества они приступают к Церкви, а с настроением людей, считающих себя способными и призванными судить Церковь. Они заявляют, что не могут уже теперь прийти в Церковь с тем настроением совершенного послушания, с которым впервые русский народ воспринял веру Христову, так как от прошлых веков унаследовали богатство идей Запада, от которых не могут отречься140. Они укоряют Церковь в бездеятельности, мертвенности, невнимательности к жизни общества, не перестают спрашивать: «Жива ли Церковь?» (особенно Розанов). Они хотят отыскивать «новые пути» в христианстве, которых Церковь не знала, а только должна «искать» вместе с ними141, и провозгласить новое понимание христианства, свидетельствующее о несомненном развитии мысли интеллигентного общества, которое даже просмотрела будто бы Церковь (Розанов и «новая концепция христианства»). Церковь, говорят они, слишком удалилась на небо, забыла о плоти и не хочет знать задач земли с ее нуждами, стонами и горем (Тернавцев и др.). На жизнь ее легло сильное влияние мрачного средневекового византинизма, который хотел бы все одеть «в черную мантию», сосредоточив всю сущность христианства в Голгофе и забыв о Вифлееме с его будто бы розовою поэзиею, лилиями полей и т. д. (Розанов).

Эти и подобные глаголы произносят различные искатели «новых путей» в христианстве, не замечая, что, приступив к Церкви с настроением по видимости противоположным настроению Л. Толстого, некоторые из них оканчивают едва не тем же, подобно ему строго различая между Евангелием Христовым, которого вся сущность будто бы в нагорной беседе, и между пониманием последнего в Церкви, измыслившей мертвую букву догматов на своих Вселенских Соборах. Едва не хулы даже на Церковь слышатся иногда из уст их.

Что должны мы ответить подобным искателям «новых путей» к истине Евангелия?

Невольно вспоминаются первые века христианства, когда Церковь, выделив из себя целые сонмы мучеников за Христа, чрез пролитую ими кровь бросила семена обновления в обессиленную духовную почву, какую представляли из себя сердца языческого общества, когда чрез пастырей своих и воистину вселенских учителей она на Вселенских же Соборах заставила всех членов общества, от образованных до самых простых, с одушевлением рассуждать о догматах веры; когда в то же время лучшее достояние свое целые сонмы подвижников сокрыла в пустынях, явив чрез них миру, какой высоты духа могут достигнуть люди, укрепляемые силою Христовою, в язычестве почти смесившие дух свой с плотью.

Почему же в пустынях сокрыла их Церковь, как бы не желая явить в назидание миру этих земных Ангелов и небесных человеков и как бы предоставив самому себе течение общественной жизни?

Она поступила в этом случае весьма мудро, ибо позаботилась сделать более безопасным свой «корень» , «святое семя» стояние нового Израиля (Ис. 6, 13), желая оградить последнее от всяких зловредных влияний мира, «во зле лежащего» (1Ин. 5, 19), и чрез то дать возможность миру извлекать здоровые и питательные соки из этого корня. Потому ли удалялись из мира святые подвижники, что хотели освободить себя от обязанностей в отношении к ближним и подвигу деятельной любви к братии предпочли более спокойное пребывание в созерцательном и бездеятельном уединении? О нет! Тот самый святой Исаак Сирин, который пристрастную, а не всякую (как хотят перетолковать его слова Розанов и т. п.) любовь к ближним считал обольщением, не вмещал ли в сердце своем наиболее пламенную и сострадательную любовь к ближним? Не он ли говорил, что когда сердце человека озаряется благодатью Духа, то он воспламеняется неизреченною любовью ко всем без исключения людям, добрым и злым, ко всей твари и даже сожалением о демонах? Не он ли считал началом восхождения к Богу деятельную любовь к ближним? Равным образом святитель Василий Великий, этот, казалось бы, крайне строгий ревнитель пустынножительства, не говорил ли, что удобнее и безопаснее для начинающего подвижничество подвизаться в общении с братией, которое способствует познанию язв и болезней своей души и научает исполнять заповедь о любви не на словах только, но и на деле142? Не подвижники ли христианские не только были чужды так называемого «святого эгоизма», которого по существу дела и не может быть, но и учили выше собственного своего спасения считать спасение братии, подобно святому апостолу Павлу, желавшему «быть отлученным от Христа» ради спасения братии (Рим. 9, 3)? Не те ли, которые много лет пробыли в совершенном безмолвии, нередко после того являлись снова в мире, делались наставниками братии? Не духовные ли старцы подвизались до положения души своей в молитвах и трудах духовного наставничества братии, давая обет отвечать Богу за спасение душ, вверявшихся им в послушание?

О, поистине в них должно видеть то явление благодати, которое во время нагорной беседы привлекло ко Христу такое множество народа, а не в нынешних искателях «новых путей» истины. Они, достигши духовного бесстрастия, были воистину снисходительными к немощам людским, ибо знали по собственному опыту, какой борьбы и подвига требует достижение совершенной чистоты и освобождения от страстей. Отвергши свою волю по заповеди Христа, они гораздо более способны были быть учителями других, чем нынешние люди, считающие себя призванными к обновлению жизни общества и Церкви.

Не умея покорить своей воли под иго Христово, как они думают покорять волю других и, сами не найдя доселе истинного пути, как могут указать его другим? Они обольщают себя откровением каких-то тайн христианства, неведомых Церкви, «своим прозрением догмы» и даже готовы приписать себе дар как бы пророческого прозрения в сокровенные пока глубины откровений христианства, забывая наставления святых подвижников о том, что иногда даже пламенное горение духа происходит от движений плоти и крови и что не плотскому уму дано прозревать в тайны действий Божественной благодати, а уму, очищенному от страстей. Только такой ум, приобрести который сподобились многие из духовных наставников древних времен, которым обладают и ныне многие неведомые миру подвижники пустынь, способен прозирать не только в состояние душ лишь отдельных людей, но и в будущие судьбы Церкви и мира.

Посему к ним должен по преимуществу обращаться каждый из нас, желающий воспринять подвиг духовного наставничества других людей, чтобы сподобиться дара благодатного руководительства, который в особенности восприял прославляемый ныне Иоанн143. Аминь.

56. Слово в Неделю 4-ю Великого поста144

Вспоминая ныне преподобного Иоанна Лествичника, этого великого вождя и наставника духовного, которого древняя Церковь сравнивала с Моисеем, выведшим Израиля из Египта со страстями его, писателя лествицы духовного восхождения, размыслим, братие, и мы о существе христианской духовной жизни.

Представляет ли большинство христиан, в чем состоит существо обязанностей, налагаемых на них званием христианским, понимают ли ясно и отчетливо существо жизни духовной даже питомцы школы духовной? Как это ни странно, но мы видим, что большинство людей имеют о существе духовной жизни христианской весьма слабое понятие и даже почти не интересуются узнать его. При построении различных планов будущей жизни большинству людей не предносится в уме строй жизни духовной, христианской, и потому к ним приложимы те же слова, что и к людям пред потопом: «Не имать Дух Мой пребывати в человецех сих во век, зане суть плоть» (Быт. 6, 3). Так называемая культура нисколько не способствует сама по себе преуспеянию в духовной жизни, которая началась на земле с явлением Христовым, так как слишком различны по существу своему христианское духовное ведение и мудрость века сего. «Два рода ученых и мудрых людей, – говорит святитель Тихон Задонский. – Едины учатся в школах от книг, и множайшии от них суть безумнейшии паче простых и безграмотных, яко и алфавита христианскаго не знают. Ум острят, слова исправляют и красят, но сердца своего исправити не хотят. Другие учатся в молитве со смирением и усердием и просвещаются от Духа Святаго и суть мудрейшие паче философов века сего, суть благочестивии, святии и Богу любезнии. Сии хотя алфавита не знают, но добро все разумеют, просто, грубо говорят, но красно и благоприятно живут». Потщимся же, братие, ныне внедрить в сознание свое истинное понятие о том, что составляет существо жизни духовной во Христе, и сказать об этом хотя кратко.

Конечно, скажут, вероятно, многие, существо это в деятельной любви как главной добродетели христианской, служащей источником и союзом всех прочих добродетелей.

Ответ, без сомнения, верный, но самый взгляд на христианскую любовь, господствующий в современном обществе, совершенно неправильный. Ведь любовь есть венец духовных добродетелей, их вершина, а люди забывают, что к этой вершине, по слову Самого Господа, нужно идти «путем тесным» (Мф. 7, 14). Люди хотят прямо срывать розы и не хотят знать, что к ним можно дойти, лишь прошедши чрез терние, то есть путем болезненной борьбы со страстями и похотями. И вот от этого-то происходят такие ужасные, ни с чем не сообразные явления, какие видим мы в современной общественной жизни: большею частью современные общественные деятели говорят о любви к народу как движущем их жизнью и деятельностью начале, но мы видим, что путь их усеян преступлениями, как это было во время забастовок и вооруженных восстаний. Хотят срывать сразу цветы любви, но, направившись ложным путем, оставляют путь жизни своей совершенно бесцветным, лишенным какой бы то ни было живой, самостоятельной мысли для движения, или усеянным тернием преступлений и пороков. Приводят себе на память, что существо христианской жизни в делах любви, в том, чтобы напитать алчущего, напоить жаждущего, одеть нагого, посетить больного и заключенного в темнице (Мф. 25, 34–36), и в то же время грабят последнее достояние голодного, страдающего народа.

Это ли та любовь Христова, которая одушевляла общество первых христиан, имевших все общее, по которой сразу можно было узнать в них учеников Христовых (Ин. 13, 35)? В этой ли любви преуспело человечество, гордящееся непрестанными успехами культуры и прогрессом, и нынешним ли поэтому христианам гордиться не преуспеянием, а хотя бы надлежащим разумением Евангелия, указывающего путь духовно совершенной во Христе жизни? Следовательно, самая жизнь современного общества побуждает нас вспомнить о том, что составляет необходимый подготовительный путь к высшему духовному совершенству путь, о котором учил и Господь, и святые апостолы и который особенно потом уяснили духовные отцы, подвижники. Ведь не сразу Господь начал призывать людей к высшим добродетелям духовным, но прежде обращался ко всем с призывом: «Покайтеся!» «Покайтесь, обратитесь от злых дел ваших!» увещевали и апостолы тех, кому начинали проповедовать о Христе. Всех последователей Своих призывал Господь к тому, чтобы отвергнуться себя, то есть пристрастного себялюбия, а апостолы призывали к тому, чтобы «распять плоть со страстьми и похотьми» (Гал. 5, 24).

При этом должно помнить, что, если кто оставил грубые плотские пороки и страсти, как, например, блуд, грабежи, убийства и т. п., тот совершил только еще начальные шаги из области жизни плотской в область жизни духовной. Истинно духовная жизнь здесь еще только начинается. Она состоит главным образом во внутреннем духовном делании, начинающемся всегда борьбой внутренней с помыслами, чувствами, желаниями, вообще со всеми движениями нашего существа, противными любви ко Христу; и только таким образом очищается и предуготовляется сердце для приобретения истинной любви ко Христу. Непрестанное духовное бодрствование над всеми помыслами и движениями души, борьба со страстями вот то духовное делание, тот путь тесный, который приводит к духовному совершенству, ибо очищенная посредством духовного бодрствования и борьбы душа легко, как бы сама собою, по самой своей природе раскрывается и для любви, восходит на эту высшую ступень духовного совершенства.

Большинство людей не придает никакого значения тому, какие помыслы постоянно проходят в их душе, признавая вполне достаточными вышеозначенные начальные шаги в жизни духовной и считая себя вполне правыми пред Богом, если избегают явно худых, порочных дел или делают какое-либо добро людям, считая свои добрые дела подлинным проявлением христианской любви и забывая слова Христовы, что лишь по очищении внутреннего, то есть сердца, внешнее их (т. е. дела) чисто будет (Мф. 23, 26). Людям мира сего кажется даже прямо смешным и странным, что главное существо христианской духовной жизни сосредоточивается внутри: подобное постоянное бодрствование над помыслами, самоуглубление и духовное созерцание дело пустынников, а не людей, живущих в миру, скажут они. Но думающие и говорящие так обнаруживают незнание истинного учения Христова. Не Христос ли сам говорил: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21), не Он ли изъяснил, что истинное служение Богу совершается «в духе и истине» (Ин. 4, 24)? Не Он ли осудил людей, чтущих Его устами, а сердцем далеких от Него (Мф. 15, 8; Ис. 29, 13)? Не Он ли говорил, что оскверняют человека лишь исходящие из сердца «помышления злая» (Мф. 15, 19) и что очищать нужно не тело только, даже не око, но вожделения сердца, возникающие при воззрении ока (Мф. 5, 28)? Не Он ли на горе (Мф. 5) заповедал Своим последователям обогащать себя более всего добродетелями духа (смирением, сокрушением, кротостью, алканием правды, милосердием, чистотою, мирным настроением духа, страданием за правду и радостью в гонениях за имя Его), требующими по преимуществу подвига внутреннего? Не Он ли словом Своим постоянно очищал самое сердце учеников Своих от тщеславия, пристрастия к благам мирским и т. д., после того как апостолы, последовавши за Ним, внешним образом уже оставили все (Мф. 19, 27)?

Не апостолы ли внушали верующим: «Умертвите убо уды ваша, яже на земли: блуд, нечистоту, страсть, похоть злую» (Кол. 3, 5)? Итак, неразумно поступают люди века сего, когда осмеивают внутреннее духовное делание подвижников (духовное бодрствование и борьбу со страстями), существенно необходимое для всех истинных последователей Христовых.

В песнопениях нынешнего дня святая Церковь сравнивает человека, плененного различными страстями, с человеком, попавшимся, по евангельской притче, к разбойникам, которые избили означенного человека и оставили еле живым. Какое выразительное сравнение! Подлинно, люди, находящиеся в плену у страстей, подобно этому человеку, потеряли совсем сознание бедственности своего духовного состояния, живи уловлени от него (дьявола) «в свою его волю» (2Тим. 2, 26), по слову апостола; различные страсти: гнев, зависть, злоба, сребролюбие, похоть плотская и т. д. подобно разбойникам, изранившим путника почти до смерти, мучат души людей и совсем убивают в них духовную жизнь: люди не то делают, по апостолу, что хотели бы (Рим. 7, 15), не могут почти и шага сделать в жизни духовной. В таком бедственном состоянии они и остались бы, если бы не пришла им помощь отвне не от тех священников и левитов, которые «прошли мимо» (Лк. 10, 31–32), но от Самого Христа и Его благодати, от тех духовных наставников, которые способны сжалиться и возлить елей духовного врачевания на язвы душ, болящих от страстей своих. Если же и не найдется подобных духовных наставников в окружающем нас обществе, то имеем многих наставников небесных или же и на земле многих славных, хотя еще Богом не прославленных, каковы, например, отец Иоанн Кронштадтский или преосвященный Феофан, в своих писаниях столь прекрасно изобразивший путь духовного совершенства христианина в Боге. Аминь.

57. Слово в Неделю 5-ю Великого поста145

Вчера, братие, еще раз внимали мы призыву святой Церкви к покаянию, слушая в последний раз песнь: «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче!», и изображению в церковных песнопениях высочайшего покаянного подвига преподобной Марии Египетской.

Но как внимали? Некоторые с легкомыслием, иные даже как бы с осмеянием, немногие, по-видимому, так, как хотела бы сама святая Церковь.

Что же? Неужели время для покаяния уже прошло? Неужели люди нынешнего времени во всем правы пред Богом и не имеют нужды в покаянии? Неужели нынешние христиане исполнили все свои обязанности по отношению к Христу, своему Искупителю?

Увы! Быть может, не потому ли прошло для многих время покаяния, что настало уже для них время суда, что сделались они неспособными внимать внушениям благодати Божией, непрестанно обращающей к ним призыв: «Днесь, аще глас Его услышите, не ожесточите сердец ваших, якоже (сыны Израилевы) в прогневании (Бога), во дни искушения (Его) в пустыни» (Евр. 3, 7–8; Пс. 94, 7–8)?

И подлинно, не наступает ли время суда для современного мира, который в лице многих людей ниспровергает теперь открыто все заповеди Божии? Так, одна из заповедей запрещает самое страшное преступление человекоубийство; ныне же многие люди считают вполне дозволительным и достойным похвалы делом убийство людей, им ненавистных, принадлежащих к иной партии; и вот они запятнали лице земли множеством зверских и жестоких убийств, в том числе, может быть, убийств людей, святых пред Богом, по слову тайнозрителя, упоили землю «кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых» (Откр. 17, 6). Другая заповедь говорит: «Не прелюбы сотвори» (Исх.20:14); люди же нынешнего времени все более и более стремятся разорвать узы установленного Богом брака, ограждающего целомудрие, проповедуют, даже устами подростков, совершенно свободную любовь, забывая слова Христовы: «Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их... что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19, 4–6). Еще иная заповедь говорит: «Не укради» (Исх.20:15), люди же нынешнего времени постоянно занимаются воровством, грабежами, казнокрадством, считая это делом вполне правым и дозволительным, лишь бы совершалось оно во имя так называемого освободительного движения (не бюрократами, а революционерами и им подобными людьми). Затем заповедь говорит: «Не лжесвидетельствуй» (Исх.20:16), люди же настоящего времени непрестанно (в газетах и прокламациях) пятнают злонамеренной клеветой людей честных, держащихся иных убеждений. Еще одна заповедь запрещает желать чужого, а люди нынешнего времени не только желают, но и отнимают чужое: обладающие меньшими правами непрестанно завидуют и отнимают права у высших, бедные завидуют и отнимают достояние у богатых. Заповедью внушается почитать родителей; но нынешним ли, исполненным чрезмерной гордости людям говорить о почтении к родителям? «За что почитать их?» слышим возгласы отовсюду.

«Сердца детей» не только не «обращены к отцам» (Мал. 4, 6) в наши дни, но скорее отвратились от отцов и матерей, так как слезы их перестали трогать многих детей.

Если так пренебрегается и сознательно отвергается людьми нынешнего века заповедь о любви к ближним, то что сказать о заповедях, напоминающих о долге любви к Богу? Об этой любви многие люди не только забыли, но дошли до крайнего богохульства: вместо того, чтобы воссылать Богу словами песни хваления, они (например, социал-демократы) оскверняют уста свои пением песен, содержащих проклятие Богу: «Проклятие Богу, пред Кем мы с мольбою склоняемся в холод и голод зимою: напрасно мы ждали, надежды полны; Он нас обманул, одурачены мы»146. Чем отличаются подобные люди от людей последних времен, которые, по слову тайнозрителя, будут «хулить Бога небесного» , призывающего их «раскаяться в делах своих» (Откр. 16, 9–11)?

Если люди так дерзновенно попрали все заповеди ветхозаветные, Моисеевы, данные жестокосердому Израилю, то могут ли они исполнить заповеди Христовы, высшие? Если они нарушают непрестанно заповедь: «Не убий» (Исх.20:13), то как исполнят заповедь Христову, чтобы не иметь совершенно и в сердце гнева на ближнего, не произносить о нем укоризненных слов? Если они считают за ничто нарушать заповедь о целомудрии самым делом, то как могут соблюсти заповедь Христову о том, чтобы избегать прелюбодеяния посредством взоров и даже мысленного? Если они постоянно крадут и грабят чужое, то могут ли отдавать безропотно свое обидчику? Если не считают гнусною клевету, то как будут благословлять даже врагов своих (Мф. 5, 21–44)?

Итак, великую нужду в покаянии пред Богом имеет современный мир, так как многие совершенно уже отреклись от Христа или, называясь именем христиан, чтут Христа одними устами, а не от искреннего сердца. Конечно, многие скажут, что они далеки от изображенного выше попрания заповедей Божиих, но ведь многие ли неповинны в том, что они совершенно не восприняли тех противных Христу настроений и идей, которые создали вышеозначенные беспорядки в общественной жизни? Посему: «Скорее с покаянием к Богу! – скажем словами одного современного известного проповедника отца Иоанна Кронштадтского147. – Скорее к твердому и непоколебимому пристанищу веры и Церкви!» Не дадим, братие, совершенно угаснуть в сердце нашем ослабевшей вере во Христа и любви к Нему, преданности уставам святой Церкви Его! Не дадим увеличиться ожесточению сердец наших! Убоимся суда Божия, знамения которого слишком явные даны нам и в бедствиях нашего отечества! Потщимся избегнуть участи вспоминаемого ныне в песнопениях церковных богача, по причине сластолюбия и чрезмерной привязанности к утехам земной жизни лишившегося возлежания на лоне Авраамовом, обещанного праведникам, над чем легкомысленно смеются многие люди и теперь, во время своей «более сластолюбивой, нежели боголюбивой» , земной жизни (2Тим. 3, 4). Аминь.

58. Слово в Неделю 5-ю Великого поста148

Житие преподобной Марии Египетской, ныне вспоминаемой святой Церковью, вероятно, большинству из вас известно. Вы знаете, что она была великой грешницей, блудницей, увлекшей в сети беззакония весьма многих. Знаете, как потом она, не будучи допущена к поклонению древу Животворящего Креста Христова вместе с прочими, раскаялась и удалилась в пустыню, где подвизалась 47 лет в посте, молитве и борьбе со страстями своими, как она подвигами своими настолько победила страсти плоти, что уподобилась бестелесным Ангелам, во время молитвы своей возносилась от земли и легко переходила Иордан стопами своими.

Для чего же, подумает, быть может, кто-либо из вас, нам, столь еще юным и не знающим глубины страстей, напоминается о той, которая была великой грешницей, «в бездне зол погружаемою»?149 Для того, во-первых, чтобы никто не относился легкомысленно к грехам, которые совершаются в юности. А между тем большинство людей на грехи юности смотрят слишком легко, как на невинные, даже милые забавы, которые не оставят потом в душе никакого следа. Как глубоко заблуждаются эти люди! Вспомним, что ведь Мария на 12-м году жизни ушла из дома родителей в Александрию, чтобы предаться греховной жизни.

А источником скольких бедствий послужили для нее эти грехи, которым начало положено было в юности! Как мучили ее в пустыне воспоминания об удовольствиях прежней греховной жизни, как в изнеможении от борьбы со страстями она падала на землю и целые дни лежала без чувств, как испытывала от этой борьбы еще на земле как бы муки ада, будучи опаляема огнем страстей, разгоравшемся в ее сердце, и совне терпя то холод, то зной в пустыне! Совершенно напрасно думают, что не юность, а старость время, наиболее удобное для борьбы со страстями. Юность возраст, в котором особенно часто определяется вся последующая жизнь или в сторону добра, или в сторону зла. Вот что говорит об этом возрасте святой Иоанн Богослов: «Пишу вам, юноши, ...потому что вы сильны ...и победили лукавого» (1Ин. 2, 13–14), то есть сильны для борьбы со страстями и их виновником диаволом и наиболее удобно можете побеждать их.

Люди, считающие маловажным грехи юности, забывают, что грехи малые легко превращаются в великие. Грех начинается с помысла, иногда совершенно невольно возникающего в душе, затем, если помысл не будет тотчас отогнан, является внимание к нему ума, еще далее услаждение сердца, далее решение воли и самое дело; из греховных дел рождаются страсти, которые, укрепляясь от повторения, становятся неодолимыми.

Отсюда понятно, что как искру нужно гасить вначале, пока она не зажгла какое-либо горючее вещество и не воспламенила пожара, так и борьбу с грехом нужно начинать с первой ступени, с изгнания греховных помыслов из души. Особенно нужно это сказать о страсти, которой поработила себя Мария, страсти наиболее сильной и неодолимой. В какую бездну погибели ввергает эта страсть, если вовремя не начать вести с нею борьбу!

Отсюда падения, отсюда муки и терзания душевные, отсюда взаимная ненависть и вражда, доходящая до убийства, отсюда измены, расстройство семей, гибель детей!..

Правда, вы возрастаете здесь под сенью святой Церкви и предохранены в какой-то мере от опасности впасть в страсти, которым предана была Мария, но ведь освящение душ наших Церковью не может совершаться против нашей воли необходимо, чтобы любовь к Церкви столь же глубоко укоренилась в душе нашей, сколь глубоко укоренились в душе Марии страсти. Не тот проникнут духом церковности, кто лишь приходит в храм, иногда лишь по привычке и как бы против воли, но тот, кто, хотя бы и не бывая в храме, подобно преподобной Марии столь же глубоко, как и она, внедрил Христа в свое сердце, кто со столькими же слезами и воздыханиями, как и она, исторгнул из души своей боровшие ее страсти.

Исторгши великими подвигами из бездны погибели и направивши на путь спасения свою собственную душу, преподобная Мария сделалась образом покаяния для всех родов. Вот указание того образа, каким люди должны подготовляться к учительству других.

Желающих сделаться учителями других всегда было много, весьма много их и из среды женщин, из которых одни хотят сделаться носительцами и распространительницами света Христова, другие же распространять в народе и обществе идеи и понятия века сего.

Первые уподобляются тем женам, которые в первое время христианства совершали служение апостольское, помогая апостолам. Но пусть желающие учить других и апостольствовать не забывают и того, как преподобная Мария соделалась образцом покаяния для народов, как апостолы, также не без подвигов, сделались распространителями света Христова на земле: «За Тебя (Христа), – говорили они о себе, – умерщвляют нас всякий день» (Рим. 8, 36), «усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным» (1Кор. 9, 27). Без этого подвига желающие учить других женщины легко могут явиться в числе тех, которых апостол назвал «водимыми различными похотями, всегда учащимися и никогда не могущими дойти до познания истины» (2Тим. 3, 6–7).

Да будет же памятен нам образ преподобной и да сделается воспоминание о нем источником всегдашнего назидания для нас! Да сделает это воспоминание более чувствительным наше сердце к грехам малым, превращающимся вследствие нерадения в великие; да не утрачивается эта чувствительность совести особенно в вашем, женском сердце, которое от природы более чувствительно! Да возбудит нас воспоминание о подвигах преподобной, 47 лет подвизавшейся в пустыне, к упорной и терпеливой борьбе со страстями нашими, а если кому-либо случится впасть в какой-либо грех и сделаться рабом страсти, то да сохранит падших от отчаяния воспоминание о великом милосердии Божием, извлекшем из глубины погибели величайшую грешницу! Аминь.

59. Слово в Неделю 5-ю Великого поста150

Сегодня в Евангелии слышали мы о том, как незадолго до конца земной Своей жизни Господь начал предсказывать ученикам о страданиях Своих, о том, как осудят Его на смерть, поругаются над Ним, подвергнут биению, оплеваниям и убьют. И вот после этой беседы о страданиях подходят к Господу ученики Иаков и Иоанн, прося, чтобы Господь одного посадил по правую, другого по левую сторону в Царствии Своем. Ученики были еще столь юны не летами, а возрастом духовным, настолько еще несовершенны, что и при напоминании о страданиях Господа помышляли о радостях и почестях в Царстве Христовом. В то время как Господь грядет в Иерусалим на страдания, о чем и говорит ученикам, они помышляют лишь о скорейшем наступлении желанного времени, когда прекратится их безвестная для «мира» (Ин. 7, 4) жизнь, странничество, полное лишений, неимение, «где главу приклонить» (Мф. 8, 20), и наступит торжественное открытие Царства Христова на земле, они же будут князьями и владыками в этом Царстве. И вот Господь говорит им, что не о почестях и радостях земных должны они помышлять, а о том, чтобы испить чашу страданий вместе со Христом, креститься крещением Его, то есть претерпеть гонения, преследования и все скорби, ожидающие апостолов при распространении Евангелия на земле и вообще в жизни. Не о владычестве над людьми должны они думать, а о том, чтобы послужить спасению многих, как и Сам Господь не искал служения Себе со стороны людей или славы человеческой, но во все время земной жизни служил людям, непрестанно благотворя им, исцеляя болезни их, не имея времени иногда даже для принятия пищи и покоя.

Это чтение евангельское имеет ближайшее отношение и к вам, юные питомицы духовного училища. В юности человеку свойственно иметь розовые мечты о будущей жизни, особенно мечтать о радостях и счастье свободной, лучшей жизни по выходе из школы. Вы не приучены, конечно, мечтать о богатстве и почете в последующей жизни, но все же человеку в юном возрасте кажется обыкновенно, что его ожидает по крайней мере довольство, любовь людей, блага и радости земной жизни в достаточной хотя бы мере. Даже если представляет он себя попавшим в самые тяжелые условия, например заброшенным в самый глухой и дикий край, то все-таки представляет себя на какой-то высоте, рисует в своем воображении картины общей любви к себе народа, почитания с его стороны и т. п. Однако, как бы ни были естественны подобные мечты, они, в сущности, ведь ничем не отличаются от странной просьбы апостолов Иакова и Иоанна, с какою обратились они к Господу в виду Его страданий. Поэтому как апостолам, имевшим незрелые мечты о радостях и почестях земных, Господь напоминал о чаше страданий, так и вам, мечты которых еще столь юны, полезно вспомнить о чаше скорбей жизни, какую придется испить некоторым по выходе из школы. Ведь и большинство из вас должно будет по вступлении в жизнь начать служение народу, как служить спасению народов призваны были апостолы. Но что значит служить народу? Для этого нужно прежде всего узнать народ, его бедность и духовную нищету, затем снизойти к нему, сродниться с ним и полюбить его во всей его черноте, бедности, темноте, иногда жесткости, грубости и порочности. Вот чаша горечи, которую необходимо испить ради служения народу. Время ли тем, кому в удел достанется пить эту чашу, думать лишь о собственных радостях земных? Да и возможно ли это для тех, кто будет заброшен в темный угол, куда едва достигает луч света, где приходится почти прервать общение с людьми просвещенными?

Однако не унывайте и не падайте духом, представляя себе подобную картину трудовой, по видимости совсем безрадостной, как бы беспросветной жизни. Ведь и здесь, в стенах духовного училища, воспитывались вы не для жизни праздной, веселой, роскошной, какая сделала богача евангельского жестоким и немилостивым к бедному Лазарю, но для жизни трудовой, далеко не похожей на широкие пути жизни светской с суетным весельем ее; не «веселяся на вся дни светло» (Лк. 16, 19) воспитывались вы и в семьях своих, а среди лишений и трудностей всякого рода. Кроме того, пусть не будет наполнена жизнь многих из вас обычными, в сущности обыкновенно пустыми светскими радостями, зато разве не представляет источника высокого утешения сознание того, какое великое дело призваны вы будете совершать? Ведь вы будете воспитательницами народа для лучшей жизни, труженицами на благо народа, столь заброшенного мнимыми радетелями о благе его, потому что, хотя очень многие говорят о служении народу, слова их очень редко и в самой лишь малой степени обыкновенно приходят в осуществление. Вы же, выйдя из народа, станете действительно лицом к лицу с его нуждами и должны будете не писать книги лишь, а самым делом служить народу. Вы явитесь истинными ученицами Христовыми, исполняющими на деле великую заповедь Христову о том, чтобы полагать душу свою за други своя, соучастницами служения апостольского, подобно Прискилле, Мариам, Персиде и другим женам благовестницам, о которых с такою любовью и похвалой отзывается святой апостол Павел за их соучастие в проповеди Евангелия (Рим. 16:3, 6, 12).

Подобной похвалы достойны будете и вы, если, живя среди народа темного и грубого, служа его благу, извлечете, по слову пророка, «драгоценное из ничтожного» ; вы будете пред лицом Господа, как «Его уста» (Иер. 15, 19).

Отгоните же от себя уныние, являющееся при мысли, что придется вам жизнь свою посвятить на такое служение, пить чашу не одних радостей, о которых свойственно мечтать в годы юности, но и чашу горечей жизни! Да будут далеки от вас мысли о будущем служении народу как тяжелом ярме, чтобы не стать вам в ряды людей, которые несут свое служение лишь подневольно, воздыхая сердцем о более полной утехами и радостями жизни, питая в сердце горькую зависть к более богатым и знатным своим сверстницам!

Пусть мысли о том, сколь велико служение ваше народу, будут светлым лучом для вас и в настоящей скромной, трудовой, небогатой пустыми, светскими утехами и радостями жизни, каких жаждут люди, особенно в годы юности! Пусть будет источником воодушевления для вас в ваших трудах и как бы окрыляет их сознание того, что очень кратки годы вашего подготовления к служению народу и как много в эти годы нужно вам сделать! Пусть явится источником бодрости и радости вера в то, что чем более забудете себя и отдадите все силы свои и способности на служение народу, тем большую любовь народа и учащихся детей вы встретите! Чем более любит мать детей своих, тем более забывает она об утехах юности. И вы, чем более забудете о радостях и утехах пустой светской жизни, тем большую найдете полноту высших радостей в любви народа, благу которого себя посвятите. Аминь.

60. Слово на Благовещение Пресвятой Богородицы151

«Имеяй престол небо, и подножие землю, во утробу вмещается Девичу! На Него же шестокрылатии, и многоочитии зрети не могут, словом единем от Сея воплотитися благоизволи» (из стихиры праздника).

Доселе Бог не был близок к людям и не открывал им Себя в полноте. Ибо Сын Божий, «сияние славы Отчей и образ ипостаси Его» (Евр. 1, 3), Который, по предвечному совету Божию, должен был открыть Бога людям и соединить их с Богом, еще не явился на земле. Но так как «Им все живет и движется и существует» (Деян. 17, 28), то люди с самого начала не переставали искать Бога и стремились войти в общение с Ним. Поэтому одни из них, язычники, измышляли сказания о явлении богов в различных образах, хотя эти измышления не имели в себе истинной жизни, как и все ложные их представления о богах, созданные естественным разумом. Другим, именно народу израильскому, предназначенному быть носителем обетований Божиих, Бог Сам являлся. Но и эти откровения были только в образах, и люди не могли иметь ясного познания о Боге Едином в Трех Лицах, устрояющем спасение людей чрез Сына Божия. Но ныне тайна, сокровенная от вечности в Боге, открывается: Сын Божий «становится сыном» Девы. «Единородный Сын, сущий в недре Отчем» (Ин. 1, 18), сделавшись Еммануилом (с нами Бог), изъясняет неведомого миру Бога (Деян. 17, 23), явившись на земле, делает Его видимым и близким людям. Однако эта великая тайна не объявляется во всеуслышание мира. Она возвещается в незначительном Галилейском городе Назарете бедной и неизвестной Деве, правда, из царственного дома Давидова, но тогда уничиженного, подобного, по словам пророка Исаии, усеченному корню, жизненная сила которого, не будучи видима совне, скрывается внутри (Ис. 11, 1).

Почему же событие, имевшее величайшее значение для мира, не открывается миру?

Потому, что люди с самого начала стали противиться совету Божию о спасении людей.

Люди, будучи созданы по образу Божию, не тем путем хотели достигнуть подобия Божия, каким определил Бог, но, вопреки Его заповеди, они прельстились обещанием достигнуть знания и вкусили от древа познания добра и зла, думая, что таким образом и сами будут подобны Богу. Но, вкусив от древа познания, вопреки заповеди Божией, они удалились от древа жизни. Бог оставил их «ходить путями своими» (Деян. 14, 16), дабы сами они познали, как эти пути безжизненны. Прельщенные стремлением к знанию и «надмеваясь плотским своим умом» , мудрствующим «по стихиям мира» (Кол. 2, 18–20), они сделались неспособны к уразумению предвечного совета Божия о спасении людей. Удобнее могла уразуметь его смиренная Дева из народа Израильского. Занимаясь постоянно чтением пророков, Она все более и более углублялась в уразумение этого совета. И у Нее были естественные недоумения. «Како будет сие?» , то есть рождение без мужа, спрашивает Она Ангела. Но Она не давала естественным недоумениям возвышаться над простой верой в открываемое Богом слово Писания. Услышав уверение от Ангела: «Дух Святый найдет на Тя, и сила Вышняго осенит Тя» , Она не испытует более, но смиренно покоряется: «Се, раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему» (Лк. 1, 34–35, 38).

И у нас, братие, возникает немало естественных недоумений о предметах веры. Усиливаясь более, чем должно, эти недоумения охлаждают в нас веру в Богооткровенное слово Писания, а удаляя от него, удаляют и от истинной жизни. Но если мы будем слишком преувеличивать значение этих недоумений своего естественного разума, то можем придти к тому, к чему некогда пришел мир языческий, руководившийся одним естественным разумом, то есть к сознанию того, что истина непознаваема для человека. Подобное сомнение не могло и не может служить основанием жизни. Если же не дадим подобным недоумениям победить веру в слово Священного Писания, то истина все более и более, хотя отчасти, будет открываться: Бог, основание всего бытия, Которого напрасно искал языческий мир и его философы, будет не только открываться нашему познанию, но мы Им будем жить и в собственной нашей душе ощущать близость Его к нам. Аминь.

61. Благовещение Пресвятой Богородицы152

Предметом нашей нынешней беседы изберем, братие, событие Благовещения Пресвятой Девы, как оно излагается в Евангелии, отчасти в церковных песнопениях и как предызображено в богодухновенных писаниях пророков, «сущих от века» (Лк. 1, 70). Мы нарочно остановимся на этих пророческих речениях, потому что Пресвятая Дева, живя в доме Иосифа, усердно занималась изучением книг Священного Писания Ветхого Завета, тщательно вникала в них и «слагала в сердце Своем» (Лк. 2, 19) все, что относилось к Христу, Спасителю рода человеческого. Понять надлежащим образом евангельское повествование о Благовещении и различные образы, прилагаемые к Богоматери в церковных песнопениях Благовещения, в акафисте и проч., величие и глубину Ее веры невозможно, если не привести на память относящиеся к событию ветхозаветные пророчества.

Рассказав о зачатии святого Иоанна Предтечи от Елизаветы (Лк. 1, 1–25), святой евангелист Лука говорит: «В месяц же шестый послан бысть Ангел Гавриил от Бога во град галилейский, ему же имя Назарет» (Лк. 1, 26). Имя Архангела Гавриила было уже известно внимательно читавшим ветхозаветные пророчества: о нем упоминается в книге пророка Даниила (Дан. 9, 21), что было знаменательно уже само по себе для Пресвятой Девы, Которой Архангел излагает благовестие отчасти словами пророка Даниила (см. об этом ниже). Знаменательно указание евангелиста и на «Назарет, город галилейский» . Галилея, в которой жило немало язычников, в которой евреи нередко ослабляли строгость законных предписаний и усвояли некоторые языческие обычаи, пользовалась презрением со стороны жителей Иудеи (ср. Ин. 7, 49, 52). Поэтому явление здесь Христа в глазах народа иудейского было бы уничижением для Него (ср. Ин. 7, 41–42). Но пророк Исаия, еще в древности провидевший это явление Христа в Галилее, провозвестил, что «Галилея языческая» некогда, во дни Христовы, весьма прославится: «Прежнее время (т. е. время, когда Галилея была унижена со стороны врагов, ср. 4Цар. 15, 29, и вследствие господствовавшего там идолослужения, ср. Ис. 17, 8–11) умалило землю Завулонову и землю Неффалимову, а последующее время (т. е. время, в которое явится Христос в Галилее) возвеличит приморский путь, Заиорданскую страну, Галилею языческую. Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране сени смертной свет воссияет» (Ис. 9, 1–2, ср. Мф. 4, 13–16). Еще знаменательнее само явление небесного вестника в Назарете, городе, пользовавшемся особенным презрением со стороны иудеев, ибо о нем говорили: «Из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин. 1, 46), и впоследствии Иисуса Христа называли назарянином в знак презрения (ср. Ин. 19, 19–22).

Сказав об этом по видимости уничиженном происхождении будущего Спасителя мира, святой евангелист Лука говорит далее, что этот видимо уничиженный «отпрыск от усеченного корня» (Ис. 11, 1) есть отпрыск славного дома Давидова, к которому и были приурочены все обетования Божии о Мессии, евангелист говорит, что Ангел был послан «к Деве, обрученной мужу, именем Иосиф, из дома Давидова именно, и имя Деве: Мария» (Лк. 1, 27). Некогда Давиду обещал Бог: «Когда же исполнятся дни твои, и ты почиешь с отцами твоими, то Я восставлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих, и упрочу царство его... и Я утвержу престол царства его на веки. Я буду ему отцом, и он будет Мне сыном... И будет непоколебим дом твой и царство твое на веки пред лицем Моим, и престол твой устоит во веки» (2Цар. 7, 12–16, ср. Пс. 71, Пс. 88, Пс. 131 и др.). Об этом славном Потомке Давидовом, то есть Христе, сказал Бог устами самого же Давида: «Сын Мой еси Ты, Аз днесь родих Тя. Проси от Мене, и дам Ти языки достояние Твое и одержание Твое концы земли» (Пс. 2, 7–8), или: «Рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене, дондеже положу враги Твоя подножие ног Твоих. Из чрева прежде денницы родих Тя. Клятся Господь и не раскается: Ты иерей во век по чину Мелхиседекову» (Пс. 109, 1–4; ср. Деян. 2, 34–35; Евр. 1, 13; Мф. 22, 42–46).

О рождении этого-то славного Потомка Давидова и пришел возвестить Пресвятой Деве Архангел Гавриил. По изображению церковной песни, он, прежде чем войти к Пресвятой Деве, долго размышлял в себе о величии тайны воплощения Еммануила от Девы.

«Послан бысть с небесе Гавриил Архангел, благовестити Деве зачатие; и пришед в Назарет, помышляше в себе, чудеси удивляяся: О како в вышних непостижимь сый от Девы раждается! имеяй престол небо, и подножие землю, во утробу вмещается Девичу! на Негоже шестокрылатии, и многоочитии зрети не могут, словом единем от Сея воплотитися благоизволи; Божие есть Слово настоящее. Что убо стою, и не глаголю Деве: радуйся, Благодатная, Господь с Тобою; радуйся, чистая Дево, радуйся, Невесто Неневестная; радуйся, Мати Живота, благословен плод чрева Твоего»153.

Вошедши к Пресвятой Деве, Архангел сказал: «Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами» (Лк. 1, 28). Многознаменательное приветствие изрек Ангел! Он называет Ее благодатною, то есть обретшею особенную благодать, благоволение в очах Божиих. Она обрела это благоволение, конечно, за Свои преимущественные добродетели, составлявшие, по слову псалма, как бы «шитую золотом» , «преиспещренную» одежду (Пс. 44, 14) Ее души, в которой приводится Она Царю, желающему избрать Ее Себе в «разумное селение»154. «Вся слава Дщери Царя внутри» (Пс. 44,14), по слову псалмопевца, не в Ее внешних достоинствах, а в сокровенных добродетелях Ее сердца (1Пет. 3, 3–4): смирении, полной преданности воле Божией, вере, по которой Она способна быть, по выражению акафиста, «совета неизреченнаго Таинницей, молчания просящих верою (т. е. как бы олицетворенною верою в то, что требует молчания), чудес Христовых началом, велений Его главизной»155, в Ее непорочной чистоте девства.

«Благословенна Ты между женами» , – еще более возвеличивает Архангел Деву, предызбранную быть Матерью Господа. Не просто хочет Он отличить Ее между многими, но и возвысить, как ту единственную, воистину благословенную между женами, на Которой останавливали уже свой взор древние пророки. Еще в раю согрешившим прародителям дано было обетование о том, что «семя жены сотрет главу змия» (Быт. 3, 15), то есть Спаситель, рожденный от жены (Гал. 4, 4) безмужно, победит диавола, врага спасения человеческого. И эта-то жена есть Дева, имеющая родить Еммануила, по боговдохновенному изъяснению величайшего из ветхозаветных пророков Исаии (Ис. 7, 14; ср. Мих. 5, 3), та «благословенная» жена, чрез Которую наследуют «благословение все племена земные» (Быт. 22, 17–18). Святой Архангел, по изображению церковной песни, своим приветствием хотел указать Пресвятой Деве, что в Ней именно исполнились предречения и прообразования пророков. «Совет превечный открывая Тебе, Отроковице, Гавриил предста, Тебе лобзая (приветствуя) и вещая: радуйся, земле ненасеянная; радуйся, купино неопалимая; радуйся, глубино неудобозримая; радуйся, мосте к небесем преводяй, и лествице высокая, юже Иаков виде. Радуйся, божественная стамно манны; радуйся, разрешение клятвы; радуйся, Адамово воззвание, с Тобою Господь»156. Ты, как бы так говорил Архангел, Та, Которую прообразовала неопалимая купина (Исх. 3, 2–6), потому что «огонь Божества приимешь во чреве неопально», Которую прообразовала виденная Иаковом лестница (Быт. 28, 12), восходящая от земли на небо, в знак имеющего чрез Тебя совершиться соединения земли с небом.

Столь возвеличенная в приветствии небесным вестником смиренная Дева смутилась от слов его и недоумевала, что бы значило подобное приветствие (Лк. 1, 29): «Языка, егоже не ведяше, услыша Богородица»157. Видя это Ее смущение, Ее боязнь быть обольщенною, как первая жена Ева прельстилась словами змия, Архангел прежде всего отгоняет Ее естественный страх, препятствующий восприятию великой тайны воплощения Сына Божия: «Не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога» (Лк. 1, 30), то есть достойна быть служительницею великого совета Божия о спасении рода человеческого (ср. Ис. 9, 6). Затем, чтобы рассеять смущающие Ее мысли о возможности обольщения, Архангел говорит Ей, по словам церковной песни: «Не удивляйся странному моему зраку, не ужасайся, Архангел бо есмь. Змий прельсти Еву иногда; ныне же благовествую Тебе радость» истинную158. И далее он начинает излагать самый предмет благовещения словами пророка Исаии, теми самыми, которые, по преданию, Святая Дева в это время именно читала и о которых размышляла: «И вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус» (Лк. 1, 31), или «Еммануил» , как говорится у самого пророка Исаии, то есть «с нами Бог» (Ис. 7, 14), – чрез воплощение соединившийся с нами. Вспомним те обстоятельства, при которых было произнесено это пророчество.

Некогда во дни Ахаза, царя иудейского, Рецин, царь сирийский, и Факей, царь израильский, пошли войною против Иерусалима и хотели, овладев им, лишить престола дом Давидов и воцарить какого-то сына Тавеилова (Ис. 7:4, 6). Неверующий в обетования Божии, связанные с домом Давидовым, царь Ахаз и его приверженцы весьма испугались: «и всколебалось сердце его и сердце народа его, как колеблются от ветра дерева в лесу» (Ис. 7, 2).

