Легенда о Китеже дошла до нас в литературной обработке старообрядцев: «Книга глаголемая летописец» в своем окончательном виде сложилась во второй половине XVIII в. в среде одного из толков старообрядцев-беспоповцев — бегунов. Но обе составные части памятника, достаточно обособленные и самостоятельные, уводят в XVII в. При этом в первой части, повествующей о князе Георгии Всеволодовиче, убиении его Батыем и разорении Китежа, отразились предания, восходящие ко временам Батыева нашествия.
Как ни легендарно сказание и как далеко не верны приводимые исторические даты, в основу его легли действительные события. «Святой благоверный и великий князь Георгий Всеволодович»— это великий князь владимирский и суздальский Георгий II Всеволодович, сражавшийся с войском Батыя и сложивший голову в неравной битве на р. Сити. Связь Малого Китежа (Городца) с именем Георгия Всеволодовича имеет вполне историческую подоплеку: с 1216 по 1219 г. (до занятия Владимирского стола) князь отъезжал туда на удел; в 1237 г., когда полчища Батыя подступили ко Владимиру, Георгий Всеволодович ушел в Ярославскую землю, в пределах которой и находились оба города — Большой и Малый Китежи и где состоялась проигранная русскими битва.
Конечно, легендарный образ князя не вполне идентичен историческому. Георгию Всеволодовичу придана вымышленная родословная: он ведет свой род от святого князя Владимира и приходится сыном святому Всеволоду Мстиславичу Новгородскому. Эта придуманная генеалогия, не соответствующая действительной родословной князя Георгия, усиливает мотив святости — ведущий мотив легенды.
Вторая часть «Книги глаголемой летописец» — «Повестъ и взыскание о граде сокровенном Китеже» — лишена всякого исторического фона, она принадлежит к типу легендарно-апокрифических памятников, трактующих о земном рае. Образ «сокровенного» града Китежа стоит где-то посредине между «земным раем» древнейших русских апокрифов и Беловодьем, легендарным счастливым краем, ставшим столь популярным среди русских крестьян в XVIII в.
Текст публикуется по списку
Подготовка текста, перевод и комментарии Н. В. Понырко. Источник: http://www.pushkinskijdom.ru
По мимо "Легенды" размещено либретто оперы Римского-Корсакова "Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии"
КНИГА, НАЗЫВАЕМАЯ ЛЕТОПИСЕЦ, НАПИСАНА В ГОД 6646 (1237) СЕНТЯБРЯ В ПЯТЫЙ ДЕНЬ
Был сей святой благоверный и великий князь Георгий Всеволодович сыном святого благоверного и великого князя Всеволода, псковского чудотворца, что во святом крещении наречен был Гавриилом. Сей святой благоверный и великий князь Всеволод приходился сыном великому князю Мстиславу, внуком же святому и равноапостольному великому князю Владимиру Киевскому, самодержцу Русской земли. Святой же благоверный и великий князь Георгий Всеволодович — правнук святого благоверного и великого князя Владимира.
А святой благоверный князь Всеволод сначала княжил в Великом Новгороде. Но в свое время возроптали новгородцы на него и решили сами промеж себя: князь наш, некрещеный, владеет нами, крещеными. И сотворили совет, и пришли к нему, и изгнали вон. Он же пришел в Киев к дяде своему Ярополку и сказал ему все, за что изгнан был новгородцами. А тот, узнав об этом, дал ему <во владение> Вышгород. И здесь уже умоляли его псковичи княжить у них, и он пришел к ним в город Псков. И по некотором времени воспринял благодать святого крещения, и наречен был во святом крещении Гавриилом. И пребывал в великом пощении и воздержании, а спустя один год в вечный покой отошел, 6671 (1163) года, месяца февраля в одиннадцатый день. И погребен был сыном своим, благоверным и великим князем Георгием. И были чудеса многие от святых мощей его во славу и хвалу Христу, Богу нашему, и всем святым. Аминь.
Сей святой благоверный князь Георгий Всеволодович по преставлении отца своего благоверного князя Всеволода, нареченного во святом крещении Гавриилом, остался на месте его по мольбе псковичей. Было же это в 6671 (1163) году. Изволил святой благоверный и великий князь Георгий Всеволодович поехать к благоверному князю Михаилу Черниговскому. И когда пришел к благоверному князю Михаилу благоверный и великий князь Георгий, то поклонился благоверному князю Михаилу и сказал ему: «Здрав будь, благоверный и великий князь Михаил, на многие лета, сияя благочестием и верою Христовою, во всем ты уподобился прадедам нашим и прабабке нашей, благоверной великой княгине, христолюбивой Ольге, которая обрела самое дорогое и великое сокровище — Христа и веру его святых пророков и апостолов и святых отцов, и благоверному христолюбивому царю и равноапостольному прадеду нашему царю Константину». И сказал ему благоверный князь Михаил: «Здрав будь и ты, благоверный и великий князь Георгий Всеволодович, пришел ты ко мне с благим советом и независтливым оком. Ведь что приобрел из-за зависти к дедам нашим Святополк, который возжелал власти и убил братьев своих, благоверных и великих князей! Бориса повелел копьем пронзить, Глеба же ножом заколоть, в годы княженья их. Ведь обманул он их льстиво по наущению сатаны, будто мать их при смерти. Они же, как незлобивые агнцы, уподобились благому пастырю своему Христу, не стали супротив брата, врага своего. Господь же прославил святых угодников своих, благоверных князей и великих чудотворцев Бориса и Глеба».
И князь Георгий с князем Михаилом дали друг другу целование, и праздновали духовно, и веселилися; и сказал благоверный и великий князь Георгий благоверному князю Михаилу: «Дай мне грамоту, на Руси нашей по укрепленным местам церкви Божий строить и города». И сказал ему благоверный и великий князь Михаил: «Как хочешь, так и созидай церкви Божий во славу и хвалу пресвятому имени Божию. За такое доброе твое соизволение награду примешь в день пришествия Христова».
И пировали они много дней. И когда пожелал благоверный князь Георгий вернуться в свой удел, тогда благоверный князь Михаил повелел грамоту написать и свою руку приложил к грамоте. И когда благоверный князь Георгий поехал во свое отечество и град, тогда благоверный князь Михаил с великою честью отпускал его и провожал. И когда были уже оба князя в пути и поклонились друг другу на прощание, то благоверный князь Михаил дал грамоту. Благоверный же князь Георгий взял грамоту у благоверного князя Михаила и поклонился ему, а тогда и тот в ответ ему.
И поехал <князь Георгий> по городам, и когда приехал в Новгород, повелел строить церковь во имя Успения пресвятой владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии в год 6672 (1164). Из Новгорода поехал во Псков, город свой, где преставился отец его, благоверный князь Всеволод, а во святом крещении Гавриил, новгородский и псковский чудотворец. И поехал из Пскова-града к Москве, и повелел строить церковь во имя Успения пресвятой владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии в год 6672 (1164). И поехал из Москвы в Переславль-Залесский, а из Переславля-града в Ростов-град. В то самое время был в граде Ростове великий князь Андрей Боголюбский. И повелел благоверный князь Георгий в граде том Ростове церковь строить во имя Успения пресвятой владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии в год 6672 (1164), месяца мая в двадцать третий день. Во дни великого князя Георгия начали рвы копать под основание церкви и обрели погребенные мощи святителя Христова Леонтия, епископа ростовского, чудотворца, который обратил в Ростове-граде людей в веру Христову и крестил их от мала и до велика. И возрадовался радостью великою благоверный князь Георгий, и прославил Бога, давшего ему такое многоценное сокровище, и отпел молебен. И повелел ехать Андрею, князю Боголюбскому, в город Муром и строить в городе Муроме церковь во имя Успения пресвятой владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии.
Сам же благоверный и великий князь поехал из города Ростова и приехал в город Ярославль, что на берегу Волги-реки стоит. И сел в струг, и поехал вниз по Волге, и пристал к берегу у Малого Китежа, что на берегу Волги стоит, и отстроил его. И начали молить все люди того города благоверного князя Георгия, чтобы образ чудотворный иконы пресвятой Богородицы Феодоровской перенес к ним в город. И он сделал, как его просили. Начали петь молебен пресвятой Богородице. И когда кончили и хотели образ тот нести в город, то образ не сошел с места того, нисколько не сдвинулся. Благоверный же князь Георгий, увидав произволение пресвятой Богородицы, избравшей здесь место себе, повелел построить на том месте монастырь во имя пресвятой Богородицы Феодоровской.
Сам же благоверный князь Георгий поехал с места того сухим путем, а не по воде. И переехал реку Узолу, и вторую реку, именем Санду, и третью реку переехал, именем Саногту, и четвертую переехал, именем Керженец, и приехал к озеру, именем Светлояру. И увидел место то, необычайно прекрасное и многолюдное. И по умолению его жителей повелел благоверный князь Георгий Всеволодович строить на берегу озера того Светлояра город, именем Большой Китеж, ибо место то было необычайно прекрасно, а на другом берегу озера того была дубовая роща.
И советом и повелением благоверного и великого князя Георгия Всеволодовича начали рвы копать для укрепления места этого. И начали строить церковь во имя Воздвижения честного креста Господня, а вторую церковь — во имя Успения пресвятой владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии, и третью церковь — во имя Благовещения пресвятой владычицы нашей Богородицы и приснодевы Марии. В тех же церквах повелел <князь Георгий> приделы сделать и в честь других праздников Господских и Богородичных. Так же и образы всех святых написать повелел.
И город тот, Большой Китеж, на сто сажен в длину и ширину был, и по первой мере было мало места. И повелел благоверный князь Георгий еще сто сажен прибавить в длину, и стала мера граду тому в длину — двести сажен, а в ширину — сто сажен. А начали город тот каменный строить в год 6673 (1165), месяца мая в первый день, на память святого пророка Иеремии и иже с ним. И строился город тот три года, и построили его в год 6676 (1167), месяца сентября в тридцатый день, на память святого священномученика Григория, епископа Великой Армении.
И поехал в Малый Китеж, что на берегу Волги стоит, благоверный князь Георгий Всеволодович. И по построении городов тех, Малого и Большого, повелел он измерить в поприщах, сколь много они расстояния меж собою имеют. И по повелению благоверного князя Георгия намерили сто поприщ. И благоверный князь Георгий Всеволодович, узнав сие, воздал славу Богу и пресвятой Богородице и повелел также и книгу летописец написать. А сам благоверный и великий князь Георгий Всеволодович повелел всю службу отслужить. И молебен пропев пресвятой Богородице Феодоровской, по совершении службы той отплыл в струге своем в путь свой в прежде упомянутый город свой Псков. Народ провожал его с великой честью, и, попрощавшись с ним, отпустили.
Благоверный же князь Георгий Всеволодович, приехав в город свой, прежде названный Псков, много дней пребывал в молитве, и в посте, и в бдении, и раздал много милостыни нищим, и вдовицам, и сиротам. А по построении городов тех прожил семьдесят пять лет.
Было же в год 6747 (1239). Попущением Божиим, грехов ради наших, пришел на Русь войной нечестивый и безбожный царь Батый. И разорял он города и огнем сжигал их, и церкви Божий тоже разорял и огнем сжигал. Людей же мечу предавал, а малых детей ножом закалывал, младых дев блудом осквернял. И был плач великий.
Благоверный же князь Георгий Всеволодович, слышав обо всем этом, плакал горько. И, помолившись ко Господу и пресвятой Божией Матери, собрал свое воинство, и пошел против нечестивого царя Батыя с воинами своими. И когда вступили в сражение оба воинства, была сеча великая и кровопролитие.
В ту пору у благоверного князя Георгия было мало воинов, и побежал благоверный князь Георгий от нечестивого царя Батыя вниз по Волге в Малый Китеж. И долго сражался благоверный князь Георгий с нечестивым царем Батыем, не пуская его в город свой.
