«О поэтах и поэзии. Гёльдерлин. Рильке. Тракль» — три статьи Хайдеггера: «Гёльдерлин и сущность поэзии», «Нужны ли поэты?», «Язык поэмы». Один из главных философов за всю мировую историю дает образцовое толкование поэзии. Но не только этим замечательны эти тексты, особенно «Нужны ли поэты?». Это принципиально важный текст для понимания религиозной и одновременно — социальной философии Хайдеггера.
Современная эпоха, по Хайдеггеру, есть мировая ночь, откуда ушли старые боги и не пришли новые. День богов закончился вечером Христа, ныне же нет и Христа (то есть Христос запустил процесс обезбоживания). Мировая ночь, время скудости и убогости характеризуется поставом: техникой, производственно-потребительским процессом, товаром, тотальным государством, рынком, научным дискурсом, исключающим благоговение, поэзию и пр. Иными словами то, что на метафизическом уровне являет себя как мировая ночь безбожия, на эмпирическом уровне предстает капитализмом. Принципиально, что наша экзистенциальная бедность есть бедность не только ушедших богов, но и бедность еще не пришедшего бога. Мировая ночь есть наша судьба, судьба самого бытия, где возможен «поворот» (новый бог, обретение бытия, преодоление капитализма — так прямо Хайдеггер не говорит, но логика его текста такова): поворот, преодолевающий и мировую ночь безбожия, и постав. Цитаты:
«“…Да и нужны ли поэты в скудную эту эпоху?” Слово “эпоха” означает тот возраст, ту эпоху мира, к которой мы сами еще принадлежны. Для исторического опыта Гёльдерлина явление и жертвенная смерть Христа явились концом дня богов. Наступал вечер. С тех пор как “единая троица”, Геракл, Дионис и Христос, покинули мир, вечер мировой эпохи клонится в ночи. Мировая ночь ширит свой мрак. Характерная особенность этой эпохи мира — отсутствие Бога, “зияние Бога”. Тем не менее познанное Гёльдерлином отсутствие Бога не оспаривает дальнейшее существование христианского отношения к Богу у отдельного лица и у церкви, равно как не пренебрегает этим отношением. Отсутствие Бога означает, что больше ни один бог не собирает вокруг себя зримо и бесспорно людей и вещи и не выстраивает из этого собрания мировую историю и человеческое в ней пребывание. Но в отсутствии Бога дает о себе знать еще и нечто худшее. Не просто и не только боги сбежали, но в мировой истории угасло само божественное сияние. Время ночи мира — это скудное, жалкое, убогое время, ибо и становится оно всё более скудным и смутным. Стало оно уже настолько оскудевшим, что не может, не в состоянии замечать отсутствия Бога в качестве отсутствия».
«Долго тянется скудно-бедственное время мировой ночи. Достаточно долго ему добираться даже до ее середины. В полночь этой ночи скудость времени наибольшая. Тогда бедствующее время не в состоянии познавать даже свою убогость и скудость. Эта неспособность, когда даже скудость скудного оказывается во мраке, и есть абсолютная этого времени убогость. Эта убогая скудость будет еще и тем совершенно омрачена, что будет являться всего лишь как потребность, жаждущая быть удовлетворенной. Тем не менее мировую ночь следует мыслить как судьбу, свершающуюся по эту сторону пессимизма и оптимизма. Вероятно, мировая ночь приближается сейчас к своей середине. Вероятно, мировая эпоха окончательно превратилась в скудное, убогое время. Но быть может и нет, быть может еще не вполне, несмотря на немыслимую нужду, несмотря на все страдания, несмотря на безымянность страдания, несмотря на разрастающееся беспокойство, несмотря на усиливающиеся замешательство и смятение. Долго это время, ибо даже ужас, годный сам по себе в качестве основания для поворота, еще бессилен, пока не произойдет поворота самих смертных. Но смертные свершат поворот, только если увидят в нем свою собственную сущность».
«На место того, чем когда-то видимое глазу мировое содержание вещей одаривало изнутри себя, всё быстрее, решительней и окончательней проталкивает себя предметность технического господства над землей. Это господство не только формирует (наставляет) всё сущее в качестве изготовляемого (выставляемого) в процессе производства, но и заставляет продуктами производства весь рынок. Человечность человека и вещность вещей растворяются внутри этого победительного, устремленного-к-успеху производства (выставления) в рассчитанной рыночной стоимости рынка, который в качестве мирового рынка не только охватывает всю землю, но в качестве воли к волению торгуется в существе бытия и таким образом приводит всё сущее к деятельности расчета, господствующего всего упорнее там, где числа не нужны».