[Книги удалена по требованию правообладателей.]
Эрих Фромм — выдающийся психолог, социолог, философ, переживший нацизм, две мировые войны и холодную войну, угрожавшей гибелью всего мира. Всё это, однако, толкнуло Фромма не к пессимизму, а к активации всех мощностей современных психологии, социологии, а главное — к активации иудеохристианской традиции. Как и для ранних христиан для Фромма принципиальна оппозиция пути жизни и пути смерти — «биофилии» и «некрофилии», любви к жизни и влечении к смерти, пророческой этики и идолопоклонства. Вооруженное всеми достижениями научно-технического прогресса современное человечество духовно, однако, находится в состоянии идолопоклонства, в плену идолов войны, государства, нации и пр. и пр. Это может привести всех нас к гибели, если мы не сможем вспомнить иудеохристианское послание о зле идолопоклонства. С таких позиций он пишет три книги, которые здесь расположены: «Да победит разум! Исследование о фактах и вымыслах во внешней политике» [корректный перевод: «Может ли человек преобладать?»] посвящена духовным, психологическим и социологическим способам предотвратить войну; «О неповиновении и другие эссе» — продолжает эту тематику и выходит и на ряд других тем; сборник «Ради любви к жизни» заключает ряд эссе о духовной опустошенности современного общества, происхождении агрессии, актуальности библейских пророков и пр. Цитаты:
«Поистине нет большего различия между людьми, чем различие между теми, кто любит жизнь, и теми, кто любит смерть. Такая любовь к смерти — исключительно человеческое приобретение. Человек — единственное животное, способное скучать, он единственное животное, способное любить смерть. В то время как импотент (я не имею в виду сексуальную импотенцию) не может создать жизни, он может ее уничтожить и тем самым выйти за пределы жизни. Любовь к смерти среди живых — крайнее извращение. Есть истинные некрофилы, и они приветствуют войну и приближают ее, хотя по большей части не осознают своей мотивации и рационализируют свои желания, считая их служащими жизни, чести, свободе. Они, возможно, составляют меньшинство, но есть много людей, которые никогда не делали выбора между жизнью и смертью и которые нашли убежище в бизнесе, чтобы скрыть это. Они не приветствуют уничтожение, но не приветствуют и жизнь. Они лишены радости жизни, которая неизбежно яростно противилась бы войне.
Гёте однажды сказал, что самое глубокое различие между разными историческими периодами заключается в вере и неверии, и добавил, что все эпохи, в которые доминирует вера, — блестящие, вдохновляющие, плодотворные, в то время как те, в которые доминирует неверие, исчезают, потому что никто не хочет посвятить себя бесплодным делам. Гёте говорил о вере как о глубоко укорененной любви к жизни. Культуры, которые создают условия для любви к жизни, это также культуры веры; те, которые не могут породить такой любви, не порождают и веры.
Функция пророка — показывать реальность, показывать альтернативы и протестовать; его функция — громко воззвать, пробудить человека от его привычного полусонного состояния. Пророки в человеческой истории появляются с перерывами. Они умирают, оставив свое послание. Послание воспринимается миллионами, становится для них дорогим. Именно в этом кроется причина того, что идея начинает эксплуатироваться другими, теми, кто пользуется привязанностью к ней людей, для собственных целей: возможности властвовать, контролировать. Назовем людей, которые используют высказанные пророками идеи, жрецами. Пророки живут в соответствии со своими идеями. Жрецы отправляют обряды для людей, которых идеи привлекают. Идея теряет свою жизненность, превращается в формулу. Жрецы объявляют, что очень важно, как идея формулируется; естественно, формулировка всегда становится важной, когда чувство умерло: как иначе контролировать людей, контролировать их мысли, если не с помощью «правильной» формулировки? Жрецы используют идею, чтобы организовать людей, чтобы управлять ими с помощью ее должного выражения, а когда в достаточной мере заглушат их чувства, объявляют, что человек неспособен сознательно направлять собственную жизнь и что они, жрецы, действуют из чувства долга и даже из сострадания, руководя людьми, которые, предоставленные самим себе, боятся свободы. Верно, что не все жрецы действуют таким образом, но большинство поступает именно так, особенно те, кто обладает властью.
После длившегося почти тысячу лет — от начала феодализации Римской империи до позднего Средневековья — процесса, в ходе которого европейский континент был пропитан христианством, Европа породила новую культуру. Этот новый период породил также и новую надежду на улучшение и даже усовершенствование человека. Надежда на совершенствование человека, на его способность построить «доброе общество» — одна из самых характерных и уникальных черт западного мышления. Эту же надежду питали пророки Ветхого Завета.