Когда же наступила ночь, тогда благоверный князь Георгий вышел тайно из этого города в Большой град Китеж. Наутро же напал тот нечестивый царь на тот город с воинами своими, приступил приступом и захватил его. И всех людей в городе этом побил и порубил. И, не найдя благоверного князя в городе том, начал мучить одного из жителей, а тот, не вытерпев мук, открыл ему путь. Тот же нечестивый погнался вслед князю. И когда пришел к городу, напал на него со множеством своих воинов и взял тот город Большой Китеж, что на берегу озера Светлояра, и убил благоверного князя Георгия, месяца февраля в четвертый день. И ушел из города того нечестивый тот царь Батый. И после его <ухода> взяли мощи благоверного князя Георгия Всеволодовича.
И после того разорения запустели города те, Малый Китеж, что на берегу Волги стоит, и Большой, что на берегу озера Светлояра.
И невидим будет Большой Китеж вплоть до пришествия Христова, что и в прежние времена бывало, как свидетельствуют жития святых отцов, патерик Монасийский, и патерик Скитский, патерик Азбучный, и патерик Иерусалимский, и патерик Святой Горы; а эти святые книги, в которых писаны жития святых отцов, согласны в том, что сокровенная обитель не едина, но есть много монастырей, и в тех монастырях многое множество святых отцов, точно звезд небесных, просиявших житием своим. Как песка морского невозможно счесть, так и невозможно все письменно изложить и все описать. Именно о них, провидя Духом Святым, блаженный пророк царь Давыд, удивляясь, вопиет Духом Святым, в богодухновенной книге своей Псалтыри говорит: «Праведник, как пальма, цветет и, как кедр ливанский, возвышается; насажденные в доме Господнем, они цветут во дворах Бога нашего». И еще тот же пророк царь Давыд: «Возвышенны для меня друзья твои, Боже, как велико число их; стану ли исчислять их, но они многочисленнее песка». О них, провидя Духом Святым, блаженный апостол Павел в своем послании говорит, провидя, такое слово к нам обращает: «Скитались в овечьих и козьих шкурах, терпя лишения, скорби, оскорбления, те, которых не был достоин весь мир». То же слово изрек и святой Иоанн Златоуст, в поучении своем говорит он в третью неделю поста. То же слово обращает к нам, провидя, святой Анастасий с горы Синайской. Это же слово апостольское обращает к нам, провидя, и преподобный отец наш Иларион Великий, о святых он пишет: «И так же в последние времена будет: грады и монастыри сокровенные будут, потому что антихрист царствовать начнет в мире. Тогда побегут в горы, и в вертепы, и в пропасти земные». И человеколюбивый Бог не оставит тогда хотящего спастись. Усердием, и умилением, и слезами все получает человек у Бога. Самого Спасителя Божественные уста возвестили в пресвятом Евангелии, что все имущему и хотящему спастись дастся.
И по убиении святого и благоверного и великого князя Георгия Всеволодовича, и по погребении честных мощей его, в год шестой пришел тот царь Батый воевать в русское царство. Пошел же против царя Батыя благоверный князь Михаил Черниговский с боярином своим Феодором. И когда сразились оба воинства, было кровопролитие великое. И убил тот нечестивый царь Батый благоверного и великого князя Михаила Черниговского с боярином Феодором в год 6750 (1241), месяца сентября в двадцатый день. И после убиения благоверного князя Михаила Черниговского через два года убил благоверного князя Меркурия Смоленского тот нечестивый царь Батый в год 7655 (1246), месяца ноября в двадцать четвертый день. И было запустение московского царства, и прочих монастырей, и того града Большого Китежа в год 6756 (1248).
ПОВЕСТЬ И ВЗЫСКАНИЕ О ГРАДЕ СОКРОВЕННОМ КИТЕЖЕ.
Если какой человек обещается истинно идти в него, а не ложно, и от усердия своего поститься начнет, и многие слезы прольет, и пойдет в него, и обещается лучше голодной смертью умереть, а его не покинуть, и иные многие скорби претерпеть и даже смертию умереть, знай, что спасет Бог такового, что каждый шаг его будет известен и записан будет ангелом. Ибо на путь спасения он пошел, как свидетельствуют о том книги, такие, как патерик Скитский. Был некто отец, и обратил он одну блудницу от блуда. Блудница же пошла с ним в монастырь. И пришла ко вратам монастыря того, и умерла. И была спасена. И другая также отошла в пустыню с отцом и умерла. И приняли ангелы душу ее и возвели по лестнице на небо.
Так же и с тем человеком. Если случится и умереть ему,— по Божественному писанию рассудится. Ибо бегун тот духовно подобен спасающемуся от блудницы вавилонской, темной и полной скверны мира сего, о чем святой Иоанн Богослов написал в Откровении, книге своей. О последнем времени говорит он как о жене, сидящей на звере семиглавом, нагой и бесстыдной, в руках же своих она держит чашу, полную всякой скверны и смрада наполненную, и подает ее в мире живущим и любящим это,— в первую очередь патриархам, царям, и князьям, и воеводам, и всяким властителям богатым, и всем людям в мире сем суетном, любящим сладость его.
Тому же, кто хочет и желает спастись, подобает бежать от мира и сладости его, как сказал тот же Иоанн, провидя Духом Святым: жена побежит в пустыню, и змей будет гнаться по следу ее, тот, что совращает с правого пути хотящего жить смиренно и духовно. И тот проклятый змей учит широким и пространным путем ходить, стезею злобы, и сбивает с правого пути, и совращает, и велит жить растленной жизнью, и устрашает по правому пути ходящих.
Но того, кто хочет, и ищет, и желает спасения, того человека очень сильно вразумляет благодать Божия, и помогает ему, и учит, и ведет его на совершенное духовное смиренное житие. Ибо никто никогда и нигде не оставлен был Господом. Когда бы ни призвал его, услышан был им. И когда просит, не получает ли? И того, что ищет, не находит ли у него? Ибо всех приемлет Господь, к нему приходящих, с радостью и всех призывает. Ведь обычно даже силы на небесах не видят лица Божьего. А когда грешник на земле покается, тогда ясно зрят лицо Христово силы все небесные, и открывается слава Божества его, и видят лицо его. Ибо единой ради души грешной кающейся радость бывает на небесах всем силам небесным и всем святым его. А силы — это ангелы и архангелы, херувимы и серафимы, начала, и власти, и господствия. А святые — это вот кто: пророки, и апостолы, и святители, и преподобные, и праведники, мученики, и мученицы, и все святые. Ради покаяния единого грешника бывает радость всем силам небесным и всем святым его.
А не хотящего, не стремящегося, не желающего получить спасение себе не принуждает Господь насильно и неволею. Но по усердию и по произволению сердца все творит Господь человеку. Когда кто нелицемерным умом и верою непоколебимою даст обет и не будет помышлять в себе ни о чем суетном, тогда, если даже и возвратится вспять, не поведав ни отцу, ни матери, ни сестрам, ни братьям, то и такому открывает Господь путь и направляет его в таковое благое и тихое пристанище молитвами преподобных отцов наших, что трудятся день и ночь непрестанно. Молитва их уст, как кадило благоуханное. Молятся они и о хотящих спастись искренним сердцем, а не ложным обетом. И если кто хочет спастись и молится, если кто откуда-нибудь обратится к ним, такового приемлют с радостию как наставляемого Богом.
И хотящему идти в таковое место святое никакого помысла не иметь лукавого и развращенного, смущающего ум и уводящего на сторону мысли того человека, хотящего идти. Крепко остерегайся мыслей злых, стремящихся отлучить от места того. И не помышляй о том да о сем. Такого человека направит Господь на путь спасения. Или извещение придет ему из града того или из монастыря того, что сокрыты оба, град и монастырь. Есть ведь и летописец-книга о монастыре том. К первому слову возвращусь.
Если же пойдет, и сомневаться начнет, и славить везде, то таковому закроет Господь град. И покажется он ему лесом или пустым местом. И ничего таковой не получит, но только труд его всуе будет. И соблазн, и укор, и поношение ему будет за это от Бога. Казнь примет здесь и в будущем веке, осуждение и тьму кромешную за то, что над таковым святым местом надругался, над чудом, явившимся под конец века нашего: стал невидим град подобно тому, как и в прежние времена было много монастырей, сделавшихся невидимыми, об этом было писано в житиях святых отцов, там подробнее прочтешь.
И сей град Большой Китеж невидим стал и оберегаем рукою Божиею,— так под конец века нашего многомятежного и слез достойного покрыл Господь тот град дланию своею. И стал он невидим по молению и прошению тех, кто достойно и праведно к нему припадает, кто не узрит скорби и печали от зверя-антихриста. Только о нас печалуют день и ночь, об отступлении нашем, всего нашего государства московского, ведь антихрист царствует в нем и все его заповеди скверные и нечистые.
О запустении града того рассказывают отцы, а они слышали от прежних отцов, живших после разорения града и сто лет спустя после нечестивого и безбожного царя Батыя. Ибо тот разорил всю ту землю заузольскую и села и деревни огнем пожег. И лесом поросла вся та страна заузольская. И с того времени невидим стал град тот и монастырь.
Сию книгу-летописец мы написали в год 6759 (1251), и утвердили собором, и предали святой Божией церкви на укрепление всем православным христианам, хотящим прочитать или послушать, а не похулить сего божественного писания. Если же какой человек надругается или насмеется над сим, нами завещанным, писанием, да знает таковой, что он не нас похулил, но Бога и пречистую его матерь, владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию. В ком же славится, и величается, и поминается великое имя ее, матери Божией, тех и она соблюдает, и хранит, и покрывает дланию своею, молитву за них сыну своему принося: «Не оставь в презрении моего, о сын любезный, прошения. Ты, кто кровью своею омыл весь мир, помилуй и сих и сохрани и соблюди призывающих имя мое с верою несомненною и чистым сердцем». И потому Господь покрыл их своею рукою, о чем мы и написали, и утвердили, и известили.
И к сему нашему постановлению ни прибавить, ни убавить и никак не изменить, ни единую точку или запятую. Если же кто прибавит или как-нибудь изменит, да будет проклят, по святых отцов преданию, по преданию известивших о сем и утвердивших. Если же кому это кажется неверным, то прочти прежних святых жития и уведай, что было много сего в прежние времена. Слава в Троице славимому Богу и пречистой его Богоматери, соблюдающей и хранящей это место, и всем святым. Аминь.
НИКОЛАЙ АНДРЕЕВИЧ РИМСКИЙ-КОРСАКОВ. СКАЗАНИЕ О НЕВИДИМОМ ГРАДЕ КИТЕЖЕ И ДЕВЕ ФЕВРОНИИ
Опера в четырёх действиях
Либретто В. И. Бельского
Действующие лица
Князь Юрий Всеволодович (бас)
Княжич Всеволод Юрьевич (тенор)
Феврония (сопрано)
Гришка Кутерьма (тенор)
Фёдор Поярок (баритон)
Отрок (меццо-сопрано)
Двое лучших людей (тенор, бас)
Гусляр (бас)
Медведчик (тенор)
Нищий-запевало (баритон)
Бедяй, богатырь татарский (бас)
Бурундай, богатырь татарский (бас)
Сирин, райская птица (сопрано)
Алконост, райская птица (меццо-сопрано)
Княжьи стрельцы, поезжане, домрачи, лучшие люди, нищая братия, народ, татары.
Первое действие происходит в заволжских лесах близ Малого Китежа; второе – в Малом Китеже на Волге; первая картина третьего действия – в Великом Китеже; вторая – у озера Светлаго Яра; первая картина четвёртого действия – в Керженских лесах; вторая – в невидимом граде. Действие происходит в лето от сотворения мира 6751.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
(В заволжских лесах, близ малого Китежа, в глухой чаще стоит истопка малая древолаза. Вокруг дубьё, вязьё да сосны. Поодаль гремячий ключ. Межень лета. Птицы поют, кукушка кукует. Дело к вечеру.)