Тогда вышел к нему навстречу пророк Исаия и сказал: «Наблюдай и будь спокоен; не страшись и да не унывает сердце твое от двух концов этих дымящихся головней, от разгоревшегося гнева Рецина и Сириян и сына Ремалиина» (Ис. 7, 4), то есть не страшись этих двух царей, которые бессильны причинить какое-нибудь зло престолу и царству Давидову.

«Господь Бог так говорит: это не состоится и не сбудется... Если вы не верите, то... проси себе знамения у Господа» (Ис. 7:7, 9, 11). И Ахаз, хотя не веровал словам пророка, однако, не желая показаться неверующим, лицемерно отвечал: «Не буду просить и не буду искушать Господа. Тогда сказал Исаия: слушайте же, дом Давидов! разве мало для вас затруднять людей, что вы хотите затруднять и Бога моего? Итак, Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис. 7:12–14), то есть зачем вы, дом Давидов, хотите Богу ставить препятствия своим неверием в обетования, данные дому Давидову? Этот дом не прекратится и не потеряет своего царственного достоинства, пока не родится от Девы славный Потомок Давида Еммануил; дотоле дом Давидов будет в безопасности от врагов и не смогут осуществить своих замыслов Рецин и Факей. «Враждуйте, народы, но трепещите... вооружайтесь, но трепещите! Замышляйте замыслы, но они рушатся; говорите слово, но оно не состоится: ибо с нами Бог!» (Ис. 8, 9–10). «Ибо младенец родился нам Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира. Умножению владычества Его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве его, чтобы Ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века. Ревность Господа Саваофа соделает это» (Ис. 9, 6–7).

Напоминая Пресвятой Деве это величественное пророчество, Архангел Гавриил говорит Ей, что на Ней теперь должно оно исполниться, что именно Иисус, имеющий родиться от Нее, есть предвозвещенный Исаиею Еммануил: «Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего, и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и будет царствовать над домом Иакова во веки, и Царству Его не будет конца» (Лк. 1, 32–33). Иисус есть и тот «камень нерукосечный», который, отвалившись от горы-Девы, по видению пророка Даниила, сокрушит царства языческие, чтобы настало Царство вечное (Дан. 2, 37–45), как поется в стихирах на Рождество Христово: «Царство Твое, Христе Боже, Царство всех веков, и владычество Твое во всяком роде и роде» (ср. Дан. 3, 100). Знаменательны были для Пресвятой Девы Марии эти слова благовестия Ангела: внимательно читавшая богодухновенные писания пророков, Она не могла не видеть, что к Ней Архангел относит величественные предречения Исаии и Даниила, как имеющей быть Матерью Христа, Спасителя мира, и тем знаменательнее были слова Архангела Гавриила, что он же некогда послан был возвестить и Даниилу о временах Христовых и теперь только напоминает Ей сказанные прежде Даниилу слова о вечности Царства Христова (Дан. 9, 21–24).

Поэтому Пресвятая Дева вполне готова верить, что настало время исполниться предречениям Исаии, Даниила и других пророков. Она только хочет разъяснить одно естественное недоумение: «Мария же сказала Ангелу: как будет это, (т. е. как совершится рождение Еммануила), когда Я мужа не знаю?» (Лк. 1, 34). Она не отрицает разума Божия, как некогда неверующий Ахаз во дни Исаии, ибо слишком велика и способна к восприятию Божественных откровений Ее вера; Она только недоумевает, каким образом совершится самое рождение от Девы, от Нее, давшей обет всегда пребыть Девою. «Являешися мне яко человек, глаголет нетленная Отроковица ко архистратигу; и како вещаеши глаголы паче человека? Со Мною бо рекл еси Богу быти, и вселитися в утробу Мою; и како буду, глаголи Ми, вместилище пространное, и место священия, херувимы Превосходящаго? Да не прельстиши Мене лестию, не бо познах сласти, браку есмь непричастна, како убо Отроча рожду?»159 В ответ на это естественное недоумение Архангел говорит: «Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» (Лк. 1, 35). Как опять знаменательны слова Ангела! Твое девство, как бы так говорит он, не нарушится, ибо не обычным путем совершится зачатие и рождение от Тебя Сына Божия. Дух Святой найдет на Тебя, Тот Самый Дух, Который некогда носился над первозданным веществом и оживотворял его (Быт. 1, 1–2), Он найдет и на Тебя, и всемогущая сила Вышнего осенит Тебя, ныне «к зачатию браконеискусную, и благоплодными сделает Твоя ложесна»160 та сила, которая в пещи огненной сохранила невредимыми отроков вавилонских (Дан. 3, 92), когда они «великое таинство рождества» нетленной Святой Девы «прообразиша явственно, посреде огня стояще и не опаляеми». Это-то сила Духа Святого сохранит и самое «рождаемое» святым и безгрешным, в противоположность всем прочим людям, «в беззакониях зачинаемым и во грехах рождаемым» (Пс. 50, 7). Рождаемое сие наречется «Сын Божий» Тот, Которого Даниил видел, как «подобного Сыну Человеческому», но Которому «дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан. 7, 14). Тот «Святый святых» , Который «помазан будет по истечении семидесяти седмин для того, чтобы покрыто было преступление, запечатаны (преданы забвению) грехи, заглажены беззакония и... приведена правда вечная» (Дан. 9, 24).

В церковных песнях так изображается величие этого таинства воплощения Сына Божия, благовестником которого явился Архангел Гавриил: «Еже от века таинство открывается днесь, и Сын Божий, Сын человечь бывает, да хуждшее восприем (т. е. воспринявши человеческое естество с его немощами, несвойственными Божеству), подаст ми лучшее (т. е. сделает человека причастником естества Божественного). Солгася (т. е. обманулся) древле Адам, и бог возжелев быти, не бысть; человек бывает Бог, да бога Адама соделает (т. е. сделает Адама как бы богом или восстановит в нем образ Божий, омрачившийся чрез грехопадение). Да веселится тварь, да ликовствует естество, яко Архангел Деве со страхом предстоит, и еже радуйся приносит, печали сопротивное. За милосердие милости вочеловечивыйся, Боже наш, слава Тебе!.. Соприсносущное Слово пребезначальнаго Отца, не разлучився горних (т. е. не отделившись от обитателей неба, Бога и Ангелов), ныне предста дольним (т. е. живущим долу, на земле), ради крайняго благоутробия, милость прием, еже на ны поползновения (соблазн) и Адамову нищету восприем, вообразися в чуждее» (будучи Богом, воспринял образ чуждый, т. е. человеческий)161. И еще стихира: «Светоносная палата уготовася Тебе, Владыко, утроба чистая Богоотроковицы, гряди к сей и сниди, ущедри создание Твое, завистно брань приемшее (по зависти дьявола боримое от него), и работою удержанное льстивого (содержимое в рабстве обольстителя дьявола), и доброту первую (первозданную красоту и совершенство) погубившее, и Твоего спасительного чающее сошествия».

Убедив Пресвятую Деву указаниями на пророчества в том, что для всемогущей силы Божией нет ничего невозможного и в сверхъестественном бессеменном зачатии Сына Божия от Девы, Ангел для большей убедительности своих слов указывает Ей еще на одно недавно бывшее чудо всемогущества Божия: «Вот, и Елисавета, родственница Твоя, называемая неплодною, и она зачала сына в старости своей, и ей уже шестой месяц. Ибо у Бога не останется бессильным никакое слово» (Лк. 1, 36–38), то есть все, что сказал Бог, непременно исполнится. Тогда Мария сказала: «Се раба Господня (т. е. предаю Себя на служение воле Божией, устрояющей спасение рода человеческого), да будет Мне по слову Твоему!» (т. е. да исполнится на Мне все, возвещенное Тобою). Как в начале творческим словом: «Да будет!» был воззван к бытию мир (Быт. 1, 3 и далее), так теперь чрез слово Марии: «Да будет!» полагается начало новому творению, то есть обновлению рода человеческого чрез веру в воплотившегося Христа, Сына Божия. «Бог, идеже хощет, – изображает эти последние слова беседы Ангела с Пресвятой Девой святая Церковь в одной из своих песней, – побеждается естества чин (порядок), глаголет бесплотный, и яже паче человека содеваются; моим веруй истинным глаголом, Всесвятая, Пренепорочная. Она же возопи: буди Мне ныне по глаголу твоему, се рожду Бесплотного, плоть от Мене заимствовавшаго, яко да возведет человека, яко один силен в первое достояние (т. е. в достоинство, которое имел при создании с растворением то есть чрез соединение Своего Божества с естеством человеческим).

«И отошел от Нее (Пресвятой Девы) Ангел» (Лк. 1, 38), – заключает святой евангелист Лука свое повествование о Благовещении Пресвятой Девы.

62. Торжественный Вход Господа в Иерусалим, исполнившиеся в нем пророчества и значение в домостроительстве спасения162

Торжественный вход Господа в Иерусалим не был каким-либо случайным, малозначительным событием в жизни Господа: он был таким событием, которое, будучи торжественно и величественно само по себе, вместе с тем обращало уже на себя взоры многих ветхозаветных пророков и предуказало великую перемену в судьбах Царствия Божия, отвержение избранного народа Божия и призвание в него язычников. В этом событии предуказан был тот путь, каким надлежало идти Спасителю мира, путь страданий и смерти, бесславных в глазах мира, но составляющих истинную, Божественную славу его Искупителя. Окруженный видимой славой, внешними выражениями царственного почтения со стороны народа, Он не на них взирает, а на печальное духовное состояние Своего народа и со скорбию провидит, что он может быть исцелен только путем «вознесения на крест Сына Человеческого», «распятия Господа Славы» (Ин. 12, 32; 1Кор. 2, 8). Уклонявшийся прежде от всякого видимого выражения царских почестей (Ин. 6, 14–15; ср. Мф. 16, 20), Господь теперь торжественно, как Царь Своего народа, входит в Иерусалим, дабы не преткнулись в вере те сыны Израиля, которые, видя лишь уничижение Его, могли недоумевать и сомневаться в том, исполнились ли на нем пророческие предсказания о царственной славе обетованного Христа, Спасителя мира. И вот, когда они исполнились, когда Христос в царственной славе явился среди Своего народа и торжественно шел в Иерусалим, тогда-то и обнаружилось, насколько духовно ослеплен был Израиль, кроме небольшого своего «остатка», «святого семени, стояния Израилева» (Ис. 6, 10–13; ср. Ин. 12, 37–41).

Но обратимся к повествованию евангелистов.

«За шесть дней до Пасхи , – повествует святой евангелист Иоанн, – пришел Иисус в Вифанию, где был Лазарь умерший, которого Он воскресил из мертвых. Там приготовили Ему вечерю, и Марфа служила, и Лазарь был одним из возлежавших с Ним» (Ин. 12, 1–2). Евангелист нарочно обращает внимание читателей на Лазаря, воскрешенного из мертвых, чтобы показать всемогущество Христа, грядущего на страдания, и указать на то, что Он идет на смерть добровольно. «Многие из Иудеев , – продолжает евангелист, – узнали, что Он там, и пришли не только для Иисуса, но чтобы видеть и Лазаря, которого Он воскресил из мертвых» , – так велико было действие на народ этого чуда, совершенного Господом незадолго пред страданиями! «Первосвященники же положили убить и Лазаря, потому что ради него многие из Иудеев приходили и веровали в Иисуса» (Ин. 12, 9–11), – столь велико было их озлобление против истины, что воскресшего мертвеца, вызывающего у всех естественное, невольное изумление, они не хотят оставить в живых, только бы не было им препятствия со стороны света оставаться во тьме, которую возлюбили (Ин. 3:19, 8:12, 12:35–36)! Однако никакие усилия их уже не могли остановить восторга народного: сопровождавшие Христа толпы народа, повинуясь единственно наполнявшим их чувствам удивления пред великим пророком и чудотворцем, начали единодушно и открыто выражать свои чувства: не сознавая сами значения своих действий, они являлись исполнителями сказанного о Христе древними пророками. Сами ученики еще не понимали происходившего пред их глазами и, только когда прославился Иисус, увидели, что, сами не сознавая того, они явились исполнителями древних знаменательных пророчеств о Христе (Ин. 12, 16). Один Господь духовным взором Своим видел все. Посему «когда приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию, к горе Елеонской, тогда Иисус послал двух учеников, сказав им: пойдите в селение» , т. е. в Вифанию (ср. Ин. 12:1, 9–12; Мф. 21, 1). Ученики пошли и поступили так, как повелел им Иисус. Привели ослицу и молодого осла и положили на них одежды свои, и Он сел поверх их. Так действительно и было: хозяева осленка, узнав, что он нужен Господу, тотчас отпустили его (Мк. 11, 5–6; Лк. 19, 33–34). Этим Своим предречением о том, что случится с осленком, Господь хотел научить учеников Своих, что Он добровольно идет на страдания: ибо если бедные (может быть) хозяева беспрекословно отпускают осленка по одному слову Господа, как замечает святой Иоанн Златоуст, то, очевидно, Он мог воспрепятствовать иудеям схватить Его.

«Все же сие было , – замечает евангелист Матфей, – да сбудется реченное чрез пророка, который говорит: Скажите дщери Сионовой: се, Царь твой грядет к тебе кроткий, сидя на ослице и молодом осле, сыне подъяремной» (Мф. 21, 4–5). Сбылось пророчество Захарии, который, по вдохновению от Духа Святого, восполнил некоторыми подробностями то, что было предречено о торжественном шествии в Иерусалим Искупителя еще ранее его пророком Исаией. Этот великий пророк предсказал уже, что Спаситель Сиона будет кротким и Царем правды (Ис. 42:1–4, 53:11, 63:1), предызобразил и самое торжественное вшествие Его в Иерусалим (Ис. 62, 10–12), так что пророк Захария предуказал лишь одну, совершенно новую, живую черту этого вшествия именно, что оно совершится на ослице и молодом осле, сыне подъяремной (Зах. 9, 9). Шествие на осле означало то, что Христос будет царь мира (ср. Ис. 9, 6), ибо тогда как кони употреблялись в военное время, на ослах ездили в мирное время, как, например, говорится о царе мира Соломоне (3Цар. 1, 33 и далее). «Бог твой, радуйся, Сионе, зело, воцарися во веки Христос, – говорится в каноне на Неделю Ваий163, – Сей, якоже писано есть, кроткий и спасаяй, праведный Избавитель наш, прииде на жребяти, конское свирепство убити врагов, не вопиющих: благословите вся дела Господня Господа». Но, кроме указанного, в шествии на молодом осленке, сыне подъяремной, скрывался еще более глубокий прообразовательно-пророчественный смысл. Недаром пророк Захария останавливает свой боговдохновенный взор на «подъяремной ослице», а святые евангелисты Марк и Лука замечают об осленке, что на него «никто из людей не садился» , т. е. он не знал еще ярма (Мк. 11, 2; Лк. 19, 30). Ослица подъяремная это образ народа израильского, находившегося под игом закона (Деян. 15, 10), в рабстве (Гал. 4, 21 и далее), а осленок, не обученный, не знавший ярма, образ язычников, не знавших закона, «ходивших путями своими» (Рим. 7, 9; Деян. 14, 16; Еф. 2, 12); ослица, идущая позади осленка, на котором восседал Христос, символ Израиля, его лицемерной и чуждой плодов духовных (Гал. 5, 22) праведности, оставляющей мнимых исполнителей закона (Ис. 29, 13; Мф. 15, 7–9) позади обращающихся ко Христу с искренним раскаянием мытарей и блудниц (Мф. 21, 31–32); символ ожесточения Израиля, по которому он обратится ко Христу после того, как «войдет полнота язычников» в Церковь Христову (Рим. 11, 25–26; ср. Лк. 21, 24). «На жребя младо вслед Царь твой, Сионе, – говорится в объяснение этих символов в каноне на Неделю Ваий164, – предста Христос: бессловесную бо идольскую прелесть разрушити, и неудержанное стремление уставити всех язык прииде, во еже пети: вся дела пойте Господа!» И тем знаменательнее эти прообразы, предуказанные еще пророком Захариею, что все последующие события, сопровождавшие торжественный вход Господа в Иерусалим, были как бы изъяснением того, что было предвозвещено пророками, особенно Исаиею, о неверии Израиля и спасении язычников.

Обратимся к дальнейшему повествованию евангелистов к описанию самого торжественного вшествия Господа в Иерусалим. «Множество же народа постилали свои одежды по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге» (Мф. 21, 8) в знак царственного почтения. «Народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! Благословен Грядущий во имя Господне! Благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!» (Мф. 21, 9; Мк. 11, 9–10). «Мир на небесах и слава в вышних!» (Лк. 19, 38), т. е. «да примут участие в настоящей радости и небеса с их обитателями, да радуются они о мире (благосостоянии, торжестве) народа и славят за него Бога!» Восторг народа особенно усилился, по сказанию святого Луки, когда Господь приблизился к спуску горы Елеонской (Лк. 19, 37), откуда открывался великолепный вид на Иерусалим. Торжественность шествия усилилась, когда к толпам народа, шедшим с Господом в Иерусалим на праздник Пасхи, присоединились толпы, вышедшие навстречу из самого Иерусалима (Ин. 12, 12–13), составившиеся из тех, которые ранее пришли на праздник или имели место жительства в Иерусалиме.

«И когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение и говорил: кто Сей? Народ же говорил: Сей есть Иисус, Пророк из Назарета Галилейского» (Мф. 21, 10–11).

Что касается самого значения восклицаний народных, то нужно иметь в виду, что они заимствованы из псалма 117-го, в котором именно и предсказывается торжественный вход Христа в Иерусалим: «Отворите мне врата правды; войду в них, прославлю Господа. Вот врата Господа; праведные войдут в них. Славлю Тебя, что Ты услышал меня и соделался моим спасением. Камень, который отвергли строители, соделался главою угла: это от Господа, и есть дивно в очах наших. Сей день сотворил Господь: возрадуемся и возвеселимся в оный! О, Господи, спаси же! О, Господи, споспешествуй же! Благословен грядущий во имя Господне! Благословляем вас из дома Господня. Бог Господь, и осиял нас» (Пс. 117, 19–27). Этот псалом относился иудеями к Мессии; название «Грядущий» на основании 117-го псалма (и Мал. 3, 1) сделалось специальным названием Мессии, и потому когда иудеи словами этого псалма приветствовали Иисуса Христа, то хотели выразить свое признание Его Мессиею. Столь знаменательна была эта минута в жизни народа иудейского! Фарисеи, хорошо сознавая значение всего происходящего пред их глазами, видя, что они не могут остановить восторга народного пред великим Пророком и Чудотворцем, на глазах всех недавно воздвигшим Лазаря из мертвых, говорили лишь в бессилии между собою: «Видите ли, что не успеваете ничего? весь мир идет за Ним» (Ин. 12, 19).

Сознавая свое бессилие и терзаемые завистью к ненавидимому ими Христу, они попытались еще раз, хотя бы прибегнув к лукавству, прекратить ненавистное им торжество: приняв вид людей, заботящихся об охране благосостояния народного, они хотят представить происходящее в настоящую минуту торжество опасным для последнего, могущим возбудить подозрительность римлян: «Учитель! – говорят они, – запрети ученикам Твоим!» (Лк. 19, 39). Но Господь отвечает им, что невозможно уже теперь какими бы то ни было слабыми человеческими усилиями скрыть столь явственную славу Божию, открывающуюся во всем, что происходит пред их глазами: «Сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют» (Лк. 19, 40). И подлинно, камни возопили, когда по сошествии Христовом в недра земли они расселись, и земля отдала мертвецов своих воскресшими, дабы засвидетельствовать об истине Христова воскресения (Мф. 27, 51–53) и о самоослеплении иудеев, согласно с притчею о богатом и Лазаре, не уверовавших даже после того, как восстал из мертвых Лазарь (Лк. 16, 31; Ин. 12:9–11, 17–19)! Подобное ослепление и ожесточение народа столь сильною скорбью исполнило Господа, что Он, при виде торжествующего народа, «когда приблизился к городу, смотря на него, заплакал о нем и сказал: О, если бы и ты хотя в сей твой день (в который пришел к тебе Царь твой Мессия, согласно с данными тебе пророчествами) узнал, что служит к миру твоему! (т. е. к спасению и благосостоянию твоему) Но это сокрыто ныне от глаз твоих, ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами, и окружат тебя, и стеснят тебя отовсюду, и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне за то, что ты не узнал времени посещения твоего» (т. е. пришествия к тебе обетованного Мессии Христа (Лк. 19, 41–44). Все это исполнилось при разрушении Иерусалима Титом (около 70 года).

Вступив в Иерусалим, «вошел Иисус в храм Божий , – как повествует святой евангелист Матфей (Мф. 21, 12), – и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей» , хотя, по евангелисту Марку, Он в первый день, собственно, только «осмотрел все» и, «как время уже было позднее, вышел в Вифанию с двенадцатью» (Мк. 11, 11), самое же изгнание торжников из храма, по-видимому, было на другой день (Мк. 11:11–12, 15). И здесь, в «храме Божием», в этом средоточии духовной жизни народа иудейского, нашел Он запустение (ср. Мф. 23, 38; Иер. 7, 11–12) духовное: под предлогом служения Богу (жертв, уплаты подати на храм) человеческое своекорыстие и это святое место обратило в место торговли с ее обычными неправдами, житейскою суетою и страстями. И вот, Господь напомнил для вразумления нарушителей святости храма сказанное о нем древними пророками: «Написано – дом Мой домом молитвы наречется, а вы сделали его вертепом разбойников» (Мф. 21, 13; Ис. 56, 7; Иер. 7, 11). Некогда еще при освящении новопостроенного храма царь Соломон молился, чтобы Бог услышал в нем молитвы, возносимые не только сынами Израилевыми, но и иноплеменниками (3Цар. 8, 41–43), а святой пророк Исаия, провозвестивший, что Израиль в лице Христа будет «светом для язычников» (Ис. 42, 6), провозвестил вместе с тем, что и дом молитвы Израиля сделается «домом молитвы для всех народов» (Ис. 56, 7).

Но во что Израиль обратил этот имевший столь великое предназначение дом молитвы? «Не надейтесь , – говорил пророк Иеремия своим современникам, – на обманчивые слова: «здесь храм Господень, храм Господень». Но если совсем исправите пути ваши и деяния ваши, если будете верно производить суд между человеком и соперником его, не будете притеснять иноземца, сироты и вдовы, и проливать невинной крови на месте сем, и не пойдете во след иных богов на беду себе, то Я оставлю вас жить на месте сем, на этой земле, которую дал отцам вашим в роды родов. Вот, вы надеетесь на обманчивые слова, которые не принесут вам пользы. Как! вы крадете, убиваете и прелюбодействуете, и клянетесь во лжи, и кадите Ваалу, и ходите во след иных богов, которых вы не знаете, и потом приходите и становитесь пред лицем Моим в доме сем, над которым наречено имя Мое, и говорите: «мы спасены», чтобы впредь делать все эти мерзости. Не соделался ли вертепом разбойников в глазах ваших дом сей, над которым наречено имя Мое? Вот, Я видел это, говорит Господь» (Иер. 7, 4–11).

Бывшее в дни пророка Иеремии в еще большей силе исполнилось на современниках Христа. Посему теперь Христом «оскудевает Божественных ограждений (изгоняется из священной ограды) законопреступное сонмище непокоривых, понеже дом молитвы Божия вертеп сотвориша разбойническ, от сердца (сердцем) Избавителя отринувше... Соблазны стези, что близ вас положисте непокоривии? Ноги ваша скоры кровь излияти Владычню»165.

Никто из книжников и фарисеев, при всей злобе своей, однако, не мог в описанные торжественные минуты тотчас приступить к Тому, Кто столь дивно в эти минуты исполнял на Себе древние пророчества и еще более обезоруживал врагов Своих знамениями и чудесными исцелениями, совершенными во храме над слепыми и хромыми (Мф. 21, 14).

Но как неистощима в своих нападениях злоба человеческая! Видя безуспешность прежних средств, враги Христовы прибегают еще, как к одному из средств, к злобной насмешке. «Видев же первосвященники и книжники чудеса, которые Он сотворил, и детей, восклицающих в храме и говорящих: осанна Сыну Давидову! вознегодовали и сказали Ему: слышишь ли, что они говорят? Иисус же говорит им: да! разве вы никогда не читали: из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу?» (Мф. 21, 15–16; ср. Пс. 8, 3). «Ты, Учитель, ищущий славы от одного Бога (Ин. 5, 41–44), – как бы так говорят они, – принимаешь славу не только от людей, но даже от неразумных детей!» «Не неразумна эта хвала детей, – отвечает им Господь, – вы, мнящие себя знатоками закона и писаний пророческих, разве не видите, что исполняется в этой хвале детей древнее пророчество псалмопевца: из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу?» Сколь ощутительна, говорится в этом древнем пророчественном псалме, слава Твоя, Господи! Младенцы и грудные дети ощущают ее сердцем и даже говорят слова хвалы устами своими, когда слышат их от достигших разумения по своему возрасту. Сердца еще неразумных созданий оказываются в час сей способными к ощущению «славы Сына Человеческого» , «умаленного малым чим от ангел» , в обличение мнимо разумных, противящихся истине Божественной врагов Христовых (Пс. 8, 5–10). «Языцы вскую шатаетеся? Писменницы и священницы, почто тщетным поучистеся? Кто Сей, рекше, Емуже дети с ваием и ветвьми, песньми зовут: благословен Грядый во имя Господа Спаса нашего. Сей Бог наш, Емуже никтоже подобен, праведный всяк путь изобрет, даде возлюбленному Израилю; по сих же с человеки поживе явлься: благословен Грядый во имя Господа Спаса нашего»166.

Еще одно знаменательное событие, связанное с торжественным входом Господа в Иерусалим, отмечает святой евангелист Иоанн это желание эллинов видеть Иисуса.

Это были, по-видимому, пришедшие на праздник Пасхи в Иерусалим язычники прозелиты (т. е. принявшие иудейскую веру отчасти или вполне). Они обратились со своей просьбой к Филиппу из Вифсаиды Галилейской, где жило немало язычников, может быть, ранее известному им. Филипп, считая, вероятно, подобную просьбу важною, сначала предложил ее на обсуждение Андрею, и затем оба говорят о ней Иисусу (Ин. 12, 20–22).

Желание эллинов видеть Иисуса было поводом к возвышенной речи Господа о существе Своего дела, совершаемого на земле, и судьбах его в мире. Означенное желание свидетельствовало, что настало время исполнения тех пророчеств о Христе, по которым Он должен прославляться чрез спасение не одного Израиля, но и язычников, претерпев ради этого страдания и смерть. Посему Господь в ответ на просьбу эллинов и говорит: «Пришел час прославиться Сыну Человеческому» (Ин. 12, 23), начало исполняться о Нем то, что сказано пророком Исаиею: «Вот, раб Мой будет благоуспешен, возвысится и вознесется, и возвеличится. Как многие изумлялись, смотря на Тебя, столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его паче сынов человеческих! Так многие народы приведет Он в изумление; цари закроют пред Ним уста свои, ибо они увидят то, о чем не было говорено им, и узнают то, чего не слыхали» (Ис. 52, 13–15). Теперь, действительно, язычники эллины приведены были в изумление личностью Христа, чем и объясняется их желание видеть Его. Они, не слышавшие проповеди о Нем, добровольно идут к Нему и ищут видеть Его, тогда как Израиль, видевший и слышавший Самого Христа, в ослеплении соблазнился и даже ищет Его смерти.

Сказав, что время подобного, предуказанного Исаиею и другими пророками, прославления Сына Человеческого настало, Господь изъясняет, в чем оно должно состоять.

«Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24). Господь указывает здесь на слова того же пророка Исаии о прославлении Раба Господня: «Он отторгнут от земли живых, за преступление народа Моего претерпел казнь... когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное... оправдает многих и грехи их на Себе понесет» (Ис. 53, 8, 10–11), и только образною речью (чрез сравнение с зерном) хочет усилить и уяснить сказанное пророком об искупительном значении Христовых страданий и смерти, составляющих истинную славу Сына Человеческого. Далее Господь говорит, что тот же путь искупительных страданий и смерти должны пройти и Его последователи, желающие быть соучастниками Его славы, которая составляла единственный предмет помышлений большинства Его слушателей без обсуждения самого пути к ее приобретению. «Любящий душу свою (жизнь земную, обращенную всецело к земле) погубит ее (ибо не вечны земные блага и рано или поздно отнимутся вместе с самой земной жизнью, а кроме того, он может лишиться из-за этой любви жизни вечной); а ненавидящий душу свою (собственно не земную жизнь, а исключительное пристрастие к ней) в мире сем сохранит ее в жизнь вечную. Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой» (Ин. 12, 25–26), т. е. идущий одинаковым путем со Мною будет в общении со Мною и участником Моей славы, и не Моей только, но и Отца, Которого называли иудеи своим Богом (Ин. 8, 54).

Однако необходимость страданий для спасения мира Самого Сына Человеческого, свидетельствовавшая о столь глубоком отпадении людей от Бога, крайнем лукавстве и злобе сердца человеческого, возмутила безгрешную душу Богочеловека, находившую в исполнении воли Отца истинную пищу для Себя (Ин. 4, 34). «Душа Моя теперь , – говорит Он, – возмутилась; и что Мне сказать? Отче! избавь Меня от часа сего! Но на сей час Я и пришел» (Ин. 12, 27), т. е. возмущенный душою Своею, Он как бы готов уже произнести устами Своими молитву об избавлении Его от сей невыносимо тягостной для Него чаши, если бы не сознавал, что она необходима и что исполнить предвечную волю Отца об этой именно чаше Он и пришел (ср. Пс. 39, 8–9). Посему Он лучше молится о том, чтобы Отец прославил имя Свое, хотя бы для сего необходимо было претерпеть Ему страдания и смерть: «Отче, прославь имя Твое!» Тогда пришел с неба глас: и прославил и еще прославлю» (Ин. 12, 28), т. е. молитва Сына услышана: «Подвиг Его будет благоуспешен , и чрез этот подвиг прославится Отец» (ср. Ис. 52:13, 53:11, 49:3–5).

Как знаменательны должны были бы быть в глазах народа, каждую субботу читавшего закон и пророков, подобные столь частые указания Господа и Самого Бога Отца на постоянное исполнение ветхозаветных пророчеств в Его Сыне! Но вместо того, чтобы изощрить свое внутреннее зрение и слух видением и слышанием непрестанных знамений и чудес, совершавшихся Христом, он «ослепил глаза свои и окаменил сердце свое» (Ин. 12, 40; ср. Ис. 6, 10). Он и в настоящий час исполнен не стремлением проникнуть внутренним оком ума в смысл совершающихся пред ним событий, уясняемых посредством нарочито данных ему пророчеств, а пустым любопытством, ищет лишь какой-нибудь внешней причины слышанного им звука: «Народ, стоявший и слышавший то, говорил: это гром; а другие говорили: Ангел говорил Ему» (Ин. 12, 29). Подлинно, нужно было, как сказал Исаия, «оглушить уши этого народа и ослепить очи его» (Ис. 6, 10), скрыть многое от него посредством притч или скрыть смысл слышимого с неба голоса, как в данном случае, чтобы он видя не видел, слыша не слышал и не разумел (слышал голос с неба, но не разумел значения его), чтобы он, хотя оглушенный и ослепленный, почувствовав свою глухоту и ослепление, обратился к Господу искать исцеления (Мк. 4, 11–12).

Видя подобное настроение окружавшего Его народа, Господь ответил: «Не для Меня был глас сей, но для народа» (Ин. 12, 30), т. е. «вы, как бы так говорил Господь, занимаетесь праздными догадками относительно голоса с неба и думаете, что этот голос нужен был только для укрепления Моей возмущенной души, но не хотите даже подумать, что этот голос должен был вызвать вас из состояния духовного ослепления, исправить ваше духовное зрение, научить видеть и понимать значение великих событий, происходящих пред вашими глазами: «Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон. И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе» (Ин. 12, 31–32), вот сколь великие события происходят пред вашими глазами! Ныне чрез подвиг Моих страданий и смерти осуждается его [мира] жизнь, основанная на неправде сильных, на оправдании греха и преступлений, и становятся очевидными для всех могущество и сила духовной жизни, основанной на любви, побуждающей терпеть уничижения и полагать душу свою за други (ср. Ин. 13, 34–35). «Ныне сам князь мира сего будет изгнан вон» , как предсказано еще Исаиею: «плененные сильным будут отняты, и добыча тирана будет избавлена» (Ис. 49, 25; ср. Мф. 12, 29). И еще более того: «И когда Я вознесен буду (ср. Ис. 52, 13) от земли» , т. е. на Крест, служащий, правда, предметом позора в глазах людей, но в действительности составляющий путь к вознесению на небо, к восшествию в небесную славу, «всех привлеку к Себе» (Ин. 12, 32): все народы, уверовав в Меня и будучи привлечены любовью Моею (ср. Ин. 6, 44, 65), свободно придут ко Мне: «все концы земли увидят спасение Бога нашего» (Ис. 52, 10), все жаждущие придут и будут вкушать духовное благо (Ис. 55, 1–4).

Народ, очевидно, не понял всей глубины значения последних слов Христовых, разъяснявших осуществление во Христе обетований, данных чрез древних пророков. Он остановил свое внимание только на словах Господа о «вознесении Христа», или Мессии, о Котором писал закон и пророки. Народ, по-видимому, смутно догадывался, что Господь говорит о необходимости пострадать и умереть для Мессии («вознесену быти»), Которого Он называет «Сыном Человеческим». Но ведь все это так сильно противоречит общим ожиданиям самого народа! «Мы слышали из закона (как он, конечно, истолкован был ему книжниками, «законниками, которые взяли ключ разумения, сами не вошли и входящим воспрепятствовали» Лк. 11, 52), что Христос пребывает во веки (т. е. не должен умирать извращенное истолкование, вероятно, Ис. 9, 6; Мих. 5, 2; Дан. 7, 13; Пс. 109, 4 и др.), как же Ты говоришь, что должно вознесену быть Сыну Человеческому (т. е. умереть)? Кто этот Сын Человеческий? (т. е., может быть, Ты называешь Сыном Человеческим не Мессию, Который не должен умирать никогда, а кого-то другого? Ин. 12, 34).

Видя, что народ со своими понятиями, извращенными по вине отчасти книжников и фарисеев, отчасти собственной, не хочет и не может более внимать словам Его, Господь прекратил дальнейшее изъяснение пророчеств о Мессии, присоединив только одно увещание, основанное, впрочем, на тех же пророчествах. Он сказал им: «Еще на малое время свет есть с вами; ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма; а ходящий во тьме не знает, куда идет. Доколе свет с вами, веруйте в свет, да будете сынами света» (Ин. 12:35–36; ср. Ис. 50:10, 59:9–10, 60:1–3), т. е. вместо бесполезного совопросничества воспользуйтесь малым временем, в продолжение которого Я остаюсь еще с вами, без Меня не найдете пути жизни и умрете во грехах ваших (ср. Ин. 12:46, 50, 14:6, 8:21).

«Сказав это, Иисус отошел и скрылся от них» (Ин. 12, 36).

Вот чем окончились сопровождавшие торжественный вход Господа в Иерусалим события! Вот причина, по которой Господь плакал об Иерусалиме, шествуя среди ликований Своего народа: это неверие и крайнее духовное ослепление народа, вследствие которого начавшие уже искать Христа эллины-язычники должны были вступить в Церковь Христову вместо богоизбранного народа (ср. Рим. 11, 7–36); Израиль же, «возлюбленный виноградник Божий», должен был быть предан запустению (Ис. 5:1, 7; ср. Мф. 21, 33 и далее), и дом его должен был оставаться «пуст» , «пока он не воскликнет: благословен Грядый во имя Господне» (Мф. 23, 38–39; ср. Рим. 11, 23, 26).

63. Слово в день Входа Господня в Иерусалим167

«Приидите и мы днесь весь новый Израиль, яже от язык Церковь, со пророком Захариею возопиим: «Радуйся зело, дщи Сионова, проповедуй, дщи Иерусалимова, яко се Царь твой грядет тебе кроток и спасаяй» (стихира праздника).

С великим духовным торжеством, подобно древнему Израилю, празднует новый Израиль, то есть христиане, нынешний праздник.

Но во время самого торжественного входа Господня в Иерусалим мы видим не одну радость и торжество. Господь плакал во время ликования народа о горестной судьбе Иерусалима, готовившегося вскоре отвергнуть Мессию своего (Лк. 19, 37–44). Следовательно, легкомысленно было ликование народа. В самом деле, он думал, что встречает грядущего земного Царя своего, Который не только не отрешит его от чрезмерного пристрастия к благам земным, но грядет в Иерусалим именно для того, чтобы даровать их народу Своему в изобилии, благословить не небесный, а земной мир и благосостояние Израиля.

Мало того, Израиль даже боялся уверовать во Христа как духовного Царя, имевшего разрешить сердца людей от уз страстей земных Своим Крестом и страданиями, в лице своих вождей он объявил: «Если оставим Его (Христа) так, то все уверуют в Него, и придут римляне и овладевают и местом нашим, и народом» (Ин.11:48), то есть более всего эти вожди боялись, что Израиль, уверовав во Христа, потеряет земное свое царство, должен будет отречься от обладания тем, что его сердцу наиболее любезно.

Подобно древнему Израилю, не легкомысленно ли было, братие, и наше духовное ликование в день сей? Ибо углубили ли мы духовное торжество нынешнего праздника теми помышлениями о Кресте и страданиях, какие занимали Самого Господа, входившего в Иерусалим? Та ли вера в победную силу Христовых страданий поднимала и радостью наполняла наш дух, которая побуждала пророка восклицать: «Радуйся зело, дщи Сионя, проповедуй, дщи Иерусалимля! Се, Царь твой грядет тебе праведен и спасаяй» , – спасаяй страданиями Своими, «кровию завета» Своего (Зах. 9, 9–11)? Помышляли ли мы о том, что хотя и дух Самого Христа был исполнен победного торжества при мысли о наступившем времени прославления Сына Человеческого, но путь к этой славе Он указал в Своих страданиях, сказав: «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24), что лишь путем «возненавидения» себя, то есть своих земных пристрастий, мы можем испытать истинное духовное торжество Христово и только следуя за Христом путем страданий можем «войти в радость Господа своего» (Мф. 25, 21). Мы настолько поставили удовольствие земное правилом своей жизни, что иногда едва ли не его только ищем в самом храме и начинаем сильно тяготиться пребыванием в последнем, не испытывая непрерывного, хотя бы и чисто земного удовольствия. Конечно, щедродателен Господь, Он не лишает духовного утешения веры никого из нас при всей привязанности нашей к земным удовольствиям.

«Радуйтеся всегда о Господе, и паки реку: радуйтеся» (Флп. 4, 4), слышим и мы ныне, подобно ветхозаветному Израилю, призыв святой Церкви устами апостола. Но ведь Господь посылает эту радость и утешение духовное для большего воодушевления нас на духовные подвиги.

В настоящее время люди, редко испытывая в себе подъем духовной жизни, жалуются на самую Церковь: они говорят, что пребывание в храме не возбуждает их духовной жизни, так как будто бы Церкви нет дела до земной жизни, которую она должна бы освящать хранящимися в ней сокровищами жизни духовной. Но как может освятить Церковь жизнь тех людей, которые не только не ищут ее освящения, но и противятся этому освящению, когда, «желая приблизиться к Богу, – по слову пророка, – исполняют волю свою» (Ис. 58, 2–3)? Как может «голос их быть услышан (Богом) на высоте» (Ис. 58, 4), если даже в храме, воссылая молитвы устами, они сердцем блуждают лишь по распутиям удовольствий и пристрастий земных? Не изгнал ли Сам Господь в день сей из храма Своего людей, внесших в «дом молитвы» корысть и прочие страсти земные и чрез то превративших дом сей в «вертеп разбойников» (Мф. 21, 12–13; Ис. 56, 7; Иер. 7, 11)? «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23, 38), сказал Господь этим людям, указывая на то, что вместе с запустением храма сделался опустошенным и весь «виноградник» Израиля, запустела от терния земных пристрастий и замерла вся духовная жизнь Израиля (Мф. 21, 33–43; Ис. 5, 1–7). Отныне вместо Израиля дом сей отдается язычникам, по слову Господа, изреченному еще древле чрез одного из пророков Израиля: «Дом Мой назовется домом молитвы для всех народов» (Ис. 56, 7). Отныне, когда Господь «из уст младенец и ссущих совершил еси (Себе) хвалу» в обличение вражды ко Христу неверующего Израиля (Пс. 8, 3; Мф. 21, 15–16), создает Он себе новых, лучших не по естеству, впрочем, а по благодати чад из среды народов языческих, осуществляет сказанное Предтечею Христовым: «Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму» (Мф. 3, 9), как и говорит Сам Он неверующим сынам Израиля: «Аще сии (верующие из Израиля) умолчат, камение возопиет» (Лк. 19, 40), то есть обратятся ко Христу, говоря словами песни церковной, «языцы (язычники) противообразнии (т. е. предызображаемые в Ветхом Завете) каменосердечнии»168 язычники, доселе бывшие также, подобно Израилю, жестокосердыми, но верою во Христа и любовью к Нему умягчившие сердца свои.

Убоимся же этого «опустения дома» духовного и окаменения сердец и все мы, новый Израиль, особенно мы, питомцы духовной школы, призванные быть не только виноградником Господа, но и делателями в Христовом винограднике, дабы не сказал и нам Господь: «Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф. 23, 38)... «Когда вы приходите являться пред лице Мое» (в храме), кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои?» (Ис. 1, 12). Да не пустым и бесплодным «топтанием дворов Господних» будет для нас стояние в церкви в дни торжества духовного или покаяния, но да умягчается здесь окаменение духовное нашего сердца и да наполняется беспрестанно душа наша высшею духовною, очищенною от страстей жизнью Христовой! Аминь.

64. Слово в Великий Четверг169

«Странствия (гостеприимства) Владычня, и бессмертныя трапезы на горнем месте, высокими умы, вернии приидите, насладимся, возшедша Слова, от Слова научившеся (т. е. пришедшего сюда Слова, Христа, познав от Самого Слова), Егоже величаем (канон Великого Четверга, ирмос 9-й песни).

Ныне любвеобильный Владыка уготовляет нам таинственную вечерю, Тот, «в Егоже руце дыхание всех сущих»170, приглашает к Своей Божественной трапезе. «С высоким проповедованием» создавшая веки Премудрость Божия, по вечным глаголам Слова Божия, ныне «созывает... на чашу, глаголющи: ...приидите, ядите Мой хлеб и пийте вино, еже растворих вам» (Притч. 9, 2–5). Да не будет же, чтобы кто-либо приступил к этой Божественной трапезе с умом пустым и обращающимся долу, с сердцем, занятым лишь земными помышлениями и попечениями! Взойдем мысленно в Сионскую горницу, где устрояет ныне Христос вечерю для учеников Своих и возвысим умы свои видением и слышанием того, что происходит там!

Там видим мы училище любви, «связуемые которою» апостолы, предавши себя «владычествующему всеми Христу»171 внимают Его последней тайноводственной беседе. «Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания» (Лк. 22, 15), говорит Христос Своим ученикам, – желал потому, что хочу ныне заменить эту сыновнюю ветхозаветную пасху иною, значения которой вы пока не разумеете. Даже в сей час вы заняты еще мыслями о земном царстве, чтобы сесть одному из вас по правую, другому по левую сторону Меня в сем царстве (Мф. 20, 21). Но «не тако бо будет вам, Моим учеником, яко нищий хотя (добровольно) есмь; первый убо вас, да будет всем слуга; начальствуяй же яко начальствуемый, предызящный же яко последнейший». Доселе вы преданы спорам, кто между вами «мнится быти болий», но вот Я Сам «посреди вас, как служащий» (Лк. 22:24–27) и умывающий вам ноги, таковым должен быть желающий иметь часть со Мною (Ин. 13, 4–17). Доселе вы были безопасны в мире, и даже, хотя Я «без мешка, и без сумы, и без обуви посылал вас» на проповедь, вы не имели ни в чем недостатка, потому что Я соблюдал и охранял вас (Лк. 22, 35; Ин. 17, 12), теперь наступает иное время, когда исполнится на Мне Самом написанное: «И к злодеям причтен» . Вы готовы поднять мечи на Мою защиту (Лк. 22, 37–38; Ин. 18, 10–11), душу свою положить за Меня и идти ради Меня в темницу и на смерть (Мф. 26, 35; Ин. 13, 37), но вот скоро настанет время, когда вы вместо того «рассеетесь каждый в свою сторону и Меня оставите одного... ибо написано: поражу Пастыря, и рассеются овцы стада» (Ин. 16, 32; Мф. 26, 31).

Не эти внешние подвиги защиты Моей земной жизни от врагов нужны теперь, ибо настало время Мне «испить чашу, которую дал Мне Отец» (Ин. 18, 11), и исполнить волю Его, возвещенную в предвечном Его совете: «В главизне книжне писано есть о Мне: еже сотворити волю Твою, Боже... Жертвы и приношения не восхотел еси, тело же свершил (уготовал) Ми еси» (Пс. 39, 7–9). «И сие (зримое вами) есть тело Мое, еже за вы ломимое, во оставление грехов: сие творите в Мое воспоминание. Сия чаша Новый Завет есть в Моей крови: сие творите, елижды аще пиете, в Мое воспоминание» (1Кор. 11, 24–25; Мф. 26, 26 и др.).

Сия есть чаша Моя, которую хотели некоторые из вас пить, не разумея, какова она будет (Мф. 20, 22)! Вот один из вас самих вскоре предаст Меня, по слову Писания: «Человек мира моего, на негоже уповах, ядый хлебы моя, возвеличит на мя запинание» (Ин. 13, 18–21; Пс. 40, 10). Вы увидите, как «путь нечестивых спеется» (Иер. 12, 1) и как вы сами, обещающиеся со Мною в темницу и на смерть идти, будете «спать и почивать» в тот час, в который предастся Сын Человеческий в руки грешников, как в тот час, когда душа Моя будет «скорбеть смертельно» о грехах мира, даже среди вас не найду Я утешителя, но явится Ангел для подкрепления изнемогающей от скорби души Моей, чтобы исполнилось слово Писания: «Я ждал сострадания, но нет его, – утешителей, но не нахожу» (Пс. 68, 21; Мф. 26, 35–45; Лк. 22, 43–44). На сии дела любви, «ныне тайно совершаемые», предызображаемые сею трапезой, Отец рождает Меня, творческую Премудрость172, и вы не разумеете еще их ныне, уразумеете же после, когда, очищенные словом Моим и любовью, восприимите Духа Святого, «Он научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин. 14:26, 15:3, 16:12).