Мы до сих пор поклоняемся идолам. Мы не называем их Ваалом или Астартой [12], но мы поклоняемся нашим идолам под другими именами. Технически и интеллектуально мы живем в атомную эпоху; эмоционально же мы до сих пор находимся в каменном веке. Мы считаем себя выше ацтеков, которые отмечали свои праздники массовыми — до 20 тысяч — человеческими жертвоприношениями богам, полагая, что это позволит поддерживать правильное развитие вселенной. Мы приносим в жертву миллионы людей ради самых разнообразных «благородных» целей и этим оправдываем любую бойню. Факты остаются теми же, меняется лишь их рационализация. Человек, невзирая на весь интеллектуальный и технический прогресс, все еще привержен идолопоклонничеству в отношении кровных уз, собственности и учреждений. Разумом человека до сих пор управляют иррациональные страсти. Человек до сих пор не прочувствовал и не осознал, что значит быть по-настоящему человеком. Мы до сих пор пользуемся двойными стандартами ценностей для суждений о себе и о представителях других групп. Нет ничего удивительного и тем более обескураживающего в том, что мы до сих пор не достигли зрелости. Тем, кто верит в способность человека стать таким, каким он должен быть, не было бы нужды тревожиться, если бы этот разрыв между эмоциональным и интеллектуальным не имел места на фоне такого технического развития, которое угрожает нам вымиранием или впадением в новое варварство. На этот раз спасти нас может лишь фундаментальное и адекватное изменение.
Наше нынешнее мышление служит симптомом застарелого, глубоко укоренившегося в подсознании пораженчества, отсутствия веры в те ценности, которые мы провозглашаем. Мы прикрываем свое пораженчество, распространяя ненависть.
Самое главное сегодня — это сохранить наш мир, но для того чтобы его сохранить, необходимо сделать некоторые изменения, а для того чтобы сделать эти изменения, надо понять и предвосхитить исторические тенденции.
Все люди доброй воли или, лучше сказать, все, кто любит жизнь, должны образовать единый фронт борьбы за выживание, за продолжение жизни и цивилизации. При всем научном и техническом прогрессе, достигнутом человечеством, оно вполне в состоянии решить проблему голода и нищеты, может позволить себе поиск решений в самых разных направлениях. Есть только одна вещь, которую человек не может себе позволить, — продолжать готовиться к войне, которая на этот раз не приведет ни к чему, кроме вселенской катастрофы. Пока еще у нас есть время для того, чтобы предугадать следующий виток исторического развития и, соответственно, изменить наш курс. Но если мы промедлим, то потеряем инициативу, и порожденные нами обстоятельства, учреждения и оружие возьмут верх и решат нашу судьбу.
Сегодня пророки чрезвычайно актуальны. Они нужны потому, что, как я указывал раньше, выбор, с которым мы сталкиваемся сегодня, является абсолютно таким же, как и для людей во времена пророков. Нам нужно действительно прочитать пророков. Это чрезвычайно полезное и, я бы сказал, чрезвычайно волнующее чтение. Они могут рассказать нам о современном мире гораздо больше, чем многие программы новостей, которые претендуют на истинность и показывают нам настоящее таким, какое оно есть, но отнюдь не освещают его. В чем заключалась мессианская идея пророков? С ее помощью должен был быть создан новый мир, который был бы чем-то большим, чем просто отсутствие войны. Это было бы государство солидарности и гармонии между отдельными людьми, нациями, полами, человеком и природой. В этом государстве, говорили пророки, человека не будут учить бояться. Мы слишком легко забываем, что агрессия есть последствие нашего страха. Нас учат бояться на каждой стадии развития, не доверять другим, ожидать худшего. Пророки достаточно резко говорили, что агрессия исчезнет, только когда исчезнет страх. И это подходит под их концепцию мессианского века. В их глазах это будет время изобилия, когда стол будет накрыт для каждого, кто хочет есть, для любого, кто имеет право сесть за этот стол и разделить пищу с другими людьми. Другой характеристикой мессианского века, каким его видели пророки, был мир и гармония среди людей. Люди будут свободны от жадности, ревности и конфликтов между собой и природой, и у их жизни появятся другая цель и новые задачи. Они перестанут приобретать. Соединение всех этих истинно человеческих потребностей и создает ту проблему, которая всегда будет с нами, всегда будет открытой для решения. Основная задача пророков состояла в познании Бога во всем его многообразии. Или, если выражать эту идею нетеологическими терминами, они считали, что человек должен, главным образом, развивать свою духовность, свои чувства в полной мере; он должен быть свободным и сконцентрированным, он должен стать тем, чем только и может стать человек».