ФЕВРОНИЯ
(Вяжет пучками травы и развешивает их на солнце.)
Ах ты лес, мой лес, пустыня прекрасная,
ты дубравушка, царство зелёное!
Что родимая мати любезная,
меня с детства растила и пестовала.
Ты ли чадо своё не забавила,
неразумное ты ли не тешила,
днём умильныя песни играючи,
сказки чудные ночью нашёптывая?
Птиц, зверей мне дала во товарищи,
а как вдоволь я с ними натешуся,
нагоняя видения сонные
шумом листьев меня угоманивала.
Ах, спасибо, пустыня, за всё, про всё;
за красу за твою вековечную,
за прохладу порой полудённую,
да за ночку парную, заволожную,
за туманы вечерние, сизые,
по утрам же за росы жемчужныя,
за безмолвье, за думушки долгия,
думы долгия, думы тихия, радостныя.
(Призадумывается.)
Где же вы, дружки любезные,
зверь рыскучий, птица вольная?
Ау, ау! Ау, ау!
С мест укромных собирайтеся,
с зыбких мхов, болот да зарослей.
Много яств про вас запасено,
зёрен, малых мурашиков. Ау!
(Слетается многое множество лесных и болотных птиц и окружают Февронию. Феврония обращается к журавлю.)
Ты, журавль, наш знахарь, долгий нос!
Что ступаешь ты нерадошен?
Али травки не сбираются,
не копаются кореньица?
(Вбегает молодой медведь, ласкается и валяется. Медведя Феврония кормит хлебом.)
Про тебя, медведя, худо бается;
Живодёр ты, по пословице.
Да не верю я напраслине:
Ты велик да смирен вырастешь.
Будут все медведя чествовать,
по дворам водить богатыим,
со домрами да с сопелями
на потеху люду вольному.
(Подходит к дальним кустам. Из ветвей высовывает голову рогатый лось.)
Ты не бойсь зверька косматого,
покажись, мой быстроногий тур!
От зубов от песьих острыих
зажила ли рана лютая?
(Осматривает рану на шее лося. Медведь лежит у её ног; рядом журавль и другие птицы. Из кустов появляется, незаметно для Февронии, княжич Всеволод Юрьевич и столбенеет от изумления. Княжич выходит из кустов. Птицы и звери шарахнулись в разные стороны.)
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(в сторону)
Что за притча, Господи?
Встреча небывалая!
Вот уж, право, невидаль,
чудеса воочию!
ФЕВРОНИЯ
(про себя)
Молодец незнаемый,
объявися, кто таков.
Ловчий, по одёже-то;
по белому личику,
будто королевский сын.
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(про себя)
То не с неба ль светлого
к нам явился на землю
серафим невидимый,
обернувшись девицей?
Али то болотница,
на купавках сидючи,
в тину манит молодца?
Сгинь ты, наваждение,
разойдися облаком –
свято место здешнее.
Сгинь, лесное чудище!
ФЕВРОНИЯ
(Оправляется от смущения, кланяется, говорит просто и приветливо.)
Здравствуй, молодец! Что же? Гостем будь!
Сядь, отведай-ка мёду нашего!
Мёд слезы светлей, а уж сладок как:
горе горькое, да и то пройдёт.
(Выносит хлеб и мёд на деревянном подносе и воду в кувшине.)
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(усталый; садясь)
Недосуг, хозяюшка, сидеть:
приспевают тёмные потёмки.
ФЕВРОНИЯ
Все тропы мне ведомы лесные,
я тебе дорогу покажу.
(вглядываясь)
Скорбен, миленький, ты что-то.
Ай! Ведь рукав-то весь в крови.
Ты ранен?
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Стрелся я с медведем, заблудившись,
уложил ножом, а он рванул по плечу мне.
ФЕВРОНИЯ
Полно, не кручинься!
От единой смерти зелья не бывает.
Я обмою рану дождевой водою,
приложу к кровавой травки придорожной,
алых лепесточков, маковых листочков:
мигом кровь уймётся, лютый жар остынет.
(Княжич Всеволод пьёт воду; Феврония засучивает ему рукав и перевязывает рану.)
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(любуясь Февронией; про себя)
Ты краса ли девичья,
ты коса ль, коса ли тёмная,
где краса сыскалася,
где девичья находилася?
Не в престольном городе,
а в лесах дремучиих,
да не в соболи одетая,
смурой посконью покрытая.
ФЕВРОНИЯ
(отрываясь от дела; про себя)
Что ж ты, рученька, застоялася?
Дело лёгкое занеладилось.
Али боязно стало молодца,
соколиных глаз, смелой удали?
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(к Февронии)
Чья ты, девица, отколь взялася?
Как же ты живёшь одна в пустыне?
ФЕВРОНИЯ
Звать Февронией, живу при брате;
он же древолаз, и нынче лазит
где-нибудь за ярой пчёлкой.
Нет у нас достатка никакого,
а зимою и нужа бывает.
А зато придёт весна в пустыню,
разольются все лузья, болота,
разоденутся кусты, деревья,
запестреет мурава цветами:
стужу зимнюю и не вспомянешь.
Станет лес наш полон чудесами,
то виденьями, то голосами;
запоют все пташечки лесные,
серый дрозд да вдовушка-кукушка;
придут думы вешние да песни,
дивных снов навеет ветерочек...
А какие сны бывают золотые!
И не знаешь, где живёшь взаправду,
где цветы душмяней и алее,
ярче день и солнышко теплее,
в пёстрых снах, аль здесь,
в бобыльской доле.
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Ай же ты прекрасная девица!
Люди старые иначе молвят:
„Снов, мол, лесных боронися крепко;
лжа ведь сон-то, мы же правды ищем“.
ФЕВРОНИЯ
Не суди уж, молодец пригожий,
неучёная ведь я, простая.
Что же ранка-то? Горит гораздо?
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(вставая)
Нет, спасибо, красная девица!
Скорбь от раны будто миновала.
Видно, ты слова такие знаешь,
что и зверь придёт, и кровь уймётся.
(Между тем тени стали длиннее и солнце румянее.)
Ты скажи-ка, красная девица,
ходишь ли молиться в церковь Божью?
ФЕВРОНИЯ
Нет, ходить-то мне далёко, милый,
а и то, ведь Бог-то не везде ли?
Ты вот мыслишь: здесь пустое место,
ан же нет: великая здесь церковь.
Оглянися умными очами.
(благоговейно, как бы видя себя в церкви)
День и ночь у нас служба воскресная.
Днём и ночью темьяны да ладаны;
днём сияет нам солнышко, солнышко ясное,
ночью звёзды как свечки затеплятся.
День и ночь у нас пенье умильное,
что на все голоса ликование,
птицы, звери, дыхание всякое
воспевают прекрасен Господень свет:
„Тебе слава вовек, небо светлое,
Богу-Господу чуден, высок престол!
Та же слава тебе, земля-матушка,
ты для Бога подножие крепкое!“
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(Смотрит на Февронию с изумлением.)
Ай же ты, прекрасная девица,
дивны мне твои простые речи,
все о радости, весельи красном.
Люди старые иначе молвят:
„Не зарись на радости земные,
на земли-то нам скорбеть да плакать“.
И уйти бы мне в пустыню вовсе…
Эх, да удаль-молодость помеха:
Просит молодецкого веселья.
ФЕВРОНИЯ
(очень ласково и проникновенно; взяв его за руку и глядя в очи)
Милый, как без радости прожить,
без веселья красного пробыть?
Посмотри: играют пташки все,
веселится, скачет зверь рыскучий.
Верь, не та спасённая слеза,
что с тоски-кручинушки течёт,
только та спасённая слеза,
что от Божьей радости росится.
И греха, мой милый, ты не бойсь;
всякого возлюбим, как он есть,
тяжкий грешник, праведник ли он:
в каждой душеньке краса Господня.
Всяк, кто стрелся, того Бог прислал;
В скорби он, так он ещё, ещё нужней.
Приласкай, хотя б был лиходей,
радостью небесною обрадуй.
А и сбудется небывалое:
красотою всё разукрасится,
Словно дивный сад, процветёт земля,
И распустятся крины райские.
Прилетят сюда птицы чудныя,
птицы радости, птицы милости,
воспоют в древах гласом ангельским.
А с небес святых звон малиновый,
Из-за облаков несказанный свет.
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(с восторгом)
Исполать, уста сахарные,
таковую мудрость рекшия!
Исполать тебе, дубравушка,
красоты такой кормилица!
Гой еси, девица красная,
отвечай по правде-истине:
люб ли я тебе, по нраву ли?
Люб, так кольцами сменяемся.
ФЕВРОНИЯ
(тихо и сомневаясь)
Милый мой, мне что-то боязно…
Не чета мне ловчий княжеский…
(Нерешительно протягивает руки; Княжич надевает ей перстень.)
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Здравствуй, ладушка желанная!
Поцелуемся, обнимемся!
Не стыдися, в том сорому нет
к жениху невесте ластиться.
ФЕВРОНИЯ
(простодушно)
Не стыжуся я, мой миленький,
разгорелась я от счастьица;
про себя ж всё думу думаю:
явь ли то, аль сон несбыточный?
Кабы сон то был несбыточный,
то не пела бы кукушечка,
звонко так не причитала бы,
а и сердце так не билося…
Ненаглядный мой, Богом суженый!
За тебя, родной, положу живот;
только вымолви, лягу в гроб жива.
А учить тебя да советовать
не по силам мне, не по разуму.
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Ты голубушка, ты голубушка,
пташка вольная!
Недостоин я простоте твоей,
недостоин я чистоте твоей.
Ты избавь меня от уныния,
дай душе моей радость Божию.
(В лесу слышится рог. Княжич Всеволод, откликаясь, трубит в серебряный рожок, что привешен у него за поясом.)
СТРЕЛЬЦЫ
(в лесу)
Только вышли стрельцы в поле чистое,
все-то звери по чащам попрятались,
улетали все птицы в поднебесье,
а и некого стало ловить, стрелять.
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Чу! Товарищи мои сыскались:
расставаться нам пора пришла.
За хлеб-соль спасибо, да за ласку!
(Рога справа.)
А на малом сроке сватов жди.
(Прощаются. Княжич уходит направо.)
СТРЕЛЬЦЫ
(ближе)
Да один-то стрелец был догадливый:
Волком, ястребом хищным обёртывался.
ФЕВРОНИЯ
Ой! Ой, вернися, милый!
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(Возвращается.)
Что? Что, голубка?
ФЕВРОНИЯ
(тихо)
Жутко мне и сладко таково.
Просится душа к тебе и к людям;
и палат лесных безмолвных жаль,
жаль зверей моих, жаль тихих дум...
Княжич Всеволод
В городе престольном водворясь,
о пустыне ты жалеть ли будешь?
А зверей твоих стрельцы не тронут,
будет лес сей навек заповедан.
Будь здорова. Время восвояси.
(Рога справа и слева. Княжич, отвечая, уходит направо. Стрельцы и Фёдор Поярок входят слева.)
СТРЕЛЬЦЫ
Выгонял он зверьё в поле чистое,
из поднебесья птиц всех выпугивал.
Настреляли стрельцы тут, натешились,
а товарища и не вспомянули.
ПОЯРОК
Ты отколь взялася, девица?
Имя как твоё, не ведаю;
не видала ли ты молодца,
рог серебряный у пояса?
ФЕВРОНИЯ
(показывая вслед Княжичу)
Был, да вы его настигнете…
А скажите, люди добрые:
как зовут у вас товарища?
ПОЯРОК
Что ты? Аль не знаешь, девица?
Господин то был наш, Всеволод,
князя Юрья чадо милое.
Поярок И СТРЕЛЬЦЫ
Вместе княжат в стольном Китеже.
(Феврония всплёскивает руками.)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
(Город Малый Китеж на левом берегу Волги. Площадь с торговыми рядами. Тут же заезжий двор. Повсюду кучками толпится народ в ожидании свадебного поезда. Нищая братия – мужчины и женщины – жмётся в сторонке. Около заезжего двора Медведчик играет на дудке и показывает учёного медведя. Его обступили мужики, бабы и малые ребята.)