И подлинно, только апостолы, имея очищенные чрез умовение Христово «красны ноги», могли «благовествовать миру»173, исполненному себялюбия и страстей. Мы же, обложенные немощною плотью и волею своею преклоняемые более к земным страстям, нежели к истине Христовой, как вместим возвышенное учение пришедшего к нам ныне Слова в свои умы, не очищенные Им и не утвержденные общением с Ним! Но вспомним немощь апостолов! Ибо и они не тотчас утвердились верою и приобрели очищенные и возвышенные умы, а после того, как «пребыли со Христом в напастях» Его», и после того, как «сатана... сеял их, как пшеницу» , подвергая соблазнам и напастям мира (Лк. 22:28, 31).

И как они, насладившись любви Христовой, освободились потом от обычных недостатков и немощей естества и восприяли «ум Христов» (1Кор. 2, 16), так и мы, приступая к «уготовляемой Христом душепитательной трапезе», услаждая ею наши умы и «научаемые чрез Само Слово» образу жития, в Нем виденному, узрим, как это невидимое общение с Ним укрепляет нас на борьбу со страстями своими, дает силу нам не словом только, но и жизнию величать сие Слово, нас ради обнищавшее и «славно прославившееся»174. Аминь.

65. Слово в Великий Пяток175

«Изыде же вон Иисус, нося терновен венец и багряну ризу. И глагола им: (иудеям Пилат) се, Человек» (Ин. 19, 5).

Эти слова святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова суть, братие, наглядное изображение того же события, которое еще за семь веков, едва не с ясностью самого события, открыто было в пророчественном видении ветхозаветному евангелисту пророку Исаии. Духовному взору этого великого пророка, просвещенного Духом Божиим, предносился образ страждущего Раба Господня Христа. Столь изумительно было для людей подобное зрелище уничижения Того, Кто должен бы быть «славою и честью венчанным», по слову псалмопевца, «и все покорившим под ноги Свои» (Пс. 8, 6–7), что пророк Исаия восклицал: «Как многие изумлялись, смотря на Тебя, столько был обезображен паче всякого человека лик Его, и вид Его – паче сынов человеческих!» (Ис. 52, 14). И в самом деле, что может быть изумительнее того зрелища, что называющий Себя Сыном Божиим стоял пред Пилатом всячески поруганный презренною толпою, в терновом венце и багрянице, надетых на Него для посмеяния над Его царственным достоинством? Поистине, Он привел в изумление народы, царей и князей их, когда Пилат в недоумении пред необыкновенным, хотя и поруганным, Узником мог сказать лишь слова: «Се, Человек!» , так как не мог сказать каких-либо определенных и ясных слов о Божественном Страдальце.

Что может быть изумительнее того, что у самого Креста толпы народа не только не испытывают ни малейшего сожаления к Праведнику, Который «язвен бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша» (Ис. 53, 5), но подвергают Его всяческому осмеянию?

«Они смотрят и делают из Меня зрелище» (Пс. 21, 18), как пророчественно говорит псалмопевец Давид, «и стоял народ и смотрел» , – как говорит об исполнении слов псалмопевца святой евангелист Лука (Лк. 23, 35).

Что же, прекратилось ли теперь это «зрелище» Христа поруганного и распинаемого?

Мы, сделавшиеся последователями Христовыми и носящими имя Его, подлинно ли научились чтить устами и сердцем своим язвы Христовы, как спасительные и соделавшиеся источником исцеления для мира? Подлинно ли лучше из Евангелия Христова научились мы с любовью лобызать и, подобно апостолу, в «теле своем носить язвы сии» (Гал. 6, 17), чем иудеи, «тщетно изучавшие изречения пророков», «преступно влекшие заклать, как овцу, Владыку всех, Которого мы величаем»?176 Увы! Не можем мы не сказать вместе с апостолом, что и ныне немало есть людей, «снова распинающих в себе Сына Божия и ругающихся Ему» (Евр. 6, 6). Не будем уже говорить о тех, которые увлекаются богохульными словами Ницше, называвшего себя антихристом, или Льва Толстого, дерзостно раздирающего ризу Христову, то есть вносящего разделение в Христову Церковь, обратимся к себе самим все, здесь предстоящие изображению Христа Распятого, совершенно ли неповинны и мы в преступлении богоборных иудеев? И, прежде всего, все ли мы можем сказать, что далеки от настроения того народа, который при Кресте только «стоял и смотрел» , который бесчувственно устраивал зрелище из Праведника, висящего на Кресте? Пронзает ли до боли нас это великое зрелище и вызывает ли слезы умиления и глубокого раскаяния в неправдах наших, причинивших язвы Божественному Страдальцу?

Или, быть может, и ныне есть христиане, которые в дни сии бесчувственно холодно стоят в церкви, не испытывая никакого искреннего глубокого чувства и ища в торжественных обрядах и воспоминаниях Церкви не столько назидания, сколько «зрелища»? Конечно, всякий из нас, здесь стоящих, скажет, вероятно, что он чтит Христа и не отвергается от Него. Но ведь это ли есть достаточное воздаяние за язвы, которые претерпел Господь по великой Своей любви к нам? Это ли истинная любовь ко Христу, когда с нею хотим мы совместить живущую в нас гораздо сильнейшую любовь к миру, враждебную Богу? Или вы думаете, говорит святой апостол Иаков, что напрасно говорит Писание: «До ревности любит дух, живущий в нас?» (Иак. 4, 5). Если мы хотим испытать свою любовь ко Христу, не в похвальных только словах или даже и чувствах выражающуюся, то приведем себе на память любовь невесты к жениху своему, или если мы назовем более совершенною, чем эта пламенная юношеская любовь, любовь «мужа совершенна» (Еф. 4, 13), то обратим взоры свои на апостолов, «оставивших все» ради Христа (Мф. 19, 27) и готовых ради Него «в темницу и на смерть идти» (Лк. 22, 33), или на Самого Христа, сказавшего: «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24). Или забыли мы слова Господа: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи, Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мф. 7, 21)? О совершенном исполнении Самим Господом этой воли свидетельствуют язвы сии Его «Тела, уготованного Ему» Отцом177 (Евр. 10, 5)..

Мы же, часто ли напечатлеваем хотя бы в умах и сердцах своих язвы сии, которые должны бы «носить на теле своем» (Гал. 6, 17) всегда, по примеру апостола? Или язвы эти перестали уже после 19 веков, как ранее и иудеям, свидетельствовать нам ясно о Божественной славе Распятого, и мы «вменили» Христа с прочими, если не «с беззаконными» (Ис. 53, 12), то с обычными людьми, совершившими подвиги самоотвержения, так что охладели в отношении к ним и перестали уже им удивляться? Христову подвигу научаются современные люди все более и более противопоставлять дела человеческие, которые будто бы не ниже его, особенно дела человеколюбия, совершаемые всеми людьми, даже и язычниками, и, благодаря успехам науки или мудрости человеческой, будто бы получающие все более и более прочное существование и широкое распространение. Забывают люди сии, что учение Христово, хотя и незаметными путями, проникает постепенно во весь мир, подобно закваске, и что те, которые не называются даже именем Христа, лучшие дела свои часто совершают, будучи вдохновлены Его вседействующим словом. Забывают, что главнейшие дела человеколюбия, например помощь раненым воинам и др., совершаются под знаменем Креста Христова (Красного, Белого и т. д.). Забывают, наконец, и это главное, что все отдельные подвиги человеколюбия, совершаемые людьми, сопровождающиеся обыкновенно прославлением их другими людьми, суть ничто пред подвигом того Раба Господня, или Христа страждущего, Который предначертан был еще ветхозаветными пророками Давидом, Исаиею и др. Сей Раб Господа «презрен был и умален пред людьми» , грехи которых вознес на Теле Своем на древо; Он заклан был, «как агнец» , чтобы собрать к Себе блуждавших овец; Он не один какой-либо подвиг человеколюбия совершил, но самую душу Свою, то есть всю жизнь Свою, отдал в «жертву умилостивления» за многих; Он не только не был прославляем при этом людьми за подвиг любви Своей, но «к злодеям причтен был... и за преступников сделался Ходатаем» (Ис. 53:3, 7, 10, 12; 1Пет. 2, 21–25).

Посему, братие, лобызая ныне спасительные язвы Пречистого Тела Христова, приступим к ним с должным почтением и любовью, как к язвам Божественного Страдальца, чрез Которого «все концы земли увидели спасение Бога нашего» (Ис. 52, 10). Да не будет того, чтобы кто-либо приступил к ним лишь по требованию общественных приличий, оставаясь холодным в сердце своем! Ибо ведь и в последние времена люди, по слову апостола, будут все еще «иметь вид благочестия» , хотя «отрекутся силы... его» (2Тим. 3, 5); но такое благочестие не воспрепятствует явиться на земле самому антихристу, крайнему противнику Христову, и положить печать свою на людей, «любви к истине не приявших» (2Сол. 2, 3–12; Откр. 13, 16). Мало того, быть может, и такие люди будут хвалиться делами человеколюбия, оставаясь холодными в сердцах своих, ибо любовь Христова иссякнет в них «за умножение беззакония» (Мф. 24, 12). Все мы, и образованные вместе с простыми одинаково, не превозносясь над простою, смиренною верою и не считая себя какими-то высшими, «духовными» христианами, для которых будто бы сделались излишними молитвы и обряды церковные, благоговейно будем ныне лобызать язвы Господа! «Воззрим ныне» с умилением и любовью, кто может, и со слезами, «на Того, Кого пронзили» мы грехами своими (Ин. 19, 37; Зах. 12, 10); и пусть это воззрение в дни земной нашей жизни сохранит нас от того, исполненного страха, плача и рыдания, воззрения на Него пронзивших Его и не раскаявшихся людей, когда Он «явится с силою и славою многою» судить мир (Мф. 24, 30; Откр. 1:7, 6:15–17). Аминь.

66. Слово на Пасху178

Из читаемого на Пасху слова святого Иоанна Златоуста и из вдохновенных песнопений составленного преподобным Иоанном Дамаскиным канона на Пасху вы видите, братие, к какому торжеству и трапезе призывает ныне святая Церковь своих чад, она призывает всех насладиться «пира веры», то есть победного торжества «смерти умерщвления и адова разрушения»179, приглашает всех пить «пиво новое», питие духовного веселия, воссиявшего из гроба Христова, приступить к трапезе, на которой предлагается Агнец, закланный за грехи мира, Христос (и мы знаем, что в различных местах христиане приступают к сей трапезе в самый день Пасхи, дабы усугубить для себя торжество этого праздника).

Итак, не спеши, брат, как можно скорее оставить это веселие и трапезу, чтобы обратиться к земным плотским радостям и утехам, менее всего ныне, когда предложена изобильная духовная трапеза, прилично «делать брашно гиблющее», то есть много заботиться о нем, отдавать все сердце веселию и радостям земным. Между тем, к прискорбию, мы видим, что многие христиане в этот день слишком поспешают оставить духовное веселие в честь воскресшего Господа и обратиться к земным утехам: они не хотят в величайший из христианских праздников отстоять даже главнейшее богослужение литургию. Что же? Неужели, брат, ты для того постился если только постился и обуздывал страсти свои в течение поста, чтобы по прошествии последнего дать им тем большую свободу?

Неужели для того введен ты в радость воскресения, чтобы в святые дни отдаться более всего плотским, иногда весьма грубым утехам? Вчера пел ты вместе со святой Церковью: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет», неужели ныне настало время вопиять плоти и молчать духу, помышлять только о земном? В дни Страстной седмицы святая Церковь посредством евангельских и иных чтений или песнопений живописала пред твоим мысленным взором страдания Христовы: биения, ударения по ланитам, оплевания, терновый венец, распятие на Кресте и проч., что совершено было Христом для умерщвления страстей твоих, ныне ли, когда ты поешь: «Вчера спогребохся Тебе, Христе (т. е. умер для страстей), совостаю днесь»180, настало время оживлять страсти и опять умирать духом, разве что ты вспоминал страсти Христовы с равнодушною холодностью сердца или, если немного и трогаясь, то тотчас же снова забывая? Ведь если бы с искреннею любовью к Божественному Страдальцу, как бы «спогребаясь Христу», внимал ты евангельским повествованиям, чтениям и песнопениям церковным в дни Страстной седмицы, воспринимая в себя чрез то богатые сокровища нетленной духовной жизни Христовой, тогда дух твой не мог бы и удержать в себе порывов духовного восторга в день воскресения, подобно тому как гроб Христов не мог удержать в себе Источника жизни. Не хочешь ли уже ты запечатать своего сердца для этих порывов, как евреи запечатали гроб, думая сокрыть в нем Жизнь всех? Вместо того, чтобы ожить духом в сей день, когда Жизнь воссияла из самого гроба, не хочешь ли ты сделать и сердце свое гробом, исполненным тления плотских страстей, умерщвляющих жизнь духа?

Итак, братие, послушаем трогательного зова воскресшего Христа, который Он обращает к нам чрез слово пророка, слышанное нами вчера: «Потерпи Мене, глаголет Господь, в день воскресения Моего» (Соф. 3, 8), если немощи плоти слишком подавляют порывы высокой духовной радости и препятствуют с усердием любви славословить воскресшего Христа, то хотя потерпим Его в день воскресения, и если не можем все дни, то хотя до того времени, доколе продолжает славословить Его святая Церковь! Потщимся сколь можно долее быть с Ним, «удерживать Его», как удерживали Эммаусские путники, которых сердце горело от сладостной беседы с явившимся им на пути Господом (Лк. 24, 32); отринем хотя на время те земные утехи, особенно грубые, плотские, которые изгоняют из сердца сладостное чувство любви ко Христу и желание непрестанно быть с Ним! Аминь.

67. Слово на 2-й день Пасхи181

«Смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало» (Пасхальный канон, песнь 7-я).

Ныне смерть последний враг человека истребился, ныне смерть поглощена навеки, и мы от смерти перешли в жизнь, от власти ада в царство Божественной жизни. Вместо жизни, проходившей в искании мимолетных и обманчивых земных радостей, оставлявших сердце наше неудовлетворенным даже в то время, когда, казалось бы, все наше существо обнимал трепет блаженства и счастья, ныне положено начало жизни, исполненной вечной и ничем не разрушаемой духовной радости. Без сомнения, многие из нас испытали как бы отблески этой небесной радости во «всепразднственную и спасительную нощь» Христова воскресения.

Но почему эта радость, на мгновение мелькнув в сердце нашем, подобно живительному лучу света, в одних вскоре совсем исчезла, у других оставила лишь слабое воспоминание или томительное ожидание, пока она придет снова? Конечно потому, что снова вскоре вместо этой чистой, небесной радости более возлюбили они то, что кажется радостным на земле; причащению Божественной и Священнейшей Пасхи предпочли яства земные, вместо пива нетления и источника Божественного веселия захотели лучше пить чашу омрачающих ум удовольствий плоти. Но если мы чувствуем себя немощными и бессильными побороть в себе и изгнать всецело из своего сердца эти долу влекущие мысли и пожелания плоти, которые затворяют пред нами двери блаженного чертога Христова, отверзшиеся в светозарную ночь Христова воскресения, то хотя бы дадим истинную цену этим мыслям и пожеланиям, делающим сердце наше подобным, может быть, красивому совне и радующему на мгновение взор, но исполненному внутри костей и всякой нечистоты гробу (Мф. 23, 27)! Отверзем снова двери нашего слуха, дабы входили чрез них исполненные духовного торжества слова церковных песнопений!

Когда же слова эти достигнут внутренних дверей нашего сердца, мы услышим опять в душе голос Христа, входящего вечерять с нами (Откр. 3, 20) и изводящего истлевшие от страстей остатки духовной жизни нашей из гробов, то есть скованных любовью ко греху сердец наших (Иез. 37, 11–14). И если посещение Его все еще не возвратит нам прежней, восхищающей до забвения всего земного, радости, то мы ощутим, по крайней мере, в себе большую силу для борьбы с унизительными пожеланиями плоти. Духовные враги наши исчезнут, как дым, и мы познаем опытно силу слов, которые так часто слышим в эти дни: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!» После победы над ними мы узрим опять в душе своей виденный нами прежде, в ночь воскресения, отобраз и как бы уже предначатие того всерадостного, светоносного жития, пред которым потеряют всю привлекательность радости земные. Аминь.

68. Краткое поучение в пятницу Святой Пасхи182

В дни Святой Пасхи Церковь, вспоминая о воскресении Христовом, очень часто вспоминает и о женах мироносицах. Так, мы слышим в песнопениях ее: «Жены с миры богомудрыя в след Тебе течаху... предвариша ко утру, ищущия яко дне мироносицы девы»183. Поэтому не неуместным будет сказать вам в один из дней Святой Пасхи нечто о святых женах мироносицах.

В них особенно поражает нас пламенная преданность Христу и непостыдное, безбоязненное обнаружение своей любви ко Господу пред всеми. Они, несмотря на опасности со стороны врагов, осмеявших и распявших их Учителя, спешат ко гробу Христову ранним утром; они остаются верными Умершему, унесшему, как им казалось, с Собою в гроб надежды их, так же, как пламенно они преданы были Ему и при жизни. Некоторые из них, вероятно, исповедовали пред Господом всенародно грехи свои, мазали маслом ноги Его и отирали власами главы своей.

Жена первая обольстилась сластью плотскою, вкусив плодов запрещенного древа в раю, но она же первая поспешила и освободить дух от порабощения страстям плоти. Зато первая она услышала и весть о воскресении Господа, сказавшего женам мироносицам по воскресении: «Радуйтесь!» (Мф.28:9). И насколько легкомысленно было обольщение ее плодом древа, настолько глубоко проникла радость о явлении воскресшего Господа в существо ее, совершенно преобразила ее, сделав ее способною к тем великим победам духа, какие совершены особенно терпением и самоотвержением мучениц Христовых.

Между тем нынешние люди нередко стыдятся не только открыто проявить свою веру и любовь ко Христу, но стараются скрыть и имя «христианин» или «христианка», которое они носят. И это те, которые так часто поют в настоящие дни со святою Церковью: «Разве Тебе иного не знаем, имя Твое именуем»! Не таковы были первые христиане, которые во время гонений считали великою честью и счастьем заявлять о своем христианстве гонителям. Любовь к человеку грешному и страстному люди нередко не боятся обнаруживать пред всеми (на улицах), пламенную любовь к человеку, хотя бы она была нечистою и страстною, готовы называть и называют прямо святою, а любви ко Христу стыдятся. Не значит ли это, что такие возлюбили больше людей, нежели Бога, «возлюбили больше славу человеческую, нежели славу Божию» , что Христа они искренно не принимают, а если кто иной придет во имя свое, его готовы принять (Ин. 12:43, 5:43)?

Да будет же вам памятен и любезен образ пламенно преданных Христу жен мироносиц и да побуждает он вас стяжать ту же меру любви ко Христу, какую приобрели святые жены мироносицы!

69. Слово в Неделю о самаряныне184

Как святые апостолы по воскресении Христовом в течение дней Пятидесятницы уготовлялись к приятию обещанного Святого Духа, так и в нас святая Церковь чрез праздники свои хочет открыть жажду даров Духа Святого, о ниспослании Которого молится в праздник Пятидесятницы.

Она вспоминает сначала об апостолах и женах мироносицах, видевших Христа по воскресении и слышавших из уст Его обетование: «Приимите Дух Свят» (Ин. 20, 22), а потом уготовлявшихся к приятию Его молитвами и молениями в горнице Сионской (Деян. 1, 14). Затем святая Церковь вспоминает об исцелении расслабленного при овчей купальне, предуказывавшем, как «крещением Божественным», совершаемым «водою и Духом» (Ин. 3, 5), «ныне очищает безчисленная множества Христос», тогда как «в купель иногда овчую Ангел схождаше и единаго исцелеваше на всякое лето»185. В праздник Преполовения вспоминается, как Христос в ветхозаветный праздник Преполовения возбуждал в евреях жажду духовную, то есть жажду веры в пришедшего Мессию своего, общения с Ним и подаваемой Им благодати Духа Святого. «Аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет» (Ин. 7, 37), говорил Он обо всем этом. В Неделю самаряныни опять вспоминается, как Господь от воды обычной возвел мысль самарянки к разумению воды жизни и от жажды телесной к жажде духовной, то есть к жажде слышания слова Своего, к жажде благодати Духа Святого, возбуждающего жажду духовную в людях. Наконец, и в последнюю пред Пятидесятницей неделю вспоминается исцеление слепорожденного от вод источника Силоамского, которое знаменовало собою просвещение благодатию Духа Святого, посылаемого в мир Христом, «душевныма очима ослепленных».

Но внимают ли этим призывам святой Церкви ее сыны и дщери? Возбуждается ли в душах их жажда духовная, жажда даров Духа Святого, открывающего для души источники воды живой? Не уподобляются ли большинство сынов и дщерей Церкви самарянке до ее встречи с Христом, душа которой была омрачена и томима страстями житейскими и попечениями земными, приведшими ее и к колодезю Иаковлеву? Как самарянка долго не могла понять, о какой воде жизни говорит с ней Христос, так и люди, или всецело занятые делами и заботами житейскими, или погруженные в суету страстей и удовольствий земной жизни, обыкновенно далеки бывают от разумения высоких дел и глаголов Божиих. Подобная занятость и погружение в суету земную, при невнимании к душе своей и действиям в ней Святого Духа, обращаются у человека в постоянный навык, так что он, освободившись на время от суеты дел и страстей земных, начинает томиться и спешит снова скорее обратиться к ним. Так жажда духовная в нем постепенно угасает, он делается уже неспособным ощущать ее, не испытывает приятности утоления ее при слышании слова Божественного, душа его томится от зноя страстей, которого не умеряет живительное для души действие Духа Святого.

Отчего же угасает в людях эта Божественная жажда и они перестают ее испытывать?

Оттого, прежде всего, что, как говорит Господь чрез пророка: «Мене оставиша, Источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушенные (водоемы разбитые), иже не возмогут воды содержати» (Иер. 2, 13), то есть, вместо благодати Божественной, стараются утолить жажду души из источников веселия земного и удовольствий земных, которыми лишь на время можно заглушить, но не утолить жажду духовную. Затем оттого, что не употребляют тех средств, которые необходимы для поддержания в душе жажды Божественной. Вода, утоляя жажду измученного ею путника, возбуждает все существо его, обновляет его духовные и телесные силы; точно так же все существо человека должно было бы обновляться от утоления жажды Божественной. Так и было с самарянкой, которая, утолив жажду свою духовную словами Христова учения, по слову Его, действительно уже «не вжаждалась во век» (Ин. 4, 14), ибо оставила свою прежнюю жизнь и, просветившись Святым Крещением, претерпела страшные мучения, а затем чрез мученическую кончину в царствование Нерона наследовала жизнь вечную.

Так именно утолять духовную жажду научает и своих чад святая Церковь в своих песнопениях в настоящие праздничные дни. Она внушает нам, чтобы, «напояя жаждущую душу благочестия водами», мы не словам лишь песней Церкви давали входить в свой ум, но воспринимали в себя и Божественный закон Христов с его «велениями», а восприяв закон Христов, входя в преискреннее общение с Ним чрез «ядение плоти Господней» и питие крови от «ребра Владычня», «угашали в себе прелести углие», то есть налагали узду на томящие душу подобно зною страсти и удовольствия земные. Для того-то и подается «Духа крепость», «Утешителя благодать» людям, чтобы, любовью Христовою умягчая боль души от подавления в ней страстей, росою благодати умеряя зной страстей и проливая в нее сладость утешения духовного, помочь людям «совершенною Божественною добродетелию обучиться», «преискренно сохранить заповеди Божия» и «в небесное паки житие» достигнуть «званным» в него186.

Потщимся же, следуя призывам святой Церкви, в особенности в сии святые дни Пятидесятницы, поддерживать в себе жажду «воды живой», жажду общения со Христом, жажду благодати посланного Им в мир Духа Святого! Пусть осуществится у нас на деле то, что часто поем мы в эти дни устами своими: «О Божественнаго, о любезнаго, о сладчайшаго Твоего гласа! С нами бо неложно обещался еси быти до скончания века, Христе!... О Пасха велия и священнейшая, Христе! О мудросте, и Слове Божий, и сило! Подавай нам истее Тебе причащатися!»187 Как жена самарянка оставила водонос свой, ощутив в душе своей жажду слышания слова Христова, так будем готовы и мы оставить на время хотя бы даже неотложные житейские попечения, когда они и в святые дни праздника заглушают в душах наших жажду Божественную.

В особенности те из нас, кто призван или будет призван сеять семена добрых учений в народе, должны быть бдительны в отношении к душе своей, чтобы не угасла в ней жажда духовная, дабы как на апостолов первых излился Дух Святой в день Пятидесятницы, так и продолжатели дела их в нынешнее время, исполняясь дарований Духа Святого, могли источать народу «реки... воды живы» (Ин. 7, 38). Ибо как может возбуждать в душе жажду слышания слова Божия тот, кто сам в себе ее не может возбудить? Пока в народе нашем сильна жажда Божественная, которую возбудила в нем вера Христова и поддерживало чтение Слова Божия, сделавшегося доступным разумению славян благодаря славянским первоучителям, так что к деятелям среди нашего народа приложимы еще и доселе слова Господа, сказанные апостолам после беседы с женой самарянкой: «Возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве. Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их» (Ин. 4, 35, 38). Да не падет же на этих деятелей ответственность пред Богом за то, что они, входя в труд, ранее их начатый уже святой Церковью, следовательно более легкий для них, угашают, а не поддерживают в народе эту Божественную жажду, угашая ее в себе самих постоянною суетою и страстями житейскими! Аминь.

70. К 27-му апреля 1906 года188

Итак, ныне должно осуществиться давно и пламенно ожидавшееся русским народом событие – призыв избранных народом представителей в Думу для участия в устроении земли Русской. Это новое учреждение заранее сравнивалось с солнцем, которое должно воссиять над землей Русской, исцелить ее недуги, объединить разрозненные части ее, примирить враждующих, восстановить разрушенное и открыть путь к самобытному творчеству новой жизни в нашем многострадальном отечестве. Почти все уверены были, что живых сил еще много хранится в недрах земли Русской и что если дана им теперь будет свобода, то жизнь ключом будет бить отовсюду.

Конечно, кто из истинных сынов России восстанет на Матерь свою и всем сердцем не пожелает ныне ей осуществления всех исчисленных благих упований; если же имеет веру, то как не обратится к Богу с горячей молитвой о ниспослании милостей Божиих на новый путь, на который ныне страна наша вступает? И это тем более, что Россия, доселе усиленно и, как представлялось очень многим, насильственно удерживаемая на пути, который казался руководителям ее правым, не в меру может уклониться на пути левые и на них долго еще не найти мира, подобно тому как слишком натянутая струна тем более потом уклоняется в противоположную сторону и долго еще колеблется. Поэтому-то не должны ли все сыны земли Русской ныне объединиться в молитве о том, чтобы среди подобных колебаний сохранил ее Господь от нового великого горя и бедствий, которых и без того она уже так много испытала? Пусть держат ее на истинном пути твердые начала законности, сознания необходимости которой так недостает еще русскому народу по сравнению с западными народами (в последнее время даже усиленно высылающими русских подданных из пределов своих). А так как истинная законность невозможна без осуществления в жизни общественной закона Христова, то как не обратиться ныне с усердною молитвою ко Христу, без Которого не можем «творити ничесоже» (Ин. 15, 5)? Только прибегая ко Христу, сказавшему, как мы ныне слышали: «Аз есмь свет миру» (Ин. 8, 12), можем мы надеяться, что Дума будет солнцем правды для земли Русской. Только Христос, сказавший: «Аз есмь путь и истина и живот» (Ин. 14, 6), может с открытием Думы явить истинные пути новой жизни для нашего отечества. Закон любви Христовой да умягчит суровость законности, в которой предстоит теперь воспитываться русскому народу!

В праздник Преполовения, который мы празднуем в настоящие дни, два рода слушателей было у Христа: одни искали убить Его за то, что Он расслабленного исцелил в субботу, другие с жаждою веры пили токи воды живой Его учения. Да не уподобятся русские люди первым, дабы не лишиться открывшегося отныне с учреждением Думы источника врачевания для расслабленного нашего отечества. Потщимся все уподобиться вторым, чтобы, восприняв внутрь себя воду живую Христова учения и Божественный закон Его, угасив в себе, по словам церковной песни, «прелести углие», то есть губительные для духовной жизни народов страсти, укрепиться в началах истинной законности, то есть «реки источать из чрева велений Христовых»189. Да исчезнет с лица земли Русской ложное и весьма пагубное убеждение людей крайних партий, будто Евангелие Христово составляет препятствие на пути к усовершенствованию жизни государственной и общественной! Поистине, люди эти «возненавидели Христа напрасно» (Ин. 15, 25), ибо все лучшее, к чему стремятся различные партии, есть в христианстве, с тою лишь разницею, что оно не освящает насилия и неправды, без которых не могут обойтись люди, принадлежащие к левым крайним партиям!

71. Слово в день святого апостола Иоанна Богослова190

«Не любяй не позна Бога, яко Бог любы есть» (1Ин. 4, 8).

Как далек современный мир от разумения и принятия этих слов святого апостола Иоанна Богослова. Не на сердце, которое, будучи очищаемо, в себе самом может зреть Бога, обращено внимание нынешних ученых людей, а на мельчайшие частицы вещества, из сочетаний которого возник весь мир, не исключая и человека со всей его духовной жизнью. Не саможизненное Слово считается началом и концом всякого создания (Ин. 1, 3–5; Откр. 1:8, 3:14), а то же вещество, хотя даже разум человеческий, внимательно всматриваясь в сущность его, находит его составленным из движений того же разума и слова (идеалисты; ср. взгляд на качества вещей как на продукт ощущений). Не любовь к Богу, очищенная от похотей плоти, очей и гордости житейской, служащая отобразом Бога, Который «любы есть» , считается средством к познанию «Сущего от начала», а плотский разум мира, казалось бы беспристрастно исследующий истину, в действительности же движимый теми же, хотя и крайне утонченными, похотями мира сего.

Впрочем, оставим в стороне тех людей, которые совершенно «вышли от нас» (1Ин. 2, 19), утратив веру в Бога, создавшего мир, пославшего Сына Своего для его спасения, и не могут иначе говорить и мыслить, как по-мирски, заметим лишь, что и доселе в разумении сущности бытия опирающиеся только на свой разум философы и ученые века сего, при всех взвешиваниях и разложениях вещества на последние составные его части, не подвинулись нимало. Обратимся от них к тем людям мира сего, которые, находясь вне Церкви или во многом с нею не соглашаясь, по видимомости приблизились к разумению слов святого апостола Иоанна о любви. Они говорят, что не в догматах Вселенских Соборов сущность христианства, а в учении о любви, что не обрядам и таинствам пришел научить людей Христос, а делам любви. Они укоряют Церковь в том, что она своими догматами и таинствами хочет лишь усыпить общественную совесть и отвлечь людей от тяжелого труда над самими собою и над исправлением недостатков в общественной жизни (Л. Толстой и его последователи). Другие, не столь далеко ушедшие в своих порицаниях Церкви, говорят, что она забыла «идеал земли» и «святой плоти», захотела сделать христианство каким-то бесплотным и во имя этого стремления остается совершенно равнодушною к ближайшим требованиям людей, живущих на земле и в земных условиях; будто мертвая церковная догма убила радость этой земной жизни, которую освятило Евангелие, дышащее одною любовью и жизнью (последователи так называемого «нового христианства» Розанов, Мережковский и др.).

Однако, следуя наставлению святого апостола, память которого мы ныне празднуем, не поспешим последовать за этими новыми учителями, которые говорят, что превзошли саму Церковь в разумении Евангелия, но будем «испытывать духов, от Бога ли они» (1Ин. 4, 1). От Бога ли та любовь, которую они проповедуют? Та ли это девственная любовь чистого сердца, проповедником которой был святой апостол Иоанн Богослов? Не есть ли это любовь прелюбодейная к миру, им осуждаемая? Ибо какою, если не прелюбодейною, назвать любовь, проповедуемую одним из последователей «нового христианства» (Розановым), если он высказывал мысли о свободе плотской любви? Как назвать любовию Божиею ту любовь, которая стремится оплотянить не в меру будто бы духовное христианское учение, как его разумеет Церковь? И как укорять Церковь за то, что будто бы она, погрузившись в бесплодное догматизирование и созерцание небесного, отрекается от служения «не словом или языком, но делом и истиною» (1Ин. 3, 18) нуждам меньшей братии Христовой? Не около ли церквей и монастырей, хотя бы и бедных, даже доселе наиболее сосредоточено и широко распространено благотворение, где не забыты слова святого Иоанна Богослова: «Кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, – как пребывает в том любовь Божия?» (1Ин. 3, 17), хотя эти обители молитвенных подвигов и духовного созерцания столь ныне поносятся. Не они ли исполняют важнейшие дела той любви, которую заповедал святой апостол Иоанн Богослов, сказав: «Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь» (1Ин. 5, 16)? Не остаются ли тщетны для самих порицателей Церкви увещания апостола о сем важнейшем деле любви Христовой и не вспоминаются ли как бы лишь для того, чтобы, вопреки апостолу, призывать к молитве за отлученного Церковью от своего общения Л. Толстого?

Не будем же, братие, обманываться и испытаем тщательно, какого духа эти учения и от Бога ли они? Ибо «идеал земли», который ими проповедуется, не есть ли идеал Ницше, исключительно землею ограничившего смысл существования человека, Ницше, называвшего себя «антихристом»? И это учение будто бы в настоящие дни открывается новое христианство, чрез которое уничтожается существовавшее доселе средостение между добром и злом, Христом и бездной (даже делается отныне возможным «убийство по совести»), будто бы найден новый путь в «небесный Иерусалим» (ср. идеи Мережковского) как противоположно оно богооткровенному учению Слова Божия и Церкви! И не приводит ли нам опять это новое учение на память виденного тайнозрителем Иоанном «зверя, выходящего из бездны», то есть антихриста, который будет убит мечом воинствующего Слова Божия (Откр. 17, 8)?

Итак, оставим подобные «новые» попытки найти путь к небу помимо исполнения «древней» и в то же время всегда «новой» заповеди о любви (1Ин. 2, 7–8): ищущие сих путей исключительно на «земле» как могут найти путь к небу? Будем помнить, что «никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах» (Ин. 3, 13), и что мы только тем путем можем взойти на небо, каким взошел Он, то есть путем вознесения на крест, умерщвления в себе любви к миру с его похотями плоти, очес и гордости житейской (1Ин. 2, 15, 16). Только тогда нам сделаются доступными врата небесного Иерусалима, когда мы войдем на брачную вечерю Агнца, украшенную девственною любовью уневестившихся Христу душ Церкви Его. Только тогда мы познаем Бога «лицом к лицу», так что не будет даже нужды в храме или светильнике, ибо «Господь Бог Вседержитель – храм сего нового Иерусалима и Агнец; ...слава Господня осветит его, и светильник его будет Агнец» (Откр. 21, 22–23). «Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1Ин. 3, 2). Аминь.

72. Слово в день святителя Николая Чудотворца191

Как вчерашний праздник в честь апостола любви Иоанна Богослова, так и нынешний в честь святителя Николая, являющегося как бы олицетворением добродетели милосердия, побуждают нас, братие, беседовать о завещанной миру Христом любви.

Вероятно, нет и нужды много говорить о значении любви, потому что кто не знает силы любви и значения ее в жизни человеческой. Она есть солнце жизни, способствующее хранению и беспрепятственному развитию последней. Поистине заповедь о любви, по слову святого апостола Иоанна Богослова, есть «заповедь древняя» , которую «мы слышали от начала» (1Ин. 2, 7), «чтобы поступали по ней» (2Ин. 1, 6). Она есть заповедь, яснейшим образом начертанная на скрижалях сердца человеческого при создании; ибо о чем так ясно и неумолчно возвещает людям совесть, как не о высоте любви, ее красоте и величии, об обязанности нашей поступать с другими так, как хотели бы мы, чтобы поступали с нами (Мф. 7, 12).

Вероятно, люди все более и более проникаются сознанием необходимости любви в жизни общественной, все более и более начинают говорить о гуманности или человеколюбии, о равенстве, братстве и свободе всех. Во имя, по-видимому, любви и именно христианской любви ныне все заняты мыслями о заключенных в тюрьмах по политическим и общественным делам. Ибо разве не Христос велел посещать заключенных в темницах, разве Его истинные последователи не печаловались о последних? Разве и пример святителя Николая, освободившего при царе Константине от неправедного убиения трех мужей, заключенных в темнице, не побуждает к тому же?

Конечно, кто скажет, что указанные стремления и настроение общества не имеют ничего общего с заветами, данными миру Христом? Однако к осуществлению ли именно «любви Божией» все более и более приближается мир? Усвоена ли в действительности современным человеком «заповедь древняя» о любви Христовой и не является ли доселе при всей своей древности еще «новою» , по слову апостола Иоанна Богослова (1Ин. 2, 8), в существе своем почти еще не усвоенною? Конечно, Христос велел облегчать участь заключенных в темницы, но так ли, как хотят ныне? Где говорится в Евангелии о том, чтобы учинять насильственные нападения на тюрьмы, сопровождаемые нередко убийствами ни в чем не повинных людей? И святитель Николай, избавивший от неправедного осуждения и убиения многих людей, не оправдал ли бы этих неповинно убитых, а не многих из тех, ради которых совершаются подобные неправедные убийства? Ведь если, как говорят, свобода убеждений не должна быть стесняема и в тюрьмах сидят мученики за свои политические убеждения, то почему ради них столь насильственно попирается свобода убеждений людей, держащихся противоположных убеждений? Разве свобода убеждений (а не образа действий) не должна быть общею? Если в тюрьмы заключены люди, повинные лишь в том, что держались свободных убеждений, которые будто бы потом, чрез несколько десятилетий, всеми начинают признаваться за непреложную истину, то отчего все газеты переполнены известиями о грабежах, убийствах, с политическими убеждениями ничего общего не имеющих? Пусть во имя любви Христовой дадут свободу людям, действительно невинно осужденным, или облегчат участь и виновных, но не так, чтобы чрез это освобождение или облегчение увеличилось число убийств и злодеяний! Пусть не ссылаются на Христа люди, которые думают водворить на земле равенство, братство и свободу путем насилия, путем постоянных убийств и прочих злодейств, путем постоянного попрания свободы людей, иначе мыслящих! Христос пришел водворить на земле равенство, братство и свободу не путем насилия, а путем проповеди мира и любви. Разве Он, или апостолы, или вообще истинные последователи Его совершали когда-либо убийства для того, чтобы распространилось в мире благовествование мира и любви? Разве Христос и апостолы не учили давать место суду Божию (Рим. 12, 19) вместо «сладости мщения» (правительству за заключенных в тюрьмы) и не захватывать прав власти, по которым она одна в порядке жизни естественной (не достигшей еще христианского совершенства) «не без ума меч носит» (Рим. 13, 4)?

Итак, пусть современные политические и общественные деятели, не желающие отречься от Христа, чаще проверяют путь свой по Евангелию и не решают дела политические и общественные, опираясь исключительно на человеческую мудрость мира сего.

Пусть не забывают они и еще иное наставление апостола: «Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1Ин. 3, 18)! Пусть вместо высказывания угроз, дышащих смертью, и требований, иногда совершенно неразумных, приступят скорее к созидательному труду на благо народа, ради которого попали в тюрьму и заключенные в темницу (если, конечно, они были искренни), к труду на пользу просвещения народа и поднятия его внешнего благосостояния! Ибо ведь такую деятельную созидательную любовь имели ученики Христовы апостолы, оставившие все для того, чтобы распространить всюду Евангелие Христово, мученики, своею кровию запечатлевшие свидетельство о Христе пред очами всего мира, преподобные, победившие с великим усилием немощи естества и страсти для того, чтобы во всей светлости воссиял в них образ жизни Христовой. Это есть любовь Божия, явленная миру Христом. Пусть эта любовь Божия, имеющая корень свой в вере, положена будет в основу при совершающемся обновлении земли Русской, а не подобные «меди звенящей» слова нынешних людей, «угрызающих и снедающих друг друга» (1Кор. 13, 1; Гал. 5, 15)! Аминь.

73. Слово в Неделю о слепом192

«Не умолкну ради Сиона, и ради Иерусалима не успокоюсь, доколе не взойдет, как свет, правда его и спасение его – как горящий светильник» (Ис. 62, 1).

Так говорил ветхозаветный пророк Исаия этот исполненный чрезвычайно нежной и попечительной любви пастырь народа своего. Этот народ, по собственным словам пророка, «сомкнул очи свои, да не узрит очами, и не услышит ушами, и не уразумеет сердцем, и не обратится, чтобы Господь исцелил его» (Ис. 6, 10). Даже вожди его ослепли: «навел на них Господь дух усыпления» ; будучи преданы отвратительным страстям, они отвращаются от слов пророка, говоря: «Кого хочет он учить ведению? и кого вразумлять проповедью? отнятых от грудного молока, отлученных от сосцов матери?» (Ис. 28:8–9, 29:9–10).

И, однако, пророк не перестает вразумлять и увещевать этот народ и настолько близко принимает к сердцу судьбы его, что себя самого и детей своих считает лишь «указаниями и предзнаменованиями» спасения Божия для Израиля (Ис. 8, 18). Он безутешно оплакивает падение и поражение «дщери» народа своего, хотя это «народ мятежный, дети лживые, ...которые не хотят слушать закона Господня, которые провидящим говорят: «перестаньте провидеть» и пророкам: «не пророчествуйте нам правды, говорите нам лестное, предсказывайте приятное, ...а на Святаго Израилева не взирают и к Господу не прибегают» (Ис. 30:9–10, 31:1), которые «зачинают зло и рождают злодейство, высиживают змеиные яйца и ткут паутину, ...осязают как слепые, ...ходят ощупью, ...ожидают суда, и нет его, ожидают спасения, но оно далеко от них» (Ис. 59:4–5, 10–11).

И при подобном упорстве народа пророк не теряет веры в то, что «святое семя» Израиля сохранится в нем и «будет корнем» , от которого исходят жизненные соки для древа, «краеугольным камнем» , служащим основанием для Сиона (Ис. 6:13, 28:16); что придет Искупитель Сиона и сынов Иакова, обратившихся от нечестия, и Он вложит Духа своего в сердца их (Ис. 59, 20–21); взойдет над Иерусалимом свет Его (Ис. 60, 1); дастся сынам его «вместо унылого духа – славная одежда» , и застроят они «пустыни вековые, восстановят древние развалины» (Ис. 61, 3–4); Сион снова приобретет благоволение от Господа, и как жених радуется о невесте, так будет радоваться о нем Бог его, назовут сынов его «народом святым, искупленным, ...взысканным и не оставленным» (Ис. 62:5, 12) Господом, Который «в дни древние» чрез Ангела Своего спасал их, «взял и носил» и вложил Святого Духа Своего в Моисея, пастыря овец своих (Ис. 63, 9–11).

Таков образ ветхозаветного пророка, пастыря, бывшего лишь прообразом Того Единого Истинного Пастыря (Иез. 34, 23), Которому предуготовляли путь пророки, т. е. Христа. Когда «все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу» (Ис. 53, 6), Он пришел подъять на рамена Свои всякую заблудившуюся овцу и возложил «на Себя грехи всех нас». Меч должен был «поразить Пастыря, и рассеются овцы стада» (Зах. 13, 7); но Он, как добровольно принесший Себя в «жертву умилостивления» , должен был увидеть «семя долгоживотное» (Ис. 53, 10), собрать во двор овчий и ины овцы, кроме Израиля, «яже не суть от двора сего» , т. е. языческие народы, имевшие уверовать во Христа (Ин. 10, 16).

Эти образы Истинного Пастыря Христа и других, которые до Него, как вышеназванный пророк, и после Него «дверью входили во двор овчий» , должны постоянно иметь пред своими очами все мы, которые желаем принять на себя служение пастырства, чтобы не уподобиться «прелазящим инуде» во двор овчий, которые «татие суть и разбойницы» (Ин. 10:1, 8). Еще находясь в стенах этого учебного заведения, должны мы предуготовить себя к тому, чтобы усвоить себе настроение этих истинных пастырей. Видя повсюду духовную слепоту людей, покрываемых мраком страстей своих, должны мы теперь еще снимать покровы ослепления с души своей, дабы не оказаться вождями слепыми слепых (Ин. 9, 39–41). Видя повсюду окружающую нас неправду мира, не участниками должны мы делаться той же неправды, но, как можно более, хранить себя от прикосновения ее, чтобы сохраниться неоскверненными в мире тогда, когда себя самих должны будем «посвятить» и принести в духовную жертву за грехи мира (Ин. 17, 15–19).

Видя постоянное упорство и противление истине людей мира, еще теперь должны мы заботиться о том, чтобы не сделаться повинными в том же противлении, дабы беспрепятственно могли мы молиться о чужих неправдах и врачевать их. А чтобы легче было проникнуться этим настроением, свойственным истинному пастырю, должны мы чаще вспоминать те образы истинных пастырей, которые мы видели. Пусть будут эти образы для нас источником утешения во времена скорби, источником назидания во времена сомнений и недоумений, источником мужественного дерзновения во время борьбы с соблазнами мира (Ин. 16, 33)!

Братие! Сохраним в памяти своей эти образы, дабы не сбылось над нами слово пророка, столь много встретившего претыканий от слепоты народа своего, который говорит от лица Господа: «Я открылся не вопрошавшим обо Мне; Меня нашли не искавшие Меня (т. е. язычники)... всякий день простирал Я руки Мои к народу непокорному, ходившему путем недобрым, по своим помышлениям» (Ис. 65, 1–2). Будем, напротив, пока есть еще время, «созидать себе новое сердце и дух нов» (Иез. 18, 31), дабы, очистивши сердце свое от нечистот его, получить возможность оживлять «кости сухие», которые суть дом Израилев, т. е. все верующие, призванные в Церковь Христову! Аминь.

