Книга Льва Карсавина о том, кто стоял на границе Средних веков и Нового времени, о том, вокруг которого образовался весьма стойкий многовековой миф — о Джордано Бруно, его жизни, учении и его эпохе. Карсавин пишет:
«Абсолютная правда и необходимость могучего связью с Божеством устремления в себя и мир, их взаимоутверждения и взаимоотрицания в разумности, превозмогаемой Богобытием, — такова поставленная, но не выполненная Возрождением задача. В области философствования как знания и жизни это и есть Бруно и его система. Непреходящее значение ноланской философии вовсе не в том, что через нее завоевания средневековой мысли переходили в современность. Здесь Бруно не один и не ему, пожалуй, принадлежит первое место. И не в решении поставленных схоластикою проблем значение Бруно: тут он только ученик Николая Кузанского, самый выдающийся, правда, но все же стоящий ниже своего учителя. Наконец, и не в том оно, что в философствовании Бруно полнее и ярче всплывает реальность, обосновываемая им хуже, чем Кузанцем: XVII, XVIII и XIX века подойдут к реальности ближе и проникнут в нее глубже. Душа ноланской философии — героический восторг как теоретическое и практическое основание мышления и жизни. В пафосе низвергающегося в мир и сливающегося с ним в сознании своего исконного с ним единства духа, во все заполняющем чувстве единства с Божеством и божественности мира — философский и жизненный подвиг Ноланца. Он не объемлет Всеединство, а в нем мир спокойно-вдохновенным созерцанием, словно в гармоничных и величавых звуках органа, как его учитель; не к Божеству стремится от мира, дорогого уже и близкого, как пантеизирующие философы XIX века, но полным напряжения и энергии порывом стремится объять бесконечную Вселенную в бесконечном Божестве. И величие задачи возвышает суету его жизни до высоты трагедии, в которой неумолимая закономерность эксплицитного мира осуществляет свободную мечту философа и пламя вечного костра освобождает бессмертную душу».