МЕДВЕДЧИК
Покажи, Михайлушка,
покажи, дурачливый,
как звонарь Пахомушка
в церковь не спеша идёт,
палкой упирается, тихо подвигается.
(Медведь плетётся переваливаясь и опираясь на костыль. Народ смеётся. Медведчик играет на дудке.)
НАРОД
Ха, ха, ха, ха...
МЕДВЕДЧИК
Покажи, Михайлушка,
покажи, дурачливый,
как звонарь Пахомушка
прочь бежит, торопится,
с колокольни вниз долой,
поскорей к себе домой.
(Медведь резво бежит вокруг мелкими шажками. Народ смеётся. Медведчик играет на дудке.)
НАРОД
Ха, ха, ха, ха…
(Появляется Гусляр - высокий, белый как лунь старик, собираясь петь.)
Приумолкните, крещёные!
Призатихните на малый час!
Дайте песню нам повыслушать!
аль святой Ерусалимский стих!
ГУСЛЯР
Из-за озера Яра глубокого
прибегали туры златорогие,
всех двенадцать туров без единого;
и встречалась им старая турица:
„Где вы, детки, гуляли, что видели?“
НАРОД
Зачиналась песня в Китеже,
повелась от Яра светлого,
от престола князя Юрия.
ГУСЛЯР
„Мы гуляли вкруг стольного Китежа,
а видали мы там диво дивное:
что идёт по стене красна девица,
во руках несёт книгу чудесную,
а и плачет сама, заливается“.
НАРОД
И самим нам плакать хочется.
Песня словно бы не к празднику.
Ох, сулит она безвременье.
ГУСЛЯР
„Ах вы, детки мои неразумные!
То ходила Царица небесная,
то заступница дивная плакала,
что прочла она городу пагубу,
всей земле сей навек запустение“.
ДЕВУШКИ И БАБЫ
Господи, спаси нас и помилуй!
Потерпи ещё греху людскому.
СТАРИКИ
И откуда бы напасти взяться?
Тишь да гладь здесь в стороне заволжской.
МОЛОДЁЖЬ
Не бояться ж Чуди белоглазой,
а иного ворога не знаем.
СТАРИКИ
Бог спасёт великий славный Китеж
сирых ради, немощных и нищих.
НИЩАЯ БРАТИЯ
А и тем пристанище бывает,
на земле Ерусалим небесный,
кто, душою восскорбя в сём мире,
сердцем взыщет тишины духовной.
НАРОД
Всех-то там напоят и накормят,
оботрут слезинки, всех утешат.
(успокаиваясь)
Нет, не будет пагубы на Китеж,
Бог Господь престольный град не выдаст.
НИЩАЯ БРАТИЯ
Без него нам сирым жить неможно,
не прожить без князя Юрья вовсе.
НАРОД
Братцы! Что же свадьба-то не едет?
Не попритчилось бы что в дороге.
МЕДВЕДЧИК
(Вновь выводит медведя.)
Покажи, Михайлушка,
покажи, дурачливый,
как невеста моется, белится,
румянится, в зеркальце
любуется, прихорашивается?
(Медведчик играет на дудке. Медведь ломается, держа в руках короткую лопатку. Народ смеётся.)
НАРОД
Ха, ха, ха, ха...
(Приходят Лучшие люди. Медведь пляшет с козой.)
ПЕРВЫЙ ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ
То-то рада голь безродная.
ВТОРОЙ ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ
То-то клики да глумление.
А и то сказать: ведь шутка ли?
все со князем породнилися.
ПЕРВЫЙ ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ
Уж и свадьба, что лиха беда!
Наши бабы взбеленилися,
не хотят невесте кланяться.
ВТОРОЙ ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ
Мол, без роду да без племени.
(Из дверей корчмы выталкивают в шею Гришку Кутерьму.)
Вот и бражник Гришка празднует;
Сам себя не помнит с радости.
КУТЕРЬМА
(оправившись и выступая вперёд; к Лучшим людям)
Нам-то что? Мы ведь люди гулящие,
ни к селу мы не тянем, ни к городу;
никому не служили мы с юных лет,
никто службы на нас не намётывал.
Кто дал мёду корец, был родной нам отец,
кто дал каши котёл, тот за князя сошёл.
ВТОРОЙ ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ
(к Первому)
Нам для нищего жалеть казны,
не жалеть её для бражника.
ПЕРВЫЙ ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ
(к Кутерьме)
Ты ступай в корчму заезжую,
пей вина, пока душа берёт,
чтоб невесту веселей встречать.
ВТОРОЙ ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ
Поделом ея и честь воздать.
(Дают Кутерьме деньги. Кутерьма кланяется.)
НИЩАЯ БРАТИЯ
(к Лучшим людям; жалобно)
Кормильцы вы милостные,
Батюшки родные!
Сошлите нам милостыньку
Господа для ради.
Бог даст за ту милостыньку
дом вам благодатный,
покойным родителям всем
царствие небесное.
(Лучшие люди отворачиваются от нищих.)
КУТЕРЬМА
Вы бы нынче мне покланялись:
я авось вас и пожалую.
НИЩАЯ БРАТИЯ
(К Кутерьме)
Отвяжись, уйди ты, пьяница!
НИЩИЙ-ЗАПЕВАЛО И НИЩАЯ БРАТИЯ
(Заводят песню.)
С кем не велено стреваться?
С бражником, с бражником.
Кому всякий посмеётся?
Бражнику, бражнику.
Кто его увидит издали,
отвернётся, посторонится.
Кто в вечерню пляшет, скачет?
Бражники, бражники.
Лба пред сном не перекрестит?
Бражники, бражники.
Пономарь с жезлом на паперти
не пускает в церковь бражников.
А кого бес возмущает?
Бражников, бражников.
К бою, к драке подучает
бражников, бражников,
бражников, бражников.
На земле не знать им радости,
царства не видать небесного
бражникам, бражникам.
КУТЕРЬМА
Не видать, так и не надобно.
Нам ведь к горю привыкать – не стать:
как в слезах на свет родилися,
так не знали доли и до поздних лет.
Эх, спасибо хмелю умному!
Надоумил он нас, как на свете жить,
не велел он нам кручиниться,
в горе жить велел да не кручинну быть.
Денег нет мол перед деньгами.
Завелась полушка перед злыми дни.
Пропивай же всё до ниточки:
не велик сором нагу ходить.
(Уходит в корчму. Медведчик играет. Медведь с козою пляшут вновь. Народ толпится около них и смеётся.)
НАРОД
Ха, ха, ха, ха …
(Нищая братия кланяется проходящим; те не обращают на них внимания.)
НИЩАЯ БРАТИЯ
Сошлите нам милостыньку
Господа для ради.
(между собой)
Нам до Китежа б великого добраться;
там уж нас напоят и накормят.
(Из корчмы выходит Кутерьма навеселе. Приплясывает и поёт. Народ собирается около него. Лучшие люди посмеиваются, держась в стороне.)
КУТЕРЬМА
Братцы, праздник у нас,
в сковородки звонят,
в бочки благовестят,
помелами кадят.
К нам невесту везут,
из болота тащат;
рядом челядь бежит
и без рук и без ног,
а и шуба на ней
из мышиных хвостов,
лубяной сарафан
и не шит и не ткан…
(Кутерьму толкают и заставляют замолчать.)
НАРОД
Уходи ты, окаянный пёс!
Пропади, несытый пьяница!
Прогоните взашей бражника
со великим со бесчестием.
(Слышны бубенчики и наигрыш домр. Народ затихает и прислушивается; некоторые заглядывают вдаль. Звук бубенцов и звуки домр мало-помалу приближаются.)
Эй, ребята! Бубенцы звенят,
поезд свадебный стучит-бренчит.
С горки потиху спускаются,
изломать боятся дерево,
деревцо ли кипарисное,
ту повозку золочёную
со душою красной девицей.
(Выезжают три повозки, запряжённые тройками и разукрашенные лентами. В первой гусляры и домрачи, во второй сваты, около них верхом дружко – Фёдор Поярок, в третьей – Феврония с братом. По бокам верхом поезжане, среди них княжий Отрок. Все бросились к ним. Народ перегораживает им дорогу алыми и червонными лентами)
Ну-ка, дружно им заступим путь,
загородим всю дороженьку.
Есть у них чем свадьбу выкупить,
заплатить нам дань не малую.
НИЩАЯ БРАТИЯ
Ты Кузьма Демьян, ты святой кузнец,
ты святой кузнец, скуй им свадебку,
скуй им свадебку вековечную,
вековечную, неразрывную.
А что за народ
в заставу идёт?
Незнамых гостей
не след пропускать.
ПОЯРОК
Мы Богом даны и князем званы,
княгиню везём, гостинцы даём.
(Поярок и поезжане раздают и бросают в толпу пряники, ленты и деньги. Народ теснится.)
НАРОД
Здравствуй, свет княгинюшка!
Здравствуй, свет Феврония Васильевна!
(Повозка с Февронией останавливается.)
ВТОРОЙ ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ
(к первому)
Ох, проста, проста княгиня-то!
ПЕРВЫЙ ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ
(ко второму)
Ей ли госпожою нашей быть?
НАРОД
Век гляди, а не насмотришься:
красота-то ненаглядная.
Здравствуй, свет княгинюшка!
А была досель соседушкой,
нам роднёю порядовою;
ныне будь у нас владычицей,
госпожой садися грозною!
(Охмелевший Кутерьма старается пробраться вперёд; мужчины не пускают его и выталкивают. Феврония замечает это.)
Ты отстань да отвяжися, пёс!
Сгинь ты! Очи бессоромныя!
ФЕВРОНИЯ
(указывая на Кутерьму)
А за что его вы гоните?
НАРОД
Это Гришка, окаянный пьяница.
ПОЯРОК
Госпожа, не слушай бражника,
С ним беседовать не велено.
ФЕВРОНИЯ
Не грешите, слово доброе
Богом нам дано про всякого.
Подойди поближе, Гришенька.
КУТЕРЬМА
(нахально)
Здравствуй, здравствуй, свет княгинюшка!
Хоть высоко ты взмостилася,
а уж с нами ты не важничай:
одного ведь поля ягоды.
(Кутерьму хотят прогнать, но Феврония останавливает движением.)
ФЕВРОНИЯ
(смиренно и искренно)
Где уж мне, девице, важничать?
Своё место крепко знаю я,
и сама, как виноватая…
(Низко кланяется народу.)
…всему миру низко кланяюсь.
КУТЕРЬМА
Только больно ты не радуйся!
Человеку радость в пагубу.
Горе лютое завистливо,
как увидит и привяжется.
Уходи ты во полупире,
скидывай обряды пышные,
горю кланяйся нечистому,
и босому и голодному.
Он научит, как на свете жить,
а и горе припеваючи.
ПОЯРОК
Госпожа, не слушай бражника,
с ним беседовать не велено.
ФЕВРОНИЯ
(кротко)
Помолися, Гриша, Господу
да Василию угоднику:
он ходатай бедных бражников,
чтоб тебе не пити допьяна,
не смешить собой народ честной.
КУТЕРЬМА
(Злобно кричит.)
Говорят тебе, не важничай!
Не тебе уж мной гнушатися.
Вот как будешь по миру ходить,
именем святым христовым жить,
ин сама ещё напросишься,
чтобы взял тебя в зазнобушки.
(Кутерьму выталкивают прочь с площади. Замешательство.)
НАРОД
Замолчи ты, окаянный пёс!
Прогоните взашей бражника!
ПОЯРОК
Вы играйте, гусли звонкие,
заводите песню, девушки!
ДЕВУШКИ
(под наигрыш гусляров и домрачей)
Как по мостикам по калиновым,
как по сукнам да по малиновым,
словно вихорь, несутся комони,
трое санки в стольный град катят.