74. Слово в Неделю о слепом и в день святых равноапостольных Кирилла и Мефодия193

«Яко будет в последния дни явлена гора Господня, и дом Божий на версе гор, и возвысится превыше холмов; и приидут к ней вси языцы, и пойдут языцы мнози и рекут: приидите, и взыдем на гору Господню и в дом Бога Иаковля, и возвестит нам путь свой, и пойдем по нему. От Сиона бо изыдет закон, и слово Господне из Иерусалима. И ныне, доме Иаковль, приидите, пойдем светом Господнем» (Ис. 2:2–3, 5).

Память празднуемых ныне святых Кирилла и Мефодия, просветителей народов словенских, побуждает нас, братие, бросить взор на судьбы Церкви вообще и русской в особенности. Эти судьбы одинаковы во всякое время: вечно презираемая и уничиженная в глазах сильных и знатных людей мира сего, она тихо и безвестно совершает дело свое, хотя имеет в себе сокрытую красоту и славу внутренней жизни, делающую учение ее выше всех учений человеческих. Ее жизнь питается от имеющего в себе неистощимую жизненность корня, который должен дать отпрыск и плодами его наполнить всю вселенную (Ис. 27, 6) в грядущие дни.

Таковы были судьбы Церкви во дни Исаии пророка. «Гора дома Господня» , около которой сосредоточивалась духовная жизнь Израиля, была презираема им, и сыны Израиля отпали сердцем от Бога своего. «Они , – по слову пророка, – многое переняли от востока: и чародеи у них, как у Филистимлян, и с сынами чужих они в общении. И наполнилась земля его серебром и золотом, и нет числа сокровищам его; и наполнилась земля его конями, и нет числа колесницам его... И преклонился человек, и унизился муж» (Ис. 2, 6–9), подчинив себя игу чужих народов. Чтобы призвать Израиля к хождению путями Господними, пророк указывает Израилю на будущее возвышение горы Господней над всеми горами и холмами (Ис. 2, 2), провидит, что отрасль Господа явится некогда в красоте и славе для спасенных сынов Израиля, что «воды Силоама, текущие тихо» , то есть дом Давидов, прославится чрез происшедшего из него Еммануила (Ис. 4:2, 8:6), что презираемый Израилем краеугольный камень Сиона, то есть царство Давида, или Церковь, особенно же Сам Основатель Церкви Христос сделается камнем многоценным, испытанным, крепко утвержденным (Ис. 28, 16). И как исполнились все эти слова пророка во дни Христовы! Ибо поистине учение Христово возвысилось над всеми прочими учениями, и пред высотой христианской добродетели невольно должны были преклониться и преклоняются самые крайние поборники неверия (как, например, Вольтер и Руссо в так называемый «век просвещения» XVIII век).

Некогда и в земле Русской прославлены были горы киевские, на которых воссиял Крест Христов в предзнаменование будущей их славы чрез просветителей народов славянских, «преложением Божественных писаний» и для русского народа открылся «источник богопознания». Только, к сожалению, недолго русский народ ходил в свете нового христианского учения. И русский народ скоро, как Израиль, вступил в широкое общение с народами иноземными, чрез которое все более и более утрачивал свое первое достояние веру Христову. Пред какими только учениями народов Запада, еретическими и развращающими, он не преклонялся! Какими только мнимо-просветительными средствами не пытался и не пытается он заменить просвещение ума чрез Слово Божие: и театрами народными, и естественнонаучными знаниями без мысли о Боге, сотворившем мир, и учениями об общественной жизни без мысли о Промысле Божием, направляющем жизнь народов к назначенной цели! И вот наполнилась земля Русская злодеяниями, запятнала себя все более учащающимися убийствами; «выражение лица» сынов ее, по слову Исаии пророка, «стало свидетельствовать против них, и о грехе своем стали они рассказывать открыто» (Ис. 3, 9), оправдывать преступление, чего не было дотоле среди людей русских, по словам знаменитого русского писателя Ф. М. Достоевского.

Ныне снова слышит земля Русская призыв: «Придите, и будем ходить во свете Господнем!» (Ис. 2, 5). Слышался неоднократно этот призыв и с высоты царского престола; слышится он и из уст многих пастырей Церкви Русской, усиливших свою просветительную деятельность, начиная с Петербурга, где под сень Церкви, благодаря их деятельности, стало собираться даже светское учащееся юношество («Христианское содружество учащейся молодежи»). Не остался не услышанным подобный призыв и в наших средних и высших духовно-учебных заведениях, среди деятелей которых довольно резко обозначился кружок самостоятельных и верных святоотеческому учению богословов, сделавших решительные попытки освободить наше богословие от влияния иноземных лжеучений и направлений католичества, протестантства, рационализма.

Только насколько твердо будет это обновленное хождение в путях Господних? Распространится ли снова широко свет веры Христовой среди земли Русской, или она опять вскоре добровольно будет, «как без глаз, ходить ощупью, претыкаться в полдень, как в сумерки» (Ис. 59, 10), опять преклонится вскоре и с большею силою пред игом иноземных народов, стремясь блеском внешних научных знаний заменить открытый святыми просветителями славян источник богопознания Слово Божие, даже изгоняя закон Божий из школ, как делается на Западе, или смешивая живой источник Божественного откровения с произведениями мертвой человеческой мудрости (ср. споры относительно Библии и Вавилона по поводу лекций Делича, сопоставления Евангелия с учениями Будды, Конфуция и других основателей естественных религий).

Да не будет этого! И пусть даже не увидим мы такой же славы Церкви Русской, какая явилась в Церкви во дни Христовы, согласно предсказанию Исаии. Как этот пророк жил верою в то, что «явлена будет гора Господня в последние дни» , то есть в дни первого пришествия Христова, так и мы до самого второго славного Его пришествия твердо будем держать в руках своих знамя веры во Христа, с которым всегда воинствовала на земле Церковь Христова, и не преклоним выи нашей под иго чужих! Аминь.

75. Слово в Неделю о слепом194

Об ослеплении «душевныма очима» и о Христе, Источнике света, дающем «просвещенна очеса сердца» (Еф. 1, 18), вот о чем хочет напомнить, братие, святая Церковь в настоящий праздник.

Сколь немногие из людей склонны признать, что духовная тьма помрачила и их духовные очи, хотя бы отчасти. Конечно, большинство вместе с обличенными Христом вождями народа еврейского более склонны спросить: «Неужели и мы слепы?» (Ин. 9, 40). И как вожди народа еврейского вместо того, чтобы искать просвещения у посланного Богом в мир Христа, «света мира» , Целителя немощей и недугов людских (Ин. 9, 4–5; Мф. 8:16–17, 12:15–23), руководились даже не законом, данным от Бога, говорившим о Христе (Ин. 5:46, 9и далее), а «преданиями... человеческими» (Мф. 15, 3–9); так и ныне не уподобляются ли этим «слепым вождям слепых» (Мф. 15, 14) многие современные руководители человечества, которые черпают мудрость не из Евангелия Христова, а из философии «по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол. 2, 8), «по лукавству человеков, по хитрому искусству обольщения» (Еф. 4, 14) или же из исследований так называемой «точной» науки, столь же слепой без Христа и неспособной проникнуть в существо вещей, как евангельский слепой, не воспринимавший вещей зрением, а осязавший их лишь в темноте и с претыканием совершавший путь свой?

И вот мгла духовная, «мгла языков»195, все более и более облегает умы людей, даже носящих имя Христово: многие из них все более и более перестают различать добро от зла, «зло называют добром, и добро – злом, тьму почитают светом, и свет – тьмою» (Ис. 5, 20).

Что, например, общего между Христом, Который, как «агнец, ...не отверзавший уст своих» (Ис. 53, 7), терпел невинные страдания, и между современными революционерами, деятельность которых является немыслимою без смертоносного насилия? Что общего между Христом, в пустыне отвергшим искушение привлечь хлебами к Себе человечество (Мф. 4, 3), Христом, удалившимся от народа в пустыню, когда тот после насыщения хлебами хотел сделать Его Царем (Ин. 6, 5–15), и между современным социализмом, который царство всеобщей сытости хочет поставить в основу благосостояния человечества? И, однако, вслед за евреями, распявшими Христа, Его хотят представить революционером и социалистом на том только основании, что заимствованный социалистами и революционерами в свои системы свет учения Христова дает возможность и тьму учений последних представить светом в глазах людей (2Кор. 11, 13–15). Столь затмилось в глазах людей понимание истинного смысла христианства!

Или какой только грязи не свалили в одну кучу под именем пресловутого «освободительного движения»! Как затмили высокое понятие свободы! По-видимому, «призванные к свободе» должны были бы «любовью служить друг другу» (Гал. 5, 13), но вот вместо истинной любви Христовой, по которой действительно в первых христианах можно было узнать истинных учеников Христовых (Ин. 13, 35), не видим ли мы возвращение общества к тем порокам, которые, по изображению святого апостола Павла, присущи были языческому обществу пред первым пришествием Христовым в мир. «Они , – говорит апостол, – исполнены всякой неправды, блуда, лукавства, корыстолюбия, злобы, исполнены зависти, убийства, распрей, обмана, злонравия, злоречивы, клеветники, богоненавистники, обидчики... Они знают праведный суд Божий, что делающие такие дела достойны смерти; однако не только их делают, но и делающих одобряют» (Рим. 1, 29–32).

Сколько лукавства, лжи и лицемерия во многих из тех, которые присваивают себе титул честных борцов за свободу! Не они ли во имя свободы «проливали, как воду, кровь» , которая теперь вопиет на них к Богу (Пс. 78, 3; Быт. 4, 10)? Не они ли, называя «святою кровью» кровь своих сторонников, отказались осудить убийство тех, кто не хочет идти за ними, и когда проливалась кровь невинных женщин и детей или людей, по убеждению исполнявших свой долг по отношению к отечеству, не говорили ли они: «Лес рубят, щепки летят»? Не они ли опозорили добродетель любви к отечеству, сделав страшным произнесение самых слов об этой любви и всех заявляющих об этой любви причисляя к жаждущим крови погромщикам? Не к последним ли дерзнут они причислить и святителей, способствовавших возвышению государственного могущества земли Русской, отстаивавших ее от инородцев, как, например, Петр, Алексий, Гермоген и другие?

Но когда им ставят на вид, что всем народам свойственна любовь к отечеству, то они начинают заявлять, что отвергают лишь ложную любовь к отечеству и любят его истинною, высшею любовью. Быть может, мы и поверили бы им, если бы они представили доказательства подобной любви. Но где эти доказательства? Разве слова мнимо высокие, смешанные большею частью с ложью и клеветою? Или совершенное забвение о павших на полях Манчжурии и в водах океана русских воинах, которым отказывается даже в последнем утешении их посмертной молитве, а также о возвратившихся калеками с войны героях и их семьях, при какой-то трогательной заботливости о сидящих по тюрьмам преступниках, большею частью «достойное по делам своим восприявших» (Лк. 23, 41)? Вспомним, что некоторые видели проявление любви к отечеству в том, что желали ему потерпеть поражение от японцев, содействовали всячески этому поражению своими указаниями и советами, продавали Россию за деньги врагам, наводняли возмутительнейшими прокламациями войска, устраивали всеобщие забастовки, восстания, всячески старались расшатать власть правительства, наконец, покушались на жизнь самого Государя.

Это ли называется где-либо вне России не изменою, а любовью к отечеству в истинном, высшем смысле слова?

Если же кто даже любви к отечеству, столь свойственной человеку, не любит, тот может ли считать себя находящимся на высокой ступени духовного развития? Не приложимы ли к нему слова святого апостола: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (1Тим. 5, 8)? Не густою ли тьмою зла и мраком страстей покрыты духовные очи людей, не сознающих, сколь жестоко терзать терпящую бедствия и болезни матерь свою, воспитавшую их отчизну?

Да обратится же русский народ с искренним сердцем ко Христу, Источнику света, от Которого он просветился давно, в самое существо свое восприяв Христа (Достоевский), и да не уйдет он из ограды Христовой под влиянием ложных вождей, не имеющих в себе света Христова, дабы не были призваны вместо него «ины овцы» от иного двора (Ин. 10, 16), но исполнились на нем слова Исаии пророка: «Восстань, светись [Иерусалим], ибо пришел свет твой, и слава Господня взошла над тобою. Ибо вот, тьма покроет землю, и мрак народы, а над тобою воссияет Господь, и слава Его явится над тобою!» (Ис. 60, 1–2). Аминь.

76. Слово на Вознесение Господне196

«Имуще убо Архиереа велика, прошедшаго небеса, Иисуса Сына Божия, да держимся исповедания» (Евр. 4, 14).

Последуем ныне, братие, мысленно за священными писателями, изображающими путь восхождения Господа нашего Иисуса Христа на небо, во славу Отца Своего. Этот путь, окончившийся восшествием Его ко Отцу (Ин. 20, 17) и восприятием небесной славы, которую Он «имел» по Божеству Своему «прежде бытия мира» (Ин. 17, 5), предначинался Его страданиями. «Восшедший превыше всех небес» , Господь наш должен был снизойти «прежде в долнейшыя страны земли» (Еф. 4, 9–10) скрыться в недра земли, в глубины преисподней, должен быть отторгнут от земли живых для того, чтобы, сделавшись «жертвою умилостивления» (Ис. 53:8–10) за грехи людские, явиться и Первосвященником нашим, могущим «сострадать нам в немощах наших» (Евр. 4, 15). И вот мы видим, как этот «вмененный в мертвых» и низведенный «в персть смерти» (Пс. 87:5, 21:16) носитель грехов людских является Победителем ада и смерти, связывает сильного, т. е. диавола (Мф. 12, 29), «величественно исходит в полноте силы Своей от Едома», т. е. после победы над врагами спасения нашего (Ис. 63, 1), «восходит на высоту» , получает вместо добычи спасенные Им души человеческие (Пс. 67, 19), как Царь славы, входит во врата самого неба, чтобы там явиться за нас Предтечею и Ходатаем (Пс. 23, 7–10; Евр. 6:20, 12:23–24).

Если, братие, таков путь восхождения Самого Христа «в славу Свою» (Лк. 24, 26), т. е. путь страданий и смерти, то может ли быть иным наш путь? Если Он есть «путь и истина и жизнь» (Ин. 14, 6), то каким путем можем придти мы к Отцу всех Богу, как не путем подражания Господу нашему Иисусу Христу (Ин. 13, 15)? Если Господь наш Иисус Христос сидит одесную Бога, то «горняя будет мудрствовать, а не земная», ибо мы как бы умерли с Ним, по апостолу, и жизнь наша должна быть «сокрыта отныне со Христом в Боге» (Кол. 3, 1–3). Умертвим земные страсти и помышления (Кол. 3, 5), дабы иметь нам «жительство на небесах» (Фил. 3, 20) и очищенными умами последовать Владыке нашей жизни Христу, вознесшемуся на небо и нас влекущему туда же, где Он. Уготоваем ум наш созерцанием и молитвою к той духовной радости, какою исполнены были апостолы, долго смотревшие на восходящего от земли на небо Христа и возвратившиеся после того во Иерусалим «с радостию великою» (Лк. 24, 52; Деян. 1, 10–12).

Но, братие, скажет кто-либо, как же можем мы со своими слабыми, преклонными ко всяким страстям силами души сделаться способными на столь высокие подвиги духовного созерцания и умерщвления страстей? Как вера наша, и без того слабая, может остаться непоколебленной, не видя никаких знамений присутствия с нами Христа? Доселе, собираясь в храме сем и взирая на предстоявшего с нами Престолу Божию архиерея «преподобнаго , непричастнаго злу, непорочнаго, отделеннаго от грешников» (Евр. 7, 26), исполненного любви ко всем и назидания, все видели явные знамения того, что Сам Христос пребывал со множеством людей, собиравшихся здесь во имя Его (Мф. 18, 20). Что же теперь будет воодушевлять и в чьих словах искать теперь назидания, утешения и поддержки для слабо еще тлеющей в сердце искры духовной жизни?

Чтобы не приводили нас в печаль и скорбь подобные мысли, вспомним, братие, опять апостолов, которые также считали себя сирыми по вознесении от них Христа на небо. Но нашла ли тогда место себе скорбь в их сердце? Нет, они радостно ожидали иного Утешителя, Духа Святого, Которого обещал послать им возлюбленный Учитель Христос. Вспомним и мы те слова, которые сказаны были нам отъезжавшим от нас духовным отцом и пастырем нашим. «Ныне, говорил он, я, подобно святому апостолу Павлу, поручаю вас слову Божию и благодати Его, которые могут назидать вас более, нежели мое слово». Эта благодать Духа Святого, которою были исполнены слова его, напомнят нам те слова, которые слышали мы из уст нашего любимого Преосвященного Владыки, – и сердца наши исполнятся утешения и радости, так что легче будем мы переносить скорби, необходимые для очищения нашего. Подобно апостолам, единодушно пребывавшим в Сионской горнице в молитве, будем и мы чаще пребывать в храме сем, и это молитвенное общение соблюдет нас от всякой скверны, в единении со Христом, обетовавшим пребывать с верующими в Него «во все дни до скончания века» (Мф. 28, 20). Аминь.

77. Слово в день священного венчания на царство Благочестивейшего Государя Императора Николая Александровича197

«Раздались на небе громкие голоса, говорящие: царство мира сего сделалось царством Господа нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков» (Откр. 11, 15).

Вот конечная цель, к которой должно стремиться каждое царство земное и к которой мир после определенного времени придет, хотя бы не в целом своем составе, а по выделении плевел, то есть сынов лукавого, из пшеницы, то есть сынов Царствия: все царства мирские, по видению пророка Даниила, или сокрушатся под давлением Камня, наполнившего всю землю, то есть Христа, и уступят место Царству Христову, или преобразуются в Царство Христово, подобно тесту, преобразующемуся под действием закваски (Мф. 13, 33, 38).

Если так, то не простой обряд, имеющий государственное лишь значение, составляет священное помазание царей при венчании их на царство: оно есть сообщение даров благодати от Бога, делающей христианского царя слугою Божиим, который призывается к тому, чтобы данными ему силами и средствами не только устроять внешнее благосостояние государства, но призывается и к тому, чтобы царство мира преобразовать в Царство Христово. День венчания на царство должен быть днем усиленных молитв всех, составляющих тело государственное. Уже одно объединение всех частей его в тесное единство есть дело мудрости вышечеловеческой, быть же отцом для всех подданных это есть дело Самого Бога, общего Отца всех людей. Должны быть влиты в дух царя притоки великой высшей силы, которая давала бы ему способность исполнять великое дело устроения своей земли по воле Божией и подготовления путей для окончательного открытия на земле Царства Христова.

Где же сокрыты эти силы более всего, как не в устроенном уже и созидающемся на земле Царстве Христовом, то есть Церкви, воинствующей с миром зла силою данной ей благодати? Какой союз людей на земле имеет в себе такую жизненность, как Церковь? Не видим ли мы, что не обнимается она областью какого-либо одного государства, но доселе к ней прибегают за помощью и за исцелением все народы, как к виденному некогда Навуходоносором во сне древу? Этому древу, которое «высотою... достигало до небес и видимо было по всей земле» (Дан. 4, 17), не уподобилось, однако, гордившееся своим могуществом среди царств древнего мира царство Вавилонское, уподобилось же только сильное своим смирением и любовью Царство Христово (Мф. 13, 31–32). Поэтому более, чем когда-либо, ныне, когда царство России начинает уподобляться видимому по всей земле древу, должны мы, сыны России, помнить о том, чем должно быть это царство, не должны забывать, что от начала мира, кроме воинствующих силою земною царств, было всегда на земле Царство Божие, которое воинствовало «не (земным) воинством и не силою, но Духом Господним» (Зах. 4, 6). Более, чем когда-либо, потребно ныне объединение всех народов под сению Церкви, которая одна способна укрыть все народы от истинных врагов их жизни и даровать им исцеление.

И мы видим, действительно, что непрестанно, особенно с начала войны, призывала Церковь к себе чад своих. Еще ранее войны она созывала их к источнику исцелений, открывшемуся в Сарове; потом, с начала войны, всех воинов напутствовала она и не перестает напутствовать молитвою, которая есть меч духовный на поражение врагов. Ее знамение Крест Христов предшествовало и сопровождало войска; именем Христовым ограждало себя христолюбивое воинство, чтобы или победить на земле, или быть победителями на небе, «убелившими одежды свои кровию Агнца» Христа (Откр. 7:13–14, 12:11). И ныне, как было ранее, с самого дня Пятидесятницы, Церковь исполнена дарований Святого Духа, и не перестают исполняться на ней слова пророка Иоиля: «И будет в последния дни, глаголет Господь, излию от Духа Моего на всяку плоть, и прорекут сынове ваши и дщери ваша, и юноши ваши видения узрят, и старцы ваши сония видят» (Деян. 2, 17). «У нас вера православная, – говорил преподобный Серафим, – Церковь, не имеющая никаких пороков. Сих ради добродетелей Россия будет славна и врагам страшна и непреоборима, имущая веру и благочестие в щит и в броню правды. Сих врата адова не одолеют».

Но все ли сыны Церкви откликаются на зов ее жить под ее сению? Многие из них часто укоряют в наши дни Церковь за то, что она будто бы равнодушна ко всему, происходящему на земле, и не хочет знать или отзываться на то, чем живут люди. Не напротив ли? Не сами ли сыны Церкви большею частью отдаляются от нее, потому что находят жизнь Церкви скучной и убийственной для той плотской, суетной жизни, которой они преданы, не желают нести креста Христова, но желают «ходить путями своими», совсем не замечая голосов, которые с усилием и многократно не престает обращать к ним Церковь? Не наступает ли все более и более время, подобное тому, какое переживал пророк Илия, который горько жаловался на совершенное оскудение чтителей истинного Бога в Израиле, говоря: «Возревновал я о Господе, Боге Саваофе; ибо сыны Израилевы оставили завет Твой, разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили мечом; остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять ее» (3Цар. 19, 10). И как тогда сохранившиеся семь тысяч чтителей истинного Бога (3Цар. 19, 18) были совсем неприметными среди общего развращения Израиля, так и ныне не становится ли жизнь Церкви все более и более невидимою для сынов мира сего, совершенно многими из них не замечаемою? Как бы во исполнение пророчеств, она уже начала удаляться «в пустыню» (Откр. 12, 6) от мира, во зле лежащего (1Ин. 5, 19) и воздвигающего на нее непрестанные гонения чрез свою ненависть, холодность, презрение, осмеяние веры ее и т. д.

Если сыны Церкви не отверглись ее, то где вера, которая прежде отверзала небо по молитве Илии и других праведников? Или, если сыны века сего считают совершенно невозможным отверзение неба видимого силою веры, то сильна ли последняя хотя бы изменять небо духовное, то есть жизнь их собственного духа? Не становится ли воля людей с каждым новым поколением все более и более слабою, свидетельствуя об одряхлении духовной жизни мира? Не все ли более и более ум начинает бояться своих полетов, которые ранее возвышали его над областью этого земного тленного бытия, утрачивая прекрасную во многих отношениях веру детства и подобно старцу не желая руководиться чем-либо иным, кроме узкой области так называемого «точного» знания? Подобное состояние мира, в котором постепенно ослабевает созидательная сила ума и воли, не указывает ли на то, что он дряхлеет духовно и что приближается время, когда Сын Человеческий, пришедши, едва найдет веру на земле (Лк. 18, 8), когда «за умножение беззакония оскудеет любовь многих» (Мф. 24, 12) и когда одряхлевший мир, наконец, обновится чрез второе пришествие Христово, как ранее обновился чрез первое?

Зная все это, с большею любовью и искренностью обратимся все к Матери Церкви и оживим все стороны жизни Духом Святым, живущим в ней! Жизнь Церкви присно юнеется. Утомляются и юноши и ослабевают, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа, скажем словами пророка, обновятся в силе: «поднимут крылья, как орлы, потекут – и не устанут, пойдут – и не утомятся» (Ис. 40, 30–31). Никогда святой не увидит истления своей жизни (Пс. 15, 10), так что самые «кости праведников процветут от места» их (Сир. 49, 12).

Будем ныне молиться и о Царе, чтобы он подобно царям древним, которые должны были книгу Закона Божия иметь всегда пред собою и в ней поучаться во все дни жизни своей (Втор. 17, 18–20), все более и более начертывал Закон Христов на скрижалях сердца своего, чтобы на самом деле «сердце царево всегда было в руце Божией» (Притч. 21, 1) и, куда захочет Бог, туда и склонялось. Единодержавная, неограниченная власть царская, может быть, противна той, не знающей никаких законов, свободе, к которой стремятся, например, некоторые необузданные поборники свободы во Франции, самое христианство считающие враждебным свободе и развитию человечества. Для нас же, которые еще веруем, что всем в мире, следовательно и «царством, владеет Всевышний и, кому хочет, дает его» (Дан. 4, 14), эта власть есть лучшее средство для ограничения необузданного безначалия, которое некогда проложит путь для антихриста, и для предания царства антихриста «святым Всевышнего» , которые встретят с радостью пришедшего Сына Человеческого и воскликнут ему: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр. 22, 20; Дан. 7, 18–22). Аминь.

78. Слово в Неделю святых отец и венчания на царство Благочестивейшего Государя Императора Николая Александровича198

В нынешний день святая Церковь совершает память 318 отцов Первого Вселенского Собора, собравшихся в Никее в 325 году. Воспоминание об отцах Первого Вселенского Собора приурочено к первому воскресному дню после праздника Вознесения Господня потому, что Господь по вознесении, «восседши одесную престола величия на высоте» (Евр. 1, 3), явил Себя миру как совершенного Бога, равного Отцу Своему; а отцы Первого Вселенского Собора, собравшиеся по поводу возникшей в то время ереси Ария, именно и утвердили истину Божества Сына Божия и Его единосущия Отцу.

Вспоминая отцов Первого Вселенского Собора, мы вспоминаем одушевленных и непоколебимых поборников основного догмата веры христианской о Божестве Сына Божия, без признания которого разрушается все величественное здание христианства, как и теперь, например, оно сильно поколеблено в сердцах многих благодаря современным отрицателям Божества Сына Божия: Л. Толстому, Ренану (с его «Жизнью Иисуса», усиленно теперь распространяемою) и другим, которым покорно следует значительная часть общества. Первый Собор, по отзыву и одного известного светского писателя философа В. С. Соловьева, «отличается пред всеми тем, что в лице многих его членов пастырское значение церковных вождей еще не отделилось от апостольского и мученического. Некоторые из епископов, заседавших на этом Соборе, прославились обращением в христианство языческого народа, другие, изувеченные, с впадинами вместо глаз, ярко напоминали о недавних гонениях за веру». Таковы, например, Александр Александрийский с Афанасием Великим, Евстафий Антиохийский, Николай Мирликийский, Спиридон Тримифунтский, Феофил Готфский, Осия Кордувийский, Пафнутий Исповедник и др. Имена этих отцов, столь известные всему христианскому миру, красноречиво свидетельствуют, что не для пустого словопрения собрались они на Собор в Никею, а вслед за ними и отцы последующих Вселенских Соборов, но для того, чтобы непоколебимо «утвердить столпов седмь» , на которых «Премудрость созда себе дом» (Притч. 9, 1), то есть укрепить основания созданной Христом Церкви, которые хотели было поколебать «врата адова» (Мф. 16, 18) чрез появление еретиков, слуг князя тьмы.

И так как здание Церкви Христовой строится на «камнях живых», положенных уже ранее, апостолах, пророках и святых (1Пет. 2, 5; Еф. 2, 20), сделавшихся, по откровению Иоаннову, «столпами в Церкви Бога», не имеющими уже более «выйти вон» (Откр. 3, 12) из воздвигаемого здания Церкви, то означенные отцы не должны ли служить и доселе живыми опорами здания Церкви Христовой, к которым должна прилаживаться дальнейшая постройка? Мы, христиане нынешнего века, по-видимому, должны были бы чаще сверять жизнь свою с учением и жизнью древних отцов, уже засвидетельствованных в своей святости. Теперь мысли всех христиан, сохранивших еще веру, обращены к предстоящему церковному Собору (который прежде и собирался, между прочим, после Пасхи или в этот самый день), который должен возвратить жизнь Церкви к началам, выраженным в канонах отцов Вселенских Соборов. Все, кроме врагов Церкви Христовой, ожидают от Собора истинного обновления церковной жизни, которое должно самым благотворным образом сказаться и на жизни государственной и общественной.

Оставалось бы с радостью присоединиться к этим благим чаяниям, если бы с самого же начала к ним не присоединились чаяния, с духом Церкви не соединимые. И духовные, и светские писатели начали с явным отрицанием относиться к отеческим канонам, сравнивая их с архаическими древностями, которым будто бы место лишь в музеях, а не в жизни, идущей все вперед и находящей для себя все новые и новы пути. Другие, чтобы ослабить значение отеческих канонов, начали усиленно доказывать, будто в них проводится какой-то узко аскетический, монашеский взгляд на христианство, несовместимый будто бы с широтою христианства199. Когда им говорят, что вселенские учители Церкви: Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и другие пастыри (например, митрополит Филипп), проявившие самую широкую пастырскую деятельность, видели в монашестве и подвижничестве лучшее осуществление христианства, стремясь сами удалиться в пустыню, то они усиленно доказывают, что означенные пастыри не были монахами и потому только могли сделаться пастырями Церкви и общественными деятелями. Когда же указывают упомянутым писателям, что канонические правила составлены были или одобрялись именно этими отцами и учителями Церкви, то они начинают обвинять их в узком, монашеском понимании христианства, создавшемся в Византии. А многие писатели, особенно светские (Розанов и др.), прямо глумятся над святыми отцами, причисляют их к исказителям христианства, следуя прямо отлученному от Церкви лжеучителю Л. Толстому, который утверждал, что между Нагорной проповедью, выражающей будто бы все существо христианства, и Никейским Символом или догматами и правилами отцов нет ничего общего. Различные писатели открыто смеются над тем, что предсоборное присутствие хочет опираться на каноны отеческие; что от их рассуждений «дышет такой стариной, чем-то невероятно далеким, эпохой Никейского, Лаодикийского и других Соборов... все аргументы черпаются из времен Вселенских Соборов»200; что и нынешние пастыри Церкви хотят все еще спрашивать мнения о церковных вопросах восточных патриархов.

Вместо того, чтобы исполнить слово Писания: «Пред лицем седаго востани и почти лице старчо (Лев. 19, 32), дерзновенно восстают духовные дети на отцов своих и вопреки канонам и даже писаниям апостольским хотят непременно захватить себе равную с отцами власть, отняв из рук их кормило управления святой Церковью. Вместо того, чтобы держаться единого, истинного, вечного пути Христа (Ин. 14, 6), они уклоняются на разные «новые пути», из которых многие удаляют от первого. Вместо того, чтобы лучше усвоить мысль, что путь Христов есть «тесный путь» креста и подвижничества для земных последователей Христовых, они хотят на «широкий путь» пагубы ввести людей, и без того слишком усиленно стремящихся идти по этому пути, обольщая их надеждою без подвигов найти свободу Христову. Вместо того, чтобы утверждать Церковь Христову на вечных «семи столпах» неизменной истины (Притч. 9, 1), переданной святыми апостолами и святыми отцами, хотят сдвинуть ее на путь естественного развития, учение о котором основано на мифической гипотезе бесконечного эволюционного развития. Только и слышны теперь речи о том, что Церковь, развиваясь вместе с веком, должна освящать новую культуру, новые формы общественной жизни, совершенно свободную науку и искусство, разрешить театры и второбрачие для священников, совершенно свободную любовь для мирян и т. д., независимо от того, как все это согласно с духом Евангелия или с правилами святых отцов.

Вот ныне праздник в честь святых отцов, этих непоколебимых столпов Церкви, и напоминает о тех началах жизни и учения, которые стали колебаться в сознании современного христианского общества, дабы неложно могли все поборники истинного церковного обновления воскликнуть после Собора о сделанных им постановлениях: «Сия вера апостольская, сия вера отеческая... сия вера вселенную утверди».

Вместе с тем напоминает нынешний праздник и о том времени, когда впервые осуществился союз Церкви Христовой с государством в лице первого христианского императора Константина, созвавшего и Собор в Никее. Этот Государь принял на себя заботу о внешнем благоустроении Церкви, назвав себя «епископом внешних дел Церкви». Подобный союз унаследовало и государство русское от Византии. В частности, нынешний Благочестивейший Государь сам обратил особенное внимание на устройство дел Церкви и обещал созвать для этого церковный Собор после приблизительно двухсотлетнего прекращения Соборов в Русской Церкви.

Поэтому ныне, вспоминая одновременно память святых отцов Первого Вселенского Собора и венчание на царство Помазанника Божия, Благочестивейшего нашего Государя, мы должны усилить молитвы о том, чтобы ниспослал Господь Свое благословение на нашего Государя, чтобы единение между Церковью и властью государственною принесло обильные благие плоды для устроения общего блага в нашем отечестве. И тем более потребны ныне такие молитвы, что мысль о происхождении власти от Бога (Рим. 13, 1) в наши дни все более и более затемняется и выступает вместо нее мысль о происхождении власти от народа («народоправство»). Слышатся уже толки о необязательности верноподданнических чувств, призыв просить благословения Божия на дела государства остается неуслышанным, напоминание о христианских заповедях или даже вообще о нравственности начинает считаться неуместным при обсуждении государственных дел и т. д., вообще, все более и более делается шагов к отделению Церкви от государства. И вот поэтому-то ныне почти открыто признается некоторыми законность грабежей, убийств и т. п. преступлений, происходящих будто бы не по вине самих совершивших преступления, а вследствие злоупотреблений правительства.

Не дай Бог, чтобы слишком далеко зашло подобное отступление от заветов Христовых, дабы не умножились и без того уже бесчисленные преступления в земле Русской и не пришлось ей услышать на суде Божием слов пророка, сказанных о столице Израиля: «Правда обитала в ней, а теперь – убийцы» (Ис. 1, 21). Освященный Собор да вдохнет снова дух Христов в новые формы жизни государственной и общественной и да станет снова земля Русская Святою Русью! Аминь.

79. Слово в Неделю святых отец201

«Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин. 17, 3).

Ныне, дети, вы слышали в Евангелии, что Господь Иисус Христос пред страданиями Своими возвел очи Свои на небо и молился об учениках Своих. Он молился о том, чтобы после Его отшествия, когда ученики Его останутся одни в этом мире среди людей, которые гнали и ненавидели Его, Бог Отец сохранил их от всякого зла, чтобы они остались такими же чистыми, какими были во время земной жизни Самого Господа Иисуса Христа. Господь потому молился об этом, что если ученики Его останутся чистыми и святыми, то все люди, которые будут слушать их проповедь, получат жизнь вечную. А жизнь вечная в том, чтобы познать единого истинного Бога и посланного Им Иисуса Христа.

Вы, дети, конечно, уже знаете, что, кроме этой земной жизни, которая оканчивается по смерти человека, есть еще другая вечная жизнь, которая начинается после смерти человека, за гробом, на небе. Эта вечная жизнь совсем не похожа на земную. Здесь на земле люди едят, пьют, заботятся об одежде, веселятся, продают, покупают. На небе люди будут жить, как Ангелы. Ангелы постоянно славят Бога, Который так велик, свят, могуществен, постоянно радуются о тех чудных делах, которые делает Бог для всего, что Он создал, и сами по любви к людям помогают им во всем добром, молятся о них и спасают их от грехов и бед. Но чтобы вести такую жизнь, нужно еще на земле приготовиться к ней. Как же сделать это? Вот Господь в Своей молитве и говорит, что нужно для этого прежде всего познать Бога и посланного Им Иисуса Христа, познать не одним умом, но и сердцем полюбить Его. Недостаточно поэтому хорошо выучить Священную Историю или Катехизис, чтобы познать Бога. Только тот может познать Бога, кто любит Его, как говорит святой апостол Иоанн Богослов: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1Ин. 4, 16). А так как любовь в том больше всего проявилась, что Он предал смерти Сына Своего за грехи наши, то нужно также познать и полюбить всем сердцем еще Спасителя нашего Иисуса Христа.

Вы, дети, особенно можете полюбить Бога, потому что сердце ваше еще чисто. Вы лучше, чем взрослые люди, сделавшие много грехов, можете почувствовать, как Бог любит тех людей, которые постоянно слушаются Его и исполняют волю Его. Когда вы не делаете ничего худого, на сердце вашем бывает хорошо и радостно. Потому-то святой апостол Иоанн говорит: «Пишу вам, отроки, потому что вы познали Отца» (1Ин. 2, 13).

Есть у вас и самое лучшее средство полюбить Бога эта ваша чистая и усердная к Нему молитва. Если будете чаще вспоминать о Боге и обращаться к Нему с молитвой, то лучше всего сохранитесь от всякого греха. Тогда за эту молитву вашу исполнятся на вас и другие слова святого апостола Иоанна Богослова: «Пишу вам, дети, потому что прощены вам грехи ради имени Его» (1Ин. 2, 12), и вы еще на земле будете так жить, как будто бы жили на небе. Аминь.

80. Слово в день Пятидесятницы202

«И будет в последние дни, говорит Господь, излию от Духа Моего на всякую плоть» (Иоил. 2, 28; Деян. 2, 17).

В прошлый раз мы, братие, говорили, что вступить в жизнь вечную может только тот, кто познает Бога и посланного Им для спасения мира Господа Иисуса Христа, и что познать Бога может только тот, кто будет любить Его и чрез молитву часто вспоминать о Нем и пребывать в общении с Ним. Теперь же мы должны сказать еще то, что если человек сам только, одними своими силами будет стараться угодить Богу, то он никогда не научится любить Бога от всего сердца.

Для этого нужно, чтобы в сердце вселился Дух Святой и очистил его от всякой скверны. Пока не приидет Дух Святой, сердце будет подобно земле иссохшей, долго не орошаемой дождем. Вчера мы слышали в одной из паремий, что однажды в земле Иудейской была сильная засуха и голод, но пророк Иоиль говорил в утешение жителям этой земли, что пошлет Господь снова дождь на землю, если они будут каяться и обратятся к Богу с молитвой, в посте и плаче и рыдании, а в последние дни изольет на всех Духа Своего, чтобы как земля снова стала приносить плод после дождя, так и душа каждого человека сделалась плодоносною от излияния на нее Святого Духа. «Плод же этот Духа Святого, – по словам святого апостола Павла, – есть добродетели христианские: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5:22–23).

До того времени, как вселился в сердце человека Дух Святой, для него не было никакой радости в том, чтобы любить людей, жить с ними в мире, стараться во всем помогать им, прощать им обиды, терпеть от них всякие неприятности, все это казалось человеку весьма трудным, и он испытывал только скорбь, а не радость, когда приходилось ему поступать по христианской любви к людям. Когда же прикоснется к сердцу благодать Святого Духа, оно как будто совсем изменяется, как бы дается человеку «сердце новое, и дух новый» (Иез. 36, 26) человек тогда бывает исполнен какой-то особенной радости, он чувствует сильное желание поступить во всем так, как заповедовал Господь Иисус Христос в Евангелии, не смотрит ни на какие обиды и готов сделать всякое добро людям, какое только может. Вот когда человек бывает таким, тогда и исполняются над ним слова пророка Иоиля: «Излию от Духа Моего на всякую плоть» в последние дни (Иоил. 2, 28), – эти слова начали исполняться со дня сошествия Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы и продолжают исполняться доселе на всех нас. Ибо как некогда, во дни столпотворения вавилонского, люди вследствие нечестия и ненависти друг ко другу разделились между собой и Господь смешал языки их, так и ныне, когда сошел Дух Святой в виде огненных языков, Он «в соединение вся призва», так что люди, говорившие на разных языках, стали понимать апостолов, а у верующих в Господа Иисуса Христа «было одно сердце и одна душа» (Деян. 4, 32).

Но, братие, чтобы Дух Святой, излившийся на нас, не оставил нас вскоре, будем стараться сделать душу свою достойным обиталищем для Него. Мы, по словам одной церковной песни, вчера нами слышанной, «плавающие в молве житейских попечений, с кораблем потопляемые грехами и к душепагубному зверю, то есть диаволу, низвергаемые», будем чаще из этой смертоносной глубины своих грехов и всяких суетных забот житейских обращать взор свой ко Христу, Спасителю нашему, и Он, как Иону из чрева китова, будет всегда изводить нас из этой глубины. Постоянная молитва ко Христу, Спасителю нашему, и к подателю жизни Духу Святому научит нас путям Господним, и мы, очищаемые «огнедохновенного Духа росою», будем всегда ходить во свете закона Господня.

Аминь.

81. Слово в день Святого Духа203

В честь Святого Духа Церковь установила праздник столь же светлый и радостный, как и в честь Рождества Христова и Богоявления. Как бы опасаясь не воздать достодолжного чествования Святому Духу, Церковь, кроме вчерашнего праздника в честь сошествия Святого Духа на апостолов, установила для особого чествования Святого Духа еще особый день ныне. Этим она хочет внушить верующим, сколь радостно и велико по своему значению для Церкви сошествие Святого Духа.

И подлинно, вспомним, какою радостью исполнились сердца апостолов, когда они услышали от Христа обетование послать им Утешителя иного, сколь велики были плоды сошествия на них Святого Духа. Дух Святой, по слову Христову, напомнил им все, что говорил Христос, так что они, вдохновляемые Духом, без затруднения, одушевленно, словами, исполненными мудрости и красноречия, проповедовали о Христе всем народам и их царям и правителям (Ин. 14, 26; Лк. 21, 11–15). При содействии Духа Святого некнижные рыбари извлекли «глубины Духа»204, «сокровища премудрости и ведения» (Кол. 2, 3) из священных писаний пророческих, ключ «к уразумению» которых открыл им еще Христос после воскресения (Лк. 24, 45). Дух Святой возвестил апостолам и грядущие судьбы Церкви (Ин. 16, 13), так что они проповедовали без всякого опасения за судьбы своего дела, будучи твердо уверены, что дело их не может погибнуть, несмотря на видимое их бессилие пред лицом враждебного им мира (Деян. 5, 38–39). Дух Святой сопровождал великими знамениями и чудесами их проповедь, так что они покорили вере во Христа народы во всех концах вселенной (Рим. 15:18–21, 10:18). Духом Святым они «ежедневно умирали» (1Кор. 15, 31; 2Кор. 4, 11) для страстей плотских (Гал. 5, 16–26), так что постоянно в духовной жизни своей преображались «в тот же (Христов) образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2Кор. 3, 17–18). Наконец, хотя сокровища духовные они носили в немощных, «скудельных сосудах» (2Кор. 4, 7), но благодатию Духа Христова возносимы были до третьего неба, восхищаемы были в самый рай (2Кор. 12, 1–9).

Что же? Неужели только в дни апостолов совершались подобные действия Духа, неужели в наши дни утратило уже силу обетование Христово о Святом Духе? Мы, христиане нынешнего времени, также празднуем ныне исполнение этого великого обетования Христова о Святом Духе. Но как празднуем? Не более ли одними устами, чем сердцем?

Правда, верующие в простоте сердца и ныне не только устами, а и сердцем празднуют в честь Духа Святого, но не празднуют ли большей частью лишь совершенно бессознательно, совсем не зная о действиях Духа? Те же, кому дано знание, большей частью склонны бывают верить лишь тому, что они могут видеть своими глазами, осязать своими руками; поэтому напоминание о Святом Духе проходит обыкновенно лишь в уме их, совсем не затрагивая сердца, не возбуждая в последнем живой радости. И доселе, таким образом, едва ли не к большинству христиан остаются приложимы слова, сказанные Господом о Святом Духе, что «мир не может принять (Его), потому что не видит Его и не знает Его» (Ин. 14, 17). А некоторые, чтобы оправдать свое неверие в обетование Господа, решаются даже возводить хулы на Духа Святого, говоря вместе с лжеучителем Л. Толстым, будто догмат о Духе Святом выдумала Церковь, чтобы отвлечь людей от труда над нравственным самоусовершенствованием. Это говорят люди, не хотящие знать, что Дух Святой созидает сердце чистое в людях (Пс. 50, 12), обновляет, следовательно, самые «исходища жизни» (Притч. 4, 23; Иез. 37, 26–27), не для того, чтобы прекратить труд человека над самим собою, а для того лишь, чтобы облегчить трудность подвигов духовной жизни, «немощное врачуя и оскудевающее восполняя»205.

Современные люди постоянно говорят о духе века и о великом влиянии его на всех членов общества. Почему же столь недоверчиво относятся они к действиям Духа на сердца людей? Ведь сказанное Господом о Духе Святом: «Дух, идеже хощет, дышет, и глас Его слышиши, но не веси, откуду приходит и камо идет» (Ин. 3, 8) не имеет ли полного приложения и к духу века, влияние которого на нас бывает вполне ощутимо, хотя пути этого влияния нередко остаются совершенно вне нашего сознания? Большей частью мы сознаем, что дух века оказывает на нас влияние чрез общение с какими-нибудь более известными обществу людьми, чрез знакомство с их писаниями. Отчего же невероятным кажется, если трудно нам ощутить непосредственное действие Святого Духа на наш дух, что это действие может проявиться хотя бы чрез общение наше с исполненными Духа святыми и чрез чтение писаний Духа, оставленных нам святыми апостолами?

Ибо ведь как чрез Духа Святого «во пророцех возвестил еси нам (Бог) путь спасения, и во апостолех возсия... благодать Духа», как «собирал Он собор церковный»206, так и поныне немало есть людей, исполненных Духа, особенно среди духовных подвижников, обогащающихся непрестанно «плод ами Духа» (Гал. 5, 22).

Неужели, наконец, и у нас самих не бывает совершенно минут священного вдохновения, хотя бы здесь в храме, при слышании вдохновенных песнопений Церкви, невольно вселяющих в душу «радость и мир о Дусе Святе» (Рим. 14, 17)? Разве, быть может, сами мы отталкиваем от себя эти порывы духа нашего к общению с Источником святыни. Но тогда мы сами повинны в своей нечувствительности к действиям Духа; тогда к нам приложимы слова апостола: «Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его» (Рим. 8, 9).

Напечатлеем же, братие, ныне в своем уме и сердце слова апостола, слышанные нами сегодня: «Паче исполняйтеся Духом, глаголюще себе во псалмех и пениих и песнех духовных» (Еф. 5, 18–19), чтобы, начав с этой начальной ступени «хождения во свете», соделаться способными и к дальнейшим, изображаемым апостолам (Еф. 5, 8 и далее)! Не будем пренебрегать толцаниями благодати в наши сердца, чтобы не оттолкнуть от себя Высокого «Блюстителя душ наших» (Откр. 3, 20; 1Пет. 2, 25;); не будем ожесточать сердец наших при слышании гласа Духа Святого, как бывает с некоторыми! Пусть вместе с песнопениями церковными слова благодати проникают в самое существо наше, чтобы, одушевляемые Духом Христовым, исполнялись мы решимостью и в жизни творить дела Христовы! Почерпая здесь воду из источников жизни для утоления духовной жажды, будем пить из них не для мгновенного, мимолетного услаждения души; но как утоляющая жажду вода источника, услаждая чувства, укрепляет и силы наши, так и пиемая нами вода жизни пусть живительно действует на силы нашего духа, пусть укрепляет нас на мужественную борьбу с умерщвляющими дух страстями плотскими, как воздействовала она на самарянку, оставившую страсти прежней жизни; пусть она возвращает в нас силы для подвига жизни пастырского ли, или иного, какой кому предстоит по воле Божией, и таким образом сделается для нас воистину «источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4, 14). Аминь.

82. Слово в день Святого Духа207

Светло и торжественно в эти два дня святая Церковь празднует Пятидесятницу и «Духа пришествие»; ее песнопения в честь Духа Святого исполнены не менее высокого духовного торжества, чем в великие праздники Рождества Христова и Богоявления.

И подлинно, весьма великим было то дело, за которое прославляет сегодня Церковь Святого Духа: немощных, слабых, все еще не чуждых земных, плотских пристрастий апостолов Дух Святой преобразил настолько, что они сделались как бы огненными по чистоте своей жизни и пламенной ревности о совершении дела Христова, на какое были посланы. Много великих дел и преобразований совершаемо было людьми на земле от начала мира, но эти дела и преобразования не могли никогда охватить наиболее глубоких движений человеческого существа, имели значение на время и не повсюду. Духовное же возрождение людей, совершенное и доселе совершаемое Духом Святым, не ограничивается веками и совершается среди народов, обитающих во всей вселенной.

Сколько бы ни гордились люди успехами своей так называемой культуры, однако высшие стремления духа человеческого доселе совершенно не достигнуты, даже как будто все более и более становятся недостижимыми. Много отдельных истин открыто в течение веков философами и учеными, но важнейшие вопросы, которые волнуют человека, поныне остаются неразрешимыми, и все более люди, отчаявшиеся в возможности найти истину, утверждают за этими вопросами название (правда, неразумное) «проклятых». Но те, которые получили помазание от Святого Духа, «знают все» (1Ин. 2, 20) и свободны от мучительных исканий гордого ума, в которые напрасно ввергают себя люди. Или, сколько дел совершено для так называемого «блага человечества» культурой, но люди сами лучше не становятся, напротив, явно исполняется на них пророчество Господа: «По причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф. 24, 12). Дух же Святой в среде растленного пред пришествием Христовым на землю человечества создал повсюду общины святых, как бы цветущие оазисы в пустыне. Столько трудились люди в течение веков над созиданием всеобщего счастья на земле, и вот видим мы, что по мере того, как блага культуры становятся доступными всем, счастье для людей становится как бы все менее доступным и умножаются, напротив, ненависть, озлобление, отчаяние, дышащие духом убийства и самоубийства. Дух же Святой совершил то, что не могли совершить люди: он и апостолов, лишившихся, по-видимому, последних радостей и надежд с вознесением возлюбленного их Учителя на небо, исполнил радостью «совершенною» (Ин. 17, 13), и в мучеников Христовых, видевших пред собою близкую смерть или терпевших жесточайшие муки, вселял высшую неизреченную радость, вдохновлял славить Христа и молиться за мучителей.

Но как мало отзываются чада Церкви на торжество ее в честь Святого Духа, как мало говорит им призыв ее: «Огнедохновенную приимите Духа росу, о чада светообразная церковная!»208 Сравните собрания их в честь Духа Святого в эти дни и собрания в местах веселья, гуляний, зрелищ и т. п. Где людей видим мы более? К какого рода собраниям люди более прилагают сердца? Или, если даже собираются они иногда для молитвы в количестве более или менее значительном, чувствуют в некоторые моменты известное одушевление и подъем духа, то как подобные моменты бывают редки, как редко случается, чтобы песнопения и молитвы Церкви потрясли все существо человека и оставили в душе его более или менее прочный след! Как много христиан, которые о Духе Святом почти никогда и не вспоминают и ничем как бы не отличаются от людей, Духа Святого «не видящих и не знающих (Ин. 14, 17), по словам Господа, или от учеников ефесских, сказавших апостолу Павлу: «Мы даже и не слыхали, есть ли Дух Святый» (Деян. 19, 2).

Между тем у апостолов благодать Духа Святого проникала все их слова и дела, была неотделима от всей их жизни столь же, сколь неотделимо от проявлений жизни телесной дыхание. Свидетельство самого начала жизни христианской в людях святые апостолы полагали в том, что эти люди принимали Духа Святого уверовавши.

Да как, впрочем, многим из современных христиан и вспомнить о Духе Святом, когда они редко входят в душу свою, столь мало наблюдают то, что происходит в ней, когда внимание их рассеяно бывает постоянно по стогнам мира? Они совсем не знают и не видят нередко страстей своих, не знают и подвига борьбы с ними, не чувствуют немощи и бессилия своего в этой борьбе, а потому не чувствуют никогда и живой потребности взывать от глубины сердца: «Царю небесный, Утешителю, Душе истины... прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны!» Мысли их более сосредоточены на украшении своей плоти, например одеждами (когда даже приходят они и сюда для молитвы), чем на том, чтобы очистить и украсить обитель души для вселения в нее Святого Духа.

Мало того, как много теперь христиан (не отрекающихся от этого имени), которые как бы хотят разрушить дело, совершенное на земле Духом Святым. Для того послал Христос от Отца Своего на землю Святого Духа, чтобы научились верующие в Него «жить не по плоти, но по духу» (Рим. 8, 1; Гал. 5, 16–25). Но вот теперь постоянно слышим мы странные речи различных писателей о «святой плоти» речи, в которых скрыта затаенная попытка как бы освятить и вожделения плоти слишком земные и низменные.

Начинают говорить все усиленнее о попранных будто бы христианством и Церковью правах плоти, о необходимости их восстановления (реабилитации), о том, что настала пора проповедовать возрождение, оживление плоти, а не духа, который налагает на плоть будто бы ничем не оправданные узы. Жалкие! Они хотят причислить себя к искателям истины, которую как будто не открыло христианство и намеренно скрывает Церковь, но на самом деле нередко они сами исполнены или в учеников своих вселяют лишь самые низменные вожделения плоти, прививают склонность к пьянству, разжигают дух блуда с его всевозможными проявлениями, столь в наши дни усиливающимися, до содомских включительно.

Но, братие, если когда, то особенно в день сей, день, назначенный для преимущественного прославления и призывания Духа Святого, вспомним слова Господа, сказавшего: «Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками сими, потому что они плоть» (Быт. 6, 3). Все более проникаясь стремлением «восстановлять права плоти», хотя и без того порабощен ею дух столь многих, быть может большинства, людей, не хотят ли современные люди возвратить на землю настроение современников Ноя, соделавшихся «плотью» и истребленных потопом, и претерпеть судьбу их? Могут ли они сказать о себе, что не приложимы к ним пророческие слова Господа, сказавшего: «Как было в дни Ноя, так будет и во дни Сына Человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп и погубил всех» (Лк. 17, 26–27)?

Не дадим же душе своей обратиться в «соляной столп» (Быт. 19, 26), подобно жене Лотовой, чрез свое бесчувствие к влияниям Духа Святого в душе нашей и неспособность к пониманию чего-либо иного, кроме того, что будит и питает вожделения плоти! Воздадим должную честь Духу Святому и, познав из явленного нам во Христе образца духовного совершенства, как мы духовно слабы, как велики наши немощи и как порабощают себе наш дух плотские страсти, будем чаще призывать Духа Святого на помощь в нашей борьбе со страстями и немощами плоти!

Как ученики Христовы, будем более искать радостей не плоти, а духа, изберем себе не царствие земное, как это свойственно было язычникам, говорившим: «Будем есть, пить и веселиться, пока не умрем!», а Царствие Христово, которое есть «не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе» (Рим. 14, 17)! Аминь.

83. Слово в Неделю Всех святых209

«Плен Сионь Ты изъял еси от Вавилона, и мене от страстей к животу привлецы, Слове!» (1-й антифон воскресный 3-го гласа).

Когда мы обращаем взор к состоянию своей души, настолько окованной страстями, что мы не можем свободно «воззрети и видети высоту небесную» 210 (2Пар. 36, 23), то невольно воспоминаются нам пленники еврейские. Далеко не все они одинаково скорбели о лишении отечества и, сидя на реках вавилонских, плакали, вспоминая о Сионе, не желая даже петь песнь Господню «на земли чуждей» (Пс. 136), многие жили в Вавилоне, как бы в отечестве, забыв связанные с отеческой землею обетования; они настолько усвоили образ жизни вавилонян, осквернили себя идолами их и нечистотами страстей, по слову пророка Иезекииля, что уподобились гробам, наполненным истлевшими костями (Иез. 36:25, 37:2, 12, 23). И вот великий песнопевец Церкви святой Иоанн Дамаскин в вышеприведенных словах одного из дивных своих песнопений напоминает нам о пленниках сионских.

«Плен Сионь» это все мы, по пришествии Христовом находящиеся в плену у страстей.

Изъятие же из сего плена вавилонского есть то «совершение святых» чрез Христа, о котором говорил, обращаясь к грядущему Искупителю, еще древний пророк, а за ним и апостол: «Восшел еси на высоту, пленил еси плен... и даде даяния человеком, т. е. дарования Духа Святого для совершения святых в Церкви Христовой» (Пс. 67, 19; Еф. 4:8, 12).

Как соответствует, братие, этот образ пленников еврейских духовному состоянию многих христиан нынешнего времени. Христос, отходя из мира, обетовал пребывать с верующими во имя Его «до скончания века» (Мф. 28, 20) и послать им от Отца Духа Святого, дабы Он был с ними вовек (Ин. 14, 16). Где же ныне это обетование? Не видим ли среди нынешних христиан много таких, которые не только не живут верою в это обетование, подобно христианам древним, но как бы и «не слышали, есть ли Дух Святой» (Деян. 19, 2), которые «не видят... и не знают Его» , хотя Он всегда пребывает с верующими в Церкви и в них будет (Ин. 14, 17). И какая противоположность между этими христианами и святыми, каждая мысль которых и дело были как бы одинаковы с мыслью и намерением Духа Святого, укреплявшего их в немощах их и ходатайствующего за святых «воздыханиями неизглаголанными» по воле Божией (Рим. 8, 26–27)! Тогда как святые «радовались о Духе Святе» (Рим. 14, 17), многие из нынешних христиан как будто находят радость лишь в том, что возвышает и поддерживает ощущение жизни телесной. Забыв Духа Святого, они, правда, как бы не забыли еще Христа, но с кем они сопоставляют Его? С богами языческих народов, например Дионисом, олицетворением производительных сил природы, богом вина и веселья (Мережковский); они уподобляются древним евреям, в плену «плакавшим по Фаммузе» 211 и прогневлявшим Бога мерзостями язычников (Иез. 8:14, 17). Вера в обетования Христовы о «пакибытии» и обновлении Духа Святого, одушевлявшая святых и побуждавшая их оставлять все ради последования Христу (Тит. 3, 5; Мф. 19, 27–29), уже совершенно перестала одушевлять многих людей нынешнего времени, носящих имя христиан, и у них осталась надежда лишь на непрекращающееся обновление жизни видимой природы, неподвижность и неизменность законов которой препятствует существенному обновлению и очищению духа от страстей.

Однако, хотя отчуждившись от Духа Святого, мы и не можем уже подобно святым создать «дом душевный», не оставим упования, что и поныне «Святым Духом... вся живут и движутся»212. Если мы не можем уже взирать на самое «Солнце, сияющее в силе своей» (Откр. 1, 16), т. е. Христа, то будем взирать хотя на звезды, которыми усеяно духовное небо, т. е. на святых, которые были «подобные нам люди» (Иак. 5, 17), которые и доселе пребывают в общении с живущими на земле и молитвы которых, как дым кадильный, восходят к небесному престолу, по слову тайнозрителя Иоанна (Откр. 8, 4). К святым, которые на земле, и к дивным Господа, имевшим «Господа частию наследия своего и частию чаши своей», по слову псалмопевца (Пс. 15:5, 3), к ним пусть будет устремлено все желание наше! На этих живых свидетелей действенности многоразличных дарований Духа, на которых хочет указать ныне нам и Церковь, установившая праздник в честь их после празднования в честь Духа Святого, в них действовавшего, будем взирать, чтобы «не изнемочь нам и не ослабеть душами» (Евр. 12, 3), но, подобно им, «быть привлеченными к животу Словом» Христом.

И если пророк Иезекииль, живший в такое время, когда даже праведники: Ной, Даниил и Иов – не могли отвратить молитвами своими от Израиля гнева Божия (Иез.14, 20), имел, однако, светлый взор на будущее, провозвестил обновление Израиля (Иез. 37), устроение среди него всеочищающего святилища (Иез. 37:23, 28) и нового храма, осиянного светом славы Господней (Иез. 43:2, 44:4), видел истекающую из-под храма реку жизни и древа жизни, подобные райским, для питания и врачевания народов (Иез. 47, 1–12), то тем более должны иметь светлый взор на будущие судьбы Церкви Христовой мы, с которыми обещал пребывать Христос до скончания века. Пусть Церковь должна будет в последние времена убежать в пустыню, по слову тайнозрителя, т. е. как бы совершенно отделиться от сего «мира, во зле лежащего» (Откр. 12:6, 14; 1Ин. 5, 19), но мы знаем, что в день пришествия Христова она явится, «как невеста, украшенная для жениха своего Агнца», облеченная в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность святых (Откр. 19:7–8, 21:2, 9). Пусть восстают против нее Толстой с многочисленным сонмом ересеучителей, называющие учение ее «суеверием грубым и безмерным», подобно древним языческим писателям (Плиний в начале II века по Р. Х.), поборники лжеименного антихристианского знания, отрицающего самое бытие Бога и духовность души, анархисты, пытающиеся отнять последние преграды у беззакония, она всегда будет жить непоколебимою верою (Евр. 10, 38) в обетования, данные ей (Евр. 10, 36). Ибо для нее неложно сказанное Христом, что «небо и земля» , законы бытия которых признаются нынешними людьми неизменными, «прейдут, ...слова же Христовы не прейдут» (Мф. 24, 35). Ибо святые и суть именно то «новое небо и земля, в них же правда живет» (2Пет. 3, 13–14), они они-то и суть воистину «небеса, поведающие славу Божию» , – по слову псалмопевца (Пс. 18, 2), и лучезарные звезды на сем новом небе, заимствовавшие свет свой от «звезды светлой и утренней» , т. е. Христа (Откр. 22, 16). Аминь.

84. Слово в Неделю Всех святых213

«Всяк, иже оставит дом, или братию, или сестры, или отца, или матерь, или жену, или чада, или села, имене Моего ради, сторицею приимет и живот вечный наследит» (Мф. 19, 29).

Не без чувства смущения, братие, приступаю я ныне к слову: не оставив мира и вращаясь среди него не телом только, но умом и сердцем, как могу я говорить слово назидания вам, оставившим мир и удалившимся от него в пустыню? Как могу изъяснить вам великую заповедь Господа о том, что хотящие следовать за Ним должны оставить все ради имени Его? Но, уповая на благословение и молитвы святых, дерзаю сказать слово, чтобы совершить вверенное мне «служение слова», каковое составляет мою обязанность.

Установив после праздника Пятидесятницы праздник в честь всех святых, святая Церковь хочет наглядно показать, сколь могущественны действия Духа Святого в душах людей и как воистину сторицею восприяли все подвизавшиеся для Бога святые. Приведши нам сначала на память сошествие Святого Духа на апостолов, чрез которых сообщены были дарования Духа Святого всем верующим, святая Церковь представляет опытное как бы свидетельство того, сколь многих людей возвел Дух Святой «в меру... возраста Христова» (Еф. 4, 13), сколь разнообразные возрастил Он плоды духовные во множестве святых.

Одни, апостолы, распространили учение Христово до концов земли, другие мученическою смертью запечатлели преданность свою Христу, третьи в наибольшей полноте воплотили в себе образ и подобие Божие, по которому создан был человек в начале. Подобное разнообразие дарований духовных устроено с тою целью, чтобы было более взаимного общения в членах Тела Христова, то есть Церкви, чтобы была между ними как бы равномерность (1Кор. 12, 12–26), чтобы каждый, не имеющий какого-либо дарования или имеющий его только отчасти, нуждался в содействии другого, имеющего, чтобы дарование каждого служило на общую пользу. Только Господь Иисус, получивший от Отца Своего «Духа... не мерою» (Ин. 3, 34), в равной степени имел все дарования, прочие же получили в различной степени, так чтобы имеющий какие-либо дарования не превозносился, зная, что у других есть еще иные дарования, а не имеющий некоторых дарований не приходил в уныние, зная, что обладает дарованиями, каких лишены иные. Кроме того, хотя и различны дарования Духа в святых, однако обыкновенно святые, обладая некоторыми дарованиями в полноте, не лишены были и других.

Так, апостолы проводили жизнь в бдениях, пощениях, в стуже, наготе, голоде, были позором миру, и Ангелам, и человекам (1Кор. 4, 9, 11; 2Кор. 6, 4–10), некоторые окончили жизнь мученически или претерпевали мучения в жизни; следовательно, они не лишены были и венцов святых мучеников и преподобных. А святые мученики должны были свидетельствовать истину учения Христова пред мучителями своими словом или жизнью, делаясь чрез то причастными венца апостольского; они, предавая тела свои на смерть, очевидно, умерли и изволением для мира, так что в краткое время прошли тот же подвиг, какой в течение жизни проходили преподобные. Преподобные же, умерши для мира произволением, терпя добровольно различные злострадания, по справедливости уподобляются мученикам, хотя бы и не умерли от мучителей; ко многим преподобным, хотя бы скрывались они в пещерах и расселинах гор (Евр. 11, 38), приходили для назидания духовного люди, ибо не может светильник скрываться под спудом, но по воле Божией поставляем бывает «на свещнице» (Мф. 5, 15), так что пустыни являлись поприщем и для подвига апостольского. Наконец, при различии духовных дарований всем святым даровано одинаково исполнить одну общую заповедь о том, чтобы оставить все ради Христа: правда, некоторые святые не оставляли всех благ мира видимо, но и они исполнили эту заповедь в духе, по любви к Богу отвергнув в сердце своем все пристрастия к миру сему. Так, некоторые святые, начиная служить Богу, раздавали все имение свое бедным и сами оставались нищими, другие же, не раздавая всего богатства, жили так, как бы не имели богатства (1Кор. 7, 29–31), благотворя посредством его и не имея в сердце своем никакого к нему пристрастия. Или, иные святые, получивши от Бога дар мудрости, казались «безумными, чтобы быть мудрыми» , – по апостолу (1Кор. 3, 18), иные же пользовались мудростью, чтобы назидать других или, если это не дано было им от Бога, чтобы в собственном житии проявить совершенную мудрость.

Вы, братие, живущие в пустынной обители сей, не словом только, но и делом оставили все, желая исполнить заповедь Христову в совершенстве. Остается вам преуспевать в исполнении этой заповеди, которая «широка... зело» (Пс. 118, 96), как и все заповеди закона Господня, остается после внешнего оставления мира преуспевать во внутреннем его оставлении сердцем и путем искоренения всех пристрастий к благам мира, особенно же в отсечении воли своей путем послушания духовным отцам и исповедания всех тайных помышлений сердца. Надлежит вам также преуспевать в молитвах, которые, изгоняя из сердца любовь к миру, наполняли бы его все более и более любовью к Богу. От молитв внешних, состоящих в присутствии за богослужениями церковными и исполнении по чину всего молитвенного правила, надлежит вам все более и более восходить к молитве внутренней, умной, сердечной, так чтобы слова молитвы и песнопений слушались все более и более охотно, с услаждением, чтобы чрез них возгоралась любовь к Богу. Тяжел этот подвиг пустынного жительства: многие не выдерживают его и скоро ослабевают, другие унывают и расслабляются духом, иные совсем оставляют спасительное пребывание в пустыне; но не забудем, что все мы должны идти «путем тесным» (Мф. 7, 13–14); если не суждено вам, живущим здесь и подвизающимся, претерпевать трудности путешествий апостольских и гонений, перенесенных ради распространения веры Христовой до концов вселенной, если не дано вам в удел претерпеть мучения за Христа и смерть телесную, то претерпите тесноту жития пустынного, приобретите себе венцы чрез послушание духовным отцам и бдите, чтобы не оставил вас дух истинной молитвы и не уподобился кто из вас выдохшемуся сосуду, в котором иссохла благоуханная жидкость.

И вот «претерпев... до конца» (Мф. 10, 22) в подвиге вашем, вы, по слову Спасителя, оставившие все, сторицею примите не только в жизни будущей, но и в сей жизни. Не оскудевают и благами мира сего святые обители, в которых наиболее усердно трудятся иноки, для Бога оставившие попечение о благах мира. К сим, оставившим мир, нередко идут для назидания и утешения духовного люди мира вместо оставленных ими братьев, сестер, жен, чад, отцов, матерей. Если же и не бывает сего иногда по воле Божией, то молитвою их приобретается величайшее благо для мира, ибо молитвами святых стоит мир.

Святому апостолу Иоанну Богослову открыто было в видении, что молитвы святых, восходя, как дым кадильный, к небесному жертвеннику, отвращают многие бедствия мира и ходатайствуют за него пред Богом (Откр. 8, 4). Не оттого ли и наше отечество терпит столь долговременные и тяжкие бедствия, что не уповает, как прежде, на молитвы святых? Не оттого ли, что люди хотят воинствовать при помощи лишь силы земной, а не Господней, остаются не услышанными столь долго даже молитвы святых, как бы «дано... победить их» миру на время (Откр. 13, 7)? Посему обитающие в пустынях особенно да потщатся в настоящие дни с усердием проходить подвиг свой, очищая сердца свои послушанием и молитвами, приобретая вместо благ мира, ими оставленных, сторицею блага вечные и спасение всего мира! Аминь.

85. Слово в Неделю 2-ю по Пятидесятнице214

«Глагола има [Петру и Андрею]: грядита по Мне, и сотворю вы ловца человеком» (Мф. 4, 19).

Нынешнее Евангелие представляет нам, братие, такую картину. Весь мир покрыт как бы густым мраком (Ис. 8, 22) неведения истинного Бога, глубокою тьмою страстей, омрачающих ум. Галилея, эта земля Богом избранного народа израильского, уподобилась стране языческой. Ее жители, обратив все свои помышления к земле с ее страстями, не только не ищут, но и враждебно настроены к пришествию небесного света: этот свет разогнал бы их тьму, которую возлюбили они более, нежели свет. В «Галилею языческую» (Ис. 9, 1) приходит предвозвещенный пророками Еммануил, воплотившийся Бог, Слово, которое должно было возвестить нам об Отце, тьмою заблуждений сокрытом доселе от очей людских, так чтобы они «видя не видели и не разумели» (Ис. 6, 9). Отселе сей «свет во тьме светит» (Ин. 1, 5), свет тихий, приятный, влекущий к себе с неудержимою силой.

И никто не может отселе устоять пред сладостным, смягчающим душу ощущением этого света: все, оставляя житейские попечения, подавлявшие искание света, идут к пришедшему на землю Великому Пророку, Целителю всяких немощей, Носителю Самого Божества.

Но дабы свет сей сделать явным всем людям, Божественное Слово избирает способные вместить Его сосуды, которые бы распространили сияние его по всей земле. Оно находит апостолов, которых посылает в мир, да «во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» (Пс. 18, 5). Ведущий сердца находит эти сосуды, способные восприять свет, среди той же мглы и сени смертной, в которой пребывали все люди. Только в глубине души этих простых и невежественных по видимости людей можно было заметить слабое сияние Божественного света, возжженного словами пророков. Слова последних внедрили в них ожидание Спасителя мира, Христа, предызобразили тот путь, каким Он очистит сердца людей, как Агнец Божий, взяв на Себя грехи мира и быв уничижен «паче всех сынов человеческих». И вот теперь, когда этот издавна «Желаемый всеми народами» (Агг. 2, 7) Устроитель спасения человеческого явился к народу израильскому, к которому первому Он послан был «благословить его» (Деян. 3, 26), начал привлекать к Себе способных к Царствию Небесному, Он отвлекает апостолов от земных их дел, необходимых только для поддержания этой земной, маловременной жизни и указывает им занятие лучшее и высшее, которого значение не обнимается никакими веками. Отныне, вместо бессловесных рыб, они должны уловлять разумные души человеческие, привлекать их в сети Христовы, распространенные над всем миром, сети Божественной любви, гораздо более сладостные, нежели сети всякой земной любви и удовольствий; ибо что сладостнее любви Божественной, столь превосходящей земную, не очищенную от всякого рода страстей и добровольно устраивающую для себя неисчислимое множество мук душевных и, однако, несмотря на то, никогда не дающую душе полноты жизни.

Но то, что совершилось с апостолами, призванными быть ловцами душ человеческих, не есть ли призвание и всех нас? Ибо и мы не должны ли непрестанно распростирать сети Христовы, чтобы уловлять души вверенных нам «малых сих»? Сети эти наша любовь, которая невольно привлекает к нам сердца всех живущих с нами людей, только любовь не земная, которая столь много препятствий в себе самой заключает к уловлению иных душ, но любовь, очищенная словом Христовым, чрез которое были «очищены» (Ин. 15, 3) предварительно и апостолы, уловившие весь мир своей проповедью. Тьма России, которую мы повсюду вокруг себя видим, которую усиливают враги ее, не желающие, чтобы она увидела свет Христов, не должна ли исполнить сердца наши жалостью и ревностью об очищении самих себя, потом же и других? И Господь, «свет всего мира» (Ин. 8, 12), молившийся, чтобы Отец Его привел в единение с Собою всех верующих во имя Его (Ин. 17, 20), оставит ли без Своей помощи тех, которые, проникнувшись любовью к меньшей братии Его, хотят быть «светом мира» и «солью земли» (Мф. 5, 13–14) для очищения ее от зла. Аминь.

86. Слово в Неделю 3-ю по Пятидесятнице215

«Воззрите на птицы небесныя, яко не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их. Не вы ли паче лучше их есте?» (Мф. 6, 26).

Из нынешнего Евангелия видим мы, как однажды Владыка и Господь наш Иисус Христос собрал около Себя множество народа и, возшедши на гору, долго учил его, раскрывая пред ним высоту новозаветного евангельского совершенства. Народ с неотступным вниманием воспринимал и слагал в сердце свое сладостные слова Божественного учения, забыв о всяких житейских попечениях. И поистине блажен был этот народ, который видел то, что хотели видеть многие праведники и не видели, слышал слова, исполненные такой благодати, которой не могли восприять даже бывшие в Ветхом Завете святые (Мф. 13, 16–17).

И вот Господь внушает этому, толпами собравшемуся около Него и удивленному (Мф. 7, 28) всем видимым и слышимым народу, что попечения об этой земной, слишком много к телесным потребностям обращенной жизни недостойны человека, о котором печется Бог более, нежели о птицах и полевых лилиях. Ибо душа человека, которая «больше пищи и... одежды» , которая дороже всяких приобретений мира, не должна ли быть предметом наибольшего попечения человека? Только язычники, которые не знали о всеблагом Провидении, действующем в мире, и думали, что богам очень низко обеспокоивать себя заботами о ничтожных в их глазах людях, могли обращать свои помышления исключительно к заботам о земном своем существовании. Теперь же, когда Сам Бог видимо пребывает с людьми, осталось ли место подобным суетным попечениям? И не должен ли теперь каждый вверить все пути жизни своей всеблагому попечению Отца небесного, знающего лучше, чем сами люди, все истинные нужды их (Мф. 6, 25–33)? Так учил Господь, и народ не мог оторвать своего слуха от этих сладостных слов, «исполн енных благодати и истины» (Ин.1:14). Он готов был всюду и во всем следовать за Божественным Учителем, хотя ему еще не открыто было весьма многое, что сделалось известным после.

Мы, братие, сделались обладателями высшего ведения, ибо страдания и Крест Христов научили нас всякой мудрости и ведению. Мы ныне можем не только не бояться скорбей, но и хвалиться ими, ибо любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам, по слову апостола, которое слышали мы ныне. Мы опытно узнали всю любовь Божию, открывшуюся в том, что Христос не за праведников и не за благодетелей, но когда еще мы были грешниками, за нас умер (Рим. 5, 3–8). Мы знаем, что Бог любит нас и все пути жизни нашей устрояет к очищению сердца нашего, чтобы оно, все более и более очищаемое, становилось способным видеть Бога и в Нем находить источник неисчерпаемого блаженства. Даже все стихии повинуются нам, когда молитва наша обладает силой веры в Спасителя нашего Иисуса Христа.

Посему не убоимся «входить тесными вратами» (Мф. 7, 13) в предназначенное нам Царство, в которое и введет Бог всех нас, искренно прибегающих к Нему. И не будем слишком заботиться о суетном житии, от которого искуплены «драгоценною Кровью Христа, непорочного и пречистого Агнца» (1Пет. 1, 18–19)! Пусть нет у нас такого учителя, слово которого заставляло бы, оставив все житейские заботы, искать единственно слышания этого слова, как было с народом, видевшим и слышавшим Само обращавшееся к нему Божественное Слово. Но Господь Иисус Христос, обещавший, что верующий в Него сотворит дела, которые Он сотворил, «и больше сих сотворит» (Ин. 14, 12), и слову немощных Своих служителей может дать такую силу, чтобы «немощное Божие было сильнее человеков» (1Кор. 1, 25), а еще более такую силу, чтобы благодатные слова, оставившие прежде уже в сердцах наших неизгладимое впечатление, служили постоянным источником света и радости в наших сердцах. И Бог Отец небесный, пекущийся о малых птицах, оставит ли хотя на одну минуту тех, кто, будучи предназначен быть наследником Царствия во Христе Иисусе (Рим. 8, 17), «употребляет усилие, чтобы восхитить его» (Мф. 11, 12). Аминь

87. Слово в Неделю 3-ю по Пятидесятнице216

В прошлое воскресенье святая Церковь внушала нам, братие, мысль о том, что для последования Христу необходимо отрешиться от пристрастия к благам земным, указывая на первых апостолов Христовых, которые по одному слову Христову: «Идите за Мною» (Мф. 4, 19) оставили все и последовали за Христом. В нынешнем евангельском чтении мы слышим призыв к тому же именно нам напоминаются слова Господа о птицах небесных, которые «ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы» , о полевых лилиях, которые «ни трудятся, ни прядут» (Мф. 6, 26, 28). Святая Церковь как бы углубляет урок, преподанный ею в прошлый раз: тогда она напоминала о внешнем оставлении всего земного, что препятствует нам следовать за Христом, ныне напоминает, что и сердце свое мы должны освободить от чрезмерных забот о земном и пристрастий к нему, в самом сердце своем не ценить какие-либо земные сокровища более, чем Христа.

Совершеннейший пример исполнения этих наставлений Господа представляют святые апостолы, в частности Варфоломей и Варнава, в честь которых ныне святая Церковь празднует. Выслушав заповедь Господа идти на проповедь Евангелия, не взяв с собою «ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха» (Мф. 10, 9–10), святой апостол Варфоломей отправился к народам языческим, в Индию и другие места, хотя знал, что его встретят некоторые из язычников враждебно и могут отказать в самом необходимом. Когда же за исцеление дочери царя последний послал апостолу несколько верблюдов, навьюченных золотом, серебром и другими драгоценностями, святой Варфоломей отказался принять дары и сказал: «Я не этими вещами торгую, но ищу приобрести душ человеческих. Если тех приобрету и представлю Господу, то добрым купцом явлюсь пред Ним». И святой апостол Варнава, продав землю, которую имел, принес деньги и положил к ногам апостолов, сам же впоследствии разделял все трудности апостольских путешествий вместе с великим апостолом Павлом (Деян. 4:37, 13и дал.). Равным образом преподобные ради Христа оставляли города, удалялись в бесплодные дикие пустыни, необитаемые каменистые острова, пещеры и расселины гор, леса, обитаемые одними дикими зверями, воистину «образом птиц житие свое» совершая и «временная в забытии полагая»217. Да и вообще очень часто иноческие обители возникали как бы из ничего: на каком-нибудь пустынном месте водрузит святой подвижник крест, или древесную ветвь, или святую икону, и вот является славная обитель со множеством иноков, привлекающая к себе и множество мирян и не оскудевающая в благах земных, попечение о которых святые подвижники оставили. Сколько раз, имея недостаток в чем-либо необходимом, обитатели пустынь после молитвы ко Господу неожиданно получали нужное для существования от каких-либо благодетелей! Да и теперь не бывает ли еще подобных случаев?

Но ныне смеются весьма многие над этими наставлениями Господа о том, что люди должны подобно птицам небесным освободить себя от излишних попечений земных и пристрастий, считая подобные наставления неосуществимыми, несмотря на то, что столько святых уже делом осуществило их. Люди столь прилепились к благам земным всем сердцем, что вместо Христова учения более вероятным считают найти счастье в последовании разного рода мечтательным учениям социалистическим, по которым в жизни людей главное равномерное распределение между всеми благ земных; к Евангелию вожди подобных учений обыкновенно или равнодушны, или даже враждебны, считая его стоящим на пути их стремлений. Самую Церковь подобные люди хотят побудить проповедовать едва ли не о лучшем устройстве лишь форм земной жизни государственной и общественной, святые обители пытаются заставить ведать прежде всего нужды земные, заботиться о внешнем благосостоянии народа. Ныне мы постоянно слышим глумления над русским простым православным народом, который еще не забыл наставлений Христа об отношении к благам земным. Так, русский народ, приняв христианство, проникся мыслью, что главная забота должна быть о спасении души, и потому был сравнительно равнодушным к внешнему благоустройству своей жизни; он старался всю жизнь свою расположить по наставлениям духовно возродившей его Церкви Христовой; теперь говорят, что подобное сильное влияние Церкви было каким-то тяжелым кошмаром, а не вело к истинному пониманию жизни. У русского народа по обращении ко Христу взгляд на жизнь был подвижнический, так как он не на словах только, но и на деле воспринял учение о крестном пути жизни, заповеданном Христом; ныне же передовые вожди народа русского все более и более хотят совратиться с означенного пути, внушая взгляд на жизнь, как на время удовольствий или какой-то пир, на котором все люди имеют одинаковое право наслаждаться благами жизни (т. н. «демократизация» благ жизни); так христианский взгляд все более и более заменяется языческим, ибо, по словам Христовым, «сих всех» , т. е. благ земных, «языцы ищут» (Мф. 6, 32), считая главной основой своего благосостояния. Русский народ по принятии христианства, усвоив истинно христианский взгляд на блага земные, спасал свое отечество и созидал его терпением выпадавших на его долю бедствий; теперь над терпением постоянно смеются; нетерпеливо стремятся к разрушению всех существующих порядков государственной и общественной жизни, думая, что вслед за разрушением как-то само собою начнется обновление, и забывая, что без внутреннего обновления общества внешнее не принесет пользы. Только и слышны теперь призывы, вместо терпения, к негодованию на правительство или на обладающих в большей по сравнению с другими мере благами земными. Бедные уже не хотят терпеть, но считают почти законным своим правом насильственный захват чужого достояния. Для них совершенно невместимыми стали слова Господа: «Дети! как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие!» (Мк. 10, 24) или слова апостола: «Не бедных ли мира избрал Бог быть богатыми верою и наследниками Царствия, которое Он обещал любящим Его?» (Иак. 2, 5).

И вот сбылись поэтому на нынешних людях, обративших лишь к земным благам сердца и помышления свои, слова Господа: «Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6, 24). «Лучшие» русские люди (в Государственной Думе) не имеют такой веры и мужества, чтобы призвать имя и благословение Божие на дела свои по благоустроению форм государственной и общественной жизни.

Чему же должны мы, братие, научиться, слыша слова Господа о том, что не должно быть многопопечительными о земных благах, подобно птицам небесным и полевым лилиям? Последовать ли нам вышеизображенным примерам апостолов и святых подвижников? Конечно, «могий вместити да вместит» (Мф. 19, 12). Если же кажется нам это совершенно невместимым, то начнем хотя бы с напоминания себе о том, каково учение Господа об отношении к благам земным, ибо забвение о нем в наши времена столь велико, что оно начинает многим казаться столь же смешным и странным, как некогда казалось язычникам.

Затем, если самым делом не можем исполнить требуемое Господом, то хотя сердце свое очистим от чрезмерных попечений и пристрастий земных. Пусть для сердца нашего большим будет сокровищем Христос, чем блага земные; пусть, по крайней мере, постепенно приготовляется сердце наше для подобного предпочтения Христа всему земному.

Будем, однако, при этом помнить, что нельзя, прикасаясь к огню или прямо ввергаясь в него, остаться не опаленным, как трудно, вращаясь среди пристрастий земных, остаться бесстрастным и подобно богатому юноше не отойти от Христа, как «трудно» , например, по слову Господа, «богатому войти в Царство Небесное» (Мф. 19, 23). Ибо «где сокровище наше, там будет и сердце наше» (Мф. 6, 21)!

А чтобы легче было нам освободить сердце свое от попечений земных, нынешнее евангельское чтение научает нас большему упованию на Промысл Божий, ибо, как мы слышали ныне, «Отец наш небесный знает, что мы имеем нужду во всем этом» (Мф. 6, 32), т. е. в необходимых для нашего существования благах земных. Будем терпеливы в уповании на промышление Божие о нас, зная, что, когда «просим (Бога) по воле Его, Он слушает нас» (1Ин. 5, 14). Научая в нынешнем апостольском чтении (Рим. 5:4–5) «терпению... упования» на Бога, «похвалению самыми скорбями», святой апостол приводит в пример Авраама, который по одному слову Бога оставил отечество, дом и имущество свое, затем принес в жертву и самого Исаака, бывшего залогом истинности обетований Божиих о происхождении Христа из потомства Авраамова: знал он, «что Бог и из мертвых силен воскресить» (Рим. 4, 16–22; Евр. 11, 17–19). Авраам имел столь сильное упование на Бога, получив только обетование о Христе, мы же видели исполнение обещанного ему, ибо уже «оправданы Кровию Его» (Рим. 5, 9). Мы научены тому, что если Бог «Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, то как с Ним не дарует нам и всего» (Рим. 8, 32), ибо «любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» , явленная в том, что Христос «умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5:5, 8). Апостолы, проникшись подобным ведением любви Христовой, действительно всецело уповали на пославшего их Христа и не боялись никаких скорбей и страданий во время проповеди евангельской: они твердо веровали, что «и волос с головы их не пропадет» без воли Божией (Лк. 21, 18; Мф. 10, 29–30), и поистине такою верою и «терпением своим спасли души свои» (Лк. 21, 19). Будем и мы иметь терпение упования на Бога, промышляющего о нас, веруя, что и скорби наши, если будем иметь терпение, обратит Бог во благо (Рим. 8, 28).

Пусть эта живая вера в Промысл Божий, управляющий всеми путями жизни нашей, будет для нас как бы оком, просвещающим всю жизнь нашу, по слову Господа, слышанному нами ныне: «Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно» (Мф. 6, 22–23), т. е. все пути жизни нашей будут светлы, если будем иметь светлое око души веру в промышляющего о нас Отца небесного, пославшего Сына Своего для искупления мира (Ин. 12, 35–36). Аминь.

88. Слово в Неделю 4-ю по Пятидесятнице218

«Мнози от восток и запад приидут и возлягут со Авраамом и Исааком и Иаковом во Царствии Небеснем» (Мф. 8, 11).

Эти слова исполнились, братие, на нас и на других народах, которые вместо Израиля унаследовали Царствие Христово. Нам вверено неисследимое богатство, какое заключается в открывшейся чрез Христа, Спасителя нашего, новой жизни и в соединенной с нею непрестанной радости о Дусе Святе.

И, действительно, как видоизменилось лице земли Русской с тех пор, как осветил ее свет Христов и горы Киевские осияла благодать Духа Святаго! Тотчас явились духовные вертограды, рассадники высшего духовного совершенства, монастыри, основанные великими подвижниками преподобными Антонием, Феодосием и их учениками; из монастырей же духовно-благодатная жизнь преизобильно изливалась на всех, искавших духовного совершенства, и перевоспитывала людей, живущих в мире. И вот уже более 900 лет прошло с тех пор, но жизнь эта в тихих обителях монашеских не оскудевает, назидая всех, кто, будучи объят суетою и заботами мира сего, не может устремиться ко Христу всем сердцем и всеми мыслями своими. Израиль же, отвергшийся Христа, не только лишил себя блаженства жизни в общении со Христом, но и подчинил себя новому рабству вместо прежнего ассирийского и вавилонского: он находится в угнетении и презрении у всех народов и, желая господствовать над ними путем приобретения серебра и золота, лишь еще более сковывает дух свой крепчайшими всех прочих цепей узами страстей. Так исполнились слова Христовы, сказанные относительно Израиля по поводу обнаружения твердой веры римского сотника-язычника219 (Мф. 8, 5–10)..

Блаженны мы, братие, изведенные из этой духовной темницы Христом, Спасителем нашим, на свободу и вступившие в «лето Господне, благоприятное» (Лк. 4, 18–19) для спасения. Непрестанно должны мы благодарить Бога за неизреченный дар Его благодать, данную во Христе Иисусе, и жизнь вечную, которой еще на земле делаемся причастниками! Но, унаследовав это богатое и славное достояние от Израиля, храним ли мы его тщательно, чтобы оказаться делателями благими, которые отдают плоды виноградника Христова «во времена свои» (Мф. 21, 41)? Остаемся ли мы «среди строптивого и развращенного рода» человеческого «неукоризненными и чистыми» , сияя в нем, «как светила в мире» (Флп. 2, 15)? Не только миряне, у которых нередко вера Христова прикасается как бы только к поверхности души, даже мы, иноки, призванные всегда «мертвость Господа Иисуса Христа носить в теле нашем» , чтобы «открылась и жизнь Его в смертной плоти нашей» (2Кор. 4, 10–11), носим ли достойно звание свое, чтобы быть «семенем святым» , стоянием нового Израиля, то есть Церкви Христовой (Ис. 6, 13)? Не посещает ли и нас нередко охлаждение ревности духовной, невнимание к явлениям благодати, действующей в душе, утрата духа молитвы, вводящей в непосредственное общение с Богом? «Аще же соль обуяет, чим осолится» (Мф. 5, 13)? Если в наших тихих обителях начнет веять тлетворное дыхание страстей, где будет находить источник уврачевания от них мир?

Посему, возлюбленные братие, всякий раз, замечая падение свое, будем всегда воспроизводить в памяти своей слова Господа, сказанные Ангелу, то есть епископу церкви Ефесской: «Помяни убо, откуду спал еси, и покайся, и первая дела сотвори: аще же ни, гряду тебе скоро и двигну светильник твой от места своего, аще не покаешися» (Откр. 2, 5). Впрочем, вспоминая эти слова, не будем приходить в уныние при мысли о своих немощах и многих падениях, ибо Христос Спаситель наш, в начале подвига нашего восприявший заблудшее овча на рамена свои, оставит ли когда нас, со смиренным покаянием прибегающих к Нему? Нет, он всегда для обращающегося блудного сына уготовит тельца упитанного, устроит вечерю тайную в душе его и даст душе простой и смиренной снова радоваться и веселиться о Господе. И так приготовивши нас еще в здешней жизни, ведет нас Милосердый Отец в небесный чертог Свой, дабы «возлечь нам с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царствии Небесном» (Мф. 8, 11). Аминь.

89. В Неделю 6-ю по Пятидесятнице220

«Братолюбием друг ко другу [будьте] любезни: честию друг друга болша творяще» (Рим. 12, 10).

Нынешнее апостольское чтение побуждает нас, братие, говорить о предмете хотя всем совершенно известном, но и доселе не перестающем возбуждать недоумения многих: именно о братской любви людей друг ко другу. По-видимому, после стольких веков общественной жизни можно было бы ожидать, что христианское учение о любви вполне будет понято людьми и что в основу общественной жизни все более и более будет полагаться взаимная любовь людей друг ко другу. Однако случилось иное.

Различные лжеучители не только перестали чувствовать удивление пред чудным поистине и явно небесным учением христианства о любви, мало того, они дерзнули назвать его одним из тех пагубных предрассудков, которые долго препятствовали и доселе препятствуют свободному развитию человеческой жизни. Таков безумный лжефилософ Ницше с его последователями, называвший учение и правила христианской жизни учением и правилами рабов, предрассудками, которые сам создал себе человек на мучение и не может освободиться от этих своих призраков, чтобы вполне свободно пользоваться жизнью. Сильный человек, по его учению, не должен искать любви людей, которые ниже его, он должен находиться в гордом уединении и отдалении от этой презренной в его глазах толпы, единственную поддержку для себя находя в сознании своей силы. Таковы же современные экономисты, не желающие видеть ни в чем ином общественного блага, кроме успехов промышленности и торговли. Для них любовь вообще и христианская в частности не есть то высшее начало, которое делает счастливою человеческую жизнь, а какой-то малоценный придаток, мимолетный призрак, из забот человека о земном своем существовании возникающий и ими же рассеиваемый. Так люди снова начинают возвращаться «к немощным и бедным вещественным началам» (Гал. 4, 9), и эти начала начинают опять привлекать людей более, чем христианское познание Бога.