Играйте же, гусли, играйте, сопели,
в первых саночках гусли звончаты,
в других саночках пчёлка ярая,
в третьих саночках душа девица,
свет Феврония Васильевна.
(Разом подходят к княгине и осыпают её хмелем и житом.)
Играйте же, гусли, играйте, сопели.
(Отдалённые звуки рогов. Свадебный поезд отъезжает. Народ провожая, следует за ним.)
НАРОД
Вот вам буйный хмель, жито доброе,
чтоб от жита вам пребогато жить,
чтоб от хмеля вам веселей пробыть.
(Звуки рогов. Песня обрывается. Народ прислушивается.)
МУЖИКИ
Тише, братцы, затрубили трубы…
Кони ржут, возы скрипят гораздо…
Что за притча? Ровно бабы воют…
Дым столбом встал над концом торговым.
(Начинается смятение. Вбегает перепуганная толпа.)
ТОЛПА
Ой, беда идёт, люди,
ради грех наших тяжких!
И не будет прощенья,
до единого сгибнем.
Нам незнамый доселе
и неслыханно лютый
ныне ворог явился,
из земли словно вырос.
Попущением Божьим
расседалися горы,
расседалися горы
и нездешнюю силу
выпускали на вольный свет.
(Вбегает вторая толпа, ещё больше перепуганная.)
Ой, беда идёт, люди,
Ради грех наших тяжких!
И не будет прощенья,
до единого сгибнем.
Да то бесы, не люди,
и души не имеют,
Христа Бога не знают
и ругаются церкви.
Всё огнем пожигают,
всё под меч свой склоняют,
красных девок соромят,
малых деток на части рвут.
(Вбегает третья толпа в полном отчаянии.)
Ой, беда идёт, люди,
ради грех наших тяжких!
И не будет прощенья,
до единого сгибнем.
Ой, куда же бежать нам?
Ой, и где ж схорониться?
Темень тёмная, спрячь нас,
горы, горы, сокройте.
Ой, бегут, догоняют,
по пятам наступают.
Ближе, ближе; спасайтесь!
Ох, уж вот они, Господи! Ой!
(Показываются татары в пёстрых одеждах. Народ в ужасе разбегается и прячется, где только возможно. Толпа татар с кривыми мечами и шестопёрами прибывает. Татары гонятся и отыскивают перепуганных жителей и убивают их. Несколько татар волокут Февронию.)
ТАТАРЫ
Гайда! Гай!
Гайда! Гай, гай!
Гайда! Гайда!
(Въезжают богатыри татарские: Бедяй и Бурундай.)
БЕДЯЙ
Чего жалеть? До смерти бейте!
БУРУНДАЙ
(указывая на Февронию)
А ту живьём хватайте девку!
(Богатыри останавливаются и слезают с коней.)
Такой красы в степи не будет,
свезём в Орду цветок болотный.
(Февронию окручивают верёвкой.)
БЕДЯЙ
Эх, зол народ!
БУРУНДАЙ
Хоть жилы тянут, а он молчит.
БЕДЯЙ
Пути не скажет.
Бурундай и Бедяй
Их стольный город не найти нам.
БЕДЯЙ
А славен, бают, Большой Китеж!
Однех церквей там Божьих сорок;
в них сметы нет сребра да злата,
а жемчуга греби лопатой.
(Несколько татар втаскивают обезумевшего от страха Кутерьму.)
ТАТАРЫ
Гайда! Гай!
БЕДЯЙ
Ага! Ещё один остался.
КУТЕРЬМА
Пощадите, ой, помилуйте,
вы князья мурзы татарские!
Ой, на что вам бражник надобен?
Пощадите, ой, помилуйте!
БУРУНДАЙ
Так и быть, тебя помилуем.
БЕДЯЙ
Золотой казной пожалуем.
Бурундай и БЕДЯЙ
Сослужи лишь службу верную,
рать Батыеву тропой веди,
той тропой лесной незнаемой,
чрез четыре речки быстрыя,
в стольный ваш Великий Китеж град.
ФЕВРОНИЯ
(к Кутерьме)
Ой, держися крепче, Гришенька.
БЕДЯЙ
(грозя Февронии)
Ты, красавица, молчи, молчи!
КУТЕРЬМА
(в чрезвычайном волнении; про себя)
Ой, ты горе, мой лукавый бес,
учишь, горе, как богато жить,
да не токмо грабить, аль убить,
на погибель целый град отдать,
как Иуде мне Христа продать.
Хоть не верю я ни в сон, ни в чох,
не под силу Гришке грех такой.
БУРУНДАЙ
Ты что ж молчишь, не разумеешь?
БЕДЯЙ
А не пойдёшь, так рад не будешь.
Бурундай и Бедяй
Ясны очи вон повынем,
твой речист язык отрежем,
кожу прочь сдерём с живого,
на жару тебя поджарим…
Ну а там живи, гуляй, коль хочешь.
КУТЕРЬМА
(про себя; в страшной борьбе)
Смерть моя! Как быть? Что делать мне?
БЕДЯЙ
Он всё молчит.
БУРУНДАЙ
(к татарам)
Берите дурня!
(Татары бросаются на Кутерьму гурьбой.)
ТАТАРЫ
Гайда! Гай!
КУТЕРЬМА
Стойте, нехристи безбожные!
(с великой тоской; тихо)
Мук боюсь …
(с отчаяньем; решительно)
Ин быть по-вашему.
Поведу вас, лютых ворогов,
хоть за то мне век проклятым быть,
а и память моя вечная
со Иудой заодно пойдёт.
(Радостный смех татар.)
БЕДЯЙ
Давно бы так.
Бурундай и БЕДЯЙ
(к татарам)
На Китеж, воеводы!
(Садятся на коней и отъезжают. Все уходят.)
ТАТАРЫ
Гай! Лютой казнью мы на Русь идём,
грады крепкие с землёй сравним,
Божьи церкви все огнем спалим,
старых, малых до смерти убьём,
кто в поре, того в орду сведём.
(Последними остаются Феврония со стражей. Часть стражи снаряжает повозку, чтобы посадить на неё Февронию.)
ФЕВРОНИЯ
(молясь)
Боже, сотвори невидим Китеж град,
а и праведных живущих в граде том.
(Её тащат к повозке.)
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
(Китеж Великий. В самую полночь весь народ, от старого до малого, с оружием в руках собрался за оградой Успенского собора. На паперти князь Юрий и княжич Всеволод, кругом них дружина. Все обступили Фёдора Поярка, который стоит, опустив голову, об руку с Отроком.)
ПОЯРОК
Здравы будьте, люди китежане.
НАРОД
Будь тебе добро у нас, Поярок.
ПОЯРОК
Где же князь, мой господин, где княжич?
Люди добрые, уж покажите.
НАРОД
Что ты? Здесь стоят перед тобою.
ПОЯРОК
Потемнел Господень свет, не вижу.
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(Подходит и вглядывается ему в лицо.)
Фёдор! Друже! Слеп ты!
ПОЯРОК
Тёмен, княже.
НАРОД
Господи помилуй!
Кто же лиходей твой?
Фёдор! Друже! Горемыка тёмный!
Ой, не мешкай, молви, что за вести.
ПОЯРОК
Слушайте, честные христиане!
Вы врага не чуяли доселе…
НАРОД
(перебивая)
Нет, не ведали, не знали, Фёдор.
ПОЯРОК
Ныне же Господним попущеньем
на беду содеялось нам чудо.
(Собирается с духом.)
НАРОД
Фёдор! Друже! Горемыка тёмный!
Ой, не мешкай, молви, что за чудо.
ПОЯРОК
(торжественно)
Расступилась мать сыра земля,
расседалась на две стороны,
выпускала силу вражию.
Бесы, люди ли, неведомо:
все как есть в булат закованы,
с ними сам их нечестивый царь.
НАРОД
Фёдор! Друже! Горемыка тёмный!
Ой, не мешкай, молви поскорее,
велика ли рать идет царёва.
ПОЯРОК
Много ль счётом их, не ведаю;
а от скрипу их тележного
да от ржанья борзых комоней
за семь верст речей не выслушать;
а от пару лошадиного
само солнышко померкнуло.
НАРОД
Ой, земля сырая, наша мати,
чем тебя мы прогневили, дети,
что наслала нам невзгоду злую? Ой!
Фёдор! Друже! Горемыка тёмный!
Ой, не мешкай, молви по порядку,
устоял ли брат наш меньший Китеж?
ПОЯРОК
Взят без боя с велиим соромом.
Князя Юрья в граде не обретши,
распалились гневом нечестивцы.
Муками всех жителей терзали,
путь на стольный град у всех пытая …
И сносили молча даже и до смерти.
НАРОД
Бог ещё хранит Великий Китеж.
ПОЯРОК
Ох, единый человек нашёлся,
тех мучений злых стерпеть не могший,
и поведал путь царю Батыю.
НАРОД
Горе окаянному Иуде!
В свете сём и будущем погибель!
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Фёдор! Друже! Горемыка тёмный!
Молви только мне: жива ль княгиня?
ПОЯРОК
Ох, жива… да лучше бы не жить.
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
В полону она? В неволе горькой?
ПОЯРОК
Господи, прости ей согрешенье:
что творила, знать, не разумела!
К нам врагов ведёт сюда княгиня.
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Как? Как, она?
Ох, Господи помилуй!
(В отчаянье закрывает лицо руками. Молчание.)
ПОЯРОК
А меня, схватив, смеялись много…
После, ослепив, гонцом услали
с отроком сим малым к князю Юрью.
„Разорим дотла мы стольный град,
стены крепкие с землёй сравним,
Божьи церкви все огнем спалим,
старых, малых смерти предадим,
кто в поре, мы тех в полон возьмём,
во полон возьмём, в Орду сведём,
добрых молодцев станицами,
красных девок вереницами.
Не велим им в Бога веровать,
в вашу веру во спасённую,
а велим им только веровать
в нашу веру некрещёную“.
НАРОД
Ох, смутилось сердце, братия!
Хочет быть беда великая.
КНЯЗЬ ЮРИЙ
О слава, богатство суетное!
О наше житьё маловременное!
Пройдут, пробегут часы малые,
и ляжем мы в гробы сосновые;
Душа полетит по делам своим
пред Божий престол на последний суд,
а кости земле на предание,
и тело червям на съедение.
А слава, богатство куда пойдут?
Китеж мой, мать городам всем!
О, Китеж, краса незакатная!
На то ли тебя я повыстроил
средь тёмных лесов непроходныих?
В гордыне безумной мне думалось:
навеки сей город созиждется,
пристанище благоутишное
всем страждущим, алчущим, ищущим …
Китеж, Китеж! Слава где твоя?
Китеж, Китеж! Где птенцы твои?
(к Отроку)
Отрок малый, ты моложе всех,
ты взойди-ка на церковный верх,
погляди на все четыре стороны,
не даёт ли Бог нам знаменья.
(Отрок вбегает на колокольню и оглядывается на все четыре стороны.)
Поярок, Князь Юрий И НАРОД
Чудная небесная царица,
наша ты заступница святая!
Милостью великой не остави.
ОТРОК
Пыль столбом поднялась до неба,
белый свет весь застилается.
Мчатся комони ордынские,
скачут полчища со всех сторон;
их знамёна развеваются,
их мечи блестят булатные.
Вижу, как бы Китеж-град горит:
пламя пышет, искры мечутся,
в дыме звёзды все померкнули,
само небо загорелося…
Из ворот река течёт,
вся из крови неповинныя…
И витают враны чёрные,
тёплой кровью упиваются…
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Ох, страшна десница Божия!
Гибель граду уготована,
нам же меч и смерть напрасная.
(к народу)
Братия! К Владычице взмолитесь,
Китежа Заступнице небесной.
Княжич Всеволод, Поярок, Князь Юрий И НАРОД
Чудная небесная Царица,
наша ты заступница благая,
милостью небесной не остави,
Китеж-град покрой своим покровом.
ОТРОК
(печально)
Горе, горе граду Китежу!
Без крестов церковны маковки,
без князей высоки теремы;
по углам стен белокаменных
бунчуки висят косматые;
из ворот в Орду коней ведут,
с чистым серебром возы везут.
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Быти Китежу разграблену,
а живым по дань нам ятися.
Ох, позор тот хуже пагубы!
(к народу)
Взмолитесь заступнице ещё раз,
плачьте все от мала до велика,
плачьте все кровавыми слезами.
(Все упадают ниц.)
НАРОД
Чудная небесная Царица,
наша ты заступница благая,
Китеж-град покрой своим покровом.
Смилуйся, небесная царица,
ангелов пошли нам в оборону.
ОТРОК
Пусто шоломя окатисто,
что над Светлым Яром озером,
белом облаком одеяно,
что фатою светоносною...
В небе ж тихо, ясно, благостно,
словно в светлой церкви Божией.
(Сходит.)
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Да свершится воля Божия,
и исчезнет град с лица земли.
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(выступая вперёд)
Ой же ты, дружина верная!
Умирать нам лепо ль с жёнами,
за стенами укрываючись,
не видав врага лицом к лицу?
В сердце имемся единое,
выйдем ворогу во сретенье,
за хрестьян, за веру русскую
положить свои головушки.
НАРОД
За тобою, княжич, за тобою!
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Княже Юрий, отпусти нас в поле!
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Дай вам Бог скончаться непостыдно,
к лику мученик причтённым быти.
(Благословляет княжича и дружину. Дружинники прощаются с жёнами и выходят с княжичем из города, запевая песню.)
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Поднялася с полуночи…
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД И ДРУЖИНА
Поднялася с полуночи
дружинушка хрестьянская,
молилася, крестилася,
молилася, крестилася,
на смертный бой готовилась.
Прости, прощай, родная весь!
(Проходят за ограду.)
Прости, прощай, родная весь!
Не плачь же ты, семеюшка!
(за стенами)
Нам смерть в бою написана,
нам смерть в бою написана,
а мёртвому сорома нет.
(дальше)
Нам смерть в бою написана…
Нам смерть в бою…
(Светлый, с золотистым блеском туман тихо сходит с тёмного неба, – сначала прозрачен, потом гуще и гуще.)
НАРОД
Что ж стоим мы, сёстры?
Смертный час уж близок…
Как же умирать-то,
не простясь друг с другом?
Сёстры, обнимитесь:
пусть сольются слёзы.
А те слёзы наши
с радости, не с горя.
(Сами собой тихо загудели церковные колокола.)
Чу! Колокола все
сами загудели,
как бы то от многих
веющих воскрылий.
Ангелы Господни
ныне здесь над нами.
ОТРОК
Очи застилает некой пеленою.
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Как бы дым кадильный
к нам с небес снисходит.
НАРОД
Дивно: град облёкся в светлую одежду.
Все полком,
полком идёмте,
идёмте, сёстры,
в храм соборный,
да в Господнем доме
мук венец приемлем.
ОТРОК
Чуду днесь Господню подивимся, сёстры!
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Бог Господь покровом
Китеж покрывает.
НАРОД
А туман всё гуще…
Где мы, где мы, сёстры?
Князь Юрий И НАРОД
Та откуда радость,
светлая откуда?
Смерть ли то приходит,
новое ль рожденье?
ОТРОК
Возликуйте, люди, пойте Богу славы!
Он трезвоном чудным
к нам с небес взывает.
(Всё заволакивается золотистым туманом.)
Облачная занавесь.
КАРТИНА ВТОРАЯ
(В дубраве на берегу озера Светлаго Яра темь непроглядная. Противный берег, где стоит Великий Китеж, окутан густым туманом. Кутерьма с богатырями Бедяем и Бурундаем, пробираясь сквозь чащу кустарника, выходят на поляну, идущую к озеру.)
КУТЕРЬМА
Вот дубрава та, вот озеро,
Светлый Яр у нас зовомое,
а сам Китеж-то великий град
на противном берегу стоит.
(Богатыри вглядываются в темноту.)
БУРУНДАЙ
Лжёшь ты, пёс!
Там мелкий ельничек,
молодой растёт березничек.
БЕДЯЙ
И места пустым-пустынные.
КУТЕРЬМА
Али звона вы не слышали,
что гудел во всю дороженьку,
языком тем колокольныим
словно бил по сердцу самому.
(Мало-помалу сходятся татары. Ввозят возы с награбленным добром.)
ТАТАРЫ
Ой ты Русь, земля проклятая!
Нет дороги прямоезжая.
Да и тропочки завалены
все пеньем, колодьем, выскорью.
А степные наши комони
о коренья спотыкаются.
От туману от болотного
дух татарский занимается.
Хоть побили рать хоробую,
третий день всё бродим попусту.
(к Кутерьме)
Обморочил нас ты, пьяница,
нас завёл в места безлюдные!
(С угрозами окружают Кутерьму; тот бросается к ногам богатырей.)
КУТЕРЬМА
Ой, помилуйте, богатыри!
(Бурундай и Бедяй останавливают татар.)
БЕДЯЙ
(к Кутерьме)
Не бойся! Мы тебя не тронем,
а к дереву привяжем крепко
и солнышка дождёмся,
а там как быть с тобой, увидим.
БУРУНДАЙ
И коль не вовсе место пусто,
стоит на бреге Больший Китеж...
Бурундай и БЕДЯЙ
Тебе с плеч голову отрубим:
не изменяй родному князю.
(Въезжает телега, на которой сидит в безмолвной тоске Феврония).
БУРУНДАЙ
(к Кутерьме)
А коль нас без толку морочил,
завёл в безлюдную пустыню,
ох, горше смерти будут муки!
(Кутерьму схватывают и привязывают к дереву.)
Зол народ!
(Татары рассаживаются на земле, разводят костры; другие выносят всякую добычу и раскладывают в отдельные кучи.)
БЕДЯЙ
А жалко княжича!
Сорок ран, а жив не отдался.
Бурундай и БЕДЯЙ
То-то б мы его уважили,
придавили б крепко досками,
пировать бы сверх уселися:
„Слушай, мол, как здесь мы празднуем!“
(Татары разбивают бочки с вином и пьют серебряными чарками. Бурундай и Бедяй садятся с прочими.)
БЕДЯЙ
Берегли вино хозяева,
сами так и не отведали.
(Татары мечут жребий и пьют вино. Многие, забрав пай, отходят.)
ТАТАРЫ
Не вороны не голодные
слеталися на побоище,
мурзы-князья собиралися,
садились вкруг, будут дел делить.
А всех князей сорок витязей,
в делу паев супротив того.
А первый пай золотой шелом
того ли князька святорусскаго;
другой же пай его тельный крест;
а третий пай в серебре булат.
Ещё есть пай, он дороже всех,
свет девица полоняночка:
не пьёт, не ест, убивается,
слезами, свет, заливается.
БУРУНДАЙ
Ой же вы, мурзы татарские!
Мне не надо злата, серебра,
отдавайте полоняночку:
с нею я сейчас из делу вон.
БЕДЯЙ
(к Бурундаю)
Что ты? Где же это видано?
Что повыпадет по жеребью,
то пускай и доставается;
самому мне девка по сердцу.
БУРУНДАЙ
Я видал её допреж тебя,
тут она мне и в любовь пришла.
Попытаем, спросим девицу:
Мол за кем из нас сама пойдёшь?
БЕДЯЙ
Своему полону кланяться!
БУРУНДАЙ
(к Февронии)
Не плачь, не плачь, красна девица!
Свезу тебя в Золоту Орду,
возьму тебя во замужество,
в цветном шатре посажу тебя…
БЕДЯЙ
(перебивая с злой насмешкой)
Не плачь, не плачь, красна девица!
Свезу тебя в Золоту Орду,
возьму тебя во работницы,
учить тебя буду плёткою…
БУРУНДАЙ
(к Бедяю)
Дашь мне девку, будешь другом мне,
а не дашь, ин будешь недругом.
БЕДЯЙ
(мрачно)
Недруг твой.
БУРУНДАЙ
(ударяя Бедяя топором по голове)
Так на ж тебе!
(Бедяй падает мёртвым. На миг молчание, затем татары продолжают спокойно делёж. Многие охмелели и, забрав свой пай, не в силах идти, падают и засыпают. Бурундай ведёт к себе Февронию, ложится сам на ковре, усаживает её и старается утешить, притягивая к себе и обнимая.)
Ты не бойся нас, красавица!
Наша вера, вера лёгкая:
не креститься, не поклоны бить…
А уж будет золотой казны…
(сквозь сон)
Не робей, лесная пташечка…
Ближе… ну! За что неласкова?
(Засыпает. Спит и весь стан. Феврония отходит от Бурундая.)
ФЕВРОНИЯ
(причитая)
Ах ты, милый жених мой, надёжа!
Одинёхонек ты под ракитой,
не оплакан лежишь, неотпетый,
весь кровавый лежишь, неотмытый…
Кабы ведала я твоё место,
я слезой твоё тело омыла б,
своей кровью тебя отогрела б,
своим духом тебя оживила б.
Ах ты, сердце, ретивое сердце!
Отрывалось ты, сердце, от корня,
заливалося алою кровью:
а и как мне тебя проростити?
(Тихо плачет.)
КУТЕРЬМА
(привязанный к дереву; тихо).
Слышь ты, девица…
(поправляясь)
Княгиня свет!
(Феврония прислушивается.)
Не побрезгуй окаянныим,
стань поближе, чистый человек!
ФЕВРОНИЯ
(Узнаёт Кутерьму и подходит ближе.)
Гриша, Гриша, что свершил еси!
КУТЕРЬМА
Ох, молчи! Невмоготу уж мне:
смерть страшна, кончина скорая;
потягчей того злодей-тоска…
А уж звон Успенья китежский!..
И почто звонит не вовремя?
Ох, колотит Гришке колокол,
словно обухом по темени.
ФЕВРОНИЯ
(прислушиваясь)
Где же звон-то?
КУТЕРЬМА
Ах, княгинюшка!
Малым-мало пожалей меня:
шапку мне надвинь-ка на уши,
чтобы звону мне не слышати,
чтобы грусть-тоску мою избыть.
(Феврония подходит и надвигает ему шапку на уши; тот слушает.)
Нет, гудит, гудит проклятый звон!
От него никак не скроюся.
(Бешено тряхнув головою, сбрасывает шапку на землю. Быстро и страстно шепчет.)
Отпусти меня, княгинюшка,
разреши мне узы крепкие,
дай уйти от мук татарскиих,
хоть денёк ещё помаяться!
Убегу в леса дремучие,
отращу по пояс бороду,
стану там себе душу спасать.
ФЕВРОНИЯ
(нерешительно)
Что замыслил, Гриша, выдумал?
Ведь казнят меня младёшеньку.
КУТЕРЬМА
(спокойнее; убеждая)
Эх, на что тебе живот беречь?
Что имела, всё посеяла;
из людей-то даже княжеских
почитай в живых десятка нет.
(глухо)
А не дай Бог чтоб и жив кто был!
ФЕВРОНИЯ
(с возрастающим изумлением)
Отчего „не дай Бог“, Гришенька?
КУТЕРЬМА
Кто ни встретит, всяк убьёт тебя.
(Феврония вздрагивает.)
Как повёл я рать татарскую,
на тебя велел всем сказывать…
ФЕВРОНИЯ
(Отступает со страхом.)
На меня велел ты, Гришенька?
КУТЕРЬМА
(тихо; кивая)
На тебя.
ФЕВРОНИЯ
(закрывая лицо руками)
Ой, страшно, Гришенька!
Гриша, ты уж не Антихрист ли?
КУТЕРЬМА
Что ты, что ты?
Где уж мне, княгинюшка!
Просто я последний пьяница:
нас таких на свете много есть.
Слёзы пьём ковшами полными,
запиваем воздыханьями.