Но в самом ли деле указываемые этими лжемудрецами начала жизни столь могущественны, что потеряла свое значение в жизни людей любовь? Увы! Люди, обольщая себя, хотят лишить жизнь человеческую того, что составляет в ней лучшего, именно: искренней и нежной братской любви людей друг ко другу. Называя эту любовь увлекательной, обманчивой мечтой, от которой гордо отворачивается человек сильный, они забывают, что стремление искать и отдаваться любви к другим людям столь же неискоренимо в здоровой и неиспорченной человеческой природе, как в больной и испорченной неискоренимым и неизбежным стало себялюбие. В этом общении с другими, лучшими людьми каждый человек находит восполнение недостатков собственной природы, и то ощущение пустоты и недостатка жизни, которое испытывает большинство современных людей вследствие себялюбия, уничтожается лишь чрез общение с людьми, проникнутыми духом истинной христианской любви. И вот такую-то любовь насаждает в жизни человечества христианство.

Тщетно пытались бы мы найти истинную любовь у людей, стоящих вне Церкви Христовой, тем более у стоящих на мнимой высоте современного развития человечества.

Они с гордостью объявляют, что мысль об общем благе создалась только вследствие совершающегося постоянно развития человеческого общества. Но что такое это их общее благо, как не одинаковость лишь промышленных и тому подобных низших стремлений каждого в отдельности, нисколько не соединяющих людей внутренне? Напротив, посмотрите, как в Церкви все составляют «едино тело, един дух» (Еф. 4, 4), будучи соединены все верою и взаимной любовью друг ко другу! Когда мы пребываем в церкви и испытываем здесь высокий подъем души над обычною суетною и проникнутою себялюбием жизнью, то не исполняется ли на нас то, о чем молил Господь: «Да будут все едино» (Ин. 17, 21)? Не объемлет ли и нас здесь, как древних христиан, «любовь Христова» , заставляя рассуждать, что «если Он один умер за всех, то все умерли» с Ним для греховного себялюбия (2Кор. 5, 14)?

Пусть ложная наука находит все новые и новые подтверждения своего учения, будто из-под гнета забот о земном своем существовании никто не может освободиться, мы, чада Церкви, будем противопоставлять им опытное доказательство того, что возможна иная, высшая духовная жизнь, основанная на христианской любви, которой начало полагается здесь, в церкви, в собрании нашем, во взаимном назидании, особенно исходящем из уст чтимых нами за высокую духовную жизнь пастырей. Не будем увлекаться разными «учениями чуждыми», основатели которых хотели «яствами, а не благодатью укреплять сердца» , – по слову апостола (Евр. 13, 9). Мы же, возлюбленные братие, «назидая себя на святейшей вере нашей, молясь Духом Святым» (Иуд. 1, 20), будем сохранять себя в любви Божией, помогая друг другу дарованием, какое каждый имеет (Рим. 12, 6), не завидуя друг другу, но считая других высшими себя. И тогда даже неверующий, вошедший в это собрание наше, «будет обличаем и судим всеми», тайны сердца его, удерживающие его в преданности себялюбивому образу жизни, будут обнаруживаться «и он вместе с нами падет ниц, поклонится Богу и скажет: истинно с вами Бог» (1Кор. 14, 24–25). Аминь.

90. Поучение в Неделю 6-ю по Пятидесятнице221

«В усердии не ослабевайте; духом пламенейте; Господу служите» (Рим. 12, 11).

На этих словах нынешнего апостольского чтения и остановимся, братие и сестры, возлюбленные сотрудники и сотрудницы в деле духовного просвещения.

По-видимому, вы и стремитесь исполнить их в своей жизни и деятельности. Когда видишь усердие, с каким большинство из вас относится к делу, ради которого приехали сюда, серьезное отношение, внимание и одушевление всеми вопросами, касающимися этого дела, ваше усердное и проникнутое чувством церковное пение, особенно здесь, в храме, то невольно хочется думать, что слова апостола в вашей жизни и деятельности близки к исполнению.

Но прежде чем так думать о себе, тщательнее испытаем себя.

Здесь, прежде всего, мы трудимся вместе, а лучи хотя и слабые, но собирающиеся в одну точку расплавляют лед и металл. Что же будет с нами, когда опять рассеемся? Не утратят ли, быть может, некоторые огонь, который, находясь здесь, усилили в своем сердце, подобно тому, как потухнет постепенно не только отделившаяся от огня искра, но и громадный, не поддерживаемый ничем пожар?

Затем, ведь о каждом деле нужно судить не по тому, как человек за него принимается, но по тому, как его оканчивает. Только в конце своей жизни великий апостол Павел говорил: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2Тим. 4, 7), притом не благодаря моим трудам, но «благодати Божией, которая со мною» (1Кор. 15, 10). Итак, необходим постоянный труд над поддержанием огня, воспламенившегося в сердце, чтобы жар и пылкость, с какими многие отдаются делу, сохранились до конца.

Создалась ли в нас решимость трудиться над поддержанием огня, воспламенившегося здесь почти без собственных усилий, трудиться и тогда, когда потребуется много собственных усилий для поддержания этого огня?

Но пусть создалась в нас и подобная решимость, исполним ли мы и тогда слова святого апостола Павла, вначале нами приведенные? Ведь святой апостол говорит: «Духом пламенейте, Господу служите» . Между тем мы, постоянно вращаясь в кругу дел, занятий и забот земных, не одушевляемся ли только лишь светскими, хотя, по-видимому, и возвышенными, но все же лишь земными идеалами? Совершаем ли каждый свой труд и шаг жизни с таким настроением, как бы они были «служением Господу», а не миру? Ведь даже люди, занятые постоянно предметами, имеющими ближайшее отношение к Слову Божию, могут быть сердцем далеки от них. Так, сердце книжников и законников, изучивших священные книги до последней буквы, не было ли предано страстям мира и не «поучалось» ли на предание Господа? Не изменяем ли мы Господу нередко в тайне своего сердца, более отдавая его миру, чем Господу? Тогда только можем мы исполнить в своей жизни и делах слова святого апостола: «Духом пламенейте, Господу служите» , когда будем, по заповеди Господа, «собирать себе сокровища» не на земле, а на небе, испытывая тщательнее свое сердце в том, где оно полагает свое сокровище, т. е. что считает за наиболее для себя дорогое любовь Господа или блага мира.

Знаем ли мы о той борьбе «плоти и духа», которая так прекрасно изображена в посланиях святого апостола Павла, о борьбе со страстями, разветвления которых со всею тонкостью изображены в «забытых сокровищах духа», т. е. в писаниях духовных отцов подвижников? Многие люди, живущие в мире, не испытывая усиленной борьбы страстей, готовы думать, что, следовательно, они и не подвержены последним. Как часто и печально подобные люди обманываются! Ведь эти люди иногда не испытывают борьбы со страстями потому лишь, что слишком свыклись и сжились с ними, или, почитая себя свободными, незаметно для себя самих находятся в «плену» у них, как говорят святые отцы подвижники. Так, иной человек почитает себя благодушным и мирным, но первая вспышка самолюбия показывает, как он несвободен от гнева. Иной, не достигши власти, почитает себя чуждым властолюбия, но, получив даже малую власть, обнаруживает, как глубоко, хотя и скрытно, гнездилась в нем страсть властолюбия. Еще более все это нужно сказать о страсти плотской.

Многие ли люди, считающие себя свободными от страстей, знают о пагубных действиях в душе самой опасной из них гордости? Сколь многих людей остановила она в самом начале, когда они только хотели начать жизнь духовную! Сколько было людей в мире, в том числе юношей и юных девиц, с самою пламенною ревностью принимавшихся за подвиги жизни духовной, удивлявших своею ревностью даже давних подвижников обителей; но вот многие из них погибали от гордости, и они, по словам святого апостола, «начав духом, ...оканчивали плотью» (Гал. 3, 3)! И как скрытны и опасны действия в душе гордости! Душа гордая иногда пред всеми уничижает себя, но лишь пока не коснулись заветного сокровища сердца; когда кается и умиляется, она втайне восторгается собою. Вот почему искренно каявшиеся блудницы и разбойники оказывались в очах Божиих лучше неукоризненных, по видимости только, праведников.

У иного человека гордость находит себе пищу в постоянно «деловом» настроении и занятости, возбуждающих в человеке гордое сознание и услаждение мыслью о великой пользе, приносимой окружающему обществу. Забывает такой человек об апостоле, «более всех потрудившемся» и, однако, говорившем о себе, что он только насаждал и поливал, возращал же все Бог (1Кор. 15:10, 3:6). Вот почему и Господь, и святые апостолы так часто предостерегали верующих от гордости. «Блажени нищии духом» (Мф. 5, 3), начал Господь изображение совершенства и блаженства евангельского и часто повторял, что «всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется» (Лк. 18, 14). «Не бываим тщеславни... блюдый себе, да не и ты искушен будеши» (Гал. 5:26, 6:1), повторяет святой апостол Павел. Только тот прочно построил дом свой, т. е. твердое основание положил жизни духовной, кто, как говорит Господь, «копал и углубился» , прежде чем положить основание (Лк. 6, 48), то есть, по духовному изъяснению отцов подвижников, смирение положил в основу своих подвигов духовных и добродетелей. Только «слез теченьми и иже из глубины воздыханьми», идущими от искреннего сердца, можно возделать ниву души и «во сто трудов уплодоносить» ее.

Сегодня в апостольском чтении слышали мы увещание, чтобы каждый из нас служил другим соответственно своему дарованию, полученному от Бога «по мере веры» (Рим. 12, 5–6). Но и дарования, полученные от природы или по наследству от родителей, легко могут быть утрачены, если обладающие ими не будут прилагать неослабных трудов над их удержанием и развитием. Приложим же этот труд и направим его в особенности внутрь, в глубь самого сердца, искореняя там с великим усилием терние страстей и смиряясь в сердце своем пред Господом, от Которого все свои дарования получили. Без такого труда самые дарования наши если и не совсем утратятся, то утратят свое духовное благоухание, как испарившаяся из сосуда благовонная жидкость.

Итак, «последуя смиренным» (Рим. 12, 16), полагаясь не на природные или приобретенные, быть может, случайно собственные дарования, а на Подателя их Господа, будем неленостно совершать труды и подвиги жизни, и тогда Господь, Которому мы неленостно трудились, воспламеняя усердие своего духа на служение Ему, «вознесет нас в свое время» (1Пет. 5, 6). Аминь.

91. Слово в Неделю 7-ю по Пятидесятнице222

Прекрасное наставление предлагается, братие и сестры о Господе, в нынешнем апостольском чтении о том единомыслии и единодушии, с какими христиане должны совершать предлежащий им подвиг веры и любви.

Много поводов представляет для напоминания о подобном наставлении современная общественная жизнь: люди как бы стараются оттеснить друг друга с лица земли, «угрызают и снедают» , – по апостолу (Гал. 5, 15), друг друга и убивают. Всюду веет убийственное дыхание смерти. Но и в обществе, по видимости единомысленном, живущем одною жизнью, преданном одному делу, как много бывает поводов к взаимному огорчению, гневу, тайному недоброжелательству, зависти, наконец, человекоубийственному настроению ненависти!

И вот, как на врачевство против этих душевных недугов указывает святой апостол на любовь Христову. «Принимайте друг друга , – говорит он, – как и Христос принял вас» (Рим. 15, 7). Это приятие друг друга должно состоять во взаимном снисхождении и терпении. «Мы, сильные (почитающие себя таковыми), должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию. Ибо и Христос не Себе угождал» (Рим. 15, 1–3). Итак, когда видишь недостаток в ближнем, покрой его и не старайся словом осуждения, осмеянием или еще как-либо сделать более явным недостаток брата, чтобы еще более отягчить скорбь последнего; когда чувствуешь в себе гнев и ненависть, рассмотри, не себе ли ты угождаешь, досаждая ближнему, забывая о любви к брату. Ты, который еще так мало видел огорчений в жизни, так мало еще слышал злословий и поношений, воззри на Христа, о Котором написано: «Злословия злословящих Тебя падают на Меня» (Пс. 68, 10), или еще: «Вместо еже любити Мя, оболгаху Мя, Аз же моляхся, и положиша на Мя злая за благая, и ненависть за возлюбление Мое» (Пс. 108, 4–5).

Это высочайший пример любви и терпения. Святой апостол Павел указывает и на источник, откуда должно почерпать силы для подобной любви к людям и для перенесения ненависти с их стороны. Этот источник Священное Писание: «Все, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду» (Рим. 15, 4). В частности, из Писания святой апостол указывает на книгу псалмов, из которой и приводит указанное уже нами место о Христе: «Злословия злословящих Тебя падают на Меня» (Пс. 68, 10). И подлинно, какой богатый источник утешения, какое училище терпения представляет из себя эта книга, содержащая столь яркое начертание великих подвигов и душевных борений Божественного Страдальца! Как часто Сам Он говорил словами псалмов и в них изливал Свою душу! Так, когда на Тайной Вечери душа Его возмутилась при виде уготовляющегося на предание ученика, Он указывает предателя словами псалма: «Ядый со Мною хлеб воздвиже на Мя пяту свою» (Ин. 13, 18; Пс. 40, 10). Когда в Гефсиманском саду душа Его скорбела смертельно, то Он молился: «Обаче не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22, 42), каковая молитва есть как бы повторение слов, сказанных Им уже ранее чрез псалмопевца, изобразившего Его Божественные страдания: «Еже сотворити волю Твою, Боже Мой, восхотех, и закон Твой посреде чрева Моего» («у Меня в сердце» ) (Пс. 39, 9). Когда поношения и злословия людей, возненавидевших Его туне, когда грехи всего мира отяготели на Нем и когда внутренняя глубокая скорбь облегла душу Его, как бы «внидоша воды до души Его» (Пс. 68, 2, 8–10), тогда слова псалма, в котором обо всем этом было написано, служили подкреплением для изнемогавшего Его духа и Он, воскликнув: «Жажду», засвидетельствовал, что о Нем в псалме написано: «Даша в снедь Мою желчь и в жажду Мою напоиша Мя оцта» (Пс. 68, 22). Когда тьма облегла землю от шестого часа до девятого, знаменуя то, что «болезни... адовы» (Пс. 114, 3) объяли душу Божественного Страдальца, то из души Его исторгся болезненный вопль: «Боже Мой, Боже Мой, вскую оставил Мя еси?» – и это были опять слова псалма (Мф. 27, 46; Пс. 21, 2). Если же Сам Христос носил в сердце Своем постоянно Божественное поучение псалмов, то не тем ли более мы можем извлечь для себя из этой книги великую пользу? Вот как изображает эту пользу святой Иоанн Златоуст: «Ничто столько не способно восторгать и окрылять душу, освобождать ее от уз плоти и возбуждать к любомудрию, как божественные песни псаломские. В Псалтири ты найдешь бесчисленные блага. Ты впал в искушение? Найдешь в ней наилучшее утешение. Впал в грехи? Найдешь бесчисленные врачества. Впал в бедность или в другое несчастье?

Увидишь много пристаней. Если ты праведник, приобретешь оттуда самое надежное подкрепление, если грешник – самое действенное средство к исправлению. Если тебя надмевают добрые дела твои, там научишься смирению. Если грехи повергают в отчаяние, там найдешь себе великое ободрение. Если ты богат и славен, псалмопевец убедит тебя, что на земле нет ничего великого. Если поражен скорбью, услышишь утешение.

Видишь ли, что некоторые наслаждаются здесь недостойно счастьем, научишься не завидовать им. Видишь ли, что праведные терпят бедствия наравне с грешными, получишь объяснение этого. Каждое слово там заключает в себе беспредельное море мыслей»223.

Но и кроме Псалтири ты имеешь священные писания Нового Завета, еще более важные и поучительные. Для тебя Божественная книга Евангелия, в которой как бы на величественной картине изображены дела любви, подвиги и страдания, крестная смерть Лучшего и Несравнимого с прочими из «сынов человеческих». Для тебя учительные послания апостольские, в которых образец совершенной жизни христианской представлен во всей полноте в приложении к разнообразным частным случаям жизни.

Между тем не являются ли для многих из нас эти книги совершенно неизвестными, как бы «сокровищем, сокрытым в поле» (Мф. 13, 44)? Не еще ли более сокровенно для нас содержание книг, употребляемых в Церкви при богослужении, в которых изображены опыты духовной жизни лучших людей, христианских святых, известна ли нам самая история жизни многочисленных святых Церкви? Да будет же более драгоценно для вас это скрытое от нас духовное сокровище писаний! В этих книгах даже неверующие люди находили неотразимую привлекательность, обретали чрез чтение их утраченный мир души, встречали давно искомую ими и нигде доселе не найденную единственную правду общественных отношений. Тем более наша душа, которая, как мы мним, хранит веру, пусть чаще и чаще напечатлевает в себе спасительные уроки из этих книг путем ежедневного их чтения, или беседы, или молитвенного размышления!

Преподобный Серафим (как и многие другие святые) непрестанно читал Новый Завет, который в основанной им обители Дивеевской можно видеть и доселе; из этого чтения извлек он богатый источник утешения не только для себя, но и для множества людей, приходивших к нему. И вы, когда снова рассеетесь по глухим селам и деревням для того, чтобы быть светом для народа и сеять в душу его семя слова Христова, совершать среди скорбей жизни дело Христово, не должны ли сами прежде просветить этим словом око души своей и научиться находить в этом слове источник утешения среди скорбей жизни, «терпением и утешением из Писаний , – по слову апостола, – сохраняя (всегда) надежду» (Рим. 15, 4)? Аминь.

92. Слово в Неделю 8-ю по Пятидесятнице224

«Изшед Иисус виде мног народ; и милосердова о них, и изцели недужныя их» (Мф. 14, 14).

Каждая страница Евангелия напоминает нам, братие, какую-нибудь картину из современной жизни. Так, в нынешнем Евангелии говорится, что однажды, когда Господь был в пустыне, к Нему собралось множество народа, который, забыв о телесных потребностях, целый день слушал Его учение, что Господь чудесно насытил этот народ, который уже насыщен был духовно Его учением, и исцелил телесные недуги тех, которых уже уврачевал духовно чрез Свое слово. Не напоминает ли, братие, это собрание народа в пустыне, желавшего слушать Господа, и наши собрания в сем храме, где ищем мы духовного назидания? После того, как будничный труд и заботы утомят нашу душу и она ослабеет силами, спешим мы сюда в «день Господень» утолить голод душевный чрез слышание пений и чтений церковных, составленных мужами, которые в душе своей имели богатые сокровища богословия и назидания духовного, чрез слышание и наблюдение всего того, что совершается здесь и что мы видим здесь во всех собравшихся.

Блаженны, братие, все те из нас, которые не утратили способности чрез слышание слова Божия и молитву церковную утолять голод души, которые добровольно и охотно спешат сюда по заповеди Господней и апостольской. Они, по слову Господа, уподобляются «мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне» (Мф. 7, 24–25). Но есть иной род людей и таких весьма много в нашем отечестве, которые ищут не в слове Божием и не в молитвенных возношениях души к Богу удовлетворения неотступных высших потребностей души, а единственно в том, что видят на земле и что может исследовать ум, не выходя из пределов наблюдения над земными предметами. Называя себя людьми интеллигентными, по преимуществу призванными к отысканию истины и к руководительству жизнью народа, они обвиняют христианство в том, что вопреки устройству человеческой природы, состоящей из духа и тела, оно совершенно будто бы отрешает человека от настоящей земной жизни и заставляет пренебрегать всеми теми победами, которые сделал ум человеческий в науке и искусстве, в области вещественных явлений и которые составляли всегда его счастье и славу. То, что составляет величие и славу христианства, которое и доныне, в век крайнего упадка любви к Богу и разумения жизни духовной, продолжает побеждать слепую привязанность к тленному веществу и влагать душу живую во всякую человеческую мудрость, делая ее истинно ценною, – это ставят ему в укор и поношение! Некоторые, из мало сравнительно уклонившихся от разумения Церкви, стали вдаваться в странные рассуждения о «святости плоти» (Розанов, Мережковский), а крайние (последователи Ницше) стали провозглашать, что на земле должно искать единственно истинного смысла человеческого существования.

Не будем строго осуждать тех из подобных искателей истины, которые действительно не утратили сознания различия добра и зла и действительно являются искателями истины, хотя и заблуждающимися. Укажем лишь на одно обстоятельство, именно на то, что, называя себя искателями истины, они никогда не чувствуют полного успокоения ума, тем более сердца, что чем далее идет время, тем более они теряют надежду найти истину и призванием своим начинают уже считать как будто не то, чтобы пересозидать жизнь по своим идеалам, а то лишь, чтобы мучиться над разрешением не поддающегося их разрешению вопроса о смысле жизни. Такое настроение можно заметить у многих лиц, выведенных у некоторых из современных русских писателей (Боборыкина, Горького и др.). Но еще плачевнее судьба тех, которые, утратив всякую веру в бытие Бога и в осуществимость на земле каких-либо высших потребностей духа, ничего не видят выше и далее земли, в насмешку называя все это занятием «высокими материями». Печальная судьба Ницше, которая постигла и постигает столь многих в виде крайнего нервного и душевного расстройства именно в последнее время, по-видимому, давно должна была бы служить предостережением для подобных людей и напоминанием об истине слов Христовых, что «всякий, кто слушает... слова Христовы и не исполняет их, уподобляется человеку безрассудному, который построил дом свой на песке» (Мф. 7, 26), и дом этот не мог выдержать напора бурь и невзгод жизни.

Посему, братие, «не будем отдавать серебро наше за то, что не хлеб, и труд наш за то, что не насыщает» (Ис. 55, 2)! Будем «вкушать благого глагола Божия» и «дара небесного» (Евр. 6, 4–5), помня слова Господа: «Приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда» (Ин. 6, 35). Пусть людей, которые, называя себя интеллигентными, «стараются лишь о пище тленной» (Ин. 6, 27), не «благодатью, а яствами хотят укреплять сердца» (Евр. 13, 9) и к этому сводят весь смысл своих учений, будет гораздо более, чем нас, преданных чад Церкви, но будем помнить, что «Тот, Кто в нас, больше того, кто в мире» (1Ин. 4, 4). «Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще» , – по слову Ангела, сказанному тайнозрителю будущих судеб мира святому Иоанну Богослову (Откр. 22, 11). И пока не пришел Имеющий судить мир и воздать каждому по делам его, будем исполнять то, что чрез Евангелие и писания апостольские повелел Господь Иисус Христос «засвидетельствовать... в церквах» : «Жаждущий пусть приходит сюда в Церковь Христову, и желающий пусть берет здесь воду жизни даром» (Откр. 22, 16–17). Аминь.

93. Поучение в Неделю 8-ю по Пятидесятнице и в день святого великомученика Пантелеимона225

«Дадите им вы ясти» (Мф. 14, 16), – с такими словами обратился Господь к ученикам Своим, когда в пустыне они приступили к Нему с вопросом: «Откуда нам взять в пустыне столько хлебов, чтобы накормить столько народа?» (Мф. 15, 33). Те же слова Господа обращаются и к нам, пастырям и учителям народа.

Какой же хлеб должны давать народу вы, деятели церковной школы? Тот же самый, которым более всего питал Господь толпы народа, около Него собиравшиеся, это слово Божие, возвещаемое вашими устами и еще более являемое делами жизни вашей по заповедям Христовым. Это есть «единое на потребу» (Лк. 10, 42), все же остальное, что мы особенно охотно стремимся давать народу: различные светские знания, развлечения, составляет лишь приправу к пище, необходимой для души, иногда полезную и приятную, иногда безвредную, иногда же, быть может, и вредную. Будем же внимательнее смотреть, чтобы не дать народу лишь «рожцы» , которыми питаются «свиньи» (Лк. 15, 16), то есть в духовном смысле люди, знающие и понимающие лишь грубо-чувственные удовольствия жизни плотской!

Правда, слышим мы в отношении к Церкви и ее школе все усиливающиеся упреки, будто она устремила все свое внимание исключительно в область небесной жизни, пренебрегши областью жизни земной с ее нуждами, тогда как народ прежде всего усиленно ищет школы, дающей ему хлеб вещественный, помогающей земному его благосостоянию. Вот подлинный способ подать народу хлеб, а не камень. Но из чьих уст слышатся подобные упреки? Вслед за социалистами, стремящимися вместо рая небесного устроить рай земной, вопиет об этом усиленно один из мнимых пророков нашего времени, который говорит, что он любит язычество, не интересуется жизнью загробной (В. Розанов).

Чего хочет душа человека, то хочет он дать и другим. И если об язычниках сказал Господь: «Всего этого (т. е. пищи, одежды и т. д.) ищут язычники» (Мф. 6, 32), то что же удивительного в упреках, делаемых Церкви и ее школе, исходящих из уст человека, любящего язычество более христианства?

Но мы посмотрим, чего алкала душа Христова, какой хлеб и как хотел Христос сообщить миру. «Моя пища , – говорил Христос, – есть творить волю Пославшего Меня и совершить дело Его» (Ин. 4, 34). Не для того пришел Он в мир, чтобы напитать всех хлебом вещественным, но для того, чтобы проповедовать миру слово истины, чтобы научить людей исполнять не свою волю греховную и страстную, алкавшую и жаждавшую лишь благ земных, но «волю Божию благую, угодную и совершенную» (Рим. 12, 2). Чего алкала душа Христова? Она томилась, пока не наступили страдания, которые необходимо было претерпеть Христу для искупления мира от греховной страстной жажды благ земных: «Крещением , – говорил Он, – должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (Лк. 12, 50), чашу страданий жаждала испить душа Его. Эта чаша создана неверием народа, к которому пришел Он, а еще более породившими самое неверие грубо чувственными страстями народа, прилепившими сердце его лишь к благам земным и ослепившими духовные очи его, делавшими мерзкими пред Богом мнимых праведников его, неблагодарностью народа, о котором как бы говорит Он Сам: «Людие Мои, что сотворих вам, и что Ми воздасте? За манну желчь, за воду оцет»226.

Вот этот-то хлеб духовный Христова учения должны и мы прежде всего давать народу и для этого должны быть готовы испить ту же чашу, какую испил Христос. И мы должны быть готовы бороться с грубостью народа, со страстями его, которыми, как густым тернием, поросли сердца его, с неблагодарностью людей, воздающих «ненависть за возлюбление» наше (Пс. 108, 5). Мы должны быть готовы вместе с пророком Иезекиилем съесть свиток, исписанный внутри и снаружи словами: «Плач, и стон, и горе» , что пришлось переживать пророку Божию, проповедуя народу «с крепким лбом и жестоким сердцем» , будучи для этого народа лишь как бы «забавным певцом с приятным голосом» , которого слушают, но потом из слов его делают для себя лишь забаву, и «сердце их увлекается (снова) за корыстию их» (Иез. 2:10, 3:7, 33:31–32).

Но не будем унывать все мы, которые, предпринимая великое и благое дело насыщения народа хлебом духовным, должны будем пить подобную чашу горечи и печалей!

Будем помнить, что как в Гефсиманском саду, когда Сам Искупитель мира должен был испить «чашу страданий» и душа Его «скорбела смертельно» (Мф. 26, 38), явился Ему Ангел и укреплял Его, так и мы среди скорбей и печалей о зле мира окружены будем невидимою помощью небесных сил, которым «заповедано сохранять на всех путях» людей верующих (Пс. 90, 11). Или пошлет нам Господь невидимую помощь святого великомученика целителя Пантелеимона, во время страданий которого голос с неба обещал сделать его благодатным помощником для всех, прибегающих к нему в печалях и скорбях жизни. Или же подаст Господь помощь чрез кого-либо из иных святых, которые, «сами бывши искушены, могут и искушаемым помочь» (Евр. 2, 18). Как святой великомученик Пантелеимон, входя в котел с кипящим металлом, молился лишь о том, чтобы Господь услышал его и дал ему перенести час страданий, а потом во время страданий пел псалмы, так и чашу наших страданий за зло и грехи мира растворит Господь веселием, и мы скажем словами псалмопевца: «Чашу спасения прииму и имя Господне призову, молитвы моя Господеви воздам пред всеми людьми Его» (Пс. 115, 4–5).

Будем помнить и то, что не сразу и не постоянно приходится нам пить чашу страданий, хотя был ли день в земной жизни Искупителя мира, когда бы Он не пил сей чаши, – Он, носивший непрестанно в душе Своей незримые скорби о грехах и зле мира, за который Он пришел пострадать? Не только враги, но и ближайшие ученики Его оставили Его в час страданий, когда душа Его скорбела смертельно; они не могли и одного часа тогда бодрствовать с Ним (Мф. 26, 40), а когда наступил час взятия Его на смерть, то все они разбежались.

Итак, если придется нам пить чашу горечи и печалей, страдая из-за зла людей, утолять духовный голод которых поставили мы целью своей жизни, то да ищет подкрепления себе душа наша в своей преданности Господу! Если придется нам питаться «хлебом слезным» и напояться «слезами в меру» (Пс. 79, 6), то да не отступает наше сердце от Господа! Прибегая к Нему в дни тяжелых страданий, переживаемых из-за возвещения людям слова Божия, увидим мы, как прежде всего на нас исполняются слова Христовы: «Приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда» (Ин. 6, 35). Христос всегда будет растворять радостью чашу печалей наших, по словам Его в прощальной беседе с учениками: «Вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет... Вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас» (Ин. 16, 20, 22).

Так, утоляя всегда чрез общение со Христом голод души своей и находя в том общении источник неоскудевающей радости, возможем мы всегда питать истинною пищею духовною и многие тысячи народа. Аминь.

94. Слово в Неделю 9-ю по Пятидесятнице227

В нынешнем апостольском чтении слышали мы слова: «Основания бо инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос» (1Кор. 3, 11). Эти слова тем более побуждают нас остановиться на них, что и мы принадлежим к «строителям», о которых упоминает апостол. Итак, Христа ли положили мы в основание своей жизни и дела?

По-видимому, излишне было бы об этом и спрашивать: ведь мы делаем свое дело от имени Церкви, следовательно, Христа полагаем в основание. Но знаем мы и то, что не одно призывание имени Христова устами необходимо для принадлежности Христу, не одно исполнение некоторых обязанностей, налагаемых Церковью, которое может быть столь же бездушно и бесследно для нашей жизни, как и множество других обязанностей, которые мы исполняем. Не одно листвие слов и дел, хотя по видимости христианских, нужно для того, чтобы Христа положить в основание нашей жизни и дела, для этого нужно, по апостолу, чтобы «Христос верою вселился в самые сердца наши», чтобы нам крепко «укорениться и утвердиться в Нем» (Еф. 3, 17–18; Кол. 2, 7), чтобы вместе с апостолом могли мы сказать: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20). Нужно в самое существо свое, в суть восприять Христа, как сказал о нашем народе известный писатель Достоевский.

Вспомнив о народе, спросим себя мы, призванные служить ему, не зиждется ли его жизнь на более прочных христианских основах, чем наша собственная? Не должны ли мы вместо высокомерного презрения во многих отношениях почтительно преклониться пред христианскими сокровищами духа, которые народ наш имеет? Например, в ком больше терпения, которым заповедовал нам Господь «спасать души наши» (Лк. 21, 19)? Народ или люди, принадлежащие к так называемым интеллигентным классам общества, более усвоили взгляд на жизнь, как на крестоносный подвиг последования Христу, а не пир, исполненный наслаждений, к которому вместо подвига призывают в последнее время различные радетели о благе народа, сторонники разных партий, образовавшихся из интеллигентного класса общества (особенно социал-демократы)?228 Не увлечены ли и мы не в меру светским настроением и образом жизни этого общества и любовь к удовольствиям обычной суетной жизни, нередко более языческой, чем христианской по настроению, не подавляла ли в нас иногда совсем жизнь во Христе? Не скрывали ли мы в себе всячески последнюю из-за боязни насмешек со стороны того общества, которое нередко называется христианским лишь по имени, так как в противоположность народу всячески стыдится и боится самого упоминания имени Господа Иисуса Христа?

Мы судим обыкновенно о своих делах, мыслях и настроении своим судом, сообразуясь с собственными лишь мыслями или мнениями, господствующими в обществе. Но святой апостол в нынешнем чтении указывает и иной суд: «Строит ли кто , – говорит он, – на этом основании (которое есть Христос) из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, каждого дело обнаружится; ибо день (суда) покажет... и огонь (суда) испытает дело каждого, каково оно есть» (1Кор. 3, 12–13). На этом-то суде Христовом не по собственным нашим снисходительным мнениям и не по ложным мнениям забывшего Христа общества будем мы судимы, но Слово Христово «оно будет судить нас в последний день» (Ин. 12, 48). Часто ли ставили мы свои мысли, дела и настроение пред этим чистым зеркалом евангельского совершенства? Раскроем хотя бы первую (если можно так сказать) страницу проповеди евангельской начало Нагорной беседы Господа: «Блажени нищии духом... Блажени плачущии... Блажени кротцыи... Блажени милостивии... Блажени чистии сердцем... Блажени изгнани правды ради... Блажени есте, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради» (Мф. 5, 3–11).

Осуществили ли мы все это и насколько?

Потщимся же из более драгоценных материалов строить дом духовный собственный и народа, который вверяется нашему попечению. Учители народа, потщимся не быть ниже по своему просвещению во Христе того народа, который мы учим! Будем тщательнее оценивать всякую свою мысль и дело любовью ко Христу, соотносить их с идеалом совершенства, начертанным в Евангелии, а не с собственными лишь мыслями и не с мнениями полуязыческого общества, стыдящегося назвать имя Христово. И тогда мы построим свой дом на Христе, как на непоколебимом камне; он не поколеблется уже от бурь и искушения страхом перед обществом, как поколебался некогда во время бури апостол Петр по своему маловерию, но потом сделался воистину твердым и непоколебимым камнем веры, по слову Христову, утвердившим и доселе утверждающим многих (Лк. 22, 32). Аминь.

95. Слово в день Рождества Иоанна Предтечи229

Светлый и радостный праздник установила, братие, святая Церковь в честь святого Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Светло он праздновался прежде у русского народа, светло празднуется во многих местах и ныне. Что же особенно радостного в празднуемом ныне событии рождении Предтечи и о чем оно особенно должно напомнить нам? В частности, о чем явление великого духом жителя пустыни должно напоминать современным людям, видящим залог обновления жизни, как отдельных людей, так и всего общества, в преобразовании внешних форм жизни общественной, считающим даже совершенно бесплодным в этом отношении призыв людей к нравственному обновлению (таковы, например, социалисты Зомбарт и др.)?

Святой Иоанн Предтеча явился, прежде всего, как проповедник покаяния. «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» , – так он начал свою проповедь в пустыне (Мф. 3, 2). Покайтесь, перемените свои мысли и настроение, приидите в чувство неправды путей ваших, «перестаньте делать зло, научитесь делать добро» (Ис. 1, 16–17)! Без этой внутренней перемены, без очищения сердца от зла не может быть благосостояния ни личного, ни общественного. Пусть иной человек долго бывает счастливым и благоденствует, совсем не думая о покаянии, об очищении своей совести, но приидет время, и последняя заговорит. И вот тогда человек, не желавший добровольно оглядываться назад, сверять с голосом совести пути своей жизни и каяться в своих неправдах, принуждается против воли делать это: он разочаровывается в том, в чем находил счастье, охлаждается ко всему, испытывает в душе какую-то пустоту, иногда же переживает тяжелые душевные муки, пока не успокоит совести или не заглушит ее каким-либо образом, хотя опять лишь на время. Точно так же и в жизни общественной тщетны все надежды на новые внешние формы общественной жизни без сопровождающего их внутреннего духовного обновления общества. Правда, социалисты строят предположения о том, что некогда – в силу железной необходимости законов общественной жизни (классовой борьбы, победы пролетариата и т. п.), без всяких призывов к духовному обновлению – возникнет новый, лучший строй общества, при котором труд, права и блага жизни будут распределяться равномерно между членами общества. Но может ли подобная равномерность установиться без всяких призывов к чувству долга или совести? Как без этих призывов люди могут совершенно справедливо распределить между собою блага жизни, труд легкий и приятный или тяжелый и неприятный? Неужели, как только насильственно после классовой борьбы явится означенный строй, люди без труда сделаются чуждыми черствого себялюбия, стремления господствовать над другими и подавлять их, лжи, лености, зависти и т. п., то есть тех пороков, которые, собственно, и создали теперешнее несправедливое неравенство между людьми? Так, следовательно, уместен и доныне обращаемый ко всему обществу призыв к внутреннему обновлению, или покаянию, проповедника пустыни Иоанна!

Другой призыв великого пророка – это «сотворить.... плоды покаяния» (Мф. 3, 8). Плоды покаяния – это дела любви. «У кого две одежды, тот дай неимущему, и у кого есть пища, делай то же» (Лк. 3, 11). Как часто представляется случай совершать эти дела милости и всем нам, и как часто мы, однако, под разными предлогами их не делаем. А иные даже, чтобы найти себе извинение, ссылаются на вред благотворения отдельным людям, признавая полезною только общественную благотворительность, так как только последняя устраняет самые причины людской нищеты и горя. Но ведь если иметь в виду общество в его целом, то в нем причины бедности и страданий могут быть устраняемы лишь крайне медленно и постепенно; а пока они не будут устранены, возможны только частичные попытки общественной благотворительности или опыты устройства общества на новых началах230; такие частные опыты создают разве только как бы оазисы в пустыне (т. е. в необозримой массе нищеты и страданий) и, очевидно, не устраняют коренных причин нищеты и страданий во всем обществе, как и дела милости в отношении к отдельным людям. Впрочем, не в отношении только к отдельным людям имеет силу призыв Пророка и Предтечи Господня творить дела любви, но и в отношении ко всему обществу: не слышим ли теперь постоянный призыв и в обществе к тому, чтобы люди, облеченные большими правами, уступали часть их бесправным, люди, обладающие большим количеством благ (например, земельными угодьями), уступали не обладающим последними в достаточной мере. Но и в этом случае пусть будет памятным современным людям путь к уравнению в означенных благах, указанный святым Пророком и Предтечей Господа: «ничего не требуйте более определенного вам... никого не обижайте, не клевещите» (Лк. 3:13–14). А ныне как часто не только обижают, но и прямо убивают, как часто (в газетах и помимо их) клевещут, особенно против богатых и власть имущих, как часто требуют того, что не определено законами не только нашего отечества, но и почти всех других стран мира. Итак, не к насильственному уравнению призывает великий пророк общество, а к добровольной уступчивости. Пусть проявит ее и наше общество во время предстоящих преобразований, особенно люди, обладающие различными благами в большей мере по сравнению с прочими, когда потребует государство для общего благосостояния отечества. Да даст Бог дерзновение и святой Церкви, памятуя о дерзновении святого Иоанна Предтечи, обличавшего Ирода царя, заступаться за людей бесправных и неимущих пред теми, от кого зависит устроить благосостояние последних! Но пусть пастыри Церкви более, чем другие общественные деятели, помнят, что им должен быть чужд призыв к насильственному образу действий одной части общества против другой, тем более против властей. Святой Иоанн Предтеча, правда, дерзновенно обличал самого Ирода царя за его неправды, но ведь он, даже пользуясь любовью народа, никогда не призывал его к насилию: напротив, он заключен был в темницу и усечен мечом за свои обличения.

Наконец, явление в мире Иоанна Предтечи напоминает нам о явлении благодати.

Он, «больший... из рожденных женами» , однако, был менее сынов Царствия Христова по дарам благодати (Мф. 11, 11), ибо только они по явлении на земле Слова, «исполненного благодати и истины» , восприяли «благодать на благодать» (Ин. 1, 14, 16). Мы, сыны Царствия Христова, узрели очами Учителя истины кроткого, долготерпеливого, понесшего на Себе наши немощи и болезни (Мф. 8, 17; Ис. 53, 4), возлюбившего нас до конца (Ин. 13, 1), положившего за нас душу Свою (Ин. 15, 13) и запечатлевшего любовь Свою смертью крестною. Вот явление благодати. Предтеча Господень еще во чреве матери взыграл, предощущая это радостное явление, и впоследствии радостию радовался, слыша самый глас Женихов (Лк. 1, 44; Ин. 3, 29). Не должен ли образ подобного Учителя наполнить радостью и наше сердце, как исполнилось ею Иоанново, и побудить нас, вошедших в это царство, «поступать так, как Он поступал» (1Ин. 2, 6), ибо в этом залог нашего счастия личного и благосостояния общественного? По слову Господа, «от дней Иоанна Крестителя» люди «с усилием» стали «восхищать» это царство (Мф. 11, 12). А мы стремимся ли усиленно восхищать его, хорошо ли даже сознаем, сколь дорого звание христиан, которое носим, и сколь великих даров благодати сделались мы обладателями? Как часто мы отступаем от этого звания своего по причине соблазнов житейских, не говоря уже, например, о заключении в темницу подобно Иоанну, где он жил не как в «чертогах царских» и не в «мягкие одежды» одевался (Мф. 11, 8)! Сколь многие из нас, вероятно, отступили бы от Христа, если бы пришлось самым делом страдать за Него! А ведь многим уже и приходится страдать за верность Христу от общества, которое в наше время все более и более идет по пути отступления от Христа, от образа Его жизни, исполненной кротости и любви.

Да усилится же и наше стремление в Царство Христово, потщимся и мы усиленнее восхищать его, чаще вдохновляясь здесь (в храме) молитвою, изглаждая, по наставлению святого Предтечи, неправды из души посредством покаяния, творя плоды покаяния – чрез дела любви «по силе, какую дает Бог» (1Пет. 4, 11), служа нелицемерно Христу и исполняясь чрез то покоем души и радостью, которая будет сопровождать нас в жизнь будущего века, или проповеданное Иоанном Царствие Небесное! Аминь.

96. Слово в день святых апостолов Петра и Павла231

«Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» (Пс. 18, 5; Рим. 10, 18).

Чтобы хотя немного возвысить дух наш над той суетой жизни, в которую обыкновенно он бывает погружен, отпечатлеем ныне, братие, в умах наших полные неисчерпаемой жизни образы святых первоверховных апостолов Петра и Павла. Их души представляют равно преизобильные сокровищницы добродетелей духовных для нас, лишь в малой мере причастных Божественной жизни, открывшейся чрез явление Бога во плоти.

Оба одинаково «предали души свои» (Деян. 15, 26) за слово Божие и за свидетельство об имени Господа Иисуса Христа, желая упасти овец стада Христова и уневестить Христу Церковь из язычников, искупленную Кровию Его. Один, будучи камнем веры, первый «утвердил братию» (Лк. 22, 32), рассеявшуюся от страха гонений за имя Христово по воскресении, и впервые разъяснил, что к Церкви, состоявшей доселе из одних сынов Израилевых, Бог повелевает присоединять обращающихся из язычников (Деян. 15:7, 11). Другой, будучи «избранным сосудом, чтобы возвещать имя Христово» (Деян. 9, 15) народам, которые еще не слышали о Христе (Рим. 15, 20–21), прошел со словом проповеди едва не всю известную тогда вселенную, чтобы «возвеселилась неплодная, нерождающая» Церковь (Гал. 4, 27; Ис. 54, 1) и «возрадовалась земля сухая и необитаемая» сердца язычников (Ис. 35, 1). Оба, в равной мере исполненные любви ко Христу, всю жизнь посвятили проповеданию Слова и трудам апостольства и оба запечатлели мученическою кончиною свою любовь ко Христу. Один, вначале отрекшись от Христа, потом всю жизнь в покаянии следовал за Ним как бы на распятие, претерпев искушения огненные и наветы сатаны (1Пет. 4:12, 5:8), чтобы исполнить сказанные ему слова Христовы: «Иди за Мною» (Ин. 21, 19). Другой, призванный из гонителей, все «вменял в уметы» , чтобы приобрести Христа (Флп. 3, 6–8), и желал от Христа быть отлученным, чтобы привести к Нему братию по плоти Израиля (Рим. 9, 3), пока мученически не скончал своего течения, чтобы получить «венец правды» (2Тим. 4, 6–8). Оба оставили последующим церквам, имевшим возникнуть из ими основанных, свои писания, полные назиданий, в которых доселе живет дух их для всех читающих и слышащих. Один своими писаниями утверждает веру, ослабевающую в искушениях, для очищения нашего посылаемых (1Пет. 4, 12). Другой раскрывает неисчерпаемое богатство «премудрости и ведения» , заключенное во Христе для всех народов (Кол. 2:3; Еф. 3:8).

Очевидно, братие, должны бы быть всегда живы в нас эти образы апостолов, «весь мир ученьми своими просветивших и вся концы, следовательно и нас, ко Христу приведших». Но то ли видим мы в действительности? Как немногие из нас читают их писания и как мало стараются уразуметь их! Как часто с полным равнодушием оставляем мы «слово Божие, живое и действенное , во век пребывающее», проникающее в самые сокровенные мысли души и обличающее их со всею ясностью (Евр. 4, 12–13), и обращаемся к мудрости земной, «по стихиям мира» (Гал. 4, 9; Кол. 2, 8), нисколько не раскрывающей нам Божественной премудрости, сокрытой во всем мире и в жизни человечества! Не бывает ли даже того, что слово этих апостолов подвергается среди нас осмеянию, какому подверглось оно в Афинах среди мудрецов и философов, от которых с таким тягостным настроением духа вышел святой апостол Павел, чтобы проповедовать в других городах (Деян. 17:18, 32–33, 18:1; 1Сол. 3, 1–7)? Не подвергаются ли и ныне проповедники слова этих апостолов стеснению, «даже до уз» , подобно великому апостолу Христову Павлу (2Тим. 2, 9)? Не оттого ли так и усиливается неверие в наше время, что мы не хотим слышать и знать о той вере живой, пламенной, не из мнений или помышлений плоти и крови возникшей, а из небесного Божественного откровения (Мф. 16, 17), какую имел называемый камнем Симон Петр? Не оттого ли все более и более оскудевает любовь христианская между народами, что совсем забыли о Павле, которого «уста были всегда отверсты и сердце расширено» (2Кор. 6, 11), чтобы нежною любовью объять всех, кого «родил он благовествованием Христовым» (1Кор. 4, 15)? Доколе стоит мир, он будет стоять лишь на «двенадцати основаниях» , которые суть «двенадцать апостолов» Христовых (Откр. 21, 14; Еф. 2, 20). Но если вместо того, чтобы приступать ко Христу, Камню краеугольному, и подобно камням живым устроять из себя дом духовный и «священство святое» (1Пет. 2, 5), будем мы строить на ином основании, кроме положенного, которое есть Иисус Христос, то испытанию огня подвергнется дело каждого подобного строителя (1Кор. 3, 11–13) и огонь, от которого погибнет настоящий мир (2Пет. 3, 7–12), все более и более будет разрушать его, чтобы явились «новое небо и новая земля, на которых обитает правда» (2Пет. 3, 13).