ФЕВРОНИЯ
Не ропщи на долю горькую:
в том велика тайна Божия.
Аль тебе то в радость не было,
ведь на то нам свет Божественный,
как другие ходят в радости?
КУТЕРЬМА
Эх ты свет моя княгинюшка!
Наши очи завидущия,
наши руки загребущия,
на чужую долю заришься,
да сулишь им лихо всякое…
А и Бога супротив пойдёшь:
мы на то и в горе век живём,
чтобы в горших муках смерть принять?
ФЕВРОНИЯ
(с чувством)
Горький, горький, трижды болезный!
Ты и впрямь не знаешь радости.
КУТЕРЬМА
(подлаживаясь)
И не слыхивал, княгинюшка,
какова она такая есть.
(снова часто и отрывисто)
Отпусти меня, княгинюшка,
разреши мне узы крепкие...
ФЕВРОНИЯ
Быть тому.
(торжественно)
Ступай, Господень раб!
Разрешу я узы крепкия,
смертных мук не побоюся я,
помолюсь за палачей своих.
Ты ж усердно кайся: Бог простит.
Кайся, всякий грех прощается,
а который не простительный,
не простится, так забудется.
Чем же путы мне порушити?
КУТЕРЬМА
У того мурзы седатого,
видишь, нож торчит за поясом.
(Феврония подходит к Бурундаю и вынимает у него нож; тот просыпается. Первые лучи рассвета.)
БУРУНДАЙ
(в просонках)
Ты ко мне, моя красавица!..
(Хочет обнять Февронию и засыпает. Феврония перерезает верёвки.)
КУТЕРЬМА
(вне себя от радости)
Ой, голубчики, на воле я!
Ну, теперь давай Бог ноженьки!
(Ему вновь чудится звон.)
Слышишь? Снова звон неистовый.
Неприязнь сама в клепало бьёт,
тёмный страх наводит на сердце…
И как страх тот расползается,
по рукам, ногам, по жилочкам…
Ходуном пошла сыра земля.
(Хочет бежать, но шатается, падает ничком и некоторое время лежит без движения. Встаёт с отчаянной решимостью.)
Не уйти от мук кромешныих,
не жилец я на белом свету!
Головою в омут кинуся,
буду жить с бесами тёмными,
с ними ночью в чехарду играть.
(Бросается к озеру, но останавливается у берега как вкопанный. Первые лучи зари освещают поверхность озера и отражение стольного города в озере под пустым берегом. Несётся праздничный звон, мало-помалу становящийся громче и торжественнее. Кутерьма кидается обратно к Февронии. В безумном удивлении показывая на озеро.)
Где был бес, там нынче боженьки;
где был Бог, там ничегошеньки!
Где же бес теперь, княгинюшка?
(исступлённо хохочет)
А-ха, ха, ха, ха! Бежим, голубушка!
„Он“ велит мне Китеж град найти.
(дико)
Га!
(Убегает, увлекая за собой Февронию. Крик его разбудил татар.)
ТАТАРЫ
Кто там бешеный кричал-вопил?
Раным-рано нас, татар, будил?
Уж не вороги ль подкралися?
Али время нам в поход идти?
(увидя видение в озере)
Чудо, чудо непонятное!
Ой вы, воины татарские,
просыпайтесь, пробуждайтеся!
Поглядите, подивитеся!
(с изумлением)
Хоть над озером пустым-пусто,
в светлом озере, как в зеркале,
опрокинут виден стольный град…
Словно в праздник да на радостях
звон весёлый раздавается.
(На татар нападает безотчётный страх.)
Прочь бежимте! Прочь, товарищи!
Прочь от мест сих! От проклятых!
Не случилось бы недоброго! Он велик…
(на бегу)
Ой!
(Разбегаются в разные стороны.)
Страшен русский Бог!
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
(Тёмная ночь. Глухая чаща в керженских лесах. Поперёк лежит вырванная с корнем ель. В глубине прогалина, и в ней поросшее мхом болотце. Через частые, цепкие кусты пробирается в разорванном платье Феврония; безумный Кутерьма следует за нею.)
ФЕВРОНИЯ
(Обессиленная, садится на ствол.)
Ой, нельзя идти мне, Гришенька:
от истомы мне неможется,
резвы ноги подкосилися.
КУТЕРЬМА
Недосуг бы, мухоморы ждут…
Да уж сядем здесь, княгинюшка.
Ты на пень, а я на муравейник.
Экий бес-то у меня затейник!
(нагло и подбоченясь)
Возгордилась ты, княгинюшка,
за столом за княжьим сидючи,
не узнала друга прежнего.
(про себя)
Вместе ведь ходили по миру.
(жалобно, как нищий)
Дай мне бедному, безродному,
дай озубочек голодному,
дай мне щец хлебнуть хоть ложечку,
дай просвирочки немножечко.
ФЕВРОНИЯ
Были ягодки, да ты ж их съел.
КУТЕРЬМА
(скороговоркой)
Бес их съел… моей душой заел.
То-то нам удача выпала!
Шутка ль из болота ржавого
угодити в ложню княжую?
Вот уж прямь княгиня знатная;
жаль что лапы-то лягушечьи.
(дико)
Ха, ха, ха, ха, ха, ха, ха!
ФЕВРОНИЯ
(кротко)
Не глумися, а одумайся;
помни, что за грех свершил еси.
КУТЕРЬМА
Старая погудка, старый лад!
Я не грешник, Господу приспешник,
рая светлого привратничек.
Не губил я душ невинныих,
причислял их к лику мученик,
умножал Христово воинство.
ФЕВРОНИЯ
Гриша, Гриша, замолчи и плачь!
Плачь, коль слёзы есть.
Слезою выйдет.
КУТЕРЬМА
(всхлипывая)
Право, жаль мне Гришу старого.
Хорошо тому душу спасать,
кто живёт умом да хитростью.
Скажет сердцу он послушному:
„Коли глухо ты к чужой беде,
мысли-помыслы поглубже спрячь!
Будем делать повеленное,
всех любить да лишь себя губить,
нищих жаловать, поганых псов:
на том свете всё окупится“.
ФЕВРОНИЯ
Боже, смилуйся над Гришенькой,
Ты пошли любви хоть крошечку,
слёзы дай ему умильныя!
КУТЕРЬМА
Вот как раз и осерчала! Видишь?
(почти шёпотом)
Ну, давай молиться, если хочешь…
Только не Ему; ведь на Него-то
и смотреть нельзя: навек ослепнешь.
Помолюсь-ко я сырой земли;
(Пристаёт как дитя.)
научи меня земли молиться,
научи-ко, научи, княгинюшка!
ФЕВРОНИЯ
Я ль не рада научить тебя?
Повторяй же слово за слово.
(Кутерьма становится на колени.)
Ты земля, наша мати милосердная!
КУТЕРЬМА
(повторяя)
…милосердная.
ФЕВРОНИЯ
Всех поишь ты нас,
кормишь злых и праведных.
КУТЕРЬМА
…злых и праведных.
ФЕВРОНИЯ
Ты прости согрешенья
Грише бедному!
КУТЕРЬМА
…Грише бедному!
ФЕВРОНИЯ
А греху нет названья, нет и имени.
КУТЕРЬМА
А не свесить греха-то и не вымерять.
ФЕВРОНИЯ
Ты, земля, острупела от греха того.
КУТЕРЬМА
(с глубоким чувством)
Острупела, родная, вся растлилася.
ФЕВРОНИЯ
Ты пошли источник
слёз горючиих...
КУТЕРЬМА
…слёз горючиих.
ФЕВРОНИЯ
Чтобы было залить чем
тебя, чёрную…
КУТЕРЬМА
(невнимательно)
…тебя, чёрную.
ФЕВРОНИЯ
Чтоб омылась, родная,
ажно добела…
КУТЕРЬМА
(бессознательно)
…ажно добела.
ФЕВРОНИЯ
(увлекаясь)
И на нивушке новой,
белой как хартия,
мы посеем с молитвой
семя новое.
(Кутерьма молчит и испуганно озирается.)
И взойдут на той ниве
цветы райские,
и сама ты, родная,
разукрасишься.
КУТЕРЬМА
(испуганно)
Ай! Кто с тобой сидит, княгинюшка?
Страшен, тёмен и невзрачен он:
смрадный дым из пасти сеется,
очи словно угли пламенны,
а от духу от нечистаго
нам крещёным быть живым нельзя.
(Поспешно вскакивает.)
Ой, помилуй, господине мой!
Не казни холопа верного.
Что прикажешь мне? Плясать, скакать?
Поглумиться ль? На дуде играть?
(Бешено пляшет и свищет.)
Ай люли, народился,
ай люли, в нас вселился
змий седьмиглавый,
змий десятирожный.
Ай люли, с ним жена,
ай люли, рожена,
зла и ненасытна,
нага и бесстыдна.
Ай люли, наливай
чашу сладкую,
ай люли, подавай
мерзость адову.
(свищет; в бешеном ужасе)
Страшно! Скрой меня, голубушка!
Грудью, грудью защити меня!
(Бросается головой на грудь Февронии и на мгновение успокаивается.)
Что же мне? Душа-то девичья,
что в оконнице слюда светла:
неприязнь насквозь мне видима.
Вот она! Глядит невзрачен бес.
Из очей его поганыих
спицы огненные тянутся,
в сердце Гришеньке вонзаются,
жгут его огнём кромешныим…
Где бежать? Куда я скроюся?
Га!
(Убегает с диким воплем.)
ФЕВРОНИЯ
Гришенька!.. Не слышит… убежал.
(Ложится на мураву.)
Хорошо мне стало лежучи,
хворой устали как не бывало.
И земля колышется тихонько,
что дитя качает в колыбели.
Бай, бай, спи, усни,
спи, сердечко, отдохни,
баю, баю, спи же, спи же,
ты ретивое, засни.
(На ветках дерев повсюду загораются восковые свечки. На деревьях и из земли вырастают понемногу громадные невиданные цветы: золотые крыжанты, серебряные и алые розаны, череда, касатики и другие. Ближе к Февронии низкие, чем дальше, тем выше. Проход к болоту остаётся открытым.)
Посмотрю я, что здесь цветиков,
и какие все чудесные!
Раззолочены касатики,
череда-то словно в жемчуге…
Говорят, бывают пташечки
к нам из рая из пресветлаго,
на своих павлиньих пёрышках
семена заносят дивные.
Ах вы цветики нездешние,
райский крин неувядаемый!
как же вы поспели, выросли,
середь былья не заглохнули?
Дивно мне; отколь, неведомо,
не из сада ли небесного,
ветерки сюда повеяли.
И несут духи медовые
и гораздо благовонные
прямо в душеньку усталую,
прямо в сердце истомлённое.
Глубже, глубже воздохни, душа!
Посмотрю я, что здесь цветиков,
и какие все чудесные!
Все вокруг меня сомкнулися
и головками киваючи,
мне поклоны бьют низёхонько,
госпожу свою приветствуя.
Ах вы ласковые цветики,
райский крин неувядаемый!
Таковая превелика честь
не пристала сиротинушке.
(Оглядывается.)
Али вновь весна-красна пришла?
Все болота разлелеялись,
все деревья разукрасились,
что боярышни к злату венцу.
(Запевают весенние птицы.)
Разыгрались пташки вольныя,
тёмны заросли покинули.
Голос Алконоста
(за кулисами)
Укрепись надёжею,
верой несомненною:
всё забудется, время кончится.
Жди, рабыня Божия,
Жди покоя тихого.
ФЕВРОНИЯ
Кто ты, голос мне неведомый,
человек аль птица вещая?
Голос Алконоста
(за кулисами)
Есмь я птица милости,
Алконост зовомая.
А кому пою,
тому смерть пришла.
ФЕВРОНИЯ
Ай же, птица недогадлива!
Чудеса такие видевши,
умереть уж мне небоязно,
и не жаль житья сиротскаго.
(Рвёт райские цветы и плетёт венок.)
Ах вы цветики нездешние,
Не прогневайтеся, милые!
Будет, будет мне
вас наломать, нарвать,
будет мне из вас венки плести.
Разоденусь я в последний раз,
как невеста разукрашуся,
в руки райский крин возьму,
буду ждать, тихонько радуясь:
приходи, моя смерётушка,
гостюшка моя желанная,
приведи мя в место злачное,
где жених упокояется.
(Из глубины прогалины, по топи, усеянной цветами, как посуху, медленно шествует призрак княжича Всеволода, озарённый золотистым сиянием, едва касаясь ногами почвы.)
ФЕВРОНИЯ
(Вновь полная сил, бросается к нему.)
Ты ли, ясный свет очей моих?
Ты ль, веселье несказанное?
На тебя ль гляжу сердечного,
света, жемчуга бесценного?
Ты ли аль подобный точию
Всеволоду князю славному?
ПРИЗРАК КНЯЖИЧА ВСЕВОЛОДА
Веселись, моя невеста, веселись!
По тебя жених пришёл.
ФЕВРОНИЯ
Жив надёжа, друг, целёхонек!
Покажи мне свои раночки,
сорок раночек кровавыих.
Их обмою слёзкой радости,
Припеку их поцелуями.
ПРИЗРАК КНЯЖИЧА ВСЕВОЛОДА
Мёртв лежал я в чистом поле,
сорок смертных ран на теле.
Было то, но то минуло:
нынче жив и Бога славлю.
ФЕВРОНИЯ И ПРИЗРАК КНЯЖИЧА ВСЕВОЛОДА
Мы с тобою не расстанемся
николи во веки вечные,
а и смерть сама, разлучница
пожалеет нашей младости.
ФЕВРОНИЯ
Глянь-ко на Февронию
оком своим ласковым.
ПРИЗРАК КНЯЖИЧА ВСЕВОЛОДА
О, невеста красная,
голубица нежная!
ФЕВРОНИЯ
Око светозарное
нездешним веселием
благодатно просветленное.
ПРИЗРАК КНЯЖИЧА ВСЕВОЛОДА
Каково вы сладостны,
воздухи весенние,
таково твой голос сладостен.
ФЕВРОНИЯ
Ты пахни в уста мои
духом дивных уст,
дивных уст твоих;
а исходят с уст твоих
слова вдохновенныя,
речь тиха проникновенная.
ПРИЗРАК КНЯЖИЧА ВСЕВОЛОДА
Каково на цветиках
чисты росы Божии,
таково чиста слеза твоя.
ГОЛОС СИРИНА
(за кулисами)
Се жених пришёл,
что же медлиши?
Красный пир готов,
поспешай к нему.
ФЕВРОНИЯ
Кто ты, голос мне неведомый,
человек аль птица вещая?
Голос Сирина
(за кулисами)
Птица Сирин я, птица радости,
а кому пою, будет вечно жить.
ПРИЗРАК КНЯЖИЧА ВСЕВОЛОДА
Ты пойми, невеста красная,
разумей их речи вещия.
ФЕВРОНИЯ И ПРИЗРАК КНЯЖИЧА ВСЕВОЛОДА
Даст Господь нам ныне радости,
а её ж не знали мы,
явит оку свет невиданный,
тихий, незакатный свет.
ПРИЗРАК КНЯЖИЧА ВСЕВОЛОДА
Истомилась ты, измучилась
от страстей от всех, от голода.
Вот прими ко укреплению:
нам дорога ведь не ближняя.
(Вынимает из-за пазухи ломоть хлеба и подаёт Февронии.)
Кто вкусил от хлеба нашего,
тот причастен к вечной радости.
ФЕВРОНИЯ
(бросая на землю крошки)
Полно мне, а крошки мелкия
вам посею, пташки вольныя,
напоследок вас полакомлю.
(набожно)
Господи Исусе, ты прими мя,
водвори в селеньях праведных.
(Оба, рука в руку, медленно уходят по болоту, едва касаясь земли. Скрываются из виду. Звон успенский. Райские птицы. Облачная занавесь.)
Голос Сирина
(за занавесью)
Обещал Господь людям ищущим:
„Будет, детушки, вам всё новое:
небо новое дам хрустальное,
землю новую дам нетленную“.
ГОЛОС АЛКОНОСТА
(за занавесью)
Обещал людям страждущим,
людям плачущим… новое…
Обещал Господь людям праведным.
Так сказал. Се сбывается слово Божие,
Люди, радуйтесь: здесь обрящете
всех земных скорбей утешение,
новых радостей откровение.
Голос Сирина
(за занавесью)
Царство светлое нарождается,
град невидимый созидается,
несказанный свет возжигается.
КАРТИНА ВТОРАЯ
(Облака рассеиваются. Град Китеж, чудесно преображённый. Успенский собор и княжий двор близ западных ворот. Высокие колокольни, костры на стенах, затейливые терема и повалуши из белого камня и кондового дерева. Резьба украшена жемчугом; роспись синего, пепельного и сине-алого цвета, со всеми переходами, какие бывают на облаках. Свет яркий, голубовато-белый, со всех сторон, как бы не дающий тени. Налево против ворот княжьи хоромы; крыльцо сторожат лев и единорог с серебряной шерстью. Сирин и Алконост – райские птицы с женскими ликами – поют, сидя на спицах. Толпа в белых мирских одеждах с райскими кринами и зажжёнными свечами в руках; среди толпы Поярок зрячий и Отрок, бывший его поводырём.)
Алконост
Двери райския…
Сирин
…вам открылися.
АлконосТ
Время кончилось.
Сирин
Вечный миг настал.
(Все кланяются Княжичу и Февронии, которые входят в ворота. Феврония в блестящих одеждах.)
НАРОД
Будь тебе у нас добро, княгиня.
ФЕВРОНИЯ
(Не помня себя от удивления, ходит по площади, всё осматривая, и в восторге плещет руками.)
Царство светозарное! О, Боже!
Терема, врата и повалуши
ровно бы из яхонта.
Инороги среброшёрстные!
Что за птицы пречудесныя,
голосами поют ангельскими!
(Народ окружает Княжича и Февронию и запевает свадебную песнь под звуки гусель и райской свирели, бросая под ноги цветы: розаны и синие касатики.)
НАРОД
Как по цветикам по лазоревым,
по плакун-траве по невянущей
не туманное плывёт облачко,
к жениху идёт невестушка.
Играйте же, гусли,
играйте, свирели.
ФЕВРОНИЯ
(Вслушиваясь в песню, схватывает Княжича за руку.)
Свадебная песня-то, а чья же свадьба?
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Наша же, голубушка.
НАРОД
Светлой радугой опоясана,
с неба звёздами вся разубрана,
сзади крылия тихой радости,
на челе напрасных мук венец.
Играйте же, гусли,
играйте, свирели.
ФЕВРОНИЯ
Эту песню там ведь не допели.
Помню, милый. То-то дивно!
НАРОД
Окурим её темьян-ладаном,
окропим мы живой водицею;
а и скорбь-тоска позабудется,
всё, что грезилось, само придёт.
(На крыльце княжьих хором появляется князь Юрий.)
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
(указывая на князя Юрия)
Вот и свёкор, князь родитель мой.
НАРОД
Милость Божья над тобой, княгиня.
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Милость Божья над тобой, невестка!
ФЕВРОНИЯ
(Кланяется на все четыре стороны.)
Кланяюсь вам, праведные люди,
и тебе, мой свёкор-батюшка.
Не судите вы меня, сиротку,
простоту мою в вину не ставьте,
а примите в честную обитель,
во любви своей меня держите.
А тебя спрошу я, свёкор-батюшка:
не во сне ль мне то привиделось?
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Сон-то нынче явью стал, родная,
что в мечте казалось, ожило.
ФЕВРОНИЯ
Люди добрые, поведайте:
шла сюда я лесом с вечера,
да и шла-то время малое,
а у вас здесь несказанный свет,
словно солнце незакатное.
Отчего у вас здесь свет велик,
само небо лучезарное,
что бело, а что лазорево,
инде ж будто заалелося?
Княжич Всеволод и КНЯЗЬ ЮРИЙ
Оттого у нас здесь свет велик,
что молитва стольких праведных
изо уст исходит видимо,
яко столп огнистый до неба.
СИРИН, АЛКОНОСТ И КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Без свещей мы здесь и книги чтём,
а и греет нас как солнышко.
ФЕВРОНИЯ
Отчего здесь ризы белыя,
словно снег на вешнем солнышке
искрится, переливается,
больно глазу непривычному.
Отрок, Княжич Всеволод, Поярок и Князь Юрий
Оттого здесь ризы белыя,
словно снег на вешнем солнышке,
что слезой оне омылися
изобильною, горючею.
Сирин, Алконост, Отрок, Княжич Всеволод, Поярок и Князь Юрий
Таковыя же ризы светлыя
и тебе здесь уготованы.
НАРОД
Милость Божья над тобою.
Буди с нами здесь вовеки,
водворися в светлом граде,
где ни плача, ни болезни,
где же сладость бесконечна,
радость вечна…
ФЕВРОНИЯ
О, за что же эта радость?
Чем я Богу угодила?
Не святая, не черница,
лишь любила в простоте я.
Сирин, Алконост, Княжич Всеволод и Князь Юрий
Поднесла ты Богу-свету
те три дара, что хранила:
ту ли кротость голубину,
ту любовь ли добродетель,
те ли слёзы умиленья.
НАРОД
Милость Божья над тобою...
КНЯЖИЧ ВСЕВОЛОД
Ай же ты невеста верная,
время нам и в церковь Божию,
в церковь Божию ко злату венцу.
ФЕВРОНИЯ
Милый мой, жених желанный!
Там в лесу остался Гришенька;
он душой и телом немощен,
что ребёнок стал он разумом.
Как бы Гришеньку в сей град ввести?
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Не приспело время Гришино,
сердце к свету в нём не просится.
ФЕВРОНИЯ
Ах, кабы мне грамотку послать,
утешенье Грише малое,
меньшей братии благую весть?
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Что ж! Фёдор грамоту напишет,
отрок малый Грише донесёт:
пусть по всей Руси поведает
чудеса велики Божии.
(Поярок кладёт на точёные перила княжьего крыльца длинный свиток и готовится писать. Феврония и князья около него.)
ФЕВРОНИЯ
(к Поярку)
Ну, пиши. Чего же не сумею,
люди добрые доскажут.
Гришенька, хоть слаб ты разумом,
А пишу тебе, сердечному.
(Поярок пишет.)
Написал аль нет?
ПОЯРОК
Написано.
ФЕВРОНИЯ
В мёртвых не вменяй ты нас, мы живы;
Китеж град не пал, но скрылся.
Мы живём в толико злачном месте,
что и ум вместить никак не может;
процветаем аки финики,
аки крины благовонные,
пенье слушаем сладчайшее
Сириново, Алконостово.
(к Князю Юрию)
Кто же в град сей внидет,
государь мой?
КНЯЗЬ ЮРИЙ
Всяк, кто ум не раздвоён имея,
паче жизни в граде быть восхощет.
ФЕВРОНИЯ
Ну, прощай, не поминай нас лихом.
Дай Господь тебе покаяться.
Вот и знак: в нощи взгляни на небо,
как столпы огнистые пылают;
скажут: пазори играют… нет,
то восходит праведных молитва.
Так ли говорю я?
НАРОД
Так, княгиня.
ФЕВРОНИЯ
Ино же к земли приникни ухом:
звон услышишь благостный и чудный,
словно свод небесный зазвенел.
То во Китеже к заутрене звонят.
Написал, Феодор?
ПОЯРОК
Написал.
(Отдаёт Отроку свёрток.)
ФЕВРОНИЯ
(к Княжичу Всеволоду)
Ну, теперь идём, мой милый!
НАРОД
Здесь ни плача, ни болезни,
сладость, сладость бесконечна,
радость вечна…
(Двери собора распахиваются, являя неизречённый свет.)