Итак, пока медлит еще Господь Своим пришествием, исполнимся страха пред Ним, чтобы хотя он побуждал нас к благочестивой и святой жизни (2Пет. 3, 9–11), если уже не побуждает любовь к Искупителю нашему, принесшему Себя в умилостивление о грехах наших (Рим. 3, 25), Господу Иисусу Христу. Полные неизъяснимой красоты духовной образы святых первоверховных апостолов всегда сильны будут поддержать нас в постигающих искушениях и исполнить любви к Богу, если только захотим мы в них искать поддержки для себя. А читая чаще писания их, мы всегда будем находить в них обильную пищу для ума, для размышлений и духовных созерцаний, источник высшей радости при наблюдении печального и исполненного скорби порядка жизни в мире сем, достигнем даже как бы пророческого прозрения в будущие судьбы Церкви Христовой, доколе она стоит на земле, доколе еще слышится в мире «вещание сих апостолов и хранятся глаголы их». Аминь.

97. Слово в день святого пророка Илии232

«Илия человек бе подобострастен нам, и молитвою помолися... и небо дождь даде, и земля прозябе плод свой» (Иак. 5, 17–18).

Не удивительно ли, братие, что человек, подобострастный нам, повелевает небу, чтобы оно источило дождь, и земле, чтобы она произрастила плод свой? Кто поверил бы из людей настоящего времени, что человек может иметь такую силу духа, которой покоряются даже стихии? Кто из них имеет такую силу веры, чтобы, всецело положившись на Бога, всегда оставаться верным Ему в жизни и ни в чем не искать угождения людям? Таков был великий и славный пророк Израиля Илия. Исполненный огненной ревности о Боге Израилевом, он удаляется от общества людей, изменивших своему Богу, питается пищей, получаемой чрез ворона, и пьет воду из потока. Но и в своем уединении он не перестает сгорать духом ревности от пламенного желания очистить неправды Израиля, являясь воистину чрез свою молитву «колесницею Израиля и конницею его» (4Цар. 2, 12).

Его молитва была оплотом Израиля, спасая его от врагов, сохраняя в нем все более и более падавшую веру в истинного Бога и охраняя от нечестия соседних народов языческих.

Отчего же, братие, если Илия был человек, подобный нам, не видим мы теперь людей такого духа? Отчего никто из людей, познавших и уверовавших во Христа, Которого Илия будет, по верованию Церкви, только предтечею, когда во второй раз придет Господь на землю, не имеет столь сильной веры и столь пламенной ревности о Боге, какие имел Илия? Оттого, без сомнения, что мир как бы состарился во грехах и страстях своих, в которых живет, и чем далее идет время, тем все более теряют люди силу воли и уже не могут, как прежде, направлять ее на делание добра. Как человек, проживший много лет, почти не может изменить тех привычек, которые укрепились в нем с неодолимой силой в течение долгих лет жизни, так и мир, просуществовавший много веков без искреннего желания угождать Богу, все более и более становится неспособным веровать в Него и любить Его. «Огонь пришел Я низвести на землю» (Лк. 12, 49), – говорил Господь, т. е. дух ревности огненной об исполнении воли Божией, как и о Себе Самом Он еще прежде чрез пророка говорил: «Еже сотворити волю Твою, Боже Мой, восхотех, и закон Твой посреде чрева Моего» (Пс. 39, 9). И вот мы видим теперь, что огонь этот все слабее начинает гореть в стареющемся от страстей своих мире и что сердца людей все более и более, как бы в дни старости, охлаждаются для любви к Богу и к созидающемуся среди людей Царствию Его. Не для того ли и должен Илия, исполненный пламенной ревности о Боге и взятый прежде живым на небо, снова прийти на землю в конце времен, чтобы воспламенить еще однажды в людях угасающее пламя любви к Богу и таким образом приготовить их к приближающемуся суду всего мира?

Впрочем, не та чудодейственная сила веры Илииной, которой он низвел огонь на землю и воскресил мертвого, нужна теперь для мира. Ибо не тогда должны мы радоваться, по слову Спасителя, когда даже сами бесы повинуются нам, а тогда, когда имена наши делаются «написанными на небесах» (Лк. 10, 20). Не низведения огня величественного на землю должны желать мы, а того, чтобы души наши воспламенялись от неведомо действующего чудодейственного огня Божественной благодати. Некогда Илия в ревности о Боге Вседержителе, Которого оставил Израиль, удалился в пустыню и скорбел, но Бог явился ему не в буре, не в огне и не в землетрясении, а в веянии тихого ветра (3Цар. 19, 11–12). Этого тихого веяния Божественной благодати должны желать и мы для себя, чтобы неприметно созидала она в душах наших Царствие Божие.

И если в Царствии Божием, по слову Спасителя, даже «меньший» более по дарованиям благодати «большего между рожденными женами» Иоанна Крестителя (Мф. 11, 11), то и ныне могут совершаться в душах наших действия более чудные, нежели все соделанное Илиею (Ин. 14, 12). Если мы не можем иметь такой сильной и чудодейственной веры, какую имел Илия, то сохраним и умножим веру в то, что благодать может сохранить душу нашу от самой сильной и обольстительной страсти, если только с упованием на подаваемую нам благодать будем мы с нею бороться. Тогда и Илия, хотя, когда он заключал небо и снова молитвой своей отверзал его, оставался подобострастным нам слабым и немощным человеком, не обличит нас в день второго пришествия Христова, но молитвой своей отверзет двери имеющего явиться «нового неба», чтобы нам войти туда и «возлечь в Царствии Небесном» со всеми бывшими до нас праведниками. Аминь.

98. Поучение в день святого пророка Илии233

В духовном облике святого великого пророка Божия Илии, память коего празднует сегодня святая Церковь прежде всего невольно обращает на себя наше внимание его ревность, которою он возревновал о Господе Вседержителе (3Цар. 19, 10).

Он жил в то время, когда в Израиле вместо служения Богу истинному распространилось служение Ваалам и Астартам, а вместе с тем усилились постыдные страсти, потому что самое служение идолам весьма часто было исполнено духом прелюбодеяния. Святой пророк озирался кругом себя, ища служителей Бога истинного, и не находил их и в скорби души своей говорил, что он один остался в Израиле из служащих Богу истинному, пророки Божии убиты и поклоняющихся Богу Израилеву нет.

Много ли теперь, братие, подобных пророку Илии ревнителей о Боге истинном?

Сколько совершенно равнодушных к тому, растет ли в мире вера в Бога или умножается неверие и нечестие, есть ли в них самих вера в Бога или нет! Если же иные в глубине души и искренно любят Бога, болеют сердцем об увеличении неверия и нечестия в мире, то все это только в глубине души, втайне от других. Как немногие решаются, невзирая на насмешки и гонения, деятельно выступить на защиту попираемой людьми веры во Христа, на борьбу с усиливающимся нечестием!

Между тем, братие и сестры, ведь ко всем христианам обращается завет святого апостола, о котором говорили мы в прошлый раз: «Духом пламенейте, Господу служите» (Рим. 12, 11). Кроме того, не в таком ли приблизительно положении находится и церковная школа, в каком находился пророк Илия? Как он остался один в Израиле и не видел кругом служителей Бога истинного, так и церковная школа едва не одна наиболее искренно заботится о внедрении любви к святой Церкви в сердцах народа. Как усиливаются в самом обществе жалобы или признания, что современные люди все более и более уходят от Церкви, и не только интеллигенция, но и массы народа! И как святой пророк Илия говорил: «Остался я один, но и моей души ищут» (3Цар. 19, 10), так не усиливаются ли все более и гонения на церковную школу? Из нее хотят изгнать то, что составляет душу ее – церковность, хотят сделать совершенно светскою или передать светскому ведомству, как будто и последнее не должно с такою же ревностью заботиться о воспитании народа в духе любви к Церкви, Самим Христом устроенной для научения всех народов.

И вот поэтому-то мы, истинные ревнители о служении Богу истинному, особенно деятели церковной школы, не слышим ли сегодня призыв святой Церкви проникнуться жалостью к этому духовно изнуренному и рассеянному в городах и селениях от недостатка попечения пастырского народу (Мф. 9, 35–36), не слышим ли также и призыв великого пророка ревнителя хранить как зеницу ока преданность святой Церкви в сердцах народа? Разве может Церковь Христова когда-либо остаться без своей школы? Разве может не внедрять начала жизни Христовой в детских сердцах, еще неиспорченных? Нет!

Если даже усилятся гонения на Церковь и школу ее, церковное учительство не исчезнет: оно притаится, может быть, в забытых углах, в местах, менее доступных взорам человеческим, но не исчезнет.

Но пока не наступило еще время подобных усиленных гонений. В ваших руках еще могущественные средства для того, чтобы любовь к святой Церкви внедрять в сердца народа. Вы в церковнославянском языке имеете ключ к неисчерпаемым богатствам духовным, скрытым в церковном богослужении и в слове Божием. Сколь неисчислимы эти богатства, увидел бы каждый, если бы, например, день за днем стал бы вместе со святой Церковью почерпать их из книг, их содержащих, например из Октоиха. А какие богатства в круге богослужения праздничного, великопостного! И вот те из вас, которым по отдаленности церквей приходится молиться с народом в часовнях, не должны ли поревновать о том, чтобы в большей полноте сделались доступными эти сокровища народу? Если же кому и не приходится быть непосредственными устроителями богослужения, то, подготовляя детей к праздникам и временам поста путем чтений и обычных бесед, сколько каждый имеет поводов к внедрению начал церковной жизни в сердца детей, к воспитанию нежной любви к Матери Церкви в народе!

Поэтому не к изменчивым настроениям людей века сего нужно нам применяться, определяя меру церковности в воспитании, а к мере, указываемой самим сердцем, проявляющим в отношении ко Христу любовь полную и преданность безраздельную. Вспомним, что люди века сего могут быть исполнены вражды к Богу, что некоторым из них доселе невыносим образ Христов, полный неизреченной духовной красоты, и самое Его имя. Точно так же и ныне пусть идет жизнь человечества куда-то вперед, однако куда именно? И ко всем ли настроениям этого человечества должны мы, деятели церковной школы, применяться, зная, что с движением человечества вперед неизменно умаляется вера в людях, растет неверие, умножаются преступления и беззакония?

Да будет же наша церковная школа неизменно ревнительницею правды Христовой вечной, которую еще до пришествия Христа на землю проповедали святые пророки, которую проповедует доселе святая Церковь и будет проповедовать неизменно до скончания века! Пусть сменяются настроения человечества, пусть оно, как утверждают, постоянно движется куда-то вперед, мы, заимствуя с великою осторожностью лишь лучшее в этом движении, должны идти неизменно царским путем правды и любви Христовой.

Будем готовы встретить и насмешки, «злословия злословящих» , даже гонения по примеру Самого Христа (Рим. 15, 3; Пс. 68, 10) или еще ранее по примеру пророков, явивших нам образ «злострадания и долготерпения» (Иак. 5, 10), и мы сподобимся утешения, какое было послано великому Илии пророку. Как этому пророку, неутешно скорбевшему, что кроме него не осталось в Израиле служителей Бога истинного, сказано было Господом: «Я соблюл Себе семь тысяч человек, которые не преклонили колени перед Ваалом» (Рим. 11, 4; 3Цар. 19, 18), так и ревнители о Боге, истинные сыны и дщери святой Церкви, увидят, как еще много в народе преданности святой Церкви и какой великий остаток его может быть спасен для Господа. Аминь.

99. Слово в день святой равноапостольной Марии Магдалины234

Две черты образа святой равноапостольной Марии Магдалины особенно напечатлеваются в душе нашей при воспоминании о ней: это, во-первых, ее пламенная любовь и всецелая преданность Христу, вызывавшие в ней неудержимое желание постоянно быть в общении с Божественным Учителем, а по смерти Его спешить ранее всех ко гробу, «предвариша ко утру», по словам церковной песни235, для помазания Тела Господня, невзирая ни на какие опасности; вторая черта это то, что она не стыдится своей пламенной, чистой любви, не боится насмешек, проповедует о Христе воскресшем самому императору Тиверию в Риме.

Тщетно стали бы мы искать в сердцах современных людей подобной любви и безбоязненной преданности Христу: сердца нынешних людей, расслабленные житейскими попечениями, пристрастиями к вещам и лицам мира, не способны вместить меру любви Марииной. Между тем истинная любовь требует безраздельной преданности. Чистая и пламенная любовь невесты вот часто употребляемый в Священном Писании образ истинной любви к Богу. Невеста забывает о всем, кроме любви своей, и хотя не изменяет всех привычек своей прежней жизни, однако все измеряет мерою любви, какую имеет в сердце. Не подобною ли мерою должны были бы и мы измерять свои пристрастия к вещам и лицам мира?

Ныне в объяснение и извинение подобной холодности нередко высказываются суждения, будто безраздельную любовь к Богу должны иметь лишь пустынники, а не люди, живущие в мире. Так ли это? А апостолы, говорившие: «Разрешиться и быть со Христом... несравненно лучше... ибо для меня жизнь – Христос и смерть – приобретение» (Флп. 1, 23, 21)? А мученики Христовы и мученицы? Не говорили ли последние, идя на мучения за Христа: «Тебе, Женише мой, люблю, и Тебе ищущи страдальчествую, и сраспинаюся, и спогребаюся крещению Твоему»236; «Женише мой сладчайший Христе!.. Не трудно ми тещи во след Тебе, ибо сладость любве Твоея душу мою надеждею впери, и красота милости Твоей сердце мое услади»?237 Сколь многие из них оставили ради Христа временных женихов, особенно когда последние не веровали во Христа!

Или еще часто духовную холодность стараются ныне оправдать, слагая вину на Церковь и ее пастырей: благодаря будто бы самой Церкви в лице ее пастырей общество охладевает к религии, которую пастыри Церкви сделали совсем недоступною людям «как свет и радость» (В. Розанов, «Около стен церковных»). Но одни ли пастыри Церкви действительно повинны в духовном охлаждении общества? Прежде чем обвинять Церковь Христову и ее пастырей, не должно ли было бы общество спросить себя, какой оно ищет радости от религии, той ли, к которой призывает людей Христос, или обычной чувственной, без примеси которой вера во Христа кажется ему скучною и мертвою? Не слишком ли легко хочет общество снять с себя вину в своей духовной холодности, жалуясь на то, что его не увлекают пастыри Церкви? Разве оно лишено свободной воли, чтобы его увлекать как-то против воли и без его собственных усилий? Делает ли оно эти усилия?

Разве и доселе «Премудрость (Христос) не взывает... к сынам человеческим... на возвышенных местах, при дороге, на распутиях» (Притч. 8, 1, 2, 4), то есть непрестанно и повсюду? Не закрывает ли общество добровольно от себя главнейший источник огня духовного Слово Божие, почти ему неизвестное, или еще менее известные огнедухновенные песни церковные и повествования о великих подвигах святых, очищенных огнем благодати Святого Духа? Если так, то всегда ли в силах и пастыри Церкви собрать рассеянных чад ее, или если и встретят объединенное внешним образом во имя религии собрание общества, то и тогда не является ли нередко великим трудом вывести из рассеяния самые души?

Поэтому не будем слишком легко оправдывать своей духовной холодности, в которой сами, прежде всего, повинны. Потщимся усердно и сами собирать лучи духовного света и тепла, как стекло собирает лучи света и тепла вещественного, чтобы сердце наше горело от этого сосредоточения лучей! Сколько, например, лучей света и тепла могли бы мы собрать из воспоминаний о подвигах святых, память которых святая Церковь праздновала в ближайшие дни! Она вспоминала Илию, который «ревнуя ревновал о Боге Вседержителе», когда Израиль вместо Единого истинного Бога начал поклоняться идолам.

Не был ли бы этот пророк весьма опечален в своей пламенной ревности и ныне, увидев духовную холодность столь многих христиан, их нежелание слушать о Боге и о жизни духовной? Конечно, христиане не поклоняются вещественным идолам, как Израиль, оставивший Единого Бога, но не заменили ли они идолов многоразличными страстями, грубым олицетворением которых, собственно, и служили идолы? Или вспоминала еще святая Церковь пророка Иезекииля, которого душа исполнена была «плача, стона и горя» о неправдах Израиля (Иез. 2, 10), но который тем пламеннее ожидал обновления и умягчения грубых и жестоких сердец Израиля, утешал дух свой видениями таинственного храма, славного святилища, которое устроит Господь в самых сердцах Израиля (Иез. 36, 25–26). Увидел ли бы этот пророк пламенно ожидавшееся им духовное обновление и умягчение сердец ныне, когда не только не хотят сердце свое обратить в святилище для Господа, но, напротив, стараются оставить для Него как можно менее места в сердце, отдавая последнее почти всецело лишь светской жизни, которая без страстей представляется прямо немыслимою, как бы без поддерживающего ее дыхания? Затем в эти же дни вспоминала святая Церковь о светильнике горящем и светящем пустыни Саровской преподобном Серафиме. Сколько света, тепла и радости распространял он и распространяет доселе на идущих в его пустыню (хотя бы только и мысленно) «порадоваться светом» его! Правда, и в наших сердцах вспыхивают по временам лучи этого духовного света, но как действие их кратковременно, и сколь непродолжительные оставляют они в душе нашей следы! Как слабо их мерцание в сравнении с тем постоянным светом, каким горел дух преподобного Серафима, исполненный постоянного умиления и радости!

Итак, с большей ревностию и тщанием будем собирать идущие к нам отовсюду от Слова Божия, от песней Церкви, от жизни святых Церкви и т. д. лучи духовного света и тепла, чтобы чрез этот труд наш над своим сердцем постоянно отгонялась холодность последнего, чтобы пламенел и наш дух подобно духу святой равноапостольной Марии Магдалины и прочих святых! Аминь.

100. Поучение в день святой равноапостольной Марии Магдалины и в день тезоименитства Благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Феодоровны238

Называя святую Марию Магдалину равноапостольною, святая Церковь хочет прославить ее как благовестницу Христова воскресения. Горевшая пламенною любовью ко Христу, Которого она увидела воскресшим, она не могла утаить в себе духовного сокровища, какое сама приобрела в Нем, но хотела сообщить это сокровище всему миру: она явилась к самому повелителю Рима и тогдашней «вселенной» Тиверию, возвещая последнему о Воскресшем.

О чем должен напомнить нам этот образ пламенно любившей Христа благовестницы Его воскресения? Не о том ли, что и современные женщины христианки должны быть благовестницами Христа в обществе хотя и христианском, но воспринявшем в себя много начал жизни языческой? Если и не должны они благовествовать Христа путем миссионерской проповеди и апостольских путешествий, как жены христианки первых времен, то, по крайней мере, благовествовать Христа путем обучения и воспитания возрастающих поколений. Не на широкой, иногда бесплодной и крикливой политической арене, к чему столь стремятся многие современные женщины, должны они строить здание общественной жизни, но главным образом в глубине сердец человеческих, полагая Христа краеугольным камнем здания. Вот что говорит один видный ученый-мыслитель, врач и хирург: «Пусть женщины поймут свое высокое назначение в вертограде жизни человеческой. Пусть поймут, что они, ухаживая за колыбелью ребенка, учреждая игры его детства, научая его уста лепетать и первые слова, и первую молитву, делаются главными зодчими общества. Краеугольный камень кладется их руками» (Пирогов Н. И., «Вопросы жизни»).

Нет нужды напоминать о великих матерях христианских, чтобы видеть, какое великое благо дали миру женщины христианки, о Нонне, Анфусе, Монике, давших миру столь великих светильников, как святители Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, блаженный Августин, образы которых доселе служат маяками, светящими всему миру, обуреваемому страстями жизни языческой. Впрочем, и доселе женщины являются наиболее устойчивыми деятельницами по охранению религии; посмотрите главным образом они напечатлевают нередко чертами, неизгладимыми во всю жизнь, начала веры Христовой в мягких и нежных детских сердцах, они большей частью наполняют храмы. Живя более жизнью сердца, они не решаются при малейшем сомнении и колебании ума отрешаться от того, что так прочно коренится в самой природе человека и потеря чего совершенно изменяет все его существо, то есть от религии.

Скажет кто-либо: это потому, что еще недостаточно просвещен ум женщины в сравнении с умом мужчины. Но какое заблуждение коренится в суждениях подобного рода!

Разве ум только освещает путь жизни человеческой? Сам он не помрачается ли постоянно всякого рода страстями? Если бы не так, то откуда коренные противоречия в суждениях людей, казалось бы одинаково бескорыстно и с любовью ищущих истины? Откуда вражда из-за убеждений у людей, доходящая до взаимного истребления ими друг друга, столь часто наблюдаемая и в наше время? Сердце внутреннее, как бы инстинктивное ощущение, чувство духовное не является ли нередко более верным и надежным руководителем в отыскании истины, чем ум с его логическими построениями? Не о сердце ли, озаряемом «гласом Божиим» в человеке совестью, и сказал образно Господь: «Светильник для тела есть око» (Мф. 6, 22–23)?

Это-то инстинктивное духовное чувство и хранит жизнь человеческого общества от многих разрушительных потрясений, несмотря на то, что в основу последней полагаются иногда самые разрушительные теории ума. Таков, например, закон борьбы за существование, который господствует будто бы и должен господствовать в общественной жизни вместо любви, связующей людей узами крепкими еще в семье, любви, Самим Христом освященной и поставленной Им во главу угла всей человеческой жизни.

Да помнят же женщины христианки о внутренних сокровищах и духовной красоте природы человеческой как о главном, что могут они дать обществу и чем могут они содействовать существенному преобразованию жизни общества, приобретая сами эту красоту и сокровища от Христа, «краснейшего паче всех сынов человеческих» (Пс. 44, 3), и дерзновеннее, без опасения подвергнуться укорам в отсталости от движений века, последуя Ему с пламенною любовью святой Марии Магдалины!

О Благочестивейшей же Государыне Императрице Марии Феодоровне, тезоименитство которой сегодня мы празднуем, вознесем моления, чтобы Она, подвизаясь на широком царственном поприще, и Сама, пламенея духом, содействовала и впредь крепкому внедрению христианских начал жизни в русском обществе, по мере данных Ей от Бога сил. Аминь.

101. Слово на Преображение Господне239

Вот сподобил нас, братие, Господь увидеть и светлый, радостный праздник Божественного Своего Преображения. И еще семь дней святая Церковь будет назидать нас светлорадостными песнопениями этого праздника.

Но как душа наша вчера и ныне воспринимала в себя это духовное питие? Так ли, как алчущий или жаждущий, который, найдя приятную, сладостную пищу, вкушает и как бы не насыщается? Или как говорится в одной из песней праздника: «Привлекл еси любовию мя, Спасе, и пременил еси Божественным Твоим желанием; но попали огнем невещественным грехи моя, и насытитися Твоея пищи сподоби, да обое играя величаю, Блаже, величия Твоя»?240 Можем ли и мы о своих молитвах и слушании песнопений праздника здесь в храме сказать то же, что сказал апостол Петр на горе Фаворе: «Добро есть нам зде быти» (Мф.17:4)? Без сомнения, только немногие могут сказать о себе что-либо подобное. Состояние же духа большинства не подобно ли состоянию апостолов до того времени, как осиял их на Фаворе свет Божества Христова? Апостолы «лучшие» были «отягчены сном» во время молитвы Господа, в то время, когда началось чудное изменение вида преобразившегося Господа; так и из нас многие, вспоминая это чудесное событие здесь в церкви, не были ли отягчены духовным сном и леностью? Апостолы, отягченные сном, потом совершенно отогнали его, а некоторые из нас успели ли сделать это хотя бы до самого окончания службы? Поэтому-то святая Церковь старается возбудить нас от подобного сна: «Востаните, ленивии, иже всегда низу поникшии в землю, души моея помыслы, возмитеся и возвыситеся на высоту Божественнаго восхождения. Притецем к Петру и к Зеведеевым и вкупе с оними Фаворскую гору достигнем, да видим с ними славу Бога нашего»241.

Отчего же объял многих из нас духовный сон и леность? Оттого, прежде всего, что многие совсем не разумеют или очень мало разумеют значение преображения Господня, как и апостолы не сразу уразумели это значение: им Господь даже запретил говорить о Своем Божественном преображении, «дондеже Сын Человеческий из мертвых воскреснет» (Мф. 17, 9). Зачем преобразился Господь? Для того, чтобы «показать ученикам Своим славу Свою»242. Но почему Он показал ее именно пред страданиями? Для того, чтобы научить апостолов и всех нас, что путь к небесной Божественной славе лежит чрез страдания, для того, чтобы ученики Христовы, если уже предстоит пострадать вскоре Христу, «уразумели бы, что Его страдание вольное»243 для спасения мира. Между тем этого-то и не могли долго уразуметь апостолы. Божество Христово они уже исповедовали ясно: еще незадолго до преображения Господь ублажил Петра за исповедание Божества Своего Учителя: «Ты еси Христос, Сын Бога живаго» (Мф. 16, 16), но когда Господь после этого исповедания начал говорить о предстоящих Ему страданиях, тот же Петр начал прекословить: «Будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!» (Мф. 16, 22), и Господь увидел в этом прекословии искушение сатаны: «Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое» (Мф. 16, 23). И долго еще ученики Христовы не могли уразуметь необходимости и значения страданий своего Божественного Учителя: когда шел Господь после преображения в Иерусалим на страдания, ученики Его «ужасались и, следуя за Ним, были в страхе» (Мк. 10, 32) они боялись предстоящих страданий. Вот почему явившиеся на Фаворе Господу Моисей и Илия говорили с Ним «об исходе Его, который Ему надлежало совершить в Иерусалиме» (Лк. 9, 31), то есть о предстоящих Ему страданиях, ведущих к небесной Божественной славе.

Не столь же ли мало и мы, братие, постигли тайну страданий и значение их в нашей жизни? Постигли ли мы хотя сколько-нибудь, что последование Христу должно быть путем труда, подвига и страданий, или путем крестоносным? Если постигли, то отчего же мы так избегаем труда, во всем ищем удовольствия для себя, даже здесь в храме? Почему, как скоро не встречаем удовольствия в молитве, начинаем томиться от скуки, спешим уйти ранее времени, жалуясь на недостаток расположения к молитве или еще на что-либо иное, вместо того чтобы подвизаться и трудиться над собою, возбуждать себя к бодрствованию и молитве, отгонять от себя сон духовный и леность? А как относимся мы обыкновенно к страданиям? Как часто ропщем, проклинаем их, вместо того чтобы благословлять, если не во время самой скорби, то хотя бы после, когда сделалась несомненною ее польза для нас. Оттого-то и не преображается наша душа, оттого редко бывает светлым вид наш. У кого бывает он светлым? У тех, кто много боролся с собою, кто победил в себе себялюбие и прочие страсти, кто, познав силу искушений и собственные немощи, сделался способным «носить немощи бессильных и не себе угождать» (Рим. 15, 1), кто после этой борьбы и подвига вместил в сердце полную меру любви Христовой и весь сделался светлым от внутреннего света ее, исполненным радости духовной от блаженства ее. Напротив, у того, кто исполнен злобы, делается как бы почерневшим самое лице его, вид его всегда мрачен и лице отуманено злобою и всеми видами страстей.

Не то же ли, что мы видим в жизни отдельных людей, замечаем мы и во всем обществе? Преобразилось ли оно духовно и просветилось ли лице земли Русской после того, как начались усиленные попытки обновить жизнь ее? Как надеялись многие, что после указа о Государственной Думе, изданного в день Преображения Господня в прошлом году, начнется это просветление и преображение (см., например, статью Меньшикова в «Новом Времени»). Однако не видим ли мы, напротив, что мрак злодеяний и страданий объял и все более обымает землю Русскую? Отчего это? Оттого, конечно, что не хотят знать о пути обновления или преображения, указанного Господом. Кто из общественных светских деятелей проповедует ныне, что путь к обновлению должен быть крестоносным последованием Христу, что без подвига внутренней борьбы со страстями, без обновления духовного никакого истинного обновления в общественной жизни быть не может? Не проповедовали ли, напротив, усиленно многие радетели народного блага, что жизнь есть, прежде всего, не подвиг страданий, созидающий истинное счастье общества, а время наслаждений, что вся забота общественных деятелей должна быть направлена лишь к возможному сокращению труда до 8-и, 4-х и менее часов в сутки, к обеспечению для всех одинаковых прав на наслаждение жизнью? Вот и видим мы, что не любовь, Христом заповедованная, и не правда, о которой, однако, ныне так часто говорят, возрастают в обществе, а пристрастие к благам и наслаждениям земным, из-за которых люди с легким сердцем непрестанно грабят, убивают друг друга и совершают всевозможные злодеяния.

Нет, не насильственное равномерное распределение благ и наслаждений земных способно произвести чудо духовного обновления и преображения общества, а только любовь Христова, приобретаемая чрез борьбу со страстями, терпение и готовность нести крест Христов, к чему народ русский доселе стремился в весьма значительной, быть может, большей своей части и над чем всевозможные радетели народного блага теперь столь часто смеются, вот что может, по слову песней нынешнего праздника, «очерневшее древле естество (человеческое)... изменив просветить... обновить... и богосделать» (т. е. сделать подобным преобразившемуся на Фаворе Богочеловеческому естеству Христову)244.

Итак, напечатлеем ныне в своих мыслях и сердцах истинный путь духовного преображения нашей жизни, указанный преобразившимся Господом. Пусть не можем мы сразу последовать указанным Им путем. Но смотрите, как милостив Господь: с обличением ли и гневом встречает Он лучших учеников Своих, отягченных сном во время величайшего события земной Его жизни? Нет, Он возбуждает их облиставшим светом Божества Своего. Будем молить Его, чтобы милостив был Он и к нашим немощам, чтобы и нашу духовную леность отгонял «воссиянием света Своего присносущного»245 в душах наших, пока сделаемся способными последовать Ему в подвигах духовных и в терпении посылаемых нам страданий. Святые апостолы не сразу преобразились духовно, но носили сначала долго «тело смирения» (Флп. 3, 21), «мертвость Господа Иисуса» в своем теле (2Кор. 4, 10), были «умерщвляемы ради Него всякий день» (Рим. 8, 36; Пс. 43, 23), то есть несли страдания ради Христа непрестанно, и уже чрез это только тело смирения их, то есть уничиженное страданиями, «преображалось в тот же образ Христов от славы в славу» (2Кор. 3, 18). Так и наша душа пусть привлекается не одними радостями земными, или, по слову церковной песни, «уныния раждающыя печали на земли»246 (т. е. попечениями земными), но гораздо более «радостью Духа Святого» (1Фес. 1, 6; Рим. 14, 17), которая вселяется в душу, «последовавшую ко еже от земли преложению Божественнаго жития» (к вышеземному Божественному житию), то есть очищаемую постепенно от страстей земных молитвою, воздержанием и прочими подвигами духовными, равно как терпеливым несением страданий жизни, какие посылает каждому на долю Господь. Аминь.

102. Слово в день Нерукотворенного Образа Господня247

«Сын бо Человеческий не прииде душ человеческих погубити, но спасти» (Лк. 9, 56).

Нынешний день, который мы празднуем в честь Спасителя нашего Иисуса Христа, оставившего Свой нерукотворенный лик на полотне, побуждает нас, братие, говорить о неизреченной любви и милосердии Его к роду человеческому. Будучи «сиянием славы Отчей» (Евр. 1, 3) и «образом Бога невидимого» (Кол. 1, 15), в недре Которого пребывал от вечности, Он соделался человеком и стал видим, для всех открывши неиссякаемый источник Божественного милосердия и любви. Постоянно окруженный народом, Он всех призывал к Себе, обещая дать успокоение, исцелял недуги душевные и телесные и всех привлекал к Себе неизъяснимо сладостными словами Своего учения и необыкновенно кротким видом Своего Божественного лица.

Сердца людей мира языческого, живших до пришествия Христова, не знали любви, так как вся жизнь их сердца истощалась на служение страстям и губительным для души и тела порокам. Даже народ иудейский, который приготовляем был к пришествию Спасителя, и он мало понимал, что такое любовь Божия, так что и избранные апостолы Христовы во время земной жизни Господа все еще не освободились от желания земной славы, взаимной зависти, маловерия в отношении к своему Учителю. И вот явился Тот, Который для всех людей, живших на земле, сделал ощутительным тихое веяние Божественной любви в сердцах, истаивавших от скорби, пролил утешение душам, преданным служению порокам, дал почувствовать тяжесть бремени, какое возлагало на них это служение, отраду и легкость исполнения закона Божественного. Все стремились к Нему послушать Его и исцелиться от недугов своих или же просто открыть свою изнемогшую от страстей и скорбей жизни душу для дыхания любви, которое от Него исходило. Как прекрасна и блаженна была жизнь этих людей, которые постоянно видели пред собою Спасителя утешающего, исцеляющего, назидающего и любовью Своею неотразимо влекущего к Себе! Поистине блаженны были их очи, видевшие то, что они видели, то, чего желали увидеть или услышать многие пророки и цари, хотя не видели и не слышали (Лк. 10, 23–24)! Если любовь человеческая делает столь радостной, исполненной блаженства жизнь людей, то во сколько раз были блаженнее люди, находившиеся в общении с Тем, Кто, называя Себя Сыном Человеческим по любви к роду человеческому, был Сам Бог, доселе неведомый миру во всей полноте Своей Божественной жизни и славы!

Однако мы видим, что только немногие из людей сами исполнились того духа любви, который столь ощутительно проявлялся в каждом слове и деле Божественного Посланника Отчего; другие же не только не приняли Его, но еще пытались Его убить, так как их греховная жизнь, обличаемая со всею ясностью пришедшим на землю «Светом мира» (Ин. 8, 12), не могла устоять пред блистанием Божества Его и всячески побуждала ведших ее противиться свету. Поэтому, братие, называя блаженными людей, видевших Спасителя и бывших в видимом общении с Ним, не о том будем скорбеть, что лишены мы этого видения и общения, а о том, что часто присоединяемся мы к сонму людей, отрекшихся от Спасителя своего. Ибо, объятые постоянно суетою житейских забот, более служа греху, чем Богу, часто ли устремляемся мы душою к Спасителю нашему от греха и смерти? Ведь и доныне, не имея видимого общения с Ним, однако, всегда мы можем быть в духовном общении с Ним, ибо Он обещал пребывать в Церкви Своей невидимо «до скончания века» (Мф. 28, 20).

Путь же к такому невидимому общению с Ним есть наша постоянная к Нему молитва, которая освящала бы каждое наше слово, каждое движение и, делая Бога постоянным Заступником и Руководителем нашим, давала бы легко переносить всякую скорбь, без уныния всякую печаль. Если же и ослабеет душа наша верою во время этих скорбей, не видя долго утешения от молитвы и ища какого-либо видимого утешения, то и тогда не даст ей любвеобильный Спаситель наш погибнуть, ибо Он не оставил и никогда не оставит Своей Церкви без попечения. Дух любви, которым врачевал Он души людей во время земной Своей жизни, оставил Он на земле в сердцах истинных Своих последователей, чтобы мог стоять мир и обогащаться плодами добродетелей от этих святых людей, составляющих «семя святое, стояние мира» (Ис. 6, 13), из которых многие еще не оставили землю, но продолжают быть на ней светильниками и исцелением для душ людей, живущих в мире.

Пусть же каждый в те минуты, когда душа, скорбя, особенно взывает к Богу и не находит утешения, обращает взоры свои к этим людям, исполненным любви Христовой. Он найдет таких людей особенно в этих стенах святых обителей, которые потому и привлекают к себе столь многих людей, живущих в мире. Тогда душа снова легко войдет в общение с Богом и всегда найдет в Нем своего Спасителя. Аминь.

103. Слово в Неделю 13-ю по Пятидесятнице248

«Камень, егоже небрегоша зиждущии, Сей бысть во главу угла: от Господа бысть сие, и есть дивно во очию вашею» (Пс. 117, 22–23; Мф. 21, 42).

Еще раз словами ныне чтенного Евангелия напоминается нам, братие, печальная судьба народа еврейского, отвергшегося Господа, воспитавшего его, и Мессии, Спасителя своего. Еще законодатель этого народа пророк Моисей предрек страшную судьбу своему народу за его отступление от Господа. «Внимай, небо, я буду говорить; и слушай, земля, слова уст моих» , – в пророческом вдохновении говорил этот вождь Израиля, как бы уже созерцая бедствия, постигшие Израиля за отступление его от Бога своего. «Часть Господа народ Его , – продолжал он говорить в своей обличительной песне, – и Иаков наследственный удел Его. Он нашел его в пустыне, в степи печальной и дикой, ограждал его, смотрел за ним, хранил его, как зеницу ока Своего... Он вознес его на высоту земли и кормил произведениями полей, и питал его медом из камня и елеем из твердой скалы... И ел Иаков, и утучнел Израиль... и оставил он Бога, создавшего его, и презрел твердыню спасения своего» . (Втор. 32:1, 9–10, 13, 15). В основание Сиона был положен «Камень многоценный, избранный, краеугольный, честный» (Ис. 28, 16), но Израиль пренебрег своим краеугольным Камнем Христом, «пренебрег , – по слову пророка Исаии, – водами Силоама, текущими тихо» (Ис. 8, 6), то есть царством Давида, от которого должен был произойти Христос, восхищаясь более внешним блеском царств мирских, чем Божественною славою Еммануила Христа, скрывающеюся в уничижении.

И что же получил народ еврейский взамен Господа, Которого отверг, захотев устроить жизнь свою на ином основании? Увы! Теперешняя судьба его есть печальное, но точное исполнение пророчественных слов его законодателя Моисея. Доселе народ сей является «не главою, а хвостом» пред другими народами, встречает какое-то невольное презрение и отвращение со стороны их (Втор. 28:37, 44); поистине «небо, которое над головою его, сделалось как бы медным, и земля под ним как бы железом» (Втор. 28, 23). И во что превратилась духовная жизнь этого народа, отвергшего Христа? В погоню за приобретением серебра и золота, которое увы! как некогда золотой телец, сделанный при горе Синае, не является спасительным и не изменяет судьбы этого народа: по-прежнему ненавистные для него христиане господствуют над ним, если только сами не отступили от имени Христова, прославившего их.

Какие же мысли и чувства должна внушать нам, братие, судьба народа еврейского?

После того, как, вместо Израиля, нам «вверены были словеса Божии» (Рим. 3, 2), сохранили ли мы их? Не есть ли и вся история нашего русского народа история постепенного отступления от Господа, которое не замечается нами лишь потому только, что совершается постепенно и помалу? Где то юношеское одушевление нашего народа, которое некогда побуждало его каждый день ходить ко всем службам церковным и всю жизнь свою устраивать наподобие монашеских обителей? Где та любовь к чтению Божественных книг, которая заставляла творения святителя Иоанна Златоуста, Псалтирь и прочие книги Священного Писания предпочитать всяким другим? Где то тесное единение паствы со своим пастырем, которое заставляло на каждое намерение и важное событие в жизни испрашивать благословения Церкви и совета своего пастыря? Где то смирение нашего народа, которое всегда давало ему возможность сознавать свои неправды в жизни и никогда не терять в глубине души своей непримиримой ненависти ко злу, какие бы на словах последнее ни находило оправдания? Увы! Мы не можем не видеть, что все это более и более начинает утрачиваться русским народом, и что еще прискорбнее, он не перестает проникаться мыслью, что прежние христианские начала его жизни как бы обветшали и что вместе с развитием просвещения находятся какие-то новые, лучшие начала. И вот во имя этих будто бы новых начал любовь к посещению Церкви начинает все более заменяться любовью к зрелищам и увеселительным заведениям всякого рода, любовь к чтению книг Божественных – любовью к чтению газет и книг, пустых по содержанию; молитвы Церкви менее воодушевляют; отношение к пастырю сравнивается с отношением ко всем прочим людям; чувство смирения утратило свою глубину настолько, что учение современного философа Ницше об одинаковой естественности добра и зла, высших и низших стремлений природы человеческой усваивается не только образованным, но и простым народом.

Конечно, братие, одно печальное сознание всего этого не исцелит язв нашего народа. Но не оставим упования на Бога, не оставившего еще нашей страны и не перестающего прославлять ее чудесами, бывающими во множестве у святых икон и мощей святых и преподобных подвижников, которые доселе еще не оскудели в нашей земле и своими подвигами и молитвами распространяют вокруг себя дух благочестия в бесчисленном множестве людей, приходящих к ним или только слышащих о них. В них залог обновления земли Русской. И как они всю жизнь свою посвящают благоустроению не внешней жизни, а благоустроению своего внутреннего человека, так и мы на сердце свое обратим свои преимущественные заботы, полагая Самого Господа Иисуса Христа краеугольным камнем нашей жизни и памятуя слова апостола, слышанные нами ныне: «Бодрствуйте, стойте в вере, мужайтеся, утверждайтеся; кто же не любит Господа Иисуса Христа, да будет отлучен до пришествия Господня!» (1Кор. 16:13, 22). Тогда мы снова увидим, какие могущественные изменения может производить благодать Божия в наших сердцах; тогда не только мы, верующие сыны Церкви, но и неверующие сыны века сего увидят дивные судьбы премудрости Божией в нашем отечестве. Аминь.

104. Поучение в Неделю 13-ю по Пятидесятнице249

Скажем несколько слов по поводу читанной сегодня евангельской притчи о злых виноградарях.

Виноградник, о котором говорится в притче, это Церковь Божия, состоявшая сначала из избранного Богом народа еврейского. К нему посылал Бог многих рабов Своих – пророков и иных праведников, потом апостолов, наконец, Своего возлюбленного Сына. Но народ еврейский бил, мучил и проливал кровь посланников Божиих, распял на кресте Сына Божия, как сказал Господь: «Вот, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город» (Мф. 23, 34). Когда же Церковь Христова распространилась по всей земле, то же самое делали враги Христовы с ее пастырями и учителями. И теперь как часто лучшие пастыри и учители Церкви терпят от врагов ее. Видим мы, как на них совершаются постоянные нападения в печати, в газетах, как много приходится терпеть им насмешек, клевет, ненависти, даже ран и бывать убитыми, как именно и говорится в притче.

Какое же отношение имеет эта притча к вам, питомицам духовного училища? Прежде всего, пока вы здесь учитесь и воспитываетесь, самое училище, находящееся под кровом святой Церкви, и есть для вас духовный виноградник, а место слуг, посланных Хозяином виноградника, то есть святой Церкви, занимают ваши наставники и воспитатели.

Конечно, не о причинении ран и смерти телесной, о которых говорится в притче, можно говорить в применении к здесь учащимся, но все же притча может иметь приложение и к вам, ведь кроме телесных можно причинять и другие тяжелые раны. Если будет кто-либо проявлять в отношении к своим наставникам и воспитателям невнимание, непослушание, противление, говорить дерзости, причинять обиды, огорчения, то ведь все это и есть для души то же, что раны, которыми можно даже «убить» ее, если они будут очень тяжелы.

Не бывает ли иногда так, и это особенно часто в наше время, что родители и воспитатели сходят преждевременно в могилу от печали о детях своих и воспитанниках? Не случается ли даже, что иные скоропостижно умирают, услышав тяжелые, неприятные вести о последних?

Затем и еще другое применение к вашей жизни можно сделать из притчи, сегодня читанной. Наступит время, когда вы сами призваны будете к деланию в винограднике Христовом, то есть служить Церкви, особенно в школе. И вот притча напоминается вам, что все, кто будет проповедовать о Христе словом и жизнью по заповедям Его, «будут гонимы» (2Тим. 3, 12). Будете ли вы говорить народу о Христе, читать Евангелие, рассказывать о подвигах святых людей, о которых повествуется в житиях последних, будете ли привлекать усиленно к пению и молитве церковной, будете ли устраивать домашнюю жизнь так, как внушает вам благочестивая настроенность вашей души, найдутся люди, которые над всем этим будут смеяться, ненавидеть, даже гнать вас. Будут смеяться над вашим благочестием и церковностью и устраняться вас не только враги, но иногда и ближайшие сотрудники ваши и народ, на служение которому отдадите силы свои. Самая вера ваша в Бога будет подвергаться осмеянию, ведь так усилилось теперь неверие даже в народе, что многие из народа начинают говорить: «Нет Бога» и смеяться над верою.

И вот, зная это, должны вы всячески стараться теперь же как можно более напечатлевать в сердцах ваших слова Христовы и заповеди Его, чтобы Христа, а не что-либо иное сделать вам для своей жизни краеугольным камнем. Пусть воспоминанием слов и заповедей Христовых сопровождается каждая ваша мысль, каждое желание ваше и дело!

А для этого храните внушаемый вам здесь, в училище, прекрасный обычай ежедневно прочитывать известную часть из Евангелия, или посланий апостольских, или иных священных книг. Пусть все время, пока вы учитесь и воспитываетесь в духовном училище, не перестают возрастать в душах ваших духовные плоды искренней веры в Бога и благочестия, которых пока еще так много видим мы в питомицах епархиальных училищ! Пусть никому нельзя будет сказать, что ваше училище все более и более уподобляется виноградинку запустевшему, который вместо добрых плодов приносит лишь терние и волчцы, как часто это в наше время говорят о духовной школе не только пастыри Церкви, но и миряне. Храните знамя духовной своей школы с любовью, с почтением к нему и не стыдясь носите его!

Как бы нарочно в начале учебного года напоминается вам, питомицы духовного училища, притча о делателях в винограднике. Пусть вызываемые ею воспоминания будут для вас руководящим и освещающим путь жизни вашей маяком, чтобы не уподобиться вам, отвергнув высокие заветы своей духовной школы, неблагодарному и жестокому народу еврейскому, который Бог воспитал и возвысил, но который возмутился против Господа своего (Ис. 1, 2) и распял Благодетеля своего, чтобы, ставя выше Христа (любовь к Которому хотела вселить в ваши сердца духовная школа) понятия, обычаи и развлечения, господствующие в обществе светском, не сделаться вам подобными тем виноградарям злым, которые отвергли камень краеугольный Христа из-за несбывшихся на Нем ожиданий царства земного, возлюбили более блага земные, нежели небесные, и ослепили благодаря этому духовные очи ненавистью к Искупителю мира, Которого они распяли.

Аминь.

105. Поучение в Неделю 14-ю по Пятидесятнице250

Притча о званных на брачную вечерю царского сына побуждает нас опять говорить о своем призвании. Учась в духовной школе, мы чрез то самое уже призываемся к тому, что осуществить составляет главную задачу этой школы. А задача ее прежде всего в том, чтобы готовить к служению пастырскому.

Прежде часто говорили воспитанникам духовной школы, что еще до вступления в нее они уже самым рождением и воспитанием в духовной семье призываются к служению пастырскому. И так действительно можно было говорить в то время, когда еще не было слишком резкого разделения между отцами и детьми, какое наблюдается в последнее время. Да и теперь еще как много духовное юношество получает по наследству от отцов добрых навыков в благочестии, тяготения к церковности и как долго потом живет этим наследством! Как бы в самой крови у некоторых юношей духовного сословия живет глубоко внедрившееся влечение к пастырству. Но в то же время все усиливаются голоса, что священство не может иметь кастического характера и передаваться по наследству, и указывать на рождение и воспитание в духовной среде как на доказательство призвания к пастырству становится поэтому все труднее.

Кроме голоса самой как бы крови, усиливаемого бытом, привычками, преданиями духовного сословия, вышедшие из последнего юноши теперь более склонны прислушиваться к другим голосам, призывающим к пастырству, обращаемым прямо к их уму, сердцу и воле. Как часто слышатся в духовной школе подобные голоса в Слове Божием, в творениях святых отцов Церкви, пастырей и учителей, в истории Церкви, страницы которой полны самыми высокими и привлекательными образами пастырства! Но большинству юношей эти голоса остаются совершенно как бы неслышными, потому что поступают они в духовную школу с мыслями двоящимися, колеблющимися. Даже те юноши, которые имеют призвание, сколько обыкновенно колеблются, сколько путей жизни переберут в уме своем, на какие различные пути даже и пытаются стать, пока, наконец, чрез долгие годы решатся отдаться пастырскому призванию! Если прежде можно было о многих юношах прямо сказать, изберут ли они или нет путь пастырства, то теперь в иные годы нельзя бывает сказать этого ни про одного из оканчивающих курс духовной школы: так неустойчивы большею частью современные юноши в пути правды, в преданности воле Божией, в решимости отдаться своему призванию!

Но, положим, что не все юноши, выходящие из духовной школы, действительно призваны к служению пастырскому, верны ли они вообще духовному званию, которое должны бы слышать в душе своей, в глубине совести и все христиане, так как все они называются «духовными»? Сколь часто юноша, выходя из духовной школы, вскоре же начинает заявлять, что он не интересуется не только богословскими науками, но и религией! Как часто юноша этот не только оставляет благочестивые обычаи, поддерживавшиеся школой, но даже начинает издеваться над ними и прежнее мировоззрение меняет, как какую-то одежду!

Почему же такая измена званию духовному? Почему так скоро по выходе из школы начинают говорить Христу: «Имей мя отречена» (Лк.14:18)? Обыкновенно потому, что трудным кажется идти «путем тесным» подвигов духовных, которым идти Христос заповедал Своим последователям. «Мы не пустынники, не подвижники, – говорят обыкновенно такие в свое оправдание, – мы люди обычные, с немощами плоти, совсем не желающие без всякой нужды отрекаться от законных радостей жизни земной и благ ее». Как будто Христос и апостолы, учившие о необходимости «идти путем тесным», были какими-то пустынниками! Значит, вот где коренная причина отречения от звания духовного, корень самого неверия во Христа это боязнь духовных подвигов, требуемых Евангелием, это желание разными сложившимися будто бы с логическою неизбежностью, а иногда складывающимися и в научное как бы мировоззрение взглядами на жизнь оправдать свое «хождение своими путями» (Деян. 14, 16), по влечению страстей житейских. Однако как ни старается таким образом человек уйти от своего духовного звания, совесть все же временами говорит громко и неумолчно против измены, и только до времени чрез свое равнодушие и забвение о звании духовном человек пытается скрыться от голоса совести, как страус прячет голову в перья, тщетно надеясь скрыться от преследующих его врагов.

Итак, в начале учебного года, слыша притчу о званных на вечерю, вдумаемся в смысл своего духовного звания. Напомним себе, что, уходя от голоса, нас зовущего к служению духовному, мы делаем выбор обыкновенно не между двумя путями жизни или родами деятельности, которые избрать было бы по существу дела безразлично, а между Христом и миром с его злом, грехом и страстями. Самая жизнь все более и более начинает напоминать о необходимости более резкого разделения между этими двумя, не сходящимися между собою путями; многие даже из простого народа начинают вопиять громко о неестественном и вредном соединении под одною кровлею «духовной» будто бы двух школ, разнородных не столько по изучаемым наукам, сколько по своему настроению.

Святейший Синод в последнее время напоминает о необходимости более искренней преданности духовного юношества главной задаче школы духовной воспитать в себе влечение к пастырству или, по крайней мере, к духовному общехристианскому званию.

Будем же самым делом воспитывать в себе эту любовь: искренно любя молитву, духовные упражнения и подвиги, возгревая огонь одушевления идеалами пастырства! А если и выйдет кто-либо из стен духовной школы на пути жизни светские, то пусть будет это не потому, что он слишком «возлюбил нынешний век» (2Тим. 4, 10), «притворный, привременный»251, а потому, что получил от Бога иного рода таланты. Только в том случае, если выходящие из духовной школы на пути жизни светской действительно от Бога получили соответствующие тому иные таланты, духовная школа может напутствовать уходящих полными своими благословениями, в противном же случае придется ей скорбеть о говорящих Христу с легкостью и равнодушием: «Имей мя отречена!» Аминь.

106. Речь на молебне по поводу открытия в г. Петрозаводске Отдела «Союза русского народа» в день празднования Сретения Владимирской иконы Пресвятой Богородицы252

Собрались мы сюда, братие, помолиться о здоровой, успешной и плодотворной деятельности открывшегося в Петрозаводске Отдела «Союза русского народа». Значит, не на пламенном только юге, но и на холодном севере нашлись сердца, которые не могли с холодным равнодушием терпеть падение, повсюдное унижение и осмеяние русского имени, заветов, историей русскому народу оставленных. И вот они объединяются в союз, или братство, для более прочного хранения означенных заветов.

Это не значит, конечно, что чрез то самое они становятся во враждебные отношения ко всем прочим партиям или народностям земли Русской, – ведь не по причине только вражды и борьбы образуются союзы и братства, но и ради достижения задач положительных. Даже в Церкви есть общества и братства (как, например, ревнителей духовного просвещения, трезвости и т. д.), хотя, конечно, это не значит, что входящие в состав союзов или братств объявляют вражду прочим верующим. Почему же враги «Союза русского народа» хотят непременно так представить дело, что причиной возникновения Союза является исключительно слепая вражда и ни на чем не основанная ненависть? Почему не может Союз возникнуть для возвращения к родным заветам русской истории, для более прочного хранения их русскими людьми, искренно эти заветы любящими? Ведь не «партией» даже называет себя «Союз русского народа», а самим русским народом, вспомнившим и желающим неизменно хранить заветы отцов. Не должен ли был бы подобный Союз сделаться общерусской партией и объединить в себе все партии, на знамени своем выставляющие прежде всего благо того же русского народа?

Если же люди иных партий не одинаково с Союзом понимают заветы истории русской, то пусть предоставят членам Союза хотя бы свободу убеждения, которой доселе они в столь многих местах еще лишены. Не клеймите позором Союз, прежде чем он явился! «Судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает?» (Ин. 7, 51) сказал некогда один из достойных представителей еврейского народа, столь враждебного везде Союзу.

Не будем и мы прежде времени хвалить Союз и предоставим ему своею деятельностью заслужить сочувствие народа русского, подобно тому как всеми поносимое сначала учение Христово потом покорило весь мир. Будем теперь говорить только о достоинстве самых задач Союза. Итак, спросим противников Союза, заслуживает ли горячего сочувствия самый девиз, который носит Союз: «За Веру, Царя и Отечество»? Что может иметь кто-либо из искренних радетелей о благе народа против самого этого девиза? Или пусть скажут, можно ли одобрить тот высокий подъем религиозных и патриотических чувств, который спасал землю Русскую от ига татарского или бедствий Смутного времени? Не заслуживает ли порицания и сама Церковь, освятившая этот высокий подъем духа своими празднествами, например нынешним в честь Владимирской иконы Божией Матери, по усердным молитвам к Которой народа русского избавилась Россия от бедствий нашествия Тамерлана? Если нет, то не следует ли уже назвать «истинно» любящими отечество тех людей, которые во время поражений русских войск со стороны японцев радовались этим поражениям и всячески содействовали, а теперь, руководствуясь принципом «чем хуже, тем лучше», не перестают разорять землю Русскую забастовками, грабежами, убийствами должностных людей и т. д.?

Конечно, не для того возникают «Союзы русского народа», чтобы с тупым, ни на чем основанным самомнением отстаивать и хвалить все существующее в Русской земле, будет ли оно хорошим или худым. Нужно хвалить заветы, оставленные народу русскому его историей, и действительные доблести сынов земли Русской, а не все хорошее и худое вместе. Может быть, русский народ окажется в некоторых отношениях и хуже других, особенно теперь, когда он так унизился и забыл заветы свои. Хвалить ли за все это? Не каяться ли время, как каялся, а не хвалил себя народ русский во время тяжелых бедствий, им пережитых в течение многовековой истории. Но ведь заведомая клевета и то, что «Союз русского народа» хвалит все существующие теперь порядки жизни религиозной, государственной и общественной, клевета, необходимая, быть может, некоторым партиям, которые, производя насильственное давление на другие, хотят усилить себя или прямо на крови их хотят упрочить свое благосостояние. Злоупотребления не менее известны и «союзникам», и о бедствиях народа русского жалеют они, вероятно, гораздо искреннее, чем прочие благодетели народа.

Итак, называющие себя честными борцами за свободу и благо народное пусть в отношении к «Союзу русского народа» проявят хотя бы ту степень честности, чтобы не клеветать на него, прежде чем он явился, и не говорить в глаза явной заведомой лжи!

Пусть хотя бы не спешат с отвратительным и тупым предубеждением причислять к погромщикам всех людей, которые открыто заявляют о том, что держатся знамени «За Веру, Царя и Отечество!». Ведь сами они с гневом ограждали себя от попыток обвинить их в преступлениях даже тогда, когда преступность их устанавливалась судом. И тогда они кричали: «это провокация правительства!», «это недоразумение: совсем ничего и не было!», «и вы верите этому?» Так было даже тогда, когда открыт был замысел цареубийства. И они-то хотят чернить и топтать в грязь имя союзников русского народа, в число которых входят люди, не уклоняющиеся лицемерно, но прямо и открыть порицающие убийства, входят массы простого, не тронутого изменой Вере, Царю и Отечеству русского народа!

Союзники же да обезоруживают врагов своих прежде всего делами, противоположными клеветническим обвинениям своих противников! Если задуманное ими дело укрепления земли Русской на основе священных заветов древности совершается во имя Христово, то оно не погибнет. «Не бойся, малое стадо!» – сказал Господь малому числу учеников Своих, за Ним следовавших (Лк. 12, 32). Пусть помнят слова эти и союзники! Если поднятое ими народное движение корни свои имеет в здоровых началах жизни народной, сложившихся в течение веков, то не может оно заглохнуть, но подобно зерну горчичному, сначала малому, а потом вырастающему в большое дерево, будет и оно расти.

И, быть может, исцелится благодаря этому движению земля Русская от бесчисленных бед, постигших ее, как уже исцелялась неоднократно во времена ига татарского, или в Смутное время, или во времена каких-либо иных бедствий, постигавших ее в продолжение долгих веков многострадальной ее истории.

107. Слово в день Усекновения главы святого Иоанна Предтечи253

«Ирод бо бояшеся Иоанна, ведый его мужа праведна и свята, и соблюдаше его: и послушав его, многа творяше, и в сладость его послушаше» (Мк. 6, 20).

Так даже для людей крайне нечестивых и развращенных слова, хотя бы и обличительные, мужей святых и праведных не проходят бесследно. Можно ли ожидать, чтобы действие слова того, кто называл себя «гласом вопиющаго в пустыне» (Мф.3:3), простерлось немного далее пределов этой пустыни? Между тем мы видим, что не только весь Иерусалим, но и вся страна Иудейская стекается к строгому обличителю людских пороков и проповеднику покаяния. Сами ревнители законной праведности, фарисеи, посылают к нему узнать, не Христос ли он, и впоследствии, не будучи в состоянии отрицать праведность его жития, не могут не признать, что его «крещение с небес было, а не от человеков» (Мф. 21, 25).

Ирод, искавший убить Иоанна за его обличения, однако, долго не мог решиться на это, пока, опьяненный вином и страстью к блуднице, не потерял способности ясно отличать голос совести от голоса страстей, так обаятельно и сильно было на него действие слова и жизни святого Крестителя Иоанна!

Такое могущественное действие слова Божия на сердца людей внушает нам, братие, весьма утешительные надежды относительно успеха в нашем собственном подвиге исправления своей жизни и будущей деятельности в качестве пастырей и учителей народа.

Если наше сердце до начала подвига уподоблялось земле сухой, было как бы пустынею для добродетели, то чего можно было бы нам ожидать от своего подвига, какие плоды может произрастить пустыня? Однако смотрите, не словом ли Божиим насаждено в сердцах наших все, что только осталось и хранится в нем доброго? Вдумавшись в каждое свое доброе слово, каждый добрый поступок, мы можем заметить, что воспоминание какогонибудь слова Божия побудило нас к нему или воспоминание примера из жизни святых, созданного тем же словом.

Если же, при беззаботности нашей, слово Божие всегда оказывалось «живым и действенным» в нашем сердце, то какие действия оно произвело бы, если бы мы стали внимательно относиться к его благодатным внушениям? О, как тогда изменилось бы наше сердце! Мы и не заметили бы, как чрез несколько лет оно совершенно преобразилось, как вместо любви к этому «веку притворному и привременному» в нем все более возрастает «любовь к закону Божию и веку живому»254. И как слово Божие некогда преобразило духовную пустыню мира иудейского с его закоснелостью в лицемерной законной внешности и языческого мира с его растленными страстями, сделав эту пустыню плодоносным садом христианских церквей и обителей подвижничества, так и в наше время слово Божие сильно на произращение добродетели в развращенном мире. В наш век расшатанности нервной и духовной только слово Божие еще способно поддержать и укрепить разрушающиеся все более и более основы жизни народов. И если многие современные люди часто не хотят уже слышать никаких доказательств и рассуждений относительно бытия Бога, действующего в мире, относительно возможности устроить на земле жизнь свою по заповедям Христовым, то жизнь истинных сынов Церкви Христовой всегда будет для них живым и сильнейшим обличением, от действия которого они никогда не могут освободиться в настоящей жизни, в будущей же «будут судимы» этою жизнью святых (1Кор. 6, 2).

Посему, братие, в настоящий день, когда вместо мерзкого и скверного пира Иродова, которому в большей или меньшей степени уподобляется всякое мирское веселье, исполненное страстей, предлагает сам свою духовную и постническую трапезу Иоанн Креститель, утвердим в своих сердцах мысль, что не могут быть бесплодны наши слезы покаяния и скорби самообличения пред Богом. Болезненны иногда бывают и даже приводят в уныние нас эти слезы и скорби, но не убоимся их, ибо воссияет в сердце нашем вскоре чистая, духовная радость и светлый луч благодати Божией рассеет облака скорби. И как слова строгого обличителя пороков людских Иоанна, сначала произведши очистительную скорбь в сердцах, потом утешительно действовали на сердца людей (Лк. 3, 18), так и наши слова обличения, когда мы будем поставлены пастырями и учителями народа, если свята будет наша жизнь, та же Божественная благодать сделает сладостными для людей мира. Аминь.

108. Слово при освящении храма255

Сегодня у вас, братие, светлое духовное торжество по случаю освящения нового дома Божия. Как отрадно бывает на душе человека, когда он после долгих трудов и забот может, наконец, из прежнего тесного, неудобного дома перейти в новый, поместительный, со всеми удобствами для жизни! А ведь храм есть тоже дом Божий, в котором хозяином является невидимо обитающий там Бог, а священнослужители храма – «домостроителями тайн Божиих» (1Кор. 4, 1), и самое спасение души часто уподобляется созиданию дома духовного (1Пет. 2, 5). Как в добром хозяйстве все собрано, что необходимо для жизни, так все, необходимое для жизни души, можно найти в доме Божием.

Нужна для души пища и храм Божий обильно дает ее. Здесь непрестанно слышится слово Божие, которым утоляется голод и жажда души, самые молитвы и песнопения церковные подобны разнообразным, приятным яствам, из которых душа может выбирать все, что ей наиболее привлекательно. Даже когда не слышно в храме никакого чтения и пения, сколько в нем можно найти духовной пищи! Куда бы ни обратился взор, всюду он встречает духовное назидание: посмотрим ли на святые иконы, и без слов воспоминаем всю жизнь Господа и святых Божиих; взглянем ли на дым кадильный, возносящийся к небесам, и хочется возносить молитву к небу, как жертву благоуханную Господу; видим ли множество возжженных свечей и лампад, вспоминаем, как необходимо и в душе теплиться свету Христову, гореть елею любви Божественной; обратим ли взоры свои вверх, видим купол, часто усеянный звездами, и мысль несется в небеса, где обитает Бог, Ангелы и святые. Все назидает и питает душу.

Нужно для тела одеяние, и опять в храме Божием дается оно для души. Едва человек явится на свет Божий, его несут в храм Божий для того, чтобы облечься в самого Христа, одеться одеждою Христовых добродетелей. И человек уже не чувствует себя нагим и неприкрытым, как некогда Адам, согрешив, почувствовал, что он наг. В «снегосветлой» одежде крещения человеку не стыдно явиться пред самое лице Господа и святых Его. На самом Страшном Суде Господа он безбоязненно может предстать, и ему отворят двери чертога Христова, и никто не спросит: «Друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде?» Не будет он молчать и ожидать страшного приговора: «Связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 22, 11–13). Если же и будет запятнана и осквернена одежда, данная в Святом Крещении, если человеку сохраниться от пятен и греха так же трудно, как сохранить одежду незапятнанною от пыли, дождя, грязи, то и тогда святая Церковь, как заботливая Матерь, дает человеку в таинстве святого покаяния омыть и очистить одежду души своей слезами, так что она снова становится «паче снега чистейша»256.

Не может жить человек без крова и жилища, без которых будет страдать от холода, непогоды, ветра и т. д. И святая Церковь вводит его в жилище духовное храм Божий, где душа отогревается, возвращается к жизни, иззябшая, как бы совсем замерзшая от холода, «зимы страстей». Кругом человека холодное себялюбие людей, а в храме Божием духовная теплота любви Христа и святых Его: как друга, как брата, принимают там исстрадавшуюся от холода ненависти и злобы душу. В жизни так много невзгод, душа волнуется, бросается, как бурею, во все стороны, в храме же Божием, как в тихом уютном доме или тихой, спокойной пристани, находит защиту и покой. И сколько еще благ для души человек находит в храме Божием! Устала ли душа от печалей и трудов, здесь находит отдохновение, болеет ли страстями, здесь открыта для нее «врачебница покаяния».

Небесный хозяин дома Божия не мог не позаботиться, не запасти там всего необходимого для души. Недаром страдал Христос и стяжал ценою крови Своей Божественной устроение этого дома (Деян. 20, 28), чтобы в нем было все нужное: «Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?» (Рим. 8, 32).

Но если Бог так щедр и многомилостив, то достойны ли милостей Его мы, приходящие в дом Его и ожидающие здесь «великие и богатые милости»? Ведь в церковь Божию собираются и люди недостойные, как в невод попадают рыбы годные и негодные, и Господь терпит до времени худых и добрых, как оставляет плевелы расти вместе с пшеницею до жатвы. «В большом доме» , т. е. в Церкви Божией, – говорит святой апостол Павел, – «есть сосуды не только золотые и серебряные, но и деревянные и глиняные; и одни в почетном, а другие в низком употреблении» (2Тим. 2, 20), не всякий сосуд в Божией церкви есть сосуд «в чести, освященный и благопотребный Владыке, годный на всякое доброе дело» (2Тим. 2, 21). Ведь некогда Израиль хотя приходил в храм Господень, но то было неугодно Господу: «Когда вы приходите являться пред лице Мое, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои? Не носите больше даров тщетных... праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие и празднование!.. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих» (Ис. 1, 12–16). А когда Господь пришел в храм Иерусалимский, то Он взял бич и изгнал оттуда торгующих, потому что «ревность о доме Божием» снедала Его, когда видел Он, что дом молитвы обратили в дом торговли, а впоследствии в вертеп разбойников. Как же нужно беречься нам, чтобы не оказаться в дому Господнем недостойными и подлежащими изгнанию из него! Ведь так часто приходим мы, как и ветхозаветный Израиль, в дом Господень лишь попусту «топтать дворы Господни», с душою, полною страстей нечистых, и Господь отвращается тогда от даров тщетных, видя, что Ему приносят жертву нечистую. Так часто душа наша, когда и придем мы в храм, наполнена бывает шумом и суетою житейских помышлений и забот, как бы на базаре, и как нужно бояться, чтобы Господь не простер на нас невидимо гнева Своего за то, что и в храме даем место наполнять душу не молитве, а торговле и суете житейской! Конечно, Он долго молчит и терпит наши недостатки, но ведь настанет время, когда и долготерпеливый может прогневаться.

Однако, если мы и недостойны того, чтобы являться в храм Божий, будем спешить в него, потому что без него совсем погибнет душа, как тело погибает без пищи, одежды, жилища. Будем только очищать душу свою, идя в храм явиться пред лице Божие, как умываем руки и лице, желая явиться к людям. А если и обременены мы грехами, есть средство войти в храм Господень чрез чудную дверь смирения. Вспомним, как чрез эту дверь вошел мытарь и вышел оправданным более, нежели фарисей. Вспомним, как преподобная Мария Египетская, «в бездне зол погружаемая», не могла войти в храм поклониться Животворящему Кресту Господню, но когда воззвала со смирением Пречистой Богоматери, то неведомая сила уже не отталкивала ее и она свободно вошла в храм. Особенно же, имея храм Господень, не пренебрежем им, но будем спешить туда чаще и не оставаться на шумных улицах и базарах, слыша призывный благовест. Пусть душа наша, пренебрегая домом Божиим на земле, не заградит себе чрез то и свободный вход в чертог Царствия Небесного, ибо ведь не привыкшие и не возлюбившие первого, как привыкнут и возлюбят второе? Пусть стремится душа наша «во дворы Господни», как душа псалмопевца, который в пустыне сильно томился по дому Божиему, как лань стремится к источникам вод, так душа его «жаждала к Богу крепкому, живому, когда придет он и явится лицу Божию» (Пс. 41, 2–3). Да будет стремление нашей души к храму Господню столь же пламенно, как и псалмопевца, который с восторгом восклицал: «Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил! Желает и скончавается душа моя во дворы Господни, сердце мое и плоть моя возрадовастася о Бозе живе. Ибо птица обрете себе храмину, и горлица гнездо себе, идеже положит птенцы своя, олтари Твоя, Господи сил, Царю мой и Боже мой» (Пс. 83, 2–4). Аминь.

1. Сокращения при указании источника: ВлЕВ – Владикавказские ЕпархиальныеВедомости ВЕВ – Волынские ЕпархиальныеВедомости ОЕВ – Олонецкие ЕпархиальныеВедомости УЕВ – Уфимские ЕпархиальныеВедомости

2. ОЕВ. 1906. № 7. С. 281.288.

3. «Труды Киевской Духовной Академии». 1905 г., декабрь.

4. Св. Григория Богослова слово 3-е о бегстве. Творения св. Григория Богослова, ч. 1, с. 36.37, 39.40.

5. Св. Иоанна Златоуста слово о священстве пятое. Творения св. Иоанна Златоуста. Т. I. Кн. 2.С. 455.458.

6. Regulae pastoralis Liber. P. I. С. 1.

7. Св. Григория Богослова слово 3-е. Творения св. Григория Богослова. Т. I. С. 26.

8. Regulae pastoralis Liber. P. 11. C. 4.

9. Ввиду столь серьезных требований от проповеди становится понятным, почему даже знаменитые проповедники (например, пр. Род. Путятин) на обдумывание своих, хотя бы и кратких, слов очень много полагали труда. Прим. автора.

10. УЕВ. 1902. № 13–24. С. 1201–1204.

11. Минея. Сентября 8. Рождество Пресвятой Богородицы. Стихиры на «Господи, воззвах».

12. Акафист Пресвятой Богородице, икос 9-й.

13. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 8-го сентября 1904 года. (ОЕВ. 1904. № 18. С. 543–546.)

14. Канон благодарный ко Пресвятой Богородице, ирмос 8-й песни.

15. Канон праздника 1-й, песнь 8-я.

16. Канон праздника 2-й, песнь 9-я.

17. Канон праздника 1-й, песнь 9-я.

18. Канон праздника 2-й, песнь 8-я.

19. Стихира праздника на стиховне.

20. Тропарь праздника.

21. Произнесено в храме Владикавказской мужской гимназии 26 сентября 1916 года. (ВлЕВ. 1916. № 20. С. 850–854.)

22. Тропарь праздника.

23. Стихира на малой вечерне.

24. Произнесено в Минской семинарской церкви 1 октября 1899 года. (ОЕВ. 1903. № 20. С. 685–687.)

25. ВлЕВ. 1916. № 20. С. 854–859.

26. Канон 2-й праздника Успения Пресвятой Богородицы, песнь 8-я.

27. Произнесено в Иверской церкви г. Владикавказа 13 октября 1916 года. (ВлЕВ. 1916. № 21. С. 891–895.)

28. Акафист Пресвятой Богородице, икос 6-й.

29. Канон Лазаревой субботы, ирмос 9-й песни.

30. Канон Воскресный, глас 1-й, ирмос 9-й песни.

31. Канон Воскресный, глас 4-й, песнь 8-я.

32. Акафист Иверской иконе Божией Матери.

33. Произнесено 17(30) октября 1916 года во Владикавказском кафедральном соборе. (ВлЕВ. 1916. № 21. С. 895–899.)

34. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 19 октября 1903 года. (ОЕВ. 1903. № 21. С. 721–722.)

35. Кондак апостолу Фаддею.

36. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе 16 октября 1916 года. (ВлЕВ. 1916. № 22. С. 917–921.)

37. Произнесено в Свято-Духовском кафедральном соборе 21 октября 1903 года. (ОЕВ. 1903. № 21. С. 723–727.)

38. См. «Церковные ведомости». 1903 г. № 41. С. 1586.

39. «Приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься» (Откр. 2, 5).

40. Ср. энциклику папы Пия Х.

41. Произнесено в Петрозаводской тюремной церкви 24 октября 1903 года. (ОЕВ. 1903. № 21. С. 727–731.)

42. Канон молебный ко Пресвятой Богородице, песнь 1-я.

43. Тропарь Богородице.

44. Канон благодарный ко Пресвятой Богородице, песнь 9-я.

45. Канон молебный ко Пресвятой Богородице, стихира по 6-й песне, песни 1-я и 9-я.

46. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе 23 октября 1916 года. (ВлЕВ. 1916. № 23. С. 953–958.)

47. Произнесено в семинарской церкви. (УЕВ. 1902. №№ 13.24. С. 1612–1615.)

48. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе 30 октября 1916 года. (ВлЕВ. 1917. № 4. С. 128–133.)

49. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе 6 ноября 1916 года. (ВлЕВ. 1917. № 3. С. 108–112.)

50. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 8 ноября 1904 года. (ОЕВ. 1904. № 22. С. 677–680.)

51. Песнопения и молитва священника на Божественной литургии.

52. Ср. слово еп. Муромского Никона к воинам: «Господи сил! С нами буди!»

53. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе 8 ноября 1916 года. (ВлЕВ. 1917. № 3. С. 103.107.)

54. Акафист Успению Пресвятой Богородицы, икос 3-й.

55. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе 14 ноября 1916 года. (ВлЕВ. 1916. № 23. С. 958.962.)

56. Ирмос Воскресного канона 2-го гласа, песнь 3-я.

57. Канон Великий Андрея Критского, песнь 1-я.

58. Канон праздника, песнь 4-я.

59. Произнесено в архиерейской церкви г. Житомира 21 ноября 1915 года. (ВЕВ. 1915. № 48–49. С. 702–704.)

60. Стихиры праздника на «Хвалитех».

61. Канон 1-й праздника Рождества Христова, ирмос 4-й песни.

62. Крин лилия.

63. Канон праздника 1-й, песнь 1-я.

64. Октоих. Богородичен, 2-й глас.

65. Канон праздника 1-й, ирмос 9-й песни.

66. Великое повечерие, молитва Манассии.

67. Служба Великой Среды, стихиры на стиховне.

68. Последование ко Святому Причащению, молитва 7-я Симеона Нового Богослова.

69. Канон праздника 1-й, песнь 3-я.

70. Канон 1-й праздника Рождества Христова, ирмос 1-й песни.

71. УЕВ. 1902. № 13–24. С. 1132–1134.

72. Произнесено в церкви Олонецкой мужской гимназии 23 ноября 1904 года. (ОЕВ. 1904. № 23. С. 713–717.)

73. Исторический Вестник. 1904 г. Февр., с. 542, воспоминания В. В. Т-вой , О. Починовской.

74. Последние беседы Н. С. Лескова. Очерк А. И. Фаресова. Приложение к «Ниве» за 1904 г., № 6.

75. Произнесено в архиерейской церкви г. Житомира 22 ноября 1915 года. (ВЕВ. 1915. № 48–49. С. 704–705.)

76. Песнопение Божественной литургии.

77. Акафист Иисусу Сладчайшему, икос 4-й.

78. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе. (ВлЕВ. 1917. № 1. С. 27–32.)

79. Тропарь общий исповеднику.

80. Акафист Успению Пресвятой Богородицы, икос 8-й.

81. УЕВ. 1902.

82. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе. (ВлЕВ. 1917. № 1. С. 32–36.)

83. Последование ко Святому Причащению, молитва 2-я Иоанна Златоустого.

84. Кондак священномученику Игнатию Богоносцу.

85. Из службы священномученику Игнатию Богоносцу.

86. Тропарь Рождеству Христову.

87. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 25 декабря 1905 года. (ОЕВ. 1906. № 1. С. 5–10.)

88. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 25 декабря 1906 года. (ОЕВ. 1907. № 1. С. 17.19.)

89. Акафист Иисусу Сладчайшему, кондак 8-й.

90. Канон 2-й праздника Рождества Христова, ирмос 5-й песни.

91. ВЕВ. 1915. № 51. С. 736–737.

92. Канон 2-й праздника Рождества Христова, ирмос 3-й песни.

93. ВЕВ. 1915. № 52. С. 756–757.

94. Кондак праздника.

95. Стихира Великой вечерни праздника на «Господи, воззвах».

96. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 1 января 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 2. С. 63–65.)

97. Тропарь свт. Василию Великому.

98. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 2 января 1905 года. (ОЕВ. 1906. № 2. С. 65–67.)

99. Произнесено во Владикавказском Кафедральном соборе 5 январе 1917 года. (ВлЕВ. 1917. № 1–2. С. 66–70.)

100. УЕВ. 1902.

101. ВЕВ. 1915. № 52. С. 757–758.

102. Тропарь праздника.

103. Канон праздника 2-й, ирмос 4-й песни.

104. Канон праздника 2-й, песнь 7-я.

105. Канон праздника 2-й, ирмос 5-й песни.

106. УЕВ. 1902

107. Произнесено в церкви Олонецкого епархиального женского училища 2 февраля 1907 года. (ОЕВ. 1907. № 4. С. 98–100.)

108. Стихиры праздника на «Господи, воззвах».

109. Канон праздника, припев 9-й песни.

110. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе 2 февраля 1917 года. (ВлЕВ. 1917. № 4. С. 133–138.)

111. Канон праздника, песнь 9-я.

112. Канон праздника, песнь 7-я.

113. Стихира праздника на «Господи, воззвах».

114. Стихира праздника на стиховне.

115. Канон праздника, припев 9-й песни.

116. Кондак праздника.

117. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 22 января 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 3. С. 105–108.)

118. УЕВ. 1902.

119. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 29 января 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 3. С. 108–111.)

120. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе 5 февраля 1917 года. (ВлЕВ. 1917. № 5. С. 152–157.)

121. Кондак прп. Ефрему Сирину.

122. УЕВ. 1902.

123. ОЕВ. 1903. № 5. С. 158–160.

124. УЕВ. 1902.

125. Произнесено в церкви Минской Духовной семинарии. (УЕВ. 1902.)

126. Произнесено во Владикавказском кафедральном соборе 19 февраля 1917 года. (ВлЕВ. 1917. № 6. С. 158–162.)

127. Песнопение Божественной литургии.

128. ОЕВ. 1903. № 5. С. 160–161.

129. Произнесено в семинарской церкви. (ОЕВ. 1903. № 6. С. 187–190.)

130. Произнесено при последнем служении во Владикавказском кафедральном соборе 26 февраля 1917 года. (ВлЕВ. 1917. № 15. С. 189–194.)

131. В Неделю Пятидесятницы 2-й канон, ирмос 1-й песни.

132. Канон Великий прп. Андрея Критского, песнь 8-я понедельника.

133. Канон Великий прп. Андрея Критского, песнь 2-я вторника.

134. УЕВ. 1902.

135. УЕВ. 1902. № 7. С. 432–434.

136. ОЕВ. 1903. № 6. С. 190–193.

137. УЕВ. 1902. № 7. С. 430–431.

138. Произнесено в семинарской церкви. (ОЕВ. 1903. № 7. С. 225–229.)

139. См. «Странник», февраль, с. 332.

140. Ср. доклад Тернавцева «Русская Церковь пред великою задачею», где говорится об особом типе благочестия и служения «неверующей» интеллигенции.

141. Мережковский, «Миссионерское обозрение», 1903 г., № 3, стр. 401.

142. Творения т. V, 106–107.

143. Имеется в виду прп. Иоанн Лествичник, празднование которого совершается в 4-ю Неделю Великого поста.

144. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 12 марта 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 7. С. 273–276.)

145. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 19 марта 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 7. С. 276–278.)

146. «Церковный голос», 1906 г. № 9, с. 267.

147. Слово на 19-е февраля 1906 г., см. журн. «Вера и Церковь» за 1906 г., кн. 2-я, с. 181.

148. Приложение к № 8 ОЕВ. 1907. С. 1.2.

149. Канон прп. Марии Египетской.

150. Произнесено в церкви епархиального женского училища в г. Петрозаводске 30 марта 1908 года. (Приложение к № 8 неофиц. отд. ОЕВ. 1908. С. 1–2.)

151. УЕВ. 1902.

152. Предложено в виде беседы в Братском доме вечером в день Благовещения. (ОЕВ. 1903. № 7. С. 229–235.)

153. Стихиры праздника на «Господи, воззвах».

154. Канон праздника, песнь 5-я.

155. Акафист Пресвятой Богородице, икос 2-й.

156. Стихира праздника на «Господи, воззвах».

157. Стихира праздника на стиховне.

158. Стихира праздника на литии.

159. Стихира праздника на «Господи, воззвах».

160. Акафист Пресвятой Богородице, кондак 3-й.

161. Стихиры праздника на «Хвалитех».

162. ОЕВ. 1903. №8. С. 263–272

163. Канон праздника, песнь 8.

164. Канон праздника, песнь 8-я.

165. Канон праздника, песни 8-я и 9-я.

166. Канон праздника, песни 8-я и 9-я.

167. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 26 марта 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 8. С. 317–320.)

168. Канон праздника, песнь 1-я.

169. Произнесено в семинарской церкви. (ОЕВ. 1903. № 8. С. 272–275.)

170. Канон праздника, песнь 5-я.

171. Канон праздника, ирмос 5-й песни.

172. Канон Великого Четверга, песнь 9-я.

173. Канон Великого Четверга, ирмос 5-й песни.

174. Канон Великого Четверга, песни 1-я, 6-я, 9-я.

175. Произнесено в кафедральном соборе 26 марта 1904 года. (ОЕВ. 1904. № 7. С. 189–193.)

176. Канон Великой Пятницы, песнь 9-я.

177. «Посему Христос, входя в мир, говорит: жертвы и приношения Ты не восхотел, но тело уготовал Мне»:

178. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 2 апреля 1906 года на утрене. (ОЕВ 1906. № 8. С. 320–321.)

179. Канон праздника, песнь 7-я.

180. Канон праздника, песнь 3-я.

181. ОЕВ. 1903. № 8. С. 275–276.

182. Приложение к № 11 ОЕВ. 1907. С. 1–2.

183. Канон Пасхи, песнь 7-я, икос.

184. Приложение к № 11 ОЕВ. 1907. С. 2–4.

185. Канон 4-й Недели по Пасхе, песнь 1-я.

186. См. службу в Неделю о самаряныне.

187. Канон Пасхи, песнь 9-я.

188. Речь перед молебном, произнесенная в церкви Олонецкой Духовной семинарии. (ОЕВ. 1906. № 9. С. 360–361.)

189. Седален праздника Преполовения.

190. Произнесено в семинарской церкви 8-го мая 1903 года. (ОЕВ. 1903. № 10. С. 346–349.)

191. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 9 марта 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 10. С. 392–394.)

192. УЕВ. 1902.

193. Произнесено в кафедральном соборе при собрании учащихся духовных учебных заведений. (ОЕВ. 1903. № 10. С. 349–352.)

194. ОЕВ. 1907. № 12. С. 297–299.

195. Тропарь апостолу Иоанну Богослову.

196. УЕВ. 1902.

197. Произнесено в Свято-Духовском кафедральном соборе 14 мая 1904 года. (ОЕВ. 1904. № 10. С. 285–289.)

198. Произнесено в Петрозаводском кафедральном соборе 14 мая 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 11. С. 424–428.)

199. См., например, «Церковные вести», № 16, 1906 г., где содержится прямое глумление над отцами Церкви.

200. Газета «ХХ век».

201. Произнесено в церкви мужского Духовного училища. (УЕВ. 1902. № 13. С. 815–817.)

202. Произнесено в церкви мужского Духовного училища. (УЕВ. 1902. № 13. С. 817–819.)

203. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 22 мая 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 12. С. 465–467.)

204. Тропарь святителю Григорию Богослову.

205. Молитва из чинопоследования хиротонии.

206. Стихиры праздника.

207. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 2 июня 1908 года. (ОЕВ. 1908. № 12. С. 263–266.)

208. Канон праздника 2-й, ирмос 5-й песни.

209. Произнесено в семинарской церкви 1 июня 1903 года. (ОЕВ. 1903. № 12. С. 415–418.)

210. Молитва Манассии.

211. Фаммуз – сиро-финикийское божество, по значению сходное с греческим Адонисом, любимцем Венеры.

212. Антифоны воскресные: второй 7-го гласа, первый 2-го гласа.

213. Произнесено в Смоленско-Зосимовой пустыни Владимирской губернии 12 июня 1905 года. (ОЕВ. 1906. № 12. С. 468–470.)

214. УЕВ. 1902.

215. Произнесено в кафедральном соборе. (УЕВ. 1902.)

216. Произнесено в Кладбищенской церкви на Зареке 11 июня 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 13. С. 495–498.)

217. Кондак прп. Виссариону (619 июня).

218. УЕВ. 1902. № 18. С. 1126–1128.

219. «Когда же вошел Иисус в Капернаум, к Нему подошел сотник... Сотник же, отвечая, сказал: Господи! я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой... Иисус удивился и сказал идущим за Ним: истинно говорю вам, и в Израиле не нашел Я такой веры»:

220. УЕВ. 1902. № 20. С.1284–1287.

221. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 13 июля 1908 года во время педагогических курсов для церковных школ. (ОЕВ. 1908. № 15. С. 345–347.)

222. Произнесено 9 июля 1906 года в церкви Олонецкого епархиального женского училища во время педагогических курсов для учителей и учительниц церковных школ. (ОЕВ. 1906. № 14. С. 529–531.)

223. Беседа свт. Иоанна Златоуста 28-я на послание к Римлянам.

224. Произнесено в кафедральном соборе. (УЕВ. 1902. № 13–24. С. 1367–1370.)

225. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной Семинарии 27 июля 1908 года во время педагогических курсов для церковных школ. (ОЕВ. 1908. № 16. С. 359–361.)

226. Из богослужения Страстной седмицы.

227. Произнесено в церкви Олонецкого епархиального женского училища 23 июля 1906 года во время педагогических курсов для учителей и учительниц церковных школ. (ОЕВ. 1906. № 15. С. 573–575.)

228. Вот что, например, говорит об этом архиепископ Волынский Антоний в своем недавно написанном окружном послании к Волынскому духовенству: «Истинное просвещение заключается, вопервых, в том, чтобы знать Господа Иисуса Христа и чтить Его святые слова; во-вторых, в том, чтобы различить добро и зло, в-третьих, в том, чтобы не теряться, не падать духом в несчастии, и, наконец, в том, чтобы не бояться смерти. Тот, кто эти четыре условия просвещения имеет, тот есть истинно мудрец, ибо мы считаем Сократа умнейшим из людей за два условия только, а имеющий все четыре вдвое умнее его. И таков народ наш, хотя и не знающий грамоты, но различающий доброе от злого совершенно так, как учил Господь наш, народ наш, любящий Господа и Его почитающий высшим Учителем жизни. Не так те, которые воспитались на книжках. Хотя они любят говорить, что признают учение Евангелия и чтут Иисуса Христа, но, говоря это, лгут: у них даже язык не поворотится, чтобы назвать Его полным именем, но, подобно Пилату, называют Его либо Иисусом, либо Христом, так и рука их неможет подняться, чтобы положить на себя полный крест, но либо не могут они донести ее до лба, либо опускают, не донеся до левого плеча. Не Господа Иисуса Христа они считают судьею своих действий и мыслей, а сами высокомерно обсуждают Его слова, некоторые одобряют, а некоторые отвергают, и тем снова восхищают своим душам Пилатово место... Господь велел взирать на жизнь, как на крест, полагать сокровище своего сердца в жизни будущей, а наше общество даже детей воспитывает в чисто эпикурейском отношении к жизни, как к чаше наслаждений, и именно на этом взгляде устанавливается и вожделенный сынам его «правовой порядок», и вся борьба сословий и политических направлений, и особенно учение социал-демократов... Скажите теперь, кто темный язычник: народ ли – смиренный и убежденный крестоносец или те, которые смеются над его невежеством и стараются вырвать из его сердца это сокровище христианского света и заменить своим языческим суемудрием?» (ВЕВ. 1906. № 20).

229. Произнесено в Петропавловском соборе г. Петрозаводска 24 июня 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 13. С. 499–501.)

230. Например, Крестовоздвиженское Трудовое Братство Н. Н. Неплюева. В устроении трудовых братств на основе веры и любви Христовой Н. Н. Неплюев и видит именно осуществление призыва «сотворить достойные плоды покаяния». «Покайтеся, братья-христиане!.. Смирите жизнь свою до жизни по вере, действующей любовию, до нелицемерного братства жизни и труда!.. Стройте ковчеги христианских оазисов, христианских трудовых братств! Да будут такими ковчегами мира, порядка и мирного благоденствия все христианские приходы, целые Церкви поместные, целые христианские государства!.. Светильники многих Церквей поместных потухают и колеблются на основаниях своих, потому что перестали признавать основанием своим краеугольный камень Живого Христа... отвергли Его верховный завет братолюбия... Покаемся и сотворим достойные плоды покаяния!» («Церковный Голос». 1906 г. № 22. «Воззвание ко всем христианам» Н. Неплюева).

231. Произнесено в кафедральном соборе. (УЕВ. 1902. № 15. С. 945–949.)

232. УЕВ. 1902.

233. Произнесено в церкви Олонецкой Духовной семинарии 20 июля 1908 года во время педагогических курсов для церковных школ. (Приложение к № 17 ОЕВ. 1908. С. 1–3.)

234. Произнесено в церкви епархиального женского училища в г. Петрозаводске 22 июля 1906 года во время педагогических курсов для учащих церковных школ. (ОЕВ. 1906. № 15. С. 571–573.)

235. Икос Пасхальной утрени.

236. Тропарь мученице общий.

237. Кондак прмц. Февронии.

238. Произнесено в Петрозаводском Свято-Духовском кафедральном соборе 22 июля 1908 года в присутствии слушательниц педагогических курсов. (ОЕВ. 1908. № 17. С. 379–380.)

239. Произнесено в кладбищенской Крестовоздвиженской церкви г. Петрозаводска 6 августа 1906 года. (ОЕВ. 1906. № 16. С. 586–589.)

240. Канон праздника 2-й, песнь 9-я.

241. Икос праздника.

242. Тропарь праздника.

243. Кондак праздника.

244. Из богослужения праздника.

245. Тропарь праздника.

246. Канон праздника 2-й, песнь 8-я.

247. ВЕВ. 1915.

248. Произнесено в кафедральном соборе. (УЕВ. 1902. № 13–24. С. 1371–1374.)

249. Произнесено в церкви Олонецкого епархиального женского училища 31 августа 1908 года. (Приложение к № 18 ОЕВ. 1908. С. 1–2.)

250. Произнесено 7 сентября 1908 года в церкви Олонецкой Духовной семинарии. (ОЕВ. 1908. № 19. С. 429–431.)

251. Усекновение главы Иоанна Предтечи, кондак праздника.

252. Произнесено 26 августа 1907 г. в Братском Назарьевском Доме г. Петрозаводска. (ОЕВ. 1907. № 18. С. 467–469.)

253. УЕВ. 1902. № 13–24. С. 1129–1131.

254. Кондак праздника.

255. Произнесено в станице Новопавловской Терской области 24-го ноября 1916 года. (ВлЕВ. 1916. № 24. С. 996–1000.)

256. Канон Великий Андрея Критского.

Комментарии для сайта Cackle